Послышалось... Тогда Юрик не обратил внимания на обрывок чужого разговора.
Дед с Пал Семёнычем трепались о новостях и старостях, пересказывая их друг дружке подробно, язвительно, небрежным тоном. Избегали впадать в ностальгию. Вдруг мелькнуло: "Юрка-заступница", или чего-то типа того... Именно так, в женском роде.
Возможно, речь шла о часовенке Девы-заступницы? Библейские сюжеты и термины в стране заменил упрощённый суррогат, называемый попросту ― Дева.
Бога-отца и все мужские ипостаси высших сил Дед вытеснил из общественного внимания. Не нужны.
В государстве насаждался псевдорелигиозный культ Девы. Визуально: одинокой молодой женщины с ребёнком или без, скромной и всем довольной. Легенды не было, только иконография. Большие и малые города наводнялись аккуратными часовенками с её изображением: скульптуры, барельефы. Девы стояли, сидели, парили в окружении детей, кошечек-собачек, разных амулетов и целительных артефактов. Что-то нужно потереть, куда-то положить монетку, а кое-что купить рядом в лавочке. Нет денег на душистое лечебное масло? Вот календарик с прославляющей её доброту молитвой. И на него нет денег? Погладь хвост котика, трущегося у ног Девы. Исцелишься, деньги появятся.
Проявив чёрный как смоль юмор, Дед назвал отделение, заведующее похищением и перепродажей детей: "ДЭВа". Расшифровка: "Дети - это валюта". ДЭВ против Девы, так сказать...
Бытовой эрзац религии легко прижился в народе. Дева - изначальное женское божество с понятной атрибутикой. Добавлено чуть-чуть новых деталей. Хризантема ― её цветок. Восьмёрка - её число. Символ женской фигуры, подобной песочным часам, и одновременно символ бесконечности ― защита от безвременной гибели. Но!.. Не от благородной, спасительной оцифровки, которая суть гордость страны, единственной в мире страны, дающей каждому шанс на спасение от старости, выход из смертельной болезни или переход на высшей уровень бытия! Разумеется, воспринимались эти талисманы с точностью наоборот: как оберег от ужаса цифровой эвтаназии.
Магнитики, значки, календарики с хризантемами продавались повсюду за копейки. Возле часовенок торговали букетами. Народ сам додумал символику цвета: голубые лепестки ― для тех, кто мечтает о сыне, розовые - о дочери, жёлтые - кому хочется разбогатеть... Белые ― от внезапной беды.
Браслетик - белая восьмёрка из хризантем - был практически на каждой детской ручонке...
Ну, вот, Юрик и решил, что его имя мелькнуло в разговоре случайно, как инспектора этих часовенок. Ан, нет...
Разминувшись в дверях с начальником внешнеторгового отдела, ― которому Юрик из гуманизма не отдал документы на одного проштрафившегося со сроками поставщика, а то у Деда разговор короткий... ― он услышал хлопок по столешнице и отчётливо недовольное: "Юрка-заступница!"
Что за ерунда?
В ответ на прямой вопрос Дед раскатился рычащим смехом:
- А ты не знал, как тебя за спиной называют?
- Но почему?!
- Да ты постоянно за всех просишь! Ты меня задрал уже со своими убогими, Юрка-заступница!
Это какое-то суперизвращённое оскорбление.
- Лев Максимилианович, при всём уважении...
- Юра, что ты конкретно от меня хочешь? Давай сделаем общую рассылку. Или нет, лучше... Я вызову весь штат Резиденции на построение и запрещу им употреблять в отношении тебя это прозвище?!
Дед нахмурился и резко сменил тон:
- Что у тебя в руке?
Юрик с честными глазами протянул её к Деду. В руке у него была часть аналогового прибора ― шкалы газоанализатора, крайне далёкой от милосердия вещи. Тонкие стеклянные трубочки в мелкой поперечной штриховке разных цветов. "Шкалы надежды". Они показывали уровень гормонов у людей, оказавшихся в зале цифровой эвтаназии: кто был помилован, и кто ей подвергся. Несколько минут назад.
Напрочь лишённый эмпатии, цифровой тиран распорядился эвтаназию производить в дальней лаборатории, а перед ней в проходном зале, где оформляют документы, часть капсул расположить в пустыми, якобы открытыми для проветривания, ха-ха. Развесить устрашающие информационные плакаты в зале ожидания без дверей. Газоанализаторы дыхания были везде - в дверях, над креслами и непосредственно вокруг капсул.
"Шкалы надежды" Дед оцифровывал и анализировал их лично. Как себя чувствовали приговорённые на входе? В зале ожидания? Внутри капсулы? А невиновные, без предупреждения вызванные туда? Он хотел выяснить, как влияет на процесс оцифровки надежда и отчаянье. Признание своей вины. Сознание произвола власти. Отсрочка не приведшая к помилованию. Во всём этом Юрик, мало-мальски не боявшийся оцифровки, участвовал в свободное время ― служил контрольным экземпляром. Юрка-заступница, серьёзно? Возможно ли придумать более циничную роль? Нет предела совершенству. Наверное, возможно.
- Не прокатило, Юра, - прищурился Дед, - что во второй руке?
- Ничего, - Юрик поднял пустую открытую ладонь, с ловкостью фокусника уронив осколок фарфора в рукав.
И это не прокатило.
- У меня очень хорошее зрение... ― сказал Дед. ― Гораздого острей прежнего.
Осколок был от парадного сервиза, который грохнула девушка из прислуги. Весь поднос целиком. За это ей грозил допрос прямо сразу там ― в зале цифровой эвтаназии и с большой вероятностью она самая...
Эти сервизы не антикварные, они сувенирные. Их дорого продают иностранным гостям на память о посещении логова цифрового тирана. Кокнуть такой сервиз - значит получить возможность приторговывать осколками возле туристических автобусов.
Когда Юрик увидел глаза этой девушки, когда смог отцепить её руки от своих ботинок "я-не-нарочно, я-не-нарочно", то пообещал заменить сервиз, минуя отчёт службе охраны. Передать его сразу в снабжение. Затем и осколок ему был нужен, что по цвету и узору на разные мероприятия подавались разные сервизы. Но почему сразу в карман не сунул?!
А ведь и правда... Много ли раз Юрик приходил к тирану с отчётом, без дополнительной личной просьбы за кого-то? Но это были такие мелочи! Как этот сервиз! Ну, вот совсем мелочи! Не обращал внимания...
- Юра. Ты в курсе, что они на тебя билеты продают? На место и время, когда и где ты по коридорам ходишь?
- Кто они? - машинально спросил Юрик.
- Те, кого оцифровали только что! Кого ты в другой руке принёс, в шкалах этих! Моя-твоя охрана, скоты. Надо же дерзкие какие... Совсем страх потеряли: они мне принадлежат, ты мне принадлежишь... При этом они тобой торгуют и со мной не делятся!
Дед здраво оценивал концентрацию сволочей вокруг себя. Юрик припомнил: да... Утром лица охраны были другие, точно.
- Лев Максимилианович, но сервиз-то я могу заменить? Снабжение, вроде как, моя сфера ответственности.
- Я тебя ненавижу... - кладя подбородок на кулак, проникновенно сказал Дед.
- Спасибо. Обещаю, что подобное больше не повториться.
Оно повторилось в тот же день после обеда.
2.
Юрик тем и бесил, и озадачивал, и восхищал Деда, что был простым как стёртый пятак. То есть, очевидно не фальшивый, раз так долго в обращении. Когда за серебряный рубль подслеповатому умирающему тирану он пытался подсунуть свою медь, и того не смог. По сей день крутится, живёт. Всём нужный. Сто раз на дню переходит из рук в руки.
Дед ― стратег, азартный игрок, очень долго пытался понять, чем живёт этот холуй ― прирождённый тактик? Даже не особенно вороватый. Исполнительный как чёрт, взявший в кредит свежую душу. Как так-то? Как можно существовать, не планируя дальше, чем на пару шагов?
А разгадывать тут было нечего. Позволение на цифровую эвтаназию давно уже стало единственной мечтой Юрика. Ну, ещё поспать... Непродолжительные сны мучили его кошмарами тесных, наглухо застёгнутых костюмов. Жёстких воротничков. Галстуков, которые не получается развязать. Тело и само бытие мешали ему, плотское, материальное бытие.
Юрка-заступница и не думал брать на себя подобную роль. Хотя классическое распределение на доброго и злого соправителя идеально вписалось в жизнь Резиденции. Он жил, как живётся, реагировал на то, что случается. Не делил штрафников на значимых и неважных. Его ум - чуткий ум лакея с первых слов улавливал суть проблемы и находил самый лёгкий выход раньше, чем проситель закроет рот. Ноль рефлексии. Юрик автоматически оказывался на стороне любого и каждого, примчавшегося к нему со своей бедой.
Так и крутился, так и служил ― простой медный пятак, грезящий о переплавке в криптовалюту...
3.
Фишкой личной гвардии тирана, властной над всеми прочими, охранявшей Резиденцию Шандал, стала улыбка. Отбеленные до сияния зубы и натренированная быстрая, широкая улыбка, от уха до уха, как белая вспышка.
― Вы ж ходите по туристическому объекту! ― втирал Дед перед строем, дружелюбие воспитывал. ― Вы ж лицо его! А ну, покажте!..
... и улыбка-вспышка прокатывалась по строю, как световая волна по коридору, как расчёт на первый-второй.
Трутни. Элита. Свежие, крепкие яблочки.
Одна из их не озвученных функций: улучшение генофонда. Наделённые преимуществом сменного графика, гвардейцы часто гуляли по городу, ища половых радостей и находя их в количестве.
Вторая подразумеваемая функция: развлекаясь, устрашать. Ради тренировки гвардейцы отправлялись гулять по трущобам, искать приключений.
Сверхъестественно чуткий к фальши, Дед проводил селекцию, отбирая тупеньких, бесстыдных, стремительно послушных, лишённых малейшего представления о морали. Никакой агрессии. Этим не нужна агрессия. Только исполнительность. Реакция быстрая как ветер.
Обменявшись улыбками-вспышками, через мгновение они могли схватить и волоком-бегом увести в оцифровку любого человека, на которого Дед указал движением бровей. Кого угодно. Без малейшей заминки. Патрулировали Резиденцию четвёрки гвардейцев. Если троим было приказано отвести четвёртого на расстрельный оцифровочной этаж, за миг скоординировавшись, они обменивались ровно той же белой улыбкой-вспышкой. Без тени фальши.
У этих парей не было никого, кроме Деда, тем более чувства локтя своей гвардейской страты.
4.
Никогда не знаешь, где тебя настигнет экзистенциальный кризис. Юрика он настиг между белозубых гвардейских улыбок.
Всё случилось на парадной лестнице, на мраморных ступенях, широких и плоских, как прибрежные волны в штиль.
Топот.
Гвардейцы метнулись на верхний пролёт.
Два громких выстрела.
Эхо и рикошет.
Юрик успел безэмоционально отметить про себя: знал. Однажды покушение должно было случиться. Почему бы ему не удаться с первого раза.
Нет, не в него стреляли.
Парень в серой униформе ДЭВа, здоровенный бычара, паркурщик и боксёр сиганул через перилла этажом выше. Кувырком слетел по лестнице. Сто с лишним килограмм отличного мяса упруго пересчитали ступени, остановившись ровно у Юрика под ногами. Там ДЭВ замер, не поднимая головы.
Испуг улетучился, не успев сгуститься.
Юрик огляделся: "Кордебалет впечатляет..."
Его четвёрка рядом. Восемь патрульных на входе в выходе музейных анфилад. Кемаль, старший над клинингом, с пушкой дулом вверх появился из двери, которую Юрик всю жизнь считал стенной шпалерой. Ещё четверо в бело-синей форме отдела цифровой эвтаназии целились в бычару ДЭВа с того пролёта, откуда он сиганул вниз.
Остальные тоже целились ― в бело-синюю четвёрку. Ох и огребут они, когда Дед узнает... И за сам инцидент, и за стрельбу в Резиденции. Безо всякого снисхождения огребут ― за стрельбу в непосредственной близости от Юрия Александровича...
Тишина...
На розовый с прожилками мрамор парадной лестницы льётся свет из высоких окон...
Над головами чирикает случайно залетевший воробей...
От телохранителя слева пахнет лимонной жвачкой...
Далеко в музейной галерее что-то вещает гид...
Сцена зажелировалась, как прозрачный мармелад, в зыбкой неподвижности.
Патрульных гвардейцев заклинило. Стреляя глазами друг в друга, они так и обменивались улыбкой-вспышкой. Ни у кого не было правомочности что-либо делать с человеком, находящимся в непосредственной близости к Юрию Александровичу. Даже у четвёрки секюрити, подпиравшей его плечами, светившей дулами в голову прыгучего ДЭВа.
Юрик между тем выслушивал от его склонённой башки, от его затылка бесконечно знакомую песню - "я не нарочно, я всё исправлю".
Ну, окей...
- Что именно ты исправишь?
Бычара вскинулся:
- Я приведу её! Немедленно! Сегодня же!
Нет, не окей...
Такое Дед не прощал, шансов у парня не было.
Мелко-самолюбивые, зависимые от чужого мнения люди не прощают предательства. Дед был крупно самолюбивый. Для него предателей не существовало, только дураки. Бесполезные существа. Измена предполагает хотя бы примерное равенство. Кто же равен цифровому тирану в его логове? Он не прощал халатности. Окружение принадлежало ему на правах вещей, а вещь равняется своей функции. Плохо исполняет её? В мусор.
Желая услышать суть происшествия кратко и конкретно, Юрика подманил сине-белого гвардейца эвтаназии присесть рядом на широкий мрамор перилл. Тот остался стоять.
История оказалась тухлой, вонючей, безвыходной.
5.
Дед торговал детьми под такими соусами, на какие хватало его изобретательности. Лучшие легенды-соусы ― про спасение.
Хорошенькие девочки всегда продавались и удочерялись лучше мальчиков. Дети инвалиды ― лучше здоровых, как это ни странно. Их не должно быть много, их проблемы со здоровьем не должны быть единообразны. Чтобы не вызвать подозрений, что дело поставлено на поток, и усыновители поддерживают бесчеловечные калечащие практики цифровой тирании. Плюс ещё требовалось исключить тот риск, что ребёнок может рассказать что и кто с ним сделал. Инвалиды нужны настоящие природные. Годится порча ДНК и внутриутробная тоже. Но лучше всего шёл "Болливуд"! Разлучённые братья и сёстры. Близнецы, это вообще супер. Плюс выгода освещения процесса, съемка сюжетов о поиске, о воссоединении...
Из такой пары, ― подлежащих разлучению братика и сестрёнки, три-четыре года им было, ― тупой бычара-ДЭВ и упустил девочку с церебральным параличом. Её должны были похитить у юной, легкомысленной матери. Здоровый брат близнец при этом оставался дома. При удочерении сестрёнки за границей Дед имел отличные шансы: во-первых ― торговаться за любую информацию. Во-вторых - развернуть дискуссию, мягко сказано... Устроить шикарную свару на счёт разлук и желанного воссоединения. Где? На каких правах? Он участвовал бы в дискуссии от лица многих своих аватаров... Роскошно: выгодно, весело!
В тот день мать с дочкой отправились к часовне Девы в Облачках, поставить белые свечи перед её барельефом. За детей обычно клали яблоки и белые цветы, но мать всё ещё надеялась на выздоровление: "Болезнь пройдёт, как свеча догорит".
Отдельным коварством тирана было сделать только пять на всю столицу часовен, посвящённых Деве в Облачках ― путешественнице и детской целительнице. Стояли они на окраине, вдалеке от жилых кластеров. Там, где велик риск похищений.
Поскольку мать с дочкой едут в чужой, неблизкий район на трамвае, они захотят отдохнуть. Посидеть в сквере или напротив в кафе. Вечером... Далеко от своего дома...
Тупой бычара должен был под видом бармена караулить в кафе, отвлечь мать, соблазнить на быстрый секс и дать знак киднепперам.
В отношении простых людей условия игры Дед соблюдал жесточайшим образом: никаких нападений при матери, никаких проникновений в жилище. Не для того он строил эти инкубаторы "Шесть в кубе". Никаких нападений в светлое время суток рядом с домом.
Девочка сидела за столом. Она была почти нормальная, только ходила плохо. Ела сама, разговаривала хорошо и смеялась как солнышко.
К молодой матери подошла её подруга, оказавшаяся здесь с целью попросить Деву в Облачках о ребёнке. Она была бездетной, а это не поощрялось общим укладом, понижало социальный статус морально и материально.
Свечерело.
Вокруг ниши с Девой затеплилась подсветка барельефа ― венок из облачков.
Шафранными грушами поспели фонари до настоящих сумерек.
Подруги вместе пошли к часовне. Буквально сотня шагов в пределах видимости кафе. Девочка осталась за столиком у окна.
ДЭВу не пришлось даже знакомиться и флиртовать! От него требовалось всего лишь дать знак, совершить звонок без единого слова! Трое, промышлявших в этом районе, бичей утащили бы ребёнка в момент, как вороны!
Тупой ДЭВ отвлёкся на толстозадую шалаву и не сделал звонка.
Мать с подругой вернулись, взяли девочку за руки и ушли к трамваям, карамельно-ярким в полумраке.
Поняв, что натворил и каковы его шансы дожить до утра, бычара-ДЭВ рванул за ними, нарушая все мыслимые законы. Он был, разумеется, перехвачен, и даже был бит. Патруль впервые столкнулся с дебилом такого масштаба. Но сам бычара ничего не понял! Идея приказа, как незыблемого алгоритма действий и бездействий, не смогла поселиться в его мозгу. И теперь у ботинок Юрия Александровича двухметровый, стодвадцатикилограммовый ДЭВ клятвенно обещал тоже самое, что немедленно ворвётся в дом и заберёт у матери хроменькую трехлетку...
6.
На противоположной стороне лестницы, на изгибе мраморных перилл сидел цифровой тиран и с интересом наблюдал сцену.
Получи, Юрка-заступница. Вот теперь, когда под твоим ботинками не дурочка из прислуги, не воришка, не рассеянный лаборант, а киднеппер, ДЭВ, самый настоящий урод, что ты будешь делать?
Кемаль возле правителя что-то высказывал ему близко к уху. Дед кивал. Ждал. Подсказывать Юрику он явно не собирался.
Веселуха.
Юрик сложил в уме несколько фраз: "ничем не могу помочь", "заберите его", "это недопустимая халатность", но не произнёс ни одной. Как-то не выговаривались, не произносились они у него.
Почувствовав себя в капкане, Юрик вдруг понял, что отдыхает в этом капкане. В неподвижности мыслей, где они бессильны. Где морально и формально всё так однозначно.
В широкие, арочные, застеклённые прямоугольниками окна шёл мягкий свет...
Чирикала птица, надо выпустить...
Сама вылетит...
Было тихо, спокойно...
Несколько минут назад Юрик спешил куда-то, но забыл куда и не хотел вспоминать, и опоздать не боялся...
Внутреннюю тишину царапала только крошка досады перед неразрешимостью ситуации. Должен же быть выход? Хоть из спортивного интереса должен Юрик его найти?
Деду наскучило раньше. Терпение - не его конёк. Марафонская выдержка, связанная с многолетними, грандиозными планами - это да. Бытовая, где надо лишнюю минуту подождать - нет.
- Юра? - вопросительно наклонив голову, Дед перешёл лестницу, сел рядом и положил руку ему на плечо. - Твоё решение?
Было мраморно тихо...
"Какого лешего? - подумал Юрик. - Девиантный бычара воленс-ноленс помешал разрушить семью, отвёл горе. Именно потому что он такой дебил, я сижу на этой лестнице и вижу свет. Вижу окна с этого ракурса... ДЭВ не станет человеком, один шанс из тысячи, но вдруг? К тому же, ведь и мы давно перестали быть людьми. Тупой бык может случайно для чего-нибудь ещё пригодиться. Для непредвиденного, как эта солнечная лестница".
- Юра? - повторил Дед.
Юрик очнулся:
- Перевод к штрафникам, отработка долга пять лет.
― Чего-о?
Цифровой тиран молитвенно воздел руки к небу:
- Я сам виноват. Но почему? Юрочка, объясни! Я знаю, что ты не бесхарактерный, не прикидывайся, я хорошо тебя знаю. Почему?
- От балды. Я так решил.
Дед широко раскрыл львиные, стеклянные глаза и уважительно кивнул:
- Принимается... Мальчик вырос, пора купить ему страну. Какую желаешь, похолодней, пожарче? Стоп, а если я добавлю условие: либо я и дальше слышу твои заступничества, либо этот урод - последний. Что тогда?
- Лев Максимилианович, я обычная пешка и назад не хожу. Этот. Что сделано, то сделано.
Дед скользнул вниз на ступени, резко махнул гвардейцам идти за собой.
Остановился.
Бросил Юрику через плечо:
- Ты мне поверил?
- Нет, - отрапортовал Юрик, живо вставая перед хозяином.
Дед развернулся:
- А это почему?
Юрик поклонился с характерным видом лакейской наглости:
- Интуиция.
- Вот же ж... Кемаль, пригляди за ним. Без наружки до завтра. Я с отделом разбираться буду. Как вообще допустили этот цирк?! Дебил на дебиле и дебилом погоняет. Полная Резиденция чертей. Только жрут за казённый счёт и прислугу дерут по углам.
Ушёл в галерею.
Кемаль бочком, с извиняющейся улыбкой приблизился к Юрику:
- Лев Максимилианович подразумевает, чтобы сегодня вы не покидали Резиденции, пожалуйста.
Интересно звучит это "пожалуйста" в сочетании с гортанным акцентом и взглядом, который просверлит бетонную стену.
- Хорошо, Кемаль. Ты не знаешь, эти патрули, они ведь не тут по времени должны были быть... Это на меня одного столько охраны? В чём смысл?
Кемаль покачал головой:
- Моё дело маленькое.
Бычара поднял морду. Голубые глазёнки, в кровь искусанные губы:
- Юрий Александрович, скажите, чем я могу...
Надоело, сил нет...
Юрик перебил:
- Купи белые хризантемы и отнеси Деве, в ту же часовню.