Разумеется, сперва было много крика. Этим занималась в основном Ленка: бабушка правильно рассчитала, что самой ей сейчас следует играть роль почти смертельно измученной старушки, которая до глубины своей хрупкой души и еще более уязвимого тела потрясена некомпетентностью аэропортовских работников. Потом она, конечно, отыграется и на внучке тоже, но потом - оно и в Берлине потом.
Вскоре выяснилось, что на вечерний рейс в Стокгольм их все-таки посадить не удастся. Шурочка уже приготовилась было объединить вокальные усилия с Ленкой, но тут аэропортовская братия капитулировала. И то сказать, это ведь была исключительно их ошибка: бестолковый сопровождающий, такой классический Махмуд из неполиткорректного анекдота, по-английски ни слова, завез коляску с бабушкой к воротам, откуда отправлялся рейс совсем другой компании, да еще и успокаивал начавшуюся тревожиться Ленку: "Кайне паник! Кайне паник!"
Ленка еще немного покричала на тему, что они теперь опоздают - и здоровье старой женщины, по вине аэропорта не успевшей попасть на свадьбу внука, будет окончательно подорвано. Ей с сокрушенным видом закивали, признавая право на материальную компенсацию - но подходящего рейса в любом случае сегодня нет, их вообще мало (Шурочка молча согласилась: это верно, иначе не летели бы они с пересадкой в Берлине). Поэтому аэропорт предлагает следующий вариант: провести ночь в гостинице за его, аэропорта, счет, а завтра утром, в 10.30, за два часа до нового рейса, сотрудники придут в их номер, помогут с багажом, с инвалидной коляской... ну и вообще со всем.
Бабушка незаметно кивнула - и тут же Ленка кивнула заметно.
Гостиница находилась совсем недалеко от выхода из основного здания, только площадь пересечь. Тем не менее их сопровождали сразу двое служащих, красавцы безупречно европейской внешности и с безупречным же английским (ну, насколько Шурочка со своим очень даже упречным могла судить): один катил инвалидное кресло, второй взял весь багаж.
Девушкам вообще ничего не досталось, так что встревоженная Ленка пару раз пыталась перехватить хоть одну из багажных сумок: иначе бабушка "за безделье" будет пить из нее кровь, как вампир, и выгрызать мозг, как зомби. Шурочке это не грозило: во-первых, она не родная внучка, а троюродная вода на киселе, а во-вторых...
Во-вторых, на нее где сядешь, там и слезешь: они со старушкой в таких вопросах, что называется, близки по духу. Это выяснилось давно, еще когда та вполне бодро на ногах семенила. С той поры между ними установилась полная ясность и даже нечто вроде взаимного уважения.
Служащие провели их мимо изумрудного газона, вдоль аллеи с вяло, в полсилы работающими фонтанчиками и редкой чередой молодых, еще почти не дающих тени, платанов, со скамейками под каждым из них. Все скамейки оказались украшены дремлющими в живописных позах бомжами: вот вам и Европа! Ну ладно, до бомжей они по ароматичности все же слегка не дотягивали, так что пусть будет - бродяги.
Последняя скамейка располагалась почти прямо против гостиничного входа, так что к бомжебродяге Шурочка присмотрелась особо. Был он одет во что-то заношенное полумилитарное, довольно молод, широкоплеч и то ли могуче неумыт, то ли загорел до кокосового оттенка. Спал как убитый, уронив щеку на старый рюкзак.
***
В самой гостинице внезапно возникла проблема. Девушки были уверены, что раз администрация аэропорта признала свою вину, то ей и платить - но красавцы, сверкая в высшей степени дружескими улыбками, объяснили: поселяющимся, оказывается, сейчас надлежит заплатить самим, получить чек и прислать его копию на счет аэропорта, который и возместит все затраты. У Ленки была принимаемая тут кредитка и деньги на ней, но она обоснованно сомневалась, что сумеет правильно осуществить все последующее.
- Сними чек на мобильный, - вдруг подала из кресла на колесах голос бабушка. - Отправь Коле.
Произнеся это, она смежила веки, подобно мудрой черепахе, и вновь погрузилась в молчание.
И в самом деле! Коля, Ленкин младший брат, на чью свадьбу они и летели, наверняка сделался достаточно шведом, чтобы разобраться в таких материях. А если все-таки нет, то его Брунгильда подскажет. Она уж точно шведка.
Колину невесту на самом деле звали не Брунгильда, а Ингрид, но это имя вызывало те же ассоциации: рослая, грузная и мускулистая девица сурового нрава, с белокурыми косами до пят, в кольчуге, рогатом шлеме и с мечом. Реальности из этого списка хоть как-то соответствовал только рост (действительно метр восемьдесят три, выше Кольки) и светлая масть - конечно, без всяких викингских кос. Однако Шурочка, даже увидев фотографии, ничего не могла со своим воображением поделать.
Ленка немного пожалась (двести шестьдесят восемь евро стоила ночевка: два номера, один из которых специально предназначался для инвалида с сопровождающим), но сделала все так, как сказала бабушка. Аэропортовские работники успокоенно покивали, а потом один из них сказал, что это же поутру надо будет проделать и с чеком на завтрак в гостиничном ресторане: аэропорт оплатит.
Из недр инвалидной коляски снова на миг блеснул взгляд мудрой черепахи - и Шурочка поняла, что аэропорту действительно предстоит как следует раскошелиться.
Между прочим, совершенно правильно! У них в стокгольмской гостинице оплата уже зарезервированных номеров предполагает утренний завтрак-фуршет - и один они из-за этой задержки пропускают!
Сопровождающий от гостиницы как-то незаметно сменил аэропортовских служащих и взялся было катить кресло к лифту, но Ленка ему столь ответственное дело не доверила, взялась за рукоятки сама. А на сумки он что-то не покушался, пришлось их нести Шурочке. Первый этаж над нулевым, то есть по привычному - второй; ну, высота и вправду получилась как для второго. Шурочке полагался маленький однокомнатный номер, почему-то с двуспальной кроватью (ха!), а вот бабушке как инвалиду с сопровождающей персоной - куда более обширные апартаменты прямо напротив, по другую сторону коридора. Зато с кроватью полуторной ширины. Ничего, улягутся как-нибудь, хотя Ленку жалко.
Сумку Шурочка поставила в одежное отделение, но распаковываться не спешила. И не только потому, что завтра с утра все равно собираться по-новой. Было у нее ощущение что...
И точно. Едва она, решив, что все-таки ошиблась, достала смарт и продолжила было остановленный квест (пузатый мужик, недавно грубо отпихнувший ее героиню от трубки, через которую та дышала, прячась в бассейне от зомби, теперь изо всех сил колотился в дверцу счастливо доставшегося ей бронированного трейлера, умоляя о спасении; Шурочка всерьез задумалась, стоит ли такого впускать, даже если он теперь будет полезен в качестве напарника), как раздался стук и в дверь номера. На пороге стояла Ленка.
- Бабушка говорит, - сказала она, - что нет худа без добра. Так что этим вечером мы можем...
- ...Посмотреть Берлин, - продолжила Шурочка в один голос с троюродной сестрой, без труда угадав ее слова и намерения бабушки.
Кто бы сомневался.
***
Берлин, разумеется, не такой город, который можно посмотреть за один вечер. Но если говорить о том, чтобы просто занять вечер, то это получилось отлично.
К полному изумлению обеих девушек, старуху как подменили. Она не пилила внучку, не жаловалась, когда колеса ощутимо подпрыгивали на камнях брусчатки (которой оказалось чуть ли не больше, чем асфальта) - а показывала по сторонам и рассказывала, рассказывала... Словно когда-то лично брала немецкую столицу, сидя в таком же кресле, только оборудованном пулеметами и с боевыми серпами на ободе каждого колеса.
Пергамский музей она потребовала обойти - обвезти себя! - по периметру, и плевать ей было на брусчатку. Ленка робко предложила лучше попробовать зайти внутрь: "Может, еще не настолько поздний час" - и, мигая, выслушала снисходительное бабушкино объяснение, что Пергамон сейчас закрыт, причем не по вечернему времени, а на реконструкцию, аж до 2037 года. Причем сказано это было как о легкой неприятности, будто через десять лет, в такой же августовский день, старушка собиралась явиться к открытию и лично провести экскурсию для своих бестолковых внучек, родной и многоюродной.
(Шурочка достала смарт и, отступив так, чтобы ее не было видно, залезла в Сеть, уверенная, что бабушка импровизирует. Но насчет реконструкции все так и оказалось!)
Под конец они с Ленкой, попеременно катившие коляску, прямо-таки дождаться не могли, когда старушка, наконец, устанет. Она действительно вдруг, прямо посреди оживленного рассказа, смежила веки и почти мгновенно уснула - но это произошло уже в везшем их обратно к аэропорту S-бане, который бабушка называла "электричкой".
Чирикнул сигнал на Ленкином смарте. Она посмотрела сообщение - и молча показала экран Шурочке: Коля писал, что они с Ингой во всем разобрались, деньги на карточку вскоре будут переведены, а он ждет счет за завтрак - и, главное, ждет их всех. Дядя Инги встретит в Стокгольме с машиной, отвезет прямо в Sjöträdgården. "Там большой багажник, коляска легко уместится. Бабуле привет, Сашке привет!"
Сашка - это она, Шурочка. А Sjöträdgården, "Озерный сад" - это такой... загородный то ли ресторанчик, то ли клуб, Колька раньше присылал фото: в общем, то место, где они будут проводить свадьбу. Почти по старинным правилам, чуть ли не венчание: не в церкви, конечно, но специально пригласили чиновницу из мэрии, чтобы она прямо там заверила брачные документы... жениха и невесту привезут на гребной ладье, и вправду как во времена викингов, за веслами - лучшие друзья с его и ее стороны...
Вот же устроился, студент-отличник, тихушник! Ну кто от него, ботаника, мог ожидать?
Умом Шурочка понимала, что в груди у нее кольнуло зря: белокурая дылда не ее кусок перехватила. Сама она на Ленкиного брата всегда смотрела как на пацана, да и родство, уж какое-никакое, любым таким мыслям помешало бы прийти в голову... даже появись они у кого-то из них. Но досада никуда не делась.
Народ вокруг зашевелился, Ленка, спохватившись, толкнула коляску с мирно дремлющей бабушкой в сторону выхода - и Шурочка осознала, что есть еще один повод для разочарования: контролер в поезде так и не появился. Ни сейчас, ни прежде, на пути в город. То есть они дважды оплатили цену билетов - кусючую, между прочим! - совершенно напрасно.
Газон. Ряд молодых платанов вдоль аллеи. Фонтанчики по вечернему времени работают не в пол-, а в четверть силы. И, когда девушки подкатили коляску уже почти к самому входу, на аллее разом зажглись фонари.
- А он так и валяется, бездельник! - крайне неодобрительно произнесла вдруг пробудившаяся бабушка.
- Кто? - не поняла Ленка. А потом вместе с Шурочкой оглянулась в сторону скамейки.
Бродяга все еще лежал на ней - кажется, в той самой позе, как они видели его в первый раз. Кожа его при искусственном свете выглядела почти коричневой.
***
Проснулась Шурочка рано, хотя вообще-то была уверена, что проваляется до самого завтрака, на который решила не идти... а вот купить что-то в дорогу стоило. До Стокгольма лететь не долго, но когда еще их дядя невесты привезет в "Озерный сад", да и там гости не сразу за стол сядут.
Наспех умылась, без стука заглянула в инвалидский номер (второй ключ со вчера был у нее: старуха все равно не смогла бы пользоваться им без внучки) - Ленка и бабушка, разумеется, дрыхли. Что ж, пока обойдутся без нее - как и она без них. В здании аэропорта, кажется, было отделение какого-то супермаркета...
Вышла. Мимоходом глянула на скамейку; усмехнулась - "бездельник" по-прежнему был простерт там и даже позу вроде бы не сменил. Хотя, наверно, это просто так совпало: ночью он мог вертеться, как черт, но сейчас снова подставлял небу ту же побуревшую щеку, что и вчера.
Посмотрела и на другие скамейки. Они тоже все оказались заняты спящими бродягами, но, ей-богу, Шурочка не запомнила, так ли это было прошлым вечером. А уж о позах гадать совсем не стоило.
Когда она с несколькими упаковками нарезанного сыра (они с Ленкой не привередливы, но бабушка признает только био-сыр), хлеба (бабушка признает только цельнозерновой без консервантов) и колбасы (тут о выборе можно было не особо заботиться: бабушка вообще никакую не признает) выходила из магазина, кто-то вдруг коснулся сзади ее плеча и радостно воскликнул "Хэ!". Шурочка в изумлении обернулась.
Подросток-дауненок. Ярко одетый, очень ухоженный - и очень доброжелательный, как большинство из них. Рядом - немолодая пара, наверно, родители: женщина прижимает к груди руку, безмолвно извиняясь.
- Хэ, - осторожно ответила Шурочка. Мальчишка тут же засиял улыбкой, буквально засветился, как солнышко, и это было так заразительно, что девушка невольно улыбнулась ему в ответ, целиком искренне. А потом его родителям, но уже чуть принужденно. Те ответили ей такими же слегка натянутыми улыбками.
Пока шла домой, то есть к гостинице, все время чувствовала спиной беспримесно чистый луч радости, исходящий от этого совершенно особенного, но все-таки человеческого существа. Ощущение было... странным. Она зябко передернула плечами.
Туго ударили ввысь струи фонтанов: впервые в полную силу.
Интересно, "бездельник" так и не шевельнулся? Вообще-то ему пора отправляться на промысел, кормятся же эти бомжи где-то. Если начнут просить милостыню прямо возле скамеек, секьюрити аэропорта или отеля живо погонит их прочь.
И вот тут ее ожидал сюрприз. Бродяга лежал там же, где она его видела в последний раз, а вот позу в точности рассмотреть было трудно: вокруг собралась небольшая, но, кажется, встревоженная толпа. Не останавливаясь, Шурочка прислушалась. Говорили по-немецки, но фразу "Эр ист тот!" можно понять и без перевода.
А что, вполне возможно. Отчего бы ему и не оказаться мертвым, причем даже со вчерашнего вечера - или вообще утра, когда они его впервые увидели. Если не раньше. И не только ему: быть бомжом - довольно нездоровое занятие...
Она снова передернула плечами. Окинула взглядом остальные скамейки, но лежащие там (да, на каждой) бродяги пока что не привлекали чьего-либо внимания.
***
Бабушка, уже сидящая в коляске, полностью одетая и тщательно причесанная, вовсю рабовладела Ленкой. Шурочка даже подумала, не спуститься ли с ними к завтраку: есть ей по-прежнему не было охоты, но троюродную сестру делалось все жальче.
Все же нет. Во вчерашнем Колином сообщении крылся некий месседж, Ленкой, кажется, упущенный: у них теперь не будет в Швеции дня, чтобы немного прийти в себя после перелета, машина сразу отвезет их к Sjöträdgården"у (интересно, как это звучит?), а в стокгольмскую гостиницу забросит уже на обратном пути, поздно вечером. То есть переодеться возможности не будет. В платье, предназначенном для свадьбы, надо быть, уже выходя из этой гостиницы. И в нем же сесть в самолет.
Она украдкой усмехнулась. А что тут такого: она никого не подставляет, ничего не утаивает - бабушка и внучка вполне могли бы просчитать это сами!
Снаружи, за окном, вдруг дико заголосили. Ленка, замотанная, этого не заметила, у бабушки и вправду слух плоховат, а вот Шурочка удивилась - но тут же сообразила, что окна этого номера выходят как раз на аллею. Если встать вплотную, даже видна та скамейка, что перед входом. С нее как раз поднимался, шатаясь, давешний бомж - ничуть не мертвый и явно очень разозленный, что его приняли за такового.
Движения бродяги странным образом были одновременно неуклюжи и яростно стремительны: толпа так и шарахнулась во все стороны. Кто-то даже упал, причем, кажется, не один. А кого-то бомж, дотянувшись, сумел ударить... нет, скорее сграбастать в объятия и...
Заполошный гомон доносился и с другой стороны площади. Остальные скамьи отсюда было не рассмотреть, но похоже, народ, вдохновленный примером тех недоумков, что сочли мертвецом бродягу против входа, все-таки решил проверить на предмет живости и всех прочих бездомных. Которые тоже отреагировали соответственно - чему тут удивляться?
Резко замяукала сирена. Этому тоже удивляться не приходилось: в окрестностях аэропорта, конечно, полицейские машины всегда рядом.
Шурочка поморщилась. Звук, с которым приближается немецкая полиция, она услышала впервые - и он был не то чтобы пугающим, а удивительно противным. Настолько, что немедленно возникало желание стать законопослушным: просто чтобы эта сирена как можно скорее заткнулась.
- Шу-ур! - позвала Ленка, - Дверь придержишь?
Сирена на полицейской машине взвыла особенно близко и мерзко - после чего вдруг словно бы запетляла, кажется, удаляясь. Надо полагать, бомжи не выстроились законопослушно в ряд, а, наоборот, бросились наутек.
- Сейчас, - ответила Шурочка и вдруг ощутила укол совести: конечно, Ленке было куда труднее считать месседж, чем ей. Прошептала уголком рта: - Как усадишь ба и подашь ей все, поднимись сюда. Кое-что скажу.
- А... - изумилась троюродная сестра.
- А потом снова спустишься за ней. Как же еще?
Разумеется, Шурочка не только придержала дверь, но и проводила их до лифта, хотя сама не села в него. Бабушке, вдруг озаботившейся этим, объяснила, что если все-таки захочет присоединиться к завтраку, то спустится к ним потом: хоть лифтом, хоть по лестнице - и кивнула в сторону дверной створки матового стекла.
За этой створкой сейчас бестолково топтался кто-то, поднявшийся с нулевого этажа, дергал за ручку. То ли он не взял с собой ключ-карточку, то ли забыл, что просто так, нажатием ручки, дверь открывается только изнутри наружу, а вот если хочешь попасть в коридор с лестничной площадки - изволь приложить к датчику электронный ключ.
Помогать ему, болвану этакому, Шурочка не стала. Вернулась в номер - сперва свой, за платьем, а потом перешла в "инвалидский": там душевая кабинка гораздо удобней.
Полицейская сирена по-прежнему выла, однако уже вдали.
***
Дважды по внутренней гостиничной связи что-то сообщали, громко и быстро, но вода шумела, ничего было не разобрать. Она, впрочем, и не очень прислушивалась: на английском это сообщение не повторяли - значит, оно, скорее всего, адресовано прислуге, а не постояльцам.
Третий раз сообщение, совсем короткое и резко оборвавшееся, прозвучало, когда шумел не душ, а фен. Тоже что-то для горничных, наверно.
Потом наступило время таинства, даже двух таинств: макияжа и одевания.
Уже в платье - бежевом, чтобы не создавать конкуренцию белому платью невесты, но настолько светлого оттенка, чтобы эта конкуренция неизбежно приходила на ум, - Шурочка протанцевала по номеру, изящным движением придерживая длинный подол, как юная графиня, готовящаяся к своему первому взрослому балу. Посмотрелась в большое гостиничное зеркало. Потом, став возле окна, в самом ярком из пятен солнечного света, достала из косметички маленькое зеркальце...
Полицейская машина по-прежнему воюще мяукала где-то вдалеке, кажется, не сдвигаясь с места. Шурочка уже притерпелась, перестала обращать внимание - и вздрогнула, когда вдруг что-то внезапно зажужжало вблизи. Но это всего-навсего сработала гостиничная автоматика: лучи били в окно под таким углом и сделались столь ярки, что снаружи развернулся солнцезащитный навес.
Ну вот... теперь новый ракурс ищи!
Впрочем, тут, внутри, лучше, чем на площади - редкие прохожие внизу, сразу было видно, буквально осоловели от жары, еле тащились вдоль аллеи с бестеневыми деревцами, шатаясь, как пьяные. Среди них металось яркое разноцветное пятно; Шурочка пригляделась - и вздрогнула: это был дауненок. Он, явно потерявшийся (где же его родители, как они вообще могли его, беспомощного, от себя отпустить?!), в отчаянии подбегал то к одному, то к другому, что-то спрашивал, размахивал руками - и она ощущала его испуг столь же остро, как недавно всей кожей чувствовала исходящие от него волны незамутненной радости. А люди, сволочи, не обращали на него внимания, вперевалку проходили мимо, словно он был для них неодушевленным предметом!
- Хэ! - крикнула она ему, но мгновенно сообразила: не услышит. И уже начала поворачиваться к выходу, чтобы бежать на нулевой этаж, когда боковым зрением увидела: дауненок, наконец, углядел где-то вдали своих маму с папой. Во всяком случае, он, перестав метаться, целенаправленно помчался прочь - через площадь наискосок, по зеленому одеялу газона, дальше, дальше... такой же неловкий, как изнуренные жарой прохожие, но быстрый...
Шурочка выдохнула и убрала руку от сердца.
Почти сразу за ее спиной щелкнул дверной замок. На пороге стояла Ленка с окаменевшим лицом и пустыми, точно стеклянными, глазами: кажется, бабушка в своем умении выносить мозг сегодня пошла на рекорд. Шурочка утешающе потянулась к ней, но та, как ни странно, сумела заговорить первой.
- Ты что делаешь?
Голос троюродной сестры был звонок и неожиданно тверд, как стекло, застывшее в ее взгляде.
- Платье на свадьбу примерила, - с некоторым удивлением ответила Шурочка. - И тебе советую. Потом в них и выйдем. Чтобы сразу.
- Да. - после короткой паузы произнесла Ленка. - Чтобы сразу. Ты совершенно права. Это лучшее, что можно сейчас сделать.
- Ну не в этом же тебе идти, - Шурочка, улыбнувшись, провела пальцем по рукаву Ленкиной блузы, испачканному вишневым, или каким уж там, соком: та, похоже, ухитрилась не заметить россыпь багряных пятен.
- Да, - кивнула Ленка. - Не в этом. Я сейчас переоденусь - и выйдем.
- Не спеши, - снова улыбнулась Шурочка. - Время еще есть, хотя и не очень много. Я спущусь первой, чтобы бабушке не оставаться внизу одной слишком долго. А ты, как оденешься - за мной.
- Да, - третий раз подряд сказала Ленка. - Немного времени еще есть. И бабушке не следует оставаться там одной. Ты иди, иди сразу, если так решила. Я за тобой. Я надолго не задержусь.
Возможно, именно Ленку сейчас и не следовало оставлять одну, такую замороженную. Или наоборот - ей как раз лучше побыть одной?
Это Шурочка додумывала уже перед дверью на лестничную площадку. Так и не поняла, правильно ли она поступает.
Сквозь полупрозрачное стекло было видно: по ту сторону кто-то стоит. Даже не стоит, а топчется, тяжело переминается с ноги на ногу.
Неужели до сих пор - все тот же недотепа? Впрочем, может, и новый: какая разница...
Ладно уж. Все равно вызывать лифт для того, чтобы спуститься всего на один этаж - полная глупость.
Изящным движением юной графини одной рукой придерживая платье, другой рукой Шурочка распахнула дверь.