Каждое третье воскресенье месяца я, Джон Ватсон, вместо того, чтобы идти пешком в свой клуб "Старый стетоскоп из слоновой кости", беру самоуправляемый паровой кэб до Бейкер-стрит.
Как всегда за окнами кэба клубится вечный лондонский туман и крапает редкий дождик. Внутри теплого экипажа особенно уютно допереваривать завтрак и предаваться грустным размышлениям: издателей, увы, уже мало интересуют одни преступления. Читатели хотят всё больше про пар, электричество, магнетизм - про шумные и сверкающие достижения прогресса.
Франкенштайн нашего века - это отнюдь не плоть и кровь, о нет! Это злобная латунная громада, напичканная слюдянными конденсаторами и катушками индуктивности. Обязательно с двигателем Стирлинга вместо сердца. И чтобы рабочий газ обязательно водород под давлением в сотню атмосфер. И мощный мозг чтобы гудел как трансформатор. И змеились голубые электрические разряды вкруг него... И не наградить ли его ещё и циклопическим глазом, стреляющим молниями?
Сойдя у дома 221-бис, я различил жалобную скрипичную мелодию из окон Холмса. Мой друг, очевидно, предавался меланхолии.
В гостиной царил привычный беспорядок: водоворот книг, химических приборов, карт, вырезок из газет, мимолётных выписок - всех тех предметов, которые всегда приводили мой дух в состояние благородного возбуждения.
Моё тело с наслаждением утонуло в глубине хорошо ему знакомого, продавленного кресла.
Холмс отложил скрипку и протянул мне прозрачный портсигар.
- Взгляните, Ватсон, - сказал он, закуривая трубку. - Я нынче работаю над одним делом Майкрофта, связанным с Адмиралтейством, но прежде чем рассказать вам о самом деле, хотел бы устроить небольшой эксперимент.
Я внимательно осмотрел замысловатую вещицу, и сердце моё невольно забилось быстрее.
- Хм... занятно! Вижу портсигар, изготовленный, по всей видимости, из горного хрусталя. Внутри лежит чек на тысячу фунтов, именной или на предъявителя, подписанный вашим братом Майкрофтом. И самое интригующее - имя, выведенное вашей рукой, мой друг: это я, Джон Ватсон!
Холмс протянул мне вторую вещицу. Эту я узнал сразу же: это был старый портсигар Холмса из темно-зелёного нефрита, редко, впрочем, им используемый, - ведь он гораздо чаще курил трубку. Теперь я осознал, что эта шкатулка представляет собой точную копию прозрачного. Мало того, что она, как я знал, весьма хитро открывается, а сейчас ещё её безукоризненно гладкий, тёмный корпус был перехвачен грубой бечёвкой, и на ней резко выделялась алая сургучная печать.
- Я узнаю этот портсигар, - вымолвил я, вглядываясь в него. - Он всегда был при вас, насколько я помню...
- Совершенно верно, дорогой Ватсон, - заверил меня Холмс. - Положите их оба на столик перед вами - теперь мы готовы к демонстрации одного из самых замечательных парадоксов, когда-либо изобретённых человеческим умом.
II Парадокс выбора
- Перед вами, - указал он трубкой на столик, - лежат два портсигара. В прозрачном, как вы уже заметили, находится чек на тысячу фунтов, выписанный на ваше имя. Второй - запечатан, и его содержимое вам неизвестно. Накануне вашего прихода я совершил с ним определённое действие, основанное не просто на знании, а на глубоком понимании вашей натуры, - прошу вас обратить особое внимание на этот момент.
- Позвольте разъяснить, - продолжал Холмс, слегка наклонив голову, - хорошо зная вас, я, смею утверждать, способен с высокой степенью вероятности предсказать ваш выбор. Несмотря на соблазнительную сумму первого чека, вы несомненно проявите свойственную вам осторожность и склонность к наблюдательности.
- Итак, перед вами два портсигара. Вы вполне свободны - забрать только прозрачный, забрать только нефритовый, либо оба сразу. Я попытался предвидеть ваш поступок. Если моя догадка верна и вы забираете только нефритовый, внутри него уже лежит чек на сумму один миллион фунтов. Но если ваш выбор отличен от этого, нефритовый портсигар окажется пуст.
- Всё зависит лишь от вашего решения, Ватсон, - с легкой улыбкой заключил Холмс.
- Миллион фунтов? - невольно вырвалось у меня.
- Вы не ослышались, - подтвердил Холмс.
Я почувствовал, что теряю обычное хладнокровие. Признаюсь, я всегда находился под почти гипнотическим влиянием необыкновенного ума Холмса - и был твёрдо убеждён: он способен в точности предвидеть мой поступок.
Выбор был очевиден: если я хочу разбогатеть на миллион фунтов, мне следует взять только нефритовый портсигар.
- Беру нефритовый портсигар! - уверенно объявил я.
И тут же почувствовал укол сомнения: ведь, что бы я ни выбрал, миллион либо уже находится внутри, либо нет. Разумнее было бы забрать оба портсигара - тогда, если в нефритовом оказался чек, я обладал бы сразу миллионом и тысячью фунтов; если же нет, всё равно получил бы тысячу.
Понимание этого осенило меня уже после того, как решение было озвучено.
- Открывайте же его! - улыбнулся Холмс.
Я распечатал сургуч. Внутри лежал точный близнец того самого чека на тысячу фунтов из прозрачного портсигара, но я отчетливо увидел не только шесть нулей, но и надпись 'Один миллион фунтов', не оставляющих никаких сомнений в сумме. Это был чек именной или на предъявителя, выписанный на имя Джона Х. Ватсона, М.Д. и подписанный Майкрофтом Холмсом на счёт в Bank of England.
Мало осознавая свои действия, я промокнул носовым платком лоб, покрывшийся бисеринками пота, и постарался собраться с мыслями.
- Однако, позвольте, Холмс... - выдавил я. - Мне следовало бы взять оба портсигара - тогда я, независимо от того, что лежит в нефритовом, получил бы лишнюю тысячу фунтов.
- Нет, дорогой Ватсон, вот в том-то и весь дьявольский парадокс: если бы вы взяли оба портсигара, я заранее угадал бы ваш выбор, и нефритовый оказался бы пуст! А теперь он ваш вместе с чеком.
III Рассказ Холмса: Электрический оракул
- Итак, дорогой Ватсон, после столь наглядной демонстрации парадокса логической вероятности, я, наконец, могу изложить вам суть дела, порученного мне Майкрофтом.
Мой брат получил от Адмиралтейства весьма странный проект, который в высших морских кругах успели объявить безнадёжной затеей.
Суть начинания заключалась в попытке приспособить искусственный аналитический механизм, собранный из множества микроскопических реле с примитивной логикой 'да/нет', для стратегических расчётов. Но гонка за всё возрастающим числом этих ячеек - проявление безумной инженерной гигантомании - быстро привела к тому, что контроль над громадным устройством был полностью утерян.
В отчаянии конструкторы решили иначе: когда машине даны такие огромные ресурсы, пусть она организует свою работу самостоятельно. Аппарат мгновенно потребовал ещё реле и ещё новых блоков. Встретив отказ и исчерпав возможности экстенсивного развития, он всё же перешёл к самоорганизации, как и было задумано. Но, вопреки ожиданиям, обратился - представьте себе! - к предсказанию преступлений, используя данные из лондонских газет. Да, Ватсон, прогнозирование преступлений!
Причём точность этих прогнозов оказалась поразительной. Машина, проанализировав краткую заметку о повышении цен на уголь, предсказала налёт на склад в Вест-Индия Докс, и полиция задержала банду уже на следующий день. Другой случай: всего по двум новостям о продаже дорогих часов аппарат 'вычислил' задумку ограбления ювелирного магазина в Кенсингтоне, что потом подтвердилось отчётом инспектора Лестрейда.
Иногда замечались и курьёзы: как-то машина предсказала исчезновение знаменитого плюшевого медведя на Пикадилли - что оказалось лишь рекламной кампанией магазина игрушек. Но когда дело касалось серьёзных преступлений, её способности вызывали неподдельное изумление.
Надо сказать, Адмиралтейство вздохнуло с облегчением, когда представилась такая возможность формально оправдать траты казны, и проект поспешно передали под надзор Майкрофта, а он, конечно же, поручил разобраться мне.
К тому времени машина уже преподносила настоящие чудеса. На испытании в огромном ангаре старых складов Адмиралтейства мы с братом оказались вдвоём. Аппарат полностью обслуживал себя сам - ни одного оператора!
- Машина не только предсказывает нарушения закона, она указывает и преступника и точное время, - сказал Майкрофт с невозмутимостью. - По сути, её задача - предотвращение преступлений. Ведомство, кстати, уже обнаружило в своих рядах немало любителей нечистых дел. Как известно, Шерлок, где большие деньги, там всегда крутятся мошенники. Заблаговременное выявление и устранение подобных элементов - важнейшая государственная задача.
Я хорошо знаю своего брата. Он явно что-то недоговаривал и предлагал догадаться мне самому.
Майкрофт ввёл в машину свежий запрос на предсказание. И спустя минуту аппарат напечатал: 'Следующий преступник - Шерлок Холмс. Время преступления: третье воскресенье октября, 16:00.'
- С тех пор я успел хорошо изучить механику предсказаний этой машины. Как правильно отметил Майкрофт, машина придаёт огромное значение, так сказать, 'криминальным наклонностям' 'потенциального преступника'. На человеческом языке мы бы назвали это нравственным складом. На основе этой оценки она называет преступником человека, который обладает самой высокой склонностью нарушить закон. Остальное оказывается делом техники - предсказать, когда и где он совершит своё преступление.
- Вы хорошо меня знаете, Ватсон, - невозмутимо добавил Холмс. - И ни у меня, ни у вас нет никаких сомнений в моей способности переступить черту закона.
- Но это совсем другое дело, Холмс! - воскликнул я. - Вы делаете это во имя добра и справедливости.
- Машине неизвестны такие понятия. В этом и лежит корень зла. Если дать ход этому проекту, людей начнут судить за несовершённые ещё деяния.
- Однако, - сказал Холмс, взглянув на часы, - уже полдень. Дорога до старых складов Адмиралтейства займёт часа три, не меньше. В путь, Ватсон!
Выходя из дома, я не забыл опустить в карман плаща нефритовый портсигар.
По дороге Холмс был спокоен и сосредоточен, я же оцепенел, обуреваемый морем противоречивых мыслей и чувств. С одной стороны, я понимал, что не осознаю ещё всей подоплёки этого чека в нефритовом портсигаре, невольно напоминающем благородством, темнотой и сложным механизмом замка своего предыдущего хозяина. С другой стороны, душевное волнение мешало мне спокойно подумать о загадке этого странного парадокса. Мысли мои бегали по кругу, как гайка по сорванной резьбе. Казалось бы, что проще: чек на миллион уже лежит или не лежит в нефритовом портсигаре, это уже свершившийся факт, который не зависит от того, какой выбор я совершу. Но в тот же миг я представляю себе этого электрического Мориарти, способного вычислить любое тончайшее движение моей души, с демоническим хохотом видящего будущее - как я беру два портсигара - и запечатывающего темную шкатулку пустой!
Кэб качнулся на мягких рессорах, выпустил пар и замер.
V Храм правосудия
Мы сошли напротив, как мне показалось, самого большого здания старых складов. Длинная кирпичная стена, черная от застарелой лондонской копоти, уходила в туман. Я заметил, что Холмс не отпустил кэб, оставив его в режиме ожидания.
- Мы ненадолго, - пояснил он мне. - Здесь трудно будет поймать другую оказию.
Внутри здания неожиданно оказалось очень тепло, даже жарко. Всё огромное помещение под старым сводчатым потолком было плотно забито абсолютно одинаковыми шкафами, которые мерно гудели, словно в них собрали миллионы потревоженных ос. Жёлтый электрический свет, напряжённый до предела, был не в состоянии осветить полностью бесконечные ряды шкафов, расставленных в несколько ярусов, теряющихся в тусклой темноте. По натянутым между рядами аккуратным параллелям шин с огромной скоростью сновали туда-сюда обслуживающие жучки-каретки на электрической тяге: когда каретка прокатывалась по стыку шин, с тихим треском проскакивали голубые искры.
- Жуткое зрелище, Холмс, - невольно понизил я голос до шепота. - Здесь ни души, ни единого техника или оператора.
- В этом и вся суть, Ватсон, вот так выглядит машина будущего. Вы заметили, какая у неё совершенная самоорганизация. Она полностью автономна. Добро пожаловать в храм современного правосудия, - мрачно усмехнулся Холмс, подходя к консоли центрального управления.
Мы скинули на стулья плащи и шляпы. Холмс склонился над пультом со множеством лампочек и стал набирать цепочку управляющих сигналов, нажимая на кнопки, украшенные чёткими значками поверх толстого слоя бакелита. На маленький экран управления спроецировалась введённая им команда:
Внезапно гул шкафов ускорился, превращаясь в свист всё более высокого тона, переходящий в мощный, исчезающе тонкий, гнетущий писк. Каретки пролетали мимо со скоростью пули. Страшно представить, что будет, если они начнут срываться с шин. Стало заметно темнее, как будто электрический свет стал ещё тусклее.
- Ватсон, это машина мобилизует все свои ресурсы для решения непосильной задачи, - Холмс пытался объяснить мне, что происходит, повысив голос, стараясь перекричать всё возрастающий шум.
Но вдруг один из швов консоли выпучился, раздирая мелкую клёпку, и треснул прямо посередине урагана разноцветных огней лампочек, и из щели повалил густой едкий дым.
- О, чёрт, Ватсон, тушите огонь! - воскликнул Холмс и начал колотить по пламени своим плащом.
Машина явно дала сбой: каретки беспорядочно выстреливали на лету струи противопожарной пены. Я без лишних раздумий бросился Холмсу на помощь. Но тут отскочила ещё одна панель от целого блока, и на одно долгое мгновение я совершенно задохнулся от вырвавшегося из-под неё клуба пламени и дыма.
Жар ожёг лицо и руки. Под ногами мелко задрожал пол. Я услышал крик Холмса, он тянул меня за рукав:
- Уходим, Ватсон!
Последнее что я успел заметить убегая, уже почти на грани потери сознания, - нефритовый портсигар под стулом.
Едва успели мы выбежать за ворота к ожидавшему кэбу, как раздался оглушительный взрыв. Тяжелые створки сорвались с петель и полетели, как осенние листья с веток. Лишь толстые стены доброго старого склада Адмиралтейства спасли нас от ударной волны.
Потрясённый и оглушённый, я взглянул на Холмса. Всё его лицо и одежда были покрыты черной копотью, только сверкали белки глаз, да зубы, - он походил на трубочиста.
Чувствуя, как от едкого дыма из глаз моих неудержимо льются слёзы, я указал на горящий склад:
- Мой чек, Холмс!..
Отсмеявшись и размазав по щеке слёзы, Холмс стал машинально отряхивать свой пиджак, выбивая тучи копоти:
- Как два угольщика из доков, Ватсон!
Смысл сравнения нас с чернорабочими дошёл до меня только вечером, в гостиной Холмса.
VII Триумф воли
Мы сидели, вытянув ноги к огню камина и потягивая чистейший ирландский Jameson, способный согреть даже мертвеца. Уютный свет мерцал на отмытых, но теперь уже навечно пропахших гарью, плащах, раскинутых для просушки.
- Знаю, вы ждёте объяснений, мой друг, - промолвил Холмс, попыхивая трубкой. - Давешний взрыв не был случайностью. Я подвёл машину к краю пропасти, а затем заставил ее сделать решающий шаг. Хотя, признаться, я не ожидал такого масштаба катастрофы.
- Она мобилизовала колоссальную энергию, Холмс! Склад взорвался как пороховая бочка!
- Машина не умеет создавать ничего нового, Ватсон, она умеет лишь манипулировать человеческими знаниями. Она строит свои предсказания не на причинно-следственных связях, а на оценке 'нравственного склада'. Чтобы заставить ее погибнуть, я должен был исполнить ее предсказание, но при этом замкнуть предсказание на неё самою.
- Я ввел информацию, что уничтожу её. В ответ машина проанализировала ее как угрозу. Она настроена искать того, кто наиболее склонен нарушить закон. Каждый раз, делая вычисление, она видела меня, исполняющего ее предсказание. Это был, как вы верно заметили, порочный круг самоподтверждения. Она всё больше и больше тратила мощности на единственное, что умеет, - вычисление наибольшей вероятности. Результат со всё большей точностью указывал на Холмса, который уже начал действия по её уничтожению. Алгоритм самосохранения вновь диктовал ей увеличить ресурсы на защиту. Она вновь делала то единственное, что умеет... Она замкнулась, мобилизовав всю энергию для решения непосильной логической задачи, и сожгла себя.
- Поразительно, - пробормотал я. - И тем самым блестяще подтвердила своё предсказание!
- В этом и вся соль парадокса логической вероятности, Ватсон. И теперь о вашем чеке. Вы ведь помните чек Майкрофта на тысячу фунтов?
Я ошеломленно кивнул.
- Миллион фунтов в тёмной шкатулке изготовил я сам, мой друг. Я подделал финансовый документ. Увы, не шучу, Ватсон. Машина предсказывала, что я преступник. Мне необходимо было, чтобы она начала свой рекурсивный цикл с высокой степенью уверенности в этом приговоре, чтобы она уже была в глубокой яме локального минимума, который однозначно толкал бы её к единственному выводу: неизбежности моего преступления. Я сделал это, совершив реальное преступление, изготовив точную копию чека Майкрофта, но увеличив сумму до миллиона. Таким образом, я сознательно подкинул дрова в огонь уверенности Машины в ее предсказательной силе и стал именно тем человеком, которого она предсказала и боялась. Это дало мне решающий шанс на победу.
- Вы... гений, Холмс, - выдохнул я, потрясенный.
Холмс отложил трубку. Его лицо впервые за вечер потемнело от глубокой тени.
- Мораль не в том, что я победил аппарат, Ватсон. Мораль в цене. Я сознательно стал тем, кого она предсказала. Чувствую себя... оскверненным. Я исполнил её приговор, чтобы сохранить свободу воли, доказав, что даже самое совершенное предсказание можно превратить в инструмент для достижения своей цели.
- Но что вы теперь скажете Майкрофту, после того, как эта адская машина взлетела на воздух?
Холмс усмехнулся, вернув себе обычную невозмутимость.
- Я подозреваю, Ватсон, а вы уже знаете силу моих подозрений, что Майкрофт сам этого хотел. Но он высокопоставленный чиновник правительства Её Величества, он не мог уничтожить эту машину собственными руками. Я же, Ватсон, оказался идеальным исполнителем, чья репутация и нравственный склад были специально рассчитаны для подобного рода миссии. Я блестяще выполнил его задание, доказав, что система, судящая человека по его 'склонностям', в конечном счете, непригодна для государственного применения.
- А вот это по праву принадлежит вам, мой дорогой друг, - Холмс протянул мне прозрачный портсигар. - Я виноват перед вами. Конечно, тысяча фунтов слишком скромная награда за то, что я втянул вас в опасный розыгрыш, достойный студентов, а не степенных джентльменов, вроде нас с вами.
Слова Холмса о силе его подозрений всколыхнули во мне что-то.
Я взял прозрачный портсигар и бросил его в огонь камина.