Гарь. Густой, терпкий запах гари. И горелого мяса. Деревня Богатырёво. Илья невольно поморщился, но лишь невольно. Он привык к смерти и войне. Очерствел. Иначе нельзя, иначе - безумие. Такого он тоже навидался.
А час назад он ещё ничего не знал. Подозревал, конечно, но чтобы вот так. Час назад - негромкий шорох справа, еле слышный треск сухой ветки. Вскинул ППC. Отбой. Вернулся Никитин. Илья чуть кивнул головой - докладывай, мол.
- Плохо, - голос старлея глух и угрюм, - нет больше деревни. Три дня уже как...
Невольно заныло сердце. Усилием воли заставил себя успокоиться. Война. Спросил глухо:
- Всех?
- Всех, - кивнул Никитин. - расстреляли в упор. Хаты сожгли. Вместе с людьми. Грубо, неаккуратно. Многие просто в дыму задохнулись. Там уже звери и вороньё попировало.
Илья кивнул, подумал с минуту, спросил:
- Зачем? Глухомань такая. Тут ведь даже с партизанами не густо. - Попытался пошутить, но понял - зря, зря. - Хорошо, пойдём.
Кивнул третьему - Лёшке Попову. Тот молча кивнул в ответ - двинулись, мол.
В Богатырёво Илья повёл разведгруппу не просто так. Операция удалась, пора возвращаться назад, к своим, но... Ох уж эти, но. Отрезаны пути старые, можно рискнуть, а можно искать другие. Догадывался Илья, хотя нет - уверен был, что есть проход через смородину топь. Вот только проводник нужен. А где его ещё найдёшь, как не здесь?
И вот теперь - гарь. Густой, терпкий запах гари. Густой настолько, что перебивал запахи жареного мяса и, разлагающихся на солнце, человеческих останков. Никитин был прав - зверьё и вороны уже поработали над ними. Тут же, невдалеке, лежал труп волка. "Человечины объелся" - ответил Попов на невысказанный вопрос.
Илья остановился поодаль - ближе нельзя, ближе просто опасно - присел на корточки, сорвал травинку, сунул в рот. Зачем? Этот вопрос мучил его, не давал покоя. Акция устрашения? Но кого тут устрашать, в этакой глухомани? Деревня маленькая, дворов не больше десятка. Вермахт таким не занимается, тут поработали каратели. Айнзацгрупп. Но сути это не меняет - зачем?
- Командир, - негромко сказал справа Попов, - на шесть часов.
Обернулся. Вначале и не увидел ничего. Потом - вот он. Старик. Словно из летнего марева соткался. Видение? Призрак? Илья моргнул, но старик никуда не исчезал. Хотя нет, не старик - старец. Высокий, тощий, седой. Опирается на палку. "Клюка" - выплыло из памяти давнишнее, школьное.
Огляделся ещё раз, цепко, внимательно. Никого, только одинокий старик. Илья подошёл, сказал негромко:
- Здравствуй, отец.
Старик вздрогнул, словно только сейчас заметил разведчиков, оглядел всех троих. Илья поёжился от этого взгляда - глаза мутные, словно пылью припорошенные, так, что почти не видно зрачков, но смотрят пристально, оценивающе. Наконец, старик ответил:
- Здравы будьте, - голос сух и надтреснут, - сынки.
- Немцы есть поблизости? - так же сухо поинтересовался Илья.
- Нету, - мотнул головой старец, - пока нету. Увёл змей чёрный слуг своих. Увёл, но ненадолго. - Замолчал, пожевал губами и продолжил:
- В хату пойдём. Там побалакаем.
Хата старика оказалась крепким пятистенком из потемневших брёвен, стоящим на отшибе и сокрытым от остальной деревни узким языком хвойного леса. Илья хмуро посмотрел на Никитина - ты что, избу не заметил, старлей?
- Командир, - негромко сказал Никитин, - не было тут хаты, вот те крест, не было.
Илья хмыкнул и ничего не ответил. Однако, старлею нужно верить. Уж очень опытен Никитин, чтобы так проколоться. К тому же, чуял Илья, просто всей кожей чуял - странно всё это, не должно так быть. Деревню сожгли, всех селян поубивали, а эту избу не тронули? Почему? Не заметили? Бред. И старец странный, непонятный какой-то старичок. Обернулся к Попову:
- Алексей, здесь схоронись. И в оба смотри.
Старик меж тем, стоял на пороге, выжидающе глядя на них. Илья кивнул, и они с Никитиным прошли внутрь.
А внутри было практически пусто. Большая русская печь с чугунками, деревянный стол со скамьями по бокам. Пучки трав под потолком. В углу стоял солидных размеров железный плуг.
Старик молча поставил на стол три деревянных кружки с водой. Молча напились. От холодной воды заломило зубы, но по телу разлилось тепло. Странная вода. Как и всё здесь.
- Накормил бы вас, да в баньке попарил, но нету еды. Забрали всё. А баню сожгли. - Старец помолчал несколько секунд, смотря куда-то поверх головы Ильи, потом опустил взгляд:
- Меня дед Микула звать.
Илья ждал продолжения, но дед молчал, выжидательно глядя на них. Ага, хочет знать кто мы.
- Из Красной Армии мы, отец. Разведчики.
Старик покивал и спросил:
- Звать тебя как, разведчик.
Илья задумался. Не положено себя открывать, но веяло от старика чем-то таким, располагающим к себе, да и чуяло сердце, что как-нибудь назваться надо:
- Илья Иванович зови меня, отец.
Микула покачал головой:
- Хорошее имя, солидное. Ты, Илюшенька, народную мудрость знаешь: назвался груздём - полезай в кузов? Али совсем мозги отшибло?
- Ты чего это, дедуля? - опешил Илья.
- Я-то ничего. А вы вот как ляпнете, аль сотворите чего - хоть стой, хоть падай. Мало крови и без этой войны в мире пролито? Дык нет, нужно было ларец тёмный разбить, духа брани на волю выпустить.
Старик замолчал, вновь уставившись куда-то поверх голов. Илья покачал головой - дед явно не в своём уме. Переглянулся с Никитиным, тот чуть кивнул головой и незаметно покрутил пальцем у виска. Старлей был явно того же мнения. Микула меж тем взгляд опустил:
- Ладно, Илюшенька, прощения прошу. Что-то распереживался я. Не виноватый ты. Наверное.
Илья кинул, якобы принимая извинения и спросил:
- Нам бы, отец, через смородину топь тропку к своим найти. Не проведёшь случаем?
- Не проведу, - покачал головой Микула, - стар уже стал, да немощен. Да и не упомню уже тропки той.
- Так может кто-другой, в проводники-то... - начал спрашивать Илья, но тут же осёкся, вспомнив о бойне снаружи.
- Другооой, - тоскливо протянул старик, - нету других. Все там лежат, снаружи. Стонет мать, сыра земля, ой как стонет. Нету ей покоя. Трудно и горестно детей своих хоронить раньше срока им отпущенного. Хотя, есть другой. Только...
Микула опять замолчал, словно заклинило его. Илья поёрзал на скамье:
- Ну, - поторопил старика, - что только?
- Только не поможет он вам. Ибо веролом и перемётчик. Идолище проклятое, тать ночной, что соловьём кличут. Потому как свистит много и на всех. К тому же переметнулся уже к змею чёрному, который слуг своих опять сюда послал...
- Подожди, дед Микула, - перебил Илья, - зачем послал, куда послал? Это идолище твоё, что хочет фрицев через топь провести?
- Правильно мыслишь, Илюша, - кивнул Микула, - но не хочет. Ведёт. Завтра к утру тут будут.
- Допустим, - качнул головой Илья, - а ты откуда знаешь, отец?
- Слышал, - буркнул Микула.
Илья задумался, но тут встрял Никитин:
- Я что мыслю-то. Сколько там, фрицев этих, по той тропе пройдёт? Надо бы засаду устроить.
Илья хотел согласиться, но тут опять заговорил старик:
- Много, много пройдёт. На каждого из вас по три десятка, не меньше. И кони железные. Там широкая тропа будет, такая, что железному коню впору. Поднимет идолище из грязи старую гать калинову, что от деревни через топь в давние времена проложена была. Поднимет чудодейством чёрным, по крови унаследованным. Оросит кровью и слезами людскими. И пойдут по тропе той слуги змеевы, чтобы мать - землю кровью её сынов орошать.
- Так вот почему деревню уничтожили, - пробормотал Илья, - свидетелей убирали.
Достал из внутреннего кармана немецкую штабную карту, разложил на столе, спросил:
- Сможешь показать, отец, где та гать проходит?
Микула молча вгляделся в карту, потом провел пальцем черту. Илья похолодел, сложил карту, кивнул Никитину:
- Пойдём во двор. Поболтать нам нужно.
- Веришь в эту чушь, командир? - спросил Никитин. - Дед явно по башке мешком стукнутый.
- Может быть, - ответил Илья, - а если нет? Знаешь, куда эта мистическая гать ведёт? Прямо в наши тылы. Там склады с боеприпасами и горючкой, полевые госпиталя. Топь непроходимой считается, потому и удара оттуда никто не ждёт. А скоро наступление.
- Наступление они не сорвут, - скупо сказал Попов, - масштабы не те.
- Может и не сорвут. Вот только, трупов и крови напрасной сколько будет? - спросил Илья.
- Много, - ответил Попов, - ты что предлагаешь?
- Вернуться нам сейчас - шансов мало. Старик сказал - будут утром здесь. Можно и до утра посидеть - проверить. А лучше, как Никитин предлагал - засаду устроить.
- Погодь, командир, - сказал Никитин, - я хотел на диверсантов засаду устроить. А тут их не меньше сотни будет, если дед не соврал.
- И с чем устраивать? - спросил Попов. - Гранат нет, три ППС и по два рожка патронов на каждого.
- Не знаю,..- задумался Илья, но его перебили:
- Мыслю я, хлопцы, что помощь вам нужна. - Голос старика из-за спины раздался столь неожиданно, что Илья чуть не подпрыгнул. Как он мог проворонить приближение Микулы - уму непостижимо. Тоже мне разведчик. Однако, по ошарашенным лицам товарищей, понял, что проворонил не он один.
Дед Микула меж тем, нисколько не обращая внимания на смущение Ильи, направился со двора махнув разведчикам рукой - пошли мол. Прогулка оказалась недолгой - как раз до хвойного языка. Продрались через сумрачную поросль невысоких елей, и Микула остановился возле ничем не примечательной сосны, такой же, как и все остальные вокруг, обернулся:
- Нужны вам, хлопчики, мечи булатные, да луки тугие, да стрелы калёные. Есть у меня чем помочь. Открывай вот. - С этими словами старик топнул ногой по земле.
Под ногами оказался схрон, прекрасно укрытый, без Микулы они бы его никогда не нашли. Илья откинул тяжёлую дверь, сунулся внутрь и в лицо ему уставился чёрный "глазок" дула немецкого "костореза" MG-42...
Утренний туман редкими рваными клочьями стелился по земле. Илья зябко поёжился, машинально погладил ствол пулемёта. Утро холодное, не по-летнему. Грех, конечно, жаловаться. Без Микулы им бы плохо пришлось...
Схрон оказался весьма богат. Даже не учитывая двух "косторезов" и одного фаустпатрона.
- Откуда это отец? - спросил Илья, указывая на пулемёты.
- Добыча это, от ворога чёрного, честная добыча, - почти пропел Микула. - Ибо как в веках сказано и кровью закреплено: "Кто с мечом к нам придёт, тот от меча своего сгинет". Берите, хлопчики, берите. Теперь это ваше всё.
- Партизанский схрон, похоже, командир, - встрял со своим мнением Никитин, - забыли про него, видать, а может просто не успели.
Илья кивнул и перевёл взгляд на Попова. Алексей улыбался и ласково поглаживал деревянное ложе снайперской СВТ- 40. Таких тут тоже оказалось две штуки. Ещё несколько "папаш" и немецких "шмайсеров". В углу рядком стояли ящики с консервами, патронами и, заботливо обёрнутыми в промасленную бумагу, немецкими же гранатами - колотушками, деревянные ручки которых задорно торчали вверх, словно на параде.
- Ну что, Лёша, белке в глаз со ста шагов попадёшь? - шутливо спросил Илья.
- Я, командир, в белок не стреляю, - ответил Попов, - но не волнуйся. "Светка" не подведёт.
Звук моторов разорвал утреннюю тишину и из-за поворота лесной дороги выскочило два мотоциклиста с пулемётчиками в люльках. Следом за ними грузно переваливалась танкетка, также вооружённая пулемётом. "Французская Рено" - тут же определил Илья. Они у фрицев ещё остались? Следом - грузовик с солдатнёй, за ним - два "Кюбельвагена", дальше опять грузовики...
Илья подтянул пулемёт к себе. Он пропустит фрицев вперёд, где их встретит огонь парней, а сам ударит по тылам. "...от меча своего сгинет" - вспомнились слова деда Микулы. Прав ты Микула, странный старик, во всём прав. Сгинет, ещё как сгинет. Потому что, это - моя земля, земля Попова и Никитина, и поэтому мы - непобедимы. Нас будут убивать, снова и снова, но мы будем вставать, снова и снова. Несломленные и не согнувшиеся. Чёрт, забыл спросить, как зовут Никитина, а то всё старлей и старлей. Впрочем, какая разница?
Илья склонился к пулемёту, поёрзал, выбирая удобную позицию, положил палец на спусковую скобу, ожидая первого выстрела Попова. Ты, Алёшка, у нас самый молодой - тебе и танцы начинать...
Месяц спустя
- Ты уверен, капитан? - майор особого отдела Ласточкин откинулся на спинку стула и устало прикрыл глаза.
- Уверен, - кивнул капитан, - наши это. Муромов, Никитин и Попов. Втроём бой приняли. Там деревенька в глуши была - Богатырёво. Её оказывается фрицы сожгли. Давно вже. Ещё зимой, так полагаю. Мы правда и не знали об том. Вот там бой и приняли. Около сотни фрицев положили. И технику пожгли. И там не пехтура обычная, а эсесовцы отборные. И сами полегли там же.
- Ничего не понимаю. Что там эсесовцам делать? Это раз. И два - как? Как положили, как пожгли? У нас что, разведчики, с полным пехотным боекомплектом, да с поддержкой артиллерии на задания ходят?
- Мыслю, что они там схрон партизанский с оружием нашли. Уж не знаю как. Наверное, случайно наткнулись. Там партизан богато было. И засаду устроили. А вот насчёт карателей - тут интереснее. Мы там порыскали в округе. Оказывается, немцы зимой, ещё когда фронт отсюда далеко был, гать скрытую через топь кинули. Видно, для того и деревню пожгли - чтобы свидетелей убрать. Мы то и не знали ничего. А фрицы, видать, диверсию готовили к нам в тылы. Вот наши парни её и остановили.
- Мистика какая-то. Оказались там, где их не ждали и как раз вовремя? Что за совпадения такие?
- На войне всякое бывает, - пожал плечами капитан, - меня вот другое удивляет. Там волки и вороны трупы фрицев здорово покромсали, а наших парней не тронули. И лица почти не сгнили. Мы потому и опознали их.
- Ладно, капитан, можешь идти.
- А с нашими что?
- Похороним. С почестями. И к награде представим. Посмертно. Никак подвиг ребятки совершили. - Ласточкин открыл сейф, достал три книжки красноармейца. - Муромов Илья Иванович, Никитин Доброслав Никитич, Попов Алексей Леонтьевич. Не забыть бы имена, а то уже и память не та...
Капитан вышел на крыльцо. Закатное солнце ударило в глаза, прищурился. Почудилось в летнем мареве, что соткались из жаркого воздуха три богатырские фигуры на могучих конях, уезжающие вдаль, а провожал их высокий седовласый старец с железной сохою у ног. Провожал, благословляя. Капитан помотал головой и видение исчезло.