Женщина меняется с возрастом, но не со временем. Во все времена она живёт больше инстинктами и чувствами, чем разумом. Сочетание чувственного начала и в разной степени развитого ума часто называют женским умом. Пользуясь этим оружием, находящимся на грани разумного человеческого поведения, женщина способна совершать удивительные поступки, и тем достигать поставленной перед собой цели, что Антонина Евгеньевна не раз демонстрировала на протяжении своей, ещё не столь продолжительной жизни.
Родилась она в простой рабочей семье, где глава семьи, Пётр Иванович Шарапенков, как и положено простому работяге, напивался раз в месяц, празднуя получку с друзьями, обретая свободу для выражения своей сущности и ругани в адрес начальства. В пьяном виде он не бил и не гонял по квартире жену и детей, а опускался в прихожей на пол и засыпал. По выходным дням, когда тело и душа отходили от тупой физической усталости, в нём просыпалась любовь к двум дочерям, незаметно развивающимся под крышей его дома. Он сажал их на колени и, поглаживая по головкам, интересовался, чему их учат в детском садике и что они изучают в школе. Девчушки, польщённые редким вниманием отца к их жизни, наперебой, чуть не в драку, показывали ему, как они научились рисовать зайку и солнышко, а через несколько лет демонстрировали салфетки, связанные на уроках труда. В младших классах школьные дневники девочек, наполненные унылыми оценками, не отражали их склонности к чему-либо, тем более - таланта. Как только позволил возраст, младшенькую Лену определили в профтехучилище, учиться на портниху, и семье легче, и будущее обеспеченно работой.
Антонина учиться в профтехучилище отказалась. Она уже заразилась мечтой об успехе в высшем обществе. На беду родителям в девочке развился интерес к чтению. Она с упоением читала английские романы, в которых девушки из бедных семей выходили замуж за богатых, но красивых и умных аристократов, и решила поступить в институт, где должны были водиться советские аристократы.
Мама Антонины, Зоя Васильевна, в девичестве Полевая, маленькая сухонькая женщина, затюканная житейскими проблемами, как обуть, одеть и накормить семью в условиях развитого социализма с человеческим лицом, но нищими зарплатами и пустыми полками в магазинах, впала в отчаяние, услышав про решение старшей дочери.
- У тебя же одни тройки в дневнике! Куда тебе с ними в институт! - горевала она.
Но Антонина упёрлась:
- Буду поступать! А оценки я исправлю!
Удивительное дело, когда любовные романы подвигают девочку интересоваться знаниями, накопленными человечеством. С трудом преодолевая барьеры наследственности, запрограммированная погрязнуть в социальной среде, окружающей её с детства, девочка с рабочей окраины до боли в голове зубрила правила математики, физики и химии, выдуманные умниками из аристократических семей. Ряды Фурье с такой же лёгкостью вылетали из её головы, как и влетали туда. Правило буравчика вгрызалось в мозг и вылетало, как штопор вместе с пробкой из винной бутылки с прокисшим вином. Таблица Менделеева тюремной решёткой стояла перед её глазами, мешая видеть свободный и прекрасный мир за окном.
Как бы там ни было, любые труды приносят свои плоды, правда, их сладость и горечь зависит от корней человеческих. Плоды, упавшие к ногам Антонины, оказались несозревшими, а потому кислыми. С горем пополам, где шпаргалкой, где мольбой в глазах, где слезами, она добилась диплома с четвёрками по основным предметам.
Поступила Антонина в Текстильный институт или, иначе, как говорили в городе, в "Тряпку", на швейный факультет. Она проявила дальновидность, поступив на этот факультет, потому что всегда можно рассчитывать на помощь младшей сестры, делающей явные успехи в пошиве одежды в своём профтехучилище. Скажем сразу, что выбор Антонины диктовался в первую очередь низким конкурсом на избранную специальность, но она с горем пополам набрала проходной бал, разыграв драматический спектакль на вступительном экзамене по химии, который, фактически, провалила. Экзамен был последним, и от него зависело: пройдёт или нет Антонина по конкурсу. Оценку она желала хорошую, удовлетворительная её не устраивала. По закону подлости девушка вытащила трудный для неё экзаменационный билет с вопросом о принципах построения таблицы Менделеева. Запутавшись в принципах, абитуриентка неожиданно для экзаменующего профессора разрыдалась до истерики. Преподаватель хотел послать за врачом, но Антонина, глотая слёзы и дрожа всем телом, остановила его:
- Пожалуйста, не надо. Я сейчас успокоюсь. Дайте только воды.
Зубы девочки выбивали дробь на краю стакана.
- Перед началом экзамена мне сообщили, что умерла от рака моя младшая сестра, - проскулила Антонина. - Она училась в профтехучилище на портниху и очень хотела, чтобы я поступила в текстильный институт. Мы мечтали стать известными модельерами.
И вот - всё рушится.
По её телу пробежала дрожь, рука дёрнулась, и край стакана, из которого пила воду Антонина, обломился, порезав ей верхнюю губу. Она вновь разрыдалась и, утирая крупные слёзы, стекающие по щекам, размазала кровь по губам.
Профессору при виде кровавой драмы, разыгрывающейся у него на глазах, стало дурно. У него появилось непреодолимое желание во что бы то ни стало прервать драматическую сцену.
- Успокойтесь, девушка! Успокойтесь! - с мольбой произнёс он. - Возьмите вот этот платок, пойдите в туалет и вытрите лицо. Если надо, зайдите в медицинский кабинет, второй этаж, кабинет номер 6. Приходите на экзамен завтра.
- Завтра будет некогда - надо организовывать похороны, - с новой силой зарыдала Антонина.
Профессор крякнул, взял со стола зачетную книжку и мельком глянул в неё.
- Я поставлю вам авансом "четвёрку". Этого хватит для проходного бала. Примите мои соболезнования.
В глазах Антонины вспыхнул и погас радостный огонёк. Профессор заметил его, и червь сомнения в подлинности происходящего зашевелился у него в груди. В своей многолетней экзаменационной практике он повидал всякое: ему гладили руки, посылали любовные записки, совали тайком деньги, падали в обмороки, клялись, выпрашивали, даже угрожали. "Это чудовищно, если не правда!" - прогнал прочь сомнения профессор.
И всё же, в перерыве он позвонил домой несчастной абитуриентке. Номер телефона не трудно было найти в личном деле. Трубку взяла девушка с приятным тоненьким голоском.
- С кем я говорю? - дрогнувшим голосом спросил профессор.
- С Леной, - пропищал голосок.
- Я хотел бы переговорить с вашей сестрой, Тоней.
- Она сейчас сдаёт экзамен по химии в Текстильном.
- С вами всё в порядке? В семье никто не болеет? - не выдержал профессор.
- Почему вы задаёте такой вопрос? У нас всё в порядке! А кто вы? Что вам надо? - встревожился тонкий голосок.
- Извините, я, кажется, перепутал номер! - профессор бросил телефонную трубку, словно она была виновата в том, что его обманули.
"Нужно сейчас же аннулировать результат экзамена, а обманщицу - вон! - чтобы и духу её в институте не было!" - возмутился он, но вскоре, поразмыслив, успокоился. Профессор опасался предстать перед коллегами в образе учёного старца окрученного молодой девицей.
"Ведь найдутся "доброжелатели", которые обязательно увидят в этом эпизоде сексуальную составляющую.
- Как же! - скажут они, - падок наш профессор на молоденьких девиц! Знаем! Пора ему на пенсию, а то ставит оценки не за знания, а за ножки, попки и сиськи!
"Не будем торопиться. Я её, мерзавку, "срежу" на первой же экзаменационной сессии".
Лена рассказала сестре о странном звонке. Антонина сразу сообразила, что афера раскрыта, и испугалась. Каждый день она в страхе ожидала, что её фамилию вычеркнут из списка прошедших по конкурсу, но этого не произошло, и она успокоилась, решив, что старичок профессор имеет на неё какие-то планы. "Старый козёл! Мы ещё посмотрим кто кого! Уж под тебя я точно не лягу!" - пообещала она.
Тоня с детства отличалась сексуальной раскованностью. Похоже, в ней бродили гены знаменитого предка из Эфиопии, чернокожего генерала и его внука, великого русского поэта. Она и внешне походила на них: невысокого роста, крепкого сложения, со смуглой кожей, с чёрными, жёсткими и вьющимися волосами, решительным характером.
Младшая сестра была полной её противоположностью - типичная блондинка. Природа любит тасовать доминантные и рецессивные гены, выкидывая неожиданные расклады на стол судьбы.
Любимой детской забавой девочек была игра в больничку и в папу с мамой, основным объектом лечения в которых являлись эрогенные зоны. Сначала к игре привлекались куклы, а позже и соседские мальчишки. Игры закономерно завершились практическими занятиями во время отдыха на берегу южного моря, где, старшеклассницы, отпущенные родителями в самостоятельное плавание, познакомились со взрослыми дядями, преподавшими им первые практические сексуальные уроки.
Антонина рано поняла силу влияния женских чар на мужскую половину человечества и использовала их при каждом удобном случае, находя в этом выгодные для себя позиции.
В Текстильном институте учились в основном девушки, парни пренебрегали "Тряпкой", предпочитая ей более мужественные институты и университеты, кующие технические, научные и руководящие кадры. Ректорат института, понимая, что девичий коллектив не может быть здоровым без мужского влияния, способствовал проведению различных вечеров и праздников с танцами и приглашением юношей из военных, технических и других учебных заведений, где господствовал мужской дух.
На одном из таких вечеров Антонина познакомилась с Алексеем Голдевским, мальчиком из Педагогического института, расположенного неподалёку от Текстильного, напротив, за Водным каналом. Алёша обратил на себя внимание Антонины интеллигентным лицом, которое нельзя купить, а можно только унаследовать от родителей. Ни одной грубой черты нельзя было найти в этом чистом и открытом лице. Светло-серые глаза смотрели на Антонину с каким-то телячьим восторгом, как будто перед ним появилась неземное создание. Он нерешительно пригласил девушку на танец, словно боялся отказа.
Алёша был домашним мальчиком или ещё точнее - маменькиным сынком. Его отец, Казимир Иосифович Голдевский, известный переводчик с английского, имел какое-то отношение к переводу пьес Вильяма Шекспира. Свою жизнь он заполнил книгами, спорами о значениях фраз и слов, обсуждениями и осуждениями переводов более удачливых коллег. К сыну переводчик относился, как к маленькой пьеске, написанной им самим и не нуждающейся поэтому в переводе. Он отмахивался от его назойливых вопросов и настырных просьб, отсылая к матери за неимением времени для воспитания ребёнка.
Мать, Пульхерия Петровна, души не чаяла в своём единственном. Больше ей Бог не дал, и она всю материнскую любовь, рассчитанную явно на множество детей, вложила в Андрюшеньку. Нельзя сказать, что мальчик рос инфантильным и заласканным. Кровь предков- шляхтичей, смешанная с еврейской, питала его природный гонор, который, как он не старался скрывать, нет-нет да прорывался в виде неожиданных решений и поступков, в которых он упорствовал с завидным упрямством.
Пульхерия Петровна не желала сыну повторения судьбы отца, ведущего среди словарей и книг, в общем-то, уединённый и незаметный образ жизни. Как всякая еврейская мать, любящая своё чадо, она видела в нём вундеркинда, способного прославиться на весь мир, оставив в истории не только свой след, но и упоминание о родителях. Андрей, зачатый, рождённый и воспитывающийся в англо-русской языковой среде, закономерно проявил способности к иностранным языкам и решил пойти по стопам отца, чем возрадовал того необычайно и столь же сильно огорчил мать. Уговорам матери выбрать себе более перспективную специальность экономиста или юриста он не уступил и настоял на своём. Так Андрюша оказался в Педагогическом институте на факультете иностранных языков и встретился с Тоней на танцах.
Во время топтания под монотонный музыкальный ритм, обвешанный громкими звуками, они успели познакомиться.
- Меня зовут Алексей. Голдевский, - поторопился представиться партнёр.
- Антонина Шарапенкова. Потомок Пушкина, - насмешливо ответила партнёрша и сразу же пояснила:
- Нет. Я не из семьи Александра Сергеевича. Скорее всего, его эфиопский дедушка воспользовался правом первой ночи с моей прапрабабкой- крестьянкой. Считают, что фамилия Шарапенковы произошла от Арапенковы. Потомки крепостных Арапа Петра Великого до сих пор собираются на пушкинские юбилеи в его имении под Петербургом. Только не понимаю, причём здесь Пушкин.
- Вы, действительно, чем-то похожи на своего знаменитого предка, - улыбнулся Алёша.
- Сомнительный комплимент! Пушкин, особенно его дед, явно не были красавцами, - надула губки Антонина и тесно прижалась к нему.
- Что вы. Что вы. Вы очень красивы. И вы мне очень нравитесь, - забормотал смущённый Алёша.
Дальнейшее развитие отношений с юношей для Антонины было делом техники: от нечаянных прикосновений до откровенных объятий, от лёгких поцелуев до страстных засосов. Минет, сделанный Антониной на лестничной клетке в процессе провожания домой, потряс Алёшу, как мощный удар током. Окончательно, она овладела невинным юношей у себя дома, в неубранной с утра постели среди живописно разбросанных книг и мягких игрушек, намекающих на зрелый ум и детскую наивность одновременно.
Недолгий путь до ЗАКСА занял всего три месяца. Потрясённая Пульхерия Петровна не смогла противостоять упорству сына, твёрдо решившего жениться на странной вертлявой девице с чёрными кудряшками и крутыми ягодицами, туго обтянутыми брюками. Материнская любовь часто уступает сексуальному опыту.
Сомнительное происхождение девицы: то ли от Пушкиных, то ли от крепостных крестьян в придачу с простецкими родителями и младшей сестрой, застенчивой до ненормальности, обратили внимание на себя даже крайне занятого Казимира Иосифовича.
- Ох уж эта современная молодёжь! Она не задаётся вопросом: "Быть или не быть?" Она торопится быть во что бы то ни стало, лишь бы испытать как можно быстрее и больше. Ошибки для неё не страшны и приравнены к удачам.
Как это правильно сказано: "По жизни так скользит горячность молодая И жить торопится, и чувствовать спешит".
Непоколебимый авторитет Петра Вяземского успокоил Казимира Голдевского, и он снова погрузился в литературные переводы.