Возле одного старого-старого дома на старой-старой лавочке сидели старые-старые люди. Они сидели здесь так давно, что уже не помнили, кто их сюда посадил и зачем. Или они сели сами?
Они не помнили никаких других занятий, кроме тех, чем занимались на этой лавочке: сидеть и бояться. Они боялись, что что-нибудь случится, и не будет у них ни этой старой-старой лавочки, ни этого старого-старого дома, ни их самих с их старостью и страхом. Тела их были дряхлы и некрасивы, глаза слезливы и слепы, мысли глупы и самолюбивы. Они знали, что никому не нужны такими, но всё равно цеплялись за лавочку своими скрюченными от старости пальцами с пожелтевшими и загнутыми ногтями. Мимо проходили люди и почти не замечали их, а если замечали, то ворчали: зачем сидят, никуда не глядят, место занимают?
А ещё вокруг бегали дети. Им не было дела до старых-старых людей на старой-старой лавочке у старого-старого дома. Дети играли, и от их игр исходил яркий свет, но Сидящие его не видели. И ещё дети не боялись - им некогда было бояться.
Но однажды дети выросли и ушли, Но этого никто не заметил: ни Сидящие, ни Идущие. И как только не стало детей вокруг старой-старой лавочки, пришла смерть и забрала старых-старых людей. И их тоже не стало, только на лавочке остались глубокие борозды - там, где они за неё цеплялись своими старыми-старыми пальцами. Потом пришёл Маляр и покрасил старую-старую лавочку, и она сделалась новой.
А Смерть отняла у старых-старых людей их дряхлые и некрасивые тела, слезливые и слепые глаза, глупые и самолюбивые мысли, как отнимают у больного ветхую и грязную одежду. И отдала их, голых, Жизни - без тел и глаз, без мыслей и желаний. А Жизнь сделала их новыми людьми, и наполнила их новые мысли светом, новые тела - резвостью, а новые глаза - интересом. И послала их к старому-старому дому, играть вокруг новой лавочки.
А в это время Идущие люди, увидев, что лавочка пуста и покрашена, стали садиться на неё, чтобы отдохнуть. И им так понравилось сидеть, что они сразу начали забывать, куда и зачем шли. И сразу стали стариться. Тела их стали дряхлы и некрасивы, глаза слезливы и слепы, а мысли - глупы и самолюбивы. И они вцепились в лавочку своими скрюченными пальцами с пожелтевшими, загнутыми ногтями и лавочка тоже постарела.
А вокруг снова бегали дети. Им не было дела до старых-старых людей на старой-старой лавочке возле старого-старого дома. Дети играли, и от их игр исходил яркий свет.
А мимо шли люди, ещё вчера бывшие детьми. Они смотрели на детей - и радовались, смотрели на старых-старых людей - и им тоже хотелось отдохнуть на старой-старой лавочке. Ведь в их мыслях кончился свет, в телах угасла резвость, а в глазах - интерес. И они смотрели и завидовали, как