Костик задумчиво смотрел на заросший сосновым бором склон, пытаясь сообразить, как лучше срезать путь к озеру. Он уже слегка утомился переть через черничник, от ягод во рту установился непонятный привкус, его руки и светлые джинсы были перемазаны этой самой черникой так, что мама не горюй... Впрочем, что ей горевать: "Тайд" отстирывает всё. Не вручную же в тазике, как в старину, слава Богу, двадцать первый век на дворе. Правда, появляться таким чуханом перед компанией - не очень-то, но, юмор Костика всегда выручал! Тем более - скоро вечер, а там и ночь. И кто у костра будет разглядывать, в чём там у него джинсы... Только вот успеть бы до вечера до озера добраться. Дёрнули же его черти болотные срезать этот угол! Зато чернички поел, от пуза. Не купленной на рынке и собранной неизвестно какими алканавтами с незнамо какими руками, а натуральной, кондовой... Прелесть!
Костика, правда, терзали некоторые смутные сомнения - по части того, что пока он ползал, собирая щедрые в этом году дары природы, он мог малость закрутиться и уползти немного не в ту сторону... а после, соответственно, не в ту сторону и пойти, поднявшись. И, само собой, уйти. Но это - вряд ли. И никакой беды не будет особой. С одной стороны леса - шоссе, но его не слышно. С другой озеро, с третьей - дачи. С четвёртой, самой дальней, железная дорога, сейчас её слыхать, но еле-еле. Так что, если он и плутанул то, скорее всего, идёт к дачам. Это тоже не беда: возьмёт свой мотороллер и через семь минут будет на озере. Что сразу не взял, не поехал? "А, впрочем, ладно" - махнул он рукой. Не поехал - и не поехал. Зато по природе походил, размялся. Не всё же ездить, на железяках сидя. Ножками тоже надо иногда, ножками... чтобы грибок не заводился.
Но всё же: склон ведёт туда или оттуда? Озеро должно быть за ним, или наоборот? Костя стоял в раздумье, напоминая самому себе какого-то Буриданова барана... или осла? Собственно, а что это за Буриданово животное и почему оно думает... и кто таков Буридан? Слышал звон, да только где вот он? Растекся мыслями по древу... Правильно его черепа костерят всё время за эту задумчивость: вот, додумался до того, что в трёх соснах заблудился... мечтатель. Так куда же стопы направлять: вверх или вниз?
Впрочем, если наверх, то сверху можно осмотреться. В крайнем случае - забраться на дерево и оттуда углядеть искомое озеро... пока не стемнело. А иначе точно придётся в лесу ночевать...
"Идиот!" - хлопнул он себя по лбу, почти добравшись до вершины склона. У него же есть мобильник, и дел-то всего - позвонить ребятам... Впрочем, что спросить? "Попрошу, чтобы музыку на полную врубили!" - созрело наконец решение.
Костика ждал небольшой облом. Крохотный прямо. Неизвестным ему образом в трубе не оказалось ни одного номера. Ни единого. Чего не могло произойти с этой моделью в принципе. Но произошло. Суперглюк. Надо же. А в остальном - вполне нормальная, исправная труба, звони - не хочу... Костя чертыхнулся про себя и проклял все эти "кривые" номера, а заодно и привычку надеяться на память электроники, а не свою. Вот у бати память... Ночью разбуди - обо всём справку выдаст, и номер, хоть прямой, хоть кривой, и год рождения, а заодно и день, и всё досье на клиента... Теперь придётся самому что-то придумывать, чтобы разобраться и выбраться... А солнышко уже и не греет, и почти сползло к горизонту. Через полчаса - всё, день закончится... Угораздило же его!
Костика не радовала ни перспектива ночёвки под открытым небом с комарами и другими лесными тварями, ни перспектива ночного блуждания по корягам, болотам, старым окопам, да и Бог ещё ведает, по чему ещё? Так что оставалась лишь одна надежда на то, что озеро и ребята всё же где-то поблизости, и оставшегося светлого времени вполне хватит, чтобы до них добраться...
Ни на одну из исполинских сосен, росших на вершине холма (даже не холма скорее, а какой-то песчаной гряды в лесу) Константину забраться не удалось. Все они, как на подбор, были соснами корабельными, кондовыми, с ветвями, начинающимися не ниже, чем метрах в пяти от земли. Грустно побродив по этому шишкинскому месту, Костя всё же усмотрел некоторый просвет в кронах деревьев, даже никуда не залезая. И вроде бы в той стороне, где, по его представлениям, и должно было располагаться это несчастное озеро. И недалеко. И слава Богу! Теперь, ещё метров триста - пятьсот, и все блуждания позади. Костёр, гитара, купание, палатки, по сто граммов перед сном - или не перед сном, а перед всенощным бдением и трёпом... "И всё будет хорошо" - думал он, сбегая вниз по склону гигантскими прыжками, и ему казалось в тот момент, что вот, ещё один хороший толчок, и он взлетит, и притяжение земное над ним будет уже не властно...
"Лечу!" - внезапно понял он, когда после очередного толчка вдруг увидел проносящиеся под ногами заросли малинника. "Надо же - лечу!". Он ощутил неизведанную доселе радость настоящего полета, и... с треском вломился в эти самые кусты, не удержался на ногах и, пропахав метра два юзом, прекратил своё стремительное поступательное движение. Было тихо до невероятия, и в этой тишине был явственно слышен шорох и лёгкое потрескивание потревоженных кустов.
Костик лежал на животе, приходя в себя и диагностируя состояние организма. Ладони - саднит. Колено - болит. Голова - порядок. Грудь - норма... В целом, мягкая посадка. Он осторожно перевернулся на спину: нет, кажется, действительно, цел. Посмотрел в небо, проглядывающее скупыми голубыми лоскутками сквозь заслоняющую его листву, и тут же что-то влетело ему в глаз. Он с некоторым содроганием снял ЭТО и рассмотрел. Оказалось, просто ягода. Малина. Спелая, сочная. Вкусная. Крупная. А подумалось-то Бог весть что...
Малины тут было видимо-невидимо - особенно если смотреть так, снизу. И вся, как на подбор, так и просится в рот. Костя сел и первым делом осмотрел колено: целое. Штанина, правда, порвалась, и сама коленка поцарапалась, но так, ерундово. "Вообще можно было чашечку разбить" - подумалось ему, при таком приземлении. Ползи потом, как Маресьев по лесу... хорошо хоть не зима. Жаль, что малиной утробу набивать некогда: идти надо, пока светло. Он стал подниматься, и в районе паха сразу же что-то отвратительно захрустело, в бедро вонзилась непонятная, колющая боль. Ой-ё-ёй!
Костику смутно вспомнилась какая-то статья о переломе шейки бедра, и о том, как этот перелом имеет колоссальную вероятность становиться переломом привычным, и как с ним можно управиться только с помощью операции и имплантирования титановых штырей, и что мужики после такой операции в восьмидесяти процентах случаев становятся полными импотентами, и всё равно полуинвалидами... В общем, в голову лезли разнообразные кошмары, живо расписанные каким-то горе-хирургом, настоящим призванием которого было, скорее всего, не лечение людей, а их запугивание до полусмерти. Чтобы побыстрее к нему на стол попали, где он их до полной кондиции в два счёта доведёт.
Прислушавшись к ощущениям, Костик уловил, что болит не изнутри, а снаружи. Уже легче... просто сучок какой-то впился... Но там же какая-то важная бедренная артерия должна проходить, и можно кровью истечь за три минуты! Инвалидом от этого не станешь, и импотентом тоже вряд ли... А вот трупом хладным - наверняка!
"А ну его всё к чёрту!" - решил для себя Костя и встал. Боль тут же прошла, но хрустело постоянно. Он сунул руку в карман и нащупал осколки мобильника. "Всё, про связь можно забыть" - думал Костик, выгребая из джинсов то, что ещё недавно было совершенным чудом техники и вызывало зависть у всех его знакомых. Шестьсот баксов, выцыганенных у отца после получаса уговоров, пререканий, тонкой лести и несбыточных обещаний не просить больше такие суммы хотя бы месяц, довольствуясь пятихаткой рублей в день на мелкие расходы... Эх, ёлы-палы, недолго музыка играла... Теперь придётся маман трясти, и так, чтобы Главный Предок не знал и не догадался, и при этом мамке придётся наобещать с три короба... а она не отец, который со своими делами забывает, как сына и жену зовут: маманя дома сидит, ей скучно, она сына воспитывает и делает реальным челом, и свой шанс проесть ему преждевременную плешь не упустит... Плакала Костькина независимость. Горючими слезами. Тьфу, блин! Что за жизнь такая: всё вроде бы есть, а вот счастья в ней нету...
Что интересно: в телефоне не осталось целой ни единой детальки. Даже сим-карта, и та треснула. "В следующий раз надо покупать в титановом корпусе" - решил Костик. Чтобы попадание пули выдерживал, не меньше. Тогда надолго хватит...
Всё-таки, неужели ему удалось взлететь? Он посмотрел на трассу своего полёта и усмехнулся собственной глупости. Он попросту вылетел с какого-то обрыва, незаметного сверху, но отлично видимого отсюда. Только и всего. Что за обрыв-то хоть - откуда он тут взялся, на ровном склоне? Константин начал подниматься выше, выбираясь из высоченных, выше его роста, кустов.
Обрыв был искусственным. Кто-то срыл кусок склона, так, что образовалась небольшая площадка перед стенкой, к которой было прислонено нечто вроде круглого дощатого диска от кабельной катушки, выкрашенного в зелёный цвет. И, лишь подойдя на пару шагов, Костик разглядел: это дверь. Зелёная круглая, метра полтора в диаметре дверь. И не прислонённая к стене, а явно в ней установленная. И дверью этой пользовались: площадка перед входом была утоптана, от неё вела в сторону тропинка.
Немного сбоку Костя углядел теперь ещё и окна: две штуки, тоже круглые, с полукруглыми ставнями, сейчас открытыми. Похоже, в склоне был не погреб или схрон какой-то, а целое жилище. Хоббита, что ли?
"Ну, козлы толкинутые, вы мне за мобилу ответите!" - подумал Костя. Понастроили в лесу фигни всякой, ролевики драные... Как они будут отвечать за мобилу и кто конкретно эти придурки, Костя на данный момент не думал. Потом разберётся. Папа не зря в ментуре дела крутит... найдут в два счёта. Обосновать бы это только как-то... да это ерунда, придумать можно. Глянуть бы сначала, чем там и кто дышит... Может быть, там у них вообще курильня опийная, так тогда с этих ребят можно хорошо состричь: что там мобильник, он же их сам на такие башли раскатает... "А если нет" - возникла мысль - "так можно сделать и курильню... и схрон героиновый, делов-то! Только бы зацепить хозяев этой землянки: кто такие! Кто владеет инфой - владеет всем! Особенно, если у тебя такой батя!".
Он топтался на этой небольшой площадке перед странной круглой дверью и не мог решить: что делать? Вломиться внутрь и посмотреть что там, или двигать дальше к озеру? С одной стороны интересно всё-таки, что тут за дача земляная, но надо поспешать. Солнышко сядет - и торчи тут до утра... " А если там кто-то из этих долбодятлов заседает? Втроём-впятером? Что тогда?" - внезапно пришла ему в голову мысль Мало ли они ещё и сатанисты какие, и им срочно, буквально позарез, нужен кто-нибудь в жертву?
В любом случае сейчас предъявы кидать не стоит: спугнёт, а потом ищи-свищи их... Действительно: сначала к озеру, ребят взять, а потом уже сюда... завтра даже, а за ночь какой-никакой план сработать... Но ввяжутся ли в это пацаны? Колян - тот да, может. Но вот Женька и Серега... Эти вряд ли. У них, видите ли, моральные принципы. Скорее Танька с Аленкой на это пойдут: реальные девчата, знают, что упускать в жизни удачу нельзя. Тьфу, блин, набрал друзей. Только и могут, что винцо-пивко тянуть, да песни под гитару петь-сочинять. Поэты хреновы. Блин, а ведь Серега-то - тоже этот, толкинист! Тогда при нём вообще не стоит эту тему поднимать. С Коляном перетолковать конкретно тет-на-тет, и весь привет.
Казалось бы, всё было решено и всё ясно, но почему-то Костик не мог так просто взять и пойти куда собирался. Словно что-то не отпускало его от этой двери, от этого странного жилища, и он не мог сам себе объяснить, что же именно заставляет его торчать и внимательно разглядывать покрытую древней патиной витую бронзовую ручку - тоже, кстати, какую-то невообразимо древнюю. Антиквариат просто. Глядя на неё, как зачарованный, Костик помимо своей воли представлял себе, как он поворачивает её, открывает дверь и, пригнувшись, входит в коридор с чистым песчаным полом, со стенами, на которых висят какие-то древние гобелены и неярко горят древние же светильники, и пахнет дикими травами и почему-то свежесвареным кофе, и дымком ольховым тянет из зала, где горит камин, бросая жаркие огненные блики на стены, и стоят кресла-качалки с наброшенными на них мохнатыми шкурами невиданных зверей... А на камине лежат свеженабитые глиняные трубки с ароматным табаком из неведомых стран... Словно загипнотизированный родившейся только что в его голове картинкой, он протянул руку, чтобы открыть дверь. И, как только его пальцы коснулись этого теплого и древнего металла, ручка сама опустилась, и Костя увидел, что зелёная дверь открывается ему навстречу.
Почему-то не было ни испуга, ни удивления, словно всё должно было произойти именно так, и никак иначе. Словно он знал об этом заранее. И возникла мысль, просто мысль, без всяких выводов и раздумий: встреча была назначена. Не было в этой мысли ничего о том, с кем встреча, ни того, с какой целью или когда она была назначена, просто мысль, и её сейчас хватало полностью.
Глава вторая
Когда перед Костей появился хозяин этого странного дома, мысли и эмоции вернулись в своё обычное состояние, словно и не было секунду - или вечность? - тому назад этого странного ступора, в котором явь смешивалась со сном, реальность с вымыслом, где знаешь всё точно, не зная толком ничего. Но что-то при этом в нём неуловимо изменилось, и он сам не мог понять, что именно, но изменилось. Сейчас он это лишь чувствовал, хотя ещё и не понимал полностью.
Прикид у появившегося перед ним хозяина был несколько странноват: серый, до земли балахон с капюшоном, надвинутом далеко вперёд, из которого сейчас торчал кусок совершенно седой бороды и где-то там, в глубине, угадывались глаза, глядящие на Костю пристально и с интересом. Интерес, впрочем, угадывался добрый и веселый.
- Добрый вечер, молодой человек! - Прозвучал из-под капюшона чуть глуховатый, но жизнерадостный голос.
- Добрый вечер. - Машинально ответил Костик и тут же задумался: а стоит ли с этим неизвестно кем вообще разговор заводить? Кто он такой вообще? И не толкинист ведь, точно. Может быть, вообще маньяк ненормальный. Или - Аль-Каида какая, террораст каквказкий... Тогда он точно попал...
Костику стало не то что бы страшно, просто ему стало очень-очень грустно. Если это правда - не увидит он сегодня ни палаток, ни пацанов, ни девчонок, ни озера... Вообще больше никогда ничего не увидит.
Ростом незнакомец был на полголовы выше его, и от скрытой под этим странным плащом (теперь Костик видел, что это был именно плащ, а не балахон) фигуры веяло силой, и не просто физической силой, а чем-то ещё. Каким-то невероятным спокойствием и отстранённостью от всех забот и проблем, от всего, что заботит и что присуще человеку обыкновенному. И в то же время Константин был точно уверен, он ощущал, как этот человек видит и замечает всё происходящее вокруг: каждую деталь, каждый нюанс, как он внимательно и с неподдельным интересом изучает и его, Костика, и всё окружающее сразу. Было во всём этом что-то... неправильное, что ли, ненормальное... Нет, не столько ненормальное, а скорее сверхнормальное, превосходящее обычное, человеческое. И от этого осознания ему стало уже совсем неуютно.
Мысли о разбитом мобильнике и о "раскрутке" хозяев этого дома-погреба на хоть что-нибудь почему-то совершенно исчезли, словно их никогда и не было. Больше всего Костика сейчас занимала мысль о том, как ловчее и резче сорваться с этого места и раствориться в ближайших кустах. А вот уж потом... Потом - действительно, подъедет сюда соответствующая бригада... И будет ему от отца премия! Во как! Он своего не упустит, он своё всегда возьмёт, он не лох какой-нибудь! И возьмёт теперь не в виде махинации околокриминального толка, а в результате действий честного гражданина, выполняющего свой... гражданский, что ли, долг. И пусть только отец его после этого назовёт лоботрясом! Константин теперь не лоботряс, а народный, можно сказать даже, национальный герой! Как Иван Сусанин!
Вспомнив про И. Сусанина и судьбу его героическую, Костя помрачнел. Мысли о резком старте с места - это одно, а вот на практике оказалось - далеко не убежишь. Если у этого Бен Ладена в сутане под полой какой "Шмайсер", то через пять шагов Костя будет нашпигован свинцом по самое не хочу. И кусты малины тут не спасут. Вверх по слону бежать - тоже бред собачий, деваться-то особо и некуда... А жить так хочется!
Незнакомец продолжал молча изучать Костика из глубин своего капюшона, и затянувшаяся в разговоре пауза, казалось, его нисколько не беспокоила. Даже позы не изменил. Стоит, опёршись на свой странный посох, и хоть бы хны... Кстати, а посох-то откуда? Высотой ему по плечо, деревянный, с резьбой замысловатой, да ещё с каким-то камнем в навершии. Странный посох, так и хочется сказать - сказочный. И, Костик мог поклясться, что этой штуки у этого... в капюшоне... только что не было. И он не шевелился даже. Как стоял, так и стоит, а вот на тебе, уже с посохом! Похоже, не просто маньяк или ваххабит, а ещё и ниндзя какой-нибудь... Точно каюк...
- Не желает ли молодой гость пройти внутрь моего скромного жилища? - опять раздался этот глуховатый голос из глубин капюшона. Теперь Костик был уверен, что он, голос то есть, звучал несколько насмешливо, словно его хозяин прекрасно понимал, что творится в глубинах Костиковой души, и решил сыграть с ним в неведомую его жертве игру... кошки-мышки, например. Где он намерен быть только победителем.
Сглотнув, Костик открыл рот, но голосовые связки не слушались, а слова не шли на ум. Постояв несколько секунд с открытой варежкой, он собравшись с силами, наконец захлопнул её и, открыв снова, сипло выдавил наконец хоть что-то:
- С... удовольствием, спасибо.
Хозяин, ни говоря ни слова, мелко кивнул, тряхнув своим капюшоном, развернулся и наклонился к входу. У Костика мелькнула было спасительная мысль: "Вот, сейчас он зайдёт - а я и дёрну..." - но пришлось разочароваться: старик попросту приглашал его пройти первым, немного склонившись и простерев свою узловатую длань в направлении дверного проёма. Ничего не поделаешь, надо входить. Вздохнув, Костик согнулся почти пополам и прошёл внутрь.
Пол был действительно чистый и песчаный, стены, выстроенные из сосновых плах плоскостью внутрь, никакие гобелены не прикрывали. Коридора не было: была небольшая овальная комната с тремя такими же зелёными, но уже овальными, дверьми: одна - прямо, две - по бокам. Прихожая своего рода, в общем. Освещалась она парой аккумуляторных фонарей типа "летучая мышь", а совсем не древними масляными светильниками. Костя перешагнул порог и остановился, сделав пару шагов. Потолок был достаточно высоким, чтобы не бояться за голову. Пахло не кофе и не травами, пахло отчего-то озоном и вишней. Точнее - вишнёвым вареньем. "Странный запах для маньяка или террориста" - подумалось Костику. Сам маньяк-террорист как раз неспешно входил внутрь.
Перешагнув порог, старик аккуратно прикрыл дверь и выпрямился, глядя своими невидимыми сейчас из-под капюшона глазами на гостя. Он стоял, похожий, наверное, на древнего инквизитора... или монаха: капюшон, полностью скрывающий лицо, руки полускрещены на животе и спрятаны в широких рукавах. Загадочный посох исчез неведомо куда. Хозяин стоял и молчал, молчал и Костик. Около минуты длилась эта странная пауза, потом старик опять кивнул: на этот раз медленно, словно слегка поклонился, и прошёл к центральной двери.
Страха Костик в этот момент уже не ощущал. Почему-то пропали всякие мысли о маньяках и террористах, было просто интересно, словно попал в полузабытую сказку, в которую хотел попасть ещё в детстве, да вот дорога туда всё никак ни находилась. Как в одной старой и грустной песне: "Билетов в детство нет...". Только вот что это за сказка, и кто в ней действующие лица, этого Костик не знал пока. По идее, это самое незнание, неопределённость должны были бы его напрягать, пугать или ещё как-то нервировать - но вместо этого он ощущал сейчас только растущий интерес: а что же там, за дверью?
За дверью была комната, но пол в ней был уже не песчаным, а выложенный плоским диким камнем, причём гладким и весьма неплохо подогнанным. Костик сначала решил даже, что это плитка, но это был именно дикий камень. Что-то вроде гранита.
У стены стоял камин, бросая красноватые отблески горящих дров на стол и два резных кресла возле него. Качалкой из них было лишь одно, но оба они были покрыты шкурами. На столе стояло нечто вроде кофейника и пара чашек тонкого фарфора, небольшая плетеная корзинка с чем-то вроде печенья и небольшой глиняный горшочек с крышкой. Сам стол, довольно грубо сколоченный, упирался в пол исполинскими ногами, выделанными, должно быть, из небольших цельных брёвен. Довольно нелепое сочетание, отметил про себя Костик, с креслами изящной работы и с обстановкой стола, в которой всё смотрелось на гораздо более высоком уровне исполнения, чем сам этот стол. На нём впору было колоть дрова, гнуть железо или разделывать мясницким топором цельные туши... "Или трупы" - подумалось Костику и опять в нём зашевелились смутные мысли о сатанистах-толкинистах и воспоминания о сказочном Людоеде из "Кота в сапогах", которого он в детстве боялся до содрогания и ночных кошмаров. Сходство комнаты с той картинкой, которую он "увидел" перед входом в это странное жилище, отчего-то его совершенно не удивляло. Скорее он бы удивился, увидев здесь что-то иное.
В комнате было и окно, как и положено этому дому, круглое. Но какой вид из него открывался, сейчас было тайной за семью печатями... то есть за двумя ставнями, которыми окно было прикрыто снаружи. На подоконнике окна лежали в живописном беспорядке пожелтевшие рукописи, курительная трубка, полупрозрачный камень, прихотливо изогнутый корень, стояло чучело сокола... и ещё масса всякого хлама, имеющего обыкновение скапливаться на подоконниках в домах, где не властвует над вещами женская рука, а поддержание порядка пущено на самотёк жильцом-холостяком. Сам оконный проём, хотя и закрытый снаружи ставнями, был освещён непонятно откуда мягким, рассеянным светом, напоминающим свет дневной лампы. В самой же комнате царила загадочная полумгла, разгоняемая только светом от камина. Сам камин тёмной горой возвышался у стены и огонь в топке освещал только стол и кресла.
Хозяин, когда вошёл Костик, словно растворился в сумерках комнаты, тихо и незаметно. Пока Костя осматривал помещение, где оказался, старик совершенно не напоминал о себе, словно его здесь и не было. Но вот, наконец раздался его приглушённый, а в этой комнате ещё и совершенно загадочный голос.
- Присаживайтесь, молодой человек. Признаться, я очень рад Вашему визиту. Присаживайтесь, не стесняйтесь.
Голос старика раздавался словно бы ниоткуда. Но, может быть, в этом была повинна акустика подземного жилища? Приглядевшись, Константин обнаружил хозяина уже сидящим в кресле, и мог бы поклясться, что секунду назад его там ещё не было! Но сейчас он был там: сидел на прямом, похожем на трон кресле и, спокойно положив руки на колени, наблюдал за ним из-под своего капюшона. Старый сыч.
Свободным оставалось только кресло-качалка, и Костику ничего не оставалось делать, как пройти к столу и сесть именно в него. Сразу же обнаружилось неудобство данного вида мебели именно за столом: и низковато, и всё как-то не с руки... в общем, он начал ощущать себя несколько по-идиотски.
- Прошу прощения, молодой человек, за... гм, некоторое несоответствие мебели... Ничего другого у меня сейчас нет. Впрочем, если Вам неудобно в этом кресле, то я могу с Вами поменяться местом. - Голос старика звучал опять словно ниоткуда.
- Нет, что Вы... Спасибо, я так... - Больше сказать Костику было нечего, он сам себе поразился, как он смог решиться пискнуть хотя бы это. Всё вокруг было странно и нелепо, всё сейчас было до ужаса ненастоящим и казалось зыбким, как сон. И в то же время всё было реальным, реальнее некуда: пол твёрдым, кресло раскачивающимся, от камина шло тепло, кофейник исторгал явственный аромат свежего кофе. Во всём этом, если брать явления по отдельности, не было ничего сверхъестественного или ненастоящего, а вот поди же ты: всё вместе как раз казалось сном.
Костик, угнездившись, наконец, в своём кресле, молчал, не зная, что сказать и только тупо и затравленно озирался по сторонам. Опять повисла и начала затягиваться пауза, в которой никто из двоих не ждал реплики от собеседника. Старик, похоже, прекрасно ощущал, каково сейчас Костику, и просто молчал, не то обдумывая, что сказать, не то попросту не желая некоторое время нарушать тишину. Костик не мог ни сформулировать хоть бы какой-нибудь вопрос, ни тем более решиться его задать. Хотя вопросов в его голове роилось множество: а как вас зовут? А почему у Вас такой странный дом? А кто его строил? А почему Вы так одеты? А где посох? А что в горшочке? И, в конце концов: кто вы такой, чёрт Вас побери? И что со мной теперь будет?
Паузу закончил хозяин. Он, не вставая с места протянул руки, вдруг показавшиеся Костику неимоверно длинными, и начал хозяйничать ими на столе, наливая в чашки кофе, передвигая предметы, чем-то позвякивая и постукивая... и в итоге через минуту всё стояло на своих новых местах: и кофе, и печенье, и невесть откуда взявшаяся сахарница, и ложечки, изящные ложечки специально для кофе, золотисто поблескивающие в полумраке комнаты. Костик опять мог поклясться, что на столе только что не было многого из того, что сейчас было. Этот странный старик словно бы доставал предметы из воздуха! Или всё-таки он передвинул на новые места то, что не было замечено сразу? Бог его знает... Иллюзион какой-то.
Так же, в полном молчании, они положили сахар и размешали - старик совершенно бесшумно, а Костик слегка позвякивая ложечкой. В горшочке оказалось варенье, но не вишнёвое, как думал поначалу Костик, исходя из уловленного им на входе запаха, а сливовое. Оказалось, что оно очень хорошо сочетается как раз с кофе и этим печеньем, причём печенье было явно не покупное, оно было домашним, и такого ему ещё не доводилось пробовать. А кофе был просто превосходен: свежесваренный, отличный натуральный кофе. Костик, сделав первый же глоток понял, что зря положил в него сахар: точнее, так много сахара. Надо было чуть-чуть, пол-ложечки, как это сделал старик, и тогда его вкус был бы совершенно идеальным. Но, что сделано, то сделано, размешанный сахар обратно не вытащишь. Придётся пить так, как есть, деваться некуда.
- Как Вам кофе? - спокойно произнесённая хозяином фраза почему-то заставила Костика вздрогнуть и уронить ложечку, настолько неожиданно она прозвучала в этой тишине, к которой он уже привык.
- А? Что? А, кофе... Очень хороший. Это какой сорт? - сказал Костя первое, что пришло в голову после секундного испуга.
- Честно сказать, не знаю, да и не разбираюсь я в сортах кофе. Какой у меня был, такой и сварил. Но ведь удался, правда?
Костик только кивнул молча, и его собеседник продолжил свой монолог:
- Я, знаете ли, люблю эксперименты, в том числе и с кофе. Никогда им не занимался, а вот тут решил попробовать: получится сварить настоящий или нет? Вот... взял, значит, и сварил. А одному его пить как-то... В общем, в одиночку не оценишь так, как нужно. Понимаете, молодой человек, пить кофе - я имею в виду настоящий кофе - это не столько потребление продукта, сколько, скажем так, гедонический процесс. А для таких вот, гедонических процессов, почти всегда необходимо общество кого-то, лучше всего - такого же старого и отъявленного гедониста, каким являюсь я...
"Господи - подумал Костик - что же это за изворотень старый меня к себе в подземелье затащил? О чём только не слышал - не читал, а вот ещё что-то - гедонизм какой-то! Только при чём здесь кофе?".
- Я вижу, вам незнакомо значение этого слова? Ну, полноте, не стоит так пугаться! Гедонизм, молодой человек, это всего лишь школа наслаждения жизнью... и всеми её проявлениями. Когда человек получает удовольствие от всего, что его окружает, причём получает не абы как, а осознанно и в максимально возможной мере, в какой он может его получить. То есть - полностью!
Сейчас старик был похож больше на какого-то лектора... или преподавателя, и оказалось внезапно, что он жутко интеллигентен, если судить по его речи. Костик начал успокаиваться: не террорист, похоже он, а и правда - старый, безобидный извращенец. Или просто какой-нибудь спятивший от непосильных мозговых трудов философ, ищущий в тишине лесной покоя и отдохновения. Устроил тут балаган, старый чёрт... Костик опять вспомнил о мобильнике - и подумал о том, что у этого, скорее всего, гомика, бабло должно водиться: пусть не немеряно, но приподняться хватит...
- Но, понимаете ли, молодой человек, для полного счастья нам всегда необходима ещё одна составляющая: элемент внезапности, непредсказуемости... везение и удача, так сказать. Счастье, являющееся конечной целью процесса получения удовольствия, и вершиной этого процесса! - так вот, счастье, настоящее счастье, не может быть запрограммированным, спланированным заранее во всех деталях и подробностях! Иначе это уже не счастье, а чёрт-те что!
Так, понимаете, мне сегодня, когда я начал догадываться, что кофе удался, потребовался собеседник: чтобы полностью насладиться этим вот скромным моим триумфом, маленькой победой в войне с этой вот кофеваркой... Я, значит, решил: нужно попробовать, и если собеседник найдётся до того, как кофе остынет, то именно это и будет полное счастье!
"Будет тебе полное счастье, старая задница!" - Уже гораздо смелее подумалось Костику.
- Я накрыл стол на две - заметьте, именно на две персоны! - и решил выйти на улицу, походить хотя бы пять минут возле своего, так сказать, жилища. Вдруг кто-нибудь да встретится? И, представьте себе, стоило только мне открыть дверь, а на пороге - Вы! Признаться, так мне никогда ещё не везло, и тем более, что я замечаю в Вас: Вы тоже знаток и ценитель кофе, особенно с этим вот сливовым вареньем. Как Вам печенье, между прочим?
Костик подумал о том, что этот старикан мог выделывать своими руками до и при изготовлении этого печенья, и ощутил себя дурно. Да и что вообще может оказаться и в печенье, и в варенье? Нет, тут дед одним лаве не обойдётся. Грохнуть его, козла старого, а халупу его спалить к чёртовой матери!
Впрочем, грубить он пока не собирался, как-то не очень уверенно себя ощущая. Но и нахваливать не хотелось, и поддакивать тоже. Поэтому Костик ограничился неопределённым мычанием: тем более, что рот у него был набит. Хозяин, удовлетворившись по-видимому, таким ответом, продолжил свою тираду.
- Как Вы могли уже заметить, молодой человек, я живу здесь скромно... и одиноко. Гостей у меня никогда не бывает. Вы, если хотите знать, первый за всю историю. Ну, это если не считать разных лесных жителей, у меня тут частенько лиса захаживает...
Он замолчал, делая маленький глоток и смакуя свой несчастный кофе. Глядя на этот, в общем-то, безобидный жест, Костик опять внутренне содрогнулся: рука с чашкой словно бы исчезли из этого мира, растворяясь во тьме капюшона, который старикан почему-то упорно не снимал. "Что у него с лицом?" - подумалось Костику. Не зря же он так прячет своё лицо. Обезображено? Или не хочет, чтобы его видели? Если второе - то, похоже, есть надежда выйти отсюда: если бы дед его хотел бы грохнуть, то лица бы он не прятал.
И всё же - нехорошая история творится. Непонятная. Интересная, но неприятная. А может быть, он сектант какой? Действительно, типа сатаниста? И сейчас его, Костика, охмуряет помаленьку? Или, реально, в кофе что-то подмешано, и быть ему, Костику, зомби для неизвестных ему, но известных старикану целей? В этой норе, в этом подземелье до скончания веков? Надо бы нарезать отсюда, пока...
Все эти мысли пронеслись в голове молодого человека со сверхсветовой скоростью, и внезапно Костик ощутил, как замедлилось время. Действительно: языки пламени в камине почти не шевелились, напоминая больше фотографию, чем живой огонь, старик вообще сидел неподвижно, как истукан, и лишь мысль Константина работала, как ему казалось, с бешеной скоростью. "Время!" - понял он, и в этом одном слове внезапно оказалось заключено так много: и то, что время вокруг замедлилось для всех, а для него - наоборот, ускорилось, и то, что настала пора действовать, и то, что времени ему сейчас хватит на всё - и то, что такие шутки со временем не вечны и непостоянны - и в его запасе времени ровно столько, сколько необходимо для....
Глава третья
Не позволив себе ни додумать нахлынувшее, ни заморачиваться на что-либо ещё, Костик выскочил из кресла-качалки, которое при этом даже не качнулось, пока он вставал - хотя должно было! - и стремительным, спринтерским рывком оказался у двери. Начав её открывать, он ужаснулся: дверь поддавалась с таким трудом, словно её держали с той стороны... или работали какие-то скрытые пружины.
"Инерция!" - пронеслось у него в голове. Правильно: инерция и воздух. При такой скорости, с какой он сейчас действует, все предметы будут казаться тяжелыми и неподдающимися. Всё, что он захочет сдвинуть с места, будет тормозиться собственной массой, а дверь тормозится сейчас ещё и воздухом: она же открывается со скоростью километров шестьдесят-восемьдесят в час, не меньше...
Наконец Костя оказался в прихожей. Ещё одно усилие, и он будет уже на свободе! Внешняя дверь оказалась значительно тяжелее предыдущей, но и она понемногу начала приоткрываться. "Да, блин, при таких скоростях нужно быть Терминатором!" - подумалось Костику. Действительно, силёнок ощутимо не хватало. Даже при собственных движениях руки и ноги, стоило только ими двинуть, оказывались словно свинцовыми, сказывалось это проклятое ускорение. Силы ощутимо таяли, и когда дверь была приоткрыта настолько, что можно было уже в неё проскользнуть, этих самых сил уже почти не оставалось. "Далеко ли я убегу?" - подумалось Костику. - "Да ладно, хоть сколько-то, лишь бы подальше"...
Дневной свет снаружи ослепил его, и Костя шагнул из дверного проёма в этот самый свет, как слепой: всё казалось, состояло из одного света, глаза, привыкшие к внутреннему сумраку, не могли различить ничего. "Чёрт, солнце же село!" - подумал он и понял: нет, ЗДЕСЬ - не село. Или... У него всплыла смутная надежда на то, что это его зрение на таких скоростях выкидывает такие странные штучки, воспринимая...
Он уже бежал вниз по склону - практически вслепую, еле-еле переставляя свои чугунные ноги и ничего не различая в этом сиянии, резавшем глаза так, что наворачивались слёзы. Он знал, что несётся сейчас - для наблюдателя со стороны - быстрее автомобиля на трассе, но самому ему казалось, что его непослушное тело еле-еле тащится по этому снегу. Стоп! Почему - снегу? И почему так холодно: воздух попросту режет голую кожу морозом, как ножом? Что же это творится такое? Глаза, уже привыкающие к этому свету, начали различать деревья: чёрные на белом, проносящиеся мимо него со скоростью курьерского поезда, склон - белый, солнце - стоящее в зените и заливающее заснеженный лес ослепительным сиянием... Что-то не так, что-то настолько не так, что мурашки по коже, и даже не от холода...
Время начало притормаживать, входя в свой нормальный ритм, и двигаться стало легче. После перенесённых усилий Костик ощутил, как тело превращалось из свинцово-чугунного в подобие воздушно-эфирного, невесомого - будто бы он сейчас взлетит. При этом его скорость падала, деревья начали вырисовываться более чётко, снег под ногами начал хрустеть, сначала почти неощутимо, затем всё более и более явственно. В конце концов, Костик остановился, оказавшись в этом самом снегу по колено.
Бег закончился. Навалились боль и усталость. Болели колени, ступни, плечи, локти, шея - всё, чем он имел несчастье шевелить во время своего рывка. Болели так, словно их полдня подряд охаживали здоровущим молотком здоровущие кузнецы в кузне на наковальне. "Придёт же в голову такое сравненьице!" - сквозь боль улыбнулся своим мыслям Костик. Ноги уже не держали, и он сел в снег, глядя прямо перед собой. Перед ним расстилалось озеро, куда он так хотел попасть сегодня (или уже не сегодня?) но только замёрзшее, заснеженное и совершенно безлюдное. Солнце заливало его своим белым светом, стояла оглушительная тишина, словно он оглох. А может быть, правда, оглох после таких перегрузок? Приподняв неслушающиеся руки, Костик хлопнул в ладоши. Да нет, не оглох. Просто тихо. И что теперь делать?
Он же замерзнет здесь. Сил нет вообще. И людей нет. И что такое произошло, к чёртовой матери? Как это вообще произошло? Может быть, глюки? Вспомнилось о кофе, и о мыслях о том, что туда что-то подмешано. Может быть. Может быть. Хочется спать. Хочется лечь. Но нельзя. Смерть. От холода. Нужно встать и идти. Но всё равно. Не дойдёшь. Какая разница теперь, где замерзать? Так же было на леднике. Тогда почти все замёрзли...
В сознании всплыла картина: бескрайний ледник, на котором лежат замёрзшие воины: в кольчугах, панцирях, шлемах, с мечами и луками... Их оружие и доспехи блестят в лучах равнодушного солнца, бессмысленно висящего над замерзшей армией, не дошедшей... Куда? Куда они тогда шли? И откуда? Выжили лишь немногие, относительно немногие, и они идут дальше. А он не идёт, он висит над своим телом, лежащим среди других таких же тел. Его поход закончен после этой ночёвки...
Костик повернул голову и посмотрел назад, откуда он пришёл... прибежал... Нет, скорее - прилетел. Его следы, спускающиеся по склону вниз, были на удивление неглубоки: так, небольшие ямки в рыхлом снегу. И чем дальше они поднимались вверх, тем дальше один след был от другого. Он действительно летел, лишь чуть-чуть касаясь ногами снега через каждые пятнадцать-двадцать метров. Что делается на таких скоростях... Это же и по воде так можно бегать... А теперь он сидит в этом снегу в уже совершенно мокрых джинсах, изляпаных черникой и готовится к замерзанию... заморозке... и жизнь прошла. А что он в ней сделал? Хорошего? Кому? Да ничего, пожалуй. А плохого? Да тоже никому и ничего. Когда-то, ещё не так давно, года три-четыре назад, жить было хорошо, он просто жил... А потом нужно было становиться каким-то, и он выбрал свой стиль... Хотя какой он его? Быть, как отец... А оно ему нужно вообще? Или нужно другое?
Нет, красиво жить хочется... хотелось. Но за эту будущую красивую жизнь он отдал, пожалуй, слишком много. И не смог бы он жить так, как живёт отец. Он старался стать таким же: деловым, беспощадным и самолюбивым, способным спокойно наступить на любого, если это выгодно, но смог бы он действительно стать таким же слоноволком? А ведь он, Костик, не волк. И не волчонок. А пытался ... Отморозком быть. А сам бегал на озеро под гитару песни петь, и там ему было по-настоящему хорошо. Именно с теми самыми Женькой и Серёгой, которых он в последнее время так презирал... По лесу один бродил временами, не задумываясь над жизнью, а просто любуясь, и тоже было хорошо. Как в ещё недалёком детстве. Может быть, он и сын своего отца, но почему он должен быть таким же? Кто и когда это сказал?
Костик сидел, опустив голову и переживая разом всё, что на него навалилось: и близкую смерть от усталости и холода, и неправильно прожитую жизнь, и невозможность теперь что-то исправить - блин, до чего обидно замёрзнуть отморозком несостоявшимся под солнышком зимним средь белого дня... Во фигня!
Его сейчас отчего-то совершенно не интересовало, как он умудрился попасть в зиму прямиком из лета. Ничего более удивительного с ним в жизни не происходило - но как раз именно это, удивительное, не интересовало его. Гораздо более важным Костику казалось осмысление прожитой жизни и... покаяние, что ли? Как это назвать? Собственно, перед кем каяться? Разве что перед самим собой? В Бога он не верил, людям не доверял, а вот теперь, когда что-то такое вдруг стало необходимостью, он и не знал, как и что. Собственно - что? Что делать-то нужно? Скоро он замёрзнет, и поделом ему. Раньше люди перед смертью молитву читали, он же не знал никаких молитв, но отчего-то ощущал потребность в чём-то подобном. И это что-то было для него сейчас совершенно недосягаемым: это нужно было сделать правильно, а он не знал, как это делается вообще.
Волна бессилия захватила его сознание - и вслед за бессилием накатила волна злости, но не на людей и окружающий мир, к чему он привык за несколько последних лет, а на самого себя. Надо же! Он себя считал взрослым и страшным... для кого? А сам даже помереть достойно не может. Герой! Нет, он это так не оставит! Он научится! И не только достойно умирать, а ещё и жить, и помогать жить другим, и жить радостно, счастливо, так, чтобы жить для всех, а не только для себя! Кто сказал, что он здесь должен замёрзнуть? Мальчик устал! Да к чёртовой матери! Ручки-ножки драгоценные болят? Ой-ёй-ёй, кааакой ужас! Он так просто не сдастся этой костлявой старухе! Он будет жить, и жить теперь не так, как прежде!
Злость внезапно схлынула, словно смытая каким-то внутренним светом, и в душе у Костика теперь светило такое же солнце, как и вокруг него. Стало легко и радостно, а от усталости и боли не осталось ничего. Внезапно он понял, что мороза на самом деле вокруг него нет: температура на самом деле была что-то около нуля, и ещё чуть-чуть, и снег начнёт таять, солнце не было зимним, нет! Оно было мартовским солнцем: он попал не в зиму, а в самое начало весны. Его весны - почему-то так подумалось, весны его нового мира.
Костик встал, ощутив потребность в движении. Расселся! Замерзать собрался! Он представил себе себя со стороны, каким он выглядел только что, и ему стало смешно. Он легко и свободно рассмеялся, и вместе со смехом ушло всё то, что делало его таким серьёзным. Как будто уполз невидимый спрут, державший до сих пор всю его сущность в своих щупальцах. Это было настолько здорово: вдруг ощутить себя самим собой, а не какой-то живой куклой неизвестно в чьих руках. Это была Свобода! Теперь он знал, что сделает: он вернётся по своим следам обратно, и спокойно, нормально, поговорит с этим странным старичком, попьёт с ним кофе, извинится за то, что убежал и узнает, наконец, что же такое творится: может быть, ему действительно повезло и он попал в самую настоящую сказку? Ну, может быть, пускай не в сказку, но всё равно в приключение!
Путь обратно оказался гораздо труднее пути туда. Снега в лесу было - упаси Боже! - в самых мелких местах по колено, а в основном по пояс. Временами, выбиваясь из сил, Костик ложился на живот и ужом полз вперёд. А как иначе продвигаться, когда местами в этой рыхлой белой массе можно утонуть с головой? Одежда была мокрой насквозь, от него валил пар, снова начала наползать усталость, и примерно через двести метров пути Костик начал понимать: его сил может оказаться недостаточно. Тем более, что он не очень-то представлял себе, сколько ему ещё вот так ползти. И следы вели в горку, и снег становился всё глубже и глубже, всё рыхлее...
"Авантюра это" - устало подумал Костик. Ввязался же... Но он всё равно доберётся! Главное, не думать о бесконечности этого пути. О бесконечности снега и зимы. О бесконечности времени. Всё кончается, кончится и это. Главное, не думать об этом, а продвигаться. Каждый метр даётся с трудом, но даётся, и он приближается к цели.
Начались какие-то кусты. Снег лежал на них поверху и, попав в это место, Костик ощутил себя в некоем подобии силков: здесь уже невозможно было ни встать и идти, ни лечь и ползти. Только барахтаться, проклиная всё на свете. В конце концов, он приспособился, вытоптав под собой площадку и начав продвигаться вперёд, приминая впереди стоящую преграду. Пусть не так быстро, как ползком, но хоть посуше. И ещё его радовало, что это были не просто кусты, а густой малинник. Скорее всего тот, в который он влетел летом... Кстати, когда это было? Если ориентироваться по солнцу и погоде, конец марта, он тут грохнулся в июле, значит... Месяцев восемь прошло? А по его ощущениям относительно всех событий его, личного "сегодня" - ну, час-полтора максимум. А то и меньше.
"Стоп, стоп, стоп!" - мысленно закричал он сам себе. Может быть, не восемь месяцев? А восемь месяцев и восемь лет? Или восемьдесят? Или восемьсот? Если время выкидывает такие коленца, то можно ожидать всего. И как он, скажите, пожалуйста, может что-то сказать точно? Да никак. Был такой чудак - Рип Ван Винкль, и пошёл он в лес гулять зачем-то. Там ему эльфы голову заморочили, и вернулся он домой через сто лет. Костик где-то мимоходом слышал или читал эту историю, и ничего более точного о ней вспомнить не мог. Костик механически утаптывал перед собой путь, а в голове крутилось только это странное имя: Рип Ван Винкль. Голландец, что ли? Да плевать! Рип Ван Винкль, Рип Ван Винкль, Рип Ван Винкль... Был такой чудак... Это же стихи ползут!
В голове Костика начал сам собой складываться стишок, и стало уже не страшно и трудно, стало смешно в первую очередь, а потом уже всё остальное. Теперь он ломал и гнул эти кусты так, по ходу дела, а сам был занят сложением стиха про Рип Ван Винкля.
![[]](/img/s/stepanow_a_f/67/kruglaja_dwerx.jpg)