Bourgeois and worker: have you left the stage of history?
В современном мире может существовать "либо диктатура буржуазии, ... либо диктатура пролетариата". В.И. Ленин, 1918.
Сто лет назад такое утверждение не вызывало возражений - по крайней мере, для передовых, развитых государств. Даже там, где номинально ещё оставались монархические системы с родовым наследованием власти, власть эта осуществлялась уже практически в интересах именно буржуазии, а не аристократического дворянства либо других устаревших классов более ранних исторических эпох и формаций.
Древние аристократы и номинально подчинённые им бюрократические госаппараты, управляющие государствами, на самом деле подчинялись интересам крупных и средних буржуа, в чьих руках было настоящее могущество капитала. Экономика того времени, основанная на растущем индустриальном производстве, сравнявшемся с аграрным и начинавшем его превосходить, позволяла получать наибольший доход благодаря эксплуатации именно пролетарских, а не крестьянских масс, которые на глазах превращались в главный экономический ресурс, и так же на глазах становились реальной политической силой, вступающей с буржуазией, бюрократией и аристократией в конкуренцию за осуществление власти.
Невероятные по численности и внутренней организации трудовые коллективы того времени, обладающие образованием и сознательностью, на порядок превосходящие крестьянские, вполне естественным путём начинали отстаивать свои права на долю выгоды от производимых ими материальных благ. И так же закономерно выяснялось, что наиболее действенно в борьбе такого рода окажется именно установление диктатуры реальных производителей этих благ.
При которой роль буржуазии, как всего лишь владельца производства, не вносящего в сам процесс никакого вклада, внезапно оказывалась не просто ничтожной, но во многих случаях даже более вредной, чем полезной.
Слепая погоня за прибылью и бездумная конкуренция именно владельцев предприятий закономерно приводила к экономическим кризисам, безработице, инфляции и обесценке труда в процессе перепроизводства.
Таких накладок предшествующая капиталистической феодальная система не знала и знать не могла: не позволяли примитивные средства производства вырабатывать продукцию в масштабах, превышающих все мыслимые потребности.
К тому же, на ранних стадиях индустриального производства капитализм ещё не успел выработать сколь-нибудь действенные способы преодоления такого рода кризисов в силу присущей именно буржуазному сознанию атомизации и анархии в среде буржуа, в которой доминирующей идеологией реально является социал-дарвинизм.
Организуя мелкие и многотысячные коллективы в некое подобие трудовых армий с чёткими уставами, субординацией, превращая массы пролетариев в подобие сложнейших точных механизмов, прививая своим наёмным работникам высочайшую ответственность за любое действие и решение, сами организаторы этого чуда цивилизации долгое время не были способны организовать свою собственную среду, свой класс хотя бы так, как это было в эпоху феодализма, когда независимые действия даже мелких феодалов так или иначе служили общей государственной цели, общей выгоде, и по сути, подчинялись воле монарха, это работало на всех уровнях: от самых влиятельных придворных до последнего крестьянина.
В буржуазной среде периода начальной капитализации главным становилось понятие именно личной выгоды, в лучшем случае при игнорировании государственных интересов, а зачастую - за их счёт.
В начале ХХ века наиболее разумным и эффективным методом обуздания этой капиталистической анархии была национализация как минимум крупной индустрии, перевод экономики на плановую основу, с отсечением личностных интересов владельцев предприятий от деятельности самих предприятий. Само собой, отсекать такие интересы лучше всего вместе с их носителями.
Реальное управление госэкономикой в таком случае переходило к государственной бюрократии, главной задачей которой было плановое производство и справедливое распределение дохода от деятельности, с учётом в первую очередь потребностей государства, а не частных лиц.
В государственные потребности при индустриальном типе производства входило не только экономическое и военное могущество державы, но и развитие технических наук, позволяющее успешно конкурировать с другими странами, достаточная грамотность населения, позволяющая иметь инженерные и рабочие кадры высокого уровня, здоровье населения и внутренняя безопасность - отсутствие бунтов, стачек и любых идеологий, способных нарушить текущее плановое производство.
Как видим, в то время настоящая забота о государстве фактически оказывалась заботой о пролетариате, а не какой-то эмоционально окрашенной "любовью к рабочим и крестьянам".
Сугубый государственный и в большей степени бюрократический подход к "роли классов", а никак не "жажда справедливости" или "забота о сирых и убогих, униженных и оскорблённых". Теоретические выводы Маркса о торжестве коммунизма в конечном итоге имеют в своей основе тот же самый подход, ту же самую основу.
Логика и здравый смысл, наибольшая эффективность и, скорее, математический расчёт, чем благие намерения и пушкинская или некрасовская лирика.
В начале ХХ века произошло коренное и взаимодополняющее совпадение интересов государственной бюрократии и пролетариата, а в условиях тогдашней России интересы централизованного государства и атомизированной, анархической по своей исконной сути, буржуазии, которая к тому же сохраняла массу феодальных пережитков, начали вступили в катастрофическое противоречие. Страна начала разворовываться и растаскиваться по частям с момента смерти Александра III, устаревшая система управления, никак не реорганизуемая последним царём, создавала все условия для "гниения рыбы с головы" от слишком обильного питания и малой подвижности, для повальной коррупции и свояченничества в бюрократической среде под прикрытием титулованной аристократии, для абсолютной бесконтрольности и вседозволенности самых беспринципных представителей буржуазии.
Которые в этих условиях богатели за счёт государства, и близко не достигая даже минимального уровня капиталистического перепроизводства, которое вызывает кризисы при относительно честной конкуренции. В России кризисы получались без конкуренции и без изобилия товаров. Более того: это положение дел способствовало не развитию, а удушению на корню настоящей, живой индустриализации России, пережитки феодализма в среде буржуазного аристократического дворянства и привязанного к нему намертво госаппарата бюрократии позволяли монополизировать любую отрасль "избранным" и уничтожать намертво любого конкурента, который представлял достаточную опасность для такого рода монополии.
Российская буржуазия высшего ранга того периода, на самом деле, может называться буржуазией лишь условно. Она по своей сути являлась каким-то странным, невероятным гибридом - а точнее, химерой феодализма и капитализма.
Западные конкуренты России тоже проходили подобные периоды, но в значительно ранний период истории, когда индустриализация как таковая ещё не развернулась в полную силу, и государствам для успешной внешнеполитической конкуренции не требовалось той правовой, социальной и гуманитарной "инфраструктуры", которая стала необходима в рассматриваемый период.
"Западная цивилизация" и экономическая производственная культура развивались одновременно со средствами и способами производства материальных благ. И там тоже были критические моменты истории, подобные нашему 1917: Парижская Коммуна, например. 1871 год, через 10 лет после отмены крепостного права в России, в которой на тот момент о социализме и коммунизме знали всего несколько человек... и не рассматривали эти теории всерьёз.
Тогда как во Франции уже существовала развитая индустрия, в которой трудились образованные рабочие. В Российской Империи к подобному положению дел пришли лишь 40-45 лет спустя (индустрия и грамотность), но стиль управления государством при этом был похож более на период правления Бонапарта или реставрации Бурбонов в той же Франции.
В таких социально-исторических реалиях, в условиях невозможности честной конкуренции в буржуазно-капиталистической российской среде, реальное производство высокотехнологичных товаров, способных конкурировать с товарами западными, оказывалось возможным только теоретически. А на практике любые попытки развить собственное производство торпедировались дворянско-буржуазной помесью, этой химерой и проклятием русского капитализма в угоду заграничным "патрнёрам".
Николай Второй, внимая своим советникам и советчикам, спокойно резал все российские проекты, не уступающие или превосходящие проекты Запада. По его мнению - и мнению верховных буржуазно-феодальных химероидов, проще и лучше было купить за границей готовое, чем создавать своё. А главным направление государственной экономики было сырьевое...
Российские индустриальные монополисты, создав неплохую, в принципе, индустрию, пытались обращаться с ней и управлять способами "времён Очаковских и покоренья Крыма". Они не понимали, что в это время развитие индустрии требует более социального, чем технического внимания, для них рабочий-пролетарий ничем по своей сути не отличался от крестьянина.
Но он отличался. Не имея пролетарского сознания, пролетарской производственной организованности, не будучи грамотным человеком, невозможно успешно трудиться на большом заводе или фабрике и быть специалистом. Владельцы заводов и фабрик имели дело с гораздо более продвинутыми, интеллектуальными людьми, чем считали. И само их отношение к трудящимся, недооценка их качеств и полное игнорирование (в массе) их нужд (которые на самом деле были нуждами индустрии и государства) привело в конечном итоге к тому противостоянию классов, которое закончилось "удачным вариантом Парижской Коммуны".
Именно тогда и было это сказано: "либо диктатура буржуазии, ... либо диктатура пролетариата". Впрочем, в первом случае - при торжестве диктатуры тогдашней российской буржуазии и сохранении существовавших тенденций её химерического развития, эта диктатура просуществовала бы недолго, как и сама Россия. Паразиты сожрали бы её изнутри, что было очевидно как раз к 1917 году.
На самом деле Владимир Ильич несколько лукавил, утверждая о диктатуре именно пролетариата. На самом деле, как становится понятно сегодня, имелась в виду диктатура государственной бюрократии (в хорошем смысле слова) в интересах пролетариата. Исключительно потому, что выживание и развитие государства были тесно увязаны с процессом здоровой индустриализации, которая была невозможна без развития и роста здорового (в всех смыслах) пролетариата.
Заводы и фабрики рабочим изначально предназначались в том же самом смысле, как и земля крестьянам после волны коллективизации. Советскому пролетарию, которому декларативно принадлежали и власть, и средства производства, невозможно было даже подумать о владении им хоть какой-то конкретной долей этого производства (не говоря уж о власти). Акции завода, на котором работаешь, в СССР? Даже если ты - его директор?
И слова-то такого не знали - акции.
Вот вам и реальная диктатура пролетариата рядом с диктатурой буржуазии - выбирайте...
Сегодня российские условия экономики и социальной политики, после реставрации буржуазно-монархической российской химеры, потихоньку переходящей в откровенно феодально-анархическую, удивительно напоминают условия столетней и более давности. Если всё так похоже - сохраняет ли свою актуальность тот ленинский тезис?
Этот тезис в современных условиях уже исчерпал себя. Во всём мире исчезли в достаточных для диктатуры количествах как пролетарии, так и буржуа в том "классическом" виде, которыми оперировали и Маркс, и Ленин.
Сегодняшний пролетарий находится и по специфике работ, и по качеству образования на уровне, как минимум, ИТР времён вековой давности. Естественно, и запросы, и уровень жизни у него соответственны его положению и образованию, и практически достигли требований буржуазии тех лет.
А что касается нынешней буржуазии - вопрос даже сложнее. С одной стороны, множество буржуа (предприниматели, лавочники, спекулянты, владельцы производств) давно сравнялись и по уровню доходов, и по специфике труда с теми же сегодняшними пролетариями, наёмными рабочими, разница осталась лишь в официальном статусе. Уровень образования, необходимый этой самой многочисленной прослойки буржуазии для деятельности, чаще всего гораздо ниже пролетарского. А это значит, что и запросы у них более примитивны.
В итоге мелкая буржуазия становится условно-наёмной рабочей силой у буржуазии крупной - монополистов-олигархов, причём условия такого типа "найма" больше напоминают феодальную зависимость: именно многочисленные мелкие буржуа в наше время оказываются более угнетённым классом, чем пролетариат!
Да - и количество: кажется, мелких буржуйчиков нынче стало уже не меньше, а то и больше пролетариата.
Крупная буржуазия сегодня по своей сути буржуазией в классическом смысле не является, олигархат и монополисты для обогащения используют не экономические, а исключительно административные способы. И сама экономика уже превратилась в свою противоположность - антиэкономику, хрематистику, в которой нет места буржуазно-производственным отношениям, реальной производственной конкуренции.
Самыми рентабельными видами "экономической" деятельности сегодня является банковская деятельность (кредиты и "деньги из воздуха"), страхование и связанные с ними технологии "правильного банкротства".
В итоге главным способом обогащения сегодня становится уничтожение экономических активов, а не их рост.
Все эти противоречия мировой, глобальной экономики и взаимоотношения классов наиболее ярко и выпукло на сегодняшний день проявляются как раз в России.
В которой мы имеем:
практически исчезнувший и продолжающий исчезать российский пролетариат: его заменяет автоматизация и роботы, а в сферах "грубого"и примитивного, по нынешним понятиям производства - гастарбайтеры, диктатуры которых, вероятно, не пожелает даже самый отпетый и пробитый Марксом коммунист,
Массы "крепостных буржуа", вынужденных служить питательной подножной средой российским политикам и олигархату, слившимся в единый клептократичеки-криминальный конгломерат. Говорить о какой-то диктатуре такого рода вассалов - смешно.
И "крупная буржуазия" - очень условное название, фактически - крупные феодалы, имеющие настоящую диктаторскую власть, но при этом активно уничтожающие экономическую основу своей власти. Они существуют в таком мизерном количестве, что довольно смешно рассматривать их в качестве реального класса.
На этом фоне тезис о любой классовой диктатуре теряет свой смысл, и возникает потребность тезиса о необходимости диктатуры логики и здравого смысла, способной преодолеть возникшие состояние политического и экономического БЕЗУМИЯ, охватившего все сферы общества.
Но, чтобы понять эту необходимость и суметь отказаться от "классовых очков", нужно самому иметь здоровое сознание и достаточную смелость, независимость суждений и взглядов - что, к сожалению, дано немногим.
Где найти таких людей, объединённых в достаточно могущественные структуры для взятия власти и последующей условной диктатуры?
Степанов љ 2020 При размещении на других ресурсах ссылка обязательна.