Во время Февральской Революции, как известно, погибло около 500 человек - хотя эту революцию мы привыкли считать бескровной.
Но солдаты и полиция стреляли в народ, офицеры стреляли в солдат, а солдаты и матросы убивали своих командиров. Именно 23 февраля 1917 по старому стилю на самом деле в России началась гражданская война, лишь приутихшая на год, а потом возобновившаяся с новой силой.
Почему одни русские (а точнее, российские) люди стреляли друг в друга, в то самое время, когда другие - и таких других было большинство - отказывались стрелять в сограждан?
Сознательность, то есть - умение, способность правильно разбираться в окружающей действительности, определять свое поведение.
Вот ключевое понятие, которое определяет и нормальный ход событий, и всякие революционные преобразования. В случае революций, которые становятся возможны при поддержке большинства населения, нужно говорить о массовой сознательности, о сознательности масс.
Жертвы в таких случаях возникают в силу обстоятельства неизменности сознательности у какой-то части общества, из чего и рождается противостояние и столкновения. Если бы такого рода противостояния возникали исключительно в самых верхах государственных структур, то дело кончалось бы единичными поединками и такими же единичными жертвами. Но массы, имеющие разную сознательность относительно текущего момента и разное представление о способах преодоления таких моментов, разное видение будущего и разную оценку собственной истории - такие массы есть источник бедствия, приводящего к жертвам среди этих масс.
И жертвам не единичным, а массовым: в итоге разной сознательности населения за 4 года в России погибло не менее 4 миллионов человек в ходе Гражданской Войны. Погибало по миллиону в год.
А давайте себе представим историю в параллельной вселенной, в которой на 23 февраля 1917 года в России всё то же самое, кроме сознательности: она одинакова у всех действующих лиц. Ну, пусть не у всех - но у абсолютно подавляющего большинства, кроме самых-самых недалёких и кровно заинтересованных в сохранении прежнего положения?
Когда никто стрелять в своих не хочет, и все понимают, что пришло время реальных перемен?
Итак, 23 числа народ высыпает на улицы Петрограда с требованием хлеба. А заодно и окончания войны.
Полицейские и не думают стрелять в народ, и даже слушать приказания на эту тему от своих высших чинов.
В армейских и гвардейских частях то же самое. Офицеры и генералы, видя единство сознательности солдатских масс, сами включают свою сознательность и переходят на сторону восставших.
В итоге несознательным остаётся лишь Николай II, из-за бездарного правления которого всё это и случилось.
К нему является генерал Алексеев и предлагает отречение, пока вся держава не развалилась... впрочем, этот акт становится лишь формальностью, но Николая необходимо убедить, чтобы получить бумажку, позволяющую легитимно организовать новую структуру власти.
Если бы Николай II тоже проявил сознательность, то он принял бы деятельное и всестороннее участие в создании этой новой структуры.
Но он держится до последнего: знает, что ему светит за одно лишь Кровавое Воскресенье, и до конца цепляется за свой монарший иммунитет.
Генерала Алексеева царь посылает куда подальше и сам отправляется на площадь, к верным ему - как он думает - гвардейским полкам.
И тут слегка пофантазируем.
- Солдатушки-бравы-ребятушки! - орёт им Николашенька. - Тут злые генералы решили меня царства лишить, а чернь взбунтовалась и хлеба требует и мира! Но вы-то мне присягу давали, и за меня и Отечество головы сложить обещали, если что! Расстреляйте генералов, разгоните чернь, выполните свой долг!
Солдаты молча мнутся, перетаптываются. Потом потихоньку выталкивают навстречу царю из своих рядов гвардейца Васю, приговаривая:
- Давай-давай, ты у нас тут самый умный, в тебе ентой, как её... сознательности поболе, чем в целой роте наберётся! Тебе и говорить с царём...
Вася, такой здоровый лоб, смущённо улыбаясь до ушей, встаёт перед императором и тоже мнётся, не зная, как начать. Но справляется с собой.
- Ты, это, твоё величество, наверное, недопонял малость. Мы на тебя зла особенно не держим, но пора бы тебе, Коля Кровавый, сознательность поиметь. Сам подумай: ну как мы в народ стрелять пойдём? Если мы сами из народа все? Кто из рабочих, кто из крестьян. И генералы наши - с нами, а не с тобой, они тоже ни войны не хотят, ни убийства.
В общем, я говорить много не умею, гимназиев не кончал. Но тебя, твоё кровопившество, кончить могу, винтовкой пользоваться научен! Раз ты смерти другим хочешь - сначала сам попробуй!
И Вася тянет с плеча винтовку, приговаривая:
- А ну, пшёл отсель, душегуб народный! Вот я тебя!
Николай II вытаскивает из кармана наган, гневно крича:
- Да как ты с царём разговариваешь, холоп!
Но в строю гвардейцев возникает движение, и через секунду царь видит направленные на него штыки и глядящие в лицо дула тысячи винтовок.
- Только дёрнись! - бросает ему Вася.
Николай, матюкаясь про себя, трясущейся рукой пихает наган обратно, его колотит не от страха, а от злости и досады.
- Я же вас, как детей своих любил! - обиженно кричит он солдатам. - А вы...
- Вот детей своих и пошли на фронт, или с народом воевать, упырь! - кричат ему солдаты в ответ. - Что не посылаешь? И сам в окопе не бывал!
Император, мрачнее тучи, садится в автомобиль и едет в деревню, за поддержкой крестьянства, старательно объезжая всякие заводы и городские кварталы: там такая сознательность, знает он, что порвут на георгиевские ленточки, на сувениры. Особенно сейчас, сегодня.
И вот он в деревне. Остановившись у церкви, жмёт грушу клаксона, и на площади начинают собираться крестьяне.
- Царь, царь! - перешёптываются они. - Сам царь приехамши! А чо ему надо-то тутова?
- Крестьяне! Мой народ! - кричит Николай II, встав в полный рост в автомобиле. - Мне нужна ваша помощь!
- Избу, никак, рубить собрался? - спрашивает его деревенский староста. - Ну, если так - может, и поможем...
Ободрённый обещанием помощи самодержец переводит дух и продолжает:
- Не изба моя, и не я сам - а всё государство российское нуждается в помощи вашей! Злые генералы затеяли бунт против самого самодержавия, и народа, а рабочая чернь и солдатня крови моей жаждут и отречения! Поднимайтесь, крестьяне, идите за мной, спасать Россию!
- От тебя самого её спасать надо, касатик! - кричит ему какая-то бабка. - Всех парней на фронт угнал, где их поубивали, на войну лошадей забираешь и хлеб, какая нам с того радость, что ты со своими родственничками из Хранций да с женой-немкой в эти игры играешь военные! Тебе что оловянные, что живые солдатики - всё едино, не твои дети.
- А ну, вали отсель, пока оглоблями не отходили! Езжай вон, попам жалуйся! Может быть, они тебя поддержат, а тута тебе не тама! У нас сознательность народная проснулась, не нужен ты нам!
Царь уныло плетётся в церковь, уже не надеясь ни на что. Там его встречает батюшка, и сразу же его предупреждает:
- Я с народом. И церковь не зарекалась тебе в убийствах помогать, и помним мы, как ты позволил в кресты, иконы и хоругви стрелять. У нас своя сознательность, да не твоя. Иди вон, к казакам своим, им приказывай - они у тебя главная охрана! Для которой мужика псковского зарубить - развлечение! Да за одно это на тебя анафему наложить мало, прости тебя Господи!
Ступай отсюда вон, из храма православного! Не будет тебе здесь благословения на защиту трона!
Пристыжённый и поникший головой царь садится в своё авто и катит к казакам... но тех уже и след простыл: у них своя сознательность, казачья. Остаётся с царём лишь казак Пилипенко, привязанный своей любовью и к Николаю, и к его сынишке больному. Но разве один, даже самый бравый казак, сможет перестрелять и всех генералов, и солдат, и матросов, и крестьян, и рабочих, и попов - всю страну, у которой совсем другая сознательность?
Только одно и остаётся императору в такой стране: подписать отречение и уехать за границу со всей семьёй и казаком Пилипенко. Или свой дом строить в деревне... но лучше бы уехать, всё-таки. От греха подальше.
На самом деле эта фантазия не так уж далека от реальной действительности: отречение царя от власти произошло из-за массового отречения народа от царя, хотя достаточно значительно часть общества не смогла изменить свою точку зрения, свою сознательность. Именно благодаря им и появились те самые жертвы первой революции, а потом и миллионы жертв Гражданской Войны.
К сожалению, в такие моменты противостояния в обществе, в процессе насильственного противоборства сторон растёт не только сознательность масс, но укрепляется и несознательность меньшинства: человек, сделавший что-то неправильно и, главное, непоправимо, пытается доказать себе и окружающим, что он всё-таки прав. И для такого рода доказательства все средства становятся хороши.
Даже те средства, которые никуда не годятся.
Революции и смены режимов могут быть не только бескровными, но и прогрессивными, благодатными для общества при условии настоящей массовой сознательности населения, которое, обретая подлинную сознательность, перестаёт быть населением и массой, а становится гражданами и народом. Людьми, способными договариваться между собой, находить всеобщее согласие без насилия.
Для этого нужно время. Даже в том случае, когда население поголовно грамотно, имеет доступ к информационным сетям, и ведёт активное общение между собой - даже в таких условиях, не представимых 100 лет назад, необходимо время для рождения подлинной сознательности абсолютного большинства.
Тогда можно сделать жизнь страны намного лучше, и сделать это быстро, и не возникнет гражданской войны и последующего неизбежного террора - кто бы не победил. И государство не будет терять по миллиону населения в год лишь из-за того, что у разных людей разные взгляды на счастливое будущее для всех.
Справедливости ради необходимо отметить, что за мирное время правления современных российских демократов, безо всякого вооружённого противостояния населения и, в принципе, в результате его массового согласия с существующей системой управления РФ, в год не погибает, но вымирает примерно столько же, как и во время Гражданской войны. За четверть века количество россиян уменьшилось на 25 миллионов. При практически одинаковой сознательности...