Поезд равномерно отбивал стыки рельсов, а за окном проносился бесконечной зелёной полосой лес. Мой попутчик, спортивного вида молодой человек лет двадцати пяти, загорелый и до сих пор попахивающий костровым дымком, оторвался от окна и обратил на меня внимание. В его глазах читалось нечто грустно-задумчивое, словно он только что вспоминал о чём-то для него хорошем, дорогом, но уже безвозвратно минувшем, канувшем в потоке времени навсегда.
- Валера, - коротко представился он мне.
- Сёмён Михайлович - ответил я, и мы пожали друг другу руки.
- О! как Чапаев! - рассмеялся он. Я поморщился и поправил его:
- Будённый. Чапаев был Василий Иванович.
- Да? - удивился он. - А я что-то... - на его лице проявилось смущение.
- Бывает. Сейчас частенько бывает. Вот ещё лет пятнадцать назад такой ошибки не допустил бы никто, - сказал я. - Тогда кругом ходили анекдоты про Чапаева и Петьку, и все знали, что Василий Иванович - Чапаев. Правда, не все помнили, кто такой Будённый.
- Ну, анекдоты - дело преходящее, - рассмеялся он всё ещё несколько смущённо. - Год-два - и забыты, новые пошли.
- Не скажите, молодой человек, - возразил я. - О Чапаеве они ходили... лет этак сорок, если не больше.
- Одни и те же? - глаза Валеры округлились. - Да ну?
- Практически одни и те же, - сказал я. - Мы вообще думали, что они будут вечно. Но вечного ничего в мире нет. В том числе и анекдотов.
- Кроме любви, пожалуй, - вздохнул попутчик. - Вы выпить... как относитесь?
- Если напиток хорош и в меру - могу составить компанию. Только, понимаете, с незнакомыми...
- Да, конечно. Но я могу сразу сказать - меру знаю. Не больше трёх.
- Бутылок?
- Стопок! - рассмеялся Валера. - Да и у меня с собой всего-то грамм двести. 'Байкал'. Ну, как? - спросил он ещё раз, вынимая из встроенного в стену купе холодильника бутылку.
- 'Байкал'? Однако, у Вас хороший вкус. Не откажусь.
Попутчик согласно кивнул, и на столике появились две позолоченные стопки.
- Лет тридцать назад вас просто бы не поняли, предложи вы кому-то выпить 'Байкал', - сказал я, пока Валера аккуратно разливал драгоценную жидкость. - 'Байкал' - это тогда такой лимонад был.
- Я знаю, - ответил он. - За знакомство, Семён Михалыч?
- За знакомство!
Мы выпили. 'Байкал' - а это был настоящий 'Байкал' - как всегда, произвёл целую революцию и во рту, и в желудке, а чуть погодя - и в сознании. После мгновенного горячего смерча на языке включились рецепторы, и мой рот наполнили причудливо сменяющие друг друга вкусы - просто мечта любителя удовольствий, а не напиток. По желудку расползлось приятное, согревающее тепло, стало уютно и комфортно. А краски вокруг словно бы проявились, голова, как всегда это бывает после 'Байкала', стала легкой и ясной.
- Прекрасно, - сказал я и посмотрел за окно. Проносящиеся мимо поезда деревья уже не выглядели для меня сплошной зелёной полосой - я чётко различал каждый листик, каждую веточку.
- Изумительная вещь, - сказал Валера. - И никакого вреда от него, кроме пользы.
- Да уж, спасибо генетикам за такие напитки. А знаете, я ещё помню времена, когда на Земле существовали алкоголики.
- Я в курсе, - ответил он. - Я увлекаюсь историей. И, скажу вам - они и сейчас встречаются.
- Я думал, что они все вымерли! - немного опешил я.
- Представьте себе, есть. Не хочу вас обижать, но это, как правило, люди вашего возраста или чуть моложе. Редко, конечно, и в глубинке... но бывает. Самогон гонят из немодифицированных культур.
- Да что вы? - я был искренне удивлён. - Но ведь это же... почти самоубийство!
- Я бы не говорил, если бы сам не видел, - он грустно покачал головой. - Крестьяне. Дикость. Слава богу, редко.
- А зачем они это делают? - спросил я.
Примерно полчаса мы обсуждали вопросы нравственности, интеллекта и социальной справедливости современного общества. Я вовсю козырял своими воспоминаниями о 'палёнке', антифризе, 'Льдинке' и прочих неведомых нынешнему поколениях напитках. Валера корректно ахал, но я видел - эта тема ему сейчас почти неинтересна.
- Ещё по одной? - спросил он меня вежливо.
- Пожалуй. - Задумчиво согласился я, пожевав губами. Эффект предыдущей порции уже почти иссяк. Мы пропустили по стопочке, и я снова почувствовал себя лет на сорок моложе.
- Мне, кстати, спивание не грозит, - сказал Валера. Я вопросительно поднял брови. Что он имеет в виду?
Он понял мой безмолвный вопрос и ответил:
- Я модиген. Генетически модифицированный человек... - Добавил он с расстановкой, словно пробуя на вкус эти три слова.
- Вы? Не слишком ли...
- Не слишком ли я для модигена взрослый? - рассмеялся он. - Я - один из первых. Почти опытный образец, так сказать. Впрочем, почему - почти? Действительно, опытный.
- А, вот в чём дело! - рассмеялся я. - А то я смотрю - лет вам двадцать пять, а всем модигенам сейчас по шесть-восемь, максимум.
- Не всем. Нас, первых - около трёх тысяч по всему миру. И не всем так повезло, как мне. Знаете же, наверное - тридцать процентов тогда оказалось браком.
Мы поговорили и на эту тему, обсудив сложную этическую сторону того, четвертьвековой давности эксперимента: когда в государственных и частных лабораториях сообщество генетиков нелегально произвело три тысячи опытов на материале зародышей человека. Некоторые матери так и не знали до родов, что они вынашивают модифицированных генетически детей. Но, так или иначе, эксперимент состоялся. Многих из тех генетиков посадили, родившиеся дети выросли - и десять лет назад общественное мнение согласилось с тем, что генетически здоровый ребёнок - благо, а не ужас. Сегодня так, как родился Валера, рождается каждый новый человек, а естественное зачатие запрещено всемирным законом.
- Всё-таки, тысяча человек на фоне пятнадцати миллиардов - не такая и большая жертва. - Сказал я и осёкся, увидев, как изменилось лицо попутчика.
- Вы хотели бы оказаться в их числе? - Резко спросил он. - Состариться в шесть лет, внезапно заболеть раком в девять, стать идиотом после того, как были вундеркиндом? Вы хоть знаете, чем чреваты малейшие ошибки в коде?
- Но без этого эксперимента человечество не выжило бы... - возразил я. - Десять лет назад мы все были на краю катастрофы...
- Как и сорок, пятьдесят лет назад! - взволнованно и немного резко воскликнул он. - Я - я совершенен, я это знаю. И я совершенен благодаря тем самым жертвам... Но я не хочу, чтобы моё счастье было куплено такой ценой! Простите. - Сказал он, остывая. - Просто эта тема для меня... слишком личная. Вам легко судить о таких вещах... Я знаком с некоторыми... неудачниками, собратьями, так сказать. Они находят счастье в том, что благодаря им сейчас рождаются подобные мне. Им, знаете ли, морально даже легче. Но чем, скажите мне, чем можно восполнить человеку ощущение его неповторимого уродства? Когда у вас четыре ноги, или восемь глаз? И внутренне вы при этом - абсолютно нормальны?
- А что, были и такие? - спросил я с ужасом.
- Да. Несколько таких было. Человек-птица, кентавр, спайдермен... Я знаком с ними. И вот, недавно попрощался с одной из них. Русалка.
- А... Нет, я понимаю, конечно, это очень лично. Нет, я не буду вас спрашивать!
- А я вам расскажу, любопытствующий вы старикан. - Сказал он неожиданно грубо, разливая остатки 'Байкала'. Меня слегка покоробило от его последних слов, но я видел, что его волнение дошло до предела, и решил не придавать большого значения этой вспышке эмоций. - Расскажу! Как попутчик попутчику. А вы выслушаете, потому, что мне нужно выговориться, мне нужно рассказать, нужно выплеснуть всё это, наболевшее, и за себя, и за моих... собратьев, которым не повезло, как мне! И я буду рассказывать - а вы слушать. Вот так. Прозит!
Мы выпили. Я ощущал некоторый дискомфорт из-за самого тона Валеры, но ему, действительно, нужно было сейчас выговориться. Впрочем, моей задачей было лишь выслушать его монолог, и ничего больше. Но он мгновенно остыл, как только начал свой рассказ.
- Эта поездка... Будь она неладна, нет, что я говорю! Это самое лучшее, что у меня было в жизни. Вы, Семён Михайлович, наверное, заметили, что я совершенно не прореагировал на ваше появление в купе, когда вы сели. Я еду немногим больше вас, на полтора часа примерно. То есть, я расстался с ней всего часа три назад, не более того. Я действительно, не заметил, как вы вошли и сели. Я весь был там... Это... Это, знаете ли - это всё. И мечта моя, и боль, и радость, и неземное наслаждение! Я её больше никогда не встречу, я знаю это. И мне до слёз её жаль, и я даже не имею права говорить о ней - но и молчать уже выше моих сил. Я расскажу вам - вам, и больше никому. Но я всё равно буду искать её, искать, может быть, всю оставшуюся жизнь - даже зная, что не найду никогда и усилиям моим суждено остаться тщетными.
В общем... Впрочем, довольно истеричной патетики! Я лучше расскажу всё по порядку.
Каждый год, во время своего отпуска, я на этом экспрессе добираюсь до станции N, откуда уже пешком, за час, дохожу до одного озера... даже, скорее, озерка в глухом, сумрачном лесу. Впрочем, этот лес не столько сумрачен, сколько сказочен на самом деле. И в том месте, где я обычно разбиваю свой лагерь, самое прекрасное и сказочное место во всей округе. Небольшая река впадает в этом месте в озеро, и по светло-золотому песчаному дну её течёт чистейшая, ледниковая вода, имеющая даже в хмурые, печальные дни тот непередаваемый голубой и праздничный оттенок, который неспособны передать ни кисть художника, ни объектив камеры!
Там же на берегу озера выходят скальные обнажения, и перемежающиеся слои серого, красного и розового гранита создают своё, особенное очарование этих скал, причудливые формы которых разбудят воображение даже самого отпетого прагматика!...
Рассказчиком Валерий был просто сказочным, я буквально видел вживую всё то, что он описывал. И очень сильно сказывалась поэтическая сторона его натуры, его столь несоответствующий нашему времени слог и стиль повествования. Видимо, он действительно увлекался на досуге историей.
В этом году, две недели назад, он как обычно, поставил палатку на 'своём' заповедном месте. Первые два дня Валера ловил рыбу, созерцал природу, в общем, просто жил среди нетронутой, девственной красоты дикого леса. Но на рассвете третьего дня его разбудил плеск - словно какое-то животное средних размеров резвилось в озере. Озадаченный, он потихоньку вышел из палатки - и увидел купающуюся, совершенно обнажённую прекрасную незнакомку неподалёку от берега.
Валера негромко окликнул девушку, но та, словно чего-то испугавшись, нырнула и... словно растворилась в глубине. Вся гладь озера лежала перед глазами молодого человека и, когда через минуту или чуть больше девушка не появилась, он сделал естественный вывод: она утонула.
Не раздумывая, мой попутчик нырнул на то место, где в последний раз он видел незнакомку. Но, хотя вода была прозрачна, как бриллиант, и в озере не было никакого течения, Валера так и не нашёл никого. Каково же было его удивление, когда он, обходя это небольшое озерцо, не нашёл вдобавок ещё и ничего, что указывало бы ему на недавнее присутствие здесь человека. Не было ни свежего кострища, ни одежды, ни палатки - ничего, словно девушка пришла к озеру в костюме Евы по лесу, наполненному стаями кровожадно гудящих комаров.
Получалось, что и плеск, и чудное утреннее видение Валеры было лишь бредом его совершенного ума, галлюцинацией или необъяснимым сном наяву. Такой вывод не мог не встревожить молодого человека, знающего очень хорошо, что может случиться в любой момент с организмом и рассудком модигена, каковым он и являлся.
- Но я не впал в подозрительное отношение к самому себе, и решил подождать до вечера, внимательно наблюдая за озером, а окончательные выводы о собственном здоровье сделать лишь на следующее утро. - Рассказывал он. - К вечеру того же дня я решил искупаться, тем более, что жара стояла приличная, и почти вечернее солнце начало буквально поджаривать мой лагерь.
Я заплыл на середину озера, наслаждаясь прохладой воды, и уже разворачивался обратно, как вдруг что-то коснулось моей ноги. По ощущению я понял, что это не могло быть рыбой - меня коснулось тело человека или дельфина, и я сразу же вспомнил о той утренней ундине... не раздумывая, я нырнул, широко открыв глаза - и тут же нос к носу столкнулся с утренней проказницей!
Семен Михайлович, сказать, что она была прекрасна - значит не сказать почти ничего! Это было просто сказочное зрелище, волшебное и... мимолётное! Она улыбнулась мне чистой и ясной улыбкой ангела или ребёнка, словно хорошему, доброму знакомому или даже другу и... стремительно ушла на глубину! Я очень хорошо плаваю и ныряю, моё тело совершенно, как у спортсмена-многоборца, но успеть за ней было невозможно. Глубина озера в том месте, где я находился, весьма значительна - метров тридцать, если не больше. Но благодаря прозрачности воды я отчётливо видел даже небольшие камешки на дне. Моя русалка со скоростью рыбы легко достигла дна и скрылась в отверстии подводной пещеры, которое я бы и не заметил, если бы она не вплыла в неё.
Мне уже не хватало воздуха, и я поднялся наверх. Отдышавшись, я снова нырнул, пытаясь достичь дна и понять, что же за существо я встретил сегодня? Но, видимо, находясь в большем возбуждении, чем это было необходимо для такого рискованного поступка, я не рассчитал своих сил - и, достигнув входа в пещеру, понял: воздуха для подъёма мне уже не хватит. Знаете ли, я был обречён, и я знал это наверняка, но не испытывал в тот момент никакого сожаления или страха, что было бы вполне естественно!
И, решив, что вынырнуть мне уже не удастся, я принял безумное, казалось бы, но единственно логичное решение: плыть дальше, в пещеру, за очаровавшей меня незнакомкой!
Впрочем, в пещере было совершенно темно. Я проплыл несколько метров, ощупывая стены, и тут моё сознание начало затуманиваться, а мучительные спазмы в груди заставили меня сделать вдох. Это был конец. Вода хлынула в мои лёгкие, перед глазами вспыхнули радужные пятна, тело мой содрогнулось несколько раз в бесполезных конвульсиях, и наступила полная темнота. Провал, беспамятство!
Когда я открыл глаза, надо мной покачивались еловые ветви, а ноздрей коснулся запах дыма от костра. Я лежал возле своей палатки на надувном матраце, и мог бы решить, что всё, что я только что пережил, мне привиделось, приснилось, было галлюцинацией, начинающимся сумасшествием, понемногу захватывающим мой разум. Но человек устроен изначально так, что он никогда не соглашается со своей умственной неполноценностью, пока не убедится в этом сам. Мне нужны были доказательства - и доказательства моего здоровья, но не болезни!
Я встал и внимательно осмотрелся. Мои плавки и волосы были влажными, так, словно я побывал в воде самое большее минут десять назад. Костёр сейчас не догорал, а разгорался - а когда я шёл купаться, в нём оставались лишь угли и несколько веток. Но более всего в том, что эти свежие воспоминания не бред, меня убедили следы - от озера по прибрежному песку и траве до того места, где я лежал, тянулась полоса от моего тела, которое кто-то волоком вытащил из воды. И рядом с этой полосой я обнаружил следы босых ног. Сравнив их со своей ступнёй, я нашёл, что они гораздо меньше моих! Значит, таинственная незнакомка спасла мне жизнь, с которой я чуть было так глупо не расстался. Но кто же она?
Я закашлялся - видимо, не вся вода, попавшая в лёгкие, вышла наружу при моём спасении. На всякий случай, лелея безумную надежду на то, что неведомая мне весёлая и добрая ундина меня слышит, я крикнул:
- Спасибо!
Ответом мне было лишь лесное эхо, гулко прокатившееся над озером несколько раз.
По крайней мере, теперь я знал, что утренняя купальщица не утонула, и вполне жива и здорова. Но кто же она такая, смело ныряющая на страшную глубину без акваланга, чьё тело совершенно, а лицо - лицо ангела? Неужели сказки о русалках - не сказки, а самая настоящая быль? Разум мой противился такой мысли, но другого объяснения произошедшему я сейчас не видел.
Я уныло сидел у своего костра, думая о прекрасной русалке, окончательно убеждаясь в том, что сказки о них имеют в своей основе достаточно правды. Видите ли, Семен Михайлович, я влюбился - действительно влюбился в это неземное, волшебное существо, влюбился так, как не мог себе представить до этого. Я уже знал, что если не увижу свою спасительницу в ближайший час, то снова поплыву на середину озера и снова совершу такое же безумное погружение! Смерть уже не пугала меня, страшнее было знать, что я больше ЕЁ не увижу!
Внезапно я вздрогнул от неожиданности - кто-то, неслышно подойдя сзади, тронул меня за плечо. Я резко обернулся, ни о чём не думая и лишь досадливо огорчаясь и злясь на то, что выдернуло меня из моей прекрасной грусти. Но тут же досада моя сменилась восхищённым оцепенением: передо мной стояла ОНА! Боже, как она была прекрасна!
Моя спасительница была уже одета, но волосы её всё ещё хранили влагу, а от её тела исходил запах чистой, прохладной воды озера. Я мельком, неосознанно отметил для себя, что этот запах и мокрые, рассыпавшиеся по плечам волосы решительно дисгармонируют с её совершенно сухой одеждой. Одета она была просто - лёгкие сандалии, зелёные шорты до колен и спортивная майка, подчёркивающая её небольшую, но очень правильную и крепкую грудь. Плечи девушки были, пожалуй, несколько более широкими, чем это требуется по канонам красоты, но в то же время они прекрасно гармонировали с её узкой, почти осиной талией. Лицо... Я почти намеренно не описываю вам лицо - это... Я просто не знаю, как описать Совершенство. Да-да, именно Совершенство - причём с большой буквы. Глаза, эти чудесные, зелёные глаза, одного взгляда в которые достаточно, чтобы сойти с ума от любви навеки. Такие глаза - погибель для рода мужского, их обладательница должна носить постоянно тёмные очки, а снимать их только наедине со своим любимым. Иначе самые трезвые, стойкие, и даже равнодушные к женской красоте мужчины забудут о своём достоинстве и упадут в ноги к обладательнице этих глаз, невзирая на приличия и политес, принятые в обществе и, забыв обо всем, начнут просить лишь одного: позволения стать рабом этого неземного создания! Или, отвергнутые, схватятся друг с другом, как дикие звери, потеряв представление о том, что они - люди разумные и достойные...
Валера замолчал, ненадолго задумавшись. Я не стал его тормошить и просить дальнейшего изложения - я видел, что он сейчас целиком в том моменте, в тех глазах... Да, признаться, я тоже был там! Наконец, словно очнувшись и проведя руками по лицу, он продолжил.
- Я несколько отвлёкся, извините. В общем, она пришла сказать 'пожалуйста'. И лишь потому, что её с детства учили всегда вести себя вежливо. Она была наивна, как ребёнок, понимаете?
В тот вечер мы долго сидели у костра. Марина - так звали мою спасительницу - сама уже успела соскучиться по общению с людьми, и с удовольствием беседовала со мной. О себе она говорила крайне скупо, больше интересовалась мной. И знаете, уже тогда мне показалось, что она крайне мало знает о жизни людей... как бы это сказать - о реальной жизни! Всё выглядело так, словно она знает о людях по учебнику, и никогда не сталкивалась с обычной жизнью, так привычной всем нам. О, нет, она не была глупа! У неё превосходный интеллект, она знает обо всём, что знаем мы, и, даже, может быть, о гораздо большем. Но знания её - как бы это сказать - теоретические!
Поначалу меня это озадачивало, и, тем более, когда я решил расспросить её подробнее о ней самой, она лишь улыбнулась и сказала, что ей уже пора. На мой же вопрос, куда именно ей пора - не забывайте, что ближайшее жильё находилось в шести километрах, а в лесу уже стояла темень! - она ответила, что, может быть, расскажет мне об этом завтра - если я пообещаю ей не делать глупостей. О, такой ответ могла бы дать зрелая, опытная во всех отношениях женщина, подлинная актриса и сердцеедка, привыкшая с невинным видом повелевать мужчинами и разбивать их сердца. Но к Марине это как раз не относилось! Сказано это было просто, безо всякого кокетства, так, как говорят брату или другу.... Почти сразу я понял, что она имела в виду под 'глупостями' - всего лишь моё ныряние, более похожее на самоубийство, чем на поступок нормальность человека.
Я согласился с ней, и мы попрощались. Она уже скрылась за ближайшими елями, когда я внезапно, неожиданно даже для самого себя окликнул её:
- Подожди!!!
- Ты что-то забыл сказать? - Спросила она, снова входя в круг света от костра. - Мне нравится огонь. Знаешь, ведь до сегодняшнего дня я ни разу его не видела, только на экране. Он, оказывается, такой тёплый и ласковый, он почти живой. Забавный! И он похож на тебя - добавила она, смеясь. - Правда, вы чем-то похожи. А я больше похожа на воду, верно?
- Марина! - сказал я порывисто. - Не уходи, пожалуйста!
- Почему? - спросила она меня безо всякого подвоха.
- Потому, что я люблю тебя! - почти выкрикнул я и, как ни странно, после этого с моего сердца словно свалился огромный камень, который не давал ему биться ровно с того самого момента, как я впервые увидел её глаза.
- Я не смогу без тебя НЕ делать глупостей. - Добавил я, но это уже было лишним - она и так всё поняла.
- Хорошо, я останусь. И не потребую от тебя никаких обещаний, вроде тех, что обычно требуют девушки в таких случаях. Ты... ты очень хороший, и почему-то я совершенно не боюсь тебя. Скажу даже больше - я и сама хочу быть с тобой...
Это была незабываемая ночь... Впрочем, как и все остальные. И я, и она - мы оба нашли друг друга, мы были счастливы так, как только могут быть счастливы влюблённые. Впрочем, Семен Михайлович, эта часть рассказа...
- Да, я понимаю - ответил я - она не особенно относится к делу, и вы уже сказали то, что хотели сказать о своих чувствах к Марине.
- Спасибо, всё именно так. Больше я не буду рассказывать о наших чувства, тем более, что для рассказа у меня осталось уже не так много времени - мы почти подъезжаем. Итак, продолжу.
Теперь Валера выглядел немного лучше, точнее - более спокойным. Волнение, которое он так недавно переживал на моих глазах, ничуть его не портило. Марина была права, когда сказала, что он похож на огонь - волнуясь, он действительно был прекрасен! Но сейчас высота пламени несколько спала, и он более напоминал уютно горящий камин, чем буйный лесной пожар.
- Да, мы прожили с ней всё это время вместе. Она оказалась несказанно рада, когда узнала, что я - модиген. Она тоже оказалась модигеном. Но при её создании произошла небольшая, незаметная поначалу ошибка. Вы знаете, что почти все первые модигены создавались для проверки различных сочетаний генов? Учёные в каждом конкретном случае создавали свои, неповторимые комбинации, удаляя повреждённые либо нежелательные участки ДНК и заменяя их на здоровые?
- Да, знаю. - Ответил я. - Об этом я читал... когда была шумиха по этому делу.
- Так вот, со мной всё в порядке. Я - полностью человек. А вот Марине так не повезло. Её конструктор заменил один небольшой, совершенно крохотный участок ДНК на аналогичный участок, взятый у дельфина. Причём эта замена отвечала именно за этику человека, за его восприятие окружающего мира и отношение к людям. То есть это конструктор так тогда думал. А оказалось, что он отвечает и ещё за некоторые качества.
- И что же? У неё выросли ласты? - спросил я.
- Не совсем. У неё появилась способность задерживать дыхание под водой на несколько часов! В принципе, даже дельфины на это неспособны. Как считает сама Марина, в ней, кроме качеств дельфина, есть и качества... лягушки!
- То есть?
- Она способна получать кислород из воды через кожу.
Я присвистнул.
- Зря свистите. - Несколько возмущённо отозвался Валера. - Это вам - паноптикум, а ей? Она теперь не может жить без воды - это раз. Она беззаветно верит людям - два. И... У неё проявился миграционный инстинкт!
- Что? - Я даже снял очки от удивления.
- Она должна мигрировать! Иначе она сойдёт с ума. Я потому и встретил её на озере, что она ночью, точно сомнамбула, ушла из дома и отправилась на юг. Как она сама говорит, на месте нашей местности когда-то было море, и древние дельфины мигрировали именно по тому маршруту, по которому теперь движется она. Причём она сама собой не управляет! Она остановилась на озере... на какое-то время, познакомилась со мной, она меня полюбила, но... Сегодня она ушла, ушла среди ночи, подчиняясь лишь этому проклятому инстинкту, ушла, как лунатичка. А я даже не знал, что она ушла. И - куда ушла. Найти её... Это почти невыполнимая задача. И к тому же - бесполезная.
- Почему?
- Она мне всё объяснила. Её конечная цель - море, океан. Она туда и идёт. И там будет жить до конца своих дней, это инстинкт. Она не сможет долго просуществовать на суше, привязанная к одному и тому же месту, это для неё... В общем, сойдёт с ума. А я... я не смогу жить вместе с ней в море. Я же не человек-дельфин! А у Марины нет пары, и не может быть. Ребёнок, которого она хочет родить от меня - вряд ли он унаследует её качества. А если и унаследует - то они проявятся не раньше двадцати пяти лет, и в море до этого возраста он жить не сможет. Даже с ним ей придётся расстаться! Теперь вы представляете себе, что нас разлучает? И ещё... Я не могу себе сейчас простить, что сдался, когда всё понял... сдался и сел в этот поезд. Я думал, что она пошла на станцию, но, увидев, что на станции её нет... впрочем, уже поздно что-то менять.
- А как же её родители? - Спросил я.
- Ублюдки. - Буркнул Валерий. - Всю жизнь продержали её взаперти, даже по Интернету не позволяли ни с кем общаться. Боялись её, как... урода какого, что ли. Хотя у неё до последнего года не было никаких отклонений. Совершенно! Как она смогла от них уйти, из домашней тюрьмы этой вырваться - я не представляю, а она не помнит. И, к тому же она совершенно не хотела о них вспоминать. Как и о своём доме. Представляю, чего она там натерпелась.
- А что же они так? Не по-людски-то?
- Со страху, конечно. Когда узнали, что их дочка любимая - модиген, так она для них любимой быть и перестала. Правда, образование и всё такое они ей обеспечили, но...
- Понятно. - Сказал я. - Действительно, трагедия... Ты её искать-то собираешься?
- Да. - Коротко ответил он, стиснув зубы. Потом, подумав, добавил: - Правда, у меня профессия неподходящая. Менеджер Сити-Банка. И денег пока не очень-то... А за ней всю жизнь нужно следовать. Яхта нужна. Радиобраслет для неё нужен - ну, это мелочи. А вот яхта - не хватает на яхту хорошую. И есть ведь что-то нужно. В общем, пожизненное плавание.
- А что ты сделаешь-то?
- Квартиру продам, машину, место своё продам в банке... тогда на яхту и на пару лет хватит. А что потом - плевать мне! Главное сейчас - найти её, перехватить. Я же, дурак, не успел ей сообщить, где меня искать, какая фамилия там и всё такое. Да и с Интернетом она совершенно незнакома. Лишь бы найти!
- Я, кстати, могу тебе помочь. - Сказал я ему.
- Это как?
- Я вообще-то океанолог, и специалист как раз по дельфинам. Так что пути миграции...
Глаза Валеры просияли, и он порывисто схватил мою руку.
- Молодой человек, пожалейте мои старые кости! - поморщился я. - Помогу, помогу! Только оставьте свой адрес, хотя бы электронный, чтобы я мог вам перекинуть то, что найду. И на океанических станциях у меня знакомых хватает - так что в случае чего передадут Марине весточку от вас.
- Я... Я... Я ваш должник на всю жизнь буду!
- Не стоит, право. Мы уже прибываем, не забудьте визитку свою оставить...
- Сейчас, сейчас... - Валера лихорадочно достал рюкзак и рылся в нём, разыскивая необходимый мне кусочек бумаги...
Войдя в свой кабинет, я по интеркому затребовал секретаря.
- Сергей Арнольдович, большая просьба. Подготовьте максимально точные данные по миграциям древних дельфинов в нашем районе. - Я перекинул ему папку. - Здесь все необходимые уточнения по тому, что мне нужно. Далее. Все данные по этому человеку - пожалуйста, как можно более полно. Установите наблюдение, локацию... - Я передал ему визитку Валеры.
- С чем это связано, можно спросить?
- Нашлись следы Марины. По крайней мере, теперь мы... пока я, знаю, почему она сбежала. Ну, а где она - примерно там же окажутся и остальные. Впрочем, не исключено, что она может объявиться и у этого молодого человека... Тем более, что он нарушил закон о зачатии. Как и она. Законы, впрочем, - не наше дело, сами знаете, наше дело - модигены.
- Что с ней случилось? Нарушилась психика?
- Не совсем. Инстинкты. И - можем считать, провал всего эксперимента. Наполовину.
- А именно?
- Спасатели из этой модификации получатся, диверсанты - никогда. Дельфины... Русалки, одним словом! Впрочем, нет - эксперимент провален полностью. В зрелом возрасте, после окончательного полового созревания, из-за этих инстинктов никакой дисциплины у них не будет. Но можете не беспокоиться, и передайте там своим... товарищам: утечки информации она не допустила. Пока больше ничего не скажу. Впрочем, развёрнутый отчёт всё равно вам готовить, держите - я перекинул ему диктофон. - Отсюда и узнаете полностью, я записал беседу в поезде. Всё, идите уже, дайте отдохнуть с дороги.
- Да! - Остановил я его возле двери. - Этого, Снегирева, чудака на букву 'м'... Уволить. Не мог маячки отладить. Специалист. Все его маячки до единого сдохли за забором! Уволить! С волчьим билетом! Что такое у нас 'уволить с волчьим билетом' - знаете?
Он молча кивнул и ушёл, прямой, как палка, серый и незаметный секретарь-референт. Что он там наговорит главкому о моих методах расследования и о моём маразме, меня не особенно сейчас беспокоило. Сейчас меня беспокоило другое - стоит возвращать сбежавших русалок или нет? Скорее всего, лучше их попросту ликвидировать.
![[]](/img/s/stepanow_a_f/18/rusalka.jpg)