(школьникам к прочтению не рекомендуется - присутствует ненормативная лексика)
Расчистить дорожку к гаражам было несложно. Как говорится, запасай снег зимой, а сено - летом. Внезапно мне бросился в глаза совершенно чистый, сверкающий на солнце, пласт. Еще подумалось, хорошо будет скатать большой снежный ком и его вполне будет достаточно.
Я весело махал лопатой, когда за спиной послышалась бравая песня. Скосив глаза через плечо, я увидел марширующий строй младших офицеров. Песня была на мотив: "Старушка, не спеша, дорожку перешла. Ее остановил милиционер..." Правда, пели офицеры про какую-то Марусю и про ее солдата, типа: "Маруся красная, совсем прекрасная..." и т.д. А солдат в это время стоял на посту и шел снег, и снег уже был на шапке, снег на погонах, снег на штык-ноже, и даже снег... на хую. Выкрикивая последнее слово, перед припевом, строй дружно заходился в кашле, как будто у всех вдруг сразу запершило в горле. Но так же быстро приступ кашля проходил, и песня летела дальше.
Движение в ногу напомнило мне, что надо поторапливаться. Опоздание там вряд ли простят. До здания университета я решил прогуляться пешком. Будучи одет не по сезону, в легкие, рваные кроссовки, в маечку, которую одна девушка назвала легкомысленной, и тренировочные, с отвисшими коленями, брюки, я стремился выдерживать темп. Горело сразу четыре дома. Похоже, что пламя было готово перекинуться на пятый. Зрелище четырех, одновременно пылающих хрущевок, слегка завораживало. В это время из подъездов торопились мужчины, женщины, тянущие за ручку плачущих ребятишек, ковыляли старики и, размазывая слезы, семенили старушки с авоськами и мешками. Вся толпа дружно устремилась в одном, не известном мне, направлении.
- Так это они за солью, - пояснил невозмутимый, поддерживающий брандспойт, пожарный, - тут, что не случись, сразу бегут за солью.
Наверное, людям, пережившим войну, генеральных секретарей, собственных пьяных мужей и отсутствие секса это простительно. Размышляя о судьбах народа, я решил по пути заглянуть в универмаг. Перед входом в торговый зал предложили снять обувь. Оставшись совсем босиком, я пошел осматривать полки с товаром. Хорошенькие продавщицы и одетые в дорогие пихоры посетительницы, смотрели на меня несколько с презрением и брезгливостью, принимая явно не за того. Одного я не учел: вход был через одну дверь, а выход через другую. Романтично пробежаться по морозцу босиком, особенно когда ты спешишь на встречу с Президентом.
У здания университета было довольно людно и машинно. Кордоны охраны, оцепившей здание, откуда-то обо мне уже знали. Не обращая внимания на мой явно непрезентабельный вид, мне предложили зарегистрироваться. Толстый мужик с маленькими злыми глазками, наверное, начальник президентской охраны, через мегафон приказал всем построиться.
- Вам оказана огромная честь и доверие. На своих местах сидеть смирно. Рук не поднимать. Вопросов не задавать. У нас шаг влево, шаг вправо, считается побег. Сами знаете, что тогда бывает.
- А вот по телевизору показывают...- раздалась чья-то реплика.
- Какой, нахуй, телевизор, блядь! Перед тобой, блядь, живой Президент! Дошло?! Делать все по команде. Вошел - вскочили, захлопали. Поднял руку - притихли. Всем все ясно, я спрашиваю?!
Всем все сразу стало ясно. Но тут какой-то незнакомый профессор встрепенулся: "Позвольте, а что же тогда... Ведь я же полагал..."
В огромном зале, увешанном транспарантами и заставленном знаменами, посреди необъятной сцены возвышалась трибуна с непременным в таких случаях гербом государства. И к ней сейчас энергичной походкой приближался маленький задумчивый человек.
- Президент нашей страны дорогой Замир Натанович Эльханов! - объявил кто-то, находящийся вне поля зрения. Зал буквально сотрясся от долгих, продолжительных, переходящих в овацию аплодисментов. Честно говоря, я совсем по-другому представлял этого человека. Имея с собой несколько записных книжек, я вписал в одну из них его реквизиты. Смущала непривычно звучащая фамилия.
Президент скромно поздоровался, настраивая присутствующих на рабочий лад. Доклад, который Президент собирался перед нами сделать, назывался: "Цели революции 1905 года". Вообще конспектировать нам запретили, но кое-что вначале мне удалось записать, что я и привожу целиком в этом маленьком отрывке:
" ...Все слои населения чего-то хотят. Естественно, в своих фундаментальных целях все они хотят одного и того же - свободного удовлетворения потребностей. Чтобы удовлетворять свои потребности, каждый слой вносит неравномерный вклад в удовлетворение потребностей всего общества. На почве этого неравенства разгорается борьба.
Совокупность общественных потребностей (т.е. тех, удовлетворение которых никого конкретно не интересует) выражает общественную необходимость. В каждый исторический момент общественная необходимость разная. Полнее, свободнее удовлетворяются потребности тех, кто как раз ее и выражает. Это наиболее социально защищенный общественный слой. Политическая борьба ведется за выражение общественной необходимости.
Оппозиция всегда выступает с точкой зрения, что действующая власть выражает общественную необходимость недостаточно хорошо, что она - оппозиция, выполнила бы эту функцию гораздо лучше. Де люди власти довольно быстро успокаиваются, привыкают к своему исключительному положению, что на этой почве у них даже время от времени происходит заскок. А оппозиция, раз она претендует на большее, глубже и дальше проникает в проблемы общественной необходимости, и может якобы предложить обществу даже новые, неожиданные пути развития. На самом деле ни власть, ни оппозиция ничего толком не знают. Все усилия власти направлены на то, чтобы хоть как-то удержать ситуацию под контролем".
- Мы не знаем даже толком, что через неделю случится, - сказал Президент, обводя всех внимательными глазами. Отпив глоток, продолжил:
" Власть оппозицию презирает, поскольку прекрасно знает, что за всей пышной риторикой оппозиции нет ничего, кроме личного эгоизма. Вместе с тем оппозиция, конечно, необходима как часть политической тусовки и как крышка котла, в котором варятся народные массы, реально двигающие историю в никому неизвестном направлении. Именно этот момент и не учло царское правительство".
А перед перерывом я еще успел записать пассаж о Сталине:
" Говоря о "внесении сознания извне", Сталин прав в одном - в малообразованные массы действительно можно вносить любое сознание. Точнее, малообразованные массы нуждаются в руководстве - в идеологическом и моральном. И это правда. Главное, Сталин это готовый сформировавшийся лидер. Он соответственно как лидер и рассуждает. А проповедь социализма это лишь средство, не более. Ему без разницы, что или кто в идеологическом плане сможет обосновать его лидерство. Сталин с молодых лет незаурядный логик и прагматик. Быть первым в живой жизни это цель, а быть первым в дискуссии это средство. А истина значения не имеет. Какая разница, что там на самом деле чувствуют и думают рабочие и к чему они действительно стремятся? Хитрый Коба борется за демократию. Зачем Кобе демократия? Этому сугубому авторитаристу? Оказывается, манипулировать партийной массой гораздо проще, чем избранными органами. Инспирированные Кобой резолюции должны быть обязательны для избранных органов. "У нас демократизм действия, когда партийная масса сама решает...". Хотя и дураку ясно, что ничего сама масса не решала и никогда решать не будет. Под этим "сама" подразумевается некто, кто будет манипулировать. Причем манипулировать в сугубо антидемократических целях, против этой же массы. Демократию могут обеспечить лишь избранные на должности и в значительной степени независимые друг от друга представители массы".
В целом доклад производил благоприятное впечатление. Настораживала некоторая шероховатость стиля и, на мой взгляд, чрезмерная эмоциональность, хотя вряд ли там кого-то интересовал мой взгляд.
- Президент нашей страны дорогой Руслан Иванович Наливайко! - опять объявил кто-то за кадром, что означало начало второй части совещания. И опять все повторилось, как будто меня преследовало навязчивое дежа вю. Вопли. Крики. Аплодисменты. И успокаивающий жест.
То, что Президент немного другой человек, обеспокоило меня не так сильно как непреодолимое желание нарушить инструкцию. Я поднял-таки руку и привлек внимание. Люди в штатском беспокойно задвигались.
- Так вы говорите, у Президента другая фамилия и выглядит иначе? - удивился Президент.
Я заметил, что зал с напряжением следит за нашим диалогом.
- Да, я вот здесь записал, - отвечал я, бросая на стол свои записные книжки. Первая, которую я открыл и стал перелистывать, оказалась полностью из эпохи дефицита. Здесь перечислялись фамилии директоров магазинов, фамилии кассиров билетных касс, фамилии начальников сервисов технического обслуживания, фамилии заведующих детскими садиками и много-много фамилий лиц других профессий, а также телефоны и имена парикмахеров и рубщиков мяса. Найти фамилию Президента в этом списке было просто нереально. Зал и Президент терпеливо ждали. Я нашел ее неожиданно в третей книжке.
- Вот, пожалуйста, Эльханов Замир Натанович.
- Это такой черненький, с карими глазками? - спросил Президент. - Ну, так мы его знаем. Мы с ним разберемся.
Тут я совсем обнаглел:
- А можно я вас буду называть: "Мой Президент!"
Президент поморщился. Мол, это не в менталитете нашего народа: