Аннотация: Это графомания или стоит писать дальше? Прошу прощения за описки и ошибки.
НЕПОЛИТИЧЕСКИЙ СЫСК ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА.
Глава 1. Начало, которое могло бы стать концом.
... Ну вот, похоже, и наступала развязка этой многомесячной истории. За эти месяцы охоты я пережил многое. Я встречал рассвет с милой девушкой - компаньонкой, умирающей свидетельницей страшной расправы над пожилой женщиной; я забывался на короткий и беспокойный сон в разрытой могиле; я плакал сухими слезами над телом заморенного голодом ребенка. Да, я пережил многое. Но каждый раз я отставал на пару шагов.
Каждый раз мне не хватало всего лишь несколько минут, чтоб схватить его, за его грязную, обагрённую кровью десятком невинных жертв, руку. Его, который жажду наживы и обладание приглянувшимися ценностями, сделал для себя и религией, и Богом.
Но сегодня, милостью Всевидящего, я смог опередить его, пусть всего на полшага. И пусть уже не спасти очередную жертву. Но главное, что сегодня жертва будет последней.
Душу грел давно выписанный канцелярский приказ, который разрешал мне гром-капитану Первой канцелярии Вардену Деляни, в случае невозможности задержания опасного преступника Мортана Остана живым, сделать его мертвым.
Я чуть отодвинул опускающуюся в воду ветку, одну из нескольких, прикрывавших меня своей зеленью, чтоб в который раз осмотреть пустынный берег. В этом месте среди пышной зелени прибрежного кустарника немного возвышался небольшой холм, точно так же поросший тем же кустарником. Даже не холм, а какая-то нелепая куча, обрушавшаяся от времени в воды Беллы. Несмотря на то что, берега Беллы были пологие, берег нависал над текущей водой не образуя пляжа. Как будто река прореза земную твердь, а не намывала берега вальяжным течением. И только под обрушившимся холмом была небольшая площадка песчаного пляжа, украшенная обильной россыпью гладких темных камней по размеру с мужскую ладонь. Уткнулся взглядом в лодку, тихо качающуюся на волнах, привязанную хитрым узлом, к вбитому в речной песок колышку. Посмотрел на уставшее, красноватое солнце, которое уже собиралось закончить свое дежурство Всевидящему и отправится в благословенные чертоги на отдых. Еще каких-нибудь полчаса и оно сядет окончательно. И тогда быстро как в театре, резкое освещение закатного солнца, сменится тусклым сиреневым светом сумерек, и берег начнет укрываться бархатной темнотой.
Это было идеальное место. Для того, чтоб спрятать здесь средство отступления или бегства. И для того, чтоб устроить засаду. Река в этом месте образовывала небольшую заводь, а песчаный обрыв и кусты с двух сторон, с одной стороны надежно укрывали лодку от любопытных глаз и случайных воришек, а с другой стороны позволяли разместить абсолютно незаметно несколько человек, и натянуть поперек заводи сеть, до поры до времени притопленную в водах Беллы.
Место было идеальным, а вот организация засады почти любительская. Что мне было делать, если только один из всей своры моих осведомителей, смог остаться живым? И что мне было делать, если он, только час назад смог мне передать записку с буквально парой слов о последнем назначенном деле Остана и указанием способа его отступления и не слишком подробным указанием места?
Когда мне передали эту записку, в моем распоряжении оказалось всего три человека, включая моего адъютанта Терри. Терри был еще очень молод, горяч, обладая той юношеской безрассудностью, которая с годами может перерасти, действительно в дальновидную мудрость или же погубить своего носителя до этого.
Мы почти час прочесывали берег близ устья, пока нашли эту заводь и лодку. Двое моих людей, слава Всевидящему, смогли найти рыбацкую сеть, которую натянули поперек заводи, притопили ее парой камней, чтоб в решающее мгновение натянуть ее и не дать лодке выйти в устье, и уйти к одному из Бог знает скольких кораблей, готовящихся нынче ночью уйти в свое плаванье.
А я и мой адъютант Терри были силовой поддержкой засады, т.е. нам двоим выпало счастье задержать Остена. С учетом горячности Терри, нас было не двое, а половина одного, меня. Вторая половина меня должна была, по возможности, не дать наделать глупостей Терри.
Я не знаю, какой дорогой обычно приходил сюда Остен. Пробирался ли он с одной из пологих сторон берега через кустарник, или же он молодецки прыгал с обрыва на песок. Я не знал, где лучше устроить нашу с Терри лежку. Поэтому Терри я определил место в кустах на границе заводи и реки, вручив ему пистолет. Таким образом, с одной стороны Терри был в десятке шагов от лодки, что давало ему прекрасный обзор и небольшой запас времени, если вдруг.... Если вдруг Остен сможет нейтрализовать меня... А с другой стороны, давало небольшое количество времени мне, того времени, которое я мог не отвлекаться на мальчишку. Себе же я выбрал место в воде, недалеко от раскачивающегося борта лодки. Прижавшись спиной к берегу и заслонившись несколькими нависающими ветвями, я ждал. О пистолете в воде не могло быть речи, поэтому единственным моим оружием был фамильный кинжал.
Солнце догорало теми особенными багряными лучами, которые порождали в душе странную смесь тревоги о настоящем и надежду на будущее, и высветило песчаный обрыв зловещими, кровавыми красками. Только благодаря пусть, зловещему, но яркому освещению песчаного обрыва, я заметил спустившуюся веревку. И несколькими мгновениями позже высокую, гибкую фигуру мужчины, беззвучно спускающуюся по этой веревке. Мужчина спустился, внимательно осмотрелся, потом замер на пару-тройку минут, вслушиваясь в речные звуки. Подошел к колышку, к которому была привязана лодка, взялся за веревку и потянул лодку на себя. Я, стараясь не издавать ни одного звука, скользил следом за лодкой, оставляя над водой лишь нос и одну половину лица, стараясь держаться так близко к суденышку, чтоб оставаться в его спасительной тени и потому ориентируясь не на зрение, а на ощущения и звуки, которые я слышал одним ухом.
Вот лодка скребнула носом по песку, и через мгновение в ней звякнуло что-то упавшее. Следом, лодку сильно толкнули прочь от берега, и она покачнулась от прыгнувшего в нее человека.
Я не думал, я не рассуждал, я не планировал, за все отвечали невесть откуда взявшиеся инстинкты. Я со всей сил качнул лодку, навалившись на один борт. Стоящий в лодке человек одно долгое мгновение пытался удержать равновесие, но все-таки упал в воду. Я в два мощных гребка догнал Остена, поднырнул и попытался, схватив его за ноги, утянуть на дно. Но тут между шеей и ключицей я почувствовал раскаленное жало. Глаза тут же подернулись бордовой пеленой.
Вот и все. Гром-капитан, вас нейтрализовали. А вы так и не смогли успокоить души невинных жертв отмщением. Но так не может быть во всеблагой милости Всевидящего, так не должно быть.
В последнем рывке я оттолкнулся ногами от дна, и через один удар сердца одной рукой дергая Остена вниз, другой смог нанести удар в грудь своего врага.
Вот теперь все правильно, все так, как должно быть.
Терри вытащил меня на берег, осмотрел рану. Потом зачем-то завел мне руки за спину и связал их. Зажал мне рану какой-то тряпицей и перетянул через основание шей каким-то скрученным жгутом, но для меня это не имело уже значения.
- Остен? - спросил я.
- Еще жив. Без сознания. И точно не выживет. - ответил мне Терри, пытаясь подавить всхлипы.
А дальше я увидел, как качнулась бархатная тьма, мягко обволакивая меня, словно пеленая меня все туже и туже.
Спасибо, Всевидящий, все было не зря.
Глава 2. Возвращение.
Меня раздражала муха. Она облюбовала мой нос для своего временного жилища, и теперь обживала занятые апартаменты. Мелкие лапки беспородно обследовали доставшееся ей богатство. Я хотел смахнуть ее, но рука почти не послушалась меня, я лишь на миг смог оторвать руку от поверхности. Я с трудом открыл глаза. Меня замутило. Переждав пока потолок перестанет закручиваться в спираль, я подул себе на нос. Муха остановилась, но не улетела. Я еще раз сильнее подул, и чуть качнул головой. И это ужасное насекомое нехотя покинула мой нос.
- Ты, наконец, пришел в себя, Ден. Милостью Всевидящего ты, наконец, пришел в себя.
Я вздрогнул, тут же пришло узнавание этого скрипящего голоса.
- Бо... - я пытался назвать по имени своего хорошего друга и по совместительству нашего канцелярского лекаря. И не смог. Губы расползались, в горло как будто насыпали битое стекло.
- Больно, я знаю. Лежи. И не говори. Тебе надо беречь силы. Но теперь, после того как ты пришел в себя, теперь все будет хорошо. Ты смог обмануть костлявую, с моей помощью, мой мальчик. Теперь, главное, не упустить шанс, данный тебе Всезнающим. Поэтому молчи, спи, набирайся сил.
Пока Борин заговаривал мне зубы, он уколол меня в плечо и мои глаза сами собой закрылись.
Когда я в следующий раз пришел в себя, потолок больше не закручивался в спираль, и очень хотелось есть. Я повернул голову и оглядел комнату, в которой лежал. Так и знал, эта была одна из лекарских в нашем канцелярском госпитале. В лекарской никого не было.
- Эй. - позвал я сипло и тихо. Естественно, никто мне не ответил. Я собрался со всеми своими сейчас малыми силами и позвал снова: - Эй.
В лекарскую зашел Борин.
- Ну что, герой. Как себя чувствуешь? Вижу, разговаривать уже можешь.
- Борин, сколько я так уже? - голос был по-прежнему сиплый, но битого стекла больше в моем горле не было.
- Почти два месяца. Многие уже перестали надеяться. Но я верил. - Борин улыбнулся мне одним уголком рта.
Я смотрел в это родное лицо и не понимал, как этот ранее цветущий пятидесятилетний мужчина смог так постареть за два месяца. Кожа на лице приобрела пепельный оттенок, глубже прорезались морщины, и некогда ярко-голубые глаза стали почти серые. Я отметил так же, что в волосах Борина вместо редких искр седины, теперь на висках и надо лбом были седые пряди.
- Что с тобой случилось, Борин? - спросил я, все еще не ассоциируя родной голос и новую внешность друга.
- Ну как тебе сказать... когда тебя привезли всего в крови и почти не дышащего, мне было немного не с руки, чтоб ты помер у меня на глазах. Сначала я зашивал твою рану, хотя коллеги говорили, что такие раны не зашить. Ведь тебе повредили подключичную вену.. И мне все коллеги не верили, что ее можно зашить. Потом я следил, чтоб горячка не погубила тебя. И опять коллеги не верили, что я смогу остановить жар и воспаление. А потом я молился, просил, чтоб тебе позволили остаться в лекарской, чтоб не отправили умирать домой и опять молился.
Я понял, что друг сотворил чудо. Ведь каждый новобранец на курсах знает, что если отворить крупные кровеносные реки, человека уже не спасти. А он смог. Но самый большой его подвиг был в том, что он смог победить наших канцелярских чиновников. Регламент гласит, что если прогноза на выздоровление нет, и болезный не страдает от болей, таких болезных следует направлять домой для достойного их упокоения. Прогноза на выздоровление у Борина не было, я был без сознания и, значит, не страдал от болей. Меня следовало отправить домой для достойного упокоения. А он верил и смог оставить меня в госпитале, где обеспечил мне лечение и выздоровление.
- Спасибо, Борин. Я у тебя в долгу.
- Пустое, лучше скажи, тебя что-нибудь беспокоит.
- Слабость.... И очень хочется есть.
Борин улыбнулся: - Значит прогноз более чем благоприятный, сейчас лекарка принесет тебе поесть, поможет тебе умыться, даст лекарства, а завтра я еще раз тебя осмотрю.
- Борин, ты не знаешь... там на берегу.... Еще кто-нибудь умер?
- Не переживай, Остен мертв. Его привезли уже мертвым. А остальное тебе расскажет твой адъютант и твое начальство. Но это будет даже не завтра.
Глава 3. Неожиданный поворот.
Фурор произвело не только мое выздоровление, но и личность Остена. Оказалось, что под именем Мортона Остена, скрывался Морган Брейк, статусный капитан Первой канцелярии. Именно, доступностью сведений о ходе расследования и планируемых мероприятиях объяснялась его везучесть, а также, к сожалению, смерть почти всех осведомителей.
Морган Брейк был шестым сыном барона Брейка. Титул или хоть какие бы то не было средства ему не полагались практически ни при каких раскладах карт Всезнающего. Обычно, такие не наследные сыновья и идут на службу либо в армию, либо в Первую канцелярию. Если очень повезет во время службы в Первой канцелярии, и ты сможешь отличиться, то может быть тебя заметят, и переведут во Вторую канцелярию.
Первая канцелярия - это служба внутреннего сыска Его Величества Эдуарда Первого. В ее ведомстве находятся дела, касающиеся разбирательства преступлений, совершенных против подданных, но не имеющие яркой политической подоплеки. Почему яркой? Да потому что, иногда бытовое убийство оборачивалось долгой многоходовой политической интригой. В этом случае разбирательство передавали Второй канцелярии - службе государственного сыска.
Верхом успеха для не наследного сына в канцелярской службе было героическое успешное во всех аспектах раскрытие громкого, имеющего государственное значение преступления. В этом случае монарх мог пожаловать титул и поместье. Естественно, дела, имеющие государственное значение, почти всегда были в ведении Второй канцелярии. И поэтому награжденных титулом и поместьем сыскарей Первой канцелярии за все время ее существования можно было пересчитать по пальцам одной руки, и свободные пальцы еще останутся.
Молодые, амбициозные, но четко знающие, что такое дворянская часть, мужчины всеми силами пытались выслужиться, пусть ценой ранений, чтоб получить назначение во Вторую канцелярию, служба в которой давала пусть небольшой, но не призрачный шанс на титул и поместье.
Морган Брейк хотел жить здесь и сейчас, а не надеяться на слепую удачу, которая может быть не забудет предоставить шанс. Он решил взять свое состояние и свой титул сам. Вернее, купить. За небольшое состояние можно было купить поместье, а за совсем нескромную сумму купить свободный титул. Продавали титулы не всем подряд, кто может заплатить кругленькую сумму, а только ближайшим потомкам существующего дворянства.
Обладая неплохой физической подготовкой, светлой головой, возможностью бывать в богатых домах в силу своего происхождения, а также обладанием служебной информации, позволили ему прибирать к рукам ценные безделушки, солидные суммы денег. Изначально он либо воровал, либо шантажировал, либо сначала шантажировал, а потом воровал. Года три назад он провернул блестящую комбинацию, когда шантажируя одного барона, заставил его принести из банка крупную сумму к себе в поместье. Договорившись через посредника о том, что обмен компромата на деньги произойдет под утро, сам украл деньги с наступлением ночи. Да, ему в этом очень сильно помогла служебная информация: знание особняка, знание местонахождения денег, знание наличия, расположения охранных постов.
С каждым блестящим преступлением Брейк все больше и больше уверовал в свою исключительность и удачу. Преступления становились более дерзкими и более жестокими. И два года назад он перешагнул черту. Он убил служанку, случайную свидетельницу. Не запугал, не оглушил как обычно, а хладнокровно убил. С этого случая каждое его преступление непременно предполагало наличие жертвы, а иногда не одной.
Но тем не менее, Морган Брейк был действительно умным человеком, да еще и с хорошим чутьем. Он понимал, что еще немного и его персоной займется не только Первая канцелярии. Ему надо было залечь. Причем не просто прекратить совершать преступления, а побыть вдали от мест его преступной славы, чтоб даже случайно опознать его не могли. Поэтому ссылаясь на ухудшение здоровья в связи с недавним ранением, он просил и получил продолжительный отпуск на лечение, которое собирался провести за морем.
Мне повезло, что единственный оставшийся в живых осведомитель, смог узнать и передать информацию, до того как Брейк смог залечь на дно на пару лет. Ведь за все время своей преступной деятельности уже было сколочено очень неплохое состояние, которого уже хватало на покупку поместья, но не на покупку титула. В присутствии осведомителя он обмолвился, что это последнее крупное дело на ближайшую пару лет. И это должен быть шедевр по ювелирности исполнения. А потом его ждет бескрайнее море, красивые, экзотичные женщины и нега. За это время можно подобрать себе хорошее поместье. Титул же пока подождет. А потом усмехнулся, что для всего этого то и надо: устье, заводь, лодка и корабль.
Именно в заводи недалеко от устья мы с ним и встретились. Но о том, что Остен - это Морган Брейк, я узнал, когда смог поговорить с Терри.
Так же от Терри я узнал, что старый барон Брейк смог убедить перевести сына во Вторую канцелярию, после его возвращения из отпуска. В совокупности получилось, что во Вторую канцелярию, имеющую допуск к государственным секретам, в обозримом будущем вполне легально поступал на службу матерый преступник, не имеющий понятия честь и способного обладание государственными секретами направить на личное обогащение.
Неожиданно оказалось, я предотвратил торговлю государственными секретами и интересами. В связи с этим, Эдуард Первый пожаловал мне титул графа и хорошее поместье в дне езды от столицы. Так же мне предложили место гром-капитана во Второй канцелярии. А я, ссылаясь на ранение, вежливо отказался. Высшие чины посовещались и решили, что раз ранение мне не позволяет трудиться на благо Родины во Второй канцелярии, то тогда надо меня облагодетельствовать повышением в звании. И мне присвоили звание статусного советника и наказали к расследованию незаурядные преступления, к коим относились извращенные убийства, кражи без явных следов и т.д.
Глава 4. Что такое настоящая любовь?
Я уже достаточно оправился от ранения, а срок предоставленного на лечение отпуска еще не вышел. Я воспользовался этим временем, чтоб съездить в пожалованное поместье, посмотреть дела, договориться с управляющим, оставить ему распоряжения, нанять небольшое количество работников. Сегодня я возвращался в канцелярию и приступал к делам.
Когда я подходил к зданию канцелярии меня окликнул Глава Первой канцелярии герцог Монро, который стоял на парадных ступенях недалеко от дверей и разговаривал с каким-то седым хорошо одетым мужчиной.
Я подошел и приподнял в приветствии шляпу.
- Доброе утро, герцог.... Сэр? - Я вопросительно посмотрел на седого джентльмена. - Прошу прощения, но мы не были представлены.
- Граф, здравствуйте, очень хорошо, что мы смогли Вас встретить. - Ответил герцог. - Хочу Вам представить своего старого друга, графа Гетби. И очень надеюсь, что Вы сможете прояснить обстоятельства по его делу.
История была одновременно проста, романтична, трагична и загадочна. У графа Гетби была дочь, которая очень удачно в свое время была выдана замуж за графа Сойри. Удача заключалась так же в том, что несмотря на договорной брак, в молодой семье Сойри поселилась любовь. Пять лет супруги прожили в любви и согласии, графиня за это время родила двоих разнополых детей. И ничего не предвещало трагедии в жизни этого семейства. Но после пяти лет совместной жизни молодая графиня начала чахнуть. Сначала она чаще стала простывать, потом добавились и другие болезни. Но, тем не менее, периоды здравствия были. И в один из этих периодов супруги поехали на верховую прогулку. Граф решил развлечь супругу шуточным соревнованием, скачкой вокруг замка. И в середине дистанции графиня упала с лошади, при том, что лошадь не взбрыкнула, не понесла. Графиня просто упала. И этому падению было множество свидетелей и злой умысел был практически исключен. После падения графиня больше не вставала, ее стали мучить боли, с каждым днем все больше и больше. Она из некогда красивой цветущей женщины превратилась в быстро стареющую дурнушку. Немощь и боль привели к тому, что графиня молила Всезнающего об упокоении. И вот два дня назад графиня умерла. Граф Сойри, с одной стороны, очевидно, горевал о жене, с другой стороны почувствовал облегчение, и даже не за себя, а за супругу, которая перестала мучиться. Так было до визита лекаря, который установил, что графиня Сойри умерла от яда, который принципиально не могла достать в силу своего положения. Естественно, подозрение упало на графа Сойри, который тут же был заключен под стражу. Но, что удивительно, старый граф Гетби не верил в причастность своего зятя к смерти своей дочери. Именно, с этой просьбой он и приехал к своему давешнему другу герцогу Монро. И мне теперь надлежало отправиться вместе с графом Гетби в замок Сойри.
Поместье Сойри было расположено недалеко от столицы на берегу Беллы. Наша компания - я, Терри и граф Гетби, добралась на место ближе к полудню. Граф Гетби распоряжался как у себя дома. Тут же был накрыт стол, нянька привела детей - старшего сына, юношу лет четырнадцати, и девочку помладше лет двенадцати. Лица детей были печальны, а девочка еще и сильно заплакана. Беседа за столом не клеилась, дети отмалчивались, граф Гетби отвечал односложно. Когда с трапезой было покончено, и в столовую было подано вино и горячие напитки, дети раскланялись и ушли к себе.
Я смотрел сквозь прозрачное стекло бокала на графа, в забавно изломленных гранях его фигура скрючилась и приобрела некоторую зловещесть.
- Сэр, почему же вы так уверены, что Ваш зять не виновен? - начал я разговор.
Старик вздохнул, выражение лица поплыло, и вот передо мной уже не сидит седовласый джентльмен с отстроено холодным выражением лица, а сидит старик отец, потерявший любимое дитя, но которому обстоятельства не позволяют придаться законной скорби. По нему теперь было видно огромное горе, и в то же время какая-то отчаянная попытка держаться над ситуацией.
- Томас Сойри действительно любил мою Лиззи. Но самое главное он очень любит детей. Вы не могли заметить, т.к. не были знакомы с ними, но Джер вылитый отец, а Марти, наоборот, вылитая мать. Он так радовался, что он и Лиззи, как бы нашли свое продолжение в детях. Поэтому даже если он устал... ну от состояния Лиззи, от ее слез, от молитв... Он в сущности то еще молод. Короче, даже если он устал от ситуации, то он не мог не подумать, что будет с его детьми, если его обвинят.
- Т.е. прямых доказательств его невиновности у Вас нет? - уточнил я.
- Нет, конечно. Откуда? Только вот тут - граф стукнул себя в грудь - все кричит о том, что правда даже еще страшнее, чем если бы это был Сойри.
- Вы говорите, граф любит детей? А в чем это выражалось?
- В его отношении, сколько времени он уделяет своим детям. Вы же знаете, в нашей среде не принято много времени уделять детям, воспитывают детей дворян почти всегда няньки, гувернантки, ну или пансионы при монастырях. У Джера и Марти тоже есть и няньки и гувернантки, но отец и мать, а потом только отец, всегда первую половину дня проводили с детьми. Иногда он уделял им время и во второй половине дня тоже. Конечно, больше времени он уделял Джеру. Учил его фехтованию, законодательству, рассказывал ему о дворянской чести, хотя рассказывал он, как правило, сразу обоим детям. Забавно, я даже присутствовал при некоторых разговорах. Помню, Томас рассказывал детям о многогранности милосердия. Ну, вы понимаете, о милосердии к сиротам, состарившимся слугам... и в то же время он очень проникновенно рассказывал о последнем одолжении умирающему товарищу в бою, о милосердии к загнанной лошади... Он сумел так построить разговор, что сутью было то, что милосердие - это долг чести любого дворянина.
- Да, действительно, редкое отношение к детям. Сэр, я бы хотел взглянуть на тело Вашей дочери. - обратился я к старику.
- Да, да... Конечно... Она... Ее тело находится в леднике. Пойдёмте, я провожу.
Я напомнил Терри взять больше свечей и мы втроем спустились в подвал и зашли в ледник.
Я внимательно осмотрел руки покойной Элизабет Сойри. Руки были тонкие той характерной болезненной худобой и дряблостью, которая появляется у человека после длительного лежачего состояния. Но руки были белые, мягкие, ухоженные. Маникюр был великолепен, красивые ровные лунки, ровный спил чуть длинноватых ногтей. Под ногтями не было практически ничего. Лицо графини было спокойным, расслабленным и каким-то удовлетворенным. Мне показалось, что ее губы отливали каким-то странным лиловым оттенком, хотя, скорее всего это было из-за освещения.
- Скажите, она умерла во сне? - задал я вопрос.
- Да, утром служанка зашла к ней, чтоб как обычно умыть и обмыть ее, сделать ей прическу... А она спала... Служанка даже сначала не поняла, что она... она... уже мертва.
- Я увидел все что хотел. Граф, скажите, а где лекарь, который смог определить, что графиня умерла от яда.
- В замке, я его попросил задержаться, хотя он и возражал. Позвать?
- Да, это было бы очень своевременно. И Вы, очень хорошо сделали, что не отпустили лекаря.
Мы вернулись в столовую, куда был приглашен лекарь. Им оказался зрелый мужчина примерно моего возраста, т.е. около 35 лет. Он был весь какой-то круглый. Небольшого роста, полный, с хорошо отмеченным животом. У лекаря было приятное, доброе лицо, открытый взгляд карих глаз.
- Добрый день, вы вызывали меня? Разрешите представиться, лекарь Чарли Норт.
- Да, проходите, пожалуйста, присаживайтесь. Может быть, чаю? - я взял на себя обязанности хозяина дома. Дождавшись утвердительного кивка и дав знак служанке, я продолжил - Разрешите представиться и мне, статусный советник Первой Канцелярии Варден Деляни. - я умышлено упустил приобретенный титул.
Лекарь присвистнул, это было очень неуместно. Но он даже не смутился.
- Странно, что этим делом заинтересовался целый статусный советник. - с некоторой иронией сказал Чарли Норт.
- Дело в том, что есть некоторые сомнения в личности преступника.
- Вполне может быть. Я часто бывал в Сойри. И могу отметить, что граф Сойри действительно очень нежно относился к графине. Да, очень хорошая, семья и такое несчастье. Да, Вы, наверное, хотели меня о чем то спросить?
- Да, каким образом, Вы заподозрили отравление? Ведь вскрытия не было.
- Вы заметили, какого цвета ее губы?
- Хм, мне показалось, что они как будто слегка подкрашены, чем-то лиловым. Хотя в леднике плохое освещение, и это мне могло показаться.
- Браво. Вы очень наблюдательны. Действительно губы имеют легкий, я подчеркиваю, легкий лиловый оттенок. Если же ей открыть рот, то слизистая, язык... все имеет насыщенный фиолетовый цвет. То же и с глазами. Такие изменения слизистой характерны для одного яда. Причем весьма распространённого. Мда... Это отравление вытяжкой или настойкой зверолова лугового.
- Простите, но этот яд имеет очень ярко выраженную горечь. А для того, чтоб умереть, надо выпить весьма приличное количество яда. В такой дозировке не заметить яркую горечь практически невозможно, в какой бы продукт не был подмешан яд. - стал рассуждать я, приглашая лекаря поучаствовать в построении версий. Вся теория об отравлении рушилась на глазах, но тем не менее факт отравления сейчас лежал в леднике.
- Я не знаю, графиня сама яд достать не могла. Тайно подлить его тоже не могли. Она бы сразу определила на вкус, что это яд. Хотя может быть, кто-то и додумался, как убрать горечь...
- Маловероятно... А скажите, нашли посуду из которой Элизабет напоили ядом?
- Да, на столе рядом с кроватью стоял стакан, такой, каких есть десятки на кухне. Ничем не примечательный. - вмешался в беседу старый граф.
- Спасибо, сэр Норт. - я задумался ненадолго, потом обращаясь к графу Гетби сказал: - Мне надо опросить слуг еще раз. Хотя вы упоминали, что их уже опрашивали местные сыскари Первой канцелярии. И все в один голос утверждают, что никто ничего необычного не замечал, все было как всегда. Но может быть, кто-то что-то вспомнит.
Я опросил всех слуг. Я упрашивал, давил, угрожал, запугивал. Но все как один говорили, что никто не приносил графине стакана с настойкой зверолова. Все, как один утверждали, что самое большое отклонение от обычного распорядка дня накануне вечером было то, что сначала к матери зашла Марти, а потом Джер. А не наоборот как бывает обычно. Последнее время по вечерам граф учит Джера карточным играм, поэтому Джер сначала заходит к матери, а потом спускается к отцу. В тот вечер граф отменил партию в карты. И Джер пришел к матери позже обычного.
Граф Гетби ушел в середине допроса, сказал что, хочет провести время с внуками. Когда все слуги были опрошены, я спросил у адъютанта:
- Что ты об этом думаешь, Терри?
- Я не знаю, что и думать, сэр. С одной стороны я бы сказал, что это самоубийство. Но с другой, графиня была истинной дочерью Всезнающего, поэтому она не могла сама лишить себя жизни. Опять же, незаметно дать графине яд не мог никто. Следов насилия нет. Я не знаю, что думать.
- Вот и я не знаю, что думать. Графа Сойри мы освободим, против него нет никаких доказательств. А вот косвенные факты наоборот указывают, что он не мог убить свою жену. Я сейчас напишу распоряжение в местную канцелярию, а ты найдешь с кем его отправить... Но кто же этот неуловимый отравитель?
- Сэр, мне кажется, что это женщина....
- Почему тебе так кажется, Тэрри?
- Ну понимаете... Яд - это женское оружие. Только женщины и дети не любят вида крови. Поэтому женщины, обычно предпочитают яд, там где мужчина выбирает клинок или другое оружие....
- Терри, ты не прав. Яд вполне подходит и для мужчин.
- Но, сэр, это так неблагородно, это так подло, что ли....
Мы разошлись по предоставленным нам комнатам, я лег на кровать и прокручивал в голове все, что смог узнать за сегодня, все, что мне за сегодня говорили, все, что я кому-то говорил. С этими мыслями я так и заснул.
Утром прибыл граф Сойри. За завтраком он высказал мне благодарность за то, что я освободил его из под стражи. Когда все формальности этикета были соблюдены, граф начал живо интересоваться ходом расследования. К сожалению, пока мне нечего ему было рассказать. Я попросил рассказать о последних месяцах графини Сойри.
Пока граф рассказывал, я наблюдал за его лицом. Да, действительно, этот мужчина продолжал любить и уважать свою жену. Он даже сейчас не до конца поверил, что ее больше нет. Он рассказывал, какой стойкой и мужественной была графиня в своей болезни. Несмотря на то, что она почти всегда страдала от страшных болей, она старалась не показывать этого домочадцам, особенно детям. Когда к ней заходили дети, всегда живо интересовалась их успехами, рассказывала забавные или поучительные истории. И только в молитвах позволяла себе просить у Всевидящего избавления от боли или упокоения. При этом очень страдала, что дети останутся без матери. Графиня этого старалась не показывать и графу, и только его забота, которая толкала его на частое посещение графини в течение дня, позволяла иногда подслушать, как плачет и молится жена.
Сложилась бессмысленная картина. Графиню Сойри любили и муж, и дети, и отец. Ее уважали работники. И она абсолютно никому не мешала. Но яд в стакане, все равно кто-то принёс.
Я уже со всеми поговорил, я сунул свой нос везде, куда смог додуматься, но не находил ни одной зацепки. Размышляя, я вышел в сад. Уже был конец осени. Большая часть деревьев потеряла свою листву, поэтому сад наполнился какой-то легкой прозрачностью.
Пройдя по дорожке, увидел как брат и сестра Сойри сидят на скамейке под деревом. Марти плакала, Джер ее успокаивал. Я остановился, складывалась очень неловкая ситуация. С одной стороны не хотелось вмешиваться в такое искреннее горе, с другой стороны что-то не позволяло пройти мимо. Пока я решал дилемму - как поступить, сестра разрыдалась еще громче. А Джер обняв ее, начал уговаривать ее, что маме теперь не больно, совсем не больно, а они сильные и уже взрослые и поэтому в память о маме, справятся со всем, что мама хотела, чтоб так все и было, ведь не даром она об этом молилась Всезнающему. Я не нашел в себе сил чтоб подойти к ним, я не нашел слов, чтоб поддержать их. Мне пришлось вернуться в замок.
В гостиной сидел граф Сойри и разбирал письма.
- Вашим детям сейчас очень тяжело. Может быть не стоит их сейчас оставлять одних. - сказал я, присаживаясь на соседнее кресло.
- Да, для них это большая трагедия. Да, мама болела, мама была прикована к кровати. Но для них она оставалась любящей и нежной матерью. Она ведь все-таки смогла скрыть от них, как ей тяжело давался каждый день.
У меня потемнело перед глазами, вихрем пронеслись воспоминания о последних двух днях в замке Сойри.
- Граф, когда Ваши дети вернуться и успокоятся, я бы хотел побеседовать с Джером.
- Вы полагаете, что это необходимо?
- К моему сожалению, но я постараюсь быть тактичным. И я бы хотел надеяться, что никто не будет случайно слушать, о чем мы говорим.
Я был у себя в комнате, когда Джер нашел меня. Открыв дверь, я впустил его, осмотрел коридор, тщательно закрыл дверь.
Я отошел к окну, посмотрел сквозь стекло на облетевший сад.
- Вы хотели со мной поговорить, только я не совсем понимаю о чем? - спросил меня Джер треснутым голосом.
- Это было милосердие? Последнее одолжение? - я так и стоял спиной к Джеру, я не хотел видеть смену эмоций на его лице, потому что так и не смог за прошедшее время принять такое милосердие.
Он молчал, потом вдруг разрыдался, в голос, совсем по-детски. Хотя за последние два дня я ни разу не видел его слез или хотя бы следов этих слез.
Не знаю, что на меня нашло, я обернулся, в два шага преодолел разделявшее нас расстояние и обнял мальчика, утыкая его лицом к себе в грудь.
- Вы не поймете, я теперь сам себя не понимаю. - Хрипел Джер сквозь слезы. - Мама она такая была добрая. За что ее Всевидящий так испытывал? Она же не заслужила этого... не заслужила...
Он смог взять себя в руки. Он смог отстраниться, вытереть слезы.
- Пойдёмте, я кое-что вам покажу.
Мы вышли с Джером из моей комнаты и направились в сторону хозяйских покоев. Зашли в комнату графини.
- Посмотрите между матрацем и изголовьем.
Я подошел к кровати, запустил руку в указанное место, мои пальцы нащупали нечто неровное. Вытащив это нечто, я понял, что это обыкновенная, некогда обструганная палка, примерно в два пальца толщиной. Только вся серединная ее часть была изгрызена. Кое-где были выхвачены целые куски дерева. Я смотрел на эту игрушку для собак и не понимал, что она здесь делает.
- Это мама. - ударил треснутый голос мне в спину - это она так пыталась сдержать боль, чтоб никто не узнал... чтоб я и Марти не узнали. Я нашел случайно, когда хотел сделать маме сюрприз. Я нарисовал ее миниатюру, и хотел положить ей под подушку. Маму в это время вынесли в сад. Потом уже я специально подкрадывался к ее двери, чтоб быть рядом с ней если что. Я все слышал. Как она плакала, как разговаривала с Всезнающим. А потом, я случайно узнал о зверолове. И о том, что если много выпить настойки, ты просто засыпаешь без боли, без страдания. Я сделал настойку, у нас вокруг замка много этого зверолова. Но никак не мог решиться. Вернее я не мог вот так дать умереть маме... А того дня я задержался с отцом на занятиях и пришел к маме позже обычного. Она плакала, горевала, что не может оставить нас без матери, но и боль терпеть больше не может. Я стоял за дверью и слушал. Сходил к себе в комнату, налил целый стакан настойки и пришел к маме. Она попыталась спрятать эту палку, но я не позволил. Я сказал, что я все знаю, и о ее мучениях, и о ее терзаниях. И что мы с Марти уже взрослые, и что мы сможем достойно принять любое ее решение. А еще я ей сказал, что нет большей радости знать, что у меня есть мама. Я оставил стакан на столике около кровати и ушел..... А утром узнал, что мама умерла.
Оказалось, у нас был еще один слушатель.
- Сын, как же так? - Томас Сойри смотрел на Джэра.
Я не мог позволить, чтоб сейчас Джера оттолкнул его отец, поэтому пришлось вмешаться.
- Граф, Вы очень хорошо учили своего сына, и привили ему гораздо больше милосердия и чести. Он не сделал последнего одолжение графине, он сделал больше, он предоставил ей выбор и свободу. Он сказал о своей любви, но не забыл и об ее страданиях. Покинуть наш мир - было решение графини. А вы вырастили настоящего мужчину, способного принять тяжелое решение и нести ответственность за него во всех ее проявлениях.
Джер смотрел на отца, и из его глаз катились слезы. Граф подошел, обнял сына. А у меня в Сойри больше не было дел.
Мы сидели с Терри у меня в кабинете в нашей канцелярии. Я дописывал отчет о поездке в Сойри, Терри пересыпал исписанные листы песком.
- Сэр, все-таки это было самоубийство. Но как же вера во Всезнающего?! Графиня в принципе не могла бы это сделать, если бы была истинной дочерью Всезнающего. - Терри смешно морщил лоб.
- Нет, Тэрри, это было убийство, но без злого умысла. - ответил я, ставя на последнем листе свою подпись и прикладывая печать.
- Но как же так? Ведь графиня выпила яд сама!
- Понимаешь, Терри... Графиня была измучена болезнью, и пусть хоть немного, но разум ее был затуманен. Нам все говорили, что она просила у Всезнающего избавления от боли любым способом, хотя бы и смертью. Она восприняла то, что ее любящий сын принес яд, как знак Всезнающего. Если бы любой другой принес яд, я думаю, графиня бы его отвергла. Но любящий и любимый сын...
- Но почему тогда в отчете мы написали, что это самоубийство?
- Потому что, Джэр - ведь не отъявленный злодей. И действовал он под очень большим давлением окружающих эмоций. Он сам себя наказал, и еще накажет не раз. Ему придеться груз вины и сомнений нести до конца жизни. Он будет выискивать осуждение в каждом взгляде его отца, сестры, деда. Так что ему совсем будет нелегко. Всезнающий каждому воздает по деяниям.
Глава 5. Забытая мелочь.
Я притаился за углом, в том месте, где густая вязкая тень четким пологом разделила свет и тьму. По ударам своего сердца я отсчитывал время, выжидая момент, чтобы прыгнуть на спину, стоящему у камина человеку. Где-то в глубине моего мозга билась мысль: 'Что я жду? Ведь он безоружен'. И тут раздался грохот ударов. Я вжался в стену.....
Открыв глаза, я понял, что это всего лишь сон, но грохот продолжался и на яву. Через мгновение сообразил, что это кто-то настойчиво колотит в дверь подвесным молотком. Причем колотит яростно, нетерпеливо.
Я сполз с кровати, накинул халат и пошел открывать дверь этому торопыге.
На пороге стоял насупленный Терри. Таким недовольным я его видел в первый раз. На улице было промозгло и в воздухе висела серая хмарь - мельчайшая водяная взвесь, смесь тумана и мороси.
- Здравствуй, Тэрри. Только не говори, что ты забыл, что сегодня выходной. И не поняв, по какой причине Канцелярия закрыта, ты пришел ко мне за ключами.
- Граф, Ваша ирония сейчас не к месту. Меня выдернули из кровати два часа назад. У меня была премерзкая поездка в порт.
Он помолчал, потом добавил:
- Вас Монро вызывает.
Я распахнул дверь, приглашая Терри пройти. Он выглядел промерзшим и взъерошенным.
- Хорошо, я умоюсь и оденусь. А ты пока найди, что нам поесть и завари чай.
Оставив Терри на кухне, я ушел приводить себя в порядок. А когда спустился, на столе уже стояла тарелка с порезанным толстыми ломтями хлебом, на сковороде посередине стола шкварчала яичница с тонкими полосками бекона, и стояли две большие чашки, над которыми поднимался пар.
Терри сидел на гостевом стуле и грел руки о свою чашку.
Я разделил яичницу на две тарелки, одну подвинул Терри, потом сел на свой стул.
- Ну и что у нас стряслось в порту, что Монро встал даже раньше тебя?
Тэрри на меня посмотрел непонимающе:
- А с чего вы взяли, что Монро проснулся раньше меня?
- Все просто, Тэрри. Если бы решение о вызове принимал дежурный, то он бы не послал за адъютантом. Но и за статусным советником он бы тоже сразу не послал. Значит, решение о вызове принимал не дежурный.
Если же дежурный вызвал сначала офицера Канцелярии и этот офицер решил, что нужна чья-то поддержка, то он бы тоже не послал за адъютантом, а послал бы сразу за мной.
Остается только Монро, только он мог еще осуществить вызов. И очень интересно, почему он сначала вызвал тебя.... А не меня...
У Терри в глазах постепенно появилось понимание. Он хмыкнул:
- В такие моменты я понимаю, почему Вы - статусный советник, а я - адъютант.
- Ничего, я тоже очень долго учился мгновенно делать такие умозаключения. Это все наживное. Главное, что ты осознаешь к чему тебе надо стремиться. Вернемся к событиям, которые заставили Монро встать раньше нас.
- В порту нашли бесхозный ящик. В нем лежит какое-то вещество. Его сначала портовые работники хотели выкинуть, так как не знали что это такое. Вернее, ящик сначала хотели уволочь по-тихому. Отволокли в укромное местечко, вскрыли, а потом не поняв, что это такое, хотели просто бросить. Громко спорили, стоит ли бросить ящик целиком или все-таки высыпать из ящика непонятный порошок, а ящик забрать. Работников услышал патруль, а по директиве 328 патрульной службы, при обнаружении непонятного, они должны сообщить в Первую канцелярию. Вот и сообщили.
- И дальше, кто приехал за тобой, что сказал?
- Приехал посыльный из канцелярии, сунул мне конверт, сказал, что меня ожидает экипаж.
- И что было в конверте.
- В конверте было письмо от Монро и четыре пробирки. Он написал, что надо съездить в порт, пинцетом взять несколько крупинок и опустить их в каждую из пробирок. Если в какой-нибудь пробирке цвет поменяется, отправить описание цвета и номер пробирки с посыльным к Монро, а потом вызвать Вас. Я поехал в порт. Пинцет я забыл взять. Короче, насыпал я по чуть-чуть в каждую из пробирок. Цвет поменялся во всех.
Меня бросило в жар.
- Терри, чем ты насыпал порошок в пробирки?
- Ну как чем?! Пальцами.
Я с трудом смог проглотить кусок.
- С тобой есть посыльный?
- Есть, он нашел меня на пороге вашего дома, сказал, что конверт доставил. Я его попросил подождать.
- А экипаж, на котором ты ехал здесь?
- Да, стоит нас ждет.
- Жди меня здесь.
Я поднялся в кабинет. Быстро написал записку. Дрожащими руками достал из нижнего ящика сигнальный красный конверт и опустил в него записку. Спустился вниз.
- Терри, зови посыльного. Отправляй этот конверт.
- Зачем? Мы что в порт не едем?
- Нет, мы едем к Борину.
- Зачем нам Борин? Вы не здоровы, ранение беспокоит?
Глава 6. Карантин.
Борин нас встречал на крыльце, весь замотанный полосками вонючей ткани. На руках у него красовались перчатки.
Терри увидев Борина в таком виде испугался:
- Он что заболел? Или в больнице карантин?
- Карантин, Тээри, карантин. Только не в больнице.
Мы вышли из экипажа, тут же лекарки подбежали к экипажу, дали команду вознице и повели лошадь на задний двор.
Борин спустился.
- Варден, у тебя есть совесть? Почему я тебя должен вытаскивать с того света каждые три месяца?
Терри, посмотрел на меня: - Вам все-таки плохо, да?
- Нет, Терри. Это тебе плохо.
- Да, молодой человек, каким чудесным образом, вы могли проигнорировать все предписания Канцелярии, касающиеся безопасного обращения с субстанциями? И личное письмо Монро? - проскрипел Борин.
- Я ничего не игнорировал! Я все сделал, как написано в письме!
- А пинцет?
Терри побледнел. Но это же просто ящик. И его касалось много людей, если бы он был опасный, уже кто-то бы себя почувствовал плохо.
- Молодой человек! Вы же не в продуктовой лавке работаете. Быстро идите в этот павильон. - Борин показал на палатку разбитую недалеко от входа в госпиталь.
Я и Терри зашли в павильон. По кругу павильона стояли лавки, на которых сидело несколько портовых работников, патрульные, посыльный и еще несколько человек. В центре стоял стол и несколько простых стульев. На одном из стульев сидел Монро. Следом за нами пришел возница.
- Деляни, потрудитесь придумать объяснение почему Ваши сотрудники, позволяют себе игнорировать правила того места, где они работают. - очень спокойно сказал Монро.
Монро был зол. Нет, он был взбешен. Это было заметно по тому, как его усы постоянно находились в движении. Над Терри, да и надо мной сгустились тучи. В лучшем случае нас просто уволят.
- Сэр, я могу Вам дать исчерпывающие объяснения чуть позже?
- Если это позже будет.
Зашел Борин вместе с несколькими лекарками.
- Ну что голубчки, теперь то я выпушу из вас всю кровь.
Поднялся шум и гвалт, что-то кричали портовые, им вторили другие незнакомые мне люди.
Монро стукнул кулаком по столу.
- Доктор шутит, ваша кровь останется при вас.
Борин, разложил на столе инструменты. Потом присел на свободный стул.
- Ну-с, пожалуй начнем с Вас, герцог.
Он быстро и умело надрезал палец Монро и сцедил несколько капель в пробирку.
Налил в эту же пробирку жидкости из нескольких флаконов, и поставил пробирку в держатель.
Также быстро он взял кровь у всех, находящихся в павильоне.
Портовые опять начали кричать, что им никто не заплатит за потраченное время и потраченную кровь. Монро повернулся к ним и сказал:
- Это вы заплатите за мое потраченное время, если окажется, что вы из этого ящика выпустили чуму.
Портовые замолкли. Тэрри упал в обморок. К нему побежали лекарки и начали растирать ему пахучей жидкостью нос и уши. Мой адъютант пришел в себя, но при этом был бледен и напуган.
Скрипучий голос Борина привлек внимание:
- Слава Всезнающему, почти все в этой комнате абсолютно здоровы. Не заражены, не отравлены.
- Что значит почти все?
- Среди вас есть только один с пограничными показателями. Это не значит, что он отравлен или заражен. Это значит, что мне надо за ним понаблюдать.
Борин повернулся к Терри: - Мне жаль, молодой человек, но вам придется остаться в госпитале.
- Как? Как так может быть? Ведь этот порошок трогали все: портовые, патрульные. Что это вообще такое, что всем остальным он нипочём?
- Пока не знаю, но мы обязательно узнаем что это.
Борин содрал с лица маску и начал разматывать бинты.
- Одно ясно, эта штука не переносится от человека к человеку. Иначе у вас у всех бы были похожие реакции.
Глава 7. Версии.
Я покидал госпиталь с тяжелым сердцем и нерадостными мыслями.
Четыре пробирки - это разработанные сигналки, на определение опасности субстанций. В последнюю войну, которая, Слава богу, была до моего рождения, основные потери нашей армии были от отравления. Солдаты травились водой. В воду неприятель сыпал яды с длительным действием. В результате пока появлялись симптомы у первых, испивших эту воду, уже несколько тысяч тоже успевали выпить этой воды. Тогда то, под эгидой Второй канцелярии и были разработаны первые версии сигналок. Сейчас эти сигналки способны определить заражение основными видами болезней, наличие яда и еще чего-то, о чем Вторая канцелярия не рассказывает никому. Судя по тому, что все четыре сигналки изменили цвет, этот порошок квинтэссенция зла. Но тогда не понятно, почему никто, в том числе портовые, которые трогали этот порошок, не показали реакции у Борина.
За этими мыслями я догнал Монро.
- Сэр, Тэрри, конечно же виноват, и очень. Он не выполнил предписания. Но с другой стороны его безалаберность, нам дала дополнительную информацию, которая может оказаться очень важной. Он молод и горяч. Не до конца понимает, что все директивы нашей канцелярии написаны кровью и смертями. Но я Вас очень прошу, если он... - я запнулся, мне было тяжело сказать 'если он выживет' - если с ним будет все хорошо, дайте ему шанс. Я уверен, что пройдет еще год, два и это ребячество у него пройдет.
- Деляни, ты лучше меня знаешь, что он с таким отношениям, может не пережить этот год. Даже если сейчас все обойдется.
- Сэр, я постараюсь за ним следить, объяснить значение всех правил.
- Деляни, ты не понимаешь.... Если с этим мальчишкой что-то случится, что я скажу сестре?
Я даже остановился, услышав такую новость. Значит вот почему, Монро послал сначала за Тэрри, а не за мной. Но с другой стороны, почему Монро не назначил своего племянника на более спокойное и тихое место.
Монро усмехнулся, как будто прочел мои мысли. - В нашей семье не было прихлебателей и не будет. А научиться чему-нибудь он мог только у тебя. Поехали, обсудим, что мы имеем в итоге. Надо отдавать это дело Второй.
Мы ехали молча, каждый был погружен в свои мысли. Мысли Монро похоже были безрадостны. И они ему очень не нравились. Его усы время от времени подрагивали в такт его мыслям. Действительно, герцогу сейчас не позавидуешь. Его племянник нарушил одну из главных директив, из-за его разгильдяйства в стране могла начаться эпидемия. Монро спокойно мог обдурить Первую канцелярию, делая вид, что Терри ему никто. Но уж точно он не мог также надурить Вторую и монарха. Там точно знали, кто такой Терри и кому кем приходится.
Ситуация выглядела преотвратительно, вернее, ее можно было повернуть очень отвратительно для Монро: распустил племянника, пригрел на теплой должности и покрывал его пренебрежение к предписаниям.
Если это понимал я, значит это понимал и Монро, и все, кто хотели занять его место.
Когда мы вошли в кабинет Монро, герцог достал два бокала плеснул в оба выдержанного вина и прошел не к своему столу, а к столику для бесед. Поставил бокалы на столик и сел в одно из кресел, стоявших рядом со столиком.