Сыч Анастасия. Объективное наблюдение

Объективное наблюдение

Я больше не видела красоты. Вернее, видела картинку, объективно прекрасную - пейзаж, когда природа замерла, в изумительной гармонии сплетая молочное небо и черные ветви с мертвыми листьями; мгновение, когда ребенок улыбнулся случайному прохожему; классическую музыку, что вдруг раздалась из открытого окна, пронизывая надрывный шум города кристальной чистотой... Я видела, но не могла почувствовать. Не могла избавиться от той тоски, той дыры, что разъела мою душу. Не могла избавиться от памяти прикосновения, что уничтожило меня, оставив пустую оболочку. Сладкой возлюбленной памяти.

- Давай разобьём на тысячу осколков каждую мечту, каждую фантазию и насладимся этим блеском, как ничем иным...

Возможно, эти слова просто приснились, а может, сложились из обрывков чужих фраз, застряли, закольцевали мой разум, и никак не желают оставить в покое.

Я знала одно - в моей тоске, моей слепоте, моем нахлынувшем волной безумии виновато то существо. Оно преследовало меня долго. С самого детства, когда я еще была полна жизни и любви ко всему миру, да и сам мир виделся совсем иным - безграничным, сверкающим миллиардами оттенков. Выбирай какой хочешь, поглощай или поглощайся, наслаждайся целиком и полностью, каждой грезой, каждой каплей реальности, которые как я всегда знала, были неотделимым целым.

Я изучала и наблюдала, хотя родители считали, что я просто трачу зря время, и жила без забот. Но иногда, возвращаясь со школы домой зимними вечерами, или во время поздних летних прогулок, я чувствовала неясную тревогу, будто за мной шла какая-то тень. И шептала время от времени на ухо что-то мутное, будоражащее и пугающее. Со временем эта тень становилась все плотнее, все чаще, ее шепот громче и громче... а затем она и вовсе прекратила оставлять меня: обнимала ночью вместо мужчины, ходила рядом днем вместо подруги, держала за плечо вместо родителей - стала для меня совершенным всем.

Ее присутствие, незримое, постоянное, с каждой секундой становилось все осязаемей, и я хотела дать ей или ему имя, но каждое слово казалось ошибкой. Мое родное существо, тень моя, оставалась неназванной, и это тяготило меня все сильнее.

Все вокруг выцветало, не красками, а чувствами. И иногда прижимаясь к груди любовника мне кричать хотелось от ужаса - нет ничего, ни тепла, ни холода, ни отвращения. Я могла играть и делать вид, что все идет как должно, но какая же это ложь в глубине души. Я не молчала, нет, многим пыталась объяснить, что со мной, выдумывала красочные сравнения, находила музыкальные ассоциации, нужные обрывки фраз из постмодернистских сюрреалистичных книг, но все, что слышала в ответ это глупые успокоения - все с тобой нормально, ты чувствуешь то же, что и другие люди, но тебе этого мало, вот и всякие глупости в голову лезут... Полную бессмыслицу я слышала в ответ, и это были те редкие мгновения, когда я ощущала нечто подобное ненависти на их проклятую слепоту, слепоту не потому, что рядом существо, что крадет душу, а потому что сами ничего видеть не желают, ограничивают мир только своим восприятием, как они видят, так и правильно, и собственные страхи и сомнения будто бы всем остальным свойственны.

Я больше не хотела понимания. Не хотела, чтобы сбылись детские надежды. Хотела только одно из двух: либо существо покидает меня вместе с памятью о нем, либо сливается ос мной воедино, обретая имя.

Я была так наивна.

Однажды, дурацкой осенью, холодной и блеклой, в тщательно вымеренных за тысячелетия тонах, вовлекающих в ту самую беспробудную осеннюю депрессию. В ту осень, когда не было ничего насыщенней за серость неба и лиричней плавающего листа в грязной луже, я встретила мужчину, которого полюбила. Который услышал меня и попытался избавиться от тени. Делал все, что она - спал со мной, шептал на ухо, всегда-всегда рядом. Каждое его прикосновение обжигало, сдирало кожу, каждый взгляд - вырывал глаза, каждое слово - и голова как будто лопнет как переспелый арбуз. Но, Боже, как же я его любила, как же он менял любил. Как я благословляла его имя. Я думала, что навсегда останусь одиноким инородным элементом расчудесной мировой гармонии, буду смотреть, но не видеть, слушать и не слышать, касаться и чувствовать, а тут мой проводник, через боль, ужасную, невыносимую боль, но каждая ее капля как глоток воды после жажды, что длилась вечность.

Мое сердце вновь чувствовало.

Ах, как оно чувствовало, с какой страстью, с какой жаждой поглощало каждый миг. Эта мерзкая, расплывающаяся от постоянного дождя осень, хлюпающая, брызгающая грязью, обволакивающая ленью и тоской осень стала самой прекрасной в моей жизни. Все умирало, а я возрождалась, с каждым совместным глотком горького кофе, совместным вздохом восхищения, стоном разочарования, возгласом нежданной радости, криком непредвиденной ярости. Он заполнял все вокруг, воплотил в себе мою тень, но настоящую, такую живую!

Друзья радовались за меня, родители намекали на замужество, но как же мне плевать было на все социальные условности. Я не могла думать о будущем, я наслаждалась каждым мгновением настоящего, и оно подвластно моему желанию оставалось неизменным. Приближался конец года, а за окном все тот же пейзаж, природа замерла со мной, благосклонно растянула для нас двоих осень до бесконечности.

Боль перемен ушла, я была жива с ног до головы, а моя зловещая тень осталась смутным воспоминанием.

Потом все ушло.

Кажется, я слушала в музыку, сидела в кресле, укутанная пледом на балконе, в наушниках звучало нечто трагично-воздушное, и холодный ветер ласкал мое лицо. А затем пошел снег. Крупные хлопья, редкие, но отчего-то тяжелые, невыносимо тяжелые. Помню, как мне вдруг стало страшно, я вскочила, уронив светлую теплую ткань на грязный пол, вбежала в дом, отряхивая волосы от снега, закрыла все двери, завесила окна. Где-то мелькнула мысль о безумии, но я уже взобралась с тапочками на кровать, закуталась как мумия в одеяла и заплакала. И так, рыдая во тьме и духоте, не осознавая причин, не думая ни о чем и ни о ком, я заснула.

А когда проснулась, все было как прежде.

Какая я лгунья. Нет, совсем не так. Прежде - это всего лишь подготовка, постепенная трансформация, когда душу высасывали капля за каплей, позволяя смириться и привыкнуть. А сейчас меня наполнили вновь, до краев, и осушили в один присест, оставив мертвую оболочку. Моя память, зрение, обоняние - все обострилось, мир вокруг виделся таким четким, разложенным на элементы. Вероятно, я самый объективный человек на планете.

Мой возлюбленный исчез вместе с тенью. Скорее всего, он ею и был. Никто меня о нем никогда не спрашивал, и родители все так же ныли, когда я, наконец, найду себе приличного молодого человека. В квартире - никаких следов: эсэмэсок и емэйлов, шутливых переписок на салфетках, совместных картин пастелью, купленных вместе дисков, не говоря уже о его одежде и зубной щетке.

И никаких чувств по поводу потери и обмана, лишь отголосок сожаления и тоскливого отчаянья, пожирающего то, что осталось от моей души.

Много позже я поняла, что не одна. Я так хорошо умела наблюдать, подмечать и помнить, узнала о других, таких же опустошённых, бездушных, смиренных. Будь во мне хоть капля любопытства, или жажды мести, я бы захотела разобраться, узнать каким сверхъестественным существом являлась та тень, что уничтожала нас. Существом потусторонним, психологическим экспериментом жестоких ученных, инопланетным духом? Продуктом собственного воображения, еще одной формой сумасшествия.

Хорошо, что больше мне не приходило в голову делиться своими мыслями.

Я могла только наблюдать и вспоминать, о том, как мог быть красив этот мир.

декабрь, 2014

Оставить комментарий © Copyright Сыч Анастасия (tass-anastasia@yandex.ru) Размещен: 22/12/2014, изменен: 24/03/2015. 8k. Статистика. Рассказ: Проза, Мистика Рассказы. Разное		Ваша оценка:
Аннотация: В моей тоске, моей слепоте, моем нахлынувшем волной безумии виновато то существо. Оно преследовало меня долго. С самого детства, когда я еще была полна жизни и любви ко всему миру, да и сам мир виделся совсем иным... Декабрь, 2014

Сыч Анастасия : другие произведения.

Объективное наблюдение