Аннотация: Мальчик сквозь дуб попадает в прошлое, меняет историю, в него влюбляется его собственная бабушка. Он помогает не погибнуть католическому священнику, а затем, будучи семинаристом находит его могилу.
По ту сторону.
Костик знал все окрестности своей деревни наизусть: за последним домом, через дорогу, начинался лес. Там в первом ряду стояли две берёзки, которые они когда-то посадили с папой. За лесом - лужок, на котором бабушка иногда пасёт коз.
В другой стороне деревни есть поле, а на нём, прямо по середине, на приличной горочке - кладбище. И его Костик изучил досконально. Он нашёл там самую старую могилу, датированную маем 1711 года. Причём похоронен там был его однофамилец, и даже, скорее всего, родственник, тоже Скворовский, правда, Леонард. Очень необычное имя для здешних краёв. Костик хотел расспросить об этом бабушку, но она была родом из соседней деревни и родословной мужа как-то не особенно интересовалась. Спросить бы у деда, так он умер шесть лет назад.
Кроме самой старой могилы было и ещё кое-что интересное: родовые усыпальницы, датированные 1839 и 1831гг. Они были очень большими, с колоннами, окнами и куполами. Прямо маленькие костёлы. Фамилии, правда, на них уже стояли не родные, и, вообще, какие-то иностранные - Мельжич и Костка.
Жил когда-то в деревне один Костка. Странный дед. Ругался со всеми, один раз, даже, соседский сарай подпалил. Умер год назад. Жалко было этого Костку. Он всем доказывал, что принадлежит к знатному богатейшему роду, только никто ему не верил, говорили, бредит старик.
А Мельжичей в деревне тоже совсем не осталось. У последнего, Юзефа, было четыре дочери, которые вышли замуж и разъехались во все стороны. За дедом присматривала Костина бабушка. Так вот он тоже умер недавно.
Костя так много разглядывал и знал, потому что был одинок - он был единственным ребёнком в деревне Ковальчуки, в школу ходил в соседнюю, большую, деревню, а потом возвращался домой, к маме, папе, и бабушке, живущей в соседнем доме. И шёл исследовать.
Но самым излюбленным Костиным местом было вовсе не кладбище, а руины старого костёла, фундатором которого был тот самый Леонард Скворовский. Святыню взорвали коммунисты в сентябре 1929 года. Там погиб и ксёндз. Звали его Павел Юрский. Он ночевал в костёле, опасаясь поджога, но те, кто ненавидели это место, просто подорвали его вместе со святым отцом. Ночью все проснулись от страшного грохота, прибежали с трёх деревень босиком, по мокрой траве. Мужчины бросились тушить пожар, таская воду из окрестных колодцев, а женщины голосили вокруг трупа молодого ксендза. У него сильно обгорели ноги, но умер он, скорее всего, от удушья. Хоронили его прекрасным сентябрьским днём. Небо было ясное-ясное, ни облачка. Плачь стоял такой, что было слышно даже в лесу. А в газете написали: "Бог не уберёг того, кто ему служил". Могила, кстати не сохранилась. Надгробие, наверное, разломали, или украли потом. Так что некуда было даже положить цветы.
Это всё рассказывала бабушка. Ей тогда было десять лет. Теперь, спустя шестьдесят семь лет, она помнила всё, словно это произошло вчера.
У костёла, тем не менее, целым остался фасад и две боковые башни. Пострадал алтарь, закристая, а со временем полностью разрушилась крыша. Всю утварь растащили за столько лет, и теперь внутри костёла лишь росли берёзки, пели птицы, пол покрылся толстым слоем моха и травы. Сквозь пустые глазницы боковых окон проникал солнечный свет, а из-за отсутствия крыши - костёл щедро поливался дождём. Долгими летними вечерами Костик любил заниматься одним, на первый взгляд, очень скучным делом - слой за слоем снимать почву и мох с пола, добираясь до плит. Когда он, наконец, до них добирался, его охватывал восторг, и он продолжал своё дело всё дальше и дальше. За одно лето он расчистил пол костёла от входа до первых колон, и был этому несказанно рад. Родители, честно говоря, не совсем понимали увлечения сына, они всё чаще советовали, чтобы он сходил в соседнюю деревню погулять с ребятами в футбол, но он отказывался. Говорил, что ему это не интересно (в двенадцать-то лет!), и снова шёл либо в лес, либо к костёлу, слушать птиц и расчищать пол и стены святыни.
А в ноябре Костик пропал. В местной газете появилось сообщение: "В деревне Ковальчуки 14 ноября 1996 года пропал мальчик, Константин Петрович Скворовский, 12 лет. Был одет в чёрные брюки, чёрный гольф, куртку серого цвета, вязаную шапочку чёрного цвета, чёрные ботинки. В пять часов вечера он вышел из дома и не вернулся. Всех видевших его просьба обращаться в отделение милиции д. Куль".
Прошло много времени, но мальчика так и не нашли. Бедные родители старались хранить надежду, что он просто сбежал в город. Тем и жили, а мальчик тем временем не возвращался.
1.
Вначале пропала собака. Был у соседей такой пёс, отдалённо напоминающий овчарку, на цепи не сидел, гулял сам по себе, иногда возвращаясь к дому поесть и поспать в будке. Костик часто встречал его то в лесу, то возле костёла. Он всегда пробегал мимо, не обращая ни малейшего внимания на мальчика.
Однажды они встретились в лесу. Был на опушке такой дуб. Рос он, судя по всему, давно и видел пред собой не мало поколений. И выглядел он особенно, не так, как остальные деревья. История скрыла, какая беда приключилась с этим деревом, но ствол его, тем не менее, был разделён в середине на две части, срастаясь внизу и наверху, на расстоянии полутора метров от земли. Отверстие было довольно большое и через него можно было даже пролезть. Вот именно через него на Костиных глазах и пролез Лобзик. Пролез, но на обратной стороне не показался. Мальчик не поверил своим глазам. Он оббежал дерево вокруг, шурша опавшей листвой, но собаки не было. Она пролезла через древесную щель и пропала. Костик не знал, что и подумать. Родителям он ни о чём не рассказал. Но решил провести эксперимент на следующий день самостоятельно.
Из ловушки в амбаре он достал мышь, посадил в плотный мешок и понёс к дубу. Там дрожащими руками он освободил грызуна и направил к проёму в дереве. И мышь пропала совершенно определено! Ёе также нигде не было, как и собаки вчера. Костик сел на пенёк и задумался.
Если животные пропадают, то куда? Там точно нет никакой дыры, это мальчик уже проверил. То есть они не падают под землю. Они просто проходят через отверстие, но не выходят с обратной стороны. Не выходят...
И тут мыслям пришлось прерваться, потому что с обратной стороны вылезла мышка и громко-громко запищала, словно желая что-то рассказать. Внешне она не изменилась точно! Так, где же она была эти десять минут? В проёме её не было точно, за себя Костик мог быть уверенным.
Костя и так был мальчиком молчаливым, а после этого происшествия совершенно замкнулся, всё ходил и думал. В школе престал со всеми разговаривать, да и родители не могли вытянуть из него ни слова. Он хотел, и в то же время боялся пролезть сквозь непонятную дыру в дереве. Сможет ли он вернуться обратно, что он встретит по ту сторону дерева? Куда пропал Лобзик, и где побывала мышь? Жаль, но на эти вопросы не было ответов, и всё более и более заманчивой казалась идея пролезть сквозь дуб и всё увидеть самому. Будь у него близкий друг, Костик обязательно посоветовался бы с ним, а то, может быть, и полезли бы вдвоём. Но мальчик был совершенно одинок, так что рассчитывать приходилось только на себя. Ему даже стали сниться кошмары, словно он пролазит сквозь дерево, а оно пожирает его огромными, не понятно, откуда взявшимися, зубищами. Или такой ещё сон, словно пролазит он через дерево, а за ним космос, и он делает в него несколько шагов и начинает лететь, причём не падает, а наоборот, поднимается всё выше к звёздами. И стоит ли говорить о том, что он забросил костёл и стал приходить к дубу каждый день.
Двенадцатого ноября выпал первый снег и Костя решился. После школы он пришёл домой, плотно покушал, сложил с собой пакетик с хлебом и компотом, втайне от мамы, конечно, и пошёл к руинам. Он прошёл по белоснежному полю, оставляя на нём чёрные следы, вошёл сквозь двери и упал на колени перед разбитым алтарём. Сверху, сквозь разломанную крышу, на некоторых участках которой осталась ещё древняя лепнина, постаревшая от времени, падал снег, но когда он стал просить совета, стоит ли ему идти туда, или он принял неверное решение, засветило солнце, и Костя понял, что он пойдёт.
Костя был крещён. Этому поспособствовала бабушка, которая никогда не отказывалась от своей веры. Именно она уговорила сына и невестку свозить болезненного младенца в ближайший костёл и окрестить, потому что случись беда, детская душа будет страдать. Но всё обошлось, ребёнок выжил, а когда подрос, сам стал ездить каждое воскресение на имшу за двадцать километров на велосипеде. Вначале его сопровождала бабушка, потом, когда у неё сил стало меньше, начал ездить один. Зимой, правда, никак не получалось, и приходилось довольствоваться только тем, что ксёндз сам приезжал в их деревню раз в две недели. Но как только снег сходил, он снова садился на велосипед и ехал. Именно поэтому он пошёл к руинам старого костёла, потому что не смог бы добраться в действующий.
Совершенно необыкновенная ситуация, подумал Костик. Почему за столько лет, пока растёт дуб, ещё никто туда не пролез, не может быть! Дети же всегда очень любопытны. А потом он понял, что в этой деревне уже давно нет маленьких детей, а взрослому человеку на ум не придёт лезть сквозь ствол. Может кто-то из старых жителей деревни, и были по ту сторону, да молчат, или забыли уже. А может быть, и вправду никто там не был, и только у него возникла такая безумная мысль.
Чем ближе Костик подходил к дубу, тем медленнее становились его шаги. Коленки дрожали, сердце стучало в висках и в горле, захотелось где-нибудь присесть, собраться с мыслями. Но вокруг лежал снег, даже на пеньке возле дуба, который стал Косте почти родным.
Так он простоял возле дерева около двадцати минут. Начало темнеть, так что нужно было что-то решать. Снег прекратился, но небо всё равно было затянуто тучами, и от того темнело ещё быстрее.
Вначале он подошёл и просунул в щель руку. Никаких ощущений. Ни боли, ни холода, ни чего бы то ни было ещё. Тогда он, наконец, решился: перекрестился и пролез в отверстие. Мгновение он так постоял, вдыхая запах старого дерева и, наконец, сделал шаг по ту сторону. И первое, что открылось глазам мальчика - отсутствие снега. А ещё было гораздо теплее. В остальном же лес напоминал тот же. Только некоторые сосны вокруг были ниже, чем те, домашние, и ещё не было берёзовой рощи. Это и понятно, её посадили, когда Костик был маленьким. А, собственно, почему понятно? Куда же он попал? Точнее, он уже сообразил, что попал явно в прошлое, но, на сколько далёкое прошлое? Очень захотелось вернуться домой и всё хорошенько обдумать. Костик пролез в дерево в обратном порядке и снова очутился в своём времени. Лежал снег, недалеко красовалась берёзовая роща с опавшей уже листвой, и всё тоже тёмное небо над головой. По ту сторону дуба, кстати, были ещё сумерки.
Многое стоило решить этим вечером. Конечно, некоторые тайны уже приоткрылись. Хотя бы известно, что по ту сторону дерева уже не ожидает зубастое чудище с тремя головами. А тот же мир, только неизвестно какое количество лет назад. Что ж, если есть возможность вернуться обратно, то можно несколько раз и туда сходить, посмотреть, как там было в прошлом. А больше всего хотелось Костику увидеть своих предков и, не говоря о том, кто он есть, познакомиться, разузнать всё. А вдруг и костёл ещё целый, а вдруг...
Костик внезапно наткнулся на папину грудь. Пока он пришёл домой, уже стемнело, а так поздно он никогда ещё не приходил.
- Где ты был, сын?
- На раскопках.
- Тебя там не было, я уже ходил.
- На раскопках, а потом в лесу.
- Смотри, больше не задерживайся, хорошо? А то мама волнуется, и бабушка уже пришла. Мне тяжеловато с ними обеими справиться, если они нервничают.
Костик только кивнул головой и проскользнул в ворота. Теперь предстояло как можно скорее пройти через кухню, чтобы мама и бабушка не приставали с расспросами. Хотя это было бы просто каким-то чудом.
- Костик, где ты был? - В один голос спросили обе женщины и улыбнулись.
- На раскопках. А потом в лесу, я уже папе рассказывал. Задержался, что-то. Забыл, что раньше темнеет. - Ответил мальчик и, быстро сняв обувь, направился к себе в комнату.
- Ты что, спать уже? А ужинать не будешь?
- Нет, не хочу. Устал, спать пойду.
Мама только недоуменно пожала плечами, а бабушка тяжело вздохнула. Не просто им приходилось с этим мальчишкой.
На этом диалог закончился и Костик, наконец, смог удалиться и всё спокойно обдумать.
Стоило принять серьёзное решение. Во-первых, в глубине души он уже пришёл к выводу, что если пойдёт в прошлое, несомненно, прошлое, судя по деревьям, то постарается не возвращаться при малейшей опасности, а решить всё самому. Далее, стоило решить, что с собой взять, как вынести эти вещи и когда, собственно, туда отправиться. Костик решил дать себе два дня на сборы, сбежать вечером, но не затемно, выбросив сумку через окно. И идти уже тогда на встречу приключениям. Из вещей Костик сложил с собой несколько свитеров, нижнее бельё, носки, ботинки, брюки и рубашку. Сварил пять яиц, взял хлеба, картошки, спичек, конфет и большую бутылку воды. Вот и всё. Теперь можно выправляться в долгий и неясный путь.
Через два дня, как и решил, Костик запер в своей комнате дверь, открыл окно, выбросил сначала рюкзак, потом выпрыгнул сам, прикрыл окошко и побежал огородами, чтобы никто его не видел, к лесу. Начинало темнеть, но дорога и деревья ещё были различимы. На улице было как-то серо, пасмурно, невесело. У Кости в голове даже начали мелькать мысли о возвращении: а не отложить ли это всё предприятие на весну. И вообще, почему обязательно на ночь нужно двигаться в прошлое. Где там переночевать, да ещё и в такой холод. Однако отступать уже было поздновато. Показался дуб. Он выступал из темноты леса чёрным неприступным гигантом. Совсем не хотелось к нему приближаться. Дул холодный ветер, под ногами таял снег, а дома было тепло и спокойно. Но мальчик всё-таки решился. Он приблизился к дереву довольно близко и остановился. Дыра, в которую нужно было пролезть, чернела прямо перед ним. Костя перекрестился и вошёл.
По ту сторону было тихо. Ни снега, ни ветра. А ещё пахнет костром и где-то лает собака. "Может даже и Лобзик", - промелькнуло в голове у мальчика. Однако практически стемнело и, с каждой секундой становилось всё темнее, так что нужно было куда-то двигаться. И Костя решил идти в свою же деревню, только большое количество лет назад.
Он вышел из леса и увидел, что снег действительно ещё не выпадал. Осмотрелся, хотел уже направиться к огородам, как заметил огонёк в стороне руин костёла. Сердце сильно забилось в груди, даже, казалось, подобралось к горлу, дыхание перехватило. Костёл чернел на фоне сумеречного неба. Он был просто огромный. Великолепный! И у Костика перехватило дыхание. Он никогда не мог представить, что, во-первых, он такой красивый, а во-вторых, что разрушили такую красоту, разбили, и восстанавливать некому. Не раздумывая, он пошёл к зданию. Вокруг было тихо, так что можно было расслышать собственные шаги по сухой траве. Из темноты неожиданно выплыла посыпанная камушками дорога, а потом мальчик заметил, что кроме костёла что-то ещё не так. И действительно, вдоль дорожки выстроилась аллея из каких-то высоких деревьев, в темноте не разобрать каких. В Костино время их уже не было. Только кое-где догнивали пеньки. А ведь бабушка не рассказывала, что там были деревья.
Размышляя, Костик подходил всё ближе к костёлу. Свет лился сбоку, из небольшого окошка. Тусклый, какой-то свет, подумал мальчик, наверное, от керосиновой лампы.
Как только Костя подошёл к массивным красивейшим дубовым дверям и захотел их открыть, они сами тихо отворились, и на пороге показался красивый молодой мужчина, на вид лет тридцати, темноволосый, в сутане, с кожаной сумкой в правой руке. В костёле было абсолютно темно, свечи не горели даже на алтаре.
- Добрый вечер. Ты кто?
- Костик Скворовский.
- Скворовский? А почему я раньше тебя не видел? Я всех Скворовских, вроде бы, знаю.
- А можно я вам по дороге объясню? История совершенно невозможная и невероятная.
Тем временем ксёндз уже вышел из костёла и запер двери большим, тяжёлым на вид, ключом. Дальнейший разговор происходил на улице.
- А почему ты не хочешь возвращаться домой?
- Вас зовут Павел Юрский?
- Да.
- Какой это год?
Ксёндз терпеливо отвечал на все эти, казалось бы, абсурдные вопросы.
- 1928.
- Боже мой! Меньше года осталось...
Священник и мальчик двигались по направлению к большому деревянному дому, затерянному где-то в саду. Летом, наверное, он очень красив, подумал Костик, глядя на голые нынче ветви множества невысоких деревьев. После последней фразы, брошенной мальчиком, ксёндз Павел остановился на пол пути и с невозмутимым видом спросил:
- До чего осталось меньше года, мой юный друг?
- До вашей гибели.
Костик подумал, что священник изменится в лице, начнёт трясти его за плечи и выпытывать подробности. Вместо этого он сказал:
- Давай пройдём в дом, и ты мне всё расскажешь.
Два тёмных силуэта, один очень высокий, второй низкий с какими-то вещами за спиной спокойно двигались через сад к дому. Костик вспомнил, что ведь ни сада, ни дома не осталось. Всё уничтожили. Мальчик краем глаза взглянул на ксендза, который шёл рядом. А ведь и его убьют, подумал Костик. Он же меня ни за что не послушается, останется, не уедет.
Ксёндз Павел достал из сумки другой ключ и открыл двери дома. Прошли через тёмный коридор, где немного пахло сыростью, землёй и овощами, там разулись и оказались в тёплой кухне. Костик даже удивился, на сколько там было тепло, словно совсем недавно что-то готовили, и печь ещё не успела остыть. Ксёндз пояснил, словно прочитал мысли мальчика:
- У меня есть кухарка, у неё есть ключи от дома. Она готовит мне каждый день. И в кухне, и в доме всегда тепло. - После этого он зажёг керосиновую лампу, поставил на стол, достал из печи горячий горшок, в котором оказалась печёная картошка с кусочками мяса и капусты, поставил на стол две тарелки и пригласил своего нового знакомого присесть.
- Давай помолимся, а потом за ужином ты мне всё расскажешь.
Когда перед едой молитву читал отец, это было одно, как-то привычно, но когда прочитал ксёндз Павел, это походило на таинство, словно после этого еда становилась святой. Но от волнения даже не хотелось есть. Было желание всё по скорее рассказать и расспросить, а потом ещё дождаться утра и всё хорошенько рассмотреть.
Еда дымилась в тарелках, но ни священник, ни мальчик к ней не притрагивались. Они рассматривали друг друга.
Костик пришёл к выводу, что ксёндз Павел слишком хорош собой для такого дела, как служение Богу: высокий брюнет, синеглазый, чёрные брови, ровный нос и немного крупноватые губы. Ему бы жениться!
От недостойных мыслей Костика оторвал голос священника:
- Вот теперь рассказывай всё по порядку!
- Во-первых, я пришёл сюда из тысяча девятьсот девяносто шестого года.
Ксёндз Павел прищурился, посмотрел куда-то в потолок, а потом задал сразу несколько вопросов:
- Что ж, предположим, тогда, как ты сюда попал, есть ли у вас советская власть и зачем ты сюда пришёл?
- Попал я сюда через дуб, советской власти нет, но не долго. А пришёл зачем? Вначале было интересно, потому что на моих глазах в дереве пропала собака, и я решил посмотреть, куда она пропала. Теперь, узнав, что вы ещё живы и это двадцать восьмой год, я хочу предупредить вас об опасности и прошу уехать отсюда.
- В чём дело?
- Костёл взорвут в сентябре 1929 года. И вы там погибнете. У вас сильно обгорят ноги, но умрёте вы от удушья. Вас будут хоронить тремя деревнями. А женщины будут голосить так, что будет слышно даже в лесу.
- Спасибо тебе, что ты пришёл меня предупредить, но ты же понимаешь, что если Господь решил, что я должен погибнуть в огне мученической смертью, я не уеду отсюда никуда, и уж тем более не оставлю святыню. Спасибо тебе большое за то, что предупредил меня, но я никуда не поеду. Ты можешь смело возвращаться к родителям, потому что они беспокоятся о том, куда ты пропал. Так что, пожалуйста, кушай, и отправляйся домой, через свой волшебный дуб.
Костик призадумался. Этим же вечером он домой не собирался точно. Раз уж попал в прошлое, то стоит тут хорошенько всё рассмотреть. В костёле он внутри не был, окрестности не осмотрел. На своих предков посмотреть - тоже интересно. Может быть, увидит своего прадеда, или прапрадеда. А родители? Будут переживать, конечно, и бабушка расстроится. Но он же вернётся.
- А можно мне у вас переночевать?
- Зачем? - Спросил ксёндз.
- Понимаете, там, в 1996 году я занимаюсь раскопками в костёле. После того, как его взорвали, им никто не занимался. Наоборот, кто-то даже кирпичи таскал для бани. Вашего сада и дома и вовсе нет. Мне бы всё хотелось рассмотреть. Хотя бы один день. А завтра вечером я уйду.
- Что ж, как пожелаешь. Но это не честно по отношению к твоим родителям. Представь, чтобы случилось, если бы пропала мама.
- Я думаю, что папа пошёл бы в милицию... Понимаете, у меня в доме отдельная комната. Я сказал, что пошёл спать, а сам вылез через окно. До утра меня не хватятся. Завтра денёк поищут, а к вечеру я и сам появлюсь.
- Что ж, заставить я тебя не могу, но в любом случае мой дом открыт. Пожалуйста, у меня две комнаты. Пойдём, я покажу тебе, где ты можешь разместиться.
Ксёндз встал, прочитал молитву, и только тогда, забрав со стола лампу, прошёл в деревянную дверь с интересной, позеленевшей от времени, медной ручкой. Тусклый свет выхватил из темноты стол, накрытый белой кружевной скатертью, на который и была поставлена лампа, четыре деревянных стула с изогнутыми спинками, диван, небольшой шкафчик, а также дверь в соседнюю комнату.
Пока мальчик рассматривал комнату, ксёндз достал из шкафчика ещё одну керосиновую лампу и зажёг.
- Это тебе. На всякий случай. Я знаю, что дети часто боятся темноты, я и сам в детстве боялся, а ещё и дом чужой. Так что можешь на время оставить. А я потом ночью погашу. Я всё равно ещё долго не буду ложиться спать.
- Я не маленький уже и темноты не боюсь. Не нужна мне лампа, - ответил мальчик очень серьёзным голосом. А потом понял, что нагрубил, и добавил уже мягче. - Вы оставьте, пожалуйста, лампу, пока я не лягу, а потом гасите. Я не испугаюсь.
Ксёндз молча поставил лампу на стол и прошёл в свою комнату. Пока дверь открывалась и закрывалась, Костик успел рассмотреть лишь большое деревянное бюро, стоявшее прямо напротив выхода.
В шкафчике лежала подушка, одеяло, матрас и простыня. Всё бельё было идеально чистым и вызывало уважение к женщине, которая его стирала без современных Костику чистящих средств и стиральных машин. Мальчик всё это постелил на диване, разделся, аккуратно сложив вещи на стуле, лёг под одеяло, и только тогда крикнул:
- Ксёндз Павел, погасите, пожалуйста, лампу.
В дверях появился тёмный силуэт ксендза. Он подошёл к мальчику, перекрестил его, затем подошёл к столу и погасил свет. Костик окунулся в мир сновидений.
Приснился ему очень странный сон: будто подходит он на то место, где дуб стоял, но нету там дерева, чистая полянка, и только маленький дубок недалёко от того места растёт, и будто и есть это тот самый волшебный дуб, да только ждать нужно, пока он вырастет, чтобы вернуться обратно домой. И испугаться бы Костику в этот момент, но не страшно совсем, и даже как будто весело, что он столько времени с ксендзом Павлом проведёт. И поворачивается мальчик, чтобы к костёлу идти, только вдруг грохот страшный и люди кричат: Ксёндз Павел! Ксёндз Павел умер!
Разбудила Костика невысокая женщина с добрым морщинистым лицом. Она легонько потрясла мальчика за плечо и вышла. Остальную работу доделал запах еды, разносившийся по всему дому. Костик сел на кровати. Дверь в комнату ксендза была закрыта, а, судя по тому, как ярко светило в окна солнце, священника уже там не было.
Как бы ни было тепло под одеялом, пол, тем не менее, оставался холодным, так что одеваться пришлось довольно быстро, чтобы не замёрзли ноги. С каждой минутой желудок реагировал на запахи еды всё сильнее и сильнее. Очень хотелось кушать.
Дверь в кухню была открыта, и не успел Костик выйти из комнаты, как его глазам предстал стол, а на нём тарелка с дымящимися блинами.
- Садись, не стесняйся, - сказала бабушка скрипучим, как в сказках, голосом, - ксёндз Павел сказал, что ты его дорогой гость, а, значит, достоин того же, что и он сам. Как тебя зовут?
- Костик Скворовский.
Не стоило называть фамилию, гораздо меньше было бы проблем и объяснений, если бы мальчик обошёлся только именем. Это папа его в детстве научил так представляться, очень уж гордился своей фамилией и хотел, чтобы сын везде её громко называл.
Бабушка села и внимательно посмотрела на мальчика.
- Из чьих же это ты Скворовских? У меня уже внук, такой как ты, по возрасту, и ни разу я не встречала других людей с такой фамилией. - После этих слов бабушка ещё внимательней всмотрелась в лицо мальчика, после чего не громко вскрикнула и сама себе зажала рот руками. Оказывается, она не очень хорошо видела, и только сейчас что-то разглядела. - Так ты же на внука моего, Серёжку, очень похож, только старше, да волосы темнее. И глаза другого цвета...
Некрасиво было без объяснений приступить к еде, тем более что пред ним сидела его собственная прапрабабушка, так что Костик сказал:
- Прибыл я, бабушка, издалека и являюсь дальним вашим родственником. Ксёндз Павел дал мне ночлег, потому что я в этих местах только проездом.
Бабушку, казалось, ответ удовлетворил. Она молча встала, отошла куда-то, затем поставила на стол сметану, варенье, перед мальчиком тарелку и кружку с тёплым молоком. Когда Костик начал есть, она снова села напротив и продолжила пристально вглядываться. Мальчик в свою очередь тоже поглядывал на родную прапрабабушку, только не так откровенно. На голове у неё был завязан цветастый платок, из-под которого выбилось несколько волнистых седых прядей. От глаз к вискам расходились глубокие морщины, потому что она много щурилась, у неё было плохое зрение. Руки также были высохшими и морщинистыми.
- Хороший ты мальчик, - проговорила она, наконец, - только странная судьба тебя ждёт. Очень необычная.
Потом бабушка встала, поправила косынку на голове и вышла, хлопнув тяжёлой дверью.
Вот Костик и увидел свою прапрабабушку, которая предрекает ему странную судьбу. Интересно, может быть, у него тоже откроется когда-нибудь дар предсказания?
Только-только светило солнце, а уже стал собираться дождь, так что стоило уже выходить осматривать окрестности, пока он не начал накрапывать.
2.
При свете дня всё оказалось ещё интереснее. Сад - просто прекрасный, все деревья ухоженные. Дорожка от дома к калитке, довольно широкая, выложена камнями. Костик уже собрался двигаться по ней, как услышал какие-то знакомые звуки позади дома. Их могла издавать только корова. Мальчик обошёл дом и увидел прекрасный крепкий коровник, свинарник и огород. Крепкое хозяйство было у священника. А ещё на заднем дворе стояла поленница свежих дров. Только вот топора не было видно, вероятно, что ксёндз не сам занимался заготовкой.
Осмотрев весь двор, Костик двинулся дальше, к костёлу, конечно же. Специально пошёл не ближним путём, как вчера вечером, а аллеей, как явился сюда впервые. Очень уж она была хороша, Костик даже подумал, что обязательно высадит такую же, когда вернётся домой и восстановит храм. Такие мысли возникли у него как-то произвольно, не то, чтобы он когда-нибудь раньше думал восстановить костёл. Тем не менее, они его не напугали.
Двери в костёл были приоткрыты, и Костик без труда очутился внутри. В первую же очередь склонил колени напротив алтаря и поблагодарил Бога за то, что увидел такую красоту своими глазами. А потом взгляд его упал на те самые плиты, которые он очищал. И снова сдавило горло, защекотало в носу, захотелось заплакать. Настолько они отличались! Оказывается, на них была ещё цветная мозаика. Он же видел на своих раскопах лишь серые плиты и безумно этому радовался. Он так и стоял на коленях и гладил ладошками пол. Слёзы незаметно для него самого ручьями стекали по щекам. Как это всё можно взорвать? Как это можно запустить. Цветная мозаика пола уже поплыла перед глазами, когда Костик почувствовал, что кто-то коснулся его плеча. Он поднял глаза и сквозь слёзы увидел доброе лицо ксёндза Павла. Он не стал поднимать плачущего ребёнка, а, напротив, сам присел рядом на корточки.
- Красиво?
Костик кивнул, и слёзы полились ещё сильнее. Даже голова начала болеть. Сам от себя не ожидал он такой чувствительности, и ничего не мог поделать, крупные капли так и катились по лицу. Ксёндз Павел достал из сутаны платок и протянул ребёнку. Всхлипывая, Костик поблагодарил святого отца, вытер лицо и сунул платок в карман брюк, совершенно растерявшись. Так они и находились у входа, пока Костик не перестал плакать и не встал с колен. Тогда поднялся и ксёндз Павел.
- У нас ничего не сохранилось! Всё разрушилось, или растащили, - начал, наконец, рассказывать Костик, ещё немного всхлипывая. Они с ксендзом молча шли по длинному проходу к алтарю, и мальчик всё время смотрел по сторонам. - На алтаре всё зарастает травой. Я думаю, хорошо, что в деревне нет больше детей, кроме меня, а то бы всё разломали. Там внутри растут деревья. Ксёндз Павел, мне кажется, что нужно попробовать что-то изменить! - Костик остановился и посмотрел доброму священнику в глаза, - вы не должны погибнуть!
- Как же не должен, - спокойно удивился святой отец, - если Господь решит, что должен, то так тому и быть. Я думаю, что тебе не стоит больше говорить со мной на эту тему. Я всегда делаю всё от меня зависящее. Если на костёл будут нападать, я буду его защищать. Но то, что от меня не зависит, я не буду силиться изменить. - Он медленно обвёл глазами весь костёл, - что ж, если ему суждено превратиться в руины, не моя на то воля. Но если ты, когда вырастешь, захочешь восстановить его - Бог тебе в помощь. - Ксёндз Павел немного помолчал, а потом спросил, - хочешь пройти в закристую?
Костик только кивнул головой, чувствуя, что если скажет хоть слово, снова расплачется, так жалко ему было ксендза Павла.
В закристой на стене висел огромный деревянный крест с распятием, почерневшим от времени. Прямо под ним, возле небольшого окошка стояли массивный дубовый стол и два стула по обе его стороны, На столе стояла лампа, которая не горела, потому что за окном было светло, под ней - раскрытая книга. От небольшого сквозняка верхняя страница на ней слегка приподнималась. А возле противоположной стены стоял шкаф, где висело облачение, а недалеко от шкафа, по той же стороне находилась большая тумба, где, по-видимому, хранилось всё необходимое для проведения имши. Сверху на ней стояла небольшая ёмкость со святой водой и маленькая метёлочка.
- Присаживайся, - сказал ксёндз и указал на стул.
Костик сел, ксёндз Павел устроился напротив, помолчали о своём, посмотрели в окно.
- Рассказывай, как там у вас, в будущем! Электричество есть?
- Есть! Телевизор, магнитофон, электрическая плита, даже стиральная машина. У нас там хорошо. - Рассказывая о достижениях техники, Костик вдруг как-то загрустил о доме. Ему очень захотелось к маме, к папе, к бабушке, в свою комнату. От ксендза не ускользнули изменения в лице мальчика.
- Верю, что у вас там хорошо. И думаю, что тебе пора возвращаться.
Костик посмотрел на стол, поводил пальцем по гладкому дереву. Вспомнилось, что ведь хотел хоть издалека посмотреть на своих родственников, которых никогда не видел.
- Я бы хотел ещё сходить в деревню. А потом пойду, не буду вас больше уговаривать.
- Вот и отлично. Тогда пошли в деревню?
- Вы пойдёте со мной?
- Почему нет? Имша будет только в три часа, сейчас половина одиннадцатого, так что я вполне могу пройтись с тобой. Заодно расскажешь мне, как в деревне в твоём времени.
На несколько минут ксёндз Павел вышел, оставив Котика одного. Потом дверь отворилась, и священник позвал мальчика. Вместе они вышли из костёла, и от Костика не ускользнул тот факт, что кто-то изнутри закрыл дверь.
- В костёле ещё кто-то есть, кроме вас?
Ксёндз улыбнулся, а потом спокойно ответил:
- Да, есть завхоз, уборщица, сторож, есть клирики. Один со всем я бы никогда не справился. Да и никто не справится. Но есть, слава Богу, добрые люди, помогают. Вот сейчас, например, я попросил сторожа закрыть костёл, чтобы без меня никто посторонний в него не вошёл. Сам знаешь, какое теперь время.
Костик только кивнул. К горлу снова подступили слёзы, в носу защекотало. Ведь убьют же, убьют, и сам об этом знает. Некоторое время пришлось идти молча и разглядывать крупные булыжники, которыми была выложена дорога сквозь аллею, и дальше, прямо через небольшое поле. Ксёндз также не нарушал тишины. Вскоре стали чётко вырисовываться огороды. Дорога вела прямо к погонке. Только путь, по которому гоняли скот, круто брал вправо, а дорога к костёлу шла прямо, и почти вся была засажена деревьями, напоминавшими Костику клёны. Возможно, что это были и они. Там, в девяностых, не осталось ничего - ни дороги, ни аллеи, ни костёла, ни домика ксендза с садом. Только кладбище, и то, видимо потому, что там нужно было хоронить людей. Зато погонка сохранилась на том же самом месте.
Да и на саму деревню, было приятно взглянуть. Все дома выглядели значительно крепче, в каждом дворе стояли крепкие сараи, где мычал и хрюкал домашний скот, курятники, в которых не прекращалось кудахтанье. По огородам то и дело шныряли коты в поисках добычи. На улице гуляли маленькие дети: бегали друг за другом с палками, кричали и смеялись. Всем десяти ребятишкам было не больше пяти-шести лет, а нескольким и того меньше.
Пожалуй, только в деревне и нарушилось молчание, которое сопровождало путь мальчика и священника от самого костёла до деревни.
- Я думаю, что могу и не показывать дом, где живут Скворовские? - сказал ксёндз Павел и добродушно улыбнулся, порадовавшись своей шутке. Костик же взглянул на него, ответил, правда, не так весело - нет, и снова углубился в дорогу. Теперь она стала пыльной, с ямами и лужами. Пожалуй, в девяностых, дорога выглядела намного надёжнее. Асфальта, конечно, не было, но и ям таких также не наблюдалось. Костику снова, до слёз, стало жаль ксендза Павла. И за что только такие хорошие люди так рано умирают. Они, наверное, очень нужны там, на небе?
Священник, наблюдая душевное состояние мальчика, решил помолчать, не привлекать к себе внимания. Он вообще, даже немного пожалел, что пошёл с Костиком, он видел, какие грустные мысли вызывает у ребёнка, и от этого ему становилось тоже нелегко. Приходилось самому думать о неминуемой и скорой смерти. А такие мысли не могут порадовать мужчину в самом расцвете сил. А тем более священника, когда он столько ещё готов сделать для людей.
- Вот и мой дом. Только поновее выглядит, конечно.
- Тогда вперёд! Калитка открыта.
Костик в нерешительности посмотрел на ксендза, потом на соседский дом напротив. Из окна выглядывало любопытствующее лицо мальчика, совершенно ему не знакомого. Но ему, Костику, он уже не понравился, и в душе он порадовался, что в своей жизни ему не пришлось с ним сталкиваться.
Наконец он толкнул калитку и знакомой дорогой прошёл к дверями.
- И сейчас всё точно также, - в пол голоса сказал мальчик, - только мы дом с папой летом покрасили. - Внезапно он остановился и посмотрел на ксендза, потом спросил. - А что мы скажем?
- А что ты бабушке сказал?
- Что я дальний родственник.
Священник смотрел на мальчика, и, казалось, не видел, он напряжённо думал, как выйти из этой ситуации. Может быть, и вправду уйти поскорее, пока никто не заметил. Посмотрел, как выглядит дом, и хватит.
Но было уже поздно. Дверь открыла знакомая бабушка, ласково улыбнулась.
- Ксёндз Павел! Константин! Вот уж не ожидала вас здесь увидеть! Проходите!
Отступать было поздно. Юный голубоглазый мальчик впутал его, священника, в некрасивую историю, явившись неизвестно откуда. А может быть, он вообще из тюрьмы какой-нибудь сбежал, на миг подумалось ксендзу Павлу, но он тотчас же отбросил от себя эти некрасивые мысли. Как это - не верить ребёнку, тем более такому, который не может смотреть на тебя без слёз сожаления.
Всё это пронеслось у священника за пару секунд, так что внешне никакой неловкой паузы не возникло. Казалось, что он ответил сразу:
- Вот, привёл мальчика посмотреть, как поживают его дальние родственники.
- Ну-ну, - лишь тихо сказала в ответ бабушка и шире открыла дверь.
От такого более чем скромного ответа у Костика похолодело в груди, старушка, казалось, видит его насквозь.
В первой части дома за столом сидел дед. Лицо его было порезано глубокими морщинами, плечи согнулись под тяжестью прожитых лет, нижняя челюсть слегка подрагивала, и смотрел он в одну точку, куда-то в пол. Сидеть ровно дедушка сам не мог, а потому двумя руками опирался на толстую самодельную клюку.
Костика пропустили идти в двери первым, но он слышал, как бабушка негромко сказала ксендзу:
- Совсем плох стал. Вы как пол года назад были, после того всё хуже и хуже. Прямо уж не знаю, что и делать.
- Пахвалёны Езус Хрыстус в этот дом! Как поживаете? - Сказал священник, подходя к старику.
Костин прапрадедушка, казалось, только сейчас заметил, что что-то в доме изменилось. Он поднял глаза, обвёл всех отсутствующим взглядом, который, тем не менее, остановился не на священнике, а на мальчике. А потом сказал дрожащим голосом:
- На Серёжку похож!
- Да дед, - начала говорить бабушка своим скрипучим голосом, причём неестественно громко, видно, старик был ещё и глуховат, - это твой дальний родственник, в наших местах проездом. Попросил ксендза Павла, чтобы он отвёл его к нам. Где Сергей?
- Так я не видел! Гуляет, наверное, где-то. С Костками, может быть.
Не дослушав, бабушка заглянула в другую комнату. Внука нигде не было. Костик этому порадовался. Что-то ему после встречи с такими дальними родственниками расхотелось вдруг встречать собственного маленького деда, который, к тому же, сейчас даже младшего его. Очень захотелось домой. Поэтому он подошёл к сидящему ксендзу Павлу и, набравшись храбрости, зашептал ему на ухо:
- Давайте уйдём отсюда. Я заберу свои вещи и пойду домой через дуб.
Ксёндз кивнул.
- Ну что ж, раз больше нет никого, то мы, пожалуй, пока пойдём. Потом Костик ещё заглянет. А то может, и вы ко мне Серёжу приводите?
- Может быть, пусть он у нас поживёт? Всё-таки родственники? - Предложила бабушка, но при этом на её лицо не было ни тени какого-либо радушия. Даже странно. С утра она отнеслась к мальчику с большей теплотой.
Костик умоляюще посмотрел на ксендза. Даже если что-то произойдёт, он не хочет жить в семье своих дальних родственников. Священник, даже не глядя на мальчика, ответил:
- Нет, раз пришёл сразу ко мне, то пусть у меня и поживёт. Я думаю, вам будет не трудно готовить для двоих. Тем более, он ребёнок, ему не столько много надо, как мне, - сказал ксёндз, и весело посмеявшись, так что даже прапрабабушка улыбнулась, стал выходить. Костик с радостью двинулся за ним.
Когда они вышло во двор, стало как-то веселее, стало легче дышать. И Костик даже решил поделиться своими мыслями со священником.
- Я их боюсь, даже не знаю почему, - тихо сказал он, когда они уже шли по улице в обратном направлении.
- Просто это ненормально, видеть своих таких дольних родственников, то есть предков. Это почти так же, как если бы они прилетели к тебе в дом на языческий праздник "Дзяды". Это ненормально, поэтому тебе не по себе. - Ксёндз Павел немного помолчал, а потом спросил. - Вы отмечаете "Дзяды"?
- Да, - признался Костик.
- Я борюсь-борюсь, и всё равно тихо, но отмечают. А твою прапрабабушка, между прочим, на последний праздник напекла толстых блинов, вообще, наготовила разной еды и предложила мне, ксендзу, позвать своих предков из окна.
Костик улыбнулся, священник улыбнулся в ответ, и напряжения между ними как не бывало. Несколько минут Костик шёл и радовался, а потом вдруг снова загрустил. Порой он сам себя терпеть не мог за эту привычку всё анализировать и обдумывать. Вот и теперь, вокруг всё шумело, жило, а он думал о том, что к девяностым деревня почти вымрет, что из-за коллективизации разграбят все хозяйства (это ему бабушка рассказывала), жалел, что нет в его мире такого ксендза, как Павел, а потом и вовсе додумался почти до слёз. Снова пришло на ум, что он погибнет, этот замечательный человек.
- Почему ты опять загрустил? - спросил ксёндз Павел. Теперь он был намерен сделать так, чтобы ребёнок выговорился, или хотя бы успокоился. В душе он догадывался, о чём грустит ребёнок, но хотел, чтобы он сам произнёс это вслух.
- Я вам говорил, что вас убьют, как я могу не расстраиваться. - К тому времени они уже вышли на дорогу, ведущую к костёлу. - А ещё мне жалко деревню. Вас уже к тому времени не будет, в начале тридцатых годов, кажется, вы не узнаете, что такое коллективизация. Все частные хозяйства разоряться, люди будут умирать от голода. Почему так, ксёндз Павел? Разве это справедливо? - Он остановился и посмотрел на священника, глазами, которые нехорошо блестели. Из них вот-вот были готовы политься слёзы.
- Кого Бог любит, того и испытывает. На веру, на любовь к Нему, на силу. Потом люди, может быть, будут вспоминать это время и не станут совершать таких же ошибок.
Ответ Костика не совсем удовлетворил, но, тем не менее, он как-то успокоился, и стал думать о другом.
- А давайте, я вам дуб покажу, потом заберу вещи, и вы меня снова проведёте?
- Как скажешь, - ксёндз Павел был настолько рад, что мальчик хоть как-то успокоился, что был готов идти через сырое поле к лесу, только чтобы ему было хорошо.
Чем ближе они подходили к лесу, тем сильнее у Костика замирало сердце. Очертаний знакомого дуба на окраине леса он не видел. Он хорошо знал это место, он не мог ошибиться, и всё же когда они подошли, дуба не было, даже маленького какого-нибудь. Костик бы ещё что-то понял, если бы на том месте рос хотя бы прутик, маленький дубок, или дуб стоял бы без этого прохода, тогда можно было бы предположить, что он появился позже, после двадцать восьмого года, но там ничего не было. Только пень, на котором Костик любил сиживать и размышлять в том мире. Но сейчас рядом с этим местом ничего не росло. НИЧЕГО!
Костик в ужасе заломил себе руки. Ксёндз сразу понял причину такого нескрываемого ужаса, но всё же решил узнать подробности.
- Что случилось? Дерево исчезло?
Костик только кивнул. Казалось, его челюсти свела судорога, и он не скоро сможет что-нибудь произнести.
Ксёндз положил руку мальчику на плечо. Тот вздрогнул.
- Не переживай, - сказал священник как можно более спокойным тоном, - может быть, оно появится таким же волшебным способом, как и исчезло. Просто приходи сюда каждый день.
Костика такая перспектива совсем не устраивала. Он уже и забыл, что хотел остаться в деревне подольше. Сейчас ему очень захотелось домой, как никогда в жизни. Хотя часто, находясь в своём времени, он мечтал, что скоро уедет из деревни, что его ждут великие дела.
- Пойдём, - сказал спокойно ксёндз Павел. Теперь он взял на себя полную опеку над потерявшимся мальчиком. - Придёшь сюда завтра.
Костик повиновался. Он даже не плакал, только грустно, уже без ужаса, оглядел пустую полянку, где в его времени стоял дуб, и пошёл за ксендзом.
Пошёл снег. Он падал на землю и сразу таял, мокрыми комками опускался на шею и стекал, соприкоснувшись с человеческим теплом. Начиналась зима. Первая Костина зима в странном месте. Вроде бы и в родной деревне, а вроде бы, как и в гостях.
3.
Чтобы отвлечь Костика от грустных мыслей, ксёндз Павел решил заговорить на совершенно другую тему.
- Скажи, ты когда-нибудь помогал ксендзу вести имшу?
Мальчик по-прежнему ещё находился в каком-то оцепенении и не мог говорить. Поэтому он только отрицательно покачал головой.
- А хочешь попробовать?
На этот раз он просто пожал плечами, что означало - почему бы и не попробовать. Проницательный священник понял его совершенно правильно.