СТАРИКАШКА Ю
ПРО ТРЁХ
БОГАТЫРЕЙ И
ДРУГУЮ НЕЧИСТЬ.
ПОХАБНАЯ СКАЗКА.
К И Е В - 1997.
От автора
Когда-то было Лукоморье:
Облезлый Кот в ветвях сидел
Русалка где-то там бродила -
Творилось много странных дел.
Раздолье для Яги с Кощеем,
Простор для Змея из хвостом;
Увы, читатель, сожалею -
Почти не знаешь ты о том...
В сём лёгком и простом романе
Я расскажу тебе, дружок,
Про битву Муромца с друзьями
С лесною нечистью. Поток
Весною с гор сойдя, сметёт
Завалы грязи на пути, -
Так слово истины сверкнёт
Сквозь лжи туман...
За стиль - прости.
Опухшее и красное со сна солнце уже успело порядочно упереть свои лучи в
маленький загаженный дворик перед облезлой от старости избой, когда Илья Муромец
сделал попытку открыть глаза. С трудом продрав тяжёлые веки, он попробовал
перевалиться на другой бок, но смог перекатить только голову. Перед носом лежали
его грязные портки, а чуть дальше, на столе, в луже блевотины стоял старый давно
не чищеный сапог, и почему-то только один.
С трудом икнув, Илья понял, что закусывать вчера снова пришлось сушёными
поганками. Ничего другого в их глуши давно уже не водилось, а единственная корова
издохла третьего дня после того, как мудак Добрыня на спор перешиб ей хуем хребет.
Икнув ещё разок, Илья открыл второй глаз и удивился - под боком тихо сопела
противным носом местная потаскуха, за весёлый нрав и мерзкий вид прозванная
Кикиморой. Откудова она снова оказалась здесь - было загадкой, ведь не далее как
вчера утром Илья пинками выгнал её за дверь и строго-настрого приказал даже
кончика носа противного не показывать, пока не выведет у себя всех мандавошек.
Раздосадованный этим открытием Илья хотел выругаться, но только замычал и
с тупым удивлением обнаружил второй сапог у себя под головой. Попробовав натянуть
его на босу ногу, он к тому же нашёл, что кто-то уже успел туда нагадить. Кряхтя и
вяло вспоминая чью-то мать, смахнув бородой по дороге тяжёлый стакан зелёного
стекла с прилипшим ко дну тараканом, Илья всё-таки выбрался во двор.
Там, блаженно поливая угол замшелой стайни, он с удовольствием вдохнул
нагретый пыльный воздух и громко пёрднул, испугав ворону. Мерзкая тварь, пролетая,
исхитрилась нагадить ему на круто загоревшую и давно не мытую шею.
- Не к добру сие, - пробормотал Илья, привычно плюнул через левое плечо и,
вытерев шею пучком почерневшей соломы с крыши, присел в тенёчке отдохнуть.
...Илья Муромец был сиротой. Вернее, когда-то давно, когда он ещё не был
славным богатырём Ильёю Муромцем, а был просто зассаным Ильюхой, тридцать лет и
три года не слазившим с печи, у него были и отец, и мать, и даже три сестры.
Но бедные родители вскоре умерли от непосильного труда, переворачивая Ильюху с
боку на бок, а сестёр разобрали проезжие колдуны в уплату за попытки поднять на
ноги их бедного братца.
И так бы и погиб Илья, на печи лежучи, да занесло в их края мужичка
чудного. Сам невысокий, в кольчуге мягкой да тёплой ("свитерь", говорит,
называется), да Геологом зовут. Из дальних, видать, земель. Всё какое-то золото
искал. Так он налил Илье из фляги чего-то такого обжигающе страшного, что тот
поначалу чуть не помер. Зато сразу побежала куда-то голова, стало легко и хорошо...
А потом выпил сам, обозвал Илью "пидерасом" и "коммунистом" и тот, лишь
догадываясь о страшном значении этих ругательств, сам не заметил, как вскочил с
печи и достал этого Геолога за рыжую бородёнку... Вот так Илья встал на ноги.
Правда, мужичка того пришлось закопать за огородом - не рассчитал сил Ильюха
поначалу да со злости...
А потом пошла весёлая жизнь. Из соседнего хутора стали заглядывать два
дружка закадычных - Добрыня и Лёха, которого Илья нежно называл Алёшей за его
нездоровые наклонности и лёгкий румянец на щеках. Алёша был активным педерастом,
знал в этом толк, за что и носил погонялу "попович", а Добрыню за его простой
нрав и любовь к кукурузе (засеял ею, стервец, все огороды в округе), давно
называли Никитичем.
С того времени они держались вместе - втроём гуляли, пакостили, ездили по
сёлам портить девок (в чём очень преуспели), и всем этим стяжали себе кличку
"Шайка трёх богатырей".
Ребята они были и в самом деле здоровые и крепкие, а Алёша-попович, хотя и
не мог, как Добрыня, одним ударом убить быка, был зато хитёр и находчив. Часто и
подолгу истощая себя развратом с проезжими монахами, он, как только дело доходило
до пьянок, исхитрялся лишнюю брагу незаметно сливать себе в сапог, и потому всегда
был самым трезвым. Илья с Добрыней уже привыкли к этим мелким хитростям и по утрам
с удовольствием опохмелялись, разливая из его сапога что из заначки.
Так они и жили. В окрестных сёлах их не любили, но побаивались и терпели.
Много в лесах водилось всякой нечисти, которая не боялась ни бога, ни чёрта - а
только этих трёх здоровых и нахальных бичей, способных во хмелю зашибить даже
Змея Горыныча.
Что они, кстати, недавно и сделали. Каждый взял себе по голове и прибил
над нужником - мух отпугивать.
Так что даже страшный Кощей в последние годы носа из лесу не показывал,
не говоря уже о всякой мелкой сошке - упырях да вурдалаках. Да и Змей сам
виноват-то был. Хозяйка их гостевой избы, Баба Яга, наварила себе на зиму всяких
притирок да настоек, а он прилетел, вылакал всё да и разорался в три глотки:
"Я в жопу их ебал, этих пидоров... Совсем житья не стало... Теперь из лесу ни
ногой, ни крылышком - сиди, жди пока какая-нибудь блядь сама забежит, да и ту
вурдалаки оприходуют раньше, чем я узнаю... Ебись она колом, такая жизнь..." - и
полетел с богатырями драться.
Пока разбудили Кощея - всё было кончено, и только домовой Гришка осмелился
ночью с попутной совой передать Кощею хвостик - всё, что осталось от могучего, но
глупого Змея Горыныча. Кощей тогда сильно осерчал, замкнулся в себе и стал
вынашивать планы мести...
Ничего этого ни Илья Муромец, ни Добрыня Никитич не знали, а Алёша-попович
если и догадывался, то молчал по обыкновению, хитро улыбаясь в усы и вылавливая
очередного монаха себе на забаву.
А между тем над головами друзей сгущались тучи...
Г л а в а 1
Не успел Илья Муромец, донельзя раздосадованный мерзкой выходкой вороны,
основательно расположить свой богатырский зад в тенёчке у избы, как вдали у леса
заклубилась пыль и донёсся топот копыт.
Илья, уже слегка пришедший в себя, сурово сощурил и без того запухший глаз,
пытаясь опознать раннего гостя. Туча пыли приближалась, и вскоре уже можно было
разглядеть доблестного Добрыню верхом на своей широкозадой кобылке по кличке Курва.
- Стой, зар-раза, - попытался было лихо осадить её перед Ильёй, но кобыла
лишь презрительно махнула хвостом, потеряв кизяк, и пронеслась с разгону ещё
десяток саженей, затормозив аж перед нужником с головой Горыныча над входом.
Добрыня Никитич быстро соскочил, притянул её к этой голове и ловко зацепил поводья
за огромный пожелтевший зуб покойного Змея.
Друзья с кряхтеньем обнялись, словно не виделись тридесять лет и по
привычке троекратно облобызались.
- Слышь, старая задница, - по-дружески мягко начал Добрыня, - люди бают,
что сызнова нечистая сила распоясалась...
Илья вяло и недоверчиво выругался.
- Да-да, - решительно отмёл его сомнения Никитич, - вот кто намедни
вылакал всю брагу у Алёшки в подвале? Агромадная кадушка стояла. А я нынче сам
заглянул - дно видно, и только пасюк дохлый плавает. Не иначе как Кощея проделки.
Наказать надобно...
Тут Илья окончательно врубился и взревел:
- Как так - дно видно?! А что мы сегодня пить будем? Снова за самогоном к
Яге идти?..
Добрыня только виновато пожал плечами:
- Так ведь не даст - и так в прошлый раз кольчугу твою заложили.
Илья стукнул кулаком об угол избы:
- Не бывать этому! Поехали к Лёшке. Счас мы им покажем, где раком зимуют!
Через минуту друзья уже тряслись рядом, поскрипывая старыми сёдлами и
поднимая мелкую надоедливую пыль копытами лошадей. Могучий чёрный рысак Ильи,
пошатывая отвисшими яйцами, стремился на ходу нежно укусить за ухо Курву.
Та лишь пренебрежительно отмахивалась от него хвостом. А вокруг них раскинулась
бесконечная русская степь, щекоча в ноздрях запахами цветущих трав, жужжа над ухом
мелкими надоедливыми букашками и успокаивая глаз туманной дымкой у самого горизонта
- как раз там, куда направлялись наши доблестные богатыри.
...А тем временем Алёша-попович возлежал на широкой деревянной скамье,
отдыхая после плотного завтрака. У его ног сидели две девицы, отгоняя большими
полынными вениками мух и время от времени почёсывая Алёше пятки. Тогда он довольно
урчал и от удовольствия даже переставал ковыряться ногтем в зубах.
Алёша никогда не любил девок, оставаясь верным почитателем своей несколько
извращённой страсти. Зато они носились за ним стаями - кормили, холили и нежили,
а то, что он одинаково безразлично относился ко всем им, лишь разжигало девок пуще
прежнего. Жизнерадостный румянец на щеках юного развратника-мужелюба притягивал их
как мух - медовый пряник.
Вот и сегодня плотный завтрак, принятый Алёшей поутру, состоял сплошь из
приносных блюд. Ловкая черноглазая Василиса доставила укутанного в полотенце
жареного поросёнка, сёстры-близняшки Машка да Агафья припёрли цельный чугунок щей,
а грудастая и задастая светло-косая Степанида насобирала полную кошёлку земляники,
да ещё надёргала по дороге репчатого лука, который так почитал её кумир.
Запив всё это узваром из лесных трав, собранных неугомонной Василисой,
Алёша смело отдыхал с чувством выполненного долга.
Покрутив носом, он сбил с лавки очередного таракана и принюхался. Где-то
с чердака тянуло сладковатым дымом.
- Гришка-а, - протяжно молвил Алёша, - опять, сука, коноплю куришь?
На чердаке зашуршало и дым стал рассеиваться.
- Не слышит, - ласково произнёс Алёша снова, - ану-ка, Стёпка, уеби по
потолку чем-нибудь...
Степанида послушно вскочила. вытащила из-за печи кочергу и несколько раз с
силой заехала по доскам потолка. По избе пошёл гулкий звук, сверху посыпалась
труха и кто-то чихнул.
- Это ты, сволочь, всю коноплю за нужником повыдёргивал? - почти нежно
спросил Алёша. - Ох и доберусь я до тебя, чмо ты чердачное. Татар пережил - меня
не переживёшь.
- Лёшичек, - тихо прошелестел сверху чей-то голосок, - вы же знаете, с
каким уважением я к вам отношусь...
- Ну, - хмыкнул тот и смачно высморкался в подол стёпкиного сарафана..
- Я позволил себе собрать урожай лишь затем, чтобы своевременно просушить
и измельчить продукт, - продолжал голосок, - а сейчас я его дегустирую и собираюсь
предложить попробовать Вам. Вот, держите...
И в щель скользнул туго набитый кожаный мешочек.
...Через полчаса, когда Илья с Добрыней, пригнувшись, вошли в избу Алеши-
поповича, тот уже блаженно улыбался и пускал слюни на догорающую самокрутку. В
ыгнав девок, Илья слегка потрусил Алёшу, разорвав при этом на нём рубаху, но тот
лишь улыбнулся ещё шире и погладил Илью по заднице.
- Вот пидорюга, - удивился Добрыня, - когда ж он успел?
Илья в сердцах кратко выругался и щёлкнул Алешу по лбу. Тот прекратил
пускать слюни и закатил глаза, перестав сопеть.
- Да осторожно ты, - набросился Добрыня на друга, - ну костолом чисто.
Так и зашибить недолго. Побереги силы на Кощея лучше.
На чердаке что-то упало...
Г л а в а 2
К вечеру Алеша-попович очухался. Осторожно пощупав фиолетовую шишку на лбу,
простонал:
- А, суки, как бухать - так моё, как бить - так меня?!
- Какое бухать? - вскипел Илья, который уже успел облазить весь подвал. -
Где брагу дел, ханыга?!
- Не знаю, - плаксиво заныл Алёша, - ещё вчерась была на месте, вот
Добрыня не даст спиздеть...
Добрыня согласно кивнул, думая о Василисе.
- Может, твои девки спёрли, - предположил он.
- Да ты что?! - Алёша аж хныкать перестал, - Там же двадцать пудов было!
Это ж матка выпадет...
Добрыня вспомнил Степаниду, хотел сказать, что такая бабища может не то
что бочку - печь вынести, но решил промолчать, помня те взгляды, которые бросал
на неё Илья. Да и бочка осталась, а вёдрами носить - совсем уж нехорошо ночью.
- Всё, робя, - подвёл черту Илья Муромец, - не иначе как нечистой силы
работа. Ну больше некому...
- Ха! - осенило Алешу,- сейчас мы у Гришки спросим, у моего домового.
Сейчас мы выясним, чьих это жадных рук дело, - с угрозой повторил он, вскочил с
лавки, позабыв уже про шишку, выхватил из-за печи кочергу и требовательно застучал
по закопченному потолку. Из щелей снова посыпалась труха, где-то протопала
коготками мышь, но в остальном было тихо.
- Эй ты, пинчер волоколамский, - строго сказал Алёша-попович, - выходь
оттудова, побазарить надобно.
На чердаке словно все вымерли.
- Выходи, говноед, - начал терять терпение Алеша, - счас залезу - пизды
ввалю и кишки на нос намотаю.
Но и эта угроза не подействовала. Добры молодцы переглянулись. Наверх
лезть никому не хотелось. Добрыня с хрустом почесал бороду и выразил общее мнение:
- Ну нету его, наверное.
- Уебал, сука, - с радостью подтвердил Алеша, ставя на место кочергу, -
точно его рук дело.
Взгляды скрестились на Илье. Тот вздохнул и веско сказал:
- Ладно, с ним мы ишшо разберемся. Найдём и накажем супостата. А вот вы
молвите мне, робятки, чего счас-то пить будем?..
Все умолкли, с надеждой глядя друг на друга. После недолгого молчания
Алёша с сомнением предложил:
- Может к Василисе сбегать - у неё бабка всякие мази да настойки готовить
горазда. Может чего-нибудь и есть у старой ведьмы.
Услышав про Василису, Добрыня радостно крякнул и почесал штанину:
- Во-во, давай. Заодно и её прихвати.
- Кого, бабку? - удивился Алеша.
- Дурак, Василису, - с обидой сказал Добрыня.
- Так ведь она не даст, - гнул своё Алёша.
- Кто, Василиса? - насторожился Добрыня.
- Да нет, бабка. Ну чисто ведьма - вредная, стерьва, - никогда не даёт
похмелиться. Говорит, давай я тебе, мол, лучше от пьянки заговор учиню - больше
и в рот не возьмёшь.
Добрыня с сомнением хмыкнул:
- Ну это она гонит, старая перечница. Но ты поди-ка счас к ней - скажи,
мол, болит у тебя чё-нибудь - спасу нет. А пока она бегать будет - ты-то и сопри.
Да у Васьки спроси - она знает, где настойка покрепче.
- Ага, - всё ещё сомневался Алеша, - а вдруг она меня и вправду заговорит
- добро бы только от пьянства... - И он с тоской подумал о монахах, которых в
последнее время что-то стало попадаться особенно много.
- А если эта ведьма тебя и заколдует, то мы тебя быстро вылечим, - с
уверенностью сказал Илья, завязывая в тугой узел кочергу. - И тебя, и её.
Этим он окончательно сломил сомнения Алеши, и тот поплёлся к Василисе.
В избе стало совсем тихо. Лучина догорела и в окно заглянули огромные
мохнатые звёзды, перемигиваясь друг с дружкой и с хмурым ночным лесом, что шумел
совсем рядом. Из открытой двери потянуло прохладой и ночной тоской.
Илья с хрустом выпрямился, зевнул и стал набивать трубку. Теперь можно
было и подождать...
- Хорошо, родной, - пискнула Василиса, с горящими от счастья глазами
выслушав Алёшу, - я видела, как бабуся сегодня сготовила какую-то настойку.
Первача, говорит, у Бабы Яги достала. Ты как войдёшь - так слева, на полке, -
гранёная бутыль стоит, да ещё кочаном заткнута - сразу увидишь...
- Спасибо, Васятка, - Алеша, преодолев отвращение, бодро поцеловал
Василису в щёчку и вежливо застучал кулаком в замшелую дверь.
- Заходи, соколик, - услышал он и переступил полустёртый порог.
В нос шибануло запахом душистых трав. Перед большим дубовым столом, сплошь
уставленным баночками, скляночками, бутылочками и корзиночками, стояла древняя
противная старуха, улыбаясь ему остатками жёлтых зубов.
- Заходи, сынок, - повторила она. - Так всё-таки хочешь, чтобы я тебя
заговорила?
Алёша растерялся, испугался и невпопад ляпнул:
- Да нет, бабуся, живот мене мучит.
- А, ясноглазый, это хуйня, - отчётливо сказала старуха и, развернувшись,
потянулась за баночкой.
Алеша, воспользовавшись моментом, ухватил зеленоватую гранёную бутыль,
стоявшую на толстой дубовой полке над столом, и очень быстро спрятал в свой
бездонный карман.
- Вот, дружок, - обрадовано сказала бабка, протягивая ему запыленную
баночку, - прими разок - и всё как рукой снимет.
- Ага, - машинально ответил Алёша, протягивая руку, - давай.
- Открой рот, - вдруг прошамкала старуха. И, уловив порыв Алеши,
неожиданно резко скомандовала:
- Стоять!
Тот хотел отскочить, но не смог ступить ни шагу вдруг онемевшими ногами.
Бабка быстро ухватила большую деревянную ложку, и, накапав с банки несколько
мутных капель, зажала худыми жёсткими пальцами ему нос. Чтобы не задохнуться,
Алеша отвесил челюсть, и старушка чётким отработанным движением опрокинула
содержимое ложки ему в рот.
- Глотай! - вновь потребовала она, и Алеша послушно проглотил гадкую
жидкость.
- Ну вот, - довольно сказала бабка и отпустила его нос, - теперь скорее
беги домой - сейчас полегчает.
Не проронив ни слова, Алеша пробкой вылетел из избы, чуть не сбив с ног
застывшую у двери Василису.
Когда он, придерживая бившую об колено бутылку, подходил к своему двору,
то вдруг где-то глубоко в животе с обморочным головокружением почувствовал
какое-то неудобство и едва успел добежать до нужника.
А ещё через полчаса повеселевшие друзья разлили приятно пахнущую
зеленоватую жидкость по стаканам.
- Ну, вздрогнем, - благословил Илья, и после глухого стеклянного звона
три струи дружно булькнули в трёх глотках.
... Уже укладываясь спать, бабка прошамкала Василисе:
- Вот ужо вовсе старая стала - сготовила намедни настойку и не упомню даже
куда поставила. Да ишшо така приметная бутылочка была...
- А что за зелье, бабуся? - с плохо скрываемым любопытством спросила
Василиса.
- Да так - для больно стеснительных девиц. Сначала крепко уснёшь, а как
проснешься - так уж ничего не стыдно, потому что сильно хочется, - зевая ответила
старуха и задула лучину. - Ну ладно, спим, - утро вечера завсегда мудренее.
- А если, - тревожно пролепетала Василиса, - если выпьет его ну,
к примеру, мужик? Так что будет?
- Что-что, - проворчала бабка, переворачиваясь на бок, - бабе его
радость-то будет. Как проснется - ну чисто зверь...
И мерно засопела носом.
Василиса уснула с твёрдым намерением с утра пораньше сбегать в избу к
Алеше - может хоть сейчас повезёт. От этой мысли у неё сладко заныл низ живота...
Бабкина настойка оказалась неожиданно аппетитной и была принята с большим
удовольствием. Быстро допив свой стакан, Алеша-попович снова исчез в направлении
нужника, и довольно долго оттудова были слышны лишь его горестные вздохи.
Илья с Добрыней, достигнув полной гармонии, закурили и стали играть в подкидного
на щелбаны. Время от времени по избе разносились звуки ударов по твёрдым как
копыто лбам игроков и слышался довольный гогот победителя. Алеша попытался было
присоединится, но вскоре с распухшим лбом плюнул и снова поспешил во двор.
Настойка начинала действовать. Первым это почувствовал Алеша, которому
каждая новая ходка во двор давалась всё с большим трудом. В конце концов он решил
не надрываться и спокойно задремал прямо в нужнике, посасывая сквозь сон потухшую
трубочку.
Вскоре за ним уснул и Добрыня, сладко причмокивая толстыми губами и
аккуратно положив порядочно покрасневший лоб в пустую глиняную миску. Снилась ему
Василиса, за которой он долго гонялся по стайне и никак не мог загнать в угол.
Острая грудь Васьки с торчащими в стороны сосками при каждом движении упруго
подпрыгивала, едва не выскакивая из сарафана, и всё мужское естество Добрыни от
этого зрелища волновалось чрезмерно.
Последним погрузился в сон Илья Муромец, чей могучий организм ещё долго
сопротивлялся коварному зелью. Захотев поначалу растолкать Добрыню, он скоро
убедился в тщетности своих попыток. После особо сильного тумака тот свалился на
пол, сладко улыбнулся, пробормотал: "Василисушка..." и пустил слюни на осколки
разбитой миски.
Илья хмыкнул, недолго поругался и, сильно пошатываясь, вышел во двор.
В нужнике витиевато похрапывал Алеша, издавая время от времени сквозь сон громкие
неприличные звуки. Помочившись на огромные лопухи у плетня, Илья облегчённо
вздохнул и сказал, недовольно глядя на молодой месяц, зависший прямо над мрачным
лесом:
- Ты это... Хули ты тут... Висишь как это... Бля...
Потом икнул и блаженно растянулся прямо на траве. Через минуту лопухи
затрепетали от его богатырского храпа. Где-то на сеновале обиженно затих
сверчок.
Некоторое время было тихо, и только храп трёх богатырских глоток успешно
заглушая скрип сосен под редкими порывами свежего ночного ветра. Но вдруг на
чердаке что-то зашевелилось, заскрипело трухлявыми досками потолка. Маленькая тень
неловко спрыгнула вниз, чихнула, застыла на минутку - и босые пятки затопали по
тропинке, унося своего хозяина к лесу.
Г л а в а 3.
Давно перевалило за полночь. У тяжёлого стола красного дерева в огромном
резном красно деревянном же кресле, разукрашенном всякими финтифлюшками, сидел
Кощей. Худой рукой с длинными крепкими пальцами, обтянутыми сухой белой с
пупырышками кожей, он цепко держал простое гусиное перо, которым аккуратно что-то
выводил на листе толстой белейшей бумаги с золотым обрезом. Время от времени он
макал перо в большую бронзовую чернильницу в виде массивной задницы с начищенными
до блеска огромными жмудями, и снова продолжал свой нелёгкий труд.
Дописав очередную строку он, дирижируя себе высоко поднятой рукой, с
выражением прочёл:
- Таким образом коммунизм есть светлое будущее всего человеческого и
лесного сообщества!
В свободное время Кощей любил сочинять сказки... Увлёкся этим он совсем н
едавно, лет триста назад. Раньше он любил и выпить, и побуянить, а уж до женского
полу был слаб... Вернее, во всём этом он был весьма силён - худой, неутомимый,
с всегда горящими голодными глазами - он был страшен и красив той особенной
красотой, которая так притягивала к нему взоры и лона прекрасных и просто
аппетитных дам. Но вот случилось как-то в поединке с одним долбнем, Иваном-дураком,
Кощею прихвастнуть, - и он признался, что его смерть находится в яйце. Тупой и
прямой как мужицкий хер дурак Иван всё понял буквально - и молча ткнул булавой по
месту предполагаемой смерти Кощея, здорово его при этом покалечив.
Очухавшись, Кощей жестоко отомстил - повелел залить Ивану соответствующее
место водостойким бетоном марки А-300, - и остаток своей дурной жизни дурной Иван
ходил, перетягивая за собой громадный кусок высокопрочного бетона. Чтобы бросить
концы в воду, Кощей позже даже сочинил народную сказку, по которой выходило, что
Иван победил его в честном поединке.
Но дело было сделано. Прежнюю жизнь вести было никак не возможно, и Кощей
неожиданно даже для самого себя углубился в теорию создания мифов, сказок и легенд,
здорово в этом преуспев. За неполные три столетия он создал такие монументальные
труды, как "Манифест зелёной партии" (все с детства помнят знаменитые строки:
"Призрак бродит по лесу..."), "Открытое письмо американским домовым", "Кое-что о
правоцентристских предателях с Лысой горы" и сто тридцать два тома остальных.
Также под его редакцией вышли роскошно изданные брошюры "Технология полёта
в светлое будущее на ступе модели СС-21" и "Путеводитель по кладбищу Красная П
лощадь с посещением мавзолея фараона Ил-Ича I" - было когда-то такое кладбище
недалеко от Лыски.
Вот так он с тех пор и жил - скучный, занудный и вечно живой...
Перечитав ещё раз последнюю фразу, которая ему определённо понравилась,
Кощей аккуратно посыпал лист песком, сдув остатки на мраморный пол. В дверь
постучали.
- Ваша тёмность, - просунулась в дверь ехидная косоглазая рожа секретаря,
- домовой из шестого сектора прибыл, просится срочно принять, грит дело
архисложное.
Кощей недовольно кивнул:
- Эка распустились - службу бросил, бегает с жалобами где хочет. А у
самого-то, небось, крыша протекает. Пусть к завхозу идёт.
-Да не, - засопел секретарь, - про богатырей этих у него что-то...
- Что? - аж подпрыгнул Кощей. - Так что ж ты клопа ебёшь, блядь
косоглазая, - давай его быстро сюда! Вот так всегда - пускает сюда всякую мелочь,
а как по делу - так к завхозу хочет отослать, - закончил он уже в закрытую дверь.
Через секунду гость был уже в приёмной, а ещё через несколько минут по
коридорам разнёсся металлический голос Кощея:
- Опербанда на выезд! Старшего - ко мне...
Илье Муромцу снился сон - сладкий и навязчивый предутренний кошмар.
Снилась ему ядрёная девка Степанида, стоящая перед ним с приспущенным сарафаном и
поблёскивающая огромными зелёными глазами. Её большие чашеобразные груди с
розовыми прозрачными сосками тоже, кажись, смотрели на него.
Илья хотел было протянуть к ним руки, чтобы ощутить всё это тёплое тяжёлое
богатство у себя в ладонях - но руки не слушались его и безвольно висели вдоль
тела. Стёпка гадко засмеялась, развернулась, дрогнув грудью, - и побежала, далеко
в стороны разбрасывая ноги и поддерживая спереди сарафан.
Илья рванулся за ней - и почувствовал что проснулся. Открыв глаза, он
ничего не увидел. Вернее, он увидел такую густую темноту, что её можно было резать
ножом. К тому же страшно хотелось пить и дико болела голова. Илья ещё раз закрыл и
открыл глаза. Ничего не изменилось. Но где-то явственно попахивало свежим дерьмом.
"Господи! Неужто помер?" - мелькнула мысль. Но немного подумав, Илья
догадался, что ещё жив. В раю не было бы так темно и противно, а в аду у него не
мёрзли бы пятки.
"Слава те, господи!" - опять вспомнил бога Илья и впервые за много лет
захотел перекреститься. Но только сейчас до него дошло, что руки его плотно
привязаны к туловищу.
- Э-э, не балуй, - строго сказал Илья, ещё не совсем всё понимая.
Под боком кто-то засопел, заворочался и послышался слабый голос Добрыни:
- Чево там? - и после паузы, - Шо за хуйня? Илья, ты где?
- Здесь, - уверенно ответил Илья. - А ты?
- И я здесь, - облегчённо произнёс Никитич. - А чё так темно? И какая
падла, - голос его окреп, - меня связала?
- Наверно та же, что и меня, - сказал Илья и выругался. В углу кто-то
заворочался, треснула доска, и ещё сильнее потянуло дерьмом.
- Мужики, - сквозь волну вони пробился к ним голос Алёши, - а мы где?
Илья в рифму ответил.
Алёша сильно удивился и замолчал. Тут где-то наверху заскрипели старые
ржавые петли. В проёме маленькой дверцы показался ослепительно яркий в темноте
факел, роняющий огненные капли на каменный пол. Кто-то долго всматривался вниз и
наконец довольно сказал:
- А-а, проснулись... Теперя будете знать как супротив великого Кощея руку
поганую поднимать. - И, воткнув факел в щель между камнями, исчез, плотно закрыв
за собой дверь.
Несколько секунд друзья дико переглядывались. Наконец все всё вдруг поняли,
и наверное одновременно, потому что ещё минут пять своды старого подвала сотрясали
отборные прилагательные и отглагольные производные.
- Ой, бля! - подвёл черту их тяжёлому положению Алёша.
- А всё эта тошниловка, что ты приволок, - добивал его Добрыня.
- А шо я, шо я, - защищался Алёша, - взял что было. И вообще - не нравится
не пей!
- Что-о!!! - вскипел Добрыня, - Да ты... да я...
- Ша! - властно сказал Илья. - Пиздеть команды не было. Все хороши. Теперь
думать надобно. Главное интересно - где мы и как нам отсюда?..
Все замолчали, с надеждой оглядывая друг друга при колеблющемся свете
факела. Илья и Добрыня были укутаны более чем добросовестно, а вот Алёша...
Уснув прямо на очке, Алёша мёртвой хваткой уцепился за брёвна нужника.
Так его и принесли сюда - привязав к стенкам хитрого домика и лишь выломав по
дороге тяжёлую дверь. Теперь при каждой попытке пошевелится по подвалу плотной
стеной шли новые волны вони.
- Ану-ка, сынок, - задумчиво произнёс Илья Муромец, - попробуй-ка, крепко
ли тебя эти басурманы привязали.
Алёша забился как карась на сковородке, но монументальный нужник,
срубленный ещё его прадедом на века, без труда выдержал атаку. Зато по подвалу
стеной пошли такие плотные запахи, что из глаз сами собой закапали слёзы.
Тут со скрипом широко распахнулась дверца и на узкую каменную площадку
ступил Кощей. Нюхнув воздух, он радостно спросил:
- Что, Ильюша, уже и обгадился с перепугу?
Илья гордо молчал.
- Чегой-то теперь молчишь как партизан? Али язык проглотил? - продолжал
издеваться Кощей. - Как мне тут пакостить да гадить - то первы молодцы в округе,
а как ответ держать - языки в жопы позатыкали и сидят...
- Молчал бы ты уже, мудак плюгавый, - не выдержал Илья, - смотри,
отправишься скоро вслед за своим Змеем Горынычем.
- А вот Змея, - сдавлено сказал Кощей, - Змея я вам, падлы, не прощу.
Кровью здесь умоетесь, руки грызть будете с голодухи, а с ваших вонючих черепов я
себе светильники закажу для баньки.
- На-кося, выкуси, - храбро и спокойно ответил Добрыня, - я б тебе показал
светильник, да руки заняты.
- Ну ладно, - многообещающе протянул Кощей, - я вижу вы тут борзые до
охуения. ну ничего - посидите недельку на одной воде - вы у меня по-другому
запоёте, соколики недобитые. Ну покедова, - и открыл дверь.
- Слышь, козёл, - крикнул ему вдогонку Алеша, - ты скажи своим холопам,
чтобы водички принесли. И побыстрее.
Кощей, не ответив, вышел. Друзья переглянулись и с видимым усилием немного
посмеялись.
- А ловко мы его, - задумчиво сказал Добрыня.
- Да-а... - веско добавил Илья, - Пусть не думает, что мы тут уже усрались
и ноги расставили.
- Пусть посмотрит, как умеют помирать богатыри, - завершил мысль Алеша.
После этих слов все почему-то загрустили. Каждый подумал о чём-то
заветном, незаконченном, - и поэтому особенно желанном.
Тут снова скрипнула дверь и по ступенькам стал спускаться косоглазый
секретарь Кощея с ведром воды в руке. На нём была легкомысленная накидка, из-под
которой торчали немного кривые волосатые его ноги в пыльных задрипанных
сандалетах. Алёша прикипел к ним глазами, чувствуя как вдруг сразу забилось его
сердце и всей кожей ощущая каждый мягко-шершавый волосок, украшающий эти
прекрасные мясистые ножки.
"Наверное это любовь", - подумал он, а вслух лишь томно простонал:
- А-ах!
- Что, засранец, пить хочешь? - ехидно спросил косоглазый.
- Ой, хочу, - простонал Алёша, имея в виду совсем другое. Но тем не менее
с удовольствием отпил, захлёбываясь, несколько больших глотков прямо из ведра.
Гость развернулся спиной к Алеше и пошёл поить Илью с Добрыней. Увидев его
округлый зад, обтянутый тонкой шерстяной тканью, Алёша совсем потерял голову.
Выпитая вода, казалось, вся ушла вниз и теперь с громадной силой давила в заветный
уголок молодого тела, наполняя его нечеловеческой силой и будоража кровь. Алёша-
попович никогда не был насильником, но сейчас удержать себя он определенно не мог.
Ещё раз сладко простонав, Алёша напряг мышцы и легко разорвал толстые
сыромятные ремни, которыми был привязан. И, в два прыжка достигнув желанной цели,
он молниеносно, как паук муху, отволок оторопевшего косоглазого секретаря в
дальний угол. Вскоре оттуда донёсся слабый удивлённый вскрик, быстро, впрочем,
затихший.
Илья с Добрыней с вожделением внимали стонам и посапываниям, доносившимся
из тёмного угла, сопереживая вместе с Алёшей его взлётам и падениям. Сделав своё
дело, тот похлопал секретаря, чьи глаза от только что пережитого события совсем
сползли к переносице, по раскрасневшейся щеке и радостно сказал:
- Ну вот видишь, я же знал, что тебе понравится...
Косоглазый только замычал и забился поглубже в угол, закутываясь в обрывки
своей хламиды и громко сопя острым носиком.
Быстро развязав возбуждённо дышавших друзей, Алеша снова задумчиво п
осмотрел в тот угол, но новые мысли отвлекли его:
- Хо-р-роша задница у слуг, - протяжно сказал Алёша, - да хочу и хозяина
попробовать.
Илья, молчавший всё это время, испив из ведра и растирая затёкшие руки,
мечтательно предположил:
- А может и бабы у него водятся...
А Добрыня, выливая остатки воды себе на голову, согласно пробормотал:
- Да уж, пару-другую ведьмочек я бы сейчас приговорил, - и лихорадочно
зачесал ляжку.
Богатыри, сдерживая могучие позывы своих детородных органов к
самостоятельной жизни, осторожно поднимались по полустёртым ступеням к
полуоткрытой двери, за которой их ждало так много полуприятных приключений.
Г л а в а 4
Василиса всю ночь спала плохо, часто вскидываясь от дурных сновидений и
снова ненадолго засыпая. Под утро ей наконец приснился Алеша, жарко целовавший её
в губы и нежно гладивший рукой её напрягшуюся грудь. Но успокоения этот сон не
принёс, так как другой рукой Алёша твёрдо держался за ширинку и при этом
приговаривал: "А вот хуя я тебе не дам, не дам..."
Васька проснулась вся в поту, с колотящимся где-то под подбородком сердцем
и с недобрыми предчувствиями. На скорую руку умывшись в тазике с дождевой водой,
она набросила на голое тело грубую домотканую сорочку (шершавая ткань неприятно
тёрла мучительно чесавшиеся соски) и заторопилась по тропе, срывая на ходу
серебристые паутинки, натянутые за ночь трудолюбивыми пауками.
Солнце ещё не взошло, на траве лежала обильная роса и свежий прохладный
утренний воздух прогнал последние остатки сна, когда Василиса быстрым шагом
подошла к избе Алеши-поповича. Кругом была особая предрассветная тишина, когда
даже птицы умолкают на минутку, готовясь встретить очередной восход солнца, и в
этой почти стерильной тишине совершенно естественным казалось полное отсутствие
каких-либо звуков из старой избы. Не было слышно ни могучего храпа Ильи, ни
хриплого частого дыхания Добрыни, ни художественного высвистывания носом милого
Алёши. Лишь в стайне изредка сонно похрапывали кони.
С тревожно бьющимся сердцем Василиса вбежала в дом и каким-то шестым или
седьмым чувством мгновенно поняла - случилась беда...
Бабка, вскоре разбуженная Василисой, из её сбивчивого рассказа с трудом
поняла, что нету, совсем где-то нету ни рассудительного Ильи, но добродушного
верного Добрыни, а главное - пропал Алеша, милый, единственный, желанный Алеша,
и теперь совсем уж не к кому прислониться сердцем в трудную минуту.
Старушка сначала предположила, позёвывая, что добры молодцы проснулись
раньше, чем обычно, да и занялись наконец каким-нибудь полезным делом - решили,
например, вспахать какое-нибудь поле или нарубить дров на зиму. Василиса резко с
этим не согласилась, приведя как довод присутствие на месте лошадей и полное
отсутствие подобных желаний у богатырей в прошлом, а главное - настойка, настойка!..
Последний довод отверг у бабки все сомнения. После энтой ядрёной настойки
крепкий, хотя и не совсем здоровый сон был обеспечен как минимум на сутки. Да ещё
и последствия после пробуждения...
- Дура ты набитая, - заявила она Василисе, - и мать твоя такая же была.
Видано ли дело - поехала за своим плешивым прынцем, за гряницу ей захотелось...
Ясный пень, доехали только до Конотопа, а там татары налетели - его на кол
посадили, её заебли до смерти, или наоборот было - не помню уже... Не еблось бы ей
дома!.. Так и ты, дурёха, - сказала бы мне, я б напоила твоего пидараса
приворотным зельем - как цуцик бы за тобой бегал...
-Да я, - ревела Василиса, - хотела ж по-людски, без колдовства... Я ж не
знала, что так выйдет... Живы ли они ещё, бедные... Иль уже и кости ветер по полю
развеял... И всё из-за меня-а-а. . .
- Ладно, - цыкнула на неё бабка, - ежли замочили их уже, то слезами тут не
поможешь. А ежли судилося им ещё пожить - то мы это узнаем.
Взглянула на календарь:
- Вот будет завтра ночь благоприятная - тогда и посмотрим...
Василиса не знамо бы как пережила этот день, да хитрая бабка сразу нашла
ей работу - воды в баньку наносить, да торфу накопать, да чугунки начистить до
блеска, да и по мелочёвке ещё там насобиралось. так что к вечеру Васька еле ноги
переставляла и уснула, лишь коснувшись головой подушки.
На следующее утро, ещё до восхода солнца, бабка растолкала Василису и
отправила на Ведьмино болото, за лягушкой. При этом строго-настрого приказала
брать только молодую и только тогда её ухватить, когда третьи петухи пропоют.
Петуха Ваське пришлось взять с собой, зато вскоре она вернулась, с довольным видом
держа за ногу лягушонка.
Бабка листала старую потрёпанную книгу с костяными застёжками. Найдя
нужную страницу, стала составлять на стол с полок всякие баночки, что-то при этом
про себя приговаривая. Лягушонка она велела забросить в кринку из-под молока -
пусть, дескать, сидит до вечера. А сама как давай ссыпать да сливать в большую
деревянную миску всякие снадобья. Время от времени в миске что-то чавкало,
подымалось облачко синего вонючего дыма и по босым ногам Василисы неизвестно
откуда вдруг тянуло сырым холодом.
Но вот в конце концов пришёл заветный вечер. На бархатное ночное небо
вскарабкался молодой нахальный месяц, успевший за два дня немного поправиться.
Василиса затихла на табурете у стола, где стояла резная деревянная миска с
содержимым, похожим на прокисший студень. Бабка с важным видом проводила последние
приготовления.
Наконец она протянула руки над содрогающимся, словно живым студнем, и,
медленно произнеся несколько непонятных слов, бросила в него сонного лягушонка.
Раздался лёгкий хлопок, поверхность студня затянуло туманом, по ногам снова
засквозил холодный ветер.
- Покажи мне то, что она хочет, - раздельно сказала бабка.
Туман стал рассеиваться и вдруг в бездонной чёрной глубине с кристальной
ясностью проявился огромный полутёмный зал с мраморными колоннами. В центре, на
возвышении, стоял роскошный золотой трон, на котором небрежно восседал Илья
Муромец. Перекатывая с ладони на ладонь свой морщинистый член, он усталым голосом
говорил Кощею, привязанному за руки к ножкам трона:
- Ну и что ж, так и будешь отпираться? Дак я счас снова Алешку на тебя
натравлю.
- Не-е-т!.. - взвизгнул Кощей. - Этот паразит меня уже и так всего
измочалил.
- Ну уж прям-таки, - весело отозвался Добрыня, который в уголке потихоньку
пёр какую-то почти симпатичную ведьмочку, - если ещё вякаешь - значит не всего...
На ступеньках у трона тихо стоял Алеша-попович и с улыбкой смотрел на
замученного Кощея.
- Живой! - ахнула Василиса.
А бабка только довольно повела пробивающимися усиками.
- Ты, пидор гнойный, слухай сюды, - продолжал между тем Илья, - или ты нам
даёшь ступу и бочку спирту, или одно из двух. Правда, Никитич?
Добрыня согласно гмукнул и перевернул ведьмочку на живот. Та только тихо
пискнула. Кощей задумчиво сопел.
- Ты уже и так достал всех по самые помидоры, - продолжал ровным голосом
Илья, - зачем из Алёшкиного подвала было брагу пиздить? А? Не совал бы своё
небритое ебало куда не надо -так и мы бы на тебя хер положили. А то это было
этой... ну как её?..
- Последней мутной каплей, - подсказал Добрыня, переворачивая ведьмочку
на бок и закатывая глаза. Спустя минуту, он ещё раз глубоко вздохнул и сообщил:
- Я кончил! Илья, ты ещё будешь?
- Её? Да, пожалуй, пока нет - видишь, он не хочет, - вздохнул Илья и,
аккуратно завернув свой член в шёлковый носовой платочек Кощея, спрятал его в
прорезь порток, не застёгивая, впрочем, пуговицы.
- Ну, - толкнул в бок хозяина носовичка, - чего молчишь? Неужто язык в
жопу таки заткнул?
- Там ещё только его языка не хватало, - радостно сообщил всем Алеша. -
И вообще тебе, костлявый, мыться чаще надобно, - добавил он уже Кощею. - Мало
того, что смердишь как старый козёл, дак ещё и это... Ну, короче, чмошник ты н
атуральный...
- Да я... - пытался было что-то сказать.
- Да головка ты от патефона, - завёлся Алеша, - кто брагу у меня спёр,
жопа ты с ручками...
- Да ведь нужно ж было поминки по Змею устроить, - осторожно промямлил
Кощей.
- Ща я тебе поминки устрою, - рванулся к нему Алеша, расстёгивая по дороге
штаны.
- Уберите его!.. - зашёлся в крике Кощей. - Уберите этого гадкого
развратника, этого ненасытного насильника, этого извращённого садиста, - бормотал
он сквозь слёзы и сопли, пытаясь засунуть свой тощий зад под трон.
Илья предостерегающе махнул рукой:
- Да погоди, дружок. Ещё успеешь его пропихнуть. Пусть лучше скажет, кто
нас заложил, когда мы у тебя на хате были.
- Ну! - прикрикнул Алеша на Кощея, совсем не торопясь застёгивать портки,
- говори, гад, а то твоя жопа будет шлёпать при ходьбе и посвистывать при
дыхании...
- Скажу, всё скажу, - зачастил Кощей, - это всё этот Гришка, домовой...
Вот прибежал ко мне и говорит, мол, богатыри уже ужрались и дрыхнут. Пора, мол, их
вязать уже... А я ещё, дурак, - Кощей аж сплюнул от полноты чувств, - хотел к
завхозу поначалу отослать, чтоб ничего и не было такого... А он... А он, волк
поганый... А он говорит - давай, мол, вяжи их быстро. А то уйдут... И я всем, всем
потом расскажу, что Кощей зассал, что у него очко взыграло, в штаны наложил пердун
старый... Не мог же я... На старости лет... Чтобы всякая падла надо мной потом
надсмехалась...
Кощей уже рыдал в голос и даже ухитрился высморкаться себе в сгиб локтя.
Богатыри нерешительно переглядывались.
- Ну что? Вишь какое западло этот Гришка. Подвёл старика под монастырь - а
сам, небось, и довольный, - задумчиво протянул Добрыня.
- Да уж, - согласился Илья, - а мы тут над Кощеем изгаляемся: он и такой,
он и сякой... Ну ладно, старый, - наклонившись и развязывая ему руки гудел Илья, -
давай этого мудака Гриню, а уж мы тут с ним разберемся...
- Сейчас... Сию минуту он будет здесь, - радостно приговаривал Кощей,
растирая затёкшие кисти и потихоньку отползая к столу.
- Эй, Илья, - подал голос Алеша, - ты бы поостерёгся этого поца так
отпускать. Смотри - нагадит он нам вволю ещё...
- Кто, Коша? - растроганно тёр покрасневший нос Илья, - да это ж мировой
мужик, это ж свой человек, это ж наш! А то всё Гришка гадил, хер татарский. Вот с
ним разберемся - и...
Досказать Илья не успел. Доползший до стола Кощей в мгновение ока выхватил
из ящика сверкнувший драгоценными камнями огромный золотой член - и с
отвратительным хохотом поднял его над головой. Сверкнула молния, по лицам
богатырей ударил ледяной ветер - и в секунду они оказались прикованными
толстенными кандалами к стенкам неглубоких узких колодцев, образовавшихся прямо в
мраморном полу.
- Ха! - радовался Кощей, - как я сказал в 103 томе: один умный трёх
дураков надул. Всё, засранцы, - пиздой накрылись ваши планцы! Здеся вас и
закопают. Но не сразу, милые, не сразу... Открою я новый сортир во дворе - на три
посадочных места. А под каждым очком у меня будет по богатырю жить. Недолго жить,
потому что на тебя, светлейший Алеша, будут гадить упыри, на тебя, милейший
Добрыня, - так любимые тобой ведьмочки, а уж на мудрого Илью... Ох-ха-ха! На Илью
буду срать я! Сам!.. И ты не думай, Ильюша, что друзей своих надолго переживёшь, -
мне и радостей-то на старости лет осталось - это пожрать да посрать. А жру я
много... Ха-ха-ха! Ох как много...
- Нет! - вскрикнула Василиса. Изображение дрогнуло и вновь покрылось
туманом. - Как же это они? Лютому зверю поверили! Что же теперь? - билась раненой
птицей, - Кто же теперь их спасёт?
- Ты! - спокойно сказала бабка, - больше некому. Ежли любишь свово
красавца - всех спасёшь. А не любишь - с ними и погибнешь. Решай. Сама решай...
Г л а в а 5
В один из тёплых летних вечеров конца июня, когда солнце уже не мучит
путника так свирепо как днём, но греет на закате нежно и аккуратно, как поцелуй
любимой женщины, - в это благостное время на тропе, ведущей прямиком в Чёрный лес,
показалась хрупкая женская фигурка.
Одежда на этой фигурке была весьма странная, и у каждого, хоть самую
малость знакомого с Востоком, обязательно бы вызвала томный вздох, классическую
фразу "Восток - дело тонкое..." и целый букет воспоминаний - от вкуса халвы до
сухого жара пустынных песков и от тени оазисов до сжигающей душу и тело страсти
диких арабских ночей.
Но так как, по странной случайности, в этой исконно русской глубинке не
оказалось никого из истинных знатоков Востока, - то наша фигурка спокойно
протопала босыми ножками по ближайшим сёлам и хуторам. И никто не орал ей вслед
всякие благоглупости, типа "Халвы давай!" или "Гюльчатай, без тебя я погибай!..",
или уж совсем оскорбительное "У нашей Зюлейки пизда словно лейка..."
Совсем наоборот - редкие прохожие дико косились на странную фигурку,
потому что скажем прямо: она была в парандже.
...Войдя в лес, эта странная девушка (а это несомненно была именно она -
молодая, стройная, и видать ещё и красивая) подверглась нелепой попытке нападения
со стороны двух юных вурдалаков, нёсших службу во внешнем дозоре. Не говоря лишних
слов, девушка посыпала их носы мелким белым порошком, после чего кровопийцы,
отчихавшись, стали собирать на полянке цветы и играть друг с другом в ладушки.
Это явно не понравилось старому седому лешему, приковылявшему было на шум,
но после серии чихов и он присоединился к молодёжи, с увлечением собирая венок из
крупных лесных ромашек.
Остальные, вероятно, уже были предупреждены, потому как до самого Старого
дуба больше никто не путался под ногами у странной гостьи, и только обострённый её
слух ловил лёгкие шаги сопровождающих, старавшихся (и довольно успешно) не
попадаться на глаза.
И только у огромного тысячелетнего дуба, почти подпиравшего небосвод
могучими ветвями, ей повстречался вурдалак Матвей, неведомо зачем (но очень
красиво) заклёпанный в чёрную броню. Прислонясь к дубу, он хмуро взглянул на
нежданную гостью сквозь щель в воронёном шлеме и, икнув, спросил:
- Ну?!
- От главного Дива Персии к главному Кощею Москалии я, - твёрдо ответила
девушка, не трогая паранджу.
- А пароль, - сказал Матвей уже доброжелательнее.
- Социалистический лагерь - это хорошо, - отчеканила восточная гостья.
Матвей довольно хрюкнул. Это был совсем новый пароль, лишь недавно
придуманный Кощеем.
- Делай как я, - скомандовал он гостье, с трудом оторвал от дуба спину и,
развернувшись, хлопнул по коре перчаткой. С лёгким шелестом Матвей исчез. Гостья
секунду помедлила, затем решительно ступила к дубу и тоже стукнула по нему
кулачком...
Пропетляв немного по таинственным подземным коридорам и напугав сотню-
другую летучих мышей, они вошли в гостевой зал. На золотом троне важно, хоть и б
оком, восседал Кощей. Василиса (а это была, конечно же, она) бросила вокруг беглый
взгляд, узнавая знакомые места. Всё это она уже видела в ночь гадания, и сейчас
осталось лишь окончательно прикинуть расположение стола и трона, перекатывая в
голове бабкины наставления.
- Мы слушаем, - вмешался в её размышления Кощей, - и что это за незнакомка
к нам пожаловала? И почему такая таинственная?..
Василиса низко поклонилась, прозвенев монистом из серебряных монет:
- Тебе, о высокочтимый колдун, чьи дела славны по обе стороны Конца Света,
великий Див Персии челом бьёт.
- Чем обязаны величайшему из живущих, которому мы даже пятки лизать
недостойны? - загнул Кощей, желая показать, что тоже не пальцем сделан.
- Слух прошёл, о достойнейший, о твоём недомогании небольшом, - с ходу
приступила к делу Василиса, - но мой властитель хочет тебя от этого избавить.
Затем и прислал меня.
- Ого-го, - заволновался Кощей, - сможет ли он это сделать, ведь я в
прошлые годы стольких знахарей на кол посадил - никто не мог вернуть мне мою
дорогую способность.
- Да ты, видать, сомневаешься в силе нашей, о червь?! - гневно вопросила
Васька.
- Нет-нет, - быстро сказал Кощей, - это я просто так сказал, к слову
пришлось. Да ты это, садись, дорогуша, сетку свою сними - жарко ведь поди.
- Не время ещё, - отвечала ему Василиса, уже третий раз потея под
паранджей, - красота моя столь ослепительна, что каждый муж, не смогший в минуту
мной овладеть, сразу падает с параличом сердца.
Кощей шарахнулся, да видно неловко, потому что, вскрикнув, снова тихо сел
боком.
"А, Кощеюшка, ядрит тебя Алёшкина заноза", - злорадно подумала Васька,
а вслух только сказала:
- Удали своих слуг - и в полчаса снова станешь настоящим мужчиной.
- Так это значит, может оставим кого из ведьмочек на пробу, - вроде как
возразил Кощей.
- Никаких свидетелей, - отчеканила Василиса, - а пробовать... Пробовать на
мне будешь.
Сказано это было таким тоном, что Кощей с мгновенно похолодевшими пятками
выгнал всех своих прихлебателей, оставшись с таинственной гостьей вдвоём.
- Ну что ж, начнём, - торжественно сказала Василиса, натягивая под
паранджой противогаз.
- Давай, радость моя, я уже весь горю нетерпением, - вякнул было Кощей,
но осёкся, увидев направленный на него кусочек блестящего металла. Рука его
скользнула под одежду, но в следующую секунду плотная лёгкая струя забила дыхание,
он попытался вздохнуть поглубже - и уже не смог. Пятки застучали по полу, а сам
Кощей вытянулся во весь рост и угасающим сознанием ощутил, как тёплая струйка
побежала по штанине, согревая холодный золотой трон.
Василиса, сбросив ненужную уже паранджу, но ещё в противогазе, лихорадочно
рылась по ящикам громадного стола. Волшебного жезла нигде не было. Васька в
изнеможении присела в кресло, стащила с мокрого лба противогаз.
- Куда же этот старый кастрат его засунул, этот жезл-то колдовской? Или,
как сказала бабка, - припомнила Василиса, - этот фаллос экстравульгарис?
- Аз есмь! - вдруг неожиданно послышался писк от трона, где тихо лежал
Кощей.
Ваську аж подбросило. Но потом, хлопнув себя по лбу, она плюнула и
подбежала к трону. С видимым отвращением порывшись в одежде Кощея, Василиса почти
сразу же нашла искомое. Золотой, разукрашенный драгоценными камнями, художественно
изготовленный сказочных размеров член был, очевидно, пустотелым. Потому что весил
немного - ну килограмма четыре с половиной. Зато пускал вокруг себя зайчики и был
тёплым, словно живым, на ощупь.
"Хуй железный пока горячий", - вспомнила Васька старую мудрую пословицу,
вздохнула, подняла волшебный предмет над головой и чётко произнесла несколько слов
на каком-то птичьем языке.
Сверкнуло, дунуло - и через секунду перед Василисой стояли три богатыря -
чистые, отмытые до поросячьей свежести, вовсю пахнущие тройным одеколоном, - но,
правда, немного измождённые. Василиса не могла допустить, чтобы добры молодцы
появились сразу из своих колодцев, поэтому и прогнала своих загаженных богатырей
через систему бань - начиная от русской, парной, с веничками и пивом - и
заканчивая банькой, которая в почёте у аборигенов Новой Земли - это когда
приходится сидеть голым задом на раскалённых камнях и обливаться только что
растаявшей ледниковой водой.
Так что бодрые, свежие, розовые богатыри стояли на холодном мраморном полу
и с радостным недоверием смотрели на утомлённую Василису, всё ещё державшую над
головой волшебный жезл...
Э п и л о г.
"А всё-таки хорошо иметь женщину, - думал Алёша, ловя губами редкие
золотистые волосики, разбросанные там и сям на теле у слабо постанывающей
Василисы, - каждая женщина имеет словно две жопы - а это всегда приятно..."
Вот так Алеша-попович стал бисексуалистом.
К О Н Е Ц
Октябрь 1990 - март 1991 гг. Киев.
Copyright Starikashka Yu, Kiev, Ukraine. (c)1991. All rights reserved.