Аннотация: Последний роман трилогии о трёх богатырях.
Во всяком случАе, пока:о)
СТАРИКАШКА Ю
ЕГОР
И
БЕЛОСНЕЖКА
СКАЗКА ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ ДЕТЕЙ РЕПРОДУКТИВНОГО ВОЗРАСТА
К И Е В - 1996
"Когда тебе, старик, шепнут, что всем злом в этом мире заправляет сам Дьявол со своими верными вассалами - Ложью, Жадностью и Предательством - не смотри удивлённо с немым укором в глазах, и не хмурь бровей, ибо почти никто не знает здесь о Белоснежке. А те, кто и знал - давно сгинули, пропали, исчезли в суете дней, и родные в тот же час поняли, что их никогда и не было с ними, и друзья навсегда забыли о них.
Я знаю, что это же скоро ждёт и меня - по ночам я всё чаще чувствую Её ледяные пальцы и лёгкое дыхание, трупным холодом обжигающее кожу на висках, а эти пустые прозрачные глаза я увидел сегодня даже днём - они сияли на предзакатном небе, и слабое солнце густо краснело, чувствуя своё бессилие перед ними. И не было бы меня уже давно - да лишь странным талисманом храним я до сих пор. Простой камешек висит на моей груди, совсем простой - но искрится он днём и тускло мерцает ночью, и пока он со мной - не достать меня Белоснежке. Да вот вчера начал крошится мой талисман, рассыпаясь в лёгкую пыль и прозрачный воздух - и нет мне спасения, и некуда бежать, да и незачем.
И теперь лишь на эти строки вся моя надежда - на них и на тебя, старик. Надежда, что ты когда-нибудь прочтёшь это, прочтёшь и поймёшь. Но это будет не скоро - ведь ты ещё даже не родился. Да что там ты... Твой будущий отец сладко пускает слюни и пачкает пелёнки, а твоей родной матери вот только что перерезали пуповину (а уж я позаботился, чтобы всё прошло нормально).
Но я-то знаю, что ты обязательно придёшь - придёшь в этот мир закончить начатое мной. Да пребудет с тобой моя Сила, мой мальчик..."
Холодный западный ветер засвистел дико, бесстыдно срывая снег с обледеневших вершин каменных гор Крыши Мира, когда где-то далеко на Руси, в старой обомшелой избе-пятистенке родился мальчик. Мать его, хрупкая черноволосая красавица с тёмными кругами под глазами, почти даже не кричала во время родов и только облегчённо вздохнула, когда бабка-повитуха подняла на руках вопящий мокрый комочек.
Но зато совсем другая женщина, за тысячи вёрст от заброшенного в лесах хутора, с силой выдохнула воздух сквозь сжатые до скрипа зубы и крикнула злым высоким голосом:
- Он родился!.. Я знаю, я это чувствую...
По бесконечным мраморным залам Ледяного дворца пошла холодная луна...
Прошло десять лет... Странный это был год. Журавли слишком рано унесли недолгое лето на своих уставших крыльях - едва только успели пойти холодные осенние дожди. Потом как-то сразу ударили морозы - и близкие болота покрылись тонкой коркой льда, аппетитно похрустывающей под ногами. С веток огромными гроздьями тяжело свисала рябина, на болотах видимо-невидимо рассыпано было ежевики, голубики и прочей вкуснятины, а ночи стояли холодные, сухие и прозрачные, и лишь к утру сырой тёплый ветер нагонял к лесу туман. В общем, зима обещалась ядрёной и крепкой, до хруста окостеневших стволов и падения замёрзших в полёте птиц.
Василиса встала как всегда рано - едва пропели первые петухи. Их в хозяйстве было два - рыжий как огонь Долбень, прозванный так за лихой клюв, которым он умело пользовался, и иссиня-чёрный, как воронье крыло, Ёбарь - наименованный понятно за какие успехи - очень горячий и неутомимый, благодаря чему довольные куры неслись чуть не по два раза в день, плодясь с быстротой саранчи.
Нужно было как всегда накормить животину, подоить двух коров, сыпануть чего-нибудь розовым толстозадым поросятам - в общем работы хватало. Проворная Васька управлялась по хозяйству сама, поскольку старая бабка стала уже совсем задумчивой и целыми днями лишь перебирала свои травы, беззвучно шевеля тонкими бесцветными губами. Лишь иногда она выползала из хаты, подслеповато щурясь от тусклого света поздней осени, чтобы надёргать вовремя какой-нибудь травы да тихонько посрать на болоте, хотя уже давно почти ничего и не ела.
В последние годы Василисе стал помогать и Егорка. Мальчонка рос быстро, в свои десять выглядел уже подростком и был развит и смышлён не по годам. Пару раз Васька заставала его на сеновале с соседской девкой, что была старше его лет на шесть, однако это им совсем не мешало.
Но сегодня Василиса решила дать ему немного поспать, а сама тем временем занялась по хозяйству.
И вот, пробегая в очередной раз от хлева к сараю, краем глаза она заметила тень неподвижно стоящего человека, почти слившегося с лесом в своей тёмной длинной накидке, в которую он был завёрнут от шеи до самых пят. Лица его не было видно от низко надвинутой на лоб чёрной шляпы с длинными же свисающими полями.
Васька остановилась и медленно поставила на землю пустую корзину, с недоумением глядя на незнакомца. В их краях ещё никто так не одевался, да и незачем было ни свет ни заря переться на дальний хутор - это легко можно было сделать днём. Василисе внезапно стало тревожно. Испугаться она ещё не успела, но всё равно неприятно, когда неизвестно откуда и зачем - стоит вот так и смотрит.
- Я пришёл сообщить судьбу твоего сына, - низким тихим голосом отозвался незнакомец, не двигаясь с места.
- Ты кто? - Васька почувствовала, как по спине пополз холодок.
- Дед Пихто, - так же спокойно ответил незнакомец и как-то сразу, не сделав ни шагу, очутился на расстоянии вытянутой руки от Василисы.
Та инстинктивно отпрянула, но ноги её словно примёрзли к земле, и Васька лишь смогла, защищаясь, протянуть вперёд полусогнутые в локтях руки. Неизвестно откуда в руке незнакомца оказался небольшой свёрток из белого шёлка, перевязанный крест-накрест шёлковой же синей верёвочкой. Настойчиво вложив его в руки Василисе, незнакомец веско сказал:
- Здесь - всё!.. Прощай...
И так же неожиданно и внезапно исчез - лишь дунуло тёплым ветром на остолбеневшую женщину, механически сжимающий в руках маленький, но довольно увесистый свёрток.
- Ма, кто это? - послышался сзади голос Егорки.
- Идём, сынок, - очнулась Василиса, недоверчиво поглядывая на то место, где только что стоял странный гость, - это так... Я тебе потом расскажу... - И почти силой затащив Егорку в дом, плотно закрыла за собой дверь.
В ту же минуту брёвна скрипнули, окно мгновенно запотело и покрылось трещинами, со щелей потянуло ледяным холодом. Неизвестно откуда вдруг повалил густой снег, почти сразу покрыв землю толстым слоем. Васька, крепко прижав к себе сына, с ужасом посмотрела на свёрток и, вскрикнув, отбросила его в угол...
Снегопад прекратился так же неожиданно, как и начался. Не успела ещё проснуться бабка, как снег быстро начал таять и через несколько часов лишь лужи напоминали о странном происшествии.
А к вечеру кузнец Ефим из соседнего хутора сообщил, что на опушке леса нашли тело никому не известного в их краях мужика - хорошо одетого, в длинной накидке и широкополой шляпе. Лицо его было совершенно спокойно и даже торжественно, а при попытке сдвинуть незнакомца с места - всё, даже одежда, со звоном рассыпалось на тысячи мелких осколков, быстро растаявших и не оставивших после себя никакого следу.
Рассказывая об этом, хромой кузнец мелко крестился и приговаривал:
- Свят, свят... Опять нечистая сила балует...
И при этом был весьма близок к правде...
Свёрток, никому ничего не говоря, Васька ночью незаметно достала из угла сеней и утопила в болоте - от греха подальше. А вскоре и совсем забыла о нём. О таинственном незнакомце же сказала Егорке, что это был вредный злой колдун, который хотел им всем сделать плохо. Скоро она и сама поверила в это.
Прошло ещё несколько лет. Бабка в конце концов померла, как всегда делают все бабки, её похоронили, поплакали - и остались жить вдвоём. Егор, который уже вымахал совершенным богатырём, всё по хозяйству делал сам, оставив матушке лишь уход за скотиной, стирку, заготовку кормов, рубку леса на дрова и прочие лёгкие женские труды, не требующие большого напряжения сил.
"Ну чисто как отец...", - шептала иногда Василиса, утирая рукавом непрошеную слезу. А Егор тем временем присмотрел себе девку из соседнего села - такую же крепкую и работящую, как и сам, и вскоре собирался жениться. Василиса уже предвкушала тихую жизнь в окружении дюжины внуков, которых она заранее готова была полюбить, когда неожиданное событие вдруг всё изменило.
Ранней весной, когда особо тянет на всякие подвиги, мужики выловили после паводка небольшой свёрток. Когда-то белый дорогой шёлк намок и пропитался грязной водой, но внутри был ещё один слой - тонкая прозрачная ткань видно совсем не пропускала воду, потому что там нашли пару совершенно сухих браслетов тонкого металла, несколько безделушек и чистый лист слегка пожелтевшей бумаги, в который всё это было завёрнуто.
Жена одного из мужиков, нашедших свёрток, попыталась было надеть браслет и страшно удивилась - он никак не хотел налезать на руку. Неведомая сила мягко отталкивала кисть в сторону. То же повторилось и с другим браслетом. Это показалось забавным, и два дня все в округе пытались засунуть в браслет хотя бы палец.
Кто-то ляпнул, что, мол, нужно попробовать засунуть в браслет совсем не тот палец, но желающих проверить эту идею не нашлось. Да и вправду - на руках ведь пальцев цельный десяток, а тот - только один. И без него, понятно, жизнь не жизнь - и жена до смерти заругает, и вообще...
Смеху ради решил было и Егор со своей невестой попробовать забавные игрушки. У девки ничего не вышло, как уж только Егор ни пытался втолкнуть её руку в браслет - и тогда, оценивающе подбросив железку на ладони, он лихо ткнул свою...
Тонкий браслет легко лёг на запястье и странно щёлкнул, мягко охватывая руку.
Смешки сразу поутихли. А когда так же легко, как влитой, лёг на вторую руку и другой - мужики, переглянувшись, притащили всё что было в найденном свёртке. А был там ещё невзрачный камешек на толстой шёлковой нитке и совсем некрасивый перстенёк с таким же булыжничком в простой оправе белого металла - с виду старый и потускневший.
Не говоря ни слова, сразу изменившийся серьёзный Егор засунул всё в карман и пошёл домой.
Василиса, узнав свёрток, лишь всплеснула руками и только и смогла сказать:
- Видать и вправду судьба, - и горько зарыдала.
Егор насколько смог успокоил матушку и, расспросивши её о давнем странном госте, сел за стол и ещё раз внимательно осмотрел всё что было в этой находке, пытаясь найти отгадку. Случайно взяв небольшой клочок пожелтевшей бумаги, в котором всё это было завёрнуто, и разгладив его на колене, он вздрогнул - на только что чистой поверхности вдруг проступили странные тускло-красные значки, которыми этот лист оказался плотно заполнен с обеих сторон.
Это совсем не было похоже ни на один из известных ему языков - а долгими зимними вечерами и матушка, и покойная бабка старательно учили его всему, что знали и умели сами.
Эти же закорючки совсем не походили ни на великолепную чеканную мёртвую латынь, ни на певучий эллинский язык, по начертанию так похожий на родную славянскую вязь, ни даже на забавные значки смуглокожих людей из мёртвой страны Больших Пирамид, которые его бабка от нечего делать расшифровала ещё будучи девкой - готовясь к новым гаданиям по поиску своего суженого.
Егор закурил большую трубку с загнутым мундштуком, вырезанную им когда-то из цельного корня женьшеня, и надолго задумался, глядя на ровные ряды странных закорючек. Василиса давно уже легла спать, а он всё сидел, тупо глядя на незнакомые письмена и подбрасывая в руке тяжёлый перстенёк.
Вдруг, случайно надев его на указательный палец, Егор закашлялся, захлебнувшись табачным дымом - с его глаз словно упала простыня и он сразу догнал первую строку этого письма, и даже понял, на каком языке она была написана...
Уже давно рассвело, из открытой двери тянуло тёплым пряным запахом оттаявшей земли, а Егор всё сидел, глядя на последние строки таинственного ещё недавно письма и тихо повторяя их вслух: "Да пребудет с тобой моя Сила, мой мальчик..."
Ниже другой рукой было дописано: "Мой Повелитель, я сделал всё что мог - Ты получишь и это письмо, и Высшую Силу. Остальное зависит от Тебя. Я сегодня умру - Белоснежка знает, что я здесь. Но я умру спокойно... Прощай и прости, что я больше не смогу защитить Тебя, пока Ты сам не станешь Великим Магом, как и Он. Так сделай же то, чего не успел сделать Он".
Егор встал, отодвинул скамью и с хрустом потянулся, разгоняя вязкую усталость. Письмо было написано рукой великого Мерлина - последнего из Великих Магов, живших в этом мире...
Поздним летним вечером, промелькнув в мгновение на фоне медно-красного заката, сквозь Золотые ворота в город въехал всадник.
Судя по всему, гость явился издалёка и скакал весь день - и человек, и лошадь покрыты были толстым слоем серой дорожной пыли. Ею же, вперемешку с потом, было измазано и лицо незнакомца - широкое, с массивным, словно высеченным подбородком и толстыми властными губами. Но сейчас на нём выделялись только глаза - пронзительно голубые и холодные они сверкали нехорошим блеском, внушая невольный трепет всякому, кто попадал под их тяжёлый прицел. По дорогой кольчуге, инкрустированной чернёным серебром, узнавался воин знатного рода, и потому странно было видеть его одного - без холопов и охраны.
Показав страже у ворот тяжёлый золотой перстень с драконом, поздний гость свернул на Ярославов Вал и, не сбавляя хода, ускакал по направлению к Верхнему Городу - где в лучах угасающего солнца сверкал золочёными куполами княжеский дворец.
Стражники, лениво проводив взглядами чудного незнакомца, дружно поплевали на ладони и ухватились за колёса механизма - после заката ворота опускались до самого утра - и тогда даже сам князь не смог бы покинуть город. Даже если бы ему вздумалось, к примеру, прогуляться по луне до Отрадного, где как раз варили добрый мёд, али искупаться с парой-тройкой юных красавиц в одном из чистейших озёр Оболони, - где вода, словно парное молоко, излечивает все хвори и болячки...
Время от времени князь лечил там триппер. Придворные лекари совсем обнаглели и гонялись за ним с пиявками да ланцетами, да ещё предлагали посыпать хворое место тёртыми лягушачьими лапками...
Но сегодня князь как раз совсем никуда не собирался, а лишь готовился отойти ко сну после обильного ужина. Объевшись фаршированными заячьими почками, он чувствовал себя достаточно нехорошо. К тому же сильно мутило от крепкого бессарабского вина и в голову лезли совершенно глупые мысли.
Третьего дня он подослал к самому наглому из своих лекарей знакомую шлюху, долго и тяжко страдающую целым букетом профзаболеваний, самым невинным из которых был совершенно классический триппер, и дал ей задание соблазнить и попутно заразить самоуверенного нахала. Как раз на этого лекаря по имени Дюдя князь имел большой зуб - в прошлом месяце, когда весь двор страдал поносом, именно он посоветовал ему на ночь ставить клизмы на крапиве, забыв, конечно, добавить слово "сушёной"... После первой же (оказавшейся и последней) принятой клизмы князь долго не мог сидеть, ходить, стоять и лежать, зато понос перерос в стойкий запор, осложнённый постоянным выделением газов.
Окна пришлось держать открытыми круглосуточно, из-за чего половина княжеского двора, - можно сказать лучшие люди, постоянно чихала и кашляла на сквозняках, а вторая половина продолжала упорно срать. Время от времени половины менялись, но княжескому примеру никто последовать не посмел...
И вот знакомая шлюха успешно трахнула этого долбаного гиппократа и теперь князь радостно потирал руки, предвкушая, как тот будет ставить на свой конец пиявки, резать его ланцетом и засыпать всё это тёртыми лягушками.
...Князь Пётр, а для друзей так и вовсе Петруха, был не вредным, но злопамятным, имел круглый живот любителя пива, рыжую бороду уличного хулигана и красные щёки жизнелюба, а в жизни, кроме своих княжеских принципов, твёрдо придерживался ещё одного: "Ни одно доброе дело не должно остаться безнаказанным". И потому жил легко, о тяжёлом не думал, любил брагу, девочек и незамысловатые интриги и был любим большей частью своего народа и даже своего двора. Меньшая часть, наверное, любила его ещё больше - потому как врагов у князя не было. А если кто и появлялся - тот очень скоро уплывал с верёвкой на шее вниз по реке - всё дальше и дальше, к самому синему морю. Куда и доплывали только сапоги - поелику сомы на этой диете росли здоровые и злые как собаки, нападая по весне даже на телят.
Но сейчас князя Петруху волновало сразу несколько глупых мыслей. Самой неотложной была загадка - сможет ли муха взлететь, если ей оторвать все ноги, а вот крылья взять и оставить? Или её придётся подталкивать? Или подбрасывать? Или...
Петруха глухо икнул, чувствуя, что у него от напряжения начинает болеть голова и тупо взмахнул рукой, пытаясь поймать самую нахальную муху, которая долго ползала по его толстому потному носу.
Остальные глупые мысли касались сущих мелочей - как-то, к примеру, где взять денег на ремонт замка (казна была как всегда - хоть хуи гоняй), с кем ехать завтра на охоту (ночь обещалась быть холодной и девок нужно было брать потолще да помясистее) и как, в конце концов быть с оборзевшими в дупель соседями - пойти на них войной или просто нагрянуть в гости...
Прикинув, что во втором случае потери для соседей будут поболе, чем от маленькой войнушки, которую он мог себе позволить, князь довольно крякнул. Пойманная муха зажужжала бессильно в кулаке, но потом всё-таки, вырвалась, выползла сквозь толстые и кривые княжеские пальцы и явно покончила с собой, бросившись сдуру в бокал с вином. Пока Петруха её выловил, она совсем размокла и печально молчала, завернувшись в слипшиеся крылья что в саван.
Князь окончательно расстроился, плюнул на пол и забросил покойницу под кровать. От скуки стало клонить на сон...
И вот уже сладкая дремота мягкими лапами обняла князя, забросив свой пушистый хвост ему на шею, перед глазами стали мелькать обрывки бессвязных и потому вдвойне приятных сновидений - как осторожный стук в дверь заставил его вырваться из этого приятного плена. Пробормотав что-то короткое и нехорошее, Петруха бросил в дверь сапогом. Тяжёлая дубовая дверь со скрипом приоткрылась и в образовавшуюся щель просунул кончик носа его любимый слуга - громадного роста негр, чёрный как собственный зад. Лет двадцать назад князю его то ли кто-то в карты проиграл, то ли проспорил, то ли зачем-то просто подарил - Петруха твёрдо знал лишь одно - сам он такое никогда бы не купил.
Негр давно привык к жизни в этой дикой стране, был меланхоличен и молчалив, но совсем не мрачен. Имени своего он не помнил и охотно отзывался на погонялу "Шахтёр". Князь при этом ещё ласково добавлял: "...мать твою смуглявую". Но тот совсем не обижался. Жестокий недостаток нежных бананов Шахтёр с успехом заменял не менее явным избытком крепких, креплёных и слаборазбавленных напитков, особенно бывало налегая на брагу и её производные, и потому почти всегда был весьма грязноват - только зубы блестели.
А сейчас Шахтёр был и совсем как грязь. Прислонившися боком к дверному косяку, чтобы не упасть, он с трудом икнул и попытался что-то сказать. С третьего раза рот открылся вовремя:
- Тут этот... Прискакал...
- Кто? - лениво протянул князь, любуясь своими на удивление грязными ногами с ногтями, способными проткнуть сапог.
- Н-ну эт-тот... - негр хотел что-то добавить, но толстые губы уехали куда-то в сторону и он совсем умолк, стараясь навести на хозяина свои преданные глаза, вяло сползавшие к носу.
- Выебу я тебя как-нибудь за твои пьянки, - хмуро пообещал Петруха, ковыряясь в носу.
Шахтёр радостно кивнул, но потерял равновесие и чуть не упал.
- Ну давай сюда этого, - с неохотой сказал князь, - кто это не побоялся мою светлость так поздно беспокоить, - добавил он уже решительнее.
И совсем твёрдым голосом подытожил:
- Может, чё случилось...
Не прошло и получаса, как гость был уже у князя. При виде его тот весьма удивился:
- О, а ты тут хули делаешь?..
Беседа затянулась надолго...
С утра засобирались на охоту. Утро каждый день наступало по-разному - как только князь проснётся - так уже и утро пришло. Рано вставать он вовсе не любил, а тут ещё после тяжёлой ночи, когда к каждой реснице привязано по гирьке, в глазах колется пригоршня песка, шея словно прелое бревно - рыхлая и мягкая, а что делается во рту - так даже подумать противно до истерики - и тогда приход утра затягивается до вечера. Петрухе это-то и самому не нравилось - пока проснёшься сам, пока разбудишь кого-нибудь, пока кухня засобирается за дровами - так уже и снова спать пора. Хотел было даже издать указ - что утро, мол, приходит вместе с восходом солнца (князь когда-то очень давно, ещё в детстве, видел это чертовски красивое зрелище, а ещё больше ему рассказывали) - и начинать работу вот нужно вместе с этим самым восходом, особенно кухне, которая скоро совсем перейдёт только на ужины, да и то подогретые с позавчера. Искал даже писаря с чернильницей-невыливайкой и гусиными перьями - чтобы записал и огласил всем-всем, а особенно - кухне...
Но писарь давно спился от безделья - руки дрожали так, что даже закусить не мог самостоятельно; чернила хоть и не вылились из невыливайки - но зато здорово подсохли - короче, остались только перья. Хоть втыкай себе в зад и сам бегай - кричи про свой указ.
Князь тогда плюнул на всю эту бюрократию, скормил самого толстого повара вечно голодным сомикам и потом, конечно же, не удержался - добавил к нему непонятно зачем ещё какого-то лекаришку - ну за просто так, под ногами вертелся. А шеф-повару мимоходом пожаловался, что сомики-то, мол, некормлены давно, и вообще они любят тех, кто спит долго - у них мясо нежнее. Ну а всем давно известно, что самое нежное мясо, конечно же, у шеф-поваров...
Всё это неожиданно и здорово помогло - теперь когда бы князь ни проснулся - на кухне всегда кто-то дремал у дежурной печки, держа руку на сковородке с подогретым завтраком.
Но зато и лекари стали оставлять своего дежурного, к тому же и с мешком лекарств напоготове, чего Петруха, конечно же, совсем не понимал. И теперь едва стоило ему ночью сквозь сон что-то пробормотать, или даже просто громко пёрднуть - как тенью подползал очередной медила, держа в зубах полутора ведерную клизму и прижимая к груди пачку горчичников. Глаза лекаря были мутны от долгого ожидания, но при этом горели самым ядрёным энтузазизьмом, а губы в это время горячечно шептали: "Я вылечу, я вылечу..."
Иногда у князя возникало дикое, на грани чесотки, желание просто выбросить его в окно, чтобы тот действительно полетал хотя бы немного, как и просил. Но Петруха сдерживался, опасаясь увеличения количества дежурных. Хотя и очень при этом нервничал...
Но сегодня утро наступило неожиданно рано - ещё до полудня. Князь снова собирался на охоту. Охоту Петруха очень любил, но ещё больше любил на нее собираться.
Всё это предвкушение праздника, а именно весёлой пьянки где-нибудь на природе, как никогда хорошо развеивало великодержавную скуку. Кто-то очень мудрый давно заметил - мол, в любом путешествии есть две хорошие вещи - это его ожидание и воспоминания о нём. И Петруха поступал не менее мудро - часто собираясь на охоту, он очень редко выезжал, продлевая тем самым самую приятную часть - ожидание События.
Но теперь, в связи с прибытием дорогого гостя, князь действительно решил выехать. И ещё ночью распорядился с утра пораньше подготовить поле брани - ну там выпивка, закуска, разбить лагерь, обеспечить культурную программу, ну и, конечно же, самое главное - собственно предмет охоты.
С этим самым Петруха строго-настрого приказал быть особо внимательным. Поелику в прошлый раз егеря, так и не поймав дикую свинью, привязали к дереву домашнюю. Подлое животное громко верещало весь день и мешало князю собираться. А когда же его светлость, с трудом удерживаясь в седле, подъехал к объекту охоты поближе, - то оказалось, что на вопли этой горки колбас из лесу вышло два старых холостяка с клыками в половину лошадиной ноги.
Они как раз дрались, наверное за право первой ночи, когда этим глупым, грубым животным вдруг вздумалось увидеть в князе соперника. Конечно же, князь был толстый и волосатый, и, хотя передвигался он в основном на двух конечностях, но всё равно на первый взгляд вполне мог сойти за упитанного хряка. Короче, мерзкие скотины на время заключили между собой перемирие, в результате которого Петруха полдня провисел на берёзе, громко сожалея, что не успел добежать до соседнего дуба, где и раскачивает слабее, и вообще можно было хотя бы оседлать ветку, а не висеть на ней как спелый банан.
Тогда всё закончилось достаточно хорошо, во всяком случае для князя. Пока один кабан его сторожил, второй самым грязным образом развлекался со свиньёй. Несколько раз развращённые твари менялись, потом дружно помочились под княжескую берёзу и с очень довольным видом потрусили обратно в лес.
Взбешенный князь лично повесил злосчастных егерей на той самой берёзе - но, конечно, совсем не за руки. И очень не любил вспоминать ту самую охоту.
Зато новые егеря попались весьма пронырливые, из проворовавшихся снабженцев, и хоть теперь-то Петруха мог не волноваться на этот счёт: ребята при надобности мамонта живого достать могли - не то что паршивую дикую свинятину.
Вперёд, на место будущей стоянки, заслали несколько возов с выпивкой и закуской да холопов - чтоб разбили шатры и всё подготовили. Также готов был к выезду и фургон с блядями - как обеспечение культурной программы вечера. В общем, охота ожидалась знатная.
И вот уже слышен лай борзых, которых князь, как обычно, оставил дома - собак он не любил, и держал роскошную псарню лишь в пику соседям, застучали копыта по черепичной мостовой древнего грязного Подола - Петруха выехал-таки на охоту.
Впереди на лихом арабском жеребце подпрыгивал сам князь - весь такой Лихой-Охотник-С-Павлиньим-Пером, а пол-лошади спустя его сопровождали вчерашний Таинственный Гость и Верный Слуга.
Шахтёр, как обычно, был в жопу пьяный и таинственно размахивал руками, изображая, судя по всему, боевой танец своей далёкой родины. В действительности же он лишь пытался удержаться в седле, которое сегодня как назло было особенно узким и скользким.
Но время от времени негр всё же падал с лошади, и тогда все терпеливо ожидали, пока тот займёт своё положенное место. Остальные участники великой охоты следовали за этой троицей.
На особом положении были два лекаря, которые ехали на большой пустой телеге. Их никто не любил, но все боялись - неровен час скормят какую пилюлю - и поминай как звали. У многих придворных ещё не прошёл понос, и слуги везли за ними богато разукрашенные массивные горшки.
Таинственный Гость лишь сверкал глазами и иногда яростно чесался в бороде - нахватал за ночь каких-то насекомых, коих во дворце было лишь чуть меньше чем до хуя. Он только теперь начал понимать, почему князь через день принимает своего цирюльника, который бреет ему не только бороду, но и лобок. Под мышками и на груди Петруха принципиально не брился, а заливал туда едкие по аромату и стоимости французские духи, от коих даже мухи дохли. В прошлом годе он разогнал ими в спальне всех тараканов, которые не возвращались до сих пор. Кабы они были дешевле (духи, а не тараканы), то князь повелел бы опрыскать весь дворец.
А так по ночам отвратительные твари безнаказанно топтали гулкие тёмные коридоры, пугая женщин и сбивая с толку остальных.
Кроме тараканов водились и другие животные, но пока они особо не надоедали, на них мало кто обращал внимание. Разве что вот клопы в диване... Пробовали уже этот диван и выбросить - да они его обратно заносят. Князь тогда плюнул и решил просто туда не садиться, приберегая это место для особо желанных гостей, чтоб не задерживались.
Чаще всего ими случались послы из соседних княжеств, наезжавшие время от времени в поисках консенсуса, то есть чтобы пожрать. Редко кто досиживал до десерта. Но Петруха не переживал - на то они и послы, чтобы их посылать. А сам предпочитал личные визиты.
Дабы не ударить лицом в грязь, князья кормили друг друга самым лучшим, зачастую отрывая самые вкусные куски у своих жён или даже собак. И совсем не потому, что к жёнам относились плохо, а скорее просто к собакам хорошо, и потому жёны голодали чаще. Петруха же с трудом терпел и тех, и других. Таким образом и жёны, и борзые были у него стройные и поджарые, с той только разницей что жён он видел несколько чаще, хотя собаки больше лаяли, что уравновешивало удовольствие и от тех, и от других.
Из этого совсем не следует, что князь не любил женщин. Наоборот, пожив с Петрухой недельку-другую, можно было предположить, что они составляют весь смысл его грешной жизни, что-то вроде единственной отрады, света в конце туннеля и т.д. Хотя это было бы не совсем так, ибо существовало ещё много-много отрад, туннелей и т.п. со светом на конце, где князь находил много радостей для себя и забот для других.
Просто существовала большая разница между, скажем, женщиной, и, к примеру, женой. Женщины приходят и уходят, а вот жёны зачастую задерживаются. К тому же (и это главное!), княжеской женщиной можно было стать лишь по его высочайшему желанию (то есть если встанет), а вот женой - в основном по соображениям политики.
Это значило, что если вскоре после отъезда Петрухи из гостей родная дочь соседского князя начинала стремительно поправляться - то она очень скоро становилась его женой. А то могла быть и война.
Княжеские жёны совместно с просто женщинами исправно рожали ему мальчиков - таких же краснорожих и картофеленосых, из которых при малой толике желания можно было бы сформировать цельный полк сорвиголов, пьяниц и развратников, или же, как говорили современники, жизнелюбов. А ещё была одна странность: у князя не родилось ни одной дочери. Чему он был несказанно рад и часто любил повторять при случае: "Да чтобы мою кровинушку какой-то говнюк всю жизнь ебал!.." И грязно ругался при этом.
Хотя ко всем остальным своим кровинушкам он относился достаточно прохладно, обожая, как обычно, сам процесс, а не его результаты.
Но сейчас Петруха был весь внимание, пытаясь унять дикую икотку, напавшую совершенно подло и исподтишка. При каждом ике крупное княжеское тело сильно содрогалось, а потускневший, давно не чищеный шлем сползал на княжеский же нос.
Левым ухом он внимал негромкому рассказу таинственного гостя, справа слушал бесконечный анекдот, что ему пытался сообщить Шахтёр, а оба глаза его были прикованы к полуголым мясистым девахам, которые, тряся задницами, под звуки бубна изображали что-то вроде танца живота, хотя по сути своей это был скорее танец срак. Выпито князем было достаточно для того, чтобы всё это получалось неплохо, во всяком случае так ему казалось.
- Под прошлую субботу богатырь у нас объявился, - слышал Петруха слева. - Весь такой здоровый, морда красная, из дальних краёв, грит, ездяет. Имени своего не произносит, обмолвился токо, шо на западе, откель он путь держит, его прозвали Йоптымат. В ночь к его приезду на стайне лошадёнок родился о двух головах...
- Хуй-йовая примета, - между двумя иками высказал князь, пиная пяткой Шахтёра, чтобы умолк.
- От и я то ж самое подумал, - плямкнув толстыми губами, продолжал собеседник. - Говорю Ивану - ты, мол, его на кол посади на всякий случай. Ежли безобидный человечек - то бог простит, а ежели вредная тварь какая - то всё ж грехи кой-какие с нас-то спишутся...
- Ну-ну, - заинтересовался Петруха, - на кол это здорово... Я вот, помню, бывало...
Очередной ик прервал его воспоминания.
- Что ну-ну, - вяло процедил гость, - ты ж знаешь этого Ивана. Ну чисто Ванька-дурак... Упёрся - не, мол, не буду грех на душу за невинного брать. Вот, мол, если бы у него копыта были али хвост торчал - тады другое дело.
- Да на дыбу его, - заёрзал князь, - да расспросить хорошенько. Глядишь - к утру во всём признается - и где хвоста дел, и копыта где припрятал...
- Да я и сам так хотел, - стукнул тяжёлым кулаком об колено гость, - послал за ним сотню отборную, чтоб наверняка, чтоб ещё жив был когда привезут, - а тот взял да и пропал. Дверь заперта изнутри в гостевой избе, в бойницу и воришка не протиснется щуплый, а богатыря этого нет как нет... Бабы говорят, - понизил голос гость, - что в трубу он ушёл, и что не богатырь то был вовсе, а колдун!..
- Да ты шо!!! - дёрнул себя за бороду Петруха, - Шо ж ты токо счас про это рассказал?! Вчерась-то всё про баб да про кобыл мне вешал...
- Я?! - возмутился гость. - Сам же ни про что другое слушать не захотел, говорил, мол херня всё в сравнении с быстрой ездой да молодой пиздой.
- Ну да, - согласился князь, - а ты тогда про молодого отрока рассказал. Который у тебя заместо девок был в прислугах. Чтоб не срал - так ты его и кормить перестал. А он взял да и помер... Га! И всё равно усрался перед смертью...
- Ладно-ладно, - промычал гость, - ты вот о чём подумай, Петруха... Колдун - он ведь быстрее меня здесь мог быть, хоть и без лошади... Колдунам, знаешь, кони до пизды.
- А шо ему тут надо?.. - сверкнул красным глазом князь.
- Шо-шо... - просипел гость, кося вокруг настороженным взглядом. - Хер их, колдунов, поймёт, шо им надо...
Хмель медленно исчезал и всё вокруг было подозрительным. Потные танцовщицы бросали мрачные тени, которые тоже прыгали вместе с ними и потому казались подозрительнее всего.
- Всем спать!.. - проревел князь, пугая ночную фауну, ещё недопуганную танцами. - Эй, самые толстые, кто там?.. Машка, Лариска да Лизявета - ко мне!.. Да шоб проперделись хорошо перед сном. А то зацементировать велю - пиздой срать будете... Шахтёр, у входа ляжешь!..
Негр согласно мекнул и упал перед княжеским шатром.
- Да не счас, пизда очкатая, - пнул его Петруха, - тебя и так в темноте не видно, будешь ещё под ногами валяться... После меня, после меня...
И полез в шатёр, с трудом нащупывая дорогу. Видеть ему мешала не только поздняя ночь, но и шлем, который сполз на глаза и совсем перекрыл княжеский обзор.
Гость тоже проследовал за Петрухой, причём двигался он неожиданно легко и совсем бесшумно, ничем не напоминая того плотного упившегося мужика, который только что трясся у костра.
Но во всеобщей пьяной суматохе это заметила только круглая как лицо китайца луна, выглянувшая в эту минуту из-за грязно-серой мохнатой тучи. Луна казалась большой и глупой...
Да, она была большой и глупой. И чем дольше Глашка смотрела на эту луну, тем тупее и противнее казалась её круглая невозмутимо-спокойная рожа. Сегодня такая же, как и прошлый месяц, как и прошлым летом, как и в прошлой жизни. В той, когда они ещё были вдвоём, когда ещё был жив её соколик, её Егорша. Те годы, что они прожили вместе, Глашка могла вспоминать бесконечно. Ей казалось, что она помнит каждый день, каждую минуту их жизни вдвоём, вспоминая губами и всем своим молодым телом каждый миг, который отпустила им судьба.
Десять лет, прошедшие с того чёрного дня, вспоминались же как одна бесконечная ночь - не было ни солнца, ни звёзд, ни снега, ни дождя... Лишь эта круглая тупая рожа луны - такая же, как и тогда...
Перед т е м днём Егор очень изменился - как будто чувствовал что-то. Всего лишь за несколько дней он сильно осунулся, даже как-то пожелтел, стал задумчив и медлителен. Глашка с матерью его, Василисой, переживали очень - издалека было видно, что парня чегой-то грызёт.
"Егор, ты чё, больной?" - напрямую, но деликатно спросила мать. - "Может тебе трав каких заварить? И спишь ты плохо. И Глашка - вон - который день неёбаная ходит, мучится... Чё с тобой-то?.."
Егор в тот раз отшутился, сказал, что вот он, мол, просто думает, чё на следующий год засевать больше - рожь или гречиху. Или вообще только ячмень. Василиса вообще так странно на него посмотрела и ушла к себе. Вскоре стало ясно, что она взялась за гадание - резкий аммиачный запах тлеющего ведьминого корня не заметить было очень сложно.
Егор с Глашкой быстро повеялись на свежий воздух - там не так слезились глаза. На все Глашкины вопросы Егор угрюмо молчал, и только иногда тяжело вздыхал и с жалостью глядел на девушку.
- Ты чё, может подцепил чего у девок? - предположила, наконец, Глашка самое страшное. - На винт намотал или просто, с мандавошками познакомился? Так травами их, травами...
Егор опять грустно посмотрел на Глашу и тихо проронил:
- Да нет, душа моя, просто знаю - разлука нас ждёт...
- Ты полюбил другую?!. - похолодела девушка. - И давно ты её любишь?!! А кто ж это?.. А, знаю, знаю - наверное Приська, что за болотом живёт... Ты её на Купала по кустам валял - мало показалось?!. Теперь и мне жизнь искалечить хочешь...
Глаша горько зарыдала, безутешно содрогаясь всем своим худеньким телом и некрасиво встряхивая грудью. Слёзы стекали по локтям и падали прямо в густую жирную пыль под ногами.
Егор нежно взял её лицо в свои широкие ладони:
- Радость моя... Я только тебя любил и люблю. А Приська - это так, только разик, да и то на Купала. Сама же знаешь - на Купала еби кого попало...
- Ага, кого попало, - ныла Глашка, - ты думаешь я не знаю, чего ты Приську выбрал?.. У неё грудь больше моей и глаз левый косит, вот... Всем парням это нравится.
- Да шо тебе та Приська? - разозлился Егор. - У неё, если хочешь знать, пизда как халява и подмахивать она толком не умеет... И кончила только разик, и то тихо. Не то что ты...
- Да? - с надеждой спросила Глашка, сглатывая остатки слёз.
- Да, родная, - тихо прошептал Егор, крепко прижимая дрожащую девушку к себе. Его руки привычно скользнули ей под юбку и сжали бархатную прохладную упругость её молодого зада.
Глашка задрожала ещё сильнее, но уже по-другому и впилась в губы Егора своими солёными от слёз цепкими губками.
- На хуй ту Приську? - полувопросительно прошептала она.
- На хуй! - твёрдо сказал Егор. Его рука уже крепко ухватила восхитительно податливую Глашкину грудь и сейчас как раз скользила по быстро твердеющему острому соску. В штанах он чувствовал нарастающую потребность быть немедленно понятым...
А часа через два Егор пошёл искупаться и пропал... Глашка, отдышавшись, долго ждала его, лёжа на небольшом пятачке хорошо утрамбованной травы и глядя на подмигивающие ей звёзды. Вскоре над лесом поднялась мутно-жёлтая, с кровавым оттенком, мордатая луна. Ни поиски, ни крики ничего не дали. Егора не было нигде. В одночасье постаревшая Василиса лишь прошептала:
- Моё колдовство здесь бессильно... Кто-то гораздо более могучий закрыл для меня его судьбу. Знаю одно - я Егора больше не увижу...
Поиски днём тоже ничего не дали. Соседи решили, что Егор утонул, хотя тела не нашли. Озеро было небольшое, но глубокое и хорошо умело хранить свои тайны.
Только Глашка с Василисой всё не верили этому и долго пытались жить так, как и раньше, надеясь на чудо. Но чуда всё не было, а были боль, тоска и медленно угасающая надежда. Длинными зимними вечерами они сидели молча, тупо глядя на пляшущий в печи огонь и мысли их были серыми и бесконечными, как свившийся кольцом удав в сезон дождей.
Василиса, потеряв остаток интереса к жизни, забросила и колдовство, и вскоре тропинка к их хутору совсем заросла, замусорилась и исчезла. Поначалу к Глашке наведывались знакомые парни - звали кто замуж, а кто просто так. Молодая девушка несколько раз ходила на весёлые гулянки, но вскоре обнаружила, что потеряла к этому всякий интерес. И даже на сеновале или в кустах прежде заводившаяся с пол-оборота Глашка лишь привычно раздвигала ноги и устало думала, что всё это не то, совсем не то...
Потом она начала отказываться и от этих редких походов, и стали они с Василисой жить словно на острове.
Кормил их лес. Сеяли немного ржи и овса для лошади. Худо-бедно держали пчёл. Под самим озером почему-то всё время сама росла гречиха, которую уже давно никто не сеял. Несколько раз в год приходили коробейники - всякие железки и ткани меняли на воск и мёд. Так они и жили.
А в прошлом году ранней весной как-то тихо и незаметно померла Василиса. Просто не проснулась утром и только лёгкая улыбка на губах свидетельствовала о том, что в последние минуты она наконец-то была счастлива. Глашка схоронила её над самим озером, как та и просила. "Чтобы быть поближе к Егорше..." И осталась доживать одна, про себя решив, что если станет уж совсем невмоготу - озеро всегда рядом. Да и надо ли ждать?..
Так бы и жила Глашка одна в лесной глуши - долго ли, коротко - неведомо. Да вот совсем недавно, в аккурат под Купала, было ей видение. Будто бы из чёрного-чёрного дома выходит её Егор, смотрит, улыбаясь, на Глашку, и говорит:
- Ну вот я снова здесь... Подожди меня ещё немного - и мы опять будем месте. Теперь уже навсегда...
И с этими словами исчезает в переливах вспыхнувшей радуги. А в воздухе сильно пахнет грозой...
Глашке, конечно, и раньше он снился, но никогда сон не был таким ясным и чётким. К тому снился Егор всегда молодым - таким, как она его запомнила, а сейчас это был уже взрослый человек, сильно похудевший - только скулы торчат, как у матери, зато раздавшийся в плечах, а уж глаза, глаза... В глазах Егора Глашка заметила что-то совсем новое, незнакомое, настораживающее и пугающее одновременно - зрачки были огромными, взгляд цепким и властным, тонкие губы плотно сжаты. И только улыбка напомнила Глашке прежнего, молодого Егора - лицо сразу изменилось, будто свет вспыхнул, взгляд стал мягче и добрее, и Глашка тут же проснулась, как от толчка.
Была глухая ночь, в избе темно хоть глаза закрывай, но в воздухе стоял резкий запах недавней грозы. И это-то при чистом небе!.. Напуганная Глашка зажгла свечу. Темнота отступила и притаилась по углам стайками чёрных откормленных котов. Сотворив надёжное заклятие от нечистой силы, Глашка надолго погрузилась в глубокое раздумье.
А в это самое время над землёй плыла ночь. И не было уже ни красок, ни цветов, ни запахов, ни звуков - травы и кусты беззвучно скользили на волнах победившей тишины, ныряя в тёмные водовороты бесконечности и поднимаясь вместе с тёплым воздухом от нагретой за день земли всё выше и выше - туда, где призрачными искорками сверкали булавочные головки иных миров. Только деревья оставались последними островками здравомыслия в этом бесконечном потоке времени, лишь покачивая верхушками в ответ на безмолвный призыв ночи к вечному движению, имя которому, конечно же, Жизнь.
Далеко-далёко от этой дышащей живым теплом земли, за мрачными древними лесами, за окаменевшими в мёртвой неподвижности бесконечными пустынями, за широкими и бездонными реками и морями, наполненными ленивой тяжёлой чёрной водой, в которой меркнет и теряется даже свет луны, подпирают ночное небо острые шпили ледяных гор Крыши мира. Здешняя ночь не сменится через несколько часов нежным, как перламутровая раковина, рассветом. Долгие месяцы лишь звёзды да иногда луна бросают слабый свет на окаменевшие некогда следы битвы между огнём и холодом. Холод явно тогда победил.
И если бы какая глупая птица вздумала забраться вглубь этой поднебесной страны - то на вторую неделю полёта (если бы, конечно, не издохла), среди мешанины гор, горок, ущелий и поставленных боком каменных плит, обязательно увидела бы отполированное до зеркального блеска громадное ледяное плато - островок абсолютного порядка в этом мире бесконечного хаоса.
Его поверхность отражала звёздное небо с такой достоверностью, что могло показаться, будто бы ты стоишь в центре Вселенной, в месте, где не существует ничего, кроме тебя и звёзд. "Прекрасное место для психушки" - могла бы подумать эта глупая птица, совершившая сколь далёкое, столь и бесполезное путешествие. И была бы в корне не права...
Потому что в самом центре этого застывшего озера был расположен замок Белоснежки.
В одном из бесконечных залов бесконечного Ледяного дворца раздавались короткие щелчки бильярдных шаров. Щелчки перемежались восклицаниями, говорящими об удачных ударах и наоборот. Игрок был один и играл он, по всей видимости, сам с собой.
Вернее, это была она. Длинные чёрные прямые волосы сияющим водопадом струились вдоль гибкого и стройного, даже слегка худощавого тела, частично скрывая вполне развитые бёдра. Приличных размеров грудь на удивление бодро торчала в положенном месте, крупными сосками оттопыривая длинное парчовое платье произвольного покроя, ниспадающее с покатых плеч переливающимися складками. Правильный овал лица и твёрдый подбородок говорили о жёстком и даже властном характере, а небольшой прямой рот с очень тонкими, почти незаметными губами - о большой целеустремлённости и силе воли.
Портил всё только нос. Длинный, прямой, с тонкими трепещущими ноздрями, он мог бы называться римским, - но назло всему его острый кончик препохабно изгибался вверх, напоминая персидскую туфлю. О чём говорила сия черта внешности - догадаться сложно, тем более что этот кончик носа время от времени шевелился, реагируя, наверное, на перемены в настроении хозяйки.
В целом любительнице одинокой игры в бильярд можно было дать лет эдак двадцать пять-двадцать семь, даже если не смотреть на изумительно гладкую, без единой морщинки, кожу и подозрительно упругую отличной формы грудь - но вот глаза... Громадные и раскосые, они были черны как самая глухая ночь и так же бесконечны. Где-то в глубине время от времени проскакивали зелёные искры, но самым примечательным было их выражение. Цепкие как отрыжка, они всё видели и ни о чём не говорили. Долго смотреть в них не хотелось, а быстро отвести взгляд - не получалось. Такие глаза должен был бы иметь сфинкс, тысячелетиями смотревший на песчинки у своих ног.
Кий плавно скользнул по длинным сильным пальцам и раздался очередной звонкий щелчок. Но изумительно задуманная комбинация, в результате которой в лузах должны были очутиться сразу три шара, нелепо сорвалась. Удар получился слишком низким и всё глупо смешалось.
- Блядь!.. - воскликнула эта удивительная женщина.
Сейчас же, с лёгким хлопком возникнув в воздухе, перед ней в почтительнейшем поклоне оказалась юная девушка, почти девочка, одетая, если можно так сказать, в совершенно прозрачную накидку неопределённого покроя. Ещё она была примечательна громадными густо-синими глазами на пол-лица да, пожалуй, тем, что ноги её в сверкающих туфельках не касались пола, находясь где-то на ладонь над ним.
- Я здесь, ваша сияющая светлость, - колокольчиком прощебетала эта бесстыдница.
- Это я не тебе, - низким грудным голосом ворчливо произнесла хозяйка бильярда. - И сколько раз говорить - веди себя прилично!.. Не виси в моём присутствии!..
Кончик носа её возмущённо дёрнулся. Девушка, клацнув каблучками, приземлилась и тут же приняла ещё более покорную позу:
- Простите великодушно, ваша сияющая светлость... Прикажете опять исчезнуть или сначала наказаться?..
- Захочу - накажешься, - буркнула собеседница, старательно натирая кий кусочком мела и думая о чём-то своём.
- Ладно, - решила наконец она, - на этот раз прощаю... Можешь исчезнуть.
Девушка рассыпалась в поклонах, грациозно подметая краем накидки зеркальный пол. В нём было видно, что и снизу она выглядит не хуже, чем анфас и боком. Во время очередного поклона что-то блеснуло, дунуло ветром - и эта замечательная со всех сторон девушка с неприличным именем исчезла.
А женщина с бильярдным кием, внезапно что-то вспомнив, встряхнула волосами:
- Эй, Блядь!..
В зале было тихо и скучно. Девушка в ответ не появилась.
- Блядь, туды твою мать!.. - уже громче воскликнула хозяйка и матерно выругалась, топнув каблучком.
По залу дунуло, свистнуло - и перед ней оказалось сразу несколько женщин и два бритых наголо мужика, одетые в ту же одежду, что и девушка по имени Блядь. Половые члены мужиков были спрятаны в блестящие золотые трубки, двумя цепочками кокетливо пристёгнутыми к поясу. Яички их также были гладко выбриты, но привольно болтались на свободе, принимая на себя золотых зайчиков и потому выглядя очень импозантно.
- Мы здесь, ваша эс-эс, - прошелестело по залу.
- Хорошо!.. - отчеканила хозяйка, поводя чёрным глазом вдоль коленопреклонённого ряда. - Как живёте, суки?
- Отлично! - хором ответили ей.
- Ну и пшли на хуй!.. - ловко завершила разговор начальница. Настроение её немного улучшилось, но неприятный осадок всё равно остался, даже когда подданные исчезли с приятным прохладным ветерком.
Белоснежка нахмурила брови и твёрдо сказала в пустоту:
- Сникерса ко мне!..
...Эдик Сникерс вот уже семьсот лет был придворным магом, колдуном и звездочётом у Белоснежки. Почему его так звали и где он был до того - никто не знал, а те кто знал - уже не расскажут. Колдун очень ревностно относился к тайне своего прошлого.
Злые языки поговаривали, что он родился на свет ещё до Великого Потопа от случки гиены с носорогом в ночь полнолуния. От матери ему достались хитрость и изворотливость, а от отца - настойчивость в достижении цели и небольшой костяной рог посреди лба. В остальном он был достаточно похож на человека, во всяком случае внешне.
Те же языки утверждали, что спасся Эдик во время Потопа только за счёт того, что на девять десятых состоит из изумительного, чистейшего, рафинированного говна, которое, как известно, значительно легче воды и потому непотопляемо.
Сам Сникерс относился к этим сплетням снисходительно, твёрдо зная, что если он на девять десятых и говно - то остальное занимают мозги, а это значительно больше, чем у других. А родители... Что ж - многие не могут похвастаться и такими...
Кроме, конечно, самой Белоснежки, которой его происхождение было откровенно ну если не по..., так до... точно. Где он был между Потопом и поступлением на службу к ней - не знал никто. Колдун утверждал, что он путешествовал и учился, учился и путешествовал. И так почти двадцать две тысячи лет... Ужас! Но выглядел он неплохо, несмотря на свой достаточно преклонный возраст и вышеупомянутый рог на лбу.
Эдик Сникерс носил длинную мантию, расшитую всякими жуками, скорпионами и разноцветными звёздами, на голове имел, естественно, остроконечный колпак с той же ерундой, а опирался на посох, испускающий кроме запаха гнилой древесины ещё и голубоватое нехорошее сияние.
Сам колдун, кроме сияния посоха, испускал ещё и целый букет различных ароматов. Сникерс обожал чеснок, репчатый лук - как сырой, так и вареный, не отказывался от дорогих сортов твёрдого сыра и иногда воблы под пиво.
При этом он никогда не мылся (кажется, с того самого Потопа) и презирал женщин. Белоснежку где-то в глубине души он тоже немного презирал - ведь, несмотря на все свои достоинства, она всё-таки была женщиной. Откуда и когда это началось - колдун не помнил, вот просто не нравились ему они - и всё. И при этом часто повторял свою любимую мысль: "Пока есть на свете бабы - есть и пизды, а пока будут пизды - порядка на свете не будет". И очень ею гордился, этой мыслью.
Правда, мужчин он презирал тоже, так что все его чувства находились в приятном равновесии. С одной стороны - нелюбовь к женщинам и мужчинам, с другой - горячая любовь, уважение и самое трепетное отношение к самому себе. Окружающие, судя по всему, отвечали ему тем же. Но ещё и боялись. Всё-таки за двадцать две тыщи лет чему-то и научиться можно.
Внешне Сникерс был длинным, узкоплечим, имел костлявые цепкие пальцы и круглую лысину иезуита на макушке. Высокий морщинистый лоб венчал небольшой желтоватый рог, гордо торчащий вперёд.
Будь это пенис - многие гордились бы такой толщиной и стойкостью, если бы носили его в нужном месте. Но на лбу это украшение смотрелось не так красиво. Иногда Сникерс пудрил его, но чаще просто натирал до блеска специальной замшевой тряпочкой, относясь к рогу как к нормальной части тела.
Кроме рога с первого взгляда заметны были густые кустистые брови мерзкого рыжеватого оттенка и большая, лошадиных размеров челюсть, оттягивающая голову колдуна вперёд и вниз. Собственно глаз видно не было - маленькие и острые они шляпными гвоздиками сверкали из-под бровей. Хотя нужно отметить, что мало кто чувствовал себя обделённым, если долго не видел этих глаз. Скорее наоборот.
Скрипнув плохо сгибающимися коленями, колдун откинулся на спинку кресла, стоящего прямо перед троном Белоснежки.
- Я уже здесь, моя светлейшая, - тихо произнёс он.
Белоснежка повела носом в его сторону:
- Опять чеснок с луком смешал, хрен моржовый?.. Хоть бы зубы чистил чем-нибудь...
Сникерс пожал плечами, стукнул об пол посохом - и все запахи забил тяжёлый дух дешёвого одеколона.
- Лучше? - с надеждой в голосе спросил он.
- А-а, - передёрнуло Белоснежку, - как сыр жрать так самый дорогой, а как на меня бздеть - так "Шипром".
- Это не "Шипр", - с обидой заметил колдун, - это тройной, и причём из старых запасов, ещё допотопный... Сейчас такого не делают!
- Вот и ел бы допотопный сыр, - отрезала Белоснежка, - ты знаешь, в сколько мне обходится твоя сыромания? Лучше бы ты нашу колбасу ел...
Теперь передёрнуло Сникерса. Но он мудро решил промолчать: местная колбасная фабричка была особой гордостью Белоснежки и функционировала под её личным патронажем. Сама она была убеждённой вегетарианкой и очень любила, чтобы колбасы были ярких, радостных расцветок, оценивая качество продукта, естественно же, по его виду.
Последняя разработка называлась очень красиво: "Салями фирменная норд норд-вест" и представляла собой бублики небесно-голубого цвета с сиреневыми продольными полосками, украшенные розой ветров и скрещёнными сосульками. Продукт пользовался небольшим, но устойчивым спросом, так как кроме эстетической имел ещё и явную бытовую ценность - от его запаха дохли тараканы, топились клопы и сильно тошнило крыс. Также очень хорошо зарекомендовал себя этот сорт как заменитель грибочков для любимых тёщ, сварливых жён и порядком надоевших мужей.
Но все придворные, опережая друг дружку, громко нахваливали райский вкус и экзотический аромат, демонстративно откусывая по кусочку новой колбасы на устроенной по этому поводу презентации. После этого многих покинули глисты, а некоторые достойные граждане просто тихо скончались. Официальный диагноз был - "от счастья".
Сникерс не хотел такого счастья, поэтому промолчал.
- Я тебя вот чего звала, - сказала Белоснежка, задумчиво выпячивая челюсть. - Спроси-ка у своих демонов, не пора ли мне уже действовать?.. Боюсь, как бы поздно не было...
- У меня не просто демоны, - веско произнёс колдун, - я работаю с информационными полями, и...
- Да заебись ты своими полями, - перебила его королева, раздражённо взмахнув бильярдным кием, - мне нужно...
В эту секунду перед ней в поклоне возник маленький лысый мужичок с большой золотой трубкой, пристёгнутой к поясу аж тремя цепочками.
- А-а... Ты кто?.. - сбилась с мысли Белоснежка.
- Заебись, ваша Сияющая Светлость, - ещё глубже присел мужичок, - парикмахер я, но могу и в рот взять...
- Уйобуй, уйобуй, - махнула на него она, - развелось вас тут... А это всё ты, колдуняра...
- А шо я, шо я, - пробормотал Сникерс, - я ж токо предложил... Шо ж оно - плохо, чи шо ли?..
Действительно, идея была его. Лет триста тому предложил колдун всех слуг, холуёв да горничных матерными именами поназывать, заместо старых ихних. Выгода - очевидная... Вот сломался, к примеру, у Белоснежки каблук на туфле. Прежде она как: зовёт горничную свою - эй там, Матрёна, манда очкастая, пиздуй сюды да сапожника позови, ржавый якорь ему в сраку, где он там свои яйца греет...
Выходило долго, неудобно и нервно. По новому стало проще, быстрее и благозвучнее. Стоило только сказать: "От, блядь, каблук пиздык..." - и оба уже тут - и Блядь-горничная, и Пиздык-сапожник.
Однако, нововведение имело и свои плохие стороны. Во-первых, стоило Белоснежке слегка отвести душу крепким словцом - как сейчас же перед ней являлась пара-тройка слуг в ожидании приказов. В иные дни такая перед троном толпа собиралась - не то что яблоку - снежинке упасть негде. Ну а во-вторых, трудно было удержать в памяти все эти "кто есть ху", и иногда королеве приходилось подолгу сидеть и ругаться наугад - вдруг да попадёт на нужного человечка.
А на крайний случай была ещё одна старая калоша под именем Ебическая Сила - сплетница, эротоманка и алкоголичка, имеющая на удивление ясную и твёрдую для своих морщин память. Старая перечница всегда могла подсказать королеве, что писаря зовут Пиздоплюй, а чтеца - Мудозвон, что старый трубочист Говноед заблукал спьяну в канализации в прошлом году и издох там, а нового не назвали ещё никак - поэтому он появляется на всякий случай на свист, кашель или когда пёрднут.
Старуха всегда знала - кто, кому, куда и сколько, а иногда даже могла ответить на вопрос "зачем?" Хотя весил этот ходячий справочник не больше хорошей курицы - но пить старая вобла могла как птица - от темна до темна, причём же ещё и значительно больше своего веса. Поэтому Белоснежка пользовалась этим бесценным кадром очень редко и в полную силу.
Обычно составлялся список наболевших вопросов и назревших ответов, заготавливался ящик-другой виски там или рому - и тогда королева гордо вызывала эту старую вешалку с проспиртованной щёточкой усов под крючковатым носом. Виски обычно шёл без содовой, а ром - даже без стакана. К концу третьего десятка вопросов старуха обычно сбивалась с назначенной темы и седлала любимого конька. Конёк был весьма похабным.
За последний месяц Белоснежка очень много узнала об анальном сексе в женских монастырях и проблемах потенции аборигенов северо-запада Новой Гвинеи, о традиционных способах применения "шпанской мушки" в домах престарелых и о правилах гигиены для девиц, длительное время носящих пояс верности - в общем, спичи на эту тему были живыми, остроумными, с яркими, неожиданными примерами и вескими доказательствами.
В это время главным было - не допустить старуху к спиртному до тех самых пор, пока она опять не возвратится к нужному вопросу. Иногда это удавалось.
На этих спектаклях почти всегда присутствовал и колдун. Старуха спьяну ругала его матом, называла кастратом-переростком и доморощенным мудилой, но сделать ей несчастный случай Сникерс никак не решался. Как ни крути - а звёзды говорили, что Белоснежка тогда второй несчастный случай устроит ему. Для этой цели в подвале стояла небольшая такая гильотинка с изощрённо тупым и лёгким ножом. Экспериментальный индюк на ней терял сознание только с третьего раза...
Сникерс потёр в задумчивости свою тощую шею.
- Ну!.. - оторвал его от мыслей голос Белоснежки. - Так что нам скажет наука?..
Колдун прошептал себе в рукав какую-то белиберду и подбросил на ладони шесть игральных костей. Выпало пять единиц. Шестой кубик стал боком и упорно не хотел никуда падать.
- А-а, так это мы сейчас, - с готовностью подхватила королева. - Тебе кровь девственниц, новорожденных, шлюх или политиков?
- Твою, твою, - блымнул на нее глазом колдун. - Гадать на кого будем - на шлюх-политиков или на тебя?
Белоснежка уже не так бойко, но достаточно быстро закатала рукав:
- Во, давай... Вот эту вену здорово видно.
- Да не эту, - сплюнул Сникерс, - тут другую, другую надо...
- А какую? - удивилась королева. - А, ту самую... Так у меня уже с неделю, как всё закончилось... Чего ж теперь - целый месяц ждать?
- Ме-есяц, - протянул колдун. - Хорошего предсказания другие вон по сто лет ждут...
ґ Что-о?!. - взревела Белоснежка, ломая об колено бильярдный кий. - А ну-ка беги по своим этим, как их... Полям... И если через четверть часа ты мне ничего не предскажешь - я вобью эти половинки тебе в глотку и обязательно, ты слышишь - обязательно достану их из твоей жопы. Вот такой будет фокус. Уж я посмеюсь тогда, ха-ха...
Она помахала половинками весьма толстого, как успел заметить Сникерс, кия.
Колдун с поклоном исчез. А на его месте в то же мгновение появилась молодая плотная девушка в белом прозрачном халатике.
- Ты кто? - набросилась на неё разгорячённая королева.
- Я Жопа, ваша светлость, - в поклоне представилась девушка.
- Вижу, что жопа... Делаешь чего?
- Сестра я, милосердия... Уколы делаю, клизмы ставлю и вынимаю, за немощными ухаживаю, тяжелораненых добиваю... - затарахтела та.
- Уколы?.. А, уколы - это хорошо, - смягчилась Белоснежка. - А ну-ка, подруга, вкати-ка мне кубов пять морфинчика для разогрева... Машина с собой?
- Слушаюсь и повинуюсь, - пискнула молоденькая Жопа, раскрасневшись от высокого доверия и доставая шприц.
Белоснежка (напевает, закатывая рукав):
- Я уколов не боюсь, если надо - уколюсь... Ай, осторожней жгут затягивай, чучундра малая...
Рядом с поклоном появляется маленькая девочка.
- Что, и такое имя есть? - удивилась королева. - Уйди, уйди, дура - кайф сломаешь - убью...
Она протяжно простонала. От головы по всему телу прошла тёплая волна, чувства обострились, краски стали ярче, а звуки - полноценнее. Плохие мысли ушли далеко-далеко и вместо них всё тело заполнила всепоглощающая радость.
Весь мир сузился до размеров её тела, а тело начало расти, пока не достигло масштаба Вселенной. Глаза уже смотрели внутрь себя, уши слышали гул взрывающихся галактик, пальцы ощупывали космос. Она - в центре мира, и весь мир - это она...
Да, Белоснежка, - королева Ледяного дворца, сияющая светлость Эссенции Зла, наследная принцесса Ледяного Мира и повелительница Вечности - была банальной наркоманкой.
Села на иглу она недавно - во время последнего ледникового периода. До этого королева испытала множество вещей, помогающих расцветить жизнь радугой и быстрее скоротать время. Дикие попойки переходили в оргии, охота на опасных как сама смерть ледяных тигров - в войну с кем-нибудь посильнее, занятия искусством - в детальнейшие научные исследования, дальние путешествия - в бесконечные философские диспуты о смысле жизни.
Но как же трудно быть богом, каждое прикосновение которого к чему-либо всё превращает в золото!..
Когда для Белоснежки не осталось боле тайн ни в небе, ни на земле, ни под водой, она вдруг поняла, что самая большая тайна - это она сама. Она и другие мелкие существа, внешне так похожие на неё.
Сколько их пришлось замучить, препарировать, исследовать in vivo и in vitro, чтобы попытаться понять - что же такое люди, а через них - что же представляет собой Она.
Вскрыв любое из этих созданий - трудно было отличить его от курицы, лошади или обезьяны. Грязные, хитрые, похотливые и жадные - они практически ничем не отличались от животных. А исследования с пересадкой органов так и вовсе показали, что ближе всего к этим существам находятся молочные поросята.
И что раздражало особо - ни в одном месте не обнаруживалось то, о чём тысячи лет пиздели философы, богословы и просто болтуны - душа.
Не было её ни в голове, ни в груди, ни в животе, не было даже в гениталиях (хотя королева и была уверена, что если она и есть где-нибудь - то только там). Пятки, предплечья, большие пальцы рук и ног и молочные железы у женщин дали тот же результат.
Белоснежка впала в глубокую депрессию. Ведь если нет души у них - то почему она должна быть у неё? Ведь королева даже не была бессмертной. А если у неё, как и у этих людей, души нет - то чем она отличается от тех же моллюсков? И отличается ли?..
Решению этих вопросов неожиданно помог один остроумный опыт. Как-то раз совершенно случайно было установлено, что в момент умирания происходит скачкообразное падение массы тела, которое невозможно объяснить ничем известным - ни обильным потоотделением, ни расслаблением сфинктеров, ни даже высвобождением рвотных масс под воздействием болевого шока.
Это явление строго специфично и наблюдается только у одного вида животных - у людей. Опыты с большими группами особей других видов подобного результата не давали - начиная от мандавошки и заканчивая мамонтами, включая ну очень похожих обезьян и так милых сердцу королевы свиней.
Дело оставалось только за точными цифрами. А это уже была фигня... Взяли несколько больших стай людишек, всех взвесили несколько раз и поместили в изолированную камеру, представляющую собой огромные сверхточные весы. Потом произвели им всем одновременное умирание.
Учитывалось всё - вдохи-выдохи, потоки пота, кал-моча и даже выбитые в суматохе зубы. И действительно всё прошло так, как и планировалось.
Уже потом потерю массы делили на первоначальную, вычитали конечную, умножали на коэффициент трения скольжения самой камеры и суммировали с гравитационной постоянной для данной широты. В результате получили некоторую величину, разделив которую на количество особей в конце концов убедились, что таки да - действительно что-то улетает.
Позже были проведены дополнительные расчёты, дабы выяснить, куда же это что-то может долететь. Выяснили - совсем недалеко. Вот тут - вокруг планеты - все они и крутятся.
От такого объяснения Белоснежке совсем тошно стало. Душа... Бессмертная!.. Вечная!!! Хуй! Вот она - над головой летает. А дальше - ни-ни... Силёнок маловато!.. Росточком не вышла!!! Хотя и есть-таки...
Королева совсем разочаровалась в жизни. Какое-то время всё шло, пущенное на самотёк. Ни миром, ни тем паче королевством, никто не правил. Впервые за много веков подняли свои поганые головы филантропы-альтруисты, расплодились всякие секты под девизом "Люби ближнего, люби дальнего, люби того, кто между вами", да и сами людишки, лишённые внешних разумных сдерживающих факторов, стали плодиться как крысы на жирной свалке.
И здесь, как всегда, помог случай...
Когда Белоснежка немного пришла в себя после путешествия по глубинам собственного космоса, перед ней уже сидел колдун, перекатывая в руке два небольших свинцовых шарика. У его колен стояла небольшая жаровня на трёх витых ножках. Жаровня была платиновая - невзрачная, тусклая, серебристого цвета. В её чаше лежала горсть какого-то рыжего порошка и старая пожелтевшая кость, явно куриная.
- С возвращением тебя, моя светлейшая, - пропел Сникерс, не моргая глядя на королеву. - Ну как там Вселенная поживает?
- Хорошо, - вяло отвечала Белоснежка. - Хорошо поживает и тебе привет передавает... Ты готов?
- Нет, ещё дышу, - пошутил колдун. - Начинаем?
- Да! - решительно сказала королева, стряхивая остатки сонного оцепенения и усаживаясь поудобнее.
Сникерс протянул руку с зажатым в ней свинцовым шариком над жаровней, произнёс несколько слов на каком-то гортанном языке и уронил шарик в порошок.
В месте падения поднялся дымок, сверкнула вспышка алого света - и в жаровне, ослепляя нестерпимым для глаз сиянием, стал распускаться огромный оранжевый цветок. Сердцевина его оставалась чёрной как ночь и притягивала взгляд своей бездонной глубиной.
- Луарра, повелитель ночных трав и утренней росы, приди ко мне, - сильным глубоким голосом воззвал колдун.
Посох его вспыхнул пронзительно-голубым светом, который был силён почти так же, как и сияние дрожащего, испускающего волны жара огненного цветка перед ним.
Что-то блеснуло в чёрной середине этого адского растения. Оттуда потянулась струйка дыма. Узкая у основания, она стала быстро расти и вскоре превратилась в колеблющийся силуэт какого-то аморфного существа. Состоящее всё из текущих струй дыма, оно было почти прозрачным и совсем неопределённым, представая поочерёдно то в виде мальчика с широко распахнутыми наивными глазами, то молодой женщиной с заплетённой сзади косичкой и плоской грудью с крохотными точками сосков, а то и в виде старца, имевшего запавшие глаза и козлиную бородку, ехидно торчащую вперёд.
- Кто-о-о... Кто-о меня вызывает?.. - очень низкий свистящий голос исходил, кажется, отовсюду, отражаясь к тому же от стен громадного ледяного зала.
- Я - тот, кто имеет над тобой власть... - медленно и чётко выговаривал колдун, делая пассы рукой с зажатым в ней вторым шариком.
В воздухе сильно запахло жжёными травами, по всей видимости лекарственными.
- Назови моё второе имя, - после паузы со вздохом сказал Луарра, продолжая перетекать сам в себя и меняя образ.
Сникерс кашлянул, прочищая горло, и торжественно произнёс, бросая в жаровню второй шарик:
- Аггитапулл!..
На минутку упала тишина. Белоснежка застыла на троне, крепко до боли вцепившись в подлокотники и наблюдая за происходящим с живым интересом. Колдун гордо держался за посох, роняющий блики голубого огня.
Струи дыма стали вращаться быстрее, в них засверкали молнии, запах трав исчез, сменившись тяжёлым духом гнилых листьев.
- Ты не прав, смертный, - загрохотал голос Луарры, - ты не угадал... И ты не имеешь надо мной никакой власти...
- Как... как... - задрожала от обиды челюсть у колдуна, - всегда ж отзывался, а сегодня...
- Давеча - не то что таперича, - отозвался Луарра, вырастая до потолка совсем не маленького зала. Сейчас он предстал в виде атлета, перевитого тугими канатами мышц. - Ты удобришь своим смердящим телом мою любимую клумбу...
В голосе его слышна была простая, неприхотливая радость.
- Не-е-ет!.. - завопил Сникерс, пытаясь встать. - Ты не сможешь, ты нарушаешь Законы Всемирного Равновесия...
- Законы Всемирного Равновесия не действуют по пятницам, - хохотал Луарра.
- Что?!. - вскинулся колдун. - Так сегодня пятница?..
- Да, да, старый дуралей, - по инерции прохохотал демон и вдруг умолк, поняв, что сказал лишнее.
Сникерс быстро встал и гордо расправил плечи, едва доставая значительно подросшему Луарре до колена.
- Ну а если пятница, - стукнул он посохом, - тогда гумми'а пул, Аггитапулл!
Последние слова колдун произнёс совершенно зловещим голосом и для большего эффекта ещё раз цюкнул по полу своей палицей.
Луарра издал вопль, от которого задрожали стены, а Белоснежка даже поморщилась:
- Фи, как он визжит...
В мгновение ока демон уменьшился до совершенно мизерных размеров, став не больше указательного пальца Сникерса. Тотчас же он перестал изменяться, остановившись на личине ехидного старичка. Для полного сходства с гномом ему не хватало лишь полосатого колпака.
Оранжевый цветок в это время с треском лопнул, жаровня засияла синим светом и превратилась в достаточно элегантную клетку с красиво изогнутыми серебряными прутьями.
- И как же это я забыл, что сегодня пятница... Пятница, мой ласковый, мой хороший, мой нежный Луарик, Луарончик, Луаричончик...
- А пятница что - постный день? - вежливо поинтересовалась Белоснежка.
- Нет, моя светлейшая, - радостно потирал руки Сникерс, положив ненужный боле посох на пол, - хуже, гораздо хуже для нашего маленького демончика, для нашего престарелого непослушного мальчика... Всё дело в том, что Законы Всемирного Равновесия именно по пятницам изначально не действуют в отношении натуральных демонов шестого порядка, каким, несомненно, и является наш милый нахальный малыш. Об этой принадлежности говорит весь цветовой спектр, сопровождавший его появление. Ты обрати внимание, моя светлейшая, - красный, алый, оранжевый и очень много тепла...
Колдун значительно свёл брови к переносице, дабы подчеркнуть важность доказательства:
- Так неэкономно расходуют энергию лишь демоны низшего, шестого порядка. Высокий уровень энтропии, низкий уровень самосознания, слабый самоконтроль, склонность к бахвальству и пустым непродуманным угрозам - это те их недостатки, которыми умело пользуется сведущий, высокообразованный маг... Ну вот я, к примеру.
- Ну а светился бы он, к примеру, зелёным или синим - тогда что?.. - спросила королева. - Я вот, помню, ты беседовал с этим, как его, Тххуцетопсом - так он был весь фиолетовый и временами вообще пропадал из виду...
- Да-да, моя величайшая, - колдун изобразил в воздухе сложный знак. - Тххуцетопс как властелин гроз и повелитель ураганов является натуральным демоном второго порядка. Его спектр - ещё видимый фиолетовый свет и уже невидимый ультрафиолет. Потому-то он и пропадал... И, кстати, интереснейший собеседник - умница, начитан, в оценках сдержан, в меру деликатен... А в шахматы как играет, - у-у-у - закачаешься.
Сникерс действительно закачался в кресле от приятных воспоминаний.
- Одно только плохо, - продолжал он. - Его день вторник...
- Рыбный, - пошутила Белоснежка.
- А? - не понял колдун.
- Рыбный день, говорю, - уточнила королева.
- Ага, ну да, - дошло до того. - Не знаю как насчёт рыбы, но его поймать сложно было. Эрудированный, с-собака... Помнишь, моя светлость, - три недели меня не могли найти нигде?
- Да, - медленно кивнула королева, - Ты сказал, что дела, мол, были у тебя всякие...
- Ага, всякие, - всплеснул руками Сникерс. - Хотел его заклинаниями поймать - как раз вторник был - а он меня сам за яйца ухватил...
Белоснежка хихикнула.
- Да нет, ну не прямо так вот... Он меня своим колдовством запутал малость. Короче, почти полмесяца тучи я над Атлантикой разгонял... Вроде как мячи ему подавал.
- А ещё неделю? - нахмурилась королева. - Где был?
- Отсыпался, - огрызнулся колдун. - Да и кормёжка у него мерзкая. Мокрое всё, холодное. А у меня ж язва уже годков триста. Мне ж беречься надобно...
- Ну да ладно тебе, - смягчилась Белоснежка, - давай, колдуй чего надо. Время идёт...
Сникерс протянул свои длинные худые пальцы к клетке, в которой застыл донельзя угнетённый крошка демон.
... А ещё через час всё было закончено. Порабощённый Луарра отправился на расчистку Дальних ледников, колдун Сникерс - кости греть в сауну, а королева - доигрывать сама с собой партию в "американку".
За последние дни произошли события, порядочно изменившие ожидаемый ход вещей. Действовать следовало решительно, и Белоснежка в одиночестве выверяла все детали тщательно разработанного плана. Как в книжке - вчера было рано, завтра может быть поздно.
Искрящиеся шпили Ледяного дворца игриво скребли по рёбрам проносящиеся над ними тяжёлые тучи. Ветер с милым скрежетом бросался по стенам пригоршнями снежной крупы. Погода явно собиралась испортиться...
Смертным не дано изменить ход событий, определённый Высшими. Но они обычно этого не знают и кувыркаются изо всех сил, матерно ругаясь и обильно потея, стремясь подогнать колесо Фортуны к своим мелким желаниям, страстишкам и порокам, воспринимаемым ими сиречь смысл жизни. Высшая же сила как абсолютное понятие имеет дело с идеальными категориями, практически не встречающимися в реальности.
Самыми распространёнными из них являются идеальный газ, супружеская верность, скорость света и честность в торговле и политике. Кое-что из этого вызывает у сих мелких млекопитающих скуку, а остальное - дикий хохот, переходящий в икотку.
Поэтому во все расчёты приходится вносить значительные поправки в связи с существующими реалиями натуральной жизни. Расчёт поправок производится, конечно же, на основе базовых понятий абсолютной логики, а проще говоря - тех же самых идеальных категорий.
Потом эти значительные поправки порядочно дополняются, исправляются, выверяются и корректируются. А также проходят экспертизу на предмет содержания рационального зерна...
Но на стадии выполнения во всё это вмешивается так называемый человеческий фактор, то есть вся эта ругань, пот и богохульственные поступки мерзких неблагодарных созданий, громко именующих себя царями матушки-природы и венцом эволюции по матушке.
В результате, ход событий людишки изменить вроде бы и не могут, а вот прилично нагадить - завсегда...
"В здоровом теле - здоровый стул", - с удовлетворением думал Петруха, устраиваясь поудобнее под раскидистым кустом. Непонятно откуда дул дикий сквозняк и неприятно охлаждал промежность и всё, что там было. К тому же под утро на траву выпала обильная роса. Отвисшие волосатые княжеские яйца цепляли верхушки трав и, намокая, тяжелели, отвисая ещё ниже.
Но разве могли эти мелкие неприятности сравниться с радостью присесть на природе, полной грудью вдыхая свежий предутренний воздух. Небо приобрело прозрачно-серый цвет, звёзды поблекли, на востоке набрякала розовая полоска рассвета.
Княжеский палаточный городок ещё крепко спал, слышались только похрапывания, посвистывания да попёрдывания придворных. Петруха крякнул от неожиданности, когда рядом с ним бесшумно возникла закутанная в плащ фигура его вчерашнего гостя.
- Ты это, - пробормотал князь. - Не пугай... Я такой человек - сижу, ем - рядом садись, кушай. Лежу, сплю - рядом ложись - поспи... Сажусь срать - тоже, понимаешь, не стесняйся... Вот такой я человек!..
Гость стоял молча и под его пристальным взглядом Петрухе стало неуютно. Он открыл рот, чтобы громко выругаться, да так и застыл с отвисшей челюстью. Камешек на пальце гостя, который князь ещё вчера как-то не заметил, сейчас вспыхнул алым пульсирующим светом, задрапировав фигуру в плаще ниспадающими волнами малинового сияния. В воздухе сильно запахло грозой...
Черты знакомого лица поплыли как свечной воск и спустя мгновение на князя смотрел совершенно незнакомый человек. Ярко-голубые глаза потемнели и теперь блестели огромными чёрными зрачками, нос стал тоньше и длиннее, оставшись таким же прямым, зато лоб получился выше и круче, выгодно подчёркивая острые выдающиеся скулы и тонкие твёрдые губы аскета.
Петруха ошибался, когда думал, что уже посрал и немедленно же убедился в обратном, едва не севши на собственное произведение.
- Ты... чего?.. - еле пошевелил он помертвевшими от ужаса губами. - Смерть моя пришла?..
- Ещё нет, - лаконично сообщил незнакомец. Голос его тоже изменился, став выше и чётче. Один лишь звук этого голоса вызвал у князя новую волну дрожи. Он хотел было заорать, позвать на помощь - но горло перехватило и князь смог лишь просипеть:
- Ты кто, адская тварь?
- А ты сам-то кто? - тихим голосом спросил незнакомец. - Много ли ты знаешь об этом?
- Я?! - возмутился Петруха. - Да каждый таракан меня знает... Я - Пётр, великий князь всея Гуси, наследник гусского престола и апостол Поднебесья. Кроме того, я самодержец Курляндии, Лифляндии и Сопляндии, светлейший граф Киже и Биде, проконсул Великого Профурата, Верховный Главнокомандующий...
- Это сейчас, - перебил его незнакомец. - А раньше?
- Когда раньше? - удивился князь. - Я всегда таким был. Хотя... Если взять годков эдак сорок пять назад - так я тихо висел мутной каплей на хую у своего папашки. Но уже и тогда был князем!.. По рождению!
- Ладно, князь по рождению, - почти весело сказал ему незнакомец, - хватит срать. Вставай да побеседуем...
Петруха думал возмутиться эдакой наглости, но вспомнил свой недавний животный страх перед этим пришельцем и решил перехотеть. Где-то ему было даже интересно. Хоть не так скучно... Будет что вспомнить. Если, конечно, будет...
От этой мысли князь присмирел, быстро привёл себя в порядок и деловито спросил:
- Так куда? В ад или всё-таки в рай?.. В раю, конечно, погодка получше, но в аду зато компания веселее...
- Нету... - поморщившись ответил незнакомец.
- Чего нету? - не понял Петруха.
- Ничего нету. Ни ада, ни рая, ни жизни потом... Во всяком случае для всех.
Этого Петруха опять не понял.
Незнакомец повёл рукой, перстень вспыхнул ещё ярче - и они очутились в большом зале, стены которого представляли собой сплошные полосы алого огня. Пол был ярко-малиновым и прохладным на ощупь, а потолок - совершенно прозрачным. И через него вливался свет океана звёзд. Князь никогда не видел так много звёзд сразу, и к тому же они не моргали, а горели ровно и чётко как пришпиленные к потолку. Может, так оно и было.
Несмотря на море огня вокруг и малиновый, словно раскалённый, пол, в зале было очень свежо и даже чуть прохладно. Запах грозы был здесь так силён, что у Петрухи слегка закружилась голова и он совсем не расслышал первых слов незнакомца, но на всякий случай кивнул. Язык во рту был словно ватным, а видение чудного зала окончательно добило князя, так что он был как во сне.
- Да, о снах, - сказал незнакомец. - Снятся ли тебе, о князь по рождению, странные сны?
После всего происшедшего такой вопрос в таком месте не очень хорошо подействовал на Петруху. Он глупо хихикнул, широко улыбнулся и весело взглянул на незнакомца:
- Да вот вчера белая пушистая жаба приснилась... Радостная такая. Но дура дурой - пиво кислым огурцом заедала и так смеялась, так смеялась...
Происходящее с князем видимо не очень понравилось незнакомцу. Он на мгновение нахмурился и щёлкнул пальцами. Петруху потрясла дрожь. Спина изогнулась, зубы клацнули, а сам он едва устоял на ногах. Зато ощущение нереальности происходящего тут же прошло, сознание прояснилось, тело наполнилось силой и бодростью. Даже член - и тот вздрогнул в штанине. Но промежду лопатками в который раз пополз противный холодок.
- Ты кто?.. - пробормотал Петруха. - Демон или... сам... Сам Сатана?!.
- О, нет, - улыбнулся уголками губ незнакомец. - Я был смертным, как ты сейчас, но потом оказалось, что я родился Посвящённым... И вот теперь я бессмертен, каким когда-то был ты.
- Я?! - испугался князь. - Я не был бессмертным, я и папу помню. Мне девять было, когда он прямо на горничной и помер. Хорошо, хоть кончить успел... И мама у меня была. Беспокойная, кстати, старушка - пришлось в монастыре голодом заморить... Это уже Страшный Суд?! Дак я ж раскаялся, я ж понял, я ж тот монастырь даже от половины налогов освободил...
- Не о том я, - поморщился бывший смертный. - А э т о ты помнишь?
Он согнул большой палец правой руки - и перед князем возникло видение анфилады незнакомых залов какого-то огромного дворца, стены которого искрились словно полированные льдинки. В одном из них на ослепительно сияющем троне неподвижно сидела женщина.
Длинные блестящие волосы, чёрные как ночь, спадали на точёную грудь, частично скрытую лёгкой полупрозрачной одеждой. Громадные, слегка раскосые глаза антрацитово блестели на совершенно бледном лице. Твёрдый подбородок переходил в длинную шею, на удивление покатые плечи плавно перетекали в холёные обнажённые руки... Только нос был, пожалуй, слегка фантазийным, но собственно нос - это на любителя.
Князю перехватило дыхание - он видел эту женщину впервые, но он з н а л её. Знал, вернее, даже не он, а кто-то тот, кем он был когда-то. Кажется, очень давно, а может быть даже и не здесь... Он помнил её тело как своё собственное, он слышал её голос как наяву, он был с ней очень долго, может быть всю вечность.
- Кто это?.. - простонал несчастный князь.
- Эту девицу зовут... м-м... ну, скажем, Снежнобелка.
- Откуда я её знаю... Или знал... Или буду знать? - продолжал стонать Петруха.
- Когда-то очень давно, - отвечал ему незнакомец, - может миллион, может сто миллионов лет назад, ты был бессмертным и вы с ней любили друг друга. Хотя нет... Любовь - это для короткоживущих, для людей, а вы были созданы как одно целое и не могли быть не вместе. Целую вечность вы правили миром, вернее сказать - тёмной его частью, верша Зло... Но вот как-то ты очень обидел её. Ну просто убил...
Князь хмыкнул, упоённо внимая рассказу:
- Дык она ж бессмертная...
- Ну не убил, - исправился незнакомец, - а очень потряс её своим поступком. Бессмертные ничего не могут забыть и почти никогда ничего не прощают... И вот, призвав на помощь Высших, она добилась для тебя вечного изгнания... С тех пор ты существуешь в телах смертных, каждый раз забывая себя предыдущего и вновь проживая свою короткую жизнь как обычный человек - от рождения и до смерти, со всеми их муками и болезнями...
- Но... я знаю её... - прорычал князь. - Я начинаю вспоминать...
Незнакомец заторопился:
- Да-да, и в этом могу помочь тебе только я.
- А эти?.. - завопил Петруха. - Как их?.. Твои Высшие? Пусть вернут меня взад!.. Я хочу к ней, я хочу её... О боги, какая женщина. Я хочу жить вечно!..
Рыжая борода его тряслась, брызги слюны летели во все стороны. Князь твёрдо топнул ногой:
- Я больше не хочу умирать! Мне уже надоело!!!
- Как раз для этого я и нашёл тебя, - мягко и настойчиво проговорил незнакомец, тихо покручивая на пальце мерцающий перстень.
На Петруху напала слабость и он лишь таращился на собеседника, весь красный как вареный рак и с такими же выпученными глазами.
- Высшим этот мир был открыт лишь один раз за всю вечность, - так же тихо продолжал незнакомец. - Вечность прошла, да и Высших, наверное, уже нет. Но их проклятие осталось... И только я, я могу снять его.
- Сделай это! - как в тумане сказал князь. - Сделай - и твоё имя золотом будет вписано в нашу историю, историю бессмертных.
По тонким губам незнакомца скользнула хищная ухмылка. Не будь этой слабости и тумана в голове, Петруха обязательно бы её заметил. Но сейчас князь лишь устало спросил:
- Чего делать-то надо?
- А вот, - кивнул незнакомец на возвышение, выросшее, казалось, только что у их ног. - Ложись, и я начну... Я разбужу твою глубинную память, память всех твоих прошлых жизней, и тогда ты сможешь стать Им - тем, кем ты был до того...
- А как имя твоё, добрый человек? - ещё успел спросить Петруха, укладываясь на постамент. - Кого мне благодарить за доброту и сердешность?..
- Когда-то меня звали Егор, - высоким злым голосом ответил незнакомец, - и очень скоро она опять обо мне услышит... Я уничтожу её!..
Последние слова он почти прокричал, подняв над головой руки с болтающимися на них браслетами, которые наливались алым пульсирующим светом.
"О чём это он?.." - успел ещё удивиться князь и тут же начал проваливаться в бесконечный туннель, стены которого отражали его искривлённую, напуганную рожу с вытаращенными глазами и открытым в беззвучном крике ртом.
Со свистом вылетев из туннеля, он очутился... нигде. Ни верха, ни низа, ни света, ни даже тьмы - не было ничего. Но зато что-то стало происходить с самим князем Петром.
Со всё убыстряющейся скоростью он начал вспоминать все свои жизни, прожитые в человеческих телах - бесконечный легион самых разных мужчин, у которых всегда рождались только сыновья.
Однажды он был евнухом в гареме какого-то очень большого вождя, очень страдая от невозможности совершить невозможное. В другой раз ему случилось быть большим военачальником, под чьим руководством громадная армия завоевала полмира; случалось быть и темнокожим рабом, умершим на галере в возрасте шестнадцати лет.
Много раз был негром, ещё больше - разными вариантами желтокожих, по несколько раз воплощался в чукчу, индуса и казаха, и один раз - даже в немого ученика слепого пожирателя огня в джунглях Сибири (когда там ещё были джунгли). Не был он только женщиной, или каким-нибудь животным, о чём мимолётно очень пожалел.
Скорость увеличивалась, и вскоре всё слилось в одну сплошную серо-сине-багровую ленту, пока через миллион лет с утробным стоном, исходившим, казалось, из самого сердца Вселенной, движение не остановилось.
И тогда с ярчайшей вспышкой ослепительного света он вспомнил всё... И когда он окончательно стал И м, то успел ещё мимолётно удивиться своей глупой доверчивости, тому, что поверил всем сказкам, навешанным этим смертным о Нём и о Ней - но было уже поздно.
Со звоном оборванной струны Его мир угас... Теперь уже навсегда.
Егор стоял, протянув руки над остатками того, что ещё совсем недавно было князем Петром и громко смеялся. С его браслетов стекали последние капли алого огня...
Ночью прошла сильная гроза - с ветром, ливнем, громом, молниями и даже градом - ну в общем всё как положено. Непогоду Глашка пересидела в какой-то хижине, забытой людьми, судя по всему, ещё в начале времён.
Но сказать, что времянка эта сделана была на века - значит даже и не заикнуться о ней, потому как внутрь не попала ни одна капля дождя, да и воздух был чист и совсем не отдавал пылью и плесенью, как это всегда бывает.
Срублен сарайчик был из незнакомого дерева - лёгкого и очень твёрдого одновременно. Срублен грубо, без окон. Дневной свет поступал через щели между стенами и крышей, но догадалась об этом Глашка только утром, потому как благодаря хитрой конструкции сквозняков не наблюдалось даже при сильном ветре.
Но главным было то чувство уюта и какой-то домашней защищённости, что буквально обрушивалось на гостя этой хижины сразу же, едва он переступал порог. Уставшая как собака Глашка тут же расслабилась, перекусила чем смогла и минуту спустя уснула - как в колодец провалилась. Колодец был мягким и пушистым...
Утром, проснувшись, она почувствовала себя отдохнувшей и спокойной, чего уже давно не случалось. Мокрая после грозы трава приятно холодила босые ноги. Напившись из родника, бившего неподалёку, Глашка в очередной раз удивилась тому, что такое место пустует без толку. Эх, им бы с Егором в своё время да поселиться в этой удивительной избе - тогда может и не сгинул бы её соколик так безвременно...
Девица утёрла со щеки непрошеную слезу.
Вот уже вторую осень встречает она в дороге. Тогда, после странного видения, Глашка долго думала и наконец поняла, что по сути больше ничего не связывает её с домом. Там прошли её лучшие годы, там же она познала и долгую вереницу бессмысленных серых дней, похожих друг на друга как стайка серых крыс.
Ждать старости и смерти в месте, где всё напоминает о безвозвратной потере, оказалось выше её сил. Собрав самое необходимое, Глашка отправилась в путь. Диких зверей она не боялась - те её сами опасались, а люди... Многие принимали её за юродивую, а те, кто имел глаза - те тоже помогали ей как могли, да и Глашка в долгу не оставалась. Слава о странствующей полусумасшедшей колдунье, что может исцелить любую болячку, бежала не за ней, но далеко впереди.
Сжечь её не пытались - не было ещё такой привычки, но вот доставали здорово. И Глашка удалилась в леса. Ночевала где придётся, ела что попадётся, а постоянная смена обстановки создавала иллюзию, что в этой жизни всё-таки что-то меняется. Что она искала в этих странствиях - Глашка и сама толком не знала, но так было легче.
Зиму она провела в сырой мрачной пещере чёрт-те где, единственным достоинством которой было полное отсутствие людей в окрестностях и наличие залежей угля с огромным количеством съедобных ягод поблизости.
И вот лето опять закончилось, на шею давила холодная осень и в упор встал вопрос о месте очередной зимовки. Нежданно найденная хижина в самой жопе глухой чащи подходила для этого как нельзя лучше.
Глашка внимательно осмотрела судьбой ниспосланный сарайчик. Домик был аккуратный, чистый и сухой. Годы словно прошли мимо, задев его лишь снаружи. А внутри он был ещё очень даже ничего.
Аккуратно сложенная печь в полдомика - с лежанкой и громадной духовкой, кое-какая домашняя утварь, стол да две лавки к нему - что ещё нужно было человеку, чтобы достойно встретить зиму?
Но главное - Глашка чувствовала себя здесь так спокойно и уютно, как ей давно уже не бывало. "Лучше монастыря..." - промелькнула мысль. - "И на мозги никто не капает - делай то, делай это, а потом ещё молись всю ночь".
И она твёрдо решила остаться здесь.
Дни шли за днями. Глашка полным ходом готовилась к зиме - сушила грибы, ягоды, собирала орехи; под вечер ломала хворост для печки. Просушенный за день, он хрустел бойко и весело, распугивая живность вокруг.
Запасы накапливались, предстоящая зима уже не казалась такой мрачной и беспросветной, когда Глашка стала замечать странные мелочи, которые ей почему-то совсем не понравились.
Да так, ерунда, - но почему тогда гриб под приметным пенёчком, аккуратно срезанный ею ещё вчера, оказывался сегодня в том же месте, такого же размера и даже с той же крохотной червоточинкой на шляпке? Почему так быстро - всего за ночь - вырастает смородина, начисто собранная ею вчера? Почему вот уже месяц как стоит солнечная, но не жаркая погода, хотя давно пора идти холодным дождям и осенней мерзости?
Глашка не находила ответа на эти свои достаточно странные вопросы. А с каждым днём ей всё меньше хотелось и задумываться об этом. И когда она как-то утром, умываясь в ручейке, увидела там молодую девушку с гладкой белой кожей, иссиня-чёрными, без единой седины, густыми волосами и аккуратной маленькой грудью с розовыми точками сосков, то лишь восхитилась: "Боже, какая красивая девочка... Когда-то и я была такой же - молодой, глупой и беззаботной".
И лишь ночью, укладываясь спать, Глашка со вспышкой озарения поняла то, что это и в самом деле была она. Но только не тогдашняя, а сейчашняя, теперишняя.
- Как так?! - подхватилась Глашка, ощупывая себя в темноте. - Я ж уже чай не девка...
Но чувства ей говорили другое. Под руками она ощутила гладкую бархатную кожу, тонкий стан, упругие бёдра. Исчезли складки кожи на животе и боках, подтянулась и вновь торчала грудь, лицо было чистое и молодое и сердце опять стучало ровно и сильно, разгоняя по телу горячую кровь.
Ей вдруг стало страшно. Чувствам и опыту зрелой женщины было тесно в теле молоденькой девушки. Это было неестественно и потому пугало и настораживало. Глашка хотела вскочить, зажечь побыстрее дрожащими пальцами огонь и бежать, бежать отсюда куда глаза глядят - но дикая усталость наваливалась на неё мягкой медвежьей шкурой, притупляя чувства и расслабляя мышцы.
- Ладно, - сказала она сама себе, - сегодня ещё высплюсь здесь, а вот завтра - соберусь и пойду дальше. Кажется мне, здесь слишком мягко стелят, чтобы я могла сладко спать...
И с этой мыслью она сразу уснула - как выключилась, в одну секунду.
Появившийся с вечера свежий ветерок к полуночи окреп, нагнал из-за леса тучек, нёсшихся по небу как стадо давно нестриженых, кудрявых овечек и к утру явно хотел испортить державшуюся целый день тёплую солнечную погодку. Луна смотрела сквозь мутное несвежее кольцо как старый жёлтый синяк, видимо вполне с этим соглашаясь. Но часа в два ночи, дрогнув, всё вдруг неуловимо и разительно изменилось.
Небо стало чистым, ветер исчез, как и не было его, а луна, прыгнув немного в сторону и вниз, умылась, посветлела и разом избавилась от всей былой мутности и желтизны. Недавно прошедший дождь оставил капли дрожать от ночной осенней прохлады на листьях и траве. Судя по всему, день опять обещался быть тихим, сухим и тёплым, как и весь этот месяц, этот год, как всегда...
А утром Глашка проснулась в прекрасном настроении, совершенно не отягощённая никакими неприятными воспоминаниями и предрассудками, и сразу же приступила к обычной своей работе.
Прошло ещё несколько недель, разительно похожих друг на дружку. Глашка сурово подготовилась к предстоящей зиме. Погреб, сени и часть светлицы были плотно забиты сушёными ягодами, грибами, орехами и охапками всяческих полезных трав. С одной стороны избушку подпирала груда хвороста, укрытого берестой от непогоды, с другой - плотно уложенные брикеты торфа с ближнего болотца. Всё говорило о том, что планы на зиму у Глашки были самые серьёзные.
Каждый вечер, когда она укладывалась спать, её тревожили обрывки каких-то мыслей, ожиданий и тревог. Но к утру всё забывалось напрочь аж до следующей ночи. К тому же здесь ей никогда не снились сны. Поначалу Глашку это радовало, а потом стало просто привычным.
Но вот как-то раз после обеда возвращалась она к домику с очередной корзинкой лесных орехов и вдруг едва не наскочила на странного незнакомца, неожиданно возникшего перед ней на лесной тропинке.
Одет тот был более чем странно - свободная мешковатая одежда волнами ниспадала с худого нескладного тела, на голове, буквально опираясь на кустистые рыжие брови, торчал глупый колпак в тон одежде. Всё это было расшито золотыми звёздами и всякими насекомыми. Опирался он на невзрачный посох, мягко мерцающий зеленоватым огнём.
- А... откуда?.. Ах, да-да... Вы, наверное, из хутора за болотом. Прознали уже, видать, что я тут живу... Ну что ж, отдохнула и будя... Так что у вас там? Грудная жаба, простатит, выпадение прямой кишки или запор? Всё сразу не вылечу, но страдания облегчу...
- Нет, родная, - добрым голосом сказал незнакомец, двигая тяжёлой челюстью, что торчала вперёд как волнорез.
"Зубы... Точно зубы болят... Вон и жёлтый весь такой, и выглядит плохо, извёлся совсем. Ничего, у меня есть кое-что для него..." - мелькнула мысль у Глашки.
- Нет, - задумчиво продолжал незнакомец, - мне от тебя ничего не надо. Просто вот один человек хороший привет тебе просил передавать.
- Да?.. Ну и ладно, - начала терять интерес к беседе Глашка. Мало ли кого она вылечила за эти годы, а земля, как говорится, что большое село - на одном углу не успеют ещё и пёрднуть - а на другом уже ругаются.
- От кого привет-то? - спросила она больше из вежливости. - Уж ли не от Гаврилы с Конотопа, которому по пьяному делу яйца телегой отдавили?.. Он вообще на меня молился, когда я его выходила, всё хотел доказать, что уже всё работает...
- Нет, - опять ответил вредный старик, - ни за что не отгадаешь...
- Да? Ну тогда от Сруля из-под Бердычева, - помалу раздражаясь, сказала мудаковистому деду Глашка. - Он мне тоже многим обязан. Жена евонная злая что собака была. Только что не кусалась... Теперь считай второй годок на кладбище лежит. Тишь да благодать...
- Да нет, - вздохнул незнакомец. Глазки его остро блеснули из-под нависших бровей. - Егор твой привет передаёт...
- Что?! - не расслышала Глашка. - Кому?..
- Что кому? - опешил старик.
- Кому пиздим, старый дуралей? - мрачно процедила девушка. - Мой Егорша давно уже кости свои белые раскидал среди рыб... И не тебе, козёл вонючий, своим поганым языком имя его чистое трепать...
- Жив он, - твёрдо сказал старик. - Большим волшебником теперь стал. А всё те браслеты подкинутые...
При этом его лицо болезненно перекосилось.
"Нет, - утвердилась в мысли Глашка, - не зубы у него болят. Совсем не зубы... Крыша поехала на старости лет. Или перепил вчерась..."
- Ну, давай, дедушка, - ласково промолвила она, - передал привет и уваливай отседова... А то счас корзинкой переебу промеж глаз - и пёрднуть не успеешь. Здеся тебя и закопают - вон под той ольхой приметной... А на камне могильном напишут - "По неосторожности родился и по дурости помер." Давай, давай, мухомор старый...
Глашка ступила шаг к незнакомцу, вяло замахиваясь корзиной.
- Нет! - взвизгнут тот, быстро отпрыгивая назад. - Ко мне нельзя... Меня здесь нет!
- Пить надо было поменьше - так и прожил бы подольше, - прошипела Глашка, с решительным видом наступая на противного старика. - Счас тебя здесь точно не будет. И уже надолго!..
Он остановился и с вызовом посмотрел на летящую ему прямо промеж глаз корзину, рассыпающую на лету вкусные лесные орешки. Но заместо смачного "хрясь" корзина со свистом пролетела сквозь старика и с треском ушла в кусты густого орешника за его спиной.
- Ты... это... чего?.. - остолбенела Глашка.
- А ты чего? - не менее умно ответил незнакомец, восстанавливая своё самообладание. - Я ж сказал тебе, что меня здесь нет.
- Ну, - вытерла пот со лба обескураженная девушка, - ты меня запарил.
- Это ты меня достала, балда ты непонятливая, - стукнул палкой об землю старик. - Ты на себя посмотри... Бабе под сорок, а с виду третий десяток не меняла. У тебя целка ещё не отросла, малышка?
- Нет... - покраснела Глашка.
- Так кто ж тебе дал вторую молодость, старуха? - добивал её незнакомец. - Бог, царь или герой?
Та подавленно молчала.
- Егор твой, и больше никто, - веско сказал старик.
- Не может быть, - побелевшими губами прошептала Глашка.
Ноги её подкосились и она без сил рухнула в траву, побледнев всем своим молодым красивым лицом.
- Он же погиб... Утонул... Вот уже сколько лет...
Губы её дрожали, по щекам катились растерянные слёзы.
- Не утоп он... Его позвали, - монотонно и уверенно продолжал незнакомец.
- Позвали?! Кто?.. - встрепенулась Глашка.
- Высшие...
- Высшие кто? - не поняла девушка.
- Просто Высшие, - очень доходчиво объяснил старик.
- Это... боги?.. - с трепетом спросила Глашка.
- Нет, - был ответ, - но они создали тех, кого мы называем богами.
- А... зачем они позвали его... его... Егора? - начиная заикаться, поинтересовалась девушка.
Старик мило улыбнулся, показав жёлтые крупные зубы:
- Об этом он тебе сам и расскажет.
- Сам?!! - опять начало трясти Глашку. - Где, когда?!
- Да хоть сейчас, - просто сказал незнакомец, - продолжая улыбаться и почёсывая нос. - Как только ты покинешь это гиблое место.
- По... почему гиблое? - не поняла та.
- А ты вот попробуй зайти, к примеру, вон за те кусты, - старик ткнул посохом в густые заросли орешника локтях в семидесяти от них. - Попробуй и убедись... А надоест - сюда прибегай, я объясню. Только быстрее!..
Глашка вскочила с земли, на ходу отряхнула платье от налипшего мусора и быстро пошла к орешнику, где она и так каждый день орехи собирала. Девушка была в совершенном трансе и вообще мало что соображала. Скажи ей незнакомец: спрыгни со скалы и увидишь Егора - она бы прыгнула не задумываясь.
С трудом продравшись сквозь густой как никогда орешник, Глашка хотела ступить на полянку, начинающуюся за ним. Но рука упёрлась во что-то мягкое, упругое и неподатливое. Исследовав невидимое препятствие, она ощутила границу, за которую проникнуть не удавалось. Нечто, с виду весьма похожее на ничто, то есть ни на что не похожее, останавливало её мягко как руки мамы и надёжно как каменная стена.
Механически пробормотав пару заклинаний, наиболее подходящих к данному случаю, Глашка почувствовала, что стена подалась под руками, став похожей на густой кисель. С воодушевлением сделав шаг, она услышала громкий хлопок, в ушах зазвенело - и Глашка очутилась лицом к кустам орешника, спиной ощущая деликатную упругость невидимой стены.
Перед ней, прямо в кустах, стоял давешний старик, устало опираясь на свой посох. На губах его скользила лёгкая улыбка.
- Ну что, красавица, теперь всё поняла? И почему место гиблое, и почему меня здесь нет?..
- А как мне выйти отсюда? - обескуражено спросила Глашка. - И где Егор?
- Егор скоро будет, - быстро ответил незнакомец. - А меня он послал объяснить тебе способ выбраться... Повторяй за мной, только без ошибок.
- Ага, - сказала девушка, сосредотачиваясь.
- Ага... - глубоким голосом начал старик.
- Я уже сказала, - перебила она его.
- Что сказала? - сбился тот.
- Что уже ага, согласна то есть...
- Да нет, это повторять надо, - цюкнул посохом незнакомец.
- А, ну ага, в смысле ага... - стала повторять Глашка.
Глашка послушно всё повторяла, хотя "кумыс", который "савсэм пракыс", ей почему-то не понравился.
Незнакомец начертал перед собой посохом, испускающим пульсирующее зелёное пламя, какую-то сложную фигуру, след которой остался висеть в воздухе, постепенно сдвигаясь к невидимой преграде. Края фигуры, похожей на причудливо изломанный шестиугольник, вписанный в эллипс, поначалу имели изумрудно-зелёный цвет, но по мере приближения к прозрачной стене словно обугливались. Посыпались длинный голубые искры, в воздухе сильно запахло озоном.
Старик забеспокоился, но с чувством закончил длинное и заковыристое заклинание:
- Бахадыр атсос пук и пук савсэм под нос!..
После этих слов, ничтоже сумняшеся повторённых Глашкой, шестиугольник запылал слепящим зелёным светом самого ядовитого оттенка и цепко прилип к невидимой стене. Эллипс к этому времени совсем почернел, потрескался и медленно осыпался вниз обугленными кусочками, которые исчезали, ещё не достигнув земли.
Этот горящий шестиугольник, висевший на уровне Глашкиной груди, притягивал её как быка красная тряпка. Да и незнакомец, стоящий рядом, быстро произнёс неожиданно густым, властным басом:
- Иди туда, там - свобода!..
Вдруг поднявшийся ветер, дующий в сторону шестиугольника, словно широкой ладонью мягко толкнул Глашку навстречу водопаду зелёных лучей. Она нерешительно сделала шаг, потом второй, протянув вперёд руки и словно пытаясь на ощупь найти дорогу.
Пальцы слегка покалывало. Шестиугольник запульсировал в такт с ударами её сердца. Глашка хотела отвести взгляд и не смогла - её влекло вперёд как хрупкую железную стружку к огромному магниту...
Ветер усилился. С кустов сорвалось несколько листьев, которые со свистом исчезли в зелёном окне. Да нет, не окне - пасти... На мгновение Глашке показалось, что эта слепящая дыра - пасть громадного мерзкого чудовища, жаждущего проглотить её раз и навсегда.
- Нет, - вскрикнула она, пытаясь остановиться, - нет, я боюсь... Где Егор?
Старик за спиной злорадно захохотал:
- Там ты его и подождёшь, дура великовозрастная... Я преподнесу вас в подарок Её Сияющей Светлости и тогда Ей будет принадлежать весь мир...
- Не-ет!.. Ты обманул меня!!!
Глашка пыталась остановиться - но руки её уже почти касались зелёного пламени, которое на ощупь было совсем не обжигающим, а напротив - ледяным и мёртвым.
- Ты навсегда останешься молодой и красивой, - хохотал старый подлец, - тебе будет уже миллион лет - а на вид никто не даст больше чем семьсот тысяч...
- Будь ты проклят, - выла Глашка, пытаясь удержаться от падения в ядовито-зелёную бездну, - чтоб твоими костями давились самые паршивые собаки...
Старик радостно хохотал.
Вдруг откуда-то сверху с громовым ударом вспыхнул узкий алый луч, почти сразу коснувшийся адского шестиугольника. Раздался гулкий хлопок и время словно замерло. Остолбеневшая Глашка наблюдала, как перед её носом пылавший мгновение назад шестиугольник начал проваливаться словно сам в себя.
Медленно, невыносимо медленно его стороны исчезали в центре, превратившимся в крохотную что булавочная головка ослепительную точку. Поглотив всё, точка лопнула, обдав девушку тугим толчком ледяного ветра.
Сквозь звон в ушах Глашка услышала испуганный вскрик заподлистого старца и в ту же секунду прозрачная стена стала крошиться, разваливаясь на осколки раскалённого воздуха. Поляна перед ней поплыла, изменяясь как в калейдоскопе. Зелёная трава пожелтела и растеклась по земле лужицей горячего песка. Деревья размазались по густо-синему небу, немедленно принявшему грязно-серый цвет и нехотя уплывшему куда-то вверх, оставив после себя густую черноту.
Россыпь камней посреди поляны не торопясь, как стайка улиток после пьянки, стала перемещаться в сторону, где мягко переливались полотнища багрового пламени - волнистые как громадные мятые простыни и такие же тонкие.
Глашка уже готова была быстренько сойти с ума, когда среди этих огненных простыней заметила высокую худощавую фигуру, показавшуюся ей до боли знакомой.
- Нет, - уже в который раз за этот день прошептала девушка вмиг пересохшими губами.
- Да, родная, - как-то буднично сказал мужчина, лёгким шагом подходя к ней, - да, это я... Прости что без подарка...
Для Глашки это было последней каплей, ба даже озером, Ниагарой, переполнившей её и без того уставший рассудок.
- Егор... - едва слышно прошептала девушка и потеряла сознание, свалившись на кучу песка, услужливо выросшую под ногами.
Недалеко верещал зловредный старикашка, пытаясь вырваться за пределы алой пятиконечной звезды, быстро вращающейся на уровне его пояса как хула-хуп.
- Сейчас, сейчас, Сникерюга, я и до тебя доберусь, - деловито и с чувством сказал рождённый в огне молодой человек, оказавшийся действительно им - исчезнувшим давным-давно и с концами Егором. Браслеты на его запястьях и кольцо на безымянном пальце правой руки медленно остывали, приобретая свой обычный тускло-серый цвет.
Тонкие полотнища багрового огня рассеивались в душном, как с печи, воздухе. Сквозь исчезающую черноту вылупились мохнатые звёзды, словно и не было минуту назад ясного солнечного дня.
Егор с сожалением посмотрел на извивающегося Сникерса, больше похожего сейчас на спившегося физкультурника, чем на могучего колдуна:
- Жаль, что бабе моей плохо, а то я бы тебя прямо здесь разложил на составляющие...
- Да я... да что... Да мне Белоснежка приказала, - вопил тот, быстро вращая вокруг себя полыхающую звезду. - Я ж сам добрый, я бы на это не пошёл...
- Да пошёл ты, - махнул на него рукой Егор.
А сам тем временем очень осторожно взял на руки Глашку, тихо лежавшую на куче песка с полузакрытыми глазами и чуть высунутым прикушенным языком, встряхнул головой и с лёгким хлопком вместе с ней исчез.
Звезда стала вращаться быстрее, вопли Сникерса превратились в непрерывный вой, прекратившийся только после такого же хлопка.
Наконец стало тихо. Раскалённый колдовской битвой песок медленно остывал, звёзды тоже успокаивались и моргали теперь уже не так нервно, и к рассвету почти ничего не напоминало о давешнем случае.
Ну разве что только идеально ровный песчаный круг версты четыре в обхвате, совсем не к месту торчащий посреди глухого леса - да кто же его увидит-то с высоты? Разве птица какая качнёт головой удивлённо, пролетая по делам своим птичьим: "Нехилый, мол, пляжик чудаки отгрохали в лесу. Одна незадача - вода далековато, однако". И, махнув крылом у виска, полетит себе дальше...
Паломничество в Мекку ещё не спасает от совокупления с верблюдом, считают мудрые мусульмане. И действительно, многие могут на собственном опыте убедиться в правдивости этих слов.
Нет-нет, не то чтобы за вами по ночным улицам стаями носились голодные, злые и морально разложившиеся самцы верблюдов. Да ещё после трудного, изнурительного путешествия в столь святое место.
Дело здесь гораздо проще и значительно сложнее. И заключается оно в том, что конечный результат ваших действий зачастую получается настолько далёк от ожидаемого, что, по сути, превращается в свою противоположность - то есть полный просёр заместо полной виктории...
А посему имеет смысл ввести понятие коэффициента заподлизма.
Вышеуказанный коэффициент напрямую связан с константой херовизации, степенью мудаковатости и имеет стойкую обратную зависимость от фактора улучшения того самого конечного результата, который, как мы понимаем, совсем не того.
Попросту говоря, коэффициент заподлизма представляет собой число, на которое следует разделить результат, ожидаемый вследствие каких-либо действий, производимых с какой-либо целью. Это число тем больше, чем выше степень мудаковатости лиц, производящих данное действие и чем ниже значение фактора улучшения, который сам по себе и так бесконечно стремится к нулю.
Минимальные значения коэффициента заподлизма могут быть порядка одной целой одной десятимиллионной (это когда он равен уровню естественной энтропии), а максимальные ограничены лишь константой херовизации и степенью идеальной мудаковатости. Практика показывает, что превышение значений идеальной мудаковатости даёт обратный результат.
То есть резко возрастает насыщенность фактора улучшения, который в этом случае начинает не так резко стремиться к нулю, а совсем наоборот - строить из себя важный показатель.
Короче говоря, поступки, совершаемые с целью добиться чего-то и ожидаемые в результате этого положительные для совершающих сии поступки индивидуумов изменения представляют собой взаимоисключаемые пары, существующие по принципу "хочешь конхветку - так хуй тебе" и олицетворяющие собой основной закон всемирного заподлизма: "От каждого по способностям - каждому по дуле".
Что и делает жизнь всех и каждого трудной, но интересной.
С легким, как слабый сквозняк, вздохом Глашка открыла глаза. Она лежала на небольшом возвышении в огромном зале. Хотя залом это место можно было назвать только лишь при наличии большой фантазии. Бесконечное поле, на горизонте которого вяло мерцают далёкие полосы алого огня. Воздух свеж, даже прохладен и сильно пахнет грозой. Но небо кристально чистое, чёрное до бархатистости и сверкает мириадами звёзд, похожее скорее на рождественскую ёлку, чем на создание Бога или кого там ещё.
У возвышения, на котором она лежала, неподвижно стоял Егор и смотрел на неё своими удивительными глазами. Зрачки огромные, взгляд цепкий - но где-то глубоко светилась такая нежность и радостное ожидание, что у девушки опять закружилась голова и далеко-далеко убежали ноги.
- Егорушка, - выдохнула она, крепко-крепко сжимая его руки своими тонкими горячими пальцами. - Где ж ты был так долго?.. Я уже и состариться успела, а ты всё такой же.
- Да и ты, - кашлянул Егор, - словно вчера расстались...
- Так как же ты? Куда пропал-то?.. Мамка-то твоя так и померла тебя не увидев, - Глашка попыталась приподняться, но без сил рухнула обратно.
- Лежи-лежи, - нежно придержал её Егор. - У нас впереди вся вечность. Плюс ещё немножко.
Глашка вздохнула умиротворённо и тут же уснула, как в воду булькнула. Егор нежно провёл-погладил ладонью её порозовевшую щёчку и щёлкнул пальцами.
Одна из бесчисленных звёзд у него над головой стала быстро увеличиваться и в несколько секунд превратилась в более чем странный предмет. С неба, медленно вращаясь вокруг собственной оси, опускался не кто иной как сам Сникерс. Руки и ноги его были карикатурно растопырены, что во время ритуального танца, хотя сейчас могучий колдун больше напоминал пришпиленную к фанерке лягушку.
В голове и ногах его были расположены две огромных плоских алых звезды, параллельные друг дружке. Они синхронно вращались, представляя собой, по-видимому, единое целое, и вместе с ними вращался и колдун.
Эта комбинированная фигура быстро опустилась и остановилась, зависнув на высоте ладоней двух над полом. От резкой остановки голова колдуна качнулась, аж позвонки хрустнули, а из-под нижней звезды взмыло облачко сероватой пыли.
Звёзды продолжали вращаться, и распятый Сникерс вместе с ними. Егор поочерёдно видел его то строго анфас, то слегка в профиль; потом сверкал затылок - и всё начиналось сначала. И всё это в полной тишине.
Спустя часа два колдун стал показывать некоторые признаки нетерпения и где-то даже раздражённости:
- Могу я поинтересоваться... - козлиным голосом начал он.
- Нет, - твёрдо сказал Егор. - Не я к тебе пришёл, а ты ко мне. Так что ты меня слушай...
Сникерс хотел было возразить, но быстро передумал.
- Заканчивается время сил Зла, - торжественно начал Егор. - Недолго осталось твоей Белоснежке властвовать над миром. Скоро грядет моё царство - царство Света и Добра... Люди навсегда забудут, что такое подлость, унижение, предательство. Все будут любить друг друга и уважать в ближнем человека, а не глядеть на толщину его кошелька. Не будет продажных женщин и неверных мужчин, не будет плачущих голодных детей и рыдающих обманутых девушек. Не будет войн, насилия и рабства. И негр со слезами умиления поцелуется с азиатом, и они вдвоём крепко обнимут белокожего...
- Так ему и надо... - тихо пробормотал беспомощный Сникерс, неторопливо вращаясь перед оратором.
Но тот уже ничего не слышал. Пошире расставив ноги, Егор воздел руки к небу:
- Навсегда на земле воцарится мир и согласие. Все будут советоваться со всеми, чтобы никому не было плохо. Исчезнут пьянство, венерические болезни, саранча и политика, потому что никто не будет лгать другим... Не будет брошенных детей и забытых стариков, не станет...
- А я?!. - внезапно раздался громкий вопрос Глашки, которая давно уже проснулась и с видимым интересом внимала этому выступлению.
- Что... ты? - сбился с вдохновенной мысли Егор.
- Со мной что будет? - прямо спросила девушка, широко открывая затуманенные недавними событиями глаза.
- В смысле что? - непонимающе уставился на неё пророк.
- Ну меня куда ты денешь? Я ведь тоже не без греха - и выпить иногда люблю, и без вранья, зачастую невинного, женщине никак нельзя, и не хочу я уважать, к примеру, человека, сделавшего мне однажды большую гадость... А?
- Котик, ну давай побеседуем об этом в более подходящем месте и в другое время. У меня сейчас совсем другие заботы, - с ноткой нетерпения в голосе сказал Егор.
- А это, кстати, что за место? - оглянулась Глашка. - Чем оно не подходит?
- Это, дорогая моя, его личный мир, - проблеял вращающийся колдун. - Евонная персональная Вселенная, так сказать... Вот так захотел - и создал себе. Бог, ядрёна мать...
- Я тебе, во-первых, не дорогая, - бросила на него косяк Глашка. - С тобой, подлюка, ещё будет отдельный разговор - отбивная по рёбрам и гуляш по коридору... С заходом большим напильником во все дыры...
Сникерс дёрнулся и благоразумно замолк.
- Да, по большому счёту он прав, - развёл руками Егор. - Это всё я сам и создал.
- Ну и делай себе свой рай тут, - опять не удержался колдун, повёрнутый в это время затылком к собеседникам.
Лёгким движением пальца Егор отправил надоедливого болтуна высоко вверх, дабы не слышать.
- Это мой дом, здесь мои законы, - продолжал он между тем. - И я бы попросил тебя, моя радость... Тем более, когда мы ещё и не одни...
- А ты изменился, Егор, - грустно сказала Глашка. - я тебя помню совсем другим.
- Каким другим? - непонимающе взглянул на неё тот.
- Ну... другим... Не таким бесспорным, не таким правильным. - Девушка вздохнула. - Ты меня понимаешь?
- Да-а, - протянул Егор. - Ты меня запомнила обычным тёмным парнем... Но прошло много лет - и я другой. Я избранный, я бессмертный!..
- Но я всё та же! - в сердцах воскликнула Глашка. - Я думала, что потеряла тебя, я до сих пор не верю, что это не сон... А ты такой... Такой... Ты такую херню порол!.. Что с тобой, мой милый?..
Девушка порывисто вскочила, пошатнулась; Егор сделал шаг навстречу и подхватил её как раз своевременно - ноги Глашки подкосились, и она залилась слезами.
- Ну где же ты был?!. - взглянула она ему в глаза.
Егор протяжно вздохнул.
- Ну а ты постарайся, - поняла его Глашка, - может и пойму.
Егор опять вздохнул.
- Тогда, когда я нашёл эти браслеты, - медленно начал он, - или, скорее, они нашли меня... Я ходил сам не свой... Помнишь, вы с мамкой меня даже за больного считали?
Девушка молча кивнула.
- Так вот, у меня просто как пелена с глаз упала. За те несколько дней я узнал о себе, об этом мире и о своём месте в нём значительно больше, чем за все прожитые годы...
Держа друг друга за руки, они присели на вдруг возникшую неровность, удивительно удобную для двух влюблённых задниц.
- Это была судьба, - продолжал Егор. - Когда-то, давным-давно, жили на земле Великие Маги - люди по происхождению, но боги по существу. Они могли очень многое - влиять на судьбы мира, создавать свои вселенные, зажигать и гасить звёзды... Они были как бы наместниками богов в нашем мире.
Глашка слушала даже, кажется, не дыша.
- Представляя богов, Маги олицетворяли силы Добра. Они хотели, чтобы в этом мире не было войн, болезней, вражды, подлости. Чтобы люди, плоть от плоти которых были Маги, жили в любви и согласии, чтобы не лились кровь и слёзы - разве что от любви, чтобы все были равны и счастливы.
Егор тяжело вздохнул:
- Но испокон веков также существовали и их извечные враги - Короли Тьмы. Ставленники Зла, они происходили от другой, чуждой нам расы. Короли Тьмы ненавидели людей и делали всё, чтобы здесь царило разрушение... Эпидемии, войны, предательство и братоубийство - суть проявления Зла в нашем мире, инструментом которого они и были. Короли Тьмы делали всё, чтобы в душах людей поселились злоба, жадность, чёрная зависть и лень. И если бы не Маги - люди давно бы уже уничтожили друг друга, утонув в крови междоусобиц и чёрной жёлчи ненависти.
Но Маги успешно противостояли тлетворному влиянию Королей Тьмы. И Добро всегда было сильнее, потому что оно угодно богам. Так было всегда... Но вот, с приходом на престол Тьмы новой королевы, получившей имя Белоснежка за свой нездоровый бледный цвет кожи, что-то сломалось в этом механизме.
Впервые за всю Вечность Добро стало слабее Зла. Маги погибали один за другим, пока не остался последний и самый могущественный - Мерлин. Но и он оказался бессилен перед чёрной магией новой Королевы Тьмы. Предвидя свою смерть, Мерлин могучими заклинаниями предопределил мою судьбу - родившись через много лет после его смерти, я должен был стать наследником Силы Великих Магов. И, унаследовав их Силу, я должен победить Белоснежку, чтобы восстановить величие Добра в этом мире.
В этом месте Глашка вздохнула.
- Ты, наверное, хочешь спросить, где же я так долго был? - поинтересовался Егор.
Глашка вздохнула опять.
- Чтобы стать Великим Магом, - вздохнул теперь уже Егор, - мало было тех знаний, что я получил с магическими вещами. Мне надо было учиться, учиться и ещё раз учиться, как завещал великий Мерлин. За эти годы я многого достиг и теперь смело могу выступить на битву с силами Зла в общем и с мадам Белоснежкой в частности...
- Но почему... - перебила его Глашка, - почему ты ничего не сказал нам с мамкой? Неужели бы мы не поняли? Неужто нам не было бы легче терпеть, если бы мы знали, что ты не утоп, а жив-здоров и где-то учишься?1 Ведь мамка твоя...
- Знаю, - твёрдо прервал её Егор. - Однако, знали бы вы - знала бы и Белоснежка, а уж она нашла бы способ мне помешать... Нешто я зверь, а не человек - такие муки вам зазря доставлять? Королева Тьмы с самого начала знала, что я родился, знала и про то, кем я стать должен... Сызмалу меня гомункулюс берёг, человек искусственный, волшебством Мерлина созданный. И амулеты эти с ним были... А когда я уже подключился в их информационное поле - тогда и вы с мамкой в большой опасности оказались. Я должен был исчезнуть для всех - для Белоснежки, для этого мудака, который над нами сейчас крутится, для соседей наших и для вас тоже.
- Но ты же остался... - просто сказала девушка.
- Я был не здесь, - отрезал Егор, - я был в таких мирах, где всё не так, где всё по-другому. И излучения моих браслетов не могла чувствовать Белоснежка. Я сам создавал для себя эти миры - создавал чтобы учиться и чтобы развлечься, создавал чтобы самому для себя исчезнуть и создавал чтобы найтись... Этот, - повёл он рукой вокруг, - тоже создан мной. Он очень спокоен, почти не изменяется и лучше других приспособлен для отдыха и раздумий... Собственно, я его так и использую.
- Я так и поняла, - Глашка пнула пяткой возвышение, на котором они сидели. - А тот лесочек с халупкой, где я грибы собирала, то тоже твоя работа?
- Конечно, - скромно улыбнулся Егор, - я его создал специально для тебя. Весь тот лесок, как и домик - островок постоянства в мире хаоса, или, если хочешь, - островок хаоса в мире постоянства. Там не действуют большинство законов Всемирного Равновесия, а остальные работают не так, как везде, или же действуют совсем наоборот...
- К примеру?.. - прошептала Глашка. В голове её занозой сидела какая-то важная мысль, но, покуда она ещё не оформилась, девушка запихнула её подальше.
- Ну, к примеру, - с охотой объяснил Егор, - время там движется задом наперёд, к тому же ещё и дискретно - ну как бы прыжками... То есть, ты всё время проживала один и тот же день, но в результате становилась моложе за каждые сутки на 9,52 месяца.
- И сколько ж я там?.. - с вялым интересом спросила девушка.
- Двадцать пять деньков ты там грибы собирала, - немного подумав, ответил Егор.
- И это составляет...
- Это составляет почти двадцать лет, моя милая...
- Минус? - задумчиво произнесла Глашка.
- Минус, родная, - радостно подтвердил Егор. - Правда, есть тут ещё один минус...
- Какой? - вскинула ресницы она.
- Нельзя тебе в реальный мир...
Глашка молча смотрела на него. Егор встал, потянулся, потом задумчиво провёл ладонью по лбу таким знакомым до боли жестом, что у девушки сердце забилось часто-часто, как у воробья пойманного.
- Почему? - наконец спросила она.
- Здесь уже вступают в силу законы, над которыми я не властен, - медленно произнёс Егор. - Физическое тело, получившее хроноэнергию против вектора энтропии при переходе в другую систему координат начинает терять эту энергию со скоростью, равной произведению количества полученной энергии на время возмущения хронопотока.
- Ну да?! - весело воскликнула Глашка. - А для тупых объяснишь?..
Егор смешался на мгновение:
- Извини... В общем, если ты окажешься на земле - то каждые сутки ты будешь скачкообразно стареть на без малого двадцать лет.
Девушка присвистнула:
- Ни хуя себе струя с комариного... И долго так?
- Двадцать пять дней, - со вздохом ответил Великий Маг Егор. - Люди столько не живут...
- Ну спасибо тебе, милый, - картинно поклонилась Глашка. - Меня хотя бы спросил, прежде чем осчастливить.
- Но, милая, - поднял руки Егор, - зачем тебе эта земля? Когда я покончу с Белоснежкой, то тогда мы оба - молодые, красивые - создадим кучу новых миров... Каких захочешь... Хочешь, к примеру, мир с молочными реками и кисельными берегами - пожалуйста. А хочешь - горы из взбитых сливок и каньоны клубничного мороженого... Или... или котлетные деревья и винные колодцы?..
Глашка угрюмо молчала.
- Ну пойми, родная, - убеждал её Егор, - я ж не мог тебя оставить такой... такой пожилой... Ты мне молодая нужна. Такая, как я тебя запомнил...
- Ты очень изменился, Егор, - тихо сказала девушка. - Да и я уже не та... Не забывай, что за столько лет даже женщина может что-нибудь понять... Хоть она и, - Глашка грустно улыбнулась, - и не Великий Маг.
Она опять тяжело вздохнула.
- Егор, за что ты собираешься бороться? Ты мне тут очень красиво про всё говорил - стоит, мол, тебе взять верх - и всьо чотко - будет людям счастье, бабам цветы, а детям мороженое... Почему ты в этом так уверен?
- Я тебе уже объяснял, - холодно произнёс Егор, - Короли Тьмы хотят гибели людей, они нас всех ненавидят... Так сказал Великий Мерлин.
- Ну ладно - Мерлин так Мерлин, - согласно взмахнула рукой Глашка. - Но почему ты думаешь, что твоё Добро должно победить?
- Так угодно богам, - угрюмо процедил Егор. - Так сказал...
- Да-да, Великий Мерлин, - перебила его девушка. - А почему же боги сами тогда не расправились с Королями Тьмы? Для них это ведь раз плюнуть... И куда они исчезли? Куда делись Высшие, которые, как я понимаю, сотворили самих богов?
- Замолчи, женщина! - вскипел наконец Егор. - Не твоим куцым умишком определять смысл поступков богов. И не смей больше в таком тоне говорить о Высших - это кощунство!..
- Конечно, - заорала в ответ Глашка, - кричать на слабую женщину это исконная привычка всех Великих Магов. Не можешь словом убедить - так развей меня по ветру в своём пыльном, мрачном и пизданутом мире...
Она в сердцах пнула ногой удобную возвышенность, на которой они просидели почти всё время разговора. Горбик услужливо прогнулся, мягко принял удар и спружинил, чтобы не повредить ступню.
- Тьху, - в сердцах плюнула Глашка, - даже злость согнать не на ком - все такие заботливые... Да пойми ты, Великий Тупоголовый Маг - Добро и Зло были всегда, и всегда существовали вместе. Мы и различаем-то их по тому, что добрые поступки совершают люди, знающие о существовании плохих, и наоборот... Не будь Зла - какой бы вес имело Добро? Добрые дела имеют цену до тех пор, пока кто-то делает, или хотя бы имеет возможность делать Зло. И какой смысл творить Добро, если бы оно было единственным в мире исходом всех поступков? Делая Добро, люди сознательно или бессознательно подчёркивают, что, имея возможность сделать Зло, они всё-таки выбирают другое... Ты хочешь предложить людям чистое, рафинированное, кастрированное Добро без начала, конца, и, в конце-то концов, без смысла?.. Ты уверен, что они скажут тебе спасибо за такой розово-голубой мир? И, интересно, как будут наказаны те, кому это не понравится?
Молчавший всё это время Егор поднял глаза.
Вид его был ужасен. Чёрные горящие зрачки занимали, казалось, всё лицо. Ноздри его тонкого носа дрожали от неудержимого гнева. Губы сжались в тонкую, словно прорезанную, полоску, а камень на перстне медленно наливался алым нехорошим огнём.
Глашке стало страшно. И тогда она наконец поняла, что за мысль её так давно беспокоила.
- Егор! - крикнула она, - Белоснежка может тебя найти здесь?
- Не-е-ет! - проревел он. - Она не знает, где расположен этот мир. И узнает только когда я сам скажу ей об этом... А ты, женщина, не заговаривай мне зубы. Ты сейчас ответишь за свои мерзкие, богопротивные слова... Как ты могла усомниться в правоте Великого Мерлина?!. Да ты меньше чем вошь на его мизинце... Да я...
- Егорушка! - вдруг тихо сказала Глашка. - А если ей как-нибудь Сникерс сообщит? Ну придумает что-то... Как ты думаешь, что она будет делать?
Егор умолк на полуслове, да так и застыл с полуоткрытым ртом.
- Ну у меня есть для неё сюрприз, - минуту спустя совсем спокойно ответил он. - Хотя сейчас я ещё и не совсем готов к этой встрече... Да, за это я и не подумал.
Он посмотрел вверх, выглядывая порхающего где-то среди звёзд колдуна, хотел ещё что-то добавить, но уже не успел.
Откуда-то сбоку неожиданно вспыхнул ослепительный голубой свет и раздался мощный, басовитый гул - обездвиживая, лишая силы, воли и слов. Глашке показалось, что она превратилась в один цельный кусок камня, сработанный грубым резцом под её фигуру, а сам источник этого изматывающего гудения находится внутри её самой, где-то пальца на два ниже пупка.
Имея возможность двигать только глазами, она увидела, как из громадного окна, открывшегося прямо в воздухе на высоте человеческого роста, вместе с ослепляющей синевой к ним проникло ещё что-то. Это что-то представляло собой огромную, с хороший дом размером, ледяную раковину, всю искрящуюся что бриллиант. Очень плавно она скользила по воздуху, не имея под собой совершенно никакой видимой опоры.
В самой сердцевине раковины, заместо жемчужины, восседала необычайной красоты и бледности женщина со слегка фривольной формы носом. Длинный и прямой, он боле напоминал небольшой, загнутый вверх хоботок и при этом постоянно находился в движении, словно обнюхивая всё вокруг.
Одета она была в прекрасно сшитое строгое чёрное платье, усыпанное мелкими алмазами, которое изумительно оттеняло её кожу цвета первого снега. Ногти у неё были длинны и ухожены, но имели нездоровый синюшный оттенок, что у несвежего трупа. На голове эта мадам имела простое украшение в виде тусклого неширокого обруча, при взгляде на который тем не менее начинала сильно кружиться собственная голова.
А в руках у неё к тому же имелись половинки сломанного бильярдного кия, которыми она нервно постукивала друг об дружку как кастаньетами.
Глашка как-то сразу догадалась, что эта чудная красавица и есть та самая злосчастная Белоснежка - источник всех бед, по определению убиенного ею Мерлина и наследника его непростого дела - Великого Мага Егора.
Раковина, брызнув вокруг синими искрами, плавно остановилась перед двумя замершими в неподвижности фигурами. В отличие от Глашки, застигнутой врасплох прямо в движении и так и застывшей, Егор стоял в спокойной, расслабленной позе, по хозяйски скрестив руки на груди. Ни дать ни взять - заботливый домовладелец, терпеливо ожидающий долгожданного гостя. Белоснежке это не очень понравилось, но она сдержалась и даже виду не подала:
- О, Великий Маг, - радостно приветствовала она его. - Я подумала - не пора ли нам уже с тобой познакомиться?
- Не пора ли нам пора в жопу вставить три пера? - доброжелательно отвечал Егор, с видимым интересом рассматривая Белоснежку. - Ну и что же решила твоя сэ-сэ?
- Не "сэ-сэ", а эс-эс, дубина, или же "сияющая светлость", - раздался раздражённый голос откуда-то сверху.
Не имея возможности поднять головы, Глашка догадалась, что это потихоньку шёл на посадку подлюка-колдун.
- Молчи, Сникерс, - цыкнула на него Белоснежка. - Своё дело сделал - и крутись себе, пока не спросят. А не то оставлю тебя здесь годков эдак на полтораста независимого времени - пыль поднимать... Мало не покажется!
- А что тут решать? - продолжила она, - обращаясь опять к Егору. - Сам видишь - я уже здесь. Наш с Эдиком план сработал на отлично... И наживку тебе забросили...
Белоснежка кивнула, указывая то ли носом, то ли подбородком, на окаменевшую фигурку Глашки с нелепо растопыренными руками.
- И заглотал ты её хорошо, - аж зубами щёлкнула от радости Королева Тьмы. - Крепко заглотал... Через неё мы и на тебя вышли. Как только ты в контакт со Сникерсом вошёл - пасли мы тебя, серьёзно пасли. Если б ты Эдика сразу замочил - всё равно бы рано или поздно тебя нашли...
- Ну да!.. - раздался сверху возмущённый вопль колдуна. - Ты ж мне сказала, что охранять меня будут!..
- Не ори, - повела плечом Белоснежка. - Живой же остался... Да и мне здорово помог, сигнал передавши. Мы этот мирок доморощенный в момент засекли...
- Ну и, - продолжила та, - возьмём тебя, милый мой Егорша, с собой... Ко мне в замок. Ты ж мне, родной, живым нужен... Во всяком случае пока, - закончила она, нехорошо блеснув глазами и продолжая плотоядно улыбаться. - У меня к тебе вопросиков накопилось... Ой как много - ещё с времён тичера твоего поганого, Мерлина то бишь...
- Ты, падла, учителя не трожь! - тихо, но тяжело бросил Егор. - Не дам я тебе его имя святое твоими губами погаными засирать... И с тобой не пойду - не сможешь ты меня, Мага Великого, силой заставить!..
- Ха, - удивилась Белоснежка, шевельнув кончиком носа, - да не буду я тебя силой заставлять - ты сам за мной пойдёшь. Ещё и умолять будешь - возьми, мол, меня с собой, не бросай здесь...
- В пизду ты лапти обуваешь! - не сдержался Егор. - Да чтобы я, Великий Маг, о таком тебя просил!.. Мандавошка ты волоколамская...
- Попросишь, Егорушка, ещё как попросишь, - меланхолично пробормотала Королева Тьмы, глядя мимо него, прямо на Глашку. - А просить ты будешь потому, что выбора у тебя то и нет никакого... Или со мной ты пойдёшь, или коза твоя дурная. И не мне тебе рассказывать, что случится с твоей архимолодой целкой, когда она окажется на земле... Там, где законы не тобой установлены, а старыми добрыми богами, где солнце восходит само по себе, а не потому что тебе так нужно. Ну и главное - время, время... время!!!
Белоснежка дико захохотала, запрокинув голову. Груди её весёлыми мячиками подпрыгивали под разукрашенной одеждой.
Егор сильно побледнел и стал очень спокойным. Только глаза метали молнии и язык часто-часто облизывал вмиг пересохшие губы. Глашке стало по-настоящему страшно: таким она его ещё не видела. Казалось, что вот-вот - и мерзкая Королева Тьмы свалится со своей раковины, пронзённая насквозь этими молниями. Но время шло - и ничего не происходило.
В звенящей тишине Егор устало произнёс:
- Ну ладно, сейчас твоя взяла... Но помни - ты сама этого захотела. Обещай, что ты ей ничего не сделаешь.
Он кивнул в сторону неподвижной девушки.
- Конечно-конечно, - заверила его Белоснежка, - ни один волосок не упадёт с её милой головки... Мне ж нужен ты, а не баба твоя.
- Родная! - обратился тем временем Егор к Глашке, с видимым усилием всё-таки повернув голову к ней. - Пообещай мне, что ты не будешь за меня волноваться - я скоро вернусь... И мы снова будем жить долго-долго.
Глашка часто-часто заморгала ресницами и по щеке её быстро сбежала слезинка.
- Ну всё - попрощались и пора, - подвела черту Белоснежка. - Егор - сюда, баба - на месте, мы уваливаем... Эх, хороший сегодня денёк выдался! Правда, Эдик?
Сникерс молча кивнул, устраиваясь поудобнее на ледяной ступеньке у ног его королевы. Не нравился ему этот Егор. И то, как быстро он согласился - тоже не понравилось.
- Светлость моя, - пробормотал он в бороду, полуобернувшись к заметно повеселевшей Белоснежке, - сдаётся мне, что в замке первым делом нам придётся с него эти железяки снять... А то уж больно он крутой с ними...
- Ничего, - отмахнулась от него та, - прикажем - снимет. А если и не снимет - так они Мерлину хер помогли, и ему хер помогут... Скоро все увидят, к т о хозяин этого мира!..
- В самом деле?.. - с вызовом спросил Егор, в своей гордой позе так и уложенный у ног Белоснежки, рядом с колдуном.
- Мне, - веско сказала та, - и сейчас уже всё понятно... Правда, Эдик?
- Да-да, - быстро согласился Сникерс, совсем, впрочем не уверенный в этом. - Я бы тебе осмелился посоветовать, моя светлейшая, поставить свою очаровательную, милую, душистую ножку на грудь этому земляному червю. Чтобы так это и вошло в историю - Королева Тьмы прибывает в Ледяной Дворец, попирая ногой последнего из так называемых Великих Магов... Красиво, правда?.. Надо будет заказать такую скульптуру. Мы её в Зелёном зале поставим, рядом с Эвлином...
- Замолчи, дурень, - воскликнула Белоснежка, топнув ногой, - что ты можешь знать об Эвлине?!.
- Да ну как же... - испуганно пробормотал колдун. - Эвлин, моя светлейшая, ваш, моя светлейшая, родной брат, моя све...
- Брат? - возмутилась Королева Тьмы. - Он был мне больше чем брат. Он был... Да ладно, - устало взмахнула рукой, - никогда, слышишь, никогда не говори мне об Эвлине... Всё это касается только меня!
- И всё-таки очень скоро вам таки придётся о нём поговорить, - очень тихо, почти не слышно прошептал парализованный Егор. - Горячей кровушкой умоетесь, о смерти просить будете...
- Что ты там бормочешь? - гордо наклонила к нему голову Белоснежка. - Плевать мне на твои заклинания... А в дворце ты вообще будешь никто. И браслеты твои не помогут... Хорошо ты придумал, Эдик, - милостиво кивнула она колдуну. - Я так и сделаю...
И она нежно, почти деликатно, поставила свою сверкающую хрустальную туфельку Егору на грудь, прямо на скрещённые руки. Тот только зубы сжал да взглядом её обжёг нелюбезным.
- Ну, трогай, - воскликнула Королева Тьмы и её раковина, сверкающая огнями что рождественская ёлка, плавно поплыла назад, к сияющему синевой окну.
Спустя минуту Глашка осталась одна. Невидимая сила, сковавшая её, исчезла вместе с пронзительной синевой и незваными гостями. Но с возможностью двигаться пришло и страшное осознание безвозвратной потери. Егор, пропавший однажды и оплаканный ею бесчисленное количество раз, пропал опять. И на этот раз, судя по всему, уже навсегда.
Что она может сделать здесь? Одна, вдали от него, не имея не только волшебных сил - но и даже возможности выбраться из этого очень удобного, домашнего мира, где всё приспособлено для долгого, безопасного проживания, но совсем не для борьбы.
И Глашка упала в мягкий, уютный песок, заливаясь горючими слезами. Ближайший холмик услужливо переместился ей под голову и отрастил что-то вроде огромного носового платка или маленькой жилетки, быстро впитывающей слёзы и сопли опечаленной и вечно молодой девушки...
Всё в этом мире взаимосвязано, и события происходят по закону сообщающихся сосудов, или же по принципу домино - одно действие приводит к длинной цепи случайных на первый взгляд и вроде бы и не связанных друг с дружкой событий, причина которых не всегда видна невооружённому глазу, хотя и лежит на поверхности.
Опытному и вдумчивому наблюдателю доступно открытие базовых законов существования человека и общества, как то: выявление истинных причин войн, пандемий и голодоморов, общее ухудшение качества жизни в результате его усиленного улучшения и регулярные нарушения работы его же собственного кишечника, происходящие вследствие накопления знаний обо всём вышеупомянутом.
Но познание причин рождения и гибели целых миров подвластно лишь нечеловеческому разуму, который свободен от определённых логических рамок и социальных и расовых предрассудков. Только он может знать, ч т о нужно сделать для спасения или погибели этого мира, только его пальцы ощущают дрожание космических полей, лишь его уши слышат, как растёт трава, а глаза видят то, что недоступно пониманию других...
За многие миллионы световых лет от Солнца вспыхнула новая звезда. "Ну вспыхнула - и ладно", - может сказал бы кто не очень проницательный, - "У нас тут, понимаешь, вспыхивает по тысяче звёзд в минуту, и нету тут ничего особливого, понимаешь..." Но это был очень необычный взрыв. Вся его энергия собралась в узкий направленный луч, который пронзил не только пространство, но и время, и в доли секунды достиг Земли.
Теперь это был уже не поток всеразрушающей плазмы, а мягкий водопад низкоэнергетических частиц, который прошёл сквозь планету как солнечный луч через оконное стекло и сразу же рассеялся в пространстве. Больше всего это было похоже на сигнал огромного космического будильника, настроенный на одно-единственное ухо, где бы оно ни находилось.
Глухой ночью Шахтёр проснулся от страшной силы толчка, сбросившего его на пол с деревянного топчана, где он обычно спал. Жил негр в маленькой каморке, всегда тщательно запираясь на ночь, особенно после таинственного исчезновения князя Петра.
Уже второй месяц шли поминки. За неделю было тщательно обыскано всё его немаленькое княжество, опрошены тысячи слепых, глухих, немых и путешественников, которые знают и видят всё, но не удалось найти ни малейшего следа князя и его гостя, пропавшего вместе с ним. Попутно на всякий случай повесили десятка три ведьм и колдунов, восемнадцать изменников родины и пятерых клятвопреступников, но в основном вопросе ясности не прибавилось.
Командовал княжеством так называемый Совет обороны, созванный на время поисков. Совет состоял из шестнадцати бояр и главного повара. Ввести повара в Совет обороны было хитрейшей задумкой, реализованной с целью обеспечения бесперебойного питания его членов. Хотели было взять в Совет ещё и главного евнуха, но решение этого вопроса отложили в связи с очевидным трауром.
Поэтому заседания проходили в этом плане совершенно неорганизованно. Каждый боярин брал с собой на Совет пару-тройку своих наложниц и очень смотрел за тем, чтобы никто больше ими не пользовался.
В общем, заседания Совета обороны проходили очень насыщенно. Все его члены были достаточно напряжены и в меру внимательны. Под вечер общее напряжение в силу объективных причин немного спадало и именно тогда начиналось обсуждение самых животрепещущих вопросов.
Шахтёр, чудом избёгший смерти по обвинению в государственной измене, вынужден был присутствовать на заседаниях в роли главного советника по личным вопросам, так как именно он знал привычки пропавшего князя Петра как никто другой.
Ему приходилось много пить и говорить, говорить, говорить...
Но сейчас он стоял совершенно трезвый, выпрямившись во весь свой громадный рост в тесной каморке и наблюдал, как с кончиков его пальцев срываются в кромешной тьме длинные синие искры. Ещё мгновение - и он вспомнит, обязательно вспомнит...
Сколько она пролежала в мягком песке, оплакивая потерянную жизнь, - час или тысячу лет - Глашка не знала. Слёзы давно высохли на лице, стянув кожу жгучей соляной маской - а она всё лежала, привольно раскинув руки, словно стараясь обнять пустоту, и вспоминала, вспоминала...
Вся её жизнь мелькала перед её закрытыми глазами что серая лента придорожной травы во время быстрой скачки. И вся она - так или иначе - связана была с Егором. Даже в те годы, когда она убедила себя в том, что он погиб, Глашка хранила где-то глубоко внутри себя его облик, сильные ласковые руки, чуть горьковатый запах пота и хрипловатый спокойный голос. А как заразительно он смеялся... Ещё тогда, в ихней юности. А как долго и внимательно он мог быть в ней, чутко прислушиваясь к каждому движению её молодого жадного тела... Об одном жалела Глашка - что не успели они хоть ребёночка завести. По глупости всё откладывали на потом, а вчера - так и совсем не до того было. Да и вчера ли это было?..
Глашка задумалась, сколько же лет могло бы быть ихнему сыну-богатырю, или же красавице-дочке, когда сквозь опущенные ресницы она внезапно ощутила тугие волны синего света, набегавшие на её усталые от слёз глаза.
Сперва мелькнула мысль, что это возвратилась Белоснежка с ейной бандой, чтобы окончательно унизить, растоптать, а может и добить её, но какой-то частью своего сознания Глашка определила, что свет был совсем другой - не такой режуще-голубой, а мягкий, густо-синий и какой-то успокаивающий. А самое главное - при нём можно было двигаться!..
Глашка рывком вскочила на ноги и, щуря глаза, пыталась рассмотреть источник этого нового сияния.
Источником оказался громадного роста негр, в свободной и даже раскованной позе молча стоящий перед ней. Кожа его была чернее ваксы и блестела от пота, выгодно оттеняя ослепительно-белые зубы, сверкающие за толстыми вывороченными губами. Глаза его были большие и чёрные, с громадными голубоватыми белками и не выражали ровным счётом ничего. Во всяком случае ничего особенного... Одно лишь великое терпение.
Синий свет излучал весь контур его фигуры - как если бы негр был плоским и светился по краям. Но, отойдя немного в сторону, Глашка убедилась, что никакой он не плоский, а очень даже объёмный - ну самый обычный голый негр, только светящийся.
- Эй! - осторожно окликнула она его. - Ты чё, мужик? Ты откудова такой?..
Негр по-прежнему молчал, словно застыв на месте. Глашка вдруг заметила, что он почти не дышит, хотя и очень вспотел.
- Слушай, - сделала она шаг навстречу, стараясь всем своим голосом и поведением расположить его к себе. - Как ты тут оказался? Мне нужно выбраться отсюда... Мне очень нужно в одно место...
- Я помогу тебе, - услышала вдруг она глубокий, сильный и какой-то необычный голос, заполонивший, кажется, всё вокруг. При этом Глашка могла поклясться, что губы негра даже не шевельнулись, а голос исходил сразу отовсюду.
Это её почему-то развеселило:
- Ты чё, смуглый, концом разговариваешь?..
- Нет, - невозмутимо ответил негр, - ты слышишь сразу наши мысли.
- Ваши?! - дико удивилась Глашка и оглянулась вокруг. - Ты ж один тут такой.
- Тут - один, - услышала она в ответ. - Но я один из нас. Я - это мы...
- А вы - это кто? - как можно более деликатно спросила девушка, чувствуя, что ещё немного - и она зальётся истеричным хохотом, после чего, скорее всего, разум её покинет.
В полной тишине пролетело несколько томительных секунд. И наконец раздались слова, от которых у Глашки потемнело в глазах и по позвоночнику побежали ледяные феськи:
- Мы - те, кто создал ваших богов...
- Вы... вы... Высшие?.. - с трудом выдавила из себя она в ответ, еле справляясь с дрожащей челюстью, уходящей всё время куда-то в сторону.
- Это вы нас так назвали... - голос буквально вбивал её в песок. Ещё немного - и волны песка хлынут ей в рот, нос, уши, плотной пробкой забьют влагалище - и она погибнет от дикой тоски и ужаса.
- На самом деле мы - Наблюдающие, - продолжал голос. - Мы призваны смотреть, чтобы соблюдались все законы, определённые нашими Создателями.
- Законы Всемирного Равновесия... - пробормотала, вся дрожа, Глашка.
- Может быть, - произнёс голос. - Мы приходим только тогда, когда нарушается равновесие между Созиданием и Разрушением.
- Свежо питание, да серется с трудом, - привычно отвечала девушка, - де ж вы шлялись, когда целые народы погибали от войн, болезней и глупости правителей? Когда матери седели, не дождавшись сыновей, а девушки - любимых, когда от имени богов совершались гнуснейшие мерзости и им приносились кровавые жертвы? Где были вы - Надзирающие за волей ваших Создателей - когда под воду уходили целые континенты с тысячами людей, которые хотели жить и любить, славя своих богов, созданных вами же? Когда нормой жизни стало убийство и предательство, обман и грабёж, жадность и похоть?..
Глашка остановилась. Ей не хватало воздуха, сердце гулкими толчками билось о рёбра, как о прутья клетки, капли пота заливали ей глаза, стекали по груди, спине, ногам и быстро впитывались мягким песком.
- Да... - как-то грустно и даже виновато прозвучал голос, плывущий к девушке на волнах синего огня. - Но в то же время появлялись новые народы и целые континенты, многие люди в счастье и любви доживали до глубокой старости, а мудрые правители рождались ничуть не реже тупых, просто они редко попадали на трон... И когда одни с именем бога на устах грабили, убивали и насиловали - другие с этой же молитвой строили, сеяли и рожали. А от болезней никогда не вымирали целые народы - всегда оставались самые сильные и жизнеспособные, которые впоследствии давали могучее потомство...
- Вы что, всё это у нас наблюдали? - попыталась съязвить Глашка.
- В этом не было нужды, - ответил голос, - ибо законы развития одинаковы для всех миров - разумных и не очень.
Девушка вздохнула:
- А к какому относимся мы?
- А это вам решать, - прозвучал ответ. - Скажем только, что очень долго не было нужды вмешиваться в естественный ход вещей. Но последние события нарушили основной закон, данный нам Создателями - Принцип Равновесия - и потому мы здесь.
- Мы должны погибнуть? - холодея, спросила Глашка.
После минутного молчания голос устало произнёс:
- В любую минуту в действие могут вступить силы, способные разрушить не только ваш мир. Последует цепная реакция, где вы будете лишь первой жертвой, первой - но далеко не последней.
- В любую минуту? - быстро переспросила девушка.
- Если поточнее, - ответил голос, - осталось восемь минут. Но мы успеем. Успеем, если...
- Если что?
- Если ты поможешь нам. Нам и вам... И всем... Нужно сходить в гости к Белоснежке.
- Может проще меня зарезать прямо тут? - вежливо поинтересовалась Глашка.
Ответом была тишина.
- Ах, простите, я и забыла, что чувство юмора присуще только слаборазвитым народам, - исправилась она. - Тогда ещё единственный вопрос - почему я?
- Это ты скоро узнаешь, - гулко прозвучал голос. - Ты согласна?
- Да! - громко сказала Глашка, высоко подняв подбородок. - Я потеряла уже всё, что имела... А жизнь моя - небольшая ценность. Я согласна - может быть, хоть это меня немного развлечёт, - мило улыбнулась она неподвижно застывшему негру.
- Да и какая же женщина откажется от мести другой женщине, - добавила Глашка напоследок.
Под торжественный поросячий визг невидимых дудок сверкающая раковина Белоснежки вылезла из своего голубого окна в Ледяном дворце. Настроение у всех было приподнятое и даже праздничное. Борьба с Великими Магами, надоевшая за тысячи лет что твой насморк, подошла к своему естественному концу. Конец этой борьбы лежал под хрустальной туфелькой Королевы Тьмы и, полу закрыв глаза, казалось даже не дышал.
Сникерс, желая проверить, жив ли ещё пока Великий Маг Егор, достаточно сильно пнул его носком сапога под рёбра. На что тот отреагировал довольно своеобразно - не открывая глаз Егор плюнул в сторону колдуна, метко попав ему аккурат в правую ноздрю.
От дальнейших пинков разъярённого Эдика беспомощного Егора спас лишь властный окрик Белоснежки:
- Цыц, подлюка, он мне ещё с целыми рёбрами нужен покамест!..
И пока колдун гадливо сморкался и чистил нос, Егор тихо сказал, скосив глаза на Королеву Тьмы:
- А тебе, шалава, я даже в рот не дам! И не проси...
Сдержанная Белоснежка только посильнее прижала ему грудь хрустальной туфелькой. Егор побледнел, рёбра затрещали но выдержали.
По такому случаю в Георгиевском зале Ледяного дворца собралась почти вся челядь и много гостей - посмотреть, пожрать, потешиться да языки почесать. Были там и заслуженные вампиры, увешанные потемневшими от времени орденами Ленина и завшивленные чухонские лешие, распространяющие вокруг себя бодрящие запахи застоявшегося болота и свежего говна, и маленькие вертлявые разносчики сифилиса, одетые по последней парижской моде с сертификатом личной инфекции на груди, и даже старые бездомные домовые, давным-давно оставшиеся без работы и пособий и потому очень важные с виду.
Хватало также всякой экзотики - были винтокрылые щекотуны с Мадагаскара, способные вызвать у человека смертельный оргазм и дачные сердцеедки, размножающиеся только в средней полосе во время осенних заморозков, были очень крупные мохнатые рассказчики старых анекдотов с Огненной Земли и гадкие, отвратительные советники политических лидеров - от личных секретарей до руководителей канцелярий (что, впрочем, одно и то же); были и совершенно редкие экземпляры - раритеты типа возбудителей чистой совести у закоренелых преступников и работников торговли (несущие повсюду за собой смерть и разруху), и хранителей супружеской верности в отдельно взятых однополых семьях (те же хранители для разнополых семей вымерли ещё в позапрошлом веке из-за полного отсутствия спроса) - в общем спектр гостей был широк, цветаст и обаятелен.
И вот перед таким собранием гостей и появились её сияющая светлость Королева Тьмы Белоснежка Реальная и ейный Верный Соратник и Преданный Советник, высокородный чёрный колдун доктор Сникерс, брезгливо попирающие светлейшей ножкой это отродье - последнего из так званых великих магов - бесталанного мага Егора. Несчастный посмел поднять свой щенячий голос супротив ярчайшей представительницы Великого Древнего народа, призванной самими Богами править миром - править сурово, но справедливо.
Появление Ледяной раковины было встречено присутствующими восхищённым воем, радостными визгами, приветственным топотом и доброжелательной отрыжкой.
Егор лежал на спине, по-прежнему задумчиво сложив руки на груди, и меланхолично разглядывал высокие своды громадного зала. Белоснежка, поставив туфельку ему на грудь, милостиво кивала подданным в ответ на их вопли. На её тонких как червяки губах время от времени мелькала победная ухмылка, свидетельствующая о том, как ей это всё нравится.
Да и чувствовала она себя прекрасно. Только что Сникерс вкатил ей лошадиную дозу светоносного белого порошку и Королева Тьмы как раз находилась на вершине блаженства.
Тёплые волны гуляли по её телу, разгоняя кровь и взбадривая фантазию, и Белоснежка отчётливо как никогда представляла себе свою дальнейшую жизнь, жизнь Абсолютного Властелина.
От этих более чем приятных мыслей её отвлекла полная остановка ледяной раковины и значительно усилившиеся приветственные вопли гостей. Слуги там и сям мелькали в толпе, разнося в массивных золотых кубках на подносах кровь девственниц и свежую волчью мочу. А для гурманов был даже мёд с кладбищенских цветов и хмельной нектар из соплей новорожденных младенцев. Их тельца, запечённые в лопухах, предлагались здесь же на закуску и пользовались большим спросом.
Гости были уже достаточно разогреты. Можно было начинать.
Белоснежка стала удобнее и расправила плечи, гордо задрав вверх острый подбородок.
- Мои любимые мерзавцы, сволочи и подонки!..
Её голос звучал громко даже в этом громадном зале.
- Наше время пришло. Очень скоро грядет моё, а значит и ваше царство на этой доселе проклятой богами земле...
Последние слова её заглушили приветственные вопли ночного народа, собравшегося в Георгиевском зале. Казалось, своды дворца рухнут от диких криков, визга и стонов разгорячённых дармовой, а значит обильной выпивкой гостей.
- Но, - Белоснежка сделала эффектную паузу, - не будем забывать о главном. Сейчас мы проведём показательную казнь последнего из этих великих поцов, которые называли себя магами... Без этого мы не можем считать свою победу полной. А с этим - да!..
От ответных воплей начали угрожающе потрескивать некоторые колонны, подпирающие высокий потолок. Многие подоставали члены или что у кого было и начали активно мастурбировать, чтобы ещё больше увеличить своё удовольствие от происходящего.
Да и сама Белоснежка почувствовала, как очередная тёплая волна прошла кошачьей лапой по низу живота, наполняя влагой сразу набухшие губы. Ей безумно нравилось проводить казни. Иногда это возбуждало настолько, что она кончала сразу, иногда просила помочь Сникерса, который очень ловко владел своим упругим и толстым рогом на лбу. Но всегда Королева Тьмы визжала от наслаждения, когда казнённый извивался от боли. Поэтому казни проходили долго и со вкусом. Белоснежка была очень изобретательна в этом деле.
Но сегодня, учитывая исключительную социальную опасность преступника, она намеревалась превзойти саму себя. По её приказу обнажённого Егора подвесили за ребро на крюк, вбитый в стену на высоте человеческого роста. Он при этом не издал ни звука, только слегка поморщился, когда острый металл с треском пронзил спинные мышцы.
- Итак, господа и товарищи... - звонкий голос Королевы Тьмы эхом отражался в тёплых глазах её подчинённых. - Сначала он будет облит щёлочью, которая немного размягчит его грубое, бесчувственное тело. Потом, по моему приказу, на него запустят немного, сотни полторы крупных рыжих лесных муравьёв, которые так любят залезать во все-все дырочки и объедать всё мягкое и вкусное...
Среди общих воплей начали раздаваться отдельные стоны блаженства - самые слабые и впечатлительные стали кончать, орошая и без того скользкий пол своими гнусными секретами.
- Когда бедные голодные муравьи насытятся, будет выпущено три дятла, которые просто обожают доставать своими крепкими клювами этих аппетитных муравьёв изо всех дырочек и щёлочек... - продолжала Белоснежка.
- Да-а-альше... - стонали гости.
- А дальше будет видно, - неожиданно завершила она, желая, наверное, приберечь пару-тройку сюрпризов на десерт.
- А ну-ка, - приказала Королева Тьмы своим холуям, - сорвите с него на хер эти железяки. Пусть он окончательно поймёт, что он никто, и имя ему никак... А там и начнём...
- Не надо... - вдруг простонал молчавший всё это время Егор.
- Что?.. - умилилась Белоснежка, - Наш герой никак пощады запросил?
- Нет, - обессилено бормотал тот, - просто тогда я больше не смогу удерживать его в себе... Случится страшное. Погибнут все...
По его лицу катились крупные капли пота.
- Ах-ах, - искренне радовалась Королева Тьмы, - слышали мы эти сказочки, знаем. Но даже полубог не сможет заставить меня поступить не так, как захочу я, Королева Мира...
- А бог?.. - тихо спросил Егор.
- Богов больше нет, - раздражённо прервала его Белоснежка, - я почти помню создание мира, но я не видела богов - ни тогда, ни после... Следовательно они умерли, ушли, исчезли отсюда навсегда... А тобой... А тобой сейчас займутся муравьи, - эффектно закончила она.
По взмаху её руки к Егору подскочили двое слуг и очень ловко избавили его от браслетов, перстня и нашейного амулета.
Невзрачный серый шнурок, на котором болтался амулет, неожиданно лопнул с басовым треском гигантской струны и почти сразу же с извивающимся Егором что-то стало происходить.
Тело его неправдоподобно изогнулось, пятками и затылком он упёрся в стену, что-то захрустело, по льду пошли трещины - и через мгновение, выдрав крюк, на котором был подвешен, Егор свалился на пол. Он так и остался лежать, изогнутый и напряжённый, но над ним сгустилась тьма, полыхнуло густо-сиреневым - и из этой тьмы, быстро вырастая, стало подниматься существо.
Облик его был ужасен. Размером со слона, вставшего на задние лапы, оно больше всего напоминало быка - если бы бык имел пасть крокодила и огромные жёлтые глаза тигра-людоеда. От всего этого веяло такой первозданной силой и злом, что все наблюдающие это рождение застыли словно парализованные, с ужасом глядя на происходящее.
- Долго же я спал, - зевнуло существо, и от звуков этого голоса со стен посыпались кусочки льда.
- Ты кто? - сдавленным голосом спросила Белоснежка, пряча за спину дрожащие руки.
- Я?!. - спросило существо и захохотало. От давящих волн этого дикого хохота лопались стёкла и валились на пол гости, сгибался металл и таял лёд. На ногах осталась только Королева Тьмы, со страхом глядя на пришельца.
- Что, сестрица, не узнаёшь? - весело спросило существо, глядя на Белоснежку.
- Эвлин?!! - пробормотала та вмиг посеревшими губами и упала без чувств.
- Сестрёнка... - громоподобным голосом ласково произнесло существо, не двигаясь с места. - Выходи!.. Мы слишком долго были не вместе.
Слонобык наклонил голову и в упор посмотрел на бездыханную королеву. Полыхнуло изумрудно-зелёным, опять вокруг потемнело и из тела Королевы Тьмы стала подниматься, извиваясь кольцами, огромная кобра. На капюшоне её был знак вечности, а глаза... Огромные голубые глаза смотрели злобно и надменно, ломая рассудок и подчиняя волю.
Сникерс было опустил голову, бормоча себе под нос:
- Нет-нет, только не это... Только не смотреть на неё, только не...
Но вдруг замолк, глаза его стали стеклянными и он, подняв голову, уставился прямо на кобру.
- Вот так-к-к... - прошипела та, убедившись. что все застыли, глядя на неё. - Уж слиш-ш-шком этот мирок заплесневел, надо нам его расш-ш-евелить... Правда, Эвлин?
- Правда, Мэй... - прогудел слонобык, с любовью глядя на неё. - С тех пор, как нас разлучили, я всё время чувствовал себя неполным, лишь кусочком тебя...
- Я тож-же, я тож-же, - шипела Мэй, извиваясь кольцами размером с амфитеатр.
Они ринулись навстречу друг другу и спустя мгновение Мэй обвила Эвлина, а тот крепко прижал её к себе.
Полыхнуло ослепительно-белым, что-то грохнуло и на месте слившихся монстров возник невысокого роста юноша - почти мальчик сказочной красоты - обнажённый, белый до синевы и весь какой-то сияющий, буквально излучая вокруг себя свет и спокойствие.
- Второй закон диалектики, - пробормотал очнувшийся Сникерс, - переход количественных изменений в качественные. Сейчас начнётся... Пора уйобувать...
И, расталкивая медленно приходящих в себя гостей, ринулся к выходу. Через минуту диких воплей и топота огромный зал опустел, если не считать лежащих у стены Егора и Белоснежку.
- Боже, как же это всё скучно, - приятным и мелодичным голосом сказал мальчик, глядя вслед исчезнувшей толпе, и глаза его были как зелёные озёра. - Опять я ошибся... Мир новый, а ошибки старые.
Он тяжело вздохнул:
- Ну что ж, если не знаешь с чего начать - начни сначала...
Мальчик повёл бровью и Ледяной дворец стал медленно оседать, рассыпая вокруг себя миллиарды льдинок...
В это время высоко в небе появился негр Шахтёр, держа за руку плохо соображающую Глашку. Под их ногами медленно оседала пыль - всё, что осталось от Ледяного дворца.
Девушка ещё сильнее вцепилась ему в руку и через мгновение они нырнули вниз - туда, где в столбе света, упирающегося в самое небо, стоял красивый голый юноша, у ног которого лежали два бездыханных тела.
Увидев их, он неподдельно расстроился:
- Ну вот, - с досадой протянул мальчик, - как только хочу что-то дельное сообразить - вы мне сразу мешаете.
Спустя мгновение Шахтёр с Глашкой стояли перед ним.
- Элиазир, - прогудел негр, не открывая рта, - Вы очень, очень недисциплинированны!..
Это прозвучало как грязное ругательство. Мальчик промолчал, но лицо его залила краска стыда.
- Вам мало было Ваших прежних проступков, - продолжал Наблюдающий, - за которые Вы оказались здесь... Теперь Вы хотите разрушить достаточно сбалансированный мир... Даже более того - Вы хотите уничтожить разумных существ, которые его населяют, а это уже преступление первой категории. Теперь бессрочной ссылкой через расщепление Вы не отделаетесь!..
С каждым словом плечи мальчика опускались, лицо пылало всё ярче.
- Это не я! - воскликнул он, взмахнув руками, - Это вот они хотят нарушить Равновесие.
Мальчик ткнул пальцем в Егора и Белоснежку, лежащих рядом что лучшие друзья.
- Всё воюют, борются друг с дружкой, - уже чуть не плакал мальчик. - Этот... - ткнул он пальцем в Егора, - вообще Эвлина освободил, чтобы женщину победить... Он только потом узнал, что в ней Мэй, но было поздно. А когда они соединились и я стал целым - я захотел всё исправить, чтобы все дружно жили, не убивали друг друга.
- Благими намерениями вымощен путь к Абсолютному Хаосу, - назидательно произнёс Наблюдающий. - Вы этого хотели?..
Мальчик молчал, сложив руки за спиной и потупив глаза. Ну чисто нашкодивший школяр.
- Элиазир!..
Мальчик поднял покрасневшие глаза и посмотрел на Наблюдающего.
- Я должен Вам сообщить, - продолжал тот, - что Ваша ссылка завершена... Ничего Вы за это время не поняли. Поэтому Вас ждёт суд Создателей. Отправляемся немедленно...
- Эй, - подала голос доселе молчавшая Глашка, - а как же они?
Она указала взглядом на Егора с Белоснежкой, лежащих рядышком в живописных позах.
- Ах, да, - вспомнил Наблюдающий, - Элиазир, восстановите, пожалуйста, статус кво. Живые существа не должны страдать в результате Ваших ошибок.
Мальчик с видимым удовольствием взмахнул рукой в их сторону и внезапно очнувшиеся заклятые друзья медленно присели, с ненавистью глядя друг на друга.
- Можно даже всем троим, - опять отозвалась Глашка, чувствующая себя достаточно мерзко. - Что ж это за мальчик такой вида прекрасного, совершивший проступок состава ужасного?..
- Когда-то очень давно. - медленно начал Наблюдающий, - Создателями, которых вы называете Высшими, была построена эта Вселенная. Во многом это был эксперимент - нужно было проверить на практике действие некоторых законов и возможности их применения в ограниченной области пространства с лимитированным расходом энергии...
Голос его звучал как гром.
- Для мелких работ на местах были созданы несколько существ, имеющих могущество Создателей, но значительно меньший интеллект и громадное любопытство... Одним из них был Элиазир.
Наблюдатель взглянул на мальчика, но тот с честью выдержал его взгляд, только уши порозовели.
- Потом оказалось, что почти каждый из них создал, кроме всего прочего, и уйму разумных существ - от думающих камней до мыслящего океана. И только Элиазир сотворил одних только вас...
- Он нас сделал по своему образу и подобию? - с подобострастием спросила Белоснежка и кончик носа её дрожал от волнения, когда она смотрела на юношу.
- По-своему?.. - переспросил Наблюдающий. - О, нет, конечно нет... Вы его видите таким, каким вам хочется. На самом деле Элиазир, как и Создатели, представляет собой совокупность электромагнитных полей седьмого порядка, а вашими глазами увидеть это невозможно. Вы можете только чувствовать его, и то лишь потому, что он ваш создатель, ваш бог... Я же, например, вижу его совсем по-другому.
- А как, например, выглядите Вы? - вежливо спросила Глашка.
- Никак не выгляжу, - отвечал негр, - мы, Наблюдающие, всегда находимся в телах аборигенов, даже не подозревающих об этом. До определённого времени... Пока не придёт Весть.
- Весть? - удивилась Белоснежка.
- Да, Весть, - подтвердил голос Наблюдающего. - Весть о том, что нарушен один из законов Создателей. Выполнив свою задачу, мы перестаём существовать.
Слушатели подавлено молчали.
- Вы были его единственные дети, и потому любимые, - продолжил Наблюдающий после краткой паузы. - К тому же Элиазир всё время пытался исправить вас, конечно же из лучших побуждений...
- Да, мы очень несовершенны, - задумчиво сказала Глашка.
- Но этим нарушалась чистота эксперимента, - продолжил её мысль Наблюдающий. - Чтобы исключить фактор нелимитированного влияния, Элиазир и был изолирован.
- Изолирован? - переспросила Белоснежка.
- Да, изолирован, - подтвердил Наблюдающий. - Изолирован посредством расщепления на две неполноценных личности, которые в силу своей ущербности зрительно воспринимаются вами как ужасные чудовища...
- Твою мать... - в один голос воскликнули Глашка с Белоснежкой и, переглянувшись, неожиданно захохотали.
Вежливо переждав этот приступ нервного смеха, Наблюдающий продолжил:
- Чтобы Мэй и Эвлин - так были названы половинки Элиазира - никогда не встретились, они были заключены сами в себя и помещены в две человеческие особи с ограниченным сроком существования. После биологической смерти носителя Мэй и Эвлин независимо от своего желания перемещались в другую пару, потом в третью, четвёртую и так практически до бесконечности.
Наблюдающий вздохнул.
- Всё было хорошо до тех пор, пока во время очередного перемещения Мэй не произошла частичная дисбалансировка изолирующего поля... Таким образом особь, получившая при своём рождении Мэй, приобрела возможность иметь и часть её древнейших знаний, зачастую даже не отдавая себе в этом отчёт. Со временем эта особь заняла высокое положение в своём сообществе, а древние знания позволили ей даже претендовать на роль единственной повелительницы сего мира...
Взгляд Наблюдающего совершенно недвусмысленно упёрся в Белоснежку, которая тут же смешалась и даже чуть покраснела, словно уличенная в мелком шулерстве.
- Ага!.. - мрачно сказал молчавший всё это время Егор. - Значит вот почему она победила Великого Мерлина, вот почему Зло стало брать верх над Добром... Но ничего - теперь будет наоборот!..
Глаза его вдохновенно загорелись, грудь взволнованно вздымалась. Глашка, предчувствуя очередное выступление, тщетно тянула его за руку.
- Но!.. - негромко, но очень веско прозвучал голос Наблюдающего.
Все тут же затихли, словно в прибрежные волны пролился дождь оливкового масла.
- Но... - тихо продолжил тот, когда все смолкли, - Вы забыли, молодые люди, что Добро и Зло - суть одно и то же. Что есть плохо для одного существа - почти всегда благо для других, и наоборот - хорошие условия для развития индивидуума - это плохие условия для всего сообщества. Для нормального развития группы живых существ - будь то моллюски или мамонты - должно быть абсолютное равновесие позитивных и негативных факторов. Сдвиг в ту или другую сторону вызывает быстрое вырождение данной популяции или всего вида. А потому нет абсолютного Добра и Зла, всё это суть условные категории, характеризующие сбалансированность процесса развития или же его отсутствие...
- Примеры... - пробормотал взъерошенный Егор, сидящий с опущенными руками у стенки.
- Примеров этому масса, - прогудел Наблюдающий. - Болезни - это Зло?
- Несомненно! - вскинулся Егор, - Не будь их - люди жили бы долго и счастливо, растили бы вместе детей и внуков, обучали бы их мудрости веков...
- И вырождались бы вместе с ними, - закончил Наблюдающий, - Неблагоприятные для популяции изменения накапливаются в геометрической прогрессии, с каждым поколением... Если отец страдает астмой, а мать - ревматизмом - то сын их вполне может быть ревматоидным астматиком, а внук - то же самое плюс склонность ещё и к тем заболеваниям, которые он получит от своей матери. В кого превратится такое общество через десять поколений?
- Но мы же живём!.. - подала голос Глашка.
- Вы живёте, потому что есть могучий сдерживающий и регулирующий фактор - болезни и смертность от них.
- Но ведь... - попытался что-то сказать Егор.
- Вы хотите заметить, - понял его Наблюдающий, - что не будь болезней вообще - отпала бы и необходимость отбора наиболее жизнеспособных?
- Да... - подтвердил тот.
- Но тогда бы сытые и довольные люди, живущие по триста лет, не спеша плодились бы и размножались, не торопясь что-либо создать или успеть. Прогноз - вырождение через сорок поколений... Почему художник творит, строитель строит, учёный изобретает? Они не знают, сколько им ещё отпущено и потому торопятся, спешат выразить себя, своё время, своё я. А вдруг не успеют? Их главный враг - то же самое время, которого всегда не хватает, потому что завтра они могут умереть от какой-нибудь болезни или революции, которая сама по себе тоже смертельная болезнь, только общества...
- Ну почему?.. - не согласилась Белоснежка. - Я вот, например, живу уже долго и создала немало всего... Я оставила свой след в философии и в науке, у меня есть сугубо религиозные исследования и математические трактаты, есть труды по статистике самоубийств и психологии толпы, по происхождению видов и дифракции в маслянистых средах и многое, многое другое...
- И это всё за сто восемьдесят миллионов триста две тысячи пятьсот семьдесят два года? - в голосе Наблюдающего послышалась лёгкая насмешка. - Многие люди за семьдесят лет успевают столько же, а то и больше... И тем более, в последнее время, насколько мы знаем, Вы всё больше увлекаетесь приёмом внутрь различных клеточных ядов и прочих галюциногенов, что совершенно недопустимо для руководителя такого масштаба.
Наблюдающий вздохнул:
- К тому же то, что вы называете Злом, всегда должно быть немного умнее и активнее того, что принято называть Добром. А Вы, уважаемая Королева Тьмы, позволили себя обмануть обычному Великому Магу - молодому и неопытному, который даже не был долгоживущим, я уже не говорю о бессмертии... Стыдитесь!..
- Мерлин был Великий Маг, - упрямо сказал Егор, - а я - его ученик. И я очень хочу, чтобы люди жили счастливо, пусть и не очень долго...
- Мерлин был хороший Маг, - перебил его голос Наблюдающего, - и потому он не ставил себе целью полностью победить Королеву Тьмы... А Вы, по незнанию своему и властолюбию, пользуясь Древней Магией и генераторами мю-мезонного поля, освободили изолированного Эвлина и даже пытались воспользоваться его знаниями для победы над, по сути, им же самим...
- Но я тогда не знал ещё обо всём этом, - пробормотал сконфуженный Егор, - я ж не знал, что мой Эвлин и эта, как её, Мэй, вместе составляют такую сладкую парочку...
- Парочка была настолько сладкой, что Наблюдающими была получена Весть. - заметил своим мелодичным голосом красивый как бог (так оно и было!) Элиазир. И грустно добавил:
- И опять я ничего не успел...
Все с облегчением рассмеялись. А Наблюдающий добавил:
- Ну и хорошо, что не успели, милый мой Элиазир, а то бы пришлось всё начинать сначала в этом не самом худшем из миров.
Все опять засмеялись. Вдруг неожиданно Глашка почувствовала себя плохо. Глаза и уши словно ватой заложило, а всю её выворачивало наизнанку как перчатку. Она опустилась на пол, обливаясь потом. Егор держал её за руку и пытался облегчить страдания, с ужасом догадываясь об их причине, о чём он забыл, совсем забыл...
- Да, - подтвердил Наблюдающий, с оттенком жалости взирая на девушку, - это физическое тело не должно находиться в масштабе реального времени. Вот вам ещё один пример: что хорошо для общества - может быть плохо для индивидуума...
- Да затрахал ты своими примерами, - раздражённо воскликнул Егор. - Что сделать можно, чем помочь ей?
Все молчали, глядя на угасающую Глашку.
- Ну! - закричал Егор. - Вы же бессмертные и долгоживущие, вы же боги, вы же должны знать чем здесь можно помочь?!.
После недолгого молчания Элиазир задумчиво протянул, обращаясь к Егору:
- Ну если только Вы сейчас же перенесёте её в свой мир, в мир, где время автономно, а Законы - Ваши... Или же...
- Или что?..
- Или же через 99 часов 12 минут она прекратит существование по причине угасания биохимических процессов в возрасте восьмидесяти двух лет. А в одном из Ваших миров она будет существовать вечно молодой и вместе с Вами - но только в нём... С каждым своим появлением в реальном мире скорость её биохимических процессов будет возрастать в геометрической прогрессии. Таким образом, уже при восьмом своём появлении здесь она будет стариться на три с половиной года каждую минуту до тех пор, пока процесс не станет необратимым...
Егор вздохнул:
- Ну что ж, тогда прощайте. Мне Глашка дороже истины, которой-то и нет... Слишком долго мы с ней не виделись, чтобы расстаться навсегда. А тебе, мой лучший враг, до свидания...
Он кивнул Белоснежке.
- Прощай... - мелодичным голосом сказал ему бог Элиазир.
- Счастья вам, - прогудел Наблюдающий, по-прежнему не раскрывая рта негра Шахтёра.
- До встречи... - улыбнулась ему Королева Тьмы, и в её улыбке не было ни зла, ни злорадства - только непонятная грусть.
С лёгким хлопком Егор с Глашкой исчезли.
- Ну что, - после недолгой паузы произнёс Наблюдающий, обращаясь к Белоснежке, - Вам, Ваша Сияющая Светлость, желаю успеха в Вашей бесконечной, я надеюсь, борьбе с силами Добра... Тем более что теперь, без знаний Мэй, это будет немного тяжелей. Ха-ха...
- Элиазир! - обратился он к юноше, стоящему рядом. - Восстановите, пожалуйста, даме её дворец. А то что же это за королева без дворца. Пусть тешится...
Элиазир мило улыбнулся, вздохнул - и мириады искристых льдинок, лежавших грудами вокруг единственной уцелевшей стены, взмыли в воздух, сверкнули разом - и мгновение спустя Ледяной дворец стоял на том же месте, что и до того. Только ещё чище стал и светлее...
Тогда громадного роста негр и красивый обнажённый мальчик поцеловали руку её Сияющей Светлости, чинно откланялись и легко взмыли в сверкающее синевой предвечернее небо.
И когда они застыли чуть выше самых высоких шпилей Ледяного дворца, мальчик спросил негра:
- Я вот только не совсем понимаю - зачем нужно было девушку сюда тащить? Вы бы прекрасно нашли меня и без неё, не так ли?
- Ну, мальчик мой, - отвечал негр гулким голосом Наблюдающего, - нужно же было хоть немного присадить этого нового Мага - ведь он-то, в отличие от Королевы, из короткоживущих. А они очень настойчивы... Очень... А теперь больше времени со своей женщиной проводить будет.
- Да и... - продолжил негр своим нормальным голосом, уже открывая рот, - должно же Зло быть хоть немного умнее того, что они называют Добром?.. А?..
Они вдвоём громко рассмеялись и спустя мгновение уже растаяли в предвечернем небе, на котором одна за другой вспыхивали мохнатые звёзды.
На землю опускалась новая ночь...
Октябрь 1991 - Июнь 1996 гг. Киев - Миргород - Киев
Copyright Starikashka Yu, Kiev, Ukraine. (c) 1996. All rights reserved.
Всi права збереженi. Старикашка Ю, Київ, Україна. (c) 1996.