О книге. Нужно писать, петь, играть, творить лишь о том, что тебя мучает, что волнует и трогает, от чего слезы наворачиваются на глаза. О чем болит, о том и нужно говорить. Пустые разговоры, несущие мысль на таком глубоком, (точнее будет сказать так глубоко) уровне. Ибсен в "лысой певице" показывает нашу разобщенность, потерю диалога, мысли, и смысла. Хватит, я очень прошу, сам себя, писать только о том, что меня мучает, что имеет для меня смысл.
Содержание.
Нищий и Ангел.
6
Встреча
8
Первый поцелуй
10
Страх
11
Маленький художник
13
Хорошая
14
Стихотворение
15
Смешно
16
Забор
17
Роза
18
Ночь
18
Подвиг
19
Случай
20
Уральская низкожопка
21
Номер
23
Вырождение
24
Костер
25
Токарь
26
Идиот
27
Спички
28
Картина
29
Пчела
30
Фантастика
31
Сука
32
Тайна.
33
"Рассказы на три слова"
Инопланетянин, улица, споткнулся.
34
Запах, дорога, капли.
35
Небо, игра, поезд.
37
Разбитое окно, нет сигарет, докопались.
37
"Сценарные рассказы"
Верю
39
Мертвые рыбки
51
Котенок
55
Соседи
59
Старуха
64
Взрослые люди
67
Манифест о Любви
72
Все
74
"МАНИФЕСТ О ЛЮБВИ"
Нищий и Ангел.
- для чего ты пришел на землю? - спросил нищий у ангела, на что тот, лишь виновато улыбнулся, и свернул свои крылья, - не уходи, я прошу тебя, впервые за все эти серые дни я счастлив. Постой я прошу тебя...
Ангел сел рядом с ним, у входа в метро, и улыбнулся. Нищий расценил это как разрешение на вопрос.
- Вот что я хотел узнать, а как оно там? На небесах? - но Ангел молчал, - что там? Какой он? - Ангел ткнул ему пальцем в грудь.- Здесь? От сюда? ...Тогда, Почему я такой? Почему все к чему бы я не прикоснулся, разрушается, - Ангел качнул головой.
- не то? Не правильно?.. зачем ты пришел?... ко мне? ... к кому ты пришел?.. почему ко мне?
Ангел провел языком, по своим немного обсохшим губам и проговорил.
- Я за тобой?
- Я умру?
- Да.
- Сегодня?
- Давно, вспомни, когда тебе было 26 лет.
- А ...
- До того дня ты совершал поступки, делал добрые дела, делал их там где никто не делал, помогал тем кому ни кто не помогал. А потом, потом ты престал. Почему?
- я не помню.
- Я помню, из-за нее, - и вдруг все поплыло перед глазами нищего, и он увидел, скамейку, молодого себя, и ее. Она сидела очень взволнованно, он, отвернувшись от нее курил.
- Прости, - прошептала девушка, - я не могу, я не хочу, - и, встав со скамейки, ушла. Парень курил, ноги несли его по болотной в сторону красной площади, но где-то около кремлевской стены он упал на газон. Он не плакал, он просто лежал. Периодически врываясь лицом в холодную, немного пахнущую Москва - рекой, землю.
И вдруг нищий увидел девушку, которую отец вытащил из машины, и поволок в сторону подъезда, очень похожего на маленький магазинчик.
- Папа я передумала. Не надо, оставь мне хотя бы это, его...
- нет - прошипел отец, и втащил ее в подъезд, - хватит мне этих, ваших, приключений завтра же в Лондон учиться.
Нищий слышал как где то в дали, раздавались ее крики, - Папа я люблю его, я не хочу, я передумала, я умоляю, пожалуйста, папочка не надо! Не надо! - Прошептала она еще раз, и тихо абсолютно беззвучно потекли слезы по ее щекам. Врач закончил, и отец отнес и, положив ее на заднее сидение своей служебной машины, уехал.
- Значит, она все таки любила меня? - Ошарашенный, увиденным произнес нищий.
- Очень...
- Я думал... она жива?
- Она да, твой сын нет.
- Что с ней?
- Она до сегодняшнего дня ждала тебя.
- Я не пришел? Она...
- Забыла...
- и поэтому ты здесь?
- Да. Тогда ты убил свою душу. Помнишь?
- не надо.
- Значит помнишь. Сегодня она забыла тебя, и поэтому тебе нет смысла быть здесь. На тебя возлагали большие надежды.
- Она забыла.
- Она каждый вечер просила нас, оберегать и хранить тебя. Мы выполняли ее просьбу.
- Но...
- Тебе было дано все. Жизнь. Время.
- Она забыла, но я, то помню.
- Поэтому она жива?
- А если я уйду? Как же?
- не знаю. Пойдем.
- Я могу ее увидеть?
- Поздно. Тебе было дано все. Жизнь, Время.
- Но я же...
- "НО" ... Поздно.
- Если я уйду, она будет жить?
- Да пока ее помнят.
- А ее помнят?
Ангел распахнул крылья и улетел ввысь. Нищий приложил голову к холодному мусорному баку и уснул. Ему снился сон.
Когда он приехал к ней, в деревню, куда ее каждое лето отправлял отец. Он приехал к ней и почти сутки не отпускал ее из своих объятий. Они обошли деревню не один раз, сидели, обнявшись на старой моторной лодке, и ждали рассвет. Она зевала, он был счастлив.
Он был счастлив.
Встреча
С ним мы встречались очень часто, почти каждый день. Лишь когда я уехал наше общение прекратилось. Считаю должным рассказать о первой и о последней нашей встрече.
Девяносто первый год, ранняя осень, четыре года мне, пять ему. Он сидел у лужи и веткой пытался, что-то нарисовать на жирном маслянистом пятне, но вода вновь и вновь все округляла и придавала, даже бензину симметрическую гармонию. Раз за разом он выводил на поверхности лужи страшные причудливые формы. Что это? Спросил я, подойдя к луже. Он поднял свои серые глаза, довольно странно улыбнулся, и попросил меня уйти со света. Обойдя лужу вокруг, я подошел к нему. Солнце вновь заиграло в ядовитых радужных кругах.
- Это машина, а это, - он провел еще раз веткой, - Ангел, это бабочка, это цветок, - каждый раз пробежавшаяся ветка создавала на поверхности воды новый рисунок, потом преображался, изменялся и принимал новые причудливые формы.
Не знаю от чего, но я взял камень и бросил в лужу, волны разметали бензин по краям лужи и на несколько секунд, вода приняла свой серо-черный цвет. Он посмотрел на меня, но нет, не обиделся. Он вновь опустил глаза и посмотрел на лужу.
- А это Зло, видишь, как она со всех сторон становится радугой. Маслянистые разводы со всех сторон вновь начали заволакивать эту мертвую безжизненную воду.
- Домой, - крикнула его мама с пятого этажа, он бросил ветку и вбежал в подъезд. Что мог увидеть пятилетний ребенок в грязной луже? Целый мир. Мир, наполненный всем и добром и злом. Где добро есть зло, а зло добро. Это творческий мир. Мир детской фантазии. Последний раз мы виделись с ним относительно недавно пару лет назад. В Москве, в Домодедово. Наша встреча наша последняя встреча была длительностью в одну секунду. Мы просто встретились взглядом. Я выходил с аэропорта, он входил. Я бы его не узнал, если бы он не поднял свои черные глаза, не взглянул на меня и если бы не отвел его тут же. Незнакомцы взгляд отводят не так сразу, знакомые держат чуть дольше, а если человек узнал, но не хотел показывать вида, что узнал, то отводит его очень быстро. Он сразу отвел взгляд и вошел в здание. Тогда еще не было такого контроля над входящими, поэтому он быстро смешался с толпой и исчез. С минуту я выискивал его в толпе, но не как не мог найти. Он ушел. По роду моей профессии я не смотрю телевизор и не читаю газет, никогда. И вот через день я переходил с Библиотеки им. Ленина на Боровицкую, и в газетном ларьке увидел выпуск свежей газеты, на первой странице был он. Я замер. Когда то романтическое слово, в начале прошлого столетия вызывавшее интерес, волнение, страх, пропитанное поэтикой, было написано под его фотографией. Раньше носить груз такого слова, на себе считалось подвигом. Но это раньше, а сейчас, страх, ужас и отвращение возродило во мне при произношении этого слова. Террорист. Не помню, как давно я плакал, но я стоял там, не понимая, как могло, такое произойти, плакал. Да их зомбируют но, но...... Он отвел взгляд. Он отвел взгляд. Слишком быстро, чтоб не узнать меня.
Уже после я прочел, что если бы взрыв случился на минуту раньше, было бы еще больше жертв. Чем не доказательство, что он узнал меня. Как человек, который мог увидеть даже в луже с бензином, красоту и поэзию. Мог так поступить. Но не мне судить.
- Видишь, как на Зло со всех сторон лезет радуга. - Вижу - ответил тогда я, но сам понимал, что это ядовитые разводы, их нельзя трогать, иначе можно умереть. Так говорил мой Отец.
Первый поцелуй
Мне было пять. Она позвала меня в подъезд, неловко шагая, в баллоневых штанах я стал взбираться на ступени, восемь ступеней, восемь шагов. Небольшой порог при входе в подъезд и огромная облезлая зеленая батарея. Для весны было довольно холодно, но войдя в подъезд, стало жарко, так что руки в варежках тут, же вспотели.
- Ты умеешь целоваться спросила она, и тут же ее теплые немного сухие губы прильнули и моим, язык забрался в мой рот. Не понимая от чего, сердце мое забилось в таком ритме, будто мне купили то, что я так хотел, машину или игрушечный пистолет. Ей было семь, мне пять, ее звали..... Неважно, как ее звали.
Я восторженно смотрел на нее в семь, восемь, четырнадцать, когда она прогуливалась то с одним, то с другим парнем. Она не была красавицей, она была первой, с кем я поцеловался, я не ревновал ее, а хотел ее.
В пять лет дети играют, бегают, веселятся. Они это делают от того что живут, от того что знают что такое жизнь, что такое смерть, они все это знают, не знают они лишь одного, пока не знают, что девочки созданы не для того чтоб дразнить их, держать за носы, а для того что бы целовать. В следующий раз я поцелую девочку в шестнадцать, то есть через одиннадцать лет. А та, чьи первые губы коснулись меня, так и оставалось "Желанной". Потом, став уже мамой умрет в двадцать шесть лет, от кровоизлияния в мозг. Узнав это, я немного огорчился, нет, вру, странное чувство, жалости, и печали засело мне в душу. Я хотел ее еще раз увидеть для того что бы понять, для того что бы почувствовать, осознать.
Нет, я не жалуюсь, что мое детство было изменено тем поцелуем, все, что произошло уже не изменить, как бы этого не хотелось. Но тот маленький ее интерес, который она исполнила с братом своей подруги, изменил все. Маленькое событие, изменившее всего меня, маленькая трещина, которая дала большие рваные, хаотичные встречи и свидания. Этого не изменить, но как бы хотелось, просто увидеть ее вновь, что бы понять. Почему?
И вдруг стоя у того самого подъезда мимо пробегает девочка лет семи, а за ней мальчик, он сталкивает со своих ручек маленькие перчатки и поднимается вверх, к дверям в подъезд. Я знаю, зачем она ведет его туда, (может это даже ее дочь). Нужно зайти в подъезд, спугнуть их, подняться на пролет третьего этажа и спуститься вниз. И тогда может быть, жизнь этого мальчика не повторится, не совершит тех же ошибок, что и моя. Я поднялся по ступеням к дверям подъезда.
- Ты умеешь целоваться? - слышу я ее тоненький голос. Кто я такой, зачем все это, это не то. Разве мне плохо от того, что все произошло, так как произошло. Нет. Все нормальные, значит должны быть и такие как мы. Я ушел.
Страх
Страх что это? Чувство, которое заставляет нас останавливаться? Или наоборот двигаться. От страха холода, люди надели шкуры, от страха голода стали пасти стада, от страха одиночества придумали бога. Это ли не доказательство того что страх двигатель прогресса.
До четырнадцати лет, каждое лето меня отправляли к бабушке, в ее зеленый домик с верандой. Она радостно встречала меня, плакала, целовала своими теплыми немного вялыми губами, запах лука и молока въевшийся не только в одежду, но и в ее губы резко бил в нос. Она двигалась постоянно; с утра пасет коз, потом ухаживает за курами, дальше огород и что-то по дому. Баня в первый же день была истоплена, вода уже доверху наполнявшая бочки, грелась. Не могу припомнить, что бы она хоть в один из дней, села перед телевизором. Возможно, она считала, что в тот день, когда этот ящик проработает больше чем она, это будет первый шаг, шаг в смерть. Вечером же, поставив таз передо мной она, подбавляя кипяток, пока я мыл ноги, рассказывала о моем отце, о козах о жизни. Однажды, мимоходом, как бы невзначай, сказала она, что у меня мог быть еще один дядя. А ночью. Ночью. Я пробирался на цыпочках к ее комнате приоткрывал ее и смотрел на нее до тех пор пока не убеждался, что она дышит, и лишь тогда слезы застывшие в моих глазах уходили, уходили до следующей ночи. Страх смерти детям не ведом, перед ними вся жизнь весь мир, но все, же страх смерти близкого им человека, всегда с ними: мама, папа, бабушка.
Не зная, что за чувство, от чего слезы, тот семи, шести летний ребенок которым был я, придумал бога. Может тогда я где-то это слышал, но чувство было такое, что это я придумал, точнее почувствовал что то существо, высшее похожее на младенца с немыслимой силой, поможет мне. Спасет всех, кто мне близок, и кого я люблю: маму, папу, бабушку...
Уже после ее смерти, кто-то проговорился, и тогда я понял, к чему она бросила ту фразу на счет дяди, и еще одну, ранее не упомянутую, на счет того, что в рай она не попадет.
Вернувшись, домой я зажег свечку, перед ее фотографией и ночью молился пусть бог простит ей то, что она сделала, и даст ей место в раю. Пусть она совершила то, что совершила, она же вырастила двух своих детей, а от этих детей пошел я и мои братья.
Но все, же мысль о том, что там, тогда, в советской России, она решила, взяла на себя ответственность за жизнь другого человека. У моего дяди могли быть дети, а могло их и не быть, на все воля божья как говорила моя бабушка. На все воля божья. Но все же.
Маленький художник
Он терпеть не мог рисование, черчение, физику, химию, любой предмет в котором нужно следовать правилам и не им, кем-то придуманным канонам.
Зачем мне рисовать мою семью, если я этого не хочу, зачем перерисовывать яблоню, если живое оно и вкуснее. Зачем изучать географию, если все континенты уже открыты, то же самое со всеми остальными предметами. Вот преподавали бы Кладоискание, и куда интереснее и куда доходнее, к тому же еще не все клады нашли. Космологию, не весь космос изучен. Зачем мне изучать то, почему уже написаны миллионы книг. Если мне, это вдруг будет нужно, я их прочту. Литература, Русский язык, Музыка, Физкультура, вот они нужны чтобы человек был прекрасен, а все остальное зачем. Если у меня нет склада ума к математике, если я не хочу быть физиком. Другое дело если я хочу что-то изобретать тогда, да.
Учился он плохо, не от того что не знал, а от того что знал, ему это не нужно. Одно ему было обидно, что на рисовании за его рисунки ему ставили тройки и четверки.
- Что это за дом? - рассердившись, кричала учительница. Почему в каждом окне разная погода и разный пейзаж, если это один дом. Зачем на крыше висит сачок и воздушный шар. Второклассник объяснял ей, что каждый человек видит за окном то что хочет, а сачок для того чтобы ловить хорошие мысли, ведь шарик приманивает только хорошие мысли.
Но учительница была непреклонна. Тройка за автомобиль, у которого вместо колес лошадиные ноги. Тройка за яблоню похожую на глобус, точнее на земной шар. Четверка за портрет мамы, у которой в глазах выражен ужас за тройки. Точнее в глазах отпечатались эти тройки. Двойка, за ракету у которой на самом верху золотой купол. Однажды от нечего делать, он помог одному художнику, тот видимо пытался нарисовать обнаженную женщину. Но у него никак не получалось нарисовать лицо. Живопись или Портреты на партах довольно трудный жанр, не любая ручка может внести в рисунки.
Волокна дерева, в тридцатый раз покрытые светом краской не давали нужной линии, но у маленького художника получилось. Он умело вывел синей ручкой, портрет педагога по географии.
Через день он сидел у Директора школы. Для того чтобы он мог учиться всем тем бессмысленным на его взгляд предметам, он пообещал больше не рисовать, слезы мамы его убедили. Он перестал рисовать. Он учился не плохо, правда лишь через двадцать с лишним лет, когда его жена ушла от него к другому, он разбил о стену банку кетчупа, а после у него получилось потрясающее сердце. Он вспомнил свое обещание уже мертвой маме. И взял в руки кисть. Каждый раз, когда он рисовал, он вспоминал слезы мамы, слезы радости, умиления, горя печали.
Хорошая
Вот так прочтешь все предыдущее и подумаешь, что жизнь состоит из одних смертей и разочарований. Нет, она прекрасна, и есть в ней очень, много хорошего. Секунды, может быть минуты, ради которых стоит жить. Секунда до поцелуя. Насчет того что перед смертью проносится вся жизнь мне кажется вранье. А вот перед поцелуем вся она, точнее все встречи свидания, все проносятся у тебя перед глазами. Ты думаешь, вот может, это она та самая, когда эта секунда продлится не одну секунду, а дольше хотя бы минуту. Совокупность шестидесяти секунд, и весь мир, все закрутиться немного медленнее для людей, потому как вас уже двое, а значит, мир закрутиться для вас быстрее, но нет. Всего секунда. Он ходил по ночному городу, в сотый раз, пытаясь сплюнуть, с губ вкус ее помады. Весь мир все разрушилось из-за нее. Планы, цели, все, все, рассыпалось. Она та, та самая, но слишком поздно, у него уже другая жизнь. Есть та, с которой была не минута, а десять секунд, и он отдал ей всего себя, всю свою жизнь. А эта да минута, да мир крутился вокруг них. Но как, же отказаться от уже сформулированных целей и мыслей. Он шел и в тысячный раз сплевывал вкус ее помады со своих губ. Этот вкус въелся, впитался и через губы попал в кровь, в сердце, мозг. Он остановился на перекрестке, направо та, что любит его, налево та, что сейчас отравила его. Одно маленькое решение изменит всю его жизнь, и он об этом знает, и наверно поэтому медлит. Направо семья, счастье, дети, машина. Налево минута, ночь, пару дней и смерть. Стоит ли жить без греха?
Один поцелуй, еще один поцелуй? - твердил он, повернув налево.
Стихотворение
Он влюбился чистой без всяких намеков любовью. Летал в школе, дома, во дворе. Мама не узнавала его, он был вежлив, обходителен, он был счастлив.
В один из вечеров после получасового разговора с той, что подарила ему крылья, он взял листок, ручку, и написал стихотворенье. Первое стихотворение, написанное не логикой, не сухим расчетом. Пусть оно было: однобока, и хромала на рифму, где то хромал ритм и логика. В нем была любовь. В нем была любовь. Он переписал его на чистовую и подарил той, которая вдохновила его.
- Мило! - сказала она, и принялась дальше рассказывать, про какой-то конфликт с учительницей по алгебре.
"Мило", крутилось у него в голове весь день. Он показал его другу, тот оторвавшись от своей живописи в учебнике, прочел его.
Пушкин! - сказал тот и продолжил рисовать, Ломоносову третий глаз. Он дал прочесть его маме. Хотя это и низкий прием, так как мама всегда похвалит, даже если это полный бред. Очень хорошо! - сказала та, через много лет он женился на прекрасной девушке, завел детей. Те выросли. И вот однажды подходит к нему его сын и протягивает листочек.
- Папа, прочитай,- немного стыдясь, обратился Сын к отцу.- Отец прочитал его, и вспомнил себя. Вспомнил свое собственное стихотворение.
- Я первый кто читает его? - вспомнив, то, что когда он давал свое стихотворение. Он не ждал похвалы.
- Нет, я многим его давал, но все лишь твердят, хорошо, не плохо, молодец, умница.... Не знаю, чего я жду, мне просто хочется знать твое мнение. - Сейчас - вскрикнул отец, и, вскочив с дивана, перевернул всю квартиру, все старые альбомы, пока на конец не на шел пожелтевший листик, со своим стихотворением. - А ты это прочти. Они сидели вдвоем на диване, и читали стихотворения. Первые стихотворения друг друга.
Смешно
Кладбище вплотную подползло к городу, и из окон новостроек каждое утро возникала довольно странная, но все, же красивая картина. Кладбище ползло по холму, и где то там вдалеке утыкалось в лес. Редко растущие деревья на самом кладбище, являлись убогим жилищем для множества ворон.
Каждый вечер, в эту тоскливую весеннюю пору, Солнце заходило именно за этот холм. Красное солнце, словно затухающая спичка бликовала на новых Могильных монументах, высвечивая водку или дождевую воду в рюмках оставленных покойниках. А паспортные суровые лица умерших хмуро смотрели на последние остатки грязно серого снега, тоже отливая в кое каких-то местах рыжим отблеском.
Из его окна была видно новая могила, вчера в нее положили какого-то мужика. Мальчишеский интерес взял свое и, позвав своего друга, они отправились к новой могиле, на которой именно сердце установили огромную мраморную плиту с портретом в три ладони на белом блинчике.
Пробираясь по грязным тропинкам они дошли до нее. Съев несколько довольно вкусных конфет лежащих на соседней могиле, они сели на лавку.
Мужик сурово смотрел на них со своего постамента. В пиджаке, в галстуке, с тщательно выбритым лицом и также тщательно отполированной головой, нахмурив огромные с мизинец шириной брови, он смотрел прямо им в глаза.
- От чего он умер, как ты думаешь? Спросил друг. - Не знаю, может от того что не улыбался никогда, посмотри какой он хмурый, - На его слова Друг хитро улыбнулся и достал из кармана широкий маркер. - Сейчас мы его развеселим, и недолго думая он пририсовал ему; очки, испанскую бородку, усики. Вот теперь он веселее. Но сложилось такое ощущение, что он стал еще более сурово смотреть на них. Дней через семь Мальчик, посмотрев в окно, увидел, что у той самой могилы сидит женщина. Он улыбнулся, наверное, от того, что решил, будто бы женщина сейчас тоже улыбается. Так как, это же смешно?
Забор
Его постоянно пытался, кто-то контролировать. С начало; Сестра; потом одноклассники, одногруппники, в конце концов, коллеги по работе. Для того чтоб вырваться из-под диктатуры сестры нужно было довести ее до слез. Чтоб вырваться от одноклассников, драться. Одногруппников игнорировать, коллег по работе, просто не поздороваться. Но и все они, тоже подчинены кому то. Маме, Директору, Ректору, Администратору, Президенту. Все подчиняются всем. Он плавно перетекал из меньшей схемы в большую. Плавно не от того, что ничего не делал. Наоборот как бы он не бился, не сопротивлялся. Он вечно вписывался в забор большего диаметра. Однажды он вырвался за пределы всех заборов, всех стен и рвов. Он думал, там будет счастье, свобода, но вырвавшись туда, там он оказался совсем один. Мало кто вписывался в эти пределы, мало кто выживал в них. Пробродив день, два, он вернулся к забору. А там люди, не знающие что за забором, были так счастливы. Как показалось ему. Они не лезли через забор, они кидали в него мяч, раскрашивали его, ни кто не перелезал через него.
Он стоял и смотрел в щель между досками. И вдруг ему показалось, что он сейчас за забором, не они, а он. Перелезь через забор - и ты будешь счастлив, - повторял он сам себе.
Роза
Невозможно поверить, чтобы купленная на красной площади из трясущихся рук старухи, роза, пустила корни.
Он бежал на первое их свидание. После стольких месяцев, мук вымоленное свидание. Снег ложился на алые лепестки розы, придавая, создавая на самых краях белую бархатную бахрому. Маленькая вьюга у самых его ног, пробегая от стоп к коллегам, забиралось под пальто. Он съежился, стучал зубами, пританцовывая в такт музыки, идущей с городского катка.
- Час пик, или пробки, - утешал он сам себя, - еще десять минут. Роза замерзала, сделавшись практически стеклянной, лепестки от соприкосновения с полами демисезонного пальто, трескались и крошились, на пока еще чистый мел. Когда он вернулся домой, то сняв пальто, бросил мертвую розу в трех литровую банку на подоконнике.
Не пришла. Не пришла... - уткнувшись замерзшим лицом в подушку, бормотал он. Утром он ей не позвонил, вечером тоже.
Через неделю у розы появились маленькие корешки, она жадно вбирала в себя отстоявшуюся воду. Он увидел это. Пересадив ее в горшок, он каждый день удивлялся. Мертвая роза, которую он сам лично, не со зла, но заморозил, выжила. Даже после той почти трех часовой пытки, она все равно дала корни, она расцветет вновь, позже, может через месяц или год, но расцветет. Он был в этом уверен.
Ночь
Ночь в Москве, - это тусовка в Париже, - любовь, в Амстердаме секс и наркотики. Наверное, только в моей комнате Ночь это что-то другое. Ночь это наивысшая степень градации одиночества, страха за это одиночество, пусть даже когда рядом с тобой множество людей.
В ночи слышно, как тикают часы на руке моей любимой. Слышно как бьется ее сердце и слышно ее дыхание. Жизнь, именно в эти минуты, в совокупности всех этих звуков, становится страшно. Страшно от того, что все это может в какой-то момент прекратиться. Замрут часы. И вот проваливаешься в сон, завтра утром, вспомнить его будет не возможно. Но сейчас ты живешь в нем. Хорошие сны возникают лишь в совокупности стука ее сердца и дыхания. Другие же, когда начинаешь слышать то, что твориться на улице; машины, людей, собак, соседей. Сон кристаллизует, выявляет все, что сейчас в твоей душе; страх, любовь, похоть.... Всю ночь ты терзаешься от того, что утром ты сможешь спрятаться за посторонние шумы.
Ночь рассказывает тебе, кто ты такой, что ты такое. Для того чтоб ты смог жить, проснуться утром, ты все забываешь. Конечно же, иногда нет. От тех снов, которые сильнее ночи, весь день ходишь ты словно помешанный. Ты встретился со своей душой. Она захотела тебе рассказать без прикрас и склерозов; - Кто ты?... Я боюсь спать, лишь стук часов на ее руке, стук сердца и ее дыхание могут мне гарантировать, что в ночи моя душа загипнотизированная музыкой ритмов, не расскажет мне всей правды, о том, что я есть.
В комнату врывается скрип тормозов. Тут же со всех сторон ползут ко мне змеи но та - там. И они прячутся в изгибах стен, в тени в ее волосах. Бейся, прошу тебя, бейся.