Аннотация: рассказ про обитателей дома престарелых
"СТАРИКИ"
Пожилой, плохо выбритый человек, запахнутый в старый, видавший виды плащ, одиноко бредет по пустынным улицам. Редкие прохожие спешат укрыться от дождя за дверями гостеприимно распахивающихся недр уютно освещенных магазинов, ресторанов и кафе. Длинный, белый шарф, окутывающий тощую длинную шею идущего, полощется во все стороны на холодном, пронизывающем, режущем, как нож, ветру. Как грустно в такую погоду остаться наедине с огромным городом! Человек подходит к ярко освещенным дверям некоего частного клуба. Табличка у дверей извещает случайных посетителей, что вход в клуб - строго для его членов. Вход охраняет здоровенный верзила - швейцар. На его тупой физиономии не написано ничего, кроме чувства собственной значимости, сообщенного ему столь ответственным постом. Старик долго смотрит на смеющихся, переговаривающихся и жующих людей за ослепительными окнами и, наконец, решается использовать свой последний шанс.
Старик вынимает из бесчисленных складок своего дождевика окурок дорогой сигары, сдвигает шляпу набекрень, напускает на себя простецкий вид человека, который еще не решил до конца, как ему получше истратить свои денежки в этот вечер.
- Послушай, любезный, - обращается он к швейцару. - Я ищу одного своего старинного приятеля Пита Брауна. Он должен быть тут. Он говорил, что частенько заглядывает сюда, и что, если я окажусь в его краях, то мы сможем повидаться с ним здесь, - мы ведь друзья детства, а старым друзьям всегда есть, что вспомнить! Верно?
- Никакого Пита Брауна я не знаю, - не замечая дружелюбного тона, отвечает ему детина. - Это частный клуб, а не приют для бездельников и бродяг!
- Подожди-ка, старина, - ты, я вижу, здесь человек новый и еще не знаешь мою историю...
- Не знаю и знать не хочу!
- Ну-ну, не кипятись дружочек.
- Не называй меня дружочек!
- Хорошо, бэби, не буду.
- Черт возьми, не называй меня бэби!
- Постой, я вижу у тебя совсем разболтались нервы. Так ведь никуда не годится! Отойдем на секунду, я поведаю тебе о себе.
- Убирайся туда, откуда пришел, - ко всем чертям - вместе со своими дурацкими историями!
- Ладно, я сейчас уйду, сынок, но прежде погляди - вот это золотые часы, подарок моего отца - единственное, что у меня от него осталось. Я не расставался с ними даже в самые тяжелые времена, когда общался с худшими из сквалыг, которых только знавал свет. Я добивался от них кредита без предоставления залога. Послушай, скважина, я составил подробный реестр всех главных скупердяев этой страны. Если ты не хочешь, чтобы в него попал столь редкостный экземпляр, как ты, возьми часы в залог. Мне нужно пройти внутрь, повидать кой-кого, они дадут мне взаймы, они не смогут мне отказать. Когда я выйду, ты вернешь их мне в обмен на долю, которую я тебе обещаю от заема.
Воспользовавшись растерянностью верзилы, старик сует ему в руку часы, незаметно прикрепляет к стене рядом с дверью рекламный плакатик с надписью: "Жертвуйте в благотворительный фонд: "Помощь бездомным" с указанием адреса и счета в банке и с независимым видом проходит в вестибюль, по дороге объясняет метрдотелю, что пропущен по причине договоренности о встрече с некоторыми из завсегдатаев клуба.
Он идет по комнатам приветствуя тех, кто стоит к нему спиной:
- Привет, Уилли! Как дела, Крис, надеюсь, твоя старшая дочка здорова? Что, дедушку по-прежнему крючит ревматизм?
Те, кто стоят к нему спиной не слышат его приветствий, те же, кто попадает под прицел его зорких, пытливых глаз, удивленно пожимают плечами. Старик подходит к группе оживленно беседующих людей и обращается к самому увлеченно говорящему из них.
- Привет, Фил!
- Простите, вы это мне? Я не Фил, вы обознались!
- Ну прости, я совсем забыл, как тебя зовут, память уж не та, что в молодости! Не можешь ли ты уделить мне пару минут для одного чрезвычайно важного для меня разговора?
Они отходят в сторону.
- Но разве не твоя жена, - продолжает старик, - 12 лет назад принесла сразу тройню, а еще через год - парочку очаровательных близнецов, а ты вместо того, чтобы радоваться, хватался за голову и собирался уехать на Северный полюс?
- Да что вы! У меня совсем нет детей!
- Ну, видать, я тебя действительно с кем-то спутал! В моем возрасте нельзя уже полностью полагаться на память. Не подскажешь ли, где я могу найти Джона Хоуварда?
- Но у нас в членах клуба, сколько себя помню, не было такой фамилии.
- А Джеки Хоуп?
- Тоже нет.
- Как и этот сошел с круга! А Стиви Мартин, Глен Макковер?
Собеседник молча качает головой.
- Ах старина Глен, никто, кроме него, не мог подать такой крученый драйв на Университетском корте! О, наша студенческая юность! Сколько счастливых воспоминаний! Я полагаю, то, что многие мои друзья почили в бозе, сэр не сочтет, как повод отказать старику Хенку немного поесть и пропустить маленький стаканчик у огонька?
Посетитель улыбается маленькой хитрости старика, делает знак официанту, тот приносит все необходимое и странный посетитель проводит уютно вечер, блаженно жмурясь на камин, протягивая поближе к огоньку свои старые, стоптанные башмаки.
На вопросы других завсегдатаев клуба, кто это, его новый благодетель отвечает с улыбкой:
- Это старейший член клуба, правда, он уже так давно не был здесь, что все попросту забыли о том, что он вообще существует на свете.
Уходя из клуба, старик принимает от своего нового знакомого купюру с гордым наклоном головы, от которого за версту веет аристократизмом и благородством джентльмена. Завсегдатай, подмигивая своим дружкам, с комичной чопорностью расшаркивается, отвечая на поклон старика. Все от души веселятся. Старик меняет у метрдотеля свою заработанную купюру на более мелкие деньги и под общие аплодисменты (завсегдатай уже позабавил всех стариковской историей) покидает гостеприимный чертог. Он забирает у швейцара свои часы, отсыпая ему мелочь чаевых.
- Ну что, удалось вам встретить знакомых? - спрашивает уже вежливо швейцар.
- Да, я встретил многих, мир не без добрых людей, - говорит старик, надвигая поглубже шляпу и запахивая плащ. На сегодня он сможет прибавить к своему скудному рациону ароматную кружку кофе и побаловать себя парочкой-другой душистых сигарет. - Без доброты жизнь на земле совсем бы застопорилась сынок!
* * *
А вот история, рассказанная за одними высокими, весьма неприступными дверьми некой старушкой из того же приюта, принятой у себя из сострадания одинокой богатой хозяйкой:
- Я родом из состоятельной семьи, даже можно сказать: из более, чем состоятельной - мой отец был преуспевающий банкир, женившийся на моей матери - осколке древнего, но разорившегося рода. Это был счастливый брак, но путешествуя как-то раз по Южной Америке (мои родители, вообще, любили путешествовать), мать вдруг слегла в тропической лихорадке.
Врачи оказались бессильны и вскоре ее не стало. После смерти матери меня отдали на воспитание в пансион, где я содержалась до 18-ти лет. Отец изредка навещал меня, забирая домой на каникулы. Вскоре он женился вторично, мачеха невзлюбила меня, может, вследствие этого Господь покарал ее, не дав ей детей. После смерти отца она обнародовала его завещание, в котором говорилось, что все его состояние переходит к ней, а после ее смерти, - в свою очередь, уже в мою собственность. Пока же она жива, ей назначалось передавать мне некоторые суммы по ее усмотрению. Оговаривалось также, что я могу рассчитывать на половину всего состояния, но не раньше, чем его вдова сочтет меня достаточно взрослой, чтобы разумно распорядиться столь значительной суммой. Относительно последнего пункта моя мачеха тогда же прилюдно заявила, что для нее я всегда останусь ребенком. Не правда ли, эта история как 2 капли воды похожа на историю вдовы Ленона Йоко Оно и его сына от 1-го брака? И что же вы думаете? Прошло столько лет, а эта бессовестная женщина (хотя простит меня Бог - нельзя так говорить о покойной) до последнего времени пересылала мне ежемесячно ничтожные суммы, которых едва хватало на скудный стол и более чем скромный кров. Отношения мы не поддерживали, а все попытки возобновить их пресекались с ее стороны самым решительным образом. Так что о примирении между нами после оглашения завещания не могло быть и речи. Но помимо суда земного есть и Божий суд. Год назад я получила известие о ее смерти, а вместе с ним письмо, в котором моя мачеха извещает меня, что утаила от всех подлинное завещание, где отцовское имущество делилось между нами поровну, и сфабриковала при помощи доки-адвоката липовое, публичное. В своем письме она просит меня простить ее, если могу, и принять вместе с моей и ее долю наследства, т.к. она не может предстать перед Всевышнем, волоча за собой такой жернов своего вероломства. Я по Христиански простила ее, отслужила по ней гражданскую панихиду, т.к. оказалось, что кроме меня у нее не было ни родственников, ни знакомых. Старушка жила уединенно, тет-а-тет со своими капиталами. Очевидно, грех ее молодости жег ей душу, не давая ни радоваться своему богатству, ни распорядится им с пользой для себя и других.
- Так почему же, получив богатое наследство, вы продолжаете так бедно одеваться? - пробивается в разговор богатая собеседница.
- Знаете, за всю свою жизнь я выработала в себе весьма скромные потребности и запросы. Привыкнув вести воздержанный образ жизни, я решила, заплатив налоги государству и гонорары - адвокатам, пожертвовать все огромное, свалившееся на меня в одночасье состояние в приюты для бедных и дома для сирот и престарелых. Дом, в котором я живу вместе с десятками других одиноких стариков открыт на мои деньги. Но я не пользуюсь какими-то привилегиями и живу, и питаюсь, и собираю пожертвования на равных со всеми. Единственное, быть может, мое отличие от других, что, узнав мою историю, мне жертвуют больше, чем другим...
Приняв весомое пожертвование, выходя из богатого дома, старушка говорит привратнику: мир не без добрых людей! Без сердечных и отзывчивых людей на свете было бы теснее и удушливее жить!
* * *
Они разбредаются по утрам - обитателя приюта для одиноких и обездоленных стариков и собирают пожертвования для своего дома, которые плюсуются к их скудному социальному пособию, сочиняя и выдумывая при этом самые невероятные истории, ибо современный мир требует от них шоу за каждое свое оплаченное душевное движение.