Спрингсон Илья Александрович
Кошкин Дом

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Автор книги по нелепому стечению обстоятельство попадает в Бутырскую тюрьму, корпус для психически больных, который называется Кошкин Дом. Действие развивается в тюрьме, в детстве героя, во второй части книги - в психиатрической больнице специализированного типа для преступников
  
  
  
  
  
  СОВРЕМЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА
  
  ПОЭЗИЯ, ПРОЗА, ПУБЛИЦИСТИКА
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Илья Спрингсон
  
  
  
  
  
  
  
  КОШКИН ДОМ
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Каяла
  2021
  УДК 821.161.1(477)"06-32
  А/з С74
  
  
  
  
  
  Илья Спрингсон
  А/з С74 - Кошкин Дом. Киев: "ФОП Ретiвов Тетяна", 2021.
  204 с. - Серия "Современная литература. Поэзия, проза, публи- цистика".
  
  ISBN 978-617-7697-87-8
  
  
  
  Книга московского музыканта, прозаика, поэта Ильи Спрингсона включает в себя двухчастную повесть "Кошкин дом".
  Критик Елена Зейферт, помещая произведение Ильи Спрингсона в ряд с эпопеями о странствиях, находит в этой "герметичной повести" и признаки лиризованной эпической поэмы (в первой части в рамке любовного послания и дневника), а также прорастающие в повести новеллы, байки, анекдоты, притчи. Илья Спрингсон пишет из области "не-ума", его проза, по его же словам, - "чистейшее безумие". Автор переплавляет через художественное озарение факты действительности.
  Книгу отличает глубинный, очень смешной и благодаря этому достающий до самого дна трагизма юмор, неподражаемый, с богатой корневой системой, современный, яркий, питающийся юмором Чехова ("Свадьба"), Гоголя ("Мёртвые души"), трагикомическими ужасами Венедикта Ерофеева.
  Спрингсон возвращает языку его эквилибристику, органику, подвижность, и делает это в том числе через нецензурную лексику, максимально свободно самодвижущуюся в его художественном контексте, где возможно и разрешено всё.
  
  
  УДК 821.161.1(477)"06-32
  
  (C) Илья Спрингсон, 2021
  ISBN 978-617-7697-87-8 (C) "ФОП Ретiвов Тетяна" (Киев), 2021
  
  
  
  
  
  
  
  
  "ОДИССЕЯ" ИЛЬИ СПРИНГСОНА
  
  Русская литература вышла не из "Шинели", а из "Мёртвых душ", из этой русской Одиссеи, эпопеи о странствии, считает Илья Спрингсон. Сам он носитель своей эпопеи, часть из которой уже претворил в жизнь в двухчастной повести, а на самом деле - многожанровом произведении "Кошкин Дом". "Кто-то считает, что "Одноэтажная Америка" Ильфа и Петрова - третья часть их Одиссеи, но я так не думаю", - говорит Илья. Он всегда говорит искромётно и по существу. Простой, интересный, эмпатичный человек. Органика, живой характер его творческой натуры завораживают. Илья - рок- музыкант, лидер группы "Springson" (по его словам, автор текстов к своим песням, а, по моему мнению, ряд этих текстов - поэзия), и прозаик, и эти три его ипостаси более чем самодостаточны. Он харизматичный рок-музыкант и уникальный прозаик, который ещё далеко не всё написал, - со своим неповторимым стилем в каждом из этих видов творческой деятельности. Это не музыкант, пишущий прозу, и не прозаик, играющий на гитаре. В жизни Илья разговаривает готовыми новеллами, притчами, анекдотами, байками (здесь не только литературные, но и актёрские способности - он то рассказчик, то персонаж), афоризмами, юмор и перфоматив его уникальны. Выпускник Литературного института, кем он только не работал в разное время: и грузчиком, и подсобным рабочим, и заместителем главного редактора издательского дома "Попутчик", пел на клиросе в католическом костёле и даже заколачивал гробы, но довольно долго - осветителем и художником по свету в театрах Москвы, и отлично знает театр. Словом, дар его - объёмный и многоракурсный.
  "Кошкин Дом" - одна из редчайших книг, вызвавшая у меня
  сильнейшее катарсическое впечатление. Можно прочитать бумажную
  
  книгу и прослушать аудиокнигу в авторском исполнении. Читает Илья Спрингсон живо, просто, "проясняя" голосом многие моменты и, понятно, сужая интерпретацию.
  Автор называет своё двухчастное произведение повестью, и это верно, потому что жанровая стратегия повести (изображённый мир состоит из двух сфер - "своего/чужого", центр сюжета повести - мытарства, испытания героя, циклический сюжет, герой удалён от исходной точки, куда он, обновлённым в пространственно- временном и ценностном смыслах, возвращается в финале (принцип обратной симметрии), серьёзное отношение к происходящему, наличие параллельного варианта собственного сюжета, иноска- зательные смыслы, роднящие повесть с одним из важнейших её источников - притчей) здесь отчётлива. Но "Кошкин Дом" Ильи Спрингсона - полижанровое произведение. Это герметичная повесть как максимально раскрытая в своём хронотопе лиризованная эпическая поэма (в первой части в рамке любовного послания и дневника), включающая в себя новеллы, байки, анекдоты, притчи, прорастающие в ней и как остатки материнских жанров. Это Книга. Спрингсон пишет из области "не-ума", его проза, по его же словам, - "чистейшее безумие". "Кошкин Дом" написан по типу
  "высшего списывания" ("höheres Abschreiben"), о котором упо- минает в своей эссеистике Томас Манн: при этой методике автор пере- плавляет через художественное озарение факты, документы, реальное состояние действительности. Для "höheres Abschreiben" скорее типично создание художественного материала по документам: так, Булгаков едва ли не "списывает" из масонских книг бал Сатаны, а сам Томас Манн использует медицинские и музыковедческие источники для изображения страданий Ганно Будденброка (тиф) и музыкальной теории в "Докторе Фаустусе". У Спрингсона доку- менты специфичны: это разговоры вокруг, звонки и "малявы". Звонки
  "дураков" своим "Катя, Катя, Катя, Катя" бессмысленны, но потешны и одновременно трагичны. Автор, близкий рассказчику/центральному персонажу (главный герой, он же рассказчик Илюша, Кот), пишет с натуры, "ведёт репортаж". Книг в тюрьме очень мало ("Читаю каких-то попов. Других книг нет. Был Фонвизин и Гоголь, учебник по элементарной логике (я на третьей странице завис) и какая-то Баба, всех, кроме логики, я прочитал").
  "Ночки доброй, братцы. Нет ли у вас свежих газет?"
  <....>
  Я написал, что есть только вчерашний "Times", и тот на английском языке.
  Они отвечают: "Гоните нам, хлопцы, у нас бычков до хуя, мы их выпотрошили, а завернуть не во что, одна Библия в хате, её пока боимся трогать".
  В психбольнице источников побольше, Илюша там набирает текст из тюремных тетрадок на ноутбуке (доктор разрешил), модем маскирует под флэшку, телефон дают раз в неделю. А "дуракам" запрещают пользоваться телефонами: найдут - надбавят полгода. Для Спрингсона чрезвычайно важна линия в американской литературе, идущая от Джона Фанте к "битникам". Цитата в "Кош- кином Доме" органична, выращена как своя/чужая. Второй роман Фанте "Подожди до весны, Бандини" ("Wait Until Spring, Bandini") важен для Спрингсона, конечно, не только упоминанием Spring в названии, но и фактурой главного персонажа. В "Кошкином Доме" явственны отсылки к Гоголю, Чехову, Чарльзу Буковски (при явном стремлении Спрингсона отойти от "грязного реализма"), Венедикту Ерофееву, рок-музыке (Моррисон, Летов). Илья родился в Петушках и неприкаян, как Веничка Ерофеев, с которым его дед Анатолий, как и многие в Петушинском районе, пил водку. Этот же дед, по совместительству Безрогий Гитлер Змей, как называла его бабка Ильи, смастерил ему, трёхлетнему, самодельную гитару из дерева. Веничка не доехал до Петушков (Итаки), а Илюша по дороге в 4 психбольницу переехал Петушки, попав во Владимир (не рай, Итака, а ад). Здесь уже не "сливаются небо и земля, и волчица не воет на звёзды". За Петушками первородный грех уже тяготит. Спрингсон не продолжает странствие Ерофеева по водке (хотя с удовольствием его цитирует при разговоре и высоко ценит): он создаёт своё, уни-
  кальное хождение по мукам.
  Первая часть повести показывает пребывание невиновного героя- рассказчика в тюрьме (Бутырка, в ней корпус для психически боль- ных - так называемый Кошкин Дом, затем Владимирский централ), вторая, после признания невменяемым на момент "преступления", - пребывание в специализированном отделении для принудительного лечения во Владимирской областной психиатрической больнице No 4. Первая часть написана от руки в тюрьме в 2010‒2011 гг., набрана на ноутбуке в 4 психбольнице, вторая в Кольчугино в 2018 г.
  Французский философ Мишель Фуко в своей известной работе "Надзирать и наказывать" ввёл понятие "дисциплинарного
  пространства" и указал четыре их типа - школа, больница (любая), армия, тюрьма. (Недаром Илья Спрингсон пишет об армии - "сидел в армии"). Очевидно, что тюрьма и психбольница даже в этом ряду стремятся к верху иерархии. "Я всегда искал покоя и радости, счаст- ливых стен. Но никогда не находил", - говорит Илюша, находясь в аду и чистилище, наблюдая за происходящим в вынужденной люд- ности, "коматозе", депрессняке, но обозревая многое, что происходит вокруг, созерцая внутренний ландшафт и - главное - создавая эту повесть, которая, как живое существо, в итоге спасает его. "Я лёг на свой шконарь (тюремную койку. - Е.З.), чтобы смотреть на снег". В подобных оксюморонах, на создание которых у Спрингсона рабо- тает уголовный жаргон (а также обсценная лексика и просторечие) и лиризация, - шлюзы в параллельные миры. В "Кошкином Доме" это мир потусторонний (тюрьма и психбольница (общий "дурдом") как царство мёртвых, автозаки привозят сюда узников: "чувство было, как у новорождённого или как у трупа, входящего в царствие небесное"; "дурдом" - ад: "Ещё в карантине вас ждёт бумажка на стене, в которой написано, что вы теперь в тюрьме, не думайте о хорошем. Только о плохом" (аналог надписи над вратами ада "Оставь надежду всяк сюда входящий" у Данте), Миша (Бамбула) - прово- дник из царства живых в царство мёртвых), мир прошлого (детство героя в Петушинском районе - игры, болезни, мама носит на руках, мальчик гостит у деда с бабкой), мир созерцательный, природный, нередко переходящий во внутренний ("Снег лёг ровно, наверное, уже не растает", "Зима во мне. Внутри меня идёт жёсткий снег и падает на что-то тёплое во мне, падает и обжигает колючим холодом и тает", "Тает, не приходя, время, тает во мне снег. Зима юности. Весна меня. Вечная весна меня"). Различные планы пересекаются:
  "Холодно становится ночью, холодно внутри".
  При входе в Бутырку Илюша замечает, что она "красивая" ("Ворота стильные, арки. Архитектура, короче"), но на этом красота пока завершается: он входит сюда, как нож по маслу, не фиксируя внимания на аресте и стрессе при нём, но вход ещё не инициация, а только её начало, герой потом долго находится в лиминальном состоянии. Как выясняется, до ареста Илюша "пил, как идиот, вытворял гадости и играл концерты во всяких Томсках, занимался фигнёй и жил в Крылатском. Собирался на юг и ждал её (Настю. - Е.З.) как спасения от своей шизы, от полной потери себя и смысла себя, от чувства полнейшей жопы, которая пришла-таки с тюрьмой".
  Первая часть повести обращена к Насте. Героиня находится за границей, но осенью прилетает в Москву ("В начале сентября прилетала Настя. Я помню, как над Москвой летел её самолёт, я чувствовал каждый его винтик, я слышал дыхание Насти и до такой степени проклинал человека, который запихал меня в эту тюрьму, что двоилось в глазах"). Вот и Беатриче, но она далеко (герой не до конца уверен, дождётся ли его Настя), и Рай (третья часть этой эпопеи) пока не написан, да и будет ли написан, Бог весть. Настя заботится об Илюше, своём "коте", помогает день- гами. Девушка приходит к нему в спасительном сне ("спать надо хорошо и долго") и грёзе. Диалог Илюши и сокамерники Михи почти о магии:
  Ну тогда я буду спать, может, Настя приснится.
  Сегодня обязательно приснится. Ты, когда будешь засыпать, в самый момент засыпания, когда уже мысли текут произвольно - заставь себя подумать о ней и позови её, и она придёт. Я так всегда делаю.
  Но Настя не магия, она явь, "она иногда сама просто так снится". Илюша верит в её любовь, и это держит его наплаву. Между героями - свой заветный мир, знакомый только им двоим пароль. Настя воздействует на все органы чувств Илюши, после её звонка остаётся "мятный запах", который слышит даже Миха. Однако по собственным же словам (он находит себя) арестованный в августе Илюша довольно быстро (хотя для него самого внутри ада, понят- но, медленно) начинает опираться на внутреннюю, а не внешнюю поддержку: "обнаружил же я себя только в конце октября - начале ноября, когда и стал записывать то, что со мной происходит, чтобы не сойти с ума". Образ Насти, во многом созданный внутри Илюши, - оцельняющий всю первую часть повести (во второй части Насти уже, увы, нет, иллюзия оказалась выше правды: "А если, правда, случилось то, что страшнее любой тюрьмы? Что уже я не смогу пережить?"). Но есть и другая женщина, поддерживающая его: это сама повесть, сама рождающаяся в двух тетрадках - синей и зелёной - эпопея об ещё одном русском уникальном хождении по мукам. И эта - более важная - женщина растёт изнутри Илюши, она его собственная ткань, его вещество. В отличие от Насти, она целиком принадлежит герою. Как и неизменный его спутник и настоящий друг - глубинный, очень смешной и благодаря этому достающий до самого дна трагизма юмор ("у меня время болит"). Уникальный
  юмор, свойственный Илье Спрингсону. Неподражаемый, с богатой корневой системой, современный, яркий и очень смешной. До слёз. Порой и слёз боли.
  У Ильи феноменальная память, он может артистично цити- ровать художественные произведения страницами. Спрингсон не просто юмористический автор, и это очень важно. Карнавализация, масочность тюремных реалий (и тюрьма, и психбольница - это
  "дурдом", единый Кошкин Дом), творящийся вокруг Илюши дьявольский водевиль, вынужденная праздность сочетаются с лич- ностным самоопределением, которое больше границ тюрьмы и в целом внешнего мира. Юмор Ильи Спрингсона невероятно ориги- нален, хотя и рождается, конечно, не в вакууме и питается юмором Чехова ("Свадьба"), Гоголя ("Мёртвые души"), трагикомическими ужасами Венедикта Ерофеева.
  Обсценная лексика - одна из стилевых примет прозы Ильи Спрингсона. "Задрал я сам себя. Много во мне мата и тоски".
  "И что?" - спросите вы, ведь нецензурной лексики пруд пруди в художественных произведениях - от Баркова, Венедикта Васи- льевича Ерофеева до культового кустарного аниматора Михаила МК. Углубляться в особенности употребления мата упомянутыми авторами здесь не место. У Спрингсона нет ни намёка на непристой- ность, бесстыдство, скабрезность. Это не площадной язык. Его мат - органика, крепкий корень языка, который позволяет удержаться в непростое время, хранит в себе, как колодец, юмор, родственно связан с фольклором. Илья студентом ездил в экспедиции по сбору фольклора, в том числе уникальных юмористических народных произведений с матерной начинкой. Обсценная лексика Спрингсона крепко дружит с просторечием, феней, макароническими вставками (нередко - и очень смешными! - из немецкого языка), создавая слоистую, разноразрядную, привольно самодостаточную художе- ственную прозу. Мат Спрингсона физиологичен - не телесен и ни в коем случае не эротичен, а именно физиологичен, в том смысле, в каком сходны язык как процесс и орган речи (на немецком die Sprache и die Zunge), у многих авторов искусственно разведённые, как ночные мосты. Спрингсону свойственна "заповедность стыда, со времён Тургенева", которая не позволяет в "дурдоме" спуститься в ад чернухи, хотя соблазнов предостаточно. Спрингсон возвращает языку его эквилибристику, органику, подвижность, и делает это в том числе через нецензурную лексику, максимально свободно
  самодвижущуюся в его художественном контексте, где возможно и разрешено всё. Он возвращает языку прозы "дуговую растяжку", о которой писал Мандельштам в своих "Восьмистишиях":
  
  И так хорошо мне и тяжко, Когда приближается миг, И вдруг дуговая растяжка
  Звучит в бормотаньях моих.
  
  Язык во рту Спрингсона и на бумаге становится феноменом, ему разрешено жить. Vale tudo.
  Слово здесь стремится к своему трансцендентному смыслу. Автор чуток к нюансам. Достаточно, к примеру, при чередовании или вариативном повторе предложений ввести союз "но" вместо
  "а", и появляется библейская интонация:
  "...и через лес напролом приехал пьяный тракторист Усой.
  Приехал не ночью, но днём. Приехал к Деду".
  В юмористических пассажах - от изменения одного звука ("галстух", "врах", "срокАми") до вставных эпизодов - важен ювелирный бросок слова. "Кошкин Дом" прослаивается юмористи- ческими экстрактами, юморесками. Таковы пассажи о "васькАх", их жёнах ("Его", она же "Моя", или просто "Эта Тварь"), дураках, котах (Кот в повести не один (главный герой Илюша, Кот), но ещё есть настоящий кот Юра зелёного цвета из Мурома и другие), о зако- лачивании гробов. Смешно описание фабулы уголовного дела Серёги по прозвищу Ленин: юридические термины намеренно соседствуют здесь с обсценной лексикой, страшное становится комичным ("где в Москве шлялся пьяный труп", "батя трупа").
  Юмористичны созданные Спрингсоном портреты. Их харак- терным элементом является пуант - аналог анекдотической раз- рядки. Вот портрет тюремного психиатра Сварщика: "Видок ещё тот. Интеллигент 70-х возле пивного ларька. Говорит громко и глупо, спрашивает всегда одно и то же. Лечит всех исключительно аминазином, так как ничего другого на КД нет. Ходит в штиблетах, "галстуХе" и в халате. Халат местами убит. Из карманов торчит множество каран- дашей, хотя он, наверное, мечтает об электродах; на голове волосы". Здесь нейтральная кода ("на голове волосы") разряжает нанизывание гротескных деталей. Контраст - также важнейший приём Спрингсона, Илюша которого то по случаю пьёт со Стингом, то ночует на стройке.
  Признательные показания, выбитые побоями и электрическим током, "резинка" ("боксик полтора на полтора метра, без окна и сортира, целиком обитый вонючей резиной" для "расшатывающих режим"), почти несъедобная еда, отсутствие хороших лекарств - для тех, кто был в "тюрячке", и "для случайно не сидевших" доказа- тельства того, что в "дурдоме" лишь стремятся усугубить страдания нездоровых узников. Шутка же дарит разрядку, не позволяет сойти с ума: "На карантине хаты маленькие, узкие, четырёхместные. Если двое встанут со шконок - остальные двое уже будут играть в тетрис сами с собой", "есть и жрать не дают", "жрать не ели",
  "грелся чаем и батареей", "прокураторша", "скорее бы этот страш- ный суд", "Пушкин (прозвище, "погоняло" сокамерника. - Е.З.) родил откуда-то суп. Пушкин любит суп. Он постоянно его отовсюду рожает, хотя суп приносят только в обед", "стоит на шухере, поэтому сам из себя представляет шухер". Спрингсон сдвигает слово как
  "стража границы" (Хайдеггер), нарушает ожидание привычного контекста. Комично само построение фразы, в том числе в быто- вой речи. "Почему, - спрашиваю я его, - ты написал: "Посыплю кашло песком и буду есть"?" "Она нормальная сечка, просто без песка дрянь", - отвечает он без тени улыбки. Ложный посыл в этой фразе (здесь двойной) как раз похож на чеховский юмор из
  "Свадьбы": "Я не Спиноза какой-нибудь, чтоб выделывать ногами кренделя!". "Умирать лень, поэтому надо жить", - шутит Илья не без горечи. "Песни растут, как ногти, вовремя их отрезать. Никаких мук творчества", - в полушутку признаётся он. Возле Ильи очень смешно и радостно. Пишешь про него, показываешь ему абзацы своей писанины, а он, чуткий, сразу правит. Представляю, каково носить Байрона в кармане или самого Shakespeare. Впрочем, Илья Спрингсон в ряду с авторами эпопей. Илья обладает филигранным, удивительным вкусом в литературе, камертоном. Он энциклопеди- чески образован, отлично разбирается в литературных явлениях,
  "образцовый читатель", по Умберто Эко.
  Идентификация читателя с рассказывающим "я" происходит легко, органично: Илюша - эмпатичный, душевный человек, он переживает, что не простился с отцом, умершим в ноябре, мечтает стать известным рок-музыкантом. "Музыку и любовь" из него "не вытащить". Повесть пронизана лирическими отступлениями, есть даже стихотворная вставка ("Мне кажется, что ночь..."). Внутрен- ний монолог нередко перфомативен: "И не лепить из себя святого
  великомучанного Иуду Искариота, сына Цезаря и пресвятой Богородицы. И послать богу богово...". Спрингсон не уверен, что Бог называет людей людьми, он Бог человеков: "Снизойди до меня, смилуйся, Бог человеков, ибо царствие Твое и на земле, и на небе, и в тюрьме".
  В тюрьме не только знакомые слова изменили значение (дорога - верёвка между камерами, конь - сама эта верёвка), не только появились новые (шконарь), но и слово вдруг стало настолько живым, что способно передать свою живительную силу человеку и спасти его от безумия и смерти. В "Кошкином Доме" множество изречений, я бы составила их словарь. Приведу несколько из них:
  "В тюрьме нет дел. В тюрьме есть мысли. Нет друзей, и нет настоящего. Есть прошлое и непонятное будущее, мёртвое время".
  "Полнейшая тоска. Я и не знал, что у тоски нет предела. И нет границы. Я думал, есть какой-то порог, за которым наступает без- умие, однако, как выяснилось, нет".
  "Зло на мир - самое страшное, что может случиться с чело- веком".
  "Лучше не думать - это хуже всего у меня получается".
  "В тюрьме одиночество бесценно".
  "Здесь ты как на ладони и некуда уйти, чтобы не показать себя.
  Другая концентрация человечности".
  "Как мир до тошноты бренен (слово такое идиотское, смешное), он не нужен самому себе, вырастает из ниоткуда, наполняется воз- духом и уходит в никуда".
  В "Кошкином Доме" - трезвые, поразительные оценки дей- ствительности. "Ночью поймал себя на мысли, что с этими тремя (убийцами-сокамерниками. - Е.З.) мне проще и интереснее, чем с полубогемным сбродом, что окружал меня на свободе. А кто вообще окружал меня на воле? Завистливые подонки и говнюки, тупые дуры и безвозвратные терпилы". Автобус Гены Зайца "на проволоке", но с немецким мотором (поэтому движется) - это безусловный символ России. Горящий МАЗ на трассе, водитель которого просит отрубить ему ноги, чтобы не сгореть, - это страх и ужас, который увидел двенадцатилетний Илюша (вспомним Джима Моррисона, увидевшего разбившийся грузовик с индейцами), и, возможно, именно этот случай сформировал дальнейшее отношение Илюши (как и Джима) к жизни. Только один водитель КамАЗа (Бамбула, дядя главного героя, побывавший в афганском плену) бежит с
  ломом, заведомо зная, что помочь не получится, но при этом всё же отгибает тяжеленную стойку, пока его самого не оттаскивают от горящего грузовика. "Урал" в кювете после удара в МАЗ (его водитель тоже в крови). Почему на нашей федеральной трассе под славным городом Владимиром встречаются грузовики производства Белоруссии, Урала и Татарстана, не есть ли в этом смысл развала страны? Этой сценой утверждается и вся бессмысленная авантюра войны в Афганистане.
  Что делает "Кошкин Дом" художественным произведением, если в первой части это дневник (стоят даты), а во второй дано описа- ние реального пребывания в психбольнице? Множество факторов. Целостность, создающая эстетическое впечатление, гамму, каскад впечатлений - лично у меня до телесного катарсиса. Логика изложе- ния - художественная. Виртуозный язык. Илья Спрингсон работает со вторичной условностью, обобщая, типизируя, отсекая частное. Он создаёт несколько планов, обнимающих пространственно-вре- менной, сюжетно-композиционный и другие уровни произведения.
  "Если человек беззащитен, неприкаян и смотрит на мир детски- ми глазами, подобная эпопея - лучшее из зол, которое могло бы приключиться с ним", - говорит Илья. Подписываюсь под каждой буквой. И пусть не наступит "аллесгемахт".
  
  Елена Зейферт,
  доктор филологических наук,
  профессор кафедры теоретической и исторической поэтики Российского государственного гуманитарного университета, член Союза писателей Москвы
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Начало. Дневниковые куски из синих тетрадок
  
  В тюрьме нет дел. В тюрьме есть мысли. Нет друзей, и нет настоящего. Есть прошлое и непонятное будущее, мёртвое время. Страшного ничего, да и не страшное пугает, а больше неизве- данное, плюс то, что навеяно вольными представлениями о тюрьме,
  а сама тюрьма не страшная.
  Бутырка, например, очень красивая. Ворота стильные, арки. Архитектура, короче.
  Восемнадцатый век. Ворота дубовые.
  Я когда первый раз зашёл внутрь - даже был несколько удивлён стилем, но зашёл как в другой мир, чувство было, как у новорождён- ного или как у трупа, входящего в царствие небесное. Короче, жопа.
  Потом уже, возвращаясь с судов и продлёнок, я выпрыгивал из автозака и уверенно и спокойно заходил внутрь тюрьмы, шутил и улыбался - и думал о другом, не замечая ворот и тюрьмы. Всё пройдёт. Всё будет. Всё сгниёт. Радуйся. Радуйся, что не подох и не умер, что живой и скоро всё встанет на какие-нибудь места, скоро выпадет снег и ты отсюда свалишь. Мне приснился сон, что я уйду, когда выпадет снег.
  Снег потом выпал, но я не ушёл, хотя это случилось позже, а заехал я в августе, в самый разгар страшной московской жары 2010 года, когда жить-то не хотелось, а тем более при этом ещё и сидеть в тюрьме.
  Привет мне, я в общей хате Бутырской тюрьмы. 4-й корпус, камера 124. Со мной рядом несколько идиотов, пять таджиков (а таджики в тюрьме - это вся средняя Азия, будь таджик киргизом или даже казахом, он всё равно таджик), пять-шесть адекватных чувачков (наркоманы), белорус, два грузина и один
  
  татарин. Временами татарин - животное, а иногда он меня умиляет. Белорус - это Илюха Пантюхов, который в самую жару украл в Охотном ряду пальто, за что и заехал. Ущерб там у него копейки, статья ни о чём, полгода, думаю, дадут - и пинка под зад.
  Таджики сидят за мобильники и траву, срока у них либо никакие, либо огромные, они в тюрьме ведут себя омерзительно: постоянно моются и молятся, постоянно жрут и галдят, постоянно выносят всем мозг. Бороться с ними практически бесполезно, бить их можно хоть каждые полчаса, а толку ноль.
  Таджик, когда он один, сидит как зверёк, не молится и не говорит. Когда собирается в хате пусть и разнонациональная кучка - начинается гыр-гыр. С утра до ночи этот проклятый гыр- гыр! И ночью тоже. Сидят на перевёрнутом ведре возле тормозов (решётка перед дверью) и гыргырят. И периодически молятся. На двух верхних шконках наше зверьё устроило себе мечеть. Порой не слезало оттуда. Просто сменяли друг друга - и Акбар.
  Наши тоже некоторые начинают креститься на всё подряд, но никого вроде не достают этим, хотя особо фанатичные меня выво- дили своими россказнями о Боге.
  Конечно, не о Боге, а об иконах и попах, о крестах и церковной литературе, которой в тюрьме выше крыши. Поначалу я вступал в дискуссии, потом забил. Когда начинали грузить - ложился спать. Или с Борисычем мечтал о будущем и прикидывал свои рас- клады. А расклады мои не очень. Статья от двух до шести, но светит мне дурдом. На август-сентябрь я ещё не знал, меня ещё не признали невменяемым, и я рассчитывал получить условный срок, но к дурдому уже всё шло, им несло за километр. Дурдом я поймал только в октябре, когда дёрнули на пятиминутку к докторам и они признали во мне своего. Тем самым, последние надежды на услов-
  ный срок умерли.
  В начале сентября прилетала Настя. Я помню, как над Москвой летел её самолёт, я чувствовал каждый его винтик, я слышал дыха- ние Насти и до такой степени проклинал человека, который запихал меня в эту тюрьму, что двоилось в глазах.
  Настя. Я ждал её полгода, сходил с ума. Пил, как идиот, вытворял гадости и играл концерты во всяких Томсках, занимался фигнёй и жил в Крылатском. Собирался на юг и ждал её как спасения от своей шизы, от полной потери себя и смысла себя, от чувства полнейшей жопы, которая пришла-таки с тюрьмой. Которая чуть не убила нас обоих.
  Обнаружил же я себя только в конце октября - начале ноября, когда и стал записывать то, что со мной происходит, чтобы не сойти с ума. 21-го октября меня перевели на Кошкин Дом, отдельный корпус Бутырской тюрьмы, СИЗО для дураков. Мы сидели с Борисычем и пили чай, зашёл продольный и заказал меня с вещами. Был вечер.
  
  
  1
  Кошкин Дом. Пронести общак
  
  Мне 31 год.
  Я никогда не думал, что окажусь наедине с собой настолько серьёзно, я не хочу писать о быте и нравах тюрьмы, может, только получится об этом упоминать, и то изредка, чтобы была атмосфера. Короче, дневник одного раздолбая, по идиотским стечениям обсто- ятельств нашедшего себя здесь и сейчас.
  Ноябрь.
  Как уже упоминалось, сел я в начале августа, когда в Москве была жара и дым. И весь август я был твёрдо уверен, что вот сейчас человек, который меня сюда засадил, пойдёт в ментовку, расскажет, что это недоразумение, что всё со-психу, что всё по пьяни, что ничего не случилось, а оно и правда, ничего не случилось, и меня отпустят. Но прошёл август. И потом сентябрь.
  В октябре я узнал, что человек попросту испугался идти в мусарню. Ну да ладно, хрен с ним.
  От него у меня остались только страшные сны.
  Я поймал на себе ноябрь во всей красе предсмертной осени, которую ждал целый год и которую увидел сквозь решётки сначала Бутырки, а потом КД, что в переводе Кошкин Дом.
  Не так давно здесь держали "баб" и психов. Потом для "баб" построили 6-й централ, а психам отдали под безвозмездное жильё весь корпус. И здесь теперь моё место. В камере 491 на 4-м этаже. У окна мой шконарь. Теперь без второго этажа (пальмы). Из окна виден жилой дом, который обычные люди помнят на пересечении улиц Новослободской и Лесной, и ещё виден шлюз. Ворота тюрьмы. Странно, но я очень часто утром проходил мимо этого углового дома, возвращаясь из клуба "Loftbar", где был ночным администра- тором. Какой уютный дворик для утреннего пива, если смотреть на
  него из тюрьмы.
  Я смотрю теперь. Смотрю, как козлы растягивают у локалки сетку-рабицу. Сами себе делают забор. Хозбанда. На Бутырке она маленькая, один отряд, меня тоже опер пытался записать в козлы, когда я только появился в карантине, давай, говорит, к нам. Я отказался. И не по каким-то "типа-блатным" соображениям, а просто ничего вообще не знал и, чтобы не наворочать дел, сказал "нет".
  Козлов презирает "залупочёсная" братия, ауешники. Пиздоболы и первоходы, в основном, чурьё, которое, сидя на перевёрнутом ведре возле тормозов, целыми днями врёт о себе целиком и полностью. Баландёры тоже козлы. Баландёров они презирают, хотя те ничего им плохого не делают, напротив, многие помогают. Малявы носят, например, с корпуса на корпус. Или Саня баландёр на КД, тот вообще разносил чай и сигареты общаковые по "замороженным" (камеры без дороги) хатам. Но чурью похер. Чурьё называет себя порядочными арестантами, при этом крыся и разводя своих же порядочных, обливают баландёров кипятком и орут всякую херь про АУЕ. АУЕ - это их аббревиатура, на которую дрочит каждый
  "залупочёс", чурёнок или наш. Значит она типа "арестанское уважение чего-то там такое". Они себя гордо называют арестантами. Они не пидоры, поэтому люди. А не люди, потому что люди. Мудачество и игра в тюрьму.
  (От мата никуда не деться. Прости, Господи.)
  Сидел я в карантине, и нормально эти баландёры выручали сигаретами и спичками, короче, АУЕ.
  На карантине хаты маленькие, узкие, четырёхместные. Если двое встанут со шконок - остальные двое уже будут играть в тетрис сами собой. Стол (на двойке во Владимире его называют общак, в Москве - дубок) узкий и длинный, сидишь, смотришь на стену и видишь железный ящик "телевизор", в котором мы нашли кем-то заботливо спрятанный чай. Немного, но хватило для радости. Раза три варили чифир. Поднимали на дровах (рвёшь простыни, под- жигаешь, а кружку держишь ложкой и так кипятишь), розетка была сломана, армянин Артур был, карманник, прикольный борода, чувак Андрюха и таджик.
  Таджик запомнился тем, что утверждал, будто ему подбросили килограмм героина. Смешной и глупый таджик. Лет 15 ему, наверное, влепили.
  А ещё смешнее был чувак Андрюха. Его притащили в пиджа- ке и штанах от пиджака и в туфлях без шнурков и супинаторов.
  Он орал, что срочно нужно что-то писать, как-то звонить адвокату и прочую ересь. Взяли его за какие-то поддельные бумаги, и светило ему "тоже чот много...".
  На самом деле, когда тебя в суде упаковывают в СИЗО - там дают такую бумажень, телега называется, в миру - избрание меры пресечения или типа того. Так вот, эту бумагу, по законам, можно обжаловать в Мосгорсуде в течение трёх дней. Но в суде, если адвокат мусорской (положенный по закону) - он пошлёт вас бес- платно на х..., а нормального адвоката вам ещё не наняли, или у вас денег нет, короче, по-любому вас везут в тюрьму, так как суд назначил меру пресечения содержание под стражей, а в тюрьме вы сидите в карантине и эти три дня вам не положена ни ручка, ни бумажка, ори, проси, бесполезно, всё равно не дадут. Да даже если и дадут - кому вы отдадите ваше смешное ходатайство? Вас уже посадили, всё. Сиди-кури.
  Так вот, смешной был чувак Андрюха, который орал в пиджаке. Я видел его потом на сборке. Одет он был уже в спортивный костюм и не возмущался. Говорил, что скинет ему, конечно, адвокат, годик, а так надеется, что дадут 5‒6. Узнал, что я сижу на КД, и дал мне пачку Кента. На этом разошлись.
  А на сборках нам, кошкиндомовцам, всегда старались помочь, кто чем может, так как КД - самый голодный корпус Бутырки. Общак на него загнать можно только ногами. Происходит это так: с КД везут кого-нибудь на суд, естественно, кд-шник попадает на общую сборку, где сидит и ждёт. А с общего корпуса выносят пакеты (всегда были "Metro") с сигаретами и чаем, иногда ещё и с конфетками, кубиками и спичками...
  Сборок много, может не повезти, и люди не "словятся", но если славливаются - это ещё четверть дела. Дальше нужно вынести пакеты из тюрьмы, отстоять их и убедить мусоров в том, что это не общак, а твоё, хотя мусора прекрасно знают, что это и откуда груз. И правда, за каким боком тебе везти на суд 20 блоков "Золотой Явы" и 5 килограмм чая? Говоришь: моё, хер куда поеду. У меня глумари в хате, они всё пожрут. Не верят, смеются.
  Тогда устраиваешь комедию и падаешь на пол, орёшь, что пере- грызёшь вены и всё такое, тебя обещают посадить в карцер (врут), грозят какими-то ужасами существования в "ИХ" тюрьме, но это всё гон. Конвой, который приехал забрать тебя в суд, не тюремный, им нужно быстрее раскидать всех по судам, и что ты там везёшь -
  им всё равно, хоть бомбу, им главное не попасть в пробку, и чтобы количество рыл совпадало с количеством бумажек. Бутырские отнять у тебя пакеты не имеют права, это твои вещи, которые уже пропустили в тюрьму, поэтому сдаются и орут, что в следующий раз будут отбирать перед передачей, ну и всякую другую фигню, на которую тебе уже похер, так как ты уже в автозаке, принимаешь поздравления от народа и гордишься своей хитрожопостью. Дальше суд. Судебные мусора, видя тебя с барахлом, лишь скалятся, так как полностью обезоружены правами человеков, и максимум, что могут сделать - так это заставить тебя открыть все пачки. 20 блоков! Хотя я один раз тащил 27 блоков, и они открывали каждую пачку. Придурки.
  Ладно, отмучили тебя в суде, отдали шнурки и пакеты, конвой посмеялся, проехали по тюрьмам, развезли народ. Бутырка всегда последняя, хотя к моему суду ближе всего и едут туда почти все, так нет же. Надо сначала пилить на Матросскую Тишину, потом на Пресненский централ, почти в Фили, простоять в шлюзе полтора часа, очередь из автозаков в Бутырке может быть очень большой - ну прибыли, всё!
  И тут другая смена мусорят. Начинается заново. Вся комедия по второму кругу.
  Но и вторая комедия позади, и вот тебя ведут последнего, время час ночи, ты убитый, тащишь эти пакеты с общего корпуса на свой, и тут, после всего, что из тебя уже вымучали, после холода и голода, усталости и тоски, любой деревенский урод, продольный, может просто отнять у тебя всё, потому что никого нет, и тебе ни- кто не поверит.
  Но, слава богу, со мной такого не случалось. Всегда договари- вался. Приносил.
  В хату заходишь довольный и убитый, тебе там чай заварили, пожрать сделали, кайф.
  Расчехлился - и спать. После суда никакой дороги.
  
  
  2
  Дорога. Миха Доктор. Сварщик
  
  Утро. За окном лают собаки и гремят автозаки. На продоле развозят баланду. Два месяца подряд утром сечка. Жрать её уже
  невозможно, но это единственное блюдо бутырской кухни, которое хоть как-то можно есть. Полнейшая тоска.
  Я и не знал, что у тоски нет предела. И нет границы. Я думал, есть какой-то порог, за которым наступает безумие, однако, как вы- яснилось, нет.
  Вообще, чем плох вариант с дурдомом - это своей тоской. И срок, который ты уже отсидел в тюрьме, никуда не засчитывается, и этапов нет, и связи. Есть только окно, окно с видом на тюремный двор и угловой дом по Новослободской улице.
  И срок. Сначала ждёшь суда. Потом этапа на больничку. И отсидеть при этом можно и год, и два, и три. Затем, в больничке, всё начинается заново. Полгода - комиссия. Продлевают ещё на полгода, потом это может быть до бесконечности.
  Мне, как ни крути, вариант дурдома всё же лучше. Статья тяжкая, влепили бы, с учётом предыдущей судимости, года четыре, а так за полтора есть шанс соскочить, "стопятым" вообще нормально, если, конечно, не нарвутся на специнтенсив, у них от 6-ти до 15-ти по первой части, по второй - от 8-ми до пж. А с дурятника года за три-четыре выйдут. Хотя тоже, смотря какой дурятник.
  Тем, у кого статьи лёгкие, лучше отсидеть свои год-полтора на зоне. В дурке можно нарваться на срок в два или три раза больше. И никакого УДО в дурдоме нет.
  Миха застрелил одного ФСБ-шного придурка. И собирался ехать на Сычёвку, на специнтенсив. Институт Сербского признал его невменяемым на момент совершения делюги, а сторона Терпилы потребовала экспертизы в Питере. Ну а тут известная война двух психиатрических учений. Миху отвезли в Питер, где и не признали. Суд на третью экспертизу не пошёл, сказали, что нормально, хватит. Сидит Миха три года, и он единственный, кто находится на 4-м этаже КД и получит срок. Какой - не знает, но говорит, что если дадут 15 лет - будет прыгать до потолка от радости и счастья. (дали
  ему в итоге 17 строгача)
  Миха здесь у нас называется "смотрящий за корпусом и обща- ком", но на "чичи-гага" он не похож, скорее он похож на детского кота, он постоянно смотрит в окошко и рассказывает смешные исто- рии про Питер, в котором, когда бы он ни приезжал - обязательно нарывался на перестрелку.
  И ещё мы разговариваем по-немецки. Миха любит немецкий. Он закончил питерский Горный институт.
  Ночью я стою на дороге, раскидываю по корпусу чай, сигареты и конфетки. У меня связь с тремя хатами: слева 490, внизу 474, наверх 508. Трубы в хате нет.
  Ноябрь.
  Начало.
  Ввели карантин из-за какого-то мудака, который поймал желтуху. Сварщик ввёл карантин. Теперь месяц никого на суды не будут возить, по крайней мере, так говорят. Сварщиком зовут местного доктора, алкаша и бедолагу, он, и правда, больше похож на сварного, чем на доктора. Видок ещё тот. Интеллигент 70-х возле пивного ларька. Говорит громко и глупо, спрашивает всегда одно и то же. Лечит всех исключительно аминазином, так как ничего другого на КД нет. Ходит в штиблетах, "галстуХе" и в халате. Халат местами убит. Из карманов торчит множество карандашей, хотя он, наверное, мечтает об электродах; на голове волосы. Сварщик может назначить укол, но медсестру можно уломать, и она не будет его делать, мусорам, которые с ней
  ходят - похер.
  7.11.10.
  Как я хочу застрелить эту гниду, Боже! Мне снится каждую ночь расправа над этим пидором, в красках и подробностях. Боже, когда меня отпустит? Я не злой. Я добрый и немного глупый. Зачем я забрал тогда у него эту аппаратуру? Что он, и вправду перестал бы пить? Сколько мне говорили про то, что он гад - я не верил. Мне почему-то казалось, что все эти разговоры от зависти. Дурак я. Зачем я столько себя истратил на козлов и идиотов? Почему не отдал всё Насте, когда ей принадлежу...
  Будущее неизвестно, даже не знаю, когда у меня суд. Должен был быть 10-го, но карантин. Не повезут. И отцу не сообщить, он приедет, он законный представитель мой.
  Никогда я его не любил, кстати. Осень моя.
  8.11.10.
  Предчувствие чего-то страшного, чего-то не моего. Продольный гремит ключами, кого-то повели на суд? Нет, свиданка. Ощущение говна в природе. Чайник у нас протёк, Миха рычит.
  9.11.10.
  Там, за всем, что мы видим, есть что-то невидимое нам. Чувство смерти и серые дни. Дождь и время. Сколько мне?
  10.11.10.
  Просто я не умею жить без неё, мне холодно смотреть в будущее. Что-то страшное, чот чувствую. Херовое. Пойду сегодня гулять. На КД ещё не гулял.
  11.11.10.
  В "резинку" волокут таджика. Таджик клянётся мамой. Резинка - это боксик полтора на полтора метра, без окна и сортира, целиком обитый вонючей резиной. Резина пропитана говном и мочой, отопления нет. Сидят в резинке в основном сутки. Не более, всё- таки гуманность. И сажают туда особо отличившихся. В основном таджиков и "баб". Раздевают догола. Вонища внутри этого ящика стоит страшная, дышать невозможно, холод собачий, есть и жрать не дают, можно орать.
  Таджик, которого волокут, - узбек с 3-го этажа, он поджёг зачем-то в хате матрас. Это был протест, наверное, против "мусор- ского", теперь он умоляет продольного не заводить в "ризинка" и мамой клянётся. Мент непреклонен. Слышны звуки пиздюлей и грохот двери. "Хочишь, я на калени вистану, старшёй!" - вопит узбек, но бесполезно это.
  Вообще, чурьё очень любит "качать против мусорского",
  "шатать режим" и т.п. Заканчивается этот понос тем, что опер обе- щает забрать из хаты телевизор, а это святое для чебурят. В телеви- зоре МТВ и Муз ТВ, а там "тиолька". И чуры перестают бурогозить. До следующего воспоминания про АУЕ они спокойны. Проходит неделя - и они опять начинают заниматься хернёй. Так в итоге и заезжают в резинку. "Страдают за общее".
  За две с половиной недели, что я сижу на КД - это уже чет- вёртый пациент "вонючей крытой".
  До него было ещё два таджика и одна "баба", тоже, кстати, таджик. У нас на пятом этаже есть две хаты, 507 и 505, в которых "бабы",
  ну вот, эта таджичка плеснула кипяток в рожу соседке и поехала отдыхать. Орала часов 15! Потом уже сварщик её пожалел, выволок из этого резинового дерьма, кольнул аминазином, хорошо кольнул, и обратно закинули. Полчаса она ещё покричала "Старшёй, стар- шёй..." - и сдулась.
  12.11.10.
  Никакой информации извне. Мобилы нет, карантин, на суды не возят. Меня не возили на "прения". Смешно, какие могут быть прения, если я дурак? Бестолковая трата целого дня.
  Хотя съездить на суд - это возможность словиться с общим корпусом, хотя бы малявы передать.
  На суде можно посмотреть в глаза Терпиле. Если в России Настя - попробовать дотронуться до её руки. Да вообще я не видел её год. А она меня любит, я это знаю, и ещё она похожа на кошку.
  Но карантин. 13.11.10.
  Судилища бывают разными. Есть судилище по избранию меры пресечения, есть по продлению содержания, клоунада ещё та, где вообще непонятно, зачем нужен подозреваемый. Судилло даже не дослушивает до конца доводы защиты и не верит вообще ни одному слову, прерывает адвоката или того мудака, что в клетке. Потом за- читывает постановление и продлевает на месяц или полгода. Дольше не могут. Вова Путин не велит. Потом, когда срок выйдет - продлят ещё на полгода, потом, если статья особо тяжкая - ещё. Потом полгода на "под судом", потом, если и того не хватает на оправдание следственного фуфла - ещё продлят.
  Ладно, отсидел ты два или три года, но при этом невозможно вынести обвинительный приговор, ввиду того, что судят тебя, на- пример, за то, что ты негр. Но ты никакой не негр. Никак не негр. Даже выбитые из тебя дубинами и током признательные показания не помогают, потому, что видно, что ты, блядь, никакой не негр, а что ни на есть обыкновенный белый распиздяй и это видно, это факт! Тогда что они делают: дают тебе три года за то, что ты мулат. И по УДО из тюрьмы не выйдешь, нужно в зону ехать, а там только через шесть месяцев можно на УДО писать, а через эти шесть месяцев тебя так и так нагонят.
  И вот ты, измученный, разбитый и уже не такой смешной, как был до посадки, возвращаешься из республики Коми в Москву. И возвращаешься преступником. Ты, для ещё случайно несидевших - нелюдь. Три года жизни ушли непонятно куда.
  В исключительных случаях, посмотрев в судилище, что ты уже как "выебанная макака" и можешь запросто крякнуть - отпускают из зала суда. То есть, дают тот срок, который ты уже в тюрьме отсидел. Называется это "за отсиженным".
  С судов за бабло уходят домой. Этими байками пропитаны все сборки и все автозаки России. Наверное, уходят. Но кто и за какое бабло, не знаю. Видел чурёныша, которого с изнасилованием отпустили под подписку о невыезде на суде. Статья тяжкая, может, и за бабло.
  14.11.10. Мат-перемат. Простите меня.
  Судилище бывает предварительное. Та же самая фигня, только без следака и мусорского адвоката, который был на ранних стадиях комедии. Теперь мусорской адвокат другой - судовой. Тот ещё хоть что-то говорил, для галочки, этот же, судовой, вообще молчит, как хуеплёт. Да и судило, если раньше был тот, кто уже чай допил, поел-посрал - свободен, то теперь прикрепляют постоянного кло- вана, который будет на тебя зевать. Мне досталась судья Неверова, которая славилась своей любовью к потолку сроков и образцовым цинизмом по отношению к подсудимым. Но мне её нечего бояться, врачи мои судьи, они написали в бумажке спец, и всё. Теперь хоть пусть Господь меня пакует, выше или ниже спеца я не получу. Судьи не имеют полномочий лезть во врачей. Врачи не лезут в судей. Короче, всё всем пофиг, ты упакован - в этом и заключается их царствие небесное.
  На этом предварительном цинизме тебе вообще не дают говорить, можно подать какое-нибудь смешное ходатайство, но всё это не работает. Назначают дату окончательной расправы и отправ- ляют вниз, в эти милые казематы Тверского суда г. Москвы, Цветной бульвар, 19. Там и сидишь до ночи впятером на одном квадратном метре, ждёшь автозака, как сметаны.
  Есть ещё прения, то есть опять вся эта хренота, но чаще и больше, когда, вместо того, чтобы спать - тебя таскают в суд на увлекательное говнотрёпство.
  По счастью, я отказался от прений. Окажись умным - не избежать бы мне прений.
  Ну вот, судья вообще не смотрит на показания обвиняемого, если они не признательные. А если ты в мусарне признаёшься, а в суде говоришь, что все показания выбили менты и ты не виноват (и если у тебя нет денег на нормального адвоката, который стоит, кстати, хер знает сколько) - то ты уже полнейшая и конченая мразь. Тут закон к тебе суров, ты, гондон, в Москве не зарегистрирован! Ты, помоечный, нигде не работаешь, сознаёшься, а потом пытаешься нас всех здесь обмануть, Ну сука, получай по полной программе. Дай этим тварям волю - они давали бы расстрел девятерым из десяти.
  15.11.10
  Со мной в хате трое убийц. Справа, сразу через тумбочку, дрых- нет Димка Мальборо, художник с Арбата. Грохнул двух скинхедов около МИДа в октябре того самого года, когда я гулял по улочкам
  примерно в том районе и смотрел на Садовое кольцо. Жаль, что он заболел иконовой болезнью, хороший вроде парень. Светит ему Сычёвка, психиатрическая больница специализированного типа с интенсивным наблюдением, бывшая какая-то усадьба, но фашисты хотели устроить там концлагерь, да не устояли под Смоленском, наши, прогнав фрицев, замутили на Сычах дурдом. Короче, пипец Диме. Два жмуропотама - это лет семь только там, потом обычный спец, после обычного - общий. Лет 10 получается, что по 105-й части 2-й архигуманно, там до пыжа эта вторая часть.
  За Димкой спит Миха. Он вместо наволочки на подушку на- цепил полотенце с тигром и говорит, что это здорово, тигр. Миха рассказывает про росомаху, о том, что видел этого зверя в лесу и даже не испугался. Миха в Афганистане убивал душманов, а здесь разных людей. Но сидит только за одного. Хотя статей у него, как у дурака махорки.
  Напротив Михи храпит Костя. Костя повар, и убил он чувака молотком для отбивания мяса.
  Время 9 вечера, через час налаживать дорогу, иду умываться, заваривать чай и будить эту сумасшедшую росомаху, пусть чай расфа- совывает по пакетам и цинки вырезает из пачек сигарет. Остальные будут спать, они нам ночью балласт.
  Мы говорим по-немецки! Wir sprachen Deutsch! Настя!!!! 16.11.10.
  Ночью поймал себя на мысли, что с этими тремя мне проще и интереснее, чем с полубогемным сбродом, что окружал меня на свободе. А кто вообще окружал меня на воле? Завистливые подонки и говнюки, тупые дуры и безвозвратные терпилы. Настя, конечно, не в счёт, но есть она сейчас? Я почему-то верю. Или всё это бред? Может, весь народ был нормальным, а это я оказался такой сумас- шедшей идиотиной? Или просто я стал привыкать к тюрьме? Или меня уже вынесло из жизни? Так на какой же мысли я себя всё- таки поймал? Бляха, лучше мне не думать больше, это хуже всего получается. Буду не думать, буду настраивать себя на что-нибудь впереди. А впереди что? Опять логический пиздец, уносит и от содержания, и от формы. Какое-то безобразное существование меня внутри никакой пустоты. Время 4-01, дорога стоит, всё разослано, теперь только если транзит пойдёт. Этот опять спит, да вообще, все храпят, один я хожу по хате туда-сюда, как дурак, и думаю. Вот ведь как здорово, в общих камерах на Бутырке народу до фига, а у нас
  восемь мест, но только четыре заняты. Это степень необходимого одиночества.
  Самое крутое одиночество - когда утром тебя приводят на сборку в общий корпус, там ещё никого нет и гремит вентилятор, можно песни петь. Я пел. В тюрьме одиночество бесценно.
  Ещё я преступник. И хоть высший разум освободил меня от уголовной ответственности, один хер. Я "нахуевертил". То есть я получаюсь не преступник, а "хуевертолог", в телегах вообще пишут так: совершивший общественно опасное деяние, предусмотренное статьёй такой-то УК РФ. У меня все эти телеги под матрасом, я на них сплю, шконарь дурацкий, нужно бумаги подкладывать, а то матрас становится никакой, и жёстко спать. А спать нужно хорошо и долго, так как моя психика во время сна не умничает и выдаёт цветные сны.
  (В этом году я пытался познать предательство, перечитал на эту тему кучу всякого барахла, начиная от биографии генерала Андрея Власова и заканчивая дурацкой историей о самоубийстве Иуды Искариота, прочувствовал всего Летова, который тоже старался постичь это явление, переобщался с дюжиной попов, переломал весь мозг на эту тему - и ушёл недалеко. Пришёл к какой-то фигне, типа гордыни, которая порождает и то-сё, короче всякая чепуха и ересь. Зачем оно мне было нужно?
  Какой-то пузырь дерьма, который висел надо мной весь этот год, лопнул.)
  Рассвет. 17.11.10.
  Сегодня узнал, что этап дураков на восточное направление набирается долго. Карантин прилепил мне месяц. И ещё ожидание этого этапа может длиться чуть не до года. Долбаный Терпила! А если ещё владимирский дурятник не примет меня без паспорта, который этот мудило забрал и не сознаётся, то придётся паспорт этот здесь делать, а это капец. Так что, со всеми думками 2012-й год только. А там как повезёт. Что это будет, конец или начало года? Дождётся меня Настя? Как я вообще буду общаться с людьми? Что произойдёт со мной за это время, не будет во мне зла на мир? Зло на мир - самое страшное, что может случиться с человеком.
  Что порождает зло? Зло, помноженное на время, перебродившее, обдуманное и заранее оправданное зло, уже через год-полтора может породить отморозка, для которого само понятие зла утратит смысл
  и перестанет быть чем-то запредельным. То есть снимется какое-то табу. Зло станет нормой. Зло станет порядком вещей.
  И берегись тогда, Терпила, или какой другой гондон, своего звёздного часа, на тебе за убитую молодость, за потерянную любовь и сломанную жизнь. Ты, Терпила, причина всех бед, даже если и ни в чём не виноват, а "так получилось". Не выношу это словосоче- тание. "Так получилось" не бывает. Получается всегда всё именно так, как заказывали.
  Вот мой этот Терпилоид, мудак, я же тебя завалить могу, что ты творишь, что можно решить упаковкой меня в дурдом? Из всех вариантов выбрать самый дерьмовый и для себя, и для меня, ради чего, ради гордыни? Так я понимаю, я бы украл его барахло, пошёл, продал, деньги промотал, тут понятно, мучайся, Илюша, и гори в аду, заслужил, а в нашей-то ситуации вышла форменная шизофрения! Но он-то всё знал. Что лежит и где лежит. И у кого! И не припиши, скот, мне фотик, что Серёге Лашко отдал - я бы уже давно был дома. А ещё два объектива к нему, которые стоят гору денег. Зачем? Зачем так-то?
  А зачем ты, Илюша, ёбнутый Кот, столько времени общался с этой живностью, десять лет, прямо дружил. Не видел? А когда говорили тебе, Ксюха и Инка говорили, что он гад, ты куда слал Ксюху и Инку? Правильно, держи теперь по полной, всё ведь нужно методом тыка познать, всё кирпичом по башке. И когда кирпич уже прилетает - тогда говоришь: блин, и правда больно.
  Теперь прозрел. Вернее, не теперь, а гораздо раньше ты про- зрел, ещё на ИВС, на Петровке, 38 ты подумал, что это не томская ментовка за бухло, это что-то очень серьёзное, что какая-то грань осталась позади.
  На Петровке, 38 я ещё был полон надежд, что дальше ИВС дело не зайдёт, думал, что этот протрезвеет, побежит к ментам, меня отпустят...
  Смешной я.
  Ага мне, отпустят! 6-е августа 2010 года. Суд по избранию меры пресечения, раскалённый автозак, та самая московская жара, дым, бумажка у конвоя, в которой написано, что "в случае дей- ствий, направленных на совершение побега из-под стражи, конвой принимает меры по задержанию с использованием огнестрельного оружия"... И тебе дают эту бумаженцию на подпись. Ты ставишь на ней свои раскаряки, а это практически смертный приговор!
  А ты же псих! А ещё ты не можешь спокойно стоять, тебе всё время что-то нужно. Видишь, например, птичку, и автоматически прыгаешь за ней, а что делать, если просто хочется поймать её, какой нахер конвой, а этот мент херакс тебе в башку из пистолета, а типа он хотел сбежать и всё такое. Конечно, не всё так просто у них, они тоже имеют инструкции на этот случай, но опять же, а вдруг? Не дала ему Танюха в деревне у себя, он злой и с похмелюги, а тут Кот. Ну хлоп и всё. Или запищит: лови Кота и бах, бах...
  А Кот такой: фигак и не умер, а уснул и больше не проснулся. 18.11.10.
  У нас в хате появился Пушкин. До этого, в 484, в транзите, был Ленин.
  Я вернулся с прогулки, посмотрел налево. За столом сидел чел и жрал суп. Напротив чела сидела Бешеная Росомаха и смотрела на него своими грустными глазами.
  На чуваке висела картонка с надписью ""Спартак" - чемпион".
  Мне всё сразу стало ясно, человек наш.
  Телефонный террорист Грибанов Александр Сергеевич, в миру просто Пушкин, сел за то, что позвонил бухой в ментуру и заявил, что заминировал памятник Пушкину на Пушкинской площади, и что, если "Спартак" опять проиграет ЦСКА (а в тот вечер был матч), то Пушкин взорвёт Пушкина ко всем чертям нахер.
  В мусарне, вместо того, чтобы просто послать Пушкина и бросить трубку, началась движуха. (ОВД Тверское, чего уж там). Вызвали ОМОН, всякого рода другую мусорскую ересь, оцепили памятник Пушкину и насмерть испугались звонка долбоёба. Стали ждать окончания матча, искать взрывчатку, ходить с собаками и
  "никого никуда не впускать".
  Стоит ли говорить, что никакой взрывчатки они так и не нашли, а матч закончился проигрышем "Спартака". На Пушкина же ОНИ затаили зло, разойдясь по своим мусарням и домам.
  Пушкин, дурак, не выкинул симку, с которой звонил, потому что ему нравился номер, нулей было много, а это хорошо.
  Ну и забыл обо всём и пошёл жить и бомжевать на Цветной бульвар. И жил так целый месяц, пока ОНИ его не запалили. И в результате контртеррористической операции на конспиративной бомженоре с привлечением ФСБ-шников и бойцов ОМОНа был захвачен международный террорист Пушкин - наше всё. Пушкина взяли в тапках и выслушали от него, что "Спартак" - чемпион,
  что мухи ночью не летают, что за коней болеют лохи и то, что он, Александр Сергеевич Грибанов, почти Грибоедов. Думаю, что сле- дующий "взрыв" будет на Чистопрудном...
  Ну так вот, отволокли ОНИ Пушкина в ИВС, оттуда в тюрьму, проводили голосовые экспертизы, пробивали на причастность к Алькаиде или как там она пишется, написали о нём в газете МК статью. Пушкин мне показывал этот номер, это его гордость. В итоге отправили в институт Сербского. А из Сербского вместе с Пушкиным пришёл ментам ответ: долбоёб. Так Пушкин попал к нам на Кошкин Дом, теперь будет ждать этапа в Челябинск. Дурдом ему дали общего типа, кстати.
  Ленина звали Серёга.
  В 484-й хате, в транзите, мы привязывали Ленина к батарее. Цепляли конём за ногу. Чтобы Ленин не насрал и ничего не спёр.
  Статья, по которой упаковали Ленина (внешнее сходство с во- ждём мирового пролетариата - 100%!), ещё ИМИ не изобретена, хотя засунули его по 111-й, части 4-й. Делюга такая, пишу примерно, с обвинительного заключения:
  Ленин по пьянке ввалил чуваку, который от вваленного до Останкинского пруда, в котором его в итоге нашли, получил три несовместимых с жизнью ранения ножом в область интерфейса. При этом, люлей Ленин дал чуваку в субботу вечером, три ножевых, несовместимых с жизнью, чувак получил в воскресенье, а в пруду чувака нашли через неделю от субботнего опиздюливания. При этом Ленин орёт, что только резал, но не убивал и не бил в субботу, да и резал в пятницу от Рамадана, то есть до того, как пришла суббота и чувак получил пизды от Рождества Христова. После нанесения трёх несовместимых со смертью ножевых - Ленин вместе с по- терпевшим стал распивать спиртные напитки возле Останкинского пруда, и после распития напитков (боярышник, 19 флаконов по 25мл) в ночь с пятницы на субботу Священной седмицы у Ленина с потерпевшим возник конфликт на почве ревности к женщине, по- сле чего потерпевший получил от обвиняемого два удара в область еблища и один в область яиц и отправился вместе с обвиняемым в ближайшую аптеку на ул. Королёва за настойкой боярышника (флаконы 25мл). После распития некоторого количества настойки боярышника спиртовой 25мл, обвиняемый нанёс потерпевшему ножевые ранения, после которых потерпевший скрылся, а Ленин продолжил распитие напитка и тоже скрылся с места преступления.
  Ну а что труп? Труп ушёл с места преступления и, обогнув Останкинский пруд, оказался внутри. В пруду. Но как показала экспертиза - в воду труп попал в четверг утром, и где в Москве шлялся пьяный труп всё это время, неизвестно.
  Серёга очень сожалеет, что так всё у него получилось с трупом, а батя трупа, друг Серёги, орёт, что Серёга не виноват, а сына всё равно бы убили когда-нибудь, так как он был конченный мудак 1986 года рождения.
  В этом году я в школу пошёл. (Ich gehe in die Schule und lufen rauch "Hura"!!!!)
  Начали из хаты выводить. Костя ходил на свиданку, значит, карантин не настолько жесток, как его трактует Сварщик. Могут на суд дёрнуть! Скорее бы отсудили. Может, дадут пару минут с батей пообщаться, а то последний раз мы очень плохо расстались. Надо прощения попросить, а то я вёл себя по-детски, наговорил фигни.
  Да и новости от него узнать хоть какие, а то как в подводной лодке здесь.
  Есть такая фразочка в обвинительном заключении: "с умыслом". Преступление, совершённое с умыслом или без такового. Вот я. Я признан комиссией невменяемым, но действовал с умыслом. Костя тоже признан невменяемым, а без умысла замочил. Как это?
  Блин, как давно я не общался с обычными людьми...
  То есть с теми, кто ничего не "совершал" и не являются
  "преступниками".
  Моя консервация в хате. Там за окном другой мир. По телеку в новостях показывают людей, которые ходят без конвоя, то есть САМИ ПО СЕБЕ.
  Враньё, говорю я себе, так не бывает, чтобы без конвоя, это всё мусора подстроили специально. Сейчас камеры выключат и всех в наручники - и по хатам.
  А ведь и правда, люди ходят там на работу, на свидания, про- сто ходят. БЕЗ ПОСТОРОННЕГО УСИЛИЯ, САМИ ПО СЕБЕ.
  (Конечно, Летов).
  Иногда кажется, что эта тюрьма будет вечна, что я никогда из неё не вылезу. И нет тогда сил жить. Могу только курить и думать о Насте.
  За запреткой гуляют кошаки, зелёный и белый. Боже, как хуёво. Котов в тюрьме много. И кошек. И всякого рода котят. И в хатах живут, и по коридорам бродят. Идёшь, например, к следаку, ну не
  совсем идёшь, мусор ведёт: ты впереди, он сзади, впереди идти боятся, твари. Ну и вот, поднимаешься по лестнице, а вниз спуска- ется большой зелёный кот. Смотришь в глаза ему, и он в твои тоже смотрит. Ты ему улыбаешься, и он тебе. Давай, говорит, бедолага, держись, дождётся тебя твоя кошка, всё будет хорошо.
  А как же ещё может всё быть, если ты уже в тюрьме? Свободы начинаешь бояться. Что там, дождутся ли тебя, каким ты войдёшь в их мир, кому ты будешь там нужен? Этого боишься, это гложет. Но с другой стороны, ты же сильный, ты не стал тут гондоном, не стал стукачом и мразью, значит, и заехал сюда не таким. Заехал человеком. Здесь ты как на ладони - и некуда уйти, чтобы не показать себя. Другая концентрация человечности.
  Миха улыбается и грустит одновременно. Улыбается оттого, что ему назначил Сварщик витамины, "Ревит" обычный. А грустит оттого, что пока он спал - Пушкин эти витамины сожрал. Но Пушкин в отказе, включил 51-ю статью конституции. Против себя показания не давать! Ай да сукин сын!
  19.11.10.
  Наконец появился телефон. Звонил маме. О Насте ничего. Умер отец.
  21.11.10.
  Утро. О Насте непонятно. Суд должен быть 25-го. Наверное, опять перенесут.
  Вчера снег шёл. Стоял ночью на дороге, хотя Миха меня гнал. В итоге заставил меня надеть свитер, и простоял я до расхода. Грелся чаем и батареей. Холодно становится ночью, холодно внутри.
  Звонил Артёму. О чём говорить?
  Приходил сегодня "батюшка", грузил и исповедовал. Я не пошёл, я "пропустил мгновение". (Достоевский).
  Я лёг на свой шконарь, чтобы смотреть на снег. Снег лёг ровно, наверное, уже не растает. И лапы кошаков на снегу. Везде.
  22.11.10.
  Перестаю верить близким людям. Я на связи с мамой и Вадимом. Мама говорит, что звонила Настя и они разговаривали полтора часа, Вадим утверждает, что у Насти нет возможности звонить. Чего-то врут. Что-то от меня скрывают...
  А если, правда, случилось то, что страшнее любой тюрьмы?
  Что уже я не смогу пережить?
  Да нет, не должно, я бы сразу почувствовал.
  От Илюхи с общего корпуса вестей нет. Передавал тут на него маляву, наверное, не дошла. Бесконечное ожидание. Пахнет зимой. Боже, как же херово...
  Держись, держись, Кот.
  Как мир до тошноты бренен (слово такое идиотское, смешное), он не нужен самому себе, вырастает из ниоткуда, наполняется воз- духом и уходит в никуда.
  Когда я перестаю думать - начинаю понимать его. Я понял, что самое главное в мире - это воздух.
  Папа всегда говорил мне, что воздух у меня в голове, что я идиот и что у меня в мои 30 лет ни хрена нет, кроме гитары, и что у него, в его 30 лет, уже было всё. У него была и квартира, и машина, семья, работа и уважение ему подобных. А ещё была эта рыбалка (без рыбалки, пьянка и тусня с долбонавтами), которая и развела их с мамой. Прожили они вместе 26 лет.
  Но хрен с ней, с рыбалкой, у папы всё было в его 30 лет, а у меня только воздух. А вот теперь ещё и тюрьма. Тюрьма, в которой я смо- трел футбольный матч "Спартак" - ЦСКА, в то время, когда в землю зарывали моего отца. В это самое время. Я чувствовал, как он уходит. Но он и до этого уходил, а приходя - начинал выносить мне мозги на тему, что у меня ничего нет. Теперь он сам превратился
  в воздух.
  "Спартак" опять проиграл. 23.11.10.
  Дурацкие иллюзии свободы. Откуда? Скорее бы всё решилось. Скорее бы этот страшный суд. Хоть не будет надежды, а то она не даёт мне покоя. Безумное желание замочить эту тварь, да с такой жестокостью, которой свет ещё не знал. Блин, откуда во мне по- явилось зло? Никогда во мне зла не было, что это?
  Свершилось!
  25.11.10.
  Судилище. ВаськИ. Медведь и брус.
  Состоялось судилище моё. Дали именно то, что прописали доктора, дурдом специализированного типа. Для понта адвокат просил общий тип. Терпила вообще запищал, что я хороший, что меня нужно отпустить и помиловать, мама говорила ерунду про то, что я больной и всё такое, хотя и так всем было ясно, что я ду- рак. Прокураторша, самая глупая из всех - смеялась. Свидетель мусор, судья Неверова. Все улыбались.
  В общем, день прошёл не зря. Повидал на сборке знакомых и в клоповнике в суде поспал, калачиком на досках. Чуть не отмели, суки, сигареты, что пёр я с общего корпуса, хорошо, что обошлось. Небольшая кинокомедия - и сигареты дома.
  Автозак КамАЗ, с огромными колёсами, носится по Москве как угорелый. Холодно в нём неописуемо, печка, как всегда, не работает. После Тверского суда заезжали в Лефортовский, потом в Таганский, потом в тюрьму Матросскую Тишину, стояли в шлюзе
  два часа там, только лишь потом в Бутырку.
  В Бутырке на сборке два часа. Всё это долго, холодно, ненужно... Боже, за что это всё со мной? Я догадываюсь за что, но зачем
  так-то? Можно было чуточку попроще? Чуточку не так холодно, Господи...
  На сборке встретил смешного паренька. Угрели его по 159-й, части 2-й. Он сам и москвич, и официально работает, и киндер есть, жена и тёща, короче, полный набор полноценности. Взял у друга взаймы 15 тысяч рублей под расписку, потом с другом поссорился, деньги в срок не вернул, а друг оказался вдруг. Заявил в ментуру. Этого посадили в тюрьму за мошенничество, пока следствие шло - полгода отмотал, теперь вот суд был, прокуратор запросил 3 года, судья впорол полтора общего режима. Зона. За 15 рублей. 500 баксов. Он такой рыжий и курит одну за одной, жена на суде говорит, что будет ждать. Он смеётся от горя. (Полтора года не срок? Чужой срок всегда не срок.)
  Смеётся. Смешные люди человеки. Так вот посмотришь на себя в них - и просто хочется смеяться оттого, насколько всё наивно в мире, насколько в нём всё грустно и бесчеловечно грустно.
  Сегодня посчитал народ в автозаке. 21 человек. Из них 10 осудили. Я не в счёт, у меня срока нет. А так на 10 человек 112 лет. И это только один автозак в Москве, не говоря обо всей России, и только три часа, проведённые вместе с этими людьми. Сколько лет за день по стране выходит? Вова, Путин! Это ли не ГУЛАГ? На хрена всё это нужно, Медвед? Господи, за что ты им деньги платишь?
  26.11.10.
  Вадим прислал мне малиновое варенье. Спасибо, Вадим.
  Что-то уже позади. Что-то уже пройдено. Меня отсудили, осталось дождаться этапа и уехать на дурдом. Теперь покой и время пустоты. Но это уже легче, это уже движение. Пью чай с малиновым вареньем. АУЕ, Вадим!
  Наконец узнал свой диагноз, в телеге прочитал, что приговорён к дурятне вследствие психопатоподобной шизофрении, твою мать! Шизофрения, отягчённая жизнью. Весело.
  В бумаженции написано, что я страдаю хроническим заболе- ванием. Я страдаю. Оказывается, можно страдать просто так, безо всякого наказания и всякой причины. Страдать только тем, что ты есть на свете. Боже, нафига это всё? Кому ты деньги платишь? Какой в этом понт? Нафига я? Вот за каким хреном мне это всё нужно?
  Блин, счастливым я буду, наверное, только в гробу. Господи, помоги Насте.
  (Мат-перемат; простите все. По-другому не редактируется. Всё плывёт.)
  В гробу. В гробу хорошо. Когда я был маленький - я колотил гробы. Мне было 15 лет, и я работал в столярном цеху. Учился в вечерней школе и работал "дураком у помощника-дебила, того идиота, который был столяр и который, вместо того, чтобы колотить рамы и двери, как это было заповедовано нашей конторе - колотил гробы". Это был 94-й год, и гробы пользовались необычайным спросом. Я оббивал их тканью, топоры и фуганки мне тогда не доверяли, я был совсем псих. Внутри, для мягкости, небольшой слой опилок и белая ткань. Снаружи - кумач. На стыках кантик. Двух видов: простой и понтовый. Понтовый с рюшечками. Простой - просто обыкновенная херня. До того, как я брал в руки степлер, я оставлял в гробу надпись: "Гроб из ёлки, делал я. Идите нахуй". Создав шедевр, я ложился внутрь, курил и представлял, какая счастливая жизнь ждёт меня, как я буду счастлив, когда стану взрослым. Как я стану великим рок-музыкантом, когда я уеду отсюда к ёбаной матери.
  В гробу, кстати, очень удобно, в нём нет ничего лишнего. Функ- ционально и композиционно - гроб самая законченная штука. Он абсолютно гениален.
  И ещё, в нём очень удобно спать.
  Многие мои коллеги так и делали. Они нафигачивались в сопли и ложились каждый в свой гроб, и храпели там, пока их не растал- кивали и не поднимали из гроба, и не отправляли домой.
  К своим.
  "Свои" - они же "мои". То есть "моя". "Моей" они называли женщину, которая по каким-то непонятным миру причинам живёт с ними, терпит их убожество и рожает от них идиотов.
  Счастливая семья - это ОН, Моя (Его), дочь (сын), сын (дочь), мать (отец).
  Он - олигофрен лет 40‒60-ти. Рожа. Одет хер знает во что с хер знает откуда. По праздникам хер знает что чистое. Фуфайка.
  Мечтает об отечественном автомобиле. Крадёт на работе всю хуйню, в том числе и ту, без которой не может работать. Украв - складывает всё дерьмо на балконе, потом, если оно не сгниёт или
  "Его" не выкинет - тащит всё обратно, показывая и оря на весь цех, что вот он, Вася, "принёс из дома эту хуетень, а в цеху ни хуя нет, и что, если бы не он, не Вася, то цех бы встал и что вообще, он, Вася, и даёт стране угля, и всё приносит, чтобы жить".
  Мудак. Мудак катастрофический и конченый. Бьёт себя в грудь по любому вопросу и всё обо всём знает. Особенно, что касается политики. Своими рассуждениями затмит любой учебник по элементарной логике.
  Туп. Интеллект Бивиса, например, в десятки раз превышает его IQ.
  А знает всё не оттого, что знает (он нихуя не знает), а оттого, что он в цеху уже 20 лет столяром. И что годов ему уже, и что у него сын уже отсидел в армии.
  Опровергнуть рассуждения и знания ВаськА способно только Божество - Начальник Цеха. Такой же дебил, только без телогрейки. Тот способен вселять ужас и всё знать потому, что начальник цеха. На опровержения Божества Васёк отвечает: "Ну а хули, я, бля,
  в школе-то учился 49 лет назад, и у НАС была не как у ВАС, одна хуйня в голове, а идея! Вы-то не то, что МЫ!"
  Васёк плачет от себя, его переполняет гордость за никому не понятный дебилизм, за никому не нужную идею. Васёк истекает слезами гордости за поколение, которое, как мы, не занималось
  "хуйнёй".
  Васёк в наши годы знал, что делать, знал, где враХ, был другим и у него были ценности. Васёк сидел в армии, работал на заводе, лазил на Берлин, полз на Эверест, ходил в кружок, копал-сажал картошку, косил траву, постоянно что-то рыл, долбил, хуярил. Васёк не бухал круглые сутки и не смотрел телик, как мы, он что-то созидал. И если бы Васёк просох от постоянного труда и созидания -
  он бы и школу нормально закончил, и в институт бы поступил, и женился, может, не на "Этой Твари", и, глядишь, Начальником бы Цеха стал...
  Но время-то какое было! Жрать не ели. Не до учёбы было Ваську, с утра до ночи пахота, чтоб жрать, а жрать - мёрзлая картошка, и та по праздникам войны, ни колбасы, ни мармелада не было. Одна картошка мёрзлая и хлеб.
  Ну купит Отец Васьков на 7-е ноября конфетку-петушок - и всё! Ну лисапед на 15-летие, "взрослик" - всё, остальное только пиздюли. Непроходящие пиздюлины с утра до ночи. Любил Отец. А то, что бил, так это хорошо, это правильно, что бил, а если бы не бил, то что?
  То Васёк бы сел. Или стал "хуёвым" человеком. А сейчас он весь со всех сторон "пиздат", только у него денег нет. А денег нет оттого, что Горбачёв с Ельциным продали всю страну, а деньги пропили и поделили, и что Чубайс всех наебал на ваучер, и что кругом одни пидоры. Везде. Страна пидорасов!
  А они-то, они-то хули... Целый день водку пить да телевизор смотреть. Или вон на басухе тренькать, как Илюха...
  Так и стоят гробы на верстаках к концу смены, а из гробов:
  "они-то хули..."
  "Его", она же "Моя", или просто "Эта Тварь":
  "Выкинула, сука, моток проводов, кровью спижженный Васьком на заброшенной свиноферме. Сварила, сука, вчера хуйни какой-то, тогда, когда Васёк купил макароны. Пропиздела по телефону, пока Васёк смотрел новости, а в новостях показывали чувака, похожего на Юрца, соседа, только пьяного. Спиздила из кармана сотню, которую Васёк отложил на рыболовные крючки. Купила, блядь, спички, которые ни хуя не горят. Постирала, падла, Васьково хер знает что чистое, и теперь Ваську не в чем на улицу пойти. Проебала компот. Засорила, тварь, унитаз, вылив в него щи или насрав три кучи, Васёк заебался ковырять. Ебаться, блядина, пере- стала, да и что её ебать, если на неё без слёз не глянешь, жирная стала как свинья. Храпит, как дизель. Выписала, паскуда, бабский журнал с блядьми, который стоит как 10 упаковок крючков. Смотрит целыми днями сериалы ебучие, Ваську некогда новости глядеть и криминал".
  Короче, он её любит.
  Сын у Васька "в армии". Скоро освободится. Придёт - в Москву поедет, в охрану. В заводе работы нет, а в охрану всех берут. Или в менты, главное, чтоб "после армии". Или сядет, что тоже неплохо, так как сев - он ничего особого не нахуевертит, и Ваську будет
  спокойнее. "У всех сидят - и ни хуя. Выходят". И помогают потом. Опять садятся, выходят, женятся. Дальше семья, дети, охрана. Жизнь, в общем, не на гитаре тренькать...
  Дочь у Васька в Москве учится. Обязательно в МИСИСе, даже если и дочери вообще нет, и даже если у неё синдром Дауна.
  Отучится - замуж выйдет, в Москве заживёт или в Орехове. Васе внуки, почёт и уважуха в старости, автомобиль и, может быть, начальничество.
  А начальничество - это не что иное как рай на земле и автомобиль. А может даже, иномарка.
  А если ещё и сын отсидел, бывший мент, начальник охраны, да тоже на иномарке, и дочь замужем за москвичом, и внук в школу пошёл, и всё это шобло приезжает к Ваську, например, на похороны, - вот это высшее, о чём можно мечтать. Это олимп без признаков пизданутости.
  Короче, гробы я колотил. Ну не колотил, а оббивал их тканью. А оббив - ложился в гроб и мечтал о том, каким я буду крутым чуваком. И хотелось восстать из гроба и побежать, и крикнуть из гроба: "Будущее, ты прекрасно!".
  27.11.10.
  К нам в хату заехал чувак Медведь. Глазки круглые, а рожа тол- стая. Настоящий медведь. Сказал, что очень хочет кушать, Пушкин родил откуда-то суп. Пушкин любит суп. Он постоянно его отовсюду рожает, хотя суп приносят только в обед. У Пушкина много всякой разной тары, которую он наполняет супом. Пушкин стал у нас глав- ным по уборке, и ему льстит, что он сидит вместе с Михой.
  Миха - чувак в тюрьмах известный.
  Проспал я до половины десятого. Снилась Настя. На улице мороз и суббота, сегодня дорога и вечность.
  В тюрьме нет хороших новостей. И ничего положительного не происходит. Ещё в карантине вас ждёт бумажка на стене, в которой написано, что вы теперь в тюрьме, не думайте о хорошем. Только о плохом. О самом плохом исходе для себя, теперь вы в тюрьме, но в этом нет ничего страшного. Вот такая белиберда.
  Конечно, ничего страшного нет, самое главное, что ты пока не сдох. И может, не сдохнешь ещё долго, только те годы, которые ты проторчишь в заключении, уже не вернуть, да ладно, не вернуть, они впереди - все эти годы, и впереди такое время ждать, что хочется убиться. Но что-то всё же держит.
  И вот так ходишь, бродишь, смотришь в окошко, завариваешь чай и ждёшь, когда будет новый день, такой же, как и прошлый.
  Наказание. В моей ситуации тюрьма, конечно, перебор. Максимум, что нужно было - это месяц дурки, чтобы мозг уста- новить на место и поехать за терпилиной аппаратурой. Не навертел я на тюрьму.
  А ты вообще не верти, скажет Терпила, телевизор и человек.
  Но ты попробуй не верти, если тебя шиза ебёт и если у тебя нет мозга, вернее, он не работает, как у нормальных, он как-то сам по себе. А Кот сам по себе.
  Ну навертел, допустим, но никто не умер, не сел, не выебан (простите). Зачем тогда в тюрьму, если никто не выебан? Взял аппаратуру - отдал аппаратуру, зачем тюрьма? Ни аппаратуры, в итоге, ни хуя.
  Какой же мир удивительный всё-таки, как я так угрелся... Руки мёрзнут. Окно открыто. Собаки, суки, орут. Их кормят в 6 утра. На вышке мусор машет мне автоматом. Привет, мент. Расход. 28.11.10.
  Скоро я буду свободен. Через года полтора-два я стану вольным человеком, большинство торчащих здесь могут мне только зави- довать. Миха говорит, что если бы его ждало 2 года, то он бы уже собирал вещи. Всё относительно.
  Мир воистину удивительный. Круглый и квадратный. У нас с Димкой есть общая знакомая. Марго.
  (Мерцают фонари, тёплая дорога и лёгкий дождь. Деревья за окном пробегают спокойными рядами чего-то живого). Шепчет мотор и шуршат колёса. Сумасшедшая жизнь, приснившаяся днём в тюрьме. Звёздная дорога и запах солярки.
  Свобода пахнет соляркой.
  Сны у меня яркие и очень ровные. Каждый сон - кино. Кино, в котором нет тюрьмы. Я посчитал, что из четырёх месяцев, которые я здесь - половина прошла во сне, а стало быть, всё не так страшно. Год - это полгода, два года - это год. Живём, Насть.
  Димка заварил чай. Он умудряется в тюрьме готовить вкусный чай и угощает им меня. Все остальные спят. Опять полдесятого.
  Мне кажется, что воздух - это всё, что проникает в меня через стены. Всё, что происходит вокруг - это время. (Вот оно болит, Насть, Насть, слышишь, у меня время болит). А смерти ни хрена нет, я чувствую это. Я даже знаю, как устроен загробный мир, короче:
  Когда человек даёт дрозда - он попадает к червякам. А душа к птицам (и к кошакам). Всё, что за птицами - это вечная счастли- вая свобода, любовь, в которой растворяются цветы, и где кошаки и влюблённые всегда ходят вместе и босиком по траве и по лужам. И там никто ни от кого не уезжает. Никогда-никогда, там всегда не нужно ждать.
  5-35 утра. Снега опять насыпало, как я устал смотреть на снег через эту сраную решку. Да хоть ячейки б были покрупнее, а то со спичечный коробок.
  Я как в тюремных очках. Всё в клетку, даже тетрадка, в которой пишу.
  Задрал я сам себя. Много во мне мата и тоски. Я устал от тоски, но не ныть! Утром всегда я оптимист.
  29.11.10. Никому не нужный понедельник.
  !!! Настя звонила!!!! Так легко от её голоса! Успокаивала меня, звала с собой.
  Дурочка. Это её надо успокаивать. Посмеялись, погрустили... Остался мятный запах.
  Вспоминаю сейчас свои скитания. Электрички и автобусы, вписки и недолговечные съёмные хаты, из которых меня постоян- но выгоняли, а если не выгоняли - то убегал. Потому что всегда что-то не так было во мне, какое-то чуждое одиночество и не мой покой. Я всегда искал покоя и радости, счастливых стен. Но никогда не находил.
  В тюрьме есть одиночные камеры, на КД в одиночку можно попроситься - и отведут. Здесь дураков почему-то боятся и такие просьбы исполняют. Правда, Сварщик сразу накатывает лечение, поэтому "заморозки" спросом не пользуются, напротив, ими тут пугают. В "заморозке" плохо оттого, что дороги нет, хотя мы догова- риваемся с баландёрами, и они подкидывают кое-что в эти хаты, но очень мало, да и не каждый баландёр при мусоре, который ходит с ним, сможет отдать наши смешные кульки, которые крутит Бешеная Росомаха в 3 утра, если не спит и не отвечает на идиотские малявы. Я хотел поговорить со Сварным, чтобы меня перевели недельки на две отдохнуть в одиночку, Миха меня понял, всё без обид, но тут у нас появился телефон - и я постоянно жду звонков от самого доброго и родного существа на земле, которое никогда меня не пре- даст, я чувствую это и поэтому вообще живой, и я вернусь, Насть, обещаю. Я буду свободен и буду счастлив, я Лао-Цзы. Путь мой к
  счастью, но я вкушаю уксус. Миха окончательно подсадил меня на китайцев. Дао, говорит, это очень круто, хотя я и без него умный. В шахматы учусь вот играть, получается.
  Я вообще не помер, я в тюрьму сел, значит, я буду счастлив, но я, насрать на меня, главное, чтобы счастлива была она. Вот тогда это будет счастье. Наська, ты прочитаешь когда-нибудь эту зелёную тетрадку? Вот вопрос. Для кого я вообще тут пишу, для потомков карябаю? Зачем я им всем нужен? А если не для потомков пишу, значит, для Неё, а это значит, что Она есть. Логика.
  Если я не подох, а сел - тогда значит, что это хорошо, потому что не подох. А сел. Точнее, лёг, даже не лёг, а пока ещё полулёг, я не в обычной тюрьме, но и не в дурдоме. Но здесь все (кроме Михи) официально признаны ебанутыми, а стало быть, я ебанут. Так это и прекрасно. И вечно! И пошли все нахуй во веки веков. Я рад и счастлив.
  Таблетки принесли. 19-30 по Москве. 29.11.10.
  Дозвонился маме Борисыча. Его отправили в республику Коми на лесоповал какой-то. Вот бляди, а!
  Хорошо ещё, что все 205-е статьи отлетели, посадили только за оружие, а это, по сравнению с тем, что ему светило - понты и прогулка за грибами.
  Всё собираюсь позвонить Лене Шустовой, слова никак не под- беру.
  30.11.10.
  Последний день осени, которую ждал весь год и целую вечность. Настя, если ты меня слышишь - я здесь. Последние две минуты перед зимой, Бутырская тюрьма, 11-й корпус, я живой. По телику Моцарта скрипят, Миха сделал так, что все заткнулись.
  1.12.10. Зима. Депрессняк.
  Медведь наш получил брусом по голове. Брус лежит у меня под подушкой, он такой неошкуренный, хороший брус. Медведь сожрал сушняком весь запас чая на неделю и начал качать права. Миха его огрел. Медведь всё понял. Вот такие дела.
  Вот и зимы я дождался. Странно всё, такую осень в тюрьме проторчал, я видел кусочки осени из окон судов, из щелей авто- заков, я чувствовал эту осень, которую так ждал, целый год ждал, потому что в ноябре должна была прилететь Она. Она всегда летает. Самолётами.
  Очень какой-то сегодня странный день, я в тюрьме себя не ощущаю. В голове музыка и светлое вроде ощущение всего, внутри любовь. Видимо, музыку и любовь ничем из меня не вытравить, это то, что я должен протащить с собой до самого конца, по всем будущим дням и неделям, по этому безумию и дурдомам к счастью. А ещё я ни на кого не злюсь, я спокоен. Обломовщина в тюрьме,
  я и на такое способен.
  Хочу молока.
  А сейчас 7 утра, и никакого молока здесь нет, а будет через час "кашло", баланда. Я посыплю кашло песком и буду есть эту злоебучую дрянь.
  Кашло в Бутырке разное: сечка, ячка, а по праздникам пшено. Один раз давали гречку, и весь общий корпус охуел, а дурдом сошёл с ума от ИХ невиданной щедрости.
  В резинке опять какой-то мудак. 7-12, утро. Кошак пишет. Кошак вообще живёт, он живучий. У него было девять жизней,
  восемь из них к 31-му году он проебал. Осталась одна, которую нужно отдать ей, потому что она и есть эта жизнь, и ещё она - это музыка.
  2.12.10.
  Дёргал меня Сварщик, бредил. Я попросил его назначить мне витаминки, он сказал, что я вообще ничем психическим не болен, а просто кошу по дурке. А то, что на учёте с пятнадцати лет - это всё херня. Какой же он дятел!
  Была баня. Баня - это такой кран, торчащий из потолка и ниоткуда. Из крана вода. За 15 минут нужно успеть помыться и побриться, станки выдают только в бане. Станки страшное дерьмо, они не бреют, а выдирают каждый волос. Больно.
  3.12.10.
  Медведь опять наелся бруса. Пришлось его прогнать. Теперь он ждёт свою Сычёвку в соседней хате, в 490.
  4.12.10.
  Миху на суд увезли. Я в коматозе, сплю целый день, депрессия страшная.
  12.12.10.
  Декабрь. Телефон сломался, ничего вообще не понятно, но я относительно спокоен. За окном холодно. Проклятые воспоминания дерут Кота, будущее страшит, настоящее в тоске и тумане.
  Самое тупорылое здесь - это то, что нечего делать. Если при- дёт покой писать - это огромное счастье. Если не придёт - беда.
  Ходишь и гоняешь целыми днями. Сон выбрасывает лишь на время. Перезагрузился - и по новой гонять.
  Радоваться надо, говорю я сам себе. Радоваться, что живой. 395 дней не видел Настю. Сижу на сегодняшний день 126 суток.
  Какая херня по сравнению с реальными сроками. Так что же тогда в них, в реальных сроках? Какой там конец?
  Папа прожил 18549 дней. Всего. 13.12.10.
  Крыша потекла. Нервяк, страх. Жопа с ручкой. Писать не могу. 14.12.10.
  Туман в голове всё отчётливее. Хочется умереть и тем самым решить проблему ожидания. Хоть смерть, но лишь бы без этого ожидания. Мне не страшно ничего, кроме него.
  Чем ближе к Новому году, тем больше народа уезжает с КД. Кто по больницам, кто по зонам. У нас Костю увезли на 5-ю больницу, у соседей в 490 кого-то тоже дёрнули. Да и по этажу, посмотришь утром - матрасы возле хат валяются, значит, кого-то на этап.
  За Миху очень переживаю, 20 лет ему светит, не могу себе это даже представить.
  В 507 девчонка одна сидит, Василиса, статья 205, часть 2. Говорят, что её сгноят в дурке с такой делюгой. Она знает англий- ский. Зачем теперь ей английский?
  Да тот же Пушкин, сколько его на общем там продержат? Такого дурака с такой статьёй?
  Вокруг эта мерзость ожидания, она повсюду, и как её преодо- леть, не знаю. Только время стоит вообще. Только темно всегда за окном. Только всё так глупо...
  Как не сойти с ума? 15.12.10.
  Миху опять на суд повезли. Теперь задолбают его. За ним приходят в 6 утра и ведут одного, говорят, что это инструкция свыше.
  Утро пришло в тюрьму невидимым рассветом, и вот уже пошло движение и жизнь. Собаки, продольные, баланда...
  Очень тоскую по Насте. Зима во мне. Внутри меня идёт жёсткий снег и падает на что-то тёплое во мне, падает и обжигает колючим холодом и тает.
  Тает, не приходя, время, тает во мне снег. Зима юности. Весна меня. Вечная весна меня.
  16.12.10.
  Течение воды, месяц света и чистоты, пугающая тайна одино- чества. Колючая проволока внутри и шарканье ног, хлопанье локалок и звон ключей. За окном потеплело, хотя ночь была холодной. С общего корпуса прислали нам маляву, спрашивают, что с нами, куда мы все пропали и как мы. Куда мы пропадём? Здесь мы. Сидим и ожидаем одиночество.
  Беспокойство там у них на общем корпусе...
  В хатах по восемь труб, ни одна не работает, так как заглушек менты наставили, пашет только связь 3G.
  Хоть бы нам трубу заслали, у нас-то заглушек нет.
  А Василиса-то, оказывается, "непризнанна". Я вчера с ней пере- писывался, она говорит, что слава богу, не признали, теперь дадут лет 10, а то бы сгноили.
  Сгноили за то, что много народа на тот свет ушло, в том числе, и с помощью этой тёти. Взрыв на Парке Культуры, в метро, и на Лубянке. Что-то она там помогала нести... 21 год ей. Ничего страш- ного, говорит, выйду, там в Чечню уеду, в снайперши запишусь. Буду, говорит стрелять. Дура.
  17.12.10.
  И не лепить из себя святого великомучанного Иуду Искариота, сына Цезаря и пресвятой Богородицы. И послать богу богово, а хую хуево, и вдоль и поперёк перекрестясь, оставаться до рассвета, до отчизны и воды, дожидаясь чумы, как спасения. Осанна!
  Всем сердцем благословлять своё сумасшествие. Снизойди до меня, смилуйся, Бог человеков, ибо царствие твоё и на земле, и на небе, и в тюрьме.
  Открой мне ворота свои и пусти сначала всю мою беззащит- ность, потом кротость и застигнутость временем, затем святость и голод, а только уж потом запускай вовнутрь меня ебанутого, потому что не нужны мне более оковы, я стал как хлам. Просто я есть. И ты смирись с этим, Господи.
  Кажется, что я никогда не вернусь на свою землю.
  3 часа дня. Пушкин жрёт суп. Ему хорошо. Я стараюсь поспать, но состояние моё настолько интересное, что приходится записывать. Очень ценная штука - ручка с тетрадкой. Тетрадка теперь синяя, зелёную пока тормознул.
  18.12.10.
  Кажется, что я никогда не вернусь на свою землю.
  Проклятые думки-воспоминания не дают спать. В тюрьме на удивление тихо. 3 часа дня. Христос умер в 3 часа дня, насколько я помню. Проклятая память, как она неуместна здесь.
  Память и страх.
  Теперь предстоит начинать жизнь с другого конца. Пушкина заказали на этап. Кто теперь будет убираться?
  Смешные у вас сроки, говорит Миха, ну год-два и всё, а потом новая жизнь. С нуля.
  Это в моём стиле: всё просрать, пережить какой-нибудь полный пиздец и начать всё заново. Главное, послать нахер всех, кто осуждал меня, ни в коем случае их не касаться.
  Под окном проехал автозак, остановился и просигналил три раза. Пушкин поехал. Менты конвойные завели такой обычай прощания с тюрьмой.
  Очень холодно на улице. И в тюрьме не жарко, спим одетые, и на мне, поверх одеяла, ещё куртка. Вадим на этой неделе не при- езжал, наверное, нет денег. Нет связи, поэтому остаётся томиться без информации и, кажется, что пролетела вечность от последнего разговора с Настей, а посмотрел свои записи - всего 20 дней. Нет трёх недель.
  Как это странно, Господи! Дни летят, как минуты, а минуты - как года.
  Миха всегда говорит о прошлом в настоящем времени. Я, говорит, покупаю что-то там-то, а хожу в такой-то ресторан. Не "покупал" и не "ходил".
  У меня всё наоборот, я живу потерянным прошлым. Жизнь идёт, а время подвисло. Просто перезагружается что-то, потому что в этот раз я обманул свою смерть. Я чувствовал её, слышал, как она дышит, и я точно знал, что это она. Было четвёртое августа, и я должен был умереть. Мне даже сон накануне приснился (или бред), что я вижу свою свежаковую могилу, а на ней фанерка:
  Кошак Кот. 6.02.1979 ‒ 4.08.2010
  Я жил тогда у Артёма в Крылатском. Это был 13-й этаж, и я спал на балконе. И очень часто смотрел вниз. А ещё у меня был такой бодун, что я хотел в этот низ прыгнуть, но что-то цепляло здесь, не что-то, а кто, и даже знаю кто.
  Ну вот. И мне 31 год, и в таком же возрасте, таким же образом в 91-м году прыгнул вниз самый любимый мой человек, брат отца, Валерка. Случилось это в Ленинграде, помню, как мы ездили на
  похороны, и как до этого батя говорил по телефону, а потом сказал мне, что в школу я не пойду, потому что мы едем в Ленинград. Это 19-е сентября 91-го года. 31 год и 13-й этаж.
  Сейчас и отец умер. И тоже осенью. Сегодня ровно месяц.
  Но я сел в тюрьму. Мне 31 год, через два месяца 32. Главное пережить этот год, в котором мне 31. Страшный и странный случился у меня этот год.
  Путешествие через половину России, концерты, фотосессии, дружба, предательство, любовь. И как венец - тюрьма. Очень нехилое сочетание.
  Настя, да простишь Ты меня за этот год. 19.12.10.
  Сегодня случилась со мной такая скорбь, которой не было с момента посадки. Три мысли о суициде за ночь. Миха чует, поэтому не спит и спрятал заточки. И караулит меня, когда я на дальняк иду, смешной...
  Миха сожрал свои витамины и прочитал лекцию по Шпенглеру, причём на немецком языке, "Гибель Европы". Я курю. В хате нас осталось двое, Димку увезли на Сычи.
  Дурацкие мысли о врагах вокруг.
  Какой хлам у меня внутри! Я тут думал о последних 10 годах, это же пипец! Это всё логично и закончилось тюрьмой. Что только со мной не происходило! Как меня только не болтало вверх-вниз, влево-вправо...
  Например, я мог пить с бомжами на Цветном бульваре палёную водку в помойке, а через два часа присутствовать на конкурсе "Мисс финансового мира" с бэйджиком "Организатор", где тоже бухал, только палёный "Хеннесси", зато с Киркоровым.
  Я таскал фанеру в "Лисьей норе", работал в фанере, чуть не подох там, 46 тонн вдвоём разгрузили за день с чуваком, два МАЗа с полуприцепами, но зато через 6 часов после фанеры общался со Стингом, которого притащил к себе на днюху один наш олигарх, Лисин, вроде, его зовут. Стинг сказал мне что-то по-английски, я ответил ему по-русски, сказал, что он неплохой басист. Стинг тусовался в VIP-зоне, а я, отмывшись от фанеры и надев на себя чистое, спиздил у какой-то фрау бэйджик VIP и с ним пролез внутрь той херни, которую мы строили, причём охранники просекли, но ничего не сказали, только улыбнулись. Нажрался я тогда там...
  Ещё я общался таким же способом с Мартином Гором из Depeche Mode, после концерта. Он отдал мне все медиаторы, потому, что я его задолбал. Это было в гримёрке, в Лужниках, на малой арене в 2006-м году. Я там строил сцену с такими же долбоёбами, как и сам, и пролезть куда угодно было делом техники.
  А потом, после концерта, я очнулся у говнопанков на Печатни- ковом переулке в подвале. И мы ели курицу, украденную в "Азбуке Вкуса", и запивали её вином "Шато".
  Я дружил с Наташей Медведевой и устроил последний её творческий вечер в жизни. 23 февраля, театр песни "Перекрёсток". На этот творческий вечер она уже не пришла, и вместо афиши мы повесили её фотографию.
  В общем, вечно швыряет меня то вниз, то вверх - и в этой жизни по-другому никак. Сейчас вот Кошкин Дом, а после него, может быть, и "Олимпийский".
  Сольный концерт Кота в "Олимпийском"! Смешно. Миха говорит, что всё реально, я говорю, что фиг знает.
  (Блин, год назад был концерт в "Колесе времени" у Миши Палицкого, я играл ужасно, концерт был херовый и плохой.)
  Ёбаный (извиняюсь) телевизор! Разве мог тогда я представить этот шконарь?
  Как костёр возрождается из того, что не остыло, так и я попро- бую, если не остыну совсем. Лёгкий глоток оптимизма. Я живой, Насть, живой, слышишь?
  Читаю каких-то попов. Других книг нет. Был Фонвизин и Гоголь, учебник по элементарной логике (я на третьей странице завис) и какая-то Баба, всех, кроме логики я прочитал, остались сраные попы. Попы пишут про попов и о том, что Бог есть, и про старух, которые веруют.
  Такая муть...
  Есть ещё бредятина про императора Николая Второго, но там уж совсем катастрофа ума. Одни орут, что "проебал" он Русь Свя- тую, другие хают его и по маме, и по папе. Тошнотворное чтиво. И Николай мудак, хоть и святой. Святой разъебай.
  Москва. Улица Новослободская, 45, СИЗО ФБУ ИЗ 77/2.
  Так по-бумажечьи называется наша Бутырка. О, а я в центре опять живу, прикольно.
  Недалеко отсюда, на Башиловке, живёт моя тётка Марина, которой похуй. Я жил у неё когда-то давно, потом вылетел за что-то.
  Чтобы не сойти с ума, вспоминаю все свои норы и чердаки за 10 лет. Всё, где жил. Жил - это значит, у меня был ключ от того места, где я был или в которое приходил на ночь, или где не было ключа и нужно было под дверью мяучить, но пускали часто и более двух недель без перерыва. Если меньше - то это называется вписка, а перечислять вписки - не хватит никакой
  тетрадки, памяти и ума.
  Итак:
  Москва, ул. Говорова, д. 1, квартиру не помню. Тел. 4481880. С Мариной. Съём хаты. 2001 год. Цена 150 долларов в месяц. Смешно.
  Онежская, 19, кв. 6. Съём хаты с Мариной. 2001‒2002 год. 200$.
  Зато двухкомнатная. Тел. 4567197.
  Башиловская, 3/2, кв.88. У тётки Маринки. Один и периодиче- ски. 9451368.
  М. Перово, Зелёный проспект. У Наташи Сорокиной. 2003 год. М. Выхино, ул. (не помню, телефон был на семёрку, это точно,
  а вот, улица Молдагуловой, вспомнил!). У Юльки Бессоновой.
  М. Сокол, Волоколамское шоссе, 13, театр песни "Перекрёсток".
  Тел. 1581700, периодически.
  М. Сходненская, ул. Лодочная, 3. Промзона. У Лёхи Николаева в бане. Примерно 2003‒04 года. Пьяный.
  М. Новогиреево. Саянская, 11, у Прохоровой. 2003 год.
  М. Шоссе Энтузиастов, ул. Перовская. У Кости Уткина.
  2003‒2004.
  М. Щёлковская, ул. Амурская. У Гали, с которой познакомился в автобусе Кольчугино‒Москва. 2003 год.
  М. Курская, ул. Земляной вал. У Чичериной Юльки (не той, которая поёт, эта тоже поёт, но не звезда). 2003й год. В хлам убитая хата и Юля, и Кот. Кокс, алкоголь, фен, экстази, Инка. Терпила.
  М. Чертановсая, Балаклавский пр-т у Лёши и Маши Тиматко- вых. 2003‒2004.
  М. Преображенская площадь. Ул. Знаменская. У Шеннона Саши. Периодически.
  М. Преображенская площадь. Халтуринская ул. У Серёжи Харчевина - хохла. 2003 год.
  М. Академичская, какая-то поликлиника, кабинет терапевта, в 7 утра нужно было съёбывать, так как в поликлинике начиналась жизнь. С Таней Мелкой. 2004 год.
  М. Академическая, ул. Не помню. Снимал комнату целый месяц у старухи за 150 долларов с Катей, телефон которой проебал Терпила в 2006-м году.
  Г. Санкт-Петербург. М. Гражданский проспект, улицу не помню, у Таньки Мишиной. Извращенки.
  Посёлок Александровка, в сторону Сестрорецка на электричке, у Аньки, с которой вместе занимались шариками воздушными. И Лёха Тиматков тоже.
  М. Каховская, ул. Каховка. У Лёши Тиматкова, когда Маша уже уехала в Америку. 2004‒2005.
  М. Дмитровская, ул. Руставели, общага Литинститута. 2005 год.
  Сентябрь. Выгнали за 2 недели, а Рафу почему-то нет.
  М. Савёловская. Под Савёловской эстакадой ларёк "Диски, игры и фильмы". 4 месяца.
  М. Каховская. У Колосовой Вики. 2006‒2007.
  М. Кантемировсая, Кавказский бульвар. У Тани "322" 2006 г. М. Цветной бульвар, Печатников переулок, дом под снос,
  подвал. С Дэном и Юлькой. Февраль‒апрель, 2007.
  М. Свиблово. Светлый проезд. Снимал квартиру. Сначала с Прокопенкой, потом Прокопенка съебалась, появилась Таня "Дура", потом Юлька Кушнир, потом Таня Чёрная "Торпеда противоло- дочная", потом, 4 марта 2008 года, в день выборов Медведа, всех прогнали.
  М. 1905 года, в сторону Филей ехать, к Пресненскому централу, жил у Тани, которая работала в "Персоне". 2008.
  Г. Зеленоград. 14-й район. У Кристины Гейбель. 2007, 2008‒2009. М. Проспект Мира. У Рюрца-отца в офисе. 2008.
  М. Смоленская, ул. Арбат, 49. 2009‒2010.
  М. Тверская, ул. Тверская, 8. У Терпилы. 2010 год.
  М. Крылатское, ул. Крылатские Холмы. У Артёма. 2010 год. М. Владыкино. Ботанический сад. С 2003 по 2009 периодически. Пиздец какой-то. И это всё, не считая вписок. Жопа с ручкой.
  Не, в тюрьме чем хорошо, так это тем, что не надо думать, где жить. Весело.
  Трепет и немного грусти в каждой снежинке за решёткой. Таянье железа и грусть окна. Мимолётная волна чего-то тёплого внутри, не- ожиданная секунда покоя, разбиваемая будущим, от которого нет сил жить. Непредвиденное и пугающее ничто. Как ещё назвать это чувство, когда ты себе не принадлежишь и неотвратима психбольница, до
  которой ещё непонятное время здесь, затем "Столыпин", Влади- мирский Централ - "двойка", и потом спец, на который я ещё не попадал, так как это первое моё принудительное лечение от меня. Хер его знает, какой ещё врач попадётся, а то и заколоть могут. Вот так-то. Грустно, слов нет.
  А я ещё даже не в середине, а только в начале этого скорбного пути, пути длиною не понятно во сколько лет. На дурдоме сейчас держат долго, об этом весь народ постоянно говорит. Но хорошо, что путь не закончится Голгофой, хотя откуда я знаю, чем он закончится? Дай бог, закончится вообще...
  Я верю в счастье, которое есть, я знаю, что оно будет. Получается, что я сейчас на пути к новой жизни и новому счастью (и Новый год скоро) и пусть будет мне похрен на всех судей, и пусть оно всё случится со мной. Если впереди счастье - то чего бояться? Страданий пути бояться? Да пошли все ещё раз нахер.
  Ведь знал Спаситель, что в конце пути его ждёт. Знал и поэтому клал на все страдания болт. И я знаю. И тоже кладу.
  Вся жизнь обмотана телефонными проводами, разорванными рельсами и чужими проездными, проёбанной юностью и ожиданием финала всей этой хреноты под названием жизнь.
  Покой, гармония, музыка, любовь. Неужели, чтобы заполучить всё это, необходимо столько колбаситься вниз? И потом, ободранным и в репейнике, зайти в дом, в котором будет жизнь.
  Вспоминаю все интересные места, в которых приходилось ночевать, когда не было человечьих вписок и ключей. Ржу и рас- сказываю Михе, он слушает серьёзно.
  Ботанический сад. Вокзалы.
  Храм Христа-Спасителя. (Мы в нём сцену строили, не успели, нажрались, так и уснули в зале Церковных Соборов, сзади вход в храм, охренительные кресла, раскладываются. Спать хорошо.) Спорткомплекс "Олимпийский", "Лужники" (всё сцены), гости- ница "Россия", склад наш с железом, офис воздушных шаров напротив Бутырки, могила Есенина на Ваганьковском кладбище, танк в Парке Победы, гаражи у Лёхи Николаева, УАЗик, в гаражах Лёхи Николаева, какие-то будки, подъёмный кран, кабина КамАЗа на Скотопрогонной улице, а также подсолнухи (Ростовская обл.), вагоны электрички в депо в Петушках, горы (Краснодарский край), веранды детских садов и, конечно, подъезды. Сколько подъездов в Москве, в которых я сидел на ступеньках до утра, а утром потом
  что-то происходило. Сколько раз я видел мир, выходя из чужих подъездов. Привет, Венедикт. Я знаю, о чём ты писал в первых главах своей поэмы.
  Вечно.
  Помню, мороз в Москве под 40, а я работаю на железках, на улице, в Лужниках, строим горку для ёбаных сноубордистов, ебать их всех этими сноубордами... И вот, тащишь сначала железо на этот трамплин, потом фанеру, тонн по 30 на рыло, и клянёшь весь мир от ветра и обиды. Потом 7 утра, всё вроде сделали, берём с подельником водки, едем в метро на склад, пьём в вагоне, народ рожи воротит, приезжаем, опять пьём, вырубаемся, вечером едем обратно, ночью разбираем этот сраный трамплин для пидорасов, а утром - на Малую спортивную арену, пройти там децл, ставить сцену на Depeche Mode. Весь день монтируем сцену, ночью спим прямо на ней, утром на склад, вечером обслуживать концерт, ночью опять разбирать железо, выносить его на улицу, грузить четыре МАЗа длинных, вести всё дерьмо на склад, там разгружать машины, и ночь - выходной. А куда идти? Последний автобус к маме уходит в 20-45, я не успеваю на него, к девочкам нельзя, Ляля ревнует, потом мозгоёбки не оберёшься, а у Ляли нельзя - и, БЛЯДЬ, КУДА ИДТИ?
  И так всю ебучую зиму, потом весну. Потом меня выгнали. Меня всегда выгоняли с работ, а если не выгоняли - то не брали. А со сцен я слетел потому, что там был крендель один, типа бригадира, звали его Лёша Таракан, за усишки звали, так он начал резать нам зарплату. При этом гоняя нас как рабов. Я в Лисьей норе, после Стинга, нажрался, зашёл в вагончик, в котором мы жили, и слово за слово с этим геем, а он был ещё пьяней меня, короче, натворил я ему тогда и ушёл на станцию. На электричку. На демонтаже меня уже не было, за зарплатой я не пошёл. Так и пропахал в этой норе за кир, Стинга и пиздюли Лёше Таракану. А задолбался я тогда сильно. И вот так всё через жопу, и всюду, и отовсюду меня выгоняли.
  С работ и квартир. Полная непонятка и чужеродная отрешённость от мира, но опять же, повторюсь, живой. Весь этот период, с 2003-го по 2009-й годы. Шесть лет. Шесть лет какой-то херни вместо жиз- ни, какое-то не моё кино, которое не хочется смотреть, но которое каждый раз, с утра, включают.
  А ведь нужно ещё и музыку делать и играть, потому что без музыки можно просто идти и вешаться нахуй.
  И не бухло виной чему-либо, как думал мой папа, бухло там не играло серьёзной роли, так, третий план. А что-то большее, чем бухло, что-то вообще страшное не давало жить, что-то не моё терзало меня - и я с этим жил. И меня это заебало.
  20.12.10.
  Опять таджика в резинку завели. Теперь будет орать, собака ебучая. Там такой дубак, можно коньки отбросить, поэтому про- держат недолго, часов 10‒12.
  Посмотри на Кошкин Дом, Господи.
  На завтрак макароны. Вот это номер! День тюремщика, что ли, сегодня?
  Макароны и раздумья. Сам по себе спокоен. Ничего не сверлит и не горит. Читаю какого-то попа, прикольный поп, смешно пишет.
  Миха опять в суде, как же его задрали!
  Сегодня баня. В бане работает мент-дурачок. Он живёт тут же, на нашем корпусе, на втором этаже, в двухместной камере. Носит на левом мизинце зачем-то кольцо женское. И постоянно говорит всякую фигню про "воровское" и "отрицалово". Ненавижу ВСЁ.
  Дурак, короче.
  От нечего делать болтаюсь по хате туда-сюда. Отполировал зубы. Миха научил. Теперь красивый.
  22.12.10.
  Сутки провалялся под азалептином. Хорошая таблетка, сильная.
  Выпросил у Сварщика, потому что вообще не мог заснуть.
  Башка варит, чувствую себя спокойно. Тоска на месте. На улице - прекрасная зима.
  (Человек, типа, - мыслящий тростник. Блез Паскаль).
  А вот в какой тюрьме человеку жить? На свободе одна тюрьма, здесь другая, такое же мудозвонство и беззаконие. В дурдоме ещё хуже. Если здесь существуют хоть какие-то иллюзорные права, то в дурдоме и их нет. В дурдоме ты вообще не человек. (только пока опыт с 13-м отделением первой областной г. Владимира. Алконавт Евгений Владимирович Павлов, потом Ганнушкина, Потешная, д. 3). И пиши ты хоть в Гаагский трибунал свои жалобы - дальше мусорного ведра дело не пойдёт. (Что сейчас, говорят, совсем не так, но я-то древнее вспоминаю. Вы меня простите.)
  В лучшем случае, тебе ничего не назначат. В худшем - начнут колоть и продлят ещё на полгода. (Как, опять же, ГОВОРЯТ, сам я не имею опыта принуд. лечения меня от меня.)
  В дурдомах я бывал не раз. И всё чаяниями своего папы, он, собственно, и создал из меня дурака, он и прицепил ко мне этот хвост бесправия и пустоты. Быть дураком среди вас, нормальных, люди - это невыносимо грустно и отвратительно. Вы не считаете меня полноценным, на любое моё страдание - у вас отмазка. У него обострение, давайте, ловите его, херачьте его "Галочкой", а то он наших деток покушает. ЛОВИТЕ его и колите, привязывайте к шконарям под широкий, не пускайте его. А то он нас...
  Долбанный социум. Быть дураком невыносимо грустно.
  Первый мой поход в мир печали был приурочен к священной обязанности отсидки в армии. В военкомате я орал, что человек рождён свободным и что никакая сволочь не вправе без его желания забирать человека куда-либо. Случится война - пойду воевать, а так не хочу. Мне некогда заниматься хернёй, впереди звёздная карьера. Тётка-психиатр написала бумажку - и меня повезли в дурдом.
  Там поместили в палату и оставили в покое. Я тогда ещё с удивле- нием рассматривал "психов". А через две недели случилась со мной какая-то комиссия врачей, на которой они что-то спрашивали, почти как в Бутырке. Был мужик с усами и в очках, и была тётка, похожая на помойное ведро, в очках. Был чувак в бороде, который писал, в очках, спрашивали хуйню - я отвечал хуйню. Потом отпустили, через неделю выкинули с дурки, дав на прощание модитен-депо долгоиграющий. На этом всё.
  Второй раз папа. Папа довёл меня своими рыбалками и тем, что я ничего не делаю для созидания хозяйства, слово за слово - в рожу. Потом менты, врачи, дурка. Недолго, недели три. Помню, в тот раз я укусил мента, который меня вёл.
  Потом был третий и четвёртый разы, и, наверное, даже пятый.
  Закончилось тем, что я просто перестал приезжать к родителям.
  Года три меня у них вообще не было. Потом, в 2006-м, в ноябре, я приехал, выпили с папой, и понеслось.
  Новый год я встречал в 13-м отделении больницы No1. На улице Фрунзе (сейчас какая-то Нижегородская). Пробыл там 45 дней.
  В Москве тоже были заезды в Ганнушкина, но это, в основном, для того, чтобы снять алкогольные психозы и коксовые отходняки. Мура эти заезды.
  А вот этот заезд будет, чувствую, надолго. Принудительное лечение меня от меня. Одно страдание на другое - и третьим принудительно лечить.
  23.12.10.
  Вестей нет. Ничего нет. Тепло. Я у окна и батареи. Мне непо- нятно внутри, я как тот чувак, который проебал свою смерть.
  А умереть я должен был 4-го августа, то есть я живу сейчас в том будущем, которого не должно было быть. Что же, посмотрим, что дальше.
  О Насте не думать невозможно, а думать страшно. Безвестие - самая страшная пытка души. Смерть проще. Смерть - это фигак и всё. И умер.
  И попёр. (Дальше бредятина.) За какие-то горы, туда, куда я уже лазил разок, смотрел там что-то и в чувственном представлении даже осталась какая-то память, но доверять ей нельзя.
  Меня оттуда выпиздили, это я помню. И я вернулся обратно, изгнанный из ада и рая, а может быть, даже ни туда, ни туда не допущенный.
  И с тех пор я такой.
  А дело было: я, как всё вокруг, умер. Я был мелкий и тупой, совсем пиздюк, год там был мне с чем-то, в таком возрасте мозги чуваков совсем не фурычат, а вот чувственная память остаётся.
  Увидел я тогда себя таким, каким никогда не буду. Был абсо- лютный покой, которого всю жизнь ищу, и не было сомнений. Ни в чём не было сомнений. Ни в существовании меня, ни в существо- вании Его. Короче, было полное счастье и теплота внутри, такая же, которая исходит от Насти. Какое-то чувство офигительной любви и полного затмения любого, даже самого навороченного ума. Но тогда ума вообще не было, поэтому состояние было ещё круче. А я-то был мелкий, а чувствовал себя крупным, да даже не крупным, а каким-то совершенным и законченным.
  Я видел там реку, которую перешёл по льду, видел горы, которые перепрыгнул и попал в мир покоя и красоты. Удивительный мир.
  Я шёл по этому миру, не чувствуя никакой земли, испытывая прикосновение чего-то родного и доброго, чего-то сокровенного, как будто сбросил с себя всё не моё и остался просто собой. Я всё соображал, даже лучше соображал, нежели сейчас соображаю (хотя я иногда очень даже туплю) и то, что я был маленький, пиздюк совсем, не отягощало меня. Там я не был ни маленький, ни большой. Там я был настоящий.
  Я чувствовал доброту людей, которых было много, и они все как бы говорили мне: "не бойся, мы тебя любим", а я и не боялся.
  Я гладил кошек и котов, которых там было до ебени матери. Целое поле из котов. И цветов. И счастья.
  Большего, к сожалению, вспомнить не могу, это не в памяти башки сохранено, а где-то в другом месте, и не в подсознании и Фрейде, а в самой середине меня, там, где Настя.
  Эта была всего лишь клиническая смерть от острого гнойного перитонита, который случился со мной в децльном возрасте.
  И, может быть, вообще ничего не было, это всё моя шиза, но я-то знаю, откуда приходит шиза и где она хранится, а это не оттуда.
  Короче, что-то я запомнил - самое главное, что Настя тогда была там.
  Всё, пойду кашло жрать, может, и не было ничего, но её-то мне и не запомнить! Я когда в глаза её посмотрел - что-то кольнуло внутри. Посмотрел в них внимательно, а в них тот мир. Удивительный мир. Что-то Вадик пропал опять. Это печально. И не потому, что сигарет нет, они есть, но каждая передача или магазин - это свет с воли. Это значит, что ты не забыт, тебя любят. А здесь быть не
  забытым - это очень много.
  Я три дня не мог уснуть, впадал в какую-то кому вместо сна, всё что-то маялся, чем-то мучился и возился на своём шконаре. Как месяц назад, когда батя помер. Как раз тогда занесли телефон. Да, это было месяц назад.
  Опять что-то чувствую, какую-то дрянь. Но не может быть так систематична гадость мира? Не может ведь так быть, что раз в месяц, точно, случается говно. Значит, всё нормально? Что тогда терзает так? Что так вертит Кота, Насть? Ты есть? Блин, схожу с катушек. Уже разговариваю со своим окном.
  Собрали этап на Сычёвку.
  Откровение от меня-дурака. (Я с вальтов съезжаю, какой там на хрен стиль?)
  Я работал с Петровым Костей, который впоследствии оказался конченым терпилой и челом, близким к трупообразному состоянию физического тела.
  Занимался тем, что таскал сумку с фотографическим барахлом и так пахал 9 месяцев, по всей Москве и России собирая его пьяный негатив. У него была ещё ложкомойка из Томска под названием жена, редкостная дура, он, кстати, помойное ведро, на неё отмазывается, говорит, что это она меня посадила, рас- писываясь этими словами в том, что он сам представляет тогда
  из себя тряпку в петушиной хате, которой петушня очко пидорит. Ну хер с ним, блевотина, короче, а не жена.
  За те 9 месяцев, которые я проработал с этим гондоном - можно было родить.
  Ну вот, я и родил:
  Звонит он мне 28 июля 2010 года и говорит, что его эта мара- мойка томская ушла от него хуй знает куда и прихватила с собой два объектива для фотика, которые стоят, как два кота. Она, говорит, сука.
  Я говорю:
  - Ты синий, что ли? Он грит:
  - В сопли.
  Я грю:
  - Тебя опохмелить надо. Он грит:
  - Приедь, ради бога, опохмели...
  Ну я приезжаю к нему домой и вижу картину: Чечня и аллез гемахт. А аппаратура, которая стоит херовых денег и которой мы работаем, летает по всей терпилиной хате, так как Терпила чертей ловит.
  Ну опохмелил я его, пошёл ещё в магазин, водки купил и стал песни петь, я с гитарой был, собирался в Абрау-Дюрсо на фестиваль, на море. Я так давно не был на море.
  К утру опять аппаратура полетела, короче. Опять про свою мразоту он стал орать, что та всё стащит у него, а его как мудака оставит.
  Я уложил его спать, а барахло забрал в эвакуацию. Думал, привезу, как у них война и белочка закончится, а то, чего доброго, работать нечем будет.
  Забрал я всё железо и поехал в Крылатское, где жил у Тёмы. На Киевской плохо мне стало, дай, думаю, пивка вылезу попить,
  а то стошнит. (Венедикт!)
  Купил я пива на Киевской, уселся в бомжесквер, пью, отпускает меня, хорошо становится, звонит Петров, говорит, что, бля, аппа- ратура исчезла у него.
  Я говорю:
  - Не ори, она у меня. Уладите все дела - отдам. Из запоя выйдешь - увидишь всё барахло. Всё, - говорю, - давай спи.
  Опять телефон рычит, звонит Танюха. В полдевятого утра! Мне, говорит, плохо, но я пьяная.
  Я говорю:
  - Я тоже синий, но мне уже хорошо, сейчас спать поеду. Она грит:
  - У меня проблемы, надо встретиться. Я грю:
  - Ну его нахер, все наши встречи ничем хорошим не заканчива- ются, тем более синие встречи, да ещё и с утра. А потом, - грю, - у меня постоянно из-за тебя проблемы.
  Она грит:
  - Ну мне очень надо. Я грю:
  - Хорошо, но тогда едь в Крылатское, пойдём купаться. Она грит:
  - У меня купальника нет. Я грю:
  - Ну тогда отдыхай. Она грит:
  - Я на лавочке сижу около подъезда Шеннона, можешь сам подъехать? У меня даже денег нет на метро.
  Я грю:
  - Блин, у меня с собой аппаратура. Она грит:
  - Зачем тебе аппаратура?
  Я объяснил ей ситуацию с Терпилой и грю:
  - Куда я с барахлом? Обратно её везти опасно, там Чечня. Она грит:
  - Ну оставь её у Шеннона, или ко мне занесём и пойдём в Сокольники.
  Я грю:
  - Я люблю Сокольники, хер с тобой.
  Ловлю такси и еду на Преображенку. К шенноновскому подъезду иду криво, мимо Настиного дома, чтобы на балкон посмотреть Настин, чтобы она скорей прилетела обратно. (Венедикт!)
  Но я пока ехал, опять пил. И пока шёл мимо Настиного балкона - опять пил.
  И на Знаменскую пришёл уже вообще в говно. А там Таня. Тоже в говно. И всё. Дальше бездна. Дальше меня понесло, мне казалось, что я уезжал в Краснодарский край, некоторые говорят,
  что я дома валялся, а самые умные утверждают, что я был где-то во Владимирской области. (Венедикт!)
  Барахло всё мы унесли к Тане. К Шеннону я не захотел идти, потому что там могла быть Аля, а я был в таком хламотозе, что мог сказать ей то, что три года хотел сказать. Приятного, короче, было мало. Ещё поцапался бы с Сашкой.
  Потом я обнаружил себя дня через три в Крылатском. У Артёма.
  Оказывается, я был жив. Только было очень плохо, такой бодун я ещё не ловил, думал, что точно крякну. Но я не крякнул, и я уже упоминал тот страшный день, четвёртое августа 2010 года.
  За дверью пищал Терпила с Геной-подтерпилышем, и ещё был какой-то терпилин чурбан. Я открыл им, они вошли.
  Терпила сразу накинулся на пиво. Вылакав бутылку, взял мой паспорт и засунул к себе в карман. Чтобы я не потерял, говорит.
  Я не понял его манёвра, тоже выпил пива и говорю:
  - Что за цирк? Терпила говорит:
  - Где барахло-то? Я грю:
  - Поехали за ним, тебе сегодня прямо приспичило, ночью? Он грит:
  - Да.
  Я грю:
  - Поехали. На Преображенку. Поехали мы.
  Чурбан за рулём, Гена-падаль, Терпила и я. Терпила грит:
  - Надо заехать мне домой, поехали на Малую Дмитровку. И около мусарни Тверской тормозит. А там мусора. И он выходит и пищит:
  - Ловите его, он у меня барахло украл! Я ору:
  - Ты чё, охуел, скот?
  Пидористический Геннадий меня хватает за левую руку. У меня всё кипит. В глазах темно стало. Я Гене в торец, мусора меня вязать...
  Провал...
  Сижу в клоповнике и смотрю, как Терпила пишет заявление. Опять провал...
  Мусор передо мной...
  - Ты, - говорит мусор, - сознавайся давай.
  Я говорю:
  - Пошли нахуй.
  - Себе хуже делаешь.
  - Я ничего страшного не делал.
  - А вот это? - мусор тычет в меня бумажку, которую навалял Терпилло, и другую бумажку, со списком аппаратуры.
  Я читаю бумажку, а там - ёб твою мать! Фотик, который этот пидормот Серёге Лашко отдал, и два объектива, те, которые забрала его жена - всё это в моём скорбном списке! Того мента!!!
  Менты говорят:
  - Водку будешь пить? Я грю:
  - Ясен пень.
  Наливают стакан. Я глушу залпом, от воды отказываюсь. Курю.
  - Чего делать-то, - говорю, - менты?
  - Куда, - говорят, - аппаратуру дел?
  - Не помню.
  - Не ври.
  - Не вру.
  - У нас есть видеозапись с камеры подъездной, как ты выносишь.
  Я грю:
  - Пошли вы на...
  Понеслось. Давай менты меня мудохать. Избили и опять спра- шивают:
  - Куда дел-то?
  Я отвечаю:
  - Блин, я работал с этим хуеплётом, я мог забрать барахло. Объясняю ситуацию.
  - Водки, - говорю, - давайте ещё.
  А сам думаю: "Как у Танечки забрать-то всё?".
  И вообще, а как я отдам то, чего там нет? Говорю:
  - Тут Терпила ошибся, вот этого и этого у него уже давно не было. Менты говорят:
  - Похуй, пиши бумаги, в том числе и то, что этот пидор при- писал - тоже пиши. Завтра мы его вызовем, а пока в клоповник.
  Я грю:
  - Водки ещё давайте. И сигареты верните.
  - На.
  Ночь. Это была отвратительнейшая ночь в моей жизни. Это запах гари и страшная московская жара 2010 года. Август. ОВД Тверское. Клоповник. Я здесь.
  С утра вызывает меня опер. Говорит:
  - Давай заново. Куда аппаратуру дел? Я говорю:
  - Опохмелиться бы мне надо... Он грит:
  - Заебал ты уже нас! (Но за выпивкой пошёл. Коньяка принёс, в бутылке, грамм 150.)
  Я выпил. Покурил. Опять какие-то бумаги. Ворох всяких бумаг, столько раз я в жизни не расписывался! На каждом листе в пяти- шести местах, а листов по 20 штук за сеанс.
  Я говорю:
  - Где этот то? Давайте, тащите его, пусть вычёркивает тут это вот и это.
  Они говорят:
  - А где остальное-то, что не приписал он?
  Я думаю: "А что, если он не придёт? Не объяснит, что, видимо, с пьяни приписал фотик? Он стоит, блин, этот фотик, 10 штук баксов, это, бляха, как???"
  Он что, охренел, думаю. А если действительно он не придёт? Или придёт и скажет, что никакого фотика Серёге Лашко не отдавал, а Серёгу хрен знает где найти, да и зачем это нужно Терпиле? Мы вроде друзья были. Стой. Тормози, Кот. Водки проси. Что делать? Говорить, что всё у Танечки, а как быть-то? Её тоже приволокут. А если Терпила скажет, что ничего не приписывал и что я у него всё забрал, всё, что здесь написано? Да нет, он просто ошибся, зачем ему приписывать что-то? Он психанул, что я на связь не выходил, ну... А зачем в ментовку попёрся, он же знал, что всё у меня, я же ему говорил. Херня какая-то, такого быть не может, зачем в ментуру-то идти? Чтобы посадить? Зачем ему меня сажать, за что? За то, что я аппаратуру эвакуировал от него и от "этой", да ничего не случилось, всё живо, приписано только, но это ведь он ошибся, он ошибся просто, если это не так - значит, он хочет меня посадить.
  Зачем ему меня сажать? Как он вообще может меня сажать, он же говорил, что я его друг...
  Херня какая-то. Помоги, Кот!
  ...а менты скажут, что мы с Таней половину просрали, а Таня...Блядь!
  Таня не блядь. Таня, конечно, блядь, но не в блядстве дело и не про блядство Танино сейчас мне... У неё условка. За наркоту. Год назад ей дали 3 года условно по 228 части первой прим*. Ебать-колотить, если сейчас всё рассказать, а Терпила, допустим, будет пищать, что у него всё упёрли, а он уже на всю мусарню здесь пищал, то что получается-то?
  Получается, что мы с Таней вместе едем. Её условка может сработать. Что делать? Нахер он приписал-то? Сейчас бы всё решили. Блин! Где номер Серёги Лашко взять? Мусора ещё звонить не дают, уроды...
  Так, спокойно. Таня говорит, что ничего не знаю, вот, привёз Илюша это мне и это, попросил подержать у меня три дня, пока Терпила не проспится - такой вариант. Хороший вариант, если бы не было этого злосчастного фотика...
  Так. Тогда Таню закрывают? Вроде нет. Она не при делах. А если закрывают нас вместе? Пиздец! А её-то за что? А этого и этого,
  скажут, нет. Ну нет и нет, Таня не приделах вообще. Единственное, что может ментов напрячь - это её сраная условка. Блядь! Что делать, Кот?
  А возможен ли такой вариант, при котором из-за моего идиотизма ещё и Таньку посадят? Скажут, что типа мы вместе были. Блин!!!
  Менты, дайте водки! Я не знаю, что мне делать! Костя, вытащи меня отсюда, неужели за четыре дня ты так ссучился! В конце концов, аппаратура-то тебе нужна. Приходи, говори, что ошибся, что приписал, я же ничего плохого не сделал тебе! Ты что, с ума сошёл? Менты говорят, что это 158 статья, часть 3, срок от 2-х до 6-ти лет! Блядь, менты, дайте позвонить! И никого вокруг меня. Я один. Кто-нибудь, придите в эту мусарню, объясните ментам, что всё это фигня. Люди, вы чего? Вы с ума сошли, что ли?
  Начальник следственного отдела. Молоденький урод. Мы тебя, говорит, в пресс-хату засунем, там тебе пиздец.
  (Слов нет, один мат. Всё цитаты. Все меня простите.) Я говорю:
  - Тебе, мусор, пиздец. (Я бухой уже в дым.)
  Тогда эта тварь зовёт оперов, пищит, что я на него напал. Опера меня как начнут ебашить! Куда, орут, аппаратуру дел? (Кончили ебашить.) Я говорю:
  - Хуй с вами, аппаратуру на море увёз. В Абрау-Дюрсо. Там оставил в надёжном месте. Всё, говорю, хватит воевать, дайте выпить.
  Они говорят:
  - Если ты нам пиздишь, то мы тебя убьём там, мы поедем в командировку (кому не охота к морю съездить на халяву?) в Красно- дарский край, если там аппаратуры нет - то тебе пиздец.
  Я говорю:
  - Так идите вы опять нахуй тогда, ничего я вообще не брал, всё гон. И тут у меня потемнело в глазах. Кто-то ударил меня чем-то тяжёлым по голове. (Венедикт!)
  Очнулся я в тёмном каком-то и душном подвале. Оказалось, что не подвал, бокс. В дверь колотить было бесполезно, просить что-то и орать тоже. Раз в полчаса кто-то заглядывал в шнифт. В боксе ничего. Только пол.
  Ночь в бреду похмелья и страшная жара, от которой я сходил с ума. Страшно хотелось пить, но воды никто не приносил. Я потерял сознание.
  Очнулся утром или не утром, но за дверью слышались голоса, мусора бухали и слушали какую-то говняную музыку. Я опять стал барабанить в тормоза. Опять никто не открыл. Только привкус дыма и ничего больше. Я подумал, что так вот и умру, в ментовке, в центре Москвы. И так и не увижу Её больше.
  Но я опять не умер. Где-то через час меня вывели и дали воды. Было действительно утро, сладкий сраный дым и чудовищное похмелье.
  Бросили опять в клоповник, там сидел таджик. Таджик испугался меня, я был страшен и вонюч.
  Не срослось у ментов с командировкой, короче, объявили, что я гоню и что вообще им похуй, где терпилина аппаратура, что у них есть Терпила, есть заявление и есть подозреваемый, а аппаратуру хорошо бы найти, но, в принципе, насрать. (Всё цитаты.)
  Опять поволокли к этому начальнику следственного отдела, там последний раз спросили, куда я дел барахло, я отвечал, что если мне принесут выпить - то я честно всё им расскажу.
  Они засуетились и воодушевились. Сразу всё нашли. Оказывает- ся, бухла в ментуре много. Мне хватало. Сначала, говорят, пиши куда всё дел, а потом киряй, я в отказ. Говорю, что так мы не договаривались.
  - Ладно, пей, - ответили мусора и принесли мне пластико- вый стакан. Я налил в него половину, водка была тёплая, чуть не полезла обратно, прямо им на бумаги, но провалилась и усвоилась.
  Мне похорошело. После мучений в этом боксе - полстакана водки оказалось божественным растворителем. И я налил себе ещё. А выпив ещё, говорю им: - Да ну вас нахуй, может?
  Они оскалили зубы и подняли хвосты.
  - Собаки, - говорю я, - шучу, шучу, успокойтесь. Они выдохнули.
  - Продал я, - говорю, - всё продал на рынке. Украл и про- дал, сука я такая. Бедного хорошенького такого Терпилу фиганул и всё продал. Пойдёт так?
  Они говорят:
  - Пойдёт, пиши. Я говорю:
  - Что мне светит? Следак говорит:
  - Условно тебе дадут, не ссы, выплатишь этому хуеплёту бабло или найдёшь барахло, сочтёшься.
  Я говорю:
  - Ну очень хорошо, давай так. Следак говорит:
  - Под подписку тебя отпустить хотел до суда, а у тебя вот паспорта нет, не могу.
  Я говорю:
  - Так он у Терпилы, тот его забирал. Следак звонит Терпиле:
  - Давай, - говорит, - паспорт его, у меня время поджимает, его выпускать надо.
  А Терпила говорит:
  - Какой паспорт? Я не брал.
  - Вот тварь, - говорю я следаку, - у него же аусвайс, я же не дурак совсем.
  Следак говорит:
  - А не дурак ли ты? На учёте в ПНД не состоишь? Я говорю:
  - Не знаю, если условка светит, то не состою, а если срок - то знаешь, где я видел эту зону, поеду в дурдом, хотя и не за что особо. Может, всё ещё "разберётся"?
  Следак говорит:
  - Может, этот твой Терпила ещё одумается, прибежит к нам, как протрезвеет, будет орать, что ничего у него не пропало, что он
  ошибся и т.д. Скорей всего, так и случится, ну не полный же он гондон на самом деле?
  - Да, я тоже так думаю...
  - Посидишь пока на ИВС, на Петровке, там посмотрим. Если он паспорт "найдёт" - я тебя отпущу под подписку, а выйдешь - решите всё с ним. Я тебя не хочу сажать.
  - А зачем меня били тогда?
  - Это опера. У них других методов нет.
  - Дашь мне с собой сигарет? Купишь?
  - Куплю. Пачек трёх хватит на три дня?
  - Хватит. Отосплюсь там. Выпить купи мне, пивка? Деньги у меня там, сам знаешь где.
  - Да ладно. Сиди пока здесь. Опохмелишься - и на ИВС поедешь, мне не надо, чтобы ты там сдох.
  - Про синяки чего говорить?
  - Говори, что подрался перед тем, как забрали. Меня не вставляй.
  - Ладно, не буду.
  - Давай.
  - Спасибо.
  24.12.10.
  Я сейчас в чёрной майке с рожей и надписью "2010 год - год Джона Леннона в России". А у меня 2010 год - год меня в тюрьме.
  Ну это ничего, из тюрьмы я выйду, выползу на свет божий (а он есть), дам ещё по струнам к такой-то матери.
  Главная задача - выжить. Мне её поставила Настя, когда я ещё был на общем корпусе в Бутырке. Она прилетала в Москву и просила меня выжить.
  Ну если просила, то я выживу.
  Она же встречалась тогда с этим гадом, но бесполезно, он предпочёл остаться. Ну и хер с ним. Кто ему судья?
  А Настя снилась опять. Причём настолько ярко я её ощущал, что, проснувшись - ещё долгое время приходил в себя и возвращался в тюрьму, всё не мог поверить, что это был всего лишь сон.
  Утро, каша сечка. Миха встал покушать. Он лохматый. Он единственный в тюрьме, кто носит длинные волосы.
  Вадим не делал магазин, видимо, с деньгами опять жопа.
  Джинсы на коленке порвались, четыре месяца тюрьмы - вся жизнь штанов.
  Дурацкий "Colins". Откуда вообще они у меня? 25.12.10.
  Вспоминал людей, которым делал плохо и очень плохо.
  Их примерно поровну.
  30.12.10.
  Магазин ко мне пришёл. Апельсины! Спасибо, Вадим. Спасибо, Настя!
  01.01.11.
  Я проснулся сегодня и понял, что 10-й год остался вчера. От положенца зашёл вчера героин. Мы с Михой нюхали его, а потом блевали. Дружно было и весело. Пили чай и смотрели телик. По дороге разгонял "LM", в честь праздника. Сигарет на общем дней на пять. Чая дня на два. До 12-го числа судов не будет. Корпус будет сидеть на голяках.
  02.01.11
  Пустота и безвременье. 03.01.11.
  Снились люди. Какой-то концерт или пьянка. Истерики и безумие вечно восторженных идиотов. Скорей бы закончились праздники.
  04.01.11.
  Я в ледяной пустыне своих снов, мимолётных ощущений радости, постоянного груза времени и недобитого страдания о том, чего могло не быть.
  А ведь могло и не быть этой тюрьмы, я мог сейчас ходить под снегом. Кому всё это нужно?
  Кто за всем этим стоит, и кто кому светит, Господи, неужели Ты? Такая хандра у меня. Да и не только у меня, она у всех вокруг. Ничего не происходит в нашей тюрьме, мы попали в вакуум ничего.
  Праздники.
  Я ненавижу праздники, у меня постоянно в праздники нет денег, и я вечно где-то один, потому что у всех праздники. Я в праздники всегда ищу деньги и пью, потому что я не могу быть один. Четыре утра. Дорога. Никто никому не пишет, разогнал всё давно. Сидеть до шести и спать. Кашу не буду.
  Небо над головой. Синего-синего цвета. Цвета воздуха. Солнце и облака. Лето и тепло. Поле. Лес вдали.
  Я мелкий и с рогаткой иду в лес за грибами и ягодами. Я смотрю на небо - и кажется, что я гуляю по воздуху, я дышу. В лесу я наемся ягод и потеряю все собранные грибы, обязательно порву рубашку и
  испачкаю штаны. Потом получу пиздюлей за то, что один попёрся в лес и за испорченные вещи, но лето же, тепло и так здорово, когда впереди целое лето и целая жизнь, что ничего страшного в этих пиздюлях нет, завтра опять пойду.
  Пойду на болото за ротанами. Возьму у деда удочку и молоток - и пойду за рыбой. И Хома тоже пойдёт со мной. Дедов барбос, смешной и грустный псина. Он длинный и невысокий, и он очень умный. И очень старый. Этим летом он умрёт на болоте, но сначала будет ходить по улицам и прощаться со всеми, только потом доползёт до болота, где и уснёт.
  Я наловлю Хоме рыбы. Штук пять поймаю, больше не смогу, потому, что запутаю леску на ветках и в кустах, а распутать не смогу, поэтому оторву - и Хома будет виноват.
  Потом я приду домой и заберусь в сарай. Ключи от сарая прячут, чтобы я не спалил, но я знаю, где они лежат. И никто не знает, что я знаю.
  А сарай - это самое интересное место во всём мире. Какого только дерьма в нём нет! Тут и разобранный мотоцикл, и наждак с ручкой, которую, если вертеть - то прикольно становится. Тут и чемодан с оторванной ручкой, в котором хранятся болты и гайки, которые можно куда-нибудь рассыпать, тут и сломанный мотор, и раскуроченная бензопила. Из всего этого запросто делается космический корабль или танк, а если постараться - то и корабль. Но для корабля нужна вода, а это пиздюли, кран недалеко, шланг я тоже знаю где, но по опыту знаю, что игра в корабль заканчивается пиздюлиной.
  Поэтому собираю танк и мочу козлов. Врагов. Враги представ- ляются добрыми и глупыми. И я с ними добр. Я не сержусь ни на кого. Я командир танка, а Хома - собака командира. Хома не очень хочет играть, но война есть война, и приходится ему торчать рядом с моими железками.
  На следующий день опять в лес. Там есть шалаш. В этом шалаше живёт осень.
  Когда придёт осень, я стану взрослей. 05.01.11.
  Опять утро, дорога, и Сотис Юра за стенкой тормозит. У нас конь порвался, груз чуть не потеряли, перетёрли коня. Надо распускать свитер и плести нового. Но это вечером, а сейчас я из простыни смастерю кусок и привяжу. До расхода хватит.
  Два по два удара по стене - это "забирай коня", просто три удара - "отдай", два - "свободен", один - "повремени". Если три удара по два - это груз идёт. Тогда не дёргай, тяни аккуратно, но с усилием, а то через решку не пройдёт носок. Перед тем как идёт груз - обычно приходит сопровод, бумажендрия, в которой написано, что идёт и в какую хату. Его, сопровод, нужно отметить и после получения груза - отправить обратно в ту хату, из которой этот груз пришёл, если груз транзитный - просто отметить и запустить дальше.
  У меня транзитные грузы редки, так как, в основном, мы отправляем всем что-либо, а нам идут только малявы с просьбами это "что-либо" прислать.
  Но бывает иногда и транзит. В основном, девкам. Либо сверху из 508, либо снизу из 474. Ну очень редко обратно. Может, раз в неделю. Хорошо, что с правой стороны у нас никого, а то я сошёл с ума бы от четырёх коней. Я и три-то дёргать заебался.
  Схема дорог на КД. "Глобус". Левая сторона корпуса. На правой двухместные "заморозки", они держат дорогу, но иногда и беспоря- дочно, и мы имеем с ними связь только через баландёра.
  Кол-во мест: 8 3 8 6 8 4 8 8
  5-й этаж: 501 502 503 504 505 506 507 508
  | / | \ | | |
  4-й этаж: 484 485 486 487 488 489 490 491
  \ | | | | | | |
  3-й этаж: 467 468 469 470 471 472 473 474
  / | | | | | |
  2-й этаж: 450 451 452 453 454 455 456 457
  4-й и 5-й этажи "Признанные", т. е. те, кто точно едет в дурдом, а не на зону. Кроме хаты 505.
  2-й и 3-й этажи - это те, кто сидят до комиссии, после комиссии их либо поднимают на 4-й и 5-й этаж, либо отправляют обратно по тюрьмам, не признав.
  Хаты 505 и 507 женские, с ними есть дорога. 501 и 502 - обиженные, с ними дороги нет.
  487 - "Туберкулёзка", 489 - постоянно пустая, дорога идёт длинная от 490 на 488, постоянно рвётся, и они вечно славливаются и орут. 472 и 455 - это так называемые "Реактивные". Там вязки и прелести жизни. Дороги с ними нет. Им там не до дорог. 484 и 450 - транзит. Дорога то есть через них, то нет.
  На пятом этаже на окнах реснички, горизонтальную дорогу держать практически нереально, они и улицу не видят.
  Мне кажется, что ночь Никогда не уйдёт.
  Что ад, цвета дня, Будет жить вечно.
  И стены мои - жёлтого цвета,
  И мысли мои - непонятного звука. И запах от снега - родного покоя. И мечется память, блуждая во мне. Память, она ядовитая штука.
  Мне скоро 32.
  Я встречу их в тюрьме. И ждёт меня этап, Затем дурдом.
  Да и потом ещё чего-то.
  Я такой же, как и был два года назад. Грустный и жду.
  11.01.11.
  Совсем уезжает крыша, я смотрю на стену. На стене годы. В окне без изменений. То же небо и та же решётка, я смотрю на мента, что стоит на вышке и грустно сбивает автоматом сосульки, Миха говорит, что у нас идеальная позиция, чтобы его снять из пистолета. Миха учит меня, как правильно убить человека из-за спины,
  сидящего в машине, идущего домой... 12.01.11.
  Приходил "батюшка", брызгал водой. Подарил тетрадки с кошаками и по шоколадке "Алёнка". Из-за тетрадок мы с Михой чуть не в драку. У него, дурака, кот чёрный и стоит на лесенке - тупой кот. У меня кот рыжий и сидит у аквариума с умной мордой. Смотрит рыбку.
  Миха говорит:
  Дай мне этого кота. Я говорю:
  Ага, это мой кот. Миха говорит:
  Я тебе витаминки дам ещё за этого кота. Я говорю:
  Ни фига, я у тебя витаминки и так возьму.
  Миха говорит:
  Ну и шоколадку ещё дам. Я говорю:
  Это почему я тебе вообще должен менять кошака? Он говорит:
  Ну, мне сидеть двадцать лет. Я говорю:
  Всё равно не дам, сиди хоть тридцать.
  Ему из Австрии письма пришли, от жены. И дочки фотография.
  Он нюхает фотку и письмо. Потом откусывает уголок и жуёт.
  Вкусно, - говорю я?
  Её вкус, - говорит Миха. Я говорю:
  А от Насти мятный запах в трубке остался. Он говорит:
  Я почувствовал.
  13.01.11. Четверг.
  Сигарет на общем нет. У меня три пачки "Явы Золотой", соседям гоняю по три сигареты. Завтра только кто-то от нас на суд едет, жопа и покой, откуда-то вдруг нарисовавшийся. Я медитирую. Миха пишет малявы.
  Мы давно уже сидим вдвоём - и это офигенно. Нас оставили в покое.
  Смотрю Симпсонов по телеку. Гомер жжёт.
  508 тоже отжигает, пишут нам маляву, читаю: "Ночки доброй, братцы. Нет ли у вас свежих газет?".
  Охренели совсем.
  Я написал, что есть только вчерашний "Times", и тот на английском языке.
  Они отвечают:
  "Гоните нам, хлопцы, у нас бычков до хуя, мы их выпотрошили, а завернуть не во что, одна Библия в хате, её пока боимся трогать".
  14 01.11.
  Есть контакт! Занесли 12 блоков "Тройки" и 4 кг чая. Теперь вот жду, когда грузы пойдут. Всё в 452, оттуда до утра идти будут, но уже полегче, Господи. "Мерси за дачку, начальник". Тут ещё и Миху на суд заказали, сегодня в 6 утра заберут, может, тоже с кем пересечётся, что поднимет. Я прошу его лечь спать, время уже первый час, только цинк пришёл о грузе. Я запишу всё в тетрадку.
  Потом должен успеть расфасовать чай и хоть в половине шестого, перед расходом, хоть как-то раскидать по корпусу. Хер с ним, дорогу до семи будем держать. Хоть это категорически нельзя, с опером была договорённость, что самогон у нас не ставят, на решках дураки не орут, в обмен на это мусора не рвут дороги, и с 10 до 6 утра мы разгоняем общее.
  Но коней на шмоне отнимают, если найдут, базару нет.
  О, я придумал, напишу Сотису в 490, ему там делать не хер, вышлю ему пакеты для чая, пусть там у себя фасует по 50 граммов и мне кидает уже расфасованные, чтобы я не старался с этим чаем. Я запишу всё и обратно с сигаретами отправлять буду. 508 пусть махорку свою крутят. Я им выслал книжицу "Православие для всех", она махонькая, в решку пролезает, вернее, в наш пропил, на который опер тоже закрывает глаза.
  474 курят бамбук, туда опять заехал долбоёб Леший, пишет мне всякую херню, которая сводится к одному: "Братцы, дайте циклодол". У Лешего есть сигареты, пачки две "Тройки". Их там 8 рыл, 6 курят, один некурящий, и ещё один чурбан, заехал с Пензенского централа. Я всё на КД знаю.
  В голове глум и гонки. Когда меня увезут, бляха-муха?
  Спать лёг в двенадцать, наверное, сначала до полвосьмого дорога была, потом ждал завтрака, потом проверки. Менты при- ходят в девять, а я один. Смеются. Говорят, что вот какой я страш- ный преступник, от меня все сбежали. Потом опер дёргает, Рубен Георгиевич. Капитан УФСИН и такой-то матери. Говорит, что в 456 таджика вчера подрезали, не знаю ли я, кто. Я говорю, что в 456 сидят два скинхеда, один негр, хохол, Салют, который идиот, и таджик. И кто из них таджика режет, непонятно. Но если вы и дальше будете сажать скинов с неграми и таджиками, то ничего хорошего от такой хаты и не ждите.
  Рубен отвечает, что это политика свыше, он не сажает, он может только корректировать сидящих. Я говорю ему, что он врёт. Как так, опер на корпусе - и не сам распределяет народ? Он говорит, что это распоряжение Телёнка. (Хозяина.)
  Всё равно врёт, думаю я. Да и нечего тут думать. Кто подрезал... Да заточкой поцарапали немного этого таджика за то, что он скотина и крыса, вот и всё, а кто поцарапал - да это он, наверное,
  сам поцарапался, он же таджик.
  Таджик, соглашается Рубен. Он и сам чурбан.
  - У тебя, - продолжает, - полоса в личном деле, да не одна, ты у нас склонен к побегу и к организации сопротивления, ещё к неподчинению и ещё к чему-то. Короче, хер, - говорит, - с этим таджиком, тебя повезут когда - на конвой не выёбывайся, всё чтоб тихо-ровно, а то могут хорошо побить. Они не любят полосатых. Если в зону заедешь транзитную, то там не блатуй перед ментами, ты тут общак разгоняешь ночами, сидишь со смотрящим и всё такое, по делу идёшь чуть не как блатной. Смотри, в зоне могут таких навешать, до дурдома не доедешь. Сейчас ведётся негласная война со всякого рода "положенцами", "смотрящими" и прочей блатотой. В зонах многих вообще дела обстоят просто: не хочешь работать, отказываешься подписать бумагу, что отходишь от своих
  "понятий" и прочего отрицалова - подводят к тебе петуха и говорят:
  "Подписывай, или петух тебя целует". И тогда сам отправляешься в петушатник, ты, бывший смотрящий или блатной. А в Пакино, во Владимирской области, ещё проще. Стоит пидорас с надроченным, и если ты выёбываешься - тебя просто отъебут. И тогда будешь вообще сидеть рабочим пидорасом, ты, бывший блатной и положе- нец. Так вот. Смотри, не выёбывайся там. Просто говори, что делов не знал, дурак, в дурдом еду.
  - Когда еду?
  - Не знаю. Документы твои в спецчасти.
  - А куда еду? Во Владимир?
  - Не знаю. Но чем дальше от Москвы, тем для тебя лучше. В жопе какой-нибудь уйдёшь из дурки за три копейки. Это здесь взятки сам знаешь какие. Трубу отремонтировали?
  - Нет. Аккумулятор не работает. И не заряжается. И ток не проходит.
  - Ничем помочь не могу, всё равно прячьте лучше, а то шмон- бригада найдёт - мне сам знаешь что.
  - Что вам, вам ничего, и, Рубен Георгиевич, можно вопрос?
  - Давай.
  - Вот оно вам всё надо?
  Миха приехал с сигаретами пол двенадцатого ночи. Поднял 32 блока. Он крут! Миха усталый и грустный. Видел, говорит, своих присяжных, лохи страшные. Видно, что запуганные. Да ещё и ВаськИ. Точно въебут двадцать.
  Я говорю, не бойся, Миха, не дадут. Дадут не больше того, что дадут, но 20 точно не дадут. Я чувствую, говорю, что 15 максимум.
  - Если мне дадут 15, я буду до потолка прыгать от счастья.
  - Ты идиот. 15.01.11.
  У нас был чердак, когда мы были маленькие. Чердак и черёмуха. Черёмуху можно было рвать прямо с крыши, сидеть и обжираться ей, смотреть на солнце, облака и мечтать.
  Кирюша Бортников мечтал украсть много солидола в колхозе, а я мечтал уехать далеко, где никого нет.
  Кирюша жрал черёмуху и был чистый. Я жрал черёмуху и был с ног до головы чёрный. Хорошо, что бабка далеко, она с дедом в раз- воде, но нормально общаются, хоть и живут отдельно. Бабка живёт в посёлке, в квартире, а дед в доме. У деда поэтому и сарай есть, и чердак над сараем. На чердак бабка вешает замок, перед каждым летом, потому что летом привозят меня. На машине, со всем моим барахлом и кучей пластилина. Предки сдают меня и уезжают, и орут друг на друга теперь в своём одиночестве. Они всегда орут.
  Замок дед срывает гвоздодёром первого июня.
  На чердаке есть огромный сундук, в котором хранятся мои вещи с прошлого лета, в основном хлам, но встречаются по-настоящему достойные, вроде сломанного велосипедного звонка или пули, которую мне подарил Мишка в прошлом году. Ещё есть воздушка, ружьё, сделанное из велосипедного насоса, только не стреляет. Чтобы стреляло, нужна резинка, а резинка от велосипедной камеры, а велосипедная камера у деда. Только дед хочет эту камеру запихать в колесо, чтобы возить на велосипеде дрова из леса, но я думаю, что дедушка взрослый и что-нибудь придумает, поэтому камера уже скрипит под ножницами и присобачивается на ружьё. Ружьё всё равно не стреляет. Я убираю его обратно в сундук и иду на речку.
  Я пока один. Меня всегда привозят первого. В деревне, кроме меня, только бабки и собаки, и коты.
  Я иду на речку, там есть мостик, с которого можно кидать в речку камни и всякое разное барахло. Это война. Враги в реке, их необходимо уничтожить.
  Я убиваю всех врагов и иду домой, думая о ружье и о велосипед- ной камере, и ещё о том, что Кирюшу ещё не привезли и убийство камеры списать не на кого.
  Но дед меня простит. Дед уже нашёл ружьё, и теперь оно стало кривым и вообще не стреляет, и резинка, вырезанная мной, одиноко валяется в луже.
  Эта резинка как бы говорит мне: не стоит сейчас идти в дом, погуляй ещё.
  И я иду гулять на болото. Сломать мне нечего, но можно развести костёр, потому что я спёр у деда спички. А спички в лесу - первое дело. Можно жечь костры и жарить грибы. Тут полно сыроежек на болоте, но сырые они омерзительны на вкус, хоть и сыроежки, нужно собрать их и пожарить. И нарвать кислицы, которую мама называет заячьей капустой, и рвёт её мне, когда мы с ней вме- сте ходим в лес. Кислица - это вообще очень вкусная трава. По вкусности её делает только щавель, но на болоте он не растёт, за ним надо идти фиг знает куда. Ягод ещё никаких нет. Это очень большой минус для начала лета. Ни черники, ни земляники, ни гонобобеля. Гонобобель - это самая вкусная ягода в лесу. В ботанике она зовётся голубикой, но здесь вся деревня именует её гонобобелем. Слово достаточно невкусное, зато ягода вкусная очень. Растёт на болоте. Под соснами.
  Сосны я почему-то очень люблю. Они здесь высокие и краси- вые, от них пахнет летом и чем-то совсем родным, чем-то похожим на солнце.
  А солнце уже давно собирается к западу. Дед научил меня определять время по солнцу, и я, ошибаясь максимум на час, могу определить, сколько времени безо всяких часов. Сейчас шесть или полседьмого, а это значит, что нужно дожарить грибы, потом сходить посмотреть на дохлую ворону, которую ещё по дороге сюда заметил, но отложил на потом, потом сходить к муравьям, посмотреть на них с полчасика, ничего у них там не ломать, только насобирать на соломинку муравьиной кислоты и потом эту кислоту облизывать. Она вкусная и кислая. На любителя. Я любитель.
  Потом нужно спрятать спички и зайти к деду с таким видом, что типа камера велосипедная сама порезалась и оделась на ружьё. Жалко ружьё, теперь оно вообще не стреляет, хотя и раньше тоже не стреляло.
  Дедушка очень грустит из-за велосипедной этой камеры, но ничего, говорит, ты же маленький. Дедушка вообще меня очень сильно любит. Он мне простил даже нечаянно разлитую флягу браги, которую я случайно нашёл и не сказал бабке, хотя бабка пытала долго, почему от меня пахнет сивухой, но я сказал, что это всё Кирюша. Короче, не сдал я деда.
  А на 23 февраля я подарил ему одеколон "Кармен", дед был с бодуна и немедленно одеколон этот выпил. (Венедикт!) Я по малости и не понял, почему так этим одеколоном прёт. А дед повеселел.
  Дед вообще весёлый, когда пьяный. Когда он очень пьяный - он берёт друга Румына и гармонь. Играть на гармони они не умеют, но гармонь мучают как хотят.
  А ещё, бывало, к деду заходил очень удивительный человек. Он был какой-то другой, тоже алкаш, но не как дед с Румыном, а какой-то другой. От него исходило что-то. Он был загадочен и грустен. Они выпивали, и этот человек смотрел как-то особенно: и на меня, и на Хому, и на Кирюшу, и на васильки перед домом, и на тополь, который спилил потом Румын - на весь мир, как мне казалось, даже Кирюше это казалось. Он говорил мало и непонятно, но он был как мир.
  Потом он спал под тополем, и Мишка увозил его на мотоцикле куда-то, а человек потом возвращался на гусеничном тракторе, со стороны болота, возвращался с пьяным трактористом Другом Румына, которого звали Усой, а Усой был другом Витьки Копчёного, который умер.
  И они продолжали пить и говорить. И этот человек был самый трезвый из них. И самый светлый из всей этой компании.
  Человек этот был Венедикт.
  Так я маленький смотрел в глаза Венедикту. У него ещё всё в порядке было с горлом, и он был всегда в резиновых сапогах и костюме. Это был 1986 год.
  Он очень любил антоновку, которая росла у деда в саду, если две яблони можно назвать садом. Мишка потом эти яблони спилил. Почему люди постоянно спиливают мой тополь и мои яблони?
  Мишка - это сын деда и брат мамы. Он катает меня на мотоцикле "Восход-2м" и возит далеко, туда, куда я один никогда не хожу. На дальние болота, где мне не страшно, но про дальние болота рассказывают всякие истории, про то, что там живут привидения, и про то, что там трясина, в которую затягивает, а потом люди таин- ственно появляются, но уже мёртвые. Кирюша сам видел мёртвого в лесу. Потом рассказывал про него на чердаке, и Жужа, который живёт на том конце деревни, боялся домой идти. А мне потом этот мёртвый приснился. Он одиноко ходил по своему болоту и светил себе под ноги фонарём. Как плохо, наверное, быть мёртвым, думал я. Это так одиноко, быть мёртвым.
  Я попросил Мишку отвести меня на дальние болота на мото- цикле, и Мишка меня отвёз. Никаких там мёртвых, естественно, не оказалось, зато там находился старый разрушенный кирпичный завод. Я понял, что мы должны пойти в экспедицию. Кирюша, которому я рассказал про завод, долго не соглашался, утверждая, что это мёртвых завод, что они там делают гробы и что они нас там уволокут.
  16.01.11.
  Куда-то собирают этап. Может, меня закажут? Сижу на иголках. Утро выжигает мозги. В соседней хате стучат деревянными молотками по решёткам, чтобы найти пропилы. Сейчас к нам зайдут, надо будет спросить Рубена насчёт этапа, если Рубен будет. 162-й день тюрьмы.
  Миха совсем грустный ходит. Общаемся только по-немецки.
  Зачем только?
  Когда шёл дождь, я всегда радовался ему, я закрывался один и смотрел на то, как капли падают и разбиваются, и как им при этом хочется быть, наверное, снова на небе. А когда шёл снег, я не верил в то, что снежинки - это вода. Я думал, что снег - это снег, это такая фиговина, снег.
  Теперь я смотрю на снег и понимаю, что это вода. Прошло 25 лет.
  Смотри, Кот, если Михе дадут 20 - это значит, что выйдет он в 62 года.
  А если у меня отмотать 20 лет - это мне будет 11. В 11 лет я начал курить. Совсем уже всё понимал и многое знал, но всё ещё сомневался в том, что снег - это вода. Интересно, как Миха думал про снег?
  - Миха, - говорю я, - а что ты думал про снег, когда был маленький? Ты знал, что снег - это вода, только замёрзшая?
  - Замёрзшая вода - это лёд, - говорит Миха.
  - А снег?
  - Снег - это снег. Это не вода совсем.
  - Всё ясно. Пойдём гулять сегодня? Там снег.
  - Холодно.
  - Ну и фиг с тобой, я один пойду.
  - Одного тебя не поведут.
  - Ну тогда я буду спать, может, Настя приснится.
  - Сегодня обязательно приснится. Ты, когда будешь засыпать, в самый момент засыпания, когда уже мысли текут произвольно - заставь себя подумать о ней и позови её, и она придёт. Я так всегда делаю.
  - И она приходит?
  - Каждый день, уже три года.
  - Мне иногда сама просто так снится.
  - Просто так она не снится, поверь. Она тебя зовёт значит.
  И ты её зови. У вас всё будет хорошо, сидеть-то тебе понты.
  - Такие уж понты...
  - Абсолютные. 21.01.11.
  Приезжала мама. Сделала вещевую передачу. Смешная какая-то куртка с капюшоном, обшитым мехом пластмассового зверя, джинсы мудацкие и полуубитые боты. Где только откопала это барахло?
  Был ещё свитер, но он сразу пошёл на коня. Свитер в дорогу у меня есть, если поеду зимой, конечно, а вот наши кони пришли в полную негодность. Теперь мы распускаем свитер на нитки, потом связываем эти нитки, чтобы получилась одна такая большая нитка, а затем уже эту большую и длинную нитку перекручиваем каран- дашами, я стою возле окна и кручу по часовой стрелке, Росомаха стоит возле тормозов и крутит в противоположную сторону. Потом распускаем кусок пропиленового мешка и вплетаем эту пластмассу в нашего коня. Верёвка получается прочной, и теперь, если аккуратно обращаться, она прослужит недели три.
  Приходил "батюшка" опять. Брызгал святой водой. Что-то зачастил. Не к добру это.
  Спать хочется. В башке две новые песни. И Настя.
  Насть, слышишь, где бы ты сейчас ни была и с кем бы ты ни была, знай, я люблю тебя. Люблю, насколько это только возможно.
  Перебираю в памяти всех своих знакомых. Никто из них не сидит. Странно.
  Не дай бог, конечно, сесть. Сидеть - это скучно, хоть и полезно от ума и амбиций.
  Скоро полгода, как я сижу. Как раз 6 февраля, мой день рождения.
  Жопа какая, мысли путаются, и я не понимаю, зачем всё это пишу. Спать.
  К нам привели чувака Ваньку. Едет из Волоколамского централа куда-то на восток. Парень хороший, статья 162-я, говорит, что везут в дурдом до излечения, а потом опять суд и срок. Рассчитывает, что больше 10 не получит.
  У него смешная кружка с цветком и целая куча конфет! Конфеты
  "Маска", тут такие тоже в магазине есть, Вадим мне их покупает. Я очень люблю конфеты "Маска".
  Когда я был мелкий, а это было сравнительно недавно, мне бабушка покупала эти конфеты. И я их мог съесть ровно столько, сколько их вообще было, поэтому их прятали. Прятали надёжно, но плохо.
  А один раз, на Новый год, Мишка приволок откуда-то целый ящик мандаринов, это в советские-то времена, где он его только взял, этот ящик...
  Ящик упаковали под кровать надёжно, но запах мандаринный выдал место нычки. И я пришёл на тот запах. А пришёл тогда, когда никого дома не было, и поэтому стал абсолютно счастлив.
  Очень много я съел этих мандаринов. Очень. Но оставалось их тоже много, поэтому я ел ещё, а там всё было много, даже незаметно было, что так много я съел. Поэтому я ел ещё. И потом опять ещё. И снова ел.
  Чуть не умер я тогда. Хорошо, что бабушка вовремя подоспела, а то не дотянул бы я до тюрьмы. Вечером поднялась температура. Позвонили маме.
  Утром из ушей потёк гной. И из носа. И вообще, я весь стал течь гнойной какой-то фигнёй, орал, температурил и хотел воды.
  Приволакивали врача. Врач сказал, что меня нужно в больницу везти, в Петушки, и что я могу при определённом положительном исходе крякнуть, как не фиг петь, говорил, могу крякнуть.
  Они засуетились все и забегали, побежали звонить, Мишка, с которого всё и началось, - ушёл в побег, и дня три его никто не видел.
  А мне начали больно стричь волосы. Когда я был маленький, мама следила, чтобы волосы у меня были длинные и пушистые, и теперь эти волосы чудовищно прилипали к гноящимся ушам, их пробовали отрывать, но я орал дичью, поэтому решили стричь. Я всё равно орал, хотя стричь было совсем не больно.
  Короче, приехали скоропомощные, и фельдшер сказал:"В больницу!". В машине скорой помощи я крутил головой и смотрел на Пекинку, а ещё у меня был с собой один, прямо перед самым уездом
  взятый мандарин.
  Мандарин отняли, когда я втихаря стал его чистить, мандаринный дух сдал и меня, а когда отнимали, я потерял сознание.
  Страшный диатез, сказали в Петушках, и укололи укол, которого я не испугался, какой-то совсем небольной укол, но через несколько минут я опять вырубился.
  А когда врубился - оказалось, что мама меня носит на руках. И стало спокойно.
  Я очень любил, когда мама носила меня на руках. Было очень спокойно и тепло, а плюс ещё я был лентяй, и самому передвигаться было как-то странно, ну и правда, зачем шевелить ногами, когда могут носить?
  А маме тоже нравилось. Папе этого делать я не позволял. Он раза два пытался, но я нашёл какие-то отмазки - и папа сдулся.
  Короче, привезли меня тогда домой, а это было перед самым Новым годом, и строго-настрого запретили делать всё и смотреть телевизор. Мандарины бабка утащила в сарай, мама была злая, так как у неё обломался Новый год, и она вынуждена была приехать за сто километров, чтобы я не крякнул без неё, папу не помню, наверное, его просто не было там, а может, и был, какая разница.
  Они успокоились и завернули меня в одеяло.
  Но телик потом всё же разрешили смотреть. Показывали передачу
  "Песня-83", и там группа "Земляне" херачила "Траву у дома".
  Я представил тогда, что тоже буду так вот херачить на гитаре, как они, и мне так этого захотелось, что я уснул, а проснулся уже в новом 1984 году.
  Помню утреннюю посленовогоднюю пустоту, которая бывает теперь всегда, даже в тюрьме. Та же самая пустота после праздника, который ждёшь весь год, что в тюрьме, что снаружи.
  А конфеты "Маска" всё время связывают меня с Новым годом. Только не с таким, в который этот праздник превратился, когда я стал больше, с пьянками и уродами, а с тем Новым годом, который был тогда, когда я был маленький.
  Когда я единственный день в году нормально общался с папой. Это день, когда мы ходили в лес за ёлкой. Все остальные дни между нами что-то было.
  Я не знаю, что это было, какая-то шиза была между нами, и мне не хотелось с ним говорить.
  А ещё были пакеты с подарками, в которых, кроме мандаринов, лежали конфеты "Маска".
  Ванька бомбил "Евросети". Просто ходили по "Евросетям" с подельником и бомбили этих толстожопых. У них был пистолет
  Вальтер, который не стрелял, но эффект производил нужный. Деньги отдавали много и сразу.
  На пятнадцатый раз подельника взяли. Ну а дальше как обычно, признательные показания подельника в обмен на царствие божье, явка с повинной, чтобы не "въебали" на всю катушку, и как следствие всего - сдача с потрохами тех, с кем как вертел, плюс скос на 64-ю статью, и плюс игра в овцу.
  В итоге эта овца получила 9 лет строгого режима, а Ваньку отправили до излечения в дурдом. А нужно только было 72 часа продержаться в ментовке, делов не знаю, идите нахер. Или уж хотя бы не сдавать того, с кем был.
  Да, будут бить, да, привяжут к батарее и не будут давать пить, будут лупить электричеством, но зачем сдавать-то? Я вот этого не пойму. Сдашь - это уже называется "группа лиц" или "группа лиц по предварительному сговору", а это другой пункт статьи, и всегда более тяжкий, чем предыдущий, когда ты по делу идёшь один, хотя само по себе кого-то сдать - печально.
  Когда я был маленький, я постоянно "сдавал" Кирюшу, но я не то чтобы его сдавал - я сваливал на него свои косяки. Мне верили, а ему нет. А когда меня поймал сторож в колхозном гараже за то, что мы бензин сливали - я его не сдал. Сказал, что не знаю, кто со мной второй был. Хотя вся деревня знала, что "вертим" мы вдвоём и что мы повсюду вместе.
  Потом этот сторож бухал с моим дедом и похвалил меня.
  "Молодец твой внук-то, Анатолий, - говорил, - не сдал Кирюшку...".
  И Кирюша меня не сдал. Когда к Витьке Копчёному, кото- рый умер, и приходился Кирюше не то дядькой, не то ещё кем, приехал дружбан на мотоцикле "Минск", а мы этот мотоцикл обстреляли гнилыми яблоками, потому что дружбан был гни- лой чувак, Кирюша получал люлей от Витьки один, а я сидел на чердаке в сундуке и боялся. Витька спрашивал Кирюшу, где я, но Кирюша молчал. Хотя Витьку мы боялись, он был довольно долбанутым челом.
  А потом мы спёрли у Витьки 10 пачек сигарет "Дымок" и курили этот "Дымок" на чердаке. Дым стоял страшный, мы прикуривали одну от одной и курили не "в затяг", а просто так, переводили сигареты, которые хрен где было купить, как раз какой-то был год горбачёвских реформ, а мы извели целый блок сигарет впустую.
  Правда, бычков много накидали, дед потом собирал и потрошил, и этот "Дымок" очень хорошо тух, а то сарай мог запросто сгореть.
  Прятались от Витьки на болоте. Сидели там почти до ночи, ждали, пока Витька напьётся и уснёт, но всё равно Кирюша нарвался. Нарвался глупо и не по-детски. Витька его шлангом отфигачил. Кирюша орал на всю деревню.
  А мне сошло с рук. Я, конечно, старался не попадаться Витьке, но так, скорей из деликатности, а не от страха.
  Я стекленею. Глаза мои стали какими-то большими. Смотрелся в зеркало. Смотрел прямо в глаза мне. Долго смотрел. Представлял себя другого. Бесполезно. Тот же самый распиздяй, только всё равно какой-то другой.
  Смешно, но я всё же сделал шаг. Из позднего юношеского дура- каваляния - шаг. Пусть вбок, пусть в тюрьму, но шаг. Не на завод в Кольчугино, не в "Евросеть" манагером. Лучше тюрьма, чем это небытие. Пустота заводских смен и вечно пьяных ебальников вокруг, или идиотизм корпоративной этики "Евросетей" - гораздо страшнее тюрьмы.
  Когда-то у меня был выбор: идти таскать железки на морозе или отправиться продавать мобильники. Я выбрал первое, мне грустно продавать мобильники.
  Железки честней.
  А ещё была пьяная общага Литинститута, скотливая охрана, начальник этих мразот по кличке Цербер, которого я чуть не убил напильником, за что меня потом из общаги выгнали, хотя не только за это выгнали; был в этой общаге комендант по кличке Садист, бывший опер и гнида, и директор общаги - гомосек, по кличке Фашист. Они там и рулили. Естественно, долго мне задержаться в такой компании было сложно. Недели две или три я там прожил. Потом опять вписки, улица, Ляля, Эля - и туда, и сюда, и опять всё по кругу.
  Вообще, Литинститут произвёл на меня самое грустнейшее впечатление после владимирского завода "Автоприбор". Лит - это клоака мира, туда вообще нельзя заходить, чтобы не превратиться в дерьмо. Количество мразей в этом заведении зашкаливает за все разумные пределы.
  Ну а уж если и занесло в Литинститут кого - то совет: нужно постоянно быть в сиську пьяным. Это спасает от пидористического говна, которым пропитано это место.
  22.01.11.
  Надо быть выше всего. Только не нужно ждать чего-то хорошего, не надо, кот. Ничего хорошего не будет. Жди плохого и будь к нему готов, тогда ничего не будет страшно. Тогда всё будет хорошо.
  Вадима не было. Сигареты на нулях. Курю Ванькины.
  Миха сбрил бороду и стал ещё смешнее, чем был. Вообще детский какой-то.
  Я в синей майке. Башка грязная. Видимость ноль. Азимут вос- ток. Пароль Рюрик. Всё правильно, живи, кот.
  23.01.11.
  Привезли к нам чувака Саню, по кличке Тёща. Пидор. Кошкин Дом забит под завязку, обиженные хаты битком, этого к нам кинули, чтобы с ним ничего не случилось в других камерах, где господа таджики и прочая блевотина сидит.
  Миха показал ему шконку, самую крайнюю, у толчка, за стол не пускаем, естественно. Да и он пидор со стажем, сам знает, как себя вести, нормальный такой, спокойный пидорас.
  В 2 часа ещё двух к нам кинули, Рубен оправдывался перед Михой как мог, говорил, что на два дня, не больше.
  Из этих двух один вообще ебанутый. Бляха, прощай мой покой.
  Ломаем телевизор.
  Миха рычит, говорит, что все, кто будет мешать мне спать - получат брусом, а бруса-то у нас нет. Отшмонали брус наш.
  Сегодня перед проверкой сон приснился: я в Америку приехал. На автобусе каком-то пилил. А потом на какой-то стоянке чувак по телефону звонил Насте и говорил, что я здесь. Я говорю ему: "Дай трубку, сволочь", - и пытаюсь его ударить, но удары получаются слабыми и неточными, а из трубки прям слышу Её голос! Чувак говорит: "Она уже едет сюда, скоро будет, жди...".
  Но тут загремела кормушка, кашу привезли. Мне нужно было вставать, чтобы отдать баландёру кульки для заморозок. Так и не увидел Настю.
  25.01.11.
  Сегодня два месяца, как меня судили.
  Не обманул Рубен, забрали от нас и Тёщу, и этих последних двух. Сидим втроём. Миха, Ванька и я.
  О дурдоме уже мечтаю и воспринимаю дурдом как выход на свободу. Дурак.
  А дурак, кстати, существо абсолютно бесправное. Если у зеков ещё есть права и какая-то защита со стороны законов, то у дураков ничего нет. Есть смена состояния и самодурство доктора, или само- дурство персонала, что страшней, или много чего ещё неведомого, много того, что ждёт впереди.
  И нас здесь чем-то "травят". Постоянно железный привкус во рту, но таблетки я не пью, я, по словам Сварщика, самый нормальный на КД, значит, они что-то подмешивают в баланду. Раньше бром лили, чтобы не было "секса", сейчас что-то непо- нятное льют.
  Говорят, что этап на Владимир - редкое явление, хотя кого я слушаю... Кто это всё говорит? Ебанутые войска. А вот "Столыпин" может идти и через Ярославль, и через Кострому - это факт. Так что увижу я ещё тюрьмы.
  Блин, как всё надоело, Господи... 27.01.11.
  173 дня.
  Трубу вчера перехватили! Шла дорогой от "баб" вниз, в ту хату, где таджика порезали. Радовались как дети. Труба ни хрена не работает.
  Вадим привёз три блока "Явы Золотой", две пачки чая и коробку сахара.
  28.01.11.
  Собачье безумие. Орут за окном эти твари безбожно.
  Я считаю примерности. Миха на суд опять едет. Скоро его осудят уже. Всё, сегодня прокурор запросит срок.
  Я заварил чай и смотрю куда-то в сторону Москвы. Мне холодно.
  Мне осталось только смотреть в это бетонное окно, убитое железной решкой.
  Что делать... 4-15 утра.
  Весь день маюсь и жду Миху, постирал майки. Много курю, писать не могу вообще, зачем писать, не знаю. Какой-то финиш меня здесь. Тупик какой-то, не было бы Насти - вздёрнулся бы нахер.
  Миха приехал в 11 вечера, приехал вообще никакой. Сидел на сборке с четырёх часов - и вот только что подняли.
  Говорили про 20 лет.
  23-15. Нас с Ванькой заказали! Всё!!! Неужели так быстро?
  Я не верю! Я думал, что меня просолят! Блин, Настя!!!! Я еду!
  И всё как в тумане. Смотри вперёд, Кот.
  29.01.11.
  Моя последняя дорога на КД. В 7 утра за нами придут. Я собираюсь. Столько времени ждал этого, что даже не соображаю, что со мной. Миха собирает меня в дорогу. Я подарил ему майку с рожей и над- писью "2010 год - год Джона Леннона в России".
  Миха грустный очень. Теперь, говорит, лет на 25 нужно забыть про немецкий.
  Всё, тетрадки тоже надо упаковывать. Настя, я тебя люблю.
  
  
  Этап. Владимирский централ
  
  Прощай, Миха. Прощай, Кошкин Дом. Прощай, Москва. Никогда не думал, что так уеду из этого города. Как всё странно в мире и ненужно грустно.
  Как печально...
  Я шёл с нашего корпуса по снегу, в летних кроссовках и смешной куртке, и со смешной красной сумкой, в которую упа- ковал свои вещи, а Миха положил сигареты и чай. И ещё кубики и спички. Миха также подарил мне варежки и половину шапки, шапка была двухсторонняя, и её можно было вывернуть - и тогда получалась длинная такая сиська, мы мойкой разрезали эту сиську напополам - получилось две шапки.
  Свет фонарей и отблеск их взглядов на снегу, магические мои семь утра по московскому времени, которые преследуют всю жизнь, именно в это время что-то открывается во мне, именно в это время получается музыка и мир открывает свои неведомые штуки, именно в это время я так сильно чувствую мир. Удивительный мир.
  Красная стена общего корпуса с правой стороны, запретка с левой стороны, узенькая тропинка, ведущая в тюрьму, вереница автозаков возле шлюза. Суетные мусора, замёрзшие козлы с лопатами, и в завершение картины - Сварщик. Он идёт с общего корпуса, в жуткой шапке из неопознанного объекта, в "пальте", в каком рассекали интеллигенты 80-х, и в своих коричневых портках, и в скомканных ботинках. Сварщик лыбится, ему нравится тут ходить, он вечен, он тутошный. Он не сидит в тюрьме, поэтому смотрит на нашу процессию (мы с Ванькой, да два мусора) с высоты своих психиатрических глубин.
  И тут происходит чудо!
  Сварщик слегка оступается, потом ловит крена влево вниз, потом пытается выровнять управление, крутит руль в сторону заноса, правая нога его едет вперёд, а левой он ещё пытается выжить, но вместо жизни получается какой-то маленький и наивный прыжок, тело сварщиково даёт назад, а голова с шапкой остаются на месте, и, наконец, левая нога его не выдерживает таких слож- ных акробатических комбинаций и тоже едет вперёд, чем приво- дит в движение всё сварное тело, летящее теперь вверх и назад, подтверждая все законы физики и кинетической энергии, короче, по всем законам Гука и Господа, Сварщик летит на холодный лёд, посыпанный кое-где песочком для понта. Летит, и глаза его смотрят на меня, смотрят с испугом и некоторой растерянностью. Я узнаю в нём интеллигента. Интеллигента 80-х, который вот так вот запросто "ёбнулся" на пустой и холодный лёд, просыпав из кармана карамельки и вшивые карандаши, огрызки карандашей, которые всегда таскал с собой.
  Наверное, он в детстве мечтал стать сварщиком, а сейчас собирает свои смешные карандаши с пустого и ненужного бутыр- ского льда, оглядываясь на тупых продольных, которые ведут нас с Ванькой, и на нас, бывших уже своих подопечных.
  Я улыбаюсь ему, он собирает карандаши, но видно, что мечтает об электродах.
  - Вот и Сварщик ёбнулся у нас на глазах, - говорит Ванька.
  - Воистину.
  (Джим Моррисон умер у вас на глазах, а вы все остались такими же. Летов. Конечно, Летов.)
  Я в детстве мечтал стать большим. Я лепил из пластилина машинки и создавал целые миры и государства, я устраивал войны и апокалипсисы, я был сам себе бог и сам себе я.
  Все мои машинки попадали в аварии, все аварии заканчивались для пассажиров хреново. Человечки, которых я тоже лепил и сажал в эти машинки - умирали. Умирали страшно.
  Причём многие и создавались именно для того, чтобы быть посаженными в машинку и сразу умереть, попав в жуткую аварию.
  Аварии были постоянны. Авария происходила обязательно, не было ни одной единицы моей техники, которая дожила бы до старости, всё шло в лом.
  С пластилином была беда, а машинки часто бились, поэтому цветные изделия перемешивались в одну большую кучу, которая приобретала никакой цвет. Он не был серым или чёрным, он просто был никаким. Мама говорила, что цвет серый, папа говорил, что чёрный. А я говорил - никакой. Так у меня и до сих пор присутствует этот цвет.
  А ещё зелёные коты. Весь мир зовёт их серыми, а я ору: - посмотрите, какие же они серые? Они же зелёные! И только одна Настя тоже видит, что зелёные коты.
  Или вот папа Илюхи Петрова. Он видит красное зелёным, а зелёное красным. Он похож на Бонифация из мультика. И у Петрова Илюхи дома зелёный кот Юра.
  Я говорю папе Илюхи Петрова:
  - Дядь Коль, какого цвета Юра?
  - Жёлтого, - отвечает он без приколов. Я говорю:
  - Какого жёлтого? Юра зелёный! Мама Илюхи Петрова говорит:
  - Какой же он зелёный? Он же серый! Илюха Петров говорит:
  - Чёрный.
  Так и ходит Юра по Мурому, древнему городу, не зная, какого он на самом деле цвета, и грустно Юре, и никто с ним не играет. А не играют с ним потому, что он ёбнутый.
  Он кусачий кот. Все коты, когда их гладишь и им не нравится - шипят. Ну или рычат. Ну или какие-то другие там приколы. А этот как компостер, как степлер, начинает кусать, больно и часто. Если ему к зубам присобачить нитки и запустить его кусачество - то запросто можно что-нибудь прошивать, он как швейная машинка херачит, и больно! И думаешь, ёбаный Юра, да не пойти бы тебе нахуй! И перестаёшь его гладить, и уже не хочешь с ним играть. А он грустит. Как крокодил, маленький крокодил, с которым от- казываются играть зверята, потому, что он их жрёт, и крокодил при этом одинок и плачет. Плачет от того, что он крокодил, а вырастая хуеет по полной программе и становится отмороженным на всю башку зелёным придурком. Но опять же, зелёным. А не серым и не жёлтым.
  Так и Юра. Он понимает, что никто не будет с ним играть, и оттого кусается ещё больше. Его никто не понимает, и он убегает в
  своё одиночество. Он очень часто уходил, но его искали и находили, он убегал, но его приносили, его гладили - и он начинал кусаться. Или у меня был Вася. Тоже зелёный, тоже ебанутый. У Васи был чёрный нос, который он потерял в драке. И я переживал из-за Васиного носа, я страдал, что как так? Как это будет ходить кот без
  носа?
  И через месяц у Васи вырос новый нос! Только розовый. И такой уже и оставался до самой его смерти.
  Вася всегда провожал меня с утра на автобус. Ходил со мной до остановки.
  Ездил я в Москву из Кольчугино. Автобус был в 4-10, 4-30 и 5-15.
  Я уезжал. А когда приезжал в Москву, на часах было неизменное семь часов утра, время, в которое я так чувствую мир.
  1.02.11.
  Хата No 15, первый корпус "Двойки", больше известной как
  "Владимирский централ". Я пишу. Я один. Здесь, кроме меня, только большие чёрные тараканы и иногда в окне коты.
  Камера шестиместная, с нарами, маленькая. Три шага от стола до двери - вот и всё моё пространство. Но зато я один. Здесь подвал и сверху в окне снег, много снега...
  Я пью чай и курю. После Бутырки эта тюрьма - просто санаторий, никто не выносит мне мозг, и даже проверка здесь какая-то смешная, да и менты добрей и проще. На ужин рыбу приносят, обжаренную в масле, яйца дают, молоко. После чудовищной свинины московской - это просто ресторан. Баланда, конечно, дерьмо, но я её и не ем. Чая у меня вагон, запарики есть и кубики. Дорога с крыт- никами. Нужно кричать, чтобы сбросили коня, и потом ловить его железной кочергой, которую я тут и изготовил, разбомбив немного верхние нары. Судя по тому запустению, которое я увидел, входя в эту хату - тюрьма, точнее, корпус, популярностью не пользуется. Народу очень мало. На продоле тишина. Гулять ходил. Прогулочные дворики на крыше, только в отличие от Москвы, видно небо. Небо спокойное.
  Тюрьма эта вообще довольно уютная. Если в Бутырке были своды и арки - то здесь всё параллельно-квадратное.
  Посадили меня одного. Почему?
  Спросил мусоров - никто ничего не знает. По дороге прислали мне кипятильник и конфетки, спросили, нужно ли чего ещё загнать, я ответил, что ничего не надо.
  Вызывал врач, сказал, что в ближайшее время отправят меня в дурдом.
  Опять делали флюорографию, задолбали уже этой флюорогра- фией, четвёртый раз уже за полгода её делают, скоро светиться буду.
  Мне тепло. И скоро весна. Мне спокойно. Настя снится и говорит, что всё хорошо.
  Владимир. Город, который я очень любил, когда был маленький. Во Владимире есть троллейбусы, которые очень нравились мне, во Владимире живёт Кирюша, Наташка и Андрюша - Дурак Влади- мирский.
  А ещё во Владимире мы гуляли с Настей. Была последняя осень. Через два месяца она улетела. И осень, и Настя. И пришла зима, которая не кончается до сих пор. Зима. Я очень любил зиму, когда был маленький.
  Когда я был маленький, я очень любил зиму. Я и лето любил, и весну, и осень, но зимой был Новый год, праздник, который до сих пор для меня главный и единственный, праздник, когда я чего-то жду, а оно всё не приходит, праздник, когда я забываю, что оно не придёт.
  Меня привозили к бабушке в последних числах декабря. На машине. С хоккейными клюшками, с санками, валенками, шарфами, варежками и прочим зимним барахлом. Меня сдавали на покой.
  Первым делом я узнавал: пьёт ли дед. Если пьёт - то это было грустно, потому что, когда дед пьёт, а пьёт он месяц, - дед грустный. Если не пьёт, а не пьёт он месяц, - то дед добрый и тоже грустный, но зато не пьяный. С ним можно жить. Можно ходить с ним в гараж, где он тормозит ночным сторожем, пьёт чай и курит махорку.
  В гараже можно лазить по машинам, ночью там никого нет и все машины открыты, можно крутить рули и представлять себя большим и взрослым.
  Представлять себя водилой большой железной машины, типа ГАЗ-52, развозящим говно по полям, или представлять себя унылым трактористом-двоечником, чудом получившим права на трактор типа МТЗ-80 или Т-40.
  А наигравшись в машины и трактора - спать на топчане, пропахшем соляркой, в печальной комнатке деда.
  Свобода пахнет соляркой.
  Утром, когда в гараж приходят Васьки, чтобы жить, - выходить из гаража в семь утра с дедом и слушать, как скрипит под валенками
  снег. И ждать, когда привезут ко мне Кирюшу, который вечно отмечает Новый год с предками, дома, а к бабушке его привозят только 1-го января. У меня всегда есть два дня, чтобы быть одному, чтобы понять, какая это будет зима.
  У меня новые санки. Каждую зиму мне покупают новые санки, потому что под горой овраг, а в овраге речка. И я в этой речке постоянно. Утонуть в ней невозможно, она маленькая-маленькая, но никогда не замерзает зимой. А весной она разливается так, что заливает всё в радиусе чуть ни километра. Сильная речка. И я очень люблю эту речку, хотя постоянно в неё заезжаю на санках и при- ходится по морозу дуть домой, к бабке, переодеваться и получать люли. (Летом я в этой речке на велосипеде.)
  А потом опять на гору, если санкам уже трындец - то можно кататься с горы на картонке, можно на целлофане, а если ни того ни другого нет - то просто на жопе. Хотя катание на жопе осуждается бабушкой, она кричит, что я Гитлер и что я Змей Безрогий. Эти слова - любимые слова бабушки. Дед, кстати, совмещает в себе этих двух зверей, дед - Безрогий Гитлер Змей.
  Деду, кстати, пофигу, что он такой безрогий, он привык.
  А я переодеваюсь и пью чай с вареньем. Пока бабка орёт, я уже думаю о завтрашнем дне, завтра я обязательно перепрыгну эту речку, я сделаю трамплин побольше, а санки буду держать сильно- сильно, чтобы не вылетали из-под меня раньше времени, чтобы я мог перепрыгнуть речку вместе с санками. Бабка удивляется второй год, почему все дети как дети, чистые и не в речке, а я постоянно в речке и весь поломанный.
  Она не знает, что я ещё прошлой зимой поставил себе задачу: перепрыгнуть эту воду во что бы то ни стало, оттого и санки в хлам, и я в речке.
  Через неделю в ней утонет Жужа. Утонет насмерть, по правде, я первый раз увижу так близко мёртвого Жужу, и я тогда ещё не буду знать, что он мёртвый. Он полезет за мной, высоко в гору, и будет орать, что так, как я - может любой дурак, что он старше меня и выше, и что он запросто перемахнёт с горы овраг, потом трамплин и речку, он будет в красных варежках со снеговиками и в заячьей белой шапке. Он сядет на санки и полетит вниз, а когда санки доберутся до оврага - останется трамплин и Жужа упадёт на бок, ударится головой об лёд, санки полетят вправо, а он полетит, даже не полетит, а как-то бесчувственно поедет, как мешок с говном,
  вниз, в эту речку, и остановится только в воде, вниз головой, и когда мы подбежим - он будет уже мёртвым.
  А пока Жужа ещё в Москве с родителями отмечает Новый год и думает о том, что скоро его привезут в деревню и купят новые санки. Я отмечаю Новый год с бабкой. Это скучно. Вот в прошлом году, когда я обожрался мандаринов - приезжала мама и мне было хорошо с ней, пусть она на меня и ругалась, но всё равно было хорошо. Но тогда был год такой, что получилось, что дед пьёт. А сейчас дед не пьёт, значит год будет счастливый, но на праздник бабка к нему не отпустит. Хоть я уже большой, мне будет целых 6 лет, но бабуся пока боится отпускать меня на празд- ник к деду. Дед будет сторожить гараж, а там могут быть пьяные мужики. Дед сам ни за что не напьётся, он только вышел из запоя, а вот смотреть на пьяных мужиков мне нельзя. Откуда в Новый год в гараже пьяные мужики? Бабка гонит. Но я пока ничего не могу с этим сделать. Вот будет мне 6 лет - можно будет раскачать этот
  рамс. Разжевать бабусе по понятиям.
  А пока не могу...
  У Жужи есть младший брат, Коля-Подонок. И после смерти Жужи Коля-Подонок стал Жужей.
  Коле-Подонку залетела в рот оса и укусила его в язык. Коля- Подонок чуть не сдох. Смеялись даже собаки.
  А Подонком Коля стал потому, что у него деда зовут Подонок, дядь Юра-Подонок, за то, что он постоянно произносит это слово. А вот Жужу звали Жужей за свитер чёрно-жёлтый, полосатый. Мы с Кирюшей его прозвали так. Теперь Колю-Подонка зовут Жужей до сих пор, он до сих пор живой, в Москве живёт или где-то рядом. Мы вообще много прозвищ надарили мелким. У нас были смешные маленькие друзья, а как выросли - половина оказались
  подонками. В том числе и Коля-Подонок, который Жужа.
  Зимой на болоте можно играть в хоккей. Собирается шобло и идёт играть. Естественно, никаких коньков нет ни у кого, у Мотыля были коньки, но он их снял, потому что кататься не умел. Кирюша на воротах. Жужа помер, теперь в нашей команде его место занял Слонёнок, тупой и добрый Игорь Слон. У него дед Слон. Потому что у деда на клешне написано С.Л.О.Н. А именно: Соловецкий Лагерь Особого Назначения.
  Играем мы до темноты. Пока не начинают приходить за нами деды и бабуси. Причём, если за кем приходит дед - это нормально.
  Если бабка - западло. Значит обладатель пришедшей бабки - баба. За ним приходят как за бабой, а баба - это существо непонятное, только плачет, пищит и стучит, ещё играет в свои куклы. Дура, в общем.
  За мной всегда приходит дед или Мишка. Бабка живёт далеко, а то она бы заебала меня, а так я в авторитете.
  Кирюшу постоянно "загоняет" домой бабка. Или его многочис- ленные тётки, как на подбор ублюдочные. У нас есть сомнения, что Кирюша тайком играет в куклы. Но предъявить ничего не можем, так как ни разу этого не видели. А вообще, если этот рамс качнуть, то и я могу попасть под говномес, я лучший друг Кирюши, да вообще родственник. Поэтому лучше всего молчать.
  Кирюше в башку зарядили шайбой. Он плачет и идёт домой. Я бегу его догонять, прошу вернуться обратно, но он уже поймал волну и теперь нарочно станет нам говнить, ни за что не вернётся.
  Может, не зря мы насчёт кукол?
  Поэтому нужно собраться домой. Дед накочегарил печку, и теперь в его жилище уютно и тепло, и дед тёплый и трезвый, и даже не грустный, а немного весёлый.
  Он один раз чуть не отправил меня на тот свет своей печкой. Я угорел и почти умер, но Мишка, который пришёл забирать меня к бабке, увидел, что я синий, сплю и ловлю кирдык. А дед тоже спал, пьяный, только в другой комнате, и Мишка вытащил меня на мороз и стал валять в снегу. Я очнулся от страшной тошноты и чувствовал такую слабость, что не понимал ничего вокруг от этой слабости.
  Мишка отнёс меня на руках к бабке, которая устроила страшный кипиш, стала кормить меня кислой капустой и отпаивать чаем, постоянно уверяя всех вокруг, что дед - Гитлер.
  А потом она пошла к деду-Гитлеру и устроила ему там Ватерлоо. Дед целый месяц к ней не приходил, пил и боялся. Мишка тоже в побег ушёл на неделю, а я завис под домашним арестом. Ни мне санок, ни хоккея. Только книжки-раскраски и гео- графический атлас с выученными наизусть столицами всех стран и континентов. Тоска и отсутствие пластилина, который остался у деда. Я чуть не умер от несправедливости. Ведь это был не мой косяк, за что же я страдаю?
  03.02.11.
  Я сдал наволочку, шлёмку, весло и фаныч. Пятая сборка Бутырской тюрьмы.
  Нас с Ванькой развели по разным собачникам на шмон, и я его потерял. Чай у меня остался на двоих, думал, что успею поделиться с ним, теперь нужно что-то придумывать. А как его искать? Человек двести по разным сборкам растусовали, чёрт возьми, я Ваньку без чая в дороге оставил. Вот блин.
  Вот я мудак!
  Второй шмон через металлоискатель. Теперь завели в другую сборку. Народа немеряно. Этап весь на восток. Это знают точно, все боятся кировских зон и владимирского Пакино и Мелехово.
  Ни одного знакомого.
  Опять на шмон выводят. По одному дёргают. Что они, совсем с катушек съехали? Третий шмон подряд. Теперь шуруют в ком- натушке той, которая сразу возле ворот, слева, где перед судами сухпай выдают. И сейчас выдают тоже. У кого шапки нет - конвой не принимает, слава богу, у меня есть половина. Опять вытрясли тетрадки, всё к ебеням раскурочили, читали что-то из записей, мудаки. Но всё вернули.
  У меня Библия с собой, на ней штамп библиотечный, могли докопаться, но ничего, пронесло. В Библии заныканы мойки. Три штуки.
  Собираю всё своё со стола, который знаком по войне за общаковые сигареты. Мусор - тот же капитан, перед которым я разыгрывал комедию, падая на пол. Он вспомнил меня и неожиданно извинился. Что это, у меня крыша едет?
  Мойки не нашёл. Симка билайновская подлетела. Блядь! Это ещё Борисыча симка. Вот уроды! Спрятал я её в кроссовок, а она зазвенела. Блядь!
  И подлетела по-идиотски. Я уже вещи все сложил, уже всё, на выход собрался, а тут этому капитану взбрело в голову ещё раз меня металлоискателем пройти. Вот сука.
  Человек сто перед воротами. Первая смена. Автозаки уже подогнали, Ваньки нигде нет. Меня определили во вторую. Хорошо, можно покурить спокойно и сложить барахло. Опять собачник.
  В собачнике народу мало, человек десять, можно отдохнуть. Этап до Соликамска, говорит чувак, который видимо всё знает:
  Там двух пыжиков вели, значит в Соликамск.
  Да ладно, - отвечают ему сквозь дым, - этап на восток, может, пыжиков на "Двойку" везут во Владимир.
  Может быть, и на "Двойку", - соглашается чувак, который всё знает.
  А что тогда про Соликамск говоришь?
  Хуй знает.
  Ну вот и не пизди, если не знаешь.
  И всё в таком же духе. Чувака этого в итоге заказывают, ему желают удачи, и он выскакивает от нас, волоча по кафелю свой баул.
  Вторую партию начали, - говорит дед сквозь дым из левого угла, - щас всех загрузят - и поедем на пять лет. Пять лет. Без пизды и без котлет.
  По какому разу едешь, дед? - спрашиваю я его.
  Восьмая ходка, - смеётся он. 158 часть первая. Карман.
  Срок два года. Хуйня. На одной ноге отстою.
  На воле долго пробыл?
  В этот раз долго, почти два месяца.
  А что на кармане попался?
  Да не мой это бизнес, - смеётся дед, - вот и замели. Мой бизнес играть.
  Сейчас приеду в зону - играть буду. Сейчас-то там бардак и дурдом, баульное братство. Кто козёл, кто блатной - всё поебать. Баул есть - всё в порядке. Это раньше-то мы козлов убивали за то, что они локалки варили между бараками, а сейчас козёл - это уважаемый человек в зоне.
  Ты, бать, хуйню-то не городи, - отзывается угрюмый чувак из противоположного угла собачника, - какой это козёл уважаемый человек? Ты что, старый, совсем?
  А что, за сигареты они вон всё достанут, и за деньги.
  За деньги где хочешь можно жить.
  Это да, - вздыхает дед. И то, как он вздыхает, выдаёт, что никакой он не игрок и что денег-то он отродясь в руках не держал. Обычный бомж, которого умыли и приодели в тюрьме. Мы пере- глянулись с угрюмым чуваком и улыбнулись.
  Катала хуев, - поставил точку угрюмый чувак. Дед засох.
  Вообще здесь столько пиздоболов! Кого ни возьми - режим шатал, локалки рвал и всё такое прочее. А на деле выясняется, что в лучшем случае баланду в зоне развозил, хотя это тоже западло.
  Особенно чурьё. Про них даже поговорка гуляет: "На тюрьме мы все вора, а на зоне - повара". (Иногда пидора.)
  "Грузины - пидорасы", - читаю я надпись на стене. И мне вдруг становится смешно и немного спокойно. Сам не знаю отчего. Курим с угрюмым и улыбаемся на эту надпись.
  Грузинов не любят в тюрьме за их голимые и дешёвые понты, и менты их тоже не жалуют. Срока дают им, как правило, по потолку, а держат под судом очень долго. Я сидел с двумя грузинами. Один был действительно живность, другой попроще, но тоже мудак.
  Меня наконец-то вызвали. Заканчивается это бесконечное курение, заканчивается всё. Даже тюрьма. Я выхожу из этих проклятых ворот.
  Бутырские мусора сдают меня конвою. Автозак зелёный. Это почему-то тоже радует, я запрыгиваю внутрь железной будки, в которой уже набито человек двадцать, и притираюсь на холодной деревянной лавке. И опять закуриваю. Все курят. И даже смеются, хотя чему тут можно смеяться?
  Поехали. В шлюзе стоим полчаса. Собаки и мусора чего-то говорят снаружи, что-то простукивают и светят фонарём в нас через открытую дверь. В ответ получают кучу приколов и ругательств в свой адрес, но не реагируют особо на эти тычки, привыкли.
  И вот всё-таки мы трогаемся. Слышно, как раздвигаются ворота, такой знакомый звук, я каждый день его слышал, наша хата возле шлюза. Теперь уже была. Наша хата.
  Автозак сигналит три раза и покидает тюрьму, увозя в своей железной будке судьбы.
  Потом какие-то повороты, развороты, ничего не видно, оста- ётся только чувствовать, куда мы едем. Я чувствовал сначала, а потом забил. Какая, в сущности, разница? Куда едем? Из Москвы едем.
  Автозак попрыгал по канавам и остановился. Начали выгонять. Я вылез и успел покрутить головой, хотя конвой орал, чтобы я не оглядывался, но по указателю невдалеке я сообразил, что находимся мы где-то в районе Рижской эстакады, под мостом. Да. Таким способом я из Москвы ещё не уезжал.
  Пока лез в Столыпин, покоцал ногу, кровь пошла, потом смотрю: открыта одна клетка, самая дальняя от толчка, то есть одна из первых, и около неё мусор.
  Мне туда. Я уверенно и даже чуть не спеша прошёл по этому вагону, успел рассмотреть рожи в битком набитых "купе", увидел угрюмого, кивнул ему, он мне кивнул, вошёл в свой обезьянник,
  тройник, половинка этого "купе", дураков отдельно возят, и на верхней полке увидел улыбающегося Ваньку.
  Слава богу, - сказал я, - думал, что потерял тебя.
  Я здесь, я приехал в первой очереди, - сказал Ванька.
  А докуда Столыпин идёт?
  До Кирова. Меня там и высадят.
  Я должен раньше выйти.
  И опять начался шмон. Как заебали этими шмонами! Вагон тронулся, все галдят, в сортир просятся, а не пускают, сказали, что пока шмон не закончат - никуда ни хуя водить не будут. Чурьё завопило как обычно свои выебоны, но вопило недолго, им просто сказали, что ссыте на пол, теперь точно ближайший сортир для них на Кировском централе, и они перестали вопить, а перешли к своей излюбленной тактике умоляния с попрошайническими интонациями. Арестанты, ебать их в голову, АУЕ. Пидорасы чугунные.
  Нас не шмонали. Странно. Ванька по этому поводу даже раз- веселился и закурил.
  Я тоже закурил и лёг на нижнюю полку. Поезд шёл ровно. Колёса стучали так же, как всегда. Ничего страшного, ничего необычного. Терпи и жди, Кот.
  Жди кипятка и запаривай свой сухпаёк, два супа в пакете и три каши. Суп гороховый, а каша, которую можно есть - гречневая. Пять пенопластовых стаканов маленьких и один большой, галеты армейские, два пакетика чая и один сахар. Пластмассовая ложка прилагается. Всё это в маленькой картонной коробке с надписью
  "Суточный набор для контингента..." - и какая-то аббревиатура. И адрес, где это барахло производят: г. Владимир, ул. Полины Осипенко, дом такой-то. Учреждение 33/2. Это та самая тюрьма, в которой я сейчас пишу тетрадки и пью наш с Ванькой чай, и очень спокойная тюрьма, и отдохнул я уже, и отогрелся.
  Холод начался в Коврове.
  А пока Столыпин шёл - было тепло. По моим подсчётам, ехать нам было недолго, я поел кашу, попил чая и уснул. А когда проснулся - вагон стоял.
  Ванька спал. Через небольшую щёлку открытого окна был виден город. Что это за город, думал я, едем долго, а до Владимира 200 километров, может, это Юрьевец?
  Потом смотрю - машина. Хлебный Газик. А номера на Газике 37.
  Ёбаный карась! Ивановская область! Вот чёрт, а...
  Куда меня везут, ебёна мать? Спрашиваю у ментов:
  Мы где?
  В Иваново, - говорят менты.
  Так мне же во Владимир, - говорю я.
  В Коврове выведут тебя - не ссы, - говорят менты.
  А, - говорю я, - а то я испугался, что меня забыли.
  Не забудем, - говорят менты.
  Долбаный Столыпин. Долбаный УФСИН! Вместо того, чтобы ехать по-человечьи, через Петушки - этот сарай прётся через Киржач, Кольчугино, Иваново, дальше Новки и Ковров. Так Ковров-то дальше Владимира от Москвы! Что, меня обратно повезут? Вот опять гонки, опять мучения мои.
  Хорошо хоть долго не стояли, быстро добрались до назначения, и на платформе Ковров-2 Столыпин встал. Мусора стали нас выво- дить, выкрикивая фамилии. Я был последний.
  Я во всех списках был всегда последний, это началось ещё в школе, со всех этих школьных бортжурналов. Первого сентября 1986 года.
  У меня на ранце (ранец рыжий) был нарисован кот. С карандаша- ми. Типа, кот умный - и он в школу пошёл за это. В первый класс.
  И теперь, в этом сручем Коврове я последний.
  Я выпрыгнул из Столыпина и увидел перед собой снег. Очень много снега, а ещё рельсы и высокую платформу, на которой стояли два автозака. Белый и зелёный. И уже темнело. Горели прожектора, в свете которых фигуры зеков казались совсем бес- помощными. На всём пути, от вагона до платформы, стоял конвой с собаками. Всё по-настоящему, подумал я. Вот это уже всё не игрушки. Конвоиры орали, собаки лаяли, автоматы висели. Как в кино, подумал я опять. И побежал до автозака.
  Меня запихали в белый. В стакан. Блядь, местные мусора дураков возят отдельно, это в Москве всем всё похуй, а здесь чётко. В стакане дубак вообще конкретный. Если в общий собачник ещё задувает тёплый воздух из так называемой печки, - то в стакан хуй. Мороз на улице небольшой, градусов 15, а в этом цинковом
  гробу 14. Короче, вилы.
  Народ из общего собачника впрягся, спасибо им, загалдели на ментов, чтобы те хотя бы дверь мою открыли, чтобы было хоть как-то потеплей. Менты приоткрыли чуть-чуть, но это всё равно не помогло, я сказал им: не надо, закрывайте, всё нормально, мне тепло.
  Ну их всех нахер, лучше я буду один. Пусть холодно, зато я курю и никого не вижу, а кроссовки я снял и намотал на ноги майки. Весь въёжился в себя, подумал о Насте и стало теплей.
  Куда-то едем. Наверное, уже во Владимир. От Коврова до Владимира километров 60, не больше. Но в таком холоде я охуею. Машину трясёт, и она гремит, старая развалюха. Тормозит.
  Куда-то подъезжает. Ворота какие-то. Слышно собак. Что такое?
  До Владимира мы никак доехать не могли, а в Коврове нет тюрьмы. Что за фигня, нафиг?
  Ворота, локалка! Что это за хрень? Мы куда-то заезжаем и останавливаемся.
  Слышен мусорской пиздёж снаружи. Зона! Вот это номер! Зона, Пакино!
  Нас выводят. Опять по одному, и опять я последний. Только теперь каждый, кого менты кричат, должен отвечать статью, срок и режим.
  Меня спросили - я ответил. Дурдом, говорю. Давай, - ответили менты, - вылазь.
  Я вылез на освещённую прожектором площадку. Перед авто- заками шеренгой стояло всё свежепривезённое шобло. Майор с усиками выкрикивал фамилии, а толстый и холёный козёл держал пачки с делами. Те, кого выкрикивал майор, проходили за ворота, в зону, а остальные остались стоять в локалке, в том числе и я. Я закурил. Менты погрозили пальцем.
  Мой скорбный путь. Мой Дао. Мой автозак. Теперь зелё- ный. И холодный. И опять по-новой всё, опять майки на ноги, опять въёжиться, закурить и подумать о Насте. И должно же стать теплей!
  Ёбаный мудак, который это всё придумал, будь ты проклят во веки веков, и все твои хвосты пусть будут прокляты отныне и вовеки веков. Аминь.
  Какой красивый был снег, когда я стоял перед этой зоной! Снег пушистый, и большие снежинки летели, лёгкие и свободные, в мороз редко бывают такие крупные снежинки, так красиво! Если выбросить из картины всё, кроме снежинок - будет очень хорошо, пустота на фоне снежинок.
  4.02.2011.
  Ко мне посадили чувака Васю, который был из Вязников.
  Дурак, но тихий.
  В Вязниках своих отнял у кого-то телефон и заехал. Да ещё и признанный. Теперь, говорит, в Кострому повезут, на специнтенсив, вот так по суду назначили, а Кострома - это минимум три года. После неё обычный спец, затем общий - и только потом домой. Пять лет.
  Говорит, что пять лет его ещё прождёт подруга, а вот пять с половиной уже нет.
  Вася в итоге оказался Вовой. (Вова Козлов, как выяснилось, вязниковский. Не по первому разу едет. И на Содышке, куда везут меня, бывал.)
  Он попил чайку, и его увели. Больше я его не видел.
  Терпила Вася-Вовин пищал, что этот Вася-Вова чуть не убил его, бедного и несчастного. И у Васи нож нашли. Дома. У кого дома нет ножей?
  Но Вове этот нож пришили к делу, потому что терпила так сказал, что с ножом телефон был угнан. Кто же распишется в том, что у него, такого крутого и понтового чувака, можно просто так отобрать что-то? Терпила точно этого никогда не заявит. А Васе-Вове вместо 161-й, голимого грабежа, прилепили 162-ю. А это разбой. И уже не обычный спец, а Кострома, жесть. И, естественно, срок.
  Не верю я ему. Вот сколько народа повидал всякого - ему не верю.
  Я сижу один, я помыл посуду...
  В окне снег, и только начинается ночь. Мне тепло, и есть сигареты и много чая, есть какой-то способ не спать и быть одному, писать свои грустные повести и мечтать.
  Крытники загнали мне консервы. Скумбрию. Открываю об стену. Тру края банки, пока не отвалится крышка. Очень удобно, лучше, чем ковырять открывашкой. Как это я до этого не додумался на воле? Крытники сидят долго. Срока у них огромные: 20, 25, 30 лет.
  С ума сойти можно, они иногда и сходят с ума - и тогда заезжают сюда, на первый корпус, и здесь досиживают, если вообще смогут досидеть.
  А так, отсидев часть своего срока, как правило, лет 10-15, отправляются в зону, досиживать там. И обратно на крытую тоже заезжают, если начинают чудить в зоне или ловят ещё какую делюгу. Напротив моей хаты 22-я камера, там сидит чувак Петруха.
  Уже 22 года сидит. Три года назад у него поехала крыша - и его перевели сюда. Он дал мне через кормушку радиоприёмник, теперь
  слушаю какое-то местное говно, раз в час ставят нормальные песни. Выхватываю ноты. Очень хочется жить.
  Этот Петруха сел ещё при коммунистах, его хотели расстре- лять, но проебли мозги, и он попал под мораторий - или как там он пишется.
  До суда просидел хер знает сколько, а потом под судом, а потом крытая и пожизненное, вместо расстрела, и уже 22 года он здесь, в этой тюрьме.
  Говорит, что через 3 года напишет "Помело", это прошение о помиловании на имя Вовы Путина и Медведа, и, если оно выстрелит (результат известен) - то Петруха выйдет на свободу.
  Общаться с ним я могу, только пока кормяк открыт, пока балан- дёр выгружает ему в миску кашу, а я забираю хлеб.
  Какая делюга у него - не знаю, спросить некогда, да и не нужно.
  Какая делюга может быть при пж?
  По идее, по великой идее, пыжики во Владимире до конца срока, т.е. жизни, не сидят. Суд даёт, например, такую вот херню: пожизненно, с отбыванием первых 10, 15, 20-ти лет в крытой; и вот срок подходит - и их отвозят в зону. На особый режим. Некоторые не доживают и освобождаются через кладбище.
  Я с пыжиками до этого четыре раза пересекался. По идее, опять же, по Их Великой Идее, обыкновенный долбоёб, вроде меня, торчащий по какой-нибудь 158 статье, с ними пересекаться не должен, так как пыжики или бс-ники (бывшие сотрудники, мусора), а также петухи, содержатся и транспортируются отдельно от "людей", это так называемый "спецспецконтингент". Но с дура- ками пыжиков очень часто тусуют на сборках, в этапках, в прочей транзитной хуете, и опять же, из-за недостатка места у ментов. Когда я шёл с пятиминутки, комиссии по признанию во мне урода, сначала долго солили одного в боксе, ждали, кого ещё поведут на четвёртый корпус, по одному не водят, набирают толпу; так вот, закинули в этот боксик одного полосатого. Руки за спиной в наручниках, так же, как и у меня, только, если с меня наручники перед боксиком скинули, - то с этого нет. Просто застегнули впереди, чтобы тот мог курить. Вот и всё.
  Роба была у него зоновская, полосатая на рукавах, и на спине буквы ПЛС.
  Я спросил его, что он тут делает, он сказал, что привезли его с особого режима, из Совы, что-то по делюге, пересмотр или ещё
  какая-то лажа. Но ничего хорошего, торчит здесь полгода, а ничего не меняется. Получил пыжа по 105-й части 2-й, семь эпизодов, доказано три.
  Я покурил с ним, и меня забрали. Пока вели, я был счастливым. Что не наворотил на пожизненное. А то это был бы номер. Хуже ничего и придумать невозможно.
  Кстати, в Москве, да и во Владимире, они сидят совершенно безо всякой этой телевизионно-журналистской хуеты, которую показы- вают бляди нтвэшные в своих рейтинговых программах, чешущих очко свинодомохозяек и манагеров. То есть никаких "Ласточек" и табличек около камеры типа "Людоед" нет. И водят их не раком, а обычно ведут, и не ротой ОМОНа, а обыкновенным одним или двумя продольными. И никаких рейтингов. В Москве они вообще не сидят, в Бутырке содержатся или до этапа (но в основном в Матросской Тишине торчат), или те, кого выдернули с зон или других тюрем для каких-нибудь действий по делюге. Содержатся нормально и безо всякой телехуйни.
  Во Владимире, на первом корпусе, двери такие, что можно с ноги выбить, и на нашем продоле (дурпродоле) сидят двое пыжиков и ходят гулять в соответствии с режимом. И никакой этой хуйни, которую показывают сраные журналисты.
  В Столыпине нашем тоже везли одного такого, так его выво- дили в сортир с одним ментом! Какие там ужасы, нормально всё.
  Один чел рассказывал, что сидел в Соликамске, в тюрьме, которую так любят журналисты, она очень рейтинговая, любят у нас, попивая пивко, смотреть на чужое страдание, почти мусульманский рай, интересно же, бля, между продажей макарон и отсосами за повышения зарплаты посмотреть, что кто-то живёт вообще как хуй знает кто, кто-то такой страшный...
  Так вот, говорил чел следующее: эти блядоты журналисты платят хозяину и ходят там по этой тюрьме бухие, и ляпают таблички "Людоед" и прочую всякую ересь, а мусора на камеру выводят особиков, ну иногда пыжиков, иногда по восемь дублей за съёмку, потому что тут угол не такой, оператор напился и всё такое прочее. А люди ещё больше страдают. Клоунады эти, говорит, всех там порядком заебали, и этих журналистов мечтают просто уебать.
  А хозяин звездит и кормится. Вот и всё. Журикам рейтинг, этой бляди бабло. Шоу сделать из всего. Чтобы жир в телах смотрящих
  эти постановки откладывался и не бунтовал. И чтобы голосовать ходили ещё счастливее и радостнее, чтоб благодать валила.
  Крытники прислали мне ручку. Теперь буду гнать до утра свою пургу. Вот на этом же продоле при Сталине сидела хренова гора политических и насмерть заключённых сюда по приговору троек и четвёрок, по страшным приговорам тогдашнего страшного суда. Если на Владимирскую тюрьму No2 повесить мемориальные таблички - то не будет виден красный кирпич, из которого тюрьма
  сляпана.
  А теперь ещё я здесь. Смешно. И правда, очень смешно. Я и Василий Сталин (который сидел, по-моему, уже после смерти основного Сталина), или я и Даниил Андреев, который написал свою чудо-шизятину "Роза Мира" именно здесь, на первом корпусе, в этих полуподвальных хатах.
  Сидел здесь фельдмаршал Паулюс, который 6-ю армию под Сталинградом угробил, комендант Берлина Гельмут Вейдлинг, фельдмаршал, командующий группы армий "Центр" Фердинанд Шёрнер, начальник личной охраны Гитлера Ганс Раттенхубер. А уж известных "наших" всех не перечислишь. Никакой ручки не хватит. (А то тут заныли: Вова Путин и Сынъ Его не дают им свободы.
  Смешные люди человеки. Век...)
  И, что интересно, интерьер хат с того времени изменился мало. Только газеты на стенах посвежее, да в некоторых хатах унитазы вместо "дальняка", а в остальном - всё, как было при Сталине.
  Когда я мог представить себе, что окажусь здесь?
  Но сейчас, слава богу, не 37-й год, а я не политический, а вообще дурак, и если повезёт, то в следующем году буду на свободе. Дуракам, говорят, везёт. Правда, не всегда, но уж если везёт - то это на всю жизнь.
  Мне постоянно снится Настя. И кошка ко мне приходит ещё. Я открываю ей фрамугу, и вместе с кошатиной в камеру врывается мороз, наполняя мир воздухом. Я через час прокури- ваю этот воздух и выпускаю гулять кошку. Кошатина серая, глаза глупые, и ест исключительно баланду. Давал ей консервы - не жрёт. Я смотрю ей в глаза, она в мои смотрит - вот и общаемся.
  Я назвал её Баланда.
  Когда я был маленький, я очень любил гладить кошек и бить бутылки. Иногда отправлялся в экспедиции по поиску кошек и бутылок. Всех кошек я знал лично, так же, как и котов. И знал места
  вероятного появления пустых бутылок. Алконавты и люди меня не- навидели за то, что я бил бутылки. Первые не могли их в разбитом виде сдать и обменять на полные, вторые не любили битое стекло. Хоть я и старался разбивать эту тару в местах, где никто не ходит. В разрушенной котельной, например. Я там разворотил всё, что можно и нельзя, только чугунные печи не поддавались моему Сталинграду. В котельной мы любили играть в войну. На войне были Мы и Они. Мы - хорошие, Они - плохие. Или наоборот. Иногда вместо Них выступали виртуальные враги. Виртуального врага Мы представляли чётко, он был обязательно фашист. И если у кого из Наших не было игрушечного оружия, то просто брали палку и стреляли из неё.
  Очень у многих деревенских были самодельные деревянные пистолеты и автоматы. У нас с Кирюшей были и кошерные, с мага- зина, и деревянные, от Мишки.
  Мишка, умная голова, сделал мне деревянную копию MP-38, он же MP-40, модернизированный, Maschinenpistole, винтовка, нет, что я гоню, это MP-44 уже винтовка, а 38-40 - это пистолет-пулемёт пока ещё. Короче, автомат, состоящий, кстати, на вооружении Вермахта с 39-го по 45-й год, и ошибочно прозванный в нашем народе Schmeisser. (Хотя сам Хуго Шмайссер не имел к этому автомату никакого отношения. Конструктор этого оружия Бертольд Гайпель.) Ну хуй с ним, а половина деревни-то - бабки. И они очень воз- мущались, когда я рассекал по деревне с этим МР. Называли меня фашистом недобитым, ну а когда моя бабушка, бывшая три года в оккупации, увидела в руках "унука" это деревянное изделие, - чуть не свалилась в обморок. Назвала меня Гитлером, а Мишка на месяц в побег ушёл.
  Кирюша лазил с уменьшенной копией нашего родного ППШ и поэтому вызывал у населения симпатию. Кирюша был Свои.
  Я был немец. Мне даже прилепили кличку Немец, но продер- жалась она недолго.
  В войне использовались и ручные гранаты всех видов, и противо- пехотные мины. Центр Баттла находился в котельной, а зона боевых действий - на всём болоте. Мы бегали и воевали до ночи, пока не загонят или пока комары не сожрут окончательно. Возвращались победителями. Возвращались, чтобы утром снова пойти.
  Кирюша прилепил мне погоняло Кот. За этих кошек. Я его называл Кирьян. Были также: Слонёнок, Кабан, Страус, Жужа, Румын, Мотыль и Лёша Говно, который ничуть не обижался на то,
  что он Говно, и даже через десять лет, когда его уводили в армию, он был Говно и нормально на это позывное откликался.
  Он и сейчас Говно. И у него есть дети уже. Двое, взрослые почти. Тоже Говно. И тоже не обижаются. Какая-то странная семейка. Жена у Говна - Маринка, забыл фамилию, короче, все в неё были влюблены, а мы с Кирюшей на неё на чердаке дрочили.
  05.02.2011.
  Тюрьме скоро конец. Утром приходил Рогов, врач, местная легенда, ему уже за 70, и он до сих пор работает на этой грустной ниве дуропроизводства. Называл меня на "вы" и говорил, что доку- менты мои готовы и завтра-послезавтра он отправит меня в дурдом. А именно, в 4-ю больницу, посёлок Содышка, Суздальского района Владимирской области. Очень извинялся, что здесь, по сравнению с Кошкиным Домом, бытовые условия ужасные.
  Я говорил, что нормальные условия, тюрьма как тюрьма, ничего страшного, а что стены со времён Берии некрашены - то в этом даже своя прелесть.
  Потом выдернул меня опер. Молодой и толстомордый. Спрашивал, чем я на воле заниматься буду. Стандартная процедура перед осво- бождением. Потом бумажки, которые нужно подписать, что тут не били, не мочили и вообще, что рай на земле уже создан в отдельно взятой владимирской тюряге No2; плюс отеческие наставления, ты, типа, сынок, не попадай больше в нашу систему, ебать её в рот, живи, не хуеверть, люби свою Настю.
  Я улыбался и кивал гривой, и какая-то незаметная дрожь про- бегала внутри. Освобождение.
  Но до свободы мне ещё - как до Китая раком, и сколько про- торчу в дурдоме, знает только Бог, да и то, наверное, не знает.
  А пока я в кабинете этого опера смотрю на деревянную фиговину, размером в полстола, миниатюру тюрьмы охренительных размеров, с пошлой зековской вязью "Владимирский централ".
  Спал почти весь день. Просыпался только взять рыбу. Рыба вкусная. Пошла к моим запарикам, я сделал себе ужин на двух персон, заварил чай, отписал крытникам, чтобы прислали самогонки, мне ответили, что самогонки нет, но есть герыч, от герыча я отказался, хватило с меня блевать ещё на КД, потом ещё раз отписал насчёт трубы. Хотел позвонить маме. Ответ пришёл, что нам на дурпродол трубы не гоняют, тысяча извинений, что здесь эти трубы дураки грызут и убивают, а они в
  тюрьме сам знаешь, что - и всё такое...
  Зато следующим грузом загнали самогонки. Поллитровую бутылку из-под минералки. С сопроводом, типа, мы тут подумали и вспомнили. Ты же говорил, что сегодня твой день рождения. Поздравляем. Даст бог, следующий будешь встречать на воле. Ну и всё в таком духе.
  Самогон гонят тут все. Запах даже по тюрьме стоит, даже не запах, а духан.
  И вот я в 12 ночи, под аккомпанемент херни местной радио- станции, вместе с кошкой, которую зовут Баланда, в 15-й хате 1-го корпуса 2-й тюрьмы торжественно смотрю в окно, держа в руке пластмассовую кружку, мой фаныч, прошедший уже и этапы, и Кошкины Дома, держу кружку, в которой плещется самогон от крыт- ников, смотрю в кусок окна, между снегом и ночью, и поздравляю себя с днём рождения.
  Поздравляю тебя, Илюша. Тебе сегодня 32. 06.02.2011.
  Самогон очень хороший. Чистый. Я полгода не пил ничего спиртного, теперь я поплыл и перезагрузился. Теперь буду доде- лывать эту бутылку и ходить по камере. Я буду мечтать и думать. И мысли будут о музыке и, конечно, о Ней. Она же думает сейчас обо мне. Я это чувствую. А это значит, что я живой, что она жива и что скоро вся эта дрянь закончится. А пока ходи. Ходи, Кот.
  День рожденья у меня, маленького, всегда выпадал на какие- нибудь вторники. Я просыпался утром, и мама говорила, что я стал на год взрослее, и я бежал смотреться в зеркало, в котором отражался на год повзрослевший я. И становилось только грустно от этого. Подарки, которые дарили, немного скрашивали этот день, но быстро уничтожались, а я клял весь мир за то, что день рожденья у меня зимой, а не как у Кирюши - летом.
  Вечером я забирался на окно и смотрел в тёмное ничто, и дышал на стекло, и ждал, всё чего-то ждал, когда кончится эта проклятая зима, которая хорошая, но когда я у бабушки. А этот день я всегда с родителями, и они опять собачатся, вечно чего-то делят. И я поэтому смотрю в окно. Там будущее, которое счастливо, а пока я вечно что-то жду. Я закрыл дверь в комнате и не хочу с ними общаться, я не хочу здесь жить.
  Когда я учился в школе, когда был совсем большой, то ещё и там поздравляли всякие дебилы и учителя. Зачем меня поздравлять, оставьте меня с моим детством, отпустите меня к чёртовой матери, я не хочу здесь жить.
  И ничего не изменилось. Я так же смотрю в окно, только я теперь пьяный и торчу в тюрьме и нахуй мне это всё нужно?
  Бляха, если бы не Настя - вздёрнулся бы сейчас без вопросов.
  Нахер мне эта жизнь?
  Стой, тормози, Кот, а ведь в жизни столько прекрасного!
  Особенно тюрьма эта.
  Да хуй с ней, с тюрьмой, это временно.
  А потом опять?
  Да нет, потом счастье.
  Вот эта вечная неприкаянность и бездомное одиночество?
  Да нет, всё будет хорошо.
  Почему? Почему, чтобы заполучить счастье, нужно вот это
  всё?
  
  Да сам виноват.
  Да хуй знает, кто виноват. Судьба, может?
  Да пошёл ты нахер, нет судьбы.
  А Бога?
  Бога тоже нет. Если бы он был - то он бы любил тебя.
  Это с какого перепоя?
  Ну, говорят, что он любит всех.
  Да пошёл он тоже нахуй.
  Тише ты. А вдруг есть, и ты пиздюлей получишь за такие
  слова.
  Я уже получил. И сколько ещё получу.
  Ты успокойся, ведь живой.
  А нахера я живой?
  Ну, Она у тебя есть.
  А точно есть?
  Да.
  Откуда ты знаешь, Кот?
  Потому, что Она тебя любит, а ты, сволочь, которая отмазы- вается на дурака после гадостей, которые сделал для неё.
  Я не делал гадости для неё. Я...
  Пошёл ты нахуй, долбоёб. Бери вон коня, вешай на решку, не на решке тебя в шнифт спалят, хотя не спалят, иди вешайся, тебе не нужно жить. Тебе не нужно жить здесь, живи где-нибудь в Раях и Адах, если они есть, но вот хуйня в чём, может, их и нету.
  Пошёл ты тоже нахуй, я буду жить. Я всё стерплю. Я Её люблю очень и не стану убивать нас обоих.
  А вы есть, оба-то?
  Да есть, не еби мозги.
  Откуда знаешь?
  Чувствую.
  Ну если чувствуешь, тогда не еби себе мозги и живи. Хотя бы ради Неё.
  Ты тоже не еби мозги.
  Ложись спать. Завтра, может, в дурдом поедешь.
  Охуительная перспектива.
  Другой нет. Пожелай Ей спокойной ночи и ложись. Укройся, чтобы не замёрзнуть, и кошку выпусти, она уже полчаса просится. Спокойной ночи. День рожденья прошёл удачно. Мир прекрасен.
  Всё будет хорошо. Покури и посмотри в потолок, там лам- почка, а вместо плафона пачка "Примы", чтобы было потемнее. Мусора просят только, чтобы ты снимал эту хуету во время проверок. Непорядок, говорят.
  Мусора просят. Где в Москве мусора просят? Смешно. Или кировский конвой, например, ПРОСИТ...
  Угораю от смеха. Владимирский централ, воспетый гопниками, после гениальной песни Круга, настолько лайтовая тюрьма, если сравнивать с Москвой, что становится смешно. И хорошо, что так всё вышло, хорошо, что едешь в дурдом, хорошо всё. Туши свою сигарету и спи. Спокойной ночи Насте пожелай и спи. Отдохни и не мучай сам себя. Успокойся, Кот. Спи.
  Хорошо, ложусь спать. Уже докурил.
  Спокойной ночи?
  Спокойной ночи.
  Не нужно себя жалеть. Ни в коем случае нельзя этого делать. Нужно стать сильнее. Ещё сильнее. Никогда и ни при каких обсто- ятельствах нельзя себя жалеть.
  А то сожрут. Да сам себя сожрёшь, полезешь в петли или побежишь на автомат, вскроешься или ещё какую хуйню при- думаешь - всё это от жалости к себе. Или понты начнёшь колотить, это тоже от жалости, это защита такая, это всё для чурят и долбоёбов, которые выёбываются на 10 лет, а получив год, начинают ныть, как последние пидорасы, хотя ни разу не видел ноющего пидораса, они почему-то совершенно спокойно относятся к своим срокам и к статусу. Хотя сидеть им гораздо тяжелее, нежели чем чурёнышу или так называемому "пацану",
  но они как раз и не ноют, почему? Странно. Может, я мало их встречал? Да, наверное, мало. Ничего, говорят, что в дурдоме их выше крыши. Насмотрюсь, короче, ещё на всех. И на пидор- мотов, и на блатоту, которая как раз и ноет, как ссаные дети.
  Блатота придумала, что они т.н. блатные. (Блатные, т.е. имеющие блат у мусоров, считай, сами как мусора.) То есть они постоянно ноют и пиздят про зоны и мусоров, слушают парашный шансон, и толку от них никакого вообще. Вреда тоже нет, если ты не лох, конечно, но если лох - то начинают разводить на бабки или ещё на что. При этом, когда им говоришь, что отработать у того, с кем сидишь, что-то по 158-й - это крысятничество, за это и к пидо- расам можно загреметь, или вообще на том свете приземлиться, а отработать по 159-й - это развод лоха, честь и доблесть каждого блатного хуеплёта, так вот, когда им говоришь, что это одно и то же: и кража, и мошенничество по отношению к своему собрату - это скотство. Это одно и тоже. Это крыса. Только умная. Они зависают и находят отмазки вроде "ну нужно же на общак бабло..." или: "это ненормально, но...".
  Короче, хуеплётство сплошное, понты и беспредел, с которым они так яростно воюют, рассуждая о "понятиях", полная залупа эта блатота. Дебилы. На уме только героин и животное начало, которое и "кончало". Короче, уроды.
  А сколько в тюрьме действительно стоящих и правильных людей?
  Единицы. Но эти единицы - личности. Личности, которые навсегда впиваются и в память и которых не встретишь на улице. Тюрьма как золотой прииск. Среди тонн говна - один грамм золота. Зато золота, а не пластмассовой позолоченной китайской подъёбки.
  07.02.2011.
  Сегодня не повезут. Узнал точно. Везут завтра. Уже заказали чумовоз, и остаётся только спать и курить. Пью чай. 10 утра.
  Пойду в баню сегодня, выстираю заодно майки, хотя холодно, могут не успеть до завтра высохнуть.
  Баня здесь, по сравнению с Москвой - просто супер. И мойся хоть целый час, козёл водит, даешь ему пачку сигарет - и он всё устроит. Мусорам похуй.
  И вода горячая, и лейки человечачьи, грейся, стирайся, делай что хочешь, пой и радуйся, кури и пой.
  Всем похуй.
  08.02.2011.
  В 11 забрали матрас и казёнку всю. Сижу на голых нарах. Пью чай, жду мусора, уже заказали. Курю и выпускаю кошку. Пора упа- ковывать тетрадку, режим онлайн временно недоступен.
  Прошло время. Пришло время. Я живой.
  Спасибо всем, кто помог мне на этом пути. Я вам всё отдам.
  Всего себя. Я обещаю.
  Октябрь, 2010 ‒ февраль, 2011. Бутырка, Кошкин Дом, Владимир ОД-1/Т2, или тюрьма-2
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ЧАСТЬ ВТОРАЯ
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  1
  
  В дурдоме много дел. Особенно на принудительном лечении. Дураки (так мы их будем называть, чтобы избежать недопо- нимания и никого не оскорбить) постоянно в движении. Нужно достать чай, обменять его на сигареты, потом сигареты - на майку c надписью "Абибас", потом махнуться ею на другую майку "Абибас", только зелёную. И махнуться именно с тем, у кого достал чай. Потом зелёную майку поменять на сигареты, а
  сигареты опять на чай.
  И чифирнуть.
  Чифирнуть и покурить - высшее благо для дурака. Но ещё выше - мобильный телефон. Мобильники добываются всеми до- ступными и недоступными способами. Затянуть мобильник сложно, и неинтересно об этом рассказывать: всякие ухищрения, недостойные и просто любые.
  Лучше расскажу о том, что происходит после того, как затянули.
  Во-первых, телефон надо заныкать. Заныкать так, чтобы не спалили на шмоне, а это в условиях постоянного контроля - сложно.
  Во-вторых, надо зарядить. Розетка есть за телевизором, где дураки сериалы про ментов смотрят, там и тройник есть. Под покровом просмотра сериалов про ментов тащит дурак свой грешный мобильник. Тащит в носке или в яйцах, чтобы если и остановят санитарки по дороге, то вроде бы в карманах ничего нет. Тащит дурак мобильник, а на роже написано: "Палево". Большинство наших любителей подзарядиться именно так и капитулировали перед медперсоналом. И мобильник "подлетал". Но если всё нормально, то зарядное устройство благополучно вставляется в
  
  тройник, а сама труба прячется за телевизором в провода. И дурак сидит, смотрит сериал про бандитов и ждёт.
  И вот оно! Малость подзарядилось. Теперь надо идти. Звонить. Зачем им звонить и куда - знает только Господь Бог им. проф.
  Ганнушкина или Дьявол им. проф. Алексеева.
  Ну ладно, родственники, им надо сказать, чего привезти на сви- данку, и спросить, когда приедут: "Чая привезите, а ещё пожрать, лимонад хочу "Колокольчик" и сигарет, и рыбу, и конфетки с орехами, только не такие, как были, а есть ещё другие, зелёные, блядь".
  Далее идут звонки корешам на волю. Решаются проблемы мировых криминальных масштабов города Гусь-Хрустальный или посёлка Октябрьский (или Ноябрьский, хрен их разберёт). Выясняется, что смотрящий плохо смотрит, его заместитель Пашка вообще сел, а Буржуя убили, но потом оказалось, что не убили, а что он вышел, сгорел и сел, а потом в Москву поехал на электричке, его убили, а потом он сел, вышел и утонул. И что пора завязывать с этим беспределом, и сейчас дурак звонящий наберёт смотрящего и спросит с него за все грехи перед братвой, и вообще, освободившись, дурак сам станет смотрящим или ещё похуже.
  Следующая тема: как там "подсаны". Кто вышел, кто сел, кто утонул, кого убили, кто в Москву поехал на электричке, кто утонул, кто опять сел и вышел, и кого в конце концов убили. Как бухается на воле и какие там темы и движения; кто за мобильник сел, а кто за мобильник вышел. Кто сейчас со Светкой из третьего дома, кто сейчас самогон продаёт, а кто - спирт разбавленный, и что стоит всё дохрена; и вообще все охерели там в Гусе или в Октябрьском.
  Тема мечтаний: как дурак выйдет из дурятника. Приедет в Гусь или посёлок - и там начнётся великая пьянка! Как он с Вовкой Дубиной нажрётся, а потом ему за Светку выскажет, может, убьёт, а может, похоронит; как рекой потечёт спирт. Неделю-две попьют с братвой, а потом в Москву поедут. А что: на стройку или грузчиками; номера все есть, там только позвонить надо и всё. В Москве дураков ждут вахтовым методом: грузи коробки, получай кучу денег, там кормят. А потом с кучей денег опять в Гусь - и там с братвой бухать до посинения, всё же убить Вовку Дубину и Игорька за Светку, а ещё Хилого Вову тоже за Светку, и ещё половину города, а то и весь город, а то и вообще весь Гусевской район и всю Владимирскую область. Спирт разбавлять зато будут нормально, иначе дурак устроит третью мировую войну и четвёртый вселенский рейх.
  Следующие звонки идут своим бабам, если у кого есть. Ходит дурак по палате туда-сюда или лежит, приукрывшись одеялом, и от него исходит: "Катя, Катя, Катя, Катя". Или "Света, Света, Света, Света. Когда приедешь и приедешь ли вообще, что при- везёшь, привези рыбу, попробуй занять, я с пенсии отдам (не отдаст), зачем опять за спиртом ходила, зачем опять с Юркой Муравейником виделась, зачем рыба копчёная, нужны конфеты зелёные, через полгода комиссия, может, выпишут, тогда ещё года три останется, ты меня дождись, Юрка Муравейник тебе и ей не пара, он в Москве в охране, я выйду и всем пиздец, привези банку с рыбой, я съем прямо на свидании, чай нужен не "Лисма", а "Нури" зелёный, а то в прошлый раз был крупнолистовой, а как я буду чифирить, мне и поменять его не на что, вообще если Мишка Пьянов таскаться будет с Веркой, то Верке пиздец и Мишке тоже. Так ему и передай, а когда приедешь, не ходи за спиртом с Юркой, ходи с Веркой и знай, вот ты приедешь - я тебя сразу убью прям на свидании, привези рыбу, замуж за меня пойдёшь? Как там мамка?".
  И так до полной разрядки аккумулятора: "Катя, Катя, Катя. Убью, спирт, Мишка, Юрка Муравейник, рыба, конфеты зелёные, мамка". Но во время разговора может случиться шухер. На шухере стоит Джамшут, которого зовут Вадик, шухерной из него хреновый, он всем видом показывает, что стоит на шухере, и поэтому сам из себя
  представляет шухер.
  Медперсонал выкупает джамшутовские метания из коридора в палату, его тупой и экстренный взгляд, его мимику и прыжки. В палату направляется санитарка или две. И горе звонящему, если Джамшут вовремя не отреагирует. Тогда телефон подлетит и дурака звонящего отправят в наблюдательную палату на хлеб и воду, на про- мышленные пиздюли им. Св. Сатаны и живительного галоперидола. А на комиссии по выписке гарантированно прилипнет ещё полгода. Да, мобильник и разговор с Катей-Катей-Катей стоит полгода жизни. Это никого не останавливает. Дурак скручивает матрас и с глупой рожей переходит в наблюдалку. Там ещё немного ворчит, бычит, а потом затухает.
  Был у нас Женя Лысый, и у него была любимая под названием Катя-Катя-Катя-Катя. Женя был лыс, имел огромный живот на тоненьких ножках и звериный оскал мутных нагалоперидоленных глаз, вечно просящих циклодол и чифир.
  Сидел (лежал) Женя за мобильный телефон, который спёр семь лет назад. Сидел семь лет за мобильный, который стоил уже... Да ни хрена он уже не стоил к седьмому году Жениной отлёжки.
  "А почему так долго за сраный мобильный?" - спросит читатель, телевизор и человек? "А потому", - ответит Ад и Петербург. Женя спалил 11 мобильных телефонов, каждый телефон прилепил к его и без того мутному лечению по полгода, и Женя уже через неделю после капитуляции затаскивал новый. А что, пенсия есть - заказывай жрачку да телефоны затягивай. Надо же каждый день "Катя-Катя-Катя-Катя" делать, а полгода потом ходить и бычить, жаловаться на судьбу, врачей, ментов, Сатану и галоперидол, воистину и аминь. Женя ещё не выговаривал поло- вину согласных и гласных, поэтому назывался у нас Женя Уысый. Его вроде выписали по состоянию на 2018 год, хотя, может, ещё на общем типе дурдома ошивается, кто его знает, где он теперь делает "Катя-Катя-Катя-Катя".
  
  
  2
  
  Дураки, дураки, а где же преступники, мать их, убийцы и бан- диты? Ты же, Илюша, на спецу валяешься, не в обычной дурке с идиотами и ссаными дедами, а в реально серьёзном заведении, тут и до специнтенсива рукой подать, а на специнтенсиве аллез гемахт полный. Там семь лет минимум и пять раз в день из камеры выпу- скают в сортир и покурить.
  Ну, где они, преступники-убийцы, маньяки и бандиты, спросит читатель, Петербург и человек? Уж очень не хватает нам их зверства, как убивали, жгли, как резали и потрошили, сколько трупов - и вообще, нам от тебя нужны трупы, Илюша. Трупы давай! А ты всё про дурацкие мобильники, а сейчас вообще стихи пойдут?
  Хрен вам. Ничего интересного в убийствах и маньячестве нет. Ну, для меня, по крайней мере, нет. Да что тут такого! Ну, убил, зарезал, съел кто кого, ну, трупы, расчленёнка, Петербург... Мне это не нужно, я и сам такой. Лучше я пока про дураков. Бандиты будут, и людоеды в вашей жизни появятся, дорогие читатели в Аду и Петербурге. И живодёрня по всем правилам нарисуется, но как-нибудь потом. И не в этой книге.
  А может быть, и в этой, но потом.
  Дурак обыкновенный (Der Dummkopf gewöhnlich) в разы мощнее глупого бандита, убийцы и маньяка. У дурака прекрасные мотивы. А насколько он непредсказуем и предсказуем одновременно! Блеск и нищета!
  Возьмём хотя бы дурака Какаю. Серёжа такой по имени Какая. Тоже не выговаривает половину латинских букв, включая гласные, но как красив!
  Серёга, - спрашиваю я, - за что сидишь?
  Сьтё пятяя, - отвечает он.
  Кого убил-то?
  Мюзика.
  Мужика? За что хоть убил-то?
  Пьёсто так.
  Ну, наверное пьяный был?
  Пьяний. Я самогонки напийся, а тут мюзик, я его убий, а потом посёй за самогонкой есё. Мюзик сёй по уице, пьёсто так.
  Вот и мотив, предсказуемый и непредсказуемый одновремен- но - "пьёсто так". Не из-за денег и самогонки. Не по маньяче- ству и жажде мести, крови и крестового похода Негров на Русь. А "пьёсто так". Это не ужимки и прыжки Битцевских маньяков, гитлеров и прочих чикатил. У тех были какие-то идеологии, говно в головах, сексуальные сдвиги, перверсии и заклинания. У тех, пусть даже самых ебанутых, в головах было определённое говно. Не мог Гитлер чикатилить, а Чикатила гитлерить. И на- оборот. Битцевский маньяк ходил на чикатильства с молотком, он знал, что ему нужно убивать, а доктор Менгеле живодёрил даже с научно-медицинской правдой, вся сволота мира имела какой-то сдвиг или мотив, а дураки вроде Какаи идут себе по улице в деревне и убивают "пьёсто так".
  Не хотей, - говорит Серёжа, - хотей самогонки, а мюзика убий.
  А где же карательная психиатрия, спросите вы. Где врачи- убийцы и живодёры в белых халатах с лицом Родины-матери, сжимающие в ладошке шприц аминазин+галоперидол? Где их оскал Сатаны?
  Да нигде. Ничего особенного на спецу не происходит. Дежурный галоперидол, дежурный аминазин, дежурный сонапакс и циклодол. Прекрасный доктор, терпимый персонал, жрачка в норме. Чай можно, курить - хоть обкурись, лежи и валяй дурака, пенсия капает.
  На пенсию (у меня её нет, я единственный на спецу без пенсии) в ларьке заказать можно всё что угодно, кроме бухла.
  Бухло (кому надо) можно конём затащить через знакомых дураков с вольных отделений, только бухающие в любом случае спалятся - а это наблюдалка, и полгода сразу прилипает к сроку. Плюс галоперидол и аминазин.
  Но кого это когда останавливало?
  Короче, живи в кайф, ты в местном раю, тебе не нужен больше Петербург, работа, Ад и съёмная квартира. У тебя всё есть. И есть свобода. Ты хоть и заключён, но не на цепь, а если и посажен, то не судим, а если и лежишь, то встанешь, если, конечно, малость захотеть. А если и тоска замучает, то ведь больница не резиновая, в любом случае скоро выпишут, а дальше воля, водка, бабы, рок-н- ролл. Дальше опять принудка по убийству или за мобильник - и обратно в дурдом. Так что в дурдоме хорошо. На воле плохо.
  
  
  3
  
  Нормальный рай, другого у нас нет.
  Я смотрю в окно. Вдалеке виднеется город Владимир. Через поле, через снег можно пройти напрямик и оказаться на объездной дороге, а там уже и город, тихий, как сон.
  Я очень любил этот город, когда был маленький. И чем больше я взрослел - тем любовь моя становилась всё печальней, и вот к тридцати годам она упёрлась в ненависть. И я возненавидел эту деревню с троллейбусами. Опять же, из-за тюрем и дурдомов, в которые я периодически попадал. И хотя в тюрьме только раз был, но зато 13-е отделение 1-й психиатрической больницы на улице Фрунзе, 65 (сейчас какая-то Нижегородская) можно смело называть имени меня. И повесить вниз головой траурную мемориальную доску за все страдания мои в этом гадком миру. И вознести руки к небу и познать Его. И вознести глаза свои к небу и узреть Его. И спросить об одном: Господи, за что Ты мне деньги платишь?
  Мои божественные раздумья прервали крики из области туалета:
  "Джамшут православнулся! Дичит!".
  Ну вот. Наша православная мафия ещё одного укусила. Наши православные, во главе с убийцей Кирюшей Толстым, периодически приобщали к своему сатанизму разного рода дурдомовский планктон.
  В туалете Джамшут яростно крестил унитаз и орал: "Я право- славнулся! Я православнулся!".
  Джамшут, зачем толчок крестишь? - поинтересовался я.
  Там диавол, - отвечал он загробно.
  А жратву зачем твои новые друзья крестят - там тоже сатана?
  Может пробраться. Тогда будет плохо, будет неблагодать. И кровать перед сном надо крестить, надо сигареты крестить и чай. Я около чая икону поставил, матушки Матронушки, заступницы нашей перед Дьяволом.
  Ты хотел сказать, перед Богом?
  Она Дьявола прогоняет. Беды от нас отводит. Врачи опять же.
  А врачи-то тут при чём?
  Ну, если матушке Матронушке молиться, то врачи быстрее выпишут, она им пошлёт это самое, ну, ум на комиссии.
  Так ты, Джамшут, хоть Библию читал?
  А зачем мне Библию читать? Кирюша дал жития святых, каких - не помню, там этот, который Серафим и Херувим Саров- ский, и Радонежский, и Спас, и Богородица.
  А кто такой Спас, Джамшут? МЧС?
  Это наш Спаситель, он нас всех это.
  А как зовут-то его, у него есть имя.
  Ну, этот, как его, Николай Угодник вроде.
  Хорошо хоть не Аркадий Укупник. Значит, ты теперь христианин?
  Не, я православный. Срать вот захотел.
  
  Деяния Святого Джамшута Владимирского
  Лет его было 19 от роду, когда избрал Он путь благочестивого кидания кирпичей с моста в машину ментов. И стали менты искать Его.
  Джамшут претерпевал страсти Джамшутовы, хоронясь в дачных домиках и разговаривая с мышами, комарами и гадами. Но, оголодав и убив мышей, подобно протопопу Аввакуму, отправился на поиски металлов цветных.
  Залезши на склад, где всякие бизнюки-супостаты толстожопые хоронили своё добро, металлу Он не нашёл и решил, что неправо- славно это. Нет Божьей благодати на складе, но есть только ересь великая и никонианство неразумное.
  Неправославно, ибо мерзко, - изрёк Святой Джамшут Великомученный и подпалил склад собак поганых, Господу Богу на радость. И погорело в том складу барахла на великие мильёны супостатские.
  И затаили на Него зла великого вагоны матерные бизнюки толстожопыя.
  А с ними и ментов великия множества. И стали они все с фарисеями и книжниками искать Его в дачных домиках.
  Джамшут, питаясь одною водою и капустою, бежал в леса, в затворничество и заступничество Богородицы и матушки Матронуш- ки, где разговаривал с зайцами и белками, проповедовал им смерть вечную и жизнь загробную, выходя в город ночами и усердно молясь на луну. После страстей месячных и страданий превеликих послал Господь Джамшуту бутылку водки вместе с бомжом вокзальным Андрюхою. И, выпив бутылку водки Господню, узрел Джамшут правду и прешибко затаил печаль по дому и, придя домой, попался в лапы ментов нерукотворныя.
  Вязали Его и спрашивали с Него за склад и за кирпич, и претер- певал Он, и просил искупления у суда богомерзкого Фрунзенского города Владимира.
  И отправил тот страшный суд Его на комиссию ко врачам при- дурошным.
  На комиссии же признали невменяемым Его.
  И вынесло то судилище врачей-извергов и лютых демонов вердиктище позорное: что быть Джамшуту на спецу презлом и галоперидольном во веки вечные и до скончания лечения.
  И мощи Его живые упаковали в чумовоз и поволокли в дур- дом, где и пришёл к Нему Аркадий Угодник и Николай Укупник в лице Святого Кирюши Толстого, и вознёсся Джамшут во имя православия.
  
  
  4
  
  У нас в дурдоме окна выходят на поле, за которым виднеется город Владимир. Всё в снегу, какие-то сиротские деревья и обречённые кусты. Я смотрю опять в окно. Я и на Кошкином Доме постоянно торчал в окне, и тут торчу в окне, я всю жизнь торчу в окне, я ничего не вижу, но при этом вижу всё. У меня так с детства было.
  Там кошаки на улице. Идут на пищеблок. Идут гордо и практи- чески строем. Во главе колонны Белый кошак. Он, сволочь, здоровый и короткошёрстный, морда протокольная, кликуха у него - Глав- врач, как потом мне рассказали пищеблоковские дураки, когда я за баландой стал ходить. И хотя баландой эту жратву не назовёшь, пусть даже из больницы газелями вывозят продукты и воруют всё, начиная с кота Главврача, заканчивая самим главврачом, корм в дуремарне приличный.
  Ну так вот, окна выходят на город Владимир, который вдалеке, а ещё там церкви. И наша православная орда в количестве 15-20 бой- цов постоянно торчит в этих окнах и наяривает крестные знамения на где-то в теории стоящую церковь. Компаса нет, они примерно на юго-восток хреначат.
  И так раз пять в день. Роботизированные знамения и бормотания:
  "Матушка-заступница святая Матронушка помилуй нас грешных и привезут пусть чая и всех святых".
  Началось всё, как говорят старые дураки, с Кирюши Толстого. Дурдом стал посещать православный батюшка отец Михаил. Сначала он пытался что-то там от Иоанна, от Луки, послания коринфянам и прочее евангельское, но дураки стреляли у него закурить, спрашивали, что там у них в аду, сколько раз крестить унитаз, какой рукой держать некрещеную сигарету и как кре- ститься потом рукой, которой жопу вытирают, и прочие право- славные вопросы.
  И отец Михаил забил.
  Он приходил, выстраивал очередь из посвящённых, давал им в зубы иконы со всякими рожами и говорил сколько раз, по часовой или против часовой, креститься, совершать таинства и прочие пре- осуществления и евхаристии. Потом исповедовал каждого идиота, наслушавшись такого, что у него бородёнка подпрыгивала, отпускал грехи и причащал с ложечки.
  И валил нахрен бегом оттуда.
  Но в один из приходов приволок отец Михаил жуткого вида книжечки с житиями святых. Библию не припёр. Всё равно никто ничего не поймёт, а вот жития типа вкурят. Ну и дураки вкурили. Обчитавшись этой шизофрении, они стали крестить комаров, уни- тазы, чай, сигареты, друг друга, молиться старухам и выжившим из ума преподобным Иоаннам Кронштадтским, мечтать о мощах, свечках, иконах и прочем церковном барахле, путая всех святых,
  новообрядческих со старообрядческими, и наоборот. Отрекались от христианства, называя себя православными.
  Христиане - это католики-еретики, - заявлял Св. Кирюша Толстый, - а мы - православные.
  И Кирюша стал копить и преумножать иконки, тем более что церковная лавка была рядом, и он мог заказывать с пенсии эти кар- тонки с изображениями хрен поймёшь кого. Чтобы не путаться в многочисленных физиономиях, Кирюша всех подписывал. Расставив на кровати и тумбочке приличный иконостас, приступал Кирюша к молебну. Стоял на ногах и крестился, бормоча какую-то чушь про матушек-заступниц, потом опускался на колени и бормотал чушь крестясь, но уже ближе к полу. Потом отбивал поклоны сидя и стоя по полчаса за сеанс. Всё это было люто, яро и бешено. Со слюнями и страстью.
  Вокруг молебна ходили дураки и с понимающим видом уважи- тельно кивали Кирюшиной физкультуре.
  Через какое-то время Кирюша стал намекать публике, что если не совершать подобные ритуальные пиздопляски всем дурдомом, то ни один дурак не спасётся. И стал дарить иконы, какие-то вонючки в мешочках, кресты и жития святых.
  Ну, дураки сначала боялись, а потом примкнули толпой к вожаку - и понеслась чудовищная православная истерия с креще- нием комаров, унитазов и сигарет.
  Читали жития залпом и принимали как руководство к действию.
  Только поститься никто не хотел, а положение обязывало. Для разрешения этого вопроса был экстренно затребован отец Михаил, который разрешил не поститься в дурдоме, сказав, что, типа, вы в заключении и в страдании, сослался на какой-то Никейский Вселенский Собор и убежал. Потом месяца два его никто не видел.
  Кирюша где-то нарыл огромный пластмассовый крест, водрузил его себе на груди и стал в таком виде рассекать по дурдому, присма- триваясь елейным взором ко всем подозрительным неправославным. Его боялись - у него два трупа как-никак, да и огромных раз- меров сам святой - поэтому примыкали к мафии довольно бодро. Собирая свою стаю в палате, вожак проповедовал следующее:
  "Эфиоп, ты не так пальцы держишь, когда крестишься, непра- вильно складываешь. Матушка Матронушка увидит - хуй тебе
  на комиссии, а не выписка, ругаться матом тоже нельзя, но это Бес меня точит, Бес везде, особенно в кровати.
  Толик Кипиш до лба не достаёт, когда крестится, а это грех, Боженька увидит - пизды даст.
  Джамшут неправильно молится Спасу и Угоднику, путает их и меняет местами. Пёрнул во время молитвы Богородице. Убил комара, а это тварь Божья. Господь специально комаров создал в восьмой день, чтобы мы знали, каково в аду. Вот отец Михаил придёт, грех снимет и заступится перед Ксенией Петербуржской, а то она нам всем тоже пизды даст, и на том свете мы будем вечно в аду без курева и чая. Или на Костроме на специнтенсиве, где пять сигарет в день".
  Далее начинался совместный крестёж и биомеханика по Мей- ерхольду.
  Дураки складывались, работали руками, спинами, головами. Бормотали молитвы по бумажке или по книжечкам, мироточили и источали.
  И всё, что было в них православного, изливали в сторону иконостаса на кровати и тумбочке Кирюши.
  После часового наяривания на тумбочку, процессия переходила к окнам. Наяривать на теоретическую церковь. Всё так же, с благо- честием, соплями и иконами.
  В какой-то момент критическая масса православных накопи- лась, и в шобле назревал раскол. Паства была недовольна правле- нием Кирюши: он слишком часто устраивал оргии с поклонами и мольбой, а дуракам хотелось чифирнуть, посмотреть сериал про ментов, походить по продолу и просто пожить своей привычной жизнью.
  Кирюша постоянно докапывал их чтением очередных книжен- дрий про шизофренические жития и бытия, рассказами о загробном мире и преимуществах Царствия небесного перед Адом и Петер- бургом, короче, достал он там в шишки всех. Даже неправославных.
  И вот когда уже дело запахло конкретным гугенотством и реформацией - на Кирюшу настучали доктору.
  Доктор оценил Кирюшин вклад в ортодоксальные глубины бытия и патриархальное старуховедение от православия, назначив галоперидол в утроенной пропорции к мощам ревнителя веры.
  И Кирюша стух. Всё ещё крестил окна, но уже без слюней. Унитаз крестил тоже не особо яро, а жратву совсем крестить перестал.
  Стал Библию читать и медленно охуевать от прочитанного. Через месяц выкинул иконы и жития святых в мусорный бак, Джамшуту объявив, что Бога зовут Иисус и что батя Иисуса Бог, но есть ещё Дух Святой.
  После Духа Святого башка Джамшута не выдержала, и он сам попросил перевести его в другую палату и назначить какие-нибудь таблетки от богов. Доктор, естественно, назначил.
  
  
  5
  
  Скоро весна. Я стал ходить за баландой на пищеблок. Получил третий режим.
  Режимов вообще целых четыре, но четвёртого ни у кого нет - это свободный выход из дурдома, а какой может быть свободный выход на спецу? Первый режим - это наблюдательная палата. Ни тумбочек, нихрена. Чай можно. Ходить никуда нельзя. Орут.
  Второй режим - общая палата. Тумбочки есть, чай тоже, ходи куда хочешь, орут меньше или совсем не орут.
  Третий режим - выход на улицу с персоналом и быком- охранником по хозяйственным нуждам. Склад там разобрать, дерьмо загрузить, дерьмо разгрузить, матрасы старые, кровати - всё на склад. Матрасы новые и кровати новые - в дурдом. Матрасами старыми ямы заделывают на кладбищенской дороге. Но это уже в посёлке, а в посёлок нам нельзя, только через дыру в заборе, и то с персоналом, что-то спиздить и отнести. Помои всякие поросям или жратву с пищеблока.
  Короче - жизнь.
  Наша бригада по переброске баланды с пищеблока в отделение состояла из Джамшута, меня, Кирюши Толстого и ещё одного- двух бойцов, в зависимости от надобности. Зимой на санках мы везли на пищеблок пустые бачки, обратно полные. Летом возили на тележке. Поднимали на третий этаж и заносили в буфет или как он там называется. Вот и вся работа. Но по улице пройтись вполне себе свободно - это же после тюрем и Кошкиных Домов - полный кайф. Это не прогулки официальные часовые, когда дураков заводят в загон из трёхметровых досок, запира- ют и оставляют ковыряться в снегу под присмотром санитара, хождение за баландой - есть иллюзия свободы и какого-то
  общения с внешним миром. На пищеблоке можно с дураками из других отделений пообщаться. Выслушать, как правило, конкретную чушь. Дать закурить. Узнать новости дурдома. Кого с общего режима выписали и кого завезли, кто побег готовит, а кто на привязи. Ну, обыкновенные дурдомовские разговоры. И это не главное.
  Главное, что на пищеблоке коты. И много всяких разных котят и кошек. И белые, и зелёные, и чёрные, и цветные, и коровячьих раскрасок, и енотовых, и каких там только нет. Все звери упитаны, шерсть гладкая, глаза охреневшие.
  На пищеблоке даже зимой рай, тепло, жратва и дружелюбное отношение. Жрать можно круглосуточно, никаких драк, войн, сцен ревности. Пожрали - пошли поспать на трубы, поспали - выперлись на улицу. Поофигевали на улице - пошли пожрать. Пожрали - пошли кружочек навернули вокруг пищеблока, потом поофигевали - и пора обедать. А там и ужин скоро. Реальный кошачий рай. Дверь в лето Роберта Хайнлайна и одновременно пищеблок.
  Коты, в отличие от дураков, животные свободные. Мы же, дураки, постоянно находимся во взрослом детском саду. Нам нельзя без взрослых ничего, всё надо спрашивать, отпрашивать, согласовывать. Без быка (охранник, овцебык, вратарь) нам нель- зя, без санитара тоже, без врача ни-ни, без конвоя мы никто, мы попадаем в поганое детство, которому нет ни времени, ни про- странства, это поганое детство, которое с одной стороны даёт жратву и кров, а с другой стороны - связывает напрочь руки, ноги, мысли и башку. Ты здесь хуёвый ребёнок, тебе ничего нельзя. Тебе постоянно отвечают умопомрачительными фразами из поганого настоящего детства: "Так надо" и "Потому что". Будь проклят во веки веков тот лось, который придумал детство и эти отвратительные фразы. Да горит он в Аду и Петербурге до скончания веков. Аминь.
  
  
  6
  
  В детстве настоящем было две проблемы: как свалить от взрослых и где достать спички. Летом со спичками - ты король мира, если отдыхаешь от мира у бабушки в деревне. Но моя бабушка в посёлке,
  дед в деревне, а там спички. А если есть спички - ты король мира, и далее по кругу. Можно пойти на болото и разжечь там костёр. Взять с собой барбоса Хому. И Кирюшу, с которым можно ловить ротанов и кормить ими Хому или каких-нибудь деревенских котов. Кирюша, в отличие от меня, рыбу ловить умеет и хочет, а мне всегда скучно торчать над поплавком и дожидаться ротана. А никакой другой рыбы на болоте нет.
  Приезжал Бамбула на КамАЗе, он взрослый, со спиртом, говорил, что ротаны пожрали всю оставшуюся живность и теперь кирпичи могут грызть. Так что можно их хоть на кирпич ловить - клюнут. Но на кирпич мы не ловили. Ловили на червяков и хлеб, а Бамбула пил спирт и гладил Хому. Хоме наливал. Нам нет.
  Бамбула сидел в армии в Афганистане. Чего-то там охранял, ездил на КамАЗе и воровал спирт. Потом пил спирт, менял патроны на спирт у душманов, потом опять ездил на КамАЗе, потом снова пил спирт. Потом в плен попал. Пил спирт у душманов, когда аул стали зачищать советские войска.
  Душманы взяли его с собой, потому что у Бамбулы в башке пуля застряла. Он до сих пор с ней ходит, врачи говорят, вынимать нельзя. КамАЗ они с собой не взяли и рванули по горам на восток, куда-то в Пакистан, где Бамбула стал пить спирт, ездить на древней как мир носатой "Скании", продавать патроны хрен знает кому и работать электриком. Ислам принимать не стал (хотя и намекали), но, имея дружбу с очень влиятельным моджахедом, Бамбула жил там как у Аллаха за пазухой и домой не собирался.
  Советские ничего лучшего не придумали, чем прислать письмо родственникам Бамбулы, что погиб смертью храбрых, исполняя интернациональный долг, хуё-моё. Пропал без вести, и теперь его нет и не будет во веки веков и аминь.
  Но этот придурок вернулся. Убили его моджахеда. Отобрали носатую "Сканию", разжаловали из электриков и забрали спирт. Потом посмотрели на Бамбулу строго, ещё раз предложили ислам и после отказа отправили его, дурака, через Междуна- родный Красный Крест и Полумесяц в советское посольство в Исламабад. В посольстве на него посмотрели, дали выпить водки и ближайшей дипломатической посылкой отправили домой в деревню.
  И вот после четырёхлетнего отсутствия в краю родном появился на деревне Бамбула. Шёл он медленно и быстро, не жалел
  солдатских ног. По дороге улыбался и гладил кошек, разговаривал с тварями божьими и птичками небесными, узнавал речку-вонючку и ловил благодать. В итоге повстречал дружка своего школьного Пашку и нажрался с ним до поросячьего имиджа. В дом родной вполз на четвереньках с бутылкой, Пашкой, собакой Хомой и басур- манской бородой. Сказать, что все охренели - ничего не сказать. Все охренели!
  Не каждый день с того света возвращаются беглые пропавшие без вести. Да ещё и пьяные в жопу, с собакой в обнимку и с Пашкой- обормотом, тоже никаким как мир.
  И была пьянка недельная, и дед на месяц в запой ушёл (а он месяц пьёт - месяц не пьёт), и был Ад и Петербург, и было лето, и было тепло, и было детство и Совок, а потом помер Цой, а потом Бамбула в колхоз устроился на Газон, говно возить, а потом на КамАЗ во Владимире - и всё это было. Но случилось оно уже следующим летом.
  1991 года.
  Это было последнее лето Советского Союза.
  
  
  7
  
  На гусеничном тракторе из соседней деревни Цыпляево (оно же Михейцево) через болота и через лес напролом приехал пьяный тракторист Усой. Приехал не ночью, но днём. Приехал к деду. Сказал, чтоб забрали КамАЗ и Бамбулу, которые пребывали в отключке в заданном квадрате в районе Михейцева (оно же Цыпляево). Дед как раз пил месяц и держал ответ перед Усоем, что забрать Бамбулу не представляется возможным по причинам тоски и под предлогом онтологических рефлексий. Усой выпил и поведал грустную историю про убиение быка.
  Палачом на убиение призывался Бамбула: это обстоятельство малость объяснило нахождение оного с КамАЗом на территориях, временно принадлежащих соседней деревне.
  Был у бабки усоевой бык. Тупой и здоровый, но толку от него не было уже года три, и решили Усои его замочить, чтобы сдать мясо на металлолом и самим пожрать или типа того. История умалчивает мотивы преступления перед человечеством, а следствие зашло в тупик. Короче, нужно было завалить зверя, а это главное.
  Но в деревне не было палача. Старый палач, Вовка Попков по кличке Порька, почти повесился, продавал свой трактор на запчасти, чтобы купить запчасти для этого же трактора, а Александров по кличке Кротов (заикался, как персонаж фильма "Противостояние") переквалифицировался в телемастера.
  Быка убить - это дело тонкое, требующее официальных навыков и полного идиотизма со стороны массового убийцы. Убийц в районе пока не предвиделось, поэтому вспомнили про Бамбулу. Официальная делегация выехала на переговоры, когда Бамбула "не в рейсе был", выпила спирта, не нашла деда (дед в отключке был) и договорилась о нижеследующем:
  Бамбула, волею судеб и по мнению Господа Бога убивавший всяких душманов, еретиков и гугенотов, имеет положительный опыт убийств и способен нести тяжкий крест на поприще массового истребления домашних животных, включая крупных и рогатых, обязуется за три бутылки (две полных, одна отпита) спирта "Royal" истребить быка у бабки Усоихи и самого Усоя, оставить надежду и после очередного рейса приехать с полномочиями и воплотить свои самые страшные мечты.
  На том и договорились. День убиения настал.
  Бамбула с КамАЗом приехали из Чебоксар, договорились во Владимире о том, что КамАЗ пока побудет с Бамбулой (всё равно скоро опять в Чебоксары ехать), и, не доезжая своей дерев- ни, свернули с федеральной трассы М-7 направо, в сторону поселения Цыпляево, где правил бал Усой и глупый предсе- датель ихнего колхоза Викентич на УАЗике, пьяный, смешной и грустный тип.
  Ровно в 7-20 утра Бамбуле налили спирта и вывели из КамАЗа с почестями, вручив кувалду. Бамбула оживился, вспомнил фронт, и глаза его заблестели живительным сатанизмом.
  Как убивать животное, он не знал. Да и знать не мог. Он убивал только всяких людей, и то из автомата Калашникова, да и то не попадал, а тут целого быка придётся завалить, да ещё и зачем-то кувалда. Бамбула думал резать, а кувалдой он только умел КамАЗ чинить, да и то не всегда получалось.
  У дома Усоева уже собралась толпа из председателя, Усоихи и самого Усоя. Бамбулу ввели в сарай (или в хлев), где обитал бык, и велели без трупов оттуда не выходить.
  Бык был привязан за всё живое, скручен и подготовлен к массовым расстрелам. Об этом позаботились. Оставалось только дать ему по башке кувалдой, вырубить, потом взять у Усоя нож и засадить с ножа быку примерно в сердце. Теорию Бамбула понял, но вот на практике не представлял. Поэтому посмотрел в глаза быку и промямлил что-то человеческое, вроде: "Прости, друг, ты был хорошим быком, но злые люди велели тебя убить за три бутылки спирта (одна отпита), и теперь я вынужден прикончить это дело".
  Бамбула вознёс кувалду к небу и приложился что есть дури по башке животному. "Промеж рогов", - как потом долго и кровопро- литно нам рассказывал.
  Бык не дрогнул, только промычал что-то сугубо личное и матерное.
  Тогда Бамбула закурил, сказал что-то интимное и повторно занёс кувалду и повторно вдарил быку по кумполу. Бык не дрогнул, только засопел.
  Ах ты, сука, - изрёк человек и в третий раз ударил скот кувалдой, в этот раз, как уже казалось, до смерти.
  Хрен там, - ответил бык, крутя башкой и выпуская огонь из ноздрей. Бамбуле показалось, что зверь вот-вот сорвётся и что пора прервать мероприятие, выйти на свет божий из сарая. Выпить и покурить.
  Так он и сделал. На божьем свету стояла публика, вопрошая, доведено ли дело до ножа и требуется ли какая участь.
  Требуется спирт, нож и покурить, - отвечал палач толпе, которой тоже требовалось спирта и зрелищ.
  И поднесли ему и то, и другое, и третье. Выпив и покурив, герой вошёл в сарай с видом Геракла и взглядом Лернейской Гидры и Медузы Горгоны.
  Ну что, уёбок, - обратился он к быку, - продолжаем?
  Продолжаем, - ответил бык.
  И стал Бамбула колотить кувалдой быку по репе что есть молодецкой пьяной удали, то попадая по башке, то заезжая прямо по роже. Бык орал, Бамбула орал, публика стояла в предвкушении праздника и тоже орала. Минут через десять из сарая выволокли уставшего, но не сломленного героя-убийцу, с окровавленной кувалдой и красной рожей. Бамбула утомился, вспотел и охренел. Бык обосрался, но стоял.
  Ещё один заход и всё, - промолвил добрый молодец кувалде и пьянеющей толпе.
  Здоровый слишком. Вон и кувалда уже ломается! - вторила ему толпа. - Ты выпей, богатырь-красна рожищща, и возвратись ты в сарай с новой силою, спиртовой и матерной, и изведи этого дьявола по всей окрестности.
  Скоро сказка сказывается, да недолго спирт держится. Вот выпили друзья и покурили, потом ещё раз выпили, и, как в сказке сказать да пером описать, вошёл в третий раз богатырь в сарай молодецкий, чтобы кровушкой бычьей омыть руки свои от слёз небесных, во имя бытия чугунного.
  И колотил Бамбулушко своей кувалдой в третий раз быка до одури, а тот орал прешибко матерно, да с причитаниями, да звал на помощь родственничков, да уж и издох почти, но выжил, скот великомученный, и стал кровищею своею всё забрызгивать.
  Ну всё, пиздец, тащи ружьё, - орал Бамбула, в третий раз выйдя из сарая несолоно хлебавши.
  У тракториста Усоя ружья не было, он его пропил, но нашлось у председателя Викентича в УАЗике или в доме, об этом мир так и не узнает, но пока председатель с УАЗиком несли ружьё, Бамбула уже нажрался в полный и абсолютный хлам. А когда ружьё при- было, он его схватил, проверил на наличие патронов, заглянул в ствол, зашёл в сарай, посмотрел ещё раз на отмудохонного им быка...
  Короче, чинарик выплюнул и выстрелил в упор.
  Жбан потерпевшего разлетелся на куски. Только рога висели на соплях, а мозги, кровища - всего этого было вдоволь на палаче, на полу, на стенах и потолке, и даже на ружье и на замученном оконце. Бык был повержен.
  Прощай, козёл ебучий, - изрёк садист, взял спирт, отдал нож и отправился в КамАЗ.
  В КамАЗе есть пожрать, но выпить есть с собой, - сказал он на прощание Усоям и председателю Викентичу. - Пишите письма, враг разбит.
  8
  
  Ты на КамАЗе умеешь ездить? - спросил я Кирюшу строго.
  Я видел, как скорости переключаются, - отвечал Кирюша, - но точно не уверен, что у нас получится.
  У нас получится, - ответил я.
  И в день такого всемирного благодарения мы сели на свои велики и направились в сторону болота, напрямую в деревню Цыпляево. Я дорогу знал, но Кирюша орал, что знает путь ещё короче, и я зачем-то повёлся. В итоге дали мы крюк, промокли, Кирюша пару раз тонул.
  А я всё думал: как Усой может ездить по болоту на гусеничном тракторе, да ещё бывает, что и ночью, когда в их деревне бухло заканчивается, а в нашей ещё остаётся, да ещё и едет без фар, они у него отвалились давно, да ещё и пьяный в сосиску.
  Мы на велосипедах-то проехать не можем, а тут многотонный трактор ДТ-75!
  Усой знал свои маршруты или ставил автопилот, но всегда доезжал.
  Хотя до него столько трактористов в болоте затонуло вместе с тракторами! Даже председатель ихнего колхоза и председа- тель нашего на межколхозной встрече в низах сошлись на том, что негоже топить государственное добро (а иногда и пьяных в стельку солдат): это разлагает моральный дух строителей ком- мунизма. И во имя добра и комсомольской организации всякого рода передвижение по болотам было категорически запрещено. За попытки пересечь государственную границу между колхозами в этом месте налагалось наказание в виде отлучения от трактора и выпинывания из колхоза, что автоматически делало тракто- ристов персонами нон грата не только в родной общине, а ещё и у бабок-наливаек. Таким горе-трактористам не отпускали в долг и вообще смотрели как на дето- и цареубийц. Дел с ними не имели и шарахались от них, как от прокажённых.
  Однако Усой постоянно нарушал законы. И ихний председатель, Викентич на УАЗике, постоянно об этом знал, но дело старался замять, ибо Усой пахал Викентичу участок не за две бутылки водки, как полагается в капиталистическом обществе, а всего лишь за одну, как принято в эпоху развитого социализма.
  Но ближе к делу. Наша с Кирюшей основная задача - добраться до КамАЗа и спящего в нём Бамбулы. Как переключать передачи,
  я и без Кирюши знаю, главное завести КамАЗ, выкинуть домой Бамбулу и поехать кататься по деревне. А потом заехать на костёр. В лес. Там сидит тусовка: москвички-дачницы пятнадцатилетние и наши деревенские дурачки.
  Миновав болота, мы въехали на территорию, временно оккупи- рованную соседней деревней. КамАЗ нашли быстро. Он, понурив голову, стоял недалеко от дома Усоя. Длиннющий хвост его, полу- прицеп, перегораживал всю улицу, какой-то котяра уже запоролся на колесо под кабиной, куры и бабки внимательно разглядывали конструкцию сцепного седельного устройства, а местный ихний дурачок Андрюша ковырял пальцем грязь на бортах.
  Я открыл водительскую дверь, и страшный запах перегара чуть не убил мою душу, а вид крови на руле, полу, дверях, сидениях - чуть не угробил моё тело.
  Бамбула дрых в спальнике, в кабине стояла трёхлитровая банка с квасом, а вокруг банки были разбросаны человеческие продукты питания в виде помидорины и куска хлеба. Остальной натюрморт - это полторы бутылки спирта Royal и одна пустая. Плюс нечеловеческие окурки сигарет "Прима", "Дымок",
  "Родопи".
  "Похоже, здесь была кровавая пьянка", - подумал я и проверил Бамбулу за плечо. Реакции не было никакой.
  В говно, - резюмировал Кирюша.
  Давай ключи искать, - сказал я.
  Вон они валяются, - сказал Кирюша.
  Давай бычки покурим, а через час стемнеет - будем заво- дить КамАЗ.
  Давай. Спички есть!
  Мы покурили бычки и вылезли из кабины подышать возду- хом. Заодно загрузили в кузов велики. Был прекрасный летний вечер, лаяли собаки и гавкали какие-то другие птицы и насекомые. Из усоева дома доносился мат. Усой отмечал быка и орал на свою Усоиху: "Уйди нахуй! Убью и сяду!".
  Пошёл нахуй! - был ему ответ.
  Пошла нахуй из моего дома, а чайник оставь!
  Ёбаная ты псина!
  Отдай телевизор!
  Козёл ты ебучий, участкового сейчас позову, он тебя в ЛТП пущай отправит.
  Да пошёл он нахуй!
  Иди сам нахуй, хорёк скрипучий!
  Пошла нахуй, а чайник оставь! Сяду же, ну сяду, уйди, Христом Богом милую!
  Да ёбаный ты насквозь по голове!
  Слушать эту военщину не хотелось, и мы с Кирюшей забрались в КамАЗ. Я сел за руль и представил, что не боюсь поехать. Я уже ездил раза три на этом чудовище, но не сам, с Бамбулой. Он помогал переключать скорости. А я тихонечко полз на третьей передаче. И так пару кругов по деревне, не больше.
  Когда немного стемнело, я стал заводить грузовик. Это стоило мне дурацких упражнений вроде включения массы, снятия с ручника, включения нейтралки и прочих КамАЗовских ништяков, но минут через пять я уже с умной рожей сидел в тарахтящем драндулете и ждал, пока накачается воздух в тормозную систему.
  Ресиверы, - сказал Кирюша.
  Круто, - сказал я.
  И вот, когда датчики показали, что давление в тормозной системе есть, я бесчеловечно выжал сцепление и воткнул вторую передачу. КамАЗ дёрнулся, и Бамбула в спальнике тоже дёрнулся. В кабине зазвенели бутылки и банки. А Кирюша чуть не влетел башкой в лобовое стекло.
  Поехали, - сказал я.
  Круто, - сказал Кирюша.
  До нашей деревни от Цыпляево километров десять, если по просёлкам, через болото всего пять, но мы не на тракторе и не на велосипедах, поэтому едем между полей и огородов, мимо бабок, собак и колхозных алкашей. Все они лают, смотрят и галдят о своём деревенском, но нам до них нет дела: мы на КамАЗе.
  За деревней я уже переключился на четвёртую и довольно уверенно держался в седле. Даже фары включил. Ехал медленно, километров 30 в час, но и этого хватало для счастья.
  КамАЗ длинный, конец полуприцепа в правое зеркало видно фигово. Темно.
  Да ещё Кирюша мешает, постоянно перекрывает обзор справа, а повороты не совсем простые. Пару раз я перетормаживал, так что Бамбула малость вываливался из спальника, его Кирюша обратно пихал. Так и пёрли всю дорогу: прыжки и колдобины, грязища и вонища.
  Королями въехали в нашу деревню, но практически никто не видел меня за рулём, а те, кто видел - тому было пофигу. Это не страшно, всё равно кто-нибудь заметит, и мифы и легенды о нашей крутости войдут в народ.
  Заметил нас Андрюша Мотыль, когда мы уже к дому подрулили. Он шёл с речки и был длинный и несуразный. Я посигналил ему и высунулся в открытое окно, помахав левой рукой. Мотыль охренел, увидев меня за рулём, а я охренел потому, что Андрюша первый сплетник на деревне, и теперь я вознесусь на постамент вечной славы и забвения от рулёжки на КамАЗе.
  Так оно и вышло, но потом. А сейчас я очень умело запарковался. Малость криво с прицепом, но всё же умело, практически никто не умер. Заглушил двигатель. Выжал сцепление, поставил машину на первую передачу и медленно, как космонавт в открытый космос, выпрыгнул из кабины.
  Дед встречал нас как героев.
  Во-первых, мы спасли КамАЗ с Бамбулой, с КамАЗа точно бы спёрли зеркала и слили солярку, а может, что и похлеще, а Бамбула мог проснуться, изойти из кабины и кому-нибудь начистить репу. А может, что и похуже.
  А во-вторых, дед знал, что в машине есть трофейный спирт. И секунды не прошло, как он впорхнул в кабину и стал в ней шурудить. А ещё через секунду с победой возвратился, держа в натруженных руках бутылку спирта "Royal", отпитую, но ещё вполне живую и перспективную.
  Бог есть, - сказал дед.
  Народ и партия едины, - сказал я.
  Бамбула проснётся, будет спирт искать, - сказал Кирюша.
  Солдат ребёнка не обидит, там есть ещё, - ответил дед и поспешил в дебри огорода, сарая и дров. Там у него был штаб, и всё было оформлено в доисторическом, но уютном стиле, а дизайн был вообще довольно прогрессивным. И можно было спать по окончании мероприятия. Особенно летом.
  
  
  9
  
  А летом в деревне хорошо. Всё шевелится и оживает к вечеру, но утром в деревне пустота и даже собаки не так активны, всё живое - с похмелья, всё мёртвое ещё не воскресло, а когда воскреснет,
  начнётся привычный тихий и никакой процесс жизнедеятельности. Магазин - дом. Дом - лес. Лес - хрень какая-нибудь. И так всё лето. Ну, картошку кто-то копает, а кто-то сажает, а кто-то окучивает. А кто-то пьяный с помидорами. А кто-то с огурцами и велосипедом. А кто-то без велосипеда на рыбалку. Кто-то в сарай за удочками с велосипедом, а кто-то уже грязный как свинья, и в солидоле. А кто-то чистый как свинья, и с железякой.
  Бамбула проснулся как свинья злой в 7 утра. Нечеловеческое похмелье и собака Хома присутствовали рядом. Он курил на лавочке возле забора, и было ему смертельно.
  Хома курил с ним.
  Человек был со спиртом, "хотя послезавтра в рейс", - так человек говорил собаке. Собака был тоже со спиртом, но трезвый, и говорил, что нужно опохмелиться высшему примату и привести свой мир в порядок, а уже завтра - вылёживаться и выхаживать- ся, отпиваться водичкой и всячески страдать. Но сегодня есть спирт, и сегодня не завтра, и было бы кощунственно этот спирт не употребить.
  Тем более в кабине есть ещё, - отвечал человек собаке. После убийства быка Бамбула ещё не отмылся.
  И, опохмеляясь, он собирался с мыслями, вспоминал вчерашнее выпитое и убитое и никак не понимал: как оказался около дома, когда пил и воевал в соседней деревне.
  "Видимо, автопилот", - думал человек. КамАЗ не разбит, морда тоже, а значит, впереди счастливая жизнь, за исключением завтрашнего похмелья.
  Так и пил спирт человек. В крови от быка, утром, с собакой.
  И человеку стало хорошо от лета, деревни, солнца. И было всё тихо и упоительно. И курил человек, и разговаривал с собакой Хомой.
  Поедешь со мной в Чебоксары? - спрашивал Бамбула Хому, - завтра надо масло долить, и вообще, гремит что-то справа под кабиной.
  Это сайлентблоки, - отвечал Хома Бамбуле.
  А может, рулевое?
  Может. А может, у кабины крепления в говно.
  Скорее всего.
  Так и продолжалась бы эта милая беседа о карданах и рессорах, если бы Хома не чересчур активно стал доказывать свою правоту посредством тыканья рожей и виляния всей собакой и хвостом в
  месте расположения спиртовой бутылки. В итоге двигательная активность пса привела к ужасающему событию. Спирт был разлит. Об Хомин правый борт. И почти весь вытек на землю. Горлышко-то на "Рояле" широкое.
  Деревня проснулась в 07-31.
  Чудовищно орали: Бамбула, КамАЗ, выбежавший из огородов и сараев дед, пара котов и Господь Бог лично. Мат и дичайший среднечастотный ужас стоял над всей Владимирской областью. Огненная лава изрыгалась, и извивались гады. И небеса, пропи- танные кровью, сочились над Петушинским районом. И вся дорога от Москвы до Чебоксар, все КамАЗисты, прогудели в эту минуту разлития траурные марши своими КамАЗами.
  Момент истины, хаоса и забвения наступил. Спирт был пролит, а Хома улыбался, виляя хвостом.
  Господь вышел покурить.
  Дед и Бамбула смотрели друг на друга, как дикторы Левитаны.
  Небеса малость расступились, и мутное сознание человеков искало ходы и выходы из ужасающей ситуации.
  Там было больше полбутылки, - сказал Бамбула.
  Дай кваску хлебнуть, - сказал дед.
  В кабине ещё есть, - сказал Бамбула.
  В кабине ничего нет, знал дед. И сейчас начнётся то, что люди называют апокалипсисом.
  Бамбула пошёл в кабину. Дед поскакал в сарай и заперся там.
  Но замок в сарае так себе. И дед это тоже знал.
  Война шла до 8 утра. Не больше получаса. Боевое укрепление деда пало, дверь валялась в десяти метрах от сарая, сам сарай был перевёрнут вверх сараем, Дед лежал в руинах, расхристанный и поверженный, Хома бегал кругами вокруг останков цивилизации и немного подвякивал.
  Бамбула громил мир.
  Полдеревни уже проснулось и выбежало за зрелищами. Делались ставки: спалит Бамбула дом или КамАЗ, или деда и Хому, или Хому и КамАЗ, или всё вообще и сразу.
  Но не случилось ничего, ничья ставка не сработала. Бамбула встал на четвереньки и начал лаять на Хому, называя того уродом, сволочью и недостойным КамАЗиста собакой. Потом доставалось деду. Дед был произведён в генералы Власовы, Иуды Искариоты и в недостойные КамАЗиста деды.
  Хома побежал от греха.
  Бамбула плёлся за ним по всей деревне, он был в жопу пьяным и в жопу злым от горя и отчаяния. Периодически человек падал, тогда собака ложился рядом с человеком и облизывал морду человека собачьей мордой. А когда человек вставал и с проклятиями шёл за собакой - Хома медленно бежал и улыбался.
  И так до следующего грехопадения.
  Закончилась процессия в какой-то луже, собака улёгся под кустом шиповника, а человек - в грязи.
  Убью, - говорил человек в луже. "Слава Богу", - думал собака в шиповнике.
  
  
  10
  
  В дурдоме все слушают плееры, которые почему-то называют флешками.
  Ходит почти весь народ в наушниках. И мало того, что и без наушников дураки, так в наушниках ещё хуже. Например, половина дураков не понимают, что не надо орать, когда у тебя говномузыка в ушах играет. Другая половина просто пытается переорать первую половину. Так и живут.
  Слушают в основном говно. В особых случаях особое говно и просто говнище. Русский шансон. "Бля буду насрал в буду", поганая группа "Бутырка", премерзкий русский рэп, про подсонов и про Жигули пятой модели, и про "нарайон" и траву в нараёне, и тёлок, которые от них ушли к другим подсонам и поэтому все шалавы, и в нарайоне теперь не нарайон.
  Или Стаса Михайлова слушают. И прочие "наны-наны".
  Или русская душа: цыганщина, бляди, самовар, водяра, тюрьма, зона.
  Про дурдом ни одной песни у этих музык нет. Даже обидно. Как можно обойти наших страдальцев творчески и не написать песню про то, как нормальный подсанчик сел не за тот стол по незнанке, и теперь лежать ему пидором, например. А шалава подсачника в нарайоне, в посёлке Октябрьский, с другим под- санчиком теперь. И у того другого подсана - пятёрка-жигуль, трава и водяра.
  Обидно до слёз.
  А ведь можно богам объединить и рэпчик, и блатнячок, создав величайшее универсальное творение в мире, которое прокатит для всех мест гниения, начиная с нарайона и заканчивая дурятником. То есть охватит все сферы навозных вселенных слушателя подоб- ного дерьма.
  Сюжет такой: ровный подсанчик с нарайона мечтал о жигули- пятёрке с тонировкой, нашёл шалаву и траву в нарайоне и практи- чески поднялся в реальные подсанчики, но потом шалава ушла к другому подсанчику с другого нарайона, и этот подсанчик с его нарайона навалял тому и отправился в назону, в назону не попал, попал в надурдом, потом сел в незатотстол, стал пидорасом и, выписавшись, вернулся в свой внарайон, купил пятёрку-жигули на пенсию и теперь таксует и слушает Стаса Михайлова; и едет такой по нарайону, а там шалава в мусорах, и траву ей подкинули, и она отправляется в назону, а в назоне сходит с ума от неразде- лённой участи, и далее - в дурдом. В дурдоме не за тот стол, а может, стул садится, потом выписывается пидорасом, таксует на жигули-пятёрке, слушает Стаса Михайлова и видит, как закрывают подсанчика с нарайона, который тот подсанчик, что сидел за неё. И тут у неё слёзы и Стас Михайлов в душе, и она в порыве
  "наны-наны"-оргазма - разбивается в говно об мусорской бобик, забирая ментов в Ад и Петербург. Но выходит так, что это не тот подсанчик и не с того нарайона, и тут, короче, прокурор просит двадцать лет без сна и отдыха, а она при этом дочь прокурора от того подсанчика, что отсидел в надурдоме и в назоне за неё. И все стреляются к хуям собачьим. И Стас Михайлов такой грустно:
  "Ой наны-наны".
  Мне бы такое сочинять и записывать. Был бы миллиардером. А не выходит у меня Великая Русская культура, сочиняю одну хрень. Когда я напивался в поросячье нечто, понимал, о чём поют в Великой Русской культуре. Следовательно, водяра и ещё раз водяра требуется для понимания всего Великого Русского "наны"
  и шансончика-рэпчика.
  Ну, может быть, ещё трава. А может, просто надо отрубить мозги каким другим дихлофосом или вообще прострелить себе башку, тогда, может, и до духовности дойдёт. Или до скреп.
  Но я ядовито конченный западной отравой, исчадьем амери- канской литературы 60-х годов и музыки начала 80-х. И русской литературой и музыкой я тоже нескончаемо убит. Поэтому, когда в
  очередной раз дураки включают "Дорожное радио" на своих при- ёмниках - меня тянет блевануть. Я враг Великой Русской культуры, я генерал Власов Русского мира и Иуда Искариот Всея Руси.
  Мне ещё в детстве пытались привить всю эту блевотину из тогдашней попсы советской. Которая была прекрасного качества, надо сказать. Я нормально отношусь до сих пор ко всяким Пугачихам, древнейшим людям и Тухмановым. Хотя пели они все херню и сочиняли херню, но качественно и с умной рожей. И звучало это всё, и драйв был. Сейчас такого нет в попсе советской нашей.
  А от песен и музык к советским фильмам про всякие войны и товарищей я вообще пёрся и до сих пор прусь. Эти песни делали крутые поэты, вроде Рождественского, и всякие композиторы с больших имён и не менее больших букв. Эти песни заводят, хочется к Ленину, в шалаши, в пампасы! Хочется убить белого брата за красную власть и поднять знамя победы над Рейхскан- целярией, хочется избрать высшую меру врагам революции и в землянке фронтовой про детство видеть сны, в бомбардировщике прохерачить над Эфиопией или Саудовской Аравией и показать капиталистическим буржуям нашу мощь и непобедимый непо- топляемый танк Т-34.
  А были ещё в детстве позднем моём моды по телевизорам и в мире на всякое похабище в виде поручиков Голицыных, белой партизанщины и прочей ереси монархо-церковной, с крестами и иконами, с хоругвями и броненосцами. Но не прокатило у них в 17-м, не прокатило и в конце 80-х. Правоверного Талькова убили. А дефективный плагиатор Газманчик ходил в шинели от офицера, но потом стал лизать Лужку и Вове - и жанр сдулся.
  Сейчас наконец-то Великая Русская культура восторжествовала, и мы имеем рэпчик и шансон. И слава Богу. А то слушали бы всяких Мусоргских Модестов - и опять в итоге революции, геноцид, Рейх- сканцелярии и прочие Гулаги с Бериями. А так всё чинно, спокойно. Дурдом - Вова - дурдом. Благодать.
  
  
  11
  
  А ещё в дурдоме есть официальные среды и телефоны по ним. На час каждому претенденту выдаётся их мобила, которую родственники привезли или как-то она иным способом попала, но официально.
  Дураки бегут к зарядке, одному единственному тройнику, начинается ужас и смерть. После боёв с подзарядкой идут звонки. Про содержание звонков я уже писал, однако официальные звонки включают в себя исключительно требы чего привезти пожрать и "как там кто". Никакой блатной темы и романтики.
  И ещё дураки в телефоны дико орут. Ходят по продолу как угорелые и орут в эти вшивенькие трубки. И орёт каждый, пытаясь переорать других и того, кто в телефоне. Поэтому среда в промежутке между 12 и 13 часами превращается в дикий день.
  После отправления телефонных потребностей трубы сдаются, их кидают в коробку, предварительно упаковав в пакетик с фамилией дурака, и санитар уносит эту картонную хрень, набитую аппаратами, в дебри психиатрии. За дверь, которая ведёт к доктору и в загробный мир. В загробном мире, кроме кабинета доктора, ещё всякие двери и кабинеты психолога (которого я видел один раз за год) и кабинет старшей медичной сестры. Есть у них свой выход на улицу, но он за решёткой. Так что наши деятели потусторонние тоже на работе за решёткой.
  На общих типах решётки велено было снять по приказу Вов. Поэтому там дураки наслаждаются видами не в клеточку, как у нас на спецу. Только бегать стали чаще. А на общем тоже и убийцы, и бандиты, кого там только нет. Кроме обычных граж- данских пациентов, в основном, поехавших дедов и призывников, на общем типе полным-полно принудчиков. Или тех, кто едет со спеца, переводится типа на более гуманный режим (хотя на общем типе в тысячу раз хуже, чем на спецу), или по суду. Суд может назначить общий тип любому отморозку, если на то воля врачебной комиссии. И с двумя трупами на общем были кадры и бегали оттуда за новыми трупами, их искали по лесам с собаками, находили - те опять пытались сбежать, и всё по кругу. Однако за побег всё же выписывается усиление режима, переводят к нам на спец. А уж если от нас кто решит упороть - того на Кострому. В Ад и Петербург.
  На Кострому попадают довольно грустно. Процесс попадания изящен и напоминает исполнение смертельного приговора. Дурак косячит, проносит водяру, наркоту или просто отмораживается, ему вроде всё сходит с рук, дурак обещает доктору, что больше не будет проносить и что он теперь самый прекрасный в мире дурак, ну и успокаивается. Живёт себе, дурит, чифир, телефон и
  всё такое. Даже успевает забыть, что в теории уже заработал себе на специнтенсив. Уже и Катям Катям Катям тысячу раз отзвонено, и подсонам, и всему посёлку Октябрьский. И шансончик в плеере орёт, и жизнь прекрасна и удивительна.
  Но в одно прекрасное утро, часов в семь, дурака будит санитар. Собирайся, говорит санитар дураку. Дурак, конечно, не понимает, что это значит, куда собираться? Однако в дурацких мозгах всё же мелькает маленькая мысль: уж не на Кострому ли меня собирают? Да нет, всё же спокойно и ровно, я уже месяц без косяков, наверное, на какую-нибудь флюорографию.
  Но тут все с рожами серьёзными ходят, какие-то документы в руках, и их много, и как-то панически всё не так.
  Куда? - спрашивает дурак санитара.
  В больницу, - отвечает санитар дураку.
  В эту чудовищную секунду в голову приговорённого при- ходит чудовищное понимание. Неужели? Да я же месяц себя нормально веду, да я же исправился, я же святой - за что? Как же так?
  Да так. Дело в том, что сразу после косяков на специнтенсив отправить не могут, там возня с документами и с судом, а вот через месяц, когда уже всё вроде улеглось после косяка - поехали. И это очень грустно.
  Народ, который уже успел проснуться, провожает несчаст- ного ихтиандра сочувственными (а кто и довольными) харями и рожами. Обречённый смотрит своими идиотскими глазами на мир вокруг, и внутри его чердака творится безумное нечто. Потому что каждый, кто не овощ и не полная говорящая табуретка на ножках, знает, что Костромская больница, специнтенсив - это ад. И на этот раз не Ад и Петербург. А самый что ни есть настоящий ад. И, как правило, при хорошем поведении держат там семь лет. Потом обратно на спец. А уж после Костромы на спецу продержат года три, а после спеца, при хорошем поведении, отпустят на общий тип. И там ещё года два - два с половиной. Итого: двенадцать с половиной лет - и это при самых хороших раскладах, без единого косяка и косячишки, без малейшего намёка на уникальность.
  Но ладно, соглашается с судьбой поехавший дурак, пенсия-то копится! Пенсия-то копится! Но вернёшься ты домой в 50 лет, а уезжаешь в 37. И то отсидел уже на спецу пять. Выходит, почти
  двадцать лет. И это за какой-нибудь мобильный телефон или за другую мелочь вроде хулиганки. Привет, идиотская жизнь, ты прекрасна.
  Все мы, сидящие в фейсбуках после дурдомов или после пьянки, или после работы, или какой другой шизофрении - все мы боимся старости и потерянного впустую или на шизофрению времени. Мы говорим себе: блин, я уже старый, я уже до 40 дожил, осталось до смерти почти 7000 дней, и то при хорошем раскладе. Это же конец молодости и конец жизни, какая труба вселенского масштаба творится! И труба действительно творится. Каждый новый день не прибавляет тебе молодости, но прибавляет той трубы. Ты начинаешь думать. И это полезно. Уходят младенче- ские представления о жизни, уходят понты, ты начинаешь ценить любимых людей. Презираешь свои принципы, плюёшь на всё, лишь бы только успеть пожить как ты хотел. Или как мечтал. И вот уже и фейсбук тебе гадок и противен, и в танки перестаёшь играть, и противна тебе водяра, оттого что грусть от неё уже и похмелья чудовищны. И дружбаны твои уже не дружбаны, и всякие разные женщины твои - уже старые бляди. И половина из этих людей, которые буквально вчера были с тобой радостны и пьяны - уже мертвы.
  Тебе становится невыносимо хреново оттого, что не можешь жить как человек, живёшь, как разъёбанное корыто, а винишь уже свои принципы, понты и комплексы, которые не давали тебе жить. Которые заменяли тебе правду и превращали жизнь в чудовищную иллюзию.
  И вот уже Она маячит. Смерть. Такая, звонит тебе в минуты, разрешённые ей Создателем для совершения звонков, и говорит немного, но с удовольствием: "Живёшь ещё, ну-ну...".
  Переводи в минуты оставшуюся жизнь и охреневай.
  И ты поймёшь, что эфемерен, бренен, глуп и не так уж уникален. И что ты ни разу не Маленький Принц на уроке географии. И что цветок твой никому не впился, и что на другую планету ты уже не улетишь, а так и останешься с горами и с потухшими вулканами на планете географа.
  Но дуракам - насрать на эти переживания. Им насрать на время и пространство. У них иные категории. Свобода - водяра. Дурятник - колбаса, сигареты, чай. Пенсия копится. И пофигу, что лучшие и самые ценные годы ты ходишь за баландой или не ходишь
  за баландой, а тупишь в ожидании звонка Кате Кате Кате, пофигу на всё. Ну, выйду через пять, десять, пятнадцать лет. Но это же всё ерунда. Выйду - опять заеду. И никаких страданий о времени, о тайнах бытия, об эфемерности и о скончании веков. Аминь.
  
  
  12
  
  Была у Стасика депрессия. Он лежал и смотрел на обои. И была тоска и сентябрь какой-то заводской и грязный в районе Ладожской в Петербурге. Хуже места для депрессии Творцом и Сатаной при- думать было невозможно.
  На беду Стасика, у него был друг, которому было безразлично существование Стасика в депрессии, и друг Стасика совершил не- поправимый звонок другу.
  Поехали, говорит, к тебе, Стасик, на дачу. У меня есть ещё кореш с тремя подружайками. Посидим, шашлык, озеро, водочки попьём, ну и всё такое.
  А Стасик говорит:
  У меня депрессия.
  Что, - отвечает друг, - какая ещё депрессия? Это всё при- думали психологи в Питере, чтобы деньги с дураков грести лопатой.
  Нет, - ответил Стасик, - у меня депрессия. Не надо мне ни озёр, ни рек, ни баб, ни гадов. Я сижу и лежу, и смотрю на обои. Мне грустно, и сентябрь у меня заводской.
  Да ты хорош, - засмеялся друг, - это пройдёт, это возраст- ное, живи, пока молодой, вон я молодой, живу: бабы, озеро, гады.
  Не поеду, - повторил Стасик. - У меня депрессия.
  Да ты заебал, - согласился друг и положил трубу.
  "А может быть, и правда, нет у меня никакой депрессии, - подумал Стасик, глядя на обои и окно, и Петербург, - может, это всё действительно химия, а бабы, гады и озёра мимо меня идут? А я так и умру в депрессии. Не увижу ни лесов, ни полей, ни рек. Может, поехать и развеяться? Дача-то есть. А депрессии вроде как нет, говорят, что всё придумали психологи-шарлатаны, тётки страшные и Петербург".
  Хер с ним, - решил Стасик и набрал друга.
  Привет, хер, - ответил друг.
  Я согласен, - ответил Стасик, - но у меня депрессия.
  И поехали они куда-то в сторону то ли Выборга, то ли какой другой Финляндии. Ну, туда, где реки чистые, а озёра чёрные, и где камни и валуны, и старые финские дороги, природа, лес и глубина мысли. Там сосны и солнце, и благодать сентября, а если ещё и листья лежат на чёрной глади озёр - так вообще прозрачный рай для временных поселенцев планеты Земля.
  Так они и приехали в этих ощущениях, мыслях, бабах и шаш- лыках.
  Развели костёр, вытащили лодку, смеялись и пели песни, пили водку и обнимали баб. Комары уже улетели в Финляндию или Саудовскую Эфиопию, неважно. Комаров не было. Была только благодать от Господа, создавшего этот удивительный край Суоми, временно принадлежащий нашей необъятной Родине.
  Стасик смотрел на небо, на озеро, на друзей, на баб и на костёр. Он пребывал в совершенном мире, и все мысли и чувства его были открыты. Он всё любил. И даже улетевших в Саудовскую Аравию комаров.
  Затем он глубоко вдохнул кристальный прозрачнейший воздух прекрасного сентября, зашёл в дом, взял ружьё и перестрелял нахуй всех своих друзей и баб.
  Сдаваясь ментам, он вспомнил, что у него депрессия.
  
  
  13
  
  Или вот Кирюша Толстый. У Кирюши был обрез охотничьего ружья и не было денег на выпивку. Нормальный человек что сделает? Нормальный человек возьмёт обрез и пойдёт штурмовать ларёк с пивом или магазин с бухлом, смотря у кого какие вкусы. Кирюша был нормальным и толстым, но у него была депрессия. А дело было где-то в жопе мира, в посёлке Октябрьский или Ноябрьский, или хрен их разберёт. Короче, центр вселенной. Русский мир.
  И вышел Кирюша на свет божий. К ларькам, всяким такси- стам и к духовности поближе, чтобы денег насобирать и бухнуть. Но денег ему никто не дал, поэтому и пришлось использовать обрез, как рассказал Кирюша сам.
  Сначала в ларьке на обрез было взято пиво, потом в магазине водка. Наутро мудрый Кирюша, естественно, тяжело себя чувство- вал, и нужно было опохмелиться.
  Кирюша подошёл к ларьку, из окна спросили:
  Кирюша, ты с обрезом или с деньгами?
  С обрезом, - ответил Кирюша.
  Чего тебе продать?
  Пивка, бутылочки три, пожалуйста, и покурить.
  Пожалуйста.
  Спасибо.
  Через полчаса пиво закончилось и душа потребовала водочки, чтобы объять просторы вселенной, чтобы наполниться исполинским духом Святой Руси и мирового блаженства, чтобы воздать славу Всевышнему и всё же проникнуть в тайны бытия.
  Для этого Кирюша пришёл в магазин. Там спросили:
  Кирюша, ты с деньгами или с обрезом?
  С обрезом, - виновато вздохнул Кирюша.
  Чего тебе?
  Водочки мне и закусить.
  Держи.
  Спасибо.
  Так неделю Кирюша и ходил по одному маршруту. Ларёк - магазин - дом. Но местным держателям акций ларька и магазина это дело надоело. И чтобы не вызывать ментов, Ашоты Арутюно- вичи, владельцы акций ларька, и Арутюны Ашотовичи, держатели магазина, решили с Кирюшей не говорить - что толку? А пошли бить челом к местному криминальному авторитету Гиви Зурабовичу. Авторитет принял ходоков, выслушал и пообещал разобраться и вчинить иск Кирюше на определённую сумму и взять обязательства, что в последующие разы Кирюша будет отовариваться исключи- тельно за деньги, а не за обрез.
  Ашоты Арутюновичи и Арутюны Ашотовичи ушли радост- ными и посчитали, что проблема решена. Тем более, реша- ет её известный криминальный авторитет, почти Дон, Гиви Цхалтубский, который, правда, никогда в тюрьме не был, но являлся при этом вором во всех законах, включая арбитражные, административные и международные законодательства, законы племён Папуа-Новой Гвинеи и законы шариата Саудовской Эфиопии.
  И, то ли вором Гиви оказался недостаточно Цхалтубским, то ли у него дела оказались поважнее всяких ашотовско-арутюнов-
  ских, только ещё неделю Кирюша ходил и в ларёк, и в магазин, в которых безоблачно отоваривался и думал, что жизнь прекрасна и легка.
  Но в один вечер, когда уже солнце зашло, мрак стал окутывать посёлок Октябрьский и духовность зашкалила - к Кирюше пришли гости. В составе делегации были воры Гиви Цхалтубский, Зурен, Васген, КамАЗ и ещё какие-то воры, и все в законе.
  Кирюша встретил их с обрезом и проводил к себе на кухню, где предложил выпить и покурить.
  Воры не отказались, и после употребления спиртных напитков спросили Кирюшу, долго ли тот будет посещать бесплатно торго- вые точки подотчётных им Ашотов Арютюновичей и Арутюнов Ашотовичей.
  С недельку ещё, - отвечал им Кирюша, - пока в запое.
  Нэт, - говорили воры и наливали, - ты тэпэрь только за дэнги будишь пакупат! И с тэбя ещё трыдцат тысяч за наши услуги и на дэсят ты набрал в ларькэ и магазинэ, вах!
  Кирюша налил стакан, выпил и говорил: вы идите, воры, домой, утром вам торговать на рынке носками и мандаринами, вас вдовы дома ждут. Нехрен вам соваться в мой национальный вопрос с Артутюновичами и Ашотовичами. Сам разберусь, когда пропьюсь, а пить ещё неделю точно.
  В ворах взыграла вориная кров!
  Вах, - сказали воры, - ми тэбе паслэдний раз гаварым- маварым, что придёшь к ларёк, ми тэбе парэжим!
  Посмотрим, - ответил на это Кирюша делово. На том и разошлись.
  Пьяный разум Кирюши немного, но соображал, что надо тормоз- нуть. Уже две недели как запой, а так и сдохнуть можно. Но организм требовал этилового спирта, похмелья становились невыносимыми, а денег как не было, так и не предвиделось.
  Что же, пойду в ларёк и магазин. Затарюсь в этот раз по полной, чтобы неделю не ходить, ну а потом решу проблемы и уеду охран- ником в Москву или Владимир.
  Так он и поступил. В очередной раз магазин и ларёк были выставлены. Но теперь уже практически оптом. Кирюше даже грузчик магазина и продавец ларька помогали нести пакеты с бухлом.
  И стало великое пьяное веселье у Кирюши. В доме его собрались все местные забулдыги и интеллигенция, и на этом Великом попоище
  было решено смести власть Гиви Зурабовича и подконтрольных ему воров и Арутюнов Ашотовичей.
  На третий вечер новая мафия вышла из дома в ларёк и магазин. В составе организованной группы было пять человек, все криминаль- ные лидеры и по совместительству "охранники в Москве где-то", и один, по образованию грузчик, безработный Юрец.
  У ларька всё прошло более-менее спокойно, не считая потери Юрца, который пошёл поссать и не вернулся, а вот у магазина поредевшую банду встретили представители коренных народов Владимирской области: Гиви Зурабович, Камаз, Заза и Арутюн Ашотович.
  Ми тэбе гаварылы, - начал диалог Гиви Зурабович, - тэперь будим тэбя убиват за ларёк. Или дэнги нэси!
  Денег нет, - отвечал им Кирюша.
  Можыт минтам его сдат, а? - предложил вор Заза или Камаз.
  Нэт, - парировал Гиви Зурабович, - нэ па панятиям! Будим сами ришат.
  Ну, решайте пока, а мы водочки возьмём, - продолжил Кирюша, играя с обрезом.
  Эээ, - отвечали воры, - у нас тожы есть чем тэбе про- стрелить.
  И тут один из воров достал что-то похожее на пистолет и по- махал им в воздухе, а потом направил ствол на Кирюшу.
  Вах, - сказал вор.
  Хуй с тобой, - сказал Кирюша.
  В этот момент раздался выстрел, и вор упал с разорванной башкой. Кирюша дуплетом шмальнул. Остальные воры побе- жали в магазин и в разные стороны, но Кирюша на ходу успел перезарядить обрез и ещё пару раз выстрелить. Первый патрон приземлился у Гиви Зурабовича меж лопаток, а второй в ноге Ашота Арутюновича.
  Враг был разбит, а авторитет Кирюши поднялся выше всех известных глубин. Магазин был обчищен, и милые друзья отпра- вились распивать и отмечать победу над игом коренных народов Владимирской области.
  На третий день в штаб организации, борющейся и распивающей, нагрянул ОМОН, менты и всякая другая нечисть.
  Кирюша был взят, обрез изъят, а друзья по партии уже стро- чили показания, всячески выставляя себя жертвами кирюшиного
  влияния, и выражали свою полную непричастность к конкистадор- ским действиям подследственного.
  Что же там с индейцами, спросит читатель, телевизор и Петербург?
  "Воры" понесли невосполнимую потерю Гиви Зурабовича, тому дробь прохреначила лёгкие, и он помер в страшных волнениях, вор Заза, он же по совместительству держатель стола с носками на рынке, остался на одну башку короче, Ашот Арутюнович полу- чил огнестрельное ранение в правую нижнюю ногу и пребывал в больнице под жёстким наблюдением врачей, а вор Камаз уехал. Куда уехал - никто не знал. Но уехал живой и, как говорят, на попутном КамАЗе.
  И присудили Кирюше волки позорные - суды наши бесчело- вечные - за эту милую шалость всего десять годов с конфискацией обреза. По 105-й, части 2, и 222-й, части 1. Это же за кражу можно столько же получить!
  Гуманизм!
  Сказали, что Кирюша хоть и пострелял, но пострелял он пло- хих краснокожих, избавил их от ссылки в резервацию и сэкономил федерации и конфедерации уйму золота и денег.
  На том и разошлись, отправив бесстрашного воина в Мелехово.
  В зону строгого режима.
  В этой зоне Кирюша ошивался шесть лет, дурака валял, с обре- зом не ходил, чифирил и нихрена не делал, пока в один прекрасный зимний вечер из печки-буржуйки, на которой варился чифир, не явилась ему Богородица с младенцем Иисусом и не сказала пару ласковых на тему, что Кирюша есть долбоёб и что грехи пора замаливать вечно и вовеки веков, аминь.
  "Свято", - подумал Кирюша, охренев. Пора в церковь, наверное, сходить, там иконы и батюшка, первая помощь при галлюцинатор- ных расстройствах.
  В церкви батюшка его много спрашивал и о Богородице, и о Младенце, и о том, как там в печке, как чифир вышел, ну и обо всём таком, божественном.
  Кирюша говорил, что с Богородицей всё хорошо. Младенец пока жив, в печке терпимо, а чифир вышел крепким. На том и разошлись.
  В бараке перед сном решил Кирюша помолиться. Типа, про- сти меня, Николай Угодник и кто-то там ещё, я грехи замолил,
  отстаньте, сидеть осталось немного, выйду и свечку поставлю на воле, во веки веков, аминь.
  Но Святые Угодники во главе с Богородицей не отступили. Напротив. Из вентиляции они всей толпой, включая младенца Иисуса, стали проговаривать в Кирюшину башку всяческие мантры:
  "Убей, Кирюша, опера и администрацию, грех твой зачтётся на помиловании, убей, убей...".
  Кирюша понял, что или нужно обратиться снова к батюшке, или действительно сделать так, как просят Святые.
  Через неделю Кирюша опять пошёл на приём к священнослу- жителю. На приёме рассказал про все явления и всё мироточения, и прочие святые девайсы. Батюшка выслушал и отправился к оперу.
  На следующее утро Кирюшу вызвали в кабинет опера и тщательно расспросили о проявлениях святых в Мелеховской зоне. Про слуховые проявления и зрительные. И про печку, и про вентиляцию.
  В кабинете уже присутствовал доктор и писал в бумажечку слова.
  Кирюшу поместили в какую-то одноместную камеру, но не в ШИЗО, а что-то там у них ещё было, и заставили ждать, объявив ёбнутым.
  Через три дня увезли Кирюшу в Рыбинск. На передержку. Там то ли зона, то ли дурдом, но торчат на Рыбинске те, кто спелся с Богородицей в зоне и теперь, по причине особой святости, не может более пребывать в исправительном учреждении, а должен неминуемо объявиться в местах с повышенной концентрацией галоперидола на метр квадратный.
  В итоге попал Кирюша на Кострому, в дурдом. Там семь лет нихрена не делал, с обрезом не ходил, таблеточки кушал и с Бого- родицей общался только посредством иконок и жития всех святых и Нерукотворных.
  А через семь лет приехал к нам. Теперь ещё пяточек лет - и дома. С обрезом ходить, нихрена не делать, водку пить, в Москву охранником ездить. А через пять с половиной лет - опять к нам. В царствие Его Превосходительства Галоперидола Небесного имени проф. Ганнушкина и проф. Доктора Менгеле.
  14
  
  За окном передают задницу. Ровный и белый снег от самого дурдома и до самого Владимира, который вдалеке коптит и мучается уже вот больше тысячи лет. Города, в котором я постоянно попадаю в дурдом или в тюрьму, ничего хорошего в нём нет для меня и не предвидится, но кое какие персонажи там водятся. И, как правило, все православные или умалишённые. Или просто уникальности до гроба Господня.
  Всем надо обязательно что-то намутить, что-то спиздить или заехать куда-нибудь. Делать тут нечего. Бесплатных работ нет, если и есть какие бесплатные работы, то тяжёлые и дорогие. То есть на таких работах ты прокатываешь на транспорт и на жратву больше, чем зарабатываешь. А на тебя ещё и орут весь день, и толку от тебя нет никакого, так как никто ничего не умеет и не хочет делать вокруг. Все заняты своим провинциальным креативизмом, оголтелой уёбищностью и гордыней: что месту, в котором они пребывают, уже больше тысячи лет - и "всё хуёво тут у нас".
  А у нас хуёво! Ой как хуёво! Все новости оттуда - одна хуёвее другой. Всё горит, всё вешается, всё едет в Москву в охрану - тонет, едет в Москву в менты - горит. Едет в Москву на заработки - при- езжает с оторванной башкой, едет в ИГИЛ на работу - приезжает в менты. В армию кто сядет - идёт потом вертухаем, тюрем дофига. Кто-то сядет в тюрьму - выйдет в депутаты или в охрану, или туда и туда, мозгов не надо, главное, чтобы тушка жрать умела. Остальное всё дзен-буддизм и перетомление духа.
  А то, что всё летит в пизду - это заповедно. Такая жизнь у нас, такая у нас судьба и сверхидея: Русская Национальная Влади- мирская Пизда!
  Оттого и горим, как в аду, и живём, как свиньи, и не желаем жить иначе. Готовы воровать и убивать, гнить и корёжить всё вокруг, ссать в лифтах. Срать себе на башку и провожать троллейбусы взглядом отсидевшего сурка, завидовать автобусам и работать ёбаными так- систами и охранниками.
  Всё выжгла эта Пизда, всё ценное, что было в этих людях, всё родное и сокровенное. Всю любовь - всё выжгло и высо- сало это ордынское состояние русской народной Владимирской Пизды. Что в начале Орды, что в её коммунистическом стоя- нии, что при вовическом строе. Всё пропито и спизжено, всё
  обосрано, кругом какой-то вокзал, без поездов и рельсов, без автобусов и касс. Только сплошные залы ожидания и всемогущая тоска, работающая как плохой мотор всей этой древнерусской Владимирской Пизды.
  И облака. Надо всей этой страшной землёй плывут облака.
  Смотрит Господь с неба, которое тоже спизжено и обоссано охранниками и таксистами из армий, смотрит - и охуевает от этого ядерного края, от этих мерзких домов. Грязного снега. Троллейбусов. Диких автобусов. Такси. От всех этих чудовищ- ных корейских автомобилей, дизайнером которых был самый конченный олигофрен, смотрит Господь и думает: а не послать ли этих уёбков куда подальше? Этим пидорасам я бы сына своего не отправил.
  Спиздят или обоссут.
  Или в Москву "уедут" в охрану, или в таксисты завлекут.
  Иисус и сам бы не попёрся сюда. Тут холод собачий всегда, а летом холода собачьего нет. Есть другое что-то собачье, но не холод. Мерзость какая-то неуловимая, прямо в душе эта мерзость.
  И красивая природа. Природа вся в ёлках и соснах. В полях и речках типа русской народной природы, но без особенных гадостей ландшафта.
  И ещё здесь много дурдомов. Они самое прекрасное, что можно отхватить от владимирского русского народного мира.
  В дурдомах не надо казаться лучше. Там нет социальной зависимости, ты там такой, каким являешься. Даже если и убил ты двух-трёх человек, то там никого это не парит. И в итоге тебя самого тоже перестаёт парить такая безобидная несуразица.
  А что было бы в миру, если бы, допустим, написал ты в фейсбуке, типа, я, такой-то и такой-то, загноился тут к вам в фейсбук по причине убийства двух или более с отягчающими жизнь обстоятельствами? Ну, народец, конечно, мечтающий так же, как и ты, об убийствах, народец бы конкретно запищал. Типа, нельзя, как такое может быть? Ты, типа, нам всем тут святым больше не друг и не брат, и тебе мы лайкать ничего не станем, а наоборот, запищим и воспарим над этой благой весточкой, мы-то тут все не уроды, мы тут все только что из церквей, да и то из хороших. А ты, такой плохой субъект российской федерации - замочил. Либо украл, либо ограбил, ну всякие шалости за человеком природой водятся. Но мы против! Мы ёбаный социум,
  который умеет кнопки нажимать, жрёт, потом рожает и в итоге отмирает, никому не впившийся в хуй. Но убивать социум очень и очень любит, когда это по закону, толпой, понарошку, или в мечтах. Каждый дятел мечтает убить соседа или женщину, с которой жил или будет жить. Или соседа с этой женщиной, или наоборот. Но не каждый дятел заявится в социальную тарелку для признания этого, пока ещё несостоявшегося, факта. Наоборот. Чем сильнее дятел будет пищать о морали - тем сильнее будет в нём проявляться удовольствие убивать и грабить. Так дятел всю жизнь и проживёт, никого не убив и не ограбив. И, наверное, это хорошо, если бы в какой-то момент, напившись или наде- прессовавшись, он не разрубит топором чью-нибудь голову. Или ещё чего похуже.
  А потом дятел попадёт в тюрячку, где будет страдать и креститься, и боженьку звать, чтоб тот разрулил его душевные сомнения от- носительно собственной значимости в массовых расстрелах. А боженьке чудотворно и благообразно похую. Он природу изо- брёл. В природе все чего-нибудь жрут, пьют и убивают. Вон звери всякие, вон бактерии, дураки в дурдоме, президенты всех стран и всякого рода генералы и прапоры. Всё всё жрёт. И социум занимается тем же самым, но никогда не будет об этом вопить. За это лайк не поставят.
  Космос и мир вообще штука интересная. Боженька, когда лепил это великолепное пространство во времени, он все законы физики ещё по пути изобрёл и заложил. По этим всем законам, как итог, наступает полный пиздец.
  До полного пиздеца случаются ещё и промежуточные, всякие незначительные Чикатилы и Хиросимы, войны и динозавровые вымирания, всё растёт, потом жрёт, потом умирает, потом из этого умершего всего рождается нефть. За нефтью - социализм, всякие фашисты-коммунисты... И как последний и финальный социальный эксперимент - Русский Народный Владимирский Вовизм.
  РНВВ. Это тотальный, усть-имперский, вымышленный и полностью заслуженный пиздец со столицей во Владимире. Где отдушиной являются дурдома, потому что только в них отсутствует гнилой воздух, этот сероводородный пердёж Русского Народного Владимирского Вовизма, который, хоть и на половину процента, но всё же является частью Вселенского Огромного и Финального Пиздеца.
  Запомните мои слова, будущие и бывшие потомки. Держите своё тело и душу поближе к дурдомам, только в них вы можете пережить Вселенский Огромный Финальный Пиздец, сокращённо ВОФП (читайте Розу Мира ебанутого Даниила Андреева), торчите каждой своей каплей поближе к галоперидолу и профессору Ган- нушкину. Если поблизости нет дурдома или портрета профессора Ганнушкина - замените их смертью.
  В дурдоме вам никто не скажет, что вы плохо поступили, когда убивали, грабили или ещё что-нибудь повеселее, не скажут ничего и на момент укрытия от ВОФП (не читайте Розу Мира ебанутого Даниила Андреева), в дурдоме всем до вас будет похуй, после того, конечно, как у вас кончатся сигареты и чай. Ну, заехали вы укрыться от апокалипсиса или распятия, да и насрать на вас. Тут и не от такого скрываются.
  Так что не ссыте, люди, от всего есть спасение, от любого кошмара и пиздеца, от Вовизма и коммунизма, от Гитлеров всех мастей, от Рейхов и Апокалипсисов. Спасение это - в дурдоме. Здесь кормят, и после 10 вечера довольно тихо. А чувство тотального и глобального в вас - завершат.
  Так как же нам не проворонить этот Пиздец, как не про- торчать его в фейсбуке, спросят питерские, человеко-люди, Телевизор, Участковый и человек? Как же мы, сероводородные, вечно жрущие и вымирающие, но тянущиеся к Свету Божьему, как мы поймём, что ура! Пора спасаться? У нас же нет десяти заповедей и свидетельств Иегов, у нас нет чувства неложного опасения за свой телевизионный быт! Это вы, состоящие на 100% из сверхновых звёзд, читающие Заратустру и причисля- ющие себя к ложу Богов, вы чувствуете, когда вам в дурдом, а нам, сука, пальцем покажите! Мы из тех, кто не мы. Мы из тех, кто нихуя!
  А вот вам, вдовствующие и засранствующие, заповеди и всякие поправки к ним. И вам всякого говна ещё до кучи, чтобы уж точно не проворонили время вхождения в Храм Дурдомен.
  Первое: не ссыте и занимайтесь хуйнёй до такой степени, до которой это физически возможно. То есть, примерно 274207281-12 раз на нанометр.
  Если нет линейки - сойдёт калькулятор, только не прерывайтесь и не оглядывайтесь по сторонам, а то можно нечаянно задеть что-то не из мира мёртвых.
  Как только вы поймёте, что занятие хуйнёй начало приносить вам пользу - немедленно прекратите заниматься хуйнёй и займитесь чем-либо бесполезным, вроде зарабатывания на воду. Как кончится вода - берегите тепло. Когда спиздят тепло - уезжай- те в Можайск, там тепло. Когда электричка перестанет заниматься хуйнёй и закончит движение по смоленскому направлению, - выбирайте любое другое, но только обязательно приезжайте в Можайск. Там коты.
  Гладьте котов, бейте бутылки, собирайте грибы и выпрыгивайте из окон, за это простят вас и помилуют. Вы будете правы на всех направлениях истинного раздолбайства, которые доступны без определённой прокачки, но лишь бы со знанием дела.
  А дело своё знайте. Когда электрички повезут котов во Вла- димир, а можайское направление разобьётся о бутылки - тогда пора. Собирайте шмотки, запасайтесь терпением и стучитесь в двери ближайшего владимирского дурятника (откройте "Розу Мира" Даниила Андреева), в дурятнике перечислите причины, побудившие вас пробудиться от сна и совершить грандиозный поступок (закройте "Розу Мира" Даниила Андреева), затем ложи- тесь на 21 день и спокойно смотрите по сторонам, стреляйте закурить и чай. Если по дороге вы никого не убили, то тоже неплохо.
  Советуют ещё и убивать, но здесь есть скотство и принуди- тельное лечение, поэтому можно обойтись парой трупов, но без ярко выраженного убийства. Относительно убить не возбраняется, но чревато.
  Последнее: когда окажетесь в дурдоме, то мимо вашего дурдома будут проплывать события из мира мёртвых. Кто-то женится, кто-то родит, кто-то убьёт или в Москву поедет. Кладите на это огромный болт. Это вас не касается, вы надёжно спрятаны от апокалипсисов всех мастей. Вам даже в Можайск не надо, у вас тепло и в палате. А космос всё разрулит. Время и пространство пройдут мимо, и апокалипсис просвистит за окном пугающими фонарями в чёрной ночи, вы почувствуете только небольшую грусть и нечрезмерное страдание. За всё это время вы одичаете только один раз. И то бесполезно. Поэтому никогда не просите у меня подсказок и заповедей, не мучайте меня и Господа Бога, нам и так от вас дохуя, особенно Ему. Просто кладите и живите, будьте счастливы, несомненны и стремитесь к художеству. Будьте как дети, шлите всё нахуй.
  15
  
  Привезли к нам Димочку.
  Наркоман, которого христанули в реабилитационном центре для наркоманов. Сидел, естественно, по 228 статье. Наркота в крупном размере.
  Всё ходил по дурдому и орал, что Иисус - великий бог, Царь царей, Господь господ.
  Джамшут подцепил от Димасика эту кричалку и повторял: "Царь зверей, Господь господ".
  Все Димочкины рассказы о жизни - это как в 14 лет колоться начал, как закладки искал, как потом по реабилитациям скитался и как он уверовал в Него и теперь не колется.
  Только успел героина продать в крупном размере, но Иисус, великий бог, Царь царей и Доминус Саваоф - в курсе.
  Ему 30 лет, а интеллект на уровне 14-летнего ребёнка, поэтому, наверное, его к нам в дурдом и отправили.
  И если Кирюша Толстый был православным на всю башку, то Димочка - протестантский харизмат. Со всеми вытекающими.
  В реабилитационном центре для таких же идиотов он дослу- жился до роли наставника. Это такой хрен над хренами.
  Всё наставничество его заключалось в стукачестве и отбирании жратвы у подчинённых наркоманов. Ну, ещё молитвы проводил. Рассказывал, как скакали в экстазе и как Святой Дух на всю эту толпу исходит. Так как в этом центре запрещалось всё и народ сидел взаперти, работая и читая Библию, немудрено, что Святой Дух стал снисходить онлайн.
  Если год сидеть в таких условиях, не есть, не жрать, - конечно, снизоупадёт сам Господь Саваоф, и прямо на башку подопытным. А эксперименты над толпой нариков ставились в этом центре заупокойные. Например, не жрать ничего во вторник и четверг и пить одну воду. Считалось, что это пост. Когда кто-то начинал выступать на тему жрачки, того отправляли на самые грязные работы. На свинарник. Если и на свинарнике пациент не успокаивался, к нему применяли очищение водой на морозе и привязывание пятилитровых бутылок, наполненных, опять же, водой, к тушке пациента. В таком идиотском виде наркоман-бунтарь должен был стоять часами по стойке смирно и читать молитвы на иных языках, и просить Господа
  очистить его наркоманскую душу от греха несмирения.
  Но голод - страшная штука даже для раскаивающегося наркомана. На свинарнике голодные жрали комбикорм у свиней. В курятнике у кур воровали яйца.
  За эти проступки наказания были не такими строгими. Наркомана в одежде обливали водой и выгоняли пинками на мороз. И наркоман должен был согреться Духом Святым. Так они называли эту проце- дуру. Наркоман мог отжиматься, приседать, молиться и совершать пробежки под контролем наставника. Если через час таких утех наркоман не замерзал - значит, он угоден Духу Святому. Наркомана заводили в дом, одевали в сухое и давали таблетку аспирина. Чая не полагалось. В чае кофеин. Кофеин - дьявола алкалоид.
  Пара нариков таким нехитрым способом окочурилась в этом центре. Только вот ни ментов, ни уголовных дел - ничего чело- веческого не было в этом свинарнике. Центр был под ментами, а наркоманы на ментов работали. На стройках работали, на дорожных работах, на всём дерьме, где менты и руководители центра имели бабки. Называлось это "служить людям во имя Господа".
  Типа, Иисус же служил людям и ментам, и ты, наркоман или алкоголик, тоже хуячь. Господь покруче тебя был, не кололся и страдал. А ты, урод, за это обретёшь свободу от зависимости, Господь тебя лечит от гордыни (что вообще-то полезно) и учит смирению перед жизнью вечной. В Царствии Небесном не нужны наркоманы. Ты туда попадёшь, если будешь служить ментам, пасторам-ублюдкам, которые высасывают из заблудившихся людей последние бабки, наставникам реабилитационных центров, которые ничего делать в жизни не умеют, кроме как искать закладки, и поэтому находят себя во Христе. Если бы Христос видел всю эту пиздобратию, он бы, конечно, охренел.
  "Наставник, он же проповедник Слова Божьего, он же садист с реабилитантами, он же расклейщик объявлений по городам "Помощь наркозависимым", он же в Духе Святом пребывающий, сегодня не сможет провести утреннее построение и молитву.
  Он сегодня в суд уехал. У него делюга по 161 часть 1. У девочки тринадцатилетней телефон отобрал, чтобы уколоться.
  Давайте помолимся, братья, чтобы Господь дал разум нашим судьям и помолимся за правителей наших, чтобы Мише Гоблину дали условный срок".
  В характеристиках от ментов написано, что он святой: свои менты помогли и пасторы. Гоблин теперь людям помогает и вырывает грешников из когтей наркомании.
  "И пусть дадут ему условный срок во славу Твою, Господи, именем Иисуса Христа просим суд об условном сроке для Миши Гоблина, хотя у Миши было уже три условки, за наркоту и две кражи, но просим Тебя, Господи, поверить в Мишу и то, что он встал на путь Твой, Господи, именем Иисуса Христа, аминь".
  И если кто-то вдруг помирал в таком успешном заведении, это списывалось на Волю Бога и прикрывалось Ментами Земными.
  Центр находился в деревне, в глухомани, связи с родственниками у реабилитантов (рабов) не было, а когда родственники начинали искать своего нарколыгу-бедолагу, им показывали официальную бумажку, где наркоманом чёрным по белому было написано:
  "Согласен пребывать в центре и претензий не имею". Тут же прилагалась бумажка, что, мол, в соответствии с уставом и правилами центра, добровольно покидаю это заведение и претензий, опять же, не имею. И подпись нарика.
  Как так? А если наркоман уже с трупаками на местном клад- бище или в лесу зарыт, то как он подписал? А очень просто. Когда на отходняках и ломках такой фраер добровольно (а иногда и при- нудительно) заезжает в центр - ему дают кучу бумаг на подпись. И нарколыга на ломках не особо разбирает, где ему закорючку поставить, ему бы скорее в койку, ломаться, ему не дадут ничего, что помогло бы снять абстягу, нет ни медиков, ни препаратов. Лежи и ломайся во Славу Божью. А сдохнешь - ты уже всё подписал. Ушёл из центра.
  Рулил, короче, Дима в этом центре. Не один, конечно, рулил. Были там и подобные ему клопы-наркоманы. Был пастор, о котором Дима рассказывал с великим трепетом. Пастор-наркоман был наркоман, потом Святой Дух херакнул наркомана - и теперь он не колется и пасторит. Двигает тему Христа для новоявленных. Орёт про библию, места писания и что где Иисус говорил. И Цезарю Цезарево - это святое.
  Вся власть от Бога. Мы за вовизм-медведизм!
  Конечно. При каком ещё более-менее цивилизованном обще- ственном строе возможно вполне официальное рабовладение, пусть и временное, и зарабатывание бабок на больных людях.
  Ну хорошо, не колется наркоман у них, работает. Денег приносит. За него же ещё и родственники платят определённую сумму в этот центр. Он же на лечении! Хрен с ним, с деньгами. Вылечили якобы этого идиота. Но лечение одной зависимости породило другую.
  Теперь, если человек реально не колется больше - он христану- тый. Он уже не человек. Он шарахается по сумасшедшим церквям, с сумасшедшей лыбой и мутными глазами. Он несёт Свет и клеит объявления в городках типа Москвы или попроще: "Помощь в трудных ситуациях. Нарко-, алкозависимым и их родственникам". Он творит добро, набирая рабов и наполняя карманы пастору и ментам. Или бандитам - разницы никакой. Бросает детей, если они уже не были брошены, жену, если ещё есть - всех. Заключает
  "Завет с Ильичом", то есть "Завет с Богом", на пару лет, и эти "за- веты" потом торжественно продлевает перед всеми участниками своего церковного пиздобратства, восхваляемый ополоумевшими от Духа Святого пастырями, как правило, холёными и толстенькими дядьками, знающими, что чем больше таких долбоёбов будет в их стаде, тем жирнее пастырю будет находиться на семинарах в Турции и Америке. А уж благо стране пастырь даст. Он отчитается перед вовизмом о проделанной работе. Покажет неумолимую статистику о снижении нариков на душу населения и про открытые им лично центры для новых долбоёбов тоже расскажет.
  Вовизм, конечно, носом малость поводит: не особо это традици- онно с точки зрения православного, а Россия единая - вообще-то православная Орда.
  Но с точки зрения политики и того, что можно приписать заслуги пастора вовизму - ладно, это типа программа по оздоровлению рабов во всей красе. Пусть прыгают харизматы протестантские, наркоманов меньше по бумажке - хорошо. Телевизор одобряет.
  Мало наркоманов - тоже плохо, скажет мент, наркобарон, цыган, питерский, барыга и человек. Ничего страшного. В провинции под- растает на материнский капитал новая тьма будущих потребителей. Если в Москве и Петербурге более-менее есть чем заняться, то в 100 км от МКАД - только бухать и колоться. Ну, иногда работать за бесплатно там, где, может быть, не кинут.
  Поэтому не расстраивайтесь, господа торговцы наркотой. Вовизм не допустит вашего обнищания. Вовизму нужна единая Россия. Без выебонов и оппозиции.
  А если ты нарик или алкаш, да к тому же работающий за бес- платно, кто же от тебя откажется, дурачок?
  Поэтому спите спокойно, торговцы кайфом, делитесь и раз- множайтесь. Но, главное, делитесь. Вовизм подразумевает делёжку. Кто не делится - того могут и по жопе треснуть. И больно.
  Но в основном достаётся мелочи, вроде нашего Димасика. 228 - милости просим. Где-нибудь кто-то видел, чтобы упакова- ли реального наркобарона? Никогда такого не случится. Посадят мелкую шваль, может, оптовика, но того, кто реально имеет доход, сопоставимый с бюджетом Таджикистана за 100 лет, - таких вы не увидите ни в тюрьме, ни в дурдоме.
  А в центрах реабилитационных - благодать. Особенно новояв- ленным. Им временно показывают, что есть другая жизнь. Какая-то светлая и чистая. С песенками о Боге (говно редкое), с праздниками Пасхи и смирением всеобщим.
  А Новоявленные должны смиряться, пахать с утра до ночи по хозяйству, строить сараи, выгребать говно. Потом, через год, стать наставником и уже помогать новичкам погружаться в иную жизнь, в Жизнь Вечную. Потом подписать завет на пару лет. Отдавать всё заработанное в Церковь. Потом может даже стать Пастором!
  Но, как правило, до пастора дотягивают единицы. Особенно упёртые или окончательно поехавшие. Мало-мальски непоехавший наркоман после всех "Заветов Ильича" отправляется в одно место. К барыге.
  И далее всё по второму кругу. Если не сдохнет, конечно. Многие отъезжают с первого же после реабилитации укола. Связано понятно с чем. Доза, с которой наркоман уезжал в реаби- литационный центр, - это смертельная доза для слона, не то что для человека. И несостоявшийся пастор не думает об этом, когда едет к барыге. Берёт такое же количество героина, какое брал до посещения центра. Ну и, естественно, введя такую дозу в отдо- хнувший организм - подыхает от передоза. Задыхается и едет на кладбище. А на кладбище и жизнь вечная, и крестов хоть жопой жуй, и потусторонний мир, и тишина, и благодать, о которой мечтал человек, и вселенское блаженство.
  Христианство во всей красе, короче. И не убьёшь там, и уже не украдёшь, и не спрелюбодействуешь, и не пожелаешь жены и мужа ближнего своего, и не обновишь ни одной заповеди, даже если в живом мире они вдруг обновятся.
  То, о чём тебе говорил Господь - уже есть на кладбище. И там его - вагон. Торчи себе в могиле и кури бамбук. Никаких соблазнов бытия.
  А если ты реально попал на тот свет, и он, к примеру, есть.
  Во! Интересно.
  16
  
  Короче, ты крякнул. Типа, лежишь такой весь из себя трупешник, и всем насрать на тебя. Помер - и молодец.
  Фельдшер скорой помощи подчёркивает нужное на своём бланке, а именно: "Вследствие биологической смерти". Ясно, что у тебя передоз, что там ещё подчеркнуть, не от травм же несовместимых и не от мертворождения.
  Потом везут тебя, распиздяя, в морг. Едут как раз мимо дома барыги, как назло тебе. А ты, по всем верованиям в загробный мир, сидишь в труповозке рядом со своей остывающей тушкой и думаешь, какой же крутой приход ты поймал и как тебя сейчас прекрасно тащит. Реально: тела не чувствуешь, кумаров никаких нет, проблем тоже.
  Затем, примерно уже в морге, до тебя начинает доходить, что приход странный был. Как-то шарахнуло сильно. И сейчас состо- яние непонятное. Закурить бы, а не понимаешь, как выходить из этих картинок с трупами вокруг и кафелем на стенах. Реально тебя притаращило.
  Но ты же весь насквозь христианин. И ты согрешил. Ты укололся, а колоться - это реальный грех. Блин. Надо завязывать, а то Господь меня реально укокошит. Хорошо, больше ни миллиграмма внутрь. Давай уже, отпускай, тяга чёртова.
  А ни хрена. Не отпускает. Ты смотришь, что лежишь на каталке с синими губами и закатанными глазами. Весь какой-то не такой. Странный. Надо бы реально попросить у Господа прощения за грех иглоукалывания. И пастору рассказать - он помолится с братьями.
  Блин, алё, давай уже отпускай! Что за тяга такая: картинка одна и голоса какие-то в башке. Чёртов барыга, что он мне за хрень подсунул.
  Блин, алё.
  Что это такое?
  И тут тебе такой голос с небес: "Ты долбоёб!".
  Кто это? Кто это говорит? Ты начинаешь трогать себя за руки и остальные запчасти тела, но тела-то нет. Есть какая-то мутная завеса из непонятного материала, и вместо мыслей уже руки, вместо рук запчасти. А вместо запчастей - мысли. И голос тот же самый: "Ты долбоёб!".
  И ты совершенно не понимаешь, чем думать, то ли головой, то ли тем голосом, то ли руками, то ли запчастями. И страшно что-то очень. И водички не хочется. И покурить бы надо, но нечем. Лёгкость необратимости и какой-то совершенно подходящий к ситуации голос из ниоткуда: "Ты долбоёб!".
  Господи, жить-то хочется. Давай возвращаться назад, надо позвонить кому-нибудь, надо скорую вызвать, блин, а где телефон и почему картинка одна и та же. Я с синими губами, кафель, труп слева от меня, бабка какая-то.
  Надо, что-то надо...
  А голос опять: "Ты долбоёб!".
  Господи, надо молиться. Хули делать ещё, ссыкотно что-то реально мне.
  Итак: Господи, что-то там про царствие твоё, именем Иисуса Христа, кровью Его омой чего-то, блять, не помню нихуя, как молились в нашей Церкви Вознесения Христова, пастор ещё что-то про искупление буробил, я тогда ссать хотел ещё.
  Так, берём себя в руки. Я же не умер. Я же всё понимаю прекрасно. Надо помолиться и отпустит. Молимся: Отче наш, сущий на небесах, да святится имя Твоё, да приидёт Царствие Твоё, да будет Воля Твоя...
  И голос опять: "Ты долбоёб!".
  Господи, что это за кайф такой! Я не хочу такого, я не буду больше, мне страшно, господи, что делать? Как мне, где телефон? Что, блять, делать? Нахуй, что это? Где руки? Блять! Нахуй. Господи, что происходит? Какой пиздец, мама, блять, суки все, вы чего, что, блять, пиздец совсем, вы суки все, вы ебанулись, что ли, что за, блять, хрень, мама, ебать колотить, что за пиздец?
  И голос такой: "Ты долбоёб!".
  Фу, отпустило. Спокойно. Дышишь вроде. Хотя нечем дышать. Тело не чувствуешь. Вот это кайфанул так кайфанул. Никогда больше не буду. Чуть не умер. Ну нафиг эту дрянь. Только церковь и только Господь. Надо же было такой соблазн поймать.
  И закрываешь глаза.
  А когда опять открываешь: стоит перед тобой какой-то засранец. Я, говорит, святой наркоман. Я отвечаю на Небесах за наркоманов и реабилитационные центры. Зовут меня Лёха. Я сам недавно сдох, но поднялся по карьере довольно быстро. Ты тоже поднимешься. За два года почти пастором на земле стал. Это круто.
  Ты такой говоришь ему: "Иди ты нахуй, дурак, кто ты? Что ты мне тут бубнишь про пасторов и наркоманов?".
  А он тебе так спокойно: "Ты помер, Вася. Верил в загробный мир и Царствие небесное - вот и получи по вере твоей, как Шеф говорит".
  Не верил бы в Шефа - сейчас бы хуй чего увидел. Не было бы нихрена. А теперь есть то, во что ты, мудак, верил.
  И ты такой весь христообразующий, говоришь этому Лёхе: иди ты нахуй, дурачок, где я, меня привезли в семнашку в наркологию? Что тут я с трупами какими-то торчал всю ночь?
  А Лёха такой спокойно и мило отвечает тебе: "Нахуй ты уже пришёл сам, дорогой товарищ верующий. Сейчас нужно будет встать, одеться и подписать кучу бухгалтерских и прочих книг и документов. Ты готов?".
  Ты такой думаешь: хрен бы с ним, с этим Лёхой, лишь бы выйти отсюда, а там, может, реально в наркологию или в дурдом увезут. Что-то сильно меня вмазало, видать, с головой проблема. Нельзя верующему колоться. Нельзя. Мешать Божью благодать с герычем - опасно.
  Ладно, Лёха, пошли.
  Вышел ты из этого помещения с трупами и хрен знает куда попал. На нарколожку точно не похоже, на дурятник тоже. Народу дофига, и все нарики и алкаши - это видно по рожам, но непонятно, кто и куда всё время ходит.
  Один, совсем дурной какой-то, в розовой пижаме, подходит к тебе и говорит:
  "Ты за Сталина топил при жизни? На вот тебе тут кучу Стали- ных, всяких разных, с усами и один даже с головой. Будут из тебя сок варить на бульон".
  Какой бульон? Какого Сталина, что ты несёшь, совсем охрене- ли, меня привезли в дурдом, орёшь ты. Дайте телефон, я пастору наберу, покаюсь.
  У нас здесь каялка стоит в углу, - опять говорит розовый. - Иди выкаяйся. Легче будет в разы.
  Ты что, совсем ёбнутый! - орёшь ты, понимая, что ругаться матом и сквернословить - это грех и что теперь опять надо покаяться.
  Каялка-какаялка, - противно смеётся Розовый.
  Ты начинаешь смотреть по сторонам. Всё какое-то белое, ничего толком не видно, одни силуэты и стены непонятные. Как будто из них туман какой что ли.
  Где я? - собираешься ты с мыслями и тормошишь Розового.
  У нас, - отвечает Розовый. - Ты за Сталина топил? У нас много всяких Сталиных, один даже с ушами и два с головой.
  Да я давно топил, - начинаешь оправдываться ты, вспоминая, что в молодости, когда героина было много, ты был близок к местным каким-то коммунистам. У них и наширяли тебя первый раз.
  Топил, - улыбается Розовый, - сейчас тебя позовут Наверх и там спросят. А пока дойди до каялки. Ты же верующий, хоть и за Сталина топил.
  Да иди в жопу, дурак, - кричишь ты на Розового, но тут тебя действительно зовут:
  Наркоман Юра, верующий, 40 лет. Пройдите в кабинет "Ю".
  Что за хренотень? Розовый свалил в угол, стоит над каялкой и выкаивается.
  Блин, где кабинет "Ю"?
  Налево и по коридору! - кричит Розовый, выкаяиваясь и захлёбываясь.
  Налево, блин, тут везде налево. Похоже на двери, но не двери.
  Буквы пошли в голове. А, Б, В. Блин, до Ю когда дойдёт!
  Когда хер на голове сваришь, рваный морж, не то совсем тебе зубы поотвергаем, сраный коптильный червяк, - раздаётся возглас из матюгальника. Но сам матюгальник не видно. Ноги ватные, ты не идёшь, ты как-то передвигаешься, но непонятным образом. Ноги не передвигаешь, просто ими как-то двигаешь, да и ног-то нет, есть какая-то непонятная нога - не нога, хвост - не хвост, что-то на рыбу похожее. Но не от рыбы.
  Вот кабинет, видимо. "Ю" написано.
  Заходишь. Как палатка какая-то: ни дверей, ни окон. Сидит какой-то непонятный объект и весь светится. Ты заходишь и говоришь: "Здрасьте".
  Он смотрит на тебя. Как голубь башкой крутит и видно, что сидит за столом, а на столе книги и куча какого-то мусора.
  Здравствуй, наркоман Юра, - начинает говорить тебе субъект. - Мы очень рады, что ты пришёл. Ты умер, Юра, умер по-настоящему и, как истинный наркохристианин, от передоза. Тут много таких. Ты в детстве под Ленина ходил? И тут пойдёшь. В Бога веровал местами - тоже не совсем понятно.
  Но сиди пока и расписывайся вот тут и вот тут.
  И открывает книги, а в книгах все твои дела с рождения и до самой смерти. И самая последняя фраза на последней странице:
  "Греханул пидорок наш, Ваше Преподобие. Ёбнул из коробки для пожертвований денег, купил герыча, вмазался и сдох".
  Внизу резолюция и карандашом подпись: "Долбоёб наш Юра".
  Ангел хранитель 237 717 239 256 (Колян Упоротый).
  Так куда пойдёшь, Юрец? - спрашивает субъект рыбьим голосом. - В рай или в Ад?
  Ты думаешь пару минут и говоришь:
  А можно в Рай?
  Можно, - зевает субъект. - Тут у тебя грехов малость больше, правда, чем нужно, поэтому отправишься пока в ад, там найдёшь Мишку-барыгу, помнишь его? Он тебя устроит пастором у местных алконавтов. Ты же Библию тут читал пару лет. Вот и покайфуешь там, пока Шеф не заберёт. Он периодически туда ходит. Раз в 2000 лет. Потом посмотрим.
  И ты такой орёшь:
  Э, алё, я пастора Сергея знаю и пастора Виктора! Я так это не оставлю!
  А субъект спокойно так отвечает:
  Пастор Сергей торгует, а Виктор в реабилитационном центре с рабов имеет нехило, бабёнку себе завёл тут, налево ходит. Это не поручители.
  И ты такой:
  А кто же может быть поручителем? А субьект:
  Шеф.
  Ты орёшь, что верил в Шефа и даже молился постоянно и что это вообще за беспредел! Ты христианин, а Христос обещал спасение всем, кто верил в Него! Что за чушь происходит, открой Евангелие, посмотри!
  А этот мутный с глазами смеётся и показывает тебе Библией на выход. А в дверях уже Розовый, и с ним какой-то с тремя руками, гордый и со сталинской бородой.
  Розовый ржёт и говорит: "Вот тебе Сталин, Юра, пошли рас- стреливаться?".
  Сталин тоже ржёт и бухает из горла коньяк.
  Пашли в ад, дарагой, - произносит он торжественно и хватает тебя за голову. Ты весь помещаешься в руку Сталина и
  превращаешься в маленькую молекулу на дне его бутылки. И пока тебя несут в ад, ты смотришь из этой бутылки, подпрыгиваешь с миллионами таких же, как и ты, идиотов и плещешься и стекаешь по стенам. А дальше Сталин делает глоток, и ты вместе с остальными дебилами погружаешься внутрь его чрева.
  А в чреве тебя распределяют на работы и проживание. Комиссия изучает твою делюгу и назначает бригадира и ответственного за тебя. Так как тут народу много, миллиарды и триллионы распиздяев, то и распределение занимает кучу времени. Пока расстреляли тебя, потом повесили, потом опять расстреляли, потом ещё что-то - ты уже и не помнишь, но вот дошла очередь до твоего распределе- ния. И тебя отправляют в сектор 217313667-12. Не в жопу, но и не сказать, что в элитное место.
  Тебя распределили новой единицей в сектор печени Сталина. Будешь в составе фермента алкогольдегидрогеназа расщеплять этиловый спирт на уксусный альдегид.
  Мишка говорит, что это хорошее место. Люди из жопы, говорит, нам завидуют. Жить будем вместе, недалеко друг от друга. В одном ферменте.
  Это, повторяет, нам повезло, что на комиссии нормальная смена. Прошлую партию отправили Сталину в прямую кишку, а там представляешь, какие условия жизни? Жопа полная. Адская жопа. Так что мы, считай, с бухлом всегда будем работать. Не горюй и не ссы. Пару тысяч лет в Сталине поторчим, а там поднимемся. Может, к Вове попадём.
  
  
  17
  
  У меня к Диме один вопрос: где у Христа сказано про наркоту и бухло в негативном свете? Вроде он говорил, мол, меру знайте, больше ничего.
  Дима орёт, что тело - это храм Божий и что его разрушение грозит ужасными мучениями в аду и всё такое. Типа, мы молекулы в теле Христа. И все мы составляем его тело. И если мы травим себя, то травим тело Христово.
  Не вопрос, но зачем тогда ты, Дима, продавал наркоту?
  Это не я продавал, - отвечает Дима. - Это Сатана продавал, войдя в меня. А я не покаялся, и он меня искусил.
  Так что же ты искусился, если ты молекула Христова?
  Ну, я ещё только начинал быть верующим.
  То есть ты ещё не был молекулой, а вообще атомом, наверное, ты же один. А молекула - это много атомов, дурак.
  Атом - это дух, ещё один атом - это воля, ещё один - сила.
  И чем больше их, тем сильнее молекула в теле Христа.
  То есть, ты хочешь сказать, что ты не особо притягивал другие атомы к себе, будучи или слабым или просто дураком, или в тебе не хватало веры?
  Веры мне хватало, но Сатана разрушил всё.
  Круто, Дима. Радиоактивный Сатана получается у тебя. Гамма-излучением твою веру расхреначил, а тебе теперь сидеть.
  Это я и говорил на комиссии, когда меня сюда упаковывали.
  Ну понятно, почему ты здесь.
  Теперь в суде можно говорить: "Гражданин судья, Ваша честь, это не я торговал наркотой, это Радиоактивный Сатана торговал через меня путём выбивания электронов из атома меня, вследствие радиоактивного воздействия гражданина Сатаны!".
  Судья, естественно, отпускает Димочку, сажает Сатану лет на 10 в ядерный реактор, а Димочка идёт торговать дальше. До следующей посадки. Затем опять суд: опять Сатану сажают, только уже другого, может, более радиоактивного, может, менее, надо по изотопам смотреть. А Димочка идёт молиться. Сатана в реакторе - Дима в церкви.
  Так и Сатанов не напасёшься. Хотя опять же, если учитывать массу Сатаны и период распада или полураспада его атомов - его хватит надолго. Но масса Сатаны неизвестна. Высчитать можно, но в дурдоме лучше этим не заниматься, хотя лучшие лбы нашего дурятника бились и над этой задачей.
  Евангелие от Димы, сказанное в туалете Эфиопу и Толстому Кирюше.
  Глас вопиющего в пустыне - это о наркотиках. Не колитесь.
  И будет вам.
  Иисус, Великий Бог, Царь царей, Господь господ, отошёл от престола Отца своего одесную и за грехи наши пострадал.
  А с ним царь Давид, голый и скачущий, поразивший филистим- лян через обрезание.
  И пришёл к Саулу Давид и захотел жениться на дочери Саула. Сатана услышал и дал Саулу наркотики. Саул укололся, и больше его не видели нормальным.
  И так возникла наркомания. Примерно 2000 лет тому назад, когда и люди появились.
  Адам с Евой ещё не были наркоманами, но змей с Сатаной искусил их, и Господь сказал: идите и размножайтесь.
  Потом пришёл Иоанн Креститель на землю Израильскую и учил вере и ел кузнечиков.
  И была у Саула дочь, не помню, как её зовут, на М.
  И выдал он дочь за Давида-царя, но Давид ещё не был царём, и дочь Саул всё-таки не выдал.
  А отправил Давида отрезать обрезания.
  А Моисей уже был в Египте и насылал страшные кары египетские, оттуда и взялась наркомания.
  Через пророка Исайю Иисус говорит нам, чтобы держали в страхе своё тело и не кололись.
  Понтий Пилат спросил Иисуса: ты Царь? Иисус ответил, что да.
  И за это Иисуса Пилат не казнил, но потом опять казнил.
  Но в Содоме и Гоморре все блудили, и поэтому Господь всех сделал наркоманами и сжёг.
  А когда сжёг - все разбежались и вышли в Гефсиманский Сад, где Иисуса взяли римляне и фарисеи и повели к Пилату. Пилат всё понял и отпустил Иисуса.
  Царь Ирод отрезал голову Иоанну Крестителю за то, что тот проповедовал здоровый образ жизни и веру в Христа.
  Чтобы не было наркоманов.
  Но Сатана искушал Иисуса 40 дней, и Иисус не поддался. Потом его за грехи наши казнили на кресте.
  Потом Он воскрес, и теперь есть у каждого человека внутри, и каждый человек - молекула в теле Иисуса Христа живого.
  Значит, нельзя больше колоться, братья. Аминь.
  
  Кирюша Толстый, наш бывший Святой, поначалу не понимал, о чём буробит Димочка.
  Вроде про Бога, а ни Матушки Матронушки, ни Серафима Саровского, ни Блаженной Ксении Петербуржской в разговорах нет.
  Значит, разговоры не о Боге, решил Кирюша и больше не вдавался в подробности Димочкиного евангелия. Просто объявил Димочку придурком и лежал на кровати, разговаривал с комарами.
  Я приходил к Кирюше чифирить и есть конфетки. Про Диму Кирюша говорил одно: "Бить его надо".
  Дима в итоге был избит. Но не за Христа и веру он пострадал и принял мученическую пиздюлину, а за торт-медовик.
  Торт-медовик был отвратителен всем. Дураки на пенсию покупали в лавке много всякого дерьма: конфетки, чай, сигареты. И зачем-то брали эти поганые вафельные медовики, на которые уже смотреть никто не мог. Так и валялись они в тумбочках, пока кто-то с голодухи не вспомнит и не выкинет. В дурдоме голодных было мало, медовики гнили и деревенели, смотреть на них никто не мог, и они часто дарились персоналу или выбрасывались в помойку. Но при этом с каждой пенсии дураки снова закупали эти медовики в огромных количествах.
  Как валюта медовик вообще ничего не стоил. Его невозможно было обменять ни на что.
  А Дима Мессия только что приехал и постился денно и нощно, просил прощения у Господа за кары небесные и Радиоактивного Сатану.
  Медперсонал решил, что этот мудак объявил голодовку, не вдаваясь в историю Димочкиного взаимоотношения с Иисусом и Сатаной, а так как пациент выдавал ахинею на евангельско-библей- ские темы, то сдали его с потрохами доктору во имя очищения от царя Саула, Давида и Соломона.
  Доктор назначил галоперидол. От ветхозаветных царей он хорошо помогает, снимает царей сразу. Новозаветного Царя снимает так себе.
  И так как пост сделал своё дело, а галоперидол вызвал нужный эффект, то пробило Димочку на пожрать. Лихо пробило.
  Тут и пригодились медовики. Сначала дураки просто так отдавали их, потом менять стали на всякую хрень. Таким образом, единственный раз за 4,5 миллиарда лет существования дурдома медовик был конвертируемой валютой.
  А Дима поистаскался, кишкоблудство - такое дело. Всё отдашь, когда жрать захочешь, тем более что дураки эту тему просекли, и медовик уже поднимался в цене, как нефть в эпоху упадка медведизма.
  В итоге голодный Дима перед отбоем зашёл к Кирюше, рассчитывая, что Толстый по святости даст пожрать брату во Христе. Пришёл, а Кирюши нет.
  Кирюша в это время был в коридоре и ловил муху. Димочка залез в тумбочку Кирюшину и увидел там медовик.
  Схватил его и засунул себе под пижаму.
  В этот самый момент в палату зашёл Кирюша и муха в его руках. Без ног и крыльев.
  Кирюша яростно заорал.
  Сбежалось полдурдома, и после выяснения причин Кирюшиного беспокойства Диму торжественно объявили крысой. Дима рыдал и оправдывался, Христом клялся, и всеми Саулами и Давидами вместе взятыми. И дочерью Саула, которая на М.
  Не помогло.
  Так как публика наша вся состоит из людей сидевших, и не по одному разу, то понятия блатные сразу всплыли на поверхность, и гуманности не было никакой в тот вечер. Все уничтожали Диму.
  Дима сидел на шконке и бормотал молитвы на тарабарщине харизматской.
  Бить решили в туалете. Дима не согласился. В туалете накурено, а он за здоровый образ жизни.
  Пошли на уступки. Бить стали в палате. Бил Кирюша, Эдик и Валера-Варела.
  Эдик и Варела били хорошо, Кирюша лещей давал. Муха у него пока лежала на тумбочке, без ног и без рук, в ожидании.
  Джамшут тоже хотел бить, но ему запретили. Ещё маленький, чтобы бить.
  Когда закончили бить - объявили Диму гадом и изгнали к пидорасам за стол.
  Мне было поручено проследить за посадкой Димы в пра- вильном направлении, так как я работал в буфете и накрывал на столы.
  Больше Дима никого не грузил учением Христа и спокойно сидел с пидорасами за столом и мечтал о здоровой наркоманской жизни на воле.
  
  
  18
  
  Сколько во мне дерьма! Человек за тридцать лет накопил столько дерьма, сколько не вынесет следующие тридцать лет. Дерьмо от детства: когда ты должен соответствовать обезьянам из
  детского сада, мыслить так, как они мыслят. Не любить тех, кого они не любят. Ненавидеть всё, что любишь сам, в угоду остальным. Затем школа. Тот ещё собачий институт, где побеждает мораль скотов. И в тебе эта мораль оседает и воюет с твоей собственной моралью. Тебе кажется, что ты - личность. Это не так. Ты - помойное ведро общества, и где-то на дне этого ведра - твои реальные мысли и ценности. Но ты их боишься в угоду победившему скотству в себе. Ты стесняешься того, что можешь любить, дышать чем-то, фантазировать. Тебе надо быть в общем вареве, иначе убьют.
  Так формируется к университетам человек.
  А в университетах уже своя правда. Кто стесняется своего скотства, кто им гордится, а кто подменяет понтами или водкой. Но в любом случае, всё дерьмо, которое есть в человеке, впитано не в тюрьме или дурдоме. Всё дерьмо впитано в школе и детском саду, на развалинах улицы и понятиях окружающего человека-скота. В моём случае всё гораздо печальнее. Я чувствую скотство в себе и не знаю, что с ним делать.
  Самое скотство - это гомофобия и расизм. Это низшая степень человечности в хомо сапиенсе.
  Я такой же.
  Пидорасов я сажаю за столы отдельно, а в чём они провинились перед "людьми"? Девяносто процентов из обиженных оказались в этой ловушке по идиотским стечениям обстоятельств. Кто-то что-то не так сказал, не так взял, не с тем чай попил. И всё.
  Теперь по законам скота они вынуждены жить низшими существами.
  И плевать, что половина "людей" гораздо хуже "пидорасов", на всё это кладётся болт.
  Всех в детстве так учили: уничтожать пидорасов. Унижать и убивать всех, кто не в системе правильного понимания животных. Хорошо, в природе всё понятно, там сильные особи уничтожают слабых, вроде как для развития и выживания вида. Но человек - он на то и человек, чтобы иметь мораль и быть выше животных.
  Всё-таки царь зверей. Иисус Великий Бог. И всё такое. В каждом живёт маленький Иисус, но не в каждом Иисусе - Христос.
  И когда мне эти бляди говорят, что и кого я должен ненавидеть, мне хочется разбить им головы.
  Я просыпаюсь и понимаю, что это не я. Это не тот я, который родился. Это тот я, который получился у них. Каким они меня не
  убьют. Означает ли это то, что я предатель самого себя? Да хрен знает. Я тоже стараюсь приспособиться, потому что, как и каждая тварь, я хочу жить.
  А иногда я хочу умереть. Я видел всё в мире, как мне кажется, и ничего у меня с людьми не получалось. Выпирало из меня что-то такое, что не может уже не выпирать. Ты это давишь, прячешь, играешь роль, но потом оно бахает. У меня всегда бахало, да у всех, наверное, бахает...
  Но мы дураки. Мы психи. У нас если бахает, то, как минимум, до Уголовного Кодекса, а с ним все вытекающие последствия и втекающие в нас препараты.
  Я очень хочу умереть сейчас. Я не знаю, для чего мне жить, когда я выйду. Я не верю в любовь. Я не верю в то, что меня дождётся любимая женщина, я не верю, что мир изменится, что твари в моей стране перестанут быть скотом, а скоты перестанут сидеть в правительстве. Я не верю в честных полицаев, в порядочных оккупантов, в святых угодников и верующих попов, в бога я тоже не верю, в себя тем более. Я коллаборационист у коллаборационистов, я хуже Путина с Медведевым, я Рональд Рейган во плоти, Гитлер из стали и Генерал Власов во всех проявлениях предательства самого себя и окружающих меня идиотов. Я напрочь никуда не гожусь. Даже в медицинские опыты меня не запишут ни вдоль, ни поперёк. И не разрежет меня трезвый профессор перед пьяными студентами, не покажет им моё сердце и не скажет им: вот, учитесь, собаки, вырезать людям сердца.
  И не пойду я на выборах на второй круг. И даже на первый не пойду. И даже последней ракеткой мира мне не быть, не говоря уже о чём-то худшем.
  В итоге: делать со мной нечего, мою посуду за дураками и пидо- расами и считаю это благом от Всевышнего Доктора, от Вселенной и Мира. От Бытия и Сознания.
  Посуды много, мыслей, пока она моется - тоже.
  
  
  19
  
  А пока моется посуда - у меня вскипает бак с водой. И Людоед уже бежит стучаться в наше окошечко на двери, куда посуду грязную дураки отдают.
  Людоед всегда знает, когда вскипает бак. Вода 50 градусов в баке - Людоед в палате насыпает чай в пластмассовое ведро из-под херни какой-то вроде майонеза.
  Вода 70 градусов - Людоед смотрит на продол: не стоит ли кто "вперёд него".
  Вода 97 градусов - Людоед подрывается и шурует по продолу до буфета.
  Вода 100 градусов - стук в наше окно от Людоеда.
  Он первый. Его можно вместо термостата использовать на промышленных производствах или в адронных коллайдерах и синхрофазотронах. Он с точностью до наносекунды будет всем этим учёным совать своё ведро с заваркой при закипа- нии воды.
  Но можно Людоеда перенастроить и на другие жидкости, я думаю. И если ему рассказать, что в чёрной дыре можно чай заваривать, он и горизонт событий прочувствует, и сингулярность победит, и чёрной дырой чай заварит.
  Так что после освобождения его надо передать как сюрприз в какой-нибудь закрытый институт ядерной и термоядерной синхро- фазотронщины. Пусть пользу приносит науке и технике во благо царизма-путинизма.
  Или впихнуть его в космос, послать в тундру, куда-нибудь применить его необходимо, а то освободится и опять кого-нибудь замочит, а потом сожрёт.
  Его почему Людоедом зовут?
  Я спросил его как-то (хотел на посуду к себе помощником поставить), почему его Людоедом величают.
  Ответ меня не удивил.
  Людей пробовал по пьяни. С чуваком бухнули хорошо, ну и чувак на закусь пошёл. Хорошо. И правильно! А то бесхозное мясо ходит пьяное по Гусю-Хрустальному или посёлку Октябрьский, а тут - пожалуйста, белки и калории. И закусь.
  Короче, не стал я ставить Людоеда на посуду, а взял Стасика. Стасик хоть и устроил массовые расстрелы на даче из ружья, но хотя бы никого не ел.
  А Людоед меня понял, всё без обид, он вообще тихий, спокой- ный. Нормальный такой Людоед.
  Бак закипел! - орут на продоле. 16-00. Время чая. Мне суют свои банки и кружки в окно, но выдача идёт из ведра.
  Мы наливаем кипяток в ведро, а потом выносим на столик перед буфетом. И только таким образом на протяжении миллиардов лет раздаётся в нашем дурдоме кипяток.
  Но всё равно, хоть дураки и прожили эти миллиарды лет в дурдоме и некоторые даже вышли из воды и стали почти рептилиями - один хрен каждый раз суют мне эти банки свои сраные в окно. И каждый раз я говорю: убирайте свои ебучие банки.
  А Стасик ведро несёт и черпак. И тоже тихо недовольно бурчит:
  "Обварю же нахуй, расступитесь, зебры".
  Доктор эти вёдра запрещал. Говорил, что вёдра дают дофига свободы дуракам. Дурак, имеющий ведро, уже думает о чём-то боль- шем. Он начинает о себе дофига накручивать. О своём социальном статусе, о комиссии или ещё о чём-нибудь несбыточном.
  Вон у Кирюши Толстого два ведра. Ему постоянно медперсонал тычет в эти вёдра на тему охуевания Кирюши. Но Кирюша улыбается и говорит, что последний раз он с двумя вёдрами. И уже целый год одно и то же обещание.
  Когда вёдра запретили - это был страшный день. По новой поправке к дурацкой конституции гражданам дурятника, и особенно почётным гражданам, разрешалось тащить на кипяток только одну кружку пластиковую и всё. Вёдра у всех отмели на шмоне и выбросили на помойку. Кто плакал о вёдрах, кто голодовку объявлял, как обычно. Прошло без эксцессов мероприятие.
  А через месяц Кирюша притащил две кружки. А потом три. А потом Джамшут принёс маленькое ведёрко, сказав персоналу, что ведёрко-то маленькое.
  Через день ведёрки появились у Эфиопа и Какаи. А через две недели - у всех.
  И персонал не обращал внимания уже на эти вёдра. Реформа доктора провалилась.
  С дураками бесполезно играть в реформы. Они или наглостью возьмут, или дуростью, или и тем и другим вместе взятым.
  Сколько раз я ни орал, что сейчас кипяток Стасик вынесет, не суйте свои похабные лоханки мне в окошко - бесполезно.
  Вот так и вёдра запрещать бесполезно.
  Можно запретить сам чай, но будут находить и торговать. Можно запретить раздачу кипятка - обосрутся, но найдут кипяток. Будут заварку горячей водой в туалете заливать и жевать ходить. Так уже делали. Запрети воду - сушняком жрать будут.
  Тут единственное, что возможно со стороны нашего разумного руководства - это забить.
  Оно и забивало.
  Таким же образом запрещались плееры и ещё какая-то хрень вроде радиоприёмников со Стасом Михайловым - бесполезно. Через две недели всё возвращалось на круги своя.
  В плеерах группа "Бутырка" и русский рэп, а в радиопри- ёмниках - "наны-наны" и Стас Михайлов, радио "Дача" и всё остальное, что высрано и выблёвано с помощью гаммы до-мажор, она же ля-минор.
  Завтра комиссия.
  Комиссия - это день истины для нашего населения. День первомая и реинкарнации. А может быть, чего похуже. Из одной стихии бытия можно перебраться в другую. Всё в руках Доктора (Бог) и председателя комиссии (Демиург). Второй главнее де-юре. Но де-факто против Доктора он не попрёт, а, следовательно, сидит там просто для галочки.
  И вот он, день комиссии. С утра сходили за завтраком. Покормили дураков и сидим чай пьём со Стасиком. У нас комиссия не скоро. У меня через месяц, а у Стасика - через два. И вообще мы с ним знаем, что с первой комиссии нас хрен кто выпишет, я после тюрьмы, с тяжким преступлением, а Стасик после Костромы с трупами.
  Сегодня человек десять будут осматривать на предмет выпины- вания на общий тип дурдома. Общий ещё хуже, чем спец, но там к свободе ближе. Там вольные лежат. Там ужасы: деды ссаные, при- зывники тупорылые и шансы на выписку тоже никакие. Год-полтора проторчишь в любом случае.
  Но нашей публике полтора года - это как вольному один день. Наши со временем дружат и не беспокоятся. Пенсия копится, а вы- пишут домой кого - это ненадолго. Доктор наш может точные сроки возвращения дурака называть, ошибиться может на месяц-два, но и то исключительно из-за судебной волокиты.
  Пока дурак в тюрьму попадёт, пока суды, пока что. А кто-то навертеть может не обязательно во Владимирской области, кто-то по этапу поедет. Я вон из Москвы 179 км ехал почти сутки в столы- пинском вагоне, а ждал этапа почти три месяца в тюрьме.
  Хрен со мной. Сегодня час "икс" у Какаи, Эфиопа, Лысого Жени и у Кирюши Толстого. Ещё у кого-то, но они не герои моего романа.
  Кирюша знает, что его не выпишут, ему пофигу. А эти дурачки, Какая с Эфиопом, уже празднуют выписку, хотя весь дурдом им говорит, что их побреют.
  Женя Лысый ходит по продолу на своих тонких ножках и смотрит на своё пузо. Морда у него краснее обычного. Лысина блестит, глаза сверхсумасшедшие.
  Докопался до меня:
  Как думаешь, выпишут меня? Я уже седьмой год за телефон сижу!
  Так ты не пались с трубами, - отвечаю.
  Да, - говорит Женя. - В эти полгода, с прошлой комиссии, только три трубы подлетело.
  Ну вот, - я отвечаю, - полтора года. Считай сам.
  А может, простят и выпишут?
  Может.
  Доктор мне говорил, что выпишет. Шесть лет назад.
  Значит, выпишет.
  Примерно в двенадцатом часу начали к доктору вызывать. Те дураки, которые ждали своей участи, тусовались около поста медперсонала, каждую минуту докапывая медицинских иди- отскими вопросами. Добрый ли сегодня доктор, который час, Путин или Медведев сейчас президент, или наоборот, есть ли в Америке дурдома тоже или нет, когда таблетки отменят, когда високосный год по лунному календарю и какой сегодня церковный праздник.
  Медицинский Коля на посту гонял всех к чёртовой матери. И вот стали кричать фамилии и вызывать в кабинет.
  Вызванный дурак приводил свою душу и морду в порядок и направлялся в сторону свободы и Света.
  Исчезал за дверью на пять минут и через пять минут выходил.
  Всего делов.
  На комиссии долго не держат. Задают вопросы. Типа: будешь убивать опять, когда выйдешь, а что будешь делать, если не убивать? А работать пойдёшь или будешь на пенсии сидеть? Будешь ли употреблять водяру или другие препараты? Будешь ли кушать таблетки, положенные судьбой, и не забудешь ли посещать врача раз в месяц?
  Дурак говорит, что убивать не будет, убивать грешно и не по-товарищески, и что вообще дурак теперь совсем другим стал, неубиваемым. И таблетки он будет жрать до посинения, и у
  поликлиники, где обитает психиатр, дурак поселится в палатке, и работать пойдёт дурак в Кремль на должность Медвепута, и что в криминальных кругах дурак больше не дурак, и что в охрану устро- ится или в менты, или женится на бабе, или одно из трёх.
  Доктора смотрят на испытуемого и пишут в бумажки. Затем произносят приговор. "Мы решили посмотреть на тебя полго- дика", - говорят они и вспоминают все прегрешения пациента за последние полгода.
  Пациент клянётся, что в следующий отчётный период он будет свят! И что ни телефона у него не будет, ни водку он не затянет, не будет чудить, не будет пререкаться с персоналом, и что очень-очень он верит врачам! Что нужно ему действительно уже взяться за ум (правильно, семь лет как сидит за мобильник) и пройти последнее испытание с достоинством!
  Стоит ли говорить, что уже вечером он палится с телефоном, через две недели - с водкой, через три - ругается с медицинскими, а через месяц забывает о комиссии и живёт себе спокойной идиот- ской жизнью.
  А за месяц до следующей комиссии дурак вспоминает про свои обещания и старается быть осторожнее в высказываниях, запрещённых веществах и телефонах.
  Но Книга Судеб у медиков всё помнит. Следующая комиссия - опять полгода. И так далее.
  Эфиопа сегодня выписали. Это плохо. Эфиоп на шухере стоит, когда мы курим в палате. И вообще, он смешной. Деревенский. Групповое изнасилование у него. Даже без смертельного исхода, молодец. Редко таких хороших парней встретишь.
  Какаю побрили с выпиской. Оно и правильно. Какая "мюзика убий пьёсто так". Теперь "пьёсто так" десяточку оттарабанит.
  Очередь Кирюши Толстого подходит. Смотрю, что он к грудям опять икону привязал. Сними, говорю ему, икону нахрен - побреют с иконой 100%.
  Да меня всё равно не выпишут, - отвечает Кирюша, - а икона пусть висит, она же с матушкой Матронушкой и Ксенией Петербуржской. А они покровители психиатрии на небесах.
  Ты долбоёб, - говорю я Кирюше. - У тебя на иконе нарисо- ваны два мужика и написано старославом без гласных, что это Минин и Пожарский. Один - гражданин Римской империи, другой - Князь тишины. Совсем ёбнулся, Кирюша?
  Естественно, Кирюшу оставили у нас на ближайшие шесть месяцев. И Минин не помог, и Пожарский с Матроной и Ксенией. Плюс ко всему, Кирюша там, в кабинете, наговорил ещё лет на четыреста. Но обещал больше не ходить никуда с обрезом и не устраивать в дурдоме православный каганат. Отношения со святыми и угодниками обещал пересмотреть в корне.
  С обвинениями в недавнем пьянстве согласился. Обещал "не предотвратить больше никогда подобного поведения с алкоголем и только чай пить в ближайшую всю жизнь".
  В итоге комиссии был выписан Эфиоп и дед из первой палаты, который убил жену и не помнит, 15 лет назад или 20, и за что убил, тоже не помнит. Ну, деду на общем будет хорошо. Там много дедов. Там и умрёт, наверное. Хотя, может, и нет. К нему дочка периоди- чески приезжает, может, и заберут деда когда-нибудь.
  Дедов у нас на спецу мало. Они или умирают, или уезжают умирать на общий тип. Редко когда привозят дедов из Костромы, редко поднимают с общего типа. Дед на спецу - явление редкое. Он тут не нужен никому.
  У нас был дед Лёха недавно. Умер от рака печени. Мы его унесли в морг вечером с Кирюшей, а пока несли, Лёха, мёртвый дед, меня малость приколол.
  Было как: я впереди иду, Кирюша сзади. Макс, санитар, шурует сбоку, с ключом от морга и с бумажкой. Лёха лежит на носилках, вперёд ногами. Лежит мёртвый и очень тяжёлый. Руки мои устают, и я постоянно то присяду, то перехвачусь, то подпрыгну. Кирюша прёт сзади как танк, ему пофигу. В итоге Лёха на носилках в разные стороны колбасится, и тут я чувствую какой-то холод на спине.
  Это Лёха мне под кофту ногой залез. Ощущение то ещё. Лёха мёртвый меня ногой потрогал. Я торможу процессию, кладём Лёху, заправляю кофту в больничные штаны от пижамы, а все ржут, включая Лёху.
  Вот вы уроды, - говорю я, - иди, Кирюша, вперёд. Я сзади понесу.
  Перехватились мы и понесли Лёху дальше. Я теперь сзади шёл и смотрел на Лёхину трупную голову. Нормальная такая голова. Постриженная.
  А Лёхе до комиссии оставалась неделя, кстати. "Считай, выписали", - говорит Кирюша и крестится на морг.
  20
  
  Когда мы были маленькие - мы ходили в деревне на похороны постоянно.
  То бабка какая помрёт, то мужик повесится, то утонет со всеми вытекающими, то по пьянке сгорит. Мёртвые всякие были.
  Придёшь и смотришь на процессию. Если бабку хоронят - никакого интереса. Лежит старушонка в платочке, вокруг гробика тоже бабуськи, ещё живые. Пара дедов, родственники с лицами интеллигентных уголовников, какой-нибудь пьяный в жопу мужик и ещё какой-нибудь мужик - самый умный. Самый умный распо- ряжается и что-то постоянно говорит, а пьяный в жопу - это сын старушки. Он орёт, что мать умерла, до всех доёбывается, будто вокруг никто не видит, что его мать реально в гробу уже.
  Ну и потом загружают бабуську в "Пазик", врубают музыку и везут в Костерёво на кладбище. Затем приезжают обратно, бухают и расходятся по домам.
  Сын после такой смерти бухает, как правило, до смерти собственной, а это год-полтора. Затем он травится сивухой или сгорает, или тонет, или вешается. Редко кто из сыновей в нашей деревне умирает иным способом.
  Разве что был Генка, который разбился на мотоцикле, и Женя, который в тракторе перевернулся. Естественно, что эти сыновья уходили в последний бой в совершенную жопень.
  А вот когда мужик помирал утонувший - похороны были интереснее. Тут и народу побольше, и мужик в гробу качественнее. Лицо в шрамах и ссадинах, всё какое-то синюшное, сразу видно - утопленник.
  И жена у него в платке чёрном, и мать, и тётки какие-то, и всякие бабки. Дети стоят у гроба и смотрят на батю-красавца. Батя на охоту сходил. Пьяный в жопу в ручье утонул. Молодец. Теперь дети - сироты, а мать детей - вдова.
  И вся деревня два дня будет их жалеть, а потом забьют. Но пока не забили - все ходят с печальными рожами, и, как всегда, кто-то уже самый умный, а кто-то уже в жопу пьяный.
  Засовывают гроб в "Пазик" и везут на кладбище в Костерёво. Возвращаются обратно, пьют. И тот, кто самый умный, больше всех буробит о том, какой труп был человек, перечисляет все его подвиги на охоте и колхозном поприще, как вместе комбикорм воровали, а
  труп не воровал, ему стыдно было. Но всё равно воровал: жрать-то что-то надо. О том, как на охоте не убивал, но приходилось. И как рыбу жалел на рыбалке и отпускал её обратно в лес. И как лисапед починить помог, и как трёшку давал всегда и обратно никогда не просил.
  И весь народ тоже начинал подвывать о заслугах свежепрестав- ленного трупа.
  И даже самый в жопу пьяный брал слово и говорил: "Витька-то да! Витька-то, придёшь к Витьке, а он да!.. И я ему... А он мне... Да. Витька - друг".
  Потом наливали ещё, жрали и расходились доживать до собственных похорон.
  Хреново было, когда труп горел. Тогда и гроб закрытый у него, и родственники какие-то ненастоящие. Стоят у гроба, типа это не их тут труп, они просто так пришли. Типа посмотреть. Что это у нас во дворе тут такое красное стоит, на гроб похоже?
  Вдова - понятно, всё как у людей. Мать трупа - тоже при- вычная. А все остальные - какие-то неродные, непохоронные. Не наши, одним словом.
  И вся процессия скомкана и превращается в какие-то посиделки на завалинке. Нет бы поорать, поубиваться - нет. Всё как по теле- визору, когда хоронят КПСС.
  Пьяные, конечно, есть, но не в жопу. Умные тоже есть, но не самые. Вот в этом тоже какая-то неестественность закрытых гробов на похоронах. Я это давно подметил, ещё когда Вовку привезли из Афганистана. Какой-то официоз был. Военный из военкомата и какие-то люди. Вовка типа в гробу. Типа исполнял интернаци- ональный долг. Исполнил. Теперь в "Пазик" - и в Костерёво на кладбище.
  Потом пьянка и воспоминания о том, как Вовка в 15 лет руку отцу сломал и мотоцикл разбил.
  Я заметил ещё тогда, лет десять мне было, что если гроб закрыт и мёртвого не видно, то и эмоций гораздо меньше у толпы. Как-то не верит народ в мёртвого, пока не видит его. Ну, типа, закопаем скорее образ человека, создадим и зароем миф. А сам гражданин типа уехал в Америку. Или в Саудовскую Эфиопию. Комаров кормить.
  Мне рассказывал брат Вовки, который в армии дослужился до звания трупа, что когда военкоматные привезли гроб в цинке, то просили не вскрывать.
  Но батя вскрыл с дружбаном по пьяни. И там был кусок ноги, череп с лицом Вовки, но малость после взрыва гранаты. И куча всяких тряпок, похожих на армейское шмотьё.
  Батя Вовки и брательника повесился через месяц от увиденного. А на похоронах отжигал и грозился председателя колхоза найти и зарезать. Хотя председатель колхоза рядом с ним стоял.
  Так что я на похороны больше не хожу.
  Даже стал большим и умным - а всё равно не хожу.
  Тем более, когда начали умирать мои друзья и знакомые от наркоты и водяры. И все, как назло, умирали или весной, или зимой, или поздней осенью. В собачьи холода. Я им всем сказал: "Умирайте летом, ну пожалуйста, ну неужели так сложно умереть от героина или водяры летом, когда тепло и не надо мёрзнуть с вами на клад- бище по три часа!".
  Нет. Они жрали свой героин и водяру, обязательно умирая в холода. В этом был определённый рок-н-ролл.
  И я перестал к ним ходить.
  Последние похороны, которые я посетил, это были похороны Саши Карпова, который погиб на мюзикле "Норд-Ост".
  И, помню, уже было темно и снег шёл, и народ весь реально офигевший стоял.
  А у могилы поп православный всё читал и читал молитвы. И народ выпивал и грелся как мог. И похороны эти, казалось, никогда не закончатся.
  Художник Бабай орал на попа и могильщиков, держа в руке стаканчик с водкой: "Да заройте вы уже Карпова, не ебите ему мозги!"
  
  
  21
  
  Где бы ни зарыли, кого бы ни зарыли, но сам процесс засовы- вания человека в землю - это как прятать следы преступления. Как будто общество сделало человеку какую-то гадость и теперь прячет улики.
  То ли дело палить людей. Тут можно тепло вырабатывать и отапливать этой температурой какой-нибудь Ад или Петербург. Есть толк видимый и тёплый.
  Палишь народ - и в систему центрального отопления отправ- ляешь его дух.
  И Дух витает по батареям, по котельной, по ТЭЦ и по трубам. А васьки́ в котельной и питерские в домах - греются и вспоминают народ мёртвый. И всем хорошо.
  А в землю, скажет православный, телевизор и человек - тоже по-христиански!
  Типа удобрение, всё как в Библии написано.
  Типа состоит единица людская изначально из железа и какого-нибудь водорода и фурычит с помощью химии и физики. Потом мрёт - и опять химия и физика, вплоть до распада и полураспада урана и Плутона.
  Есть ещё способ запихивать героев, или просто лётчиков- испытателей, или верхушку айсберга КПСС в Кремлёвские стены.
  Кремлей у нас дофига, коммунистов тоже. Почему бы не засунуть каждого коммуниста в каждую кремлёвскую стену?
  Кладка страдает от этого, говорят учёные-строители. Прочность конструкции на коммунистах не выдержит даже первой крови.
  Хотя Ильич вообще в мавзолее тусит, другой Ильич в земле, Хрущёва даже близко не подпустили к Красной площади, ибо нехрен Америке грозить отсель.
  Интересно, страдает ли кладка вовизма при Ильиче мавзолей- ном? Может, нам реально стоит закопать Ильича или спалить его нахрен? Толку будет больше для природы, и Бытие обновится до заводских настроек.
  А то ошибка у нас вылезла. Смотрите сами: Ильич родил Иосифа.
  Иосиф родил Никиту. Никита родил Леонида. Леонид родил Юрия от КГБ. Юрий родил Константина.
  Константин родил Михаила от Раисы. Михаил родил Беню, царя.
  Беня родил Вову.
  Вова родил Медведа от Петра и Февронии.
  Медвед родил обратно Вову, который родил самого Медведа. Вот вам и ошибка. Как Медвед мог родить Вову, если Вова родил
  Медведа в 2008 от РХ? Так и пошло-поехало. Теперь Вова является собственным дедом по медвежьей линии, и от апокалипсиса нас отделяют считанные дни.
  Ибо сказано в Писании: не медвепуть. И будет тебе Второе Пришествие. А если ты замедвепутил, то чума на оба ваши дома.
  Лет десять ещё поколбаситесь и отправитесь в царство Радио- активного Сатаны при Петербурге, имени проф. Ганнушкина.
  А то все говорят, что в дурдоме дураки сидят. Ну как же! Дошло до кого-нибудь из умных, до каких-нибудь учёных и ядерных физиков, до каких-нибудь научных академиков, что мы проживаем в ошибке Бытия?
  Нет. А до дураков в дурдоме дошло. И им за это учёные - кроме пенсии, ничего. А взяли бы лучше кого из наших в свои умные кабинеты при Академии наук, приставили бы к каждому обормоту специального человека со шприцем - и готов план пятилетки экономического развития на ближайшие триллионы лет.
  Но экономят, собаки. Поэтому нашего брата даже в Госдуму не пускают, хотя казалось бы - это самое для них больное место. Так нет! Не хотят в нашей стране и в пока ещё не оккупированных нами странах жить по-человечьи. Хотят через жопу всё, чтобы
  дуракам - пенсия, народу - единаяроссия, а Вове - вовино.
  Спросили меня дураки и фарисеи: что делать с бесполезными ресурсами, которые вроде как нам всем принадлежат по конституции? Я ответил им:
  Лицемеры, чьё изображение в телевизоре вы видите?
  Вовино, - отвечали они.
  Вот и отдайте Вове Вовино, идите и не искушайте меня. Так что пока не обнулим свой мир до заводских настроек -
  будет у нас вся власть от Бога. Читай - нихрена хорошего не будет. Хорошая жизнь возможна только в том месте, где власть от дураков или доктора, как в дурдоме. А там, где от Бога - жопа, а не жизнь. Чем более мы духовные - тем более мы нищие.
  Иисус вообще был за нищебродство, он самый крутой из всех. У него даже гитары не было. У меня вот есть гитара, и я не Иисус. Но ты же бредишь, ты же всё перевернул вверх подмышками, тебя же колоть надо галоперидолом до поросячьей смерти. Ты и раньше путал Карму с Сансарой, а теперь уже и Шиву с Кришной перепутал. Какой вовизм на наши-то деньги! Наших денег не хватит, чтобы построить собачью берлогу, а ты предлагаешь на всём белом свете закоптить фееричный вовизм-фетишизм! Спи уже, не дёргай ум и остальные части тела. Завтра за баландой с утра пойдёшь, потом чайку выпьешь, потом дураков накормишь и отправишься в путешествие своего отдалённого будущего. А как
  выйдешь из дурдома - что будешь делать?
  Не знаешь, что будешь делать. Страшно будущее. Глобально ты догадываешься, что там впереди, а вот что случится с тобой через месяц после освобождения - не знаешь.
  Дуракам проще. Они знают, что выйдут - напьются - убьют - и опять в дурдом. И свято придерживаются такой тактики распреде- ления себя в пространстве. Хотя никто из них прямо не заявляет, что вернётся и убьёт. Это от них не зависит. Может быть, дураки и не хотят своего возвращения, может, они хотят пить и валять дурака без нарушения уголовных скрижалей там, на воле.
  Но у них это не получается. И никогда не получится. Персонаж- дурак в мире прописан по чётким правилам жанра, поэтому он всегда возвращается на круги своя. И даже если он не хочет возвращения, подсознательно всё равно уже вернулся, даже если его ещё не выписали.
  Так что дурак напьётся на воле, убьёт и заедет обратно - это 100%.
  А ты не такой. Ты выйдешь, напьёшься - и не убьёшь. И не заедешь. Ты даже среди дураков ненормальный. Ты ошибка природы на уровне ошибки Бога, которую дураки вывели совсем недавно. И самое печальное, что ты нихрена не понял.
  
  Ошибка Бога
  Дипломная работа студентов 6-го отделения Владимирской областной психиатрической больницы No4.
  Фундаментальность бытия и космических глубин, включая кирпичную кладку и ядерную физику, строится на невозможности ошибки как таковой.
  А гравитация и остальное бессознательное подразумевает ошибку. Не было бы ошибки, хрен бы что к чему притянулось: ни планет бы не было, ни дураков, ни - особенно - Петербурга.
  Но где-то в одном месте стало вдруг больше денег или железа, и к этому объекту потянулись другие объекты. И те объекты, которые стали расти с помощью денег и притянутого железа - те доросли до Звёзд. Так и возник мир с точки зрения термоядерной шизофрении.
  То же самое и Господь Бог. Создал, как пишут в книге Бытия, чувака Адама.
  К нему слепил Еву, чтобы Адаму скучно не было. Вроде как с Евой ему цирк с петросянами! И запретил им точить от дерева познания.
  Те, естественно, забили на запреты Господа, сожрали яблоко, свалили всё на Змея, который болтался на дереве. Типа это всё Змей, а мы святые Укупники, Аркадий и Мамонт.
  Но если Господь с помощью гравитации и собственной божественной изначальной сущности создал мир, человека (по своему образу и подобию), естественно, Он предусмотрел, что Адам с Евой накосячат, всё просрут и на Змея свалят. Змея-то тоже Бог создал. То есть изначально Бог заложил эту ошибку и в создание вселенной, и в создание Бытия как такового.
  Конечно, книга так и называется - Бытие. Самая крутая книга во всей Библии. Это даже св. Бивис и св. Баттхед подчёркивают в какой-то серии.
  А кто-то, кроме наших дураков, понял, почему? Само слово
  "бытие" могло появиться только вследствие ошибки, изначально заложенной для того, чтобы всё закрутилось-завертелось, включая само Бытие.
  Если бы Адам и Ева, созданные по подобию Бога, не сожрали яблоко - хрен бы нам, а не философия, хрен бы нам, а не дурдома и Петербурги.
  Жили бы себе в раю как обормоты - и никакой печали.
  Но Бог печален. И ещё ему было бы неинтересно смотреть на нас, таких скучных и предсказуемых, мы бы в конечном итоге его утомили своей серостью, и он бы нас удавил.
  А так - смотри Господь, какие мы придурки! Хочешь -коммунизмы строим, хочешь - во имя Твоё мочим миллионы таких же мудаков, как и мы сами, хочешь - в тюрьму садимся, хочешь - в дурдом. Весело тебе смотреть, что мы ещё отчебучим? А мы можем. Мы Тебе, Господь, ещё не такое устроим, мы Поход Негров на Русь организуем, и Холокост, и Украину присоединим к Антарктиде, предварительно уничтожив пару миллиардов человек. Нам скучно жить в раю, Господи.
  У нас заведётся Гитлер и Чикатило, которые не были дураками, кстати.
  Ни один психиатр не отправил Чикатилу и Гитлера на принуди- тельное лечение в дурдом. И Битцевские Маньяки, которые молотками 64 человека убили, не сидят у нас. Они нормальные! По сравнению с ними какой-нибудь наш Какая или Эфиоп - образцы безобидности. Господь и печальный, и весёлый. И ошибка его - не ошибка.
  Это запрограммированная ошибка Бытия, она же Ошибка Бога. Бог не может ошибаться, но может заложить ошибку в свою безошибочность.
  22
  
  Так я думал, засыпая в дурдоме у стены в третьей палате. И так говорил Заратустра.
  А когда Заратустра просыпался - он тоже за баландой ходил на пищеблок.
  Жаль, что великий и ужасный Ницше не написал продолжение своей монументальной книги.
  Так говорил Заратустра.
  Так Заратустра за баландой ходил. Так дураков кормил Заратустра.
  Так Заратустра в туалете курил.
  Всё. Вроде засыпаю. Завтра утром буду долго ржать над этим бредом, который пришёл в мою голову на грани сна.
  Утром я всегда умный. А на ночь - дурак дураком.
  Когда я в детстве был маленький, мне всегда говорили одно: когда же ты, производное, повзрослеешь!
  А сейчас я большой, но вопрос этот теперь задаю сам себе.
  В мои 32 года умирать пора оттого, что ты уже не Лермонтов, но ещё не Пушкин, а ты только в окошко смотреть научился, да и то вверх ногами.
  Посмотри лучше не в окошко, а в Великих Людей с большой буквы!
  Вон Лев Толстой в твои годы в Париже "присутствовал на гильотинировании", и его "эта процедура ужаснула", а ты и в Париже не был, и гильотину не видел, а если бы и увидел, то тебя бы это не ужаснуло.
  Лев Толстой в твои годы даже "перенёс венерическое заболевание", и деньги стрелял не у девочек сумасшедших, а занимал у Ивана Тургенева на пропой и шлюх. А ты никогда в жизни не тратил деньги на шлюх, и на Ивана Тургенева тем более. Кто-то в жизни покупал книги Ивана Тургенева? Я их все читал, но никогда не подумал бы купить. А вот купить шлюх у Ивана Тургенева для Льва Толстого - это было бы как раз твоё. Но ты потерялся во времени лет на 150, поэтому сиди без денег и без книг.
  Я люблю почитать биографии Людей с большой буквы. После этих биографий мне становится легче. Я понимаю, что я совсем не отморозок, просто не граф и не потомственный дворянин.
  А будь я графом - что было бы? Да я бы вёл себя так же, как и Лев Толстой в свои 30 лет. Разлагался бы и по Парижам скакал с венерическими заболеваниями.
  Так что забей и радуйся, что ты не граф.
  Граф у нас в дурдоме тоже есть. Зовут Саша. Постоянно жрёт и говорит о каких-то сексуальных приключениях. Озабоченный. Здоровый, глупый и довольно добрый тип. Сидит за изнасилование собственной гражданской жены - это же надо так ушататься! А она к нему ходит и передачки носит. Вот это я понимаю - Граф! Не то что остальные графы, у которых на такое ума не хватит. Им только "Войну и мир" писать про блядей или "Анну Каренину" про шлюх.
  Вообще, все великие люди часто были бессовестными. Почитаешь их жития и диву даёшься: неужели мир простил какого-то отморозка только потому, что тот написал стишок или на баяне сыграл. Типа: пиши стишки и баян с собой таскай - и всё будет хорошо. А если бы Чикатила на баяне херачил великое произ- ведение искусств, которое сам сочинил, то не поймали бы его? А если бы и поймали, никто бы не поверил, что великий Андрей Чикатило детишек пожирал?
  А совесть - это последнее, что остаётся. Некоторые про- тащат свою жизнь без совести, но не убив никого, а некоторые убьют - и всю жизнь потом живут со своей совестью. Как жить хуже, а как жить лучше, дорогие посетители зоопарка нашего Бытия?
  Я вот с трёх сторон гад, а совесть у меня есть. И она меня мучает. Я не хочу быть гадом ещё с оставшейся стороны и не стану.
  Я вымру, как динозавр или как мамонт и Аркадий Укупник, но не стану гадом с оставшейся стороны. Я ещё в детстве это решил. Гадом буду, но не полностью.
  Должно остаться во мне что-то святое, что-то хорошее. Пусть меня не любят теперь женщины, гадом они меня любили, они любят плохих - но я не отдам своего последнего шанса на искупление. Я так ещё в детстве решил.
  23
  
  Когда мне было двенадцать лет, я уломал Бамбулу взять меня с собой в рейс.
  Бамбула собирался с Хомой ехать, но у Хомы что-то там не срос- лось, или после разлития спирта человек с животным поругались, история не в курсе. Короче, Хома не смог.
  И я, после долгих уламываний и обещаний быть помощником в дороге и во всём слушаться, был торжественно взят в КамАЗ на роль штурмана.
  Бамбула сходил вечером на речку, пытался поймать рыбу, но не поймал и бросил в воду огромную дубину. Так он отомстил рыбам и настроился на длительную поездку.
  Потом пришёл домой, собрал еды и заварил в термосе чай.
  Выпил с Дедом по 250 и утонул спать на терраске.
  В пять утра я стоял на бампере КамАЗа и протирал стёкла. Я был счастлив. Мне предстояло ехать и смотреть в окошко до Чебоксар и обратно. Практически по всей федеральной трассе М-7.
  Светило августовское солнце, а я люблю солнце в августе, особенно утром. Оно не такое приторное, как в июле, оно уже намекает на то, что лето в наших краях - это праздник и вот этот праздник заканчивается. Но впереди никаких особенных ужасов, ещё пару месяцев тепла будет, так что живите и дышите вечной вашей осенью. А потом умирайте на полгода зимы в ваших городах, школах и работах. И так до самой смерти: кусочек августовского солнца утром, а потом обыкновенное существование до следующего счастья, которого у кого-то, может, и не будет больше никогда.
  Как я представлял себе счастье в двенадцать лет? Дорога, августовское солнце утром, запах солярки и впереди жизнь.
  Как я представляю счастье в тридцать лет: дорога, запах солярки, августовское солнце и впереди "малость как-то нужно дожить".
  Практически не изменилось ничего.
  Ну вот, протёр я стёкла у КамАЗа, зеркала тоже протёр и пошёл Бамбулу трясти за всё святое. Будить.
  Через часа полтора мы выехали.
  Я смотрел в окно и молчал. Бамбула курил и мне давал, говорил много, и, как всегда, непонятно, как у него строилась мысль.
  Он начинает рассказ о рессорах - заканчивает карданом. Потом от кардана переходит к Винни-Пуху, его другу, который на "Вольве"
  ездит, и у него мозгов нет, потому что эту "Вольву" чуть не разбил пьяный, а трезвый он за руль не садится, Бамбула ему говорил, что нельзя там топливный насос крутить, а Гена, у которого автобус на проволоке, "Икарус", говорил, что можно...
  И так всю дорогу. Я смотрю в окно, Бамбула тоже смотрит иногда, рулит и говорит о своём водительском идиотизме, доказывая преимущество советского КамАЗа перед капиталистическими "Вольво",
  "Рено", "Скания" и "Ивеко". В основном, всё преимущество отечественного грузовика заключается в том, что его можно ремон- тировать кувалдой и паяльной лампой, а импортные аналоги - нет. До Владимира доехали быстро. Нужно было заскочить в то самое АТП (или ПАТП), в котором служил извозчиком Бамбула. Надо было бумаги какие-то взять и поехать уже порожняком до самых Чебоксар. В Чебоксарах загрузиться барабанами с кабелем
  и приволочь этот кабель обратно во Владимир.
  В гараже этом, пока Бамбула ходил по мукам с бумажками, я рассматривал чудо-технику, собранную из конструктора "Мечта гадёныша" и трёх автобусов "Икарус" с помощью изоленты и колючей проволоки.
  Эта техника называлась "Автобус Гены Зайца". Об этом чудо изобретении ходили мифы и легенды Древней Греции далеко за пределами федеральной дороги М-7.
  Сам Гена Заяц возлежал у левого колеса своего сарая и был, как свинья, перепачкан солидолом. В руках он держал остатки подшипника.
  Вот, - говорил он трём курящим рядом мужикам, - хуйнуло- ебануло!
  Привяжи на проволоку, - смеялись мужики, - изолентой приклей!
  Гена ворчал. Подшипник он никак не мог привязать на прово- локу, а на проволоке у Гены весь автобус. У него всё на проволоке держится, даже рычаг переключения передач. Он его отрывает периодически, но потом опять прикручивает любимым способом.
  А что, - говорит Гена, - из трёх автобусов один собрал. Он даже ездит! И на проволоке не всё. Двигатель на болтах, колёса тоже. А то, что запчастей нет - это не ко мне.
  Покрашен автобус какой-то самой поганой красной краской. С мухами прилипшими, с грязью. На стёклах та же краска местами. Сразу видно, что Гена не заморачивался маляркой, а красил автобус, как забор.
  Хорошо, что мотор немецкий, - заявляет Гена, умываясь какой-то соляркой.
  Мотор действительно немецкий. MAN. Maschinenfabrik Augsburg Nurnberg.
  Это вам не советско-венгерская дружба. Мотор реально не ломается, хотя пробег у него уже за полтора миллиона километров. Задний мост тоже не ломается, он продукт совместных деяний фирмы MAN и венгерской "Raba". На наши скотовозы такие тоже
  ставили.
  Зато всё остальное на этом автобусе уже сломано, и из-за отсут- ствия каких-либо адекватных запчастей всё примотано на проволоку, выточено на токарном станке и прибито кувалдой и паяльной лампой. Гена этот автобус сам собирал, и автобус у него даже ездит.
  И такое вот чудище ходит по маршруту Владимир - Москва. Народу в него набивается под завязку. Никто там места стоячие не считал. Сидячих примерно 45-55.
  "Икарус-256" по паспорту имеет 45 мест. Но Гена ещё прикрутил сзади какие-то лавки и табуретки. Поэтому количество мест в автобусе неизвестно.
  Зато хорошо известно Гене, так как он леваком больше зараба- тывает, чем государство. Но, с другой стороны, Гена сам этот автобус и химичит. И покупает для него всякую проволоку и изоленту за свои деньги.
  Схема левака простая и не меняется с эпохи пассажироперевозок Иоанна Грозного и Иосифа Сталина.
  На Щёлковском вокзале в автобус заходит народец всё по билетам, а вот при выезде на шоссе стоит толпа просветлённых и каноничных пассажиров. Толпа может быть огромной, пьяной, трезвой, но катастрофически дебильной во всех случаях, так как запороться в автобус за ту же цену, что и на вокзале, и потом стоять в позе динозавров при вымирании - и так три с половиной часа - это только реальным мудакам под силу.
  Почему? Да всё просто. Приходи на вокзал, покупай билет и езжай себе спокойно. Сиди на кресле и смотри в окошко. Билеты есть. Автобусы пустые с вокзала уходят. Ну почти пустые. Ещё никто пока не в охране и не в ментах. 91 й год. В Москве никто не работает, и никто в Москву не ездит: делать там нечего, а за жратвой поехать - электрички есть. Хотя в 91 м году в Москве тоже жратвы нет. Есть талоны и ГКЧП.
  Вернёмся к пассажиропотоку.
  Народ не может выйти из метро и пройти до касс вокзала 50 метров. Не по-людски это! Нельзя так, это светопреступление!
  Нужно выйти из другого выхода станции Щёлковская, про- пороть вдоль Щёлковского шоссе полкилометра, там встать толпой у магазина "Свет", дождь с неба, грязь с неба, снег из-под копыт - пофигу. Стоять нужно и ждать, когда автобус вырулит от вокзала.
  Затем, увидев автобус, друг по другу бежать чуть ли не на середину трассы - ловить его. Затем, видя, что автобус включает правый поворотник и перестраивается, бежать обратно на тротуар, втаптывая в грязь половину своей пехоты и оставляя в авангарде только конницу.
  После того как автобус затормозит, нужно бежать ещё к нему галопом, с сумками, матом, раскурочивая пространство вокруг себя руками и рогами с головой.
  И нужно запрыгнуть в дверь, не оторвать её (а было дело - отрывали), вручить водиле деньги, пробежать по всему салону и плюхнуться на место. Открыть пузырь, выпить и успокоиться. Пузыри у всех, кто ездит "с дороги".
  Интеллигентная публика, которая с вокзала едет, смотрит на этих несчастных с пузырями и не понимает, почему нужно пройти столько испытаний души на квадратный сантиметр, чтобы просто сесть в автобус и поехать во Владимир.
  Но у тех, кто "с дороги", своя правда.
  А вдруг не будет билетов? Припрыгают они к кассе, а билетов нет. И тогда уже придётся чесать на дорогу, попивая из пузыря на скаку.
  И нужно будет успеть добежать до места остановки! А вдруг не успеют, и автобус их не дождётся? Тогда всё - вешайся.
  Жди следующего автобуса, который пойдёт через 50 минут.
  Я ещё понимаю, когда автобус последний и реально нет билетов и надо уехать во что бы то ни стало, но когда автобусов вагон, и проходящих, и владимирских, когда белый день и пузырь в кармане - зачем все эти пляски?
  А затем. Пришёл человек на дорогу ловить автобус - он честный. Он не эти, которые те! Он выпьет спокойно на улице, покурит. Пофилософствует. Поговорит с подобными себе монстрами. Потом уже посмотрит на часы и поймёт, что время выпить ещё
  есть, и остановилось для него удовольствие. Поймал он, может, первый и последний раз в жизни кусочек августовского солнца. И дальше в автобусе ждёт его дорога в никуда. В ёбтвоюмать и во Владимир, который он любит, но мечтает, чтобы американцы сбросили на него атомную бомбу.
  Он едет к жене, которую любит, но мечтает, чтобы американ- ская атомная бомба попала именно в голову его жене, а уж потом уничтожила город Владимир.
  Едет он к работе, на которой не платят зарплату и не будут платить никогда.
  Едет он к печали, которая через десять лет убьёт его.
  Он всё это знает и ловит единственный в жизни момент августовского солнца.
  И то, что ему может мест не хватить и придётся стоять всю дорогу - это всё херня. Пока есть дорога и ты в автобусе - есть какой-то смысл. А у кого ещё остаётся в пузырях невыпитое - те вообще блаженны, ибо их есть Царствие Небесное.
  И плевать, что едут в никуда, на автобусе, который в любой момент развалится - плевать. Главное, что пьяные и едут. И едут не с вокзала, как "они", а едут правильно - "как мы".
  В итоге умирают и те, и те. Поэтому пусть каждый ловит свои моменты просветления согласно мироощущению.
  Умирают иногда страшно.
  
  
  24
  
  Пока мы ехали дальше, я любовался природой и машинами на дороге. Всё меняется, уже и в Москве Ельцин по танкам прыгает, уже что-то в воздухе не то, что было в прошлом году, когда я начал курить.
  Уже что-то намекает на какую-то другую жизнь, и счастье - вот оно, пока мы едем - вот счастье. КамАЗ тихонечко тарабанит на девятой передаче, Бамбула рассказывает, как он бампер руками оторвал, про паяльную лампу, которая оторвалась сама и он её не ломал, а просто за ручку подёргал.
  Бамбула всё ломает, к чему прикасается, а потом сваливает свои грехи на недоработки конструкции и на то, что всё через жопу сделано в мире. И КамАЗ через жопу сделали, а могли ведь нормальную
  машину выпустить! Но нет, членам КПСС не понравилось, что КамАЗ слишком комфортный был для тех лет - нужно было всё изуродовать, чтобы советский человек работал в машине, чтобы он трудовые мозоли набивал, а не расслаблялся. А то коммунизма не будет никогда. Если каждый станет на работе отдыхать. Что они скажут потомкам, эти члены КПСС? Что соорудили КамАЗ, в котором отдыхал Бамбула, и вот только поэтому до сих пор мы живём как по- следние гады. Так что вы уж, потомки, постарайтесь сделать жизнь и работу ваших бамбул как можно более невыносимыми.
  На ковровском повороте авария. Там дорога плохая, узкая. И с горки МАЗ ехал в сторону Владимира, а в сторону Горького -
  "Урал", лесовоз.
  И не разошлись они по каким-то причинам.
  Мы остановились на обочине и пошли посмотреть, как там всё без нас горит.
  Горел МАЗ, а "Урал" от удара в кювет ушёл, но пока уходил в кювет, своим прицепом ещё и легковушку задел. Легковушка не горит. "Урал" всмятку валяется в кювете, а хвост его на обочине.
  Люди прыгают, орут, огнетушители вытащили, у кого есть, только ни у кого они не работают.
  Водилу в МАЗе зажало. Рулём грудь перебило, а ноги в кашу. Еле как-то дверь отковыряли, приоткрыли; МАЗ горит уже за кабиной, всё в солярке, в масле, народ в ужасе. Водила с МАЗа орёт:
  "Рубите мне ноги, суки!".
  Никто не рубит, все боятся и тоже орут.
  Бамбула бежит к КамАЗу. Берёт какой-то лом в кузове и, как рыцарь с копьём, чешет с ним обратно к аварии. Но чесать уже практически поздно. Огонь уже в кабине, и водитель начинает обгорать справа.
  Каким-то песком пытаются тушить, я горстями беру песок с обочины и швыряю в кабину через разбитые лобовые стёкла. У кого-то огнетушитель заработал, и теперь из него поливают водилу через пассажирскую дверь.
  Водила ещё живой, но уже нормально так горит. Орёт.
  Вытащить его не могут.
  Все тоже орут. Бамбула тоже почти горит, но лом воткнул между дверью и искорёженным передком МАЗа, и на ломе ещё два человека повисло - пытаются передок отогнуть и вытащить ноги водилы. Немного получается.
  Со стороны Коврова едет машина гаишников, пожарная и скорая.
  Пожарка с мигалками, остальные - так.
  Бежим, орёт кто-то, и Бамбулу оттаскивают от лома и горящей машины. Тушат теперь уже самого Бамбулу, он не обгорел, просто дымится и воняет местами, но его уже уволокли.
  А водила внутри МАЗа уже в огне полностью, руками машет ещё и кричит: "Ноги, ноги...".
  Но это бесполезно. Машина уже полыхает, и пожарные начинают тушить мёртвое железо. Никого в МАЗе из живых больше нет.
  Я хожу по обочине и собираю всякую мелочь, которая разле- телась из машин после аварии. Нашёл 12 рублей денег в сиреневом блокноте, ручку и бумаги какие-то. Также валялись тряпки, майка и куски радиоприёмника.
  Зачем-то деньги отдал гаишникам вместе с блокнотом.
  Пошёл "Урал" смотреть искорёженный. Водила в нём живой, только в кровище весь сидит, врачи уже его перематывают. Говорит, что МАЗ вылетел на встречку, и что увернуться было невозможно.
  В легковой тоже все живы. Мужик только малость трясётся и с гаишниками говорит. Тётка с ним и мелкий лет пяти. Мелкий ковыряет какую-то железяку, ему вообще пофигу, а тётка курит.
  Машина легковая не особо пострадала, ехать может.
  Когда МАЗ потушили, я увидел кусок несгоревшего пиджака водителя. Пиджак был в клеточку. Все водилы ездят хрен пойми в чём, а этот в пиджаке был. Странно, подумал я. Весь человек сгорел почти, а кусок пиджака остался.
  На обратной дороге, уже гружёные барабанами с кабелем, мы с Бамбулой остановились на месте этой аварии. Давление у нас в тормозах упало, решили встать и проверить.
  МАЗ сгоревший ещё стоял на обочине, его не увезли, только прицеп от него отцепили. Кабину раскурочили ещё больше, когда водилу доставали.
  И вот чёрт: на обочине я увидел кусок этого клетчатого пиджака, в солярке и грязи.
  25
  
  Приходим мы в школу 1 сентября 1991 года.
  А они все без галстуков! Как так, вы же, уроды, год назад меня собачили за то, что я без галстука пришёл! Я его сначала забывал, а потом окончательно забил привязывать его. Не потому, что считал коммунистов какими-то сверхживотными, а просто лень мне было галстук завязывать. И ходить в нём по улице тоже как-то стрёмно было. В нашем районе алкоголики одни, вечно что-нибудь гадкое скажут при виде пионера. Это они только на праздниках орут "Слава КПСС!", а в миру ненавидят всё вокруг, особенно Горбачёва.
  Горбачёв перетравил миллионы алкоголиков по всему Союзу. Пили такое дерьмо, что до сих пор трупы, наверное, не разло- жились на кладбищах. Перечислять нет смысла всю отраву, это не смешно.
  Пить стали меньше, говорят. Водки покупалось меньше, но как пили - так и пили. А тут ещё и сигарет не стало. Народу покурить бы, да и забыть про всё на свете. А сигарет нет. Деньги есть, а хрен что купишь. На рынке если только, да и то по цене "Запорожца".
  Мы бычки собирали на остановках и ходили за клуб, где дискотеки проводились. Там по утрам в выходные среди крови и разбитых бутылок находились очень даже смачные бычки.
  Конкуренты наши по сбору бычков - бабки. Эти сами не курили, а сидели на кругу и продавали бычки в трёхлитровых или литровых банках. Иногда бабкам отвешивали и отбирали банки. Бабки вообще тогда наглели как никогда. Воровали огурцы в совхозе "Тепличный" во Владимире и продавали их на кругу.
  Обычно мы огурцы таскали, а уж потом их продавали бабкам, но тут старухи подсуетились и сами стали ходить на дело. Иногда были эпичные битвы в теплицах между нами и бабками. Мы пытались перекрыть им кислород, и на какое-то время нам это удалось.
  Бабка имеет только прокачанную наглость и матерный ор. Ловкость, скорость и боевые навыки у бабки никакие. А применить свою излюбленную тактику - наорать и внаглую попереть - в теплицах не получалось. Ором там можно было привлечь сторожей (тогда ещё быков-охранников не было), в итоге все без огурцов останутся, а на выходе бабкам ещё и наваляют за такой шухер.
  Поэтому мы вернули бабок на круг торговать, а огурцы уже сбывали им. По полтора рубля за кило. Бабки ещё семечки выка- тывали на продажу и бычки. Мы иногда брали за огурцы бычками, но никогда не брали семечками.
  Через некоторое время тему огурцов прикрыли милицейские, бабок разогнали с круга, а мы так и остались шакалить по останов- кам в поисках бычков.
  Ещё валютой была жвачка. На неё можно было обменять три-четыре сигареты. На жёваную - одну. Хотя в магазине жвачка фирменная стоила 3 рубля - это 12 буханок хлеба. А жёваная в школе уходила по полтора рубля. Это шесть буханок. И стоила одну сигарету всего! Это же несправедливо, скажет питерский, человек и телевизор. Но справедливости тогда ни в чём не было. Это было время полнейшего идиотизма, когда мы жили в СССР, но СССР уже вроде как не было. И России ещё не было, но флаг уже был. И непонятно какой строй тогда был у них. Это был ни коммунизм, ни вовизм, это было что-то с чем-то. В школе на немецком мы читали про Эрнста Тельмана и Kommunistische Partei, о глюклише цайтунг ирер унд унзер Киндер, а ни глюклише цайта, ни ирер Киндер уже в помине не было. И песни о том, как Гайдар шагает впереди, что пели на уроке музыки, уже приобрели совершенно идиотский смысл, учитывая, что Гайдара показывали по телеку, но это уже был внук того, который скакал впереди.
  И всё перевернулось кверху жопой, а к лесу передом. Комсомоль- ские активисты пили лимонную водку и слушали металл в гаражах, а вчерашние хулиганы и отбросы общества стали превращаться в деловых людей.
  У нас был Лёха Сатана, который был очень здоровым парнем. Он учился в 10-м классе, и мы дружили с ним, хотя были мельче. Лёха защищал нас от гопников и давал слушать кассеты с панк-роком и металлом. У кого были магнитофоны - те обожали Лёху Сатану. Он ещё и переписывал кассеты за какие-то ништяки.
  А в школе он гонял всех, кто более-менее не директор школы, поэтому дружить с Сатаной было делом наипервейшей важности.
  Вечерами шобло Сатаны в составе пяти-семи человек ходило по району, высматривало гопников и било их. В гопники записы- вали всех, кто имел короткие стрижки или слушал попсу. Ловили несчастного, окружали и выспрашивали потерпевшего на тему
  музыкальных предпочтений. И если тот не врал, а прямо говорил, что слушает Вадима Казаченко - давали в морду.
  Если врал и пытался юлить, что слушает "нормальную музыку", то задавали несколько идиотских вопросов, типа, чем металл отличается от неметалла. Если пациент правильно отвечал, то ему прощались грехи "неношения" металлической атрибутики и давались советы относительно длины волос. Что неплохо бы и отрастить, если ты металлист.
  Когда испытуемый обещал привести свой внешний облик в соответствие с общепринятой культурой - его отпускали.
  Где ещё такое могло происходить? Только у нас и только в начале 90-х годов.
  Тогда металл временно победил, но привезённый через пару лет героин свёл в могилы почти всех героев нашей металлической революции.
  А те, кого не убил героин, попали на волну палёной водки в 95-м. Те, кто выжил от палёнки, садились в армию и приезжали домой уже без головы. В Чечне их убивали, и по всей этой армии,
  и просто так от скуки - тоже убивали.
  В 96-м двое из моих знакомых отрубили себе мизинцы на ноге. Одного даже закрыли, типа, это он умышленно отрубил, чтобы в армии не сидеть, но отпустили довольно быстро. А второго отпра- вили в дурдом, на Содышку.
  Я тоже теперь тут. Вспоминаю и умничаю.
  И Лёха Сатана тут был. Тоже от армии косил. Признали его дураком и не отправили в войска.
  А как дело было: приволокли Сатану во Фрунзенский военкомат города Владимира. Говорят ему: вали, Лёха, служить Родине, тебе уже ничего не остаётся. В институты ты не поступил, в ПТУ тоже, а из школы ты уже ушёл, закончив, кстати, на пятёрки.
  Сатана говорит им: "А за что? Я ничего не делал. За что меня в армию?".
  Те говорят: "Дурак ты, это священная обязанность".
  А он им: "Не, я не пойду. Там Чечня и дедовщина, сами воюйте". Те отвечают: "Тогда мы тебя посадим в тюрьму!".
  "Сажайте. Лучше в тюрьме, чем в вашей армии. Я в армии кого- нибудь точно убью. И сидеть мне будет гораздо больше потом, так что давайте сразу в тюрягу. Сколько лет там необходимо отсидеть, чтобы в армию не идти?"
  Те говорят: "Года два, не больше".
  "Согласен, - кричит Лёха, - где бумажки подписать?".
  Те, в военкомате, посовещались, почесали умы и выдали Сатане направление в психиатрию. Типа, отлежи, Лёха, недельки три, а мы уже посмотрим, куда тебя девать. Но про тюрьму не забывай, очень скоро поедешь, если что.
  "Отлично", - радостно ответил Лёха, взял бумажку и убежал. А прибежав в дурдом на Содышку - лёг в него.
  А через три недели его выписали и торжественно запретили ходить в любые армии и даже близко приближаться к расположению пока ещё наших вооружённых войск.
  Дело в том, что очень тогда среди проклёпанной металлической молодёжи ценилось наносить на запястья порезы лезвием. У кого больше, тот, стало быть, круче. Так Сатана был самым крутым, изрезан он, естественно, был вдоль и поперёк. И это ещё не всё: на левой груди Сатаны красовался римский орёл и свастика под ним. Это оконча- тельно убедило докторов в том, что данный боец никакому призыву, кроме как в Бундесвер или в психиатрические войска, не подлежит. Выписали ему диагноз "психопатия", вручили справку и велели приходить в военкомат за военным билетом. Бонусом прописали посещение психиатра раз в месяц и приём соответствующих препаратов.
  Сатана таким образом выжил. Он бы в армии тогда точно долго не протянул.
  Он пережил и героин, и палёнку, и Чечню, и всю скотовщину, которая творилась тогда в армиях и на производствах. А вот сегод- няшнего православного нашествия - не пережил.
  Сейчас он православный и поёт в церкви. Ещё помогает какие- то свечки носить на служебных мероприятиях и ходит в облачении. При этом слушает хороший металл, и Сатаной его зовут до сих пор. Даже попы в церкви.
  В 91-м году, осенью, Сатана мне дал послушать мегадетовский "Rust in Peaсе", и я до сих пор, слушая иногда песенки оттуда, его вспоминаю.
  
  
  26
  
  Живописен у нас дурдом. Красота в этом августе неописуе- мая. Прекрасный воздух и какое-то инопланетное наслаждение. За баландой ходить одно удовольствие, котов ещё больше, чем в марте
  было. И подросли котята весенние, и скоро осенние появятся. Кот Белый, который Главврач, важно сидит на ступеньках пищеблока, дежурный врач идёт мимо него и здоровается.
  Дураки с вольных отделений разгружают машину с овощами и картошкой.
  Жить бы и жить здесь, в этом безумном раю. Тут небес чистота, здесь нет девчонок как ветер, здесь не качаются в сёдлах, но
  "Гренаду" поют.
  Я был на комиссии. Естественно, мне продлили пребывание на шесть месяцев, кто же меня с тяжкой статьёй просто так с первой комиссии выпишет. Но обещали отпустить через полгода, если я не буду уподобляться дуракам и пить с ними водку, чинить прочие непотребства и вытворять безобразия.
  То, что я работаю в буфете - зачёт мне. Если дурак работает - значит, социализируется. А в дурдоме что главное? Больных лечить? Как бы не так. Стране насрать, болеешь или нет. Стране важно, чтобы ты не нарушал Уголовный кодекс и все его поправки. Дурака в дурдоме не лечат, а социализируют. И когда дурак перестаёт пред- ставлять угрозу обществу, его выкидывают. Выкидывают, опять же, не просто по распоряжению врача, а только после утверждения
  выпинывания судом.
  Но в случае нашего дурятника всё гораздо сложнее. У нас выписывают не домой (хотя могут), а на общий тип. Ты на этом общем ещё год-два прогниёшь. А будешь себя плохо вести - обратно к нам приедешь.
  У нас многие так катаются. Радуются, прыгают от счастья, что их на общий выписали, а через месяц с общего к нам обратно едут за какие-то чудовищные вещи. А от нас через полгода на Кострому. С Костромы обратно к нам, от нас - на общий, с общего - к нам, от нас - в Кострому.
  Так многие живут, но всегда радуются, когда их выписывают на общий тип.
  А по большому счёту, можно просто прожить альтернативную жизнь, постоянно мотаясь по отделениям, получая пенсию и ожидая выписку. Зачем эта выписка? Вот меня выпишут, поеду я в Москву, в Ад или Петербург. Буду играть концерты опять по сраным клубам и пытаться как-то устроиться в мире, который не принимает меня, буду пытаться работать и жить. А зачем мне жить? Вот кто-то видит во мне хоть чуточку смысла?
  Найдётся человек, который полюбит меня, но потом уедет опять в свою Эфиопию или Америку, променяет меня на карьеру, водку, героин или на другие какие ценности. Человек найдётся. И обязательно променяет меня на всё перечисленное, а кто-то на всё вместе и сразу. Не потому что человек плохой, а потому что люди всегда люди. Что им нужно - они возьмут. А тебя в любом случае будут использовать и подстраивать под свои интересы, хотя первый год с людьми пройдёт прекрасно. Второй год уже спокойно, но затем всё закончится. Люди из жизни уйдут.
  Со мной нельзя. Со мной невозможно. Я болен людьми и зависим от своей безысходности. Мне надо постоянно сочинять что-то, что-то играть, куда-то звонить и напиваться в итоге. Звереть от алкоголя и бытия и пороть косяки.
  И эти косяки разрушат любые вечные железобетонные стены, и пространство вокруг будет обосрано мной вдоль и поперёк, с юга на север и с запада обратно на юг.
  И это совершенно невыносимо. Знать, что ты в любом случае совершишь какой-то подвиг и попадёшь обратно сюда. С этим теперь жить всю жизнь. Каждый человек, который будет встречаться тебе в жизни, будет временным. Тебе не избавиться от ощущения временности в этой жизни, не будет у тебя ни жены, ни детей, ни семьи, ни Родины, ни дома. Будешь ты скитаться по друзьям и Петербургам, играть концерты, записывать музыку, может, даже денег кучу заимеешь - всё одно: быть тебе временным и непри- каянным до конца твоих дней.
  Знать это и жить с этим - ужасно. Каждый дурак в нашем дурдоме, даже если он полнейший овощ, знает это и чувствует свою ущербную непотребность в мире.
  А ущербности много. Я не стал вот делать пенсию. А почему? Вроде как Вова раз в месяц деньги платит дуракам за уникальность. Возьми у Вовы бабки, у Вовы бабок дофига! Нет. Я не взял. Я буду ещё больше чувствовать себя неполноценным. Как играть музыку перед народом, когда ты инвалид? Ладно, нам, дуракам, права водительские не дают, потому что мы можем! Но мы ещё и ограничены по всяким там работам, где справки нужны от психиатров. И справки нужно покупать. Это нестрашно, скажет телевизор и человек. Нет, это очень тяжело - таскать на себе груз собственного ущерба. Все нормальные - а ты урод. И неважно, чего ты добиваешься или кем становишься. Как ты был уродом, так ты им и остался.
  Дураки молодцы, они очень цинично подходят к этому вопросу. Типа, вы меня уродом считаете - получайте трупы и криминал. А дураку пенсия за это.
  Я не могу криминал и не хочу трупы в отместку. Мне мстить некому, я себя уродую в первую очередь. И свою жизнь мне уже не спасти. Как и никому не спасти, можно сделать малость лучше или малость хуже, но принцип этого бесконечного издевательства над собственной персоной останется в веках.
  
  
  27
  
  С Костромы этап пришёл. Вернее, приехал. И не этап вовсе, а просто привезли ещё двух мудаков на "Форде" красном. На Кострому возят на владимирской "буханке", а обратно к нам - на "Форде". Один - дурак по названию Ботинок, ничего феноменального, просто кража и затем чудотворное преображение по дурдомам, от
  общего типа до венца творения - Костромы.
  Второй дурак интереснее. Зовут его хрен поймёшь как, а именуют Мышом. У него какая-то мышиная фамилия, но не князь Мышкин, а, скорее, наоборот.
  Князь Мышкин никого не убивал, кроме самого себя, а этот придурок к нам с убийством, да ещё и с чудесами, которые после- довали после содеянного.
  Этот Мышкин заманил киндера на чердак, где сам бомжевал и пил боярышник, изнасиловал и убил. Вот это я понимаю. Это не бутылку водки в магазине стащить.
  После убийства киндера Мышкин сходил ещё мелочи настрелял или что-то там ещё... Короче, нажрался (с его слов), стыдно ему стало, киндера жалко, и вообще не по канонам он поступил и не по закону Божьему.
  Издевался он над собой морально на чердаке рядом с трупом и думал: куда бы этот труп так незаметно пристроить. А у трупа голова пробита, и в крови всё.
  Мышкин решил сменить чердак, чтобы не тащить труп. Не в чем было тащить.
  Поэтому отправился на поиски нового чердака. Искал весь день и не нашёл подходящего. Вернулся обратно. Выпил, помучился морально (с его слов), взял ножик и отрезал себе хер. Натурально!
  Кровищи, говорит, было!
  Кровь кое-как перестала течь или не перестала, но Мышкин нашёл хер свой, который, оказывается, выкинуть куда-то успел, положил его в карман и побежал в больницу.
  В больнице увидели это чучело бомжового вида в кровяных штанах и пьяное в жопу, попросили хер из кармана достать. Мышкин достал и отдал его доктору. Доктор покрутил хер в руках и выкинул его в мусорку. А рану обработали и помазали зелёнкой. Зашили или забинтовали - история умалчивает. Но пока Мышкин в больнице лежал, он объяснил врачам мотивы своего оскопления и стало ему чудовищно и невыносимо стыдно.
  Врачи вызвали ментов, а менты отправили Мыша сначала в тюрьму, где официально гражданин Мыш был возведён в ранг пидорасов, а потом из тюрьмы уже на Кострому увезли. Признали- таки его невменяемым. Странно. Наверное, по причине отрезания хера признали, а не по причине насилия и убийств. Хер - больший аргумент в таких вопросах.
  Действительно, странно.
  У нас обычно таких обормотов признают здоровыми и назна- чают им лет 15. Ну, за киндера, может быть, и двадцать бы дали, а может, и ПЖ, не суть, этого признали невменяемым, и по закону, в принципе, через полгода у него такая же комиссия, как и у меня. И по закону, и без принципа его можно уже через эти полгода отпускать обратно на чердак.
  Что без хера он теперь - хорошо. Значит, никого больше не изнасилует. А что убил - да у нас таких миллионы. Выйдет и ещё убьёт. Что у нас, убавится народу, что ли? Новых, что ли, не нарожают Вове за материнский капитал? Ещё как нарожают. Кому-то нужно героин продавать и кого-то в армию сажать во благо вовизма. Так что убийцы нам нужны. Они в любом случае не убьют больше государства, а государство - главный конкурент нашим убийцам.
  Зато духовности что у государства, что у наших убийц - хоть отбавляй.
  Государство культивирует храмы и попов, чтобы отмыться, наши убийцы юзают этих попов и храмы. Всё просто.
  Каждый человек внутри сволочь. И это не потому, что отступает этот человек от заповедей, грешит и нарушает гармонию мира своими мудачествами вроде убийств и изнасилований. Человек - это зверь прежде всего. Зверь физический и духовный. Человеку нужно
  жрать, человек видит несправедливость общества и придуманных законов. Он не верит ни во что, кроме своей звериной сущности, которая помогла ему протащить свой вид через миллионы лет эволюции. Всё, что есть в человеке прекрасного, выдумано куль- турой и Максимом Горьким. Убери культуру, которая со времён Моисея и до Владимира Путина запрещала убивать определённое количество людей в определённые дни недели - получишь насто- ящую живую природу.
  Кто в халате - тот и будет психиатр. У кого ружьё - у того будет еда. У кого принципы и мораль - первым погибнет в насто- ящем, жестоком и правильном мире природы.
  Войны между человеками прекрасно показывают, как должно быть.
  Вон Бамбула воевал в Афганистане с душманами. Послал его воевать Горбачёв. Замутил всё это Ильич, а в итоге Ильичи оба померли не на этой войне, а Горбачёв жив и здоров. И вроде как ещё славный парень, закончил он эту войну, говорят. При том, что когда эта война начиналась, Горбачёв не орал и не бегал с плака- тами против неё, а спокойно сидел в президиумах и на пленумах с остальными коммунистами и фашистами. И не было ему дела до Бамбулы, который без башки домой приедет. Он Бамбулу не рожал. Он всего лишь его убил.
  И сейчас это царствие вовизма тыкает меня рожей в свои храмы и в попов, называя меня особо опасным для общества и для покорителей материнского капитала. Меня, который по сравнению с ними не то что ангел, а просто эталон всего прекрасного в мире.
  Ну навертел я что-то там со своим придурошным другом, но я никого не убил, не повесил и не отправил в Афганистан. А они миллионы людей замочили и сейчас продолжают. А скотина - я. Вова не скотина, нет. Вова хороший. И Медвед хороший, я сел при нём. Вся власть от Бога, говорят они уже две тысячи лет и приписывают эту фразу самому Богу, точнее, Сыну Его. А что, очень удобно. Вертикаль власти. Ветхозаветный Бог мочит всех миллионами, новозаветный (вся власть от Бога) мочит миллиарды, прикрываясь словами, что вся власть от Бога, а сколько вовизм замочит - остаётся гадать.
  И вот наш дурак обыкновенный, дурдомовский, случайно по пьянке убивает кореша своего. И даже не ест его, а просто ножиком или ещё чем потыкает.
  И дурак наш - убийца. Он должен сидеть или лежать. Хрен с ним, мы ему пенсию дадим, он же всё-таки наш дурак, общий.
  А сколько лет, сколько миллиардов лет должны отлежать в дур- доме все эти сволочи, начиная от "вся власть от Бога" и заканчивая современными фашистами? Это какой же суд и какая комиссия из психиатров должна быть у них? Бог должен судить их сам? Он и судья, и психиатр?
  Хорошо, он их оправдает. Они в церковь сходят и свечку поставят. И попов разведут, и храмов настроят.
  Поэтому нет правды на земле. И выше её тоже нет. И начиная от нашего дурдома, где дуракам врут о том, что их выпишут, и заканчивая самим Господом Богом правды вы не найдёте. Правда может быть только случайная: убил ты кого-нибудь, а тебя потом тоже убили. Вот и вся правда звериной сущности приматов, которые Максимом Горьким гордо назвали себя "человек".
  Приматам дали сначала богов. Потом Бога, потом Иисуса, до кучи ещё всяких Кришн и Лао-Цзы, потом ренессанс и роман- тизм в музыке, потом Рахманинова, модерн, Гитлера и Ильичей, потом американскую мечту и Светлое будущее "ирер Киндер". А приматы как убивали, так и убивают. Как воровали, так и воруют. Как грабили, так и грабят. Им на всё насрать, они звери в первую очередь, а уж потом ядерные физики и ценители си-бемоль прелюдий Баха.
  Нечему тут удивляться и подводить мораль. Вся мораль этого общества за последние три миллиона лет - это убийство. И маскировать это бесполезно. Всех трупов не спрячешь, даже если ты сам Вова.
  
  
  28
  
  Постоянное чувство вины, от которого никуда не спрятаться и не скрыться. Психиатры говорят, что это химия нарушена у меня. Наверное, химия, но сколько уже можно таскать за собой эту невыносимую гирю? Ни одна водка в мире не спасёт от этого превосходящего всего ощущения. Это как будто ты постоянно с похмелья. У тебя и стыд, и срам, и вина за всё человечество в одном флаконе. И что тебе делать, такому уроду, в мире живых и вечно созидающих? Тебе остаётся одиночество, которое само по себе
  прекрасно. И горе тем, кто не понимает его суть, а стремится возвы- ситься над такими же идиотами, как он сам. Человек, по-настоящему одинокий - счастлив. Ему плевать на свершения и победы кого-то, кто ещё жив, плевать на тех, кто совершил и умер. Одинокому человеку всё по плечу, так как его не заботит происходящее вокруг. У него есть только он сам. А у себя самого - вина. Его огромная вина, имени которой никто не знает, а доктора говорят, что химия.
  Но Господь дал нам химию и физику не для того, чтобы мы искали её в своих безумных мозгах и выясняли причины наших бед. Господь нам заповедовал химию, чтобы мы развивались, не думали о печали и как-то жили. Пусть плохо, как нам кажется, но мы живём. И мы в дурдоме. Это хорошо.
  Многие живут даже не в дурдоме, им ещё хуже, чем нам. У нас еда три раза в день, врачи и уколы. У меня уколов нет, у меня сонапакс, таблетки. А у кого-то даже сонапакса нет. Ходит такой человек по окружности земли, а у него ни сонапакса, ни врачей, ни дурятника вокруг. Куда пойдёт такой несчастный? Правильно. В Ад и Петербург пойдёт, так как он в любом случае смертен. В этом-то весь прикол жития и бытия. В том, что человек размечтается и обзавидуется, потом получит своё, увидит, как умер самый главный его сородич или враг - и тут же сам отправится восвояси. Крякнет от отрыва тромба или какой-нибудь другой сердечно-лёгочной муры. И нафига ему были нужны его свершения в миру? А он так страдал оттого, что нет у него чего-то бесполезного. Нужного, как ему казалось.
  Но нужное только в смерти. Или в дурдоме - выбирайте альтернативу. В дурдоме вас покормят. В смерти закопают к чер- вякам. Так не лучше ли всем стадом перейти на дурдомовскую форму правления и жизни? Сиди себе в печали, смотри в окошко и плюй на повадки хомо сапиенсов, плодящихся и увлекающихся. Создайте себе собственный дурдом, если поблизости такого нет. Купите халат. Повесьте на стену портрет профессора Ганнушкина и профессора Сатаны, и будет вам счастье и покой до конца ваших жутких дней.
  То, чем вы занимаетесь в миру - это в любом случае некрофилия. Засранцы, страдающие некрофилией в последней стадии, вы ещё похваляетесь друг перед другом своими эфемерностями! Да вы просто кретины, мать вашу. Вас надо лечить в Петербурге Сатаной и галоперидолом, чтобы вы хотя бы умерли свободными.
  Вот у нас есть доктор - а у вас его нет. Поэтому мы гораздо ближе к создателю, чем вы. И вы сколько угодно можете нас засовы- вать в дурдома, мы всё равно вылезем и опять вам насрём, собакам. Вы от нас просто так не отделаетесь. Мы вам в любом случае глаза откроем на настоящую печаль и на свет нашего сумасшедшего про- видения. Так как у нас есть надежда - выписка. А у вас надежды нет. Все ваши желания - это ваши понты друг перед другом, а это, опять же - ваша звериность. Выживет только та особь, у которой будет лучше шерсть, нестрашнее морда и длиннее автомобиль или член. И вся ваша суета оправдана только инстинктом размножения и выживания. И размножитесь вы и выживете ещё пару тысяч дней, а потом в "Пазик" - и в Костерёво на кладбище.
  Поэтому выбрасывайте свои гаджеты, берите тетрадки и отправляйтесь к нам. На опыты.
  У нас хорошо. У нас кормят и пускают гулять. Можно курить. Но всё равно, что бы я ни говорил, берегите свою свободу. Ваша свобода - это прежде всего ваша жизнь. А там уж посмотрим,
  вечная жизнь или наполовину.
  Свобода - это самое последнее, что осталось от Бога и то, чего ещё пока не коснулась звериная природа человека. Так что по-настоящему свят только свободный.
  А свободный, стало быть, свят.
  
  2018‒2019
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Содержание
  Елена Зейферт. "Одиссея" Ильи Спрингсона. 5
  Часть первая. 15
  Часть вторая 109
  
  Илья Спрингсон
  
  
  
  КОШКИН ДОМ
  
  
  
  Рос. мовою
  
  
  
  
  
  
  
  
  Директор видавництва Т. Ретiвова
  Редактор I. Шварцман
  Дизайн обкладинки К. Мордовiн
  Автор iлюстрацiї на обкладинцi В"ячеслав Воронiн
  Оригiнал-макет М. Петренко
  
  
  Формат 60х90 1/16. Ум. друк. арк. 13,02 Пiдписано до друку 25. 05. 2021.
  Замовлення No
  
  
  Видавництво "ФОП Ретiвов Тетяна" вул. Мала Житомирська, д 8, No3, м. Київ тел. (096) 538 51 15
  e-mail: kayala@ukr.net Свiдотство суб"єкта видавничої справи ДК No 5016 вiд 24.11.2015 р.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"