Все персонажи вымышлены, любое совпадение случайно.
В романе нет стрельбы, секса, погони.
18. Черничное производство голов или взгляд из прошлого в близкое позопрошлое
Где-то читал, Бетховен заметил как-то супруге о климате в месте их проживания, прямо на пороге часовни заметил, дескать, климат у нас, дорогая супруга - замечательный, мне всё меньше и меньше приходится играть на похоронах и у нас растут проблемы с деньгами... Но улыбнись! В нашем народе всё больше долгожителей...
Грек предложил по полсотни за голову, - он всегда предлагает максимальную сумму, которую может заплатить, я уже выступал в роли подмастерья у него, но всё больше по производству надгробий, основной интернациональной работе скульптора на предмет живота, - я сразу согласился, тем более, что лепить Маэстро будет сам, он никогда никому не доверит этой работы - моё дело каркасы, набрать объём, массу и первично пролепить, максимально приближаясь к разрушенным оригиналам; попробовать уловить, скопировать характер, чтоб после головы было легче вписать в композицию... на всё про всё - не более пятнадцати часов, чтоб получилось не меньше десяти рябчиков в час.
Полдня ушло на изготовление каркасов, а потом я стал набирать на них массу, немецкий пластелин мягкий, грубая работа спорится быстро.
Я лепил, раздробленные оригиналы, вытарчивая большими и малыми частями на плоскости стола, как три перезрелых, обтёртых, побитых гриба, не сводили с меня ни на миг глаза или глаз, не моргали, а пялились, пялились за всеми моими движениями неотступно, неусыпно, с некоторым трагичным недоброжелательством, и контролировали процесс целиком.
От постоянного напряжения глаз, от сравнения модели и оригинала, вернее того, что им в данный момент было, - одна из трёх изуродованных внимательных рож, каждая как после катастрофы, но отмытая - ни кровинки! - у меня стало подташнивать и сюрреалистичное чувство заворошилось в сознании, мерзкое тёпло-липкое ощущение исходило от обломков и витало, вилось от них, навевая неприятно новое незнакомое нелюдское чувство, чувство, совершенно неприятное, чуждое, порочное, оно неожиданно посетило меня и, поняв его, "отделив" с любопытством от других чувств, я перекрестился и уже далее стал накрывать "нерабочие массы" восковых голов тряпками или пакетами.
Мастерская, которую арендует Скульптор - без окон, освещение электрическое, и к паскудновато-иллюзорному ощущению от постоянного созерцания восковых масс с глазами, губами, ушами, зубами, волосами, - величинами среднестатистических номиналов, - примешивалось ещё и другое, из жизни - на встроенной верхней скворешне, представляющей второй этаж, - лесенка туда находилась прямёхенько за моей спиной, - несколько месяцев назад врезал по пьяни дуба Художник - схватило сердце, холод, отопление отключено, момент времени частной жизни не очень жизнелюбный и никого рядом, - нормальная смерть алкоголика и драматическая смерть огромного человека и великого художника.
Несколько месяцев...
...
Я был уверен: Художник, рассыпая налево-направо зажигательные добрые шуточки свои, на которые был горазд, утюжит раскалённую обетованую землю израильскую в кругу друзей своих. К путешествию он готовился долго - первое за границей за границу, там сям и сям покупал недорогие подарки, хвастая ими при наших встречах и поясняя, ненавязчиво поучал жизни: "Подарки всем в один день не укупишь, да и нельзя покупать в один день всем подарки".
Был ли Художник брошен собутыльником, другом юности Психологом, по пьяному недосмотру или сам ли дошёл до мастерской Скульптора через ночь одинокости, - ключ-то всегда висит на гвоздике тут же у двери?.. Труп был обнаружен застывший, зимней куртки на покойнике не было, в руке телефон-трубка. Мороз был градусов десять или меньше, или больше, да ведь по случаю немного надо.
Возможно, Художник мёртвый лежал наверху, когда я коротко заехал в мастерскую за рабочими ботинками и, не поднимаясь наверх, захватил их и побежал на халтуру.
Через несколько часов его обнаружил Скульптор, лучший и единственный друг Художника.
А вдруг он был жив ещё, когда я забегал за буцами для халтуры?!. Происшествие, однако.
Грек, знакомые и приятели Художника, даже бывшая жена... - все были уверены: Художник в путешествии на земле обетованной, в городе Иерусалиме ножки топчет, ан - нет, напрямую поплыл, а думанье, - никого никогда не извинит.
Я чувствую присутствие Художника, оно нисколько не пугает меня - человек он был хороший, весёлый, с юмором и, главное - без подлянки, хотя формы проявления этого чувства благодаря современникам ему были известны хорошо; я думаю, у него не было активных врагов, но было несколько недругов, как тихие неусыпные капельки на темечко...
Остались должники, которые запросто ему говаривали, дескать, потом заплачу за картинку, ты ж не завтра помирать собрался... Все мы смертны и т.д... Да... Как заметил другой автор, всё дело не в том, что человек смертен, дело в том, что он неожидано смертен.
Всё ж, пожалуй, кроме самого себя у него не было врагов, хотя последнее можно сказать, так или иначе, о каждом.
Я знаю, на него иногда накатывал панический, в нашей, смехотворной для потомков, суетной жизни, страх, причина которого человеку приземлённому, здравому, обстоятельному замечательному обывателю, логично-дедуктивно живущему по предписанию, может показаться позой, в коей есть нечто юродивое, но иному мирскому человеку, знавшему страдания в жизни - страх этот сокровенен и понятен, - человека в сером халатике с весёлыми пятнами сопровождал страх, что в случае смерти матери его современники не будут знать, куда сообщить ему об этом, а на случай внезапной поездки была ещё у него "притычина" - неприкосновенная сумма.
За несколько дней до начала несостоявшегося путешествия Художника мы встретились, у него произошли, - они происходили постоянно! - проблемы в общении с компьютером, - его всегда поражало и дивило: почему такая умная техника, как компьютер, так часто не понимает его, это огорчало чрезвычайно Живописца и даже могло стать последнею, - желанной уже!.. - каплей грусти? подвигающей к чаше запоя. Неумение пользоваться обыденными программами не извиняло его перед собой никак и чувство собственной неполноценности в диалоге с машиной, ничтожности, помноженное на извечную жено-денежную проблему и сущую одинокость гения, тоску в мыслях, верно, навевало чрезвычайную. На людей, которые могли запросто объясниться с компьютером, Художник смотрел заворожённо, так дети глядят на действия мага, а человек посвящённый, но неопытный наблюдает за тем невероятным, что вытворяет художник кистью и карандашом на заданную тему.
В тот раз Художник не мог открыть свою электронку, проблемы оказались с сервером. Когда я разъяснял это, зазвонил телефон, - звонила бывшая жена Художника, требовала любви, внимания, заботы и денег, в крайнем случае картинку. Как настоящий мужчина, он не умел ни в чём отказать женщине, хотя б это была и ведьма.
- Опять ведь любовник кинул... - усмехаясь прокомментировал он, договорившись с нею о встрече и положив трубу. - Слушай, Саша, отчего мне так никак... "Она даже не блядь... Она - стерва..." Хороший писатель был Ремарк... Знаешь, - вдруг он радостно повалил на меня повествование о том, как недавно познакомился с совершенно очаровательною Немкой, что она лет на десяток младше его, - и отметил значительно тембром и изящным движение руки, - совершенно спортивная, сиськастая и с нежной сочувственной душою, - что ещё нужно магу!
- Вот твоя бывшая и звонит, что эту сиськастость чует! - заметил я.
- Ой, не говори! Эта тварь всё всегда чует... Ведьма. Так замучила! Ты представляешь, что эта сука вытворила... Живёт с соседом, владельцем квартиры уже давно, ну и... ...и живи! Забудь про меня со своим пролетарием! Этим или другим... Так нет! Жалобу на меня накатала в социал! и туда накатала, где я с детьми работаю! то-то чиновек последний раз особенно злой был, сейчас понял, накатала жалобу уже после развода, Петер, наверное, и помог с языком! Ты мне можешь объяснить зачем она это творит?! Она - языком, Петер - языком, по культурному обмену, симбиоз! Зачем же жалобу?! Её ж ко всем моим досье подошьют, я помру, а жалобы останутся, поплывут в будущее! Или я на что-нибудь претендую, кроме того, с чем она выставила меня! Я не наш дорогой Режиссёр - процесса затевать не буду ни с кем и никогда... Заберите всё!.. Режиссёр, слышишь, в списке вещей, для судебного исполнителя, даже обувные гвоздики вписал и где лежат!.. Я не говорил тебе это!.. Сейчас тварька за любовью придёт! А ведь помру - она через полгода судьбу свою устроит, как нельзя лучше, времени не найдёт на кладбище заскочить!.. Всё не отстанет никак, не даёт пожить, страхуется, вдруг ко мне слава и деньги вернутся, вот дура-то... Ничего уже не вернётся, я давно грузчик..
Нет - это он мне жаловался по телефону, приглашая посмотреть компьютер, а тогда, когда я был у него последний раз, он небрежно-нежно махнув рукой на звонок бывшей благоверной, продолжил самозабвенно о своей Немке, кассирше из Варьете.
- Она совсем такая маленькая, - и резво взмахнул мягкой безвольной детской ладошкою своей где-то у плеча своего и жарко переживая рассказываемое понизил голос, - а если со спины посмотреть - больше восемнадцати не дашь ни за что, ладная невозможно, какая красивая! свезло мне! фигурная-фигурная! Волосы свободные светлые пышные и чуть ниже плеч плещутся тихонько, но грудь большая, о-го-го! Для меня это важно!
- И где ты её зацепил?! - поинтересовался я, зная, что диапазон немецкого лексикона Художника состоит из трёх с половиной слов и он - автор системы свободного разговора "на эсперанто".
Что это за система. Всегда ведя беседу с немцем, Художник серьёзно и покачивая головой, делово вставлял время от времени в разговор: "Ja!-Ja!", что означает "Да!-Да!", пока его как-то не поправил Врач-буддист, который в силу многолетней привычки хоббийствовать кисточкой, принимал участие в какой-то с ним художественной выставке, он-то заметил и объяснил, через переводчика, Художнику, что говорить во всё время разговора "Да!-Да!" - неприлично, это - как издевательство. Художник принял поправку, поблагодарил Врача-буддиста, и через некоторое время заявил формулу, которую стал практиковать везде и до конца, - кроме социала, там он помалкивал, аки рыба об лёд! - формула: два раза "Да!", один раз "Нет!".
Врача-буддиста это вполне устроило, а поскольку у него был свой праксис и деньги водились, а женщины почему-то постоянно бросали, то он пристрастился, будучи в состоянии гремучей тоски, звонить к Художнику и вести длинные телефонные разговоры, что-то вроде самотерапии...
Кстати, на той же выставке, у Врача-буддиста произошёл с Изобретателем, замечательный разговор, поучительный. Изобретатель был в баре, где пробовал сооблазнить хозяина заведения на оплату патента экономичной сахарницы, но "несолоно хлебавши" выйдя на улицу, услыхал звуки родной речи и сразу пошёл на неё, "как старая боевая лошадь на звук полковой трубы" - выставочный зал распологался совсем рядом с баром и Изобретатель пришёл попал к самому открытию выставки, и сразу побёг делать круг, шампанское ещё не застреляло.
Врач-буддист стоял как раз под своими сюриками.
Изобретатель остановился у них и рядом с автором, внимательно прочёл бирочки и произнёс безлично на немецком, здесь перевод:
- ...это лучше для жизни, гиппократнее... Гиппократнее, когда врач профессия, а кисть хобби.
- Да?!. - задумался Врач-буддист и спросил: - Вы в этом уверены?!
- Абсолютно! Нас так в школе учили! Я бы, например, не хотел бы ни за что, чтоб меня любитель-хоббист оперировал, не дай бог, конечно! знаете, это опасно для здоровья, когда в открытой ране не профессионал инструментами колупает, вдруг - не то пришьют или не то зашьют! Или обрежут! Или забудут что!.. Ха-ха-ха!!!
- Н-да... А глаза открыты во всё время бодрствования. - По-буддистки спокойно отвечал автор. - То есть, если моя кисть неверна...
- Я не хотел Вас обидеть! - Изобретатель смял разговор уходящий за границы понимания языка.
Автор остался созерцать свои творенья и что-то обдумывать, а Изобретатель потянулся к бесплатной раздаче шампанского с печенькой и напрочь позабыл про Доктора-буддиста, и когда последний через полчаса сам подошёл к нему и сказал "спасибо за мысль" - чрезвычайно удивился.
Самое интересное, что Врач-буддист перестал выставляться, хотя это была далеко не первая его выставка. Вскоре же он наконец отыскал очередную свою половину, продал праксис и уехал в Грецию. Я его знал мало, разговаривал с ним один только раз - поясняя, почему отказываюсь пить за его тост "за здоровье", чтоб никто не болел! - "Если все будут здоровы - на что Вы будете жить!"
- Вот, сиськи для меня важно, не знаю отчего... А началось всё с того, что она у меня картинку заказала, батик, - продолжал запальчиво Художник. - А ты знаешь, я ведь батиками года три не занимался, не прикасался к ним. То биржа, то жинка, то болею, то пятое, то десятое... А она у подруги своей увидела мою работу, ста-аааааренький такой батик и себе захотела точно такой, только в зелёных тонах... Странное желание! Но, нам художникам не обсуждать, а выполнять! Вот... За один день и написал, в три встал и к семи сделал картинку, потом чуть сверху прошёл и всё. Недельку подержал у себя, для порядка, и на ура сдал заказ! Очень хорошо получилось, самому понрааааавилось! очень хорошо получилось!.. Когда писал состояние было - воздушность, крылья бабочки в облачке, звон серебряных колокольчиков из детского сна, мама, мама, мама... Как это сказать! Бывает, рука боится, нету свободы никакой, деревянная-деревянная, а примешь на грудь и полилась песня, потом смотришь, уже придя в себя, и удивляешься - как так живо могло получиться! в жизнь не повторить! вот и тут кисть легко пошла, залетала! Настроение! ...настроение!.. Настроение - решает! Как говаривал Делакруа! "ремесло должно быть отработано так, чтоб в нужный момент рука не подвела!" Ведь, когда пишешь - не до дедукции - всё на духу! Сделал на "Ура!" Ай, да я! А тут как раз Психолог приехал! ага! А! Ты не знаешь! Светка от него ушла! К Режиссёру пристала! Со всеми вещами ушла, пока он пьяный дрых. Всё вывезла. Он проснётся, добавит и опять в сон, как младенец! залёг в коридоре, так через него мебель и таскали, проще диван над ним пронести, чем эту тушу передвинуть... Разве на ковре... Светка к Режиссёру перебралась, - я ничего тебе не рассказывал! - перепихивается, но сняла отдельную квартиру, чтоб в деньгах не потерять!.. А Психолог, Доктор наш, ей давеча за блядство с Режиссёром выписал - на улице профессор встретил, он же профессор, институт под него делают, он один дипломирован по настоящему и художник в своём деле! Голова! Я его лет тридцать знаю, а вместе со Светкой лет пятнадцать - ещё не наблюдал подобного! Что делает с людьми жизнь! Проснулся говорит "в доме только стены, как кусочек сказки от мрачани. Всё прибрала - всю мебель, всю библиотеку, картины все..." Даже те, что я Психологу подарил, ещё и до появления её в его жизни, оставила шмотки, старый диван, из Красного Креста, пару полотенец и зубную щётку. Пасту забрала! Он только пару дней, как оклемался, воздушный, энергичный, деловой, бодрячок-боровичок, вчера заехал, а тут, как раз, моя новая подруга и прежняя заказчица-переводчица, что свела-то нас, товарчиком любуются... Так мы так хорошо посидели все за чайком. Пили и чай, и кофе, и было о чём говорить! Психолог потом по домам женщин развёз, картинку помог отвезти. Всё очень хорошо получилось, чинно, по-семейному, уютно, с прицелом на-на-на!.. У Психолога язык подвешен, что невозможно сказать как, а тут ещё кинула его Светка, так он в ударе, на жизнь маялся, да всё с юморком, всё с байками о своих алкоголиках и наркоманах, речь живьём вилась... Молодец!.. Молодец! К нему, слышал, молодка какая-то из наших сразу прибилась... - Но я тебе ничего не говорил! - Он когда трезвый - хороший дядька, а пьяный - животное! Как я благодарен этой женщине переводчице, такая умная хорошая женщина - за заказчика никогда никакого процента не берёт, не впервый раз! а главное, такое знакомство желаемое преподнесла, в руки дала, такое неожиданное, светлое, желанное, давно-давно мечтал я, надеялся - прямо жизнь моя осветилась! Ты знаешь, какие-то такие дивные чувства в груди ожили, сказать не могу, иногда спазм в горле от умиления! Слёзы! Этоа женщина переводчица и переводила нам всё. Психолог-то говорит на кривом немецком, а я два-три слова, ну совсем не могу говорить по-немецки, а тут волнуюсь ещё. Ты ж понимаешь, нам не по шестнадцать лет, кое-как пожили, но видим, что тянет друг к другу, так тянет, такая сострадательная ситуация в глазах, просто не объяснить словами... Причём не прошлое тянет рассказывать, ну его, что там пересыпать - жить! Мы знаешь, как общаемся с нею, смешно рассказать! Вычислили два десятка слов и сопровождаем их жестами и тембром, чтоб иногда значение подчеркнуть... Когда она мне СМС присылает, то я замерзаю со словарём надолго... Никогда не бывало такого! Язык немецкий, оказывается мелодичный, мелодичный! вовсе не гавкающий никакой! Ты прислушайся как-нибудь!.. Милоснежный! Ответ придумаю очень короткий и всеобъемлющий, ёмкий, как стих, какие-то слова через сына уточняю, когда обманным путём, прости меня Господи, когда напрямую, выясняю: можно ль так сказать так или эдак... Язык Гёте очень мелодичен, поверь мне! Вот эта блядь, видать, через сына и унюхала, что у меня, бедного художника в богатой стране, сердечное дело на поправку пошло, будет теперь кровь портить, звонила уже, значит скоро появится...
...Художник бодрился, но был плох, я это видел вблизи, но плохо видел, неумело и неопытно, с малой любовью, с большей к себе, и разглядел увиденное поздно, никчемно поздно, ненужно поздно, оказался я не силён определить состояние духа, духа покидающего душу, сочащегося прочь, а укрыть ведь этого нельзя, нельзя этого никак никогда сокрыть, а не увидеть - можно, а сокрыть-то нельзя, товарищи-современники, господа, джентльмены, синьоры, скрыть это - неумело, неумно, да и не хотел Художник этого скрывать, а напротив, искал с кем поделиться горем, но чтоб окольным путём, тоже ведь с осколком гордыни расстаться не мог, несмотря на то, что церковь регулярно посещал, причащался, а тут ещё случилась незадача - Грека не оказалось вблизи, уехал на пару недель на симпозиум, и некому оказалось спасать человека в сером халатике с весёлыми пятнами живых красок.
Некому оказалось спасать человека.
За чаем состояние прорвалось, а я всё никак не знал, не мог и подумать, что это начало окончания земной жизни Художника пришло, последний переулок приблизился мраком и некому оказалось удержать человека за руку, ведь запросто было повернуть его, по-детски безвольного, на иную светлую улицу и пройти с ним с десяток шагов по-приятельски, вывести хоть на какое-то время, нет, куда там, своё творчество торопит, всё в мыслях, всё остальное, кроме себя, самого гениального, блин - вполглаза, вполчувства, второпях житейских... свободно, свободно, летуче, нахлынивал мраком последний переулок, за которым ничего не было - страшил пустотой и, вероятно, отчётливо, отчётливо, отчётливо, дигитально виделся Художнику. Волнуясь и заикаясь, захлёбываясь, перескочил и обрывочно рассказал о в последнем телефонном разговоре с братом, что живёт на бескрайних в родном городе.
"Он мне, знаешь, что сказал, он мне такое сказал!!! Это ж... надо до такого додуматься!.. дожить до такого! он сказал!.. Запросто... Словно речь о... предмете... о тумбочке... о кролике... "Как мы тебя искать будем в Израиле, если мать умрёт..." А!.. Как тебе это нравится, спросить такое! Знает, что спросить перед поездкой! Я отвечаю: - "Что ты, я ведь телефон скажу!!! И потом!.. а что мама?!." А он мне: - "Так что, нам потом туда звонить и тебя искать?!" И так зло говорит! Зло! Словно завидует! А ведь врач-стомотолог и живёт не плохо... Это всё из-за квартиры мамы - она принадлежит мне, и я её оставить хочу дочери своей... У меня дочь на Бескрайних... Ой, красавица! уже взрослая, обещала в этом году заглянуть - познакомлю! А он, брат мой, он деньгами в своё время получил от родителей такую сумму, что мог и дом купить, но... Не знаю... Речь не об этом!.. Я ему отвечаю: конечно, искать и звонить! Мать же ведь, мама! Конечно, искать! Непременно!.. И почему, говорю, ты так говоришь, почему!!! Ведь мама жива, мама жива! как так говорить можно о ней!.. Я не понимаю! Я этого не понимаю! Знает братец, что спросить..."
Художник будто успокоился и вновь начал хвастать подарками для друзей, к которым отправится уже на днях, показал почему-то билет, - информация сыпалась из него, он напоминал ребёнка, который торопится наиграться игрушкой, которую вот-вот заберут.
Рассказал о походе в социал, где ему опять досталось за то, что не пишет заявлений на работу; получил адреса фирм, где требуются грузчики и которые он должен обойти, но как только вернётся из отпуска!.. И вновь хвастанье про подарки друзьям, с которыми не виделся лет двенадцать, у них будет жить в Израиле, что месяцев семь или восемь готовится к этой поездке, первой в его жизни поездке за границу в эмиграции! "...и отложить-то поездочку, Сашенька, уж и нельзя - билет-то выкуплен, - он вновь полез за билетом, вытащил его из большого туристского портмоне, что лежало тут же на полочке, показал билет мне, принялся разглядывать его сам, даже понюхал его, некоторое время молчал, затаив дыхание, потом энергично выкрикнул, - сдаче не подлежит, потому дешевше! Ангебот! Еду - иначе нельзя! Скорее бы, скорее бы... понимаешь Саша, скорее бы!!! я словно боюсь опоздать на завтра..." - и уложил билет и портмане обратно.
На второй день предполагаемого путешествия Художника, Грек поздно ночью, возвращался с симпозиума. Он был со своею монументальной спутницей, - она сопровождала Скульптора, как тень с момента внедрения в его жизнь.
Их не было в городе дней десять, и сейчас они заехали "по пути", на минуту, заскочить, проверить, всё ли о-кей! в мастерской и домой, домой спать, спать, спать, а разгружать бусик от инструментов, камней... завтра. На пару минут заскочили, чтоб и наверх-то не подниматься, но подруга в туалете застряла, а Грек полез наверх, на второй этаж, в скворешню - чаёк поставить, погреться, тётку свою бедную побаловать заботой, потому что, пять минут, туда-сюда ничего не убудет, а дома их так-то никто не ждёт, тем более дом скульптора - мастерская! а где пять минут, там и десять, и вся ночь впереди, погреться решил, потянуло чайничек поставить. В самый раз, когда голова Грека стала возноситься над границею пола, он увидел скрюченное, ногами в направлении лестницы кровеносно знакомое тело, автоматически Грек продолжил движение, ещё шаг с безумной надеждой, что поспеет, бывает же... и взгляды встретились - стеклянно-утомлённый и ужаса опоздания, и невозвратной потери, - не успел.
Художник застыл.
Не надо упирать на то, что человек болен, не надо! Это не так! Это низко, это невежественно! За что ж вы так его, да и себя, а? Люди! Он же от общего в Вами стола на вечери любви! Люди!
Ещё недавно, Грек, разложив готовые восковые фигуры Макса и Морица, поражал иллюзионом любопытствующих посетителей, неприметно "подвигая" их неподготовленных к зрелищу, наверх, в скворешню, подвигая из света в первом этаже в театрализованный полумрак второго.
Обычно хозяин шёл впереди, - закрывая широкой спиной всё видение, - над полом появлялась довольная лысина, высокий лоб, глубокие серые живые глаза, большая окладистая борода с сединой и улыбающимся ртом правильной формы, - весь образ светился преддверием веселья, фокуса-мокуса, далее, ступенька за ступенькой, - крепкая, накачанная в юности классической борьбой, шея, плечи и, шаг за шагом всплывала вся коренастая фигура в метр шестьдесят восемь.
Такая точность известна в связи со следующим: Фигуры в натуральную величину Скульптор создаёт "по образу и подобию" своему - метр шестьдесят восемь, Макс и Мориц - оба в натуральную величину!
Поднявшись, Скульптор резко уходил в сторону и темноту, и посетитель рефлекторно оглядывая малое пространство, и оказавшись с ним один на один, сразу налетал взглядом на восковые фигуры, внезапно и целиком, - они были подсвечены специальными лампочками, так освещают во тьме сцены лица актёров в монофоническом спектакле, так свет фар вырезает в ночи дорожный знак. Гость обычно бывал поражён чувством так сильно и скоро, что логика лишь через некоторое время поспевала догнать инстинкты и уж логично успокоить сознание, и разъяснить увиденное, а автор, весьма довольный произведённым эффектом кайфовал неописуемо, ибо, что ещё нужно художнику, кроме восторга публики, - все шокировано восторженно вскрикивали и восклицали приблизительно одно и то же, словно из них высекли искру: "Ах! Что это! Как живые!.. Как живые!.. Как живые!.. Как живые... Как..."
И Художник, соавтор, расписавший именитых хулиганов, не избежал участи и подпал под эту самую шутку и ужаснулся, глядя на них, возникших внезапно, поднимаясь из света в полумрак. Что он увидел? "Семён, здорово! как живые!.. Я не ожидал такого... Что значит целиком видеть! Поздравляю!.. Как живые!"
Действительно, зрелище жутковатое, я сам попал под него.
Полумрак, картины, скульптуры, стол, шкаф, двуспальная кровать, ещё стол в глубине, барная стойка за ним с множеством початых бутылок... ...под ногами, на полу, лежат, смотрят, как живые фигуры! всё у них как у людей: лица, руки, ноги, позы, одежда... Глаза немигающие. Только, как это сказать... Чем ближе, тем больше "как"... Чем больше фигура "как живая", тем больше... считается - тем лучше!.. "Семён, удалось, поздравляю!.."
Не дышат, не моргают, не лучат тепла и брожения чувств, застыли живые.
Художник как живой лёг невзначай перед Скульптором сразу на уровне глаз на место не то Макса, не то Морица.
Кроткий вскрик, печальный вздох и мёртвая тишина окрасили ночь...
В ночь, что считалась, по заключению экпертов-криминалистов смертью Художника, у меня два раза звонил телефон, я снимал трубку, но никто не отвечал. Отключив аппарат, забрался обратно в постель, - холодную холостяцкую, батарея ни фига корабль не прогревает в холодном межзвёздном пространстве, а окошко чуточку приоткрыто, чтоб не спать без воздуха свежего, - и только я уж согрелся со всеми и всякими мыслями о далёкой Любимой моей, ведь всё - даль, когда не близь, хотя, конечно, даль дали рознь, как иная мысль заставила меня вновь подняться, - уже плыла глубокая ночь или очень раннее утро, - я спешно включил телефонный аппарат, вспомнив, как у мамы моей как-то, в другой точке земного нашего шарика прихватило сердце и она позвонила мне сквозь все условности времени.
Более никто в эту ночь не звонил, и вскоре я безмятежно и беспечально уснул...
Белые дни наплывают и льются чудесные звуки,
Надёжные мягкие руки - крепче не будет щита;
И стакан молока и краюшка, и нету разлуки!.. -
Навсегда ль это счастье иль только оно навека?
Этого сна сладка ласкосердная хвоя,
Бродяге, что как смог - так выжил на этом пути!..
Странно скроен наш век: и в раю нету мамам покоя,
Мольбы и прощения шлют хоть к последнему краю земли.
Белая лебедь скользит на волнах мирозданья,
Ладейка за ней поспевает послушно... Из тьмы
Бродяга спешит - оставляет земные страданья...
А сердечную муку возьмут беспечальные сны.
Звонил Художник?
Оба мы как-то успели коротко сдружиться эмигрантской дружбой за полгода до смерти его.
Я спал.
Ночь плыла...
Милоснежный человек. Милоснежная память о тебе.
Почему он не подал голос? Техника без денег не работает или работает только на полицию, а мысль туда позвонить дикому интеллигентному человеку с бескрайних даже на смертном одре навряд ли придёт.
Заряд кончился.
Или уж я и не знаю, что и как, и никто не знает...
Земля тебе пухом и царство небесное, милый открытый человек.
Я ещё хочу тебе сказать, что мне думается, что и тебе я обязан тем чудом, которое приключилось со мною, когда тебя уже не стало здесь с нами, малоумело живущими на Земле.
Где ты, мне это не интересно знать - всему своё время, надеюсь, что тебе в твоем оттуда, или твоем там, всё видать вернее, если нет иных забот, врать не нужно никому и никаких червивых мыслей не лезет в голову, как, к примеру, после информационного телевидения, и хочется верить, что душе твоей покойно и духу уютно в ней плыть в неземной вечности.
Господи, как замечательно, жить во времена, когда столько неоткрытого, а главное - когда нам ещё не дано ни читать мысли друг друга, ни входить в те материи, в которые вход не открыт, не суй то не туда, а туда не то не суй, - не любопытствуй без меры.
Спи Художник, вставать Тебе на небесах в три утра привычно - одно удовольствие; к чиновеку, что орёт на тебя, как на дебила, что ты не работаешь, а х... маешься и коробки таскать на складах ни за что не хочешь, и что с детьми твои занятия - безделье одно, паскудство и обман занятого государственного чиновека, всё, к Цинзу - идти более не нужно, разве по желанию развлечься или с воспитательной целью; баба, что "свиней" на тебя на немецком языке наотправляла в государственные инстанции и конторы, и они пылятся в архивах подшитые и какие-то современники-чиновеки несут бденье, вахту дневную и ночную над ними, принимая под личную ответственность, большую или меньшую, согласно какому-то дискриминанту нравственных категорий в бесконечном интеграле уловностей, - кровь баба эта из тебя больше не потягивает, отборным матом не кроет, не зудит, что ты со сранья не спящий, а кистью водящий-творящий, и что денег от тебя здесь, в этой стране, где нужнее они! как от козла молока; в полицию никто не сдаёт тебя, ведь нельзя представить, что там, где ты сейчас, есть водка, полиция и вздорные бабы. Нет, вся вздорность на земле должна остаться, душа уходит чистая, как вода с небес, так что третированием, требованием денежной компенсации за прошедшую жизнь никто более не скоблит тебя, не шантажирует кутузкой, не блядует с общими знакомыми или квартиросдатчиком, не истерикует в разводе...
Томят печалью, наверняка, сын, дочь, мать и девушка твоя - стройная кассирша из варьете на восемнадцать лет со спины, а может, и не томят, может, там где ты сейчас печалей нет вовсе... так есть ли там веселье?.. Иль печаль неподъёмная, что и... Или я, по-глупому, меряю неземное земным.
Картины твои радуют людей везде, где есть люди, а ты так и не выбрался мир посмотреть, только и видел, что этот городок и его окрестности и всё сожалел, что дочка сможет заехать только на один день, да и то не уверен, что она отыщет время.
Мать известили, дочка заехала после похорон, забрала причитающиеся ей картины. С ней, я подозреваю, не совсем честно обошлись у нас в миру.
Мысль постоянная навязчивая о том, что мать умрёт, а тебя не сыщут, не оповестят, приехать ты не сможешь, не увидишь, не простишься, не проводишь в последний путь её, бесценную маму, не тревожит больше тебя - тебе теперь встречать...
Никто за тебя ничего не напишет, написать можно только за себя - миру одной мадонной меньше...
Вечно расписывать небеса тебе Толик, найди там время для этого и люди на земле будут добрее, от созерцания твоего неба, ты же этого хотел!.. - Если конечно увидят небо на бегу-скаку-броунаривании...
Я знаю, когда небо на утренней зорьке благостное - это значит и ты приложил руку, прошёл кистью смешивая розовое с надеждой, а золото с червлёной слезой...
Vinzet
А. Танелю
... всем ветвям непричастен размалёванный лист,
разменяет в круженье высь на блюз, блюз на твист...