Спесивцев Анатолий Фёдорович : другие произведения.

Не нужен нам берег турецкий. Глава 7

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Комменты пожалуйста в общий файл.

6 глава.

Ностальгия по скоростному транспорту.

Придонье-Приднепровье, конец июня-начало июля 1638 года.

  
   Даже самая тягостная и неприятная работа не бесконечна. Доделали ракеты и Аркадий со Срачкоробом. Бог его знает почему, но никакой радости и прилива сил они при этом не ощутили. Чувство облегчения в связи с избавлением от монотонного и ответственного труда - да, было. Удовлетворение, вроде бы (тьфу, тьфу, тьфу через левое плечо и постучим о собственный лоб, он, судя по всему, крепче и звонче любого дуба), качественно сделанными и очень нужными "изделиями" тоже присутствовало. Счастье, однако, к работягам не спешило, в эфир-астрал их не тянуло совершенно. Что бы сбросить напряжение, нужно было расслабиться. Друзья выбрали для этого самый доступный способ - решили напиться.
   Ещё осенью в химлаборатории соорудили самогонный аппарат. По нынешним временам - хайтек. Правда, вскоре его пришлось перебазировать в дом, в небольшую комнатёнку с хорошим навесным замком. Персонал лаборатории слишком увлёкся дегустацией его продукции, наверное, самой высокоочищенной и крепкой горилки из всех производившихся в эти времена. Работа со взрывчатыми веществами при дрожащих руках или двоении в глазах - тот ещё экстрим для всех окружающих. Аркадий любителем настолько острых ощущений не был, за малейшие признаки опьянения стал жестоко наказывать, объяснив всю опасность такого поведения.
   Пьянку на работе он прекратил, но возникла другая проблема - у него не хватало времени на выгонку продукта. Подумав, нашёл выход - пригласил работать с ним двух пожилых казаков-мусульман, Рахима и Джамиля. Один из них семьи так и не завёл, другой потерял всех близких во время ногайского налёта, поэтому они охотно переехали из своих городков жить в Азов. Дом у попаданца уже был достаточно населён, он выбил у Петрова для работников алкогольной промышленности хатку в пригороде. Самогон не свинья, касаться его мусульманину можно, а внутрь, по завету Пророка, они его не употребляли и другим, без разрешения Москаля-чародея, не наливали. Так что у него скоро образовался нешуточный дополнительный доход от продажи излишков продукции. Да и Рахим с Джамилем, получавшие по десять процентов произведённой продукции, стали вполне обеспеченными людьми. Горилка "Москаль-чародей" пользовалась, несмотря на высокую стоимость, огромным спросом. Настолько большим, что идею производить настойки на травах удалось начать реализовывать только сейчас, когда большая часть потребителей занялась ознакомительными вояжами по соседним территориям.
   Несколько крепких, но трусоватых беглецов от панского произвола Аркадий приспособил выдувать бутылки. Он видел по телевизору, как это делается, и сумел раза с десятого объяснить бывшим селянам, а теперь пролетариям, технику производства бутылок. Зелёное стекло для бутылок вполне подходило. Бутылки, конечно, получались нестандартными, однако потребители не жаловались, главное ведь, что наливался туда строго объявленный объём. Шуточки с обвесом или разбавлением продукции в казачьем обществе уж очень сильно пахли виселицей, никто здесь настолько деньги не любил, чтоб так рисковать.
   Друзья выкушали с пол-литра свежей "Полынной", затем столько же чистой, прозрачной, пропущенной дважды через древесный уголь горилки и решили, что в незамутнённом виде продукт лучше. Продолжили именно ею и, не испытывая никакого кайфа от процесса, напились. Вдвоём, изредка перебрасываясь малозначимыми фразами. Иногда с другом не обязательно много говорить, достаточно чувствовать рядом его надёжное плечо.
   С утра пришлось впрягаться в новую работу - транспортировку ракет. Как тут было не пожалеть о медлительности, некомфортности и ненадёжности транспортных средств и дорог семнадцатого века.
   Свою половину гребенцы уволокли сами, сейчас антикумыкский союз проводил привычные для тех времён действия - разорял землю врагов. Укреплённые сёла предгорий брались легко и без ракет, но горные аулы и городки с крепостными стенами для казаков, не говоря уж о кабардинцах, были слишком крепким орешком. Зажигательные ракеты могли помочь им существенно. Север и центр шамхалата беспощадно разорялись, люди, его населявшие, уничтожались или продавались в рабство. Не сумев уничтожить врага сразу, казацко-кабардинский союз медленно, но верно перемалывал его экономический и человеческий ресурс.
   Аркадию же пришлось ломать голову над выбором пути. Плыть вокруг Крыма, а потом ещё и вверх по Днепру... слишком продолжительно, тягомотно и просто нерационально. Привычная казакам дорога вверх по Дону и Северскому Донцу с переходом через волок в бассейн Днепра сейчас попахивал авантюрой. Идти пришлось бы по землям России, а считать русских воевод пограничья дураками было верхом глупости. Они наверняка заинтересовались бы содержимым проплывающих судов, а делиться с ними этим секретом сейчас никто не собирался.
   Посоветовался со Срачкоробом. Юхим не задумываясь предложил пройти вверх по Кальмиусу, из верховий перетащить волоком струги в Самару и спуститься по ней в Днепр.
   - Только перегружать чайки (ещё ни один учёный не смог указать хоть какое-то различие между чайкой и донским стругом*) никак нельзя. Уж очень воды там мало у волока.
   - Значит, пойдём на трёх вместо одного. Гребцов здесь набрать можно, будем искать струги.
   Пришлось с утра этим заниматься. Проблема оказалась нешуточной, все корабли, готовые к плаванию, были задействованы в летней кампании на нескольких фронтах. Один старый, но ещё крепкий, купили втридорога у богача Рафаила Караимова. Он, занявшись поставками соли на Русь, ни в какие походы ходить не собирался, деньги и без того текли к нему рекой. Для перевозок соли струг подходил плохо, несравненно дешевле её было транспортировать плоскодонными баржами, но торговался представитель известной казачьей фамилии заядло, как прожжённый торгаш. Учитывая, что они сами к нему пришли, скрепя сердце довелось переплачивать. Второй, очень дёшево, но в плохом состоянии, купили у атамана одного из городков, не пошедшего в поход из-за плохого самочувствия и срочно нуждавшегося в деньгах. Отвлекли рабочих с верфи, те обещали за пару дней кораблик отремонтировать.
   Третий искали два дня, начали уже отчаиваться, когда, наконец, нашли. Маленькую, метров двенадцати длиной и меньше трёх метров шириной, в прекрасном состоянии чайку. Срачкороб уверенно опознал запорожское происхождение судёнышка, хотя для Аркадия оно выглядело неотличимо от донских стругов. Хозяином его был грек Никитос, рыбак из Азова - греческая община от резни в городе совсем не пострадала. Прояснять, как к нему чайка попала, он не захотел, а друзья и не пытались на этом настаивать. Без спора о размере платы не обошлось и в этом случае, но знаменитому казаку в умении торговаться рыбак был не соперник, удалось сойтись на вполне приемлемой цене.
   Перед отплытием попаданец и Срачкороб весь вечер общались с Георгием Жвания, послом мингрельского льва, Левана Дадиани. Он прибыл недавно с богатыми подарками к казацкому руководству и никого не застал в новой казацкой столице. Знаменитое "Все ушли на фронт" почти точно отражало ситуацию. Подавляющая часть казаков и старшины, в это время была далеко от Придонья.
   Принимал посла оставленный на хозяйстве атаман Михаил Кошель. Они с послом легко договорились о беспошлинной торговле и регулярном обмене послами или организации постоянных представительств в столицах друг у друга, но на заключение договора о чём-то большем у Кошеля не было полномочий. Жвания собирался продолжить путь в казацкое войско, скупая для этого лошадей.
   Беседа вчетвером - Кошель, Москаль-чародей, Срачкороб и посол оказалась для всех очень интересной и продуктивной. Жвания узнал из первых уст много сведений о погроме Стамбула и новом оружии у казаков. Они выслушали сплетни из Османской империи. Оказывается, Ахмед Халебский, желая поднять свою популярность, издал фирман о запрете торговли с венецианцами и объявил их законной добычей для каждого правоверного. Купцы из республики Святого Марка, до этого продолжавшие вместе с другими франками торговать в Леванте, были вынуждены его срочно покинуть. Голландцы и англичане такому повороту дела только обрадовались - из торговли был вышиблен опасный конкурент.
   - Значит, у турок скоро будет война и на юге, - довольным голосом отреагировал на известие попаданец. - Республика такого удара без ответа не оставит. Интересно, куда они пойдут? В Морею или на Кипр? - отпив глоток чачи, привезённой для угощения гостем (крепкая, зараза), продолжил: - Скорее всего, на Кипр.
   - У турок ещё одна война намечается? - заинтересовался Кошель.
   - Скорее всего, не одна. Но посмотрим, как дело повернётся. Будущее ведомо только Господу.
   - Будет ли недовольство здесь, в Азове, если мой государь захочет присоединить к себе Имеретию?
   Кошель неопределённо пожал плечами: мол, я отвечать не уполномочен, а Аркадий решился на очередную авантюру. Впрочем, зимой он её с Татарином и Хмелем обговаривал, те, в принципе, соглашались.
   - Решать будет совет атаманов. Но, думаю, мы возражать не будем. Есть у нас счёт к правящей там династии. Для оправдания своих действий перед турками можете сообщить, что имеретинский царь просил царя московского принять его царство в подданство.
   - Действительно просил?
   - Да, действительно.
   - А если моего государя спросят: откуда он это знает?
   - Он может ответить: от имеретинского католикоса. Тот козла на имеретинском троне терпеть не может, думаю, вы с ним легко договоритесь.
   Аркадий с лёгкой душой сдавал одного из грузинских царей, так как у казаков к этой династии были счёты. Немногим более пятнадцати лет назад имеретинский царь выдал османам на казнь казаков из посольства в Персию. А вся прорусскость Теймураза была поиском нового хозяина. Увидев, что турки слабеют, тот срочно стал искать другого покровителя. Леван Дадиани был с точки зрения попаданца куда более договороспособной личностью.
   "Да и возникновение нового очага напряжённости на востоке турецкой империи, чёрт его знает, как она будет называться через пару лет, нам определённо на руку. Авось, часть сил тем придётся отвлечь и туда".
   - А в отношении Кахетии и Картли?
   - Ну и аппетиты у вашего господина. Не советую категорически! Там хозяева персы, вам за эти земли с огромной армией придётся воевать. А её уже много лет османы осилить не могут, вас персы раздавят походя. Я бы даже не рекомендовал пытаться наладить с ними отношения. Не стоит привлекать лишний раз их внимание. Пусть продолжают воевать с турками, вам спокойнее будет.
   - Дадите ли вы нам для борьбы с османами оружие, порох, свинец, лошадей?
   - Давать точно ничего не будем. Самим всего не хватает. Однако через год-другой, наверное, сможем продать вам по разумной цене пушки. Возможно... не уверен, ружья и сабли. Запасы пороха рекомендую создавать уже сейчас, если захватите Имеретию, к гадалке не ходи, защищать её придётся. Обязательно найдётся кто-то нехороший, попытается отнять.
   В общем, можно отметить, что встреча с дипломатом прошла в тёплой, дружеской обстановке и дала положительные плоды. В смысле - все трое казаков получили от посла подарки - грузинские кинжалы хорошей стали в серебряных с цветными каменьями ножнах. Кошель отдарился доброй австрийской работы пистолем с узорочьем по стволу, Срачкороб саблей, Аркадий жёлтым шёлковым халатом в драконах (маловат ему трофей был).
  
   Ох, и нелёгкая это работа, тащиться на вёслах по маловодной реке. Да на протекающем, хоть тресни, струге. Отремонтированная наспех развалина уже в море дала течь, пусть и незначительную, но груз-то был совершенно несовместим с водой! Уже на вторые сутки пути Аркадий приказал перегрузить в протекающий кораблик все припасы кроме пороха, а ракеты разместить по остальным. Да и грести, выкладываясь по-полной программе под пекущим летним солнцем - очень сомнительное удовольствие. Особенно если вынужден дышать ртом, так как нос сам заткнул из-за невыносимой вони соседей. Нет, грязнулями казаки не стали, обмывались каждый день, но пахли как перестоявшая на солнце бочка плохо просолённой селёдки.
   "Да уж, воистину "Аромат - специфический", хоть вешайся или топись от него. Конечно, очень хорошо, что у казаков нет вшей и блох, да и комары к ним меньше цепляются, но дышать с ними рядом затруднительно. Ёпрст!!! Сколько раз собирался начать производство подобного же средства на основе спирта, знают характерники соответствующие травки. В прошлом году вроде бы эта вонища не так доставала. Ну что ж, будем получать наказание за лень".
   В самых верховьях Кальмиуса, где с вёсел пришлось уже перейти на шесты, приложились-таки об дно реки килем самого крупного, от Караимова, струга. Задержались больше чем на сутки. Образовавшаяся протечка хоть и была незначительной, однако и её необходимо было ликвидировать. Пришлось вытащить корабль на берег, его разгрузить и, перевернув вверх дном, осмолить повреждённое место. В итоге путешествие из Дона в Днепр заняло как бы не больше времени, чем путь из Азова до Стамбула.
   По Самаре двигаться было легче, всё же шли по течению, но и там нервотрёпа хватало, воды и в этой реке было маловато для небольших, но морских корабликов. Хотя официально эти земли уже считались польскими, заметить это было мудрено. Загребущие руки панов сюда пока не дотянулись, уж очень опасно было жить на таком коротком расстоянии от ногайских кочевий.
   На берегу Днепра, невдалеке от развалин так и не восстановленного до конца и опять сожженного Кодака, встретились с отрядом Васюринского, который её и разрушил окончательно. По казацкой традиции - незадолго до рассвета пришли и вырезали честно пытавшийся выполнить свой долг немецкий гарнизон. Полностью. "Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро!.." Построенный для препятствования морским походам запорожцев, Кодак почти сразу же был разрушен в 1635 году гетманом Сулимой. Его казнили в Варшаве, не спасли гетмана ни золотой медальон от папы Римского за выдающиеся заслуги в борьбе с мусульманами, ни переход в католичество. К лету 1638 года крепость почти восстановили, но тут пришёл Васюринский. Ну не понравились казакам архитектурные изыски шевалье де Боплана.
  
   - Имеется в виду только донской струг, куда более известное северное судно с таким же названием не имело с пиратским корабликом почти ничего общего.
  

Неспокойный месяц.

Адриатика, июнь 1638 года от Р. Х.

  
   Встревоженный событиями в Оттоманской империи сенат отправил почти весь флот крейсировать возле самых восточных владений Венеции на тот момент - к Криту. Пусть казаки сожгли галерную эскадру турок, средиземноморские флотилии у осман остались, да и умение мусульман быстро строить корабли было широко известно. Этим воспользовались пираты Алжира и Туниса. На шестнадцати каторгах они ворвались в Адриатику и принялись громить и грабить владения республики. Вовремя извещённый Марино Капелло, адмирал республики, срочно вернулся к родным берегам. Пираты спрятались в бухте османского порта Вало, однако это их не спасло. Адмирал приказал атаковать город и легко его взял, захватив при этом пиратские галеры и освободив из плена три тысячи шестьсот человек. Освободившиеся места за вёслами поменявших флаг галер заняли уцелевшие пираты и солдаты османского гарнизона.
   Пиратская атака Адриатики в сочетании с запретом гражданам республики Святого Марка заходить в порты Оттоманской империи подтолкнула сенат на объявление войны туркам и решение послать армию отвоёвывать Кипр. Уж если войны не избежать, то лучше иметь больший манёвр для торговли при заключении мира. Да и сомнительно было, чтобы турки послали армию на Венецианские колонии, когда у них отбирают Кипр.
   В Варшаву известие о катастрофе под Уманью пришло одновременно со страшной вестью о вторжении татарской орды в Южную Польшу. Король и рад бы был объявить всеобщее Посполитое Рушение для защиты страны. Но не имел на это права, так как такое действие было прерогативой вального сейма о созыве которого при шастающих по стране ордах врагов не могло быть и речи. Да и не рвались пока шляхтичи воевать. Они привыкли рассматривать войну как разновидность охоты и в армию не спешили. Куда более многочисленные, чем русские, собственно польские шляхтичи привыкли сражаться по настроению, когда захочется саблей помахать, а не по призыву короля, к тому же сильно не любимого. Призыв короля остался гласом вопиющего в пустыне.
   Весь юго-запад страны заполнили татарские чамбулы, здесь не виданные уже сотни лет. Брать города или укреплённые замки они и не пытались, но сельская местность всего юга пострадала от них страшно. По договорённости с атаманами казаков всё, что не могли увезти, татары сжигали или портили. Не имевшие навыка войны с подвижным и часто стреляющим противником, пытавшиеся бороться с татарами шляхетские отряды часто попадали в засады и гибли чуть ли не целиком. Потенциально имевшая несравненно больше воинов, к тому же лучше вооружённых и обученных, Польша в этот конкретный момент была совершенно бессильна отразить такое нашествие. Панам и магнатам сидящим за крепостными стенами оставалось утешаться мыслью: "Дикари, рано или поздно, уйдут, тогда мы соберём великое войско и покажем им..."
   Сотни горящих деревень отмечали дымными столбами путь чамбулов. Пожары часто перекидывались на высохшие от жары поля и леса, стране предстояло испытать серьёзный недостаток продовольствия, до этого ежегодно вывозимого в воюющую Европу. Да и несгоревшие поля часто убирать было некому. Хлопы были побиты, угнаны в рабство или сбежали бог знает куда. Именно сельское население пострадало от этого нашествия особенно сильно, в деревнях укреплений не было, а татары жалости не знали. Страшная беда пришла на польскую землю, а полная гонора шляхта, ещё в январе блокировавшая увеличение финансирования войска за счёт таможенных платежей, ничего не могла сделать. Храбрецы гибли из-за неумения воевать именно с этим противником, остальные сидели в укрепленных местах проклинали всё подряд и мечтали о реванше.
   У страха глаза велики, численность вторгнувшейся орды оценивали от ста до двухсот тысяч всадников. Для организации армии, способной противостоять такой силе, необходимо много денег и времени, а у короля не было ни того, ни другого. Как и полномочий на сбор нового наёмного войска без созыва всё того вального сейма. Ещё не вышли с польских земель татары, как в Великопольшу вторглись орды казаков, калмыков и черкесов. Их поведение было аналогичным - "якщо не зъим, то понадкусую". Впрочем, здесь ущерб был даже большим, чем в Малой Польше. Казаки не задерживались возле хорошо укреплённых мест, но многие замки брали, с ходу или хитростью, так что здесь горели не только деревни, но и замки с небольшими городками.
   Потом урон подсчитали и ужаснулись. Выяснилось, что более полумиллиона хлопов как корова языком слизнула. Далеко не все из них погибли, но для экономики страны они были потеряны. А над страной нависла угроза голода. Во всей Европе свирепствовали война и засуха, покупать продовольствие было негде. Плодороднейшие восточные провинции превратились в гнездо злейших врагов, Великое княжество Литовское срочно собирало Посполитое Рушение для собственной защиты. С востока ему угрожали русские войска, начавшие концентрироваться у границы ещё зимой, а с юга могли ударить те же казаки с калмыками или черкесами. Да и внутри восточной половинки Речи Посполитой было неспокойно. То в одном месте, то в другом бунтовали местные хлопы, Радзивиллам приходилось выкручиваться, чтобы и восстания подавить, и охрану границы не ослабить.
  

* * *

  
   Казалось бы, встретились трое друзей - все в минорном настроении, сам Бог велел... но учитывая принадлежность всех троих к казацкому сословию, в походе выпивать что-то алкогольное им мог посоветовать только чёрт. Самая склонная к распитию спиртного часть населения Европы в военное время не имела права на выпивку и смотреть. За корчагу горилки, найденную у казака в чайке, его тут же выбрасывали за борт. Поэтому встреча прошла в дружеской, однако совершенно трезвой обстановке. Говорил в основном Васюринский.
   - ...тихо сняли стражу. Какие они ни опасливые не были, а к утру любого человека в сон клонит. Вот и немцы потеряли осторожность, никто из них и не пискнул, когда пластуны их резали. Потом через недостроенную стену перелезли остальные и устроили гарнизону побудку. Надо отдать немцам должное, дрались отчаянно, пришлось всех вырезать. Вытащили припасы из крепости и подпалили её. Хмель приехал, увидел пожарище и... - Иван махнул рукой, - выдал мне за порчу казацкой собственности. Откуда я мог знать, что он собирается её использовать?
   - Так вспомни, на совете в Азове обсуждали же обустройство торгового шляха вдоль порогов, от Кодака до Хортицы.
   - Ну, помню, а крепость Кодак здесь причём?
   - Как причём?! Охранять купцов кто будет?
   - Известно кто, казаки, ясное дело, это же наши земли.
   - А жить где охрана будет, отдыхать после сопровождения? Возле Хортицы ещё одну крепость придётся строить, уже нам самим.
   - Тьфу! Не сообразил, голова же была занята предстоящей атакой польского лагеря. Ничего, восстановим. Не так уж много мы порушили, некогда было, спешили.
   - Почему всё ещё здесь сидите? Ведь ещё столько крепостей и замков в руках панов и подпанков, каждый казак сейчас на счету.
   - Татарин и Хмель именно нас решили на срочное выдворение с наших земель турок отправить. Заодно татарам путь расчистим, пусть быстрее убираются, скатертью дорожку им делать будем. Ждём порохового обоза, в битве поиздержались. О, заодно нам ракет зажигательных и пугательных не подбросишь?
   - Зажигательных с десяток дам, больше не могу, они и здесь на Руси сейчас нужны. А пугательных и не проси, у меня их нет, сам сделаешь, если нужны.
   - Яяяя?.. - растянул однобуквенное местоимение атаман, всем видом показывая несуразность услышанного. При этом он состроил соответствующее выражение лица. Все в войске знали, что знаменитый атаман, чрезвычайно ловкий и умелый в разнообразнейших способах убийства себе подобных, даже кремни в своих пистолях поручает менять джурам.
   Аркадий привычно поднял руку к затылку. Действительно, некое подобие свистящей, завывающей, визжащей ракеты мог сделать любой. Ну, почти любой. Косоруких, как Иван, стоило из числа потенциальных производителей чего-либо исключать сразу. Но точно произвести изделие со всем спектром звуков, включая ультразвук, мог только человек посвящённый. С расширением круга знатоков решено было не спешить.
   - Давай я с ним поеду, - вступил в беседу Срачкороб. - Сделаю им по пути пугательные ракеты, заодно сам запущу зажигательные, а то эти лайдаки обязательно чего-нибудь напутают.
   Аркадий пожал плечами.
   - Езжай, действительно, кроме тебя и послать некого, - и, обращаясь к Васюринскому. - Иван, брать будете только Очаков и Казыкермень?
   - Нет. Полное выдворение турок с нашего берега. До осени нужно их всех выгнать или уничтожить. Потом за Трапезунд и Синоп возьмёмся - отучим в наше море нос совать!
   - Где бы ещё людей на такое благое дело взять? Нам ведь от поляков сотни городов и укреплений освободить нужно, за лето не справиться. А весной жди новую польскую армию, да побольше и посильнее недавно разбитой.
   - Об этом пусть у Татарина и Хмеля голова болит. Да говорят, селяне чуть ли не поголовно казачатся, только назначай командиров и направляй новые полки, куда необходимо.
  
   Расставшись с друзьями - пока до вечера - попаданец пошёл проверить, как обстоят дела в своём подразделении. Собственно, его волновало только самочувствие трёх человек, призванных сыграть важную роль в грядущих событиях. Даже закалённым в походах пожилым людям переход из Азова мог стоить немалой толики здоровья.
   Шломо бен Михаель в миру Соломон Хитрож...й. Кстати, такая кличка у казаков не была оскорбительной, скорее, уважительной. Умных храбрецов там чтили, трусы же быстро падали на самое дно, становясь бесштанными в прямом смысле этого слова. С первого взгляда он походил на почтенного пожилого ребе. Никто бы и не подумал по его внешности, что этот человек участвовал во множестве грабительских походов, зарубил и зарезал немалое количество людей, много лет промышлял разбоем и работорговлей.
   Гад бен Эльазар, в миру Гад Вырви Глаз (советских фильмов он не смотрел, был в его жизни такой эпизод). Тоже пожилой человек, на благочестивого походил разве что при взгляде справа. От левого уха у него остался огрызок, левую щёку обезображивал шрам, уходящий вниз, под бороду. Также был ветераном и хлебнул казацкой жизни полной ложкой.
   Йоав бен Моше, в миру Ванька Злой. Несмотря на почтенный возраст, неукротимый характер из него так и пёр. Одна кличка о нём говорила очень много, ведь заслужить прозвище "Злой" в казацкой среде, отнюдь не склонной к доброте и терпимости... тот ещё субчик был. Попаданец успел в этом убедиться во время их недолгого путешествия.
   Для Аркадия несколько шокирующим было открытие, что на Дону в казацкой среде были не только мусульмане, но и иудеи, то есть евреи, исповедовавшие веру отцов. Теперь, кстати, там и буддисты появились.
   "Вот тебе и вернейшие защитники православия. Самое смешное, таки да, защитники, пусть и молящиеся Аллаху или поклоняющиеся Иегове, Будде, черкесским языческим богам. Переиначивая слова Сталина, нет у нас других казаков. А их разнородность сейчас сыграет нам на руку. Крещёным евреям Запорожья веры будет меньше".
   Вступал в действие следующий этап операции против Речи Посполитой - депортация евреев. Родившийся и выросший на Украине, Аркадий знал о страшной резне, учинённой над евреями во время Хмельниччины. Ему хотелось по мере возможности этого безобразия избежать. И еврейские ремесленники, особенно ювелиры, нужны были ему для развития промышленности, и портить имидж нарождающейся державы в глазах соседей не хотелось. Да и о влиятельности еврейской общины во многих странах забывать не стоило.
   Естественно, ему пришлось поломать голову над причиной спасения евреев для атаманов. Вот уж кого резня не смущала ни в малейшей степени - привычное дело. "Кто ищет - тот найдёт". Говорить им про гуманизм или отдалённые последствия было заранее безнадёжно, попаданец нашёл конкретное обстоятельство, интересное казакам - деньги. Не секрет, что польская еврейская община тогда была весьма состоятельной, в случае разгрома местечек восставшими большая часть средств ушла бы к селянам или вообще вылетела дымом сожжённого еврейского имущества.
   Аркадий предложил выселить евреев к Османам, взяв с них плату за спасение жизни. Имуществом и деньгами. Нужных ему ремесленников отпустить только после отработки. Ну и самых нашкодивших арендаторов отдать на расправу селянам, иначе могли возникнуть серьёзные проблемы с обиженными хлопами и мещанами. Таким образом, говорил он на совете, убиваются сразу несколько зайцев одним выстрелом.
   - Мы избавляемся от жидов, оставляя себе большую часть их имущества. Селяне получают головы самых лютых своих врагов. Османам достаётся "подарочек" в виде свалившихся им на голову нескольких десятков тысяч обедневших жидов. Ну и я получаю, пусть на время, нужных мне работников.
   К сожалению, заранее начинать эту операцию было сложно. Перед походом на Польшу к еврейским общинам Стамбула (выходцы из разных мест жили там не очень дружно) отправили двух казаков-иудеев. Приходилось учитывать, что к выкрестам в еврейских общинах относились так же, как в православных к униатам.
   Униатская проблема была ещё более сложной. Любимым развлечением казаков во времена Хмельниччины было утопление униатов в мешках. При наличии свободного времени, в случае же занятости, их просто и без изыска забивали палками, резали, кололи, сгоняли в хату и поджигали... Аркадий не нашёл пока полного решения проблемы. Предложил было атаманам организовать штрафные отряды из перешедших в униатство и католичество, чтоб кровью смывали измену вере отцов, но понимания не нашёл. Казаки предпочитали воевать сами, единственное, что удалось протолкнуть - продажу их в Россию, где православный царь наставит заблудших на путь истинный. Полякам же предстояло плыть в Персию, чьи рабские рынки также испытывали большой дефицит рабочей силы. Прекрасным паннам и панёнкам же предстояло, вне зависимости от их желания, стать православными жёнами казаков.
   Земли русских воеводств Польши вспыхнули, будто стог сена в засуху. На Левобережье Днепра - поляки эти земли Заднепровьем называли - восставшие крестьяне и пришедшие туда казаки уже полностью контролировали почти всю территорию, кроме городов и замков - имеющих хорошие укрепления. Панов там и так мало было, большая часть земель магнатам досталась, сейчас за грехи хозяев расплачивались подпанки и холуи. Порой с ними вместе, или за них, причём очень страшно, платили их семьи. Гражданская война - очень жестокое, безжалостное явление.
   Города и местечки окружались, но не штурмовались. Селянам самим взять крепостные стены штурмом было нелегко, а казаки, в соответствии с планами атаманского совета, в атаку не спешили. Естественным образом лидерство на Левобережье захватил один из сподвижников погибшего Павлюка, полковник Скидан. Окружённые превосходящими силами врагов, не имеющие больших запасов продовольствия, все ещё не сдавшиеся гарнизоны поляков и враждебное казакам население городов были обречены. Умные люди это понимали и охотно шли на переговоры. Казацкие атаманы и полковники вели их с позиции силы, полное уничтожение польской армии давало возможность и право диктовать параграфы сдачи противника.
   В нескольких городах, в том числе - Чернигове, гордецы или глупцы уперлись и сдаваться на предложенных условиях отказались. Их не торопили, количество казаков к этому времени перевалило за сто пятьдесят тысяч, была возможность блокировать врагов и спокойно выжидать. Вопреки советам попаданца казаки решили распространить на все русские воеводства закон Сечи от тридцать пятого года - никаких иноверцев на православной земле. Хмельницкий его поддерживал, но пока не было у него того непререкаемого авторитета, который он к пятидесятым годам завоевал в реальной истории. На земли Донских казаков и Крым этот закон не распространялся, была в нём и оговорка об использовании иноземных специалистов, с огромным трудом протащенная Аркадием. Но что поделаешь, уж очень силён был накал межконфессиональной вражды на этих землях.
   Вопреки приказу Хмеля Скидан засылал небольшие отряды казаков и в Великое княжество Литовское. Впрочем, там и без них хлопских бунтов хватало, магнатским карателям приходилось вертеться как раскалённой сковородке, но от умиротворения сельская местность княжества была далека. Приказ Богдана был подкреплён посылкой к Радзивиллам одного из пленников с предложением о нейтралитете. Была у некоторых атаманов надежда, что литовские войска не станут вмешиваться в войнушку на территории польской юрисдикции.
   По дорогам собственно Польши гуляли орды врагов, круша и сжигая всё, до чего могли дотянуться. Тысячи хлопов остались без средств к существованию и толпами бродили по областям нашествием не затронутым. Толпами потому, что одинокие попрошайки удивительно быстро бесследно исчезали. В польских деревнях любых чужаков встречали неласково, а слабых и беззащитных втихую уничтожали.
   Попаданец засомневался. Надо было довести порученное ему дело до конца - сдать ракеты главному атаману, но такую работу легко мог сделать любой другой человек, а у него на Украине было столько дел...
   Решив "Зачем нам друзья, если их нельзя попросить о помощи?", обратился к Ивану. Предложил выделить ему дюжину зажигательных ракет, если он возьмётся организовать обоз для переправки остальных в табор главного атамана, Татаринова, под Умань. Он там договаривался о сдаче города. Привыкшие к татарским набегам уманцы попрятали в подземельях под городом всё самое ценное, но ворота открывать не спешили. Учитывая, что хозяина всех окрестных земель Калиновского калмыки уже погнали в степи, ожидая за него выкуп, Татарин был уверен в успехе переговоров.
   - А чего я? - удивился Иван.
   - Если не ты, то кто?
   - Так тебе же поручили!
   - А я перепоручил тебе. Сам говорил, что не меньше двух недель ещё здесь стоять, вот и сгоняешь несколько телег под охраной к Татарину под Умань, пока он свет за очи не завеялся. У меня ещё немало дел намечено.
   - Хрен с тобой! Только мне ещё ракет выделишь.
   - Нет, хрен с тобой! Впрочем, что ты там в шароварах носишь - твоё личное дело. Ракет же я и так тебе вместо десятка дюжину выделил. Хочешь взбесить Татарина? Ему ведь надо все укрепления днепровского Правобережья за лето и осень взять, каждая ракета на счету, новых до зимы не будет.
   Споривший без особого накала Васюринский согласился. Ему это действительно было несложно сделать. И Аркадий ни капельки не боялся, что друг без спросу перераспределит столь ценный боеприпас по своему разумению. Вместе с ракетами к главному атаману шла и накладная, за недочёт в таких делах легче лёгкого было попасть на виселицу, много лет избиравшийся куренным атаманом Иван так рисковать жизнью не стал бы. Дружба дружбой, а за недочёты у казаков спрашивали всерьёз.
   Скинув с плеч ношу доставки ракет, Аркадий пошёл к своему отряду, чтобы после разгрузки стругов направиться к Чигирину. Однако знакомая до боли сценка остановила его. Какой-то казак, явно из селян, потому что одет был в добротные шаровары и свитку, а не привычное глазу походное казацкое драньё, пытался приручить породистого скакуна. Высокого жеребца гнедой масти с надетым на него дорогим турецким седлом. Чуть более плотного, чем текинец Васюринского, но сразу очень порадовавшего глаз попаданца ростом и силой.
   Недюжинная мощь коня чувствовалась по мучениям двух казаков, тоже недавних селян, пытавшихся его удержать, пока третий старался взгромоздиться в седло. Конь этому успешно сопротивлялся. Наконец парень оседлал его, но радость молодыка оказалась кратковременной. Несколько раз взбрыкнув, жеребец сбросил с себя незадачливого всадника. Пролетев несколько метров по воздуху, тот с хеком приземлился на спину и затих. Испугавшись, Аркадий подбежал к лежащему без движения на спине молодыку.
   Совсем молодой, с короткими и редкими ещё усами, возрастом лет двадцати-двадцати двух казак лежал без сознания. В первый момент попаданец даже испугался, что он зашибся насмерть. Лицо было бледным, дыхание незаметным, под глазами выделились тёмные круги. Но наполненный пульс и ровное сердцебиение упавшего говорили об отсутствии фатальных последствий.
   Отпустившие коня (отбежавшего совсем недалеко и принявшегося пастись, бросая на людей опасливые взгляды) и подбежавшие к пострадавшему товарищу казаки, такие же молодые и неопытные, с удивлением наблюдали за осмотром. Аркадий тем временем приподнял голову и плечи бедолаги с земли. Вовремя, тот очнулся и его немедленно стало рвать. Почувствовав, что казак уже в силах лежать на боку самостоятельно, попаданец отпустил его и встал.
   Стоявшие рядом хлопцы, брюнет и шатен, смотрели на него растерянно. Привыкнув встречать человека по одёжке, в рангах казаков, одетых, как один, в нищенское рваньё, они путались и терялись, не зная, как обращаться к встреченному человеку.
   - Що з ным, пане?
   - Та ничого страшного. Забывся колы впав, голову струсанув, тепер треба йому полежаты з тыждень чи два (неделю-две).
   - Вы ликарь?
   - Не зовсим. Характерник. Москаль-чаривнык.
   Ребята дружно перекрестились. Видимо, слышали о нём что-то страшное. Однако мужественно остались на месте. И даже, с крестьянской смёткой попытались его использовать.
   - А знуздаты коня нам не допоможете?
   - Нет.
   - Чому?
   - Не по вам такой конь. Тому, кто будет упорствовать, одни беды он принесёт.
   Парни и сами были такого же мнения, авторитетный среди казаков колдун их в нём только утвердил. Они переглянулись, глянули на ворочавшегося на земле товарища. Заметив попытку пострадавшего встать, отвлёкся от увлекательного дела - выцыганивания понравившегося ему коня - и попаданец.
   - Лежи тихо! - гаркнул он на парубка. - Тоби самому ходить пока не можно! Хлопци тебе до лижка (кровати) доведуть.
   Увидев, что товарищ успокоился, его непострадавшие друзья сами вернулись к лошадиной проблеме. Чернявый казак наклонился к лежащему.
   - Семене, коня продаты не бажаешь (желаешь)?
   - Що? - пострадавший, конечно, слышал вопрос, но вот на его осознание в таком состоянии ему нужно было время.
   - Коня продаваты?
   - А хай йому грець! - простонал незадачливый всадник. - Я на цього чёрта бильш не сяду.
   - А вы, пане Москалю, цього коня купыты не хочете? Вы ж чаривнык, що вам якыйсь кинь? Вы ж, говорять, и... того... з рогами здолати (одолеть) можете.
   - Сколько хотите за цього чёрта?
   - Сто злотых! - не задумываясь, выпалил брюнет, видимо, лидер компании, потому что все разговоры с ужасным колдуном вёл только он.
   Аркадий в лошадях уже научился разбираться и с первого взгляда определил, что перед ним турецкий конь, породистый и стоящий раза в два больше названной суммы. Но сразу соглашаться с запросом здесь было не принято, да и не было у него с собой столько денег. Зато был отрез парчи, трофей из Стамбула. Посчитав, что Срачкороб присмотрит за разгрузкой стругов и без него, принялся нахваливать имеющуюся парчу, якобы из самого султанского дворцы (в реальности - из бедестана). Пошли к берегу смотреть товар попаданца.
   Сияние шёлка, золота и серебра хлопцев из села заколдовало. Но весь прихваченный отрез парчи стоил, как прикинул Аркадий, переведя цену из акче в злотые, не менее четырёхсот монет. Отдавать его, даже за хорошего коня было бы глупо, о чём он и сказал партнёрам по торгу.
   - Вы з глузду зъихалы (с ума сошли)? Да за весь этот кусок табун коней купить можно!
   - А якщо мы ще коней добавимо?
   Выяснилось, что ребята попали в артиллерию и стреляли как раз по гусарам в сражении с поляками, а после боя не поленились наловить коней без всадников, посчитав их своей законной добычей. Попаданец предложил подогнать предполагаемую мену. Вскоре перед его глазами предстали ещё три коня, один такой же анатолийский породистый скакун, и два жеребца полегче, скорее всего, ходившие под панцерниками. Выторговав в придачу к коням и сёдла, Аркадий ударил с парубками по рукам и отдал им парчу.
   Теперь перед ним встала проблема доставки покупки домой, к Азову. Почесав репу - когда торговался, об этом не думал - решил, что перегнать лошадей сподручней будет из лагеря Хмельницкого, а уж туда можно и верхом доехать. Оставив охранять коней со спутанными ногами одного из знакомых орлов Васюринского, пошёл к стругам. Там работа кипела вовсю, перегружали на телеги последние из привезённых зажигательных ракет.
   Узнав о возникшем у него затруднении, Соломон, наиболее авторитетный в его отряде, покачал головой.
   - Кто же так торгуется? Эх, надо было меня или Гада позвать, мы бы у этих простаков лошадей за половину отреза выменяли! Ладно, не бери в голову, мои ребята к Чигирину коней перегонят, раньше нас там будут.
   Попрощавшись с друзьями, Аркадий направился на одном из стругов вместе с еврейской частью своего отряда к Чигирину, где обретался Хмельницкий. Для знаменитого гетмана этот город был, можно сказать, родным.
  

Политика с близкого расстояния.

Окрестности Чигирина, 23 июня 1638 года от Р. Х.

  
   Путь от разрушенного Кодака до Чигирина, по Днепру и Тясмину прошёл без особых осложнений и ничем особо не запомнился. Потом Аркадий не раз пожалел, что задержек не было, так как попали путешественники как раз на суд. С незамедлительным приведением приговоров в исполнение. Учитывая простоту казацкого законодательства и тяжесть (по меркам семнадцатого века) преступлений, к разнообразию судьи (огромная толпа народа собравшаяся невдалеке от стен города) не стремились. Осуждённых топили или вешали. На оправдательные приговоры сегодня образовался дефицит, их просто не было.
   Первыми шли на суд человеческий униаты. Это сейчас люди меняют веру как перчатки, тогда такой поступок мог очень помочь в карьере или стать поводом для казни. Именно униаты вызывали особенную ярость у присутствующих (они же судьи) православных. Их считали, не без оснований, предателями. Всех мужчин, мальчиков-подростков, вдов единодушно приговаривали к утоплению, что считалось у казаков особо позорной казнью. Уже позже попаданец узнал, что молодых женщин и детей вернули в лоно православной церкви силой, поэтому их и не было на судилище.
   Испуганных, избитых людей под одобрительные возгласы толпы, только что единодушно приговорившей их к смерти, запихивали в мешки и бросали в реку. Каждый плюх сопровождался взрывом ликования и одобрительных криков. Возможно, были в толпе люди, сочувствовавшие казнимым, но они молчали. Попытаться оспорить приговоры к смерти означало сильно рисковать собственной жизнью, да и у близких несогласных немедленно появились бы нешуточные проблемы. Поэтому в толпе царил единодушный одобрямс. Громкий и восторженный.
   После того, как униаты закончились, пришла очередь евреев. Здесь возникли некоторые разногласия. Кто-то требовал продолжения банкета с утоплением.
   - У воду жидив! Топить их як кутят! Як моя Катруся из-за них втопылася!
   - Ни, на шибеныцю (виселицу) их! Нехай висять довше, чим мий чоловик (муж) по их намовлянню висив!
   - На палю (кол) жидив! Нехай звидтти (оттуда) нам про польски законы порассказують! У нас у сели симох за них на палю посадылы!
   Пользуясь покровительством панов, арендаторы и их помощники успели нанести много обид местному населению. Большие к ним были счёты. Победили сторонники повешения. Нескольких мелких арендаторов и одного трактирщика-ростовщика повесили, так же под восторженные вопли, свист и визг. И уж совсем дикий шум пошёл, когда не столько вывели, сколько вытащили двух самых знаменитых местных арендаторов. Собиленко Захария и его родственника и помощника Собиленко Якова. Многие в толпе рванули к ним, желая лично порвать негодяев, своими руками. Казакам охраны пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы не допустить свалки чреватой давкой и гибелью людей в толпе.
   Из-за шума и гама, приговора никто не услышал, преступников подтащили к толстым колам, заранее смазанным свиным жиром и взгромоздили на них. Аркадий порадовался, что не стал лезть в толпу, а вместе со своими подопечными встал в сторонке. Видно, конечно, не так уж и хорошо, зато целей будешь, и многие неприятные стороны казней проходят мимо.
   На сладкое вытащили и привязали к столбам десятка полтора панов и подпанков. Большей частью католиков, но один из них пытался кричать о своём православии. Возле каждого положили палку и предложили становиться в очередь тем, кто хочет поучаствовать в наказании. Захотели многие. Для получения удовольствия как можно большему количеству людей, запрещали бить по голове, но всё равно надолго развлечения не хватило. Привязанных с энтузиазмом забили насмерть. Всех. Многие вероятно били уже по мёртвым телам.
   Наконец народный праздник закончился и попаданец в сопровождении донских иудеев смог подойти к Хмельницкому. По пути некоторые косились на явно не арийские рожи попаданцева сопровождения, однако, никто и вякнуть по этому поводу не посмел. Группа вооружённых, бандитского вида людей смотрелась достаточно устрашающе и вела себя уверенно, задираться с таким - себе дороже выйдет. Это же не несчастный жид-торговец, пойманный на дороге без охраны и не способный оказать серьёзного сопротивления.
  

* * *

  
   Чигирин был городом с преимущественно православным населением, сесть в осаду в нём проживавшим там католикам и евреям заведомо было невозможно. Посему казацкое войско могло с ними делать всё, что пожелает их вождь. Хмельницкий, помня о просьбах попаданца, фактически протолкнувшего его на место кошевого атамана, не стал резать всех подряд, а произвёл выборочное уничтожение. Или выборочное спасение? Погибла приблизительно половина иноверцев, там проживавших, что по сравнению с реальной освободительной войной сорок восьмого года было большим достижением в области гуманизма. Во время Хмельниччины резали всех.
   После развлечения (казни) Богдан пригласил всех атаманов и полковников отобедать у себя. Построил эту городскую усадьбу в Чигирине ещё его отец, так, что дом был для него отчим. На Аркадия, видевшего дворцы екатерининских вельмож и "домики" новых русских, родительская хатынка знаменитого гетмана впечатления не произвела.
   Отобедали во дворе. Сытно, с многочисленными мясными и рыбными блюдами, но без особой роскоши. Разговоры во время еды велись, в основном о великой победе над поляками и грядущих новых победах над всеми врагами православного люда.
   Шапкозакидательсто цвело и проявляло тенденцию к безудержному росту. Некоторые из присутствующих готовы были одним махом всех супостатов побить.
   "Что врагов не боятся - однозначно хорошо. Воины должны идти в бой с уверенностью в победе. Однако очень важно, чтобы командиры войска не теряли связи с реальностью и уважали силу врагов. Здесь же сплошь - атаманы да полковники, не дай бог, на деле так будут относиться к предстоящим битвам - быть нам битыми".
   Долгий обед Аркадия раздражал, что приходилось скрывать. Он улыбался соседям, отвечал на незатейливые шутки, сам же напряжённо ждал конца обжираловки. Хотелось обсудить с Богданом некоторые вещи, о которых было договорено заранее. Как продвигаются по этим планам дела?
   Первым делом хотелось обсудить еврейский вопрос. За зиму он выстроил стройную систему депортации их в Османскую империю, да не в Стамбул, их специально предупредят, что этот город будет ещё не раз грабиться и жечься, причём, не только казаками. Он хотел сплавить их в Палестину. Что неминуемо должно было вызвать осложнения в и без того взбаламученном государстве. Лишь совсем недавно, в тридцать пятом году армии Мурада удалось разбить войска восставших и много лет контролировавших Сирию и Ливан друзов, их лидер при этом погиб. Османская армия тяжёлым катком прокатилась по тем местам, не особо разбираясь, кто прав, кто виноват. У большей части населения этого региона сейчас отношение к туркам в лучшем случае недоброжелательное. Появление нескольких десятков тысяч переселенцев, да ещё не мусульман, обострит там ситуацию до предела. Чего казакам и надо - чем больше проблем у турок внутри государства, тем труднее им будет воевать на далёком для них севере.
   Мучила ли его совесть из-за неопределённой судьбы подставляемых таким образом людей? Нет. И не потому, что он был законченным подлецом, играющим судьбами ни в чём не виноватых людей. Просто все другие варианты для этих людей были хуже. Их ведь будут предупреждать и о намерении казаков вести войну с Польшей на уничтожение военного потенциала этого государства. То есть они собирались совершать с союзниками набеги и нашествия на польские земли, громя, грабя и сжигая всё подряд, не только деревни. Переселяться в это время в Германию, Чехию, Австрии, Венгрию захотел бы только безумец. Война там либо продолжалась не первый год, разоряя всё вокруг, либо вот-вот грозила захлестнуть (Венгрия). Переселиться дальше на запад было просто затруднительно, да и не ждали там евреев. Если не сказать сильнее. А в Палестине у них был шанс. Сам попаданец расценивал его как не слишком большой, но реальный. Да и благодаря бегству евреев из собственно Польши число переселенцев туда скоро должно существенно увеличиться, а потом и немецкие евреи могут подтянуться...
   Евреям при переселении весьма настоятельно собирались посоветовать дружить с обиженными на осман друзами и маронитами, искать союза с местными христианами. Тогда, как только османская власть там ослабеет и арабы-сунниты попытаются их сбросить в море (вот в чём можно было не сомневаться, так в подобной попытке), у евреев будут союзники. Если римский папа поддерживал антиосманское восстание друзов, может поддержать и антиисламскую борьбу такого союза. Главное для переселенцев - договориться с основными субъектами левантийской торговли: Голландией, Англией и Венецией.
   "Впрочем, у еврейских общин этих стран наверняка есть влияние на свои правительства. Тем более что Англия должна будет вскоре завязнуть во внутренних проблемах, Венеция уже готова воевать с турками, как бы ни называлось их государство в будущем, а голландцы - жлобистые торгаши, как-нибудь с ними евреи договорятся".
   Что получится из таких наполеоновских планов, Аркадий не представлял, хотел просто поначалу спасти людей и убрать немного грязи и крови с такого славного начинания, как освободительная война.
  

При свете лучины.

Чигирин, ночь с 23 на 24 июня 1638 года от Р. Х.

  
   Много дел было у кошевого атамана и Гетмана всех южных земель Руси Богдана Зиновия Хмельницкого. Ох, много, голову некогда вверх поднять, на баб пристально глянуть, не говоря уж о регулярном тесном общении с ними. Однако для разговора с приехавшим Москалём-чародеем и главным разведчиком Свиткой он выделил весь вечер и добрый такой кусок ночи, отложив все другие дела и ещё больше сократив время на свой сон. И не только (даже не столько) из-за благодарности к человеку, вручившему ему булаву. Через головы (и тянущиеся к ней руки) десятка более популярных в войске атаманов и полковников.
   "Остряница, вон, сдуру сам на дыбу в Москву от обиды убежал. Теперь, бедолага, жалеет небось. Не захотел смириться с булавой наказного атамана одной из казацких армий, пусть теперь в пыточной с палачом милуется. Да вот беда, другие-то, Гуня, Скидан, ещё несколько старшин, спят и видят у меня булаву кошевого атамана отобрать. Обиженными себя считают. Любой может в спину кинжал сунуть, в еду отраву подсыпать".
   Добро, ему сделанное, гетман помнил, однако внимание и уважение к попаданцу у него вызывали другие причины. Полезен был Аркадий, много, очень много интересных идей он подбрасывал Богдану.
   Засидеться пришлось допоздна. Много вопросов для обсуждения накопилось. Сначала сидели втроём: попаданец, Хмельницкий и Свитка. Естественно, пили только кофе: и горилку пить нельзя, и голова для обсуждения серьёзных вопросов нужна трезвая.
   - ...и, как ты просил, - Богдан поморщился, - сохранили жизнь половине жидов Чигирина.
   "На какой эти жиды ему понадобились? Нет, то, что их имущество нам, казакам, достанется - это правильно. Хлопы его на ветер пустят, нечего их баловать. Но потом... возиться с переправкой через море... потопить прямо в Днепре, подкормить раков - и вся недолга! Однако просит человек - уважим. Может, и правда туркам от них морока будет? Нам это на руку. И мне как гетману особенно".
   - Как - половине? - не смог скрыть удивления с отрицательными эмоциями Аркадий. - Мы же договаривались, что кроме арендаторов никого из них казнить не будут.
   - Так всем, кто к арендаторам отношения не имел, и сохранили. С немалыми трудностями, из соседних кварталов столько люду за справедливостью и чужим добром набежало... еле-еле разогнали. Чтоб волнений не было, пришлось им арендаторские семьи на расправу выдать. Хотели они и до остальных жидов добраться, да я успел там охрану выставить. Заодно и несколько семей католиков к ним подселил, им сейчас самим в городе не выжить.
   - Постой, а почему только половина в живых осталась? Казнили вчера вроде немного арендаторов.
   - Так то ж были сами арендаторы! И то их ох как нелегко до показательной казни сохранить. А разве один человек может справиться с арендой поместья? Немыслимо это, ему помощники нужны, да надёжные. Вот они родню и привлекали. Простой люд часто ненавидит этих помощников больше самих арендаторов, потому как обиды ему именно они наносили. В церковь не пускали покойника отпевать, зерна на продажу не позволяли вывозить, домашний скот со двора уводили... вот их, помощничков, с семьями - довелось озлобленным людям и выдать. Разве что нескольких красивых жидовок мои казаки себе взяли в жёны. Остальных... - Хмельницкий махнул рукой, показывая, что проблема с остальными решена местным населением кардинально.
   - Неужели везде так будет?
   - Везде будет по-разному. На Левобережье Скидан, чтоб ему!.. на мою просьбу не резать всех жидов подряд наплевал. Правда, их там и немного, большая часть ещё живая сидит, в местечках, за стенами. Завтра пошлю ему требование с войсковой печатью, думаю, не осмелится на него наплевать. Он ведь на меня сильно обижен - сам на место кошевого атамана метил, а выбрали меня. Скидан и тебе враг лютый, знает, что меня твоими стараниями выбрали. Здесь, возле Днепра я, на Волыни и Полесье Татарин постараемся твои планы выполнить. Жидовские кварталы в городах обычно хорошо укреплены, да жиды в наших местах часто с ружьём и пистолем как заправские казаки управляются. От хлопов отобьются, а нам сдадутся, куда ж им деться. Лучше с имуществом расстаться и переехать, чем за рухлядь жизнь положить.
   - Хорошо, думаю, послы из Стамбула скоро вернутся, тогда этот разговор продолжим.
   - Думаешь, примут?
   - А куда ж им деться? Если откажутся, их все сородичи в дерьме утопят. Как с чеканкой денег?
   - Польские полтораки из меди и свинца, покрытые тонким слоем серебра, уже вовсю работаем. Были у людей штампы и опыт кой-какой, вот я их к делу и пристроил. Но пока откладываем, в ход не пускаем. Начали делать и османские акче, мурадовские, но там не всё гладко получается. Думаю, через недельки две и их чеканить в большом количестве начнём.
   Спрашивать: "Что же это за люди, у которых наготове штампы польских монет, и откуда у достопочтенного шляхтича и атамана такие знакомства?" попаданец не стал. Сам в своей прошлой жизни с подобными людьми знаком был, хоть и присоединяться к их бизнесу не стал.
   - Пока с акче разумнее притормозить. Пусть мастера получше штампы сделают, чтоб ни одна зоркоглазая собака отличить не могла от настоящих. Сейчас надо сосредоточиться на штамповке польских денег. Чем больше - тем лучше. И как выйдем к литовской границе, начинайте закупку в княжестве продовольствия. Зерна, скотины, птицы, всего, что есть можно. Грядущая зима будет в Европе голодной. А через месяц и слухи начинайте распускать, как мы договаривались.
   - В Литве о фальшивомонетчике-короле, в Польше о решивших подзаработать на великой польской беде Радзивиллах?
   - Да! Именно! Они и так друг друга недолюбливают, мягко говоря. В любую гадость о своих недругах поверить могут. Особенно, если им помочь, подтолкнуть их мысли в нужную сторону.
   - Петро, - обратился Аркадий к начальнику разведки Свитке. - Как, сможешь распространение таких слухов организовать?
   Внимательно слушавший собеседников Пётр улыбнулся такому вопросу. Уж чего-чего, а нужные слухи распускать запорожцы и раньше умели. Сам он возглавлял разведку Сечи с тридцать пятого года, после казни с Сулимой своего предшественника и друга. Поляков и раньше ненавидел, а теперь готов был их на куски резать. Всё, что приносило полякам вред, делалось им с наслаждением. С распространением нужной казакам информации он за последнее время поднаторел, Аркадий подсказал много неожиданных и действенных ходов.
   - А чего здесь хитрого? В таком деле и стараться особо не надо, они сами один другого грязью обмазать норовят. Сделаем, не сомневайтесь.
   - С распространением фальшивок трудностей не будет?
   - Какие там трудности? - развёл руками главный шпион. - Выглядят-то они как настоящие, даже лучше. Из рук будут выхватывать. И в Литве, и в Польше. Вот когда слухи пойдут, то придётся быть поосторожнее.
   - Начинай там подыскивать людишек, которые, зная, что им дают фальшивки, но в двойном размере, брали бы их не задумываясь. Тогда если и будут хватать, то их, а таких - не жалко.
   - Добре. Но сначала надо накопить фальшивых денег, да и зерно со скотиной закупать выгодно будет только осенью.
   - Тебе виднее. Как сам знаешь, я здесь человек не местный, в подробностях и тонкостях разбираюсь слабо. Но пока можно было бы начать скупку и за настоящие деньги, слишком много селян бросили плуги и взялись за ружья.
   - Ладно-ладно, не напрашивайся на похвалы, не девка! - вступил опять в разговор Богдан. - Жалко тратить деньги на то, что можно просто забрать.
   - Самого жаба давит. Но уже сто раз обговаривали, не стоит нам ещё с литовской армией воевать. Она хоть и поменьше польской, а неприятностей может не один воз на нас вывалить.
   - Сильно сомневаюсь, что они в стороне останутся.
   - Посланца к Радзивиллам отправил?
   - Да, отобрал, родича жены Кшиштофа Радзивилла, их великого гетмана. Да всё равно...
   - Ну, попытка не пытка... - заткнулся на привычной приговорке Аркадий. - Сунутся - им же самим хуже будет!
   - Да и нам не лучше. Полезут с севера литовцы, а с запада поляки - можем и не отбиться.
   - Особенно если одновременно на юго-востоке враги зашевелятся, хватает их там у нас.
   - Шевеление, как ты говоришь, там никогда не прекращается. С кумыками ещё не один год возиться придётся, значит, гребенцы там прочно застряли. В Кабарде усобица не прекращается, нам зимой тоже надо вмешаться, помочь союзникам. Черкесы между собой никогда воевать не прекращали, теперь и мы туда влезли, стало быть, и нам участвовать в этой бесконечной заварухе придётся. Считай, треть донцов там осталась, без дела не сидят.
   - Ещё добавь, что и Россия немного погодя из союзника во врага может превратиться. Но проблему отражения литовского наступления в момент нахождения нашей армии на западе надо будет решать. Согласен. Есть у меня идейка. Если и пойдут на нас Радзивиллы, то по Днепру и вдоль него. На лодках пехоту и артиллерию повезут, припасы всякие, а по берегу конницу пустят.
   - Хм... я тоже так бы на их месте сделал. И ведь оставить много казаков, хоть и для обороны Киева, мы не можем, всех на решительную битву с поляками вести придётся. Что предлагаешь? - заинтересовался Хмельницкий. Даже в полутьме было видно, как блеснули у гетмана глаза, беседа велась при одной горящей лучине, что для попаданца создавало атмосферу заговора. Впрочем, на темноту никто не жаловался. Плохо видящий казак такой же нонсенс, как крот-астроном.
   - Чуть повыше порогов спрятать ополчение шапсугов. В битве нам от них толку будет немного. Пешие, без огнестрельного оружия, против конницы не выстоят, да и против пехоты в таборе...
   - Хитрец, однако. Хочешь послать их против ладейной рати?
   - Да! Сплавляться литовцы будут не на военных судах, а на баржах. Если на них неожиданно эти разбойники налетят, кого не потопят и не пленят, заставят, бросая всё, на берег бежать. Вот и останется у князя одна конница. А с ней много не навоюешь, разве что разорение можно немалое нанести, но... - Аркадий пожал плечами. Войны без потерь не бывает, уж кто-кто, а его собеседники знали об этом лучше него.
   - Да, может получиться... - согласился Богдан. - Петро, не прозевают твои подсылы сбор литовской ладейной рати?
   Свитка на такой вопрос даже немного обиделся.
   - Чего-чего, а такое мимо их глаз и ушей точно не пройдёт!
   - Ну и добре. Только отвлеклись мы на дела далёкие, а у нас и нынешним днём - хлопот полон рот.
   - Богдан, как обстоят дела с организацией полков правильного строя? - вернулся к текущему положению попаданец. Необходимость иметь полки, способные выйти во время боя из табора, давно созрела и перезрела, но переучивать уже существующие казацкие части было нереально. Проще было организовать новые, тем более при таком притоке новобранцев.
   - Пока муштруем пять полков, главным над ними Кривоноса поставил, он ведь до прихода к нам в наёмниках успел повоевать. Ох, и ругается он, сразу на нескольких языках, не разберу даже на скольких. Одного родного, шотландского, ему для наведения порядка никак не хватает. К будущему году удвою их число. Командиров для них по всем полкам и куреням собирать пришлось, из тех, кто успел в Европе повоевать пешим порядком. Потом и за организацию конницы возьмёмся.
   "От доброе дело придумал Аркадий! Через пару лет будет у меня сильная армия и без казацкой вольницы. Да с его помощью мы это войско самым сильным в мире сделаем! Нет, беречь этого чёртового попаданца надо, охрану посильнее приставить. Очень нужный и полезный человек!"
   - Возражений у сечевиков не было?
   Хмель оскалился и развёл руками.
   - Как не быть? Были и остались. Уж такое дело все, кто на моё место метит, обыграли. Только ведь я их собираю не как кошевой атаман, а как гетман Русский. Побурчат и успокоятся.
   - А с организацией военного училища как?
   - Сейчас - никак! - Тяжело вздохнул Богдан. Иметь своих, воспитанных в личной преданности командиров войска ему и самому ну очень хотелось. Огорчённо покачал головой.
   - Всем некогда. Зимой поспокойнее будет, соберу грамотных атаманов, опытных казаков, может, кого из пленных наёмников привлечём, мои люди их сейчас перебирают, кто на что горазд.
   - Жаль. Чем скорее мы младших командиров обучать воинским наукам начнём, тем больше у нас будет шансов уцелеть.
   - Сам понимаю, но все годные на это дело люди сейчас в походах. Дело непростое, с бухты-барахты такое не совершишь, подготовка нужна. А здесь ещё одна напасть образовалась, чёртов поп Могила козни против нас строить начал.
   - Постой, постой, - удивился Аркадий. - Тот самый Могила, из семьи молдавского господаря, митрополит Киевский?
   - Он самый, чтоб его разорвало и гепнуло!
   - Как козни? У нас же его великим защитником веры и Украины выставляют, чуть ли не святым. А ты говоришь...
   Выглядел попаданец совсем ошарашенным. Он-то считал знаменитого митрополита заведомо верным союзником. Столько хорошего в двадцать первом веке о нём читал.
   - За веру, может, он и горой стоит, хотя своего предшественника на митрополичьем престоле совсем не по-божески, с помощью высокопоставленной родни и знакомых при дворе скинул. Да и его шашни с польским двором... сильно сомневаюсь, что он так уж вере отцов предан. Но нас, казаков, он люто ненавидит! Быдло мы для него непослушное, хуже хлопов. Родичи, Вишневецкие да Потоцкие, для него куда ближе и дороже простых русичей. Да шляхта мелкая, вроде меня, ему - пыль под ногами. Гонору там... выше крыши, как ты говоришь.
   Вспомнив молодого ещё офицерика в войске Жолкевского, Богдан поморщился. Молдавский принц и в молодости к казакам относился с легко читаемым презрением, даже к казацкой старшине шляхетского происхождения.
   Чего-чего, а столкновения с главой православной церкви на Украине Аркадий не ожидал. Ведь само восстание здесь шло именно под православными лозунгами, а здесь такой афронт. Противостояние с митрополитом, да ещё таким авторитетным, могло просто погубить всё затеянное дело.
   - Договориться с ним полюбовно не получится?
   - Не знаю, но сильно сомневаюсь. Особенно если учесть, что Ярёма был ему близким родичем, а Конецпольский - боевым товарищем, они оба при Жолкевском в польской армии служили. Их смерти он нам точно не простит.
   - Вот те ж...а Новый год... - растерянно протянул Аркадий. - Нам хлопот с глядящими на сторону атаманами хватает, а здесь ещё и попы подпрягутся. Тьфу! Ничего, прорвёмся!
   - Придётся постараться, иначе о посажении на кол нам мечтать доведётся. И поляки, и османы для нас с тобой чего-нибудь особое и ОЧЕНЬ неприятное придумают. Если, конечно, головы в бою не сложим, что предпочтительней со всех сторон.
  

Сюрпризы, сюрпризы, сюрпризы...

Чигирин-Киев, конец июня-начало июля 1638 года от Р. Х.

  
   При выборе способа передвижения в Киев, куда должны были свозить наиболее авторитетных раввинов из освобождённых от панской власти городов, Аркадий выбрал лошадь. Надеялся, путешествуя с войском, пообщаться ещё тесно с Хмельницким, другими атаманами войска. Благо удалось поладить с одним из гусарских жеребцов, правда, не тем, который в своё время привлёк его внимание, а другим. Рослый, статный, в богатой сбруе и с удобным седлом (попоны, к сожалению, хлопцы оставили себе) - не стыдно и в Киев на таком въехать. Единственное, что немного огорчало - жеребец был гнедым, а не вороным. А мечталось Аркадию именно о чёрном "Мерседесе"... тьфу, жеребце, таком, какой был у Васюринского.
   Однако с общением вышел облом. Не вообще, поговорить знаменитому уже, несмотря на молодость характернику было с кем. Но атаманы оказались до предела загружены повседневной работой. Вокруг кошевого атамана и самопровозгласившегося гетмана было, собственно, не войско, а его зародыш. То и дело прибывали отряды казаков и отдельные воины, их надо было распределить по полкам и куреням, а сформированные полки под руководством опытных атаманов и полковников направить на очистку от панов городов и замков. Во многих городах и местечках православные были в меньшинстве, их население встречать казачьи отряды как освободительные не собиралось. При приближении казаков эти города садились в осаду, заведомо безнадёжную, так как существенных запасов продовольствия нигде в них не было, а ждать помощи извне после казацкой победы над польским войском не приходилось.
   Пришлось попаданцу, чтобы времени зря не терять, заняться активной прогрессорской деятельностью. Он пропагандировал среди казаков прицел с мушкой, планку на стволе, защищавшую глаза от вспышки пороха на запальной полке, пули Минье и Нейсслера, никому не ведомую здесь ещё закрытую пороховую полку, позволяющую стрелять в дождь или вверх. Присобачить всё это к ружьям в походе было, конечно, невозможно, но многие наверняка захотят усовершенствовать своё оружие после него.
   Заодно он прояснял для себя проблему местного руководства православной церкви. То, что это была проблема, причём нешуточная и грозящая осложнениями, вплоть до фатальных, он понял быстро. На данный момент знамя восстания - вера была в руках ставленника польского королевского двора и магнатов. Тесно с ними связанного родственными узами, близкого им духовно.
   "Прав Богдан, с этим гусем каши не сваришь, разве что его самого в казан сунуть. Мы для него враги, пакостить будет по-крупному, что при его возможностях для казаков совершенно нетерпимо. Пятая колонна в чистом виде, или он, или мы, сосуществовать вместе не получится. Да и Ярёму с бывшим гетманом он нам не простит. Пожалуй, уже по приезде в Киев мы можем ждать от него неприятного сюрприза. Надо будет придумать что-нибудь этакое неожиданное для него, так сказать, сюрприз на сюрприз. И немедленно начать подготовку к его замене - на этом месте должен сидеть патриот Руси, а не Польши. Благо есть напрашивающийся и почти наверняка эффективный ход - вернуть кресло, или как у них там это называется, митрополита его законному владельцу, Исайе Копинскому. Думаю, он будет послушным помощником Хмеля, надо только его стремление под московского патриарха перейти окоротить. Если наша церковь будет под московским патриархом, сюда быстро и его бояре полезут, что нам совершенно не нужно. Рано ещё нам под государеву тяжёлую руку идти. Хотя, скорее всего, в последующем Москва все эти земли под себя подгребёт, но чем позже, тем лучше. На хрен здесь не нужны ни их дворяне, ни их замшелые порядки, которые давно надо менять, хоть и не так дико и кроваво, как это Пётр делал. Кстати, говорят, сейчас в Валахии гостит Александрийский патриарх Митрофан Кристопулос, можно его пригласить для освящения смены митрополитов. Под видом оберегания от проходящих через те земли татар. Дьявол, придётся в эту поповскую кухню лезть, мало мне вони от атаманских разборок!".
   Чигирин не так уж далёк от Киева, но тащился казацкий табор до него долго, двенадцать суток. Благодаря разведке было известно, что киевляне панов, имевших несчастье находиться в городе, уже помножили на ноль. Известие о разгроме королевского войска спровоцировало в городе немедленное восстание. Католиков, униатов и евреев, большей частью ни в чём не виноватых, выловили и поубивали. Попытка панов и местного гарнизона затвориться в киевском замке не удалась, горожане взяли ветхое укрепление штурмом - уж очень у многих накопились неотомщённые обиды. Увы, спасать там было уже некого.
  

* * *

  
   Спал Аркадий плохо. Временами скорее дремал, чем спал, периодически выныривая в реальность. Почему-то именно сегодня ночью и постель казалась особенно твердой (эх, где родной диван, который некоторые избалованные особы считали слишком жёстким...), и комары ужасно надоедливыми. Окончательно осознал, что больше не заснёт, когда небо только начало сереть. Бока после такого, с позволения сказать, отдыха болели, голова гудела, всё тело охватывала вялость и слабость, неудержимо тянуло в сон, но ложиться больше попаданец не стал. По опыту знал, что не заснёт. Достал мешочек с молотым вчера кофе, турку с длинной ручкой и пошёл к костру.
   Кофе помогло сбросить вялость и сонливость, но настроение оставалось... неопределённым. Он понял вдруг, что мандражирует, как перед боем.
   "Чёрт! У нас же сегодня торжественный въезд в Киев, а не штурм Стамбула или Варшавы. С чего это меня так разобрало? Киев же давно наш! Даже если этот хренов поп на нас наедет, то не с оружием, а словесно. Мне-то, по большому счёту, все эти религиозные заморочки глубоко фиолетовы. Не боюсь я его проклятий или как там её... анафемы. Чихал я на поповскую болтовню! Мог бы и навалить не по-детски, да шаровары при народе снимать неудобно, стеснительно как-то. С чего же тогда весь этот кипеж?.."
   Продолжая удивляться такой своей реакции на предстоящее торжество, Аркадий вернулся к своему возу и принялся обихаживать оружие. Разобрал и почистил ТТ, вынул патроны и нажал на курок, направив ствол вверх. Щёлкнуло нормально, механизм работал, можно было надеяться, что носимый в подплечной кобуре он, при нужде, не откажет. Вставил магазин и занялся другим оружием. Вычистил и зарядил все четыре пистоля, два лёгких, рейтарских, таскаемых обычно на виду, и два длинноствольных, массивных, приторачиваемых к седлу. Посомневавшись, ружьё решил оставить на возу. Нож-засапожник и кинжал в обслуживании пока не нуждались, а вот на сабле обнаружил маленькое пятнышко ржавчины.
   "Проклятье! Три дня назад затирал же такое же! Вот чертовщина! Дамасская сталь, дамасская сталь!.. А она ржавеет не по дням, а по часам, оглянуться не успеешь, как будет не блестящая, а рыжая. Только и славы, что красивая. Хотя... это я сгоряча наговариваю, она ещё и острая, заточку хорошо держит, этого у неё не отнять".
   Зачистил ржавчину, полирнул чуть-чуть клинок, полюбовался его блеском в свете уже приподнявшегося над горизонтом солнца и, всунув его в ножны, принялся есть кашу, принесённую джурой. Есть, бог знает почему, не хотелось, однако Аркадий запихал в себя всю немалую казацкую порцию. Судя по предчувствиям, день предстоял тяжёлый, организму стоило создать максимальный запас сил.
   После завтрака оделся в самый свой красивый наряд - одежду янычарского аги из хорошего синего сукна с вышивкой и шаровары сине-зелёного шёлка. Вопреки местным обычаям баранью шапку в эту жару надевать не стал, а носимый обычно в походе сельский соломенный брыль постеснялся.
   "Ничего, авось никто от вида моей непокрытой головы в соблазн её отсечения не впадёт. И сам от такого нарушения устоев не окочурится. Хрен вам всем, а не баранья шапка на моей голове в летнюю жару!"
   Выехали позже, чем обычно, да двигались сегодня не спеша. Могли бы въехать в Киев ещё вчера вечером, но атаманы решили, что лучше это сделать утром, на радость зевак-киевлян. Пусть полюбуются храбрыми казаками и их мудрыми руководителями. Из-за чего и одели старшина и часть казаков праздничные, нарядные одежды. У многих был вид очень состоятельных людей, ведь носить на себе тряпки ценой в сотни, а то и тысячи (без оружия!) злотых мог только богатый человек.
   Старшина сегодня поехала впереди, чтобы не запылить одежду. Аркадий ехал в руководящей куче и с удивлением обнаружил, что они давно уже передвигаются по территории занятой городом в его время, а здешний Киев только виднеется вдали.
   Киев семнадцатого века впечатления на попаданца из века двадцать первого не произвёл. Точнее, произвёл весьма негативное. Не мощеные дороги, преимущественно одноэтажные домики самого затрапезного вида, белёные хатки или серые рубленые избы. С окнами, затянутыми какой-то полупрозрачной хренью (бычий пузырь?) либо зияющими пустыми проёмами (зимой забивают или тоже затягивают пузырём?), с крышами, крытыми соломой или камышом. Возле всех домов были дворы самого сельского вида, с домашней скотиной и птицей. На виденный в прошлой жизни мегаполис город не походил ничем.
   Естественно, въезд в город казаков не прошёл мимо внимания киевлян. Они стояли, кто в своих дворах, кто на улице, и радостно приветствовали проезжавших. Мальчишки разного возраста бежали вслед процессии, благо двигалась она неспешно, и не замолкали ни на минуту.
   - Смотрите! Смотрите! Казаки! Казаки!
   - Гляньте, это атаманы, наверное!
   - Где Хмель?! Где Скидан?!
   - Ой, какая сабля!
   - Коник-то, коник какой, видишь?!
   - Дядь, а дядь, дайте саблю подержать!
   Аркадий энергично крутил головой, осматриваясь, наверное, именно поэтому прозевал появление перед казацкой старшиной препятствия. Большой группы, пожалуй, можно было сказать - небольшой толпы, одетой в чёрные одежды. Судя по качеству материала (шёлк) и наглости рожи, впереди всех стоял именно митрополит, мужчина среднего роста, уже начавший седеть брюнет.
   Он поднял руку с крестом в ней и хорошо поставленным баритоном проскандировал, не слышалось это криком: - Остановитесь!
   Все невольно придержали лошадей. Все, кроме попаданца. Аркадий, наоборот, чуть ускорил ход, сосредоточив на себе внимание всех присутствующих. В том числе и митрополита, с некоторым удивлением рассматривавшего наезжавшего на него всадника в богатой османской одежде, на дорогом османском жеребце, сидящего в османском же седле. Всадник был высок, особенно при взгляде с земли, широкоплеч, бородат и простоглав (без головного убора).
   Во взгляде подъехавшего Пётр Могила с удивлением прочитал презрение.
   - Ты чего, хлопский выбл...к, дорогу добрым людям загородил? Думаешь, не знаем мы, с кем она тебя втайне от отца зачала? Пшёл прочь, а то выпорю!
   Говоря эти немыслимые, невозможные слова, всадник продолжал очень неспешно, напирать на митрополита. Общепризнанный принц, родственник знатнейших польских фамилий Могила был храбрым человеком и опытным полемистом. Да и знал он, что никакого насилия казаки по отношению к нему не посмеют сделать. Поэтому и вышел их встречать, чтобы предать анафеме за убиение своих посланцев. Но вот такого наезда он и в самом страшном кошмаре предвидеть не мог. Он растерялся вплоть до того, что стоял с полуоткрытым ртом, когда же всадник, в глазах которого по-прежнему читалось презрение, а не злость, будто у пана по отношению к быдлу, приподнял плётку, Пётр испугался. Сабли или направленного на него ствола он бы не побоялся, приходилось в бою испытывать угрозу смерти. Но быть отхлёстанным плетью...
   Так и не сумев ничего ответить странному человеку, митрополит шарахнулся от него в сторону, неловко наступил себе на рясу и чуть было не упал, вовремя его под локоть поддержал один из телохранителей монахов. Вслед за начальством кинулась с дороги на узкую обочину и его свита, освобождая таким образом путь казацкой старшине. Сказать, что члены клира были растеряны - значит сильно пригладить ситуацию. Они ошарашены, ошеломлены, потрясены до глубины души. Оказывается, митрополит - хлопский байстрюк!
   Также впавшая в состояние остекленения старшина на это не сразу и среагировала. Первым, как и положено атаману, двинулся в путь Хмель, делая при этом вид, что растянувшуюся вдоль тына группу монахов он и в упор не видит. Не все атаманы и полковники проявили такое самообладание, многие с величайшим удивлением рассматривали митрополита, проезжая мимо него. Тот никак не мог прийти в себя, стоял, хватая воздух ртом и держась рукой за сердце. Лица его свиты находились в разной степени ушиблености пыльным мешком из-за угла. Разве что внимательный взгляд, ОЧЕНЬ наблюдательный, мог бы заметить искры удовольствия или злорадства в глазах некоторых монахов.
   Казаки поначалу молчали, осознавая увиденное и услышанное, и только через несколько минут начали потихоньку обговаривать между собой потрясающую новость. Из того, что попаданцу удалось уловить краем уха, все они посчитали слова Москаля-чародея правдой. Он придержал коня, подождал пока к нему не подъедет Свитка, и тихо, шёпотом, спросил у него:
   - Как ты думаешь, Петро, а не может ли расстроенный выплывшей наружу стыдной тайной человек наложить на себя руки?
   И, не дожидаясь ответа, поехал вслед Хмельницкому. Аркадий знал, что Свитка очень умный человек, сказанного ему было достаточно.
  

Отходная.

Киев, 7-8 июля 1638 года от Р. Х.

  
   Через пару сотен метров и три поворота извилистой улицы после неприятного расхождения с киевскими иерархами, казаки увидели ещё одну встречающую их делегацию. Точнее, две стоявших рядом. От Киевского магистрата, православная часть которого уцелела, и от Киевского Братства - организации местных православных мещан. Они так и не смогли договориться друг с другом (ох, как это типично для украинцев...), поэтому ждали долгожданных гостей рядом, но по отдельности. Так что Хмелю пришлось, соскочив с лошади, два раза отламывать от караваев кусок хлеба и, обмакнув его в соль, съедать. К сожалению, но не удивлению Аркадия, хлеб-соль на рушниках преподносили не молоденькие красотки в мини-юбках, а зрелые мужики постарше него самого.
   Вслед за гетманом пришлось спешиться и остальным атаманам и полковникам. Вот здесь попаданец и почувствовал, что его трясёт. Несильно, но вполне ощутимо.
   "Однако, переволновался, отходняк пошёл. Господи, только со стороны бы видно не было, чёрт-те что люди подумать могут!"
   Аркадий, стараясь делать это незаметно, поводил головой из стороны в сторону. Никто, вроде бы, на него не смотрел.
   "Чёртов поп! Как меня из-за него повело. Но со стороны, кажись, мой мандраж незаметен".
   Окружающим было не до него. Встречающие пытались немедленно наябедничать Хмельницкому друг на друга и на обижавшего всех митрополита, а также затащить его к приготовленным уже столам. В два разных места одновременно. Аркадию оставалось радоваться, что решение о том, куда ехать, надо принимать не ему. Обижать-то никого из встречающих не хотелось, хорошие отношения с ними были очень важны для гетмана в дальнейшем.
   Соломоновым решением оказалось разделение всех трёх делегаций. Верхушка не только магистратская, но и Братская вместе с гетманом и несколькими полковниками должна была проследовать в магистрат, а остальные встречающие и прибывшие - к столам, приготовленным Братством. Компромисс, как всегда, полностью не устраивал никого, но всем пришлось смириться, тем более доводить противостояние до откровенной вражды пока у всех не было интереса.
   В гуле голосов Аркадий не раз и не два уловил упоминание митрополита, причём все отзывы были далеки от восторженных или хотя бы уважительных. Могила прессовал Братство по полной программе, пытаясь его уничтожить совсем. В магистрате также без восторга воспринимали его попытки перехватить управление Киевом в свои руки. И те, и другие говорили о странном совпадении - нередко на киевлян одновременно с православным митрополитом наезжали иезуиты или униаты. Богдан все жалобы выслушивал, однако выступать против главы церковной власти на бывших польских землях не спешил.
   При разделении на две половины попаданец замешкался, не зная, куда идти ему. Вместе с Хмельницким или к братчикам, но сомнения разрешил сам гетман, позвавший его за собой. До магистратуры и здания Братства было не так уж далеко, поэтому казацких коней подхватили ехавшие сзади джуры, а старшина пошла со встречающими пешком. Аркадий этому обрадовался, трусило его весьма капитально, он, несмотря на летнюю жару, вдруг покрылся "гусиной кожей", ощутил желание накинуть на себя что-то тёплое, было бы нехорошо свалиться при попытке залезть на коня. Чем дальше, тем меньше он прислушивался к окружающим разговорам, занятый навалившейся на него слабостью.
   "Сейчас бы полежать под тёплым одеялом минут сто двадцать, если не сто восемьдесят, нервишки бы и успокоились. Опять был бы готов к употреблению в государственных надобностях. А сейчас могу поддерживать своих только фактом своего присутствия. И боец из меня в таком состоянии сомнительного качества, и переговорщик никакой. Господи, дотянуть бы до конца этой тягомотины и не опозориться!"
   Ирония судьбы. Именно его бледность и отстранённость в этот момент привлекли внимание пары больших карих глаз. Их обладательница приняла попаданцев отходняк за признаки благородства и вдохновенности, что предопределило его судьбу в будущем. О женщины!..
   Праздничный обед, плавно перетекший в ужин (умели наши предки есть) Аркадий с превеликим трудом, но выдержал. Поначалу ел и отвечал на вопросы соседей на автомате, его бросало то в жар, то в холод, выходка на дороге, когда он взял на себя смелость определять отношения с митрополитом всего запорожского войска, ему дорого обошлась. Хотя и, судя по реакции гетмана, была одобрена. Не было сейчас термометра, но температура у него подскочила за тридцать восемь градусов, было у попаданцева организма такое свойство, повышение температуры при сильных стрессах. Как ни странно, стресс после боя с черкесами в Темрюке, когда стоял вопрос о его жизни, был чуть ли не на порядок легче.
   К концу ужина он немного отошёл и смог проявить себя как интересный собеседник. Впрочем, потом он узнал, что, заметив его отстранённость, соседи за столом, прекрасно знавшие его (знаменитый колдун-характерник, советник Хмельницкого и Татаринова, говорят, чёрта оседлал...), к нему не приставали. Молчит колдун - ну и славненько, а то раскроет рот да проклянёт кого... кому это надо? Сидит, молча ест и пьёт, дурных взглядов ни на кого не кидает, чего ещё от него надо? Вареников? Так они на столе есть.
   По завершении ужина он подошёл к Хмелю и отпросился поспать. Тот внимательно на него взглянул и, не говоря ни слова, кивнул. В эту ночь он дрых, как сурок, без задних ног. Так что утром его ждали сенсационные новости. Во-первых, оказывается, пока атаманы набивали брюхо в магистрате, митрополит предал анафеме всё войско запорожское. За бунт против Господом дарованного короля, ибо любая власть от Бога; за убиение православных монахов, к ним для умиротворения посланных (имелись в виду те самые монахи, которые были изгнаны казаками из своего лагеря перед сражением и погибли вскоре от рук панов-католиков, их убийц потом нашли среди пленных поляков и торжественно предали повешению в Киеве); за сношение с колдунами, продавшими душу нечистому. Во-вторых, о самоубийстве в собственной келье митрополита Петра Могилы. Не перенёс он разоблачения своего хлопского происхождения, повесился на крюке торчавшем из стены. Утром монашек к нему зашёл, готовить владыку к заутрене, а он уже остыл, висит у стены, высунув язык.
   Второму сообщению Аркадий от души порадовался. Очень уж опасным врагом был Могила, и такой добровольно-позорный его уход послужит казакам на руку. Оставалось утешаться тем, что криминалистика как наука ещё не существует и никаких Шерлоков Холмсов поблизости нет.
   "Любое мало-мальски серьёзное расследование может выявить нестыковки в "самоубийстве" чёртова попа. Впрочем, Хмель и Свитка своё дело туго знают, наверняка все опасности разглашения нежелательной информации уже ликвидированы. Можно сказать, легко отделались".
   Аркадий потом поинтересовался у Свитки, как прошла операция по устранению врага. Выяснилось, что охранять-то митрополита охраняли, да не от пластунов. Те легко пробрались на территорию монастыря и залезли в окошко, не прикрытое ни ставнями, ни решёткой. Могила, сильно переволновавшийся в этот день, принял для успокоения внутрь не одну чарку любимого вина и вторжения не заметил. Его придушили подушкой и повесили на крюке в стене, предварительно облив вином. Стоявший за дверью здоровяк-монах ничего не услышал, поэтому и в самом монастыре подумали, прежде всего, о самоубийстве владыки. Хотя слухи об убийстве не поползти не могли.
   Повесился - значит, повесился. И точка! Собаке собачья смерть. Истинный митрополит, Исайя Копинский, уже спешил из монастыря занять своё законное место, на которое его благословил иерусалимский патриарх. Можно было не сомневаться, что достойный иерарх церкви будет прислушиваться в своей повседневной деятельности к советам гетмана Хмельницкого. И он расстарался. Уже через несколько дней в архиве покойника нашли письма, свидетельствовавшие о его намерении перевести в униатство все приходы, ему подчиняющиеся. Разразился грандиозный скандал, нескольких уличённых в соучастии таким планам епископов и других иерархов схватили и повесили, труп бывшего митрополита вырыли и таскали по Киеву, захоронив в конце концов в помойной яме. Исайя под шумок произвёл чистку рядов, убрав в монастыри простыми монахами всех сомнительных иерархов.
   Переговоры о сдаче городов окружившим их казакам шли тяжелей, чем предполагалось, и несравненно медленнее желаний попаданца. Он походил день по городу - в этом веке его без напряга можно было обойти или посетить в нём все потенциально туристические места. Однако даже выстроенный Ярославом Мудрым - на редкость, кстати, неприятной личностью - собор святой Софии его не впечатлил. Он показался попаданцу куда менее эффектным, чем в двадцать первом веке. Разве что куда более заметные развалины Десятинной церкви порадовали. Глядя на ЭТИ развалины, вполне можно было представить, как должно выглядеть здание в целом.
   Возможно, скепсис навеянный городом семнадцатого века у Аркадия происходил не столько от его малой величины и затрапезного вида, сколько от состояния собственной нервной системы. Хреново ему было, появились боли в сердце, всё вокруг выглядело серым и неярким даже под жарким июльским солнцем. Вечером за ужином Хмельницкий заметил смурной вид попаданца и, поговорив с ним несколько минут, послал его. Качественно послал, аж на восемь дней. К одной весёлой шляхтянке нетяжёлого поведения. Оказывается, Аркадий и не заметил, что привлёк внимание нескольких представительниц прекрасного пола.
   Вот к одной из заметивших молодого (попаданец по-прежнему, несмотря на пробившуюся в бороде и шевелюре седину, выглядел лет на десять моложе своих здешних ровесников), рослого и широкоплечего, а главное - ужжжасно таинственного атамана (главного оружейничего называть атаманом могла только прекрасная и легкомысленная особа, хотя по влиянию в казацком обществе Аркадий превосходил большинство его членов). Естественно, знакомые атаманы были расспрошены о человеке, сгубившем своим разоблачением (кто б мог подумать!) самого Могилу. Рассказы были разными, версий о подвигах и похождениях Москаля-чародея ходило много, но для нетренированных Голливудом умов они были одинаково завлекательными.
   Аркадий завис у прекрасной Марии на восемь дней. Ни единого часа за это время он не был трезв, но и ни разу не допивался до отключки. Кто б ему позволил тупо нажираться? От него требовалось совсем другое. И не только постельные подвиги. Уже в начале знакомства он рассказал, с красочными подробностями, несколько романтичных историй, и пригожая панна стала требовать всё новых и новых рассказов о прекрасной любви. Попаданец вспоминал виденные фильмы и прочитанные книги и вываливал на неё запрашиваемое. Благо и фильмов видел много, и книг читал немало. А Мария даже с "Ромео и Джульеттой" или "Отелло" знакома не была. Если бы не регулярно частые отвлечения на амур-тужур, охрип бы.
   К концу пребывания в поместье прекрасной панны Аркадий подустал, заметно сбросил вес (это при обильном питании!) и начал скучать. По делам мужским и важным, по друзьям верным... сколько можно барахтаться в постели (впрочем, не только в постели, читанная в своё время камасутра помогла разнообразить времяпровождение), пить и жрать да болтать о пустяках? Мировые проблемы Марию не интересовали в принципе. А попаданцу глубоко по сараю были её ссоры с соседками. Любовь в их общении не предусматривалась.
   Поэтому посланца из Киева, привёзшего известие, что вернулись послы, ездившие на переговоры с еврейскими общинами Стамбула, и начали в Киев свозить авторитетных раввинов из сдавшихся казакам местечек, Аркадий встретил с облегчением и радостью. Распрощался с гостеприимной панной и снабжённый питанием на дорогу (от выпивки решительно отказался) он поскакал с гонцом и десятком казаков его сопровождавших в "Мать городов Русских". Началось великое выселение евреев с русских земель, принадлежавших ранее Польше, операция задуманная именно попаданцем. Доверить её воплощение кому-либо он не считал возможным.
   "Забавно, город с безусловно мужским именем, воинственным, воинским, почему-то назван матерью, а не отцом. Интересно, забыл уже, кто же первым ляпнул эту глупость? Татищев, Карамзин или ещё кто раньше них? Теперь уже и не узнаешь, залезть в сеть и посмотреть нужную информацию... увы, не суждено".
  

Переговорная.

Киев, июль 1638 года от Р. Х.

  
   Ответ из Царьграда от представителей еврейских общин донские иудеи привезли положительный. Как и ожидалось. Вопреки разразившейся в стране гражданской войне, большим потерям от казацкого грабежа и пожара после него, положение евреев в столице существенно упрочилось. Они, сразу от двух претендентов на трон, получили разрешение на ремонт синагог, заблокированный с прошлого века. Запрет на ремонт христианских храмов на западе султаната при этом остался в силе. На востоке произошло всё с точностью до ровно наоборот, деньги Ахмеду Халебскому давали армяне, они и получили право на ремонт церквей. Армянских, разумеется, проблемы греков и болгар их не интересовали.
   Из четырёх еврейских общин серьёзные переговоры о приёме единоверцев из земель русских Речи Посполитой смогли только две. Одна была изначально слаба и малочисленно, да и от пожара пострадала, вторая получила страшный удар, сократившись втрое именно из-за казацкого набега. Зато левантийская и сефардская общины Стамбула от бед, обрушившихся на страну пребывания, только усилились. Поверхностный грабёж, которому подвергли их дома, стал для них мелкой неприятностью. Носить дорогие одежды и украшения, им было запрещено законодательно. Нечего особо было грабить и в их домах. У настоящих финансистов деньги работают. А боровшимся за власть группировкам нужны были средства. Их-то, в счёт нового чрезвычайного налога евреи и османским воякам дали.
   Заплатив авансом за половину халифата аварсу (чрезвычайный налог на военные нужды, ставший ежегодным, выражался в различных формах: в строительстве крепостей, рытье траншей, заготовке продуктов вдоль дороги, по которой проследует армия, в уплате денежных сборов...), ростовщики рассчитывали десятикратно его возместить, взимая его с райя султаната. Они ошиблись не менее грубо, чем уничтожаемые в тот момент по всем русинским землям арендаторы, но пока об этом ещё не знали. Чувствовали себя влиятельными и богатыми.
   Уровень солидарности евреев тогда был достаточно высок, правильно на это рассчитывал Аркадий. Но новым проблемам в Стамбуле никто не обрадовался. Рассказам же об опасности проживания многочисленной еврейской общины в столице страны, раздираемой войной за трон, не сразу и поверили. Помогли венецианцы. Тамошние евреи прислали весточку стамбульским, что война Венеции с Оттоманской империей предрешена, отряды наёмников для похода уже набираются. Правда, сообщить, куда они направят свой удар, не смогли - сами не знали.
   Идея переселить в Палестину не только беженцев из Польши, но и свою еврейскую бедноту, коей в столице было куда больше, чем евреев состоятельных, сначала вызвала отторжение, но мысль эта в головы местных переговорщиков запала. О расселении перенаселённого Стамбула мечтал не один султан, даже после гибели в огне огромного числа людей их в городе оставалось слишком много, и число росло стремительно. Очень уж неспокойно было в государстве, многие надеялись найти безопасность в столице. Выселив своих бедняков, можно было заработать бонус у властей.
   Через несколько дней всё чуть не сорвалось. Еврей, потерявший в пожаре всех родных, огромный, очень сильный физически кожевник набросился на казаков-иудеев с ножом. Прослышав о визите казаков, пусть они были иудеями, он явился мстить. Выглядел он страшно. С безумным взглядом, всколоченной бородой и не очищенной от сажи одеждой. Весил и имел сил он как бы не больше, чем они оба вместе, но бедолага не учёл, что напал на воинов. Не получилось даже схватки, они мгновенно расступились, сшибли гиганта на землю и оглушили. Партнёры по переговорам смогли увидеть воочию мгновенное превращение внешне безобидных и не в коем разе не грозных по виду людей в хищников. Смертоносных, уверенных в своих силах. Не выживали в казацкой среде тогда слабаки. Инцидент договорились считать случайностью, переговоры продолжили. До успешного завершения.
  

* * *

  
   Бог знает почему, но серьёзных трудностей попаданец от переговоров с еврейскими уполномоченными, оказавшимися сплошь раввинами, не ожидал. И напрасно. Хотя альтернатива согласию с казацкими требованиями была страшная - поголовное уничтожение, спешить, аж спотыкаясь, их исполнять они и не думали. Уж очень не хотелось многим расставаться со всем нажитым имуществом, скупленной здесь недвижимостью, привычным местом жизни, для многих родным... Да и боялись люди из-за стен выходить, знали, как страшно ушли из жизни многие из тех, кто в местечках не успел спрятаться. На переговорщика они при этом смотрели так, что у него сжимались невольно кулаки.
   "Сам бы, своими руками... чёртовы жиды... уууу!.."
   Так, в духе Аркадием крайне не уважаемых антисемитов, теперь он... нельзя сказать думал, реагировал мысленно на результаты очередной говорильни с раввинами. Никакой благодарности к своему спасителю они не испытывали. Людей лишили дома, имущества, на их глазах растерзали их родных и знакомых, естественно, к одному из главарей банд, заполонивших земли русских воеводств, раввины относились... без большого доверия, мягко говоря.
   Даже при резком увеличении казачьих войск быстро освободить все города на своей земле от иноверцев им было затруднительно. Из-за татарской опасности они в обязательном порядке здесь имели укрепления. Население в большинстве из них, в отличие от Чигирина и Киева, было преимущественно неправославным, при приближении отрядов восставших селян оно благоразумно садилось в осаду. Иметь ружьё и уметь из него стрелять мало для того, чтобы сразу превратиться в воина. Селяне, назвавшись поголовно казаками, местечки блокировали, однако штурмовать городские стены не спешили, понимая кровопролитность подобного мероприятия не только для защищающихся, но и, прежде всего - для атакующих.
   Создавалась патовая ситуация. Селяне не могли взять города штурмом, горожане были бессильны разогнать куда более многочисленных осаждающих. И тех, и других поджимало время. Селянам пора было собирать скудный в этом году урожай, засуха поставила под вопрос выживание многих, а не собрать хлеб - означало умереть зимой от голода. У горожан дело с продовольствием обстояло ещё хуже, прошлогодние запасы подходили к концу, а на новые в сложившихся обстоятельствах рассчитывать было глупо. Продовольственный вопрос также подталкивал всех к скорейшему прекращению войны. Вариант "Мужественно перемёрли с голоду" не устраивал никого.
   Конечно, ходили среди осаждённых разные слухи о скором приходе огромной королевской армии, о противоречиях в стане врагов, о движении на юг литовского войска... однако разумные люди в них не верили. Поэтому при появлении среди осаждающих казацких отрядов с известными атаманами немедленно начинался переговорный процесс. Нигде он не завершился быстро, уж очень жёсткими были выставляемые казаками условия. Смерть для особо ненавистных панов и арендаторов, изгнание с ограблением для евреев и католиков, рабство для униатов. Впрочем, последние были везде в меньшинстве и их судьба, по большому счёту, никого, кроме них самих, не волновала. Православным панам готовы были предоставить свободный путь в Россию.
   Для быстрейшего освобождения территории от всех инородных элементов, католических ксендзов и иудейских раввинов приглашали в Киев, на переговоры, гарантируя свободный проезд заложниками. Проезжая по ранее польской, а теперь казацкой земле, те могли убедиться, что никаких других шансов уцелеть, как договориться, у них и их подопечных нет. Встреча с воинами, попавшими в плен во время сражения у Днепра, из войска Николая Потоцкого убивала надежды на освобождение окончательно. Католикам оставалось соглашаться на плен с правом выкупа, почти у всех были родственники в Польше или Литве. Евреям на изгнание, далеко не первое в истории их многострадального народа.
   Аркадий был по-настоящему счастлив, что с католиками вести переговоры пришлось не ему. Хотя как раз они шли куда успешней, чем тягомотное выяснение отношений с представителями еврейских общин. Ограбление и выселение евреям нравиться никак не могло, но было делом привычным, переносимым. Но вот выдача СВОИХ на расправу, да ещё наиболее уважаемых и состоятельных, часто стопорила переговоры напрочь. Вскоре попаданцу пришлось с уговоров и убеждений перейти на язык ультиматумов и угроз, что оказалось более действенным, к его великому удивлению.
   Как он про себя только не крыл своих оппонентов, знаменитое "жиды пархатые" было самой невинной характеристикой из просившихся на язык. Однако "Взялся за гуж - не говори, что не дюж". Людей надо было спасать, несмотря на неумное упрямство некоторых их руководителей. У тех евреев, кто не успеет эвакуироваться до осенних штормов, шансов выжить практически не было. Помимо войны по Украине - попаданец по привычке про себя продолжал иногда называть эту землю так - ударила засуха. Он уже сам получил нелестную характеристику от Хмельницкого, когда пришёл к нему с требованием немедленно озаботиться завозом продовольствия извне. Гетман ещё не полностью осознал резкое изменение своих обязанностей, ощущал себя прежде всего военным вождём. Впрочем, в тот же день они вернулись к этому разговору. Пообещал Богдан и картошку из Европы завезти в большом количестве, то, что посадили этой весной под Азовом, было каплей в море даже для семенного размножения.
   Огромную роль в успехе переговоров сыграли и нескончаемые караваны рабов и скота, перегоняемые из Польши калмыками и черкесами. Казалось иногда, что там вообще живых людей не осталось, хотя по прикидкам Аркадия погибли или попали в плен процентов десять-пятнадцать жителей (на самом деле, пока даже меньше десяти) собственно Польши. Поверить в то, что оттуда вскоре явится армия освободителей, было ну очень затруднительно. Так что стали сдаваться местечки, поплыли суда с евреями на юг, освободившиеся казачьи отряды двинулись на запад, где сопротивление панов было куда более эффективным, чем в Приднепровье, не говоря уже о Левобережье.
   Благодаря тому, что переговоры проходили в Киеве, втором по величине городе в русских воеводствах Польши, больше был тогда только Львов, Аркадий имел возможность по вечерам расслабиться. Если прекрасные паненки были для него недоступны из-за слишком молодого, на взгляд человека двадцать первого века, возраста, то ещё более прекрасные, особенно при скудном освещении тех лет, пани часто не стеснялись очень толсто намекать о желании провести интимную встречу с ним. Он обычно не возражал и охотно пользовался их благосклонностью. Так сказать, сберегал с их помощью нервную систему.
   Скоро он и в Киеве стал человеком весьма узнаваемым и известным. Нередко теперь ему приходилось слышать мальчишеские возгласы: - Гляди, Москаль-чародей поехал! Ух, говорят, огромной силы колдун.
   Сберегая нервные клетки, он как-то подзабыл, что в Европе уже широко распространился сифилис, пока совершенно неизлечимый, и бурная бессистемная половая жизнь может привести к страшному концу. Однако то ли благоволение к нему Господа ещё не закончилось, то ли просто повезло дураку - пронесло. Ничего стыдного, кроме вошек в известное место, не подхватил. Ох, и помучился в тот день на переговорах, удерживая руку, саму тянущуюся почесать жутко чешущееся место. Чуть с ума не сошёл. Зато был как никогда резок и убедителен.
   Этот инцидент расценил как предупреждение и резко сбавил широту охвата дам при развлечениях. От вошек ему помогли избавиться в тот же вечер, и он сделал выводы. Стал проявлять разумную осторожность, удовлетворившись ни к чему не обязывающим романами сразу с тремя почтенными пани. Одна была вдова, у другой муж пропал, третья же давно жила со своим супругом раздельно. Закончив же переговоры с теми, кто успел сдаться в июле, бросил весёлую жизнь в Киеве и поехал прогрессорствовать на запорожские земли, где с помощью шведских специалистов построили первую отечественную домну.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"