Официальная часть подходила к концу и публика, стараясь сохранять неторопливое достоинство, порциями перебиралась в буфет. Валерий Андреевич, освободив проход, высматривал знакомых.
- Привет, а ты совсем не изменился!
- Здравствуй, Татьяна, - имя вспомнилось легко, вернее, не вспомнилось, а выскочило само, как-будто лежало с краю, у самого входа кладовой памяти. Вряд ли знание её имени предназначалось для долгого хранения, и уж тем более многократного использования и было брошено сразу, на пороге, среди кучи никчемной повседневной информации, но, вопреки истине, - "подальше положишь - поближе возьмешь", уцелело и, смотри ты, пригодилось. С фамилией дело обстояло хуже: твёрдо помнил - группа четыре, специальность - управление, машиностроительный факультет, но фамилия?.. Что-то на "З", кажется.
- Ты - другая. И последние двадцать лет пошли на пользу. Просто - преображение.
Действительно хороша! Неожиданно хороша. Подтянута, по-дорогому элегантна, сдержана, полна породистого достоинства; демонстрирует плавную тягучую грацию, волнует фигурой, источает загадочный аромат, уверена в себе - загляденье, а не женщина. Лестно даже, что вспомнила его и подошла.
Здесь, на торжественном мероприятии по поводу пятнадцатилетия первого институтского выпуска, из массы собравшихся женщин, возбуждённых уже собственной принаряженностью и повышенным уровнем макияжа, вырвавшихся всего на несколько часов и сейчас азартно, не тратя попусту время, плескавшихся между бывшими приятелями, а возможно - и любовниками, лысоватыми господами в недорогих костюмах и скрученных галстуках, - Татьяна выделялась неторопливым спокойствием, можно сказать, равнодушием. Она не озиралась, выискивая одногруппников, не оценивала перемены, произошедшие во внешности подруг. Казалось, заглянула на минутку и, не привлекая внимания, скоро уйдет. Прежние титулованные красавицы, представленные в количестве примерно двух экземпляров, обворожительные и недосягаемые для рядовых смертных тогда, сейчас, превратясь в складчатых миловидных тетушек, добродушно раскрасневшихся от стопки водки и растеряв по причине удачного замужества чары, не шли ни в какое сравнение со стоящей перед ним Татьяной.
Да, хороша, слов нет. А лицо! Всё встало на свои места. Период развития завершён успешно. Исчезло временное, подростковое, расплывчатое. Чувства, только формировавшиеся во времена их знакомства, сейчас проступили четче, и именно те, которые заказала их владелица. Невнятная доброжелательность уступила место спокойной доброте, пытливость - уму, упрямство - твердому знанию цели. И всё это без признаков увядания, наоборот - добротная, ухоженная, приглашающая быть честным - зрелость. Он залюбовался, заглянул в глаза поглубже и ... застал там пару бесенят! Впрочем... Татьяна тут же опустила взгляд, прикрывшись русой челкой. Вот это да. Надо обдумать.
- Ну, ты скажешь, - Татьяна порозовела - ей было приятно. - Один пришел?
Смотри ты - помнит, что на пятом женился, на нашей же, институтской.
- Да, один. А ты?
- Мой бывший где-то здесь сейчас бродит, - она провела взглядом по становившейся всё более шумной компании, расположенной по берегам простенького фуршета и выстреливающей, как пробкой, одной фразой - Кого я вижу !?
Действительно, народу собралось много- встречались несколько выпусков, по шесть групп, с торжественной частью и речами. Он не собирался приходить - с друзьями виделся регулярно, - правая рука машинально, как шею собаки, потрепала печень: труженица ты моя, а что до остальных - необязательно всё это, можно обойтись. Но, поразмыслив, всё-таки явился. Аргумент один и по житейски прост - пора менять любовницу. Теперешняя - бесшабашная, двадцатичетырехлетняя, длинноногая Катька то ли художница, то ли манекенщица, хорошенькая обладательница лучистых глаз - это, бесспорно, неплохо, но весьма хлопотно и дороговато. Два года назад она уютно устороилась у него под крылом и оттуда принялась с интересом приглядываться к миру - такому большому, но с весьма ограниченным кругом достойных её внимания людей. Развивалась... Короче оба выросли из сложившихся отношений. Теперь ему нужна другая. Это жену бог дает, любовницу же изволь подобрать себе сам, воспитай её, научи всему и предъяви товарищам, а они оценят и скажут правду в глаза так, как о жене никогда не позволят себе сказать.
Итак, следующей должна стать совсем иная - многоопытная, библейской, бездонной красоты, соскучившаяся по лирическим отношениям интеллектуалка средних лет с ярко выраженными чертами товарищества. Так он решил, но где ж её взять?
Со студенческой поры сохранился у него привкус сексуальной задолженности - не успел он в своё время провернуть пару-тройку трогательных романчиков с определенными (помнил по именам) сокурсницами и сейчас явился с лёгкой надеждой взглянуть на них и не разочароваться. Татьяна, кстати, в их число не входила.
- Бывший муж?
- Да.
Точно-точно! Она же после стройотряда вышла за Эдика Щелчкова, с предыдущего курса. Видный парень, тип - гармонист.
- Давно разошлись?
- Восемь лет, - Татьяна ломко повела плечами.
- Ты уже отвыкла от него?
Молчание. Переменить тему.
- Не охваченный бизнес. Был бы я чуть поинициативнее - открыл бы предприятие, этакий ЗАГС наоборот с названием "Выпусти птицу". Уговаривал бы жен отвязаться от своих мужей. За деньги. Рекламу бы дал: "Расторгаю браки. Быстро. Безболезненно, Конфиденциально." Красивая идея?
- Дурацкая. Без тебя разберутся. Сам-то женат?
- Немного.
Таня засмеялась и тутже заворочались бесята в её глазах.
- Каким ты был, таким же и остался. Чем занимаешься?
- О, у меня сейчас хорошая работа - богатый бездельник.
Он развлекался.
- Да, работёнка что надо. Хочешь выпить?
- Очень хочу, но пока не буду.
- Почему же? Ждёшь кого?
- Нет. Стенокардия. Доктор запретил пить, курить и даже на секс ввёл ограничения, подлец.
- Что же за ограничения, если не секрет?
- Какие уж сейчас секреты, всё в прошлом,- он горестно вздохнул, не спуская косого взгляда с Тани:
- Исключить чрезмерно пылких брюнеток и некоторые позы. Правда из самых скучных.
Он лукаво посмотрел на Татьяну. Бесенята в её глазах переминались с ноги на ногу.
- А что доктор говорил про блондинок?
- Блондинок? Только хорошее. Он, прямо сказать, прописал томную блондиночку, два раза в день, после еды, в ресторане с хорошей морской кухней.
- Какой-то пошлый курс лечения.
- Вот-вот и я то же самое сказал, но... в рецепте указано именно так.
- А позы, - какие позы?
- Таня, Бог мой, здесь неудобно показывать!
Бесята принялись прохаживаться этакой развязной, нетерпеливой походочкой, стремительно превращаясь в сущих чертей. Ему сделалось интересно. Народ возле столов бушевал, особенно старые выпуски хорохорились. Приблизился Шурик из пятой группы, располневший, румяный, датый:
- Танюха, старик, кончайте шушукаться, подгребайте. Там Мишка Зарипов выступает, он чуть-ли не в министры пролез, идемте, интересно, - быстро говорил Шурик, а сам всё разглядывал Татьяну, скотина, мял её взглядом, оценивал. Доволен, видать, остался. Надо убегать- сейчас заставят пить и меряться успехами.
- Иди, иди. Скоро будем, - и уже к Татьяне, чуть с вызовом выпятив подбородок и волнуясь немного:
- У тебя ещё остались здесь неотложные дела?
Бесята застыли вопросительно:
- Мы уходим?
- Да, - он набрал на мобильном номер приятеля- управляющего гостиницей: - Скоро буду.
Покинули помещение практически незамеченными и такси попалось сразу. Поехали. Он попросил водителя на пять минут остановиться у круглосуточного супермаркета, быстро отыскал бутылку "Шато де Равоузеньяк" 1993 года, коробку крупной израильской ежевики и, брезгливо покосясь на выставленные возле кассы презервативы, вернулся в машину. Татьяна ждала.
- Куда же мы едем?
- У меня номер в Мариотте. Подойдет?
Швейцар в гостинице и женщина в рецепции сделали вид, что с ним не знакомы...
Таня оказалась то, что надо. Всё было проделано умно, в меру трепетно, можно сказать, изысканно. Потом он услышал:
- Господи! Как же хорошо, Господи! С тобою это всегда происходит как в сказке, не секс, а таинство, божественное соитие и тогда, и сейчас. - Таня приникла к нему всем источающим тепло и усталость телом. Её губы щекотали ему щеку:
- Ты помнишь, конечно же, ту ночь в сентябре, под Раменским, на картошке. Сеновал помнишь?
- Подожди, Таня.
- Ну как же, как же? Звезды сквозь крышу. Мыши шуршали. Музыка из деревни. Ты тулуп необъятный откуда-то притащил, бутылку "Мукузани" холодного, терпкого. И мы пили потом из горлышка, помнишь?
- Постой, Танюша. Всё не так немного. - он приподнялся на локте.
- Как же ты забыл? Холодно, нос у меня ещё замерз, ты целовал, а под шубой жарко, колко, помнишь?
- Помню я всё. День рождения был у Вали Котовой, правильно?
- Был, был. Ну и что?
- Понабрались, верно? Танцевали.
- Ну, танцевали.
- Потом в сушилку пошли, возле хозблока, помнишь?
- Какую сушилку?!
- И ты... не дала мне тогда, Танечка.
- Что ты городишь, Серёжа? Чушь какая-то.
- Серёжа?! Какой ещё Сережа? Я - Валерка Полищук из второй группы, с автоматизации управления в строительстве, дура!
Таня взвизгнула и прижала к себе сумочку, где у неё хранились очки...