...С утра тридцать первого декабря у Виталия Чалея было превосходное настроение. Он досрочно сдал пару учебных зачетов, выпросил у Желуновича до Рождества несколько конспектов лекций, с помощью которых предполагал за праздничные дни привести в порядок собственные записи. Он купил в новогодний подарок Ирине Воронец по спекулятивной цене дорогие, качественно упакованные французские духи. Договорился, что встретится с ней днем 31-го. Только ради вручения подарка. Воронец в свою очередь обещала позвонить в первой половине дня и назначить место и точное время для этого тайного от мужа свидания.
Накануне, в субботу, Чалей не ходил в институт, а по собственной инициативе занимался предпраздничной уборкой и украшением квартиры. Выбил на свежевыпавшем снегу все ковры, пропылесосил комнаты, кропотливо протер пыль и вымыл пол. Оббегал окрестные универсамы в поисках самого необходимого. Заметим, что в те перестроечные времена (конец 1989 г.) уже нельзя было и надеяться достать перед праздниками что-то особенное. Все это приобреталось загодя из-под прилавков, наружно давно имевших довольно неказистый вид. 30-го декабря отрадно было купить просто картошки и хлеба. В другой половине дня Виталик установил в зале купленную за день до этого стройную ёлочку, с недурным вкусом нарядил ее мишурой и разноцветными шарами. Предварительно обвив ламповой гирляндой... Словом, перед Новым годом, который он благопристойно планировал встречать в тихом семейном кругу, все было — лучше и не придумаешь.
Но 31-го, по причине отсутствия Ириного звонка до двенадцати часов дня, Виталий стал чувствовать себя неуютно. В час дня — встревожился. В два — обиженно разозлился. А в три — просто пришел в бешенство, периодично сменяющееся унынием и немой ненавистью. В шестнадцать часов, так и не дождавшись вестей от своей любовницы, разъяренный Виталик впихнул в карман полушубка подарочные духи и выскочил на двор. Скатившись с пригорка по заснеженному склону, направился к ближайшему телефонному автомату.
Чалей мог бы, конечно, позвонить и из будки около соседнего подъезда, если бы не опасался быть замеченным за этим интимным занятием кем-либо из жителей своего дома: только сплетен еще не доставало. По этой же причине, зная въедливость и чрезмерное любопытство своей сестры, не звонил Виталий Воронец и из квартиры. К тому же на морозном воздухе дышалось несравнимо спокойнее и вольнее. А нервы его не на шутку растрепались этим новогодним “сюрпризом”.
— Ало, — долетел до Чалея с того конца провода строгий женский голос.
— С наступающим вас! — приветливо начал Виталий и добавил деланно-официально: — А Ирину Викторовну можно позвать?
— И вас с Новым годом! А это кто? — что-то не признаю.
— А это с ее потока, насчет конспекта! По новому телефону никто не отзывается. Так подумалось — может, она у вас... — рискованно врал Виталик.
— Знаете что, молодой человек, они с мужем действительно утром к нам заглянули, но два часа назад поехали на несколько дней в дом отдыха. Там и Новый год с друзьями встретят...
— А-а.. — даже на морозе ощутил Чалей, как на студеной трубке противно вспотели его пальцы: пластмасса стала слизкой.
— А как вас зовут, ваши координаты? Ира, возможно, часов в одиннадцать нам позвонит... Так передам.
— Спасибо, не стоит! Я в общежитии живу, а сейчас к родителям отправляюсь... поездом... Всего доброго! — отвратительно солгав, Виталик свирепо повесил обшарпанную трубку на место.
Он не заметил, как нелегкая пронесла его через квартал и выбросила на людную улицу. Около универсама сверкала на низком солнце выключенными пока гирляндами высоченная разлапистая елка. Под ней проводилась небольшая ярмарка. Выбор товаров был небогатый, но Дед Мороз наяривал на баяне, а Снегурочка приличным голосом выводила озорные праздничные песенки. Народ, которого здесь столпилось немало, весело подпевал и галдел. Малыши возились тут же — боролись на утоптанном снегу, носились наперегонки, визжали. Лица людей были искренно просветлены, праздничны. И лишь один несчастный Чалей никоим образом не подходил к этому развеселому братству. Спрятав лицо в поднятый воротник полушубка, поспешил он прочь. Не хотелось никого видеть. Но повсеместно, даже на глухих захудалых улочках, встречал он все ту же бездумную предновогоднюю радость: в окнах, на лицах случайных прохожих, в мотивах песен и интонациях голосов ведущих радио- и телепередач, что так и перли изо всех окон.
“Что ж, пусть ей будет хуже!” — подумав так, Виталий выдрал из кармана полушубка ненавистный теперь ценный подарок, люто измял пальцами добротную картонную упаковку, швырнул в сугробы...
Затем позвонил Гришке Свату и вскоре присоединился к его ухарской шатии, собирающейся отмечать праздник у одного Гришкиного “кореша” на квартире. Понятно, без надзора старших. Девок там было предостаточно. В Новогоднюю ночь Чалей заядло пил “горькую”, много и некрасиво ел, в созвучии с собутыльниками сыпал похабщиной и матом — как в армии. Танцевал, на косвенных ногах выбегал на двор с гитарой, вопил блатные песни, несколько раз втыкался носом в сугробы. Возвращаясь, валял дурака и щупал девок вволю. Этак ночь напролет — без устали. Уже на рассвете, пьяно сдружившись с одним Гришкиным приятелем, поехал с ним отсыпаться на какую-то “блатхату” Но прежде чем заснуть, молодчики смотрели по видео крутой порнофильм, запивали его пивом. При этом хохотали и тыкали пальцами в экран, прокручивали по несколько раз особенно “жгучие” моменты. Выспавшись, в часов шесть вечера Чалей поехал по адресу Общежитие Стройтреста Љ5, комната 34 к своей знакомой Але. Там и обосновался на двое суток. Безвылазно. Но родителям все-таки позвонил — предупредить. Конечно, не называя своего местонахождения.