Моя позиция - это моя позиция или доживём до пятницы
- Это дело мы так не оставим, можете не сомневаться. - Вот такой странной фразой перебивает эту образовавшуюся брешь в бурно развивающихся событиях в ситуационном кабинете президент, честно сказать и признаться самому, то и не знающий, как отнестись к этим раскрывшимся обстоятельствам бурного в прошлом противоречия между Оскаром и Алисией. Что и привело его к вот такой сбивчивости на высказывания. А молчать и не прекращать это развитие мыслей при виде того, как не сводят своего пронзительного внимания Оскар и Алисия, было не конструктивно и всех вело в чёрт знает какую плоскость будущих служебных и вне служебных отношений.
- А сейчас, не кажется ли вам, что нам пора продолжить начатое. - Говорит президент, и сразу натыкается на человеческую неблагодарность в лице Оскара. Которому президент, видите ли, пошёл на встречу, замял на время то, что могло бы вызвать не ко времени вопросы, а он вместо того, чтобы испытывать благодарность к президенту, начинает лезть на рожон с неприятными для президента вопросами.
- А что именно? - вот такой вопрос задаёт Оскар, кому видите ли, жаждется развития того своего сердечного дела с Алисией, которое президент решил пресечь на корню из-за личных эгоистических соображений (ему в этом плане здесь мало что светит, вот он и решил не актуализировать тему до пост апокалиптических отношений между разными генетическими кодами и видами сородичей по сапиенсу).
На что президент, сбитый с толку столь беспрецедентной дерзостью Оскара, решившего наплевать все свои обязательства и заслуги, и предаться животной страсти с вот почему Алисой (он так её называл в своих грязных представлениях), кто, судя по всему, ничего не имеет против этого деструктивного решения Оскара вогнать весь мир в разврат, который явно будет интересней, чем мир хаоса, в который мы все погружаемся (ничего себе отговорки), сразу и не смог найти подходящего ответа на этот провокационный вопрос Оскара. И ему понадобилось время, чтобы обвести своим растерянным взглядом людей за столом, где после обнаружения им листов бумаги перед людьми, он вспоминает, на чём они здесь остановились и озвучивает эту мысль. - Будем открывать дальше листы.
И как сразу выясняется, то у тех людей за столом, перед кем ещё лежала так называемая нераскрытая карта, силы воли по более, чем у всех прежних людей, кто раскрывал свои карты (этому есть тайное и скрытое объяснение, они уже успели заглянуть в свои карты, пока все пялились на Оскара с Алисой).
Но не эта уверенность в себе и собственных силах всем сейчас бросилась в глаза, а всех охватил умственный ступор и некоторая оторопь по причине того, что все раскрытые карты или листы бумаги несли в себе одно и тоже слово. И это была "пятница".
На что ожидаемо от всех и в первую очередь президента следует вопрос крайней озадаченности. - И как это всё понимать?
- А так, что они над нами издеваются! - почему-то вдруг вскипел МакБрут, с явным озлоблением смотревший на свою пятницу на листе бумаги. Ну а что его так оскорбило, даже не в пятнице, а в том, что он опять оказался одним из многих, и никак не выделенным хотя бы в тот же понедельник, то это и есть объяснение этой его нервной реакции.
- Это самое лёгкое объяснение, не дающее нам ничего. - Президент на корню пресекает этот нервный бунт со стороны МакБрута, ожидавшего для себя, если не большего, то другого, и как это опять с ним случается, он отдельно от других не принимается.
- Что всё это значит, Броуди? - президент обращается к этому негодяю, кому вся эта ситуация кажется забавной и смешной. И ожидаемо от Броуди, - и тогда почему президент пошёл навстречу этому насмехательству над собой, - тот начинает хамить и ни во что не ставить в первую очередь президента. Правда, косвенно и через некоторую философию ума.
- А что вас здесь напрягло и непонятно? - усмехается Броуди. - Разве семь пятниц на неделе, противоречит календарному времяисчислению.
А вот это уже интересно. И хотя Броуди в своём ответе преследовал цель всех тут осмеять за их недальновидность, он, определённо не желая этого, тем самым навёл президента, а затем уже и выскочку Оскара, на весьма интересную мысль.
- Значит, эта пятница и не пятница по своему значению. А это может быть любой день недели. - Рассудил вслух президент. - Когда, то есть в какой день недели нас обязались выпустить? - обращается с этим вопросом президент почему-то к Оскару. А он что, самый умный? Нет, конечно, он тут самый умный, но в этом вопросе президента совершенно не прослеживается указание на это качество в Оскаре. А вот связь с противником и с козлом отпущения, то этого сколько угодно можно увидеть в этом обращении президента. И тогда получается, что если Оскар всего этого не заметит, то он будет козлом отпущения и никак не умным человеком. При этом Оскар, как прежде всего умный человек по своему достойному уважения мнению, не должен выказывать вслух всё это, и он должен следовать тому, как и кем его считает президент. И если тому для ведения своих дел сподручней считать Оскара за козла, то он им и будет.
- Скорей всего, в воскресенье. - Уж очень туманно и манипуляционного ловко отвечает Оскар, тот ещё ловкач. И тут пойди разбери, что он сейчас озвучил. Близкую вероятность их выходного дня в воскресенье, через это "скорей всего", или же он вложил в это словосочетание общее их желание выйти поскорей отсюда. А так как со вторым желанием Оскара тут никто не мог не согласится, то президент оставил его ответ без цензурных правок.
- Выходит, что нам нужно искать воскресенье. - А вот ответ президента хоть и был яснее и понятней ясного, всё-таки он был совершенно никем не понят. Что, спрашивается, президент подразумевал под этим воскресеньем, которое им всем нужно будет искать? И зачем его искать, когда можно его просто подождать, и оно само настанет. Или нет?
Вот и все с испытывающей на интеллект требовательностью смотрят на президента и ждут от него разъяснения своих слов. Президент же, видя это стремление народа к грамотности (он всегда так обозначал взгляды на себя), даёт разъясняющий ответ:
- За любой из наших пятниц может стоять воскресенье. Что это нам даст? Я думаю, что ключ к открытию дверей. - А вот этой уже интересно, и по-своему нервирует, и интригует те лица за столом, кто был записан в пятницы. С кого теперь отдельный спрос и подозрения в тайной жизни, с возможной работой на врагов государства. А кем же ещё будет тот, кто несёт в себе кодовый ключ по выходу отсюда. Он однозначно заодно с тем падлами (прошу прощения за несдержанность в сторону врагов человечества), кто их всех тут заточил.
- Тогда начнём искать. - Лезет первее батьки в пекло Оскар, у кого видишь ли, есть алиби в лице его "сегодня", и он чувствует себя вне подозрений. Но он рано радуется, у пятниц, а в частности у Шарлотты, есть что в его сторону сказать.
- А вы, Оскар, так бы не спешили себя успокаивать насчёт отвода от вас подозрений. - Со сложной интригой делает своё заявление Шарлотта. - Ваше "сегодня" подходит под любой день недели. В том числе и для воскресенья. Так что ваша личность требует установления. Слишком она коллаборационистская, подходящая по любые режимы смены дня и ночи.
А Оскар вместо того, чтобы вести себя разумно, тихо отсидеться при себе и не возбуждать внимание и ненависть к себе, всё делает наоборот.
- Называйте меня Роби. - Вот же сука, оборзел в конец Оскар, потеряв берега реальности и здравомыслия. Это при нахождении в кабинете другой своей пассии, он начинает эти свои странные подкаты к другой женщине. И на что, собственно, он намекает, представившись этим, как можно понять, то сокращённым от Робинзона именем? Неужели то, что про себя подумал МакТиберий, идеолог версии о том предназначении их всех дальнейшего пути, где им всем придётся выживать в новых, автономных условиях жизни на ковчеге. Где борьба за выживаемость, так называемый естественный отбор, принимает свои причудливые и никогда бы до этого не подумал, что за форму извращения.
И происходящая прямо сейчас на глазах деформация и превращение адмирала Канаринского из всеми уважаемого лица в последнего гада и подонка, уже подавшего заявку на образование у себя гарема, как не есть доказательство теории новой относительности от МакТиберия, считающего, что среда нахождения человека определяет его суть и значение. И чем меньше даётся человеку пространства для собственного манёвра, как в данном случае, где их всех заперли наедине прежде всего самим собой и своими мыслями, тем сильней у него воля и желание себя не сдерживать и выражать открыто своё стремление к свободе и воле. Чего за человеком практически не наблюдалось, когда он не был зажат всеми обстоятельствами и для его самовыражения были как говорится, все пути-дороги открыты.
А между тем президент совершенно иначе смотрит на этот выпендрёж Оскара, чему не место в его присутствии. И это значит, что он не потерпит такого самоуправства. И президент, явно воспринявший слова Шарлотты серьёзно и как призыв к действию, резко разворачивается в сторону Оскара, и давай на него провоцирующе на некоторые, не свойственные человеку при душевном спокойствии действия смотреть.
А Оскар делает вид, что он совершенно не поймёт, с чем связана эта демонстративная со стороны президента к нему подозрительность, сравни дискриминации, что в нём вызывает травмические чувства оскорблённого достоинства - вы, господин президент, прежде заручитесь доказательствами моей вины, а уж затем позволяйте себе такие взгляды на меня, не забывайте, нынче нет у нас неприкасаемых, - и само собой не собирается идти на встречу президенту, с наглой мимикой лица ожидая от него озвучивания вдруг возникших к нему претензий.
Ну а президент, видя насколько охамел в лице Оскара нынешний электорат и избиратель, может до этого момента и не собирался быть к Оскару придирчивым, считая, что сегодняшний мир достиг таких пределов разумного прогресса, что сегодня нет вещей постыдных и греховных, всё же не стерпел этого откровенного хамства Оскара, не признающего за собой никакой вины, и что главное, не признающего никого выше себя - нет для него в этом мире авторитетов - и раз так, то уж ты сам, гад, напросился на вопросы третьей степени пристрастия. Что значили первые две степени пристрастия, президент не знал, как, впрочем, и третья степень пристрастия. Но ему сейчас эта степень невозможности терпеть анонимности и гадости поведения Оскара пришла в голову, и он своё к нему вопросительное отношение решил так возвести в куб.
- Наверное, первая степень - это любовь, вторая степень - это ненависть, а третья... - На этом месте президент отморозился и приуныл, отчего-то не имея в себе умственных и нравственных сил раскрыть тайну третьей степени пристрастия. - Это что-то внутреннее, крайне отторгаемое и невыносимое организмом. - Остановившись на этом, президент перешёл к своему обращению к Оскару.
- Это так, Оскар? - задаёт в такой туманной расплывчатой плоскости и специфике вопрос президент, чтобы поймать Оскара на расширенной трактовке своего вопроса, который можно ко всему что угодно отнести. В том числе и ко всплывшей вдруг теме служебных и внеслужебных отношений между когда-то коллегами, а после того, как эти коллеги наплевали на все этические нормы и принципы, и посчитали своё личное выше общественного, то как их после этого назвать. Вот и президент затрудняется с этим ответом, никогда себе таких и мыслей не позволяющий в сторону своих коллег по администрированию реальности.
А так как у президента при вступлении в свою должность все мысли крутились вокруг других идей и задач - он считал, что обладать всецелой властью и подвергать полному контролю и подчинению всего лишь один объект своего страстного желания, слишком мелко для него, с энтого дня, чуть ли не властителя дум и мира - то он, принимая дела у своего предшественника, президента прежнего, поиздержавшегося уже мировоззрения, не счёл нужным и важным для себя вникнуть в проблемы внутреннего мироустройства администрации президента. Он по своему незнанию президента первого срока, считал наивно, что внутренние пружины организма системы президентского аппарата не нуждаются в рихтовке, аппарат работает сам собой, и он не нуждается в так называемой смазке этих пружин. Но как вскоре и не так своевременно выясняется, то если не ты смазываешь эти пружины, то свято место пусто не бывает и найдётся тот, кто через эту смазку будет определять внутреннюю политику государственной машины.
Что только есть часть главного в системе функционирования государственного аппарата, где так же присутствуют и имеет своё немаловажное значение шестерёнки связки, чья логическая спаянность друг с другом определяет насколько крепка и устойчива система власти. А вот в этой плоскости взаимоотношений этих логистических центров проводимой политики, и случаются наиболее часто свои служебные притёртости и связки, переходящие бывает, что все границы допустимого и приличного, в быту ещё называемые служебными романами.
С чем, видимо, имел свои сложности предшественник нынешнего президента, о чём он и хотел поделиться со своим преемником, а не только на слушаниях комиссии по этике, с помощью которой оппозиция и пыталась нарушить душевное и сердечное спокойствие предшественника президента, но у этих противников всего традиционного и здорового ничего не получилось, и тогда эти гады затаили злость и обиду, и решили все эти свои потаённые страхи (поддаться такому же точно искушению, и при этом всё напрасно и безответно), вознести в новый принцип политики, и переложить всю ответственность за своё моральное угнетение на нового президента.
А дядюшка Джозеф, новый президент, ни сном, ни духом обо всём этом не ведал, пропустив мимо ушей советы и наказы своего предшественника. - Джо, старик, ты в этом теле всегда проявляй внимательность и предусмотрительность, а будет лучше и это всегда эффективней, то выдержку, - со знанием своего личного дела под грифом секретно, делал утечку информации в уши президенту Джозефу его предшественник, до сих пор испытывая возмущение и крайней степени негодование в сторону своей податливости на рефлексы и на внутреннее вероломство своего организма. А Джозеф, пребывая в эйфории своего избрания вершителем судеб мира, ясень пень, с этого момента никого не слушал и в упор не видел.
- Теперь тут я главный. И раз я определяю, что хорошо, что плохо, то засуньте ваши советы сами знаете куда. - Вот так через прищур своего глаза смотрел на своего предшественника, это ничтожество и несущественную вещь в мировом пространстве, Джозеф, слушая его так же в пол уха. Так что его понимание совета предшественника: "Проявляй выдержку", у него было своеобразно своему образу мышления.
- Подождать, значит, мне советуешь. Хм. Посмотрим. - Рассудил тогда Джозеф, и как сейчас выясняется, то он бл*ь, был обманут. И если здесь, в его администрации, кто-то и обладает терпением, и чего-то ждёт, так это только он. Тогда как все остальные, что за ненасытные для реализации своих служебных преимуществ парии, ничего такого в помине и не демонстрируют, а лишь только себя демонизируют. И чем благородней и морально устойчиво выглядит представитель его администрации, тем невоздержаннее он в сторону своего проявления беспринципности в деле своего аморального поведения. Что и демонстрирует в своём ответе Оскар.
- Гипотетически и такой вариант развития можно предположить. - И вот как реагировать президенту на такой напыщенный ответ Оскара, бл*ь, не стесняющегося даже, использовать во всеуслышание вот такие паскудные и с трудом президентом понятные слова, как гипотетически. Что ещё за гипотетически такое, и с чем его едят, президенту не докладывали, как это понять. А учитывая сложившуюся сейчас ситуацию, то всякое используемое в разговоре слово, тем более такого мифологического качества, можно трактовать по разному и всё больше как заявку на своё лидерство. Которое, с ещё самых ветхозаветных времён, когда человек для себя искал причины, следствия своего существования, ориентиры и опору для своего самосознания, опиралось на некие тайные знания, которые доступны и подведомы только тем, кто достоин стать общенациональным уже потом, а сейчас хотя бы общинным лидером.
И это наглый до предела Оскар, явно внутренней интуицией сообразив, куда дует ветер, и уж точно не из кондиционера, начал шаг за шагом подсиживать президента, озвучивая вслух вот такие, высокоинтеллектуальные самовыражения. И их нужно немедленно пресечь президенту, если он и дальше хочет сидеть на своём президентском месте.
И президент прямо сейчас начинает операцию по недопущению Оскара на своё место.
- Ну так и ответьте нам Оскар, что на самом деле значит это ваше "сегодня"? - глядя немигающим взглядом в упор на Оскара, задаёт вопрос президент.
А Оскар, явно находясь в собственном предубеждении насчёт того, что он всех тута уделает, если это будет надо, пропустил мимо себя прослеживаемую в этом вопросе президента угрозу. И он с беспечностью человека далекого от политики, то есть идиота на древнегреческом сленговом наречии, даёт не присущий политику и дипломату ответ. - А мне откуда знать.
И президент, ошарашенный и чуть-чуть оскорблённый таким ответом Оскара, указывающий на его не дисциплинированность и на халатное отношение к своим служебным обязательствам (нести в мир порядок и понимание), в одно мгновение в себе бледнеет и раздосадовывается до такой нервной и жестокой степени, что за него становится страшно, особенно Оскару, отчего то решившему, что за этот апокалипсический удар президента, который ввергнет институт президентства во временную разбалансировку вслед за комой самого президента, будет отвечать именно он, не самостоятельный игрок в этой президентской партии, а им сыграли в тёмную враги этой президентской политики. Ну те товарищи однозначно, кто их всех запер и создал все условия для взаимной и местами смертоубийственной ненависти.
- А кто же это должен знать, если не ты, отвечающий за сегодня?! - закипает в себе президент, подскочив на ноги и, принявшись наваливаться на стол, чтобы быть ближе к презумпции виновности в лице Оскара. А Оскар, что за гад и противник президента, всё не уймётся, благодаря своей отдалённости от президента, и ещё пытается себя оправдать.
- Так это наш враг навешал на меня все эти ярлыки. - Вот такое заявляет Оскар. Прямо поражая нравственную суть и разум президента, ещё не встречавшего так близко столь упоротого строптивца и дурака. А так как дураку что-то доказывать, особенно то, что он как есть дурак, бесполезно - он не только не сочтёт убедительными ваши аргументы, а он на их основе вас за дурака посчитает - то в споре с ним нужно применять особый подход. Где через логическую цепочку, или же неоспоримые факты, он и подводиться к тому, что он отрицать не сможет, а это не отрицание будет указывать на то, какой он есть дурак.
- Предлагаете нам недооценивать противника. - Делает вот такое заявление президент.
- Да нет. - И опять Оскар даёт неоднозначный, не однополярный ответ, прямо как на таком языке, который использует стратегический враг.
- А ведь наш противник уже доказал, что его слова не расходятся с делом, и в чём, в чём, а в его подлости нам не стоит сомневаться. Из чего я делаю выводы, что вы, по крайней мере, есть ключ к ответу на вопрос: Что для нас всех есть наше сегодня?
И чёрт побери президента со стороны желания Оскара, так ловко загнавшего его на развилку с одним путём движения. И Оскар сдался, поникнув головой, и заявив, что этот вопрос требует тщательного раздумья.
А пока Оскар голову повесил, президент, ободрённый уже тем, что ему так быстро удалось погасить зачатки анархического вольнодумства в лице Оскара, кто возвёл в свой жизненный принцип фразу: "Сами плавали, сами всё знаем", и ему гаду и не возразишь хотя бы по причине того, что здесь только Оскар адмирал и так близок к морской стихии, а они с его слов, сказанных в кулуарах или в будуарах мадам Контеню, все сухопутные крысы, решает развить это своё преимущество перед всеми, составив некий план по разрешению загадки или тайны их здесь сбора. Инициатором которого, только с официальной точки зрения был президент, но как сейчас выясняется, то с президентом тоже сыграли в тёмную, через свои тайные пружины подтолкнув его к решению созвать собрание этого совета безопасности, именно в этот день и в этот час.
И вот чтобы это всё выяснить, - а до этой перспективной мысли президент дошёл только сейчас, - президент обнаружил в себе и перед всеми вот такую энергетику раскрыть истину, и главное, каких ещё целей пытается достичь противник, погрузив их в эту игру: "Разгадай, что значит твой день недели".
И президент выходит из-за стола в центр кабинета, с этого места обводит своим вниманием и взглядом всех находящихся за столом людей, и без листа, на свою память начинает перечислять людей за столом, и кому они соответствуют по интернированному мнению противника.
- Значит так. - Говорит президент. - Что мы имеем на данный момент в наличие. - Президент с новой предельной внимательностью обводит своим взглядом людей за столом, и попробуй только отвести свой взгляд, вмиг ты будешь рассмотрен президентом, как претендент на самое первое внимание и рассмотрение всё им же.
А так как такой глупости до себя никто не допускает, то президент, всё же отвечающий за внешнюю политику и он, как правило, действует от реакции, вынужден следовать собой задуманному.
- Весь нас совет я на данный момент могу разделить на три не равные группы. Где две из них имеют более-менее определённость, и одна, самая многочисленная группа, представляет из себя загадку. - Очень туманно, без всякого прояснения на конкретику, проговорил президент. И этим добился сильнейшего внимания к себе и всему тому, что он дальше скажет.
- К первой группе я отнесу себя и господ Маркса с Экземпляром, на чей счёт у нашего противника нет никаких доказательных данных, вот он и обозначил нас как белое пятно политики. - Что и говорить, а умеет президент квалифицировать как надо все действия своего идеологического противника, который безуспешно попытался унизить президента его идентификацией, как пустое место, а тот вон как умело всё повернул, обозначив себя самой большой тайной для своего врага. И пусть враг президента от незнания чего можно ждать от президента и от его непредсказуемости поведения трясется от страха, и ему никогда не победить того, кто и сам ещё не знает, что дальше хочет.
- Ко второй...Хотя к ней я обращусь в последнюю очередь. - Поправил себя президент. - Так вот, к третьей, к самой многочисленной группе, относятся все наши пятницы. Это госпожа госсекретарь, Шарлотта Монро, генерал МакБрут, генерал МакТиберий и наши леди, Монтело и Лола. Хм. Интересно. - А вот это интересное отступление президента что-то осложнило его понимание всеми этими номинальными пятницами. Чего-то узревшими в этом его хмыканье некоторое насмехательство и что главное, опасность для себя. Это ещё чего тут надумал президент, этим своим хмыканьем ограничивая их реальность и ставя их в рамки своих выдумок.
А тут ещё президент искоса, но замечено всеми этими пятницами посмотрел на Оскара, кто уже был замечен в особом, крайне предвзятом и паскудном отношении к пятницам, и у пятниц вообще всё внутри восстало против этой противоестественной связи с Оскаром и его деспотичными взглядами на всякую пятницу.
И тут слова Шарлотты о том, что Оскар тот ещё хамелеон и он через своё универсальное определение "Сегодня" может иметь прямой доступ к любому дню недели, и пятница ничем не хуже и не лучше того же четверга, который он так извратил и сами посмотрите до какого состояния довёл Алисию, принимают для всех новое осмысление своего будущего в апокалипсической обёртке. Где Оскар пожелает занять место календаря, то есть верховного жреца по управлению днями недели, а они, как составные части этой новой обретённости их жизненного уклада, раз так заведено и мир вращается по своей циклической траектории от воскресенья до субботы, будут вынуждены подчиниться вот такому совершенству мира (круговороту дней недели). И они иметь будут хоть какое-то значение только по пятницам, раз этот день закреплён за ними (а все остальные дни недели, их не будут не ставить ни во что). Ну а на какие дела отводятся пятницы, то этот вопрос настолько агрессивный для сути делового человека, что о нём нет сил и говорить.
Но только президент так не считает, и он, посмотрев на Оскара уже открытым взглядом, обращается к нему. - Оскар, начнём с самого распространённого варианта. С пятницы, накануне которой мы все сегодня находимся. Скажите, Оскар, что она для вас значит?
А Оскар, как оказывается и сейчас это выясняется, только притворялся, что он поколеблен правотой президента, тогда как на самом деле, он в себе отсиживался, чтобы побольше для себя сил набраться. Которые ему понадобятся, чтобы хамить президенту. К чему он и приступил.
- А что вы с меня спрашиваете. - Вопрошает дерзко Оскар. - Вон сколько у вас пятниц. Они уже точно ими обозначены и должны знать, по какому, такому праву они наиболее ближе стоят к этому дню недели, являющемуся последним днём рабочей недели. - А вот этот выпад Оскара в сторону вот такого уточнения, интересно к чему и зачем был сказан? Чего-то этого не поймёт ни одна из пятниц. И уж все эти намёки Оскара на то, что они все предпочитают этот день недели всем остальным именно по этой причине, не имеют под собой должных оснований. Если бы он как следует разобрался в этом вопросе, то он бы выяснил, что суббота и воскресенье не менее ценны для всех так называемых, и то только по причине так сложившихся обстоятельств пятниц.
А Оскар между тем на одном этом не останавливается, а он продолжает себя и всех словами заговаривать. - И вообще, разве сегодня, в четверг, ко времени заговаривать о завтра, о пятнице? - задаётся вполне себе разумным и резонным вопросом Оскар. Правда, не стратегически выверенным для политика, кто по своей сути является проектировщиком завтра, и он живёт, как правило, не сегодняшним, а завтрашним днём. Вот почему все политики так оторваны от реалий сегодняшнего дня, как за ними замечают их избиратели, не понимая внутренней сути стратегии политика. Который должен мыслить опережающими сегодняшние смыслы жизни категориями разума, и жить в перспективах прогресса и нового уклада будущего.
А вот эта удивительная мысль, не просто вдруг пришедшая на ум президента, а она буквально у него назрела после долгого общения с застрявшим в сегодня, без перспектив на будущее политическим истеблишментом. И вся эта ситуация с Оскаром стала тем спусковым крючком, которая вынесла из недр дум на поверхность разума президента вот такое понимание реалий мира политики, не просто открыв глаза президента на то, что он не понимал, а он откровенно осознал, что имел в виду вероятный противник, когда таким календарным способом их принялся стравливать друг с другом.
- Ничего так не озлобляет людей, как открытая правда о них. - Всё, наконец-то, понял президент насчёт того, как их будет расщеплять и тиражировать на молекулы противник. - И сермяжная правда Оскара такова: он вчерашний политик, если он рассуждает категориями сегодняшнего дня. Всё-таки до чего же хитроумный наш противник, - президент проявил мужество и отдал должное своему вероятному противнику, - вон в какие категории и дебри разума нас погрузил. Хочет не нытьём и катаньем нас сломать, а он хочет переформатировать нашу разумную составляющую, вложив в нас иные принципы понимания мира, и на этой основе выстроить в нас оплот иного мировоззрения. Нет, этому не бывать! - всё в один момент восстало в президенте, и так же быстро осело в нём под давлением реалий происходящего. - И как же этому не бывать...то есть противостоять? - Президент от уровня непомерности вставшей перед ними задачи, даже начал сбиваться с мысли. И только одна мысль приходит в голову президента.
- Если наш противник хочет наш ум за разум загнать, навязав нашему разуму ложные смыслы и понимания истины, мы можем в данных условиях только одно всему этому противопоставить. Отложить в сторону тайников своей души всё в нас разумное и вечное. И чтобы в итоге выйти отсюда человеком разумным, придёться нам опуститься до уровня приматов. Которым, что по лбу, что в лоб, всё едино. А это как раз и спасёт нас всех от испытания истиной. Где нас, путём специальных программ и алгоритмов, постараются низвести до животного уровня жизни и решения своих проблем, и через это довести всех нас до самоуничтожения. Но мы уже будем к этому готовы, и коса найдёт на камень. - А вот что имел в виду под этим камнем президент, то он и сам поди что не знал, запустив в себе процесс обратной эволюции, принявшись понимать и ощущать мир вокруг на животно-примитивном уровне.
Во что это должно вылиться прямо сейчас, то многое зависит от внутренней конституции человека, к чему он имеет склонность, а к чему он относится с большим подозрением. И если такой вопрос стал относится в сторону президента, то тут скорей нужно принимать в расчёт те глобальные задачи, которые он решает, и которые в свою очередь налагают на него свой характерный отпечаток. А так как сейчас всех волнует по какому пути пойдёт дальше мировой порядок, в сторону прогресса или в сторону его противопоставления, регресса, то можно сделать самые поверхностные наброски того, с чем будет связывать президент свой примитивизм внутреннего и мозгового мышления.
- Нынче примитивизм означает быть подверженным традиционным ценностям, не принимая в расчёт и за какую-то особую важность и ценность стремление человека быть высшей ценностью. То есть быть тем, кем он хочет быть, без привязки и указания на это своего природного фактора. - Вот так про себя многое и важное решил президент, и для проверки того, как это всё работает в нём, плотоядным взглядом, с явными намёками на сексизм, посмотрел на Лолу Рифрежиратор, и наконец-то, за ней признал то, что давно все за ней про себя признавали, но по этическим соображениям и оскорбительным моментам в её сторону, всё это при себе держали. А вот как эта общая не новость, а констатация внутреннего факта вашего неуважения и оскорбительного отношения к тем представительницам женского пола, кто имеет в себе выдающиеся очень сильно во вне признаки её физического интеллекта, для всех раскрылась одномоментно, то ума никто не может приложить.
А увидел президент этим своим примитивным сексистским взглядом в Лоле то, что недостойно для современника в первую очередь замечать и принимать в расчёт при встрече с представительницей женского ума, а уж затем только пола. На чём крайне и категорично настаивают современные тенденции повестки дня, не быть на всём и главное на себе от природы зацикленным, и раз человек априори свободен и волен быть и жить, как ему это сподобиться, то человека и его созревание определяет его сознание и мозг, и тогда будет приличней и правильней высказываться о своём представлении, не минуя главную определяющую тебя константу - мозг, указывая себя тем-то и тем-то в плотной связке со своим сознанием. Так что представительница женского ума, будет логичней и прогрессивней звучать при обращении к той, кто себя так идентифицирует.
В общем, полная жопа, как глядя на Лолу, себя примитивно идентифицировал президент, плюс он Лолу таким образом от характеризовал, и ещё заодно он умело три в одном зафиксировал своё отношение к современной повестке дня. И ведь глядя на Лолу под этим фокусом примитивного взгляда президента, не то чтобы с ним захочешь поспорить, а тебе на язык само это именование напрашивается назвать, и что странно, ты ничего с собой поделать не можешь, так уж зарефлексирован твой мозг.
- Жопа! - вот ничего не может поделать повёрнутый на примитивизме, секстистский мозг президента, глядя на Лолу, где всё в ней вокруг этого её сидячего предмета и крутится. А почему так, а не как-то не так, то президент, само собой при нынешнем его положении человека-примата, кто ориентируется и ориентирует себя в пространстве только на основе своих физиологических рефлексий, никак в этом вопросе разбираться не собирается, когда его такое положение вещей в Лоле вполне себе устраивает.
А вот будь президент прежним, кто всякую представительницу женского замечает и примечает, не отказывая ей сесть вместе рядом с собой, и когда они бывают забываются и заступают туда, куда не стоит заступать - там находится личное пространство президента, в частности его ноги, он никаким видом им не покажет и не попрекнёт в том, как он сильно их терпеть не может.
А вот сейчас, президент, хоть и за него всё понятно, он для общего блага старается, уж как-то чересчур старается, вжившись в образ деревенского млекопитающего. И с какой стати Лола есть эта самая задняя часть организма, если она даже её вперёд себя не выставляет, а всегда её придерживает для вот таких слушаний. Но как оказывается, что и так бывает, когда твоя физическая природа, отдельная её, слишком выдающаяся вперёд часть, и ваше стремление не отставать от нынешнего модного тренда, быть как все, бодипозитивным в тыльной своей части представления, что также указывает на большую загадочность вашего отождествления, берёт вверх над вашим благоразумием.
И Лола, сама того не ожидая, хотя всё же ожидая (а что ещё от них можно ждать, кроме вот такой гадости), вдруг всеми заметилась именно в таком тыловом качестве. Из-за чего, а вернее из-за своей грубости и внутренней испорченности, и желания видеть всех вокруг чуть и ничуть хуже себя одной части истеблишмента, к ней и прилипло это неудобоваримое прозвище.
Впрочем, президент, так к Лоле про себя обращаясь, всё же ещё не полностью подчинив себя примитивизму и животному абстрагированию (очень сложно в один момент себя деформировать в другого человека, если только не получить по лбу молотком) не так узко в его сторону мыслил. А президент под этим своим обращением к Лоле, вполне мог иметь в виду ту ситуацию, в которой они все сейчас оказались. И даже очень хорошо, что в администрации президента находятся такие люди, как Лола. С помощью неё можно будет ёмко обозначить вставшую перед всеми проблему.
И вот захочет, к примеру, президент таким особым словом выразить всю степень своего отчаяния и негодования, а регламент и кодекс служебной этики не будет ему позволять так высказывать свою позицию, то президент запросто обойти этот препон, обратившись к Лоле, как к своего рода эвфемизму.
- Господа, дамы... генералы, а также другие ответственные лица, что поделать, а я вынужден не обрадовать всех вас принеприятнейшим известием. На глобальной шахматной доске для нас сложилась такая жуткая ситуация, для которой и не подобрать подобающего слова, кроме... - Здесь президент сделает паузу, давая возможность всем этим дамам и господам, плюс людям отвечающих своей головой за принятия решений президентом, как следует подумать над его словами, и самим попытаться отгадать и озвучить то слово, которым обозначается описанная им критическая ситуация.
- Эндшпиль. - Лезет со своим дипломатическим ответом, устраивающим разве что экс политиков, Румпель...(дальше сами допишите). Вызывая само собой гримасы отторжения и недовольства у президента. - Вы мне тут слова не выдумывайте. - Делает строгое замечание Румпелю президент. - Если хотите оказать впечатление на девушек, вскружив им голову всей этой непонятной отсебятиной, то им эти слова в голову и вкладывайте. А здесь не место такого рода сообразительности. Кто ещё тут самый умный? - задаётся вопросом президент и упирается в Оскара. И тому ничего другого не остаётся, как только подтвердить или опровергнуть эту свою заявку на самую умную голову.
- Цугцванг. - Говорит вот такое, вопиющее и плюющее на всякую разумность слово Оскар, всё же сумевший на первых порах всех тут затмить своим мысленным своекорытием и претензией на человека самого большого ума. Отчего президент даже в уме поперхнулся, пытаясь осмыслить и выговорить это невозможно понять, что за слово.
И понятно, что в таком не мысленном и невыносимом во внешние контуры уже своего понимания состоянии, президент, кого одновременно взяла в свои тиски икота, ничего дельного и разумного произнести не может, и он только рукой в сторону машет - мол, заткнись уже, мне и без твоего цугцванга тошно от одного только Румпеля...
И тут взгляд президента натыкается на Лолу, а если точней, то на те основы, которые её как есть определяют, и это её стремление ничем от всех не выделяться и в тоже время этот момент как раз её так явно из всех тут выделяет (что поделать, политикам приходится пребывать в тени своего избирателя и во внешнем забвении, давая ход и дорогу всему прогрессивному), и он в ней находит для себя то самое спасение, когда надо так много сказать и всё это выразить ёмко и лучше в одном слове, а для этого кроме бранных других слов не придумали, а тут вот такое ноу-хау от самого президента.
- Нас всех ждёт полная Лола, если мы, наконец-то, не перестанем думать жопой, а тем, что для этого предназначено. - Что и говорить, а умеет президент вкрутить так своим подчинённым по первое число, что только по выходу из кабинета по окончанию этого очередного заседания, поняли, как смог ловко усидеть на двух стульях президент в деле своей политической риторики.
Правда, вот так сразу, не то что быть, а убедить себя и всех вокруг, что ты не прежнего ума человек, крайне сложно, тем более когда этому не дают хода обстоятельства вокруг тебя происходящего. В данном случае в лице Оскара. Кто с одной стороны прямо подталкивал президента потерять человеческий вид и начать его мутузить всем, что попадётся под руку, а с другой стороны от этого шага президента удерживает то, что всю эту деформацию в нём задумало. - Это будет так по-человечески, поддаться своим чувствам. - Не дают разыграться нервам президента эти его внутренние намерения противостоять замыслу противника по их расчеловечению.
- Тогда ответь, что для тебя есть сегодня, четверг? - задаёт вопрос президент Оскару, заставивший встрепенуться Алисию, что-то уж слишком долго сидящую без признаков собственной жизни. Ну а то, что она дышит и шевелится другими частями тела, то это ещё не значит, что она живёт собственной жизнью, которая характеризуется совершенно иными категориями ума и их выражениями.
А вот сейчас, когда президент обратился к Оскару с вопросом, касающимся её, то она себя вдруг вспомнила, и в ней что-то проявилось от себя прежней.
И Оскару бы быть в данном случае осмотрительней или хотя бы быть внимательным к тому, о чём его спрашивают, и тогда бы не случилось то, что случилось по следам его ответа, ни в счёт не ставящего также и такой день недели, как четверг.
- А что четверг. - Мерзко так усмехнулся Оскар, в такой унизительной незначительностью озвучив этот день недели. - Это такой день недели, если о нём не напомнить, то он сам пройдёт.
И только это сказал Оскар, как со стороны Алисии начинает доноситься невнятное бормотание и всё по нарастающей, до понимания того, что она повторяет сейчас раз за разом, и от этого так не по себе и страшно становится при виде всей этой одержимости Алисии четвергом (она это слово речитативом повторяет), что все замерли в оцепенении, не сводя своего взгляда с этой нарастающей на глазах катастрофы в лице Алисии. Кто, можно уже было догадаться, не будет в себе всё её обуявшее безумство сдерживать, и вслед за этой словесной одержимостью четвергом, можно и перевести стрелки на Оскара, сказав, что одержимостью "сегодня", и тем, что она в это сегодня вкладывает, Алисия выкинет нечто такое, что повергнет всех в ужас и обессмысливающую их стороннее нахождение ситуацию.
Что так и случилось после того, как Алисия со страшными гримасами на лице выкрикнула: "У меня клаустрофобия! Выпустите меня из этого четверга! Я не могу больше терпеть этого заключения в рамках одного дня, четверга!", и в тот же момент бросилась сбрасывать с себя одежды. И что удивительно, так это то, что на всё это разнузданное очень поведение Алисии первыми с реагировали женщины, чем мужчины, и это, не смотря на их природные рефлексы, стремящиеся быстрее, чем женщины реагировать и рефлексировать в сторону женщины и потенциала их встречи.
- Держите её! - закричала Шарлотта, бросаясь к Алисии вместе с Монтело. Тогда как все эти подлецы мужчины, стоят, не двигаясь, как будто их всё это дело не касается, кроме как только в качестве зрителей и экспертов по женской демагогии, в режим которой они записывают любые чувствительные проявления женского начала, как в данном случае в сторону истерики Алисии Тома. Решившей через вот такую демагогию своего разума и своего безответственного поведения заставить всех тут её пожалеть и отнестись к ней так, как вы хотели, чтобы относились к тебе.
Нет уж, не выйдет, Алисия Тома, манипуляторша мужским сознанием. И как вы были для всех бесчувственной стервой, так оставайтесь вы для всех четвергом, а не как бы вам хотелось, днём отдыха тела и сознания, субботой. Субботу ещё нужно заслужить.
А между тем, как сейчас выясняется, то Алисия в своём нервном иступленни настолько сильна, что Шарлотте и Монтело, даже совместными усилиями не удаётся, не то что усмирить Алисию, а у них не получается вести на равных эту схватку с разбушевавшейся истеричкой и ведьмой при такой-то причёске Алисии, которая схватилась своей цепкостью пальцев рук не только за стол, а она их запустила в лохмы Шарлотты, чрезвычайно её расстроив и выведя из себя в такое же непредсказуемое создание мимолётной истерии, где она в ответ запустила свои когти в причёску Алисии и тем самым вывела на белый свет настоящее лицо Алисии, той ещё жеманницы, уделяющей столько времени укладке своей причёски.
И теперь-то становится ясным, для кого был осуществлены все эти временные и денежные траты. Ради того, кто её нисколько не ценит, максимум, как ничего не значащий четверг. И тогда спрашивается, какого хрена нужно было закатываться все эти истерики, если ты всего лишь четверг для Оскара? Чтобы он тебя, наконец-то, заметил и оценил? Что ж, можно, хотя женский разум так и никогда не будет понят тем же Оскаром.
Но сейчас не время задумываться над всеми этими вопросами внешних сношений, где некоторые участники вот таких конфликтный урегулирований, явно используют своё служебное положение не только в служебных целях, а сейчас этот конфликт мировоззрений вступил в такую фазу, когда обе стороны никак не могут преодолеть упорство противной стороны в деле отстаивания своего суверенитета. И как многие в кабинете люди понимают, наблюдая со стороны и с опаской за себя за этой борьбой, то без вмешательства внешних сил ещё долго не наступит развязка в этой борьбе.
И хотя времени у всех тут предостаточно, как минимум, три дня и три ночи, и демонстрируемый дамами реслинг относится к национальным видам спорта, всё же что-то, скорей всего, интуиция, подсказывает, что такие противостояния на подобие драки, затягивать на долгое время небезопасно (такая зараза, а вернее способ решения проблем, может распространиться по всему кабинету, благо этому сопутствует их скученность в замкнутом помещении) и нужно срочно кому-то вмешаться.
А вот кому, то этот вопрос не так уж прост, как можно подумать на первый взгляд. Где президент первое лицо, кто рассматривается в плане переговорщика и примирителя этих не на шутку разбушевавшихся сторон, не так очевидная фигура. А всё дело усложняет тот фактор, что обе стороны этого конфликта представляют женщины, и получается тогда из каких-то невыясненных соображений, что вмешиваться мужчине в женский конфликт не имеет никакого толку, и это только всё усугубляет и осложняет для вмешавшегося в этот конфликт лица.
И вот теперь президент думай, как найти выход из этой не тривиальной ситуации. Где и быть нейтральным лицом нельзя, и влезать во всё это дело грозит тебе большими сложностями и неприятностями. А угомонить этих стерв призывом быть разумней и умней, ещё сильней вывести из себя этих мегер, сразу найдущих в этих призывах к миру повод для усиления эскалации конфликта.
- Это к тебе, Алиса, стерва, относится. - Вот так бы сразу отреагировала Шарлотта на мирные инициативы президента, случись с ним нервный припадок и обратись он к ним с этим предложением. - Ты же считаешь себя тут самой умной. - А вот аргументация Шарлоттой того, что она ещё сильней потянула за космы Алисию, специально её вражеским именем идентифицируя.
С чем Алисия-Алиса и не спорила бы, если бы не используемый Шарлоттой тон и сопровождающие эти её признания действия, в которых она видит горькую иронию и язвительность. И Алисия-Алиса, будучи, как минимум, не глупой и в чём-то даже справедливой в сторону именно Шарлотты, той ещё гадины, и при этом некрасивой, отлично поняла, что подразумевала под этим признанием очевидности Шарлотта. Эта стерва считает, что в её случае следует следующий природный раздел - природа наделила её умственной составляющей, и этого достаточно. Мол, живи одним своим умом. А такие дуры, как Шарлотта, человек крайне самокритичный, как-нибудь постарается выбиться в люди за счёт одной своей красоты. А если ты всего этого не понимаешь - того, что всего сразу не бывает и не даётся - то возможно и в этом случае Шарлотта ошиблась, и Алисия дура дурой, и при этом некрасивая.
И вот спрашивается, как контраргументировать Алисии этой гадине Шарлотте, если с этой дурой, - а она дура по факту того, что считает предпосылкой внешней красоты умственное несовершенство, - нет смысла дискутировать и говорить. Только одно остаётся, ткнуть её физиономию в собственное дерьмо и указать ей на то, что она так и не смогла постигнуть своим умишком - лесть твоей природе со стороны людей от тебя зависящих, не есть природная красота, а это всё виртуальная составляющая.
В общем, как не крутил головой президент в разные стороны решения этого конфликта из никому необъяснимых причин, он не видит иного выхода, как кроме того, как самому вмешаться в этот конфликт, и, ни смотря на возможные препятствия в виде обвинения себя в избирательном, предвзятом и что самое главное, по лишению свободы свободного человека подходе, начать хватать не только воздух своим возмущённым словом, но и руками за те части тела Алисы, которые он считал нужным хватать, а затем крутить и фиксировать в одном положении с помощью скотча.
И хотя это решение президента продемонстрировать монополию применения власти и силы в данном частном случае было несколько поспешно и необдуманно аналитическим центром принятия решений, - президент однозначно мог попасть под слежение камер и потом объясняй всему миру, что это такое здесь было (а чё не понятно то, президент, как вы давно все и хотели, продемонстрировал свою немощность, и то, что он ещё ого-го), - всё же его результат сказался положительно на общей обстановке.
И теперь привязанная к стулу с помощью скотча Алиса, чей рот также был залеплен скотчем - уж слишком не воздержана на язык Алиса оказалась - не несла такой опасности для окружающих, которую она продемонстрировала в этой схватке с преобладающим между прочим противником. И тут не провести свои параллели насчёт того, чтобы с тобой сделала Алиса, окажись ты с ней один на один, было крайне сложно сделать. Как минимум, подчинит, а как максимум, даже не хочется думать, дурно становится.
А между тем, вся эта схватка с бешенством и что на неё нашло Алисы, не так легко и спокойно прошла для президента и Шарлотты и Монтело, всё не могущих отдышаться и остыть от такого перенапряжения физических и душевных сил.
- Что и сказать, сильна. - Облокотившись одной рукой об стол, а другая была занята мотком скотча, бросил эту фразу в сторону Алисы президент. С чем никто не собирается спорить, убедившись хоть и стороной в этой очевидности. И все пока что молчат, про себя переживая и с трудом переваривая увиденное.
И что замечательно в плане заметить, так это то, что именно президент, как это со стороны видится, больше всех измождён и получается, что больше всех остальных вместе взятых отдал сил в этой борьбе против припадка безумства Алисы. И это несмотря на то, что Шарлотта и Монтело гораздо раньше его вступили в эту схватку с Алисой и значит, потратили куда существенней и больше сил.
И тут не дело в том, что у президента было меньше этических соображений и своих физических возможностей для демонстрации и проявления своей воли к справедливости и правоте, и за ним закрепилась репутация самого свободолюбивого и мудрого человека, где последняя характеристика была только слегка связана с его более зрелым, чем всякий женский интеллект возрастом, а тут имела место его сильная одышка, не только в физическом плане, что он сейчас так крепко перед всеми демонстрировал, - тогда как Шарлотта и Монтело только выпускали воздух из своих лёгких в сторону наползавших на глаза локон, - а сейчас только им осознанном морально-нравственном и чуточку философском значении.
Так президент, всё-также облокотившись об стол, глядя на дел рук своих в лице Алисы, ещё истерично трепетавшей из под скотча с вылупленными глазами, начал глубоко вдыхать и выдыхать, а если в общем, то отдышиваться, вполне возможно, и скорей всего, по причине такой резкой смены внутреннего климата и кругооборота воздушной среды в своём организме, неожиданно для себя натолкнулся на весьма удивившую и поразившую его мысль.
- А ведь мы сперва, на первых порах, на них надышаться не можем, и в итоге, всё заканчивается тем, что мы от этой встречи затем долго и с трудом отдышаться уже не можем. - Прямо поразила с ног до головы президента эта удивительная мысль, отчего он даже осел в ногах при виде на месте Алисы свою Барбару, с таким пронзительным и пробирающим до самых печёнок взглядом смотрящая сейчас на него, что президент в себе от страха потерялся, не зная, что теперь ждать от Барбары за то, что он с ней сделал. И как понимает президент, то очень зря и для своего будущего проблематично.
Ну а Барбара, что Барбара, она, зная Джозефа, как облупленного и поистрепавшегося на этой своей работе, всё отлично понимает и даёт понять и самому Джозефу, что от кого, кого, а вот от неё он точно никуда не денется, и ему всё равно в итоге придётся отвечать своей внутренней конституцией и государственностью перед ней. И чтобы значит, это дело не затягивать, она предлагает Джозефу прямо сейчас и по хорошему этот вопрос решить.
- Давай, Джозеф, развяжи меня по хорошему. Ведь всё равно ты меня развяжешь. - Начала давить и убеждать президента по его собственному не сознательному мнению быть дураком и недальновидным политиком Барбара.
И хотя благоразумие президента в данным момент играет не на его стороне (по какой причине, то это пока сложно сказать), он что-то не поддаётся на эти уговоры Барбары в сторону его разумных поступков. Вот что-то в Джозефе на данный момент такое в сторону негатива и подозрения в Барбаре присутствует по следам памятливых событий, когда он ей руки крутил и заламывал, и этот момент шибко не даёт покоя президенту и наводит его на глубокую мысль о том, что женщины, а в частности Барбара, особы такой крепкой чувствительности, что они ничего-ничего и никогда не забывают за вами и в частности за ним. И они быстрее вашу к ним доброту забудут, чем вот такое физическое насилие и склонение их к своему подчинению. И Барбара, уж точно не исключение из этих общих правил, и только её освободи от этих пут, она в момент бросится на него, чтобы указать ему на недопустимость такого к ней отношения.
Так что Джозеф пока что постоит и не будет верить всем этим словам Барбары, имеющим только одну цель - развязаться и затем сомкнуть свои руки на его шее удушающим приёмом.
- Вам, моя дорогая Барбара, давно уже пора отдохнуть от ваших вечных забот и хлопот. - Вот такую дерзость себе позволяет в сторону Барбары Джозеф. - Ты всегда меня убеждала в моей неспособности к самостоятельным поступкам и решениям. Что ж, сейчас мне выдался шанс это себе доказать и для всех продемонстрировать, так что посиди тут тихо и понаблюдай за тем, как я со всем этим справляюсь.
Ну а Барбара, как это не неожиданно, даже слышать не желает и не хочет о том, чтобы дать своему супругу право на самостоятельные поступки и решения, которые грозят вылиться к их привыканию в личных решениях, без консультирования с нею по всем вопросам, и тогда на каких основах существовать этому крепкому браку. Нет уж, чтобы не говорили и не думал Джозеф про себя, а Барбара большая сторонница крепких и традиционных отношений, где супруг выступает инструментом и продолжением всего внутри семьи задуманного супругой. В общем, теперь становится понятно, откуда такая тяга президента к примитивизму и всему тому, что с ним связано. У него выработалась привычка.
А между тем президент немного отдышался, и придя в себя, чтобы значит, оставить Барбару наедине с самой собой и таким образом с себя снять всякие табу, запреты и ограничения, решает начать демонстрировать в себе самостоятельность мысли. И первое, что он сделал, он повернул свою голову в сторону Оскара и посмотрел на того так, как он того заслуживает - с невыносимой претенциозностью и не пренебрежением только к одному, к его подрывной деятельности, приведшей к такому нестабильному состоянию Алисию.
И президенту в первую очередь, а затем всем остальным хотелось бы знать, как это удалось сделать Оскару, учитывая не пробивной на выражение чувств характер Алисии, слывшей в департаменте монолитом бесчувственности. При этом президент очень ловко камуфлирует своё желание вытянуть из Оскара эти его методики по выведению человека из себя. И президент начинает обвинять Оскара во всех смертных грехах, которые в себя включает вот такое поведение по отношению к женскому полу.
- Так вот что значит ваше сегодня Оскар. - Делает вот такое, далеко ведущее заявление президент.
А Оскар само собой не согласен и видит всё происходящее под другим углом зрения, где он ни к чему не имеет отношения и не виноват, а все вокруг люди и обстоятельства как раз являются всему виной, в том числе и тому, что он всем тут видится лицом ответственным за всё. Но всё это невозможно сложно объяснить людям так к себе предвзятым и для кого своя рубашка ближе к телу, и Оскар начинает заводить тут философские разговоры, чтобы всеми этими дебрями метафизических определений всех тут от себя увести.
- Господин президент, - с вот такого льстивого слова начинает своё обращение в лицо невиновное нисколько Оскар, - что есть сегодня? - задаётся риторическим и лирическим вопросом Оскар, и нате на него ответ. - А сегодня есть всего лишь констатация факта нынешней данности. Истоки которой нужно искать в прошлом, то есть во вчера. И когда будет выяснено, что есть вчера, то мы будем знать, что будет завтра, то есть сегодня. - Вот такую мысленную головоломку и ловушку для всех тут придумал и предложил Оскар, путая всех и прежде всего президента всеми этими философскими загибами ума об относительности и непостоянстве времени. Где сегодня, вчера и завтра, есть понятия неопределённости, а не фиксации времени, сродни квантовой неопределённости, где состояние системы не определяет уникальный набор значений для всех её измеримых свойств, как это думается не совершенными на философии умами.
В общем, Оскар попытался и добился того, что хотел, сбить с негативного толку в свою сторону президента. Который, хоть и не перестал измерять Оскара отрицательными величинами и классификаторами ума, но, тем не менее, сейчас отвлёкся от всего этого, методом тыка попытавшись найти ответ на эту загадку Оскара.
- Я что-то не понял. - С некоторой долей растерянности проговорил президент. - Нам что нужно искать? Среду что ли, если она была вчера? - следуя философской дисциплине, логике, президент вышел на вот такой ответ.
Ну а когда на всеобщее обозрение поднимаются философские вопросы, то в их обсуждение включаются даже те, кого об этом не просят. В данном случае генерал МакБрут, ранее никогда не влезавший в дискуссии, а вот сегодня на него что-то такое нашло, и он всё чаще и чаще стал влезать туда, куда его не просят.
- Мне, кажется, что это скорей четверг. - Вот такое, своё право на личную и независимую ни от кого мысль, заявляет МакБрут лишь бы только заявить и тем самым признать за собой право на мысль. И естественно, президент и всякий кто другой, скептически смотрят на все эти потуги МакБрута быть не тем, кем он есть и за кого они его принимали на эту его должность.
- И поясните нам эту вашу мысль, МакБрут. - Говорит президент. - А то мы пока что не можем уловить, с чего вы это взяли, что вчера должен быть четверг, когда как все мы ещё помним, что он сегодня. Какая-то ваша логика посттравматическая.
А МакБрута совершенно невозможно смутить вот таким ехидничаньем, и если он себе что-то в голову втемяшил, то он это будет отстаивать до последнего.
- Не от себя я это взял, а на основе статистических данных. - Во как ловко МакБрут обобщает и всем тут приписывает то, чего они не говорили и к чему не имели отношения, начиная всех тут тревожить и пугать такими своими отклонениями от соответствия своих служебных обязанностей, беспрекословно и давайте уж честно, без рассуждений и бездумно выполнять свой долг перед отечеством через его инструмент - приказы командования. А если тот, на кого накладывается вот такая огромная ответственность, брать на себя то грязное, что политики на придумывали и в красочной обёртке всем преподнесли, начнёт задумываться и разворачивать эту обёртку в реальность, то как дальше работать всей этой системе служебных установлений правомочности действительности.
- Если мы на основе выбора большинства решили, что сегодня пятница, то будет логично, что вчера это четверг. - Добавляет МакБрут и в подтверждение своих слов о большой и близкой связи между сегодня и вчера четвергом, бросает свой взгляд на Алису. Кто единственный из всех в кабинете получил для себя ясность и определённость. Она есть четверг, и это, скорей всего, её и бесит. Никому не хочется застрять в одной статистической данности. А как это изменить. То все ищут выход в одном - выходе из себя.
Впрочем, МакБрут отчасти смог убедить всех людей в кабинете в том, что его предположение имеет право на рассмотрение, а также в том, что его вот так сразу и не оспоришь.
- Может итак, - говорит президент, - но меня смущает здесь то, что слишком всё это очевидно. А не мог бы ты ... - Но президенту не удаётся закончить свою мысль, его на этом месте перебивает смех в виде насмешки. И такое себе может позволить сделать только один человек - последний гад и подонок, а данном случае это Броуди, вдруг решивший закатиться от смеха и обратить на себя внимание президента и всех остальных.
А так как президент и его окружение до недавнего времени думали и рассуждали категориями здравомыслия, то они чего-то сразу не поняли, зачем и для чего Броуди решил лезть на рожон и быть ещё более неприятным и невыносимым для всех тут типом, когда ему лучше бы сидеть на одном месте ниже травы и тише воды, и в тряпочку помалкивать. А он берёт и лезет со своими насмешками и дерзостью в ход развивающихся событий, одёргивая от себя и своих решений президента, с долей удивления посмотревшего на Броуди, и сразу неверно истолковавшего то, что стало причиной такого его неразумного поведения.
И это, как можно понять, не отсутствие на лице Броуди забрала в виде тряпочки, в которую он должен был помалкивать, а это стремление Броуди жить полной, естественной жизнью, которая в свою очередь предъявляет свои требования к его естеству, которые он не может в полной мере выполнить по причине своего неразумного поведения. А его, между прочим, предупреждали о том, что если он будет себя вести вот таким непозволительным способом, то ему придётся только на самого себя полагаться. И тогда остаётся открытым вопрос о том, что ещё не ясно Броуди и чего он хочет.
О чём его так и спрашивает недоумённый взгляд президента. И как немедленно, через ответ, а точнее ответную дерзость Броуди выясняется, то он закоренелый оптимист... (хм, это зачем?) То есть он неисправим, окончательно потерянный для общества человек, скорей всего, отравленный медными трубами, где он ради того, чтобы быть всегда в центре внимания и на слуху, готов на любую пакость и глупость.
И вот он этим своим, что и говорить, а едким и одновременно заразительным смехом, с приговариванием: "Как быстро вы потеряли своё лицо и оскотинились, и сбросив свои маски таких высоконравственных людей, показали своё истинное лицо хищников", прямо цепляет всех в кабинете, не оставляя возможности остаться к нему нейтральным и лояльным лицом.
Так что у президента не оставалось другого выхода, как только насадить на руку моток скотча, и с демонстрацией этих сложных для лица Брроуди намерений, резко и близко к нему подойти, и предложить тому ещё чего-нибудь сказать в том же роде, чтобы президент не остался безучастным к его просьбам воздать ему по заслугам и не дай бог пожалеть об уже совершённом на рефлексах злодеянии, или же не подставить вместо Броуди свою вторую щёку для его оскорбительных ударов.
- И знаешь, о чём я хочу тебя спросить? - обращается с этим вопросом к Броуди президент, держа в готовности руку, перетянутую мотком скотча.
- О чём? - с какой-то прямо непосредственность и без страха задаётся вопросом Броуди, наивно полагая, что ему не прилетит за свою дерзость.
- Отчего так смешно человеку, когда ему от этого будет так до слёз больно? - задаёт этот знаковый вопрос президент.
- Да вот соразмерил ваш умственный потенциал, и добрался до того, до чего вы дойдёте с помощью его в итоге. - Явно хочет запутать президента и не дать ему осуществить возмездие Броуди этими рассуждениями.
- Ты это о чём? - спрашивает президент.
- Да вот я, пожалуй, соглашусь с доводами генерала МакБрута, утверждающего, что сегодня всего вероятней пятница. Но при этом я не соглашусь с ним в том плане, что пятница сегодня лишь по той причине, что вчера был четверг. - Вообще всех запутал этими своими рассуждениями Броуди, сделав сейчас паузу, и поди что ещё ржёт про себя над тем, как он ловко тут всех поставил в тупик вот такой умственной ловушкой.
- Что ты этим хочешь сказать? И давай без всех этих своих мысленных конвульсий. - Жёстко реагирует на этот умственный замысел Броуди президент.
- Подумайте хорошенько, почему именно три дня и три ночи отвели для нас наши похитители у всего нашего избирателя и гражданского общества, если в общем? - задаётся вопросом Броуди. А так как сейчас и здесь вопросы задаёт только президент, а всем остальным нужно на них отвечать и не задаваться вопросами: "Почему такая несправедливость?", то он сам на него и ответит.
- А всё дело в том, что для каждого решения и умственного действия, осмысления реальности и действительности, человеческой природой отмерен свой временной отрезок. Чтобы плод созрел нужно своё время, так и с человеком. Чтобы он достиг для себя зрелости, должен пройти отведённый для этого его природой срок. В нашем же случае имеет место обобщение, и здесь нужно отталкиваться от исторических фактов, где, к примеру, для оздоровления общества и снятия с него кандалов рабского мышления понадобился срок в сорок лет. Сейчас же всё происходит в самые сжатые сроки, и я склонен видеть в отведённом для нашего созревания сроке связь с тем теологическим событием, которое из человека сделало богом.
И чёрт побери этого его апологета Броуди, явно заложившего ему свою душу, за такого рода невозможное кощунство, даже в глазах грешника и максималиста атеиста, кто хотя бы допускает наличие версии о такой составной части мира, а этот Броуди, совсем потерял берега от долгого сидения взаперти себя и посчитал вероятным право прогресса и специальных технологий на совершенство человека до такого уровня - быть богом.
Ну а раз Броуди и себя уже считает богом, то президент просто обязан подвергнуть того испытанию смирения перед натужностью стремления человека не признать богом никого кроме самого себя.
- Вот значит как. - С самой открытой угрозой не без удивления такое говорит президент и давай к чему-то в лице Броуди присматриваться. И не совсем долго. И даже Броуди не успевает у него спросить: "На чё ты там во мне уставился?". Тогда как президент уже прочитал желание Броуди это у него спросить и заранее дал ему ответ на этот вопрос:
- Вот хочу убедиться, какая из твоих щёк более греховна, а какая более податлива и служит для искупления греха своей соседки.
И президент сумел привести Броуди в смятение этим своим сложным для щёк заявлением. Отчего тот даже дёрнулся, чтобы пощупать свои щёки руками на предмет их соответствия этим утверждениям. Но так как Броуди продолжал находится в связанном положении, то ему пришлось полагаться на президента.
- Ничего не могу на этот счёт сказать. - Вот такое в ответ Броуди говорит, явно полагаясь на разумение президента. А президент, когда ему так доверяют, конечно, не может не ответить на этот призыв к помощи.
- Тогда придётся на практике выяснять. - И только сказал это президент, как без всякого перерыва он начал выяснять на практике то, что сейчас всех волновало. Правда, с некоторыми отклонениями в сторону более расширенных знаний насчёт внутренней сути Броуди. Но при этом не без того, что президент начал несколько противоречиво себя вести.
- Ах ты, падла! - врезав по левой щеке Броуди той своей рукой, которая была в мотке скотча, и потому, что президент был правша, а не как те исторические последователи требований Иисуса бить себя по щекам, судя по всему всё люди грешные, раз они начинают своё утро с мордобития с не кошерной стороны дел, президент сразу обозначил себя за как не слишком последовательного человека. Где он сразу раскрыл истинное лицо Броуди, и тогда зачем все эти дальнейшие требования к Броуди, раскрыть, кто он есть на самом деле.
Впрочем, президент всегда глубже копает, чем все предполагают, и если президент вот так сейчас сорвался на оскорбительное слово, то это ещё не значит, что он всего лишь пребывает в паническом состоянии, так сказать обескуражен вашим много на себя берущим поведением. И Броуди, у кого из глаз потекли слёзы в следствии вот такого напоминания ему президентом - кто есть ты передо мной, пыль и сучий потрох, - не спешит успокаиваться, мол, президент до меня довёл свою позицию и теперь дело за мной, как на всё это реагировать. А Броуди, будучи не на словах только знаком с президентом, отлично знает, что это только начало и президент, если сказал "А", то скажет и "Б".
Что так и произошло. - Не вижу в тебе смирения, Броуди. - И не пойми на каких, таких основаниях говорит такое Броуди президент, при этом очень цепко всматриваясь в Броуди. Ну а Броуди до слёз больно за такое к себе недоверие со стороны президента, и он его спрашивает, с чем связано это его утверждение.
- Ты не демонстрируешь христианские ценности, в частности готовность принять мир таким каков он есть. - Уж очень туманно и несколько провокационно (кому ты, Броуди, присягнул в верности, Сатане или мне?!) излагает президент. И Броуди ничего не может понять, хотя оправдываться он может.
- Настоящий профессионал должен от всего абстрагироваться. - Делает такое заявление Броуди.
- Интересно. - Задумчиво говорит президент. - А тогда на что ему ориентироваться в своей профессиональной деятельности. Если политик по своей сути определяет собой одну из частей мировоззрения, он сама субъективность.
- Это в том случае, когда с него спрашивают. А он отвечать не хочет или не знает что. - Даёт ответ Броуди.
- Я тебя понял. - Усмехаясь говорит президент. - А теперь давай не увиливай от ответа, и подставляй вторую щёку, как знак того, что ты готов идти на компромиссы, раз ты против того, чтобы тебя причисляли к адептам той или иной концепции понимания мира и войны.
И Броуди повернул вторую щёку президенту, но по той причине, на которой тот настаивал: все мы не самостоятельны, а сверяем свои решения с высшим сознанием, и в данной частности, все находятся под ним (президентом), а всё потому, что он адепт своего разума, и что тот считает рациональным, то тому Броуди и следует. А сейчас из всего того, что ему предлагают внешние обстоятельства, следует быть паинькой и так уж и быть подставить свою щёку этому маразму президента, и молиться на то, чтобы того не подмяла под себя деменция и склероз. Где он в момент забудет, что было пять минут назад, а при этом желание кого-нибудь себе подчинить у него всё также присутствует на инстинктивном уровне. И тогда Броуди придётся раз за разом подставлять свои щёки для ударов президента, а тому хоть бы хны, никакой усталости и боли в костяшках рук. А всё потому, что люди с неустойчивой психикой не чувствуют усталости, когда предаются своему безумию.
Но Броуди, не сказать, что повезло, но всё же не без этого. И президент, не только не забыл какая Броуди скотина, и что он изо всех сил, как следует врезал по подставленной щеке во имя справедливости и блага Броуди, чья гордыня воспарила сверх того и требовала для себя того, чтобы её усмирили, а президент не забыл даже то, о чём сам Броуди забыл и сейчас не помнил. А может он притворялся.
- А теперь, сволочь, говори, как тебя по настоящему зовут. - А вот и та заявка на злопамятливость президента, всё-всё помнящего, и в особенности то, по какой причине Броуди оказался в таком связанном положении.
- А разве вам недостаточно того, что вы меня на свой манер переименовали. - Вот такую дерзость демонстрирует в ответ Броуди, падла, ещё сплёвывая кровавую слюну чуть ли не на ботинок президента. Как прямо в первый раз этой их дискуссии.
- Ещё и язвит. - Реагирует на этот выпад Броудии президент. - Может я недостаточно был убедителен в своей потребности и желании выяснить на твой счёт хотя бы эту мелкую подробность? - зло так, с гримасами ненависти, вопрошает президент. И Броуди сейчас бы было полезно прислушаться к президенту и больше конечно, к голосу своего разума, советующему ему, перестать уже из себя строить героя и сдать ко всем чертям всех, чья сдача облегчит его пребывание здесь. - И крайне советую перевести стрелки на оппонента президента по президентской линии из страны Варварии. - Вот чего только не насоветует Броуди его голос разума, даже вот такую сложную комбинацию, и всё для того, чтобы все тучи и опасность отвести от него.
- Ну ты уж и сказанул. - Не может самому себе и своему воображению удивиться Броуди, готовые такие невероятные с разумной точки зрения комбинации придумывать. И Броуди даже становится интересно, до чего он может дойти в этом своём выкручивании рук реальности.
- И на чём я должен акцентировать внимание президента? - задаёт вопрос Броуди самому себе, а если точней, то голосу своего инстинктивного разума, который ради достижения цели, не только оправдывает средства её достижения, а он может посчитать так, что безрассудность поведения иногда куда как разумнее, чем следование путём ума.
- Нажми на самые больные точки президента. - Даётся такая подсказка Броуди. И Броуди сразу и не поймёт, что это может быть. И при этом заявляя откровенную глупость. - Их у него нет.
- Я имел в виду слабое место. - Поправляет себя внутренний голос Броуди. А Броуди всё равно продолжает тупить, переспрашивая. - А оно у него есть?
- Ну если ты его решил считать самой непогрешимостью, сравни богу, то тогда тебе прямая дорога в жрецы.
- Ладно, не торопи. Я только путаюсь. - Огрызнулся Броуди.
- Я то подожду. - Говорит внутренний голос Броуди. - Да только президент не похож на человека, который готов вечно ждать.
- Если не готов вечно ждать, то он точно не бог. - Усмехается про себя Броуди, подловив самого же себя.
- Ну! - подгоняет Броуди его внутренний голос, невидящий совершенно, что тут смешного.
- Я понял. - Наконец-то, догадался Броуди. - Первый грех и ошибка всех первых лиц - это их непомерная гордыня. А когда при этом ещё присутствует не соответствие душевного материала своему месту, на которое его вынесли непредвиденные только им обстоятельства, то тут как не обойтись без тщеславия, принимающего самые отвратительные формы.
- И? - подгоняет внутренний голос Броуди, видя, как накаляется на лице президента внутренняя обстановка.
- Он болезненно реагирует на любое упоминание того, что он своего места недостоин. - Делает вывод Броуди и сразу озадачивается вопросом. - И что это может быть?
- Да хоть что. - Теперь уже усмехается внутренний голос Броуди. - Например, если заглядываются на что-то такое, что им считается только своим и ничьим больше. - Добавляет внутренний голос Броуди и кивает в некую перспективную даль, где находиться некто, кто заглядывается и значит, считает за своё право иметь в свою собственность то, что ещё сейчас президент считал неотъемлемой частью себя и своей собственности.
А так как эти перспективы, как всегда слишком размыты, чтобы значит, снять ответственность с того лица, которое является архитектором этой провокации, - всё в руках твоего воображения, - то Броуди, глядя подслеповатым, из-за слёз, набежавших на глаза, взглядом сквозь президента, спрашивает. - А что насчёт кого поближе?
- Тогда Оскар. Как самый близкий вариант. - Следует немедленно ответ внутреннего голоса Броуди и тут же вслед звучит голос президента. - Бл*ь, отвечай о чём спрашивают!
Ну раз так Броуди спрашивают нервно и с оскорблениями, то он ответит также.
- Иван. - Отстукивая зубами, проговорил Броуди, не сводя своего принципиально ненавидящего взгляда с президента.
- Я так и знал! - хлопнув рукой себе по коленке, обрадованно проголосил президент. При этом Иван-рус пусть даже не думает, что на этом всё и с него не слезут. Президент беспощаден к врагам рейх... (это откуда-то не отсюда), а будет своевременней, к врагам демократии и инклюзивности, которых уже за одно то, что они вот так деструктивны и авторитарны, отменить и вычеркнуть из списков людей надо (это так демократично).
- Как твоя фамилия? - на манер представителей одной из ветвей протестантства, вроде как из лютеранского анклава рубежных идеологий объяснения действительности и права на жизнь и не только смерти, - задал вопрос президент.
А Броуди уже в себе собрался и был готов дать своим ответом отпор президенту. А как это у него вышло и получилось, то отпавшая челюсть президента, его глаза в кучу и невнятная мимика его разумения, что-то подсказывают в таком роде, что он ни хрена не понял, что это сейчас такое было.
- Сусанин! - делает вот такое заявление о своём настоящем имени Броуди.
И озвученная им информация о себе была настолько невероятного качества, что президент теряется в себе и начинает жить отдельной жизнью от мозгового центра принятия решений, принявшись бессвязно вопрошать самого себя. - Сусанин? Какой Сусанин? Что за Сусанин? Почему не Петров?
А вот на последний, как, впрочем, и на все первые вопросы, Броуди, как есть Иван Сусанин щас ответит, как только рукавом фигурально обтерёт свой рот от налёта всяких бесноватостей, больше, конечно, президента, чего-то сегодня ведущего себя так непохоже на себя обычного. Видимо, его что-то сильно беспокоит, или же по другой, не выдержанной и не поддержанной ни одной из палат представительств причине, он оказался не готов, ни морально, ни физически к такому развитию ситуации общего тупика, в которой они все оказались. Вот он и ведёт себя неуравновешенно, нанося ущерб прежде всего себе своими необдуманными действиями.
- А я что виноват в том, что мой куратор выпивохой и с затмением мысли оказался. - С долей возмущения и при этом искреннего, заявляет Броуди, и ему не поверить невозможно, так его переполняют чувства несправедливости распределения чего-то важного в жизни.
При виде чего президент сбивается со всего прежнего движения своей души и мысли, и начинает растерянно смотреть по сторонам в поиске того, на чём можно зацепиться. И он находит это, уцепившись взглядом за моток скотча на своей руке.
- Откуда здесь взялся скотч? - задаётся громко вопросом президент, теперь уже обводя своим взглядом людей за столом. И судя по их недоуменным и мало сообразительным лицам, то им-то откуда это знать. Вы, господин президент, вечно что-то для себя находите, а им потом ищи объяснение тому, откуда и что в вас берётся.
А между этот вопрос президента возник не на пустом месте, и он был задан не для того лишь, чтобы президенту было чем себя и всех вокруг занять. И президент бросил очень намёкливый взгляд в сторону чёрных пакетов, чьё нахождение вызвало столько разных пересудов, и таким образом дал всем понять, что он проводит свои параллели с появлением этих пакетов. И первым, кто правильно понял президента и сообразил над тем, что он указывал, был, как бы этого не хотелось президенту, Оскар.
- Господин президент, - и до чего же опять это льстивое обращение к президенту этого лизоблюда Оскара, явно что-то вероломное в его сторону задумавшего, вот и выкручивается, как может, чтобы его не заподозрили, - не хотите ли сказать, что всё, что сейчас произошло, было спланированной акцией?
И как бы президенту не хотелось сказать нет, и увидеть в этом заявлении Оскара его попытку себя оправдать и уйти от ответственности за развязывание истерики у Алисии-Алисы, он не может пойти по пути неразумности и своей мстительности.
- Если это не так, то объясните мне, зачем в этом кабинете оказывается столько чёрных пакетов и скотч? - задаётся ко всем между прочим вопросом президент, с суровой решительностью уставившись на Шарлотту, кто, как в этом уверен президент, захочет и возможно, что сможет ему возразить.
Но Шарлотта на этот раз ведёт себя более чем всегда благоразумно, то есть сдержанно, и не пытается ради самопиара и желания подчеркнуть о наличии у себя права на особое мнение что-то говорить. В общем, она помалкивает, не сводя своего внимательного взгляда со скотча в руках президента, уже раз показавшего на что он способен, когда его получается вывести из себя. И усомнись Шарлотта в продвигаемом президентом тезисе: "Скотч нам без надобности", как президент в тот же момент захочет обнаружить надобность в этом эффективном инструменте по затыканию ртов.
А так как сейчас все ведут себя на удивление разумно и с полным пониманием того, что им не стоит делать и из себя строить, то президент без лишнего шума и гама озвучивает то, что им сейчас предстоит сделать. - Господа, пришло время провести полный аудит нашего места нахождения.
И вместе с недалёкими господами, раз им приходится об этом раз за разом напоминать, присутствующие наравне с ними дамы, и пусть будут и другие проекции жизни и своего внутреннего и внешнего устройства, на свой счёт записали это требование президента - обыскать в кабинете всё на предмет нахождения в нём не предполагаемых для здешнего нахождения вещей и их смыслов.
И не прошло и пару минут со времени того, как все, за исключением лиц, подвернутых исключению из общих правил, подключились к местным изысканиям, как с одной из сторон звучит крайне удивлённый, женский голос:
- Что это?!
И при этом почему-то люди, стоящие рядом с обнаружившей "Что это?" Шарлоттой Монро и, сумевшие уже заглянуть на эту её находку, с подозрительной внимательностью и предупредительностью начали смотреть в сторону президента. Как будто он лучше всех знает, что это. А президент со своей стороны не демонстрирует столь большую уверенность в своём всезнании, и он даже больше, демонстрирует в себе большую скромность и неуверенность в том, что именно он может дать ответы на все вопросы, и тем более на тот, который предполагает эта находка.
Но как бы президент не демонстрировал свою лояльность на право и всех остальных людей иметь свою точку зрения на окружающий мир, Шарлотта Монро с этой своей находкой идёт прямо к нему, и никто при этом ей не препятствует в этом, а даже наоборот, все расступаются и содействуют этому её ходу. И президенту становится даже слегка не по себе, при виде той устремлённости во взгляде на него Шарлотты, однозначно что-то задумавшей по следам этой своей находки.
И президент, глядя на Шарлотту, и не успевает сообразить над тем, что всё-таки быть может той находкой, которую в качестве доказательной базы для объявления ему импичмента Шарлотта сейчас ему вручит, как вот она, перед глазами эта её находка, и президента на время выбивает из себя умопомрачение при виде...