По коридору штаба идёт высокий молодой авиационный техник. В его взгляде, походке, настроении чувствуется торжественная приподнятость. Ведь он только что окончил военное техническое училище! Всё на нём новенькое, с иголочки. Он прибыл по назначению в боевой полк, здесь его ждёт интересное будущее, осуществление заветной мечты...
Техник чуть не проходит мимо двери, обитой чёрным дерматином. Останавливается, коротко стучит по табличке: "Командир полка". Услыхав из-за двери "Да!", одёргивает на себе китель, поправляет фуражку, входит в кабинет.
- Товарищ подполковник! Техник-лейтенант Зубков по окончании училища прибыл для дальнейшего прохождения службы! - чётко рапортует лейтенант. Заканчивает рапорт, отдёргивает руку от козырька новой, но уже помятой "для шика, бывалости" фуражки, подтягивается ещё больше и остаётся в таком положении недвижим.
- Вольно! - широко улыбается пожилой, горбоносый подполковник, выходя из-за стола. - Рад, очень рад! - подаёт он Зубкову руку. - Гаврилов!
Гаврилов отступает на шаг, осматривает Зубкова и, любуясь им, говорит:
- Хорош, хорош! Молодец, что прибыл! Техники сейчас нам во как нужны! - показывает он ребром ладони у горла.
Зубков достаёт из кармана какой-то сложенный вчетверо лист. Протягивает его Гаврилову.
- Что это? - становится серьёзным подполковник. Удивлённо и пристально смотрит на Зубкова - "Не шутит ли?..", берёт протянутый ему лист.
- Рапорт, товарищ подполковник! - глотнув, отвечает Зубков. Лицо бесстрастное, продолжает стоять на месте.
- Мм... - разворачивает Гаврилов бумагу, - вижу! А может, вы так... на словах? Проще, однако? - бросает он читать, обращаясь снова к Зубкову.
- Летать хочу, товарищ подполковник! - радостно загораются глаза у Зубкова. - Мечтаю об этом уже 5 лат, да вот... В училище, правда, сказали, что, как стану офицером...
- Почему раньше, сразу не просились? - мрачнеет Гаврилов. Вся радость встречи у него улетучивается.
- Просился, товарищ подполковник. Не пустили.
- Почему? С дисциплиной что-нибудь? - настораживается Гаврилов.
Зубков пожимает плечами:
- С дисциплиной нормально. И тем не менее, отказывали 8 раз...
О Д Е Р Ж И М Ы Й
Учебный класс. За партами склонились курсанты. Возле доски с указкой в руке стоит майор, преподаватель. Поднимает указку к схеме зажигания, что висит на доске, говорит:
- Особое внимание, товарищи курсанты, обратите на путь тока от пусковой катушки - вот она, под номером один... Начертили? - отрывает он взгляд от схемы и переводит его на курсантов.
Все подняли головы, смотрят на майора. Только Зубков на первой парте склонился над своей тетрадью. К нему направляется преподаватель.
В тетради Зубкова вместо схемы зажигания на чистом листе выведено крупным почерком:
"Командиру роты.
РАПОРТ
Прошу Вашего ходатайства перед вышестоящим командованием о моём переводе в училище лётчиков. Мотивы:".
После двоеточия ничего ещё не написано. Зубков, отрешённый от происходящих событий в классе, о чём-то напряжённо думает.
- Так какие же мотивы, курсант Зубков? - раздаётся рокочущий бас преподавателя.
Зубков от неожиданности, вздрагивает, поднимает к майору голову, вскакивает. "А чёрт его знает, какие мотивы!.." - написано на его лице. Брякает невпопад:
- Есть у нас дед на селе, Пахомыч. Научил любить голубей...
В классе раздаётся дружный хохот. Зубков, поняв, что "спорол" что-то несуразное, смущённо умолкает. Майор, тыча указкой в рапорт, говорит:
- Полагаю, об этом нужно было раньше думать. А не за полгода до выпуска.
- Ошибка произошла в военкомате, товарищ майор. Просился в лётное, а привезли - в техническое...
- Ну что же - доложите вечером командиру роты, что вы на моей лекции занимались не тем, чем положено! А теперь вернёмся к пусковой катушке, товарищи курсанты... - направился преподаватель снова к доске.
---
Спортивный зал. Освещён яркими лампами у потолка, за окнами темень. В гимнастических трико курсанты занимаются на брусьях, турнике, прыгают через "коня". В глубине зала - ринг для бокса.
На ринге в дружеской встрече боксирует Зубков и Юрий Градов. Судит встречу пожилой тренер, "старик", как называют его питомцы. Вот он останавливает встречу, говорит что-то Градову, даёт сигнал продолжать бой.
В спортзал входит капитан Смирнов. К нему подходит дневальный по залу, рапортует:
- Товарищ капитан! Спортсмены третьей и второй роты занимаются согласно расписанию спортивных секций. Дневальный курсант Ломов! - отрывает руку от пилотки маленький щуплый Ломов.
- Вольно! - направляется капитан вглубь зала.
От ринга с полотенцами через плечо, потные идут Зубков и Градов. Направляются к своему обмундированию на лавочке.
- Придирается "старик"! - обиженно говорит Градов. - Левой плохо работаю, видите ли... ленюсь на тренировках.
- По-моему, зря ты на него обижаешься. Прав он: ленишься. - Зубков замечает капитана Смирнова, прекращает разговор, быстро достаёт что-то из кармана брюк. Бросает брюки снова на лавочку, с листком в руке догоняет командира роты.
- Товарищ капитан! Разрешите обратиться?
- Обращайтесь, - останавливается Смирнов.
- На занятиях по моторам я получил от майора Седых замечание.
- За что?
- Вот... - протягивает Зубков листок с рапортом.
Смирнов пробегает глазами, видимо, уже до чёртиков знакомые строчки и, сдерживая готовую прорваться ярость, недобро произносит:
- Вы что, Зубков, похоронить меня решили под вашей бумажной горой? Шестой рапорт подаёте!
- Никак нет, товарищ капитан! - улыбается Зубков, не поняв тона начальника. - Хочу набрать по этой горе высоту, чтобы последний рапорт подать лично всевышнему. - И всё ещё полагая, что с ним шутят, прибавляет: - В райских ВВС, с архангелами буду летать, - переводит взгляд Зубков на гимнаста, раскачивающегося в махах на кольцах.
- В аду будете. Техником! - отрезает командир роты. - Чертям примус готовить! - Увидев, как вытянулось лицо у Зубкова, превозмогая себя, улыбается, смягчившись, добавляет: - Я серьёзно вас спрашиваю. Начальство недовольно вами. Средств уже сколько на вас затрачено, скоро выпуск, а вы... Приказано разъяснить вам, чтобы... В конце концов, переучитесь на лётчика, когда станете офицером! Проще будет... Сколько вам ещё повторять?!
- Тем, что я пишу рапорты, товарищ капитан, я устава не нарушаю. - Зубков, уставившись в пол, загорелый, мускулистый, тихо и упрямо проговаривает: - Так что писать я всё равно буду...
- Но зачем? Какой в этом смысл? - гневно вырывается у командира роты.
- Когда наберётся десяток, я из них, товарищ капитан, подшивку устрою. И со всеми резолюциями начальнику училища покажу!
- Думаете, добьётесь?
- Думаю, товарищ капитан!
- Не успеете, скоро выпуск. Единственное, что я могу для вас - это послать на стажировку в лётное училище, а не в боевой полк, - взглядывает Смирнов на боксёра, колотящего "грушу".
- Я летать хочу, а не смотреть, как другие учатся! - в каком-то исступлении шепчет Зубков.
- Тра-та-та... тра-та-та! - мотается от ударов "груша".
- Ну, несколько полётов, я думаю, инструкторы с вами там сделают, - устало махнув рукой, командир роты уходит от Зубкова прочь. Оборачивается, коротко бросает: - Только рождённый ползать, летать не может! Вбили себе в голову... - Зашагал.
- Философия всех ползающих... - проговаривает Зубков сквозь зубы вслед капитану.
Удары по "груше" прекращаются. Становится тихо, очень тихо.
Капитан, казалось, не слышал и делает ещё несколько шагов. Вдруг останавливается, не оборачиваясь, стоил, что-то думает и уходит дальше. Не вернулся. Стоящие неподалёку курсанты облегчённо вздыхают. Снова замолотил по "груше" боксёр.
---
В воздухе проносится самолёт. Зло, резко входит в крутой левый вираж и так же резко, не закончив, выходит из него.
Стоянка легкомоторных самолётов на старте, на заправочной полосе. Возле одного из "Як-18"-х толпятся в комбинезонах курсанты. Возле них, тоже в комбинезоне, с отвёрткой в руке стоит Зубков. Все наблюдают за самолётом, вышедшим из виража.
- Значит, на стажировку к нам? - спрашивает Зубкова коренастый, белобрысый курсант. - Надолго?
- На два месяца.
Самолёт снова рывком входит в разворот.
- Вот изверг! - не выдерживает старшина группы курсантов, худой длинный Овчинников.
- Именно, - убеждённо поддерживает его рябоватый Козлов.
- Не приведи господи. Завозит он нас... - мрачно говорит смуглый Ракитин.
- А что это такое? - интересуется Зубков.
- Смерть это наша, вот что! - отзывается Овчинников, продолжающий смотреть за самолётом своего инструктора. Говорит, не оборачиваясь: - Думаешь, научи`ться летать - это просто? Норма - 80 вывозных полётов. Не научишься, отчислят, как неспособного.
- Попробуй у него научиться, как же! - поддерживает товарища Ракитин. - Ручку в полёте из рук не выпускает. Он уже пять выпусков сделал. Половину ребят в каждом выпуске отчислил. Понятно? Сам всё в полёте делает, ошибок своих у него не почувствуешь. Вот и учись, как хочешь...
- Он что, ругается, когда самостоятельность проявляете? - спрашивает Зубков.
- Ха, Шляпкин ругается! Да это же мастер художественного слова. Импровизатор! Человек, который не повторяется!
- Да что ты ему рассказываешь... - перебивает Козлов. - Вон Санька на посадку уже с ним идёт. Его спроси! - поворачивается Козлов к Зубкову. - Свеженькое выдаст, что тот наговорил ему за полёт. Запоминай, брат! Такого инструктора нигде не встретишь. Представитель "старой школы", последний из могикан, так сказать.
---
К стоянке приближается высоченный худой детина. Рыжий, в оспинках, с припухлыми, будто сонными, веками. Это инструктор Шляпкин. Рядом с ним идёт, понурив голову, маленький потный курсант Боков. На лице у него написана полная отрешённость от всего, страдание. Он устало расстёгивает шлемофон на ходу и смотрит на землю, словно там потерял пятак. А Шляпкин, мягко разводя руками, говорит ему что-то, должно быть, утешительное.
Курсанты выстраиваются в шеренгу, ждут.
Инструктор, не доходя до курсантов, останавливает Бокова и, глядя куда-то себе на носки сапог, продолжает:
- Ничего, обойдётся, научишься летать и ты не хуже других. Не всё потеряно - нужно верить! Вот отдохнёшь немного, слетаю с тобой ещё...
Боков искоса бросает взгляд на ожидающих в строю курсантов: "Потерпите, мол, братцы! Я тут не при чём, сами видите..."
Шляпкин перехватывает взгляд своего питомца, умолкает, топчется на месте и, не глядя курсантам в глаза, бросает: - Вольно! Отдыхайте пока... - Направляется в сторону и от курсантов, и от инструкторов. Останавливается, закуривает там, печальный и одинокий.
- Врёте вы всё! - тихо говорит Зубков, глядя на маячившего в стороне инструктора.
- Подожди, сам увидишь... А пока пойди представься ему. Может, и возьмёт тебя полетать, вот тогда и поговорим...
---
Курсантская казарма. Вечер. Возле аккордеониста Козлова собралась вся группа Шляпкина. Зубков с ними тоже. Сидят у окна на табуретках, поют:
Над горами высокими,
Над долами широкими
Летит "По-2", расчалками гремя.
Моторчик надрывается,
Инструктор наш ругается,
Эх, жизнь авиационная моя!
Последние слова Овчинников выводит особенно старательно, немного с грустью немного с протестом.
Зубков спрашивает его:
- Как думаешь, возьмёт меня инструктор с собой полетать?
Овчинников передёргивает плечами, продолжает пение:
Убрал "газы", спланировал
И на пять метров выровнял,
И резко сунул ручку от себя!
И вывернул лохматую,
Скотину бородатую,
Резвого, высокого козла.
- Шляпкин сам выбирал нас себе, - заговаривает Овчинников, выключаясь из песни. - По каким признакам, одному ему известно. Присматривался, как удав к кроликам. Остальных разобрали другие инструкторы, не выбирая, по списку. И уже летают у них! А мы его "увертюры" слушаем!
- По мне - пусть бы ругался с подъёма до отбоя, только бы летать! - мрачно отзывается Зубков.
- Летать? - останавливает Боков рукой аккордеониста. - Я теперь знаю, как надо летать, - продолжает он заговорщицки. - Хотите, расскажу вам секрет... как и почему выпустили меня самостоятельно?! - блестит он глазами. Все склоняются к нему.
- Да не тяни ты, Санька! - откладывает Козлов аккордеон на подоконник.
- Ну так слушайте! Помните тот день... как началось всё?..
---
Кабина "Як-18". В передней сидит инструктор Шляпкин, в задней готовится к полёту курсант Боков.
- Скоро ты там? - нетерпеливо ёрзает на сиденье Шляпкин. - Как бегемот в посудной лавке!
- А? - откликается Боков.
- Не акай, а запускай, тебе говорят! - напирает на "о" Шляпкин, будто говорит в нём вся верхняя Волга сразу. - Или за акушером позвать: не разродишься никак! От винта! - резко кричит он технику на полосе и начинает вращать ручку пускового магнето сам. Мотор чихает, хлопает, винт начинает вращаться. Лёгкая машина задрожала.
- Выруливай, мозги печёные! Выруливай! - приходит вдруг инструктор в неистовство.
Боков вздрагивает, втягивает голову в плечи, робко говорит:
- Товарищ инструктор, - щёлкает в наушниках Шляпкина, - вы же подготовиться мне не даёте... Куда мы всегда торопимся?
Шляпкин в своей кабине резко сунул сектор газа вперёд, мотор взревел, и самолёт бешено порулил по лётному полю. В наушниках Бокова окает:
- Готовиться вам не даю, куда тороплюсь?! Ах ты, маркиз шелудивый! Он будет блох там искать, чесаться, а я его - жди?! Не рули без него?! Да знаешь ли ты, что кроме тебя у меня ещё пять таких шелудивых? - останавливает Шляпкин самолёт на линии старта, против стартёра с флажками в руках. - Они тоже летать хотят, ваше сиятельство! Взлетай! Взлетай, говорю! Вон он, стартёр. Час уже, как флажок свой держит, нас с тобой ждёт! Хоть и казённый он, а пожалей ты его!
Боков двигает у себя в кабине сектор газа вперёд и, придерживая ручку управления "на себя", начинает взлетать.
- Направление! - сразу же взвивается Шляпкин. - Ты что, косой? Врачей на комиссии обманул? Смотри, ориентир куда у тебя пошёл! Суй правый сапог свой вперёд, не жалей: старшина новые даст!
Инструктор не выдерживает, хватается в кабине за ручку, двигает педалями и взлетает сам. Самолёт отрывается и идёт на высоте одного метра над землёй. Мелькают кусты.
- Выдерживай! Разве это метр от земли? - гудит Шляпкин. - Ты где меры измерения проходил? - окает он. - До нашей эры, в Египте? ... Хватит выдерживать, переводи в набор! Крен. Крен убери! Что у тебя там, на левом ухе, боцманская серьга, что ли, висит? Так она 5 граммов всего, не тянет! Вариометр, смотри, скрутился: уменьшай набор! А "шарик"?! В лонжерон шарик стучит, а тебе и горя мало! Ведьма на помеле лучше летает, а нам самолёт люди доверили, понимать надо. Начинай разворот. ... Та-ак! Теперь ориентирчик на горизонте намечай: что у тебя там - Ярославль, Кострома? - прямую выдерживай. Да что тебя всё вправо тянет?! Шофёром, что ли, на базе работал?..
- Я же смотрю за курсом... в норме всё, - оправдывается Боков.
- Что?! Ку-рс?! Я тебе дам - курс! Научись сначала по кустикам, а потом уже - ку-рс! Птаха бесхвостая... Два пера появилось - курс уже ему подавай!
---
На старте, задрав головы, наблюдают за самолётом Шляпкина, идущим по "коробочке", курсанты из его группы и Зубков. Овчинников, поднося ко лбу ладонь, всматриваясь, произносит:
- Третий разворот делают. Ну, сейчас начнётся главная увертюра: бедный Санька!
- Почему? - спрашивает Зубков.
- Первым сегодня полетел. Шляпкин ещё в силе, не выдохся... И опять Саньку повёз.
---
Кабина Шляпкина. Шляпкин неистовствует:
- Ну куда, куда ты планируешь?! Разве же это "прямая"?! Это же аппендицит. Аппендицит твоих предков, кривой и тёмный, как мозги обезьяны! - Шляпкин рывком хватает ручку управления, мгновенно выправляет из крена машину, продолжает: Не курсанты - хирурги с большой дороги! Без ножа режут... Кишкомотатели! 100 раз ведь объяснял: перегрелись мозги - брось ручку! Самолёт - он сам, сам полетит, не мешай только ему, он сам на своё место станет. Бо-ков, объяснял?
- О-о-о! - бросает в своей кабине Боков ручку управления. Трясёт перед лицом пальцами. Снимает ноги с педалей, закрывает в изнеможении глаза, отстёгивает на шее ларингофоны. - Ну тебя к чёрту, рыжий демон! Летай сам, каналья, кот в печной трубе, чёрт в самоваре!
- Храпоидол, заснул, что ли? - окает у Бокова в наушниках.
- Ори, ори, может, пупок развяжется, - мстительно говорит Боков, зная, что инструктор не может его услышать.
Мы видим Шляпкина в кабине. Целеустремлённо глядя вперёд, не замечая ничего, он сам двигает педалями, ручкой и успокаивается: самолёт идёт ровно, хорошо. Шляпкин, улыбаясь, нежно говорит:
- Ну вот, Боков, можешь, значит, когда захочешь? Смотри, как у тебя машина пошла: совсем другой компот! А ты говорил, что не научишься... Та-к, молодец... давай разворотик теперь... следи за заходом по "Тэ"...
Боков у себя в кабине с ужасом смотрит, как шевелится ручка управления, педали...
- Рехнулся! - шепчет он. - Долетался, бедолага... Как же мы с ним сядем-то теперь?!.
- Молодец, Саня, молодец! - несётся Бокову в наушниках. Хваля ученика, Шляпкин похваливает сам себя. - Правильно: выводи потихоньку. Так ещё не каждый инструктор летает... Не эскимо возим, оперяемся!..
---
Со старта продолжают наблюдать за самолётом Зубков и курсанты. Ракитин, глядя, как хорошо приземлилась машина, в восторге воскликнул:
- Ай да молодец, Саня! Вот это притёр!..
---
Кабина Шляпкина. На пробеге он бубнит:
- Молодец, Боков! Ещё два таких полётика, и отдаю тебя на проверку. Пора уже вылетать самому...
---
Казарма курсантов. Боков продолжает свой рассказ товарищам:
- Вот тогда и отдал он меня на проверку командиру звена. Ну, тот думал, конечно, что я подготовлен, за ручку не держался... Первый полёт у меня коряво вышел, неважно. Во втором я кое-что учёл, прочувствовал свои ошибки, а в третьем - слетал прилично.
- Да-а, здорово, в общем, получается! - грустно констатирует Ракитин. - Значит, во время проверок учиться придётся.
- Вот я и говорю, - горячо говорит опять Боков. - Другого выхода-то - нет! Отпускайте после третьего разворота ручку, и делу конец. Всех отдаст на проверку! Мне теперь до третьего разворота любая ругань его нипочём...
- Ну что же, Саня! - заключает повеселевший Овчинников. - Спасибо за совет. Попробуем твою систему... Ну как? - обращается он к товарищам. - Споём, что ли, на радостях?
Козлов берёт с подоконника аккордеон, играет последний куплет незаконченной шуточной песенки. Все поют её уже иначе, бодро, с насмешкой:
За это благородное
Косматое животное
Я бегал за машиною три дня.
Язык на спину вывалишь, ногами еле двигаешь.
Эх, жизнь авиационная моя!
---
Раннее утро. У "Як-18" возится с ключами в руках Зубков и механик. Видны другие самолёты. Там точно такая же картина: курсантов ещё нет, технический состав готовит матчасть к полётам.
Из автобуса выходят приехавшие на полёты инструкторы. Среди них хмурый, угрюмый Шляпкин. Направляется к своему самолёту. Зубков встречает его, докладывает:
- Товарищ старший лейтенант, машина к полёту готова!
- Здравствуй, Зубков! - подаёт инструктор стажёру руку. - Курсанты ещё не приехали?
- Нет ещё...
- Ну пойдём... покурим тогда, - направляется Шляпкин в курилку под навесом.
Усаживаются оба на скамейку, закуривают, молчат. Вид у Шляпкина расстроенный, жалкий.
- Что так невеселы, товарищ старший лейтенант? - нарушает молчание Зубков. - Ведь вся группа у нас вылетела самостоятельно...
- Плохи мои дела, Зубков! - мрачно отвечает Шляпкин, затягиваясь папиросой и привычно напирая на "о". - Инструктором работать я не могу! - швыряет он окурок.
- Как это не можете? - удивляется Зубков.
- Вот так!.. - хлопает Шляпкин рукой по планшету. Достаёт из него рапорт. - Вот... рапорт! - суёт он Зубкову бумагу. - Прошусь, чтобы освободили...
Зубков с улыбкой взглядывает на инструктора. Уж больно нелеп вид у него, непохоже как-то на правду.
Шляпкин неуклюже косится на Зубкова. Тот, пряча улыбку, утыкается в рапорт.
- Сам-то я летать могу, конечно, - бубнит Шляпкин, глядя в землю. - А вот научить - нет у меня этого таланта! Психом каким-то стал... Ручку в полёте не выпускаю из рук. А курсант, он - что, ошибок своих из-за этого не чувствует. Не улыбайся, чего смеёшься! Мухи за жизнь свою не обидел, а в полёте на меня такое находит, что и вспомнить потом совестно. Другим инструкторам цветы после выпуска подносят... Да перестанешь ты улыбаться? Узнал я, как вылетали они у меня... В общем - в строевую часть надо переводиться! - рубит Шляпкин ладонью по воздуху.
- А у меня к вам просьба... - начинает Зубков, посерьёзнев.
- Ну, что там у тебя... выкладывай, - взмётываются рыжие брови Шляпкина.
---
В чистом высоком небе летит чуть видный с земли самолёт.
Теперь - земля внизу: речка, луга, лесок...
Кабина "Як-18". В передней - Шляпкин, во второй - Зубков. Лицо у него блаженно счастливое: инструктор разрешил взять в руки управление.
- Давай, давай, пробуй! - подбадривает его Шляпкин. - На естественный горизонт смотри, делай всё, как рассказывал тебе на земле. ... Молодец, хорошо! Вот таких бы мне курсантов! С первого раза получается... Ну, а теперь давай я! Покажу тебе, как лётчики должны летать... - беоёт Шляпкин управление в руки. - Смотри!
Самолёт делает разгон вниз и резко идёт на "мёртвую петлю". После петли - бочка влево, вправо, переворот через крыло.
Зубков улыбается, в восторге жмурит глаза.
А вот опять с земли видна только тёмная точка в небе. Снова пошла на петлю...
---
У посадочных знаков приземляется самолёт и начинает пробег.
Вот он рулит от нас, во весь экран виден рокочущий мотор.
Винт начинает вращаться медленнее, гул стихает: лётчик выключил зажигание.
Крышка кабины откидывается, из самолёта вылезают Шляпкин и Зубков. Отстёгивают парашюты, спрыгивают с крыла на землю.
- Ну как - понравилось? - отходя от самолёта, улыбается Шляпкин. Закуривает.
- Ещё бы! - достаёт папиросу и Зубков. - Вовек вам этого не забуду.
- Да, плохо это, брат, когда человек занимается не своим делом! - вздыхает Шляпкин. - Я-то уйду... а вот ты... Способности у тебя. Слёту берёшь!
- Просился я, товарищ старший лейтенант! Не пускают...
- Н-да!.. Скоро уже выпуск, говоришь?
---
На автомашинах, с песнями возвращаются со стажировки курсанты.
Машины въезжают во двор училища. Из окна своего кабинета на них с улыбкой смотрит командир батальона майор Кудрявцев.
Дверь в кабинет открывается, на пороге, с папками подмышкой, появляется капитан Смирнов:
- А, входите, входите! - оборачивается комбат от окна в приподнятом настроении. Идёт Смирнову навстречу, подаёт руку.
- Вот, товарищ майор! - кладёт капитан принесенные папки на стол. - Выпускные аттестации принёс вам на подпись...
- Давайте, - с удовольствием начинает раскрывать майор папки с личными делами. - Задерживать не будем! - весело продолжает он. Принимается читать одну из аттестаций. Лицо его мрачнеет, хмурится.
Майор кладёт личное дело на стол, бегло листает несколько других. Наконец, чем-то недовольный, не выдерживает, раздражённо спрашивает:
- Вы это что же, товарищ капитан, а?.. Офицеров готовите или кого? - изумлённо смотрит он на Смирнова. - У этого - то, у того - другое! Зачем это? Откуда вы это взяли? Неужто помните всё... такие мелочи?
- Всего, конечно, не помню, товарищ майор. Записная книжка помогает.
- Ну-ка, дайте... Покажите, что там у вас? - протягивает руку майор. Берёт записную книжку, читает. - Да это же гнидник, а не записная книжка! - вскидывает он брови. - Гавриков - опоздание в строй, - читает майор вслух. - Лаптев - пререкался с дневальным: два наряда вне очереди.
Капитан Смирнов молчит, смотрит в пол.
- Вот что, капитан, - возвращает комбат записную книжку, - не это главное в людях. Человек и офицером-то ещё не был, а уж на него коситься в части начнут. Нехорошо! Вы знаете силу предвзятого мнения? Да и люди-то у нас - молодёжь! Себя вспомните в их годы. Снисходительнее надо быть!
Майор поднимает одну из папок с личным делом, бросает её на стол:
- С чем люди от нас поедут?..
Капитан Смирнов молча берёт со стола личные дела и выходит.
---
Кабинет командира роты. Вечер. Окно раскрыто. За столом у окна сидит капитан Смирнов с ручкой в руке. Перед ним - горка папок с личными делами. Смирнов берёт одну из папок. На ней отпечатано на машинке: "Личное дело авиационного техника л-та Зубкова Геннадия Алексеевича".
Пальцы Смирнова барабанят дробь по корочке папки. Затем берут чистый лист бумаги, аккуратно выводят:
"Выпускная аттестация"
За окном во дворе слышится команда:
- На вечернюю поверку - становись! Равняйсь! Смирно! По порядку номеров - ра-ссчитайсь!
Смирнов, уставившись перед собой водянистым взглядом, о чём-то мучительно думает, напрягается. Рука его, бросив ручку, тянется к записной книжке, лежащей тут же, на столе. Но, словно что-то вспомнив, отдёргивается, снова берёт ручку. Смирнов переводит взгляд на кучу папок с аттестациями.
- Отставить, - доносится из-за окна. - Ещё раз по порядку номеров - ра-ссчитайсь!
- Первый... второй... третий... четвёртый!..
Смирнов резко поднимается, подходит к окну и захлопывает его. Возвращается, садится, продолжает писать. На лист бумаги ложатся слова: "но внутренне недисциплинирован, требует..."
---
Кабинет подполковника Гаврилова. Гаврилов сидит в той же позе, как мы с ним расстались, смотрит на Зубкова:
- М-да... Ну что же, товарищ... э, - взглядывает Гаврилов на лежащий перед ним рапорт, - Зубков! Я не могу сразу этого решить.
- Я потому так... с хода, - пытается объяснить свой поступок Зубков, - товарищ подполковник, чтобы и вас не обманывать и себе историю не затягивать.
- Понимаю... - тускло говорит Гаврилов. - Только так дела не делаются. Поработаете, узнаем вас, тогда уж и рекомендовать будем. Посмотрим...
Чувствуя, что надо сказать что-то ещё, Гаврилов поднимается, сухо заканчивает:
- А сейчас пойдите представьтесь инженеру полка. Желаю успеха! - наклоняет он голову, возвращая Зубкову рапорт.
- Слушаюсь! - козыряет Зубков. - А рапорт, - кладёт он снова бумажку на стол, - пусть всё-таки останется у вас. - Круто поворачивается, чётким шагом выходит из кабинета.
Когда дверь за Зубковым закрывается, Гаврилов бормочет:
- Ишь, гусь! Учился три года и снова, видите ли, школу ему подавай! А когда же работать? Лодырь, однако. Факт!
Гаврилов зло проходится по кабинету, возвращается к столу, подписывает плановую таблицу полётов на столе, видит телефон.
- Алло! Начальника строевого отдела! - снимает Гаврилов трубку. - Сергеев? Здравствуй, Гаврилов! Тут у меня только что офицер был, - Гаврилов опять скашивает глаза на рапорт, - Зубков... Из вновь прибывших техников. По-моему - работать не хочет. Присмотрись... Личное дело придёт - изучи. И если что - при первой же возможности откомандировывай в другую часть! Аттестуй положительно, а то ещё назад вернут, понял? У нас работать надо, всё! - вешает Гаврилов трубку. Распахивает окно. Жарко. Азербайджан!
---
Аэродром. Стоянка винтомоторных самолётов. Подле каждого истребителя возятся с ключами в руках техники, готовят машины к полётам. Среди них виднеются лётчики в кожаных куртках, помогают.
Вот и самолёт Зубкова с трёхлопастным винтом. Капоты на моторе сняты, Зубков, перепачканный в масле, подтягивает "хомутики" на маслопроводе. Замечает прошедшего по стоянке техника с приборным ящичком в руке, окликает его:
- Сизов! Ну-ка иди сюда!.. - Голос Зубкова ничего доброго не предвещает. Вытерев руки тряпкой, Зубков поджидает возвращающегося Сизова.
- Что у тебя? - спрашивает Сизов, подходя.
- Что?! Разве это работа? Опять ты вчера плохо кислородный редуктор исправил: травит!
- Да ведь сам знаешь: некогда было! - оправдывается Сизов. - У лётчика мог вылет сорваться... По-быстрому исправлял...
- Ну и пусть бы срывался: жизнь лётчика дороже...
- Да что ты мне мораль читаешь! Сам знаю. На один вылет гарантия была полная, а сегодня ты и сам мог бы исправить, не маленький! Что мне - разорваться на всех? Шрубенко болен, Эбралидзе в отпуске... один остался!
- Кислородчик - ты? Ты - специалист? - наступает Зубков. - Ты и исправлять должен! И не на один вылет!
- Говорю тебе, вылет бы сорвался! А я выговор получай, так, да?
- Меня это не касается. Провожая лётчика в полёт, я хочу быть спокоен за него. Понял ты это? Всякая авария в воздухе зарождается ещё на земле. Не вправе я делать того, чему хорошо не обучался. Помочь - могу, это, пожалуйста, но только чтобы ты сам всё видел. Давай, пошли в кабину.
- Вечно ты у нас ко всем придираешься, - бурчит Сизов, раскрывая свой ящичек. - Хоть разорвись на всех...
---
За столиком под навесом лётчики играют в домино, двое сражаются в шахматы, курят техники, мотористы. К ним подходит Зубков с Сизовым.
- Почти весь перекур из-за тебя пропустили, - ворчит Сизов, доставая портсигар.
- Встать! - ляпает с размаха костяшкой по столу один из доминошников. - Лысым кончаю!
![[]](/img/s/sotnikow_b_i/bis085/parus.jpg)