Аннотация: Ну что ж, в итоге он не прошел. Но нет худа без добра. Его смогут увидеть все желающие уже сейчас, не дожидаясь выхода сборника. ))
ТАЛИСМАН
Я терялась в пестром великолепии дворца Лилий. Привыкшая жить при храме Феми, в строгости и простоте маленьких комнат, я едва дышала, боясь нарушить торжественную пышность церемонии обретения Тилсим. Впервые на меня надели красивое, расшитое драгоценной нитью, стенхи, которое положено воплощению богини любви на обряде обретения. Кожа лоснилась от масел и благовоний, а руки пестрели ритуальными письменами. Сегодня я должна стать Тилсим Ахабба для принцессы Ерби, которую видела раньше лишь на общих празднествах - и то издалека. Стать талисманом любви выпадает лишь одной девушке, и нового воплощения не будет, пока не уйдет в царство Мит прежняя Тилсим Ахабба.
Правда, осторожно ступая по мозаичному полу, расцвеченному брызгами полуденного солнца, я не чувствовала себя особенной. Скорее, маленькой и неуклюжей. Сегодня я впервые смотрелась в зеркальную пластину, пока остальные послушницы убирали в высокую прическу мои волосы. Жесткие, как щетка, они то и дело выпадали из украшенного жемчугом и перьями сооружения. И Анан тихо, чтобы, упаси Шма, не прогневить богиню, ругалась, пытаясь поторопить криворуких девчонок. Наставница, вообще-то, добра к послушницам, но иногда говорит такое, от чего уши сразу пунцовеют. Сейчас старшая жрица Феми торжественно шествовала по правую руку от меня. С подведенными углем глазами и белым лицом, она походила на одну из статуй богини в храме. Я вряд ли выглядела так же величественно - слишком смуглую кожу так и не смогли выбелить полностью, а обведенные углем черные глаза казались провалами в царство Мит.
Тяжелые двери с изображением священных зверей распахнулись, и на меня обрушился водопад ощущений. Я никогда не представляла, как много людей в праздничных одеяниях может находиться во дворце. Больше я видела только в праздники, посвященные божествам на храмовых площадях, но тогда я была лишь одной из послушниц Феми и не получала столько внимания разом. Теперь же все взгляды были обращены лишь на меня, и от этого казалось, что вот сейчас произойдет нечто ужасное. Например, я споткнусь, или чихну, или забуду положенные слова.
Я постаралась сосредоточиться на главной моей цели - среди колонн с изумрудными птицами и черными пантерами, в огромном мраморном сиденье тонула тоненькая девушка. Чуть постарше меня, одетая в шелковое схенти ослепительно белого цвета. Тяжелое оплечье-клазирис сияло, словно еще одно маленькое солнце. Драгоценные капли в волосах и короне дробили солнечные блики, превращая их в искристое облако. Оливковая кожа слегка мерцала от специальных масел на основе плодов аасаль. Легкие каштановые волосы, будто сами собой, образовывали ритуальную прическу Тай. Ох, какой же уродиной я себя почувствовала. Захотелось по привычке сдуть со лба непослушную жесткую челку. Я всегда так делаю, если чего-то боюсь или смущена. Но любые вольности во время церемонии обретения Тилсим запрещены, и потому пришлось сдержаться.
Принцесса смотрела на меня. И только на меня. Словно богиня, сошедшая на землю, которая рассматривает встретившуюся ей простолюдинку. Впрочем, я ведь и была простолюдинкой. Когда-то.... Еще до того, как меня отыскали жрицы богини Феми. У меня были отец и мать, трое сестер и двое братьев. Они живы и сейчас, но мне строго-настрого запрещено встречаться с ними.
Чуть не оступилась. Какая-то плитка выступала немного из череды своих соседок, и я, конечно же, ее не миновала. Уши сразу заполыхали. Хорошо хоть, что ритуальная прическа включает цветные ленты, ниспадающие по бокам. Вот вам и воплощение. Никакого величия! Шепотки, катившиеся по залу следом за мной, стихли. Умолкли и флейты, призванные подчеркнуть торжественность обряда.
- Приветствую тебя, воплощение Великой Феми! - разнесся по залу звонкий голос принцессы. - Прошу, склони свой слух к моей скромной просьбе и стань мне Тилсим Ахабба.
- Приветствую тебя, о, Высокая! Скажи, сколько я должна служить тебе? - заученные слова лились без запинок. Не зря Анан заставляла послушницу до мозолей на языке повторять ритуальные фразы. Я всегда удивлялась, зачем спрашивать то, что и так понятно - служить, пока принцесса не решит, что нашла достойного супруга, или возлюбленного - кому что. А потом - снова в храм, - ждать, пока другие знатные женщины не попросят первую жрицу, чтобы ты послужила талисманом и для них. Иногда, правда, царицы считали, что Тилсим должна служить только им, и тогда воплощению приходилось всю жизнь прожить во дворце. Впрочем, это ведь не самое плохое, что может готовить судьба для девушки.
- До тех пор, пока я не найду свою любовь, почтенная Тилсим.
А вот этого в ритуальных фразах не было. Дальше она должна была сказать: "Пока богиня не соединит меня с избранным". В зале снова прокатился шепоток. Я стушевалась и опять почувствовала, что краснею. Все-таки, хорошо, когда кожа смуглая, да еще и побелена сверху. Говоря заготовленные фразы, я все время смотрела на спинку сидения на уровне плеча принцессы. Теперь же я с трепетом подняла глаза и встретила искреннюю улыбку. Не смогла сдержаться и расплылась улыбкой в ответ.
- Пока богиня не соединит меня с избранным, Тилсим, - шепнула будущая царица. И я, наконец, смогла прервать молчание.
- Да будет так, о, Высокая! Феми услышала, и я приняла. Твоя судьба - моя судьба.
- Да будет так, - эхом откликнулась принцесса.
***
Прошло несколько дней, за которые я почти не виделась с Ерби. Ко мне приставили служанку - покорную и немного пугливую Шен. Мне казалось, что она даже к моей одежде прикасается с благоговением, а мысль о том, чтобы заговорить со мной пугает ее до немоты. Хотя однажды Шен все же осмелилась спросить:
- Да простит меня великая Тилсим за мою дерзость. Но... будет ли мне позволено узнать, на кого падает благодать Феми? То есть... - мне показалось, что девушка сейчас упадет без чувств, и я постаралась поддержать ее.
- Все хорошо, Шен. Ты можешь меня спросить.
- Я лишь хотела узнать, - возможно, мне лишь показалось, но темные глаза блеснули благодарно, - могу ли я рассчитывать, что маленькая частица благословения падет и на меня? Я ведь не обкраду Высокую, да будет ее правление подобно сиянию Солнца?
Я только улыбнулась, снимая надоевшие за день ритуальные браслеты.
- Я расскажу тебе, как выбирают воплощение. Есть несколько... знаков, по которым жрицы определяют новое воплощение богини Феми, - я постаралась припомнить все уроки, данные мне Анан. - Девочка должна родиться в семье, где царит любовь. Отец и мать обязательно должны жить друг с другом в согласии. После того, как рождается воплощение, в том городе или деревне, где она появляется на свет, счастливых пар становится все больше. А те, кто раньше был несчастен со своей половиной, начинают жить в согласии и любви. Дар Феми нельзя собрать в горсть и пролить на кого-то одного. Его можно направить. Но и тем, кто вокруг что-нибудь достанется. А ты влюблена в кого-то?
- Нет, - смутилась Шен, - но я очень хочу, чтобы меня полюбил хороший воин. Чтобы он защищал меня и взял в свой дом....
Кажется, моя служанка размечталась. Она даже слегка вздрогнула, когда дверь моей комнаты приоткрылась, впуская одну из служанок Высокой. Оказалось, принцесса ждала меня в своем саду. Она впервые желала поговорить со мной.
- Тебе нравится в моем дворце? - Ерби сдержанно качнула головой и улыбнулась. Струящееся золотистое стенхи словно принадлежало богине.
- Дда, Высокая, - мне все еще было неловко в ее присутствии, хотя теперь мы были одни в саду, залитом вечерним солнцем. Принцесса изъявила желание погулять в сопровождении своей Тилсим.
- Наедине я для тебя просто Ерби, поняла? - принцесса сорвала какой-то огромный желтый бутон и протянула его мне, - Да будет так, Тилсим?
- Да будет так, - я тоже улыбнулась.
- Скажи, Панья, а как это - быть воплощением богини? Ты что-нибудь особенное чувствуешь?
Я честно прислушалась к себе. Все было как всегда. Обычно. Мне даже стало неловко, что придется разочаровать Ерби.
- Нет...
- Странно. Я-то думала, воплощение должно чувствовать богиню, - слова принцессы были странными, но кто я такая, чтобы оспаривать суждения Высокой.
Принцесса, размышляя о чем-то, остановилась у маленькой изящной дверцы в высокой каменной ограде, почти укрытой вьюнами. Где-то недалеко журчала вода, и в небе стоял непрерывный переливчатый гомон птиц. Дворец, казалось, отдыхал от полуденного зноя, тихо и величественно наблюдая за наступающими сумерками.
- А родные не пытались тебя спрятать от жриц? - Ерби смотрела на меня так, будто от моего ответа зависела чья-то жизнь.
- Ну..., - я даже немного опешила. Таких мыслей не позволил бы себе и сумасшедший, но Ерби не была сумасшедшей, она была принцессой, - это же служительницы богини. Кто посмеет им противиться? Правда, мама плакала, когда меня увозили. А папа сказал, что мне будет даже лучше в храме. Он правду сказал - Анан ко мне всегда хорошо относилась. Еды всегда было достаточно, и одежда там хорошая.
Ерби фыркнула.
- Ладно, пойдем, я тебе свой зверинец покажу.
В огромных клетках, иногда больше похожих на маленькие джунгли, обнесенные оградой, лежали, сидели и бродили разные животные. Кого-то я уже встречала, например, любопытных обезьян, глупых павлинов и крикливых попугаев. А кого-то видела впервые. Огромный пятнистый ан-маар, показавшийся мне свирепым, внушал страх даже по ту сторону прочной решетки, хотя лениво отдыхал на толстой ветви сейбы. А тонконогие мазамы так понравились, что от клетки не хотелось отходить.
- А вот это - любимые животные Феми, - принцесса махнула на клетку, показавшуюся сначала пустой. Только спустя пару минут я разглядела маленькие пятнистые шкурки и любопытные глаза. Шесть пар янтарных кошачьих глаз уставились на меня из тенистых кустов. Альмакры - маленькие дикие кошки. Любимцы Феми! При храме тоже жила пара этих зверушек. Но они были откормлены и ленивы. Здешние же альмакры, до того прятавшиеся в зарослях, громко и хрипловато мяукая, выскочили к самым прутьям. Одни просунули острые мордочки наружу, продолжая чего-то громко требовать, другие с мурлыканьем принялись тереться о решетку.
Ерби со смехом достала кожаный мешочек и вынула оттуда кусочек вяленой рыбы. Альмакры принялись толкаться и оттеснять друг-друга, мяукая еще сильнее.
- Где угодно почуют, - улыбаясь, Ерби бросила несколько кусочков за решетку. Кошки с урчанием и фырканьем накинулись на угощение.
- Они голодные? - участливо спросила я.
- Что ты! Их кормят несколько раз в день. Просто рыба для них - особое лакомство. Хотя много им ее нельзя. Ну, как тебе мой зверинец?
- Он... великолепен, - мне и правда очень понравился маленький уголок с дикими животными в саду.
- Ну, это слишком. Ведь он совсем маленький. Но я им все равно горжусь. Когда я родилась, отец приказал собирать сюда зверей, а потом я подросла и сама просила ловцов привести какого-нибудь хищника. Пойдем, - Ерби схавитила меня за руку и потащила прочь.
У входа во дворец нас ждал худой, лысый как коленка, старик, одетый в длинное стенхи изумрудного цвета и позолоченное оплечье.
- Смиренно прошу меня выслушать, о, Высокая.
- Что такое, Джибейд?
Старик недовольно покосился на меня.
- Оставь нас, Панья, - кивнула мне принцесса.
Я повиновалась, даже с некоторой радостью. Служители при Высоких казались мне скучными и недалекими. Есть ли радость в том, чтобы весь день слушать таких сморчков? Бедная Ерби! Я прошла сумрачным сводчатым коридором, где, охраняя покой дворца Лилий, провожали меня бдительными взглядами суровые воины. Мимо спешили слуги и писцы. Чинно прошествовали, о чем-то беседуя, двое Служителей. Чтобы не встречаться с ними, я свернула в какой-то узкий коридор, приведший меня в тупик с открытой площадкой. Простые беленые стены покрывали сцены боев, пол был устлан сухим тростником.
На площадке в этот час было только два молодых воина. Один - старше на вид, и немного опытнее, - закрывался копьем от атак второго. Как я поняла, они тренировались, хотя синяки на теле младшего показывали, что наука дается нелегко.
Голова старшего была полностью выбрита, младший же, видимо, не захотел расстаться с коротко стриженными черными волосами, сейчас больше похожими на мокрые колючки. Светлые стенхи едва прикрывали смуглые бедра бойцов, и я поспешила отвести взгляд, все равно успев покраснеть.
- Эй, как тебя зовут?!
Я снова повернулась к юношам. Оба они стояли, разглядывая меня, будто диковинный фрукт на базаре. Только тут я вспомнила, что забыла браслеты Тилсим в своей комнате. Мне почему-то захотелось немного подыграть случайному действу.
- Я - Панья. А вы кто такие?
Старший растянул рот в белозубой улыбке, а младший... младший смущенно отвел глаза. Ну прямо как я. Он ведь даже возраста моего, наверное.
- Мы воины Высокой. И равных нам нет. Или скоро не будет, - нагло ответил старший. - Меня зовут Золин, а это - Атсу. Ты ведь из новых? Служанка Высокой?
Мне стало смешно. Конечно, мое стенхи было простым, как и положено послушнице Феми, а браслеты Тилсим остались в комнате, но неужели эти юноши ни разу не видели меня? Или просто не помнили?
- А ты симпатичная, - не дожидаясь ответа, заявил Золин. - Ты мне нравишься. И могла бы...
Он шагнул вперед.
- Ч-что могла?.. - вся моя уверенность улетучилась, стало страшно и я сделала робкий шаг назад.
- Могла бы... стать моей женщиной. А? Где ты еще найдешь такого воина?
- Нет! - Краска резко прилила к лицу. Я дернулась, как от удара, и отпрянула вглубь коридора, по которому пришла во дворик.
Атсу вдруг нырнул под рукой старшего товарища, молча загородив ему дорогу. Я поняла, что они сейчас подерутся, и теперь это будет не тренировка. Но остаться не смогла - испугалась. Просто развернулась и бросилась прочь. Пробежав еще несколько коридоров, я поняла, что не знаю, куда идти. Мозаичный пол везде повторял похожий орнамент, стены освещались одинаковыми масляными светильниками, а воины в разговор не вступали. Несколько слуг пробежали мимо, но я не стала их останавливать. Забилась в какой-то закуток и, опустившись на корточки, и уткнув лицо в колени, заплакала. От обиды, отпустившего страха, собственной слабости, оказавшейся слишком явной вне стен храма.
Когда-то, почти в прошлой жизни, когда меня - пятилетнюю девочку - только привезли в храм Феми, я точно так же заблудилась в переходах. Именно там, в одном из слабо освещенных закоулков храма, я встретила девочку, о которой никогда и никому не рассказывала. Ее звали Миу. Жрицы Феми иногда ошибались, неверно принимая за воплощение обычных девочек. Домой эти несчастные так и не возвращались - их умерщвляли, чтобы не запятнать славы непогрешимых служительниц богини. Людям же говорили, что Тилсим Ахабба умерла от болезни, и лишь после этого поиски настоящего воплощения продолжались. Миу умерла во сне. Наверное, поэтому она не успела уйти в царство Мит. А я стала ее единственной подругой и слушательницей. Что же с ней будет теперь, когда я ушла из храма?
- Панья. Ты ведь Панья?
Я испуганно подняла глаза. Передо мной стоял уже немолодой мужчина. Полноватый, но не рыхлый, как иные толстяки. Мне казалось, я его уже видела в свите принцессы, но вспомнить среди других служителей не смогла. Одежда его не была особенно нарядной, как у остальных, но змея, выгравированная из серебра на простом оплечье, говорила больше любых драгоценностей. Такие змеи были положены лишь высшим служителям царей. На смуглом лице темнели умные и, как мне показалось, добрые глаза.
- Я - Барути. Служитель-наставник Ерби. А ты - Тилсим?
Я только кивнула, чувствуя, что рада любому человеку, лишь бы был из плоти и крови. А уж если учесть, что человек, стоявший сейчас передо мной, был наставником Ерби, радовалась я вдвойне. Служитель Высокой не обидит ее Тилсим.
- Я так понимаю, ты еще не очень хорошо знаешь дворец Лилий.
- Да, не очень, - я снова обрела дар речи.
- Почему же с тобой не следует твоя служанка? Шен, кажется?
- Высокая хотела поговорить со мной наедине, а потом я ушла и... заблудилась, - я попыталась улыбнуться, но улыбка вышла вялая и немного кривая.
- Что ж, надеюсь, великая Тилсим Ахабба позволит показать ей дорогу в ее комнату, - улыбнулся Барути.
Ну вот. Снова я покраснела. Великая Тилсим Ахабба....
***
Меня разбудили легкое прикосновение солнечного тепла и воркование голубей на открытой террасе, с которой было видно всю Эйну. Мой город. Сегодня он казался почему-то особенно красивым. Я сладко потянулась, уперев ладони в прохладную стену с изображением золотого солнца Шма, и откинула легкое покрывало.
Мое одеяние аккуратной стопкой лежало на маленьком стуле со смешными ножками-лапами, вырезанными из слоновой кости. Сегодня Каника приготовила для меня легкое серебристо-голубое схенти. Пока я еще спала, она принесла большую миску с водой для омовения. Одевшись и умывшись, я открыла небольшой ларчик с золотым ан-мааром на крышке. Рассеянно провела пальцами по своим драгоценностям. Их было много больше, но хранились они в моей сокровищнице. Нет, пожалуй, сегодня будет достаточно вот этого серебряного листочка. Я взяла тонкую цепочку, аккуратно закрыв маленький замочек сзади.
- Я уже иду, Каника, - мне хотелось остаться здесь, или спуститься в сад. Может, взять с собой мою Тилсим - она кажется хорошей девушкой. Но... отец всегда говорил, что наши обязанности всегда должны повелевать желаниями.
Полуоткрытая терраса трапезной встретила меня утренней свежестью и легким журчанием воды в огибающих ее мозаичных желобах. Мои служители могли войти в зал лишь после меня, поэтому позади я услышала шелест одеяний и позвякивание положенных украшений.
Позже других вошла моя Тилсим, робко глянула в мою сторону, и я ей улыбнулась. Пусть почувствует себя хоть немножко дома. Ведь прошло уже несколько дней, но она до сих пор похожа на испуганного зверька в клетке. К сожалению, по обычаю ей положено было сидеть между старшим служителем городских нужд - тучным Гьяси и служителями дворцовых нужд. Я Шепнула Барути, что неплохо бы пересадить Тилсим поближе ко мне, ведь талисман должен быть рядом с тем, кому приносит счастье. Но наставник только головой качнул - негоже раде прихоти Высокой рушить старые традиции.
Принесли острое мясо с овощами. Я посмотрела на свой кубок, в котором искрилась подслащенная фруктами вода. Мне вдруг очень захотелось сделать что-то по-детски глупое и неожиданное.
- А почему мне не подали аасаль? - на меня поднялись удивленные, а кое у кого даже испуганные глаза. Люди перестали есть. - Разве я дитя? Почему мои служители могут пить то, чего нельзя мне?
Поскольку никто не решался ответить, я немного подхлестнула своих служителей.
- Служитель Джибейд, прикажи слугам подать мне аасаль.
Испуганный старичок поспешно поднялся.
- Н-но, Высокая, он вреден... - промямлил Джибейд, пытаясь, видимо, придумать, как бы не выполнять мою глупую прихоть.
- О, Великий Шма! Зачем же вы сами пьете то, что так вредно? - я старательно хмурилась, но хотелось от души рассмеяться. Несчастный Джибейд даже побледнел. Аасаль пили знатные мужчины и женщины, чтобы отдохнуть от забот. Он дурманил и развязывал языки, вызывая странные размытые видения. Однако, к нему многие привыкали, тратя порой все деньги на этот дорогой напиток. Когда-то давно аасаль пили только жрецы, обращаясь к своим богам. Но потом секрет его изготовления попал к одному из моих предков, и тот повелел сделать напиток доступным для всех, кто сможет за него заплатить.
- Покорнейше прошу простить, что тревожу вас, Высокая, - со своего места поднялся и Барути, - однако, я хотел бы ответить за почтенного Служителя Джибейда. Аасаль вреден не сам по себе, а своими... побочными действиями. То, что к нему привыкают, думаю, вы знаете и сами. Но, знакомы ли вы с женщинами, пьющими его очень часто? Я видел их - в них мало осталось от женщин. Исчезла красота, огрубело лицо, а у некоторых даже появились бороды.
Я слушала Барути с немым восторгом. Конечно, частое употребление аасаля не считалось хорошим тоном среди женщин, но чтобы борода.... Все-таки мой учитель умел удивить неожиданным решением. Я рассмеялась.
- Хорошо. Не желаю быть бородатой. Даже если мой наставник рассказал мне сказку, все равно не стану испытывать богов. Вы можете продолжить трапезу, служители.
Джибейд, шумно перевел дух и поспешно опустился на свое место. Барути с улыбкой поклонился мне и тоже сел за стол.
После трапезы я хотела было поговорить с Паньей, но уже оправившийся от моего своеволия Джибейд, с поклоном передал мне табличку со списком земель Эйны, где мои служители полагали разбить новые поселения с плодородными полями. Мне нужно было утвердить их начинание. Поэтому я лишь краем глаза заметила, как моя Тилсим выскользнула в галерею, ведущую в сад. Я улыбнулась - теперь я, по крайней мере, знаю, где ее найти. Пришлось обратить внимание на поданный мне документ.
Верхней галереей, ведущей из трапезной в библиотеку, где я привыкла заниматься всеми делами своей маленькой страны, почти никто, кроме слуг не пользовался. И я иногда сбегала по ней от назойливых служителей. Сейчас, к неудовольствию Джибейда, я тоже воспользовалась этой хитростью. Утренняя прохлада успела смениться жарким солнцем, и в горячей тишине галереи я услышала негромкий разговор. Двое охранников, стоявших у двери в трапезную и в библиотеку стояли смирно. Да и один из голосов оказался женским. Значит, это на нижней галерее.
Я не сдержала любопытства, заглянув через бортик. Рядом с молодым воином стояла моя Тилсим.
- Не бойся, Атсу. Я лишь хотела поблагодарить тебя за то, что ты так храбро за меня вступился вчера, даже не зная, кто я такая.
Сначала казалось, что воин ничего не ответит, но потом, вдруг, потупившись, он произнес:
- Благодарю тебя, великая Тилсим Ахабба. Я лишь поступил так, как должно поступать честному воину.
- Ты... поступил хорошо, - Панья странно замялась, - и... ты показался мне хорошим человеком.
- Пожалуйста, прости Золина, великая Тилсим, он не хотел ничего дурного, просто... просто ты так красива, что у него, видно, в голове помутилось.
Великий Шма! Да мальчик влюбился! Я чуть не засмеялась. А вот Панья, только подняв глаза на собеседника, вздрогнула, отступила на шаг, и быстро пошла прочь. Меня будто окатило волной чужих новорожденных чувств. Я улыбнулась - когда-то юный Менес так же смотрел мне в глаза, обещая, что вернется за мной. Тогда он уехал со своим отцом в Кемет. А потом... наверное он забыл, ведь мы были только детьми.
Целую неделю после этого я старалась не оставлять свою Тилсим. Ведь если я еще могу встретить свою любовь, она, влюбившись, рискует собственной жизнью и жизнью избранника. Я несколько раз брала ее с собой в город, мы гуляли в саду, играли с альмакрами. Может, мне только казалось, но ей, как и мне, не хватало тепла. Постепенно она стала мне почти сестрой.
Панья особенно полюбила мой сад. Я ее понимала - там всегда было спокойно и хорошо. Там забывались любые горести, и можно было становиться самой собой.
Сегодня вечером я снова нашла свою Тилсим в саду.
- Что ты здесь делаешь? - я грозно хмурила брови, пытаясь казаться строже. - Ты сегодня даже на вечерней трапезе не была.
- Прошу меня простить, Высокая, - Панья потупилась, словно совершила что-то дурное, - я совсем не почувствовала, как пролетело время в этом прекрасном саду. Да я и не голодна вовсе.
Как всегда, в нужную минуту, живот заурчал, выдавая завравшуюся хозяйку.
Я перестала хмуриться и рассмеялась:
- Слышу я, как ты не голодна. Пойдем на кухню. Слуги уже отпущены отдыхать. Но еда еще должна остаться.
Я любила бывать в кухонных пристройках, когда суета сменялась вечерним запустением. Небольшие жаровни с потушенными углями стояли здесь несколькими рядами. За ними виднелась большая глиняная печь без дымохода. Стены были черны от копоти, а на нескольких длинных столах лежали хлеб, фрукты, полосы вяленого мяса. Стояли глиняные горшки и сосуды.
- Так. Возьмем это, и это, и еще вот это, - Я сгребала со столов все, что видела, укладывая еду в плетеную тростниковую корзинку.
В стенных нишах стояли ряды глиняных кувшинчиков с залитыми воском горлышками. Я знала, что это - аасаль. Его я обычно не пила, но сегодня... в этот день несколько лет назад, Эйна потеряла правителя, а я стала Высокой.
- Высокая... - я осуждающе глянула на Панью. У нас же уговор. - Ерби, это же аасаль.
- Я знаю. Мы не будем много. Просто... просто сегодня мне можно.
Панья больше ничего не сказала. Так, в молчании, мы и дошли до моих покоев. Моя Тилсим остановилась на пороге, как вкопанная. Наверное, столько пространства, ярких красок и драгоценной утвари она не видела еще нигде. Одна моя кровать с пологом, занимавшая целую нишу, могла удивить непривыкшего к такой роскоши человека. А оранжерея с попугайчиками и вообще должна была показаться владением небожителя.
- Ну, что замерла? Нравится? - я обернулась и лукаво глянула на подругу.
- О-очень...
- А когда я приглашаю музыкантов, здесь становится, словно в диковинном сне. И я чувствую себя почти что равной богам. Только об этом - тссс...
Я отвела Панью к столику из черного дерева и слоновой кости и принялась раскладывать принесенную с кухни снедь. Потом указала ей на короткую скамеечку рядом со столом.
- Садись и ешь.
Она покорно устроилась на скамье, и принялась за еду. А я взялась расковыривать восковую пробку на кувшине с аасалем.
- У меня в этот день умер отец. Мать я совсем не помню. Она умерла, когда я издала свой первый крик. Отец почти не виделся со мной, - я сама не заметила, как начала делиться своей болью. - Но он был добр ко мне, и я чувствовала, что он и правда любит меня. А потом он умер. Его ан-маар порвал на охоте. И я осталась одна.
Я, наконец, справилась с пробкой. А Панья снова застыла, не донеся кусок лепешки до рта.
- Ты чего не ешь? - строго поглядела на нее я.
- Мне... мне так жаль, что ты одна. Но ты лучше не пей. Я... знаешь что, я обещаю, что мы найдем тебе самого-самого лучшего жениха, который только есть на всем белом свете!
Мне стало тепло, будто кто-то обнял меня, я перевела взгляд с Паньи на кувшин, который держала в руках. А потом, вдруг вылила все его содержимое прямо в миску с ароматическими маслами, стоявшую на маленьком столике. Подошла к Тилсим и сама крепко ее обняла - ближе моего Талисмана у меня сейчас не было никого.
- Панья, спасибо тебе, - я отстранилась и почувствовала, как глаза наполняются влагой, - у меня никогда не было подруг или сестер. Но ты мне почти как сестра. Скажи, может ты чего-то хочешь? Проси у меня все, что угодно.
Она только шмыгнула носом и покачала головой. А потом вдруг перевела взгляд на что-то у меня за спиной.
- Что это?
Я обернулась и тихонько ахнула. Масло в миске светилось.
- Я знала, что аасаль добавляют в масла, чтобы кожа слегка мерцала, но что оно может так светиться, вижу впервые, - я немного рассеянно подошла к миске и зачерпнула масло пальцем. Палец теперь тоже светился, словно я окунула его в жидкое золото или достала кусочек солнца.
Правда, через несколько минут масло светиться перестало. А мы с Паньей почти до утра говорили о разных вещах - о других странах и их правителях, о ее даре, о свойствах аасаля.
***
Дворец гудел, словно потревоженный улей. Правитель соседней области Кемет прислал к нашей Высокой роскошные дары и предложение стать женой его младшего сына Менеса, который был немного старше ее. Судачили, что он красив и умен, что Тилсим Ахабба постаралась на славу. Панья.... Я услышал, как ее зовут от одного из слуг. Она могла принести любовь кому угодно. Она даже мне ее принесла. Но что толку? Я все равно не смогу с ней быть. Разве что во сне. Я столько дней старался убедить себя в том, что я не люблю эту девушку, но каждый раз, когда замечал ее вдалеке, сердце начинало колотиться так, что почти выпрыгивало из груди, и хотелось глупо улыбаться.
Копье просвистело рядом с моим ухом.
- Эй! Атсу! Ты какого Онны там мечтаешь?! - Золин раздраженно пнул ногой песок.
- Извини, - буркнул я, стараясь уделить внимание тренировке.
- Опять она?
Иногда Золин меня немного злил своей догадливостью. Я только промолчал. Недалеко тренировались другие воины, и мне совсем не хотелось при них говорить о Тилсим.
- Так, друг. Мне надоело глядеть на твое кислое лицо. Сколько можно нюни распускать? Пойди к ней и скажи о том, что чувствуешь.
- Золин... ты разве не знаешь, чем ей это грозит? - я снова стал в стойку, намереваясь закончить неприятный разговор.
- Есть же еще Кемет, - хитро подмигнул Золин. - Или Урт. Да и в пустынных землях живут люди.
Я упорно молчал, пытаясь достать его своим копьем, но он увернулся, не приняв боя.
- Хорошо. Не хочешь идти ты, пойду я.
Я чуть не поперхнулся. Зачем? Что он ей скажет? Неужели хочет сам...? Нет... Чушь.
- Зачем?
- Хочу попросить... прощения.
- Ты? Прощения? - я снова замахнулся копьем, чувствуя подвох. Золин никогда и ни у кого не просил прощения.
- А что? Я ведь виноват. А я не хочу, чтобы Феми разозлилась на меня и оставила одного на всю жизнь. Ты как хочешь, а я собираюсь взять в дом жену, как только стану старшим дворцовым воином.
- Хорошо, - придется пойти с ним, иначе только Онна знает, что этот хитрец наговорит Тилсим.
День уже перевалил за полдень, когда мы с Золином заглянули в сад через живую ограду из старого тупичка, куда почти никто не заглядывал. Сердце бешено заколотилось, когда я увидел знакомую тонкую фигурку у пруда. Панья сидела на берегу, задумчиво глядя на воду.
Я не успел ничего сказать, как Золин подобрал мелкий камешек и запустил его в пруд рядом с Тилсим. Я вздрогнул и схватил друга за руку, но он, не обратив на меня никакого внимания, перелез через ограду. Мне ничего не оставалось, как следовать за ним. Панья обернулась. Сперва растерянно. Потом ее глаза странно потеплели, но после она нахмурилась, собираясь, видно, прогнать нас. Однако Золин заговорил первым. Он улыбался так же широко, как обычно, но в глазах таилось странное беспокойство.
- Прошу, прости меня, великая Тилсим Ахабба. Боюсь, в первую нашу встречу меня попутал Темный Онна.
Всегда так. Подшутил над кем-то - Темный Онна виноват, не иначе. Обидел, - тоже он, пакостник. Стражник царства Мит. Скучно ему на своем посту, вот и толкает людей на глупости. Тилсим улыбнулась, но кивнула серьезно.
- Я не держу зла, Золин.
- Вот и хорошо, - еще шире расплылся в улыбке мой друг. - Я чего пришел. Привел одного товарища, который ни есть, ни пить не может. Может статься, великая Тилсим сможет ему помочь?
Мне стало душно. И... страшно.
- Золин! - я шагнул к нему. - Ты пришел просить прощения у Тилсим.
- Ну, нет. Онна там или не Онна, а помереть другу я не дам. Он любит тебя, великая Тилсим Ахабба. Неужели не видишь? Разве он обидел тебя своей любовью?
Я попытался было утащить старшего товарища из сада. Но тот словно к месту прирос. И я понял, что выбора у меня нет.
- Даже если так, - наконец, тихо произнесла Панья, - что я могу? Эта любовь запретна. Если я... если мы... нас просто убьют.
Золин вдруг с силой толкнул меня к ней, и я рухнул на колени. Поднял глаза на ее тонкое, почти неземное лицо.
- Панья, - во рту пересохло, язык еле ворочался, - я готов бежать с тобой.
- Куда? - в ее темных глазах появились слезы.
- Хоть в Кемет, хоть в Урт, хоть на край света. Прости, если обидел, или сделал что-то не так. Если... если ты не хочешь или не сможешь бежать со мной, я... я приму достойную воина смерть, чтобы смыть с тебя пятно недостойной любви.
- Не надо! - она опустилась рядом. - Атсу, не нужно, прошу тебя. Живи. Только, вместе нам не быть. Я - Тилсим Ахабба. Воплощение. И не могу стать обычной девушкой. Храм этого не допустит. Нас поймают и предадут смерти.
Я чувствовал - еще чуть-чуть. Немного ближе. И мне станет все равно, убьют ли меня после. Но только не ее! Только не ее. Она вдруг резко поднялась на ноги.
- Вы напрасно пришли сюда, Золин. Я прошу, оставьте меня одну.
Я тоже поднялся и прямо, не глядя на нее, вышел из сада. Следом, покачав головой, поплелся Золин. Мне было больно. Так, словно проткнули копьем. Поэтому я даже не заметил, как мой друг отстал.
Позже вечером, когда я чинил свои сандалии, Золин ворвался в мою комнатку.
- Что ты наделал? Я остался, и подсмотрел. Тилсим плакала, будто у нее умер кто-то из близких.
- Золин, ты совсем не знаешь своего места, - мрачно ответил я. - Если бы тебя поймали...
- Да знаю я, - отмахнулся друг. - А вот ты не знаешь, что Тилсим все рассказала Высокой.
- Что?! - я чуть не выронил недоделанную сандалию.
- Я прятался в том тупичке и видел, как пришла Высокая. Она пыталась успокоить твою... Тилсим, и та рассказала ей все. И про тебя тоже, Атсу. Высокая что-то задумала.
- Ну, значит, меня скоро казнят, - я мрачно улыбнулся. По крайней мере, сердце больше не будет так болеть.
- Тебе нужно бежать. Сейчас.
- Нет, Золин. Я останусь. Если будет на то воля Шма, и Высокая смилостивится, я уйду. А если нет, что ж... мне и жить не хочется.
- Эй! Младшие! - в мою каморку заглянул наставник Контар. - Хватит языки без толку чесать! Завтра Высокая устраивает прием в честь встречи с послами Кемета. Приказано всем быть там. Готовьте стенхи! Чтобы все блестело!
Контар отправился дальше, а Золин, потеряв надежду уговорить меня бежать, ушел к себе в комнатку.
Следующий день стал для меня испытанием. В зал церемоний набралось столько людей, сколько, наверное, собиралось на площади в праздник Урожая. Жрецы и жрицы из всех восьми храмов Эйны, служители дворца, знатные семьи, воины. Мне не было до них дела. Я готовился к последнему в своей жизни бою. Или меня казнят здесь, или я уйду в пустынные земли к югу от Кемета, где, по слухам, обитают дикие племена-людоеды. Я знал, что меня будут искать. И если найдут, заклеймят трусом, и убьют, если найдут, но мне было все равно. Совсем не вовремя нас призвали во дворец. Но Высокая хотела, чтобы как можно больше людей присутствовали при ее ответе послам Кемета. Хорошего жениха ей послала богиня. Благодаря Тилсим.... Благодаря Панье. Я закрыл глаза и постарался забыть, прогнать образ девушки, без которой не мог жить. Но стало только хуже - я увидел ее еще четче. Огромные черные глаза на темно-оливковой коже, к которой так хочется прикоснуться. Пришлось открыть глаза. Вечерние тени скрывали многое, но масляные светильники разгоняли сумрак, и богатые одеяния слепили. Мы с Золином, как и другие воины, стояли позади всех и поверх голов вряд ли что-то увидели бы, если бы не декоративные выступы по стенам зала.
Сперва к Высокой вышли послы Кемета, возложив к ее ногам дары - ткани, золотые и серебряные статуэтки, ларцы из черного дерева и слоновой кости с искусной резьбой и драгоценными камнями, сосуды с лучшим аасалем. Принцесса многословно поблагодарила их и просила ответить принцу Кемета, что она согласна стать его женой и ждет его в Эйне для церемонии сочетания. Послы, получив ответные дары, сообщили, что сразу же двинутся в обратный путь, дабы обрадовать своего правителя радостной вестью. Казалось, теперь церемония должна, наконец, закончиться. Но Высокая легко махнула рукой, и по залу пошли слуги с чашами на подносах. Десятки слуг, и сотни, сотни чаш.
- Я желаю, чтобы все, кто пришел сегодня во дворец лилий, и в этот зал, выпили во имя благодарности Феми, и за то, чтобы дорога принца Менеса в Эйну была легкой и скорой.
Все, так все. Мне итак хотелось истратить всё, что мне раньше давали на починку оружия и одежды, на аасаль, и напиться так, чтобы забыть даже имя отвергшей меня. Чаша - это немного. Но, может, хоть как-то поможет. Тем более, что по желанию некоторых гостей слуги приносили им по две и больше чаш. Аасаль обжег горло медовой пряной сладостью, и за какие-то мгновенья мир словно преобразился. Зал окрасился ярким мерцанием, превращая стены и мозаику в нечто воздушное, бархатное, текучее, словно золотой песок. Люди стали походить на небесных служителей Шма. Таких же легких, красивых, недосягаемых.
Но легче и красивее всех была та, которая вошла в зал только сейчас.
- Я хочу поблагодарить тебя, Тилсим Ахабба, - словно издалека услышал я голос Высокой, - за то, что ты просила богиню Феми за меня. И за то, что твоя легкая молитва помогла так скоро найти мне достойного мужа.
- Не меня нужно благодарить, Высокая, - как же я люблю этот голос.
Панья вдруг осеклась, опустила голову, и... засветилась. Такого сияния я не видел раньше нигде. Даже солнце, казалось, слепило меньше. Снова посмотрев на принцессу, она произнесла:
- Я рада, что помогла тебе, Ерби, принцесса Эйны, - и голос, этот голос не принадлежал Панье, - но и у меня есть... предложение. Когда-то давно я подарила людям свое воплощение.
Из-за большого сиденья Высокой, хрипловато мяукая и толкаясь, выбежали шестеро альмакров. Их полосатые спинки казались чужеродными на ярком мозаичном полу. Кошки окружили девушку в центре зала, и принялись с урчанием тереться о подол длинного схенти.
- Феми. Это Феми, - прокатилось шуршание голосов по залу. Прокатилось и смолкло.
- И теперь, - продолжала Панья. Или нет, Паньи сейчас не было. Была Феми, - я вижу, что совершила ошибку. Я подарила людям воплощения для радости, но не для горя. А вы, словно диких зверей, сажаете их в золотые клетки. Хуже. Вы забираете радость у тех, кто не может за нее платить. И убиваете девочек, в которых по ошибке видели воплощение. Я не за этим дарю людям любовь. И этим вы сильно прогневили меня.
Кто-то в зале сдавленно охнул. Несколько немолодых жриц из храма Феми рухнули на колени. А богиня, словно не видя их, продолжала.
- И теперь я пришла, чтобы предложить вам выбор: или вы даете свободу всем моим воплощениям. Свободу приносить счастье другим или самим быть счастливыми. Свободу от ваших золотых клеток. Или я забираю свои дары без возврата.
Повисла тишина, но продолжалась она не долго. Высокая поднялась со своего золоченного сиденья, но лишь для того, чтобы опуститься на колени.
- Прошу простить нас, о Феми! Мы были глупы и в своей гордыне забыли, что Тилсим - это часть тебя. И что ты принесла нам великий Дар любви.
По всему залу, шурша схенти и позвякивая украшениями, люди опускались на колени, и вскоре стоять осталась лишь Феми. Прекрасная, как сама любовь. Вот только для меня она была не так прекрасна, как та, которую я любил.
- Я клянусь, и это подтвердят все собравшиеся здесь, что отныне ни одно твое воплощение не будет заперто в храме ли, во дворце ли. И отныне все Тилсим от рождения и до смерти вольны делать то, что посчитают нужным, не выходя, однако, за грань установленных богами правил. Никто и ни к чему более их не принудит.
Свечение погасло так же внезапно, как и началось. Альмакры не спешили уходить, но и не проявляли теперь такого интереса к Панье, а девушка с тихим вздохом упала на пол и больше не шевелилась.
Если бы не Золин, я побежал бы к ней даже по спинам впередистоящих. Неважно кого - знати, служителей, жрецов. И только крепкая хватка друга удержала меня на месте.
***
- Прошу меня простить, Высокая, могу ли я войти?
- Да, Барути.
Кажется, я действительно потеряла сознание. Будто вот только что была в зале церемоний и уже в комнатах Ерби, лежу на чем-то мягком, и где-то высоко плывет беленый свод.
- Ерби, позвольте узнать старому учителю, кто все это придумал?
Ерби молчала недолго.
- Я, - произнесла с вызовом, словно перед казнью.
- Тогда, позвольте мне еще спросить.
- Спрашивай, - голос Ерби стал мягче.
- Я знаю про свойства аасаля, и могу понять, почему нам всем Панья казалась богиней. Я даже представляю, как вы заставили альмакров выйти в полный людей зал и подойти к Тилсим, но голос. Как вам удалось изменить голос?
- Не знаю, - призналась принцесса. - Я сама немного удивилась. Все же мы пили аасаль. Но... Барути, теперь ты должен молчать.
- Понимаю.
Ерби рассмеялась облегченно и радостно, и принялась рассказывать, как мы устроили, чтобы всем казалось, будто в зал дворца лилий пришла сама Феми. А я... я вспомнила, как едва успела развязать кожаный мешочек с вяленой рыбой, учуяв которую, альмакры должны были выбежать ко мне из маленькой потайной комнаты. Как мне стало сперва холодно, а потом - нестерпимо жарко. И меня саму словно отодвинул, загородил кто-то большой и невероятно сильный. Вернее... сильная. Я впервые ощущала богиню так, - не через молитву или в воображении, а по-настоящему. Мне казалось, что внутри поселилось огромное солнце, греющее и щекочущее душу своими тонкими лучиками.
Я не могла произнести ни слова. Только смотрела. За меня говорила Феми. И это именно к ней выбежали восторженно мяукающие альмакры. Может, мне это только казалось, но я словно ощущала то, что чувствовала богиня. И, кажется, она чувствовала себя... виноватой. Богини не оправдываются, но ей было больно оттого, что ее воплощения так долго терпели свою клетку, не прося о помощи, отчего ей не слышны были их слезы и страдания. Она пришла помочь дерзнувшим. И хотя теперь внутри была странная пустота, маленький солнечный лепесток, то ли забытый, то ли оставленный Феми, приятно согревал мне сердце.
- Придумано умно, Высокая. Однако, вы не боитесь, что такое своеволие может прогневить богиню?
- Не боюсь, - я чувствовала по голосу, что Ерби улыбается, - она же богиня любви. Она поймет.