- Ой. - шорох шагов и скрип старого кресла за спиной. - Ты пиши. Я посижу просто.
- Я курю здесь. Зачем тебе... Да и поздно уже...
- Тссс. Ты пиши. Я посижу и усну. Мне удобно, не переживай...
В некотором царстве, в некотором государстве жили-были дети. Мальчик и девочка. В родстве они никак не состояли, но дружны были весьма. Ходили в одну школу, ну и дальше, чего у них было там, ниверситеты какие, не знаю. Росли, значит, рядом. Взрослели. Там и чувства какие-никакие прорезались. Не то чтобы не было окрест других особ обоих полов, достойных внимания, но как-то их друг к другу больше тянуло. Ну, разве что ради опытов каких неприличных, отвлекались, без особого фанатизму. А! Сказать позабыл - были они, разумеется, кровей не простых, а царско-княжеских. Пацан - принц, безусловно, а девка княжеских кровей, тож голубых.
Долго ли, коротко ли, а прикатили сваты до княжеской кровинушки. Не то чтобы из-за моря, но из края северного, дюже богатого лесом, да рыбой, да песцами-соболями. Князю даров тех понавезли полный двор, да водки своей прозрачной цельную бочку из под керосину. А главное, что жених тот принцем значился, наследным - прямая выгода князю-батюшке. Судить-рядить долго не стали - и половину бочки не выпили, а уж сговорились. Княжне фонтографий понавезли принцевых. Тут тебе и анфас и профиль, и с торсом обнажённым, аполлоновым, и в парче-золоте. Поплыла девка от таких перспектив. Куда там дружок её давний! Принц-то оно принц, и статью и воспитанием, и душевный, опять же, парень, да ведь - голытьба, коль разобраться. Акромя мотоциклета заморского, да замка обветшалого никаких достоинствов...
Пришла пора княжне на чужбину собираться, к лихой свекрови, а принц наш всё у калитки вьётся, разговору требует обстоятельного. Вышла княжна к нему тихомолком. То да сё, дурачок, мол, тебя люблю, какие вопросы! Но супртив папашиной воли никак нельзя, хоть ты и выше в табели. И, сам подумай, экология там какая - детки здоровые будут. Неужто ты мне счастья не желаешь? А я тебе писать буду - голубятню, вот, забираю... Поцеловала его в лоб, перекрестила, слезу выдавила. Так и расстались. Принц обоз её до границ своих проводил на мотоциклете, да и вернулся голову повесив.
Пошло время не быстро не медленно. Уж и год прошёл и другой к середине подобрался. Голуби к принцу исправно прилетали, с письмами сердечными о том, как там, на чужбине, всё иначе устроено. О том, как тяжка доля наследного принца, сколь времени войны да охоты отнимают, сколь нервов отнимает свекровь злобная да безобразная. О том, как приятны наследной принцессе воспоминания о словах его нежных и руках его жёстких. И вот приходит, прилетает, то есть, раз, письмо. Такое горькое, такое жалобное... Не могу без тебя, принц. Не могу без тебя!
А принц, к тому времени, такие слова слыхал уж и жизнь его начала налаживаться помалеху. Но от письма этого его будто шомполом раскалённым перетянуло... Пришёл к родителям: Еду, не держите! Матушка всплакнула, ясное дело, романтизмом ситуации проникнувшись, а батя, по долгому опыту жизни в каждой бабе видящий стерву, выпороть хотел сына, да сообразил, что поздно. Ты, говорит, куда хочешь езжай на своём керогазе, но наследства не получишь, коль даже вернёшься. Есть, кому передать, слава господу, а нет так мы ещё могём! Подбоченился старый, да в кабинет - слезу скрыть.
Тяжко было принцу мамкины денежки на дорогу брать. Муторно было стариков да мальцов оставлять без твёрдой руки. Да девку сероглазую, безропотную жаль было, хоть беги, но жгло его письмо сквозь кожанку - "Не могу без тебя..."...
И замелькали дороги вёрстами полосатыми, под шум ветра да мысли тяжкие и радостные. А там и дороги кончились и бензин высокооктановый, а от смеси соляра с керосином мотор, италийскими умельцами сработанный, задымил да и застучал, и покрышки изорвались на просторах неезженых. И ехал принц на попутных телегах обозных, что торговый люд по свету возят, на лошадёнках, каких купить удавалось. Подковы в фольгу стирались, копыта на каменьях трескались, жаль было принцу лошадёнок, да жгло его письмо истрёпанное. "Не могу без тебя!" И пешком случалось. И с людьми лихими краюху делить. И с теми, что своего хозяйства не имеют да ночуют где бог на душу положит. Всяко было, но жгло его письмо, которое уж в прах рассыпалось. "Не могу..." И добрался-таки.
Вошёл во двор царский с недоверчивыми бодигардами поприрекавшись, да тугомент, принцеву личность удостоверяющий, показамши. Там уж его лакеи медоточивые окружили да к принцессе повели. Не сразу конечно, сразу они к принцу должны были, да сказал им наш принц пару словечек, на дороге выученных. А принцесса возлежала в то время на оттоманке в беседке розовой и отдыхала от забот под шум фонтанчика да сверкание золотых рыбок. Взошёл принц в беседку, как был в ботфортах стоптанных да истёртой кожанке и в ноги к ней. - Приехал, душа моя! Ты звала - я приехал!
- Что-то долгонько добирались - улыбнулась ласково. - Уж мы Вам сколь приглашений отправили.
- Что мне приглашения ваши, дипломатические. Ведь ты звала меня! Жить, сказала, не можешь. Без.
- Ах, полноте, принц. У меня был такой тяжёлый, такой одинокий вечер!
- Вечер?
- Да! Вы не представляете! Темно, гроза, супруг на охоте, даже их маменька уехали в дальнее имение. Мне было так одиноко, так страшно одной...
... И жила она долго и счастливо. И умерла с мужем своим в один день, во время бунта крестьянского. А принц в тот же день нанялся на кораблик мореходов чужестранных и, по слухам, видели его и в Америках и у нехристей африканских, но толком никто не ведает.
Ты спишь?
Мягко отсвечивает рыжий клетчатый плед в уютном свете настольной лампы. За окном шумит дождь, струйками стекает по стеклу вода, скребётся по стене тонкая ветка. Улица залита водой и в игривом свете фонарей кажется, будто это свежий искрящийся снежок...