Вечер спустился томный и душный. С тонкой, неуловимой струйкой прохладного ветерка. С лёгким шуршанием листьев и приглушенными звуками. Безжалостное солнце в доступной форме объяснило, что ласки и нежности - это качества, приписанные ему исключительно людьми где-то в период зимнего солнцестояния, и удалилось поджаривать западное полушарие и закручивать тайфуны на тихоокеанском побережье неугомонных Штатов.
Вечер спустился неторопливый и осторожный. Звуки плыли удивительной музыкой. В ней сливались в необычную, волнующую мелодию шорох шин проезжающих автомобилей, шёпот пыльных листьев, случайные звуки клаксонов и далёкая сирена "скорой помощи", обрывки разговоров, шарканье подошв по тротуарной плитке, цоканье каблучков, тихое мощное гудение, сопение и дрожь большого города. Странная музыка с плавающим ритмом, без мелодии... И завораживающая. Что-то в ней говорилось о том, что всё проходит и повторяется снова, и опять исчезает, и умирает, и рождается вновь, но уже немножко другим. И всё это немного грустно, но другого не дано. И музыка льётся. И если ты её слышишь, значит, тебе не о чём грустить - ты всё знаешь и понимаешь. Просто слушай. Просто рождай свои образы, вливая их в общий ритм. Просто живи.
Вечер спустился задумчивый и благостный.
Между десятью и одиннадцатью - время женщин. Детям уже поздно. "Взрослые" дети где-то в других местах, где шумно, весело и от огней светлее, чем днём. А загулявшим после вечерней смены мужьям - ещё рано. Время женщин. Они вышли прогулять собак, прогулять друг друга, прогулять самих себя - если уж всё настолько плохо. Они проходили мимо по одиночке, обмахиваясь сорванными веточками растущих вдоль бульвара лип. Веточки пахли, жарой и тонкой свежестью сочных липовых листьев. Проходили стайками, торопясь и щебеча. Проходили парами, не стесняясь в эмоциях и выражениях, увлечённо обсуждая третью, или жалуясь на мужей, свекровей, детей и неблагодарных домашних питомцев. В сумерках интеллигентно тлели огоньки тонких сигарет и город пел свою песню о вечности и о том, что всё гораздо проще, чем кажется, и о том, что всё уже было и будет. Миллионы раз.
Ленивый полосатый кот бандитской наружности лежал, вытянув лапы, посреди тротуара. Люди обходили его, понимающе улыбаясь. За столиками на летней веранде маленького ресторанчика было необычно пусто. Будний день. Жара. Люди рвутся к воде, оставив обычные "светские" развлечения. Люди выходят просто посидеть у подъезда, тихо переговариваясь и чувствуя странную усталость длинного дня. Усталость, которая давно уже не беспокоит большую часть человечества. За столиками под бесхитростным навесом с рекламой "Кока-колы" было просторно и сумрачно. Тонкого стекла пивной бокал, уютно потел, пропитывая влагой салфетку.
Мимо медленно проехал большой тёмный кабриолет. Блики уличных фонарей плавно текли по блестящим бортам и соскальзывали с округлого заднего бампера не в силах зацепиться. В машине негромко играла музыка: что-то томно-тягучее, необыкновенно точно вписывающееся в музыку города, дополняющее её и почти теряющееся во вздохах вечерних улиц. И на мгновение перед глазами мелькнула другая машина и простенькая магнитола уютно светящаяся в темноте жёлто-зелёным светом. Запах автомобиля, запах сочных лип, запах волос, сплетающиеся с ночной прохладой за опущенными стёклами... Она появилась в сумраке бульвара, ступая торопливо и нерешительно. Процокала по плитке и каждый звук не был похож на предыдущий: звонкий синкопированный ритм на тротуаре, глухой стук по деревянному настилу веранды - тревожный, обещающий вот-вот взорваться новым ритмом и... Всё. Здесь. Пришла.
- Спасибо. - сама придвинула стул.
- Здравствуй. Спасибо, что пришла.
- Ты давно ждёшь?
- Нет. Приятный вечер... Правда?
- Правда.
Она растерянно посмотрела по сторонам. Опустила взгляд на сумочку на коленях.
- Раз пришла, зачем теперь волнуешься. Не волнуйся. Я просто заскучал. Я пригласил тебя, потому что встретил. По другому у меня не хватило бы духу. И я совсем не был уверен, что ты придёшь...
- Ну... я ведь согласилась. - улыбка тронула краешки губ.
- Давай просто посидим.
- Давай.
- Как твои?
- Хорошо. Спасибо... Ты знаешь, всё очень не плохо. Всё. Я даже побаиваюсь немножко.
- Разве ты не заслужила?
- Каждый заслужил, мишка, но не каждому ведь даётся заслуженное.
- Значит, в кои-то веки, награда нашла героя! - глаза лучились тёплой улыбкой. - Мне нравится, как ты это говоришь и, заметь, ты - первая, нерешительная ты наша.
- Что говорю? А... Я не представляю тебя иначе. Знаешь, у детей есть медвежонок... Одно лицо просто! То есть, морда... То есть, лицо... Да ну тебя!
- Вот спасибо! За морду лица. Неужели так похож?
- Совсем не похож, на самом деле... Просто... Ты ведь понял всё прекрасно...
- Я понял. Не знаю, как реагировать... Я понял.
- А что ты пьёшь?
Официант вышел обслужить ещё одну случайную пару и, заметив жест, направился к их столику.
- Я пью пиво, как бы вульгарно это не звучало. Не совсем обычное, но, просто пиво.
- Не надо этих "абстрактно", "банально", "вульгарно" и далее в алфавитном порядке. Я вообще весьма вульгарная особа, если не сказать "особь". Я хочу такого же!
- Ещё нефильтрованное, два раза, пожалуйста. - Ты хочешь перекусить что-нибудь? - она покачала головой. - Тогда - всё.
Два полных бокала тонкого стекла уютно потели, пропитывая влагой салфетки. Фонари заслоняли яркие звезды на тёмно-синем небе. Людской поток поредел и полосатый кот исчез с тротуара, потеряв, видимо, интерес к свое нехитрой забаве, или найдя новую. Музыка города почти потерялась, звуча где-то на самом краешке слышимости, на самом краешке сознания. Город готовился ко сну. Открытые форточки отчаянно дышали прохладой и не могли надышаться. Свежие, прохладные простыни готовились превратиться в горячие, влажные, спутывающие тряпки. Прохладный ветерок готовился уступить место тяжёлому душному штилю. Пыльная духота обнимет звёздное небо и город под ним, и открытые форточки, и распахнутые балконные двери, и неподвижные деревья, и редкие автомобили, и случайных прохожих. Ночь будет короткой. День будет жарким.
Город готовился ко сну. Тихий разговор на летней веранде вплетался в колыбельную музыку города мягким баритоном и приглушенным сопрано.
- Ты заговорил меня. Я даже не спросила как ты... Как ты, мишка?
- Ничуть. Это ты говоришь. Просто я тебя слушаю не перебивая...
- Ты не слушаешь ведь...
- Найди мне мужчину, который слушает всё, что говорит женщина и я с удовольствием брошу в него камень, потому что не люблю таких наглых лгунов! Я слушаю твой голос... Не знаю, поймёшь ли, но это важно и не должно тебя оскорблять. - улыбка играла в голосе, переливаясь мягкими нотами.
- Да... Не знаю, пойму ли... Ты не ответил.
- Я - хорошо. Правда, хорошо. Я даже немного боюсь, как и ты.
- Поэтому ты впервые в жизни пригласил меня на свидание?
- Поэтому ты впервые в жизни односложно ответила "да"?
- Да...
- Да.
Мне просто захотелось посидеть с тобой вот так. Так, именно так - никогда не было. Мне не нужно ни прошлого, ни будущего... Просто посидеть, поделиться чем-то новым, что во мне выросло.
Сумбурно?
- Да, немного, если честно. Но что это нас ни к чему не обязывает - понятно.
Она, стараясь, чтобы это выглядело небрежной случайностью, посмотрела на часы.
- Да. Пора.
- Не сердись, мне, правда...
- Не сержусь. Мне тоже. - улыбнулся. - Я тебя провожу... Не бойся - до остановки.
- Тебе же в другую сторону.
- Я готов совершить этот подвиг.
Шаги вплетались в ночные шорохи и вздохи, мотыльки бились в стекло высокого фонаря над троллейбусной остановкой и косым пунктиром мелькали в свете фар проезжающих автомобилей. Троллейбус уже появился на дальнем конце улицы и его далёкое гудение аккомпанировало мотылькам.
- Спасибо большое за такой чудесный вечер!
- И тебе спасибо. Спасибо что пришла. Ты меня обрадовала...
- И удивила...
- И удивила.
- Давай, только... Это не станет традицией.
- Да, конечно. Не станет. Ни в коем случае... Или я должен был ответить иначе?
- Нет. Мы уже взрослые... - она улыбнулась краешками губ и маленькими морщинками у глаз. - Знаешь, - ладони легли на воротник рубашки - Мы говорили с тобой о том, какие же мы разные. Мужчины и женщины... Хочешь ещё одно? Прохладные пальцы коснулись шеи. - У женщины остаётся от мужчины гораздо больше, чем у мужчины от женщины... Сумбурно?
Троллейбус зашипел открывающимися дверьми.
- Нет. Понятно.
- Пока. Спасибо тебе большое!
- Счастливо! Тебе спасибо!
Прямая, широкая, опустевшая улица, приподнимаясь, стрелой уходила на запад, туда, где иссиня-чёрное небо меняло свой цвет на ярко-синий, бордовый, бурый и тонкую розовую полоску у самого горизонта. Дальше, там, куда устремился троллейбус, буро розовый цвет сливался с уличными фонарями и рассеивался в искусственном городском зареве...
- Может быть... Может быть, тебе виднее...
Далеко-далеко застучал колёсами поезд. Кто-то радостно ехал на юга, или не очень радостно в командировку, или к далёким родственникам, или это закопченный и грязный тепловоз с мотыльками размазанными по мутным стёклам, надрывно поволок какие-нибудь ржавые цистерны... Не важно. Его звук влился в музыку засыпающего города и мелодия зацепилась за новый ритм. И он шёл, отрывисто стуча подошвами и чуть сбивая шаг - аранжируя незатейливый стук далёкого поезда.