Солуянов Вадим Александрович : другие произведения.

Дети солнца

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Времена, когда наука добралась до иных миров, а дети солнца вышли на свет божий.
  Дети солнца.
  
  

Часть 1. Последний сбор.

  
  

Глава 1.

  
  Ален Двавосемь провожал одинокий вечер в своем доме на берегу озера. На завтра был назначен Последний сбор. Он сидел на веранде в плетеном кресле и любовался красками заката на едва шевелящейся поверхности. Почти черной. Высокая стена сосен на противоположном северо-западном берегу не пропускала ни лучика, но, тем не менее, редкие, куцые облачка, окрашенные багровым закатом, отражались там и тут на водной глади. Над соснами кружил ястреб, широко расставив недвижимые крылья. В воде у дальнего берега изредка всплескивал карп. Ален то задерживал взгляг на птице, то пробегал глазами с юга на север по верхушкам неприступных деревьев, но основную часть времени глядел задумчиво куда-то на середину озера.
  
  Сколько же было этих сборов? Ему шел сто шестьдесят второй год, сборы проводились раз в десять лет, а первый случился только в двадцать. Итого пятнадцать. С предыдущего прошло всего два года, никто не ожидал, что новый случится так скоро. Ну.., увижусь со всеми последний раз, - подумал вслух Ален и смолк. Через некоторую паузу воспоминания поплыли перед ним одно за другим. Предыдущий сбор он помнил очень хорошо.
  
  Ален совершенно неожиданно опоздал на свой рейс из-за нелепой случайности. Сборы всегда проходили весьма организованно, извещение вместе с билетами, бейджами, формой в новеньком типовом чемоданчике на колесиках прибывали за месяц, а затем каждую неделю приходили уведомления: сколько дней осталось, какие задуманы мероприятия; шел опрос о предпочтениях в кухнях, любимых блюдах, развлечениях, играх, фильмах, музыке; краткие анонсы приглашенных гостей, фотографии с мест проведения: пейзажи, домики, интерьеры, места общественного питания и развлечений. Рассказывалось совсем немного, но так, чтобы стало интересно, о спикерах и темах факультативных мероприятий.
  
  Сборы проводились регионально. Обычно в курортных местах, уже приспособленных для принятия большого числа посетителей, местах с помещениями как для общих собраний, так и для отдельных тематических групп, а также всевозможных видов развлечений: парков, аттракционов, спортивных комплексов, салонов, баров, бань, бассейнов, природных ландшафтов и водоемов. Во всем мероприятии различалась обязательная программа, факультативные встречи по интересам, а также достаточно много свободного времени, которое устроители, опять же, стремились занять заранее приготовленными активностями.
  
  Некоторые, очень кстати сказать немногие, приезжали с детьми и женами, но за них приходилось раскошеливаться лично, да и самими устроителями это не особо приветствовалось. Впрочем, - подумал Ален, - жены и дети появились лишь где-то на второй-третий сбор, а затем испарились и более не показывались. Он, помнится, как положено, присутствовал на обязательной программе, среди которой, кстати, были и физические соревнования, коих он с детства терпеть не мог, поскольку никогда не отличался особой выносливостью и силой, а после обязательных он обычно выбирал двух-трех лекторов, слушал их в полуха, тем временем ведя личные записи в планшете, но большую часть времени проводил на публике: в барах, парках, бассейнах и на природе вместе с собравшимися по ходу дела группами любителей приключений.
  
  В тот раз, однако, приключения его начались еще до вылета. Транспортный оператор коротких сообщений известил, что его флаер совершил вынужденную посадку в связи с неисправностью, и вместо него будет выслан другой в ближайшее время. Ближайшее время шло, а от оператора приходили лишь очередные обещания. В конце концов он прождал столько, что не успел бы и на линейный транспорт - Алену вдруг вспомнилось, что какие-то пятьдесят лет назад невдалеке пролегала скоростная трасса, и еще ходили поезда. Кому они теперь нужны, теперь, когда население планеты сократилось до двух миллиардов, когда дальняя поездка - случай не на каждый день. Однако, предвидев худший вариант, Ален заранее известил авиакомпанию, и она обещала забронировать место на следующий рейс. Не думаю, что они были бы столь покладисты, если бы речь не шла о сборе.
  
  Солнце почти село, лишь небольшое светлое зарево над соснами обнаруживало место, где оно собиралось уйти за горизонт. Впрочем, здесь, на озере, уже веяло ночью, погода стояла безветренная, чем не преминули воспользоваться полчища комаров. Ален недовольно поморщился, когда первый зазвенел где-то над ухом. Наклонившись к столу, он стянул с него планшет, поскорее отыскал управление домом и включил защиту.
  
  Самый первый сбор он помнил столь же хорошо. Еще бы, ведь тогда он познакомился с Элли Двашесть. Она, выдающаяся выпускница Согамской академии, проводила тогда курс лекций по психологии поколений. Уж не известно, каким чудом он записался именно на ее лекции, но в последствии не раз возвращался в Храм, чтобы воздать хвалу за эту встречу. Да, они встретились. Уже после лекций они столкнулись носом к носу в коридоре между мужской и женской раздевалками, выходящими крытым навесом к самому черному из всех морей морю.
  
  - Ой, извините Христа ради, - воскликнул Ален, а затем разверзнув очи до невероятной округлости чуть не шепотом спросил, - вы ведь Элли Двашесть? Вы читали нам лекции по психологии.
  - Так вы слушали? Было интересно? Как вам? - звонко откликнулась она.
  - Вы знаете, я еще незнаком с обычной программой сборов, поэтому, скажу честно, выбрал совершенно случайно. Но... Но это было здорово! Я очень рад, что не ошибся.
  - Вот как. Что ж приятно слышать. А вы сами чем занимаетесь? Это же ваш первый сбор, как я понимаю? Уже определились?
  - Ну.., не совсем еще. С одной стороны, тесты говорят о моей склонности к точным наукам, но мне всегда больше нравилась литература и музыка.
  - А-а, бывает. Хотя и редко. Я думаю...
  - А вы уже уходите или решили отдохнуть от солнца?
  - Я... решила отдохнуть.
  - Тогда, может, встретимся на пляже? У вас какой номер?
  - Номер? А! Вы идите, я вас найду.
  - Зачем же искать? У меня сто пятьдесят третий. Там должен быть зонтик и два шезлонга, так что места хватит, и от солнца можно спрятаться, если что.
  - Вот как. Ну тогда идемте вместе, я посижу в теньке какое-то время, а потом составлю вам кампанию. Я-то думала, что не надолго, потому и место выбрала на самом солнцепеке и без зонтика.
  
  Сидя на веранде, Ален вспоминал с наслаждением каждую последующую минуту. Вспоминал и удивлялся тому, что именно эти первые до сих пор вызывают в нем такую бурю эмоций. Ведь потом они встречались чуть ли ни каждый день, а иной раз Элли зависала у него сутками, или он у нее. Жили они в одном районе, на флаере полчаса лета. Он тогда, помнится, не поддался своей тяге к гуманитарным наукам, и родители сильно сомневались в перспективности данного шаткого направления жизни, где все определяется талантом. В итоге он поступил в академию информационных технологий, за которыми было и прошлое, и настоящее, и на много-много десятилетий вперед будущее.
  
  Конечно, родители не могут и не должны вклиниваться в решение таких важных вопросов, как выбор направления жизни. Это решение исключительно индивидуальное, определяющее в дальнейшем буквально все. Редкие бывают случаи, когда человек, выбрав одно, почти на середине пути перепрофилируется самым кардинальным образом. Да, бывает, что люди переходят в смежные области, но физик редко становится скульптором или музыкантом. А Алену предстояло именно это.
  
  Элли никогда не отговаривала его. Напротив, видя, как он вечерами садится с нескрываемым удовольствием за фортепиано и, поглядывая на нее, начинает наигрывать что-нибудь незамысловатое, но веселенькое, клала руку на крайние клавиши так, чтобы не вызвать звука, и почти шепотом говорила: ну чем ты занимаешься?! Он прекрасно понимал, о чем речь. Не о его ежедневной работе, а об этом сокровенном прикосновении к клавишам, черным и белым. А ведь она как психолог да и как выпускница музыкального спецкурса знала, что его жалкие потуги - всего лишь подмалевок, брошенный художником на холст, где сама картина появится ли, нет ли - неизвестно.
  
  В то же самое время карьера Элли продвигалась семимильными шагами. Уж она-то точно выбрала профессию по душе. Он в тайне (и не в тайне) за нее гордился. Достаточно было сказать, что она досрочно окончила академию, ну а затем... поездки, лекции, научные работы, признание. Тем временем, они с Аленом часто вступали в перебранки. Ее теория поколений ему не нравилась. Слишком уж она была официозной, официальной, не было порою слов, чтобы выразить, что именно в ней не так. С тех пор, как появились технологии взаимодействия с иным миром, когда стало возможным прогнозировать появление людей наиболее творческих и наиболее востребованных, возникало множество подобных теорий. Все они были достаточно меркантильными и коллективистскими, и у Алена вызывали скрытую неприязнь.
  
  Но личные дела каждого - это дела личные, а потому на их взаимоотношения они влияли не особо. После всех перебранок хватало одного ее хитрого взгляда, как Алерт таял и, махнув рукой, подтягивал ее к себе и шептал на ухо: Элли, Элли, Элли. Она одними губами отзывалась: Что? А он отвечал: ты.
  
  Ее родили осенью 90-го года вместе с пятью миллионами других младенцев двадцать шестого поколения. Они все, конечно же, были талантливейшими людьми. Достаточно вспомнить хотя бы Ингрена Двашесть, великого математика, открывшего сплетение цифровых рядов в бесконечное отражение. Ален плохо понимал, что это такое, но каждый день лицезрел другое чудо - Элли. Может быть, - думал он, - это и вправду замечательно, что люди доросли до таких вершин, что могут планировать рождение целых поколений. Вот только все сопутствующие этому вещи им плохо воспринимались.
  
  Прежде всего открытое пренебрежение ветхозаветными, как называли неофициально людей, родившихся по старинке, случайным образом. Даже представлялось с трудом, что где-то под боком влюбленные пары или сблизившиеся по каким-то иным соображениям сами решают (или не решают), когда у них должны появиться дети. И дети рождаются непредсказуемо в любой день недели, месяца, в любой год. В классах колледжей, как правило, невозможно найти двух, родившихся в один и тот же день. Это естественно, по природе, по воле случая. И вмешательство науки в этот процесс Ален считал чем-то неподобающим. Словно человек взял и вторгся в пределы, ему не предназначенные.
  
  Только благодаря Элли ему хватило мужества заявить, что меняет специализацию, когда прошел уже шестой сбор в его жизни. Не сказать, что воспринято это было с легкостью. Как инженер информационных технологий он показывал неплохие результаты, а шаткое положение в новой области не сулило ничего выдающегося. Тем не менее, это не противоречило закону, и ему дали время переквалифицироваться. Заняло это десять лет. Так что всех его одногодок на следующем сборе ожидал шок. Привычный им Ален, прожженный программист до корней волос сел за фортепиано в баре и сбацал нечто, чего не смог узнать даже Хоппкинс, специализировавшийся на классической музыке. И не удивительно, поскольку сбацанное было собственным творением Алена.
  
  Он допил остатки кофе и ушел за чем-нибудь покрепче. Настала пора ложиться спать, но спать не хотелось. Он подумал, что немного крепкого ликера или бренди доконает его, опустошит мысли и позволит отправиться на боковую. Открыв бар, он уткнулся взглядом в бутылку с манговым ликером, который обожала Элли. Бутылка, кажется, стояла со времени ее Последнего сбора. Он вытянул пузатый конус из стойки, повертел в руке и вернул на место. Уже без прежнего энтузиазма вынул соседнюю бутылку с русской водкой и закрыл бар. В комнате стало совсем темно, он включил верхний точечный свет. Белые огоньки засверкали звездочками под потолком.
  
  По привычке щекнул пультом, зажигая экран евровидения, но, чертыхнувшись, тут же погасил. Выпил прямо из бутылки два полных глотка, не почувствовав сперва вкуса, а затем хрипло закашлявшись. Все-таки этот напиток был не совсем для него. Водку он покупал исключительно для соседа перед великими празниками, когда тот имел обыкновение заглядывать к ним в гости.
  
  - Ну вот, Элли, - сказал он, глядя на покрывшуюся испариной бутылку, - вот и мой Последний сбор. Еще месяц, два или три и мы с тобой встретимся. Не знаю даже, стоит ли верить тому, что говорят? Пока я был программистом, мне Господь представлялся великим математиком, просчитавшим до мелочей весь механизм нашего существования. Мне даже виделись аналогии в объектой модели нашему с ним взаимодействию. Великий программист, как сказал кто-то. Но теперь, после стольких, пусть и не особо долгих, лет в качестве музыканта я вижу, что ничто не предрешено. Но верю, что с тобою уж мы точно встретимся. Не зря же я столько сочинил для тебя?
  
  
  

Глава 2.

  
  Под самое утро Алену приснился сон. Осень, они с Элли идут то ли по набережной, то ли по парку. Скорее, по парку. Чем-то он напомнил Вилли-гарден Сета, городка его детства. Черные тротуары, черные невысокие ограждения лужаек, канадский клен по обеим сторонам, тянущийся к небу из низкорослой, пожухшей травы. Внезапно налетел ветер, и листва в мгновение ока завалила дорожки, вся работа дворников - насмарку. Элли отпускает его руку и начинает упоенно кружить среди падающих рыжих, пятипалых листьев, бурунчики возле ее ног пытаются подлететь повыше, чтобы составить кампанию, но сил не хватает и на то, чтобы добраться до коленок. На Элли черное пальто в легкую крапинку светло-серой морошки. Оно плотно облегает фигуру, так что фуэте эффекта не дает, полы по-прежнему жмутся к ее коленям, и им в отличие от листьев удается касаться их.
  
  Его разбудил хриплый кашель соседа за стеной, и сон оборвался. Последний сбор отличался от обычных кардинально. Их доставили в высокогорный пансионат, повсюду лежал снег, хотя начинался лишь сентябрь месяц. Номера в нем по-прежнему именовались номерами, но на деле это огромные помещения были поделенны перегородками до самого потолка, с ним не соединяясь. Широкий коридор, а по обе стороны - клетушки. Слышимость отменная. У Алена возникло подозрение, что все здесь подстроено специально для того, чтобы вызвать у постояльцев чувство отвращения к этому миру и нетерпеливое желание скорее его покинуть.
  
  На этот раз флаер не опоздал, поскольку был его персональным, выделенным Министерством защиты труда, и в нем прибыл сопровождающий. Ален не стал ничего забирать из дома, кроме планшета да пары датабанков, на которых хранились их с Элли записи. Подписал не глядя документ о передаче прав на собственность министерству. Лететь вдвоем было непривычно. Чужой человек. А когда-то они вот так же с Элли... Флаэр плавно менял курс, облетая высокие здания в черте города, снижался за его границами, придерживаясь воздушного коридора маломерного транспорта.
  
  В полете Ален получил сообщение от Хоппкинса, тот писал, что не полетит. Ален сделал вызов, но абонент не ответил. Тогда он написал: что случилось? Минут через пять получил ответ: "Не хочу, чтобы меня усыпили, как больное животное. Мы с тобой говорили об этом. Можешь не верить, но я-то уверен. Хочу напоследок сделать хоть что-то самостоятельного в этой гребаной жизни!" Больше он не писал, хотя Ален не оставлял попыток достучаться и убедить в том, что у него приступ натуральной паранойи. Последние годы, особенно, когда Элли отправилась на Последний сбор, они с Хоппкинсом сошлись довольно близко. Хоть он и постоянно критиковал его сочинения, но у него была причуда собирать этническую музыку, и коллекция выстроилась нешуточная. Ален сам был примитивистом, а потому народные творения были ему роднее, чем классические или новомодные эстрадные композиции.
  
  Он поднялся, с неудовольствием отмечая, что колени сегодня ведут себя куда безобразнее, чем вчера. Сидя на краю постели, попробовал их хорошенько растереть, но - никакого эффекта. Так, кряхтя, и отправился в общую уборную, которая, слава Богу, не была очередной кабинкой в этом пластиковом лабиринте, а отделялась от других помещений настоящей кирпичной стеной. Ну, может быть, и не кирпичной... кто знает, что там прячется под слоем краски и штукатурки. Пожалуй, самой неприятной вещью в этом новом мире было полное игнорирование личного пространства. Доставая из кармана зубную щетку и пасту (можно было хранить и в шкафчике прямо здесь), Ален вспоминал свой дом, вспомнил и номера во времена былых сборов.
  
  Тогда каждый представлял собой великолепную квартиру с гостиной, спальней, кабинетом, с собственной терассой даже на фиг знает каком этаже. Чтобы посетитель попал в гости, требовалось вначале помаячить своей физиономией перед видеофоном. Сестры, в первые дни вполне адекватные, теперь могли войти даже без стука. Ален поежился, вздохнул и опустил мокрую зубную щетку в карман халата, а следом отправил туда же и зубную пасту. Возвращаясь коридором, он услышал, как кто-то призывно воскликнул: "Что, грешники? Оторвемся, пока есть возможность!" Уже два месяца их готовили к крещению. Это было одно из "мероприятий", подобных тому, как в прежние времена они в обязательном порядке бегали стометровку.
  
  Надо сказать, что наука за последнее время продвинулась достаточно далеко в изучении процесса жизни, и вовсе не той прямой, что соединяет день рождения с днем смерти, нет. Впрочем, именовать это жизнью было бы неправильно, поскольку предмет включал в себя и ближайший период послесмертия, перерождение в иных мирах, возвращение в Энроф: начальную фазу и зачатие плода. Эти исследования, конечно же, всегда волновали и Алена в связи с далеким, но неотвратимым приближением Последнего сбора. С самого начала он знал, что поколение, искусственно призванное к жизни в один день, уходит из нее также единомоментно. Что именно является тому причиной, еще до конца было ему не ясно. Однако "Судьба поколения" публиковала очень оптимистические отчеты о том, что еще вот-вот и откроют способ сохранения воспоминаний между инкарнациями. Это уже радовало.
  
  Ален читал об этом буквально полгода назад, а вот, когда их собрали всех вместе в конференц зале, сам Ингмар Нильсон, один из ведущих исследователей жизни в ее широком аспекте, объявил, что решение наконец-то найдено, и они станут первыми, кто не утратит память об этой жизни при перерождении. И давно уже было выяснено, что принятие христианства, т.е. крещение, непосредственно перед датой ухода гарантирует переход в Олирну - мир благодатный, где по прошествии времени человека вновь тянет в Энроф, и таким образом он возрождается с полным багажом духовного опыта, что накопил в прошлой жизни. Альтернатива описывалась в "Судьбе поколения" очень неприглядно и жестко. Велика была вероятность перерождения в низших мирах, где человек терял накопленный опыт, да и пребывание там не обещало ничего хорошего вообще.
  
  Повесив полотенце на спинку кровати, Ален, как обычно, отправился на общую террасу делать утреннюю зарядку. Было не просто прохладно, а холодно, и он поскорее приступил к упражнениям. Мимо проходили люди из персонала и с любопытством поглядывали на него. Он не обращал на них никакого внимания. Сердце билось равномерно, в мышцах ощущался прилив тепла, которое накапливалось и в груди. Вот только колени побаливали и не давали свободно приседать, даже подниматься после отжиманий было тягостно. Разогревшись, Ален засмотрелся на вид за высоким парапетом, что отделял террасу от отвесного склона перед ним.
  
  Павильон был построен среди гор. И на соседних во всем великолепии блистали снеговые шапки, небо звенело кристалльной бирюзой, воздух, врывающийся с шумом в ноздри, был подобен меду - столь желанный и столь насыщенный живительной праной. Ален удовлетворенно помахал руками во все стороны, совершая круговые и крестообразные движения, и с легкой неприязнью повернул к дверям, ведущим в палаты, иначе он их назвать не мог. До завтрака оставалось еще около часа. Зашла сестра и принесла успокоительное, которое ему вовсе не требовалось. Тем не менее она продолжала стоять, пока он послушно не положил пилюлю в рот и не запил стаканчиком воды. Последние годы Ален увлекся медитацией, вот и сейчас, как только закрылась дверь, он выдвинул на середину прикроватный коврик и уселся на него в позу лотоса. Ну.., настоящая падмасана у него не получалась из-за проклятущих коленок, скорее позу следовало назвать "по-турецки".
  
  Мысли часто отвлекали его, а следовало ни о чем не думать, но иногда получалось. Он жалел лишь о том, что так поздно столкнулся, так поздно случай свел его с Амуни Яном, или Джаном, индийским музыкантом, который самым поверхностным образом посвятил его в таинства медитации. После этого он накопал информации на тему такую массу, что можно было и заблудиться, если бы не Последний сбор Элли. После него он перестал думать о просветлении и прочей эзотерической мишуре, спасаясь в медитации от сердечной боли. И можно было бы назвать то бегством от реальности, но на самом деле Ален чувствовал, что подходит, и подходит довольно близко, к чему-то, что нельзя назвать словами, но что существует совсем рядом, ничуть не менее реальное. Казалось, еще вот-вот и он прикоснется, окунется в это нечто.
  
  Сосед за стеной включил утренние новости. Как уже сказано, пренебрежение личным пространством было самым раздражающим фактором в пансионате. Помнится, всеобщим единением дышали все сборы. Один за другим выходили на сцену люди, рассказывали о своих изумительных достижениях, и общая атмосфера призывала к гордости за свое поколение. Ораторы, ролики, что им демонстрировали, даже реклама на стенах отелей - всё на разные голоса восхваляло их, призывало к новым высотам, самоотдаче, к победе. Над кем? Вероятно, над ветхозаветными. Но Ален и в самом деле ощущал некоторую близость людей именно своего поколения. Ну.., пока не попал в пансионат. И было ясно, что все они предельно не молоды, что у каждого за жизнь сложились собственные привычки, взгляды. Но здесь, словно нарочно, их пытались всем этим столнуть носом к носу. Зачем? Разве зеркала было бы не достаточно?
  
  После коротких новостей из области политики, где последнее время наблюдался полный покой, ведущий перешел к теме сохранения памяти при перерождении. Ален подумал - ну вот, уже объявили всем, значит и правда нашли способ. Медитация в такой обстановке стала невозможной, но и время уже подошло к завтраку. Он переоделся, повесив халат на плечики и убрав в шкаф. Пока переодевался проглядывал программу на сегодня. На темно-синем экране белые буквы казались белоснежными и слегка рябили в глазах. До обеда предстояла лекция по правилам поведения в церкви при прохождении службы, затем лекция Ингмара о жизни после жизни, после чего, перед самым обедом, планировался документальный фильм о достижениях двадцать восьмого поколения. Потом обед. Что ждало после обеда, он читать не стал. Чем дальше, тем больше жизнь его становилась сиюмоментной. В том плане, что он не заглядывал дальше, чем пара часов вперед.
  
  На завтрак была рисовая каша с курагой, салат из свежей зелени и кусочков сыра с помидорами, а также молочный коктейль или кофе со сливками - по желанию. Он обычно брал кофе, хоть здешний и мало напоминал тот, что готовила Элли или он сам. Однако, это был первый день, когда ему ни в какую не захотелось отправляться на лекции. Подойдя к дежурному из обслуги, он сослался на плохое самочувствие и ушел к себе. Через какое-то время к нему заглянул Эдуард, его сосед. Не тот, что слушал новости, и не тот, что разбудил его кашлем, прервав чудесный сон. Эдуард жил напротив, по другую сторону коридора, всегда был тише воды и ниже травы, но в глазах его Ален нет-нет да замечал искорку здорового интеллекта и иронии.
  
  - Ты чего захандрил? - спросил он.
  - Да... Если честно, то не хочу сегодня никаких втираний в мозг.
  - Тогда, может, хочешь перекусить по-человечески, а? - в руке Эдуарда обнаружился поднос, на котором в пластиковых тарелках дымилась жареная картошка с явными признаками то ли мелко нарезанных охотничьих колбасок, то ли гуляша. Доставая вторую из-за спины, он вынес на свет божий стеклянный кофейник полный черного варева.
  - Эд, где ты это все берешь, я не понимаю? - Произнес Ален, расторопно расчищая место на тумбочке, что была единственной горизонтальной поверхностью в его аппартаментах.
  - Секрет, - улыбнулся Эд, а потом достал еще из кармана халата, в котором, кажется, Ален наблюдал его и на завтраке, золотистый и ароматный лимон. - Как на счет кофе с лимоном?
  - Ох, нет. Вынужден отказать, - Алена все это очень развеселило, - предпочитаю не мешать кофе с лимоном. Вот чай - другое дело.
  - Ну.., как хочешь. Нож есть?
  - Откуда? Ты шутишь?
  - Ну и ладно. - Эд исчез на пару секунд и тут же вернулся, держа в руках один из тех ножей, что раскрывшись уже не складываются просто так. Ален не стал ничему удивляться, а просто пододвинул поближе к себе тарелку. Тут же на подносе лежала и одноразовая вилка, и нож, которым, впрочем, лимон было разрезать невозможно, как и, скажем, вены на руках.
  
  После ухода Эда и столь неожиданного дополнения к завтраку Ален, развалясь на кровати, достал планшет и подключил к нему один из датабанков. "Надо бы их уже потереть", - думал он, но безвозвратная процедура все откладывалась и откладывалась. Еще не известна точная дата, как сказал при последней встрече Йорген, один из ученых, отправляющих их в мир иной. Вот, казалось бы, в один прекрасный (или нет) момент Йорген скажет противоположное, но почему его это совсем не трогает? Ален вспомнил Хоппкинса. Как он там? Неужели ему позволили не ехать на сбор? Что толку! Хотя, - подумал он, - было бы, вероятно, неплохо уйти в родных стенах, сидя на веранде, любуясь озером, попивая что-нибудь эдакое, что слегка кружит голову и не дает ощутить в полной мере всю нелепость происходящего.
  
  В комнату заглянула сестра. Увидев "пациента" в постели, удовлетворенно кивнула и скрылась. Ален смотрел кадры с последней вылазки в горы. Элли катится на сноуборде. Элли на лыжах скользит впереди по накатанному следу. Элли кидается снежками и попадает в объектив камеры. Элли разводит огонь в камине. Элли пьет свой любимый ликер, смакуя каждый глоток. Кажется, что он снимал все это, уже понимая, что скоро с ним останутся лишь одни кадры. Потому снимал, снимал, снимал. Даже когда Элли кричала, смеясь: "Да хорош уже, не надоело? Пошли кататься! Давай, толкай меня и садись! Они летели с горы на санках, как дети. А потом кувырнулись в снег и долго хохотали, хлопая друг друга по плечам, оттряхая снег, который облепил их с ног до головы.
  
  Раздался стук, что стразу насторожило. Ален выключил видео и недовольно спросил: Да? В проеме двери возник незнакомец.
  
  - Простите, что помешал.
  - Да ничего. Входите. - Ален вспомнил, как точно так же говорил горничной, что меняла белье в его номере в те еще сборы.
  - Детектив Ковальски, я уполномочен Министерством защиты труда, вот мои документы, - он протянул пластиковую карточку, в которой планшет тут же распознал представителя закона.
  - Чем обязан?
  - Вы получали сообщения, насколько мне известно, от господина Хоппкинса?
  - Мы с ним часто общались, он мой друг. Что именно вас интересует?
  - Нас интересует прежде всего его последнее послание, - он, видимо, специально произнес "нас", чтобы повысить свой статус.
  - А. Думаю, вам оно известно?
  - Да, конечно. Но хотелось бы знать, что вы думаете по этому поводу?
  - Я? Ничего не думаю. Ну, думаю, как он там. Неужели ему позволили остаться дома? Думаю, что сам был бы тоже не против. Хотя...
  - Что "хотя"?
  - Не знаю. Наверное, все-таки правильнее было приехать. Не такая это простая задача отправиться на тот свет. Все-таки лучше, когда за этим будут присматривать специалисты.
  
  Детектив поглядел пристально, видимо, профессионально не доверяя клиенту, но ответом удовлетворился.
  
  - Хорошо. У нас к вам в этом случае лишь одна просьба. Не стоит рассказывать об этом кому бы то ни было. Вы правильно говорите, что переход очень сложен во многих планах, особенно в психологическом. Поэтому не хотелось бы, чтобы кто-нибудь перенервничал. Вы понимаете?
  - Да, конечно понимаю. Не беспокойтесь.
  
  После чего детектив откланялся, а Ален занервничал.
  
  
  

Глава 3.

  
  После обеда он обыкновенно уходил играть. В малом зале на сцене стоял настоящий Стейнвей, на котором за исключением Алена абсолютно некому было музицировать, но каждый месяц в пансионат заявлялся настройщик и приводил ослабшие струны в норму. Когда-то по звукам мелодии, а потом уже и по привычке, в зал слетались, как мотыльки, старички одногодки-однодневки и обслуга, свободная от смены. Порою он собирал почти половину зала. Зал, правда, был небольшой, человек на сто, не больше. Эдуард был завсегдатаем. Он чувствовал себя не совсем посторонним, а потому иногда садился прямо на краешек сцены и наблюдал за Аленом, за его физиономией, как она меняется вслед за изменениями в темпе и накале страстей музыкальной темы. Ален поначалу бросал на него косые взгляды, но по мере игры отрешался и забывал не только о существовании Эдуарда, но, вероятно, и о мире вцелом.
  
  Сегодня сосед слушал стоя, прислонясь к подоконнику. За окнами в этой части здания не было наружней террасы, и ничто не мешало любоваться видом на горы. Посередине "концерта", когда музыкант заиграл свою "Снежную вьюгу", Эдуард повернулся ко всем задом и уставился в окно. Так и стоял не шелохнувшись, пока Ален, массируя уставшие суставы пальцев, не подошел и не встал рядом.
  
  - О чем задумался?
  - Да вот. Думаю, не пойти ли прогуляться? Поваляться в снегу, протоптать какую-нибудь надпись на склоне... Видишь вон тот? - он показал жестом на пологое подножие скалы, что возвышалась прямо перед ними.
  - Боюсь, это нам уже не по силам, - ответил Ален, продолжая разминать суставы.
  - Да ладно! Тут и идти-то всего ничего. Составишь мне кампанию? - Эдуард озорно сверкнул глазами.
  
  Алену редко удавалось видеть соседа в таком расположении духа и ради того, чтобы продлить собственное удовольствие, он согласился. Они двое, как один, как два солдатика на плацу, развернулись и прислонились попами к подоконнику, чтобы совместно обсудить дальнейший план действий. Зал уже опустел, лишь одна заторможенная девица все еще сидела в кресле, уставившись в планшет.
  
  - Девушка, - весело обратился к ней Эд. - Мы тут планируем вылазку в горы. Не хотите составить кампанию?
  
  Девушка, словно очнувшись ото сна, встала, не глядя мотнула головой и поспешно вышла.
  
  - Тебе не кажется, что мы уже превратились в призраков? - Эдуард с ухмылкой взглянул Алену в глаза.
  - Кажется. Только не в призраков, а в ходячих мертвецов. Нас не просто не замечают, от нас шарахаются. Одни служебные обязанности заставляют "вступать в контакт".
  - Нда. Ну и хрен с ними! Но мы собрались на прогулку, не так ли? Идем?
  - Идем.
  
  Верхняя одежда и ботинки хранились в гардеробе и к выдаче требовали разрешения дежурного, о чем Ален не догадывался, но Эдуард был в курсе, а потому решительно подошел к Стефану, схватил его за грудки и что-то быстро зашептал на ухо. Стефан был дежурным по этажу. По крайней мере до восьми часов следующего утра. Он нехотя отправился в сторону гардероба, а старички, семеня, вслед за ним. В результате одежду им выдали без вопросов. На улице, а врочем, их тут не наблюдалось, было морозно, и снег хрустел под ботинком, слегка пружиня. Ален первый раз без суеты осмотрел их хоромы.
  
  Здание было трехэтажным и чем-то напоминало слоистый камень, у которого каждый пласт со временем чуть сдвинулся относительно другого. Все потому, что все этажи по периметру имели террасы, которые и придавали общему виду эдакую слоистость. Архитектору, однако, хотелось, видимо, чего-то более живенького, чем монотонное повторение, и террасы были, словно свернуты от начально запланированного положения, одна по часовой стрелке, другая - против, а третья оставалась на своем месте, не совпадая таким образом ни с одной другой. Идти им предстояло к той стороне, где террасы заканчивались, чуть завернув за угол, и дальнейшая, восточная стена здания, уже совершенно отвесная, не разрываемая никакими карнизами, смотрела сверкающими окнами на нужное им подножие.
  
  Пока они шли вдоль стены, дорожка была утоптана. Ален, занимаясь физзарядкой по утрам, самолично наблюдал, как шеф-повар, да и тот же Стефан усердно нарезают круги, сгоняя жирок с боков. Но как только они завернули за угол и шагнули по направлению к цели, ноги погрузились в снег по середину голени. Это было ожидаемо, но скорость передвижения замедлилась раз в десять.
  
  - Когда дойдем, что бы нам такое вытоптать там? - спросил Эдуард, утопая в снегу. Ален, по началу взяв разгон, теперь перетыкал ноги все медленнее.
  - Вот когда дойдем, тогда и подумаем, - дыхание его уже было нестабильно.
  - Может устроить привал? - спросил на всякий случай Эд.
  - Нет. Тогда точно не дойдем, - Ален вдруг решил дойти, чего бы это ни стоило.
  - Ну, хорошо. А что за мужик к тебе заглядывал сегодня?
  - Мужик? А. Да так, по делу. - Ален чувствовал, что говорить ему не хочется вовсе не оттого, что детектив не советовал, а потому что не было сил.
  - Извини, вечно лезу не в свое дело.
  
  Ален остановился и, обернувшись, пристально посмотрел на Эдуарда. Тот тоже застыл. Что ни говори, но и его дыхание желало лучшего ритма. В очках выражения лица было не разобрать, а губы улыбались, вероятно, как и у него самого. От нестерпимого блеска в глазах, от сверкающего повсюду снега, и от нехватки кислорода.
  
  - Заходил детектив. Спрашивал о моем давнем приятеле, который отказался ехать.
  - Ехать на сбор? - даже за очками Алекс увидел, как глаза Эда поезли на лоб.
  - Да. Перед вылетом, точнее, когда мы уже летели, он прислал сообщение.
  - Силен парень. Но это же бессмысленно!
  - Что значит "бессмысленно"? Ты думаешь, они приволокут его силой?
  - Да это не важно. Но если он был крутым пацаном в этой жизни, то, может, и приволокут. Только не сюда. Здесь отправляются на тот свет посредственности, вроде нас. Пардон. Не хотел тебя обидеть, да и сам не понимаю, как ты здесь очутился, с твоими-то талантами.
  
  Они по-прежнему топтались на месте, пройдя от силы четверть пути. Из всего разговора Ален понял лишь одно - Эдуарду известно куда больше об этом пансионате, чем ему самому. И не только. Вероятно, куда больше и о том мире, в котором, вроде как, жил и Ален, но получалось, что пребывал где-то в другом месте. Вероятно, в том, где обитала музыка, нотные партитуры, а когда-то давным давно - строки кода, сервера, дата-центры.
  
  - Эд, - Ален повернулся и попытался продолжить путь, не переставая говорить и внимательно глядя себе под ноги. - Сделай милость, объясни мне дураку. Я правильно понимаю, что ты об этом что-то знаешь? Откуда?
  - Было дело. Не вздумай только придумывать себе невесть что. Все просто. Я сам когда-то работал в подобном пансионате в обслуге и знаю всю подноготную.
  
  Ален вновь остановился.
  
  - И что же здесь происходит? Хоппкинс, это мой приятель, он говорил, что нас собираются усыпить, как подопытных кроликов. Это правда?
  - И да, и нет. Слушай, похоже, что мы сегодня до нашей цели не доберемся. Давай ка поворачивать назад. Если ты хочешь знать, то разговоры разговаривать лучше стоя в теньке, а не среди этого моря разливанного. Глаза режет, силы нет.
  
  Ален с грустью посмотрел на подножие горы, до которого оставалось еще три раза по столько, сколько они прошагали, и, обернувшись, ответил: Давай.
  
  Из окна малого конференц зала детектив Ковальски наблюдал за двумя фигурками на снегу. Они, словно застыли. Ни взмахов руками, ни движения вперед или назад. А через довольно продолжительное время разом повернулись и направились в сторону пансионата. Вот паршивец, - подумал он. - Проболтался таки. Хорошо еще, что Эдуарду Мейсону, а не соседу невропату, вот была бы иллюминация с а капеллой. Однако, теперь все вопросы к самому Алену. Насколько он окажется мужиком? Пианист.
  
  
  

Глава 4.

  
  В зал торопливо вошел дежурный и, остановившись позади детектива, нетерпеливо кашлянул. Ковальски резко обернулся. В руках Стефан держал трубку радиофона.
  
  - Полиция округа. Вас, сэр, - произнес он и протянул девайс с торчащей впереди антенной.
  
  Детектив брать не торопился, пристально разглядывал дежурного. Тот заметно занервничал.
  
  - Кто спрашивает?
  - Не знаю, сэр. Он не представился, но в списке контактов номер числится за окружной полицией.
  - Хорошо, ступай. - Ковальски забрал трубку, но поднес к уху лишь, когда Стефан убрался из зала, аккуратно прикрыв за собой дверь.
  
  - Детектив Ковальски, слушаю, - он вновь повернулся к окну. Двое путешественников уже скрылись из поля зрения.
  - Ты там долго еще намерен прохлаждаться? - Воскликнула трубка голосом шефа.
  - Шеф, так еще.., - он не успел договорить.
  - У нас тут ЧП, а он прохлаждается, - шеф заливисто загоготал, и детектив расплылся в подобострастной улыбке. Жаль, шеф ее не видел.
  - Так и у меня ЧП!
  - Что там у тебя? Один старичок напал на другого и заколол пластиковой вилкой?
  - Так если бы! Пианист Ален проболтался про Хоппкинса.
  - И кому?
  - Не поверите, но Эдуарду Мейсону.
  - Ну и фиг с ним, забей.
  - Да, но и Мейсон мог ему много чего порассказать в ответ.
  - Например?
  - Например, как тут протекают последние минуты жизни уходящего поколения...
  - Надеюсь, что у этих двоих они протекут без эксцессов.
  - Если только пианист не начнет делиться добытыми знаниями с соседями.
  - Да ладно тебе! Ален был человеком замкнутым, ни с кем не дружил, Хоппкинс да Элли были единственными его... близкими, короче. Да он даже с родителями встречался редкий случай. Никому он ничего не скажет.
  - Надеюсь, что вы правы. Так а у вас-то что за ЧП?
  - А-а. У твоей старой подопечной кто-то выкрал кота. Эксклюзивного и дорогущего, что мой флаер.
  - У мисс Селики? Опять?
  - Ну.., согласно ее заявлению.
  - Но, шеф, вы же сами понимаете, что по закону я обязан до последнего дня присутсвовать в пансионате...
  - Да знаю. Долго они еще там собираются костылями двигать?
  - Ингмар говорит, что они уже совсем выбились из графика.
  - И?
  - И принимает меры.
  - Хорошо. Скажу ей, что ты вот-вот приедешь и займешься ее делом лично.
  - Передавайте привет!
  - Обязательно. Давай, пока.
  - Пока, - ответил он в уже затихшую трубку.
  
  В зал в поисках Стефана заглянула Лола, его помощница. Я занят, - гаркнул Ковальски, воткнув в нее испепеляющий взгляд. Та пожала плечиками и упорхнула. Чертов пансионат, чертовы старики! - детектив повернулся к окну, чтобы не видеть этой осточертевшей больнички.
  
  Прошла неделя, а, может, больше, с того дня, когда Ален и Эд разговаривали, стоя под восточной стеной пансионата. Он здесь совсем потерял счет времени, но последние дни чувствовал себя все хуже и хуже, о чем захотелось рассказать Эду. Тот подымался гораздо раньше. Когда Ален встречал его в коридоре, направляясь в уборную, а тот уже шел навстречу, то означало, что Эд проспал. Повалявшись еще немного в постели, подыматься желания было мало, он свесил, наконец, ноги и нашарил тапочки, как обычно ткнувшись вначале кончиками пальцев в ледяной пол. Колени практически не болели на фоне давящего нытья, что он ощутил в пояснице да и во всем позвоночнике в целом. При одной мысли о физзарядке ему тут же захотелось упасть обратно в постель и зарыться в одеяло. Но навестить уборную все же стоило.
  
  Возвращаясь обратно коридором Ален тихонько подошел к двери Эда и прислушался. Внутри стояла гробовая тишина. Наверняка читает, - подумал он и направился к себе. В комнате выдвинул коврик и сел, скрестив по-турецки ноги. Если уж игнорировать зарядку, то хотя бы помедитировать, - подумал он. Мысли, однако, все кружили и кружили в голове, не желая уступать место пустоте.
  
  И да и нет, - ответил Эдуард, когда Ален спросил его о подопытных кроликах, а потом, уже прислонясь спиной к оштукатуреной под гранит стене пансионата, продолжил. Не знаю уж по каким причинам, я не ученый, но поколение, явившееся на свет в один день, с разницей, быть может, в какие-то часы, уходит точно также. Это подобно цепной реакции: уход одного тут же провоцирует уход другого и третьего, а там, как нарастающий ком. В итоге разница составляет даже не часы, а считанные минуты. Но. Иногда что-то идет не так. "И тогда прибегают к дополнительным мерам?" - Спросил Ален. Ну.., да. Как я понял, очень важно, чтобы все ушли одновременно. Это... как бы сказать... повышает вероятность того, что в следующий раз они будут готовы, созреют там, в иных мирах, к тому, чтобы в один прекрасный день в том же составе явиться на свет.
  
  Жутко, - отвечал Ален, - жутко для тех, кто вынужден выполнять это. Но нам-то какая разница, все одно дни сочтены. Сам же говоришь, что поколение словно представляет собой нечто целое. Так на день раньше, на день позже - не вижу смысла дергаться и возмущаться, хотя это и возмутительно. Эдуард тогда ответил, что думает где-то так же. А потом предложил возвращаться домой в палаты, поскольку они уже совсем замерзли. Ален шел тогда с ним бок о бок и думал о том, как невероятна все-таки эта штука жизнь. Словно могучая река, летящая с гор, разлетающаяся среди камней и преград на многочисленные струйки, а вот сплетающаяся в единый поток так, что все струйки в нем уже, как одно целое, летят вместе, имеют единую судьбу. Чудеса.
  
  Сосед вновь зарядил свои утренние новости, и Ален, скрипя коленями, поднялся. Следовало навестить Эда и все ему рассказать. Убрав коврик, осмотрев придирчивым взором комнату: постель убрана, полотенце повесил, зубную пасту и щетку положил в ящик, халат... да не на прием же! и пошел в халате. За дверью Эда стояла по-прежнему тишина. Он постучал и, не дождавшись ответа, осторожно приоткрыл дверь. Эда в комнате не было. Детектив Ковальски восседал на трехногом табурете и с любопытством глядел прямо в глаза.
  
  - Проходите, Ален, не стесняйтесь, - проговорил он, приглашающе махнув рукой. - Да входите уже!
  
  Ален послушно вошел и прикрыл за собой дверь. В комнате сильно пахло ароматическими сигаретами. Сам Эд не курил. Бросив взгляд на тумбочку, он заметил пластиковый стаканчик, из которого торчал к верху оранжевый в крапинку фильтр сигареты. Стало быть, детектив сидит здесь достаточно давно.
  
  - Присаживайтесь.
  
  Детектив сунул руку в карман, извлек оттуда мятую пачку и, не спрашивая позволения, закурил, пуская дым в потолок. Взгляд его тем временем ни на секунду не отрывался от Алена. Тот заподозрил неладное.
  
  - Извините, но Эдуард вышел надолго? Я хотел спросить его кое о чем.
  - Боюсь, что надолго, - ответил Ковальски и пустил очередную струйку дыма. На этот раз чуть мимо лица Алена.
  - Простите, не могли бы вы не курить, пока я тут?
  
  Детектив учтиво кивнул головой, сделал последнюю затяжку и отправил сигарету в пластиковый стаканчик к своим собратьям.
  
  - Так что вы хотели спросить у господина Мейсона?
  - Простите, но мне кажется, что это вас никак не касается.
  - Не согласен. Я вас просил никому не рассказывать про Хоппкинса, а вы?
  - Что я?
  - Не надо строить невинные глазки. Вы все разболтали Мейсону, а он? Что он вам наговорил?
  - Ничего.
  - Ну вот так и ничего?
  - Послушайте...
  - Очень, очень внимательно вас слушаю, но вы не хотите понять, что сейчас, когда господин Эдуард испарился в неизвестном направлении, ваши слова очень и очень важны для следствия. И для вашего дальнейшего благополучия.
  
  Ален ошалело уставился на детектива, исходя из чего тот понял, что пианист был не в курсе. Или хорошо играл.
  
  - То есть, как это "испарился"?
  
  
  

Глава 5.

  
  Теперь Ален обостряющиеся с каждым днем симптомы катастрофического старения начал замечать и у других. Так у соседа кашель по утрам из сухого превратился в какие-то изрыгаемые хриплые спазмы, грозящие вот-вот закончиться рвотой. Неладное творилось и у другого соседа, любителя новостей. Для Алена проявлялось это прежде всего в том, что теперь эти новости слышал не только он, но, очевидно, все "сопоколенники", чьи "номера" относились к их помещению. Похоже, слабеет слух, - догадался он. Что же они такое делают? Чем-нибудь облучают? Но тогда бы это повлияло и на обслугу, которая часто здесь шныряет то сменить белье, то дать лекарство, да и путь к гардеробу и к лестницам на другие этажи лежит через их коридор и еще один точно такой же по второму крылу здания. Но детектив ошивается у нас довольно часто, а уж кто, как не он, знает, наверняка, все здешнее закулисье. Хотя, возможно, достаточно облучать в течение ночи, когда кроме нас тут никого нет. А может, успокоительные и витамины, которыми нас пичкают три раза в день, вовсе не витамины..?
  
  Что бы то ни было, но по всем признакам выходило, что их подвергали воздействию, ускоряя процессы старения. Оставалось только догадываться, для чего им это. Ален еще мог понять, что единомоментная смерть необходима для повторного возрождения поколения, тогда можно воспользоваться каким-нибудь газом, да много есть способов безболезненно отправить человека на тот свет. Но для чего им понадобилось приближать сам момент смерти? Вероятно, все не так просто, - думал он. Существуют же в природе разные ритмы, биоритмы, фазы луны, планет и прочие астрологические суеверия. Может, они уже не суеверия? И все, что когда-то выдавалось за правду всякого рода чернокнижниками, хиромантами, астрологами, алхимиками, уже и есть правда? И, пользуясь знаниями всех этих шарлатанов, теперь Министерство защиты труда плодит поколение за поколением добросовестных, покладистых да к тому же невероятно способных работяг?
  
  Но даже узнай он способ, даже точную химическую формулу, чем их тут травят, что бы от этого изменилось? Эдуард, ты же сам мне говорил про Хоппкинса, что бесполезно? Почему же ты ушел? И куда? И почему не забрал меня с собой? Мы же, вроде как, стали друзьями за последнее время..? Я, по крайней мере, воспринимал это так. Тут Ален почувствовал, как по щекам бегут слезы. Надо же, - с грустью хмыкнул он, утираясь. - Вероятно еще один симптом навалившейся старости.
  
  Когда детектив, не вдаваясь в подробности, рассказал в двух словах, как обнаружили пропажу Мейсона, Ален не мог поверить своим ушам, и этот его уход он воспринял не иначе как предательство по отношению к себе. Но.., с другой стороны, в праве ли он был считать его другом? Шапошное знакомство. Всего какие-то два месяца, пара душевных разговоров, пара нелегального поглощения не известно откуда и каким образом добытых деликатесов. И он работал сам когда-то в обслуге, он сам был одним из тех, кто превращает розовощеких стариканов в согбенных, шаркающих, беззубых уродцев. Поэтому, когда детектив попросил повторить их разговор у восточной стены, он колебался не долго.
  
  - И кому еще вы об этом рассказывали? - поинтересовался детектив.
  - Не вижу никакого смысла отравлять кому-то последние дни жизни. А потому - никому.
  - Ой ли?
  - Послушайте. Хватит разговаривать со мной, как с провинившимся мальчишкой! Да и ваши угрозы на счет моей безопасности... Вы и правда считаете, что они могут взволновать человека, старика, который уже одной ногой в могиле? Даже уже двумя ногами.
  - А вы плохо слушаете лекции. И, видимо, так и не удосужились прочесть евангелия.
  - Я их прочел, когда мне было четырнадцать лет, не вижу смысла перечитывать, воспоминания мои вполне свежи.
  - А как же "кесарю кесарево"? Противодействуя властям, вы впадаете во грех, а стало быть ваше будущее может оказаться не столь розовым, как вы можете его представить.
  - Нас еще не крестили, так что у меня есть время предаваться греху.
  - Ладно, хватит этих поповских славословий. Хорошо, что вы никому не рассказали. Но не стоит ли мне прямо сейчас одеть на вас наручники и держать как потенциального беглеца? Не собираетесь ли и вы повторить фортель Мейсона? Может быть, у вас с ним сговор? А?
  - Я ничего не знал о побеге, вот вам крест!
  - Ну какой крест? Вы же сами сказали, что еще не крещены.
  - Это выражение такое, фигуральное. Оборот речи.
  - Ладно. Опять мы с вами свернули не туда. Хорошо, я вам верю. Но не знаю, что вы об этом думаете.
  - Я думаю то же, что сказал Эдуард. Нет смысла бежать, когда дни так и так сочтены. И я не понимаю вовсе, для чего ему этот побег. Может, просто чтобы насолить вам? Или, как Хоппкинс, сделать что-то по своему?
  - Может быть, может быть. Сказал так и убежал...
  - А вот вы мне скажите, что вы думаете обо всем этом? Только честно. Я с вами был честен.
  - Но вы же понимете, что я лицо официальное, у меня есть регламенты, статьи, устав, в конце концов, - детектив тут вновь потянулся за пачкой, но на этот раз Ален не стал ничего говорить.
  - Понимаю.
  - Что я об этом думаю... - Он зажег сигарету и с нетерпением, хорошо так затянулся. - Такова селяви, как говорят французы. Что поделаешь. С одной стороны, мне все это, конечно, не нравится, а с другой... Вы же понимаете, что иной мир отныне не призрачная выдумка богословов, а научно доказанная реальность. Столько всего произошло, столько встало с головы на ноги, ну... или с ног на голову, это уж как посмотреть. Я думаю, что ваши трактовки происходящего с позиции "ай-ай, мы все умрем" несколько устарели.
  - Что бы там ни менялось, но лишать людей жизни это омерзительно.
  - Да не нужно относиться к этому так, словно вас отправляют в никуда, и больше вас никогда не будет! Вас лишь подталкивают к двери, чтобы вы чуть быстрее шевилили ногами, но за дверью такой же мир, ну... чуть-чуть иной, но вы и в нем продолжите идти дальше. Что тут омерзительного, скажите мне?
  - Не знаю. Наука когда-то говорила, что земля плоская.
  - Экий вы, батенька, засранец. Вы еще припомните, что шаманы вещали у костра, когда человеческое стадо махало каменным топором.
  - Не так уж и давно это было. Я про плоскую землю.
  - Да давно! Это уже как Ноев потоп на заре человечества! Очнитесь, наконец! Скоро вас ждет волнующее путешествие в мир иной, встреча с ушедшими родственниками, свет, счастье! А вы мне про землю плоскую, фу ты!
  - Хорошо. Все ваши слова звучат правильно, логично. Но я музыкант, и мне ближе то, что словами не высказать. И вот это чувство, которое мне помогает слышать музыку, сочинять эту музыку, отличать музыку от музыки, оно говорит мне сейчас, что все ваши слова - вранье, как и все эти шоу на сборах, все эти рекламы, все эти фильмы о чудо-поколении. Вся ваша апологетика отправки людей на тот свет всего лишь ширма, за которой вы прячете собственные интересы!
  
  Детектив Ковальски разинул рот. Ему еще не доводилось сталкиваться с ситуацией, когда подозреваемый, влекомый неведомой силой, так доходчиво и так проникновенно выражает мысль, что хочется встать и пожать ему руку.
  
  - Знаете, какие у меня сейчас интересы? - устало проговорил он. - У одной моей очень хорошей знакомой, у одной очень хорошенькой знакомой, сейчас пропал кот. И все мои желания - это отправиться прямо сейчас к ней и, если не найти этого прожорливого котяру, то, по крайней мере, ее утешить, потому что я знаю, как она глупо, но от всего сердца об этом переживает, прямо сейчас.
  - Простите. Идите искать вашего котяру, а я отправлюсь искать свою смерть.
  - Очень хорошо. Удачи вам с поиском!
  - Не переживайте за меня. Куда она денется.
  
  Когда начались тренировки ухода, Алену вспомнилась книга, название ее он уже не помнил, но посвещалась она временам, когда сам Иисус ходил по земным дорожкам. "Возляжем же и мы во гробы и умрем вместе с тобою" - как-то так в ней звучали слова о том, как иудеи готовили себя к грядущей далекой смерти. В огромном зале стояли кресла, подобие которых он видел лишь в стоматологических клиниках. Когда собирался полный зал, а Алену всегда доставалось место где-то в последних рядах, то зрелище перед ним возникало впечатляющее. Приходила мысль, что сейчас, когда они все прилегли на изголовья, некий стоматолог-виртуоз проскочит по залу и в мгновение ока вылечит всем зубки, двигаясь со скростью японского нинзя, а затем - овации и низкий поклон.
  
  "Виртуоз", однако, а именно Ингмар Нильсон, и не думал двигаться с места. Он стоял высоко на подиуме так, чтобы каждый мог его видеть, и подробно рассказывал о том, что ожидает человека в первые минуты смерти. Если учесть, что те же речи он произносил на лекциях, то в общей сложности они слушали сей монолог уже раз сотый. Но Ален почувствовал, что этот человек, по видимому, и впрямь желает, как может, облегчить им переход в мир иной. Хоть не было сомнений и в том, что он же, если придется, нажмет ту зловещую кнопку, или повернет вентиль.., кто знает, что у них там. И все-таки то, что он сейчас рассказывал им с таким усилием достучаться, вдолбить, оно, похоже, и вправду являлось чем-то важным, и Ален впервые прислушался к словам.
  
  Наконец-то их окрестили, и уже ни для кого не было секретом, что счет пошел на дни. Возвращаясь с мероприятия, кто-то из стариков шутил, шепелявя беззубым ртом: эх, прощайте, девушки, теперь. А второй подыгрывал: что, даже в бар сегодня не пойдем? Ну, нет, - отвечал первый, - бар это святое место, пойдем обяжательно. Ален, слушая их веселую ворконтню, подозревал, что бар, который размещался между вторым и первым этажом, теперь для них заказан. Однако, когда вечером шумная ватага, распевая песни, прошаркала мимо двери, мнение пришлось изменить. Ален лежал в постели, рядом на одеяле лежал планшет с открытой страницей "История Соединенных Штатов Америки", но читать не хотелось. Не было желания ни для чего. Единственное, что жило сейчас в нем - это желание, чтобы все случилось как можно скорее, чтобы прямо сейчас. Ждать больше не было сил.
  
  Детектив Ковальски наблюдал за процедурой из-за стекла операторской. Под ним в откинутых креслах размещалась сотня старичков в белоснежных пижамах. Прямо перед ними на широком экране плыли картинки, подтверждающие истинное величие и значимость их поколения, старички, как один, не отрывали от экрана глаз. Ковальски скосил взгляд на Ингмара, тот в ответ отрицительно качнул головой. Полуторачасовой ролик должен был уже вот-вот подойти к концу, и тогда Ковальски на вопросительный взгляд уже Ингмара опустил голову, что означало "да". Тот перекрестился и нажал кнопку, изначально прикрытую пластиковым колпаком, а теперь опускающуюся все глубже под давлением побелевшего указательного пальца.
  
  Никаких внешних признаков, но все закончилось в несколько секунд. На всех экранах операторов побежала сплошная линия, не прерываемая более никакими пикообразными изломами. Ковальски бросил последний раз взгляд в середину зала, где в кресле покоилось тело бывшего пианиста, примитивиста, обозначившего начало новой эпохи в музыке, Алена Паркера Двавосемь.
  
  Тела клали на каталки и долго возили до крытых березнтом фур, ожидающих у площадки с подъемными воротами во внутренний двор пансионата. Затем разом загудели двигатели, и стая грузовых флаеров поднялась в воздух. Курс их лежал на восток за горный хребет к ближайшему крематорию. Ковальски провожал их, стоя у окна малого конференц зала. Они двигались медленно, похожие на стайку черных майских жуков. Вот и все, Ален, - сказал детектив и глаза его обежали в растерянности все вокруг: окно, подконник, верхушки гор, таявшие среди них точки флаеров и... подножие. На подножии ближней горы детектив, опешив, прочел вытоптанную аккуратно надпись: 2 8 +. От плюса вилась дорожка одиноких следов куда-то на юг, в сторону Кучуевского ущелья.
  
  
  
  

Часть 2. Поколенец.

  
  

Глава 1.

  
  Ну вот и все. Привезли первую партию, стало быть, дело сделано. В дверях появился Ингмар и прошел в комнату дежурного. Сегодня им был Сергей. Следом распахнулись ворота приемника и пошла работа. Их вносили люди из пансионата, держа за широкие пластиковые ручки в головах и в ногах, в крематории не было для этого рабочих, только смена у печей и дежурный. Тела находились в прозрачных пластиковых мешках, а потому, отправляя очередное тело в печь, он смог опознать его. Прощай, Ален, и прости, но у меня были причины поступить так. Если бы ты только знал. Седой, морщинистый старичок с длинными, худыми, скрюченными пальцами уплыл в печь. Заслонка опустилась быстро, но плавно. В тот же миг в небольшое термостойкое стекло ударила струя бешенного пламени. Две секунды и за ним - лишь красноватая дымка да пепел, оседающий на порозовевшие ролики подающего механизма.
  
  К печам подошел Ингмар, наблюдая за ходом дела. При всем желании он не смог бы узнать в этом человеке своего бывшего подопечного. Смена работала в светло-серых термозащитных комбинезонах, перчатках и масках, лишь узкая щелка оставалась для обзора под щитком защитного стекла. Глаза человека внимательно следили за мешками, поступающими на роликовую дорожу. Их клали рядышком по двое, чтобы ускорить процесс. Дорожка к этому не была предназначена, слишком узкая, а потому приходилось контролировать, чтобы ни один не застрял при входе в печь. Заслонка уехала вверх и из-за нее пахнуло таким жаром, что Ингмар моментально ретировался.
  
  Вслед за первой партией пришла вторая, а затем третья. Понимаешь, - Эдуард словно продолжил старый разговор с тем, чье тело уже превратилось в пепел, да и пепел улетел в трубу под давлением воздушных струй. - Понимаешь, я ведь соврал тебе тогда. Совсем чуть-чуть. Даже не соврал, а не сказал. Когда-то я был в обслуге именно этого пансионата, и пансионат всегда принимал никому не интересных стариков, отбросы поколения, можно сказать. Потому я и не понял сразу, как за последние сто лет в нем все переменилось. Может, виной этот детектив, ленивый и посредственный коп, самодовольный и тщеславный, которому можно поручить лишь мелочовку. Я ничего не слышал об Ингмаре, а он оказался один из членов научного совета при министерстве. Кто бы знал. Не хотел уйти вот так, а с тобою вместе, получалось, шансов у нас не было никаких.
  
  - Отец, смотри, там кто-то есть! Похоже, человек! Ползет в сторону поселка.
  - Да, похоже на то. Но похоже, уже никуда не ползет. И в этом направлении ему не пройти. Давай через левый спуск, а там посмотрим.
  
  Снежный вихрь взвился позади треков и снегоходы понеслись в гору. Справа остались Клыки вепря, два каменных острия, торчащих в небо посреди горного склона. Спуск справа резко менял уклон, завершаясь почти обрывом. Может, человек надеялся уцелеть, скатившись с него кубарем, но после землетрясения двулетней давности в конце его ожидала не ровная заснеженная долина, а гряда оголившихся камней. Снегоходы шли ровно, в десяти метрах друг от друга, они уже вышли на один уровень с человеком, когда тот пошевелился, перевалился на бок и попробовал катиться. Спасло его лишь то, что после снегопада снег был еще рыхлым и сминался под ним.
  
  Снегоходы, втопившие по началу по полной, вернулись к прежней, менее опасной скорости. Обогнув скалы они настигли на спуске незнакомца и, описав полудугу, замерли прямо у того перед носом. Александр подбежал первым и перевернул незнакомца на спину. Тот счастливо улыбался, но глядел мимо, куда-то в голубую даль неба. Неба, что еще не совсем растеряло ночную бездонную глубину, на которой так ярко блещут звезды в горах.
  
  - Кто ты? - спросил, подойдя, Сергей, - поколенец? Сбежал из пансионата?
  
  Человек в ответ только улыбался и протягивал им руки, едва отрывая их от снежного покрова. Похоже, он слегка промахнулся, - сказал отец показывая Александру, откуда вьется след по склону. Хотел добраться до поселка Асхата. Оно и к лучшему, что промахнулся. Асхат был старейшиной мусульманской общины, и, хотя вера их требовала почитать гостей, как посланников Аллаха, не было случая, чтобы они не возвращали беглецов Рахиму, владельцу ближайших трех пансионатов, горнолыжной базы и крематория, в котором Сергей значился начальником смены. Давай его ко мне, - отец взял незнакомца за обе руки, а сын подхватил за ноги. Вдвоем они взгромоздили тело на снегоход и привязали ремнями так, чтобы тот не улетел на повороте.
  
  Когда Эдуард открыл глаза, вокруг никого не было, и не было ни неба, ни снега. Он обнаружил себя внутри небольшой комнатушки на топчане, устланном белоснежной простыней в светло-сиреневых цветочках, поверху его укрывало одеяло в точно таком же белоснежном пододеяльнике, тяжелое. Тепло, как тепло, - подумал он и вновь провалился в сон.
  
  Окончательно очнулся он лишь на следующее утро. В окно светило солнце, в комнате никого не было, но по дому что-то шаркало, брякало и чьи-то голоса звучали в отдалении. Оглядев комнату, он признал в ней типовой щитовой домик, какие устанавливают в местах геологических разведок. Домик легко собирался бригадой из пяти человек, и так же легко разбирался. Имел отопление, душевую, кухню и санузел. Работа в обслуге для поколенца имела ограничение до тридцати лет, а потом судьба занесла Эдуарда, собственно, куда она только не заносила, но первый раз - в геологоразведочную экспедицию. Комната, однако, вместо двери закрывалась темно-синей занавеской. Когда Эдуард остановил на ней взгляд, разглядывая чудной узор - звезды, полумесяц, рыбы какие-то - занавеска отодвинулась, и на пороге возник парень.
  
  - Проснулись уже, - то ли спросил, то ли воскликнул он. - Отец, он проснулся!
  
  В комнату вошел среднего роста человек, и Эдуард приготовился к расспросам. Самым главным было ни за что не признаваться, что поколенец, а то вернут назад и глазом не моргнут. Чем-то лицо человека показалось знакомым. Да, он очень походил на того пацана, что вместе с отцом возил продукты в пансионат. Как же его звали?
  
  - Проснулся? - спросил мужчина по-английски.
  - Где я? - спросил в ответ Эдуард.
  - В Русском поселке.
  - Вот как. Это же.., а я был уверен, что иду...
  - Ну, когда мы тебя подобрали, ты уже никуда не шел. Пытался ползти и даже катиться. Хорошо, что не получилось, а то лежать бы тебе на нашем кладбище.
  - Почему это?
  - Не знаю, чего ты ждал внизу, но там с позапрошлой весны сплошные камни. Землятресение. Разбился бы насмерть.
  - Нет. Не помню. Не помню, чтобы я катился. Вряд ли я чего-то ожидал. До поселка Асхата дорога ровная.
  - Поколенец? - резко спросил мужчина, но в глазах его искрилась улыбка, так что Эдуард сам не понял, как произнес "да".
  - Считай, тебе повезло. Попадись ты Асхату, был бы уже там, откуда пришел. Как зовут? Есть хочешь?
  - Эдуард. Пить, - ответил он.
  - Есть, пить... Вставай, Эдуард, сюда тебе никто ничего не принесет. Давай, пошли. Меня Сержем звать, а это сын мой, Александр. Алекс по вашему.
  
  Так он оказался в Русском поселке. Когда планировал побег в пансионате, то тщательно восстановил в памяти расположение местных селений. Идти в ближайшее смысла не было. Если начнут искать, то с него и начнут. Но в стороне, на отшибе, был поселок Асхата, который часто наведывался в пансионат, да и с отцом его Эдуард был когда-то довольно дружен. Вспомнилось, как тот зазывал его в гости. Барана заколю, шашлык нажарим, баню натопим, приезжай. Вот и выбрал он Сергулу. Идти до нее было непросто, но так и искать в ней сразу не кинутся, а ему лишь бы дойти. Там уже укроют так, что и с собакой не найти.
  
  Общая комната, как ее звали в геологоразведке, была заметно больше. Не было стены, что отделяла ее от кухни. Серж хозяйничал сам. Достал хлеб, налил в пластиковую бадью какого-то варева и поставил в печь, по ходу дела включил чайник, который уже был горячим, а потому тут же загудел и через минуту выключился. Алекс достал тарелку, ложку и кружку в ярких подсолнухах. Все это поставил перед Эдуардом на стол. Из глубины дома донесся зычный женский голос: "Сергей, помоги мне!" Вероятно, жена, - догадался Эд и с какой-то отрешенностью смотрел, как Серж поспешно убегает, бросив на ходу: "Саша, покорми гостя".
  
  Подкрепиться было необходимо, Эд ел торопливо, непрерывно думая о том, что прошло слишком много времени, пока он был в отключке. Если его кинулись искать, то уже давно ищут. Нужно бежать дальше. Вернулся Серж.
  
  - Да ты не торопись, никто не отнимет, - улыбнулся он, увидев, как Эд мельтешит ложкой. - Ты проспал сутки, перед этим шел часов шесть. Если за это время над поселком не появилось ни одного флаера, стало быть не ищут тебя.
  - Видать, совсем некудышный ты человек, - добавил он еще и безобидно рассмеялся.
  - Если честно, - ответил Эд, остановив на полпути ко рту ложку, - я очень на это надеялся.
  - И какие теперь планы? Бежать дальше?
  - Теперь даже не знаю. Но думал да.
  - Дальше селения далеко, тебе не дойти. Агулик за перевалом, Юала вниз по ущелью, но это сорок с лишним километров. Думай. Можешь остаться здесь. То, что тебя никто не ищет, очевидно. Ты кто по специальности, кстати?
  - Кем только не был. Вот в таком домике жил, когда ходил в геологоразведочные экспедиции.
  - И что делал там?
  - Все по маленьку. Разнорабочим, поваром, взрывником был.
  - Ну, стало быть, калач тертый. Если что, работу тебе найдем. Или ты уже помирать надумал?
  
  Эдуард, как-то уже позабывший о существовании 28 поколения, моментально сник.
  
  - Серж, я ведь и правда из тех, что сейчас в пансионате ожидает своего ухода в мир иной.
  
  Сергей перестал улыбаться. Оно ему с самого начала было ясно, наверное он перегнул палку со своими шутками. Грустно все это, - только и сказал, - живи дед, а там жизнь покажет, не помер же еще. Эд согласно кивнул головой.
  
  
  

Глава 2.

  
  Он вообще был мужик тише воды ниже травы и головой вот так же, как тогда за столом, кивал частенько. Сергей всякий раз, когда приходил навестить родителей на кладбище, вначале останавливался возле крайней могилки, где на камне значилась лишь дата смерти да инициалы Э.М. Было даже удивительно, как такой человек отважился на побег. Таились, видимо, в нем такие стороны, которые чужим он не открывал, а может, и своим тоже. Да и были ли они у него, свои? Хотя за то недолгое время, что Эдуард пробыл у них, он успел сдружиться с дочкой, да и с сыном у них были не сказать, чтобы плохие отношения. Но с Ленкой он, конечно, больше всех проводил времени вместе. Она зубрила английский, хотела потом устроиться в пансионат, а тут под рукой оказался живой носитель. Носитель и живой.
  
  - Деда Эд, а у тебя жена была?
  - Нет, не было.
  - Ну а девушка-то была?
  - Нет, не было.
  - Но ты же симпатичный! Неужели никто не любил?
  - Ну, почему же. Было, любили.
  - А ты?
  - А я? Нет, наверное. Понимаешь Хелен (он звал ее на свой лад), это ведь не такое дело, что ты мне, а я тебе. Так и с чужими-то людьми поступать некрасиво, а когда речь о близком человеке, то уж должен он быть действительно дорог. Так, чтобы пошел в Храм и свечку поставил, и помолился: Господи, спасибо! А потом еще сходил и еще помолился. Не было у меня такого.
  - Ну вот. - Лене хотелось бы продолжить эту тему, а продолжение не состоялось. Но Эдуард сам то почувствовал и продолжил.
  - Но был у меня в пансионате приятель. Вот у него такое случилось. Он мне не особо рассказывал, и знакомы мы были без года неделю, и стеснялся говорить об этом, наверное.
  - Деда Эд, расскажи.
  
  И деда Эд пересказывал Лене историю, что когда-то в порыве откровения поведал ему Ален, сосед из палаты напротив. О себе и его Элли, которую встретил он во время своего Первого сбора. Встретил и уже потом не расставался до самого ее Последнего. Лена часто перебивала и требовала подробностей, которых он не знал, что ее заметно огорчало.
  
  - Что же? Ты сам, получается, так никого и не полюбил? - она вдруг вернулась к нему.
  - Были у меня симпатии, которые, возможно, могли и перерасти во что-то большее, но не случилось. Одному не сладко, конечно. С другой стороны, когда стал задумываться, а не плюнуть ли на все эти свечи... Ну, ты поняла. Не найти ли хорошую девчонку, а ведь были, то вдруг осознал, что за все эти годы уже привык к одиночеству. Я и кружку ставил там, где хотелось, и на диване валялся, когда хотел. А ведь связать свою жизнь с человеком - это не котенка завести. И котенок-то ждет ласки и внимания, а что говорить о человеке? Это лишь с одной стороны радость, а с другой - какая ответственность!
  - Значит испугался, деда Эд? - она сказала это вызывающе, готовая пуститься в бой и устроить ему полный разнос с конфискацией имущества.
  - Да, - Эдуард согласно кивнул. В бой пускаться расхотелось.
  
  Эдуард оказался в хозяйстве совсем не бесполезной обузой. Он разбирался и в паровом отоплении, и в электронике, и в починке различных ползающих и летающих аппаратов. Одно было плохо - глаза видели далеко не так хорошо, как в молодости, даже не так, как годом раньше. Глазами его стал Александр. Ну а поскольку руки без глаз, как ружье без прицела, то и руками. Эд лишь показывал где что открутить/прикрутить, откуда вынуть, куда засунуть, в чем прополоскать, что к чему припаять, а глаза с руками в лице Александра уже прикручивали, откручивали, полоскали, припаивали, а заодно и учились делать это самостоятельно в грядущем будущем.
  
  Однажды в комнату зашел Сергей и застал их с сыном за починкой старого робота-уборщика. Долго смотрел молча, стоя за их склонившимися над столом спинами, слушал голос Эда и смотрел, как Саша пытается делать то, что требуется. Прерывать не хотелось, так бы и стоял, но кашлянул, и мастеровые разом повернули к нему головы: молодую в кудряшках по бокам и веснушках на носу и старую с седою бородой и мешками возле глаз.
  
  - Рахим звонил. Сказал, что завтра привезут первые партии на кремацию. Из второго пансионата, - тут он сделал паузу. - Моя смена будет.
  
  Эд опустился на стул, взглянул на Сергея сперва глазами пустыми, серыми, но затем промелькнула в них зеленая искорка.
  
  - Возьмешь меня в бригаду? - он почти улыбнулся.
  - Ну почему же не взять? Возьму. Но тогда собирайся, летим в крематорий. Завтра у меня времени учить тебя не будет.
  - Если кто будет из пансионата.., узнает. - Эд отвел взгляд.
  - Обязательно будет. И людей полно, и Ингмар будет лично. Но бояться нечего. Смена работает в комбезах и шлемах, чтобы печью усы не подпалило или еще чего, не приведи Господь. Не то что чужого, друг друга не узнать. Ну что? Летим?
  - Да, - кивнул Эд.
  
  После крематория он совсем ото всех изолировался. Все ждал смерти, а она не приходила. В доме об этом догадывались и не беспокоили. Только Ленка ходила все кругами вокруг да около, когда он, обняв жердину забора, стоял и смотрел куда-то в горы. Заговорить боялась, отец строго-настрого запретил. День на четвертый он сам не выдержал. Они с матерью только что подоили корову, и Ленка несла полведра молока до кухни, когда он окликнул ее и, забрав ведро, пошел рядом.
  
  - Полведра всего, - сказал. - Мало, наверное. Зимою коровы плохо доятся, да?
  - Не, нормально, - Ленка была рада-радешенька, что отцовский запрет уже, вроде как, перестал действовать. - Позанимаемся сегодня английским?
  - Если желание есть, обязательно позанимаемся. Извини, что совсем обо всех забыл.
  - Мне отец тоже с тобой говорить запретил. И не за что извиняться!
  - Ну извини.
  - Вот опять ты! Хватит уже. Давай, я сама понесу! - она попыталась выхватить у него ведро.
  - Эй, ты чего творишь?! А если бы я не удержал? - молоко едва не расплескалось посреди прихожей. Ленка мгновенно убрала руки.
  - Тебе тяжело, наверное? Давай я? - уже примирительно, чтоб загладить неловкость, спросила Ленка.
  - Не, нормально, - совсем в точности повторил Эд.
  - А ты корову доил когда-нибудь? - Вдруг спросила она.
  - Ну, нет. Вот чего не доводилось, того не доводилось. Даже не видел ни разу, как это делается.
  - А я доила! Мама учит.
  - И как тебе?
  - Бр-р-р.
  
  Деда Эд рассмеялся. В этот самый момент их нагнала Наташа, жена Сергея и мать Елены.
  
  - Чего ты там быркаешь, а? Я думала, вы уже английским занимаетесь, а вы тут с ведром гуляете! Так, отдавайте, дальше я уж сама как-нибудь.
  
  Но тут из кухни (или из общей комнаты, как назвать) появился Сергей и забрал ведро у Натальи, серьезно глянув на дочь.
  
  - Чего ты на меня смотришь?! - Ленка, чувствуя свою полную невиновность, поспешила обидеться. - Деда Эд сам предложил позаниматься английским!
  - Это правда. Я сам.
  - Да я разве что говорю? - Сергей уже отвернулся и понес ведро на кухню. С ним ушла и Наталья.
  - Ну что? Идем? - спросила уже неуверенно Ленка.
  - Да. Дай мне только куртку снять и переобуться, я сейчас.
  
  
  

Глава 3.

  
  В последние дни, когда за столом присутствовал Эдуард, ели молча. Но он все больше отсиживался в комнате и на приглашения отвечал, что не голоден. Конечно, - шепталась за столом Ленка, - накусотничается за день, вот и не хочет. Впрочем, за все дни она лишь однажды видела, как деда Эд открыл хлебницу, извлек оттуда батон белого хлеба, отрезал себе небольшой ломоть да и ушел в комнату, даже не убрав все на место. Пришлось Ленке самой убирать. Но к сегдняшнему вечернему столу они пришли вдвоем, оживленно о чем-то перешептываясь. Шептались, видимо, чтобы не впутывать в разговор остальных. Александр уже сидел за столом, а Сергей с Натальей что-то еще кулинарили за плитой.
  
  - О чем шепчетесь? - Наталья, выглянув из-за Сергея, бросила оценивающий взгляд на положение дел. Эдуард прямо отживел, и Елена повеселела. А то все ходила, повесив нос.
  - Так. Это готово. Выключаю? - Сергей вопросительно глянул на спутницу жизни.
  - Готово? Ну, тогда неси на стол. Так о чем спорите?
  - Да не спорим мы! - Ленка, как обычно, тут же заняла круговую оборону.
  - Ну, не спорите, так не спорите.- Мать сняла с плиты кастрюльку и пошла к раковине слить воду.
  - Деда Эд говорит, что мы живем, как атеисты.
  - Нет, Хелен. Когда это я такое говорил?
  - Да только что!
  - Нет, я сказал, что не заметил у вас ни икон, ни распятий, ни алтарей каких-то с фигурками Будды или еще кого. Больше ничего не говорил.
  - Ну так это то же самое, - возмутилась она.
  - Это вы к Александру в комнату не заходили, - засмеялся Сергей, а Сашка залился краской, прямо как рак, брошенный в кипяток.
  - А, точно! У Сашки есть фигурка Будды, - Ленка победоносно вскинула голову.
  - Ну и что? - Теперь настал черед Александра залечь в оборону. - Я же не буддист. Стоит себе и стоит, хлеба не просит.
  - Александр у нас медитациями увлекается, - Сергей говорил без тени улыбки, а Сашка весь напрягся, ожидая, видимо, что сейчас про него отец еще чего понарассказывает. Но тот и не собирался.
  - Вот как? - Заинтересовался Эд. - У меня сосед из палаты напротив этим увлекался. Хороший был человек, Царство ему небесное.
  - Это который Ален? - как бы догадалась Елена, хотя, кроме него, никого из прошлой жизни старика и не знала.
  - Угу, - кивнул головой Эдуард. - Вот ведь. Я так рано сбежал, что даже не покрестился.
  - Ну-у, это можно устроить, - усаживаясь, наконец, за стол произнес Сергей. - В Юале есть Храм и Священник. Я туда полечу на неделе, могу тебя прихватить. Договориться надо только предварительно. А то, кто его знает, может, на охоту ушел.
  - Зверя бьет? - Удивленно спросил Эд.
  - Ну нет, что ты! За козами дикими охотится. Большой охотник до козьего молока. - четко разделяя слова, выговорил Сергей и весело рассмеялся. - Вот только не приживаются они что-то у него. Дохнут, как мухи.
  - Может кормит не тем? - Предположил Эдуард.
  - Кто его знает. Может святым духом питает, а они не едят. - Сергей вновь звонко хихикнул.
  - Хватит тебе уже, - упрекнула Наталья, - ешь вон давай!
  - Нет.., - произнес задумчиво старик. - Если уж Бог есть, то не может он одних привечать, а других отталкивать. Ведь, если он весь мир создал, всю матушку вселенную, то все в ней - его рук дело. Вот я когда-то давно табуреты столярил под старину из дерева. Хобби у меня такое возникло. Делал и знакомым раздавал. Так, каким бы табурет ни получился, а все-равно мой. Даже если было стыдно дарить кому, не выбрасывал я, у себя оставлял. Так что, если сотворил он человека по образу и подобию своему, то не отвернется от старика.
  - Ну, а если нет.., - продолжил он после паузы, - то и нахрен он мне такой не нужен. Тогда гори оно все... Что здесь всю жизнь маялся, что там буду, не привыкать.
  
  После таких слов за столом воцарилась тишина. Только вилки звякали о тарелки, да слышалось сопение Эдуарда, который последнее время дышал тяжело и часто, словно ему кислорода в воздухе не хватало. Молчание прервал Александр.
  
  - А ваш сосед, он буддистом был?
  - Нет. Не думаю.
  - А как медитировал?
  - Да дай ты поесть человеку! - Наталья недовольно глянула на сына. Тот в ответ молча кивнул.
  - Мне тоже интересно было, - дед даже засветился будто. Видимо, разговор об Алене доставлял ему удовольствие. - Говорит, что пытается ни о чем не думать, концентрируясь на дыхании... Нда, говорил...
  - Випассана, - определил Александр. - Основа всего, как утверждал Будда.
  - Ага, Будда! - Оживилась Ленка.
  - Ну и что? - отпарировал он.
  - Ничего. Совсем ничего, - но выражение лица ее при этом стало триумфальным.
  - Ну и молчи тогда, если ничего. - Александр уткнулся носом в тарелку.
  - Саша! - укоризненно произнес Сергей. - А во что ты веришь, Эд?
  - В природу, наверное, - ответил после короткого замешательства старик. - Вот дерево. Растет оно себе и растет. Весна наступает - листья выпускает, осень - сбрасывает. Не морочит себе голову ничем. Я люблю деревья. Я и себя порой ощущаю таким деревом. Плохо мне - плачу, хорошо - смеюсь, и не забиваю голову тем, чего мне знать не дано.
  - Интересная позиция. Так посудить, может, и я такой же. - и Сергей, как Александр, уткнулся в тарелку.
  - А скоро Новый год, - Наталья решила поменять тему. - Как будем праздновать?
  - По британски! Сделаем веночки, камин и носочки повесим для подарков. - Тут же отозвалась Ленка.
  - Где же ты камин найдешь? - остудил ее отец.
  - Легко! - просияла она. - У Сашки есть ролик с пламенем. Пустим на большой экран, вот и камин!
  - Не так. Надо будет экран поставить на пол и обрамление какое-то сделать. - Александр уже подходил конкретно к решению задачи.
  - Ну, да. Давай так. - У Ленки засветились глаза от предвкушения приближающегося праздника. Самого любимого в году, может быть, даже более чем день рождения.
  
  В итоге, когда еда в тарелках закончилась, и взрослые отправились по своим комнатам, Александр с Еленой все еще сидели за столом и бурно обсуждали планы на этот Новый год.
  
  - Ну что? Точно не хочешь лететь? - Спросил в коридоре Сергей у деда.
  - Полечу с удовольствием, если возьмешь. Интересно посмотреть, как там люди живут. Но Священнику не надо звонить. Не хочу я креститься.
  - Ну.., хозяин - барин. Тогда в среду где-то. Я скажу.
  - Ага, - кивнул Эд и, откинув занавеску, шагнул в свою комнату.
  
  Вот как интересно, - рассуждал он, лежа в постели и глядя в потолок, - шел к одним людям, а попал к другим. Где надеялся укрыться, мог бы сгинуть, а где и не думал оказаться, там теперь живу и горя не знаю. Все-таки много на свете хороших людей. И здорово, что судьба пока еще заносит меня к ним, к хорошим. Значит, не такой уж я плохой и сам. Ведь говорят: подобное притягивает подобное. Хотя... Почему так говорят? У магнита притягиваются как раз полюса разные. Нда, кто поймет эту вселенную, тот станет богом. Но бог только один, а потому никто ее никогда не поймет.
  
  
  

Глава 4.

  
  Флаер вертикально поднялся над поселком и завис на высоте около ста метров в ожидании дальнейших команд. Сергей нашел в избранном маршрут на Юалу и подтвердил начало полета. Эд тем временем разглядывал поселок. Два горных хребта сбегали склонами навстречу друг другу, но упирались в небольшое взгорье, на котором без тесноты разместилось два десятка щитовых домиков, а еще насосная станция и энергоустановка, снабжавшие поселок водой и электричеством. Прямо под флаером по двору шла малюсенькая Наталья и, задрав голову, помахала рукой. Эд помахал в ответ, лишь после сообразив, что снизу его не видно. Продолжая висеть, флаер развернулся, взяв курс на Юалу, и плавно набрал горизонтальную скорость.
  
  - Новый год на носу, подарки надо забрать, - Сергей, наконец, объяснил причину полета. - Залетим в службу доставки, а потом заглянем к Константину, приятелю моему. Попьем чайку, поболтаем и домой.
  - А в пансионат не ближе ли было? - спросил Эдуард.
  - Можно и в пансионат, но там сейчас одни сторожа да бригада строителей. Мелким ремонтом занимаются, готовят к следующему мероприятию. Да и не очень-то они любят, когда на них доставку оформляешь. Вроде как закрытая территория и все такое.
  - И когда следующий заезд? - Эд хотел сказать "следующий сбор", но язык не повернулся.
  - Теперь в феврале только. Январь у нас пустой месяц. Безработный. Да и февраль наполовину, скорее всего, тоже. Потом местный слет поколенцев, клетушки разберут, понастроят аппартаментов, ты свой пансионат и не узнаешь.
  
  Эд чуть не хлопнул себя по лбу. Позабыл за годы весь график. Чаще всего слет начинался во второй половине февраля, а иногда и в марте, и до того времени они значились в отпусках.
  
  - Что за подарки? - спросил он для продолжения разговора.
  - Секрет, - улыбнулся Сергей, - нельзя говорить.
  - Ну, хорошо, не говори.
  
  Вскоре появились очертания Юалы. Этот поселок больше походил на небольшой город. Уже издалека угадывались купола Храма, метеорологическая вышка и водонапорная башня. А когда подлетели ближе, из общего массива стали вырисовываться и дома. В основном в два этажа, но попадались и трех, и пятиэтажные. В поселке располагалось районное руководство, а вокруг - несколько турбаз.
  
  - Ого, - удивился Эдуард, глядя на жилые дома внизу - а вот этого я не помню. Тут же, вроде, фермы какие-то были?
  - Так ты был здесь! - Сергей удивленно глянул на Эда. - А говорил "посмотрю, как там люди живут"...
  - Ну, так я и смотрю, - улыбнулся старик. - Я здесь последний раз больше ста лет назад был.
  - Ну ка, ну ка? И что ты здесь делал сто лет назад?
  - Что что. Обслугой работал во втором пансионате, а сюда мы летали отдыхать в свободные дни.
  - Вот так да! - Хохотнул Сергей. - Так ты, стало быть, из своего старого пансионата сбежал. А я еще удивлялся, откуда у тебя уверенности столько было, чтобы одному в горах идти неизвестно куда. А ты все знал, оказывается.
  - Конечно знал. Что же я дурак совсем что ли? Дождался, когда прогноз выдал снегопад, а они тут частые, ну а одежда и обувь у меня уже давно были заготовлены.
  - Но без помощи обслуги выйти бы тебе не удалось. Кто же помог?
  - Секрет, - улыбнулся Эдуард, - нельзя говорить.
  
  Сергей, вспомнив свой недавний ответ про подарки, удовлетворенно кивнул. Флаер начал снижать скорость, и он, увеличив карту поселка, ткнул в стоянку возле здания администрации. Флаер пошел на снижение.
  
  - Так ты и к Асхату шел не спроста. Уверен был, что укроет.
  - Конечно. Мы с отцом его были близки. Звал меня не раз в гости: в баню, на шашлыки.
  - Чтож, ну раз так, то уж наверное укрыл бы. - Сергей, пожав плечами, наблюдал, как флаер "общается" с диспетчерской и следует на указанную ему площадку.
  - Шашлыки, - продолжил он, не отрывая глаз от экрана. - Небось на настоящие звал, из баранины?
  - Да. Тогда были еще настоящие.
  - Бедные барашки, - сказал Сергей и нажал кнопку разгерметизации. - Вылезай, приехали!
  - Так я и твоего отца помню, и тебя, - произнес Эд, выбираясь по трапу из кабины.
  - А ну постой.., - Сергей развернул старика за плечо, будто бы в первый раз увидел. - Ты был приемщиком, как мы привозили продукты! Неужели ты?
  - Ага, - улыбнулся он. - И приемщиком, и поваром в то время. Потом закончился контракт у Асада, и я ушел в дежурные, хотя на кухне еще помогал новичкам.
  - Вот так новость! - воскликнул Сергей. - Отца помнишь?
  - Конечно, помню! Он всегда был такой... взмыленный, торопливый. Все покрикивал "скорее, скорей" и сам начинал бадейки с молоком и сыром носить.
  - Еще бы не взмыленный! Знаешь сколько нас в семье было? Четверо. Четверо! И сплошь девки, кроме меня.
  - И где же они теперь? Сестры?
  - Кто где. Одной нет уже. - Сергей помрачнел, и Эд расспросы прекратил.
  
  Возле здания администрации располагался пункт экспресс-доставки. Эд заходить не стал, остался на улице, дыша свежим воздухом. После флаера голова слегка кружилась и было как-то нехорошо. Словно вот-вот должно что-то случиться, и оттого сердце скачет и бьется, как ненормальное. Подошел какой-то парень в шапке-ушанке, обвешанной разноцветными значками, и на чистом лондонском наречии спросил, где почта. Эд не задумываясь ткнул пальцем в одно из задний на противоположной стороне улицы. Даже за сто лет почта не могла сгинуть с прежнего места. Рушатся храмы, ломают старый фонд, администрация переезжает с места на место, люди перестают пользоваться почтой, но почтовые отделения остаются на своих местах, неуничтожимые, как Агасфер.
  
  - Заждался? - спросил Сергей, выходя из офиса и еле удерживая в руках четыре коробки.
  - Смотри, - Эдуард продолжил свои мысли вслух. - Почта там же, где и сто лет назад.
  - Ну и что?
  - Не знаю. Так все поменялось за это время, а она - там же.
  - Пошли. Бросим коробки в флаер и заглянем к Константину. Можем, кстати, и в Храм заглянуть? Он тут рядом.
  - Это зачем еще? - Эд подозрительно глянул на Сергея. - Давай мне одну, а то уронишь сейчас.
  - Держи, - тот передал ему коробку поменьше. - Да так просто, в качестве культурной программы.
  - Был я в этом Храме. Вряд ли в нем что-то сильно изменилось. Это как почта.
  - Ну, не хочешь, тогда пошли.
  
  Забросив коробки в кабину флаера, они в десять минут пересекли весь поселок поперек и вышли к частным домам на окраине. Дом, в который направлялся Сергей, выделялся архитектурой и роскошеством забора. Чугунное литье, столбы из облицовочного красного кирпича, причудливые навершия. Люди, судя по всему, жили здесь не бедные. У ворот залаяла собака Баскервилей, здоровенная псина черной масти, с огромными клыками, ненормально торчащими из пасти.
  
  - Не бойся, - успокоил Сергей и распахнул перед Эдом калитку. - Он только на вид такой страшный.
  - Что-то плохо верится, - произнес, входя, Эд. Но пес уже лез лизаться, чуть не свалил с ног.
  - Дэв, сидеть, - воскликнул, появившийся на дорожке, хозяин.
  - Дэв, это полностью Дэвил? - Спросил, оттряхивая одежду, Эдуард.
  - Нет. Дэв это Дэвид, - ответил Константин. - Скажете, что неудачное имя для собаки?
  - Нет, не скажу. - Старик иногда отвечал столь окончательно, что продолжать вопросы или беседу уже не хотелось.
  - Привет, - Сергей пожал хозяину руку. - Это мой гость. Вот, изъявил желание познакомиться с твоим городом.
  - Пока еще моим. - Ответил Константин, подразумевая, видимо, какие-то только им двоим известные обстоятельства.
  - Что, Рахим не сдается?
  - Не только не сдается, он всех своих псов на меня натравил. - хозяин сделал приглашающий жест рукой в сторону дома, а Эд беспокойно оглянулся на пса. Тот сидел, как положено, повинуясь команде хозяина.
  
  Константин убежал чуть вперед, и Сергей шепнул Эду на ухо: мой приятель, он мэр этого городка, а временно и губернатор района. Старик пожал плечами, дескать, губернатор так губернатор, ему-то что.
  
  Пока старые приятели наслаждались встречей за непонятным для Эда разговором, он ушел бродить по дому. Тот был выстроен в три этажа, и просторные коридоры украшала живопись и скульптура. Эдуард редко останавливался, больше морщился, но одна картина привлекла его внимание. Не было никакого сомнения в том, что это Мане. Подлинник, вероятно. Старик застыл, зачарованный. В этот момент подошли давние приятели, и Константин, указав на картину, пояснил, что этот этюд подарил ему сам Ренье Савон, когда отдыхал с семейством на базе Сноу-Сноу в позапрошлом году.
  
  - Они бывают здесь каждый год. Наши горы - отличное место и для отдыха, и для больных легких. Столько великолепных турбаз, Эдуард, вы не найдете нигде в мире. А какой здесь снег? А погода?
  - Это Мане, - ответил старик.
  - Да. Я знаю. - Константин взглянул на Сергея и продолжил. - Ну что? Пройдемте, как говорится, в закрома?
  
  Закрома размещались на крыше особняка под стеклянным куполом. Если учесть, что пятиэтажных домов вокруг было раз два и обчелся, а еще то, что дом стоял чуть повыше прочих, то глазам открывался отменный вид на весь поселок и на великолепие гор сразу за ним. Эдуард, забыв о Мане, залюбовался открывшимся перед ним простором. Горы поблескивали в лучах солнца, что уже клонилось к западу, на востоке чуть светился диск Луны, прямо посередке к небу вздыбились пики Храма, и вся картина попахивала какой-то мистической аллегорией. Вот-вот появятся из снегов длинноногие слоны Сальвадора Дали и пройдут неторопливо мимо, аккуратно перешагивая дома и этот рукотворный купол.
  
  - Хватит хандрить. Пойдем, чаю выпьем, - оборвал его фантазии Сергей. Эд кивнул головой и послушно отправился следом. Молоденькая девица в наряде горничной уже разливала чай по чашкам. Китайский фарфор слегка просвечивал, из-под нанесенных на тонкие стенки кистью мастера листьев и лепестков проглядывала ползущая вверх кромка жидкости. Под куполом моментально разнесся умопомрачительный аромат. Эд сел в кресло и вздохнул.
  
  - Чего ты все вздыхаешь? - Спросил Сергей, взяв со стола чашку.
  - Чай хороший. - Ответил Эд. - Вот и вздыхаю.
  
  
  

Глава 5.

  
  На лестнице появился Константин, неся в руках две вазочки, вероятно, из одного чайного сервиза. Когда подошел, Эд разглядел тот же рисунок, что и на чашках.
  
  - Спасибо, Мари, - хозяин бросил на горничную быстрый взгляд, - можешь идти, дальше мы уже сами справимся.
  - Приятного чаепития, - ответила она и, слегка покачивая бедрами, скрылась на лестнице.
  - Я включу новости. Никто не против? - экран уже загорелся, так что отвечать смысла не было.
  - Сегодня десять лет трагедии в Кучуевском ущелье.
  - Под лавиной погибло больше ста человек, - пояснил Сергей, взглянув на Эдуарда.
  - Теска твой должен выступить, - Константин улыбнулся старику, и тот удивленно повернулся к экрану. Теска был еще одним кандидатом на пост нового губернатора. - Эдуард Хаммер Четырепять.
  - Поколенец? - то ли спросил, то ли констатировал Эд.
  - Да, как и я, впрочем. А вы? - он обращался к старику, неожиданно забыв, что они, вроде как, были на "ты" до сего момента.
  - Эдуард Мейсон Двадевять. - соврал Эд. Иначе бы раскрылся факт побега из пансионата. Поколение его в разных концах планеты уже вылетело в трубы крематориев. Сергей еле заметно кивнул головой. Раскрытие истины, видимо, и ему не сулило ничего хорошего.
  - Стало быть, один Сергей у нас стопроцентно ветхозаветный человек? - Сергей развел руками, дескать уж извините, какой есть.
  
  Новости начались с международных событий. Стартовал завершающий круг переговоров, и Канада, наконец-то, присоединялась ко всем остальным. Последний оплот независимой государственности. По окончании Земля действительно сможет считаться единой державой.
  
  - Ну, после вступления в Единство России, она бы долго не продержалась в любом случае, - прокомментировал Константин.
  
  Словно услышав его, новости переключились на страны бывшего СССР. Там реальным объединением и не пахло. Видимо, осадок от прежних национальных конфликтов в империи так и не растворился в течение столетий. Затем шли новости с фронтов науки, религии, образования и спорта. Это было не столь интересным, и Константин приглушил звук.
  
  - Как вам чай? - он явно напрашивался на похвалу.
  - Чай отменный, - подтвердил Эд.
  - Здесь несколько сортов. Мари - большая мастерица в чайном искусстве.
  - В доме только прислуга, я заметил. Вы холост?
  - Нет, конечно. Кто же выберет в мэры холостяка? Храм уж точно не утвердит такую кандидатуру. Зимой в горах не особо приятно, так что супруга с детьми обычно зимует где-нибудь на Средиземноморье. Сейчас они на Мальте, наверное. А перед тем наслаждались Венецией.
  
  Картинка на экране сменилась заставкой региональных новостей, и Константин прибавил звук. Доиграли последние ноты музыкального вступления и появился диктор местного вещания. После череды светских новостей: кто из знаменитостей прибыл на неделе в здешние дома отдыха и горнолыжные базы, диктор напомнил зрителям о давней трагедии, рана от которой до сих пор разрывает наши сердца. Далее началась речь Эдуарда Хаммера.
  
  - У него там кто-то погиб? - Спросил Эд. У человека на экране дрожал голос и слезы наворачивались на глаза.
  - Нет, - ответил мэр. - Просто выборы скоро. В политике важна каждая деталь, любое публичное выступление. Впрочем, как и в бизнесе. Никогда не воспринимайте серьезно политиков и бизнесменов. Они плачут и восхищаются дабы завоевать лояльность. Одни - избирателей, другие - клиентов и партнеров.
  - Несчастные люди, - задумчиво произнес старик. - Я понимаю еще, когда человек не выказывает свое мнение, чтоб оно ненароком не навредило делу. Но когда вот так бесстыже лгут, это печально.
  - Не думаю, что они считают себя несчастными, - рассмеялся мэр. - Напротив, несчастьем для них была бы упущенная возможность выдавить слезу или вызвать жар одобрения у аудитории. И я - политик, а не человек, винтик в тонко закрученном механизме государства. Я не могу себе позволить человеческие слабости.
  - Слабости в виде совести и чести? - спросил Эд, и Сергей напряженно прикашлянул в кулак.
  - Нет, - ответил Константин, продолжая улыбаться. - Легкомыслия и безответственности.
  - Да, - старик улыбнулся тоже, но как-то печально. - Язык у вас хорошо подвешен. Политика переговорить.., что Священника.
  - Язык - оружие политика, как и вся его жизнь, каждый шаг. Когда-то он сам о себе заботился, но информационные потоки настолько возросли, что теперь только со штатом имидж-мейкеров есть шансы оставаться на плаву.
  - Надеюсь, Священника вам так не одурачить.
  - Я тоже на это надеюсь, - Константин перестал улыбаться. - Я из тех, кто, как вы сказали, предпочитает промолчать, когда говорить не выгодно. Я стараюсь говорить делами. За годы моего мэрства поселок преобразился в лучшую сторону, и Священнику это хорошо известно. Вот Сергей не даст соврать.
  
  Сергей согласно кивнул головой. На лестнице возникла Мари, держа в руках телефон. Хозяин вопросительно вскинул голову. Та подошла и что-то шепнула на ухо, передавая трубку.
  
  - Извините, но я вынужден откланяться, - произнес торопливо мэр Юалы. - Прости, Сергей, Эдуард, что так внезапно. Мари вас проводит.
  
  Когда возвращались к флаеру, молчали. Только лишь забравшись в кабину, Сергей спросил:
  
  - Как он тебе?
  - Константин? Да никак. Политик он и есть политик, и как политика я оценивать его не хочу. А как человека... оценить может супруга разве что, дети, ну или Мари.
  - Если ты подозреваешь их в связи, то напрасно. Она только горничная и секретарь иногда. Сейчас столько средств слежения, а за ним следят, уж поверь мне, что позволить себе человеческие слабости он и правда не может.
  - А о каких псах Рахима он говорил?
  - Журналисты, активисты, которым он как бы помогает. Финансово и не только.
  - Ходит по грани закона?
  - Иногда по грани, иногда за гранью. Пока он заходит не слишком далеко и пока обеспечивает людей работой, в нашем поселке в том числе, на это закрывают глаза.
  - Годы летят, а ничего не меняется, - вздохнул Эд.
  - Неправда, с появлением Священников и Храмов политики и чиновники изменились кардинально.
  - Снаружи, а внутри?
  - Ну, ты многого сразу хочешь. Подожди, придут новые поколения, и все поменяется. Уверен, что Александр с Еленой будут жить совсем в другом мире.
  - Так говорили и сто поколений назад, Сергей.
  
  Флаер завис над родными крышами и пошел на снижение. Во дворе Ленка стояла рядом с матерью и махала рукой. Старик замахал в ответ, но, спохватившись, тут же опустил руку, вспоминая, что снаружи фонарь флаера выглядит сплошным непроницаемым черным колпаком. Даже не определить, где он переходит в поверхность металлического корпуса.
  
  
  

Глава 6.

  
  - Хм, - усмехнулся Сергей. - Если бы тебя услышал человек из прошлого, не знакомый с нынешней системой поколений, он бы подумал, что ты говоришь о тысячелетиях.
  - Не понял, как это? - Эдуард удивленно вскинул брови.
  - Ну поколением же называли людей, принадлежащих к одному историческому периоду, а вовсе не родившихся в один год, в один день. Так что твои сто поколений - это, если, к примеру, предположить, что к одному относятся люди, родившиеся в период, скажем, в двадцать годков, то в сумме уже две тысячи.
  - Допустим. И что?
  - Да ничего, забудь. Просто подумалось. - Сергей разгерметизировал кабину, стенка флаера образовала щель по периметру и плавно опустилась на землю, превратившись в трап.
  
  Судя по тому, как радостно к ним подскочила Елена, и с каким любопытсвом пыталась заглянуть в кабину, цель их поездки представляла из себя не такой уж большой секрет. Вот только все коробки Сергей убрал в кормовой трюм и дверь запер, так что попытка разглядеть среди кресел и рюкзака, в котором отец возил форму да необходимое, отправляясь на работу, провалилась. На пульте зажглась красная надпись, предупреждавшая, что произошло автоматическое переключение на резервную батарею.
  
  - Вот ты черт, - ругнулся Сергей, - все-таки сдохли.
  - Аккумуляторы? - спросил Эд.
  - Ну да. Что-то у этой колымаги не то в энергоснабжении. Уже вторые за год. Ты в этом не разбираешься случайно?
  - Плохо дело. Если у тебя модель с блоком самодиагностики, то можно запустить и посмотреть, что скажет, - предложил Эд
  - Да я фиг его знает! Какой выдали, такой и взял. Посмотри сам. В конце-концов, у меня есть резервные. Прошлый раз, наученный горьким опытом, заказал сразу два комплекта.
  
  Ленка пооколачивалась еще какое-то время возле летательного агрегата, но деда Эд выходить не думал, а на вопросы ее отвечал невпопад, и она ушла в дом. Проверка флаера была лишь одной из причин его задержки в кабине. Эд снова почувствовал себя неважно, голова кружилась, и такая навалилась слабость, что подыматься из кресла не хотелось совсем. Чтобы не сидеть сиднем просто так, он неторопясь полазил по меню, посмотрел характиристики и список модулей, нашел самодиагностику и запустил. Пока на экране мельтешили строки сообщений о проверенных блоках, цепочках, подмодулях, он отвернувшись глядел невидящим взором на внутреннюю обшивку. Это мельтешение, даже лишь едва замечаемое периферийным зрением, вызывало тошноту. В конце-концов, он вылез из кресла и перебрался на трап. Здесь его хотя бы обдувал ветерок, и не мутил запах, исходящий от искусственной кожи кресел.
  
  Вечером за столом на вопрос Сергея "ну что там?" сообщил, что неисправен блок, отвечающий за зарядку, и, если есть, то заменить - дело пяти минут. Но запасного такого не было, так что решили пока поставить новый комлпект аккумуляторов и уже на нем лететь опять в Юалу. Ленка, дождавшись, наконец, завершения серьезного разговора врослых, тут же "забронировала" деда на следующий день. Он был не против, а Сергей сообщил, что полетит завтра с Натальей, которая забыла что-то приобрести в магазинах по случаю Нового года.
  
  Темой их следующего "занятия" английским стали поколенцы, Храмы и Священники. Ленка с лёта ошарашила впросом:
  
  - А правда, что Священники мысли читают?
  - Кто это тебе такое сказал? - Изумился дед.
  - В книжке читала. "Багровое зарево на Востоке".
  - Фу ты, - фыркнул Эд. - Это же художественная книга. Да еще и фантастика к тому же.
  - Ну и что? - на Ленку аргументация не подействовала.
  - Так в ней же вымысел.
  - А как же "сказка - ложь, да в ней намек"? Или ты, деда, думаешь, что писателю просто так всякие идеи в голову приходят?
  - Да не думаю я так. Но этот, Эрнест.., как его там? - он вопросительно уставился на "ученицу", продолжая и сам припоминать, но она лишь пожала плечиками. - Ну, да бог с ним. У него же там сплошь всякие несуразности. Так что о силе его интуиции говорить вряд ли возможно.
  - Это какие же несуразности? - воскликнула Ленка, готовая принять бой в защиту писателя, чье имя, однако, успешно вылетело из ее головы.
  - Да такие. Даты, например. Герой вспоминает, что он делал далеко в прошлом, но, если не полениться да посчитать, сколько ему в то время было, то можно и отрицательное число получить или возраст, в котором ни один ребенок на подобные действия еще не способен.
  - Ерунда. Кто на это вообще внимание обращает?! Это в книге не главное.
  - Ну.., кто-то не обращает, а кто-то и обращает. Это уж от склада ума зависит. Одного сюжет увлекает, другой еще какую-то подоплеку видит за строчками, сам чего нафантазирует, ну а кто-то и то, и другое, и третье, и с математикой у него все хорошо. А когда такие нелепости встречаешь, то все удовольствие от книги - коту под хвост.
  - А у тебя, деда, какой склад ума? Ты же поколенец, какая у тебя специализация?
  - Врать тебе не хочу. А сказать не могу, - Эд виновато улыбнулся. - Слово дал.
  - А? - Ленка слегка опешила. Долго ворочила мыслями в голове и выдала, наконец, - Так тебя уже и в списках живущих нет. Почему бы и не сказать..?
  - Вот как, - дед рассмеялся. - Понимаешь? Я не из-за страха, что узнают, и даже не от совести, что слово дал. Не нужно этого никому знать, вот почему. Так что жив я или мертв для всех, - нету разницы.
  
  Ленка какое-то время сидела молча. Дед так заинтриговал ее, что она уже не могла ни о чем другом думать, как только о сокрытой от нее тайне его специализации. А вид Эда говорил о безнадежности любой попытки правдой или хитростью добиться откровения. Наконец, она сдалась и решила зайти издалека, попытаться самой понять, выведав биографию деда.
  
  - Расскажи тогда хотя бы, каково это быть поколенцем? Как родился, где учился..? Работал?
  - Да неужели интересно тебе? Я ведь человек обычный, ничего выдающегося в жизни не сделал, никаких высот не достиг. Какой ко мне интерес?
  - Ты сбежал из пансионата!
  - Это да, - дед с удовольствием хмыкнул. - А еще, когда летал с отцом твоим обучаться ремеслу крематорщика, или как их там, протоптал надпись на подножии горы, что хорошо так видать из окон пансионата.
  - И что вытоптал?
  - Ничего особенного. Номер поколения. Только плюсик справа добавил.
  - А ведь так оно и есть! Поколения твоего нет уже, а плюсик живет и здравствует. - Ленка обрадовалась собственной догадке.
  - Ну, уже не особо здравствую. Все-таки пора и мне вслед за моими одногодками отправляться.
  - Хватит ерунду-то говорить! Расскажи лучше, о себе. А?
  - Хорошо. Слушай, если так интересно.
  
  И дед рассказал, как родителям его сообщили, что у них может появиться поколенец, человек, наделенный талантами от рождения. А каким родителям этого не хочется? Потому они сразу согласились участвовать в программе. В то время Священники вместе с учеными, финансируемые Министерством защиты труда уже выработали четкий план действий, нацеленный на то, чтобы дети рождались в один день. На первых порах дело обстояло совсем иначе, разброс составлял несколько недель, а потому какие-то там энергетические потоки размазывались и не давали должного эффекта. Он родился семнадцатого апреля вместе с несколькими миллионами сопоколенников. И было оно уже двадцать восьмым, начиная отсчет от самых первых пробных.
  
  Первые двенадцать лет он прожил с родителями, обучаясь, как Хелен и другие ее сверстники, дистанционно на дому. Воспоминания об этом времени у деда остались самыми светлыми. А затем поступил в интернат, где все дети жили вместе и без родителей. Домой их отпускали только на каникулы. В интернате он учился жить в коллективе, и обучение это давалось ему с трудом. Обучали вначале всему помаленьку, много было гуманитарных дисциплин, потом постепенно у детей проявлялась тяга к чему-то специальному, и их переводили на самостоятельную программу обучения. К двадцати годам, т.е. ко времени окончания интерната и времени Первого сбора, поколенец, как правило, уже знал, где будет работать.
  
  - И какую же ты, деда, программу выбрал? - Спросила Ленка, как бы между прочим.
  - Никакую, - улыбнулся он. - Я так до конца и шел по общей программе. Хотя много посещал факультативов по кулинарии и поварскому делу. Дисциплин таких не было. Как-то принадлежность к поколению не предполагала подобные специальности, но как факультативы преподавались и они.
  - И в итоге ты попал на работу в пансионат? - спросила Ленка разочарованно, поскольку ничего так ей и не открылось.
  - Да. Потом пансионат. А после пансионата устроился к геологам и ушел в экспедицию на разведку месторождения алмазов. Потом в другую, наподобие. Потом какое-то время работал в полиции, потом даже в Министерство защиты труда угодил.
  - Ого, а там ты чем занимался? - воодушевилась Елена в надежде здесь отыскать нити к разгадке.
  - Организовывал сборы, с документами всякими возился, с документами да отчетами даже в большей степени. Ничего интересного, сплошная рутина.
  - А Ален был талантливым? - вдруг спросила она.
  - Да! Ален да. Поначалу он программированием занимался. Где-то лет до шестидесяти, а потом заявил, что меняет специализацию, и переквалифицировался. Пошел в музыканты и композиторы.
  - А разве так можно?
  - Ну.., об этом открыто не говорят, но подобная смена да в таком возрасте - явный признак, что поколенец родился поколенцем не зря. Так что они поморщили носами для вида, но заявление тут же утвердили.
  - Хочу тоже в такой программе участвовать и родить поколенца. - заявила Ленка.
  - Нет, Хелен. Умоляю тебя Христа ради, не нужно этого делать! - Эдуард даже сморщился так, словно у него закололо сразу в обоих боках.
  - Это еще почему? - Удивилась она.
  - Потому что нехорошо. Есть в этом неправильность какая-то, какое-то нарушение баланса энергий вселенских или еще там чего. Это... это какое-то насильничание над ними. И я бы не хотел, чтобы ты в этом насилии участие принимала.
  - Вот уж не ожидала такое услышать от тебя, деда! - Ленка поерзала на стуле. - Но можно же просто так рожать, без всякой программы?
  - Конечно. Только так и надо. Ну их к бесам, всех этих ученых с храмами вместе! Они все переиначили, все подоткнули под себя. А ведь изначальные идеи, которыми они воспользовались, и не плохие вовсе. Но никто до них никогда не говорил о массовости. То есть об эдаком коллективном нахрапе. Министерству это нужно. Как же, посмотри сколько всего наизобретали за последние сто лет! Флаеры, портативные энергоустановки, что и у вас в поселке стоит, новые способы аккумулирования энергии опять же, а синтез продуктов, да что там продуктов, синтез веществ в условиях истощения мировых ресурсов, а средства связи, а электроника, твой планшет мощнее в сотни раз, чем когда-то самые навороченные компьютеры были! Я уже не говорю о тех исследованиях, что еще не принесли прикладной пользы, но еще вот-вот и изменят все вокруг. Здорово, что скажешь! Только плата за все это мне не нравится совсем.
  - А какие идеи в начале были? - Ленка захотела про что-нибудь другое заговорить, потому что деда уж слишком начал волноваться, но вырвалось само.
  - Идеи? Ну зачинать ребенка всем в один день уж точно не было такого! И весь этот коллективизм напыщенный. Знаешь, зачем они его раздувают? Гордость за поколение и прочее? Потому что при таком человеческом единении энергии те вселенские насилуются легче. Вот почему. И священство предполагалось совсем не таким, что нынешнее. Оно похожее, но цели у них разные. И зверей убивать запретили, и домашнюю скотину, птицу. Рыба осталась на очереди. Но все это не из сострадания природе, а потому опять же, что...
  
  Тут дед схватился за сердце. Ленка вскрикнула и напугала его. Он отчаянно замахал рукой, дескать все нормально, а потом шепотом попросил довести до постели. Уже лежа сказал: Все в порядке, Хелен. Просто что-то я перенервничал. Принесешь мне водички? Когда она вернулась, он уже спал. Дышал ровно, лицо было спокойное и показалась Ленке улыбка на его губах.
  Весь Новый год Эдуард провалялся в кровати. Скакало давление, раскалывалась голова, знобило. Его укрыли еще одеялами, а он все жаловался, что мерзнет. Первого января, однако, хворь его начала потихоньку сходить на нет. Все пришли к нему в комнату поздравлять с праздником.
  
  - Деда Эд, - воскликнула Ленка, - а тебе Дед Мороз тоже подарок принес!
  
  И она вынула из-за спины небольшую коробку. Эдуард поднялся с постели, взял в руки, спросил, что там. Это электронный аппарат, лечит болезни суставов. - ответил Сергей. Дед открыл, достал и вытащил из пластиковой упаковки тяжелую штукенцию в форме гриба на очень толстой ножке. На дне коробки лежала инструкция, которую тут же выхватила Елена и начала читать вслух.
  
  - Вот спасибо, так спасибо! - Обрадовался дед. - Коленки мои последнее время и правда болят, мочи нет. Теперь займусь их лечением.
  - Как ты? - Спросил Сергей.
  - Ты знаешь, - Эд подвигал руками, ногами поболтал, - да ничего как будто. Похоже на поправку иду. Ты там, кстати, блок зарядки-то не менял еще?
  - Нет. Даже не смотрел, с какого бока к нему подступить.
  - Ну и не смотри. Я сам заменю.
  - Может полежишь еще? Дело не горит, все равно в ближайшую неделю лететь никуда не нужно.
  - Да нет, я уже в норме.
  
  Он поднялся и проделал перед ними несколько уже вполне уверенных шагов туда-обратно.
  
  - Ну, значит завтракать сегодня будем всей честной кампанией. - Заключила Наталья. - Ты же идешь, деда Эд?
  - Аппетита нет пока, но за кампанию я с вами посижу с удовольствием. Так валяться в постели надоело!
  
  Все рассмеялись, даже Сашка, обычно старающийся выглядеть серьезным. После завтрака Ленка осталась мыть посуду, Наталья с Сергеем пошли к соседям поздравляться, Александр ушел к себе, а Эд взял с подзеркальника в прихожей новый блок зарядки и отправился чинить флаер.
  
  Через час вернулись напозравлявшиеся. Сергей обратил внимание, что дверка флаера не закрыта, и сказал Наталье, что сейчас, - глянет только, как там дела у старика. Наталья остановилась у калитки, а он подойдя к флаеру, потянул чуть на себя приоткрытую дверку. Та плавно опустилась, предоставляя взору кабину. Из-за изголовья пилота торчал знакомый капюшон.
  
  - Ну что там, Эд? - спросил Сергей и в то же мгновение интуитивно понял, что все.
  
  Под давлением его руки, кресло нехотя повернулось, проволакивая безжизненные ноги в ботинках по резиновому покрытию. Сергей убрал руку, двинулся назад и, неуклюже развернувшись, сел на супени трапа. Поднял взор на Наташу, та дернула головой - что там? Он поднял обе руки и молча сложил предплечья крестом. Наталья всхлипнула и уткнулась лицом в ладони.
  
  Люди в экстренных, непредвиденных случаях часто начинают метаться из стороны в сторону, путаться в мыслях, предпринимать совершенно нелепые действия. Сергей всегда сам удивлялся тому, как подобные события обращают его в робота, спокойного, рассудительного, никуда не спешащего. Вот и сейчас он мысленно обозрел все то, что предстояло сделать. Подошла Наталья, он поднял на нее глаза и сказал, чтобы подготовила как-нибудь Ленку и Александра. Та кивнула головой и пошла в дом.
  
  Сами собой в голове всплыли слова Эдуарда в один из первых дней, как только он попал к ним: Вы за меня не переживайте, хоронить меня не придется.
  
  - Вот это правильный настрой! - Согласился тогда он.
  - Слушай, Сергей. То, что я скажу сейчас. Пусть оно останется между нами. Хорошо?
  - Хорошо, слушаю тебя.
  - Когда я умру...
  - Да не умирай ты прежде времени!
  - Нет. Не собираюсь. Но, когда я умру, прилетит человек, и ты меня ему отдашь, если он того захочет. Я лишь прошу содействовать ему, о чем бы он тебя не попросил. Он, может скорее всего, ни о чем просить и не станет, но, на всякий случай, прошу.
  
  Сергей тогда долго смотрел Эдуарду в глаза, но те оставались холодны и серьезны. Хорошо, - пообещал он. - Так оно и будет. Хорошо, - Эд удовлетворенно кивнул головой, и больше они об этом не говорили. Сергей поднялся со ступеней трапа, зашел внутрь флаера и, подхватив старика под руку и под коленки, вытащил из кресла. Тело было легким, как пушинка. Не составило никакого труда донести его до крыльца, на котором уже стояли Наташа, Лена и Александр. Ленка с одного взгляда охнула, закрыла лицо руками и убежала в свою комнату, ревя на ходу. Александр не шелохнулся, но глаза его были красные и по щекам бежали слезы, которых он, верно, сам не осознавал. Наталья звонко всхлипывая, крикнула: ну чего стоишь, помоги отцу-то! Не надо, он легкий, - остановил Сашку отец. Пройти дайте.
  
  - Может известить кого? - Спросила жена.
  - Кого надо известили уже. Месяц назад.
  
  Вечером над домом закружил незнакомый флаер и опустился на пустыре за огородом. Проваливаясь по колена в снег к дому пришел человек, обогнул забор и отворил калитку. Во дворе его уже ждал Сергей.
  
  - Добрый вечер, - вежливо проговорил незнакомец.
  - Не очень он добрый. - поправил хозяин.
  - Согласен. Эдуард гворил вам?
  - Да. Говорил, что должен прийти человек.
  - Он пришел. Это я. Вынужден просить вас показать его и оставить нас вдвоем.
  - Вы не станете забирать его? - удивился Сергей.
  - Если вы хотите, то заберу.
  - Нет, нет. Я спросил вовсе не для этого!
  - Хорошо. Тогда мне нужно побыть с ним, и чтобы никто не мешал.
  - Пойдемте, - Сергей жестом указал на порог дома.
  
  Прошло всего минут десять, не больше, как незнакомец появился из-за синей занавески в звездах, лунах и рыбах. Сергей с Натальей ждали в коридоре.
  
  - Вы мне не расскажите, как прошли его последние часы жизни? - спросил мужчина.
  - Весь последний день с ним была Елена, - ответил Сергей, - можете спросить у нее. Только, ради Бога, постарайтесь поаккуратнее. Она с ним была очень близка, сдружилась и сильно переживает, что его больше нет.
  - Об этом не беспокойтесь. Я долгое время работал воспитателем в детском приюте и с детьми умею разговаривать, не задевая их чувств.
  - Ее комната в конце коридора, - Наталья указала рукой.
  
  После разговора с Еленой незнакомец откланялся и ушел. Прогудел в небе его флаер. Все обязательства Сергея на этом были закончены. Он вошел в комнату покойного, тот лежал, как он его и оставил, только голова была чуть повернута к стене, а возле самого уха появилась небольшая ранка, поверх нее был распылен аэропластырь, так что лишь бледная розовая полоска на коже говорила о том, что здесь был недавно сделан надрез.
  
  Эдуарда похоронили на кладбище на краю поселка, всех провожавших было шесть человек: из их семьи четверо да еще сосед с супругой, который помогал за день до того рыть могилу. Елена странным образом уже не плакала, была спокойна. Вероятно, не осталось уже ни сил, ни слез. Закидали землею, а поверх мерзлыми комьями. Придет весна, тогда разровняем могилку, цветы посадим и камень положим сверху с датой и надписью. Постояли. Сосед достал стаканы и бутыль самогона из запазухи, налили, выпили, занюхивая отворотом курток.
  
  - Пойдемте в дом, - позвала всех Наташа. И они потянулись нестройной вереницею к поселку.
  - Я поступаю в интернат, - объявила Елена, как только все уселись дома за поминальный стол.
  - Какой интернат, дочь? - спросил отец. - У нас и денег на него нет.
  - Деньги есть, - ответила серьезно она. - Михаил, что прилетал вчера, сказал, что деда Эд оставил на меня завещание. На меня и Сашку. И он еще сказал, что Сашке уже поздно, но мне нужно пойти в интернат. Мне как раз на следующий год двенадцать будет.
  
  Мать с отцом молча переглянулись. Сосед вновь наполнил стаканы, супруга его, помогая Наталье, поставила на стол кастрюльку с ухой рядом с кутьей и тарелками с пирогами, что хозяйка этой ночью пекла вместе с дочерью.
  
  - Да будет ему земля пухом!
  - Аминь.
  
  
  

Часть 3. Новые историки.

  
  

Глава 1.

  
  Лена собирала со стола свои архаичные блокноты и тетрадки, запихивая их в толстый учительский портфель. В классе уже никого не было, за исключением Ингрит. Та сидела за последней партой и смотрела куда-то себе под ноги. Тут в класс залетел Игорек и крикнул:
  
  - Ингрит! Ты идешь?
  
  Та испуганно подскочила, и что-то при этом брякнулось на пол. Лена, вглядевшись, опознала на полу планшет. Вот чертовка, - хмыкнула она не вслух, - читает на моих уроках! А я-то думала, чего это она такая заторможенная...
  
  - Да, я сейчас! - Ингрит сняла рюкзачок со спинки стула, растегнула передний клапан и, покосившись на училку, быстро подняла и сунула в карман тонкий пластиковый прямоугольник.
  - А вы, Елена Сергеевна, не хотите пойти? - Игорек вызывающе разулыбался.
  - Куда прикажешь?
  - На заседание нашего клуба, - сохраняя интригу, продолжил он.
  - Ну и что же это за клуб? - Лена уже сложила в портфель все, что лежало на столе, включая планшет преподавателя, телефон, и двинулась к выходу. Т.е., навстречу Игорьку.
  - Клуб новых историков, - провозгласил он.
  - Звучит неплохо. Клуб ваш находится в клубе, я полагаю? - она уж поравнялась с ним у дверей, и он сделал шаг назад и в сторону, пропуская ее в коридор учебного корпуса. Ингрит топталась у нее за спиной.
  - Именно, - Игорек не смог утерпеть и раскрыл все карты, - сегодня Александр Ильич официально вручил нам ключи от нашей комнаты на втором этаже.
  - Ну, что ж, поздравляю, "новые историки"! Ну, если в клубе, то у нас будет минут пять, чтобы ты по дорогое объяснил мне, в чем же заключается ваша новизна. Идет? - уже шагая по коридору, спросила Лена.
  - Идет, - он чуть не ляпнул в пылу от предстоящего монолога "по рукам", но аппонент попался не тот.
  - Ну, так что же в вас такого нового?
  - Так, все новое, Елена Сергеевна... - начал Игорек.
  - Хорошо забытое старое, - рассмеялась Лена.
  - Да. И ничего смешного я в этом не вижу!
  - Извини. Я подумала о своем, вот и рассмеялась. Так что же такое забытое вы, как бы это сказать.., подняли из забытья?
  - Вы изучали когда-нибудь Фоменко с Носовским, русских историков?
  - Очень давно и очень поверхностно, - призналась Лена, - но они, кажется, математики. Или я не права?
  - Начинали они и правда, как математики, но главные открытия совершили в переосмыслении истории. И да, доказывали свои открытия математически. В том числе.
  - Игорь, извини, но ты неправ.
  - В чем? - он остановился посреди дорожки, преграждая ей путь. Ей и Ингрит, что шла все это время за спиной Елены Сергеевны.
  - В том, что даешь этому такое определение, как "начинали". Фоменко к тому времени был уже академиком. А с учетом средней продолжительности жизни того времени, он уже был далеко не молод. Стало быть, ни о каком начале речи и быть не может.
  - Вы очень мало о нем читали. Он всю жизнь занимался помимо математики историей.
  - Я достаточно хорошо знакома с его биографией.
  - Нет. Выходит, что недостаточно. - За Еленой Сергеевной стояла Ингрит, а потому проиграть он не имел права.
  - Ну, хорошо, - сдалась Лена, - ты меня убедил. Вероятно, я и правда чего-то не знаю. Все знать просто невозможно. Увы.
  
  Игорек бросил победный взгляд на одноклубницу, но по виду Ингрит можно было смело утверждать, что она не слышала ни единого слова, поскольку витала в данный момент где-то совсем-совсем далеко. И от одноклубника, и от училки по истории, и от самого интерната как такового.
  
  - Если возникнет желание, приходите как-нибудь. Узнаете больше об этих ученых. - попрощался Игорь, схватив Ингрит за руку.
  - Если. - Ответила по-спартански Елена Сергеевна и направилась к воротам.
  
  Прямо за ними у края тротуара ее поджидал ретро-мобиль века так двадцатого и при ее появлении загудел клаксоном. Стекло отъехало вниз, и в окошке нарисовался блондинистый красавчик. Красавчик помахал приветственно ручкой и крикнул:
  
  - Елена Сергеевна, давайте я вас подвезу!
  
  Лена помахала ручкой в ответ, но совсем не так, как он. Стекло огорченно уехало вверх, скрывая красавчика от взоров проходящих мимо пышногрудых девиц. Лена дошла до края забора, повернула за угол и вышла на парковку флаеров. Ее-то красавчик стоял третьим в первом ряду, ослепительно... зеленый. Может быть, кому-то нравится черный или сногсшибающе алый, но и народная мудрость о них очень даже наслышана. Лена приложила руку к корпусу, и тот отозвался. Неглубокий шовчик обозначился на поверхности, а затем превратился в дверцу, которая, опустившись до земли, вывернула на девяносто градусов горизонтально ступени и стала трапом. Внутри было немного пустовато, и Лена с улыбкой подумала о красавце в кадиллаке. Подумала и нажала на кнопку "Взлет".
  
  Флаер заревел титановыми лопостями турбин, обменялся прощальными "репликами" с диспетчерской и взмыл в небо. Около ста метров над парковкой завис, ожидая дальнейшей команды. Лена, открыв избранное, нажала на пункт "Домой" и через полчаса оказалась дома. За окном в саду жужжали шмели, где-то пикала канарейка, а совсем вдалеке гремел приглушенно водопад. Лена, выйдя из душа, отключила бутафорию, и в квартире воцарилась тишина. Ах, - вздохнула она, - до чего дома хорошо! Глянув на часы, открыла план на день и пометила галочкой четыре пунктика. В списке после этого осталось неотмеченными еще пять.
  
  Загрузив всем, что полагалось, кофеварку и нажав кнопку "старт", она включила новостной канал и быстро пролистала сохраненные репортажи. На сегодня ничего интересного не попалось. Лена отметила в списке галочкой еще один пунктик. Кофеварка распространила по комнатам ожидаемый запах, забулькала, выпуская в подставленную чашку черную донельзя жидкость. Кофе по-бразильски, - констатировала хозяйка, - когда попробовала его на вкус. Новые инградиенты оказались через чур смелыми.
  
  За последующий час она быстренько набросала план-конспект следующего занятия, проверила присланные работы учеников, проставила оценки, а потом... Потом она, наконец-то, погасила верхний свет, достала из портфеля планшет и, отыскав в избранных книгах "Единство и борьба единорогов", с двухсот пятидесятой страницы ушла в иной мир. Так ушла, что только когда часы пробили половину третьего, крайнюю точку, до которой она позволяла себе засиживаться, Лена очнулась и заторопилась в постель. Но уже укрывшись одеялом, как обычно, потянулась за "книгой" и прочитала до половины пятого, когда глаза ее закрылись сами собой, а планшет выпал из рук на мягкий коврик возле кровати. Все пять пунктиков были выполнены.
  
  
  

Глава 2.

  
  Ставить пунктики ее научил когда-то Симон Бергер. Ничего необычного, это входило в учебный план. Но когда новое задание прозвучало, Ленка тут же ответила, что ничего не получится. Тот уверил ее, что получится, без вариантов. Она попробовала. Первым делом требовалось визуализировать какую-нибудь поверхность, лучше чем-нибудь примечательную, представить ее до мельчайших деталей. Лена представила тетрадный лист в синюю клеточку, один краешек листа был чуть загнут, а прямо посередке желтело пятнышко от капнувшего чая. Следующим шагом следовало наметить на листе квадратики, ровно столько, сколько пунктиков она собиралась запомнить. Для начала довольно и одного. Лена попыталась увидеть в верхнем левом углу, с небольшим отступом от края, маленький чекбоксик - черную квадратную рамочку. Рамочка появилась. И весь день, и на следующий день Лена периодически извлекала "листочек" из памяти и разглядывала. Уголок был по-прежнему загнут, чайная клякса сохраняла свою форму и цвет, и чекбоксик оставался на своем месте.
  
  Через пару дней количество квадратиков увеличилось до трех, это уже вообще было проще пареной репы. До семи штук визуализация проходила с легкостью. На этой цифре Ленка решила пока остановиться и перейти к подписям. Вариантов было несколько, в зависимости от того, что легче. Можно было картинки представлять, Симон заявил, что вся визуализация может быть даже музыкальной. Один, мало кому известный, дирижер таким образом хранит в голове список произведений, которые предстоит исполнить на следующем концерте. Услышав это, Ленка музыку тут же вычеркнула из списка. Попробовала с тем, что первым пришло ей в голову - подписать квадратики словами. Вначале один. Вышло не особо, а именно - никак. Несколько подписей она еще могла просто запомнить, а вот визуализировать - нет.
  
  Тогда она решила помочь воображению. Взяла похожий листочек, нарисовала на нем чекбоксики и принялась подписывать. Тут ее и застукал Симон Бергер. Отобрал листок и сказал, чтобы больше так никогда не делала.
  
  - Ты без костылей никак не можешь? Ты же сейчас чуть не угробила все, чего такими трудами добилась! - больше слов у него не нашлось, только руками развел.
  - Я думала, что так быстрее научусь. - попыталась оправдаться Ленка.
  - Думала она. Индюк тоже думал, да в суп угодил. Ты сейчас тренируешь визуализацию. К черту! Ты сейчас учишься жить внутри себя! И пользоваться всем тем, что тебе Бог дал, поняла?
  - Поняла, - кивнула головой Ленка.
  - Внутри тебя, тебе самой дал. Понятно?
  - Да.
  - Тогда не путай кислое с пресным. В волейбол играешь на спортплощадке, будь снаружи. Учишься визуализировать, живи внутри. Не мешай одно с другим. - он внимательно посмотрел на нее и, уже уходя, добавил, - рано еще. Вспоминай, как ты училась листок свой клетчатый запоминать.
  
  Как я его училась запоминать, - повторила Ленка. Как говорил, так и училась. Представить во всех подробностях. Но откуда на воображаемом листке подробности? Хорошо, я их придумала. Уголок, пятно от чая, клеточки синие. Тут ее озарила идея. Ленка вновь представила листок, пятно, уголок, чекбоксики и подписала их. Но в каждой подписи одну из буковок сделала необычной. И буквы эти по порядку поставила в подписях в разные места. Так дело пошло. Ставить и запоминать галочки научилась за один день. Под конец, чтобы выработалась привычка моментально вызывать в голове образ, она добавила "заставку": представляла себе закрытый блокнот, потом мысленно его открывала и внутри обнаруживала свою страничку. С пятнами чая, чекбоксиками и подписями, в которых отдельные буквы вылезали из строк.
  
  На следующий день учитель, Симон Бергер, ни слова не говоря, дал ей следующее задание. Она неслабо так обиделась и возмутилась:
  
  - Даже не спросили, справилась ли я с прошлым заданием. Решили уже, что бестолку? Так я справилась.
  - А я тебе что говорил? - он не обратил ни малейшего внимания на ее обиду. - Без вариантов! Теперь пора шагать дальше.
  
  Вот жлоб, даже не похвалил! И тут ей вдруг сильно сильно захотелось его похвалы. Отчего стало вдвойне обиднее. И после этого Симона Бергера перевели в другой интернат. Ленка в ответ на новость только и сказала, что "отлично, пусть теперь другим нервы треплет". И еще какое-то время повторяла эту фразу по нескольку раз на дню.
  
  Елена Сергеевна проснулась поздно, часы показывали половину десятого. Подняла валявшийся на коврике планшет, положила на тумбочку. Потом опять взяла, включила, чтобы посмотреть, на какой странице она вчера, т.е. сегодня утром, остановилась. Пробежала глазами последние строчки, вернулась на страницу раньше, потом еще на страницу, наконец на следующей ей попались события, о которых воспоминания, хотя и смутные, но имелись. Выходило, что три страницы она "читала" на автомате, а сама уже спала в это время. Представив всю картину, свое читающее тело с отключившимся сознанием, Елена Сергеевна передернула печиками, вернула планшет на тумбочку и отправилась на кухню за кофе. Она делала так всегда. Сперва кофе, потом все остальное.
  
  Уроков у нее в этот день не было, но следовало подготовиться к следующим. Это только ученики считают, что в голове учителя целая Британская энциклопедия. А на самом деле, Лена хитро улыбнулась, только четверть от нее. Тут проснулась совесть и приступила к своей бобровой работе, угрызению. Хорошо, четверть от четверти. Совесть слегка опешила. Ладно, четверть четверти от четверти, так тебя устроит? Та промолчала. Значит, устроило. Не утруждая себя подсчетами, что же в итоге получилось, - все одно, наверняка, не хило, Елена Сергеевна вышла из дома.
  
  На веранде в ее любимом кресле нагло храпел соседский кот, но при одном намеке на то, что его сейчас вот-вот погладят, фыркнул, перемахнул через перила и скрылся в саду. Ну и сам балбес, - подумала она. Солнце золотило плетеное креслице так ласково, что Лена решила присесть на дорожку, но через пару минут поняла, что встать становится все тяжелее и тяжелее. Она закрыла глаза, открыла блокнот и квадратик за квадратиком обозначила задачи на сегодня. Первым пунктом в списке значилась библиотека. Ей бы чертыхнуться и спросить, какого лешего она должна в свой свободный от занятий день переться в эту чертову библиотеку, когда в каждом доме есть экран, но вместо этого поднялась, поправила юбку на заднице и пошагала, щурясь от солнца, к парковке. С превеликим удовольствием - мог бы подумать каждый, кто увидел бы ее сейчас.
  
  Всюду тайны, всюду тайны, - сокрушалась она, подходя к флаеру. - Так трясутся над бесценными знаниями, прячут от случайного взгляда непосвященного. Врачи клянутся никому не выдавать своих секретов, а прочие не клянутся, просто не выдают. Кстати, в каком это веке те строки исчезли из клятвы Гиппократа? Посмотрю сегодня, такие вещи нужно помнить. Кто бы они были без своих тайн? - Продолжила она. Пшык, - сдунула половинку одуванчика, прилипшего к стенке флаера.
  
  Величие библиотеки, однако, не вызывало сомнений. Огромный холл открывал вид на ряды балюстрад до самого купола. Стен видно не было, всюду под потолок вздымались важно книжные стеллажи, пестреющие разномастными переплетами. В редких прогалах между ними в приземистых круглых кадках жили разлапистые библиотечные пальмы в окружении маленьких горшочков со всевозможными суккулентами. Последние обжили также и подоконники. Сплошная бутафория. Ежу было понятно, что настоящие книги упрятаны глубоко в хранилища и простой смертный никогда не вдохнет запаха их страниц. На этажах, за фальшивым покер-фейсом, разбегались веером коридоры, по обе стороны которых располагались двери, ведущие в персональные кабинеты-читальни. Кресло, небольшой столик для вида и экран. Достопримечательностью здешнего было то, что посетителям, владеющим особым абонементом, он мог показать многое, чего в своих домах или квартирах жаждущая знаний душа найти не смогла бы при всем своем желании и долготерпении.
  
  Лена отметила нужную литературу по каталогу и начала просматривать, сверяясь со своим план-конспектом урока. Темой его был Македонский, который Александр. Она бегала взглядом по строкам, освежая в памяти, что нынче принято считать историей. Отметила для себя несколько важных моментов, чтобы не ляпнуть на уроке, чего не стоило. Фигура Александра была выписана у классиков монументально и величественно. Прямо как библиотека, - подумала она. Царь Азии, наперсник Артемиды, великий полководец. Мерзкий, напыщенный мужлан, мечтающий о мировом господстве, отцеубийца и позер, - так бы она хотела описать героя на страницах. Но те уже были написаны, и написаны давно. Тяжело взохнув, она захлопнула последний том - погасила экран.
  
  Самым невероятным издевательством для преподавателя, - думала она, - было бы знать истину, и не имея возможности ее доказать, вешать детям общепризнанную лапшу на уши. И не только, но потом еще и спрашивать, и поправлять, если ошибутся - нет, дети, научным миром признана верной иная точка зрения, признана, доказана со ссылками на многочисленные труды выдающихся деятелей современности, а, главное, прошлого. Так что заткни свой поганый ротик, и слушай, что говорят умные люди, мальчик.
  
  Ленка плюнула, идя коридором к выходу, и на нее неодобрительно покосился служка, что протирал в этот час рамы на портретах, которые висели вдоль по стенам. На улице, вдохнув полной грудью свежего, майского воздуха, Елена Сергеевна, чего там, гулять так гулять, отправилась в кофейню "У Антипы". Очень странно складывался сегодня день, и один баловень Артемиды приводил к другому, связанному с ее именем уже кровавой жертвой. Наверняка, хозяева подразумевали в имени кого-то другого, но у Лены сегодня все сплелось вокруг древнегреческой богини охоты и... женского целомудрия.
  
  Кафейня, как всегда, ее не разочаровала, разочаровывая своих владельцев. За столиками не было ни души. Впрочем, одна душа все-таки была, и Елена Сергеевна признала в ней свою ученицу.
  
  - Так, так, так, - сказала, с укором глядя прямо в глаза. - А как же занятия?
  - Какие занятия, Елена Сергеевна? - Кажется, что та и сама засомневалась на секунду. - Половина второго уже.
  - Ох, - молвила Лена, взглянув на часы. - Вот это я посидела в библиотеке!
  - А вы туда часто ходите, - в поддержание разговора произнесла Ингрит.
  - Приходится, - пожаловалась Елена Сергеевна. - Готовлюсь к занятиям.
  - А почему дома нельзя?
  - Я и сама не знаю, почему. - лицо ее стало грустным, но она тут вспомнила об упавшем планшете. - А что ты читаешь, если не секрет?
  - Читаю? - удивилась Ингрит.
  - Не прикидывайся, я же все видела. Я сейчас, например, читаю "Единство и борьбу единорогов" Тома Уильмара. А ты?
  - Это которая про демонов ада? - изумилась ученица.
  - Ну.., кому про демонов, кому про отчаянных, что с ними сражаются.
  - Я читаю.., - она подумала немного говорить или нет, но в конце концов призналась. - Алена Грумера, "Чертова преисподня".
  - Не слышала, но звучит заманчиво. И как она тебе?
  - Глупо немножко в некоторых местах, но сюжет захватывает, и персонажи... А вам кто больше нравится в единорогах?
  - В единорогах..? - Елена Сергеевна, подумала чуть-чуть, потом еще немного, но в итоге призналась, - не знаю даже. Ты же спрашиваешь о Дженни и Хати?
  - Ага.
  - Нет, не могу сказать. Они же обе одинаково сумасшедшие, - она улыбнулась.
  - Я тоже не поняла. Мне они обе нравятся одинаково. Они классные.
  
  Вот ведь, подумала Ленка, почему же я так не сказала? Похоже, что я ведусь на посыл вопроса. Это плохо, стареть что ли начала?
  
  - А как обстоят дела у "новых историков", - она решила пока сменить тему.
  - Не знаю. Меня туда затащил Игорь. Но, если честно, то скушно, и я ничего не понимаю в их истории.
  - Если бы только ты, Ингрит. В истории вообще мало кто понимает. Особенно те, что думают, что понимают.
  - ? - Девчонка вопросительно задрала бровки.
  - Да я так, о своем. Не обращай внимания.
  
  
  

Глава 3.

  
  Когда в министерстве обнаружили завещание за личной подписью покойного, шумиха поднялась страшная. Ингмар, посоветовавшись тогда с детективом Ковальски, решил скрыть факт побега, поскольку старик так или иначе на днях покинет мир живых и без посторонней помощи, если уже не покинул. Однако надпись на склоне восточного хребта, обнаруженная утром в день кремации, когда поколение 28 уже отправилось в свой последний путь, говорила об обратном. Но Ингмар знал, что то лишь небольшая отсрочка. Единство поколения, что умножало силы его членов при жизни, теперь тянуло за собой на тот свет всех, кто волею судьбы на время ускользул из лап костлявой. И вот теперь все участники тех событий пожинали плоды трудов своих по полной программе. Добрались и до Стефана, что в ночь побега открыл Эдуарду Мейсону Двавосемь дверь, ведущую на свободу. Этой троице, Стефану, Ингмару и детективу, досталось больше всех, хотя, за исключением Стефана, никто со своих мест не полетел.
  
  Наследство покойного заключалось в банковском счете. Недвижимости он не имел, так как последние годы проживал на казенной квартире, предоставленной министерством. Средства на счете, согласно завещанию, поделили поровну, вычли налоги и перевели на личные счета Александра Маныкина и Елены Маныкиной, проживавших в поселке Русский, где, как выяснилось, провел последние дни жизни Эдуард Мейсон, находившийся до того на Последнем сборе, а еще ранее являвшимся сотрудником отдела информации Министерства защиты труда. Александр счетом не воспользовался, оставил на черный день. Елена же подала заявление в интернат. Теперь для обучения в нем средства имелись, и возраст подошел вступительный, двенадцать годков.
  
  Обучение в интернате было бесплатным лишь для поколенцев, простые же смертные, пройдя на дому начальную общеобразовательную программу, шли затем в колледжи и после четырех или пяти лет обучения профессии отправлялись на работу. В интернатах обучение длилось восемь лет, и в двадцать у поколенцев проходил Первый сбор, мероприятие, призванное объединить поколение, настроить на долгую и плодотворную жизнь в обществе. Простых выпускников интерната туда не приглашали, поскольку такая помесь повредила бы созданию на сборе атмосферы единства, призванности, элитности поколения. Сборы повторялись каждые десять лет, а между ними были слеты каждые два-три года, мероприятия не столь пышно обставленные, но служащие тем же целям.
  
  Общество расслоилось еще по одному признаку. Однако, если поколение, восхваляемое всеми способами и средствами, действительно в конце концов уверовало в собственную избранность и элитность, то среди простых смертных ходило другое мнение и отношение к этим вундеркиндам. Простые ветхозаветные считали, что живут жизнью как раз достойной, продолжая линию своих отцов и дедов, в то время как поколенцев жалели, они были для них вроде машин, наштампованных в один день, дабы прогресс продолжал и дальше двигаться семимильными шагами. Бывали, конечно, и отклонения от генеральной линии как у первых, так и у вторых.
  
  Елена попала в интернат, что размещался относительно недалеко от ее поселка. По крайней мере, отец с матерью и Сашка могли прилетать к ней время от времени. Частое появление родителей интернатом не приветствовалось. Здесь расклад поколенцев и простонародья, как некоторые из первых выражались, шел в пропорции три к двум. Несмотря на то, что в районе горнолыжных курортов и турбаз людей с достатком было предостаточно, а желающих участвовать в программах по призыву вундеркиндов на Землю не очень, невеликое число местных уникумов легко восполнялось соседними районами, так что в итоге поколенцы преобладали.
  
  До начала вступительной церемонии оставалось еще минут сорок, и Сергей, Наталья, Александр и сама виновница торжества тусовались на посадочном поле возле флаера. Вокруг шла непрерывная движуха, флаеры прилетали, улетали, за ними прилетали новые. Поколенцев легко было отличить по опознавательным знакам транспортных компаний на бортах и по отсутствию родственников, в то время как местные, и богатенькие, пользовались транспортом личным, и, когда тот, заглушив двигатели, опускал трап, по нему пробегала далеко не одна пара ботинок и туфелек. И еще поколенцы на поле не задерживались, а сразу направлялись к главным воротам интерната. Местные же, как и ленкины родители с Сашкой, предпочитали пока оставаться возле своих летательных аппаратов.
  
  - А тут много наших, - констатировал отец, наблюдая, как поле вокруг все больше заполняется флаерами с местными номерами. - Так что ты не переживай. И держись своих.
  - Это ты, папа, не переживай. А я - нисколечко.
  - Ленка, слушай, что отец говорит! - Наталья ткнула ее в бок, но тут же достала платочек и зашмыгала носом.
  - Я слушаю, мама. Да чего ты? Какой-нибудь месяц, полтора и я приеду на каникулы.
  - Да какой месяц? - подхватил отец. - Мы и так как-нибудь нагрянем на выходные.
  - Что-то пустовато там как-то, не видно никого, - Сашка решил отвлечь родителей от печальной темы. За забором интерната, и правда, не наблюдалось ни души.
  - А там и нет никого, - объяснила Ленка. - В интернате живет одно поколение.
  - Как это? - Удивилась мать. - Все одного возраста?
  - Поколенцы - даже одного дня.
  - Ну и хорошо, - обрадовался отец. - Значит никто из взрослых парней не будет тебя доставать.
  - Никто тут никого доставать не будет, успокойся, папа. Там воспитателей и преподавателей вагон и маленькая тележка. - Ленка ввернула в разговор фразу, что недавно вычитала у Леонида Коршенюка в книжке "Уютный домик для дракона" и с любопытством взглянула, каким будет эффект. Никто не обратил внимания.
  - Кажется, ворота открывают, - заметил Александр, и с поля на нарастающие звуки гимна потянулись местные нестройными группами. За ними отправилось и ленкино семейство. У ворот уже колыхалась огромная толпа поколенцев.
  
  
  - Елена Сергеевна, а вы поколенец? - Спросила Ингрит.
  - Нет, я настоящая, ветхозаветная, - улыбнулась та, а Ингрит слегка поджала губки. Ленка поспешила добавить. - А ты из самого настоящего поколения. Какое оно там по счету?
  - Не важно, - на нее эта учительская уловка не подействовала. - Спрашивать у женщины номер поколения неприлично!
  - Да ладно тебе! Ну извини. Номер я и так знаю, а про поколения... Ну какая разница, откуда ты? Солнышко всем светит. И поколенцам, и мне, стало быть все мы нужны, каждый на своем месте. Или я не права?
  - Так вы и на сборах не были? - Ингрит вела разговор по какой-то видимой только ей линии.
  - Ну, почему не была, была. Как лектор. Читала интересные истории из истории.
  - Вот вы все смеетесь, а страшно же, - Ингрит взглянула на нее испуганными глазами.
  - Что страшно, Ингрит?
  - Все это. И Последний сбор. Про него такое рассказывают.
  - Слушай ты всех больше! - Дальше Ленка не нашлась, что сказать.
  
  Вспомнился деда Эд и его побег из пансионата, вспомнились их занятия английским, на которых она пыталась побольше разузнать о мире от взрослого. От взрослого, который был рад радешенький с кем-нибудь поговорить, а потому рассказывал охотно, много, подробно, забывая порою, что перед ним девочка одиннадцати лет.
  
  Елена Сергеевна заказала еще кофе и пирожных, Ингрит возражать не стала. Посмотрела на ученицу серьезно и заговорила:
  
  - Ты же уже большая девочка, да? Ты же понимаешь, что я сейчас начну говорить? Но ты все же послушай. По большому счету, между нами нет никакой разницы. Я покину этот мир точно также, как и ты. Да, это будет не Последний сбор, но разве это что-то меняет? - про себя она подумала, что лучше уж уйти одной среди людей близких, чем в кресле и толпой.
  - А представляешь? - Добавила она. - Я знала одного человека, который удрал с Последнего сбора.
  - Как это? - изумилась Ингрит. - Разве такое возможно?
  - Я тоже думала, что нет, а он взял и сбежал. А потом еще вытоптал номер своего поколения на снегу под окнами пансионата, где его одногодки ожидали.., сама знаешь чего.
  - Елена Сергеевна, расскажите! - ученица умоляюще прижала руки к груди.
  
  И Ленка рассказала. Не так уж и много чего случилось за тот короткий месяц, что Эд пробыл у них, но она все рассказывала и рассказывала. Вспоминала, как его нашли в горах, как он отправился туда, где сжигали безжизненные тела его одногодок, каким вернулся из крематория, как долго бродил в одиночестве, не находя себе места. Как он, сидя за столом, подолгу жевал. Как таскал куски хлеба с кухни. Как рассказывал о жизни: своей, Алена и его любимой Элли. Как чинил их паровой котел и робота-уборщика, а потом полез чинить флаер.
  
  Одного лишь не сказала она ей. Как девочка Ленка тщетно пыталась выведать у старика специальность, и как тот ответил, что не нужно об этом никому знать. И правда, не нужно. После этого разговора, они с Ингрит подружились. Как две женщины, познавшие однажды откровение наедине друг с другом.
  
  - А потом он умер? - спросила Ингрит.
  - Потом он умер.
  
  
  

Глава 4.

  
  Взглянув на часы, Елена Сергеевна поняла, что если беседу продолжить, то ей, скорее всего, придется идти скорым шагом, чего она жутко не любила. Но как-то так взять и неожиданно уйти тоже не хотелось. Однако, от Ингрит не ускользнул ее быстрый взгляд, и стало понятно, что зря она прямо не заявила, что ей уже пора.
  
  - Я пойду, пожалуй, - сказала она, поднимаясь из-за столика. - Игорь назначил заседание клуба на три часа, а надо еще к себе заскочить.
  - Тогда пока, - Лена тихонько взохнула. - Передавай привет своим "новым историкам"!
  - Хорошо, передам, - та махнула рукой и упорхнула за дверь.
  - Что-то у вас пустовато сегодня, - посочувствовала Лена, расплачиваясь с хозяином.
  - Конец месяца, - ответил тот спокойно. - Вот завтра выдадут стипендию интернатовским, и будет полный аншлаг, уж поверьте.
  - Ну, тогда всего хорошего.
  - До встречи, мадам, - ответил тот. - Спасибо, что не забываете нас.
  
  Выйдя на воздух, Елена подождала пару минут, чтобы в случае, если Ингрит замечтается по дороге, не наскочить на нее. Иначе обмен новыми любезностями может задержать уже надолго. Она неторопливо дошла до ворот интерната, предъявила удостверение по привычке, хотя охранник прекрасно знал ее в лицо.
  
  - Вы сегодня поздно, - сообщил он.
  - Нет уроков, - ответила она, - да вот, захотелось зайти в Храм по дороге.
  - Это дело нужное, - уважительно отозвался старичок в форменной синей фуражке.
  
  Возле Храма парочка учеников увлеченно пинала по дорожке зеленый каштан и обратила на нее ноль внимания. Она немного задержалась на ступенях, наблюдая за ними. До назначенного времени оставалось еще семь минут. Где они его раздобыли? - удивилась Ленка, вряд ли каштан мог так сохраниться с прошлого лета, а новые еще не появились. Мальчишки тем временем меняли правила прямо на ходу. Заметив пару кустов позади второго, мальчишка закричал - ворота! защищайся! и послал "мяч". Второй, быстро оглянувшись и оценив местоположение "ворот", выставил в бок ногу, и каштан, ударившись о его коленку, пал на дорожку.
  
  В Храме, как всегда, было тихо и безлюдно. Учителя сюда заглядывали не часто, а об учащихся и говорить не стоило. Изнутри Храм представлял собою помещение в помещении. Все внутреннее пространство отгораживалось высокой коллонадой по периметру, в части проемов между колоннами прохода не было, и то были уже не колонны, а пилястры, стену меж ними украшал какой-нибудь барельеф с Христом или Магометом, Буддой, Лао Цзы или Заратуштрой. Коридор между внешней стеной и внутренней колоннадой образовывал русскую букву П, упираясь концами в алтарную часть. В торцевых стенах имелись дверки, как правило, запертые изнутри. Вот к такой дверке и направилась Елена, свернув в правое крыло коридора. Сквозь прогалы между колонн ей виделся ярко освещенный иконостас, где рядом с иконами золотились фигурки Будды, отдельные пустые "глазницы" символизировали запрет на изображение человека ли, зверя ли или иного идола, присущий мусульманам, прямо же посередине, над царскими вратами, полыхало яркое декоративное Солнце, символизирующее единобожие и взаимотерпимость всех религий. Верхний луч его обрывался на середине, переходя в золотое распятие.
  
  Она еще не дошла до двери, как та тихо отворилась, и навстречу ей вышел Священник. Открытых имен им иметь не полагалось, но Елена знала, что этого зовут Николаем.
  
  - Добрый день, Елена Сергеевна, - промолвил он слегка певучим голосом. - Идемте, прошу вас.
  - Добрый день, святой отец, - ответила она и последовала за ним.
  
  Алтарная часть Храма внутри была столь замысловатой, что не будь с ней провожатого, вряд ли бы Елена смогла потом выбраться наружу самостоятельно. Они поднялись по ступеням лестницы, свернули, еще свернули, спустились, кажется, ниже начального уровня, затем прошли пустой залой и, преодолев новый подъем в несколько ступеней, оказались у небольших врат. Николай приоткрыл одну из дверей и отступил, пропуская даму вперед. Она вошла, и подождала, когда дверь закроется.
  
  Перед ней раскинулся целый ботанический сад под куполом. Чего в нем только не было. Орхидеи, камелии, магнолии, растения из самых разных концов света каким-то образом уживались под одной крышей. В конце одной из дорожек, расходящихся веером от ворот, стоял человек, задрав голову; прямо перед ним возвышался огромный кактус в колючках. Создавалось впечатление, что какой-то безумный генетик взял обычный комнатный экземпляр пузатенького суккулента и вывел из него этого мастодонта. По мере того, как Лена подходила ближе, и словно в подтверждение ее мыслей, возле гиганта стали заметны подпирающие его со всех сторон костыли - воткнутые в землю палки с широкими дощечками на концах, дабы не пронзить остриями упитанное тельце.
  
  - Привет, Лена, - обернувшись произнес человек.
  - Привет, привет. Как дела на Большой земле?
  - Дела идут, контора...
  - Пишет, - закончили они фразу в один голос.
  - Ты что-то говорила про девочку Ингрит?
  - Я говорила? - удивилась Ленка.- Еще не говорила.
  - Говорила, говорила, - улыбнулся он, настаивая.
  - Ну, может быть. Но это мимолетное впечатление, не более. Я еще пригляжусь к ней. Она неплохая девчонка, много читает.
  - Навроде тебя? - рассмеялся Симон.
  - Не понимаю, чему ты так обрадовался? - С нарочитым негодованием воскликнула Лена.
  - Вашему обмороку перед всякой оккультной ахинеей, - ответил он, продолжая улыбаться.
  - А? Так вот что тебе не нравится?
  - Да я бы не сказал, что не нравится, но, согласись, девушке в твоем зрелом возрасте...
  - Ну, ну? - Лена поджала напряженно губки. - Знаешь, одна героиня в "Окрыленные пламенем" Жана Дюре, между прочим, в таких случах тут же - ёку-цуки и кирдык.
  - Сдаюсь! Сдаюсь и каюсь, - Симон демонстративно поднял обе руки.
  - То-то же! Не хами мне, парниша! - После они хлопнули друг друга по плечам, как какие-нибудь пираты, после доброй пинты рома. Одна - со всей дури, другой - послабже.
  
  Под куполом ботанического сада воздух теребил ноздри мириадами всевозможных ароматов, голова от них шла кругом. Прогуливаясь по дорожкам, сворачивая то на одну, то на другую, доходя до края, упиравшегося в металлические конструкции, обрамляющие кристалльно прозрачную ясность стекла, возвращаясь по дорожке назад к воротам, они то разговаривали, то шли, словно погруженные в собственные мысли, или в мысли друг друга. Казалось, что весь мир сейчас, затаив дыхание, наблюдает за ними и тихо-тихо перешептывается сам с собою, предполагая разные концовки сюжета, отметая только что угаданные, и предчувствуя новые. Половинка ворот раскрылась, и за ней, в тенях внутреннего сумрака, проявилось лицо Николая.
  
  - Ну вот. - огорчился Симон Бергер. - Мне уже пора.
  - Да и мне тоже, - Ленка взглянула на часы.
  - Увидимся, - он зашагал вперед и скрылся за дверью, махнув на прощание рукой из полумрака.
  - Я вас провожу, Елена Сергеевна, - успокоил Священник.
  - Еще бы! - откликнулась она. - Иначе мне суждено тут блуждать вечно, как Агасферу!
  - Агасфер был осужден за то, что не дал Христу прислонить свой крест и отдохнуть у его дома. "Иди, чего медлишь" воскликнул он, на что Христос, отправляемый на Голгофу, ответил "Я могу медлить. Но труднее будет медлить тебе, ожидая Моего прихода".
  - Отец Николай, вы просто ходячая энциклопедия! - Елена в данный момент пыталась предположить, куда на этот раз они свернут, но бестолку, прогноз не оправдывался, и это слегка дергало за нервы.
  
  Наконец-то она узнала ту алтарную часть, с которой они начали "погружение" в церковные покои. Распрощавшись с отцом Николаем у двери, она пошла, как обычно, неторопясь правым крылом коридора, потом свернула направо, затем налево, и вышла, наконец-то, на свежий воздух. На улице по-прежнему был еще день, в мае темнеет куда позже. Никаких мальчишек возле крыльца не было, но зеленый каштан, избитый и замызганный еще валялся на дорожке. При ближайшем рассмотрении он оказался изрядно настрадавшимся шипастым пластиковым мячиком, какие покупают собакам в качестве игрушек. Елене Сергеевне захотелось, чтобы уже наступили сумерки, чтобы придя домой, завалиться в постель, а потом долго-долго ворочиться, то укрываясь одеялом с головой, а то отбрасывая его вовсе и снова укрываясь. Пунктик дочитать единорогов еще был неотмеченным на ее клетчатой страничке, но сейчас она готова была закрыть на него глаза. Черт с ними, с единорогами!
  
  
  

Глава 5.

  
  В первый же день их поделили на группы и расселили по домикам. Поговаривали, что поколенцам часть досталась на двоих человек, в то время как ленкин, да и у прочих смертных, все были сплошь четырехместными. Ее это нисколько не огорчало. Могло огорчить наличие соседа в принципе, а один он или трое - уже без разницы. В домиках у каждого имелась своя комната со своим душем и туалетом, плюс общие: гостиная, кухня, прихожая. Когда очередь дошла до последнего домика, то на него нашлась одна единственная девочка. Вот повезло, - позавидовала Ленка. Но старший воспитатель тут же распорядился перевести двух из соседних, так что в каждом оказалось по трое. Эх, - вздохнула она, - нет в жизни счастья. В Русском поселке у Ленки подруг не было, все девчонки, или намного старше, или совсем карапузы, в друзья не годились, а потому в интернате она совсем не выполнила напутствие отца - держаться своих. Ни в ком она своего не чувствовала и жила, как обычно, особнячком. Соседки втихаря прозвали ее дикаркой, а она все вспоминала старика Эда и Михаила.
  
  - Лена, значит? - Михаил внимательно, задумчиво поглядел на нее. - Эдуард говорил, что ты сильно интересовалась его специальностью?
  - Ну, вообще-то, он не хотел рассказывать, и я не стала донимать. - А какая у него была специальность?
  - Не могу сказать, - печально улыбнулся незнакомец. - Но если сделаешь все, как я скажу, узнаешь.
  - И что нужно сделать? - недоверчиво спросила она.
  - Пержде всего, - ответил Михаил, - поступить в интернат.
  - Не получится, я узнавала, - сразу констатировала Ленка. - У нас таких денег нет.
  - Об этом не беспокойся. Вы с Александром так возились со стариком в его последние дни, что он в благодарность перевел на вас все, что имел.
  - Он разве мог? - не поверила Ленка. - Он же для всех уже умер!
  - Почему же не мог? Мертвым его никто не видел, да, если бы и видел, завещание подписанное личным ключом, который за один день не подделать, да и за десять лет не подделать, со счетов не спишешь.
  - Неужели в последние дни написал? - Задумалась она.
  
  На это Михаил ничего не ответил. Только попросил:
  
  - Александру поздновато уже, а ты, милая, поступай. Подай заявление, деньги теперь есть. Тебя направят, скорее всего, в ваш ближайший интернат. Побудешь в нем какое-то время, а там я тебя заберу.
  - Куда заберете? - Ленка еще больше насторожилась.
  - Заберу в другой интернат, где все по-другому, и учиться ты будешь тому, чему когда-то давным-давно учился и старичок Эд.
  - У меня будет его специальность? - спросила Ленка. - Но я же не поколенец.
  - Поколенцем тут быть не обязательно, даже нежелательно, - ответил тот. - Ну что? Договорились?
  - Договорились. - Ответила она, решив, что оставаться в Русском поселке до конца дней своих тоже не вариант.
  - Вот и хорошо. Увидимся. - Сказал он и ушел.
  
  И Ленка все ждала его появления, как Ассоль своего принца на бригантине с алыми парусами, а он все не появлялся.
  
  Прошла осень, потом зима, март отзвенел капелью, прожурчал ручьями, начался апрель. В этом году он прямо с порога заявился с жаром и солнцем в обеих руках. Снег на интернатовских дорожках, как плазмой растопило, лишь кое-где в затененных дворах еще белели его островки, да и те все осевшие, в черных прожилках грязи. Ленка обрадовалась апрелю, как долгожданному гостю. Не было ей покоя в домике, где соседки громко включали экран, шумно спорили, приводили парней и ржали вместе с ними на два этажа, в то время, как она читала или готовилась к занятиям. Но в интернатовском парке находилось множество беседок со скамейкой внутри. Парк оказался столь велик, как и расстояния между ними, что Ленка, еще катаясь зимой на лыжах со своей группой, положила на них глаз.
  
  Она читала Оуэна Маршалла "Дикобраз Харли", когда в беседку заглянул Чарлз, сын владельца местного горно-оздоровительного комплекса.
  
  - Привет.
  - Привет, - ответила она, не отрывая взгляда от планшета.
  - Что делаешь?
  - Читаю, не видишь?
  - Интересно?
  - Очень.
  - И о чем пишут?
  - Пишут о том, что невежливо прерывать чье-либо чтение.
  - Правда что ли? Врешь!
  - Молодой человек, вам же только что намекнули, что не желают вашей кампании.
  - Чего?! - Чарлз резко развернулся, принимая боксерскую стойку, но перед ним стоял мужчина лет шестидесяти, высокий и плечистый.
  - Ну? Чего застыл?
  - Дядя Михаил! - воскликнула Ленка и неожиданно для себя, вскочив со скамейки, бросилась к нему.
  - Дядя? - переспросил Чарли.
  - Дядя, дядя, - уверил его незнакомец. - Иди уже. Дай поговорить с племянницей.
  - Вы меня заберете отсюда? - первым делом спросила Ленка, как только Чарли скрылся из вида.
  - За тем и приехал.
  - А чего так долго? - не выдержала она.
  - Извини. Что, неуютно тебе тут жилось? Вижу, что неуютно. Пойдем. Соберешь вещи, и отправимся.
  - Дядя Михаил, - повторила она.
  - Чего? - но та в ответ лишь помотала головой - ничего.
  
  
  

Глава 6.

  
  Елена чувствовала, как преподавание истории все больше и больше напрягает ее, а вот музыка влечет все сильнее и сильней. Уроки музыки в интернатах занимали одно из почетных мест и пожирали учебных часов не мало, но Ленку чрезвычайно удручала необходимость высчитывать все эти интервалы, сильные доли, смиряться с дурацкой системой записи, а то, что одна и та же клавиша в одном случае называлась фа-диезом, а в другом соль-бемолем, просто убивало. И вот теперь она подумывала, а не приобрести ли ей пианино? Она сидела на веранде и поджидала соседку, новенькую преподавательницу литературы, которая сама едва вылупилась из интерната и побывала на своем Первом сборе.
  
  Возвращаясь вчера с работы, Ленка заметила, что соседний домик обзавелся хозяевами. Она на минутку остановилась возле дорожки, бегущей к ступеням на веранду, в ожидании, не появится ли кто из дома. Дверь, и правда, раскрылась и в проеме возникла худенькая девчушка лет двадцати. Так совершилось их первое знакомство, и, как добропорядочная соседка, Елена пригласила Ксению Лазареву в гости на чашку чая. Чай был заварен, кипяток удерживал нужную температуру в бойлере и горячие плюшки к чаю только что доставились курьером. В поселке где-то далеко играла музыка, звуки рояля, скрипка. "Вот и Ксения собственной персоной", - подумала она, завидев спешащую к домику соседку. Та что-то несла в руках. Выяснилось, что те же самые плюшки, из той же пекарни, и курьер у плюшек, скорее всего был один.
  
  - Какое совпадение! - Ксения искренне рассмеялась.
  - Да уж! Присаживайтесь.., - Ленка сделала паузу и уточнила, - магистр?
  - Еще нет, - ответила соседка, устраиваясь в кресле. - Все так неожиданно. Я еще не защитилась, а тут сообщили, что срочно требуется преподаватель, и мне теперь придется разрываться на два фронта.
  - Один из литераторов отправился на свой Последний сбор, - объяснила Лена.
  - Печально, - лицо ее нахмурилось.
  - Да. - хозяйка, однако, не захотела омрачения атмосферы и продолжила весело, - и теперь вам придется постоянно торчать в интернате.
  - Почему?
  - Потому что тяжко уже давалось преподавание Илье Викторовичу, и он просил понаделать ему "окон", чтобы хоть чуточку в себя приходить после урока.
  - Вот оно как. Ну и ничего страшного, значит буду сидеть в интернате. Мне все-равно где к защите готовиться. - Легкомысленно заявила Ксения, еще не представляя, как это досаждает и выматывает - терять в пустую личное время. За один час не успеешь сосредоточиться, как уже идти на следующий урок.
  - В любом случае, это не надолго, правда же? - утешила ее Елена Сергеевна. - Скоро конец учебного года, а в следующем составят новое расписание, и вы уже защититесь...
  - Да, скорее бы уже. А вы давно преподаете?
  - Второе поколение, но первое я вела не с самого начала, так что можно сказать полтора с хвостиком.
  - И как вам? Первые же два года повторяют домашнюю программу? Детям скушно, наверное?
  - Ну, я бы не сказала! Совсем другая форма обучения, сплошные публичные выступления, - Ленка разулыбалась, взглянув хитро на соседку, - кривляние всякое и выпендривание друг перед другом.
  - Послушайте, - добавила вдруг она. - Мы же обе русские! Может не будем придерживаться правил? И почему бы не перейти на ты?
  - Согласна, - ответила Ксения по-русски. - Но на ты я, наверное, не смогу пока.
  - Ну как хочешь, а я смогу. - Ленка по-хозяйски поднялась и отправилась за кипятком. - Я сейчас. Чай принесу.
  - Я помогу? - соседка живо привстала.
  - Сиди, сиди, я сама.
  
  
  В новом интернате все у Ленки складывалось иначе, и люди были другими. Не наблюдалось прежней суеты и толчеи, сам интернат занимал не столь обширную территорию, как прежний, и не было Храма. Ученики жили в двухэтажных домиках, поделенных на персональные аппартаменты с выходом на общую для этажа терассу, по двум торцам здания на верхнюю вели лесенки, а нижняя, уровнем едва выше земли, помимо боковых имела еще и центральный вход. Преподавание, как и в старом, велось на английском языке, и предметы по началу не сильно отличались, но все на уроках звучало непривычно. Даже на математике учитель, разбирая какую-нибудь теорему, непременно и подробно рассказывал о человеке, впервые ее доказавшем. Создавалось впечатление, что они тут изучают больше жизнь ученых, чем науки, которыми те занимались.
  
  Со второго года программа поменялась. Добавилась йога, медитация, появились походы, не как вид отдыха и развлечения, а как обязательные учебные мероприятия. В теплое время года все здесь ходили босиком, гуляли косули по территории и белки жили на деревьях, которых произратало столько, что казалось интернат построен посреди нетронутого леса. Попадались ежики, а иной раз и заяц проскакивал под ногами. За всеми зверушками, конечно, и какашки приходилось убирать, но никто на это не жаловался. Почесать зверьку за ушком и покормить вкусняшкой стало одним из любимых ленкиных развлечений. Со второго года обучения Симон Бергер занялся ее ментальной подготовкой, которая из дыхательных медитаций постепенно перешла к визуализациям. Сам он был поколенцем, как она однажды выяснила. В интернатах к преподавателям обращались только по имени и фамилии, упоминание номера поколения было не то чтобы прямо запрещено, но вызывало явное неодобрение.
  
  Бергер вел у них и командные игры: волейбол, баскетбол, бейсбол. Когда Ленка успела втянуться в них, сама не заметила. И удивлялась после, вспоминая, как первые занятия сильно всех стеснялась и виновато прятала глаза, пропустив пас товарища. Игра в команде выбила, наконец-то, все остатки ее прежней дикости, и появились у нее друзья, но, тем не менее, она все еще предпочитала больше проводить время наедине. Читала, медитировала. Отношение у нее к новым занятиям сложилось не как к учебным дисциплинам, но увлекательным и неведомым ей до этого граням бытия. И если прежде на приглашение друзей отправиться куда-нибудь повеселиться, она отвечала отказом по одной известной причине, то теперь частенько из-за того, что было жалко тратить время на пустые развлечения.
  
  Давно ожидаемый разговор с Михаилом у ней состоялся, когда тот прилетел навестить Бергера. Тот был когда-то его учеником, как Ленка теперь была ученицей Симона, и отношения у них с тех пор сохранились практически родственные. Разговор, однако, закончился не тем, что она ожидала от него.
  
  - Дядя Михаил, - обратилась она, улыбаясь, - вы мне обещали, что я узнаю здесь, какова была специализация Эда. Так, может, скажете уже?
  - Хватит звать меня дядей! - несерьезно возмутился он. - Обещал. Но не обещал же, что расскажу! Говорил, что ты узнаешь, так и узнавай.
  - Хитро.., - опешила она от неожиданности, но продолжила, - так вот я и пытаюсь узнать.
  - Нет, ты пытаешься разузнать, а надо узнать.
  - Но как же я сама узнаю? Я могу узнать только от людей.
  - От людей, - кивнул Михаил.
  - А вы не людь разве? - засмеялась она.
  - Людь, - покорно согласился он.
  - Спрашивать если нельзя, что же мне подслушивать или ждать, когда сами скажут?
  - Нет, во-первых, подслушивать не хорошо, а ждать можно очень долго...
  - Тогда как?
  - Думай, - ответил Михаил и отправился на стоянку флаеров. - Увидимся!
  - Увидимся, - повторила автоматом Ленка, насупившись и направляя свои стопы к интернату.
  
  Нет, и после этого разговора специальность деда не прояснилась, но закрались подозрения, что Симон Бергер, как, без сомнений, и Михаил, читает ее мысли. Окончательным подтверждением тому стал случай с визуализацией листочка с чекбоксиками, очередного задания Бергера. Никак оно Ленке не хотело даваться, а как только получилось, учитель ничего не спросив, дал ей следующее. Как так? Странно, но открытие не вызвало в ней ни смущения, ни возмущения. Ну читают? Жалко что ли? Ничего в ее голове такого не было, чего она могла бы застыдиться или желать скрыть ото всех. Нет, ото всех - все-таки, вероятно, было, но на Симона с Михаилом это не распространялось почему-то. Какие-то они были... Словом, Ленка теперь поглядывала на учителя с затаенной улыбкой и иногда думала нарочно всякую абракадабру. А потом, разыгравшись, начала смущать мыслями романтическими и победно наблюдать, как тот то краснеет, как рак, то говорит сбивчиво, теряя нить разговора. Она так увлеклась этой игрой, что сама не заметила, как по окончании занятия, когда Симон отправлялся домой или к другим ученикам, мысли ее все еще витали в романтических грезах. Закончилось тем, что Бергера перевели в другой интернат.
  
  Соседка давно уже ушла, а Елена Сергеевна все сидела в кресле да подливала в чашку чай, предаваясь воспоминаниям о годах своего ученичества у Симона Бергера. Однако, наступало время отправляться в интернат, где на час было назначено общее собрание преподавателей. Сам-то, небось, и не прилетит, - подумала о директоре Ленка. Последние месяцы он предпочитал появляться исключительно в виде изображения на экране. Хотя, - добавила она, - на этот раз, возможно, и явится. Наверняка, скажет пару слов по поводу Последнего сбора Ильи Викторовича и представит новую литераторшу. Эх, Михаил, Михаил, - добавила она, возвращаясь к прежней теме. - видишь меня, наверное, с небес. Так и не удалось мне узнать, как ты хотел. Чему я только не научилась, а вот мысли читать, как вы, нет. И она мысленно послала поцелуй Бергеру, а следом ощутила, как в груди ее разлилось тепло и ласково защипало сердце.
  
  
  

Глава 7.

  
  Мирослав Ковач, директор, на этот раз присутствовал на собрании лично и, как и предполагала Елена Сергеевна, начал с печальной вести о том, что Илья Викторович навсегда оставил их, отправившись на свой Последний сбор. Неожиданно для всех Ковач пустился в пространные воспоминания. Пересказал фактически весь педагогический путь ушедшего, по крайней мере, начиная с тех времен, когда сам пришел в интернат, а случилось это довольно давно. Никто сроду не замечал за ними ни дружбы, ни симпатий, и вот вам здасьте, такая запоздалая дань уважения. Елена поглядывала на молодую литераторшу и наблюдала, как по мере развития воспоминаний шефа взгляд ее да и вся фигура, уже слегка подавшаяся вперед, наполняются в полной мере осознанием ответственной роли педагога в наши непростые дни.
  
  Мирослав Ковач, в бытность свою преподаватель физической культуры, красноречием не блистал. Елена Сергеевна уже его не слушала, а от нечего делать наблюдала за собравшимися. Учитель рисования и живописи, как всегда, что-то малевал в своем планшете стилусом, нынешний учитель физкультуры сидел, напряженно слушая, и кивал головой в ключевых точках речи, а иногда и притопывал ногой. Лингвисты и литераторы, среди которых сидела и ее новая соседка Ксения, открыто не зевали, но и не слушали. Елена заметила на коленях открытые планшеты и легкие движения время от времени - перелистывание страниц. Остальная часть педагогического коллектива размещалась у Лены за спиной, и их она видеть не могла. Чтобы занять себя, она перебирала в уме всех, кто оказался позади.
  
  Три молодых воспитателя и три воспитательницы сидели прямо у нее за спиной, непрерывно шушукаясь. Левее размещался преподаватель химии и биологии, мужчина весьма впечатляющих округлостей в области груди, живота и задницы. Впрочем, ноги с руками, также шея, а в особенности трехступенчатый, как космическая ракета, подбородок ничуть не отставали в стремлении занять как можно больший объем. Звали его Лев Николаевич Большаков. Фамилия соответсвовала виду. Лена прислушалась. Дышал Лев Николаевич тяжело и часто. Она припомнила, как в первый ее день в интернате он предложил выпить, достав из запазухи склянку с прозрачной жидкостью. Водка? - поморщилась Елена. Кто же предлагает дамам водку? Чистый спирт! - процитировал он тогда Булгакова, чем навсегда покорил ее сердце. Впрочем, пить она отказалась.
  
  Лена слегка повернула голову, но толстячок в поле зрения не попадал, не оборачиваться же? И тут она услышала его тихий шопот: "Нет, я этого не вынесу. Это какое-то издевательство, честное слово. Господи, помоги мне, заткни уже наконец рот этому говоруну". Ленка обернулась. Лев Николаевич в кресле уже почти лежал, так сползла на самый краешек сиденья его объемистая задница, а по лицу катились крупные капельки пота. "Господи, господи, помоги мне!" - услышала она снова, но губы его не шевелились. Тут Ленка почувствовала, как защемило сердце, и догадалась, что оно не ее. Она встала, подошла и наклонилась: "Лев Николаевич, вам плохо? Может, вам на свежий воздух?" Тот не ответил, лишь директор недовольно кашлянул за спиной. "Льву Николаевичу плохо", - объявила она громко, распрямляясь в полный рост.
  
  Вызвали скорую, физрук вместе с ее коллегой, преподавателем философии и социологии, подхватили толстячка под руки и повели на улицу. Вслед за ними потянулся и весь педагогический состав, беспокоясь за коллегу и радуясь уважительной причине прервать нескончаемый поток славословия директора. Под конец в зале осталась только Елена Сергеевна. Ковач, как пастух, преданный своим овцам, отправился вслед за всеми.
  
  - Бергер? Бергер?! Симон, черт бы тебя побрал! - звала она в мыслях, прислонясь к спинке кресла и еще слабо веря в свое счастье. Внутри нее что-то зашевелилось.
  - Лена..? Это что еще за хрень..? Приснилось что ли?
  - Бергер, ты спятил! - радостно воскликнула она.
  - Лена?!
  - Бергер, я тебя слышу!
  - Вот это новость! Ленка, поздравляю! У нас тут три часа ночи, так что извини, не сразу сообразил, что происходит.
  - Эх, ты. Несмышленыш, - вымолвила она и заревела, совсем как девчонка.
  - Ленка! Ленка?! - стучался к ней Симон Бергер, хватаясь за сердце, но в ответ лишь получал новые толчки боли и радости одновременно.
  - Ты слышишь меня? - она утерлась кулаками, понемногу приходя в себя.
  - Да! Слышу! Ты в порядке?!
  - Да, все хорошо. Я слышу тебя, Бергер...
  - Наконец-то, - ответил он. - Как это произошло?
  - Потом расскажу. Давай. Спи. - Лена уже наблюдала в окно, как подъезжает машина и толстячка загружают в нее на каталке, а тот пытается всё встать, а его все укладывают обратно.
  - Да я не хочу. Рассказывай!
  - Нет, сейчас не буду. Потом. Давай, иди спать. Увидимся.
  - Увидимся, - пронеслось в голове.
  
  Подошла к концу любимая тема про возвышение Афин и расцвет демократии. Города, сожженные Ксерксом, вновь отстроились, в порты заходили торговые суда, педагоги провожали в школы своих маленьких хозяев, Аристотель рассуждал в учебнике о мудром устройстве мироздания, разделившего людей на хозяев и рабов, по-прежнему ими торговали на невольничьих рынках Эллады. Искусство процветало, в театрах давали новые трагедии и комедии, Перикл представал перед народом, и вновь делил узы дружбы с Софоклом, Фидием, Геродотом. Как ни тяни, наступала эра Македонского. В 1974 году, в день святого Александра 30 августа в Салониках ему соорудили четырехтонный монумент - Александр верхом на любимом коне Буцефале. Он вошел в историю как ученик Аристотеля. Нда, те три года пошли коту под хвост, - подумала Лена. Весь период завоеваний Александра она разбила на темы и распределила между учениками для написания эссе, а вот закончить решила докладом, предложив Игорьку повысить свой внутриинтернатовский рейтинг. Совсем он ушел с головой в свой клуб "новых историков" и скатился на двадцать первое место, а ведь всегда входил в десятку лучших.
  
  - Что, новый историк, возьмешь на себя финальный доклад по империи Македонского?
  - Конечно, Елена Сергеевна. - ни капли не сомневаясь, ответил тот.
  - Вот и хорошо.
  
  На следующем уроке Елена сообщила оценки за присланные эссе, которые персонально каждому уже были известны, но требовалось огласить список победителей, что она и сделала. В классе зашушукались, кто-то спросил, а почему не отлично? Лена ничего не скрывала. Взяла его работу и начала раскладывать по полочкам. Ясно, понятно, - ответил он, усаживаясь за стол.
  
  - Ну а теперь, - объявила она, - доклад Игоря. Итоги и значение завоеваний Александра Македонского. Прошу.
  
  Игорь вышел неспеша, прокашлялся и приступил к докладу. Построение его было безупречным. В начале он напомнил самые ключевые моменты: освобождение греческих городов-колоний, сражение при Иссе, осада Тира, захват Египта, бой у Гавгамел, взятие Вавилона, сближение с местной знатью, поход в Индию. Затем описал последние годы жизни и смерть. В целом картина уже складывалась таким образом, что слушатели и сами могли сделать соответствующие выводы, но Игорь потрудился озвучить их самостоятельно: освобождение городов, распространение греческой культуры на восток, появление единой валюты. И всюду-то у него Македонский выступал эдаким мудрым правителем, храбрым полководцем, учеником великого философа.
  
  Елена Сергеевна слушала весь этот бред, и перед глазами ее ярко вставали картины. Тир, семь месяцев осады, шесть тысяч погибших, тысячи жителей распяты на крестах, вороны выклевывают глаза еще живым, крики женщин и детей, угоняемых в рабство, всюду кровь, гарь и кромешный ужас. Египет, в храме Амона жрецы именуют Александра Зевсом, и тот верит, и ему нравится. Вавилон захвачен, месяц пьянства и насилия. Столица Персии Персеполис, бандитская орда Македонского врывается в город, грабит, убивает, насилует. Женщин, детей, а перепившийся атаман Александр в итоге сжигает город до тла, целый живой город. Массага, он обещает его воинам, что пощадит, если примкнут к нему - убиты все, с женами и детьми. С головой плоководца творятся странные вещи, он мнит себя богом, убивает собственных соратников, а когда друг его Гефестион умирает от болезни, царь ли, бог ли казнит... лекаря. Не дожив до 33 лет, наконец, умирает после десяти дней непрерывного пьянства.
  
  В классе стояла гробовая тишина. Елена, слушая доклад Игоря, не заметила, как начала говорить вслух. Игорь замолчал, и весь класс притих. Она, еще только осознавая призошедшее, глядит на всех, пробегает по лицам, по щекам ее льются слезы, в глазах еще сверкают вспышки пожаров, клинки мечей, в ушах еще звучат вопли женщин и младенцев. Простите, - произносит она и стремглав выбегает из класса.
  
  На следующем уроке Елена Сергеевна заходит в класс решительно, не видно ни слез, ни сомнений на ее красивом, взрослом лице. Она обращается к Игорю, но вместе с ним и ко всему классу.
  
  - Игорь. Скажи мне, когда ты читаешь историю, о чем ты думаешь? Не надо отвечать, - она поднимает перед ним раскрытую ладонь. - Вот что ты думаешь, когда читаешь, что город был отдан на разграбление? Или когда говорится, что всех женщин и детей отдали в рабство? А?
  
  В классе тишина. Детские глаза смотрят с непониманием. Игорь, в начале поднявшись из-за стола, медленно опускается на место. Елена Сергеевна внимательно вглядывается в лица, с которыми провела вместе уже почти год. И теперь, когда она, наконец-то, способна слышать их внутренний диалог с самими собой, она ничего не слышит. Сплошная тишина.
  
  - Дети, - произносит она. - во всяком вопросе, во всяком утверждении есть посыл, скрытое ожидание автором определенного ответа, определенного восприятия. Научитесь его чувствовать и следовать не ему, как деревянные куклы Карабаса, которых он дергает за ниточки, а своему сердцу. А чтобы услышать сердце, надо его заиметь для начала.
  
  На этом урок заканчивается. Елена Сергеевна собирает портфель и уходит, а класс еще сидит на своих местах. Быть может, - думает Лена, - это самый лучший урок в моей жизни. Самый лучший для всех урок истории.
  
  
  

Глава 8.

  
  - Елена Сергеевна! Елена Сергеевна! - за Леной по дорожке бежала Ингрит.
  - Чего тебе?
  - Елена Сергеевна! Я все видела. - Ингрит остановилась, тяжело дыша.
  - Что ты видела?
  - Все видела, когда вы рассказывали. Как распинают, воронов, как горят города. Все.
  - Значит я говорила, а ты услышала...
  - Ну да, говорили.
  - Да нет, я не о том. Ну ка, давай проверим. Какого цвета была туника на распятом, которому ворон клевал глаза?
  - Синяя, - ответила Ингрит и поежилась, передернула плечами.
  - Верно. - Ленка с какой-то задумчиво-нежной улыбкой посмотрела на ученицу. - Давай сядем куда-нибудь и поговорим.
  - В кафешке? - предложила Ингрит.
  - Нет, кафешка для такого разговора, боюсь, не подойдет. Лучше прогуляться до беседки в парке. Идем?
  - Да, - та кивнула головой.
  
  До парка они шли рядышком молча. Елена по дороге соображала, о чем говорить, что можно сказать, а чего не стоит. Открыться ей она не могла, и это означало, что разговор придется строить на одних намеках, на "вокруг да около". Так, чтобы у ней возникли смутные догадки, но чтобы ничего конкретного. Первую беседку, расположенную возле дорожки, они пропустили, свернули и пошли по траве к следующей, что стояла на отшибе прямо посреди зеленой лужайки.
  
  - То, что ты видела, - начала Елена Сергеевна, - это ведь так похоже на то, как будто ты сместилась в то время и увидела все своими глазами, правда?
  - Да, - кивнула головой Ингрит, - страшно до ужаса, и все такое четкое, что хотелось зажмуриться и отвернуться, но я не могла.
  - В тебе есть дар, девочка, но дар этот нужно развивать. Он пока еще слабенький, он пробился на свет, вероятно, оттого, что я через чур переволновалась и ты в ответ заволновалась, мы каким-то чудом волновались в унисон.
  - Как в музыке?
  - Да, как в музыке. Не помню уже кто, но кто-то сказал, что вся вселенная - эта одна бескрайняя, бесконечная симфония. Все в ней колеблется. Электромагнитные волны, фотоны, малюсенькие частички, электроны, эфир. Все кружится и следует своему ритму. И то, что однажды произошло, меняет навсегда окружающее, никогда не исчезая до конца.
  - И поэтому вы можете видеть прошлое, - Ингрит вытаращила глаза в своей невероятной догадке.
  - Нет, Ингрит, не могу. Но кое что все-таки, я уверена, увидеть возможно. Хотелось бы тебе увидеть, например.., тайную вечерю? Или разговор Понтия Пилата с Христом? Или, ну не знаю.., как Нинья, Пинта и Санта-Мария подходят к берегам Америки?
  - Я бы хотела увидеть Пушкина, - неожиданно сказала Ингрит, - в лицее или на балу. Или Лермонтова на Кавказе.
  - У тебя какие-то литературные пристрастия, я погляжу, - промолвила с ревностью в голосе Елена Сергеевна. - Хорошо, хотела бы увидеть?
  - Еще бы! - глаза ее загорелись. - И что для этого нужно делать?
  - Вот-вот, - подтвердила Лена, - именно делать, и много, долго и упорно. Готова?
  - Да нет, у меня не получится, - грустно проговорила Ингрит, опуская голову.
  - У тебя-то? Получится, без вариантов!
  - Тогда что же мне делать?
  - Для начала тебе нужно перевестись в другой интернат, там все и узнаешь.
  - В другой интернат? В какой?
  - Так ты готова?
  - Да, - кивнула она головой.
  - Хорошо, тогда дальнейшее уже моя забота. Подожди немного, и придет распоряжение о твоем переводе. Вот. А мне пора. Вернешься одна? Я пойду через западную проходную, мне так ближе до парковки.
  - Да, конечно. Елена Сергеевна?
  - Что?
  - Мне об этом никому нельзя рассказывать?
  - А о чем рассказывать?
  - Что меня переведут, например.
  - Как хочешь. Не вижу ничего плохого, если и расскажешь.
  - Хорошо, я не скажу никому.
  - Вот и славно. Увидимся, - и Елена пошагала, как обычно, неторопливой походкой к западной проходной.
  
  
  Мишель Бонье, сменивший на посту Симона Бергера, заявил ей прямо о способности многих читать мысли, и что для него сейчас ленкины, как открытая книга. Ленка пожала плечиками - ну и что? Мишель ответил.
  
  - Ты удивительная девушка, Елена. Но таких, как ты, здесь девяносто девять процентов. А те, что угодили в один оставшийся.., они уходят со специальностью обычной, учителя в основном. Но из-за этого процента вам ни о чем и не говорят. Те, что должны узнать, должны узнать все сами.
  - Это я уже поняла, - ответила Ленка.
  - Это и хорошо, и плохо. Пока ты в этих стенах, ничего страшного, но в мире существуем не только мы, есть и другие, кому доступно чтение мыслей. А потому тебе необходимо научиться их скрывать. Чем мы с тобой сейчас и займемся.
  - Что же для этого требуется?
  - Все, что требуется, у тебя уже есть, но потрудиться все же придется. Нужно, чтобы действие единичное стало постоянным, на уровне инстинкта, на уровне повседневного состояния ума.
  - Вот как. Опять визуализации какие-нибудь?
  - Ничего подобного. Вспомни, как ты начинала медитировать на дыхании, и как было тяжело избавиться от мыслей. Что тогда с тобой происходило?
  - Ну.., в начале я непрерывно разговаривала сама с собой, потом все меньше, потом совсем перестала говорить.
  - Так, а что же случилось потом?
  - После я опять начала думать, но только уже без слов. Сидишь и, вроде, сосредоточена на дыхании, а потом понимаешь, что все это время думала... образами что ли, но все можно пересказать и словами.
  - Вот это то, что нужно. То есть для медитации это абсолютно не нужно, но это мышление без слов и есть тот способ, каким ты должна научиться мыслить постоянно, а не говорить. Давай ка попробуем прямо сейчас. Постарайся подумать о чем-нибудь, но без слов, прямо так, как это происходило при медитации.
  
  Ленка без труда опустошила сознание, по привычке тут же концентрируясь на прохождении воздуха через ноздри. Попробовала подумать о чем-нибудь и "заговорила".
  
  - Вот блин! - Удивленно воскликнула она. - Когда не надо, оно само лезет, а когда надо...
  - Ну, суть ты уловила, теперь тренируйся, а я буду присматривать за тобой. И не только на занятиях.
  - Поняла, - обреченно вздохнула Ленка. - Буду пытаться.
  
  
  Вечером Елена Сергеевна вернулась в интернат. На проходной по привычке показала удостоверение.
  
  - Забыли что-то, Елена Сергеевна? - поинтересовался старичок в форменной синей фуражке. - Вы сегодня уже второй раз.
  - Да, - соврала она. - Что-то я сегодня рассеянная какая-то.
  - Бывает, - посочувствовал он.
  
  Войдя в Храм и проследовав в правый проход, она увидела ожидавшего ее отца Николая. Они поприветсвовали друг друга и отправились путешествовать по замысловатым лабиринтам алтарной части, сворачивали, спускались по лесенкам, снова сворачивали. У ворот в ботанический сад отец Николай откланялся, сообщив, что передает ее с рук на руки, можно сказать, господину Бергеру. Когда Ленка вошла в сад, Бергер стоял возле крайней левой дорожки и любовался кустом с розами того насыщенного, теплого, желтого цвета, что можно увидеть еще разве что в ванночке с акварельной краской.
  
  - Привет, - сказал он издалека и пошел навстречу.
  - Привет, - вздохнула Елена, ожидая, что сейчас получит маленький разнос.
  - Как же ты так, А? - улыбнулся Бергер.
  - Не знаю даже, - она развела смущенно руками.
  - Накричала на класс, упрекнула всех в бессердечности.., - он выдержал паузу, добравшись до самого прискорбного. - Заговорила на весь интернат, да как заговорила-то! Не думаю, что одна лишь Ингрит лицезрела твою проекцию.
  - Ты понимаешь, - быстро пролепетала Ленка, - я словно в транс впала, сама не осознавала, что делаю.
  - Не можешь себя контролировать, - вынес вердикт Бергер.
  - Выходит так.
  - Не настала ли пора завершить преподавательскую карьеру? У меня есть для тебя одно местечко, - он хитро прищурился, бросив на нее короткий взгляд. - Теперь, когда ты начала слышать...
  - Бергер, забери меня отсюда, - Ленка вцепилась двумя руками в его локоть. - Я устала слушать и рассказывать вранье.
  - Хочу купить пианино, - неожиданно добавила она.
  - Пианино? - оторопел Бергер.
  - Да, пианино. Меня что-то потянуло, знаешь ли.
  - Ты меняешься, и аура другая... Еще в прошлый раз обратил внимание.
  - Аура? И какая она у меня?
  - Наверное, прибавилась в яркости.
  - Угу.., - Ленка обдумала, хорошо ли это. - Так, что за место?
  - Ну, сама понимаешь, писать историю тебе никто не даст, даже, если я очень сильно попрошу. Так что пока - коллектором.
  - Вот как. Собирать информацию для ученых мужей, вроде тебя...
  - Пока да, во всяком случае интереснее, чем прозябать сенсором. Да, плюс придется выполнять наши обязательства по отношению к Храмам.
  - Отыскивать счастливые парочки для нового поколения?
  - Что поделать. Их содействие для нас неоценимо. Пока, во всяком случае.
  - Ладно, буду коллектором.
  - Но, если тебе не понравится, всегда можно вернуться в преподаватели. В твой интернат, например.
  - Мишель Бонье еще преподает? - спросила Ленка, подумав, что преподавать здесь и преподавать там, это как небо и земля, точнее земля и небо. - Кстати, я забыла. Ингрит...
  - Запрос уже отправил. А Бонье.., еще преподает, но в другом интернате.
  - Ладно, пусть будет коллектор. Тогда мы сможем видеться каждый день. - она хитро взглянула на него.
  - Конечно.
  - Ты бы хотел этого?
  - Что за вопрос такой? Или в тебя закрались сомнения?
  - Скажи да или нет.
  - Да.
  - Да, - повторила Ленка, как эхо.
  - Ты помнишь, у твоего отца сегодня день рождения.
  - Да, вечером позвоню ему.
  - Я сегодня на Фальконе, можем слетать, утром будешь уже здесь.
  - Не хочу я быть уже здесь, хочу уже в твою коллекторскую!
  - Потерпи, до конца учебного года остался один месяц. И я тебя заберу.
  - Потерплю, куда я денусь.
  - Ну так что, полетели, историк? - Бергер взял Ленку под руку.
  - Полетели.., историк, - Ленка ткнула его кулачком в бок, и они отправились на площадку флаеров, ту, что располагалась на заднем дворе Храма.
  
  
  

Часть 4. Ингрит. Рождение мира.

  
  

Глава 1.

  
  - А откуда они вообще взялись? - Спросил двадцатилетний оболтус, разгильдяй и внук покойного Михаила. Лена приподняла соломенную пляпку с лица и посмотрела. Вальдемар обращался к ней.
  - Вы что, по истории не проходили? - ответила она вместо того, чтобы спросить "кто?", и вернула шляпку на место.
  - Проходили, наверное, но мне-то она на что? Историей флаер не починишь.
  - Хотя бы для того, чтобы не задавать глупых вопросов.
  - Почему же глупых? Вот спросите в следующий раз, почему у вас флаер не взлетает, отвечу тем же. - обиделся он.
  - Пардон, но это же очень специальные знания! - Она даже приподнялась с шезлонга и шляпка улетела в песок. - Ты-то спрашиваешь про элементарщину!
  - А для меня флаер - элементарщина, - отпарировал Вальдемар.
  - О чем сыр-бор? - Подошел Симон, держа в одной руке за донышко два стакана с коктейлями, а в другой, за горлышко, бутылку минералки.
  - - Бергер, он идиот! Он даже не заметил, как я прочитала его мысли.
  - - Зачем же ты так сделала, Лена? А если бы заметил?
  - Вальдемар интересуется, откуда взялись Священники. - Она подобрала шляпку и вернулась в прежнее лежачее положение, демонстративно укрыв лицо - дескать, вот тебе, сам теперь с ним няньчись, коли пригласил.
  - - Бросаешь меня одного? - мысленно укорил Бергер, но Ленка только подвигала плечиками, словно удобнее устраиваясь в шезлонге. - Я же не знал, что он согласится.
  - Вы что, по истории не проходили? - начал Бергер, и Ленка захихикала.
  - Проходили, наверное, но мне-то она на что? Историей флаер не починишь, - повторил Вальдемар слово в слово. Ленка даже вытаращилась на него из-под шляпки и перестала хихикать.
  - Так, держи свою минералку. Лена, твой имбирный коктейль. - он присел на краешек шезлонга, что размещался между ленкиным и вальдемаровым.
  - А у тебя с чем? - спросила она, уже сидя и дегустируя бурую жидкость сквозь соломинку.
  - Водка с лимонным соком, - ответил Симон.
  - Ты обалдел? Да тебе сейчас плохо не станет?
  - Лена! Ну когда, скажи мне, я пил водку?
  - Шуточки у тебя, однако.
  - Всего лишь лимонный сок с вином. - покосился на нее Бергер.
  - С вином - это у меня, а у тебя с обычным соком. Дай попробую. - она поставила свой стакан на дощечки за спиной Бергера и протянула руку.
  - Вот вам делать нечего! - Возмутился Вальдемар, оставшийся без ответа.
  - Подожди, - успокоила Ленка, - вот сейчас попробую, что за лимонный сок у него в стакане, и все объясню на пальцах.
  - А по нормальному нельзя что ли? Я вообще-то глухонемой язык плохо понимаю, - пожаловался он.
  - Да не переживай ты, - обнадежил Бергер, - нормально она расскажет. Эй! Хватит уже пробовать-то!
  - - Бергер, он полный идиот.
  - - Ну ладно тебе! Он все-таки внук Михаила. И не он ли тебе флаер починил, на который даже Уилсон махнул рукой?
  - Ну так вот, - Ленка вернула, наконец, лимонный коктейль Бергеру и вернулась к своему. - Священники ни откуда не взялись, они были всегда. Нет, ну.., то есть, они не всегда были, когда-то до них были шаманы, а когда-то и шаманов не было.
  - Вот я и спрашиваю, откуда, - напомнил Вальдемар.
  - Ну, это давняя история.., - начала Ленка.
  - Лена, он же про нынешних Священников спрашивает! Ты же про нынешних?
  - Конечно. А что, еще и другие были?
  - Ох, за всю историю каких только не было, - кивнул Бергер.
  - Хорошее начало, - Ленка, высосав до донышка свой коктейль, вновь повалилась в шезлонг. - Продолжай. Я тоже послушаю.
  - - Опять все на меня свалила? - он бросил на нее укоризненный взгляд, но ее прекрасная головушка под шляпкой на этот раз даже не шевельнулась.
  - Да ни откуда они не взялись, - начал Бергер, а Ленка вновь захихикала. Но он продолжил дальше. - Все они были и раньше священниками, только каждый в своем храме, а храмы относились к разным религиям.
  - Знаю. Мусульмане, христиане, индусы, - проявил свою осведомленность Вальдемар.
  - Точно! И еще хренова туча других индейцев. Так вот, когда-то давно они все собачились друг с другом, чья религия истиннее. А потом появился человек, который предсказал, что все они, в конце концов, помирятся и объединятся. Так оно и вышло.
  - Объединились? - спросил Вальдемар.
  - Ну, не то чтобы совсем, но терпимее друг к другу стали. Тогда и появились Храмы Солнца. Солнца как олицетворение их единства. Оно ведь всем светит, и правым, и неправым.
  - И чем они занимаются там, в своих Храмах?
  - Да фиг их знает, - ответил Бергер, глянув на соломенную шляпку Ленки. - Наверное, молятся, как и раньше молились, оказывают населению всякого рода услуги.
  - И еще, - добавила Ленка из-под шляпки, - определяют, каким парам настала пора рожать поколенца.
  - Да ладно! - возмутился Вальдемар. Он хоть и был идиот, но не до такой же степени, чтобы забыть услышанное от деда. - Этим же коллекторы занимаются.
  - Так. Я сготовилась, - оповестила всех Ленка. - Не пора ли нам где-нибудь охладиться?
  - Здесь есть отличный аквапарк! - воодушевленно воскликнул Вальдемар. - Никакого солнца, бассейны, каскадный душ, горки, джакузи, сауны, хамамы...
  - Ну какие сауны и хамамы?! Я же говорю - о-хла-диться. - Лена устало бросила взгляд на Симона.
  - Вальдемар, - пояснил Бергер, - Лена хочет сказать, что устала и хочет отдохнуть в номере.
  - Так бы и сказала, - он пожал плечами. - Тогда я в аквапарк.
  - Давай, - в один голос произнесли Бергер с Ленкой, переглянулись и, подхватив свои пожитки, направились к раздевалкам.
  
  Поднявшись на тридцатый этаж, они, наконец-то, ввалились в номер. Ленка тут же отправилась в душ, а Бергер тем временем развешивал их купальные принадлежности на сушилке, что, широко расставив скрещенные ножки, стояла на отгороженной от соседей лоджии. В этот момент тревожно зазвонил телефон, и Бергер взял трубку.
  
  - Кто там? - Крикнула из душа Ленка. - Если это Вальдемар, то шли его ко всем чертям!
  - Это Бонье, - Симон отворил дверь и вошел. Ленка только-только начала смывать пену. - ЧП. Приступ у Ингрит.
  - Опять? - она отступила на шаг от летящих под напором струй, что мешали слышать ответ.
  - Опять, и нехороший, - ответил Бергер, отводя взгляд в сторону. - Придется возвращаться.
  - Что на этот раз? - спросила она, садясь на дно ванны и отбрасывая назад липнувшие ко лбу волосы.
  - Во-первых, теперь однозначно ясно, что она медиум. - Проговорил он. - Во-вторых, последнее ее видение, как говорит Бонье, означает появление нового мира в Шаданакаре.
  - А? - Ленка замерла на секунду, а потом полезла из ванны. - Ты серьезно?
  - Так сказал Бонье, а причин сомневаться в его выводах нет, как ты знаешь.
  - Вот, черт. - Ленка потянулась к полотенцу, что висело у Бергера за спиной, но тот опередив ее, снял полотенце с крючка и принялся вытирать пузатые капельки, что сверкали на ее бархатистой коже.
  - Бергер, перестань! - Взмолилась она. - Иди уже, собирай пожитки и Вальдемара предупреди. Я сейчас выйду и помогу.
  
  Фалькон домчал до интерната за пару часов. Повсюду лежали сугробы, и разгулявшийся ледяной ветер забирался под куртки, влетал в рукава и норовил сорвать капюшоны с головы. Снежные вихри кололи щеки, не давая возможности разглядеть дорогу. Впереди загудел двигатель и показались огни несущегося сквозь пургу вездехода. Бонье прислал подмогу.
  
  - Забирайтесь скорей, - крикнул через верхний люк паренек в шапке-ушанке. Вальдемар распахнул боковую дверку и отступил, пропуская вперед Бергера с Еленой, после чего влез сам.
  - Вот вы выбрали времечко заглянуть в гости, - весело воскликнул водитель вездехода, на мгновение обернувшись и оценив пассажиров.
  - Если бы! - Посетовал Бергер. - Как зовут, говоришь?
  - Голлагер, - тот вдавил педаль в пол и больше не уводил взор от дороги, или как ее там можно было назвать. - Ирландец и мать моя ирландка.
  - Хорошо, Голлагер, не зачем так гнать. Не горит.
  - Бонье велел доставить вас мухой. Все нормал, не волнуйтесь, я по этой трассе уже третий месяц гоняю, всего три раза в овраг улетал.
  - Шутишь, ирландец. - крикнул Бергер, поскольку двигатели взревели, и вездеход вылетел на горку, за которой, на сколько всем помнилось, располагались ворота интерната.
  - Точно! Угадал! - он сбавил газу, так что вездеход въехал на территорию чинно, не подымая клубы снега. Хотя в разыгравшейся белой кутерьме заметить этого никто не смог бы при всем своем желании.
  
  
  

Глава 2.

  
  Бонье ждал их в административном корпусе. Выглядел уставшим и безразличным. Едва гости вошли в фойе, он перестал опираться о перила, распрямился в полный рост, стоя на втором этаже, но спускаться навстречу не стал, только приветственно махнул рукой. В кабинете тут же уселся в свое кресло и подпер подбородок кулаком, глядя на гостей измученными глазами.
  
  - Где она? - Первой нарушила молчание Ленка.
  - В медпункте, - отвечал Бонье, убирая кулак от лица. - Матильда приглядывает за ней. Она впрыснула Ингрит снотворного, чтобы та поспала хоть немного.
  - Совсем не спит?
  - Мучают кошмары после приступа. Я отдал запись случившегося и моей беседы с ней нашим ребятам, сегодня они прислали результат, и я сразу позвонил. - Он взял со стола флэш-карту и протянул Бергеру. - Здесь ключ доступа к данным. Карта активирована на тебя и Елену.
  - Что-нибудь скажешь? - Спросил Бергер, вертя карту в руках.
  - Все указывает на то, что между Энрофом и Олирной возникает промежуточный мир. И возникает очень активно, можно сказать, уже возник. - Бонье остановил на Симоне взгляд, ожидая реакции.
  - Мишель, ты же знаешь, я ничего не смыслю в вашей метафизике. Объясни популярно олухам, вроде меня, чем это может грозить.
  - Может, и ничем, а, может, и тем, что Энроф отойдет к нижним мирам. И, если мы все надеялись на то, что граница между нами и Олирной станет прозрачнее, то теперь на это уже можно не рассчитывать, а лишь уповать на то, чтобы граница с нижним миром не стала тоньше.
  - Появятся демоны?
  - Ну, надеюсь, что до этого не дойдет, но все возможно. Одно совершенно ясно - проход в Олирну закрыт.
  - И какого качества этот мир? Вроде того, что Олирна представляла собой до появления Христа на Земле?
  - Чистилище? Нет. Совсем не похоже. Скорее, это один из адских миров.
  - В этом случае, - подала голос Елена, - Энроф теперь тоже.
  - В том-то и дело. - Бонье устало потер глаза. - Извините, друзья мои. Я долго ждал вас, чтобы посвятить в курс дела и передать карту, но теперь прошу меня простить, мне надо немножко поспать. Хотя бы часок. Да. Идти в медпункт не стоит, она заснула совсем недавно. Прощу прощенья, а я баиньки.
  - Давай, - хором ответили вослед Бергер с Еленой и отправились в медпункт.
  
  
  В новом интернате все было иначе. Ингрит взяли сразу на второй курс, не смотря на то, что до этого она училась по обычной программе. Тут же начались неожиданные предметы: медитация, визуализация, йога. Бонье с первых дней обратил внимание, как ей все легко дается. Словно она уже все знала, да забыла, а теперь, оказавшись в нужной обстановке, знания бурным потоком рвутся наружу, восстанавливая утраченные способности. Когда она медитировала, он совсем переставал ее слышать, словно она полностью уходила в абсолют. Визуализация: тысячелистный лотос она увидела с пятой недели, как узнала суть задания. Йога: Бонье подумал, что она могла бы стать инструктором и для него, если бы он не чувствовал потоки праны столь же хорошо, как она. Через полгода он уже не знал чему ее учить. И тогда она сказала ему:
  
  - Я вас слышу, Мишель. Вы не переживайте за меня. Я здесь словно в чудесном сне, в волшебной сказке. Как дома. Так хорошо и спокойно.
  
  Сказала это и упала на пол в первом приступе. Глаза ее закатились, из горла прорвались наружу нечленораздельные восклицания, все тело при этом конвульсивно заизвивалось и задергалось, словно противостоя и уступая столкновению невидимых волн, пальцы то резко сжимались в кулачки, то распрямлялись растопырившейся пятерней, суставы белели от напряжения. Буквально через минуту все прекратилось, тело замерло, пальцы приняли обычное полусогнутое положение, сомкнулись веки и разомкнулись вновь, на Бонье глядели глаза Ингрит, совсем незнакомые глаза.
  
  
  - Не стоит ее беспокоить, - заворчала Матильда, - она только-только уснула. И двух часов не прошло. Не успела одного отшить, как вы пожаловали.
  - Мы только краем глаза, - шопотом возразили Бергер с Еленой и уставились на Вальдемара, что обнаружился сидящим на стуле в конце коридора. Широкий бюст медсестры до этого перекрывал весь обзор.
  - А ты чего здесь забыл? - спросила, подходя, Ленка.
  - Я ничего здесь не забыл. Хотел Ингрит увидеть, а она, - он огорченно мотнул головой в сторону Матильды, - не пустила, даже дверь заблокировала.
  - Ну и ладно. Посидим немного и пойдем, - обратилась она уже к Симону. Присела на стульчик и закрыла глаза.
  - - Собираешь сенсоров? - догадался он.
  - - Нет, хочу попробовать без них. - Она на секунду открыла глаза и взглянула, Симон кивнул в ответ.
  
  Вновь сомкнув веки, Ленка сосредоточилась на точке своего осознавания. Вначале та находилась возле глаз, прямо за ними, потом помаленьку начала смещаться назад и выше, поднялась до самой макушки, а затем, пройдя сквозь, зависла над головой. Ленка постаралась увидеть, как ее тело сидит на стуле, ощутить, каким далеким оно стало. Повисшие плечи, безвольные тяжелые руки вдоль тела покоятся предпречьями на бедрах, спина уперлась в спинку стула, голова откинулась, прислонясь затылком к окрашенной светло-зеленой краской стене. Она осмотрелась. Бергер стоял рядом и глядел на нее, не на тело, она мысленно улыбнулась ему и он прикрыл глаза, словно кот, которому почесали за ушком. Взгляд ее обратился к дверям, ведущим в палату Ингрит, и, следуя взгляду, Ленка отправилась к ним, прошла сквозь.
  
  В комнате царил полумрак, слабый, рассеянный свет долетал сквозь приспущенные жалюзи с улицы, подсвечивая легким мерцанием все вокруг. Ингрит лежала на спине, чуть повернув голову на бок, из приоткрытых губ, из самого уголка по щеке текла слюнка. "Дрыхнет без задних ног", - подумала Ленка. Тут что-то с силой потянуло обратно, и в мгновение ока она оказалась в себе, Бергер придерживал ее за плечи.
  
  - - Что случилось?
  - - Ничего сверхестественного, - ответил он. - Ты чуть не свалилась со стула.
  - - И все?
  - - И все.
  - - У меня получилось, Бергер.
  - - Я видел, - он легонько кивнул головой.
  - - Как это тебе удается стоять и выходить из тела? - подивилась она.
  - - А я не выходил. Собрал сенсоров и наблюдал через сеть, - улыбнулся он.
  - Ах, ты! - Ленка пыталась ткнуть его кулачком в бок, но промахнулась. Еще не пришла в себя.
  - Чего? - Вальдемар словно очнулся ото сна.
  - Ничего, пойдем мы, и тебе тоже не мешало бы отдохнуть после дороги. - Ленка поднялась со стула.
  - Я не хочу, - ответил тот, не собираясь покидать пост у дверей палаты.
  
  
  - Он что, влюбился что ли? - удивленно предположила Ленка, когда они, укутавшись в куртки, собрались покинуть медпункт.
  - Он сюда частенько наведывался последнее время, - подлил Бергер в лампадку масла.
  - Бедная девочка, - вздохнула она. - Мало того, что мучают видения, так еще и этот свалился на ее шею.
  - Может, оно и правильно, - подумал Бергер вслух. - Теперь вряд ли кто назовет нормальными их обоих.
  - Ингрит - совершенно нормальная, а вот он - абсолютный идиот.
  - Да брось ты. Он, конечно, дурачок, но дурачок добрый и совсем не идиот, к тому же руки у него растут из правильного места. - Бергер вопросительно вздернул брови, но Ленка только пожала плечами. И они шагнули в бушующую за дверью метель.
  
  
  - Слушай, что тебе для этого нужно. - Бергер объяснял молодой коллекторше ее новые обязанности, Ленка полулежала в кресле. - Во-первых, нужно знать лично одного из сенсоров. Это для того, чтобы точно оказаться в нужном месте.
  - А если я не знаю? - поинтересовалась она на всякий случай.
  - Тогда надо знать того, кто его знает. - Бергер внимательно так взглянул на нее, что Ленка тут же кивнула головой. - Затем через него ты подключаешь других.
  - Как это?
  - Любой сенсор подсознательно чувствует присутствие других сенсоров вокруг. Тебе нужно по этим ощущениям понять, кто они, "познакомиться", слиться с ними, ты и они теперь единое целое.
  - И это проделывали со мной, извини, что перебиваю, а я ничего не чувствовала?
  - И не один раз. Было что-то важное в твоем интернате для Нгаи Кима.
  - Историк? - удивилась Ленка, не припоминая такого имени среди своих новых коллег.
  - Нет... - Бергер на секунду задумался, словно решая говорить или нет. - Метафизик. Иные миры там.., медиумы и прочий спиритуализм.
  - А ты не говорил, что здесь есть и такие?
  - Не было повода, вот и не говорил. - Тема ему явно не нравилась. - Так вот, ты объединяешь всех сенсоров, сливаешься с ними.
  - Да погоди ты! - Ленка нетерпеливо замахала рукой. - И что они, прямо проникают в иные миры?
  - Слушай, вот начитаются всякой ахинеи, а потом сами несут чушь несусветную. Куда проникают? Как ты это себе представляешь, интересно мне знать?
  - Чего ты так раскипятился?! Как представляю.., берет магический кристалл, проводит пассы над ним и бах.
  - Угу, ба-бах. Нет Лена, никто никуда проникнуть не может, если только во сне или в бреду сомнамбулическом забредет. Не знаю я, чем они там занимаются. Может планшетку по столу гоняют, может духов призывают, обложившись свечами, камнями, крысиными хвостами и прочей ведьмовской аттрибутикой.
  - Хорошо. Сливаюсь я в единое целое и..?
  - Да. Таким образом ты создаешь сеть. А дальше, как с радиомаяками, по которым можно триангулировать пространство и все, что в нем находится.
  - Триангу что?
  - Не слышала, как простраивают пространство по нескольким точкам? Триангуляция пространства?
  - Триангуляция, - повторила, как попугай, Ленка. - Нет. Не слышала.
  - Хорошо, забей тогда. Ты и без триангуляции все прекрасно почувствуешь и поймешь. А еще тебе понадобиться вот это. - Бергер вложил в ее руку тяжелый кристалл размером с куриное яйцо. Кристалл переливался всеми цветами радуги, но преобладал цвет голубой. Грани были столь мелкие, что почти сливались в сплошную округлую поверхность.
  - Ух ты! - Воскликнула Ленка. - Вот это прелесть! Я и забыла, какие они шикарные!
  - Вообще-то, собирать информацию можно в любой однородный объект. Т.е. состоящий из одного вещества. Чем меньше примесей, тем лучше. Хоть в банку с дистиллированной водой.
  - Вот еще! Скажешь тоже! - Возмутилась Ленка. - Это только шарлатаны всякие банки с водой заряжают.
  - Ну да, с кристаллом работать куда приятнее, согласен. К тому же у этого великолепная емкость. Куда больше, чем у воды. Так вот. Ты собираешь всю информацию в кристалл, мысленно представляя, как направляешь в него, как по оптоволокну, струящийся от тебя свет. Представлять можешь, что угодно, хоть веревку, которой ты с одной стороны обвязала камень, а с другой соединила с собой. Можешь поместить кристалл прямо в себя, поставить рядом и наблюдать события вместе с ним. Главное, чтобы образовалась ваша связь друг с другом. Поняла?
  - Не очень.
  - Надо пробовать, тут словами всего не объяснишь. Давай. Я буду рядом и, если что, помогу. Итак, Константин Рафл, знакомое имя?
  - Он был мэром в Юале, когда я была еще маленькой. Ну и кто же будет тогда первым сенсором?
  - Чарлз.
  - Этот? Сын того курортовладельца? Как он умудрился стать сенсором?
  - Сейчас не важно. Ты сможешь его вспомнить?
  - Еще бы! Да он мне прохода в интернате не давал!
  - Вот как? Это плохо. Постарайся избавиться от негативных воспоминаний, было же и что-то хорошее?
  - Не было!
  - Вот, блин! Ну как с тобой работать?! - возмутился Бергер.
  - Давай другого кого-нибудь! Я что виновата, что он мудак?
  - Ленка, столько лет прошло...
  
  
  На следующее утро Бергер с Еленой вернулись в кабинет Бонье. Все материалы были просмотрены вчерашним вечером, и вызванные ими размышления породили кучу вопросов. Прежде всего один. Что делать?
  
  
  

Глава 3.

  
  - Что делать? - Переспросил Бонье. - А что вы собрались делать? Как вы это вообще представляете? Только задумайтесь, какие силы пришли в движение, какие основы основ тронулись с места. Пространства, времени, и кто мы с вами по сравнению с ними? Пылинки, которые за свой краткий миг существования в Энрофе не в силах даже ощутить, осознать происходящее. Мы с ним несоизмеримы. Капли дождя упавшие на океанскую волну. Они не в состоянии уловить ее движение. За то мгновение, пока не слились с океаном, мир для них недвижим, вечен, незыблем, как догмы Священника. И что вы, капельки-пылинки, собрались делать с этой волной?
  
  Бонье замолчал, и в кабинете воцарилась гробовая тишина. Бергер задумчиво глядел в окно, за ним сверкали под солнцем растопыренные ветви сосны в белоснежных нарядах, Ленка порывалась что-то сказать, повинуясь внутреннему давлению, но слова не приходили, и она лишь раскрывала и вновь смыкала губы, как выброшенная на берег рыба без воды.
  
  - Пылинки пылинками, - нарушил молчание Бергер, - но не очевидно ли, что именно легкомысленная игра пылинок с этими неведомыми силами нажала на спусковой крючок? И пылинки, когда их много, могут войти в резонанс и раскачать вселенную так, что та разродится новым миром. Все эти эксперименты с поколениями, рождение в один день в момент, когда волна достигает пика, смерть в один день многих сотен тысяч, когда она ушла в минимум... И жалкая команда людишек способна раскачать корабль так, что тот переворачивается. Мы не знаем, появился ли мир, или это только первый звоночек о его появлении, но причина, мне кажется, очевидна.
  - Ой ли? - Скептически возразил Бонье. - А откуда, скажи мне, пришла сама идея резонанса? Кто нашептал Льюису Кэмпбелу эту идею поколений?
  - Об этом знали и до него, - возразил Бергер. - Он лишь наложил одну идею на другую. Применил понятие резонанса к теории появления гениев.
  - Что ж, мы уходим в рассуждение, откуда берутся идеи, но это вопрос из той же оперы. Насколько человек самостоятельно принимает решения, управляет ли он в действительности собственной жизнью? Я в этом очень сильно сомневаюсь, и на это есть причина, и не одна. Тебе, как историку, должно быть известно, как протекают исторические события.
  - Ты фаталист, Бонье.
  - Я фаталист?! - изумленно задрал брови он. - Сколько миров в Шаданакаре? И в каком из них не переживают за завтрашний день? Если взять всю совокупность людей и чем они заняты, то ответ очевиден - это Энроф, срединный мир. А какие светлые создания, наполненные мудростью, внутренней силой обитают в мирах просветления над нами? Какие страстные молитвы шлют небесам? А сколько темных миров под нами? Какие там кипят страсти каждое мгновение? Кто в большей мере способен влиять на происходящее?
  - Мне никогда не нравилась эта теория. Почему-то, где бы ты ни появился, всегда оказываешься в срединном мире? Вечно он срединный, вечно над ним просветленные, а под ним зачумленные. Энроф, на мой взгляд, столь же срединный, сколь и Олирна. Все относительно, и наш мир ничем в этом плане не лучше и не хуже любого другого.
  - Число миров известно. Нетрудно определить, какой из них срединный.
  - Ой ли? - ответил Бергер восклицанием Бонье. - Атом тоже когда-то считался неделимым, а потом вдруг нарисовались протоны всякие, электроны. Почему бы не экстраполировать процесс изучения микромира на макромиры?
  - Где тут микро и где тут макро еще посмотреть.
  - Ребята, - Ленку, наконец, прорвало, - вы уже спорите ради того, чтобы поспорить! Что делать с Ингрит?
  - Нгаи Ким заберет ее к себе, он знает, как обращаться с медиумами. - ответил Бонье.
  - Да? - воскликнула Ленка. - А у Ингрит спросили?
  - Когда бы мы успели, скажи? В любом случае в интернате ей делать нечего, и я не думаю, что она будет возражать. - Бонье встал и прошелся по кабинету. - Думаю, девочка должна понимать, насколько для нас важны ее видения.
  - Девочка, вот именно! - Ленка хотела продолжить, но все слова вновь куда-то исчезли.
  - Бонье, - продолжил за нее Бергер, - ты сам себе противоречишь. Говоришь в начале, что мы пылинки, а затем, что видения Ингрит для пылинок важны. Если мы все равно ничего не можем сделать, то не разумнее ли не беспокоиться о том, что нам так и так неподвластно?
  - И пылинкам нужны знания! - возразил тот.
  - Да знайте на здровье, - нашлась, наконец, Ленка, - но не впутывайте в это девочку.
  - Да никого я еще не впутывал! Чего вы так завелись?! - Бонье всплеснул руками. - Сегодня собираюсь поговорить с ней об этом. Вот тогда и поглядим.
  - Поглядим, - ответили Ленка с Бергером.
  
  
  Вальдемар был какой-то придурковатый. Ингрит все пыталась вспомнить, как же называется та болезнь, когда человек все принимает за чистую монету и на вопросы всегда отвечает так, словно слышит одни слова и не замечает скрытого за ними смысла. Первый раз он залетел к ним в интернат случайно. Готовился к гонкам на флаерах, осваивал новую трассу, когда что-то поломалось в его серебристой торпеде, и он совершил экстренную посадку прямо перед ее носом. Ингрит возвращалась тогда с прогулки по лесу, вышла на взгорок с залысинами среди невысокой травки. За взгорком начинался спуск. По пологому длинному склону тропка неслась до самого интерната.
  
  Вид открывался красивый, хоть немного однообразный: сплошные сосны, лишь справа, где текла речка, слегка отступающие друг от друга, за ними не видно было ни ограды интерната, ни домиков. В голубом небе плыли куцые, одинокие облачка, словно кто-то вытягивал из клубка ваты растрепанные клочки и бросал в реку. Тут позади Ингрит что-то взревело, и над головой пронеслась серебристая птица. Совершив резкий разворот перед стеной сосен, в которые упирался склон, она зависла на минутку, словно решаясь, и неуклюже приземлилась. Ноги Ингрит сами понесли ее вниз. Тропинка была местами скользкой от заползшей на нее травы, и под самый конец спуска Ингрит грохнулась на задницу, больно хрястнувшись копчиком о твердую рыжеватую землю. Из флаера выскочил парень и поспешил ей на помощь.
  
  - Ты не ушиблась? - воскликнул он.
  - Немного, - пытаясь подняться, она рассмеялась от собственной беспомощности. Ноги ее не слушались.
  - Давай помогу, - он протянул руку, и Ингрит, ухватившись за нее, смогла, наконец, встать. Парень был выше на две головы, но худенький, как она, и от того какой-то длинноногий и длиннорукий. Легкий спортивный костюм облегал тело, обувь на ногах, легкие спортивные тапочки, на руках перчатки с кругляшками дырок и вырезами под тонкие, костлявые пальцы, густая темно-рыжая шевелюра уходила за плечи. Какой смешной, - подумала Ингрит.
  - Меня зовут Вальдемар, - представился парень. - А тебя как зовут?
  - Ингрит, - ответила Ингрит.
  - Очень приятно, - через чур жеманно для их ситуации воскликнул Вальдемар.
  - Мне тоже, спасибо за помощь, - ответила она. - А у тебя флаер?
  - Да, я тут.., - он замялся. - Вынужденная посадка, блок синхронизации полетел, а дублирующий у меня неисправный. Блок синхронизации турбин.
  - А-а, - будто понимая, протянула Ингрит, взглянув по новому на крутой вираж и неуклюжее приземление серебристой птицы.
  - А ты из интерната? Тут рядом должен быть интернат.
  - Ага.
  - Отведешь меня к механнику? У вас же должен быть механник?
  - Конечно есть, - Ингрит обрадовалась, что может чем-то тоже помочь парню. - Дядя Уилсон. Он очень хорошо разбирается во флаерах. Он и твой мигом починит.
  - Нет. Чинить я буду сам. Мне лишь нужнен блок БСТ-98А. Может быть, у него есть?
  - Наверняка, есть. Пойдем. - И Ингрит повела Вальдемара к интернату.
  - Дяда Уилсон! - Закричала она, когда они подошли к стоящему в стороне от всех построек домику. - Дядя Уилсон!
  - Чего тебе? - высунулся тот из окна.
  - У нас авария, флаер поломался! - Ингрит торжествующе взглянула на Вальдемара, дескать, не волнуйся, сейчас все будет чики-чики.
  - Сейчас! - донеслось из окна, а через пару минут Уилсон показался на пороге. - Флаер на парковке? Надо электрокар взять, мне уже далековато туда на своих двоих шагать.
  - Нет! - воскликнула радостно Ингрит. - Он прямо на склоне сел! Вынужденная посадка!
  - Еще хлеще. - Пробурчал Уилсон. - Чему обрадовалась-то?
  - Меня зовут Вальдемар, - парень протянул руку.
  - Уилсон. - ответил Уилсон и нервно взглянул на руку, что замерла в воздухе перед ним. Пожал нехотя, словно сказал, - ох уж эти ваши манеры...
  - Уилсон, - продолжил Вальдемар, - я все сделаю сам, мне лишь нужен... Нет ли у тебя БСТ-98А запасного?
  - Чего? - Уилсон остановился, удивленно взглянув на парня. - Да откуда бы ему здесь взяться? Тут тебе не гоночный полигон, у нас флаеры простые, на них двенадцатые стоят, да двадцать шестые. А девяносто восьмой, он же на "иглах" каких-нибудь да на "фальконах" еще.
  - У меня "игла". - Пояснил Вальдемар.
  - Гонщик, что ли? - Спросил Уилсон. - Ну, ничем помочь не могу. Извини уж. Звони своим, пусть привозят. Тогда и поменяю.
  - Нет, - ответил гонщик.
  - Что нет?
  - Я сам поменяю.
  - Ну, сам меняй. Пошел я. Если нужно, администрация вон там. - Он ткнул рукой в сторону двухэтажного здания, что едва проглядывало среди стволов сосен. - Ингрит, проводи человека.
  - Конечно. Извините, что оторвали вас.
  - Да ерунда. - Уилсон махнул рукой и зашагал обратно к домику.
  - Пойдем? - спросила она.
  - Да. Пойдем. Мне придется здесь заночевать. Раньше чем завтра блок не привезут.
  
  И они зашагали по дорожке, ведущей к зданию администрации интерната.
  
  
  

Глава 4.

  
  В тот день Ингрит в себя, можно сказать, так и не приходила. Просыпалась минуты на две и вновь проваливалась в сон. Матильда, видя, что молодой человек ведет себя смирно, разрешила, наконец-то, Вальдемару отстаться в палате. Когда заглянула во время обеда проведать спящую красавицу, тот сам дрых, уронив голову на руки, что лежали, обхватив друг дружку за локти, на краю постели. Ингрит, чуть повернув голову, задумчиво смотрела на него. Ни слова не говоря, Матильда решила воспользоваться минутой пробуждения и побежала к себе за тарелкой супа, которую только что разогрела для себя. Времени греть еще порцию могло и не оказаться.
  
  - Давай ка, милая, поешь, - сказала она, поставив тарелку на тумбочку. Ингрит слегка качнула головой. - Нечего мне тут головой качать! Давай, открывай рот.
  
  Пока медсестра носила ложку туда и обратно, подставив под нее полотенце, чтобы не накапать на постель, Вальдемар так и не проснулся. Ингрит несмотря на свой отказ выхлебала все до донышка и опять отключилась. Матильда, уходя, ткнула парня в плечо, и тот чуть не свалился на пол, вытаращился на нее и захлопал глазами, прогоняя остатки дремоты.
  
  - Иди домой спать. Чего тут развалился? - Заворчала Матильда, но потом сжалилась. - Хочешь, постелю тебе в соседней палате?
  - Нет. - Ответил, поднимаясь, Вальдемар. - Я к себе пойду.
  - А она просыпалась, пока ты тут дрых, - укорила она нерадивую сиделку. - Успела даже покормить ее.
  
  Вальдемар расстроенный обернулся на сопящую в две дырочки Ингрит, потом глянул хмуро на медсестру, дескать, могла бы и разбудить, но та уже с тарелкой в руках скрылась за дверью. Пошел и он следом, бросив с порога прощальный взгляд и тихонько прикрыв за собой дверь.
  
  Вечером Нгаи Ким пожаловал в гости, и все вновь собрались в кабинете у Бонье. С любезного приглашения хозяина Нгаи уселся в его кресло, а сам Бонье встал у окна, прислонясь задницей к подоконнику. Ленка с Бергером расположились на диванчике, что размещался у противоположной от окна стены прямо впритык к высокому книжному шкафу по правую руку от стола, если смотреть от порога. По другую сторону от угла и почти до самого окошка висел широченный экран, модели старой, но еще не совсем древней.
  
  Нгаи Ким английским владел великолепно, однако, корейский акцент его поганил все дело. Все эти лэ и рэ, точнее жалкие на них намеки, и гласные, взявшиеся неизвестно откуда, в конце слов, сводили на нет все богатство словарного запаса и кладезя речевых оборотов. Дринк у него превращался в дыньку, и в Ленкиной голове естественным образом путался с русским словом.
  
  - Значит, она так и не просыпалась. Это плохо, - говорил метафизик. - Выходит, что я зря потратил время.
  - Не то, чтобы совсем не просыпалась. Медсестре удалось даже покормить ее в обед, но после она снова отключилась, - Бонье уточнил ситуацию.
  - Это уже мелочи. Я планировал лететь обратно вместе с ней, - Ким оглядел всех и не заметил ответной радости в лицах.
  - Можете остаться на ночь. Уж утром она, наверняка, придет в себя, - подсказал Бонье и предложил, - не хотите выпить чего-нибудь? (Would you like something to drink?)
  - Дынька? - Переспросил Нгаи Ким, и Ленка тут же прикрыла кулачком рот, а плечи ее лихорадочно затряслись. - Нет, спасибо. (No, thanks.)
  
  Когда выяснилось, что Ким остается, и разговор переносится на завтра, Ленка с Бергером откланялись и по дороге к себе решили заглянуть в медпункт за новостями. Матильду после обеда сменила младшая медсестра Катрин, худенькая, в противовес старшей, девушка лет двадцати пяти. В конце коридора по-прежнему наблюдалась фигура Вальдемара, но на этот раз он прохаживался туда сюда, точно маятник. Четырех часов хватило, чтобы выспаться, и он вернулся тотчас на покинутый пост. Увидев вошедших, Вальдемар подошел.
  
  - Как она? - спросила Ленка.
  - С обеда еще не просыпалась, - ответила Катрин, и Вальдемар кивнул в подтверждение унылой головой.
  - Ты тут со вчерашнего дня торчишь что ли? - обратился Бергер к отчаянному постовому.
  - Нет. - ответил тот. - Спать уходил, вот только что вернулся.
  - Ага, - медсестра глянула на него с улыбкой, - в обед только ушел и снова на посту.
  - Почему на посту? Я жду, когда Ингрит проснется. - Простосердечно объяснил Вальдемар. Медсестра покивала головой, дескать, ну-ну, все с вами ясно, молодой человек.
  
  Тут на пороге палаты появилась Ингрит в длинной ночной рубахе, держась двумя руками за косяк двери. В мгновение ока Вальдемар оказался рядом и зашептал ей что-то на ухо. Та, улыбаясь, вглянула на него и также тихо ответила. Он взял ее за локоть и вновь зашептал. Медсестра, Ленка и Бергер тем временем шли к ним по коридору.
  
  - Ну, ты что, в туалет меня провожать собрался? - произнесла уже громко Ингрит, и Вальдемар залился краской.
  - Да. Если тебе в туалет надо, то в туалет. - Он взглянул ей в глаза, а она, оторвав одну руку от косяка, попыталась, видимо, схватить его за нос да покачнулась, и Вальдемар подхватил ее хрупкое тело на руки.
  - Вальдемар, прекрати! - забилась она в его руках, на сколько хватало ее силы, - смотрят же.
  - Пусть смотрят.
  - Нет, не пусть. Опусти меня. - Он осторожно вернул ее на ноги, не переставая придерживать под руку. Ингрит недовольно глянула на него и обратилась к Ленке, - Елена Сергеевна, можно вас на минутку?
  
  Но Катрин уже подскочила к ней и кивнула квалеру с другой стороны: поможешь довести до туалета? дальше я уж сама как-нибудь. Вальдемар молча двинулся с места, и троица прошевствовала в самый конец коридора, после чего один из провожатых остался стражем у порога, а женщины скрылись за дверью. Минут через пять она распахнулась, и появилась Катрин, волокущая за собой Ингрит, как бойца с поля боя, перебросив ее руку через плечо и еле-еле удерживая другой за талию.
  
  - Донесешь до палаты? - выдохнула она, кинув короткий вгляд на постового. Вальдемар без слов подхватил Ингрит на руки и зашагал своими длиннющими ногами по кафелю.
  
  Когда отдышавшаяся Катрин попыталась проследовать в палату за парочкой, Ленка взяла ее за руку.
  
  - Давайте подождем немного. Им, наверняка, есть о чем поговорить наедине.
  - Вот ведь, - ответила худенькая медсестричка, вовсе не против постоять на месте. - Такая худышка, а не приподнять!
  - Так бывает. - Заметил Бергер. - Когда тело полностью расслаблено, то кажется во много раз тяжелее.
  - Да я в курсе, в колледже проходили, - Катрин посмотрела на него, все еще тяжело дыша.
  
  Скоро на пороге палаты возник Вальдемар.
  
  - Опять хочет спать. Просила меня идти домой. Я пошел. - И он отправился по коридору к раздевалке, потом остановился на полпути и обернулся. - А чего это Нгаи Ким прилетал?
  - Почему прилетал, он еще здесь. Остался на ночь. - Бергер переглянулся с Ленкой и продолжил. - Хочет забрать Ингрит к себе.
  - Забрать Ингрит к себе, - повторил Вальдемар. - Нет, я, пожалуй, останусь. Катрин, можно мне прилечь в соседней палате?
  - Вообще-то не положено, - ответила медсестра, - но, если очень нужно, то не вопрос. Сейчас только белье принесу.
  - Да я и так могу, без белья, - он решил упростить ей задачу.
  - А вот без белья точно не положено, - сказала она, скрываясь в комнате с надписью "Кладовая".
  - Ну, мы тогда пошли. - Бергер положил парню руку на плечо. - Смотри, не наделай глупостей.
  - Каких еще глупостей? - Не понял он.
  - Да никаких, шучу я. - Ответил Бергер, и они с Ленкой отправились домой, не став дожидаться возвращения медсестры.
  
  Дома, точнее в гостевом домике для заезжих, Ленка, забравшись под одеяло и притиснувшись вплотную к крупному и теплому телу Симона, зашептала ему на ухо: а они, похоже, очень даже неплохо спелись. Чего это? - удивился он. То это. Ты видел, как они шептались? А как она потом - "смотрят же". Ну и что, - Бергер повернулся к ней и прижал к себе большой волосатой ручищей. Да погоди ты, - попыталась высвободиться она. Уку, - промычал он в ответ.
  
  
  

Глава 5.

  
  Они отправились в путь на двух фальконах. Нгаи Ким собрался усадить Ингрит к себе, но та заартачилась: "полечу только с Вальдемаром". В итоге Бергер с Ленкой забрались во флаер Кима, а парочке предоставили возможность насладиться полетом вдвоем. Вальдемар по привычке перешел на ручное управление, но Ингрит постоянно о чем-нибудь спрашивала, о местах, что проносились под ними, о том, какая она, Большая земля, и он вскоре вернул флаер в режим автопилотирования, а сам, придвинув кресло пилота поближе к пассажирскому, стал все ей показывать и объяснять. Только про Большую землю ответил: "сама увидишь. Там земля обыкновенная, это просто название такое. Кто-то сказал, а все теперь за ним повторяют".
  
  - Большой землей называют место, где расположен центр цивилизации, - поделилась своими знаниями Ингрит. - Например, на какой-нибудь удаленной станции или острове так называют основную часть материка.
  - Нет, - Вальдемар отрицательно покачал головой, - Большая земля сама, как удаленная станция.
  - Да я не про вашу, я вообще о самом понятии "Большая земля". - Пояснила она. Ингрит уже привыкла, что в разговоре нужно договаривать мысль до конца, полностью, иначе Вальдемар может и не понять.
  - Тогда название неправильное. Я не знаю, почему все им пользуются. Глупо.
  - Я думаю, - ответила Ингрит, - что для сенсоров, наших интернатов, что разбросаны по всему миру, как одинокие станции, место, в котором собрались ученые, коллекторы, где их разрозненный труд собирают в одно целое, можно назвать Большой землей. Нет, не глупо.
  - А. Ну, если так посмотреть на это, то получается не глупо. Тебе там понравится. - Добавил он в конце.
  - Не знаю, - задумчиво ответила Ингрит.
  
  Нгаи Ким пообещал ей, что она в любой момент сможет вернуться в интернат, если не выдержит, а Бергер с Еленой предупреждали, что работа может оказаться не из приятных. Нгаи Ким отвечал на это, что никто ее насиловать не собирается, сама решит, когда остановиться, когда продолжить. И никто так и не сказал, в чем же именно заключается теперь ее работа. Еще она видела, что Вальдемар, с одной стороны, радуется ее переезду, поскольку они смогут видеться часто, каждый день, наверное, но с другой стороны, переживает за нее, словно чего-то опасаясь, и тоже ничего прямо не говорит. Скорее всего, сам не понимает, что его беспокоит.
  
  - Извини, - Вальдемар отодвинулся к пульту управления. - Подлетаем уже. Сейчас я тебе все покажу.
  
  Он включил ручное управление и сделал резкий маневр, проверяя отзывчивость железной посудины. Флаер завалился на бок, плавно ушел в сторону от фалькона Кима, что летел чуть впереди, затем выровнился, набрал высоту и резко пошел на снижение. У Ингрит перехватило дыхание, и она отчаянно впилась руками в подлокотники кресла, думая, что сейчас они разобьются. "Эй, вы чего там творите?", - раздался в кабине голос Бергера. "Ничего мы не творим. Я покажу Ингрит горы, а потом мы сядем вслед за вами", - ответил в пространство гонщик. "Смотри, довези ее целой и невредимой! Не то я сам из тебя медиума сделаю!" - пригрозил Ким. "Нет. Из меня медиум не получится", - огорчил метафизика Вальдемар и повел флаер возле самой земли, следуя изгибам поверхности и держась на равном расстоянии между двух горных хребтов. Флаер Кима остался где-то в вышине среди облаков. Пролетая над вершинами гор, он шел к цели напрямик.
  
  Неровные, бугристые склоны зеленели островками сосен, краснели обнаженными скалами, круто обрывающимися до подножия, на каменных террасах скакали козы, а прямо под флаером неслась по камням бурная река, неслась в том же направлении, куда и они, а потому вода казалась замершей, как на стоп-кадре. Они то ныряли, опускаясь до метра, и вода вскипала за ними под потоком, летевшим от турбин, то взмывали вверх, когда впереди возникал острозубый скалистый островок, разделяя реку на два потока. Вальдемар посмотрел на Ингрит, той было и страшно, и весело. Она глядела на него и улыбалась. Когда устала от мельтешения деревьев и скал за бортом, она переключила внимание на своего пилота. Прислушилась к нему и ощутила, как сливается сама с этой железной птицей, как та мгновенно реагирует на легкие наклоны джойстика в правой руке и как послушно меняет скорость от смещения вперед или на себя рычага управления двигателем в левой. После этого Ингрит успокоилась. Вальдемар контролировал полет, как птица в небе. Сам обратился в птицу. Таким она его еще не знала.
  
  Склоны становились все круче и начали сходиться, камни на реке скрылись глубоко под водой, лишь редкий раз поверхность ее бугрилась от них, многочисленные потоки слились в один единый и мощный. Ущелье сузилось еще, и они вынуждены были подняться повыше, отвесные каменные стены пролетали на расстоянии пары метров от турбин фалера, вдруг Вальдемар спикировал вниз, и Ингрит испугалась, что они разобьются о скалы, но те столь же внезапно раздвинулись, флаер выровнился над самой водой и неожиданно вылетел из ущелья вместе с рекой, превратившейся в водопад. Перед ними открылась широченная долина. А-а, - закричала от восторга Ингрит. Вальдемар, довольный достигнутым эффектом, улыбаясь глядел вперед, а впереди зеленели рощи, река продолжала свой путь уже спокойная и широкая, среди зеленых холмов показались домики.
  
  - Вот это Большая земля, - кивнул он в сторону поселка справа. Ингрит проводила поселок глазами, а потом вопросительно обернулась. Вальдемар успокоил, - Я сейчас, покажу озеро, и полетим домой.
  
  Под ними заканчивалась роща, и за верхушками деревьев показалось идеально круглое водное зеркало. Все та же река превращалась в озеро, заполнив какой-то природный котлован. Они долетели до его дальнего края, где воды бились о скалы, вздымающиеся кверху метров на сто, увенчанные острыми вершинами. Вальдемар, сделав вираж, повел флаер вдоль отвесной стены, а после кивнул на узкую расщелину, где река проложила себе путь дальше, вновь узкая и стремительная, как перед водопадом.
  
  Это Большая земля, сказал Вальдемар, но кроме коттеджей, шикарных, конечно, Ингрит никаких признаков Большой земли не обнаружила. Однако, с той самой минуты, как она закричала "а-а" от восторга, когда они влетели в долину вместе с водопадом, все здесь приводило ее в восхищение. И чудесные домики, и обилие тенистых деревьев, река, озеро, люди, сам воздух легкий, чистый, напитанный ароматами трав и многочисленных цветников за оградами. По поселку бегали, виляя хвостами, собаки, и коты восседали на заборах, дети носились наперегонки, гоняли на велосипедах и скутерах, горы сверкали снежными вершинами под кристалльно голубыми небесами. Если когда-то интернат ей показался чудесной сказкой, то здесь она ощутила себя в раю.
  
  Первые дни Ингрит предоставили самой себе и Вальдемару. Тот сопровождал ее повсюду, а первым делом потащил к ангарам, флаерам и мастерским. "Кто куда девушек заманивает, а Вальдемар к своим птичкам", - ржали механики, высунув головы сверху, сбоку, из-под полуразобранных железных птах. Он не обращал внимания, только приветственно махал рукой в ответ и вел Ингрит дальше. Когда же они обошли все его "владения", Вальдемар в растерянности замер, не зная, чего бы еще показать, но Ингрит напомнила ему о речке и озере, и они отправились в маленькое путешествие, заскочив перед тем домой за купальными принадлежностями.
  
  Поселили Ингрит с Еленой и Бергером. Комнаты ее располагались на втором этаже, совмещенная с туалетом ванная напоминала размерами спальную в интернате, еще три комнаты - огромный зал, спальная и кабинет - выходили дверьми в общий коридор, от которого шла лестница на первый этаж в фойе. Комнаты имели и внутреннее сообщение между собой. Но самым замечательным, однако, было то, что на террасу второго этажа, куда выходили ее окна и дверь из кабинета, вела отдельная лестница по наружной стене, так что Ингрит, никого не беспокоя, могла запросто в любое время уходить и возвращаться. В фойе первого этажа, помимо лестницы, слева и справа находилась пара дверей. По левую руку, если спускаться от Ингрит, дверь вела в половину Бергера и Елены, а по правую - в общую столовую и кухню. Ими, правда, пользовались редко, предпочитая завтракать, обедать и ужинать в "Трактире у Зураба", что располагался через четыре дома на той же улице.
  
  Быстро пролетела первая неделя, неделя безделья и веселья. Ингрит с Вальдемаром облазила все в округе, наплавалась в озере, назагоралась на его берегах, совершила поход до водопада, перезнакомилась со всеми соседями, обзавелась велосипедом и посетила соседний поселок. Начинались выходные. Вальдемар сообщил, что его срочно отзывают из мини-отпуска из-за поломки какого-то очень важного флаера. Кажется, тот был трансконтинентальным и имел реактивные двигатели на борту. Проснувшись в субботу утром, Ингрит почувствовала себя совершенно потеряной и никому не нужной. Спустилась в столовую и на кухне, обнаружив в шкафчике кофе и кофемолку, а также хлеб, сыр и зеленый салат, принялась готовить завтрак. Через некоторое время на запах забрела сонная Елена Сергеевна.
  
  - Ого! - Удивилась она. - Не знала, что в доме появился еще один любитель кофе по утрам.
  - Я? - Переспросила Ингрит. - Я - нет. Просто захотелось поделать что-нибудь, завтрак, например, приготовить.
  - Надоело тебе лоботрясничать, я погляжу. - Ленка села за кухонный столик, достав предварительно чашку из сушилки. - Наливай уже, чего стоишь?
  - А вы любите кофе? - Ингрит поднесла кофеварку и аккуратно наполнила чашку до краев.
  - Жить без него не могу! - ответила Ленка. - Особенно по утрам.
  - А я не очень. Мне больше чай нравится. Особенно цейлонский.
  - А как же китайский? - заинтересовалась Елена Сергеевна, отпивая из кружки маленькими глоточками черное наслаждение.
  - Чай хоть и пришел исторически из Китая, но на юге, а особенно на Цейлоне для него куда лучшие условия, и получается он более насыщенным и вкусным. - Объяснила Ингрит и вдруг добавила, - а вы, Елена Сергеевна, не покажете мне Большую землю?
  - Ну.., - Ленка рассмеялась. - Если так рассудить, то ты уже на ней, точнее над ней. Подожди минутку.
  
  Она упорхнула на свою половину, а потом вернулась под руку с Бергером. Тот, учуяв запах, тут же потребовал себе чашку, а Елена Сергеевна - добавочную. Пока оба пили кофе и отходили ото сна, Ингрит дожевала свой бутерброд с сыром и салатом, запивая черной жижей, обжигающей губы.
  
  - Ну что? - Спросил, поднимаясь из-за стола, Симон, - готова к походу на Большую землю?
  - Как пионер! - воскликнула Ингрит, и Ленка с Бергером переглянулись: откуда такие глубокие познания?
  
  Она ожидала, что сейчас они выйдут на улицу и будут долго долго шагать в неизвестном ей направлении, потом войдут в малоприметный закоулок и постучат в ничем не примечательную, обшарпанную дверь, та откроется, и за ней вдруг засверкают стальные коридоры, подсвеченные многочисленными лампами, лестница поведет их все глубже и глубже под землю. Так оно все и случилось с оговоркой, что они, выйдя из столовой в фойе, свернули под лестницу, ведущую к Ингрит на второй этаж, нажали на неприметную кнопку и стена уехала в сторону. За стеной располагалась шахта обычного лифта. Бергер поднес пластиковую карту к сенсору и двери разъехались, приглашая своих пассажиров проследовать внутрь.
  
  Первые метров пятьдесят, насколько можно было судить по скорости лифта, за окошками дверей мелькала лишь гранитная порода, потом ее сменила бетонная стена, перешедшая под конец в стальную, и затем лифт остановился. Разъехалась внутренняя пара дверей, а за ней пара дверей, отгораживающих шахту от этажа.
  
  - Добро пожаловать на Большую землю! - Торжественно произнес Бергер и первым шагнул из лифта.
  
  В оба конца тянулся узкий коридор, ярко освещенный длинными потолочными светильниками. В ближайшем окружении не наблюдалось ни одной двери, за исключением дверей лифта. Бергер пошел налево, приглашая всех следовать за ним. Елена Сергеевна, впрочем, могла обойтись и без провожатого, поскольку не глядя на Симона отправилась в ту же сторону, взяв Ингрит за руку. Они прошли несколько лифтовых дверей, прежде чем оказались перед иной, полностью застекленной и ведущей в поперечный проход.
  
  - Помнишь, как ты хотела увидеть Пушкина на балу? - спросила Ленка. - Сейчас увидишь.
  - Правда? - Не поверила своим ушам Ингрит.
  - Ага. - они вошли в дверь, открытую Бергером, как двери лифта, той же карточкой. - Вот здесь работают "новые историки".
  - Новые историки? - Переспросила Ингрит.
  - Да. Когда Игорек, помнишь, назвал имя своего клуба, я очень удивилась. Для меня новые историки это... Это Бергер, а теперь и я тоже.
  - Если хотите, можем пройтись по кабинетам, - подал голос Симон, шагающий впереди них.
  - Нет-нет, давай сразу в хранилище, - ответила Елена Сергеевна.
  - Хранилище? - Вновь переспросила Ингрит, которую все здесь так ошеломило, что она не знала, верить ли своим глазам, или она сейчас проснется, и все окажется обыкновенным сном.
  - Ага, - Елена Сергеевна по-заговорщически подмигнула, отчего все еще больше показалось нереальным.
  
  Наконец, они вошли в огромный зал, заполненный штабелями ящиков, а между ними располагались столбики терминалов. Елена Сергеевна подошла к одному из них, а Бергер к другому, Ингрит тем временем разглядывала штабеля. При внимательном рассмотрении они оказались невысокими стойками с выдвижными ящиками, сквозь щели натурально торчала солома.
  
  - Нашел! - воскликнул Бергер, а Елена Сергеевна огорченно развела руками.
  - Иди ка сюда, - позвал Симон. Он подошел к одной из стоек и выдвинул ящик промаркированный длинным номером с буквами и цифрами. Ящик изнутри оказался устлан чем-то вроде соломы, а посередине переливался всеми цветами радуги кристалл размером чуть больше куриного яйца. Грани его были столь малы, что почти сливались в единую округлую поверхность. - Держи.
  
  Ингрит взяла кристалл в руку. Тот был тяжелый и холодный. Бергер провел их в одну из соседних комнат, в которой размещалось одинокое кресло. Перед ним во всю стену висел экран, а в одном из подлокотников зияло углубление, как раз под яйцо в руках Ингрит. Он усадил ее, велел вложить кристалл в углубление, а затем положил руку Ингрит поверх кристалла.
  
  - Когда-нибудь, - сказал он, ты научишься им управлять, ну а пока смотри, что он сам тебе покажет.
  
  Экран засветился, и на нем появился Александр Сергеевич Пушкин, Пушкин, танцующий на балу в паре с Натальей Николаевной Гончаровой, будущей супругой.
  
  
  

Глава 6.

  
  Когда они вернулись в коридор, куда открывались двери лифтов, то столкнулись носом к носу с Нгаи Кимом. Тот изумленно вздернул свои густые бровки и воскликнул:
  
  - Эй, эй! Вы чего это моего медиума сюда затащили? Ингрит, они что, сманивают тебя к себе?
  - Нет. - она растерялась.
  - Ингрит просила показать ей Большую землю, не могли же мы повести ее к вам? Кроме того, она давно мечтала увидеть Пушкина с Лермонтовым, у вас такого днем с огнем не сыскать.
  - Оправдания, все оправдания. Значит, виновны. - заключил метафизик глубокомысленно.
  - Ни в чем они не виновны! - Ингрит встала на защиту своих провожатых. - Я сама попросила.
  - Что же ты ко мне не зашла? - Ким взглянул на нее с укоризной и ревностью.
  - Так вас дома не было, - нашлась она.
  - А ты заходила?
  - Нет, конечно. Итак ясно было, что в поселке вас нет.
  - Ну ладно, - метафизик удовлетворенно вздохнул. - Может, хочешь посмотреть свое место работы?
  - Извините, можно в другой раз? - она умоляюще взглянула на старика.
  - Столько новых впечатлений. Дайте ей в себя прийти! - Поддержала девочку Ленка.
  - Да нет, нет, - Ким замахал руками. - Я не настаиваю. Но как будет желание, то милости прошу ко мне.
  - Может, в понедельник..? - Предложила Ингрит.
  - Отлично! Договорились. Значит, жду тебя в понедельник. - Нгаи Ким откланялся и зашагал дальше по коридору, вполне довольный финалом разговора.
  - Вот же угораздило его шляться тут в выходные дни! - Подумал вслух Бергер.
  - И не говори, - поддакнула Ленка, но потом добавила, - это все возраст, подгоняет...
  - Ингрит, - повернулся Бергер, - кто тебя так врать научил? Уж не Бонье ли?
  - Да. - Чистосердечно призналась она. - В начале учил думать без слов, а потом думать словами то, что нужно человеку слышать.
  - Ясно, - рассмеялся Бергер с Еленой вместе, - шпионский курс пройден на ура!
  
  Та взглянула на обоих самыми невинными глазками. Они вернулись домой, и Ингрит до обеда провалялась на диване в гостиной, с сожалением вспоминая, как она легкомысленно предложила явиться в понедельник. Черт ее дернул за язык. С другой стороны, сколько ни тяни, а идти придется, сама же согласилась лететь сюда. Вальдемар все еще пропадал в ангаре несмотря на выходной, заняться ей было нечем. Она уже открыла "Багровое зарево на Востоке", книгу из детства Елены Сергеевны, давно хотелось ее прочитать, как заскрипела лестница, и сама бывшая "училка истории" постучала в дверь: Ингрит, ты дома? Да, - ответила она, подымаясь с дивана, - заходите. Наряд недавней спутницы по Большой земле разительно переменился. Серенькое платье в горошек, на ногах сиреневые туфельки, в ушах маленькие серебряные сережки, волосы убраны кверху, оголяя плечи и тонкую шею, она вошла, а вместе с ней в комнату проник тонкий аромат фиалки. Ингрит слегка обалдела. Такую Елену Сергеевну ей доводилось видеть впервые.
  
  - Сегодня праздник какой-то. - Предположила она.
  - Да, - кивнула, улыбаясь, нарядная красотка. - У нас с Бергером. И мы приглашаем тебя на праздничный обед.
  - У Зураба?
  - У Зураба? Ну, нет. У нас, в гостиной. Все уже готово и с нетерпением ждет гостей.
  - Ой, я только переоденусь. - Она упорхнула в спальную, и крикнула оттуда, - а кто придет?
  - Придет одна молодая и красивая девушка по имени Ингрит. - Крикнула в ответ Ленка, та звонко рассмеялась.
  - А еще?
  - А все, больше никого. Будем праздновать в семейном кругу. Ой? - сказала она, взирая на девушку в джинсовом комбинезоне и клетчатой рубахе под ним.
  - Что? - Переспросила Ингрит и покружилась для усиления эффекта.
  - Нет, нет, ничего, - покачала головой Ленка, а потом добавила. - Идем ка ко мне, у меня еще осталось кое-что с тех времен, когда я была такой же красивой и молодой.
  - Вы и сейчас молодая и красивая, - Ингрит даже не посмела обидеться после ее слов и послушно отправилась следом.
  
  Казалось, что Елена Сергеевна хранила в своем гардеробе все, что когда-либо одевала в жизни. Ингрит не удивилась бы, попадись ей на вешалке подгузники или еще что-то типа того. Уже возмущенно кричал Бергер из-за дверей - ушла на минуту за соседкой, и обе пропали - как, наконец-то, Ленка всплеснула руками и подвела девушку к зеркалу. На Ингрит смотрела незнакомка в пышном бальном платье до пят, из-под оборок торчали заостренные носики серебристых туфелек, волосы прижимал обод, усыпанный маленькими розовыми каменьями, руки, открытые до плеч, до середины предплечий обтягивали тонкие белоснежные перчатки.
  
  - Елена Сергеевна, - воскликнула она. - Это уж слишком!
  - Ничего не слишком. Ты видела Наташу Гончарову на балу?
  - Ну, ладно, - согласилась Ингрит. - Но перчатки я сниму, мне в них жарко.
  - А ты как думала? Красота требует жертв. Вот когда научишься пользоваться кристаллом без экрана, тогда поймешь, какого ей было в таком наряде.
  - Я снимаю, - она стянула одну перчатку за другой, и Ленка уставилась на ее голые запястья.
  - Сейчас! - крикнула она Бергеру, доставая из ящичка тонкие серебристые браслетики. - Мы уже идем!
  
  Когда Ингрит предстала перед Симоном, тот не нашел слов. Опустился на одно колено, взял ее за руку и демонстративно припал губами. Эй, эй! - воскликнула Ленка, - хватит тут бал-маскарад устраивать, давайте за стол уже! На столе их поджидало жареное мясо (не животного происхождения, конечно), картофель, запеченый крупно с луком и сыром и посыпанный свежей зеленью, салаты с дольками помидоров, грибами, морковкой, редькой, сыром опять же, и еще бог знает какими инградиентами, а еще заварные пирожные, приготовленные хозяйкой самолично. За исключением пирожных, во всем угадывалась кухня Зураба, точнее Ашота, поскольку последние пять лет ее хозаин именовался именно так, но трактир переименовывать не стал, не видя в том смысла.
  
  Бергер откупорил бутылку шампанского, целя в потолок, но угодив в итоге в стоящего на книжном шкафу русского ваньку-встаньку, тот забренчал, натянутыми внутри струнами, и отчаянно закачался туда-сюда, чем всех несказанно развеселил. В высоких фужерах шампанское золотилось и шипело, пуская пузырьки, липнущие к стенкам. Ингрит сделала вид, что дело это для нее привычное, и отпила разом половину.
  
  - Эй, а чокнуться? - возмутилась Ленка и поднесла свой фужер. Дзиньк, и Ингрит допила до трети.
  - Может, тебе лимонада? - запоздало спохватился Бергер.
  - Да мне без разницы, можно и лимонада, - ответила Ингрит, чувствуя, как внутри потеплело, а голову слегка кружит.
  - Ну, дорогие дамы, - продолжил Симон, - с праздником!
  - С праздником! - Хором откликнулись дамы, чокнулись еще раз, все вместе, и Ингрит опустошила фужер до дна.
  - А что за праздник? - спросила она. Щеки ее зарозовели, она улыбалась и не знала куда деть руки, которые перестали ее слушаться. - Наверное, годовщина вашей встречи?
  - Ой, - захохотала Ленка, а Бергер улыбнулся. - Ты не поверишь, но вот прямо наоборот.
  - Как это? - изумилась Ингрит.
  - Ну, не то чтобы наоборот, но после этой даты Симона перевели в другой интернат.
  
  И она, поглядывая с улыбкой на Бергера, рассказала, как однажды узнала, что он в состоянии читать ее мысли, что и делает это постоянно. Вот тогда она и устроила ему "теплый приемчик", думала о всяких романтических сценках, в которых участвовали он и она, а Бергер краснел, как рак, сбивался с мысли, а то и вовсе убегал.
  
  - Ну, хватит придумывать-то, - остановил он Ленку. - Когда это я убегал?
  - Но краснел же, признайся?
  - Еще бы! Ты там такое воображала, что сам Маркиз де Сад бы краской залился!
  - Тише, здесь дети. Извини, Ингрит, это я про себя. - Ленка улыбнулась, загадочно глядя на Бергера.
  - Короче, в тот день я пропал как свободный человек, - пояснил Бергер барышне в бальном наряде.
  - А как же.., - Ингрит пыталась понять непослушной головой, что же тут не так, и, наконец, сообразила, - как же вы потом встретились?
  - Потом? - Переспросила Елена Сергеевна. - Потом Симона назначили ко мне связным.
  - Скажешь тоже, связным! Я ее курировал как сенсора.
  - Мы встерчались с ним по вечерам в Храме, - не обращая внимания, продолжала Ленка. - В условленном месте у потаенной двери меня поджидал отец Николай и вел потом темными цековными лабиринтами в самую святую святых.
  - Ага, - улыбнулся Бергер, - в ботанический сад.
  - Да. - Подтвердила она. - Каждый раз я в волнении входила в него и думала: кто же, кто же окажется связным на этот раз.
  - И? - замерла Ингрит.
  - И им всегда оказывался Симон, - расхохоталась Ленка.
  - Шутите все, Елена Сергеевна. - Ингрит оглядела стол и попросила, - Симон, налейте мне лимонада, пожалуйста.
  
  
  

Глава 7.

  
  С понедельника она приступила к своим обязанностям. Бергер с Еленой Сергеевной предупреждали не зря, теперь она поняла это. Стало очевидно, что Нгаи Ким стремится спровоцировать новый приступ. Первый день он все ей показывал, знакомил с метафизиками и ассистентами, с другими медиумами, которых на поверку оказалось раз два и обчелся. В отличие от историков, что работали с живым материалом, поставляемым сенсорами, здесь ученые по большей части копались в древних текстах, записях на кристаллах из хранилища, теоретизировали, выдвигали гипотезы, а потом искали им подтверждение или опровержение. Медиумов было четверо, включая Ингрит, но старые, похоже, совсем выдохлись, а потому на нее здесь бросали жадные взоры и возлагали скрытые надежды.
  
  Нгаи Ким заимел эксклюзивные права на новенькую, и никто из других метафизиков не отваживался даже приближаться. Он еще и еще раз расспрашивал Ингрит о последнем видении, помечая у себя что-то, что упустил в предыдущий раз. Затем от расспросов перешел к делу. Указывал на один из эпизодов ее кошмара и просил медитировать на нем, четко восстанавливая всю картину. Она садилась, скрестив ноги, посередине комнаты, устланной мягким ковром, а вокруг точно так же усаживались ассистенты Кима. В руках каждый держал яйцеобразный кристалл. Погружаясь все глубже и глубже в видение, она возвращалась к прежде испытанному ужасу, но, доходя до крайней точки, вздрагивала и открывала глаза. С ней вместе вздрагивали и ассистенты. Камни переходили в руки Киму, и он, запершись у себя, тщательно их исследовал. После этого Ингрит могла подняться наверх и до конца дня заниматься своими делами.
  
  - Как ты? - спрашивал Вальдемар.
  - Я боюсь их. - Отвечала она. - Они, как пауки, воткнувшие в меня жала и сосущие соки. И я боюсь нового приступа. Чувствую, еще вот-вот он подкатит, и...
  - Скажи Киму, что не будешь больше работать с ним! - Настаивал Вальдемар.
  - Нет. Для него это очень важно. Наверное, это для всех важно. Я еще потерплю.
  - Я сам ему скажу.
  - Нет! Вальдемар, прошу тебя, не надо меня спасать. Все хорошо, я в любой момент сама могу все прекратить.
  - Так почему же не прекращаешь?!
  - Я уже сказала.
  - Я так не могу.
  
  И он уходил. Уходил и не появлялся пару дней. Потом возвращался. Так повторялось дважды, пока в очередной раз на его вопрос "как дела", она не ответила: "похоже, что я привыкла, теперь совсем не страшно, интересно даже". Он сразу повеселел. Через какое-то время спросил даже: "а что ты тогда видела? Может все-таки расскажешь?" Ингрит мгновенно сжалась, но ответила: "Если в двух словах, то большую долину, много Храмов, а потом полетели черные птицы, целая стая, ворвались в долину, и та раскололась пополам. Потому что они падали на нее, и там, где упали, возникала расщелина. Повалил дым, а потом одна половина начала меркнуть. Может быть дым летел в ее сторону. Можно разглядеть, но все очень тускло, правда, как в дыму. И тут все мелкие расщелины слились и долина разъехалась в разные стороны. А птицы все летали, кружили над ними. А потом сверкнуло Солнце, и я увидела, как тусклая половинка начинает опускаться в расщелину так, словно та ее засасывает в себя. Вот такое видение." Ингрит незаметно перевела дух и сразу заговорила о его флаере.
  
  Через две недели вернулся отец Вальдемара Пьер, которого Ингрит еще ни разу не видела, даже имени не знала, поскольку Вальдемар никогда о нем не рассказывал, а на ее вопросы о семье всегда отмахивался - а, все они в разъездах, я их не вижу. Ее позвали в гости, и на этот раз уж она напялила на себя свою любимую клетчатую рубашку и джинсовый комбинезон. Вечер обещал стать любопытным. Когда Вальдемар постучался с террасы, она уже была готова. Не утруждая себя походом до кабинета, она открыла окно и махнула через подоконник, Вальдемар поймал ее, ухватив за талию, что привело обоих в легкое замешательство. Солнце в горах заходит быстро. Пока спускались по лестнице, было еще светло, но прошли какие-нибудь метров десять по улице, как в небе засверкали звезды.
  
  - Красиво, - сказала, задрав голову, Ингрит.
  - Да, - ответил Вальдемар. - Страшно представить, что и там где-то живут люди.
  - Почему страшно? - она посмотрела и почувствовала в нем необъяснимый животный страх, почти ужас. - Эй! Ты чего?
  - Столько еще миров может существовать, - ответил он, отводя взгляд. - Столько жизней. И все зависят я не знаю от чего. А вдруг оно это что-то прямо сейчас бах и лопнет, и все полетит неизвестно куда. Жутко.
  - Ну ты сказал! - Воскликнула Ингрит, но это его чувство, оно еще было сильно в ней, и она, помотав головой, прошептала, - хватит тебе уже! Старшно же!
  - Извини, - Вальдемар, вспомнив, как ей нравится "игла", переключился на свой гоночный флаер. - А я поменял турбины!
  - Правда? - Изумилась Ингрит. - И какие они теперь?
  - В полтора раза мощнее, - с удовольствием ответил он. - Правда, и тяжелее, так что пришлось повозиться с настройкой, но мозги совсем старые, слабые, ну... я и их заменил.
  - Да у вас, молодой человек, я гляжу, куры денег не клюют, - рассмеялась Ингрит.
  - Что еще за куры?
  - Ты что, кур никогда не видел?
  - Не знаю. Что-то не припомню...
  - Да ладно, не видел! А у Ашота в вальере гуляют кто?
  - Птицы.
  - Так они и есть куры. Они еще яйца несут, если тебе интересно знать.
  - Правда? Никогда бы не подумал. - Похоже, что куры Вальдемара заинтересовали. Яичницу он любил.
  
  На крыльце дома ожидал Пьер.
  
  - Как красиво! - Воскликнул он, указывая на небо.
  - Да! - Тут же подхватила Ингрит, разглядывая высокого мужчину в клетчатой рубашке, как у нее. Виски его белели сединой, как и короткая бородка, но выглядел он молодцевато, плечи бугрились мускулами, а лица еще не коснулись те морщины, что напоминают о возрасте. А он довольно симпатичный, - подумала она.
  - Вот оно как! - Пьер, когда Ингрит взошла на крыльцо, тронул ее за край рукава, протягивая навстречу и другую руку. - Ингрит, а вкусы у нас, похоже, схожие!
  - Я тоже заметила, - улыбнулась она, отвечая на его рукопожатие.
  - Папа, идем в дом уже! - Насел сзади Вальдемар.
  - Конечно, конечно, прошу. - Он раскрыл дверь и приглашающе махнул рукой.
  
  Стол отличался от недавнего юбилейного отсутствием мяса и пирожных, все остальное прибыло с той же кухни Ашота. Что уж поделать, готовить самостоятельно здесь не любили. Или жалели время. С самого начала Ингрит взяла разговор в свои руки и повела его исключительно в генеалогическом направлении. Вопрос, почему дед именуется русским именем, а его отпрыски французкими, интересовал ее давно, и она не могла упустить случая удовлетворить свое любопытство.
  
  - Вообще-то, - рассмеялся Пьер, - мой отец стопроцентный француз, и зовут его Мишель. Просто так сложилось, что на тот момент один Мишель уже был, и все начали звать отца Михаилом.
  - Мишель Бонье? - догадалась Ингрит.
  - Нет. Ну что ты! Бонье еще совсем молодой. Другой Мишель. - Он не стал уточнять кто, а ей не захотелось спрашивать.
  - Ясно, - сказала она. - А я все удивлялась, почему у деда имя русское, а у Вальдемара француское какое-то.
  - Так и есть. И Вальдемар - стопроцентный француз. Наверное, сейчас такое не в моде, всем подавай кого-нибудь другой национальности, а еще лучше, чтобы намешано было всех понемногу, но... мы с Биатрис - старой породы.
  - Да бросьте вы, - возразила Ингрит. - Насколько я помню историю, во все времена было то же самое.
  - Да. Всегда людям подавай чего-нибудь необычное.
  - Нет, почему же? - Ингрит уступать не собиралась. - Вы не думали, что люди тянутся друг к другу, потому что они, с одной стороны, разные, как вы говорите, а с другой, потому что между ними разными есть нечто общее, что, накладываясь на их различие, приводит к совершенно неожиданному единству?
  - Ингрит, - восхитился Пьер, - ты не зря выбрала поприще метафизика!
  - Что, очень заумно выразилась? - догадалась она.
  - Нет, все четко и ясно. Конечно, ты права.
  - Угу, - промычала Ингрит, не ожидая такого завершения разговора. Но новая тема всплыла в голове сама собой. - А куда вы ездили?
  - Куда ездил. - Задумался Пьер. - Ездил на ассамблею ООН и в Объединенное правительство.
  - Ого! - Оценила Ингрит.
  - Да никакого "ого". - Возразил он. - Ни то, ни другое не имеет никакой силы на Земле. Одно, пожалуй, Министерство защиты труда еще держится, поскольку поставляет всем вундеркиндов, а так...
  - А я думала, что вся Земля теперь едина, - огорченно промолвила она.
  - Когда-нибудь станет обязательно, а пока так, одно название, - ответил Пьер.
  - Я-то думала, что Объединенное правительство уже сильно и управляет всем земным шаром, - произнесла Ингрит.
  - Нет. Увы, но пока его мало кто слушает. - Пьер поелозил вилкой по тарелке, а потом спросил, - Вальдемар, ты не будешь против, если мы с Ингрит немного побеседуем на веранде?
  - Если Ингрит не возражает, то и я нет. - Ответил он.
  
  Они вышли. Небо стало совсем черным, и звезды сверкали ярче прежнего. Пьер какое-то время молчал, побалтывал апельсиновый сок в стакане и смотрел, как тот не сразу стекает со стенок, обнаруживая свою густоту.
  
  - Ингрит, - начал он, - что ты сама думаешь по поводу твоего видения? Похоже оно на то, о чем говорит Ким? Олирна разделяется, новый мир появляется в Шаданакаре?
  - Я не знаю, - ответила она. Как будто ждала такого вопроса. - В видении есть разделение, и Ким говорит, что храмы, которые я видела, напоминают описания храмов Олирны. Получается, что она разделяется... на два мира?
  - Ясно. Предположения, одни предположения. - Он мрачно взглянул на нее, но потом какая-то лукавая искорка промелькнула в его глазах. - Двум смертям не бывать, а одной не миновать! Ну что, дети солнца, не пора ли нам вылезти из подземелий?!
  - А? - Переспросила, немного испугавшись, Ингрит.
  - Не пугайся, - успокоил Пьер. - Если грядет такое, если даже есть лишь один намек, то пускать все на самотек никто не имеет права. Видишь, как все обернулось с этими поколенцами? Пора с ними кончать.
  - А Елена Сергеевна рассказывала про одного старика, - вспомнила Ингрит, не зная что добавить к сказанному. - Тот взял и удрал с Последнего сбора, а потом прожил с ними еще целый месяц!
  - Да, Эдуард Мейсон Двавосемь, я знаю. - Он задумчиво уставился на горы, что чернели острозубыми профилями на фоне не такого уж и черного неба. Потом добавил, будто разговаривая уже с самим собой. - Пора.
  
  
  

Часть 5. Дети солнца.

  
  

Глава 1.

  
  - Просто понижай скорость, - сказал он. - Начинай заранее. Флаер сам направит сопла так, чтобы не рухнуть на землю. Но чем медленнее ты это делаешь, тем дальше пролетишь вперед. Понимаешь меня?
  - Да понимаю я, только попасть не могу! - Пожаловалась Ингрит.
  - Ну.., уже промахнулись. Беру управление на себя, - объявил Вальдемар, и она убрала руки с рычагов.
  - Сейчас зайду на второй круг и скажу, когда начинать.
  - Ага, - кивнула Ингрит и прислушалась. Для него даже повторный круг, уже третий по счету, был в удовольствие.
  - Готова? - спросил он.
  - Да! - она коснулась рычагов, готовая в любой момент овладеть флаером.
  - Сейчас.
  - Беру управление на себя, - ответила Ингрит заученной фразой.
  - Почувствуй его, - произнес в очередной раз Вальдемар.
  - Я пытаюсь, - начала она.
  - Не разговаривай со мной, слушай его, слушай, как он реагирует на твои движения.
  - Да не попадаю я, - воскликнула в сердцах Ингрит, дернувшись вместе с рычагами, когда флаер уже медленно пролетал над ограждением парковки.
  - Эй, ты чего?! - Вальдемар, перехватив управление, выровнил посудину, и та зависла, чуть чуть не долетев до железных прутьев.
  - Прости. Не получится из меня гонщика, - ответила она, огорченно вздыхая.
  - Получится. - Упрямо возразил Вальдемар. - На сегодня все, сейчас стемнеет, а завтра займемся зависанием.
  - Это еще что такое?
  - Будешь взлетать невысоко, висеть, а потом садиться.
  - Ты сейчас шутишь? - опешила она. - Да я на парковке все флаеры посшибаю!
  - Нет. Мы будем зависать там, где флаеров нет.
  - Ну, ладно. - Успокоилась Ингрит, а потом добавила, - но летаю-то я классно?
  - Летаешь классно. - Подтвердил Вальдемар и улыбнулся.
  - Вот! - Она обернулась. Он сидел в кресле инструктора, что размещалось прямо за ней и чуть выше, чтобы стажер не загораживал вид спереди. Серезный, но с улыбкой на губах.
  
  Он чуть приподнял машину и плавно сдал назад, оказавшись прямо над местом, отмеченным пунктирными линиями. В сгущающихся сумерках те бледно мерцали зеленым светом. Она вылезла из кресла взмокшая, хотя в кабине работал климат-контроль, и на дворе стоял октябрь, и бетон под ногами с момента, как Солнце коснулось вершин, успел остыть. Шагая рядом со своим инструктором, Ингрит устало улыбалась и чувствовала, как в ее голове маячит и семафорит всеми огнями одна лишь мысль - бухнуться в постель и проспать до обеда. Ноги у нее подкашивались, руки она засунула в карманы, чтобы не так тряслись. Они шли к ее домику. Мимо прокатил патрульный БТР и мигнул фарами, они помахали в ответ.
  
  - Никак не могу привыкнуть, - подумал вслух Вальдемар. - БТРы, патрульные флаеры. То ли нас охраняют, то ли стерегут?
  - Вообще, это больше для отпугивания, - проявила осведомленность Ингрит. - На самом деле нас охраняют совсем другие. Их не заметить, но они куда надежнее БТРов.
  - По виду не скажешь, - заметил Вальдемар. - Видел я твоих надежных. Какие-то они все...
  - Хлипкие? - угадала Ингрит.
  - Да. У нас мужики в мастерских, куда надежнее будут.
  - Так им же не кулаками махать. Им это ни к чему. Но как глянут, как подумают, так все и бах-бах-бах штабелями.
  - Ну чему ты радуешься? Это вообще правильно?
  - А что, по твоему правильно, если на нас нападут террористы и всех возьмут в заложники?
  - Пусть только попробуют. - Вальдемар погрозил сжатым кулаком в пространство.
  - Ах, - улыбнулась Ингрит. - Думаешь, у них кулаков нет? Еще как есть. Знаешь, какие они? Крадутся ночью в маскхалатах, в зубах ятаганы...
  - Чего в зубах? - переспросил он.
  - Ятаганы. Оружие такое было у турецких янычар.
  - Янычар?
  - Ой, ну и бестолочь ты, ничего не знаешь, - возмутилась Ингрит, но тут же добавила, - оружие такое колюще-режущее, навроде меча, только короткое и изогнутое.
  - Ясно. На их ятаганы у нас монтировки имеются в наличии.
  - Да ты же не дослушал! - Одернула она его, пропуская фразу про монтировки. - Так вот, крадутся они в ночи, в зубах ятаганы, глаза сверкают алмазами сквозь прорези масок, поступь их неслышна, их запах - запах самой ночи, головы их пусты, никому не прочесть их мыслей...
  - Но глаза-то сверкают, - резонно заметил Вальдемар, - да и ятаганы твои тоже, наверняка.
  - Да ну тебя! - обиделась Ингрит. - Всю картину испортил.
  - Тебе надо книги писать. Даже я смог все представить...
  - Это что еще за "даже я"? - она насторожилась, Вальдемар никогда раньше такого не произносил.
  - Да! - он махнул рукой. - Меня отстранили от гонок. Тесты не прошел.
  - Что за тесты?
  - Тесты на нормальность. Не знаю я их дурацких ответов, вот чего. - Вальдемар взглянул печально, точно хотел сказать - "вот такой уж я идиот, Ингрит".
  - Да ты что?! - Она вспомнила, как он радовался каждой гонке. - Ты не переживай. Все эти тесты рассчитаны на дебилов. Ни один нормальный человек их не пройдет.
  - Ну.., вот скажи, что тяжелее, килограмм пуха или килограмм свинца? - спросил он.
  - Поровну. Что там килограмм, что там. - Ответила она.
  - Вот. А я сказал, что свинца. Это я уж потом догадался про килограммы, но надо быстро отвечать. В том все и дело, что быстро надо.
  - Постой, но раньше же тебя как-то пропускали? Что изменилось-то?
  - Раньше о нас никто не знал. Я был одним из парней, что говорить складно не научились, зато научились гонять на флаерах. На тесты никто внимания не обращал. А кто я теперь? Сын Пьера Арно, представителя детей солнца, как нас называют, в ООН и Объединенном правительстве. Мы теперь у всех, как букашка на ладони, или заноза. Думают, наверное, откуда они взялись такие умные? И тут вдруг я такой идиот объявляюсь, чего бы не посмеяться?
  - Вальдемар, прекрати сейчас же! Обидно же слушать!
  - Обидно, - согласился он.
  - Все люди разные! И всех Бог создал! Они что думают, что он делал, делал нормальных, с их точки зрения, заметь, а потом устал и начал халтуру гнать? Да фиг там! Вальдемар, ну чего ты, как маленький? Да таких, как ты, еще днем с огнем поискать!
  - Спасибо, - он отвернулся и добавил, - ну, пришли мы уже. Увидимся.
  - Увидимся, - ответила она.
  
  Он шел по улице понурый, длинные руки плетьми, темно-рыжая, густая шевелюра до плеч, длинные худющие ноги шагают, медленно отмеряя метр за метром. Ингрит стояла у дорожки к дому и все смотрела и смотрела ему вслед, не в состоянии отвернуться и уйти домой.
  
  
  

Глава 2.

  
  "Le mercredi il boit du vin"* - вспомнил Пьер фразу из тех далеких времен, когда преподавал французский в интернате. Была среда, и он направлялся, спускаясь по узким серым ступенькам, в подвал. "Главное не навернуться", думал он, когда в голове пронеслось: "Куда это ты собрался, Пьер?".
  
  - - Le mercredi il boit du vin. - ответил он. - Nous sommes mercredi, aujourd'hui**. И хватит за мной подглядывать!
  - - Ой, - Беатрис рассмеялась. - У тебя там еще день, поди, а ты уже в погребок?
  - - Вечер, пять часов без четверти. А у тебя, наверное, ночь на дворе?
  - - Вот-вот полночь.
  - - Как прошел концерт? Ты ведь уже дома?
  - - Да. Только что вернулась. Концерт прошел отлично, столько цветов!
  - - Поздравляю! - Пьер, наконец-то, коснулся пола и подошел к штабелям бутылок, лежащих на боку в деревянных ячейках.
  - - Ну.., ты уже нашел свое Шато де Ланд?
  - - Ага, - ответил Пьер, вытягивая за горлышко бутылку сухого бордо. - Хочешь составить мне кампанию?
  - - Чуть-чуть. Пойду закажу сакэ в номер, я же в Японии как никак. Устала до чертиков, скоро лягу спать.
  - - Хорошо. Посидим вдвоем, как в старые добрые времена, - улыбнулся Пьер.
  - - Эй, что еще за старые добрые? Мы так сидели перед самым моим отъездом! Это по-твоему старые времена? - Возмутилась Беатрис.
  - - Нет, я вспомнил время, когда ты уехала учиться в Париж.
  - - А-а, вот ты о чем. Да, хорошее время. Ты тогда непрерывно со мной разговаривал, порою даже на занятиях.
  - - Ну извини.
  - - Да ладно. Это тогда меня они выводили из себя, а теперь, как вспоминаю то время, так непременно твои разговоры в тот момент, когда я под взглядами экзаменационной комиссии пытаюсь отыграть Моцарта.
  - - Так оно всегда, - заключил, вздыхая, Пьер. - То, что сейчас беспокоит и раздражает, потом вдруг становится хорошим воспоминанием.
  - - Чего это ты так печально вздыхаешь, все настолько плохо? - она была уверена, что у ее мужчины, как обычно, все под контролем, но спросила для порядка.
  - - Нет, не настолько, но я подозреваю, что рано мы повылазили из нор. - Он подошел на кухне к столу и отыскал в ящике штопор.
  - - Ну, а чего ты хотел? Ты же не ждал, что все примут нас с распростертыми объятьями?
  - - Нет, конечно, но все же... Ладно, давай не будем об этом. Тебе уже принесли твое сакэ?
  - - Пока несут. Еще немного и я начну сердиться.
  - - Ну вот, а я уже откупорил бутылку и готов наполнить наши бокалы, - улыбнулся Пьер.
  - - Наполняй тогда свой, а я... О! Кажется, принесли. - Она отправилась открыть дверь в номер, которую по привычке закрыла на защелку.
  - - Ну что?
  - - Принесли. И в извинение за задержку суши. Лучше бы ничего не приносили, куда мне теперь их деть?
  - - Из натуральной рыбы?
  - - Ну конечно!
  - - Предлагаю с почестями похоронить в мусорке. - поерничал Пьер.
  - - Шутишь, но я так и сделаю. - Отпарировала она. - А перед погребением сыграю им реквием Моцарта.
  - - Хорошо. Готова сыграть фугу а ля сакэ?
  - - Готова. Твое здоровье?
  - - Твое здоровье, - подтвердил Пьер.
  - - Как там Вальдемар? Переживает? - спросила Беатрис, опустошив маленький керамический стаканчик.
  - - Да. Это же у него первый такой случай.
  - - Ты поговорил с ним?
  - - Конечно.
  - - И что?
  - - Он все понимает, только толку то? На гонки же от этого не возьмут.
  - - Бедный мальчик, - вздохнула Беатрис. - Он дома?
  - - Нет, учит Ингрит управлять флаером.
  - - Хорошая девочка, - как-то неуверенно заявила она.
  - - Да. Хорошая. И к Вальдемару относится очень хорошо. А он, как мне кажется, от нее просто без ума.
  - - Вот и ладно. У тебя точно все в порядке? - Переспросила Беатрис.
  - - Да, все хорошо. Что, уже идешь спать?
  - - Я устала. - Пожаловалась она и вдруг добавила, - кстати, меня все время просят исполнить песню о детях солнца. Сочиним? Я уже набросала мелодию.
  - - Так у тебя все песни о детях солнца. - Он улыбнулся. - Одни гномы, феи, чудаковатые чародеи...
  - - Нет, им нужно, чтобы обязательно были слова "дети солнца".
  - - Будто они понимают, что ты поешь...
  - - Ну уж les enfants du soleil*** они поймут, не сомневайся, - рассмеялась она.
  - - Ох, давненько я что-то не сочинял.
  - - Хватит прибедняться. Я пришлю запись мелодии. Жду слова.
  - - Хорошо, давай сделаем это, - он опустошил бокал до дна и наполнил на треть еще. - Спокойной ночи.
  - - Спокойный ночи. Увидимся. - ответила она.
  - - Увидимся.
  
  Пьер разглядывал, как колышется вино в бокале, и думал о том, о чем не стал говорить Беатрис. О том, как их много, тех, кому дети солнца встали поперек глотки. Министерство защиты труда.., да бог с ним! А вот те, что его обслуживали, вся бесчисленная армия владельцев курортов, пансионатов... А Священники, оставшиеся не у дел, когда они откзались отыскивать за них счастливые парочки? Нет, не место им в Храмах Солнца, пусть уж лучше сидят в своих церквях и мечетях. Нифига-то они не объединились, так и остались каждый возле своего идола. Буддисты.., ну да, может быть... Он еще раз перебирал в уме все то, что сделал перед их выходом на свет божий: вывез хранилище, отправил две трети ученых и их ассистентов на Тибет, оповестил всех сенсоров и администрации интернатов, чтобы ни слухом, ни духом не знали ничего ни о каких детях солнца. И все-таки оставалось ощущение, что о чем-то он забыл. Хотя нет, такого не было. Была лишь боль и горечь от того, что все эти предосторожности сделаны, вероятно, не напрасно.
  
  - Привет, пап. Ты чего это пьешь в одиночестве? - Спросил вошедший на кухню Вальдемар.
  - Хочешь присоединиться? - С любопытством спросил, улыбнувшись, Пьер.
  - Нет. Я еще маленький. - Ответил великовозрастный сын.
  - Как там Ингрит? Получается у нее?
  - Как сказать? - Сын неожиданно присел за стол. - С приземлением проблемы, все время проскакивает парковку.
  - Вот как. - Пьер подлил еще вина в бокал. - Может, не так объясняешь?
  - Ну, папа, как тут объяснишь? Надо просто почувствовать. Завтра будем тренировать зависание.
  - Разговаривал сейчас с мамой.
  - Мама звонила? Как она там?
  - Да, звонила, - соврал Пьер. - Хорошо. Только что вернулась с концерта. Говорит, что все просят песню о детях солнца.
  - Вот как. - Вальдемар грустно улыбнулся.
  - Не переживай. Будут еще гонки на твоем веку. Не эта первая, не она и последняя.
  - Там такие парни будут... А, ладно! Я уже не переживаю. Все, что ни делается, все к лучшему, как Ингрит говорит.
  - Вот и правильно. Ты ее проводил?
  - Папа! - Укоризненно уставился на него сын.
  - А что? Ладно, молчу. Проводил, наверняка.
  - Спокойной ночи.
  - Спокойной ночи. Я еще тут посижу немножко и тоже пойду.
  
  Вальдемар остановился на полдороге к себе наверх, обернулся и задумчиво взглянул на него.
  
  - А? - Спросил Пьер.
  - Ничего, папа. Спокойной ночи.
  - Да, спокойной ночи.
  
  *Le mercredi il boit du vin - (лё меркреди иль буа ду ва) по средам он пьет вино.
  **Nous sommes mercredi, aujourd'hui - (ну сом меркреди ожурдуи) сегодня среда.
  ***les enfants du soleil - (лез энфан ду солей) дети солнца.
  
  
  

Глава 3.

  
  На следующий день Ингрит вернулась рано и была очень довольная. Потренировав с раннего утра т.н. зависание с Вальдемаром, она, наконец-то, научилась садиться и даже самостоятельно приземлила флаер на парковке поселка. "А мне понравилось с тобой зависать" - сказала по дороге домой она, улыбаясь, на что Вальдемар серьезно ответил: "Да, под конец у тебя стало здорово получаться". На половинке Бергеров звучало пианино. Ингрит, прежде чем подняться к себе, слегка задержалась у дверей. Елена Сергеевна играла что-то грустное и мелодичное. На самом деле Ленка ждала Бергера, который все не шел и не шел. Сегодня, собирая информацию о Константине Рафле - Симон захотел к нему вернуться, - она натолкнулась на что-то интересное. Он давно уже не был мэром Юалы. Выиграв у конкурентов пост губернатора, перебрался в новое кресло, но задержался в нем не надолго, неожиданно махнув прямиком в Министерство защиты труда Объединенного правительства руководителем Отдела по проведению сборов. Вот этот потрясающий рывок и заинтересовал Бергера. Она доигрывала Лунную сонату, когда тот вошел в гостиную.
  
  - Ну что? - спросила она.
  - Довольно забавно. После прихода в отдел Рафла сборы изменились коренным образом.
  - И каким же?
  - Я бы сказал, стагнация презрения к ветхозаветным, лавры и гимны поколению, как во славу божию. Где-то у него даже проскользнула цитата из Откровения, что-то про 146 тысяч избранных, или сколько у него там было 147?
  - Сто сорок четыре тысячи из всех колен сынов Израилевых. Фашизм?
  - Похоже на то. Новые истиные арийцы.
  - Похоже, им придется обломаться. Второй год, как очередное поколение отсутствует.
  - В этом-то и проблема.
  - Не хочешь ли ты сказать..?
  - Нет, очень не хочу, но так оно и есть. Видел сейчас конфиденциальную беседу некоторых... а-а, работников министерства.
  - Бергер, мы же только историки, мы не должны вмешиваться?
  - Знаешь, иногда бы я...
  - Я понимаю, но неправильно же.
  - Сейчас должны прийти Пьер и Нгаи. Пусть сами решают. Они все это затеяли, им виднее.
  - Что же ты сразу не сказал?! - возмутилась Ленка. - Пойду заварю кофе. А плюшек каких-нибудь у нас нет?
  - Если ты еще не доела, то должны остаться бисквиты.
  - А-а, тогда нет. - Она улыбнулась, поджав сконфуженно губки. - Сейчас придумаю что-нибудь. Мука, яйца в доме есть.
  - Да хватит тебе! Они же не на званый вечер идут.
  - Я быстро, не переживай. - И она ушла.
  
  Первым заявился Пьер, держа в руках тяжелую сумку. В сумке оказалось Шато де Ланд.
  
  - Ну вот, зря я кофе заварила, - огорчилась Ленка.
  - А вот и нет. Я бы сейчас выпил чашечку с превеликим удовольстивем, - отозвался Пьер.
  - Я тоже не откажусь, - поддержал Симон.
  - Ну что, ждем Кима? - Пьер нетерпеливо наблюдал, как ароматное варево наполняет чашку.
  - Сейчас подойдет. - Ответил Бергер, вглянув на часы.
  - Что-нибудь выяснил с Бонье?
  - А? - замерла с кофейником в руках Ленка. - Ты хотел сказать Рафлом?
  - Рафлом? Это еще кто? - Уставился на нее Пьер Арно.
  - Лена не в курсе про Бонье, я еще не говорил. - Остановил их Бергер. - А Рафл - это очень интересный руководитель Отдела по проведению сборов. Сегодня натолкнулись случайно. Когда-то был мэром в Юале, это недалеко от поселка, где жила тогда Лена.
  - Вот как. Мир-то тесен.
  - Еще как! - Подтвердила Ленка, переключившись на чашку Симона. - А что не так с Бонье?
  
  - Ну на кой черт ты пригнал сюда эти БТРы? - Спросил, вваливаясь в гостиную, Нгаи Ким. - Сейчас чуть не задавил один охламон.
  - Да ладно?! - Не поверила Ленка. - Вы, наверное, сами виноваты.
  - Как гуднул прямо под ухом, я чуть в штаны не наложил, - продожал метафизик.
  - Да, гудок у них громкий. - Подтвердил Пьер и добавил. - Что ты от меня хочешь? Не мог же я сказать в Совете безопасности, что у нас тут своих ребят хватает?
  - Зачем они вообще их завезли?
  - Все потому, дитя солнца, что слишком уж на тебя взьелись радикальные, сам знаешь кто.
  - И вот этого я тоже не понимаю, - подхватил Ким, тяжело дыша и усаживаясь в кресло. - Я, вроде, ничего такого не говорил, с чего вдруг дитя солнца-то?
  - Здрасьте, - всплеснул руками Пьер, - а что ты ответил, когда журналистка спросила, не являетесь ли вы, мил человек, дитем, так сказать, солнца?
  - И что?
  - "Не знаю, о чем вы!" - вот, что ты сказал, что равносильно признанию. - Арно, тяжело вздонул.
  - Это почему же? - Нгаи непонимающе нахмурил густые брови.
  - Потому что, во-вервых, дети солнца это то, о чем не знает только умалишенный в дурке.
  - А во-вторых?
  - А во-вторых, спроси любого пацана на улице, кого он знает из детей солнца? И он тебе ответит: Нгаи Кима, руководителя Парижского общества трансфизиков.
  
  Нгаи задумчиво взглянул на Пьера, слегка поджав губы, и ничего не ответил. Ленка пыталась вспомнить, что она только что пропустила, но мысль никак не хотела возвращаться. Бергер прошел к серванту и достал четыре бокала для вина. Увидев это, Пьер занялся выставлением на стол запотевших бутылок.
  
  - О-о, - покачал головою метафизик, - вино Бордо. Настоящее?
  - Другого в доме не держим, - ответил Пьер, возвращая сумку на пол. - Что там у тебя с последним видением Ингрит?
  - Ингрит? - переспросил Ким так, словно впервые услышал это имя.
  - Да, Ингрит. Что там на этот раз?
  - Похоже.., - он замешкался, - похоже, что никакого разделения Олирны больше нет.
  - Ты уверен?
  - Хотел бы сказать, что нет, но да. - Ким понуро склонил голову.
  - Так чего приуныл? Радоваться надо! Значит, не зря мы провернули всю эту.., - Пьер не нашел слова, как можно назвать те отчаянные шаги, что они совершили.
  - Да. Вот только трудно поверить, что за пару лет.., какой там! за год мы изменили то, что назревало десятилетиями, - ответил он.
  - А ты не думал, что видения Ингрит просто предостережения?
  - Думал. Хорошо, если так. - Ким пригубил вино в бокале и повеселел. - А вы не видели, что про меня написали в...
  - Видели, - хором ответили Бергер, Ленка и Пьер.
  - Они не только вас, они там, кажется, и Роберта Монро к детям солнца причислили, царство ему небесное. - Воскликнула Ленка.
  - Где интересно они отыскали в его биографии интернат Мозли, он, вроде как, универ в Огайо заканчивал? - рассмеялся Симон.
  - Да они бы и Христа к детям солнца отнесли, родись он после 1915 года.
  - Еще бы! - Поддержала Ленка, - Христа бы точно!
  
  Они пустились обсуждать дальнейшую судьбу фонда Мозли, южноафриканского владельца алмазных копей, что на старости лет заделался вдруг меценатом. В итоге решили, что ничего фонду не угрожает, а его Совет двадцати четырех во главе с Сэлли Фэнсен и дальше продолжит субсидировать их и интернаты.
  
  - Тем не менее, - отметил Пьер и грустно, и весело, - времена наступили для нас не простые, а потому предлагаю собраться всем вместе, пока есть еще возможность, и махнуть куда-нибудь.
  - В Германию, - тут же отозвалась Ленка. - Фестиваль Октоберфест!
  - Не подходит, он уже заканчивается. - резонно заметил Симон.
  - Ну, тогда День мертвых в Мексике, уж извините.
  - Почему обязательно фестивали? А просто так позагорать на море нельзя? - Возмутился Нгаи Ким.
  - Правда, давайте поедем в Италию, сто лет там не был? - Пьер пригубил вино из бокала и задумался.
  - Октябрь. Не поздно? - Засомневался Бергер.
  - Да, нет, повсюду больше двадвати двух градусов. Но можно и в Африку, там точно больше тридцати - ответил Пьер.
  - Тогда давайте во Флориду, - предложила Ленка. - Никогда там не была.
  - Ну что?.
  - Я не против, - ответил Ким, а за ним и Бергер.
  - Значит решено. Возьмем еще с собой Ингрит и Вальдемара, если никто не возражает, - добавил Пьер. Никто не возражал.
  
  
  

Глава 4.

  
  - Итак, - продолжил Пьер Арно. - Вернемся к нашим баранам. А их у нас два. Террористы и новоявленные отцы иезуиты.
  - Три, - Бергер напомнил о Рафле.
  - Ах, да. Получается три? Что там с этим мэром?
  - А что там с Бонье? - вспомнила, наконец, Ленка.
  - Сейчас расскажу, - ответил Пьер. - Давайте сначала послушаем Симона.
  - Глубоко мы еще не копали. - Начал Бергер. - Если в двух словах, то среди поколенцев зародилась новая теория поколений, согласно которой они - избранная раса, эволюционный рывок человечества. Ну, а поскольку мы с вами наступили им на ногу, то для продолжения рывка они под нас стремительно копают. Все здесь присутствующие, а также Ингрит и еще несколько наших ближайших знакомых, у них на заметке. Но пока ничего конкретного нет.
  - А Рафл тут..?
  - Один из активистов. Но кто стоит за ними и дергает за ниточки, неизвестно.
  - Понятно. Что ж, пусть господа фашики станут в очередь. - Пьер взглянул на Елену. - Так вот, Бонье.
  - Предатель? - Ленку ошеломила ужасная догадка.
  - Нет, - ответил он, у нее отлегло от сердца, но лишь на мгновение, - никогда им не был. С момента поступления в интернат в двенадцать лет его готовили быть глазами и ушами отцов иезуитов.
  - Не может быть! Он был моим учителем. - Она вопросительно оглядела сидящих за столом.
  - И твоим, и Ингрит, - добавил Пьер. - Как ни прискорбно, но это факт. И, надо отдать ему должное, он ни разу не прокололся, а вот его двоюродный брат по материнской линии, Паоло Карбоне, оказался не столь хорош. Я с ним столкнулся абсолютно случайно в свой последний визит к Первосвященникам и кое-что услышал. Думать то, что должны слышать другие, у него не очень получается. Ну, а остальное уже сделали наши коллекторы.
  - И этому барану известно куда больше, чем двум другим. - Уточнил Бергер.
  - Да уж. Можно сказать, что все. За одним, слава богу, исключением. Ему известна лишь одна Большая земля - наш с вами поселок и то, что находится под ним.
  - Как же так? - Ленка все не могла поверить в темную сторону жизни своего учителя.
  - Ну и террористы. У этих нет ничего, за исключением осведомленности о местожительстве нашего уважаемого Нгаи Кима, - Пьер кивнул старику головой, - и отличного финансирования Большим союзом предпринимателей, я так полагаю, в который входят все воротилы курортного и прочего бизнеса, что так озолотился за последнее столетие на проведении всевозможных сборов и слетов поколенцев. Но последнее лишь догадки. Финансовые их операции запутаны на совесть.
  - "Уходима под воду в нейт'айной воде", - пропел старик русского барда двадцатого столетия.
  - Да, наверное. - Печально улыбнулся Пьер. Русский он знал лишь немного хуже родного французского. - Так что уж простите старого идиота, надо было мне семь раз подумать, прежде чем объявлять войну.
  - Тебе не за что извиняться! - Возразил Бергер. - Мы их остановили, в конце концов. Еще твой отец ужасался этим играм с силами, нам неведомыми, и тогда еще хотел прекратить помогать Священникам!
  - Как говорится, рука руку моет. - Ответил Пьер. - Они скрывают наше присутствие и помогают, чем могут, а могут они многое. Согласитесь, без их содействия жизнь наша не была бы столь беззаботной.
  - Но эта зависимость никогда их не устраивала, а теперь руки развязаны.
  - Нет, нет. Не могут же они признать, что поиском счастливых родителей очередного поколения все эти десятилетия занимались какие-то темные личности, о которых они толком ничего не знают? - Пьер вопросительно приподнял брови, обозрев присутствующих.
  - Они никогда этого не сделают, - согласился Нгаи Ким.
  - Но поколенцы им нужны, уж очень велики пожертвования и прочее сопутствующее, а потому и этот орден новых иезуитов. Цель его - избавиться от нас с вами, но при этом заполучить наши знания и способности.
  - Это невозможно, - заявила Ленка.
  - Почему же нет? Возможно. С Бонье - это возможно. Вот почему я хочу просить всех дать согласие на его устранение. Я уже переговорил со многими. Кто-то категорически против, кто-то за, понимая всю шаткость нашего нынешнего положения. Хотелось бы услышать и ваше мнение.
  - Лишать жизни человека - это омерзительно. - Произнес Бергер.
  - Никто не говорит об этом. - Ответил Пьер. - Речь лишь о вмешательстве в память.
  - Это почти то же самое.
  - Согласен, но другого выхода я не вижу.
  - А, может, есть еще надежда как-то образумить его? - Произнесла Ленка, но голос прозвучал настолько неуверенно, что было ясно - надежды нет и у нее самой.
  - Если бы! - Ответил Пьер. - Если бы он был из тех, кто оступился, свернул по ошибке с прямого пути, но нет. Он со своего прямого не сворачивал никогда.
  - Надо подумать, - заявил Бергер.
  - Думать уже нет времени. - Пьер пристально посмотрел на историков, потом на Кима. - Они уже действуют, а мы теряем позиции с каждый днем. За последний год Бонье подготовил несколько десятков учеников, подозреваю, не без вмешательства в их сознание. Учеников, готовых слушать только его и других отцов иезуитов.
  - Это меняет дело, - подал голос старый метафизик. - Как говорится, око за око, зуб за зуб.
  - Это было в Ветхом завете, Христос же говорил: любите врагов ваших и молитесь за проклинающих вас...
  - Ирония судьбы. - Пьер прервал их экскурс по священным текстам. - Дети солнца всегда были большими христианами, чем те сами. И были таковыми задолго до появления Иисуса из Назарета. Потому мы и не можем допустить войны, войны не менее страшной, чем все предыдущие. Когда в нас, господа эукариоты, появляются клетки, не желающие умирать в положенный им срок, то их убивают извне, спасая тем самым жизнь всего организма. Опухоль вырезают, чтобы человек жил. Сейчас Бонье - опухоль, которая, если не удалить, погубит не только нас. Я почему-то уверен, что овладев нашими знаниями, они не будут столь шепетильны в вопросах жизни и смерти, как и в вопросах вмешательства в сознания непослушных современников.
  - Я согласна, - произнесла, опуская голову, Ленка.
  - Хорошо, я согласен, - повторил за ней Бергер. Ким свое мнение уже высказал цитатой из Библии.
  - Что ж. Тогда начну действовать. Беру грех на себя. - Заключил Пьер, поднимаясь из-за стола.
  - Как-то у меня пропало желание ехать. - Произнесла могильным голосом Елена.
  - Нет, обязательно поедем! Неизвестно, когда еще будет возможность ходить, не скрывая лиц, по белому свету. - Пьер Арно подхватил свою сумку с пола и направился к дверям. - Скоро вернется Беатрис с гастролей. Как приедет, так и отправимся.
  
  
  Ингрит восседала на краю дивана, как в кресле флаера. Правая рука ее держала невидимый джойстик, а левая вела на себя рычаг управления двигателями, правая нога при этом чуть давила педаль, разворачивая воображаемый флаер. Он плавно снижал скорость, опускясь ровно в центре прерывистых линий, окружающих по периметру место для парковки. "Вжи-и-и-и", - пропела она затихающими турбинами. После столь удачной посадки Ингрит повалилась назад и раскинула руки по сторонам. Сердце радостно стучало от забытого чувства игры, словно окунулась в детство. Кончики пальцев ткнулись в планшет, оставленный ей возле спинки дивана. Игрит приподнялась, взяла планшет в руки и открыла "Багровое зарево на Востоке", книгу из того самого детства, правда не ее. Пробежала по строчкам глазами, но возбужденное состояние, недавнее радостное чувство свободы и полета шепнули ей - нет, не могу сейчас читать. Она встала и подошла к окошку. За ним сверкали горы в лучах клонящегося к горизонту светила. Еще немного и начнет темнеть, засверкают на небе звезды... Нет, она не могла закончить день просто дожидаясь времени, когда пора отправляться в постель. Ингрит отворила окно и, перемахнув через подоконник, соскочила на террасу. Сбежала быстро по лесенке и направилась к домику Вальдемара.
  
  
  

Глава 5.

  
  Через две недели вернулась Беатрис с гастролей по Восточной Азии, и дети солнца, вроде бы, приступили к сборам. Ингрит, готовая отправиться хоть в тот же день, возмущалась всеобщей задержке. Срочно всех обуяла бурная деятельность: Бергер заявил, что должен что-то еще раз проверить, Елена Сергеевна составила ему кампанию, Ким больше не навещал их, а Пьер вообще покинул поселок, пообещав на днях вернуться. Даже Вальдемар пропал, но его хоть можно было понять: давно не виделся с мамой.
  
  Ингрит, вся уже настроившаяся на поездку, на солнечные пляжи Флориды с еще неведомыми ей аттракционами и публикой, бродила по дому одна. Иногда ей вспоминались дни, когда отец, ветхозаветный служитель курорта для поколенцев обещал (год за годом) совершить вылазку на море, что располагалось в каких-то ста километрах к югу от их уединенного поселка в горах, а иногда рассказы Елены Сергеевны о том, как Симон, не подумав, пригласил Вальдемара в поездку на Гаити, и как тот согласился неожиданно для всех. Мама Ингрит умерла в день ее рождения, словно передала ей эстафету жизни, а отец тогда принял подобную эстафету любить дочь вместо ушедшей супруги. Но он всегда был такой непоседа, вечно растрепанный, вечно озабоченный, сомневающийся, что все этим с удовольствием пользовались, нагружая его совсем не его работой, умоляя подежурить пару дней вместо них, помочь своей компании, войти в положение. Вот только, когда положение возникало у него самого, он уже и не помнил, что и кто ему задолжал. Так и откладывалась поездка на море всю их семейную жизнь, дочери и отца. А в двенадцать лет она, будучи поколенцем, отправилась в интернат, и семейная жизнь на этом кончилась.
  
  Первые пару каникул она еще прилетала домой, Министерство защиты труда нанимало частные компании на доставку поколенцев туда и обратно, но отец в то время обзавелся новой женщиной, которую Ингрит, не видевшая ни секунды свою настоящую мать, не смогла принять из-за памяти перед той, кого не помнила, но внутренне ощущала всегда. После нескольких дней, проведенных вместе за празднованием Нового года, самого любимого праздника в году, она зареклась возвращаться, и в следующие каникулы сообщила отцу, что очень занята общественными делами. Собственно, так соврать ей пришлось лишь однажды, а затем, когда перебралась в новый интернат, а тот располагался совсем далеко и к Министерству защиты труда не имел никакого отношения, она валила уже все на жадность Фонда Мозли, который не в состоянии оплачивать столь дальние перелеты. Однако, когда ее однокашники улетали в самые неведомые уголки Земли, она ничуть не расстраивалась. Одиночество никогда не пугало ее, ведь отец вечно пропадал на работе, и одной ей было и привычно, и спокойно. Вот только все изменилось с появлением Вальдемара, и теперь она ходила неприкаянная, заброшенная, забредая и на половину Бергеров, присаживаясь за пианино в гостиной, неумело наигрывая чижика-пыжика, поднимаясь и не находя себе места в большом и пустынном доме.
  
  К концу недели вернулся Пьер Арно и сразу всех соорганизовал. Куда делись неотложные дела Симона и Кима, а с ними и Елены Сергеевны?! Вальдемар с Беатрис, наконец-то, объявились вместе с главой семейства. Ингрит обрадовалась Пьеру, как спасательному кругу утопающий. Пьер объявил отправление на завтра. Перед сном она еще раз распотрошила чемодан и проверила, все ли на месте. С утра добавила к его содержимому зубную щетку, пасту, расческу, шлепанцы и зеркальце, что стояло на ее прикроватной тумбочке. Было шесть часов утра, солнце едва высунуло свою золотистую шевелюру из-за восточных хребтов, и воздух на улице обжигал легкие влажным холодом. Когда взлетели, стало видно, как по долине клубится утренний туман. Громадный трансконтинетальный флаер ревел двумя парами турбин, которые были слышны даже сквозь усиленный слой звукоизоляции. Поднявшись на высоту полутора километров, он расправил крылья и включил маршевые двигатели, рокот турбин сменился более спокойным гулом реактивных сопел. Они прошли сквозь облака, набирая высоту, и за бортом заклубились бесконечные и белоснежные холмы и овражки, пушистые, как котята.
  
  Ингрит сидела в одиночестве в каюте, предназначенной ей и Бергерам. Те с самого начала полета ушли совещаться в каюту Пьера. В отличие от обычных флаеров этот имел команду из трех человек: двух пилотов и одного механика. При наличии Вальдемара на борту, думала она, механик тут явно лишний, но им, возможно, предстоял еще полет обратно, так что, наверное, не лишний. Она никогда не управляла подобной махиной, и одна мысль об этом приводила ее и в неописуемый трепет, и, одновременно, рождало страстное желание испробовать свои силы. По идее, управление не могло быть тяжелее, принципиальной разницы не было, флаер многие функции брал на себя, но габариты посудины подсказывали ей, что все не так просто. Тут раскрылась дверь, и на пороге возникла Беатрис, сопровождаемая сыном. Вальдемар посмотрел на нее, улыбаясь, словно хотел сказать: уж извини, но я... с мамой. А мама с хода пустила коней в галоп.
  
  - Ингрит, ты, говорят, увлекаешься поэзией, правда ведь?
  - Ну, да, - начала Ингрит. - Мне нравится Пушкин, Лермонтов, Бальмонт...
  - Да нет, я не об этом! Я слышала, что ты сама пишешь неплохие стихи?
  - Ну, неплохие, это громко сказано. Так, пытаюсь немного.
  - Отлично! Давай сочинять песню! - Беатрис достала губную гармонику и продолжила, - сейчас наиграю мелодию, а ты слушай.
  - Нет, нет, - замахала руками Ингрит, - так я точно не смогу. Я уже пробовала.
  - Что значит "так"? - вопросила для приличия пианистка и певица с мировым именем.
  - "Так" значит на заказ. У меня так никогда не получалось.
  - Хорошо, - улыбнулась та. - Не надо на заказ. Давай просто посидим и посочиняем вместе. От нечего делать. Так тебе подойдет?
  - Ну.., давайте попробуем, только я не ручаюсь.
  - И не надо. Расслабься, никто не требует от тебя новый гимн Франции. Это всего лишь песенка, простенький шлягер о детях солнца.
  - О нас? - изумилась Ингрит.
  - Ну, почему о нас? Вовсе не обязательно. Главное, чтобы в песне были слова "дети солнца", ну и чтобы они были чуть чуть, как мы. Понимаешь, Пьер мне обещал слова, но с его заботами их не дождешься, а люди на концертах ждут и требуют песню.
  - О, нет, - воскликнула Ингрит. - Я так точно не смогу! Чтобы для вас, для концертов...
  - Ну хватит прибедняться! Ты что думаешь, я им на концертах Богемскую рапсодию Меркюри пою? Нет. Простые песенки о гномиках, феях, о разных разолбаях колдунах. Не бери в голову, давай сочинять уже!
  
  И Беатрис, махнув руками на начало очередных пререканий Ингрит, взяла в губы гармошку и заиграла мелодию. Ингрит тут же замолчала. Мелодию можно было назвать ритмичной, но присутствовала в ней и некая потаенная грань, перетекающая, как вода, из такта в такт, идущая собственной тропой, не взирая на ритмический рисунок. Она продолжала слушать, а Беатрис играть, и в голове молодой поэтессы рождались слова. В начале отдельные, затем складывающиеся в словосочетания. Словосочетания превращались в строки, а строки менялись между собой местами, чтобы сложилась рифма, хотя бы за счет аллитераций. Появлялись новые строки, когда рифме требовалась поддержка, а строка следом не соответствовала ожиданиям. В конце концов, Ингрит справилась со своей неуверенностью и начала напевать. Услышав слова, Беатрис подхватила их и запела вместе с Ингрит, предлагая свои концовки, когда те не укладывались в размер или рифму. Так, незаметно, за какие-то полчаса они и сочинили песню, что затем облетела бы весь мир, не случись в нем ничего нового.
  
  Давно канули в лету те времена, когда, посещая чужое государство, вам требовалось предъявлять паспорт с пометкой о визе. Их флаер приземлился возле древнего курортного центра под названием Майями Бич, и дорога до отеля заняла не больше пятнадцати минут. Сервис здесь явно был на высоте. Погода стояла отличная, градусник не заходил за отметку в тридцать градусов, но и не падал ниже двадцати пяти. Температура воды также обещала всем комфортное времяпровождение. Широченная полоса охристого пляжа в многочисленных палатках, торгующих всевозможной снедью и напитками, будках для переодевания, плантациях шезлонгов и зонтиков от солнца, патрульных катерах в прибрежных водах со спасателями в прорезиненых костюмах оранжевого цвета, все говорило о том великолепии и безопасности, что ожидает отдыхающих в этом осеннем сезоне. На экране в фойе гостиницы они любовались рекламными роликами, пока оформляли заселение. Бергер с Еленой Сергеевной взяли, естественно, номер на двоих, Ким потребовал отдельный номер, Пьер с Беатрис попробовали взять с комнатой для сына, но такового не оказалось, зато обнаружился номер с одним входом и двумя одноместными спальными комнатами. Скрипя сердцем, Ленка и Беатрис согласились отдать его Ингрит с Вальдемаром, которые ни в какую не хотели подселяться к седеющим собратьям по солнцу.
  
  Первая неделя пролетела незаметно: пляжи, водные мотоциклы и лыжи, подводные экскурсии в аквалангах, дельфинарии, экскурсии на парусных яхтах, бешенные марши вдоль побережья на глиссерующих катерах, когда вся Флорида пролетает за бортом за считанные минуты. Однако, следующая неделя не обещала стать столь же насыщенной, как первая, ведь у Вальдемара начинались гонки. Да, он в них на этот раз не участвовал, но пропустить их не мог никак. В тот день они на приглашение Бергеров отправиться на пляж сразу же ответили отказом. Ингрит заказала немного салатов с креветками и кальмарами, а еще пива и чипсов, чтобы было веселее смотреть предстоящее шоу. Вальдемар уже сидел в их общем геструме, когда она вошла с подносом. На экране в полстены начиналась онлайн-трансляция. Поднос с креветками выпал у нее из рук. Прямо перед глазами мелькнули те самые купола, те самые храмы, что видела она в своем первом видении об Олирне.
  
  - Что с тобой?! - Бросился к ней Вальдемар, пытаясь одной рукой поддержать за локоть, а другой подобрать развалины салата с пола.
  
  Ингрит какое-то время стояла молча, затем истерично расхохоталась. Тут слезы брызнули из ее глаз, и она, обращая лицо к молодому человеку, склонившемуся возле ее ног, прошептала: Это те самые Храмы, Вальдемар. Храмы из видения. Это было видение про нас с тобой.
  
  Он на секунду отвернул лицо к экрану, наблюдая, как камера совершает облет места предстоящей гонки.
  
  - Вальдемар! - Вдруг воскликнула она. - У тебя есть знакомые среди гонщиков?
  - Конечно есть, - ответил он тут же.
  - Свяжись с ними скорее! Что-то случится во время гонки! - она совсем по-новому поняла теперь свое собственное пророчество о разделении Олирны. Теперь ей было ясно, что разделение касалось ее и Вальдемара, но как только ему отказали в участии, разделение исчезло, а вот страшные, черные птицы продолжили падать. Теперь она понимала, что это за птицы.
  
  
  

Глава 6.

  
  Храмовый комплекс Солнечный был построен сотню лет назад первым поколением и располагался невдалеке от долины Еннома к юго-западу от Иерусалима, что создавало некий символ. Достаточно сказать, что долина начинается недалеко от южных, т.н., Солнечных ворот города. Поколенец Иосиф Корн, мультимиллиардер и страстный почитатель трансфизики решил съемки финансируемой и отчасти вдохновленной им трилогии "Небесные врата" провести не в смоделированной псевдореальности, а посреди пейзажей Земли Обетованной. Для этого с великодушного дозволения Первосвященников было возведено полтора десятка храмов. Использование только что разработанного метода анизатропной плазменной печати сделало возможным завершить строительство за два с половиной месяца, рекордный для того времени срок. Архитектор Андрюс Раудис проектировал здания в полном соответствии, насколько оно вообще возможно, трансфизическим видениям Элли Андерсон, описанным Тейлором в книге "Трансфизика. Миф или реальность?".
  
  Утонченные стрельчатые формы уносились высоко к небесам плоскостями, где прозрачными от основания до вершины, где закрытыми, матовыми и отсвечивающими на солнце темно-голубоватым мерцанием. Плоскости ломались под переменным углом, образуя в основании фигуру звезды с разновеликими лучами, острые топы венчались золотыми сферами, которые ослепительно сверкали в вышине посреди голубого неба. Несмотря на огромную высоту внутри не было глухих перекрытий, лишь неширокие лестничные марши по внутренней поверхности стен уносились в высь к смотровой площадке под самым куполом. Напечатанные вместе со стенами, они просматривались насквозь возле прозрачных и перекрывали взор у остальных стен. Все служебные помещения были вынесены в пристройки, которые выглядели снаружи, словно меховая опушка вокруг центрального корпуса, или жмущиеся к нему горы колотого льда, белесые или, изредка, прозрачные.
  
  По завершении съемок "Небесных врат" Храмы были переданы в дар Первосвященству. Именно столетию этого исторического события и посвящалась сегодняшняя гонка. Полсотни готовых к старту флаеров замерли на взлетной площадке, куча дронов с камерами всех медийных компаний мира уже кружили над ними, как стая комаров, пилоты прогоняли последние тесты бортового оборудования, выходили размяться и поболтать с соседями. Трасса предстояла не сказать, чтобы сложная. Не предвиделось ни узких, извилистых ущелий, ни пролетов под каменными арками, только пройди первым все точки с соблюдением высотных коридоров, не протарань соперника на вираже, и победа твоя. Единственной опасной в кавычках зоной был полет долиной Еннома, т.н. Геенной огненной с выходом на комплекс, где высотный коридор проложили ниже вершин храмов, так что было бы крайне неприятным поцарапать любой из них в их же собственный юбилей.
  
  Артур Томсон в белоснежной сорочке с кружевным жабо, в обтягивающих и столь же белоснежных панталонах пускал в небо пар с ароматом вишни и завистливо поглядывал на соседский серебристый флаер. По своим скоростным характеристикам тот не особо отличался от его собственного, а вот формы привораживали взгляд. Одни только плавные переливы он носовой части к стойкам турбин чего стоили, не говоря уже об общей приплюснутости, превращающей флаер в подобие электрического ската, и заостренный хвост в кормовой части не оставлял сомнений в изначальной задумке конструктора. Артур печально вздохнул и полез в кабину проверить результаты тестирования, когда до него дозвонился Вальдемар.
  
  - Привет, Артур. Мне нужна твоя помощь. - Сказал он, и в голосе его звучала тревога.
  - Привет. Всем, чем могу. Случилось что? - Отозвался гонщик.
  - Да. Во время гонок что-то произойдет. Где-то в районе храмов.
  - Как ты узнал?
  - У Ингрит, помнишь, я говорил о ней?
  - Это которая медиум?
  - Да. У нее было видение. Можешь сообщить охране?
  - Охране..? А что я им скажу? У подруги моего приятеля было видение? Извини, но сам должен понимать, что с ними такое не прокатит.
  - Понимаю. Предупреди тогда всех. Пусть будут осторожны при прохождении Храмов.
  - Хорошо. - Ответил Артур после небольшой паузы. - Только вряд ли кто послушает соперника.
  - Все равно предупреди. Скажи - Парни, не могу все рассказать, но есть вероятность, что в районе Храмов может что-то произойти, будьте внимательнее. И удачи вам.
  - Спасибо, - Артур пожал плечами, завершая звонок. Посмотрел сквозь полупрозрачный корпус на соседей и включил внутреннюю линию, выделенную для гонщиков, послушал минуту, как парень из Бельгии подначивает соседа француза, и отключил.
  
  - Парням Артур сообщит, - Вальдемар обернулся к Ингрит, - но охране говорить отказался. И он прав, конечно. Они все равно не поверят. Как я сам об этом не подумал?
  - Ничего, у меня появилась идея. Мне нужно позвонить. - Ответила она, направляясь в свою комнату и давая понять взглядом, чтобы он не шел за ней.
  
  Пока Вальдемар в волнении прохаживался по гостиной туда-сюда, не отрывая тревожного взгляда от экрана, Ингрит заговорила с Бергерами. Те только вышли из раздевалок и направлялись к своему месту, где их ожидал Ким. Он, боясь обгореть, приперся на пляж, едва рассвело. "Тоже мне дитя солнца", - подтрунивал над ним Симон, но метафизик реагировал индифферентно. Пьер с Беатрис появлялись обыкновенно ближе к полудню, как раз когда Ким начинал собирать вещички. Несмотря на низкое солнце он стоял под зонтиком и задумчиво рассматривал горизонт. Ощутив на себе взгляд, обернулся и приветственно помахал рукой приближающейся парочке, но та в этот самый миг остановилась, а через секунду, развернувшись, бросилась назад к рездевалкам. Ким лишь пожал плечами в недоумении и вернулся к прежнему занятию.
  
  Ингрит ничем не могла помочь, опыта такого, как у Елены Сергеевны и Симона, у нее не было. Оставалось только успокаивать Вальдемара и пытаться смотреть вместе с ним гонку. Пиво, чипсы и остатки спасенного салата с кальмаром остались нетронутыми. В это время в своем номере Ленка с Бергером собирали сенсоров, полулежа в мягких креслах по двум сторонам от низенького журнального столика с двумя так ни разу и не раскрытыми за все пребывание в отеле книжками. Как это было непохоже на неспешную работу в лабораториях Большой земли. Сенсоров, однако, набралось предостаточно. Ленка сканировала общий фон, отмечая напряженные точки, а таких во время гонки предостаточно как среди участников, так и среди зрителей. Тем не менее, следовало обнаружить одну единственную.
  
  Скорее всего, одну единственную, - думала Ленка, но Бергер предположил, что будет несколько. Ему в жизни хоть и не довелось бывать террористом, а он интуитивно подозревал именно их, но как историку было хорошо известно, каким образом совершаются подобные акты. Эти ребята никогда не полагаются на единственный вариант событий, а потому заготавливают заранее запасных игроков. В общей сложности будет по меньшей мере двое, а скорее всего, три. Они прочесывали публику уже по второму разу, когда Ленка остановила внутренний взор на невысоком джентельмене, быстро взглянувшим на часы. К этому моменту флаеры уже поднялись в воздух, пилотов ждал впереди долгий стартовый полет к первой точке в основном районе гонок. Если человек был просто зрителем, то ожидать ему в ближайшие полчаса было нечего. Этот, задержавшийся на секунду, взгляд Ленки подарил первого, и она начала слой за слоем проникать в его сознание.
  
  Бергер тем временем обнаружил второго, а затем третьего. Кажется, других не было. Все их внутреннее внимание обращалось в сторону храмового комплекса и еще чуть дальше. Следуя за ним, Бергеры вскоре добрались до двух невысоких зданий в долине Еннома. То были обычные пятиэтажные жилые дома, стоящие на одной невидимой прямой линии, направленной к храмам. На обеих крышах расположились две электромагнитные бомбы, способные вывести любую электронику в радиусе до десяти километров.
  
  - - Что будем делать? - Спросила Ленка.
  - - Если отключим сознания у этих троих, то еще не факт, что не появится кто-то четвертый, а действовать нужно наверняка. - Ответил Симон.
  - - Согласна.
  - - Придется поработать поводырем.
  - - Ты мне поможешь? - Сомневаясь в своих силах, подстраховалась она. Все вопросы об этичности данного метода решения проблем умерли, так и не достигнув сознания.
  - - Давай я все сделаю сам, а ты посматривай и, если не буду успевать, подключайся.
  - - Хорошо, начинай.
  
  Яков Натанович Розенталь распахнул двери квартиры и решительно шагнул на лестничную площадку с огромным мешком мусора в руке. Их невысокий домик не имел своего мусоропровода, и приходилось самолично спускаться во двор, проходить под присмотром неодобрительных взглядов старичков и старушек до конца постройки, где располагался терминал мусоропровода. Яков уже занес ногу над ступенькой вниз, как ощутил внезапный порыв немедленно посетить крышу, дабы полюбоваться клонящимся к западу солнышком. Оставив мешок прямо посреди площадки, он, как молодой рысак, проскакал вверх по ступеням, поднялся на пятый этаж, а затем взобрался по крутой лестнице, сваренной из ребристой арматуры, на небольшую площадку перед дверью на крышу. Тут вгляд его задержался на непонятном устройстве, чуть выглядывающем из силового щитка. "Это еще что за хреновина", - подумал он, отворяя пошире дверку металлического шкафа. Устройство слегка гудело, или это был щиток, но звук раздражал до невозможности. Не размышляя долго, Яков Натанович рванул что было силы агрегат на себя и обнаружил, что тот соединен проводами со щитком в обход всех домовых счетчиков. "Вот это не наглость ли!" - возмутился он и, не раздумывая, отодрал оба провода от клемм входной линии.
  
  - - Стой! - Воскликнула Ленка, уловив, как один из подопечных слегка заволновался. - Второй нужно отключить перед самым запуском!
  - - Да. Похоже, они имеют обратную связь с устройствами. Давай поступим так: я буду контролировать одного из жильцов и держать его в боевой готовности, а ты внимательно следи за всей троицей. В любом случае, бомбы должны сработать, когда основная масса гонщиков полетит долиной к храмам. Вот только на каком круге?
  - - Я уверена, что на самом первом, - ответила Ленка.
  - - Я тоже так думаю, но что, если нет? У них могут оказаться люди, что...
  - - Фиг с ними, - перебила она. - повырубаем всех, сами виноваты.
  - - Ну.., хорошо, - согласился с заминкой Бергер. В любом случае, ничего другого им не оставалось, если они хотели предотвратить катастрофу.
  
  До подлета флаеров оставалось полчаса. Они показались им вечностью. Крупные капли пота катились по лицам, Ленка кляла себя за то, что, вернувшись, не включила сразу кондиционер, а теперь отвлекаться уже не было времени - минут двадцать уйдет только на то, чтобы вновь объединить сенсоров в сеть. Мертвое море, коридор в сто метров, внизу отсвечивает глянцем поверхность, - Ленка краем глаза приглядывала за Артуром, пилотом, которому звонил Вальдемар. Стрелка компаса замерла на риске Норд, берег, контрольная точка двенадцать, резкий набор высоты до отметки в полтора километра, крутой разворот на сто шестьдесят градусов. Где-то за бортом пролетает мимо Базилика Рождества Христова. Остались считанные минутки. Человек в красно-синей майке с флагом Великобритании на груди неторопливо лезет в карман.
  
  - - Сейчас! - Кричит внутренне и вслух Ленка.
  - - Готово, - рапортует Бергер, наблюдая мысленно, как молодой человек, прислушиваясь тревожно к звукам на лестничной площадке пятого этажа, торопливо засовывает непонятное устройство в студенческий рюкзачок, а затем быстро бежит по ступеням вниз. В голове у него крутятся две мысли: кому бы предложить эту штуковину и сколько за нее содрать. От последней стипендии денег - только на проезд и пару гамбургеров в день.
  
  Однако, ничего не закончилось. Пока длилась гонка, Симон с Еленой не покидали своих кресел, продолжая наблюдать за троицей и общей атмосферой среди публики и ближайшего ее окружения. С каждой минутой становилось яснее, что они победили, но полагаться на эту ясность не следовало. Тем временем троица разбрелась, и следить за ними стало заметно тяжелее. Но после того, как один из них, по всей видимости старший, отзвонился, сообщив о провале, Бергеры со словами "Спаси нас, Господи!" на свой страх и риск вышли из сети. Волноваться больше не было причины, но смутное беспокойство не покидало их до тех пор, пока, уже в комнате Вальдемара и Ингрит, они не увидели самолично, как флаеры преодолевают последний подъем и проносятся через контрольную точку на высоте четырех километров. Финальные возгласы коментаторов, крики трибун, и все четверо валятся на спинку дивана, подобные грузчикам, только что разгрузившим состав со смертоносными боеголовками.
  
  - Чего же они хотели? Разрушить храмы Солнца? - Спросила, разомкнув веки, Ингрит.
  - Вероятно, превратить весь комплекс в Геенну огненную, - ответил Симон, не открывая глаз.
  
  
  

Глава 7.

  
  Выдался последний славный денек. Даже Пьер с Беатрис объявились на пляже с утра пораньше, зная, что уж Нгаи Ким ни за что не согласится остаться до полудня, а хотелось под конец посидеть на песочке вместе со всеми, погреться в нежных лучиках осеннего солнышка Флориды, поплескаться гурьбой в водах Атлантики напоследок. Впрочем, сейчас в них плескались лишь Ингрит с Вальдемаром. Волна была невысокой, и Вальдемар приседал в пяти метрах от берега, погружаясь с головой, в то время как девушка взбиралась ему на плечи. Затем он стремительно распрямлялся в полный свой недюжинный рост, и она ныряла с него рыбкой в набегающую волну. Так продолжалось уже не менее часа.
  
  - И как ей не надоест?! - с горчинкой в голосе восклицал Нгаи Ким.
  - А он сильный, - отзывалась Ленка.
  - После всего случившегося это выплеск накопившихся эмоций, - предполагал Пьер.
  - Да будет вам! Вы, верно, забыли, каково это быть юными, красивыми и влюбленными, - объяснила всем Беатрис.
  - Вот это похоже на правду, - согласился Бергер, бросив мимолетный взгляд на Елену.
  - Вам, наверное, досадно, что так опростоволосились с Олирной, вот и злобствуете теперь, - Ленка улыбнулась Бергеру и повернула голову, обращаясь к Киму.
  - Да я не злобствую, какое там! Я в себя прийти никак не могу! Это надо же?! Принять частное видение за глобальную катастрофу!
  - Что ни делается, все к лучшему, - успокоил Пьер метафизика. - Рано или поздно остановить эту вакханалию требовалось. Ингрит послужила лишь запалом для давно готовой пороховой бочки.
  - Все могло бы быть иначе, - грустно заметил Ким, вероятно, вспоминая свою спокойную жизнь на Большой земле, от которой теперь остались лишь рожки да ножки.
  - Ну, нет! - Бергер поднялся с песка, оттряхнул его с поджаристых бедер и икр, повернулся к Киму и продолжил, - Я лично ни о чем не жалею. Даже напротив. Спасибо Ингрит и тебе в вашей ошибке, иначе мы никогда бы так и не отважились бросить вызов Священниками и Министерству. Так бы и сидели в своих норах. Кто такие дети солнца? Те, что гуляют под ним, радуясь своей незаметности? Или они подобны самому Солнцу? Светят всем без разбора, не взирая на то, что ждет их в следующей подворотне?
  - Рад бы поддержать твой порыв, Симон, но не могу. - Пьер тоже поднялся на ноги, растирая ладонями коленки. - В конце концов, вся ответственность за случившееся лежит на мне. Скажи ка, что в тебе сейчас так полыхнуло? Юношеский авантюризм или что?
  - Нельзя же прятаться всю жизнь?! - усмехнулся Бергер.
  - Мы прятались тысячелетиями, и не просто так. Ты думаешь, что мы - это мы? Те, с которыми знакомы или не знакомы, но кто живет с нами бок о бок и на других Больших землях? Нет. Мы - это много, много поколений. Это целая культура, это огромный кладезь знания, что собран нами, и который когда-нибудь потребуется, но, увы, не сейчас. И мы не в праве так запросто решать за всех. За всех тех, что жили до нас, что придут за нами, если придут.
  
  Под зонтиками воцарилась тишина. Нгаи Ким тем временем тревожно поглядывал на светило, что стремительно близилось к зениту. Ленка, поначалу задумчиво взиравшая на хмурого Бергера, приступила к обстрелу его тела фонтанчиками песка, посылаемого щелбанами ее нежных, но предлинных пальчиков. Беатрис замырлыкала под нос песенку про гнома, вернувшегося в урочный час к себе домой. Только Пьер все стоял, уткнувшись взором в горизонт.
  
  - Вы чего такие кислые? - Воскликнула, подбегая, Ингрит, но, бросив взгляд на Кима, добавила, - пойдемте купаться, завтра же уезжать?
  
  Она расстегнула молнию на сумке, достала бутылку минералки и, отвернув крышку, залпом выдула половину. Повернулась к океану, помахала бутылкой Вальдемару, но тот точно также замахал обеими руками в ответ - не хочу.
  
  - И то правда! - поддакнул вдруг Ким, будто только увидел, что в десяти метрах плещется вода. - Идемте! Хватит на песке прохлаждаться!
  - Неожиданно! - Заметила Ленка, как только метафизик и Ингрит удалились на приличное расстояние.
  - Ничего неожиданного, - ответил Пьер, и Беатрис кивнула в подтверждение головой. - Ким всегда такой. Способен на решительные действия лишь тогда, когда вот-вот окончательно исчезнет последняя возможность их совершить.
  - Помнится, с Ингрит он вел себя иначе, - не поверила Ленка.
  - Работа - это другое. Тут он сам себе не хозяин. Но, когда дело касается его личной жизни, все иначе.
  - Если я не ошибаюсь, - добавил Бергер, - он признался в любви своей будущей супруге, лишь когда она сообщила ему о том, что выходит замуж.
  - Точно-точно. Было такое. Мы тогда с Беатрис разговаривали с ней, и та не знала, что и делать, настолько все случилось неожиданно.
  - Она его любила? - Догадалась Ленка.
  - В том то и дело, но в конце концов отчаялась и решила отдать себя другому.
  - Никогда этого не понимала.
  - Что нужно кому-нибудь себя отдавать? - Спросил Пьер.
  - Да. На мой взгляд, тут не может быть двух мнений. Либо ты любишь, либо нет.
  - Все зависит от человека. Кто-то понимает то, о чем ты говоришь, а кто-то, видя, как человек мучается, жалеет его, а к себе относится так, второсортно.
  - Не понимаю, - еще раз повторила Ленка.
  - Да будет тебе, - улыбнулся Бергер. - Или перед тобой стоит подобная проблема?
  - А что, предполагаешь нет? - Ленка хитро сощурилась.
  - Нет, но.., - Симон слегка замешкался с ответом.
  - - Ну и дурень ты, Бергер, - мысленно ответила Ленка.
  - - Ну и пускай!
  - - Вот и хорошо. - Она искренне расплылась в улыбке, от чего Бергеру стало легко и уютно.
  
  Ким, Беатрис и Пьер умами поняли, что только что произошел неслышный диалог двух супругов, но о чем он, не знал никто, поскольку ни одному сенсору или коллектору ни в жизнь не понять ту речь, которая происходит между людьми, настолько близкими, что доступна для восприятия только им двоим.
  
  Беатрис ускакала вслед за Ингрит, а следом потянулся к морю и Пьер. На берегу остались лишь Бергер с Еленой. Она по-прежнему стреляла в него фонтанчиками песка, а он глядел на нее и загадочно улыбался, отчего ей в конце концов стало неуютно. Она уже собиралась съязвить что-нибудь на этот счет, но тут раздался голос девушки, лет семнадцати:
  
  - Мама, послушай! - голубоглазая блондинка в шезлонге невдалеке перебирала длинными пальчиками так, словно играла на рояле. Мама приподняла голову, шляпка ее съехала, обнажая несколько немолодое лицо, но все еще полное женского очарования.
  - Кто это, Элли? - поинтересовалась она.
  - Не знаю, мы такое не проходили, но как красиво! - ответила дочь. Музыка доносилась из окна второго этажа будки спасателей, что располагалась в конце пляжа.
  
  - Это "Снежная вьюга" Алена Паркера Двавосемь, - подсказала Ленка.
  - Вот это да! - отозвалась девушка. - Надо записать, мне очень нравится. Как вы говорите?
  - Ален Паркер.
  - Поколенец.
  - Да. Когда-то был им.
  - Вам он тоже нравится? - Спросила она.
  - Наверное. Он так просто играет, даже не объяснить... Бывают такие навороченные вещи, а вспомнить мелодию...
  - Мелодии нет, я вас понимаю, - девушка так снисходительно улыбнулась, что Ленка готова была уже улыбнуться в ответ и на том закончить разговор, но та продолжила. - Наверное, музыка - отражение жизни. У кого-то она сложная, запутанная, потому и музыка у них такая. А у кого-то прямая, последовательная, понятная... Мне нравится такая. А вам?
  - Ой, не знаю. Жизнь вообще штука непростая, хотя хотелось бы.
  - Интересно, какая была жизнь у Алена? - спросила девица.
  - Элли? - спросила в свою очередь Ленка.
  - Да, меня Элли зовут.
  - Могу сказать тебе, что у Алена была любимая девушка, и звали ее, как тебя, Элли.
  - Правда?
  - Ага!
  - Откуда вы знаете?
  - Я была знакома с одним старичком, который жил напротив Алена в пансионате на его Последнем сборе.
  - И ушел вместе с ним?
  - Нет. - Ленка гордо улыбнулась. - Он умер среди своих близких.
  
  
  Конец.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"