Малыш мотался за ней хвостиком, порывался подхватить тяжелое ведро с кормом, лез под руки. Его "Давай, помогу" давно навязло в зубах. Гиены, понятное дело, мальчишку не замечали, а вот раздражение Мады стаю беспокоило. Старшие отвлекались, косились на кормилицу, поднимали носы кверху, вынюхивая опасность, а молодой и наглый Ги-61, оставшись без внимания, пролез к мясу без очереди, оттеснив авторитетную Ену-13. Та цапнула нахала за круп, визг юнца добавил суматохи...

Маде захотелось окриком навести порядок, но она давно дала себе слово не вмешиваться. Иерархия должна устанавливаться изнутри, без участия человека. Она отошла, и, чтобы отвлечься, прикрикнула на Малыша.

- Не суйся под руку! - Тут же раскаявшись, добавила мягче: - Пойди лучше, посмотри, как Ги-72 проходит лабиринт. Потом мне расскажешь.

- Расскажу! - обрадовался парнишка. - Я все-все расскажу, я приметливый!

Он запылил босыми ногами к лабораторному вольеру.

Тощий какой, - вздохнула про себя Мада. - Не кормит его мать, что ли?

Мелькнула мысль напечь вечерком плюшек с корицей: для себя одной скучно, а угостить мальчишку - самое то. И компания будет.

А если сказать ему, чтобы и маму позвал? - усмехнулась она про себя. Матери Малыша Мада ни разу не видела. Если примет приглашение - это будет первое новое знакомство за пять месяцев. Давно, давно здесь не появлялись новые люди. А гиены - не слишком приятная компания.

Она вздохнула. Двадцать лет ушло на гепардов. Потерянные годы. Теперь можно себе признаться - она обманывала себя, забыв об их индивидуализме, избирательности в пище и о малой скорости воспроизводства - просто потому что хотелось создать что-то не только разумное, но и прекрасное. Бурые гиены напрашивались с самого начала: сложная система питания, сложная социальная жизнь, межгрупповое спаривание, сравнительно короткая беременность и все это при удивительно низкой для хищника агрессии. После того, как приматы вымерли вместе с...

Она оборвала мысль, как туго натянутую струну. Словом, она бы с самого начала взяла гиен - не будь они такими вонючими уродами.

Мада обернулась к стае. Порядок давно восстановлен, звери жадно доглатывают куски мяса. Сейчас щенные уйдут кормить детенышей, а остальные подойдут "благодарить" - будут тыкаться измазанными в крови мордами, тереться о колени жесткими пыльными боками.

Капитан подошел неслышно, приобнял за плечи.

- Страдаешь, мученица науки?

Давно же он не объявлялся! Впрочем, Мада привыкла и принимала как должное и долгие отлучки, и внезапное появление.

Она пожала плечами, вывернулась, посмотрела ему прямо в глаза - голубые на загорелом дочерна, выдубленном лице. Да, это зрелище много приятней кровавой трапезы. Удивительно, капитан рос вместе с ней, а выглядит моложе лет на десять. Может, это потому, что не насилует себя, не тянет унылую лямку. Дальние плаванья, а теперь скачки по пустыне с почтой - ему в радость. И все же он вернулся к ней, к пятидесятилетней, некрасивой женщине.

От этой мысли на душе полегчало. И когда альфа-пара подвела клан на благодарственную церемонию, Мада, стараясь дышать ртом, сумела даже почесать острые уши молодняка, снисходительно похлопать по спине наказанного Ги-61 . Заодно проверила - ни следа зубов, Ена снисходительна к молодым. Ей бы такую снисходительность.

Капитан терпеливо ждал, когда стая отправилась восвояси, вздохнул восхищено:

- Цирцея! Как ты их приручила!

Мада покосилась на льстеца. Ну, да, его же семь лет не было, бродяги. Что ж, можно и похвастаться.

- Да, позволяют даже брать щенков из логова, обследовать. Теперь обхожусь без отравленного мяса - маленькая инъекция для безнадежных, и щенок тихо умирает спустя неделю - никаких подозрений. А подающим надежду такая же инъекция - с прививками. Каждому свое.

В последних словах почему-то прорвалась досада. Она встревоженно покосилась на Капитана - не примет ли на свой счет. Но тот снова полез обниматься.

- Моя суровая справедливость с курносым носиком. Дай, поцелую.

Он чмокнул ее в нос - как чмокал когда-то конопатую девчонку. И покраснела она как девчонка - ткнулась лбом ему в плечо, зашептала:

- Ты бы остался на подольше. Задержись, а? Мне без тебя плохо.

Он кивнул.

- Задержусь. До сезона дождей - точно. Так и сказал в поселке - скоро меня не ждите. Парнишка мой подрос, пока без меня с почтой справится.

Мада потерлась носом о его шею - у самого края широкого ворота белой рубахи. Вот его она век бы нюхала - запах степной травы, горячей кожи, ночного костра... Она вспомнила, что три дня не меняла одежду, и поспешно отстранилась. Ввода в бочке есть, вечером вымоюсь, переоденусь, красоту наведу... а пока...

Капитан словно подслушал ее мысли.

- Ну, похвастайся еще успехами, эволюция моя глазастая.

Его манера выражаться заковыристо всегда смущала и чуточку злила Магду. Не поймешь, всерьез или издевается. Выручил Малыш - заорал издалека:

- Магда, ты видела? Видела?

- Пойдем, - кивнула она Питеру, - посмотрим, что у него там.

Торопиться не хотелось - давно она не ходила так, бок о бок с ним. Взять бы под руку, прижаться плечом - но она снова вспомнила, как давно не мылась. А Малыш уже приплясывал рядом.

- Они разговаривали, разговаривали! Семь-один влез на крышу вольера и смотрел сверху, ему лабиринт виден был. А Семь-два как дойдет до развилки, остановится и голову поднимет, а Семь-один ему...

Мада грустно усмехнулось. Выдумываешь, мальчуган. Торопишь события. Маловато будет четырнадцати поколений для таких чудес. Сколько не подкармливай мутагенами, сколько ни отбирай самых толковых и социабельных. Правнуки малыша могли бы увидеть результат - если бы...

Еще одна оборванная струна загудела в голове. Что-то часто в голову лезут лишние мысли. Займись делом, подруга, посмотри записи, камера не Малыш, пылким воображением не отличается.

Вечером она напекла плюшек - для Малыша и для Капитана. Мужчины уплетали за обе щеки, даже похвалить не успевали. И она за компанию наелась до отвала - к тому времени, как блюдо опустело, тяжело отдувалась. Даже не стала прибирать посуду - села на диван, еще раз запустила дневную запись. В вольере два щенка-подростка из одного помета - Ги-71 и 72. Один проходит новый лабиринт, второй смотрит сверху, взволнованно поскуливает. Брат тянется к нему снизу, из узкого высокого коридора. Да, чтобы увидеть в этом "разговор", нужна большая фантазия. И все же Мада оставила щенков в вольере до завтра - посмотреть своими глазами. Кормить не стала - за сутки не сдохнут, а завтра с большим рвением будут выполнять задание, поторопятся к кормушке. Пожалуй, в лабиринт надо будет запустить другого - сравнить реакции...

Из-за окна слышался тихий скулеж - щенки скучали. Малыш не вытерпел, конечно:

- Можно, я пока с ними поиграю?

Мада довольно кивнула.

Иди, Малыш, поиграй немножко. А потом - мама-то, наверно, заждалась?

- Да, я поиграю, и домой, - понятливо закивал мальчишка.

Когда он выскочил за дверь, женщина повернулась к своему мужчине.

- Ну, вот...

Капитан грустно смотрел на нее.

- Послушай, зачем ты возишься с этим зверьем? Ты ведь их терпеть не можешь. Поедем со мной, ты же знаешь, в Саванне у меня дом. Грустно возвращаться, когда дома не ждет хозяйка.

Она вздохнула.

- Ты не понимаешь. Пробудить новый разум - дело моей жизни. Даже если я никогда не увижу результата.

- Зачем, Мада? Разумная гиена? Разве тебе мало нас, людей?

...Звон оборванной струны.

Она заткнула ему рот поцелуем.

Стая пестрых гиен пришла перед рассветом. Мада не строила прочного вольера: изгородь просто обозначала границу для подопытных щенков - убегать они не пытались. Для пятнистых убийц это была вовсе не преграда.

Она выгнала двух Ги за калитку со стороны дома - крикнула, без надежды, что поймут:

- Бегите к своим!

Она расстреляла последние три обоймы, потом отбивалась палкой.

Пятнистых осталось мало, но страшные челюсти, способные перекусить ногу антилопе, рванули ее несколько раз. А потом появились ее бурые вонючки, и потрепанная стая пятнистых ушла - это была не их территория.

Она умирала под оградой вольера. Над ней таяли призраки - Капитан, Малыш, безликая мама Малыша, молоденький помощник почтальона, седобородый старейшина соседней деревни и помогавшие ей по хозяйству женщины...

В самом нижнем ящике стола, не читанное десятки лет, дотлевало письмо:

"Мада, доченька, ты остаешься совсем одна на Земле. Прости, я рада была бы остаться с тобой до конца, уйти в один день и час - но не сложилось. Не уходи следом за мной, прошу тебя. Я всегда верила, что жизнь надо прожить до конца, даже если надеяться не на что. Потому что - мало ли что может случиться? Разве мы знаем, зачем живем? А вдруг это зачем - в самой последней минуте, а тот, кто ушел раньше, и не сделает этого главного "зачем". Живи, доченька. Может быть, поначалу тебе помогут твои "воображаемые друзья" - но ты уже почти взрослая, а взрослый человек не может жить одной фантазией. Найди себе дело - дело, ради которого стоит жить - и делай его, даже без надежды закончить. Не вспоминай того, что было - просто живи.

Мама"

Когда рассвело, к дому вернулась стая бурых гиен.

Они затащили тело в открытую дверь и ушли. А потом пришли снова, и каждая несла в пасти обглоданную дочиста кость, большую речную ракушку или опавший плод.

Они подходили к дверям одна за другой, в порядке, установленном для кормления, и оставляли кости, ракушки и плоды у двери. И, оставляя, тихо скулили. А потом ушли и больше никогда не возвращались на это место.