Двое громил, взявшихся меня конвоировать, поглядывают с интересом: то на меня, то друг на друга. Без слов обмениваются впечатлением, думают, не замечаю. Один все время хмурится и качает головой, видно, что не верит, что я тот, кем назвался, -- потерянный сын их командирши.
В одном он прав -- я не потерянный, а брошенный. И, судя по лицу моей матери, последний, кого она ожидала когда-либо встретить. Забавные бывают совпадения. Вот только мне сейчас вообще не смешно. Знаю, что эгоистично, но плен, обещанное рабство и экипаж "Старой ласточки", люди, ставшие мне не чужими, -- все отошло на второй план, выпустив на первый то, что, казалось, давным-давно в прошлом, -- детскую обиду.
Я ошибался, из Лэсли выйдет неплохой психолог: он был прав, ничего не забыто.
Двигаемся по длинному коридору с запертыми дверьми с обеих сторон. Под потолком узкие продолговатые лампы дневного света. Все вокруг (стены, пол, двери и потолок) из серого пластика, мрачного и унылого.
Коридор разветвляется, и один из конвоиров сжимает мощные пальцы на моем плече, указывая направление. Дергаю рукой, сбрасывая его лапу. Хмурится, но молчит и позволяет. Все верно, парень еще не проверил, кто я и в каком статусе, поэтому предпочитает пока спустить мне мою наглость. Ну а я... Последнее, о чем могу сейчас думать, это не начистят ли мне физиономию за хамство.
Очередной коридор заканчивается такой же безликой, как и другие, дверью. Останавливаемся перед нею, и тот, который хватал меня за плечо, стучит по серой поверхности костяшками пальцев.
-- Изабелла?
-- Не заперто! -- раздается изнутри.
Конвоир толкает дверь. Это рабочий кабинет, обстановку которого составляют стол с прикрученной к нему лампой на длинной изогнутой ножке, несколько стульев, стеллаж с открытыми полками и... холодильник.
Моя мать (нет, пожалуй, следует называть ее Изабеллой) стоит спиной к двери и смотрит в темное окно, в котором видны лишь далекие огни окон других зданий. Осанка у Изабеллы не менее идеальна, чем внешность.
-- Хм-хм, -- растерянно покашливает ее подчиненный, привлекая внимание.
-- Оставьте нас и закройте за собой дверь, -- властно произносит женщина, так и не соизволив повернуться к нам лицом.
-- Э-э, -- теперь здоровяк совсем сбит с толку, -- ты уверена, что он не опасен?
Изабелла демонстративно хлопает по бедру, чуть ниже кобуры с плазменным пистолетом.
-- Уверена, -- голос по-прежнему звонкий, вот только звенит он металлом.
Конвоир смотрит на меня как на чудо природы, пожимает плечами и послушно уходит за дверь, прихватив с собой своего товарища.
Стою столбом и жду, что будет дальше. Просто жду.
Изабелла тоже не шевелится до тех пор, пока шаги в коридоре не отдаляются и окончательно не затихают. Только когда наступает полная тишина, она поворачивается ко мне, смотрит внимательно, изучающе. Ощущение, будто меня сканируют. Жуткий взгляд, пронизывающий насквозь с головы до пят.
Меня подмывает бросить в ответ нечто дерзкое, вроде: "Насмотрелась?". Но молчу. Просто смотрю в ответ, должно быть, не менее пристально и вызывающе.
Изабелла внезапно отмирает, проходит к стеллажу, на одной из полок которого расположился чайник и несколько чашек.
-- Кофе будешь? -- звучит так буднично, что меня начинает разбирать смех. Будто мы не виделись один день, а не семнадцать лет.
Семнадцать чертовых лет. Вся моя жизнь...
-- Я пью только капучино, -- отвечаю не так чтобы вежливо.
Ее рука замирает на полпути к чашкам. Изабелла качает головой.
-- Есть только гадкий пережженный растворимый из банки.
-- Зеленый чай, молоко?
Пожимает плечами.
-- Окей, -- отходит от стеллажа и направляется к противоположной стене, у которой примостился небольшой холодильник, высотой примерно ей по пояс.
Театр абсурда. Изабелла шагает к холодильнику плавной походкой от бедра, спина все такая же прямая, будто на завтрак у этой женщины была клюшка для гольфа, лицо спокойное. Достает пачку молока, возвращается, берет с полки стакан, наполняет его, ставит на стол, а затем возвращает оставшееся молоко в своего невысокого белого друга.
После всех этих действий Изабелла начинает заваривать кофе для себя. Она права -- запах у напитка скорее гари, чем кофе.
Я все еще у двери за ее спиной. Хозяйка кабинета настолько уверена, что мне не взбредет в голову на нее напасть, потому что она произвела меня на свет, или же полагается на свою реакцию и оружие на поясе?
-- Знаешь, -- вдруг произносит, все еще возясь с кофе и не смотря на меня, -- я хотела назвать тебя Мэтью. Красивое имя. Но оставила его как второе, назвав первым в честь отца. Хотелось ему угодить, -- молчу, она поворачивается с чашкой в руке. -- Как к тебе обращаться? Александр? Алекс?
-- Тайлер.
Женщина морщится, будто съела кислое. Гримаса портит ее идеальные черты, ей не идет.
-- Настолько гордишься своей фамилией?
Настолько мне не подходит имя Александр. Не знаю, какой бы вышел из меня Мэтью, но Александр точно не получился.
-- Горжусь, -- отвечаю.
Встречается со мной взглядом. Мне кажется, напряжение чувствуется даже в воздухе. Снова вглядывается, что-то ищет.
-- Знаешь, -- она, что, теперь каждое свое предложение будет начинать словом "знаешь"? -- Я все эти годы пыталась представить, каким ты вырос, но у меня не получалось. А ты точная его копия. Красивый.
Не удерживаю смешок. Меня уже просто распирает от смеха из-за нелепости ее слов и всего происходящего.
-- Нет, не знаю, -- огрызаюсь. -- Не знаю, потому что не знаю тебя. Впервые вижу.
Изабелла подносит чашку к губам, но так и не делает глоток, возвращает на стол. Мое молоко тоже стоит нетронутым, ведь я так и не сделал от двери ни шага. Мы будто дикие звери, запертые в клетке, и никто из нас никак не решит, кто на кого бросится первым, чтобы разодрать глотку.
-- Я ушла не потому, что не любила тебя. Или... его, -- вижу, как собирается назвать папу по имени, но в последний момент произносит местоимение. -- У меня не было выбора.
-- Гормоны звали в путь? -- звучит грубо. Очень. Она снова морщится. Но я не хочу быть вежливым. Не могу.
-- Не суди, не зная всех обстоятельств, -- просит таким тоном, будто я все еще ребенок, а она моя настоящая мать, объясняющая, что хорошо, а что плохо.
Нет, мы не два зверя в клетке. "Зверь" напротив меня явно возомнил себя дрессировщиком.
Меня накрывает.
-- Ну, так расскажи мне "все обстоятельства"! -- ору. -- Давай, расскажи, Изабелла, Элизабет, или как тебя там?!
Замолкаю, провожу ладонь по лицу. Бред.
-- Накричался? -- спрашивает "дрессировщица" безразлично, подает мне стакан. -- Держи, выпей и успокойся, -- автоматически беру, но так и сжимаю в пальцах, не пью. -- Меня зовут Изабелла. Изабелла Вальдос -- это мое настоящее имя. Элизабет никогда не существовало. Документы на ее имя, биография -- все подделка.
Отодвигаю ногой стул от стола, сажусь, а стакан возвращаю на столешницу. Изабелла тоже подходит к столу, опирается о его край бедрами, затянутыми в черные облегающие брюки, складывает руки на груди.
-- Ты готов меня выслушать?
Завороженно, как загипнотизированный, слежу за каплей, медленно ползущей по стакану, а затем растекающейся по пластиковой, как и все здесь, поверхности стола. Потом поднимаю голову и в очередной раз встречаюсь с ней взглядом.
-- Ты же все равно расскажешь.
Она усмехается краем губ. Но ей не весело -- в зеленых глазах лютый холод.
-- Расскажу, -- соглашается. -- Потому что ты мой сын, нравится тебе это или нет.
-- Не нравится.
-- Пусть так, -- соглашается и с этим. -- Ты пей, -- кивает на покрытый конденсатом стакан. -- Вряд ли парни вас прилично кормили по дороге сюда.
А моя мать заботлива. Спасибо, оценил. Игнорирую ее слова и продолжаю смотреть на нее в упор, ожидая откровений. Но и она замолкает. Ждет, что послушаюсь и, наконец, выпью это треклятое молоко? Больше всего мне сейчас хочется запулить стакан в стену.
Молчание затягивается. Ладно, придется нарушить его первым.
-- На кого ты работала? -- спрашиваю. -- Карамедана? Кронс?
Всю свою жизнь я считал мать кем угодно, но точно не шпионкой. Кто бы мог подумать.
-- Земля.
Ей снова удается меня удивить. Мои брови ползут вверх.
После Тринадцатилетней войны Земля была полна агентами Лондора, а Лондор агентами Земли. Но чтобы моя мать...
-- Я не землянка, -- говорит она прежде, чем успеваю задать вопрос. -- Родилась на Альфа-Крите, рано осиротела, моталась по Вселенной в поисках счастья, -- грустно усмехается, кажется, смеясь сама над собой, -- хотела быть актрисой. Подрабатывала, где могла, выступала на улицах. В основном это были пересадочные станции. На одной из них меня и завербовали. Предложили сыграть одну роль, так это называлось. Как мне объяснили, землянам не гоже мараться о Лондор, а информация им нужна. Мне предложили деньги. Сразу скажу, очень большие для меня деньги. Я согласилась.
Ну, бред же. Чувствую себя героем реалити-шоу, ну, одного из тех, где тебя разыгрывают, а потом выпрыгивают парни с камерами и радостно сообщают, что ты теперь телезвезда. Вот только в помещении никого больше нет. Откуда им выпрыгивать? Из холодильника?
-- Почему? -- спрашиваю.
Хмурится, не понимает.
-- Что -- почему? Я же говорю, мне предложили большие деньги.
-- Я не об этом. Почему мой отец?
-- Ах, это, -- Изабелла заметно расслабляется. Сразу видно, любит держать все под контролем и ненавидит чего-то не понимать. -- Рикардо Тайлер стремительно делал свою карьеру, молодой, целеустремленный, перспективный. То, что однажды он станет у руля, не вызывало сомнений. Мои... наниматели хотели подобраться к нему поближе, когда произойдет этот момент. Как я поняла, сначала в их планах было подослать меня к Рикардо, но потом аналитики пришли к выводу, что номер не пройдет. Старший Тайлер никого к себе не подпускал, женщин выбирал лишь на ночь. А я... Я должна была стать долгосрочным проектом.
-- Ничего так проект -- со свадьбой и родами, -- бормочу.
-- Да, вышло не так, как я думала, -- кивает. -- Меня хорошо натаскали. Я знала об Александре все: его привычки, вкусы в еде, в музыке, фильмах. За месяц подготовки, мне казалось, я даже знала, как он думает, стала его тенью. После этого влюбить его в себя было делом времени. Пара недель -- и он ел у меня с руки, -- приходит моя очередь морщиться. -- Если бы не его бесконечные полеты на задания, Александр женился бы на мне еще раньше, а так мы поженились через полгода после знакомства.
-- Свадьба входила в ваши планы? -- спрашиваю сухо.
-- Да. Была одним из вариантов, -- кивает. -- Мне сделали предложение, я доложилась, мне дали добро. Я ничего не теряла, женщины по имени Элизабет не существовало, мне было безразлично, выйдет она замуж или нет.
Изабелла замолкает, тянется к уже остывшему кофе, пьет мелкими глотками и молчит. Смотрит прямо перед собой.
Разглядываю ее и пытаюсь понять, что чувствую. В данный момент, пожалуй, только горечь и обиду, но уже не за себя, а за папу.
Почему они ее выбрали? Из-за внешности? Актерского таланта? За беспринципность?
Как Рикардо мог это упустить? Не верю, что он не проверил ее биографию. Неужели "легенда" была такой гладкой?
-- И что было потом? -- спрашиваю, отворачиваясь. Нет, не могу больше на нее смотреть.
-- Потом все пошло не по плану. Я забеременела, -- поднимаю голову и как раз замечаю взгляд-выстрел в мою сторону. -- Доложилась. Мне запретили делать аборт, сказали, так даже лучше. Достовернее.
Закусываю губу. Беру-таки стакан. Пью ледяное молоко, не чувствуя вкуса. Не каждый день узнаешь, что твоя мать не только тебя бросила -- она тебя не хотела и думала избавиться. Ей просто не разрешили.
Хмыкает.
-- Считаешь меня монстром, -- это не вопрос. -- А ты поставь себя на мое место. Мне было двадцать два, у меня не было никого и ничего. Что я могла?
-- Сказать моему отцу правду. Он ведь тебя любил.
-- Любил, -- произносит как сплевывает. -- Кого он любил? Я играла днем и ночью.
-- А ты его? -- не знаю, зачем задаю этот вопрос, но отчего-то мне нужно это знать. -- Просто терпела?
Изабелла зябко ведет плечами. На губах невеселая улыбка.
-- Александр Тайлер был не тем человеком, которого можно просто терпеть, -- опускает взгляд, всматривается в чашку, которую вертит в руках, будто хочет найти ответ в кофейной гуще. Вот только у растворимого кофе гущи нет. Как никогда не было Элизабет Тайлер. -- Он был удивительным человеком, ярким, зажигающим всех вокруг себя. Я сравнивала его с лампочкой, а всех остальных с мотыльками. Они все летели к нему, кружили вокруг, греясь.
Скептически выгибаю бровь.
-- И, обжигаясь, умирали?
-- А ты думаешь, он был святым? -- поворачивается ко мне, и ее глаза пылают возмущением. -- Так тебе о нем рассказали? Думаешь, у него не было женщин до меня? И как, ты думаешь, они жили после расставания?
-- Долго и счастливо? -- предполагаю.
Похоже, передо мной святая женщина. Неужели она правда ждет, что я ей посочувствую?
-- Ты такой же, как он, -- вдруг обвиняет. Не возражаю, сочту за комплимент. -- Свет и мотыльки... -- повторяет тише, снова отводя от меня взгляд. -- А он ведь даже меня не искал.
Меня передергивает от ее обиды и горечи в ее голосе.
-- Ищут пропавших, а не ушедших.
-- Да, -- кивает, -- я ушла сама. Но не потому, что мне этого хотелось. Отношения Лондора с Землей улучшались, со дня на день я ждала, что со мной разорвут контракт. Думала, к черту, останусь Элизабет. Лишь бы с ним...
С "ним", меня в ее планах в принципе никогда не было. Отличная история. Не то чтобы я ожидал угрызений совести на свой счет, но чтобы так...
-- И что случилось? -- спрашиваю, когда пауза затягивается. -- Тебя замучила совесть, и ты сбежала?
Смотрит на меня так, что сразу понимаю: нет, такую, как она, совесть бы не загрызла.
-- Твой чертов дядюшка и его псарня перехватили-таки один из моих последних докладов, -- а сейчас ее голос пропитан ненавистью и досадой. -- Мешок на голову, "сыворотка правды" и пять часов на то, чтобы убраться с планеты.
Ошалело моргаю. Рикардо знал? Все это время?
Знал...
-- И он просто так тебя отпустил? -- что-то это не слишком похоже на моего дядю.
Снова передергивает плечами, будто ей холодно, хотя в помещении тепло.
-- Отпустил. Убедился, что я не передала ничего важного и еще меньше смогу передать, если улечу, а потом вышвырнул. Обещал убить, если я еще хотя бы раз приближусь к Александру, -- а вот теперь узнаю своего дядюшку. -- Сказал забирать своего щенка и больше не появляться, -- добавляет и смотрит на мою реакцию.
Какой ждет? Крика на тему, как мой родной дядя мог такое обо мне сказать? Еще как мог, я-то его знаю. Мы вообще с ним стали общаться только после появления Морган. До этого он меня и видел-то пару раз, так что вряд ли испытывал теплые чувства. Зато сейчас я точно знаю, что он меня любит, а я люблю его, и мне этого достаточно.
По-настоящему больно другое.
-- Ты не забрала... щенка, -- срывается с моих губ.
-- Куда?
Пожимаю плечами.
-- Куда угодно? -- предполагаю.
-- Чтобы мой ребенок умер голодной смертью?
Не похоже, что она погибла с голоду. Поджимаю губы и отворачиваюсь.
Я, конечно, знал, что в моей семье полно скелетов в шкафу, но чтобы они оказались с такими зубами, даже моя фантазия не смогла бы вообразить.
Рикардо знал, но так и не рассказал отцу. Пожалел.
Интересно, знает ли Миранда? У них с дядей много секретов, в том числе и от меня. Не удивлюсь, если ей он сказал. Рикардо любит мыслить на несколько шагов вперед. Он вполне мог поделиться с Морган историей о моей биологической матери на случай, если она вдруг объявится на горизонте: предупрежден -- значит вооружен.
Непременно спрошу Миранду, когда вернусь. На прямой вопрос она не солжет -- Морган никогда мне не лжет, а я ей.
-- Теперь ты понял? -- спрашивает Изабелла.
Понял ли? Узнал, но вряд ли когда-либо пойму.
Молчу, и она принимает это за положительный ответ.
-- Ты не представляешь, что я почувствовала, когда узнала, что Александр погиб, -- продолжает, кажется, больше не для меня, а для себя. -- Он казался мне бессмертным. Дьявольски везучий... Знаешь, -- снова это чертово "знаешь", -- я тогда переживала, что будет с тобой, но Рикардо все равно не позволил бы мне вернуться.
Разумеется, все дело в этом, угу. В злобном и коварном Рикардо Тайлере, который сплясал всевозможные танцы на политической сцене, умаслив кучу влиятельных людей, подкупал, угрожал, подлизывался -- делал все, чтобы спасти любимую женщину своего погибшего брата. А потом дал ей новую жизнь, работу, дом... и меня. Этого ужасного человека я должен ненавидеть?
Допиваю молоко и ставлю стакан на стол. Хватит сантиментов. Наслушался до рвоты.
-- Где мы, и что вам от нас надо? -- задаю по-настоящему важный вопрос. Что было, то было. Мое детство давно прошло, и у меня была мать, лучшая мать в мире. Более того -- есть, ждет меня, дурака, на Лондоре.
-- "Нас"? -- искренне удивляется Изабелла. С ее лица тут же сбегает выражение скорби, появившееся на нем при воспоминании о папиной смерти. -- Забудь о них. Ты мой сын, и твое место рядом со мной.
Ага, может еще тапки приносить? Ладно, потом.
-- Где мы? -- повторяю мягче. -- Это-то ты можешь мне сказать? -- позже обсудим, где чье место. Чтобы сбежать отсюда, мне надо хотя бы понимать, откуда это "отсюда".
-- Мы назвали эту планету Пандора. Случайно влетели не в то "окно", случайно нашли.
-- Случайно поселились, -- продолжаю, -- случайно отстроили бараки, привезли флайеры, случайно похищаете людей.
Изабелла закатывает глаза.
-- Ты похож на него еще больше, чем я думала, -- обвиняюще.
-- Тем, что не занимаюсь работорговлей? -- уточняю с улыбкой.
-- Мы никем не торгуем. На Пандоре залежи синерила, -- моргаю, не понимая. -- Название "синий туман" тебе знакомо? -- поясняет.
Закусываю губу. Черт, мы влипли глубже, чем можно представить. "Синий туман" -- самый популярный и сильнодействующий наркотик. И еще самый дорогой и запрещенный на всех планетах. Его колют, нюхают, даже мажут на кожу -- эффект в любом случае сногсшибательный. Привыкание с первой дозы. Время жизни на "синем тумане" -- один-два года. Дьявольская штука.
А вот название "синерил" слышу впервые.
-- Синерил -- минерал, -- продолжает мое образование в мире наркотиков Изабелла, как и положено примерной матери, угу. -- Опустим технологию производства, тебе достаточно знать, что его измельчают в пыль, а затем из него изготавливают "синий туман". Перепробовали много техники, ни одна не подходит, камни крошатся, слишком велики убытки. Лучше всего получается по старинке -- вручную. Сам понимаешь, добровольцев нет.
-- Это опасно?
-- Опасно? -- не понимает. -- А-а, ты все печешься о своих друзьях, -- наконец, доходит. -- В шахтах случаются обвалы. Люди гибнут. Что касается воздействия, то нет. Без специальной обработки синерил -- всего лишь камень. Максимум вреда -- надышаться пылью.
Уже лучше.
-- Что нужно сделать, чтобы ты отпустила меня и моих друзей? -- спрашиваю прямо и максимально вежливо.
Ясно как день, что просить и умолять бесполезно. С этой женщиной нужно торговаться.
Она смотрит на меня удивленно, будто я сморозил самую страшную глупость. Качает головой.
-- Ничего, -- разводит руками. -- Это же "синий туман". Это огромный бизнес. Думаешь, я здесь что-то решаю? Я такая же пешка, как и другие. Всего лишь командую данным сектором.
Постепенно до меня начинает доходить весь масштаб катастрофы. Вот почему эта ветвь "окна" так и не была исследована. Исследователи часто гибнут, "прыгая" не туда, это не вызывает ни удивления, ни вопросов. Если здесь все так серьезно организовано, у исследовательских судов не было ни единого шанса. Не удивлюсь, если открыватели новых планет теперь добывают синерил в шахте неподалеку.
Мрачнею, и Изабелла принимает это за капитуляцию.
-- Забудь о своих спутниках, -- советует. -- Они видели Пандору, их отсюда не выпустят.
-- Так же, как и меня.
-- Так же, как и тебя, -- соглашается. -- Но ты мой сын. Ты не будешь работать с ними. Станешь помогать мне, потом научишься, втянешься. Когда я буду в тебе уверена, сможешь покидать планету. Если захочешь, даже слетаешь на родину. Разумеется, если будешь держать язык за зубами. Лет через пять, я думаю. Договорюсь с руководством. Ну чего ты так на меня смотришь?!
Смотрю. Смотрю и не верю, что эта женщина моя мать.
-- Ты в шоке, понимаю, -- вдруг говорит мягко, уговаривая. -- Я тоже. Но я рада тебя видеть. Мы нашли друг друга спустя столько лет, и я не хочу тебя снова потерять, -- а я-то считал, что "потерять" и "бросить" не одно и то же, наивный. -- Я прошу тебя не делать глупостей. С вышестоящим начальством я решу, они позволят мне тебя оставить. Не смотри на меня так!
Резко отворачиваюсь, прикусываю губу до крови. Пожалуй, она права, лучше сейчас на нее не смотреть, потому что еще немного, и меня начнет трясти, как в том сне.
"Позволят тебя оставить"...
Про клеймо, ошейник и поводок не забыла?
-- Тебя проводят в комнату. Выспись. Поговорим завтра, -- продолжает убеждать.
Вскидываю на нее глаза.
-- Я хочу, чтобы меня отвели к мои друзьям! Мне не нужно твое особое отношение!
-- Алек.. -- начинает, но вспоминает, исправляется: -- Тайлер, нервы сейчас ни к чему. Все решено. Поспи, поговорим позже, -- и уже не глядя на меня, говорит в коммуникатор на запястье: -- Вилли, забери его. Отведи в гостевую и запри. Как относиться? Бережно. Это мой сын.
Теперь я знаю, что Вилли тот здоровый парень, что привел меня сюда. Подозреваю, он больше не станет хватать меня за руки -- сказали же: относиться бережно.