Аннотация: Рассказ, написанный на конкурс в ЖЖ forgotten_tale "Прах на ладонях". О том, как тяжело и как нужно бывает что-то отпустить, о возвращении и о дружбе, и о том, как мы создаем другие миры, а они создают нас.
Этим вечером закат был, как назло, невероятно красивым. Небо вбирало в себя все цвета угасающей осени. Солнце проникало в самые дальние углы их квартиры, преображая летающую в воздухе пыль.
- Ей бы понравилось, - задумчиво сказал Александр, поставив поднос с кофе на стол около окна.
- Она больше всего любила закаты... - ответил Виктор, грея пальцы о стенки чашки. Это был худой, нервный, немного нескладный человек, и когда он сильно переживал, это непременно отражалось на его самочувствии. Сейчас Виктора колотил озноб, и он часто прикладывал руку ко лбу, чтобы проверить, нет ли у него жара.
- Ты себя изведешь, - сочувственно сказал Александр. Он был куда сдержанней друга и чувствовал себя неловко, когда люди при нем проявляли сильные эмоции.
- Она столько времени была рядом, - не слушая его продолжил Виктор, - Все эти годы я засыпал и просыпался с мыслями о ней.
- Я понимаю, - кивнул его собеседник, - Она стала нашей жизнью.
Они не могли и подумать, когда все это начиналось, что потеря будет такой горькой. Что ощущение утраты затмит все остальное, даже воплощение в жизнь давней мечты. И что оно объединит их навсегда, как секрет, недоступный больше никому.
Когда они впустили ее в свою жизнь, казалось, что это мимолетная встреча. Потом они увлеклись ей, стали боготворить ее, ревновать друг к другу, дошли почти до ненависти... Но погибнув, она снова объединила их. Такова была ее природа - она исправляла все, чего касалась.
- Цвета дубовой коры на закате, - Виктор встал и прижался лбом к стеклу, - Тебе не кажется, что ее волосы были цвета дубовой коры на закате?
Александр кивнул. Удачные сравнения всегда приходят в голову слишком поздно. Он окончательно сгорбился и забрался с ногами в огромное старое кресло, напоминая человекоподобного ворона. Виктор посмотрел на него с отвлеченным состраданием. Оба чувствовали себя осиротевшими.
- А знаешь, мы могли бы... - улыбка на лице Виктора появилась внезапно и была абсолютно истерической.
- Нет, - твердо возразил Александр, - Мы поклялись этого не делать. Никогда.
"... никогда, даже если нас будет пытать сумасшедшая фанатка, как в "Мизери", - так было написано в их полушутливом взаимном договоре, - "никогда мы не воскресим умершего персонажа и не будем писать продолжение, если решили закончить".
А Эделин была умершим персонажем. Ее смерть была спланирована ими давно. Девушка из сердца осеннего леса должна была пожертвовать собой, чтобы остановить смерть, постигающую мир. Виктор еще тогда хотел, чтобы она потом воскресла. Но Александр был решительно против. Он сказал, что "в одной книге уже такое было". Так что они сами обрекли Эделин на смерть. Эта смерть не казалась настоящей, пока книги не были изданы. Но сегодня вышла последняя, пятая часть, и все... нет, не так... кто-то еще узнал о ее смерти. Значит, они действительно ее потеряли. И пустота затмила радость от успеха.
Александр подумал что, если бы не это непонятное никому другому чувство, они бы не пили сейчас кофе вместе. За долгое время работы над книгами, когда они почти не разлучались и не общались ни с кем другим, они успели надоесть друг другу. Александр обвинял Виктора в том, что он живет за его счет, что он постоянно притворяется больным, что он мешает ему общаться с людьми и знакомиться с девушками. И больше всего его раздражало то, что в ответ на все упреки этот маленький человек, похожий на неизлечимо больного Снусмумрика, только виновато смотрел на него большими собачьими глазами и как-то отвлеченно улыбался. Виктор никогда не высказывал претензий, он просто надолго впадал в прострацию и, почти незаметно для себя, начинал делать все, что так досаждало Александру - оставлять все коробки и тюбики незакрытыми, записывать важные мысли прямо на обоях над кроватью, заламывать корешки книг и брать без разрешения чужие вещи. К последней книге они уже не могли даже смотреть друг на друга без раздражения. Так, должно быть, чувствуют себя люди из триллеров про замкнутое пространство. Виктор почти переехал к одной из своих серых и бесшумных как ночные мотыльки подруг. Александр много пил и устраивал шумные вечеринки, на которых почти никого не знал. Но сейчас, снова собравшись вместе, они поняли, что Эделин слишком тесно связала их друг с другом, чтобы просто так отпустить.
- Нам нужно ее похоронить, - сказал Виктор, отворачиваясь от окна, - Похоронить по обычаю ее народа.
Александр смотрел на него с беспокойством, опасаясь увидеть признаки безумия.
- Зачем? - устало спросил он, - И как? У нас же нет... тела...
- У нас есть рукопись, - улыбнулся Виктор.
Они действительно все писали от руки и только потом, с трудом разбирая исчерканные каракули, переносили на компьютер. Виктору казалось, что так правильнее, что это дает книге живое тело. Теперь это тело должно было послужить другой цели.
- Уедем к нам, в деревню, - продолжил Виктор, - И там в полях...
- Я вообще-то работаю, - ворчливо ответил Александр и тут же себя одернул, - Хотя... к черту работу. Это важнее.
Эделин была им дороже, чем живые родственники. Она заслуживала этой последней жертвы. И, может быть, так они освободятся от нее, от книг и друг от друга.
- Там должно быть очень красиво сейчас, - продолжил Виктор, - И мы не были там со школы.
- Да прав ты, прав, - ответил Александр, - У тебя пятнадцать минут на сборы.
В машине они молчали почти все шесть часов, оба чувствовали себя неуютно, обоим было стыдно за себя, обоим хотелось, чтобы это осталось позади и можно было все забыть. Сильный ветер срывал с деревьев листья, небо было пасмурным, но высоким и светлым. Дорога и поселки вдоль нее казались совершенно пустынными, только лотки с картошкой, грибами и плюшевыми игрушками брошенные стояли на обочинах.
В деревне тоже не было никого. Александр с трудом открыл проржавевший замок. В его старом доме пахло сыростью и было куда холодней, чем на улице. Они с трудом растопили печь, но есть решили в саду. На старых яблонях еще висело несколько плодов, а деревянный стол подгнил и покрылся зелеными разводами лишайника. Молчание здесь уже не казалось неловким, оно было продолжением окружающей тишины. Неподалеку, между двумя березами виднелись останки дома на дереве. Они построили его с дядей Виктора, когда были совсем детьми, и там впервые придумали мир, который потом стал основной их книг. Там они поклялись быть рыцарями прекрасной дамы, которой, несомненно, была Эделин. Там, чуть позже, они читали при свете свечей мифы народов мира и романы Стругацких.
- Там все началось, - сказал Александр, и в окружающем безмолвии его слова звучали особенно веско.
Виктор кивнул. Оба они вспомнили не только это. В доме между деревьями они не один раз клялись друг другу, в том числе на крови, в вечной дружбе и братстве. И теперь обоим было стыдно перед двумя мальчиками, которые как будто укоризненно смотрели на них оттуда, сверху.
- Наверное, пора, - сказал Александр. Виктор приложил ладонь ко лбу. Эта привычка появилась у него в двенадцать лет, когда он умудрился заболеть трижды за два месяца. С тех пор он всегда так делал, когда нервничал. "Мы все знаем друг о друге", - подумали они почти одновременно. От этой мысли стало спокойно и немного стыдно. Они были так давно знакомы, что научились понимать один другого и привыкнуть, даже полюбить недостатки друг друга. Ипохондрию и доходящий до абсурда педантизм. Привычку слушать невыносимую протяжную музыку и встречаться с невыносимо поверхностными девицами. Любовь таскать в дом больных зверушек и забывать о них и желчный черный юмор. Истерические припадки и приступы мрачного молчания. Главное - они видели мир одинаково и понимали друг друга почти всегда. Странно, что они об этом забыли.
Солнце появилось в просветах между облаками, его косые лучи придавали всему пейзажу сходство с собором. Им нужно было уйти далеко в поле, где ветер качал сухую высокую траву, далеко разнося ее пряный тревожный запах. Этот ветер как будто очищал их от всего, что произошло там, в городе. От всех случайных встреч, ссор, от взаимных претензий, от суеты, нелюбимой вечно временной работы, пустых опасений. Они шли торжественно и тихо, сосредоточившись на своей цели.
Там посреди поля они сложили костер из трав, валежника и опавших листьев и окружили его кольцом из яблок, обломков цветного стекла, засушенных цветов и перьев. За исключением размера, он соответствовал похоронным кострам лесного народа, которые они подробно описали в своих книгах. Сверху, перевязанная бечевкой, лежала рукопись. Огонь разгорелся с одной искры, и ветер раздул его почти в человеческий рост. Они стояли рядом с ним - один, похожий на больного эльфийского ребенка, другой - на сутулую двухметровую птицу. Их окружала осень, вокруг не было ни единой души. Они отпускали женщину, бывшую их жизнью. Виктор плакал, Александр кутался в шарф. В сумерках, когда огонь догорел, а пепел почти остыл, они начали подхватывать его руками, не жалея перчаток, и развеивать по ветру, пока ничего не осталось. А потом взялись за руки, как в детстве, и пошли к дому.
По опушке, вдоль которой они шли, среди осенних листьев и трав, невидимая, шла девушка с волосами цвета дубовой коры на закате. Она с улыбкой наблюдала за двумя друзьями и махала им вслед рукой. Было немного жаль их отпускать, но теперь они справятся и без ее опеки. Эделин нравился этот лес, этот вечер, хотелось танцевать и смеяться. Потому что рукописи не горят, а смерти - нет.
- Знаешь, - задумчиво сказал Александр, открывая дверь, - У меня есть идея для новой книги.