Сокольникова Елена Юрьевна : другие произведения.

Игроки разума

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    продолжение 1-й части


   Глава 3. Чистые руки Курта Энегельфельда. Человек с ледяным сердцем.
   "Иногда хочется, чтобы окружающие не так сильно окружали"
   Размышления о жизни героя-разведчика Курта Энегельфельда, составлено отделом политологии Университета острова Мэйлисс под редакцией Лукаса Оверлоука
   Безопасники любили повторять поговорку своего основателя Железного Феникса - у оперативного работника должны быть чистые руки, горячее сердце, но холодная голова. У Курта Энегельфельда все было ледяным, и руки, и ум и сердце. Впрочем, в наличии кровеносного органа сомневался даже всеведущий шеф Зарбургского филиала господин Штенке.
   Матильда Хольмер постучала и рванула на себя дверь в приемную. "Зачем стучала? Все ровно я не слышу, что мне там ответили". Кровь ревела в ушах, заглушая все звуки. После трех инструктажей, вчерашнего разговора с самим Штенке и бессонной ночи Мати немного покачивало. По дороге к злополучному кабинету она завернула в уборную и критически осмотрела в зеркале свое лицо. "Если не считать синяков под глазами, сойдет". Из зеркала на нее смотрела молодая темноволосая женщина с мрачными черными очами. Такой модный ныне тип - вамп из фильмы. Не хватает только кроваво-алых губ. Мати вынула из сумочки тюбик с практичной коричневой помадой, тон N7, чтобы освежить макияж. Хотела еще и пуховкой пройтись по щекам, но решила, это уж будет слишком. "Он учует мой страх, и поймет, что я готова на все" - с грустью подумала девушка. Она решительно захлопнула сумочку, некогда подаренную отцом, и вышла в коридор. Однако, у дверей кабинета с именем владельца, ее снова стало поташнивать от страха. Не разрешая себе передумать, Мати постучала, и открыла дверь.
   Вчера, в то же самое время
   - Матильда Хольмер? - "зачем он спрашивает?" - с тоской думала Мати, глядя на шефа местного Отдела внутренней и внешней. Просто, король крысиный. Лицо монарха время не пощадило. Оно было помятым, усталым, как старая тряпка. Длинная прядь редких волос трогательно пыталась прикрыть внушительную лысину. Папа называл эту прическу - внутренний заем. Мати старалась не думать о шефе лишнего. Он не был менталистом, но чем черт не шутит? И кто там прячется в смежной с кабинетом комнате? А что комната была, Мати убедилась в первый день своей "службы". Унизительное воспоминание. Плюшевый диван, спущенные штаны господина Штенке, его же суетливое пыхтение. Может, сам себе крысиный король и казался сверхчеловеком, но не Матильде. Она заранее знала, чем закончиться та первая беседа. Поняла, как только увидела масляный взгляд нового начальника.
   Каждая шишка по-своему утверждает свою власть. Кто-то принуждает подчиненных к бессмысленному труду, кто-то оскорбляет, Отто Штенке предпочитал насилие. С таким, как он главное - не сопротивляться, а напротив, демонстрировать хладнокровное равнодушие. Зачем насильнику ломать женщину, которая спокойно ложится на спину по первому требованию? "Хорошие манеры никто не отменял", - говорил отец. Мати запретила себе сейчас думать о папе. О том, что еще полгода назад ее жизнь была бесхитростной и ясной. "Просто сделай все, что в твоих силах", - приказала она себе. Вернуть детский домашний рай нельзя, но можно попробовать спасти человека, который был для Матильды Хольмер всем на свете.
   Вот уже три месяца она работала в Отделе вольнонаемной секретаршей на мизерном жаловании. Та мерзкая сцена на плюшевом диване повторялась уже раз десять с разными исполнителями главной мужской роли, и с разными диванами, а так же письменными столами, и однажды, даже ковром. Ее присылали к очередному завотделом, Мати печатала, стенографировала, и варила кофе, потом докладывала обо всем "странном" Штенке. А так же отдавалась любому начальнику по первому требованию с тем же бесстрастным выражением лица. Не всем нравилась ее холодноватая отстраненность. Последний шеф, красавец Бригс разъярился так, что ударил Мати в ухо. Теперь она стала хуже слышать.
   - Мейден Хольмер, мы довольны вашей работой, - у Штенке была неприятная манера складывать ладони вместе и при этом шевелить большими толстыми пальцами. У Матильды при виде копошащихся жирных пальцев мурашки по спине ползли. Возможно, этот человек и казался нелепым в задней комнате со спущенными штанами, но здесь в кабинете не стоило его недооценивать.
   - Я обещал следить за вашей карьерой, помните? - ласково спросил он. На самом деле, карьера Матильды Хольмер ими никогда не обсуждалась, поскольку саму Мати она никоим образом не интересовала, - Вы хорошо себя чувствуете?
   Девушка кивнула. Штенке зашелестел раскрытой папкой. Он вдумчиво переворачивал страницы, словно забыл о мейден Хольмар, а она терпеливо ждала. Она уже привыкла играть в эту старую игру - "знай свое место".
   - Итак, раньше вы работали сменной секретаршей, а теперь я решил, назначить вас постоянной помощницей очень шустрого начальника отдела, - крысиный король игриво подмигнул Мати, - Если вы покажете себя достойной доверия, я даже подумаю об увеличении жалования. Ах, да, - он театрально хлопнул себе по лбу, - Вы хотели отправить посылку? Сможете, милочка. Если продержитесь в новой должности, хотя бы две недели, отправляйте. Я лично сам прослежу, чтобы ее доставили адресату.
   Матильда не знала, что за пакость приготовил ей добрый папаша Штенке, но чувствовала, что пакость настоящая, первостатейная. "Я кукла, красивая такая кукла, - повторяла она про себя, - А кукла должна улыбаться". Мати улыбалась. Сдержанно, с достоинством, словно на светском приеме.
   - Поздравляю деточка, - Штенке привстал и шутовски раскланялся, - Отныне вы личная секретарша господина Энегельфельда, нашего нового начальника отдела внешней разведки.
   От улыбки сводило скулы. Мати молча, выслушала указания, к кому прийти за инструктажем, молча, поклонилась и вышла. Из кабинета начальника она помчалась в уборную, где ее вывернуло наизнанку, едва она успела прикрыть за собой дверь. Хотелось повыть от бессилия, поплакать, разбить что-нибудь тяжелое об голову старика Штенке. Хотелось бежать без оглядки из этого гадкого страшного места. Но нельзя. Иначе ее добрый мудрый папа исчезнет, перестанет быть.
   Матильда битых два часа выслушивала инструктаж и принимала дела. Вообще-то принимать положено у предшественницы, но почему-то посвящал ее во все тонкости делопроизводства лично господин Фурман, начальник канцелярии.
   - У вас есть вопросы? - спросил он после утомительного чтения инструкций.
   - А почему передаете вы, а не секретарь? - наивно спросила Мати.
   - Видите ли, - начальник в глаза не смотрел, взгляд Фурмана уплывал куда-то, за спину сотрудницы. За спиной висел портрет Императора. Самодержец взирал на своих подданных с брюзгливым неодобрением. Фурман нервно переложил бумаги на другой край. Разгладив титульный лист, он через силу выдавил, по-прежнему обращаясь к портрету ЕИВ - мейден Делони не оправдала возложенных надежд.
   - И где она? - Мати хорошо умела изображать тупость.
   - В клинике, - он выразительно посмотрел на глупую девицу, - сломалась.
   Вопросов у Мати больше не было. Куколка сломалась. Перед очередным инструктажем у начальника секретарского отдела, она зашла в кафе и заказала саму дешевую чашку кофе. Зарбургский филиал был не велик, и за три месяца Матильда Хольмер успела здесь примелькаться, и сама знала всех в лицо, но своего будущего шефа видела лишь несколько раз. За всю жизнь никто ее так не пугал, как господин Энегельфельд. Прежние начальники Мати, подлецы, извращенцы, психопаты, по крайней мере, были живыми людьми. Иными даже удавалось немного манипулировать. Но Курт Энегельфельд казался ей не человеком, а каким-то зверобогом. В нем не было ничего людского, ни слабостей, ни сантиментов. Казалось, он не испытывает ни зависти, ни гнева. Он, как кот, играл со своими жертвами. Такому любопытно наблюдать, как человечки дергаются. Мати вспомнила экстренное заседания всей верхушки "крысятника", когда главнокомандующий маршал Фрателли покончил жизнь самоубийством. Ей тогда выпало обслуживание экстренной летучки всех руководителей отделов. Штенке был весь белый, он вещал о кадровых переменах, о том, что вскоре полетят головы. Другие шишечки поменьше эти головы пригибали. Никто не отпускал шуточек, никто не щипал секретарш за задницы. И лишь один человек был совершенно спокоен. Казалось, он вообще не слушает шефа. В какой-то момент Мати поймала на себе взгляд синих, как у норского кота глаз. Девушка поняла, что он смотрит именно на нее, а не просто случайно зацепился взглядом. Энгельфельд не просто смотрел, казалось, он оценивал, и не по-мужски, а как-то иначе. У Мати был большой словарный запас, но и в нем не нашлось точного определения нечеловеческому взгляду Ангела. Пожалуй, так могло бы смотреть чудовище из легенды. Под этим взглядом по спине ее потекла капля холодного пота. А Энегльфельд равнодушно отвернулся.
   "Зачем пугаться раньше времени, - сейчас Мати уговаривала саму себя, как маленькую, - Может, все и обойдется, а ты уже сама себя похоронила. Пока мы живы, есть надежда". Матильда не в первый раз была у мад Тропп, но раньше общаться им не доводилось. Девушка забегала за канцелярской мелочевкой, подписывала накладные и снова исчезала. Но теперь она переходила в иную касту внутренней иерархии Отдела. Теперь она личный секретарь, а значит, стала птицей из курятника мад Тропп. К фамилии этой женщины прибавляли "мад" просто из вежливости. На самом деле она никогда не была замужем. Мати и раньше думала, что Клотильда Тропп повадками, да и внешностью напоминает бардель-маман из старых комедий. Роскошные формы ее были даже, чересчур роскошны. Да и всего остального в главной секретарше Отдела было, пожалуй, многовато. Впечатляющих размеров квадратная задница, необъятный бюст, густые волосы, мад Кло начесывала их в старомодную прическу валиком, все это великолепие немного подавляло. Голос у нее был, как у боцмана, и его же лексикон. Она курила, как паровоз прямо у себя за рабочим столом. Гора окурков в чугунной пепельнице высотой могла поспорить с пиком Эмли. И вот эта устрашающая дама водила пальцем по страницам личного дела Мати, недовольно бормоча и хихикая.
   - Надо же, магистр исторических наук, - фыркнула мад Кло, - они бы еще академика под Ангела подложили!
   Ангелом в управлении Энгельфельда прозвали из-за фамилии. Никто не смел, утверждать, что у "крыс" нет чувства юмора. Тетка игриво зыркнула на свою новую подопечную, но не стала продолжать тему.
   - Так, вредных привычек не имеет, замужем не была, помолвка расторгнута. Ну, надо же, помолвка! - Кло зычно расхохоталась, - Кто теперь слова такие помнит?!
   Мати почудилось некое одобрение во взгляде бардель-маман. Женщина-гора пыхнула папироской, решительно поднялась с места, отчего бюст ее задорно подпрыгнул, и поманила Мати за собой. Они долго спускались по лестницам, игнорируя лифты, пока не оказались в подвальной прачечной. Мати все более недоумевала. Мад Тропп решительно промаршировала мимо прачек, перекидываясь приветствиями то с одной, то с другой. Наконец она открыла неприметную дверь под лестницей, и они оказались в кладовке. Высокой Мати пришлось наклонить голову, чтобы не стукнуться о притолоку. А ее новая начальница радостно плюхнулась на низкий продавленный диван. И видно было, что мад Кло бывает здесь часто. Как и в ее кабинете, здесь громоздились окурки в пепельнице, да и все вокруг было изрядно прокурено. Над спинкой дивана на канцелярских кнопках висел моментальный снимок молодого мужчины и самой Кло, какой она была лет тридцать назад.
   - Тебя папашей прижали? - спросила женщина, - Ну, чего ты жмешься, здесь можно говорить. Слышишь, как грохочет?
   Неожиданно, она весело подмигнула Матильде.
   - Даже жучки глохнут. Я это милое местечко уже лет пятнадцать использую. У меня тут, понимаешь ли, запасной кабинет. Ты садись вон в кресло, и рассказывай по-порядку.
   Мати сама не заметила, как была усажена в такое же продавленное, как и диван кресло. Потом ей вручили чашку с черным, как копоть чаем, кусок сахара, и запылившуюся сушку. Под чаек она рассказала Клотильде всю свою жизнь. Как умерла мама, как они с отцом остались вдвоем. Как играли в криптографов. Как Мати училась в университете, как ездила с папой на раскопки. Как случилась у нее Большая любовь с папиным учеником Бертом Уиллером. Как она писала диссертацию. Как уже готовилась к свадьбе, когда арестовали отца. Ее папу, который никогда не занимался политикой, и вообще не интересовался чем-то, что происходила позже событий тысячелетней давности. Так кончилась жизнь Матильды Хольмер.
   - А твой жених? - Кло зло чиркнула спичкой, уже зная ответ.
   - Объяснил, что у него родители и младший брат. И еще, работа в университете. Меня же сразу попросили из аспирантуры.
   - Ненавидишь его?
   - Нет, он прав, - ответила девушка тусклым бесцветным голосом.
   - Из университета, тебя значит, попросили, а сюда, напротив, пригласили? - женщина брезгливо кривила губы. Но Мати чувствовала, что злиться та не на нее.
   - Я много чего видела, девочка. И от многих моих решений зависели жизни человеческие. Ты, конечно, можешь на меня донести, но..., - она сделала многозначительную паузу, - не думаю, что станешь. Во-первых, порядочная, а во-вторых, даже если и так, кто тебе поверит? Кого я ненавижу, это мозгляка Штенке. Все испаскудил, мудила. Что так смотришь? Думаешь, я, как и ты, бывшая трепетная лань? Нет, деточка, я сюда сама пришла. По любви, так сказать. Разумеется, за мужиком, не без этого. Ну, так и многие бабы прошли той дорогой.
   Клотильда Тропп невольно бросила взгляд через плечо, на фото, где беззаботно улыбались влюбленные.
   - Я не шибко жалостливая. Навидалась уже дур на своем веку. Ты ей поможет, а она на тебя же и донесет хахалю своему за лишнюю пару чулок. Но таких, как ты жаль. И ведь губят безо всякой пользы.
   Кло оценивающе посмотрела на свою визави. Увиденное ей понравилось. Высокая девушка, красивая, фигуристая, лицо умное. И в одежде и в осанке чувствуется высокий класс.
   - Меня слушай во всем, тогда, глядишь и уцелеешь. А для начала, вот что я тебе посоветую...
   Женщина задумалась. Ее папироса зависла над пепельницей, но пепел так и не упал.
   - Не трясись. Ангел менталист, он учует.
   - Мне дали амулет, - Мати похлопала по бедру, где был закреплен замаскированный ментоблокиратор.
   - Дурочка, эта простая глушилка, - Кло презрительно скривилась, - ему тьфу, и растереть. Он же не только мысли твои читает, но и эмоции, а их амулет не скроет. Для него, сердешного и ненависть и страх имеют запах и цвет. Так что, либо прекрати бояться...
   Она снова замолчала, словно уговаривала мелькнувшую идею задержаться.
   - Либо? - попыталась помочь ей Матильда. Но мад Кло размышляла. Папироса почти дотлела. Мад Тропп бросила ее в пепельницу и взяла новую.
   - Ангел за два года стал начальником отдела. Понимаешь, что это означает?
   - Ему помогли? - равнодушно спросила Мати.
   - В том-то и дело, что сам. У него нет никаких покровителей, нет родни. И он не подпевала Штенке, за что, кстати, я готова отдать ему должное. Ангел, волк-одиночка, и лезет наверх, используя только мозги. Ты просто еще молоденькая, и не понимаешь, каким умом нужно обладать, чтобы тебя не сожрали, чтобы поставили на такую должность парня в двадцать три года без рода, без племени.
   - Мне двадцать четыре, - сухо парировала Мати.
   - Ну, в наших делах ты не очень-то разбираешься, - отмахнулась Кло, - И не перебивай меня. Я думаю. Итак, он мент, вырос в интернате, родителей своих не знал. Все это немножечко пугает. К нам таких и берут, чтобы как пса, сразу на цепь посадить.
   - И позволять грызть косточки, - в голосе Мати явственно звучало отвращение.
   - Знаю, - спокойно ответила мад Кло, - для тебя девочка, все они палачи и убийцы, все на одно лицо. Видела я таких, как ты, образованных клуш. Вы всех меряете одной меркой. Поэтому и говорю, слушай меня, иначе пропадешь по глупости. На чем мы остановились? Молчи, сама вспомню. Ты думаешь, что Ангел извращенец, верно? А еще палач и убийца? Как ты сделала такой блестящий вывод? Ну-ка, поделись с тетей Кло.
   Мати передернула плечами.
   - От него в дрожь бросает. Однажды он на меня посмотрел, чуть не описалась.
   Кло понимающе хохотнула.
   - А еще секретарша, которая "сломалась".
   - У него их уже перебывало семь, - Кло задумчиво пыхнула папиросой. Сизый дым зависал над головами. Мати закашлялась, - Всех семерых отбирала не я, а лично шеф. Идиот Штенке что-то проглядел. А мы не станем ему на это указывать, верно?
   "О чем это она?"
   - Наш дорогой шеф считает себя очень умным и хитрым, - Кло улыбалась. Нехорошо так улыбалась, - Все секретарши Ангела были похожи, как сестры. Маленькие худышки, русые, обязательно кудрявые. Делони даже сделала себе химическую завивку в парикмахерской. И счет за эту красоту оплатили через мой секретариат. Понимаешь, что это значит?
   - Ангелу нравятся именно такие девушки, - Мати не поняла, при чем здесь она. Не маленькая, не кудрявая, и уж точно, не светловолосая.
   - Неправильно ты думаешь, - мад Кло грозно нахмурилась, - И слушаешь плохо. Я сказала, что всех снаряжал Штенке, лично. А это значит?
   - Я не умею играть в вашу игру, - Мати действительно никогда не любила шпионских детективов.
   - Хочешь выжить, и отцу помочь, придется научиться, - Клотильда Тропп презрительно фыркнула, - Это называется, думать, девочка. То, что Ангел точно умеет лучше Штенке. На чем я остановилась? - грозно рявкнула она.
   - Штенке сам подбирал секретарш.
   - А это значит? Ладно, молчи, сама отвечу, - мад Кло явно наслаждалась беседой, - Штенке что-то знает об Ангеле. Может, у парня была маленькая кудрявая невеста, а может, сестра. А наш местный королек обожает случки и считает себя умнее всех. Допустим, его информация достоверна. Мы с тобой посторонние. Вот ты мне скажи, можешь ли ты представить Курта Энегельфельда, который увидев мелкую секретаршу, завитую, как овца, растрогается, и начнет выбалтывать ей свои личные тайны?
   - Нет, - Мати улыбнулась.
   - Вот и я, тоже нет. Но мы кто? Глупые женщины, и место наше Штенке точно определил.
   - А зачем тогда все эти кудри и секретарши?
   - Видишь ли, - Кло задумчиво рассматривала узор на старом ковре, - теория, что большинство мужчин предпочитает женщин одного физического типа, не лишена оснований. Проблема в том, что для такого молодого парня, как Ангел невозможно определить этот самый тип. А наш начальственный кретин наверняка еще и пользовался непроверенной информацией.
   Мати удивило, что речь Клотильды утратила ухарские интонации бардель-маман. Теперь она разговаривала, как умный интеллигентный человек.
   - А какое значение имеет возраст? Я слышала, что личность формируется лет до пяти, или до семи.
   - Этого я не знаю, - Клотильде теории были неинтересны, - Вот ты еще очень молода, девочка. Можешь ли ты утверждать, что знаешь сама себя? Знаешь, на что ты способна, и что тебя больше всего привлекает? - Кло пристально смотрела на девушку, - Мы тратим жизнь, чтобы научиться ладить с собой. Ангел, каким бы умником не был, тоже в начале пути. Все его боятся. Может, он сам так пожелал? Есть такие зверьки с защитной окраской. А может, все правы, и внутри у него живет чудовище. Но это разумное чудовище. Я вижу больше других. Из семи кудрявых дур "сломалась" только одна, самая глупая, остальные живы здоровы.
   - А что, одной мало? - резко спросила Мати, - А может, он вошел во вкус?
   - А может, Делони позволила себе залезть туда, куда не нужно?
   - А может...
   - Хватит! - Кло хлопнула себя по колену, - Давай по существу. Меня еще работа ждет. У тебя нет выхода, и нечего паниковать. Я предлагаю тебе избегать предвзятости. Ты не можешь позволить себе воротить нос, и смотреть свысока на меня или на Ангела.
   Мати задохнулась от возмущения:
   - Я не...
   - Помолчи, - Кло поморщилась, - Единственное, что я могу тебе посоветовать - будь честной и добросовестной. Для начала, отдай ему эту дурацкую глушилку. Пусть он сам тебя просканирует.
   - Но он все увидит...
   - Пусть! Ты же не собираешься его завлекать, верно? Ну и, слава Богу. Пусть видит, что тебя принудили, но ты готова играть на его стороне. Можешь не торопиться, поверь, сразу у вас разговор не получиться. Работай и наблюдай. Если будет совсем плохо, приходи ко мне. Что-нибудь придумаем.
   Ночью Мати перебирала разговор с чудо-женщиной, как драгоценные четки. Прежде у нее было много друзей. В той, уже далекой, почти нереальной жизни она доверяла и не видела в том ничего особенного. Но та жизнь окончилась. А эта, новая... Мати даже не пыталась с кем-то просто поговорить. В Отделе были и другие секретарши, все они казались ей слишком пропахшими Отделом, от всех она отгородилась стеной отчуждения. Мати презирала всех этих секретарш за то, что они всерьез принимают кукольную жизнь "крысятника", гадят друг другу, сплетничают, выпрашивают у начальников подачки. Все эти девушки с жестким взглядом и мягкой кошачьей походкой казались Мати одинаковыми. Может быть, зря?
   В ее старой квартире теперь жили чужие люди. Они превратили некогда уютные профессорские апартаменты в затхлое, провонявшее луком и самогоном логово. От щедрот Отдела Мати оставили одну комнату, отцовский кабинет. Обстановку она успела распродать знакомым. Матильда дешево отдавала родительскую мебель, фарфор, серебро, мамины шубы и свои платья. Полученную сумму удалось растянуть почти на полгода. Ключевое слово "почти". На службе она получала жалование, которого едва-едва хватало на то, чтобы полноценно ужинать каждый день и ходит к магу-целителю обновлять противозачаточную блокаду. По утрам Мати съедала поджаренный тост, запивая отвратительным кофейным концентратом. Те сотрудники, что носили серую форму, имели право на обеденные карточки и спецпайки. Вольнонаемные должны были питаться за свой счет. В столовой кормили плохо и дорого. Вчерашняя чашка кофе уже пробила брешь в финансах Матильды. Драгоценные консервы и сухари она хранила в чемодане под кроватью. Неприкосновенный запас, будущая посылка отцу в лагерь на остров Мэйлисс, вторая за полгода.
   Тем утром она особенно тщательно одевалась и причесывалась. У нее оставался один хороший костюм кофейного цвета, к нему темно-болотная блузка, и коричневые туфли на высоком каблуке. Может, и глупо так наряжаться, но для Мати сейчас эти красивые и родные вещи были, как доспехи.
   В приемной, куда Матильда так боялась войти, сидел хмурый младший дежурный оперативник. Он оглядел девушку сумрачным взглядом и кивнул на кабинет. Как во сне она миновала приемную, и толкнула тяжелую дверь. Ее встретил тяжелый равнодушный взгляд. Хозяин кабинета уже работал. Серый китель висел на спинке кресла, а сам Ангел склонился над стопкой машинописных листов. Девушка успела заметить, что на стене за хозяйским креслом не было канонических портретов Императора и Железного Феникса. Там висела картина, но Мати от страха не смогла ее рассмотреть. Она остановилась посреди кабинета и молча, ждала приговора.
   - Доброе утро, - новый начальник приветствовал ее ровным ничего ни выражающим голосом, - Присядьте.
   Мати села на жесткий стул и, наконец, осмотрелась. В кабинете Ангела посторонний взгляд не отметил бы ничего роскошного, ничего лишнего, и ничего личного. Только картина на стене. Стол в идеальном порядке, бумаги лежат параллельно краю столешница. На тумбочке поднос и четыре простых белых чашки, но окне горшок с неопознанным растением. Сейф, книжные шкафы с документами и справочниками. В углу топчан обитый кожей. "Ну, конечно, - зло подумала Мати, - И здесь диванчик, как без этого".
   - Что вы умеете делать? - спокойно спросили ее.
   Матильда чуть было не ляпнула: "Все, что угодно моему господину", но поняла, шутки здесь неуместны.
   - Ну, хоть что-то? - новый начальник всем своим видом показывал, как велико его терпение, - Печатать, стенографировать?
   - Э-э...конечно, - Мати с энтузиазмом кивнула головой. "Возьми себе в руки!" - простонал разум.
   - Отлично! - обрадовался Ангел, - В приемной на вашем рабочем месте лежат стенограммы за прошлый месяц. Расшифруйте и отпечатайте в двух экземплярах. Оригинал мне на стол, копию подошьете в папку. Надеюсь, к вечеру вы закончите. Будут вопросы, обращайтесь к Блумму. Справитесь, побеседуем. А теперь идите и работайте.
   Мати молча вышла. Честно говоря, она настроилась на долгий изощренный допрос. Отсрочка немного озадачивала. А когда оперативник, хмурый парень по имени Джейкоб Блумм, показал ей стопку папок со стенограммами высотой в полметра, новой секретарше уже было недосуг ломать голову, почему ее не пытали и не насиловали. Печатная машинка оказалась почти новой, в отличном состоянии, только заглавная буква немного заедала. Джейкоб, совсем молодой парень, не был так уж мрачен, скорее копировал своего начальника. Он помог ей опустить крутящееся кресло пониже. Показал спиртовку, и кофейник, ее будущих друзей. Девушка была приятно удивлена, когда увидела, ручную мельницу и мешочек настоящих кофейных зерен самого лучшего сорта. Ее предыдущие шефы были прижимисты, и такой роскоши себе не позволяли. Кончено, этот кофе не для секретарш, но хоть запахом насладиться.
   - Вы сегодня работайте, кофе я сам сварю, - Джейкоб почти потряс ее великодушием, но тут, же все испортил, - Шефу позарез нужны стенограммы, а сам я не смыслю в этих крючках.
   И в глазах парня светилась надежда, что уж она-то Мати хоть что-то смыслит. Новая секретарша решительно заправила в машинку лист бумаги и открыла первую папку. Стенограммы были ужасны. Не по смыслу, а по форме. К обеду у Мати слезились глаза. Ее предшественница, которую девушка еще вчера так жалела, оказалась чудовищно безграмотной. Она предпочитала фонетическую систему записи, но при этом путала звуки, а кое-где вписывала свои, понятные только ей крючки. Если бы Матильда не была профессиональным криптографом, она бы отчаялась. Но даже ей было трудно разбирать имена собственные, географические названия и специальные технические термины. Смущаясь вначале, а позднее все чаще и чаще она призывала Блумма. К обеду он попросил называть его просто Джейкобом. А она для него превратилась в "просто Мати". К двум часам угрожающая папка немного похудела, а пальцы Матильды уже начинало сводить.
   - Вы можете пообедать, - Джейкоб сбросил хмурую мину, и оказался симпатичным доброжелательным парнем, - Только не задерживайтесь. Минут сорок, не больше.
   - Благодарю, но я не обедаю, - с сожалением ответила Мати. Вместо еды, о которой так тосковал измученный желудок, она попыталась размять задеревеневшие кисти рук. Хорошо бы, конечно, хотя бы попить воды, она отгоняет голод. Мати вздохнула, и взяла следующую папку, стенограмму совещания по поставкам для армии.
   Минут через двадцать Джейкоб поставил ей на стол чашку кофе. Настоящего кофе, испускающего дивный аромат.
   - Но это же...- она проглотила все слова от восторга, только косилась на заветную банку.
   - Пейте, - Джейкоб улыбнулся, - всем нужны силы.
   Великий и ужасный Ангел почти не появлялся в приемной. Лишь иногда хлопала дверь кабинета. Какие-то люди входили, и выходили. Мати работала. Не поднимая головы, и не обращая внимания на все эти перемещения. Телефон взял на себя Блумм. Вернее, он по-прежнему отвечал на звонки, из чего Мати заключила, что именно этот парень исполнял работу секретаря до ее прихода.
   Очередная папка содержала стенограммы устных отчетов оперативников. Вероятно, их срочно вызвали, в связи с отступлением армии за Нарский хребет. Там было что-то о шпионской сети, и резидентуре. Но дальше следовали имена и фамилии, и тут уж Мати не выдержала.
   - Да, чтоб она сгорела! - в отчаянии выкрикнула она. И даже мысленное напоминание о бесславном конце предшественницы не смягчило измученную секретаршу.
   - Святые слова, - подтвердил Джейкоб и подмигнул Мати.
   К вечеру они уже сидели бок обок. Мати читала Блумму очередную стенограмму, а он рылся в отчетах, искал те самые имена и фамилии, которые кое-как накарябала злополучная Делони. Китель молодой человек давно снял. Рукава его рубашки были закатаны, а наплечная кобура иногда задевала локоть Матильды. Но она уже не обращала внимания на такие мелочи.
   - Джейкоб, будьте любезны, посмотрите, как правильно называется деревня близ Корнута, - просила Матильда, - У меня разночтения - возможно, это слово Росица, а может быть - Росинка.
   И Джейкоб безропотно просматривал списки населенных пунктов.
   - Джейкоб, пожалуйста, взгляните на эту фамилию, - звучало через пятнадцать минут, - Это может быть Готти, или Котти, или Гатти.
   Джейкоб послушно просматривал списки личного состава какого-нибудь задрищинского отделения.
   - Эмиль Готти, - сообщал Джейкоб.
   К вечеру Мати поняла, что ей нравится этот человек. Ни разу за весь день он не дал ей понять, что ее место в кабинете на диванчике шефа ублажать, или на худой конец, варить кофе. Напротив, она чувствовала, что нужна, очень нужна. Что именно ее так не хватало в этой приемной, и теперь Джейкоб Блумм готов, разве что ни на голове стоять, лишь бы она, Мати была довольна, а не сгинула в тартарары. Словно Матильда Хольмер была свободной в своем выборе женщиной, а не подневольной подстилкой мелких шишек. Когда за окном стемнело, он принес ей на стол лампу, чтобы глаза не уставали от верхнего света. К десяти часам вечера гора неряшливых стенограмм исчезла, а на столе у Мати выросла солидная стопка аккуратных папок отпечатанного текста.
   - Слава Творцу! - воскликнул Джекоб, - Наконец нам прислали нормального секретаря! Неужели Бог услышал наши молитвы, и кончились мои мучения!
   Он так эмоционально возносил свои хвалы высшим силам, что Мати улыбнулась. В тот миг он совсем не походил на своего ледяного шефа.
   - Подождите немного, сейчас Курт поговорит с вами, и я вас провожу, - попросил счастливый Блумм.
   Мати враз перестала улыбаться. Она представила себе "разговор" с Ангелом, который наверняка затянется. И как она выходит из этого кабинета в чулках перепачканных чужой спермой, пошатываясь на высоких каблуках, и этот неожиданно славный Джейкоб увидит, что перед ним не специалист, как он думает сейчас, а кто-то, кого можно возить по кожаным диванам без спросу.
   - Не бойтесь, - Джейкоб, словно угадал, о чем она думает, снова подмигнул ей.
   На самом деле, Матильда так устала, что бояться по-настоящему была уже не способна. Скорей бы все закончилось! Джекоб открыл перед ней дверь, и она вошла в кабинет. Тело гудело от напряжения. Хотелось лечь, пусть даже на этот чертов диван.
   Ангел сидел за столом, в той же позе, что и утром, склонившись над бумагами. На столе у него горела уютная лампа с зеленым абажуром. Почему-то сейчас его лицо казалось мягче, и ...человечнее что ли.
   - Сядьте, - сказал он.
   Мати села на тот же стул. Пока ее новый шеф бегло просматривал папки, она изучала картину над его головой. Это был пейзаж. Какой-тот приморский городок, красные черепичные крыши, белые стены, садики, утопающие в цветах. Явно писал не профессионал, но талантливый любитель. Что же это за место, и какое значение картина имеет для Курта Энегельфельда?
   - Вы приятно удивили меня мейден Хольмер, - Ангел закрыл папку и уставился на девушку своими нечеловеческими морозно-синими глазами, - Не думал, что вы умеете так работать.
   - Благодарю вас, - сухо сказала Мати. К комплементам здесь она относилась не менее настороженно, чем к придиркам.
   - Меня просто поразила ваша грамотность, - Ангел улыбнулся, - редкий дар для нашего секретариата.
   "Думаю, у Кло полно прекрасных секретарш, - подумала Мати, - Но тебе, почему-то присылали кудрявых овец".
   - Что еще вы умеете? - теперь Ангел листал ее личное дело. Уж эту папку в зеленой картонной обложке Мати узнала бы где угодно. И вопрос ледяного мальчика был не к ней, а скорее к папке, поэтому девушка промолчала, - Ого! Университет, магистерский диплом, аспирантура. Какие розы цветут на наших клумбах.
   Он иронизировал, но ей почудилась в его голосе горечь. "Показалось"
   - Профессор Хольмер, криптограф ваш отец? - казалось, он искренне удивлен.
   Мати подтвердила. Хотя в этом не было нужды, все в деле. Просто, она была удивлена интонации. Обычно, такой вопрос ей задавали в университете: "Неужели вы дочь Самого профессора?"
   - Понятно, - Казалось, Ангел что-то проясняет для себя, - Наверное, вы знаете какие-нибудь языки?
   - Да, - устало кивнула Мати, - Четыре живых и шесть мертвых.
   - Отлично. И основы криптографии по методу профессора Хольмера?
   - Р-разумеется, - Мати стиснула зубы. Издевается он что ли?
   - И вот уже три месяца вы работаете здесь сменным секретарем?
   Она устало кивнула. "Сейчас он скажет что-то вроде, "раздевайтесь", словно доктор". Но он молчал.
   - Завтра можете прийти на час позже, - Ангел посмотрел на внушительную стопку папок, - нет, на два часа. Я не хотел бы замучить тяжелой работой первого нормального секретаря в моей жизни. Идите, мейден Хольмер, Джейкоб вас проводит. Завтра всех нас ждет много работы.
   Утром Мати пришла вовремя. Очень хотелось спать, но она не рискнула принимать милости от Ангела. Кто знает, в каком настроении проснется новый начальник. Спала она этой ночью, как убитая. Сказалось нервное напряжение бессонных ночей, и день доблестного труда. Вечером у нее уже не хватило сил привести рабочий костюм в порядок, и она надела наряд попроще - коричневое трикотажное платье с белым отложным воротником. Мати сознавала, что в нем она похожа на школьную учительницу. Но так даже лучше.
   В приемной уже вовсю "шуршал" Джейкоб. Приветствовал он ее улыбкой, как старую знакомую. Все-таки, совместный труд сближает. Мати увидела, что Блумм варит кофе, и хотела уже перехватить у него кофейник (все-таки, это ее обязанность), но он отрицательно покачал головой.
   - Там вас ждет срочная работа, - парень показал на небольшую папку возле пишущей машинки, - шеф очень просил подготовить перевод к обеду.
   Мати с удивлением поняла, что впервые она не боится нового дня. Это было непостижимо. Нет, девушка, конечно, не доверяла Ангелу, она еще не сошла с ума. Но эта ненавязчивая забота незнакомого Джейкоба и сознание, что от нее ждут работы, успокаивали. У других начальников, помимо обязательного секса, Мати варила кофе, сервировала стол, записывала ценные указания в блокнот, и печатала приказы по отделу. В остальное время она должна была быть "на подхвате". Хуже всего, что Мати приходилось вести протоколы допросов. После подвалов ее всегда выворачивало в туалете, а потом она по полночи рыдала в подушку.
   Здесь все было иначе. Словно у Ангела действительно работали, а не втирали очки начальству, измываясь над слабыми. Возможно, она опять обманывается. Но, при всем своем печальном опыте, Мати не могла себе представить Блумма, избивающего женщину.
   Девушка открыла папку. Это было письмо на анийском от некоего господина, адресованное "дорогой кузине". Ни адреса, ни имени в эпистоле не значилось. Господин обращался к адресату "дорогая младшая кузина по отцу Ульда". Кузен неизвестной Ульды рассказывал занятную историю о своих деловых партнерах из Петригота. Описанная интрига казалась вполне невинной, и годилась, чтобы развлечь анийскую старую деву, но если обратить внимание на сложную систему обращений петских дельцов друг к другу, а анийцы придают этому нюансу огромное значение, то вырисовывалась интересная картина. Мати уже закончила перевод, и в порыве вдохновения написала к нему еще собственный комментарий с различными вариантами толкований. Работа неожиданно увлекла Матильду, и ей было даже жаль, когда пришлось расстаться с папкой.
   Вместо обеда Мати провела ревизию своего секретарского хозяйства, составила список необходимого и уже собиралась выйти в коридор размяться, когда дверь открылась, и мимо ее закутка вальяжной походкой прошествовал заместитель Штенке господин Пильман. У ее стола он остановился, озираясь по сторонам орлиным взором. Словно высматривал, где что плохо лежит. Озирать в приемной было нечего, Блумм ушел обедать, поэтому масленые глазенки Пильмана тут же уперлись в новую секретаршу.
   - Оу! Мейден! Как поживаете? - это была поза участливого начальника.
   - Все хорошо, спасибо, господин Пильман, - Мати холодно кивнула.
   Если она кого и ненавидела больше Штенке, так это его. Он был еще кичливей, еще глупей, но при этом мнил себя интеллектуалом. Матильда очень не хотела вспоминать вынужденные встречи с господином Пилманом. Только не сегодня.
   - Ваш шеф у себя? - игриво спросил Пильман, - И как он вам, мейден? Между нами, друзьями? - он подмигнул, и Мати затошнило, - Вы же знаете, что всегда можете мне все рассказать, верно?
   - У меня нет тайн, господин Пильман, - сухо ответила девушка. "Когда же ты, наконец, уйдешь".
   - Может, я тоже хотел бы себе такого милого секретаря?
   "Не дай Бог! Лучше уж Ангел" - Мати передернуло.
   В этот момент дверь кабинета открылась, и Энегельфельд посторонился, жестом пригласив начальника к себе. При виде мрачного, замкнутого Ангела вся игривость Пильмана разом увяла, и он угрюмо поплелся в кабинет. Секретарша с облегчение выдохнула.
   Часовой маятник уютно тикал, Джейкоб все не возвращался, и девушке даже стало немного скучно. Чтобы избежать неловкой встречи с Пильманом Мати зашла в маленькую уборную, примыкающую к кабинету. Она вымыла руки, и уже собиралась выскользнуть в коридор, но услышала знакомый голос. Звук шел через вентиляционное оконце, а источник его находился в кабинете Ангела.
   - Ты сукин сын! Понял?! - орал Пильман, - Сукин сын!!! Что ты себе позволяешь?!
   Мати не слышала ответ. Видимо у Ангела не было привычки громко орать.
   - Что-о?! Кто я?! Да я тебе сейчас морду набью, понял?! Какого х...я ты приказал отпустить Грубера?! Что-о?! Чист, говоришь?! А ты его брал?!! Так какого х...я!!! Люди работали, понимаешь?! Работали!!!
   Пильман любил произносить пафосные речи, и казалось, сам заводился от звука собственного голоса.
   - Что ты на меня зыркаешь глазенками своими?! Думаешь, ты тут король?!! Думаешь, прикрыли тебя?!! Кто пошел?! Ах, я пошел?! Да я морду тебе...
   В кабинете раздался треск, грохот и звон битого стекла. Мати ужом выскользнула в приемную. Через минуту дверь открылась, и вышел Пильман, прижимая ко рту платок. Мати сделала вид, что проверяет ошибки в документе. Впрочем, заместителю начальника было не до нее. Он выскочил из приемной, хлопнув дверью.
   "Ай да Ангел!" - восхитилась Мати. Конечно, правило - враг твоего врага, твой друг, не самое надежное. Но в тот миг девушка испытывала благодарность к своему новому шефу. В запасе оставалось еще пятнадцать минут от законного обеденного перерыва, и Мати решила прогуляться до секретарского отдела мад Тропп.
   - Ну что, жива еще? - хохотнула Клотильда.
   Матильда застенчиво кивнула. Ведь права была женщина-гора. Нечего всех одной линейкой мерить.
   - Я все время думаю о вашем совете, - тихо сказала она.
   - Думать вообще, полезно.
   В тот день Ангела Матильда больше не видела. Джейкоб передал ей стопку газет на анийском с указанием, написать выжимку по каждому номеру. Эта работа заняла, и время, и мозги до самого вечера. Как и вчера, Блумм пошел ее провожать. По дороге он рассказывал о своем детстве. Как и сама Мати, парень был уроженцем Зарбурга. Когда поток его воспоминаний иссяк, девушка с деланной беззаботностью упомянула Пильмана.
   - Сука, - коротко прокомментировал Блумм, - Так бы и убил!
   Мати удивленно покосилась на провожатого. Воистину, вселенная состоит из разных маленьких миров. Три дня она провела, как в раю. Переводила тексты, писала комментарии, и никто ее не трогал. Кофе шефу варил Блумм, и почту хозяйскую разбирал он же. Вероятно, Мати тут не очень доверяли, но ей было наплевать.
   Однако утром мир Мати вновь пошатнулся. Ангел сухо попросил ее зайти в кабинет.
   - Сейчас мне предстоит допрос. Вы, мейден будете стенографировать. Проблема в том, что возможно, вам придется записывать неразборчивую речь.
   - Простите, господин Энегельфельд, - Мати покраснела, - но я не очень хорошо слышу левым ухом.
   - Я постараюсь говорить громче, - спокойно сказал Ангел.
   Мати почувствовала себя жалкой и беспомощной. Но Джейкоб уже подавал ей плащ. Машина фыркнула у входа и помчала их по улицам Зарбурга. Через полчаса они входили во двор местной тюрьмы. Ангел шел уверенно, не обращая внимания на спутников. Он был сосредоточен, и мыслями находился уже где-то там. Матильде пришлось внимательно смотреть под ноги, чтобы не споткнуться на ступеньках при спуске в подвал, и при этом поспевать за стремительным начальником. Возле допросной камеры собралась целая делегация. Пара охранников и бесцветный господин в сером костюме при виде Ангела подобрались, и едва не взяли под козырек. Курт сделал знак людям, чтобы оставались снаружи, а сам нырнул в камеру. Матильда инстинктивно затормозила на пороге, но подоспевший Джейкоб мягко подхватил ее под руку, практически внес внутрь и закрыл тяжелую дверь.
   За столом сидел крупный полнокровный мужчина, перепуганный, но вместе с тем, и самоуверенный. Видно, взяли его недавно, сидельцы со стажем так не выглядят. Джейкоб спокойно уселся напротив арестанта, и положил толстый блокнот на железную столешницу. Вся нехитрая мебель допросной - стол, да три стула, и те привинчены к полу. Мати боком присела в углу, стараясь слиться с серыми стенами. Рядом пристроился Ангел. Девушка смутилась, почувствовав, что их колени соприкоснулись, и она постаралась отодвинуться. Но Курт, казалось, и не заметил ее жалкого маневра. Взгляд начальника впился в незнакомого дядьку. Глаза вспыхнули, как у кота при виде мыши. Джейкоб начал формальный допрос размеренным голосом - имя, адрес, род занятий, когда и за что был задержан. Дядька отвечал с некоторым вызовом в голосе. Мати начала было набрасывать в блокноте стенографические крючки, но сидящий рядом Ангел не глядя, накрыл ее руку ладонью, молчаливо приказывая повременить. Рука его оказалась неожиданно горячей. Или это у Мати пальцы совершенно заледенели.
   Допрос продолжался. Задержанный уже рассказывал, как шел себе к свояченице по Тележной улице, когда его ни с того, ни с сего, взяли под локоток, да препроводили сюда. И за что, спрашивается? Речь его постепенно потеряла выразительность, словно человек бормотал какую-то заученную тарабарщину, глаза закрылись, а пальцы впились в столешницу. Мати чувствовала, как напрягся Ангел. Казалось, эти двое перетягивают канат, а Матильда с Джейкобом просто болельщики. Понять бы еще, за кого болеет она сама. Курт снова тронул ее за руку. "Сейчас", поняла она. Теперь допрашиваемый замолчал, и заговорил сам Ангел. Мати торопливо стенографировала. Начальник говорил очень быстро, но, действительно, громко. Темп все ускорялся, она уже едва поспевала. Внезапно, безо всякой интонационной паузы, он замолчал, а потом откинулся на спинку стула. Задержанный начал медленно сползать на пол, а из носа Ангела потекла струйка крови. Он был бледен, лицо блестело от пота. По всему телу пробежала судорога. Мати уронила блокнот, и выхватив из сумочки носовой платок, приложила к лицу начальника. Джейкоб зычно кликнул лекаря, дверь открылась, пропуская охранников. Рослые мужчины, похожие друг на друга подхватили задержанного и, уволокли вон. Блумм вышел следом. Несколько секунд Курт сидел неподвижно, а потом не открывая глаз, мягко отвел руку Мати, приняв у нее платок. Девушке показалось, что на миг он благодарно сжал ее пальцы. В камеру уже вернулся Джейкоб. Он привычно, даже, как-то обыденно помог своему начальнику подняться.
   И только в машине Матильда осознала, чему стала свидетелем. Это было похоже на разматывание клубка. Как будто в момент допроса время сжалось и уплотнилось. И только потом у очевидцев появилась возможность в памяти расправить и рассмотреть событие, растянуть его в привычном линейном формате. Только что на ее глазах Курт Энегельфельд из головы весьма самоуверенного господина вытащил признание в убийстве множества людей. Шпион-неудачник уже несколько лет работал на петов. И если раньше просто поставлял информациею, то теперь, сей достойный человек оказывал услуги. Он заложил бомбу на рыбном рынке три месяца назад. Некогда оживленную площадь горожане до сих пор обходят стороной, от взрыва погибло более трехсот человек, в основном баб и ребятишек. Авария на железной дороге и крушение состава с продовольствием, тоже на совести представительного мужчины, и попытка взрыва в детской больнице, о чем Мати услышала впервые. Обратно они ехали не торопясь. Курт уже вполне оправился, и лишь бледность напоминала о пережитом колоссальном перенапряжении. Говорил он тихо, как и всегда. Но голос звучал менее бесцветно, скорее жестко.
   - Джейкоб, передай, пусть срочно берут связного. И еще, поставь пять дежурных оперативников на станции. Я хочу, что там круглые сутки ошивались наши люди, - Ангел устало массировал лицо, - Этот знал, что хозяева появятся. Он ждал.
   - Курт, тебе надо полежать, - как-то просительно сказал Блумм. Всю дорогу он хмурился и вздыхал, - Я сейчас пожрать соображу.
   - Сейчас ты пойдешь к Рэму Отеджу, и передашь мою просьбу. Мейден Матильда расшифрует стенограмму. Наши бравые ребята побегут исполнять мои приказания, а я буду лежать на диване, и обходиться без твоих советов. Понятно?
   - Так точно, дэсс.
   С расшифровкой записи Мати справилась за сорок минут. Правда, папку начальнику пришлось нести самой, Джейкоб еще бегал по поручениям. В кабинете было темновато. Солнечный свет затеняли плотные шторы. "Вылитая берлога и зверь в ней", - подумала Мати, но уже без прежней злости и страх тоже куда-то улетучился. Ангел действительно лежал на жестком топчане, прикрыв глаза. Вид у него был измученный и какой-то беззащитный. Мати положила документы на стол и чуть ли не на цыпочках сделала шаг к выходу.
   - Задержитесь, мейден, - вежливо попросил начальник. Матильда послушно замерла.
   - Вам не нужно говорить, что ваша работа секретна?
   - Нет, дэсс, - она посмотрела на Ангела. Он так и не открыл глаза. "Видимо, поэтому и шторы задернул. Его раздражает свет".
   - О том, что было в камере, вы не расскажете никому, - и в голосе ни грамма металла. Он даже кажется нежным, - Это ясно, мейден Матильда?
   Неожиданно в груди у девушки вскипела волна злости и раздражения.
   - А вы понимаете, чего от меня требуете? - спросила она громче, и резче, чем хотела бы.
   Ангел открыл глаза, и с интересом взглянул на свою секретаршу. Казалось, впервые он смотрел на нее, а не в личное дело.
   - Хотите поговорить откровенно? - Взгляд синих глаз с любопытством окинул фигуру Мати с макушки до лодыжек. Казалось, Ангелу понравилось увиденное.
   - Не то, чтобы хочу, но думаю, это необходимо, - девушка с вызовом вскинула подбородок.
   - Вы правы, мейден, - мягко подтвердил Курт, - Не стойте, присаживайтесь.
   - Может, сварить вам кофе? - последнее она выпалила неожиданно для себя.
   Начальник насмешливо хмыкнул, и ей показалось, что глаза его на миг вспыхнули.
   - Мейден Хольмер, я не умираю, это просто ментальное перенапряжение. Можно сказать, профессиональный недуг. Не нужно со мной носиться. Ваши действия никак не повлияют на результат нашего разговора.
   Матильда вспыхнула от гнева и стыда. "Да, как он смеет!?". Но оправдываться не стала. С прямой, как доска спиной она подошла к стулу и села. Курт подождал, не начнет ли она разговор, но Мати молчала.
   - Я бы хотел, чтобы вы работали со мной, мейден, - медленно, с расстановкой заговорил Ангел, - Вы очень хороший секретарь, в каком-то смысле, совершенство.
   - Я и так с вами работаю, сэр, - ровным голосом ответила Мати.
   - Вы знаете, о чем я. Но если желаете, могу произнести это вслух. Я не хочу, чтобы моя секретарша докладывала обо мне Штенке, - он говорил все так же мягко. Мурлыкающе интонации действовали на нервы, - Так понятней?
   Надо было бы испугаться, но Мати слишком долго боялась в последнее время. Казалось, страх переполнил емкость ее души и хлынул через край лавиной отчаяния.
   - Дэсс, опомнитесь, вы говорите со мной так, словно я свободный человек, и имею выбор! - голос девушки немного дрожал, но в целом звучал неплохо. "Надеюсь, мне удастся не разреветься".
   - А если бы выбор был? - Курт стремительно поднялся со своего топчана, и оказался рядом с ней. Матильда усилием воли подавила желание вскочить и убежать. Вместо этого она снова вздернула подбородок, потому что слезы все же вскипали, и могли вот-вот пролиться.
   - Пустой разговор.
   - Вовсе нет, - Теперь она уже не видела выражение лица Ангела. Он весь расплывался перед глазами, - Представьте, что он у вас есть. Итак, вы со мной, или с нашим достойным руководителем?
   - А своим прежним секретаршам вы задавали тот же вопрос? - "Ая-я-яй, какой жалкий голосок! Стыдно-то, как!"
   - Нет, - спокойно ответил Курт, словно и не видел, что девушка распадается на куски, - Они меня не заинтересовали. Итак, мейден, что вы решили? Я готов принять вас в команду, но пока не могу доверять.
   Матильда поняла, что ей предлагают честный шанс. Этот человек не будет громоздить обещания, как Штнеке, но с ним надежней. Мати не знала, чего ждать от Курта Энегельфельда, зато хорошо помнила "доброту" Штенке. И еще она чувствовала, что второй раз Курт не станет ей ничего предлагать. Шалея от сумасшедшей храбрости, она задрала подол строгой твидовой юбки, и открепив от бедра диск ментозаглушки, молча положила его на стол. Мысль, что сейчас, она возможно одним легким движением пописывает смертный приговор своему отцу, оказалась несвоевременной. Слезы полились по щекам, и чтобы хоть как-то отгородиться от этого холодного чужого человека, девушка закрыла лицо ладонями.
   Если бы Матильда могла видеть, что происходит за ее спиной, вот она бы удивилась. Ангел неловко застыл, покосился на графин с водой, но так и не решился что-либо предлагать Мати. Он протянул руку к вздрагивающему затылку, но погладить по голове не посмел. Вместо этого Курт неловко похлопал ее по спине.
   - Ну, будет, мейден, - бормотал он, - Не плачьте, ничего плохого с вами не случиться. Даю слово.
   Мати вспомнила, что платок отдала начальнику, и кое-как вытерла лицо тыльной стороной ладони. Ей было невыносимо стыдно за слабость.
   - Что будет с моим отцом? - она избегала взгляда Ангела.
   - Я сделаю все, что смогу, - просто сказал он. И Мати поверила. Безо всяких письменных гарантий, без клятв, просто на слово, как когда-то в той другой жизни.
   - Вы будете меня сканировать?
   Курт хмыкнул.
   - Буду, но точно не сегодня. Не переоценивайте меня.
   Начальник махнул рукой.
   - Идите домой, мейден. А завтра...
   Сердце Мати ёкнуло, она почувствовала, что теперь ее примут здесь в новом качестве и с новыми обязанностями. Но какой еще будет эта другая жизнь?
   - Завтра вовсе не приходите, - Ангел вновь смерил ее пронизывающем тяжелым взглядом, - Не упрямьтесь, это в ваших же интересах. Завтра у нас будет весело, а вам лучше быть дома. Соберите посылку отцу, напишите ему письмо, а в понедельник я сам отправлю все вместе, с конвойным грузом. Ну, что вы расселись? Идите!
   Мати резво вскочила и вылетела из кабинета. Странно, но девушка не испугалась, просто неожиданно почувствовала, что Ангелу до смерти хочется лечь, и ему неловко, и она мешает расслабиться. Матильда уже надела плащ и готова была уйти, но замерла на пороге приемной. Промелькнула мысль "Я сумасшедшая", но она уже приоткрыла дверь кабинета. Из темноты не доносилось ни звука.
   - Спасибо, - почти прошептала Матильда.
   - Не за что, - отозвалось из темноты невидимое чудовище.
   Глава 4 Новые соседи
   "Жизнь часто кажется таким сложным шифром, что мы, криптографы разводим руками. И ключ есть только у Творца"
   Профессор Родерик Хольмер
   - Расслабьтесь мейден, - бесцветный голос Ангела совершенно не вдохновлял к спорам, но Мати все ровно ёрзала на неудобной кушетке начальникова кабинета. Не думала она, впервые постучав в приемную неделю назад, что ей предстоит опробовать этот жесткий топчан в таком качестве. Девушка постаралась выкинуть все мысли из головы, и закрыла глаза, как ей и было предложено с самого начала. Однажды, при поступлении на службу Матильду Хольмер уже подвергали сканированию, но тогда она сидела в специальном кресле, а менталист восседал напротив и сверлил взглядом. А сейчас она лежала, и беспокоилась, что может задраться юбка, - Ну, о чем вы думаете? - насмешливо вопрошал начальник, - Чего я там не видел, по-вашему? О, Боже, ну зачем так паниковать? Я вас не трону, поверьте, вы совершенно не в моем вкусе.
   Успокоил, называется. Мати тут же вспомнила Клотильду Тропп и кудрявых овец. Господи, какой позор!
   - Жаль Джейкоба пришлось отослать. Он бы нам сейчас пригодился, - вздохнул Курт, - Давайте тогда я буду спрашивать, а вы думайте, о чем хотите. Вслух отвечать не нужно.
   Матильда покорно закрыла глаза. Проклятая кушетка! Как он только может здесь отдыхать, это же орудие пыток какое-то!
   - Эх, барышня, знали бы вы, какие нары у курсантов разведшколы, - недовольно пробурчал Курт, - Вспомните, лучше самый счастливый день в своей жизни.
   Вот попробуй вспомнить, даже если прожила на этом свете не так уж долго, самый счастливый день...да еще и по приказу. Может быть, когда они с родителями ездили к морю? Или на раскопках в Шарской пустыне, когда Мати впервые сама нашла клинописную табличку, почти без сколов, испещренными ровными символами, выбитыми "высоким" штилем. И как отец расцеловал ее в обе щеки, а потом они вместе подбирали "ключ" к прочтению, и нашли. Мати до сих пор помнила это чувство глубоко удовлетворения, и даже гармонии, когда вдруг раздается щелчок в голове и все становится ясно. А еще из памяти всплыл день рождения мамы, последний, который семья праздновала, как положено. Приехал дядя Хенрик, молодой, красивый, он весь вечер шутил, играл на рояле и распевал ронды, а мама смеялась и просила брату больше не наливать. Гости танцевали до поздней ночи, а Мати уснула на коленях отца, так и не уложенная в кровать.
   Почему-то не хотелось вспоминать золотую медаль и выступление в день Выпускника. И Берта. А тот, словно нарочно его кликнули, предстал перед глазами. И как Матильда не уговаривала бывшего жениха сгинуть восвояси, он упрямо мельтешил перед внутренним взором. То лето на раскопках, плохой сезон - ворчали ученые, - пустой. Вот юноша следит за ней глазами, и она видит, как вспыхивает взгляд Берта в отблесках костра. А сама Мати делает вид, что не замечает интереса высокого красивого археолога. И тот день, когда она устала и замешкалась, а он подошел и взял ее за руку. И еще, их первый поцелуй, как же такое забудешь! И как она, счастливая не могла уснуть и слышала, как он вздыхает за стенкой, и ей было весело, что они так близко и думают друг о друге. А потом поцелуи становились все настойчивей, и рассвет в пустыне на смятой крутке, и кольцо, подаренное в честь помолвки. Берт, уйди ради Творца, а то я вспомню еще что-нибудь, и о счастливом дне можно будет забыть! Но, разумеется, Берт Уиллер никуда не делся. И Мати снова пережила день, когда он стоял перед ней и, пряча глаза, просил простить, и не держать зла. "Хотя сам себя я бы не смог простить", - бормотал он. Так, она и не простила. Поняла, да, но это разные вещи.
   А дальше сознание Мати, словно назло начальнику, взялось стремительно перелистывать самые дурные моменты жизни. Как плакал отец, когда узнал, что болезнь мамы неизлечима, и как молодую красивую мать уложили в гроб и забросали тяжелыми комьями земли. Мати вздрагивала после каждого глухого удара о крышку гроба. А еще она против воли мысленно оказалась в том незабываемом сером дне, когда на ее глазах чужие люди бесцеремонно запихивали папу в такой же серый, как небесная хмарь, дощатый вагон вместе с другими заключенными. А он все искал дочь глазами. И Мати знала, что в тот момент профессор совсем не думал о себе, но лишь о ней, той, которую он оставлял совсем одну. А потом ее память окончательно сошла с ума, и события жизни закрутились, как в калейдоскопе: очередь за карточками; очередь в магазин за пайкой растительного масла; увольнение из университета; продажа вещей; вселение чужаков в семейный дом; ночные скандалы и драки новых соседей; вызов в Отдел, первая беседа с Отто Штенке; диванчик в задней комнате; а потом почти тоже самое в кабинете Пильмана; а потом в туалете возле кабинета начальника отдела поставок; и тот пыльный вытертый ковер у господина начальника отдела внешних связей; и еще...как его звали, Мати вспомнить не могла, но вот его лицо, перекошенное от злости запомнила; а потом и удар в ухо от господина начальника отдела патриотического воспитания; и брезгливо-жалостливый взгляд медсестры. "Господи, лучше бы я все это забыла!" - в отчаянии думала она. И теперь он это видит. Не Бог, но Ангел. "Смешно" - подумала она.
   - Достаточно, - голос Курта повелительно прервал поток сознания, - Спасибо, мейден Матильда. Можете вставать.
   Мати не нужно было уговаривать. Она постаралась незаметно оправить одежду, но Ангел уже не смотрел на девушку. Начальник стоял у окна спиной к ней. Жаль, ей не дано знать, о чем он думал в этот момент. А может, и не жаль. Все-таки, умение читать мысли, это сомнительная привилегия, скорее Божья кара.
   - Сварите себе кофе, отдохните, - голос Курта звучал глухо, - и пришлите ко мне Джейкоба. Я слышал, он вернулся.
   Мати послушно вышла в приемную. Странно, но сейчас, после изнурительной процедуры ментосканирования ей стало легче, словно Ангел выдавил весь яд. Джейкоб действительно сидел на своем привычном месте и что-то читал. Мати жестом дала ему понять, что того ждут, поймала обеспокоенный взгляд парня, и почему-то подмигнула. И пожалела только, что Ангел всегда так тихо говорит. Сейчас она бы не посчитала зазорным, подслушивание в туалете.
   Несомненно, разговор начальника и подчиненного был бы Матильде интересен. Джейкоб застал шефа в самом скверном расположении духа.
   - Как все прошло? - осторожно спросил он, - Узнал о ней что-то плохое?
   Блумм внутренне напрягся. Красавицу секретаршу он уже считал "своей", и расстаться с ней, было бы жалко до слез. Но лицо Курта было страшно, желваки ходили ходуном.
   - Я всегда знал, что наш Отто - редкая мразь, - Ангел почти шипел, - Но, чтобы до такой степени...
   Блумм не стал спрашивать о подробностях. Сам догадался, не маленький. И ему тоже захотелось свернуть чью-то жирную шею.
   - А что с Матильдой? - спросил он, - Мне ее оформить, как положено, или еще подождем?
   - Тебе она нравится, верно? - Курт через силу улыбнулся.
   - Верно, - легко согласился парень, - И тебе тоже.
   - Оформляй, - начальник легко махнул рукой, - И еще... присмотри за ней. Ну, ты знаешь. Напросись домой, погляди, как живет, в чем нуждается. Не мне тебя учить.
   - Конечно, - Джейкоб широко улыбнулся, - Разрешите исполнять?
   - Разрешаю, - согласился шеф, - А я пока пойду, пообщаюсь с господином Штенке. Соскучился.
   Губы его искривились в очень нехорошей улыбке. Самой паскудной из всего устрашающего арсенала Курта Энегельфельда.
   Жизнь Мати менялась так стремительно, что она не успевала уследить и осознать перемены. Словно Бог взмахнул рукой, и ангелы сошли с небес, и очертили ее обережным кругом. А может Ангел, это не только прозвище, но и должность? Курт не просто отправил посылку на остров Мэйлисс, но и добился частичного послабления режима для заключенного Хольмера. Через три дня счастливая Мати прижимала к груди письмо отца, первое за пять месяцев. А еще Ангел безо всяких просьб с ее стороны начал от ее имени хлопотать о том, чтобы бывшего профессора перевели из рудников на поселение.
   В понедельник Джейкоб опять пошел провожать новую секретаршу и напросился в гости, да так ловко, что Мати не смогла придумать, как ему отказать. В тот день соседи по квартире были "на высоте". Готлиб уже успел залить глаза, и орал на кухне жалостливую песню о первой любви: "Эх, не пил бы я, кабы не было тебя". На полу в уборной было наблевано, и Мати молча пошла за тряпкой. Никто из соседей убирать за Готлибом не станет, а утром тетка Ханна, старая маразматичка еще и размажет всю эту гадость по коридору. Из дальней комнаты раздавался смех и пение патефона. Матильда хотела проводить Джейкоба на кухню, но в проходе покачивался Готлиб, благоухая на весь мир, а в своей тесной комнате-кабинете принимать гостя не хотелось. К счастью, Блумм легко решил вопрос, он схватил пьяного соседа поперек торса и переставил ближе к прихожей. Готлиб Штруббе пытался оказать сопротивление, но банально получил в глаз. А потом Джейкоб приказал ему "захлопнуться в своей норке". Пьяница вздохнул и печально поковылял по коридору, к изумлению Мати. Обычно соседа хлебом не корми, дай с кем-нибудь подраться. А Блумм тем временем спокойно помог девушке вытереть пол в уборной, пожелал ей спокойной ночи и ушел.
   Но это была всего лишь прелюдия. Через пару дней, когда Мати неслась домой, как на крыльях, прижимая к сердцу нераспечатанное еще драгоценное письмо отца, в квартире ее ждал сюрприз. Соседи дружно и деловито паковали вещи. Матильда могла бы поклясться, что нет такой силы, которая заставила бы споро работать вместе тетку Ханну и Милу, крашеную блондинку из комнаты напротив. Обе дамы, бывало, начинали визжать друг на друга с шести утра, и продолжали за полночь. Но сейчас они деловито помогали друг другу стаскивать мешки с антресолей.
   - Что случилось? - спросила с порога Мати.
   - Нам распоряжение вышло, съехать за сутки, - охотно ответила Мила. Она давно мечтала вырваться отсюда хоть куда-нибудь.
   - А я? - испугалась Матильда.
   - А ты здесь остаешься, - тетка Ханна, казалось, была недовольна этим обстоятельством, - Какой-то крысий начальник тут жить будет. Небось, полюбовник твой?
   Мати, молча, пожала плечами, и пошла к себе. Письмо папы заставило ее забыть о соседских хлопотах. Утром все разъяснил радостный Джейкоб.
   - А мы к тебе переезжаем, - обрадовал он.
   - "Мы", это кто? - осторожно спросила Мати, хотя сердце радостно дрогнула.
   - Ну, Курт, и мне там тоже комнату дали, - немного смутился парень, - И еще одну спальню оставили за нами запасной. Придумаем, кого туда поселить.
   С одной стороны Мати чувствовала облегчение, при мысли, что въезжает к ней ни один из старых знакомых кабинетных шишек, а все-таки Ангел и Джейкоб, которых она уже привыкла считать людьми. С другой, новый начальник очень ее смущал одним своим присутствием. Она уже не боялась, и фирменный "ледяной" взгляд Курта Энегельфеда больше не пугал, словно начальник впрыснул ей прививку, но все же... В его присутствии Мати всегда ощущала себя слабой. Несмотря на средний рост Ангела, на высоких каблуках Мати была с ним почти вровень, начальник заставлял ее нервничать. Энегельфельд никогда и словом не напоминал ей о сеансе мыслечтения, и о позорной истерике в кабинете, все ровно, она чувствовала, что начальник к ней неуловимо переменился. Внешне, все было по-прежнему, почти. Но интуиция подавала сигналы, которые Мати не могла расшифровать.
   К Штенке ее больше не звали, и сама Мати старалась обходить знакомый кабинет стороной. Впервые девушка радовалась, что слишком бедна и нет необходимости ходить на обеды. Как мышка в норке она отсиживалась в приемной за широкой спиной Ангела. Но однажды ей все-таки пришлось встретиться со своим кошмаром наяву. Как обычно, девушка торопилась на службу, и не глядя, влетела в вестибюль, где и столкнулась с шефом филиала, нос к носу. Штенке как раз подавал гардеробщику шинель. При виде мейден Хольмер мятое лицо начальника пошло волнами. Он весь поджался, сделал шаг назад и пробормотал:
   - Прошу прощения.
   Мати могла прозакладывать свою печатную машинку, что этот мозгляк испугался. Он так поспешно рванул от нее по коридору, словно демоны за ним гнались. "Или ангелы" - ехидно подумала Мати. Штенке уже и след простыл, а Матильда стояла в пустом вестибюле и улыбалась. В родной приемной Ангел сухо выговаривал ей за опоздание, а Мати кивала и улыбалась, как дурочка.
   - Срочно, мейден, это нужно было сделать вчера! Шевелитесь же!- рявкнул дэсс Энегельфельд и хлопнул дверью.
   - С тобой все в порядке? - встревожился Джейкоб.
   - О, да, - Мати все еще сияла улыбкой.
   Она усилием воли пыталась стянуть лицо в привычную маску идеальной служащей, но проклятая улыбка проявлялась снова и снова. К концу дня разозленный Ангел просто выставил свою счастливую секретаршу вон из кабинета. А Мати смотрела на бледного от злости начальника едва ли не с умилением.
   Некогда родной дом, стряхнув коммунальных соседей, тоже преобразился. К сожалению, он не смог вернуться во времена "как было". В небытие ушли милые привычные вещи: вешалка в виде дубовых ветвей, светильник из прихожей с шелковым пестрым абажуром, мамин будуар, наполненный упоительным запахом духов и талька, горка красного дерева из гостиной, и множество иных мелочей и запахов, из которых и состоит родной дом. Но ветер перемен выгнал из родительской квартиры захватчиков, драчунов, певунов, пьяниц и дебоширов. И теперь здесь трудились пожилые крепкие тетки, малярши-штукатуры. За два вечера они закрасили все раны, нанесенные дому Готлибом, теткой Ханной, крашеной Милой, и депрессивным служащим Эмилем Вожже. Теперь Мати потерянным призраком бродила по пустым, побеленным комнатам, узнавая и не узнавая. Вот здесь стоял мамин рояль, а там, на низком диванчике любил сидеть дядюшка Хенрик. Дядя сгинул в первые дни войны, мамы нет уже двенадцать лет, тетя Лара, лучшая подруга матери сгорела в лихорадке, ученики отца забыли путь в этот дом, сам профессор вернется ли, Бог весть. Людей уже не было на земле, вещи проданы, но стены помнят звуки рояля, смех, топот детских ног, шарканье отцовских тапок - звуки, присущие счастью.
   На третий день у Матильды Хольмер появились новые соседи. Без помпезной пышности, свойственной любому переезду, когда подкатывает телега, груженая мебелью, а сверху торжественно возвышается кадка с фикусом. У Ангела не было ни кадки, ни фикуса. Шофер внес два чемодана, а следом появился Дежейкоб с вязанкой книг. Потом какие-то люди протащили в комнаты две раскладушки, стул и письменный стол. Так переезд завершился. Во всяком случае, Мати так показалось. В доме наступила тишина, словно никто и не вселялся в квартиру N44 дома 2-алле, по бульвару Нерикави. Через час Мати робко выглянула в коридор. Девушка чувствовала себя нерадивой хозяйкой, к которой приехали гости, но она почему-то стеснялась их принимать, а потому спряталась. Нелепое сравнение. "Может, нужно предложить чаю, кипятка, чистых полотенец?" - мысли в голове крутились суетливые и тревожные. Что бы ни вещала логика, а инстинкт трубил, что в доме появились захватчики, и нужно пойти и указать им их место. "Ага, указывальщица нашлась! - горько всхлипнул разум, - Забыла, как от Готлиба по углам пряталась?". В коридоре девушка поняла, что даже не знает, в какой комнате живет Джейкоб. Беспокоить Ангела, это уже чересчур. "Наверное, в бывшей детской, - подумала она, - Я бы тоже выбрала самую маленькую спальню". Но, осторожно открыв дверь, Мати поняла, что сильно промахнулась. Некогда в этой прямоугольной комнате с большим низким окном жила она сама. Это "некогда" закончилось совсем недавно, но по ощущениям, прошли годы. Теперь здесь не осталось ни единого напоминания о детской - беленые стены, окно без занавесок, у окна простой стол, стул, в углу раскладушка, на которой и дремал господин начальник. Без матраца, подложив под голову что-то похожее на вещевой мешок. Он даже не снял сапоги. Мати хотела уже тихо прикрыть дверь, но замешкалась. Лицо Ангела было бледным до зелени, и в уголках глаз обозначились ранние морщины, и сетка усталости на лице. "Бедный, он совсем себя загнал".
   - Что вам нужно, Матильда? - холодный ровный голос.
   - Простите, - Мати смутилась, - я думала, вы спите.
   "Отличное объяснение, - девушка почувствовала, что краснеет, - теперь он подумает, что я люблю подсматривать за спящими мужиками!"
   - Я думала, здесь поселился Джейкоб, - в отчаянии прошептала она.
   - Он ушел на рынок, - Ангел вздохнул, - вечером будем праздновать новоселье. Вы приглашены.
   "Больше похоже на приказ, чем на приглашение!"
   В своей комнате Мати придирчиво осмотрела остатки вещей. Все, что не смогла или не захотела продать, она снесла сюда, и теперь некогда просторный кабинет напоминал старушечью коробочку. Ей нужно было решить, чем пожертвовать в пользу новых соседей. Не то, чтобы Матильда думала о необходимости такой жертвы. Ни Ангел, ни Блумм не станут вымогать у секретарши барахло. "Иначе, их переезд так быстро не закончился бы" - подсказал разум. Но ей неожиданно стало жаль Ангела. Голая комната, раскладушка, коробка, письменный стол, подобранный где-то на свалке. Интерьер тюремной камеры.
   Взгляд девушки упал на полированный бок напольных часов. Строгая красота мореного дуба, бронзовый маятник, они принадлежали еще деду. "Дедушка был бы рад, если бы часы подарили человеку, спасшему его сына" - решила Матильда.
   Джейкоб вернулся в кузове грузовика. На этот раз грузчикам пришлось повозиться. Парень сиял, как и любой счастливый покупатель всего на свете. В дом внесли кухонную мебель, кресло, ящики с посудой, кровати, и еще какие-то коробки. Мати была отправлена на кухню, руководить. Но через пять минут ее бестолковых метаний, Джейкоб вежливо выставил ее вон и сам взялся за дело. Он решал, какие шкафчики вещать, а какие ставить, где будет разделочный стол, а где посудные полки. Почувствовав себе лишней, девушка заперлась у себя. Хотелось поработать над диссертацией, иногда Мати позволяла разуму немного развлечься, но бурная жизнь снаружи отвлекала.
   Вечером Джейкоб торжественно стучал в ее дверь. Матильда уже уловила умопомрачительные запахи, и в честь праздника даже позволила себе надеть платье винного цвета, и достала из маминой шкатулки коралловые серьги. Колье из этого набора она давно продала, но его можно легко заменить шарфиком. Блумм тоже нарядился в белую рубашку. Он весь сиял свежестью, и предвкушением праздника.
   - Прошу к столу, - торжественно провозгласил парень. Мати двинулась было в сторону кухни, однако была перехвачена и мягко направлена в столовую. Правильно было бы назвать комнату "бывшей столовой", но не теперь. Посередине красовался большой овальный стол, накрытый белой хрустящей скатертью. Сервировка немного подкачала, вместо хрусталя стекло, вместо фарфора фаянс. Но Мати даже не заметила уступки "новому времени". Она так давно не видела праздничного изобилия, мяса, овощей, дорогой рассыпчатой картошки, посыпанной зеленым луком, нежной розовой рыбы, распластанной на тоненькие ломтики. А в центре важно стояла пузатая бутылка игристого вина.
   Ангел не заставил себя ждать. Он тоже надел свежую рубашку, правда, не белую, а темно-синюю. Но ему этот цвет был к лицу, подчеркивал синеву глаз.
   - Благодарю вас, Матильда, - усмехнулся шеф, - Вы тоже прекрасно выглядите.
   Девушка покраснела. "Сколько можно!"
   - Простите, дэсс Энегельфельд, - она сухо поджала губы, - Я забылась.
   - Думаю уместно, если мы дома будем обращаться друг к другу по имени, - попросил он.
   - Как скажете, дэсс Энегельфельд, - кивнула Мати. "Так тебя!"
   Начальник как-то странно посмотрел на нее. Что-то промелькнула в его взгляде. Может быть, раскаяние?
   - Простите меня, - вздохнул Курт, - Я не должен был...Вы правы.
   Мати посмотрела в окно. Там во дворе трое мальчишек гоняли мяч. Тот, что поменьше споткнулся и упал. Малыш громко ревел, а его приятели, не заметив потери бойца, громко выясняли отношения возле импровизированных ворот. Теперь, когда матери тоже вынуждены были ходить на службу, детвора без родительского надзора пропадала на улице до глубокой ночи. Уже смеркалось, и вскоре нужно будет "затемнять" окна.
   - Ну, Матильда, скажите же все, что вы обо мне думаете, - Ангел не собирался оставлять ее в покое.
   - Для чего? Вы и так можете это прочесть безо всякого труда, - голос девушки был сух, как песок в пустыне.
   - Я прошу вас, - неожиданно он улыбнулся. Нет, не ухмыльнулся, и не усмехнулся. Все его лицо осветила эта улыбка.
   "Запрещенный прием!" - злобно подумала Мати.
   - И, тем не менее, - он настаивал.
   - Хорошо, - Мати села, как всегда, удерживая идеальную осанку, - Вы прекрасно понимаете, что нам, простым смертным тяжело находиться рядом с вами, и знать, что любая мысль, пусть даже глупая, лишняя мысль, станет вам известна. Пусть. Вы в этом не виноваты. Но вы даете понять, что я должна ежесекундно следить за тем, что именно я думаю. Вы же понимаете, мысли, то немногое, что принадлежит лично мне. И я не всегда могу их контролировать.
   Глаза Ангела сверкнули, как у кота при виде мышонка.
   - Согласен, - он продолжал улыбаться. Просто так, от хорошего настроения, - Вы правы. Но мне тоже иногда трудно удержаться. Чтобы вас успокоить, скажу, что вы одна из немногих, кому нечего стыдиться своих мыслей.
   - Это неважно! Вы демонстрируете превосходство, - Мати яростно ткнула вилкой в его сторону, - А откуда я знаю, что вы думаете обо мне, о Джейкобе?! Чем вы отличаетесь от меня? Тем, что я не читаю в вашей голове? Вы чувствуете превосходство?
   Ангел легко рассмеялся. Блумм открыл бутылку. Внезапная дискуссия не внушала ему никакого беспокойства. А Мати открыла рот от удивления. Она никогда не слышала смеха своего начальника. И вдруг девушка увидела, что он действительно очень молод.
   - Нет, Матильда, я не чувствую ничего такого, - Ангел продолжал посмеиваться, - Но поверьте мне, все люди стыдятся своих мыслей, о чем бы они не думали. Это странно, но я не исключение. На самом деле, наш дар помогает понять, насколько мало мы отличаемся от вас.
   - Вы тоже стыдитесь? - осторожно спросила она.
   - Теперь, нет, - теперь Ангел улыбался одними глазами, - Меня выворачивали наизнанку с семи лет. Преподаватели, товарищи по бараку. Все что я делаю с другими, делали и со мной. Но свой стыд я помню. Именно сейчас я не хотел бы, чтобы вы меня "читали".
   - Вы думаете обо мне что-то плохое? - растерялась Матильда.
   - Нет, - Курт упрямо мотнул головой, - Но если бы вы это прочли, я бы покраснел.
   А так покраснела Мати. Добрый Джейкоб, спасая от неловкости, положил ей салата и вручил бокал.
   - Ну, с новосельем нас! - провозгласил Блюмм.
   Троица с готовностью подняла бокалы. Все чувствовали себя актерами в любительской пьесе.
   - Очевидно, праздник это не мой жанр, - пробормотал Ангел, и залпом выпил вино, - Но раз уж начали, то хоть музыку включите.
   И вот уже заскользила игла по глянцу патефонной пластики, и запел сочный баритон модный нынче фокстрот. Джейкоб протянул Матильде руку, и она подчинилась. Шаг вперед, шаг назад, рука к руке. Хорошее занятие, танцы. Не нужно думать, как себя вести, все уже продумали за тебя. Главное, следи, чтобы партнер не наступил тебе на ногу.
   - Ой!
   - Простите! Проклятая неуклюжесть! - горячий румянец, а в глазах партнера ужас.
   - Не нужно так убиваться, Джейкоб. Мне не больно. Просто, не отвлекайтесь.
   - Угу.
   - И не смотрите под ноги.
   Когда проклятый фокстрот закончился, с молодого человека буквально сошло семь потов. Но вот игла подскочила, и зазвучало танго. О-о, нет!
   - Вы позволите?
   "Не позволю!" Курт вежливо ждал. Мати встала, и с вызовом вскинула голову. Горячая рука уже обнимала ее за талию. Шаг, еще два шага. Глаза в глаза. Она забыла, как дышать, щеки раскраснелись. Он, словно и не дышал никогда, и не нужно ему никакого воздуха. Синие глаза так близко. Шаг в сторону, поворот. Мати резко повернула голову, и волосы взметнулись, мазнув по лицу партнера. Проклятая шпилька выпала. И исчезла секретарша. Темно-каштановые волосы, как языки пламени обвивают шею и плечи, темные глаза пылают, губы приоткрыты. Шарфик сбился, приоткрыв длинную шею. А он, не противник, но и не соратник - соперник. Она угрожающе надвигается, он твердо сжимает ее руку, а потом делает шаг вперед и подсечку. Мати падает и бесстрашно летит вниз, где у самого пола ее уже подхватывают одной рукой. Другая рука партнера сжимает ее ладонь. И Мати видит, что он все-таки дышит, и грудь вздымается, зрачки расширены. Музыка стихла, партнеры замерли. Его лицо в полдюйма от нее. "Еще немного и поцелуй" - подумала она. Курт отшатнулся. Он резко выпрямился, комната в глазах Мати покачнулась и приняла прежний вид. Ее вежливо поддерживали. Шеф галантно поклонился, благодаря за танец, и помог девушке сесть. "Идиотка!" - Мати боялась поднять глаза.
   - Джейкоб, почему мы не пьем за новоселье? - Курт вопросительно поднял бровь. Его лицо было абсолютно спокойным. Казалось, не было этого бешеного танца. "Новоселье, - Мати ухватилась за спасительную мысль, - Как же я могла забыть!"
   - Джейкоб, ты не поможешь мне? - она едва ли, не с радостью вскочила с места.
   Молодой человек безропотно последовал за ней в захламленный кабинетик. Все нужные вещи Мати уже вытащила на середину, осталось только перенести все это богатство в столовую.
   Пока они колдовали в комнате Мати, Ангел успел убрать лишнюю посуду, и даже поставить чайник.
   - Вот, - Мати очень волновалась, - Это подарки вам на новоселье. Поскольку других гостей нет, только я...
   Она совсем запуталась. Матильда смертельно боялась, что ее дары будут дурно выглядеть. Но, что уж теперь поделаешь.
   - Джейкоб, это тебе, - она протянула юноше все три свертка, - прости, что все не новое. Но это очень хорошие вещи.
   Джейкоб вспыхнул, и поспешно подвинул к себе вытянутый сверток. Видно было, что он не знал, можно ли все это разворачивать здесь, или нужно унести к себе.
   - А это вам, - несчастная и смущенная Мати кивнула на часы, обернутые газетами. Более приличной упаковки у нее не было.
   Курт вопросительно поднял бровь. "Пожалуйста, просто прими это, - мысленно молила она, - Я не собираюсь тебя благодарить. Но мне не нравятся голые стены в твоей комнате!"
   Ангел аккуратно обошел ее и протянул руки к обертке. Обнажился лакированный бок корпуса часов. Оба соседа Мати, томительно-долго, рассматривали подарок.
   - Надо же, - произнес Курт после долгого молчания, - Второй раз в жизни я получаю подарок, и снова это часы. Как вы думаете, на что намекают дарящие?
   Оба подчиненных посмотрели на правую руку шефа. Каждый хоть раз, но обращал внимание на часы Ангела. Нынче в моде были так называемые "офицерские" модели, массивные, с компасом. У Энегельфельда часы явно были на тридцать лет старше. Истрепанный ремешок, изящная форма, гладкий циферблат с серебряной стрелкой. Очень простая вещь, принадлежащая другой эпохe. В мире Матильды это означало дар отца старшему сыну. Но девушка знала о приютском детстве начальника. Значит, подарок. Интересно, от кого?
   - Не упустите время, - неожиданно для себя выпалила Мати.
   - Благодарю вас, - Ангел произнес это с серьезным, даже торжественным выражением лица, - Я постараюсь не упустить.
   Потом они рассматривали подарки Джейкоба и восхищались трубой и атласом, как мальчишки, мечтавшие обнаружить клад. Матильда тихо радовалась, что угодила мужчинам.
   С этого дня в ее жизни наступил новый этап. Теперь она возвращалась домой на машине шефа, вместе с Джейкобом. И даже если Ангел оставался в Отделе, мрачноватый шофер Петер все ровно успевал забросить девушку на бульвар Наррикае. Джейкоб выбил для нее талоны на питание, простые, не литерные. Но и с ними ей теперь полагалась в столовой тарелка жидкого супа из концентратов и кусок хлеба. Мати была благодарна. Этот нехитрый обед помогал ей продержаться до самого вечера. Все же, ходить целый день голодной унизительно. Но Джейкоб не принимал никаких заверений, напротив, стыдливо хмурился. Вечером она ужинала в компании соседей. Готовил всегда Джейкоб Блумм, и уж он изо всех сил старался побаловать девушку. Завтрак она стряпала сама на всех. Посиделки в столовой слабо напоминали семейные ужины, и сами "ее" мужчины вели себя, как родственники. Они старались не загружать Мати лишней работой. Никто не просил ее погладить рубашку, или накрахмалить воротнички. Посуду мыли по очереди. Только однажды она сама предложила помочь Джейкобу повязать галстук.
   Галстук был новым, и Блумм неуверенно теребил шелковые концы, не решаясь затянуть узел. Мати подошла к нему и выдернула галстук из неловких пальцев. От близости девушки юноша шарахнулся и покраснел. Матильда шикнула на него и ловко завязала узел "Гладиолус". Разгладила и отступила на шаг, чтобы полюбоваться. За спиной раздалось покашливание. На этот раз они оба отскочили друг от друга, словно их застукали за поцелуем.
   - Пора ехать, - сухо сообщил шеф.
   Невинную сцену он оставил без комментариев, но все дорогу хмурился. Мати мысленно повторяла начало поэмы "Вольфганг правит" на петском языке. В Отделе она дала себе волю поразмышлять о происшествии. Пока руки привычно наливали в кофейник воду, мозг пытался нащупать причину смущения, граничившего с паникой. Джейкоб никогда ни словом, ни жестом не давал понять, но девушка, безусловно, чувствовала, что нравится ему. Каждая женщина чувствует без доказательств, как к ней относится мужчина. Интуиция подводила Мати только в отношении Ангела. Возможно потому, что он и сам был ей не безразличен. Мати замерла и прижала кофейник к груди. "Неужели? - ужаснулся разум, - Ужели! - насмешливо передразнило сердце.- Как это возможно?! - причитал разум, - А что такого? - удивилось сердце, - Он мужчина, одинокий, привлекательный. Он тебя защищает, он доказал, что ему можно доверять. - Ему? - возмутился разум, - Мы говорим об одном и том же человеке? Еще недавно ты блевала в туалете при мысли о нем!!! - И что? С тех пор много воды утекло в унитаз вечности. Как тебе сравнение, а? Кто спас отца? Кто избавил тебя от Штенке, от соседей, от унизительного голода? Кто вернул тебе достоинство? - сердце разошлось не на шутку, - И что? - съехидничал разум, - Он перестал быть "крысой"? Ты же призирала их всех! Они палачи, они допрашивают и убивают невинных людей! - Только не Ангел! - возмутилось сердце, - Он защищает слабых. Он ловит убийц. Он один такой, и я буду ему помогать, чем смогу, - горячилось сердце. - А если и его придется ублажать на заветной кушетке? - вкрадчиво спрашивал разум, - Что ты скажешь в свое оправдание тогда принцесса? - сердце слабо трепыхнулось. Молчаливое воображение подсунуло картинку - горячие губы, знакомый запах, синие глаза близко-близко. - Поня-атно. Что еще ты придумаешь, чтобы не чувствовать себя шлюхой? - настаивал мерзкий разум, - Твоя так называемая любовь, не более, чем защитная реакция. Что бы сказал твой отец? - А пошел ты! - взъярилось сердце, - Очень умный? Мой отец благословил союз со своим учеником, а тот предал меня, а значит, папа тоже не всеведущ. И вообще, заткнись! Я слушала тебя, и это не принесло мне никакой пользы! - Это меня ты слушала, крошка, - прозвучал вкрадчивый голос страха, - И ты хорошо научилось слышать меня. Твои так называемые "чувства", это тоже я. Как всякая нормальная слабая самка ты ищешь за кого бы спрятаться. Не обманывай сама себя - страх наслаждался разговором, - Заткнись! Заткнитесь все!!! - мысленно закричала Мати, - Иначе мы закончим дни в психушке".
   - С вами все в порядке? - глуховатый голос начальника прозвучал в яви, и в нем слышались нотки беспокойства. Раздался звон. Это Мати уронила кофейник.
   - Простите, - она опустила голову, чтобы Ангел не видел ее пылающего лица.
   - Что-то случилось? - голос обеспокоенный. Мати знала, он не отстанет.
   - Случилось, - она упорно смотрела в пол, - но я прошу вас позволить мне разобраться в проблеме самой.
   - Вы уверены, что меня это не касается? - в голосе послышалась легкая насмешка.
   - Не лезьте в мою голову! - Матильда отважно посмотрела ему в глаза. "Ничего ты мне не сделаешь! - говорил ее пылающий взгляд, - Ты не Штенке".
   - А когда разберетесь, позволено ли мне будет ознакомиться с вашими выводами? - синие глаза сияли.
   - К-конечно, - пробормотала Мати. Во рту пересохло, руки тряслись, все тело сотрясала мелкая противная дрожь. А приемная оказалась залита водой из разбитого кофейника. Начальник бросил взгляд под ноги.
   - Джейкоб! - позвал Ангел, - Приберись здесь, будь любезен. А вы, мейден, зайдите ко мне в кабинет.
   Лицо начальника снова сделалось скучным, замкнутым. На негнущихся ногах Мати пошла за ним. Ангел уселся на табурет и жестом пригласил девушку последовать его примеру.
   - Матильда, я давно хотел предложить вам, - начальник внимательно смотрел ей в глаза, - найти иное применение вашим замечательным способностям.
   Мати молча, ждала. Она не решалась задать вопрос, сейчас голос мог и подвести. Ничего, захочет, сам все объяснит.
   - Вы же криптограф? - Она кивнула. Ангел протянул ей лист бумаги.
   - Если согласны поработать мозгами, подпишите допуск секретности, и я введу вас в курс дела.
   Через минуту они сидели за столом, соприкасаясь локтями. Ангел разложил перед своей секретаршей несколько листов тонкой перфорированной бумаги.
   - Нам удалось засечь радиста, который передает сигнал из разных точек города в одно и то же время, - сухо пояснял Ангел, - К сожалению, это профессионал. Подробности вам не нужны, но взгляните на сами сообщения. Мы уже три месяца пытаемся найти ключ к этой криптограмме. Мой самый опытный дешифровщик, сейчас я вас представлю, утверждает, что пока нам не за что зацепится, и нужен свежий взгляд. К сожалению, мы подозреваем утечку прямо из Отдела, поэтому я не могу привлекать людей со стороны. Вас никто не будет торопить. Более того, я освобождаю вас от всех иных обязанностей.
   Ангел снял трубку и попросил Джейкоба пригласить в кабинет Россетти
   Мати во все глаза всматривалась в длинный ряд цифр. Очевидно, каждая соответствовала порядковому номеру буквы алфавита. Коротких "слов" мало. Сами сообщения очень длинные. Девушка для удобства взяла в руки лупу. В кабинет протиснулся небольшой человечек. Небольшой, но примечательный. Лысую голову обрамляли задорные кудряшки. А недостаток волос на голове компенсировали густые лохматые брови и пышные бакенбарды. На вид ему было лет пятьдесят. Держался человечек с достоинством, но без высокомерия. И вся его небольшая фигура с первого взгляда внушала уважение.
   - Даниэль, - Ангел почтительно встал, - Позвольте представить вашу новую помощницу. Это Матильда, моя секретарша. Мейден, это Даниэль Россетти, лучший дешифратор моего отделения. Да и всего филиала, если уж на то пошло.
   - Курт, похоже, вы впадаете в отчаяние, - Даниэль галантно поклонился девушке, - Кого еще вы готовы выделить мне в помощь? Может вашего верного оруженосца Джейкоба? Так я подозреваю, что он и вовсе не умеет читать. Красивым девушкам не пристало ломать глазки о такие мелкие цифры. Мой опыт подсказывает, что красавицы, вообще, не в ладах с цифрами, - он говорил мягко, и смотрел жалостливо. Но чувствовалось, что ситуация его забавляет.
   Курт улыбнулся в ответ.
   - Мейден, что вы можете сказать о шифре навскидку? - вкрадчиво спросил он.
   - Ну-у, я увидела его десять минут назад, - Мати пожала плечами, - Шифр полиалфавитный, очень сложный. Линия перехода меняется через рваные отрезки, а значит, у противника уникальный алгоритм шифрования. Очевидно, попытка разъять шифр на части по линии перехода и применить к каждой части разные алфавитные системы не привела к результату. Противник учел все просчеты предшественников и избегает подсказок. Здесь почти нет коротких слов, нет традиционного приветствия и прощания. И это может означать все что угодно. Возможно, разбивка слов произвольная. Но тогда, расшифровка, практически, невозможна. Однако, в этом я сомневаюсь, потому что пользоваться таким сверхсложным шифром, да еще каждый день адски трудно. У резидента все время уходило бы на составление сообщений.
   Пока она говорила, мощные брови Даниэля Россети медленно ползли вверх. Улыбка Курта расплылась в ехидную усмешку. Маленький человечек развел руками.
   - Мейден моя коллега? - в голосе прибавилось уважения. Мати в смущении опустила глаза.
   - Боюсь, не совсем.
   - Даниэль, вы слышали о профессоре Хольмере? - спросил Ангел.
   - Не только слышал, но и имел честь быть знакомым, - взбодрился дешифровщик, - Мейден ученица профессора?
   - Матильда, его дочь.
   Россетти просиял. Он облобызал мейден ручку, его переполняли чувства.
   - Кончено! Как я сразу... Он называл вас Мати, верно? Он так вами гордился! Позвольте выразить соболезнования.
   Мати побледнела.
   - Не стоит, господин Россетти, - она мягко отняла у него руку, - Папа жив, и надеюсь, вернется.
   - Конечно! Какой я осёл! - коротышка спал с лица, - Такая бестактность! Простите дурака!
   - Между прочем, когда вашего отца арестовали, Даниэль лично ходил к Штенке, писал прошения, хлопотал, - Курт с улыбкой смотрел на своего чудо-специалиста, - Чуть сам не загремел на нары.
   Мати стерла ладонью набежавшие слезы.
   - Спасибо вам, - прошептала девушка. Поступок маленького человечка действительно растрогал ее.
   - Пустяки, милая, - отмахнулся Даниэль, - Это позор, что такой человек... Впрочем, в наше время позор превратился в обыденность. Но каков Курт! Прятать от меня такую жемчужину!
   - Мне показалось, что вы не против, поработать с мейден в паре?
   Кабинет потонул в гневном клекоте и выражениях восторга, и жалобах на бездарных сотрудников. Мати подумала, что впервые видит столь эмоционального дешифровщика. Не человек, а балаган ходячий. Обычно, люди этой профессии темпераментом и выражением лиц больше походили на сейфы. Впрочем, любой папин поклонник имел право на место в ее сердце.
   - Деточка, в нашем деле без таланта никак, - вещал Даниэль, - Кончено, любой идиот может зашифровать простой монотекст, и любой идиот его прочтет, пользуясь пособием для идиотов. Но, увы, наши противники не идиоты.
   Как только Курт оставил их одних Россетти мигом прикрутил фонтан своих эмоций, словно маску сбросил. Он деловито перечислил Мати все, что уже было проделано с шифром, и к каким результатам привели усилия целого отдела.
   - Мы назвали этот шифр - аута. Это совершенно новое слово в криптографии. Петы сумели нас удивить. Чтобы разгадать вот это, - палец, украшенный желтыми никотиновыми пятнами, постукивал по колонкам цифр, - требуется иное мышление. Мати, надеюсь, вы позволите вас так называть, мне как воздух необходима идея.
   Они просидели до поздней ночи. Примеряли к матрице шифра древние языки, вспоминали забытые системы кодирования, пытались найти закономерности в алгоритме перехода. Шифр не поддавался, но оба дешифровщика получили огромное удовольствие от самого процесса. Даниэль Россетти давно не общался с таким образованным собеседником, а Мати уже и забыла, когда ее ум получал столько изысканную пищу. Милые интеллектуальные разговоры, задача, бросающая вызов кому угодно, общие воспоминания о папе, экзотические языки - пища богов, пир духа. К полуночи ум обожрался.
   - Ой, простите меня, милая Мати, - закудахтал Россетти, когда увидел, что девушку слегка "ведет", - Я веду ночной образ жизни, а вы рано встаете.
   В приемной ее дожидался хмурый Петер. Шофер Курта всегда был нелюдим, но сейчас его мрачная физиономия словно бы говорила: "Теперь у меня есть настоящая причина вас ненавидеть". Мати не стала извиняться, в конце концов, она выполняла приказ. Окна родного дома гостеприимно светились. Матильда уже и забыла, каково это, с радостью вернуться сюда. В прихожей ее встретил Джейкоб, помог снять пальто. На кухне закипал чайник.
   - Скорее мой руки, - молодой человек только что не притоптывал от нетерпения, - Мы все голодные.
   - С ума сошли? - опешила Мати, - А если бы я вернулась под утро.
   - Ничего не знаю. Курт приказал ждать тебя, а сам заперся.
   Ужинали быстро. Видно, "ее" мужчины проголодались, хоть и старались не показывать вида. Матильда ела, не различая вкуса. Мысли ее были далеко. Что-то во всей этой истории с шифром показалось ей неправильным. Чего-то недоставало. Всего перед ней выложили тридцать восемь шифрограмм. Дат не было. Но Мати показалось, что все они довольно свежие. По науке, это очень большой материал для расшифровки. Ведь не могли же эти шпионы придумать свой язык, только для того, чтобы общаться друг с другом? Или могли? Ага, придумать, обучить других, зашифровать его, а потом снова расшифровать. Только подыхающий со скуки криптограф, который к тому же сидит в тюрьме, в одиночной камере, мог бы решиться на подобную затею. Мозг девушки протестующе взвыл. "Бедный, перетрудился с непривычки, - пожалела его Мати, - Это тебе не стенограммы расшифровывать". Мужчины вяло перекидывались замечаниями об ужине. Все хотели спать.
   - Ангел! - задумчиво позвала Мати. И тут спохватилась, - Ой, простите Курт. Я задумалась.
   - Я заметил, - почему-то помрачнел Курт, - Наверное, стоит напомнить, что я не ангел.
   - Я бы хотела поговорить.
   Ангел пожал плечами.
   - Говорите.
   "Ах, так, да?"
   - Думаю, лучше бы наедине, если кончено гриф остается в силе, - Мати невинно похлопала ресницами. Курт вздохнул и пригласил в свою комнату, помесь спальни и кабинета.
   - Итак, вы пришли к выводу? - почему-то в его голос вернулись мурлыкающие интонации.
   - Что не хватает второй половины, - с готовностью подтвердила Мати.
   - Второй половины чего, простите?
   - Сообщений, - Мати удивилась, - А вы о чем подумали?
   - А-а, вы об этом, - казалось, он разочарован.
   - Мне передали только сообщения "ответ", а нельзя ли увидеть и "вопрос"?
   - Нет, - Курт уселся на узкую кровать, которой Джейкоб заменил раскладушку. Вместо покрывала постель застилал клетчатый плед. Подарок Мати, напольные часы стояли посреди голой стены, как памятник времени, - Их просто не существует.
   - Не может быть, - Матильда досадливо мотнула головой, - Вы шутите?
   - Ничуть, - Курт склонил голову к плечу, с интересом разглядывая что-то видимое только ему, - Единственное, что от вас скрыли, это фотокопии. У нас есть перехваты из другого города. Там тоже завелся подозрительный голос.
   - То есть, вы хотите сказать, что есть некто, отправляющий отчет, - Матильда забылась настолько, что села рядом с шефом на его холостяцкую койку, - И в ответ ни гу-гу. А он все пишет и пишет. В никуда пишет, так получается?
   - Почему? Может, задание он получает другим способом, - Курт откинулся спиной к стене, - Рация довольно обременительное оборудование. С ней легко попасться.
   Мати удивленно подняла бровь.
   - А как же этот ваш дятел настрочил сообщений на целую повесть?
   - Поэтому, я считаю утечку внутренней, - вздохнул начальник, - И завербован кто-то с самого верха. Он страхует радиста.
   - Вот как? - голос Мати сделался опасно ломким, - Поэтому вы избавили меня от общества Штенке?
   - Не только, - Курт обиделся, - За кого вы меня принимаете?
   Мати пожала плечами.
   - Почему задание этот некто получает непонятным способом, а с отчетом он выходит в эфир? Вам не кажется, что это странно? Допустим, есть некое место, где нашему дятлу оставляют запрос, например, подбрасывают под дверь в корзине молочника...
   - Нет, слишком рискованно, - возразил Анегл, - мы присматриваем за всеми домами. Легко попасться.
   - Хорошо, не под дверь, - Мати махнула рукой, - Они встречаются в людных местах, или в безлюдных. Почему хозяева не забирают отчет из рук в руки?
   Ангел вздохнул, и неожиданно сграбастал ладонь девушки, словно ее избыточная жестикуляция его раздражала. Руки его были горячими.
   - Аналитики считают, что заказчик и исполнитель вообще ни разу не встречались. Мы не знаем, как происходила вербовка.
   Мати замерла. Она перестала дышать. И думать тоже. Рука в его ладонях нагрелась. Безумно хотелось погладить его пальцы, но она не смела.
   - Поэтому нам нужны эти отчеты. Хоть что-то из них.
   Голос Ангела внезапно охрип. Но руки его оставались неподвижными, словно он боялся спугнуть добычу. Мати осознала, что в комнате темно, и они сидят на кровати, взявшись за руки, и слышно лишь, как тикают часы, и стучит сердце. И уже не понятно, чье сердце так бешено колотится. Вздохнув, Курт отпустил руку девушки, как оттолкнул.
   - Идите спать, Мати.
   - Спокойно ночи, - обронила она ровным голосом и аккуратно прикрыла дверь.
   Утром Матильда не пошла на службу. День она начала с невозможного, отправилась гулять в парк.
   Такие дни - визитная карточка осени, случаются редко, когда тепло, как во сне, небо синие пресиние, желтые листья еще не прибило дождем, а под ногами золотой ковер. Мати удивленно озиралась, словно видела Университетский парк впервые. А, ведь, сколько здесь зубрила, и историю, и методологию языкознания, и прочие милые сердцу предметы. Сюда студенты убегали с лекций, здесь раздавались традиционные вздохи на скамейке, здесь решались судьбы ее мира. Так почему сейчас она таращила глаза на колоннаду реликтовых лиственниц, словно впервые увидела? Полинявшая белка испуганно вжалась в кору дерева, ей и спуститься бы к кормушке, но боязно, боязно. Мужчина ведет за руку маленькую девочку. Малышка весело загребает ногами ворох солнечных желтых листьев. И Мати тоже захотелось так пройтись, чтобы шуршало. Из-за поворота выскочила веселая борзая. Собака остановилась, поджидая хозяина. Тонкий длинный хвост вращается, как пропеллер. Мир и покой царил здесь. И этот мир, отнятый и забытый, вдруг вернулся.
   Девушка наклонилась, и подняла с земли самый красивый пестрый лист. Хотелось плакать и смеяться. Как она смела, позабыть парк, белок, собак? Как позволила исключить себя, не из Университета, нет, из самой жизни? Почему вообразила себя жертвой? Почему разрешила творить с собой такое? А потом притаилась за широкой спиной Ангела, и надеялась, что пронесет, забудут, отпустят. А вот, ее начальника с детства готовили на заклание в Отдел, и что? Что бы получилось из мальчишки, начни он себя жалеть? Нет, он оказался похитрее, и придумал, как всех поиметь, а самому жить по собственному кодексу. "По собственному кодексу - медленно повторила она про себя, - Что-то это мне напоминает". Мати шла медленно, боясь потерять мысль.
   "Итак, собственный кодекс, собственный язык, или собственный способ прочтения?" Один знакомый незадолго до жизнекрушения Матильды рассказывал ей о своей работе, увлеченно так рассказывал, с огоньком. Хватал за руки, брызгал слюной. Мати украдкой утиралась и слушала. Кто же это был? Тогда еще папа ходил по университетским коридорам, а сама она готовилась к свадьбе. "Отставить себя жалеть! - рявкнула Матильда на невидимое дрожащее существо в голове, - Сосредоточься! Вспомни! Или так и будешь сидеть у Ангела на шее? Он добрый, он не сбросит, будет тебя дуру бесполезную защищать. И даже на диван не пригласит, на что ты ему? Умеешь грамотно писать? Ты бы еще гордилась тем, что чтению обучена". И, словно от злости на саму себя она вспомнила, как-то вдруг, рывком. И побежала по знакомой дорожке, через мостик, мимо Пеликаньей лужайки, через Зимний павильон, где студенты и ныне прогуливали лекции. Она очнулась только у строгого гранитного портала, главного входа в храм знаний. И только тут девушка притормозила и задумалась, как пройти мимо бдительной охраны. Без удостоверения сотрудника, в благородной шоколадно-коричневой коже с золотым тиснением не пустят, проверено. Тяжелые дубовые двери приоткрылись, выпуская стайку хорошеньких студенток. Они весело щебетали, не обращая внимания на солнечный день и осенние листья. "Когда-то и я была такой, - грустно подумала Мати, - Спорила, что-то кому-то доказывала, летела вперед. И разбилась вдребезги. Вот, ведь, гнусная привычка! О чем не вспомню, все на слезу пробивает. Отставить, себя жалеть!!!"
   - Мейден Матильда? - неуверенно позвал ее детский голосок. Мати отмахнулась от дурацких мыслей. На нижней ступеньке переминаясь с ноги на ногу, стояла юная дева, почти ребенок, и боязливо рассматривала мрачную бывшую аспирантку. "Как покойника увидела," - хмыкнула про себе мейден Хольмер.
   - Привет, Лисса, - улыбнулась она, - Как твои дела?
   Девушка смущенно улыбнулась, обнажая выступающие кроличьи зубки.
   - Все хорошо, спасибо. А вы теперь вернетесь? Без вас все как-то не так.
   Студентка покраснела от собственной смелости.
   - Не сейчас Лисса. А ты очень торопишься? Не согласишься мне помочь?
   Еще неделю назад Мати скорей съела бы свои туфли, чем стояла бы здесь, как проситель, и умоляла о чем-то эту свистушку. Но так, когда оно было, ее бытие отверженной? Сегодняшняя мейден Хольмер отринула всяческую рефлексию. Вот прямо там, в парке взяла, и... отринула.
   - Лисса, ты знаешь дэсса Минаду? Такой рыжеватый, в очках, работал на кафедре новой истории?
   - Смешной такой дядечка, да? Про психов лекции читает?
   - Точно, умница! - просияла Мати, - А ты не могла бы прямо сейчас к нему сходить. И сказать, что я его очень прошу встретиться со мной здесь, когда он освободиться? Я подожду, если нужно.
   - А вас не пускают? - огорчилось дитя, - Конечно, я схожу, мне не трудно.
   Девочка ускакала по ступенькам, преисполненная сознания собственной важности. "Может, зря я беспокою Клода? - тревожно возопил разум, - Вдруг, это не то? - Да, то, то, не сомневайся, - похлопала по плечу обнаглевшая уверенность, - Что ты вечно ноешь?" Разуму нечего было возразить, и он, устыдившись, умолк. Примерно через полчаса на крыльце появилась знакомая оплывшая фигура. Доцент Минада походил на увеличенного раз в десять младенца. Те же пропорции, узкие плечи, прискорбно широкий зад, лучезарная улыбка, и на голове редкие волосы, напоминающие пух. Но сейчас он был насуплен, даже разгневан. "Злиться, что оторвала от важных дум? - хмыкнула про себя Мати, - Ничего милый, скоро ты вернешься в свою уютную башенку". Однако, через минуту Мати вынуждена была устыдиться собственных циничных мыслей. Доцент Клод Минада был зол не на нее.
   - Вас не пускают в этот дом?! - возмущался он, - Вас?!! Кто тогда, по их мнению, достоин сюда войти?!
   Он разъярился, раскраснелся. Мати побоялась, что этот великовозрастный младенец сейчас начнет громко кричать и плакать.
   - Я не в обиде, Клод, - Мати криво улыбнулась, - Я, действительно, больше здесь не работаю.
   - Тем хуже для них, Матильда, - он склонился к ее руке, и как-то торжественно, не формально поцеловал пальцы девушки, - Простите, что заставил ждать. Но я сразу, как только узнал...
   Мати не удержалась, и чмокнула его в лоб. Так ее растрогал этот человек, ее коллега, о котором она совсем позабыла.
   - Простите и вы, что побеспокоила, - просто сказала она, - Я рада с вами увидеться. Но меня привело сюда одно дело.
   Мати бесцеремонно продела свою руку под его локоть, и повлекла доцента к парку.
   - Клод, незадолго до моего увольнения, я имела удовольствия беседовать с вами, помните?
   - Конечно, Матильда. Вас невозможно забыть, - пылко заверил ее Минада.
   - Благодарю вас, - улыбнулась девушка, - Вы пересказывали мне суть последнего своего исследования. Кажется, вам удалось расшифровать дневники одного дэсса, пациента Сейд-Эри, не так ли?
   - О, вы говорите о старине Бартоломеусе? - изумился Клод, - Вы помните о моей работе, Матильда? Несмотря на все ужасы, которые потом обрушились на вас?
   Мати поморщилась. "А ведь ты так и думала, еще совсем недавно" - съехидничала память.
   - Не преувеличивайте, Клод, - мягко возразила она, - "Ужасы", как вы говорите, выпали на долю моего отца. Я жива, и даже здорова. А про ваше исследование я вспомнила случайно, и оно навело меня на любопытную идею. Но вначале я должна убедиться, что не ошибаюсь. Может быть, вы согласитесь освежить мою память.
   И Клод, разумеется, согласился. А какой ученый откажется поболтать о своих драгоценных изысканиях и находках? Особенно с бывшим коллегой, который с одной стороны знаток, а с другой, больше не конкурент. Идеальная публика! Итак, несколько лет назад молодой энтузиаст Клод Минада обнаружил неиссякаемый источник редких документов в заброшенном архиве психиатрической лечебницы Сейд-Эри. Сама печально-известная больница, имя которой стало уже нарицательным, на самом деле была задумана, как экспериментальное благотворительное заведение неким донатором Вивальдом Рохом, богатым купцом, впоследствии удостоенным дворянства. История вышла печальная, младший брат господина Роха сошел с ума, а потом наложил на себя руки. И медицина того века, а случилось все лет триста назад, ничем не смогла помочь несчастному юноше, несмотря на деньги и влияние семьи. И тогда глава рода поклялся Творцу, что найдет средство. Были собраны лучшие умы века, построена больница, которая за все время существования накопила немалый опыт в лечении душевных недугов.
   В методах, практикующихся в Сейд-Эри было немало прогрессивного. Больных не связывали, не сажали на цепь и не обращались с ними, как с животными. Разные эпохи порождали свои методы лечения. Один доктор пользовал больных вытяжкой из холла-корня, отчего они впадали в мечтательное и спокойное состояние, другой придумал цветотерапию, и приказал выкрасить все комнаты в яркие веселые тона, третий сосредоточился на химии и применял ртутные мази. Новый век призвал врачей обратить внимание на чудодейственные свойства электрического тока. А потом род донатора разорился, больница лишилась денежных вливаний и захирела. Ныне заброшенное здание так и осталось памятником минувшей эпохи. И вот, как уже было упомянуто, энтузиаст Клод познакомился со сторожем, и за малую мзду был допущен в заплесневелый пыльный рай. А там, чего только не накопилось за триста лет! "В основном, заметки врачей, - скромно заметил исследователь, - Очень любопытные, и я бы, наверное, уделил бы им должное внимание, когда бы ни открыл коробку N127, счастливое число!"
   В той самой чудесной коробке хранились дневники самих пациентов. И там Клод Минада, ученый, не признающий легких путей, обнаружил несколько тетрадей, сшитых вместе, и исписанных одним почерком. "Очень четкий и красивый почерк, - пояснил Клод, - но, увы, совершенно непонятен текст. Такое чувство, что автор годами заполнял страницы буквами, "играя" в письмо, как поступил бы человек неграмотный". К тетрадям прилагались записки лечащего врача, наблюдавшего за пациентом, неким Бартоломеусом Бартоу. Клод подозревал, что имя вымышленное. На самом деле, никто не знал, откуда взялся этот самый больной. Родственников у него не было, покровителей тоже. Нет сомнений, что Бартоломеус получил образование. "У него, такой, знаете ли, писарский почерк, - снисходительно обронил Клод, - Очень ровные буквы, с наклоном". Доктор в своих заметках утверждал, что Бартоломеус общается с потусторонними силами. О каких силах шла речь, эскулап затруднялся объяснить. Но сам пациент называл их темными ангелами. Бартоломеус редко говорил с людьми, и все время порывался писать. Даже, когда он слег, и слишком ослаб, чтобы удерживать перо, рука его продолжала "писать" прямо на одеяле. Доктор показывал своего больного магу-целителю, а позже, когда Бартоломеус перестал говорить, и менталисту. Первый развел руками, а второй признал, что пациент действительно общается с кем-то, но этот кто-то точно не ангел. "Скорей, он сродни демону", написал в своей резолюции маг, и ниже с сомнением признал, что не может отличить мнимого демона в голове Бартоломеуса от настоящего, поскольку сам больной не видит разницы.
   Клод Минада бился с дневниками Бартоломеуса три года. Лингвисты и филологи сразу поставили на письменах крест - сие есть полная бессмыслица. Но упорный трудяга-ученый не сдавался. Он консультировался с психиатрами, и уяснил, что у каждого сумасшедшего своя логика, нужно всего лишь ее понять. Он смотрел на исписанные страницы до песка в глазах, и в один прекрасный день понял!
   - Знаете, я был немного не в себе, - признался смущенный, но довольный Клод, - мы отмечали защиту диссертации одного моего коллеги, и я немного увлекся. Пришел домой, и вместо того, чтобы лечь спать, уселся за дневники. И начал читать проклятые буквы вслух, напирая на гласные, и оставляя лишь те согласные, которые с гласными согласуются, уж простите за тавтологию. И вдруг сам услышал нечто осмысленное. Это очень трудно с непривычки.
   Но, разумеется, трудности лишь подстегивали Клода. Он понял, что Бартоломеус использовал фонетическое письмо, особое, понятное лишь ему. Чтобы это прочесть, нужно представить голоса у себя в голове, и постараться записывать звуки так, как они слышаться. Всего лишь. Так просто.
   - Я должен вам это показать! - Клод схватил собеседницу за руку, - Пойдемте ко мне в кабинет.
   Если бы это был кто-то другой, Мати могла бы неправильно истолковать мужской порыв "пойдемте-в-кабинет", но Клод был истинным ученым. Чтобы он увидел в Матильде женщину, ей пришлось бы поломать голову, как это устроить. И лишь недалекая кокотка могла бы решить, что достаточно раздеться догола и улечься на драгоценные рукописи перед носом дэсса Миинды. Сам Клод счел бы подобное невинное заигрывание чудовищным святотатством.
   Матильда не возражала, что ее волочат за руку по парку, но немного беспокоили стражи у дверей.
   - Ах, пустяки, - отмахнулся Минада, - Я скажу, что вы со мной.
   В университетских коридорах ничего не изменилось. Ничегошеньки. Словно не существует в мире войны, Отдела, очередей. Аккуратные мальчики, хорошенькие девочки, чопорные профессора, и запах. Он первый встретил Мати, будто старый друг. Как же она могла забыть этот запах пыли, камней, и какой-то неуловимой химии! Сама себе Мати казалась призраком в этом мире идей, ореховых панелей и плюшевых зеленых штор. Клод вел ее под руку, а она безо всякого смущения крутила головой, и впитывала в себя картины прошлой жизни.
   - Мати! - навстречу, рассекая пространство, шел высокий мужчина, в развевающейся мантии. Его сопровождала маленькая хорошенькая женщина. Она была одета в модное трикотажное платье, подпоясанное кожаным пояском с кокетливым бантиком, вместо пряжки. Высокая прическа удерживала светлые кудельки над выпуклым лбом, на манер башенки. С некоторым трудом Мати узнала свою подругу по студенчеству, Клариссу Ней. А ее спутника и узнавать не было нужды. Какая женщина забудет первого своего мужчину?
   - Берти! - Матильда окинула высокую фигуру спокойным оценивающим взглядом, - Прекрасно выглядишь.
   И, ведь чистую правду сказала. Война так же не оставила следов в облике молодого доктора Уиллера. Лощеный, подтянутый, взгляд прямой и честный. Накрашенные губки Клариссы скривились.
   - О, привет Клара, - оживилась Матильда, словно только что узнала бывшую подругу, - Ты что, не рада меня видеть? Я чем-то тебя обидела?
   Мати стало весело, в отличие от парочки. Кларисса вцепилась в локоть доктора Уиллера, а тот досадливо потупился.
   - Берти, у тебя новая невеста? - не унималась Мати, - Поздравляю.
   - Спасибо, Матильда, - Берт прокашлялся. Наверное, он уже проклял себя, за то, что окликнул ее. С другой стороны, коридор один, и они бы все ровно встретились, - Мы еще не объявляли о помолвке.
   Кларисса вцепилась в локоть еще крепче.
   - Ну что же, поздравляю заранее, - Мати кивнула обоим и потянула Клода вперед, - А сейчас простите, мы спешим.
   - Мати! - она оглянулась. Лицо Берта покрылась красными пятнами, как всегда от волнения, - Ты вернулась в Университет?
   - Кончено, нет, - девушка пожала плечами, - Кто же мне позволит? Я зашла проведать Клода. Простите, у меня действительно мало времени.
   - Но на что ты живешь? - продолжал допрашивать Берт, игнорируя новую невесту.
   - Ну, Берти, - Матильда шаловливо улыбнулась, - Я работаю. Уж за полгода можно было найти источник пропитания. Прости, мы задерживаем Клода.
   И Мати без сожалений оставила свое прошлое за спиной. Клод гневно пыхтел.
   - Как им не стыдно спрашивать о таком, да еще и, спустя столько времени? - он был аж бордовый от гнева.
   - Возможно, тогда это было немного неловко, - Мати успокаивающе похлопала по руке спутника, - Не будем возводить напраслину на Берта. Он все же пытался помочь мне, как умел. Мне передавали посылки.
   И действительно, сразу после увольнения на ее адрес стали приходить немудрящие посылки с сухарями, конфетами и пшенной крупой. Девушка тогда подумала, что бывший жених таким вот образом пытается помочь, но не решается сделать это, открыто. Всего она получила три таких коробки, а потом ей пришлось работать в Отделе, и таинственные дары перестали приходить.
   - Ах, Матильда, посылки вам собирали мы, Селестина, доктор Паркс, я и Себастьян Хукер, - Клод остановился посреди коридора, и схватил ее за руку, - Простите нас! Мы сами тогда почти голодали, Университету урезали пайки. Но стыдно было невыносимо. Себастьян взял коробку, и каждый положил туда, кто что мог. Селестина сказала, что если просто предложить вам помощь, вы откажетесь.
   Мати встала на цыпочки, и поцеловала Клода в щеку.
   - Спасибо, - просто сказала она. Мати не стала рассказывать, как выручили ее тогда эти продукты. Одна посылка вся целиком была отправлена отцу, а две другие помогли продержаться почти месяц. На работу ее не принимали. Смешно было думать, что беспокоился о ней Берти, который даже не поинтересовался, как и на что живет бывшая возлюбленная, так спешил отделаться. А эти люди помогали из последних сил, наводили справки. И сейчас ей стало легче. Оказывается, у нее были друзья, а не фальшивая виноватая помощь лживого ублюдка.
   В кабинете Клода было пыльно и запущено, как и положено в пристанище гения. Заветную чудо-коробку ученый держал в огромном сейфе. Груды бумаг покрывали стол, громоздились на стульях и табурете. Минада заполошно начал освобождать стул, чтобы усадить неожиданную гостью. Видно, ожидаемых посетителей здесь не бывает. Через пять минут девушка была усажена и пред ней раскинулись схемы и диаграммы. Суть она поняла довольно быстро. Действительно, остроумно. Если представить себе, что ее родной язык некие сущности слышат в первый раз и пытаются записать в доступной им алфавитной системе, не понимая смысла сказанного то получиться нечто подобное. А если эту запись потом превратить в простой цифровой код, и тогда не нужно никакого перехода, никто и так не поймет принцип.
   Через час Матильда Хольмер со всех ног бежала домой. Птицей она взлетела по лестнице и уже стучала в дверь, забыв о том, что дома никого нет. Но в квартире кто-то загремел ключами, и дверь открылась.
   - Джейкоб, прости, я ключи...
   Но в темном проеме двери стоял не Джейкоб. Мати невольно открыла рот. Человек нетерпеливо втащил ее в прихожую.
   - Простите, Курт, вы здоровы?
   На ее рот лег невидимый в темноте палец, призывая к молчанию.
   - Тише, мейден, за нами наблюдают - еле слышно шепнул начальник. Шершавый палец почему-то задержался у ее лица, хотя не то, что говорить, девушка и дышать старалась пореже. Оставив ее в темной прихожей, Ангел исчез. Через минуту дверь в его комнату открылась, и в отсвете уличного фонаря Мати увидела, как он выводит в коридор невысокую женщину. Только силуэт, больше она при всем желании ничего бы не смогла рассмотреть. Начальник довел незнакомку до самой входной двери. Ноздри Мати уловили дешевый аромат цветочного одеколона.
   - Ждите, - шепнул Курт на прощанье своей гостье, и она исчезла в темном проеме двери.
   Хлопнула дверь, темнота стала вязкой, густой. Мати не увидела, почувствовала, что осталась в прихожей одна. Почему-то она не стала включать свет. Несколько минут девушка стояла, прислушиваясь. Квартира хранила тишину. Почему-то ей вдруг показалось, что Ангел там у себя тоже затаился и ждет. "Зачем терять время и строить предположения, когда можно спросить". Ощупывая рукой стену, Матильда пошла к своей бывшей детской. Дверь оказалось плотно закрыта, но открылась сразу, стоило ей постучать. В проеме угадывался знакомый силуэт.
   - Почему вы не включили свет? - прошептала темнота голосом Ангела.
   Мати промолчала. В голове все смешалось. Она и сама не знала, зачем пришла, почему не включила свет, и отчего так заполошно колотится сердце. Так они стояли друг напротив друга. Он ждал.
   - Это была ваша любовница? - голос Мати как-то жалко дрожал. Она почему-то забыла, что нужно говорить шепотом. И сама не поняла, отчего ляпнула такую глупость. Какое ее дело, в конце концов? Ангел странно дернулся, вздохнул и посторонился, молчаливо приглашая ее войти. В комнате висела плотная темнота, тишину дробило тиканье старинных часов.
   - Не любовница, - ровным голосом сказал начальник. Они снова помолчали.
   - Это моя бывшая секретарша, - добавил он и отчего-то вздохнул тоскливо.
   "Не та, что "сломалась"?" - мысленно поддела она.
   - Та в лечебнице, - спокойно ответила Ангел, - и если вас так волнует ее судьба, эта девица рылась в делах моего отдела и стучала Штенке. Благодаря ее подвигам моего прежнего помощника разжаловали, а паренька из группы Россетти сослали на Мэйлисс. И я в тот момент ничего не мог сделать. Только зубами скрипел.
   - Я знаю, как Отто принуждает людей к послушанию, - Мати упрямо тряхнула головой, - тут, не захочешь, а побежишь рыться в чужих вещах.
   Ангел подошел к окну и слегка раздвинул шторы. В неверном уличном свете девушка увидела, как напряжены его плечи. Хотелось подойти и прижаться к этой прямой спине головой, размять, разгладить. Он повернулся и пристально посмотрел на нее. Мати не видела выражения его лица, и это очень мешало, ибо нельзя доверять тому чувственному напряжению, что повисло в комнате.
   - Не сравнивайте. Ту девицу никто не шантажировал жизнью родных. Она согласилась за повышение по службе, за жалование, за приличную казенную квартиру, - казалось, Курт обозлился по-настоящему.
   - Откуда вы знаете? Вы не можете понять, что чувствует слабый, когда его прижмут, как следует.
   - Ошибаетесь, могу. Я прочел все это в ее голове. Я знаю, как вас ломали, но не сломали. Потому что вы...
   - Да что вы понимаете? Вы думаете, что считали воспоминания, и все поняли. Если бы вы знали, как я сама себе теперь...
   Слезы клокотали в горле, еще немного, и случиться истерика с позорным ревом. Она сделала шаг назад, думая лишь о том, как унести свое горе, и выплакать его в одиночестве. Но ее остановили. Темный силуэт оказался неожиданно близко. Широкие ладони сомкнулись за ее спиной и крепко прижали к груди. Она уткнулась лицом в его плечо и расплакалась. И никакая сила не смогла бы ее заставить прекратить, словно плотину прорвало. Руки обнимали Мати и покачивали. Девушка плакала навзрыд, рубашка Ангела промокла насквозь. Никогда еще с самого первого дня, когда беды обрушились на ее голову, Матильда не позволяла себе такой вакханалии чувств. Она ревела, рыдала, выплескивая боль, стыд, страх, безысходность, беззащитность. Курт молчал, только баюкал ее, всем телом обещая, что все будет хорошо. Когда слезы иссякли, и она затихла, лишь всхлипывая время от времени, он поцеловал ее в макушку, обнял за плечи и повел на кухню. Она сама не поняла, как оказалась сидящей за столом. Курт зажег спиртовку и свечу. Рукава белой рубашки закатаны до локтей, обнажая жилистые руки. Вид у него был домашний и уютный. "Отчего я раньше так его боялась?" - недоумевал разум.
   - Все боялись, - спокойно сказал Курт, - Я сам этого добивался. Иногда, очень удобно, когда тебя боятся. Страх - мощное оружие и великая сила.
   - А как же доверие? - голос Мати был хриплым от слез.
   - А это уже совсем иная маска, и мне она не очень подходит, - Ангел пожал плечами. Как будто они говорили о том, что ему не идут панталоны с кружавчиками, - Ее нужно выращивать. Повседневная личина, штука жесткая, и не очень эластичная. А к страху я привык. Меня все боялись со школы, и даже раньше. В детском доме, если не запугаешь сокоешников до икоты, останешься битым и голодным. Вот я и старался.
   Мати на миг представила себе детство, где за все приходится биться насмерть, и поежилась. Теперь ей снова хотелось обнять Ангела, но на этот раз, предлагая защиту и утешение.
   - Все в порядке. В школе было уже здорово. У меня появились друзья, и мы пугали мир уже втроем. Это весело.
   - Не думаю, - Мати зябко повела плечами. Ангел поставил перед ней чашку с горячим шоколадом. На минуту он вышел из кухни, и вернулся со стареньким клетчатым пледом. Плед он накинул девушке на плечи. "Все-таки, чудно общаться с человеком, который предупреждает любое твое желание. Как в сказке" - подумала Мати. Если бы она научилась вовсе не думать.
   - Так рассуждают все, - вздохнул Курт, усаживаясь напротив. Он выбил из пачки папиросу и, испросив взглядом разрешения, прикурил от синего огонька спиртовки, - Если бы вы знали, как нас все боялись и ненавидели. Мы едва успели появиться в школе, а нам уже швыряли камни вслед. Издалека, - Ангел нехорошо усмехнулся, - Юные маги верили, что если издалека, то мы и не успеем засечь, кто. А кинуть камешек очень хотелось.
   Курт задумался о чем-то не очень веселом. Мати показалось, что больше он ничего ей не расскажет, но ошиблась. Словно через силу, он продолжил:
   - Однажды Сэди разбили голову. Ей было семь лет. К счастью, обошлось большой кровью и ревом. Мы выследили меткого стрелка и устроили веселую жизнь. Парню было двенадцать, нам по семь. Пришлось поломать голову, как достойно отомстить. Мы тогда ничего не умели, но поняли, что если спустим и это, нам не жить.
   - И как же вы отомстили здоровому парню? - Матильда ерзала от любопытства. Ангел улыбнулся. И это была воистину бесовская улыбка.
   - Это оказалось довольно просто. Мы все узнали о нем. Следили за ним днем и ночью, поняли, чего он боится, о чем мечтает. А дальше дело было в шляпе. Ему стали сниться кошмары, он забывал, куда положил свой личный дневник. А в питомнике, чтобы вы знали, дневник не тетрадочка, с которой делишься мыслями. Это документ, где отмечается все - прибытие, отбытие, дежурства, оценки, замечания, наказания. Если патруль поймает тебя на улице без дневника, схлопочешь пять суток карцера. И вот наш враг этот самый дневник терял по пять раз на дню. Забывал про дежурства, описался во сне. Короче, его жизнь превратилась в ад, пока мы не дали ему понять, чьих ручек его неприятности.
   - А зачем? - Мати тряхнула темными кудрями, - Он сильнее, мог и поколотить.
   - А нас, представьте, больше волновала не месть, а выживание. Нам нужно было, чтобы нас действительно боялись. А кого бояться то? Трех сопляков? Вы бы нас видели - Санди был на жирного тюфяка похож, Сэди - на кукленка, а я был маленький, как дохлый крысеныш. Однако, никому не пришло в голову, что наша троица довольно жалкая. Страх иррационален, чаще всего, люди боятся не того, что видят, а свои фантазии. А меня пугались даже профессиональные психиатры.
   - Почему? - Мати подалась вперед.
   - Почему? - Ангел внимательно смотрел на нее, - А почему боялись вы? Вернее, кого вы боялись?
   - Маньяка, - выпалила девушка, и покраснела. От неловкости она опустила глаза в кружку. - Простите, но это так. Я вас совсем не знала.
   - Бросьте, - Ангел протянул руку и заправил прядь волос ей за ухо, - Этот образ был мною придуман уже и не помню когда. Страх начинаешь чувствовать раньше всего. Сначала страх, потом ярость, злость, ревность. Поэтому я, лишь только чуял страх, вспоминал, что же его вызвало, и кто. И если тебе удалось человека напугать, считай, ты его почти победил.
   Мати вспомнила встречу с Берти, и была готова согласиться.
   - В мире взрослых трудно напугать физическим превосходством, - продолжал Ангел, - Да и не про меня это. А кто такой маньяк?
   Мати задумалась. Истории про маньяков вошли в моду лишь недавно, после того, как в столице был пойман Душитель, отец троих детей, убивший шестнадцать девочек, прежде чем его поймали.
   - Очень жестокий человек, который выглядит как все, - ответила она, - Но жесток он, до одержимости. И боятся маньяков оттого, что не могут распознать тайный порок в обычном с виду человеке.
   Мати добавила к шоколаду молоко. Сидеть здесь с Ангелом на кухне было очень хорошо. Интересно, безопасно, уютно. Хотелось, чтобы этот разговор, и шоколад, и чувство, что тебе доверяют, никогда не заканчивалось.
   - Вы правы, - Ангел приоткрыл форточку и выпустил в ночь струю дыма, - И мне пришлось поработать, чтобы сконструировать образ тайного извращенца без тормозов и без чувства сострадания. Зато, ко мне всегда благоволило высокое начальство. Им казалось, что такого отморозка, как я очень выгодно держать на личном поводке. Каждый из них втайне мечтает о собственном цепном демоне.
   Мати хотела спросить, а что же там на самом деле за этой пугающей личиной, но решила, что это слишком личный вопрос. Нет, не то. Она испугалась, что он откажется отвечать, и тем самым поставит ее на место. Помявшись, она спросила совсем о другом.
   - А откуда вы узнаете, чего они хотят, если все эти сановные начальники увешаны защитными амулетами?
   Ангел усмехнулся, но не горько, а весело, по-мальчишески обаятельно.
   - Нет ничего абсолютного. Амулет помогает лишь человеку, не способному испытывать сильные чувства. И кстати, эмоции честнее мыслей. Вот вы, например, вполне можете допустить в мыслях убийство своего врага, но! - он поднял бровь и внимательно посмотрел на нее, - только в мыслях.
   Мати поджала под себя босые ноги. Подобные взгляды ее больше не пугали.
   - Вы думаете, я не способна убить? - девушка постаралась скопировать его выражение лица, и ей удалось почти так же хорошо приподнять одну бровь. Оба фыркнули.
   - Каждый способен, если его загнать в угол, - вздохнул Курт, - но вы сделаете это, лишь защищая кого-то, кто вам дорог.
   - Вы считаете меня слабачкой? - Мати почувствовала себя задетой, - Думаете, что я такая рафинированная городская девица?
   Ангел усмехнулся.
   - Не отбивайте у меня хлеб. Все ровно, вы не умеете читать мысли, - он протянул к ней руку, словно хотел прикоснуться, может быть, взъерошить волосы, но не стал. Рука, вновь, вернулась на место, - К слову, я не считаю способность убивать себе подобных признаком духовной силы. А вы... вы верный, стойкий и очень порядочный человек.
   Ангел смотрел на нее серьезно и немного грустно. Мати покраснела. В голове царил кавардак. Там бродили не самые умные мысли. К слову, мыслей там не завалялось даже на медяк. А вот чувства были - знакомая парочка - стыд и страх. Как раз то, что так хорошо умеет читать Ангел.
   - Не нужно, - Мати моргнула, а он уже сидел перед ней на корточках, - Я действительно, читаю все. Вам нечего стыдиться, вы никого не обманули, не убили и не украли. И даже не пытались манипулировать ближними. Не торговали собой, не жаловались, не требовали к себе сочувствия.
   - Почему тогда, мне так стыдно? - прошептала Мати.
   Он взял ее руку и прижал к своей щеке.
   - Потому, что, - он пристально посмотрел ей в глаза, - вы думаете, что стыдно быть жертвой.
   - А разве не так? - другой рукой она погладила его волосы. Ей так давно хотелось понять, какие они на ощупь. Ангел выдохнул и привлек ее к себе. В следующую секунду Матильда Хольмер его поцеловала. Вначале робко, а потом его рука обняла ее затылок. Они целовались, как сумасшедшие. Языком она распробовала горький привкус табака. Мати прижималась к нему всем телом, и чувствовала, что он хочет ее. С усилием начальник отстранился. Он тяжело дышал, горячие ладони гладили ее шею, спину. Девушка потянулась к пуговице на его рубашке. Курт быстро накрыл ее пальцы ладонью.
   - Нет, - прошептал он.
   Она отпрянула, словно ее физически оттолкнули. Вздохнув, он снова обнял ее, и зарылся лицом в густые каштановые пряди.
   - Не нужно, Мати, - шептал он, - Я не желаю, чтобы потом ты так же ненавидела меня.
   - Я не..., - его палец лег на ее губы. Она почувствовала грубую шершавую кожу.
   - Я знаю, - он по-прежнему прижимал ее к себе, - Я бы очень этого хотел. За ночь с тобой я отдал бы десять лет жизни, но ты потом проклянешь меня, а вот этого я не могу допустить.
   Мати дрожала от возбуждения. Впервые в жизни она хотела мужчину, хотела, чтобы он позволил ей снять с него рубашку, хотела прижаться к нему кожа к коже. Чтобы он гладил и целовал ее, и она бы тоже ласкала его.
   - Почему? - хрипло спросила она, и сама не узнала своего голоса.
   С видимым усилием он отстранился, приподнял ее за локти, и усадил на подоконник.
   - Скоро я вытащу твоего отца, выправлю чистые документы и переправлю вас заграницу, - он отвернулся, и теперь Мати не видела его лица, - Профессора с радостью примут ведущие университеты мира, перед тобой откроются все двери. Другая жизнь, понимаешь?
   Мати отрицательно покачала головой.
   - Ты выйдешь замуж, за кого-то достойного, - Ангел, наконец, повернулся к ней, и выражение его лица девушке совсем не понравилось, - Я не хочу, не желаю, чтобы ты стыдилась того, что могло бы у тебя произойти ... с "крысой".
   Мати показалось, что ее окатили кипятком.
   - Знаешь, что меня в тебе бесит? - спросила она.
   Ангел озадаченно склонил голову.
   - Надеюсь, узнать.
   - Ты умеешь читать мысли, и поэтому думаешь, что хорошо разбираешься в людях. А значит, имеешь право решать за всех, - голос ее звучал немного громче привычного, и с каждым словом набирал силы.
   - Ты! - она больно ткнула пальцем ему в грудь, - Ты думаешь, я не вижу разницы между тобой и Штенке, потому, что все вы "крысы"?
   - Но мы "крысы", - Курт осторожно потер ушибленное место на груди.
   - Ты ни в чем не виноват, у тебя не было выбора, - она не замечала, что по щекам у нее текут слезы. Ничего она больше не будет ему объяснять. Матильда не менталист, мыслей читать не умеет, и откуда ей знать, отчего на самом деле он отталкивает ее. Был у Мати жених, правильный, умный, красивый. Оказался трусом и приспособленцем. Были насильники и мерзавцы в начальниках. Были друзья-интеллектуалы, не плохие люди, но, тоже слабаки, по меркам самой Мати. И единственный мужчина, достойный называться этим словом, оттолкнул ее, побрезговал.
   Ангел громко застонал. Рывком он прижал ее к себе.
   - Какая же ты, дура, Мати, - пробормотал он, - хоть и умная, - он снова покачивал ее в объятьях, как ребенок плюшевого мишку, - Подумай о себе. Я не могу перестать быть "крысой". Империя меня не выпустит, и единственный способ выжить, для таких, как я - плести эту сраную паутину до последнего. Я буду карабкаться наверх, чтобы меня не сожрали другие пауки, понимаешь?
   Мати судорожно кивнула. Лицо ее он крепко прижимал к своей шее. Без каблуков она действительно, была, не намного, ниже Курта.
   - А если я поскользнусь, то коллеги съедят не только меня, но зачистят все мое окружение, - жарко шептал он, - Ты пропадешь рядом со мной и я не смогу тебя защитить, понимаешь?
   Она снова кивнула, и обняла его за спину, прижимаясь еще крепче.
   - Ты меня не хочешь? - спросила она.
   Ангел невесело рассмеялся.
   - Что, похоже, что не хочу? Нет, так не пойдет, - он поймал ее плечи, и легонько оттолкнул, - Ты еще подумаешь, и не один день. А потом, посмотрим.
   "Если мы с отцом все ровно, уедем, то почему я должна бояться сейчас?" - подумала она.
   Ангел резко выдохнул и сделал шаг назад.
   - А обо мне ты подумала? - он вновь говорил своим обычным бесцветным голосом, - Ведь я должен буду тебя отпустить.
   Курт развернулся и ушел. Матильда осталась одна. Медленно она подошла к тому месту, где еще недавно сидел Ангел, взяла папиросу из его коробки, чиркнула спичкой, и закурила. Из форточки веяло морозом. Лето ушло, и по ночам начали приходить первые заморозки. Матильда не хотела думать о том, что сейчас случилось между ними. Себя она знала хорошо. Сейчас начнет перебирать, кто, что и как сказал, и поймет, что все испортила, а потом примется жалеть себя, Ангела, папу. "Могу я побыть обычной девушкой, которая вовсе не обязана все анализировать? - спросила она сама себя, - Я не живу, а словно по минному полю ползу, одно лишнее движенье, и привет. Хватит, право слово, я же не шпионка какая-нибудь. Сейчас я докурю эту противную, вонючую папиросу, и что Ангел в них находит, и сяду работать".
   На кухне работалось лучше, чем в кабинете. Натопленная за день громоздкой плитой, она еще удерживала тепло. Усталые глаза упорно искали в цифрах повторяющиеся знаки, гласные, согласные звуки были здесь, нужно только постараться их увидеть. К утру в голове что-то щелкнуло, и видеть она стала четче. Еще не ясно, в деталях, но общий контур слов наметился. Если представить, что гласных больше, то вот это последнее слово, похоже на "Бооаиаиий". Мати подскочила, и побежала к себе в кабинет в поисках железнодорожного атласа. Не сразу, глаза уже сами собой закрывались от усталости, она нашла название станции "Брожогалицкий мост". Глаза вновь метнулись к колонкам цифр. Да, да, здесь определенно, короткое слово, с долгой "оу" посередине. Да, система Клода не идеальна, но другой пока нет. А с этим уже можно работать. Красный карандаш порхал по желтой, выцветшей копии, намечая фронт работ на сегодняшний день. Еще бы поспать! Матильда встала, и налила себе остывшего кипятка. Нужно прерваться. Взгляд все время возвращался к красным отметкам. Вот это слово, с долгим "у-у" - определенно глагол. Скорее всего, "будут", или "будет".
   - Ты сошла с ума? - раздался за спиной знакомый голос.
   Ангел вошел, сияя чистотой, в белой накрахмаленной рубашке, чисто выбритый. И Мати стало обидно, за то, что эту ночь ее начальник провел в объятьях сна, и значит, то, что произошло вчера, для него лишь эпизод, один из многих.
   - Если хотите завтракать, жарьте яичницу, я ничего не готовила, - ответила она подчеркнуто ровным голосом. Пусть читает, ей не жалко.
   Но Курт уже сидел на ее стуле, и разбирал результаты кропотливой ночной работы - прочитанные два с половиной слова с большой дозой вероятности.
   - Вчера я забыла сказать, что, кажется, нашла ключ, - пробормотала Матильда, - Нужно было попробовать, и вот, получилось.
   Ангел посмотрел на нее. Его синие глаза хищно сверкали, как у кота, попавшего волею судеб на продуктовый склад.
   - У тебя есть двадцать минут. Умойся, приведи себя в порядок, а я пока договорюсь с Россети. Собери вещи на неопределенный срок. Ты переезжаешь к Габриэлю.
   Мати, как во сне, которого она была лишена в эти сутки, побросала в сумки какие-то вещи. Через час она уже завтракала у хлопотливого Габриэля. Через два часа старик уложил ее спать и вцепился в шифрограммы в полном восторге. Три недели они работали голова к голове. Разговаривали в полголоса, монотонную тишину их существования озвучивали только стенные ходики. Радио Габриэль не признавал. Джейкоб навещал их, как старушка-мама, нагруженный продуктами. Ангел не появлялся и не звонил до того самого дня, когда они почти закончили расшифровку. Телефон тренькнул неожиданно, резко, как ножом по нервам полоснул. Мати торопливо схватила трубку, чтобы этот звук, наконец, прекратился.
   - Война закончилась, - сообщил начальник бесцветным голосом. От неожиданности Матильда уронила тяжелую литую трубку на пол. Так с грохотом завершилась целая эпоха.
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"