Кристоф Боше был занят тем, что сажал розы в саду. Он вообще любил свой сад. Сам процесс посадки растений и ухода за ними приносил ему удовольствие. Он мог часами пропадать под сенью яблонь, облагораживая свой приусадебный участок.
Кристоф любил работать руками. Самостоятельно изготавливал скамьи, выкладывал извилистые дорожки камнем, сколачивал аккуратную и красивую изгородь. Эта созидательная деятельность умиротворяла пожилого ветерана многочисленных войн начала девятнадцатого века.
Многократно пройдя путь разрушения и отняв множество жизней, Кристоф стал больше прежнего ценить собственную жизнь. Принудительное участие в бойнях, устраиваемых ради личных интересов политиков, травмировало его. Вчера такие же нищие и ободранные, как все, но сегодня уже стоящие над всеми, они забывали о собственной смертности. Добившись вожделенной власти правдой и неправдой, ядом и кинжалом, изменой и предательством, они вели своих сородичей как скот на бойню. Немыслимое количество людей становилось рабами безграничной алчности всего одной смертной твари. Твари, которая абсолютно ничем не отличалась от тех, кого гнала на убой ради своих интересов.
Ради выгоды власть имущих умирали не тысячи, не миллионы, а к текущему девятнадцатому веку, миллиарды людей. Живых, стремящихся к собственным простым и земным желаниям. Дорогих своим близким. Дорожащих своими близкими. Все упали на истоптанную сапогами сырую землю, истекая кровью. Они умирали, раненные такими же рабами, поневоле гонимыми на убой. Кровь миллиардов всегда была и будет на руках единиц.
Стараясь не вспоминать все то, что он пережил, Кристоф отвлекался на работу. Совершенствуя свое жилище и большой сад, он решал сразу две проблемы - радовал душу красотой своих творений, и одновременно оберегал ее от кошмаров прошлого.
Конечно, воспоминания иногда вырывались на свободу, заставляя снова и снова возвращаться в самые страшные моменты его жизни. Однако с годами, проводимыми в созидательном и приятном труде, кошмары посещали его все реже.
Взлелеянные заботливыми руками Кристофа, яблони приносили щедрый урожай. Изрядное количество яблок он съедал вместе со своей женой Жоржет. Они ели их прямо с веток, либо варили компот, ставший популярным в прошлом столетии благодаря французским поварам. Жоржет также любила баловать своего мужа выпечкой с яблоками.
Но сколько бы они их не ели, яблок все равно оставалось слишком много, поэтому Кристоф и его жена продавали основную часть урожая жителям деревни, которая находилась неподалеку, и к которой они были причислены. Благодаря изумительному вкусу этих яблок, пожилой садовник был у соседей на хорошем счету.
Сажая в землю очередной покрытый шипами росток нежного цветка, Кристоф почувствовал смутную тревогу. Ничто явное не могло вызвать беспокойство, но он огляделся. Жоржет развешивала по веревкам постиранное белье. Калитка была закрыта, за забором он никого не увидел. Большой двухэтажный дом, в котором он жил с женой, тоже не вызывал подозрений.
Но на всякий случай садовник отряхнул руки и пошел внутрь. Двухэтажное деревянное здание, как и все хозяйство Кристофа, было ухоженным. Для удобства он пристроил мастерскую прямо к дому, от чего строение казалось очень большим.
Дверь открылась без скрипа. Внутри было тихо. Он обошел гостиную, спальни и пристройку. Нигде не было ничего подозрительного. Вернувшись на улицу, он обошел весь двор и сад. Все было в порядке, но тревога нарастала. Разум заполнял страх. Липкой, холодной жижей он обволакивал все его мысли.
Накатывающая дрожь стала настолько явной, что думать о чем-либо, кроме страха, было невозможно. Руки вспотели и задрожали. Он побежал к жене. Она застыла перед бельевыми веревками с мокрой рубашкой в руках. Жоржет растерянно озиралась. Похоже, ее охватило то же самое чувство. Кристоф подбежал к ней.
- Ты что-то видела? - спросил он.
- Н-н-нет, - ответила она, чуть заикнувшись. Ее глаза судорожно бегали. Она все хуже контролировала себя под натиском нарастающего ужаса.
- Зайди, пожалуйста, в дом и закрой все окна и двери, - сказал он. Кристоф постарался побороть страх и придать голосу спокойный тон.
Жоржет не стала с ним спорить. Она положила мокрую рубашку обратно в корзину и быстро пошла к крыльцу. Кристоф осмотрелся еще раз. Ничего и никого он не увидел. Но страх становился все сильнее. Старого ветерана пробил холодный пот. Он вбежал в дом вместе с женой. Тщательно закрыл дверь. Отвел Жоржет в спальню наверху.
Она села на большую двуспальную кровать, стоящую напротив двери. Кристоф подбежал к старому железному шкафу. Вставил большой ключ в замок, повернул несколько раз и открыл. Внутри лежал револьвер и двуствольное ружье. Сначала Кристоф извлек револьвер. Он регулярно ухаживал за своим оружием, и оно было готово к действию в любой момент. Кристоф откинул барабан. Не без усилий поместил в каморы шесть патронов, руки его не слушались. Захлопнул барабан и подбежал к жене. Протянул ей рукоять офицерского оружия. Ее глаза расширились, когда она увидела протянутый ей пистолет.
- Но Крис... - начала она.
- Ты знаешь, как этим пользоваться. Я много раз тебе показывал, и ты не раз стреляла. Ты все помнишь? - муж настойчиво перебил ее.
- Д-д-да, - снова чуть заикнулась пожилая женщина. Она была уже в почтенном возрасте и в глубине души надеялась, что ей никогда не пригодятся привитые мужем навыки.
Жоржет взяла револьвер. Кристоф достал из ящика патроны и вернулся к жене.
- Держи их при себе. Заряжай тогда, когда нет прямого контакта с противником. Помнишь?
- Помню, - сказала Жоржет. Она стала чуть более собранной, ей удалось взять себя в руки. "Какая молодец..." - подумал Крис. Он всегда был рад, что рядом с ним именно эта женщина. Она не только помогала ему бороться с призраками прошлого, умела вкусно готовить и стирать вещи, но и прицельно стреляла. Кристоф не без удовольствия учил жену этому. А она не без удовольствия внимала.
Старый офицер достал ружье и патронаж. Не поместившиеся в ремень патроны разложил по карманам. Переломил ружье, вставил первую пару патронов. Закрыл переломный механизм.
- Сиди здесь. Я проверю, все ли закрыто, - сказал он своей жене.
Кристоф обошел все комнаты. Окна и двери были закрыты. Он поднялся обратно к Жоржет. Сел рядом с ней, положил ружье на колени и стал вслушиваться.
Было тихо. Абсолютно тихо. Крис не слышал ни одного звука. За исключением собственного дыхания и дыхания Жоржет. Долго ничего не происходило, но страх не отступал.
И вдруг он услышал женский крик. Истошный, душераздирающий вопль резанул слух. На памяти офицера так кричали только умирающие. Сердце заколотилось еще сильнее, он схватился за ружье. Жоржет готова была заплакать от ужаса и бессилия. Крик раздался еще раз.
- Это со стороны болот, - сказал Кристоф.
Жоржет, казалось, не могла говорить. Она нервно стискивала рукоять револьвера. Ее глаза были полны парализующего ужаса. А еще - мольбы. Она знала, что кому-то нужна помощь. Но помощь нужна была и ей. Она хотела, чтобы он остался с ней. Чтобы он был рядом, если то, что добралось до одинокой женщины возле лесных топей, доберется и до нее.
Она знала характер своего мужа. Отставной офицер не может бросить человека, попавшего в беду. Особенно, если в беду попала женщина. Он - военный старой закалки. Проповедник старых принципов, всегда спасавший стариков и детей первыми. Она боялась его решения. Больше всего она хотела, чтобы он оставался здесь, вместе с ней. Ей было бы не страшно даже умереть рядом с ним. Только бы он не уходил.
Кристоф смотрел на свою перепуганную жену. Все его нутро бунтовало и требовало немедленно бежать к болотам. Он просто обязан помочь, если сможет. Хотя чутье подсказывало ему, что помогать там уже некому. Но он не может не пойти на крик. Как можно бросить человека на погибель. Разум снова услужливо подсказал, что человек, попавший в беду, уже погиб.
Тот, кто может хотя бы убегать, кричит по-другому. Такой вопль вырывается из глотки человека, который уже не может спастись. Не кричат так отчаянно и те, кто может драться. Что бы ни случилось с одинокой женщиной, зашедшей в лесные болота, она мертва.
Глаза Жоржет, исходящие слезами, умоляли его. Он видел это и не мог оторваться от них. Она не рыдала, не всхлипывала. Она молчала, и слезы катились по ее щекам. А он разрывался надвое. Он знал, что их дом достаточно далеко от деревни. Там крик женщины едва ли услышали. Значит, кроме него пойти на помощь некому.
Лошадей Кристоф не держал, идти в деревню за помощью пришлось бы пешком. На это уйдет много времени. Но ведь женщина все равно уже мертва. А если с ней есть еще кто-то? Вдруг кто-то бежит, из последних сил спасаясь от волков. "А может, с ней был ребенок?" - подумал Кристоф - "Что если они так неудачно пошли за ягодами или грибами, что наткнулись на стаю голодных зверей? Может быть, я еще смогу помочь. Но ведь Жоржет сильно напугана. Лучше остаться с ней. А что будет, если после моего ухода сюда доберется тот, кто убил ту женщину? Что будет с моей женой? Но ведь я, скорее всего, встречу опасность лицом к лицу. И тогда никто не доберется до Жоржет".
- Жоржет, я должен идти, - сказал он.
Жоржет медленно завертела головой, безмолвно отрицая его слова. Потом сказала:
- Пожалуйста, останься со мной, ведь ты там уже не поможешь, - дрожащим от слез голосом сказала его жена.
- С той женщиной мог быть кто-то еще. Я должен помочь им, если смогу, - сказал Крис.
- А что, если сюда доберется то, что убило ее? - женщина снова теряла контроль над собой.
- Что значит "что убило ее"? Убить может только "кто-то", - сказал пожилой офицер. Своим сварливым тоном он больше пытался успокоить себя, чем жену. Ему очень не понравилось то, как оговорилась его жена. Ощущать необъяснимый ужас вдвоем было очень странно. Особенно без очевидного источника опасности. Было во всем этом что-то зловещее. Зловещее настолько, что он едва мог убедить себя в том, что ему нужно идти. Мольбы Жоржет нагнетали еще больше сомнений. Но он решил, что если кто-то и сможет помочь тому, кто мог выжить, так это он.
- Жди меня здесь, в этой комнате. Здесь безопаснее всего, поэтому не уходи отсюда. Револьвер держи наготове. Не кричи, чтобы не выдать своего присутствия. И не бойся. Я только проверю и приду.
Жоржет молчала. Она уже сказала все, что могла, остальное было бессмысленно. Она молча смотрела вслед мужу, выходящему из комнаты. Слушала, как он спускается по лестнице, как выходит за дверь и поворачивает ключ в замке.
Жоржет поежилась, сидя на огромной кровати. На нее навалилась тишина. Звенящая, вязкая, заполнившая все пространство. Казалось, что она изолировала Жоржет от всего мира, поглощая даже самые слабые звуки. Как будто женщина попала в вакуум.
Вместе с тишиной появилось особенное, всепоглощающее чувство одиночества. Как никогда сильное и болезненное, оно будто резало ее тупым лезвием. В самых глубинах ее съежившейся души, о которых она всю свою жизнь даже не подозревала, начинало рождаться нечто новое.
Разум, разрываемый на части самыми темными, мрачными чувствами, начинал изменяться. Страх усиливался, нарастая с каждой минутой. Всепожирающий, убивающий разум ужас смешивался с одиночеством. Безмерным и всеобъемлющим. Переплетаясь друг с другом, эти два чувства порождали еще одно. Самое мрачное и опасное для живых - отчаяние.
Бездна, полная маячащих во мраке кошмаров. Потаенных страхов, дремавшей ненависти к собственному бытию и желания умереть, чтобы перестать ощущать бесконечное страдание. Ничто не уничтожает человека более мучительно, медленно и неотвратимо, чем отчаяние.
Чувствуя, как ее мир разваливается на части, Жоржет подняла револьвер. Вся смесь обуявших ее чувств уже не вызывала желания бежать и спасаться. Парализованный отчаянием ее рассудок медленно разрушался. Она впала в оцепенение. Жизнь больше никогда не вернется в прежнее русло. Страшное случится. И оно будет гораздо более страшным, чем она могла себе представить. Путаясь в своих кошмарах, Жоржет взвела курок.
* * *
Закрыв дверной замок, Кристоф побежал к лесу. Он был далеко не в отличной форме, но все же он не давал своему телу окончательно потерять тонус. Несмотря на возраст, он чувствовал себя хорошо, и у него было немало сил. Легким бегом он приближался к полосе леса. Криков больше не было слышно. Тишину нарушал только его топот. Подойдя к лесу, он поправил патронаж, снял с плеча ружье. На случай, если опасность появится внезапно, нужно быть готовым выстрелить.
Кристоф бежал трусцой между деревьями, постоянно оглядываясь. Он не видел ничего необычного. Только деревья и шелестящую под ногами траву. Но вдруг он насторожился, остановился и прислушался.
В воздухе висела абсолютная, тревожная тишина. За все время, в течение которого Кристоф здесь жил, этот лес всегда был шумным. Ветер шевелил деревья и траву, взъерошивая зеленые ростки. Маленькие обитатели охотились на еще более мелких животных, летали и пели птицы, стрекотали насекомые. Можно было часто встретить белок и бурундуков. Крупных зверей здесь ни разу не было видно, но и совсем их сбрасывать со счетов не стоило. Лес всегда жил своей жизнью и течение этой жизни можно было услышать.
Теперь же было настолько тихо, что в ушах стоял монотонный звон. Не было видно ни одного животного или насекомого. Не шелестели травы и деревья, потому что стоял полный штиль. Тишина была абсолютной. И это было страшно, потому что такой мертвой тишины здесь никогда не было.
Стискивая ружье все сильнее, он приближался к болоту. В воздухе появился запах затхлой сырости. Он добежал до места, где деревья росли гораздо реже, и остановился. Перед ним были лесные топи.
Кристоф упер приклад ружья в плечо. Осмотрелся. Ничего не было видно. И опять же никакой живности. Даже мух. Он медленно двинулся вперед, осторожно переступая с кочки на кочку, и осматривался. Он надеялся обнаружить женщину, которая кричала.
Островки твердой почвы перемежались глубокими, затянутыми тиной топкими участками. Осторожно переступая с одного островка на другой, Кристоф чуть не упал в трясину, от неожиданности потеряв равновесие. Ступая на очередную кочку, он увидел в воде кровавое пятно. Чуть дальше, на небольшой глубине, лежала женщина.
Сомневаться в ее смерти не приходилось. Широко распахнутые безжизненные глаза смотрели сквозь мутный слой воды. Невысокая, средних лет женщина была одета в простое красно-синее платье. В воде рядом с ней лежала корзинка, а вокруг плавали свежесрезанные грибы. Из ее шеи сочилась кровь.
Осмотревшись, Кристоф никого не увидел. Набросил ружье на плечо. Присел у кромки воды и потянул женщину за руки. Она выскользнула из воды с тихим плеском, нагнавшим на пожилого офицера невыразимую тоску. Когда ее тело оказалось на суше, он склонился и осмотрел шею погибшей. В ней было два глубоких отверстия. Он убедился в том, что подметил, как только увидел ее. Крови было совсем немного, учитывая то, что повреждения шеи всегда оборачиваются обильными кровотечениями. Она не утопленница. Ее убили эти раны.
Снова взяв ружье наперевес, Кристоф начал осматривать окрестности. Больше нигде следов крови не было видно. Либо она успела впитаться в землю, либо... Либо убийца сцедил ее в какую-то емкость и унес с собой. Иначе кровь лилась бы потоком. Изумляясь абсурдности своей догадки, старый офицер наклонился поближе к шее женщины и всмотрелся в ее раны более внимательно. Подтверждение его догадки заставило волну мурашек пробежаться по спине. Сквозь поры начал сочиться холодный пот. На шее женщины, вокруг двух небольших, но глубоких ран, остались следы зубов. Человеческих зубов.
Кристоф никогда не видел людей с такими длинными клыками. Возможно, что шею женщины сначала чем-то проткнули, а уже потом какой-то свихнувшийся маньяк высосал кровь. Но раны стояли точно в тех местах, где на челюсти человека находятся клыки. Это не было похоже на совпадение.
Мучительно размышляя, пожилой мужчина пристально всматривался в следы зубов на шее женщины, пока ее голова резко не повернулась в его сторону. Он громко вскрикнул, подпрыгнув от неожиданности. Сердце неистово заколотилось в груди, как будто стараясь раздробить ребра в мелкую крошку.
Кристоф попятился, направив на женщину оружие. Зияющие чернотой стволы тряслись от неунимающейся дрожи в руках Кристофа. Женщина лежала неподвижно. Голова по-прежнему была повернута набок. Он осмотрелся. Вокруг было все так же пусто. Офицер обнаружил, что стоило ему сделать еще один шаг назад, и он упал бы в трясину. Его лихорадило. Он упрямо держал женщину на прицеле, постоянно повторяя про себя, что покойники не двигаются. И она не двигалась.
Возможно, это были конвульсии, которые случаются у людей после смерти. Это единственное разумное объяснение. Он стоял и смотрел на нее. Палец на спусковом крючке напрягся. Тишина вокруг была по-прежнему мертвой. Ни звука. Кристоф подумал о том, что его вскрик наверняка было слышно дома. Наверное, Жоржет в панике. Нужно как можно скорее вернуться к ней. Каждая секунда для нее теперь кошмар. Еще больший, чем был до этого.
Кристоф предавался размышлениям, не решаясь ничего предпринять. Сделал шаг к мертвой женщине. Потом другой, третий. И ее голова вновь повернулась. Она смотрела вверх. Глаза жертвы изменились. Белков и зрачков не было. Оба глаза были абсолютно черными. Лицо стало искажаться, приобретая жуткие выражения. Мускулы лица сокращались произвольно, из-за чего гримасы на лице постоянно менялись. Шевелились губы, судорожно открывались и по очереди закрывались глаза. Брови сморщивались и растягивались, поднимались и опускались. И это леденящее душу зрелище уже сложно было назвать посмертными конвульсиями. Кристоф снова попятился. Руки затряслись с новой силой. Пытаясь унять дрожь, офицер навел ружье на тело жертвы. Внезапно стали дергаться руки и ноги погибшей. Труп начал метаться по земле.
Кристоф непослушным языком залепетал молитву. Мертвая женщина билась в жутких конвульсиях. Руки, сжимаясь, загребали горсти земли и потом отпускали их. Ноги поднимались и со стуком падали обратно на землю. Кристоф чувствовал, как на голове шевелятся волосы. Страх стал нестерпимым. Паника сжигала остатки рассудка.
Мечущийся труп потемнел. Кожа сморщилась и приобрела пепельно-серый цвет, местами переходящий в черный с фиолетовым. Башмаки на ногах раздулись, и лопнули по швам. Их разрывали изменившиеся, нечеловеческие конечности. Ноги женщины стали огромными, черно-фиолетовыми лапами. Ступни вытянулись, коленный сустав изменился. Теперь ее ноги были похожи на задние лапы животного.
Кристоф продолжал бормотать молитвы, периодически всхлипывая от ужаса. Лицо сжалось, он был готов заплакать, но не мог. Дышал шумно, с шипением. Его лихорадило. Женщина перестала дергаться и замерла. Хотя теперь назвать ее женщиной было трудно. Одежда превратилась в лохмотья. Погибшая лежала на спине, ее лицо было обращено к темному небу.
Его трясло. Он был готов бежать, но не мог пошевелиться. Кристоф был не в состоянии стряхнуть с себя оцепенение. Он только что увидел то, что не может происходить на самом деле. Кристоф никогда не слышал о подобных трансформациях. А все, что могло иметь к этому отношение, обычно рассказывалось детьми друг другу в страшных историях. Он и представить себе не мог, чтобы подобное случилось в действительности.
Ошарашенный, он смотрел на существо, лежащее перед ним. Старый офицер едва дышал. Ужас был невыносимым. Он сосредоточился и сделал над собой огромное усилие воли. Поднял одну ногу, затем другую. Переступил. Стало немного легче, но страх не отступал. Он предполагал, что будет дальше, но почему-то оставался на месте. Все его естество бунтовало. Разум требовал бежать. И, наконец, случилось то, чего он ожидал.
Существо повернуло голову к нему и открыло глаза. Черные, без единой прожилки. От зрачков не осталось и следа. Если глаза человека действительно являлись зеркалом души, то в этих глазах не было никакого ее подобия. Лишь безразличная и страшная пустота.
Оно перевернулось и встало на четыре лапы. Неестественно, резко, не по-человечески. Губы, похожие на пересохшую древесную кору, не скрывали длинных, заостренных клыков. Рот этого создания разомкнулся, и до слуха Кристофа донеслось резкое, неприятное шипение. Затем шипение перешло в визг, и чудовище кинулось на него. Кристоф нажал на спуск. Выстрел оглушительно грохнул, прорезав царившую тишину. Монстра отбросило назад. В его груди образовалась огромная дыра. По трясине разбросало черную жижу, видимо служившую чудищу внутренностями.
Кристоф рванулся в сторону дома. Быстро запрыгал по кочкам, по которым добирался сюда. Он старался обуять страх и сосредоточиться на том, что если он оступится, то умрет. Ужас победил. Всесильный страх гнал его прочь от ожившего трупа, простреленного им насквозь. Кристоф едва успевал подмечать твердые участки, по которым шагал к мертвой женщине. Позади снова послышался отвратительный хриплый визг, издать который человеческая глотка неспособна. Это подстегивало бежать еще быстрее, но он не мог. Он понимал, что утонуть в трясине не приятнее, чем достаться ожившему мертвецу.
Наконец, он перепрыгнул с кочки на твердую землю. Быстро перезарядил отстрелянный патрон. Сзади слышался плеск воды. Звук стремительно приближался. Кристоф бежал к дому во всю прыть, которая только была доступна напуганному до смерти пожилому человеку. Сзади шелестели кусты, слышался топот. Внезапно шум приблизился, и Кристофа снесло чудовищным ударом.
Он полетел вперед. Тяжело грохнулся на землю и покатился. Вскочил, невзирая на сильную боль в ушибленном теле. Огляделся. Монстр, сбивший его с ног, приближался. Чудовище скалило свои длинные клыки. Дыра в груди не мешала ему продолжать преследование. Кристоф снова выстрелил ему в грудь. Выстрелом из второго ствола снес чудищу голову. Быстро перезарядил, продолжая бег. Сзади снова послышался шорох. Офицер на бегу оглянулся через плечо. Зрелище повергло его в шок.
Монстр продолжал гнаться за ним. Отстреленная голова и разваленная двумя выстрелами грудь восстанавливались на бегу. Грудная клетка срасталась посередине. На обезглавленной шее вырастал подбородок, над ним начали появляться губы. Это происходило на глазах. Размолотые дробью части тела стремительно восстанавливались.
Кристоф заорал от бессилия. Ему не остановить это чудовище. Неизвестно кем и как убитая женщина вдруг превратилась в монстра, восстанавливающего себе даже отстреленную голову. Оружие бесполезно против него.
Пожилой садовник выбежал на поляну, на которой стоял его дом. Дверь была открытой. Кристофа охватило отчаяние. Похоже, что Жоржет уже была мертва. Или, возможно, тоже превратилась в чудовище.
Монстр сзади нагонял его. Он уже полностью восстановился и изо всех сил гнался за Кристофом, сверкая черными буркалами. Офицер обернулся и выстрелил сразу из двух стволов. Дробь разворотила чудовищу живот, швырнув кошмарное отродие назад. Кристоф подумал, что выиграл секунду, и снова побежал. Но жуткое создание настигло его. Оно толкнуло садовника в спину, налетев всем весом. Кристоф повалился. Нечеловечески сильные лапы прижали его к земле. Тварь навалилась на него и вцепилась зубами в его шею.
Боль вспыхнула в глазах разноцветными искрами. Сильная, резкая, непереносимая. Кристоф отчаянно закричал. Громко и надрывно. Чудовище, пронзив его шею клыками, стало высасывать из него кровь. Он орал, едва успевая дышать. Так больно ему не было никогда.
Жилы нестерпимо болели, кошмарная тварь с невероятной силой вытягивала из него жизнь. Сердце судорожно стучало, пытаясь разносить по сосудам стремительно исчезающую из организма кровь. В глазах Кристофа помутнело. Сердце стремительно замедлялось. Глотки чудовища становились все более мелкими, крови текло все меньше. В конце концов, мир погас. Кристоф Боше умер, лежа в нескольких метрах от своего дома.
* * *
В темноте внезапно вспыхнул свет. Кристоф снова пришел в сознание. С криком рефлекторно схватился за шею, ожидая нащупать чудовищную рану. Но раны не было. Как и самой шеи. Он висел в пустоте, в непроглядном мраке. И тела как такового у него не было, хоть он и чувствовал движения рук.
Кристоф почувствовал прикосновение к собственной шее, но своей кожи и плоти он не осязал. К нему пришла мысль о том, что в сознании сохранились привычки тела. В том числе привычка представлять себя таким, каким он был в жизни. На самом же деле сейчас у него не было рук, ног, шеи и тела вообще. Он был бесплотным, осознающим себя существом. И он не нуждался в плоти для того, чтобы существовать.
Сначала ощущение свободы опьянило его. Но потом, в одну секунду все рухнуло. И он почувствовал, как на голове шевелятся несуществующие волосы. Кристоф осознал, что умер. Он почувствовал, как остановилось его сердце, когда упырица допивала его кровь. Значит все, что происходит теперь, уже посмертие. От этой мысли стало еще страшнее, чем тогда, когда он убегал по лесу от кошмарного чудовища.
Кристоф хотел вернуться обратно, к своей жене. Он с ужасом понял, что если бы послушал ее, то был бы жив. Он не мог помочь той женщине на болотах, она уже была мертва. Стоило ему остаться с Жоржет, и он бы уцелел. Когда старый офицер понял это, у него в душе заболело еще сильнее.
Дверь его дома была открыта, когда он подбежал к нему. Значит, Жоржет тоже мертва. Тот, кто убил женщину на болоте, добрался и до нее. Отчаяние нахлынуло на Кристофа с новой силой. Он сожалел о произошедшем настолько, что на все был готов, лишь бы исправить свою ошибку.
Зря он не послушал ее. Зря он покинул Жоржет. Иногда лучше не выяснять, какое зло погубило кого-то. Лучше быть от него вдали. Все кошмары могут стать реальными. Кристоф отчаянно хотел все исправить. Он был готов на все. Паника завладела им.
И в этот момент перед глазами возникло видение. Пожилой офицер видел то, что могло произойти. И осознавал, что это свершение зависит только от него.
Кристоф видел идущую по улице девушку. Закатное солнце уже зашло за горизонт, и мир окутали сумерки. В руке у нее была корзинка. На ее ногах были легкие башмачки. Простой светлый сарафан девушки развевался на свежем ветру. Рыжие волосы были заплетены в косу. Был тихий летний вечер. Девушка шла по безлюдной улице какой-то тихой небольшой деревни.
Кристоф следовал за ней по пятам. Ему показалось, что он стал необыкновенно низким. Потом он понял, что происходит. Он пригнулся к самой земле и полз, преследуя девушку. Кристоф в замешательстве посмотрел на свои руки. И обмер. Это были не руки. Это были уродливые лапы. Большие, с широкими перепонками между пальцами. Сами пальцы были увенчаны массивными когтями. Ими можно наносить смертельные раны. Его лапы были черно-фиолетовыми. Такими же, как у убившей его упырицы...
Кристоф только наблюдал за своими действиями. Участвовать в них он не мог. Он видел, как крадется за девушкой. Она, кажется, услышала что-то. Оглянулась. Лицо ее исказила гримаса ужаса. Она истошно закричала. Кристоф прыгнул. Неожиданно высоко, за секунду преодолев разделявшие их несколько метров.
Повалил ее, прижал к земле своими перепончатыми лапами. Вонзил клыки в ее шею, причиняя невероятную боль. Его нечеловеческая глотка судорожно сокращалась, выкачивая из шеи жертвы целые потоки крови. Он жадно глотал красную, с металлическим вкусом питательную жидкость. И это приносило ему невероятное блаженство. Он наслаждался каждой каплей этого потока, не обращая внимания на крики несчастной. Он пил до конца, пока кровь не перестала течь из вен, а крики девушки не стихли.
Кошмарное видение оборвалось. В сознание Кристофа снова закралось понимание того, что он может сделать это видение реальным, а может отказаться от этого. Он может остаться жить. Только для этого придется убивать людей, чтобы питать свой мертвый организм их кровью. Пугать их до безумия, медленно и мучительно выпивать кровь до последней капли. Причинять страдания десяткам, сотням, а затем тысячам и миллионам людей на протяжении своей вечной жизни. Кристоф понял, что может выбрать. Остаться мертвым, или воскреснуть и вечно жаждать крови.
Он вспомнил, как менялась женщина, которую он нашел на болоте. И было ясно, что она не контролировала себя. Она была безвольной, не осознавала своих действий. Даже животные более сознательны, чем она. Ей не нужно было ничего кроме крови. И она ее получила. Она выпила ее всю без остатка, причинив тем самым такую боль, которую мало кому приходится испытать.
Теперь, если он решит вернуться в мир живых, ему будет суждено стать таким же. Он будет питаться только кровью живых. Замучив до смерти, он будет превращать каждую жертву в такого же упыря, как и он сам. И Кристоф понимал, что это единственная возможность снова оказаться там, в мире живых. Вечно убивать, но... исправить свою ошибку. Ведь он понимает, как болезненна смерть из зубов кровопийцы. Он не станет бездушным упырем, потому что все осознает.
Да, это противоречит офицерским принципам, которыми он всегда руководствовался. Принципам таким же старым, как и он сам. Но ведь ему так хочется жить. Все его естество не было готово смириться с совершенной ошибкой и принять смерть как ее последствие. Ни за что он не согласится умереть. Это не укладывалось в его голове. Он не может позволить этому случиться. Во что бы то ни стало. Да, пусть он будет вечно охотиться на людей, пусть будет их убивать, но сам он будет жить. Какая разница, что будет с ними, ведь самому ему так страшно умирать. А их судьба его не касается.
Кристоф изменил всем своим принципам за эти несколько секунд. За секунды, данные на то, чтобы сделать выбор между двумя вечностями. И он выбрал ту, которая позволит ему вернуться в мир живых. Он отказался от возможности вечно жить без тела и сопутствующих ему страданий. Ему было хорошо. Так хорошо, как никогда не было. Но он поддался страху и эгоизму, несмотря на все свои принципы. Его воля надломилась.
Внезапно у Кристофа открылись глаза. Он лежал на животе, уткнувшись лицом в траву. Он лежал так с того момента, когда упырица навалилась на него и вцепилась в горло. Он почувствовал боль в шее. Сначала сильную, нестерпимую, но потом она начала стремительно таять.
Кристоф вернулся и снова жив. Ему удалось. Боль стихала, и он уже предвкушал новую встречу со своей женой. Но в тот момент, когда боль прошла совсем, он сам, его сознание и сущность - все исчезло. Он не смог понять из своего видения, что бесконечная охота на людей не подразумевает наличие души. Равно как и разума.
От сознания старого офицера не осталось ничего. Его самого больше не существовало. Ни в материальном мире, ни где-либо еще. Он пережил настоящую, истинную смерть. Исчез навсегда.
Но глаза того, что раньше было Кристофом Боше, все еще были открыты. В тот момент, когда исчезла его сущность, глаза некогда бравого офицера превратились в черные буркалы. Его сотрясала судорога. Он начал меняться. Тело его искажалось. Он превращался в существо, которое нельзя назвать даже животным.
Через несколько минут судороги кончились. Он стал таким же, как та тварь, которая убила его. Отличался он только тем, что волосы, ставшие безжизненными висячими нитками, были другого цвета и другой длины. Он лежал неподвижно несколько секунд. Через мгновение появилась такая сильная жажда, которую при жизни не ощущает ни один человек. Все, что осталось в его теле - это всеобъемлющая, непостижимая, невероятная жажда человеческой крови. Все, что он собой представлял, было жаждой. От садовника Кристофа не осталось даже малейшего следа.
Существо, бывшее недавно Кристофом, поднялось. Рядом сидела убившая его упырица. Эмоции покинули это тело вместе с исчезнувшей душой Кристофа Боше. Он хотел крови. Это был единственный смысл его существования. Он двинулся к дому, передвигаясь на четырех лапах, подобно зверю. Он чувствовал, что там найдет то, чего ему так хочется. Кристоф зашел внутрь, прошелся по комнатам. Никого не было. Затем он поднялся наверх. Осмотрел несколько комнат. В них тоже было пусто. Заглянув в спальню, он нашел то, что искал.
В комнате была огромная кровать. На ней сидела женщина. Все ее лицо было залито слезами. Она отчаянно и страшно кричала, почти не замолкая. Если бы Кристоф Боше увидел свою жену, он не узнал бы ее. Она полностью поседела. Жоржет безумными глазами смотрела на него и кричала. Кровать обступили упыри, но они не трогали ее.
Рядом с кроватью стоял мужчина в строгом костюме, начищенных туфлях и белой сорочке с жабо на груди. У него были тонкие черты лица, русые кудрявые волосы до плеч. Внешность незнакомца была излишне утонченной. В нем не чувствовалось никакой силы. Но ощущался непостижимый, всепоглощающий страх. Ужас, который нельзя испытать нигде в этом мире. Такую панику можно ощутить, только находясь рядом с ним и его порождениями. Он смотрел на чудовище, недавно бывшее Кристофом, и смеялся. Самозабвенно, холодно и злорадно.
В его глазах с красными зрачками плясали огоньки нездоровой, безумной и злобной радости. Его узкие губы растянулись в жуткой ухмылке, обнажив длинные клыки. Мужчину, который явно имел власть над ним и подобными ему созданиями, сотрясали новые и новые приступы мерзкого хохота. Он получал от происходящего такое удовольствие, которое недоступно ни одному смертному с его земными радостями.
Мужчина был худощавым и очень молодым на вид. На его одежде было несколько пулевых отверстий. Их оставила Жоржет. Когда он вошел, она высадила ему в грудь весь барабан, ни разу не промахнувшись. И это несмотря на непреодолимый страх и трясущиеся руки. Кристоф мог бы гордиться своей женой. Но судя по сплющенным свинцовым шарикам на полу, пули покинули его тело так же легко, как вошли в него. Только одежда не восстановилась.
Как ни странно, после всего пережитого Жоржет еще была в сознании. Седая, обезумевшая, но еще живая. Похоже, что она узнала то, что сейчас вошло в комнату. Она страшным голосом закричала:
- Кристоф, это ты? Нет! Только не это! Что с тобой случилось? Пожалуйста, не трогай меня!
Она кричала и кричала. Женщина не знала, что Кристофа больше не существовало. Вместо человеческого посмертия он выбрал нечеловеческое существование. Он исчез и не мог слышать ее крика. А ей ничего не оставалось, кроме как сотрясать воздух душераздирающими воплями.
Мужчина, стоявший возле кровати, дал упырям знак разойтись. Они расступились, позволяя своему новому сородичу подойти. Этот мужчина управлял ими. Его захватывало разворачивающееся действие. Он не дал выпить кровь Жоржет кому-то другому. Вампир хотел, чтобы это сделал ее любимый муж.
Он испытывал невероятное наслаждение от вида смертных, сходящих с ума на его глазах, когда их обращенные в упырей родные подходили к ним с намерением убить. Это было самым веселым и радостным моментом в его вечной жизни. Он знал, как мучаются умирающие от его клыков, или клыков его упырей. Вампиру было известно, какой выбор есть у каждой его жертвы. И каждый раз он приходил в восторг, когда очередная жертва выбирала жалкое подобие существования, которое никто бы не назвал жизнью.
Слабовольные люди, не способные смириться со смертью, готовы убивать сами. Готовы причинять другим безграничные страдания, лишь бы только остаться в этом мире самим. Конечно, они не знают заранее, что согласившись на вечную жажду крови, они исчезнут. От их души, от их личности не останется ничего. Останется безвольное и бездушное тело, в котором их уже не будет. И их трансформировавшаяся бренная оболочка будет пить кровь для продолжения существования. Выбравший трансформацию не получит того, ради чего шел на это. Более того, он исчезнет абсолютно и бесповоротно, чего не происходит с людьми, которые смогли смириться со своей смертью.
Упырь приближался к Жоржет. Она охрипла окончательно и теперь издавала невнятные гортанные звуки. Глаза ее были по-прежнему широко открыты, но рассудок в них уже почти рассеялся. Ее лихорадило. Упырь, который еще недавно был ее мужем, повернул ее голову на бок, открывая шею. С тихим шипением он наклонился к ней и вонзил в нее клыки.
Злобный хохот вампира грянул с новой силой. В иссохшую глотку упыря потоками хлынула столь желанная им кровь. Он упивался жизнью, которую забирал ради продления своего существования. Жоржет испытала последний ужас. Последний ужас перед тем, как очнуться и осознать, что она уже мертва, и увидеть, что будет происходить, если она не смирится со своей смертью. И ей тоже, как и всем жертвам кровопийц, предстояло сделать свой выбор.
Глава 2: Ночной гость
Молнии яростно хлестали пронзаемый дождем воздух. Разряды с шипением рассекали ночной мрак. Вспышки высвечивали летящего сквозь ночь скакуна. Белоснежный жеребец мчался во весь опор. Ливень струями обрушивался с небес, вода потоками стекала с полей шляпы всадника, устремлялась вниз по черной коже дорожного плаща.
Струи бежали по промокшей насквозь шерсти мустанга. Разбрызгивая копытами грязь, он скакал по лесной дороге. Вскоре начался спуск. Ферро пришлось сбавить ход, чтобы удержать на себе своего всадника. Извилистые повороты заставляли скакуна петлять между густорастущими лиственными деревьями.
Гроза была оглушительной. Шум льющего с небес сплошного потока переплетался с грохотом громовых раскатов. Удары грома перемежались свистом ветра. Скакун двигался зигзагами, огибая деревья. Сандро удерживался в седле только благодаря исключительным навыкам. Ему приходилось придерживать шляпу рукой, чтобы ее не снесло ветром.
Когда Ферро и Сандро оказались на ровной поверхности, стволы деревьев расступились. Перед взором верхового предстала городская стена, отгораживавшая Париж от остального мира. Дорога к нему шла по равнине, открытой всем ветрам. Струи воды, не сдерживаемые кронами деревьев, с новой силой хлынули на всадника.
Ферро снова перешел на галоп, спеша убраться из-под бесконечного водного потока. Ветер, словно вырвавшись вслед за всадником из лесной чащи, разгулялся в полную силу. Со свистом хлестал путника и молодого жеребца. Казалось, будто найдя единственную жертву на всей равнине, стихия со злорадным восторгом набросилась на нее.
Сандро переехал мост через ров. Остановился перед закрытыми воротами. Высокий проем городских врат позволял укрыться от неиссякаемых струй воды, но иногда ветер заносил водяную пыль и туда. В проеме стояли четверо стражников, съежившихся от ночного холода и сырости. Они были в форме, у каждого через плечо была перекинута винтовка. Их взгляды выражали всю возможную неприязнь, которую только может испытывать человек в подобных условиях.
- В город нельзя раньше рассвета, - сообщил один из них. Видимо, в смене он был старшим.
- Боюсь, что до рассвета не будет ждать ни начальник стражи, ни тем более император, - равнодушно сказал всадник. У него было хорошее произношение, но в нем угадывался легкий итальянский акцент.
- Назовитесь, месье, - попросил стражник.
- Сандро де Росси. Прибыл по письму, подписанному императором французским, - ответил ночной гость. Сунул руку в кофр, висящий на боку скакуна, и выудил оттуда пергамент с имперской печатью. Протянул стражнику.
- Подождите здесь, месье, - сказал стражник и удалился за дверь, вырезанную в огромной створке врат.
Шум дождя снова вступил в свои права, наполнив слух путника. Остальные стражники с интересом посматривали на него. Они нечасто видели человека, которого бы император приглашал в город лично. Тем более, чтобы подобные гости прибывали так поздно и при такой отвратной погоде.
Стражник выбежал из двери, немного покрасневший. Похоже, что начальник не был с ним особенно любезен, узнав, кого он задерживает у ворот. Сандро не любил, когда к людям, исполняющим свои обязанности, так относились. Стражник обязан был спросить его имя и задержать, пока не подтвердится его право въехать в город. Но объяснять начальнику стражи, как подобает относиться к добросовестным людям, было бы бессмысленной тратой времени. А время было ценно.
- Месье, простите за задержку. Делакруа Амье ждет вас, - сказал стражник.
- Благодарю вас, месье. Не за что извиняться, - ответил Сандро и поехал вперед. Перед ним приоткрылись огромные створки. Он проехал в образовавшийся проем. За воротами его ждали трое. Судя по форме, в середине на вороном коне восседал начальник городской стражи Парижа. По бокам от него стояли два конных охранника.
- Добрый вечер, месье де Росси, - произнес начальник стражи. Тон его был официальным, немного обеспокоенным, и еще немного снисходительным. Он явно воспринимал репутацию гостя с изрядной долей сарказма. Но самого гостя это не волновало. Он прибыл по делу. Убеждение неверующих не входило в его планы.
- Добрый вечер, месье Амье, - ответил Сандро. Он видел в руке Делакруа свиток с письмом, который отдал стражнику у ворот. Стражник, как и положено, передал документ начальнику для изучения. Делакруа явно прочел текст письма и с любопытством изучал гостя. В стенах с обеих сторон от ворот горели факелы, и всадника можно было рассмотреть. А посмотреть было на что.
Голову незнакомца закрывала от дождя широкополая шляпа. Половину лица гостя скрывала стальная маска, защищающая всю шею, а также часть головы до мочек ушей. На лицевой части маски был шпиль, закрывающий нос и доходящий до середины лба, на который были сдвинуты странного вида окуляры с синими стеклами. Они были закрепленны на полоске кожи и сильно напоминали очки, однако явно имели другое, особенное предназначение. Подобных приборов начальник стражи никогда не видел, но его не настолько интересовало это устройство, чтобы расспрашивать о нем. Наверху шпиль маски заострялся. Странное защитное приспособление не позволяло видеть лицо чужака целиком.
Судя по отсутствию глубоких морщин в уголках темно-синих глаз, он был молод. Не скрывала маска и острые скулы. Длинные черные волосы доходили до плеч незнакомца. Он был облачен в черный кожаный плащ, украшенный металлическими наплечниками с рельефными изображениями искаженных, нечеловеческих черепов.
Вся остальная одежда незнакомца была столь же практичной, сколь и красивой, изготовленной из черной кожи. Плащ был расстегнут, под ним виднелся стеганый жилет, унизанный множеством стальных клепок. На груди всадника пересекались выходящие из-за плеч ремни, на которых были развешаны патроны и маленькие черные шарики гранат. Оружие на поясе скрывали полы плаща.
Закончив разглядывать гостя, Делакруа сказал:
- Прошу следовать за мной.
Он развернулся и поехал по улице. Сандро двинулся следом. Чудовищно вымотавшая его поездка близилась к концу. Он мечтал о ванне, еде, сухой одежде и постели. Несколько часов он вместе со своим скакуном Ферро преодолевал не только одну версту за другой, но и ярость разбушевавшейся стихии. Казалось, будто ветер с грозой сговорились помешать ему. На его памяти не было настолько мерзкой погоды.
Сандро ехал по мощеным камнем улицам. Как он и ожидал, в такую погоду все жители сидели дома. Нищие же укрывались от грозы там, где могли. Кто под козырьками крылец, кто под навесом, сделанным из подручных материалов. Сквозь плотные тучи едва пробивался свет луны, и разглядеть удавалось немного. Однако ночной гость Парижа с интересом смотрел по сторонам.
Сандро был здесь не в первый раз, но не мог упустить возможности полюбоваться французской архитектурой. Дома, бесчисленное количество которых заполняло все пространство внутри городских стен, были построены преимущественно из камня. Архитектура отдельных строений поражала воображение. Строители храмов и муниципальных зданий заслуживали себе отдельного памятника. Однако история помнит только архитекторов, забывая тех, кто воплотил в жизнь их идеи. Так же, как история помнит лишь царей и их завоевания, а не тех, кто шел на смерть по их прихоти.
Они ехали меж домов, новых и старых, дорогих и не очень. Погода никак не омрачала чарующую атмосферу большого европейского города девятнадцатого века, а как будто даже подчеркивала ее, напоминая о давних и темных временах, которые помнит это место. Омываемые дождем крыши домов, промокшие каменные улицы и шедевры архитектуры разных эпох заставляли почувствовать невыразимый трепет внутри. Они навевали особое, романтическое настроение. Хотелось остаться в этом городе подольше. Но образ жизни Сандро не мог позволить ему осесть на месте. Да и выбрать между всеми городами Европы, имевшими подобный шарм, было сложно. Париж был далеко не единственным местом, где ему хотелось задержаться.
Ветер и гроза не унимались. Среди домов, укрытых за городскими стенами, порывы были не настолько сильными, как снаружи. Но ливень обрушивался на их головы со всей доступной ему силой.
Они подъехали к высокому арочному проему ворот. Большие и массивные железные ворота охранялись парой стражников. Налево и направо от арки расходились опоясывающие всю территорию стены. Высота их была не меньше четырех метров. Подойдя к стражникам, Делакруа что-то сказал им. Видимо это касалось цели их визита и загадочного ночного гостя. Стражник, говоривший с начальником, обернулся к решетке ворот, за которой стояла другая пара стражей, и попросил открыть. Тот достал ключи и открыл ворота. Для безопасности, стоящая снаружи пара не имела ключей. Они были только у внутренней стражи. Створки железных ворот распахнулись, и Сандро с остальными оказался внутри.
Глазам уставшего путника предстал еще один архитектурный шедевр - резиденция императора. К огромному зданию вела широкая дорога, по бокам усаженная деревьями, за которыми регулярно ухаживали искусные руки садовника. Всадники ехали по идеально уложенной камнями дороге. По двору и на стенах ходили часовые.
Они подъехали к крыльцу, на котором стояли еще четверо стражей. Амье поприветствовал их и сообщил, что его спутника ждет сам император. Сандро и Делакруа с охранниками спешились. К ним подошел конюх.
- Минуту, - сказал Сандро, отвязывая от сбруи Ферро сумки и свертки.
Делакруа странно на него посмотрел.
- Я не могу оставить их, - пояснил Сандро и погладил своего белого коня.
Конюх увел лошадей, а путники вошли в высокие двери резиденции. Они оказались в шикарном вестибюле. Нередко внутренняя отделка дворцов обходилась как минимум в половину всех затрат на строительство. И резиденция императора, похоже, не была исключением.
Внутри тоже была стража. Из арочных дверей в дальнем конце к ним засеменил дворецкий. Низкорослый, худощавый, одетый в серый камзол, он имел крайне озабоченное выражение лица.
- Добрый вечер, господа, - сказал он, чуть поклонившись. Говорил он так же суетливо, как и двигался. - Прошу следовать за мной.
Вымокшие всадники пошли по коридорам. Они пересекали огромные залы, выложенные мраморной плиткой и увешанные искусно нарисованными картинами. Огромные окна были завешены роскошными шторами. Помимо картин стены украшали барельефы и гобелены. Пышное убранство дворца вызывало восхищение. Мастера потратили целую бездну усилий на создание этого великолепия.
Они вошли в небольшой зал, выложенный черным мрамором с серыми прожилками. В центре стоял массивный дубовый стол. От пола до потолка поднимались черные колонны. Кроме стола в зале было несколько стульев и тумбочек, вероятно вмещавших канцелярские принадлежности. Стены зала были до середины выложены той же черной плиткой. Остальная часть до потолка была покрыта серой краской. Это помещение было очень необычным и имело мрачную атмосферу, которая, тем не менее, не доставляла дискомфорт. Воздух был чистым и свежим, как и в других помещениях. Резиденция французских монархов поддерживалась в абсолютном порядке. Особую атмосферу этому месту придавал шум дождя за окнами, на которых висели черные шторы, подвязанные посередине серой тесьмой.
На одном из стульев за столом сидел человек средних лет, одетый, как и путники, в длинный плащ. Под плащом был виден коричневый сюртук. Шляпа путника, тоже вымокшая насквозь, лежала перед ним на столе. У него были коротко постриженные огненно-рыжие волосы и бледно-зеленые глаза. Маленькие губы незнакомца обрамляли усы с тонкой бородкой. Он был среднего телосложения и при виде гостей как будто испытал некоторое облегчение.
- Присаживайтесь, господа. Это барон Жак Бернье. А его высочество император скоро к вам присоединится, - сказал дворецкий, представляя сидящего за столом человека.
Жак Бернье встал, здороваясь за руку с путниками. Как и все люди, видевшие Сандро в его маске, он не скрыл удивления.
- Очень рад знакомству с вами, месье де Росси, - произнес Бернье, глядя в лицо странному ночному гостю Парижа.
- Взаимно, месье Бернье, - ответил Сандро, открывая механизм маски.
После небольшого щелчка Сандро вытянул маску вперед, и она опустилась ему на грудь, обнажив молодое лицо, сияющее пронзительно синими глазами. На не защищенной теперь шее были видны жутковатого вида шрамы с обеих сторон. Когда-то парижский гость получил серьезные травмы, навсегда оставившие на нем отметины.
Сандро снял шляпу. Длинные черные волосы рассыпались по плечам. Сандро всей кожей ощущал, что взгляды присутствующих были прикованы к нему. Сняв плащ, ночной гость поневоле представил на всеобщее обозрение все носимое при нем оружие. На поясе висели мечи. У них были шикарные, украшенные серебряными узорами рукояти, инкрустированные сапфирами. Клинки были вставлены в ножны, висящие на поясе рядом с кобурами. Из кобур выглядывали рукояти револьверов, имеющие такие же узоры и сапфировую инкрустацию, что и клинки. Невероятно красивое оружие явно было исполнено одним и тем же мастером.
Сандро опустился на стул. Все присутствующие смотрели на него. В Париж не каждый день являлись такие гости и ему, вероятно, предстояло находиться в центре внимания. Это внимание не доставляло Сандро никого удовольствия, но выбора у него не было. Он привык к тому, что на него смотрят.
Иногда взглядами дело не ограничивалось, и он слышал за спиной насмешки. Но обычно Сандро справлялся с собой и руки его ложились на рукояти оружия только тогда, когда чернь не могла остановиться, не попробовав на вкус крови и стали. Он слишком хорошо понимал, что врожденное убогое восприятие исправить так же невозможно, как и другие врожденные патологии. И, понимая, что горбатого исправит только встреча с сырым мраком могилы, он не без удовольствия устраивал такое рандеву особо страждущим.
Дверь в зал отворилась. Задрав нос, вошел дворецкий и торжественным тоном объявил:
- Его высочество, император Франции! - он поклонился и отошел в сторону. В дверях появился император. Одетый в шикарный мундир, он держал голову гордо поднятой. Глава государства прошел к столу. Он был невысок, на лице присутствовали небольшие усы, на голове была редеющая шевелюра. Он обвел собравшихся своими карими глазами и произнес:
- Добрый вечер, господа. Никогда бы не подумал, что буду проводить тайные собрания по такому странному поводу. Тем не менее, рад приветствовать вас.
Он сел за стол. Теперь все смотрели на него. Сандро прищурился, глядя на императора. Тот всем видом своим выражал такую серьезность, которая должна вызывать невольное почтение по отношению к человеку, заботящемуся о благополучии своих граждан днем и ночью. И делал он это так искусно, что даже Сандро, видавший бесчисленное количество лицемеров, не мог определить, сколько в этом правды. Но, на всякий случай, заранее ожидал нулевой процент истины. Любой, кто ездит на шеях своих сограждан, старается замылить им глаза. Так из них получаются более послушные ослы, и направлять их можно в любую сторону. Сандро еще никогда не видел честного политика. И у него не создавалось ощущения, что в тусклом свете пляшущих свечных огоньков перед ним явился первый из них.
- Сеньор де Росси, вам уже сообщалось в письме о том, зачем нам необходима ваша помощь, - император не спрашивал, он утверждал. - Честно говоря, когда я впервые об этом услышал, меня это разозлило. Я думал, что некоторые мои подчиненные придумали глупую шутку. Но, как оказалось, это не было шуткой. И у нас действительно проблема, справиться с которой мы бы не смогли, даже если бы мобилизовали армию. Я шокирован открывшейся мне правдой. Раньше я считал, что люди, живущие после смерти и пьющие кровь - сказка, придуманная душевно больным. Оказалось, что это не вымысел. Конечно, если мы все не являемся душевно больными. Так или иначе, в здравии своего рассудка я начинаю сомневаться.
Император нервничал. На лбу начал выступать пот, глаза быстро бегали между собеседниками, жестикуляция была мелкой и торопливой.
- Я понимаю ваше волнение, - проговорил Сандро. Его низкий голос мягко отдавался в стенах залитого тусклым светом зала. - Смею вас заверить, что рассудок ваш в полном порядке. У всех здесь присутствующих - тоже, - он говорил размеренно и спокойно, стараясь унять растущий в душах его собеседников страх. Парижский гость чувствовал его. Если паника достигнет пика - разговора не получится. Они могут сколько угодно сходить с ума, но лишь после того, как он получит нужные сведения.
- Спасибо вам, сеньор Де Росси, вы меня немного успокоили. Итак, в деревне Нуэнтель произошла трагедия, - император говорил так, как будто выступал с официальным докладом. Похоже, что привычка не краснея нести чушь перед большим количеством людей давала о себе знать даже тогда, когда он говорил правду. - Недалеко от самого поселения жил садовник, отставной офицер французской армии. Вместе с ним жила его жена. Они продавали яблоки местным жителям, когда приезжали в деревню, либо, когда кто-то из деревни наведывался к ним сам. Когда очередной такой покупатель не вернулся через несколько дней, его жена подняла панику. Собрала нескольких мужчин и направилась на поиски. Искать долго не пришлось, так как в первую очередь они решили проверить дом садовника. Там нашлись все ответы. В доме, - император глубоко и судорожно вздохнул, - они нашли всех, кого искали. Там был сам садовник и его жена. Кроме них там была недавно пропавшая в окрестностях деревни женщина. В их, с позволения сказать, компании, обнаружился и муж несчастной, организовавшей поиски. Но они...Они были похожи на себя лишь отдаленно. Их едва можно было узнать. Их лица исказились, глаза стали абсолютно черными, не имели ни зрачков, ни белков. Кожа была серой, с переходами к черно-фиолетовому. У них выросли очень длинные зубы и сильно деформировались тела. Они не просто изменились, это были уже не люди. Как только внутри дома на них наткнулся этот небольшой отряд, монстры набросились на своих бывших соседей. Женщина узнала своего мужа. Она просто стояла и кричала, пока мужчины пытались обороняться от чудовищ. Ножи, топоры и ружья не останавливали их.
Осознав бессмысленность дальнейшей борьбы, один из мужчин убежал. Он добрался до деревни, и рассказал людям о том, что произошло. Разумеется, ему никто и не собирался верить. Только неверие их продлилось буквально несколько минут, потому что из леса появились эти твари. Они шли по следу беглеца. Началась паника. Местные похватали оружие, повторилось то же самое, что происходило в доме садовника. Никто не мог им ничего сделать. Там погибли почти все. До барона смог доехать только один из жителей. Истекая кровью, он рассказал ему то, что казалось здравомыслящему человеку бессмыслицей. Затем бедняга умер. Упыри не укусили его, но сильно изранили когтями. Он скончался от кровопотери.
После этого барон выехал в Нуэнтель, чтобы узнать, что там произошло. Потерял несколько человек. Упыри двигаются так быстро, что догоняют лошадей на полном скаку. Спасаясь от кровопийц, люди барона несколько раз едва не погибли. Им удавалось отбрасывать вурдалаков на несколько секунд прямым попаданием. Потом те вставали и продолжали погоню вне зависимости от повреждений, которые восстанавливались прямо на ходу.
Никто не верил, пока не убеждался сам. И, наконец, это дошло и до меня. Я отправил своего человека проверить лично. Барон ехать отказывался, но мне пришлось пригрозить ему виселицей, если он не докажет достоверность своих слов, - император на миг опустил глаза, искусно, но немного фальшиво изображая стыд. Затем он поднял их на барона и произнес:
- Простите меня, месье Бернье. Надеюсь, вы понимаете, почему я так резко отреагировал на ваш рассказ.
- Не стоит извинений, ваше высочество. Я вас прекрасно понимаю.
Удовлетворившись ответом Жака, император продолжил:
- В тот момент я счел абсурдным удостоверяться в этом безумии лично. Я надеюсь, что меня можно понять. Поэтому я отправил человека, которому доверяю. Потому, что, глядя на барона, столь уверенно рассказывающего мне всю эту бессмыслицу, я не мог оставить такую ситуацию без внимания. В общем, мы потеряли еще несколько человек, пока мои люди, включая барона, спасались. Барону повезло во второй раз, чему я не могу не радоваться. Обо всем, что удалось узнать, я приказал молчать, чтобы не началась паника. Дело в том, что каждый укушенный ими превращается в такого же, как они. И с каждым днем их становится все больше. Они охотятся на людей. Не знаю, что произошло с садовником и его женой, но теперь эта эпидемия зла распространяется. Пока очаг невелик, но слухи ходят. Пострадавшие и свидетели рассказывают всем истории, кажущиеся бредом. Только это и спасает нас от всеобщей паники. Кто-то из моих подданных каждый день умирает, превращаясь в чудовище. Боюсь, что, если срочно не принять меры, это может привести к самым плохим последствиям, какие только можно представить. Поняв, что мы имеем дело со сверхчеловеческими существами, мы стали искать того, кто мог бы нам помочь. Потому что если реальны кровопийцы, то должен существовать кто-то, кто может бороться с ними. Мои люди добыли сведения о человеке, который способен их убивать. И я рад видеть вас здесь, месье Де Росси. Но неужели вы способны убивать их в одиночку?
- Совершенно верно.
- Как же вам это удается? Вы владеете каким-то тайным знанием?
- Нет никакой тайны. Вампиризм - это вирус, пусть и сверхъестественный. И от него есть лекарство - серебро. Оно нейтразилует вирус, что и приводит к смерти кровопийц. Любой человек, имеющий серебряное оружие и умеющий его применить, может убить их. Я думаю, что, если экипировать отряды подготовленных солдат соответствующим образом, они смогут справиться с этим собственными силами.
Император едва заметно сморщился. Видимо, не сдержал эмоции, когда прикинул, сколько денег из казны пойдет не ему на дорогие игрушки, а на защиту простых французов. Людей, на тяжком труде которых он наживается и утопает в роскоши.
- Теперь мне понятно, почему на них не действовало наше оружие. Получается, что пули должны быть серебряными? - спросил император, справившись со своими эмоциями.
- Как и все, что служит для убийства кровопийц. Без средства, уничтожающего живущий в них своеобразный вирус, они смогут быстро регенерировать любые повреждения.
- Говорят, даже если попасть в голову, они продолжают атаковать, - произнес император, стараясь перевести тему с предложения гостя по экипировке солдат серебряным оружием.
- Совершенно верно. Упыри изменяются не только снаружи, но и внутри. Их органы имеют посредственное значение после трансформации. Некоторые изменяются, некоторые просто исчезают. Их плоть пропитывается кровью жертв, обеспечивая жизнедеятельность изменившегося организма. У них нет как таковой кровеносной системы. Попадая в желудок, кровь просто впитывается в мышцы, наполняя их. В течение нескольких следующих дней организм начнет истощаться. Выпитая кровь жертвы будет иссякать. Потом количество крови в организме упыря достигает критического минимума. Чтобы не погибнуть от истощения, ему нужна свежая кровь. Ею они вновь подпитывают свой губкообразный организм. Поэтому сердца и сосудов у них нет. Ведь кровь не нужно разносить по венам. Она впитывается в плоть и поддерживает их жуткое подобие жизни, пока не иссякнет. Тогда появляется новая жертва. Не реже, чем раз в пять дней. Но они нападают на всех, кто попадается им на глаза. Вне зависимости от того, насколько силен их голод. Если же упырю не удастся выпить крови, он, если можно так выразиться, умрет. А если быть точным - прекратит жизнедеятельность из-за отсутствия ресурсов.
- По крайней мере, они могут умирать и сами, если поблизости не окажется новой жертвы. Это не может не радовать, - приободрился император.
На лице Сандро на миг появилась легкая презрительная усмешка. Живя в подобных дворцах и позволяя себе все, что угодно, так называемый император готов позволить умереть хоть половине своих подданных, лишь бы не менять свой образ жизни. Лишь бы набивать глотку заморскими деликатесами и водить в спальню целые отряды куртизанок каждую ночь. За это он мог платить не сотнями тысяч, а миллионами жизней простых французов, за счет поборов с которых он все это себе позволял.
- С одной стороны вы правы, - Сандро не мог выдавить из себя словосочетание "ваше величество", с которым принято обращаться к главам государств. У него явно была нехватка раболепия, присущего тем, кому этот "хозяин" иногда подбрасывал "кость" в виде денег или привилегий, - с другой стороны, население понемногу растет. Расстояние между ближайшими населенными пунктами незначительно для упырей. Обратив всех жителей в себе подобных, они могут направиться в другой населенный пункт. В девятнадцатом веке смерть от голода им уже не грозит. Они передвигаются быстро, они сильнее и проворнее любого из людей. И кроме силы и скорости у них есть еще одно перимущество - страх. Это их особенность. Чем они ближе - тем более нестерпимым становится страх. Он не имеет объяснимой природы. Естественно, их вид приведет в ужас любого, но этот животный ужас - это нечто большее, чем боязнь чудовищ, явившихся из страшных кошмаров. Они внушают его сверхъестественным путем. Он почти материален. Способен довести до безумия быстрее, чем все, что только может вообразить человек. Противиться этому страху невозможно. Он парализует жертву. Это самая страшная смерть, какую только можно представить: удушливый кошмар, наполнивший реальность. Кажется, будто его можно потрогать руками. Словно если он усилится еще хоть немного, то станет осязаемым. Все это сопровождает нестерпимая боль, когда из прокушенных на шее артерий упырь высасывает кровь. Голова кружится, в глазах темнеет. Жертва чувствует, как ее сердце бьется все медленнее и медленнее. Пока не остановится окончательно.
В зале воцарилась звенящая тишина. На гостя смотрели несколько пар широко раскрытых глаз. Собеседники странного мрачного человека не знали, какая из вызванных монологом эмоций сильнее - ужас или отвращение. Это было заметно по напряженным лицам, на которых отображалась вся гамма эмоций, кипящих внутри. Только барон смотрел на него иначе. Жак Бернье лучше других представлял, о чем говорит путник. Он испытал все это на себе. И теперь, в полумраке зала совещаний, на него снова накатывал страх. И в сознании вновь всплывали кошмарные образы увиденных им созданий.
- Прошу прощения за излишне красочные подробности, - сказал Сандро, прерывая воцарившееся молчание.
- Полагаю, что нам стоило их знать, господин Сандро, - произнес император, сделав заметное усилие, чтобы унять свои чувства. - Теперь это касается всех нас. И мы должны знать все возможные последствия, к которым может привести это кошмарное явление. Насколько я могу понять, в итоге все наши подданные могут превратиться в этих, с позволения сказать, созданий?
- Совершенно верно. И пострадать могут не только ваши подданные. Вурдалаки передвигаются очень быстро. Им не нужен сон и отдых. Они могут преодолевать невероятные расстояния. Особенно, если встает вопрос о поиске новой жертвы. Поэтому преодолеть границу и приняться за жителей других стран им не составит труда.
- Значит все еще хуже, чем я предполагал в начале. Это может привести не только к исчезновению Франции, как государства, но и всего мира?
Уголки губ Сандро дрогнули, изображая едва заметную полуулыбку.
- Я думаю, что вы мыслите слишком глобально, - начал он, - но теоретически вы абсолютно правы. Это может привести к тому, что все люди станут жертвами вампиризма. Однако есть некоторые нюансы. Прежде всего, после укуса у человека есть выбор. Он не превратится в упыря и не станет убивать людей, если не захочет. То, что вампиризм распространяется так быстро, обусловлено тем, что человек боится смерти. Боится настолько, что даже когда уже умер и осознал, какое это блаженство не быть обремененным плотью, он все равно рвется оказаться здесь. Он не может смириться со своей смертью и готов на любое подобие жизни. Это гораздо более тяжелое испытание, чем может показаться на первый взгляд. Даже у самого отпетого фаталиста осознание своей смерти вызывает непреодолимую жажду жизни. Но согласившись на такое подобие существования, человек больше не будет жить даже в виде бестелесного создания. Как бы выразились священнослужители, его душа перестанет существовать. Он просто исчезнет. А его тело превратится в то, что сейчас распространяется по этим землям и угрожает исчезновением все большему числу ваших граждан. Делая выбор, человек осознает, что уже мертв. А мертвые не оживают. Чаще всего они соглашаются на необходимость пить кровь для продолжения своего существования. В этом состоянии эгоизм берет над ними верх. Даже достойные при жизни люди, умерев от клыков упыря, соглашаются убивать других, лишь бы жить самим. Это испытание обнажает самые темные тайны наших душ. Выволакивает их на свет, тычет ими нам в лицо. И в подавляющем большинстве случаев человек принимает их. Воплощает в себе самые негативные черты. Но даже будучи оскверненной собственными грязными тайнами, жертва не останется жить.
Это обман. Единицы, сумевшие совладать с собой и смириться со своей смертью, получают посмертие. Они остаются существовать. У них ничего не болит, им не нужна еда и материальные блага. У них нет тела, поэтому и ублажать собственные низкие потребности нет желания, необходимости, и смысла вообще. Остается только нематериальная сущность. И все, что может заботить ее - высшие эмоции. Умершие могут находиться рядом со своими близкими, которые еще живы. Могут поддерживать их и даже иногда контактировать с ними. Чаще всего, конечно, являясь во сне. В хорошем сне. Иногда контакт может быть даже вербальным. Но конечно мало кто захочет беспокоить своих близких так интенсивно. Ведь каждое упоминание об умерших сопровождается болью. Это свойственно живым - терпеть боль. Поэтому, до того момента, когда родные люди присоединятся к умершему, ему приходится ждать их за этой гранью. И, к сожалению, воздействовать на материальный мир они почти не имеют возможности. Чтобы хотя бы дать знать о своем присутствии, им нужно невероятно много усилий. А если контакт произойдет не во сне, а в настоящей действительности, то он скорее напугает живого человека, чем обрадует. Так устроено наше восприятие. Поэтому умершим приходится ждать своих родных, чтобы быть с ними вечно. Но ожидание когда-нибудь закончится, и за наводящей ужас смертью окажется бесконечное счастье.
Смерть является естественной частью существования. Но из-за неизвестности людям, она пугает их. В сущности, смерть скорее величайшее облегчение. Она одновременно исцеляет все болезни. Решает все проблемы. Перенеся смерть, человек может больше никогда и ни о чем не беспокоиться. Если, конечно, при жизни он не умудрился наделать того, что будет преследовать его вечно. И как ни странно, таких людей большинство. Кто-то натворил больше, а кто-то меньше. Для тех, кто успел сделать достаточно, чтобы страдать от постоянного переживания разных событий, посмертие становится маленьким персональным адом. Незаметным для тех, кто жил достойно, но безбрежным, бесконечным, всеобъемлющим для них самих. За гранью смерти у человека нет ни одной вещи. Остаются только его мысли и чувства. И именно от этих чувств, мыслей и эмоций зависит то, какой будет предстоящая ему вечность. У него не будет ничего, кроме его собственной души. Поэтому некоторые люди, лишившись своих вещей и различных материальных ценностей, почувствуют зияющую внутри них пустоту. Бесконечное пространство, абсолютно пустое.
Все, что им останется в ожидающей их вечности - только чувства. А так как чувствовать что-то, кроме примитивных инстинктов и жажды обогащения они не привыкли, им придется ощущать то, что осталось. А именно - ничего. Абсолютно ничего. Что может быть хуже этого? Это не боль, которую может прервать смерть. Это не ожидание, которое когда-то закончится. Это бесконечность. Пустота и бесконечно всплывающие перед тобой картины того, что ты делал. К чему стремился и чего достиг. Что осталось после тебя в мире живых.
И если ты шел другим путем, недоступным для понимания того большинства, которое порочит тебя за то, что ты отличаешься от них, если у тебя хватило сил не стать одним из них, а идти своей дорогой и оставаться верным себе, тогда ты будешь чувствовать удовлетворение. Даже незаконченные дела уже не будут приносить беспокойства. Важно будет то, что уже сделано. То, что удалось завершить. А также то, что ты не изменил себе и пошел своим путем вопреки всему. Это будет бесконечная радость. Это будет тот самый рай, о котором говорят священнослужители, но не вполне корректно передают его сущность.
Зал, освещенный факелами, снова заполнился тишиной. Император, барон и начальник стражи переглядывались.
- У вас исключительно глубокие познания о смерти, - нерешительно заговорил император. - Откуда вы знаете о том, что ждет нас за гранью жизни?
- Если коротко, господин император, то однажды я оказался за этой гранью на краткий миг. Но мне удалось выжить.
Брови императора приподнялись.
- Вы хотите сказать, господин Сандро, что там нас ждет лучшее существование, чем здесь?
- Именно. Можно будет заботиться только о высоком, забыв о необходимости обслуживать естественные потребности нашего бренного тела. Хотя некоторые сочтут это сущим адом. Ведь за гранью смерти только нематериальные богатства имеют цену. А многие не имеют в этом плане абсолютно ничего. Поэтому, смею вас заверить, ничего страшного там нас не ждет. Страшен только сам процесс. А иногда он настолько страшен и болезнен, что и в кошмарах не приснится. Поэтому, - на лице Сандро заиграла легкая улыбка, - вам нечего бояться, если у вас есть что-то помимо вашего положения и денег.
Снова повисла тишина.
- Господин Сандро, не могу не спросить, - сказал император. - Если вы знаете даже о том, что находится по ту сторону бытия, знаете ли вы, откуда появились эти упыри? Что приводит к таким трансформациям? Я понимаю, как эти твари распространяют этот вирус, но откуда он берется изначально?
- Я не знаю, откуда появился этот вирус изначально. Мне известно лишь то, что распространяет его вампир. Однако он единственный, о ком я слышал. О существтвовании хотя бы одного его сородича мне неизвестно, и это очень странно. Я надеюсь, что распространителя этого вируса мне удастся найти в Нуэнтель. У кровопийц есть несколько особенностей. И о них ходит чрезвычайно много мифов. То, что вампиры спят днем в гробах и их можно пронзить колом, пока они беспомощны - вымысел. То, что они боятся солнечного света - тоже. Не понимаю, какая связь между вирусом, пусть и имеющим сверхъестественное происхождение, и боязнью света. Якобы свет сжигает их. С чего бы такому происходить? Хотя, когда осознаешь существование таких созданий, самые абсурдные вещи перестают казаться глупыми. Предположение о боязни света не более абсурдно, чем сам факт существования вампиров и порождаемых ими упырей.
На самом деле все происходит немного иначе. Вампиры и вурдалаки действительно стараются скрыться при свете. Но только потому, что ночью у них гораздо больше силы. Восприятие человека устроено таким образом, что ночью он гораздо более восприимчив к сверхъестественному воздействию. И страх, наводимый кровопийцами на людей, обретает непреодолимую мощь. В ночи они гораздо страшнее. Поэтому ночная охота гораздо более эффективна. Но если встретить кровососа днем, он не будет лежать в позе мертвеца и ждать, пока в него вгонят кол. Осиновый кол, кстати, тоже никак не повлияет на них. Без серебра толку от него будет не больше, чем от пощечины. Встретив человека днем, упырь нападет на него. Но страх, который он внушает, будет не таким сильным.
Человеческий разум наиболее уязвим ночью. Поэтому все чуждые этому миру твари нападают и являют себя людям именно в темноте. Во мраке они получают почти безграничное влияние на своих жертв. При свете же они далеко не так страшны. Поэтому, когда восходит солнце, они стараются скрыться. А когда лучи заката гаснут на горизонте, высовываются из своих укрытий и начинают кровавый пир.
В отличие от упырей, вампиры не трансформируются и выглядят так же, как люди. Кроме... кроме разве что глаз и клыков. У них узкие зрачки, подобные кошачьим. Глазные яблоки красного цвета, источают свечение. При свете оно едва заметно, но зато в темноте... - кулаки Сандро сжались, глаза прищурились, - в темноте они светятся очень ярко. А уж как заливисто они смеются, когда укушенная жертва, превратившись, нападает на своих родственников...
Со стороны было видно, что гостю тяжело сдерживать гнев. Он явно помнил что-то, о чем могут рассказать немногие. Но никто не решился выяснять подробности.
- Я думаю, есть смысл перейти к делу, господа, - заговорил путник, совладав с собой. - Мне нужен кто-то, кто сможет проводить меня до ближайшего к Нуэнтель безопасного места. Рассказать, как ехать дальше, и вернуться обратно.
- Но ведь их там десятки, господин Сандро. Разве вы можете справиться с ними в одиночку? Может быть, вам в помощь следует выделить людей?
- Боюсь, что тогда не обойдется без слез жен и матерей. Люди не выдержат психического влияния этих тварей. Человек без психологической подготовки не способен устоять перед страхом, который источают эти создания. Парализованные сверхъестественным ужасом, люди станут легкой добычей. А я, по своей природе, не смогу спокойно вести бой, если придется думать о людях, которые подставят себя под удар. Поэтому я поеду один. Это самый лучший вариант.
- Хорошо, месье. Завтра утром с вами поедет Жак. Он доедет с вами до ближайшего к Нуэнтель безопасного места. Там, как вы и сказали, он оставит вас. И мы все, и вся Франция, желаем вам успеха.
Император позвал дворецкого, который проводил Сандро в комнату. Для него была готова ванна. Это то, что было необходимо ему сейчас больше всего. Глаза уже слипались, но он нашел в себе силы снять одежду, отяжелевшую от впитавшейся дождевой воды, и забраться в ванну. Смывать с себя дорожную грязь было невероятным удовольствием.
Сандро мечтал о том дне, когда не придется надевать свою амуницию и ехать в далекую страну. Возможно, что в зараженной деревне он найдет источник заразы. И завершит свой долгий путь сквозь тьму. Но ему еще никогда не удавалось застать вампира на месте его чудовищных преступлений. Поэтому надежда была слабой.
После ванны он наконец-то смог позволить себе надеть чистую одежду. Сидя перед камином и потягивая вино из бокала, Сандро представлял, каким был бы мир без существ, которых многие считают мифическими. В них не верят, но их боятся. И не верят до тех пор, пока не увидят.
Допив вино, он лег на огромную кровать. Когда-нибудь, когда за окном забрезжит рассвет, он не будет вставать и идти рисковать жизнью. Хотя, если вдуматься, ценность этой жизни была не настолько высокой, чтобы переживать об этом. В ней не было ничего, кроме бесконечной охоты. Преследования пьющего кровь психопата, который распространяет чудовищную заразу вампиризма.
Луна заливала комнату серебристым светом. Он струился в окно сквозь полупрозрачные занавески. Небо было безоблачным, усыпанным светящимися гроздьями звезд. Если смотреть в это небо, оно кажется невероятно красивым. Его великолепием можно любоваться бесконечно. Вот только почему под этим небом происходят такие страшные вещи, в реальность которых нельзя поверить, пока не увидишь их своими глазами?
Глава 3: Кровавый ужас в Нуэнтель
Солнце поднялось над горизонтом. Взбежав по стене, ранние лучи проникли сквозь полупрозрачную ткань штор за окном резиденции французского императора. Залив своим светом всю комнату, они упали на смеженные веки спящего молодого мужчины. Он поморщился, прикрыв глаза рукой. "Время пришло" - подумал он, поднимаясь.
Встал с кровати, распрямил спину. Потянулся. Он был высоким и крепким. Образ жизни сам по себе поддерживал его в нужной форме. Он всегда был готов ко всему. И почти каждый день он заставлял себя думать, что к смерти он готов тоже. В противном случае, уверенность в своих и без того ничтожных шансах на успешное завершение охоты таяла на глазах. Однако, как он ни старался, ему не удавалось достичь уверенности в том, что он достойно встретит гибель. А на гибель у него было несравнимо больше шансов, чем на победу. Но и достойная смерть была своеобразной победой. Превзойти самого себя и не отступить в самый страшный час для любого из живущих - подвиг, на который способны немногие. И Сандро старался подготовить себя к тому, что от него потребуется именно это.
Близкая смерть не должна остановить его. Он не может позволить себе колебаться, даже ощущая ее зловонное дыхание. В последние секуды жизни он должен найти в себе силы хладнокровно смотреть в прицел и думать только о том, чтобы очередная пуля встретилась с его целью. Потому что он в любом случае умрет. Рано или поздно.
В очередной раз обдумывая все это, Сандро умылся и оделся. Вышел, проследовал в столовую, где его уже ждал Жак Бернье. Он встал и поприветствовал ночного гостя рукопожатием.
- Доброе утро, месье де Росси.
- Доброе, месье Берьне.
- Вы выспались? - поинтересовался Бернье.
- Достаточно, чтобы делать свое дело, - ответил Сандро.
Бернье поднял на него глаза и пристально посмотрел. Казалось, будто он оценивал состояние своего собеседника, не поверив его словам. Сандро же увлеченно поглощал завтрак.
- Я не понимаю, как вы можете сами ехать в лапы целой оравы этих тварей, да еще и в одиночку. И боюсь, что они успели добраться до того места, где мы с вами должны будем расстаться. Тогда очередной встречи с ними не избежать, - в голосе Бернье явственно чувстовался страх.
- Не беспокойтесь, Бернье, - сказал Сандро. - Вы сможете уйти, даже если они нападут. Я дам вам такую возможность. Только если вы пустите коня во весь опор, чтобы как можно быстрее избавить меня от необходимости прикрывать ваш отход.
- Хорошо, - коротко сказал Бернье и уставился в свою тарелку. Он больше ничего не говорил во время трапезы. Сандро закончил завтрак. Сложил столовые приборы в тарелку и пошел в свою спальню, чтобы собраться.
Закрыв дверь, Сандро развернул сверток, который снял вчера со сбруи Ферро, когда жеребца уводили в конюшню. Он не мог позволить конюху прикасаться к этому свертку. Внутри покоилось одно из чудес инженерной мысли, которые Сандро возил с собой. Винтовка, аналога которой не было ни у кого из живущих стрелков. Гений оружейного дела, изготовивший это великолепное оружие, позволял пользоваться своими шедеврами только ему, Сандро Де Росси.
Деревянный лакированный приклад покрывала причудливая вязь узоров, исполненных в виде тонких нитей из серебра, переплетающихся и завивающихся в формы невероятной красоты. Узорчатые нити покрывали также и весь корпус винтовки, опутывая курок, спусковой крючок и пробегая по стволу до самого дула. Оружие было ослепительно красивым. Оно являло собой необыкновенное сочетание шедевра ювелирного искусства и технологически совершенного оружия, опережающего свое время. Верхнюю часть корпуса венчал оптический прицел, снабженный несколькими линзами, которые можно было накладывать на основную линзу, увеличивая кратность приближения. Спусковой крючок окружала скоба Генри. Венцом творения инженера был сменный магазин.
Сандро оделся и экипировался. Плащ с рельефными наплечниками подчеркивал не только его рост, но и комплекцию, визуально увеличивая и без того широкие плечи. Он казался огромным. На шею он накинул маску, надевать которую при свете дня не счел необходимым. Винтовку он поместил в механическое крепление на спине. Ее можно было достать из него, только если потянуть оружие под определенным углом. Собрав остальные вещи, он вышел из комнаты.
Сандро спустился по широкой лестнице и прошел мимо стражников у дверей. Во дворе его ждал Бернье, натягивая черные кожаные перчатки. Он оглядел вчерашнего гостя, задержав взгляд на выглядывающем из-за плеча узорчатом прикладе винтовки, и подошел к своей лошади. Рядом с его лошадью стоял Ферро, сияя белоснежной шерстью, переливающейся под лучами солнца. Седло было уже на нем.
Сандро подошел, проверил сбрую, чтобы она была застегнута надежно. Конюх и правда застегнул все как следует. Когда вся поклажа была привязана, Сандро ловко запрыгнул в седло.
Вслед за Жаком он выехал через ворота резиденции. Они поехали по улицам Парижа, которые теперь можно было разглядеть несравнимо лучше, чем ночью. По каменным тротуарам ходили люди, занятые своими повседневными заботами. По мощеным улицам ездили всадники и дилижансы. Слышался шум голосов, ударов молотка, лязга металла, распиливаемого дерева, цокота копыт по камням, которыми были уложены улицы. Город кипел. Ремесленники уже начали свою работу. Торговцы горланили на весь квартал, расхваливая свои товары. Сандро и Жак ехали медленно, лавируя в бурлящем потоке людей. Огромный город жил. Создавалось впечатление, что вчерашняя ночь была чем-то неестественным. Такой контраст она создавала с тем, что можно было видеть сейчас, когда взошло солнце. Здания же, которые он уже видел ночью, теперь казались еще более великолепными. Их можно было рассмотреть подробнее, в мельчайших деталях, чего не позволяла царившая вчера темнота. Спустя некоторое время они выехали через северные ворота на широкий тракт.
- Долго ли нам ехать, Бернье?
- Долго. Только вечером прибудем в деревню Льянкур. Она ближе всего расположена к Нуэнтель. Там мы с вами и расстанемся. Надеюсь, хотя бы туда упыри еще не добрались, - ответил Бернье, не глядя на Сандро.
- Хорошо, в любом случае раньше наступления темноты встретить их будет трудно. Жак, я так понимаю, Нуэнтель находится в вашем ведении? - поинтересовался Сандро.
- Совершенно верно, - сказал Жак и опустил глаза.
- Там кто-то выжил?
- Да, некоторые успели закрыться в домах. Если у них было достаточно еды, они должны быть живы.
- Понятно. Будем надеяться на крепость окон и дверей, а также на запасливость ваших сограждан, - сказал Сандро.
Дальше ехали молча. Единственным сомнительным развлечением в этой поездке было наблюдение за движущимся по небосводу солнцем. Они ехали весь день, иногда обмениваясь несколькими фразами. Один час сменял другой, они проезжали небольшие городки и деревни. Однообразное покачивание в седле, длившееся несколько часов, казалось вечностью. Скука почти сразила Сандро, когда тягостная поездка подошла к концу. Они подъехали к придорожной табличке с надписью: "Льянкур".
Закатное солнце заливало оранжевыми лучами улицы поселения. Видимо слухи ползли, потому что жители заметно суетились перед наступлением темноты. Несмотря на не очень поздний час, родители ходили по улицам и звали детей в дом. Двери и ставни старательно закрывались. В воздухе чувствовался страх. Не сверхъестественный, а простой, человеческий, и пока безосновательный. Разумеется, они слышали о том, что произошло в деревне неподалеку, поэтому спешили запереться в своих домах.
Солнце неумолимо спускалось к линии горизонта, намереваясь погрузить мир во мрак. И, глядя на его последние лучи, Жак Бернье поменялся в лице. Он быстро показал Сандро дорогу, ведущую к Нуэнтель, и поскакал обратно в Париж. А одинокий всадник двинулся по тропе, навстречу тающему закату.