Соколова Лариса Александровна : другие произведения.

Завещание барона

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


  
   " ЗАВЕЩАНИЕ БАРОНА"
  
  
  
   Глава 1
  
   Рига, май 2004 г.
  
   Минул ровно год со времени моего последнего посещения Франции, а точнее - незабываемого пребывания в Нормандии и Бретани.*
   Воспоминания стали постепенно тускнеть, скукоживаться и постоянно об этом напоминали лишь изящная фигурка Архангела Михаила с поднятым мечом, купленная в сувенирной лавке аббатства Сен-Мишель ( с которого начались мои прошлогодние приключения), приятный банковский счет, да еще роскошный темно-зеленый изумруд, подаренный Александром Андреевичем Чудновски и, конечно же, собака фокстерьер, отнятая мною у французской полиции. Но самое главное то, что я получила дополнительный опыт, расширивший мои жизненные горизонты. Впрочем, это результат любого путешествия.
   Последние восемь лет каждое утро, впихиваясь в общественный транспорт и отправляясь на работу в школу, я страстно мечтала о выходе на пенсию, когда стану совершенно свободна и независима ни от кого, кроме размера своей пенсии, разумеется.
   Сейчас у меня появилась возможность несколько лет жить, не думая о работе, если с умом распределить вознаграждение, полученное мною во Франции. Я всю свою сознательную жизнь шагала в тяжелой упряжке, а теперь у меня впервые образовалась куча свободного времени. К этому надо было еще привыкнуть.
   Вначале я с упоением занялась ведением своего небольшого домашнего хозяйства, потом чтением. Когда чтение мне изрядно наскучило, попробовала начать писать свой собственный задуманный роман, но текст "сопротивлялся" и дальше нескольких глав дело не пошло. Потом настало время заняться рисованием. Особых способностей к этому у себя не обнаружила, поэтому постеснялась пойти в изобразительную студию, чтобы не выделяться там бездарностью. Но рисовала я с удовольствием. Если бы Макс меня не вытаскивал на ежедневные прогулки, то скорее всего, сидела бы затворницей дома и с удовольствием покрывалась плесенью.
   Знакомым звонила все реже и реже, так как чувствовалось их раздражение против моего нового статуса бездельника и лентяя, в то время, как им, по-прежнему, приходилось тянуть свою рабочую лямку.
   Впереди меня ждало только хорошее. После дня рождения своей дочери Маши я собиралась уехать с Максом в Подмосковье в свой новоприобретенный домик в Кыврино. В июне предполагала сделать там ремонт, на недельку оставить все подсыхать и уехать на экскурсию в Суздаль. Дальше этого ничего не планировала.
   Но рвануть с чистой совестью в летнюю свободу в восточном направлении мешала одна проблема: я слишком передержала паузу моего необщения с Александром Андреичем.
   Дневник барона был давно отксерокопирован мною, а то, что я забыла телефон Чудновского и номер дома его конторы было просто отговоркой, не выдерживающей никакой критики. И чем больше я держала паузу, тем труднее было звонить. Я вела себя как малодушная школьница, которая прогуливает уроки, чтобы не писать
   __________________________________________________________________________
   * См.романы "Улыбка единорога" и "Поезд на Харбин".
  
  
   контрольные, усугубляя тем самым негативную ситуацию. Удельный вес моего свинячества увеличивало еще то, что мне нужны были видеокассеты с документальными фильмами барона, которые я собиралась попросить у Александра Андреича.
   Наконец, я стала чувствовать раздражение при воспоминании о Чудновском, как о человеке, который создает мне нерешенные проблемы и тем самым посягает на мой душевный комфорт. Вот так вот! В конце-концов я уже почти собралась с духом, чтобы позвонить комиссару Дессанжу. Но, как говорится, только помяни черта и он уже тут как тут.
   20 мая я получила письмо, где комиссар, поминая мои прежние заслуги перед бретонской полицией сообщал о благотворительном фонде поощрения и вспомоществования ( это слово я с трудом перевела с помощью словаря) лицам, имевшим ранее заслуги перед французским правосудием. Среди списка поощрительных услуг имеется и возможность отдыха в течение 15 дней в странах, являющихся членами ЕС. Фонд предоставляет скидку на поездку до 70 процентов от реальной стоимости. Первые заявленные кандидаты уже благополучно использовали эту возможность в мае, и комиссар предложил подать заявку на мою кандидатуру, памятуя мою страсть к путешествиям и воспитание полицейского пса. Дессанж рекомендовал небольшой, но преисполненный духом старины отель в Португалии на берегу океана, где разрешено останавливаться с домашними животными. На принятие решения мне давалась неделя. В случае согласия, комиссар обещал меня встретить и проводить до португальского рейса, так как две недели будет все равно находиться в Париже.
   Подсчитав возможные расходы, я пришла к выводу, что 15 дней в Португалии с полным пансионом обойдутся мне в ту же цену, что и неделя в Турции с одним лишь завтраком. Выгода была налицо -так что мой выпендреж оказался бы неуместен. Конечно, мне бы больше хотелось поехать на Сицилию, но коню, дареному на две трети, в зубы не смотрят. Все- таки, как несправедливо я отнеслась к комиссару Дессанжу во время всей той прошлогодней истории. А какой хороший и заботливый человек он оказался!
   И вообще, покажите мне того ненормального, чье сердце не дрогнет от притягательного духа халявы ( или частичной халявы)? Разумеется, я решила поехать " вспомоществоваться" ( это слово меня просто очаровало) в Португалию. Немаловажную роль сыграло и то обстоятельство, что дневник барона де Шеврей уже пора бы и вернуть.
   Через пять дней комиссар позвонил сам, я дала согласие и мы договорились, что первого июня я вылетаю в Париж. Телефон Александра Андреича я у него почему-то не спросила. Решила, что просто передам пакет с дневниками через комиссара и вложу туда записку с извинением. Решив поступить именно так, совершенно успокоилась.
  
  
   ***
  
  
   Марья гладила постиранное мною белье, а я с Максом, расположившись на диване, просматривала туристические проспекты, пытаясь почувствовать интерес к предстоящей поездке в Португалию, куда мне ехать все-таки не очень хотелось, потому что душа рвалась в Кыврино, но я не сдавалась, пытаясь нафантазировать привлекательные картины исторических достопримечательностей, к которым меня совсем не тянуло. Дочь мне здесь была не помощник, а вот пес внимал, как всегда, с упоением и рассматривал снимки вместе со мной.
   - Знаешь Макс, - бубнила я с фальшивой заинтересованностью, - все-таки поучительно побывать в местах, где веет старыми временами, где когда-то существовали страшные тайны и искали настоящие сокровища, не в каких- нибудь акциях и банкнотах, а в драгоценных камнях, золоте, дукатах, дублонах и луидорах. Слова -то какие, а ? - Пес завибрировал и восторженно подтявкнул. В отличие от меня совершенно искренне. Ему нравилась эта игра, в которую постепенно и я начала втягиваться:
   - И ведь знаешь, зверь, эти времена нам часто посылают весточки о себе : соборами, замками, арками и сводами, картинами, гобеленами и просто старыми вещами, будоража наши мысли и фантазии своей далекостью и неразгаданностью их персонажей. Мы вглядываемся в их лица на старинных портретах, в выражение их глаз и улыбки, пытаемся отгадать их тревоги и надежды. Стараемся понять, как их жизни сопрягаются с нашими, как они влияют на нас. Ведь мы, как когда-то они, являемся не только очевидцами и свидетелями нашего времени, но и сами - свидетельства нашей эпохи...
   - ...вот-вот, - неожиданно перебила Марья, - и эти живые свидетельства должны быть соответственно упакованы. Особенно если едут в приличное место, то в первую очередь должны собрать себе гардероб. Внешний вид человека свидетельствует об уровне его уважения к себе.
   - Знаешь, Маня, если бы я была композитором, то я бы тебя выразила через музыкальную партию барабанов, - с удовольствием отвлеклась я от своего занудства, вступая в привычную перепалку.
   - Ага, я- барабан, а ты - флейта, стало быть ? Не подменяй понятия. Сейчас доглажу и вытащу тебя в Stockmann , примеришь стильный летний костюмчик из льна, а в Origo я для тебя присмотрела чудную бежевую юбку. Абсолютно в твоем вкусе - никакая.
   - Ма-а-ань, может без меня купишь?
   - Начинается! Я куплю, а ты опять носить не станешь. Вещь надо мерить, она должна сидеть! И собаку оставишь дома, нечего ему по приличным местам шастать.
   Макс зарычал.
   - Не рычи, не страшно!- Макс тявкнул.- Ох, пора тебя научить приличным манерам! Совсем маманя тебя распустила. Скоро принесу рыжего кота Роджера! Толстого, наглого и драчливого. Он, лапушка, покажет тебе, где раки зимуют!
   Макс на несколько секунд застыл, воззрившись на Маню возмущенным взглядом, затем юркнул под диван, шваркнул там какой-то коробкой, моментально выскочил с куском меха в зубах, кинул мне добычу на колени и с торжествующей мстительностью уставился на обидчицу.
   - Контра паршивая!- замахнулась наволочкой грубиянка на правдолюбивую собаку.
   Я вертела в руках прехорошенькую крошечную муфточку из куницы, украшенную тремя хвостиками.
   - Какая прелесть!
   - Знаешь, мам, купила по случаю тебе в подарок и спрятала до дня рождения, а этот гад...
   - Очаровательная вещица! Помнится, у меня была похожая, кроличья, когда мне было 5 лет. И размер такой же. Только на той хвостиков не было...
   - Нет, ну если тебе не подходит, то я могу оставить себе...- применила избитый прием дочурка.
   - Ничего подобного! Ты же мне купила в подарок! Носить я ее не смогу, но буду использовать как меховой пенал. Стану хранить в ней карандаши, ручки, резинки и корректор...
   - Корректор!?
   - Ну, да корректор. Ты думаешь разольется? Я буду осторожна. Только вот, что я думаю: у меня в детстве к муфточке полагалась в пару кроликовая шапка с помпоном. Я полагаю, что и эта муфточка - не сирота?
   - Не сирота. Она из полной семьи. К ней полагается такая же шапочка и меховой шарф с хвостиками.
   - И что, приобретение этой полной семьи у тебя только в проекте или она уже прописана в нашем доме?
   - Ну, если ты так настаиваешь на присутствии...- узнать на чем я настаиваю мне было не дано, так как раздался телефонный звонок. Маша пронеслась к телефону и сняла трубку.
   - Слушаю... Александр Андреич!? Рада вас слышать! -Маня закрыла трубку рукой и прошипела мне : "Чудновский!", затем опять продолжила,- Александр Андреич, как вы?...Мы тоже хорошо...Да, завтра день рождения...25 уже...Отмечаю в клубе с другом... Она никуда не ходит...Не любит... Да верчусь, как белка в колесе, работаю 25 часов в сутки, а сейчас вот, с мамулей воюю... Нет, собираю ее в дальнюю дорогу. Начало лета- у нее время рецидива настает...Она? Сидит в кресле и накручивает себя на поездку в Португалию. По Станиславскому - от внешнего к внутреннему. Уже стихами в прозе заговаривается. Старинными портретами вдохновляется, видите ли, а сама готова им рога с усами пририсовать...Ну это я так лирический пафос с нее сбиваю... Нет, не хочет. Она ведь собралась в свое райское Кыврино ехать, ремонт там делать, уже визу оформила, а тут змей-искуситель комиссар Дессанж письмо прислал с приглашением в Португалии отдохнуть . Вот маменька и обозлилась на всех, что отказаться не может от халявы...Так я и говорю - лицемерка. У нее уже привыкание к поиску неприятностей, адреналиновая зависимость. Отсюда и рецидив...А мы вас так часто вспоминали...Позвонить?...Так, маманя телефон потеряла...Да, мы уж испереживались...
   Я подошла к телефону и стала с осуждением смотреть на Маню.
   - Александр Андреич, вот она подошла и буравит меня нехорошим взглядом. Пронять, стало быть, хочет...Да...Передаю ей трубку...Еще раз спасибо, что вспомнили...
   Я выхватила, наконец, телефонную трубку.
   - Алло!
   -Здравствуйте, Юлия Андреевна, поздравляю вас с именинницей, - услышала я мягкий, приятный голос Чудновского и неожиданно обрадовалась ему.
   - Спасибо. Ну, Маня вам обо всем наябедничала.- В трубке раздался смех.- Александр Андреич, наконец-то вы позвонили! Продиктуйте, пожалуйста, сразу ваши номера телефонов. Я их прямо тут же и запишу.
   Чудновский продиктовал номера домашнего, рабочего и мобильного телефонов.
   - Ну вот, теперь порядок. Александр Андреич, я ведь, в основном, согласилась на предложение Дессанжа, чтобы вас повидать в Париже и кое-что вам передать. Скажите, вы сможете первого июня подъехать в аэропорт?
   - Конечно. Каким рейсом вы прилетаете?
   Я сообщила номер рейса, время прилета. Мы условились о встрече и тепло попрощались. Вот комиссар удивится! А Чудновский на меня совсем не сердился. С моей души упал тяжеленный камень.
  
  
   ***
  
  
   В зале прилетов парижского аэропорта меня уже ожидали комиссар Дессанж и Чудновский. После обмена приветствиями, Чудновский обратился ко мне:
   - Юлия Андреевна, я конечно, рад вас видеть, но у меня очень важное деловое свидание на которое мне никак нельзя опаздывать, поэтому в моем распоряжении всего 15 минут.
   Я торопливо полезла в свою сумку, вынула пакет с дневниками и протянула его со словами:
   - Александр Андреич, прежде всего я хочу извиниться за свое неуклюжее...
   -лукавство, - корректно подсказал Чудновский.
   - Ну да, можно, конечно, и так. Так вот, извините за мое неуклюжее вранье... просто мне было тяжело расстаться с дневником барона. Но может, мое нахальство компенсирует вот этот дневник некоего Гриши Белоглазова, оказавшегося в Харбине в то же время, что и барон... Мерзкий тип, скажу я вам. Но не в этом дело. Мне почему-то кажется, что эти два дневника подходят друг к другу, как известные вам шкатулка и кулон. Я думаю, что его место все же в архиве барона. Впрочем, это решать вам.
   Ах да! Огромное вам спасибо за царский подарок. Я имею в виду изумруд.
   - Я рад, что он вам понравился.С дневником я ознакомлюсь, а сейчас, извините, мне пора.
   Комиссар же, никуда не спешил. Он очень обстоятельно описал мне место на берегу Атлантического океана, где я проведу две недели на вилле под названием "Ремедиос". Еще он передал мне контактный номер телефона его друзей в Португалии и напутствовал просьбой звонить ему лично, если что-то будет не так. Затем проверил документы на собаку, вручил мне билет в Лиссабон и обратно, ваучер и подтверждение на гостиницу, пообещав, что в Лиссабоне меня встретят сотрудники местной полиции в штатском.
   -А если в гостинице будут против присутствия Макса?
   - Проблем не возникнет.
   У стойки регистрации мы тепло распрощались и через 1,5 часа самолет взял курс на Лиссабон.
  
   Глава 2
  
   Корк-Дублин, январь 2004 г.
  
   Татьяна Николаевна Высоцкая вдруг с ужасом поняла, что мусор она выкидывала в почтовый ящик и запаниковала. Осторожно огляделась по сторонам. Пассажиры, сидящие рядом на скамейке не обращали на нее никакого внимания. А ведь в эту зеленую чугунную тумбу она выкинула уже несколько бумажных салфеток и безрезультатно пыталась просунуть пакет от бутербродов, про себя возмущаясь тем, что щель мусорника слишком узкая. За те два часа, что она сидела на вокзале в ожидании поезда на Дублин, пару раз приходили служащие и вынимали, как она полагала, мусор из тумбы. Но они опорожняли тумбу, присев на корточки и повернувшись спиной к скамейке, где сидела Татьяна, а потом уносили содержимое в черных пластиковых мешках.
   Татьяна Николаевна еще подумала: "какие приличные люди работают мусорщиками". Под конец второго часа своего ожидания, она увидела вначале одну даму, опускавшую туда письма, потом другую. Только тогда она сообразила, в чем дело. Ну конечно же! Эти тумбы похожи на английские почтовые ящики, только английские выкрашены в красный цвет и щель для писем у них шире. Наверное от того, что несознательные тетки в английские почтовые ящики мусор не выкидывают.
   Татьяна Николаевна вдруг почувствовала, как сильно она окоченела, сидя в здании этого неуютного вокзала с красными кирпичными стенами.
   До этого она почти два часа провела на станции "Little Island" в ожидании электрички. Правда, там она могла любоваться неувядающей зеленью ирландских газонов и нарядным белым домом с колоннами на высоком холме, утопающим в изумрудной зелени кустарников, который располагался напротив станции.
   Только деревья с опавшей листвой напоминали о том, что сейчас не лето, но все равно, было трудно привыкнуть, что в январе кругом сочная зеленая трава. Такая же трава пробивалась сквозь старые камни облицовки ирландских каналов. Теплый влажный воздух климатического межсезонья способствовал росту буйной зелени и характеры ирландцев казались мягкими и жизнелюбивыми.
   Подошел поезд на Дублин. Окоченевшая Татьяна подобрала чемодан, спортивную сумку и, показав билет веселому толстому контролеру, вошла в поезд. Села в центре аккуратного, ухоженного вагона с клетчатыми сиденьями, поставила рядом сумку и притворилась спящей, чтобы место рядом не пришлось уступать.
   Поезд тронулся. Татьяна незаметно оглянулась. Напротив сидела женщина лет сорока и читала толстую книгу. С противоположной стороны сидела рыжеватая девушка лет 16, положив ноги в кедах в кресло напротив и тоже, не отрываясь, читала толстую книгу. Вообще, бросалось в глаза, что ирландцы любят устраивать свои ноги на сидениях напротив. Так в электричке, в которой Татьяна ехала накануне в Корк, висело объявление, в переводе на русский означавшее: "Леди и джентльмены, сидения напротив вас не предназначены для ваших ног, особенно для ног в ботинках."
   Подошел молодой симпатичный человек с рюкзаком и плеером, потоптался около девушки с книжкой, намереваясь поставить рюкзак на место, где были уютно устроены ее ноги. На его ожидающий взгляд она не обратила внимания, тогда он занял кресло сбоку напротив, кое-как пристроив свой рюкзачок.
   В сумке зазвонил мобильник. Это была дочь Олечка.
   - Мама, ты где?
   - В поезде. Еду до Дублина, с вокзала в аэропорт, а там если удастся, покупаю билет в Ригу.
   - У тебя денег хватит?
   - Может хватит, а может нет. Я даже не знаю, можно ли сейчас купить билет в аэропорту. Ведь уже поздно.
   - Самолет летит в 1.15 ночи. Через два часа еще перезвоню. Если не хватит денег, сиди в аэропорту и жди. Вышлю по Western Union.
   Татьяна Николаевна приехала в Ирландию три дня тому назад, чтобы найти работу и помочь семье - своей дочери Ольге. Последние полгода много несчастий свалилось на голову Татьяны. После долгой болезни скончался ее отец. Разорился зять Игорь. И не просто разорился, а остался должен банку полмиллиона долларов. Семье дочери пришлось продать за бесценок новую двухэтажную квартиру в 240 квадратных метров, полностью меблированную. Потом Игорь разбился на машине и три месяца пролежал в коме. Продали все, что можно. Теперь Оля с мужем и внучкой Леной снимали двухкомнатную квартиру, отказавшись жить и у матери Игоря, и у матери Ольги.
   Сейчас, слава Богу, зять был здоров и даже работал в какой-то фирме, но над семьей висел огромный долг. Конечно, можно было еще продать квартиру Татьяны Николаевны, которая находилась на одной из центральных улиц Риги, в престижном районе, но этот вариант оставили уже на самый крайний случай, так как эта трехкомнатная квартира была частной собственностью, родовым гнездом и самой Татьяны, и ее отца - Николая Алексеевича Высоцкого. Здесь же прожила свою долгую жизнь ее бабка - Ирина Константиновна Высоцкая-Штомберг. После того, как она развелась со своим мужем Алексеем Высоцким и уехала из Москвы в Ригу с младшим сыном Высоцкого - Николаем. В Риге Ирина Константиновна вышла замуж за прибалтийского немца Карлиса Оттовича Штомберга., который был на десять лет ее моложе.
   У Татьяны Высоцкой имелась родня в Москве и, вроде бы, состоятельная, но с ними общался только ее папа пока был жив, даже ездил в Москву на похороны своего отца - Алексея Денисовича Высоцкого, а потом и старшего брата - тоже Алексея.
   В год похорон Алексея Денисовича умерла и бабка Татьяны - Ирина Константиновна. Когда в семье случился финансовый кризис, в бумагах отца Татьяна нашла московский адрес и написала письмо своей двоюродной сестре- Варваре Алексеевне Реутовой-Высоцкой с просьбой посодействовать в поиске работы переводчиком в Москве, но ответа так и не дождалась. Видать, не простили семейную обиду. Татьяна поняла, что московской родне она не нравилась за то, что была похожа на свою бабку, особенно глазами. Такие же удивительные темно-серые лучистые глаза были у ее дочери Ольги и внучки Леночки. Только того опаляющего, опасного обаяния, того завораживающего магнетизма, которым бабка Татьяны, Ирина Константиновна, в девичестве Уварова, была одарена с лихвой, у них и в помине не было.
   Причина такой семейной вражды крылась в далеком 1936 году, когда глава семьи, крупный московский хирург Алексей Денисович Высоцкий по доносу был арестован. Вероятно успехи знаменитого хирурга вызывали зависть у коллег или кто-то метил на его место. А может, в тот год был недовыполнен план по ловле шпионов, но допросы его были абсурдны. До самой смерти уважаемый всеми, знаменитый хирург не мог забыть лицо следователя Нехамкина, который поднимал его ночью с койки и вызывал на допросы:
   - Вы будете по-прежнему молчать и упорствовать? Когда вы начали работать на японскую разведку?
   - Я воевал в русско-японской войне, был ранен, имею медали. Вам это хорошо известно.
   - Мне хорошо известно, что прогрессивная российская интеллигенция послала тогда поздравление с победой японскому правительству над русским царским флотом...
   - Вот среди этих подонков и ищите японских шпионов.
   - Ах, ты имперская шваль! - завопил вдруг обычно сдержанный следователь и, подойдя к пожилому человеку, схватив его за одежду, приподнял и зашипел в лицо, обдавая табаком и несвежим дыханием:
   - Имперская шваль! Ненавижу! Сгною!...
   Видно в недобрую минуту произнес эти слова Лев Давидович Нехамкин. Так все и случилось. Только с точностью до наоборот. Видать, много удачных операций сделал арестованный хирург, а ведь нормальные люди добра не забывают. Нашлись у знаменитого врача и заступники и защитники среди важных чинов.
   А вот в ведомстве следователя Льва Давидовича скоро стали происходить пренепреятнейшие изменения. Был арестован, а потом пущен под расстрельную статью главный начальник Нехамкина. Не оценили служебного рвения и самого следователя. Лев Давидович был арестован, затем сослан в СЛОН ( специальный лагерь особого назначения), где бесследно сгинул, так и не дождавшись победы мировой революции, которую обещал товарищ Троцкий. Любопытно, что еще один палач русского и других народов Лаврентий Берия тоже будет позже расстрелян как японский шпион.
   Престранным образом повела себя в этой истории супруга А.Д.Высоцкого - Ирина Константиновна. Она не рыдала под тюремными окнами, как стрелецкая женка и не высказывала желания следовать за мужем всюду, как жена декабриста. Она немедленно от него отреклась и развелась, аргументируя свое решение в бумагах, что не может жить с японским шпионом. Как-то быстро вторично выскочила замуж и, прихватив младшего сына, 10-летнего Коленьку, уехала к новому мужу в Ригу, в буржуазную Латвию.
   Старший сын Алексей и бывший муж ей этого никогда не простили. Никто не принял во внимание того, что ею руководил исключительно животный страх за судьбу ее младшего сына, ее ненаглядного Коленьки.
   После бурной , нервной и опасной Москвы, Рига показалась Ирине Константиновне мирной, уютной, тихой и провинциальной, пригодной для спокойного житья. Ее даже называли "маленьким Парижем". Не за внешнее сходство, конечно же, так как Рига ничем не похожа на Париж, а за обилие эмигрантов из России.
   Новый муж Карлис Оттович оказался хорошим человеком. Он даже вывез из города Харбина овдовевшую мать Ирины, поселив ее в своей квартире, что было воспринято с огромной благодарностью.
   Но недолго длилась спокойная семейная жизнь Ирины. В 1939 году была объявлена репатриация этнических немцев на свою историческую родину. Поначалу господин Штомберг хотел уехать в Германию вместе с семьей, но его жена категорически отказалась. И здесь Карлис Оттович повел себя благородно. Он не взял финансовой компенсации от латвийского правительства за оставленное имущество, переписав свою квартиру и небольшую дачу в Юрмале с хорошим садовым участком на жену. В дальнейшем это позволило Ирине, ее сыну и внучке стать наследственными гражданами Латвии с правом на владение имуществом.
   Оставшись вторично без мужа, Ирина Константиновна пошла работать медсестрой в больницу, выучила латышский. Позже стала вначале перешивать одежду, а потом и шить. У нее появились постоянные клиентки. Очень много работала на дачном участке, выращивала овощи, чтобы у ее детей всегда были витамины. Татьяна навсегда запомнила натруженные, грубые от постоянного копанья в земле, руки бабушки. Ее постоянную молчаливую заботу и доброту. Бабка никогда не рассказывала о своей прежней жизни, о которой Татьяна узнала много позже от отца. Но постоянное присутствие, а вернее, отсутствие ее первого мужа, Алексея Денисовича, внучка ощущала. И выражалось это в истовой религиозности Ирины Константиновны, как-будто она замаливала какой-то несмываемый грех. И разве не странно, что ушла Ирина на сороковой день после смерти своего первого мужа. Как-будто неистовым напряжением души в постоянной молитве, наконец, вымолила себе право уйти вместе с ним.
   В советские времена жизнь Татьяны сложилась, в общем-то, нормально, хотя она рано лишилась матери. Отец был хорошим хирургом - ортопедом, сама она закончила факультет иностранных языков и почти всю свою жизнь проработала в крупном всесоюзном НИИ переводчицей.
   Правда, с мужем развелась, чему была только рада, снова замуж не захотела, посвятив себя воспитанию дочки Олечки, а потом уходу за больным отцом. Но тут грянула перестройка. Все пришло в разброд и шатание, стало двигаться к неминуемому краху.
   Всесоюзный НИИ, в котором работала Татьяна Николаевна стал дышать на ладан, а потом и вовсе приказал долго жить, как и многие другие производственные и научные организмы.
   Уже в который раз в течение 20 века у людей затрещал по швам привычный уклад жизни. Уже в который раз в 20 веке людям вновь предстояло определиться в различных точках мира в поисках нового пристанища, начиная жизнь фактически с нуля, тщательно скрывая от посторонних глаз чувство неприкаянности и обиды. И сможет ли теперь кто-нибудь из них когда-нибудь произнести слова : "О, любимое мое Отечество"? Хотя бы мысленно.
   Часть сотрудников огромного института, помыкавшись и не найдя себе применения в новой жизни, воспользовалась новыми возможностями и уехала на Запад, другая часть уехала на историческую родину, кто в Россию, кто на Украину, кто в другие республики бывшего СССР. На восток уехало также много смешанных семей. Стартовые условия у всех отъезжающих были неравные.
   Разумеется, удачнее всего сложилась ситуация для тех, кто на законном основании смог выехать в Германию, Израиль, США или Канаду. Их ожидала социальная помощь в этих государствах и поддержка собственных национальных общин.
   Другая часть отъезжающих отправлялась к родственникам в Россию, Украину или Белоруссию. Ну, а тем, кому было ехать некуда и не к кому, остались выживать на месте.
   Татьяну Высоцкую новая жизнь не очень-то и ломала. Правда, пришлось пойти работать в школу, что ей не особенно нравилось, но ведь служить где-то надо до пенсии.
   Вскоре удачно сложился бизнес у зятя и несколько лет семья жила безбедно.
   А потом... Когда все пошло наперекосяк, выход из трудной ситуации подсказала соседка по лестничной площадке - Анита. Ее знакомая по родному хутору Джулия Муфтова уехала пять лет назад в Ирландию. Правда, как-то странно въехала, симулировав эпилептический припадок на границе, во время которого "потеряла" свой паспорт, в котором не было въездной визы, изобразив полнейшую глухоту и беспрестанно жалуясь на свою ужасную жизнь в Латвии. Ирландцы оказались гуманными: может, не сильно поверили в ее синяки с прилагаемыми к ним справками о регулярных побоях, но не выставили вон. Даже выдали бесплатный слуховой аппарат и стали платить пособие по инвалидности. Пособие она получала исправно, да и с работой уборщицы проблем не было. Сейчас она, вроде бы, сидела дома одна с грудным ребенком, так как друга своего прогнала из-за его хамства и регулярных побоев. Эта Джулия постоянно звонила Аните и слезно умоляла хоть кого-нибудь прислать к ней в Ирландию, чтобы ей не было так трудно и одиноко, чтобы было хоть словом с кем-нибудь перемолвиться, а работу здесь найти можно, был бы паспорт гражданина Латвии - приезжай и работай, жить же можно у нее бесплатно. Так сказать, за человеческое участие и общение. Сама Анита характеризовала Джулию, как человека очень покладистого и послушного, но немного "не в себе". Анита держала эту возможность для себя. На случай потери работы. Созвонились... Муфтова очень обрадовалась, сказала, что очень ждет. Кто бы не клюнул на такую возможность? Раньше ирландские рабочие разъезжались по миру в поисках работы, а сейчас толпы людей из Восточной Европы ринулись в Ирландию также в поисках заработков. Так вот меняются времена.
   И Татьяна Николаевна решилась, вынула из тайничка свои последние 600 евро и вылетела в Дублин. Это было трое суток назад. Сейчас, сидя в поезде и приближаясь к Дублину, Татьяна могла сказать только одно: так ее никогда и никто не "динамил".
   Жила эта самая Джулия уже пять лет с румыном Аликом и была на пять лет его старше. Разумеется, Алик никуда не уходил и никто его никуда не прогонял. Правда, любовью и семейным счастьем там и не пахло. Муфтова прислуживала и угождала своему Алику, было понятно, что терпит он ее только из-за ребенка, которого действительно очень любил. Она была послушна, как зомби и панически боялась ослушаться своего хозяина. За 5 лет проживания в Ирландии, постоянно прикидываясь глухой, совершенно не понимала по-английски, но зато выучила румынский язык и национальную кухню этого народа. Алик ел все только что приготовленное. Но самым забавным было то, что она постоянно и регулярно всем на него жаловалась. Даже его друзьям. Врала она легко, эмоционально и образно, по всем поводам, гнусавым, жалостным тоном, как попрошайка. Этот тон уже "въелся" в нее. Говорила она бесконечным шепелявым, картавым потоком, все время повторяясь. Речь ее напоминала монолог из пьесы абсурда, закольцованный на магнитофонную пленку и застревал в мозгах, как остатки пищи в зубах: "... А он (Алик) кричит на меня и кричит. Вот... Всегда, чуть что скажу. Все друзья говорят, что он сумасшедший... А я хорошая, добрая, зла никому не делаю, не обманываю никогда. Все время кричит на меня. А друзья от нас все отвернулись, не разговаривают... Я про Алика глупость ляпнула. Не знаю, зачем ляпнула. Вот, ляпнула и все. А все взяли и поверили и теперь не приходят... А вот моя мать даже ни письма, ни открытки не передала. Ей только деньги надо... У нас в Латвии все было! И квартира трехкомнатная и дача. Где все? Ничего нету... А отца я и не видела. Да, он мне и не отец был. Я у матери раз спросила : скажи мама, кто мой папа? А она мне как даст по морде! Меня всегда все бьют... И кричат.... Никак вот не могу на Лавинию (дочка) получить сертификат о ее рождении. А без него пособие на ребенка не выдают...У меня документы в Дублине... Не знаю, в каком учреждении...А? Поехать туда? Нет, они кричат на меня. Они только по-латышски и по-английски говорят. А я не понимаю... Тут? А я тут пять лет живу. Нет, по-английски не понимаю. Я не слышу. Они кричат. Я пугаюсь... По-латышски я не понимаю (училась в латышской школе-интернате). Я забыла латышский язык... По-русски они не хотят...И кричат... А мой отец тоже всегда кричал. Он в интернат приходил бить меня и кричать...И Алик меня бьет..."И так далее...
   За снимаемый дом платили 300 евро, остальные 800 оплачивала социальная служба Ирландии. Жили безбедно, но хотелось бы сдавать еще одну пустующую комнату, поэтому и зазывала она обманом кого-нибудь из Риги.
   И пусть бы так и было, после устройства на работу Татьяна была согласна платить за эту комнату любые деньги, но перед тем, как устроиться на работу, приехавшим следовало отправляться в социальную службу для оформления PPS number ( Personal Public Service number), чтобы через 2-3 дня получить налоговую карту, о чем зазывающая сторона ее не предупредила. И только тогда можно было легально устраиваться на работу. Для этого принимающая сторона должна была написать в социал коротенькое supporting letter с указанием имени гостя, своего адреса, а к этому приложить любой из своих оплаченных счетов, к примеру за вывоз мусора. Вот этого счета за вывоз мусора они и не пожелали дать Татьяне. Без PPS number на нормальную работу легально устроиться было невозможно. Джулия стала увещевать Татьяну сказками, что после подачи счета у нее отнимут пособие и откажут в оплате 800 евро за дом от государства. Так ей Алик сказал. А он все знает лучше. Кроме того, не нужен Татьяне этот номер, можно и без него пойти мыть посуду в арабскую забегаловку. На следующий день румынский Алик так гаркнул на гостью в ответ на ее просьбу дать любой счет, после чего она немедленно покинет дом, что у Татьяны ручьем полились слезы и она уже второй день не могла остановиться. Кстати, Татьяна объяснила работнику социальной службы, что принимающие ее хозяева боятся дать ей какой-нибудь счет, так как опасаются потерять государственное пособие. Служащая безумно удивилась и ответила, что это полнейшая глупость и пустые домыслы. Счет требуется только для подтверждения факта существования жильцов и это никогда и не на чем не отразится.
   Утром Джулия, поменяв имидж вечно обиженной и забитой убогой инвалидки на надменную барыню заявила Татьяне: "Алик меня пол-ночи ругал, дескать, кого это ты привела к нам в дом!? Я позвонила Аните, спросила, кого это ты к нам прислала? Работать не хочет, по дому не помогает!" Жалобный голос попрошайки вдруг превратился в злобный и повелительный с "пристройкой сверху" - из жалкого хорька в злобную Кабаниху. Затем, демонстративно убрала белье и матрас с ее кровати. Ничего не оставалось, как взять чемодан и уйти в неизвестность. "Вот таким образом люди бесследно исчезают за границей", - думала Татьяна Николаевна, глотая слезы, борясь со слабостью и головокружением. Она понятия не имела, как доберется до аэропорта Дублина, купит ли там билет и хватит ли у нее денег. Оставаться в Ирландии не имело смысла- у нее не было денег на гостиницу, не было знакомых. Зазывая жильца, Джулия уверяла Аниту, что поможет найти работу, лишь бы "приехала человеческая душа, с которой поговорить можно". И Анита с Татьяной поверили, что дело обстоит именно так, поэтому денег у Татьяны было в обрез. Самое обидное, что с хорошим английским ей здесь ничего не стоило найти хорошую работу, если бы не пресловутый счет за вывоз мусора, который для нее пожалели.
   Зачем требовалось это необъяснимое вранье? Мысли и речи Муфтовой менялись в зависимости от настроения обожаемого Алика и раз гость пришелся ему не по вкусу, то надо гостя выгонять, не считаясь ни с возрастом человека, ни с его затратами, ни с элементарными понятиями порядочности. А вот страна Ирландия отнеслась к этой паре жлобов по-человечески. "Надо просто вычеркнуть эпизод и забыть Муфтову, которая привыкла, что ей любая подлость сходит с рук, как инвалидке, косящей под убогую дурочку", - решила Татьяна Николаевна.
   Прибыв в Дублин, с помощью двух приветливых пожилых дублинцев- леди и джентельмена, да еще благожелательного полицейского с автовокзала "Atha bus", Татьяна удачно добралась до аэропорта. Там у жизнерадостного кассира она купила билет в Ригу. Оставшихся денег хватило. Даже осталось на четыре открытки с видами Дублина. Получив в руки обратный билет до Риги Татьяна почувствовала, что родилась " в рубашке" и от этого такой прилив счастья, какого не испытывала уже много лет. Все же ей очень понравилась страна Ирландия и особенно - ирландцы.
  
  
   Глава 3
   Португалия, июнь 2004 г.
  
   Я уже четвертый день находилась в Португалии на вилле "Ремедиос" . Почему это внушительное и вместительное здание называлось виллой, остается для меня загадкой. Путешествуя по Западной Европе, я видела немало старых и не очень зданий, которые почему-то назывались замками. Вилла же "Ремедиос" однозначно могла называться замком и тогда, когда это здание было выстроено, само слово "вилла" не было широко употребляемо. Здание выходило фасадом к океану, возвышаясь над гостиничным комплексом, который находился справа в полутора километрах, и рыбацким поселком, находящемся слева, примерно в километре. Все здание было выложено из грубых каменных блоков. В центре фасада здания, обращенного к океану, располагалась просторная терасса, от которой к пляжу вели ступеньки, вырубленные в скале. За виллой имелся внутренний двор, окруженный галлереей с колоннами. Садик был чахлый, в его центре бил узенькой струйкой фонтанчик. На дворе только начало июня, но зелень была очень скудная. В конце двора стояла часовня, соединенная с виллой, но когда я туда попыталась попасть, она оказалась закрыта. Пышной роскоши в гостинице не наблюдалось, но остатки былого величия просматривались, довольно обветшалые, но тем не менее, были пропитаны историей древнего рода. Вилла "Ремедиос" была конечно же, свидетелем истории и ей было, что рассказать. На первом этаже имелись своя библиотека со старинными фолиантами и даже оружейная с портретами и рыцарскими доспехами. Все это явно не было куплено на распродаже антиквариата. Стены столовой были покрыты дивными изразцами "azulejo" - азулейжо. Кто не хотел есть в столовой, мог перейти на терассу. Кормили здесь только завтраком и ужином, но в течение всего дня можно было бесплатно пить чай и кофе с молоком. Минеральную воду брали прямо из холодильника, опуская деньги в коробочку, стоящую рядом. Руководил внутренней жизнью отеля управляющий по имени Эрл Даммерт - парень лет тридцати, двухметрового роста.
   Когда, по-приезду, я протянула ему свои документы, он задал вопрос:
   - Вы говорите по-латвийски?
   - Говорю.
   - Не могли бы вы перевести одну запись?- он протянул мне книгу отзывов, указав на запись, сделанную по-латышски.
   " Посетил вашу достопримечательность, ознакомился с предметами истории и искусства, остался весьма удовлетворен. 15.мая 2004 года. Янис Кадушечкинс".
   Я перевела и улыбнулась.
   - Это ваш знакомый? - взгляд у Эрла был прицельный и оценивающий. Неприятный взгляд.
   Правда, цвет глаз интересный.
   Несмотря на свой высокий рост, мистер Даммерт не сутулился, двигался бесшумно и легко, как животное из семейства кошачьих, а небольшую изящную голову на длинной шее держал слегка откинутой, что придавало ему сходство с жирафом. Приятное и неприятное в нем было как-то сбалансировано и гармонизировано.
   У этого Эрла Даммерта была легкая пружинящая походка, передвигался он почти бесшумно, а тембр его голоса и манера разговаривать соответствовали визуальному облику: также были легкими и ненавязчивыми. Казалось, что сильные эмоции его не посещали и не тревожили. Но, тем не менее, спустя пару дней после моего приезда, ему удалось застать меня врасплох, когда я рассматривала в оружейной портреты былых владельцев виллы. Совершенно увлекшись, я не заметила, как он вошел и встал сбоку от меня. Наверное, мне помешал услышать его сильный шум прибоя, который доносился из открытого окна.
   - Любите старинную живопись?
   От неожиданности я вздрогнула, но быстро взяла себя в руки:
   - Умеренно.
   - Что же тогда? Откуда такое пристальное внимание? Испытываете пиетет перед "древней кровью"?
   - Глупости! Разве не у всех людей кровь древняя? Вот, у вас, например?
   - Я - плебей.
   - О, это все очень спорно. Во-первых, любой аристократ на деле может оказаться сыном шофера или конюха, а плебей - внебрачным сыном принца. Ну, а во-вторых, все так давно перемешалось, знаете ли. Смею вам заметить, что все люди, в том числе и гордые джентельмены, эпатажно именующие себя плебеями, являются чьими-то потомками, а потом станут чьими-то предками. А род мы свой человечий ведем от нашей древней хвостатой родни, которая трудилась, не покладая лап, чтобы мы вот так сейчас стояли на своих задних конечностях и мило разговаривали.
   - Тоска какая.
   - Ну, так и быть. Допустим, что ваша прародительница, когда стадо ее сородичей трудилось, висела, зацепившись хвостом за лиану, грызла банан и, раскачиваясь, мечтательно глазела в небо, слушая птичек и любуясь бабочками.
   - Она была и вам родней?
   - Возможно.
   - Тогда согласен. Но я уже давно за вами наблюдаю. К живописи вы, как оказалось, равнодушны, тогда чему улыбались, разглядывая эти напыщенные физиономии?
   - Меня посетила одна мысль и очень развлекла...
   - Какая же?
   -...что несколько веков назад художник поймал эти лица, этих людей в сачок времени и теперь они в законсервированном состоянии, как мухи в янтаре, живут меж нас. Кстати их лица не лучше и не хуже теперешних. Ну, может, только зубы у нас красивее и вид ухоженней.
   - А по-моему, женские лица на старых портретах и фотографиях намного симпатичней, чем теперь. Они были более религиозны, а это придает большую мягкость и чистоту взгляду и выражению лица. В них меньше агрессии и хищности. Зато мне понравилось ваше выражение: время, пойманное в сачок. Наверное, хорошие писатели тоже "ловят в сачок" свое время. Хотя, "ловить в объектив" - звучит современнее. Вы о чем-то хотите меня спросить?
   - Да. Скажите, Эрл, а ведь все эти раритеты не были куплены в антикварной лавке?
   - Не были. Ни на распродаже, ни на барахолке. А к чему этот вопрос?
   - Просто мне интересно, почему же тогда это здание называется виллой, а не замком?
   - Не усложняйте, миссис, вилла "Ремедиос" - это всего лишь название отеля. Не более того.
   Голос Эрла и его взгляд сразу стали отчужденными и, сославшись на срочные дела, он скрылся в комнате, что находилась на другом конце оружейной.
   У меня оказался просторный номер на втором этаже, кровать с балдахином на витых столбиках, все выглядело опрятно и пристойно. Правда, больше чем на три звезды гостиница не тянула. Терасса разделяла дом на две части. В той части , где обитала я, располагались пять номеров. Один, угловой занимали мы с Максом, второй после меня пустовал. В третьем обитала очень полная, даже чрезвычайно толстая высокая дама из Испании ( как она уточнила- из Каталонии) с коричневым спаниелем, за ней номер вновь пустовал, а последний занимал пренеприятнейший пожилой субъект из Британии, к которому служащие отеля обращались по имени - мистер Прескотт. Он полностью оправдывал свое имя, в котором звучало нечто трескуче - ломкое. Он все время брюзжал, был всем недоволен, раздражен, постоянно дергал то горничных, то администратора. Его грубость, по-моему, временами граничила с хамством.
   Сегодня утром, когда я сидела на терассе под зонтом, удобно устроив ноги на парапете, на котором сидел и Макс, вдруг сзади услышала раздраженный голос:
   - Приятно увидеть хоть одну приличную физиономию.
   Я оглянулась. Опираясь на трость, сзади в полотняном кепи, полотняных брюках и пиджаке стоял мистер Прескотт.
   - Вы имеете в виду моего пса, сэр?
   - А кого же еще!
   Пораженная приступом столь внезапной общительности мистера, я решила поддержать разговор:
   - Чудесная погода, не так ли, сэр?
   Ответа не последовало. Я обернулась и увидела удаляющуюся фигуру пожилого сэра. Очевидно, он уже исчерпал свой лимит общительности на сегодняшний день и столь длительная беседа утомила его. Но я ошибалась.
   После ужина, вечером, сидя на том же месте, в той же позе вместе с Максом, я любовалась океанским закатом и вдруг снова позади себя услышала тот же скрипучий голос:
   - Прекрасная погода, миссис.
   Кажется он соизволил ответить на мой утренний вопрос так как к вечеру уже восстановил душевные силы для продолжения любезного разговора. Но этот прилив симпатии я приписывала, конечно же, не своему очарованию.
   - Я вижу, вас привлекает моя собака, сэр?
   - У меня был похожий пес.
   - И что с ним стало?
   - Пришлось усыпить. Покусала бешеная лиса.
   - Очень жаль.
   - Вы позволите прогуляться с вашей собакой?
   - Пожалуйста. Его зовут Макс.
   Дальше произошло нечто, произведшее на меня пренеприятнейшее впечатление. Пожилой джентльмен приподнял кепи и отрекомендовался:
   - Джонатан Прескотт к вашим услугам, миссис...?
   - Юлия...
   После этого сэр Джонатан сделал неуловимое движение в сторону Макса и мой благородный, преданный пес, как какая-то дружелюбная дворняга беспринципно кинулся к нему и послушно затрусил рядом. Мне оставалось только спрятать охватившее меня чувство разочарования и обиды. Я утешала себя, оправдывая Макса, что мой полицейский пес стосковался по мужской компании и был рад даже обществу склочного мистера Прескотта. Где они бродили, уж и не знаю. Только в 10 вечера раздался стук в дверь и мистер Прескотт вернул подзагулявшего пса. С того дня подобные прогулки стали ежевечерними.
   Еще раз повторюсь: я то как раз считаю, что должны быть мужские клубы, где их посетители смогут спокойно обсуждать футбол-хоккей, рыбалку- охоту, дрели-сверла, моторы и предаваться бесконечным воспоминаниям о своей службе в армии и на флоте. Это я понимала. Но все равно было обидно из-за легкомысленной псины.
   А еще этой ночью, где-то близко, примерно в районе дворика, раздался истошный женский крик. Наверное, кто-то упал в темноте и сильно расшибся. Надо спать по ночам, а не шастать в темноте.
  
  
   ***
  
   Я не хочу быть грубой, но все же хочется быть точной. Так вот, самое точно определяющее слово отдыхающего контингента - паноптикум. Среди персонажей был еще один пожилой джентльмен, которого про себя я окрестила "вечерний дед". Он почему-то всегда появлялся к вечеру, тяжело опираясь на толстую палку, слегка прихрамывая, садился в кресло и так долго сидел, глядя перед собой, а может, просто дремал. Был он сед, носил довольно длинные волосы, седые усы и небольшую бороду.
   Наверное у него были проблемы со зрением, так как даже по вечерам он носил большие очки с темными зеленоватыми стеклами, не солнечные вовсе. Я слышала, что существует глазное заболевание, при котором нужно носить очки с зелеными стеклами. На шее он носил бандаж. Наверное, поэтому разговаривал мало и редко. Одет всегда был в льняной фисташковый костюм и никогда не снимал шляпу. Когда заговаривал, то голос был тихий и хриплый. Создавалось впечатление, что разговаривать ему трудно.
   Я подумала, что здесь этот господин проходит курс реабилитации после тяжелой автокатастрофы.
   После странной ночи с жутким криком "вечерний дед" появился утром после завтрака. Он вышел на терассу, огляделся, увидев меня приблизился и сел чуть поодаль на свое обычное место.
   - Может, здесь из камней выделяются какие-нибудь токсичные газы, которые плохо влияют на работу кишечника, - задумчиво и неожиданно произнес он.
   Ну, если какие-то газы здесь и выделяются, то они вредят совсем другой части тела. Наверное, на мою голову они тоже плохо влияют, потому что ощущение всеобщего паноптикума усиливалось с каждым днем. Я всегда живо представляю себе картинку разговора, и совсем не обрадовалась возможной перспективе проводить вечера, беседуя о работе желудочно-кишечного тракта. Надо было срочно что-то предпринять. Поэтому против его "обуха" я пошла клином своей "оглобли", чтобы отбить у него охоту впредь вести со мной подобные разговоры. Вслух же вполне невинно произнесла:
   - А уриной лечиться не пробовали?
   - Чем, простите?
   - Уриной говорю. Мочой, другими словами.
   - Как это?- обрадовался развитию темы "вечерний дед".
   - Говорят очень полезно клизмы с ней делать, пить. Некоторые советуют для красоты и свежести кожи, умывать ею лицо. Очень отбеливает. Даже древние замачивали в ней свои белые одежды. Там ведь аммиак содержится.
   - У вас хороший цвет лица, свежий... По личному опыту судите?
   Я отрицательно помотала головой.
   - Ну, может пили?
   - Никогда.
   - Про клизмы как-то неловко спрашивать...
   - Ну, отчего же. Раз у нас такой откровенный разговор пошел, то отвечаю, что нахожу ее аромат чрезмерно терпким и излишне навязчивым.
   - Зачем же мне советуете?
   - Потому как, с присущей мне природной добросердечностью, озаботилась вашей проблемой исключительно. Сопереживаю, а потому делюсь информацией. Говорят очень уринотерапия в таких случаях, как ваш помогает. Прямо- таки с того света возвращает. Вроде даже рак лечит. Только перед употреблением надо хорошо прокипятить. И лучше употреблять детскую мочу. Так мне одна учительница по химии рассказывала, она всю семью свою этим способом вылечила. С отличным результатом и ото всех болезней. Так что можно сказать, что подобные знания добыты эмпирическим путем.
   - Каким путем?
   - Путем собственного опыта.
   - Очень интересно. Я, пожалуй, попробую... Только где же детскую взять?
   - А вы в рыбацком поселке поспрашивайте. Что им анализов жалко?
   - Решено. Так и поступлю. А вы, надеюсь, не откажете мне в консультациях. Ну, счастливо вам оставаться. До завтра.
   Но следующим вечером на терассе я его не видела, так как совершала дальнюю прогулку в сторону гостиничного комплекса и вернулась поздно. Ни Макса, ни мистера Прескотта нигде не было. Я побродила по коридорам, заглядывая во все закоулки, а затем вышла во внутренний двор посмотреть их там. Но и во дворе спевшейся парочки не наблюдалось.
   Я села на ступеньки галереи и закурила. Луна зашла за тучу. С океана дул несильный ветер. Становилось прохладно и темно. Вдруг я увидела нечто: по внутренней галлерее в сторону часовни двигалась фигура в монашеском плаще с накинутым капюшоном. Фигура не шла, а парила, примерно в полутора метрах от земли. В темноте она была различима, так как от нее исходило слабое сияние. Остановившись напротив меня, силуэт развернулся в мою сторону. Под капюшоном лица не было видно, а только темное пятно, окруженное сиянием. Я застыла. Пепел сигареты упал мне на ногу. Я его стряхнула и загасила сигарету. Когда подняла глаза, фигура монаха уже исчезла.
   На следующее утро я очень внимательно исследовала галлерею. Там уже находились Макс и мистер Прескотт, которые прогуливались не спеша.
   На пятый день, вернувшись с прогулки вокруг гостиничного комплекса я рано легла спать и вдруг, около полуночи услышала истошный вопль дамы из Каталонии, стук падающего тела и собачий лай. Потом послышался шум открываемых дверей и топот ног по коридору. Я перевернулась на другой бок и опять заснула, пообещав себе, что ввязываться ни во что не буду.
  
  
   Глава 4
  
   Я вынырнула из воды и по острым камням вскарабкалась на фрагмент небольшой скалы. Как хорошо, что в Хорватии купила противоежовые тапочки и прихватила их с собой. Благодаря им я спокойно могла выбираться из воды и, сидя где-нибудь на склоне скалистого берега, любоваться пейзажем. Сейчас, напротив меня , на вершине крутого берега, виднелся наш отель "Ремедиос", его обширная терасса, узкая каменная лестница, которая вела на пляж. Получалось, что наш отель стоит в самом центре лагуны. В лагуне, как известно, вода довольно неподвижна, но кругом были разбросаны фрагменты скал, над которыми, казалось, очень хорошо поработали время, вода, ветер. Почти в каждом кусочке скалы имелось множество сквозных проемов, гротов и пещер. Значит, береговая линия меняется, а вода отступает. Камни имели розово-охристый оттенок, но тем не менее, были видны разнородные пласты почвы, наподобие песочного торта. Казалось, это побережье жило своей собственной жизнью. Причудливость форм камней говорила о том, что в земной коре здесь постоянно происходят какие-то процессы. Тектонические разломы? На подобные мысли меня подвигло странное наблюдение за мистером Прескоттом. Поначалу было непонятно, почему он, разгуливая с Максом, все время изучает каменную кладку виллы, а накануне я их застала вообще за странным занятием: Макс когтями выцарапывал куски почти еще свежего цемента, а сэр Джонатан собирал их в пакетик. А еще я слышала ночью непонятный то ли вой, то ли стон, а может скрежет зубовный, который доносился прямо из моей каминной трубы. Бред какой-то!
   Я опять повернулась в сторону отеля и стала рассматривать на его крыше трубы дымоходов. Тут-то я и услышала, что кто-то меня зовет, стоя по колено в воде. Присмотревшись, я узнала мистера Даммерта.
   - Юлия, к вам посетитель, - пояснил он, когда я вылезла на берег и натянула на мокрое тело футболку.
   Но посетителя я уже увидела. Он спускался по лестнице на пляж. Им оказался Чудновски. В одной руке у него был кейс, в другой- букет роскошных орхидей сиренево - лиловых оттенков, стебли которых были помещены в большую капсулу.
   Александр Андреевич тепло поздоровался, поздравил с наступающим днем рождения и вручил свой роскошный букет.
   - Я очень тронута вашим вниманием и мне необыкновенно приятно видеть вас здесь, но что-то мне подсказывает, что вы приехали не только, чтобы поздравить меня с днем рождения, а скорее всего, у вас есть ко мне дело. Поэтому давайте присядем в тенечке под зонтом и вы мне расскажете, какое срочное дело привело вас сюда.
   - Вы правы, Юлия Андреевна, я приехал по срочному делу на очень короткий срок и связано оно с дневниками. Скажите, откуда у вас дневник Белоглазова?
   - Белоглазов, судя по одинаковой фамилии, был родственником покойного мужа моей уже не менее покойной тетушки. После нее мне досталась квартира в Москве и домик в подмосковном Кыврино. Квартиру я продала, а в домике периодически живу. Среди бумаг и фотографий обнаружила этот дневник. Мне показалось, что между ними есть связь. Вот я и передала его вам.
   - А остались еще какие-то блокноты, записи, фотографии? Вы их видели?
   - Вы об архиве старых хозяев? Архив остался. Дело в том, что я живу на первом этаже дома, а второй, пока не отремонтирую, решила не использовать. Там имеется спальня и кабинет, который выходит на терассу. В кабинете стоит большое старинное бюро со множеством ящичков. Там я еще не копалась. Еще есть небольшой чердак, тоже чем-то забитый.
   - Скажите, вы знаете еще каких-нибудь знакомых семьи Белоглазовых?
   - Меня активно разыскивали Варвара Алексеевна Реутова и ее сын Артем, но до сих пор связаться как-то не удалось, но я могу вам дать их адрес и телефон.
   - Юлия Андреевна, мне нужно срочно ознакомиться с теми бумагами и документами, которые остались от Белоглазовых, их знакомства, связи... Вы не могли бы прямо сейчас со мной поехать? Поверьте, все это очень серьезно.
   - Нет, я с вами никуда не поеду, но напишу адрес и письмо к своей соседке. Она вас впустит в дом. Можете прожить там, сколько потребуется, исследовать любые архивы и взять себе то, что сочтете нужным. К тому же Настасья Викторовна сможет вам многое объяснить и ответить на ваши вопросы. Эта дача у них с незапамятных времен. Они могут знать и самого Гришу Белоглазова.У вас найдется лист бумаги?
   - Вот, пожалуйста. Пишите прямо на кейсе.
   Я написала адрес, записку Настасье Викторовне, он поблагодарил, спрятал мою писанину в бумажник.
   - Ну, а как вы здесь отдыхаете?
   - Спасибо, прекрасно. Большое спасибо комиссару Дессанжу. Вы, вылетая сюда, с ним не общались?
   - Конечно, общался. Иначе, как бы я узнал адрес?
   - Он ничего не просил мне передать?
   - Со свойственной ему дипломатичностью и хитроумностью, он просил выяснить, как вы отдыхаете, не заметили ли каких странностей и нет ли у вас вопросов и просьб к нему?
   - Да как вам сказать... Не то чтобы странности, не то чтобы просьбы, но так, ненавязчиво я бы ему порекомендовала поинтересоваться схемой инженерных коммуникаций и планом этой виллы, как она перестраивалась, какие имеются геологические характеристики данной местности и участка, где стоит вилла.
   - Зачем это вам?
   - Не знаю. Но я уже сообразила, что этот отель очень интересует комиссара.
   - Но вы сможете как- то аргументировать ваши подозрения?
   - Не смогу.
   - Очень странно...
   - Чтобы аргументировать, нужны факты, а у меня их нет. Доказательств ясных и конкретных у меня, тем более, нет. Только смутные подозрения и неясные ощущения.
   - Тревожные?
   - Пожалуй.
   - Но комиссар потребует объяснить...
   - Нет, странный вы народ французы! Все вам логику подавай. Как будто не знаете, что наш народ думает одно, говорит другое, а поступает вообще, как бог на душу положит...
   - Не приписывайте свои личные качества целому народу, - холодно прервал меня Чудновски, - лучше вообще, не слишком растворяйтесь в придуманных вами же образах. И успокойтесь, пожалуйста. Так и передам Дессанжу- смутные подозрения. Пусть сам разбирается.
   - Нет у меня четких объяснеий и логических выводов, но странностей здесь полно, - попыталась я перевести разговор в миролюбивое русло.- Входят ли они в прейскурант услуг, случайность ли или чей-то недобрый умысел, я не разобралась. У меня еще недостаточно наблюдений, чтобы сделать выводы.
   - Еще раз повторяю, что непременно передам вашу просьбу сразу по приезде. Ну, счастливо вам оставаться. Думаю, скоро увидимся, а сейчас мне уже пора. - и Чудновски пошел к машине не оглядываясь.
   Да, расстались мы с ним довольно прохладно.
   Роскошные орхидеи я не унесла к себе в комнату, а поставила на столе в нижнем холле.
   - Пусть все красотой любуются, - пояснила я, наткнувшись на насмешливый взгляд Эрла.
   Вечером того же дня меня опять почтил вниманием "вечерний дед". Он подошел, когда я дышала вечерним воздухом на терассе. Поздоровался и сразу задал вопрос:
   - Вы в курсе, что ваша соседка по этажу срочно уехала домой в Испанию?
   - Нет, не в курсе. У нее что-то случилось или заболела?
   -Похоже, последнее. Представляете, уезжая она заявила управляющему, что здесь невозможно оставаться: по ночам кто-то воет, а еще бродят призраки монахов. Она была так напугана и спешила, что даже не потребовала возврата денег за непрожитые, но оплаченные дни.
   - Чего, вы говорите, она испугалась?
   - Монаха. Вернее, его призрака.
   - А что здесь страшного?
   - Как что? Говорит, вышла во двор, вдруг по галлерее монах плывет. Остановился напротив и смотрит.
   - Может, он помощи хотел попросить. Может, у него душа болит или живот...
   - Живот у призрака?
   - А почему нет? Съел 300 лет назад несвежих морепродуктов, а живот до сих пор болит. Помочь бы следовало.
   - Сделать клизму с уриной?
   - Необязательно, можно таблетку дать.
   - А вы не встречали подобное явление? Может, она вам что-нибудь рассказывала? Вроде бы существует семейная легенда, что монах бродит по дому, охраняя клад.
   - Я не говорю по-испански. Сплю крепко, галлюцинациями не страдаю. Также никогда не увлекалась мистикой и оккультизмом.
   - Вы не любопытны?
   - От подобного любопытства веет душевным нездоровьем и расстройством рассудка.
   - Вы сторонница приземленного взгляда на вещи?
   - Вот именно, приземленного. И считаю, что все на земле от людей: и добро, и зло, и даже мистика.
   - Мистика? Вы к этому тоже пришли эмпирическим путем?
   - Нет, путем обычных наблюдений.
   - Примерчик не приведете?
   - Извольте. Года три назад в Амстердаме...
   - О! Вы были в Амстердаме?
   - К сожалению, только проездом. Так вот, на цветочном рынке я набрела на стенд с забавными фигурками, и очень удивилась их стоимости- от 100 до 800 евро. Мне сказали, что это домовые, за них нужно заплатить, но самого домового ни в коем случае с собой не брать, а вместо фигурки получить на нее паспорт-грамоту. Как у нас сказали бы филькину грамоту. Что это мистика или жульничество? Отвечать необязательно.
   - Вы мне лучше скажите, понравился ли вам Амстердам?
   - Милый город. Только обкуренных слишком много.
   - А что вам конкретно понравилось?
   - Магазин "Старое Рождество", где старинные елочные украшения и чудесные изразцы с жанровыми сценками.
   - А город?
   - Нормальный город. А очаровал меня совершенно городок Брюгге.
   - Но Брюгге в Бельгии.
   - Какая разница? Все одно- Бенилюкс.
   Внизу по пляжу прошествовали сэр Джонатан с Максом.
   - Скажите, миссис, вы давно знакомы с мистером Прескоттом?
   - Я впервые его увидела здесь.
   - Вам не кажется его поведение странным?
   - Что же в нем странного?
   - Все камни на вилле осматривает...
   - Все сельские английские эсквайры интересуются камнями. Это у них в крови, интересоваться каменной кладкой. Вы, наверное, были в Англии и видели, как виртуозно они кладут каменные изгороди без раствора?
   - А с чего вы взяли, что он эсквайр из сельской местности?
   - Его любимого фокстерьера, похожего на Макса, покусала бешеная лиса. Насколько мне известно, в охоте на лис участвует только сельская знать. Извините, Макс!!...Макс! - закричала я, подзывая Макса, - иди сюда! Спать пора!
   Этой ночью мне опять кто-то занудно и назойливо выл, стонал и рыдал в каминную трубу.
  
   ***
  
   На десятый день своего португальского путешествия, я отправилась в соседний гостиничный комплекс, где купила трехдневный экскурсионный тур по городам и знаменитым местам этой страны с посещением Синтры, Обидуша, Лиссабона и Порто. Выезд был назначен на завтра на 12 часов. Экскурсионный автобус должен был подъехать к вилле "Ремедиос". Поначалу я хотела поехать с Максом, но сэр Джонатан меня отговорил, убедив в том, что с собаками в музеи не пускают. И то верно. Зачем Максу меня одиноко ждать где-то у входа, пока я буду осваивать культурную программу и наслаждаться атмосферой прошедших веков.
   Когда я вернулась в гостиницу, меня ожидало разочарование. Кругом было как-то подозрительно пусто. Все куда-то разбрелись или отправились отдыхать после жаркого дня. Я тоже направилась к себе в номер. Включила телевизор, российский канал. Шла какая-то итоговая политическая дискуссия. Я обычно смотрю только одну аналитическую программу, которой верю и которая никогда не оскорбляет моих чувств, но она идет по субботам, а сегодня - воскресенье. Телеканал на русском языке имелся только один, так что выбора у меня не было. На экране полукругом за столом сидели подувядшие пассионарии со своими пожухлыми харизмами и занимались слововерчением. Я выключила телевизор и пошла прогуляться до рыбацкого поселка.
   В поселке было тихо и безлюдно. Я направилась к знакомой таверне, где впервые в жизни попробовала vino verde - зеленое вино и где мы с Максом ели поросенка с хрустящей корочкой, а также вкуснейшие сардины с моллюсками и душистыми травами, приготовленные на особой португальской сковородке- катаплане. Сейчас таверна была битком набита и прокурена, но пьяных не наблюдалось. Все внимательно слушали пожилую женщину с микрофоном. Она пела что-то тягучее, страстное и бесконечно грустное. Не найдя свободного места, я протиснулась к стенке, села на низкий подоконник и стала слушать, незаметно рассматривая публику.. Женщина пела долго. Затем микрофон взял мужчина с загорелым, обветренным лицом и тоже без аккомпанемента запел грустную балладу. Выходило, что нежданно-негаданно я попала на вечер, где пели португальское фаду- протяжные, страстные песни о тяжелой доле рыбаков и о женщинах, ждущих на берегу своих любимых. Фаду похожи на морны, которые поет Сезария Эвора. Все слушали очень внимательно, сопереживая и сочувствуя певцам. Фаду еще возникло как ритуал изгнания боли и печали. Но это в прошлом.
   Я с симпатией следила за публикой и тоже старалась проникнуться ее чувствами. Среди них было хорошо и надежно. Они казались умиротворенными, счастливыми. Выбранная ими жизнь была полна тяжелого труда, но разумна и устойчива. Знаю, что многие не согласятся со мной, но по моим наблюдениям, драматичное, даже трагичное искусство близко людям, душевно благополучным.. Тем же, у кого жизнь мало устроена, а на душе вечно кошки скребут и разброд, требуется что-то более светлое и жизнеутверждающее. Во времена своей счастливой юности я обожала трагические роли и с упоением рыдала, выискивая себе все новые и новые драматические коллизии. Конечно, это очень спорная точка зрения.
   Помню, в самом начале 90-х я шла по Невскому проспекту в Ленинграде, спустилась в подземный переход и застала там картину: парень с гитарой поет какую-то душещипательную, обличительную балладу про папу - прокурора, а вокруг стоит большая, разнокалиберная толпа и внимательно слушает. Я встала в стороне и стала рассматривать этих людей, которые так проникновенно слушали парнишку, сочувствуя его придуманному горю. В Риге такое было бы невозможно - своих бед хватало. И я вдруг поняла, какие мы стали разные, какая незримая пропасть пролегла между нами. Они еще были счастливы , а мы уже нет.
   Из задумчивости меня вывел мужчина, который только что пел. Он что-то говорил по-португальски, улыбался, протягивая мне микрофон. На меня устремились десятки глаз, так что выламываться было глупо. Я взяла микрофон и запела :
   "Эх, дороги, пыль да туман,
   Холода, тревоги да степной бурьян.
   Знать не можешь доли своей,
   Может крылья сложишь посреди степей..."
   Я старалась выкладываться, чтобы хоть немного соответствовать духу фаду. Меня слушали так внимательно, раскачиваясь в такт, что я сразу без перехода спела "Офицерский вальс" и закончила "Чистыми прудами" Тухманова. Затем, под аплодисменты, благодаря и, раскланиваясь направо и налево, стала пробираться к выходу. Оказавшись на улице и, чувствуя себя совершенно счастливой, направилась к вилле "Ремедиос". Было уже темно. Кругом стрекотали цикады, слышался шум прибоя.
   Добралась до своего номера, который в ожидании Макса по вечерам оставался открытым, уже к полуночи и застала там привычную картину - пса не было дома. Уж, не повадился ли он ходить в казино в соседский гостиничный комплекс?
   В номере оставаться не хотелось, на терассе было ветрено и неуютно, поэтому я направилась во внутренний дворик, подышать свежим воздухом. На небе висела круглая, громадная луна, освещая дворик голубоватым, призрачным светом. Я вынула зажигалку с сигаретой и уже собралась было прикурить, как увидела старого знакомого: монаха, в фосфоресцирующем балахоне, который также плыл по воздуху, как и в первый раз, только в другом направлении. На этот раз он двигался по направлению от часовни к противоположной стене, но дойдя до половины своего пути, развернулся в мою сторону и стал смотреть на меня черной дырой, окруженной сияющим капюшоном. Потом наклонил голову и, казалось, стал что-то бурчать по-латыни, но что именно, было непонятно, так как его заглушал шум ветра и прибоя. Вдруг открылась дверь часовни и появилась другая фигура в монашеском одеянии, выше и крупнее первой, которая двигалась по центру сада в мою сторону с полуопущенной головой и тоже бормотала какие-то заклинания на непонятном языке. Эта фигура остановилась от меня, примерно на расстоянии в три метра, откинула капюшон и воздела руки к небу с каким-то непонятным воплем. Я приросла к месту. У головы было три лица. Одно посередине и два по бокам. Так продолжалось несколько секунд. Вдруг, со стороны моей левой руки пролетела белая молния и без единого звука, вцепившись в правую сторону лица, сорвала эту часть и также внезапно, молча исчезла в той части галереи, где я сидела, пропав в проеме двери. Похоже, что добычей моей собаки стала маска, ибо этой стремительной белой "молнией", конечно же, оказался Макс.
   Фигура с воплем "О Бофаме! Бофаме!" и рыданиями накинула капюшон и сразу же удалилась в часовню. Куда делся первый монах, я не заметила. Излишне говорить, что ощущение от этой сцены было отвратительное.
   Раздумав курить во дворе, я поднялась и уже было направилась в дом, но меня ждало еще одно потрясение. Когда я вознамерилась уже войти в здание, из дальнего угла галлереи на меня двинулась еще одна фигура. Я увидела только белое лицо. Все остальное скрывалось во мраке. Эта фигура не спеша двинулась ко мне.
   От внезапности этого явления я подавилась таким жутким страхом, что издав какой-то хриплый, полупридушенный звук, протянула растопыренную пятерню прямо в мерзкую рожу, пытаясь вцепиться и сорвать еще одну маску. Но мое запястье было перехвачено чьей-то железной рукой и я услышала скрипучий, желчный голос:
   - Не думаю, миссис, что мой нос может представлять для вас какой-либо интерес.
   - О, простите, мистер Прескотт, простите ради Бога! Я думала...
   - Совершенно не имеет значения, что вы думали. Давайте я вас провожу до дверей вашего номера.
   Оказавшись в комнате, я плотно закрыла двери, окна и осмотрела все углы, даже слазила под массивную кровать. Так прошел десятый день моего пребывания в Португалии.
  
  
   ***
  
   На следующее утро я встала пораньше, чтобы собрать сумку для экскурсионной поездки. Настроение было не ахти, чему способствовали не только вчерашние воспоминания, но и туманный, океанский пейзаж за окном. Кстати, для меня это явилось неожиданностью, эти туманы по утрам, которые рассеивались часам к 11 и только потом наступала жара.
   В дверь постучали. Я пошла открывать. Оказалось - горничная. Поздоровавшись, она передала мне поручение:
   - Сеньора, в 10 часов вас просил зайти хозяин гостиницы.
   - А что ему надо от меня?
   - Понятия не имею, эту просьбу просил передать мистер Даммерт.
   - А где находится кабинет хозяина?
   - Через холл и оружейную. Там только одна дверь, вы увидите.
   - Благодарю, я буду.
   Ровно в 10 часов я постучала в дверь. Ничего не услышав в ответ, нажала на ручку двери и вошла в кабинет. Первое, что там увидела: за массивным, резным, дубовым столом сидел "вечерний дед", но никакого удивления я не показала.
   Он поздоровался, предложил сесть. Свет из окна падал на него сзади. Получалось, что меня он видел отчетливо, а я его - не очень. Меня охватило неуютное, тревожное чувство. Неприятной деталью оставалось то, что он даже не соизволил снять свои темные очки.
   - Сеньора Юлия, я так и не имел чести представиться вам - Антонио Фронтейро. Хозяин этой виллы и гостиницы.
   Я кивнула:
   - Очень приятно. Давайте поскорее приступим к делу. Через два часа за мной приедет экскурсионный автобус.
   - Приступим. Вчера ночью, сеньора, вы совершенно случайно оказались свидетелем несколько необычного эпизода.
   Я промолчала. Он продолжил:
   - Дело в том, что полтора года назад на нашу семью обрушилось страшное несчастье. Мой младший брат с семьей, страстный яхтсмен, трагически погиб. Волна-убийца перевернула яхту, разломала ее и они пошли ко дну. Этого горя не выдержал мой отец и тоже скоропостижно скончался. Так из всей древней португальской семьи Фронтейро остался я один. Теперь на мне лежит обязанность исполнения древних ритуалов, которые издавна приняты в нашей семье. Чужому человеку это может показаться странным. Даже диким. Но чужие глаза и не должны этого видеть. Три лица означают жизнь, смерть и загробную жизнь. Чтобы душам умерших спокойно жилось на том свете, а оставшиеся умиротворили свою печаль. Ваша собака содрала ту часть лица, которая символизировала загробную жизнь. Верните мне ее пожалуйста.
   - Мне очень жаль, сеньор Фронтейро, но я только сейчас вспомнила, что Макс действительно, оторвал что-то от вашей головы, но в номер он пришел без всяких посторонних предметов в зубах. Я это точно помню. Наверное, ваша маска валяется где-нибудь в саду или в коридоре. А может он ее принял за мячик и просто порвал?
   - Мы уже все обыскали. Никаких следов. Она может быть только у вас. Зачем она вам? Верните, пожалуйста.
   - Наш разговор становится похожим на диалог немого с глухим. Я последний раз вам повторяю: никаких частей вашего ритуала у меня нет и быть не может. А если бы оказался, то я бы вам его вернула без всяких напоминаний с вашей стороны.
   - Хотелось бы верить.
   - Вот и поверьте, пожалуйста. И позвольте мне в знак сочувствия и сострадания к вашему горю продемонстрировать другой ритуал.
   - Помнится, недавно вы мне уже сочувствовали, предлагая чудодейственное лечение.
   - Истинное сострадание не имеет границ. А участие и сочувствие нуждающимся- долг каждого нормального человека. Вот, посмотрите, - я открыла решеточку своего кулона, - посмотрите на этот изумительный редкий изумруд. Человек, который мне его подарил, уверял, что когда-то он принадлежал испанской королеве Изабелле Кастильской, которая, как вы знаете, является католической святой. Я знаю, что у буддистов есть специальная "медитация сочувствия". Но ведь мы с вами христиане, и давайте вместо "медитации сочувствия" произнесем "молитву сочувствия".
   Я судорожно вспоминала католическую молитву, которую не произносила со времен театрального училища, когда репетировала Жанну Д Арк, и забубнила, выставив вперед кулон с изумрудом:
   - "Аве, Мария, глория текум, бенедиктатум, ин муоларибус, нобус нокатарибус..." - по-моему, я несла полную абракадабру , но ничего другого в голову не приходило.
   Я уже собралась нести свою импровизацию по второму кругу, наполнилась воодушевлением и вознесла очи к небу, как услышала горловой свист, противное хрюканье, а потом кашель. Это на мистера Фронтейро нашел приступ старческого кашля. Он вынул белоснежный платок и уткнулся в него. Я полезла в сумку, чтобы предложить лекарство, но он замахал рукой, указывая на дверь. Дойдя до двери я все же повернулась к нему и тоном корректной укоризны произнесла:
   - Может, следует отказаться от образа трехлицего идола и просто отслужить молебен или заказать службу по изгнанию дьявола?
   Но мистер Фронтейро опять утробно, взахлеб закашлялся и уже встал, указывая мне на дверь. Мне ничего не оставалось, как с выражением кроткого достоинства покинуть кабинет. На самом же деле я себя чувствовала, как Буратино на Поле Дураков.
   Пока я со спортивной сумкой стояла у входа в отель в ожидании экскурсионного транспорта, обратила внимание на новых постояльцев - парочку крепких ребят крестьянского вида, с собакой породы эрдельтерьер. Они в одних трусах, но в народных зеленых португальских колпаках на головах, весело скатились по лестнице на пляж и затеяли шумную игру в футбол, а их пес стоял в самодельных воротах и с удовольствием ловил мяч. Потом эта веселая компания с шумом и визгом полезла в воду.
   Скоро подъехал автобус и я присоединилась к группе экскурсантов, которую собиралась покинуть в Фатиме, так как оттуда было рукой подать до места, которое меня очень интересовало.
  
  
   Глава 5
  
   Из Фатимы я направилась самостоятельно в очень интересующее меня место, ради которого я, собственно говоря, и приехала в Португалию - бывшую столицу тамплиеров - город Томар. Томар оказался милым, но совершенно провинциальным тихим городком. Даже не верилось, что когда-то здесь вершились грозные дела. Интересующий меня объект нашла сразу. Это было знаменитое окно. Я надеялась, что его созерцание приоткроет мне чуть-чуть завесу одной тайны. Дело в том, что мой мозг всегда возбуждает вопрос: откуда берутся громадные таланты и гении? Конечно, я догадываюсь, что это явление имеет надмирный характер: наверное, из космической туманности, отделяясь и клубясь, происходит удивительное рождение, вызревание, плодоношение, а потом возвращение в те же непостижимые дали, оставляя нам загадку своей судьбы и реальные плоды творческой деятельности, исследуя которые, мы можем приблизиться к загадке их жизни. Но ведь, существуют какие-то сакральные места, точки планеты, которые тоже приближают нас к пониманию тайн и загадок.
   Я внимательно рассматривала знаменитое окно в западной части замка тамплиеров на часовне Иисуса Христа. Если бы рядом стоял хороший гид, то он подробно объяснил бы, что это окно является блестящим образцом архитектурного стиля "мануэле", для которого характерна каменная резьба, изображающая лавр, чертополох, желуди, мак, кораллы, початки маиса, цепи и канаты. Это окно так хотела получить Англия, что готова была взамен него простить Португалии немалый государственный долг. Окно португальцы не отдали и правильно - самим надо. Правда, долг тоже не вернули. Ну, не они первые.
   Но даже самый хороший гид не объяснил бы ряд странностей: как это рассчетливая, практичная Англия, так озаботилась чужой красотой, что готова была расстаться с денежками? Тем более, что все привыкла получать с помощью силы и задаром. И уж тем более кажется невероятным, что на своей главной твердыне тамплиеры будут развлекаться изображениями виньеток из канатов. Скорее всего, это какая-нибудь зашифрованная тайнопись, вроде индейского узелкового письма. Только знания и информация здесь законспирированы покруче, чем, к примеру : "Ястребиный Коготь желает с Глазом Ягуара и Зубом Крокодила раскурить трубку мира."
   Вроде известно , что у тамплиеров уже в 14 веке имелись звукозаписывающие устройства. Даже смею предположить, что ключ к этим тайнам не совсем утерян, а стоит где-нибудь на полке библиотеки Ватикана и долго будет недоступен для любопытствующей публики. Для оной публики устраивают выставки по истории масонства, даже в Риге. Я, кстати, посетила ее перед поездкой в Португалию. Ничего особенного. Все то же, что можно было давным-давно прочесть в книгах. Я подобную информацию называю "похлебка для бедных". Наверное, пришло время смены геополитических технологий в глобальном масштабе и уже можно показывать верхушку айсберга, отжившие декорации, так сказать, трактуя все в нужном русле.
   Но моя поездка в Томар имела другие цели.И это связано с очень интересующей меня личностью португальской истории, которая родилась почти за сто лет открытия Колумбом Нового Света, удивительным принцем Доном Энрике, братом короля Португалии, который вошел в мировую историю, как Генрих Мореплаватель и стоял у истоков великих географических открытий. Основатель Навигационной школы, астроном, математик, ученый, но главное, что он был крупным аналитиком и стратегом. При этом умел общаться с людьми разных уровней, даже внимательно слушал рассказы бывалых моряков о чудищах- "карках", о людях с песьими головами, циклопах и кораблях-призраках. Выуживал все самое главное для себя (сам ведь плавал только раз, да и то в детстве). То есть занимался системным анализом. Собирал ученых со всего света к себе в резиденцию в Сагрине, особенно предпочитал итальянских. Участвовал в создании судна нового типа - легкой, маневренной каравеллы с треугольными, латинскими парусами, которая могла преодолевать большие расстояния и обеспечила португальским морякам превосходство на море. Для этого всего нужны были колоссальные средства и похоже, что высокородный Дон получал их и от тамплиеров тоже, вместе с советами и важной информацией. Ведь как раз примерно в это время последние были изгнаны французским королем, а португальский - приютил всех, заодно обогатив свою страну их золотом и знаниями.
   Целью Дона Энрике, как и короля, была Индия с ее пряностями, шелком, драгоценностями, с ее необъятными возможностями для торговли. Их интересовал морской путь в Индию через восток ( Суэцкого канала тогда и в помине не было). Поэтому и Колумбу отказали, что тот хотел попасть в Индию через запад. А Генрих все продумал, рассчитал, а потому- предвидел. Его основная роль- создание навигации, как науки в то время, когда половина суши Земли была "terra incognita" - незнакомая земля.
   К сожалению, принц так и не дожил до открытия Бартоломео Диаша южной оконечности Африки- Мыса Доброй Надежды, до победы Васко да Гама, который первый добрался до Индии через Индийский океан, колонизировал город Гоа и вернулся, груженый ценной добычей с подарком для короля - 37-килограмовой птицей из золота с изумрудными глазами и рубиновым оперением. Каждый рубин - с грецкий орех.
   И уж тем более, принц Генрих не дожил до открытия Бразилии адмиралом Кабралом, и первого в мире кругосветного путешествия, с запада на восток, совершенного Фернаном Магелланом, когда был заодно открыт Тихий океан, опять же португальскими мореходами. В течение 15-16 веков Португалия завладела половиной мира, став окончательно самостоятельным, независимым государством, причем, в тех же границах, что и сегодня.
   Когда я думаю о таких людях, как Генрих Мореплаватель и его последователи, то испытываю душевно-эмоциональный подъем - гордость за человечество срабатывает.
   Люди, хоть немного похожие на меня, которые мыслят, реагируют, "считывают" жизнь, примерно, сходным со мной манером, поймут, что это я так волнуюсь по поводу давно минувших дней. Ну, люблю я жизненный позитив! Особенно, когда от людей требуется решительность, настойчивость, дух авантюризма, энтузиазм и, конечно же - талант. Потом, ведь человеческая история это еще и работа воображения. Вот я и развоображалась, перекинувшись мыслью от созерцания знаменитого окна к "золотому веку" Португалии, когда конспирология и история были неотделимы, тесно переплетены друг с другом. Кстати, каждый раз выстраивая образную цепочку картин любопытного исторического прошлого, всегда убеждаюсь, как прав был Лев Николаевич Гумилев с его теорией пассионарности народов. Историю всегда творят не просто талантливые люди, а люди с сильной волей, с отчаянным стоицизмом.
   Но если быть честной, то никаких особых флюидов и магии бывшего сакрального места здесь, мною не ощущалось, хотя я очень старалась проникнуться этим. Никакого тайнозрения у меня здесь не открылось.
   Немного разочарованная, я еще побродила по замку, встретила там знакомое трехмордое изображение идола на своде потолка и направилась погулять по городу, по его тихим, сонным улочкам. Напоследок зашла в мясную лавку купить гостинчик неблагодарному Максу. После этого направилась на вокзал. Пора было добираться к месту отдыхательной дислокации.
   Вернулась в гостиницу довольно поздно, но Макса с его новым приятелем нигде не наблюдалось. Мне оставалось только ждать прихода своего гуляки. Прилегла на диванчик, что стоял у входа в номер, чтобы сразу услышать стук в дверь, которую решила пока не закрывать.
  
  
   ***
  
   Проснулась я, когда уже совсем было темно. В окно светила яркая луна. Макса все еще не было. Комната была ярко освещена голубоватым светом. Шторы на окнах почему-то раздвинуты, хотя, казалось, я всегда их задергиваю на ночь. В комнате ощущалось чье-то незримое присутствие.
   Я хотела было подняться, чтобы задернуть шторы и включить свет, но что-то незримо не давало мне встать, ноги не подчинялись. Я вспомнила, что на столе рядом с диванчиком стоит здоровый канделябр, вполне годящийся для самозащиты, которым слона можно оглушить, но руки тоже отказывались шевелиться. Взгляд мой упал на коридор, ведущий к выходу из номера и тут я увидела ИХ! ОНИ стояли компанией из трех человек, все спиной ко мне и увлеченно разбирали левую стену с частью потолка. "Электропроводку ремонтируют", - мелькнуло в голове, но эта мысль сразу же испарилась. Я пригляделась к одежде этой троицы. На одном из них был серый сюртук из грубой ткани, напоминавший одеяние кучера конца 19 века и грубые сношенные штаны. Двое других были одеты в какие-то непонятные пальто, фасон которых я не могла определить, он не фиксировался в памяти. Я решила лежать тихо, не шевелиться, чтобы меня не заметили. Почему-то мне показалось, что если наполовину прикрою глаза, то стану наполовину же невидимой. Все-таки всегда надо класть под подушку молоток!
   Но вот, Сюртук обернулся и пристально посмотрел в сторону гостиной, удивительно, но я совершенно не поняла и не восприняла его лица, оно тоже не зафиксировалось в памяти. Сюртук же спокойно положил на пол неизвестный мне доселе инструмент, которым раздалбывал стену и двинулся к окну. Я замерла. Ужас стал накатывать волнами. Почему они ведут себя как дома в моем номере? Тем временем, ночной визитер приблизился к окну, которое уже оказалось открытым и спокойно вышел в него! Там же не было балкона! Балкончик был у следующего окна! Этот кретин разбился! Но тут я увидела, что двое его компаньонов двинулись следом и также спокойно вышли в проем окна. Поняла! Это лунатики забрели ко мне в номер. Они прекрасно ходят по карнизам на любой высоте. Теперь можно встать, закрыть окно, пусть ищут вход через другой номер, а с раздолбанной стеной завтра администрация разберется!
   Но что-то опять меня камнем придавило к постели. Мой взгляд упал в сторону стола, стоящего около дивана, примерно, в метре от него стояла дама. Красивая, в длинном платье из атласа янтарного цвета, украшенного изумрудными бархатными вставками, в ее ушах красовались длинные серьги с желтыми камнями, а на шее блестело ожерелье в тон к серьгам. Дама была веселая, она смотрела на меня взглядом, в котором прыгали хитрые, дьявольские искорки, задорно улыбалась и переминалась с ноги на ногу, как бы пританцовывая от нетерпения. И вот, она стала приближаться к моему дивану. Тело парализовало от ужаса. Кажется, я попала в сумасшедший дом. Тут меня пронзила мысль- срочно перекреститься и перекрестить всех психопатов, которые сегодня избрали мой номер для своей тусовки. Это меня спасет, может быть. Пошевелить рукой не удавалось, она лежала, как свинцом налитая. Тем временем, дама уже подошла ко мне - нас разделял только стол, и с веселым любопытством стала следить за моими мучениями. "Перекрещусь мысленно",- решила я, представив, что рука моя шевелится, глазами нарисовала крест на дверях, окне и себе. Янтарная красавица весело расхохоталась и, погрозив мне пальцем, легко вскочила на стол и кокетливо приподняла длинную юбку. Из под юбки показались огромные гусиные лапы темно- серого цвета. Волосы на голове у меня поднялись и зашевелились, зажив отдельной жизнью, а все мое тело прошиб холодный пот. Лапы на столе, тем временем, весело приплясывали, притопывая, как кот Гарфилд из американского фильма перед моим носом. Затем, устав веселиться, тетенька легко перепрыгнула со стола на подоконник и исчезла в проеме окна. "Чертовщина, - понеслось в голове, - а я не взяла с собой святой воды, и иконку не взяла, и креста на цепочке нет, только изумруд с непонятной историей".
   В комнате раздался смачный хруст с причавкиванием. Неужто вурдалак мертвеца грызет? Может здесь и могила есть? В стену замурован кто-нибудь. Стало страшно даже по сторонам оглядываться. Кругом обложили! Чертово окно так и тянуло посмотреть на него, я взглянула и увидела, что возвращается компания Серого Сюртука. Наверное, с перекура. Они деловито вошли в окно, пересекли комнату и спокойно вернулись к своему занятию - расковыриванию потолка. Как будто знали, что там что-то есть и решили это "что-то" забрать с собой. У входной двери стояла уже знакомая мне гуселапая дама в компании двух подружек. Они весело перешептывались, хохотали и, время от времени, пританцовывая, демонстрировали свои гусиные лапы. Обведя взглядом комнату, я обнаружила, что в ней уже насчитывается около 20 персонажей и все заняты своими делами. На меня, слава Богу, никто не обращал внимания, будто меня и вовсе нет. Двое увлеченно переносили стулья с место на место. Присмотревшись к стульям, я обнаружила, что в моем номере таких не было. Да и комната вдруг оказалась обставлена совсем по другому. Трое настойчиво пытались отодвинуть от стены тяжелый комод, как будто в стене за ним они спрятали что-то ценное и сейчас должны это забрать. Посреди комнаты бродило неидентифицируемое существо с грязными сапогами в руках и искало место, куда их поставить. Пространство пересекли две пожилые женщины с тюками в руках, одетые как прачки 19 века и исчезли в стене. Под ухом рефреном раздавался чавкающий хруст. Кругом валялись какие-то пыльные мешковатые тряпки. Лица всех персонажей, кроме трех подружек, выглядели устало-сосредоточенными. Я судорожно стала вспоминать все известные мне молитвы. Хруст буквально давил в уши. От внутреннего ужаса, глаза открылись... В комнате ярко светило солнце, голова моя неудобно свешивалась с дивана, а плечо ныло от неудобной позы. Обстановка была прежней, я перекрестилась и с облегчением вздохнула : "Приснится же такое!"Прислушалась - раздавался все тот же хруст с причавкиванием. Осмелев, пошла узнать в чем дело: на полу у входа Макс сосредоточенно грыз вяленые ягнячьи ребрышки, купленные мною вчера в Томаре, которые я по рассеянности забыла в коридоре, не успев спрятать их в холодильник. Значит, меня вчера сморил мгновенный сон, я не услышала ночного стука в дверь и прихода своей псины.
   - Макс! У тебя будет заворот кишок. Стрескать целый килограмм! Сейчас воды налью.
   Я пошла в ванную, набрала плошку воды для Макса и стала наполнять ванну. Поставив посудину с водой в коридоре, решила осмотреть место, где субъекты из ночного кошмара искали клад. Подняла глаза и ... чуть не закричала от ужаса и омерзения. Со стены, прикрепленная скотчем, смотрела на меня маска, сорванная моей собакой с трехмордой композиции, которую так искал хозяин виллы.
  
  
   ***
  
   Приняв ванну, я собралась с духом, положила маску в полиэтиленовый пакет, отнесла Эрлу и отдала со словами: "Хозяин гостиницы волновался по поводу пропажи этого предмета. Сегодня утром я обнаружила его у себя в номере. Передайте это ему, пожалуйста." После завтрака поднялась к себе в комнату. Пора было собирать вещи, на послезавтра у меня значилось отбытие домой. В дверь постучали. В комнату вошла горничная с плетеной корзиной, полной фруктов.
   - Сеньора, это подарок от хозяина ресторана в благодарность за ваше воскресное пение.
   - Спасибо. Я рада, что мое выступление пришлось по душе.
   - Еще меня просили передать, что через час вас ждет хозяин гостиницы у себя.
   - В своем кабинете?
   - Нет. В своем личном помещении в другом конце виллы.
   - А как я его найду?
   - Идите через часовню, а потом- вверх по лестнице. Там только одна дверь.
   - Хорошо. Я буду.
   Горничная вышла, а я стала теряться в догадках, зачем это я понадобилась "вечернему деду"?
   Так ничего не решив, упаковав в чемодан свои вещи, сувениры и подарки, отправилась на встречу. Но поначалу, по причине своей привычной рассеянности, направилась в знакомый кабинет. Дойдя до оружейной, опомнилась и повернула было назад, но тут наткнулась взглядом на одного из резвых парнишек. Он снял с доспехов шлем и пытался втиснуть в него свою круглую голову. Увидев меня, широко улыбнулся, демонстрируя себя в этой красотище. Дескать, "Как я вам?" Я подняла большой палец, выражая полнейшее одобрение и восхищенно улыбнувшись, направилась к часовне.
   В часовне наткнулась на второго весельчака, который с умным и почтительным видом изучал надписи на мраморных плитах. Меня он только окинул беглым взглядом и опять углубился в свое занятие.
   Дверь в противоположной части часовни оказалась на этот раз открытой. Я поднялась наверх и постучала. Никто не откликнулся. Тогда я толкнула дверь и вошла во внутрь довольно большой комнаты. Занавески на окнах были задернуты. В углу на массивной резной подставке горела массивная лампа. В противоположной части комнаты висели тяжелые портьеры с золотой бахромой. Посередине комнаты стоял большой овальный стол, вокруг него- тяжелые, старинные стулья. Здесь был роскошный мраморный камин, тоже весь резной с двумя кожаными креслами по бокам и кофейным столиком. Стены до половины обшиты дубовыми панелями, а сверху обтянуты красной парчой. Хозяина нигде не было видно. Я прошла вглубь комнаты и позвала:
   - Алло! Здесь есть кто-нибудь? Сеньор Фронтейро, вы здесь?
   Портьеры раздвинулись и в комнату вошел "вечерний дед" с подносом в руках, на котором стояли кофейник и две чашки.
   - Здравствуйте, Юлия . Я жду вас.
   Он поставил чашки. Налил кофе.
   - Вы ведь пьете без сахара?
   - Да.
   - Я тоже. Присаживайтесь.
   Я села за стол. Он расставил чашки. Затем подошел к двери и задвинул на ней массивную щеколду. Я сразу почувствовала себя неуютно.
   - Чтоб никто не помешал, - пояснил он и тоже сел за стол. Спиной к лампе. Наверное он хорошо сегодня себя чувствовал, так как двигался довольно бодро, хотя и без палки.
   Я ждала. Сеньор Фронтейро глотнул кофе и обратился ко мне:
   - Скажите, Юлия, как к вам все-таки попала моя вещица? Вы ведь говорили, что ее у вас нет.
   - Не было. Я ее вчера, вернее, сегодня утром обнаружила у себя в номере, прикрепленной скотчем к стенке.
   - А кто, кроме вас, бывает в номере? Не считая горничной, разумеется.
   - Никого, я надеюсь. Кроме Макса.
   - Но пес не мог ее прикрепить к стене. Даже такой умный как ваш.
   - Я вчера довольно поздно вернулась из поездки. Собаки не было в номере. Значит, они еще не вернулись с мистером Прескоттом , так как его тоже не было у себя. Я прилегла на диванчик, поближе к двери, которую оставила незапертой, чтобы услышать стук, но быстро уснула и не слышала, как впустили Макса. А про утро вы уже знаете.
   - Значит, она была у мистера Прескотта?
   - На что она ему? Да кто угодно мог войти.
   - А вы не боитесь вот так оставлять дверь незапертой?
   - А что мне оставалось делать? Потом, я считала, что у вас приличная гостиница.
   - А вы до этого были знакомы с мистером Джонатаном?
   - Откуда?
   - Скажите, а собачка ваша никогда не занималась служебно-розыскной деятельностью?
   Я опешила, но быстро взяла себя в руки и постаралась ответить с достоинством:
   - Макс был куплен мною год назад на Птичьем рынке в Париже, что возле Лувра, у одной симпатичной девушки. Если бы я знала заранее, что возникнет подобный вопрос, то спросила бы у нее, рискуя показаться полной дурой, не работает ли она в полиции. Но знаете ли, в голову как-то не пришло. По документам он охотничий пес.
   - Это еще ничего не доказывает. А вы сами по профессии и роду занятий кто будете?
   - Ну, какое это имеет значение? А потом, я и не собираюсь никому ничего доказывать. Кстати, если уж у нас с вами такой откровенный разговор пошел и вы мне устроили форменный допрос с пристрастием, то позвольте и мне задать вам вопрос.
   - Позволяю.
   - Кто вы?
   - В каком смысле? Вы же знаете, кто я.
   - Понятия не имею. А потому еще раз спрашиваю, кто прячется за этими темными очками?
   - Ангел Смерти.
   Я промолчала. Он либо дурак, либо клоун. Либо все вместе.
   - Вы слышали? Перед вами сидит Ангел Смерти.
   - Ну, да. Слышала. Ангел Смерти. А еще бывают Наполеоны, Македонские и просто чайники. Но это не про вас. Вы ведь ряженый. Просто ряженый.
   Повисла пауза. Наконец мой визави спросил очень просто:
   - И давно вы это заметили?
   - Почти с самого начала. Ваш рост выдает вас, а потом все эти гримирования, переодевания "стреляют" только в театре и кино. Когда все персонажи обыгрывают "неузнавание". Так ведь это прием такой сценарно-драматургический. В жизни, где видна малейшая фальшь этот прием неприемлем. Как не играй с освещением. Кстати, не знаю, что за пленку вы накладываете на лицо, но эффект морщин у вас первоклассный.
   - Ну, что ж. Я рад вашей проницательности. И в знак благодарности сниму свою ненавистную личину. Он встал, отошел к лампе и повернувшись ко мне спиной, сдернул парик, очки, усы и бороду, с легким треском снял с лица "кожу" и повернулся ко мне. Передо мной стоял Эрл Даммерт. Я не слишком удивилась.
   - Так вы намного симпатичнее. И зачем вам этот маскарад ?
   - Чтобы создать видимость присутствия Антонио Фронтейро. Потому как сам себя он уже представлять не сможет.
   Меня стал охватывать легкий ужас. Во что я вляпалась и какого черта задала ему этот вопрос? Мало ли ряженых во всех смыслах этого слова бродит по земле. Была бы еще какой- нибудь правдолюбкой или питала бы страсть к авантюрам. Так ведь, нет же! Вообще не люблю много знать о людях. Вот вляпалась, так вляпалась!
   Но и Эрл повел себя очень странно. Он опять сел на свое место и зачем-то, глядя мне пристально в глаза, разразился монологом, чем, признаться, меня ошеломил, так как абсолютно был не похож на человека, склонного к исповедям.
   - Десять лет назад я жил в Амстердаме. После школы пошел изучать медицину, но через два года меня выгнали за пропуск занятий, так как приходилось много работать - надо было за учебу платить и на жизнь зарабатывать. К счастью, у меня были способности к рисованию и лепке. Вообще умел работать руками, например, делал забавных кукол, марионеток, фигурки лепил смешные. Их хорошо раскупали. Меня устраивала моя жизнь. Конечно, хотелось бы денег побольше, но и так было неплохо. Познакомился с милой девушкой. Она с друзьями выступала с куклами- марионетками. Так я сошелся с их компанией. Вначале им только куклы делал, а потом и сам стал с ними актерствовать. Вроде у меня это неплохо получалось. Много ездили. Выступали на всяких праздниках, фестивалях. Нравилась мне такая жизнь. Легко жилось и радостно как-то. Может оттого , что молодой был.
   И вот, это случилось в апреле на ежегодном празднике цветов, мы давали свое представление с марионетками в парке. Собралась, как обычно, толпа туристов и с удовольствием глазела на наших кукол. Но тут я заметил, что один респектабельный господин лет 50 не спускает глаз с моего лица. У меня это обстоятельство вызвало столь сильный приступ раздражения, что я с трудом довел представление до финала. Когда мы всей труппой раскланивались перед зрителями, а моя девушка обошла всех с корзинкой, куда кидали монетки, этот мужчина положил крупную банкноту. Затем, подошел ко мне, протянул визитку с просьбой позвонить, чтобы назначить встречу и договориться о работе. Я, в полной уверенности, что речь идет о работе со спектаклем со всеми моими друзьями, согласился. Мужчина мне жутко не понравился, хотя ничего отталкивающего в нем не было. Скорее, наоборот. Звали его Антонио Фронтейро. Он был ученый-химик, профессор и имел свою лабораторию.
   Все это он рассказал мне в первую же встречу. Еще он сообщил мне, что был поражен, увидев меня, так как я - точная копия его брата-близнеца Эрнандо, который трагически погиб 32 года тому назад, будучи, примерно, в том же возрасте, что и я сейчас. Только Эрнандо был ниже ростом, темнее волосами и глазами.
   - Но, если ваш брат -близнец, он должен быть на одно лицо и с вами, а у нас с вами ни малейшего сходства, - возразил я.
   - В том- то и дело, что хотя мы были близнецами, но абсолютно не похожи друг на друга. Я его очень любил, наверное, до сих пор переживаю эту невосполнимую утрату.
   - Вы позвали меня говорить о работе, - прервал я его излияния.- Вот давайте о ней и поговорим.
   - Мне нужен личный секретарь. Об этом я и хотел договориться с вами. Плачу очень хорошо и предоставляю великолепные условия для жизни. Единственное мое условие - чтобы вы бросили свое теперешнее занятие, свою компанию и переехали ко мне в Мюнхен, чтобы там пошли учиться на юриста. Ежемесячно я буду платить вам...
   И тут он назвал такую сумму, что у меня закружилась голова. Я оставил своих друзей, девушку, Голландию и переехал в Мюнхен. Там я закончил Университет и стал работать на Антонио в качестве юриста. Закончилось тем, что он меня усыновил, а я не сопротивлялся, так как отца своего не знал.
   - А как этот Антонио оказался в Германии, если он из Португалии?
   - Университет мой наниматель закончил в Лиссабоне, но работать уехал сразу в Мюнхен, так как не ладил с отцом и в семье считался чуть ли не изгоем.
   - Почему?
   - Из-за нетрадиционной сексуальной ориентации. Семья стыдилась его и отец просил Антонио вообще уехать из страны, обещая за это хорошую материальную поддержку. Через какое-то время он от нее отказался, так как сам стал хорошо зарабатывать. Он был крупный ученый в своей области.
   - Что же привело его и вас обратно в Португалию?
   - Кончина отца, трагическая смерть младшего брата и его семьи. Надо было заниматься похоронами и вступлением Антонио в права наследования.
   - А почему после этого назад не вернулись?
   - Мой приемный папашенька как-то отправился один по делам, так как я простудился, лежал с высокой температурой и не мог вести машину. Вечером мне позвонили и сообщили, что он попал в автоаварию, где сильно покалечился. Пока его лечили, он приохотился к сильным обезболивающим - опиатам и, наверное, на этой почве, у него поехала "крыша". Он стал злобным агрессивным, истеричным. Если раньше был тихим , скрытым придурком, то после аварии стал совершенно невыносим.
   - А почему тихим придурком?
   - Когда мы вечером куда- нибудь выходили, заставлял меня делать портретный грим, чтобы нас за братьев-близнецов принимали. Даже особую пленку изобрел, которую вы видели, для создания морщин. Безвредную, впрочем.
   - Вы его, похоже, ненавидели. Почему же не уходили? Наверное, денег достаточно заработали для самостоятельной жизни.
   - Я его не ненавидел, а терпел. Я был приемным сыном и наследником имущества, как я мог уже уйти? Плюс к тому был повязан его преступлением: он убил дворецкого этой виллы. Вернее, в приступе гнева из-за какой-то мелочи, ткнул того в грудь тростью с острым наточенным наконечником. Дворецкий потерял равновесие и упал через перила лестницы вниз, на каменную площадку. Расшибся насмерть. Вот мне и пришлось труп прятать, то есть становиться соучастником преступления.
   - А почему вы не вызвали полицию? Объяснили бы, что произошел несчастный случай.
   - На груди дворецкого имелась колотая рана. Конечно, экспертиза могла доказать, что смерть наступила после ее нанесения, в результате падения, но доказать то, что он упал сам, а не Антонио столкнул его вниз вряд ли было возможно. Психопатский нрав Антонио стал уже широко известен, к тому же анализ выявил бы его пристрастие к наркотикам. Самое мягкое, что ему грозило- убийство в состоянии аффекта. А я все же обязан ему многим.
   - А куда вы труп дели?
   - Выкрал у одно румынского нелегала паспорт, переодел труп в тряпье и положил у стройки в 100 километрах отсюда. Его сразу нашли. А я "припаялся" к этому местечку и семейному бизнесу почтенной семьи Фронтейро.
   - Вы, наверное, наследуете эту виллу после смерти Антонио? Со всем антиквариатом?
   - Ну, да. Со всей исторической рухлядью. А еще рыбный завод, устричную ферму, три ресторана, завод по производству оливкового масла с плантацией, виноградник с винодельней, рощу с пробковым дубом и сеть ветеринарных аптек.
   - Зачем же вы затеяли глупые игры с привидением?
   - А вот это уже была блажь Антонио. Это он разыгрывал представления, я лишь подстраховывал, чтобы тот слишком не заигрался и не "пришил" еще какого-нибудь несчастного. А так только Антонио изображал. После представлений папашенька становился таким умиротворенным. А виллу надо было поскорее продать. Под ней проходит разлом земной коры и скоро здесь останутся только одни руины. Может кто-то купится на сказку о запрятанном золоте.
   - Можно было что-нибудь поинтереснее придумать призрака-куклы, пусть даже в фосфоресцирующем плаще. Например, изображение неплохо проецировать на клубы тумана, снопы или широкие лучи света. Все же изощреннее, чем маски цеплять.
   - Однако, какие у вас неожиданные наклонности для мошенничества.
   - Стараюсь.
   - Недаром, когда вы в первый день заявились на виллу, я почувствовал тревогу. От вас искрит током и исходит беспокойная энергетика. Вместе с какими-то вашими непредсказуемыми реакциями, все это настораживает.
   - Может, просто вам кусочек кривого зеркала в глаз попал? Вот и видите все в искаженном свете, - не пропустила я свой ход в обмене любезностями.
   -Какого зеркала?
   - Кривого. Того, что было у Снежной королевы, а злой тролль разбил его. Кусочки разлетелись по всему свету и некоторым людям попали в глаза. С тех пор они все видят шиворот-навыворот.
   - Мне не попал кусочек зеркала в глаза. Я ношу контактные линзы.
   - Очень жаль, я думала, у вас собственный такой редкий цвет глаз. Оказалось, тоже- фальшивка.
   Пора было закругляться. Я стала подниматься из-за стола:
   - Очень поучительно было пообщаться с вами мистер Даммерт. Но к сожалению, мне пора. Послезавтра улетать, а мне еще подарки надо докупить.
   - Сядьте!
   Это было сказано таким властным, повелительным тоном, что я машинально плюхнулась на свой стул. И так мне стало от этого обидно, что возникло жгучее желание сказать ему какую-нибудь гадость померзее. В отместку.
   - Так значит вы гей, мистер Даммерт?
   - С чего вы взяли?
   - Ну вы же сами просветили меня по поводу сексуальных наклонностей вашего приемного папеньки.
   - Когда мы с ним встретились, у него отмерли уже все наклонности. А вы, позвольте спросить, с какой стати взволновались моей сексуальной ориентацией? Неужели я вам так понравился? - Я вспыхнула до корней волос, а Эрл продолжал меня пытать. - А вы плохо к гомосексуалистам относитесь?
   - Никак не отношусь,- буркнула я, - ни хорошо, ни плохо.
   - Что так?
   - В мире полно явлений, которые никакого отношения ко мне не имеют, а потому не нуждаются в моих оценках и мнениях.
   - Вы забавная. Очень забавная. И, пожалуй, милая. Да еще, говорят, красиво поете... Даже жаль вас будет в стену замуровывать.
   - Как в стену? Зачем в стену? Я не хочу в стену!
   - Придется, к сожалению. Вы слишком много узнали.
   - Но мне нельзя в стену! Там душно, а у меня -сердечная недостаточность!
   - Ну, какое это имеет значение? - промолвил Эрл. Затем, вытянул свои бесконечные ходули на спинку соседнего стула и закурил. По-моему, он меня передразнивал.
   - Вы шутите?! Вы, наверное, неудачно пошутили...
   - Ничуть. Вот докурю сигарету и начну замуровывать. Вы ведь чего-то подобного и ждете от меня? Пейте кофе пока.
   И впрямь, он не шутил. Его прищуренные глаза рассматривали меня жестким взглядом, холодно наблюдая, как я поведу себя дальше. Мне вдруг в голову пришла счастливая мысль. Я вытащила кулон, раскрыла его, и начала уже было:
   - Может быть, в качестве компенсации за себя, вас устроит...-, но Даммерт меня резко перебил.
   - Нет- нет, мэм. Я не вор и не вымогатель, я -самый обычный маньяк-убийца. А потом, эта штучка может пригодиться вашим родным.
   - Вы полагаете? - у меня затеплилась надежда.
   - Конечно, когда эта рухлядь развалится и обнаружат ваши бренные останки, по этому кулону определят кому, собственно, эти останки принадлежали.
   Похоже, я попала в крутое "пике", но собиралась из него выскользнуть, выползти или выпрыгнуть. Это уж, как получится. Пока же инстинкт самосохранения подсказывал, что надо тянуть время. В качестве оружия, на крайний случай, подо мной стоял тяжелый дубовый стул. Но я им пока не воспользовалась, хотя даже самый престарелый еж сообразил бы, что отсюда надо побыстрее любым способом бежать, тикать и "рвать когти". Так на моем месте поступила бы любая разумная тетка.
   Но дело еще и в том, что я частенько даже не успеваю испугаться по-настоящему, потому что в стрессовых ситуациях у меня включается механизм под названием "а что же будет дальше?"
   Одним из пиков такого абсурдного поведения был случай во время прогона моего дипломного спектакля по пьесе Гольдони "Лжец", где я играла пройдошистую служанку Коломбину в только что отстроенных декорациях. Балкон, высотой метра в три от пола, на котором я стояла, вдруг просел и стал медленно заваливаться вперед, а я вместо того, чтобы ринуться к выходу, стояла и с интересом наблюдала: " а что же дальше?". Все кругом завороженно наблюдали за мной. Первым опомнился исполнитель главной роли, мой однокурсник Сережа Гальцев. Он подскочил и на манер Атланта, подставил руки под наклонившийся балкон, чтобы я могла выползти с него.
   Правда, мне все же удалось отыграться на авторе, из-за которого я могла стать инвалидом.
   Несколько лет назад, целенаправленно кружа по душным улочкам Венеции в поисках таблички с заветным вензелем WC, в конце-концов обнаружила оный на страшно зачуханном здании в конце переулка и целеустремленно рванула к нему, вожделенному со всех ног. Так я оказалась на крошечной площади, где располагался местный театр. Возле него возвышалась статуя мужчины в полный рост в треуголке и камзоле 18 века, обильно заляпанном продуктами голубиной жизнедеятельности. Я прочла "КАРЛО ГОЛЬДОНИ". "Ага! Старый знакомый!" Щелкнула пару кадров, мстительно запечатлев "обидчика" на фоне уродливого здания, а потом грозно погрозила кулаком: "Ужо тебе!" Он же в ответ лишь снисходительно усмехался своей насмешливой, бронзовой улыбкой. Но, по-моему, моральная справедливость была восстановлена. Это я так подробно расписываю, чтобы было понятно, что очень часто концентрируюсь не на том, на чем следует, а потому и поступаю не так, как надлежит в текущей ситуации.
   Вот и теперь, вместо того, чтобы постараться поскорее выбраться из комнаты, отыскать пса, забрать вещи и бежать отсюда, я стала прихлебывать остывший кофе, собираясь с мыслями.
   - А куда вы дели тело?
   - Я уже объяснил.
   -Нет, я имею в виду тело настоящего хозяина виллы? Антонио Фронтейро.
   - Колю его ежедневно.
   - Кинжалом?! - ужаснулась я.
   - Не говорите глупости! Шприцем, конечно. Я же объяснил, что после аварии у него совсем крыша поехала. Вы что, всерьез считаете, что это я наряжался трехмордым чудищем? Или выл по ночам, как последний кретин? Похоже, что это я усыновил своего папеньку, чтобы сопли за ним вытирать. А вас я только разок решил попугать, чтобы вы поскорее уехали со своей подозрительной собакой . Я хотела спросить: " Так вы имитацией призрака хотели скрыть наличие сумасшедшего в доме?", но почему-то не смогла, так как язык перестал слушаться. Он же что-то говорил, но при этом стал раздваиваться, потом размножился, издавая какое-то реверберирующее кваканье, а мои движения замедлились как в рапидной съемке. Я только успела подумать: "Когда же этот гад успел мне подсыпать отраву в кофе?" как провалилась в темноту, стукнувшись лбом о стол.
  
  
   Глава 6
  
   Красноярский край, июнь, 2004
  
  
   Ливень стоял стеной и УАЗик, в котором ехали Артем и Володя Костров, мотало из стороны в сторону.
   - Сейчас будет поселок, остановимся около магазина, переждем,- сказал Володя.
   Под навесом магазина уже стоял тяжелый КАМАЗ, а два шофера, один пожилой, другой -помоложе ждали, когда закончится обеденный перерыв.
   - Здравствуйте, - поздоровались ребята.
   Шоферы сдержанно ответили.
   - Странные дела творятся, утром выехали- солнце, на небе ни облачка, и вдруг - такой ливень, - попробовал завязать разговор с шоферами Володя.
   - Ничего удивительного, - ответил тот, что постарше, - когда колдун умирает, всегда такое случается.
   - Как это? Какой еще колдун? - включился в разговор Артем.
   - Колдун, как колдун. Самый обычный. Видать время помирать пришло, а крышу в избе пробить некому. Никто подсобить не хочет. Душа вылететь не может. Вот и рыдает.
   - Почему никто помочь не хочет?
   - Так душа в этого помощника вселиться может. А кому эта маята нужна?
   Артем еще хотел поспрашивать на предмет колдунов, но открылся продуктовый магазин, водители накупили продуктов и уехали.
   Что самое любопытное, когда ребята подъезжали к зоне, где начальствовал Арсений Игоревич, дождь так же внезапно прекратился, как и начался.
   - Видимо, помогли все же крышу пробить, - прокомментировал Володя.
   Услышь о подобном где-нибудь в Москве, Артем посчитал бы эти разговоры дикостью и мракобесием. Но здесь, в тайге, среди таинственного шелеста и шепота могучих вековых деревьев где отходную -заупокойную одинокому умирающему старику могут провыть только волки с ветрами, все выглядело так реально и естественно.
   Пропуск на входе уже был готов. Артем заранее связался с Арсением Игоревичем и предупредил о приезде. Володя не выразил желания заходить на зону вместе с Артемом и остался курить за ограждением.
   Начальник зоны долго, скрупулезно официально оприходовал спонсорскую помощь Артема и выдал последнему бумагу.
   Получив бумагу, Артем Высоцкий приступил к основной цели своего приезда:
   - Арсений Игоревич, мне ведь самому не добраться до землянки Агриппины, а вы туда за 30-40 минут на мотоцикле добираетесь. Хотелось бы навестить, подарки передать.
   - Съездить конечно можно, даже нужно.- ответил начальник, - только нет ее там.
   - Как нет? В поселок переехала? С сестрой живет? Ну, конечно, уже старая, слаба стала.
   - Не в этом дело.
   - А в чем? Заболела? В больницу увезли?
   - Нет. Умерла Агриппина. Два месяца, как похоронили в той же землянке. У входа камень поставили. Памятником.
   Артем так расстроился, что ничего не смог произнести, кроме:
   - Так и не дождалась своего Володю...Даже весточки.
   - Да вот, весточки как раз, дождалась. После нее сразу и умерла.
   - Так расстроилась?
   - Нет. Она ее даже не читала.
   - Как понимать?
   - А вот так и понимай. Не дали мы ей прочесть. Так с сестрой ее Серафимой и решили - не дадим это письмо ей читать.
   - Вы пояснее объяснить не можете?
   -Могу конечно. - Помолчав минуту он продолжил, - два с лишним месяца назад приходит ко мне Серафима с письмом из Франции, для Агриппины. Письмо, конечно, не к ней, но так уж повелось, что женщины всегда суют нос не в свое дело, а тут письмо из Франции! Писем оказалось два. Одно пояснительное от молодого священника православного прихода, расположенного во французских Альпах, который недавно вступил в должность и, разбирая бумаги давно умершего настоятеля, обнаружил данное письмо. Он прочел его и переслал адресату с пояснением , почему оно опоздало на 60 лет. Серафима письмо прочла и пришла советоваться со мной - отдавать его или нет, чтобы не расстраивать сестру. Вместе мы с ней решили- не отдавать. Серафима оставила письмо у меня, а на следующий день спозаранку появляется Агриппина с узелком в руках, просит позвать священника. Пока ездили за священником, она помылась, переоделась и легла на койку в медчасти. Привез я ей батюшку, причастил он ее, соборовал, все честь-по-чести. К вечеру она и преставилась. Лицо такое светлое, умиротворенное, но вот, что не дает мне покоя: она как будто все сама узнала. Но как? Прямо мистика...
   - А где письмо?
   - Письмо похоронили вместе с ней.
   - Жаль.
   - Но копию я сделал. И письма и конверта.
   - Можно прочесть?
   Арсений Игоревич полез в стол, достал два листа бумаги и протянул Артему.
   - Вот.
   Артем взял листы и стал читать:
   " Здравствуй, драгоценная моя Агриппина,
   Должен написать тебе это письмо и все объяснить. Неудачно сложилась моя судьба. На войне меня сильно ранило, после этого попал я в санитарный поезд, где вытащили осколки. Этот поезд разбомбили фашисты. Я выжил, но попал в плен. Из плена бежал, но меня опять поймали и переправили в концлагерь в Германию, в город Трир. Там я познакомился с пожилым русским казаком Никитой Петровичем Дубовым, который оказался в лагере за помощь французским партизанам. Он мне очень помогал и, может быть, благодаря ему я выжил. Никита Петрович хорошо понимает по-немецки, так как воевал в Первую Мировую с немцами. По-французски тоже понимает и говорит, потому что в 20-е годы ушел из России с армией Врангеля и приехал с семьей жить во Францию. Когда в прошлом году война закончилась, нас организовывали, чтобы мы вернулись на родину и я уже собрался было уезжать, но позвал меня Никита Петрович к себе в деревню во Французских Альпах пожить, здоровье поправить - кашлял я сильно и задыхался часто.
   И то верно, воздух здесь здоровый, горный. Только приключилось здесь со мной несчастье. Очень глянулся я младшей дочке его Надежде, хотя сразу всем сказал, что невеста у меня дома есть. Сам не заметил, как бес меня попутал. Не удержался я и должна Надежда уже скоро родить от меня. Выходит, жениться мне нужно на ней. Поначалу, не хотел я в церкви венчаться, а брак только в мэрии зарегистрировать, чтобы у ребенка отец был, но они настояли, чтоб все было как положено у них, у казаков донских. Все честь- по чести. Так что, обратного пути у меня уже не будет. Выходит, я тебя Граня, оказался недостойный. А потому возвращаю тебе твое обещание ждать меня. Не рад я этому и не рад тому, что должен остаться здесь навсегда. Хотя жизнь здесь неплохая, несмотря на то, что хозяйства войной порушенные, работы много. Дома здесь каменные, не как у нас, цветов много.
   Только нет для меня краше воспоминаний, чем жизнь моя прежняя, довоенная. Лягу спать, глаза закрою и вижу, как в вашем доме окошко твое вечером желтым светится, а сквозь белые занавесочки с кружевом герань в горшке просвечивает. А под окном скамейка наша. Как гуляли мы с тобой по лесу, жуков ловили, а еще часто лицо твое вижу. Нос в конопушках, волосы светлые, на солнце выгорелые и как губы твои трескались в морозы. А ты, дуреха, нет, чтоб смазать жиром или кремом каким, еще постоянно их облизываешь.
   Одно меня успокаивает: не засидишься ты долго в девках и устроишь жизнь как надобно - в хозяйстве муж должен быть для тяжелой работы. Таких как ты еще поискать. Я лучше и не знаю! Вон как Матвей Шариков на тебя вечно зыркал своими поросячьими, бесстыжими зенками. Поприятней кто, дай Бог, сыщется.
   Письмо свое оставляю у батюшки. Он обещал, как будет случай, тебе переправить.
   На этом кланяюсь тебе. Прости меня и не поминай лихом.
   Владимир Русаков, 10 марта 1946 года."
  
  
   Артем закончил читать.
   - Ну что? Отдал бы ты его Агриппине?
   - Не знаю. Вряд ли... Тяжело все это. Дайте мне, Арсений Игоревич, копию этого письма и конверта. Слетаю я во Французские Альпы, и, если этот человек жив, то найду и поговорю с ним.
   - Зачем?
   - Чтобы знал.
   Солнце еще не зашло, когда Артем и Арсений Игоревич навестили могилу Агриппины. Поставили граненый стаканчик, накрытый куском черного хлеба около камня с православным крестом, который закрывал бывший вход в землянку с надписью:
   Здесь похоронена солдатка
   Олсуфьева Агриппина Макаровна
   1924-2004 г.г.
   Покойся с миром.
   Выпив водки за упокой души, Артем вынул из сумки большой пакет со сладостями и стал рассыпать их по кругу вокруг могилы.
   - Зачем ты это делаешь?
   - Скоро сюда сторож косолапый заявится. Пусть и он помянет, - ответил Артем.
  
  
   Глава 7
  
  
   Я проснулась в своей кровати, в своем номере, когда солнце садилось за горизонт. Я чувствовала себя хорошо отдохнувшей и выспавшейся. Голова была ясной, я тут же вспомнила, что произошло со мной накануне. Встала с кровати, приняла душ, выпила соку и вознамерившись поискать Макса, вышла в коридор. У самой двери в коридоре наткнулась на португальского полицейского, который, справившись о моем здоровье, попросил пройти с ним к инспектору. Местный инспектор довольно долго задавал мне вопросы о происшедшем на английском языке. Как оказалось, для формальности, потому что все происшедшее было зафиксировано на аудио- носителях, и картина у полиции была полная. Затем, заполнив протоколы моего допроса, инспектор решил меня поставить в известность о том, что же происходило "за кадром".
   Больше всего на меня произвело впечатление, что стражи порядка притаились за дверью, чтобы взять преступника с поличным, когда налицо будет полная информация и доказательства, а в качестве вещественного доказательства, видимо, они желали видеть меня, вмурованную в стену. Только осталось невыясненным, когда они собирались ворваться: когда меня забетонируют окончательно или частично? И откуда им было знать о преступном почерке Эрла? С какой части тела он начнет свою подлую бетонную деятельность, с головы или ног? А если из гуманных соображений, проникнувшись моей сердечной недостаточностью, он всадил бы мне шприц с какой-нибудь гадостью, чтобы у меня не случился приступ удушья? Они же тогда не знали и, похоже, не догадывались, что он берет их "на понт", чтобы иметь фору во времени и спокойно улизнуть. Явно они поначалу не сообразили, что весь его монолог-исповедь - это и есть его "дача показаний" именно для них, а не для меня, так как он знал или догадывался о прослушке.
   Но так или иначе, Эрл пропал, его не нашли и надеюсь, не найдут. Правда, при этом известии я все же сдвинула брови "домиком", что должно было означать сочувствие неудаче полиции.
   Я не знаю, по каким таинственным законам возникает чувство симпатии, когда, казалось бы, для этого нет никаких причин и не появляется там, где имеются все предпосылки для этого, но я была рада, что Эрлу удалось улизнуть из железных лап блюстителей закона. Следы его затерялись. Интересно, как он там сейчас? Все еще прячется? Или случайный жизненный зигзаг втравил его в новую авантюру?
   Я не видела, как увозили в медлечебницу дона Антонио Фронтейро, но по рассказам очевидцев, тот сильно буянил, ругался и пытался проткнуть полицейских своей тростью.
   А сэр Джонатан Прескотт, ветеран-детектив Скотланд-Ярда, тоже выполнял свою деликатную миссию по просьбе комиссара Дессанжа. Но для расследования была желательна полицейская собачка мирного неказистого вида и тут комиссар вовремя вспомнил обо мне. Собрав, не без помощи Макса, любопытные улики, а главным образом, сдернутую маску с остатками неизвестного химического покрытия, он обратился в португальскую полицию, которая вела и так за виллой свое неспешное наблюдение, по заявлению дочери бывшего дворецкого, которая жила в Бразилии с мужем и была очень обеспокоена пропажей своего отца. Так появилась группа жизнерадостных парнишек - оперативников. Ну, а дальше вы уже знаете.
   Но все же я доставила местным правоохранительным органам нечаянную радость. Указав на приснившееся мне место в своем номере, я заявила:
   - Здесь надо долбить потолок и часть стены. Там что-то есть.
   -Откуда вы знаете?
   - Наитие, ясновидение, называйте как хотите.
   - И часто к вам приходит такое прозрение?- скептически отреагировал старший инспектор.
   - Очень редко, но последние два дня я была в сакральных местах, ставила свечи, молилась и на меня снизошло озарение.
   Не могла же я им про сон рассказать. Меня бы на смех подняли.
   - К сожалению, не имея веских оснований, не имеем права...
   - А если там преступный тайник? Или ход, по которому преступник скрылся... Разве это не оперативная необходимость? К тому же, это совсем незначительная площадь.
   Забегая вперед, сообщу, что у них оказалась фото-сканирующая аппаратура, которая, действительно, обнаружила инородный предмет в стене. Проверку назначили вовсе не потому, что поверили в мое "озарение", а решили явно, что "наводку" мне дал Эрл Даммерт, а я покрываю его, а потому валяю дурочку.
   К ночи они разобрали часть потолка и стены. Внутри, в небольшой нише оказались фрагменты скелета, остатки мужских кожаных сапог. Там же нашли массивные, старинные золотые цепи, наверное, когда-то надетые на скелет. Еще одна трагедия из старинной жизни. Так что призрак монаха оказался прав, хотя сам был кукольным.
   Одна из цепей вызвала мое жгучее любопытство. Она была очень длинная и примитивной ковки, как цепь от ручки сливного бачка старой конструкции. Мне пояснили, что в стародавние времена от таких цепей снимали по золотому звену и расплачивались по мере надобности.
   На следующий день я вылетела домой, как ни странно - вовремя. Вместе со мной отправился и сэр Джонатан. Мы вместе летели до Парижа. По дороге он брюзжал по поводу закусок и кофе, которые подавали в самолете, но проявил небывалую для него разговорчивость и, вероятно, проникнувшись расположением ко мне, рассказал предысторию вышеописанных событий.
   Дело в том, что за помощью к комиссару Дессанжу обратилась одна почтенная семья Бретани, которую заботило душевное состояние ее главы. Дело в том, что патриарх клана, назовем его условно месье Бертран, в свои 82 года был все еще подвержен приступам неуемной энергии и бурной деятельности. Родные его не могли дождаться, когда же их почтенный отец семейства впадет, наконец, в состояние малоподвижной, изнурительной старости, чтобы его можно было просто возить в колясочке по саду или чтобы он спокойно дремал на терассе и уже не донимал никого безумными проектами. Правда, и сейчас он сидел на терассе или в саду, но с кучей всяких журналов и проспектов, где высмотрел злополучную гостиницу "Ремедиос" в Португалии, куда немедленно возжелал поехать вместе со своим старым слугой, который был моложе его лет на 10, еще энергичным и бодрым, но близоруким и глухим, как тетерев.
   Вернувшись из Португалии, папенька заявил, что он немедленно намерен приобрести эту гостиницу и отреставрировать ее, так как это настоящий замок, а не какой-нибудь фальшивый Диснейленд. Это, в свою очередь, принесет семье огромный куш. Когда-то г-н Бертран действительно отличался феноменальным чутьем и сколотил свой первоначальный капитал на скупке и продаже недвижимости. Но сейчас оба сына занимались другим бизнесом и средства были вложены в серьезное крупное производство. Покупка замка в планы не входила и могла пробить серьезную брешь в финансах семьи. Но официально хозяином всего пока был их отец.
   Был еще один деликатный и щекотливый момент в этой истории. Особенно семью насторожило то, что отец утверждал: в замке имеется спрятанный клад, также бродят призраки монахов, стонут и всячески безобразят. Слуга же ничего не видел и не слышал.
   К врачу обращаться по поводу внезапного старческого слабоумия главы клана было опасно. Могла пострадать деловая репутация. Вот и обратилась семья к знакомому комиссару, который слыл высокопрофессиональным следователем, имел широкий круг нужных знакомств и распутывал самые сложные дела, отлично зная, что информация останется конфиденциальной между ним и семьей. Комиссар Дессанж, чтобы не привлекать излишнего внимания, обратился к мистеру Прескотту за подмогой. Про то, как вызывали меня с пронырой Максом "вспомоществоваться" уже известно.
   Вот и все. Obrigado Portugalia.
  
   ***
  
   Комиссара Дессанжа я в Париже не видела, а в рижском аэропорту меня встретила Маня. Поинтересовалась, как Португалия.
   - Забавно, - ответила я, - очень забавно. Даже мило.
   Больше в подробности я не вдавалась.
   - Вот и ладушки! А дома тебя ждет сюрприз. Подарок к твоему дню рождения.
   Сюрприз оказался рыжим, пушистым, кусачим и царапучим. А еще полосатым, пузатеньким и уже не блохастым, обжористым и ужасно назойливым. Словом, самый обычный сюрприз, который она подобрала где-нибудь у мусорного бака. Маня назвала его Гарфилд и очень гневается на меня, когда я зову его Гаврюшкой. Чтобы ее разозлить еще больше я стала величать сюрприз Пафнутий Парменычем.
  
  
   ***
  
   Каждый раз, когда я приезжаю домой откуда -нибудь издалека, особенно из Западной Европы, то не перестаю ужасаться трущобному виду нашего двора, который встречает меня гнилозубой улыбкой выщербленного, раздолбанного тротуара - результатом деятельности доморощенного, жлобского капитализма, в лице хозяина кафе, которое находится снаружи нашего дома и имеет вполне сносный вид. Наш же двор, который я называю "столовскими задворками" - обратная сторона медали личного обогащения этого господина. Я думаю, что у него было нищее детство в неблагополучной семье и некому было его научить уважению, если не к людям, то хотя бы к земле и городу, где делаешь свои "бабки". (Сам раздолбал и нагадил - сам же почини и убери. Нет. Денег жалко! На взятки наверное, больше потратил.) Я видела владельца этого питейного заведения, забредя как-то сдуру на собрание собственников квартир нашего дома, куда впускали, проверяя паспорта.
   Тем зимним вечером на нем было: цвет лица оттенка "перезрелый помидор", бархатный пиджак, туфли на высоких сношенных каблуках, но с нарядными пряжками, толстые пальцы украшали массивные перстни. Еще при нем был грубый сиплый голос. К такому не подкатишься с претензиями. Тем более, что он принципиально не понимал по-русски. Вот с нашей дворничихой, например, я общаюсь только по-латышски, а с таким тоже принципиально не стану.
   А вокруг нашего дома бродят толпы аккуратных иностранцев с фото и видео- камерами, частенько забредают в наш двор и с удивлением рассматривают этот "оазис Европы" прямо в сердце Старой Риги. Да, деньги оказывается, подходят не всем и не всех они красят. И никогда жлоба они не превратят в обаятельного, приятного человека. Радоваться же за тех, кто накапливает свои капиталы за счет грубого нарушения чужого жизненного пространства, и моего в том числе, я не стану по причине нехватки чувства филантропии и христианского всепрощения.
   С другой стороны моей квартиры окна выходят на боковую стену красивой, старинной церкви, где тоже...сплошной Брюссель. Я имею в виду череду "писающих мальчиков" ( пива надо продавать все больше и больше).
   Нелишне будет добавить, что вышеописываемые объекты входят в зону охраны культурного наследия ЮНЕСКО. Как архитектурные образцы "югенд-стиля".
   Говорят, что есть люди, которые отвечают за имидж нашего города. А еще говорят, что вроде, они даже деньги за это получают. Как-то не верится. Врут, наверное.
   Вкусив кусочек Португалии, правда, сильно пересоленный, переперченный, обильно политый уксусом, я направилась в Юрмалу. Юрмала- одно из моих любимых мест на земле.Она для меня привычна с раннего детства. Это очень важно возвращаться в привычные места. Вид буро-желтого моря сопрягается у меня с "чувством пространства". Мне спокойно думать, что таким оно было задолго до меня и останется после. Здесь можно нырять и долго плыть под водой с открытыми глазами без защитных очков, не боясь, что морская соль выест тебе глаза. Не то, что на южных морях. Можно, вдыхая запах сосен под раскаленным солнцем, долго брести по колено в воде и повстречать знакомых, которых ты не видел целую вечность.
   Я всегда немного сочувствую людям, которые не живут у моря. Что они не могут через какие- то 20-30 минут вот так запросто приехать и нырнуть с головой в волны или радостно подставлять свое тело ударам разбушевавшейся пенистой стихии, когда дует ветер с моря.
   Здесь не только смываются горести и печали. Я неоднократно рассказывала дочери поучительную историю о том, как однажды летом, приехав на каникулы домой, сразу отправилась в Юрмалу. Уже был закат солнца. Голова моя кружилась от успехов в настоящем и предчувствия того же в будущем. Тем вечером температура воды и воздуха была одинаково теплой. Я вошла в бархатистое великолепие и поплыла на закат по сияющей водной дорожке с мыслями : " Ну, что за прелесть эта Юлечка. И все то у нее, лапушки, получается наилучшим образом, и всем-то она нравится..." Так я плыла, купаясь в собственной эйфории, довольно долго, не замечая, что солнце уже зашло и линия горизонта "стерлась". Когда опомнилась и оглянулась - берега не было видно. Я стала судорожно вертеться во все стороны - ни горизонта, ни берега. Кругом сплошная дымка туманного марева! Подо мной - громадная толща воды, а я потеряла ориентир! Такого чудовищного ужаса я не испытывала никогда в жизни. Наконец, решила - буду плыть, пока смогу. Хоть до Швеции. Выбрала направление наугад и рванула. Хорошо что на море был полный штиль. Опомнилась только, когда сообразила, что на меня с удивлением смотрит народ, фланирующий по берегу на вечернем променаде : что это за малахольная девица в воде по щиколотку так осатанело дрыгает руками и ногами? Видок наверное, был еще тот!
   Я поднялась, вся дрожащая, перепачканная мокрым песком и пошла искать свои вещи, где-то небрежно кинутые.
   С тех пор у меня больше никогда не появлялось чувство горделивого самолюбования собственной неотразимостью. Море смыло.
   А сколько здесь можно встретить бодрых, спортивных и жизнерадостных старушек! Мне тоже хочется стать такой, когда состарюсь. Ах, да! Совсем про политкорректность забыла. Бодрых дедулек тут тоже предостаточно. Еще в Юрмале мне приходят в голову интересные мысли. Гораздо чаще, чем где бы то ни было. Как будто в этом месте проведен специальный трубопровод прямо из ноосферы или космоса. Бери - не хочу.
   Так пробалдели мы с Максом на взморье три недели. Иногда к нам приезжала Маня. Пришло уже время ехать в Кыврино заниматься ремонтом. Да, не тут то было.
   Как всегда, не вовремя, раздался звонок из Парижа. На этот раз звонил не Дессанж, а Чудновский и попросил к такому-то числу быть в Париже у него в конторе в назначенное время. Я заартачилась:
   - Не могу. У меня дела. Не хочу, наконец!
   Но Чудновский настаивал и обещал, что беспокоит меня просьбой в первый и последний раз. Гостиницу закажет, расходы оплатит, а в аэропорту меня встретит его секретарь Франсуаз. И я, кляня себя за бесхарактерность, со скрипом согласилась.
  
  
  
   Глава 8
  
   В этот раз я приехала в Париж в состоянии сильного недоумения и легкого раздражения. Только уверенность в том, что Александр Андреич не будет тревожить по пустякам, сдерживала меня от проявления недовольства.
   К 10 часам утра я была приглашена в контору к Чудновскому. Там он представил мне двух молодых людей.
   Одного звали Артем Реутов - Высоцкий, который был примерно одного возраста с моей дочерью. Он улыбнулся и сказал:
   - Наконец-то я вас, неуловимую, догнал. И в Париже.
   Второму было слегка за 30. Звали его Олег Петров. На него я, по-видимому, уставилась в упор с неприличным вниманием, так как в чувство меня привел только его вопрос:
   - Почему вы меня так рассматриваете? Я вам кого-то напоминаю?
   - Да, простите. Вы очень на кого-то похожи. Только вот на кого именно...? Не могу вспомнить.
   - Я похож на своего деда Генриха Савельевича. Но вы его видеть не могли. Он не был публичным человеком.
   Александр Андреич пригласил нас занять места и начал свою речь:
   - Господа, я вас вызвал для одной единственной цели -прочесть завещание барона Анри де Шеврей и его дочери Евгении Юнгер де Шеврей. Господа Артем Ростиславович Реутов - Высоцкий и Олег Алексеевич Петров имеют к этому самое прямое отношение. Здесь должна была присутствовать еще Татьяна Николаевна Высоцкая, но она приехать отказалась. Собрались мы здесь благодаря Юлии Андреевне Басмановой, - я насторожилась, - у которой, как у наследницы семьи Белоглазовых, в руках оказались очень важные бумаги и документы. Особенно счастлив заметить, что условия завещаний изменились бы с 01.01. следующего года. Но мы все-таки уложились вовремя. Перед чтением завещания необходима преамбула. Барон Анри де Шеврей в течение 1912-1913 годов совершил деловую поездку в Россию и Китай, в город Харбин. Там с ним случилось несчастье и от смерти его спас врач-хирург Алексей Денисович Высоцкий, которому барон был благодарен всю жизнь. Даже его последний фильм "Legion Russe" начинался с посвящения русскому военному врачу Алексею Высоцкому. После возвращения во Францию барон тщетно занимался поисками Высоцкого, которые не дали результата. Но в его завещании предусмотрена часть наследства прямым потомкам этого человека. На данный момент этим потомком является мать Артема Ростиславовича - Варвара Алексеевна Высоцкая-Реутова, по поручению и доверенности которой присутствует ее сын. Также нам удалось найти внучку Алексея Денисовича Татьяну Высоцкую, но в связи с отказом приехать, я буду истребовать через Министерство иностранных дел ее заявление о согласии или отказе от принятия наследства.
   Теперь приступим к главной части. Когда барон со своим слугой вернулись к себе в имение, то совершенно случайно в кармане пальто было обнаружено письмо на русском языке, из которого барон узнал, что в 1913 году у вдовы Евлалии Илларионовны Петровой родился сын Генрих Савельевич Петров, который в действительности, является сыном барона. Поиски Евлалии Петровой не дали результата - она уехала из Харбина, а после известных исторических событий в России и вовсе стали затруднительны и даже невозможны.
   Но нам все же посчастливилось найти прямого потомка - Олег Алексеевич Петров, после скоропостижной смерти его отца, Алексея Генриховича -внука завещателя, является правнуком барона Анри де Шеврей...
   - Ну конечно же! Конечно! - воскликнула я, - Вы похожи на портрет барона!
   Правда, присутствовало еще одно сходство с его прадедом. Хотя Олег был довольно молод, тем не менее, в нем угадывался человек подлинной судьбы. Но эту часть своих впечатлений я вслух не произнесла.
   - Юлия Андреевна, лично мне иногда импонирует непосредственность ваших реакций, но боюсь, в данном случае, она не всеми из присутствующих будет воспринята адекватно.
   Я обиделась на замечание Чудновского и решила замкнуться в себе. Тут подал голос Олег:
   - Я не согласен с господином Чудновски. Поскольку замечание Юлии Андреевны было адресовано мне, то должен заметить, что я польщен и нахожу комплимент уместным.
   Я благодарно улыбнулась ему и уходить в себя передумала. Олег начинал мне нравиться. А Чудновский невозмутимо продолжал:
   - ...особенно нам повезло, что у господина Петрова оказались на руках результаты генетического анализа ДНК, которые совпали с результатами госпожи Юнгер - де Шеврей, показав наличие родственной связи. Итак, вот текст самого завещания:
  
  
   "1934 год, Замок "Магдалена", Бретань,
   16 августа 1934 года я, барон Анри Рене Жермен де Шеврей, будучи в здравом уме и твердом рассудке, не находясь под влиянием принуждения и заблуждения, следующим образом распоряжаюсь принадлежащим мне имуществом на случай моей смерти -
   1. Моя дочь Евгения Мария Элизабет де Шеврей - Юнгер получает 50% всего движимого и недвижимого имущества, включая прибыль и проценты с имущества, которые будут существовать на момент вступления завещания в силу. Также она назначается полноправной управляющей остальной частью наследуемого имущества до передачи ее другим законным наследникам.
   2. 20% имущества передаю на организацию лечебных учреждений, включая оборудование, предназначенных для лечения и поддержания инвалидов и ветеранов войны 1914-1918 г.г.,что должно включать протезирование и санаторное лечение в пределах Франции. Из этой части наследства должен пополняться фонд материальной помощи инвалидам и ветеранам войны 1914-1918 г.г.,созданный мною в 1918 году. Управляющей фонда назначается моя дочь Евгения Мария Элизабет де Шеврей - Юнгер.
   3. 20% наследуемого имущества завещаю Генриху Петрову, родившемуся в г. Харбин, Китай в 1913 году у подданной Российской Империи Евлалии Петровой или его прямым потомкам. В отношении вознаграждения всех лиц, которые окажут помощь в розыске Генриха Петрова или его потомков, действует Приложение N 2, которое является частью завещания.
   4. 10% наследуемого имущества завещаю русскому хирургу и подданному Российской Империи Алексею Высоцкому, проживавшему в г. Харбине или его прямым потомкам. В отношении вознаграждения всех лиц, которые окажут помощь в розыске Алексея Высоцкого или его потомков , действует Приложение N 2, которое является частью завещания.
   Приложение N 2 также содержит все имеющиеся сведения о Генрихе Петрове и Алексее Высоцком.
   Приложение N1 содержит перечень всего моего имущества, на момент составления завещания.
   Особой волей, но в качестве пожелания, не имея права настаивать выражаю просьбу к Генриху Петрову или его потомкам взять фамилию де Шеврей.
   Завещание моей дочери Евгении Марии Элизабет де Шеврей - Юнгер не должно вступать в противоречие с частями 2, 3, 4 моего завещания.
   Дата, подписи свидетелей и нотариуса."
   Хочу сообщить, - продолжил Чудновский, - что текст завещания мадам Юнгер - де Шеврей специально оглашаться не будет, поскольку дублирует текст завещания барона, за исключением некоторых деталей. Я приложил его копию к вашим персональным документам.
   После этого приступили к юридическим формальностям. Артем и Олег читали и подписывали бумаги , заявляли свое согласие на получение наследства и т.д. Когда спустя час с первыми формальностями было закончено, Чудновски произнес:
   - Еще раз поздравляю вас и себя, в том числе.Господа, у меня сегодня необыкновенно счастливый день. Я закончил не одно из, а самое трудное дело в своей жизни. В связи с этим, разрешите вас всех пригласить в 20 часов на ужин, - и он назвал адрес одного из ресторанов Парижа, - итак господа, до вечера... Юлия Андреевна, - обратился он ко мне, - оставьте вашу собаку у моего секретаря. Франсуаз умеет общаться с животными и прекрасно чувствует их. Максу с ней будет совершенно комфортно, пока вы будете ужинать.
   - Ни за что! - ответила я, - Макс прекрасно посидит в гостинице один и подождет меня.
   На меня почему-то в очередной раз накатила волна раздражения против Чудновского. Раздражение спровоцировало волну вредности, а вредность потащила за собой непреодолимое желание похулиганить попротивнее, чтобы вывести Александра Андреича из себя. И тут же занудно-гнусавым голосом, я восхищенно стала рассказывать, какой умничка Макс и как он талантливо справляется со своими, приспичившими ему потребностями организма, когда остается один в гостиничном номере. Причем, живописуя все в подробностях.
   К моему разочарованию, Чудновский не поддался на мою мелкопакостную провокацию, а внимательно и спокойно выслушав, миролюбиво ответил:
   - Я всегда был самого лучшего мнения о вашем псе.
   Стервозничать дальше стало неинтересно. Такое благодушное его довольство жизнью меня немного расстроило. Я уже направилась к двери, когда Чудновский остановил меня вопросом.
   - Скажите, Юлия Андреевна, почему большая любовь имеет всегда драматический конец?
   - О-о-о..Это не ко мне...
   - Почему? По-моему, вы умная женщина, склонная все анализировать.
   - Если кто и ответит на этот вопрос, то не умный, а мудрый, к коим я не отношусь.Я избегаю обобщений и не люблю слово "всегда", и вообще: "мысль изреченная- есть ложь".
   - Но ведь у вас имеются наблюдения и достаточный опыт...
   - Опыту я тоже не доверяю, а наблюдения слишком часто хромают, выдавая неожиданные коленца. К тому же, меня не очень трогает история Ромео и Джульетты, а самым пронзительным произведением о любви я считаю "Старосветские помещики" Гоголя. Известно ведь, что Николай Васильевич свои произведения списывал из жизни. Это должно внушать надежду.
   - Только - то?
   - Знаете месье, если бы я была вашим личным доктором, то "прописала" бы вам безмятежный, неопасный роман с какой-нибудь очаровательной и красивой девушкой.
   Чудновский открыл было уже рот, чтобы ответить мне чем - нибудь хлестким, но я быстренько и трусливо, как нашкодившая кошка, выскользнула за дверь.
  
  
   ***
  
  
   Ресторан, куда пригласил нас Чудновский, был изысканным и явно очень дорогим. Если у Александра Андреича и были недостатки, мне неизвестные, то скупердяем он однозначно не был. Сам ужин тоже был заказан с большим размахом. Я, чуть ли не урча от удовольствия, заказала себе лобстер, запеченный с сыром, шпинатом, спаржей и базиликом. Правда, при этом слегка обидела официанта, отказавшись от белого вина и попросила у него взамен бутылку холодной минералки с газом. А вот приглашенные гости как раз не очень "рифмовались" между собой.
   Сыном Чудновского оказался тот самый молодой человек, кто доставлял мне кулон с изумрудом и, которого я приняла за почтальона. При официальном знакомстве, он с интересом выжидательно посмотрел на меня, чтобы полюбоваться моим радостным изумлением, но я ему это удовольствие не доставила, то есть совершенно его не "вспомнила". По-моему, он был разочарован. Звали сына Чудновского Виктор.
   Его девушка, по имени Лоранс, была похожа на сотни других французских девушек.
   Жена Александра Андреича оказалась очень красивой, элегантной женщиной лет 40. Мне показалось, что на ней не было ни одного грамма краски. Ее глаза фиалкового цвета обрамляли жесткие, черные ресницы, одета она была во что-то серое, безумно элегантное. Но больше всего меня поразило то, что ее седые, довольно длинные волосы не были покрашены. Седина была не прядями, а черный волосок соседствовал с белым, таким образом цвет ее волос можно было определить как "маренго". Но, может, они были так выкрашены специально? Я же не могла рассматривать ее в упор. Правда, я жуть как не люблю длинных волос, так как в детстве меня заставляли носить тяжеленные косы. Как я намучилась от них в школе! Ведь раньше доски на партах были раздвижные, куда частенько "пленяли" мои косы. А один шутник-одноклассник даже как-то пытался, схватив за толстенную косищу, затащить меня на рельсы под нос мчащегося трамвая. Разбиралась с ним моя бабка, у которой смесь русско-польских и хохлацких кровей образовала в характере такой гремучий эмоциональный коктейль, что, приди ей в голову мысль сдать молочные бутылки в кассе железнодорожного вокзала, то она, с ее настырностью, несомненно бы, получила за них деньги, да еще бесплатный билет на ближайший поезд впридачу, так как бабанька могла любого заговорить вусмерть, почище бравого солдата Швейка. А того мальчишку, который пытался столь кардинальным способом проучить "задаваку Юльку, которая никого не замечает", спасло от наказания моей реликтовой родственницей с термоядерной энергетикой, только присутствие директора школы.
   Возвращаясь к мадам Чудновски, следует добавить, что она была несуетна, держалась с большим достоинством и про нее можно было сказать одно : настоящая дама. Я нашла только один изъян- ее голос.
   Ее помощник Паскаль был молод, слишком, как-то вызывающе красив и ей не подходил, а подходил ей Александр Андреич.
   Я сидела между Артемом и Олегом. По-моему, у Олега было очень приятное мужественное лицо с правильными чертами. Но глаза его не были "зеркалом души" даже в большей степени, чем у Чудновского. Умный, спокойный взгляд Олега был абсолютно непроницаем. Возможно, только на данном этапе его жизни.
   Лоранс украдкой бросала взгляды на Артема. Тот, казалось, этого совершенно не замечал. Он был вежлив, но отстранен и мысли его были явно в другом месте. На вопросы отвечал корректными, односложными фразами.
   Радовался жизни по-моему, только Паскаль. Он как-то быстро захмелел, стал поочередно приставать ко всем и, наконец, почтил своим вниманием меня.
   - Мадам Жюли, у вас на кулоне изумительная решеточка. Старинная?
   - Нет.
   - Но кулон вам достался в наследство?
   - В общем, да. Достался.
   Мне показалось, что Ольга хмыкнула и насмешливо посмотрела на меня.
   - А что там внутри? - продолжал допытываться ее настырный помощник.
   - Яд.
   Он расхохотался:
   - Я вам верю. Наверное, вы и отравить можете. Ха-ха! У вас глаза как у этой...вашей киноактрисы из знаменитого советского фильма... Ну, как же ее...?
   - Не трудитесь так напрягать вашу память. Я уже поняла, что вы считаете меня гением чистой красоты, а я в свою очередь, вполне оценила гламурную легкость и изысканную куртуазность вашего истинно французского комплимента.
   - Спасибо, я польщен. Ой, вспомнил! Фильм назывался "Летят журавли", а вы смотрели?
   - Смотрела.
   - Значит вы и так поняли, о ком я говорю. А кто вы по профессии кстати? Чем занимаетесь?
   - Ну, какое это имеет значение? - постаралась я произнести как можно не обиднее. - А кроме того, меня смущает столь пристальное внимание к моей скромной особе,- улыбнулась я ему, пытаясь сгладить резкость своего ответа.
   - И в самом деле, угомонись, наконец! - вдруг произнесла Ольга довольно зло. - Алекс всегда имел отменный вкус и он умеет выбирать себе женщин.
   Мне сразу сделалось скучно, противно и захотелось немедленно уйти. А за столом восцарилась неловкая пауза.
   Но Паскаль продолжал веселиться.
   - А почему вы не пьете? Я слышал, русские любят водку и еще поют частушки...Вы поете частушки?
   - Месье Паскаль, русские действительно пьют водку, но хорошо закусывают, редко напиваются как свиньи и уж, тем более, не хамят дамам, - вдруг ледяным голосом по-французски заговорил Олег.
   - Нет, отчего же? Если уважаемая публика так просит меня спеть частушки, то извольте, и я запела тонким разухабистым голосом:
   "Я сидела на крыльце
   С выраженьем на лице.
   Выражало то лицо,
   Чем садятся на крыльцо! И-их!"
   - Эти старые частушки я горланила с душевной подругой, художницей Томой Шуванчевой, сидя в сугробе перед входом в наше студенческое общежитие. И мы балдели от прилива счастья и веселья в том сугробе морозной ночью, под яркими звездами,- в пол-голоса пояснила я Олегу и Артему.
   Паскаль зааплодировал:
   - Очень весело! Только я ничего не понял. Ольга, переведи, пожалуйста.
   Ольга недовольно перевела. Паскаль вначале удивился, а потом заржал.
   - По-моему, вы окончательно заскучали, Юлия Андреевна, - холодно произнес Чудновски, - позвольте, я провожу вас до гостиницы.
   - Это лишнее. Просто вызовите мне такси, пожалуйста.
   Тут встрепенулся молчавший до сих пор Артем:
   - Пожалуй, я с вами тоже уеду. Завтра рано утром вылетаю во Французские Альпы по делам, а потом в Москву.
   Мы поблагодарили собравшихся за приятную компанию, за ужин и направились к выходу. Чудновски тоже поднялся из-за стола проводить нас до такси. Когда мы вышли из зала, Чудновски каким-то просящим тоном обратился ко мне:
   - Юлия Андреевна, извините Ольгу и ее приятеля за их чудовищную грубость...
   - А вы что, Александр Андреевич, мните себя господом Богом, если считаете, что за всех в ответе? По-моему, бестактно подсиживать высшие силы.
   - И в самом деле, в нашу эпоху всеобщей демократии и свободы слова...
   Нет! Я конечно, способна иногда брякнуть глупость, но чтобы такую ахинею нес Чудновски! Не в силах этого вынести, я его опять перебила:
   - Роли инквизиторов от демократии и свободы слова тоже давно распределены. И вообще, перестаньте казниться! Вы ни в чем не виноваты. Ревность и зависть, которые продемонстрировала ваша супруга- стихийные, неподконтрольные чувства, так что давайте прекратим этот неприятный и бессмысленный разговор. Мне, в самом деле, пора.
   -Ну, вот! Всегда вы так. Щелк! И на вашем месте оказывается совершенно другой, чужой человек. С холодным, жестким взглядом и властным голосом.
   Я промолчала. Стало нарастать раздражение от его неуклюжего занудства. Мы все-таки были слишком разные, жили в непохожих мирах, имели слишком различное восприятие жизни и опыт. Ему не стоило нарушать хрупкую границу. Кстати, куда подевалась его обычная проницательность? Рассуждая подобным образом, я почувствовала себя неблагодарным парнокопытным и тут же, как это у меня обычно водится, разозлилась на него еще больше и на его дурацкий ужин впридачу. Он должен был знать характер своей жены. Выходило: меня просто продемонстрировали ей в отместку, чтобы досадить. То есть - подставили. Использовали для выяснения собственных отношений.
   Словно угадав мои мысли, он произнес:
   - У вас все же несносный характер.
   - Да, я такая.
   - Юлия Андреевна, я ведь не виноват, что не сидел с вами в сугробе...
   - ...И не ходили после ночных репетиций на зеленый 4-й причал на Волге есть за 20 копеек вкуснейшую жареную картошку с пивом, что вас тоже не красит.
   - И то верно.
   На прощание он мне натянуто улыбнулся:
   - Ваш причал и сугроб запали мне в душу. Но сугроб больше.
   - И это правильно. Мы бы взяли вас в компанию третьим. Наличие голоса и слуха были необязательны. Прощайте, Александр Андреевич. Доброй вам ночи.
   Артем уже ждал меня в такси. По пути я спросила его:
   - Извините меня, Артем, за любопытство, но мне очень хочется вас все время спросить: чем вы занимаетесь?
   - Я недавно вернулся из Англии, где изучал экономику и финансы. Сейчас поступил в Московский медицинский институт.
   - А чем вызван такой резкий поворот? Почему сразу не пошли в медицинский?
   - Отец хотел, чтобы я пошел по его стопам. Изучал финансы.
   - Больше не хочет?
   - Теперь ему все равно.
   - Почему?
   - Он умер.
   - Извините. Значит, вас привлекает медицина...
   - Да. Мой дед и прадед были военными хирургами. Я намерен продолжить семейную традицию.
   - Скажите, Артем, вам Чудновский дал ксерокопию дневника барона? Там ведь много о вашем прадеде написано.
   - Нет. Александр Андреевич разбирался с документами и фотографиями с мамой. Я в это время был в Сибири.
   - Отлично. Я буду счастлива подарить вам экземпляр.
   - Спасибо.
   Мы быстро доехали до моей гостиницы, попрощались, я вышла из машины, решив перед сном немного прогуляться по вечернему городу, который был оживлен и сиял огнями.
  
  
   Глава 9
  
  
   Мой ремонт в кывринском доме продвигался с огромным трудом. С ловкостью и навыком известного пирожника, который взялся тачать сапоги, я побелила потолки, а потом долго отмывала изразцовую печь, ступеньки и полы от налипшей извести. Ею мне посоветовали белить, чтобы дом "дышал". Вот мы и "задышали" вместе с ним.
   Когда дом был отмыт, я вознамерилась переклеить обои, предварительно содрав старые и прошпаклевала щели в стенах и полах. Потолки в доме довольно высокие - одной мне не справиться и, не придумав ничего лучшего, пошла звать на подмогу соседку Настасью Викторовну, чтобы было кому выровнять их снизу.
   Войдя в их двор и направляясь к соседским дверям, услышала впервые, как обычно сдержанный Леопольд Сигизмундович на кого-то возмущенно кричал:
   - ...Нет! Он их выкинул! Все 7 комплектов лежали вместе, а теперь их только четыре! Выкинул! На помойку! Всю жизнь я копил, собирал. Думал вот, выращу сына, внуков, распорядятся по-хозяйски моим наследством! А они только выбрасывать могут то, что отец и дед всю жизнь копил! Он всю жизнь мою выбросил! Нет, пусть выбрасывает! Пусть и отца на помойку выбросит! И детали старые, и я старый! Вышел из моды! Пусть жизнь мою вышвырнет!
   Как я потом выяснила, Леопольд Сигизмундович только что вернулся из Москвы, где обнаружил в своей квартире страшную пропажу. Оказалось, что сын соседа- Валерий, попытался разобрать одну из многочисленных, как он называл кладовок -"гадюшников", в которых отец собирал все свое "жизненное богатство" - старые детали, доски, разные неработающие технические приспособления, металлические балки, обрезки фанеры, проводки, шнурочки, старые радио- лампочки и другой мусор, бдительно охраняя все это от сторонних посягательств. Обнаружив, что кладовка стала несколько просторнее, Леопольд Сигизмундович устроил ревизию и недосчитался трех комплектов радиодеталей 70-х годов прошлого века. Перед яростным монологом сосед как раз с позором изгнал с дачи провинившегося сына.
   - Знаете, мой муж таким не был раньше, - зачем-то оправдывалась передо мной Настасья Викторовна, - на него эти приступы волнами накатывают, но сейчас совсем спятил... В Москве по мусорным бакам шарит с бомжами. "Ценности" выискивает. К трудным временам готовится. Никакого сладу с ним не стало.
   - И давно это у него?
   - С 98 года. После дефолта. Мы много денег тогда потеряли.
   - А так не скажешь... Такой тихий, интеллигентный. Все время чем то занят. Мне очень неудобно, Настасья Викторовна, что я так не вовремя, не могли бы вы мне помочь обои порезать? А потом чуть-чуть подсобить в их наклеивании?
   - Конечно, конечно, Юлия Андреевна, с большим удовольствием. Мы ведь должны помогать друг другу по-соседски. Идите к себе, а я сейчас приду. Надо мужу успокоительное дать, чтобы заснул. А то сидит и плачет от обиды как ребенок.
   Я пошла к себе и начала разводить клей. Минут через 20 появилась моя соседка и мы занялись делом.
   - Что же, Юлия Андреевна, ваша дочь не приезжает? Помогла бы вам. Тяжело ведь так одной ремонтом заниматься.
   - Она не хочет. Обижена.
   - Вами? Почему? Вы в ссоре?
   - Нет. Когда она была последний раз в Москве по работе, то у нее за три дня несколько раз документы проверили.
   - А она жгучая брюнетка? На вас не похожа?
   - Нет, натуральная блондинка со светлой кожей. Внешность северо-европейская, Одевается стильно и дорого. Одним словом, на шахидку не тянет. И в "обезъянник" попасть не стремится. А потом, это я раньше подолгу жила в России, а она нет.
   - А гражданство у нее какое?
   - Как и у меня- латвийское.
   - Двойное гражданство взять не хотите?
   - Вы имеете в виду второе - российское?
   - Конечно. Я знаю, у многих двойное гражданство. Очень облегчает жизнь.
   - Увы. Это не про нас. Латвия допускает наличие двойного гражданства только за латышами, вернувшимися с Запада. Латыши, вернувшиеся из Сибири, такого права не имеют. От нашего желания здесь ничего не зависит.
   - Отчего же?
   - Настасья Викторовна, голубушка, ну вы умный человек, вы ведь понимаете прекрасно, от кого это зависит и чья политическая воля здесь требуется. Вы регулярно смотрите телевизор и сами видите, какое огромное количество у вас во властных и прочих структурах, даже в кино и особенно на телевидении, людей с "комплексом чужака"? Кроме себя любимых, своих дел их вообще ничего не волнует. Им глубоко плевать на страну и людей, среди которых они живут. Мы то им зачем? Только лишняя головная боль.
   - Ну, почему же? Чем же вы помешать им можете?
   - Нашим непредсказуемым поведением. Например, на выборах. Мы ведь более тертые жизнью, более жесткие и независимые. Нам лапшу трудновато на уши вешать. Вон, недавно, одна ученая тетка из РАН по телевизору вещала, что в Москве, дескать, русских слишком много. Посмели бы подобное англичанам или французам сказать, ее бы сразу с работы со скандалом и треском проперли. А у вас все стерпят.
   - Я думаю, вы сгущаете краски...А потом, все меняется и те, про кого вы говорите, ну, с комплексом этим, тоже уйдут. Все проходит.
   = Все, конечно, проходит, но слишком медленно. А эти "чужие" господа так гибко мимикрируют. В последнее время даже научились без запинки квази- патриотические речи произносить почти естественно... Так что, если и светит двойное гражданство, то не нам. Может только внукам или даже правнукам нашим.
   - Фу! Абсолютно не согласна с вами. Давайте лучше я помогу обои клеить и поговорим о чем-то более приятном и интересном.
   - Давайте. И не обращайте внимания на мои слова. Я вас просто пугаю. Люблю, знаете ли, так развлечься. В мрачном стиле, так сказать. Но по-моему, вы меня хотели о чем-то спросить. Я не ошибаюсь?
   - Не ошибаетесь. А спросить я вас хотела о том человеке, который приезжал сюда два месяца назад.
   - О Чудновском?
   - Да. Об Александре Андреевиче. На редкость приятный и симпатичный мужчина.
   - Совершенно верно. На редкость.
   - И к вам так хорошо относится. С такой симпатией, с таким уважением...
   - Хочется верить.
   - Он сюда еще приедет?
   - Вряд ли.
   - Почему ?
   -Я его не приглашала. Смелее, Настасья Викторовна, смелее. Вы ведь хотите спросить, какие отношения нас связывают.
   - Ну зачем так прямолинейно...? Но, в общем, да.
   - Отвечаю. Отношения у нас взаимно выгодные, деловые и умеренно дружеские. Не более того. Мы слишком разные. Чтобы выжить или просто удержаться на плаву, нам часто нужно столько силы воли, ума, изворотливости и удачливости. Умение "держать удар" - для нас норма. Но с другой стороны такая жизнь нас все время развивает. Они, по сравнению с нами - оранжерейные. И так уже долго идут по проторенной колее, что стали внутренне негибкими и неподвижными. Нам зачастую с ними, попросту, скучно.
   - Жаль. А мне показалось, что он...
   - Александр Андреевич хорошо воспитанный человек и великолепный профессионал. Так что вам только что-то показалось.
   - Жаль.
   - Нисколько. К тому же, месье Чудновски женат современным браком и у него есть чудесный сын - студент Виктор.
   - Что значит современным браком?
   - Это значит, что у его раскрасавицы жены есть очаровательный молодой друг, а у самого Чудновски прелестная секретарша, которая, как я поняла, скрашивает не только суровые трудовые будни. Так что, оба подпитываются молодой энергией. Но оговорюсь, это только мои догадки и интуиция.
   - Так он разведен?
   - Вряд ли. Да и зачем? Когда пройдет у обоих "кризис среднего возраста", они опять сойдутся и доживут вместе до глубокой старости. Это будет называться: они жили долго и счастливо, пока смерть не разлучила их. Если конечно, секретарша Чудновского не женит его на себе. Я бы на его месте все же, женилась бы на молоденькой.
   - По-моему, вы рассуждаете цинично, Юлия Андреевна.
   - Настасья Викторовна, голубушка, не сердитесь. Я просто хотела вам ясно и доходчиво объяснить, что я из другой игры и к их жизням никакого отношения не имею и иметь не стремлюсь.
   - Жаль.
   - Ничего не жаль. Посмотрите, как мы прекрасно оклеили стену. Без вас мне бы так никогда не управиться. Вы просто золото, а не соседка.
   - Ну уж... Спасибо на добром слове. Умеете подмаслить.
   - Так, я вообще подлиза.
   - Юлия Андреевна, для меня было новостью, что у латышской части вашего населения тоже неравные права. По телевизору говорят, что в Латвии только русским плохо жить... Это неправда?
   - Ну, во-первых, русские - это только часть русскоговорящего населения. Так уж повелось, что русскими называют всех, кто говорит на нашем языке, а это неверно. Во-вторых, этот вопрос мне часто задавали бывшие соотечественники где-нибудь за рубежом на отдыхе. На него я неизменно отвечала: "А где нам хорошо живется? Может у вас в России?" На этом дебаты тут же прекращались. Знаете, нас ведь тоже удивляет, что ваша страна- единственная в мире, по телевидению которой можно совершенно безнаказанно и даже с удовольствием, гундеть о каком-то "русском фашизме". И за свои немалые деньги мы имеем импортный российский телепродукт с таким явно гнилым душком. Меня например, как гражданку Евросоюза русской национальности, это глубоко оскорбляет. И не меня одну. Во время войны в Латвии полегло почти 110 тысяч наших солдат. Но у нас например, есть возможность поднимать подобные вопросы об оскорблении национального достоинства в европейских структурах и прекращать подобные безобразия, а у вас такая возможность сведена к минимуму. Когда научатся уважать наш народ у вас в стране, то его станут уважать во всем мире. И наконец, в-третьих: жизнь простых латышей ничем не отличается от нашей. Разницу в положении между западными и восточными репатриантами вы уже поняли?
   - Поняла. И очень удивлена.
   - Так вот, проблемы обычных людей очень схожи- та же безработица, поиск работы на Западе, проблемы с жильем в денационализированных домах, маленькие зарплаты и пенсии, стремительный рост цен на все , и даже былая гордость Латвии- сельское хозяйство, исконное занятие трудолюбивых латышей, трещит по швам. Кстати, о сельском хозяйстве... Знаете, мне по жизни очень нравится уважать людей. Встречи с хорошими людьми я фиксирую в памяти, сохраняя их надолго. Вот вам один эпизод. У нас на Домской площади на зимние праздники всегда бывают Рождественские базары. Ставят много киосков и торгуют всякой всячиной. Приезжают и фермеры со своей вкуснятиной. И вот, позапрошлой зимой тащусь я вечером с работы с тяжеленной сумкой и останавливаюсь у одной будочки, чтобы купить буженину. Продавщица уговаривает взять еще один кусок. Я соглашаюсь. Она упаковывает покупки в два пакета, кладет на прилавок вместе со сдачей , благодарит и переключается на следующего покупателя.
   Когда я, растяпа, пришла домой, то обнаружила, что взяла только один пакет, а второй и сдачу, оставила на прилавке. На работу я отправлялась рано, киоски еще были закрыты. Вечером там оказалась другая продавщица. На третий день было вообще закрыто. На 4-й день вечером я подошла для очистки совести, встала, не надеясь на удачу, раздумывая та ли это продавщица или нет. Вдруг она поворачивается и радостно так говорит: " Где же вы были? Я вас уже заждалась. Вот ваша покупка и сдача". На слова моей огромной благодарности отвечает: "Вы просто устали после работы. Со всеми такое случиться может".
   - И на много там было?
   - Чтобы было понятно - долларов на 25.
   - Ого!... Однако. А ведь и у нас такое бывает, особенно среди старообрядцев и настоящих верующих такие случаи очень даже возможны.
   - Таких "стоп-кадров" у меня в мозгу немало. Только подобные люди по ТВ не светятся, не брызжут слюной в СМИ и в депутаты почему-то не идут. Они дело делают. Но для меня - именно они соль нации и показатель душевного здоровья народа.
   - Я все же не поняла, эта безымянная продавщица была латышкой?
   - Ну, разумеется, притом сельской.
   Сколько бы мы так еще обсуждали мировые проблемы, неизвестно. Но тут со двора прибежал радостный Макс, держа в зубах огромную, дохлую крысу и победно положил ее у входа в комнату, ожидая моего одобрения и восхищения своим охотничьим успехам. Моя реакция на его трофей была столь неожиданно истерична и отвратительна, что даже вспоминать об этом стыдно, а тем более писать. Подумаешь, крыса!...Тем более дохлая.
   Через пару дней я покрасила оконные рамы, двери и занялась покраской полов. Краска высыхала быстро, но все равно, закончив с полами я решила на пару-тройку дней съездить с Максом в Суздаль, дав всему свежевыкрашенному и свежеприклеенному получше просохнуть.
  
   ЭПИЛОГ
  
  
   В ноябре мне в Ригу позвонил Александр Андреевич. После обмена вежливыми фразами он приступил к деловой части разговора.
   - Юлия Андреевна, вы должны немедленно приехать в Париж.
   - Зачем? - изумилась я.
   - Олег Петров и Артем Высоцкий решили для вас купить небольшую квартиру в Париже. В качестве материального эквивалента благодарности. Уже подобрали. Вы должны ее посмотреть.
   - Но я не могу принять такой дорогой подарок от посторонних людей! Это неприлично, в конце концов!
   - А если бы вы, благодаря какому-то лицу, неожиданно получили очень крупное наследство, вы бы поступили иначе?
   - Не знаю. Наверное, так же. Не люблю оставаться в долгу...
   - По-видимому, они тоже. Не мешкайте, немедленно приезжайте. Сообщите мне дату вылета. До встречи! - и повесил трубку.
   Так я стала владелицей небольшой, но уютной 2-х комнатной квартирки с лоджией в зеленом уголке Парижа.
   Моя дочь Маня этому обстоятельству была чрезвычайно рада и занудно читала мне лекции о нюансах французского налогового законодательства. Была ли рада я - не знаю. Ведь мне придется теперь жить на три дома. А это, согласитесь, утомительно и очень накладно. Я озаботилась поиском подходящей работы.
   Чудновски предложил мне арендовать какой-нибудь магазин, а со временем его выкупить. Даже обещал содействие как новичку на ниве бизнеса.
   Я обещала подумать. Откровенно говоря, мне его предложение не понравилось. Но не могла же я после всего, что он для меня сделал, по-хамски заявить: "Не хочу! Не хочу быть привязанной ни к магазину, ни к Парижу, а хочу жить с мая по октябрь с Максом у себя в Кыврино, где собираюсь продолжить написание своего романа, о котором, пока никому не рассказывала."
   Сам же Александр Андреич на этот раз мои мысли угадать не захотел. Вообще с ним стало общаться намного легче. Он меня частенько не воспринимал всерьез, а потому перестал обижаться по мелочам. С Маней наши мнения на бизнес-проблему кардинально разошлись. Она размечталась иметь магазинчик с модной одеждой и обувью, где будет полновластно править своей маленькой, но крепкой рукой и всеми командовать. Я охладила ее пыл, заявив, что как потенциальная хозяйка модного магазина, никогда не возьму ее на работу. Это было бы таким же легкомыслием с моей стороны, как нанять зайца сторожить грядку с морковкой. В результате доченька озадачилась выбором правильной позиции, что ей выгодней, обидеться сейчас, или же, пропустить мимо ушей мою колкость, настояв впоследствии на своем.
   Раза три я посетила г-на Фонтейна. Он приглашал пожить у него летом. Я обещала подумать.
   Пару раз встречалась с Олегом Петровым, который теперь поселился со своим котом Масиком в замке "Магдалена". Он по сходной цене выкупил у Алекса большую часть найденных мною драгоценностей и все время увлеченно работал с ними. Обещал показать, когда закончит работу целиком.
   Я, в свою очередь, рассказала ему о своих злоключениях, пережитых мною во Франции и в его замке "Магдалена" в позапрошлом году. По-моему, его очень заинтересовала личность Антиквара.
   Последний раз, наведываясь к месье Фонтейну вместе с Маней, позвонила Олегу с просьбой, на обратном пути заехать к нему, и показать его дом дочери, чтобы она знала в каких декорациях происходило мое позапрошлогоднее приключение. Олег нас встретил довольно гостеприимно. А через пару недель сам позвонил и пригласил в Гранд-Опера на балет "Иван Грозный" в постановке Юрия Григоровича, чему я очень обрадовалась, так как никогда не была в этом театре. Но к сожалению, позавчера выяснилось, что идти туда с Олегом придется одной Мане, потому что пришло письмо из Москвы от Артема Высоцкого, который приглашал меня на свое венчание и свадьбу с Марией Нескучаевой. Я сразу же засобиралась в дорогу.
  
  
   Рига, 2005 г.
  
  
  
  
   КОНЕЦ
  
  
  
   Следующий роман Ларисы Соколовой "Редкая птица".
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   33
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"