Соколова Лариса Александровна : другие произведения.

"Зеленый луч и саксифрага" и " Редкая птица"

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


   "РЕДКАЯ ПТИЦА"
  
   Глава 1
  
  
   Я совершенно не могу жить без солнца. А в этом году снежная зима с бодрящим морозцем и солнцем где-то плутала по свету и в Ригу почти не заглядывала. За несколько месяцев серого мрака за окном я стала ощущать себя бесформенной, мутной лужей, погруженной в оцепенелую полуспячку. Но, тем не менее, прослушав очередной неутешительный прогноз погоды и узнав, что скажем, афинский Акрополь покрыт снегом, вздохнув, приходилось материализовываться из этой лужи в нечто человекообразное с моими опознавательными чертами и, ухватив себя за шиворот, а также подталкивая свою драгоценную особу коленкой под зад, выползать в промозглое безобразие улиц по текущим делам и надобностям, а также регулярно выгуливать мою собаку - фокстерьера Макса.
   К концу апреля стало ясно, что в этом году я все же дождалась солнышка, не успев превратиться в мокрицу или квакающую жабу. Но, как выяснилось позже, моя радость оказалась преждевременной. Не успела я порадоваться появившемуся наконец-то, солнышку, как вокруг нашего дома выросли строительные леса, а окна закрыли толстой, непрозрачной пленкой - началась покраска фасада дома. Квартира опять погрузилась в сумрак.
   Вся моя жизнь последние месяцы напоминала этот сумрак, так как почти каждый день был отравлен тревогой за мою дочь Машу. С ней случилась крупная неприятность - осенью она потеряла работу. Их фирму объединили с другим предприятием, а новое руководство привело "своих". "Прежним" же было предложено мирно уйти "по собственному желанию", в противном случае звучали угрозы о применении статьи об увольнении по несоответствию или сокращению. Короче, обычная история.
   Найти новую, мало-мальски приличную работу никак не получалось. То есть, она попала в историю неприятную, но крайне распространенную в наши дни. Никаких нужных связей, чтобы помочь разрешить эту ситуацию у нас никогда не было. Дочь стала всерьез думать о работе за границей, как и тысячи молодых людей, оказавшихся в сходном положении.
   Я думаю, что в жизни людей действуют те же законы, что и в природе. Например, закон циркуляции всего сущего, по-простонародному: свято место пусто не бывает. Так, например, можно по-человечески порадоваться, что с некоторых пор страны Прибалтики стали местом тучных возможностей и выгодного трудоустройства пенсионеров, прибывших с Запада на свою историческую родину. Правда, им частенько отказывает чувство реальности и знание местной жизни и обычаев, сложившихся за последние 60 с лишним лет, но стремление послужить своей когда-то покинутой родине может вызывать только уважение.
   Хотя, ради справедливости, надо заметить, что в облагодетельствованных ими странах имеется немало собственных пенсионеров, образованных, трудолюбивых и с отличным знанием местных реалий.
   Нелишним было бы заметить, что здесь присутствует небольшой, но важный нюанс. Практика показывает, что, например, в Риге хорошую работу можно найти, если говоришь на трех языках - латышском, русском и английском. Приезжие пенсионеры не знают языка, который является родным для трети населения Латвии и учить его не желают. У местных же проблемы с хорошим английским. Так что по справедливости, вопрос о профессиональной пригодности надо бы решать строго индивидуально.
   Но вот что в этих законах циркуляции совершенно не радует, так это массовое отбытие молодежи на Запад с целью заработка и обеспечения себя и семей достойной жизни.
   К чему эти рассуждения? К тому, что совсем недавно эта тема оказалась для меня очень болезненной. Среди лавины молодежи, бросившейся на Запад в поисках достойной работы, оказалась и моя дочь. Она уехала в Англию.
   Я была против. Но мои аргументы вроде того, что деньги у нас кое-какие имеются и что упитые в зюзю британцы, которые в изобилии шастают по Старой Риге безобразят и дебоширят у нас, словно буйные колонисты среди темных аборигенов, не с Марса прилетели, а прямиком со своей исторической родины прибыли, не возымели действия. Ей уже попала вожжа под хвост. Доченька жаждала кардинальных перемен, новых горизонтов, благ западной цивилизации. Даже перспектива работать на заводе ее не остановила. " Сгодится на первое время, освою беглый английский и получу постоянное разрешение на работу в Англии! Всем поначалу трудно" ,- заявила она и заплатив кругленькую сумму фирме-посреднику, подсчитав все свои будущие прибыли, в положенный срок отчалила. Ее мечтам суждено было накрыться медным тазом.
   Забегая вперед, скажу, что постоянное разрешение на работу она, действительно, получила,. Надеюсь, больше оно ей никогда не понадобится. Жизнь на Западе, в том промышленном городке в Западном Йоркшире, показалась ей дикой и малоцивилизованной. Люди грубыми, ограниченными и необразованными, но с огромным чувством самомнения и собственного превосходства, даже те, кто родом из Пакистана и Индии. Ее, эту жизнь, лучше всего по телевизору смотреть. Можно иногда съездить в качестве туриста. Не более того.
   А у кого, например, непереносимость на тонкий "английский юмор" их многочисленных ситкомов с неизменным гоготом массовки за кадром, которые, кстати, с пугающей быстротой акклиматизируются и в наших широтах, тем можно порекомендовать почаще смотреть фильмы из жизни "доброй старой Англии" с добротной режиссурой и качественным актерским исполнением. Правда, это еще о тех временах, когда камины топили дровами или углем, а не газом, как теперь. Зато они несут на себе печать настоящей британской культуры с глубокими традициями.
   Но один плюс у приезжающих, кроме развенчаных стереотипов, все же есть - начинаешь ценить собственный народ, который тоже постепенно дичает и утрачивает человечность, но не до такой степени.
   Первая пара писем пришла полная оптимизма, Маня восхищенно описывала прелести маленького городка с красивыми домиками, своеобразную природу, дом, где их поселили за 50 фунтов в неделю, компанию , с которой быстро нашла общий язык. После первых зарплат тон писем стал меняться. Оказалось, что отправившая их фирма не предупредила о многих важных вещах: о размере налога, снимаемого с их минимальной зарплаты, и о том, что приняты они собственно и не на завод, а в английскую рекрутинговую фирму на учет, от которой им и дали работу на заводе, как выяснилось тоже временно, пока есть заказы заводу. Это была стандартная английская практика, все предприятия брали иностранцев только из таких агенств, чтобы иметь возможность увольнять их в любой момент, без пособий и предупреждений. То есть молодые, качестенно образованные, со знанием языка восточные европейцы из Евросоюза в Британии вмиг оказывались - "другими". Что-то вроде беженцев из Африки, только без гарантированных пособий. Это было новое чувство, порождающее неприятные комплексы.
   Спустя месяц тон писем изменился радикально. Работа на заводе оказалась тяжелой, в основном состоящей из стояния на конвейере и таскания тяжелых ящиков. Маня, хотя существо офисное, но очень работоспособное и не боящееся трудностей, уже подвывала и поругивала, а потом честила по полной тамошнюю действительность. Англичане уже не казались уравновешенными и вежливыми людьми. Их ненавязчивая вежливость была определена как холодное равнодушие, а улыбчивость- словно приклееная резиновая маска. Местное население оказалось пьющим неумеренно и неэстетично. Утренние пейзажи по понедельникам близ баров вызывали удивление своим непотребством, а потом просто омерзение с соответствующими комментариями
   Все приятные моменты в Маниной жизни свелись к вечерним посиделкам с компанией на крыльце дома после работы, где народ предавался сладким воспоминаниям о Латвии, как об идеальной стране, населенной нормальными, приятными людьми.
   Я вконец измучившись из-за своих волнений и переживаний наконец, сказала себе: "Хватит!" Тут пора было действовать решительно и организовывать свою фирму. Чтобы получить стартовый капитал, следовало продать нашу двухкомнатную квартиру в Париже, подаренную мне Олегом Петровым и Артемом Высоцким в качестве материального эквивалента благодарности за наследство от барона Анри де Шеврей, которое они получили благодаря документам, найденным в моем кывринском доме, то есть, благодаря мне.*
   В продаже квартиры я никак не могла обойтись без помощи знакомого французского юриста Александра Андреича Чудновски. Связаться с ним удалось не сразу. Только со второй попытки.
   - Мне неудобно вас просить, но не посодействуете ли вы в одном деле? Мне необходимо продать квартиру в Париже.
   Не перебивая, он внимательно выслушал суть проблемы и только после этого сообщил:
   - Не спешите, Юлия Андреевна, продать квартиру вы всегда успеете, а давайте попробуем вот что...
   Оказалось, что он организует новый отдел, который станет заниматься русскоговорящими клиентами, и моя дочь могла бы попробовать там поработать, но для этого ей надо будет пройти интенсивные курсы французского языка и подать документы на учебу в любой Университет Франции на юридический факультет. Если мою дочь это устроит, она может приезжать в Париж.
   Устроит?! Да мы с Маней восприняли это предложение как манну небесную, как неожиданный подарок! Я немедленно позвонила в Англию и через четыре
   ___________________________________________
   * см. "Завещание барона"
  
  
   дня Маша была уже дома, злая, нервозная, высохшая от бесконечных неудач и напряжения.
   При разговоре с Чудновски, мне показалось, что разговаривал он достаточно
   холодно и сухо, но как позже выяснилось, ко мне его тон не относился.
   Последнее время у него вообще было подавленное настроение. Забегая вперед сообщу, что это объяснялось тем, что его сын Виктор, который учился в Университете последний год и по окончании должен был поступить на работу к отцу, как наследник его дела, категорически отказался это сделать.
   Виктора совершенно не увлекала перспектива семейного бизнеса, а юридический факультет он решил окончить "исключительно из уважения к воле отца". Притягивала же его работа в электронных СМИ, а точнее- на телевидении, где он подрабатывал во время учебы. После Университета Виктор окончательно решил перебраться в любимую среду обитания, и как выяснилось, его мать поддерживала стремление сына. Для Чудновского это стало тяжелым ударом.
   Впоследствии Маня сообщила мне, что он как- то неожиданно и сильно постарел, а о себе сказала, что землю носом рыть будет, чтобы Александр Андреич не раскаялся в своем необдуманном и чисто эмоциональном порыве. Возможно, чтобы досадить сыну и его мамаше.
   Перед Машиным вылетом в Париж, мне следовало срочно выполнить одно поручение Чудновского. Он просил уговорить некую Высоцкую Татьяну Николаевну вылететь во Францию на несколько дней вместе с моей дочерью.
   Это оказалась та самая Татьяна Высоцкая, которая отказалась прилететь в Париж на оглашение наследства.
   Теперь Чудновски, перед тем как отправить бумаги в МИД и официально истребовать согласие или отказ от принятия наследства, попросил меня прояснить малопонятную позицию этой дамы в отношении наследства. Даме я позвонила и договорилась о встрече следующим вечером у нее дома.
  
   ***
   Татьяна Николаевна Высоцкая жила на улице Бривибас в старом доме на последнем этаже. Лифт был тоже старый, окружен сеткой, страдал одышкой и застарелым ревматизмом, явно обострившимся из-за сырой погоды. Хозяйка квартиры оказалась ему под стать, выглядела усталой и измученной.
   Когда я переступила порог ее гостиной, мне показалось, что эта комната со всей своей обстановкой остановилась во времени еще лет 50-60 назад, застыла в нем и не хотела меняться. Окна квартиры выходили на улицу Бривибас. Между ними возвышалась стеклянная горка со старым фарфором, скорее всего- кузнецовским. У меня дома сохранились две похожие чашечки из такого же зеленого тонкого фарфора с точно такими же розочками в овальных медальонах.
   Вокруг синего ковра располагались белые стулья с полосатой голубой атласной обивкой и почему-то были связаны между собой за подлокотники атласным крученым шнурком. Наверное, чтобы никому не пришло в голову сесть на них. Выцветшие обои имели одинаковый рисунок с портьерами.
   Из полуоткрытой двери в соседнюю комнату, виднелся включенный торшер с абажуром из вощенной плотной бумаги того теплого и густого цвета, который бывает у желтков деревенских яиц. Рига моего детства у меня ассоциируется именно с этим светом, похожим на мерцание свечей, который струился из окон домов ближних центральных улиц, по которым я так любила гулять вечерами, заглядывая в эти самые окна.
   Мы сели за небольшой столик, который стоял перед резным старинным буфетом. По левую руку от входа росли тропические растения, а за ними находилось старое пианино с бронзовыми подсвечниками - бра по обеим сторонам. Эту же стену украшали несколько картин в потемневших, золоченых рамах.
   Над пианино висел овальный портрет женщины, одетой по моде 30 х годов. На ее голове красовалась изящная шляпка с вуалью, а на плечах лежала горжетка из чернобурой лисы с приколотым букетиком свежих фиалок. Морда лисы располагалась так, что, казалось, она нюхает этот лиловый весенний букет. Художник хорошо уловил лучезарный внимательный взгляд прекрасных темно-серых глаз, которые смотрели сквозь дымчатую вуаль. Художник явно был талантлив и увлечен своей моделью, а может, влюблен в нее. Я скорее угадала по ощущению опасного завораживающего обаяния, чем узнала это ранее виденное мною лицо на старинной харбинской свадебной фотографии. Будь моя воля, я бы повесила это изображение рядом с портретом барона в замке "Магдалена", чтобы его тайная, молчаливая и несчастливая любовь обрела бы,
   наконец, свою завершающую форму. Хотя бы на ограниченном пространстве стены его бывшего дома.*
  -- Это моя бабушка, Ирина Константиновна Высоцкая-Штомберг, - услышала я голос Татьяны Николаевны. Видимо, мое разглядывание портрета слишком затянулось.
  -- Да-да. Я так и поняла.
   Но я все еще не могла оторвать глаз от портрета далеко не молодой женщины с лучистыми глазами, которые притягивали как магнит, от которой исходила какая-то тревожащая опасность. Верилось, что именно такая женщина могла внушить любовь человеку,наделенному душевной отвагой, который прежде ценил в жизни риск, страсть и новизну, в поисках которых пребывал постоянно. Пока нечаянно не встретил женщину, которая принесла ему печаль, вовсе не желая этого и даже не догадываясь об этом. Печаль жестокая и беспощадная проникла в его мозг, кровь и поры.
   По-моему, есть такое хокку: "Ты- во всем.
   Ты всегда вокруг меня,
   Но нет тебя рядом."
   А может, все было не совсем так? Ведь всякое, даже очень большое чувство нуждается в постоянной подпитке, иначе оно тускнеет или исчезает совсем. Да и время делает свое дело. Как утверждал один мудрый царь: "Все проходит". Вероятно, что нечто подобное произошло и с бароном. Может, любовь, выбравшая его наугад и поразившая, словно шальная пуля, стала уходить, освобождая место для других страстей и желаний. Но также возможно, что он сам не пожелал расстаться со своим наваждением. Потому что без него - жизнь тусклая.
  -- Какой интересный высверк солнечного луча в глазах вашей бабушки, как тонко пойман отблеск мгновенного настроения, - обратилась я к Татьяне
   _________________________________________________
   * см. "Поезд на Харбин"
  
  
  
  
   Николаевне, которая чем-то неуловимо сама походила на портрет.
  -- Это мой отец развлекался тем, что пускал солнечные зайчики, пока она позировала художнику в этой же самой комнате. Ему было 11 лет.
   Я раскрыла сумку, вынула свою книгу и протянула ее хозяйке:
  -- Эта книга о человеке, который оставил вам часть своего состояния. Зовут
   его Анри де Шеврей. Барон.
  -- О, господи! Что за розыгрыш! Барон?
  -- Ну да. Это не слишком высокая степень знатности. Даже самая низкая в их аристократическом табели о рангах. Что-то вроде русского небедного помещика. Так вот, в 1913 году этот барон посетил китайский город Харбин...
  -- Харбин?!
  -- ...В Харбине он познакомился с вашим дедом - военным врачом Алексеем Высоцким и вашей бабушкой Ириной Константиновной Уваровой.
  -- Так вот оно что!
   По-моему, я никогда не смогу закончить свою вступительную справку с такой эмоциональной собеседницей. Поэтому я решила говорить короче.
  -- Однажды на охоте барон был сильно ранен. Ваш дед спас ему жизнь. Месье де Шеврей никогда этого не забывал. В своем завещании он отписал часть своего наследства ему или его потомкам. До недавнего
   времени, по понятным причинам, вы его получить не могли. После смерти его дочери поиски наследников возобновились. Вы - одна из них. Вот и все. Вкратце. Теперь вам надо либо принять это наследство, либо в письменном виде отказаться от него. Юрист этой семьи Алекс Чудновски был удивлен вашим молчанием...
  -- Но я думала, что это жестокая шутка кого-то из недругов моего зятя! Что кто-то решил посмеяться над нами! Знаете, я ведь уже однажды очень глупо попалась...-тут она осеклась, а я продолжила:
  -- Если вы принимаете наследство, то должны как можно скорее вылететь в Париж вместе с моей дочерью и оформить там все документы у Чудновского, если нет, то...
  -- Но я работаю! Меня не отпустят!
  -- Возьмите больничный у домашнего врача. Это всего на несколько дней. Вот вам его визитка с телефоном. Я сейчас ухожу, а вы после разговора с Чудновски мне позвоните. Мой телефон записан в этой книге, вместе с дарственной надписью.
   Через несколько дней в аэропорту "Рига" я провожала в Париж Маню и Татьяну Николаевну.
  
  
   Глава 2
  
  
   Теперь, когда я осталась по-настоящему одна, лишь в обществе своих кота и собаки, я могла заняться собственными делами. Хотя и до этого я не сидела сложа руки, но пришло время разобраться и упорядочить свои собственные проблемы. Прежде всего, это касалось написанного мной романа "По ту сторону невстречи", который закончив, я за свой счет издала небольшим тиражом в рижском издательстве. Для того, чтобы обозначить свои авторские права на книгу и чтобы она вышла без купюр и чьих-то переделок. Полученные книги я щедро раздаривала знакомым. Некоторым он, по-настоящему нравился. Еще меньшему количеству - нравился очень. Я не ждала от своего творения ни особых успехов, ни, тем более, гонораров. Но найти своего читателя, чтобы в дальнейшем писать именно для него, мне хотелось.
   С этой целью я послала свои книги в 12 крупных издательств Москвы и Петербурга с предложением их издать и принялась ждать. Результат был такой: одно серьезное издательство предложило мне издание под их маркой, но за свой счет, другое прислало очень вежливый отказ, но согласие иметь со мной дело, если начну писать по их условиям и жанрам ( перечень прилагался), а из Питера от какого-то младшего редактора с полуболотной фамилией пришел совсем хамский ответ: "... в вашей книге столько сюжетных ходов и персонажей, что нашему читателю это будет неинтересно...". По-моему, современные латунские сильно поглупели и деградировали за последние полвека.
   Правда, остальные мне вовсе не ответили.
   Также я посылала книги в два французских издательства. Одно, очень знаменитое, ответило галантным отказом, а второе, что книге присвоен и что-то решить смогут только через полгода. Вот и все.
   Да, совсем выскочило из памяти! Шесть раз я посылала свою прозу на литературные конкурсы. И впредь ни за какие коврижки не стану этого делать!
   Конечно, я и раньше не была столь наивна, чтобы верить, что целью этих конкурсов является поиск по городам и весям новых талантов, чтобы поддержать их изданиями и денежной премией. При этом самим потесниться, чтобы место конкуренту освободить.
   Напротив, я понимала, что такому "человеку со стороны", как я, который вне корпораций, кланов, песочниц, а также определенных современных течений и направлений, который просто пишет, " как он слышит", понимает и чувствует. А также исходит только из собственных взглядов, опыта и художественных накоплений. Такому автору найти отклик в современном литературном мире фактическим невозможно. Но это вечное " а вдруг? Чем черт не шутит?" И вот однажды этот самый черт дернул меня послать свои работы на один литературный конкурс... Разумеется, я получила кукиш с прогорклым маслицем.
   Этим самым "маслицем" оказалась моя оторопь, когда спустя немалое время, блуждая по Интернету, я наткнулась на новую повесть в новом номере одного "толстого журнала" на знакомую фамилию одного из членов жюри того конкурса, куда я отсылала свою книгу.
   Не будучи знакома с его литературным творчеством, я внимательно прочла его повесть, которая мне показалась откровенно слабой. Прежде толстые журналы печатали материал покачественнее. Чем дольше я ее читала, тем больше понимала, как это похоже на мой собственный стиль изложения. Сюжетные повороты, картины мира были просто описаны другими словами и переработаны, хотя несколько моих и только моих выражений были откровенно позаимствованы из моей книги напрямую. Правда, умело воспользоваться заимствованным у него не получилось. Хорошо устроились - ловить свежатину у неизвестных авторов! И главное - задарма. И что я смогла бы доказать? Да ничего. Только сделать вывод - не быть дурой впредь. Примечательно, что сей оценщик талантов как-то по ТВ сетовал, что у конкурсантов много вторичного материала, уже где-то читанного и слышанного. В общем, вечное "держи вора!" Видать , сокрушался, что недотырил. Рассчитывал на большее.
   Правда, когда-то композитор Михаил Глинка сказал что-то вроде того, что "мы берем музыку от народа, чтобы потом вернуть ее ему". Но я не желаю быть тем самым "народом", который подкармливает своими идеями и индивидуальностью раскрученных, прорвавшихся писак. Одно утешало: значит неплохо написано, раз не погнушались столько позаимствовать. Таким образом, подытожу свое тяжелое и муторное послевкусие от литературных конкурсов кратко: "А судьи кто?"
   Так что на предмет своего писательства я не имела никаких реальных перспектив, но совершенно не отчаивалась, так как оставался еще один путь - открыть свой сайт в Интернете. Пусть все читают, кто захочет. Я решила так поступить в декабре, к Рождеству самой себе сделать подарок.
   Моя дочь Маня не часто звонила из Парижа и еще реже писала. На мое предложение приехать к ней в качестве поддержки она встретила в штыки, заявив, что мой приезд не будет поддержкой, а только постоянные охи-вздохи и причитания над ее нелегкой судьбой, а это ей ни к чему. И проблему с питанием она в состоянии решить сама без моих вечных супчиков и бульончиков, "чтоб желудок не испортить". Манины аргументы против моего присутствия рядом показались мне настолько несправедливыми и шаржированными, что я решила обидеться на нее и отправиться не к доченьке, а в Кыврино, прихватив с собой Макса и уже подросшего кота.
   Кот Гаврюша, в транскрипции Мани - Гарфюша ( она назвала его Гарфилдом, хотя сам он явно считал, что его зовут "Нельзя!"), сильно подрос и имел совершенно заурядную внешность, то есть был похож на обычного дворового рыжего кота. Квадратную буржуйскую морду украшал нос африканской формы, из которого я постоянно выковыривала засохшие катышки земли, которые забивались туда от усердного копания в цветочных горшках. Несмотря на длинные лапы он пока рос, отовсюду падал, сваливался, шлепался и шмякался. Больше всего от этого страдали гардины, портьеры и провода. Были у него и свои плюсы, помимо ровного, уживчивого характера. Во-первых, Гаврюша был чистоплотен, а во-вторых, почти беззвучен. Он никогда не орал и не капризничал. Звуки, которые он издавал, когда был доволен: урчание и тихое , булькающее поскрипывание, мелодичное повизгивание. В основном это был доброжелательный и дружелюбный зверь. Правда, меня несколько утомляла одна его привычка: прыгнув мне на колени, он тут же, урча, начинал мне энергично вылизывать руки и одежду. Наверное, от избытка своей душевной щедрости хотел, чтобы и от меня хоть немножко приятно пахло кошатиной. Макса он тоже несколько раз пытался окошачить, облизывая тому морду и страстно вцепившись передними лапами псу в шею, но получив несколько собачьих затрещин отказался от этой мысли. В остальном же мои звери отлично ладили между собой.
  
   ***
   По прибытии к себе в Подмосковный дом, за которым в мое отсутствие приглядывала соседка Настасья Викторовна, мое внимание зацепилось на странном предмете - плошке с молоком у плиты на кухне. На мой вопрос о присутствии в доме неучтенного постороннего кота, Настасья Викторовна несколько смущенно ответила, что никаких котов в дом не впускала..
   -.....но видите ли, у вас в доме постоянно слышны какие-то шорохи, вздохи, шаги и скрипы.
  -- Но, говорят, так часто бывает в старых домах , если это не бомжи, конечно.
  -- Нет, не бомжи. Я проверяла. Никаких следов человеческого присутствия.
  -- Настасья Викторовна, голубушка, неужто вы всерьез верите в привидения и блуждающие души неуспокоенных грешников?
  -- Я бы не стала так категорично ставить вопрос, на который нет однозначного ответа, - обиделась моя соседка.
  -- Не обижайтесь на меня, ради бога, лучше посоветуйте, что здесь можно сделать. Вы ведь опытный дачный житель.
  -- Я бы на вашем месте, Юлия Андреевна, батюшку пригласила.
  -- Зачем?
  -- Чтобы молебен здесь отслужил, призраков-непризраков, но нечистую силу изгнал...Хотя может у вас живет просто домовой. .. Вы ведь нашей, православной веры? Вы сами-то крещеная будете?
  -- Крещеная. И в православной вере, только я человек не церковный и в храм захожу лишь три-четыре раза в году. Да и незнакомого священника к себе звать не стану. В священники все же должны принимать людей с особым духовным даром и деятельной любовью к человеку. Только, по моему и там проблемы с кадрами.
  -- Отчего же? Почему вы так думаете?
  -- Откуда я знаю, что за человек скрывается под рясой. Совсем не любовь к Богу. Так что - осторожность и еще раз осторожность. Хотя среди немногих людей, которых я уважаю всерьез есть два-три православных иерарха, но... Не каждому священнику я доверяю, как не грустно это признать. Иногда встречаются совсем не пастыри человеческих душ. И боюсь, кого-то из них приводит в церковь совсем не любовь к Богу.
  -- Я , слава богу, не встречала таких. Мне все хорошие батюшки попадались. Исповедуешься, причастишься... Так сразу светло и покойно на душе делается. Выкиньте и вы ту дурную овцу из головы, которую ввиду имели.
  -- Да не держу я никого в голове, была охота всякий мусор в памяти хранить... Только как-то недавно включаю телевизор, а там какая-то богемная московская тусовка и священник меж ними пузатый, мордатый, с жидкой бороденкой. Представляют его - священник Алексей Зонов. Я чуть чаем не поперхнулась.
  -- Вы с ним знакомы?
  -- Да нет. Просто пересеклась по касательной давным-давно на съемках одного детектива. Ему тогдав как раз пенделя дали со второго курса московского театрального училища. Студенты театральных всегда летом подрабатывали в подобных массовках. Пока все болтались без дела, ожидая своей сцены, он успел рассказать о себе все. Я оказалась среди внимающей аудитории, которой было поведано, что его выгнали со второго курса московского ( очень престижного) театрального ВУЗа за то, что он переспал с педагогом по сценречи и всем студентам об этом поведал. Какое знакомое женское имя не называлось - выходило, что этот Леша Зонов всех "оприходовал". Многие мужчины любят приврать и прихвастнуть мнимыми победами, но этот по словесному недержанию он напоминал прорвавшуюся канализационную трубу.
  -- Просто наверное, у него были серьезные проблемы не только с институтом, но и вообще с женщинами. "Виагры" ведь тогда и в помине не было.
  -- Наверное. Но впечатление своей похабной болтливостью он производил отталкивающее. Еще из его речей следовало, что из женщин ему нравятся проститутки и он намерен поступить в духовную семинарию, так как ни пахать - ни сеять, ни тем более работать на заводе он не собирался. Голос у него, действительно, был поставленный., и роста он был высокого. И что вы думаете? Поступил и закончил. Получил в Риге приход. Семьи не завел. Жил с каким-то воспитанником. Еще, помню, у нашего Сейма он попа Гапона изображал.
  -- Это как? Причем тут поп Гапон?
  -- У Сейма собрался какой-то митинг, я уж и не помню по поводу чего... Их столько было. Так он там носился, махал кадилом, крича что-то невразумительное и, наверное, чувствовал себя , словно на сцене. Этакой важной фигурой в исторической пьесе. Никто ничего так и не понял: чего он добивался? На чьей он стороне? Впрочем, всерьез его никто не воспринимал: бездарь - она во всем бездарь.
   К счастью, вовремя выгнали его за беспробудное пьянство и за то, что
   утренние службы по-пьяни пропускал. Оказалось, что кроме греха
   словоблудия, батюшка еще имел пагубное пристрастие к чрезмерному
   винопитию и паства его восстала, начала жаловаться, требуя другого
   священника. Короче, из Риги его выперли и он уехал. Да не просто так, а
   с нимбом пострадавшего за правду и какую-то там идею. И вдруг, спустя
   много лет, я этого гнуса вижу по телеку, как столичного священника. Во,
   устроился! Ну, не анекдот, а ? И такой исповедует, причащает и грехи
   отпускает? Да подобную вонючку к людям подпускать нельзя! Все
   обгадит. А если такой или подобный заявится "освящать" мой дом? Да,
   никогда! Так что давайте остановимся на нашем домовом.
  -- Огорчили вы меня своей ложкой дегтя. Только не избежит он наказания за свое лицемерие. За то, что проповедуя слово божье, сам в него не верит.
  -- Наверное. Зато ваше обаятельное предложение насчет домового мне очень понравилось.
  -- По народным поверьям его надо подкармливать, чтоб не рассердился. Вот я ему и ставлю молоко на всякий случай. Хуже ведь не будет.
  -- И что? Пьет он это молоко?
  -- Да, как-то по разному, знаете ли... - уклончиво ответила соседка. - Все же я порекомендовала бы что-нибудь ставить ему. Вреда ведь от этого никому не сделает, а народные приметы часто бывают верными и не стоит в них искать особый научный смысл. Нынче-то напастей полно, а это оберег какой никакой. Правда, святой водой я тоже везде побрызгала.
  -- Спасибо вам огромное за заботу о моем доме. Но вы напрасно переполошились. Здание такое старое, что за много лет его стены успели пропитаться многими судббами, звуками и шорохом шагов. Вот и проявляются иногда, словно магнитофонная запись. Лучше посмотрите... Я тут для вас кое-что привезла...
  -- Ой, что вы? Зачем...
   Тем не менее, к совету соседки я отнеслась с вниманием и полным пониманием. Своим коту и собаке я обычно, утром и вечером, ставила еду у дровяной печки на кухне. Нашему же домовому, которого почему-то назвала Еремой - в темном углу коридора недалеко от входной двери, чтобы он питался ночью. Но, наверное, по причине старости и плохих зубов, наш домовой оказался совершенно равнодушен к выпечке и хлебобулочным изделиям, а вот молоко, сметану, отварное порезанное мясо, курицу или рыбу к утру съедал подчистую. Похоже, что нашему свет-Еремушке очень понравилась моя стряпня и заботы о нем его не раздражали.
   Правда, немного огорчало лишь то обстоятельство, что у моего некастрированного котяры Гаврилы, от свежего воздуха наверное, морда из квадратной начала очертаниями напоминать приплюснутую трапецию с ушами, а раскосые щелки когда-то нормальных янтарно-оливковых глаз иногда пропадали в расплывшихся, хомякообразных щеках. Он вообще вдруг и сильно разжирел и мой глаз своим обликом не очень радовал, но я объясняла себе происходящее с моим котом тем, что он вполне вписывается в общую кывринскую обстановку, где все уже шло в рост, наливаясь соками. А из приусадебных дворов доносилось жизнерадостное хрюканье, мычание, блеяние и кукареканье. А над всем этим праздником жизни в воздухе витал всепобеждающий дух "удобств во дворе" и биоудобрений.
   К сожалению, вскоре я решила покинуть на некоторое время все это жизненное великолепие и отправиться к теплому южному морю, в какую-нибудь католическую страну, где еще остались спокойные и приличные семейные пляжи, где можно не слышать грохота назойливой музыки, не видеть разнузданных, слюняво обмусоливающих друг друга напоказ пар, не стесняющихся даже любопытных детских глаз. Туда, где не услышишь пьяного мата и главное, где нет назойливого приставания "гостеприимного и дружелюбного населения". Туда, где реже встретишь повседневное варварство нашего современного агрессивного "средневековья". Со всей его микроэлектроникой, нанотехнологиями и искуственным интеллектом впридачу. Короче, я выбрала Сицилию, купив на две недели путевку в московской турфирме. Как-то вдруг сильно меня потянуло именно туда. Кота Гаврилу оставила на попечение добрейшей соседки Настасьи Викторовны и, прихватив Макса, отправилась в дорогу. На обратном пути я решила завернуть в Париж, чтобы повидать дочурку.
  
  
  
   Глава 3
   Сицилия, июнь 2005 г.
  
   Пару-тройку дней я собиралась провести лениво: жариться под палящим солнцем, купаться в море и созерцать окружающую жизнь. Короче, насладиться сполна спокойной и размеренной жизнью у моря, так как уже побывала в Таормине, Эриче и Сиракузах. Вулканы не возбуждают мою душу, поэтому на Этну я взбираться не захотела. Полюбовалась сидя на ступенях знаменитого амфитеатра в Сиракузах чудесным видом на море и кипарисы, которые служили естественными декорациями, природным фоном задника сцены. Хотя я находила, что дома в этом чудесном городе могли бы быть менее обшарпанными. Особенно вдоль набережной.
   Курортное местечко, где я остановилась раньше было скромной рыбацкой деревушкой, встроенной в склон горы. От нее осталось совсем немного- несколько улочек со старыми домами и католический храм на горе, к которому вела широкая длинная лестница со стоптанными от времени и раскаленными под жарким солнцем ступенями.
   Трехзвездочный отель, в котором я поселилась, террасами спускался к бухте, где располагался гостиничный пляж с грубым песком, скорее похожим на мелкую гальку. Каждый этаж занимал свою отдельную терассу и балконы были разделены между собой перегородками, довольно низкими, сделанными из матового, непрозрачного оргстекла. Ненадежные перегородки. Запросто можно перелезть на чужой балкон, если подставить стул. Мне это не понравилось, потому что на ночь я обычно оставляю балконную дверь открытой.
   На дворе стояло только начало июня, но отдыхающих было уже много. Из-за этой кучи туристов, в основном народа праздного и расслабленного, трудно было рассмотреть местный колорит, за которым я всегда и охочусь. Все- средне- европейское и затоптанно-средиземноморское. Но все равно было приятно вновь очутиться среди олеандров, гибискусов, бугенвиллей, оливковых деревьев и пальм. Да и что же мне особенно ворчать, когда я сама была среди толпы средне-статистической туристкой с ограниченными средствами, уже не молодой, но еще и не старой, средне-умеренной привлекательности с неброской, спокойной собачкой на поводке.
   Через несколько дней я собиралась отправиться в Палермо и осмотреть ближайшие к нему достопримечательности, чтобы составить мнение о Сицилии и ее жителях. Правда, еще я наметила паромную экскурсию до Мальты, но сейчас уже туда как-то не хотелось. А, впрочем, еще не знаю - там видно будет, какие силы останутся после Палермо и насколько отощает мой кошелек.
   Сразу после завтрака мы с Максом отправились на гостиничный пляж. В 9 утра там было почти пусто. Я долго плавала, потом расположилась на песке под зонтом и не заметила, как заснула. Сквозь сон я услышала, как рядом пристроилась женщина с шебутными детьми, а пляж стал гудеть голосами подошедших, выспавшихся отдыхающих.
   Тетка стала занудно и слишком громко воспитывать детей - это еще было терпимо, но они, вероятно, заползли в воду и она начала выкликать их противным, гортанным голосом. Никто крикливую бабу не урезонил и я стала подумывать, как бы повежливее заткнуть крикунью. Я открыла глаза, села и увидела ее прямо перед собой. Наверное, природа была в шутливом настроении, когда создавала эту синьору. Она казалось, была сооружена из кучи арбузов и дынь, что ее, похоже, ничуть не волновало, так как тетенька вырядилась даже не в бикини, а в ядовито-желтые стринги. Монументальная синьора стояла ко мне спиной, наблюдая за своими детьми и я могла почти вплотную любоваться на стилизованную татуированную лилию величиной с мизинец, которая украшала ее арбузное правое полупопие. Вероятно, это тату сообщало окружающему миру, что в жилах хозяйки течет кровь древних королевских родов Валуа или Бурбонов, ибо подобная лилия являлась их эмблемой. Самое забавное, что на Сицилии то ли в 18ом, то ли в 19ом веке кто-то из Бурбонов действительно правил.
   Исходя из темперамента и непосредственных повадок этой Бурбонши, я быстро прикинула в голове, как мне поступить. Простое замечание может перерасти в перепалку в режиме "сама дура", но и слушать визгливый голос тоже было невыносимо. А тут я еще заметила, что ее младший ребенок в мои плавательные очки набрал песка и возит их как паровозик, а мамаша с умилением любуется своим сообразительным чадом. Я вырвала свои очки, уже с поцарапанными стеклами, то есть безнадежно испорченные, собрала вещи и мы ушли с этого пляжа, чтобы поискать более безлюдную бухточку.
   Нашли очаровательное место, совершенно закрытое, без детей и чадолюбивых мамаш, но купание мое не получилось, так как в поцарапанных очках ничего не было видно, а без них соленая морская вода выедала глаза. Мы опять собрались и отправились на главную улицу поселка, где располагались магазинчики, кафе и сувенирные лавки. Надо было купить новые очки и покормить Макса мороженым,
   Главная пешеходная улица была неширокой и сильно наклонной. В нижнем своем направлении она спускалась к морю, а если идти вверх, то надо было двигаться по длинной каменной лестнице, ступени которой вели к храму.
   Мы заняли крайний столик в уличном кафе напротив сувенирного магазина, и я заказала себе стакан свежевыжатого апельсинового сока, а Максу взяла типично сицилийское лакомство - два гамбургера с ванильным и банановым мороженым. Пока моя собачатина уплетала вкуснятину, я оглядывалась по сторонам. У меня сильная дальнозоркость. Без очков читать уже не могу, зато вдали отчетливо вижу мельчайшие предметы. Вот и сейчас я стала рассматривать местную керамику - цветочные горшки в виде разнообразных, ярко раскрашенных голов людей и мифических персонажей, которые стояли перед сувенирной лавкой напротив у стенда с открытками. Затем, переключила внимание на витрину, где были выставлены смешные керамические фигурки людей и забавные тематически - жанровые сценки: "картежники", "ругающиеся соседки", "у зубного врача" и т.д. Похожие я уже видела на Капри.
   Совершенно неожиданно мой взгляд зацепился за необычный экспонат, который стоял в витрине позади фигурок в правом углу. Это была кукла, которая привлекла мое внимание тем, что резко диссонировала всем своим обликом с тем, что находилось под жарким солнцем в густом и вязком воздухе чужого Юга. Я подозвала официанта, расплатилась с ним, повесила пляжную сумку на стул, где сидел мой пес и все еще чавкал. Я не стала его ждать, а, приказав сидеть смирно и дожидаться меня, направилась в магазинчик.
   Колокольчик над входной дверью мелодично звякнул и я обратилась к молодой хорошенькой девушке, стоящей за прилавком с просьбой взять куклу с витрины в руки, которая , казалось, пришла из жизни, что давно отдалилась от нас и рассмотреть ее поближе. Девушка почему-то растерялась, затем сама осторожно вынула куклу и передала мне со словами: "По моему, она не продается. Здесь даже цены нет."
   - Зачем же вы ее поставили в витрину?- удивилась я , рассматривая фарфоровое личико, прекрасное, с удивленно-нежной, немного печальной улыбкой..
   - Не знаю. Хозяин поставил уже давно. Наверное, чтобы привлекать русских туристов. Но вы первая, кто обратил на нее внимание Она, похоже, очень старая и у нее не совсем товарный вид. Вот, видите? Палец отломан. И краска стерлась. Много бусинок отвалилось. Ткань поблекла и вытерлась, - "нахваливала" товар наивная девушка.
   Все так и было. Кукла была очень старой. Родилась она, наверняка до Первой Мировой войны, и у нее не хватало мизинца на правой руке, а в левой руке держала облезлый, когда-то красный бутон то ли розы, то ли шиповника, сделанного из металла. На него же она почему-то удивленно смотрела с полуулыбкой на красивом, но поблекшем от времени личике. Но привлекло меня совсем другое. Кукла была одета уже в порядком выцветший и довольно потертый костюм голубовато-синих оттенков московской боярышни второй половины 17 века. Ее голову украшал абсолютно правильно сделанный убор с жемчужной понизью. Как на известном портрете Серова княгини Юсуповой. Она даже и лицом напоминала тот портрет. Только это было совсем юное лицо с прямым, чуть вздернутым носиком. Ножки - обуты в алые узорные сафьяновые сапожки с чуть загнутыми носами на золоченых каблучках.
   Я сразу полюбила эту чудесную куклу и вознамерилась немедленно ее купить, о чем тут же сообщила девушке. Но та растерянно улыбнулась и сослалась на то, что без хозяина этот вопрос решить не может, так как не знает даже приблизительно, сколько эта вещица может стоить.
   - Приходите после четырех. А лучше к пяти часам, когда вернется хозяин...
   Пока я вела бизнес-диалог с продавщицей, у витрины остановился долговязый усатый дядька в шляпе и солнечных очках, загораживая собой обзор на улицу. Полюбовавшись на витрину, он также вознамерился войти в магазин. Но мое внимание уже полностью переключилось. Через освободившееся от дядьки стекло витрины я вдруг увидела, что к моему псу, который уже доел мороженое, подошла пляжная Бурбониха со своим выводком, собираясь занять наш столик, а ее отпрыск, который изгадил мне очки, сидя на руках у матери, наклонился к Максу и пытается пальцем залезть псу в ухо.
   Я вручила куклу девице и, стремглав, бросилась на улицу на подмогу Максу, чуть не сбив с ног входящего в магазин мужчину.
   - What are you doing? - прорычала я гадкому мальчишке и довольно грубо оттолкнула его от собаки, которая уже еле сдерживалась, чтобы не цапнуть наглеца за палец. Заслышав английскую речь, арбузная хамка тут же ретировалась, перетащив свою ораву к другому свободному столику. А я, взяв сумку и Макса за поводок, быстро пошла к вновь найденной бухточке. Там я выкупалась, успокоилась, растянулась в тенечке на полотенце и задремала.
   Когда я проснулась, то сразу же посмотрела на часы. Было 5 часов. Неторопясь оделась, собрала вещи в сумку, попила минералки и мы пошли в сувенирную лавку покупать приглянувшуюся мне куклу.
   Каково же было мое огорчение, когда выяснилось, что какой-то гад меня опередил и купил мою чудесную боярышню. А я не только не пополнила свою кукольную коллекцию, но даже не успела ее сфотографировать!
   В расстроенных чувствах (моих), мы пошли прогуляться и спустились на гостиничный пляж. Было около 6 часов, но отдыхающих уже не было. На море поднялись волны. У самой кромки воды, крепко прижавшись друг к другу и взявшись за руки стояла пожилая седая пара. Женщина в цветастом платье, а мужчина с закатанными до колен брюками. Волны дотягивались до их ног, обдавая брызгами. А они стояли молча, совершенно неподвижные, оба коренастые, даже кряжистые, почти одного роста, отрешенные от суеты, внимательно смотрели куда-то в морскую даль. А я глядела на их монолитный силуэт на фоне морского заката. Они даже не подозревали, что кто-то ими любуется. Сколько же бед и жизненных невзгод легло на их плечи, которые они перенесли, поддерживая друг друга, - размышляла я , глядя на них. Сколько тяжелых работ переделали их натруженные руки, скольких детей они поставили на ноги... А о любви они, возможно, никогда и не говорили. Может, даже не думали о ней. Просто всю жизнь прожили вместе, вместе встретили старость, уже спаянные в единый жизненный сплав.
   В Греции, на Халкидиках я со своего балкона как-то наблюдала прелестную сценку. На ветке молодого гранатового деревца, тоже вечером, сидели плотно прижавшись друг к другу и соприкасались головками две пичужки, а над ними и снизу на ветках сидели по одной такой же птичке и неотрывно смотрели на них. Я побежала за фотоаппаратом и сделала снимок с птахами - неразлучниками. Он у меня не вышел. Старый "Никон" забарахлил - уже темно было. Но сейчас у меня новая цифровая фотокамера.
   Я достала фотоаппарат, щелкнула пару кадров. Теперь эти двое будут украшать обложку фотоальбома "Сицилия". Как главный образ моего путешествия. Никогда не знаешь, где и когда поймаешь "нечаянную радость"... Затем, мы с Максом отправились в отель ужинать. На душе было светло и ясно.
  
   ***
  
   На следующее утро я пробудилась рано от рычания Макса, доносившегося с балкона. Я встала и, натянув футболку, пошла посмотреть, что же его так неприятно взволновало. То, что я увидела там, мне тоже сильно не понравилось: на балконе рядом соседний постоялец, вероятно, спал на открытом воздухе, устроив свои длинные ноги таким образом, что над нашим пластмассовым столиком, за которым я обычно пью свой утренний кофе, нависали эти самые конечности в светло-голубых джинсах и белых кроссовках.
   Вначале я на минуту потеряла дар речи, соображая, как же мне поступить, чтобы выжить это безобразие, не устраивая скандала, и не будить спящих соседей. Может, он решил, что в нашем номере никто не живет? Я решила подать голос, заговорив с Максом по-английски:
   - Как ты думаешь, Макс, нам приспособили новую вешалку для мокрых полотенец и купальников? Вроде оленьих рогов, только более эксклюзивную?
   Макс возмущенно, отрицательно тявкнул. Но безобразные копыта даже не пошевелились. Тогда я, начиная вскипать от возмущения, подставила стул, вскарабкалась на стол и заглянула на соседний балкон. Там, прикрывшись газетой "The Times" от утреннего солнышка, дрых мужик. Я кашлянула довольно громко- он даже не шелохнулся. Пора было атаковать его:
   - Послушайте, мистер! - мужик не отреагировал и, по-моему, даже начал похрапывать. Тогда я заговорила "металлическим" голосом:
   - Уважаемый мистер, дрыхнущий под газетой "The Times" , ваши нарядные белоснежные ботиночки прямо скукожились от неприглядного вида моего балкона. Не будете ли вы столь гуманны, убрать их с моего парапета, чтобы переместить на ваш. Морской пейзаж будет им более полезен и приятен!
   В переводе на нормальный человеческий язык это значило: "Дядя, убери свои костыли с моего балкона!"
   Мужик пошевелился и стянул с сонного лица газету. Это был вчерашний усатый дылда из сувенирной лавочки, которого я чуть не сбила с ног, вылетая из магазинчика на подмогу моему псу. Теперь, когда он был без шляпы и солнечных очков, я узнала его - это был мой прошлогодний португальский знакомый Эрл Даммерт,* только уже с усами и коротким ежиком волос. С полминуты мы смотрели друг на друга. Вероятно, ему хотелось услышать от меня : "Мистер Даммерт, это вы? Какими судьбами?".
   Не дождавшись от меня восклицания он произнес:
   - Миссис Юлия, это вы? Какими судьбами? - и наконец-то убрал свои задние лапы с моего балкона.
   - А каким образом вы очутились здесь? Конечно же, совершенно случайно.
   _________________________________________
   * См. "Завещание барона"
  
  
  -- А вот и нет. Я, действительно, случайно вас вчера увидел и увязался за
   вами.
   - Зачем? Как вы оказались на Сицилии? Да еще в том же месте, что и я ? Опять что-то замышляете?
  -- Успокойтесь, пожалуйста. Я сменил род деятельности и мне приходится много ездить. Решил сюда завернуть, чтобы пару дней отдохнуть. Только вышел из гостиницы прогуляться, смотрю, вы сидите в открытом кафе -
   буравите взглядом противоположную витрину. Номер я, действительно,
   поменял, чтобы соседствовать с вами.
   - Это еще зачем?
   - Может нам спуститься вниз и выпить чашечку кофе? Не разговаривать же через перегородку.
   При напоминании о чашечке кофе мне стало не по себе, - я вспомнила наше последнее кофепитие на вилле "Ремедиос".
   - Опять пугать станете?
   - Ни в коем случае, Стану разговаривать только уважительно и даже почтительно.
   - Любите вы словами поиграть, мистер Даммерт.
   - У вас научился, милая Юлия.
   - О чем же вы хотели поговорить со мной?
   - Для начала я бы хотел поблагодарить вас за содействие в продаже отеля "Ремедиос".
   - Вы бредите? Когда это я вам содействовала?
   - А цепи? Золотые цепи, которые нашли в стене? Следователь сказал, что это вы им настырно советовали долбить стену у вас в номере и все пытался у меня выяснить, не я ли вас надоумил на эту мысль. Я ответил, что если бы знал об этом, то действовал бы без посредников. А кто же вас надоумил показать им на это место?
   - Мне накануне приснился сон... Впрочем, вы все равно не поверите.
   - Очень даже поверю. Не могли же вы сквозь стену видеть. Но как бы там ни было, весть о находке быстро разлетелась и скоро нашелся покупатель, какой-то псих, который обязался исторический дом отреставрировать, почву укрепить, туристов для ознакомительных экскурсий пускать. Сразу отвалил всю немалую сумму. По-моему, ваш соотечественник, судя по фамилии, размаху и азарту в достижении цели. Наверное, теперь весь дом, включая склепы и надгробия просветит, перетряхнет и перекопает в поисках других сокровищ.
   - Да, любопытно все это. Ну, что ж ! Благодарность вы мне высказали, пообщаться с вами мне было интересно, а теперь разрешите откланяться, хотелось бы с утра пораньше на пляж отправиться.
   - Подождите! Хочу вам похвастаться. Посмотрите-ка, какую вещицу я приобрел. Эрл пододвинул ближе другой стул, снял с него другую половину газеты и тут я увидела ту самую куклу, которую вчера хотела купить.
   - Так это вы у меня ее перехватили? И то верно, вам ведь надо во что-то играть.
   - Почему сразу перехватил? Я проделал большую работу. Нашел хозяина, привел его в магазин...
   - Зачем вам кукла в русском костюме? Она для вас совершенно чужая. У вас ведь и детей нет, чтобы играть с ней.
   - Ошибаетесь, у меня есть сын. Дважды в год я беру его к себе на каникулы. Но в куклы он не играет. Впрочем в солдатики тоже,- попытался утихомирить меня Эрл, а потом продолжил:
   - Кстати, я поинтересовался, как красавица, которая так запала вам в душу, попала на эту витрину, откуда она у него? Оказывается, кукла принадлежала еще его бабке и всю жизнь простояла в стеклянном шкафу, украшенная бумажными цветами. Никому из детей с ней играть не позволяли. Что за одежда на ней такая странная не знали, но решили, что это Мадонна им подарок прислала. Кстати, а вам-то эта кукла зачем?
   - Для коллекции. Я собираю выразительные и интересные экземпляры. А почему Мадонна? - я вернула разговор в прежнее русло.
   - Знаете, я очень плохо понимаю по-итальянски, но в нем много слов, сходных с испанскими, а хозяин толком ни на одном языке, кроме итальянского, объясниться не может. Через пень-колоду я понял, что очень давно, задолго до Второй Мировой войны здесь проходило много кораблей, переполненных людьми, вроде русских. Направлялись, кажется, в Тунис. В ноябре, декабре Средиземное море в этих местах сильно штормит. Несколько судов потерпели крушение и затонули, с открытых палуб высокие волны смывали багаж пассажиров. Берега здесь изрезаны бухтами, эти вещи часто прибивало к берегу. Находили даже целые сундуки. Местные жители подбирали этот "улов" и уносили в свои дома. Прадед хозяина лавки пошел как-то рыбачить и среди камней у берега выудил плавающую в бухте плетеную корзину с крышкой. Среди салфеток и полотенец оказалась эта кукла. С тех пор она и поселилась в доме, а когда его бабка умерла, в прошлом году, то ее дом решили продать, вещи раздали а куклу- на витрину.
   - Ну, что ж! Коль не хотите уступить ваше приобретение, то с удачной покупкой вас,- я опять вознамерилась сползти со стола и удалиться восвояси.
   - Постойте! Никто из этой итальянской семьи так никогда и не додумался, что эта красавица имеет секрет. Я ему, конечно же, не сообщил о своей догадке, а то бы цену заломил, а так отдал почти даром.
   Видите этот облезлый бутон? Вот здесь и скрыт главный смысл игрушки. Им не пользовались много десятилетий, он побывал в морской воде, но сработан механизм мастерски и надежно. Коллекционеры знают такие устройства под названием "соловей и роза". Я провозился целую ночь, пока чистил его, смазывал и налаживал. А теперь смотрите - вот я беру его за бутонную шишечку, поднимаю вверх, затем вниз до отказа, а потом поворачиваю по часовой стрелке до упора.
   Эрл на моих глазах проделал всю операцию: что-то чуть щелкнуло и под серебристую мелодию металлических молоточков и колокольчиков бутон медленно раскрылся. Внутри него сидела крошечная птичка, которая стала вращаться, медленно открывая клювик, и добавив мелодии какие-то новые хрустальные звуки. Боярышня любовалась на эту птичку, в такт покачивая головкой. Так вот чему улыбалась красавица! Поющей птице!
   Мелодия закончилась. Птица перестала вращаться. Бутон закрылся и вместе с ним перестала раскачиваться голова куклы. Я еще смотрела на нее , совершенно завороженная.
   - Нравится? - услышала я довольный голос Эрла.
   - Отдайте!.... Я хотела сказать, продайте, пожалуйста!
   - Еще чего! Мне самому нравится. Знаете, сколько я труда и изобретательности вложил, чтобы эта игрушка снова ожила...
   - Тогда зачем вы дразните меня ею? Вы совершенно не джентельмен, мистер Даммерт! - ничего более язвительного и обидного мне в голову не приходило.
   - Совершенно согласен. Я, конечно же, не джентльмен и быть им не собираюсь. Но я так же что-то не слыхал об истинных леди, которые лезут на чужой балкон, пристают к молодым симпатичным неджентльменам и вымогают, выклянчивают, выскуливают и вымяукивают у тех их законную собственность.
   Я не сильно оскорбилась его замечанию, но за эту грубость Эрла следовало немедленно нокаутировать под самый дых. Секунду подумав, я сразу атаковала его козырным тузом "пик". - Тоном ненавязчивой мудрости, с грустной задумчивостью в голосе изрекла:
   - Я давно заметила, мистер Даммерт, еще с португальской истории, что вы испытываете ко мне странный, какой-то болезненный интерес. Тогда вы опасаясь подвоха с моей стороны, так долго следили и наблюдали за мной, что, по-моему, сами не заметили, как этот интерес перерос в неконтролируемое влечение. Это ненужное эмоциональное притяжение к моей скромной особе доставляет вам, по видимому, душевный дискомфорт, так как вы не знаете, что с этим делать и как употребить свою неподконтрольную симпатию. Вы ведь полный профан в исскустве обольщения, мистер Даммерт. Вы не в состоянии соблазнить собой - россыпями своей души и интеллекта. Заинтриговать недаму, очаровать ее тонким остроумием вы не в состоянии. Вот и злитесь, а потому - хамите и грубите как школьник. Я вам сочувствую, и поэтому - прощаю.
   Теперь надо было воспользоваться повисшей оторопелой паузой и срочно покинуть место действия. Когда я входила в свою комнату через балконную дверь, раздался взрыв гомерического гогота. Грубого и неэстетичного, кстати. Пришлось дверь плотно закрыть. Жалюзи я тоже опустила. Хотя если по-честному, то словесный флирт с Эрлом меня развлекал и привносил в мою жизнь какую-то остро - пряную ноту.
   В данный момент, хоть последнее слово осталось за мной, тем не менее, я ощущала чувство поражения и досады- старинная кукла с удивительным голосом чудесной механической птицы мне не досталась.
   Я быстро уложила вещи в спортивную сумку, кинула туда собачьи консервы и быстро спустилась к дежурному администратору предупредить, что пару дней меня не будет - я уезжаю в Палермо.
  
  
   Глава 4
  
   1912 г. Май, Москва
   (Эпизоды из давно прошедшей жизни)
  
   Часть первая
  
   Настенька Таганцева, дочь известного профессора и ученого-математика Дмитрия Федоровича Таганцева, любовалась своим отражением в зеркале в новом наряде и примеряла очень модную кокетливую шляпку. Купил ей эти обновки ее дед Михаил Фомич Пичигин, с которым она собралась ехать на следующей неделе в Петербург, чтобы присутствовать на торжествах по поводу окончания ее старшим братом Константином Таганцевым Морского кадетского корпуса. Отец обещал подъехать позднее.
   Девушке необыкновенно нравилось свое отражение в зеркале. Настенька не была кокетлива, она была артистична, то есть самозабвенно отдавалась тому, что делала в данный момент - любовалась только что сшитым новым нарядом и шляпкой в зеркале. С таким же радостным чувством Настя могла лепить пирожки с капустой. Ее глаза приветливо лучились прозрачной голубизной, а внутри нее, казалось, весело журчал и искрился под солнцем ручеек. Все у нее получалось легко и естественно, к людям она относилась с жизнерадостной доверчивостью. А уж как озорно и весело торговалась с лотошниками на Пасхальном базаре по поводу совершенно не нужных ей вещей, просто так, забавы ради. Она была очень любимым ребенком в семье. Может, поэтому ей все удавалось и она умела заразить своими увлечениями других. Правда, занятия, которыми тут же самозабвенно увлекалась, она обычно находила сама. Вот только доводить все до конца ее научила мама - Лидия Михайловна Таганцева. Но мамы уже почти год не было рядом. Ее пришлось увезти в Ниццу лечить слабые бронхи. Туда же, к своей дочери, должен был отбыть дедушка, а потом и папа читать курс физико-математических наук в местном университете.
   Дверь в гостиную открылась и тихо вошла Варя. Когда кто-нибудь впервые видел входящую Варю, то первое время был ошеломлен ее необыкновенной аристократической красотой: смугловатая оливковая кожа, высокий гладкий лоб, правильная линия носа, прекрасные зубы, огромные глаза с фиолетовым отливом, словно два лесных таинственных омута, которые она почти всегда держала полуопущенными. Через некоторое время удивление от ее редкой красоты улетучивалось. Уж больно тихо, скромно и незаметно она старалась держаться. А вглядываться и рассматривать кто станет? В дочку кухарки-то? Костя Таганцев давно вгляделся в тихий омут этих колдовских глаз, но затаился до поры. Чтобы не спугнуть.
   Мать Вари Феодору Федоровну, жену солдата, который служил где-то на Дальнем Востоке привел в дом дедушка Михаил Фомич в качестве кормилицы, так как второй ребенок в семье - Настя, родилась до срока и была очень слабенькой, а у Лидии Михайловны совсем не было грудного молока. Михаил Фомич нашел ее в больнице, где работал три дня в неделю. Женщине некуда было идти с новорожденной дочерью, так как от места кухарки в доме, где она служила прежде ей отказали, чтобы не слышать плача младенца и она пока жила "Христа ради" в больнице, мыла там полы и выносила горшки за больничную похлебку и право ночевать в тесной, темной каморке. Счастье, что новорожденная оказалась очень тихой и никого не беспокоила плачем, словно понимала безвыходную ситуацию своей матери.
   Приглашение в дом Таганцевых она восприняла как манну небесную. И еще им с дочкой выделили комнатушку рядом с кухней. Кормилица почти до года вскармливала Настю грудным молоком и девочка постепенно крепла, здоровела и отлично росла.
   Феодора осталась в доме в качестве кухарки. Дети ее странноватое имя ( "аккурат в день рождения батюшки на свет появилась, а потому и именины у нас в один день"- говаривала она) переделали в Фефедю, а родители называли кормилицу-кухарку Федюшей.
   Лидия Михайловна относилась очень тепло и по-доброму к Варе. Она наравне с Настей обучалась у домашних учителей, которые приходили к Насте, а заметив у девочки недюжинные способности к рисованию, наняла ей специального преподавателя из Художественного училища рисования, ваяния и зодчества. Вывозила вместе с Настей в театры, в том числе и Большой. Настя одно время очень увлекалась балетом и даже выпросила себе тарлатановую пачку с атласным корсажем и пуанты.
   Когда девочкам было по 9 лет, их впервые вывезли в Большой на балет Адана "Корсар". Перед этим Лидия Михайловна заказала модистке два одинаковых нарядных платиьица из бархата с большими кружевными воротниками. Василькового цвета для Насти и вишневого- для Вари. Для обеих заказали белые шелковые чулочки, белые атласные туфельки, перчатки и нарядные банты. На папильотки завили локоны. Когда из кухни позвали Федюшу полюбоваться дочерью, она вначале обомлела, потрясенно пробормотав : " Ах ты ж, боженьки мои! Ах ты ж, Боже мой! Настоящая барышня! Отец не видит..." И тут же бросилась на колени перед Настиной мамой, целуя той руки, подол платья и приговаривая:
  -- Спасибо вам, барыня-голубушка! Благодетельница! Бог вас наградит за доброту вашу!
  -- Прекрати немедленно! Встань! Не позорь дочку! - грозно прошипела Лидия Михайловна несвойственным для нее тоном.
   Рыдающую от счастья Фефедю подняли с колен и отправили на кухню. Вскоре все напрочь забыли этот эпизод. Кроме Вари. Почти всю жизнь эта картина унижения матери будет сидеть у нее занозой в сердце. Ведь при этом присутствовал и Костя. Этот случай сильно повлиял на ее характер, добавив львиную долю неуверенности, робости и манеру застенчиво тушеваться на людях.
   Вот и сейчас Варя подошла к зеркалу, перед которым вертелась Настя и застенчиво протянула той лист картона, размером с книжную обложку.
  -- Я нарисовала для Кости картинку в подарок к окончанию Морского корпуса...И ведь у него скоро день рождения. Тебе не трудно будет передать ему?
   Настя взяла картонку и стала ее рассматривать, оживленно комментируя:
  -- Это ведь живая картина, которую мы изображали на этот Новый год, когда Костя приезжал! "Снегурочка"! Вот я - Снегурочка, ты- Купава, Костя - Мизгирь, дедушка- Берендей, папа, мама... Как здорово нарисовано. Как на цветной фотографии, только лучше и все так похожи. Варя, у тебя же настоящий талант! А ты не хочешь подарить ему сама? Костя был бы рад. Почему бы тебе не поехать в Петербург с нами?
  -- Нет-нет! Что ты! Я не поеду!
  -- Ну и зря. Глупенькая ты, Варя. Так все и проворонишь в жизни из-за своей застенчивости.
   Варя вспыхнула и ответила:
  -- Постой еще перед зеркалом, пожалуйста. Я быстренько сделаю набросок твоего замечательного наряда.
   Так и поступили. Настя, стоя перед зеркалом, рассматривала уже не себя, а девушку, склонившуюся над листом ватманской бумаги. Иногда Варя поднимала глаза и тогда взгляды их встречались. Отношения меж ними были как между любящими друг друга сестрами, которые очень дружны. Да они и в самом деле были молочными сестрами, поэтому Настя очень хорошо понимала, что сейчас творилось в душе Вари.
   Шесть лет назад, 1 сентября 1906 года Настин брат Константин Таганцев переступил порог кадетского корпуса на берегах Невы.
   Через несколько дней Настя с дедушкой едут присутствовать на торжественном выпускном собрании, где их Костя, или Котинька, как называла его теперь далекая мама, вместе с товарищами получат звание " корабельных гардемарин", а после этого будут расписаны на суда гардемаринского отряда.
   Звание "корабельных гардемарин" восстановил адмирал Брилев, когда в 1905 году стал морским министром. Он задерживал производство в мичмана для лучшей подготовки будущих морских офицеров. Вначале они должны были пройти действительную службу в Императорском флоте и по уставу отрастить усы.
   Раньше было известно, когда он приедет на побывку домой, а теперь нет. Вот об этом и размышляла Варя. А еще она думала о том, сколько чудесных незнакомых девушек теперь встретит Костя - умных, красивых, воспитанных, из приличных семей с хорошим приданым, которые увидев его, бравого морского офицера, тут же потеряют голову.
   Что еще можно рассказать о жизни Таганцевых и тех, кто их окружал, в дополнение? Ну, пожалуй, вот что...
   Таганцевы жили на третьем этаже темно-серого дома, который не так давно был построен в Староконюшенном переулке. Окна Настиной комнаты выходили на торговую Арбатскую улицу. Поэтому любимым в детстве занятием Насти и Вари было сидеть на широком подоконнике и наблюдать за жизнью улицы. Сколько же здесь было всего интересного! Разносчики и лотошники торговали квасом, фруктами, мятными пряниками, а под Рождество- красными, зелеными, желтыми леденцами на палочках в виде петушков, баб, мужиков и домиков. А также орехами, апельсинами, мандаринами, цветными платками и шалями, яркими надувными шарами. А жареные каштаны в переносных печурках! Разглядывали извозчиков и пешеходов, обсуждали, кто во что одет. А иногда даже посчастливится увидеть, как дворник или городовой с околоточным разнимают дерущихся пьяных и тащат их в участок. То разряженная сваха в ленточках везет невесту в баню перед венцом. Так же нередко доводилось видеть, как проезжает особая белая венчальная карета с невестой и провожатыми в ближайшую церковь. А 1 мая, когда разношерстный и разряженный народ, модистки, горничные, кухарки, приказчики, учащаяся молодежь и мелкие чиновники с семьями толпами стремились в Сокольники на гулянье! Ехали и нарядные экипажи с разодетыми седоками. Везли всякую снедь в плетеных корзинах и даже здоровенные семейные самовары.
   Каждый год отец с матерью брали детей кататься на Красной площади на Пасхальную, вербную ярмарку. Шагом тянулись экипаж за экипажем и кружились вокруг базара. Здесь народ щеголял нарядами, лошадьми, а женихи высматривали себе невест побогаче. Было много студентов, гимназистов и институток. Настю очень интересовали искусственные цветы, а Варю - лубочные картинки с изображением святых, сцен из народной жизни.
   Иногда девочек и Костю вывозили на гулянья в Манеже. Вот там было весело по-настоящему: карусели, цыгане с медведями, гимнасты, акробаты, фокусники и даже глотатели огня.
   Летом девочки уезжали в Подмосковную деревню Сергеевка, где у семьи Таганцевых на берегу реки была дача с фруктовым садом. Туда же из Петербурга иногда приезжали дедушка с бабушкой по отцовской линии. Дед - отставной полковник от инфантерии, то есть пехоты и бабка - Ариадна Петровна, пожилая дама с большими претензиями на аристократическую светскость и нелегким характером. Даже странно, что уже более 10 лет эта дама жила в Петербурге. Правда, почти на окраине- в собственном деревянном доме на Охте, но все же. После ее приезда просторная дача в Сергеевке тут же наполнялась удушливым запахом вербены, куманичного цвета и приторным запахом немодных духов "Влюбленные очи". По утрам она долго сидела перед зеркалом туалетного столика : обтиралась "Парижской росой", тщательно пудрилась "Золотом юности", которую самолично растирала фарфоровой ступкой, румянила бодягой щеки, затемняла веки, подводила брови, а в глаза для блеска и томности пипеткой впрыскивала из старинного граненого флакона жидкость под названием "Небо Севильи". Для страстного выражения глаз должно быть, как у Кармен. Затем облекалась либо в сольфериновое, либо в градериновое "с дождем" платье.
   Поначалу брак своего сына с мамой Насти Ариадна Петровна не одобрила, сочтя это "полным мезальянсом", так как невестка была внучкой бывшего крепостного - Фомы Егорыча Пичигина, который никогда и не скрывал своего происхождения, так как по его словам " много справных хозяев и делателей из этого народа вышло". Взять хотя бы тех же братьев Елисеевых! Да и торговля мануфактурой купца Пичигина тоже чего-нибудь да стоила.
   А вольную от помещиков Заманицких он получил еще до отмены крепостного права, когда на скаку остановил понесшую лошадь с молодым барином. Правда, всю жизнь потом мучался с раздробленными копытом пальцами на левой ноге. Для работы в деревне уже стал негоден. Вот и помогли те же Заманицкие переехать в город, определили приказчиком в мануфактурную торговлю. Да не в уездный Рыбинск, а в губернский Ярославль. Там он торговал ситцем и лентами, пока его не заприметила Ульяна Никодимовна, дочь богатого купца Никодима Хохловкина, которая до смерти захотела Фомушку Пичигина в мужья. И получила. А Фома Егорыч получил в приданое лавку с ситцами в Москве. И хоть молодая жена лицом была неказиста, а телесами чрезмерно обильна даже для Ярославля, душу имела нежную, нрава была кроткого. А уж Фомушку как боготворила! Родила ему двух сыновей.
   Купец Пичигин всю жизнь был исправным прихожанином, супружескую верность соблюдал и весь свой дом и хозяйство содержал в строгости. Старший сын пошел по стопам отца, а младший - Михаил Фомич Пичигин, дед Насти, пошел по научной, медицинской части.
   Отец неволить не стал. Благодаря природному уму, смекалке и трудолюбию у него уже была обширная сеть магазинов и известный дом "Торговля купца Пичигина". Он уже был церковным старостой и почетным гражданином Москвы.
   Во время русско-турецкой войны и в год Туркестанского похода генерала Скобелева, а также в русско-японскую войну, Пичигин выполнял заказы военного ведомства по снабжению армии бельем.
   В это время и познакомился полковник Таганцев с семьей купцов Пичигиных, так как стал их постоянным заказчиком - полковник очень следил, чтобы его солдаты были экипированы наилучшим образом, вплоть до портянок. Такой заботе о солдатах он научился у генерала Михаила Скобелева, который был его кумиром.
   Когда купец Фома Пичигин тихо скончался в своей постели, то его, искренне оплаканного своей семьей и служащими, похоронили с почестями на кладбище Донского монастыря.
   После вскрытия завещания, оказалось, что все его торговое дело получил в наследство старший сын с внуком, младшему же досталась такая крупная сумма, что он смог купить дом в Ялте, дачу в Сергеевке и недавно приобрел двухэтажный дом в Ницце, где собирался открыть приемный кабинет. Причиной последнему послужило то, что у его дочери- Лидии Михайловны последние годы сильно ухудшилось здоровье - результат хронической болезни бронхов и дыхательных путей, а в Ниццу ездить гораздо проще, чем в Ялту. Двое суток прямым поездом из Петербурга - и ты на Лазурном берегу.
   Так что недовольство Ариадны Петровны было более, чем неуместно. Пичигины были гораздо состоятельнее, на что тут же указал своей супруге Таганцев-старший.
   А ведь, чтобы стать мадам Таганцевой ей пришлось в свое время изрядно потрудиться..
   Она не любила вспоминать те времена, когда вместе со своей сестрой Зоей, такой же бесприданницей, как и она, прозябали в своем нищем имении Незабытое и с надеждой поджидали женихов. А те все не шли и не шли. Тогда, чтобы выдать дочерей замуж, на семейном совете был разработан план. Эту блестящую мысль подала их маменька, которая прочла такое множество романов и столько на это потратила времени, что плохо представляла, как же с толком нужно заниматься собственным домашним хозяйством.
   Так вот, чтобы сделать сестер яркими и выдающимися на фоне других провинциальных невест с приданным, старшей Зое был назначен удел романтичной мечтательницы, а младшей Ариадне - хохотушки-егозы.
   Зоя говорила тихо, нежно, нараспев, читала стихи, возведя очи к небу, ходила по ночам в ночной сорочке босиком по саду, мечтательно глядела на звезды, играла вальсы Шопена и для бледности лица пила уксус... Ради контраста Ариадна прыгала, приплясывала, заливалась мелодичным смехом, как колокольчик, всячески резвилась и егозила. Сколько она слез пролила, пока научилась смеяться подобающе для озорной, но при этом нежной и пленительной девицы.
   Уловка удалась! Бог послал в этот страждущий дом трех офицеров от инфантерии на постой. Один из них оказался женат, а двое других - холосты. Их то и поймали на крючок. "Веселая, здоровая девушка станет надежной женой для солдата", - подумал старший ротмистр Таганцев.
   Правда, муж Зои зачем-то впоследствии крепко запил. А вот господин Таганцев странности своей жены в голову не брал, тем более, что со слухом у него были проблемы. Другого бы дурацкая егозливая реплика невесты " все мужчины такие обманщики, пользуются нашей доверчивостью" оттолкнула бы, а он ее попросту не расслышал. Такую неожиданно гуманную роль сыграл когда-то оглушивший его взрыв гранаты.
   Подрастающего сына Таганцев отдал в кадеты, где тот увлекся математикой, потом в юнкера, а затем уж тот сам поступил в университет и целиком углубился в физико-математические науки. Наследник оказался очень самостоятельным. Отца любил, мать - снисходительно терпел. Зато обожал жену и обоих детей.
   Успешно общаться же с Ариадной Петровной умел только дед, все еще практикующий врач Михаил Фомич. Он мог с ней терпеливо подолгу обсуждать ее здоровье, приносил таблетки, настойки, притирки и мог каждый раз с новыми аргументами объяснить, почему для ее самочувствия полезней быть "полковницей", а не "генеральшей", как ей мечталось раньше. Ведь маменька профессора Таганцева страдала всерьез самым настоящим "синдромом Мюнхгаузена", то есть неистребимой тягой к употреблению лекарств от мнимых болезней.
   Но Настю, которая сейчас вертелась перед зеркалом, примеряя шляпку и позировала Варе, не устраивала перспектива гостить в Петербурге в деревянном домике с курами на Охте и рассматривать старые фотокарточки в бисерных и гарусных рамках со злыми, напыщенными и спесивыми лицами. Поэтому она уговорила деда снять гостиницу в центре города. Дед для виду посопротивлялся, но потом, разумеется, согласился, как всегда соглашался с дочерью и внучкой, которых боготворил.
  
   ***
  
   Настя одиноко стояла у большого венецианского окна в громадной зале, с зеркально блестевшим дубовым паркетом, полном торжественно-нарядных людей и ожидала Костю.
   Дедушка встретил старинного знакомого и куда-то запропастился, а отец почему-то вообще не приехал. Не самое лучшее времяпровождение для молоденькой девушки вот так стоять среди кучи народа и терпеливо кого-то дожидаться, пусть даже собственного брата. Грустно. Наконец, у нее вырвался вздох облегчения: со стороны входной двери к ней приближался новоиспеченный гардемарин, но не один, а с молодым темноволосым офицером в такой же новенькой форме, который тут же устремил на нее внимательный взгляд темно-синих глаз, которые из-за немного утяжеленных верхних век, казались слегка удлиненными, как у монгола. Подойдя ближе, "монгол" почтительно поклонился, щелкнув каблуками. "Какое красивое и надежное лицо", - успела подумать Настя, перед тем, как широко улыбнувшись, Костя представил ей своего приятеля:
  -- Настя, разреши познакомить тебя с моим однокашником и другом...
  -- Честь имею представиться- Андрей Юнгер, - перебил брата незнакомец и опять щелкнул каблуками.
  -- Анастасия Таганцева. Очень рада нашему знакомству, - ответила девушка, почему-то покраснев.
  -- Знаешь, сестренка, предупреждаю тебя сразу, что этот симпатичный бравый моряк - герой не твоего романа, - встрял в разговор Костя.
  -- То есть? Что ты плетешь, братец? -удивилась девушка неожиданному повороту разговора.- Откуда у тебя появились такие кавалерийские наскоки? Ты вроде бы, теперь у нас морской офицер.
   Но Костя продолжил беседу в том же "кавалерийском" тоне:
  -- Изволь, поясняю: он- твоя полная противоположность, так как не выносит стихов, терпеть не может театр, читает книги только по морскому делу и навигации, не любит живопись...
  -- Неправда! Морские пейзажи и картинки с кораблями даже коллекционирую...
  -- ...так вот, не любит живопись, а из музыки признает только духовые марши и лошадиное ржание, невозмутимо продолжал Костя.- Андрей, я все упомянул?
  -- Благодарю, дорогой друг. Подобная характеристика возвысила меня в собственных глазах и, надеюсь, вызвала интерес у твоей сестры. Я прав, Анастасия Дмитриевна?
  -- Чистейшая правда, - сразу подхватила этот легкий, шутливый тон разговора девушка. - Только я теряюсь в догадках, о чем же мне в таком случае, барышне кисейной и утонченной, которая обожает театр, восхищается поэзией и живописью, которая готова рыдать над душещипательными романсами...
  -- Я восхищен, и все понял про вас, но закончите вашу мысль поскорее, пожалуйста, какие у вас претензии к бравому морскому волку? Ко мне, то есть? - беспардонно перебил ее новый знакомый.
   "Ну, и нахал неотесанный, точно рос на конюшне" - подумала Настя, но вслух невозмутимо закончила свою мысль:
  -- О чем я с вами могу вести светские разговоры? У нас ведь совсем нет общих интересов.
  -- Пустяки. Я терпеть не могу светские разговоры. А чтобы у нас были общие интересы, я стану дарить вам книги по морскому делу. Для начала презентую "Парусный спорт для начинающих" Эша и "Руководство для любителей парусного спорта" этого же автора. Вас это непременно увлечет, - обнадежил Настю Андрей. - А потом я вас свожу в морской клуб, что на Крестовском острове и я на практике научу вас отличать грот-мачту от фок-мачты. А еще мы можем посетить Невский клуб в Петергофе, полюбуемся на колоссальную красавицу - яхту "Полярная звезда". А если повезет, то вы сможете увидеть "Штандарт", к которому я буду приписан в это лето. Для вас это непременно станет очень познавательно, интересно и доставит много радости, - уверенно закончил свою тираду Андрей Юнгер.
  -- Вы так полагаете? Вы так много потратите на меня сил и времени... А вдруг я так никогда и не смогу отличить грот-мачту от фок-мачты?
  -- Я уверен, что вас это увлечет и вы полюбите море и корабли. Недаром же у вас глаза, словно прозрачные чистые аквамарины. Как морская вода у берегов Туниса в мае, - тихо и серьезно ответил Андрей и добавил, - вы особенная девушка, я чувствую это.
   На этот раз Настя ничего не смогла ему ответить. От его слов и от того, как они были сказаны, вдруг перехватило дыхание и она с ужасом вдруг поняла, что между ними, как вольтова дуга, вспыхнуло непреодолимое притяжение, что ее тряхнуло, словно током и тянет к этому почти незнакомому человеку. Это страшное новое чувство испугало ее своей новизной, но больше всего она боялась, что смятение разглядит Андрей. Захотелось немедленно остаться одной, унять эту предательскую лихорадочную дрожь и во всем разобраться, чтобы хоть как-то справиться с собой.
  -- Костя! - обратилась она к брату, который все это время, встав поодаль, молча наблюдал за их разговором, - Костя, по-моему, я сильно простыла в поезде. Где дедушка? Я хочу вернуться в гостиницу.
  -- Что ты, Настя? Хочешь мне весь праздник испортить? Мы сегодня вечером приглашены к Юнгерам на праздничный ужин. Андрей, подтверди, пожалуйста.
   Но друг ответил не сразу. Он неотрывно и внимательно смотрел на Настю, словно по выражению лица читал мысли девушки.
  -- Андрей, ты заснул, что ли?
  -- Анастасия Дмитриевна, - наконец подал голос Юнгер, - я буду очень рад видеть вас, а также вашего брата и дедушку в нашем доме и познакомить с моими родителями. Они вашей семье непременно понравятся..... А потом, я обещал вам подарить книгу. За сим позвольте откланяться. До вечера.
   Щелкнул каблуками и ушел.
  
   ***
  
   Находясь в гостиничном номере, Настя так и не смогла привести в порядок свои разум и чувства. Сославшись на головную боль она легла на кровать, уткнувшись лицом в подушку и пыталась воскресить перед мысленным взором весь разговор с Андреем Юнгером. Выходило, что ничего особенного он ей не сказал, кроме того, что часто говорит симпатичным девушкам. И с чего она так взволновалась? Да, наверное, оттого, что от него исходит какой-то особый магнетизм. А несколько холодноватое выражение лица придает ему некий шарм недоступности и делает еще более притягательным... Как звучит это новое словечко, которое сейчас многие употребляют? Секс-апиль? Или секс-апил? Как наверное, он сейчас про себя потешается над московской провинциалкой, которая так оробела перед ним... Настя от досады несколько раз пребольно ущипнула подушку, напоследок стукнула ее кулачком, затем энергично, от злости на себя, поднялась и стала приводиться в порядок для предстоящего вечера, решив быть на нем вежливой, но холодной и равнодушной, как Снежная королева.
   Но долго продержаться в придуманном образе ей не удалось. На вечере, кроме них, оказалось еще человек 15 приглашенных друзей и родственников. Также приехал брат Юнгера - старшего Ипполит Георгиевич Юнгер с женой и двумя детьми из китайского города Харбина.
   Огромная квартира в центре Петербурга на Миллионной улице оказалась битком набита народом. Было тесно, шумно и весело. Молодежь пела и танцевала под аккомпанемент фортепьяно и граммофон. Андрей Юнгер, приятным баритоном, спел арию варяжского гостя из "Садко" Римского-Корсакова. Настю удивило, что аккомпанировал он себе сам. Правда, этот юный гардемарин совсем не танцевал и не обращал внимания на Настю, уделяя ей не больше времени, чем другим гостям. Еще Настя обратила внимание, что харбинский кузен Коля все время оказывался рядом с юной, хорошенькой Катенькой, воспитанницей питерских Юнгеров. Они взяли ее в дом после гибели Катиных родителей, своих дальних родственников. Это сестре пояснил Костя, на вопрос Насти, которой показалось, что и ее братец заглядывается на девушку.
   Настя станцевала "польку-бабочку" и "мазурку" с братом, "падэспань" и "падэграс" с Колей Юнгером, симпатичным кузеном Андрея из Харбина, который даже во время танца поглядывал на Катю, а затем подошла к столику у фортепьяно с кипой нот и стала их перебирать в надежде найти что-нибудь подходящее для себя. Вот тут-то на помощь к ней и поспешил Андрей с вопросом:
  -- Вы явно хотите порадовать гостей своим пением? Я угадал?
   Настя утвердительно кивнула головой и слегка улыбнулась, как и положено Снежной королеве.
  -- Подскажите, что вы ищете и я помогу вам.
  -- Я поняла, что вам нравится Римский-Корсаков...
  -- Как же иначе! Он ведь из наших, из морских. Я многое из него наизусть знаю.
  -- Тогда что-нибудь из "Снегурочки", пожалуйста.
  -- Вот это подойдет? - Спросил Андрей, наигрывая знакомую мелодию.
  -- Да. Пожалуйста, эту.
   Прервали танцы и Настя спела выходную арию Снегурочки. Голосок у нее был чистый и приятный, но слабенький. Гости похлопали, а потом продолжили танцы. За фортепьяно уже сидел Коля Юнгер.
   В конце вечера Андрей спросил Настю:
  -- Все хочу спросить, вы куда-нибудь собираетесь поступать учиться?
   На это девушка неожиданно для себя самой ответила:
  -- Это очень большой секрет, но я подала заявление в один серьезный театр, чтобы меня приняли во вспомогательный состав труппы и учебную студию этого театра. Отбор состоится осенью. Дома еще никто ничего не знает...
  -- Так вы хотите стать актрисой? Зачем?!
   Настя растерянно на него посмотрела, не зная, что ответить, но тут, к счастью, вспомнила чьи-то слова то ли где-то услышанные, то ли прочитанные:
  -- Потому, что на сцене я смогу испытать те чувства, муки, радости и страсти, которые наверняка, не встречу в жизни...
  -- Зачем?! - опять перебил ее Андрей. - Зачем вам рядиться в чужие чувства и страсти? Все это для ущербных, в чем-то ущемленных людей, наделенных тщеславием, а возможно жаждущих реванша перед несправедливостями судьбы... А вы...вы такая ясная, чистая и гармоничная. Есть в вас что-то вечное женское, что-то настоящее и правильное. Я еще сам не очень разобрался.
   У Насти опять закружилась голова и предательски задрожали руки, начало чуть-чуть потрясывать. Но она быстро пришла в себя услышав конец фразы...
  -- Правда, я сам когда-то был страстно влюблен в одну артистку. Вернее, циркачку-наездницу в розовой пачке. Она так грациозно прыгала через горящий обруч, а после этого делала восхитительный пируэт, - мечтательно закончил фразу собеседник.
   Девушку словно облили из ледяного шланга, но взяв себя в руки, она спокойно спросила:
  -- И что стало с вашей великой любовью?
  -- Да я откуда знаю? Уехала со своим цирком наверное. Как я могу помнить подобные вещи? Мне всего-то лет 10 тогда было.
   У Насти отлегло от сердца. На прощанье Андрей попросил разрешения прислать ей весточку, а возможно, и навестить в случае кратковременного визита в Москву. Настя разрешила.
   Из Петербурга в Москву она увозила только что купленный фотоальбом, самый большой, какой отыскался в писчебумажном магазине на Невском проспекте. Его первый лист украшала групповая фотография корабельных гардемарин Морского кадетского корпуса, выпуска 1912 года.
  
   ***
  
   Стоял солнечный благоуханный день начала августа. Варя сидела в цветастом платье, в плотном переднике на веранде дачи в Сергеевке и специальной лопаточкой чистила крупные темные вишни, складывая их в медный таз, в котором собиралась варить варенье.
   На веранду вошла Настя с только что купленным журналом. На ней было полотняное платье, которое из-за покроя воротника и галстучка, напоминало морской костюм. С некоторых пор она предпочитала подобные фасоны.
  -- Настя, помоги мне чистить ягоды. Хочется поскорее закончить, - обратилась к девушке Варя.
  -- Сейчас-сейчас, непременно помогу, вот только прочту тебе статью об Андрее.
  -- Об Андрее? Статью? Чем же он так прославился?
  -- Ничем. Статья называется "Царская семья на рейде "Штандарт". Он же приписан в это лето на "Штандарт", разве ты забыла?
  -- Нет-нет, конечно. Читай, я с удовольствием послушаю.
  -- Слушай: "По давно уже установившейся традиции Царская семья ежегодно проводит часть лета в финляндских шхерах среди благодатной природы скалистых островов, покрытых богатой растительностью залитых ярким светом и умеренным теплом северного солнца. Любимым уголком императора Александра ? были шхеры в окрестностях Котки и устье бурной реки Кюммнен, где построен был редкий по простоте обстановки и устройства дворец Лангенкоски. Ныне благополучно царствующий Государь Император Николай Александрович изволил избрать местом летнего отдыха для Себя и семьи своей рейд "Штандарт".
   Рейд этот находится на морском пути из Выборга в Фридрихсгам, ближе к последнему, в пределах прихода Виролахти, и защищен с одной стороны материком, а с другой стороны - рядом островов.
   Как по положению, так и по красоте - идеальное место для стоянки эскадры, и трудно было бы найти в этом отношении лучшее место в такой близости к Петербургу.
   Пребывание царской эскадры в водах Виролахти всегда является большим и радостным событием для местных жителей. Многие из припасов, необходимых для эскадры, как молоко, масло, хлеб приобретаются тут же у крестьян, оказавшихся в роли Царских поставщиков.
   Сравнительно редко принимал участие в общих прогулках Его Высочество наследник Цесаревич..." А вот уже совсем про Андрея! Слушай внимательно: "...На яхте "Штандарт" , помимо обычного судового состава , все время было очень мало приближенных и жизнь протекала в интимном, семейном кругу, тихо и просто, без всяких торжеств и празднеств.
   Исключением явился день тезоименитства Государыни Императрицы Александры Федоровны, когда для господ офицеров эскадры были устроены, в присутствии Государя Императора, пикник и танцы на ближайшем острове Тухбю. И вечером рейд "Штандарта" был залит светом электрических лампочек, усеявшими густо все суда.
   В полдень 26-го июля Царская яхта "Штандарт" снялась с якоря и покинула любимый уголок Государя. Попрощался со своим любимым островом до будущего года и Его Высочество наследник Цесаревич." Посмотри на его фотографию!
   Настя закрыла журнал и из своих рук показала обложку Варе, на которой был изображен цесаревич Алексей в цветочном орнаменте из стилизованных ирисов.
  -- Глупышка ты, Настя... А почему от них нет никаких известий? Ни от Кости, ни от Андрея?
  -- Не знаю, что и думать, - приуныла Настя, - так ни одной весточки и не прислал... А ведь даже позволения просил писать. Забыл, наверное. Вот, назло ему пойду в театр в сентябре на прослушивание. Прославлюсь, да еще в фильме какой-нибудь снимусь. В заглавной роли. Пусть тогда себе локти кусает, - нашлась, как отомстить легкомысленному обидчику девушка. - Я сейчас схожу за фартуком и стану тебе помогать. Вообще-то я и платье переодену. Вышла уже из того возраста, чтобы матроски носить, - добавила хрупкая, 18-летняя Настя.
   Пока рассерженная на себя девушка раздумывала у себя в спальне, какое же платье ей надеть, к дому подкатила рессорная коляска. Варя с перепачканными вишневым соком руками выбежала на крыльцо посмотреть, кто же там приехал и застыла как вкопанная, не отрывая изумленного взгляда от двух высоких морских офицеров в белой парадной форме. Один из них в руке в белоснежной перчатке держал красиво упакованную, большую нарядную коробку.
   Варя вдруг раскраснелась, похорошела и закричала:
   - Настя! Настя! Иди скорее! Костя с Андреем приехали!
   Бессчетное количество раз возвращалась потом Настя в своих мыслях к этому самому счастливому дню в своей жизни...
   Хотелось бы посмотреть на настоящую русскую девушку, чье сердце не дрогнет при виде красавца - офицера. Ведь мундир - это не только выправка и стать, но это еще и гарантия определенных поведенческих норм, волевых и устойчивых моральных качеств, необходимых для нее. Так было почти всегда. По крайней мере, в тот ранний августовский вечер у Насти Таганцевой сердце не только дрогнуло, но и задрожало, когда Андрей распаковал коробку и вынул роскошную куклу в сине-голубоватом наряде боярышни, лицом похожую на Настю. Голову ее украшал нарядный кокошник с жемчужной понизью.
  -- Вот. Я специально заказал одному немцу эту куклу, чтобы на вас была похожа. Костя одолжил Варин рисунок со "Снегурочкой", - заговорил Андрей, когда они остались одни.
  -- Боже, какое чудо! Я ничего подобного никогда не видела. И действительно, похожа на меня.
  -- Это еще не все. Этот розовый бутон у нее в руках... Что-то вроде моего сердца, которое рвется чтобы открыть вам свою тайну. Послушайте.
   Андрей что-то повернул у основания цветка. Бутон раскрылся, там оказалась синяя крохотная птичка, которая раскрыла клювик и полилась хрустальная, нежная мелодия. Боярышня ей в такт качала прелестной головкой. Мелодия закончилась, лепестки закрылись, а боярышня неподвижно продолжала любоваться бутоном. Даритель прервал восхищенное молчание:
  -- Эта синяя птаха пропела о том, что я еще ни в кого никогда не был влюблен, но сейчас сражен и очарован вами и хочу бросить свой якорь у вашей пристани. Но если вы не позволите причалить моему кораблю к вашему берегу, то я выйду в открытое море, открою кингстоны и пойду ко дну.
  -- Боже, какой поэтичный образ!...Только я ничего не поняла. Нельзя ли выразиться поясней и попроще?
  -- Простите. Просто я никогда раньше не влюблялся и никому до сих пор не объяснялся в любви. Но вы совершенно особенная, редкая девушка. Я это чувствую. С первой встречи почувствовал. Вот я и постарался для объяснения придумать что-то оригинальное.
  -- Так это было объяснение в любви?- допытывалась "непонятливая" Настя.
  -- Вовсе нет! То есть, да...И это тоже. Я предлагаю вам свое сердце вместе со своей надежной рукой. Вы согласны стать моей женой? А если нет, то я ...
  -- Только не надо про кингстоны! Пожалуйста. Я согласна стать вашей женой. И с радостью приму ваше сердце вместе с надежной рукой.
   Через два месяца они поженились. Венчали их в Морском кафедральном соборе города Кронштадта, куда был приписан служить Андрей Антонович Юнгер. Через 10 месяцев после венчания у них родилась дочь Танечка.
   Только всепоглощающее семейное счастье молодых супругов Юнгер оказалось слишком коротким. Как и счастье других пар, живших также в ладу и согласии. 1 августа 1914 года Германия объявила России войну, которая оказалась к ней почему-то не готова.
   Все стало зыбко, непрочно, ненадежно и почти во всех семьях воцарился страх на многие годы. Страх получить похоронку.
   Неожиданно для всех осенью 1915 года Андрей Юнгер поступил на ускоренные курсы обучения в Академию Генерального Штаба, а жену с дочерью отправил в Москву.
   С этих пор Настя о нем почти ничего не знала. Он никогда не писал. Лишь иногда приезжал на короткое время навестить семью. О делах почти не говорил. От постоянного ожидания мужа у Насти развились тревожность и бессонница. Успокаивала только дочь Танечка, которую надо было растить и поддерживать. Еще никогда раньше Настя так часто и истово не молилась.
  
  
   Часть вторая
  
   А на подмостках войны развернулся очередной акт кровавой истории. С бомбардировками, взрывами снарядов и удушливых ядовитых газов, обрекая солдат на мучительную смерть.
   Варя закончила курсы медсестер и работала в лазарете, куда свозили тяжело раненных. Домой приходила измученная, молчаливая. Поспав несколько часов, опять возвращалась мыть, перевязывать, делать уколы и выполнять другую страшную рутинную работу для покалеченных войной солдат.
   Кровавые дни увядали и отшелушивались гнойной коростой.
   Постепенно военная реальность стала приобретать более устрашающие черты и глухая тревога как дальние предчувствия и всполохи еще большей беды вползала сквозь щели еще относительно понятной и привычной жизни. Но наступало время и тревожное предощущение будущего превратилось в страшное настоящее.
   Война вскрыла, обострила язвы и несправедливости жизни. Окончательно выявила прогнившую, бездарную суть "элиты" России, особенно в коррумпированной политической ее части.
   Совершилась февральская революция. Отрекся царь от престола. А когда осенью 1917 года свершился октябрьский переворот, из всех щелей, прикормленные золотом немецких рейхсмарок, из всех щелей империи вылезли "чужебесы", которых в России водилось всегда намного больше, чем в других странах мира. Из разных социальных слоев, всех мастей и национальностей, но почти всегда с русскими псевдонимами. Их объединяло одно чувство - ненависть к этой стране и ее народу, измученному лишениями, запуганному и истерзанному многолетней войной. Который , поддавшись революционной эйфории, легко купился на лживые посулы и обещания этих самых "чужебесов". И который так и не получит ни земли, ни заводов, ни свободы. Еще отнимут и то немногое, что есть.
   Вот тогда-то и рухнул окончательно многовековой уклад жизни России со всеми его добротными, хорошими или неприглядными сторонами жизни, которые есть у всех стран и народов.
   Еще в августе 1917 года Андрей Юнгер приехал в Москву, чтобы отправить семью в Ялту, пока еще в относительно надежное место - в дом, купленный дедом Насти для лечения ее матери, которая сейчас вместе с отцом и мужем проживала в безопасной Ницце. Никакие вести от них до Москвы не доходили.
   Перед отъездом семьи в Крым, жена Юнгера Анастасия Дмитриевна вызвала на дом очень хорошего фотографа, чтобы сделать семейное фото. Все расположились на диване: глава семейства Андрей, Танечка и Настя, а между ними любимая кукла Насти - прекрасная боярышня. Только красота ее была немного подпорчена. Не хватало одного пальчика, который откусила Танечка. У малышки резались зубки, чесались десна и она все тащила в рот, вот и подпортила мамину любимицу. Кукольный пальчик отыскать так и не смогли. Завалился куда-нибудь. Настя попросила сделать еще небольшой портрет мужа. Фотограф очень быстро выполнил этот заказ. За хорошую плату, разумеется.
   А через несколько дней Настя, Танечка и Варя в сопровождении надежного денщика Андрея отбыли в Ялту. Добирались долго, но в конце концов, добрались и обосновались там.
   А вот Феодора Федоровна, мать Вари наотрез отказалась ехать с ними.
  -- Буду жить здесь, в Москве и в этой квартире. Стану мужа дожидаться. Потому, как другого адреса он не знает, - твердо заявила она.- А с голоду не помру, запасов хватит.
   На том и порешили.
   Фефедя дождется своего мужа Игната Дубинина. В 1919 году приедет он в эту квартиру с изуродованным лицом, с двумя новорожденными сыновьями - близняшками и новой женой - молодкой, которую вывез из какой-то сибирской деревни. Да еще с ее мамашей впридачу, так как даже в богатой Сибири стало голодно. Фефедя поселила эту мамашу в комнатке при кухне, а сама заняла Настину комнату. В очень короткое время любимая ухоженная кухня аккуратной и чистоплотной Фефеди пропиталась чуждым духом скудной беспросветной бедности. Сам воздух и стены стали источать тошнотворные, застоявшиеся запахи вареной на коптящем примусе картошки в мундире, прогорклого жира, перемешанного с вонью лежалого, давно нестиранного белья. Эти запахи не поддавались никакому проветриванию.
   Так и будут все пятеро жить в квартире профессора Дмитрия Таганцева, пока в 1933 году не арестуют трижды георгиевского кавалера Игната Дубинина и не сошлют туда, куда Макар телят не гонял. Потому что холодно там телятам. А арестуют его по доносу новой жены, между прочим. И то верно, зачем ей, еще не старой и пышущей здоровьем бабенке какой-то урод покореженный, когда полно вокруг здоровых, в самом соку мужиков? " Щас! Не на ту напали! Сама теперь москвичка!" Уж и подыскала себе кой- кого. Правда, тот пока упирается, хочет свободной любви. Но это пока. Как квартиру увидит - передумает." Жаль, что не передумал. Облом выйдет. Более выгодную квартиру найдет. Меньше, зато без детей и соседей.
   Справедливости ради надо заметить, что через пару лет Игнат домой вернулся. К сыновьям. И привез с собой лютую, мстительную злобу в сердце к своей второй, гражданской жене.
   Уж непонятно как ему это удалось, но очень скоро после его приезда выслали сибирскую резвушку за какой-то там километр от Москвы на поселение. Вроде как за непристойное поведение и еще за что-то.
   "И поделом ей," - прокомментировали соседки Фефеди. Только невдомек будет бабонькам, что и там ушлая вертихвостка соорудит себе счастье в личной жизни. Даже еще детей нарожает. Ну и что? Сказано ведь в Писании: "плодитесь и размножайтесь". Так что - все путем.
   А Игнат Дубинин в 1941 году отправит сыновей на очередную страшную войну. Один из них вернется. Когда в мае 1945 года позвонит Степан Игнатьевич Дубинин в дверь знакомой квартиры, что в Староконюшенном переулке, то откроет ему дверь очень старая, но еще бодрая и в ясном уме Фефедя и поначалу не узнает солдата - стоит перед ней статный молодец, грудь в иконостасе медалей, а лицо покорежено, как когда-то у отца, которого уже и в живых - то нет. (Сердце у старика не выдержало, когда похоронка в 42-ом пришла).
   Долго простоят у порога, обнявшись и крепко прижавшись друг к другу Степан и Фефедя. Вечные, главные персонажи России - Солдат и Старуха.
   Только все это будет потом. Сильно потом. А пока это "потом" не наступило, вернемся к настоящему, грозному 1919 году. В Крым.
  
  
  
  
   ***
  
   Еще летом 1917 года среди молодых офицеров армии и флота, а также учащейся военной молодежи возникла мысль об объединении сил для защиты Родины. Воспользовавшись именем Совета казачьих войск, находившегося в Петрограде на Знаменской улице, была создана патриотическая организация, которую возглавил командир лейб-гвардии Измайловского полка полковник Веденяпин. Члены организации, группами по 5-6 человек, пробирались в Новочеркасск, где с ноября генерал Алексеев сформировал Добровольческую армию. А на северо-западе России адмирал Михаил Андреевич Беренс разъяснял молодым офицерам, как лучше добраться на Дон к генералу Алексееву.
   С первых же дней революции было понятно, что флоту грозит полное уничтожение. Начались зверские убийства командиров. Были распущенны все военные училища и корпуса, в июне 1918 года Ленин и Троцкий подписали приказ о затоплении Черноморского флота в Новороссийске, до которого немцы так никогда и не дошли.
   Такой же приказ получил Балтийский флот в Гельсингфорсе еще в начале года. Капитан первого ранга А.Н.Щастный, возглавлявший "Ледовый поход" в Кронштадт и спасший 200 кораблей от немцев, Троцким был обвинен в "саботаже" и расстрелян 22 июня 1918 года за отказ топить свой флот.
   Поэтому все, кто тяжело переживал те события и имел возможность, стремились туда, где организовывалось сопротивление. И бились там три года не только за свою страну, но и не давали распространиться пожару "мировой революции" на остальную Европу. Еще в декабре 1917 года Ленин поручил Дзержинскому организацию ВЧК, задача которой - судить "врагов народа" и немедленно приводить приговоры в исполнение.
   Красный террор уничтожал старую Россию. Все, кто нес в себе ее культуру, мораль и религию были приговорены.
   Видный чекист Лацис в издании "Красный террор" от 1 ноября 1918 года в своей программной статье так объяснял смысл и сущность проводимого террора: "Не ищите на следствии материала и доказательства того, что обвиняемый действовал словом и делом против Советской власти. Первый вопрос, который вы должны ему предложить, к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, образования, воспитания или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого."
   Так началось планомерное истребление тысячелетней русской культуры. Десятки миллионов людей, которые хранили в себе это наследие, или физически уничтожались, или насильно выдворялись из страны. Вскоре Запад получит в подарок лучших представителей аристократии и ученого мира. Тогда как в самой России уничтожались самые устои народной культуры.
   Крестьянство, несущее традиции земли, и церковь, тесно связанная с глубинной сутью и корневой системой народа, также объявлялись контрреволюционными организациями.
   Но росло и сопротивление. К октябрю 1919 года Добровольческая Армия завладела всем Крымом и чуть позже Украиной. В Новороссийске возрождался тяжело пострадавший флот. Корабли приводились в порядок и уже в начале 1920 года на Севастопольском рейде в полной исправности стоял достаточно сильный боевой флот во главе с дредноутом "Генерал Алексеев". И когда придет время эвакуировать Крым с беженцами и армией этот флот спасет тысячи и тысячи человеческих жизней.
   В марте 1920 г. был оставлен Кавказ. Крым, связанный с континентом узким перешейком Перекопом, оставался последним оплотом Белой Армии. Генерал Петр Врангель в это тяжелое время заменил Деникина, который покинул страну на английском "Мальборо". А Петр Николаевич Врангель, пользовавшийся непререкаемым авторитетом и уважением в военных кругах, несмотря на роковые ошибки, допущенные его предшественником, сделал почти невозможное, укрепился в Крыму, поднял армию в бой весной 1920 г. , не рассчитывая на союзников.
   В октябре 1920 года наступил решающий поворот. После заключения мира с Польшей Красная армия сосредоточила все свои силы на Крымском перешейке. Пять армий, тяжелая артиллерия (200 пушек на короткий фронт), интернациональные коммунистические бригады латышей, китайцев, венгров, банд Махно бросились на Перекоп. А против них армия, по словам самого Врангеля, " ..раздетая, обмороженная, полубольная, истекающая кровью...". Сколько времени она могла продержаться?
   1920 год был особенно тяжелым для беженцев во всем Крыму. Госпитали переполнены ранеными и больными, не хватало средств, чтобы бороться с эпидемиями: холерой, сыпным и брюшным тифом...
   Самым светлым моментом для семьи Таганцевых и Юнгеров стало тихое скромное венчание в православной церкви Ялты Константина Дмитриевича Таганцева с Варварой Игнатьевной Дубининой. За 2 месяца до них там же обвенчался Николай Ипполитович Юнгер с воспитанницей своих петербургских родственников Катенькой, которые тоже поселились в гостеприимном ялтинском доме Таганцевых.
   Только не пощадил светлую Катеньку жестокий рок. Через 7 месяцев скончалась она вместе с неродившимся младенцем от сыпного тифа. Тяжелый удар судьбы постиг Настю и Андрея Юнгеров. Тифом заболели Настя с дочкой Татьяной. Варе удалось выходить Настю, а вот детский организм Танечки не перенес тяжелого заболевания. Похоронили их рядом: Танечку Юнгер и Катю Юнгер.
   В августе 1920 года у Варвары Таганцевой родилась дочь, которую тоже назвали Татьяной. Странно, что в такое голодное время и в таком месте, среди болезней и эпидемии, девочка родилась доношенной, крепкой и здоровой. Должно быть, сказались здоровые гены родителей.
   В конце октября было объявлено о всеобщей эвакуации Крыма. Правда, красный командир Фрунзе обещал всем амнистию и даже клялся офицерской честью, что "раскаявшиеся" будут помилованы, но кто же мог быть уверен в будущем оставшихся, если Троцкий разрешил своим войскам в течение 14 дней расправляться с "врагами народа" и грабить их жилища. А венгерский коммунист Бела Кун зверствовал так, что сам Троцкий сместил его. Это называлось "Ирода переиродить". К тому же, Льва Давыдовича еще впереди вместе с Лениным, Зиновьевым и Свердловым со товарищи еще ожидало волнующее их действо - создание ГУЛАГов. Итак, эвакуация началась.
   Просматривая историческую хронику тех дней, хочется полностью процитировать воспоминания очевидицы и участницы тех событий Анастасии Александровны Ширинской, которая сама с семьей отплывала из Севастополя на эсминце "Жаркий":
   " 2 ноября Врангель удостоверился, что все войска погружены, что грузятся последние заставы. Только тогда появилась на Графской пристани его высокая фигура в серой офицерской шинели и фуражке корниловского полка. Почти у самого берега он повернулся к северу, в направлении к Москве и, сняв фуражку, перекрестился и низко поклонился Родине в последний раз.
   В 14 часов 40 минут катер отчалил от пристани и, медленно обогнув с носа крейсер "Корнилов", приблизился к правому борту. У Андреевского флага виднелась высокая фигура в серой шинели, Похудевшее осунувшееся лицо, образ железного Рыцаря средневековой легенды.
   Эвакуация Севастополя закончена.
   Находясь в постоянной связи с адмиралом Дюменилем, Врангель удостоверился, что эвакуация Ялты, Керчи и Феодосии прошли благополучно. Только тогда отдал он приказ N 4771 : " Эвакуация Крыма прошла в образцовом порядке. Ушло 120 судов, вывезено 150 000 человек. Сохранена грозная русская военная сила. От лица службы приношу глубокую благодарность за выдающуюся работу по эвакуации командующему флотом вице-адмиралу Кедрову, генералам Кутепову, Абрамову, Скалону, Стогову, Барбовичу, Драценко и всем чинам доблестного флота и армии, честно выполнявшим работу в тяжелые дни эвакуации".
   Эти 120 судов составляли армаду, в которую, кроме военных кораблей Черноморского флота, входили транспорты, пассажирские и торговые корабли, яхты, баржи и даже плавучий маяк на буксире. Спасать население пришли также суда из Варны, Константинополя, Батуми и даже, по счастливой случайности, из Архангельска и Владивостока".
   Все очевидцы этих событий отмечают, что эвакуация проходила без паники и толкотни, а организованно и слаженно.
   Далее Анастасия Ширинская выражает особую огромную благодарность тем французским военным, которые до конца остались верны союзническому долгу, проявили великодушие и помогали людям, покинувшим родину: "Французский адмирал Дюмениль на судне "Вальдек Руссо" с миноносцами и буксирами, сразу же покинули Константинополь, спеша на помощь Крыму. Он получил от Жоржа Лейга, председателя Совета Министров и министра иностранных дел Франции, следующую телеграмму: "Я одобряю принятые Вами меры. Французское правительство не может оставить без помощи правительство Юга России, находящееся в критическом положении. Позиция полного нейтралитета, принятая Англией, не позволяет русским рассчитывать ни на кого другого, кроме нас! Франция не может бросить на верную смерть тысячи людей, ничего не предприняв для их спасения".
   Жорж Лейг, Дюмениль, де Бон, позже адмирал Эксельманс и некоторые другие...СПАСИБО!
   Выражение их симпатии и уважения тем более ценно, что в будущем унижения не станут редкостью. Некого даже будет за это винить. Просто мы стали беженцами и, люди как-то незаметно для самих себя считали вправе говорить с нами по-другому."
   Наверное, совершенно излишне упоминать, что с эскадрой Врангеля покинули Крым и родную землю Андрей, Анастасия и Николай Юнгеры. Вместе с Константином, Варей и их дочерью Татьяной. Ведь давно уже боевые офицеры Юнгеры и Таганцев стали считаться белогвардейцами. А подполковник Андрей Антонович Юнгер входил в близкий круг доверенных офицеров при Петре Врангеле. То что он в свое время закончил Академию Генерального Штаба, безусловно, сыграло свою немалую роль.
   Хочется еще раз вспомнить о людях, которые с достоинством встречали тяжелые удары жизни и оставались верными себе и своему долгу даже в те трудные моменты, когда судьба и жесткий ход исторических событий от них не зависели. Благодаря исключительной организации Врангель смог в одну неделю, с 12 до 18 ноября 1920 года перевезти на 138 военных и торговых судах 145693 человека, из которых 6628 раненых и больных, без них Врангель отказывался покинуть Крым. Через две недели все корабли собрались в городе Истанбул-Константинополь в бухте Мода - собрание кораблей не имевшее примера в истории.
   Переговоры с представителями Балканских стран позволили высадить на берег армию и штатских. Вскоре стало известно, что добровольцы будут интернированы в Галлиполи, донские казаки - в Чатальдже около Константинополя, кубанцы - на Лемнос.
   Турция, Сербия, Болгария, Румыния и Греция соглашались на размещение и прием гражданских беженцев.
   По прибытии в Константинополь Черноморская Эскадра переименовывалась в Русскую эскадру под управлением генерала Кедрова и по решению французского правительства направлялась в Тунис, в порт Бизерта - колонию Франции.
   Армия Юга России переименовалась в Русскую армию под командованием генерала Врангеля и направлялась в Сербию. Главное, решающее слово здесь произнес сербский король - Александр Первый.
   А накануне на секретные переговоры из Константинополя в Белград была отправлена группа военных. Одним из участников этой секретной миссии был подполковник Русской армии Андрей Юнгер.
   Жена Андрея Антоновича находилась уже на восьмом месяце беременности, которую переносила очень трудно. Не менее тяжело она относилась к предстоящей разлуке с братом и Варей, которые должны были отправиться в тунисскую Бизерту, тогда как ей вместе с мужем и частью Русской армии надлежало отбыть в Сербию, скорее всего, в Белград. Она не знала точно, но чувствовала, что именно для решения этих вопросов и отправился Андрей в поездку.
  -- Не мучай себя напрасными тревогами, думай о малыше. Ведь самое страшное уже позади. Костя и Варя позаботятся о тебе. Я уладил, чтобы до моего возвращения ты пожила с ними, на корабле - лазарете. Там будет Варя, которая всегда о тебе позаботится и в случае чего, там тебе окажут необходимую медицинскую помощь. Главное - думай о нашем малыше. А я стану думать о вас. Я вас очень люблю. Как закончу все дела - тут же вернусь, - сказал ей муж на прощание.
   Нежно, осторожно обнял Настю, поцеловал и вышел. Настя перекрестила его вслед.
   Через несколько дней после отбытия мужа, забывшись, наконец, в беспокойном сне, она вдруг почувствовала острую ноющую тревогу, которая нарастая, вращающейся воронкой проходила сквозь углубление в ключицах и с тупой болью упиралась в сердечную мышцу, всколыхнув в душе гулкое, тревожное предчувствие...И вдруг в этом состоянии - между сном и явью в мозгу Насти вспыхнуло видение: высокие гранитные ступени незнакомой православной церкви, окруженной густым высоким кустарником. В сопровождении нескольких офицеров спускается генерал, которого она видела при эвакуации из Севастополя. Он тогда стоял рядом с Врангелем, а один из сопровождающих генерала офицеров- ее муж. Вдруг из кустов раздается выстрел, пуля задела и расцарапала щеку генерала и тут Андрей, который намного выше своего командира, бросается вперед и закрывает того своим телом. Следует еще выстрел, и еще... Оба попадают в грудь ее Андрея. Андрей, истекая кровью еще стоит, а остальные офицеры молниеносно сбегают вниз открыв пальбу по кустам...
   Настя открыла глаза...Ее сердце поняло раньше разума: Андрея больше нет. Ее Андрей убит.
   Несколько десятилетий спустя в Белграде, листая подшивки газет этого периода, она найдет точно такое описание гибели двух русских офицеров, одним из которых оказался ее муж. Погиб он именно так. Похоронили их там же, где они погибли - на церковном кладбище при монастыре.
  
   ***
  
   Когда у Насти начались схватки в открытом море, недалеко от берегов Сицилии, начался шторм с ураганным, шквальным ветром, со страшной грозой. Переполненный корабль-лазарет качало из стороны в сторону. В такую грозную бурю и появился на свет сын Андрея и Насти, тоже Андрей. Когда шторм утих, то выяснилось, что кораблик - буксир, на котором находились вещи пассажиров, из-за перегруженности лазарета, затонул - оборвались оба металлических троса. На нем были пожитки многих пассажиров, в том числе и Насти. У бедной женщины не осталось даже одежды для себя и ребенка, вообще ничего. Все милые сердцу, привычные вещи, альбом с фотографиями семьи, родителей - все затонуло. Скорее всего, еще ночью. Осталось только небольшое Евангелие в кожаном переплете с двумя фотографиями за обложкой, то самое, которое когда-то подарила ей мама и с которым она никогда не расставалась. К счастью, роженица этого пока еще не знала. У нее началась родовая горячка. Варя не отходила от нее ни на шаг, поручив свою дочь сиделкам из числа пассажирок. Она приняла роды и регулярно кормила грудным молоком свою дочь и новорожденного Андрея. Как когда-то ее мать вскармливала свою дочь и Настю.
  
   ***
  
   Варя, сидя на крошечной, неудобной табуретке, забыв про сон, неотрывно следила за бесконечно исхудавшим , ставшим почти детским, лицом Насти. Ее закрытые глаза окружали черные тени. Казалось, вот-вот и жизнь окончательно отлетит от нее. Вдруг она открыла свои ставшие неестественно огромными глаза с лихорадочным блеском и, молча, стала смотреть на Варю, словно не узнавая ее.
  -- Настя, Настенька, ты не узнаешь меня? Ты знаешь, кто я?
   Роженица с трудом разлепила горячечный рот с потрескавшимися губами и еле слышно, не своим голосом прошелестела:
  -- Знаю. Ты- Ангел небесный, - снова закрыла глаза и впала в забытье.
   Варя пришла в неописуемый ужас и побежала за священником, чтобы успеть причастить умирающую, которая уже начала заговариваться.
   Когда, спустя полчаса она вернулась со священником, то увидела, что лицо Насти почти неузнаваемо изменилось. Оно стало прежним. Исчезло трагическое, измученное выражение. Оно посветлело, на бледных щеках заиграл легкий румянец, а губы тронула просветленная улыбка. Казалось, она погрузилась в здоровый, живительный сон и видит в этом сне чудесные картины.
   Так оно и было. Только не картины видела измученная женщина, а своего погибшего мужа. Возник перед ее мысленным взором Андрей точно таким же, каким был, когда уезжал в Сербию. Только что-то в нем появилось новое, значительное и труднообъяснимое. Словно он уже стал рядовым Небесного Воинства, куда попадают те, кто на земле "за веру и отечество живот свой положиши". Эту странную о нем мысль она уже как бы знала. Он не раскрывал рта, только смотрел, но она внутренним слухом слышала все слова, что Андрей говорил ей о том, что все у нее и ее близких сложится хорошо, что она вырастит сына и проживет свою жизнь достойно. А когда придет ее срок отойти с миром, то они встретятся.
   После этих слов молодая мать заснула крепким сном. Кризис миновал.
   Так все и произойдет. Сполна хлебнув неблагополучия и неустроенности на чужбине, жизнь постепенно направится в нормальное русло. Прав оказался еще совсем юный Андрей Юнгер, когда испытав прозрение от не по годам зрелого и серьезного чувства, сердцем понял, что его будущая жена - редкая девушка. В недрах ее нервной системы и мозге действительно было скрыто поразительное качество, которое в тяжелые минуты жизни, в периоды опасности вырабатывало какой-то внутренний, усиливающий стержень, позволяющий не просто выживать, судорожно цепляясь за подвернувшиеся обстоятельства, а выстраивать свою жизнь достойно.
   Что спасало и поддерживало этих людей? Людей, которых совсем не манила чужбина? Что удерживало их вместе, кроме взаимопомощи и общего исторического опыта? Наверное, прежде всего, глубокая и спокойная православная вера их предков. Везде, где русские обосновывались, в том числе и на кораблях, они создавали церковь и хор при ней, которые исполняли в золоте икон и мерцании свечей полные поэзии старославянские тексты.
   С этим всепревышающим чувством веры, в обретенном покое вечерней молитвы "Свете тихий", многие мысленно шептали и обращались к высшим силам, глядя на образа: "Господи, спаси и сохрани мою Родину".
   Несмотря на вынужденную потерю родной страны, в изгнании церковь продолжала жить на кораблях, в лагерях, казематах, домах, квартирах и под открытым небом. Достоинство людское, уважение - все чувствовали в них необходимость, чтобы переносить невзгоды и лишения в исключительно сложных условиях. Беженцы и изгнанники, униженные и обездоленные, потерявшие все, порой даже уважение к себе, обретали чувство собственного достоинства перед Богом. Словно из строгих глаз христианских святых изливалась мощь прошедших поколений предков, напитывала их своей энергией и давала душевные силы жить дальше.
   И только где-то в сокровенных глубинах у некоторых притаилось саднящее чувство родины. У одних надолго, у некоторых - навсегда. Словно источник их души остался где-то в другом месте.
   Возвращаясь к семье Таганцевых- Юнгер надо отметить еще то, что, когда французское правительство признает страну Советов, а в Бизерте спустят Андреевский флаг и Русская эскадра прекратит свое существование, то их семья, приняв французское гражданство, на законном основании приедет в Ниццу, к родным Кости, Насти и маленьких Андрея с Танечкой и, конечно же, Вари. На этот раз их не постигнет участь нищих изгнанников. Кроме матери и отца, дедушка Михаил Фомич окажется не только жив-здоров, но и еще в состоянии принимать больных, а также успешно лечить их в своем кабинете в пристройке к когда-то купленному им дому. Там разместится вся многочисленная семья. Соотечественники - эмигранты не всегда были способны платить за лечение, но это для доктора не имело значения. Ужасы Второй Мировой войны в полной мере до Лазурного Берега тоже не докатились.
   Настя станет преподавательницей младших классов в местной русской гимназии, но вся ее жизнь будет посвящена сыну, воспитанному в любви к ушедшему так рано отцу. Правда, у Андрея - младшего в детстве появится не очень хорошая привычка: по ночам вылезать из своей кровати, на цыпочках подходить к маленькой комнатке матери на втором этаже и подслушивать, как мать за шитьем или починкой порванной сыном одежды, сидя перед фотографией отца, тихо рассказывает тому, как прошел день и как живет Андрюша, часто оправдывая шалости последнего:
  -- Знаешь, Андрей, он ведь совсем не злой и не грубый, просто очень эмоциональный и порывистый. Весь в тебя. - Потом следует пауза. Словно она слушает ответную реплику.
   Прадед застанет его однажды, плотно прислонившим ухо к замочной скважине, тут же схватит Андрюшу за шиворот, надает подзатыльников, вылечив правнука навсегда от этой пагубной привычки - лезть не в свою жизнь. Других странностей у Анастасии Дмитриевны не наблюдалось.
   Любопытный зигзаг произойдет в жизни Вари. Однажды в поисках работы художницы по костюмам, зайдет она на местную киностудию и получит там работу мастера-декоратора. Однажды в пыльную, захламленную каморку, где Варя сшивала декорации, случайно заглянет режиссер. Пораженный ее одухотворенной, аристократической красотой даст ей крохотный эпизодик в своем фильме. Потом побольше, а затем еще и еще. Результат превзойдет все ожидания. Так родится новая французская кинозвезда 20-х-30-х годов - БарбарА. Только это совсем другой сюжет, требующий отдельного рассказа.
   С гонорарами Вари в дом, наконец, придет достаток, а заботу о воспитании и образовании Танечки Настя возьмет на себя. Оба ребенка получат достойное образование, в том числе и высшее. Таня станет врачом, а Андрей - инженером по вагоностроению, так как с детства любил поезда. В 25 лет он женится, по любви. Вот тут-то его и настигнет нежданно-негаданный удар.
  
   ***
  
   Когда Андрей Юнгер, еще более загорелый и счастливый, вернулся из свадебного путешествия по Сицилии, то испытал настоящий шок. Дома матери не оказалось. Вместо нее, в спальне, на туалетном столике было оставлено письмо, написанное знакомым почерком:
   "Дорогой сын, я очень рада, что ты обрел свое счастье. Я больше не беспокоюсь за тебя и твое будущее - с тобой рядом будет всегда добрая, любящая, прекрасная жена. Я теперь тоже смогу жить только своей, отдельной жизнью и, наконец, осуществить свое давнее желание.
   Не ищи меня. Там, где я теперь, мне будет спокойно, хорошо и надежно. Я слишком долго лелеяла эту мечту и теперь она сбылась. Я много лет к этому готовилась. Удерживала лишь мысль о тебе. Я очень люблю тебя и желаю вам большого счастья.
   Целую вас обоих и благословляю.
   Любящая тебя мама."
   Андрей Юнгер не послушал матери. Он долго посылал запросы во все возможные инстанции. Но все оказалось тщетным. Удивленные знакомые тоже ничего не знали и не слышали. Во Франции имя Анастасии Дмитриевны Юнгер нигде больше не всплыло.
  
   ***
   На излете 20 века в женском православном монастыре, что находился в Югославии на окраине Белграда, готовились похоронить очень старую монахиню - сестру Епифанию. Дряхлую и немощную.
   Молодые послушницы, которые убирали одинокую келью усопшей, нашли в ее молитвеннике за вытертой кожаной обложкой, такой же древней, как она сама, выцветшую от времени фотографию молодого улыбающегося мужчины в военной форме неизвестного государства. По уставу монастыря было не положено хранить в кельях личные фотографии. Тем более, мужчины. Девушки отнесли находку матери - настоятельнице.
   Когда послушницы скрылись за дверью, игуменья взяла снимок и долго его рассматривала. Затем, вложила фотографию обратно в молитвенник и прошла в помещение, где стоял гроб с покойной. Настоятельница долго молилась перед образами, потом перекрестила покойную, поцеловала ее в лоб и положила молитвенник с фотографией рядом с монахиней в гроб, чтобы сопровождал ее и в потусторонней жизни. Наверное, матушка игуменья тоже нарушила правила.
   Хотя почившая монахиня сестра Епифания была так дряхла, что возникал вопрос, а помнила ли она сама, кто ей улыбался с той фотографии?
   Избрав себе тихое и безмолвное житье в постоянной молитвенной сосредоточенности, помнила ли она то, ради чего покинула прежнюю налаженную жизнь среди близких ради безмолвия и молитвы. Неукоснительно ли соблюдала строгий монастырский запрет на мирские воспоминания? Да, и вообще, помнила ли она те времена, когда подолгу смотрела мутными, выцветшими ( а когда-то васильковыми) от старости глазами в окно своей кельи, в которых сама была еще Настенькой Таганцевой? Кто знает...
   Мать - настоятельница вернулась к себе в кабинет, деловито одела очки и села за стол - надо было закончить письмо во Францию и срочно послать его по факсу, пока не начались эти вечные перебои с электричеством.
   Послание предназначалось дарителю этого самого факса, также как и другой умной и полезной техники, подаренной женскому монастырю, который находился рядом с местом гибели отца дарителя - подполковника Русской армии Андрея Юнгера.
   А через 2 года, 4 месяца и 11 дней после описанного события, ВВС США начали методичные бомбардировки Белграда, которые продолжались 78 дней. Однажды весной, когда кругом цвели яблони и вишни, в пасхальную ночь, во время одного из регулярных налетов, американским бомбардировщиком ударом направленного действия был уничтожен и тот самый монастырь, где жила и отошла в вечность монахиня Епифания.
   Где она отмаливала грехи и вымаливала прощение за ту пролитую православную кровь заблудших "революционных душ" в той беспощадной, братоубийственной гражданской войне ее мужем Андреем. Также умершим без покаяния.
   Спастись после удара того авиационного налета на монастырь не удалось никому.
  
  
  
   Глава 5
   Сицилия, июнь 2005.
  
   Я вернулась из поездки в Палермо в гостиницу очень усталая и вымотанная. Мне хотелось поскорее принять ванну и лечь спать. В Палермо я купила для своей коллекции небольшую марионетку-сарацина с мечом, чтобы повесить его на стенку в своей прихожей. По-моему, это приобретение сильно не понравится Мане.
   Дежурный администратор сообщил, что писем мне не было, а вот громоздкий пакет горничная уже отнесла в мой номер. Я быстренько поднялась, приняла душ, попила чаю и только после этого, восстановив свой душевный комфорт, принялась за пакет. Я сразу догадалась, что находится в пакете, просто оттягивала удовольствие.
   Развернув бумагу, обнаружила полосатую коробку, а в коробке действительно лежала вожделенная кукла с визиткой Эрла. На визитке был его мюнхенский адрес и номер домашнего телефона.
   А теперь небольшое " лирическое отступление": это теперь я смотрю на мир спокойно и без иллюзий. Так было не всегда. Где-то в начале своей жизни я очень долго оставалась дурочкой. В житейском смысле этого слова. И взрослела я позже остальных сверстников. Верила во всякие фантазии и сказки, очень ярко и живо представляя их в своем воображении.
   Когда меня вернули опять в Ригу из г.Енакиево, что находится в Донбассе, я уже пошла в третий класс одной из центральных Рижских школ. Про нее и сейчас могу сказать, что школа эта была для многих - нелюбящая и нелюбимая. В классе меня тоже приняли прохладно. После долгого перерыва мне зимой наконец-то купили и украсили новогоднюю елку и я, как распоследняя дурында несколько ночей пыталась не спать - подсматривала за елочными игрушками: когда же они начнут разговаривать? У меня до сих пор хранится облезлая стеклянная белочка, которая так и не "заговорила" тогда. Наверное, причина моей теперешней любви к куклам кроется еще и в том, что в детстве у меня их не было. Может причина моей запоздалой наивности кроется в том, что мне, почему-то, никогда не покупали нормальных игрушек. Мне покупали книжки и иногда, настольные игры, которые мне были неинтересны, кроме "лото", в которое можно было выиграть денежку, а также выписали "Пионерскую правду".
   Я до сих пор удивляюсь, что на отосланный мною в редакцию корявый, неумелый портрет Незнайки, получила оттуда пространное письмо, отпечатанное на бланке этой газеты, о том как надо учиться рисовать правильно и, что редакция будет рада получить мои следующие рисунки, а также, как хорошо, что я люблю рисовать и читаю книжки.
   Скажите, кто-нибудь из современных детей получает подобные письма?
   Я читала запоем, в доме была большая библиотека - я втихаря поглощала и взрослые книги, а затем, мать отчима стала водить меня в театры.
   Я тогда была очень впечатлительна, поэтому в моем сознании и было оттиснуто убеждение, что у всех предметов и явлений есть своя, потаенная суть, которую иногда можно подсмотреть, услышать или угадать. А еще, что все самое интересное начинается, когда открывается театральный занавес. Страшные истории, вроде "Вия" Гоголя уравновешивали в сознании волшебные сказки, как "Городок в табакерке", например.
   Уже заканчивая школу, как-то я зашла вместе с подругой в один дом к ее знакомым. Хозяин семейства надолго уходил в море и в доме было много интересных заграничных вещей, но один сувенир поразил меня на долгие годы: между елкой и зеркалом стояла, переливаясь разноцветными огнями, венецианская гондола, а на носу у нее, под заводную механическую мелодию кружилась маленькая балерина. Для меня это стало на многие годы символом далекого, прекрасного, но недоступного мира. Сколько я мечтала о такой игрушке...
   И вот, спустя много лет, в Венеции, выйдя из темных ущелий улиц я оказалась на мосту Риальто, с его бесконечными сувенирными лавочками. И тут под ярким полуденным солнцем я увидела свою мечту, грубо отштампованную из черной пластмассы и латуни. Она была все такая же, как и много лет назад, но я ее не купила, хотя могла, а купила такую-же ширпотребную гондолу, но поменьше. Как выяснилось позже - правильно сделала. Купив потом липкое мороженое и приклеившись к нему, полезла по скользким ступенькам, покрытым тиной в канал отмываться, чтобы не служить лакомством для мух. Вот я стою по колено в воде, а по набережной ко мне направляется пара из нашего автобуса и парень по имени Саша начинает с ходу жаловаться, что пиццы здесь просто ужасны, что они потратили 100 долларов на прогулку на гондоле, где он спел гондольеру песню про "Uno momento'', которую выучил специально перед поездкой, а тупой гондольер ничего не понял, кроме слова uno , да еще пригрозил утопить видеокамеру за то, что Саша хотел заснять драку гондольеров веслами из-за клиентов и, вообще, что я здесь делаю, стоя в грязном канале? Я ответила, что омываю свои тапки в венецианском канале, что "у меня ритуал такой, омывать тапки во всех морях, где я бываю". Произнося это, поднимаюсь по ступенькам, ступаю на набережную и со всего размаха шмякаюсь на скользкий гранит.
   Только в Риге, набравшись храбрости, распаковала свои сувениры. Каково же было мое удивление, когда я обнаружила, что чудесная гипсовая маска цела и цела даже вздыбленная лошадь (Маня у меня страстная лошадница) из синего стекла из Мурано. Только погнулась и чуть-чуть поломалась сувенирная гондола. А если бы я купила ту здоровенную штуковину, нелепую и неуклюжую, как дурацкая мечта? Не стоит вдогонку своим несбывшимся детским мечтаниям посылать запоздалое исполнение желаний. Мечты ведь устаревают, но превращаются почему-то не в антиквариат, а в мусор.
   Но то, что я сейчас держала в руках, было настоящим и истинным. Я повернула за утолщение под цветком до отказа. Раздалась музыка, потом вступили хрустальные звуки соловьиной песни, а красавица качала головкой.
   Какие тайны хранила эта поющая редкая птица, хрупкая, но пережившая толщу лет. Чьи чувства и события жизни скрывались за этим мелодичным и нежным, очарованным и чарующим пространством старинной музыкальной игрушки со звуками волшебной, сказочной табакерки. Ведь это завороженное, музыкальное пространство, наверняка, имело свою совсем не сказочную, но тем не менее, явно необычную жизненную историю, историю, скрытую от меня прожорливым временем и, наверняка, бесследно исчезнувшую. Этот вечный сюжет о соловье и розе... Безымянная кукольная красавица так долго держала в фарфоровых ручках металлический розовый бутон, что дожила до моих времен, когда розы постепенно разучились пахнуть и многие стали забывать их природный запах. Эта же, металлическая, казалось уже заслужила свою настоящую жизнь и хотела передать мне в своей мелодии легкие шорохи и звуки, чей-то быстрый, почти беззвучный шепот и еле уловимые запахи. Через десятилетия несла мне весточку и этим как-бы обретала свою истинную, только ей предназначенную жизнь.
   А может совсем наоборот? И фоном ее жизни служили другие декорации? Скажем, лет 90 назад стояла эта кукла в каком-нибудь декадентском, насквозь прокуренном салоне и принадлежала тем, для кого жажда удовольствий, наслаждений и развлечений были смыслом и диктовали стиль жизни в их угарном мире? Тем стилем аристократического и богемного декаданса, когда в глазах нездоровый блеск и поволока, в душе - порок, а в сердце - гниль. Когда искусство, подстегнутое гашишем и кокаином, эстетизировало порок и разрушение. Сплошной эпатаж, всплеск, взбрык и червоточина - акмеисты, имажинисты, футуристы, завывающая мелодекламация под рояль. И все - в дыму. От общения с подобной публикой на душе остается вакуум или брезгливость. Тогда, в начале прошлого века, вывихнутый душевный мир указывал на особую утонченность и являлся признаком принадлежности к избранным слоям общества. Почти все элитарные слои жаждали греха...
   А страна в это время со всем своим прежним устоявшимся жизненным укладом катилась в пропасть, летела к своей неминуемой гибели.
   Но мне все же хотелось думать, что у этой прелестной боярышни с птичкой светлая история, не запятнанная грустью, бедой или неудачей. Что не настиг ее суровый заговор судьбы, раз пройдя неведомые рифы, она попала ко мне в руки. А если в нее вселилась чья-то душа, то хочу думать, что это душа светлого и ясного существа.
   Я вынула экземпляр своей книги, написала сопроводительное письмо с огромной благодарностью и утром отправила бандероль Эрлу Даммерту в Мюнхен. Звонить не стала.
   Эрл мне не ответил. Пока.
  
   Глава 6
  
   Где-то в конце сентября я получила заказное письмо из одного Мюнхенского издательства, в котором меня извещали, что желают издать мою книгу. Причем, одновременно на русском и немецком языках. Для этой цели меня приглашают в Мюнхен заключить договор и обговорить детали. Разумеется, я сразу согласилась. Уже вторую неделю я находилась в Мюнхене и работала с редактором издания.
   Самое любопытное было то, что хозяином издательства оказался Эрл Даммерт. Год назад г-н Даммерт продал свой бизнес в Португалии и окончательно обосновался в Германии. Там "по дешевке" он купил захиревшее издательство со своей типографией и вознамерился печатать книги современных авторов, предпочтительно совсем новых. С этой целью он колесил по Европе. В одной из таких поездок по Италии он и встретил этим летом меня.
   От меня потребовалась фотография и краткая биографическая справка, которые будут помещены на обороте обложки выпускаемых книг. Для меня это стало неслыханным везением. Поэтому, в качестве подхалимажа и чтобы доставить приятное своему издателю, я сделала несколько снимков на фоне книжной полки, но так, чтобы в кадр непременно попала кукла, которую он мне подарил. Композиционно она находилась на заднем плане, но вся целиком и четко просматривалась при этом. По-моему, я зря так старалась. Хозяин издательства не выказал никакого удовольствия, разглядывая мои фотографии. Вообще, он держался довольно сухо, корректно, деловито и тщательно прорабатывал и обговаривал все детали. Завтра утром я должна была улетать. В аэропорт рано утром меня отвезет на служебной машине шофер этого издательства. Его услугами я и пользовалась во время своего пребывания в Мюнхене.
   Правда, когда договор был подписан и все официальные бумаги оформлены, когда я собралась попрощаться и уходить, господин издатель все же не удержался и решил "подколоть" меня:
   - Так что вы говорили летом на сицилийском балконе? Меня тянет к вам "неконтролируемое влечение"?
   - Разумеется, нет. Я думаю - всего лишь поиск лазейки от скуки. Сдается мне, что вы временами подвержены приступам тягомотнейшей скуки.
   - Да... Вы, действительно, забавная. Очень забавная.
   - Вот и я о том же. Но вы повторяетесь, мистер Даммерт. Теперь, надеюсь все? Все проблемы решены? Пора прощаться.
   - Нет. Я хотел бы обсудить с вами нашу деловую творческую перспективу. О чем вы пишете новый роман? И когда его закончите?
   - Я вовсе не пишу новый роман. Мне совершенно не о чем его писать.
   - Я думаю, вы лукавите. Как это не о чем писать? Тем кругом полно. Вы часто путешествуете, видите много людей, общаетесь с ними, наблюдаете. Читателю будет неинтересно прочесть всего одну книгу неизвестного автора. А потом, неужели вся раскрутка и реклама ради одного романа? Так дело не пойдет - нам нужны постоянные авторы.
   Я тут же запаниковала, почувствовав себя обманщицей, которая залезла на чужой огород и как провинившаяся овца заблеяла, оправдываясь:
   - У меня правда, нет ни сюжетов, ни тем. Я общаюсь с людьми, которые вашему читателю, скорее всего, будут неинтересны. Это совершенно обычные, простые люди.
   - И чем же вас привлекают эти люди?
   - Тем, что среди них чаще всего можно встретить здравый смысл, сердечность, теплоту и отзывчивость. А еще тем, что я сама одна из них.
   - Вы - и сердечность? Вы - и теплота? Мадам не слишком наговаривает на себя?
   - Ну, хорошо. В здравом смысле ведь вы мне не откажете?
   - Я думаю, что этого у вас даже в избытке.
   - Давайте не обсуждать мои личные качества. Мне неприятно.
   - Извините. Я сказал это с определенным прицелом. Из вашей биографической справки я узнал, что вы продолжительное время жили в театральной среде. Очень было бы кстати что-то написать по этой теме.
   - Закулисная жизнь на фоне современности?
   - Да. И захватывающую любовную историю в этом интерьере, конечно же.
   - Не пойдет. Тогда я жила в другом времени и в другой стране, а теперь...Знаете, я совершенно не в курсе современных россиянских течений в искусстве.
   - Отчего же?
   - Увлечение театром и его людьми у меня давно и бесследно прошло. Я редко хожу в театр и с трудом высиживаю до антракта.
   - А чем вас его люди обидели?
   - Попыткой продать свое прошлое повыгодней.
   - Не понял?
   - Когда кто-нибудь из прежних мэтров, вместо того, чтобы уйти на покой, начинает в сотый раз жаловаться на свои страдания в прошедшие времена и сколько ему потребовалось смелости и гражданского мужества, чтобы держать вечную фигу в кармане, при этом не забывая указывать свои звания в те времена полученные (как знак своего качества), то мне делается сразу противно. А потом, эта вечная натужная ирония и лакейское высокомерие нахватанных снобов... Сразу веет чем то несвежим - затхлым и трусливым к тому же. Давно уже пришло другое, новое время. Ведь на дворе давно уже 21 век с его проблемами. А ковыряться в прошлом - безопасно. Ни ума, ни таланта не надо. Тогда как, отражать истинное положение вещей сегодня нужны талант , ум и смелость. Впрочем, у меня, как и у большинства эта русскоязычная "элита" уже давно вызывает лишь усталое отвращение...
   - Но разве можно вот так, наотмашь, осуждать людей за то, что они хотят полноценно работать и жить в любые времена, поэтому и готовы мимикрировать под внешние обстоятельства, как могут. Вы сами- то кто такая? "Чекан изящества, зерцало вкуса, пример примерных"? Откуда у вас право так наотмашь осуждать людей?
   - Это из "Гамлета" что ли? Я о вашей лихой цитате.
   - Из него.
   - Тогда отвечаю: я не "чекан изящества", а всего лишь наивный самородок из народа. Наивный и простой. Каждый волен ханжить, как ему можется, только нелепо изображать при этом из себя пророков и духовных судей. Это преступление - извращать историю, глумиться над страной, демонизируя ее.
   - У меня ощущение, что вы вообще безжалостны к людям. Они у вас не вызывают сочувствия?
   - Вызывают. Беспризорные дети и старики, которые копаются в мусорниках. А еще меня полоснуло болью по сердцу, когда я увидела на фоне Бранденбургских ворот оживающую скульптуру - фигуру в форме советского солдата с протянутой рукой, выкрашенную бронзовой краской. Туристы клали туда монетку скульптура "оживала" и низко кланялась. Люди фотографировались на фоне этой мерзости и хохотали...У меня в роду мужчины воевали во всех войнах 20 века.
   - Юлия, а у вас никогда не возникало желания пойти в политику? С вашим-то заостренно- экспрессивным мышлением и колючестью вы там смогли бы славненько покусаться. Вволю.
   - Опять мимо...Я ведь про породу души говорила. Про то, как легко, глумясь над прошлым, скатиться в душевное плебейство, при старании одних своим "творчеством" разорвать связь времен и поколений. Лишать людей самоуважения за свою историю, систематически создавая чернушную фантастику о стране, в которой живут. Вы просто не поняли, что я за то искусство, которое возвышает человека и вселяет надежду, а политика здесь ни при чем. Меня вообще греет мысль, что настоящий художник - это чувствилище и орган выражения мира одновременно. Который фиксирует и отражает его красоту. А если подобные художники исчезают, то культурная среда дичает и описывать ее неинтересно и незачем.
   Эрл молча меня рассматривал не отвечая и мне опять пришлось заполнять паузу:
   - Но знаете ли, я все же опасаюсь окончательно попасть под обаяние вашей интеллектуально-обличительной риторики, поэтому думаю, что смысл моего пребывания у вас полностью исчерпан. Сейчас соберу свои-ваши документики и станем прощаться. Думаю, больше у нас с вами ничего путного не получится.
   - Жаль. А как насчет любви? Я имею в виду романа о любви.
   - Опять за рыбу деньги! Где я вам любовь найду? Из латиноамериканских сериалов добуду что ли? Или сами сюжетик из жизни подкинете? К тому же, как тема мне более интересно Время и люди в нем.
   - А если попробовать? Давайте вместе придумаем захватывающую любовную историю...
   - Вместе? Я не ослышалась? Вы меня приглашаете к дуэту? Для чего? Станцевать "Аргентинское танго"?
   - Ну да, вместе. Можно и танго. Сходим в отличное местечко...А потом вы напишете захватывающий любовный роман...
   -...о том, что двое людей встретились, походили-погуляли, поженились или нет, но стали жить вместе или не стали жить вместе. Потом надоели друг другу или одному из них, разошлись, как надоевший аутсайдер обиделся и стал загаживать жизнь тому, кто ушел первым. Или: не разошлись, и живут себе ровной, монотонной жизнью, благополучие которой тоже никому неинтересно. Вы это имеете в виду? Может расторгнем договор, если я для вашего бизнеса нерентабельна? Только неустойку я платить не стану.
   - Д-а-а-а-а.... Нелегко с вами. Послушайте, Юлия, мне пришла интересная мысль в голову...
   - Гонорар вернуть? Ради бога.
   - Нет-нет. Договор с вами я не расторгну, поэтому о неустойке нет речи.
   - Тогда, что еще вы мне хотите предложить?
   - А не окунуться ли вам, Юлия, в реальную жизнь? Не так, чтобы наблюдать за чужими страстями, а самой повариться в них...
   - Я и "страсти"? В мои-то годы? Это не лучшая ваша шутка.
   - Это вовсе не шутка. Вы еще очень привлекательны. Думаю, вам не помешало бы завести молодого любовника.
   - Это вы мне себя предлагаете подобным образом? Большое спасибо, но я не...
   - Что вы, я уже далеко не в том возрасте... Мне не по силам оживлять дам, вам подобных. Поэтому мне и нравятся исключительно молоденькие. Молодые и молчаливые.
   - Вы сами-то сильно влюбчивы, стало быть...
   - Увлекающийся, но не влюбчивый.
   - Как дождик в пустыне, что капает с неба, но не достигает песка, - съязвила я.
   - Примерно. Вот и сейчас чувствую, что не уберегся и все-таки подхватил вирус по имени "Юлия". Но, возвращаясь лично к вам, хочу сообщить, что у меня кое-кто есть на примете. Вам должен понравиться. С вашими билетами на самолет я сам улажу. Как вам мое предложение?
   - Надо подумать. Я, правда, всегда имела дело только с ровесниками... Но в вашем предложении что-то есть... Пожалуй, я даже соглашусь, но чуть попозже.
   - Когда же?
   - Тогда, когда у меня от старости начнут трястись голова и руки, когда я стану еле ползать шаркающей походкой, а затем впаду в детство и начну пускать слюнявые пузыри. Тогда вы мне и найдете кого-то помоложе и покрасивее, чтобы Макса на прогулку выводил и моему коту Гавриле пятки чесал - он это обожает. За умеренную плату, разумеется. И пусть на мое наследство не рассчитывает. Замуж за себя я никого не возьму.
   - Да я бы и сам от подобной работенки не отказался, правда, к тому времени, стану не лучше вас.
   - Договорились. А теперь давайте попрощаемся и не надо меня провожать. Я была рада нашей встрече.- Я направилась к двери.
   - Постойте!- Я обернулась. - Присядьте на минуту. Пожалуйста.
   Я подчинилась.
   - А может, останетесь на пару-тройку дней? Я бы вас повозил по Баварии, показал бы местные красоты, исторические достопримечательности или, наоборот, злачные места. А можно было бы и до Швейцарии доехать. Ну, как? Останетесь?
   - Благодарю вас, мистер Даммерт. С удовольствием, но как-нибудь в другой раз...
   - Останьтесь.
   - Я непременно обдумаю ваше предложение по поводу новой книги и, если что-нибудь напишу стоящее, то вам об этом сообщу. А сейчас мне действительно пора. Счастливо вам оставаться.
   Но я все еще сидела на стуле и хоть пару человеческих слов ожидала от Даммерта на прощание. О своей книге, разумеется. От неловкой паузы пришлось закурить.
   Никуда мне было не пора, но и оставаться незачем. Все равно не услышу ничего путного для себя.
   В подобных случаях я предпочитаю всегда уходить. Я вообще полюбила уходить почему-то... От пустоты и необязательности отношений, наверное. Словно опасаюсь заразиться чужим душевным вакуумом. Как будто услышу властный голос, который говорит, что время закончилось, истекло и мне тут же надо встать и уйти.
   Я раньше не была такой. Или не совсем такой. А сейчас вылезла из глубин, откристаллизовалась другая сущность, раньше скрытая. Как будто другой беспокойный ген - древнего кочевого духа тоже проснулся у меня в крови и все время куда-то гонит. Подаст властный сигнал и мне тут же надо уйти на волю. Ведь каждый открывает для себя жизненные азы заново. Оказалось, что вместе с внутренним чувством освобожденности возникает, будто тень его - отчужденность. Словно родная сестра свободы. Наверное, этим и объясняется мое хроническое нежелание совпадать с теми людьми, которые подходят слишком близко и пытаются втянуть меня в орбиту своей жизни.
   Что же касается Эрла... Разумеется, я сразу поняла, куда он клонит, но что он знает про меня? Откуда ему догадаться, что мои кровь, мозг и душа отравлены? Отравлены тем уже недостижимым острым чувством умопомрачительного счастья от ощущения полета, которые у меня очень редко, но случались на сцене. Когда в переполненном зале стоит абсолютная тишина и все глаза устремлены только на тебя, переживая вместе с тобой и разделяя твои эмоции. Что может сравниться по глубине и силе с ощущением того счастья? Ведь творчество- своего рода духовный наркотик, который требует повторения и зачастую во все больших дозах. По сравнению с этими чувствами все прочее - тускнеет и блекнет.
   Но сцена не только отравила меня, она еще и воспитала. По-моему, все мои лучшие качества: умение наблюдать, анализировать, логически выстраивать ситуацию, углубила и отточила мои эмоции, расширила кругозор. И даже присущее мне чувство здорового скептицизма, родом оттуда. А еще сцена - единственное место, где я иногда могла быть сама собой, но полностью и целиком. И разве в окружающей меня реальности я могла испытать такое оглушительное, всепоглощающее счастье?
   Наверное, я однолюб по натуре. Упертый однолюб, который вбил себе что-то в голову, приковал себя тайными кандалами к обожаемому объекту, не считаясь с мнением последнего, и любит наперекор всему, боясь расплескать свой ухваченный кусок счастья и боли, как Скупой Рыцарь.
   Так что зачем знать Эрлу, что во мне теперь скрывается холодный, довольно равнодушный и жесткий человек? Я имею ввиду ту жесткость, временами переходящую в душевную черствость у людей, которые "ни-в-ком-не-нуждаются".
   Правда, я уже вступаю в другую фазу своего мироощущения и задаю себе вопрос о том, что бы мне особенно светило на оставленном мною поприще теперь? Ну, звание, скорее всего. Возможно, курс студентов в местном театральном. И что с того? С возрастом эмоции бы стирались, а нервозность увеличивалась. Роли бы я получала все реже, меньше да похуже из-за наступившей актерской немощи. А в результате - хроническая неудовлетворенность во всем. Естественный приход старения и схода на "нет". Ведь такие, как например, невероятная Татьяна Доронина в театральном мире - редкие, штучные единицы филигранной "ручной выделки". Хотя, на мой взгляд, выдающейся актрисой современности Доронину делает не только ее лучезарный, редкий талант и особый магнетизм обаяния, но еще человечный склад ума и сердца, а также низкий "болевой порог" - способность остро чувствовать нервные узлы и болевые точки своего времени.
   Какой тайный источник напитывает подобных актрис энергией и глубинной силой? К сожалению, это все не про меня - масштаб не тот.
   Мало ли я видела некогда очень талантливых актрис областных и краевых театров с судьбой, которая была бы уготована и мне. Так что, лучше уж уйти вовремя, чтобы не закоснеть и не превратиться постепенно в театральный истеричный паноптикум... Талантов много, но состоявшихся, прозвучавших в полную силу - очень мало. В силу разных причин.
   Я, наконец-то, начала успокаиваться. Вот только иногда... Очень редко, когда в театральном мире вдруг появляется что-то очень новое, необычное и пронзительно талантливое, со дна моей души поднимается острая боль от сознания, что я так и не смогла воплотить в жизнь что-то очень для себя важное, даже необходимое, что уже половину своей сознательной жизни живу среди "не своих", что тень недопрожитой, недосбывшейся судьбы никуда не исчезла, а живет все время в потаенной глубине сама по себе и проступает, когда ей вздумается.
   Но потом эта боль утихает и медленно опускается на свое дно, поросшее густым илом. До следующего рецидива. Каждый раз напоминая, что окончательно порвать с актерством невозможно, выжигая в душе навечно, как клеймо или метку, неистребимую тягу переключаться в иные пространства -эмоциональные, временные и духовные. Иначе - жить тускло.
   - Юлия, а вам не кажется, что на этот раз вы затеяли слишком разрушительную, а потому опасную игру?- голос Эрла звучал жестко, а глаза смотрели зло.
   - Нельзя ли выразиться пояснее?
   - Откопали себе какого-то Барона, придумали его, а потом влюбились, как в долгожданного принца?
   - Я сатанею от слова "принц". Ненавижу затасканные ярлыки и штампы.
   - Тогда что с вами происходит? Что за странная, почти болезненная привязанность...Какая-то мистическая загробная любовь.
   - Вы ошиблись, Эрл. Барон - это я и есть. Только в другом времени и в ином обличьи. Другая ипостась, проекция меня самой. У нас родственные структуры личности. Неужели вы этого не заметили? А разве можно себя любить или не любить?
   Но Эрл, водрузив ноги на стол, внимательно погрузился в изучение колечек своего сигаретного дыма и мне не ответил. Я обратила внимание, что он курит красиво, неспеша и залюбовалась формой его загорелых, худых, но сильных рук, которыми он как-то особенно с элегантной легкостью стряхивал пепел, манипулируя длинными пальцами, словно факир.
   Пришлось стряхнуть с себя завороженную оцепенелость. Настало время развлечь Эрла своим отсутствием.
   Мне нравится японская пословица " Непроизнесенные слова - это цветы тишины". Хочется думать, что не колючие кактусы. А вот если эти непроизнесенные слова излить на бумагу, то они приобретут объем и глубину.
   Я встала и уже окончательно направилась к выходу. Перед тем, как совсем покинуть кабинет, повернулась к Даммерту и произнесла:
   - Не обижайтесь, Эрл. Вы - парень что надо. Мне жить намного увлекательней и как-то спокойней, зная, что где-то в мире существуете вы. Вы- самая интересная история на моем извилистом пути. Спасибо вам за это.
   Но он, по-прежнему, был углублен в созерцание своих дымных колец и не удостоил меня ни словом, ни взглядом. Я вышла из кабинета и тихо прикрыла за собой дверь.
  
  
  
  
   ЭПИЛОГ
  
   К Рождеству моя книга "По ту сторону невстречи" была издана и поступила в продажу в Германии, Франции и где-то еще. Книгоиздатель Эрл Даммерт оказался ловким пиарщиком - дал неплохую раскрутку моей книге. В газетных и журнальных анонсах то тут, то там мелькали мои фотографии. Просматривая зарубежную прессу по Интернету, я несколько раз встречала рекламу своей книги.
   Я дала себе слово, что не обману его ожиданий и уже начала обдумывать сюжет нового романа. А неделю назад я получила заказное письмо из Франции. Меня взволновала фамилия отправителя. Письмо, написанное на русском языке, было коротким, но учтивым. Автор письма, которому "любезно сообщил мой адрес и заверения в моей отзывчивости сам господин директор Мюнхенского издательства Эрл Даммерт", просил, по возможности, о скорейшей встрече с ним. А так как сам он уже слишком стар для далеких путешествий, то поездку предлагалось совершить мне к нему. За его счет, разумеется.
   К письму прилагалась увеличенная перепечатка старой, но четкой фотографии: молодые женщина и мужчина в морской форме, между ними ребенок- по-моему, девочка, а на переднем плане, рядом с ребенком - уже знакомая мне кукла со сломанным пальчиком, в нарядной одежде боярышни. Мне показалось, что лица молодой дамы и куклы имеют определенное сходство. И уж, наверное, совсем померещилось, что лицо ребенка тоже чем-то напоминает кукольное. А если выражаться яснее, то просто девочка была очень похожа на свою мать.
   В письмо также была вложена вырезка из газеты с моей фотографией на фоне, сами догадываетесь чего.
   Очень любопытно и даже захватывающе стало для меня получение этого письма. Почему? Потому что оно всколыхнуло, аукнулось и перекликнулось с одной увлекшей меня мыслью - предположением, а, возможно, мыслью - догадкой...
   Как-то я прочла информацию о том, что какому-то ученому удалось восстановить древнюю музыку. Основанием этого открытия послужило то, что оказывается, музыка хоть однажды прозвучав, не исчезает, а оставляет след, отпечаток или матрицу в пространстве. И вроде бы кто-то нашел способ извлечь ее оттуда. "Считать" как с нотного листа.
   Подобные вещи пока невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть. Этот вопрос касается личной веры каждого, восприятия новых идей. Только ведь нередко прозрения и необычные гипотезы являются толчком к новым открытиям, постигающим суть явлений нашего мира и приближающих нас к постижению некоторых законов мироздания. Конечно, только тех, которые будет позволено узнать человеку о тайнах Великого Пространства, Космического Разума или каких-нибудь других неведомых сил. Но если все же это просто пока принять на веру, то можно предположить, что человеческие судьбы, характеры, жизненные ситуации и образы, а может, отдельный облик человека и даже его разговоры не растворяются бесследно.
   Может, так же, как и давняя мелодия, отпечатывается в пространстве чья-то душа, давно ушедшая от нас? И ее тоже можно "считать", если она захочет этого, словно желая продолжить свою земную судьбу.
   И сколько душ, образов жаждут, чтобы их снова "вернули", заново воплотили...Сколько среди них значительных, интересных, любопытных судеб, или просто трогательных. Получается такая своеобразная круговерть персонажей и образов "в поисках своего автора". Или связного. Словно желающих получить еще свой шанс на жизнь или осмысление ее.
   По аналогии с этим открытием, по каким-нибудь неизвестным мне законам физики выходит, что таким образом прошлое подпитывает собой настоящее, но само может существовать только благодаря интересу настоящего к нему. Похоже, что все проходит, но ничто не исчезает бесследно и все отдается во всем. Да и то сказать... Это ведь человек придумал будущее и прошедшее. Само-то Время - едино.
   И возможно, какой-нибудь дальний потомок таким же способом, по крупицам каких-то весточек попытается и нас разгадать: какие же мы, интересно, были? И в результате придет к выводу, что люди вообще не меняются?
   Вот такую рискованную, но возможную гипотезу или осторожную догадку, такой поток мыслей, которые вихрем пронеслись в моем мозгу, вызвало во мне это письмо. Так я попыталась расшифровать иероглиф столь взбудоражившего меня совпадения, ибо письмо было подписано такой знакомой, не отпускающей меня фамилией - Юнгер Андрей Андреевич. Стоит ли повторять, насколько взволновало меня это совпадение? Но это все рассуждения и домыслы, возможно, ошибочные... А поступки?
   Как я поступила? Так, как и должна была поступить, разумеется. Прямо сейчас вылетаю во Францию.
   Чемодан со всякой рижской вкуснятиной для Мани я отправила в багаж, а бережно упакованную куклу в одежде нарядной боярышни взяла с собой в салон самолета.
  
  
   Рига, 2006
  
  
   ЗЕЛЕНЫЙ ЛУЧ И САКСИФРАГА
  
  
  
   Глава 1
  
  
   Меня разбудил среди ночи громкий вскрик, похожий на визгливый скрежет внезапно затормозившей машины.
   Я быстро выскочила из кровати и подошла к окну, вглядываясь в безлунную темноту , прислушиваясь к шорохам. За окном застыла только безмолвная ночь. " Может, сова?" - подумала я, успокаиваясь и залезая под теплое одеяло.
   Ну и в престранную же я историю вляпалась на этот раз, скажу я вам. В престранную и малоприятную.
   А началось все с того, что я неожиданно выбралась в Оперу. Неожиданно потому, что стала крайне редко ходить в театр. Прошли те времена, когда, например, в спонтанном порыве я могла сесть в поезд и поехать в Вильнюс, посмотреть несколько постановок Некрошюса.
   Но о спектакле "Служанки" я много читала, мои московские знакомые смотрели его по нескольку раз. Кроме того хотелось услышать музыку, которая звучала в отрывке из этого спектакля, как-то раз показанному по телевидению. Пошла и не ошиблась.
   Спектакль мне понравился чрезвычайно. Я получила сильнейший творческий импульс от ег просмотра. Московские гастролеры в рамках немудреного сюжета исполняли свои сценические партии ( язык не поворачивается назвать это "ролями") с такой отточенной экспрессивной пластикой, с таким накалом страстей, выраженных особым способом актерского существования на сцене... При этом струей новой энергетики, свежей крови , набором виртуозных умений убедительно дополнили и расширили палитру артистической выразительности, с блеском доказав свою принадлежность к высшей когорте столичного актерства.
   Я была заворожена и очарована царившей на сцене атмосферой того пьяняще благоуханного и утонченного Парижа с его рафинированными в своей неподражаемой женственности мадамами, а также месье, умеющими внушить настоящую страсть и наполнить жизнь глубинными переживаниями, того Парижа, которого, увы, давно не существует.
   Теперешние тамошние субкультуры, заполнившие парижское пространство уже не нуждаются в столь изысканном языке выражения.
   Свои эмоции они заимствуют из боевиков, блокбастеров, на концертах рок- и поп-звезд. Там же им внушают мысли и убеждения, а умение слушать и слышать иное атрофируется под воздействием грохота децибелов и мелькания спецэффектов. Да и пленительный французский шансон куда-то запропастился. Все как-то больше звучат старые записи прежних шансонье.
   После спектакля, который шел без антракта, я стояла в фойе партера перед зеркалом и старательно застегивала кучу пуговиц на моем пальто-пелерине. Кто-то тронул меня сзади за плечо:
   - Я так и знала, что вы сегодня будете на этом спектакле, - это оказалась моя коллега по прежней работе- Клара Петровна, учительница математики.
   Когда-то она закончила французскую спецшколу и я ее несколько раз просила позаниматься со мной. За занятия, кстати, денег она никогда не брала. Мы вышли из Оперы на улицу, обмениваясь впечатлениями об увиденном, но она очень спешила на автобус, а при прощании попросила разрешения позвонить, и если я не против, то забежать ко мне "на чашечку кофе". Я была не против, хотя осталась несколько озадаченной. Но как тут откажешь, в такой-то малости? Тем более, что она была не из тех, кто назойливо желает исповедаться, сливая свою негативную информацию на нейтрального собеседника, зашлаковывая и вызывая мозговое отравление у последнего, зная, что все услышанное не будет транслироваться дальше. Таких, экономящих на психоаналитике персон я избегала.
   Через пару дней Клара Петровна позвонила и затем пришла в гости с дорогим фруктовым тортом, что для меня указывало на серьезную причину ее появления. Но она как - то с трудом собиралась с духом, чтобы приступить к цели своего визита ко мне и я постаралась снять с нее напряжение необязательным разговором. Одновременно, пока я разрезала торт, заваривала чай и расставляла чашки, попыталась втянуть свою гостью в беседу на актуальные темы.
   Эта самая беседа началась с опостылевших мне жалоб на тяжелую обстановку в школе.
   - Сейчас из рядовых учителей администрация постоянно делает козлов отпущения..., - начала "удивлять" меня гостья.
   - Что так? - вежливо поддержала я разговор.
   - Количество школьников стремительно уменьшается, вот местная администрация заискивает, пресмыкается перед родителями и их чадами, которые совершенно безнаказанно могут нас обхамить и матом покрыть. И ничего им за это не будет. Сейчас обычный учитель что-то вроде малоуважаемой обслуги, которой деваться больше некуда. Невыносимо все это.
   - Приближаемся к уровню американских школ - к цивильной глобализации.
   - Теперь новую пытку придумали: между уроками учителя должны дежурить во дворе школы. Поесть перед следующим уроком не успеваем.
   - Зачем?
   - Курильщиков выискивать. Я простудилась. Долго болела. Так постоянно звонили: когда выйду, да настоящий ли у меня бюллетень.
   - Да. В таких ситуациях трудно сохранить достоинство и самоуважение.
   - Представляете, - продолжала жаловаться моя гостья, - Еще морока нам на голову свалилась: пришла в сентябре новый психолог, дама лет сорока. Ее представили коллективу, а она нам так приветливо сообщает: "Я еще никогда не работала в школе, но уверена, что каждому из вас смогу посоветовать, как правильно учить и воспитывать детей." Это же анекдот! И что вы думаете, как главный начальник она без предупреждения ходит ко всем на уроки, а потом с умным видом говорит нам, опытным учителям- практикам какие-то устаревшие глупости. Прямо затерроризировала нас. И главное, всех назойливо, как пиявка, затаскивает к себе в кабинет на "чашечку кофе". А при директоре все повторяет: "Только не надо толпиться ко мне. Договаривайтесь заранее". Цену себе набивает. Полгода всего проработала, а уже заявляет учителям: "Это профессионально, а это - нет". Демонстрирует свою значимость.
   Ей коллеги напомнили на собрании, почти не таясь кстати, что у всех высшее педагогическое образование и с психологией они сами прекрасно знакомы. Но она прет, как танк или настырная сектантка...
   Разговор уносило не туда и я отреагировала успокоительно:
   - Пообтешется, такту научится.
   - Старовата, пожалуй, чтобы вежливости учиться.
   - А как поживает ваш сын? - попыталась я перевести разговор в более интересное для собеседницы русло.
   - Так он уже четвертый год по контракту в Германии.
   - Помогает?
   - Иногда и самую малость. Он женился на местной немке. Ее родня меня не очень жалует. Я пару раз съездила к нему ... Говорить не хочется. Как будто я нищая попрошайка какая, - очень неохотно, с застоявшейся горечью в голосе ответила моя гостья.
   - А о муже так ничего и не слышно?
   - Ничего. Я уже во все сыскные инстанции России писала, но он как в воду канул. Ответ один - "пропал без вести". Со всеми там, в поселке нефтяников простился и уехал в аэропорт. Билет у него был до Риги с пересадкой в Москве. Но до местного аэропорта он так и не доехал... Многие знали, что у него с собой была большая сумма денег. Три года вкалывал на этом чертовом Севере как каторжный, чтобы на квартиру заработать. Сами знаете, какая криминальная обстановка тогда была. Люди пропадали сотнями, тысячами и никаких следов.
   - Да-а-а...
   - И ведь квартира уже не нужна. Свекор умер от рака, сын уехал. Живем теперь со свекровью в двухкомнатной квартире одни. А больше нам и не нужно.
   - Да-а-а...- А как еще прикажете говорить с собеседницей, у которой, куда ни кинь, везде - клин?
   Я попыталась внести примирительную ноту:
   - Клара Петровна, сегодня школьные коллективы далеко не единственные места, где отсутствует интеллигентность, а присутствует недружелюбие. Это явление повсеместное.
   - Да-да, конечно. Где нибудь в театре, например, интриг наверняка гораздо больше. Ведь подмостки - более совершенный способ для демонстрации себя.
   - Не скажите. Гораздо меньше. Тем более, что театральным людям обычной жизни слишком мало. В ней им чувств не хватает. А потому в театре искомая цель гораздо благороднее, она хотя бы не меркантильная. Можно, например, получить роль философствующего Гриба, растущего на авансцене, Второй Обезьяны - очень шустрой и любопытной. Наконец, Соседки по лестничной клетке с глубоким характером и драматической судьбой и все это сыграть с выходом за 3-5 минут. Или просто заметно просолировать в массовке. Ведь, как давно известно, нет маленьких ролей. А все вместе это способствует духовному совершенствованию и обретению свежего смысла жизни. Вызывает восторг и вдохновение от дюбимого дела. Так что театр и школу сравнивать нельзя. Там неконтролируемые приступы подлости и пакостей наблюдаются гораздо реже.
   - Да - да, - машинально поддакнула моя собеседница, начиная нервничать, что разговор заходит не туда. Мои разглагольствования оказались неоцененными.- Вы всегда были язвительны и остры на язык, - она явно думала о чем-то своем.
   - Ошибаетесь. Еще я ценю и навсегда с благодарностью запоминаю человеческое благородство. В связи с этим позвольте мне рассказать вам пару эпизодов, - на меня вовсе не накатил приступ болтливости, я всего лишь хотела снять со своей гостьи непонятное мне нервное напряжение, раскрепостить ее внутреннее состояние.
   - О чем они? - Без особого интереса спросила Клара Петровна.
   - Знаете, очень давно, как-то после тяжелых гастролей я приехала в дом отдыха "Актер" в Ялте. В свой единственный раз пребывания в Крыму, - продолжала я рассказ, подливая нам в чашки свежий чай. - На 21 день. И вот дернуло меня как-то пойти оттуда в турпоход на гору Ай-Петри. Там я и обнаружила, что, оказывается, панически боюсь высоты. Не стану вам описывать свои горные мучения, а сразу перейду к финалу. Как-то мы не уложились в срок и. возвращаясь назад, слегка заплутали. Тогда вся группа решила "скосить путь" и спускаться вниз не по шоссе, на которое мы вышли и, где даже не было специальной дорожки, а по крутому склону горы, напрямик через лес. Я единственная пришла в ужас и отказалась. И вот, вся группа смельчаков пошла своим путем, а я, захлебываясь в слезах и соплях, продолжала идти по шоссе мимо снующих машин. Быстро темнело. И тут мне вспомнилось, что накануне прошла информация об одной супружеской паре, которая заблудилась и разбилась в темноте, когда пыталась найти дорогу, выбираясь с этой же самой горы. Я зарыдала еще горше: я ведь могу погибнуть, а у меня дома маленький ребенок. Ни одна машина не остановилась, чтобы узнать, почему эта одинокая женская фигура идет по шоссе и плачет. И вдруг, откуда-то снизу из зарослей появился пожилой человек из нашей группы, поравнялся со мной и сказал: "Я не могу допустить, чтобы женщина плакала. Я пойду с вами. Мне так спокойнее" . Его звали Николай Парфенов. Он много и часто снимался в кино. Также я о нем узнала, кроме того, что это благородный человек, о его способности великолепно ориентироваться на сложной местности.
   - Актера Николая Парфенова я очень хорошо знаю. Он часто в выразительных эпизодах снимался. Везде пожилой, но при этом не стареет с годами.
   - И, надеюсь, не меньше снимается сейчас. Дай Бог ему долгих лет жизни и здоровья.
   - А что было потом?
   - А потом к нам присоединился еще один парнишка и нам троим пришлось спасать горе-смельчаков, которые быстро заблудились без разумной головы в своих рядах.
   - А второй эпизод? Я люблю об известных людях что-нибудь хорошее послушать.
   - А вот еще: я собралась уезжать из Ялты и спускалась с тяжеленным чемоданом по лестнице из своего номера, не представляя, как доберусь до остановки троллейбуса, идущего на Симферополь. Денег у меня, разумеется, на такси не было. И вот, спускаюсь я, эдак, волоча свой чемоданище обеими руками, а навстречу мне поднимается со стаканом сметаны народный артист СССР Игорь Петрович Владимиров, светлая ему память. Он тоже занимал комнату где-то на втором этаже. Увидев меня с чемоданом, Владимиров, не раздумывая, тут же передал кому-то свой стакан, схватил мой чемодан, пошатнулся, крякнул, но дотащил его до крыльца. У крыльца стояло такси, а около него артист Малого театра Эдуард Марцевич с кем - то прощался. Владимиров отозвал Марцевича в сторону, о чем-то с ним поговорил. Потом мой чемодан впихнули в багажник, а меня посадили в машину. На прощание Игорь Петрович очень приветливо пожелал удачи и помахал рукой. Я и сейчас отчетливо помню эту картину... Довезли меня аж до железнодорожного вокзала в Симферополе и только после этого мои попутчики сами направились в аэропорт. От денег отказались. Разумеется, ни с кем из них до этого я не была знакома и кинокамеры эти добрые поступки не фиксировали. Я для них была просто никому неизвестная артистка из какого-то сибирского театра, а они - мэтры советского, русского искусства, которые состоялись давно и прочно.
   - Очень впечатляет. Настоящие мужики. Теперь таких редко встретишь. Чтобы тех, кто слабее заметили и уж, тем более, помогли им. Как-то по-другому начинаешь воспринимать этих людей. Как очень своих. От подобных поступков жизнь как-то светлее делается.
   - Да. И хочется, чтобы побольше людей узнало об этом. Но ведь в памяти отпечатывается все, как доброе, так и дурное. Поэтому для сравнения, меня так и подмывает поделиться с вами еще парочкой историй , уже со знаком "минус", о совсем других благообразных деятелях из этой же прослойки, но не в тех же декорациях. Чтобы уравновесить...
   - Не надо! Пожалуйста, не надо. Зачем перебивать хорошее впечатление?
   - Вот и отлично. Я вижу, что вы уже совершенно успокоились и теперь сможете поведать о причине вашего визита ко мне. Вы ведь по делу пришли?
   - Да. Знаете, Юлия Андреевна, я действительно пришла к вам с деловым предложением. Не знаю, как начать...
   - Я вас слушаю очень внимательно.
   - У вас, я слышала, дочь во Франции работает?
   - Да, в Париже.
   - Дело в том, что у меня в Нормандии сейчас тоже живет дочь моего двоюродного брата - Майя.
   - Двоюродная племянница, значит?
   - Да. И довольно давно. Вначале уехала во Францию по студенческому обмену, но как-то быстро вышла там замуж за местного и сейчас ее девочке то ли 8, то ли 9 лет. Что-то у нее со здоровьем неладное. Поэтому Майин муж около года назад, беспокоясь о здоровье дочери, купил дом в Нормандии. Вы там бывали?
   - Бывала.
   - Сейчас возникла проблема: отвозить ребенка в школу и привозить после занятий. Кроме того, они хотят, чтобы девочка изучала русский язык и приглашают меня пожить у них в доме в качестве гувернантки, пока девочка не подрастет. За плату, разумеется. Что вы думаете по этому поводу?
   - Я ничего не думаю, но если у вас тяжелая атмосфера на работе, то может, стоит попробовать? А почему мать сама не отвозит ребенка в школу и не занимается языком? Она что, много работает?
   - Вообще не работает,- Клара Петровна замялась, - она всегда была какая-то странная: то ли не от мира сего, то ли какая-то неприкаянная...
   - А муж потакает? Или с потрохами купился на "загадочную душу"?
   - Да кто их там разберет...Про мужа только знаю, что он много работает и хорошо зарабатывает.
   - И когда же уезжаете? Летом?
   - В том-то и беда, что нужно прямо сейчас! А у меня выпускной мой 9-Б. Нельзя же их вот так сразу бросить. Я смогу только после экзаменов и выпускного бала приехать, то есть 16-18 июня. Вот и хотела я попросить вас на эти два с небольшим месяца поработать вместо меня, а я приеду сразу после экзаменов. Как вам мое предложение?
   Я молчала, подбирая слова помягче для отказа.
   - Будете к дочери поближе, - заискивающе добавила она, - навещать ее станете почаще.
   - Чтобы быть поближе к дочери, мне не нужно работать во Франции. Кроме того, как видите, у меня кот и собака, которую я всегда беру с собой в поездки.
   - Кот пока поживет у меня - свекровь будет только рада, а собаку можно взять с собой. Там же фермерский дом и участок зеленый.
   - Извините, не могу. И не хочу.
   Вдруг моя гостья засуетилась и стала быстро собираться.
   - Да-да. Простите меня , ради бога. Я так назойливо вторглась к вам.
   Она вышла в коридор к вешалке. Я отправилась следом проводить ее и вдруг увидела, что моя гостья, уткнувшись в свое пальто, зашлась в безмолвных рыданиях. Было страшновато смотреть как вздрагивают плечи пожилой, одинокой женщины, до которой, в сущности, никому нет дела.
   Такие как она, обычно хорошо образованы, обязательны, трудолюбивы и безотказны, а потому их просто эксплуатируют и используют, а потом выкидывают за ненадобностью в нищету на обочину жизни, напрочь забывая о них. Такие становятся незаметны, они никому не нужны - с них взять уже нечего. Как с вышедшей в тираж рабочей клячи. А их общий удел на будущее , еще совсем не старых - продолжать жить тихо и печально.
   Я положила руки на вздрагивающие плечи, она стала успокаиваться и странно улыбнувшись, повернулась ко мне со словами:
   - Я ведь нелюбимое дитя у господа нашего Бога. Всегда у меня все выходит наперекосяк. Я отлично понимала, что вы никуда не поедете. Неуспешные люди и неудачники заразны, никто с ними не хочет иметь дела... А знаете, как страшно, как изнурительно страшно постоянно видеть перед собой пустые, белесые глаза своей вечной невезучести... Господи, да что это я ?... Ну, да ладно. Спасибо, что приветили. Извините еще раз ,- и она заспешила к выходу.
   - Постойте! - Клара Петровна остановилась и повернулась ко мне.
   - Я поеду вместо вас. И буду там столько, сколько потребуется. Вы же спокойно доработаете, никаких заявлений об уходе писать не станете, вначале посмотрите, что там и как, а потом сами решите. А сейчас идемте в комнату и обговорим детали.
   Мы вернулись в комнату, там она вдруг обняла меня и, неожиданно уткнувшись в мое плечо,- о ужас!- опять зарыдала.
   Через четыре дня я вылетела в Париж.
  
   ***
  
   К моему удивлению в аэропорту меня встретила только моя дочь Маша, а от принимающей нормандской стороны никого и в помине не было, хотя им все подробно отписали. За день до моего отлета Клара Петровна звонила и все обговорила.
   - Ну ни хрена себе!- возмущалась Маня.- Ты зачем подрядилась на эту работенку? Да еще непонятно к кому! Все вначале выяснить надо было и договор подписать! Они вообще-то в курсе, что ты прилетела к ним? Сейчас позвонишь из нашего офиса и выяснишь, в чем там дело. Мое мнение: никуда не ехать.
   Я сидела в машине совершенно пришибленная и растерянная.
   - Сейчас заедем ко мне на работу, я должна кое- что закончить. Это быстро! А заодно из офиса позвоним и выясним, почему тебя никто, кроме меня, не встретил . Я бы на твоем месте разорвала эту договоренность. Малообещающее начало.- И Маня порулила к центру города.
   В кабинете Маши, что находился в другом крыле здания от кабинета Чудновского, работали еще два человека.
   - Парень у нас питерский, девушка из Киева. Отдел мы - молодой, принимаем русскоговорящих посетителей. Каждый работник, кроме французского должен знать английский и язык той страны, откуда приехал, а также законодательство своей страны.
   Увидишь нашего начальника - не удивляйся. Он в душе неплохой, просто очень экспрессивный персонаж. Но как ни странно, работать с ним легко. Женька из Литвы - закончил в Вильнюсе юрфак в университете. В Париже дольше нас всех. Живет только работой, главное, ему давать выговориться.
   - Как начальник? Я думала у тебя Чудновски начальник...
   - Он - главный босс, а Женька один из его замов, он нашей "русской колонией" руководит, а месье Чудновски к нам почти не заглядывает. Его, кстати, и в Париже сейчас нет.
   - Как он вообще поживает?
   - Я стараюсь соблюдать субординацию и не обсуждаю дела своего шефа. И, знаешь мам, я бы не хотела, чтобы в офисе узнали, что ты с ним знакома.
   - Как скажете, мадемуазель Мари.
   В офисе дочь усадила меня на синий диванчик, а Макс примостился рядом, показала, где чай и кофе, а сама села к компьютеру, раскрыла папку с делами и углубилась в работу, глядя то в бумаги, то в монитор, предварительно пододвинув ко мне телефонный аппарат.
   Мне пришлось несколько раз звонить - трубку никто не брал. Наконец, ответили:
   -Oui?
   - Добрый день, мне нужна мадам Майя Говэн.
   - Это я.
   - С вами говорит Юлия Андреевна Басманова, которая согласилась поработать у вас вместо Клары Петровны, какое-то время. Вас предупредили об этом.
   - Да, я знаю. Откуда вы звоните?
   - Я звоню из Парижа и очень удивлена, что меня в аэропорту никто не встретил.
   - Вас должен был встретить мой муж Тьерри.
   - Никто меня не встретил.
   - Ах, да! Он вроде говорил, что у него срочные дела.... Извините. Но ведь вы можете сами доехать до нашего дома...- и она объяснила, где и на какой автобус надо сесть, потом пересесть, чтобы доехать до их благословенной обители. Я за ней все записала, а в конце разговора сообщила:
   - Я выезжаю к вам завтра утром.- И повесила трубку.
   Исписанную бумажку подсунула Мане со словами: " Уточни время отправки утреннего автобуса".
   Минут 15 я рассматривала обстановку и работников, потом устала, сделала себе чай, потом остановила взгляд на чахлой финиковой пальме, у которой один лист невесело свисал вниз. Вскоре мое мирное созерцание было нарушено. Дверь стеклянной будочки, находящейся в углу кабинета тихо приоткрылась и в щель высунулся длинный заостренный нос, к которому прилагалась всклокоченная голова, которая тут же требовательно воззрилась на меня.
   - Женя, это моя мама Юлия Андреевна, прилетела из Риги.
   - Очень приятно, меня зовут Эжен, - сдержанно улыбнулся начальник, но как-то рассеянно, углубленный в свои мысли.
   Сотрудники никак не отреагировали на появление руководства. За головой подтянулись остальные части облика - это оказался щуплый, невысокий парень неопределенного возраста в черном костюме и голубой рубашке.
   -Я в каталоге посмотрел: есть одноразовые ручки "Рейнолдс" по 0,13 евро и "Стабило Пен" по 0,17 евро...- начал он , обращаясь к своему коллективу.
   -Угу..- кто из сотрудников это промычал, было непонятно.
   -...на прежнем месте работы в Вильнюсе я покупал заменяемые стержни и удобные ручки могли служить долго!- несколько обиженно заметил начальник, - а тут стержни не продают....
   Кажется, его это серьезно расстроило и он убежал в будку. Сотрудники также продолжали сидеть, неотрывно уставившись в компьютеры.
   - Но я утром покопался в своих ручках и нашел и "стабило", и "рейнолдс"!- Он появился вновь через пару минут, - "Стабило" тоньше, это по 0,17 евро, а "Рейнолдс" пишет более толстым стержнем! И подешевле! Канцелярщики сказали, что они удобнее! Я попробовал, мне "Рейнолдс" больше понравился...- Эжен взбудоражено, не останавливаясь шагал по кабинету, - ...но они без резиночек, в руке скользят...
   - Ну, пусть будет "Стабило"...- протянул питерский парень, не отрываясь от работы.
   Начальник во время очередного круга вопросительно, растерянно взглянул на меня.
   - Я с Мари, - напомнила я.
   - Да, это моя мама, мадам Юлия,- терпеливо подтвердила Маня.
   - Эжен, - коротко и сухо представился он, далее совершенно перестав обращать на меня внимание и, скорее всего, тут же снова забыв, кто я.
   Минуты три он пропадал в будке, которая, видимо, служила ему кабинетом.
   - "Стабило" тоже без резиночек...- мстительно сообщил он, выскочив из своей каморки, -...и в ней шарик может пересохнуть если колпачок забыть закрыть! Слишком тонкий стержень!
   Нет, определенно, он испытывал классовую ненависть к ручкам "Стабило" по 0,17 евро за штуку.
   - У вас эти черные были хорошие с резиночками, удобные...если бы к ним стержни продавали...а так я лучше не вижу вариантов... ты же не будешь "Паркером" черновые бумаги помечать и записи делать! - Кажется, последнее адресовалось Мане.
   - Да, Женя. Паркеры иногда вытекают, если колпачок забыть закрыть.
   - Вот- вот! А эти ручки дешевы и удобны, ну конечно, "Стабило" дороже, но его почему-то чаще заказывают, хотя мне больше нравится "Рейнолдс"...
   - Да. Закажи нам "Рейнолдс", который толстенько пишет!- Маня решилась закончить ручечные страдания начальника.
   - Ага!!- Тот обрадовался и унесся в кабинет, - я целых 10 штук заказываю!- донеслось оттуда, - Да, но резиночек на них не будет...- он вновь появился.
   - Плевать на резиночки! Заказывай!
   Похоже, принятие окончательного решения его радостно взбудоражило.
   -Я заказал!...нам еще надо на папки и книжки наклеечки-закладки! Вы их приклеете- а сверху можно пометочку написать и в каталоге все легко и быстро найти! А то будете вначале в оглавлении копаться, потом страницу искать, еще в компьютер полезете, время попусту тратить, а тут приклеил, написал...
   - Ручкой "Рейнолдс"...(Маня)
   -Можно "Паркером" - и никаких проблем. Пойду, посмотрю в Интернет-магазине.
   Минут семь было тихо, кажется, Женя серьезно изучал рынок наклеечек - закладочек.
   - Вот, я нашел! Мари, иди сюда, покажу! Тут два варианта...
   Маня неохотно встала и неспеша прошествовала к будочке.
   - Вот смотри, у этих четыре цвета и каждый цвет в специальном контейнере, за 3,80. Вот такие еще есть- шесть цветов за 5,40, какие лучше?
   - Ну, эти...- куда-то ткнула Маня.
   - А эти все-таки шесть цветов, но они какие-то поуже и дороже! Хотя цветов больше. Ну, да, по 3,80 солиднее, хотя цветов меньше, и кстати по 100 штук в каждом контейнере...надолго хватит.
   - Бери по 3,80!
   С наклеечками он как-то быстро согласился, наверное, не прочувствовал до конца, или после ручек устал.
   - 400 штук вам должно хватить, желтые пойдут на имущественные вопросы, зеленые на истребование документов, красными можем помечать международные договоры, а синие...
   - Ты только нам их отдать не забудь.(Маня)
   - Вы что сами их клеить будете? Вы понаклеите! Я сам наклею. Посижу вечером с вашими бумагами и наклею, чтобы у всех одинаково было!
   - Ты что хочешь убить нашу индивидуальную инициативу?- подбросила Маня полешек в топку разговора.
   - Так, еще нужны бумажки для записей...брикетики у вас в коробочках заканчиваются...Кстати, куда-то пропала зеленая ручка... Никто не унес, случайно?
   - Н-е-е-е-т! (коллективное)
   - Угу...а где же она тогда?- загрустил Эжен.
   Минут 10 стояла тишина.
   - Слушайте, тут есть бледно-желтые, но к ним в комплекте идут розовые и зеленые. Зеленые и желтые нам подойдут, а розовые как-то раздражают, к интерьеру не подходят, тут ничего розового нет. И не будет! Я посмотрю другие цвета. Тут есть серые, но их нет в комплекте с желтыми и зелененькими. Они в комплекте с голубыми...тоже как то не очень,- озабоченное молчание опять продлилось минут 10.
   -Вот! Я, кажется, нашел! Есть комплект: бледно-желтые и салатовые. Подойдут к нашим стенкам, еще серо-голубые. Все три цвета сочетаются. Хотя можно заказать голубые с серыми - к дивану и креслам подойдут...
   Мне было не суждено узнать, чем завершился трудный выбор, так как Маня доделала свою работу и мы поехали домой.
   - Я думала, что он и меня привлечет к диспуту о канцтоварах.
   - Ну, нет! С чужими он сух и официален. Слова лишнего не скажет. Этот бриллиант раскрывается только перед теми, кого долго знает. Остальное время- в закрытом футляре.
   - Говоришь, работой живет?
   - Да. Работа у него это- ВСЕ! Семьи нет, дома делать нечего, на работе расцветает! Это еще ничего, а вот было шоу, когда мы только образовались и он педантично выбирал канцтовары с нуля. Это была гибель для слабонервных! Но, кстати, он очень умный, языки все - как родные, все лазейки в гражданских делах знает... Но зануда. Кому -то кажется "с приветом".... А так человек хороший, с чувством юмора.
   - Сколько ему?
   - 34.
   - И не женат?
   - "Лучше быть живым, чем убитым"- это его афоризм о женитьбе.
   - Он прозорлив. Какая - нибудь нечуткая душа запросто сможет треснуть его скалкой и скажет "Довел"! А ты, я вижу, исполняешь роль Хора из древнегреческой трагедии, только ты и поддерживаешь разговоры с начальством.
   - Приходится. У меня самые крепкие нервы.
   Утром моя деловая дочь перед тем, как отправиться на службу, отвезла меня на автобусную станцию, предварительно вытребовав обещание, чтобы я немедленно возвращалась в Париж, если мне там не понравится. Я пообещала. Трудно что ли?
   Через четыре с лишним часа я, наконец-то, добралась до пункта своего пребывания.
   Таким образом, я затесалась в эту малоприятную историю, в которой обреталась еще долгих три месяца.
  
  
   Глава 2
  
   Дома оказалась сама хозяйка Майя, которая встретила меня довольно равнодушно, а в тех нескольких фразах, которыми я была удостоена, сквозило совершенно непонятное чувство превосходства. Поэтому я тут же про себя начала величать ее "барыней". Правда, изможденный вид "барыни" меня несколько удивил: невысокая, хрупкая женщина с бледной кожей, огромными карими глазами и коротко стриженными, темными, вьющимися волосами. Но я сразу не подумала о том, что она нездорова. У меня когда - то была сослуживица такой же комплекции, увидев которую в первый раз, я приняла ее за изможденного подростка. А позже выяснилось, что ей 32 года, что у нее двое детей, а ее неутомимой работоспособности мог любой позавидовать. Помню я однажды заворожено наблюдала, как эта Аусма, сидя перед огромным блюдом с пирожными, задумчиво и как-то меланхолично поглощала их одно за другим. Съешь я хоть половину этого, меня бы разнесло так, что в дверь пришлось бы трактором впихивать. Вот и в данном случае я не сильно удивилась - может у нее перистальтика отличная.
   Но мадам Майя Говэн (Gouvin), действительно оказалась вялой и анемичной дамой. Как будто бы вначале она безумно устала и только после этого родилась, войдя в нашу бренную и опостылевшую ей жизнь. Казалось, ни одно событие во внешнем мире не способно ее эмоционально всколыхнуть. На реакции у нее попросту сил не было. И голос у нее был подстать: тусклый, невыразительный, без обертонов и модуляций. Словно ей трудно было разговаривать. Механический какой - то.
   Свою 9-летнюю дочь Денизу она, скорее всего, любила, но очень по - своему. Внешне это было мало заметно. Поначалу мне выделили комнату рядом с детской, но сразу было поставлено условие: собака должна жить вне дома, в будке, так как у хозяйки аллергия на животных. Меня это не устроило. К счастью, во дворе оказался гостевой флигель, а точнее, бывшая сторожка, когда-то также предназначенная и для сезонных рабочих, двухэтажная, хотя жилым оказался только первый этаж. Там находился очаг- назвать это камином, язык не поворачивался, эту печь - очаг вряд ли протапливали последние годы, помещение было отсыревшим и неуютным. Но все же я с Максом перебралась туда. Сколько же сил пришлось потратить, чтобы оттереть унитаз и поддон душа от ржавчины! Так по-свински все запустить...
   Хозяин, муж Майи, уезжал на службу в 7.30 утра. Сразу после его отъезда я шла в дом, будила девочку, кормила ее завтраком и отвозила на машине хозяйки в школу, которая находилась в трех километрах от дома.
   Потом возникла новая проблема: Макс не должен был ездить в новой хозяйской машине, чтобы там не было шерсти.
   По пятницам Майя выплачивала мне жалованье. Если умножить эту зарплату на четыре недели, то получалась обычная зарплата рижского учителя с хорошей 30-часовой недельной нагрузкой- около 400 евро. Не густо. Особенно, если учесть, что я не стала пользоваться хозяйской машиной, а за свой счет взяла в прокате старенькую, чтобы можно было ездить с Максом. Бензин я, естественно, потребовала оплачивать. Так как хозяева не отличались щедротой души, то я, чтобы не жечь лишний бензин, утром отвозила Денизу в школу и пять часов болталась в городке и окрестностях. После школы мы ехали домой, где вместе обедали. Это была моя единственная трапеза в хозяйском доме.
   Кроме меня, из посторонних дом посещала еще приходящая помощница- женщина моих лет по-имени Мадлен, спокойная и работящая. Она закупала продукты, готовила еду и убирала дом. Ездила тоже на своей машине. Чем занималась хозяйка - не знаю. Из дома она выходила редко, постоянно находясь в другой его части.
   Суббота и воскресенье считались у меня выходными, но воспользоваться ими я не могла, так как на уик-энд супружеская пара часто куда-то уезжала и возвращалась только вечером в воскресенье. В этих случаях дом запирали, а Дениза перебиралась ко мне в домик, чему ,по-моему, была только рада. Ее отец всегда возвращался с работы после 8 вечера, а иногда и вовсе не ночевал дома, что, как мне казалось, его жене было совершенно безразлично.
   И вот в этой странной семье я жила уже второй месяц. На дворе стоял конец апреля, вовсю зеленела трава и распустились деревья.
   Примерно в это же время изменился недельный распорядок в доме. Глава семейства- месье Тьерри Говэн теперь приезжал только в пятницу вечером, а уезжал в 7.30 утра в понедельник. Мадлен стала хозяйничать в доме только по понедельникам и пятницам. Мне теперь нередко приходилось готовить обеды и ужины для Денизы самой. Чем питалась Майя, я понятия не имела. Зато в субботу и воскресенье я уже могла пользоваться своими выходными. К этому времени я вернула прокатную машину, а в ближайшем от места проживания Мадлен городке, по ее совету, купила за 600 евро небольшой подержанный синий "Ситроен" с откидным верхом. Вначале хозяин настаивал на цене в 800 евро, но я пообещала, что когда в июне стану продавать машину, то, если он захочет, за ним остается право первой руки на покупку уже за 400 евро- так он и машину вернет и прибыль 200 евро получит.
   Участок земли, где стоял дом моих "хозяев" выглядел довольно забавно: вокруг него какой-то приток Сены, словно выпив бутылочку молодого "Божоле", делал такой невероятный, залихватский изгиб, что с высоты рядом слева располагавшегося холма, напоминал скошенный набок высунутый язык. Это мы обнаружили, гуляя с Максом по этому холму, который венчала груда камней, оказавшихся руинами замка-Дижона. Я об этом догадалась, когда увидела железный мостик, соединяющий две кучи этих самых каменюк и там же прочла соответствующую табличку. Так что это оказалась не просто куча камней, а исторические руины. Оттуда же хорошо просматривался хозяйский дом: обычной фермерской кладки, двухуровневый, двухэтажный. В первом уровне- кухня с кладовой, столовая. На втором этаже - комната Денизы, еще одна комната и ванная. Из столовой по четырем ступенькам можно было подняться в гостиную с камином, а по поводу второго этажа супружеской половины ничего не могу сказать, но думаю, там располагались две или три комнаты с соответствующими удобствами. Если проехать по окрестностям, то подобных домиков стояло превеликое множество, только более ухоженных: с бассейнами, цветами, клумбами. Там носились собаки, грелись на солнышке коты, резвились дети.
   Так проходили день за днем и неделя за неделей. А природа кругом расцветала буйным цветом. Я уже несколько раз ездила в Париж. Выезжала вечером в пятницу, а ночью прибывала в конечный пункт и вваливалась в свою двухкомнатную квартирку, груженная кучей пакетов с продуктами.
   Помнится, дочурка, открыв мне дверь в первый приезд, даже не сразу углядела меня за пакетами.
   - Мама, ты откуда?
   - Не видишь, что-ли? Прямиком из райских кущ. Лучше помоги разгрузиться и положи, что надо в холодильник.
   - Ты надолго?
   - Барыня отпускает только на выходные.
   - Барыня? Вы, маменька, случаем не увлеклись ли садомазохизмом?
   - Имею право на мелкие радости...А где Ирочка?
   Ира, девушка из Риги, которая снимала одну комнату, когда нас не было в Париже, но перебравшись на работу и учебу во Францию, Маня, по согласованию со мной, оставила нашу квартирантку.
   В отличие от Мани, которая после окончания языковых курсов, собиралась дальше учиться, выбрав дистанционную форму обучения, когда экзамены сдаются на месте два раза в год, Ира Беглова , получив диплом о знании французского языка DALF ( Diplome Approfondi de langue francaise - аналог британского IELTS) , уже проходила трехгодичный основной курс, чтобы получить диплом бакалавра, затем поступить на 2-х годичный магистрский. Скорее всего, уже не в Париже, а в другом Государственном Университете Франции, где сможет получать государственную стипендию и где жизнь намного дешевле. А пока она по ночам работала в книжном магазине- библиотеке, который был открыт круглосуточно где-то в Латинском квартале, так как денег, которые ей высылали родители из Риги на жизнь, даже очень скромную, не хватало. Когда я видела эту Ирочку, то у меня тут же возникало желание накормить ее до отвала. Девчушка ела с удовольствием, так что глядя на нее, пропадало опасение, что ее желудок скоро атрофируется. Мне нравилась эта серьезная, целеустремленная девушка.
   По приезду я тут же начинала хозяйничать: варила большую кастрюлю борща с мясом, жарила котлеты, готовила голубцы, фаршировала перцы, пекла тазик пирожков с картошкой и капустой - чтобы на неделю хватило. Потом принималась за стирку белья и уборку квартиры.
   По субботам Маня ходила на занятия, а в воскресенье полдня отсыпалась. Потом, поев, копалась в своих бумагах или бралась за учебники. Так что времени на разговоры у нас практически не оставалось. Вечером в воскресенье я, усталая, но довольная отправлялась на свою работу в Нормандию. А после того, как отвозила Денизу в школу, отсыпалась прямо в машине до окончания занятий в школе, предварительно съехав куда-нибудь в укромный уголок.
   Дениза внушала мне беспокойство своей бледностью и нежеланием совершать пешие прогулки, к которым я пыталась ее пристрастить. Она вообще не любила гулять, а сидела в комнате, что-нибудь рисуя или выкладывая паззлы. Животных, даже рыбок, в доме не водилось. Она редко улыбалась, а если улыбалась, то пыталась не разжимать губ. Наверное, стеснялась своих брекетов на зубах.
   Еще меня настораживала ее недетская молчаливость. Надо было что-то придумывать. За домом, ближе к воде находился неухоженный участок земли с торчащими, почерневшими остатками колосьев. Может, соорудить там огородик или клумбу, чтобы она в ней копалась, тратила физическую энергию и дышала свежим воздухом? Я спросила у Мадлен, где можно купить цветочную рассаду или семена. Мадлен сама мне все устроила в своем поселке, отведя к знакомому фермеру. Еще я купила небольшую лопатку, грабельки и лейку.
   Вокруг участка, где стоял хозяйский дом по периметру были высажены деревья, наверное, для укрепления берега, а с левой стороны в речку спускались каменные ступени, которые я почистила жесткой щеткой, смыла слизь, чтобы они не скользили и ребенку было не опасно набирать воду в лейку из реки. Разумеется, пришлось спросить позволения у анемично- аллергичной хозяйки дома на занятие садоводством, тем более, что старник надо было жечь во дворе, а это много дыма.
   Вскоре все было приготовлено: скошен старник, вычищена и выровнена земля, вытащены ящички с рассадой, вынесен садовый инвентарь. Мне очень пригодились познания, которыми, зачастую против моего желания, делилась моя дочь Маня, пару лет назад закончившая "для души" курсы ландшафтных дизайнеров.
   Во время наших с Денизой подготовительных работ, Майя вышла из дома, прислонилась к стене своего жилища и спросила, как я собираюсь обустраивать это место. Тут я, словно заправский профессор ботаники, стала разъяснять свою задумку, обращаясь к девочке и ее матери:
   - Я подумала и решила, что лучшим вариантом дизайна свободного участка, станет обустройство "альпийской горки". Она не теряет своей декоративности круглый год.
   Для устройства потребуются несколько тачек земли, чтобы придать ландшафту переходы высоты, камни разного размера и декоративные растения, среди которых много вечнозеленых, не требующих особого ухода и не теряющих декоративности зимой и осенью.
   Я выбрала вот эти три ели разной формы и размера, можжевельники, кустики вересков. А вот это, - указала я на дальний ящик,- это- лиловые и белые обриеции, вечнозеленый очиток, цветущий желтыми и бордовыми цветами, миниатюрный флокс всех расцветок, левисии, цветки которых напоминают звезды: белые, персиковые, оранжевые, розовые. Левисии красиво будет высадить на склонах горки между камней и в трещинах.
   - А не будет ли все это, попросту, напоминать громоздкую, неуклюжую клумбу или кучу мусора, засаженную цветами, чтобы не вывозить его, - засомневалась в моем таланте садовника Майя.
   Но я с ней не согласилась и упорно продолжила свой мастер-класс цветочного дизайна:
   - Если вам это кажется кучей мусора, тогда с вершины горки по склону было бы идеально пустить декоративный цветочный ручей, выложив все русло камнями, а по "дну" пустить "воду" высадив лазурно-синюю гентиану и нежно -голубую лобелию. К альпийской горке мы проводим декоративную дорожку, выложим ее бордюр камнями и высадим вдоль него сине-фиолетовую лобелию, а также, низкорослые желтые ирисы.
   Конечно, было бы лучше высадить кусты чайных роз с подлеском низкорослой лаванды, но розы капризны и требуют ухода, который Дениза обеспечить не сможет. Может быть потом, если Мадлен станет помогать.
   Пространство за горкой я засадила бы легкорастущей и нетребовательной гипсофилой. У нее узкие серебристые листики, а летом она покрывается пышным облаком мелких белых и розовых цветочков. Очень красивое зрелище!
   Я вынула из кармана жилетки свернутый лист бумаги и протянула его Майе со словами:
   - Тут я набросала все на бумаге, план оставлю вам. Пока же в достаточном количестве я закупила лишь рассаду камнеломки, чтобы закрыть голую землю и пространство между камнями. Это растение неприхотливо, хорошо приживается везде.
   - Звучит красиво...Мне нравится....Только... я знаю, что дизайн участка стоит дорого...я должна вам дополнительно заплатить за сделанный план?- В конце моей тирады изрекла Майя.
   - Расходы за рассаду и садовый инвентарь я включила в недельный отчет, а план я дарю Денизе... Ты будешь разрыхлять землю граблями, Дениза, а я стану высаживать камнеломку. Почему ты так смотришь, девочка? Тебе не нравится рассада?
   - Не очень, мадам, цветы такие незаметные и не пахнут. Уж если не розы, то хотя бы фиалки или герань, как у всех соседей.
   - Я, Дениза, непременно учту твое пожелание. Мы посадим еще фиалки и герань. Но вот по поводу камнеломки ты ошибаешься. Подойди поближе к ящику, присядь и внимательно вглядись в эти цветочки. Они не так просты, как кажутся. Во-первых, эти растения очень древние, а их родина - Альпийские горы и луга, во-вторых, настоящее их название - саксифрага и, наконец, в -третьих, по поводу саксифраги существует удивительная старинная легенда. Ну как?
   - Мне начинает нравится. Особенно название - саксифрага и про легенду. Легенда- это сказка? О чем она?
   - Было такое время в поздние средние века в Италии - Возрождение называлось, или Ренессанс, которое дало миру многих художников, скульпторов, архитекторов, поэтов. Особенно много жило в это время знаменитых художников.
   - А легенда какая?
   - А легенда повествует о том, что ученик известного художника мог стать самостоятельным мастером только тогда, когда сумеет нарисовать простенький альпийский цветочек под названием "саксифрага", который изобразить очень сложно, потому что он все время меняет цвет, почти каждый час.
   Если молодой художник сумеет это передать - значит, он уже мастер. Сам может принимать заказы и обучать учеников. А если смотреть глубже, то умение нарисовать саксифрагу -это обретение у художника способности выискивать, улавливать редкое, новое, необычное, изменчивое. Угадать потаенную суть и суметь отобразить это. Понятно?
   - Да. А эта камнеломка-саксифрага тоже меняет цвет?
   - Меняет, но незаметно и всего 4 раза в сутки. Нужно просто пристальней вглядываться, тогда заметишь.
   -А ту альпийскую камнеломку вы видели?
   -Нет, сама я ее никогда не видела. Тем более. по легенде, она растет высоко в горах, выше альпийских лугов. Но эти неказистые цветы ближайшие родственники тех загадочных саксифраг и носят то же имя.
   Давай теперь немного поработаем. Я буду копать и насыпать горку, а ты разрыхлять грабельками. Договорились?
   - Договорились.
   Я стала копать, сооружая горку и выкладывать собранные и припасенные камни. Несколько камней очень к месту положила Майя. Особенно красиво выложила их вокруг посаженой мною елочки. Когда мы остановились передохнуть и попить, она вдруг меня спросила:
   - Давно хотела спросить вас, Юлия Андреевна, куда вы все время уезжаете по выходным?
   - В Париж.
   - У вас там знакомые?
   - Нет, у меня там дочь, работает и учится.
   - Наверное, дорого снимать в Париже квартиру?
   - Наверное. Но у нас там собственное жилье.
   - У вас в Париже собственное жилье?
   - Да. Небольшая двухкомнатная квартира, зато в хорошем районе.
   Ее надменную спесь как-то разом сдуло, на лице отразилось растерянное недоумение.
   - Странно. Никогда бы не подумала...Зачем же вы тогда...- она запнулась, подбирая слова.
   - Чтобы выручить Клару Петровну, - ответила я на незаданный вопрос.
   Майя еще немного молча посидела, а потом ушла в дом.
   Через три дня наша альпийская горка, хоть и без ручья, была закончена. Потом мы с Денизой только слегка ее подправляли, поливали и всячески ухаживали за ней.
  
  
   Глава 3
  
   Дениза оказалась милым, смышленым ребенком, только очень тихим. В ней не было шарма того бесцельного лукавства и озорства, который присущ некоторым девочкам и юным девушкам. Она никогда не шалила и не резвилась. Ее большие, как крупные янтарные бусины глаза - совсем как у Майи, смотрели на мир внимательно, порой тревожно и настороженно. Она явно еще очень нуждалась в матери. Ведь детство сродни таинству. Детский мир созидается постепенно, наполняясь все новыми яркими впечатлениями и ему очень нужны в надежность и теплота. Этот мир крайне хрупкий, он нуждается в защите. В зачарованную страну детства не должны вторгаться боль, равнодушие и незаслуженные обиды, так как дети чрезвычайно восприимчивы, а потому талантливы. В них пока еще присутствует то, что можно назвать божьей искрой. При взрослении это все куда-то исчезает.
   Как хорошо, когда рядом есть умная, добрая бабушка, ведь с растущим ребенком надо постоянно разговаривать о нем самом и о мире вокруг, расширять горизонты его понимания, да и просто вместе шить куклам платья. Именно в это время складывается его характер и закладываются основы будущего мировоззрения. Любовь, забота и внимание - гарантия того, что ребенок вырастет с гармоничной, устойчивой психикой.
   Похоже, бабушек у Денизы не было или они ею не интересовались. Мое общение с девочкой в счет не шло, так как я была птица перелетная. А мать...С матерью случилась какая-то странная перемена, я даже не сразу ее заметила, а только обратила внимание, что она как-то вышла из своего равнодушного оцепенения, целыми днями сидела и слушала плеер, но главное, стала много пить и с этим надо было что-то делать. Потом я сообразила, что это началось где-то более месяца тому назад, когда она откуда-то вернулась. После этого Майя еще пару раз на пару дней куда-то ездила, взяв мою машину, но к выходным посещениям мужа всегда находилась дома. Возвращалась какая-то взбудораженная, опять слушала плеер и пила. Муж, казалось, ничего не замечал и был, как всегда, приветлив и равнодушен.
   Мне было глубоко наплевать на ее чувства и расслабленно-мечтательную истому. Она даже вызывала во мне несколько брезгливое чувство, как застоявшаяся в вазе вода с полуувядшими цветами. Но это наблюдала Дениза и глаза ее все более наполнялись взрослой грустью. Если так пойдет, то скоро она перестанет нуждаться в матери и нырнет во что- нибудь такое, где за ней уже не уследишь. Ведь большинство детских проблем происходит от нелюбви и невнимания. А еще нелюбимые дети чаще болеют и даже умирают. От нелюбви.
   И я решилась. В один из будних дней уложила девочку спать пораньше, но не пошла в свою сторожку, а направилась в холл, придумывая на ходу, с чего бы начать разговор. Но особо ловкие словесные виражи и не потребовались. Майя сидела с зажженными свечами, ополовиненной бутылкой вина и неизменным плеером. Короче, никакой моей фальши и "сверхзадачи", выражаясь театральным языком, может запросто не заметить. А "сверхзадачей" было - повернуть ее внимание в сторону дочери. Для этого надо было вначале как-то вырвать мамашу из мира грез.
   Для этой цели я была готова применить любые средства, кроме прямой атаки и грубых увещеваний. Оставались лесть, комплименты, сочувствие, вранье и искренность. Короче, как карта ляжет, так и поведу себя. Вначале для меня самым главным было - настолько заморочить ей голову и сбить с толку, то есть взбаламутить, растормошить, чем-то ошарашить настолько, чтобы по ее спонтанным реакциям я бы смогла намыть крупицы правды и, уже исходя из этой добытой правды, выяснить действительную причину ее теперешнего состояния. Затем, попытаться эту причину, по возможности, нейтрализовать.
   К счастью, моя подвыпившая "барыня" оказалась более разговорчивой, чем обычно, и похоже, ее уже тоже распирало от потаенных чувств. Она пригласила меня сесть и налила в бокал вина.
   - У вас красивые янтарные бусы, очень подходят к глазам, - начала я, осторожно улыбнувшись.
   - Да, бабушка Вигберта подарила. Они ей от матери достались.
   - Ваша бабушка Вигберта- прибалтийская немка?
   - Нет, чистая латышка с хутора из Валмиерского района.
   - Странное имя для латышки, даже по созвучию, никогда такого не слышала.
   - Вигберта- от Вигберт. О, это была прямо-таки сказочная, романтическая история...
   - Какая же, если не секрет?
   - Совсем не секрет... Вот сейчас только долью себе... Так вот, по семейному преданию встретила моя прабабка случайно на осенней ярмарке, на день Микеля в цирковом балагане фокусника и жонглера по имени Вигберт. 16 лет ей тогда было. Он ей и подарил эти бусы на прощание со словами: "Возьми их на память обо мне, они такого же цвета, как мои глаза - чтобы вспоминала иногда."
   - У него были глаза цвета гречишного меда, как и ваши?
   - Похоже... Прабабушка была младшей дочкой мельника. Семья приехала на осеннюю ярмарку прикупить старшей дочери приданое- та замуж собралась за сына кузнеца.
   На младшую внимания не обращали. А когда обратили - поздно было. Пошел четвертый месяц беременности. " Он меня заколдовал и загипнотизировал, я даже ничего не поняла", - рыдала и оправдывалась прабабка. - " Мы только к озеру, что у леса прогулялись..."
   Жена мельника встала на сторону младшенькой дочери: "Заколдовал! Заколдовал нашу наивную доченьку балаганщик проклятый! Чтоб в аду ему гореть!" - Повторяла она.
   Как там было на самом деле, кто их разберет. Кто правду расскажет? Деревья в лесу? Камыши озерные?...Так разве ж они скажут? Да их никто и не спрашивал. Простодушная доченька же настаивала, что тот фокусник - гипнотизер ей даже не понравился. " Жердь здоровенная! А глазищи словно плошки глиняные. Фу! Бе-е-е!"
   Правда, бусы не отдавала. Пригрозила, что если отнимут, утопится в том же озере. Или в колодце.
   Отец колодцем рисковать не стал. Мельник быстро выдал ее замуж за местного неказистого, но работящего парня из бедной семьи, а в приданое наделил богатым хутором, куда и выслал молодоженов немедленно после свадьбы. С глаз долой. А в мае родилась моя бабушка Вигберта. На том же хуторе она живет до сих пор с дедушкой Язепом.
   Полтора года в детстве я прожила с ними на хуторе и после этого ездила туда каждое лето.
   Майя налила себе еще вина и продолжила:
   - Самое счастливое время в моей жизни были эти полтора года. Мне и сейчас иногда хочется пройти босиком по тому шелковистому разнотравью. Это мое любимое место на земле. У вас где-нибудь есть такое место?
   - Нет. Хотя во мне намешано много кровей, я чувствую себя частицей русского духовно-культурного пространства, песчинкой русского мира, но коренного места на земле, той заповедной точки на карте мира, где поколениями жили и трудились мои предки, у меня нет. Я везде чужая. И давно уже сама по себе. Зато почти повсюду могу прижиться. Ну, разве что, кроме мест, где питаются вкусненькими жирными гусеницами.
   - Как саксифрага?
   - О нет! Это слишком пышно для меня звучит, но вполне возможно как камнеломка или другое неприхотливое растение.
   - Понятно. А почему вы, кстати, не пьете?- Майя налила себе еще бокал вина.
   - Мне уже достаточно, я плохо переношу алкоголь.
   - Как мой первый муж. Тот на дух не выносил запах алкоголя, хотя учился в медицинском институте и собирался стать хирургом.
   - Ваш первый муж был тоже из Франции?
   - Нет, рижанин. Нас познакомила моя одноклассница- они раньше соседями были. Случайно встретились на пляже, она нас и познакомила.
   Мы полгода встречались, а потом поженились. Я тогда второй курс заканчивала, а он - третий. После свадьбы стал на скорой помощи подрабатывать, жили у нас в Пурвциемсе с моими стариками. Они его просто обожали.
   - С вашими родителями?
   - Нет, с бабушкой Верой и дедом Егором, они со стороны матери. А на хуторе бабушка Вигберта и дедушка Язеп со стороны отца. Но отец ушел из семьи когда мне 8 лет было.
   - Почему?
   - У мамы дядя Юра появился. Из-за него дедушка Егор запретил матери появляться в нашей квартире.
   - Как такое возможно? Родной матери?
   - Очень даже возможно, потому что однажды дядя Юра меня сильно напугал. После этого меня отправили к родителям отца на хутор- у дедушки Язепа была своя пасека...Но, знаете, у меня и сейчас случаются приступы панического, беспричинного страха. Особенно осенью и весной...Прямо волна ужаса какого-то накатывает.
   - О господи! Кошмар какой. Чем же он вас так испугал?
   Майя задумалась, а потом продолжила:
   - Мы жили на улице Лиенес, знаете такую?
   - Приблизительно. Маленькие, неказистые деревянные домики.
   - Примерно. Но мы жили в каменном двухэтажном, хотя тоже неказистом. У нас были две комнаты, в одной жили родители, во второй- я с бабушкой Верой, а в маленькой , почти кладовке- мамин брат, дядя Сережа. Дедушка Егор соорудил себе топчан на кухне и поставил его у окна. Он много курил и спал с открытым окном.
   Квартира была на втором этаже. Потом, правда, Сережа закончил Политех, устроился на ВЭФ. Вначале ему дали комнату в общежитии, а потом, когда женился - квартиру в микрорайоне Кенгарагс. Я закончила второй класс, когда бабушка с дедушкой уехали в Белоруссию хоронить дедушкину мать, а я осталась с мамой.
   Она тут же в честь какого-то праздника устроила вечеринку, ее Юра тоже там был. Я уже не помню почему, но вдруг погас свет. Мне мама постелила на кухне, на дедовом топчане, зажгла свечу и пошла провожать гостей до автобусной остановки.
   Ее Юра не пошел, так как сильно напился и спал в комнате, где жили папа с мамой.
   Я, помнится, вернулась из туалета, села на топчан, свесив ноги и стала глядеть на пламень свечи. За окнами была ночь, а в квартире стояла непривычно мертвая тишина. Вдруг кто-то с силой схватил меня за ноги. От неожиданности я страшно закричала и кричала до тех пор, пока не потеряла сознание. Очнулась я в больничной палате. А потом пришли бабушка, дедушка, папа и дядя Сережа. Бабушка все время, не переставая, плакала. Только потом я узнала, что всполошенные соседи позвонили в милицию, папе и дяде Сереже. Когда вернулась мама, в квартире уже была милиция, папа и соседи, а меня срочно увозили на "скорой". Соседи потом рассказали бабушке, что пьяный Юра все время твердил: " Я не виноват. Я же просто пошутил." То же самое повторяла и мама.
   Майя опять замолчала.
   - А дальше что было? Когда вас выписали из больницы?
   - Когда я пришла в себя, выяснилось, что я онемела и не могу разговаривать. Горло словно сковало металлическим обручем.
   - Тогда вас отвезли к бабушке Вигберте?
   - Да. Она готовила мне всякие снадобья из трав, поила парным молоком с медом, парила в бане с травами и окунала в озеро, которое было рядом с их домом. Только к осени я стала немного разговаривать. И только по-латышски. А по-русски почему-то чудовищно заикалась. Весь третий класс я тоже провела на хуторе. Меня перевели на домашнее обучение, учительница приезжала к нам раз в неделю.
   А летом мы с бабушкой Вигбертой уехали на побережье в Салацгриву, где жила ее младшая дочь.
   Бабушка заставляла меня подолгу купаться в море или , если вода была холодная, ходить по воде - там я особенно окрепла. А в августе за мной приехал отец. У него уже была другая семья, а потому он увез меня в Ригу к бабушке Вере и дедушке Егору. Они уже жили в новой трехкомнатной квартире в Пурвциемсе.
   - Как же им удалось так быстро улучшить жилищные условия?
   - Деду после смерти матери в Белоруссии достался дом в наследство. Он его продал и за это время с большой доплатой разменял квартиру.
   - А ваша мать не претендовала на законные метры?
   - Дед ей выделил отступные за подпись на каких-то документах. Она к тому времени уже полностью перебралась к своему Юре и они ждали прибавления в семействе.
   - Значит, у вас есть брат или сестра?
   - Наверное. Меня это никогда не интересовало. Впрочем, и маменька никогда не интересовалась мною. Я только смутно помню, что в молодости она была очень красивая, похожая на киноактрису Аллу Ларионову.
   - Значит, вы пошли в школу в Пурвциемсе? В латышскую?
   - Нет, в русскую. Бабушка Вера меня "пасла" до 8 класса: всегда встречала-провожала, подолгу разговаривала с учителями... А по-латышски она неважно разговаривала. Тем более, что первое время я сильно заикалась, ребята в классе меня передразнивали, поэтому учителя часто оставляли после уроков - тогда спрашивали... А летом отец меня опять отвозил на хутор. Так постепенно я выровнялась.
   - А после школы? Куда вы пошли учиться?
   - В Академию художеств.
   - И вот так сразу поступили?
   - Я долго посещала подготовительные курсы. И потом, я ведь поступила не на отделение станковой живописи, а на факультет преподавателей рисования и черчения.
   - А на втором курсе вышли замуж за студента-медика, в котором ваши старики души не чаяли. Брак оказался неудачным?
   - Мог быть удачным. Игорь был редкостным человеком, очень любил меня и всегда заботился. Это я виновата, все разрушила.
   Я молчала, не задавая вопросов. Было понятно, что Майя сама и так все расскажет. И не ошиблась. Вдруг она спросила в упор:
   - Вам в молодости какие парни нравились? О мужьях я не спрашиваю.
   Я на мгновение опешила, но для поддержания искреннего тона беседы ответила:
   - Такие же, как я сама. Не выше и не ниже, - а потом , подумав добавила, - только с рыцарским геном.
   - Встретили?
   - Не довелось.
   - Почему?
   - Наверное потому, что я сама нравилась парням одного и того же хищного типа - волчьего. Они заполоняли и блокировали пространство вокруг меня, отгоняя всех прочих.
   - А почему именно этого типа? Почему волчьего, а не тигриного?
   - Типаж волчий- темные волосы, светлые глаза, поджарые, подвижные.
   - А почему они?
   - Я сама долго не понимала, в чем причина притяжения именно этих типов, которые могли меня заинтриговать, но не были в моем вкусе. Да я им и сама не подходила. Я ведь никогда не была ни "Офелией", ни "роковой". "Домострой" от меня так же далек, как и феминизм. Красавицей меня тоже трудно было назвать - просто миловидная, довольно обаятельная, как большинство молодых девушек. Не более того.
   - А теперь, выходит, поняли?
   - Поняла, но это уже не имеет никакого значения. Давайте вернемся к вам. Что случилось с вашим идеальным первым мужем?
   Она выпила, потом долго молчала, но, наконец, произнесла:
   - Я закончила второй курс, Игорь- третий. В июне нас пригласили на дачу к одному первокурснику праздновать Лиго. Там собралась компания из одних медиков, человек 15. Когда мы заявились на дачу, вся компания, собравшись во дворе, уже веселилась вовсю. Играл магнитофон, Игорь где-то замешкался и его однокурсник подвел меня к парню, который стоял к нам спиной и с кем-то разговаривал. Я в него влюбилась сразу, не видя даже его лица. Вы не поверите.
   - Поверю.
   - Олег! - позвал его мой сопровождающий. Олег повернулся. Вначале развернул голову и пристально посмотрел на меня серыми глазами. У меня по телу пробежал ток и стало потрясывать. Олег полностью развернулся ко мне и улыбнулся. " Познакомься, это Майя, она учится в Академии художеств. А это, Майя, хозяин дачи Олег, окончил первый курс медицинского."
   Хозяин, взяв мою правую руку, галантно поцеловал ее, и вдруг удивленно воскликнул, увидя мое обручальное кольцо: "Ты замужем?! Тебе сколько лет?" За меня ответил однокурсник мужа: " Это жена Игоря, Майя Эглите". Олег вежливо извинился и опять повернулся к девушке, с которой разговаривал до этого. Я сразу же возненавидела эту черноволосую коротышку. Но когда все изрядно напились, Олег дважды приглашал меня на медленный танец. Он все время молчал, а я была совершенно парализована, как кролик в объятьях удава, а точнее, как зомби - вся в его власти. Приказал бы он мне прыгнуть с крыши дома, то прыгнула бы и не спросила, зачем. По-моему, он догадался об этом. Посмотрел на меня с интересом и больше ко мне не подходил, даже не смотрел в мою сторону. Я села в стороне, на крыльцо и стала смотреть на танцующих. К счастью, уже было темно и развели костер. Только, когда мы уезжали, -Игорю надо было ехать на дежурство, он задержал мою руку в своей и спросил: " Что с тобой? Ты всегда такая?" Мое горло сковало обручем, я ничего не смогла ответить, только жалко улыбнулась в ответ. Мы уехали.
   В электричке я сделала вид, что сплю. Да и муж молчал всю дорогу. На вокзале он меня посадил в такси, а сам пешком пошел на работу.
   На следующий день я взяла этюдник и поехала в Юрмалу, но дача Олега уже была пуста. Когда вечером вернулась домой, муж снова был на работе. Долго так продолжаться не могло. Надо было брать себя в руки, чтобы не вносить беспокойный диссонанс в семью. Но что я могла поделать со своей маниакальной зацикленностью на Олеге? Какой-то горячечный бред. Не знаю, была ли это любовь, но психическое заболевание точно. Я не принадлежала себе и меня куда- то несло.
   Как будто в меня ввели иньекцию безумия. Мне надо было видеть Олега и слышать его. Он чудился мне повсюду. Догадывался ли об этом Игорь? Не знаю. Внешне он оставался таким же невозмутимым. А я ждала осени - иногда ходить в Мединститут, чтобы увидеть там Олега.
   Осенью меня ждал удар. Я не заметила, как забеременела, это заметил Игорь и сам отвел меня в консультацию. Его догадки подтвердились.
   Вскоре, никого не поставив в известность, я сделала аборт. После операции я ужасно себя чувствовала, поэтому прийдя домой сразу легла в постель. Когда муж вернулся с работы, бабушка что-то ему сказала и заплакала.
   Муж вошел в комнату, с минуту внимательно смотрел на меня, потом сел на стул и сказал : "Нам надо развестись". " Хорошо",- сказала я, -"Когда?" "Сейчас я сделаю укол обезболивающего со снотворным. Выспишься, а послезавтра в 10 утра я тебя жду у ЗАГСа. Оба подадим заявление. Причина- не сошлись характерами. Брак был поспешной ошибкой." "Хорошо, будь по-твоему" .
   Он мне сделал укол и в тот же вечер ушел к родителям. Уходя, уже в дверях, вдруг развернулся и неожиданно произнес: "Давно хотел сказать - я терпеть не могу группу "Биттлз". Всегда ее не выносил."
   - А это еще к чему?
   - Я люблю эту музыку и часто слушала их записи. Игорь неприятия никогда не высказывал.
   - А-а, тогда понятно. Если свобода - так полная, без ваших пристрастий, с которыми он нехотя мирился.
   - Что-то вроде этого. Сквозь сон я слышала, как в комнату вошел дед и очень жестко сказал : " Ты вся в свою мать. Такая же непутевая никчема". Но мне уже было все равно. Скоро нас развели и руки у меня были развязаны.
   Я долго пыталась выследить Олега, бродя вокруг анатомички и наконец, увидела его. Он шел с занятий мимо теннисных кортов, вдоль трамвайных путей в сторону улицы Валдемара. А я, как бы нечаянно и случайно, двигалась ему навстречу. " Привет!"- радостно поприветствовала я его. Он как-то странно посмотрел на меня, но ответил, останавливаясь: " Добрый день." "Не узнаешь меня? Я Майя Эглите, бывшая жена Игоря. Мы теперь в разводе. Помнишь, мы летом к тебе в Юрмалу на дачу Лиго праздновать приезжали?" "Помню", а потом жестко сузил глаза и выпалил: " Ну и шельма же ты, Майя Эглите! Ладно, бывай! Я очень спешу", - и быстрым шагом ушел.
   - И вы потащились за ним?
   - Я стояла, как громом пораженная. Как - будто мне на голову вылили ушат помоев, которые смыли наваждение. Дурман улетучился. Только теперь у меня не было ни Игоря, ни Олега.
   Когда вернулась домой, не было даже слез. Внутри все словно выгорело. Только страшное чувство унижения осталось. Как - будто я проснулась от чудовищного кошмара. А окончив третий курс, уехала по студенческому обмену во Францию. Мне вдруг захотелось начать жизнь с чистого листа, с простыми и устойчивыми человеческими радостями.
   - А деньги, язык?
   - Французский я учила в школе, а деньги дал дед. Он продал машину и обещал периодически помогать. Он уже давно работал в авторемонтной мастерской и кое -какие деньги в семье водились.
   - Тут во Франции вы встретили месье Говэна и вам удалось его женить на себе...
   - Это он меня встретил, когда я на побережье рисовала этюды, увлекся, а потом сделал предложение и все шло нормально какое-то время... Хотя я знала про его увлекающийся характер и мимолетные интрижки, но смотрела на это сквозь пальцы до тех пор, пока недавно не приехала ночью к нам домой и не обнаружила...
   Тут Майя хмуро замолчала.
   - И не обнаружили того неприятного факта, что ваш муж оказался чрезмерно гостеприимен, - подсказала я ей, - А гостья совершенно не похожей на тетущку его любимой бабушки из Марселя.
   - Именно. Оказалось, что милой девушке, приехавшей из Марселя, которая так трогательно заботится о его матери, негде ночевать, кроме как в нашей супружеской постели. Что по молодости лет она не успела повидать Париж и, чтобы неопытная гостья не заблудилась в нем, он вызвался быть ее гидом и опекуном.
   - И как вы поступили в этой водевильной ситуации?
   - Развернулась и, ни слова ни говоря, уехала на ферму.
   Надо было ее отвлечь от этой темы.
   - А зачем вы переехали на ферму?
   - В предыдущий год Дениза дважды болела воспалением легких. Врачи посоветовали пожить ей на свежем воздухе, пока не стала хроником. Вот муж и купил эту чертову ферму.
   Я стала оглядываться по сторонам.
   - А скажите, Майя, почему в вашем доме нет никаких живописных работ? Ни своих, ни чужих, ни от прежних хозяев. Вы совсем не пишете картин, даже пейзажей?
   - Пишу, - подумав, ответила хозяйка, - а вам это действительно интересно?
   - Разумеется.
   - Тогда я их вам покажу прямо сейчас. Идите за мной.
  
  
  
  
  
   Глава 4
  
   Мы поднялись наверх в комнатку, что-то вроде мастерской. Майя включила свет.
   Стоящий у окна мольберт, был закрыт холстом, а на свободной стене висели всего две картины, одна побольше, на которой, как я бы сказала, было изображено балтийское побережье, закат и, почему-то над заходящим солнцем -высверк сине-зеленого луча.
   На картине поменьше в сине-зеленом мареве угадывался дом, сквозь его большое, венецианское окно просматривалась пара у камина, мужчина и женщина.
   - Большая картина называется "Зеленый луч", а вторая "Мастер и Маргарита". Я их написала на третьем курсе, когда училась в Академии художеств. Тогда, когда была сильно и неудачно влюблена, но об этом я уже рассказывала, и тема награды за боль и страдания мне была очень близка. В Мастере я изобразила своего любимого человека, а в Маргарите, извините, себя.
   Я отошла поближе к окну и стала рассматривать картины. Майя оказалась талантливей, чем я думала. Кровь ее случайного предка - деревенского мага и чародея с осенней ярмарки, который морочил голову жаждущим обмана, в ней несомненно чувствовалась.
   От картин исходило теплое очарование, как будто внутри них звучала тихая музыка. Так однажды, будучи в Ницце, мы поехали в горную деревушку художников- Эз. Когда, наконец, пешком доползли до небольшой площадки, где стояла католическая церковка, солнце над лазурным морем, что осталось далеко внизу, уже начинало клониться к закату. Из церкви доносилась какая-то волшебная умиротворенная, незнакомая мне музыка.
   Я вошла внутрь. В церкви вообще никого не было. Длинный стол перед скамьями был покрыт скатертью из грубого кружева, на нем стояла стеклянная ваза с бумажными, матерчатыми и восковыми цветами, в бело-голубом одеянии возвышалась гипсовая Мадонна, а музыка звучала в записи. Угадывались современные инструменты, хотя так нежно и нечувственно композиторы могли писать только на рубеже 17-18 веков. Я села близко к выходу, чтобы видеть горы, море и закат и полностью погрузилась в чарующие, божественные звуки, которые скорее казались вечерним дыханием закатного неба и моря.
   Не хватало только голоса, который я однажды слышала во сне. Это был недолгий период в моей жизни, когда мне снились вещие сны по поводу явлений, не имеющих ко мне прямого отношения. И вот, однажды, еще между сном и явью, я услышала женский голос, который мне что-то говорил на непонятном языке. Голос был очень чистый, ясный и бесконечно нежный. Его нельзя было ни с чем сравнить, потому что этот прохладный, легкий звук не имел физической вещественной основы. Это был неземной голос. Проснувшись, я несколько секунд еще помнила его, но потом он ускользнул бесследно.
   А композитор (может, Глюк?), что написал то, что я услышала в той церкви, наверное слышал то же, что и я, но не только запомнил, а еще смог передать слабую тень, ускользающий отзвук обертона того неизъяснимого голоса через свою музыку.
   Такие аллюзии и воспоминания на меня почему-то вдруг нахлынули, когда я смотрела на эти картины. По тональности - немного гипнотические, по жанру - наивно завиральные. Из задумчивости меня вывел голос Майи:
   - Почему вы молчите? Вам не нравятся мои работы?
   - Напротив, очень нравятся, - пришлось слегка приврать, - у вас есть дар обольщать обманом, только вам "чувства дистанции" не хватает, но это на мой дилетантский непросвещенный взгляд. Если только вы не увлекаетесь эзотеризмом и прочими "измами".
   - Совсем не увлекаюсь. Но я не поняла в чем вы меня одобрили, а в чем раскритиковали. Что в вашем понимании "обольщать"?
   - По-моему, обольстить - это нащупать в намеченном объекте уязвимое место, какое-то главное и тайное созвучие его души, суметь чем-то срезонировать с этим сокровенным и получить над человеком временную власть. Иногда это происходит спонтанно, а иногда намеренно. Чем сильнее и глубже достигнут резонанс, тем обольститель опаснее.
   - А какая цель у него? У обольстителя?
   - Любая. Благородная ли, коварная ли, или корыстная. Можно вообще без цели, просто, чтобы форму поддержать. Можно обольстить вовсе не желая того, случайно или походя. Я понятно ответила на ваш вопрос?
   - Вполне. А теперь по-поводу "обмана" и "дистанции".
   - Только если вам не понравится, то без обид, хорошо? Я ведь просто высказываю личное мнение непрофессионала.
   - Да-да. Конечно. Ну так как с обманом? Начинайте поскорей!
   - Начнем с морского пейзажа. Вы ведь, когда его писали, то никакого зеленого луча не видели? Его там скорее всего вообще не бывало.
   - Как вы догадались?
   -Знакомый балтийский берег. Не водится там подобных лучей.
   - Я его в Онфлере видела, в смысле -луч, а берег действительно- Салацгрива.
   - Вы видели его в Онфлере, когда, скорее всего, над морем был прозрачный воздух и чистое небо. Только тогда можно заметить это атмосферное явление. При закате- прощальный луч нормандского солнца. А над Балтикой стоит легкий туман - в теплые дни вода испаряется. Подобная световоздушная среда не позволяет проникать ни синим, ни зеленым, ни прочим лучам химерного цвета.
   - При чем тут атмосферное явление?...Бабушка Вигберта говорила - увидеть зеленый луч - готовься к большому, редкому счастью.
   - А про болотные огни вам бабушка ничего не говорила новенького, кроме того, что известно- заманят и засосут в трясину? Мне кажется опасно верить в иллюзии, они подталкивают мечтателей к пропасти. Ведь чем вы сами наполните свою жизнь, такой она и получится.
   А теперь переместимся к "Мастеру и Маргарите", где вы морочите голову самой себе несбыточными фантазиями и , извините, штампами.
   - Вы рассуждаете как проповедник. Это уже раздражает и, по-моему, я начинаю злиться на вас.
   - Ваше право, - продолжала я настырно продавливать свою линию, - рискну предложить вам поэкспериментировать с моим собственным методом "пристального всматривания" в данную ситуацию.
   Попробуйте взглянуть другим, более свежим и субъективным взглядом. Представьте, что вы включили камеру видеонаблюдения за Мастером и его подругой и что вы там увидите?
   - Что я там увижу?
   - Одно и то же, разумеется. Воланд погрузил их в пространство однообразного бытия: каждый день (если слово "день" применимо к вечности) одна и та же черная шапочка на унылой голове, одни и те же разговоры. Правда, некое разнообразие вносит слуга - все же делом постоянно занят. Ни кота, ни собаки, ни одного нового необязательного персонажа, общение только друг с другом и никакой надежды на перемены, а главное - невозможно поменяться самим ни в какую сторону. Однообразие становится мучительным - способность мыслить ведь сохраняется, разум остается, а их жизнь навечно стала как закольцованная видеопленка. Сюр какой-то! Прямо комфортабельная психушка "вечным покоем" выходит. Взвыл бы, да Там чувств нет, а если взмолиться или проканючить : "Мне скучно, бес", то, в лучшем случае, услышишь гнусавый голос, как из автоответчика : "Не разговаривайте с незнакомцами". Получайте, дескать, что хотели. Вот так и оборачивается "награда за страдания" частью ада, под названием "исполнение желаний". Ну, как? Нравится вам это?
   - У Булгакова этого нет.
   - Что имел в виду Булгаков вы знать не можете, мы можем только гадать и трактовать. Ну, что? Рассмотрим второй вариант?
   - Рассмотрим, пожалуй...
   А может, автор имел в виду то, что Воланд был прав, когда вручил свой вариант награды? Какие страдания - такой и презент. Да и что уж за страдания такие трагичные у Мастера? Подумаешь, роман не напечатали. А сейчас бы напечатали, если денег нет? А деньги есть только у тех, кто их делает, а не зарабатывает. Мало ли талантливых людей спихнули с "главной дороги" на обочину - если не пишут, как положено сегодня, а пишут сплошной "неформат" и не разделяют устремлений теперешних интеллигентско-творческих корпораций и кланов, не следуют их шаблонам и стандартам. Ведь требования изменились "до наоборот". И что? Кто-нибудь считает это трагедией? Страдает по этому поводу? Что еще? Ну в психушке посидел... не в ГУЛАГЕ же... он один что-ли?
   - А Маргарита?Хотелось бы узнать, чем Маргарита провинилась перед вами?
   - А Маргарита... Что это за женщина, которая даже ребеночка не смогла родить от любимого человека? Какая то бесплодная во всех смыслах тетка, которой нечем заняться, кроме как изображать из себя Музу. А ведь на Руси издревле женщина "спасается чадородием". Можно усыновить ребенка, если сама родить не можешь. Или в этом бесплодии тоже время виновато?
   - Время слишком страшное было.
   - Знаете, люди живут во все времена, даже самые страшные и при этом умудряются не только выживать, но еще радоваться, любить, рожать и растить детей, даже помогать другим. Да и кто решил, что жизнь должна быть без страданий? Чему тогда смогут научиться люди? Что выкует их характер? Даже виноградную лозу нередко высаживают на камнях, чтобы она помучалась - тогда виноград получается первоклассный.
   - Я думаю, наш разговор заносит не туда. Мы обсуждали мои картины.
   - Еще мы говорили о зигзагах вашей жизни... И как она соотносится с жизнями других.
   Кстати, однажды будучи в Башкирии, на одной из улиц Уфы я повстречала странную женщину, еще не совсем пожилую. Она шла мне навстречу, щелкала семечки, а из глаз по худым щекам лились потоком крупные слезы. Она не вытирала их и даже не обращала внимания на них. Я застыла, как "соляной столб" и вытаращилась на нее, а она отрешенно прошла мимо меня, продолжая свой путь. Какой - нибудь киношник жутко бы обрадовался такой картине: "Какой контрапункт! Такое специально не сыграешь!" И ведь точно, ни до, ни после я ничего подобного не видела и не только по необычному выражению внутреннего состояния, но и по тому, как невыносимая боль и страдание становятся каждодневными и привычными, как пластмассовая гребенка в волосах той женщины.
   - Это второй субъективный вариант "пристального всматривания". А третий есть?
   - Есть. Третий вариант: крупному писателю изменил внутренний "камертон правды". Но тогда выходит, что прав был тот, чья незаурядная личность и мощная харизма сподвигла автора на создание образа Воланда, который злом уничтожал Зло.
   К этому роману Булгакова он относился весьма критично. А ведь в свое время именно он спас "Дни Турбиных" от художественно - начальственной челяди и своим властным словом постановил: пьесе быть на сцене МХАТа. Потому, что там изображены белые офицеры, которые "сильно Родину любили". После этого 11 раз смотрел спектакль о жизни этих офицеров. А вот "Мастера" не принял.
   - Очень жаль, что вам не нравится этот роман.
   - Ошибаетесь, когда-то я его очень любила. Да и сейчас автору сильно сочувствую, видя его очередную инсценировку или экранизацию. А чего стоят одни карикатурные булгаковедицы, словно выскочившие из приснопамятного "Моссолита", вцепившиеся и присосавшиеся к его имени намертво, придав этим некую значительность своей фамилии в глазах общества. Чья основная "добродетель" - родину ненавидеть и бессовестно внушать читателю, что такой же и Булгаков был. Писатель же беззащитен перед их трепом и уже не в состоянии вывести их в своей сатире. Подытожив сказанное, остается посоветовать вам: не ожидайте, Майя, награды за свои обиды и больные воспоминания.
   - Вы забыли про "чувство дистанции" , которую мне не удается держать, - напомнила Майя, проигнорировав мой совет. И то верно : советы следует давать, когда их спрашивают.
   - Я имела в виду ту дистанцию, которую надо держать не только со случайными людьми и внешним миром, но также со своими личными фантазиями и "драконами". Так что, " Не разговаривайте с незнакомцами", - добавила я устало, кого-то передразнивая, - и даже не думайте о них. Впрочем, этот же совет давал еще сказочник Шарль Перро своей Красной Шапочке.
   - Впечатляет, но мне удалось все же поговорить с "незнакомцем".
   - С каким незнакомцем? - Я , конечно же, не рассчитывала на быстрый успех своей цели, но такой неожиданно резкий поворот сюжета, был явно не для моей кобылы.
   Меня тряхануло на ухабе, но я намеревалась все же продолжать гнуть свою линию. Да как же я, старая ослиха, не заметила, что у Майи изменились повадки: она стала ходить по другому, выпрямилась, стала держать высоко голову, появилась странная, блуждающая улыбка. Уж мне ли не знать, что раненый внезапной влюбленностью человек, почти всегда подражает объекту своей влюбленности. Так вот оно что, оказывается появился новый, неучтенный мною персонаж... Значит, всполох внезапного чувства, как высверк причудливого зеленого луча? Пока я пыталась рассортировать и систематизировать свои мысли, Майя подошла к мольберту и сняла с него холщовую тряпку.
   На подрамнике была натянута, я думаю, вполне законченная картина: на подмостках в свете прожекторов стоял, эффектно раскинув руки в стороны, стройный и высокий, в концертном наряде, то ли иллюзионист, то ли жонглер, а может, танцор или певец.
   Так вот оно что... оказывается ее всплеск чувства, скорее всего случайный и опрометчивый, принадлежал человеку, стоящему на сцене, приподнятому над толпой и, если он одарен, то ему не слишком сложно обволакивать публику болотными огоньками фантазий и смутных обольщений. Причем, походя. Это изначальная данность для людей сценических профессий.
   Мне совершенно нечего было сказать Майе. Я совсем не хотела слушать очередную историю о ее личной жизни. Мне все надоело и я хотела идти спать. Надо было как-то вежливо закруглить разговор и отправиться восвояси в свою хибарку.
   - А как вам эта работа?
   - Ничего. Эффектно. Кто это?
   Майя вытащила буклет с фотографиями какого-то ревю и открыла на нужной странице.
   - Вот. Шансонье ВиктСр.
   Я стала разглядывать буклет. Там же был адрес и телефон заведения, где выступал ВиктСр.
   - Так это ревю в кабаре Марселя? Значит, и певец из Марселя? Как это вас туда занесло? Ах, да! Там же живет родня вашего мужа... Все равно ничего не понимаю. Возьмите программку. Я, пожалуй, спать пойду.
   Но Майю уже развезло от выпитого и она меня не отпустила, продолжив сеанс психоанализа. Боже, до чего же я не выношу пьяных баб! Они прямо нафаршированы любовными историями, которые так и пытаются вывалить тебе на голову. А истории все как под копирку.
   Майя тем временем закрыла мольберт, спрятала буклетик и сказала:
   - Подождите в холле, я сейчас вина принесу.
   Пришлось подчиниться. Через пять минут Майя спустилась с бутылкой и двумя бокалами. От вина я отказалась, предупредив, что мне завтра Денизу надо в школу отвозить и что самой уже пора спать. Но Майя решила выговориться, предварительно выпив еще вина.
   - Все началось с того, что я решила неожиданно нагрянуть в Марсель и застать в доме родителей моего мужа с подругой. Лучше всего было приехать в районе часа ночи. Наплести, что машина сломалась по дороге.
   - Вы решили шпионить за ним? Зачем?
   - А что мне оставалось делать? Надо знать точно, перед тем, как затеять бракоразводный процесс.
   - Зря вы так. Если попросит развод - отпустите его с миром и не усложняйте жизнь ни себе, ни ему.Но вот законы бракоразводные надо бы изучить.
   - Я придерживаюсь другого мнения. Короче, приехала я в Марсель часов в 7 вечера и до часу ночи совершенно некуда мне было податься. Я бесцельно бродила по городу и очень нервничала, а тут еще и ногу подвернула. Я уже хотела идти в машину и ждать там, но тут мой взгляд упал на яркую афишу, зазывавшую в кабаре...
   - Все ясно, вы пошли на ревю, увидели там Виктора, он спел две песни и, вы влюбились в него, - решила я ускорить пересказ сюжета.
   - Не две, а целых четыре. Голос у него ласковый, теплый, при этом легкий, ненавязчивый, с такой приятной, булькающей хрипотцой. Такой голос будто он поет только для тебя... Я сидела прямо у сцены и он несколько раз на меня посмотрел...Так посмотрел, что у меня голова закружилась... Этот взгляд мне сказал о стольком... В нем было все, что меня влечет в мужчине...
   В дом мужа я так и не пошла, а переночевала в гостинице, недалеко от кабаре. Утром собралась ехать домой. Остановилась на автозаправке, залила бензин и пошла в магазинчик расплатиться и купить минералку. И вдруг я там встречаю его!
   - Кого его? Мужа?
   - Да нет! ВиктСра! Он покупал газеты и сигареты. От неожиданности я уронила бутылку, он обернулся, поднял ее, улыбнулся своей неподражаемой улыбкой и сказал " Силь ву пле, мадам". Я еле смогла ему вслед выговорить "мерси", чувствуя, что это судьба.
   - И это все?!!
   - А чего же вы хотели? Я осталась еще на один вечер, чтобы посмотреть его выступление и только потом уехала.
   - Вы туда еще несколько раз ездили? Познакомились?
   - Ездила, но пока не познакомилась. Видела его издали в "Brasserie". Он был очень хмурый, держался неприветливо и недоступно. Как вы думаете какие у меня шансы на знакомство с ним? Он ведь так восхитительно молод и красив, а я... Я сейчас пытаюсь отыскать его адрес, хочу "случайно" столкнуться, а может лучше выслать в подарок портрет...? Или другой подарок, который он не сможет оставить незамеченным?...
   "Совсем баба с глузду съехала! Как разговаривать с такой дурой стоеросовой? Это же клиника... Ей нужен не психоаналитик, а психиатр. Прямо сейчас ей об этом сказать?"- размышляла я.
   - Почему вы молчите? Что вы думаете об этом?
   - Что я думаю об этом - вам пока не скажу. Майя, сколько вам лет?
   - 35. В октябре исполнится 36.
   - А этому парню? Лет 25-26, а может, и меньше? Девушка, у вас все в порядке с головой?
   - Не думаете же вы, что какие-то 10-12 лет...
   - Именно так и думаю. Чем вы можете быть ему интересны или выгодны?
   - Выгодна?
   - А вы что, рассчитываете на глубокую взаимную любовь? Вот так сразу? На полном серьезе, что ли?
   - А чем я хуже других?
   - Ничем. У других она тоже отсутствует и давно занесена в "Красную книгу" человечества.
   - Вы совсем отрицаете это чувство между людьми с возрастной разницей?
   - Упаси боже! Чем же тогда наполнять пьесы для стареющих "звезд"? Они ведь тоже еще жить хотят.
   - Что это значит?
   - Это значит, что в театральных постановках для "звезд" непременно должен быть симпатичный парень на роль "пажа", "сохнущий" без надежды по этим увядшим прелестям, но с редкостной душой и талантом , разумеется. Параллельно в сюжете есть девушка-красавица, в свою очередь, "сохнущая" по этому парню, но он ее не замечает, ослепленный безответной любовью... Ну и так далее. Старый, избитый штамп.
   - Зачем это?
   - Для подчеркивания победной, неувядающей женской манкости стареющей тетеньки. Только вот это уловки и штампы для продления жизни "священных чудовищ" под софитами в иллюзорном мареве. В реальности все проще и циничней. А стареющая женщина при дневном свете всегда проиграет молодой, кроме тех случаев, когда устраивает карьеру своему молодому воздыхателю.
   - Но я не стареющая женщина!!
   Пришло время подпустить хамства и я, как ни в чем не бывало, продолжила:
   - Повзрослевший паж обзаводится парой-тройкой собственных фрейлин и начинает придуриваться, наверстывая упущенное, а для этого вы не подходите. Слишком много с вами проблем, а потом в вас легкости нет и чувство юмора хромает.
   - А вы злая... и циничная.. Вы специально злите меня?
   - Нисколько. Просто устала от ваших проблем и пустых разговоров. Мне спать давно пора. Спокойной ночи. Я встала и пошла восвояси.
   "Совсем баба с глузду съехала!" - пожаловалась я Максу, когда, наконец, пришла в свою сторожку. Макс поднял голову, возмущенно тявкнул в ответ и углубился в свою миску с поздним ужином.
  
  
   Глава 5
  
   Прошла неделя после моего вечернего общения с мадам Говэн. Утром я отвезла Денизу в школу. Когда мы вернулись, в доме хозяйничала только Мадлен. Майи нигде не было видно. Я решила, что она отсыпается после очередного вечернего винопития.
   После обеда мы с девочкой и Максом пошли погулять по окрестностям и отсутствовали часа четыре. Когда вернулись, Мадлен уже ушла. Дом стоял вообще пустой. Отсутствовала еще и моя машина. Записки, объясняющей ситуацию, я тоже не обнаружила. После ужина я попыталась уложить девочку спать, но она решительно заявила, что одна в доме не останется и мне пришлось уложить ее у себя в сторожке, как обычно. На кровати втроем мы вполне уместились. Утомленная прогулкой Дениза крепко спала.
   Вот в эту самую ночь я и услышала тот то ли вскрик, то ли визг тормозов, с которого начала свое повествование.
   Проснулась я в начале шестого и вышла во двор. Стоял сильный туман. Подошла к дому, но, похоже, он по-прежнему пустовал и только хищно щерился темными глазницами окон нелюбимого жилища. От этого не самого бедного дома из-за его обитателей вдруг странно повеяло таким бесприютным сиротством, что в моей душе ощутимо стала подниматься волна гнева против его никчемной хозяйки. Макс бесшумно двигался рядом, обнюхивая гравиевую дорожку и траву.
   Я открыла кухонную дверь своим ключом, включила чайник и стала готовить завтрак для Денизы. Послезавтра в школе заканчиваются занятия. И что мне делать дальше, если мать не появится? От папеньки тоже ни слуху, ни духу. Ну и семейка! Может, оставив записку, забрать Денизу в Париж? Автоматически подразумевалось, что если Майя в целях конспирации берет мою машину, то я смогу взять ее автомобиль.
   Отправив Денизу на занятия, я пошла навестить Мадлен и выяснить, что происходит в "барском" доме и где искать хозяйку? Мадлен оказалась женщиной осведомленной и наблюдательной. Мы с ней отвели душу, обсуждая нашу барыню, как и положено хозяйской челяди. Я провела у нее около полутора часов и мы договорились, что послезавтра она отвезет нас на своей машине на железнодорожный вокзал - оттуда мы с девочкой на скоростном поезде отправимся в Марсель, к бабушке Денизы. Адрес родни у Мадлен был.
   Но на самом деле у меня был другой план поисков Майи, а адрес родственников месье Говэна я взяла просто так, на всякий случай. По той же причине я отказалась оставить Денизу на несколько дней у Мадлен. Если мои предположения окажутся верными и Майя обнаружится в Марселе, то обязательно станет кружить в районе адреса на буклете, вот тогда, по моему мнению, дочь окажется самым весомым аргументом, чтобы привести в чувство ее свихнувшуюся мамашу. Хорошо, что не надо было брать хозяйскую машину, чтобы не рисковать. В случае удачного "улова" мы должны вернуться на моем "Ситроене".
   По моим подсчетам, Майя должна была прибыть чуть раньше, чем мы на скоростном поезде. Оставалось только надеяться, что за этот промежуток времени она не натворит чего-нибудь необратимого, особенно, если напьется.
   А Денизе я сказала, что у нас есть свободное время и мы едем на экскурсию к Средиземному морю. В поезде я рассказывала девочке о графе Монте-Кристо и о страшном замке Иф, что находится рядом с Марселем.
   До Марселя мы добрались благополучно. Когда, наконец, вышли из скоростного поезда на вокзале Сен- Шарль, город встретил нас иссушающей жарой. В пункте информации я взяла карту города , затем мы вышли из здания вокзала, спустились по широкой каменной многоступенчатой лестнице и я попросила шофера подъехавшего такси отвезти нас по названному адресу.
   -Это довольно далеко, мадам. Почти у Старого порта,- предупредил водитель, - Почти через весь город ехать надо.
   - Отлично, - сказала я - Только везите медленнее.
   Это замечание оказалось лишним, так как мы подолгу стояли в пробках и ползли очень медленно. Не по моему желанию, а от чрезмерно оживленного движения. Наконец, такси стало съезжать вниз по тихой улице и я поняла, что мы спускаемся к морю.
   Машина свернула в проулок и мы оказались перед массивным современным зданием, облицованным песчаником. Это и было то самое злополучное заведение "Казино-кабаре", где моя нелепая хозяйка получила стрелу Амура в свое неуемное сердце.
   Расплатившись с шофером, мы вылезли наружу. Я огляделась. Улица была почти пустынна, но забита дорогими машинами. Моего "Ситроена" там не наблюдалось. Судя по афише, ревю в кабаре начиналось в 21,00 и 24.00, там скорее всего и надо ловить Майю. А что же нам делать до этого времени? Ребенок устанет и захочет спать. Хорошо, что я ее и Макса покормила еще в поезде, а также запаслась питьем. Я страшно ругала себя, растяпу, что не взяла для девочки панамку. Надо было срочно решать эту проблему, в городе жара стояла невыносимая.
   Мы вышли на какую-то длинную улицу, идущую вверх. Там довольно быстро нашли сувенирный магазин, где я купила Денизе шляпку из легкой, светлой ткани с надписью "Marseille" , а себе набрала кучу открыток с видами города - потом разберу и ознакомлюсь, где же мы побывали. Пока я заприметила лишь собор на горе, окруженный густым парком, да обилие белесых возвышенностей с редкой растительностью вокруг моря, а дома - они везде дома, тем более замызганные граффити. Правда, успела я заметить несколько очаровательных, довольно обшарпанных особняков 18 века с ажурными коваными воротами...
   Ах да! Совсем забыла... Еще раньше, когда мы ехали в такси, пару раз на едально-питейных заведениях "Brasserie" увидела очень странный, выпуклый, но небольшой барельеф- пардон, женская голая задница, со спущеными панталонами. Когда мы застряли в очередной пробке, я поинтересовалась у таксиста, что бы это значило? Таксист радуясь и хохоча стал мне жуткой скороговоркой что-то рассказывать. До меня с трудом долетал смысл, но все же было понятно, что когда-то, какая-то дерзкая и озорная официантка, ( не зафиксировала ее имени) на просьбу мэра города поцеловать ее в щечку, подсунула ему эти самые филейные части. Этим и прославилась. Я ничего не стала переспрашивать и перебивать таксиста, чтобы он, чего доброго, не догадался, что я лишь частично и с трудом понимаю этот диалект французской речи, что, конечно же, соответствовало истинному положению дел, но уж очень я люблю мимикрировать, сливаясь с окружающей меня средой, то есть пускать пыль в глаза, прикидываясь местной или почти из этих мест.
   Вообще, несмотря на гнетущую цель нашей поездки, настроение в Марселе у меня сделалось приподнятое и я решила как-нибудь повторно сюда нагрянуть - окунуться в авантюрную и шебутную атмосферу этого яркого портового города, пройтись по старинным кварталам, отправиться на рыбный рынок, где всласть, по полной программе побазарить с местными торговками себе в удовольствие, купить у них каких-нибудь морских гадов, поплавать в море и, наконец, направиться за другими впечатлениями в столицу Прованса - Экс-ан-Прованс и Авиньон, до которых от Марселя рукой подать. Чтобы впитать в себя новые образы, звуки, краски, запахи, вдохнуть аромат иной новизны. Подобные путешествия сильно обостряют чувство жизни, дают дополнительный опыт в познании мира.
   Надо будет только хорошо зависнуть в Интернете и отследить, когда Ryanair выставит самые выгодные цены на билеты. Явно лишь после туристического сезона.
   Выйдя из магазинчика, я велела Максу: "Ищи мою машину!" и мы стали кружить по улицам и переулкам вокруг злополучного казино. Где-то через час с лишним наши поиски увенчались успехом. В каком - то проулке Макс вдруг побежал быстрее, натянув поводок, мы за ним еле поспевали. Наконец, пес остановился. Никогда бы мне самой не отыскать свою машину! Моя синяя крохотуля, с поднятым раскаленным верхом стояла зажатая с одной стороны джипом, а с другой каким-то высоким , изрядно помятым монстром. Я бы ее просто не могла бы заметить, хотя сама улочка была довольно узкая. И что бы я делала без умнички Макса?
   Оглядевшись, я обратила внимание, что на противоположной стороне между магазинами расположены три- четыре, то ли ресторанчика, то ли кафе. Народу в них было немного. Надо было покормить Денизу, пса, а заодно отдохнуть в тени зонтика кафе, не выпуская при этом из виду мою машину. Я уже выбрала для этой цели столик с нужным углом обозрения и уже было направилась к нему, когда Дениза тронула меня за локоть и прошептала:
   - Мадам, в том , другом кафе сидит дядя, которого так любит слушать и рисовать мама. Я остолбенела:
   - Где?
   - Вон там, с другим дядей разговаривает. Они сидят с самого краю, а тот, что поет, сейчас Макса разглядывает и слушает, что ему рассказывают. Мы их только что прошли.
   Надо было что-то немедленно придумывать. Я подошла к черной деревянной доске меню, расписанной цветными мелками, и стала "изучать" блюда. Мне вроде не особо понравилось и мы направились назад, к доске кафе, которое только что прошли. Я прочла, "задумалась", как бы что- то решая, нагнулась поправить носочки у Денизы, прошептав ей: "Теперь помолчи", и тут у меня "закружилась" голова. От жары, разумеется. Да так сильно "закружилась", что я была вынуждена плюхнуться на стул за столик, который соседствовал с тем столиком, за которым сидели два мужика и разговаривали... По-русски! Я только мельком успела окинуть их взглядом ( хорошо, что всегда ношу солнечные очки), и решила, что один из них действительно, похож на ВиктСра. Хотя, если похож, еще не значит, что он.
   Подскочил официант, я быстро наугад сделала заказ, а себе взяла холодной воды, откинулась на спинку стула, как бы глубоко вдыхая воздух и стала незаметно прислушиваться к разговору. Парни разговаривали довольно громко и свободно, вероятно, уверенные, что здесь их никто не поймет. Похоже, что сидели они здесь уже долго и успели обсудить немало вопросов. Мне достался только финальный обрывок их разговора но, по-моему, очень важный.
   Один был похож на ВиктСра, а другой, плотный и загорелый, на моряка. Оба сидели, сняв солнечные очки, повесив их за вырез футболок. Тон разговора, его интонации указывали на то, что они были знакомы давно. Так разговаривают бывшие однокашники или ребята, выросшие в одном дворе. Они закончили обсуждать кого-то из знакомых, затем "моряк" обронил:
   - А здесь неплохо кормят и похоже недорого.
   - Да, я здесь часто обедаю.
   - Жаль, что тебе перед выступлением пить нельзя. Слушай, Витек, я все хотел спросить, за что тебя из ГИТИСа выперли? Все так завидовали, что ты в Москве устроился.
   - За пропуски.
   - С ума сошел? За Москву надо было держаться зубами. Вся главная каша там заваривается. У нас во Владике, конечно, тоже институт имеется и , говорят, неплохой, но все же масштаб не тот.
   - Не тот. Но я по дому сильно скучал. Устроился проводником, ездил не часто, но сам знаешь, сколько суток мотать туда-назад. Зато мог мать повидать, сына, Зойку. Деньжат им кое-каких подбросить.
   - Да. Рано ты женился...
   - Так получилось... Назад не отыграешь.
   - А здесь не скучаешь?
   - Скучаю. Но последний год в Марселе по контракту отрабатываю. Что-то засиделся я здесь. Весной домой поеду. Димка в школу пойдет. Итак долго рос без отца. В институт местный во Владике переведусь - учебу закончить надо.
   - А Москва?
   - Там видно будет. Ладно, Костя, пошли. Скоро мне на работу.
   - Так у тебя еще уйма времени.
   - Нет-нет, у меня еще важные дела. Я провожу тебя до порта.
   Тут я, наконец-то, перестала себя "плохо чувствовать", "дрожащими" руками достала пачку сигарет и зажигалку. "Подлая" зажигалка выскользнула у меня из рук и свалилась аккурат под долговязые ноги Витька. Я неуклюже и неловко попыталась ее достать, вернее, обозначила порыв это сделать. Парень, разумеется, меня опередил, поднял зажигалку и со словами "Силь ву пле, мадам", передал ее мне, хотя и не улыбнулся, как Майе. Я ответила "Мерси" за то, что хорошо смогла рассмотреть его лицо - молодое, несомненно привлекательное, но уже порядком изношенное, с наметившимися темными мешками под глазами, а вокруг рта обозначились жесткие складки. Но это действительно был Виктор, который, скорее всего, очень крепко выпил накануне. Парни подошли к стойке, расплатились и ушли вниз по улице, в сторону моря.
   Я заказала Денизе и Максу мороженое, а себе "буйабез". Побывать в Марселе и не отведать их знаменитый супчик из свежих морепродуктов - совершенно бездарный непоступок.
   Пока готовили заказ, я с мстительным злорадством мысленно обратилась к Майе : " А фиг я тебе расскажу, что здесь услышала! Ведь вцепишься в Виктора как клещ- брандспойтом не отгонишь, если узнаешь, что он русский. Тебя пока держит на расстоянии только сознание, что тот - француз..."
   - Вы расскажете об этом маме? - услышала я голос Денизы. Ее глаза смотрели на меня внимательно и серьезно.
   - О чем ты, Дениза? Что я должна рассказать твоей маме?
   - Что видели и слышали разговор парня, которого она постоянно рисует и слушает. Она его любит и хочет из за него бросить папу?
   - Глупости! С чего у тебя появились такие мысли?
   - Мне так показалось.
   - Конечно, моя девочка, тебе это только показалось. В артистов влюбляются только молоденькие девочки и пустые тетки, которые любят жить фантазиями. Которым нечем заполнить свою жизнь. Но это не про твою маму - ведь она художница. Этот певец ей нужен только как персонаж для задуманной картины. А потом у нее есть ты. Она никогда не бросит твоего папу по своей воле, чтобы не рисковать твоим будущим. Просто она ищет подходящий типаж для какого-нибудь Орфея.
   - Тогда хорошо, а то я уже испугалась. А кто такой Орфей?
   - Певец из греческой мифологии, которым заслушивались не только люди, но и птицы, звери и даже волны морские с ветрами.
   - Тогда, наверное, все же Орфей.- Потом подумала и добавила, - но я никогда не стану влюбляться в артистов, когда вырасту. В художников тоже.
   - И правильно сделаешь.
   Принесли суп и мороженое. Мы замолчали. Суп оказался очень своеобразным. Макс его тоже отведал, но впечатлением от него не поделился. Я уже давно расплатилась, но мы все еще сидели в кафе, поглядывая на мою машину. Пекло стало ослабевать. Мы уже собрались уходить, чтобы поразмять ноги, когда Макс вдруг тихо тявкнул. Я моментально стала оглядываться, пристально смотреть во все стороны и, наконец, увидела ту, ради которой мы сюда и приехали. Дениза тоже ее увидела, но к моему удивлению, не проронила ни слова.
   Майя спускалась вниз по улице, рассматривая посетителей кафе, мимо которых шла, явно кого-то выискивая. Наконец, наткнулась взглядом на нас. На ее лице выступили удивление и досада.
   - Что вы тут делаете?- ее голос звучал растерянно и жалко.
   - Разве вы не нас ищете? - съязвила я, - Идем к машине!
   - По какому праву вы командуете мной....?
   - Быстро!- повысила я голос, прервав намечавшееся "качание прав". Когда мы сели в автомобиль, скомандовала, - до выезда из города ведете вы, потом сяду за руль я.
   Майя слушалась как зомби, но машину вела аккуратно. После остановки на бензоколонке я пересела на водительское место, перед этим уложив Денизу спать на заднем сиденье. Девочка заснула моментально. Утомилась, бедняжка. Майя сидела, безучастная ко всему.
   Когда мы выехали на главную дорогу, ведущую на Лион, задала идиотский вопрос:
   - Куда мы едем?
   - Мы едем к вам домой. А вы думали - в психлечебницу?
   - Я не хочу домой! Я ненавижу этот дом! Мне там плохо! Я все равно уеду!
   - Тише. Ребенка разбудите. Домой вам надо. Дениза обо всем уже догадалась, а скоро все поймет муж.
   - А мне плевать! Мужу я до лампочки, до фонаря. Он меня в упор не видит. Только из-за дочери соблюдает внешнюю благопристойность, а сам...
   -Это уже немало. Почему бы и вам не соблюсти такую же внешнюю благопристойность и тоже ради дочери? На крайний случай, ради комфортной жизни, которую этот самый муж вам обеспечивает.
   - Потому что мне невыносимо одиноко в этом доме! У меня тоже есть душа, чувства и желания! Мне плохо и никто не поможет. Опереться не на кого!
   - Когда есть ребенок, который нуждается в тебе, надо научиться жить без того, кто вовремя подставит надежное плечо. В жизни многих женщин складываются ситуации пострашнее вашей и при этом - люди не помогают и Бог не спасает. Выстаивают сами.
   - При чем тут "выстаивают"! Я что солдат-часовой?! Не хочу я выстаивать! Я жить хочу! Нормально и полноценно. Не борясь и не выстаивая, с человеческими эмоциями и радостями. У меня уже душа изболелась от одиночества...
   - У русских есть совет на этот счет: если сердце с кручины болит, поешь редьки с медом. Только боюсь, вам и редька с хреном не поможет.
   - Нет, не поможет! Одиночество и нелюбовь не лечатся. А я не могу жить без любви и тепла. Я женщиной родилась, хотя и хронически нелюбимой. Понимаете, я - женщина! Вы, наверное, забыли что это такое, очерствели душой, погрязли в цинизме, а я еще хочу жить, а не тянуть лямку! Жить!
   Я плавно съехала на обочину и остановила машину, чтобы справиться с клокотавшей во мне яростью. Еле сдерживаясь, тихо, чтобы не разбудить Денизу, медленно, с расстановкой, произнесла:
   - Женщинами не рождаются. Ими становятся. А ты- обычная, дурная баба, которая обезумела от того, что ей не дают хапнуть цветочек удовольствия с чужого кустика жизни. Повторяю - чужого. Женщина создает свой круг, свой дом на земле, наполняет его любовью, теплом и заботой, а ты - все разрушаешь. У тебя в жилах не человечья кровь течет, а - уксусные сопли. У тебя вместо головы - кукурузный початок. Ты прожила половину жизни, но так и не стала ни настоящей матерью, ни женой, ни художницей. Возле тебя - муторно, темно и сыро. Но самое главное- в тебе нет доброты. Даже к собственной дочери. А сейчас... Ты что? Хочешь сломать себе шею, скатившись по лестнице, когда тебе опять дадут пинком под зад? Ломай. Мне надоело тебя успокаивать. Я не стану помогать тебе. У тебя нет достоинства. Мне противно.
   После этих слов я завела машину и выехала на шоссе. До дома 6-7 часов мы ехали почти молча.
   И какая же долгожданная радость меня ждала там! На автоответчике было известие, что через два дня прилетает Клара Петровна!
   Я быстро покидала вещи в чемодан, сухо попрощалась с "барыней", не взяв с нее никаких денег, только бросила на прощанье : " Я встречу Клару Петровну в аэропорту и провожу ее на автобус. Прощайте." И направилась к Денизе.
   Я сфотографировалась с девочкой на память. А когда наклонилась, чтобы поцеловать ее в чистый лобик, она ухватила меня за шею и прошептала в ухо: " Не волнуйтесь, я пригляжу за мамой." Я замерла. С трудом сглотнула подступивший к горлу комок, на несколько секунд спрятала лицо в ее шелковистые волосы, поцеловала и после своих слов "Альпийская горка с саксифрагой - мой подарок тебе, ты сама похожа на этот цветок", быстрым шагом вернулась к Майе. Вынула из записной книжки визитку, положила ее на стол со словами :
   - Если возникнет тупиковая ситуация и станет совсем невмоготу... Короче, здесь адрес и телефон юридического бюро Алекса Чудновски в Париже. Спрячь, чтобы муж не видел. Если случайно увидит, то версия такая - нужна была консультация по недвижимости в Латвии, а там работают русскоговорящие юристы, в том числе из Латвии. Все поняла?
   - Да, все. Большое спасибо.
   - Вот и отлично. Спрячь получше. Теперь все. Прощай.
   Кинув чемодан в багажник и устроив Макса поудобнее, я еще заехала попрощаться с Мадлен и только после этого взяла путь на Париж, мурлыча себе под нос: "Все будет хорошо, все кончится печально...". Потом въехала в поток машин и сосредоточилась на дороге.
  
   ***
   Когда Виктор Никульчин ( сценическое имя - ВиктСр), проводив друга детства из Владивостока на корабль, пришел к себе в гримерку, его там уже ждали.
   На стеклянной поверхности гримерного столика тотчас появился прозрачный пакетик с белым порошком и ухоженная рука с двумя кольцами на безымянном пальце накрыла его сверху. Виктор стеклянно посмотрел на эту руку глазами цвета гречишного меда, повернул в двери защелку и привычным жестом стал расстегивать ремень брюк.
  
   ЭПИЛОГ
  
   В конце августа Маня на неделю приехала в Ригу погостить.
   И хотя привычные радости рижского лета уже остались позади, мы все равно отправились в Юрмалу и вот уже несколько часов брели по неуютному пляжу, далеко отойдя от места стоянки своей машины.
   Народу на пляже почти не было. Небо давно покрылось серыми тучами, дул ветер с моря, но перед уходом я все же решила выкупаться. Дочка осталась с вещами у каменной лестницы, ведущей с пляжа наверх к улочке.
   Когда я вышла из воды, накинула на себя большое полотенце, переоделась, затем мы поднялись на лестницу стряхнуть песок и обуться. Через пару минут я уже была готова, а Маня копалась в сумке, что-то перетряхивая. Я огляделась по сторонам- место было знакомое, но как здесь все изменилось! На противоположной стороне было когда-то кафе-мороженое, его продавали под деревянным навесом, а на тротуаре и теперь пустынной дорожке стояли столики. Вдруг- щелк! И словно кадры далекой кинохроники пронеслись в моем мозгу.
   - Мам, пошли, я готова.
   - Подожди минутку, присядь. Вот, посмотри. По этой улочке я когда-то ходила к своей крестной. Она жила на Конкордияс, сразу за железной дорогой. Много лет назад, вон там, было кафе-мороженое...
   - Много лет назад в Юрмале много чего было...
   - Не перебивай. Так вот, много лет назад, когда тебя еще на свете не было...
   - Не выдумывай. Я всегда была.
   - ...в самом конце августа, перед тем, как уехать на учебу, я приехала в Юрмалу, так же побродить, потом поднялась по этой лестнице и в том кафе купила чашку горячего кофе.
   Я сразу обратила внимание на худенького парнишку лет 16, аккуратно, но бедно одетого - черные заношенные брюки, синяя, выгоревшая, сатиновая рубашка, хотя выстиранная, выглаженная и застегнутая на все пуговицы, но такое молодежь не носила с послевоенных лет.
   - А дальше? Я уже поняла - опрятная бедность.
   - А дальше, парень отнес порцию мороженого и большой стакан молочно-фруктового коктейля мальчугану лет семи. Сел напротив и стал наблюдать, как тот медленно и торжественно вкушает это обилие вкуснотищи.
   На мальчугане было все только что купленное- новые сандалики, черные брючки. Белоснежная хлопковая рубашечка восхитительно жестко топорщилась от новизны. Аккуратно стриженая головка только что побывала в руках парикмахера.
   Рядом на стуле лежал пакет, перевязанный бумажным шпагатом - скорее всего старые вещи мальчугана. Оба молчали - один ел и пил, а другой со сдержанным достоинством наблюдал за ним, что дескать, так теперь у них будет всегда, не хуже, чем у остальных. Что братишка не станет больше донашивать чужую одежду и играть в надоевшие кому-то игрушки. У него отныне будет все свое. Было похоже, что старший брат начал получать зарплату, может быть, закончив ПТУ. Он совершенно не комплексовал по поводу своего неказистого вида. Напротив, от него веяло уверенностью в себе, что он в состоянии сам наладить достойную жизнь. Собственными надежными, трудовыми руками.
   Потом малыш все съел, вытер новеньким платочком рот. Они молча встали и ушли, взявшись за руки.
   А я представила себе, как через несколько дней, 1 сентября старший купит младшему три или пять гладиолусов, сфотографирует его в фотоателье и поведет в школу - в первый класс. И все у них будет путем, как надо. Старший возьмет в свою надежную руку ручку младшего и поведет по жизни.
   - А где же их мать?
   - Я себе тоже задавала этот вопрос.
   - Мам, ты чего, а? Зачем ты мне это рассказала? Разве мало ребят, которые заботятся о своих младших братьях?
   - Я думаю немало. Просто давно не была в этих местах.... А потом, наверное, просто пришло время вспомнить того парнишку с рыцарским геном.
   - Что означает этот "рыцарский ген"?
   - Для меня - врожденное благородство и достоинство.
   - Вот и отлично. Ты вспомнила, я прониклась, а теперь пойдем. Холодно.
   Мы встали, пошли искать свою машину. По пути нечаянно затеяли ленивую перепалку, постепенно и с удовольствием втягиваясь в нее.
   Пронизывающий ветер начал дуть сильнее. Стал накрапывать мелкий, противный, холодный дождик. Под ногами шуршали, шелестели, перешептывались и перешушукивались между собой, гонимые ветром, опавшие листья. ...Ранняя осень, однако.
  
   Рига, 2007 г.
  
  
  
  
  
  
  
  
  

В следующей книге Ларисы Соколовой будут опубликованы

повесть "ПримАк, или чужое присутствие"

и детектив "Ретро ненастным вечером".

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   6
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"