Оскар УайАальд

Как важно быть Эрнестом (серьезным)

Содержание

• First Act/ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
• Second Act/ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
• Third Act/ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Действующие лица

• Джон Уординг, землевладелец, почетный мировой судья.
• Алджернон Монкриф.
• Его преподобие каноник Чезюбл, доктор богословия.
• Мерримен, дворецкий.
• Лэйн, лакей Монкрифа.
• Леди Брэкнелл.
• Гвендолен Ферфакс, ее дочь.
• Сесили Кардью.
• Мисс Призм, ее гувернантка.
• Место действия:
• Действие первое - квартира Алджернона Монкрифа на Хаф-Мун-стрит, Вест-Энд.
• Действие второе - сад в поместье м-ра Уординга, Вултон.
• Действие третье - гостиная в поместье м-ра Уординга. Вултон.
• Время действия - наши дни.

О. Уайльд. "Как важно быть серьезным"

Сцена из первой постановки пьесы (1895)

Это типичная комедия положений, когда кого-то принимают или кто-то выдает себя за кого-то. В данном случае два джентльмена придумали себе вымышленные имена, под которыми они развлекаются, в то время, как в обычной жизни ведут себя вполне общепринято и благопристойно. Коллизия возникает, когда они влюбляются в девушек, которые одним из главных достоинств своих возлюбленных видят именно в имени (Эрнст -- по-английски и "серьезный" и имя, поэтому название комедии вполне можно бы перевести и "Как важно быть Эрнестом").

В свое время (1890-е гг, в Англии конец викторианской эры) комедия намекала на довольно распространенное социальное явление, своего рода эскейпизм: в обществе с очень строгими моральными принципами многие вели двойную жизнь, отдавая дань не вполне приличным удовольствиям на стороне.

Пьеса впервые была поставлена в 1895 г с большим успехом. Нужно сказать, что для постановки она была сильно адаптирована: в нее были введены музыка, комические номера, танцы. Как объяснял позднее Гилгуд, знаменитый английский актер, один из лучших постановщиков и исполнителей ролей в этой пьесе, ее невозможно не адаптировать: здесь столько остроумия -- подчас тонкого и неординарного, -- что зритель либо не замечает его, либо тупо отсмеявшись над шутками полчаса, остальное представление сидит выжатый как лимон. Поэтому приходится остроумнейшие реплики заменять самыми обычными и банальными фразами, выделив в пьесе несколько ключевых острот.

По этой причине пьеса больше годится для чтения и перечитывания, чем для постановки. И по этой причине пьесы Уайльда гораздо менее востребованы театром, чем можно было бы ожидать. Так, "Как важно быть серьезным" гораздо чаще экранизируется, чем ставится на театре, причем экранизации, удерживая интригу, довольно далеко отступают от текста в сторону его упрощения и примитивизации.

Одна из самых популярных телеадаптаций фильм 1976, снятый в ГДР ("Никакой свадьбы без Эрнеста/серьезности" -- немецкий язык также позволяет удерживать двусмысленность оригинала). Фильм не ставил никаких серьезных целей, а предлагал зрителям от души повеселиться и похохотать. Нужно учесть общий настрой социалистического искусства, которое было "пропагандистом и агитатором" и так 24 часа в сутки, чтобы понять, какой небывалый бум может вызвать незатейливая, но талантливо поставленная и сыгранная комедия. Однако и сегодня, когда телевидение тужится в потугах развлечь, рассмешить любым путем, искренняя веселость, когда артисты играют в полной раскрепощенности, делает ту постановку притягательной и обаятельной.

Напротив, американо-английско-французкий телефильм 2002 года удручает своей серьезностью, попыткой скрупулезно, вплоть до деталей воссоздать обстановку и быт викторианской эпохи.

Одной из популярнейших адаптаций стал мюзикл "Серьезность в любви", игравшийся на Бродвее в начале 1960-х. Позднее по мюзиклу был выпущен телефильм, разошедшийся в миллионах копий на CD-дисках и даже переведенный на японский. Причем у японцев пьеса спектакль сделан знаменитым Таказука-ревью театром, в котором все роли исполняют женщины.

Так получилось, что празднование Уайльдом удачной премьеры стало последним светлым пятном в его биографии. Буквально на следующий день начался судебный процесс, приведший к его осуждению и тюремному заключению. Вся тогдашняя английская пресса дружно накинулась на писателя. Его обвиняли в аморализме, неуважении к традиционным английским ценностям. И это обстоятельство привело к тому, что критика человека перекинулась на оценку его произведений. Те же аморализм и безнравственность находили в пьесе, и, если не отказывали ей в достоинствах, то оценивали ее как салонный пустячок, нечто недостойное большого художника.

Подобный взгляд на творчество Уайльда стал доминирующим и держится до сих пор. Писатель чаще изучается как личность, а его творчество служит при этом как подсобный материал, объясняющий его биографию. Некто Т. Арансон в 1994 г написал целую статью, где рассматривает "Как важно..." в качестве закодированного текста гомосексуальной литературы, находя многочисленные аналогии между символикой пьесы и великосветским жаргоном тех лет, касающихся мира запретной сексуальности.

Американский литературовед Элманн, получивший за свою, ставшую знаковой биографию Уайльда (1987), Пулитцеровскую премию, буквально по часам расписывает ход создания и постановки пьесы, параллельно описывая события той темной стороной жизни писателя, которая привела его на скамью подсудимых, а потом и на зону.

И все же вдумчивый и серьезный читатель не оставляет Уайльда и в наши дни: "Уайльд -- непревзойденный мастер юмора. Он пользуется им, чтобы сделать маски, которые мы носим, более приемлемыми. Он пользуется юмором, чтобы показать, что даже те, кто думают, что не носят масок, делают это: мы все в этой жизни играем роли. Он пользуется юмором, что наши роли раздаются нам случаем. И, наконец, юмор служит нам для рассеяния, чтобы мы не слишком глубоко заглядывали в себя" (запись некоего учителя из английского Фрешман-колледжа на сайте Уайльда).

К началу страницы

First Act/ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

English	Русский
Scene
Morning-room in Algernon's flat in Half-Moon Street. The room is luxuriously and artistically furnished. The sound of a piano is heard in the adjoining room.	Гостиная в квартире Алджернона на Хаф-Мун-стрит. Комната обставлена роскошно и со вкусом. Из соседней комнаты слышатся звуки фортепьяно.
[Lane is arranging afternoon tea on the table, and after the music has ceased, Algernon enters.]	Лэйн накрывает стая к чаю. Музыка умолкает, и входит Алджернон.
Algernon. Did you hear what I was playing, Lane?	Алджернон. Вы слышали, что я играл, Лэйн?
Lane. I didn't think it polite to listen, sir.	Лэйн. Я считаю невежливым подслушивать, сэр.
Algernon. I'm sorry for that, for your sake. I don't play accurately - any one can play accurately - but I play with wonderful expression. As far as the piano is concerned, sentiment is my forte. I keep science for Life.	Алджернон. Очень жаль. Конечно, вас жаль, Лэйн. Я играю не очень точно - точность доступна всякому, - но я играю с удивительной экспрессией. И поскольку дело касается фортепьяно - чувство, вот в чем моя сила. Научную точность я приберегаю для жизни.
Lane. Yes, sir.	Лэйн. Да, сэр.
Algernon. And, speaking of the science of Life, have you got the cucumber sandwiches cut for Lady Bracknell?	Алджернон. А уж если говорить о науке жизни, Лэйн, вы приготовили сандвичи с огурцом для леди Брэкнелл?
Lane. Yes, sir. [Hands them on a salver.]	Лэйн. Да, сэр. [Протягивает блюдо с сандвичами.]
Algernon. [Inspects them, takes two, and sits down on the sofa.] Oh!... by the way, Lane, I see from your book that on Thursday night, when Lord Shoreman and Mr. Worthing were dining with me, eight bottles of champagne are entered as having been consumed.	Алджернон [осматривает их, берет два и садится на диван]. Да... кстати, Лэйн, я вижу по вашим записям, что в четверг, когда у меня обедали лорд Шормэн и мистер Уординг, в счет поставлено восемь бутылок шампанского.
Lane. Yes, sir; eight bottles and a pint.	Лэйн. Да, сэр; восемь бутылок и пинта пива.
Algernon. Why is it that at a bachelor's establishment the servants invariably drink the champagne? I ask merely for information.	Алджернон. Почему это у холостяков шампанское, как правило, выпивают лакеи? Это я просто для сведения.
Lane. I attribute it to the superior quality of the wine, sir. I have often observed that in married households the champagne is rarely of a first-rate brand.	Лэйн. Отношу это за счет высокого качества вина, сэр. Я часто отмечал, что в семейных домах шампанское редко бывает хороших марок.
Algernon. Good heavens! Is marriage so demoralising as that?	Алджернон. Боже мой, Лэйн! Неужели семейная жизнь так развращает нравы?
Lane. I believe it IS a very pleasant state, sir. I have had very little experience of it myself up to the present. I have only been married once. That was in consequence of a misunderstanding between myself and a young person.	Лэйн. Возможно, в семейной жизни много приятного, сэр. Правда, в этом отношении у меня самого опыт небольшой. Я был женат только один раз. И то в результате недоразумения, возникшего между мной и одной молодой особой.
Algernon. [Languidly.] I don't know that I am much interested in your family life, Lane.	Алджернон [томно]. Право же, ваша семейная жизнь меня не очень интересует, Лэйн.
Lane. No, sir; it is not a very interesting subject. I never think of it myself.	Лэйн. Конечно, сэр, это не очень интересно. Я и сам об этом никогда не вспоминаю.
Algernon. Very natural, I am sure. That will do, Lane, thank you.	Алджернон. Вполне естественно! Можете идти, Лэйн, благодарю вас.
Lane. Thank you, sir.	Лэйн. Благодарю вас, сэр.
[Lane goes out.]	Лэйн уходит.
Algernon. Lanes views on marriage seem somewhat lax. Really, if the lower orders don't set us a good example, what on earth is the use of them? They seem, as a class, to have absolutely no sense of moral responsibility.	Алджернон. Взгляды Лэйна на семейную жизнь не слишком-то нравственны. Ну, а если низшие сословия не будут подавать нам пример, какая от них польза? У них, по-видимому, нет никакого чувства моральной ответственности.
[Enter Lane.]	Входит Лэйн.
Lane. Mr. Ernest Worthing.	Лэйн. Мистер Эрнест Уординг.
[Enter Jack.]	Входит Джек.
[Lane goes out.]	Лэйн уходит.
Algernon. How are you, my dear Ernest? What brings you up to town?	Алджернон. Как дела, дорогой Эрнест? Что привело тебя в город?
Jack. Oh, pleasure, pleasure! What else should bring one anywhere? Eating as usual, I see, Algy!	Джек. Развлечения, развлечения! А что же еще? Как всегда, жуешь, Алджи?
Algernon. [Stiffly.] I believe it is customary in good society to take some slight refreshment at five o'clock. Where have you been since last Thursday?	Алджернон [сухо]. Насколько мне известно, в хорошем обществе в пять часов принято слегка подкрепляться. Где ты пропадал с самого четверга?
Jack. [Sitting down on the sofa.] In the country.	Джек [располагается на диване]. За городом.
Algernon. What on earth do you do there?	Алджернон. А что ты делал за городом?
Jack. [Pulling off his gloves.] When one is in town one amuses oneself. When one is in the country one amuses other people. It is excessively boring.	Джек [снимая перчатки]. В городе - развлекаешься сам. За городом развлекаешь других. Такая скука!
Algernon. And who are the people you amuse?	Алджернон. А кого именно ты развлекаешь?
Jack. [Airily.] Oh, neighbours, neighbours.	Джек [небрежно]. А! Соседей, соседей.
Algernon. Got nice neighbours in your part of Shropshire?	Алджернон. И симпатичные у вас там соседи, в Шропшире?
Jack. Perfectly horrid! Never speak to one of them.	Джек. Невыносимые. Я никогда с ними не разговариваю.
Algernon. How immensely you must amuse them! [Goes over and takes sandwich.] By the way, Shropshire is your county, is it not?	Алджернон. Да, этим ты им, конечно, доставляешь большое развлечение. [Подходит к столу и берет сандвич.] Кстати, я не ошибся, это действительно Шропшир?
Jack. Eh? Shropshire? Yes, of course. Hallo! Why all these cups? Why cucumber sandwiches? Why such reckless extravagance in one so young? Who is coming to tea?	Джек. Что? Шропшир? Да, конечно. Но послушай. Почему этот сервиз? Почему сандвичи с огурцами? К чему такая расточительность у столь молодого человека? Кого ты ждешь к чаю?
Algernon. Oh! merely Aunt Augusta and Gwendolen.	Алджернон. Никого, кроме тети Августы и Гвендолен.
Jack. How perfectly delightful!	Джек. Отлично!
Algernon. Yes, that is all very well; but I am afraid Aunt Augusta won't quite approve of your being here.	Алджернон. Да, все это очень хорошо, но боюсь, тетя Августа не очень-то одобрит твое присутствие.
Jack. May I ask why?	Джек. А собственно, почему?
Algernon. My dear fellow, the way you flirt with Gwendolen is perfectly disgraceful. It is almost as bad as the way Gwendolen flirts with you.	Алджернон. Милый Джек, твоя манера флиртовать с Гвендолен совершенно неприлична. Не меньше чем манера Гвендолен флиртовать с тобой.
Jack. I am in love with Gwendolen. I have come up to town expressly to propose to her.	Джек. Я люблю Гвендолен. Я и в город вернулся, чтобы сделать ей предложение.
Algernon. I thought you had come up for pleasure?... I call that business.	Алджернон. Ты же говорил - чтобы развлечься... А ведь это дело.
Jack. How utterly unromantic you are!	Джек. В тебе нет ни капли романтики.
Algernon. I really don't see anything romantic in proposing. It is very romantic to be in love. But there is nothing romantic about a definite proposal. Why, one may be accepted. One usually is, I believe. Then the excitement is all over. The very essence of romance is uncertainty. If ever I get married, I'll certainly try to forget the fact.	Алджернон. Не нахожу никакой романтики в предложении. Быть влюбленным - это действительно романтично. Но предложить руку и сердце? Предложение могут принять. Да обычно и принимают. Тогда прощай все очарование. Суть романтики в неопределенности. Если мне суждено жениться, я, конечно, постараюсь позабыть, что я женат.
Jack. I have no doubt about that, dear Algy. The Divorce Court was specially invented for people whose memories are so curiously constituted.	Джек. Ну, в этом я не сомневаюсь, дружище. Бракоразводный суд был создан специально для людей с плохой памятью.
Algernon. Oh! there is no use speculating on that subject. Divorces are made in Heaven -	Алджернон. А! Что толку рассуждать о разводах. Разводы совершаются на небесах.
[Jack puts out his hand to take a sandwich. Algernon at once interferes.]	Джек протягивает руку за сандвичем.
Please don't touch the cucumber sandwiches. They are ordered specially for Aunt Augusta. [Takes one and eats it.]	Алджернон [тотчас же одергивает его.] Пожалуйста, не трогай сандвичей с огурцом. Они специально для тети Августы. [Берет сандвичи и ест.]
Jack. Well, you have been eating them all the time.	Джек. Но ты же все время их ешь.
Algernon. That is quite a different matter. She is my aunt. [Takes plate from below.] Have some bread and butter. The bread and butter is for Gwendolen. Gwendolen is devoted to bread and butter.	Алджернон. Это совсем другое дело. Она моя тетка. [Достает другое блюдо.] Вот хлеб с маслом. Он для Гвендолен. Гвендолен обожает хлеб с маслом.
Jack. [Advancing to table and helping himself.] And very good bread and butter it is too.	Джек [придвигаясь к столу и берясь за хлеб с маслом]. А хлеб действительно очень вкусный.
Algernon. Well, my dear fellow, you need not eat as if you were going to eat it all. You behave as if you were married to her already. You are not married to her already, and I don't think you ever will be.	Алджернон. Но только, дружище, не вздумай уплести все без остатка. Ты ведешь себя так, словно Гвендолен уже твоя жена. А она еще не твоя жена, да и вряд ли будет.
Jack. Why on earth do you say that?	Джек. Почему ты так думаешь?
Algernon. Well, in the first place girls never marry the men they flirt with. Girls don't think it right.	Алджернон. Видишь ли, девушки никогда не выходят замуж за тех, с кем флиртуют. Они считают, что это не принято.
Jack. Oh, that is nonsense!	Джек. Какая чушь!
Algernon. It isn't. It is a great truth. It accounts for the extraordinary number of bachelors that one sees all over the place. In the second place, I don't give my consent.	Алджернон. Вовсе нет. Истинная правда. И в этом разгадка, почему всюду столько холостяков. А кроме того, я не дам разрешения.
Jack. Your consent!	Джек. Ты не дашь разрешения?!
Algernon. My dear fellow, Gwendolen is my first cousin. And before I allow you to marry her, you will have to clear up the whole question of Cecily. [Rings bell.]	Алджернон. Милый Джек, Гвендолен - моя кузина. И я разрешу тебе жениться на ней, только когда ты объяснишь мне, в каких ты отношениях с Сесили. [Звонит.]
Jack. Cecily! What on earth do you mean? What do you mean, Algy, by Cecily! I don't know any one of the name of Cecily.	Джек. Сесили! О чем ты говоришь? Какая Сесили? Я не знаю никакой Сесили.
[Enter Lane.]	Входит Лэйн.
Algernon. Bring me that cigarette case Mr. Worthing left in the smoking-room the last time he dined here.	Алджернон. Лэйн, принесите портсигар, который мистер Уординг забыл у нас в курительной, когда обедал на той неделе.
Lane. Yes, sir. [Lane goes out.]	Лэйн. Слушаю, сэр. [Уходит.]
Jack. Do you mean to say you have had my cigarette case all this time? I wish to goodness you had let me know. I have been writing frantic letters to Scotland Yard about it. I was very nearly offering a large reward.	Джек. Значит, мой портсигар все время был у тебя? Но почему же ты меня не известил об этом? А я-то бомбардирую Скотленд-Ярд запросами. Я уже готов был предложить большую награду тому, кто найдет его.
Algernon. Well, I wish you would offer one. I happen to be more than usually hard up.	Алджернон. Ну что же, вот и выплати ее мне. Деньги мне сейчас нужны до зарезу.
Jack. There is no good offering a large reward now that the thing is found.	Джек. Какой смысл предлагать награду за уже найденную вещь?
[Enter Lane with the cigarette case on a salver. Algernon takes it at once. Lane goes out.]	Лэйн вносит портсигар на подносе. Алджернон сразу берет его. Лэйн уходит.
Algernon. I think that is rather mean of you, Ernest, I must say. [Opens case and examines it.] However, it makes no matter, for, now that I look at the inscription inside, I find that the thing isn't yours after all.	Алджернон. Не очень-то благородно с твоей стороны, Эрнест. [Раскрывает портсигар и разглядывает его.] Но, судя по надписи, это вовсе и не твой портсигар.
Jack. Of course it's mine. [Moving to him.] You have seen me with it a hundred times, and you have no right whatsoever to read what is written inside. It is a very ungentlemanly thing to read a private cigarette case.	Джек. Разумеется, мой. [Протягивает руку.] Ты сотни раз видел его у меня в руках и, во всяком случае, не должен читать, что там написано. Джентльмену не следует читать надписи в чужом портсигаре.
Algernon. Oh! it is absurd to have a hard and fast rule about what one should read and what one shouldn't. More than half of modern culture depends on what one shouldn't read.	Алджернон. Всякие правила насчет того, что следует и чего не следует читать, просто нелепы. Современная культура более чем наполовину зиждется на том, чего не следует читать.
Jack. I am quite aware of the fact, and I don't propose to discuss modern culture. It isn't the sort of thing one should talk of in private. I simply want my cigarette case back.	Джек. Пусть будет по-твоему. Я вовсе не собираюсь дискутировать о современной культуре. Это не предмет для частной беседы. Я просто хочу получить свой портсигар.
Algernon. Yes; but this isn't your cigarette case. This cigarette case is a present from some one of the name of Cecily, and you said you didn't know any one of that name.	Алджернон. Да, но портсигар вовсе не твой. Это подарок некоей Сесили, а ты сказал" что не знаешь никакой Сесили.
Jack. Well, if you want to know, Cecily happens to be my aunt.	Джек. Ну, если хочешь знать, у меня есть тетка, которую зовут Сесили.
Algernon. Your aunt!	Алджернон. Тетка!
Jack. Yes. Charming old lady she is, too. Lives at Tunbridge Wells. Just give it back to me, Algy.	Джек. Да. Чудесная старушка. Живет в Тэнбридж-Уэллс. Ну, давай сюда портсигар, Алджернон.
Algernon. [Retreating to back of sofa.] But why does she call herself little Cecily if she is your aunt and lives at Tunbridge Wells? [Reading.] 'From little Cecily with her fondest love.'	Алджернон [отступая за диван]. Но почему она называет себя маленькой Сесили, если она твоя тетка и живет в Тэнбридж-Уэллс? [Читает.] "От маленькой Сесили. В знак нежной любви..."
Jack. [Moving to sofa and kneeling upon it.] My dear fellow, what on earth is there in that? Some aunts are tall, some aunts are not tall. That is a matter that surely an aunt may be allowed to decide for herself. You seem to think that every aunt should be exactly like your aunt! That is absurd! For Heaven's sake give me back my cigarette case. [Follows Algernon round the room.]	Джек [подступая к дивану и упираясь в него коленом]. Ну что в этом непонятного? Есть тетки большие, есть тетки маленькие. Уж это, кажется, можно предоставить на усмотрение самой тетки. Ты думаешь, что все тетки непременно похожи на твою? Какая ерунда! А теперь отдай мой портсигар! [Преследует Алджернона.]
Algernon. Yes. But why does your aunt call you her uncle? 'From little Cecily, with her fondest love to her dear Uncle Jack.' There is no objection, I admit, to an aunt being a small aunt, but why an aunt, no matter what her size may be, should call her own nephew her uncle, I can't quite make out. Besides, your name isn't Jack at all; it is Ernest.	Алджернон. Так. Но почему это твоя тетка зовет тебя дядей? "От маленькой Сесили. В знак нежной любви дорогому дяде Джеку". Допустим, тетушка может быть маленькой, но почему тетушке, независимо от ее размера и роста, называть собственного племянника дядей, этого я в толк не возьму. А кроме того, тебя зовут вовсе не Джек, а Эрнест.
Jack. It isn't Ernest; it's Jack.	Джек. Вовсе не Эрнест, а Джек.
Algernon. You have always told me it was Ernest. I have introduced you to every one as Ernest. You answer to the name of Ernest. You look as if your name was Ernest. You are the most earnest-looking person I ever saw in my life. It is perfectly absurd your saying that your name isn't Ernest. It's on your cards. Here is one of them. [Taking it from case.] 'Mr. Ernest Worthing, B. 4, The Albany.' I'll keep this as a proof that your name is Ernest if ever you attempt to deny it to me, or to Gwendolen, or to any one else. [Puts the card in his pocket.]	Алджернон. А ведь ты всегда говорил мне, что тебя зовут Эрнест! Я представлял тебя всем как Эрнеста. Ты отзывался на имя Эрнест. Ты серьезен, как настоящий Эрнест. Никому на свете так не подходит имя Эрнест. Что за нелепость отказываться от такого имени! Наконец, оно стоит на твоих визитных карточках. Вот. [Берет визитную карточку из портсигара.] "Мистер Эрнест Уординг, Б-4, Олбени". Я сохраню это как доказательство, что твое имя Эрнест, на случай если ты вздумаешь отпираться при мне, при Гвендолен или при ком угодно. [Кладет визитную карточку у карман.]
Jack. Well, my name is Ernest in town and Jack in the country, and the cigarette case was given to me in the country.	Джек. Ну что ж, в городе меня зовут Эрнест, в деревне - Джек, а портсигар мне подарили в деревне.
Algernon. Yes, but that does not account for the fact that your small Aunt Cecily, who lives at Tunbridge Wells, calls you her dear uncle. Come, old boy, you had much better have the thing out at once.	Алджернон. И все-таки это не объяснение, почему твоя маленькая тетушка Сесили из Гэнбридж-Уэллс называет тебя дорогим дядей Джеком. Полно, дружище, лучше уж выкладывай все сразу.
Jack. My dear Algy, you talk exactly as if you were a dentist. It is very vulgar to talk like a dentist when one isn't a dentist. It produces a false impression,	Джек. Дорогой Алджи, ты уговариваешь меня точь-в-точь как дантист. Что может быть пошлее, чем говорить так, не будучи дантистом. Это вводит в заблуждение.
Algernon. Well, that is exactly what dentists always do. Now, go on! Tell me the whole thing. I may mention that I have always suspected you of being a confirmed and secret Bunburyist; and I am quite sure of it now.	Алджернон. А дантисты именно это и делают. Ну, не упрямься, расскажи все как есть. Признаюсь, я всегда подозревал в тебе тайного и ревностного бенбериста и теперь окончательно убедился в этом.
Jack. Bunburyist? What on earth do you mean by a Bunburyist?	Джек. Бенберист? А что это значит?
Algernon. I'll reveal to you the meaning of that incomparable expression as soon as you are kind enough to inform me why you are Ernest in town and Jack in the country.	Алджернон. Я тебе тотчас же объясню, что значит этот незаменимый термин, как только ты объяснишь мне, почему ты Эрнест в городе и Джек в деревне.
Jack. Well, produce my cigarette case first.	Джек. Отдай сначала портсигар.
Algernon. Here it is. [Hands cigarette case.] Now produce your explanation, and pray make it improbable. [Sits on sofa.]	Алджернон. Изволь. [Передает ему портсигар.] А теперь объясняй, только постарайся как можно неправдоподобнее. [Садится на диван.]
Jack. My dear fellow, there is nothing improbable about my explanation at all. In fact it's perfectly ordinary. Old Mr. Thomas Cardew, who adopted me when I was a little boy, made me in his will guardian to his grand-daughter, Miss Cecily Cardew. Cecily, who addresses me as her uncle from motives of respect that you could not possibly appreciate, lives at my place in the country under the charge of her admirable governess, Miss Prism.	Джек. Дорогой мой, здесь нет ничего неправдоподобного. Все очень просто. Покойный мистер Томас Кардью, который усыновил меня, когда я был совсем маленьким, в своем завещании назначил меня опекуном своей внучки мисс Сесили Кардью. Сесили называет меня дядей из чувства уважения, которое ты, видимо, не способен оценить, и живет в моем загородном доме под надзором почтенной гувернантки мисс Призм.
Algernon. Where is that place in the country, by the way?	Алджернон. А между прочим, где этот твой загородный дом?
Jack. That is nothing to you, dear boy. You are not going to be invited... I may tell you candidly that the place is not in Shropshire.	Джек. Тебе это не к чему знать, мой милый. Не надейся на приглашение... Во всяком случае, могу сказать, что это не в Шропшире.
Algernon. I suspected that, my dear fellow! I have Bunburyed all over Shropshire on two separate occasions. Now, go on. Why are you Ernest in town and Jack in the country?	Алджернон. Я так и думал, мой милый. Я два раза бенберировал по всему Шропширу. Но все-таки, почему же ты Эрнест в городе и Джек в деревне?
Jack. My dear Algy, I don't know whether you will be able to understand my real motives. You are hardly serious enough. When one is placed in the position of guardian, one has to adopt a very high moral tone on all subjects. It's one's duty to do so. And as a high moral tone can hardly be said to conduce very much to either one's health or one's happiness, in order to get up to town I have always pretended to have a younger brother of the name of Ernest, who lives in the Albany, and gets into the most dreadful scrapes. That, my dear Algy, is the whole truth pure and simple.	Джек. Дорогой Алджи, я надеюсь, что ты доймешь истинные причины. Ты для этого недостаточно серьезен Когда вдруг оказываешься опекуном, приходится рассуждать обо всем в высоконравственном духе. Это становится твоим долгом. А так как высоконравственный дух отнюдь не способствует ни здоровью, ни благополучию, то, чтобы вырваться в город, я всегда говорю, что еду к своему младшему брату Эрнесту, который живет в Олбени и то и дело попадает в страшные передряги. Вот, мой дорогой Алджи, вся правда, и притом чистая правда.
Algernon. The truth is rarely pure and never simple. Modern life would be very tedious if it were either, and modern literature a complete impossibility!	Алджернон. Вся правда редко бывает чистой. Иначе современная жизнь была бы невыносимо скучна. А современная литература и вообще не могла бы существовать.
Jack. That wouldn't be at all a bad thing.	Джек. И мы ничего бы от этого не потеряли.
Algernon. Literary criticism is not your forte, my dear fellow. Don't try it. You should leave that to people who haven't been at a University. They do it so well in the daily papers. What you really are is a Bunburyist. I was quite right in saying you were a Bunburyist. You are one of the most advanced Bunburyists I know.	Алджернон. Литературная критика вовсе не твое призвание, дружище. Не становись на этот путь. Предоставь это тем, кто не обучался в университете. Они с таким успехом занимаются этим в газетах. По натуре ты прирожденный бенберист. Я имел все основания называть тебя так. Ты один из самых законченных бенберистов на свете.
Jack. What on earth do you mean?	Джек. Объясни, бога ради, что ты хочешь сказать.
Algernon. You have invented a very useful younger brother called Ernest, in order that you may be able to come up to town as often as you like. I have invented an invaluable permanent invalid called Bunbury, in order that I may be able to go down into the country whenever I choose. Bunbury is perfectly invaluable. If it wasn't for Bunbury's extraordinary bad health, for instance, I wouldn't be able to dine with you at Willis's to-night, for I have been really engaged to Aunt Augusta for more than a week.	Алджернон. Ты выдумал очень полезного младшего брата по имени Эрнест, для того чтобы иметь повод навещать его в городе, когда тебе вздумается. Я выдумал неоценимого вечно больного мистера Бенбери, для того чтобы навещать его в деревне, когда мне вздумается. Мистер Бенбери - это сущая находка. Если бы не его слабое здоровье, я не мог бы, например, сегодня пообедать с тобой у Виллиса, так как тетя Августа пригласила меня на сегодня еще неделю назад.
Jack. I haven't asked you to dine with me anywhere to-night.	Джек. Да я и не приглашал тебя обедать.
Algernon. I know. You are absurdly careless about sending out invitations. It is very foolish of you. Nothing annoys people so much as not receiving invitations.	Алджернон. Ну еще бы, ты удивительно забывчив. И напрасно. Нет ничего хуже, как не получать приглашений.
Jack. You had much better dine with your Aunt Augusta.	Джек. Ты бы лучше отобедал у твоей тети Августы.
Algernon. I haven't the smallest intention of doing anything of the kind. To begin with, I dined there on Monday, and once a week is quite enough to dine with one's own relations. In the second place, whenever I do dine there I am always treated as a member of the family, and sent down with either no woman at all, or two. In the third place, I know perfectly well whom she will place me next to, to-night. She will place me next Mary Farquhar, who always flirts with her own husband across the dinner-table. That is not very pleasant. Indeed, it is not even decent... and that sort of thing is enormously on the increase. The amount of women in London who flirt with their own husbands is perfectly scandalous. It looks so bad. It is simply washing one's clean linen in public. Besides, now that I know you to be a confirmed Bunburyist I naturally want to talk to you about Bunburying. I want to tell you the rules.	Алджернон. Не имею ни малейшего желания. Начать с того, что я обедал у нее в понедельник, а обедать с родственниками достаточно и один раз в неделю. А кроме того, когда я там обедаю, со мной обращаются как с родственником, и я оказываюсь то вовсе без дамы, то сразу с двумя. И, наконец, я прекрасно знаю, с кем меня собираются посадить сегодня. Сегодня меня посадят с Мэри Фаркэр, а она все время флиртует через стол с собственным мужем. Это очень неприятно. Я сказал бы - даже неприлично. А это, между прочим, входит в моду. Просто безобразие, сколько женщин в Лондоне флиртует с собственными мужьями. Это очень противно. Все равно что на людях стирать чистое белье. Кроме того, теперь, когда я убедился, что ты заядлый бенберист, я, естественно, хочу с тобой поговорить об этом Изложить тебе все правила?
Jack. I'm not a Bunburyist at all. If Gwendolen accepts me, I am going to kill my brother, indeed I think I'll kill him in any case. Cecily is a little too much interested in him. It is rather a bore. So I am going to get rid of Ernest. And I strongly advise you to do the same with Mr... with your invalid friend who has the absurd name.	Джек. Да никакой я не бенберист Если Гвендолен согласится, я тут же прикончу своего братца; впрочем, я покончу с ним в любом случае. Сесили что-то слишком заинтересована им. Это несносно. Так что от Эрнеста я отделаюсь. И тебе я искренне советую сделать то же с мистером... ну с твоим больным другом, забыл, как его там.
Algernon. Nothing will induce me to part with Bunbury, and if you ever get married, which seems to me extremely problematic, you will be very glad to know Bunbury. A man who marries without knowing Bunbury has a very tedious time of it.	Алджернон. Ничто не заставит меня расстаться с мистером Бенбери, и если ты когда-нибудь женишься, что представляется мне маловероятным, то советую и тебе познакомиться с мистером Бенбери. Женатый человек, если он не знаком с мистером Бенбери, готовит себе очень скучную жизнь.
Jack. That is nonsense. If I marry a charming girl like Gwendolen, and she is the only girl I ever saw in my life that I would marry, I certainly won't want to know Bunbury.	Джек. Глупости. Если я женюсь на такой очаровательной девушке, как Гвендолен, а она единственная девушка, на которой я хотел бы жениться, то поверь, я и знать не захочу твоего мистера Бенбери.
Algernon. Then your wife will. You don't seem to realise, that in married life three is company and two is none.	Алджернон. Тогда твоя жена захочет. Ты, должно быть, не отдаешь себе отчета в том, что в семейной жизни втроем весело, а вдвоем скучно.
Jack. [Sententiously.] That, my dear young friend, is the theory that the corrupt French Drama has been propounding for the last fifty years.	Джек [назидательно]. Мой дорогой Алджи! Безнравственная французская драма насаждает эту теорию уже полвека.
Algernon. Yes; and that the happy English home has proved in half the time.	Алджернон. Да, и счастливая английская семья усвоила ее за четверть века.
Jack. For heaven's sake, don't try to be cynical. It's perfectly easy to be cynical.	Джек. Ради бога, не старайся быть циником. Это так легко.
Algernon. My dear fellow, it isn't easy to be anything nowadays. There's such a lot of beastly competition about. [The sound of an electric bell is heard.] Ah! that must be Aunt Augusta. Only relatives, or creditors, ever ring in that Wagnerian manner. Now, if I get her out of the way for ten minutes, so that you can have an opportunity for proposing to Gwendolen, may I dine with you to-night at Willis's?	Алджернон. Ничто не легко в наши дни, мой друг. Во всем такая жестокая конкуренция. [Слышен продолжительный звонок.] Вот, должно быть, тетя Августа. Только родственники и кредиторы звонят так по-вагнеровски. Так вот, если я займу ее на десять минут, чтобы тебе на свободе сделать предложение Гвендолен, могу я рассчитывать сегодня на обед у Виллиса?
Jack. I suppose so, if you want to.	Джек. Если так - конечно.
Algernon. Yes, but you must be serious about it. I hate people who are not serious about meals. It is so shallow of them.	Алджернон. Но только без твоих шуточек. Ненавижу, когда несерьезно относятся к еде. Это неосновательные люди, и притом пошлые.
[Enter Lane.]	Входит Лэйн.
Lady Bracknell and Miss Fairfax.	Лэйн. Леди Брэкнелл и мисс Ферфакс.
[Algernon goes forward to meet them. Enter Lady Bracknell and Gwendolen.]	Алджернон идет встречать их. Входят леди Брэкнелл и Гвендолен.
Lady Bracknell. Good afternoon, dear Algernon, I hope you are behaving very well.	Леди Брэкнелл. Здравствуй, мой милый Алджернон. Надеюсь, ты хорошо себя ведешь?
Algernon. I'm feeling very well, Aunt Augusta.	Алджернон. Я хорошо себя чувствую, тетя Августа.
Lady Bracknell. That's not quite the same thing. In fact the two things rarely go together. [Sees Jack and bows to him with icy coldness.]	Леди Брэкнелл. Это вовсе не то же самое. Более того, это редко совпадает... [Замечает Джека и весьма холодно кивает ему.]
Algernon. [To Gwendolen.] Dear me, you are smart!	Алджернон [к Гвендолен]. Черт возьми, как ты элегантна. Не правда ли, мистер Уординг?
Gwendolen. I am always smart! Am I not, Mr. Worthing?
Jack. You're quite perfect, Miss Fairfax.	Джек. Вы просто совершенство, мисс Ферфакс.
Gwendolen. Oh! I hope I am not that. It would leave no room for developments, and I intend to develop in many directions.	Гвендолен. О! Надеюсь, что нет. Это лишило бы меня возможности совершенствоваться, а я намерена совершенствоваться во многих отношениях.
[Gwendolen and Jack sit down together in the corner.]	Гвендолен и Джек усаживаются в уголке.
Lady Bracknell. I'm sorry if we are a little late, Algernon, but I was obliged to call on dear Lady Harbury. I hadn't been there since her poor husband's death. I never saw a woman so altered; she looks quite twenty years younger. And now I'll have a cup of tea, and one of those nice cucumber sandwiches you promised me.	Леди Брэкнелл. Извини, что мы запоздали, Алджернон, но мне надо было навестить милую леди Харберн. Я не была у нее с тех пор, как умер бедный ее муж. И я никогда не видела, чтобы женщина так изменилась. Она выглядит на двадцать лет моложе. А теперь я бы выпила чашку чаю и отведала твоих знаменитых сандвичей с огурцом.
Algernon. Certainly, Aunt Augusta. [Goes over to tea-table.]	Алджернон. Ну разумеется, тетя Августа. [Идет к столику.]
Lady Bracknell. Won't you come and sit here, Gwendolen?	Леди Брэкнелл. Иди к нам, Гвендолен.
Gwendolen. Thanks, mamma, I'm quite comfortable where I am.	Гвендолен. Но, мама, мне и тут хорошо.
Algernon. [Picking up empty plate in horror.] Good heavens! Lane! Why are there no cucumber sandwiches? I ordered them specially.	Алджернон. [при виде пустого блюда]. Силы небесные! Лэйн! Где же сандвичи с огурцом? Я ведь их специально заказывал!
Lane. [Gravely.] There were no cucumbers in the market this morning, sir. I went down twice.	Лэйн [невозмутимо]. Сегодня на рынке не было огурцов, сэр. Я два раза ходил.
Algernon. No cucumbers!	Алджернон. Не было огурцов?
Lane. No, sir. Not even for ready money.	Лэйн. Нет, сэр. Даже за наличные.
Algernon. That will do, Lane, thank you.	Алджернон. Хорошо, Лэйн, благодарю вас.
Lane. Thank you, sir. [Goes out.]	Лэйн. Благодарю вас, сэр. [Уходит.]
Algernon. I am greatly distressed, Aunt Augusta, about there being no cucumbers, not even for ready money.	Алджернон. К моему величайшему сожалению, тетя Августа, огурцов не оказалось, даже за наличные.
Lady Bracknell. It really makes no matter, Algernon. I had some crumpets with Lady Harbury, who seems to me to be living entirely for pleasure now.	Леди Брэкнелл. Ну, ничего, Алджернон. Леди Харбери угостила меня пышками. Она, по-видимому, сейчас ни в чем себе не отказывает.
Algernon. I hear her hair has turned quite gold from grief.	Алджернон. Я слышал, что волосы у нее стали совсем золотые от горя.
Lady Bracknell. It certainly has changed its colour. From what cause I, of course, cannot say. [Algernon crosses and hands tea.] Thank you. I've quite a treat for you to-night, Algernon. I am going to send you down with Mary Farquhar. She is such a nice woman, and so attentive to her husband. It's delightful to watch them.	Леди Брэкнелл. Да, цвет волос у нее изменился, хотя, право, не скажу, отчего именно. (Алджернон подает ей чашку чаю.) Спасибо, мой милый. А у меня для тебя сюрприз. За обедом я хочу посадить тебя с Мэри Фаркэр. Такая прелестная женщина и так внимательна к своему мужу. Приятно смотреть на них.
Algernon. I am afraid, Aunt Augusta, I shall have to give up the pleasure of dining with you to-night after all.	Алджернон. Боюсь, тетя Августа, что я вынужден буду пожертвовать удовольствием обедать у вас сегодня.
Lady Bracknell. [Frowning.] I hope not, Algernon. It would put my table completely out. Your uncle would have to dine upstairs. Fortunately he is accustomed to that.	Леди Брэкнелл [хмурясь]: Надеюсь, ты передумаешь, Алджернон. Это расстроит мне весь стол. Ведь твоему дядюшке придется обедать у себя. К счастью, он уже к этому привык.
Algernon. It is a great bore, and, I need hardly say, a terrible disappointment to me, but the fact is I have just had a telegram to say that my poor friend Bunbury is very ill again. [Exchanges glances with Jack.] They seem to think I should be with him.	Алджернон. Мне очень досадно, и, конечно, я очень огорчен, но я только что получил телеграмму с известием, что мой бедный друг Бенбери снова опасно болея. [Переглянувшись с Джеком.] Там все ждут моего приезда.
Lady Bracknell. It is very strange. This Mr. Bunbury seems to suffer from curiously bad health.	Леди Брэкнелл. Странно. Этот твой мистер Бенбери, как видно, очень слаб здоровьем.
Algernon. Yes; poor Bunbury is a dreadful invalid.	Алджернон. Да, бедный мистер Бенбери совсем инвалид.
Lady Bracknell. Well, I must say, Algernon, that I think it is high time that Mr. Bunbury made up his mind whether he was going to live or to die. This shilly-shallying with the question is absurd. Nor do I in any way approve of the modern sympathy with invalids. I consider it morbid. Illness of any kind is hardly a thing to be encouraged in others. Health is the primary duty of life. I am always telling that to your poor uncle, but he never seems to take much notice... as far as any improvement in his ailment goes. I should be much obliged if you would ask Mr. Bunbury, from me, to be kind enough not to have a relapse on Saturday, for I rely on you to arrange my music for me. It is my last reception, and one wants something that will encourage conversation, particularly at the end of the season when every one has practically said whatever they had to say, which, in most cases, was probably not much.	Леди Брэкнелл. Я должна сказать тебе, Алджернон, что, по-моему, мистеру Бенбери пора уже решить, жить ему или умирать. Колебаться в таком важном вопросе просто глупо. Я по крайней мере не увлекаюсь современной модой на инвалидов. Я считаю ее нездоровой. Поощрять болезни едва ли следует. Быть здоровым - это наш первейший долг. Я не устаю повторять это твоему бедному дяде, но он не обращает на мои слова никакого внимания... по крайней мере, судя по состоянию его здоровья. Ты меня очень обяжешь, если от моего имени попросишь мистера Бенбери поправиться к субботе, потому что я рассчитываю на твою помощь в составлении музыкальной программы. У меня это последний вечер в сезоне, и надо же дать какие-то темы для разговора, особенно в конце сезона, когда все уже выговорились, сказали все, что у них было за душой, а ведь чаще всего запас этот очень невелик.
Algernon. I'll speak to Bunbury, Aunt Augusta, if he is still conscious, and I think I can promise you he'll be all right by Saturday. Of course the music is a great difficulty. You see, if one plays good music, people don't listen, and if one plays bad music people don't talk. But I'll run over the programme I've drawn out, if you will kindly come into the next room for a moment.	Алджернон. Я передам ваше пожелание мистеру Бенбери, тетя Августа, если только он еще в сознании, и ручаюсь вам, что он постарается поправиться к субботе. Конечно, с музыкой много трудностей. Если музыка хорошая - ее никто не слушает, а если плохая - невозможно вести разговор. Но я покажу вам программу, которую я наметил. Пройдемте в кабинет.
Lady Bracknell. Thank you, Algernon. It is very thoughtful of you. [Rising, and following Algernon.] I'm sure the programme will be delightful, after a few expurgations. French songs I cannot possibly allow. People always seem to think that they are improper, and either look shocked, which is vulgar, or laugh, which is worse. But German sounds a thoroughly respectable language, and indeed, I believe is so. Gwendolen, you will accompany me.	Леди Брэкнелл. Спасибо, Алджернон, что помнишь свою тетку. [Встает и идет за Алджерноном.] Я уверена, что программа будет прелестная, если ее слегка почистить. Французских шансонеток я не допущу. Гости всегда либо находят их неприличными и возмущаются, и это такое мещанство, либо смеются, а это еще хуже. Я пришла к убеждению, что немецкий язык звучит гораздо приличнее. Гвендолен, идем со мной.
Gwendolen. Certainly, mamma.	Гвендолен. Иду, мама.
[Lady Bracknell and Algernon go into the music-room, Gwendolen remains behind.]	Леди Брэкнелл и Алджернон выходят. Гвендолен остается на месте.
Jack. Charming day it has been, Miss Fairfax.	Джек. Не правда ли, сегодня чудесная погода, мисс Ферфакс.
Gwendolen. Pray don't talk to me about the weather, Mr. Worthing. Whenever people talk to me about the weather, I always feel quite certain that they mean something else. And that makes me so nervous.	Гвендолен. Пожалуйста, не говорите со мной о погоде, мистер Уординг. Каждый раз, когда мужчины говорят со мной о погоде, я знаю, что на уме у них совсем другое. И это действует мне на нервы.
Jack. I do mean something else.	Джек. Я хочу сказать о другом.
Gwendolen. I thought so. In fact, I am never wrong.	Гвендолен. Ну вот видите. Я никогда не ошибаюсь.
Jack. And I would like to be allowed to take advantage of Lady Bracknell's temporary absence...	Джек. И мне хотелось бы воспользоваться отсутствием леди Брэкнелл, чтобы...
Gwendolen. I would certainly advise you to do so. Mamma has a way of coming back suddenly into a room that I have often had to speak to her about.	Гвендолен. И я бы вам это посоветовала. У мамы есть привычка неожиданно появляться в комнате. Об этом мне уже приходилось ей говорить.
Jack. [Nervously.] Miss Fairfax, ever since I met you I have admired you more than any girl... I have ever met since... I met you.	Джек [нервно]. Мисс Ферфакс, с той самой минуты, как я вас увидел, я восторгался вами больше, чем всякой другой девушкой... какую я встречал... с тех пор как я встретил вас.
Gwendolen. Yes, I am quite well aware of the fact. And I often wish that in public, at any rate, you had been more demonstrative. For me you have always had an irresistible fascination. Even before I met you I was far from indifferent to you.	Гвендолен. Я это прекрасно знаю. Жаль только, что хотя бы на людях вы не показываете этого более явно. Мне вы всегда очень нравились. Даже до того, как мы с вами встретились, я была к вам неравнодушна.
[Jack looks at her in amazement.]	Джек смотрит на нее с изумлением.
We live, as I hope you know, Mr Worthing, in an age of ideals. The fact is constantly mentioned in the more expensive monthly magazines, and has reached the provincial pulpits, I am told; and my ideal has always been to love some one of the name of Ernest. There is something in that name that inspires absolute confidence. The moment Algernon first mentioned to me that he had a friend called Ernest, I knew I was destined to love you.	Гвендолен. Мы, живем, как вы, надеюсь, знаете, мистер Уординг, в век идеалов. Это постоянно утверждают самые фешенебельные журналы, и, насколько я могу судить, это стало темой проповедей в самых захолустных церквах. Так вот, моей мечтой всегда было полюбить человека, которого зовут Эрнест. В этом имени есть нечто внушающее абсолютное доверие. Как только Алджернон сказал мне, что у него есть друг Эрнест, я сейчас же поняла, что мне суждено полюбить вас.
Jack. You really love me, Gwendolen?	Джек. И вы действительно любите меня, Гвендолен?
Gwendolen. Passionately!	Гвендолен. Страстно!
Jack. Darling! You don't know how happy you've made me.	Джек. Милая! Вы не знаете, какое это для меня счастье.
Gwendolen. My own Ernest!	Гвендолен. Мой Эрнест!
Jack. But you don't really mean to say that you couldn't love me if my name wasn't Ernest?	Джек. А скажите, вы действительно не смогли бы полюбить меня, если бы меня звали не Эрнест?
Gwendolen. But your name is Ernest.	Гвендолен. Но вас ведь зовут Эрнест.
Jack. Yes, I know it is. But supposing it was something else? Do you mean to say you couldn't love me then?	Джек. Да, конечно. Но если бы меня звали как-нибудь иначе? Неужели вы меня не полюбили бы?
Gwendolen. [Glibly.] Ah! that is clearly a metaphysical speculation, and like most metaphysical speculations has very little reference at all to the actual facts of real life, as we know them.	Гвендолен [не задумываясь]. Ну, это ведь только метафизическое рассуждение, и, как прочие метафизические рассуждения, оно не имеет ровно никакой связи с реальной жизнью, такой, какой мы ее знаем.
Jack. Personally, darling, to speak quite candidly, I don't much care about the name of Ernest... I don't think the name suits me at all.	Джек. Сказать по правде, мне совсем не нравится имя Эрнест... По-моему, оно мне вовсе не подходит.
Gwendolen. It suits you perfectly. It is a divine name. It has a music of its own. It produces vibrations.	Гвендолен. Оно подходит вам больше, чем кому-либо. Чудесное имя. В нем есть какая-то музыка. Оно вызывает вибрации.
Jack. Well, really, Gwendolen, I must say that I think there are lots of other much nicer names. I think Jack, for instance, a charming name.	Джек. Но, право же, Гвендолен, по-моему, есть много имей гораздо лучше. Джек, например, - прекрасное Имя.
Gwendolen. Jack?... No, there is very little music in the name Jack, if any at all, indeed. It does not thrill. It produces absolutely no vibrations... I have known several Jacks, and they all, without exception, were more than usually plain. Besides, Jack is a notorious domesticity for John! And I pity any woman who is married to a man called John. She would probably never be allowed to know the entrancing pleasure of a single moment's solitude. The only really safe name is Ernest	Гвендолен. Джек? Нет, оно вовсе не музыкально. Джек - нет, это не волнует, не вызывает никаких вибраций... Я знала нескольких Джеков, и все они были один другого ординарнее. А кроме того, Джек - ведь это уменьшительное от Джон. И мне искренне жаль всякую женщину, которая вышла бы замуж за человека по имени Джон. Она, вероятно, никогда не испытает упоительного наслаждения - побыть хоть минутку одной. Нет, единственное надежное имя - это Эрнест.
Jack. Gwendolen, I must get christened at once - I mean we must get married at once. There is no time to be lost.	Джек. Гвендолен, мне необходимо сейчас же креститься... то есть я хотел сказать - жениться. Нельзя терять ни минуты.
Gwendolen. Married, Mr. Worthing?	Гвендолен. Жениться, мистер Уординг?
Jack. [Astounded.] Well... surely. You know that I love you, and you led me to believe, Miss Fairfax, that you were not absolutely indifferent to me.	Джек [в изумлении]. Ну да... конечно. Я люблю вас, и вы дали мне основание думать, мисс Ферфакс, что вы не совсем равнодушны ко мне.
Gwendolen. I adore you. But you haven't proposed to me yet. Nothing has been said at all about marriage. The subject has not even been touched on.	Гвендолен. Я обожаю вас. Но вы еще не делали мне предложения. О женитьбе не было ни слова. Этот вопрос Даже не поднимался.
Jack. Well... may I propose to you now?	Джек. Но... но вы разрешите сделать вам предложение?
Gwendolen. I think it would be an admirable opportunity. And to spare you any possible disappointment, Mr. Worthing, I think it only fair to tell you quite frankly before-hand that I am fully determined to accept you.	Гвендолен. Я думаю, сейчас для этого самый подходящий случай. И чтобы избавить вас от возможного разочарования, мистер Уординг, я должна вам заявить с полной искренностью, что я твердо решила ответить вам согласием.
Jack. Gwendolen!	Джек. Гвендолен!
Gwendolen. Yes, Mr. Worthing, what have you got to say to me?	Гвендолен. Да, мистер Уординг, так что же вы хотите мне сказать?
Jack. You know what I have got to say to you.	Джек. Вы же знаете все, что я могу вам сказать.
Gwendolen. Yes, but you don't say it.	Гвендолен. Да, но вы не говорите.
Jack. Gwendolen, will you marry me? [Goes on his knees.]	Джек. Гвендолен, вы согласны стать моей женой? [Становится на колени.]
Gwendolen. Of course I will, darling. How long you have been about it! I am afraid you have had very little experience in how to propose.	Гвендолен. Конечно, согласна, милый. Как долго вы собирались! Я думаю, вам не часто приходилось делать предложение.
Jack. My own one, I have never loved any one in the world but you.	Джек. Но, дорогая, я никого на свете не любил, кроме вас.
Gwendolen. Yes, but men often propose for practice. I know my brother Gerald does. All my girl-friends tell me so. What wonderfully blue eyes you have, Ernest! They are quite, quite, blue. I hope you will always look at me just like that, especially when there are other people present.	Гвендолен. Да, но мужчины часто делают предложение просто для практики. Вот, например, мой брат Джеральд. Все мои подруги говорят мне это. Какие у вас чудесные голубые глаза, Эрнест. Совершенно, совершенно голубые. Надеюсь, вы всегда будете смотреть на меня вот так, особенно при людях.
[Enter Lady Bracknell.]	Входит леди Брэкнелл.
Lady Bracknell. Mr. Worthing! Rise, sir, from this semi-recumbent posture. It is most indecorous.	Леди Брэкнелл. Мистер Уординг! Встаньте! Что за полусогбенное положение! Это в высшей степени неприлично!
Gwendolen. Mamma!	Гвендолен. Мама!
[He tries to rise; she restrains him.]	Джек пытается встать. Она его удерживает.
I must beg you to retire. This is no place for you. Besides, Mr. Worthing has not quite finished yet.	Гвендолен. Пожалуйста, обождите в той комнате. Вам здесь нечего делать. Кроме того, мистер Уординг еще не кончил.
Lady Bracknell. Finished what, may I ask?	Леди Брэкнелл. Чего не кончил, осмелюсь спросить?
Gwendolen. I am engaged to Mr. Worthing, mamma.	Гвендолен. Я помолвлена с мистером Уордингом, мама.
[They rise together.]	Они встают оба.
Lady Bracknell. Pardon me, you are not engaged to any one. When you do become engaged to some one, I, or your father, should his health permit him, will inform you of the fact. An engagement should come on a young girl as a surprise, pleasant or unpleasant, as the case may be. It is hardly a matter that she could be allowed to arrange for herself... And now I have a few questions to put to you, Mr. Worthing. While I am making these inquiries, you, Gwendolen, will wait for me below in the carriage.	Леди Брэкнелл. Извини, пожалуйста, но ты еще ни с кем не помолвлена. Когда придет время, я или твой отец, если только здоровье ему позволит, сообщим тебе о твоей помолвке. Помолвка для молодой девушки должна быть неожиданностью, приятной или неприятной - это уже другой вопрос. И нельзя позволять молодой девушке решать такие вещи самостоятельно... Теперь, мистер Уординг, я хочу задать вам несколько вопросов. А ты, Гвендолен, подождешь меня внизу в карете.
Gwendolen. [Reproachfully.] Mamma!	Гвендолен [с упреком]. Мама!
Lady Bracknell. In the carriage, Gwendolen!	Леди Брэкнелл. В карету, Гвендолен!
[Gwendolen goes to the door. She and Jack blow kisses to each other behind Lady Bracknell's back.	Гвендолен идет к двери. На пороге они с Джеком обмениваются воздушным поцелуем за спиной у леди Брэкнелл.
Lady Bracknell looks vaguely about as if she could not understand what the noise was. Finally turns round.]	Леди Брэкнелл. [Озирается в недоумении, словно не понимая, что это за звук. Потом оборачивается.]
Gwendolen, the carriage!	В карету!
Gwendolen. Yes, mamma. [Goes out, looking back at Jack.]	Гвендолен. Да, мама. [Уходит, оглядываясь на Джека.]
Lady Bracknell. [Sitting down.] You can take a seat, Mr. Worthing.	Леди Брэкнелл [усаживаясь.] Вы можете сесть, мистер Уординг.
[Looks in her pocket for note-book and pencil.]	[Роется в кармане, ища записную книжечку и карандаш.]
Jack. Thank you, Lady Bracknell, I prefer standing.	Джек. Благодарю вас, леди Брэкнелл, я лучше постою.
Lady Bracknell. [Pencil and note-book in hand.] I feel bound to tell you that you are not down on my list of eligible young men, although I have the same list as the dear Duchess of Bolton has. We work together, in fact. However, I am quite ready to enter your name, should your answers be what a really affectionate mother requires. Do you smoke?	Леди Брэкнелл [вооружившись книжкой и карандашом]. Вынуждена отметить: вы не значитесь в моем списке женихов, хотя он в точности совпадает со списком герцогини Болтон. Мы с ней в этом смысле работаем вместе. Однако я готова внести вас в список, если ваши ответы будут соответствовать требованиям заботливой матери. Вы курите?
Jack. Well, yes, I must admit I smoke.	Джек. Должен признаться, курю.
Lady Bracknell. I am glad to hear it. A man should always have an occupation of some kind. There are far too many idle men in London as it is. How old are you?	Леди Брэкнелл. Рада слышать. Каждому мужчине нужно какое-нибудь занятие. И так уж в Лондоне слишком много бездельников. Сколько вам лет?
Jack. Twenty-nine.	Джек. Двадцать девять.
Lady Bracknell. A very good age to be married at. I have always been of opinion that a man who desires to get married should know either everything or nothing. Which do you know?	Леди Брэкнелл. Самый подходящий возраст для женитьбы. Я всегда придерживалась того мнения, что мужчина, желающий вступить в брак, должен знать все или ничего. Что вы знаете?
Jack. [After some hesitation.] I know nothing, Lady Bracknell.	Джек [после некоторого колебания]. Ничего, леди Брэкнелл.
Lady Bracknell. I am pleased to hear it. I do not approve of anything that tampers with natural ignorance. Ignorance is like a delicate exotic fruit; touch it and the bloom is gone. The whole theory of modern education is radically unsound. Fortunately in England, at any rate, education produces no effect whatsoever. If it did, it would prove a serious danger to the upper classes, and probably lead to acts of violence in Grosvenor Square. What is your income?	Леди Брэкнелл. Рада слышать это. Я не одобряю всего, что нарушает естественное неведение. Неведение подобно нежному экзотическому цветку: дотроньтесь до него, и он завянет. Все теории современного образования в корне порочны. К счастью, по крайней мере у нас, в Англии, образование не оставляет никаких следов. Иначе оно было бы чрезвычайно опасно для высших классов и, быть может, привело бы к террористическим актам на Гровенор-сквер. Ваш доход?
Jack. Between seven and eight thousand a year.	Джек. От семи до восьми тысяч в год.
Lady Bracknell. [Makes a note in her book.] In land, or in investments?	Леди Брэкнелл [делая пометки в книжке]. В акциях или в земельной ренте?
Jack. In investments, chiefly.	Джек. Главным образом в акциях.
Lady Bracknell. That is satisfactory. What between the duties expected of one during one's lifetime, and the duties exacted from one after one's death, land has ceased to be either a profit or a pleasure. It gives one position, and prevents one from keeping it up. That's all that can be said about land.	Леди Брэкнелл. Это лучше. Всю жизнь платишь налоги, и после смерти с тебя их берут, а в результате земля не дает ни дохода, ни удовольствия. Правда, она дает положение в обществе, но не дает возможности пользоваться им. Такова моя точка зрения на землю.
Jack. I have a country house with some land, of course, attached to it, about fifteen hundred acres, I believe; but I don't depend on that for my real income. In fact, as far as I can make out, the poachers are the only people who make anything out of it.	Джек. У меня есть загородный дом, ну, и при нем земля - около полутора тысяч акров; но не это основной источник моего дохода. Мне кажется, что пользу из моего поместья извлекают только браконьеры.
Lady Bracknell. A country house! How many bedrooms? Well, that point can be cleared up afterwards. You have a town house, I hope? A girl with a simple, unspoiled nature, like Gwendolen, could hardly be expected to reside in the country.	Леди Брэкнелл. Загородный дом! А сколько в нем спален? Впрочем, это мы выясним позднее. Надеюсь, у вас есть дом и в городе? Такая простая, неиспорченная девушка, как Гвендолен, не может жить в деревне.
Jack. Well, I own a house in Belgrave Square, but it is let by the year to Lady Bloxham. Of course, I can get it back whenever I like, at six months' notice.	Джек. У меня дом на Белгрэйв-сквер, но его из года в год арендует леди Блоксхэм. Конечно, я могу отказать ей, предупредив за полгода.
Lady Bracknell. Lady Bloxham? I don't know her.	Леди Брэкнелл. Леди Блоксхэм? Я такой не знаю.
Jack. Oh, she goes about very little. She is a lady considerably advanced in years.	Джек. Она редко выезжает. Она уже довольно пожилая.
Lady Bracknell. Ah, nowadays that is no guarantee of respectability of character. What number in Belgrave Square?	Леди Брэкнелл. Ну, в наше время это едва ли может служить гарантией порядочного поведения. А какой номер на Белгрэйв-сквер?
Jack. 149.	Джек. Сто сорок девять.
Lady Bracknell. [Shaking her head.] The unfashionable side. I thought there was something. However, that could easily be altered.	Леди Брэкнелл [покачивая головой]. Не модная сторона. Так я и знала, что не обойдется без дефекта. Но это легко изменить.
Jack. Do you mean the fashion, or the side?	Джек. Что именно - моду или сторону?
Lady Bracknell. [Sternly.] Both, if necessary, I presume. What are your polities?	Леди Брэкнелл [строго]. Если понадобится - и то и другое. А каковы ваши политические взгляды?
Jack. Well, I am afraid I really have none. I am a Liberal Unionist.	Джек. Признаться, у меня их нет. Я либерал-юнионист.
Lady Bracknell. Oh, they count as Tories. They dine with us. Or come in the evening, at any rate. Now to minor matters. Are your parents living?	Леди Брэкнелл. Ну, их можно считать консерваторами. Их даже приглашают на обеды. Во всяком случае на вечера. А теперь перейдем к менее существенному. Родители ваши живы?
Jack. I have lost both my parents.	Джек. Нет. Я потерял обоих родителей.
Lady Bracknell. To lose one parent, Mr. Worthing, may be regarded as a misfortune; to lose both looks like carelessness. Who was your father? He was evidently a man of some wealth. Was he born in what the Radical papers call the purple of commerce, or did he rise from the ranks of the aristocracy?	Леди Брэкнелл. Потерю одного из родителей еще можно рассматривать как несчастье, но потерять обоих, мистер Уординг, похоже на небрежность. Кто был ваш отец? Видимо, он был человек состоятельный. Был ли он, как выражаются радикалы, представителем крупной буржуазии или же происходил из аристократической семьи?
Jack. I am afraid I really don't know. The fact is, Lady Bracknell, I said I had lost my parents. It would be nearer the truth to say that my parents seem to have lost me... I don't actually know who I am by birth. I was... well, I was found.	Джек. Боюсь, не смогу ответить вам на этот вопрос. Дело в том, леди Брэкнелл, что я неточно выразился, сказав, что я потерял родителей. Вернее было бы сказать, что родители меня потеряли... По правде говоря, я не знаю своего происхождения. Я... найденыш.
Lady Bracknell. Found!	Леди Брэкнелл. Найденыш!
Jack. The late Mr. Thomas Cardew, an old gentleman of a very charitable and kindly disposition, found me, and gave me the name of Worthing, because he happened to have a first-class ticket for Worthing in his pocket at the time. Worthing is a place in Sussex. It is a seaside resort.	Джек. Покойный мистер Томас Кардью, весьма добросердечный и щедрый старик, нашел меня и дал мне фамилию Уординг, потому что у него в кармане был тогда билет первого класса до Уординга. Уординг, как вы знаете, морской курорт в Сассексе.
Lady Bracknell. Where did the charitable gentleman who had a first-class ticket for this seaside resort find you?	Леди Брэкнелл. И где же этот добросердечный джентльмен с билетом первого класса до Уординга нашел вас?
Jack. [Gravely.] In a hand-bag.	Джек [серьезно]. В саквояже.
Lady Bracknell. A hand-bag?	Леди Брэкнелл. В саквояже?
Jack. [Very seriously.] Yes, Lady Bracknell. I was in a hand-bag - a somewhat large, black leather hand-bag, with handles to it - an ordinary hand-bag in fact.	Джек [очень серьезно]. Да, леди Брэкнелл. Я был найден в саквояже - довольно большом черном кожаном саквояже с прочными ручками, - короче говоря, в самом обыкновенном саквояже.
Lady Bracknell. In what locality did this Mr. James, or Thomas, Cardew come across this ordinary hand-bag?	Леди Брэкнелл. И где именно этот мистер Джеме или Томас Кардью нашел этот самый обыкновенный саквояж?
Jack. In the cloak-room at Victoria Station. It was given to him in mistake for his own.	Джек. В камере хранения на вокзале Виктория. Ему выдали этот саквояж по ошибке вместо его собственного.
Lady Bracknell. The cloak-room at Victoria Station?	Леди Брэкнелл. В камере хранения на вокзале Виктория?
Jack. Yes. The Brighton line.	Джек. Да, на Брайтонской платформе.
Lady Bracknell. The line is immaterial. Mr. Worthing, I confess I feel somewhat bewildered by what you have just told me. To be born, or at any rate bred, in a hand-bag, whether it had handles or not, seems to me to display a contempt for the ordinary decencies of family life that reminds one of the worst excesses of the French Revolution. And I presume you know what that unfortunate movement led to? As for the particular locality in which the hand-bag was found, a cloak-room at a railway station might serve to conceal a social indiscretion - has probably, indeed, been used for that purpose before now-but it could hardly be regarded as an assured basis for a recognised position in good society.	Леди Брэкнелл. Платформа не имеет значения. Мистер Уординг, должна вам признаться, я несколько смущена тем, что вы мне сообщили. Родиться или пусть даже воспитываться в саквояже, независимо от того, какие у него ручки, представляется мне забвением всех правил приличия. Это напоминает мне худшие эксцессы времен французской революции. Я полагаю, вам известно, к чему привело это злосчастное возмущение. А что касается места, где был найден саквояж" то хотя камера хранения и может хранить тайны нарушения общественной морали - что, вероятно, и бывало не раз, - но едва ли она может обеспечить прочное положение в обществе.
Jack. May I ask you then what you would advise me to do? I need hardly say I would do anything in the world to ensure Gwendolen's happiness.	Джек. Но что же мне делать? Не сомневайтесь, что я готов на все, лишь бы обеспечить счастье Гвендолен.
Lady Bracknell. I would strongly advise you, Mr. Worthing, to try and acquire some relations as soon as possible, and to make a definite effort to produce at any rate one parent, of either sex, before the season is quite over.	Леди Брэкнелл. Я очень рекомендую вам, мистер Уординг, как можно скорей обзавестись родственниками - постараться во что бы то ни стало достать себе хотя бы одного из родителей - все равно, мать или отца, - и сделать это еще до окончания сезона.
Jack. Well, I don't see how I could possibly manage to do that. I can produce the hand-bag at any moment. It is in my dressing-room at home. I really think that should satisfy you, Lady Bracknell.	Джек. Но, право же, я не знаю, как за это взяться Саквояж я могу предъявить в любую минуту. Он у меня в гардеробной, в деревне. Может быть, этого вам будет достаточно, леди Брэкнелл?
Lady Bracknell. Me, sir! What has it to do with me? You can hardly imagine that I and Lord Bracknell would dream of allowing our only daughter - a girl brought up with the utmost care - to marry into a cloak-room, and form an alliance with a parcel? Good morning, Mr. Worthing!	Леди Брэкнелл. Мне, сэр! Какое это имеет отношение ко мне? Неужели вы воображаете, что мы с лордом Брэкнеллом допустим, чтобы наша единственная дочь - девушка, на воспитание которой положено столько забот, - была отдана в камеру хранения и обручена с саквояжем? Прощайте, мистер Уординг!
[Lady Bracknell sweeps out in majestic indignation.]	[Исполненная негодования, величаво выплывает из комнаты.]
Jack. Good morning!	Джек. Прощайте!
[Algernon, from the other room, strikes up the Wedding March. Jack looks perfectly furious, and goes to the door.]	В соседней комнате Алджернон играет свадебный марш.
For goodness' sake don't play that ghastly tune, Algy. How idiotic you are!	Джек [в бешенстве подходит к дверям.] Бога ради, прекрати эту идиотскую музыку, Алджернон! Ты совершенно невыносим.
[The music stops and Algernon enters cheerily.]	Музыка обрывается, и, улыбаясь, вбегает Алджернон.
Algernon. Didn't it go off all right, old boy? You don't mean to say Gwendolen refused you? I know it is a way she has. She is always refusing people. I think it is most ill-natured of her.	Алджернон. А что, разве не вышло, дружище? Неужели Гвендолен отказала тебе? С ней это бывает. Она всем отказывает. Такой уж у нее характер.
Jack. Oh, Gwendolen is as right as a trivet. As far as she is concerned, we are engaged. Her mother is perfectly unbearable. Never met such a Gorgon... I don't really know what a Gorgon is like, but I am quite sure that Lady Bracknell is one. In any case, she is a monster, without being a myth, which is rather unfair . . . I beg your pardon, Algy, I suppose I shouldn't talk about your own aunt in that way before you.	Джек. Нет! С Гвендолен все в порядке. Что касается Гвендолен, то мы можем считать себя помолвленными. Ее мамаша - вот в чем загвоздка. Никогда не видывал такой мегеры... Я, собственно, не знаю, что такое мегера, но леди Брэкнелл сущая мегера. Во всяком случае, она чудовище, и вовсе не мифическое, а это гораздо хуже... Прости меня, Алджернон, я, конечно, не должен был так отзываться при тебе о твоей тетке.
Algernon. My dear boy, I love hearing my relations abused. It is the only thing that makes me put up with them at all. Relations are simply a tedious pack of people, who haven't got the remotest knowledge of how to live, nor the smallest instinct about when to die.	Алджернон. Дорогой мой, обожаю, когда так отзываются о моих родных. Это единственный способ как-то примириться с их существованием. Родственники - скучнейший народ, они не имеют ни малейшего понятия о том, как надо жить, и никак не могут догадаться, когда им следует умереть.
Jack. Oh, that is nonsense!	Джек. Ну, это чепуха!
Algernon. It isn't!	Алджернон. Нисколько.
Jack. Well, I won't argue about the matter. You always want to argue about things.	Джек. Я вовсе не намерен с тобой спорить. Ты всегда обо всем споришь.
Algernon. That is exactly what things were originally made for.	Алджернон. Да все на свете для этого и создано.
Jack. Upon my word, if I thought that, I'd shoot myself... [A pause.] You don't think there is any chance of Gwendolen becoming like her mother in about a hundred and fifty years, do you, Algy?	Джек. Ну, знаешь ли, если так считать, то лучше застрелиться... [Пауза.] А ты не думаешь, Алджи, что лет через полтораста Гвендолен станет очень похожа на свою мать?
Algernon. All women become like their mothers. That is their tragedy. No man does. That's his.	Алджернон. Все женщины со временем становятся похожи на своих матерей. В этом их трагедия. Ни один мужчина не бывает похож на свою мать. В этом его трагедия.
Jack. Is that clever?	Джек. Это что, остроумно?
Algernon. It is perfectly phrased! and quite as true as any observation in civilised life should be.	Алджернон. Это отлично сказано и настолько же верно, насколько любой афоризм нашего цивилизованного века.
Jack. I am sick to death of cleverness. Everybody is clever nowadays. You can't go anywhere without meeting clever people. The thing has become an absolute public nuisance. I wish to goodness we had a few fools left.	Джек. Я сыт по горло остроумием. Теперь все остроумны. Шага нельзя ступить, чтобы не встретить умного человека; Это становится поистине общественным бедствием. Чего бы я не дал за несколько настоящих дураков. Но их нет.
Algernon. We have.	Алджернон. Они есть. Сколько угодно.
Jack. I should extremely like to meet them. What do they talk about?	Джек. Хотел бы повстречаться с ними. О чем они говорят?
Algernon. The fools? Oh! about the clever people, of course.	Алджернон. Дураки? Само собой, об умных людях.
Jack. What fools!	Джек. Какие дураки!
Algernon. By the way, did you tell Gwendolen the truth about your being Ernest in town, and Jack in the country?	Алджернон. А кстати, ты сказал Гвендолен всю правду про то, что ты Эрнест в городе и Джек в деревне?
Jack. [In a very patronising manner.] My dear fellow, the truth isn't quite the sort of thing one tells to a nice, sweet, refined girl. What extraordinary ideas you have about the way to behave to a woman!	Джек [покровительственным тоном]. Дорогой мой, вся правда - это совсем не то, что следует говорить красивой, милой, очаровательной девушке. Что у тебя за превратные представления о том, как вести себя с женщиной!
Algernon. The only way to behave to a woman is to make love to her, if she is pretty, and to some one else, if she is plain.	Алджернон. Единственный способ вести себя с женщиной - это ухаживать за ней, если она красива, или за другой, если она некрасива.
Jack. Oh, that is nonsense.	Джек. Ну, это чепуха!
Algernon. What about your brother? What about the profligate Ernest?	Алджернон. А все-таки как быть с твоим братцам? С беспутным Эрнестом?
Jack. Oh, before the end of the week I shall have got rid of him. I'll say he died in Paris of apoplexy. Lots of people die of apoplexy, quite suddenly, don't they?	Джек. Не пройдет недели, и я навсегда разделаюсь с ним. Я объявлю, что он умер в Париже от апоплексического удара. Ведь многие скоропостижно умирают от удара, не так ли?
Algernon. Yes, but it's hereditary, my dear fellow. It's a sort of thing that runs in families. You had much better say a severe chill.	Алджернон. Да, но это наследственное, мой милый. Это поражает целые семьи. Не лучше ли острая простуда?
Jack. You are sure a severe chill isn't hereditary, or anything of that kind?	Джек. А ты уверен, что острая простуда - это не наследственное?
Algernon. Of course it isn't!	Алджернон. Ну конечно, уверен.
Jack. Very well, then. My poor brother Ernest to carried off suddenly, in Paris, by a severe chill. That gets rid of him.	Джек. Хорошо. Мой бедный брат Эрнест скоропостижно скончался в Париже от острой простуды. И кончено.
Algernon. But I thought you said that... Miss Cardew was a little too much interested in your poor brother Ernest? Won't she feel his loss a good deal?	Алджернон. Но мне казалось, ты говорил... Ты говорил, что мисс Кардью не на шутку заинтересована твоим братом Эрнестом? Как она перенесет такую утрату?
Jack. Oh, that is all right. Cecily is not a silly romantic girl, I am glad to say. She has got a capital appetite, goes long walks, and pays no attention at all to her lessons.	Джек. Ну, это не важно. Сесили, смею тебя уверить, не мечтательница. У нее превосходный аппетит, она любит большие прогулки и вовсе не примерная ученица.
Algernon. I would rather like to see Cecily.	Алджернон. А мне хотелось бы познакомиться с Сесили.
Jack. I will take very good care you never do. She is excessively pretty, and she is only just eighteen.	Джек. Постараюсь этого не допустить. Она очень хорошенькая, и ей только что исполнилось восемнадцать.
Algernon. Have you told Gwendolen yet that you have an excessively pretty ward who is only just eighteen?	Алджернон. А ты сказал Гвендолен, что у тебя есть очень хорошенькая воспитанница, которой только что исполнилось восемнадцать?
Jack. Oh! one doesn't blurt these things out to people. Cecily and Gwendolen are perfectly certain to be extremely great friends. I'll bet you anything you like that half an hour after they have met, they will be calling each other sister.	Джек. К чему разглашать такие подробности? Сесили и Гвендолен непременно подружатся. Поручусь чем угодно, что через полчаса после встречи они назовут друг друга сестрами.
Algernon. Women only do that when they have called each other a lot of other things first. Now, my dear boy, if we want to get a good table at Willis's, we really must go and dress. Do you know it is nearly seven?	Алджернон. Женщины приходят к этому только после того, как обзовут друг друга совсем иными именами. Ну, а теперь, дружище, надо сейчас же переодеться. Иначе мы не захватим хорошего столика у Виллиса. Ведь уже скоро семь.
Jack. [Irritably.] Oh! It always is nearly seven.	Джек [раздраженно]. У тебя постоянно скоро семь.
Algernon. Well, I'm hungry.	Алджернон. Ну да, я голоден.
Jack. I never knew you when you weren't...	Джек. А когда ты не бываешь голоден?
Algernon. What shall we do after dinner? Go to a theatre?	Алджернон. Куда мы после обеда? В театр?
Jack. Oh no! I loathe listening.	Джек. Нет, ненавижу слушать глупости.
Algernon. Well, let us go to the Club?	Алджернон. Ну тогда в клуб.
Jack. Oh, no! I hate talking.	Джек. Ни за что. Ненавижу болтать глупости.
Algernon. Well, we might trot round to the Empire at ten?	Алджернон. Ну тогда к десяти в варьете.
Jack. Oh, no! I can't bear looking at things. It is so silly.	Джек. Не выношу смотреть глупости. Уволь!
Algernon. Well, what shall we do?	Алджернон. Ну так что же нам делать?
Jack. Nothing!	Джек. Ничего.
Algernon. It is awfully hard work doing nothing. However, I don't mind hard work where there is no definite object of any kind.	Алджернон. Это очень трудное занятие. Но я не против того, чтобы потрудиться, если только это не ради какой-то цели.
[Enter Lane.]	Входит Лэйн.
Lane. Miss Fairfax.	Лэйн. Мисс Ферфакс.
[Enter Gwendolen. Lane goes out.]	Входит Гвендолен. Лэйн уходит.
Algernon. Gwendolen, upon my word!	Алджернон. Гвендолен! Какими судьбами?
Gwendolen. Algy, kindly turn your back. I have something very particular to say to Mr. Worthing.	Гвендолен. Алджи, пожалуйста, отвернись. Я должна по секрету поговорить с мистером Уордингом.
Algernon. Really, Gwendolen, I don't think I can allow this at all.	Алджернон. Знаешь, Гвендолен, в сущности, я не должен разрешать тебе этого.
Gwendolen. Algy, you always adopt a strictly immoral attitude towards life. You are not quite old enough to do that.	Гвендолен. Алджи, ты всегда занимаешь аморальную позицию по отношению к самым простым вещам. Ты еще слишком молод для этого.
[Algernon retires to the fireplace.]	Алджернон отходит к камину.
Jack. My own darling!	Джек. Любимая!
Gwendolen. Ernest, we may never be married. From the expression on mamma's face I fear we never shall. Few parents nowadays pay any regard to what their children say to them. The old-fashioned respect for the young is fast dying out. Whatever influence I ever had over mamma, I lost at the age of three. But although she may prevent us from becoming man and wife, and I may marry some one else, and marry often, nothing that she can possibly do can alter my eternal devotion to you.	Гвендолен. Эрнест, мы никогда не сможем пожениться. Судя по выражению маминого лица, этому не бывать. Теперь родители очень редко считаются с тем, что говорят им дети. Былое уважение к юности быстро отмирает. Какое-либо влияние на маму я утратила уже в трехлетнем возрасте. Но даже если она помешает нам стать мужем и женой и я выйду еще за кого-нибудь, и даже не один раз, - ничто не сможет изменить моей вечной любви к вам.
Jack. Dear Gwendolen!	Джек. Гвендолен, дорогая!
Gwendolen. The story of your romantic origin, as related to me by mamma, with unpleasing comments, has naturally stirred the deeper fibres of my nature. Your Christian name has an irresistible fascination. The simplicity of your character makes you exquisitely incomprehensible to me. Your town address at the Albany I have. What is your address in the country?	Гвендолен. История вашего романтического происхождения, которую мама рассказала мне в самом непривлекательном виде, потрясла меня до глубины души. Ваше имя мне стало еще дороже. А ваше простодушие для меня просто непостижимо. Ваш городской адрес в Олбени у меня есть. А какой ваш адрес в деревне?
Jack. The Manor House, Woolton, Hertfordshire.	Джек. Поместье Вултон. Хартфордшир.
[Algernon, who has been carefully listening, smiles to himself, and writes the address on his shirt-cuff. Then picks up the Railway Guide.]	Алджернон, который прислушивается к разговору, улыбается и записывает адрес на манжете. Потом берет со стола железнодорожное расписание.
Gwendolen. There is a good postal service, I suppose? It may be necessary to do something desperate. That of course will require serious consideration. I will communicate with you daily.	Гвендолен. Надеюсь, почтовая связь у вас налажена. Возможно, нам придется прибегнуть к отчаянным мерам. Это, конечно, потребует серьезного обсуждения. Я иуду сноситься с вами ежедневно.
Jack. My own one!	Джек. Душа моя!
Gwendolen. How long do you remain in town?	Гвендолен. Сколько вы еще пробудете в городе?
Jack. Till Monday.	Джек. До понедельника.
Gwendolen. Good! Algy, you may turn round now.	Гвендолен. Прекрасно! Алджи, можешь повернуться.
Algernon. Thanks, I've turned round already.	Алджернон. А я уже повернулся.
Gwendolen. You may also ring the bell.	Гвендолен. Можешь также позвонить.
Jack. You will let me see you to your carriage, my own darling?	Джек. Вы позволите мне проводить вас до кареты, дорогая?
Gwendolen. Certainly.	Гвендолен. Само собой.
Jack. [To Lane, who now enters.] I will see Miss Fairfax out.	Джек [вошедшему Лэйну]. Я провожу мисс Ферфакс.
Lane. Yes, sir. [Jack and Gwendolen go off.]	Лэйн. Слушаю, сэр.
[Lane presents several letters on a salver to Algernon. It is to be surmised that they are bills, as Algernon, after looking at the envelopes, tears them up.]	Джек и Гвендолен уходят. Лэйн держит на подносе несколько писем. Видимо, это счета, потому что Алджернон, взглянув на конверты, рвет их на кусочки.
Algernon. A glass of sherry, Lane.	Алджернон. Стакан хересу, Лэйн.
Lane. Yes, sir.	Лэйн. Слушаю, сэр.
Algernon. To-morrow, Lane, I'm going Bunburying.	Алджернон. Завтра, Лэйн, я отправляюсь бенберировать.
Lane. Yes, sir.	Лэйн. Слушаю, сэр.
Algernon. I shall probably not be back till Monday. You can put up my dress clothes, my smoking jacket, and all the Bunbury suits . . .	Алджернон. Вероятно, я не вернусь до понедельника. Уложите фрак, смокинг и все для поездки к мистеру Бенбери.
Lane. Yes, sir. [Handing sherry.]	Лэйн. Слушаю, сэр. [Подает херес.]
Algernon. I hope to-morrow will be a fine day, Lane.	Алджернон. Надеюсь, завтра будет хорошая погода, Лэйн.
Lane. It never is, sir.	Лэйн. Погода никогда не бывает хорошей, сэр.
Algernon. Lane, you're a perfect pessimist.	Алджернон. Лэйн, вы законченный пессимист.
Lane. I do my best to give satisfaction, sir.	Лэйн. Стараюсь по мере сил, сэр.
[Enter Jack. Lane goes off.]	Входит Джек. Лэйн уходит.
Jack. There's a sensible, intellectual girl! the only girl I ever cared for in my life.	Джек. Вот разумная, мыслящая девушка. Единственная в моей жизни.
[Algernon is laughing immoderately.]	Алджернон без удержу хохочет.
What on earth are you so amused at?	Джек. Чего ты так веселишься?
Algernon. Oh, I'm a little anxious about poor Bunbury, that is all.	Алджернон. Просто вспомнил о бедном мистере Бенбери.
Jack. If you don't take care, your friend Bunbury will get you into a serious scrape some day.	Джек. Если ты не одумаешься, Алджи, помяни мое слово, попадешь ты с этим Бенбери в переделку!
Algernon. I love scrapes. They are the only things that are never serious.	Алджернон. А мне это как раз нравится. Иначе скучно было бы жить на свете.
Jack. Oh, that's nonsense, Algy. You never talk anything but nonsense.	Джек. Какая чушь, Алджи. От тебя слышишь одни глупости.
Algernon. Nobody ever does.	Алджернон. А от кого их не услышишь?
[Jack looks indignantly at him, and leaves the room. Algernon lights a cigarette, reads his shirt-cuff, and smiles.]	Джек с возмущением глядит на него, потом выходит. Алджернон закуривает папироску, читает адрес на манжете и улыбается.
Act Drop	Занавес

Second Act/ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

English	Русский
Scene
Garden at the Manor House. A flight of grey stone steps leads up to the house. The garden, an old-fashioned one, full of roses. Time of year, July. Basket chairs, and a table covered with books, are set under a large yew-tree.	Сад в поместье м-ра Уординга. Серая каменная лестница ведет к дому. По-старомодному распланированный сад, полный роз. Время - июль. В тени большого тиса соломенные стулья, стол, заваленный книгами.
[Miss Prism discovered seated at the table. Cecily is at the back watering flowers.]	Мисс Призм сидит за столом. Сесили в глубине поливает цветы.
Miss Prism. [Calling.] Cecily, Cecily! Surely such a utilitarian occupation as the watering of flowers is rather Moulton's duty than yours? Especially at a moment when intellectual pleasures await you. Your German grammar is on the table. Pray open it at page fifteen. We will repeat yesterday's lesson.	Мисс Призм. Сесили, Сесили! Такое утилитарное занятие, как поливка цветов, это скорее обязанность Мольтона, чем ваша. Особенно сейчас, когда вас ожидают интеллектуальные наслаждения. Ваша немецкая грамматика у вас на столе. Раскройте страницу пятнадцатую. Мы повторим вчерашний урок.
Cecily. [Coming over very slowly.] But I don't like German. It isn't at all a becoming language. I know perfectly well that I look quite plain after my German lesson.	Сесили [подходя очень медленно]. Но я ненавижу немецкий. Противный язык. После немецкого урока у меня всегда ужасный вид.
Miss Prism. Child, you know how anxious your guardian is that you should improve yourself in every way. He laid particular stress on your German, as he was leaving for town yesterday. Indeed, he always lays stress on your German when he is leaving for town.	Мисс Призм. Дитя мое, вы знаете, как озабочен ваш опекун тем, чтобы вы продолжали свое образование. Уезжая вчера в город, он особенно обращал мое внимание на немецкий язык. И каждый раз, уезжая в город, он напоминает о немецком языке.
Cecily. Dear Uncle Jack is so very serious! Sometimes he is so serious that I think he cannot be quite well.	Сесили. Дорогой дядя Джек такой серьезный! Иногда я боюсь, что он не совсем здоров.
Miss Prism. [Drawing herself up.] Your guardian enjoys the best of health, and his gravity of demeanour is especially to be commended in one so comparatively young as he is. I know no one who has a higher sense of duty and responsibility.	Мисс Призм [выпрямляясь]. Ваш опекун совершенно здоров, и строгость его поведения особенно похвальна в таком сравнительно молодом человеке. Я не знаю никого, кто превосходил бы его в сознании долга и ответственности.
Cecily. I suppose that is why he often looks a little bored when we three are together.	Сесили. Может быть, поэтому он и скучает, когда мы остаемся тут втроем.
Miss Prism. Cecily! I am surprised at you. Mr. Worthing has many troubles in his life. Idle merriment and triviality would be out of place in his conversation. You must remember his constant anxiety about that unfortunate young man his brother.	Мисс Призм. Сесили! Вы меня удивляете. У мистера Уординга много забот. Праздная и легкомысленная болтовня ему не к лицу. Вы же знаете, какие огорчения доставляет ему его несчастный младший брат.
Cecily. I wish Uncle Jack would allow that unfortunate young man, his brother, to come down here sometimes. We might have a good influence over him, Miss Prism. I am sure you certainly would. You know German, and geology, and things of that kind influence a man very much. [Cecily begins to write in her diary.]	Сесили. Я хотела бы, чтобы дядя позволил этому несчастному младшему брату хоть иногда гостить у нас. Мы бы могли оказать на него хорошее влияние, мисс Призм. Я уверена, что вы, во всяком случае, могли бы. Вы знаете немецкий и геологию, а такие познания могут перевоспитать человека. [Что-то записывает в своем дневнике.]
Miss Prism. [Shaking her head.] I do not think that even I could produce any effect on a character that according to his own brother's admission is irretrievably weak and vacillating. Indeed I am not sure that I would desire to reclaim him. I am not in favour of this modern mania for turning bad people into good people at a moment's notice. As a man sows so let him reap. You must put away your diary, Cecily. I really don't see why you should keep a diary at all.	Мисс Призм [покачивая головой]. Не думаю, чтобы даже я могла оказать влияние на человека, который, по словам собственного брата, обладает таким слабым и неустойчивым характером. Да я и не уверена, что взялась бы за его исправление. Я вовсе не одобряю современной мании мгновенно превращать дурного человека в хорошего. Что он посеял, пускай и пожнет. Закройте ваш дневник, Сесили. Вообще вам совсем не следует вести дневник.
Cecily. I keep a diary in order to enter the wonderful secrets of my life. If I didn't write them down, I should probably forget all about them.	Сесили. Я веду дневник для того, чтобы поверять ему самые удивительные тайны моей жизни. Без записей я, вероятно, позабыла бы их.
Miss Prism. Memory, my dear Cecily, is the diary that we all carry about with us.	Мисс Призм. Память, моя милая, - вот дневник, которого у нас никто не отнимет.
Cecily. Yes, but it usually chronicles the things that have never happened, and couldn't possibly have happened. I believe that Memory is responsible for nearly all the three-volume novels that Mudie sends us.	Сесили. Да, но обычно запоминаются события, которых на самом деле не было и не могло быть. Я думаю, именно памяти мы обязаны трехтомными романами, которые нам присылают из библиотеки.
Miss Prism. Do not speak slightingly of the three-volume novel, Cecily. I wrote one myself in earlier days.	Мисс Призм. Не хулите трехтомные романы, Сесили. Я сама когда-то сочинила такой роман.
Cecily. Did you really, Miss Prism? How wonderfully clever you are! I hope it did not end happily? I don't like novels that end happily. They depress me so much.	Сесили. Нет, в самом деле, мисс Призм? Какая вы умная! И, надеюсь, конец был несчастливый? Я не люблю романов со счастливым концом. Они меня положительно угнетают.
Miss Prism. The good ended happily, and the bad unhappily. That is what Fiction means.	Мисс Призм. Для хороших там все кончалось хорошо, а для плохих - плохо. Это называется беллетристикой.
Cecily. I suppose so. But it seems very unfair. And was your novel ever published?	Сесили. Может быть, и так. Но это несправедливо. А ваш роман был напечатан?
Miss Prism. Alas! no. The manuscript unfortunately was abandoned.	Мисс Призм. Увы! Нет. Рукопись, к несчастью, была мною утрачена.
[Cecily starts.]	Сесили делает удивленный жест.
I use the word in the sense of lost or mislaid. To your work, child, these speculations are profitless.	Мисс Призм. Я хочу сказать - забыта, потеряна. Но примемся за работу, дитя мое, время уходит у нас на пустые разговоры.
Cecily. [Smiling.] But I see dear Dr. Chasuble coming up through the garden.	Сесили [с улыбкой]. А вот и доктор Чезюбл идет к нам.
Miss Prism. [Rising and advancing.] Dr. Chasuble! This is indeed a pleasure.	Мисс Призм [встав и идя навстречу]. Доктор Чезюбл! Как приятно вас видеть!
[Enter Canon Chasuble.]	Входит каноник Чезюбл.
Chasuble. And how are we this morning? Miss Prism, you are, I trust, well?	Чезюбл. Ну, как мы сегодня поживаем? Надеюсь, вы в добром здравии, мисс Призм?
Cecily. Miss Prism has just been complaining of a slight headache. I think it would do her so much good to have a short stroll with you in the Park, Dr. Chasuble.	Сесили. Мисс Призм только что жаловалась на головную боль. Мне кажется, ей помогла бы небольшая прогулка с вами, доктор.
Miss Prism. Cecily, I have not mentioned anything about a headache.	Мисс Призм. Сесили! Но я вовсе не жаловалась на головную боль.
Cecily. No, dear Miss Prism, I know that, but I felt instinctively that you had a headache. Indeed I was thinking about that, and not about my German lesson, when the Rector came in.	Сесили. Да, мисс Призм, но я чувствую, что голова у вас болит. Когда вошел доктор Чезюбл, я думала как раз об этом, а не об уроке немецкого языка.
Chasuble. I hope, Cecily, you are not inattentive.	Чезюбл. Надеюсь, Сесили, что вы внимательно относитесь к вашим урокам?
Cecily. Oh, I am afraid I am.	Сесили. Боюсь, что не очень.
Chasuble. That is strange. Were I fortunate enough to be Miss Prism's pupil, I would hang upon her lips.	Чезюбл. Не понимаю. Если бы мне посчастливилось быть учеником мисс Призм, я бы не отрывался от ее уст.
[Miss Prism glares.]	Мисс Призм негодует.
I spoke metaphorically. - My metaphor was drawn from bees. Ahem! Mr. Worthing, I suppose, has not returned from town yet?	Чезюбл. Я говорю метафорически - моя метафора заимствована у пчел. Да! Мистер Уординг, я полагаю, еще не вернулся из города?
Miss Prism. We do not expect him till Monday afternoon.	Мисс Призм. Мы ждем его не раньше понедельника.
Chasuble. Ah yes, he usually likes to spend his Sunday in London. He is not one of those whose sole aim is enjoyment, as, by all accounts, that unfortunate young man his brother seems to be. But I must not disturb Egeria and her pupil any longer.	Чезюбл. Да, верно, ведь он предпочитает проводить воскресные дни в Лондоне. Не в пример его несчастному младшему брату, он не из тех, для кого единственная цель - развлечения. Но я не стану больше мешать Эгерии и ее ученице.
Miss Prism. Egeria? My name is Laetitia, Doctor.	Мисс Призм. Эгерия? Меня зовут Петиция, доктор.
Chasuble. [Bowing.] A classical allusion merely, drawn from the Pagan authors. I shall see you both no doubt at Evensong?	Чезюбл [отвешивая поклон]. Классическая аллюзия, не более того; заимствована из языческих авторов. Я, без сомнения, увижу вас вечером в церкви?
Miss Prism. I think, dear Doctor, I will have a stroll with you. I find I have a headache after all, and a walk might do it good.	Мисс Призм. Я все-таки, пожалуй, немножко пройдусь с вами, доктор. Голова у меня действительно побаливает, и прогулка мне поможет.
Chasuble. With pleasure, Miss Prism, with pleasure. We might go as far as the schools and back.	Чезюбл. С удовольствием, мисс Призм, с величайшим удовольствием. Мы пройдем до школы и обратно.
Miss Prism. That would be delightful. Cecily, you will read your Political Economy in my absence. The chapter on the Fall of the Rupee you may omit. It is somewhat too sensational. Even these metallic problems have their melodramatic side.	Мисс Призм. Восхитительно! Сесили, в мое отсутствие вы приготовите политическую экономию. Главу о падении рупии можете опустить. Это чересчур злободневно. Даже финансовые проблемы имеют драматический резонанс.
[Goes down the garden with Dr. Chasuble.]	[Уходит по дорожке, сопровождаемая доктором Чезюблом.]
Cecily. [Picks up books and throws them back on table.] Horrid Political Economy! Horrid Geography! Horrid, horrid German!	Сесили [хватает одну книгу за другой и швыряет их обратно на стол]. Ненавижу политическую экономию! Ненавижу географию. Ненавижу, ненавижу немецкий.
[Enter Merriman with a card on a salver.]	Входит Мерримен с визитной карточкой на подносе.
Merriman. Mr. Ernest Worthing has just driven over from the station. He has brought his luggage with him.	Мерримен. Сейчас со станции прибыл мистер Эрнест Уординг. С ним его чемоданы.
Cecily. [Takes the card and reads it.] 'Mr. Ernest Worthing, B. 4, The Albany, W.' Uncle Jack's brother! Did you tell him Mr. Worthing was in town?	Сесили [берет карточку и читает]. "Мистер Эрнест Уординг, Б-4, Олбени, зап.". Несчастный брат дяди Джека! Вы ему сказали, что мистер Уординг в Лондоне?
Merriman. Yes, Miss. He seemed very much disappointed. I mentioned that you and Miss Prism were in the garden. He said he was anxious to speak to you privately for a moment.	Мерримен. Да, мисс. Он, по-видимому, очень огорчился. Я заметил, что вы с мисс Призм сейчас в саду. Он сказал, что хотел бы побеседовать с вами.
Cecily. Ask Mr. Ernest Worthing to come here. I suppose you had better talk to the housekeeper about a room for him.	Сесили. Просите мистера Эрнеста Уординга сюда. Я думаю, надо сказать экономке, чтобы она приготовила для него комнату.
Merriman. Yes, Miss.	Мерримен. Слушаю, мисс.
[Merriman goes off.]	[Уходит.]
Cecily. I have never met any really wicked person before. I feel rather frightened. I am so afraid he will look just like every one else.	Сесили. Никогда в жизни я не встречала по-настоящему беспутного человека! Мне страшно. А вдруг он такой же, как все?
[Enter Algernon, very gay and debonnair.]	Входит Алджернон, очень веселый и добродушный.
He does!	Сесили. Да, такой же!
Algernon. [Raising his hat.] You are my little cousin Cecily, I'm sure.	Алджернон [приподнимая шляпу]. Так это вы моя маленькая кузина Сесили?
Cecily. You are under some strange mistake. I am not little. In fact, I believe I am more than usually tall for my age.	Сесили. Тут какая-то ошибка. Я совсем не маленькая. Напротив, для своих лет я даже слишком высока.
[Algernon is rather taken aback.]	Алджернон несколько смущен.
But I am your cousin Cecily. You, I see from your card, are Uncle Jack's brother, my cousin Ernest, my wicked cousin Ernest.	Сесили. Но я действительно ваша кузина Сесили. А вы, судя по визитной карточке, брат дяди Джека, кузен Эрнест, мой беспутный кузен Эрнест.
Algernon. Oh! I am not really wicked at all, cousin Cecily. You mustn't think that I am wicked.	Алджернон. Но я вовсе не беспутный, кузина. Пожалуйста, не думайте, что я беспутный.
Cecily. If you are not, then you have certainly been deceiving us all in a very inexcusable manner. I hope you have not been leading a double life, pretending to be wicked and being really good all the time. That would be hypocrisy.	Сесили. Если это не так, то вы самым непозволительным образом вводили нас в заблуждение. Надеюсь, вы не ведете двойной жизни, прикидываясь беспутным, когда на самом деле вы добродетельны. Это было бы лицемерием.
Algernon. [Looks at her in amazement.] Oh! Of course I have been rather reckless.	Алджернон [глядя на нее с изумлением]. Гм! Конечно, я бывал весьма легкомысленным.
Cecily. I am glad to hear it.	Сесили. Очень рада, что вы это признаете.
Algernon. In fact, now you mention the subject, I have been very bad in my own small way.	Алджернон. Если вы уж заговорили об этом, должен признаться, что шалил я достаточно.
Cecily. I don't think you should be so proud of that, though I am sure it must have been very pleasant.	Сесили. Не думаю, что вам следует этим хвастаться, хотя, вероятно, это вам доставляло удовольствие.
Algernon. It is much pleasanter being here with you.	Алджернон. Для меня гораздо большее удовольствие быть здесь, с вами.
Cecily. I can't understand how you are here at all. Uncle Jack won't be back till Monday afternoon.	Сесили. Я вообще не понимаю, как вы здесь очутились. Дядя Джек вернется только в понедельник.
Algernon. That is a great disappointment. I am obliged to go up by the first train on Monday morning. I have a business appointment that I am anxious... to miss?	Алджернон. Очень жаль. Я должен уехать в понедельник первым же поездом. У меня деловое свидание, и мне очень хотелось бы... избежать его.
Cecily. Couldn't you miss it anywhere but in London?	Сесили. А вы не могли бы избежать его где-нибудь в Лондоне?
Algernon. No: the appointment is in London.	Алджернон. Нет, свидание назначено в Лондоне.
Cecily. Well, I know, of course, how important it is not to keep a business engagement, if one wants to retain any sense of the beauty of life, but still I think you had better wait till Uncle Jack arrives. I know he wants to speak to you about your emigrating.	Сесили. Конечно, я понимаю, как важно не выполнить деловое обещание, если хочешь сохранить чувство красоты и полноты жизни, но все-таки вам лучше дождаться приезда дяди Джека. Я знаю, он хотел поговорить с вами относительно вашей эмиграции.
Algernon. About my what?	Алджернон. Относительно чего?
Cecily. Your emigrating. He has gone up to buy your outfit.	Сесили. Вашей эмиграции. Он поехал покупать вам дорожный костюм.
Algernon. I certainly wouldn't let Jack buy my outfit. He has no taste in neckties at all.	Алджернон. Никогда не поручил бы Джеку покупать мне костюм. Он не способен выбрать даже галстук.
Cecily. I don't think you will require neckties. Uncle Jack is sending you to Australia.	Сесили. Но вам едва ли понадобятся галстуки. Ведь дядя Джек отправляет вас в Австралию.
Algernon. Australia! I'd sooner die.	Алджернон. В Австралию! Лучше на тот свет!
Cecily. Well, he said at dinner on Wednesday night, that you would have to choose between this world, the next world, and Australia.	Сесили. Да, в среду за обедом он сказал, что вам предстоит выбирать между этим светом, тем светом и Австралией.
Algernon. Oh, well! The accounts I have received of Australia and the next world, are not particularly encouraging. This world is good enough for me, cousin Cecily.	Алджернон. Вот как! Но сведения, которыми я располагаю об Австралии и том свете, не очень заманчивы. Для меня и этот свет хорош, кузина.
Cecily. Yes, but are you good enough for it?	Сесили. Да, но достаточно ли вы хороши для него?
Algernon. I'm afraid I'm not that. That is why I want you to reform me. You might make that your mission, if you don't mind, cousin Cecily.	Алджернон. Боюсь, что нет. Поэтому я и хочу, чтобы вы взялись за мое исправление. Это могло бы стать вашим призванием, - конечно, если б вы этого захотели, кузина.
Cecily. I'm afraid I've no time, this afternoon.	Сесили. Боюсь, что сегодня у меня на это нет времени.
Algernon. Well, would you mind my reforming myself this afternoon?	Алджернон. Ну тогда хотите, чтобы я сам исправился сегодня же?
Cecily. It is rather Quixotic of you. But I think you should try.	Сесили. Едва ли это вам по силам. Но почему не попробовать?
Algernon. I will. I feel better already.	Алджернон. Непременно попробую. Я уже чувствую, что становлюсь лучше.
Cecily. You are looking a little worse.	Сесили. Но вид у вас стал хуже.
Algernon. That is because I am hungry.	Алджернон. Это потому, что я голоден.
Cecily. How thoughtless of me. I should have remembered that when one is going to lead an entirely new life, one requires regular and wholesome meals. Won't you come in?	Сесили. Ах, как это мне не пришло в голову! Конечно, тот, кто собирается возродиться к новой жизни, нуждается в регулярном и здоровом питании. Пройдемте в дом.
Algernon. Thank you. Might I have a buttonhole first? I never have any appetite unless I have a buttonhole first.	Алджернон. Благодарю вас. Но можно мне цветок в петлицу? Без цветка в петлице мне и обед не в обед.
Cecily. A Marechal Niel? [Picks up scissors.]	Сесили. Марешаль Ниель? [Берется за ножницы.]
Algernon. No, I'd sooner have a pink rose.	Алджернон. Нет, лучше пунцовую.
Cecily. Why? [Cuts a flower.]	Сесили. Почему? [Срезает пунцовую розу.]
Algernon. Because you are like a pink rose, Cousin Cecily.	Алджернон. Потому что вы похожи на пунцовую розу, Сесили.
Cecily. I don't think it can be right for you to talk to me like that. Miss Prism never says such things to me.	Сесили. Я думаю, вам не следует так говорить со мной. Мисс Призм никогда со мной так не говорит.
Algernon. Then Miss Prism is a short-sighted old lady.	Алджернон. Значит, мисс Призм просто близорукая старушка.
[Cecily puts the rose in his buttonhole.]	Сесили вдевает розу ему в петлицу.
You are the prettiest girl I ever saw.	Алджернон. Вы на редкость хорошенькая девушка, Сесили.
Cecily. Miss Prism says that all good looks are a snare.	Сесили. Мисс Призм говорит, что красота - это только ловушка.
Algernon. They are a snare that every sensible man would like to be caught in.	Алджернон. Это ловушка, в которую с радостью попался бы всякий здравомыслящий человек.
Cecily. Oh, I don't think I would care to catch a sensible man. I shouldn't know what to talk to him about.	Сесили. Ну, я вовсе не хотела бы поймать здравомыслящего человека. О чем с ним разговаривать?
[They pass into the house. Miss Prism and Dr. Chasuble return.]	Они уходят в дом. Возвращаются мисс Призм и доктор Чезюбл.
Miss Prism. You are too much alone, dear Dr. Chasuble. You should get married. A misanthrope I can understand - a womanthrope, never!	Мисс Призм. Вы слишком одиноки, дорогой доктор. Вам следовало бы жениться. Мизантроп - это я еще понимаю, но женотропа понять не могу.
Chasuble. [With a scholar's shudder.] Believe me, I do not deserve so neologistic a phrase. The precept as well as the practice of the Primitive Church was distinctly against matrimony.	Чезюбл [филологическое чувство которого потрясено]. Поверьте, я не заслуживаю такого неологизма. Как теория, так и практика церкви первых веков христианства высказывались против брака.
Miss Prism. [Sententiously.] That is obviously the reason why the Primitive Church has not lasted up to the present day. And you do not seem to realise, dear Doctor, that by persistently remaining single, a man converts himself into a permanent public temptation. Men should be more careful; this very celibacy leads weaker vessels astray.	Мисс Призм [нравоучительно]. Поэтому церковь первых веков христианства и не дожила до нашего времени. И вы, должно быть, не отдаете себе отчета, дорогой доктор, что, упорно отказываясь от женитьбы, человек является всеобщим соблазном. Мужчинам следует быть осмотрительнее, слабых духом безбрачие способно сбить с пути истинного.
Chasuble. But is a man not equally attractive when married?	Чезюбл. Но разве женатый мужчина менее привлекателен?
Miss Prism. No married man is ever attractive except to his wife.	Мисс Призм. Женатый мужчина привлекателен только для своей жены.
Chasuble. And often, I've been told, not even to her.	Чезюбл. Увы, даже для нее, как говорят, не всегда.
Miss Prism. That depends on the intellectual sympathies of the woman. Maturity can always be depended on. Ripeness can be trusted. Young women are green.	Мисс Призм. Это зависит от интеллектуального уровня женщины. Зрелый возраст в этом смысле всего надежней. Спелости можно довериться. А молодые женщины - это еще зеленый плод.
[Dr. Chasuble starts.]	Доктор Чезюбл делает удивленный жест.
I spoke horticulturally. My metaphor was drawn from fruits. But where is Cecily?	Мисс Призм. Я говорю агрикультурно. Моя метафора заимствована из садоводства. Но где же Сесили?
Chasuble. Perhaps she followed us to the schools.	Чезюбл. Может быть, она тоже пошла пройтись до школы и обратно?
[Enter Jack slowly from the back of the garden. He is dressed in the deepest mourning, with crape hatband and black gloves.]	Из глубины сада медленно приближается Джек. Он облачен в глубокий траур, с крепом на шляпе и в черных перчатках.
Miss Prism. Mr. Worthing!	Мисс Призм. Мистер Уординг!
Chasuble. Mr. Worthing?	Чезюбл. Мистер Уординг!
Miss Prism. This is indeed a surprise. We did not look for you till Monday afternoon.	Мисс Призм. Какой сюрприз! А мы вас не ждали раньше понедельника.
Jack. [Shakes Miss Prism's hand in a tragic manner.] I have returned sooner than I expected. Dr. Chasuble, I hope you are well?	Джек [с трагической миной жмет руку мисс Призм]. Да, я вернулся раньше, чем предполагал. Доктор Чезюбл, здравствуйте.
Chasuble. Dear Mr. Worthing, I trust this garb of woe does not betoken some terrible calamity?	Чезюбл. Дорогой мистер Уординг! Надеюсь, это скорбное одеяние не означает какой-нибудь ужасной утраты?
Jack. My brother.	Джек. Мой брат.
Miss Prism. More shameful debts and extravagance?	Мисс Призм. Новые долги и безрассудства?
Chasuble. Still leading his life of pleasure?	Чезюбл. В тенетах зла и наслаждения?
Jack. [Shaking his head.] Dead!	Джек [качая головой]. Умер.
Chasuble. Your brother Ernest dead?	Чезюбл. Ваш брат Эрнест умер?
Jack. Quite dead.	Джек. Да, умер. Совсем умер.
Miss Prism. What a lesson for him! I trust he will profit by it.	Мисс Призм. Какой урок для него! Надеюсь, это ему пойдет на пользу.
Chasuble. Mr. Worthing, I offer you my sincere condolence. You have at least the consolation of knowing that you were always the most generous and forgiving of brothers.	Чезюбл. Мистер Уординг, приношу вам мои искренние соболезнования. Для вас остается по крайней мере утешением, что вы были самым великодушным и щедрым из братьев.
Jack. Poor Ernest! He had many faults, but it is a sad, sad blow.	Джек. Брат Эрнест! У него было много недостатков, но это тяжкий удар.
Chasuble. Very sad indeed. Were you with him at the end?	Чезюбл. Весьма тяжкий. Вы были с ним до конца?
Jack. No. He died abroad; in Paris, in fact. I had a telegram last night from the manager of the Grand Hotel.	Джек. Нет. Он умер за границей! В Париже. Вчера вечером пришла телеграмма от управляющего Гранд-отеля.
Chasuble. Was the cause of death mentioned?	Чезюбл. И в ней упоминается причина смерти?
Jack. A severe chill, it seems.	Джек. По-видимому, острая простуда.
Miss Prism. As a man sows, so shall he reap.	Мисс Призм. Что посеешь, то и пожнешь.
Chasuble. [Raising his hand.] Charity, dear Miss Prism, charity! None of us are perfect. I myself am peculiarly susceptible to draughts. Will the interment take place here?	Чезюбл [воздевая руки горе]. Милосердие, дорогая мисс Призм, милосердие! Никто из нас не совершенен. Я сам в высшей степени подвержен простуде. А погребение предполагается здесь, у нас?
Jack. No. He seems to have expressed a desire to be buried in Paris.	Джек. Нет. Он, кажется, завещал, чтобы его похоронили в Париже.
Chasuble. In Paris! [Shakes his head.] I fear that hardly points to any very serious state of mind at the last. You would no doubt wish me to make some slight allusion to this tragic domestic affliction next Sunday.	Чезюбл. В Париже! [Покачивает головой.] Да! Значит, он до самого конца не проявил достаточной серьезности. Вам, конечно, желательно, чтобы я упомянул об этой семейной драме в моей воскресной проповеди?
[Jack presses his hand convulsively.]	Джек горячо пожимает ему руку.
My sermon on the meaning of the manna in the wilderness can be adapted to almost any occasion, joyful, or, as in the present case, distressing.	Чезюбл. Моя проповедь о манне небесной в пустыне пригодна для любого события, радостного или, как в данном случае, печального.
[All sigh.]	Все вздыхают.
I have preached it at harvest celebrations, christenings, confirmations, on days of humiliation and festal days. The last time I delivered it was in the Cathedral, as a charity sermon on behalf of the Society for the Prevention of Discontent among the Upper Orders. The Bishop, who was present, was much struck by some of the analogies I drew.	Чезюбл. Я произносил ее на празднике урожая, при крещении, конфирмации, в дни скорби и в дни ликования. В последний раз я произнес ее в соборе на молебствии в пользу Общества предотвращения недовольства среди высших классов. Присутствовавший при этом епископ был поражен злободневностью некоторых моих аналогий.
Jack. Ah! that reminds me, you mentioned christenings I think, Dr. Chasuble? I suppose you know how to christen all right?	Джек. А кстати! Вы, кажется, упомянули крещение, доктор Чезюбл. Вы, конечно, умеете крестить?
[Dr. Chasuble looks astounded.]	Доктор Чезюбл в недоумении.
I mean, of course, you are continually christening, aren't you?	Джек. Я хочу сказать, вам часто приходится крестить?
Miss Prism. It is, I regret to say, one of the Rector's most constant duties in this parish. I have often spoken to the poorer classes on the subject. But they don't seem to know what thrift is.	Мисс Призм. К сожалению, в нашем приходе это одна из главных обязанностей пастора. Я часто говорила по этому поводу с беднейшими из прихожан. Но они, как видно, понятия не имеют об экономии.
Chasuble. But is there any particular infant in whom you are interested, Mr. Worthing? Your brother was, I believe, unmarried, was he not?	Чезюбл. Смею спросить, мистер Уординг, разве вы заинтересованы в судьбе какого-нибудь ребенка? Ведь сколько мне известно, брат ваш был холост?
Jack. Oh yes.	Джек. Да.
Miss Prism. [Bitterly.] People who live entirely for pleasure usually are.	Мисс Призм [с горечью]. Таковы обычно все живущие исключительно ради собственного удовольствия.
Jack. But it is not for any child, dear Doctor. I am very fond of children. No! the fact is, I would like to be christened myself, this afternoon, if you have nothing better to do.	Джек. Дело касается не ребенка, дорогой доктор. Хотя я и очень люблю детей. Нет! В данном случае я сам хотел бы подвергнуться обряду крещения, и не позднее чем сегодня, - конечно, если вы свободны.
Chasuble. But surely, Mr. Worthing, you have been christened already?	Чезюбл. Но, мистер Уординг, ведь вас уже крестили.
Jack. I don't remember anything about it.	Джек. Не помню.
Chasuble. But have you any grave doubts on the subject?	Чезюбл. Значит, у вас на этот счет имеются сомнения?
Jack. I certainly intend to have. Of course I don't know if the thing would bother you in any way, or if you think I am a little too old now.	Джек. Если нет, так будут. Но, конечно, я не хотел бы затруднять вас. Может быть, мне уже поздно креститься?
Chasuble. Not at all. The sprinkling, and, indeed, the immersion of adults is a perfectly canonical practice.	Чезюбл. Нисколько. Окропление и даже погружение взрослых предусмотрено каноническими правилами.
Jack. Immersion!	Джек. Погружение?
Chasuble. You need have no apprehensions. Sprinkling is all that is necessary, or indeed I think advisable. Our weather is so changeable. At what hour would you wish the ceremony performed?	Чезюбл. Не беспокойтесь. Окропления будет вполне достаточно. Оно даже предпочтительно. Погода у нас такая ненадежная. И в котором часу вы предполагаете совершить обряд?
Jack. Oh, I might trot round about five if that would suit you.	Джек. Да я мог бы заглянуть часов около пяти, если вам удобно.
Chasuble. Perfectly, perfectly! In fact I have two similar ceremonies to perform at that time. A case of twins that occurred recently in one of the outlying cottages on your own estate. Poor Jenkins the carter, a most hard-working man.	Чезюбл. Вполне! Вполне! Как раз около этого часа я собираюсь совершить еще два крещения. Это двойня, недавно рожденная у одного из ваших арендаторов. У Дженкинса, того, знаете, возчика и весьма работящего человека.
Jack. Oh! I don't see much fun in being christened along with other babies. It would be childish. Would half-past five do?	Джек. Мне совсем не улыбается креститься заодно с другими младенцами. Это было бы ребячеством. Не лучше ли тогда в половине шестого?
Chasuble. Admirably! Admirably! [Takes out watch.] And now, dear Mr. Worthing, I will not intrude any longer into a house of sorrow. I would merely beg you not to be too much bowed down by grief. What seem to us bitter trials are often blessings in disguise.	Чезюбл. Чудесно! Чудесно! [Вынимая часы.] А теперь, мистер Уординг, позвольте мне покинуть сию обитель скорби. И я от всей души посоветовал бы вам не сгибаться под бременем горя. То, что представляется нам тяжкими испытаниями, иногда на самом деле - скрытое благо.
Miss Prism. This seems to me a blessing of an extremely obvious kind.	Мисс Призм. Мне оно кажется очень даже явным благом.
[Enter Cecily from the house.]	Из дома выходит Сесили.
Cecily. Uncle Jack! Oh, I am pleased to see you back. But what horrid clothes you have got on! Do go and change them.	Сесили. Дядя Джек! Как хорошо, что вы вернулись. Но что за ужасный костюм? Скорее идите переоденьтесь!
Miss Prism. Cecily!	Мисс Призм. Сесили!
Chasuble. My child! my child!	Чезюбл. Дитя мое! Дитя мое!
[Cecily goes towards Jack; he kisses her brow in a melancholy manner.]	Сесили подходит к Джеку, он с грустью целует ее в лоб.
Cecily. What is the matter, Uncle Jack? Do look happy! You look as if you had toothache, and I have got such a surprise for you. Who do you think is in the dining-room? Your brother!	Сесили. В чем дело, дядя? Улыбнитесь. У вас такой вид, словно зубы болят, а у меня для вас есть сюрприз. Кто бы вы думали сейчас у нас в столовой? Ваш брат!
Jack. Who?	Джек. Кто?
Cecily. Your brother Ernest. He arrived about half an hour ago.	Сесили. Ваш брат, Эрнест. Он приехал за полчаса до вас.
Jack. What nonsense! I haven't got a brother.	Джек. Что за чушь! У меня нет никакого брата.
Cecily. Oh, don't say that. However badly he may have behaved to you in the past he is still your brother. You couldn't be so heartless as to disown him. I'll tell him to come out. And you will shake hands with him, won't you, Uncle Jack? [Runs back into the house.]	Сесили. О, не надо так говорить! Как бы дурно он ни вел себя в прошлом, он все-таки ваш брат. Зачем вы так суровы? Не надо отрекаться от него. Я сейчас позову его сюда. И вы пожмете ему руку, не правда ли, дядя Джек? [Бежит в дом.]
Chasuble. These are very joyful tidings.	Чезюбл. Какое радостное известие!
Miss Prism. After we had all been resigned to his loss, his sudden return seems to me peculiarly distressing.	Мисс Призм. Теперь, когда мы уже примирились с утратой, его возвращение вызывает особую тревогу.
Jack. My brother is in the dining-room? I don't know what it all means. I think it is perfectly absurd.	Джек. Мой брат в столовой? Ничего не понимаю. Какая-то нелепость.
[Enter Algernon and Cecily hand in hand. They come slowly up to Jack.]	Входит Алджернон за руку с Сесили. Они медленно идут к Джеку.
Jack. Good heavens! [Motions Algernon away.]	Джек. Силы небесные! [Делает знак Алджернону, чтобы тот ушел.]
Algernon. Brother John, I have come down from town to tell you that I am very sorry for all the trouble I have given you, and that I intend to lead a better life in the future.	Алджернон. Дорогой брат, я приехал из Лондона, чтобы сказать тебе, что я очень сожалею о всех причиненных тебе огорчениях и что я намерен в будущем жить совсем по-иному.
[Jack glares at him and does not take his hand.]	Джек бросает на него грозный взгляд и не берет протянутой руки.
Cecily. Uncle Jack, you are not going to refuse your own brother's hand?	Сесили. Дядя Джек, неужели вы оттолкнете руку вашего брата?
Jack. Nothing will induce me to take his hand. I think his coming down here disgraceful. He knows perfectly well why.	Джек. Ничто не заставит меня пожать ему руку. Его приезд сюда - просто безобразие. Он знает сам почему.
Cecily. Uncle Jack, do be nice. There is some good in every one. Ernest has just been telling me about his poor invalid friend Mr. Bunbury whom he goes to visit so often. And surely there must be much good in one who is kind to an invalid, and leaves the pleasures of London to sit by a bed of pain.	Сесили. Дядя Джек, будьте снисходительны. В каждом есть крупица добра. Эрнест сейчас рассказывал мне о своем бедном больном друге Бенбери, которого он часто навещает. И, конечно, есть доброе чувство в том, кто отказывается от всех удовольствий Лондона для того, чтобы сидеть у одра больного.
Jack. Oh! he has been talking about Bunbury, has he?	Джек. Как! Он тебе рассказывал о Бенбери?
Cecily. Yes, he has told me all about poor Mr. Bunbury, and his terrible state of health.	Сесили. Да, он рассказал мне о бедном Бенбери и его ужасной болезни.
Jack. Bunbury! Well, I won't have him talk to you about Bunbury or about anything else. It is enough to drive one perfectly frantic.	Джек. Бенбери! Я не желаю, чтобы он говорил с тобой о Бенбери и вообще о чем бы то ни было. Это слишком!
Algernon. Of course I admit that the faults were all on my side. But I must say that I think that Brother John's coldness to me is peculiarly painful. I expected a more enthusiastic welcome, especially considering it is the first time I have come here.	Алджернон. Признаюсь, виноват Но я не могу не сознаться, что холодность брата Джона для меня особенно тяжела. Я надеялся на более сердечный прием, особенно в мой первый приезд сюда.
Cecily. Uncle Jack, if you don't shake hands with Ernest I will never forgive you.	Сесили Дядя Джек, если вы не протянете руку Эрнесту, я вам этого никогда не прощу!
Jack. Never forgive me?	Джек. Никогда не простишь?
Cecily. Never, never, never!	Сесили. Никогда, никогда, никогда!
Jack. Well, this is the last time I shall ever do it. [Shakes with Algernon and glares.]	Джек. Ну хорошо, в последний раз. [Пожимает руку Алджернону и угрожающе глядит на него.]
Chasuble. It's pleasant, is it not, to see so perfect a reconciliation? I think we might leave the two brothers together.	Чезюбл. Как утешительно видеть такое искреннее примирение Теперь, я думаю, нам следует оставить братьев наедине.
Miss Prism. Cecily, you will come with us.	Мисс Призм. Сесили, идемте со мной.
Cecily. Certainly, Miss Prism. My little task of reconciliation is over.	Сесили. Сейчас, мисс Призм. Я рада, что помогла их примирению.
Chasuble. You have done a beautiful action to-day, dear child.	Чезюбл. Сегодня вы совершили благородный поступок, дитя мое.
Miss Prism. We must not be premature in our judgments.	Мисс Призм. Не будем поспешны в наших суждениях.
Cecily. I feel very happy.	Сесили. Я очень счастлива!
[They all go off except Jack and Algernon.]	Все, кроме Джека и Алджернона, уходят.
Jack. You young scoundrel, Algy, you must get out of this place as soon as possible. I don't allow any Bunburying here.	Джек. Алджи, перестань озорничать. Ты должен убраться отсюда сейчас же. Здесь я не разрешаю бенберировать!
[Enter Merriman.]	Входит Мерримен.
Merriman. I have put Mr. Ernest's things in the room next to yours, sir. I suppose that is all right?	Мерримен. Я поместил вещи мистера Эрнеста в комнату рядом с вашей, сэр. Полагаю, так и следует, сэр?
Jack. What?	Джек. Что?
Merriman. Mr. Ernest's luggage, sir. I have unpacked it and put it in the room next to your own.	Мерримен. Чемоданы мистера Эрнеста, сэр. Я внес их в комнату рядом с вашей спальней и распаковал.
Jack. His luggage?	Джек. Его чемоданы?
Merriman. Yes, sir. Three portmanteaus, a dressing-case, two hat- boxes, and a large luncheon-basket.	Мерримен. Да, сэр. Три чемодана, несессер, две шляпных картонки и большая корзина с провизией.
Algernon. I am afraid I can't stay more than a week this time.	Алджернон. Боюсь, на этот раз я не смогу пробыть больше недели.
Jack. Merriman, order the dog-cart at once. Mr. Ernest has been suddenly called back to town.	Джек. Мерримен, велите сейчас же подать кабриолет. Мистера Эрнеста срочно вызывают в город.
Merriman. Yes, sir. [Goes back into the house.]	Мерримен. Слушаю, сэр. [Уходит в дом.]
Algernon. What a fearful liar you are, Jack. I have not been called back to town at all.	Алджернон. Какой ты выдумщик, Джек. Никто меня не вызывает в город.
Jack. Yes, you have.	Джек. Нет, вызывает.
Algernon. I haven't heard any one call me.	Алджернон. Понятия не имею, кто именно.
Jack. Your duty as a gentleman calls you back.	Джек. Твой долг джентльмена.
Algernon. My duty as a gentleman has never interfered with my pleasures in the smallest degree.	Алджернон. Мой долг джентльмена никогда не мешает моим удовольствиям.
Jack. I can quite understand that.	Джек. Готов тебе поверить.
Algernon. Well, Cecily is a darling.	Алджернон. А Сесили - прелестна.
Jack. You are not to talk of Miss Cardew like that. I don't like it.	Джек. Не смей в таком тоне говорить о мисс Кардью. Мне это не нравится.
Algernon. Well, I don't like your clothes. You look perfectly ridiculous in them. Why on earth don't you go up and change? It is perfectly childish to be in deep mourning for a man who is actually staying for a whole week with you in your house as a guest. I call it grotesque.	Алджернон. А мне, например, не нравится твой костюм. Ты просто смешон. Почему ты не пойдешь и не переоденешься? Чистое ребячество носить траур по человеку, который собирается целую неделю провести у тебя в качестве гостя. Это просто нелепо!
Jack. You are certainly not staying with me for a whole week as a guest or anything else. You have got to leave... by the four-five train.	Джек. Ты ни в коем случае не пробудешь у меня целую неделю ни в качестве гостя, ни в ином качестве. Ты должен уехать поездом четыре пять.
Algernon. I certainly won't leave you so long as you are in mourning. It would be most unfriendly. If I were in mourning you would stay with me, I suppose. I should think it very unkind if you didn't.	Алджернон. Я ни в коем случае не оставлю тебя, пока ты в трауре. Это было бы не по-дружески. Если бы я был в трауре, ты, полагаю, не покинул бы меня? Я бы счел тебя черствым человеком, если бы ты поступил иначе.
Jack. Well, will you go if I change my clothes?	Джек. А если я переоденусь, тогда ты уедешь?
Algernon. Yes, if you are not too long. I never saw anybody take so long to dress, and with such little result.	Алджернон. Да, если только ты не будешь очень копаться. Ты всегда страшно копаешься перед зеркалом, и всегда без особого толку.
Jack. Well, at any rate, that is better than being always over- dressed as you are.	Джек. Уж во всяком случае это лучше, чем быть всегда расфуфыренным вроде тебя.
Algernon. If I am occasionally a little over-dressed, I make up for it by being always immensely over-educated.	Алджернон. Если я слишком хорошо одет, я искупаю это тем, что я слишком хорошо воспитан.
Jack. Your vanity is ridiculous, your conduct an outrage, and your presence in my garden utterly absurd. However, you have got to catch the four-five, and I hope you will have a pleasant journey back to town. This Bunburying, as you call it, has not been a great success for you.	Джек. Твое тщеславие смехотворно, твое поведение оскорбительно, а твое присутствие в моем саду нелепо. Однако ты еще поспеешь на поезд четыре пять и, надеюсь, совершишь приятную поездку в город. На этот раз твое бенберирование не увенчалось успехом.
[Goes into the house.]	[Идет в дом.]
Algernon. I think it has been a great success. I'm in love with Cecily, and that is everything.	Алджернон. А по-моему, увенчалось, да еще каким. Я влюблен в Сесили, а это самое главное.
[Enter Cecily at the back of the garden. She picks up the can and begins to water the flowers.]	В глубине сада появляется Сесили, она берет лейку и начинает поливать цветы.
But I must see her before I go, and make arrangements for another Bunbury. Ah, there she is.	Алджернон. Но я должен повидать ее до отъезда и условиться о следующей встрече. А, вот она!
Cecily. Oh, I merely came back to water the roses. I thought you were with Uncle Jack.	Сесили. Я пришла полить розы. Я думала, вы с дядей Джеком.
Algernon. He's gone to order the dog-cart for me.	Алджернон. Он пошел распорядиться, чтобы мне подали кабриолет.
Cecily. Oh, is he going to take you for a nice drive?	Сесили. Вы поедете с ним кататься?
Algernon. He's going to send me away.	Алджернон. Нет, он хочет отослать меня.
Cecily. Then have we got to part?	Сесили. Так, значит, нам предстоит разлука?
Algernon. I am afraid so. It's a very painful parting.	Алджернон. Боюсь, что да. И мне это очень грустно.
Cecily. It is always painful to part from people whom one has known for a very brief space of time. The absence of old friends one can endure with equanimity. But even a momentary separation from anyone to whom one has just been introduced is almost unbearable.	Сесили. Всегда грустно расставаться с теми, с кем только что познакомился. С отсутствием старых друзей можно легко примириться. Но даже недолгая разлука с теми, кого только что узнал, почти невыносима.
Algernon. Thank you.	Алджернон. Спасибо за эти слова.
[Enter Merriman.]	Входит Мерримен.
Merriman. The dog-cart is at the door, sir.	Мерримен. Экипаж подан, сэр.
[Algernon looks appealingly at Cecily.]	Алджернон умоляюще глядит на Сесили.
Cecily. It can wait, Merriman for... five minutes.	Сесили. Пусть подождет, Мерримен, ну, минут... минут пять.
Merriman. Yes, Miss. [Exit Merriman.]	Мерримен. Слушаю, мисс. [Уходит.]
Algernon. I hope, Cecily, I shall not offend you if I state quite frankly and openly that you seem to me to be in every way the visible personification of absolute perfection.	Алджернон. Надеюсь, Сесили, я не оскорблю вас, если скажу честно и прямо, что в моих глазах вы зримое воплощение предельного совершенства.
Cecily. I think your frankness does you great credit, Ernest. If you will allow me, I will copy your remarks into my diary. [Goes over to table and begins writing in diary.]	Сесили. Ваша искренность делает вам честь, Эрнест. Если вы позволите, я запишу ваши слова в свой дневник. [Идет к столу и начинает записывать.]
Algernon. Do you really keep a diary? I'd give anything to look at it. May I?	Алджернон. Так вы действительно ведете дневник? Чего бы я не дал за то, чтобы заглянуть в него. Можно?
Cecily. Oh no. [Puts her hand over it.] You see, it is simply a very young girl's record of her own thoughts and impressions, and consequently meant for publication. When it appears in volume form I hope you will order a copy. But pray, Ernest, don't stop. I delight in taking down from dictation. I have reached 'absolute perfection'. You can go on. I am quite ready for more.	Сесили. О нет! [Прикрывает его рукой.] Видите ли, это всего только запись мыслей и переживаний очень молодой девушки, и, следовательно, это предназначено для печати. Вот когда мой дневник появится отдельным изданием, тогда непременно купите его. Но прошу вас, Эрнест, продолжайте. Я очень люблю писать под диктовку. Я дописала до "предельного совершенства". Продолжайте. Я готова.
Algernon. [Somewhat taken aback.] Ahem! Ahem!	Алджернон [несколько озадаченно]. Хм! Хм!
Cecily. Oh, don't cough, Ernest. When one is dictating one should speak fluently and not cough. Besides, I don't know how to spell a cough. [Writes as Algernon speaks.]	Сесили. Не кашляйте, Эрнест. Когда диктуешь, надо говорить медленно и не кашлять. А к тому же я не знаю, как записать кашель. [Записывает по мере того как Алджернон говорит.]
Algernon. [Speaking very rapidly.] Cecily, ever since I first looked upon your wonderful and incomparable beauty, I have dared to love you wildly, passionately, devotedly, hopelessly.	Алджернон [говорит очень быстро]. Сесили, как только я увидел вашу поразительную и несравненную красоту, я осмелился полюбить вас безумно, страстно, преданно, безнадежно.
Cecily. I don't think that you should tell me that you love me wildly, passionately, devotedly, hopelessly. Hopelessly doesn't seem to make much sense, does it?	Сесили. По-моему, вам не следует говорить мне, что вы любите меня безумно, страстно, преданно, безнадежно. А кроме того, безнадежно сюда вовсе не подходит.
Algernon. Cecily!	Алджернон. Сесили!
[Enter Merriman.]	Входит Мерримен.
Merriman. The dog-cart is waiting, sir.	Мерримен. Экипаж ожидает вас, сэр.
Algernon. Tell it to come round next week, at the same hour.	Алджернон. Скажите, чтобы его подали через неделю в это же время.
Merriman. [Looks at Cecily, who makes no sign.] Yes, sir.	Мерримен [смотрит на Сесили, которая не опровергает слов Алджернона]. Слушаю, сэр.
[Merriman retires.]	Мерримен уходит.
Cecily. Uncle Jack would be very much annoyed if he knew you were staying on till next week, at the same hour.	Сесили. Дядя Джек будет сердиться, когда узнает, что вы уедете только через неделю в это же время.
Algernon. Oh, I don't care about Jack. I don't care for anybody in the whole world but you. I love you, Cecily. You will marry me, won't you?	Алджернон. Мне нет дела до Джека. Мне нет дела ни до кого, кроме вас. Я люблю вас, Сесили. Согласны вы быть моей женой?
Cecily. You silly boy! Of course. Why, we have been engaged for the last three months.	Сесили. Какой вы глупый! Конечно. Мы ведь обручены уже около трех месяцев.
Algernon. For the last three months?	Алджернон. Около трех месяцев?!
Cecily. Yes, it will be exactly three months on Thursday.	Сесили. Да, в четверг будет ровно три месяца.
Algernon. But how did we become engaged?	Алджернон. Но каким образом это произошло?
Cecily. Well, ever since dear Uncle Jack first confessed to us that he had a younger brother who was very wicked and bad, you of course have formed the chief topic of conversation between myself and Miss Prism. And of course a man who is much talked about is always very attractive. One feels there must be something in him, after all. I daresay it was foolish of me, but I fell in love with you, Ernest.	Сесили. С тех пор как дядя Джек признался нам, что у него есть младший брат, беспутный и порочный, вы стали, конечно, предметом наших разговоров с мисс Призм. И, конечно, тот, о ком так много говорят, становится особенно привлекательным. Должно же в нем быть что-то выдающееся. Может быть, это очень глупо с моей стороны, но я полюбила вас, Эрнест.
Algernon. Darling! And when was the engagement actually settled?	Алджернон. Милая! Но все-таки когда состоялось обручение?
Cecily. On the 14th of February last. Worn out by your entire ignorance of my existence, I determined to end the matter one way or the other, and after a long struggle with myself I accepted you under this dear old tree here. The next day I bought this little ring in your name, and this is the little bangle with the true lover's knot I promised you always to wear.	Сесили. Четырнадцатого февраля. Не в силах больше вынести того, что вы даже не знаете о моем существовании, я решила так или иначе уладить этот вопрос и после долгих колебаний обручилась с вами под этим старым милым деревом. На другой день я купила вот это колечко, ваш подарок, и этот браслет с узлом верности и дала обещание не снимать их.
Algernon. Did I give you this? It's very pretty, isn't it?	Алджернон. Так, значит, это мои подарки? А ведь недурны, правда?
Cecily. Yes, you've wonderfully good taste, Ernest. It's the excuse I've always given for your leading such a bad life. And this is the box in which I keep all your dear letters. [Kneels at table, opens box, and produces letters tied up with blue ribbon.]	Сесили. У вас очень хороший вкус, Эрнест. За это я вам всегда прощала ваш беспутный образ жизни. А вот шкатулка, в которой я храню ваши милые письма. [Нагибается за шкатулкой, открывает ее и достает пачку писем, перевязанных голубой ленточкой.]
Algernon. My letters! But, my own sweet Cecily, I have never written you any letters.	Алджернон. Мои письма? Но, моя дорогая Сесили, я никогда не писал вам писем.
Cecily. You need hardly remind me of that, Ernest. I remember only too well that I was forced to write your letters for you. I wrote always three times a week, and sometimes oftener.	Сесили. Не надо напоминать мне об этом. Я слишком хорошо помню, что мне пришлось писать ваши письма за вас. Я писала их три раза в неделю, а иногда и чаще.
Algernon. Oh, do let me read them, Cecily?	Алджернон. Позвольте мне прочитать их, Сесили.
Cecily. Oh, I couldn't possibly. They would make you far too conceited. [Replaces box.] The three you wrote me after I had broken of the engagement are so beautiful, and so badly spelled, that even now I can hardly read them without crying a little.	Сесили. Ни в коем случае. Вы слишком возгордились бы. [Убирает шкатулку.] Три письма, которые вы написали мне после нашего разрыва, так хороши и в них так много орфографических ошибок, что я до сих пор не могу удержаться от слез, когда перечитываю их.
Algernon. But was our engagement ever broken off?	Алджернон. Но разве наша помолвка расстроилась?
Cecily. Of course it was. On the 22nd of last March. You can see the entry if you like. [Shows diary.] 'To-day I broke off my engagement with Ernest. I feel it is better to do so. The weather still continues charming.'	Сесили. Ну, конечно. Двадцать второго марта. Вот, можете посмотреть дневник. [Показывает дневник.] "Сегодня я расторгла нашу помолвку с Эрнестом. Чувствую, что так будет лучше. Погода по-прежнему чудесная".
Algernon. But why on earth did you break it off? What had I done? I had done nothing at all. Cecily, I am very much hurt indeed to hear you broke it off. Particularly when the weather was so charming.	Алджернон. Но почему, почему вы решились на это? Что я сделал? Я ничего такого не сделал, Сесили! Меня в самом деле очень огорчает то, что вы расторгли нашу помолвку. Да еще в такую чудесную погоду.
Cecily. It would hardly have been a really serious engagement if it hadn't been broken off at least once. But I forgave you before the week was out.	Сесили. Какая же это по-настоящему прочная помолвка, если ее не расторгнуть хоть раз. Но я простила вас уже на той же неделе.
Algernon. [Crossing to her, and kneeling.] What a perfect angel you are, Cecily.	Алджернон. [подходя к ней и становясь на колени] Вы ангел, Сесили!
Cecily. You dear romantic boy.	Сесили. Мой милый сумасброд!
[He kisses her, she puts her fingers through his hair.]	Он целует ее, она ерошит его волосы
I hope your hair curls naturally, does it?	Сесили. Надеюсь, волосы у вас вьются сами?
Algernon. Yes, darling, with a little help from others.	Алджернон. Да, дорогая, с небольшой помощью парикмахера.
Cecily. I am so glad.	Сесили. Я так рада.
Algernon. You'll never break off our engagement again, Cecily?	Алджернон. Больше вы никогда не расторгнете нашей помолвки, Сесили?
Cecily. I don't think I could break it off now that I have actually met you. Besides, of course, there is the question of your name.	Сесили. Мне кажется, что теперь, когда я вас узнала, я этого не смогла бы. А к тому же ваше имя...
Algernon. Yes, of course. [Nervously.]	Алджернон [нервно]. Да, конечно.
Cecily. You must not laugh at me, darling, but it had always been a girlish dream of mine to love some one whose name was Ernest.	Сесили. Не смейтесь надо мной, милый, но моей девической мечтой всегда было выйти за человека, которого зовут Эрнест.
[Algernon rises, Cecily also.]	Алджернон встает. Сесили тоже.
There is something in that name that seems to inspire absolute confidence. I pity any poor married woman whose husband is not called Ernest.	Сесили. В этом имени есть нечто внушающее абсолютное доверие. Я так жалею бедных женщин, мужья которых носят другие имена.
Algernon. But, my dear child, do you mean to say you could not love me if I had some other name?	Алджернон. Но, дорогое дитя мое, неужели вы хотите сказать, что не полюбили бы меня, если бы меня звали по-другому?
Cecily. But what name?	Сесили. Как, например?
Algernon. Oh, any name you like - Algernon - for instance...	Алджернон. Ну, все равно, хотя бы - Алджернон.
Cecily. But I don't like the name of Algernon.	Сесили. Но мне вовсе не нравится имя Алджернон.
Algernon. Well, my own dear, sweet, loving little darling, I really can't see why you should object to the name of Algernon. It is not at all a bad name. In fact, it is rather an aristocratic name. Half of the chaps who get into the Bankruptcy Court are called Algernon. But seriously, Cecily... [Moving to her]... if my name was Algy, couldn't you love me?	Алджернон. Послушайте, дорогая, милая, любимая девочка. Я не вижу причин, почему бы вам возражать против имени Алджернон. Это вовсе не плохое имя. Более того, это довольно аристократическое имя. Половина ответчиков по делам о банкротстве носит это имя. Нет, шутки в сторону, Сесили... [Подходя ближе.] Если бы меня звали Алджи, неужели вы не могли бы полюбить меня?
Cecily. [Rising.] I might respect you, Ernest, I might admire your character, but I fear that I should not be able to give you my undivided attention.	Сесили [вставая]. Я могла бы уважать вас, Эрнест. Я могла бы восхищаться вами, но, боюсь, что не смогла бы все свои чувства безраздельно отдать только вам.
Algernon. Ahem! Cecily! [Picking up hat.] Your Rector here is, I suppose, thoroughly experienced in the practice of all the rites and ceremonials of the Church?	Алджернон. Гм! Сесили! [Хватаясь за шляпу.] Ваш пастор, вероятно, вполне сведущ по части церковных обрядов и церемоний?
Cecily. Oh, yes. Dr. Chasuble is a most learned man. He has never written a single book, so you can imagine how much he knows.	Сесили. О, конечно, доктор Чезюбл весьма сведущий человек. Он не написал ни одной книги, так что вы можете себе представить, сколько у него сведений в голове.
Algernon. I must see him at once on a most important christening - I mean on most important business.	Алджернон. Я должен сейчас же повидаться с ним... и поговорить о неотложном крещении... я хочу сказать - о неотложном деле.
Cecily. Oh!	Сесили. О!
Algernon. I shan't be away more than half an hour.	Алджернон. Я вернусь не позже чем через полчаса.
Cecily. Considering that we have been engaged since February the 14th, and that I only met you to-day for the first time, I think it is rather hard that you should leave me for so long a period as half an hour. Couldn't you make it twenty minutes?	Сесили. Принимая во внимание, что мы с вами обручены с четырнадцатого февраля и что встретились мы только сегодня, я думаю, что вам не следовало бы покидать меня на такой продолжительный срок. Нельзя ли через двадцать минут?
Algernon. I'll be back in no time.	Алджернон. Я мигом вернусь!
[Kisses her and rushes down the garden.]	[Целует ее и убегает через сад.]
Cecily. What an impetuous boy he is! I like his hair so much. I must enter his proposal in my diary.	Сесили. Какой он порывистый! И какие у него волосы! Нужно записать, что он сделал мне предложение.
[Enter Merriman.]	Входит Мерримен.
Merriman. A Miss Fairfax has just called to see Mr. Worthing. On very important business, Miss Fairfax states.	Мерримен. Некая мисс Ферфакс хочет видеть мистера Уординга. Говорит, что он нужен ей по очень важному делу.
Cecily. Isn't Mr. Worthing in his library?	Сесили. А разве мистер Уординг не у себя в кабинете?
Merriman. Mr. Worthing went over in the direction of the Rectory some time ago.	Мерримен. Мистер Уординг недавно прошел по направлению к дому доктора Чезюбл а.
Cecily. Pray ask the lady to come out here; Mr. Worthing is sure to be back soon. And you can bring tea.	Сесили. Попросите эту леди сюда. Мистер Уординг, вероятно, скоро вернется. И принесите, пожалуйста, чаю.
Merriman. Yes, Miss. [Goes out.]	Мерримен. Слушаю, мисс. [Выходит.]
Cecily. Miss Fairfax! I suppose one of the many good elderly women who are associated with Uncle Jack in some of his philanthropic work in London. I don't quite like women who are interested in philanthropic work. I think it is so forward of them.	Сесили. Мисс Ферфакс? Вероятно, одна из тех пожилых дам, которые вместе с дядей Джеком занимаются благотворительными делами в Лондоне. Не люблю дам-филантропок. Они слишком много на себя берут.
[Enter Merriman.]	Входит Мерримен.
Merriman. Miss Fairfax.	Мерримен. Мисс Ферфакс.
[Enter Gwendolen.]	Входит Гвендолен.
[Exit Merriman.]	Мерримен уходит.
Cecily. [Advancing to meet her.] Pray let me introduce myself to you. My name is Cecily Cardew.	Сесили [идя ей навстречу]. Позвольте вам представиться. Меня зовут Сесили Кардью.
Gwendolen. Cecily Cardew? [Moving to her and shaking hands.] What a very sweet name! Something tells me that we are going to be great friends. I like you already more than I can say. My first impressions of people are never wrong.	Гвендолен. Сесили Кардью? [Идет к ней и пожимает руку.] Какое милое имя! Я уверена, мы с вами подружимся. Вы мне и сейчас ужасно нравитесь. А первое впечатление меня никогда не обманывает.
Cecily. How nice of you to like me so much after we have known each other such a comparatively short time. Pray sit down.	Сесили. Как это мило с вашей стороны, мы ведь с вами так сравнительно недавно знакомы. Пожалуйста садитесь.
Gwendolen. [Still standing up.] I may call you Cecily, may I not?	Гвендолен [все еще стоя]. Можно мне называть вас Сесили?
Cecily. With pleasure!	Сесили. Ну конечно!
Gwendolen. And you will always call me Gwendolen, won't you?	Гвендолен. А меня зовите просто Гвендолен.
Cecily. If you wish.	Сесили. Если вам это приятно.
Gwendolen. Then that is all quite settled, is it not?	Гвендолен. Значит, решено? Не так ли?
Cecily. I hope so.	Сесили. Надеюсь.
[A pause. They both sit down together.]	Пауза. Обе одновременно садятся.
Gwendolen. Perhaps this might be a favourable opportunity for my mentioning who I am. My father is Lord Bracknell. You have never heard of papa, I suppose?	Гвендолен. Теперь, я думаю, самое подходящее время объяснить вам, кто я такая. Мой отец - лорд Брэкнелл. Вы, должно быть, никогда не слышали о папе, не правда ли?
Cecily. I don't think so.	Сесили. Нет, не слыхала.
Gwendolen. Outside the family circle, papa, I am glad to say, is entirely unknown. I think that is quite as it should be. The home seems to me to be the proper sphere for the man. And certainly once a man begins to neglect his domestic duties he becomes painfully effeminate, does he not? And I don't like that. It makes men so very attractive. Cecily, mamma, whose views on education are remarkably strict, has brought me up to be extremely short-sighted; it is part of her system; so do you mind my looking at you through my glasses?	Гвендолен. К счастью, он совершенно неизвестен за пределами тесного семейного круга. Это вполне естественно. Сферой деятельности для мужчины, по-моему, должен быть домашний очаг. И как только мужчины начинают пренебрегать своими семейными обязанностями, они становятся такими изнеженными. А я этого не люблю. Это делает мужчину слишком привлекательным. Моя мама, которая смотрит на воспитание крайне сурово, развила во мне большую близорукость: это входит в ее систему. Так что вы не возражаете, Сесили, если я буду смотреть на вас в лорнет?
Cecily. Oh! not at all, Gwendolen. I am very fond of being looked at.	Сесили. Нет, что вы, Гвендолен, я очень люблю, когда на меня смотрят!
Gwendolen. [After examining Cecily carefully through a lorgnette.] You are here on a short visit, I suppose.	Гвендолен [тщательно обозрев Сесили через лорнет]. Вы здесь гостите, не так ли?
Cecily. Oh no! I live here.	Сесили. О, нет. Я здесь живу.
Gwendolen. [Severely.] Really? Your mother, no doubt, or some female relative of advanced years, resides here also?	Гвендолен [строго]. Вот как? Тогда здесь находится, конечно, ваша матушка или хотя бы какая-нибудь пожилая родственница?
Cecily. Oh no! I have no mother, nor, in fact, any relations.	Сесили. Нет. У меня нет матери, да и родственниц никаких нет.
Gwendolen. Indeed?	Гвендолен. Что вы говорите?
Cecily. My dear guardian, with the assistance of Miss Prism, has the arduous task of looking after me.	Сесили. Мой дорогой опекун с помощью мисс Призм взял на себя тяжкий труд заботиться о моем воспитании.
Gwendolen. Your guardian?	Гвендолен. Ваш опекун?
Cecily. Yes, I am Mr. Worthing's ward.	Сесили. Да, я воспитанница мистера Уординга.
Gwendolen. Oh! It is strange he never mentioned to me that he had a ward. How secretive of him! He grows more interesting hourly. I am not sure, however, that the news inspires me with feelings of unmixed delight. [Rising and going to her.] I am very fond of you, Cecily; I have liked you ever since I met you! But I am bound to state that now that I know that you are Mr. Worthing's ward, I cannot help expressing a wish you were - well, just a little older than you seem to be - and not quite so very alluring in appearance. In fact, if I may speak candidly -	Гвендолен. Странно! Он никогда не говорил мне, что у него есть воспитанница. Какая скрытность! Он становится интереснее с каждым часом. Но я не сказала бы, что эта новость вызывает у меня восторг. [Встает и направляется к Сесили.] Вы мне очень нравитесь, Сесили. Вы мне понравились с первого взгляда, но должна сказать, что сейчас, когда я узнала, что вы воспитанница мистера Уординга, я бы хотела, чтобы вы были... ну, чуточку постарше и чуточку менее привлекательной. И знаете, если уж говорить откровенно...
Cecily. Pray do! I think that whenever one has anything unpleasant to say, one should always be quite candid.	Сесили. Говорите! Я думаю, если собираются сказать неприятное, надо говорить откровенно.
Gwendolen. Well, to speak with perfect candour, Cecily, I wish that you were fully forty-two, and more than usually plain for your age. Ernest has a strong upright nature. He is the very soul of truth and honour. Disloyalty would be as impossible to him as deception. But even men of the noblest possible moral character are extremely susceptible to the influence of the physical charms of others. Modern, no less than Ancient History, supplies us with many most painful examples of what I refer to. If it were not so, indeed, History would be quite unreadable.	Гвендолен. Так вот, говоря откровенно, Сесили, я хотела бы, чтобы вам было не меньше чем сорок два года, а с виду и того больше. У Эрнеста честный и прямой характер. Он воплощенная искренность и честь. Неверность для него так же невозможна, как и обман. Но даже самые благородные мужчины до чрезвычайности подвержены женским чарам. Новая история, как и древняя, дает тому множество плачевных примеров. Если бы это было иначе, то историю было бы невозможно читать.
Cecily. I beg your pardon, Gwendolen, did you say Ernest?	Сесили. Простите, Гвендолен, вы, кажется, сказали - Эрнест?
Gwendolen. Yes.	Гвендолен. Да.
Cecily. Oh, but it is not Mr. Ernest Worthing who is my guardian. It is his brother - his elder brother.	Сесили. Но мой опекун вовсе не мистер Эрнест Уординг - это его брат, старший брат.
Gwendolen. [Sitting down again.] Ernest never mentioned to me that he had a brother.	Гвендолен [снова усаживаясь]. Эрнест никогда не говорил мне, что у него есть брат.
Cecily. I am sorry to say they have not been on good terms for a long time.	Сесили. Как ни грустно, но они долгое время не ладили.
Gwendolen. Ah! that accounts for it. And now that I think of it I have never heard any man mention his brother. The subject seems distasteful to most men. Cecily, you have lifted a load from my mind. I was growing almost anxious. It would have been terrible if any cloud had come across a friendship like ours, would it not? Of course you are quite, quite sure that it is not Mr. Ernest Worthing who is your guardian?	Гвендолен. Тогда понятно. А к тому же я никогда не слыхала, чтобы мужчины говорили о своих братьях Тема эта для них, по-видимому, крайне неприятна. Сесили, вы успокоили меня. Я уже начинала тревожиться. Как ужасно было бы, если бы облако омрачило такую дружбу, как наша. Но вы совершенно, совершенно уверены, что ваш опекун не мистер Эрнест Уординг?
Cecily. Quite sure. [A pause.] In fact, I am going to be his.	Сесили. Совершенно уверена. [Пауза.] Дело в том, что я сама собираюсь его опекать.
Gwendolen. [Inquiringly.] I beg your pardon?	Гвендолен [не веря ушам] Что вы сказали?
Cecily. [Rather shy and confidingly.] Dearest Gwendolen, there is no reason why I should make a secret of it to you. Our little county newspaper is sure to chronicle the fact next week. Mr. Ernest Worthing and I are engaged to be married.	Сесили [смущенно и как бы по секрету]. Дорогая Гвендолен, у меня нет никаких оснований держать это в тайне Ведь даже наша местная газета объявит на будущей неделе о моей помолвке с мистером Эрнестом Уордингом.
Gwendolen. [Quite politely, rising.] My darling Cecily, I think there must be some slight error. Mr. Ernest Worthing is engaged to me. The announcement will appear in the Morning Post on Saturday at the latest.	Гвендолен [вставая, очень вежливо]. Милочка моя, тут какое-то недоразумение. Мистер Эрнест Уординг обручен со мной. И об этом будет объявлено в "Морнинг пост" не позднее субботы.
Cecily. [Very politely, rising.] I am afraid you must be under some misconception. Ernest proposed to me exactly ten minutes ago. [Shows diary.]	Сесили [вставая и не менее вежливо]. Боюсь, вы ошибаетесь. Эрнест сделал мне предложение всего десять минут назад. [Показывает дневник.]
Gwendolen. [Examines diary through her lorgnettte carefully.] It is certainly very curious, for he asked me to be his wife yesterday afternoon at 5.30. If you would care to verify the incident, pray do so. [Produces diary of her own.] I never travel without my diary. One should always have something sensational to read in the train. I am so sorry, dear Cecily, if it is any disappointment to you, but I am afraid I have the prior claim.	Гвендолен [внимательно читает дневник сквозь лорнет]. Очень странно, потому что он просил меня быть его женой не далее как вчера в пять тридцать пополудни. Если вы хотите удостовериться в этом, пожалуйста. [Достает свой дневник.] Я никуда не выезжаю без дневника. В поезде всегда надо иметь для чтения что-нибудь захватывающее. Весьма сожалею, дорогая Сесили, если это вас огорчит, но боюсь, что я первая.
Cecily. It would distress me more than I can tell you, dear Gwendolen, if it caused you any mental or physical anguish, but I feel bound to point out that since Ernest proposed to you he clearly has changed his mind.	Сесили. Я была бы очень огорчена, дорогая Гвендолен, если бы причинила вам душевную или физическую боль, но все же приходится разъяснить вам, что Эрнест явно передумал после того, как сделал вам предложение.
Gwendolen. [Meditatively.] If the poor fellow has been entrapped into any foolish promise I shall consider it my duty to rescue him at once, and with a firm hand.	Гвендолен [размышляя вслух]. Если кто-то вынудил моего бедного жениха дать какие-то опрометчивые обещания, я считаю своим долгом немедленно и со всей решимостью прийти к нему на помощь.
Cecily. [Thoughtfully and sadly.] Whatever unfortunate entanglement my dear boy may have got into, I will never reproach him with it after we are married.	Сесили [задумчиво и грустно]. В какую бы предательскую ловушку ни попал мой дорогой мальчик, я никогда не попрекну его этим после свадьбы.
Gwendolen. Do you allude to me, Miss Cardew, as an entanglement? You are presumptuous. On an occasion of this kind it becomes more than a moral duty to speak one's mind. It becomes a pleasure.	Гвендолен. Не на меня ли вы намекаете, мисс Кардью, упоминая о ловушке? Вы чересчур самонадеянны. Говорить правду в подобных случаях не только моральная потребность. Это удовольствие.
Cecily. Do you suggest, Miss Fairfax, that I entrapped Ernest into an engagement? How dare you? This is no time for wearing the shallow mask of manners. When I see a spade I call it a spade.	Сесили. Не меня ли вы обвиняете, мисс Ферфакс, в том, что я вынудила у Эрнеста признание? Как вы смеете? Теперь не время носить маску внешних приличий. Если я вижу лопату, я и называю ее лопатой.
Gwendolen. [Satirically.] I am glad to say that I have never seen a spade. It is obvious that our social spheres have been widely different.	Гвендолен [насмешливо]. Рада довести до вашего сведения, что я никогда в жизни не видела лопаты. Совершенно ясно, что мы вращаемся в различных социальных сферах.
[Enter Merriman, followed by the footman. He carries a salver, table cloth, and plate stand. Cecily is about to retort. The presence of the servants exercises a restraining influence, under which both girls chafe.]	Входит Мерримен, за ним лакей с подносом, скатертью и подставкой для чайника, Сесили уже готова возразить, но присутствие слуг заставляет ее сдержаться, так же как и Гвендолен.
Merriman. Shall I lay tea here as usual, Miss?	Мерримен. Чай накрывать здесь, как всегда, мисс?
Cecily. [Sternly, in a calm voice.] Yes, as usual.	Сесили [сурово, но спокойно]. Да, как всегда.
[Merriman begins to clear table and lay cloth. A long pause. Cecily and Gwendolen glare at each other.]	Мерримен начинает освобождать стол и накрывать к чаю. Продолжительная пауза. Сесили и Гвендолен яростно глядят друг на друга.
Gwendolen. Are there many interesting walks in the vicinity, Miss Cardew?	Гвендолен. Есть у вас тут интересные прогулки, мисс Кардью?
Cecily. Oh! yes! a great many. From the top of one of the hills quite close one can see five counties.	Сесили. О да, сколько угодно. С вершины одного из соседних холмов видно пять графств.
Gwendolen. Five counties! I don't think I should like that; I hate crowds.	Гвендолен. Пять графств! Я бы этого не вынесла. Ненавижу тесноту!
Cecily. [Sweetly.] I suppose that is why you live in town? [Gwendolen bites her lip, and beats her foot nervously with her parasol.]	Сесили [очень любезно]. Именно поэтому вы, вероятно, живете в Лондоне.
Gwendolen. [Looking round.] Quite a well-kept garden this is, Miss Cardew.	Гвендолен [закусывает губу и нервно постукивает зонтиком по ноге, озираясь]. Очень милый садик, мисс Кардью.
Cecily. So glad you like it, Miss Fairfax.	Сесили. Рада, что он вам нравится, мисс Ферфакс.
Gwendolen. I had no idea there were any flowers in the country.	Гвендолен. Я и не предполагала, что в деревне могут быть цветы.
Cecily. Oh, flowers are as common here, Miss Fairfax, as people are in London.	Сесили. О, цветов тут столько же, сколько в Лондоне людей.
Gwendolen. Personally I cannot understand how anybody manages to exist in the country, if anybody who is anybody does. The country always bores me to death.	Гвендолен. Лично я не могу понять, как можно жить в деревне, - конечно, если ты не полное ничтожество. На меня деревня всегда нагоняет скуку.
Cecily. Ah! This is what the newspapers call agricultural depression, is it not? I believe the aristocracy are suffering very much from it just at present. It is almost an epidemic amongst them, I have been told. May I offer you some tea, Miss Fairfax?	Сесили. Да? Это как раз то, что газеты называют сельскохозяйственной депрессией. Мне кажется, аристократы именно сейчас особенно часто страдают от этой болезни. Как мне рассказывали, среди них это своего рода эпидемия. Не угодно ли чаю, мисс Ферфакс?
Gwendolen. [With elaborate politeness.] Thank you. [Aside.] Detestable girl! But I require tea!	Гвендолен [с подчеркнутой вежливостью]. Благодарствуйте. [В сторону.] Несносная девчонка! Но мне хочется чаю.
Cecily. [Sweetly.] Sugar?	Сесили [очень любезно]. Сахару?
Gwendolen. [Superciliously.] No, thank you. Sugar is not fashionable any more.	Гвендолен [надменно]. Нет, благодарю вас. Сахар сейчас не в моде.
Cecily. [looks angrily at her, takes up the tongs and puts four lumps of sugar into the cup. Severely.] Cake or bread and butter?	Сесили [сердито смотрит на нее, берет щипцы и кладет в чашку четыре куска сахара, сурово]. Вам пирога или хлеба с маслом?
Gwendolen. [In a bored manner.] Bread and butter, please. Cake is rarely seen at the best houses nowadays.	Гвендолен [со скучающим видом]. Хлеба, пожалуйста. В хороших домах сейчас не принято подавать сладкие пироги.
Cecily. [Cuts a very large slice of cake, and puts it on the tray.] Hand that to Miss Fairfax.	Сесили [отрезает большой кусок сладкого пирога и кладет на тарелочку]. Передайте это мисс Ферфакс.
[Merriman does so, and goes out with footman.	Мерримен выполняет приказание и уходит, сопровождаемый лакеем.
Gwendolen. [drinks the tea and makes a grimace. Puts down cup at once, reaches out her hand to the bread and butter, looks at it, and finds it is cake. Rises in indignation.] You have filled my tea with lumps of sugar, and though I asked most distinctly for bread and butter, you have given me cake. I am known for the gentleness of my disposition, and the extraordinary sweetness of my nature, but I warn you, Miss Cardew, you may go too far.	Гвендолен [пьет чай и морщится. Отставив чашку, она протягивает руку за хлебом и видит, что это пирог; вскакивает в негодовании]. Вы наложили мне полную чашку сахара, и хотя я совершенно ясно просила у вас хлеба, вы подсунули мне пирог. Всем известны моя деликатность и мягкость характера, но предупреждаю вас, мисс Кардью, вы заходите слишком далеко.
Cecily. [Rising.] To save my poor, innocent, trusting boy from the machinations of any other girl there are no lengths to which I would not go.	Сесили [в свою очередь вставая]. Чтобы спасти моего бедного, ни в чем не повинного, доверчивого мальчика от происков коварной женщины, я готова на все!
Gwendolen. From the moment I saw you I distrusted you. I felt that you were false and deceitful. I am never deceived in such matters. My first impressions of people are invariably right.	Гвендолен. С той самой минуты, как я увидела вас, вы мне внушили недоверие. Я почувствовала, что вы притворщица и обманщица. Меня вам не провести. Мое первое впечатление никогда меня не обманывает.
Cecily. It seems to me, Miss Fairfax, that I am trespassing on your valuable time. No doubt you have many other calls of a similar character to make in the neighbourhood.	Сесили. Мне кажется, мисс Ферфакс, я злоупотребляю вашим драгоценным временем. Вам, вероятно, предстоит сделать еще несколько таких же визитов в нашем графстве.
[Enter Jack.]	Входит Джек.
Gwendolen. [Catching sight of him.] Ernest! My own Ernest!	Гвендолен [заметив его]. Эрнест! Мой Эрнест!
Jack. Gwendolen! Darling! [Offers to kiss her.]	Джек. Гвендолен!.. Милая! [Хочет поцеловать ее.]
Gwendolen. [Draws back.] A moment! May I ask if you are engaged to be married to this young lady? [Points to Cecily.]	Гвендолен [отстраняясь]. Минуточку! Могу ли я спросить - обручены ли вы с этой молодой леди? [Указывает на Сесили.]
Jack. [Laughing.] To dear little Cecily! Of course not! What could have put such an idea into your pretty little head?	Джек [смеясь]. С милой крошкой Сесили? Ну конечно нет. Как могла возникнуть такая мысль в вашей хорошенькой головке?
Gwendolen. Thank you. You may! [Offers her cheek.]	Гвендолен. Благодарю вас. Теперь можно. [Подставляет щеку.]
Cecily. [Very sweetly.] I knew there must be some misunderstanding, Miss Fairfax. The gentleman whose arm is at present round your waist is my guardian, Mr. John Worthing.	Сесили [очень мягко]. Я так и знала, что тут какое-то недоразумение, мисс Ферфакс. Джентльмен, который сейчас обнимает вас за талию, это мой дорогой опекун, мистер Джон Уординг.
Gwendolen. I beg your pardon?	Гвендолен. Как вы сказали?
Cecily. This is Uncle Jack.	Сесили. Да, это дядя Джек.
Gwendolen. [Receding.] Jack! Oh!	Гвендолен [отступая]. Джек! О!
[Enter Algernon.]	Входит Алджернон.
Cecily. Here is Ernest.	Сесили. А вот это Эрнест!
Algernon. [Goes straight over to Cecily without noticing any one else.] My own love! [Offers to kiss her.]	Алджернон [никого не замечая, идет прямо к Сесили]. Любимая моя! [Хочет ее поцеловать.]
Cecily. [Drawing back.] A moment, Ernest! May I ask you - are you engaged to be married to this young lady?	Сесили [отступая]. Минуточку, Эрнест. Могу ли я спросить вас - вы обручены с этой молодой леди?
Algernon. [Looking round.] To what young lady? Good heavens! Gwendolen!	Алджернон [озираясь]. С какой леди? Силы небесные, Гвендолен!
Cecily. Yes! to good heavens, Gwendolen, I mean to Gwendolen.	Сесили. Вот именно, силы небесные, Гвендолен. С этой самой Гвендолен!
Algernon. [Laughing.] Of course not! What could have put such an idea into your pretty little head?	Алджернон [смеясь]. Ну конечно нет. Как могла возникнуть такая мысль в вашей хорошенькой головке?
Cecily. Thank you. [Presenting her cheek to be kissed.] You may.	Сесили. Благодарю вас. [Подставляет щеку для поцелуя.] Теперь можно.
[Algernon kisses her.]	Алджернон целует ее.
Gwendolen. I felt there was some slight error, Miss Cardew. The gentleman who is now embracing you is my cousin, Mr. Algernon Moncrieff.	Гвендолен. Я чувствовала, что тут что-то не так, мисс Кардью. Джентльмен, который сейчас обнимает вас, - мой кузен, мистер Алджернон Монкриф.
Cecily. [Breaking away from Algernon.] Algernon Moncrieff! Oh!	Сесили [отстраняясь от Алджернона]. Алджернон Монкриф? О!
[The two girls move towards each other and put their arms round each other's waists protection.]	Девушки идут друг к другу и обнимаются за талию, как бы ища защиты друг у друга.
Cecily. Are you called Algernon?	Сесили. Так вас зовут Алджернон?
Algernon. I cannot deny it.	Алджернон. Не могу отрицать.
Cecily. Oh!	Сесили. О!
Gwendolen. Is your name really John?	Гвендолен. Вас действительно зовут Джон?
Jack. [Standing rather proudly.] I could deny it if I liked. I could deny anything if I liked. But my name certainly is John. It has been John for years.	Джек [горделиво]. При желании я мог бы это отрицать. При желании я мог бы отрицать все, что угодно. Но меня действительно зовут Джон. И уже много лет.
Cecily. [To Gwendolen.] A gross deception has been practised on both of us.	Сесили [обращаясь к Гвендолен]. Мы обе жестоко обмануты.
Gwendolen. My poor wounded Cecily!	Гвендолен. Бедная моя оскорбленная Сесили!
Cecily. My sweet wronged Gwendolen!	Сесили. Дорогая обиженная Гвендолен!
Gwendolen. [Slowly and seriously.] You will call me sister, will you not?	Гвендолен [медленно и веско]. Называй меня сестрой, хочешь?
[They embrace. Jack and Algernon groan and walk up and down.]	Они обнимаются. Джек и Алджернон вздыхают и прохаживаются по дорожке.
Cecily. [Rather brightly.] There is just one question I would like to be allowed to ask my guardian.	Сесили [спохватившись]. Есть один вопрос, который я хотела бы задать моему опекуну.
Gwendolen. An admirable idea! Mr. Worthing, there is just one question I would like to be permitted to put to you. Where is your brother Ernest? We are both engaged to be married to your brother Ernest, so it is a matter of some importance to us to know where your brother Ernest is at present.	Гвендолен. Прекрасная идея! Мистер Уординг, я хотела бы задать вам один вопрос. Где ваш брат Эрнест? Мы обе обручены с вашим братом Эрнестом, и нам весьма важно знать, где сейчас находится ваш брат Эрнест.
Jack. [Slowly and hesitatingly.] Gwendolen - Cecily - it is very painful for me to be forced to speak the truth. It is the first time in my life that I have ever been reduced to such a painful position, and I am really quite inexperienced in doing anything of the kind. However, I will tell you quite frankly that I have no brother Ernest. I have no brother at all. I never had a brother in my life, and I certainly have not the smallest intention of ever having one in the future.	Джек [медленно и запинаясь]. Гвендолен, Сесили... Мне очень жаль, но надо открыть вам всю правду. Я в первый раз в жизни оказался в таком затруднительном положении, мне никогда не приходилось говорить правду. Но я признаюсь вам по чистой совести, что у меня нет никакого брата Эрнеста. У меня вообще нет брата. Никогда в жизни у меня не было брата, и у меня нет ни малейшего желания обзаводиться им в будущем.
Cecily. [Surprised.] No brother at all?	Сесили [с изумлением]. Никакого брата?
Jack. [Cheerily.] None!	Джек [весело]. Ровно никакого.
Gwendolen. [Severely.] Had you never a brother of any kind?	Гвендолен [сурово]. И никогда не было?
Jack. [Pleasantly.] Never. Not even of an kind.	Джек. Никогда.
Gwendolen. I am afraid it is quite clear, Cecily, that neither of us is engaged to be married to any one.	Гвендолен. Боюсь, Сесили, что обе мы ни с кем не обручены.
Cecily. It is not a very pleasant position for a young girl suddenly to find herself in. Is it?	Сесили. Как неприятно для молодой девушки оказаться в таком положении. Не правда ли?
Gwendolen. Let us go into the house. They will hardly venture to come after us there.	Гвендолен. Пойдемте в дом. Они едва ли осмелятся последовать за нами.
Cecily. No, men are so cowardly, aren't they?	Сесили. Ну что вы, мужчины так трусливы.
[They retire into the house with scornful looks.]	Полные презрения, они уходят в дом.
Jack. This ghastly state of things is what you call Bunburying, I suppose?	Джек. Так это безобразие и есть то, что ты называешь бенберированием?
Algernon. Yes, and a perfectly wonderful Bunbury it is. The most wonderful Bunbury I have ever had in my life.	Алджернон. Да, и притом исключительно удачным. Так замечательно бенберировать мне еще ни разу в жизни не приходилось.
Jack. Well, you've no right whatsoever to Bunbury here.	Джек. Так вот, бенберировать здесь ты не имеешь права.
Algernon. That is absurd. One has a right to Bunbury anywhere one chooses. Every serious Bunburyist knows that.	Алджернон. Но это же нелепо. Каждый имеет право бенберировать там, где ему вздумается. Всякий серьезный бенберист знает это.
Jack. Serious Bunburyist! Good heavens!	Джек. Серьезный бенберист! Боже мой!
Algernon. Well, one must be serious about something, if one wants to have any amusement in life. I happen to be serious about Bunburying. What on earth you are serious about I haven't got the remotest idea. About everything, I should fancy. You have such an absolutely trivial nature.	Алджернон. Надо же в чем-то быть серьезным, если хочешь наслаждаться жизнью. Я, например, бенберирую серьезно. В чем ты серьезен, этого я не успел установить. Полагаю - во всем. У тебя такая ординарная натура.
Jack. Well, the only small satisfaction I have in the whole of this wretched business is that your friend Bunbury is quite exploded. You won't be able to run down to the country quite so often as you used to do, dear Algy. And a very good thing too.	Джек. Что мне нравится во всей этой истории - это то, что твой друг Бенбери лопнул. Теперь тебе не удастся так часто спасаться в деревне, дорогой мой. Оно и к лучшему.
Algernon. Your brother is a little off colour, isn't he, dear Jack? You won't be able to disappear to London quite so frequently as your wicked custom was. And not a bad thing either.	Алджернон. Твой братец тоже слегка полинял, дорогой Джек. Теперь тебе не удастся пропадать в Лондоне, как ты это проделывал раньше. Это тоже неплохо.
Jack. As for your conduct towards Miss Cardew, I must say that your taking in a sweet, simple, innocent girl like that is quite inexcusable. To say nothing of the fact that she is my ward.	Джек. А что касается твоего поведения с мисс Кардью, то я должен тебе заявить, что обольщать такую милую, простую, невинную девушку совершенно недопустимо. Не говоря уже о том, что она под моей опекой.
Algernon. I can see no possible defence at all for your deceiving a brilliant, clever, thoroughly experienced young lady like Miss Fairfax. To say nothing of the fact that she is my cousin.	Алджернон. А я не вижу никакого оправдания тому, что ты обманываешь такую блестящую, умную и многоопытную молодую леди, как мисс Ферфакс. Не говоря уже о том, что она моя кузина.
Jack. I wanted to be engaged to Gwendolen, that is all. I love her.	Джек. Я хотел обручиться с Гвендолен, вот и все. Я люблю ее.
Algernon. Well, I simply wanted to be engaged to Cecily. I adore her.	Алджернон. Ну и я просто хотел обручиться с Сесили. Я ее обожаю.
Jack. There is certainly no chance of your marrying Miss Cardew.	Джек. Но у тебя нет никаких шансов жениться на мисс Кардью.
Algernon. I don't think there is much likelihood, Jack, of you and Miss Fairfax being united.	Алджернон. Еще менее вероятно то, что тебе удастся обручиться с мисс Ферфакс.
Jack. Well, that is no business of yours.	Джек. Это не твое дело.
Algernon. If it was my business, I wouldn't talk about it. [Begins to eat muffins.] It is very vulgar to talk about one's business. Only people like stock-brokers do that, and then merely at dinner parties.	Алджернон. Будь это моим делом, я бы и говорить не стал. [Принимается за сдобные лепешки.] Говорить о собственных делах очень вульгарно. Этим занимаются только биржевые маклеры, да и то больше на званых обедах.
Jack. How can you sit there, calmly eating muffins when we are in this horrible trouble, I can't make out. You seem to me to be perfectly heartless.	Джек. И как тебе не стыдно преспокойно уплетать лепешки, когда мы оба попали в такую беду. Бессердечный эгоист!
Algernon. Well, I can't eat muffins in an agitated manner. The butter would probably get on my cuffs. One should always eat muffins quite calmly. It is the only way to eat them.	Алджернон. Но не могу же я есть лепешки волнуясь. Я бы запачкал маслом манжеты. Лепешки надо есть спокойно. Это единственный способ есть лепешки.
Jack. I say it's perfectly heartless your eating muffins at all, under the circumstances.	Джек. А я говорю, что при таких обстоятельствах вообще бессердечно есть лепешки.
Algernon. When I am in trouble, eating is the only thing that consoles me. Indeed, when I am in really great trouble, as any one who knows me intimately will tell you, I refuse everything except food and drink. At the present moment I am eating muffins because I am unhappy. Besides, I am particularly fond of muffins. [Rising.]	Алджернон. Когда я расстроен, единственное, что меня успокаивает, это еда. Люди, которые меня хорошо знают, могут засвидетельствовать, что при крупных неприятностях я отказываю себе во всем, кроме еды и питья. Вот и сейчас я ем лепешки потому, что несчастлив. Ну, и кроме того, я очень люблю деревенские лепешки. [Встает.]
Jack. [Rising.] Well, that is no reason why you should eat them all in that greedy way. [Takes muffins from Algernon.]	Джек [встает]. Но это еще не причина, чтобы уничтожить их все без остатка. [Отнимает у Алджернона блюдо с лепешками.]
Algernon. [Offering tea-cake.] I wish you would have tea-cake instead. I don't like tea-cake.	Алджернон [подставляя ему пирог]. Может быть, ты возьмешь пирога? Я не люблю пироги.
Jack. Good heavens! I suppose a man may eat his own muffins in his own garden.	Джек. Черт возьми! Неужели человек не может есть свои собственные лепешки в своем собственном саду?
Algernon. But you have just said it was perfectly heartless to eat muffins.	Алджернон. Но ты только что утверждал, что есть лепешки - бессердечно.
Jack. I said it was perfectly heartless of you, under the circumstances. That is a very different thing.	Джек. Я говорил, что при данных обстоятельствах это бессердечно с твоей стороны. А это совсем другое дело.
Algernon. That may be. But the muffins are the same. [He seizes the muffin-dish from Jack.]	Алджернон. Может быть! Но лепешки-то ведь те же самые. [Отбирает у Джека блюдо с лепешками.]
Jack. Algy, I wish to goodness you would go.	Джек. Алджи, прошу тебя, уезжай.
Algernon. You can't possibly ask me to go without having some dinner. It's absurd. I never go without my dinner. No one ever does, except vegetarians and people like that. Besides I have just made arrangements with Dr. Chasuble to be christened at a quarter to six under the name of Ernest.	Алджернон. Не можешь ты выпроводить меня без обеда. Это немыслимо. Я никогда не ухожу, не пообедав. На это способны лишь вегетарианцы. А кроме того, я только что договорился с доктором Чезюблом. Он окрестит меня, и без четверти шесть я стану Эрнестом.
Jack. My dear fellow, the sooner you give up that nonsense the better. I made arrangements this morning with Dr. Chasuble to be christened myself at 5.30, and I naturally will take the name of Ernest. Gwendolen would wish it. We can't both be christened Ernest. It's absurd. Besides, I have a perfect right to be christened if I like. There is no evidence at all that I have ever been christened by anybody. I should think it extremely probable I never was, and so does Dr. Chasuble. It is entirely different in your case. You have been christened already.	Джек. Дорогой мой, чем скорей ты выкинешь из головы эту блажь, тем лучше. Я сегодня утром договорился с доктором Чезюблом, в половине шестого он окрестит меня и, разумеется, даст мне имя Эрнест. Гвендолен этого требует. Не можем мы оба принять имя Эрнест. Это нелепо. Кроме того, я имею право креститься. Нет никаких доказательств, что меня когда-либо крестили. Весьма вероятно, что меня и не крестили, доктор Чезюбл того же мнения. А с тобой дело обстоит совсем иначе. Ты-то уж наверно был крещен.
Algernon. Yes, but I have not been christened for years.	Алджернон. Да, но с тех пор меня ни разу не крестили.
Jack. Yes, but you have been christened. That is the important thing.	Джек. Положим, но один раз ты был крещен. Вот что важно.
Algernon. Quite so. So I know my constitution can stand it. If you are not quite sure about your ever having been christened, I must say I think it rather dangerous your venturing on it now. It might make you very unwell. You can hardly have forgotten that some one very closely connected with you was very nearly carried off this week in Paris by a severe chill.	Алджернон. Это верно. И теперь я знаю, что могу это перенести. А если ты не уверен, что уже подвергался этой операции, то это для тебя очень рискованно. Это может причинить тебе большой вред. Не забывай, что всего неделю назад твой ближайший родственник чуть не скончался в Париже от острой простуды.
Jack. Yes, but you said yourself that a severe chill was not hereditary.	Джек. Да, но ты сам сказал, что простуда - болезнь не наследственная.
Algernon. It usen't to be, I know - but I daresay it is now. Science is always making wonderful improvements in things.	Алджернон. Так считали прежде, это верно, но так ли это сейчас? Наука идет вперед гигантскими шагами.
Jack. [Picking up the muffin-dish.] Oh, that is nonsense; you are always talking nonsense.	Джек [отбирая блюдо с лепешками]. Глупости, ты всегда говоришь глупости!
Algernon. Jack, you are at the muffins again! I wish you wouldn't. There are only two left. [Takes them.] I told you I was particularly fond of muffins.	Алджернон. Джек, ты опять принялся за лепешки! А как же я? Там только две и осталось. [Берет их.] Я же сказал тебе, что люблю лепешки.
Jack. But I hate tea-cake.	Джек. А я ненавижу сладкий пирог.
Algernon. Why on earth then do you allow tea-cake to be served up for your guests? What ideas you have of hospitality!	Алджернон. С какой же стати ты позволяешь угощать твоих гостей пирогом? Странное у тебя представление о гостеприимстве.
Jack. Algernon! I have already told you to go. I don't want you here. Why don't you go!	Джек. Алджернон, я уже говорил тебе - уезжай. Я не хочу, чтобы ты оставался. Почему ты не уходишь?
Algernon. I haven't quite finished my tea yet! and there is still one muffin left.	Алджернон. Я еще не допил чай, и надо же мне доесть лепешку.
[Jack groans, and sinks into a chair. Algernon still continues eating.]	Джек со стоном опускается в кресло. Алджернон продолжает есть.
Act Drop	Занавес

Third Act/ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

English	Русский
Scene
Morning-room at the Manor House.	Гостиная в поместье м-ра Уординга.
[Gwendolen and Cecily are at the window, looking out into the garden.]	Гвендолен и Сесили, стоя у окна, смотрят в сад.
Gwendolen. The fact that they did not follow us at once into the house, as any one else would have done, seems to me to show that they have some sense of shame left.	Гвендолен. То, что они сразу не пошли за нами в дом, как можно было ожидать, доказывает, по-моему, что у них еще сохранилась капля стыда.
Cecily. They have been eating muffins. That looks like repentance.	Сесили. Они едят лепешки. Это похоже на раскаяние.
Gwendolen. [After a pause.] They don't seem to notice us at all. Couldn't you cough?	Гвендолен [помолчав]. Они, видимо, не замечают нас. Может быть, вы попробуете кашлянуть?
Cecily. But I haven't got a cough.	Сесили. Но у меня нет кашля.
Gwendolen. They're looking at us. What effrontery!	Гвендолен. Они смотрят на нас. Какая дерзость!
Cecily. They're approaching. That's very forward of them.	Сесили. Они идут сюда. Как самонадеянно с их стороны!
Gwendolen. Let us preserve a dignified silence.	Гвендолен. Будем хранить горделивое молчание.
Cecily. Certainly. It's the only thing to do now.	Сесили. Конечно. Ничего другого не остается.
[Enter Jack followed by Algernon. They whistle some dreadful popular air from a British Opera.]	Входит Джек, за ним Алджернон. Они насвистывают мотив какой-то ужасающей арии из английской оперы.
Gwendolen. This dignified silence seems to produce an unpleasant effect.	Гвендолен. Горделивое молчание приводит к печальным результатам.
Cecily. A most distasteful one.	Сесили. Очень печальным.
Gwendolen. But we will not be the first to speak.	Гвендолен. Но мы не можем заговорить первыми.
Cecily. Certainly not.	Сесили. Конечно, нет.
Gwendolen. Mr. Worthing, I have something very particular to ask you. Much depends on your reply.	Гвендолен. Мистер Уординг, у меня к вам личный вопрос. Многое зависит от вашего ответа.
Cecily. Gwendolen, your common sense is invaluable. Mr. Moncrieff, kindly answer me the following question. Why did you pretend to be my guardian's brother?	Сесили. Гвендолен, ваш здравый смысл меня просто восхищает. Мистер Монкриф, будьте добры ответить мне на следующий вопрос. Для чего вы пытались выдать себя за брата моего опекуна?
Algernon. In order that I might have an opportunity of meeting you.	Алджернон. Чтобы иметь предлог познакомиться с вами.
Cecily. [To Gwendolen.] That certainly seems a satisfactory explanation, does it not?	Сесили [обращаясь к Гвендолен]. Мне кажется, это удовлетворительное объяснение. Как по-вашему?
Gwendolen. Yes, dear, if you can believe him.	Гвендолен. Да, моя дорогая, если только ему можно верить.
Cecily. I don't. But that does not affect the wonderful beauty of his answer.	Сесили. Я не верю. Но это не умаляет удивительного благородства его ответа.
Gwendolen. True. In matters of grave importance, style, not sincerity is the vital thing. Mr. Worthing, what explanation can you offer to me for pretending to have a brother? Was it in order that you might have an opportunity of coming up to town to see me as often as possible?	Гвендолен. Это так. В важных вопросах главное не искренность, а стиль. Мистер Уординг, чем вы объясните вашу попытку выдумать себе брата? Не затем ли вы на это пошли, чтобы иметь предлог как можно чаще бывать в Лондоне и видеть меня?
Jack. Can you doubt it, Miss Fairfax?	Джек. Неужели вы можете сомневаться в этом, мисс Ферфакс?
Gwendolen. I have the gravest doubts upon the subject. But I intend to crush them. This is not the moment for German scepticism. [Moving to Cecily.] Their explanations appear to be quite satisfactory, especially Mr. Worthing's. That seems to me to have the stamp of truth upon it.	Гвендолен. У меня на этот счет большие сомнения. Но я решила ими пренебречь. Сейчас не время для скептицизма в духе немецких философов. [Подходит к Сесили.] Их объяснения кажутся мне удовлетворительными, особенно объяснение мистера Уординга. Оно звучит правдиво.
Cecily. I am more than content with what Mr. Moncrieff said. His voice alone inspires one with absolute credulity.	Сесили. Мне более чем достаточно того, что сказал мистер Монкриф. Один его голос внушает мне абсолютное доверие.
Gwendolen. Then you think we should forgive them?	Гвендолен. Так вы думаете - мы можем простить их?
Cecily. Yes. I mean no.	Сесили. Да. То есть нет.
Gwendolen. True! I had forgotten. There are principles at stake that one cannot surrender. Which of us should tell them? The task is not a pleasant one.	Гвендолен. Верно! Я совсем позабыла. На карту поставлен принцип, и нам нельзя уступать. Но кто из нас скажет им это? Обязанность не из приятных.
Cecily. Could we not both speak at the same time?	Сесили. А не можем ли мы сказать это вместе?
Gwendolen. An excellent idea! I nearly always speak at the same time as other people. Will you take the time from me?	Гвендолен. Прекрасная идея! Я почти всегда говорю одновременно со своим собеседником. Только держите такт.
Cecily. Certainly.	Сесили. Хорошо.
[Gwendolen beats time with uplifted finger.]	Гвендолен отбивает такт рукой.
Gwendolen and Cecily [Speaking together.] Your Christian names are still an insuperable barrier. That is all!	Гвендолен и Сесили [говоря вместе]. Неодолимым препятствием по-прежнему являются ваши имена. Так и знайте!
Jack and Algernon [Speaking together.] Our Christian names! Is that all? But we are going to be christened this afternoon.	Джек и Алджернон [говоря вместе]. Наши имена? И только-то? Но нас окрестят сегодня же.
Gwendolen. [To Jack.] For my sake you are prepared to do this terrible thing?	Гвендолен [Джеку]. И вы ради меня идете на такое испытание?
Jack. I am.	Джек. Иду!
Cecily. [To Algernon.] To please me you are ready to face this fearful ordeal?	Сесили [Алджернону.] Чтобы сделать мне приятное, вы согласны это перенести?
Algernon. I am!	Алджернон. Согласен!
Gwendolen. How absurd to talk of the equality of the sexes! Where questions of self-sacrifice are concerned, men are infinitely beyond us.	Гвендолен. Как глупы все разговоры о равенстве полов. Когда дело доходит до самопожертвования, мужчины неизмеримо выше нас.
Jack. We are. [Clasps hands with Algernon.]	Джек. Вот именно! [Пожимает руку Алджернону.]
Cecily. They have moments of physical courage of which we women know absolutely nothing.	Сесили. Да, порой они проявляют такое физическое мужество, о каком мы, женщины, и понятия не имеем.
Gwendolen. [To Jack.] Darling!	Гвендолен [Джеку]. Милый!
Algernon. [To Cecily.] Darling! [They fall into each other's arms.]	Алджернон [Сесили]. Милая!
[Enter Merriman. When he enters he coughs loudly, seeing the situation.]	Все четверо обнимаются. Входит Мерримен. Поняв ситуацию, он вежливо покашливает.
Merriman. Ahem! Ahem! Lady Bracknell!	Мерримен. Хм! Хм! Леди Брэкнелл.
Jack. Good heavens!	Джек. Силы небесные!..
[Enter Lady Bracknell. The couples separate in alarm. Exit Merriman.]	Входит леди Брэкнелл. Влюбленные испуганно отстраняются друг от друга. Мерримен уходит.
Lady Bracknell. Gwendolen! What does this mean?	Леди Брэкнелл. Гвендолен! Что это значит?
Gwendolen. Merely that I am engaged to be married to Mr. Worthing, mamma.	Гвендолен. То, что я помолвлена с мистером Уордингом. Только и всего, мама.
Lady Bracknell. Come here. Sit down. Sit down immediately. Hesitation of any kind is a sign of mental decay in the young, of physical weakness in the old. [Turns to Jack.] Apprised, sir, of my daughter's sudden flight by her trusty maid, whose confidence I purchased by means of a small coin, I followed her at once by a luggage train. Her unhappy father is, I am glad to say, under the impression that she is attending a more than usually lengthy lecture by the University Extension Scheme on the Influence of a permanent income on Thought. I do not propose to undeceive him. Indeed I have never undeceived him on any question. I would consider it wrong. But of course, you will clearly understand that all communication between yourself and my daughter must cease immediately from this moment. On this point, as indeed on all points, I am firm.	Леди Брэкнелл. Поди сюда, сядь. Сядь сейчас же. Нерешительность - это признак душевного упадка у молодых и физического угасания у пожилых. [Повертываясь к Джеку.] Поставленная в известность о внезапном исчезновении моей дочери ее доверенной горничной, чье усердие я раз и навсегда обеспечила посредством небольшой денежной мзды, я тотчас же последовала за ней в товарном поезде. Ее бедный отец воображает, что она находится сейчас на несколько затянувшейся популярной лекции о влиянии, которое рента оказывает на развитие мысли. И это очень хорошо. Я не намерена разуверять его. Я стараюсь никогда не разуверять его ни в чем. Я бы считала это недостойным себя. Но вы, конечно, понимаете, что обязаны отныне прекратить всякие отношения с моей дочерью. И немедленно! В этом вопросе, как, впрочем, и во всех других я не пойду ни на какие уступки.
Jack. I am engaged to be married to Gwendolen Lady Bracknell!	Джек. Я обручен с Гвендолен, леди Брэкнелл.
Lady Bracknell. You are nothing of the kind, sir. And now, as regards Algernon!... Algernon!	Леди Брэкнелл. Ничего подобного, сэр. А что касается Алджернона... Алджернон!
Algernon. Yes, Aunt Augusta.	Алджернон. Да, тетя Августа?
Lady Bracknell. May I ask if it is in this house that your invalid friend Mr. Bunbury resides?	Леди Брэкнелл. Скажи мне, не в этом ли доме обитает твой больной друг мистер Бенбери?
Algernon. [Stammering.] Oh! No! Bunbury doesn't live here. Bunbury is somewhere else at present. In fact, Bunbury is dead,	Алджернон [запинаясь] Да нет. Бенбери живет не здесь. Сейчас Бенбери здесь нет. По правде говоря, Бенбери умер.
Lady Bracknell. Dead! When did Mr. Bunbury die? His death must have been extremely sudden.	Леди Брэкнелл. Умер? А когда именно скончался мистер Бенбери? Судя по всему, он умер скоропостижно.
Algernon. [Airily.] Oh! I killed Bunbury this afternoon. I mean poor Bunbury died this afternoon.	Алджернон [беззаботно]. О, Бенбери я сегодня убил. Я хочу сказать - бедняга Бенбери умер сегодня днем.
Lady Bracknell. What did he die of?	Леди Брэкнелл. А что было причиной его смерти?
Algernon. Bunbury? Oh, he was quite exploded.	Алджернон. Бенбери?.. Он... он лопнул, взорвался...
Lady Bracknell. Exploded! Was he the victim of a revolutionary outrage? I was not aware that Mr. Bunbury was interested in social legislation. If so, he is well punished for his morbidity.	Леди Брэкнелл. Взорвался? Может быть, он стал жертвой террористического акта? А я не предполагала, что мистер Бенбери интересуется социальными проблемами. Ну, а если так, поделом ему за такие нездоровые интересы.
Algernon. My dear Aunt Augusta, I mean he was found out! The doctors found out that Bunbury could not live, that is what I mean - so Bunbury died.	Алджернон. Дорогая тетя Августа, я хочу сказать, что его вывели на чистую воду. То есть доктора установили, что жить он больше не может, вот Бенбери и умер.
Lady Bracknell. He seems to have had great confidence in the opinion of his physicians. I am glad, however, that he made up his mind at the last to some definite course of action, and acted under proper medical advice. And now that we have finally got rid of this Mr. Bunbury, may I ask, Mr. Worthing, who is that young person whose hand my nephew Algernon is now holding in what seems to me a peculiarly unnecessary manner?	Леди Брэкнелл. По-видимому, он придавал слишком большое значение диагнозу своих врачей. Но, во всяком случае, я рада, что он наконец-то избрал какую-то определенную линию поведения и до конца не был лишен медицинской помощи. Но теперь, когда мы наконец избавились от этого мистера Бенбери, могу я спросить, мистер Уординг, что это за молодая особа, которую сейчас держит за руку мой племянник Алджернон совершенно неподобающим, с моей точки зрения, образом.
Jack. That lady is Miss Cecily Cardew, my ward.	Джек. Эта леди - мисс Сесили Кардью, моя воспитанница.
[Lady Bracknell bows coldly to Cecily.]	Леди Брэкнелл холодно кланяется Сесили.
Algernon. I am engaged to be married to Cecily, Aunt Augusta.	Алджернон. Я помолвлен с Сесили, тетя Августа.
Lady Bracknell. I beg your pardon?	Леди Брэкнелл. Как ты сказал?
Cecily. Mr. Moncrieff and I are engaged to be married, Lady Bracknell.	Сесили. Мистер Монкриф и я помолвлены, леди Брэкнелл.
Lady Bracknell. [With a shiver, crossing to the sofa and sitting down.] I do not know whether there is anything peculiarly exciting in the air of this particular part of Hertfordshire, but the number of engagements that go on seems to me considerably above the proper average that statistics have laid down for our guidance. I think some preliminary inquiry on my part would not be out of place. Mr. Worthing, is Miss Cardew at all connected with any of the larger railway stations in London? I merely desire information. Until yesterday I had no idea that there were any families or persons whose origin was a Terminus. [Jack looks perfectly furious, but restrains himself.]	Леди Брэкнелл [вздрогнув, проходит к дивану и садится]. Не знаю, может быть, воздух этой част Хартфоршира действует как-то особенно возбуждающе, но только число обручений, здесь заключенных, кажется мне много выше той нормы, которую предписывает нам статистическая наука. Я считаю, с моей стороны уместно будет задать несколько предварительных вопросов. Мистер Уординг, мисс Кардью тоже имеет отношение к одному из главных лондонских вокзалов? Мне нужны только факты. До вчерашнего дня я не предполагала, что есть фамилии или лица, происхождение которых ведет начало от конечной станции.
Jack. [In a clear, cold voice.] Miss Cardew is the grand-daughter of the late Mr. Thomas Cardew of 149 Belgrave Square, S.W.; Gervase Park, Dorking, Surrey; and the Sporran, Fifeshire, N.B.	Джек [вне себя от ярости, но сдерживается, звонко и холодно]. Мисс Кардью - внучка покойного мистера Томаса Кардью - Белгрэйв-сквер 149, Ю.-З.; Джервез-парк, Доркинг в Сэррее; и Спорран, Файфшир, Северная Англия.
Lady Bracknell. That sounds not unsatisfactory. Three addresses always inspire confidence, even in tradesmen. But what proof have I of their authenticity?	Леди Брэкнелл. Это звучит внушительно. Три адреса всегда вызывают доверие к их обладателю, даже если это поставщик. Но где гарантия, что адреса не вымышлены?
Jack. I have carefully preserved the Court Guides of the period. They are open to your inspection, Lady Bracknell.	Джек. Я нарочно сохранил "Придворный альманах" за те годы. Они доступны для вашего обозрения, леди Брэкнелл.
Lady Bracknell. [Grimly.] I have known strange errors in that publication.	Леди Брэкнелл [угрюмо]. Мне попадались странные опечатки в этом издании.
Jack. Miss Cardew's family solicitors are Messrs. Markby, Markby, and Markby.	Джек. Делами мисс Кардью занимается фирма Маркби, Маркби и Маркби.
Lady Bracknell. Markby, Markby, and Markby? A firm of the very highest position in their profession. Indeed I am told that one of the Mr. Markby's is occasionally to be seen at dinner parties. So far I am satisfied.	Леди Брэкнелл. Маркби, Маркби и Маркби. Фирма, пользующаяся авторитетом в своем кругу. Мне даже говорили, что одного из господ Маркби иногда встречают на званых обедах. Ну что ж, пока это весьма удовлетворительно.
Jack. [Very irritably.] How extremely kind of you, Lady Bracknell! I have also in my possession, you will be pleased to hear, certificates of Miss Cardew's birth, baptism, whooping cough, registration, vaccination, confirmation, and the measles; both the German and the English variety.	Джек [крайне раздраженно]. Как это мило с вашей стороны, леди Брэкнелл. К вашему сведению, могу добавить, что я располагаю свидетельствами о рождении мисс Кардью и ее крещении, справками о кори, коклюше, прививке оспы, принятии причастия, а также о краснухе и желтухе.
Lady Bracknell. Ah! A life crowded with incident, I see; though perhaps somewhat too exciting for a young girl. I am not myself in favour of premature experiences. [Rises, looks at her watch.] Gwendolen! the time approaches for our departure. We have not a moment to lose. As a matter of form, Mr. Worthing, I had better ask you if Miss Cardew has any little fortune?	Леди Брэкнелл. О, какая богатая приключениями жизнь, даже, может быть, слишком бурная для такой молодой особы. Я, со своей стороны, не одобряю преждевременной опытности. [Встает, смотрит на часы.] Гвендолен, время нашего отъезда приближается. Нам нельзя терять ни минуты. Хотя это всего-навсего проформа, мистер Уординг, но я должна еще осведомиться, не располагает ли мисс Кардью каким-либо состоянием.
Jack. Oh! about a hundred and thirty thousand pounds in the Funds. That is all. Goodbye, Lady Bracknell. So pleased to have seen you.	Джек. Да. Около ста тридцати тысяч фунтов государственной ренты. Вот и все. Прощайте, леди Брэкнелл. Очень приятно было поговорить с вами.
Lady Bracknell. [Sitting down again.] A moment, Mr. Worthing. A hundred and thirty thousand pounds! And in the Funds! Miss Cardew seems to me a most attractive young lady, now that I look at her. Few girls of the present day have any really solid qualities, any of the qualities that last, and improve with time. We live, I regret to say, in an age of surfaces. [To Cecily.] Come over here, dear.	Леди Брэкнелл [снова усаживается]. Минуточку, минуточку, мистер Уординг. Сто тридцать тысяч! И в государственной ренте. Мисс Кардью при ближайшем рассмотрении представляется мне весьма привлекательной особой. В наше время немногие девушки обладают по-настоящему солидными качествами, долговечными и даже улучшающимися от времени. К сожалению, должна сказать, что мы живем в поверхностный век. [Обращаясь к Сесили.] Подойдите, милочка.
[Cecily goes across.]	Сесили подходит.
Pretty child! your dress is sadly simple, and your hair seems almost as Nature might have left it. But we can soon alter all that. A thoroughly experienced French maid produces a really marvellous result in a very brief space of time. I remember recommending one to young Lady Lancing, and after three months her own husband did not know her.	Леди Брэкнелл. Бедное дитя, платье у вас такое простенькое и волосы почти такие же, какими их создала природа. Но это все поправимо. Опытная французская камеристка в очень короткий срок добьется удивительных результатов. Помню, я рекомендовала камеристку леди Лансинг-младшей, и через три месяца ее не узнавал собственный ее муж.
Jack. And after six months nobody knew her.	Джек. А через шесть месяцев ее уже никто не мог узнать.
Lady Bracknell. [Glares at Jack for a few moments. Then bends, with a practised smile, to Cecily.] Kindly turn round, sweet child.	Леди Брэкнелл [бросает грозный взгляд на Джека, а потом с заученной улыбкой обращается к Сесили]. Пожалуйста, повернитесь, дитя мое.
[Cecily turns completely round.]	Сесили поворачивается к ней спиной.
No, the side view is what I want.	Леди Брэкнелл. Нет, нет, в профиль.
[Cecily presents her profile.]	Сесили становится в профиль.
Yes, quite as I expected. There are distinct social possibilities in your profile. The two weak points in our age are its want of principle and its want of profile. The chin a little higher, dear. Style largely depends on the way the chin is worn. They are worn very high, just at present. Algernon!	Леди Брэкнелл. Именно этого я и ожидала. В вашем профиле есть данные. С таким профилем можно иметь успех в обществе. Два наиболее уязвимых пункта нашего времени - это отсутствие принципов и отсутствие профиля. Подбородок чуть повыше, дорогая моя. Стиль в значительной степени зависит от того, как держать подбородок. Теперь его держат очень высоко, Алджернон!
Algernon. Yes, Aunt Augusta!	Алджернон. Да, тетя Августа?
Lady Bracknell. There are distinct social possibilities in Miss Cardew's profile.	Леди Брэкнелл. С таким профилем мисс Кардью может рассчитывать на успех в обществе.
Algernon. Cecily is the sweetest, dearest, prettiest girl in the whole world. And I don't care twopence about social possibilities.	Алджернон. Сесили самая милая, дорогая, прелестная девушка во всем свете. И какое мне дело до ее успехов в обществе.
Lady Bracknell. Never speak disrespectfully of Society, Algernon. Only people who can't get into it do that. [To Cecily.] Dear child, of course you know that Algernon has nothing but his debts to depend upon. But I do not approve of mercenary marriages. When I married Lord Bracknell I had no fortune of any kind. But I never dreamed for a moment of allowing that to stand in my way. Well, I suppose I must give my consent.	Леди Брэкнелл. Никогда не говори неуважительно об обществе, Алджернон. Так поступают только те, кому закрыт доступ в высший свет. [Обращается к Сесили.] Дитя мое, вы, конечно, знаете, что у Алджернона нет ничего, кроме долгов. Но я не сторонница браков по расчету. Когда я выходила за лорда Брэкнелла, у меня не было никакого приданого. Однако я и мысли не допускала, что это может послужить препятствием. Поэтому я думаю, что могу благословить ваш брак.
Algernon. Thank you, Aunt Augusta.	Алджернон. Благодарю вас, тетя Августа!
Lady Bracknell. Cecily, you may kiss me!	Леди Брэкнелл. Сесили, поцелуйте меня, дорогая.
Cecily. [Kisses her.] Thank you, Lady Bracknell.	Сесили [целует]. Благодарю вас, леди Брэкнелл.
Lady Bracknell. You may also address me as Aunt Augusta for the future.	Леди Брэкнелл. Можете впредь называть меня тетя Августа.
Cecily. Thank you, Aunt Augusta.	Сесили. Благодарю вас, тетя Августа.
Lady Bracknell. The marriage, I think, had better take place quite soon.	Леди Брэкнелл. Свадьбу, я думаю, не стоит откладывать.
Algernon. Thank you, Aunt Augusta.	Алджернон. Благодарю вас, тетя Августа.
Cecily. Thank you, Aunt Augusta.	Сесили. Благодарю вас, тетя Августа.
Lady Bracknell. To speak frankly, I am not in favour of long engagements. They give people the opportunity of finding out each other's character before marriage, which I think is never advisable.	Леди Брэкнелл. Я, по правде говоря, не одобряю длительных помолвок. Это дает возможность узнать характер другой стороны, что, по-моему, не рекомендуется.
Jack. I beg your pardon for interrupting you, Lady Bracknell, but this engagement is quite out of the question. I am Miss Cardew's guardian, and she cannot marry without my consent until she comes of age. That consent I absolutely decline to give.	Джек. Прошу прощения, что прерываю вас, леди Брэкнелл, но ни о какой помолвке в данном случае не может быть и речи. Я опекун мисс Кардью, и до совершеннолетия она не может выйти замуж без моего согласия. А дать такое согласие я решительно отказываюсь.
Lady Bracknell. Upon what grounds may I ask? Algernon is an extremely, I may almost say an ostentatiously, eligible young man. He has nothing, but he looks everything. What more can one desire?	Леди Брэкнелл. По какой причине, смею вас спросить? Алджернон вполне подходящий, более того - завидный жених. У него нет ни гроша, а с виду он кажется миллионером. Чего же лучше?
Jack. It pains me very much to have to speak frankly to you, Lady Bracknell, about your nephew, but the fact is that I do not approve at all of his moral character. I suspect him of being untruthful.	Джек. Мне очень жаль, но приходится говорить в открытую, леди Брэкнелл. Дело в том, что я решительно не одобряю моральный облик вашего племянника. Я подозреваю, что он двуличен.
[Algernon and Cecily look at him in indignant amazement.]	Алджернон и Сесили смотрят на него изумленно и негодующе.
Lady Bracknell. Untruthful! My nephew Algernon? Impossible! He is an Oxonian.	Леди Брэкнелл. Двуличен? Мой племянник Алджернон? Немыслимо! Он учился в Оксфорде!
Jack. I fear there can be no possible doubt about the matter. This afternoon during my temporary absence in London on an important question of romance, he obtained admission to my house by means of the false pretence of being my brother. Under an assumed name he drank, I've just been informed by my butler, an entire pint bottle of my Perrier-Jouet, Brut, '89; wine I was specially reserving for myself. Continuing his disgraceful deception, he succeeded in the course of the afternoon in alienating the affections of my only ward. He subsequently stayed to tea, and devoured every single muffin. And what makes his conduct all the more heartless is, that he was perfectly well aware from the first that I have no brother, that I never had a brother, and that I don't intend to have a brother, not even of any kind. I distinctly told him so myself yesterday afternoon.	Джек. Боюсь, что в этом не может быть никакого сомнения. Сегодня, во время моей недолгой отлучки в Лондон по весьма важному для меня личному делу, он проник в мой дом, прикинувшись моим братом. Прикрываясь вымышленным именем, он выпил, как мне только что стало известно от дворецкого, целую бутылку моего "Перье-Жуэ-Брю" тысяча восемьсот восемьдесят девятого года; вино, которое я хранил специально для собственного пользования. Продолжая свою недостойную игру, он в один день покорил сердце моей единственной воспитанницы. Оставшись пить чай, он уничтожил все лепешки до единой. И поведение его тем более непростительно, что он все время прекрасно знал, что у меня нет брата, что у меня никогда не было брата и что я не имею ни малейшего желания обзаводиться каким бы то ни было братом. Я совершенно определенно сказал ему об этом еще вчера.
Lady Bracknell. Ahem! Mr. Worthing, after careful consideration I have decided entirely to overlook my nephew's conduct to you.	Леди Брэкнелл. Гм! Мистер Уординг, всесторонне обсудив этот вопрос, я решила оставить без всякого внимания обиды, нанесенные вам моим племянником.
Jack. That is very generous of you, Lady Bracknell. My own decision, however, is unalterable. I decline to give my consent.	Джек. Весьма великодушно с вашей стороны, леди Брэкнелл. Но мое решение неизменно. Я отказываюсь дать согласие.
Lady Bracknell. [To Cecily.] Come here, sweet child.	Леди Брэкнелл [обращаясь к Сесили]. Подойдите ко мне, милое дитя.
[Cecily goes over.]	Сесили подходит.
How old are you, dear?	Леди Брэкнелл. Сколько вам лет, дорогая?
Cecily. Well, I am really only eighteen, but I always admit to twenty when I go to evening parties.	Сесили. По правде сказать, мне только восемнадцать, но на вечерах я всегда говорю - двадцать.
Lady Bracknell. You are perfectly right in making some slight alteration. Indeed, no woman should ever be quite accurate about her age. It looks so calculating... [In a meditative manner.] Eighteen, but admitting to twenty at evening parties. Well, it will not be very long before you are of age and free from the restraints of tutelage. So I don't think your guardian's consent is, after all, a matter of any importance.	Леди Брэкнелл. Вы совершенно правы, внося эту маленькую поправку. Женщина никогда не должна быть слишком точной в определении своего возраста. Это отзывает педантством... [Раздумчиво.] Восемнадцать, но двадцать на вечерах. Ну что ж, не так уж долго ждать совершеннолетия и полной свободы от опеки. Не думаю, чтобы согласие вашего опекуна имело бы такое значение.
Jack. Pray excuse me, Lady Bracknell, for interrupting you again, but it is only fair to tell you that according to the terms of her grandfather's will Miss Cardew does not come legally of age till she is thirty-five.	Джек. Простите, я снова прерву вас, леди Брэкнелл. Но я считаю своим долгом сообщить вам, что по завещанию деда мисс Кардью, срок опеки над нею установлен до тридцатипятилетнего возраста.
Lady Bracknell. That does not seem to me to be a grave objection. Thirty-five is a very attractive age. London society is full of women of the very highest birth who have, of their own free choice, remained thirty-five for years. Lady Dumbleton is an instance in point. To my own knowledge she has been thirty-five ever since she arrived at the age of forty, which was many years ago now. I see no reason why our dear Cecily should not be even still more attractive at the age you mention than she is at present. There will be a large accumulation of property.	Леди Брэкнелл. Ну, это не кажется мне серьезным препятствием. Тридцать пять - это возраст расцвета. Лондонское общество полно женщин самого знатного происхождения, которые по собственному желанию много лет кряду остаются тридцатипятилетними. Леди Дамблтон, например. Сколько мне известно, ей все еще тридцать пять с тех самых пор, как ей исполнилось сорок, а это было уже много лет назад. Я не вижу причин, почему бы нашей дорогой Сесили не быть еще более привлекательной в указанном вами возрасте. К тому времени ее состояние значительно увеличится.
Cecily. Algy, could you wait for me till I was thirty-five?	Сесили. Алджи, вы можете ждать, пока мне исполнится тридцать пять лет?
Algernon. Of course I could, Cecily. You know I could.	Алджернон. Ну, конечно, могу, Сесили. Вы знаете, что могу.
Cecily. Yes, I felt it instinctively, but I couldn't wait all that time. I hate waiting even five minutes for anybody. It always makes me rather cross. I am not punctual myself, I know, but I do like punctuality in others, and waiting, even to be married, is quite out of the question.	Сесили. Да, я так и чувствовала, но я-то не смогу ждать. Я не люблю ждать кого-нибудь даже пять минут. Это меня всегда раздражает. Сама я не отличаюсь точностью, это правда, но в других люблю пунктуальность и ждать - пусть даже нашей свадьбы - для меня невыносимо.
Algernon. Then what is to be done, Cecily?	Алджернон. Так что же делать, Сесили?
Cecily. I don't know, Mr. Moncrieff.	Сесили. Не знаю, мистер Монкриф.
Lady Bracknell. My dear Mr. Worthing, as Miss Cardew states positively that she cannot wait till she is thirty-five - a remark which I am bound to say seems to me to show a somewhat impatient nature - I would beg of you to reconsider your decision.	Леди Брэкнелл. Дорогой мистер Уординг, так как мисс Кардью положительно утверждает, что она не может ждать до тридцати пяти лет, - замечание, которое, должна сказать, свидетельствует о несколько нетерпеливом характере, - я просила бы вас пересмотреть ваше решение.
Jack. But my dear Lady Bracknell, the matter is entirely in your own hands. The moment you consent to my marriage with Gwendolen, I will most gladly allow your nephew to form an alliance with my ward.	Джек. Но дорогая леди Брэкнелл, вопрос этот всецело зависит от вас. В ту самую минуту, как вы согласитесь на мой брак с Гвендолен, я с великой радостью разрешу вашему племяннику сочетаться браком с моей воспитанницей.
Lady Bracknell. [Rising and drawing herself up.] You must be quite aware that what you propose is out of the question.	Леди Брэкнелл [вставая и горделиво выпрямляясь]. Вы прекрасно знаете: то, что вы предложили, - немыслимо.
Jack. Then a passionate celibacy is all that any of us can look forward to.	Джек. Тогда безбрачие - вот наш удел.
Lady Bracknell. That is not the destiny I propose for Gwendolen. Algernon, of course, can choose for himself. [Pulls out her watch.] Come, dear,	Леди Брэкнелл. Не такую судьбу мы готовили для Гвендолен. Алджернон, конечно, может решать за себя. [Достает часы]. Идем, дорогая.
[Gwendolen rises]	Гвендолен встает.
we have already missed five, if not six, trains. To miss any more might expose us to comment on the platform.	Леди Брэкнелл. Мы уже пропустили пять, а то и шесть поездов. Если мы пропустим еще один - это может вызвать нежелательные толки на станции.
[Enter DR. Chasuble.]	Входит доктор Чезюбл.
Chasuble. Everything is quite ready for the christenings.	Чезюбл. Все готово для обряда крещения.
Lady Bracknell. The christenings, sir! Is not that somewhat premature?	Леди Брэкнелл. Крещения, сэр? Не преждевременно ли?
Chasuble. [Looking rather puzzled, and pointing to Jack and Algernon.] Both these gentlemen have expressed a desire for immediate baptism.	Чезюбл [со смущенным видом указывая на Джека и Алджернона]. Оба эти джентльмена выразили желание немедленно подвергнуться крещению.
Lady Bracknell. At their age? The idea is grotesque and irreligious! Algernon, I forbid you to be baptized. I will not hear of such excesses. Lord Bracknell would be highly displeased if he learned that that was the way in which you wasted your time and money.	Леди Брэкнелл. В их возрасте? Это смехотворная и безбожная затея. Алджернон, я запрещаю тебе креститься. И слышать не хочу о таких авантюрах. Лорд Брэкнелл был бы весьма недоволен, если бы узнал, на что ты тратишь время и деньги.
Chasuble. Am I to understand then that there are to he no christenings at all this afternoon?	Чезюбл. Значит ли это, что сегодня крещения не будет?
Jack. I don't think that, as things are now, it would be of much practical value to either of us, Dr. Chasuble.	Джек. Судя по тому, как обернулись обстоятельства, досточтимый доктор, я не считаю, что это имело бы практическое значение.
Chasuble. I am grieved to hear such sentiments from you, Mr. Worthing. They savour of the heretical views of the Anabaptists, views that I have completely refuted in four of my unpublished sermons. However, as your present mood seems to be one peculiarly secular, I will return to the church at once. Indeed, I have just been informed by the pew-opener that for the last hour and a half Miss Prism has been waiting for me in the vestry.	Чезюбл. Меня весьма огорчает, что вы это говорите, мистер Уординг. Это отдает еретическими взглядами анабаптистов, взглядами, которые я полностью опроверг в четырех моих неопубликованных проповедях. Однако, так как вы сейчас, по-видимому, полностью погружены в заботы мира сего, я тотчас же возвращусь в церковь. Меня только что известили, что мисс Призм уже полтора часа дожидается меня в ризнице.
Lady Bracknell. [Starting.] Miss Prism! Did I bear you mention a Miss Prism?	Леди Брэкнелл [вздрагивая]. Мисс Призм? Вы, кажется, упомянули о мисс Призм?
Chasuble. Yes, Lady Bracknell. I am on my way to join her.	Чезюбл. Да, леди Брэкнелл. Мне сейчас предстоит встреча с мисс Призм.
Lady Bracknell. Pray allow me to detain you for a moment. This matter may prove to be one of vital importance to Lord Bracknell and myself. Is this Miss Prism a female of repellent aspect, remotely connected with education?	Леди Брэкнелл. Позвольте задержать вас на одну минуту. Этот вопрос может оказаться чрезвычайно важным для лорда Брэкнелла и для меня самой. Не является ли упомянутая вами мисс Призм женщиной отталкивающей наружности, но притом выдающей себя за воспитательницу.
Chasuble. [Somewhat indignantly.] She is the most cultivated of ladies, and the very picture of respectability.	Чезюбл [со сдержанным, негодованием]. Это одна из самых воспитанных леди и само воплощение респектабельности.
Lady Bracknell. It is obviously the same person. May I ask what position she holds in your household?	Леди Брэкнелл. Ну, значит, это она и есть! Могу ли я осведомиться, какое положение занимает она в вашем доме?
Chasuble. [Severely.] I am a celibate, madam.	Чезюбл [сурово]. Я холост, сударыня.
Jack. [Interposing.] Miss Prism, Lady Bracknell, has been for the last three years Miss Cardew's esteemed governess and valued companion.	Джек [вмешиваясь]. Мисс Призм, леди Брэкнелл, вот уже три года является высокочтимой гувернанткой и высокоценимой компаньонкой мисс Кардью.
Lady Bracknell. In spite of what I hear of her, I must see her at once. Let her be sent for.	Леди Брэкнелл. Несмотря на все ваши отзывы, я должна с ней немедленно повидаться. Пошлите за ней!
Chasuble. [Looking off.] She approaches; she is nigh.	Чезюбл [оглядываясь]. Она идет; она уже близко.
[Enter Miss Prism hurriedly.]	Поспешно входит мисс Призм.
Miss Prism. I was told you expected me in the vestry, dear Canon. I have been waiting for you there for an hour and three-quarters. [Catches sight of Lady Bracknell, who has fixed her with a stony glare. Miss Prism grows pale and quails. She looks anxiously round as if desirous to escape.]	Мисс Призм. Мне сказали, что вы ждете меня в ризнице, дорогой каноник. Я ожидала вас там почти два часа. [Замечает леди Брэкнелл, которая пронизывает ее взглядом. Мисс Призм бледнеет и вздрагивает. Она боязливо озирается, словно готовясь к бегству.]
Lady Bracknell. [In a severe, judicial voice.] Prism!	Леди Брэкнелл [жестоким прокурорским тоном]. Призм!
[Miss Prism bows her head in shame.]	Мисс Призм смиренно опускает голову.
Come here, Prism!	Леди Брэкнелл. Сюда, Призм!
[Miss Prism approaches in a humble manner.]	Мисс Призм, крадучись, приближается.
Prism! Where is that baby?	Леди Брэкнелл. Призм! Где ребенок?
[General consternation. The Canon starts back in horror. Algernon and Jack pretend to be anxious to shield Cecily and Gwendolen from hearing the details of a terrible public scandal.]	Всеобщая растерянность. Доктор Чезюбл в ужасе отступает. Алджернон и Джек заслоняют Сесили и Гвендолен, подчеркнуто стараясь оградить их слух от подробностей ужасающего разоблачения.
Twenty-eight years ago, Prism, you left Lord Bracknell's house, Number 104, Upper Grosvenor Street, in charge of a perambulator that contained a baby of the male sex. You never returned. A few weeks later, through the elaborate investigations of the Metropolitan police, the perambulator was discovered at midnight, standing by itself in a remote corner of Bayswater. It contained the manuscript of a three-volume novel of more than usually revolting sentimentality.	Леди Брэкнелл. Двадцать восемь лет назад, Призм, вы оставили дом лорда Брэкнелла, сто четыре по Гровенор-стрит, имея на попечении детскую коляску, содержавшую младенца мужского пола. Вы не вернулись. Через несколько недель усилиями уголовной полиции коляска была обнаружена однажды ночью в уединенном уголке Бэйсуотера. В ней нашли рукопись трехтомного романа, до тошноты сентиментального.
[Miss Prism starts in involuntary indignation.]	Мисс Призм негодующе вздрагивает.
But the baby was not there!	Леди Брэкнелл. Но ребенка там не было!
[Every one looks at Miss Prism.]	Все смотрят на мисс Призм.
Prism! Where is that baby?	Леди Брэкнелл. Призм, где ребенок?
[A pause.]	Пауза.
Miss Prism. Lady Bracknell, I admit with shame that I do not know. I only wish I did. The plain facts of the case are these. On the morning of the day you mention, a day that is for ever branded on my memory, I prepared as usual to take the baby out in its perambulator. I had also with me a somewhat old, but capacious hand-bag in which I had intended to place the manuscript of a work of fiction that I had written during my few unoccupied hours. In a moment of mental abstraction, for which I never can forgive myself, I deposited the manuscript in the basinette, and placed the baby in the hand-bag.	Мисс Призм. Леди Брэкнелл, я со стыдом признаю, что я не знаю. О! Если бы я знала! Вот как все это произошло. В то утро, навсегда запечатлевшееся в моей памяти, я, по обыкновению, собиралась вывезти дитя в коляске на прогулку. Со мной был довольно старый, объемистый саквояж, куда я намеревалась положить рукопись беллетристического произведения, сочиненного мною в редкие часы досуга. По непостижимой рассеянности, которую я до сих пор не могу себе простить, я положила рукопись в коляску, а ребенка в саквояж.
Jack. [Who has been listening attentively.] But where did you deposit the hand-bag?	Джек [слушавший ее с большим вниманием]. Но куда же вы дели саквояж?
Miss Prism. Do not ask me, Mr. Worthing.	Мисс Призм. Ах, не спрашивайте, мистер Уординг!
Jack. Miss Prism, this is a matter of no small importance to me. I insist on knowing where you deposited the hand-bag that contained that infant.	Джек. Мисс Призм, это для меня чрезвычайно важно. Я настаиваю, чтобы вы сказали, куда девался саквояж с ребенком.
Miss Prism. I left it in the cloak-room of one of the larger railway stations in London.	Мисс Призм. Я оставила его в камере хранения одного из самых крупных вокзалов Лондона.
Jack. What railway station?	Джек. Какого вокзала?
Miss Prism. [Quite crushed.] Victoria. The Brighton line. [Sinks into a chair.]	Мисс Призм [в полном изнеможении]. Виктория. Брайтонская платформа. [Падает в кресло.]
Jack. I must retire to my room for a moment. Gwendolen, wait here for me.	Джек. Я должен вас на минуту покинуть. Гвендолен, подождите меня.
Gwendolen. If you are not too long, I will wait here for you all my life.	Гвендолен. Если вы ненадолго, я готова ждать вас всю жизнь.
[Exit Jack in great excitement.]	Джек убегает в крайнем волнении.
Chasuble. What do you think this means, Lady Bracknell?	Чезюбл. Что все это может означать, как вы думаете, леди Брэкнелл.
Lady Bracknell. I dare not even suspect, Dr. Chasuble. I need hardly tell you that in families of high position strange coincidences are not supposed to occur. They are hardly considered the thing.	Леди Брэкнелл. Боюсь что-нибудь предположить, доктор Чезюбл. Едва ли надо говорить вам, что в аристократических семьях не допускают странных совпадений. Они считаются нереспектабельными.
[Noises heard overhead as if some one was throwing trunks about. Every one looks up.]	Над головой у них слышен шум, словно кто-то передвигает сундуки. Все смотрят вверх.
Cecily. Uncle Jack seems strangely agitated.	Сесили. Дядя Джек необычайно взволнован.
Chasuble. Your guardian has a very emotional nature.	Чезюбл. У вашего опекуна очень эмоциональная натура.
Lady Bracknell. This noise is extremely unpleasant. It sounds as if he was having an argument. I dislike arguments of any kind. They are always vulgar, and often convincing.	Леди Брэкнелл. Весьма неприятный шум. Как будто он там с кем-то дерется. Я ненавижу драки, независимо от повода. Они всегда вульгарны и нередко доказательны.
Chasuble. [Looking up.] It has stopped now.	Чезюбл [глядя вверх]. Вот, все прекратилось.
[The noise is redoubled.]	Шум раздается с новой силой.
Lady Bracknell. I wish he would arrive at some conclusion.	Леди Брэкнелл. Хотела бы я, чтобы он пришел наконец к какому-нибудь выводу.
Gwendolen. This suspense is terrible. I hope it will last.	Гвендолен. Это ожидание ужасно. Я не хочу, чтобы оно кончалось.
[Enter Jack with a hand-bag of black leather in his hand.]	Входит Джек. В руках у него черный кожаный саквояж.
Jack. [Rushing over to Miss Prism.] Is this the handbag, Miss Prism? Examine it carefully before you speak. The happiness of more than one life depends on your answer.	Джек [подбегая к мисс Призм]. Этот, мисс Призм? Поглядите получше, прежде чем ответить. От вашего ответа зависит судьба нескольких человек.
Miss Prism. [Calmly.] It seems to be mine. Yes, here is the injury it received through the upsetting of a Gower Street omnibus in younger and happier days. Here is the stain on the lining caused by the explosion of a temperance beverage, an incident that occurred at Leamington. And here, on the lock, are my initials. I had forgotten that in an extravagant mood I had had them placed there. The bag is undoubtedly mine. I am delighted to have it so unexpectedly restored to me. It has been a great inconvenience being without it all these years.	Мисс Призм [спокойно]. Похоже, что мой. Да. Вот царапина, полученная при катастрофе с омнибусом на Гауэр-стрит в лучшие дни моей юности. А вот на подкладке пятно от лопнувшей бутылки безалкогольного напитка - это случилось со мной в Лимингтоне. А вот на замочке мои инициалы. Я и забыла, что из каких-то экстравагантных побуждений велела выгравировать их на замке. Да, саквояж действительно мой. Очень рада, что он так неожиданно нашелся. Мне все эти годы так его не хватало!
Jack. [In a pathetic voice.] Miss Prism, more is restored to you than this hand-bag. I was the baby you placed in it.	Джек [торжественно]. Мисс Призм, нашелся не только саквояж. Я - младенец, которого вы в нем потеряли.
Miss Prism. [Amazed.] You?	Мисс Призм [пораженная]. Вы?
Jack. [Embracing her.] Yes... mother!	Джек [обнимая ее]. Да... мама!
Miss Prism. [Recoiling in indignant astonishment.] Mr. Worthing! I am unmarried	Мисс Призм [вырываясь и в полном негодовании]. Мистер Уординг! Я девица!
Jack. Unmarried! I do not deny that is a serious blow. But after all, who has the right to cast a stone against one who has suffered? Cannot repentance wipe out an act of folly? Why should there be one law for men, and another for women? Mother, I forgive you. [Tries to embrace her again.]	Джек. Девица? Признаюсь, это для меня большой удар. Но в конце концов кто посмеет бросить камень в женщину, которая столько выстрадала? Неужели раскаяние не искупает минуты увлечения? Почему должен быть один закон для мужчин и другой для женщин? Мама, я прощаю тебя. [Снова пытается обнять ее.]
Miss Prism. [Still more indignant.] Mr. Worthing, there is some error. [Pointing to Lady Bracknell.] There is the lady who can tell you who you really are.	Мисс Призм [еще в большем негодовании]. Мистер Уординг, здесь какое-то недоразумение. [Указывая на леди Брэкнелл]. Ее сиятельство может сказать вам, кто вы такой на самом деле.
Jack. [After a pause.] Lady Bracknell, I hate to seem inquisitive, but would you kindly inform me who I am?	Джек [помолчав]. Леди Брэкнелл! Простите, что докучаю вам, но скажите мне, кто я такой?
Lady Bracknell. I am afraid that the news I have to give you will not altogether please you. You are the son of my poor sister, Mrs. Moncrieff, and consequently Algernon's elder brother.	Леди Брэкнелл. Боюсь, эти сведения придутся вам не по вкусу. Вы сын моей покойной сестры, миссис Монкриф, и, следовательно, старший брат Алджернона.
Jack. Algy's elder brother! Then I have a brother after all. I knew I had a brother! I always said I had a brother! Cecily, - how could you have ever doubted that I had a brother? [Seizes hold of Algernon.] Dr. Chasuble, my unfortunate brother. Miss Prism, my unfortunate brother. Gwendolen, my unfortunate brother. Algy, you young scoundrel, you will have to treat me with more respect in the future. You have never behaved to me like a brother in all your life.	Джек. Старший брат Алджи! Так, значит, у меня все-таки есть брат! Я так и знал, что у меня есть брат. Я всегда говорил, что у меня есть брат. Сесили, как могла ты сомневаться, что у меня есть брат? [Хватает Алджернона за плечи.] Доктор Чезюбл, - мой беспутный братец. Мисс Призм, - мой беспутный братец. Гвендолен, - мой беспутный братец. Алджи, негодник, ты теперь обязан относиться ко мне с большим уважением. Ты никогда в жизни не относился ко мне как к старшему брату.
Algernon. Well, not till to-day, old boy, I admit. I did my best, however, though I was out of practice.	Алджернон. Да, каюсь, дружище. Я старался, но у меня не было практики.
[Shakes hands.]	[Пожимает руку Джеку.]
Gwendolen. [To Jack.] My own! But what own are you? What is your Christian name, now that you have become some one else?	Гвендолен [Джеку]. Родной мой! Но кто же вы, если стали кем-то другим? Как вас теперь зовут?
Jack. Good heavens!... I had quite forgotten that point. Your decision on the subject of my name is irrevocable, I suppose?	Джек. Силы небесные!.. Про это я совсем забыл. Ваше решение относительно моего имени остается неизменным?
Gwendolen. I never change, except in my affections.	Гвендолен. Я неизменна во всем, кроме своих чувств.
Cecily. What a noble nature you have, Gwendolen!	Сесили. Какой у вас благородный характер, Гвендолен.
Jack. Then the question had better be cleared up at once. Aunt Augusta, a moment. At the time when Miss Prism left me in the hand-bag, had I been christened already?	Джек. С этим вопросом надо покончить сейчас же. Минуточку, тетя Августа. К тому времени, как мисс Призм потеряла меня вместе со своим саквояжем, я, вероятно, был уже крещен?
Lady Bracknell. Every luxury that money could buy, including christening, had been lavished on you by your fond and doting parents.	Леди Брэкнелл. Все жизненные блага, которые можно приобрести за деньги, были вам предоставлены вашими любящими и заботливыми родителями, в том числе, конечно, и крещение.
Jack. Then I was christened! That is settled. Now, what name was I given? Let me know the worst.	Джек. Значит, я был крещен? Это ясно. Но какое же мне дали имя? Я готов к самому худшему.
Lady Bracknell. Being the eldest son you were naturally christened after your father.	Леди Брэкнелл. Как старший сын, вы, разумеется, получили имя отца.
Jack. [Irritably.] Yes, but what was my father's Christian name?	Джек [сердится]. Да, но как звали моего отца?
Lady Bracknell. [Meditatively.] I cannot at the present moment recall what the General's Christian name was. But I have no doubt he had one. He was eccentric, I admit. But only in later years. And that was the result of the Indian climate, and marriage, and indigestion, and other things of that kind.	Леди Брэкнелл [задумчиво]. Сейчас не могу припомнить, как звали вашего батюшку, генерала Монкрифа. Не сомневаюсь, однако, что его все же как-нибудь звали. Он был чудак, это правда. Но только в преклонных летах. И под влиянием индийского климата, женитьбы, несварения желудка и прочего в этом роде.
Jack. Algy! Can't you recollect what our father's Christian name was?	Джек. Алджи, ты-то можешь вспомнить, как звали нашего отца?
Algernon. My dear boy, we were never even on speaking terms. He died before I was a year old.	Алджернон. Дорогой мой, мне ни разу не пришлось беседовать с ним. Он умер, когда мне еще и году не было.
Jack. His name would appear in the Army Lists of the period, I suppose, Aunt Augusta?	Джек. Его имя, должно быть, в армейских справочниках того времени. Не так ли, тетя Августа?
Lady Bracknell. The General was essentially a man of peace, except in his domestic life. But I have no doubt his name would appear in any military directory.	Леди Брэкнелл. Генерал был человеком весьма мирного характера во всем, кроме семейной жизни. Но я не сомневаюсь, что имя его значится в любом военном альманахе.
Jack. The Army Lists of the last forty years are here. These delightful records should have been my constant study. [Rushes to bookcase and tears the books out.] M. Generals... Mallam, Maxbohm, Magley, what ghastly names they have - Markby, Migsby, Mobbs, Moncrieff! Lieutenant 1840, Captain, Lieutenant-Colonel, Colonel, General 1869, Christian names, Ernest John. [Puts book very quietly down and speaks quite calmly.] I always told you, Gwendolen, my name was Ernest, didn't I? Well, it is Ernest after all. I mean it naturally is Ernest.	Джек. Армейские списки за последние сорок лет - это украшение моей библиотеки. Мне бы надо было без устали штудировать эти воинские скрижали. [Бросается к книжным полкам и выхватывает одну книгу за другой]. Значит, М... генералы... Магли, Максбом, Маллам, - какие ужасные фамилии - Маркби, Миксби, Моббз, Монкриф! Лейтенант - в тысяча восемьсот сороковом. Капитан, подполковник, полковник, генерал - в тысяча восемьсот шестьдесят девятом. Зовут - Эрнест-Джон. [Не торопясь ставит книгу на место, очень спокойно.] Я всегда говорил вам, Гвендолен, что меня зовут Эрнест, не так ли? Ну, я и на самом деле Эрнест. Как тому и следовало быть!
Lady Bracknell. Yes, I remember now that the General was called Ernest, I knew I had some particular reason for disliking the name.	Леди Брэкнелл. Да, теперь я припоминаю, что генерала звали Эрнест. Я так и знала, что у меня есть особая причина не любить это имя.
Gwendolen. Ernest! My own Ernest! I felt from the first that you could have no other name!	Гвендолен. Эрнест! Мой Эрнест! Я с самого начала чувствовала, что у вас не может быть другого имени.
Jack. Gwendolen, it is a terrible thing for a man to find out suddenly that all his life he has been speaking nothing but the truth. Can you forgive me?	Джек. Гвендолен! Как это ужасно для человека - вдруг узнать, что всю свою жизнь он говорил правду, сущую правду. Вы прощаете мне этот грех?
Gwendolen. I can. For I feel that you are sure to change.	Гвендолен. Прощаю. Потому что вы непременно изменитесь.
Jack. My own one!	Джек. Милая!
Chasuble. [To Miss Prism.] Laetitia! [Embraces her]	Чезюбл [к мисс Призм]. Летиция! [Обнимает ее.]
Miss Prism. [Enthusiastically.] Frederick! At last!	Мисс Призм [восторженно]. Фредерик! Наконец-то!
Algernon. Cecily! [Embraces her.] At last!	Алджернон. Сесили! [Обнимает ее]. Наконец-то!
Jack. Gwendolen! [Embraces her.] At last!	Джек. Гвендолен! [Обнимает ее.] Наконец-то!
Lady Bracknell. My nephew, you seem to be displaying signs of triviality.	Леди Брэкнелл. Дорогой мой племянник, вы, кажется, проявляете признаки легкомыслия.
Jack. On the contrary, Aunt Augusta, I've now realised for the first time in my life the vital Importance of Being Earnest.	Джек. Что вы, тетя Августа, наоборот, впервые в жизни я понял, как важно Эрнесту быть серьезным!
	Немая картина.
Tableau	Занавес

К началу страницы

---

Оставить комментарий © Copyright Соколов Владимир Дмитриевич -- составитель (sokolwlad@narod.ru) Размещен: 07/08/2017, изменен: 07/08/2017. 331k. Статистика. Пьеса; сценарий: Foreign+Translat

Ваша оценка: не читать очень плохо плохо посредственно терпимо не читал нормально хорошая книга отличная книга великолепно шедевр

---

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"