Краткая коллекция текстов на французском языке
Guy de Maupassant/Ги де Мопассан
Contes et nouvelles/Рассказы и сказки
Г. Мопассан. "Рассказы"
![[]](/img/s/sokolow_w_d/maup/mane.jpg)
На картине Мане "Водные прогульщики" изображен один из участников "гребного клуба" с их постоянной боевой подругой Мушкой, которая заразили Мопассана сифилисом
Свой первый рассказ, прославленную "Пышку" Мопассан опубликовал в 1880 г в сборнике молодых писателей-натуралистов, посвященном 10-летию франко-прусской войны. Рассказ никому неизвестного писателя и поэта -- ибо к тому времени Мопассан все еще пребывал в нерешительности относительно того, какому литературному жанру отдать предпочтение -- сразу стал популярным. Флобер не постеснялся назвать "Пышку" "шедевром, который будет длиться" ("шедевром на все времена", сказали бы мы).
После этого писателя как прорвало. Куда подевались поэтические опыты. Он стал штамповать рассказ за рассказом, и уже через год вышел его первый сборник рассказов "Дом Телье", который в 1883 году был переиздан в 12-й раз. С 1880 по 1891 Мопассан публиковал по новому сборнику рассказов ежегодно, а иногда по 2 без видимых усилий и напряга. Не забывайте, что в эти же годы он написал несколько первоклассных романов и книг о путешествиях.
Кроме славы, рассказы принесли Мопассану колоссальный материальный успех. Ему посчастливилось найти такого издателя Хавара (Havard), который беспрекословно шел на все его условия, и даже постоянно зудел над его ухом, требуя все нового и нового материала. Конец XIX ознаменовался резким ростом благополучия во Франции так называемого среднего класса, что наряду с высоким уровнем образованности буквально взорвало выпуск популярных журналов (Франция вообще относится к одной из самых читающих и печатающих стран мира), и Мопассан не хило обеспечивал своих работодателей первоклассной продукцией. Заметим, что его романы, сделавшие его имя не менее популярным в Европе и также оплачивавшиеся по тарифу выше среднего не принесли ему и десятой доли того, что доставили рассказы.
Свои сюжеты Мопассан брал непосредственно из жизни: частично это были эпизоды собственной биографии, но главным поставщиком сюжетов были его знакомые и друзья. Особенно плодотворным было его знакомство с коллегами по своеобразному "гребному клубу": каждую неделю Мопассан и еще 4 его друзей, также поэты и писатели совершали длинные лодочные прогулки по Сене. Характерно, что они щедро делились с другом сюжетами, скорее радуясь, что он находит им такое удачное применение, чем возникая с какими-то претензиями на авторские права. Впрочем, сюжеты были весьма распространены и многие пытались писать так же, да вот получалось-то не у всех.
Рассказы Мопассана ввинтились не только в громадный читательский успех, но и, что бывает редко, были одновременно высоко оценены литературной братией. Известно, что их высоко оценил Л. Толстой и даже написал специальную статью о них. Эта репутация не поколебалась и в последующих поколениях. Не без, разумеется, ложки дегтя. Например, Моруа полагал, что все его рассказы -- это безделушки. Моруа, в частности, упрекал Мопассана в том, что писатель слишком привязан к мелочам и подробностям быта. Это может быть интересно современникам, интересно иностранцам, которые благодаря Мопассану узнают, как жили французы, но уйдет мопассанова натура -- уйдут и его рассказы. Моруа даже уверял, что во Франции Мопассан -- писатель второго сорта, и ему, Моруа, непонятно, почему иностранцы вдруг так высоко заценили его.
Ваша неправда, мсье Моруа. Натура уходит, а Мопассан по-прежнему популярен. Причем во Франции не меньше, чем в остальном мире. Достаточно зайти в Интернет и не слишком долго покопаться, чтобы увидеть, какое количество сайтов посвящено Мопассану, всяких там "Друзей Ги де Мопассана". Мопассан изучается по обязаловке во фршколах и лицеях. В 2009 в Руане состоялась целая конференция преподавателей-языковиков на тему, как препарировать Мопассана для пацанов. Действительно, такой рассказ как "Ожерелье", где речь идет об адюльтере и почему-то влупленный в обязательную школьную программу, явно неподходящ для детского возраста, хотя.. Если посмотреть, что те же самые дети видят на телеэкранах..
Так уж получилось, что Мопассан вошел в литературу одновременно с Чеховым, разве мировую известность Чехов приобрел десятилетием позже. И сразу же литературный мир, имеющих отношение к рассказам, раскололся на два лагеря: сторонников Мопассана и Чехова. Причем, Чехову явно отдавали предпочтение. Под чеховские знамена был мобилизован и английский писатель Моэм. Но позднее он переметнулся в мопассановский лагерь. Его позднейшие рассуждения об особенностях стиля этих писателей стали классическими.
Иногда мне кажется, что Моэм уж слишком строг к Чехову. "Отсутствие драматизма в рассказе нельзя считать плюсом. Оттого что нечто происходит ежедневно, важности этому происшествию не сообщает. Удовольствие узнавания, которое при этом получает читатель, относится к низшему разряду эстетических наслаждений," -- так он отхлестал нашего классика. Напротив, непреходящим достоинством Мопассана является то, "что лежащие в основе его рассказов анекдоты занимательны сами по себе, их всегда можно с успехом рассказать гостям за обеденным столом".
Чехов часто повторял, что его забудут через 5-7 после его смерти, а писать, так как он пишет, будут все и всегда. На сегодняшний день пророчество сбывается с точностью до наоборот. Чехова не забыли и долго еще будут помнить, а вот писать, как он никто не пишет, да и читают-то его по большим праздникам (я не беру в расчет его ранние рассказы: прикольные, озорные, на которые спрос еще должен быть). Берусь предсказать, что Мопассана будут читать, доколе существует литература.
Немалую роль здесь играет то, что его засюжетированные истории легко трансформируются в другие жанры. Мопассан много и с успехом инсценируется и не только к юбилейным датам. Любопытно, что один из самых его инсценируемых рассказов -- "Орля" -- вызвавший такое неодобрение Л. Толстого за весь напущенный там туман мистического ужаса ("Мопассан с его истерической "Орля", страшной только для женщин.." -- Л. Андреев), впервые был экранизирован в России Е. Баэром ("Золотая ночь" -- 1914) и, -- кем бы вы думали? -- одним из основоположников соцреализма в кино Я. Протазановым ("Пара гнедых", 1915).
В наше время, когда авторитет печатной книги решительно устремился к 0, Мопассан весьма успешно и органично вписывается в формат Интернета и аудиокниги. Именно мопассановские рассказы составляют львиную долю в подборке Litterature Audio, где французы, озабоченные падением авторитета своего языка в мире, бросили лучших своих авторов на поддержание имиджа страны в киберпространстве. И в каких бы формах не выступала литература, рассказу в ней будет место всегда, а значит и Мопассану.
Содержание
- Decore !/Награжден!
- Julie Romain/Жюли Ромен
- La bete a mait' Belhomme/Зверь дяди Бельома
- La main/Рука
- La peur/Страх
- Le retour/Возвращение
- Mademoiselle Perle/Мадемуазель Перль
- Qui sait ?/Кто знает?
- Solitude/Одиночество
La bête à maît' Belhomme/Зверь дяди Бельома
| France | Русский |
| La diligence du Havre allait quitter Criquetot ; et tous les voyageurs attendaient l'appel de leur nom dans la cour de l'hôtel du Commerce tenu par Malandain fils. | Из Крикто отправлялся гаврский дилижанс, и пассажиры, собравшись во дворе "Торговой гостиницы" Маландена-сына, ожидали переклички. |
| C'était une voiture jaune, montée sur des roues jaunes aussi autrefois, mais rendues presque grises par l'accumulation des boues. Celles de devant étaient toutes petites ; celles de derrière, hautes et frêles, portaient le coffre difforme et enflé comme un ventre de bête. Trois rosses blanches, dont on remarquait, au premier coup d'oeil, les têtes énormes et les gros genoux ronds, attelées en arbalète, devaient traîner cette carriole qui avait du monstre dans sa structure et son allure. Les chevaux semblaient endormis déjà devant l'étrange véhicule. | Дилижанс был желтый, на желтых колесах, теперь почти серых от накопившейся грязи. Передние колеса были совсем низенькие, на задних, очень высоких и тонких, держался бесформенный кузов, раздутый, как брюхо животного. В эту чудовищную колымагу треугольником запряжены были три белые клячи с огромными головами и толстыми, узловатыми коленями. Они, казалось, успели уже заснуть, стоя перед своим ковчегом. |
| Le cocher Césaire Horlaville, un petit homme à gros ventre, souple cependant, par suite de l'habitude constante de grimper sur ses roues et d'escalader l'impériale, la face rougie par le grand air des champs, les pluies, les bourrasques et les petits verres, les yeux devenus clignotants sous les coups de vent et de grêle, apparut sur la porte de l'hôtel en s'essuyant la bouche d'un revers de main. De larges paniers ronds, pleins de volailles effarées, attendaient devant les paysannes immobiles. Césaire Horlaville les prit l'un après l'autre et les posa sur le toit de sa voiture ; puis il y plaça plus doucement ceux qui contenaient des oeufs ; il y jeta ensuite d'en bas, quelques petits sacs de grain, de menus paquets enveloppés de mouchoirs, de bouts de toile ou de papiers. Puis il ouvrit la porte de derrière et, tirant une liste de sa poche, il lut en appelant : | Кучер Сезер Орлавиль, коротенький человечек с большим животом, по проворный, оттого что наловчился постоянно вскакивать на колеса и лазить на империал, краснолицый от вольного воздуха, ливней, шквалов и рюмочек, привыкший щурить глаза от града и ветра, показался в дверях гостиницы, вытирая рот ладонью. Его дожидались крестьянки, неподвижно сидевшие перед большими круглыми корзинами с перепуганной птицей. Сезер Орлавиль брал одну корзину за другой и ставил на крышу рыдвана, потом более осторожно поставил корзины с яйцами и начал швырять снизу мешочки с зерном, бумажные свертки, узелки, завязанные в платки или в холстину. Затем он распахнул заднюю дверцу и, достав из кармана список, стал вызывать: |
| - Monsieur le curé de Gorgeville. | - Господин кюре из Горжвиля! |
| Le prêtre s'avança, un grand homme puissant, large, gros, violacé et d'air aimable. Il retroussa sa soutane pour lever le pied, comme les femmes retroussent leurs jupes, et grimpa dans la guimbarde. | Подошел священник, крупный мужчина богатырского сложения, тучный, широкоплечий, с багровым добродушным лицом. Ставя ногу на ступеньку, он подобрал сутану, как женщины подбирают юбку, и влез в ковчег. |
| - L'instituteur de Rollebosc-les-Grinets. | - Учитель из Рольбоск-ле-Грине! |
| L'homme se hâta, long, timide, enredingoté jusqu'aux genoux ; et il disparut à son tour dans la porte ouverte. | Длинный, неловкий учитель в сюртуке до колен заторопился и тоже исчез в открытых дверцах дилижанса. |
| - Maît' Poiret, deux places. | - Дядя Пуаре, два места! |
| Poiret s'en vint, haut et tortu, courbé par la charrue, maigri par l'abstinence, osseux, la peau séchée par l'oubli des lavages. Sa femme le suivait, petite et maigre, pareille à une bique fatiguée, portant à deux mains un immense parapluie vert. | Выступил Пуаре, долговязый, сутулый, сгорбленный от хождения за плугом, тощий от недоедания, с давно не мытым морщинистым лицом. За ним шла жена, маленькая и худая, похожая на заморенную козу, ухватив обеими руками большой зеленый зонт. |
| - Maît' Rabot, deux places. | - Дядя Рабо, два места! |
| Rabot hésita, étant de nature perplexe. Il demanda : | Рабо, нерешительный по натуре, колебался. Он переспросил: |
| - C'est ben mé qu't'appelles ? | - Ты меня, что ли, зовешь? |
| Le cocher, qu'on avait surnommé "dégourdi", allait répondre une facétie, quand Rabot piqua une tête vers la portière, lancé en avant par une poussée de sa femme, une gaillarde haute et carrée dont le ventre était vaste et rond comme une futaille, les mains larges comme des battoirs. | Кучер, которого прозвали "зубоскал", собирался было ответить шуткой, как вдруг Рабо подскочил к дверцам, получив тумака от жены, рослой и плечистой бабы, пузатой, как бочка, с ручищами, широкими, как вальки. |
| Et Rabot fila dans la voiture à la façon d'un rat qui rentre dans son trou. | И Рабо юркнул в дилижанс, словно крыса в нору. |
| - Maît' Caniveau. | - Дядя Каниво! |
| Un gros paysan, plus lourd qu'un boeuf, fit plier les ressorts et s'engouffra à son tour dans l'intérieur du coffre jaune. | Плотный и грузный, точно бык, крестьянин, сильно погнув рессоры, ввалился в желтый кузов. |
| - Maît' Belhomme. | - Дядя Бельом! |
| Belhomme, un grand maigre, s'approcha, le cou de travers, la face dolente, un mouchoir appliqué sur l'oreille comme s'il souffrait d'un fort mal de dents. | Бельом, худой и высокий, с плачущим лицом, подошел, скривив набок шею, прикладывая к уху платок, словно он страдал от зубной боли. |
| Tous portaient la blouse bleue par-dessus d'antiques et singulières vestes de drap noir ou verdâtre, vêtements de cérémonie qu'ils découvriraient dans les rues du Havre ; et leurs chefs étaient coiffés de casquettes de soie, hautes comme des tours, suprême élégance dans la campagne normande. | На всех пассажирах были синие блузы поверх старомодных суконных курток странного покроя, черных или зеленоватых - парадной одежды, в которой они покажутся только на улицах Гавра; на голове у каждого башней высилась шелковая фуражка - верх элегантности в нормандской деревне. |
| Césaire Horlaville referma la portière de sa boîte, puis monta sur son siège et fit claquer son fouet. | Сезер Орлавиль закрыл дверцы своей колымаги, влез на козлы и щелкнул кнутом. |
| Les trois chevaux parurent se réveiller et, remuant le cou, firent entendre un vague murmure de grelots. | Три клячи, видимо, проснулись и тряхнули гривами; послышался нестройный звон бубенцов. |
| Le cocher, alors, hurlant : "Hue !" de toute sa poitrine, fouailla les bêtes à tour de bras. Elles s'agitèrent, firent un effort, et se mirent en route d'un petit trot boiteux et lent. Et derrière elles, la voiture, secouant ses carreaux branlants et toute la ferraille de ses ressorts, faisait un bruit surprenant de ferblanterie et de verrerie, tandis que chaque ligne de voyageurs, ballottée et balancée par les secousses, avait des reflux de flots à tous les remous des cahots. | Кучер гаркнул во весь голос: "Нно!" - и с размаху хлестнул лошадей. Лошади зашевелились, налегли на постромки и тронули с места неровной, мелкой рысцой. А за ними оглушительно загромыхал экипаж, дребезжа расшатанными окнами и железом рессор, и два ряда пассажиров заколыхались, как на волнах, подпрыгивая и качаясь от толчков на каждой рытвине. |
| On se tut d'abord, par respect pour le curé, qui gênait les épanchements. Il se mit à parler le premier, étant d'un caractère loquace et familier. | Сначала все молчали из почтения к кюре, стесняясь при нем разговаривать. Однако, будучи человеком словоохотливым и общительным, он заговорил первый. |
| - Eh bien, maît' Caniveau, dit-il, ça va-t-il comme vous voulez ? | - Ну, дядя Каниво, - сказал он, - как дела? |
| L'énorme campagnard, qu'une sympathie de taille, d'encolure et de ventre liait avec l'ecclésiastique, répondit en souriant : | Дюжий крестьянин, питавший симпатию к священнику, на которого он походил ростом, дородностью и объемистым животом, ответил улыбаясь: |
| - Tout d' même, m'sieu l' curé, tout d' même, et d' vote part ? | - Помаленьку, господин кюре, помаленьку, а у вас как? |
| - Oh ! d' ma part, ça va toujours. | - О, у меня-то всегда все благополучно. |
| - Et vous, maît' Poiret ? demanda l'abbé. | А у вас как, дядя Пуаре? - осведомился аббат. |
| - Oh ! mé, ça irait, n'étaient les cossards (colzas) qui n' donneront guère c't' année ; et, vu les affaires, c'est là-dessus qu'on s' rattrape. | - Все было бы ничего, да вот сурепка в нынешнем году совсем не уродилась; а дела нынче такие, что только на ней и выезжаешь. |
| - Que voulez-vous, les temps sont durs. | - Что поделаешь, тяжелые времена. |
| - Que oui, qu'i sont durs, affirma d'une voix de gendarme la grande femme de maît' Rabot. | - Да, да, уж тяжелее некуда, - подтвердила зычным басом жена Рабо. |
| Comme elle était d'un village voisin, le curé ne la connaissait que de nom. | Она была из соседней деревни, и кюре знал ее только по имени. |
| - C'est vous, la Blondel ? dit-il. | - Вы, кажется, дочка Блонделя? - спросил он. |
| - Oui, c'est mé, qu'a épousé Rabot. | - Ну да, это я вышла за Рабо. |
| Rabot, fluet, timide et satisfait, salua en souriant ; il salua d'une grande inclinaison de tête en avant, comme pour dire : | Рабо, хилый, застенчивый и довольный, низко поклонился, ухмыляясь и подавшись вперед, словно говоря: |
| "C'est bien moi Rabot, qu'a épousé la Blondel." | "Это я и есть тот самый Рабо, за которого вышла дочка Блонделя". |
| Soudain maît' Belhomme, qui tenait toujours son mouchoir sur son oreille, se mit à gémir d'une façon lamentable. Il faisait "gniau... gniau... gniau" en tapant du pied pour exprimer son affreuse souffrance. | Вдруг дядя Бельом, не отнимавший платка от уха, принялся жалобно стонать. Он мычал: "М-м.., м-м.., м-м..." - и притопывал ногой or нестерпимой боли. |
| - Vous avez donc bien mal aux dents ? demanda le curé. | - У вас зубы болят? - спросил кюре. |
| Le paysan cessa un instant de geindre pour répondre : | Крестьянин на минуту перестал стонать и ответил |
| - Non point... m'sieu le curé... C'est point des dents... c'est d' l'oreille, du fond d' l'oreille. | - Да нет, господин кюре.., какие там зубы.., это от уха, там, в самой середке... |
| - Qu'est-ce que vous avez donc dans l'oreille. Un dépôt ? | - Что же такое у вас в ухе? Нарыв? |
| - J' sais point si c'est un dépôt, mais j' sais ben qu' c'est eune bête, un' grosse bête qui m'a entré d'dans, vu que j' dormais su l' foin dans l' grenier. | - Уж не знаю, нарыв или не нарыв, знаю только, что там зверь, большущий зверь, он туда забрался, когда я спал на сеновале. |
| - Un' bête. Vous êtes sûr ? | - Зверь? Да верно ли это? |
| - Si j'en suis sûr ? Comme du Paradis, m'sieu le curé, vu qu'a m' grignote l' fond d' l'oreille. A m' mange la tête, pour sûr ! a m' mange la tête ! Oh ! gniau... gniau... gniau... Et il se remit à taper du pied. | - Еще бы не верно! Верней верного, господин кюре, ведь он у меня в ухе скребется. Он мне голову прогрызет, говорю вам - прогрызет. Ой, м-м... - м-м.., м-м... - И Бельом опять принялся притопывать ногой. |
| Un grand intérêt s'était éveillé dans l'assistance. Chacun donnait son avis. Poiret voulait que ce fût une araignée, l'instituteur que ce fût une chenille. Il avait vu ça une fois déjà à Campemuret, dans l'Orne, où il était resté six ans ; même la chenille était entrée dans la tête et sortie par le nez. Mais l'homme était demeuré sourd de cette oreille-là, puisqu'il avait le tympan crevé. | Все очень заинтересовались. Каждый высказал свое мнение. Пуаре предполагал, что это паук, учитель - что это гусеница. Ему пришлось наблюдать такой случай в Кампмюре, в департаменте Орн, где он прожил шесть лет; вот так же гусеница забралась в ухо и выползла через нос. Но человек оглох на это ухо, потому что барабанная перепонка у него была продырявлена. |
| - C'est plutôt un ver, déclara le curé. | - Скорее всего это червяк, - заявил кюре. |
| Maît' Belhomme, la tête renversée de côté et appuyée contre la portière, car il était monté le dernier, gémissait toujours. | Дядя Бельом все стонал, склонив голову набок и прислонившись к дверце, - садился он последним. |
| - Oh ! gniau... gniau... gniau... j' crairais ben qu' c'est eune grosse frémi tant qu'a mord... T'nez, m'sieu le curé... a galope... a galope... Oh ! gniau... gniau... gniau... qué misère ! !... | - Ох! М-м.., м-м.., м-м... Верно, это муравей, большущий муравей, уж очень больно кусается... Вот, вот, вот, господин кюре.., бегает.., бегает... Ох! М-м.., м-м.., м-м... До чего больно!.. |
| - T'as point vu l' médecin ? demanda Caniveau. | - К доктору ты ходил? - спросил Каниво. |
| - Pour sûr, non. | - Ну уж нет! |
| - D'où vient ça ? | - А почему? |
| La peur du médecin sembla guérir Belhomme. | Страх перед доктором, казалось, исцелил Бельома. |
| Il se redressa, sans toutefois lâcher son mouchoir. | Он выпрямился, не отнимая, однако, руки от уха. |
| - D'où vient ça ! T'as des sous pour eusse, té, pour ces fainéants-là ? Y s'rait v'nu eune fois, deux fois, trois fois, quat' fois, cinq fois ! &Сcedil;a fait, deusse écus de cent sous, deusse écus, pour sûr... Et qu'est-ce qu'il aurait fait, dis, çu fainéant, dis, qu'est-ce qu'il aurait fait ? Sais-tu, té ? | - Как "почему"? У тебя, видно, есть для них деньги, для этих лодырей? Он придет и раз, и два, и три, и четыре, и пять, и всякий раз подавай ему деньги! Это выйдет два экю по сто су, два экю! Как пить дать!.. А какая от него польза, от этого лодыря, какая от него польза? Ну-ка скажи, если знаешь? |
| Caniveau riait. | Каниво засмеялся |
| - Non, j' sais point ? Ousquè tu vas, comme ça ? | - Почем мне знать! А куда же ты все-таки едешь? |
| - J' vas t' au Havre vé Chambrelan. | - Еду в Гавр к Шамбрелану. |
| - Qué Chambrelan ? | - К какому это Шамбрелану? |
| - L' guérisseux, donc. | - Да к знахарю. |
| - Qué guérisseux ? | - К какому знахарю? |
| - L' guérisseux qu'a guéri mon pé. | - К знахарю, который моего отца вылечил. |
| - Ton pé ? | - Твоего отца? |
| - Oui, mon pé, dans l' temps. | - Ну да, отца, еще давным-давно. |
| - Qué qu'il avait, ton pé ? | - А что у него было, у твоего отца? |
| - Un vent dans l' dos, qui n'en pouvait pu r'muer pied ni gambe. | - Прострел в пояснице, не мог ни рукой, ни ногой пошевельнуть. |
| - Qué qui li a fait ton Chambrelan ? | - И что же с ним сделал твой Шамбрелан? |
| - Il y a manié l' dos comm' pou' fé du pain, avec les deux mains donc ! Et ça y a passé en une couple d'heures ! | - Он мял ему спину, как тесто месят, обеими руками! И через два часа все прошло! |
| Belhomme pensait bien aussi que Chambrelan avait prononcé des paroles, mais il n'osait pas dire ça devant le curé. | Бельом был уверен, что Шамбрелан, кроме того, заговорил болезнь, но при кюре он постеснялся сказать об этом. |
| Caniveau reprit en riant : | Каниво спросил, смеясь: |
| - C'est-il point quéque lapin qu'tas dans l'oreille. Il aura pris çu trou-là pour son terrier, vu la ronce. Attends, j' vas l' fé sauver. | - Уж не кролик ли туда забрался? Верно, принял дырку в ухе за нору, - видит, кругом колючки растут. Постой, - сейчас я тебе его спугну. |
| Et Caniveau, formant un porte-voix de ses mains, commença à imiter les aboiements des chiens courants en chasse. Il jappait, hurlait, piaulait, aboyait. Et tout le monde se mit à rire dans la voiture, même l'instituteur qui ne riait jamais. | И Каниво, сложив руки рупором, начал подражать лаю гончих, бегущих по следу. Он тявкал, выл, подвизгивал, лаял. Все в дилижансе расхохотались, даже учитель, который никогда не смеялся. |
| Cependant, comme Belhomme paraissait fâché qu'on se moquât de lui, le curé détourna la conversation et, s'adressant à la grande femme de Rabot : | Но так как Бельома, по-видимому, рассердило, что над ним смеются, кюре переменил разговор и сказал, обращаясь к дюжей жене Рабо: |
| - Est-ce que vous n'avez pas une nombreuse famille ? | - У вас, говорят, большая семья? |
| - Que oui, m'sieu le curé... Que c'est dur à élever ! | - Еще бы, господин кюре... Нелегко детей растить! |
| Rabot opina de la tête, comme pour dire : "Oh ! oui, c'est dur à élever." | Рабо закивал головой, как бы говоря: "Да, да, нелегко их растить!" |
| - Combien d'enfants ? | - Сколько же у вас детей? |
| Elle déclara avec autorité, d'une voix forte et sûre : | Она объявила с гордостью, громко и уверенно: |
| - Seize enfants, m'sieu l' curé ! Quinze de mon homme ! | - Шестнадцать человек, господин кюре! Пятнадцать от мужа! |
| Et Rabot se mit à sourire plus fort, en saluant du front. | Рабо заулыбался и еще усиленнее закивал головой. |
| Il en avait fait quinze, lui, lui tout seul, Rabot ! Sa femme l'avouait ! Donc, on n'en pouvait point douter. Il en était fier, parbleu ! | Он сделал пятнадцать человек ребят, один он, Рабо! Жена сама в этом призналась! Значит, и сомневаться нечего. Черт возьми, ему есть чем гордиться! |
| De qui le seizième ? Elle ne le dit pas. C'était le premier, sans doute ? On le savait peut-être, car on ne s'étonna point. Caniveau lui-même demeura impassible. | А шестнадцатый от кого? Она не сказала. Это, конечно, первый ребенок? Все, должно быть, знали, потому что никто не удивился. Даже сам Каниво оставался невозмутимым. |
| Mais Belhomme se mit à gémir : | Бельом снова принялся стонать: |
| - Oh ! gniau... gniau... gniau... a me trifouille dans l' fond... Oh !... misère !... | - Ох! м-м.., м-м.., м-м.., ох, как ухо свербит внутри!.. Ох, больно!.. |
| La voiture s'arrêtait au café Polyte. | Дилижанс остановился перед кофейней Полита. |
| Le curé dit : | Кюре сказал: |
| - Si on vous coulait un peu d'eau dans l'oreille, on la ferait peut-être sortir. Voulez-vous essayer ? | - А что, если влить в ухо немного воды? Может быть, он выскочит. Хотите, попробуем? |
| - Pour sûr ! J' veux ben. | - Еще бы! Понятно, хочу. |
| Et tout le monde descendit pour assister à l'opération. | И все вылезли из дилижанса, чтобы присутствовать при операции. |
| Le prêtre demanda une cuvette, une serviette et un verre d'eau ; et il chargea l'instituteur de tenir bien inclinée la tête du patient ; puis, dès que le liquide aurait pénétré dans le canal, de la renverser brusquement. | Священник спросил миску, салфетку и стакан воды, велел учителю держать голову пациента пониже, наклонив ее набок, и, как только вода проникнет в ухо, сразу опрокинуть голову в другую сторону. |
| Mais Caniveau, qui regardait déjà dans l'oreille de Belhomme pour voir s'il ne découvrirait pas la bête à l'oeil nu, s'écria : | Но Каниво, который уже заглядывал в ухо Бельома в надежде увидеть зверя простым глазом, воскликнул: |
| - Cré nom d'un nom, qué marmelade ! Faut déboucher ça, mon vieux. Jamais ton lapin sortira dans c'te confiture-là. Il s'y collerait les quat' pattes. | - Прах тебя побери, вот так мармелад! Сначала надо прочистить, старик. Твоему кролику никак не выбраться из этого варенья. Увязнет в нем всеми четырьмя лапами. |
| Le curé examina à son tour le passage et reconnut trop étroit et trop embourbé pour tenter l'expulsion de la bête. Ce fut l'instituteur qui débarrassa cette voie au moyen d'une allumette et d'une loque. Alors, au milieu de l'anxiété générale, le prêtre versa, dans ce conduit nettoyé, un demi-verre d'eau qui coula sur le visage, dans les cheveux et dans le cou de Belhomme. Puis l'instituteur retourna vivement la tête sur la cuvette, comme s'il eût voulu la dévisser. Quelques gouttes retombèrent dans le vase blanc. Tous les voyageurs se précipitèrent. Aucune bête n'était sortie. | Кюре тоже исследовал проход и нашел его слишком узким и грязным для того, чтобы приступить к изгнанию зверя Тогда учитель прочистил ухо тряпочкой, навернутой на спичку. Среди общего волнения священник влил в канал полстакана воды, и она потекла по лицу Бельома, по его волосам и за шиворот Потом учитель так резко повернул голову Бельома в другую сторону, словно хотел совсем ее отвертеть. Несколько капель воды вылилось в белую миску. Все бросились глядеть. Никакого зверя не было видно. |
| Cependant Belhomme déclarant : | Однако Бельом объявил: |
| - Je sens pu rien, | - Я больше ничего не чувствую. |
| Le curé, triomphant, s'écria : | И священник, торжествуя, воскликнул: |
| - Certainement elle est noyée. | - Ну, разумеется, зверь утонул! |
| Tout le monde était content. On remonta dans la voiture. | Все опять уселись в дилижанс, очень довольные. |
| Mais à peine se fut-elle remise en route que Belhomme poussa des cris terribles. La bête s'était réveillée et était devenue furieuse. Il affirmait même qu'elle était entrée dans la tête maintenant, qu'elle lui dévorait la cervelle. Il hurlait avec de telles contorsions que la femme de Poiret, le croyant possédé du diable, se mit à pleurer en faisant le signe de la croix. Puis, la douleur se calmant un peu, le malade raconta qu'ELLE faisait le tour de son oreille. Il imitait avec son doigt les mouvements de la bête, semblait la voir, la suivre du regard : | Но едва дилижанс тронулся, как Бельом поднял страшный крик. Зверь очнулся и рассвирепел. Бельом утверждал даже, что зверь теперь пробрался к нему в голову и гложет мозг. Он так выл и дергался, что жена Пуаре, приняв его за бесноватого, начала креститься, заливаясь слезами. Потом боль немного утихла, и страдалец сообщил, что "он" ползает в ухе "кругом, кругом...". Бельом пальцами изображал движение зверя и, казалось, видел его, следил за ним взглядом. |
| - Tenez, v'la qu'a r'monte... gniau... gniau... gniau... qué misère ! | - Вот он опять ползет кверху.., м-м.., м-м.., м-м.., ой, больно! |
| Caniveau s'impatientait. | Каниво не выдержал: |
| - C'est l'iau qui la rend enragée, c'te bête. All' est p't-être ben accoutumée au vin. | - Это он от воды взбесился, твой зверь. Он, может, больше к вину привык. |
| On se remit à rire. Il reprit : | Все рассмеялись. Каниво продолжал: |
| - Quand j'allons arriver au café Bourbeux, donne-li du fil en six et all' n' bougera pu, j' te le jure. | - Как доедем до кофейни Бурбе, ты поднеси ему водочки, он и не пошевельнется, право слово. |
| Mais Belhomme n'y tenait plus de douleur. Il se mit à crier comme si on lui arrachait l'âme. Le curé fut obligé de lui soutenir la tête. On pria Césaire Horlaville d'arrêter à la première maison rencontrée. | Но Бельом себя не помнил от боли. Он кричал так, будто у него душа с телом расставалась. Кюре пришлось поддерживать ему голову. Сезера попросили остановиться у первого попавшегося дома. |
| C'était une ferme en bordure sur la route. Belhomme y fut transporté ; puis on le coucha sur la table de cuisine pour recommencer l'opération. Caniveau conseillait toujours de mêler de l'eau-de-vie à l'eau, afin de griser et d'endormir la bête, de la tuer peut-être. Mais le curé préféra du vinaigre. | Первой попалась навстречу ферма у самой дороги. Бельома перенесли на руках в дом и положили на кухонный стол, чтобы снова приступить к операции. Каниво советовал все-таки прибавить водки к воде, чтобы оглушить, а то и совсем убить зверя. Но кюре предпочел уксус. |
| On fit couler le mélange goutte à goutte, cette fois, afin qu'il pénétrât jusqu'au fond, puis on le laissa quelques minutes dans l'organe habité. | На этот раз смесь вливали по капле, чтобы она дошла до самого дна, и оставили ее на несколько минут в ухе. |
| Une cuvette ayant été de nouveau apportée, Belhomme fut retourné tout d'une pièce par le curé et Caniveau, ces deux colosses, tandis que l'instituteur tapait avec ses doigts sur l'oreille saine, afin de bien vider l'autre. | Опять принесли миску, и два великана, кюре и Каниво, перевернули Бельома, а учитель принялся постукивать пальцами по здоровому уху, чтобы вода скорее вылилась. |
| Césaire Horlaville, lui-même, était entré pour voir, son fouet à la main. | Даже сам Сезер Орлавиль, с кнутом в руках, вошел поглядеть. |
| Et soudain, on aperçut au fond de la cuvette un petit point brun, pas plus gros qu'un grain d'oignon. Cela remuait, pourtant. C'était une puce ! Des cris d'étonnement s'élevèrent, puis des rires éclatants. Une puce ! Ah ! elle était bien bonne, bien bonne ! Caniveau se tapait sur la cuisse, Césaire Horlaville fit claquer son fouet ; le curé s'esclaffait à la façon des ânes qui braient, l'instituteur riait comme on éternue, et les deux femmes poussaient de petits cris de gaieté pareils au gloussement des poules. | И вдруг все увидели на дне миски маленькую темную точку, чуть побольше макового зернышка. Однако она шевелилась. Это была блоха! Поднялся крик, потом оглушительный хохот. Блоха! Вот так штука! Каниво хлопал себя по ляжке, Сезер Орлавиль щелкал кнутом. Кюре фыркал и ревел, как осел, учитель смеялся, будто чихал. Обе женщины радостно кудахтали. |
| Belhomme s'était assis sur la table, et ayant pris sur ses genoux la cuvette, il contemplait avec une attention grave et une colère joyeuse dans l'oeil la bestiole vaincue qui tournait dans sa goutte d'eau. | Бельом уселся на столе и, держа на коленях миску, сосредоточенно и злорадно смотрел на побежденную блоху, барахтавшуюся в капле воды. |
| Il grogna : "Te v'la, charogne", et cracha dessus. | Он проворчал: - Попалась, стерва! - и плюнул на нее. |
| Le cocher, fou de gaieté, répétait : | Кучер, еле живой от смеха, приговаривал: |
| - Eune puce, eune puce, ah ! te v'la, sacré puçot, sacré puçot, sacré puçot ! | - Блоха, блоха, ах, чтоб тебя! Попалась-таки, проклятая, попалась, попалась! |
| Puis, s'étant un peu calmé, il cria : | Потом, успокоившись немного, крикнул: |
| - Allons, en route ! V'la assez de temps perdu. | - Ну, по местам! И так много времени потеряли. |
| Et les voyageurs, riant toujours, s'en allèrent vers la voiture. | И пассажиры, все еще смеясь, потянулись к дилижансу. |
| Cependant Belhomme, venu le dernier, déclara : | Вдруг Бельом, который шел позади всех, заявил: |
| - Mé, j' m'en r'tourne à Criquetot. J'ai pu que fé au Havre à cette heure. | - А я пойду обратно в Крикто. Теперь мне в Гавре делать нечего. |
| Le cocher lui dit : | Кучер ответил: |
| - N'importe, paye ta place ! | - Все равно плати за место! |
| - Je t'en dé que la moitié pisque j'ai point passé mi-chemin. | - Заплачу, да только половину, я и полдороги не проехал. |
| - Tu dois tout pisque t'as r'tenu jusqu'au bout. | - Нет, плати сполна, место все равно за тобой. |
| Et une dispute commença qui devint bientôt une querelle furieuse : Belhomme jurait qu'il ne donnerait que vingt sous, Césaire Horlaville affirmait qu'il en recevrait quarante. | И начался спор, очень скоро перешедший в ожесточенную ссору: Бельом божился, что больше двадцати су не заплатит, Орлавиль твердил, что меньше сорока не возьмет. |
| Et ils criaient, nez contre nez, les yeux dans les yeux. | Они кричали, уставившись друг на друга, нос к носу. |
| Caniveau redescendit. | Каниво вылез из дилижанса. |
| - D'abord, tu dés quarante sous au curé, t'entends, et pi une tournée à tout le monde, ça fait chiquante-chinq, et pi t'en donneras vingt à Césaire. &Сcedil;a va-t-il, dégourdi ? | - Во-первых, ты дашь сорок су господину кюре. Понятно? Потом всем поднесешь по рюмочке, это будет пятьдесят пять, да Сезеру заплатишь двадцать. Идет, что ли, зубоскал? |
| Le cocher, enchanté de voir Belhomme débourser trois francs soixante et quinze, répondit : | Кучер, очень довольный тем, что у Бельома вылетит из кармана почти четыре франка, ответил: |
| - &Сcedil;a va ! | - Идет! |
| - Allons, paye. | - Ну, так плати! |
| - J' payerai point. L' curé n'est pas médecin d'abord. | - Не заплачу! Во-первых, кюре не доктор. |
| - Si tu n' payes point, j' te r'mets dans la voiture à Césaire et j' t'emporte au Havre. | - Не заплатишь, так я тебя посажу обратно в дилижанс и отвезу в Гавр. |
| Et le colosse, ayant saisi Belhomme par les reins, l'enleva comme un enfant. | И великан, схватив Бельома в охапку, поднял его на воздух, как ребенка. |
| L'autre vit bien qu'il faudrait céder. Il tira sa bourse, et paya. | Бельом понял, что придется уступить. Он вынул кошелек и заплатил. |
| Puis la voiture se remit en marche vers le Havre, tandis que Belhomme retournait à Criquetot, et tous les voyageurs, muets à présent, regardaient sur la route blanche la blouse bleue du paysan, balancée sur ses longues jambes. | Дилижанс двинулся по направлению к Гавру, а Бельом пошел обратно в Крикто, и примолкшие пассажиры долго еще видели на белой дороге синюю крестьянскую блузу, развевавшуюся над длинными ногами Бельома. |
| 22 septembre 1885 |
Decoré!
| France | Русский |
| Des gens naissent avec un instinct prédominant, une vocation ou simplement un désir éveillé, dès qu'ils commencent à parler, à penser. | Люди родятся с каким-нибудь особым предрасположением, призванием, а то и просто желанием, пробуждающимся в них, едва лишь они начинают говорить и понимать. |
| M. Sacrement n'avait, depuis son enfance, qu'une idée en tête, être décoré. Tout jeune il portait des croix de la Légion d'honneur en zinc comme d'autres enfants portent un képi et il donnait fièrement la main à sa mère, dans la rue, en bombant sa petite poitrine ornée du ruban rouge et de l'étoile de métal. | Сакремана с детских лет занимала одна-единственная мысль - получить орден. Совсем еще ребенком он носил оловянный крест Почетного легиона, как другие дети носят форменные фуражки, а на улице гордо шел под руку с матерью, выпячивая детскую грудь, украшенную красной ленточкой и металлическим орденом. |
| Après de pauvres études il échoua au baccalauréat, et, ne sachant plus que faire, il épousa une jolie fille, car il avait de la fortune. | После малоуспешного учения он провалился на экзамене на бакалавра и, не зная, за что приняться, женился на хорошенькой девушке, так как обладал состоянием. |
| Ils vécurent à Paris comme vivent des bourgeois riches, allant dans leur monde, sans se mêler au monde, fiers de la connaissance d'un député qui pouvait devenir ministre, et amis de deux chefs de division. | Они жили в Париже, как живут богатые буржуа, вращались в своем кругу, не смешиваясь с толпой, гордясь знакомством с депутатом, который того и гляди станет министром, и дружа с двумя начальниками отделений. |
| Mais la pensée entrée aux premiers jours de sa vie dans la tête de M. Sacrement ne le quittait plus et il souffrait d'une façon continue de n'avoir point le droit de montrer sur sa redingote un petit ruban de couleur. | Но мечта, запавшая в голову Сакремана с первых дней его жизни, не покидала его, и он все страдал, что так и не добился права украсить грудь узенькой алой ленточкой. |
| Les gens décorés qu'il rencontrait sur le boulevard lui portaient un coup au coeur. Il les regardait de coin avec une jalousie exaspérée. Parfois, par les longs après-midi de désoeuvrement, il se mettait à les compter. Il se disait : "Voyons, combien j'en trouverai de la Madeleine à la rue Drouot." | У него щемило сердце, когда где-нибудь на бульваре он встречал людей с орденами. Он украдкой поглядывал на них с острой завистью. Порой, в долгие часы послеполуденного безделья, он принимался их считать. "Посмотрим-ка, - говорил он себе, - сколько их попадется от церкви Магдалины до улицы Друо". |
| Et il allait lentement, inspectant les vêtements, l'oeil exercé à distinguer de loin le petit point rouge. Quand il arrivait au bout de sa promenade, il s'étonnait toujours des chiffres : | И он шел медленно, приглядываясь к костюмам, уже издали различая наметанным глазом маленькую красную точку. И всегда в конце прогулки количество орденов поражало его. |
| "Huit officiers, et dix-sept chevaliers. Tant que ça ! C'est stupide de prodiguer les croix d'une pareille façon. Voyons si j'en trouverai autant au retour." | "Восемь офицеров и семнадцать кавалеров! Ну и ну! Глупо раздавать кресты направо и налево. Посмотрим, сколько их будет на обратном пути". |
| Et il revenait à pas lents, désolé quand la foule pressée des passants pouvait gêner ses recherches, lui faire oublier quelqu'un. | И он возвращался не спеша, досадуя, когда уличная толчея затрудняла его подсчеты и он мог кого-нибудь пропустить. |
| Il connaissait les quartiers où on en trouvait le plus. Ils abondaient au Palais-Royal. L'avenue de l'Opéra ne valait pas la rue de la Paix ; le côté droit du boulevard était mieux fréquenté que le gauche. | Он знал кварталы, где кавалеры орденов встречались чаще всего. Они кишели в Пале-Рояле, на авеню Оперы их было меньше, чем на улице Мира. Правую сторону бульвара они предпочитали левой. |
| Ils semblaient aussi préférer certains cafés, certains théâtres. Chaque fois que M. Sacrement apercevait un groupe de vieux messieurs à cheveux blancs arrêtés au milieu du trottoir, et gênant la circulation, il se disait : "Voici des officiers de la Légion d'honneur !" Et il avait envie de les saluer. | У них, по-видимому, были свои излюбленные кафе, театры. Всякий раз, когда Сакреман замечал седовласых мужчин, остановившихся посреди тротуара и мешавших движению, он думал: "Вот офицеры ордена Почетного легиона". И ему хотелось поклониться им. |
| Les officiers (il l'avait souvent remarqué) ont une autre allure que les simples chevaliers. Leur port de tête est différent. On sent bien qu'ils possèdent officiellement une considération plus haute, une importance plus étendue. | У офицеров (он это часто замечал) иная осанка, чем у простых кавалеров. Чувствуется, что их общественный вес больше, влияние шире. |
| Parfois aussi une rage saisissait M. Sacrement, une fureur contre tous les gens décorés ; et il se sentait pour eux une haine de socialiste. | Но порой Сакремана охватывала злоба, ярость, и он проникался ко всем награжденным ненавистью социалиста. |
| Alors, en rentrant chez lui, excité par la rencontre de tant de croix, comme l'est un pauvre affamé après avoir passé devant les grandes boutiques de nourriture, il déclarait d'une voix forte : | Тогда ордена раздражали его, как дразнят голодного бедняка лакомства, выставленные в витрине гастрономического магазина, и, придя домой, он громко заявлял: |
| "Quand donc, enfin, nous débarrassera-t-on de ce sale gouvernement ?" | - Да когда же наконец мы избавимся от этого подлого правительства? |
| Sa femme surprise, lui demandait : | Жена удивленно спрашивала: |
| "Qu'est-ce que tu as aujourd'hui ?" | - Что с тобой сегодня? Он отвечал: |
| Et il répondait : "J'ai que je suis indigné par les injustices que je vois commettre partout. Ah ! que les communards avaient raison !" | - Меня возмущают несправедливости, которые творятся повсюду! Правы были коммунары! |
| Mais il ressortait après son dîner, et il allait considérer les magasins de décorations. Il examinait tous ces emblèmes de formes diverses, de couleurs variées. Il aurait voulu les posséder tous, et, dans une cérémonie publique, dans une immense salle pleine de monde, pleine de peuple émerveillé, marcher en tête d'un cortège, la poitrine étincelante, zébrée de brochettes alignées l'une sur l'autre, suivant la forme de ses côtes, et passer gravement, le claque sous le bras, luisant comme un astre au milieu de chuchotements admiratifs, dans une rumeur de respect. | Но, пообедав, он снова уходил из дому поглазеть на витрины с орденами. Он разглядывал все эти эмблемы различной формы и окраски. Он желал бы иметь их все и на каком-нибудь официальном торжестве, в огромном зале, полном народа, полном восхищенной толпой, идти во главе шествия, сверкая грудью, вдоль и поперек испещренной рядами орденов, величаво выступать с шапокляком под мышкой, сияя подобно светилу, среди восторженного шепота, среди почтительного гула. |
| Il n'avait, hélas ! aucun titre pour aucune décoration. | Увы, заслуг для ордена он не имел. |
| Il se dit : "La Légion d'honneur est vraiment par trop difficile pour un homme qui ne remplit aucune fonction publique. Si j'essayais de me faire nommer officier d'Académie !" | "Орден Почетного легиона, - рассуждал он, - не так-то легко получить человеку, не занимающему государственной должности. Не удостоят ли меня знака отличия по народному просвещению?" |
| Mais il ne savait comment s'y prendre. Il en parla à sa femme qui demeura stupéfaite. | Но он не знал, как взяться за дело. Когда он обратился за советом к жене, та крайне удивилась: |
| - "Officier d'Académie ? Qu'est-ce que tu as fait pour cela ?" | - По народному просвещению? А что ты для этого сделал? |
| Il s'emporta : | Сакреман рассердился: |
| "Mais comprends donc ce que je veux dire. Je cherche justement ce qu'il faut faire. Tu es stupide par moments." | - Да возьми ты в толк! Я как раз и обдумываю, что бы такое сделать. До чего ты непонятлива! |
| Elle sourit : | Жена улыбнулась: |
| "Parfaitement, tu as raison. Mais je ne sais pas, moi ?" | - Допустим, ты прав! Но я ведь тоже не знаю! У него мелькнула мысль: |
| Il avait une idée : "Si tu en parlais au député Rosselin, il pourrait me donner un excellent conseil. Moi, tu comprends que je n'ose guère aborder cette question directement avec lui. C'est assez délicat, assez difficile ; venant de toi, la chose devient toute naturelle." | - Не поговорить ли тебе с депутатом Росселеном? Он может дать хороший совет... Мне самому, понимаешь, неудобно заговорить с ним об этом. Дело щекотливое, затруднительное. А тебе спросить вполне уместно... |
| Mme Sacrement fit ce qu'il demandait. M. Rosselin promit d'en parler au Ministre. Alors Sacrement le harcela. Le député finit par lui répondre qu'il fallait faire une demande et énumérer ses titres. | Госпожа Сакреман исполнила его просьбу. Росселен обещал переговорить с министром. Сакреман докучал ему напоминаниями. Депутат ответил наконец, что надо подать прошение и перечислить свои ученые степени. |
| Ses titres ? Voilà. Il n'était même pas bachelier. | Легко сказать: "степени"! Он не был даже бакалавром. |
| Il se mit cependant à la besogne et commença une brochure traitant : "Du droit du peuple à l'instruction." Il ne la put achever par pénurie d'idées. | Однако надо же с чего-нибудь начать, и Сакреман принялся кропать брошюру О праве народа на образование. Но скудость мысли помешала ему закончить труд. |
| Il chercha des sujets plus faciles et en aborda plusieurs successivement. Ce fut d'abord : "L'instruction des enfants par les yeux." Il voulait qu'on établît dans les quartiers pauvres des espèces de théâtres gratuits pour les petits enfants. Les parents les y conduiraient dès leur plus jeune âge, et on leur donnerait là, par le moyen d'une lanterne magique, des notions de toutes les connaissances humaines. Ce seraient de véritables cours. Le regard instruirait le cerveau, et les images resteraient gravées dans la mémoire, rendant pour ainsi dire visible la science. | Он стал искать тему полегче и принимался поочередно то за одну, то за другую. Первая была: наглядное обучение детей. Он требовал, чтобы в бедных кварталах были основаны бесплатные театры для детей. Родители водили бы их туда с самого раннего возраста, и там, с помощью волшебного фонаря, им преподавались бы начатки всех человеческих знаний. Так можно было бы пройти настоящий курс обучения. Зрение просвещало бы мозг, и картины запечатлевались бы в памяти, делая науку, так сказать, наглядной. |
| Quoi de plus simple que d'enseigner ainsi l'histoire universelle, la géographie, l'histoire naturelle, la botanique, la zoologie, l'anatomie, etc..., etc. ? | Нет ничего проще, как преподавать таким образом всеобщую историю, географию, естественную историю, ботанику, зоологию, анатомию, и т, д., и т, д. |
| Il fit imprimer ce mémoire et en envoya un exemplaire à chaque député, dix à chaque ministre, cinquante au président de la République, dix également à chacun des journaux parisiens, cinq aux journaux de province. | Он издал статью и разослал по одному экземпляру каждому депутату, по десяти - каждому министру, пятьдесят - президенту республики, по десяти - в редакции парижских газет, по пяти - в редакции газет провинциальных. |
| Puis il traita la question des bibliothèques des rues, voulant que l'Etat fît promener par les rues des petites voitures pleines de livres, pareilles aux voitures des marchandes d'oranges. Chaque habitant aurait droit à dix volumes par mois en location, moyennant un sou d'abonnement. | Затем он занялся вопросом об уличных библиотечках, требуя от правительства, чтобы по улицам развозили книги в небольших тележках, как развозят апельсины. Каждый обыватель, уплатив за абонемент одно су, приобрел бы право прочитывать по десяти томов в месяц. |
| "Le peuple, disait M. Sacrement, ne se dérange que pour ses plaisirs. Puisqu'il ne va pas à l'instruction ! il faut que l'instruction vienne à lui, etc." | "Народ, - писал Сакреман, - падок только на развлечения. Сам он не идет к знанию, пусть же знание придет к нему" и т, д. |
| Aucun bruit ne se fit autour de ces essais. Il adressa cependant sa demande. On lui répondit qu'on prenait note, qu'on instruisait. Il se crut sûr du succès ; il attendit. Rien ne vint. | Его труды не вызвали шума. Но он все же подал прошение. Ему ответили, что оно принято к сведению и что с его трудами знакомятся. Он решил, что успех обеспечен, стал ждать - ответа не было. |
| Alors il se décida à faire des démarches personnelles. Il sollicita une audience du ministre de l'instruction publique, et il fut reçu par un attaché de cabinet tout jeune et déjà grave, important même, et qui jouait, comme d'un piano, d'une série de petits boutons blancs pour appeler les huissiers et les garçons de l'antichambre ainsi que les employés subalternes. Il affirma au solliciteur que son affaire était en bonne voie et il lui conseilla de continuer ses remarquables travaux. | Тогда он решил похлопотать сам. Он испросил аудиенцию у министра народного просвещения и был принят одним из его секретарей, совсем еще молодым, но солидным и важным, который, словно играя на фортепьяно, нажимал ряды белых кнопок и вызывал швейцаров, курьеров из передней и младших служащих. Он заверил просителя, что дело его рассматривается, и посоветовал ему продолжать свои замечательные труды. |
| Et M. Sacrement se remit à l'oeuvre. | И Сакреман снова засел за работу. |
| M. Rosselin, le député, semblait maintenant s'intéresser beaucoup à son succès, et il lui donnait même une foule de conseils pratiques excellents. Il était décoré d'ailleurs, sans qu'on sût quels motifs lui avaient valu cette distinction. | Депутат Росселен, казалось, живо заинтересовался его успехами и надавал ему кучу превосходных деловых советов. Росселен, кстати сказать, был награжден орденом, но никто не знал, за какие заслуги он получил его. |
| Il indiqua à Sacrement des études nouvelles à entreprendre, il le présenta à des Sociétés savantes qui s'occupaient de points de science particulièrement obscurs, dans l'intention de parvenir à des honneurs. Il le patronna même au ministère. | Он указал Сакреману несколько новых тем для работ, ввел его в ученые общества, занимавшиеся особенно темными областями наук, в надежде снискать себе почести и даже оказывал ему покровительство в министерстве. |
| Or, un jour, comme il venait déjeuner chez son ami (il mangeait souvent dans la maison depuis plusieurs mois) il lui dit tout bas en lui serrant les mains : | И вот однажды, придя к своему другу позавтракать (за последние месяцы Росселен частенько завтракал и обедал у них), он, пожимая Сакреману руку, сказал ему на ухо: |
| "Je viens d'obtenir pour vous une grande faveur. Le comité des travaux historiques vous charge d'une mission. Il s'agit de recherches à faire dans diverses bibliothèques de France." | - Мне удалось добиться для вас большой чести. Комитет исторических исследований возлагает на вас поручение. Надо произвести изыскания в различных библиотеках Франции. |
| Sacrement, défaillant, n'en put manger ni boire. Il partit huit jours plus tard. | Сакреман от волнения не мог ни есть, ни пить. Через неделю он уехал. |
| Il allait de ville en ville, étudiant les catalogues, fouillant en des greniers bondés de bouquins poudreux, en proie à la haine des bibliothécaires. | Он ездил из города в город, изучая каталоги, роясь на чердаках, заваленных пыльными томами, навлекая на себя ненависть библиотекарей. |
| Or, un soir, comme il se trouvait à Rouen il voulut aller embrasser sa femme qu'il n'avait point vue depuis une semaine ; et il prit le train de neuf heures qui devait le mettre à minuit chez lui. | Но однажды вечером, когда он был в Руане, ему захотелось обнять жену - он не виделся с ней уже неделю; он сел на девятичасовой поезд, рассчитывая к полуночи попасть домой. |
| Il avait sa clef. Il entra sans bruit, frémissant de plaisir, tout heureux de lui faire cette surprise. Elle s'était enfermée, quel ennui ! Alors il cria à travers la porte : | У него был свой ключ. Он вошел неслышно, дрожа от радости, предвкушая счастливое изумление жены. Дверь в спальню была заперта. Вот досада! Он крикнул: |
| "Jeanne, c'est moi !" | - Жанна, это я! |
| Elle dut avoir grand'peur, car il l'entendit sauter du lit et parler seule comme dans un rêve. Puis elle courut à son cabinet de toilette, l'ouvrit et le referma, traversa plusieurs fois sa chambre dans une course rapide, nu-pieds, secouant les meubles dont les verreries sonnaient. Puis, enfin, elle demanda : | Она, по-видимому, сильно испугалась; он услышал, как она вскочила с кровати и заговорила сама с собой, словно во сне, затем побежала к своей уборной, хлопнула дверью и забегала босиком взад и вперед по комнате, двигая мебелью так, что звякали стеклянные дверцы шкафов. Наконец она спросила: |
| "C'est bien toi, Alexandre ?" | - Так это ты, Александр? |
| Il répondit : | Он ответил: |
| "Mais oui, c'est moi, ouvre donc !" | - Ну да. Открой же! |
| La porte céda, et sa femme se jeta sur son coeur en balbutiant : "Oh ! quelle terreur ! quelle surprise ! quelle joie !" | Дверь отворилась, и жена упала к нему на грудь, бормоча: |
| Alors, il commença à se dévêtir, méthodiquement, comme il faisait tout. Et il reprit, sur une chaise, son pardessus qu'il avait l'habitude d'accrocher dans le vestibule. Mais, soudain, il demeura stupéfait. La boutonnière portait un ruban rouge ! | - Ах, как я испугалась! Вот не ждала! Вот радость! Он начал раздеваться медленно, как делал все; раздевшись, взял со стула пальто, чтобы повесить его в передней, и вдруг замер от изумления. В петлице была красная ленточка. Он пробормотал: |
| Il balbutia : "Ce... ce... ce paletot est décoré !" | - Что это.., пальто с орденом! |
| Alors sa femme, d'un bond, se jeta sur lui, et lui saisissant dans les mains le vêtement : | Жена кинулась к нему, рванула пальто и крикнула: |
| "Non... tu te trompes... donne-moi ça." | - Нет, ты ошибаешься... Отдай мне его! |
| Mais il le tenait toujours par une manche, ne le lâchant pas, répétant dans une sorte d'affolement : | Но он ухватился за рукав и повторял в полном смятении: |
| "Hein ?... Pourquoi ?... Explique-moi ?... A qui ce pardessus ?... Ce n'est pas le mien, puisqu'il porte la Légion d'honneur ?" | - Да что это? Почему? Объяснись же! Чье это пальто?.. Оно не мое - на нем орден Почетного легиона. |
| Elle s'efforçait de le lui arracher, éperdue, bégayant : | Она все пыталась вырвать у него пальто и растерянно лепетала: |
| "Ecoute... écoute... donne-moi ça... Je ne peux pas te dire... c'est un secret... écoute." | - Послушай, послушай, отдай же! Я не могу сказать тебе... Это секрет... Послушай! |
| Mais il se fâchait, devenait pâle : | Гнев охватил его; он побледнел. |
| "Je veux savoir comment ce paletot est ici. Ce n'est pas le mien." | - Я хочу знать, почему это пальто здесь? Оно не мое! |
| Alors, elle lui cria dans la figure : | Тогда она крикнула ему в лицо: |
| "Si, tais-toi, jure-moi... écoute... eh bien ! tu es décoré !" | - Нет, твое.., молчи.., поклянись, что никому не скажешь.., слушай.., так вот, ты награжден! |
| Il eut une telle secousse d'émotion qu'il lâcha le pardessus et alla tomber dans un fauteuil. | От волнения он выронил пальто и упал в кресло. |
| - Je suis... tu dis... je suis... décoré. | - Я.., ты говоришь.., я награжден? |
| - Oui... c'est un secret, un grand secret... | - Да, но это секрет.., это большой секрет... |
| Elle avait enfermé dans une armoire le vêtement glorieux, et revenait vers son mari, tremblante et pâle. Elle reprit : | Она спрятала в шкаф одеяние, овеянное славой, и подошла к мужу, бледная и дрожащая. Она повторила: |
| "Oui, c'est un pardessus neuf que je t'ai fait faire. Mais j'avais juré de ne te rien dire. Cela ne sera pas officiel avant un mois ou six semaines. Il faut que ta mission soit terminée. Tu ne devais le savoir qu'à ton retour. C'est M. Rosselin qui a obtenu ça pour toi..." | - Да, это новое пальто, которое я для тебя заказала. Но я дала слово ничего тебе не говорить. Это станет официально известно не раньше, чем через месяц-полтора. Тебе нужно сначала закончить изыскания. Ты не должен был ничего знать до возвращения. Это тебе устроил господин Росселен. |
| Sacrement, défaillant, bégayait : | Глубоко потрясенный Сакреман бормотал: |
| "Rosselin... décoré... Il m'a fait décorer... moi... lui... ah !..." | - Росселен.., орден.., ему я обязан орденом.., я.., ах!.. |
| Et il fut obligé de boire un verre d'eau. | Он вынужден был выпить стакан воды. |
| Un petit papier blanc gisait par terre, tombé de la poche du pardessus. Sacrement le ramassa, c'était une carte de visite. Il lut : "Rosselin - député." | На полу белел клочок бумаги, выпавший из кармана пальто. Сакреман поднял его. Это была визитная карточка. Он прочел: "Росселен, депутат". |
| "Tu vois bien", dit la femme. | - Вот видишь, - сказала жена. |
| Et il se mit à pleurer de joie. | И он заплакал от радости. |
| Huit jours plus tard l'Officiel annonçait que M. Sacrement était nommé chevalier de la Légion d'honneur, pour services exceptionnels. | Через неделю Официальная газета сообщала, что г-н Сакреман произведен в кавалеры ордена Почетного легиона за особые заслуги. |
| 13 novembre 1883 |
Julie Romain/Жюли Ромен
| France | Русский |
| Je suivais à pied, voici deux ans au printemps, le rivage de la Méditerranée. Quoi de plus doux que de songer, en allant à grands pas sur une route ? On marche dans la lumière, dans le vent qui caresse, au flanc des montagnes, au bord de la mer ! Et on rêve ! Que d'illusions, d'amours, d'aventures passent, en deux heures de chemin, dans une âme qui vagabonde ! Toutes les espérances, confuses et joyeuses, entrent en vous avec l'air tiède et léger ; en les boit dans la brise, et elles font naître en notre coeur un appétit de bonheur qui grandit avec la faim, excita par la marche. Les idées rapides, charmantes, volent et chantent comme des oiseaux. | Два года назад, весной, я много бродил пешком по побережью Средиземного моря. Идти по дороге широким шагом и думать... Что может быть приятнее? Идешь вдоль гор, по берегу моря, под ярким солнцем, овеваемый ласковым ветром! И мечтаешь! Сколько обманчивых грез, любовных переживаний и всевозможных приключений промелькнет в душе, увлеченной мечтами, за два часа пути! Сколько смутных, но радостных надежд вливается в грудь вместе с теплым и чистым воздухом; впиваешь их в дуновении бриза, сердце томит жажда счастья, а от прогулки разыгрывается аппетит. Мысли же, быстрые, пленительные мысли, проносятся и поют, как птицы. |
| Je suivais ce long chemin qui va de Saint-Raphaël à l'Italie, ou plutôt ce long décor superbe et changeant qui semble fait pour la représentation de tous les poèmes d'amour de la terre. Et je songeais que depuis Cannes, où l'on pose, jusqu'à Monaco, où l'on joue, on ne vient guère dans ce pays que pour faire des embarras ou tripoter de l'argent, pour étaler, sous le ciel délicieux, dans ce jardin de roses et d'orangers, toutes les basses vanités, les sottes prétentions, les viles convoitises, et bien montrer l'esprit humain tel qu'il est, rampant, ignorant, arrogant et cupide. | Итак, я шел длинной дорогой, которая ведет из Сен-Рафаэля в Италию, вернее, шел мимо сменяющихся великолепных декораций, как будто созданных для сценического обрамления всех любовных поэм на земле. И размышлял я о том, что от Канна, где царит тщеславие, и до Монако, где царит рулетка, в эти края приезжают лишь для того, чтобы пускать пыль в глаза или разоряться, и под этим прекрасным небом, в этом саду цветущих роз и апельсиновых деревьев, люди выставляют напоказ свое пошлое чванство, глупые претензии, низкие вожделения, обнажая натуру человеческую во всем ее раболепии, невежестве, наглости и алчности. |
| Tout à coup, au fond d'une des baies ravissantes qu'on rencontre à chaque détour de la montagne, j'aperçus quelques villas, quatre ou cinq seulement, en face de la mer, au pied du mont, et devant un bois sauvage de sapins qui s'en allait au loin derrière elles par deux grands vallons sans chemins et sans issues peut-être. Un de ces chalets m'arrêta net devant sa porte, tant il était joli : une petite maison blanche avec des boiseries brunes, et couverte de roses grimpées jusqu'au toit. | И вдруг на берегу очаровательной бухты, какие тут встречаются за каждым изгибом горного кряжа, я увидел у самого моря несколько вилл - четыре или пять, не больше, а позади них по двум глубоким лощинам далеко-далеко тянулся дремучий ельник, и, казалось, не было там ни дорог, ни тропинок, ни хода, ни выхода. Перед одной из этих вилл я остановился как вкопанный: уж очень хорош был белый домик с темными панелями, до самой кровли затянутый вьющимися розами. |
| Et le jardin : une nappe de fleurs, de toutes les couleurs et de toutes les tailles, mêlées dans un désordre coquet et cherché. Le gazon en était rempli ; chaque marche du perron en portait une touffe à ses extrémités, les fenêtres laissaient pendre sur la façade éclatante des grappes bleues ou jaunes ; et la terrasse aux balustres de pierre, qui couvrait cette mignonne demeure, était enguirlandée d'énormes clochettes rouges pareilles à des taches de sang. | А сад! Живой ковер из цветов всех размеров и всевозможной окраски, перемешанных в изысканном и кокетливом беспорядке. Газон пестрел цветами; у каждой ступеньки крыльца, слева и справа, возвышался целый сноп цветов; по ослепительно белому фасаду свисали из окон синие и желтые гроздья, а каменную балюстраду, украшавшую кровлю, обвивали гирлянды крупных красных колокольчиков, алевших, как пятна крови. |
| On apercevait, par derrière, une longue allée d'orangers fleuris qui s'en allait jusqu'au pied de la montagne. | За домиком виднелась длинная аллея цветущих апельсиновых деревьев, доходившая до самой горы. |
| Sur la porte, en petites lettres d'or, ce nom : "Villa d'Antan". | На воротах я прочел надпись небольшими золотыми буквами: "Вилла "Минувшие дни". |
| Je me demandais quel poète ou quelle fée habitait là, quel solitaire inspiré avait découvert ce lieu et créé cette maison de rêve, qui semblait poussée dans un bouquet. | Я спрашивал себя: какой поэт или какая фея живет здесь, какой вдохновенный отшельник открыл этот уголок и создал сказочный домик, словно сам собою выросший посреди букета цветов? |
| Un cantonnier cassait des pierres sur la route, un peu plus loin. Je lui demandai le nom du propriétaire de ce bijou. Il répondit : | Поодаль рабочий дробил на дороге щебень. Я спросил у него, кому принадлежит это сокровище. Он ответил: |
| - C'est Mme Julie Romain. | - Госпоже Жюли Ромен. |
| Julie Romain ! Dans mon enfance, autrefois, j'avais tant entendu parler d'elle, de la grande actrice, la rivale de Rachel. | Жюли Ромен... Когда-то, еще в детстве, я очень много слышал о великой актрисе Жюли Ромен, сопернице Рашели. |
| Aucune femme n'avait été plus applaudie et plus aimée, plus aimée surtout ! Que de duels et que de suicides pour elle, et que d'aventures retentissantes ! | Ни одной женщине не рукоплескали так, как ей, ни одну столько не любили, как ее, - да, главное, любили! Как много было из-за нее дуэлей, самоубийств и нашумевших похождений! |
| Quel âge avait-elle à présent, cette séductrice ? Soixante, soixante-dix, soixante-quinze ans ? Julie Romain ! Ici, dans cette maison ! La femme qu'avaient adorée le plus grand musicien et le plus rare poète de notre pays ! Je me souvenais encore de l'émotion soulevée dans toute la France (j'avais alors douze ans) par sa fuite en Sicile avec celui-ci, après sa rupture éclatante avec celui-là. | Но сколько же теперь лет этой обольстительнице? Шестьдесят, семьдесят, семьдесят пять? Жюли Ромен! Она здесь, в этом домике! Женщина, которую обожали самый великий музыкант и самый утонченный поэт нашей страны! Я помню, как взволновал всю Францию (мне было тогда двенадцать лет) ее бурный разрыв с музыкантом и бегство в Сицилию с поэтом. |
| Elle était partie un soir, après une première représentation où la salle l'avait acclamée durant une demi-heure, et rappelée onze fois de suite ; elle était partie avec le poète, en chaise de poste, comme on faisait alors ; ils avaient traversé la mer pour aller s'aimer dans l'île antique, fille de la Grèce, sous l'immense bois d'orangers qui entoure Palerme et qu'on appelle la "Conque d'Or". | Она уехала вечером, после премьеры какого-то спектакля, когда весь зал аплодировал ей целых полчаса и вызывал ее одиннадцать раз подряд; она уехала с поэтом в дормезе, как тогда ездили; они переплыли на пакетботе море, чтобы уединиться на древнем острове, детище Греции, и любить друг друга под сенью огромной апельсиновой рощи, которая окружает Палермо и носит название "Золотая раковина". |
| On avait raconté leur ascension de l'Etna et comment ils s'étaient penchés sur l'immense cratère, enlacés, la joue contre la joue, comme pour se jeter au fond du gouffre de feu. | Рассказывают, что они поднялись на Этну и, прильнув друг к другу, щека к щеке, наклонились над исполинским кратером, словно хотели броситься в огненную бездну. |
| Il était mort, lui, l'homme aux vers troublants, si profonds qu'ils avaient donné le vertige à toute une génération, si subtils, si mystérieux, qu'ils avaient ouvert un monde nouveau aux nouveaux poètes. | Он умер, этот создатель волнующих стихов, таких глубоких, что от них кружилась голова у всего его поколения, и таких утонченных, таких таинственных, что они открыли новым поэтам новый мир. |
| L'autre aussi était mort, l'abandonné, qui avait trouvé pour elle des phrases de musique restées dans toutes les mémoires, des phrases de triomphe et de désespoir, affolantes et déchirantes. | Умер и другой - покинутый ею, - тот, кто находил для нее музыкальные фразы, сохранившиеся в памяти у всех, мелодии, исполненные торжества и отчаяния, окрыляющие и мучительные. |
| Elle était là, elle, dans cette maison voilée de fleurs. | А она еще жива, она тут, в этом домике, укрытом цветами. |
| Je n'hésitai point, je sonnai. | Я не колебался ни минуты, я позвонил у двери. |
| Un petit domestique vint ouvrir, un garçon de dix-huit ans, à l'air gauche, aux mains niaises. J'écrivis sur ma carte un compliment galant pour la vieille actrice et une vive prière de me recevoir. Peut-être savait-elle mon nom et consentirait-elle à m'ouvrir sa porte. | Мне отпер слуга, глуповатый на вид юнец лет восемнадцати, с нескладными руками. Я написал на визитной карточке несколько строк: галантный комплимент старой актрисе с горячей просьбой принять меня. Может быть, ей известно мое имя, и она согласится открыть для меня двери своего дома. |
| Le jeune valet s'éloigna, puis revint en me demandant de le suivre ; et il me fit entrer dans un salon propre et correct, de style Louis-Philippe, aux meubles froids et lourds, dont une petite bonne de seize ans, à la taille mince, mais peu jolie, enlevait les housses en mon honneur. | Молодой лакей ушел, затем вернулся и, попросив пожаловать, провел меня в опрятную гостиную чопорного стиля Луи-Филиппа, обставленную тяжеловесной и неудобной мебелью, с которой в мою честь снимала чехлы молоденькая горничная, стройная, тоненькая дурнушка лет шестнадцати. |
| Puis, je restai seul. | Затем меня оставили одного. |
| Sur les murs, trois portraits, celui de l'actrice dans un de ses rôles, celui du poète avec la grande redingote serrée au flanc et la chemise à jabot d'alors, et celui du musicien assis devant un clavecin. | На стенах висело три портрета: хозяйки дома в одной из ее ролей, поэта, одетого в длинный редингот, перехваченный в талии, и в сорочку с пышным жабо, по старинной моде, и музыканта за клавикордами; манера живописи была четкая, тонкая, изящная и сухая. |
| Elle, blonde, charmante, mais maniérée à la façon du temps, souriait de sa bouche gracieuse et de son oeil bleu ; et la peinture était soignée fine, élégante et sèche. | Актриса улыбалась прелестными губами и голубыми глазами - белокурая, очаровательная, но жеманная, как все красавицы на портретах того времени. |
| Eux semblaient regarder déjà la prochaine postérité. | Поэт и музыкант как будто уже видели перед собой будущие поколения. |
| Tout cela sentait l'autrefois, les jours finis et les gens disparus. | В этой гостиной все говорило о прошлом, об ушедшей жизни, о людях, которых не стало. |
| Une porte s'ouvrit, une petite femme entra ; vieille, très vieille, très petite, avec des bandeaux de cheveux blancs, des sourcils blancs, une vraie souris blanche, rapide et furtive. | Открылась дверь, и вошла старушка, совсем старенькая, вся седая, с белыми, как снег, волосами, с белыми бровями, - настоящая белая мышка, проворная и бесшумная. |
| Elle me tendit la main et dit, d'une voix restée fraîche, sonore, vibrante : | Она протянула мне руку и все еще молодым, звучно вибрирующим голосом сказала: |
| - Merci, monsieur. Comme c'est gentil aux hommes d'aujourd'hui de se souvenir des femmes de jadis. Asseyez-vous. | - Благодарствуйте за внимание, сударь. Как это мило с вашей стороны! Стало быть, нынешние мужчины еще вспоминают о женщинах прошлого! Садитесь, пожалуйста. |
| Et je lui racontai comment sa maison m'avait séduit, comment j'avais voulu connaître le nom de la propriétaire, et comment, l'ayant connu, je n'avais pu résister au désir de sonner à sa porte. | Я сказал, что меня пленил ее домик и мне захотелось узнать имя владельца, а услышав ее имя, я не мог побороть желание постучаться к ней в дверь. |
| Elle répondit : | Она ответила: |
| - Cela m'a fait d'autant plus de plaisir, monsieur, que voici la première fois que pareille chose arrive. Quand on m'a remis votre carte, avec le mot gracieux qu'elle portait, j'ai tressailli comme si on m'eût annoncé un vieil ami disparu depuis vingt ans. Je suis une morte, moi, une vraie morte, dont personne ne se souvient, à qui personne ne pense, jusqu'au jour où je mourrai pour de bon ; et alors tous les journaux parleront, pendant trois jours, de Julie Romain, avec des anecdotes, des détails, des souvenirs et des éloges emphatiques. puis ce sera fini de moi. | - Очень приятно, сударь, тем более что подобное посещение для меня теперь великая редкость. Когда мне подали визитную карточку и я прочла ваши любезные слова, у меня забилось сердце, словно я получила весть о возвращении друга, исчезнувшего на целых двадцать лет. Ведь я покойница, сударь, право, покойница, обо мне никто не вспомнит, никто не подумает до того дня, как я умру по-настоящему. А тогда все газеты дня три будут говорить о Жюли Ромен, печатать анекдоты, воспоминания, напыщенные похвалы. А затем со мной будет покончено навсегда. |
| Elle se tut, et reprit, après un silence : | Помедлив немного, она добавила: |
| - Et cela ne sera pas long maintenant. Dans quelques mois, dans quelques jours, de cette petite femme encore vive, il ne restera plus qu'un petit squelette. | - И уж этого недолго ждать. Пройдет несколько месяцев, может быть, несколько дней, и от маленькой старушки, которая пока еще жива, останется только маленькая горстка костей. |
| Elle leva les yeux vers son portrait qui lui souriait, qui souriait à cette vieille, à cette caricature de lui-même ; puis elle regarda les deux hommes, le poète dédaigneux et le musicien inspiré qui semblaient se dire : "Que nous veut cette ruine ?" | Она подняла глаза к своему портрету - он улыбался ей, этой старой женщине, этой карикатуре на него, затем взглянула на портреты обоих своих возлюбленных - высокомерного поэта и вдохновенного музыканта, а они, казалось, говорили друг другу: "Что нужно от нас этой развалине?" |
| Une tristesse indéfinissable, poignante, irrésistible, m'étreignait le coeur, la tristesse des existences accomplies qui se débattent encore dans les souvenirs comme on se noie dans une eau profonde. | Сердце у меня сжалось от печали, от неизъяснимой, смутной и горькой печали о прожитых жизнях, которые еще борются со смертью в воспоминаниях, словно утопающий в глубокой реке. |
| De ma place, je voyais passer sur la route les voitures, brillantes et rapides, allant de Nice à Monaco. Et, dedans, des femmes jeunes, jolies, riches, heureuses ; des hommes souriants et satisfaits. Elle suivit mon regard, comprit ma pensée et murmura avec un sourire résigné : | В окно видно было, как по дороге из Ниццы в Монако проносятся блестящие экипажи, а в них мелькают молодые, красивые, богатые, счастливые женщины и улыбающиеся, довольные мужчины. Жюли Ромен заметила мой взгляд, угадала мои мысли и еле слышно промолвила с покорной улыбкой: |
| - On ne peut pas être et avoir été. | - Жизни не удержать... |
| Je lui dis :- Comme la vie a dû être belle pour vous ! | - А как, наверно, прекрасна была ваша жизнь! - сказал я. |
| Elle poussa un grand soupir : | Она глубоко вздохнула: |
| - Belle et douce. C'est pour cela que je la regrette si fort. | - Да, прекрасна и радостна. Вот почему я так жалею о ней. |
| Je vis qu'elle était disposée à parler d'elle ; et doucement, avec des précautions délicates, comme lorsqu'on touche à des chairs douloureuses, je me mis à l'interroger. | Я видел, что она не прочь поговорить о себе, и потихоньку, очень осторожно, словно прикасаясь к больному месту, принялся ее расспрашивать. |
| Elle parla de ses succès, de ses enivrements, de ses amis, de toute son existence triomphante. | Она говорила о своих успехах, о своем упоении славой, о своих друзьях, о своей блистательной жизни. |
| Je lui demandai : | Я спросил: |
| - Les plus vives joies, le vrai bonheur, est-ce au théâtre que vous les avez dus ? | - Самую глубокую радость, истинное счастье дал вам, конечно, театр? |
| Elle répondit vivement : | Она быстро ответила: |
| - Oh ! non. | - О нет! |
| Je souris ; elle reprit, en levant vers les deux portraits un regard triste : | Я улыбнулся; она печальным взглядом окинула портреты двух своих возлюбленных и сказала: |
| - C'est à eux. | - Нет, счастье мне дали только они. |
| Je ne pus me retenir de demander : | Я не удержался от вопроса: |
| - Auquel ? | - Кто же из них? |
| - A tous les deux. Je les confonds même un peu dans ma mémoire de vieille, et puis, j'ai des remords envers l'un, aujourd'hui ! | - Оба. Я порою немного путаю их в памяти, - по-старушечьи, а к тому же перед одним из них чувствую себя теперь виноватой. |
| - Alors, madame, ce n'est pas à eux, mais à l'amour lui-même que va votre reconnaissance. Ils n'ont été que ses interprètes. | - В таком случае, сударыня, ваша признательность относится не к ним, а к самой любви. Они были только ее истолкователями. |
| - C'est possible. Mais quels interprètes ! | - Возможно. Но какими!.. |
| - Etes-vous certaine que vous n'avez pas été, que vous n'auriez pas été aussi bien aimée, mieux aimée par un homme simple, qui n'aurait pas été un grand homme, qui vous aurait offert toute sa vie, tout son coeur, toutes ses pensées, toutes ses heures, tout son être ; tandis que ceux-ci vous offraient deux rivales redoutables, la musique et la poésie ? | - А не думаете ли вы, что гораздо сильнее вас любил или мог бы любить кто-нибудь другой, какой-нибудь простой человек, - пусть он не был бы гением, но отдал бы вам всего себя, все свое сердце, все мысли, все мгновения своей жизни, тогда как в любви двух этих великих людей у вас были опасные соперницы: музыка и поэзия. |
| Elle s'écria avec force, avec cette voix restée jeune qui faisait vibrer quelque chose dans l'âme : | Она воскликнула удивительно молодым своим голосом, задевающим какие-то струны В душе: |
| - Non, monsieur, non. Un autre m'aurait plus aimée peut-être, mais il ne m'aurait pas aimée comme ceux-là. Ah ! C'est qu'ils m'ont chanté la musique de l'amour, ceux-là, comme personne au monde ne la pourrait chanter ! Comme ils m'ont grisée ! Est-ce qu'un homme, un homme quelconque, trouverait ce qu'ils savaient trouver eux, dans les sons et dans les paroles ? Est-ce assez que d'aimer, si on ne sait pas mettre dans l'amour même toute la poésie et toute la musique du ciel et de la terre ? Et ils savaient, ceux-là, comment on rend folle une femme avec des chants et avec des mots ! Oui, il y avait peut-être dans notre passion plus d'illusion que de réalité ; mais ces illusions-là vous emportent dans les nuages, tandis que les réalités vous laissent toujours sur le soi. Si d'autres m'ont plus aimée, par eux seuls j'ai compris, j'ai senti, j'ai adoré l'amour ! | - Нет, сударь, нет! Другой человек, возможно, любил бы меня сильнее, но любил бы не так, как они. Ах, они пели мне песню любви, какой не спеть никому в мире! Она опьяняла меня! Да разве кто-нибудь другой, обыкновенный человек, мог бы создать то, что они создавали в мелодиях и словах? И много ли радости в любви, если в нее не могут вложить всю поэзию, всю музыку неба и земли! А они умели свести женщину с ума чарами песен и слов. Да, быть может, в нашей страсти было больше мечты, чем действительности, но такая мечта уносит за облака, а действительность всегда тянет вниз, к земле. Если другие и любили меня сильнее, чем они, то лишь через них двоих я познала, постигла любовь и преклонилась перед нею! |
| Et tout à coup, elle se mit à pleurer. | И вдруг она заплакала. |
| Elle pleurait, sans bruit, des larmes désespérées ! | Она плакала беззвучно, слезами отчаяния! |
| J'avais l'air de ne point voir ; et je regardais au loin. Elle reprit, après quelques minutes : | Я делал вид, будто ничего не замечаю, и смотрел вдаль. Через несколько минут она заговорила: |
| - Voyez-vous, monsieur, chez presque tous les êtres, le coeur vieillit avec le corps. Chez moi, cela n'est point arrivé. Mon pauvre corps a soixante-neuf ans, et mon pauvre coeur en a vingt... Et voilà pourquoi je vis toute seule, dans les fleurs et dans les rêves... | - Видите ли, сударь, почти у всех людей вместе с телом стареет и сердце. А у меня не так. Моему жалкому телу шестьдесят девять лет, а сердцу - все еще двадцать... Вот почему я живу в одиночестве, среди цветов и воспоминаний. |
| Il y eut entre nous un long silence. Elle s'était calmée et se remit à parler en souriant : | Настало долгое молчание. Она успокоилась и сказала, уже улыбаясь: |
| - Comme vous vous moqueriez de moi, si vous saviez... si vous saviez comment je passe mes soirée... quand il fait beau !... Je me fais honte et pitié en même temps. | - Право, вы посмеялись бы надо мною, если б знали.., если 6 знали, как я провожу вечера.., в хорошую погоду!.. Мне самой и стыдно и жалко себя. |
| J'eus beau la prier ; elle ne voulut point me dire ce qu'elle faisait ; alors je me levai pour partir. | Сколько я ни упрашивал, она больше ничего не захотела сказать. Наконец я встал, собираясь откланяться. |
| Elle s'écria : | Она воскликнула: |
| - Déjà ! | - Уже? |
| Et, comme j'annonçais que je devais dîner à Monte-Carlo, elle demanda, avec timidité : | Я сослался на то, что должен обедать в Монте-Карло, и тогда она робко спросила: |
| - Vous ne voulez pas dîner avec moi ? Cela me ferait beaucoup de plaisir. | - А не хотите ли пообедать со мной? Мне это доставит большое удовольствие. |
| J'acceptai tout de suite. Elle sonna, enchantée ; puis, quand elle eut donné quelques ordres à la petite bonne, elle me fit visiter sa maison. | Я тотчас согласился. Она пришла в восторг, позвонила горничной, отдала распоряжения, а после этого повела меня осматривать дом. |
| Une sorte de véranda vitrée, pleine d'arbustes, s'ouvrait sur la salle à manger et laissait voir d'un bout à l'autre la longue allée d'orangers s'étendant jusqu'à la montagne. Un siège bas, caché sous les plantes, indiquait que la vieille actrice venait souvent s'asseoir là. | Из столовой дверь выходила на застекленную веранду, уставленную растениями в кадках; оттуда была видна вся длинная аллея апельсиновых деревьев, убегавшая вдаль до самого подножия горы. Скрытое зеленью удобное низкое кресло указывало, что старая актриса частенько приходит посидеть здесь. |
| Puis nous allâmes dans le jardin regarder les fleurs. Le soir venait doucement, un de ces soirs calmes et tièdes qui font s'exhaler tous les parfums de la terre. Il ne faisait presque plus jour quand nous nous mîmes à table. Le dîner fut bon et long ; et nous devîmnes amis intimes, elle et moi, quand elle eut bien compris quelle sympathie profonde s'éveillait pour elle en mon coeur. Elle avait bu deux doigts de vin, comme on disait autrefois, et devenait plus confiante, plus expansive. | Затем мы отправились в сад полюбоваться цветами. Спускался тихий вечер, мягкий, теплый вечер, в воздухе струились все благоухания земли. Совсем уже смеркалось, когда мы сели за стол. Обед был вкусный, за столом мы сидели долго и стали друзьями, ибо она почувствовала, какая глубокая симпатия к ней пробудилась в моем сердце. Она выпила немного вина - "с наперсток", как говорили когда-то, и стала доверчивее, откровеннее. |
| - Allons regarder la lune, me dit-elle. Moi je l'adore, cette bonne lune. Elle a été le témoin de mes joies les plus vives. Il me semble que tous mes souvenirs sont dedans ; et je n'ai qu'à la contempler pour qu'ils me reviennent aussitôt. Et même... quelquefois, le soir... Je m'offre un joli spectacle... Joli... Joli... si vous saviez ?... Mais non, vous vous moqueriez trop de moi... Je ne peux pas... Je n'ose pas... non... non... vraiment non... | - Пойдемте посмотрим на луну, - сказала она. - Милая луна! Обожаю ее. Она была свидетельницей самых живых моих радостей. И мне кажется, что теперь в ней таятся все мои воспоминания; стоит мне посмотреть на нее, и они тотчас воскресают. И даже.., иногда.., вечерами я балую себя красивым.., зрелищем.., очень, очень красивым... Если бы вам сказать... Да нет, вы посмеетесь надо мной... Нет, не скажу.., не могу.., нет, нет... |
| Je la suppliai : | Я принялся упрашивать: |
| - Voyons... quoi ? dites-le-moi ; je vous promets de ne pas me moquer... Je vous le jure.. voyons... | - Полноте! Что вы! Расскажите. Обещаю вам, что не буду смеяться! Даю слово!.. Ну, пожалуйста... |
| Elle hésitait. Je pris ses mains, ses pauvres petites mains si maigres, si froides, et je les baisai l'une après l'autre, plusieurs fois, comme ils faisaient jadis, eux. Elle fut émue. Elle hésitait. | Она колебалась. Я взял ее руки, жалкие, сухонькие, холодные ручки, и поцеловал одну и другую несколько раз подряд, как это делали когда-то "они". Она была тронута. Она колебалась. |
| - Vous me promettez de ne pas rire ? | - Так обещаете не смеяться? |
| - Oui, je le jure. | - Честное слово! |
| - Eh bien ! venez. | - Ну хорошо, идемте. |
| Elle se leva. Et comrne le petit domestique, gauche dans sa livrée verte, éloignait la chaise derrière elle, elle lui dit quelques mots à l'oreille, très bas, très vite. | Она встала, и когда слуга, неуклюжий юнец в зеленой ливрее, отодвигал ее кресло, она что-то сказала ему на ухо быстрым шепотом. |
| Il répondit : | Он ответил: |
| - Oui, madame, tout de suite. | - Слушаю, сударыня. Сию минуту. |
| Elle prit mon bras et m'emmena sous la véranda. | Она взяла меня под руку и повела на веранду. |
| L'allée d'orangers était vraiment admirable à voir. La lune, déjà levée, la pleine lune, jetait au milieu un mince sentier d'argent, une longue ligne de clarté qui tombait sur le sable jaune, entre les têtes rondes et opaques des arbres sombres. | Аллея апельсиновых деревьев в самом деле была чудесна. Луна уже взошла, большая, круглая луна, и протянула по середине аллеи длинную полосу света, падавшего на желтый песок меж круглых и плотных крон темных деревьев. |
| Comme ils étaient en fleurs, ces arbres, leur parfum violent et doux emplissait la nuit. Et dans leur verdure noire on voyait voltiger des milliers de lucioles, ces mouches de feu qui ressemblent à des graines d'étoiles. | Деревья стояли все в цвету, и ночь была напоена их сильным и сладким ароматом. А в черной листве порхали тысячи крылатых светляков, огненных мух, похожих на звездную россыпь. |
| Je m'écriai : | Я восхитился: |
| - Oh ! quel décor pour une scène d'amour ! | - О, какая декорация для любовной сцены! |
| Elle sourit. | Она улыбнулась. |
| - N'est-ce pas ? n'est-ce pas ? Vous allez voir. | - Ведь правда, правда? Сейчас вы увидите. |
| Et elle me fit asseoir à côté d'elle. | Она усадила меня рядом с собой. |
| Elle murmura : | И, помолчав, сказала тихонько: |
| - Voilà ce qui fait regretter la vie. Mais vous ne songez guère à ces choses-là, vous autres, les hommes d'aujourd'hui. Vous êtes des boursiers, des commerçants et des pratiques. Vous ne savez même plus nous parler. Quand je dis "nous" j'entends les jeunes. Les amours sont devenues des liaisons qui ont souvent pour début une note de couturière inavouée. Si vous estimez la note plus cher que la femme, vous disparaissez ; mais si vous estimez la femme plus haut que la note, vous payez. Jolies moeurs... et jolies tendresses !... | - Вот почему жалко, что жизнь ушла. Но ведь вы, нынешние мужчины, о любви не думаете. Вы теперь биржевики, коммерсанты, дельцы. Вы даже разучились разговаривать с нами. Я говорю "с нами", но имею в виду, конечно, молодых женщин. Любовь превратилась теперь просто в связь и нередко начинается со счета портнихи, который женщине надо скрыть. Если вы найдете, что женщина не стоит таких денег, вы отступаете; если найдете, что женщина стоит больше, вы оплатите счет. Хороши нравы!.. Хороша любовь! |
| Elle me prit la main. | Она взяла меня за руку. |
| - Regardez... | - Смотрите... |
| Je demeurais stupéfait et ravi... Là-bas, au bout de l'allée, dans le sentier de lune, deux jeunes gens s'en venaient en se tenant par la taille. Ils s'en venaient, enlacés, charmants, à petits pas, traversant les flaques de lumière qui les éclairaient tout à coup et rentrant dans l'ombre aussitôt. Il était vêtu, lui, d'un habit de satin blanc, comme au siècle passé, et d'un chapeau couvert d'une plume d'autruche. Elle portait une robe à paniers et la haute coiffure poudrée des belles dames au temps du régent. | Я взглянул и замер от удивления и восторга... Вдали, в глубине аллеи, по лунной дорожке, обнявшись, шла влюбленная пара. Они шли медленно, прижавшись друг к другу, очаровательные, юные, и то пересекали лужицы света, который тогда ярко озарял их, то внезапно исчезали в тени. Он был в белом атласном кафтане, какой носили в минувшем веке, и в шляпе со страусовым пером; она - в платье с фижмами и в высокой пудреной прическе красавиц времен Регентства. |
| A cent pas de nous, ils s'arrêtèrent et, debout au milieu de l'allée, s'embrassèrent en faisant des grâces. | В ста шагах от нас они остановились посреди аллеи и с жеманной грацией поцеловались. |
| Et je reconnus soudain les deux petits domestiques. Alors une de ces gaietés terribles qui vous dévorent les entrailles me tordit sur mon siège. Je ne riais pas, cependant. Je résistais, malade, convulsé, comme l'homme à qui on coupe une jambe résiste au besoin de crier qui lui ouvre la gorge et la mâchoire. | Тут я узнал в них обоих молодых слуг актрисы и весь скорчился на стуле, едва сдерживая безумное, нестерпимое желание расхохотаться. Все же я пересилил себя и не рассмеялся. Я изнемогал, мучился, дергался, но подавил в себе смех, как человек, которому ампутируют ногу, подавляет крик, рвущийся из горла и с губ. |
| Mais les enfants s'en retournèrent vers le fond de l'allée ; et ils redevinrent délicieux. Ils s'éloignaient, s'en allaient, disparaissaient, comme disparaît un rêve. On ne les voyait plus. L'allée vide semblait triste. | Но вот юная чета повернулась, направилась в глубину аллеи и снова стала прелестной. Она уходила, удалялась, исчезала и, наконец, совсем исчезла, как греза. Ее уже не было видно. Опустевшая аллея стала печальной. |
| Moi aussi, je partis, je partis pour ne pas les revoir ; car je compris que ce spectacle-là devait durer fort longtemps, qui réveillait tout le passé, tout ce passé d'amour et de décor, le passé factice, trompeur et séduisant, faussement et vraiment charmant, qui faisait battre encore le coeur de la vieille cabotine et de la vieille amoureuse ! | Я тоже ушел, ушел, чтобы больше не видеть их: я понял, что этот спектакль длится долго, ибо он возрождает прошлое, далекое прошлое любви и рампы, искусственное, обманчивое и пленительное прошлое, полное ложного и настоящего очарования, от которого все еще билось сердце старой актрисы и былой любовницы. |
| 20 mars 1886 |
La main/Рука
| France | Русский |
| On faisait cercle autour de M. Bermutier, juge d'instruction qui donnait son avis sur l'affaire mystérieuse de Saint-Cloud. Depuis un mois, cet inexplicable crime affolait Paris. Personne n'y comprenait rien. | Все окружили судебного следователя, г-на Бермютье, излагавшего свое мнение о таинственном происшествии в Сен-Клу. Уже целый месяц это необъяснимое преступление волновало Париж. Никто ничего не понимал. |
| M. Bermutier, debout, le dos à la cheminée, parlait, assemblait les preuves, discutait les diverses opinions, mais ne concluait pas. | Г-н Бермютье стоял, прислонившись к камину, и говорил об этом деле, приводя одно за другим доказательства, обсуждая различные мнения, но не делая никаких выводов. |
| Plusieurs femmes s'étaient levées pour s'approcher et demeuraient debout, l'?il fixé sur la bouche rasée du magistrat d'où sortaient les paroles graves. Elles frissonnaient, vibraient, crispées par leur peur curieuse, par l'avide et insatiable besoin d'épouvante qui hante leur âme, les torture comme une faim. | Несколько женщин поднялись с места и подошли ближе, не сводя взгляда с выбритых губ судебного чиновника, произносивших важные, веские слова. Дамы содрогались, трепетали от мучительного любопытства, страха и ненасытной потребности ужасного, которая владеет женской душой и терзает ее, как чувство голода. |
| Une d'elles, plus pâle que les autres, prononça pendant un silence: | Когда наступило минутное молчание, одна из слушательниц, самая бледная, произнесла: |
| - C'est affreux. Cela touche au "surnaturel". On ne saura jamais rien. | - Это ужасно. Это граничит с чем-то сверхъестественным. Здесь никогда и ничего не узнают. |
| Le magistrat se tourna vers elle: | Судейский чиновник повернулся к ней: |
| - Oui, madame, il est probable qu'on ne saura jamais rien. Quand au mot "surnaturel" que vous venez d'employer, il n'a rien à faire ici. Nous sommes en présence d'un crime fort habilement conçu, fort habilement exécuté, si bien enveloppé de mystère que nous ne pouvons le dégager des circonstances impénétrables qui l'entourent. Mais j'ai eu, moi, autrefois, à suivre une affaire où vraiment semblait se mêler quelque chose de fantastique. Il a fallu l'abandonner, d'ailleurs, faute de moyens de l'éclaircir. | - Да, сударыня, весьма вероятно, что никто ничего не узнает. Однако слово "сверхъестественное", которое вы употребили, тут совсем ни при чем. Мы столкнулись с преступлением, очень ловко задуманным, очень ловко приведенным в исполнение и так умело окутанным тайной, что мы не можем постигнуть загадочных обстоятельств, при которых оно совершилось. Но мне однажды пришлось вести такое дело, в которое как будто действительно замешалось что-то фантастическое. Это дело пришлось, впрочем, бросить из-за полной невозможности внести в него какую-либо ясность. |
| Plusieurs femmes prononcèrent en même temps, si vite que leurs voix n'en firent qu'une: | Несколько женщин произнесли одновременно и так быстро, что их голоса слились: |
| - Oh! dites-nous cela. | - Ах, расскажите нам об этом. |
| M. Bermutier sourit gravement, comme doit sourire un juge d'instruction. Il reprit: | Г-н Бермютье важно улыбнулся, как подобает улыбаться судебному следователю, и продолжал: |
| - N'allez pas croire, au moins, que j'aie pu, même un instant, supposer en cette aventure quelque chose de surhumain. Je ne crois qu'aux causes normales. Mais si, au lieu d'employer le mot "surnaturel" pour exprimer ce que nous ne comprenons pas, nous nous servions simplement du mot "inexplicable", cela vaudrait beaucoup mieux. En tout cas, dans l'affaire que je vais vous dire, ce sont surtout les circonstances environnantes, les circonstances préparatoires qui m'ont ému. | - Не подумайте, однако, что я сам, хоть на минуту, мог предположить участие в этом деле чего-то сверхъестественного. Я верю только в реальные объяснения. Поэтому будет гораздо лучше, если мы вместо слова "сверхъестественное" употребим для обозначения того, что для нас непонятно, просто слово "необъяснимое". Во всяком случае, в деле, о котором я собираюсь вам рассказать, меня взволновали прежде всего побочные обстоятельства, обстоятельства подготовки преступления. |
| Enfin, voici les faits: | Вот как это произошло. |
| J'étais alors juge d'instruction à Ajaccio, une petite ville blanche, couchée au bord d'un admirable golfe qu'entourent partout de hautes montagnes. | Я был тогда судебным следователем в Аяччо, маленьком, белоснежном городке, дремлющем на берегу чудесного залива, у подножия высоких гор. |
| Ce que j'avais surtout à poursuivre là-bas, c'étaient les affaires de vendetta. Il y en a de superbes, de dramatiques au possible, de féroces, d'héroiques. Nous retrouvons là les plus beaux sujets de vengeance qu'on puisse rêver, les haines séculaires, apaisées un moment, jamais éteintes, les ruses abominables, les assassinats devenant des massacres et presque des actions glorieuses. Depuis deux ans, je n'entendais parler que du prix du sang, que de ce terrible préjugé corse qui force à venger toute injure sur la personne qui l'a faite, sur ses descendants et ses proches. J'avais vu égorger des vieillards, des enfants, des cousins, j'avais la tête pleine de ces histoires. | Чаще всего мне приходилось там вести следствие по делам вендетты. Попадались замечательные дела, драматичные до последней степени, жестокие, героические. Мы встречаемся там с самыми поразительными случаями мести, какие только можно себе представить, с вековой ненавистью, по временам затихающей, но никогда не угасающей совершенно, с отвратительными хитростями, с убийствами, похожими то на бойню, то на подвиг. Целых два года я только и слышал, что о цене крови, об этом ужасном корсиканском предрассудке, заставляющем мстить за всякое оскорбление и самому виновнику, и всем его потомкам и близким. Я сталкивался с убийством стариков, детей, дальних родственников, и голова у меня была полна таких происшествий. |
| Or, j'appris un jour qu'un Anglais venait de louer pour plusieurs années une petite villa au fond du golfe. Il avait amené avec lui un domestique français, pris à Marseille en passant. | Однажды я узнал, что какой-то англичанин снял на несколько лет маленькую виллу, расположенную в глубине залива. Он привез с собою лакея-француза, наняв его по дороге, в Марселе. |
| Bientôt tout le monde s'occupa de ce personnage singulier, qui vivait seul dans sa demeure, ne sortant que pour chasser et pour pêcher. Il ne parlait à personne, ne venait jamais à la ville, et, chaque matin, s'exerçait pendant une heure ou deux, à tirer au pistolet et à la carabine. | Вскоре этот странный человек, который жил в полном одиночестве и выходил из дома только на охоту и на рыбную ловлю, привлек общее внимание. Он ни с кем не разговаривал, никогда не показывался в городе и каждое утро час или два упражнялся в стрельбе из пистолета и из карабина. |
| Des légendes se firent autour de lui. On prétendit que c'était un haut personnage fuyant sa patrie pour des raisons politiques; puis on affirma qu'il se cachait après avoir commis un crime épouvantable. On citait même des circonstances particulièrement horribles. | Вокруг него создавались легенды. Говорили, что это какое-то высокопоставленное лицо, бежавшее со своей родины по политическим причинам, затем стали утверждать, что он скрывается, совершив страшное преступление. Даже приводили ужасающие обстоятельства этого преступления. |
| Je voulus, en ma qualité de juge d'instruction, prendre quelques renseignements sur cet homme; mais il me fut impossible de rien apprendre. Il se faisait appeler sir John Rowell. | По обязанности судебного следователя я счел нужным навести справки об этом человеке, но так ничего и не узнал. Он называл себя сэром Джоном Роуэллом. |
| Je me contentai donc de le surveiller de près; mais on ne me signalait, en réalité, rien de suspect à son égard. | Я ограничился поэтому тщательным наблюдением, но, по правде говоря, за ним не было замечено ничего подозрительного. |
| Cependant, comme les rumeurs sur son compte continuaient, grossissaient, devenaient générales, je résolus d'essayer de voir moi-même cet étranger, et je me mis à chasser régulièrement dans les environs de sa propriété. | Однако, поскольку толки о нем не умолкали, а, наоборот, росли, ширились, я решил попробовать лично повидаться с иностранцем и для этого начал регулярно охотиться неподалеку от его владения. |
| J'attendis longtemps une occasion. Elle se présenta enfin sous la forme d'une perdrix que je tirai et que je tuai devant le nez de l'Anglais. Mon chien me la rapporta; mais, prenant aussitôt le gibier, j'allai m'excuser de mon inconvenance et prier sir John Rowell d'accepter l'oiseau mort. | Я долго ждал благоприятного случая. Он представился, наконец, когда я подстрелил куропатку под самым носом у англичанина. Собака принесла мне дичь, но я тотчас же извинился за свою невежливость и попросил сэра Джона Роуэлла принять убитую птицу. |
| C'était un grand homme à cheveux rouges, à barbe rouge, très haut, très large, une sorte d'hercule placide et poli. Il n'avait rien de la raideur dite britannique et il me remercia vivement de ma délicatesse en un français accentué d'outre-Manche. Au bout d'un mois, nous avions causé ensemble cinq ou six fois. | Это был очень высокий, широкоплечий человек, с рыжей шевелюрой и рыжей бородой, - нечто вроде смирного и воспитанного Геркулеса. В нем совсем не было так называемой британской чопорности; за мою деликатность он горячо поблагодарил меня по-французски, но с сильным английским акцентом. В течение месяца мне случилось разговаривать с ним пять или шесть раз. |
| Un soir enfin, comme je passais devant sa porte, je l'aperçus qui fumait sa pipe, à cheval sur une chaise, dans son jardin. Je le saluai, et il m'invita à entrer pour boire un verre de bière. Je ne me le fis pas répéter. | Как-то вечером, проходя мимо его виллы, я заметил, что он курит трубку в саду, сидя верхом на стуле. Я поклонился, и он пригласил меня зайти выпить стакан пива. Я не заставил себя просить. |
| Il me reçut avec toute la méticuleuse courtoisie anglaise, parla avec éloge de la France, de la Corse, déclara qu'il aimait beaucoup cette pays, cette rivage. | Он принял меня с педантичной английской любезностью, расхваливал Францию и Корсику и заявил, что очень любит "этот страна и эта берег". |
| Alors je lui posai, avec de grandes précautions et sous la forme d'un intérêt très vif, quelques questions sur sa vie, sur ses projets. Il répondit sans embarras, me raconta qu'il avait beaucoup voyagé, en Afrique, dans les Indes, en Amérique. Il ajouta en riant: | Тогда я чрезвычайно осторожно и с видом живейшего участия задал ему несколько вопросов о его жизни, о его намерениях. Он отвечал без всякого замешательства и сообщил, что много путешествовал по Африке, по Индии и Америке. Он добавил со смехом: |
| - J'avé eu bôcoup d'aventures, oh! yes. | - У меня был много приключений. О, yes! |
| Puis je me remis à parler chasse, et il me donna des détails les plus curieux sur la chasse à l'hippopotame, au tigre, à l'éléphant et même la chasse au gorille. | Затем я перевел разговор на охоту, и он поведал мне немало интереснейших подробностей об охоте на бегемота, на тигра, на слона и даже на гориллу. |
| Je dis: | Я сказал: |
| - Tous ces animaux sont redoutables. | - Какие это опасные животные! |
| Il sourit: | Он улыбнулся. |
| - Oh! nô, le plus mauvais c'été l'homme. | - О, нет! Самый скверный животное это есть человек. |
| Il se mit à rire tout à fait, d'un bon rire de gros Anglais content: | И он рассмеялся довольным смехом здоровяка-англичанина. |
| - J'avé beaucoup chassé l'homme aussi. | - Я много охотился на человек тоже. |
| Puis il parla d'armes, et il m'offrit d'entrer chez lui pour me montrer des fusils de divers systèmes. | Потом он заговорил об оружии и предложил зайти в дом посмотреть ружья разных систем. |
| Son salon était tendu de noir, de soie noire brodée d'or. De grandes fleurs jaunes couraient sur l'étoffe sombre, brillaient comme du feu. | Его гостиная была затянута черным шелком, расшитым золотом. Большие желтые цветы, разбросанные по черной материи, сверкали, как пламя. |
| Il annonça: | Он объявил: |
| - C'été une drap japonaise. | - Это есть японская материя. |
| Mais, au milieu du plus large panneau, une chose étrange me tira l'?il. Sur un carré de velours rouge, un objet noir se détachait. Je m'approchai: c'était une main, une main d'homme. Non pas une main de squelette, blanche et propre, mais une main noire desséchée, avec les ongles jaunes, les muscles à nu et des traces de sang ancien, de sang pareil à une crasse, sur les os coupés net, comme d'un coup de hache, vers le milieu de l'avant bras. | Но тут мое внимание привлек странный предмет, висевший посредине самого большого панно. На квадрате красного бархата выделялось что-то темное. Я подошел ближе: это была рука, человеческая рука. Не рука скелета, белая и чистая, но черная, высохшая рука, с желтыми ногтями, с обнаженными мускулами и следами запекшейся крови, похожей на грязь, причем кости были обрублены посередине предплечья как бы ударом топора. |
| Autour du poignet, une énorme chaîne de fer, rivée, soudée à ce membre malpropre, l'attachait au mur par un anneau assez fort pour tenir un éléphant en laisse. | Вокруг запястья обвилась толстая железная цепь, заклепанная, запаянная на этой грязной руке, которую она приковала к стене с помощью кольца, достаточно прочного, чтобы удержать даже слона. |
| Je demandai: | Я спросил: |
| - Qu'est-ce que cela? | - Что это такое? |
| L'Anglais répondit tranquillement: | |
| - C'été ma meilleur ennemi. Il vené d'Amérique. Il avé été fendu avec le sabre et arraché la peau avec une caillou coupante, et séché dans le soleil pendant huit jours. Aoh, très bonne pour moi, cette. | - Это был моя лучший враг. Он приехал из Америка. Рука был рассечен саблей, и его кожа сорван острым камнем, и он сушен на солнце один недель. А-о! Это есть очень хорошо для меня эта рука. |
| Je touchai ce débris humain qui avait dû appartenir à un colosse. Les doigts, démesurément longs, étaient attachés par des tendons énormes que retenaient des lanières de peau par places. Cette main était affreuse à voir, écorchée ainsi, elle faisait penser naturellement à quelque vengeance de sauvage. | Я прикоснулся к этому обрубку человеческого тела, принадлежащему, должно быть, какому-то великану. Неимоверно длинные пальцы держались на огромных сухожилиях, и на них еще висели лоскутья кожи. На эту ободранную руку было страшно смотреть, и, естественно, она вызывала мысль о какой-то мести дикаря. |
| Je dis: | Я сказал: |
| - Cet homme devait être très fort. | - Этот человек был, наверное, очень силен. |
| L'Anglais prononça avec douceur: | Англичанин скромно ответил: |
| - Aoh yes; mais je été plus fort que lui. J'avé mis cette chaîne pour le tenir. | - А-о! Yes. Но я был более сильный, чем он. Я надел на него эта цепь, чтобы держать. |
| Je crus qu'il plaisantait. Je dis: | Я подумал, что он шутит, и сказал: |
| - Cette chaîne maintenant est bien inutile, la main ne se sauvera pas. | - Но теперь цепь не нужна, рука никуда не убежит. |
| Sir John Rowell reprit gravement: | Сэр Джон Роуэлл серьезно ответил: |
| - Elle voulé toujours s'en aller. Cette chaîne été nécessaire. | - Она всегда хочет уходить. Эта цепь есть необходимая. |
| D'un coup d'?il rapide j'interrogeai son visage, me demandant: | Я пристально взглянул на собеседника, спрашивая себя: |
| - Est-ce un fou, ou un mauvais plaisant? | "Что это - сумасшедший или зубоскал?" |
| Mais la figure demeurait impénétrable, tranquille et bienveillante. Je parlai d'autre chose et j'admirai les fusils. | Но его лицо оставалось непроницаемо спокойным и любезным. Я заговорил о другом и начал расхваливать ружья. |
| Je remarquai cependant que trois revolvers chargés étaient posés sur les meubles, comme si cet homme eût vécu dans la crainte constante d'une attaque. | Я заметил, однако, что на столе и на этажерке лежало три заряженных револьвера, точно этот человек жил в постоянном страхе, ожидая нападения. |
| Je revins plusieurs fois chez lui. Puis je n'y allai plus. On s'était accoutumé à sa présence; il était devenu indifférent à tous. | Я заходил к нему еще несколько раз. Потом перестал бывать. Все привыкли к его присутствию и уже относились к нему с полнейшим равнодушием. |
| Une année entière s'écoula. Or, un matin, vers la fin de novembre, mon domestique me réveilla en m'annonçant que sir John Rowell avait été assassiné dans la nuit. | Прошел целый год. И вот однажды утром, в конце ноября, слуга разбудил меня и сообщил, что сэра Джона Роуэлла ночью убили. |
| Une demi-heure plus tard, je pénétrais dans la maison de l'Anglais avec le commissaire central et le capitaine de gendarmerie. Le valet, éperdu et désespéré, pleurait devant la porte. Je soupçonnai d'abord cet homme, mais il était innocent. | Через полчаса я уже входил в дом англичанина вместе с главным полицейским комиссаром и жандармским капитаном. Растерянный лакей в отчаянии плакал, сидя перед дверью. Сперва я заподозрил этого человека, но он был невиновен. |
| On ne put jamais trouver le coupable. | Преступника так и не удалось найти. |
| En entrant dans le salon de sir John, j'aperçus du premier coup d'?il le cadavre étendu sur le dos, au milieu de la pièce. | Войдя в гостиную сэра Джона, я сразу же увидел труп, лежавший на спине посреди комнаты. |
| Le gilet était déchiré, une manche arrachée pendait, tout annonçait qu'une lutte terrible avait eu lieu. | Жилет был разодран, один рукав оторван совсем; все свидетельствовало, что тут происходила ужасная борьба. |
| L'Anglais était mort étranglé! Sa figure noire et gonflée, effrayante, semblait exprimer une épouvante abominable; il tenait entre ses dents serrées quelque chose; et le cou, percé de cinq trous qu'on aurait dits faits avec des pointes de fer, était couvert de sang. | Англичанина задушили! Его почерневшее, раздувшееся и страшное лицо выражало безмерный ужас, стиснутые зубы что-то сжимали, а шея, на которой виднелось пять небольших ран, как будто нанесенных железными остриями, была вся в крови. |
| Un médecin nous rejoignit. Il examina longtemps les traces des doigts dans la chair et prononça ces étranges paroles: | Вскоре к нам присоединился врач. Он долго рассматривал отпечатки пальцев на теле и произнес странную фразу: |
| - On dirait qu'il a été étranglé par un squelette. | - Можно подумать, что его задушил скелет. |
| Un frisson me passa dans le dos, et je jetai les yeux sur le mur, à la place où j'avais vu jadis l'horrible main d'écorché. Elle n'y était plus. La chaîne, brisée, pendait. | Дрожь пробежала у меня по спине, и я взглянул на стену, где когда-то видел ужасную руку с ободранной кожей. Ее там больше не было. Висела только разорванная цепь. |
| Alors je me baissai vers le mort, et je trouvai dans sa bouche crispée un des doigts de cette main disparue, coupé ou plutôt scié par les dents juste à la deuxième phalange. | Тогда я наклонился над мертвецом и увидел в его сведенном рту один из пальцев этой исчезнувшей руки, который он отгрыз или, вернее, перепилил зубами как раз на втором суставе. |
| Puis on procéda aux constatations. On ne découvrit rien. Aucune porta n'avait été forcée, aucune fenêtre, aucun meuble. Les deux chiens de garde ne s'étaient pas réveillés. | Затем началось следствие. Оно ничего не дало. Не были взломаны ни двери, ни окна, ни столы, ни шкафы. Обе сторожевые собаки не просыпались. |
| Voici, en quelques mots, la déposition du domestique: | Вот в нескольких словах показания лакея. |
| Depuis un mois, son maître semblait agité. Il avait reçu beaucoup de lettres, brûlées à mesure. | В течение последнего месяца его хозяин казался взволнованным. Он получал много писем и сжигал их. |
| Souvent, prenant une cravache, dans une colère qui semblait de démence, il avait frappé avec fureur cette main séchée, scellée au mur et enlevée, on ne sait comment, à l'heure même du crime. | Часто он брал хлыст и в ярости, чуть ли не безумной, неистово бил им эту иссохшую руку, прикованную к стене и неизвестно как исчезнувшую в самый момент преступления. |
| Il se couchait fort tard et s'enfermait avec soin. Il avait toujours des armes à portée du bras. Souvent, la nuit, il parlait haut, comme s'il se fût querellé avec quelqu'un. | Он ложился очень поздно и тщательно запирался. Оружие всегда было у него наготове. Нередко он громко разговаривал по ночам, словно с кем-то ссорился. |
| Cette nuit-là, par hasard, il n'avait fait aucun bruit, et c'est seulement en venant ouvrir les fenêtres que le serviteur avait trouvé sir John assassiné. Il ne soupçonnait personne. | Но как раз в эту ночь у пего в спальне не было никакого шума, и только утром, открывая окна, слуга нашел сэра Джона убитым. У него не было подозрений ни на кого. |
| Je communiquai ce que je savais du mort aux magistrats et aux officiers de la force publique, et on fit dans toute l'île une enquête minutieuse. On ne découvrit rien. | Я сообщил судейским чиновникам и полиции то, что знал о покойном, и на всем острове произвели тщательные розыски. Однако ничего не нашли. |
| Or, une nuit, trois mois après le crime, j'eus un affreux cauchemar. Il me sembla que je voyais la main, l'horrible main, courir comme un scorpion ou comme une araignée le long de mes rideaux et de mes murs. Trois fois, je me réveillai, trois fois je me rendormis, trois fois je revis le hideux débris galoper autour de ma chambre en remuant les doigts comme des pattes. | Но вот однажды ночью, месяца через три после преступления, у меня был страшный кошмар. Мне казалось, что я вижу эту ужасную руку, вижу, как она бежит по моим занавескам, по моим стенам, словно скорпион или паук. Три раза я просыпался, три раза засыпал снова, и три раза я видел, что этот отвратительный обрубок бегает в моей комнате, шевеля пальцами, как лапками. |
| Le lendemain, on me l'apporta, trouvé dans le cimetière, sur la tombe de sir John Rowell, enterré là; car on n'avait pu découvrir sa famille. L'index manquait. | На следующий день мне принесли эту руку, найденную на могиле сэра Джона Роуэлла, которого похоронили на кладбище в Аяччо, так как не могли разыскать его родственников. Указательного пальца на руке не хватало. |
| Voilà, mesdames, mon histoire. Je ne sais rien de plus. | Вот, сударыни, и вся история. Больше я ничего не знаю. |
| Les femmes, éperdues, étaient pâles, frissonnantes. Une d'elles s'écria: | Ошеломленные женщины были бледны и дрожали. Одна из них воскликнула: |
| - Mais ce n'est pas un dénouement cela, ni une explication! Nous n'allons pas dormir si vous ne nous dites pas ce qui s'était passé, selon vous. | - Но ведь это не развязка и не объяснение! Мы не будем спать, если вы нам не Скажете, что же там, по вашему мнению, произошло. |
| Le magistrat sourit avec sévérité: | Чиновник улыбнулся и сказал серьезно: |
| - Oh! moi, mesdames, je vais gâter, certes, vos rêves terribles. Je pense tout simplement que le légitime propriétaire de la main n'était pas mort, qu'il est venu la chercher avec celle qui lui restait. Mais je n'ai pu savoir comment il a fait, par exemple. C'est là une sorte de vendetta. | - О, сударыни, я могу только испортить ваши страшные видения. Я просто-напросто думаю, что законный владелец руки не умер, что он явился за нею и отнял ее единственной оставшейся у него рукой. Но как он это сделал, этого я не мог дознаться. Это своего рода вендетта. |
| Une des femmes murmura: | Одна из женщин пробормотала: |
| - Non, ça ne doit pas être ainsi. | - Нет, быть этого не может, тут что-нибудь не так. |
| Et le juge d'instruction, souriant toujours, conclut: | А судебный следователь, улыбаясь, заключил: |
| - Je vous avais bien dit que mon explication ne vous irait pas. | - Я же говорил вам, что мое объяснение вас не удовлетворит. |
| 23 décembre 1883 |
La peur/Страх
| France | Русский |
| Le train filait, à toute vapeur, dans les ténèbres. | Поезд мчался в темноте на всех парах. |
| Je me trouvais seul, en face d'un vieux monsieur qui regardait par la portière. On sentait fortement le phénol dans ce wagon du P.-L.-M., venu sans doute de Marseille. | В купе никого не было, кроме меня и старого господина, который сидел напротив и смотрел в окно. В этом вагоне поезда Париж - Лион - Марсель, прибывшем, вероятно, из Марселя, остро пахло карболкой. |
| C'était par une nuit sans lune, sans air, brûlante. On ne voyait point d'étoiles, et le souffle du train lancé nous jetait quelque chose de chaud, de mou, d'accablant, d'irrespirable. | Ночь стояла безлунная, душная, жаркая. Звезд не было видно, и мчащийся поезд обдавал нас горячим, влажным, тяжелым дыханием. |
| Partis de Paris depuis trois heures, nous allions vers le centre de la France sans rien voir des pays traversés. | Уже три часа, как мы выехали из Парижа. Теперь мы проезжали по центральной части страны, ничего не видя кругом. |
| Ce fut tout à coup comme une apparition fantastique. Autour d'un grand feu, dans un bois, deux hommes étaient debout. | Вдруг перед нашими глазами мелькнули, точно фантастическое видение, два человека, стоявшие в лесу у большого костра. |
| Nous vîmes cela pendant une seconde: c'était, nous sembla-t-il, deux misérables en haillons, rouges dans la lueur éclatante du foyer, avec leurs faces barbues tournées vers nous, et autour d'eux, comme un décor de drame, les arbres verts, d'un vert clair et luisant, les troncs frappés par le vif reflet de la flamme, le feuillage traversé, pénétré, mouillé par la lumière qui coulait dedans. | Они вынырнули из темноты лишь на миг. Это были, как нам показалось, двое бродяг, костер бросал красноватый отблеск на их лохмотья. Они повернулись к нам бородатыми лицами. Вокруг, словно декорации в драме, высились деревья. Зелень была яркая и сочная, отчетливо выделялись стволы, освещенные пламенем; листва вся сквозила, пронизанная и как бы омытая светом. |
| Puis tout redevint noir de nouveau. | Затем все снова погрузилось во мрак. |
| Certes, ce fut une vision fort étrange! Que faisaient-ils dans cette forêt, ces deux rôdeurs? Pourquoi ce feu dans cette nuit étouffante? | Поистине это была странная картина. Что делали в лесу эти бродяги? Зачем они развели костер в такую жаркую ночь? |
| Mon voisin tira sa montre et me dit: | Мой сосед поглядел на часы и сказал: |
| "Il est juste minuit, Monsieur, nous venons de voir une singulière chose." | - Ровно полночь, сударь! Мы видели странное зрелище. |
| J'en convins et nous commençâmes à causer, à chercher ce que pouvaient être ces personnages: des malfaiteurs qui brûlaient des preuves ou des sorciers qui préparaient un philtre? On n'allume pas un feu pareil, à minuit, en plein été, dans une forêt, pour cuire la soupe? Que faisaient-ils donc? Nous ne pûmes rien imaginer de vraisemblable. | Я согласился, и мы разговорились, стараясь угадать, кто же были эти люди: преступники, уничтожавшие следы злодеяния, или знахари, готовившие волшебное зелье? Не зажигают же такой костер в лесу летом в полночь, чтобы сварить похлебку. Что же они делали? |
| Et mon voisin se mit à parler... C'était un vieil homme, dont je ne parvins point à déterminer la profession. Un original assurément, fort instruit, et qui semblait peut-être un peu détraqué. | Мой сосед оказался общительным. Это был старик, род занятий которого я никак не мог определить. Без сомнения, большой оригинал, человек очень образованный, но как будто со странностями. |
| Mais sait-on quels sont les sages et quels sont les fous, dans cette vie où la raison devrait souvent s'appeler sottise et la folie s'appeler génie? | Впрочем, разве скажешь, кто мудр, а кто безумен в этой жизни, где рассудок часто следовало бы назвать глупостью, а безумие - гениальностью? |
| Il disait: | Он заговорил: |
| Je suis content d'avoir vu cela. J'ai éprouvé pendant quelques minutes une sensation disparue! | - Я доволен, что увидел это. В течение нескольких минут я испытывал давно исчезнувшее ощущение. |
| Comme la terre devait être troublante autrefois, quand elle était si mystérieuse! | Какой жуткой была, должно быть, земля в те времена, когда она хранила столько тайн! |
| A mesure qu'on lève les voiles de l'inconnu, on dépeuple l'imagination des hommes. Vous ne trouvez pas, Monsieur, que la nuit est bien vide et d'un noir bien vulgaire depuis qu'elle n'a plus d'apparitions. | По мере того как с неведомого срывают покровы, воображение людей истощается. Не находите ли вы, сударь, что ночь опустела и мрак стал довольно скучным с тех пор, как исчезли призраки? |
| On se dit: "Plus de fantastique, plus de croyances étranges, tout l'inexpliqué est explicable. Le surnaturel baisse comme un lac qu'un canal épuise; la science, de jour en jour, recule les limites du merveilleux." | Говорят: нет больше ничего фантастического, забыты суеверия, все необъяснимое стало объяснимым. Сверхъестественное иссыхает, как озеро, из которого отводят каналом воду; наука день за днем отодвигает границы чудесного. |
| Eh bien, moi, Monsieur, j'appartiens à la vieille race, qui aime à croire. J'appartiens à la vieille race naive accoutumée à ne pas comprendre, à ne pas chercher, à ne pas savoir, faite aux mystères environnants et qui se refuse à la simple et nette vérité. | Но я, милостивый государь, принадлежу к старому поколению, которому нравится верить. Я принадлежу к наивному старому поколению, к тому поколению, которое привыкло не понимать, не знать, не доискиваться причин; оно примирилось с тем, что его окружают тайны, и отвергает простые, ясные истины. |
| Oui, Monsieur, on a dépeuplé l'imagination en surprenant l'invisible. Notre terre m'apparaît aujourd'hui comme un monde abandonné, vide et nu. Les croyances sont parties qui la rendaient poétique. | Да, сударь, наша фантазия оскудела с тех пор, как перестали верить в невидимое, теперь мир кажется нам покинутым, пустым и голым. Исчезли верования, делавшие его поэтичным. |
| Quand je sors la nuit, comme je voudrais frissonner de cette angoisse qui fait se signer les vieilles femmes le long des murs des cimetières et se sauver les derniers superstitieux devant les vapeurs étranges des marais et les fantasques feux follets! Comme je voudrais croire à ce quelque chose de vague et de terrifiant qu'on s'imaginait sentir passer dans l'ombre. | Когда я выхожу ночью, мне так и хочется вздрогнуть от страха, от того жуткого страха, который заставляет старух, проходящих мимо кладбищенской ограды, креститься, а суеверных людей - убегать от причудливых болотных туманов и капризных блуждающих огней! Как мне хотелось бы верить во что-нибудь таинственное, устрашающее, что как будто проносится во мраке... |
| Comme l'obscurité des soirs devait être sombre, terrible, autrefois, quand elle était pleine d'êtres fabuleux, inconnus, rôdeurs méchants, dont on ne pouvait deviner les formes, dont l'appréhension glaçait le c?ur, dont la puissance occulte passait les bornes de notre pensée, et dont l'atteinte était inévitable? | Каким угрюмым, пугающим должен был казаться вечерний сумрак в те времена, когда его населяли выдуманные, неведомые существа, блуждающие, злобные, способные принять любой образ! Страх перед ними леденил сердце, их тайная власть выходила за пределы нашего разума, избежать их было невозможно. |
| Avec le surnaturel, la vraie peur a disparu de la terre, car on n'a vraiment peur que de ce qu'on ne comprend pas. Les dangers visibles peuvent émouvoir, troubler, effrayer! Qu'est cela auprès de la convulsion que donne à l'âme la pensée qu'on va rencontrer un spectre errant, qu'on va subir l'étreinte d'un mort, qu'on va voir accourir une de ces bêtes effroyables qu'inventa l'épouvante des hommes? Les ténèbres me semblent claires depuis qu'elles ne sont plus hantées. | Вместе со сверхъестественным с лица земли исчез и настоящий страх, ибо по-настоящему боишься лишь того, чего не понимаешь. Видимая опасность может взволновать, встревожить, испугать. Но что это по сравнению с той дрожью ужаса, которая охватывает вас при мысли о встрече с блуждающим призраком, об объятиях мертвеца, о появлении одного из чудовищ, порожденных напуганной фантазией людей? Мрак кажется мне уже не таким темным с тех пор, как он стал пуст. |
| Et la preuve de cela, c'est que si nous nous trouvions seuls tout à coup dans ce bois, nous serions poursuivis par l'image des deux êtres singuliers qui viennent de nous apparaître dans l'éclair de leur foyer, bien plus que par l'appréhension d'un danger quelconque et réel. | Вот вам доказательство: если бы мы сейчас очутились одни в этом лесу, то нас больше тревожила бы мысль об этих странных людях, только что виденных нами у костра, чем страх перед какой-нибудь реальной опасностью. |
| Il répéta: "On n'a vraiment peur que de ce qu'on ne comprend pas." | Он повторил: - По-настоящему боишься только того, чего не понимаешь. |
| Et tout à coup un souvenir me vint, le souvenir d'une histoire que nous conta Tourgueneff, un dimanche, chez Gustave Flaubert. | И вдруг я вспомнил историю, которую как-то в воскресенье у Гюстава Флобера рассказал нам Тургенев. |
| L'a-t-il écrite quelque part, je n'en sais rien. | Не знаю, записана ли она им или нет. |
| Personne plus que le grand romancier russe ne sut faire passer dans l'âme ce frisson de l'inconnu voilé, et, dans la demi-lumière d'un conte étrange, laisser entrevoir tout un monde de choses inquiétantes, incertaines, menaçantes. | Никто лучше великого русского писателя не умел пробудить в душе трепет перед неведомым, показать в причудливом таинственном рассказе целый мир пугающих, непонятных образов. |
| Avec lui, on la sent bien, la peur vague de l'Invisible, la peur de l'inconnu qui est derrière le mur, derrière la porte, derrière la vie apparente. Avec lui, nous sommes brusquement traversés par des lumières douteuses qui éclairent seulement assez pour augmenter notre angoisse. | Он умел внушить нам безотчетный страх перед незримым, боязнь неизвестного, которое притаилось за стеной, за дверью, за видимой жизнью. Он озарял наше сознание внезапными проблесками света, отчего страх только возрастал. |
| Il semble nous montrer parfois la signification de coincidences bizarres, de rapprochements inattendus de circonstances en apparence fortuites, mais que guiderait une volonté cachée et sournoise. On croit sentir, avec lui; un fil imperceptible qui nous guide d'une façon mystérieuse à travers la vie, comme à travers un rêve nébuleux dont le sens nous échappe sans cesse. | Порою, слушая его, мы постигали смысл странных совпадений, неожиданных стечений обстоятельств, на вид случайных, но на самом деле руководимых какой-то скрытой, тайной волей. Общение с ним помогало найти незаметную нить, таинственным образом ведущую нас сквозь жизнь, как сквозь смутный сон, смысл которого все время ускользает от нас. |
| Il n'entre point hardiment dans le surnaturel, comme Edgar Poe ou Hoffmann, il raconte des histoires simples où se mêle seulement quelque chose d'un peu vague et d'un peu troublant. | Он не вторгался смело в область сверхъестественного, как Эдгар По или Гофман, в его простых рассказах жуткое и непонятное сплетались в одно. |
| Il nous dit aussi, ce jour-là: "On n'a vraiment peur que de ce qu'on ne comprend point." | В тот день он тоже сказал: "Боишься по-настоящему лишь того, чего не понимаешь". |
| Il était assis, ou plutôt affaissé dans un grand fauteuil, les bras pendants, les jambes allongées et molles, la tête toute blanche, noyé dans ce grand flot de barbe et de cheveux d'argent qui lui donnait l'aspect d'un Père éternel ou d'un Fleuve d'Ovide. | Он сидел или скорее лежал в глубоком кресле; руки его свисали, ноги были вытянуты; седые волосы и борода, струившаяся серебристым потоком, придавали ему вид бога-отца или овидиевского речного божества. |
| Il parlait lentement, avec une certaine paresse qui donnait du charme aux phrases et une certaine hésitation de la langue un peu lourde qui soulignait la justesse colorée des mots. Son ?il pâle, grand ouvert, reflétait, comme un ?il d'enfant, toutes les émotions de sa pensée. | Он говорил медленно, несколько лениво, - что сообщало его речи особую прелесть, - чуть-чуть запинаясь, как будто с трудом подбирая слова, но это только подчеркивало точность и красочность его выражений. Светлые, широко раскрытые глаза отражали, словно глаза ребенка, все движения его мысли. |
| Il nous raconta ceci: | Вот что он нам рассказал. |
| Il chassait, étant jeune homme, dans une forêt de Russie. Il avait marché tout le jour et il arriva, vers la fin de l'après-midi, sur le bord d'une calme rivière. | Будучи еще молодым, он как-то охотился в русском лесу. Он бродил весь день и к вечеру вышел на берег тихой речки. |
| Elle coulait sous les arbres, dans les arbres, pleine d'herbes flottantes, profonde, froide et claire. | Она струилась под сенью деревьев, вся заросшая травой, глубокая, холодная, чистая. |
| Un besoin impérieux saisit le chasseur de se jeter dans cette eau transparente. Il se dévêtit et s'élança dans le courant. | Охотника охватило непреодолимое желание окунуться в эту прозрачную воду. Раздевшись, он бросился в нее. |
| C'était un très grand et très fort garçon, vigoureux et hardi nageur. | Он был высокого роста, силен, крепок и хорошо плавал. |
| Il se laissait flotter doucement, l'âme tranquille, frôlé par les herbes et les racines, heureux de sentir contre sa chair le glissement léger des lianes. | Он спокойно отдался на волю течения, которое тихо его уносило. Травы и корни задевали тело, и легкое прикосновение стеблей было приятно. |
| Tout à coup une main se posa sur son épaule. | Вдруг чья-то рука дотронулась до его плеча. |
| Il se retourna d'une secousse et il aperçut un être effroyable qui le regardait avidement. | Он быстро обернулся и увидел страшное существо, которое разглядывало его с жадным любопытством. |
| Cela ressemblait à une femme ou à une guenon. Elle avait une figure énorme, plissée, grimaçante et qui riait. Deux choses innommables deux mamelles sans doute, flottaient devant elle, et des cheveux démesurés, mêlés, roussis par le soleil, entouraient son visage et flottaient sur son dos. | Оно было похоже не то на женщину, не то на обезьяну. У него было широкое морщинистое гримасничающее и смеющееся лицо. Что-то неописуемое - два каких-то мешка, очевидно, груди, болтались спереди; длинные спутанные волосы, порыжевшие от солнца, обрамляли лицо и развевались за спиной. |
| Tourgueneff se sentit traversé par la peur hideuse, la peur glaciale des choses surnaturelles. | Тургенев почувствовал дикий страх, леденящий страх перед сверхъестественным. |
| Sans réfléchir, sans songer, sans comprendre il se mit à nager éperdument vers la rive. Mais le monstre nageait plus vite encore et il lui touchait le cou, le dos, les jambes, avec de petits ricanements de joie. Le jeune homme, fou d'épouvante, toucha la berge, enfin, et s'élança de toute sa vitesse à travers le bois, sans même penser à retrouver ses habits et son fusil. | Не раздумывая, не пытаясь понять, осмыслить, что это такое, он изо всех сил поплыл к берегу. Но чудовище плыло еще быстрее и с радостным визгом касалось его шеи, спины и ног. Наконец молодой человек, обезумевший от страха, добрался до берега и со всех ног пустился бежать по лесу, бросив одежду и ружье. |
| L'être effroyable le suivit, courant aussi vite que lui et grognant toujours. | Страшное существо последовало за ним; оно бежало так же быстро и по-прежнему взвизгивало. |
| Le fuyard, à bout de forces et perclus par la terreur, allait tomber, quand un enfant qui gardait des chèvres accourut, armé d'un fouet; il se mit à frapper l'affreuse bête humaine, qui se sauva en poussant des cris de douleur. Et Tourgueneff la vit disparaître dans le feuillage, pareille à une femelle de gorille. | Обессиленный беглец - ноги у него подкашивались от ужаса - уже готов был свалиться, когда прибежал вооруженный кнутом мальчик, пасший стадо коз. Он стал хлестать отвратительного человекоподобного зверя, который пустился наутек, крича от боли. Вскоре это существо, похожее на самку гориллы, исчезло в зарослях. |
| C'était une folle, qui vivait depuis plus de trente ans dans ce bois, de la charité des bergers, et qui passait la moitié de ses jours à nager dans la rivière. | Оказалось, что это была сумасшедшая, жившая в лесу уже свыше тридцати лет; ее кормили пастухи. Половину своей жизни она проводила, плавая в речке. |
| Le grand écrivain russe ajouta: "Je n'ai jamais eu si peur de ma vie, parce que je n'ai pas compris ce que pouvait être ce monstre." | И великий русский писатель добавил: - Никогда в жизни я так не пугался, потому что не мог понять, что это было за чудовище. |
| Mon compagnon, à qui j'avais dit cette aventure, reprit: | Мой спутник, которому я рассказал это приключение, согласился: |
| - Oui, on n'a peur que de ce qu'on ne comprend pas. On n'éprouve vraiment l'affreuse convulsion de l'âme, qui s'appelle l'épouvante, que lorsque se mêle à la peur un peu de la terreur superstitieuse des siècles passés. Moi, j'ai ressenti cette épouvante dans toute son horreur, et cela pour une chose si simple, si bête, que j'ose à peine la dire. | - Да, боишься только того, чего не понимаешь. Дикую судорогу души, называемую ужасом, испытываешь лишь тогда, когда к испугу примешивается суеверный страх, свойственный людям минувших столетий. Я ощутил этот ужас во всей его полноте, и притом из-за такого пустяка, из-за такой чепухи, что мне стыдно об этом и рассказывать. |
| Je voyageais en Bretagne, tout seul, à pied. J'avais parcouru le Finistère, les landes désolées, les terres nues où ne pousse que l'ajonc, à côté des grandes pierres sacrées, des pierres hantées. J'avais visité la veille, la sinistre pointe du Raz, ce bout du vieux monde, où se battent éternellement deux océans: l'Atlantique et la Manche; j'avais l'esprit plein de légendes, d'histoires lues ou racontées sur cette terre des croyances et des superstitions. | Я путешествовал по Бретани, пешком, один. Я уже обошел Финистер, пустынные обнаженные ланды, где растет лишь терновник вокруг огромных камней, священных и часто посещаемых. Накануне я побывал на угрюмом мысе Раз, оконечности Старого света, о которую непрерывно разбиваются волны Атлантики и Ламанша, и мой ум был полон прочитанными или услышанными легендами и сказаниями об этой стране преданий и суеверий. |
| Et j'allai de Penmarch à Pont-l'Abbé, de nuit. Connaissez-vous Penmarch? Un rivage plat, tout plat, tout bas, plus bas que la mer, semble-t-il. On la voit partout, menaçante et grise, cette mer pleine d'écueils baveux comme des bêtes furieuses. | Я шел ночью из Пенмарша в Пон-л'Аббе. Знаете ли вы Пенмарш? Это плоский, отлогий берег, такой низкий, что кажется ниже уровня моря. Море видно отовсюду, седое, грозное; оно усеяно рифами, покрытыми пеной, как пасти разъяренных зверей. |
| J'avais dîné dans un cabaret de pêcheurs, et je marchais maintenant sur la route droite, entre deux landes. Il faisait très noir. | Я поужинал в рыбацкой харчевне и шел теперь прямой дорогой, пролегавшей по ландам. Было очень темно. |
| De temps en temps, une pierre druidique, pareille à un fantôme debout, semblait me regarder passer, et peu à peu entrait en moi une appréhension vague; de quoi? Je n'en savais rien. Il est des soirs où l'on se croit frôlé par des esprits, où l'âme frissonne sans raison, où le c?ur bat sous la crainte confuse de ce quelque chose d'invisible que je regrette, moi. | Время от времени попадались высокие друидические камни, похожие на призраки, следившие за мною, и мало-помалу в мое сердце закрадывался смутный страх. Чего я боялся? Я не знал и сам. Бывают вечера, когда кажется, что тебя обступают духи, когда душа беспричинно трепещет, а сердце бьется сильнее от непонятного страха перед чем-то необъяснимым, об исчезновении которого из нашей жизни я сожалею. |
| Elle me semblait longue, cette route, longue et vide interminablement. | Путь казался мне долгим, нескончаемо долгим. Дорога была пустынна. |
| Aucun bruit que le ronflement des flots, là-bas, derrière moi, et parfois ce bruit monotone et menaçant semblait tout près, si près, que je les croyais sur mes talons, courant par la plaine avec leur front d'écume, et que j'avais envie de me sauver, de fuir à toutes jambes devant eux. | Ни звука, только плеск волн за спиной. Иногда этот монотонный грозный шум казался близким, таким близким, как если бы волны, увенчанные пенистыми гребнями, преследовали меня по пятам, катясь по равнине; и я испытывал желание помчаться со всех ног, спасаясь от них. |
| Le vent, un vent bas soufflant par rafales, faisait siffler les ajoncs autour de moi. Et, bien que j'allasse très vite, j'avais froid dans les bras et dans les jambes: un vilain froid d'angoisse. | Ветер дул порывами, свистя в терновых кустах. И хоть я шел очень быстро, мне было холодно, противный холодок страха пробегал по рукам и ногам. |
| Oh! comme j'aurais voulu rencontrer quelqu'un! | О, как хотелось кого-нибудь встретить! |
| Il faisait si noir que je distinguais à peine la route, maintenant. | Стало так темно, что я с трудом различал дорогу. |
| Et tout à coup j'entendis devant moi, très loin, un roulement. Je pensai: "Tiens, une voiture." Puis je n'entendis plus rien. | Вдруг послышался далеко впереди стук колес. Я решил: "Ага, повозка!" Затем все смолкло. |
| Au bout d'une minute, je perçus distinctement le même bruit, plus proche. | Через минуту тот же звук раздался ясно и теперь уже ближе. |
| Je ne voyais aucune lumière, cependant; mais je me dis: "Ils n'ont pas de lanterne. Quoi d'étonnant dans ce pays de sauvage." | Правда, огней не было видно, но я подумал: "Они ездят без фонарей, и это не удивительно в таком захолустье". |
| Le bruit s'arrêta encore, puis reprit. Il était trop grêle pour que ce fût une charrette; et je n'entendais point d'ailleurs le trot du cheval, ce qui m'étonnait, car la nuit était calme. | Шум то затихал, то возобновлялся. Он был слишком слаб для телеги; к тому же я не слышал звука копыт; это меня удивило, так как ночь была очень тихая. |
| Je cherchais: "Qu'est-ce que cela?" | Я старался угадать: что бы это могло быть? |
| Il approchait vite, très vite! Certes, je n'entendais rien qu'une roue - aucun battement de fers ou de pieds, - rien. Qu'était-ce que cela? | Звуки приближались быстро, очень быстро. Но слышался только стук колес: ни шагов, ни звяканья подков - ничего. Что же это такое? |
| Il était tout près, tout près; je me jetai dans un fossé par un mouvement de peur instinctive, et je vis passer contre moi une brouette, qui courait... toute seule, personne ne la poussant... Oui... une brouette... toute seule... | Теперь шум был совсем близко. В порыве инстинктивного страха я бросился в канаву и увидел, как мимо прокатилась... тележка. Она двигалась сама собой... никто ее не толкал. Да, тележка... совершенно одна... |
| Mon c?ur se mit à bondir si violemment que je m'affaissai sur l'herbe et j'écoutais le roulement de la roue qui s'éloignait, qui s'en allait vers la mer. Et je n'osais plus me lever, ni marcher, ni faire un mouvement; car si elle était revenue, si elle m'avait poursuivi, je serais mort de terreur. | Сердце у меня забилось так сильно, что я опустился на траву и долго слушал стук колес, удалявшихся по направлению к морю. Я не решался ни подняться, ни идти, ни даже шевельнуться. Если бы она вернулась и стала преследовать меня, я бы умер от страха! |
| Je fus longtemps à me remettre, bien longtemps. Et je fis le reste du chemin avec une telle angoisse dans l'âme que le moindre bruit me coupait l'haleine. | Я не скоро пришел в себя, очень не скоро. И в течение остального пути меня томил такой страх, что от малейшего шороха дыхание у меня прерывалось. |
| Est-ce bête, dites? Mais quelle peur! En y réfléchissant, plus tard j'ai compris; un enfant, nu-pieds, la menait sans doute cette brouette, et moi, j'ai cherché la tête d'un homme à la hauteur ordinaire! | Ну, не глупо ли? А как я испугался! Позднее, думая об этом, я понял, что тележку, без сомнения, толкал босой ребенок, а я искал человеческую голову на обычной высоте. |
| Comprenez-vous cela... quand on a déjà dans l'esprit un frisson de surnaturel... une brouette qui court... toute seule... Quelle peur! | Вы понимаете, когда в душу уже закрался страх перед сверхъестественным... так страшно увидеть тележку, которая катится сама собой...какая жуть! |
| Il se tut une seconde, puis reprit: | Он помолчал, затем продолжал: |
| - Tenez, Monsieur, nous assistons à un spectacle curieux et terrible: cette invasion du choléra! | - Знаете ли, сударь, мы присутствуем при любопытном и ужасном зрелище - вторжении холеры. |
| Vous sentez le phénol dont ces wagons sont empoisonnés, c'est qu'il est là quelque part. | Слышите запах карболки, которым пропитаны вагоны? Это значит, что холера близка. |
| Il faut voir Toulon en ce moment. Allez, on sent bien qu'il est là, Lui. Et ce n'est pas la peur d'une maladie qui affole ces gens. Le choléra c'est autre chose, c'est l'Invisible, c'est un fléau d'autrefois, des temps passés, une sorte d'Esprit malfaisant qui revient et qui nous étonne autant qu'il nous épouvante, car il appartient, semble-t-il, aux âges disparus. | Побывать бы сейчас в Тулоне! Ясно чувствуется, что она там. И вовсе не от страха перед болезнью обезумели люди. Холера - нечто иное, это Невидимка, это бич древних времен, что-то вроде злого духа, возвращение которого и удивляет и ужасает нас, ибо он явился из глубины минувших столетий. |
| Les médecins me font rire avec leur microbe. Ce n'est pas un insecte qui terrifie les hommes au point de les faire sauter par la fenêtre; c'est le choléra, l'être inexprimable et terrible venu du fond de l'Orient. | Мне смешны доктора с их микробами. Не эти козявки так пугают людей, что они готовы прыгать из окон, а Холера - непонятная, ужасная гостья, пришедшая с Востока. |
| Traversez Toulon, on danse dans les rues. | Поезжайте в Тулон: там на улицах пляшут. |
| Pourquoi danser en ces jours de mort? On tire des feux d'artifices dans la campagne autour de la ville; on allume des feux de joie; des orchestres jouent des airs joyeux sur toutes les promenades publiques. | Зачем плясать в дни смерти? На равнине вокруг города зажигают фейерверк, все горит огнями; в местах общественных гуляний оркестры играют веселые мотивы. |
| Зачем все эти безумства? | |
| C'est qu'Il est là, c'est qu'on le brave, non pas le Microbe, mais le Choléra, et qu'on veut être crâne devant lui, comme auprès d'un ennemi caché qui vous guette. C'est pour lui qu'on danse, qu'on rit, qu'on crie, qu'on allume ces feux, qu'on joue ces valses, pour lui, l'Esprit qui tue, et qu'on sent partout présent, invisible, menaçant, comme un de ces anciens génies du mal que conjuraient les prêtres barbares... | Потому что Она здесь, и люди бравируют своим отношением - не к микробам, а к ней, к Холере, хотят казаться бесстрашными, как перед лицом врага, скрывающегося, подстерегающего. Вот почему танцуют, смеются, кричат, зажигают огни, играют вальсы - все из-за этого несущего смерть злого духа, чье незримое грозное присутствие ощутимо повсюду. Холера подобна одному из тех гениев зла, которых заклинали в древности языческие жрецы. |
| 25 juillet 1884 |
Le retour/Возвращение
| France | Русский |
| La mer fouette la côte de sa vague courte et monotone. De petits nuages blancs passent vite à travers le grand ciel bleu, emportés par le vent rapide, comme des oiseaux; et le village, dans le pli du vallon qui descend vers l'océan, se chauffe au soleil. | Низкая волна монотонно стучит о берег. В бескрайном голубом небе быстро, как птицы, мчатся белые облачка, уносимые свежим ветром, а в затишье сбегающей к океану долины греется на солнце небольшая деревня. |
| Tout à l'entrée, la maison des Martin-Lévesque, seule, au bord de la route. C'est une petite demeure de pêcheur, aux murs d'argile, au toit de chaume empanaché d'iris bleus. Un jardin large comme un mouchoir, où poussent des oignons, quelques choux, du persil, du cerfeuil, se carre devant la porte. Une haie le clôt le long du chemin. | У самой околицы, на отшибе, рядом с дорогой, - жилье Мартен-Левеков. Это глинобитная рыбацкая лачуга под соломенной крышей с пучком синих ирисов на коньке. У дверей - квадратный огородик размером в ладонь: лук, несколько кочнов капусты, петрушка, кервель. Огород отделен от дороги плетнем. |
| L'homme est à la pêche, et la femme, devant la loge, répare les mailles d'un grand filet brun, tendu sur le mur ainsi qu'une immense toile d'araignée. Une fillette de quatorze ans, à l'entrée du jardin, assise sur une chaise de paille penchée en arrière et appuyée du dos à la barrière, racommode du linge, du linge de pauvre, rapiécé, reprisé déjà. Une autre gamine, plus jeune d'un an, berce dans ses bras un enfant tout petit, encore sans gestes et sans parole; et deux mioches de deux et trois ans, le derrière dans la terre, nez à nez, jardinent de leurs mains maladroites et se jettent des poignées de poussière dans la figure. | Хозяин - в море, на промысле; жена перед домом чинит большую бурую сеть, растянутую по стене, как огромная паутина. У калитки на хромом соломенном стуле, припертом спинкой к плетню, девчонка лет четырнадцати латает белье, штопанное-перештопанное белье бедняков. Другая, годом моложе, баюкает грудного младенца, бессловесного еще несмышленыша; двое малышей - старшему три, младшему на год меньше, - усевшись нос к носу прямо на землю, неловкими ручонками роются в песке и пригоршнями швыряют его в лицо друг Другу. |
| Personne ne parle. Seul le moutard qu'on essaie d'endormir pleure d'une façon continue, avec une petite voix aigre et frêle. Un chat dort sur la fenêtre; et des giroflées épanouies font, au pied du mur, un beau bourrelet de fleurs blanches sur qui bourdonne un peuple de mouches. | Все молчат. Только последыш, которого укачивают, без умолку хнычет пискливым слабеньким голоском. На окошке дремлет кот; вдоль фасада нарядным бордюром белеют распустившиеся левкои, а над ними гудит туча мошкары. |
| La fillette qui coud près de l'entrée appelle tout à coup: | Неожиданно та из девочек, что шьет у калитки, подает голос: |
| - M'man! | - Ма-ам! |
| La mère répond: | Мать откликается: |
| -Qué qu't'as? | - Чего тебе? |
| - Le r'voilà. | - Опять он здесь. |
| Elles sont inquiètes depuis le matin, parce qu'un homme rôde autour de la maison: un vieux homme qui a l'air d'un pauvre. Elles l'ont aperçu comme elles allaient conduire le père à son bateau, pour l'embarquer. Il était assis sur le fossé, en face de leur porte. Puis, quand elles sont revenues de la plage, elles l'ont retrouvé là, qui regardait la maison. | С самого утра на душе у них неспокойно: вокруг дома бродит какой-то старик, похоже, нищий. Они приметили его, еще когда провожали отца на баркас и помогали ему грузиться. Незнакомец сидел на краю придорожной канавы, против их двери. Возвращаясь с берега, они застали его на том же месте: он по-прежнему глазел на дом. |
| Il semblait malade et très misérable. Il n'avait pas bougé pendant plus d'une heure; puis, voyant qu'on le considérait comme un malfaiteur, il s'était levé et était parti en traînant la jambe. | Вид у него был жалкий, больной. Он просидел, не шелохнувшись, больше часу; потом сообразил, что внушает подозрения, встал и пошел прочь, припадая на одну ногу. |
| Mais bientôt elles l'avaient vu revenir de son pas lent et fatigué; et il s'était encore assis, un peu plus loin cette fois, comme pour les guetter. | Вскоре, однако, семейство увидело, что он все той же медленной усталой походкой направляется обратно; он опять сел - правда, немного дальше, - словно для того, чтобы наблюдать за ними. |
| La mère et les fillettes avaient peur. La mère surtout se tracassait parce qu'elle était d'un naturel craintif, et que son homme, Lévesque, ne devait revenir de la mer qu'à la nuit tombante. | Мать и дочки струхнули. Особенно заволновалась мать: женщина она была робкая, а хозяина, Левека, ждали домой не раньше, чем к вечеру. |
| Son mari s'appelait Lévesque; elle, on la nommait Martin, et on les avait baptisés les Martin-Lévesque. Voici pourquoi: elle avait épousé en premières noces un matelot du nom de Martin, qui allait tous les étés à Terre-Neuve, à la pêche de la morue. | Муж ее носил фамилию Левек, сама она - Мартен, вот их и окрестили Мартен-Левеками. А случилось это потому, что первым браком она была за матросом Мартеном, каждую весну уходившим к Ньюфаундленду промышлять треску. |
| Après deux années de mariage, elle avait de lui une petite fille et elle était encore grosse de six mois quand le bâtiment qui portait son mari, les Deux-S?urs, un trois-mâts-barque de Dieppe, disparut. | За два года замужества она родила ему дочку и снова оказалась на седьмом месяце, когда исчезло судно, на котором плавал ее Мартен, - трехмачтовый барк "Две сестры" из Дьеппа. |
| On n'en eut jamais aucune nouvelle; aucun des marins qui le montaient ne revint; on le considéra donc comme perdu corps et biens. | Известий о барке не поступало, никто из команды не вернулся, и все сочли, что корабль погиб вместе с людьми и грузом. |
| La Martin attendit son homme pendant dix ans, élevant à grand'peine ses deux enfants; puis, comme elle était vaillante et bonne femme, un pêcheur du pays, Lévesque, veuf avec un garçon, la demanda en mariage. Elle l'épousa et eut encore de lui deux enfants en trois ans. | Тетка Мартен, с превеликим трудом поднимая двух дочек, прождала мужа десять лет; женщиной она слыла доброй, работящей, и, в конце концов, к ней посватался местный рыбак Левек, вдовец с маленьким сыном. Они поженились, и за три года она родила ему еще двоих. |
| Ils vivaient péniblement, laborieusement. Le pain était cher et la viande presque inconnue dans la demeure. On s'endettait parfois chez le boulanger, en hiver, pendant les mois de bourrasques. Les petits se portaient bien, cependant. On disait: | Жили они трудно, работали много. В доме дорожили каждым куском хлеба, мясо было редкостью. Зимой, в непогожие месяцы, им даже случалось должать булочнику. Тем не менее дети росли здоровыми. В деревне говорили: |
| - C'est des braves gens, les Martin-Lévesque. La Martin est dure à la peine, et Lévesque n'a pas son pareil pour la pêche. | - Хорошие люди эти Мартен-Левеки. Тетку Мартен работой не испугаешь, да и Левек на промысле всегда первый. |
| *** | |
| La fillette assise à la barrière reprit: | Девочка, сидевшая у плетня, опять подала голос: |
| - On dirait qui nous connaît. C'est p't-être ben quéque pauvre d'Epreville ou d'Auzebosc. | - Он вроде как нас знает. Это, наверно, нищий из Эпревиля или Озбоска. |
| Mais la mère ne s'y trompait pas. Non, non, Sa n'était pas quelqu'un du pays, pour sûr! | Но тут мать не могла ошибиться. Нет, нет, он нездешний, это уж точно. |
| Comme il ne remuait pas plus qu'un pieu, et qu'il fixait ses yeux avec obstination sur le logis des Martin-Lévesque, la Martin devint furieuse et, la peur la rendant brave, elle saisit une pelle et sortit devant la porte. | Незнакомец словно прирос к месту, не спуская глаз с дома Мартен-Левеков, и это наконец взбесило хозяйку. Страх придал ей храбрости, она схватила лопату и вышла за калитку. |
| - Qué que vous faites là? cria-t-elle au vagabond. | - Вы чего тут делаете? - окликнула она бродягу. |
| Il répondit d'une voix enrouée. | Тот хрипло ответил: |
| - J'prends la fraîche, donc! J'vous fais-ti tort? | - Сижу в холодке, и только. Чем я вам помешал? |
| Elle reprit: | Она не отставала: |
| -Pourqué qu'vous êtes quasiment en espionance devant ma maison? | - Вы, вроде, шпионить сюда пришли? |
| L'homme répliqua: | Он возразил: |
| - Je n'fais d'mal à personne. C'est-i'point permis d's'asseoir sur la route? | - А кому какой от меня вред? У дороги нельзя посидеть, что ли? |
| Ne trouvant rien à répondre, elle rentra chez elle. | Она не нашлась, что сказать, и вернулась к себе. |
| La journée s'écoula lentement. Vers midi, l'homme disparut. Mais il repassa vers cinq heures. On ne le vit plus dans la soirée. | День тянулся нескончаемо. К полудню незнакомец исчез. Около пяти он опять прошел мимо. Вечером его не видели. |
| Lévesque rentra à la nuit tombée. On lui dit la chose. Il conclut: | Левек вернулся уже затемно. Ему все рассказали. Он махнул рукой. |
| - C'est quéque fouineur ou quéque malicieux. | - Или вынюхивать чего-нибудь приходил, или просто дурной человек. |
| Et il se coucha sans inquiétude, tandis que sa compagne songeait à ce rôdeur qui l'avait regardée avec des yeux si drôles. | И беззаботно лег спать, а хозяйка еще долго думала о бродяге: он так странно смотрел на нее. |
| Quand le jour vint, il faisait grand vent, et le matelot, voyant qu'il ne pourrait prendre la mer, aida sa femme à raccommoder ses filets. | На рассвете заштормило, и рыбак, убедившись, что в море не выйдешь, взялся помогать жене чинить сети. |
| Vers neuf heures, la fille aînée, une Martin, qui était allée chercher du pain, rentra en courant, la mine effarée, et cria: | Часов в девять старшая из девочек, дочь Мартена, ходившая за хлебом, в испуге влетела домой и закричала: |
| - M'man, le r'voilà! | - Ма-ам, он опять здесь! |
| La mère eut une émotion, et, toute pâle, dit à son homme: | Мать, побледнев от волнения, сказала мужу: |
| - Va li parler, Lévesque, pour qu'il ne nous guette point comme ça, parce que, mé, ça me tourne les sens. | - Поди потолкуй с ним, Левек. Пусть кончит подглядывать - у меня от этого все внутри переворачивается. |
| Et Lévesque, un grand matelot au teint de brique, à la barbe drue et rouge, à l'?il bleu percé d'un point noir, au cou fort enveloppé toujours de laine, par crainte du vent et de la pluie au large, sortit tranquillement et s'approcha du rôdeur. | Левек, рослый малый с лицом кирпичного цвета, густой рыжей бородой, голубыми глазами, словно проколотыми черной точкой зрачка, и мощной шеей, вечно обмотанной шарфом - в море ветер и дождь не редкость, - невозмутимо распахнул калитку и направился к незнакомцу. |
| Et ils se mirent à parler. | Они заговорили. |
| La mère et les enfants les regardaient de loin, anxieux et frémissants. | Мать и дети, тревожно вздрагивая, издали следили за ними. |
| Tout à coup l'inconnu se leva et s'en vint, avec Lévesque, vers la maison. | Неожиданно незнакомец встал и вместе с Левеком двинулся к дому. |
| La Martin, effarée, se reculait. Son homme lui dit: | Тетка Мартен с перепугу попятилась. Левек распорядился: |
| - Donne li un p'tieu de pain et un verre de cidre. I n'a rien mâqué depuis avant-hier. | - Принеси-ка ему кусок хлеба да кружку сидра. Он третий день не евши. |
| Et ils entrèrent tous deux dans le logis, suivis de la femme et des enfants. Le rôdeur s'assit et se mit à manger, la tête baissée sous tous les regards. | Мужчины вошли в дом, жена и дети - за ними. Бродяга сел и принялся за еду, потупившись под устремленными на него взглядами. |
| La mère, debout, le dévisageait; les deux grandes filles, les Martin adossées à la porte, l'une portant le dernier enfant, plantaient sur lui leurs yeux avides, et les deux mioches, assis dans les cendres de la cheminée, avaient cessé de jouer avec la marmite noire, comme pour contempler aussi cet étranger. | Мать, стоя посреди лачуги, не отрывала от него глаз; обе старшие девочки, дочки Мартена, одна с последышем на руках, прислонились к притолокам и с жадным любопытством всматривались в чужака; два малыша, которые устроились на остывшей золе очага, - и те бросили играть с закопченным котелком, словно их тоже заинтересовал новый человек. |
| Lévesque, ayant pris une chaise, lui demanda: | Левек, пододвинув себе стул, спросил: |
| - Alors vous v'nez de loin? | - Значит, вы издалека? |
| - J'viens d'Cette. | - Из Сета. |
| - A pied, comme ça?... | - Неужто все пешком? |
| - Oui, à pied. Quand on n'a pas les moyens, faut ben. | - Да. Пойдешь и пешком, коли денег нет. |
| - Ousque vous allez donc? | - И куда ж вы идете? |
| - J'allais t'ici. | - Шел сюда. |
| - Vous y connaissez quelqu'un? | - У вас тут есть кто? |
| - &Сcedil;a se peut ben. | - Может, и есть. |
| Ils se turent. Il mangeait lentement, bien qu'il fût affamé, et il buvait une gorgée de cidre après chaque bouchée de pain. Il avait un visage usé, ridé, creux partout, et semblait avoir beaucoup souffert. | Они замолчали. Как ни голоден был пришелец, ел он не спеша: откусит хлеба, запьет сидром. Лицо у него было увядшее, худое, все в морщинах - натерпелся он, должно быть, немало. |
| Lévesque lui demanda brusquement: | Вдруг Левек спросил: |
| -Comment que vous vous nommez? | - Зовут-то вас как? |
| Il répondit sans lever le nez: | Незнакомец, не поднимая головы, буркнул: |
| - Je me nomme Martin. | - Мартеном. |
| Un étrange frisson secoua la mère. Elle fit un pas, comme pour voir de plus près le vagabond, et demeura en face de lui; les bras pendants la bouche ouverte. Personne ne disait plus rien. Lévesque enfin reprit: | Мать почувствовала какую-то странную дрожь. Она шагнула вперед, словно пытаясь получше рассмотреть бродягу, и, опустив руки, замерла с раскрытым ртом. Все молчали. Наконец Левек спросил: |
| - Etes-vous d'ici? | - Вы здешний? |
| Il répondit: | - Здешний, - подтвердил тот. |
| - J'suis d'ici. | |
| Et comme il levait enfin la tête, les yeux de la femme et les siens se rencontrèrent et demeurèrent fixes, mêlés, comme si les regards se fussent accrochés. | Теперь он тоже поднял голову, глаза его встретились с глазами женщины, остановились, застыли, как будто взгляды их зацепились друг за друга. |
| Et elle prononça tout à coup, d'une voix changée, basse, tremblante: | Внезапно она проговорила низким, дрогнувшим, изменившимся голосом: |
| - C'est-y té, mon homme? | - Это ты, муженек? |
| Il articula lentement: | Он медленно вымолвил: |
| - Oui, c'est mé. | - Да, я. |
| Il ne remua pas, continuant à mâcher son pain. | И все так же не двигаясь с места, вновь принялся жевать. |
| Lévesque, plus surpris qu'ému, balbutia: | Левек, скорее удивленный, чем взволнованный, переспросил: |
| - C'est té, Martin? | - Это ты. Мартен? |
| L'autre dit simplement: | Тот просто повторил: |
| - Oui, c'est mé. | - Да, я. |
| Et le second mari demanda: | Второй муж полюбопытствовал: |
| - D'où que tu d'viens donc? Le premier raconta: | - Откуда ж тебя принесло? Первый рассказал: |
| - D'la côte d'Afrique. J'ons sombré sur un banc. J'nous sommes ensauvés à trois, Picard, Vatinel et mé. Et pi j'avons été pris par des sauvages qui nous ont tenus douze ans. Picard et Vatinel sont morts. C'est un voyageur anglais qui m'a pris-t-en passant et qui m'a reconduit à Cette. Et me v'là. | - С берегов Африки. Мы сели на мель и затонули. Спаслись всего трое - Пикар, Ватинель и я. Потом нас поймали дикари, продержали у себя двенадцать лет. Пикар с Ватинелем померли. Меня подобрал один путешественник, англичанин, довез до Сета. Вот я и пришел. |
| La Martin s'était mise à pleurer, la figure dans son tablier. | Тетка Мартен заплакала и уткнулась носом в передник. |
| Lévesque prononça: | Левек пробормотал: |
| - Qué que j'allons fé, à c't'heure? | - Как же теперь быть? |
| Martin demanda: | Мартен спросил: |
| - C'est té qu'es s'n homme? | - Ты ее муж? |
| Lévesque répondit: | Левек подтвердил: |
| - Oui, c'est mé! | - Да, муж. |
| Ils se regardèrent et se turent. | Они посмотрели друг на друга и замолчали. |
| Alors, Martin, considérant les enfants en cercle autour de lui, désigna d'un coup de tête les deux fillettes. | Потом Мартен обвел глазами окруживших его детей и указал головой на девочек: |
| - C'est-i' les miennes? | - Мои? |
| Lévesque dit: | - Твои, - отозвался Левек. |
| - C'est les tiennes. | |
| Il ne se leva point; il ne les embrassa point; il constata seulement: | Мартен не встал, не обнял их, только изумился: |
| - Bon Dieu, qu'a sont grandes! | - Господи, до чего ж большие! |
| Lévesque répéta: | Левек повторил: |
| - Qué que j'allons fé? | - Как нам теперь быть? |
| Martin perplexe, ne savait guère plus. Enfin il se décida: | Мартен задумался: он тоже стал в тупик. Наконец решился: |
| - Moi, j'f'rai à ton désir. Je n'veux pas t'faire tort. C'est contrariant tout de même, vu la maison. J'ai deux éfants, tu n'as trois, chacun les siens. La mère, c'est-ti à té, c'est-ti à mé? J'suis consentant à ce qui te plaira; mais la maison, c'est à mé, vu qu'mon père me l'a laissée, que j'y sieus né, et qu'elle a des papiers chez le notaire. | - Как скажешь, так и будет. Я на тебя зла не держу. Только вот с домом загвоздка. Ребят у меня двое, а у тебя трое - каждому свои. Мать - то ли тебе, то ли мне, твое дело. Тут я не перечу. А уж дом - мой: мне его отец оставил, я в нем родился, и бумаги у нотариуса есть. |
| La Martin pleurait toujours, par petits sanglots cachés dans la toile bleue du tablier. Les deux grandes fillettes s'étaient rapprochées et regardèrent leur père avec inquiétude. | Тетка Мартен, негромко всхлипывая, прятала лицо в синий холщовый передник. Старшие девочки прижались друг к дружке, беспокойно поглядывая на отца. |
| Il avait fini de manger. Il dit à son tour: | Мартен доел хлеб. Теперь и он спросил: |
| - Qué que j'allons fé? | - Так как же будем? |
| Lévesque eut une idée: | Левека осенило: |
| - Faut aller chez l'curé, i'décidera. | - Пошли к кюре - пусть рассудит. |
| Martin se leva, et comme il s'avançait vers sa femme, elle se jeta sur sa poitrine en sanglotant: | Мартен встал, шагнул в сторону жены, и вдруг она, рыдая, бросилась ему на грудь. |
| -Mon homme! te v'là! Martin, mon pauvre Martin, te v'là! | - Ты вернулся, муженек! Бедный мой Мартен, ты вернулся! |
| Et elle le tenait à pleins bras, traversée brusquement par un souffle d'autrefois, par une grande secousse de souvenirs qui lui rappelaient ses vingt ans et ses premières étreintes. | Она обхватила его руками, словно ее нежданно овеяло дыханием прошлого, и воспоминание, всколыхнув ей душу, воскресило их молодость и первые объятия. |
| Martin, ému lui-même, l'embrassait sur son bonnet. Les deux enfants, dans la cheminée, se mirent à hurler ensemble en entendant pleurer leur mère, et le dernier-né, dans les bras de la seconde des Martin, clama d'une voix aiguë comme un fifre faux. | Мартен, тоже растроганный, стал целовать ее в чепец. Услышав плач матери, оба малыша, сидевшие на очаге, дружно ударились в рев, а последыш пронзительно, как испорченная дудка, запищал на руках у младшей дочки Мартена. |
| Lévesque, debout, attendait: | Левек ждал у двери. |
| - Allons, dit-il, faut se mettre en règle. | - Пошли, - позвал он. - Надо разобраться. |
| Martin lâcha sa femme, et, comme il regardait ses deux filles, la mère leur dit: | Мартен отпустил жену, и та, заметив, что он глядит на дочерей, прикрикнула: |
| - Baisez vot'pé, au moins. | - Поцелуйте отца-то! |
| Elles s'approchèrent en même temps, l'?il sec, étonnées, un peu craintives. Et il les embrassa l'une après l'autre, sur les deux joues, d'un gros bécot paysan. En voyant approcher cet inconnu, le petit enfant poussa des cris si perçants, qu'il faillit être pris de convulsions. | Девочки подошли одновременно, не проронив ни слезинки, недоумевая и малость побаиваясь. Он звонко, по-крестьянски чмокнул одну за другой в обе щеки. Последыш, видя, что к нему приближается чужой, зашелся в таком истошном плаче, что у него едва не сделались судороги. |
| Puis les deux hommes sortirent ensemble. | Мужчины вышли. |
| Comme ils passaient devant le Café du Commerce, Lévesque demanda: | Проходя мимо кабачка "Для торговцев", Левек предложил: |
| - Si je prenions toujours une goutte? | - Пропустим по стопочке? |
| - Moi, j'veux ben, déclara Martin. | - Я не против, - согласился Мартен. |
| Ils entrèrent, s'assirent dans la pièce encore vide et | Они вошли в пустое еще помещение и уселись. |
| Lévesque cria: | Левек крикнул: |
| - Eh! Chicot, deux fil-en-six, de la bonne, c'est Martin qu'est r'venu, Martin, celui à ma femme, tu sais ben, Martin des Deux-S?urs, qu'était perdu. | - Эй, Шико, две стопки водки да покрепче! Мартен вернулся Понимаешь, Мартен, первый муж моей жены. Тот самый, с "Двух сестер", что пропал без вести. |
| Et le cabaretier, trois verres d'une main, un carafon de l'autre, s'approcha, ventru, sanguin, bouffi de graisse, et demanda d'un air tranquille: | Пузатый, краснорожий, заплывший жиром кабатчик принес в одной руке три стопки, в другой бутыль и, как ни в чем не бывало, спросил: |
| - Tiens! te v'là donc, Martin? | - Ишь ты! Значит, вернулся, Мартен? |
| Martin répondit: | Мартен ответил: |
| - Mé v'là. | - Значит, вернулся. |
| 28 juillet 1884 |
Qui sait ?/Кто знает?
I/I
| France | Русский |
| Mon Dieu! Mon Dieu! Je vais donc écrire enfin ce qui m'est arrivé! Mais le pourrai-je? l'oserai-je? cela est si bizarre, si inexplicable, si incompréhensible, si fou! | Боже мой! Боже мой! Итак, я, наконец, запишу все, что со мной случилось! Но удастся ли мне сделать это? Решусь ли я? Это так странно, так невероятно, так непонятно, так безумно! |
| Si je n'étais sûr de ce que j'ai vu, sûr qu'il n'y a eu, dans mes raisonnements, aucune défaillance, aucune erreur dans mes constatations, pas de lacune dans la suite inflexible de mes observations, je me croirais un simple halluciné, le jouet d'une étrange vision. Après tout, qui sait? | Если бы я не был уверен в том, что действительно видел все это, не был уверен, что в моих рассуждениях нет никакой путаницы, в моих восприятиях - никакой ошибки, в неумолимой последовательности моих наблюдений - никаких пробелов, то я считал бы себя просто-напросто жертвой галлюцинации, игралищем странных видений. Но, в конце концов, кто знает? |
| Je suis aujourd'hui dans une maison de santé; mais j'y suis entré volontairement, par prudence, par peur! Un seul être connaît mon histoire. Le médecin d'ici. Je vais l'écrire. Je ne sais trop pourquoi? Pour m'en débarrasser, car je la sens en moi comme un intolérable cauchemar. | Сейчас я нахожусь в лечебнице, но я пришел сюда добровольно, из осторожности, из страха. Мою историю знает только один человек на земле. Здешний врач. Я ее запишу. Сам не знаю зачем. Затем, чтобы отделаться от нее, потому что она душит меня, как невыносимый кошмар. |
| La voici: | Вот она. |
| J'ai toujours été un solitaire, un rêveur, une sorte de philosophe isolé, bienveillant, content de peu, sans aigreur contre les hommes et sans rancune contre le ciel. J'ai vécu seul, sans cesse, par suite d'une sorte de gêne qu'insinue en moi la présence des autres. Comment expliquer cela? Je ne le pourrais. Je ne refuse pas de voir le monde, de causer, de dîner avec des amis, mais lorsque je les sens depuis longtemps près de moi, même les plus familiers, ils me lassent, me fatiguent, m'énervent, et j'éprouve une envie grandissante, harcelante, de les voir partir ou de m'en aller, d'être seul. | Я всегда был человеком одиноким, мечтателем, чем-то вроде философа-отшельника; я был доброжелателен, всегда довольствовался малым, не сердился на людей и не досадовал на бога. Жил я всегда один, чувствуя в присутствии других какое-то стеснение. Чем объяснить это? Не знаю. Я не отказываюсь встречаться со знакомыми, беседовать и обедать с друзьями, но когда я ощущаю их присутствие слишком долго, то даже самые близкие из них утомляют меня, надоедают, раздражают, и я начинаю испытывать все растущее, мучительное желание, чтобы они ушли или уйти самому, остаться в одиночестве. |
| Cette envie est plus qu'un besoin, c'est une nécessité irrésistible. Et si la présence des gens avec qui je me trouve continuait, si je devais, non pas écouter, mais entendre longtemps encore leurs conversations, il m'arriverait, sans aucun doute, un accident. Lequel? Ah! qui sait? Peut-être une simple syncope? oui! probablement! | Это желание - больше, чем потребность; это настоятельная необходимость. И если бы присутствие людей, среди которых я нахожусь, затянулось, если бы мне пришлось в течение долгого времени не то чтобы выслушивать их разговоры, но хотя бы только слышать их голос, то со мной, несомненно, случилась бы какая-нибудь беда. Какая именно? Ах, кто знает! Может быть, простой обморок? Да, возможно. |
| J'aime tant être seul que je ne puis même supporter le voisinage d'autres êtres dormant sous mon toit; je ne puis habiter Paris parce que j'y agonise indéfiniment. Je meurs moralement, et suis aussi supplicié dans mon corps et dans mes nerfs par cette immense foule qui grouille, qui vit autour de moi, même quand elle dort. Ah! le sommeil des autres m'est plus pénible encore que leur parole. Et je ne peux jamais me reposer, quand je sais, quand je sens, derrière un mur, des existences interrompues par ces régulières éclipses de la raison. | Я так люблю одиночество, что даже не переношу, чтобы другие люди спали под одной кровлей со мною; я не могу жить в Париже, для меня это беспрестанная агония. Я умираю духовно, но и мое тело и мои нервы тоже страдают от этой бесконечной толпы, которая кишит, живет вокруг меня, даже когда спит. Ах, сон других людей для меня еще тягостнее, чем их разговоры. И я совершенно не отдыхаю, когда чувствую, когда знаю, ощущаю за стеной чужую жизнь, прерванную этим регулярным затмением сознания. |
| Pourquoi suis-je ainsi? Qui sait? La cause en est peut-être fort simple: je me fatigue très vite de tout ce qui ne se passe pas en moi. Et il y a beaucoup de gens dans mon cas. | Почему я такой? Кто знает! Причина, быть может, очень проста: я слишком быстро утомляюсь от всего того, что происходит вне меня. И таких людей вовсе не мало. |
| Nous sommes deux races sur la terre. Ceux qui ont besoin des autres, que les autres distraient, occupent, reposent, et que la solitude harasse, épuise, anéantit, comme l'ascension d'un terrible glacier ou la traversée du désert, et ceux que les autres, au contraire, lassent, ennuient, gênent, courbaturent, tandis que l'isolement les calme, les baigne de repos dans l'indépendance et la fantaisie de leur pensée. | На земле существует две породы людей. Те, кто нуждается в других, кого другие развлекают и занимают, кому они дают отдых и кого одиночество изнуряет, истощает, опустошает, как подъем на ужасный ледник или переход через пустыню. Другие - те, кого люди, наоборот, утомляют, раздражают, стесняют, подавляют, тогда как одиночество успокаивает их и дает им отдых благодаря независимому и прихотливому полету мысли. |
| En somme, il y a là un normal phénomène psychique. Les uns sont doués pour vivre en dehors, les autres pour vivre en dedans. Moi, j'ai l'attention extérieure courte et vite épuisée, et, dès qu'elle arrive à ses limites, j'en éprouve dans tout mon corps et dans toute mon intelligence un intolérable malaise. | Словом, это обычное психическое явление. Одни наделены даром жизни внешней, другие - жизни внутренней. У меня внешнее внимание длится очень недолго и быстро исчерпывается, и как только наступает его предел, во всем моем теле и в моем сознании появляется ощущение тяжелого недомогания. |
| Il en est résulté que je m'attache, que je m'étais attaché beaucoup aux objets inanimés qui prennent, pour moi, une importance d'êtres, et que ma maison est devenue, était devenue, un monde où je vivais d'une vie solitaire et active, au milieu de choses, de meubles, de bibelots familiers, sympathiques à mes yeux comme des visages. Je l'en avais emplie peu à peu, je l'en avais parée, et je me sentais, dedans, content, satisfait, bien heureux comme entre les bras d'une femme aimable dont la caresse accoutumée est devenue un calme et doux besoin. | В силу этого я привязываюсь и всегда очень был привязан к вещам неодушевленным; для меня они получали значение живых существ, и дом мой превращался в мир, где я жил уединенной и деятельной жизнью среди вещей, мебели, привычных безделушек, радовавших мой взор, как дружеские лица. Я постепенно наполнял, украшал ими дом и среди них чувствовал себя довольным, удовлетворенным, счастливым, словно в объятиях милой женщины, привычные ласки которой сделались для меня спокойной и сладостной потребностью. |
| J'avais fait construire cette maison dans un beau jardin qui l'isolait des routes, et à la porte d'une ville où je pouvais trouver, à l'occasion, les ressources de société dont je sentais, par moments, le désir. Tous mes domestiques couchaient dans un bâtiment éloigné, au fond du potager, qu'entourait un grand mur. L'enveloppement obscur des nuits, dans le silence de ma demeure perdue, cachée, noyée sous les feuilles des grands arbres, m'était si reposant et si bon, que j'hésitais chaque soir, pendant plusieurs heures, à me mettre au lit pour le savourer plus longtemps. | Я выстроил этот дом в прекрасном саду, отделявшем его от дороги; стоял он у заставы города, и в этом городе я мог, когда захочу, найти общество, в котором иногда испытывал необходимость. Все мои слуги спали в отдельном домике, в глубине огорода, окруженного высокой стеной. В тишине моего затерянного, спрятанного жилища, утопавшего среди листвы больших деревьев темный покров ночи был для меня так приятен, так полон покоя, что каждый вечер я часами медлил лечь в постель, чтобы подольше насладиться всем этим. |
| Ce jour-là, on avait joué Sigurd au théâtre de la ville. C'était la première fois que j'entendais ce beau drame musical et féerique, et j'y avais pris un vif plaisir. | В тот день в городском театре давали "Сигурда". Я впервые слышал эту прекрасную феерическую музыкальную драму и получил большое удовольствие. |
| Je revenais à pied, d'un pas allègre, la tête pleine de phrases sonores, et le regard hanté par de jolies visions. Il faisait noir, noir, mais noir au point que je distinguais à peine la grande route, et que je faillis, plusieurs fois, culbuter dans le fossé. De l'octroi chez moi, il y a un kilomètre environ, peut-être un peu plus, soit vingt minutes de marche lente. Il était une heure du matin, une heure ou une heure et demie; le ciel s'éclaircit un peu devant moi et le croissant parut, le triste croissant du dernier quartier de la lune. Le croissant du premier quartier, celui qui se lève à quatre ou cinq heures du soir, est clair, gai, frotté d'argent, mais celui qui se lève après minuit est rougeâtre, morne, inquiétant; c'est le vrai croissant du Sabbat. Tous les noctambules ont dû faire cette remarque. Le premier, fût-il mince comme un fil, jette une petite lumière joyeuse qui réjouit le coeur, et dessine sur la terre des ombres nettes; le dernier répand à peine une lueur mourante, si terne qu'elle ne fait presque pas d'ombres. | Домой я возвращался пешком, быстрыми шагами. В ушах еще звучала музыка, перед глазами носились прекрасные видения. Ночь стояла черная-черная, такая черная, что я еле различал большую дорогу и несколько раз чуть не свалился в канаву. От заставы до моего дома было около километра, а может быть, немного больше, минут двадцать спокойной ходьбы. Был час ночи, час или половина второго; небо постепенно светлело, и, наконец, появился месяц, грустный месяц последней четверти. Месяц первой четверти, тот, что встает в четыре-пять часов вечера, - веселый, светлый, серебристый, а убывающий, встающий после полуночи, - красноватый, мрачный и тревожный: настоящий месяц шабаша. Это, должно быть, знают все любители ночных прогулок. Молодой месяц, хотя бы тонкий, как ниточка, отбрасывает свет слабый, но веселый, радующий сердце и рисующий на земле отчетливые тени; на ущербе же он излучает свет мертвенный, такой тусклый, что теней почти не получается. |
| J'aperçus au loin la masse sombre de mon jardin, et je ne sais d'où me vint une sorte de malaise à l'idée d'entrer là-dedans. Je ralentis le pas. Il faisait très doux. Le gros tas d'arbres avait l'air d'un tombeau où ma maison était ensevelie. | Я завидел вдали темную массу своего сада, и, не знаю почему, мне стало как-то не по себе при мысли, что надо войти туда. Я замедлил шаг. Было очень тепло. Большая купа деревьев казалась усыпальницей, где погребен мой дом. |
| J'ouvris ma barrière et je pénétrai dans la longue allée de sycomores, qui s'en allait vers le logis, arquée en voûte comme un haut tunnel, traversant des massifs opaques et contournant des gazons où les corbeilles de fleurs plaquaient, sous les ténèbres pâlies, des taches ovales aux nuances indistinctes. | Я открыл калитку и вошел в длинную аллею сикомор; она вела к подъезду, и ветви, сомкнувшись над головой, образовали как бы высокий туннель; он прорезал темные массивы зелени и огибал газоны с цветочными клумбами, которые казались в сумраке овальными пятнами неразличимых оттенков. |
| En approchant de la maison, un trouble bizarre me saisit. Je m'arrêtai. On n'entendait rien. Il n'y avait pas dans les feuilles un souffle d'air. "Qu'est-ce que j'ai donc?" pensai-je. Depuis dix ans je rentrais ainsi sans que jamais la moindre inquiétude m'eût effleuré. Je n'avais pas peur. Je n'ai jamais eu peur, la nuit. La vue d'un homme, d'un maraudeur, d'un voleur m'aurait jeté une rage dans le corps, et j'aurais sauté dessus sans hésiter. J'étais armé, d'ailleurs. J'avais mon revolver. Mais je n'y touchai point, car je voulais résister à cette influence de crainte qui germait en moi. | Когда я приблизился к дому, странное смущение охватило меня. Я остановился. Ничего не было слышно. Даже ветерок не шумел в листве. "Что это со мной?" - подумал я. Целых десять лет возвращался я домой таким образом и ни разу не испытывал ни малейшего беспокойства. Я не боялся. Никогда я не боялся ночи. Вид человека, какого-нибудь вора, грабителя, сразу привел бы меня в бешенство, и я, не колеблясь, бросился бы на него. К тому же я был вооружен. Со мной был револьвер. Но я к нему не прикасался, желая побороть в себе зарождавшееся ощущение страха. |
| Qu'était-ce? Un pressentiment? Le pressentiment mystérieux qui s'empare des sens des hommes quand ils vont voir de l'inexplicable? Peut-être? Qui sait? | Что это было? Предчувствие? Таинственное предчувствие, овладевающее человеком, когда ему предстоит увидеть необъяснимое? Возможно. Кто знает? |
| A mesure que j'avançais, j'avais dans la peau des tressaillements, et quand je fus devant le mur, aux auvents clos, de ma vaste demeure, je sentis qu'il me faudrait attendre quelques minutes avant d'ouvrir la porte et d'entrer dedans. Alors, je m'assis sur un banc, sous les fenêtres de mon salon. Je restai là, un peu vibrant, la tête appuyée contre la muraille, les yeux ouverts sur l'ombre des feuillages. Pendant ces premiers instants, je ne remarquai rien d'insolite autour de moi. J'avais dans les oreilles quelques ronflements; mais cela m'arrive souvent. Il me semble parfois que j'entends passer des trains, que j'entends sonner des cloches, que j'entends marcher une foule. | По мере того как я подвигался вперед, меня начинала охватывать дрожь, и когда я подошел к стене, к закрытым ставням большого дома, я почувствовал, что, прежде чем открыть дверь и войти, мне придется подождать несколько минут. Тогда я сел на скамью под окнами гостиной. Я сидел, слегка вздрагивая, прислонившись головой к стене и глядя на тени деревьев. В эти первые мгновения я не заметил кругом ничего особенного. В ушах у меня стоял какой-то шум, но это со мной бывает часто: иногда мне кажется, будто я слышу грохот поездов, звон колокола, топот толпы. |
| Puis bientôt, ces ronflements devinrent plus distincts, plus précis, plus reconnaissables. Je m'étais trompé. Ce n'était pas le bourdonnement ordinaire de mes artères qui mettait dans mes oreilles ces rumeurs, mais un bruit très particulier, très confus cependant, qui venait, à n'en point douter, de l'intérieur de ma maison. | Но вскоре этот звук стал отчетливее, яснее, понятнее. Я ошибся. То не был обычный гул крови в жилах, от которого у меня начинался шум в ушах, это были какие-то особые, хотя и смутные шорохи, несомненно, исходившие из моего дома. |
| Je le distinguais à travers le mur, ce bruit continu, plutôt une agitation qu'un bruit, un remuement vague d'un tas de choses, comme si on eût secoué, déplacé, traîné doucement tous mes meubles. | Я слышал сквозь стены это непрерывное постукивание, - и то был скорее шелест, чем шум, непонятное перемещение массы вещей, словно кто-то потихоньку толкал, сдвигал, переставлял, перетаскивал всю мою мебель. |
| Oh! je doutai, pendant un temps assez long encore, de la sûreté de mon oreille. Mais l'ayant collée contre un auvent pour mieux percevoir ce trouble étrange de mon logis, je demeurai convaincu, certain, qu'il se passait chez moi quelque chose d'anormal et d'incompréhensible. Je n'avais pas peur, mais j'étais... comment exprimer cela... effaré d'étonnement. Je n'armai pas mon revolver - devinant fort bien que je n'en avais nul besoin. J'attendis. | О, я еще довольно долго сомневался в верности своего слуха. Но, приникнув ухом к ставню, чтобы как следует вслушаться в странное движение, происходившее в доме, я уверился, убедился, что там делается что-то особенное и непонятное. Я не боялся, но был... как бы это определить?.. был изумлен. Заряжать револьвер я не стал, догадавшись - и правильно, - что в этом нет никакой надобности. Я ждал. |
| J'attendis longtemps, ne pouvant me décider à rien, l'esprit lucide, mais follement anxieux. J'attendis, debout, écoutant toujours le bruit qui grandissait, qui prenait, par moments, une intensité violente, qui semblait devenir un grondement d'impatience, de colère, d'émeute mystérieuse. | Я ждал долго и не мог ни на что решиться. Ум мой был ясен, но отчаянно возбужден. Я ждал стоя и все прислушивался к нараставшему шуму; временами он доходил до какого-то яростного напряжения, так что казалось, будто слышишь рев нетерпения, гнева, непонятного возмущения. |
| Puis soudain, honteux de ma lâcheté, je saisis mon trousseau de clefs, je choisis celle qu'il me fallait, je l'enfonçai dans la serrure, je la fis tourner deux fois, et poussant la porte de toute ma force, j'envoyai le battant heurter la cloison. | И вдруг мне стало стыдно своей трусости: я выхватил связку ключей, выбрал нужный ключ, вложил в скважину, дважды повернул его и изо всей силы толкнул дверь, так что она ударилась в стену. |
| Le coup sonna comme une détonation de fusil, et voilà qu'à ce bruit d'explosion répondit, du haut en bas de ma demeure, un formidable tumulte. Ce fut si subit, si terrible, si assourdissant que je reculai de quelques pas, et que, bien que le sentant toujours inutile, je tirai de sa gaine mon revolver. | Удар прогремел, как ружейный выстрел, и этому выстрелу ответил ужасающий грохот по всему дому, сверху донизу. Это было так неожиданно, так страшно, так оглушительно, что я отступил на несколько шагов и вынул из кобуры револьвер, хотя по-прежнему чувствовал всю его бесполезность. |
| J'attendis encore, oh! peu de temps. Je distinguais, à présent, un extraordinaire piétinement sur les marches de mon escalier, sur les parquets, sur les tapis, un piétinement non pas de chaussures, de souliers humains, mais de béquilles, de béquilles de bois et de béquilles de fer qui vibraient comme des cymbales. Et voilà que j'aperçus tout à coup, sur le seuil de ma porte, un fauteuil, mon grand fauteuil de lecture, qui sortait en se dandinant. Il s'en alla par le jardin. D'autres le suivaient, ceux de mon salon, puis les canapés bas et se traînant comme des crocodiles sur leurs courtes pattes, puis toutes mes chaises, avec des bonds de chèvres, et les petits tabourets qui trottaient comme des lapins. | Я подождал еще - о, очень недолго! Теперь я уже различал какой-то необычайный топот по ступенькам лестницы, по паркету, по коврам, топот не подошв, не людских башмаков, а костылей, деревянных и железных костылей: железные костыли гремели, как цимбалы. И вдруг я увидел на пороге, в дверях, кресло - мое большое кресло для чтения, вразвалку выходившее из дому. И оно проследовало по саду. За ним потянулись кресла из моей гостиной, потом, словно крокодилы, проползли на коротеньких лапках низенькие канапе, потом проскакали, словно козы, все мои стулья, а за ними трусили кроликами табуретки. |
| Oh! quelle émotion! Je me glissai dans un massif où je demeurai accroupi, contemplant toujours ce défilé de mes meubles, car ils s'en allaient tous, l'un derrière l'autre, vite ou lentement, selon leur taille et leur poids. Mon piano, mon grand piano à queue, passa avec un galop de cheval emporté et un murmure de musique dans le flanc, les moindres objets glissaient sur le sable comme des fourmis, les brosses, les cristaux, les coupes, où le clair de lune accrochait des phosphorescences de vers luisants. Les étoffes rampaient, s'étalaient en flaques à la façon des pieuvres de la mer. Je vis paraître mon bureau, un rare bibelot du dernier siècle, et qui contenait toutes les lettres que j'ai reçues, toute l'histoire de mon coeur, une vieille histoire dont j'ai tant souffert! Et dedans étaient aussi des photographies. | О, какое волнение! Я проскользнул в гущу деревьев и присел там на корточки, не отрывая глаз от этого шествия своей мебели: ведь она уходила вся, вещь за вещью, то медленно, то быстро, смотря по росту и весу. Мой рояль, мой большой рояль, проскакал галопом, словно взбесившийся конь, и музыка гудела в его чреве; словно муравьи, спешили по песку мелкие предметы: щетки, хрусталь, бокалы, - и лунные лучи блестели на них, как светляки. Ткани ползли, растекаясь лужами, наподобие каракатиц. Я увидел и свой письменный стол, редкостную вещь прошлого века; в нем лежали все полученные мною письма, вся история моего сердца, старая история, так выстраданная мной! И фотографии тоже были в нем. |
| Soudain, je n'eus plus peur, je m'élançai sur lui et je le saisis comme on saisit un voleur, comme on saisit une femme qui fuit; mais il allait d'une course irrésistible, et malgré mes efforts, et malgré ma colère, je ne pus même ralentir sa marche. Comme je résistais en désespéré à cette force épouvantable, je m'abattis par terre en luttant contre lui. Alors, il me roula, me traîna sur le sable, et déjà les meubles, qui le suivaient, commençaient à marcher sur moi, piétinant mes jambes et les meurtrissant; puis, quand je l'eus lâché, les autres passèrent sur mon corps ainsi qu'une charge de cavalerie sur un soldat démonté. | И вдруг я перестал бояться, я бросился и схватил его, как хватают вора, как хватают убегающую женщину; но он двигался с непреодолимой силой, и, несмотря на все старания, несмотря на весь свой гнев, я не мог даже замедлить его ход. Отчаянно сопротивляясь этой ужасающей силе, я упал на землю. И он потащил, повлек меня по песку, и вещи, шедшие позади, уже начинали наступать на меня, ушибая, разбивая мне ноги; а когда я разжал руки, эти вещи прошли по моему телу, как кавалерийская часть проносится во время атаки по выбитому из седла солдату. |
| Fou d'épouvante enfin, je pus me traîner hors de la grande allée et me cacher de nouveau dans les arbres, pour regarder disparaître les plus infimes objets, les plus petits, les plus modestes, les plus ignorés de moi, qui m'avaient appartenu. | Наконец, обезумев от страха, я все-таки уполз с большой аллеи... и снова притаился под деревьями; оттуда я увидел, как уходят мельчайшие вещи, самые маленькие, самые скромные, - те, которых я почти не знал, но которые принадлежали мне. |
| Puis j'entendis, au loin, dans mon logis sonore à présent comme les maisons vides, un formidable bruit de portes refermées. Elles claquèrent du haut en bas de la demeure, jusqu'à ce que celle du vestibule que j'avais ouverte moi-même, insensé, pour ce départ, se fût close, enfin, la dernière. | И затем вдали, в своей квартире, отныне гулкой, как все пустые дома, я услышал страшное хлопанье дверей. Они хлопали по всему дому сверху донизу, пока, наконец, не закрылась последней входная - та, которую я сам, безумец, открыл для этого бегства вещей. |
| Je m'enfuis aussi, courant vers la ville, et je ne repris mon sang-froid que dans les rues, en rencontrant des gens attardés. J'allai sonner à la porte d'un hôtel où j'étais connu. J'avais battu, avec mes mains, mes vêtements pour en détacher la poussière et je racontai que j'avais perdu mon trousseau de clefs, qui contenait aussi celle du potager, où couchaient mes domestiques en une maison isolée, derrière le mur de clôture qui préservait mes fruits et mes légumes de la visite des maraudeurs. | И тогда я тоже пустился в бегство. Я убежал в город, и только на его улицах я успокоился, встречая запоздалых прохожих. Я позвонил у дверей гостиницы, где меня знали, кое-как руками почистил одежду, стряхнув с нее пыль, и рассказал, будто потерял связку ключей, в том числе и ключ от огорода, где спали в домике мои люди, - спали за стеной, охранявшей мои фрукты и овощи от ночных воров. |
| Je m'enfonçai jusqu'aux yeux dans le lit qu'on me donna. Mais je ne pus dormir, et j'attendis le jour en écoutant bondir mon coeur. J'avais ordonné qu'on prévînt mes gens dès l'aurore, et mon valet de chambre heurta ma porte à sept heures du matin. | Я зарылся с головой в постель. Но заснуть не мог и, слушая биение своего сердца, ждал утра. Я уже распорядился, чтобы моих людей предуведомили еще до восхода солнца, и в семь часов утра ко мне постучался камердинер. |
| Son visage semblait bouleversé. | На нем лица не было. |
| - Il est arrivé cette nuit un grand malheur, monsieur, dit-il. | - Сегодня ночью, сударь, случилось большое несчастье, - сказал он. |
| - Quoi donc? | - Что такое? |
| - On a volé tout le mobilier de monsieur, tout, tout, jusqu'aux plus petits objets. | - Украдена вся ваша обстановка, сударь. Вся, вся до последней мелочи. |
| Cette nouvelle me fit plaisir. Pourquoi? Qui sait? J'étais fort maître de moi, sûr de dissimuler, de ne rien dire à personne de ce que j'avais vu, de le cacher, de l'enterrer dans ma conscience comme un effroyable secret. Je répondis . | Это сообщение обрадовало меня. Почему? Кто знает! Я отлично владел собою, был уверен, что скрою все, никому ничего не скажу о том, что я видел, утаю все это, похороню в своей памяти, как страшнуютайну. Я ответил: |
| - Alors, de sont les mêmes personnes qui m'ont volé mes clefs. Il faut prévenir tout de suite la police. Je me lève et je vous y rejoindrai dans quelques instants. | - Так это те самые воры, которые украли у меня ключи. Надо немедленно сообщить в полицию. Я сейчас же встану, и мы пойдем вместе. |
| L'enquête dura cinq mois. On ne découvrit rien, on ne trouva plus le plus petit de mes bibelots, ni la plus légère trace des voleurs. Parbleu! Si j'avais dit ce que je savais... Si je l'avais dit... on m'aurait enfermé, moi, pas les voleurs, mais l'homme qui avait pu voir une pareille chose. | Следствие длилось пять месяцев. Ничего не было открыто, не нашли ни одной, самой маленькой моей безделушки, ни малейшего следа воров. Ах, черт! Если бы я сказал то, что было мне известно... если бы я это сказал... да они бы меня посадили под замок! Меня! Не воров, а того человека, который мог видеть подобное! |
| Oh! je sus me taire. Mais je ne remeublai pas ma maison. C'était bien inutile. Cela aurait recommencé toujours. Je n'y voulais plus rentrer. Je n'y rentrai pas. Je ne la revis point. | О, я умел молчать! Но обставлять дом заново я не стал. Совершенно лишнее. Все началось бы снова. Я не хотел возвращаться в этот дом. И не вернулся. Больше я его не видел. |
| Je vins à Paris, à l'hôtel, et je consultai des médecins sur mon état nerveux qui m'inquiétait beaucoup depuis cette nuit déplorable. | Я уехал в Париж, остановился в гостинице и посоветовался с врачами относительно состояния своих нервов; после той страшной ночи оно начало беспокоить меня. |
| Ils m'engagèrent à voyager. Je suivis leur conseil. | Врачи предписали мне путешествие. |
II/II
| France | Русский |
| Je commençai par une excursion en Italie. Le soleil me fit du bien. Pendant six mois, j'errai de Gênes à Venise, de Venise à Florence, de Florence à Rome, de Rome à Naples. Puis je parcourus la Sicile, terre admirable par sa nature et ses monuments, reliques laissées par les Grecs et les Normands. Je passai en Afrique, je traversai pacifiquement ce grand désert jaune et calme, où errent des chameaux, des gazelles et des Arabes vagabonds, où, dans l'air léger et transparent, ne flotte aucune hantise, pas plus la nuit que le jour. | Я последовал их совету. Я начал с поездки в Италию. Южное солнце принесло мне пользу. На протяжении полугода я странствовал из Генуи в Венецию, из Венеции во Флоренцию, из Флоренции в Рим, из Рима в Неаполь. Потом я прокатился по Сицилии, замечательной своею природой и памятниками - реликвиями, оставшимися от греков и норманнов. Я проехал по Африке, мирно пересек эту огромную желтую безжизненную пустыню, где бродят верблюды, газели и кочевники-арабы, где в легком и прозрачном воздухе ни днем, ни ночью вас не преследует никакое наваждение. |
| Je rentrai en France par Marseille, et malgré la gaieté provençale, la lumière diminuée du ciel m'attrista. Je ressentis en revenant sur le continent, l'étrange impression d'un malade qui se croit guéri et qu'une douleur sourde prévient que le foyer du mal n'est pas éteint. | Затем я вернулся во Францию через Марсель, и, несмотря на всю провансальскую веселость, сравнительно слабая яркость неба уже опечалила меня. Вернувшись на родной материк, я испытал своеобразное ощущение, какое бывает у больного, когда он считает себя выздоровевшим и вдруг глухая боль говорит ему, что очаг недуга не уничтожен. |
| Puis je revins à Paris. Au bout d'un mois, je m'y ennuyai. C'était à l'automne, et je voulus faire, avant l'hiver, une excursion à travers la Normandie, que je ne connaissais pas. | Я снова поехал в Париж. Через месяц мне там надоело. Была осень, и мне захотелось до наступления зимы проехаться по Нормандии, где я никогда не бывал. |
| Je commençai par Rouen, bien entendu, et pendant huit jours, j'errai distrait, ravi, enthousiasmé, dans cette ville du moyen âge, dans ce surprenant musée d'extraordinaires monuments gothiques. | Начал я, разумеется, с Руана и целую неделю, развлекаясь, восхищаясь, восторгаясь, бродил по этому средневековому городу, по этому изумительному музею необыкновенных памятников готики. |
| Or, un soir, vers quatre heures, comme je m'engageais dans une rue invraisemblable où, coule une rivière noire comme de l'encre nommée "Eau de Robec", mon attention, toute fixée sur la physionomie bizarre et antique des maisons, fut détournée tout à coup par la vue d'une série de boutiques de brocanteurs qui se suivaient de porte en porte. | И вот однажды, около четырех часов дня, я забрел на какую-то невероятную улицу, где протекает черная, как чернила, река под названием О-де-Робек, заинтересовавшись причудливым и старинным обликом домов, как вдруг мое внимание было отвлечено целым рядом лавок случайных вещей, следовавших одна за другой. |
| Ah! ils avaient bien choisi leur endroit, ces sordides trafiquants de vieilleries, dans cette fantastique ruelle, au-dessus de ce cours d'eau sinistre, sous ces toits pointus de tuiles et d'ardoises où grinçaient encore les girouettes du passé! | О, эти мерзкие торговцы старьем прекрасно выбрали место в этой фантастической улочке, над мрачной водой, под этими острыми череличными и шиферными крышами, на которых еще скрипели старинные флюгера. |
| Au fond des noirs magasins, on voyait s'entasser les bahuts sculptés, les faiences de Rouen, de Nevers, de Moustiers, des statues peintes, d'autres en chêne, des christs, des vierges, des saints, des ornements d'église, des chasubles, des chapes, même des vases sacrés et un vieux tabernacle en bois doré d'où Dieu avait déménagé. Oh! les singulières cavernes en ces hautes maisons, en ces grandes maisons, pleines, des caves aux greniers, d'objets de toute nature, dont l'existence semblait finie, qui survivaient à leurs naturels possesseurs, à leur siècle, à leur temps, à leurs modes, pour être achetés, comme curiosités, par les nouvelles générations. | В глубине темных магазинов громоздились резные сундуки, руанский, неверский и мустьерский фаянс, резные и раскрашенные статуи из дуба - Иисусы, мадонны, святые; церковные украшения, нарамники, ризы, даже священные сосуды и старая позолоченная деревянная дарохранительница, которую господь бог уже давным-давно покинул. О, что за странные притоны были в этих высоких, этих огромных домах, набитых от погреба до чердака всевозможными вещами, жизнь которых казалась конченой, вещами, пережившими своих естественных владельцев, свой век, свои времена, свои моды, чтобы новые поколения скупали их как редкость! |
| Ma tendresse pour les bibelots se réveillait dans cette cité d'antiquaires. J'allais de boutique en boutique, traversant, en deux enjambées, les ponts de quatre planches pourries jetées sur le courant nauséabond de l'Eau de Robec. | В этом антикварном квартале ожила моя любовь к вещам. Я переходил из лавки в лавку, в два прыжка перебираясь по мостам в четыре гнилые доски, переброшенным над вонючим течением О-де-Робек. |
| Miséricorde! Quelle secousse! Une de mes plus belles armoires m'apparut au bord d'une voûte encombrée d'objets et qui semblait l'entrée des catacombes d'un cimetière de meubles anciens. Je m'approchai tremblant de tous mes membres, tremblant tellement que je n'osais pas la toucher. J'avançais la main, j'hésitais. C'était bien elle, pourtant: une armoire Louis XIII unique, reconnaissable par quiconque avait pu la voir une seule fois. Jetant soudain les yeux un peu plus loin, vers les profondeurs plus sombres de cette galerie, j'aperçus trois de mes fauteuils couverts de tapisserie au petit point, puis, plus loin encore, mes deux tables Henri II, si rares qu'on venait les voir de Paris. | Боже великий, какой ужас! Под одним из забитых вещами сводов, который показался мне входом в катакомбу, в усыпальницу старинной мебели, я увидел один из прекраснейших своих шкафов. Я подошел, весь дрожа, так дрожа, что не решился прикоснуться к нему. Я протягивал руку, колебался. Но это, несомненно, был мой шкаф стиля Людовика XIII, уникальная вещь, которой не мог не узнать тот, кто видел ее хоть раз. И вдруг, заглянув немного вперед, в еще более мрачные глубины этой галереи, я различил три своих кресла, обитых гобеленом тончайшей работы, а затем подальше - два моих стола времен Генриха II, таких редких, что люди приезжали из Парижа поглядеть на них. |
| Songez! songez à l'état de mon âme! | Подумайте! Подумайте, каково было мое состояние! |
| Et j'avançai, perclus, agonisant d'émotion, mais j'avançai, car je suis brave, j'avançai comme un chevalier des époques ténébreuses pénétrait en un séjour de sortilège. Je retrouvais de tas en tas tout ce qui m'avait appartenu, mes lustres, mes livres, mes tableaux, mes étoffes, mes armes, tout, sauf le bureau plein de mes lettres, et que je n'aperçus point. | И я пошел вперед; ноги не слушались меня, я умирал от волнения, но все шел, потому что я храбр; я шел, как рыцарь давних, темных времен, проникающий в заколдованное жилище. И с каждым шагом я открывал все свои вещи: мои люстры, мои книги, мои картины, мои ткани, мое оружие - все, кроме стола с письмами, - его я не видел. |
| J'allais, descendant à des galeries obscures pour remonter ensuite aux étages supérieurs. J'étais seul. J'appelais, on ne répondait point. J'étais seul; il n'y avait personne en cette maison vaste et tortueuse comme un labyrinthe. | Я шел, спускаясь в темные подвалы и снова поднимаясь в верхние этажи. Я был один. Я звал, мне не отвечали. Я был один: в этом доме, обширном и извилистом, как лабиринт, не было никого. |
| La nuit vint, et je dus m'asseoir, dans les ténèbres, sur une de mes chaises, car je ne voulais point m'en aller. De temps en temps je criais: - Holà! holà! quelqu'un! | Наступила ночь, и мне пришлось опуститься во мраке на один из моих стульев, потому что уходить я не желал. Время от времени я кричал: - Эй! Эй, кто-нибудь! |
| J'étais là, certes, depuis plus d'une heure quand j'entendis des pas, des pas légers, lents, je ne sais où. Je faillis me sauver; mais, me raidissant, j'appelai de nouveau, et j'aperçus une lueur dans la chambre voisine. | Я, наверно, прождал не менее часа, пока услышал где-то шаги, легкие медленные шаги. Я чуть не сбежал, но потом, успокоившись, позвал еще раз и увидел в соседней комнате свет. |
| - Qui est là? dit une voix. | - Кто там? - спросил голос. |
| Je répondis: | Я отвечал: |
| - Un acheteur. | - Покупатель. |
| On répliqua: | Мне ответили: |
| - Il est bien tard pour entrer ainsi dans les boutiques. | - Сейчас уже поздно ходить по лавкам. |
| Je repris | Но я сказал: |
| - Je vous attends depuis plus d'une heure. | - Я жду вас больше часа. |
| - Vous pouviez revenir demain. | - Можете прийти завтра. |
| - Demain, j'aurai quitté Rouen. | - Завтра я уезжаю из Руана. |
| Je n'osais point avancer, et il ne venait pas. Je voyais toujours la lueur de sa lumière éclairant une tapisserie où deux anges volaient au-dessus des morts d'un champ de bataille. Elle m'appartenait aussi. Je dis: | Я не решался приблизиться к нему, а он не подходил. Я только видел свет, озарявший гобелен, на котором два ангела летали над покрытым трупами полем сражения. Гобелен был тоже мой. Я сказал: |
| - Eh bien! Venez-vous? | - Ну, что же, вы идете? |
| Il répondit: | Он отвечал: |
| - Je vous attends. | - Я жду вас. |
| Je me levai et j'allai vers lui. | Я встал и направился к нему. |
| Au milieu d'une grande pièce était un tout petit homme, tout petit et très gros, gros comme un phénomène, un hideux phénomène. | Посреди большой комнаты стоял крохотный человечек, совсем крохотный и страшно толстый, феноменально толстый, - отвратительный феномен. |
| Il avait une barbe rare, aux poils inégaux, clairsemés et jaunâtres, et pas un cheveu sur la tête! Pas un cheveu! Comme il tenait sa bougie élevée à bout de bras pour m'apercevoir, son crâne m'apparut comme une petite lune dans cette vaste chambre encombrée de vieux meubles. La figure était ridée et bouffie, ses yeux imperceptibles. | У него была реденькая неровная бороденка из скудных желтоватых волосков и ни одного волоса на голове. Ни одного. Так как свечу он высоко поднял над собой, чтобы разглядеть меня, то череп его показался мне маленькой луною в этой огромной комнате, заставленной старинной мебелью. Лицо было сморщенное и одутловатое, глаза - еле заметные щелки. |
| Je marchandai trois chaises qui étaient à moi, et les payai sur-le-champ une grosse somme, en donnant simplement le numéro de mon appartement à l'hôtel. Elles devaient être livrées le lendemain avant neuf heures. | Я купил три своих собственных стула, тут же уплатил крупную сумму и назвал только свой номер в гостинице. Стулья надлежало доставить на следующий день к девяти часам утра. |
| Puis je sortis. Il me reconduisit jusqu'à sa porte avec beaucoup de politesse. | Затем я ушел. Он очень вежливо проводил меня до дверей. |
| Je me rendis ensuite chez le commissaire central de la police, à qui je racontai le vol de mon mobilier et la découverte que je venais de faire. | Я немедленно явился к главному комиссару полиции и рассказал ему о случившейся у меня покраже движимости и о только что сделанном открытии. |
| Il demanda séance tenante des renseignements par télégraphe au parquet qui avait instruit l'affaire de ce vol, en me priant d'attendre la réponse. Une heure plus tard, elle lui parvint tout à fait satisfaisante pour moi. | Он тут же послал телеграфный запрос в прокуратуру, которая вела дело об этой покраже, и попросил меня дождаться ответа. Через час ответ был получен, и притом вполне для меня удовлетворительный. |
| Je vais faire arrêter cet homme et l'interroger tout de suite, me dit-il, car il pourrait avoir conçu quelque soupçon et faire disparaître ce qui vous appartient. Voulez-vous aller dîner et revenir dans deux heures, je l'aurai ici et je lui ferai subir un nouvel interrogatoire devant vous. | - Я распоряжусь немедленно арестовать и допросить этого человека, - сказал мне комиссар. - Ведь он может почуять опасность и убрать из магазина все ваши вещи. Не угодно ли вам пока пообедать и вернуться сюда через два часа. Он будет уже здесь, и я еще раз допрошу его при вас. |
| - Très volontiers, monsieur. Je vous remercie de tout mon coeur. | - С большим удовольствием, сударь. Сердечно благодарю вас. |
| J'allai dîner à mon hôtel, et je mangeai mieux que je n'aurais cru. J'étais assez content tout de même. On le tenait. | Я пошел обедать к себе в гостиницу и ел гораздо лучше, чем ожидал. Я все же был доволен. Он попался! |
| Deux heures plus tard, je retournai chez le fonctionnaire de la police qui m'attendait. | Через два часа я вернулся к полицейскому чиновнику; он ждал меня. |
| - Eh bien! monsieur, me dit-il en m'apercevant. On n'a pas trouvé votre homme. Mes agents n'ont pu mettre la main dessus. | - Что делать, сударь! - сказал он, увидев меня. - Не нашли вашего молодца. Моим агентам не удалось застать его. |
| Ah! Je me sentis défaillir. | Ах! Я почувствовал, что мне дурно. |
| - Mais... Vous avez bien trouvé sa maison? demandai-je. | - Но... дом его вы нашли? - спросил я. |
| Parfaitement. Elle va même être surveillée et gardée jusqu'à son retour. Quant à lui, disparu. | - Разумеется. Этот дом даже взят под наблюдение, пока не вернется хозяин. Но хозяин исчез. |
| - Disparu? | - Исчез? |
| - Disparu. Il passe ordinairement ses soirées chez sa voisine, une brocanteuse aussi, une drôle de sorcière, la veuve Bidoin. Elle ne l'a pas vu ce soir, et ne peut donner sur lui aucun renseignement. Il faut attendre demain. | - Исчез. Обычно по вечерам он бывает у своей соседки, тоже старьевщицы, вдовы Бидуэн, довольно занятной ведьмы. Но сегодня вечером она его не видела и ничего не может о нем сообщить. Придется подождать до завтра. |
| Je m'en allai. Ah! que les rues de Rouen me semblèrent sinistres, troublantes, hantées. | Я ушел. О, какими мрачными, пугающими, полными наваждения казались мне руанские улицы! |
| Je dormis si mal, avec des cauchemars à chaque bout de sommeil. | Спал я плохо, все время просыпался от кошмаров. |
| Comme je ne voulais pas paraître trop inquiet ou pressé, j'attendis dix heures, le lendemain, pour me rendre à la police. | Утром, не желая показаться слишком взволнованным или торопливым, я дождался десяти часов и только тогда явился в полицию. |
| Le marchand n'avait pas reparu. Son magasin demeurait fermé. | Торговец не возвращался. Магазин его был все еще закрыт. |
| Le commissaire me dit: | Комиссар сказал мне: |
| - J'ai fait toutes les démarches nécessaires. Le parquet est au courant de la chose; nous allons aller ensemble à cette boutique et la faire ouvrir, vous m'indiquerez tout ce qui est à vous. | - Я принял все необходимые меры. Суд в курсе дела: мы вместе пойдем в эту лавку и вскроем ее. Вы мне покажете все ваши вещи. |
| Un coupé nous emporta. Des agents stationnaient, avec un serrurier, devant la porte de la boutique, qui fut ouverte. | Мы поехали в карете. Перед лавкой стояли полицейские со слесарем. Дверь была открыта. |
| Je m'aperçus, en entrant, ni mon armoire, ni mes fauteuils, ni mes tables, ni rien, rien, de ce qui avait meublé ma maison, mais rien, alors que la veille au soir je ne pouvais faire un pas sans rencontrer un de mes objets. | Войдя, я не увидел ни своего шкафа, ни своих кресел, ни столов - ничего, ничего из той мебели, которой был обставлен мой дом! Ничего! А накануне вечером я шага не мог сделать, чтобы не наткнуться на какую-нибудь свою вещь. |
| Le commissaire central, surpris, me regarda d'abord avec méfiance. | Комиссар удивился и сначала взглянул на меня недоверчиво. |
| - Mon Dieu, monsieur, lui dis-je, la disparition de ces meubles coincide étrangement avec celle du marchand. | - Боже мой, сударь, - сказал я ему, - исчезновение этих вещей странным образом совпадает с исчезновением торговца. |
| Il sourit | Он улыбнулся: |
| - C'est vrai! Vous avez eu tort d'acheter et de payer des bibelots à vous, hier. Cela lui a donné l'éveil. | - Правильно. Напрасно вы вчера купили и оплатили стулья. Этим вы его спугнули. |
| Je repris | Я сказал: |
| - Ce qui me paraît incompréhensible, c'est que toutes les places occupées par mes meubles sont maintenant remplies par d'autres. | - Непонятно мне одно - на всех местах, где стояла моя мебель, теперь стоит другая. |
| - Oh! répondit le commissaire, il a eu toute la nuit, et des complices sans doute. Cette maison doit communiquer avec les voisines. Ne craignez rien, monsieur, je vais m'occuper très activement de cette affaire. Le brigand ne nous échappera pas longtemps puisque nous gardons la tanière. | - О, - отвечал комиссар, - у него ведь была целая ночь, и, конечно, он не без сообщников. Дом, безусловно, соединен с соседними. Не беспокойтесь, сударь, я энергично займусь этим делом. Разбойник ускользнул от нас ненадолго; мы ведь стережем его берлогу. |
| ........................................................... | |
| Ah! mon coeur, mon coeur, mon pauvre coeur, comme il battait! | О, сердце, сердце мое, бедное мое сердце, как оно билось! |
| ........................................................... | |
| Je demeurai quinze jours à Rouen. L'homme ne revint pas. Parbleu! parbleu! Cet homme-là qui est-ce qui aurait pu l'embarrasser ou le surprendre? | В Руане я пробыл пятнадцать дней. Этот человек не вернулся. О, черт! О, черт возьми! Разве что-нибудь могло его смутить или застать врасплох? |
| Or, le seizième jour, au matin, je reçus de mon jardinier, gardien de ma maison pillée et demeurée vide, l'étrange lettre que voici: | И вот на шестнадцатый день утром я получил от своего садовника, сторожа моего ограбленного и опустевшего дома, следующее странное письмо: |
| "MONSIEUR, | "Сударь, |
| "J'ai l'honneur d'informer monsieur qu'il s'est passé, la nuit dernière, quelque chose que personne ne comprend, et la police pas plus que nous. Tous les meubles sont revenus, tous sans exception, tous, jusqu'aux plus petits objets. La maison est maintenant toute pareille à ce qu'elle était la veille du vol. C'est à en perdre la tête. Cela s'est fait dans la nuit de vendredi à samedi. Les chemins sont défoncés comme si on avait traîné tout de la barrière à la porte. Il en était ainsi le jour de la disparition. | честь имею известить вас, что нынче ночью случилось такое, что никто не понимает, и полиция не больше нашего. Вся мебель вернулась - вся без исключения, до последней мелочи. Теперь дом точь-в-точь такой же, как накануне покражи. Есть от чего голову потерять. Это случилось в ночь с пятницы на субботу. Дорожки в саду так изрыты, словно мебель тащили по ним от калитки до дверей. Точно так же было и в день пропажи. |
| "Nous attendons monsieur, dont je suis le très humble serviteur. | Мы ждем вас, сударь. Ваш покорный слуга |
| "RAUDIN, PHILIPPE." | Филипп Роден". |
| Ah! mais non, ah! mais non, ah! mais non. Je n'y retournerai pas! | Ну, уж нет! Ну, уж нет! Ну, уж нет! Не вернусь. |
| Je portai la lettre au commissaire de Rouen. | Письмо я отнес руанскому комиссару. |
| - C'est une restitution très adroite, dit-il. Faisons les morts. Nous pincerons l'homme un de ces jours. | - Возврат сделан ловко, - сказал он мне. - Запасемся терпением. На днях мы этого молодца сцапаем. |
| Mais on ne l'a pas pincé. Non. Ils ne l'ont pas pincé, et j'ai peur de lui, maintenant, comme si c'était une bête féroce lâchée derrière moi. | Не сцапали они его. Нет. Не сцапали, а вот я теперь боюсь его так, словно это дикий зверь, натравленный на меня. |
| Introuvable! Il est introuvable, ce monstre à crâne de lune! On ne le prendra jamais. Il ne reviendra point chez lui. Que lui importe à lui. | Неуловим! Он неуловим, этот изверг с черепом, похожим на луну! Никогда его не поймают. Он не вернется домой. Очень-то ему нужно! |
| Il n'y a que moi qui peux le rencontrer, et je ne veux pas. | Встретить его не может никто, кроме меня, а я этого не хочу. |
| Je ne veux pas! je ne veux pas! je ne veux pas! | Не хочу! Не хочу! Не хочу! |
| Et s'il revient, s'il rentre dans sa boutique, qui pourra prouver que mes meubles étaient chez lui? Il n'y a contre lui que mon témoignage, et je sens bien qu'il devient suspect. | А если он вернется, придет в свою лавку, то кто докажет, что моя мебель действительно была у него? Никаких улик нет, кроме моего показания, а я отлично чувствую, что оно становится подозрительным. |
| Ah! mais non! cette existence n'était plus possible. Et je ne pouvais pas garder le secret de ce que j'ai vu. Je ne pouvais pas continuer à vivre comme tout le monde avec la crainte que des choses pareilles recommençassent. | Ах, нет! Такое состояние было невыносимо! И я уже не мог держать в тайне все, что видел. Не мог я жить, как живут все, и вечно бояться, что снова начнется что-нибудь такое. |
| Je suis venu trouver le médecin qui dirige cette maison de santé, et je lui ai tout raconté. | Я пришел к главному врачу этой лечебницы и открыл ему все. |
| Après m'avoir interrogé longtemps, il m'a dit: | Он долго расспрашивал меня, а затем сказал: |
| - Consentiriez-vous, monsieur, à rester quelque temps ici? | - Вы бы согласились, сударь, пожить некоторое время здесь? |
| - Très volontiers, monsieur. | - С большим удовольствием, сударь. |
| - Vous avez de la fortune? | - Вы человек состоятельный? |
| - Oui, monsieur. | - Да, сударь. |
| - Voulez-vous un pavillon isolé? | - Хотите отдельный флигель? |
| - Oui, monsieur. | - Да. |
| - Voudrez-vous recevoir des amis? | - Вам угодно принимать друзей? |
| - Non, monsieur, non, personne. L'homme de Rouen pourrait oser, par vengeance, me poursuivre ici. | - Нет, нет, никого. Этот руанский человек, может быть, попытается отомстить мне, он способен преследовать меня и здесь. |
| ........................................................... | |
| Et je suis seul, seul, tout seul, depuis trois mois. Je suis tranquille à peu près. Je n'ai qu'une peur... Si l'antiquaire devenait fou... et si on l'amenait en cet asile... Les prisons elles-mêmes ne sont pas sûres... | И вот уже три месяца я один, один, совершенно один. Я почти спокоен. Я боюсь лишь одного... что, если антикварий сойдет с ума... И если его поместят здесь... Ведь даже тюрьма не вполне надежна. |
| 6 avril 1890 |
Solitude/Одиночество
| France | Русский |
| C'était après un dîner d'hommes. On avait été fort gai. Un d'eux, un vieil ami, me dit : | Мы только что весело пообедали в мужской компании. Один из гостей, старый мой приятель, сказал мне: |
| - Veux-tu remonter à pied l'avenue des Champs-Elysées ? | - Давай пройдемся пешком по Елисейским полям. |
| Et nous voilà partis, suivant à pas lents la longue promenade, sous les arbres à peine vêtus de feuilles encore. Aucun bruit, que cette rumeur confuse et continue que fait Paris. Un vent frais nous passait sur le visage, et la légion des étoiles semait sur le ciel noir une poudre d'or. | И мы пошли медленным шагом по длинному проспекту, под деревьями, едва опушенными листвой. Кругом ни звука, только обычный глухой и неустанный гул Парижа. Свежий ветерок веял в лицо, по черному небу золотой пылью были рассыпаны мириады звезд. |
| Mon compagnon me dit : | Спутник мой заговорил: |
| - Je ne sais pourquoi, je respire mieux ici, la nuit, que partout ailleurs. Il me semble que ma pensée s'y élargit. J'ai, par moments, ces espèces de lueurs dans l'esprit qui font croire, pendant une seconde, qu'on va découvrir le divin secret des choses. Puis la fenêtre se referme. C'est fini. | - Сам не знаю отчего, тут мне ночью дышать вольнее, чем где-либо. И легче думать. У меня здесь бывают минуты такого озарения, когда чудится, что вот-вот проникнешь в божественную тайну мироздания. Потом просвет исчезает. И все кончается. |
| De temps en temps, nous voyions glisser deux ombres le long des massifs ; nous passions devant un banc où deux êtres, assis côte à côte, ne faisaient qu'une tache noire. | Временами мимо нас, прячась под деревьями, скользили две тени; мы проходили мимо скамеек, где двое, сидя рядом, сливались в одно черное пятно. |
| Mon voisin murmura : | Мой приятель вздохнул: |
| - Pauvres gens ! Ce n'est pas du dégoût qu'ils m'inspirent, mais une immense pitié. Parmi tous les mystères de la vie humaine, il en est un que j'ai pénétré : notre grand tourment dans l'existence vient de ce que nous sommes éternellement seuls, et tous nos efforts, tous nos actes ne tendent qu'à fuir cette solitude. Ceux-là, ces amoureux des bancs en plein air, cherchent, comme nous, comme toutes les créatures, à faire cesser leur isolement, rien que pendant une minute au moins ; mais ils demeurent, ils demeureront toujours seuls ; et nous aussi. | - Бедные люди! Они внушают мне не отвращение, а безмерную жалость. Из всех загадок человеческого бытия я разгадал одну: больше всего страдаем мы в жизни от вечного одиночества, и все наши поступки, все старания направлены на то, чтобы бежать от него. И они, эти любовники, приютившиеся на скамейках под открытым небом, подобно нам, подобно всем живым тварям, стремятся хотя бы на миг не чувствовать себя одинокими; но они, как и мы, всегда были и будут одиноки. |
| On s'en aperçoit plus ou moins, voilà tout. | Иные ощущают это сильнее, другие слабее - вот и вся разница. |
| Depuis quelque temps j'endure cet abominable supplice d'avoir compris, d'avoir découvert l'affreuse solitude où je vis, et je sais que rien ne peut la faire cesser, rien, entends-tu ! Quoi que nous tentions, quoi que nous fassions, quels que soient l'élan de nos coeurs, l'appel de nos lèvres et l'étreinte de nos bras, nous sommes toujours seuls. | С некоторых пор меня мучает жестокое сознание страшного одиночества, в котором я живу и от которого нет.., ты слышишь?., нет спасения! Что бы мы ни делали, как бы ни метались, каким бы ни был страстным порыв наших сердец, призыв губ и пыл объятий, - мы всегда одиноки. |
| Je t'ai entraîné ce soir, à cette promenade, pour ne pas rentrer chez moi, parce que je souffre horriblement, maintenant, de la solitude de mon logement. A quoi cela me servira-t-il ? Je te parle, tu m'écoutes, et nous sommes seuls tous deux, côte à côte, mais seuls. Me comprends-tu ? | Я уговорил тебя пойти погулять, чтобы не возвращаться домой, потому, что мне теперь нестерпимо безлюдье моего жилища. Но чего я достиг? Я говорю, ты слушаешь, и оба мы одиноки, мы рядом, но мы одиноки. Понимаешь ты это? |
| Bienheureux les simples d'esprit, dit l'Ecriture. Ils ont l'illusion du bonheur. Ils ne sentent pas, ceux-là, notre misère solitaire, ils n'errent pas, comme moi, dans la vie, sans autre contact que celui des coudes, sans autre joie que l'égoiste satisfaction de comprendre, de voir, de deviner et de souffrir sans fin de la connaissance de notre éternel isolement. | Блаженны нищие духом, сказано в Писании. Им кажется, что они счастливы. Им непонятна наша одинокая тоска, они не бредут по жизни, как я, не зная другой близости, кроме мимолетных встреч, не зная другой радости, кроме сомнительного удовлетворения, что именно я увидел, понял, разгадал и выстрадал сознание нашей непоправимой вечной разобщенности. |
| Tu me trouves un peu fou, n'est-ce pas ? | По-твоему, у меня голова не в порядке? |
| Ecoute-moi. Depuis que j'ai senti la solitude de mon être, il me semble que je m'enfonce, chaque jour davantage, dans un souterrain sombre, dont je ne trouve pas les bords, dont je ne connais pas la fin, et qui n'a point de bout, peut-être ! J'y vais sans personne avec moi, sans personne autour de moi, sans personne de vivant faisant cette même route ténébreuse. Ce souterrain, c'est la vie. Parfois j'entends des bruits, des voix, des cris... je m'avance à tâtons vers ces rumeurs confuses. Mais je ne sais jamais au juste d'où elles partent ; je ne rencontre jamais personne, je ne trouve jamais une autre main dans ce noir qui m'entoure. Me comprends-tu ? | Выслушай меня. С тех пор, как мне стало ясно, до какой степени я одинок, мне кажется, будто изо дня в день я все глубже спускаюсь в угрюмое подземелье, стен его я не могу нащупать, конца его я не вижу, да и нет у него, быть может, конца! Я иду, и никто не идет вместе со мной, рядом со мной; один, без спутников, совершаю я этот мрачный путь. Это подземелье - жизнь. Временами мне слышатся голоса, крики, шум... Я ощупью пробираюсь навстречу невнятным звукам, но я не знаю, откуда они доносятся; я никого не встречаю, никто в этой тьме не протягивает мне руки. Понимаешь ты меня? |
| Quelques hommes ont parfois deviné cette souffrance atroce. | Бывали порой люди, которые угадывали эту нестерпимую муку. |
| Musset s'est écrié : | Мюссе восклицал: |
|
Qui vient ? Qui m'appelle ? Personne. Je suis seul. - C'est l'heure qui sonne. O solitude ! - O pauvreté ! |
Кто-то зовет меня, шепчет уныло... Кто-то вошел. Моя келья пуста. Нет никого, это полночь пробило... О одиночество! О нищета! |
| Mais, chez lui, ce n'était là qu'un doute passager, et non pas une certitude définitive, comme chez moi. Il était poète ; il peuplait la vie de fantômes, de rêves. Il n'était jamais vraiment seul. - Moi, je suis seul ! | Но у него это была лишь случайная догадка, а не твердая уверенность, как у меня. Он был поэт; он населял жизнь видениями и мечтами. Он никогда не был по-настоящему одинок. Вот я - я одинок! |
| Gustave Flaubert, un des grands malheureux de ce monde, parce qu'il était un des grands lucides, n'écrivait-il pas à une amie cette phrase désespérante : "Nous sommes tous dans un désert. Personne ne comprend personne." | Недаром Гюстав Флобер, один из величайших несчастливцев в мире, потому что он был одним из величайших ясновидцев, написал женщине-другу такие безнадежные строки: "Все мы живем в пустыне. Никто никого не понимает". |
| Non, personne ne comprend personne, quoi qu'on pense, quoi qu'on dise, quoi qu'on tente. La terre sait-elle ce qui se passe dans ces étoiles que voilà, jetées comme une graine de feu à travers l'espace, si loin que nous apercevons seulement la clarté de quelques-unes, alors que l'innombrable armée des autres est perdue dans l'infini, si proches qu'elles forment peut-être un tout, comme les molécules d'un corps ? | Да, никто никого не понимает, что бы люди ни воображали, ни говорили, ни пытались сделать. Ведь не знает Земля, что творится там, на звездах, огненным зерном разметанных так далеко, что до нас доходит сияние только немногих из них, - а несметные полчища остальных затеряны в беспредельности, - и таких близких между собой, что, быть может, они составляют единое целое, молекулы одного тела. |
| Eh bien, l'homme ne sait pas davantage ce qui se passe dans un autre homme. Nous sommes plus loin l'un de l'autre que ces astres, plus isolés surtout, parce que la pensée est insondable. | Так вот, человек столько же знает о том, что творится в другом человеке. Мы дальше друг от друга, чем звезды небесные, а главное, больше разобщены, потому что мысль непостижима. |
| Sais-tu quelque chose de plus affreux que ce constant frôlement des êtres que nous ne pouvons pénétrer ! Nous nous aimons les uns les autres comme si nous étions enchaînés, tout près, les bras tendus, sans parvenir à nous joindre. Un torturant besoin d'union nous travaille, mais tous nos efforts restent stériles, nos abandons inutiles, nos confidences infructueuses, nos étreintes impuissantes, nos caresses vaines. Quand nous voulons nous mêler, nos élans de l'un vers l'autre ne font que nous heurter l'un à l'autre. | Какая это пытка - постоянно соприкасаться с теми, кого нам не дано понять! И любим мы так, словно нас приковали рядом, к одной стене, и мы простираем друг к другу руки, но соединиться не можем. Мучительная потребность полного слияния томит нас, но все усилия наши бесполезны, порывы напрасны, признания бесплодны, объятия бессильны, ласки тщетны. Стремясь слиться воедино, мы устремляемся друг к Другу и лишь ушибаемся друг о друга. |
| Je ne me sens jamais plus seul que lorsque je livre mon coeur à quelque ami, parce que je comprends mieux alors l'infranchissable obstacle. Il est là, cet homme ; je vois ses yeux clairs sur moi ; mais son âme, derrière eux, je ne la connais point. Il m'écoute. Que pense-t-il ? Oui, que pense-t-il ? Tu ne comprends pas ce tourment ? Il me hait peut-être ? ou me méprise ? ou se moque de moi ? Il réfléchit à ce que je dis, il me juge, il me raille, il me condamne, m'estime médiocre ou sot. Comment savoir ce qu'il pense ? Comment savoir s'il m'aime comme je l'aime ? et ce qui s'agite dans cette petite tête ronde ? Quel mystère que la pensée inconnue d'un être, la pensée cachée et libre, que nous ne pouvons ni connaître, ni conduire, ni dominer, ni vaincre ! | Сильнее всего ощущаю я одиночество, когда раскрываю сердце другу, потому что непреодолимость преграды становится мне тогда еще виднее. Вот он здесь, передо мной, смотрит на меня ясным взглядом, но душа, скрытая за этим взглядом, недоступна мне. Он слушает меня. А что он думает? Да, что он думает? Понимаешь, как это страшно? Что, если он ненавидит меня? Или презирает? Или издевается надо мной? Он обдумывает мои слова, порицает меня, осуждает, решает, что я ограничен или глуп. Как узнать, что он думает? Как узнать, любит ли он меня, как я люблю его? Какими мыслями полна эта круглая, как шар, голова? Какая непостижимая тайна - неведомая мысль другого человека, скрытая и вольная мысль, которую мы не можем ни узнать, ни направить, ни подчинить, ни побороть! |
| Et moi, j'ai beau vouloir me donner tout entier, ouvrir toutes les portes de mon âme, je ne parviens point à me livrer. Je garde au fond, tout au fond, ce lieu secret du Moi où personne ne pénètre. Personne ne peut le découvrir, y entrer, parce que personne ne me ressemble, parce que personne ne comprend personne. | А сам я, сколько ни стараюсь отдаться весь, целиком, распахнуть настежь двери моей души, - я не могу открыться до конца Где-то в глубине, в самой глубине остается тот тайник моего "я", куда нет доступа никому. Никому не дано найти его, проникнуть в него, потому что никто не похож на меня, никто никого не понимает. |
| Me comprends-tu, au moins, en ce moment, toi ? Non, tu me juges fou ! tu m'examines, tu te gardes de moi ! Tu te demandes : "Qu'est-ce qu'il a, ce soir ?" Mais si tu parviens à saisir un jour, à bien deviner mon horrible et subtile souffrance, viens-t'en me dire seulement : Je t'ai compris ! et tu me rendras heureux, une seconde, peut-être. | А ты, понимаешь ты меня хоть сейчас? Нет, ты считаешь, что я не в своем уме! Ты наблюдаешь меня со стороны, опасаешься меня! Ты думаешь: "Что это с ним сегодня?" Но если когда-нибудь ты постигнешь, разгадаешь до конца мою ужасную утонченную муку, приди и скажи только: "Я понял тебя!" И ты сделаешь меня счастливым хотя бы на миг. |
| Ce sont les femmes qui me font encore le mieux apercevoir ma solitude. | Женщины особенно заставляют меня ощущать одиночество. |
| Misère ! Misère ! Comme j'ai souffert par elles, parce qu'elles m'ont donné souvent, plus que les hommes, l'illusion de n'être pas seul ! | Горе мне! Горе! Сколько я выстрадал из-за них, потому что они чаще и больше, чем мужчины, создавали мне иллюзию, будто я не одинок! |
| Quand on entre dans l'Amour, il semble qu'on s'élargit. Une félicité surhumaine vous envahit. Sais-tu pourquoi ? Sais-tu d'où vient cette sensation d'immense bonheur ? C'est uniquement parce qu'on s'imagine n'être plus seul. L'isolement, l'abandon de l'être humain paraît cesser. Quelle erreur ! | Когда приходит любовь, душа словно расширяется, наполняется неземным блаженством. А знаешь почему? Знаешь, отчего это ощущение огромного счастья? Только оттого, что мы воображаем, будто пришел конец одиночеству. Мы думаем, что больше не будем заброшены, затеряны в мире. Какое заблуждение! |
| Plus tourmentée encore que nous par cet éternel besoin d'amour qui ronge notre coeur solitaire, la femme est le grand mensonge du Rêve. | Еще сильнее, чем нас, чем наши одинокие сердца, терзает вечная жажда любви женщину - женщину, этот великий обман мечты. |
| Tu connais ces heures délicieuses passées face à face avec cet être à longs cheveux, aux traits charmeurs et dont le regard nous affole. Quel délire égare notre esprit ! Quelle illusion nous emporte ! | Ты и сам переживал чудесные часы подле этих длинноволосых обольстительниц с чарующим взглядом. Какой бред туманит наш рассудок! Какое самообольщение увлекает нас! |
| Elle et moi, nous n'allons plus faire qu'un, tout à l'heure, semble-t-il ? Mais ce tout à l'heure n'arrive jamais, et, après des semaines d'attente, d'espérance et de joie trompeuse, je me retrouve tout à coup, un jour, plus seul que je ne l'avais encore été. | Не правда ли, так и кажется, что сейчас, сию минуту, мы с ней будем одно? Но эта минута не наступает никогда, и после долгих недель ожиданий, надежд, обманчивых наслаждений приходит день, когда я остаюсь еще более одинок, чем прежде. |
| Après chaque baiser, après chaque étreinte, l'isolement s'agrandit. Et comme il est navrant, épouvantable. | С каждым поцелуем, с каждым объятием отчуждение растет. И как это больно, как ужасно! |
| Un poète, M. Sully Prudhomme, n'a-t-il pas écrit : | Ведь написал же один поэт - Сюлли Прюдом: |
|
Les caresses ne sont que d'inquiets transports, Infructueux essais du pauvre amour qui tente L'impossible union des âmes par les corps... |
О трепет ласк людских! Как жалок твой удел, Беспомощной любви бесплодная попытка Достичь слиянья душ в сплетенье наших тел... |
| Et puis, adieu. C'est fini. C'est à peine si on reconnaît cette femme qui a été tout pour nous pendant un moment de la vie, et dont nous n'avons jamais connu la pensée intime et banale sans doute ! | А затем - прощай! Все кончено. И уже с трудом узнаешь ту женщину, которая была для нас всем в какую-то пору нашей жизни и в чей сокровенный и без сомнения пошлый внутренний мир нам так и не удалось заглянуть! |
| Aux heures mêmes où il semblait que, dans un accord mystérieux des êtres, dans un complet emmêlement des désirs et de toutes les aspirations, on était descendu jusqu'au profond de son âme, un mot, un seul mot, parfois, nous révélait notre erreur, nous montrait, comme un éclair dans la nuit, le trou noir entre nous. | Даже в минуты таинственного слияния двух существ, полного смешения чувств и желаний, когда я, казалось, проникал до самых недр ее души, одно слово, маленькое словечко, показывало мне, как я заблуждался, и, точно молния во мраке, освещало бездну, зияющую между нами. |
| Et pourtant, ce qu'il y a encore de meilleur au monde, c'est de passer un soir auprès d'une femme qu'on aime, sans parler, heureux presque complètement par la seule sensation de sa présence. Ne demandons pas plus, car jamais deux êtres ne se mêlent. | И все-таки лучшая отрада на земле - провести вечер подле любимой женщины, ничего не говоря и чувствуя себя почти счастливым от одного ее присутствия. Не будем требовать большего, ибо полное слияние двух человеческих существ невозможно. |
| Quant à moi, maintenant, j'ai fermé mon âme. Je ne dis plus à personne ce que je crois, ce que je pense et ce que j'aime. Me sachant condamné à l'horrible solitude, je regarde les choses, sans jamais émettre mon avis. Que m'importent les opinions, les querelles, les plaisirs, les croyances ! Ne pouvant rien partager avec personne, je me suis désintéressé de tout. Ma pensée, invisible, demeure inexplorée. J'ai des phrases banales pour répondre aux interrogations de chaque jour, et un sourire qui dit : "Oui", quand je ne veux même pas prendre la peine de parler. | Я теперь замкнулся в себе и не говорю уже никому, во что верю, что думаю, что люблю. Зная, что я обречен на жестокое одиночество, я смотрю на окружающий меня мир и никогда не высказываю своего суждения. Какое мне дело до человеческих мнений, распрей, удовольствий, верований! Я ничем не могу поделиться с другими и охладел ко всему. Мой внутренний незримый мир для всех недоступен. На обыденные вопросы я отвечаю общими фразами и улыбкой, которая говорит "да", когда у меня нет охоты тратить слова. |
| *** | |
| Me comprends-tu ? | Ты понял меня? |
| Nous avions remonté la longue avenue jusqu'à l'Arc de triomphe de l'Etoile, puis nous étions redescendus jusqu'à la place de la Concorde, car il avait énoncé tout cela lentement, en ajoutant encore beaucoup d'autres choses dont je ne me souviens plus. | Мы прошли весь долгий путь до Триумфальной арки на площади Звезды, потом вернулись к площади Согласия, ибо излагал он все это очень медленно и говорил еще многое другое, чего я не запомнил. |
| Il s'arrêta et, brusquement, tendant le bras vers le haut obélisque de granit, debout sur le pavé de Paris et qui perdait, au milieu des étoiles, son long profil égyptien, monument exilé, portant au flanc l'histoire de son pays écrite en signes étranges, mon ami s'écria : | Вдруг он остановился и указал рукой на высокий гранитный обелиск, стоящий посреди парижской площади и своим длинным египетским профилем уходящий в звездное небо, на одинокий памятник, отторгнутый от родины, история которой диковинными письменами запечатлена на его гранях. |
| - Tiens, nous sommes tous comme cette pierre. | - Смотри: все мы подобны этому камню, - промолвил мой приятель. |
| Puis il me quitta sans ajouter un mot. | И ушел, не добавив ни слова. |
| Etait-il gris ? Etait-il fou ? Etait-il sage ? Je ne le sais encore. Parfois il me semble qu'il avait raison ; parfois il me semble qu'il avait perdu l'esprit. | Был ли он пьян? Был ли он безумец? Или мудрец? До сих пор не могу решить. Иногда мне кажется, что он был прав, а иногда - что он потерял рассудок. |
| 31 mars 1884 |
Mademoiselle Perle/Мадемуазель Перль
I/I
| France | Русский |
| Quelle singulière idée j'ai eue, vraiment, ce soir-là, de choisir pour reine Mlle Perle. | Поистине странная мысль пришла мне в голову в тот вечер - мысль избрать королевой мадмуазель Перль! |
| Je vais tous les ans faire les Rois chez mon vieil ami Chantal. Mon père, dont il était le plus intime camarade, m'y conduisit quand j'étais enfant. J'ai continué, et je continuerai sans doute tant que je vivrai, et tant qu'il y aura un Chantal en ce monde. | Крещенский сочельник я ежегодно провожу у моего старого друга Шанталя. Когда я был маленьким, меня возил к нему мой отец, который был его ближайшим другом. Я продолжал эту традицию и, без сомнения, буду продолжать ее, покуда жив и покуда на это свете останется хоть один Шанталь. |
| Les Chantal, d'ailleurs, ont une existence singulière; ils vivent à Paris comme s'ils habitaient Grasse, Yvetot ou Pont-à-Mousson. | Надо сказать, что Шантали живут как-то странно: в Париже они ведут такой же образ жизни, какой ведут обитатели Грасса, Ивето и Понт-а-Муссона. |
| Ils possèdent, auprès de l'Observatoire, une maison dans un petit jardin. Ils sont chez eux, là, comme en province. De Paris, du vrai Paris, ils ne connaissent rien, ils ne soupçonnent rien; ils sont si loin! si loin! Parfois, cependant, ils y font un voyage, un long voyage. Mme Chantal va aux grandes provisions, comme on dit dans la famille. Voici comment on va aux grandes provisions. | Они живут в доме с небольшим садом около Обсерватории. Там они чувствуют себя как дома, как в провинции. Парижа, настоящего Парижа они не знают, они не имеют о нем ни малейшего представления, они так далеки, так бесконечно далеки от него! Порою, однако, они совершают путешествие в Париж, и притом долгое путешествие. Г-жа Шанталь отправляется "запасаться провизией", как это называют в семье. А "запасаться провизией" означает вот что. |
| Mlle Perle, qui a les clefs des armoires de cuisine (car les armoires au linge sont administrées par la maîtresse elle-même), Mlle Perle prévient que le sucre touche à sa fin, que les conserves sont épuisées, qu'il ne reste plus grand-chose au fond du sac à café. | Мадмуазель Перль, у которой хранятся ключи от кухонных шкафов (бельевые шкафы находятся под надзором самой хозяйки дома), видит, что запасы сахара подходят к концу, что консервы кончились и что на дне мешка, в котором хранится кофе, осталось всего ничего. |
| Ainsi mise en garde contre la famine, Mme Chantal passe l'inspection des restes, en prenant des notes sur un calepin. Puis, quand elle a inscrit beaucoup de chiffres, elle se livre d'abord à de longs calculs et ensuite à de longues discussions avec Mlle Perle. On finit cependant par se mettre d'accord et par fixer les quantités de chaque chose dont on se pourvoira pour trois mois: sucre, riz, pruneaux, café, confitures, boites de petits pois, de haricots, de homard, poissons salés ou fumés, etc. | И тут г-жа принимает меры против голода: она производит смотр оставшимся продуктам и делает заметки в своей записной книжке; когда цифр накапливается много, она уходит сперва в бесконечные вычисления, потом в бесконечные споры с мадмуазель Перль. Дело кончается тем, что они приходят к соглашению и устанавливают точное количество продуктов, которыми необходимо запастись на три месяца вперед: количество сахара, риса, чернослива, кофе, варенья, банок с зеленым горошком, фасоли, омаров, соленой или же копченой рыбы и прочего, и прочего. |
| Après quoi, on arrête le jour des achats et on s'en va, en fiacre, dans un fiacre à galerie, chez un épicier considérable qui habite au-delà des ponts, dans les quartiers neufs. | Затем назначается день для закупок; они садятся в фиакр, в извозчичью карету с багажником наверху, и отправляются в лавку солидного бакалейщика по ту сторону мостов, в новые кварталы. |
| Mme Chantal et Mlle Perle font ce voyage ensemble, mystérieusement, et reviennent à l'heure du dîner, exténuées, bien qu'émues encore, et cahotées dans le coupé, dont le toit est couvert de paquets et de sacs, comme une voiture de déménagement. | Госпожа Шанталь и мадмуазель Перль совершают это таинственное путешествие вместе и возвращаются к обеду, все еще взволнованные, измученные тряской в экипаже, верх которого завален мешками и свертками, словно это фургон для доставки грузов. |
| Pour les Chantal, toute la partie de Paris située de l'autre coté de la Seine constitue les quartiers neufs, quartiers habités par une population singulière, bruyante, peu honorable, qui passe les jours en dissipations, les nuits en fêtes, et qui jette l'argent par les fenêtres. De temps en temps cependant, on mène les jeunes filles au théâtre, à l'Opéra-Comique ou au Français, quand la pièce est recommandée par le journal que lit M. Chantal. | Весь Париж, расположенный по ту сторону Сены, - это для Шанталей новые кварталы, причем кварталы, заселенные странными, шумными и весьма непочтенными людьми, которые день тратят на развлечения. А ночь - на кутежи и бросают деньги на ветер. Со всем тем время от времени Шантали вывозят дочерей в театры - в Комическую оперу или же во Французский театр, вывозят в том случае, если пьесу расхваливает газета, которую читает г-н Шанталь. |
| Les jeunes filles ont aujourd'hui dix-neuf et dix-sept ans; ce sont deux belles filles, grandes et fraîches, très bien élevées, trop bien élevées, si bien élevées qu'elles passent inaperçues comme deux jolies poupées. Jamais l'idée ne me viendrait de faire attention ou de faire la cour aux demoiselles Chantal; c'est à peine si on ose leur parler, tant on les sent immaculées; on a presque peur d'être inconvenant en les saluant. | Девицы Шанталь еще совсем молоденькие: одной из них девятнадцать. Другой семнадцать лет; это красивые девушки, высокие и свежие, прекрасно воспитанные, слишком хорошо воспитанные, так хорошо воспитанные, что их не замечаешь. Словно это хорошенькие куколки. Никогда в жизни не придет мне в голову обратить внимание на барышень Шанталь или поухаживать за ними; от них веет такой невинностью, что вы не без боязни решаетесь с ними заговорить; даже здороваясь с ними, вы рискуете показаться дерзким. |
| Quant au père, c'est un charmant homme, très instruit, très ouvert, très cordial, mais qui aime avant tout le repos, le calme, la tranquillité, et qui a fortement contribué à momifier ainsi sa famille pour vivre à son gré, dans une stagnante immobilité. Il lit beaucoup, cause volontiers, et s'attendrit facilement. L'absence de contacts, de coudoiements et de heurts a rendu très sensible et délicat son épiderme, son épiderme moral. La moindre chose l'émeut, l'agite et le fait souffrir. | Их отец - прелестный человек, очень образованный, очень простодушный, очень сердечный; превыше всего он ценит покой, отдых, тишину, а потому сделал от себя все зависящее, чтобы превратить членов семьи в манекенов и жить по своему вкусу, в тихой заводи. Он много читает, охотно вступает в разговор, его легко растрогать. Отсутствие связей, столкновений, частых встреч с людьми сделали весьма чувствительной и нежной его эпидерму, эпидерму его души. Любой пустяк волнует его, приводит в смятение и причиняет ему боль. |
| Les Chantal ont des relations cependant, mais des relations restreintes, choisies avec soin dans le voisinage. Ils échangent aussi deux ou trois visites par an avec des parents qui habitent au loin. | И все же знакомые у Шанталей есть - это знакомые придирчиво выбраны среди соседей, - но круг их весьма ограничен. Кроме того, раза три в год Шантали обмениваются визитами с теми родственниками, которые живут далеко от них. |
| Quant à moi, je vais dîner chez eux le 15 août et le jour des Rois. Cela fait partie de mes devoirs comme la communion de Pâques pour les catholiques. | Я обедаю у них пятнадцатого августа (прим.: день рождения Наполеона) и в Крещенский сочельник. Для меня это такой же непременный долг, как для католиков причастие на Пасху. |
| Le 15 août, on invite quelques amis, mais aux Rois, je suis le seul convive étranger. | На пятнадцатое августа Шантали приглашают кое-кого из друзей, но в сочельник я у них единственный гость. |
II/II
| France | Русский |
| Donc, cette année, comme les autres années, j'ai été dîner chez les Chantal pour fêter l'Epiphanie. | Итак, в этом году я, как всегда, обеда у Шанталей в канун Богоявления. |
| Selon la coutume, j'embrassai M. Chantal, Mme Chantal et Mlle Perle, et je fis un grand salut à Miles Louise et Pauline. On m'interrogea sur mille choses, sur les événements du boulevard, sur la politique, sur ce qu'on pensait dans le public des affaires du Tonkin, et sur nos représentants. Mme Chantal, une grosse dame, dont toutes les idées me font l'effet d'être carrées à la façon des pierres de taille, avait coutume d'émettre cette phrase comme conclusion à toute discussion politique: | Я, как всегда, расцеловался с г-ном Шанталем, г-жой Шанталь и с мадмуазель Перль и отвесил низкий поклон мадмуазель Луизе и мадмуазель Полине. Меня принялись расспрашивать обо всем на свете - о скандальных проишествиях,о политике, о том, как относятся к положению дел в Тонкине, и о наших дипломатах. У г-жи Шанталь, тучной дамы, все мысли которой кажутся мне квадратными, как каменные плиты, была привычка из любого спора о политике делать нижеследующий вывод: |
| - Tout cela est de la mauvaise graine pour plus tard. Pourquoi me suis-je toujours imaginé que les idées de Mme Chantal sont carrées? Je n'en sais rien; mais tout ce qu'elle dit prend cette forme dans mon esprit: un carré, un gros carré avec quatre angles symétriques. Il y a d'autres personnes dont les idées me semblent toujours rondes et roulantes comme des cerceaux. Dès qu'elles ont commencé une phrase sur quelque chose, ça roule, ça va, ça sort par dix, vingt, cinquante idées rondes, des grandes et des petites que je vois courir l'une derrière l'autre, jusqu'au bout de l'horizon. D'autres personnes aussi ont des idées pointues... Enfin, cela importe peu. | "Все это до добра не доведет". И почему, собственно, я всегда представлял себе мысли г-жи Шанталь в виде квадратов? Понятия не имею, но все, что бы она ни сказала, принимает в моем воображении именно эту форму - форму квадрата, большого квадрата с четырьмя симметричными углами. Есть люди, чьи мысли всегда кажутся мне круглыми и катящимися, как обручи. Как только заговорит такой человек - пошло-поехало, покатилось, десять, двадцать, пятьдесят круглых мыслей, больших и маленьких, и я так и вижу, как они бегут одна за другой до самого горизонта. А еще есть люди, у которых мысли остроконечные... Впрочем, к моему рассказу это отношения не имеет. |
| On se mit à table comme toujours, et le dîner s'acheva sans qu'on eût dit rien à retenir. | Мы уселись за стол так, как садились всегда, и ничего, достойного упоминания, за обедом не произошло. |
| Au dessert, on apporta le gâteau des Rois. Or, chaque année, M. Chantal était roi. Etait-ce l'effet d'un hasard continu ou d'une convention familiale, je n'en sais rien, mais il trouvait infailliblement la fève dans sa part de pâtisserie, et il proclamait reine Mme Chantal. Aussi, fus-je stupéfait en sentant dans une bouchée de brioche quelque chose de très dur qui faillit me casser une dent. J'ôtai doucement cet objet de ma bouche et j'aperçus une petite poupée de porcelaine, pas plus grosse qu'un haricot. La surprise me fit dire: | На сладкое был подан крещенский пирог. Каждый год королем оказывался г-н Шанталь. Я не знаю, было ли это дело упрямого случая или же семейный заговор, но только он неизменно находил боб в своем куску пирога и провозглашал королевой г-жу Шанталь. Потому-то велико было мое изумление, когда в куске пирога мне попалось нечто столь твердое, что я едва не сломал себе зуб. Я осторожно извлек изо рта этот предмет и увидел крошечную фарфоровую куколку величиной с боб. От неожиданности я вскрикнул: |
| - Ah! | "Ах!" |
| On me regarda, et Chantal s'écria en battant des mains: | Все посмотрели на меня, и Шанталь, хлопая в ладоши, закричал: |
| - C'est Gaston. C'est Gaston. Vive le roi! vive le roi! | У Гастона, у Гастона! Да здравствует король! Да здравствует король! |
| Tout le monde reprit en choeur: | Все в один голос подхватили: |
| "Vive le roi!" | Да здравствует король! |
| Et je rougis jusqu'aux oreilles, comme on rougit souvent, sans raison, dans les situations un peu sottes. Je demeurais les yeux baissés, tenant entre deux doigts ce grain de faience, m'efforçant de rire et ne sachant que faire ni que dire, lorsque Chantal reprit: | А я весь залился краской - так часто без видимой причины краснеют люди, очутившиеся в довольно глупом положении. Я сидел опустив глаза, держа двумя пальцами фарфоровое зернышко, силясь засмеяться и не зная, что мне сказать и что сделать, но тут снова заговорил Шанталь: |
| - Maintenant, il faut choisir une reine. | А еперь ты должен выбрать королеву. |
| Alors je fus atterré. En une seconde, mille pensées, mille suppositions me traversèrent l'esprit. Voulait-on me faire désigner une des demoiselles Chantal? Etait-ce là un moyen de me faire dire celle que je préférais? Etait-ce une douce, légère, insensible poussée des parents vers un mariage possible? L'idée de mariage rôde sans cesse dans toutes les maisons à grandes filles et prend toutes les formes, tous les déguisements, tous les moyens. Une peur atroce de me compromettre m'envahit, et aussi une extrême timidité, devant l'attitude si obstinément correcte et fermée de Mlles Louise et Pauline. Elire l'une d'elles au détriment de l'autre me sembla aussi difficile que de choisir entre deux gouttes d'eau; et puis, la crainte de m'aventurer dans une histoire où je serais conduit au mariage malgré moi, tout doucement, par des procédés aussi discrets, aussi inaperçus et aussi calmes que cette royauté insignifiante, me troublait horriblement. | Вот тут-то я совсем растерялся. За одну секунду множество предположений пронеслось у меня в голове. Уж не хотят ли заставить меня выбрать одну из барышень Шанталь? Не есть ли это способ заставить меня сделать выбор? Не есть ли это деликатная, осторожная, скрытая попытка родителей подтолкнуть меня к браку? Мысль о браке всегда бродит в домах, где есть взрослые девушки, и принимает все формы, все обличия, осуществляется всеми способами. Меня охватил безумный страх скомпрометировать себя и отчаянная робость перед непобедимой чопорностью и неприступностью Луизы и Полины. Выбрать одну из них представлялось мне делом таким же трудным, как сделать выбор между двумя каплями воды; к тому же мысль о том, как бы не ввязаться в такую историю, когда меня против воли, тихо-спокойно женят с помощью таких ловких, незаметных и осторожных приемов, как эта призрачная королевская власть, приводила меня в ужас. |
| Mais tout à coup, j'eus une inspiration, et je tendis à Mlle Perle la poupée symbolique. Tout le monde fut d'abord surpris, puis on apprécia sans doute ma délicatesse et ma discrétion, car on applaudit avec furie. On criait. | Но тут меня осенило, и я протянул символическую куколку мадмуазель Перль. Сперва все пришли в изумление, но затем, должно быть, оценив мою скромность и деликатность, бешено зааплодировали. |
| - Vive la reine! vive la reine | Да здравствует королева! Да здравствует королева! - хором кричали все. |
| Quant à elle, la pauvre vieille fille, elle avait perdu toute contenance; elle tremblait, effarée, et balbutiait: | А несчастная старая дева совсем растерялась: дрожащим от волнения голосом она лепетала: |
| - Mais non... mais non... mais non... pas moi... Je vous en prie... pas moi... Je vous en prie... | Нет... нет... нет... не меня... пожалуйста... не меня, пожалуйста... |
| Alors, pour la première fois de ma vie, je regardai Mlle Perle, et je me demandai ce qu'elle était. | И тут впервые в жизни я обратил внимание на мадмуазель Перль и спросил себя, что же она собой представляет. |
| J'étais habitué à la voir dans cette maison, comme on voit les vieux fauteuils de tapisserie sur lesquels on s'assied depuis son enfance sans y avoir jamais pris garde. Un jour, on ne sait pourquoi, parce qu'un rayon de soleil tombe sur le siège, on se dit tout à coup: "Tiens mais il est fort curieux, ce meuble"; et on découvre que le bois a été travaillé par un artiste, et que l'étoffe est remarquable. | Я привык смотреть на нее в этом доме так, как смотрят старые штофные кресла, на которых сидишь с детства и которых никогда не замечаешь. И вдруг в один прекрасный день, сам не зная почему, - быть может, потому, что на обивку упал солнечный луч, - неожиданно говоришь себе: "А ведь это занятная штука!" - и обр\наруживаешь, что резьба по дереву выполнена художником, а обивка великолепна. |
| Jamais je n'avais pris garde à Mlle Perle. | Я никогда не замечал мадмуазель Перль. |
| Elle faisait partie de la famille Chantal, voilà tout; mais comment? A quel titre? | Она жила в доме Шанатлей, вот и все. Но почему? И на правах кого? |
| C'était une grande personne maigre qui s'efforçait de rester inaperçue, mais qui n'était pas insignifiante. On la traitait amicalement, mieux qu'une femme de charge, moins bien qu'une parente. Je saisissais tout à coup, maintenant, une quantité de nuances dont je ne m'étais point soucié jusqu'ici! Mme Chantal disait: "Perle." Les jeunes filles: "Mlle Perle", et Chantal ne l'appelait que "Mademoiselle", d'un air plus révérend peut-être. | Высокая, худая, она старалась быть незаметной, но отнюдь не была ничтожной. С ней обращались дружески, лучше, чем с экономкой, но хуже, чем с родственницей. Сейчас я неожиданно вспомнил множество нбансов, на которые доселе не обращал внимания. Г-жа Шанталь говорила ей "Перль", барышни - "мадмуазель Перль", а сам Шанталь называл ее просто "мадмуазель" - пожалуй, это выходило у него почтительнее, чем у них. |
| Je me mis à la regarder. Quel âge avait-elle? Quarante ans? Oui, quarante ans. Elle n'était pas vieille, cette fille, elle se vieillissait. Je fus soudain frappé par cette remarque. Elle se coiffait, s'habillait, se parait ridiculement, et, malgré tout, elle n'était point ridicule, tant elle portait en elle de grâce simple, naturelle, de grâce voilée, cachée avec soin. Quelle drôle de créature, vraiment! Comment ne l'avais-je jamais mieux observée? Elle se coiffait d'une façon grotesque, avec de petits frisons vieillots tout à fait farces; et, sous cette chevelure à la Vierge conservée, on voyait un grand front calme, coupé par deux rides profondes, deux rides de longues tristesses, puis deux yeux bleus, larges et doux, si timides, si craintifs, si humbles, deux beaux yeux restés si naifs, pleins d'étonnement de fillette, de sensations jeunes et aussi de chagrins qui avaient passé dedans, en les attendrissant, sans les troubler. | Я принялся рассматривать ее. Сколько же ей могло быть лет? Лет сорок? Да, пожалуй, что сорок. Эта пожилая девушка не была старухой - она себя старила. Я был неожиданно поражен этим наблюдением. Она смешно причесывалась, смешно одевалась, носила смешные украшения и при всем том не казалась смешной - так много было в ней врожденного, естественного изящества, изящества прячущегося и тщательно скрываемого. Вот уж действительно странное существо! И как это я до сих пор хорошенько ее не разглядел? Она носила нелепую прическу с какими-то комичными старушечьими букольками, но под ее волосами, убранными в стиле Непорочной Девы, был виден высокий чистый лоб, прорезанный двумя глубокими морщинами - то были морщины, проведенные глубокой печалью, - большие, голубые, добрые глаза, такие застенчивые, такие боязливые, такие смиренные, - чудесные глаза, сохранившие свою наивность, полные детского изумления, юной чувствительности и вместе с тем глубоко затаенной грусти, которая смягчала их выражение, но от которой они не потускнели. |
| Tout le visage était fin et discret, un de ces visages qui se sont éteints sans avoir été usés, ou fanés par les fatigues ou les grandes émotions de la vie. | Черты ее лица были тонкие и благородные; это было одно из тех лиц, которые увядают, еще не успев постареть. поблекнуть от усталости или от великих страстей. |
| Quelle jolie bouche! et quelles jolies dents! Mais on eût dit qu'elle n'osait pas sourire! | Какой у нее прелестный рот! И какие прелестные зубки! Но я бы сказал, что улыбаться она не смеет. |
| Et, brusquement, je la comparai à Mme Chantal! Certes, Mlle Perle était mieux, cent fois mieux, plus fine, plus noble, plus fière. | И тут я сравнил ее с г-жой Шанталь. Мадмуазель Перль несомненно была лучше, во сто раз лучше, тоньше, благороднее, величавее. |
| J'étais stupéfait de mes observations. | Эти наблюдения поразили меня. |
| On versait du champagne. Je tendis mon verre à la reine, en portant sa santé avec un compliment bien tourné. Elle eut envie, je m'en aperçus, de se cacher la figure dans sa serviette; puis comme elle trempait ses lèvres dans le vin clair, tout le monde cria: | Разлили шампанское. Протянув руку с бокалом в сторону королевы, я провозгласил тост за ее здоровье и ввернул какой-то удачный комплимент. Ей хотелось - я заметил это- закрыть лицо салфеткой; когда же она пригубила золотистое вино, все закричали: |
| - La reine boit! la reine boit! | "Королева пьет! Королева пьет!" И тут она покраснела и поперхнулась. |
| Elle devint alors toute rouge et s'étrangla. On riait; mais je vis bien qu'on l'aimait beaucoup dans la maison. | Все засмеялись; но я прекрасно видел, что в этом доме ее очень любят. |
III/III
| France | Русский |
| Dès que le dîner fut fini, Chantal me prit par le bras. C'était l'heure de son cigare, heure sacrée. Quand il était seul, il allait le fumer dans la rue; quand il avait quelqu'un à dîner, on montait au billard, et il jouait en fumant. Ce soir-là, on avait même fait du feu dans le billard, à cause des Rois; et mon vieil ami prit sa queue, une queue très fine qu'il frotta de blanc avec grand soin, puis il dit: | Как только обед кончился, Шанталь взял меня под руку. Это были священные мгновения - мгновения, когда он выкуривал сигару. Если он был один, он выходил курить на улицу; если же к обеду кто-нибудь приходил, он шел в бильярдную и курил за партией. В этот вечер ради праздника в бильярдной даже затопили. Мой старый друг взял свой кий, тонкий-тонкий кий, который он тщательно натер мелом, и сказал: |
| - A toi, mon garçon! | Тебе начинать, мой мальчик! |
| Car il me tutoyait, bien que j'eusse vingt-cinq ans, mais il m'avait vu tout enfant. | Надо заметить, что он говорил мне "ты": несмотря на мои двадцать пять лет, он все ще смотрел на меня как на ребенка. |
| Je commençai donc la partie; je fis quelques carambolages; j'en manquai quelques autres; mais comme la pensée de Mlle Perle me rôdait dans la tète, je demandai tout à coup: | Итак, я начал партию. Я сделал несколько карамболей и несколько раз промахнулся, но мысли о мадмуазель Перль все бродили у меня в голове, и я вдруг спросил: |
| - Dites donc, monsieur Chantal, est-ce que Mlle Perle est votre parente? | Скажите, пожалуйста, господин Шанталь, мадмуазель Перль - это ваша родственница? |
| Il cessa de jouer, très étonné, et me regarda. | Он очень удивился, прервал игру и посмотрел на меня. |
| - Comment, tu ne sais pas? tu ne connais pas l'histoire de Mlle Perle? | Как! Разве ты не знаешь? Тебе не рассказывали историю мадмуазель Перль? |
| - Mais non. | Нет. |
| - Ton père ne te l'a jamais racontée? | Твой отец никогда не говорил тебе о ней? |
| - Mais non. | Нет, нет. |
| - Tiens, tiens, que c'est drôle! ah! par exemple, que c'est drôle! Oh! mais, c'est toute une aventure! | Ну и ну! Чудн! По правде говоря, очень чудн! Да ведь это настоящее приключение! |
| Il se tut, puis reprit: | Помолчав, он заговорил снова: |
| - Et si tu savais comme c'est singulier que tu me demandes ça aujourd'hui, un jour des Rois. | И если б ты только знал, как странно, что ты спросил меня об этом именно сегодня, в Крещенский сочельник! |
| - Pourquoi? | Почему странно? |
| - Ah! pourquoi! Ecoute. Voilà de cela quarante et un ans, quarante et un ans aujourd'hui même, jour de l'Epiphanie. Nous habitions alors Rouy-le-Tors, sur les remparts; mais il faut d'abord t'expliquer la maison pour que tu comprennes bien. Rouy est bâti sur une côte, ou plutôt sur un mamelon qui domine un grand pays de prairies. Nous avions là une maison avec un beau jardin suspendu, soutenu en l'air par les vieux murs de défense. Donc la maison était dans la ville, dans la rue, tandis que le jardin dominait la plaine. Il y avait aussi une porte de sortie de ce jardin sur la campagne, au bout d'un escalier secret qui descendait dans l'épaisseur des murs, comme on en trouve dans les romans. Une route passait devant cette porte qui était munie d'une grosse cloche, car les paysans, pour éviter le grand tour, apportaient par là leurs provisions. | Почему? А вот послушай. Как раз сегодня, в день Богоявления, тому уже сорок один год, ровно сорок один год. Мы жили тогда у крепостного вала в Роюи-ле-Тор. Но сперва, чтобы тебе все было ясно, я должен объяснить, что представлял собой наш дом. Роюи построен на косогоре, вернее на холме, который возвышается над бескрайними просторами. Там у нас был дом с чудесным висячим садом, который держали на воздухе старые крепостные стены. Таким образом, дом стоял в городе, на улице, а сад возвышался над равниной. В саду была калитка, которая выходила в поле; к ней спускалась потайная лестница, прорубленная в толще стены - точь-в-точь как в романах. К этой калитке вела дорога, а к самой калитке был подвешен большой колокол: крестьяне, чтобы не делать круга, подвозили провизию прямо туда. |
| Tu vois bien les lieux, n'est-ce pas? | Ты хорошо представляешь себе эти места, не правда ли? |
| Or, cette année-là, aux Rois, il neigeait depuis une semaine. On eut dit la fin du monde. Quand nous allions aux remparts regarder la plaine, ça nous faisait froid dans l'âme, cet immense pays blanc, tout blanc, glacé, et qui luisait comme du vernis. On eût dit que le bon Dieu avait empaqueté la terre pour l'envoyer au grenier des vieux mondes. Je t'assure que c'était bien triste. | Так вот, в том году перед Крещением шел снег. Казалось, настал конец света. Когда мы поднимались на вал, чтобы взглянуть на равнину, кровь стыла у нас в жилах при виде этого бесконечного, белого, совершенно белого ледяного простора, сверкавшего так, словно его покрыли лаком. Можно было подумать, что господь Бог упаковал землю, чтобы отправить ее на чердак исчезнувших миров. Зрелище, уверяю тебя, было весьма печальное. |
| Nous demeurions en famille à ce moment-là, et nombreux, très nombreux: mon père, ma mère, mon oncle et ma tante, mes deux frères et mes quatre cousines; c'étaient de jolies fillettes; j'ai épousé la dernière. De tout ce monde-là, nous ne sommes plus que trois survivants: ma femme, moi et ma belle-soeur qui habite Marseille. Sacristi, comme ça s'égrène, une famille! ça me fait trembler quand j'y pense! Moi, j'avais quinze ans, puisque j'en ai cinquante-six. | Жили мы в ту пору вместе, и семья была большая, даже очень большая: отец, мать, дядя, тетка, двое моих братьев и четыре мои двоюродные сестры, хорошенькие девочки; на младшей из них я женился. Из всех этих людей в живых остались только трое: моя жена, я и моя невестка - она живет в Марселе. Господи, как быстро редеет семья! Как подумаю, прямо мороз по коже подирает! Ведь тогда мне было пятнадцать лет, а сейчас пятьдесят шесть! |
| Donc, nous allions fêter les Rois, et nous étions très gais, très gais! Tout le monde attendait le dîner dans le salon, quand mon frère aîné, Jacques, se mit à dire: | Итак, мы собрались праздновать Крещение; нам было весело, очень весело! К обеду все собрались в гостиной, и тут мой старший брат Жак сказал: |
| - Il y a un chien qui hurle dans la plaine depuis dix minutes, ça doit être une pauvre bête perdue. | "На равнине вот уже минут десять воет собака; должно быть, заблудилась, бедная". |
| Il n'avait pas fini de parler, que la cloche du jardin tinta. Elle avait un gros son de cloche d'église qui faisait penser aux morts. Tout le monde en frissonna. Mon père appela le domestique et lui dit d'aller voir. On attendit en grand silence; nous pensions à la neige qui couvrait toute la terre. Quand l'homme revint, il affirma qu'il n'avait rien vu. Le chien hurlait toujours, sans cesse, et sa voix ne changeait point de place. | Не успел он договорить, как в саду зазвонил колокол. Он обладал густым звуком церковных колоколов, услышав который, невольно вспоминаешь об умерших. Все вздрогнули. Отец кликнул слугу и велел ему пойти посмотреть, что случилось. Ждали его в полной тишине; думали мы о снеге, покрывшем землю. Лакей вернулся и стал уверять нас, что ничего не видно. А собака выла не умолкая, и вой ее не приближался и не удалялся. |
| On se mit à table; mais nous étions un peu émus, surtout les jeunes. &Сcedil;a alla bien jusqu'au rôti, puis voilà que la cloche se remet à sonner, trois fois de suite, trois grands coups, longs, qui ont vibré jusqu'au bout de nos doigts et qui nous ont coupé le souffle, tout net. Nous restions à nous regarder, la fourchette en l'air, écoutant toujours, et saisis d'une espèce de peur surnaturelle. | Мы хоть и сели за стол, но были взволнованы, особенно молодежь. Все шло благополучно, пока не подали жаркое; тут колокол зазвонил снова - один за другим раздались три удара, три сильных, долгих удара, от которых дрожь прошла у нас по всему телу и внезапно перехватило дыхание. Мы замерли, глядя друг на друга, подняв вилки, все прислушивались, охваченные каким-то сверхъестественным ужасом. |
| Ma mère enfin parla: | Наконец матушка сказала: |
| - C'est étonnant qu'on ait attendu si longtemps pour revenir; n'allez pas seul, Baptiste; un de ces messieurs va vous accompagner. | " Как странно - второй раз зазвонили много времени спустя! Не ходите туда один, Батист, с вами пойдет кто-нибудь из господ". |
| Mon oncle François se leva. C'était une espèce d'hercule, très fier de sa force et qui ne craignait rien au monde. Mon père lui dit: | Из-за стола встал дядя Франсуа. Это был настоящий Геркулес; он очень гордился своей силищей и не боялся ничего на свете. Отец сказал ему: |
| - Prends un fusil. on ne sait pas ce que ça peut être. Mais mon oncle ne prit qu'une canne et sortit aussitôt avec le domestique. | "захвати ружье. Кто знает, что там такое?" Но дядя взял только трость и вышел со слугой. |
| Nous autres, nous demeurâmes frémissants de terreur et d'angoisse, sans manger, sans parler. Mon père essaya de nous rassurer: | А мы сидели, дрожа от ужаса, от волнения, молча и не шевелясь. Отец попытался нас успокоить. |
| - Vous allez voir, dit-il, que ce sera quelque mendiant ou quelque passant perdu dans la neige. Après avoir sonné une première fois, voyant qu'on n'ouvrait pas tout de suite, il a tenté de retrouver son chemin, puis, n'ayant pu y parvenir, il est revenu à notre porte. | "Вот увидите, это либо нищий, либо прохожий, который сбился с пути в сугробах, - сказал он. - Он позвонил, увидел, что никто не открывает. Попробовал найти дорогу, но потом понял, что это безнадежно, и вернулся к нашей калитке". |
| L'absence de mon oncle nous parut durer une heure. Il revint enfin, furieux, jurant: | Нам казалось, что дядя не возвращается целый час. Наконец он вернулся. |
| - Rien, nom de nom, c'est un farceur! Rien que ce maudit chien qui hurle à cent mètres des murs. Si j'avais pris un fusil, je l'aurais tué pour le faire taire. | "Никого там нет, черт побери! Это чьи-то шуточки! Никого, кроме проклятого пса, который воет с ста метрах от стен! Если бы я захватил ружье, я пристрелил бы его, я заткнул бы ему глотку!" - в бешенстве ругался он. |
| On se remit à dîner, mais tout le monde demeurait anxieux; on sentait bien que ce n'était pas fini, qu'il allait se passer quelque chose, que la cloche, tout à l'heure, sonnerait encore. | Мы опять принялись за обед, но тревога не покидала нас; мы чувствовали: это не конец, что-то еще должно произойти, и колокол вот-вот зазвонит вновь. |
| Et elle sonna, juste au moment où l'on coupait le gâteau des Rois. Tous les hommes se levèrent ensemble. Mon oncle François, qui avait bu du champagne, affirma qu'il allait le massacrer avec tant de fureur, que ma mère et ma tante se jetèrent sur lui pour l'empêcher. Mon père, bien que très calme et un peu impotent (il traînait la jambe depuis qu'il se l'était cassée en tombant de cheval), déclara à son tour qu'il voulait savoir ce que c'était, et qu'il irait. Mes frères, âgés de dix-huit et de vingt ans, coururent chercher leurs fusils; et comme on ne faisait guère attention à moi, je m'emparai d'une carabine de jardin et je me disposai aussi à accompagner l'expédition. | И он зазвонил как раз в ту минуту, когда матушка начала резать крещенский пирог. Мужчины, все как один, встали. Дядя Франсуа, который уже хлебнул шампанского. Объявил, что убьет "его", объявил с такой злобой, что матушка и тетя, желая его утихомирить, бросились к нему. Отец, вообще человек очень спокойный и даже до известной степени беспомощный (однажды, свалившись с лошади, он свалившись с лошади, сломал себе ногу и с тех пор приволакивал ее), теперь заявил, что хочет узнать, в чем дело, и пойдет вместе с дядей. Мои братья, одному из которых было тогда восемнадцать, а другому двадцать лет, побежали за ружьями; на меня особого внимания не обращали; но я схватил дробовик и решил присоединиться к экспедиции. |
| Elle partit aussitôt. Mon père et mon oncle marchaient devant, avec Baptiste, qui portait une lanterne. Mes frères Jacques et Paul suivaient, et je venais derrière, malgré les supplications de ma mère, qui demeurait avec sa soeur et mes cousines sur le seuil de la maison. | Вскоре мы двинулись в путь. Впереди шел отец и дядя, сопровождаемые Батистом, который нес фонарь. За ними следовали мои браться Жак и Поль, а позади всех плелся я, несмотря на уговоры матери, которая осталась стоять на пороге вместе со своей сестрой и моими двоюродными сестрами. |
| La neige s'était remise à tomber depuis une heure; et les arbres en étaient chargés. Les sapins pliaient sous ce lourd vêtement livide, pareils à des pyramides blanches, à d'énormes pains de sucre; et on apercevait à peine, à travers le rideau gris des flocons menus et pressés, les arbustes plus légers, tout pâles dans l'ombre. Elle tombait si épaisse, la neige, qu'on y voyait tout juste à dix pas. Mais la lanterne jetait une grande clarté devant nous. | За час до того снова повалил снег, засыпавший деревья. Ели, которые стали похожи на белые пирамиды, на огромные сахарные головы, сгибались под тяжестью этого иссиня-белого покрова; сквозь серую пелену мелких, быстро падавших хлопьев виднелись тоненькие кустики, в темноте казавшиеся совсем белыми. Снег валил до того густой, что в десяти шагах ничего не было видно. Но фонарь бросал перед нами яркий свет. |
| Quand on commença à descendre par l'escalier tournant creusé dans la muraille, j'eus peur, vraiment. Il me sembla qu'on marchait derrière moi; qu'on allait me saisir par les épaules et m'emporter; et j'eus envie de retourner; mais comme il fallait retraverser tout le jardin, je n'osai pas. J'entendis qu'on ouvrait la porte sur la plaine; puis mon oncle se mit à jurer: | Когда мы начали спускаться по лестнице, вырубленной в стене, я, признаться, струсил. Мне показалось, что за мной кто-то идет, что вот-вот кто-то схватит меня за плечи и утащит. Мне хотелось вернуться, но для этого пришлось бы снова пройти через сад, а на это у меня не хватило бы храбрости. Я услышал, что калитка, выходившая на равнину, отворяется; дядя снова начал браниться: |
| - Nom d'un nom, il est reparti! Si j'aperçois seulement son ombre, je ne le rate pas, ce c...-là. | "Опять он удрал, дьявол его задави! Ну попадись ты мне только на глаза, уж не промахнусь, сукин ты сын!" |
| C'était sinistre de voir la plaine, ou, plutôt, de la sentir devant soi, car on ne la voyait pas; on ne voyait qu'un voile de neige sans fin, en haut, en bas, en face, à droite, à gauche, partout. | Страшно было смотреть на равнину или, вернее, догадываться, что она перед тобой: ее ведь не было видно; видна была только бесконечная снежная завеса вверху, внизу, впереди, направо, налево - куда ни глянь. |
| Mon oncle reprit: | |
| - Tiens, revoilà le chien qui hurle; je vas lui apprendre comment je tire, moi. &Сcedil;a sera toujours ça de gagné. | "А собака-то опять воет! Что же, я покажу ей, как я стреляю! Хоть до не-то доберусь!" - снова услышал я голос дяди. |
| Mais mon père, qui était bon, reprit: | Но тут же услышал голос доброго моего отца: |
| - Il vaut mieux l'aller chercher, ce pauvre animal qui crie la faim. Il aboie au secours, ce misérable; il appelle comme un homme en détresse. Allons-y. | "Лучше пойдем и возьмем бедное животное к себе, ведь оно воет от голода. Несчастный пес зовет на помощь, он обращается к нам, как обратился бы человек, попавший в беду. Пойдем к нему". |
| Et on se mit en route à travers ce rideau, à travers cette tombée épaisse, continue, à travers cette mousse qui emplissait la nuit et l'air, qui remuait, flottait, tombait et glaçait la chair en fondant, la glaçait comme elle l'aurait brûlée, par une douleur vive et rapide sur la peau, à chaque toucher des petits flocons blancs. | И мы тронулись сквозь эту завесу, сквозь этот непрерывный, густой снегопад, сквозь эту пену, заполнявшую собой и ночь и воздух, колыхавшуюся, колебавшуюся, падавшую и таявшую на коже, леденившую тело, леденившую так, как будто пронзало насквозь кожу острой, мгновенной болью при каждом прикосновении крошечных белых хлопьев. |
| Nous enfoncions jusqu'aux genoux dans cette pâte molle et froide; et il fallait lever très haut la jambe pour marcher. A mesure que nous avancions, la voix du chien devenait plus claire, plus forte. Mon oncle cria: | Мы увязали по колено в мягкой, холодной массе; чтобы сделать шаг, приходилось высоко поднимать ногу. По мере того, как мы продвигались вперед, вой собаки становился все слышнее и громче. Вдруг дядя воскликнул: |
| - Le voici! | "Вот она!" |
| On s'arrêta pour l'observer, comme on doit faire en face d'un ennemi qu'on rencontre dans la nuit. | все остановились, чтобы рассмотреть собаку, как это делают, встретив ночью врага. |
| Je ne voyais rien, moi; alors, je rejoignis les autres, et je l'aperçus; il était effrayant et fantastique à voir, ce chien, un gros chien noir, un chien de berger à grands poils et à la tête de loup, dressé sur ses quatre pattes, tout au bout de la longue traînée de lumière que faisait la lanterne sur la neige. Il ne bougeait pas; il s'était tu; et il nous regardait. | Я ровно ничего не видел, но все-таки догнал взрослых и разглядел собаку, казавшуюся страшным, фантастическим созданием; это была большая черная овчарка с длинной шерстью и волчьей мордой, стоявшая в самом конце длинной световой дорожки, которую проводил на снегу наш фонарь. Собака не двигалась; она замолкла и только смотрела на нас. |
| Mon oncle dit: | |
| - C'est singulier, il n'avance ni ne recule. J'ai bien envie de lui flanquer un coup de fusil. | "Странно: она не подходит к нам и не убегает. Мне смерть как хочется всадить в нее пулю", - сказал дядя. |
| Mon père reprit d'une voix ferme: | "нет, надо взять ее с собой", - решительно возразил ему мой отец. |
| - Non, il faut le prendre. | |
| Alors mon frère Jacques ajouta: | А мой брат Жак заметил: |
| - Mais il n'est pas seul. Il y a quelque chose à côté de lui. | "Да ведь она не одна! Рядом с ней что-то стоит". |
| Il y avait quelque chose derrière lui, en effet, quelque chose de gris, d'impossible à distinguer. On se remit en marche avec précaution. | И в самом деле, за собакой стояло что-то серое, неразличимое. Все осторожно двинулись вперед. |
| En nous voyant approcher, le chien s'assit sur son derrière. Il n'avait pas l'air méchant. Il semblait plutôt content d'avoir réussi à attirer des gens. | Видя. Что мы подходим, собака села. Она вовсе не казалась злой. Похоже было, что она скорее довольна, что люди пришли на ее зов. |
| Mon père alla droit à lui et le caressa. Le chien lui lécha les mains; et on reconnut qu'il était attaché à la roue d'une petite voiture, d'une sorte de voiture joujou enveloppée tout entière dans trois ou quatre couvertures de laine. On enleva ces linges avec soin, et comme Baptiste approchait sa lanterne de la porte de cette carriole qui ressemblait à une niche roulante, on aperçut dedans un petit enfant qui dormait. | Отец направился прямо к собаке и погладил ее. Она стала лизать ему руку, и тут мы увидели, что она привязана к колесу коляски, похожей на игрушечную тележку, обернутую несколькими шерстяными одеялами. Кто-то из нас бережно развернул одеяла и, когда Батист поднес фонарь к дверце колясочки, напоминавшей гнездышко на колесах, мы увидели там спящего ребенка. |
| Nous fûmes tellement stupéfaits que nous ne pouvions dire un mot. Mon père se remit le premier, et comme il était de grand coeur, et d'âme un peu exaltée, il étendit la main sur le toit de la voiture et il dit: | Мы были до такой степени поражены, что не могли произнести ни слова. Отец первым пришел в себя и, так как он был человеком отзывчивым и к тому же несколько восторженным, он положил руку на верх колясочки и сказал: |
| - Pauvre abandonné, tu seras des nôtres! Et il ordonna à mon frère Jacques de rouler devant nous notre trouvaille. | "Несчастный подкидыш! Мы возьмем тебя к себе!" И велел Жаку катить нашу находку впереди всех. |
| Mon père reprit, pensant tout haut: | Думая вслух, отец заговорил снова: |
| - Quelque enfant d'amour dont la pauvre mère est venue sonner à ma porte en cette nuit de l'Epiphanie, en souvenir de l'Enfant-Dieu. | "Это дитя любви; несчастная мать позвонила в мою дверь в ночь накануне Богоявления, прося нашего милосердия ради Христа". |
| Il s'arrêta de nouveau, et, de toute sa force, il cria quatre fois à travers la nuit vers les quatre coins du ciel: | Он снова остановился и, подняв голову к ночному небу, во весь голос четырежды крикнул на все четыре стороны: |
| - Nous l'avons recueilli! | "Мы взяли ребенка!" |
| Puis, posant sa main sur l'épaule de son frère, il murmura: | Затем положил руку брату на плечо и прошептал: |
| - Si tu avais tiré sur le chien, François?... | "Франсуа! А что было бы, если бы ты выстрелил в собаку?" |
| Mon oncle ne répondit pas, mais il fit, dans l'ombre, un grand signe de croix, car il était très religieux, malgré ses airs fanfarons. | Дядя ничего не ответил, но широко перекрестился в темноте: несмотря на все свое фанфарство, он был очень религиозен. |
| On avait détaché le chien qui nous suivait. | Собаку отвязали и она пошла за нами. |
| Ah! par exemple, ce qui fut gentil à voir, c'est la rentrée à la maison. On eut d'abord beaucoup de mal à monter la voiture par l'escalier des remparts; on y parvint cependant et on la roula jusque dans le vestibule. | Господи, до чего же радостным было наше возвращение домой! Правда, немалого труда стоило нам втащить коляску по лестнице, прорубленной в стене, но в конце концов мы все-таки вкатили ее прямо в прихожую. |
| Comme maman était drôle, contente et effarée! Et mes quatre petites cousines (la plus jeune avait six ans), elles ressemblaient à quatre poules autour d'un nid. | Какая смешная была мама, как она была рада и растеряна! А четыре мои двоюродные сестры, совсем еще крошки, - самой младшей было шесть лет, - были похожи на четрыех куропаточек, прыгающих вокруг гнезда. |
| On retira enfin de sa voiture l'enfant qui dormait toujours. C'était une fille, âgée de six semaines environ. Et on trouva dans ses langes dix mille francs en or, oui, dix mille francs! que papa plaça pour lui faire une dot. Ce n'était donc pas une enfant de pauvres... mais peut-être l'enfant de quelque noble avec une petite bourgeoise de la ville... ou encore... nous avons fait mille suppositions et on n'a jamais rien su... mais là, jamais rien... Jamais rien... Le chien lui-même ne fut reconnu par personne. Il était étranger au pays. Dans tous les cas, celui ou celle qui était venu sonner trois fois à notre porte connaissait bien mes parents, pour les avoir choisis ainsi. | Наконец так и не проснувшегося ребенка вытащили из коляски. Оказалось, что это девочка, которой было месяца полтора. В ее пеленках обнаружили десять тысяч франков золотом - да, да, можешь представить? - десять тысяч франков! Папа положил их в банк - ей на приданое. Да уж, на дочь бедняков эта девочка была непохожа... Скорее это была дочь дворянина и простой женщины из нашего города... а может быть...Словом, мы строили уйму самых разнообразных предположений, но истины так никогда и не узнали... Ничего и никогда... Ничего и никогда... Да и собаку в наших краях никто не признал. Она была нездешняя. Как бы то ни было, тот или та, кто трижды позвонил в нашу дверь, хорошо знал моих родителей, коль скоро выбор его пал на них. |
| Voilà donc comment Mlle Perle entra, à l'âge de six semaines, dans la maison Chantal. | Вот таким-то образом, полутора месяцев отроду, мадмуазель Перль появилась в доме Шанталей. |
| On ne la nomma que plus tard, Mlle Perle, d'ailleurs. On la fit baptiser d'abord: "Marie, Simone, Claire", Claire devant lui servir de nom de famille. | Впрочем, "мадмуазель Перль" ее прозвали гораздо позже. А при крещении ей дали имя Мари-Симона-Клер, причем имя Клер должно было впоследствии стать ее фамилией. |
| Je vous assure que ce fut une drôle de rentrée dans la salle à manger avec cette mioche réveillée qui regardait autour d'elle ces gens et ces lumières, de ses yeux vagues, bleus et troubles. | Откровенно говоря, наше возвращение в столовую с проснувшейся малюткой, глядевшей на людей, на огни испуганными голубыми глазенками, со стороны могло показаться довольно забавным. |
| On se remit à table et le gâteau fut partagé. J'étais roi; et je pris pour reine Mlle Perle, comme vous, tout à l'heure. Elle ne se douta guère, ce jour-là, de l'honneur qu'on lui faisait. | Мы опять сели за стол, и каждый получил свою порцию пирога. Королем оказался я, и я избрал королевой мадмуазель Перль, как сегодня - ты. Только в тот день она вряд ли понимала, какая ейоказана честь. |
| Donc l'enfant fut adoptée, et élevée dans la famille. Elle grandit; des années passèrent. Elle était gentille, douce, obéissante. Tout le monde l'aimait et on l'aurait abominablement gâtée si ma mère ne l'eût empêché. | Девочку приняли в нашу семью и воспитали. Шли годы; девочка выросла. Она была хорошенькой, ласковой, послушной. Все ее любили и, вероятно, страшно избаловали бы ее, если б этому не мешала матушка. |
| Ma mère était une femme d'ordre et de hiérarchie. Elle consentait à traiter la petite Claire comme ses propres fils, mais elle tenait cependant à ce que la distance qui nous séparait fût bien marquée, et la situation bien établie. | Матушка была женщиной строгих правил и неукоснительно придерживалась сословной иерархии. Она согласна была относиться к Клер как к родным детям, но считала нужным, чтобы разделявшее нас расстояние не сокращалось ни на йоту и чтобы положение девочки в семье было определено совершенно точно. |
| Aussi, dès que l'enfant put comprendre, elle lui fit connaître son histoire et fit pénétrer tout doucement, même tendrement dans l'esprit de la petite, qu'elle était pour les Chantal une fille adoptive, recueillie, mais en somme une étrangère. | И вот, едва она подросла настолько, что могла понимать такие вещи, матушка рассказала ей ее историю и очень деликатно, даже мягко, внушила ей, что она не родная дочь, а приемыш, и что семье Шанталей она, в сущности говоря, чужая. |
| Claire comprit cette situation avec une singulière intelligence, avec un instinct surprenant; et elle sut prendre et garder la place qui lui était laissée, avec tant de tact, de grâce et de gentillesse, qu'elle touchait mon père à le faire pleurer. | Клер поняла свое положение и повела себя удивительно умно и поразительно тактично: она сумела занять и сохранить то место, которое ей отвели, с таким неподдельным добродушием, непринужденностью и чуткостью, что отец не раз был тронут до слез. |
| Ma mère elle-même fut tellement émue par la reconnaissance passionnée et le dévouement un peu craintif de cette mignonne et tendre créature, qu'elle se mit à l'appeler: "Ma fille." Parfois quand la petite avait fait quelque chose de bon, de délicat, ma mère relevait ses lunettes sur son front, ce qui indiquait toujours une émotion chez elle et elle répétait: | Да и матушка была так растрогана горячей благодарностью и какой-то робкой привязанностью этого милого, ласкового создания, что стала называть Клер "дочкой". Порой, когда малютка проявляла особую добросердечность или деликатность, она, подняв очки на лоб, - это всегда служило у нее признаком волнения, - повторяла: |
| - Mais c'est une perle, une vraie perle, cette enfant | "Нет, этот ребенок просто перл, настоящий перл!" |
| Ce nom en resta à la petite Claire qui devint et demeura pour nous Mlle Perle. | Это прозвище привязалось к маленькой Клер, и она как и былаЮ так и осталась для нас мадмуазель Перль". |
IV/IV
| France | Русский |
| M. Chantal se tut. Il était assis sur le billard, les pieds ballants, et il maniait une boule de la main gauche, tandis que de la droite il tripotait un linge qui servait à effacer les points sur le tableau d'ardoise et que nous appelions "le linge à craie". Un peu rouge, la voix sourde, il parlait pour lui maintenant, parti dans ses souvenirs, allant doucement, à travers les choses anciennes et les vieux événements qui se réveillaient dans sa pensée, comme on va, en se promenant, dans les vieux jardins de famille où l'on fut élevé, et où chaque arbre, chaque chemin, chaque plante, les houx pointus, les lauriers qui sentent bon, les ifs, dont la graine rouge et grasse s'écrase entre les doigts, font surgir, à chaque pas, un petit f ait de notre vie passée, un de ces petits faits insignifiants et délicieux qui forment le fond même, la trame de l'existence. | Господин Шанталь умолк. Он сидел на бильярдном столе и болтал ногами; левой рукой он сжимал бильярдный шар, а правой теребил тряпку, которой мы стирали записи на грифельной доске и которая называлась у нас "меловой тряпкой". Слегка покраснев, он погрузился в воспоминания и теперь уже глухим голосом разговаривал сам с собой и тихонько брел по далекому прошлому, среди событий, которые давно миновали и которые сейчас возникали в его памяти, - так бродим мы по старинному родовому парку, в котором росли и где каждое деревце, каждая дорожка, каждый кустик - и колючий остролист, и душистый лавр, и тис, красные сочные ягоды которого лопаются у нас в пальцах, - на каждом шагу воскрешают какую-нибудь мелочь из былого, одну из тех незначительных, но милых сердцу мелочей, которые и создают самую основу, самую сущность нашей жизни. |
| Moi, je restais en face de lui, adossé à la muraille, les mains appuyées sur ma queue de billard inutile. | А я стоял напротив него, прислонившись к стене и опираясь на ненужный бильярдный кий. |
| Il reprit, au bout d'une minute: | Помолчав с минуту, он продолжал: |
| - Cristi, qu'elle était jolie à dix-huit ans... et gracieuse... et parfaite... Ah! la jolie... Jolie... Jolie... et bonne... et brave... et charmante fille!... Elle avait des yeux... des yeux bleus... transparents... clairs... comme je n'en ai jamais vu de pareils... Jamais! | Господи, как она была хороша в восемнадцать лет!.. Как грациозна!.. Как прекрасна!.. Да, хороша...хороша... хороша... и добра... и благородна... Чудесная девушка! А глаза у нее были... глаза у нее были голубые... прозрачные... ясные... Таких глаз я никогда больше не видел... Никогда!.. |
| Il se tut encore. Je demandai: | Он опять помолчал. Я спросил: |
| - Pourquoi ne s'est-elle pas mariée? | Почему она не вышла замуж? |
| Il répondit, non pas à moi, mais à ce mot qui passait "mariée". | Он ответил не мне, а на слово "замуж", которое дошло до него. |
| - Pourquoi? pourquoi? Elle n'a pas voulu... pas voulu. Elle avait pourtant trente mille francs de dot, et elle fut demandée plusieurs fois... elle n'a pas voulu! Elle semblait triste à cette époque-là. C'est quand j'épousai ma cousine, la petite Charlotte, ma femme, avec qui j'étais fiancé depuis six ans. | Почему? Почему? Да потому что не захотела... не захотела. А ведь у нее было тридцать тысяч франков приданого, и ей делали предложение ни один раз... А она вот не захотела! Она все почему-то грустила. Это было как раз в то время, когда я женился на моей кузине, на малютке Шарлотте, на моей теперешней жене - я был ее женихом целых шесть лет. |
| Je regardais M. Chantal et il me semblait que je pénétrais dans son esprit, que je pénétrais tout à coup dans un de ces humbles et cruels drames des coeurs honnêtes, des coeurs droits, des coeurs sans reproches, dans un de ces drames inavoués, inexplorés, que personne n'a connu, pas même ceux qui en sont les muettes et résignées victimes. | Я смотрел на Шанталя, и мне казалось, что я проник в его душу, внезапно проник в одну из тех тихих и мучительных драм, которые совершаются в сердцах чистых, в сердцах благородных, в сердцах безупречных, в тех замкнутых и непроницаемых сердцах, каких не знает никто, даже те, кто стал их безмолвной и покорной жертвой. |
| Et, une curiosité hardie me poussant tout à coup, je prononçai: | И вдруг, подстрекаемый дерзким любопытством, я сказал: |
| - C'est vous qui auriez dû l'épouser, monsieur Chantal? | Вот на ком вам надо было жениться, господин Шанталь! |
| Il tressaillit, me regarda, et dit: | Он вздрогнул и посмотрел на меня. |
| - Moi? épouser qui? | Мне? На ком? - переспросил он. |
| - Mlle Perle. | На мадмуазель Перль. |
| - Pourquoi ça? | На мадмуазель Перль? Но почему? |
| - Parce que vous l'aimiez plus que votre cousine. | Потому что ее вы любили больше, чем вашу кузину. |
| Il me regarda avec des yeux étranges, ronds, effarés, puis il balbutia: | Он смотрел на меня странными, округлившимися, испуганными глазами. |
| - Je l'ai aimée... moi?... comment? qu'est-ce qui t'a dit ça?... | Что? Я любил ее?.. Я? Кто тебе сказал? - лепетал он. |
| - Parbleu, ça se voit... et c'est même à cause d'elle que vous avez tardé si longtemps à épouser votre cousine qui vous attendait depuis six ans. | Да это же ясно как день, черт побери!.. Ведь это из-за нее вы без конца оттягивали свадьбу с вашей кузиной, которая ждала вас целых шесть лет! |
| Il lâcha la bille qu'il tenait de la main gauche, saisit à deux mains le linge à craie, et, s'en couvrant le visage, se mit à sangloter dedans. Il pleurait d'une façon désolante et ridicule, comme pleure une éponge qu'on presse, par les yeux, le nez et la bouche en même temps. Et il a toussait, crachait, se mouchait dans le linge à craie, s'essuyait les yeux, éternuait, recommençait à couler par toutes les fentes de son visage, avec un bruit de gorge qui faisait penser aux gargarismes. | Он выронил шар, который держал в левой руке, обеими руками схватил "меловую тряпку" и, закрыв ею лиц, зарыдал. Он рыдал безутешно и в то же время комично: у него лилось из глаз, из носу, изо рта - так льется вода из губки, которую выжимают. Он кашлял, плевал, сморкался в "меловую тряпку", вытирал глаза, чихал, и опять у него лило из всех отверстий лица, а в горле булькало так, что можно было подумать, что он полощет горло. |
| Moi, effaré, honteux, j'avais envie de me sauver et je ne savais plus que dire, que faire, que tenter. | А я, перепуганный и пристыженный, хотел удрать; я не знал, что сказать, что сделать, что предпринять. |
| Et soudain, la voix de Mme Chantal résonna dans l'escalier: | Внезапно на лестнице раздался голос г-жи Шанталь: |
| - Est-ce bientôt fini, votre fumerie? | Скоро вы кончите курить? |
| J'ouvris la porte et je criai: | Распахнув дверь, я крикнул: |
| - Oui, madame, nous descendons. | Да, да, сударыня, сейчас спустимся! |
| Puis, je me précipitai vers son mari, et, le saisissant par les coudes. | Потом я бросился к ее мужу и схватил его за локти. |
| - Monsieur Chantal, mon ami Chantal, écoutez-moi; votre femme vous appelle, remettez-vous, remettez-vous vite, il faut descendre; remettez-vous. il bégaya: | Господин Шанталь. Друг мой Шанталь, послушайте меня: вас зовет жена, успокойтесь, успокойтесь как можно скорее; нам пора идти вниз; успокойтесь! |
| - Oui... oui... Je viens... pauvre fille!... Je viens... dites-lui que j'arrive. | Да. Да.. я иду... Бедная девушка!.. Я иду... скажите Шарлотте, что я сейчас приду, - пробормотал он. |
| Et il commença à s'essuyer consciencieusement la figure avec le linge qui, depuis deux ou trois ans, essuyait toutes les marques de l'ardoise, puis il apparut, moitié blanc et moitié rouge, le front, le nez, les joues et le menton barbouillés de craie, et les yeux gonflés, encore Pleins de larmes. | И он принялся тщательно вытирать лицо тряпкой, которой года три стирали записи на грифельной доске. Когда же он наконец отложил тряпку, лицо его было наполовину белым, наполовину красным; лоб, нос, щеки и подбородок были вымазаны мелом, а набрякшие глаза все еще полны слез. |
| Je le pris par les mains et l'entraînai dans sa chambre en murmurant: | Я взял Шанталя за руку и увлек его в свою комнату. |
| - Je vous demande pardon, je vous demande bien pardon, monsieur Chantal, de vous avoir fait de la peine... mais... Je ne savais pas... vous... vous comprenez... | Простите меня, пожалуйста, господин Шанталь, за то. Что я сделал вам больно... Но я же не знал... Вы... вы понимаете... - шептал я на ходу. |
| Il me serra la main: | Он пожал мне руку. |
| - Oui... oui... il y a des moments difficiles... | Да, да.. Бывают трудные минуты... |
| Puis il se plongea la figure dans sa cuvette Quand il en sortit, il ne me parut pas encore présentable; mais j'eus l'idée d'une petite ruse. Comme il s'inquiétait, en se regardant dans la glace, je lui dis: | Тут он окунул лицо в таз, но и после умывания вид у него, как мне казалось, был весьма непрезентабельным. И тогда я решил пуститься на невинную хитрость. Видя, что он с беспокойством рассматривает себя в зеркале, я сказал: |
| - Il suffira de raconter que vous avez un grain poussière dans l'oeil, et vous pourrez pleurer devant tout le monde autant qu'il vous plaira. | Скажите, что вам в глаз попала соринка, - это будет самое простое. Тогда вы сможете плакать при всех сколько угодно. |
| Il descendit en effet, en se frottant les yeux avec son mouchoir. On s'inquiéta; chacun voulut chercher le grain de poussière qu'on ne trouva point, et on raconta des cas semblables où il était devenu nécessaire d'aller chercher le médecin. | В самом деле: спустившись вниз, он принялся тереть глаз носовым платком. Все встревожились: каждый предлагал вытащить соринку, которой, впрочем, так никто и не обнаружил, все рассказывали такого рода случаи, когда приходилось обращаться к врачу. |
| Moi, j'avais rejoint Mle Perle et je la regardais, tourmenté par une curiosité ardente, une curiosité qui devenait une souffrance. Elle avait dû être bien jolie en effet, avec ses yeux doux, si grands, si calmes, si larges qu'elle avait l'air de ne les jamais fermer, comme font les autres humains. Sa toilette était un peu ridicule, une vraie toilette de vieille fille, et la déparait sans la rendre gauche. | А я подсел к мадмуазель Перль и стал всматриваться в нее, снедаемый жгучим любопытством, любопытством, превратившимся в пытку. В самом деле, когда-то она, несомненно, была очень хороша; у нее кроткие глаза, такие большие, такие ясные и так широко раскрытые, что казалось, она никогда не смыкает их, как прочие смертные. Но платье на ней, типичное платье старой девы, было довольно смешное; оно портило ее, хотя и не придавало нелепого вида. |
| Il me semblait que je voyais en elle, comme j'avais vu tout à l'heure dans l'âme de M. Chantal, que j'apercevais, d'un bout à l'autre, cette vie humble, simple et dévouée; mais un besoin me venait aux lèvres, un besoin harcelant de l'interroger, de savoir si, elle aussi, l'avait aimé, lui; si elle avait souffert comme lui de cette longue souffrance secrète, aiguë, qu'on ne voit pas, qu'on ne sait pas, qu'on ne devine pas, mais qui s'échappe la nuit, dans la solitude de la chambre noire. Je la regardais, je voyais battre son coeur sous son corsage à guimpe, et je me demandais si cette douce figure candide avait gémi chaque soir, dans l'épaisseur moite de l'oreiller, et sangloté, le corps secoué de sursauts, dans la fièvre du lit brûlant. Et je lui dis tout bas, comme font les enfants qui cassent un bijou pour voir dedans: | Мне казалось, что я читаю в ее душе так же легко, как совсем недавно в душе господина Шанталя, что передо мной от начала до конца проходит вся ее жизнь, жизнь тихая, скромная, самоотверженная; но я чувствовал потребность, непреодолимую потребность задать ей вопрос, узнать, любила ли она его и так ли любила, как он, страдала ли, как и он, долгим, тайным, мучительным страданием, которого никто не видит, о котором никто не знает, о котором никто не догадывается, но которое прорывается ночью, в одиночестве темной комнаты. Я смотрел на нее, я видел, как бьется ее сердце под темным корсажем со вставкой, и спрашивал себя: неужели это чистое, кроткое создание каждый вечер заглушало стоны влажной, мягкой подушкой и, сотрясаясь от рыданий, лихорадочно металось по жаркой постели? И я тихонько сказал ей - так делают дети, когда ломают игрушку, желая посмотреть, что там внутри: |
| - Si vous aviez vu pleurer M. Chantal tout à l'heure, il vous aurait fait pitié. | Если бы видели, как сейчас плакал господин Шанталь, вы бы его пожалели. |
| Elle tressaillit: | Она вздрогнула: |
| - Comment, il pleurait? | Что? Плакал? |
| - Oh! oui, il pleurait! | Да, плакал, и еще как! |
| - Et pourquoi ça? | Но почему? |
| Elle semblait très émue. Je répondis: | Она была очень взволнована. |
| - A votre sujet. | Из-за вас, - ответил я. |
| - A mon sujet? | Из-за меня? |
| - Oui. Il me racontait combien il vous avait aimée autrefois; et combien il lui en avait coûté d'épouser sa femme au lieu de vous... | Ну да! Он рассказывал мне, как горячо он вас когда-то любил и чего ему стоило жениться на кузине, а не на вас... |
| Sa figure pâle me parut s'allonger un peu; ses yeux toujours ouverts, ses yeux calmes se fermèrent tout à coup, si vite qu'ils semblaient s'être clos pour toujours. Elle glissa de sa chaise sur le plancher et s'y affaissa doucement, lentement, comme aurait fait une écharpe tombée. Je criai: | Мне показалось, что ее лицо сразу осунулось; ее глаза, обыкновенно такие ясные и так широко раскрытые, внезапно смежились, да так плотно, что можно было подумать, будто они сомкнулись навеки. Она соскользнула со стула и медленно, тихо опустилась на пол, словно упавший шарф. |
| - Au secours! au secours! Mlle Perle se trouve mal. | Помогите! Помогите! Мадмуазель Перль дурно! - закричал я. |
| Mme Chantal et ses filles se précipitèrent, et comme on cherchait de l'eau, une serviette et du vinaigre, je pris mon chapeau et je me sauvai. | Госпожа Шанталь и ее дочери бросились к ней, и пока они сновали взад и вперед с водой, уксусом, салфеткой, я взял шляпу и незаметно вышел на улицу. |
| Je m'en allai à grands pas, le coeur secoué, l'esprit plein de remords et de regrets. Et parfois aussi j'étais content; il me semblait que j'avais fait une chose louable et nécessaire. | Я шел большими шагами; сердце мое было в смятении, душу терзали сожаления и угрызения совести. И в то же время я был доволен собой: мне казалось, что я совершил нечно похвальное и необходимое. |
| je me demandais: "Ai-je eu tort? Ai-je eu raison?" Ils avaient cela dans l'âme comme on garde du plomb dans une plaie fermée. Maintenant ne seront-ils pas plus heureux? Il était trop tard pour que recommençât leur torture et assez tôt pour qu'ils s'en souvinssent avec attendrissement. | "Правильно ли я поступил или неправильно?" - спрашивал я себя. Любовь засела у них в сердцах, как пуля в затянувшейся ране. Может быть, с этого дня у них станет легче на душе? Теперь уже поздно вновь переживать любовные муки, но есть еще время для того, чтобы с нежностью вспоминать о них. |
| Et peut-être qu'un soir du prochain printemps, émus par un rayon de lune tombé sur l'herbe, à leurs pieds, à travers les branches, ils se prendront et se serreront la main en souvenir de toute cette souffrance étouffée et cruelle; et peut-être aussi que cette courte étreinte fera passer dans leurs veines un peu de ce frisson qu'ils n'auront point connu, et leur jettera, à ces morts ressuscités en une seconde, la rapide et divine sensation de cette ivresse, de cette folie qui donne aux amoureux plus de bonheur en un tressaillement, que n'en peuvent cueillir, en toute leur vie, les autres hommes! | И, быть может, будущей весной, как-нибудь вечером, они. Взволнованные лунным лучом, который падает сквозь ветви деревьев на траву у их ног, возьмутся за руки, и это рукопожатие напомнит им все их тайные и жестокие страдания; а может быть, от быстрого пожатия по этим мгновенно воскресшим мертвецам пробежит легкий, неизведанный им трепет и подарит им мимолетное, божественно, упоительно ощущение, то безумие, благодаря которому влюбленные за один краткий миг познают такое великое счастье, какого иные не изведаю за всю жизнь! |
| 16 janvier 1886 |
К началу страницы