Соколов Владимир Дмитриевич -- составитель : другие произведения.

Августин. Исповедь

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

Августин Аврелий. Исповедь

LIBER PRIMVS/Книга первая

Latin Русский
1.1.1 Magnus es, domine, et laudabilis valde. Magna virtus tua et sapientiae tuae non est numerus. Et laudare te vult homo, aliqua portio creaturae tuae, et homo circumferens mortalitatem suam, circumferens testimonium peccati sui et testimonium quia superbis resistis; et tamen laudare te vult homo, aliqua portio creaturae tuae. Tu excitas ut laudare te delectet, quia fecisti nos ad te et inquietum est cor nostrum donec requiescat in te. 1. "Велик Ты, Господи, и всемерной достоин хвалы; велика сила Твоя и неизмерима премудрость Твоя". И славословить Тебя хочет человек, частица созданий Твоих; человек, который носит с собой повсюду смертность свою, носит с собой свидетельство греха своего и свидетельство, что Ты "противостоишь гордым". И все-таки славословить Тебя хочет человек, частица созданий Твоих. Ты услаждаешь нас этим славословием, ибо Ты создал нас для Себя, и не знает покоя сердце наше, пока не успокоится в Тебе.
Da mihi, domine, scire et intellegere utrum sit prius invocare te an laudare te, et scire te prius sit an invocare te. Дай же мне, Господи, узнать и постичь, начать ли с того, чтобы воззвать к Тебе или с того, чтобы славословить Тебя; надо ли сначала познать Тебя или воззвать к Тебе.
Sed quis te invocat nesciens te? Aliud enim pro alio potest invocare nesciens. An potius invocaris ut sciaris? Quomodo autem invocabunt, in quem non crediderunt? Aut quomodo credent sine praedicante? Et laudabunt dominum qui requirunt eum: quaerentes enim inveniunt eum et invenientes laudabunt eum. Но кто воззовет к Тебе, не зная Тебя? Воззвать не к Тебе, а к кому-то другому может незнающий. Или, чтобы познать Тебя, и надо "воззвать к Тебе?" "Как воззовут к Тому, в Кого не уверовали? и как поверят Тебе без проповедника? И восхвалят Господа те, кто ищет Его". Ищущие найдут Его, и нашедшие восхвалят Его.
Quaeram te, domine, invocans te et invocem te credens in te: praedicatus enim es nobis. Invocat te, domine, fides mea, quam dedisti mihi, quam inspirasti mihi per humanitatem filii tui, per ministerium praedicatoris tui. Я буду искать Тебя, Господи, взывая к Тебе, и воззову к Тебе, веруя в Тебя, ибо о Тебе проповедано нам. Взывает к Тебе, Господи, вера моя, которую дал Ты мне, которую вдохнул в меня через вочеловечившегося Сына Твоего, через служение Исповедника Твоего.
1.2.2 Et quomodo invocabo deum meum, deum et dominum meum, quoniam utique in me ipsum eum vocabo, cum invocabo eum? Et quis locus est in me quo veniat in me deus meus, quo deus veniat in me, deus qui fecit caelum et terram? Itane, domine deus meus? Est quicquam in me quod capiat te? An vero caelum et terra, quae fecisti et in quibus me fecisti, capiunt te? An quia sine te non esset quidquid est, fit ut quidquid est capiat te? 2. Но как воззову я к Богу моему, к Богу и Господу моему? Когда я воззову к Нему, я призову Его в самого себя. Где же есть во мне место, куда пришел бы Господь мой? Куда придет в меня Господь, Господь, Который создал небо и землю? Господи, Боже мой! ужели есть во мне нечто, что может вместить Тебя? Разве небо и земля, которые Ты создал и на которой создал и меня, вмещают Тебя?
Quoniam itaque et ego sum, quid peto ut venias in me, qui non essem nisi esses in me? Non enim ego iam inferi, et tamen etiam ibi es, nam etsi descendero in infernum, ades. Non ergo essem, deus meus, non omnino essem, nisi esses in me. An potius non essem nisi essem in te, ex quo omnia, per quem omnia, in quo omnia? Но без Тебя не было бы ничего, что существует - значит, все, что существует, вмещает Тебя? Но ведь и я существую; зачем прошу я Тебя прийти ко мне: меня бы не было, если бы Ты не был во мне. Я ведь еще не в преисподней, хотя Ты и там. И "если я сойду в ад, Ты там". Меня не было бы, Боже мой, вообще меня не было бы, если бы Ты не был во мне. Нет, вернее: меня не было бы, не будь я в Тебе, "от Которого все, чрез Которого все, в Котором все".
Etiam sic, domine, etiam sic. Quo te invoco, cum in te sim? Aut unde venias in me? Quo enim recedam extra caelum et terram, ut inde in me veniat deus meus, qui dixit, 'Caelum et terram ego impleo'? Воистину так, Господи, воистину так. Куда звать мне Тебя, если я в Тебе? и откуда придешь Ты ко мне? Куда, за пределы земли и неба, уйти мне, чтобы оттуда пришел ко мне Господь мой. Который сказал: "Небо и земля полны Мною"?
1.3.3 Capiunt ergone te caelum et terra, quoniam tu imples ea? An imples et restat, quoniam non te capiunt? Et quo refundis quidquid impleto caelo et terra restat ex te? An non opus habes ut quoquam continearis, qui contines omnia, quoniam quae imples continendo imples? Non enim vasa quae te plena sunt stabilem te faciunt, quia etsi frangantur non effunderis. 3. Итак, вмещают ли Тебя небо и земля, если Ты наполняешь их? Или Ты наполняешь их и еще что-то в Тебе остается, ибо они не вмещают Тебя? И куда изливается этот остаток Твой, когда небо и земля наполнены? Или Тебе не нужно вместилища. Тебе, Который вмещаешь все, ибо то, что Ты наполняешь Ты наполняешь, вмещая? Не сосуды, полные Тобой, сообщают Тебе устойчивость: пусть они разбиваются.
Et cum effunderis super nos, non tu iaces sed erigis nos, nec tu dissiparis sed conligis nos. Sed quae imples omnia, te toto imples omnia. An quia non possunt te totum capere omnia, partem tui capiunt et eandem partem simul omnia capiunt? An singulas singula et maiores maiora, minores minora capiunt? Ergo est aliqua pars tua maior, aliqua minor? An ubique totus es et res nulla te totum capit? Ты не выльешься. А когда Ты изливаешься в нас, то не Ты падаешь, но мы воздвигнуты Тобой; не Ты расточаешься, но мы собраны Тобой. И все, что Ты наполняешь, целиком Собой Ты все наполняешь. Но ведь все не в состоянии вместить Тебя, оно вмещает только часть Тебя, - и все сразу вмещают ту же самую часть? Или отдельные создания - отдельные части: большие большую, меньшие меньшую? Итак одна часть в Тебе больше, а другая меньше? Или же повсюду Ты целый и ничто не может вместить Тебя целого?
1.4.4 Quid es ergo, deus meus? Quid, rogo, nisi dominus deus? Quis enim dominus praeter dominum? Aut quis deus praeter deum nostrum? Summe, optime, potentissime, omnipotentissime, misericordissime et iustissime, secretissime et praesentissime, pulcherrime et fortissime, stabilis et incomprehensibilis, immutabilis mutans omnia, numquam novus numquam vetus, innovans omnia et in vetustatem perducens superbos et nesciunt. 4. Что же Ты, Боже мой? Что, как не Господь Бог? "Кто Господь, кроме Господа? и кто Бог, кроме Бога нашего?" Высочайший, Благостнейший, Могущественнейший, Всемогущий, Милосерднейший и Справедливейший; самый Далекий и самый Близкий, Прекраснейший и Сильнейший, Недвижный и Непостижимый; Неизменный, Изменяющий все, вечно Юный и вечно Старый, Ты обновляешь все и старишь гордых, а они того и не ведают;
Semper agens semper quietus, conligens et non egens, portans et implens et protegens, creans et nutriens et perficiens, quaerens cum nihil desit tibi. Amas nec aestuas, zelas et securus es, paenitet te et non doles, irasceris et tranquillus es, opera mutas nec mutas consilium, recipis quod invenis et numquam amisisti. вечно в действии, вечно в покое, собираешь и не нуждаешься, несешь, наполняешь и покрываешь; творишь, питаешь и совершенствуешь; ищешь, хотя у Тебя есть все. Ты любишь и не волнуешься; ревнуешь и не тревожишься; раскаиваешься и не грустишь; гневаешься и остаешься спокоен; меняешь Свои труды, и не меняешь совета; подбираешь то, что находишь, и никогда не теряешь;
Numquam inops et gaudes lucris, numquam avarus et usuras exigis, supererogatur tibi ut debeas: et quis habet quicquam non tuum? Reddis debita nulli debens, donas debita nihil perdens. Et quid diximus, deus meus, vita mea, dulcedo mea sancta, aut quid dicit aliquis cum de te dicit? Et vae tacentibus de te, quoniam loquaces muti sunt. никогда не нуждаешься и радуешься прибыли; никогда не бываешь скуп и требуешь лихвы. Тебе дается с избытком, чтобы Ты был в долгу, но есть ли у кого что-нибудь, что не Твое? Ты платишь долги, но Ты никому не должен; отдаешь долги, ничего не теряя. Что сказать еще, Господь мой, Жизнь моя, моя Святая Радость? И что вообще можно сказать, говоря о Тебе? Но горе тем. которые молчат о Тебе, ибо и речистые онемели.
1.5.5 Quis mihi dabit adquiescere in te? Quis dabit mihi ut venias in cor meum et inebries illud, ut obliviscar mala mea et unum bonum meum amplectar, te? Quid mihi es? Miserere ut loquar. Quid tibi sum ipse, ut amari te iubeas a me et, nisi faciam, irascaris mihi et mineris ingentes miserias? Parvane ipsa est si non amem te? 5. Кто даст мне отдохнуть в Тебе? Кто даст, чтобы вошел Ты в сердце мое и опьянил его так, чтобы забыл я все зло свое и обнял единое благо свое. Тебя? Что Ты для меня? Сжалься и дай говорить. Что я сам для Тебя, что Ты велишь мне любить Тебя и гневаешься, если я этого не делаю, и грозишь мне великими несчастиями? Разве это не великое несчастие не любить Тебя?
Ei mihi! dic mihi per miserationes tuas, domine deus meus, quid sis mihi. Dic animae meae, 'Salus tua ego sum': sic dic ut audiam. Ecce aures cordis mei ante te, domine. Aperi eas et dic animae meae, 'Salus tua ego sum.' curram post vocem hanc et apprehendam te. Noli abscondere a me faciem tuam: moriar, ne moriar, ut eam videam. Горе мне! Скажи мне по милосердию Твоему, Господи. Боже мой, что Ты для меня? "Скажи душе моей: Я - спасение твое". Скажи так, чтобы я услышал. Вот уши сердца моего пред Тобой, Господи: открой их и скажи душе моей: "Я спасение твое" Я побегу на этот голос и застигну Тебя. Не скрывай от меня лица Твоего: умру я, не умру, но пусть увижу его.
1.5.6 Angusta est domus animae meae quo venias ad eam: dilatetur abs te. Ruinosa est: refice eam. Habet quae offendant oculos tuos: fateor et scio. Sed quis mundabit eam? Aut cui alteri praeter te clamabo, 6. Тесен дом души моей, чтобы Тебе войти туда: расширь его. Он обваливается, обнови его. Есть в нем, чем оскорбиться взору Твоему: сознаюсь, знаю, но кто приберет его? и кому другому, кроме Тебя, воскликну я:
'Ab occultis meis munda me, domine, et ab alienis parce servo tuo?' credo, propter quod et loquor, domine: tu scis. Nonne tibi prolocutus sum adversum me delicta mea, deus meus, et tu dimisisti impietatem cordis mei? Non iudicio contendo tecum, qui veritas es, et ego nolo fallere me ipsum, ne mentiatur iniquitas mea sibi. Non ergo iudicio contendo tecum, quia, si iniquitates observaveris, domine, domine, quis sustinebit? "От тайных грехов моих очисти меня, Господи, и от искушающих избавь раба Твоего" Верю и потому говорю: "Господи, Ты знаешь". Разве не свидетельствовал я пред Тобой "против себя о преступлениях моих. Боже мой? и ты отпустил беззакония сердца моего". Я не сужусь с Тобой, Который есть Истина, и не хочу лгать себе самому, да не солжет себе неправда моя. Нет, я не сужусь с Тобой, ибо "если воззришь Ты на беззакония, Господи, Господи, кто устоит?".
1.6.7 Sed tamen sine me loqui apud misericordiam tuam, me terram et cinerem sine tamen loqui. Quoniam ecce misericordia tua est, non homo, inrisor meus, cui loquor. Et tu fortasse inrides me, sed conversus misereberis mei. Quid enim est quod volo dicere, domine, nisi quia nescio unde venerim huc, in istam dico vitam mortalem an mortem vitalem? Nescio. Et susceperunt me consolationes miserationum tuarum, sicut audivi a parentibus carnis meae, ex quo et in qua me formasti in tempore: non enim ego memini. 7. И все-таки позволь мне говорить перед Тобой, Милосердный, мне, "праху и пеплу". Позволь все-таки говорить: к милосердию Твоему, не к человеку, который осмеет меня, обращаюсь я. Может быть, и Ты посмеешься надо мной, но, обратившись ко мне, пожалеешь меня. Что хочу я сказать. Господи Боже мой? - только, что я не знаю, откуда я пришел сюда, в эту - сказать ли - мертвую жизнь или живую смерть? Не знаю. Меня встретило утешениями милосердие Твое, как об этом слышал я от родителей моих по плоти, через которых Ты создал меня во времени; сам я об этом не помню.
Exceperunt ergo me consolationes lactis humani, nec mater mea vel nutrices meae sibi ubera implebant, sed tu mihi per eas dabas alimentum infantiae secundum institutionem tuam et divitias usque ad fundum rerum dispositas. Tu etiam mihi dabas nolle amplius quam dabas, et nutrientibus me dare mihi velle quod eis dabas: dare enim mihi per ordinatum affectum volebant quo abundabant ex te. Первым утешением моим было молоко, которым не мать моя и не кормилицы мои наполняли свои груди; Ты через них давал мне пищу, необходимую младенцу по установлению Твоему и по богатствам Твоим, распределенным до глубин творения. Ты дал мне не желать больше, чем Ты давал, а кормилицам моим желание давать мне то, что Ты давал им. По внушенной Тобою любви хотели они давать мне то, что в избытке имели от Тебя.
Nam bonum erat eis bonum meum ex eis, quod ex eis non sed per eas erat. Ex te quippe bona omnia, deus, et ex deo meo salus mihi universa. Quod animadverti postmodum, clamante te mihi per haec ipsa quae tribuis intus et foris. Nam tunc sugere noram et adquiescere delectationibus, flere autem offensiones carnis meae, nihil amplius. Для них было благом мое благо, получаемое от них, но оно шло не от них, а через них, ибо от Тебя все блага, и от Господа моего все мое спасение. Я понял это впоследствии, хотя Ты взывал ко мне и тогда - дарами извне и в меня вложенными. Уже тогда я умел сосать, успокаивался от телесного удовольствия, плакал от телесных неудобств - пока это было все.
1.6.8 Post et ridere coepi, dormiens primo, deinde vigilans. Hoc enim de me mihi indicatum est et credidi, quoniam sic videmus alios infantes: nam ista mea non memini. 8. Затем я начал и смеяться, сначала во сне, потом и бодрствуя. Так рассказывали мне обо мне, и я верю этому, потому что то же я видел и у других младенцев: сам себя в это время я не помню.
Et ecce paulatim sentiebam ubi essem, et voluntates meas volebam ostendere eis per quos implerentur, et non poteram, quia illae intus erant, foris autem illi, nec ullo suo sensu valebant introire in animam meam. Itaque iactabam membra et voces, signa similia voluntatibus meis, pauca quae poteram, qualia poteram: non enim erant vere similia. И вот постепенно я стал понимать, где я; хотел объяснить свои желания тем, кто бы их выполнил, и не мог, потому что желания мои были во мне, а окружающие вне меня, и никаким внешним чувством не могли они войти в мою душу. Я барахтался и кричал, выражая немногочисленными знаками, какими мог и насколько мог, нечто подобное моим желаниям, - но знаки эти не выражали моих желаний.
Et cum mihi non obtemperabatur, vel non intellecto vel ne obesset, indignabar non subditis maioribus et liberis non servientibus, et me de illis flendo vindicabam. Tales esse infantes didici quos discere potui, et me talem fuisse magis mihi ipsi indicaverunt nescientes quam scientes nutritores mei. И когда меня не слушались, не поняв ли меня, или чтобы не повредить мне, то я сердился, что старшие не подчиняются мне, и свободные не служат как рабы, и мстил за себя плачем. Что младенцы таковы, я узнал по тем, которых смог узнать, и что я был таким же, об этом мне больше поведали они сами, бессознательные, чем сознательные воспитатели мои.
1.6.9 Et ecce infantia mea olim mortua est et ego vivo. Tu autem, domine, qui et semper vivis et nihil moritur in te, quoniam ante primordia saeculorum, et ante omne quod vel ante dici potest, tu es, et deus es dominusque omnium quae creasti, et apud te rerum omnium instabilium stant causae, et rerum omnium mutabilium immutabiles manent origines, et omnium inrationalium et temporalium sempiternae vivunt rationes, dic mihi supplici tuo, deus, et misericors misero tuo dic mihi, utrum alicui iam aetati meae mortuae successerit infantia mea. 9. И вот младенчество мое давно уже умерло, а я живу. Господи - Ты, Который живешь всегда, в Котором ничто не умирает, ибо прежде начала веков и прежде всего, о чем можно сказать "прежде", Ты есть, - Ты Бог и Господь всего создания Твоего, - стойки у Тебя причины всего нестойкого, неизменны начала всего изменяющегося, вечен порядок беспорядочного и временного - Господи, ответь мне, наступило ли младенчество мое вслед за каким-то другим умершим возрастом моим, или ему предшествовал только период, который я провел в утробе матери моей?
An illa est quam egi intra viscera matris meae? Nam et de illa mihi nonnihil indicatum est et praegnantes ipse vidi feminas. Quid ante hanc etiam, dulcedo mea, deus meus? Fuine alicubi aut aliquis? Nam quis mihi dicat ista, non habeo; nec pater nec mater potuerunt, nec aliorum experimentum nec memoria mea. An inrides me ista quaerentem teque de hoc quod novi laudari a me iubes et confiteri me tibi? О нем кое-что сообщено мне, да и сам я видел беременных женщин. А что было до этого. Радость моя, Господь мой? Был я где-нибудь, был кем-нибудь? Рассказать мне об этом некому: ни отец, ни мать этого не могли: нет здесь ни чужого опыта, ни собственных воспоминаний. Ты смеешься над тем, что я спрашиваю об этом, и велишь за то, что я знаю, восхвалять Тебя и Тебя исповедовать?
1.6.10 Confiteor tibi, domine caeli et terrae, laudem dicens tibi de primordiis et infantia mea, quae non memini. Et dedisti ea homini ex aliis de se conicere et auctoritatibus etiam muliercularum multa de se credere. Eram enim et vivebam etiam tunc, et signa quibus sensa mea nota aliis facerem iam in fine infantiae quaerebam. Unde hoc tale animal nisi abs te, domine? 10. Исповедую Тебя, Господи неба и земли, воздавая Тебе хвалу за начало жизни своей и за свое младенчество, о которых я не помню. Ты позволил человеку догадываться о себе по другим, многому о себе верить, полагаясь даже на свидетельство простых женщин. Да, я был и жил тогда и уже в конце младенчества искал знаков, которыми мог бы сообщить другим о том, что чувствовал.
An quisquam se faciendi erit artifex? Aut ulla vena trahitur aliunde qua esse et vivere currat in nos, praeterquam quod tu facis nos, domine, cui esse et vivere non aliud atque aliud, quia summe esse ac summe vivere idipsum est? Summus enim es et non mutaris, neque peragitur in te hodiernus dies, et tamen in te peragitur, quia in te sunt et ista omnia: non enim haberent vias transeundi, nisi contineres eas. Откуда такое существо, как не от Тебя, Господи? Разве есть мастер, который создает себя сам? в другом ли месте течет источник, откуда струится к нам бытие и жизнь? Нет, Ты создаешь нас, Господи, Ты, для Которого нет разницы между бытием и жизнью, ибо Ты есть совершенное Бытие и совершенная Жизнь. Ты совершен и Ты не изменяешься: у Тебя не проходит сегодняшний день, и, однако, он у Тебя проходит, потому что у Тебя все; ничто не могло бы пройти, если бы Ты не содержал всего.
Et quoniam anni tui non deficiunt, anni tui hodiernus dies. Et quam multi iam dies nostri et patrum nostrorum per hodiernum tuum transierunt et ex illo acceperunt modos et utcumque extiterunt, et transibunt adhuc alii et accipient et utcumque existent. Tu autem idem ipse es et omnia crastina atque ultra omniaque hesterna et retro hodie facies, hodie fecisti. Quid ad me, si quis non intellegat? Gaudeat et ipse dicens, 'Quid est hoc?' gaudeat etiam sic, et amet non inveniendo invenire potius quam inveniendo non invenire te. И так как "годы Твои не иссякают", то годы Твои - сегодняшний день. Сколько наших дней и дней отцов наших прошло через Твое сегодня; от него получили они облик свой и как-то возникли, и пройдут еще и другие, получат свой облик и как-то возникнут. "Ты же всегда один и тот же": все завтрашнее и то, что идет за ним, все вчерашнее и то, что позади него. Ты превратишь в сегодня. Ты превратил в сегодня. Что мне, если кто-то не понимает этого? Пусть и он радуется, говоря: "Что же это?" Пусть радуется и предпочитает найти Тебя, не находя, чем находя, не найти Тебя.
1.7.11 Exaudi, deus. Vae peccatis hominum! et homo dicit haec, et misereris eius, quoniam tu fecisti eum et peccatum non fecisti in eo. Quis me commemorat peccatum infantiae meae, quoniam nemo mundus a peccato coram te, nec infans cuius est unius diei vita super terram? 11. Услыши, Господи! Горе грехам людским. И человек говорит это, и Ты жалеешь его, ибо Ты создал его, но греха в нем не создал. Кто напомнит мне о грехе младенчества моего? Никто ведь не чист от греха перед Тобой, даже младенец, жизни которого на земле один день.
Quis me commemorat? An quilibet tantillus nunc parvulus, in quo video quod non memini de me? Кто мне напомнит? Какой-нибудь малютка, в котором я увижу то, чего не помню в себе?
Quid ergo tunc peccabam? An quia uberibus inhiabam plorans? Nam si nunc faciam, non quidem uberibus sed escae congruenti annis meis ita inhians, deridebor atque reprehendar iustissime. Итак, чем же грешил я тогда? Тем, что, плача, тянулся к груди? Если я поступлю так сейчас и, разинув рот, потянусь не . то, что к груди, а к пище, подходящей моему возрасту, то меня по всей справедливости осмеют и выбранят.
Tunc ergo reprehendenda faciebam, sed quia reprehendentem intellegere non poteram, nec mos reprehendi me nec ratio sinebat: nam extirpamus et eicimus ista crescentes. Nec vidi quemquam scientem, cum aliquid purgat, bona proicere. И тогда, следовательно, я заслуживал брани, но так как я не мог понять бранившего, то было и не принято и не разумно бранить меня. С возрастом мы искореняем и отбрасываем такие привычки. Я не видел сведущего человека, который, подчищая растение, выбрасывал бы хорошие ветви.
An pro tempore etiam illa bona erant, flendo petere etiam quod noxie daretur, indignari acriter non subiectis hominibus liberis et maioribus hisque, a quibus genitus est, multisque praeterea prudentioribus non ad nutum voluntatis obtemperantibus feriendo nocere niti quantum potest, quia non oboeditur imperiis quibus perniciose oboediretur? Хорошо ли, однако, было даже для своего возраста с плачем добиваться даже того, что дано было бы ко вреду? жестоко негодовать на людей неподвластных, свободных и старших, в том числе и на родителей своих, стараться по мере сил избить людей разумных, не повинующихся по первому требованию потому, что они не слушались приказаний, послушаться которых было бы губительно?
Ita inbecillitas membrorum infantilium innocens est, non animus infantium. Vidi ego et expertus sum zelantem parvulum: nondum loquebatur et intuebatur pallidus amaro aspectu conlactaneum suum. Младенцы невинны по своей телесной слабости, а не по душе своей. Я видел и наблюдал ревновавшего малютку: он еще не говорил, но бледный, с горечью смотрел на своего молочного брата.
Quis hoc ignorat? Expiare se dicunt ista matres atque nutrices nescio quibus remediis. Nisi vero et ista innocentia est, in fonte lactis ubertim manante atque abundante opis egentissimum et illo adhuc uno alimento vitam ducentem consortem non pati. Кто не знает таких примеров? Матери и кормилицы говорят, что они искупают это, не знаю какими средствами. Может быть, и это невинность, при источнике молока, щедро изливающемся и преизбыточном, не выносить товарища, совершенно беспомощного, живущего одной только этой пищей?
Sed blande tolerantur haec, non quia nulla vel parva, sed quia aetatis accessu peritura sunt. Quod licet probes, cum ferri aequo animo eadem ipsa non possunt quando in aliquo annosiore deprehenduntur. Все эти явления кротко терпят не потому, чтобы они были ничтожны или маловажны, а потому, что с годами это пройдет. И Ты подтверждаешь это тем, что то же самое нельзя видеть спокойно в возрасте более старшем.
1.7.12 Tu itaque, domine deus meus, qui dedisti vitam infanti et corpus, quod ita, ut videmus, instruxisti sensibus, compegisti membris, figura decorasti proque eius universitate atque incolumitate omnes conatus animantis insinuasti, iubes me laudare te in istis et confiteri tibi et psallere nomini tuo, altissime, quia deus es omnipotens et bonus, etiamsi sola ista fecisses, quae nemo alius potest facere nisi tu, une, a quo est omnis modus, formosissime, qui formas omnia et lege tua ordinas omnia. 12. Господи Боже мой, это Ты дал младенцу жизнь и тело, которое снабдил, как мы видим, чувствами, крепко соединил его члены, украсил его и вложил присущее всякому живому существу стремление к полноте и сохранности жизни. Ты велишь мне восхвалять Тебя за это, "исповедовать Тебя и воспевать имя Твое, Всевышний", ибо Ты был бы всемогущим и благим, если бы сделал только это, чего не мог сделать никто, кроме Тебя; Единственный, от Которого всякая мера, Прекраснейший, Который все делаешь прекрасным и все упорядочиваешь по закону Своему.
Hanc ergo aetatem, domine, quam me vixisse non memini, de qua aliis credidi et quam me egisse ex aliis infantibus conieci, quamquam ista multum fida coniectura sit, piget me adnumerare huic vitae meae quam vivo in hoc saeculo. Quantum enim attinet ad oblivionis meae tenebras, par illi est quam vixi in matris utero. Этот возраст. Господи, о котором я не помню, что я жил, относительно которого полагаюсь на других, и в котором, как я догадываюсь по другим младенцам, я как-то действовал, мне не хочется, несмотря на весьма справедливые догадки мои, причислять к этой моей жизни, которой я живу в этом мире. В том, что касается полноты моего забвения, период этот равен тому, который я провел в материнском чреве.
Quod si et in iniquitate conceptus sum et in peccatis mater mea me in utero aluit, ubi, oro te, deus meus, ubi, domine, ego, servus tuus, ubi aut quando innocens fui? Sed ecce omitto illud tempus: et quid mihi iam cum eo est, cuius nulla vestigia recolo? И если "я зачат в беззаконии, и во грехах питала меня мать моя во чреве", то где, Боже мой, где. Господи, я, раб Твой, где или когда был невинным? Нет, я пропускаю это время; и что мне до него, когда я не могу отыскать никаких следов его?
1.8.13 Nonne ab infantia huc pergens veni in pueritiam? Vel potius ipsa in me venit et successit infantiae? Nec discessit illa: quo enim abiit? Et tamen iam non erat. Non enim eram infans qui non farer, sed iam puer loquens eram. 13. Разве не перешел я, подвигаясь к нынешнему времени, от младенчества к детству? Или, вернее, оно пришло ко мне и сменило младенчество. Младенчество не исчезло - куда оно ушло? и все-таки его уже не было. Я был уже не младенцем, который не может произнести слова, а мальчиком, который говорит, был я.
Et memini hoc, et unde loqui didiceram post adverti. Non enim docebant me maiores homines, praebentes mihi verba certo aliquo ordine doctrinae sicut paulo post litteras, sed ego ipse mente quam dedisti mihi, deus meus, cum gemitibus et vocibus variis et variis membrorum motibus edere vellem sensa cordis mei, ut voluntati pareretur, nec valerem quae volebam omnia nec quibus volebam omnibus, prensabam memoria. И я помню это, а впоследствии я понял, откуда я выучился говорить. Старшие не учили меня, предлагая мне слова в определенном и систематическом порядке, как это было немного погодя с буквами. Я действовал по собственному разуму, который Ты дал мне. Боже мой. Когда я хотел воплями, различными звуками и различными телодвижениями сообщить о своих сердечных желаниях и добиться их выполнения, я оказывался не в силах ни получить всего, чего мне хотелось, ни дать знать об этом всем, кому мне хотелось.
Cum ipsi appellabant rem aliquam et cum secundum eam vocem corpus ad aliquid movebant, videbam et tenebam hoc ab eis vocari rem illam quod sonabant cum eam vellent ostendere. Я схватывал памятью, когда взрослые называли какую-нибудь вещь и по этому слову оборачивались к ней; я видел это и запоминал: прозвучавшим словом называется именно эта вещь.
Hoc autem eos velle ex motu corporis aperiebatur tamquam verbis naturalibus omnium gentium, quae fiunt vultu et nutu oculorum ceterorumque membrorum actu et sonitu vocis indicante affectionem animi in petendis, habendis, reiciendis fugiendisve rebus. Что взрослые хотели ее назвать, это было видно по их жестам, по этому естественному языку всех народов, слагающемуся из выражения лица, подмигиванья, разных телодвижений и звуков, выражающих состояние души, которая просит, получает, отбрасывает, избегает.
Ita verba in variis sententiis locis suis posita et crebro audita quarum rerum signa essent paulatim conligebam measque iam voluntates edomito in eis signis ore per haec enuntiabam. Sic cum his inter quos eram voluntatum enuntiandarum signa communicavi, et vitae humanae procellosam societatem altius ingressus sum, pendens ex parentum auctoritate nutuque maiorum hominum. Я постепенно стал соображать, знаками чего являются слова, стоящие в разных предложениях на своем месте и мною часто слышимые, принудил свои уста справляться с этими знаками и стал ими выражать свои желания. Таким образом, чтобы выражать свои желания, начал я этими знаками общаться с теми, среди кого жил; я глубже вступил в бурную жизнь человеческого общества, завися от родительских распоряжений и от воли старших.
1.9.14 Deus, deus meus, quas ibi miserias expertus sum et ludificationes, quandoquidem recte mihi vivere puero id proponebatur, obtemperare monentibus, ut in hoc saeculo florerem et excellerem linguosis artibus ad honorem hominum et falsas divitias famulantibus. 14. Боже мой, Боже, какие несчастья и издевательства испытал я тогда. Мне, мальчику, предлагалось вести себя как следует: слушаться тех, кто убеждал меня искать в этом мир успеха и совершенствоваться в краснобайстве, которым выслужи вают людской почет и обманчивое богатство.
Inde in scholam datus sum ut discerem litteras, in quibus quid utilitatis esset ignorabam miser. Et tamen, si segnis in discendo essem, vapulabam. Меня и отдали в школу учиться грамоте. На беду свою я не понимал, какая в ней польза, но если был ленив к учению, то меня били;
Laudabatur enim hoc a maioribus, et multi ante nos vitam istam agentes praestruxerant aerumnosas vias, per quas transire cogebamur multiplicato labore et dolore filiis Adam. старшие одобряли этот обычай. Много людей, живших до нас, проложили эти скорбные пути, по которым нас заставляли проходить; умножены были труд и печаль для сыновей Адама.
Invenimus autem, domine, homines rogantes te et didicimus ab eis, sentientes te, ut poteramus, esse magnum aliquem qui posses etiam non apparens sensibus nostris exaudire nos et subvenire nobis. Я встретил Господи, людей, молившихся Тебе, и от них узнал, постигая Тебя в меру сил своих, что Ты Кто-то Большой и можешь, даже оставаясь скрытым для наших чувств, услышать нас и помочь нам.
Nam puer coepi rogare te, auxilium et refugium meum, et in tuam invocationem rumpebam nodos linguae meae et rogabam te parvus non parvo affectu, ne in schola vapularem. Et cum me non exaudiebas, quod non erat ad insipientiam mihi, ridebantur a maioribus hominibus usque ab ipsis parentibus, qui mihi accidere mali nihil volebant, plagae meae, magnum tunc et grave malum meum. И я начал молиться Тебе, "Помощь моя и Прибежище мое": и, взывая к Тебе, одолел косноязычие свое. Маленький, но с жаром немалым, молился я, чтобы меня не били в школе. И так как Ты не услышал меня - что было не во вред мне, - то взрослые; включая родителей моих, которые ни за что не хотели, чтобы со мной приключалось хоть что-нибудь плохое, продолжали смеяться над этими побоями, великим и тяжким тогдашним моим несчастьем.
1.9.15 Estne quisquam, domine, tam magnus animus, praegrandi affectu tibi cohaerens, estne, inquam, quisquam (facit enim hoc quaedam etiam stoliditas: est ergo), qui tibi pie cohaerendo ita sit affectus granditer, ut eculeos et ungulas atque huiuscemodi varia tormenta (pro quibus effugiendis tibi per universas terras cum timore magno supplicatur) ita parvi aestimet, diligens eos qui haec acerbissime formidant, quemadmodum parentes nostri ridebant tormenta quibus pueri a magistris affligebamur? 15. Есть ли, Господи, человек, столь великий духом, прилепившийся к Тебе такой великой любовью, есть ли, говорю я, человек, который в благочестивой любви своей так высоко настроен, что дыба, кошки и тому подобные мучения, об избавлении от которых повсеместно с великим трепетом умоляют Тебя, были бы для него нипочем? (Иногда так бывает от некоторой тупости.) Могли бы он смеяться над теми, кто жестоко трусил этого, как смеялись наши родители над мучениями, которым нас, мальчиков, подвергали наши учителя?
Non enim aut minus ea metuebamus aut minus te de his evadendis deprecabamur, et peccabamus tamen minus scribendo aut legendo aut cogitando de litteris quam exigebatur a nobis. Я и не переставал их бояться и не переставал просить Тебя об избавлении от них, и продолжал грешить, меньше упражняясь в письме, в чтении и в обдумывании уроков, чем это от меня требовали.
Non enim deerat, domine, memoria vel ingenium, quae nos habere voluisti pro illa aetate satis, sed delectabat ludere et vindicabatur in nos ab eis qui talia utique agebant. У меня, Господи, не было недостатка ни в памяти, ни в способностях, которыми Ты пожелал в достаточной мере наделить меня, цо я любил играть, и за это меня наказывали те, кто сами занимались, разумеется, тем же самым.
Sed maiorum nugae negotia vocantur, puerorum autem talia cum sint, puniuntur a maioribus, et nemo miseratur pueros vel illos vel utrosque. Забавы взрослых называются делом, у детей они тоже дело, но взрослые за них наказывают, и никто не жалеет ни детей, ни взрослых.
Nisi vero approbat quisquam bonus rerum arbiter vapulasse me, quia ludebam pila puer et eo ludo impediebar quominus celeriter discerem litteras, quibus maior deformius luderem. Aut aliud faciebat idem ipse a quo vapulabam, qui si in aliqua quaestiuncula a condoctore suo victus esset, magis bile atque invidia torqueretur quam ego, cum in certamine pilae a conlusore meo superabar? Одобрит ли справедливый судья побои, которые я терпел за то, что играл в мяч и за этой игрой забывал учить буквы, которыми я, взрослый, играл в игру более безобразную? Наставник, бивший меня, занимался не тем же, чем я? Если его в каком-нибудь вопросике побеждал ученый собрат, разве его меньше душила желчь и зависть, чем меня, когда на состязаниях в мяч верх надо мною брал товарищ по игре?
1.10.16 Et tamen peccabam, domine deus, ordinator et creator rerum omnium naturalium, peccatorum autem tantum ordinator, domine deus meus, peccabam faciendo contra praecepta parentum et magistrorum illorum. Poteram enim postea bene uti litteris, quas volebant ut discerem quocumque animo illi mei. 16. И все же я грешил, Господи Боже, все в мире сдерживающий и все создавший; грехи же только сдерживающий. Господи Боже мой, я грешил, нарушая наставления родителей и учителей моих. Я ведь смог впоследствии на пользу употребить грамоту, которой я, по желанию моих близких, каковы бы ни были их намерения, должен был овладеть.
Non enim meliora eligens inoboediens eram, sed amore ludendi, amans in certaminibus superbas victorias et scalpi aures meas falsis fabellis, quo prurirent ardentius, eadem curiositate magis magisque per oculos emicante in spectacula, ludos maiorum -- quos tamen qui edunt, ea dignitate praediti excellunt, ut hoc paene omnes optent parvulis suis, quos tamen caedi libenter patiuntur, si spectaculis talibus impediantur ab studio quo eos ad talia edenda cupiunt pervenire. Я был непослушен не потому, что избрал лучшую часть, а из любви к игре; я любил побеждать в состязаниях и гордился этими победами. Я тешил свой слух лживыми сказками, которые только разжигали любопытство, и меня все больше и больше подзуживало взглянуть собственными глазами на зрелища, игры старших. Те, кто устраивает их, имеют столь высокий сан, что почти все желают его для детей своих, и в то же время охотно допускают, чтобы их секли, если эти зрелища мешают их учению; родители .хотят, чтобы оно дало их детям возможность устраивать такие же зрелища.
Vide ista, domine, misericorditer, et libera nos iam invocantes te, libera etiam eos qui nondum te invocant, ut invocent te et liberes eos. Взгляни на это. Господи, милосердным оком и освободи нас, уже призывающих Тебя; освободи и тех, кто еще не призывает Тебя; да призовут Тебя, и Ты освободишь их.
1.11.17 Audieram enim ego adhuc puer de vita aeterna promissa nobis per humilitatem domini dei nostri descendentis ad superbiam nostram, et signabar iam signo crucis eius, et condiebar eius sale iam inde ab utero matris meae, quae multum speravit in te. 17. Я слышал еще мальчиком о вечной жизни, обещанной нам через уничижение Господа нашего, нисшедшего к гордости нашей. Я был ознаменован Его крестным знамением и осолен Его солью по выходе из чрева матери моей, много на Тебя уповавшей.
Vidisti, domine, cum adhuc puer essem et quodam die pressu stomachi repente aestuarem paene moriturus, vidisti, deus meus, quoniam custos meus iam eras, quo motu animi et qua fide baptismum Christi tui, dei et domini mei, flagitavi a pietate matris meae et matris omnium nostrum, ecclesiae tuae. Ты видел, Господи, когда я был еще мальчиком, то однажды я так расхворался от внезапных схваток в животе, что был почти при смерти; Ты видел. Боже мой, ибо уже тогда был Ты хранителем моим, с каким душевным порывом и с какой верой требовал я от благочестивой матери моей и от общей нашей матери Церкви, чтобы меня окрестили во имя Христа Твоего, моего Бога и Господа.
Et conturbata mater carnis meae, quoniam et sempiternam salutem meam carius parturiebat corde casto in fide tua, iam curaret festinabunda ut sacramentis salutaribus initiarer et abluerer, te, domine Iesu, confitens in remissionem peccatorum, nisi statim recreatus essem. И моя мать по плоти, с верой в Тебя бережно вынашивавшая в чистом сердце своем вечное спасение мое, в смятении торопилась омыть меня и приобщить к Святым Твоим Таинствам, Господи Иисусе, ради отпущения грехов моих, как вдруг я выздоровел.
Dilata est itaque mundatio mea, quasi necesse esset ut adhuc sordidarer si viverem, quia videlicet post lavacrum illud maior et periculosior in sordibus delictorum reatus foret. Ita iam credebam et illa et omnis domus, nisi pater solus, qui tamen non evicit in me ius maternae pietatis, quominus in Christum crederem, sicut ille nondum crediderat. Таким образом, очищение мое отложили, как будто необходимо было, чтобы, оставшись жить, я еще больше вывалялся в грязи; по-видимому, грязь преступлений, совершенных после этого омовения, вменялась в большую и более страшную вину. Итак, я уже верил, верила моя мать и весь дом, кроме отца, который не одолел, однако, во мне уроков материнского благочестия и не удержал от веры в Христа, в Которого сам бще не верил.
Nam illa satagebat ut tu mihi pater esses, deus meus, potius quam ille, et in hoc adiuvabas eam, ut superaret virum, cui melior serviebat, quia et in hoc tibi utique id iubenti serviebat. Мать постаралась, чтобы отцом моим был скорее Ты, Господи, чем он, и Ты помог ей взять в этом верх над мужем, которому она, превосходя его, подчинялась, ибо и в этом подчинялась, конечно. Тебе и Твоему повелению.
1.11.18 Rogo te, deus meus: vellem scire, si tu etiam velles, quo consilio dilatus sum ne tunc baptizarer, utrum bono meo mihi quasi laxata sint lora peccandi. An non laxata sunt? Unde ergo etiam nunc de aliis atque aliis sonat undique in auribus nostris: 18. Господи, я хочу узнать, если Тебе угодно, с каким намерением отложено было тогда мое Крещение: во благо ли отпущены мне были вожжи моим греховным склонностям? или они не были отпущены? Почему и до сих пор в ушах у меня со всех сторон звенит от слова, то об одном человеке, то о другом:
'Sine illum, faciat: nondum enim baptizatus est'? Et tamen in salute corporis non dicimus: 'Sine vulneretur amplius: nondum enim sanatus est.' quanto ergo melius et cito sanarer et id ageretur mecum meorum meaque diligentia, ut recepta salus animae meae tuta esset tutela tua, qui dedisses eam. Melius vero. "оставь его, пусть делает: ведь он еще не крещен". Когда дело идет о телесном здоровье, мы ведь не говорим: "оставь, пусть его еще ранят: он еще не излечился". Насколько лучше и скорее излечился бы я, заботясь об этом и сам, и вместе со своими близкими, дабы сенью Твоей осенено было душевное спасение, дарованное Тобой. Было бы, конечно, лучше.
Sed quot et quanti fluctus impendere temptationum post pueritiam videbantur, noverat eos iam illa mater et terram per eos, unde postea formarer, quam ipsam iam effigiem committere volebat. Какая, однако, буря искушений нависает над человеком по выходе из детства, мать моя это знала и предпочитала, чтобы она разразилась лучше над прахом земным, который потом преобразится, чем над самим образом Божиим.
1.12.19 In ipsa tamen pueritia, de qua mihi minus quam de adulescentia metuebatur, non amabam litteras et me in eas urgeri oderam, et urgebar tamen et bene mihi fiebat. 19. В детстве моем, которое внушало меньше опасностей, чем юность, я не любил занятий и терпеть не мог, чтобы меня к ним принуждали;
Nec faciebam ego bene (non enim discerem nisi cogerer; меня тем не менее принуждали, и это было хорошо для меня, но сам я делал нехорошо; если бы меня не заставляли, я бы не учился.
nemo autem invitus bene facit, etiamsi bonum est quod facit), nec qui me urgebant bene faciebant, sed bene mihi fiebat abs te, deus meus. Никто ничего не делает хорошо, если это против воли, даже если человек делает что-то хорошее. И те, кто принуждали меня, поступали нехорошо, а хорошо это оказалось для меня по Твоей воле, Господи.
Illi enim non intuebantur quo referrem quod me discere cogebant, praeterquam ad satiandas insatiabiles cupiditates copiosae inopiae et ignominiosae gloriae. Они ведь только и думали, чтобы я приложил то, чему меня заставляли учиться, к насыщению ненасытной жажды нищего богатства и позорной славы.
Tu vero, cui numerati sunt capilli nostri, errore omnium qui mihi instabant ut discerem utebaris ad utilitatem meam, meo autem, qui discere nolebam, utebaris ad poenam meam, qua plecti non eram indignus, tantillus puer et tantus peccator. Ты же, "у Которого сочтены волосы наши", пользовался, на пользу мою, заблуждением всех настаивавших, чтобы я учился, а моим собственным - неохотой к учению, Ты пользовался для наказания моего, которого я вполне заслуживал, я, маленький мальчик и великий грешник.
Ita de non bene facientibus tu bene faciebas mihi et de peccante me ipso iuste retribuebas mihi. Iussisti enim et sic est, ut poena sua sibi sit omnis inordinatus animus. Так через поступавших нехорошо Ты благодетельствовал мне и за мои собственные грехи справедливо воздавал мне. Ты повелел ведь - и так и есть - чтобы всякая неупорядоченная душа сама в себе несла свое наказание.
1.13.20 Quid autem erat causae cur graecas litteras oderam, quibus puerulus imbuebar? Ne nunc quidem mihi satis exploratum est. Adamaveram enim latinas, non quas primi magistri sed quas docent qui grammatici vocantur. Nam illas primas, ubi legere et scribere et numerare discitur, non minus onerosas poenalesque habebam quam omnes graecas. 20. В чем, однако, была причина, что я ненавидел греческий, которым меня пичкали с раннего детства? Это и теперь мне не вполне понятно. Латынь я очень любил, только не то, чему учат в начальных школах, а уроки так называемых грамматиков. Первоначальное обучение чтению, письму и счету казалось мне таким же тягостным и мучительным, как весь греческий.
Unde tamen et hoc nisi de peccato et vanitate vitae, qua caro eram et spiritus ambulans et non revertens? Nam utique meliores, quia certiores, erant primae illae litterae quibus fiebat in me et factum est et habeo illud ut et legam, si quid scriptum invenio, et scribam ipse, si quid volo, quam illae quibus tenere cogebar Aeneae nescio cuius errores, oblitus errorum meorum, et plorare Didonem mortuam, quia se occidit ab amore, cum interea me ipsum in his a te morientem, deus, vita mea, siccis oculis ferrem miserrimus. Откуда это, как не от греха и житейской суетности, ибо "я был плотью и дыханием, скитающимся и не возвращающимся". Это первоначальное обучение, давшее мне в конце концов возможность и читать написанное и самому писать, что вздумается, было, конечно, лучше и надежнее тех уроков, на которых меня заставляли заучивать блуждания какого-то Энея, забывая о своих собственных; плакать над умершей Дидоной, покончившей с собой от любви, - и это в то время, когда я не проливал, несчастный, слез над собою самим, умирая среди этих занятий для Тебя, Господи, Жизнь моя.
1.13.21 Quid enim miserius misero non miserante se ipsum et flente Didonis mortem, quae fiebat amando Aenean, non flente autem mortem suam, quae fiebat non amando te, deus, lumen cordis mei et panis oris intus animae meae et virtus maritans mentem meam et sinum cogitationis meae? Non te amabam, et fornicabar abs te, et fornicanti sonabat undique: 21. Что может быть жалостнее жалкого, который не жалеет себя и оплакивает Дидону, умершую от любви к Энею, и не оплакивает себя, умирающего потому, что нет в нем любви к Тебе, Господи, Свет, освещающий сердце мое; Хлеб для уст души моей, Сила, оплодотворяющая разум мой и лоно мысли моей. Я не любил Тебя, я изменял Тебе, и клики одобрения звенели вокруг изменника.
'Euge! euge!' amicitia enim mundi huius fornicatio est abs te et 'Euge! euge!' dicitur ut pudeat, si non ita homo sit. Et haec non flebam, et flebam Didonem extinctam ferroque extrema secutam, sequens ipse extrema condita tua relicto te et terra iens in terram. Дружба с этим миром - измена Тебе: ее приветствуют и одобряют, чтобы человек стыдился, если он ведет себя не так, как все. И я не плакал об этом, а плакал о Дидоне, "угасшей, проследовавшей к последнему пределу" - я, следовавший сам за последними созданиями Твоими, покинувший Тебя, я, земля, идущая в землю.
Et si prohiberer ea legere, dolerem, quia non legerem quod dolerem. Tali dementia honestiores et uberiores litterae putantur quam illae quibus legere et scribere didici. И я загрустил бы, если бы мне запретили это чтение, потому что не мог бы читать книгу, над которой грустил. И эти глупости считаются более почтенным и высоким образованием, чем обучение чтению и письму.
1.13.22 Sed nunc in anima mea clamet deus meus, et veritas tua dicat mihi, 'Non est ita, non est ita.' 22. Господи, да воскликнет сейчас в душе моей и да скажет мне правда Твоя: "Это не так, это не так".
Melior est prorsus doctrina illa prior. Nam ecce paratior sum oblivisci errores Aeneae atque omnia eius modi quam scribere et legere. At enim vela pendent liminibus grammaticarum scholarum, sed non illa magis honorem secreti quam tegimentum erroris significant. Гораздо выше, конечно, простая грамота. Я готов скорее позабыть о блужданиях Энея и обо всем прочем в том же роде, чем разучиться читать и писать. Над входом в школы грамматиков свисают полотнища, но это не знак тайны, внушающей уважение; это прикрытие заблуждения.
Non clament adversus me quos iam non timeo, dum confiteor tibi quae vult anima mea, deus meus, et adquiesco in reprehensione malarum viarum mearum, ut diligam bonas vias tuas, non clament adversus me venditores grammaticae vel emptores, quia, si proponam eis interrogans, utrum verum sit quod Aenean aliquando Carthaginem venisse poeta dicit, indoctiores nescire se respondebunt, doctiores autem etiam negabunt verum esse. Да не поднимают против меня крика те, кого я уже не боюсь, исповедуясь Тебе, Боже мой, в том, чего хочет душа моя: я успокаиваюсь осуждением злых путей своих, дабы возлюбить благие пути Твои. Да не поднимают против меня крика продавцы и покупатели литературной премудрости; ведь если я предложу им вопрос, правду ли говорит поэт, что Эней когда-то прибыл в Карфаген, то менее образованные скажут, что они не знают, а те, кто пообразованнее, определенно ответят, что это неправда.
At si quaeram quibus litteris scribatur Aeneae nomen, omnes mihi qui haec didicerunt verum respondent secundum id pactum et placitum quo inter se homines ista signa firmarunt. Item si quaeram quid horum maiore vitae huius incommodo quisque obliviscatur, legere et scribere an poetica illa figmenta, quis non videat quid responsurus sit, qui non est penitus oblitus sui? Если же я спрошу, из каких букв состоит имя "Эней", то все, выучившиеся грамоте, ответят мне правильно, в соответствии с тем уговором, по которому людям заблагорассудилось установить смысл этих знаков. И если я спрошу, от чего у них в жизни произойдет больше затруднений: от того ли, что они позабудут грамоту, или от того, что позабудут эти поэтические вымыслы, то разве не очевидно, как ответит человек, находящийся в здравом уме?
Peccabam ergo puer cum illa inania istis utilioribus amore praeponebam, vel potius ista oderam, illa amabam. Iam vero unum et unum duo, duo et duo quattuor, odiosa cantio mihi erat, et dulcissimum spectaculum vanitatis, equus ligneus plenus armatis et Troiae incendium atque ipsius umbra Creusae. Я грешил, следовательно, мальчиком, предпочитая пустые россказни полезным урокам, вернее сказать, ненавидя одни и любя другие. Один да один - два; два да два - четыре; мне ненавистно было тянуть эту песню и сладостно было суетное зрелище: деревянный конь, полный вооруженных, пожар Трои и "тень Креусы самой".
1.14.23 Cur ergo graecam etiam grammaticam oderam talia cantantem? Nam et Homerus peritus texere tales fabellas et dulcissime vanus est, mihi tamen amarus erat puero. 23. Почему же ненавидел я греческую литературу, которая полна таких рассказов? Гомер ведь умеет искусно сплетать такие басни; в своей суетности он так сладостен, и тем не менее мне, мальчику, он был горек.
Credo etiam graecis pueris Vergilius ita sit, cum eum sic discere coguntur ut ego illum. Videlicet difficultas, difficultas omnino ediscendae linguae peregrinae, quasi felle aspergebat omnes suavitates graecas fabulosarum narrationum. Я думаю, что таким же для греческих мальчиков оказывается и Вергилий, если их заставляют изучать его так же, как меня Гомера. Трудности, очевидно обычные трудности при изучении чужого языка, окропили, словно желчью, всю прелесть греческих баснословий.
Nulla enim verba illa noveram, et saevis terroribus ac poenis ut nossem instabatur mihi vehementer. Я не знал ведь еще ни одного слова по-гречески, а на меня налегали, чтобы я выучил его, не давая ни отдйха, ни сроку и пугая жестокими наказаниями.
Nam et latina aliquando infans utique nulla noveram, et tamen advertendo didici sine ullo metu atque cruciatu, inter etiam blandimenta nutricum et ioca adridentium et laetitias adludentium. Было время, когда я, малюткой, не знал ни одного слова по-латыни, но я выучился ей на слух, безо всякого страха и мучений, от кормилиц, шутивших и игравших со мной, среди ласковой речи, веселья и смеха.
Didici vero illa sine poenali onere urgentium, cum me urgeret cor meum ad parienda concepta sua, †et qua† non esset, nisi aliqua verba didicissem non a docentibus sed a loquentibus, in quorum et ego auribus parturiebam quidquid sentiebam. Я выучился ей без тягостного и мучительного принуждения, ибо сердце мое понуждало рожать зачатое, а родить было невозможно, не выучи я, не за уроками, а в разговоре, тех слов, которыми я передавал слуху других то, что думал.
Hinc satis elucet maiorem habere vim ad discenda ista liberam curiositatem quam meticulosam necessitatem. Отсюда явствует, что для изучения языка гораздо важнее свободная любознательность, чем грозная необходимость.
Sed illius fluxum haec restringit legibus tuis, deus, legibus tuis a magistrorum ferulis usque ad temptationes martyrum, valentibus legibus tuis miscere salubres amaritudines revocantes nos ad te a iucunditate pestifera qua recessimus a te. Течению первой ставит плотину вторая - по законам Твоим, Господи, по законам Твоим, управляющим и учительркой линейкой и искушениями праведников, - по законам, которыми властно определено литься спасительной горечи, призывающей нас обратно к Тебе от ядовитой сладости, заставившей отойти от Тебя.
1.15.24 Exaudi, domine, deprecationem meam, ne deficiat anima mea sub disciplina tua neque deficiam in confitendo tibi miserationes tuas, quibus eruisti me ab omnibus viis meis pessimis, ut dulcescas mihi super omnes seductiones quas sequebar, et amem te validissime, et amplexer manum tuam totis praecordiis meis, et eruas me ab omni temptatione usque in finem. 24. Услыши, Господи, молитву мою, да не ослабнет душа моя под началом Твоим, да не ослабну я, свидетельствуя пред Тобою о милосердии Твоем, исхитившем меня от всех злых путей моих; стань для меня сладостнее всех соблазнов, увлекавших меня; да возлюблю Тебя всеми силами, прильну к руке Твоей всем сердцем своим; избавь меня от всякого искушения до конца дней моих.
Ecce enim tu, domine, rex meus et deus meus, tibi serviat quidquid utile puer didici, tibi serviat quod loquor et scribo et lego et numero, quoniam cum vana discerem tu disciplinam dabas mihi, et in eis vanis peccata delectationum mearum dimisisti mihi. Didici enim in eis multa verba utilia, sed et in rebus non vanis disci possunt, et ea via tuta est in qua pueri ambularent. Вот, Господи, Ты Царь мой и Бог мой, и да служит Тебе все доброе, чему я выучился мальчиком, да служит Тебе и слово мое и писание и чтение и счет. Когда я занимался суетной наукой, Ты взял меня под свое начало и отпустил мне грех моего увлечения этой суетой. Я ведь выучил и там много полезных слов, хотя им можно было научиться, занимаясь предметами и не суетными: вот верный путь, по которому должны бы идти дети.
1.16.25 Sed vae tibi, flumen moris humani! quis resistet tibi? Quamdiu non siccaberis? Quousque volves Evae filios in mare magnum et formidulosum, quod vix transeunt qui lignum conscenderint? Nonne ego in te legi et tonantem Iovem et adulterantem? Et utique non posset haec duo, sed actum est ut haberet auctoritatem ad imitandum verum adulterium lenocinante falso tonitru. 25. Горе тебе, людской обычай, подхватывающий нас потоком своим! Кто воспротивится тебе? Когда же ты иссохнешь? Доколе будешь уносить сынов Евы в огромное и страшное море, которое с трудом пеоеплывают и взошедшие на корабль? Разве не читал я, увлекаемый этим потоком, о Юпитере, и гремящем и прелюбодействующем? Это невозможно одновременно, но так написано, чтобы изобразить, как настоящее, прелюбодеяние, совершаемое под грохот мнимого грома - сводника.
Quis autem paenulatorum magistrorum audit aure sobria ex eodem pulvere hominem clamantem et dicentem: 'Fingebat haec Homerus et humana ad deos transferebat: divina mallem ad nos'? Кто из этих учителей в плащах трезвым ухом прислушивается к словам человека, созданного из того же праха и воскликнувшего: "Это выдумки Гомера: человеческие свойства он перенес на богов, - я предпочел бы, чтобы божественные - на нас"?
Sed verius dicitur quod fingebat haec quidem ille, sed hominibus flagitiosis divina tribuendo, ne flagitia flagitia putarentur et ut, quisquis ea fecisset, non homines perditos sed caelestes deos videretur imitatus. Правильнее, однако, сказать, что выдумки - выдумками; но когда преступным людям приписывают божественное достоинство, то преступления перестают считаться преступлениями, и совершающий их кажется подражателем не потерянных людей, а самих богов - небожителей.
1.16.26 Et tamen, o flumen tartareum, iactantur in te filii hominum cum mercedibus, ut haec discant, et magna res agitur cum hoc agitur publice in foro, in conspectu legum supra mercedem salaria decernentium, et saxa tua percutis et sonas dicens: 26. И однако в тебя, адский поток, бросают сынов человеческих, чтобы они учили это, притом еще за плату! Какое великое дело делается, делается публично, на форуме пред лицом законов, назначающих сверх платы от учеников еще плату от города! Ты ударяешься волнами о свои скалы и звенишь:
'Hinc verba discuntur, hinc adquiritur eloquentia, rebus persuadendis sententiisque explicandis maxime necessaria.' "Тут учатся словам, тут приобретают красноречие, совершенно необходимое, чтобы убеждать и развивать свои мысли".
ita vero non cognosceremus verba haec, 'Imbrem aureum' et 'Gremium' et 'Fucum' et 'Templa caeli' et alia verba quae in eo loco scripta sunt, nisi Terentius induceret nequam adulescentem proponentem sibi Iovem ad exemplum stupri, dum spectat tabulam quandam pictam in pariete ubi inerat pictura haec, Iovem quo pacto Danae misisse aiunt in gremium quondam imbrem aureum, fucum factum mulieri? Мы действительно не узнали бы таких слов, как: "золотой дождь", "лоно", "обман", "небесный храм" и прочих слов, там написанных, если бы Теренций не вывел молодого повесу; который, рассмотрев нарисованную на стене картину, берет себе в разврате за образец Юпитера. На картине было изображено, каким образом Юпитер некогда пролил в лоно Данаи золотой дождь и обманул женщину.
Et vide quemadmodum se concitat ad libidinem quasi caelesti magisterio: 'At quem deum! inquit qui templa caeli summo sonitu concutit. Ego homuncio id non facerem? Ego vero illud feci ac libens.' И посмотри, как он разжигает в себе похоть, как будто поучаемый с небес: И бог какой, великим громом храм небесный сотрясавший! Ну как не совершить того же мне, человеку малому?
non omnino per hanc turpitudinem verba ista commodius discuntur, sed per haec verba turpitudo ista confidentius perpetratur. Нет, неверно, неверно, что легче заучить эти слова в силу их мерзкого содержания; такие слова позволяют спокойнее совершать эти мерзости.
Non accuso verba quasi vasa electa atque pretiosa, sed vinum erroris quod in eis nobis propinabatur ab ebriis doctoribus, et nisi biberemus caedebamur, nec appellare ad aliquem iudicem sobrium licebat. Я осуждаю не слова, эти отборные и драгоценные сосуды, а то вино заблуждения, которое подносят нам в них пьяные учителя; если бы мы его не пили, нас бы секли и не позволили позвать в судьи трезвого человека.
Et tamen ego, deus meus, in cuius conspectu iam secura est recordatio mea, libenter haec didici, et eis delectabar miser, et ob hoc bonae spei puer appellabar. И однако. Боже мой, пред очами Твоими я могу уже спокойно вспоминать об этом: я охотно этому учился, наслаждался этим, несчастный, и поэтому меня называли мальчиком, подающим большие надежды.
1.17.27 Sine me, deus meus, dicere aliquid et de ingenio meo, munere tuo, in quibus a me deliramentis atterebatur. Proponebatur enim mihi negotium, animae meae satis inquietum praemio laudis et dedecoris vel plagarum metu, ut dicerem verba Iunonis irascentis et dolentis quod non posset 27. Позволь мне, Господи, рассказать, на какие бредни растрачивал я способности мои, дарованные Тобой. Мне предложена была задача, не дававшая душе моей покоя: произнести речь Юноны, разгневанной и опечаленной тем, что она не может
Italia Teucrorum avertere regem, повернуть от Италии царя тевкров.
quae numquam Iunonem dixisse audieram. Sed figmentorum poeticorum vestigia errantes sequi cogebamur, et tale aliquid dicere solutis verbis quale poeta dixisset versibus. Et ille dicebat laudabilius in quo pro dignitate adumbratae personae irae ac doloris similior affectus eminebat, verbis sententias congruenter vestientibus. Наградой была похвала; наказанием - позор и розги. Я никогда не слышал, чтобы Юнона произносила такую речь, но нас заставляли блуждать по следам поэтических выдумок и в прозе сказать так, как было сказано поэтом в стихах. Особенно хвалили того, кто сумел выпукло и похоже изобразить гнев и печаль в соответствии с достоинством вымышленного лица и одеть свои мысли в подходящие слова.
Ut quid mihi illud, o vera vita, deus meus, quod mihi recitanti adclamabatur prae multis coaetaneis et conlectoribus meis? Что мне с того, Боже мой, истинная Жизнь моя! Что мне с того, что мне за декламации мои рукоплескали больше, чем многим сверстникам и соученикам моим?
Nonne ecce illa omnia fumus et ventus? Itane aliud non erat ubi exerceretur ingenium et lingua mea? Разве все это не дым и ветер? Не было разве других тем, чтобы упражнять мои способности и мой язык?
Laudes tuae, domine, laudes tuae per scripturas tuas suspenderent palmitem cordis mei, et non raperetur per inania nugarum turpis praeda volatilibus. Non enim uno modo sacrificatur transgressoribus angelis. Славословия Тебе, Господи, славословия Тебе из Писания Твоего должны были служить опорой побегам сердца моего! Его не схватили бы пустые безделки, как жалкую добычу крылатой стаи. Не на один ведь лад приносится жертва ангелами-отступниками.
1.18.28 Quid autem mirum, quod in vanitates ita ferebar et a te, deus meus, ibam foras, quando mihi imitandi proponebantur homines qui aliqua facta sua non mala, si cum barbarismo aut soloecismo enuntiarent, reprehensi confundebantur, si autem libidines suas integris et rite consequentibus verbis copiose ornateque narrarent, laudati gloriabantur? 28. Удивительно ли, что меня уносило суетой и я уходил от тебя. Господи, во внешнее? Мне ведь в качестве примера ставили людей, приходивших в замешательство от упреков в варваризме или солецизме, допущенном ими в сообщении о своем хорошем поступке, и гордившихся похвалами за рассказ о своих похождениях, если он был велеречив и украшен, составлен в словах верных и правильно согласованных.
Vides haec, domine, et taces, longanimis et multum misericors et verax. Numquid semper tacebis? Ты видишь это, Господи, - и молчишь, - "долготерпеливый, многомилостивый и справедливый". Всегда ли будешь молчать?
Et nunc eruis de hoc immanissimo profundo quarerentem te animam et sitientem delectationes tuas, et cuius cor dicit tibi, 'Quaesivi vultum tuum.' Vultum tuum, domine, requiram: nam longe a vultu tuo in affectu tenebroso. И сейчас вырываешь Ты из этой бездонной пропасти душу, ищущую Тебя и жаждущую услады Твоей, человека, "чье сердце говорит Тебе: я искал лица Твоего; лицо Твое, Господи, я буду искать". Далек от лица Твоего был я, омраченный страстью.
Non enim pedibus aut a spatiis locorum itur abs te aut reditur ad te, aut vero filius ille tuus minor equos vel currus vel naves quaesivit, aut avolavit pinna visibili, aut moto poplite iter egit, ut in longinqua regione vivens prodige dissiparet quod dederas proficiscenti, dulcis pater quia dederas, et egeno redeunti dulcior: in affectu ergo libidinoso, id enim est tenebroso, atque id est longe a vultu tuo. От Тебя. ведь уходят и к Тебе возвращаются не ногами и не в пространстве. Разве Твой младший сын искал для себя лошадей, повозку или корабль? Разве он улетел на видимых крыльях или отправился в дорогу пешком, чтобы, живя в дальней стороне, расточить и растратить состояние, которое Ты дал ему перед уходом? Ты дал его, нежный Отец, и был еще нежнее к вернувшемуся нищему. Он жил в распутстве, то есть во мраке страстей, а это и значит быть далеко от лица Твоего.
1.18.29 Vide, domine deus, et patienter, ut vides, vide quomodo diligenter observent filii hominum pacta litterarum et syllabarum accepta a prioribus locutoribus, et a te accepta aeterna pacta perpetuae salutis neglegant, ut qui illa sonorum vetera placita teneat aut doceat, si contra disciplinam grammaticam sine adspiratione primae syllabae hominem dixerit, magis displiceat hominibus quam si contra tua praecepta hominem oderit, cum sit homo. 29. Посмотри, Господи, и терпеливо, как Ты и смотришь, посмотри, как тщательно соблюдают сыны человеческие правила, касающиеся букв и слогов, полученные ими от прежних мастеров речи, и как пренебрегают они от Тебя полученными непреложными правилами вечного спасения. Если человек, знакомый с этими старыми правилами относительно звуков или обучающий им, произнесет вопреки грамматике слово homo без придыхания в первом слоге, то люди возмутятся больше, чем в том случае, если, вопреки заповедям Твоим, он, человек, будет ненавидеть человека.
Quasi vero quemlibet inimicum hominem perniciosius sentiat quam ipsum odium quo in eum inritatur, aut vastet quisquam persequendo alium gravius quam cor suum vastat inimicando. Ужели любой враг может оказаться опаснее, чем сама ненависть, бушующая против этого врага? можно ли, преследуя другого, погубить его страшнее, чем губит вражда собственное сердце?
Et certe non est interior litterarum scientia quam scripta conscientia, id se alteri facere quod nolit pati. И, конечно, знание грамматики живет не глубже в сердце, чем запечатленное в нем сознание, что ты делаешь другому то, чего сам терпеть не пожелаешь.
Quam tu secretus es, habitans in excelsis in silentio, deus solus magnus, lege infatigabili spargens poenales caecitates supra inlicitas cupiditates, cum homo eloquentiae famam quaeritans ante hominem iudicem circumstante hominum multitudine inimicum suum odio immanissimo insectans vigilantissime cavet, ne per linguae errorem dicat, Как далек Ты, обитающий на высотах в молчании, Господи, Единый, Великий, посылающий по неусыпному закону карающую слепоту на недозволенные страсти! Когда человек в погоне за славой красноречивого оратора перед человеком; - судьей, окруженный толпой людей, преследует в бесчеловечной ненависти врага своего, он всячески остерегается обмолвки
'Inter hominibus', et ne per mentis furorem hominem auferat ex hominibus, non cavet. "среди людев" и вовсе не остережется в неистовстве своем убрать человека из среды людей.
1.19.30 Horum ego puer morum in limine iacebam miser, et huius harenae palaestra erat illa, ubi magis timebam barbarismum facere quam cavebam, si facerem, non facientibus invidere. 30. Вот на пороге какой жизни находился я, несчастный, и вот на какой арене я упражнялся. Мне страшнее было допустить варваризм, чем остеречься от зависти к тем, кто его не допустил, когда допустил я.
Dico haec et confiteor tibi, deus meus, in quibus laudabar ab eis quibus placere tunc mihi erat honeste vivere. Non enim videbam voraginem turpitudinis in quam proiectus eram ab oculis tuis. Говорю Тебе об этом, Господи, и исповедую пред Тобой, за что хвалили меня люди, одобрение которых определяло для меня тогда пристойную жизнь.
Nam in illis iam quid me foedius fuit, ubi etiam talibus displicebam fallendo innumerabilibus mendaciis et paedagogum et magistros et parentes amore ludendi, studio spectandi nugatoria et imitandi ludicra inquietudine? Я не видел пучины мерзостей, в которую "был брошен прочь от очей Твоих". Как я был мерзок тогда, если даже этим людям доставлял неудовольствие, без конца обманывая и воспитателя, и учителей, и родителей из любви к забавам, из желания посмотреть пустое зрелище, из веселого и беспокойного обезьянничанья.
Furta etiam faciebam de cellario parentum et de mensa, vel gula imperitante vel ut haberem quod darem pueris ludum suum mihi quo pariter utique delectabantur tamen vendentibus. In quo etiam ludo fraudulentas victorias ipse vana excellentiae cupiditate victus saepe aucupabar. Я воровал из родительской кладовой и со стола от обжорства или чтобы иметь чем заплатить -мальчикам, продававшим мне свои игрушки, хотя и для них они были такою же радостью, как и для меня. В игре я часто обманом ловил победу, сам побежденный пустой жаждой превосходства.
Quid autem tam nolebam pati atque atrociter, si deprehenderem, arguebam, quam id quod aliis faciebam? Et, si deprehensus arguerer, saevire magis quam cedere libebat. Istane est innocentia puerilis? Разве я не делал другим того, чего сам испытать ни в коем случае не хотел, уличенных в чем жестоко бранил? А если меня уличали и бранили, я свирепел, а не уступал. И это детская невинность?
Non est, domine, non est. Oro te, deus meus: nam haec ipsa sunt quae a paedagogis et magistris, a nucibus et pilulis et passeribus, ad praefectos et reges, aurum, praedia, mancipia, haec ipsa omnino succedentibus maioribus aetatibus transeunt, sicuti ferulis maiora supplicia succedunt. Нет, Господи, нет! позволь мне сказать это, Боже мой. Все это одинаково: в начале жизни- воспитатели, учителя, орехи, мячики, воробьи; когда же человек стал взрослым - префекты, цари, золото, поместья, рабы,- в сущности, все это одно и то же, только линейку сменяют тяжелые наказания.
Humilitatis ergo signum in statura pueritiae, rex noster, probasti, cum aisti, 'Talium est regnum caelorum.' Когда Ты сказал, Царь наш: "Таковых есть Царство Небесное", Ты одобрил смирение, символ которого - маленькая фигурка ребенка.
1.20.31 Sed tamen, domine, tibi excellentissimo atque optimo conditori et rectori universitatis, deo nostro gratias, etiamsi me puerum tantum esse voluisses. 31. И все же, Господи, совершеннейший и благой Создатель и Правитель вселенной, благодарю Тебя, даже если бы Ты захотел, чтобы я не вышел из детского возраста.
Eram enim etiam tunc, vivebam atque sentiebam meamque incolumitatem, vestigium secretissimae unitatis ex qua eram, curae habebam, custodiebam interiore sensu integritatem sensuum meorum inque ipsis parvis parvarumque rerum cogitationibus veritate delectabar. Я был уже тогда, я жил и чувствовал; я заботился о своей Сохранности - след таинственного единства, из которого я возник. Движимый внутренним чувством, я оберегал в сохранности свои чувства: я радовался истине в своих ничтожных размышлениях и по поводу ничтожных предметов.
Falli nolebam, memoria vigebam, locutione instruebar, amicitia mulcebar, fugiebam dolorem, abiectionem, ignorantiam. Quid in tali animante non mirabile atque laudabile? Я не хотел попадать впросак, обладал прекрасной памятью, учился владеть речью, умилялся дружбе, избегал боли, презрения, невежества. Что не заслуживает удивления и похвалы в таком существе?
At ista omnia dei mei dona sunt. Non mihi ego dedi haec, et bona sunt, et haec omnia ego. Bonus ergo est qui fecit me, et ipse est bonum meum, et illi exulto bonis omnibus quibus etiam puer eram. И все это дары Бога моего; не сам я дал их себе; все это хорошо, и все это - я. Благ, следовательно, Тот, Кто создал меня, и Сам Он благо мое, и, ликуя, благодарю я Его за все блага, благодаря которым я существовал с детского возраста.
Hoc enim peccabam, quod non in ipso sed in creaturis eius me atque ceteris voluptates, sublimitates, veritates quaerebam, atque ita inruebam in dolores, confusiones, errores. Грешил же я в том, что искал наслаждения, высоты и истины не в Нем самом, а в создавиях Его: в себе и в других, и таким образом впадал в страдания, смуту и ошибки.
Gratias tibi, dulcedo mea et honor meus et fiducia mea, deus meus, gratias tibi de donis tuis: sed tu mihi ea serva. Ita enim servabis me, et augebuntur et perficientur quae dedisti mihi, et ero ipse tecum, quia et ut sim tu dedisti mihi. Благодарю Тебя, радость моя, честь моя, опора моя. Боже мой; благодарю Тебя за дары Твои: сохрани их мне. Так сохранишь Ты меня, и то, что Ты дал мне, увеличится и усовершится, и сам я буду с Тобой, ибо и самую жизнь Ты даровал мне.

LIBER SECVNDVS/Книга вторая

Latin Русский
2.1.1 Recordari volo transactas foeditates meas et carnales corruptiones animae meae, non quod eas amem, sed ut amem te, deus meus. Amore amoris tui facio istuc, recolens vias meas nequissimas in amaritudine recogitationis meae, ut tu dulcescas mihi, dulcedo non fallax, dulcedo felix et secura, et conligens me a dispersione, in qua frustatim discissus sum dum ab uno te aversus in multa evanui. 1. Я хочу вспомнить прошлые мерзости свои и плотскую испорченность души моей не потому, что я люблю их, но чтобы возлюбить Тебя, Боже мой. Из любви к любви Твоей делаю я это, в горькой печали воспоминания перебираю преступные пути свои. Обрадуй меня, Господи, Радость неложная, Радость счастья и безмятежности, собери меня, в рассеянии и раздробленности своей отвратившегося от Тебя, Единого, и потерявшегося во многом.
Exarsi enim aliquando satiari inferis in adulescentia, et silvescere ausus sum variis et umbrosis amoribus, et contabuit species mea, et computrui coram oculis tuis placens mihi et placere cupiens oculis hominum. Когда-то в юности горело сердце мое насытиться адом, не убоялась душа моя густо зарасти бурьяном Темной любви, истаяла красота моя, и стал я гнилью пред очами Твоими, - нравясь себе и желая нравиться очам людским.
2.2.2 Et quid erat quod me delectabat, nisi amare et amari? Sed non tenebatur modus ab animo usque ad animum quatenus est luminosus limes amicitiae, sed exhalabantur nebulae de limosa concupiscentia carnis et scatebra pubertatis, et obnubilabant atque obfuscabant cor meum, ut non discerneretur serenitas dilectionis a caligine libidinis. 2. Что же доставляло мне наслаждение, как не любить и быть любимым? Только душа моя, тянувшаяся к другой душе, не умела соблюсти меру, остановясь на светлом рубеже дружбы; туман поднимался из болота плотских желаний и бившей ключом возмужалости, затуманивал и помрачал сердце мое, и за мглою похоти уже не различался ясный свет привязанности.
Utrumque in confuso aestuabat et rapiebat inbecillam aetatem per abrupta cupiditatum atque mersabat gurgite flagitiorum. Invaluerat super me ira tua, et nesciebam. Обе кипели, сливаясь вместе, увлекали неокрепшего юношу по крутизнам страстей и погружали его в бездну пороков. Возобладал надо мною гнев Твой, а я и не знал этого.
Obsurdueram stridore catenae mortalitatis meae, poena superbiae animae meae, et ibam longius a te et sinebas, et iactabar et effundebar et diffluebam et ebulliebam per fornicationes meas, et tacebas. O tardum gaudium meum! tacebas tunc, et ego ibam porro longe a te in plura et plura sterilia semina dolorum superba deiectione et inquieta lassitudine. Оглох я от звона цепи, наложенной смертностью моей, наказанием за гордость души моей. Я уходил все дальше от Тебя, и Ты дозволял это; я метался, растрачивал себя, разбрасывался, кипел в распутстве своем, и Ты молчал. О, поздняя Радость моя! Ты молчал тогда, и я уходил все дальше и дальше от Тебя, в гордости падения и беспокойной усталости выращивая богатый эсев бесплодных печалей.
2.2.3 Quis mihi modularetur aerumnam meam et novissimarum rerum fugaces pulchritudines in usum verteret earumque suavitatibus metas praefigeret, ut usque ad coniugale litus exaestuarent fluctus aetatis meae? 3. Кто упорядочил бы скорбь мою, обратил бы мне на пользу ускользающую прелесть всякой новизны, поставил бы предел моим увлечениям? Пусть бы о берег супружеской жизни разбилась буря моего возраста,
Si tranquillitas in eis non poterat esse fine procreandorum liberorum contenta (sicut praescribit lex tua, domine, qui formas etiam propaginem mortis nostrae, potens imponere lenem manum ad temperamentum spinarum a paradiso tuo seclusarum; non enim longe est a nobis omnipotentia tua, etiam cum longe sumus a te) -- aut certe sonitum nubium tuarum vigilantius adverterem: 'Tribulationem autem carnis habebunt huius modi; ego autem vobis parco'; et 'Bonum est homini mulierem non tangere'; и если уж не может в нем бытьпокоя, пусть бы удовлетворился я рождением детей, согласно преписаниям закона твоего, Господи! Ты создаешь потомство нам, смертным, и можешь ласковой рукой обломать острые колючки, которые не растут в раю Твоем. Недалеко от нас всемогущество Твое, даже если мы далеко от Тебя. Если бы внимательнее прислушался я к голосу облаков Твоих: "Будут иметь скорби по плоти, и Я избавлю вас от них", и "хорошо человеку не касаться женщины",
et 'Qui sine uxore est, cogitat ea quae sunt dei, quomodo placeat deo; qui autem matrimonio iunctus est, cogitat ea quae sunt mundi, quomodo placeat uxori.' Has ergo voces exaudirem vigilantior, et abscisus propter regnum caelorum felicior expectarem amplexus tuos. и "неженатый заботится о Господнем, как угодить Господу, а женатый заботится о мирском, как угодить жене". К этим словам внимательнее бы прислушаться! Оскопленный ради Царства Небесного, я, счастливый, ожидал бы объятий Твоих.
2.2.4 Sed efferbui miser, sequens impetum fluxus mei relicto te, et excessi omnia legitima tua nec evasi flagella tua. Quis enim hoc mortalium? Nam tu semper aderas misericorditer saeviens, et amarissimis aspergens offensionibus omnes inlicitas iucunditates meas, ut ita quaererem sine offensione iucundari, et ubi hoc possem, non invenirem quicquam praeter te, domine, praeter te, qui fingis dolorem in praecepto et percutis ut sanes et occidis nos ne moriamur abs te. 4. Страсти кипели во мне, несчастном; увлеченный их бурным потоком, я оставил Тебя, я преступил все законы Твои и не ушел от бича Твоего; а кто из смертных ушел? Ты всегда около, милосердный в жестокости, посыпавший горьким-горьким разочарованием все недозволенные радости мои, - да ищу радость, не знающую разочарования. Только в Тебе и мог бы я найти ее, только в Тебе, Господи, Который создаешь печаль в поучение, поражаешь, чтобы излечить, убиваешь, чтобы мы не умерли без Тебя.
Ubi eram? Et quam longe exulabam a deliciis domus tuae anno illo sexto decimo aetatis carnis meae, cum accepit in me sceptrum (et totas manus ei dedi) vesania libidinis, licentiosae per dedecus humanum, inlicitae autem per leges tuas? Non fuit cura meorum ruentem excipere me matrimonio, sed cura fuit tantum ut discerem sermonem facere quam optimum et persuadere dictione. Где был я? Как далеко скитался от счастливого дома Твоего в этом шестнадцатилетнем возрасте моей плоти, когда надо мною подъяла скипетр свой целиком меня покорившая безумная похоть, людским неблагообразием дозволенная, законами Твоими неразрешенная. Мои близкие не позаботились подхватить меня, падающего, и оженить; их заботило только, чтобы я выучился как можно лучше говорить и убеждать своей речью.
2.3.5 Et anno quidem illo intermissa erant studia mea, dum mihi reducto a Madauris, in qua vicina urbe iam coeperam litteraturae atque oratoriae percipiendae gratia peregrinari, longinquioris apud Carthaginem peregrinationis sumptus praeparabantur animositate magis quam opibus patris, municipis Thagastensis admodum tenuis. 5. На этот год занятия мои, впрочем, были прерваны: я вернулся из Мадавры, соседнего города, куда было переехал для изучения литературы и ораторского искусства; копили деньги для более далекой поездки в Карфаген, которой требовало отцовское честолюбие и не позволяли его средства: был он в Тагасте человеком довольно бедным.
Cui narro haec? Neque enim tibi, deus meus, sed apud te narro haec generi meo, generi humano, quantulacumque ex particula incidere potest in istas meas litteras. Et ut quid hoc? Ut videlicet ego et quisquis haec legit cogitemus de quam profundo clamandum sit ad te. Et quid propius auribus tuis, si cor confitens et vita ex fide est? Кому рассказываю я это? Не Тебе, Господи, но перед Тобою рассказываю семье моей, семье людской, как бы ничтожно ни было число тех, кому попадется в руки эта книга. И зачем? Конечно, чтобы я и всякий читающий подумали, "из какой бездны приходится взывать к Тебе" А что ближе ушей Твоих к сердцу, которое исповедуется Тебе и живет по вере Твоей?
Quis enim non extollebat laudibus tunc hominem, patrem meum, quod ultra vires rei familiaris suae impenderet filio quidquid etiam longe peregrinanti studiorum causa opus esset? Кто не превозносил тогда похвалами моего земного отца за то, что он тратился на сына сверх своих средств, предоставляя ему даже возможность далеко уехать ради учения.
Multorum enim civium longe opulentiorum nullum tale negotium pro liberis erat, cum interea non satageret idem pater qualis crescerem tibi aut quam castus essem, dummodo essem disertus, vel desertus potius a cultura tua, deus, qui es unus verus et bonus dominus agri tui, cordis mei. Очень многие, гораздо более состоятельные горожане, не делали для детей своих ничего подобного. И в то же время этот отец не обращал никакого внимания, каким расту я перед Тобою и пребываю ли в целомудрии, - лишь бы только в красноречии был я прославлен, вернее, оставлен попечением Твоим, Господи, единственный, настоящий и добрый хозяин нивы Твоей, моего сердца.
2.3.6 Sed ubi sexto illo et decimo anno, interposito otio ex necessitate domestica, feriatus ab omni schola cum parentibus esse coepi, excesserunt caput meum vepres libidinum, et nulla erat eradicans manus. 6. В шестнадцатилетнем возрасте своем, прервав по домашним обстоятельствам школьные занятия, жил я вместе с родителями на досуге, ничего не делая, и колючая чаща моих похотей разрослась выше головы моей; не было руки выкорчевать ее.
Quin immo ubi me ille pater in balneis vidit pubescentem et inquieta indutum adulescentia, quasi iam ex hoc in nepotes gestiret, gaudens matri indicavit, gaudens vinulentia in qua te iste mundus oblitus est creatorem suum et creaturam tuam pro te amavit, de vino invisibili perversae atque inclinatae in ima voluntatis suae. Sed matris in pectore iam inchoaveras templum tuum et exordium sanctae habitationis tuae, nam ille adhuc catechumenus et hoc recens erat. Наоборот, когда отец мой увидел в бане, что я мужаю, что я уже в одежде юношеской тревоги, он радостно сообщил об этом матери, словно уже мечтал о будущих внуках, радуясь опьянению, в котором этот мир забывает Тебя, Создателя своего, и вместо Тебя любит творение Твое, упиваясь невидимым вином извращенной, клонящейся вниз воли. В сердце матери моей, однако. Ты основал храм Свой и положил основание снятой обители Твоей; отец мой был только оглашенным, и то с недавних пор.
Itaque illa exilivit pia trepidatione ac tremore et, quamvis mihi nondum fideli, timuit tamen vias distortas in quibus ambulant qui ponunt ad te tergum et non faciem. Она же была вне себя от благочестивого волнения и страха: хотя я еще не был окрещен, но она боялась для меня кривых путей, по которым ходят те, кто поворачивается К Тебе спиной, а не лицом.
2.3.7 Ei mihi! et audeo dicere tacuisse te, deus meus, cum irem abs te longius? Itane tu tacebas tunc mihi? Et cuius erant nisi tua verba illa per matrem meam, fidelem tuam, quae cantasti in aures meas? Nec inde quicquam descendit in cor, ut facerem illud. 7. Горе мне! И я осмеливаюсь говорить, что Ты молчал, Господи, когда я уходил от Тебя! Разве так молчат?! Кому, как не Тебе принадлежали слова, которые через мою мать, верную служанку Твою, твердил Ты мне в уши? Ни одно из них не дошло до сердца моего, ни одного из них я не послушался.
Volebat enim illa, et secreto memini ut monuerit cum sollicitudine ingenti, ne fornicarer maximeque ne adulterarem cuiusquam uxorem. Qui mihi monitus muliebres videbantur, quibus obtemperare erubescerem. Illi autem tui erant et nesciebam, et te tacere putabam atque illam loqui per quam mihi tu non tacebas, et in illa contemnebaris a me, a me, filio eius, filio ancillae tuae, servo tuo. Мать моя хотела, чтобы я не распутничал, и особенно боялась связи с замужней женщиной, - я помню, с каким беспокойством уговаривала она меня наедине. Это казалось мне женскими уговорами; мне стыдно было их слушаться. А на самом деле они были Твоими, но я не знал этого и думал, что Ты молчишь, а говорит моя мать. Ты через нее обращался ко мне, и в ней презрел я Тебя, я, ее сын, "сын служанки Твоей, раб Твой"
Sed nesciebam et praeceps ibam tanta caecitate ut inter coaetaneos meos puderet me minoris dedecoris, quoniam audiebam eos iactantes flagitia sua et tanto gloriantes magis, quanto magis turpes essent, et libebat facere non solum libidine facti verum etiam laudis. Quid dignum est vituperatione nisi vitium? Я не знал этого, и стремглав катился вниз, ослепленный настолько, что мне стыдно было перед сверстниками своей малой порочности. Я слушал их хвастовство своими преступлениями; чем они были мерзее, тем больше они хвастались собой. Мне и распутничать правилось не только из любви к распутству, но и из тщеславия. Не порок ли заслуживает порицания?
Ego, ne vituperarer, vitiosior fiebam, et ubi non suberat quo admisso aequarer perditis, fingebam me fecisse quod non feceram, ne viderer abiectior quo eram innocentior, et ne vilior haberer quo eram castior. А я, боясь порицания, становился порочнее, и если не было проступка, в котором мог бы я сравниваться с другими негодяями, то я сочинял, что мною сделано то, чего я в действительности не делал, лишь бы меня не презирали за мою невинность и не ставили бы ни в грош за мое целомудрие.
2.3.8 Ecce cum quibus comitibus iter agebam platearum Babyloniae, et volutabar in caeno eius tamquam in cinnamis et unguentis pretiosis. Et in umbilico eius quo tenacius haererem, calcabat me inimicus invisibilis et seducebat me, quia ego seductilis eram. 8. Вот с какими товарищами разгуливал я по площадям "Вавилона" и валялся в его грязи, словно в кинамоне и драгоценных благоуханиях. И чтобы я крепче завяз в самой трясине его, втаптывал меня туда невидимый враг, не прекращая соблазнов своих. А меня легко было соблазнить.
Non enim et illa quae iam de medio Babylonis fugerat, sed ibat in ceteris eius tardior, mater carnis meae, sicut monuit me pudicitiam, ita curavit quod de me a viro suo audierat, iamque pestilentiosum et in posterum periculosum sentiebat cohercere termino coniugalis affectus, si resecari ad vivum non poterat. И та, которая уже "бежала из середины Вавилона" и медленно шла по окраинам его, моя мать по плоти, уговаривавшая меня соблюдать чистоту, не позаботилась, однако, обуздать супружеской привязанностью то, о чем услышала от мужа, если уж нельзя было вырезать это до живого мяса. А губительность этого в те дни и опасность в дальнейшем она понимала.
Non curavit hoc, quia metus erat ne impediretur spes mea compede uxoria, non spes illa quam in te futuri saeculi habebat mater, sed spes litterarum, quas ut nossem nimis volebat parens uterque, ille quia de te prope nihil cogitabat, de me autem inania, illa autem quia non solum nullo detrimento sed etiam nonnullo adiumento ad te adipiscendum futura existimabat usitata illa studia doctrinae. Она не позаботилась о моей женитьбе из боязни, как бы брачные колодки не помешали осуществиться надеждам, - не тем надеждам на будущую жизнь, возлагаемым на Тебя матерью, - но надеждам на успехи в науках, изучить которые я должен был по горячему "желанию и отца, и матери: отец хотел этого потому, что о Тебе у него почти не было мыслей, а обо мне были пустые; мать же считала, что эти занятия в будущем не только не принесут мне вреда, но до некоторой степени и помогут найти Тебя.
Ita enim conicio, recolens ut possum mores parentum meorum. Relaxabantur etiam mihi ad ludendum habenae ultra temperamentum severitatis in dissolutionem affectionum variarum, et in omnibus erat caligo intercludens mihi, deus meus, serenitatem veritatis tuae, et prodiebat tamquam ex adipe iniquitas mea. Так я догадываюсь, раздумывая по мере сил над характером моих родителей. Мне даже предоставили в моих забавах большую свободу, чем это требовалось разумной строгостью, и я без удержу предался различным страстям, которые мглою своею закрывали от меня, Господи, сияние истины Твоей, и возросла, словно на тучной земле, неправда моя.
2.4.9 Furtum certe punit lex tua, domine, et lex scripta in cordibus hominum, quam ne ipsa quidem delet iniquitas. Quis enim fur aequo animo furem patitur? Nec copiosus adactum inopia. Et ego furtum facere volui et feci, nulla compulsus egestate nisi penuria et fastidio iustitiae et sagina iniquitatis. 9. Воровство, конечно, наказывается по закону Твоему, Господи, и по закону, написанному в человеческом сердце, который сама неправда уничтожить не может. Найдется ли вор, который спокойно терпел бы вора?
Nam id furatus sum quod mihi abundabat et multo melius, nec ea re volebam frui quam furto appetebam, sed ipso furto et peccato. И богач не терпит человека, принужденного к воровству нищетой. Я же захотел совершить воровство, и я совершил его, толкаемый не бедностью или голодом, а от отвращения к справедливости и от объядения грехом.
Я украл то, что у меня имелось в изобилии и притом было Гораздо лучше: я хотел насладиться не тем, что стремился уворовать, а самим воровством и грехом.
Arbor erat pirus in vicinia nostrae vineae pomis onusta nec forma nec sapore inlecebrosis. Ad hanc excutiendam atque asportandam nequissimi adulescentuli perreximus nocte intempesta (quousque ludum de pestilentiae more in areis produxeramus) et abstulimus inde onera ingentia, non ad nostras epulas sed vel proicienda porcis, etiamsi aliquid inde comedimus, dum tamen fieret a nobis quod eo liberet quo non liceret. По соседству с нашим виноградником стояла груша, отягощенная плодами, ничуть не соблазнительными ни по виду, ни по вкусу. Негодные мальчишки, мы отправились отрясти ее и забрать свою добычу в глухую полночь; по губительному обычаю наши уличные забавы затягивались до этого времени. Мы унесли оттуда огромную ношу не для еды себе (если даже кое-что и съели); и мы готовы были выбросить ее хоть свиньям, лишь бы совершить поступок, который тем был приятен, что был запретен.
Ecce cor meum, deus, ecce cor meum, quod miseratus es in imo abyssi. Dicat tibi nunc, ecce cor meum, quid ibi quaerebat, ut essem gratis malus et malitiae meae causa nulla esset nisi malitia. Вот сердце мое. Господи, вот сердце мое, над которым Ты сжалился, когда оно было на дне бездны. Пусть скажет Тебе сейчас сердце мое, зачем оно искало быть злым безо всякой цели. Причиной моей испорченности была ведь только моя испорченность.
Foeda erat, et amavi eam. Amavi perire, amavi defectum meum, non illud ad quod deficiebam, sed defectum meum ipsum amavi, turpis anima et dissiliens a firmamento tuo in exterminium, non dedecore aliquid, sed dedecus appetens. Она была гадка, и я любил ее; я любил погибель; я любил падение свое; не то, что побуждало меня к падению; самое падение свое любил я, гнусная душа, скатившаяся из крепости Твоей в погибель, ищущая желанного не путем порока, но ищущая самый порок.
2.5.10 Etenim species est pulchris corporibus et auro et argento et omnibus, et in contactu carnis congruentia valet plurimum, ceterisque sensibus est sua cuique adcommodata modificatio corporum. Habet etiam honor temporalis et imperitandi atque superandi potentia suum decus, unde etiam vindictae aviditas oritur, et tamen in cuncta haec adipiscenda non est egrediendum abs te, domine, neque deviandum a lege tua. 10. Есть своя прелесть в красивых предметах, в золоте, серебре и прочем; только взаимная приязнь делает приятным телесное прикосновение; каждому чувству говорят воспринимаемые им особенности предметов. В земных почестях, в праве распоряжаться и стоять во главе есть своя красота; она заставляет и раба жадно стремиться к свободе. Нельзя, однако, в погоне за всем этим отходить от Тебя, Господи, и удаляться от закона Твоего.
Et vita quam hic vivimus habet inlecebram suam propter quendam modum decoris sui et convenientiam cum his omnibus infimis pulchris. Amicitia quoque hominum caro nodo dulcis est propter unitatem de multis animis. Propter universa haec atque huius modi peccatum admittitur, dum immoderata in ista inclinatione, cum extrema bona sint, meliora et summa deseruntur, tu, domine deus noster, et veritas tua, et lex tua. Habent enim et haec ima delectationes, sed non sicut deus meus, qui fecit omnia, quia in ipso delectatur iustus, et ipse est deliciae rectorum corde. Жизнь, которой мы живем здесь, имеет свое очарование: в ней есть некое свое благолепие, соответствующее всей земной красоте. Сладостна людскай дружба, связывающая милыми узами многих в одно. Ради всего этого человек и позволяет себе грешить и в неумеренной склонности к таким, низшим, благам покидает Лучшее и Наивысшее, Тебя, Господи Боже наш, правду Твою и закон Твой. В этих низших радостях есть своя услада, но не такая, как в Боге моем. Который создал все, ибо в Нем наслаждается праведник, и Сам Он наслаждение для праведных сердцем.
2.5.11 Cum itaque de facinore quaeritur qua causa factum sit, credi non solet, nisi cum appetitus adipiscendi alicuius illorum bonorum quae infima diximus esse potuisse apparuerit aut metus amittendi. Pulchra sunt enim et decora, quamquam prae bonis superioribus et beatificis abiecta et iacentia. Homicidium fecit. Cur fecit? 11. Итак, когда спрашивают, по какой причине совершено преступление, то обычно она представляется вероятной только в том случае, если можно обнаружить или стремление достичь какое-либо из тех благ, которые мы назвали низшими, или же страх перед их потерей. Они прекрасны и почетны, хотя по сравнению с высшими, счастливящими человека, презренны и низменны. Он убил человека. Почему?
Adamavit eius coniugem aut praedium, aut voluit depraedari unde viveret, aut timuit ab illo tale aliquid amittere, aut laesus ulcisci se exarsit. Num homicidium sine causa faceret ipso homicidio delectatus? Quis crediderit? Nam et de quo dictum est, vaecordi et nimis crudeli homine, quod gratuito potius malus atque crudelis erat, praedicta est tamen causa: 'Ne per otium,' inquit, 'Torpesceret manus aut animus.' quaere id quoque: Он влюбился в его жену или ему понравилось его имение; он хотел его ограбить, чтобы на это жить; он боялся, что тот нанесет ему крупные потери; он был обижен и горел желанием отомстить. Разве совершил бы человек убийство без причины, из наслаждения самим убийством? Кто этому поверит? Даже для того жестокого безумца, о котором сказано, что он был зол и жесток просто так себе, без всяких оснований, приведена причина: "Рука и душа не должны становиться вялыми от бездействия"
'Cur ita?' Ut scilicet illa exercitatione scelerum capta urbe honores, imperia, divitias adsequeretur et careret metu legum et difficultate rerum propter 'Inopiam rei familiaris et conscientiam scelerum'. Nec ipse igitur Catilina amavit facinora sua, sed utique aliud cuius causa illa faciebat. В чем дело? Почему? Чтобы, совершая преступление за преступлением, получить по взятии города почести, власть, богатство; чтобы не бояться законов и не жить в затруднительных обстоятельствах, нуждаясь и сознавая свои преступления. Сам Катилина, следовательно, не любил преступлений своих и, во всяком случае, совершал их ради чего-то.
2.6.12 Quid ego miser in te amavi, o furtum meum, o facinus illud meum nocturnum sexti decimi anni aetatis meae? Non enim pulchrum eras, cum furtum esses. Aut vero aliquid es, ut loquar ad te? 12. Что же было мне, несчастному, мило в тебе, воровство мое, ночное преступление мое, совершенное в шестнадцатилетнем возрасте? То не было прекрасно, будучи воровством; представляешь ли ты вообще нечто, о чем стоило бы говорить с Тобой?
Pulchra erant poma illa quae furati sumus, quoniam creatura tua erat, pulcherrime omnium, creator omnium, deus bone, deus summum bonum et bonum verum meum. Pulchra erant illa poma, sed non ipsa concupivit anima mea miserabilis. Прекрасны были те плоды, которые мы украли, потому что они были Твоим созданием, прекраснейший из всех. Творец всего, благий Господи, Ты, высшее благо и истинное благо мое; прекрасны были те плоды, но не их желала жалкая душа моя.
Erat mihi enim meliorum copia, illa autem decerpsi tantum ut furarer. Nam decerpta proieci, epulatus inde solam iniquitatem qua laetabar fruens. Nam et si quid illorum pomorum intravit in os meum, condimentum ibi facinus erat. У меня в изобилии были лучшие: я сорвал их только затем, чтобы украсть. Сорванное я бросил, отведав одной неправды, которой радостно насладился. Если какой из этих плодов я и положил себе в рот, то приправой к нему было преступление.
Et nunc, domine deus meus, quaero quid me in furto delectaverit, et ecce species nulla est: non dico sicut in aequitate atque prudentia, sed neque sicut in mente hominis atque memoria et sensibus et vegetante vita, neque sicut speciosa sunt sidera et decora locis suis et terra et mare plena fetibus, qui succedunt nascendo decedentibus -- non saltem ut est quaedam defectiva species et umbratica vitiis fallentibus. Господи Боже мой, я спрашиваю теперь, что доставляло мне удовольствие в этом воровстве? В нем нет никакой привлекательности, не говоря уже о той, какая есть в справедливости и благоразумии, какая есть в человеческом разуме, в памяти, чувствах и полной сил жизни; нет красоты звезд, украшающих места свои; красоты земли и моря, полных созданиями, сменяющими друг друга в рождении и смерти; в нем нет даже той ущербной и мнимой привлекательности, которая есть в обольщающем пороке.
2.6.13 Nam et superbia celsitudinem imitatur, cum tu sis unus super omnia deus excelsus. Et ambitio quid nisi honores quaerit et gloriam, cum tu sis prae cunctis honorandus unus et gloriosus in aeternum? Et saevitia potestatum timeri vult: quis autem timendus nisi unus deus, cuius potestati eripi aut subtrahi quid potest, quando aut ubi aut quo vel a quo potest? Et blanditiae lascivientium amari volunt: sed neque blandius est aliquid tua caritate nec amatur quicquam salubrius quam illa prae cunctis formosa et luminosa veritas tua. 13. И гордость ведь прикидывается высотой души, хотя Ты один возвышаешься над всеми, Господи. Разве честолюбие не ищет почестей и славы? Но Тебя одного надлежит почитать больше всех и славить вовеки. И жестокая власть хочет внушить страх, - но кого следует бояться, кроме одного Бога? Что можно вырвать или спрятать от Его власти? Когда, где, каким образом, с чьей помощью? И нежность влюбленного ищет ответной любви, - но нет ничего нежнее Твоего милосердия, и нет любви спасительнее, чем любовь к правде Твоей, которая прекраснее и светлее всего в мире.
Et curiositas affectare videtur studium scientiae, cum tu omnia summe noveris. Ignorantia quoque ipsa atque stultitia simplicitatis et innocentiae nomine tegitur, quia te simplicius quicquam non reperitur. Quid te autem innocentius, quandoquidem opera sua malis inimica sunt? И любознательность, по-видимому, усердно ищет знания, - но Ты один обладаешь полнотой его. Даже невежество и глупость прикрываются именами простоты и невинности, - но ведь ничего нельзя найти проще Тебя. Что невиннее Тебя? - ведь злым на горе обращаются собственные дела их.
Et ignavia quasi quietem appetit: quae vero quies certa praeter dominum? Лень представляется желанием покоя, - но только у Господа верный покой.
Luxuria satietatem atque abundantiam se cupit vocari: tu es autem plenitudo et indeficiens copia incorruptibilis suavitatis. Effusio liberalitatis obtendit umbram: sed bonorum omnium largitor affluentissimus tu es. Роскошь хочет называться удовлетворенностью и достатком. Ты - полнота и неиссякающее изобилие сладости, не знающей ущерба. Расточительность принимает вид щедрости, - но ведь все блага в избытке раздаешь Ты.
Avaritia multa possidere vult: et tu possides omnia. Invidentia de excellentia litigat: quid te excellentius? Ira vindictam quaerit: te iustius quis vindicat? Timor insolita et repentina exhorrescit rebus quae amantur adversantia, dum praecavet securitati: tibi enim quid insolitum? Quid repentinum? Aut quis a te separat quod diligis? Aut ubi nisi apud te firma securitas? Скупость хочет владеть многим; Ты владеешь всем. Зависть ведет тяжбу за превосходство, - что превосходит Тебя? Гнев ищет мести, - кто отомстит справедливее Тебя? Страх, боясь необычной и внезапной беды, заранее старается обеспечить безопасность тому, что любит. Что для Тебя необычно? Что внезапно? Кто сможет отнять от Тебя то, что Ты любишь? И где, кроме Тебя, полная безопасность?
Tristitia rebus amissis contabescit quibus se oblectabat cupiditas, quia ita sibi nollet, sicut tibi auferri nihil potest. Люди убиваются в печали, потеряв то, чем наслаждалась их жадность, которая не хочет ничего терять, - но только от Тебя нельзя ничего отнять.
2.6.14 Ita fornicatur anima, cum avertitur abs te et quaerit extra te ea quae pura et liquida non invenit, nisi cum redit ad te. Perverse te imitantur omnes qui longe se a te faciunt et extollunt se adversum te. Sed etiam sic te imitando indicant creatorem te esse omnis naturae, et ideo non esse quo a te omni modo recedatur. 14. Так блудит душа, отвратившаяся от Тебя и вне Тебя ищущая то, что найдет чистым и беспримесным только вернувшись к Тебе. Все, кто удаляются от Тебя и поднимаются против Тебя, уподобляются Тебе в искаженном виде. Но даже таким уподоблением они свидетельствуют о том, что Ты Творец всего мира, и поэтому уйти от Тебя вообще некуда.
Quid ergo in illo furto ego dilexi, et in quo dominum meum vel vitiose atque perverse imitatus sum? An libuit facere contra legem saltem fallacia, quia potentatu non poteram ut mancam libertatem captivus imitarer, faciendo impune quod non liceret tenebrosa omnipotentiae similitudine? Ecce est ille servus fugiens dominum suum et consecutus umbram. O putredo, o monstrum vitae et mortis profunditas! potuitne libere quod non licebat, non ob aliud nisi quia non licebat? Итак, что же было мне мило в том воровстве? И в чем искаженно и извращенно уподоблялся я Господу моему? Или мне было приятно хотя бы обмануть закон, раз уж я не мог сокрушить его в открытую, и я, как пленник, создавал себе .куцее подобие свободы, безнаказанно занимаясь тем, что было запрещено, теша себя тенью и подобием всемогущества? Вот раб, убегающий от господина своего и настигший тень. О тлен, о ужас жизни, о глубина смерти! Может ли быть любезно то, что запретно, и только потому, что оно запретно?
2.7.15 Quid retribuam domino quod recolit haec memoria mea et anima mea non metuit inde? Diligam te, domine, et gratias agam et confitear nomini tuo, quoniam tanta dimisisti mihi mala et nefaria opera mea. Gratiae tuae deputo et misericordiae tuae quod peccata mea tanquam glaciem solvisti. Gratiae tuae deputo et quaecumque non feci mala. Quid enim non facere potui, qui etiam gratuitum facinus amavi? 15. "Что воздам Господу" из того, что собрала память моя и перед чем не устрашилась бы душа моя? Возлюблю Тебя, Господи, возблагодарю, исповедую Имя Твое, ибо отпустил Ты мне столько злого и преступного! По милости Твоей и по милосердию Твоему растопил Ты грехи мои, как лед. По милости Твоей Ты не допустил меня совершить некоторых злодеяний, - а чего бы я не наделал, я, бескорыстно любивший преступление?
Et omnia mihi dimissa esse fateor, et quae mea sponte feci mala et quae te duce non feci. Quis est hominum qui suam cogitans infirmitatem audet viribus suis tribuere castitatem atque innocentiam suam, ut minus amet te, quasi minus ei necessaria fuerit misericordia tua, qua donas peccata conversis ad te? И я свидетельствую, что все отпущено мне: и то зло, которое совершил я по своей воле, и то, которого не совершил, руководимый Тобою. Кто из людей, раздумывая над своей немощью, осмелится приписать свое целомудрие и невинность собственным силам и станет меньше любить Тебя? - будто ему не нужно Твоего милосердия, по которому отпускаешь Ты грехи обратившимся к Тебе?
Qui enim vocatus a te secutus est vocem tuam et vitavit ea quae me de me ipso recordantem et fatentem legit, non me derideat ab eo medico aegrum sanari a quo sibi praestitum est ut non aegrotaret, vel potius ut minus aegrotaret, et ideo te tantundem, immo vero amplius diligat, quia per quem me videt tantis peccatorum meorum languoribus exui, per eum se videt tantis peccatorum languoribus non implicari. И пусть человек, которого Ты призвал и который, последовав за голосом Твоим, избежал того, о чем он прочтет в моих воспоминаниях и в моих признаниях, не смеется надо мною: меня ведь, больного, вылечил Тот Врач, Который не дал ему захворать или, вернее, не дал захворать так сильно. Пусть за это он возлюбит Тебя в такой же мере, нет, даже больше. Ибо он увидит. Кто избавил меня от таких недугов греха, и увидит, что это Тот же, благодаря Которому он не запутался в таких же недугах греха.
2.8.16 Quem fructum habui miser aliquando in his quae nunc recolens erubesco, maxime in illo furto in quo ipsum furtum amavi, nihil aliud, cum et ipsum esset nihil et eo ipso ego miserior? Et tamen solus id non fecissem (sic recordor animum tunc meum), solus omnino id non fecissem. Ergo amavi ibi etiam consortium eorum cum quibus id feci. 16. Что извлек я, несчастный, из того, вспоминая о чем, я сейчас краснею, особенно из того воровства, в котором мне было мило само воровство и ничто другое? Да и само по себе оно было ничто, а я от этого самого был еще более жалок. И однако, насколько я помню мое тогдашнее состояние духа, я один не совершил бы его; один я никак не совершил бы его.
Non ergo nihil aliud quam furtum amavi? Immo vero nihil aliud, quia et illud nihil est. Quid est re vera? (quis est qui doceat me, nisi qui inluminat cor meum et discernit umbras eius?) Quid est? Следовательно, я любил здесь еще сообщество тех, с кем воровал. Я любил, следовательно, кроме воровства еще нечто, но и это нечто было ничем. Что же на самом деле? Кто научит меня, кроме Того, Кто просвещает сердце мое и рассеивает тени его?
Quod mihi venit in mentem quaerere et discutere et considerare, quia si tunc amarem poma illa quae furatus sum et eis frui cuperem, possem etiam solus; si satis esset committere illam iniquitatem qua pervenirem ad voluptatem meam, nec confricatione consciorum animorum accenderem pruritum cupiditatis meae. Sed quoniam in illis pomis voluptas mihi non erat, ea erat in ipso facinore quam faciebat consortium simul peccantium. Зачем приходит мне в голову спрашивать, обсуждать и раздумывать? Ведь если бы мне нравились те плоды, которые я украл, и мне хотелось бы ими наесться, если бы мне достаточно было совершить это беззаконие ради собственного наслаждения, то я мог бы действовать один. Нечего было разжигать зуд собственного желания, расчесывая его о соучастников. Наслаждение, однако, было для меня не в тех плодах; оно было в самом преступлении и создавалось сообществом вместе грешивших.
2.9.17 Quid erat ille affectus animi? Certe enim plane turpis erat nimis, et vae mihi erat qui habebam illum. Sed tamen quid erat? Delicta quis intellegit? Risus erat quasi titillato corde, quod fallebamus eos qui haec a nobis fieri non putabant et vehementer nolebant. Cur ergo eo me delectabat quo id non faciebam solus? An quia etiam nemo facile solus ridet? 17. Что это было за состояние души? Конечно, оно было очень гнусно, и горе мне было, что я переживал его. Что же это, однако, было? "Кто понимает преступления?" Мы смеялись, словно от щекотки по сердцу, потому что обманывали тех, кто и не подумал бы, что мы можем воровать, и горячо этому бы воспротивился. Почему же я наслаждался тем, что действовал не один?
Nemo quidem facile, sed tamen etiam solos et singulos homines, cum alius nemo praesens, vincit risus aliquando, si aliquid nimie ridiculum vel sensibus occurit vel animo. At ego illud solus non facerem, non facerem omnino solus. Потому ли, что наедине человек не легко смеется? Не легко, это верно, и однако, иногда смех овладевает людьми в полном одиночестве, когда никого другого нет, если им представится или вспомнится что-нибудь очень смешное. А я один не сделал бы этого, никак не сделал бы один.
Ecce est coram te, deus meus, viva recordatio animae meae. Solus non facerem furtum illud, in quo me non libebat id quod furabar sed quia furabar: quod me solum facere prorsus non liberet, nec facerem. Вот, Господи, перед Тобой живо припоминаю я состояние свое. Один бы я не совершил этого воровства, в котором мне нравилось не украденное, а само воровство; одному воровать мне бы не понравилось, я бы не стал воровать.
O nimis inimica amicitia, seductio mentis investigabilis, ex ludo et ioco nocendi aviditas et alieni damni appetitus nulla lucri mei, nulla ulciscendi libidine! sed cum dicitur, 'Eamus, faciamus,' et pudet non esse impudentem. О, вражеская дружба, неуловимый разврат ума, жажда вредить на смех и в забаву! Стремление к чужому убытку без погони за собственной выгодой, без всякой жажды отомстить, а просто потому, что говорят: "пойдем, сделаем", и стыдно не быть бесстыдным.
2.10.18 Quis exaperit istam tortuosissimam et implicatissimam nodositatem? Foeda est; nolo in eam intendere, nolo eam videre. Te volo, iustitia et innocentia pulchra et decora, honestis luminibus et insatiabili satietate. Quies est apud te valde et vita imperturbabilis. Qui intrat in te, intrat in gaudium domini sui et non timebit et habebit se optime in optimo. Defluxi abs te ego et erravi, deus meus, nimis devius ab stabilitate tua in adulescentia, et factus sum mihi regio egestatis. 18: Кто разберется в этих запутанных извивах? Они гадки: я не хочу останавливаться на них, не хочу их видеть. Я хочу Тебя, Справедливость и Невинность, прекрасная честным Светом Своим, насыщающая без пресыщения. У Тебя великий покой и жизнь безмятежная. Кто входит в Тебя, входит в "радость господина своего" и не убоится, и будет жить счастливо в полноте блага. Я в юности отпал от Тебя, Господи, я скитался вдали от твердыни Твоей и сам стал для себя областью нищеты.

LIBER TERTIVS/Книга третья

Latin Русский
3.1.1 Veni Carthaginem, et circumstrepebat me undique sartago flagitiosorum amorum. Nondum amabam, et amare amabam, et secretiore indigentia oderam me minus indigentem. 1. Я прибыл в Карфаген; кругом меня котлом кипела позорная любовь. Я еще не любил и любил любить и в тайной нужде своей ненавидел себя за то, что еще не так нуждаюсь.
Quaerebam quid amarem, amans amare, et oderam securitatem et viam sine muscipulis, quoniam fames mihi erat intus ab interiore cibo, te ipso, deus meus, et ea fame non esuriebam, sed eram sine desiderio alimentorum incorruptibilium, non quia plenus eis eram, sed quo inanior, fastidiosior. Я искал, что бы мне полюбить, любя любовь: я ненавидел спокойствие и дорогу без ловушек. Внутри у меня был голод по внутренней пище, по Тебе Самом, Боже мой, но не этим голодом я томился, у меня не было желания нетленной пищи не потому, что я был сыт ею: чем больше я голодал, тем больше ею брезгал.
Et ideo non bene valebat anima mea et ulcerosa proiciebat se foras, miserabiliter scalpi avida contactu sensibilium. Sed si non haberent animam, non utique amarentur. Поэтому не было здоровья в душе моей: вся в язвах, бросилась она во внешнее, жадно стремясь почесаться, жалкая, о существа чувственные. Но если бы в них не было души, их, конечно, нельзя было бы полюбить.
Amare et amari dulce mihi erat, magis si et amantis corpore fruerer. Venam igitur amicitiae coinquinabam sordibus concupiscentiae candoremque eius obnubilabam de tartaro libidinis, et tamen foedus atque inhonestus, elegans et urbanus esse gestiebam abundanti vanitate. Любить и быть любимым мне сладостнее, если я мог овладеть возлюбленной. Я мутил источник дружбы грязью похоти; я туманил ее блеск адским дыханием желания. Гадкий и бесчестный, в безмерной суетности своей я жадно хотел быть изысканным и светским.
Rui etiam in amorem, quo cupiebam capi. Deus meus, misericordia mea, quanto felle mihi suavitatem illam et quam bonus aspersisti, quia et amatus sum, et perveni occulte ad vinculum fruendi, et conligabar laetus aerumnosis nexibus, ut caederer virgis ferreis ardentibus zeli et suspicionum et timorum et irarum atque rixarum. Я ринулся в любовь, я жаждал ей отдаться. Боже мой милостивый, какой желчью поливал Ты мне, в благости Твоей, эту сладость. Я был любим, я тайком пробирался в тюрьму наслаждения, весело надевал на себя путы горестей, чтобы секли меня своими раскаленными железными розгами ревность, подозрения, страхи, гнев и ссоры.
3.2.2 Rapiebant me spectacula theatrica, plena imaginibus miseriarum mearum et fomitibus ignis mei. Quid est quod ibi homo vult dolere cum spectat luctuosa et tragica, quae tamen pati ipse nollet? 2. Меня увлекали театральные Зрелища, они были полны изображениями моих несчастий и служили разжигой моему огню. Почему человек хочет печалиться при виде горестных и трагических событий, испытать которые он сам отнюдь не желает?
Et tamen pati vult ex eis dolorem spectator et dolor ipse est voluptas eius. Quid est nisi mirabilis insania? Nam eo magis eis movetur quisque, quo minus a talibus affectibus sanus est, quamquam, cum ipse patitur, miseria, cum aliis compatitur, misericordia dici solet. И тем не менее он, как зритель, хочет испытывать печаль, и сама эта печаль для него наслаждение. Удивительное безумие! Человек тем больше волнуется в театре, чем меньше он сам застрахован от подобных переживаний, но когда он мучится сам за себя, это называется обычно страданием; когда мучится вместе с другими - состраданием.
Sed qualis tandem misericordia in rebus fictis et scenicis? Non enim ad subveniendum provocatur auditor sed tantum ad dolendum invitatur, et actori earum imaginum amplius favet cum amplius dolet. Но как можно сострадать вымыслам на сцене? Слушателя ведь не зовут на помощь; его приглашают только печалиться, и он тем благосклоннее к автору этих вымыслов, чем больше печалится.
Et si calamitates illae hominum, vel antiquae vel falsae, sic agantur ut qui spectat non doleat, abscedit inde fastidiens et reprehendens; si autem doleat, manet intentus et gaudens lacrimat. И если старинные или вымышленные бедствия представлены так, что зритель не испытывает печали, то он уходит, зевая и бранясь; если же его заставили печалиться, то он сидит, поглощенный зрелищем, и радуется.
3.2.3 Ergo amantur et dolores. Certe omnis homo gaudere vult. An cum miserum esse neminem libeat, libet tamen esse misericordem, quod quia non sine dolore est, hac una causa amantur dolores? 3. Слезы, следовательно, и печали любезны? Каждый человек, конечно, хочет радоваться. Страдать никому не хочется, но хочется быть сострадательным, а так как нельзя сострадать, не печалясь, то не это ли и есть единственная причина, почему печаль любезна?
Et hoc de illa vena amicitiae est. Sed quo vadit? Quo fluit? Ut quid decurrit in torrentem picis bullientis, aestus immanes taetrarum libidinum, in quos ipsa mutatur et vertitur per nutum proprium de caelesti serenitate detorta atque deiecta? Сострадание вытекает из источника дружбы. Но куда он идет? Куда течет? Зачем впадает он в поток кипящей смолы, в свирепый водоворот черных страстей, где сам, по собственному выбору, меняется, утрачивает свою небесную ясность, забывает о ней.
Repudietur ergo misericordia? Итак, прочь сострадание?
Nequaquam. Ergo amentur dolores aliquando, sed cave immunditiam, anima mea, sub tutore deo meo, deo patrum nostrorum et laudabili et superexaltato in omnia saecula, cave immunditiam. Ни в коем случае! да будут печали иногда любезны. Берегись, однако, скверны, душа моя, ты, находящаяся под покровом Бога отцов наших, достохвального и превозносимого во все века; берегись скверны.
Neque enim nunc non misereor, sed tunc in theatris congaudebam amantibus cum sese fruebantur per flagitia, quamvis haec imaginarie gererent in ludo spectaculi. Cum autem sese amittebant, quasi misericors contristabar, et utrumque delectabat tamen. И теперь я доступен состраданию, но тогда, в театре, я радовался вместе с влюбленными, когда они наслаждались в позоре, хотя все это было только вымыслом и театральной игрой. Когда же они теряли друг друга, я огорчался вместе с ними, как бы сострадая им, и в обоих случаях наслаждался, однако.
Nunc vero magis misereor gaudentem in flagitio quam velut dura perpessum detrimento perniciosae voluptatis et amissione miserae felicitatis. Haec certe verior misericordia, sed non in ea delectat dolor. Теперь я больше жалею человека, радующегося на позор себе, чем того, кто вообразил, что жестоко страдает, лишившись губительного наслаждения и утратив жалкое счастье. Это, конечно, настоящее сострадание, но при нем печаль не доставляет удовольствия.
Nam etsi approbatur officio caritatis qui dolet miserum, mallet tamen utique non esse quod doleret qui germanitus misericors est. Si enim est malivola benivolentia, quod fieri non potest, potest et ille qui veraciter sinceriterque miseretur cupere esse miseros, ut misereatur. Хотя человека, опечаленного чужим несчастьем, одобряют за эту службу любви, но, по-настоящему милосердный, он предпочел бы не иметь причины для своей печали. Если существует зложелательная благожелательность - что невозможно, - тогда и человек, исполненный искреннего и настоящего сострадания, мог бы пожелать, чтобы были страдальцы, которым бы он сострадал.
Nonnullus itaque dolor approbandus, nullus amandus est. Hoc enim tu, domine deus, qui animas amas, longe alteque purius quam nos et incorruptibilius misereris, quod nullo dolore sauciaris. Et ad haec quis idoneus? Бывает, следовательно, скорбь, заслуживающая одобрения; нет ни одной заслуживающей любви. Господи Боже, любящий души, Твое сострадание неизмеримо чище нашего и неизменнее именно потому, что никакая печаль не может уязвить Тебя. "А кто способен к этому"?
3.2.4 At ego tunc miser dolere amabam, et quaerebam ut esset quod dolerem, quando mihi in aerumna aliena et falsa et saltatoria ea magis placebat actio histrionis meque alliciebat vehementius qua mihi lacrimae excutiebantur. 4. Но я тогда, несчастный, любил печалиться и искал поводов для печали: игра актера, изображавшего на подмостках чужое, вымышленное горе, больше мне нравилась и сильнее меня захватывала, если вызывала слезы.
Quid autem mirum, cum infelix pecus aberrans a grege tuo et impatiens custodiae tuae turpi scabie foedarer? Что же удивительного, если я, несчастная овца, отбившаяся от Твоего стада, не терпевшая охраны Твоей, опаршивел мерзкой паршой?
Et inde erant dolorum amores, non quibus altius penetrarer (non enim amabam talia perpeti qualia spectare), sed quibus auditis et fictis tamquam in superficie raderer. Потому-то и была мила мне печаль, - не та, которая проникает до глубины души: мне ведь не нравилось терпеть то, на что я любил смотреть - рассказ о вымышленных страданиях как бы скреб мою кожу,
Quos tamen quasi ungues scalpentium fervidus tumor et tabes et sanies horrida consequebatur. Talis vita mea numquid vita erat, deus meus? и как от расчесывания ногтями, начиналось воспаление и отвратительная гнойная опухоль. Такова была жизнь моя, Господи: жизнью ли была она?
3.3.5 Et circumvolabat super me fidelis a longe misericordia tua. In quantas iniquitates distabui et sacrilega curiositate secutus sum, ut deserentem te deduceret me ad ima infida et circumventoria obsequia daemoniorum, quibus immolabam facta mea mala! Et in omnibus flagellabas me. 5. И надо мною, окружая меня, витало далекое и верное милосердие Твое. Гноем какой неправды не был я покрыт! Кощунственным было любопытство мое: покинул я Тебя и дошел до бездны неверности, до обманчивого угождения демонам, в жертву которым приносил злые дела свои. И за каждое из них бичевал Ты меня!
Ausus sum etiam in celebritate sollemnitatum tuarum, intra parietes ecclesiae tuae, concupiscere et agere negotium procurandi fructus mortis. Я осмелился даже во время совершения службы Твоей в церковных стенах гореть желанием и улаживать дело, верным доходом, с которого была смерть:
Unde me verberasti gravibus poenis, sed nihil ad culpam meam, o tu praegrandis misericordia mea, deus meus, refugium meum a terribilibus nocentibus, in quibus vagatus sum praefidenti collo ad longe recedendum a te, amans vias meas et non tuas, amans fugitivam libertatem. за это поразил Ты меня тяжел наказанием, но оно было ничем сравнительно с виною моей. О ты, великий в милосердии своем, Господь мой, прибежище мое от грозных опасностей, среди которых бродил я, в гордой самоуверенности далеко уходя от Тебя; я любил пути свои, а не Твои, любил свободу, свободу беглого раба.
3.3.6 Habebant et illa studia quae honesta vocabantur ductum suum intuentem fora litigiosa, ut excellerem in eis, hoc laudabilior, quo fraudulentior. Tanta est caecitas hominum de caecitate etiam gloriantium. 6. Тянули меня к себе и те занятия, которые считались почтенными: я мечтал о форуме с его тяжбами, где бы я блистал, а меня осыпали бы похвалами тем больше, чем искуснее я лгал. Такова слепота человеческая: слепотою своею люди хвалятся.
Et maior etiam eram in schola rhetoris, et gaudebam superbe et tumebam typho, quamquam longe sedatior, domine, tu scis, et remotus omnino ab eversionibus quas faciebant eversores (hoc enim nomen scaevum et diabolicum velut insigne urbanitatis est), inter quos vivebam pudore impudenti, quia talis non eram. Я был первым в риторской школе: был полон горделивой радости и дут спесью. Вел я себя, правда, гораздо спокойнее. Господи, Ты знаешь это, и вообще не принимал никакого участия в "опрокидываниях", которыми занимались "совратители" (это зловещее дьявольское имя служило как бы признаком утонченности).
Et cum eis eram et amicitiis eorum delectabar aliquando, a quorum semper factis abhorrebam, hoc est ab eversionibus quibus proterve insectabantur ignotorum verecundiam, quam proturbarent gratis inludendo atque inde pascendo malivolas laetitias suas. Я жил среди них, постыдно стыдясь, что сам не был таким, я бывал с ними, иногда мне было приятно с ними дружить, но поступки их всегда были мне отвратительны. Это было дерзкое преследование честных новичков, которых они сбивали с прямого пути, так себе, забавы ради, в насыщение своей злобной радости.
Nihil est illo actu similius actibus daemoniorum. Quid itaque verius quam eversores vocarentur, eversi plane prius ipsi atque perversi, deridentibus eos et seducentibus fallacibus occulte spiritibus in eo ipso quod alios inridere amant et fallere. Нет деяния, больше уподобляющегося деяниям дьявольским. Нельзя было назвать их вернее, чем "совратителями". Сначала они были сами, конечно, совращены и развращены, соблазняемые втайне и осмеянные лживыми духами в самой любви своей к осмеянию и лжи.
3.4.7 Inter hos ego inbecilla tunc aetate discebam libros eloquentiae, in qua eminere cupiebam fine damnabili et ventoso per gaudia vanitatis humanae. 7. Живя в такой среде, я в тогдашнем моем неустойчивом возрасте изучал книги по красноречию, желая в целях предосудительных и легкомысленных, на радость человеческому тщеславию стать выдающимся оратором.
Et usitato iam discendi ordine perveneram in librum cuiusdam Ciceronis, cuius linguam fere omnes mirantur, pectus non ita. Sed liber ille ipsius exhortationem continet ad philosophiam et vocatur 'Hortensius'. Следуя установление порядку обучения, я дошел до книжки какого-то Цицерона, языку которого удивляются все, а сердцу не так. Книга эта увещевает обратиться к философии и называется "Гортензий".
Ille vero liber mutavit affectum meum, et ad te ipsum, domine, mutavit preces meas, et vota ac desideria mea fecit alia. Viluit mihi repente omnis vana spes, et immortalitatem sapientiae concupiscebam aestu cordis incredibili, et surgere coeperam ut ad te redirem. Эта вот книга изменила состояние мое, изменила молитвы мои и обратила их к Тебе, Господи, сделала другими прошения и желания мои. Мне вдруг опротивели все пустые надежды; бессмертной мудрости желал я в своем невероятном сердечном смятетении и начал вставать, чтобы вернуться к Тебе.
Non enim ad acuendam linguam, quod videbar emere maternis mercedibus, cum agerem annum aetatis undevicensimum iam defuncto patre ante biennium, non ergo ad acuendam linguam referebam illum librum, neque mihi locutio sed quod loquebatur persuaserat. Не для того, чтобы отточить свой язык (за это, по-видимому, платил я материнскими деньгами в своем девятнадцатилетнем возрасте; отец мой умер за два года до этого), не для того, чтобы отточить язык взялся я за эту книгу: она учила меня не тому, как говорить, а тому, что говорить.
3.4.8 Quomodo ardebam, deus meus, quomodo ardebam revolare a terrenis ad te, et nesciebam quid ageres mecum! apud te est enim sapientia. 8. Как горел я. Господи, как горел я улететь к Тебе от всего земного. Я не понимал, что Ты делаешь со мною. "У Тебя ведь мудрость".
Amor autem sapientiae nomen graecum habet philosophiam, quo me accendebant illae litterae. Любовь к мудрости по-гречески называется философией; эту любовь зажгло во мне это сочинение.
Sunt qui seducant per philosophiam magno et blando et honesto nomine colorantes et fucantes errores suos, et prope omnes qui ex illis et supra temporibus tales erant notantur in eo libro et demonstrantur, et manifestatur ibi salutifera illa admonitio spiritus tui per servum tuum bonum et pium: Есть люди, которые вводят в заблуждение философией, которые "прикрашивают и прихорашивают свои ошибки этим великим, ласковыми честным именем; почти все такие философы, современные автору и живвшие до него, отмечены в этой книге и изобличены. Тут явно спасительное предупреждение, сделанное Духом Твоим через Твоего верного и благочестивого раба:
'Videte, ne quis vos decipiat per philosophiam et inanem seductionem secundum traditionem hominum, secundum elementa huius mundi et non secundum Christum, quia in ipso inhabitat omnis plenitudo divinitatis corporaliter.' "Смотрите, чтобы кто не увлек вас философией и пустыми обольщениями по преданию человеческому, по стихиям "мира, а не по Христу; ибо в Нем обитает вся полнота Божества телесно".
Et ego illo tempore, scis tu, lumen cordis mei, quoniam nondum mihi haec apostolica nota erant, hoc tamen solo delectabar in illa exhortatione, quod non illam aut illam sectam, sed ipsam quaecumque esset sapientiam ut diligerem et quarererem et adsequerer et tenerem atque amplexarer fortiter, В то время, Ты знаешь это, Свет моего сердца, мне не были еще известны эти слова апостола, и тем не менее я наслаждался этой книгой потому, что она увещевала меня любить не ту или другую философскую школу, а самое мудрость, какова бы она ни была; поощряла любить ее, искать, добиваться, овладеть ею и крепко прильнуть к ней.
excitabar sermone illo et accendebar et ardebam, et hoc solum me in tanta flagrantia refrangebat, quod nomen Christi non erat ibi, quoniam hoc nomen secundum misericordiam tuam, domine, hoc nomen salvatoris mei, filii tui, in ipso adhuc lacte matris tenerum cor meum pie biberat et alte retinebat, et quidquid sine hoc nomine fuisset, quamvis litteratum et expolitum et veridicum, non me totum rapiebat. Эта речь зажгла меня, я весь горел, и мой пыл ослабляло только одно: там не было имени Христа, а это имя по милосердию Твоему, Господи, это имя Спасителя моего. Твоего Сына, впитал я с молоком матери: оно глубоко запало в мое детское сердце, и все произведения, где этого имени не было, пусть художественные, отделанные и полные истины, не захватывали меня целиком.
3.5.9 Itaque institui animum intendere in scripturas sanctas et videre quales essent. Et ecce video rem non compertam superbis neque nudatam pueris, sed incessu humilem, successu excelsam et velatam mysteriis. 9. Итак, я решил внимательно заняться Священным Писанием и посмотреть, что это такое. И вот я вижу нечто для гордецов непонятное, для детей темное; здание, окутанное тайной, с низким входом; оно становится тем выше, чем дальше ты продвигаешься.
Et non eram ego talis ut intrare in eam possem aut inclinare cervicem ad eius gressus. Non enim sicut modo loquor, ita sensi, cum attendi ad illam scripturam, sed visa est mihi indigna quam tullianae dignitati compararem. Я не был в состоянии ни войти в него, ни наклонить голову, чтобы продвигаться дальше. Эти слова мои не соответствуют тому чувству, которое я испытал, взявшись за Писание: оно показалось мне недостойным даже сравнения с достоинством цицеронова стиля.
Tumor enim meus refugiebat modum eius et acies mea non penetrabat interiora eius. Verum autem illa erat quae cresceret cum parvulis, sed ego dedignabar esse parvulus et turgidus fastu mihi grandis videbar. Моя кичливость не мирилась с его простотой; мое остроумие не проникало в его сердцевину. Оно обладает как раз свойством раскрываться по мере того, как растет ребенок-читатель, но я презирал ребяческое состояние, и надутый спесью, казался себе взрослым.
3.6.10 Itaque incidi in homines superbe delirantes, carnales nimis et loquaces, in quorum ore laquei diaboli et viscum confectum commixtione syllabarum nominis tui et domini Iesu Christi et paracleti consolatoris nostri spiritus sancti. 10. Так и попал я в среду людей, горделиво бредящих, слишком преданных плоти и болтливых. Речи их были сетями дьявольскими, птичьим клеем, состряпанным из смеси слогов, составляющих имена: Твое, Господа Иисуса Христа и Параклета, Утешителя нашего, Духа Святого.
Haec nomina non recedebant de ore eorum, sed tenus sono et strepitu linguae; ceterum cor inane veri. Эти имена не сходили у них с языка, оставаясь только словесным звоном и шумом: истина не жила у них в сердце.
Et dicebant, 'Veritas et veritas,' et multum eam dicebant mihi, et nusquam erat in eis, sed falsa loquebantur, non de te tantum, qui vere veritas es, sed etiam de istis elementis huius mundi, creatura tua, de quibus etiam vera dicentes philosophos transgredi debui prae amore tuo, mi pater summe bone, pulchritudo pulchrorum omnium. Они твердили: "истина, истина" и много твердили мне о ней, но ее нигде у них не было. Они ложно учили не только о Тебе, который есть воистину Истина, но и об элементах мира, созданного Тобой; а мне следовало бы забросить даже тех философов, которые говорят об этом правильно, из любви к Тебе, Отец мой, высшее благо, краса всего прекрасного.
O veritas, veritas, quam intime etiam tum medullae animi mei suspirabant tibi, cum te illi sonarent mihi frequenter et multipliciter voce sola et libris multis et ingentibus! О Истина, Истина! из самой глубины души своей, уже тогда я вздыхал по Тебе, и они постоянно звонили мне о Тебе, на разные лады, и словах, остававшихся только словами, и в грудах толстых книг!
Et illa erant fercula in quibus mihi esurienti te inferebatur pro te sol et luna, pulchra opera tua, sed tamen opera tua, non tu, nec ipsa prima. Это были блюда, в которых мне, алчущему Тебя, подносили вместо Тебя солнце и луну, прекрасные создания Твои, но только создания Твои, не Тебя Самого, и даже не первые создания Твои, -
Priora enim spiritalia opera tua quam ista corporea, quamvis lucida et caelestia. первенство принадлежит духовным созданиям Твоим., а не этим телесным, хотя они и светлы и находятся на небе.
At ego nec priora illa, sed te ipsam, te veritas, in qua non est commutatio nec momenti obumbratio, esuriebam et sitiebam. Я алкал и жаждал, однако, и не их, первенствующих, а Тебя Самого, Истина, в которой "нет изменения, и ни тени перемены".
Et apponebantur adhuc mihi in illis ferculis phantasmata splendida, quibus iam melius erat amare istum solem saltem istis oculis verum quam illa falsa animo decepto per oculos. Передо мною продолжали ставить эти блюда со сверкающими призраками; лучше было, конечно, любить это солнце, существующее в действительности для нашего глаза, чем эти выдумки для души, обманутой глазами.
Et tamen, quia te putabam, manducabam, non avide quidem, quia nec sapiebas in ore meo sicuti es (neque enim tu eras illa figmenta inania) nec nutriebar eis, sed exhauriebar magis. И, однако, я ел эту пищу, думал, что Ты здесь: без удовольствия, правда, потому что я не чувствовал у себя на языке подлинного вкуса Твоего: Тебя не было в этих пустых измышлениях, и я от них не насыщался, а больше истощался.
Cibus in somnis simillimus est cibis vigilantium, quo tamen dormientes non aluntur; dormiunt enim. Еда во сне совершенно напоминает еду, которую ешь, бодрствуя, но она не питает спящих, потому что они спят.
At illa nec similia erant ullo modo tibi, sicut nunc mihi locuta es, quia illa erant corporalia phantasmata, falsa corpora, quibus certiora sunt vera corpora ista quae videmus visu carneo, sive caelestia sive terrestria, cum pecudibus et volatilibus. Эти вымыслы ничем не напоминали Тебя, такого, какой сейчас говорил мне: это были призраки, те мнимые тела, подлиннее которых эти настоящие тела, которые мы видим нашим плотским зрением как на небе, так и на земле; их видят животные и птицы, и с ними вместе и мы их видим.
Videmus haec, et certiora sunt quam cum imaginamur ea. Они подлиннее, чем образы их, составленные нами.
Et rursus certius imaginamur ea quam ex eis suspicamur alia grandiora et infinita, quae omnino nulla sunt. И опять-таки эти образы подлиннее предположений, которые мы, исходя из них, начинаем строить о других телах, больших и бесконечных, но вообще не существующих.
Qualibus ego tunc pascebar inanibus, et non pascebar. At tu, amor meus, in quem deficio ut fortis sim, nec ista corpora es quae videmus quamquam in caelo, nec ea quae non videmus ibi, quia tu ista condidisti nec in summis tuis conditionibus habes. Я питался тогда этими бреднями и не мог напитаться. А Ты, любовь моя, в Котором немощь моя становится силой, Ты - не эти тела, которые мы видим, хотя они и на небе, и не те, которых мы там не видим, ибо Ты создал те и другие и не считаешь их среди высших Твоих созданий.
Quanto ergo longe es a phantasmatis illis meis, phantasmatis corporum quae omnino non sunt! quibus certiores sunt phantasiae corporum eorum quae sunt, et eis certiora corpora, quae tamen non es. Насколько же Ты далек от тех моих призраков, от тех призрачных тел, которых вообще не существует. Подлиннее их созданные нами образы существующих тел, а подлиннее этих образов сами тела, и однако они - не Ты,
Sed nec anima es, quae vita est corporum (ideo melior vita corporum certiorque quam corpora), sed tu vita es animarum, vita vitarum, vivens te ipsa, et non mutaris, vita animae meae. и Ты даже не душа, оживляющая тела, которая лучше и подлиннее тел. Ты жизнь душ, жизнь жизни, сама себя животворящая и неизменная, жизнь души моей.
3.6.11 Ubi ergo mihi tunc eras et quam longe? Et longe peregrinabar abs te, exclusus et a siliquis porcorum quos de siliquis pascebam. 11. Где же был Ты тогда для меня и далеко ли? Я скитался вдали от Тебя, и меня отогнали даже от стручков, которыми я кормил свиней.
Quanto enim meliores grammaticorum et poetarum fabellae quam illa decipula! nam versus et carmen et Medea volans utiliores certe quam quinque elementa varie fucata propter quinque antra tenebrarum, quae omnino nulla sunt et occidunt credentem. Насколько басни грамматиков и поэтов лучше, чем эти западни. Поэма в стихах о летящей Медее принесет, конечно, больше пользы, чем рассказ о пяти элементах, по-разному раскрашенных в виду пяти "пещер мрака", которые вообще не существуют, но которые губят уверовавшего.
Nam versum et carmen etiam ad vera pulmenta transfero; volantem autem Medeam etsi cantabam, non adserebam, etsi cantari audiebam, non credebam. Стихи и поэмы я отношу к настоящей пище. Если я декламировал стихи о летящей Медее, то я никого не уверяла истинности самого события; если я слушал такие стихи, я им не верил, а тому я поверил.
Illa autem credidi -- vae, vae! quibus gradibus deductus in profunda inferi, quippe laborans et aestuans inopia veri, cum te, deus meus (tibi enim confiteor, qui me miseratus es et nondum confitentem), cum te non secundum intellectum mentis, quo me praestare voluisti beluis, sed secundum sensum carnis quaererem. Горе, горе, по каким ступеням свели меня в бездну адову, потому что, томясь по-истине и не находя без нее покоя, я искал Тебя, Боже мой (Тебе исповедываюсь, сжалившемуся надо мной еще тогда, когда я и не думал исповедываться), я искал Тебя, руководствуясь не разумом, которым Ты захотел отличить меня от зверей, а руководствуясь телесными чувствами.
Tu autem eras interior intimo meo et superior summo meo. Offendi illam mulierem audacem, inopem prudentiae, aenigma Salomonis, sedentem super sellam in foribus et dicentem, Ты же был во мне глубже глубин моих и выше вершин моих. Я натолкнулся на ту дерзкую и безрассудную женщину из Соломоновой загадки, которая сидела в дверях на кресле и говорила:
'Panes occultos libenter edite, et aquam dulcem furtivam bibite.' quae me seduxit, quia invenit foris habitantem in oculo carnis meae et talia ruminantem apud me qualia per illum vorassem. "спокойно ешьте утаенный хлеб и пейте краденую вкусную воду". Она соблазнила меня, видя, что я живу во вне, завися от своего плотского зрения, и пережевываю пищу, которую она давала мне глотать.
3.7.12 Nesciebam enim aliud vere quod est, et quasi acutule movebar ut suffragarer stultis deceptoribus, cum a me quaererent unde malum, et utrum forma corporea deus finiretur et haberet capillos et ungues, et utrum iusti existimandi essent qui haberent uxores multas simul et occiderent homines et sacrificarent de animalibus. 12. Я не знал другого - того, что есть воистину, и меня словно толкало считать остроумием поддакиванье глупым обманщикам, когда они спрашивали меня, откуда зло, ограничен ли Бог телесной формой и есть ли у Него волосы и ногти, можно ли считать праведными тех, которые имели одновременно по нескольку жен, убивали людей и приносили в жертву животных.
Quibus rerum ignarus perturbabar, et recedens a veritate ire in eam mihi videbar, quia non noveram malum non esse nisi privationem boni usque ad quod omnino non est. В своем невежестве я приходил от таких вопросов в замешательство и, уходя от истины, воображал, что иду прямо к ней. Я не знал еще тогда, что зло есть не что иное, как умаление добра, доходящего до полного своего исчезновения.
(Quod unde viderem, cuius videre usque ad corpus erat oculis, et animo usque ad phantasma?) Что мог я тут увидеть, если глаза мои не видели ничего дальше тела, а душа дальше призраков?
Et non noveram deum esse spiritum, non cui membra essent per longum et latum nec cui esse moles esset, quia moles in parte minor est quam in toto suo, et si infinita sit, minor est in aliqua parte certo spatio definita quam per infinitum, et non est tota ubique sicut spiritus, sicut deus. Я не знал тогда, что Бог есть Дух, у Которого нет членов, простирающихся в длину и в ширину, и нет величины: всякая величина в части своей меньше себя, целой, а если она бесконечна, то в некоторой части своей, ограниченной определенным пространством, она меньше бесконечности и не является всюду целой, как Дух, как Бог.
Et quid in nobis esset secundum quod essemus et recte in scriptura diceremur ad imaginem dei, prorsus ignorabam. А что в нас есть, что делает нас подобными Богу, и почему в Писании про нас верно сказано: "по образу Божию", это было мне совершенно неизвестно.
3.7.13 Et non noveram iustitiam veram interiorem, non ex consuetudine iudicantem sed ex lege rectissima dei omnipotentis, qua formarentur mores regionum et dierum pro regionibus et diebus, cum ipsa ubique ac semper esset, non alibi alia nec alias aliter, secundum quam iusti essent Abraham et Isaac et Iacob et Moyses et David et illi omnes laudati ore dei. 13. И я не знал настоящей внутренней правды, которая судит не по обычаю, а по справедливейшему закону всемогущего Бога, определившему для отдельных стран и времен нравы и обычаи, соответствующие этим временам и странам, хотя сама она всегда во всяком месте и во всякое время одна и та же. По ней праведны и Авраам, и Исаак, и Иаков, и Моисей, и Давид, и все те, кого восхвалили уста Господни.
Sed eos ab imperitis iudicari iniquos, iudicantibus ex humano die et universos mores humani generis ex parte moris sui metientibus, tamquam si quis nescius in armamentis quid cui membro adcommodatum sit ocrea velit caput contegi et galea calciari et murmuret, quod non apte conveniat; Неправедны они по суду людей непонимающих, судящих от сегодняшнего дня и меряющих нравственность всего человечества мерилом собственной нравственности. Так, человек, незнакомый с тем, куда какие доспехи надевать, захотел бы прикрыть голову поножами и обуться в шлем, а потом стал бы роптать на их непригодность;
aut in uno die indicto a promeridianis horis iustitio quisquam stomachetur non sibi concedi quid venale proponere, quia mane concessum est; другой возмутился бы тем, что в послеполуденные часы, объявленные праздником, ему не разрешается выставлять товар на продажу, когда утром это было разрешено;
aut in una domo videat aliquid tractari manibus a quoquam servo quod facere non sinatur qui pocula ministrat, aut aliquid post praesepia fieri quod ante mensam prohibeatur, et indignetur, cum sit unum habitaculum et una familia, non ubique atque omnibus idem tribui. третий, увидя, что в одном доме какой-то раб возится с предметами, дотронуться до которых не дозволено виночерпию, а за хлевом делается то, что запрещено перед столом, пришел бы в негодование, почему всем и повсюду не дозволено одно и то же, хотя тут и одно жилье и одна рабская семья.
Sic sunt isti qui indignantur, cum audierint illo saeculo licuisse iustis aliquid quod isto non licet iustis, et quia illis aliud praecepit deus, istis aliud pro temporalibus causis, cum eidem iustitiae utrique servierint, cum in uno homine et in uno die et in unis aedibus videant aliud alii membro congruere, et aliud iam dudum licuisse, post horam non licere, quiddam in illo angulo permitti aut iuberi, quod in isto iuxta vetetur et vindicetur. Таковы и те люди, которые возмущаются, услышав, что в тот век праведникам разрешалось то, что в этом праведному не разрешено. Одним Бог заповедал одно, другим - другое, в соответствии с условиями времени, но и те и другие служили одной и той же правде: так, доспехи подходят тому же самому человеку, одни для одной части тела, другие для другой; в течение того ж самого дня одним и тем же делом сейчас можно заниматься а через час уже нельзя; в той же самой усадьбе в одном углу разрешено н приказано делать то, что в другом справедливо запрещено и подлежит наказанию.
Numquid iustitia varia est et mutabilis? Sed tempora, quibus praesidet, non pariter eunt; tempora enim sunt. Значит, правда бывает разной и меняется? Нет, но время, которым она управляет, протекает разно: это ведь время.
Homines autem, quorum vita super terram brevis est, quia sensu non valent causas conexere saeculorum priorum aliarumque gentium, quas experti non sunt, cum his quas experti sunt, in uno autem corpore vel die vel domo facile possunt videre quid cui membro, quibus momentis, quibus partibus personisve congruat, in illis offenduntur, hic serviunt. Люди, при своей кратковременной земной жизни, не в состоянии согласовать условий жизни прежних веков и других народов, условий им неизвестных, с тем, что им известно; когда дело касается одного человека, одного дня или дома, то тут они легко могут усмотреть, что подходит для какой части тела, для какого часа, для какого отделения или лица: там они оскорблены, тут согласны.
3.7.14 Haec ergo tunc nesciebam et non advertebam, et feriebant undique ista oculos meos, et non videbam. 14. Правды этого я тогда не понимал и не обращал на нее внимания; она со всех сторон бросалась мне в глаза, а я ее и не видел.
Et cantabam carmina et non mihi licebat ponere pedem quemlibet ubilibet, sed in alio atque alio metro aliter atque aliter et in uno aliquo versu non omnibus locis eundem pedem. Я декламировал стихи, и мне не дозволялось ставить любую стопу где угодно: в разных размерах это было по-разному и в любом стихе для каждой стопы было свое место.
Et ars ipsa qua canebam non habebat aliud alibi, sed omnia simul. Метрика, учившая меня стихосложению, содержала все эти правила одновременно и не была в одном случае одной, а в другом другой.
Et non intuebar iustitiam, cui servirent boni et sancti homines, longe excellentius atque sublimius habere simul omnia quae praecipit et nulla ex parte variari et tamen variis temporibus non omnia simul, sed propria distribuentem ac praecipientem. А я не постигал, что добрые н святые патриархи служили правде, включавшей в степени гораздо большей и более возвышенной одновременно все заповеди; ничуть не меняясь, она только заповедует разным временам не все свои заповеди сразу, а каждому то, что ему соответствует.
Et reprehendebam caecus pios patres non solum, sicut deus iuberet atque inspiraret, utentes praesentibus verum quoque, sicut deus revelaret, futura praenuntiantes. И я, слепой, осуждал благочестивых патриархов, которые, по велению и внушению Божий, пользовались законами своего времени и возвещали, по откровению Божию, будущее.
3.8.15 Numquid aliquando aut alicubi iniustum est diligere deum ex toto corde et ex tota anima et ex tota mente, et diligere proximum tamquam te ipsum? 15. Разве когда-нибудь или где-нибудь было несправедливо "любить Бога всем сердцем и всей душой и всем разумением, и любить ближнего, как самого себя?".
Itaque flagitia quae sunt contra naturam ubique ac semper detestanda atque punienda sunt, qualia Sodomitarum fuerunt. И противоестественные грехи, например, содомский, всегда и везде вызывали отвращение и считались заслуживающими наказания.
Quae si omnes gentes facerent, eodem criminis reatu divina lege tenerentur, quae non sic fecit homines ut se illo uterentur modo. Если бы все народы предавались ему, то подпали бы осуждению по божественному закону за это преступление, потому что Бог создал людей не для такого общения друг с другом.
Violatur quippe ipsa societas quae cum deo nobis esse debet cum eadem natura cuius ille auctor est libidinis perversitate polluitur. Тут нарушается общение, которое должно быть у нас с Богом, потому что природа, которой Он создатель, оскверняется извращенной похотью.
Quae autem contra mores hominum sunt flagitia pro morum diversitate vitanda sunt, ut pactum inter se civitatis aut gentis consuetudine vel lege firmatum nulla civis aut peregrini libidine violetur. Нарушений людской нравственности, проступков, следует избегать, считаясь с различными требованиями этой нравственности. Прихоть гражданина или чужестранца не смеет нарушать общественного договора, укрепленного законом или обычаем государства или народа: всякая часть,
Turpis enim omnis pars universo suo non congruens. которая не согласуется с целым, безобразна.
Cum autem deus aliquid contra morem aut pactum quorumlibet iubet, etsi numquam ibi factum est, faciendum est, et si omissum, instaurandum, et si institutum non erat, instituendum est. Если же Бог приказывает что-нибудь делать вопреки чьим бы то ни было нравам или установлениям, то это должно быть сделано, хотя бы там никогда так не делали.
Si enim regi licet in civitate cui regnat iubere aliquid quod neque ante illum quisquam nec ipse umquam iusserat, et non contra societatem civitatis eius obtemperatur, immo contra societatem non obtemperatur (generale quippe pactum est societatis humanae oboedire regibus suis), quanto magis deo regnatori universae creaturae suae ad ea quae iusserit sine dubitatione serviendum est. Если эту заповедь забыли, она должна быть возобновлена; если она не установлена, ее следует установить. Если царю в своем царстве дозволено отдавать приказания, которых ни до него никто, ни сам он раньше не отдавал, и повиновение ему не является действием против государства и общества - наоборот, именно неповиновение будет поступком противообщественным (ибо во всех людских обществах условлено повиноваться своему царю), то тем более надлежит, не ведая сомнения, подчиняться приказаниям Бога, царствующего над всем творением Своим.
Sicut enim in potestatibus societatis humanae maior potestas minori ad oboediendum praeponitur, ita deus omnibus. Бог стоит над всем; ведь и в человеческом обществе большая власть поставляется над меньшей, и эта последняя ей повинуется.
3.8.16 Item in facinoribus, ubi libido est nocendi sive per contumeliam sive per iniuriam et utrumque vel ulciscendi causa, sicut inimico inimicus, 16. Также с преступлениями, - когда жаждут нанести вред, обидев человека или причинив ему несправедливость: враг желает отомстить врагу;
vel adipiscendi alicuius extra commodi, sicut latro viatori, vel evitandi mali, sicut ei qui timetur, разбойник грабит путешественника, чтобы поживиться на чужой счет; страшного человека убивают, боясь от него беды;
vel invidendo, sicut feliciori miserior aut in aliquo prosperatus ei quem sibi aequari timet aut aequalem dolet, бедняк богача из зависти; человек преуспевающий соперника из страха, что тот сравняется с ним, или от огорчения, что он уже ему равен;
vel sola voluptate alieni mali, sicut spectatores gladiatorum aut inrisores aut inlusores quorumlibet. из одного наслаждения чужой бедой, - примером служат зрители на гладиаторских играх, насмешники и издеватели.
Haec sunt capita iniquitatis quae pullulant principandi et spectandi et sentiendi libidine aut una aut duabus earum aut simul omnibus, et vivitur male adversus tria et septem, psalterium decem chordarum, decalogum tuum, deus altissime et dulcissime. Все это побеги греха, которые пышно разрастаются от страсти первенствовать, видеть и наслаждаться, овладевает ли человеком одна из них, две или все три разом. И жизнь проходит во зле, в пренебрежении "десятиструнной псалтирью". Десятисловием Твоим в его трех и семи заповедях, Боже вышний и сладостнейший.
Sed quae flagitia in te, qui non corrumperis? Aut quae adversus te facinora, cui noceri non potest? Но что значат проступки для Тебя, Который не может стать хуже? Какие преступления можно совершить против Тебя, Которому нельзя повредить?
Sed hoc vindicas quod in se homines perpetrant, quia etiam cum in te peccant, impie faciunt in animas suas, et mentitur iniquitas sibi sive corrumpendo ac pervertendo naturam suam, quam tu fecisti et ordinasti, vel immoderate utendo concessis rebus, vel in non concessa flagrando in eum usum qui est contra naturam. Ты наказываешь людей за то, что они совершают по отношению к себе самим: даже греша перед Тобою, они являются святотатцами перед душой своей, портя и извращая природу свою, которую Ты создал благообразною. Неумеренно пользуясь дозволенным или горя противоестественным желанием недозволенного;
Aut rei tenentur animo et verbis saevientes adversus te et adversus stimulum calcitrantes, aut cum diruptis limitibus humanae societatis laetantur audaces privatis conciliationibus aut diremptionibus, prout quidque delectaverit aut offenderit. уличенные в том, что неистовствуют против Тебя в мыслях и в словах, они "идут против рожна", порвав с человеческим обществом, они дерзко радуются своим замкнутым кружкам и разрыву с людьми, завися от своих привязанностей и своей неприязни.
Et ea fiunt cum tu derelinqueris, fons vitae, qui es unus et verus creator et rector universitatis, et privata superbia diligitur in parte unum falsum. И все это происходит, когда покидают Тебя, Источник жизни единый истинный Творец и Правитель единого целого, и в личной гордости прилепляются к одной части,
Itaque pietate humili reditur in te, et purgas nos a consuetudine mala, et propitius es peccatis confitentium, et exaudis gemitus compeditorum, et solvis a vinculis quae nobis fecimus, si iam non erigamus adversus te cornua falsae libertatis, avaritia plus habendi et damno totum amittendi, amplius amando proprium nostrum quam te, omnium bonum. к мнимому единству Смиренное благочестие - вот дорога, которой возвращаются к Тебе, и ты очищаешь нас от злых навыков; снисходить к грехам исповедывающихся, слышишь вопли окованных и разрешаешь нас от цепей, которые мы сами надели на себя, - но только если мы не воздвигаем против Тебя рог лживой свободы, жадно стремясь получить больше, с риском упустить все; любя больше наше собственное, чем Тебя, общее Благо.
3.9.17 Sed inter flagitia et facinora et tam multas iniquitates sunt peccata proficientium, quae a bene iudicantibus et vituperantur ex regula perfectionis et laudantur spe frugis sicut herba segetis. 17. Среди проступков, преступлений и столь многочисленных беззаконий имеются и грехи преуспевающих в добром. Справедливые судьи и порицают их во имя закона о таком преуспеянии, но и хвалят как траву молодых всходов в надежде на хороший урожай.
Et sunt quaedam similia vel flagitio vel facinori et non sunt peccata, quia nec te offendunt, dominum deum nostrum, nec sociale consortium, cum conciliantur aliqua in usum vitae, congrua et tempori, Есть некоторые действия, напоминающие проступок или преступление, и тем не менее это не грехи, потому что они не оскорбляют ни Тебя, Господи Боже наш, ни общества: человек, например, добыл для себя некоторые предметы, соответствующие и его образу жизни и времени,
et incertum est an libidine habendi, aut puniuntur corrigendi studio potestate ordinata, et incertum est an libidine nocendi. но может быть из страсти к приобретению? желая кого-то исправить, наказывают его, пользуясь своей законной властью, но может быть из страсти причинить вред?
Multa itaque facta quae hominibus improbanda viderentur testimonio tuo approbata sunt, et multa laudata ab hominibus te teste damnantur, cum saepe se aliter habet species facti et aliter facientis animus atque articulus occulti temporis. Есть много поступков, на которые люди смотрят неодобрительно и которые одобрены свидетельством Твоим; много таких, которые люди хвалят и которые осуждены по свидетельству Твоему. Разными бывают и видимость поступка, и чувства совершившего, и тайное сцепление обстоятельств.
Cum vero aliquid tu repente inusitatum et improvisum imperas, etiamsi hoc aliquando vetuisti, quamvis causam imperii tui pro tempore occultes et quamvis contra pactum sit aliquorum hominum societatis, quis dubitet esse faciendum, quando ea iusta est societas hominum quae servit tibi? Когда же Ты вдруг даешь заповедь, непривычную и неожиданную, повелевающую делать даже то, что некогда Тобой запрещалось, и временно держишь в тайне причину Твоего повеления, хотя оно противоречит установлениям данного людского общества, - кто усомнится, что его должно выполнить, ибо только то человеческое общество, которое служит Тебе, праведно?
Sed beati qui te imperasse sciunt. Fiunt enim omnia a servientibus tibi, vel ad exhibendum quod ad praesens opus est, vel ad futura praenuntianda. Блаженны те, которые знают, что эти повеления отданы Тобой. Ибо все делается Твоими служителями, дабы показать, что нужно в данный час и что в предвозвестие будущего.
3.10.18 Haec ego nesciens inridebam illos sanctos servos et prophetas tuos. 18. Не зная этого, я смеялся над этими святыми слугами и пророками Твоими.
Et quid agebam cum inridebam eos, nisi ut inriderer abs te sensim atque paulatim perductus ad eas nugas ut crederem ficum plorare cum decerpitur et matrem eius arborem lacrimis lacteis? К чему привел этот смех? Только к тому, что Ты насмеялся надо мной: постепенно и потихоньку меня довели до абсурдной веры, например, в то, что винная ягода, когда ее срывают, и дерево, с которого она сорвана, плачут слезами, похожими на молоко.
Quam tamen ficum si comedisset aliquis sanctus, alieno sane non suo scelere decerptam, misceret visceribus et anhelaret de illa angelos, immo vero particulas dei gemendo in oratione atque ructando. Если какой-то "святой" съест эту винную ягоду, сорванную, конечно, не им самим, а чужой преступной рукой, и она смешается с его внутренностями, то он выдохнет из нее за молитвой, вздыхая и рыгая, ангелов, или вернее частички Божества:
Quae particulae summi et veri dei ligatae fuissent in illo pomo, nisi electi sancti dente ac ventre solverentur. эти частички истинного и вышнего Божества так и остались бы заключенными в винной ягоде, если бы "святые избранники" не освободили их зубами и кишками.
Et credidi miser magis esse misericordiam praestandam fructibus terrae quam hominibus propter quos nascerentur. Si quis enim esuriens peteret qui manichaeus non esset, quasi capitali supplicio damnanda buccella videretur si ei daretur. И я, жалкий, верил, что надо быть жалостливее к земным плодам, чем к людям, для которых они растут. И если бы голодный - не манихей - попросил есть, то, пожалуй, за каждый кусок стоило бы наказывать смертной казнью.
3.11.19 Et misisti manum tuam ex alto et de hac profunda caligine eruisti animam meam, cum pro me fleret ad te mea mater, fidelis tua, amplius quam flent matres corporea funera. 19. И Ты простер руку Твою с высоты и "извлек душу мою" из этого глубокого мрака, когда мать моя, верная твоя служанка, оплакивала меня перед Тобою больше, чем оплакивают матери умерших детей.
Videbat enim illa mortem meam ex fide et spiritu quem habebat ex te, et exaudisti eam, domine. Она видела мою смерть в силу своей веры и того духа, которым обладала от Тебя, - и Ты услышал ее. Господи.
Exaudisti eam nec despexisti lacrimas eius; cum profluentes rigarent terram sub oculis eius in omni loco orationis eius, exaudisti eam. Ты услышал ее и не презрел слез, потоками орошавших землю в каждом месте, где она молилась;
Nam unde illud somnium quo eam consolatus es, ut vivere mecum cederet et habere mecum eandem mensam in domo? (Quod nolle coeperat aversans et detestans blasphemias erroris mei.) Ты услышал ее. Откуда, в самом деле, был тот сон, которым Ты утешил ее настолько, что она согласилась жить со мною в одном доме и сидеть за одним столом? В этом ведь было мне отказано из отвращения и ненависти к моему кощунственному заблуждению.
Vidit enim se stantem in quadam regula lignea et advenientem ad se iuvenem splendidum hilarem atque arridentem sibi, cum illa esset maerens et maerore confecta. Ей приснилось, что она стоит на какой-то деревянной доске и к ней подходит сияющий юноша, весело ей улыбаясь; она же в печали и сокрушена печалью.
Qui cum causas ab ea quaesisset maestitiae suae cotidianarumque lacrimarum, docendi, ut adsolet, non discendi gratia, atque illa respondisset perditionem meam se plangere, iussisse illum (quo secura esset) atque admonuisse, ut attenderet et videret, ubi esset illa, ibi esse et me. Он спрашивает ее о причинах ее горести и ежедневных слез, причем с таким видом, будто хочет не разузнать об этом, а наставить ее. Она отвечает, что скорбит над моей гибелью; он же велел ей успокоиться и посоветовал внимательно посмотреть: она увидит, что я буду там же, где и она.
Quod illa ubi attendit, vidit me iuxta se in eadem regula stantem. Unde hoc, nisi quia erant aures tuae ad cor eius, o tu bone omnipotens, qui sic curas unumquemque nostrum tamquam solum cures, et sic omnes tamquam singulos? Она посмотрела и увидела, что я стою рядом с нею на той же самой доске. Откуда этот сон? Разве Ты не преклонил слуха Своего к сердцу ее? О Ты, благий и всемогущий. Который заботишься о каждом из нас так, словно он является единственным предметом Твоей заботы, и обо всех так, как о каждом!
3.11.20 Unde illud etiam, quod cum mihi narrasset ipsum visum, et ego ad id trahere conarer ut illa se potius non desperaret futuram esse quod eram, continuo sine aliqua haesitatione: 20. Почему, когда она рассказала мне это видение, и я попытался притянуть свое объяснение: скорее ей нечего отчаиваться в том, что она будет там же, где был я, она ответила сразу же безо всякого колебания:
'Non,' inquit, 'Non enim mihi dictum est, ''Ubi ille, ibi et tu,'' sed, ''Ubi tu, ibi et ille.''' "Нет, мне ведь не было сказано: "Где он, там и ты", а "Где ты, там и он"?
Confiteor tibi, domine, recordationem meam, quantum recolo, quod saepe non tacui, amplius me isto per matrem vigilantem responso tuo, quod tam vicina interpretationis falsitate turbata non est et tam cito vidit quod videndum fuit (quod ego certe, antequam dixisset, non videram), Исповедуюсь Тебе, Господи: насколько я могу припомнить, - а я часто вспоминал и рассказывал об этом сне - этот ответ Твой через мою неусыпно заботливую мать; то, что она не смутилась моим лживым, но столь вероятным объяснением и сразу увидела то, что надо было увидеть, и чего я, разумеется, не видел до ее слов, -
etiam tum fuisse commotum quam ipso somnio quo feminae piae gaudium tanto post futurum ad consolationem tunc praesentis sollicitudinis tanto ante praedictum est. все это потрясло меня даже больше, чем самый сон, в котором благочестивой женщине задолго вперед предсказана была будущая радость в утешение нынешней скорби.
Nam novem ferme anni secuti sunt quibus ego in illo limo profundi ac tenebris falsitatis, cum saepe surgere conarer et gravius alliderer, volutatus sum, cum tamen illa vidua casta, pia et sobria, quales amas, iam quidem spe alacrior, sed fletu et gemitu non segnior, non desineret horis omnibus orationum suarum de me plangere ad te, Прошло еще десять лет, в течение которых я валялся в этой грязной бездне и во мраке лжи; часто пытался я встать и разбивался еще сильнее, а между тем, эта чистая вдова, благочестивая и скромная, такая, каких Ты любишь, ободренная надеждой, но неумолчная в своем плаче и стенаниях, продолжала в часы всех своих молитв горевать обо мне перед Тобой, Господи,
et intrabant in conspectum tuum preces eius, et me tamen dimittebas adhuc volvi et involvi illa caligine. "и пришли пред лицо Твое молитвы ее", хотя Ты и допустил еще, чтобы меня кружило и закружило в этой мгле.
3.12.21 Et dedisti alterum responsum interim quod recolo. 21. Ты дал тем временем и другой ответ, который я держу в памяти.
Nam et multa praetereo, propter quod propero ad ea quae me magis urguent confiteri tibi, et multa non memini. Dedisti ergo alterum per sacerdotem tuum, quendam episcopum nutritum in ecclesia et exercitatum in libris tuis. Многое я пропускаю, потому что тороплюсь перейти к тому, что настоятельно требует исповеди перед Тобой, а многого я и не помню. Другой ответ свой дал Ты через Твоего священнослужителя, одного епископа, вскормленного Церковью и начитанного в книгах Твоих.
Quem cum illa femina rogasset ut dignaretur mecum conloqui et refellere errores meos et dedocere me mala ac docere bona (faciebat enim hoc, quos forte idoneos invenisset), noluit ille, prudenter sane, quantum sensi postea. Когда мать моя упрашивала его удостоить меня своей беседы, опровергнуть мои заблуждения, отучить от зла и научить добру (он поступал так с людьми, которых находил достойными),
Respondit enim me adhuc esse indocilem, eo quod inflatus essem novitate haeresis illius et nonnullis quaestiunculis iam multos imperitos exagitassem, sicut illa indicaverat ei. то он отказался, что было, насколько я сообразил впоследствии, конечно, разумно. Он ответил, что я заупрямлюсь, потому что ересь для меня внове, я горжусь ею и уже смутил многих неопытных людей некоторыми пустячными вопросами, как она сама ему рассказала.
'Sed' inquit 'Sine illum ibi. Tantum roga pro eo dominum. Ipse legendo reperiet quis ille sit error et quanta impietas.' "Оставь его там и только молись за него Богу: он сам, читая, откроет, какое это заблуждение и какое великое нечестие".
Simul etiam narravit se quoque parvulum a seducta matre sua datum fuisse manichaeis, et omnes paene non legisse tantum verum etiam scriptitasse libros eorum, sibique apparuisse nullo contra disputante et convincente quam esset illa secta fugienda: itaque fugisse. И он тут же рассказал, что его мать соблазнили манихеи, и она еще мальчиком отдала его им; что он не только прочел все их книги, но даже их переписывал, и что-ему открылось, безо всяких обсуждений и уговоров, как надо бежать от этой секты; он и бежал.
Quae cum ille dixisset atque illa nollet adquiescere, sed instaret magis deprecando et ubertim flendo, ut me videret et mecum dissereret, ille iam substomachans taedio, 'Vade' inquit 'A me. Ita vivas: fieri non potest, ut filius istarum lacrimarum pereat.' Когда он рассказал об этом, мать моя все-таки не успокоилась и продолжала еще больше настаивать, моля и обливаясь слезами, чтобы он увиделся со мной и поговорил. Тогда он с некоторым раздражением и досадой сказал: "Ступай, как верно, что ты живешь, так верно и то, что сын таких слез не погибнет".
Quod illa ita se accepisse inter conloquia sua mecum saepe recordabatur, ac si de caelo sonuisset. В разговорах со мной она часто вспоминала, что приняла эти спора так, как будто они прозвучали ей с неба.

LIBER QVARTVS/Книга четвертая

Latin Русский
4.1.1 Per idem tempus annorum novem, ab undevicensimo anno aetatis meae usque ad duodetricensimum, seducebamur et seducebamus, falsi atque fallentes in variis cupiditatibus, et palam per doctrinas quas liberales vocant, occulte autem falso nomine religionis, hic superbi, ibi superstitiosi, ubique vani, hac popularis gloriae sectantes inanitatem, usque ad theatricos plausus et contentiosa carmina et agonem coronarum faenearum et spectaculorum nugas et intemperantiam libidinum, 1. В течение этих девяти лет, от девятнадцатого до двадцать восьмого года жизни моей, я жил в заблуждении и вводил в заблуждение других, обманывался и обманывал разными увлечениями своими: открыто - обучением, которое зовется "свободным", втайне - тем, что носило обманное имя религии. Там была гордость, здесь суеверие, и всюду - пустота. Там я гнался за пустой известностью, за рукоплесканиями в театре на стихотворных состязаниях в борьбе ради венков из травы, там увлекался бессмысленными зрелищами и безудержным разгулом;
illac autem purgari nos ab istis sordibus expetentes, cum eis qui appellarentur electi et sancti afferremus escas de quibus nobis in officina aqualiculi sui fabricarent angelos et deos per quos liberaremur. тут, стремясь очиститься от этой грязи, подносил Так называемым святым и избранным пищу, из которой они в собственном брюхе мастерили ангелов и богов для нашего освобождения.
Et sectabar ista atque faciebam cum amicis meis per me ac mecum deceptis. Inrideant me arrogantes et nondum salubriter prostrati et elisi a te, deus meus, ego tamen confitear tibi dedecora mea in laude tua. И я был ревностным последователем всего этого и соответственно действовал с друзьями своими, совместно со мною и через меня обманутыми. Пусть смеются надо мной гордецы, которых Ты еще не поверг ниц и не поразил ради спасения их. Боже мой: я все равно исповедую позор мой во славу Твою.
Sine me, obsecro, et da mihi circuire praesenti memoria praeteritos circuitus erroris mei et immolare tibi hostiam iubilationis. Позволь мне, молю Тебя, дай покружить сейчас памятью по всем кружным дорогам заблуждения моего, исхоженный мною, и "принести Тебе жертву хвалы".
Quid enim sum ego mihi sine te nisi dux in praeceps? Aut quid sum, cum mihi bene est, nisi sugens lac tuum aut fruens te, cibo qui non corrumpitur? Et quis homo est quilibet homo, cum sit homo? Sed inrideant nos fortes et potentes, nos autem infirmi et inopes confiteamur tibi. Что я без Тебя, как не вожак себе в пропасть? Что я такое, когда мне хорошо, как не младенец, сосущий молоко Твое и питающийся "Тобой - пищей, пребывающей вовек"? И что такое человек, любой человек, раз он человек? Пусть же смеются над нами сильные и могущественные; мы же, нищие и убогие, да исповедуемся перед Тобой.
4.2.2 Docebam in illis annis artem rhetoricam, et victoriosam loquacitatem victus cupiditate vendebam. 2. В эти годы я преподавал риторику и, побежденный жадностью, продавал победоносную болтливость.
Malebam tamen, domine, tu scis, bonos habere discipulos, sicut appellantur boni, et eos sine dolo docebam dolos, non quibus contra caput innocentis agerent sed aliquando pro capite nocentis. Я предпочитал, Ты знаешь это, Господи, иметь хороших учеников, в том значении слова, в котором к ним прилагается "хороший", и бесхитростно учил их хитростям не затем, чтобы они губили невинного, но чтобы порой вызволяли виновного.
Et deus, vidisti de longinquo lapsantem in lubrico et in multo fumo scintillantem fidem meam, quam exhibebam in illo magisterio diligentibus vanitatem et quaerentibus mendacium, socius eorum. Боже, Ты видел издали, что я едва держался на ногах на этой скользкой дороге, и в клубах дыма чуть мерцала честность моя, с которой, во время учительства своего, обучал я любящих суету и ищущих обмана, я, сам их союзник и товарищ.
In illis annis unam habebam non eo quod legitimum vocatur coniugio cognitam, sed quam indagaverat vagus ardor inops prudentiae, sed unam tamen, ei quoque servans tori fidem, in qua sane experirer exemplo meo quid distaret inter coniugalis placiti modum, quod foederatum esset generandi gratia, et pactum libidinosi amoris, ubi proles etiam contra votum nascitur, quamvis iam nata cogat se diligi. В эти годы я жил с одной женщиной, но не в союзе, который зовется законным: я выследил ее в моих безрассудных любовных скитаниях. Все-таки она была одна, и я сохранял верность даже этому ложу. Тут я на собственном опыте мог убедиться, какая разница существует между спокойным брачным союзом, заключенным только ради деторождения, и страстной любовной связью, при которой даже дитя рождается против желания, хотя, родившись, и заставляет себя любить.
4.2.3 Recolo etiam, cum mihi theatrici carminis certamen inire placuisset, mandasse mihi nescio quem haruspicem, quid ei dare vellem mercedis ut vincerem, me autem foeda illa sacramenta detestatum et abominatum respondisse, nec si corona illa esset immortaliter aurea muscam pro victoria mea necari sinere. 3. Вспоминаю еще, что однажды я решил выступить на состязании драматических поэтов. Какой-то гаруспик поручил спросить меня, сколько я заплачу ему за победу, и я ответил, что это мерзкое колдовство мне ненавистно и отвратительно, и что еслй бы меня ожидал даже венец из нетленного золота, то я не позволю ради своей победы убить муху.
Necaturus enim erat ille in sacrificiis suis animantia, et illis honoribus invitaturus mihi suffragatura daemonia videbatur. Sed hoc quoque malum non ex tua castitate repudiavi, deus cordis mei. Non enim amare te noveram, qui nisi fulgores corporeos cogitare non noveram. А он как раз и собирался убить и принести в жертву животных, рассчитывая, по-видимо этими почестями склонить ко мне демонов. Я отверг это зло потому, что чтил святость Твою, Боже сердца моего. Я не умел ведь любить Тебя; только в телесной славе умел я представить Тебя.
Talibus enim figmentis suspirans anima nonne fornicatur abs te et fidit in falsis et pascit ventos? Sed videlicet sacrificari pro me nollem daemonibus, quibus me illa superstitione ipse sacrificabam. Душа, вздыхающая по таким выдумкам, разве "не распутничает вдали от Тебя?", она верит лжи и "питает ветры". Я, конечно, не хотел, чтобы за меня приносили жертву демонам, которым я сам проиносил себя в жертву своим суеверием.
Quid est enim aliud ventos pascere quam ipsos pascere, hoc est errando eis esse voluptati atque derisui? И что значит "питать ветры", как не питать этих духов, то есть свои заблуждениями услаждать их и быть им потехой?
4.3.4 Ideoque illos planos quos mathematicos vocant plane consulere non desistebam, quod quasi nullum eis esset sacrificium et nullae preces ad aliquem spiritum ob divinationem dirigerentur. Quod tamen christiana et vera pietas consequenter repellit et damnat. 4. Продолжал я советоваться и с этими проходимцами ( называют "математиками"), ссылаясь на то, что они не приносят никаких жертв и не обращаются ни к одному духу с молитвами о своих предсказаниях. Тем не менее христианское, настоящее благочестие отвергает и вполне последовательно осуждает их деятельность.
Bonum est enim confiteri tibi, domine, et dicere, 'Miserere mei: cura animam meam, quoniam peccavi tibi,' neque ad licentiam peccandi abuti indulgentia tua, sed meminisse dominicae vocis: Хорошо исповедоваться Тебе, Господи, и говорить: "Смилуйся надо мною, излечи душу мою, потому что я согрешил перед Тобою", хорошо не злоупотреблять снисхождением Твоим, позволяя себе грешить, и помнить слово Господне:
'Ecce sanus factus es; iam noli peccare, ne quid tibi deterius contingat.' quam totam illi salubritatem interficere conantur cum dicunt, 'De caelo tibi est inevitabilis causa peccandi' et 'Venus hoc fecit aut Saturnus aut Mars,' scilicet ut homo sine culpa sit, caro et sanguis et superba putredo, culpandus sit autem caeli ac siderum creator et ordinator. "Вот ты здоров, не греши больше, чтобы не случилось с тобой чего хуже". Эт спасительное наставление они ведь пытаются целиком уничтожить, говоря: "Небом суждено тебе неизбежно согрешить", или "Это сделали Венера или Сатурн, или Марс". Следовательно если на человеке, на этой плоти, крови, на гордой трухе, виш нет, то винить следует Творца и Устроителя неба и светил.
Et quis est hic nisi deus noster, suavitas et origo iustitiae, qui reddes unicuique secundum opera eius et cor contritum et humilatum non spernis? А кто же это, как не Ты, Господь наш, сладостный исток справедливости, который "воздаешь каждому по делам его и сердца сокрушенного и смиренного не презираешь"
4.3.5 Erat eo tempore vir sagax, medicinae artis peritissimus atque in ea nobilissimus, qui proconsul manu sua coronam illam agonisticam imposuerat non sano capiti meo, sed non ut medicus. Nam illius morbi tu sanator, qui resistis superbis, humilibus autem das gratiam. 5. Жил в это время человек острого ума, очень опытный и известный в своем деле врач, который, в качестве проконсула, своею рукою возложил в том состязании венец победителя на мою больную голову; тут он врачом не оказался. В такой болезни целитель Ты, Который "противишься гордым и смиренным даешь благодать".
Numquid tamen etiam per illum senem defuisti mihi aut destitisti mederi animae meae? И разве не Ты помог мне через этого старика? разве Ты оставил лечить душу мою?
Quia enim factus ei eram familiarior et eius sermonibus (erant enim sine verborum cultu vivacitate sententiarum iucundi et graves) adsiduus et fixus inhaerebam, ubi cognovit ex conloquio meo libris genethliacorum esse me deditum, benigne ac paterne monuit ut eos abicerem neque curam et operam rebus utilibus necessariam illi vanitati frustra impenderem, dicens ita se illa didicisse ut eius professionem primis annis aetatis suae deferre voluisset qua vitam degeret et, si Hippocraten intellexisset, et illas utique litteras potuisse intellegere; Я ближе познакомился с ним и стал его прилежным и постоянным собеседником (речь его, оживленная мыслью, была безыскусственной, но приятной и важной). Узнав из разговора со мной, что я увлекаюсь книгами астрологов, он, с отеческой лаской, стал уговаривать меня бросить их и не тратить зря на эти пустяки трудов и забот, нужных для полезного дела. Он рассказал мне, что он настолько изучил эту науку, что в юности хотел сделать ее своим насущным занятием; раз он понял Гиппократа, то уж, конечно, смог понять и эти книги.
et tamen non ob aliam causam se postea illis relictis medicinam adsecutum, nisi quod eas falsissimas comperisset et nollet vir gravis decipiendis hominibus victum quaerere. Впоследствии, однако, он их бросил ц занялся медициной единственно потому, что ясно увидел их совершенную лживость; человек порядочный, он не захотел зарабатывать свой хлеб обманом.
'At tu' inquit 'Quo te in hominibus sustentas, rhetoricam tenes, hanc autem fallaciam libero studio, non necessitate rei familiaris, sectaris. "У тебя, - добавил он, - есть твоя риторика, которой ты можешь жить; этой же ложью ты занимаешься по доброй воле, а не по нужде,
Quo magis mihi te oportet de illa credere, qui eam tam perfecte discere elaboravi, quam ex ea sola vivere volui.' и должен верить мне тем более, что я постарался изучить ее в совершенстве, желая ее сделать единственным источником заработка".
A quo ego cum quaesissem quae causa ergo faceret ut multa inde vera pronuntiarentur, respondit ille ut potuit, vim sortis hoc facere in rerum natura usquequaque diffusam. Я спросил у него, по какой же причине многие их предсказания оказываются верны, и он ответил, как мог, а именно, что это делается силой случая, всегда и всюду действующего в природе.
Si enim de paginis poetae cuiuspiam longe aliud canentis atque intendentis, cum forte quis consulit, mirabiliter consonus negotio saepe versus exiret, mirandum non esse dicebat si ex anima humana superiore aliquo instinctu nesciente quid in se fieret, non arte sed sorte, sonaret aliquid quod interrogantis rebus factisque concineret. Если человеку, который гадает по книге поэта, занятого только своей темой и ставящего себе свои цели, часто выпадает стих, изумительно соответствующий его делу, то можно ли удивляться, если человеческая душа, по какому-то побуждению свыше, не отдавая себе отчета в том, что с ней происходит, изречет вовсе не по науке, а чисто случайно то, что согласуется с делами и обстоятельствами вопрошающего.
4.3.6 Et hoc quidem ab illo vel per illum procurasti mihi, et quid ipse postea per me ipsum quaererem, in memoria mea deliniasti. 6. И тут Ты позаботился обо мне, действуя в нем и через него. В памяти моей Ты оставил набросок того, что впоследствии я должен был искать уже сам.
Tunc autem nec ipse nec carissimus meus Nebridius, adulescens valde bonus et valde castus, inridens totum illud divinationis genus, persuadere mihi potuerunt ut haec abicerem, quoniam me amplius ipsorum auctorum movebat auctoritas et nullum certum quale quaerebam documentum adhuc inveneram, quo mihi sine ambiguitate appareret, quae ab eis consultis vera dicerentur, forte vel sorte non arte inspectorum siderum dici. Тогда же ни он, ни мой дорогой Небридий, юноша и очень хороший и очень чистый, смеявшийся над предсказаниями такого рода, не могли убедить меня от них отказаться. На меня больше действовал авторитет авторов этих книг, и в своих поисках я не нашел еще ни одного верного доказательства, которое недвусмысленно выявило бы, что верные ответы на заданные вопросы продиктованы судьбой или случайностью, а не наукой о наблюдении за звездами.
4.4.7 In illis annis quo primum tempore in municipio quo natus sum docere coeperam, comparaveram amicum societate studiorum nimis carum, coaevum mihi et conflorentem flore adulescentiae. 7. В эти годы, когда я только что начал преподавать в своем родном городе, я завел себе друга, которого общность наших вкусов делала мне очень дорогим. Был он мне ровесником и находился в том же цвету цветущей юности.
Mecum puer creverat et pariter in scholam ieramus pariterque luseramus. Sed nondum erat sic amicus, quamquam ne tunc quidem sic, uti est vera amicitia, quia non est vera nisi cum eam tu agglutinas inter haerentes tibi caritate diffusa in cordibus nostris per spiritum sanctum, qui datus est nobis. Мальчиками мы росли вместе; вместе ходили в школу и вместе играли. Тогда мы еще не были так дружны; хотя и впоследствии тут не было истинной дружбы, потому что истинной она бывает только в том случае, если Ты скрепляешь ее между людьми, привязавшимися друг к другу "любовью, излившейся в сердца наши Духом Святым, Который дан нам".
Sed tamen dulcis erat nimis, cocta fervore parilium studiorum. Nam et a fide vera, quam non germanitus et penitus adulescens tenebat, deflexeram eum in superstitiosas fabellas et perniciosas, propter quas me plangebat mater. Тем не менее, созревшая в горячем увлечении одним и тем же, была она мне чрезвычайно сладостна. Я уклонил его от истинной веры, - у него, юноши, она не была глубокой и настоящей, - к тем гибельным и суеверным сказкам, которые заставляли мать мою плакать надо мною. Вместе с моей заблудилась и его душа, а моя не могла уже обходиться без него.
Mecum iam errabat in animo ille homo, et non poterat anima mea sine illo. Et ecce tu imminens dorso fugitivorum tuorum, deus ultionum et fons misericordiarum simul, qui convertis nos ad te miris modis, ecce abstulisti hominem de hac vita, cum vix explevisset annum in amicitia mea, suavi mihi super omnes suavitates illius vitae meae. И вот Ты, по пятам настигающих тех, кто бежит от Тебя, Бог отмщения и источник милосердия, обращающий нас к себе дивными способами, вот Ты взял его из этой жизни, когда едва исполнился год нашей дружбе, бывшей для меня сладостнее всего, что было сладостного в тогдашней моей жизни.
4.4.8 Quis laudes tuas enumerat unus in se uno quas expertus est? Quid tunc fecisti, deus meus, et quam investigabilis abyssus iudiciorum tuorum? 8. Может ли один человек "исчислить хвалы Твои" за благодеяния Твои ему одному? Что сделал Ты тогда. Боже мой? как неисследима "бездна судеб Твоих".
Cum enim laboraret ille febribus, iacuit diu sine sensu in sudore laetali et, cum desperaretur, baptizatus est nesciens, me non curante et praesumente id retinere potius animam eius quod a me acceperat, non quod in nescientis corpore fiebat. Страдая лихорадкой, он долго лежал без памяти, в смертном поту. Так как в его выздоровлении отчаялись, то его окрестили в бессознательном состоянии. Я не обратил на это внимания, рассчитывая, что в душе его скорее удержится то, что он узнал от меня, чем то, что делали с его бессознательным телом.
Longe autem aliter erat. Nam recreatus est et salvus factus, statimque, ut primo cum eo loqui potui (potui autem mox ut ille potuit, quando non discedebam et nimis pendebamus ex invicem), temptavi apud illum inridere, tamquam et illo inrisuro mecum baptismum quem acceperat mente atque sensu absentissimus, sed tamen iam se accepisse didicerat. Случилось, однако, совсем по-иному. Он поправился и выздоровел, и как только я смог говорить с ним (а смог я сейчас же, как смог и он, потому что я не отходил от него, и мы не могли оторваться друг от друга), я начал было насмехаться над крещением, которое он принял вовсе без сознания и без памяти. Он уже знал, что он его принял.
At ille ita me exhorruit ut inimicum admonuitque mirabili et repentina libertate ut, si amicus esse vellem, talia sibi dicere desinerem. Я рассчитывал, что и он посмеется вместе со мной, но он отшатнулся от меня в ужасе, как от врага, и с удивительной и внезапной независимостью сказал мне, что если я хочу быть ему другом, то не должен никогда говорить ему таких слов.
Ego autem stupefactus atque turbatus distuli omnes motus meos, ut convalesceret prius essetque idoneus viribus valetudinis, cum quo agere possem quod vellem. Sed ille abreptus dementiae meae, ut apud te servaretur consolationi meae. Post paucos dies me absente repetitur febribus et defungitur. Я, пораженный и смущенный, решил отложить свой натиск до тех пор, пока он оправится и сможет, вполне выздоровев, разговаривать со мной о чем угодно. Но через несколько дней, в мое отсутствие, он опять заболел лихорадкой и умер, отнятый у меня, безумного, чтобы жить у Тебя на утешение мне.
4.4.9 Quo dolore contenebratum est cor meum, et quidquid aspiciebam mors erat. Et erat mihi patria supplicium et paterna domus mira infelicitas, et quidquid cum illo communicaveram, sine illo in cruciatum immanem verterat. 9. Какою печалью омрачилось сердце мое! куда бы я ни посмотрел, всюду была смерть. Родной город стал для меня камерой пыток, отцовский дом - обителью беспросветного горя; все, чем мы жили с ним сообща, без него превратилось в лютую муку.
Expetebant eum undique oculi mei, et non dabatur. Et oderam omnia, quod non haberent eum, nec mihi iam dicere poterant, 'Ecce veniet,' sicut cum viveret, quando absens erat. Factus eram ipse mihi magna quaestio, et interrogabam animam meam quare tristis esset et quare conturbaret me valde, et nihil noverat respondere mihi. Повсюду искали его глаза мои, и его не было. Я возненавидел все, потому что нигде его нет, и никто уже не мог мне сказать: "Вот он придет", как говорили об отсутствующем, когда он был жив. Стал я сам для себя великой загадкой и спрашивал душу свою, почему она печальна и почему так смущает меня, и не знала она, что ответить мне.
Et si dicebam, 'Spera in deum,' iuste non obtemperabat, quia verior erat et melior homo quem carissimum amiserat quam phantasma in quod sperare iubebatur. Solus fletus erat dulcis mihi et successerat amico meo in deliciis animi mei. И если я говорил "надейся на Бога", она справедливо не слушалась менй, потому что человек, которого я так любил и потерял, был подлиннее и лучше, чем призрак, на которого ей ведено было надеяться. Только плач был мне сладостен, и он наследовал другу моему в усладе души моей.
4.5.10 Et nunc, domine, iam illa transierunt, et tempore lenitum est vulnus meum. Possumne audire abs te, qui veritas es, et admovere aurem cordis mei ori tuo, ut dicas mihi cur fletus dulcis sit miseris? 10. Теперь, Господи, это уже прошло, и время залечило мою рану. Можно ли мне услышать от Тебя, Который есть Истина, можно ли преклонить ухо моего сердца к устам Твоим и узнать от Тебя, почему плач сладок несчастным?
An tu, quamvis ubique adsis, longe abiecisti a te miseriam nostram, et tu in te manes, nos autem in experimentis volvimur? Et tamen nisi ad aures tuas ploraremus, nihil residui de spe nostra fieret. Unde igitur suavis fructus de amaritudine vitae carpitur, gemere et flere et suspirare et conqueri? Разве Ты, хотя и всюду присутствуя, отбрасываешь прочь от себя наше несчастье? Ты пребываешь в Себе; мы кружимся в житейских испытаниях. И, однако, если бы плач наш не доходил до ушей Твоих, ничего не осталось бы от надежды нашей. Почему с жизненной горечи срываем мы сладкий плод стенания и плач, вздохи и жалобы?
An hoc ibi dulce est, quod speramus exaudire te? Recte istuc in precibus, quia desiderium perveniendi habent. Num in dolore amissae rei et luctu, quo tunc operiebar? Neque enim sperabam revivescere illum aut hoc petebam lacrimis, sed tantum dolebam et flebam. Или сладко то, что мы надеемся быть услышаны Тобою? Это верно в отношении молитв, которые дышат желанием дойти до Тйбя. Но в печали об утере и в той скорби, которая окутывала меня? Я ведь не надеялся, что он оживет, и не этого просил своими слезами; я только горевал и плакал,
Miser enim eram et amiseram gaudium meum. An et fletus res amara est et, prae fastidio rerum quibus prius fruebamur et tunc ab eis abhorremus, delectat? потерян я был и несчастен: потерял я радость свою. Или плач, горестный сам по себе, услаждает нас, пресытившихся тем, чем мы когда-то наслаждались и что теперь внушает нам отвращение?
4.6.11 Quid autem ista loquor? Non enim tempus quaerendi nunc est, sed confitendi tibi. Miser eram, et miser est omnis animus vinctus amicitia rerum mortalium, et dilaniatur cum eas amittit, et tunc sentit miseriam qua miser est et antequam amittat eas. 11. Зачем, однако, я говорю это? Сейчас время не спрашивать, а исповедоваться Тебе. Я был несчастен, и несчастна всякая душа, скованная любовью к тому, что смертно: она разрывается, теряя, и тогда понимает, в чем ее несчастье, которым несчастна была еще и до потери своей.
Sic ego eram illo tempore et flebam amarissime et requiescebam in amaritudine. Ita miser eram et habebam cariorem illo amico meo vitam ipsam miseram. Таково было состояние мое в то время; я горько плакал и находил успокоение в этой горечи. Так несчастен я был, и дороже моего друга оказалась для меня эта самая несчастная жизнь.
Nam quamvis eam mutare vellem, nollem tamen amittere magis quam illum, et nescio an vellem vel pro illo, sicut de Oreste et Pylade traditur, si non fingitur, qui vellent pro invicem vel simul mori, qua morte peius eis erat non simul vivere. Я, конечно, хотел бы ее изменить, но также не желал бы утратить ее, как и его. И я не знаю, захотел ли бы я умереть даже за него, как это рассказывают про Ореста и Пилада, если это только невыдумка, что они хотели умереть вместе один за другого, потому что хуже смерти была для них жизни врозь.
Sed in me nescio quis affectus nimis huic contrarius ortus erat, et taedium vivendi erat in me gravissimum et moriendi metus. Во мне же родилось какое-то чувство Совершенно этому противоположное; было у меня и жестокое отвращение к жизни и страх перед смертью.
Credo, quo magis illum amabam, hoc magis mortem, quae mihi eum abstulerat, tamquam atrocissimam inimicam oderam et timebam, et eam repente consumpturam omnes homines putabam, quia illum potuit. Я думаю, что чем больше я его любил, тем больше ненавидел я смерть и боялся, как лютого врага, ее. отнявшую его у меня. Вдруг, думал я, поглотит она и всех людей: могла же она унести его.
Sic eram omnino, memini. В таком состоянии, помню, находился я.
Ecce cor meum, deus meus, ecce intus. Vide, quia memini, spes mea, qui me mundas a talium affectionum immunditia, dirigens oculos meos ad te et evellens de laqueo pedes meos. Вот сердце мое, Боже мой, вот оно - взгляни во внутрь его, таким я его вспоминаю. Надежда моя, Ты, Который очищаешь меня от нечистоты таких привязанностей, устремляя глаза мои к Тебе и "освобождая от силков ноги мои".
Mirabar enim ceteros mortales vivere, quia ille, quem quasi non moriturum dilexeram, mortuus erat, et me magis, quia ille alter eram, vivere illo mortuo mirabar. Bene quidam dixit de amico suo: 'Dimidium animae' suae. Я удивлялся, что остальные люля живут, потому что тот, которого я любил так, словно он не мог умереть, был мертв: и еще больше удивлялся, что я, его второе "я", живу, когда он умер. Хорошо сказал кто-то о своем друге: "половина души моей".
Nam ego sensi animam meam et animam illius unam fuisse animam in duobus corporibus, et ideo mihi horrori erat vita, quia nolebam dimidius vivere, et ideo forte mori metuebam, ne totus ille moreretur quem multum amaveram. И я чувствовал, что моя душа и его душа были одной душой в двух телах, и жизнь внушала мне ужас: не хотел я ведь жить половинной жизнью. Потому, может быть, и боялся умереть, чтобы совсем не умер тот, которого я так любил.
4.7.12 O dementiam nescientem diligere homines humaniter! o stultum hominem immoderate humana patientem! quod ego tunc eram. 12. О, безумие, не умеющее любить человека, как полагается человеку! О, глупец, возмущающийся человеческой участью! Таким был я тогда: я бушевал, вздыхал, плакал, был в расстройстве, не было у меня ни покоя, ни рассуждения.
Itaque aestuabam, suspirabam, flebam, turbabar, nec requies erat nec consilium. Portabam enim concisam et cruentam animam meam impatientem portari a me, et ubi eam ponerem non inveniebam. Non in amoenis nemoribus, non in ludis atque cantibus, nec in suave olentibus locis, nec in conviviis apparatis, neque in voluptate cubilis et lecti, non denique in libris atque carminibus adquiescebat. Повсюду со мной была моя растерзанная, окровавленная душа, и ей невтерпеж было со мной, а я не находил места, куда ее пристроить. Рощи с их прелестью, игры, пение, сады, дышавшие благоуханием; пышные пиры, ложе нег, самые книги и стихи - ничто не давало ей покоя.
Horrebant omnia et ipsa lux, et quidquid non erat quod ille erat improbum et odiosum erat praeter gemitum et lacrimas: nam in eis solis aliquantula requies. Ubi autem inde auferebatur anima mea, onerabat me grandi sarcina miseriae. Все внушало ужас, даже дневной свет; все, что не было им, было отвратительно и ненавистно. Только в слезах и стенаниях чуть-чуть отдыхала душа моя, но когда приходилось забирать ее оттуда, тяжким грузом ложилось на меня мое несчастье.
Ad te, domine, levanda erat et curanda, sciebam, sed nec volebam nec valebam, eo magis quia non mihi eras aliquid solidum et firmum, cum de te cogitabam. К Тебе, Господи, надо было вознести ее и у Тебя лечить. Я знал это, но и не хотел и не мог, тем более, что я не думал о Тебе, как о чем-то прочном и верном.
Non enim tu eras, sed vanum phantasma et error meus erat deus meus. Si conabar eam ibi ponere ut requiesceret, per inane labebatur et iterum ruebat super me, et ego mihi remanseram infelix locus, ubi nec esse possem nec inde recedere. Не Ты ведь, а пустой призрак и мое заблуждение были моим богом. И если я пытался пристроить ее тут, чтобы она отдохнула, то она катилась в пустоте и опять обрушивалась на меня, и я оставался с собой: злосчастное место, где я не мог быть и откуда не мог уйти.
Quo enim cor meum fugeret a corde meo? Quo a me ipso fugerem? Quo non me sequerer? Куда мое сердце убежало бы от моего сердца? Куда убежал бы я от самого себя? Куда не пошел бы вслед за собой?
Et tamen fugi de patria. Minus enim eum quaerebant oculi mei ubi videre non solebant, atque a Thagastensi oppido veni Carthaginem. И все-таки я убежал из родного города. Меньше искали его глаза мои там, где не привыкли видеть, и я переехал из Тагасты в Карфаген.
4.8.13 Non vacant tempora nec otiose volvuntur per sensus nostros: faciunt in animo mira opera. 13. Время не проходит впустую и не катится без всякого воздействия на наши чувства: оно творит в душе удивительные дела.
Ecce veniebant et praeteribant de die in diem, et veniendo et praetereundo inserebant mihi spes alias et alias memorias, et paulatim resarciebant me pristinis generibus delectationum, quibus cedebat dolor meus ille; sed succedebant non quidem dolores alii, causae tamen aliorum dolorum. Дни приходили и уходили один за другим; приходя и уходя, они бросали в меня семена других надежд и других воспоминаний; постепенно лечили старыми удовольствиями, и печаль моя стала уступать им; стали, однако, наступать - не другие печали, правда, но причины для других печалей.
Nam unde me facillime et in intima dolor ille penetraverat, nisi quia fuderam in harenam animam meam diligendo moriturum acsi non moriturum? Разве эта печаль так легко и глубоко проникла в самое сердце мое не потому, что я вылил душу свою в песок, полюбив смертное существо так, словно оно не подлежало смерти?
Maxime quippe me reparabant atque recreabant aliorum amicorum solacia, cum quibus amabam quod pro te amabam, et hoc erat ingens fabula et longum mendacium, cuius adulterina confricatione corrumpebatur mens nostra pruriens in auribus. Sed illa mihi fabula non moriebatur, si quis amicorum meorum moreretur. А меня как раз больше всего утешали и возвращали к жизни новые друзья, делившие со мной любовь к тому, что я любил вместо Тебя: нескончаемую сказку, сплошной обман, своим нечистым прикосновением развращавйшй наши умы, зудевшие желанием слушать. И если бы умер кто-нибудь из моих друзей, эта сказка не умерла бы для меня.
Alia erant quae in eis amplius capiebant animum, conloqui et conridere et vicissim benivole obsequi, simul legere libros dulciloquos, simul nugari et simul honestari, dissentire interdum sine odio tamquam ipse homo secum atque ipsa rarissima dissensione condire consensiones plurimas, docere aliquid invicem aut discere ab invicem, desiderare absentes cum molestia, suscipere venientes cum laetitia: Было и другое, что захватывало меня больше в этом дружеском общении: общая беседа и веселье, взаимная благожелательная услужливость; совместное чтение сладкоречивых книг, совместные забавы и взаимное уважение; порою дружеские размолвки, какие бывают у человека с самим собой, - самая редкость разногласий как бы приправляет согласие длительное, - взаимное обучение, когда один учит другого и в свою очередь у него учится; тоскливое ожидание отсутствующих; радостная встреча прибывших.
his atque huius modi signis a corde amantium et redamantium procedentibus per os, per linguam, per oculos et mille motus gratissimos, quasi fomitibus conflare animos et ex pluribus unum facere. Все такие проявления любящих и любимых сердец, в лице, в словах, в глазах и тысяче милых выражений, как на огне сплавляют между собою души, образуя из многих одну.
4.9.14 Hoc est quod diligitur in amicis, et sic diligitur ut rea sibi sit humana conscientia si non amaverit redamantem aut si amantem non redamaverit, nihil quaerens ex eius corpore praeter indicia benivolentiae. 14. Вот что мы любим в друзьях и любим так, что человек чувствует себя виноватым, если он не отвечает любовью на любовь. От друга требуют только выражения благожелательности.
Hinc ille luctus si quis moriatur, et tenebrae dolorum, et versa dulcedine in amaritudinem cor madidum, et ex amissa vita morientium mors viventium. Отсюда эта печаль по случаю смерти; мрак скорби; сердце, упоенное горечью, в которую обратилась сладость; смерть живых, потому что утратили жизнь умершие.
Beatus qui amat te et amicum in te et inimicum propter te. Solus enim nullum carum amittit cui omnes in illo cari sunt qui non amittitur. Блажен, кто любит Тебя, в Тебе друга и ради Тебя врага. Только тот не теряет ничего дорогого, кому все дороги в Том, Кого нельзя потерять.
Et quis est iste nisi deus noster, deus, qui fecit caelum et terram et implet ea, quia implendo ea fecit ea? Te nemo amittit nisi qui dimittit, et quia dimittit, quo it aut quo fugit nisi a te placido ad te iratum? Nam ubi non invenit legem tuam in poena sua? Et lex tua veritas et veritas tu. А кто это, как не Бог наш. Бог, Который "создал небо и землю" и "наполняет их", ибо, наполняя, Ои и создал их. Тебя никто не теряет, кроме тех, кто Тебя оставляет, а кто оставил, - куда пойдет и куда убежит? Только от Тебя, милостивого, к Тебе, гневному. Где не найдет он в каре, его достигшей, Твоего закона? А "закон Твой - истина", и "истина - это Ты".
4.10.15 Deus virtutum, converte nos et ostende faciem tuam, et salvi erimus. Nam quoquoversum se verterit anima hominis, ad dolores figitur alibi praeterquam in te, tametsi figitur in pulchris extra te et extra se. 15. "Боже сил, обрати нас, покажи нам лик Твой, и мы спасемся". Куда бы ни обратилась человеческая душа, всюду кроме Тебя наткнется она на боль, хотя бы наткнулась и на красоту, но красоту вне Тебя и вне себя самой.
Quae tamen nulla essent, nisi essent abs te. Quae oriuntur et occidunt et oriendo quasi esse incipiunt, et crescunt ut perficiantur, et perfecta senescunt et intereunt: et non omnia senescunt, et omnia intereunt. И красота эта ничто, если она не от Тебя. Прекрасное родится и умирает; рождаясь, оно начинает как бы быть и растет, чтобы достичь полного расцвета, а, расцветши, стареет и гибнет.
Ergo cum oriuntur et tendunt esse, quo magis celeriter crescunt ut sint, eo magis festinant ut non sint: sic est modus eorum. Tantum dedisti eis, quia partes sunt rerum, quae non sunt omnes simul, sed decedendo ac succedendo agunt omnes universum, cuius partes sunt. (ecce sic peragitur et sermo noster per signa sonantia. Не всегда, правда, доживает до старости, но гибнет всегда. Родившись и стремясь быть, прекрасное, чем скорее растет, утверждая свое бытие, тем сильнее торопится в небытие: таков предел, положенный Тобою земным вещам, потому что они только части целого, существующие не одновременно; уходя и сменяя друг друга, они, как актеры, разыгрывают все цельную пьесу, в которой им даны удельные роли.
Non enim erit totus sermo, si unum verbum non decedat, cum sonuerit partes suas, ut succedat aliud.) laudet te ex illis anima mea, deus, creator omnium, sed non in eis figatur glutine amore per sensus corporis. То же происходит и с нашей речью, состоящей звуковых обозначений. Речь не будет целой, если каждое слово, отзвучав в своей роли, не исчезнет, чтобы уступить место другому. Да хвалит душа моя за этот мир Тебя, "Господь, всего Создатель", но да не прилипаете нему чувственной любовью,
Eunt enim quo ibant, ut non sint, et conscindunt eam desideriis pestilentiosis, quoniam ipsa esse vult et requiescere amat in eis quae amat. In illis autem non est ubi, quia non stant: fugiunt, et quis ea sequitur sensu carnis? Aut quis ea comprehendit, vel cum praesto sunt? обо он идет, куда и шел - к небытию, и терзает душу смертной тоской, потому что и сама она хочет быть и любит отдыхать на том, что она любит. А в этом мире негде отдохнуть, потому что все в нем безостановочно убегает: как угнаться за этим плотскому чувству? Как удержать даже то, что сейчас под рукой?
Tardus est enim sensus carnis, quoniam sensus carnis est: ipse est modus eius. Медлительно плотское чувство, потому что оно плотское: ограниченность - его свойство.
Sufficit ad aliud, ad quod factus est, ad illud autem non sufficit, ut teneat transcurrentia ab initio debito usque ad finem debitum. In verbo enim tuo, per quod creantur, ibi audiunt, 'Hinc' et 'Huc usque.' Оно удовлетворяет своему назначению, но его недостаточно, чтобы удержать то, что стремится от положенного начала к положенному концу. Ибо в слове Твоем, которым создан мир, слышит оно: "Отсель и досель".
4.11.16 Noli esse vana, anima mea, et obsurdescere in aure cordis tumultu vanitatis tuae. Audi et tu: 16. Не суетись, душа моя: не дай оглохнуть уху сердца от грохота суеты твоей. Слушай,
verbum ipsum clamat ut redeas, et ibi est locus quietis imperturbabilis, ubi non deseritur amor si ipse non deserat. Ecce illa discedunt ut alia succedant, et omnibus suis partibus constet infima universitas. 'Numquid ego aliquo discedo?' ait verbum dei. само Слово зовет тебя вернуться: безмятежный покой там, где Любовь не покинет тебя, если сам ты Ее не покинешь. Вот одни создания уходят, чтобы дать месте другим: отдельные части в совокупности своей образуют этот дольний мир. "Разве Я могу уйти куда-нибудь?" - говорит Слово.
Ibi fige mansionem tuam, ibi commenda quidquid inde habes, anima mea; saltem fatigata fallaciis, veritati commenda quidquid tibi est a veritate, et non perdes aliquid, et reflorescent putria tua, et sanabuntur omnes languores tui, et fluxa tua reformabuntur et renovabuntur et constringentur ad te, et non te deponent quo descendunt, sed stabunt tecum et permanebunt ad semper stantem ac permanentem deum. Здесь утверди жилище свое; доверь все, что у тебя есть; душа моя, уставшая, наконец, от обманов. Доверь Истине все, что у тебя есть от Истины, и ты ничего не утратишь; истлевшее у тебя покроется цветом; исцелятся все недуги твои; преходящее получит новый облик, обновится и соединится с тобой; оно не увлечет тебя в стремлении вниз, но недвижно останется с тобой и пребудет у вечно недвижного и пребывающего Бога.
4.11.17 Ut quid perversa sequeris carnem tuam? Ipsa te sequatur conversam. Quidquid per illam sentis in parte est, et ignoras totum cuius hae partes sunt, et delectant te tamen. 17. Зачем, развращенная, следуешь ты за плотью своей? Пусть она, обращенная, следует за тобой. Все, что ты узнаешь через нее, частично; ты не знаешь целого, которому принадлежат эти части, и все-таки они тебя радуют.
Sed si ad totum comprehendendum esset idoneus sensus carnis tuae, ac non et ipse in parte universi accepisset pro tua poena iustum modum, velles ut transiret quidquid existit in praesentia, ut magis tibi omnia placerent. Если бы твое плотское чувство способно было охватить все, и не было бы оно, в наказание тебе, справедливо ограничено постижением только части, то ты пожелал бы, чтобы все, существующее сейчас, прошло, дабы ты больше мог наслаждаться целым.
Nam et quod loquimur per eundem sensum carnis audis, et non vis utique stare syllabas sed transvolare, ut aliae veniant et totum audias. Ita semper omnia, quibus unum aliquid constat (et non sunt omnia simul ea quibus constat): plus delectant omnia quam singula, si possint sentiri omnia. Ведь и речь нашу ты воспринимаешь тоже плотским чувством, и тебе, разумеется, захочется, чтобы отдельные слога быстро произносились один за другим, а не застывали неподвижно: ты ведь хочешь услышать все целиком. Так и части, составляющие нечто единое, но возникающие не все одновременно в том, что они составляют: все вместе радует больше части, если бы только это "все" могло быть разом воспринято.
Sed longe his melior qui fecit omnia, et ipse est deus noster, et non discedit, quia nec succeditur ei. Насколько же лучше тот, кто создал целое - Господь наш. И Он не уходит, потому что для Него нет смены.
4.12.18 Si placent corpora, deum ex illis lauda et in artificem eorum retorque amorem, ne in his quae tibi placent tu displiceas. 18. Если тела угодны тебе, хвали за них Бога и обрати любовь свою к их мастеру, чтобы в угодном тебе не Стал ты сам неугоден.
Si placent animae, in deo amentur, quia et ipsae mutabiles sunt et in illo fixae stabiliuntur: alioquin irent et perirent. In illo ergo amentur, et rape ad eum tecum quas potes et dic eis: Если угодны души, да будут они любимы в Боге, потому Что и они подвержены перемене, и утверждаются в Нем, а иначе проходят и преходят. Да будут же любимы в Нем: увлеки к Нему с собой те, какие сможешь, и скажи им:
'Hunc amemus: ipse fecit haec et non est longe. Non enim fecit atque abiit, sed ex illo in illo sunt. Ecce ubi est, ubi sapit veritas: intimus cordi est, sed cor erravit ab eo. Redite, praevaricatores, ad cor et inhaerete illi qui fecit vos. State cum eo et stabitis, requiescite in eo et quieti eritis. Quo itis in aspera? "Его будем любить: Он создатель и Он недалеко". Он не ушел от Своего создания: оно из Него и в Нем. Где же Он? Где вкушают истину? Он в самой глубине сердца, только сердце отошло от Него. "Вернитесь, отступники, к сердцу" и прильните к Тому, Кто создал вас. Стойте с Ним - и устоите;. успокойтесь в Нем и покойны будете. Куда, в какие трущобы вы идете?
Quo itis? Bonum quod amatis ab illo est: sed quantum est ad illum, bonum est et suave; sed amarum erit iuste, quia iniuste amatur deserto illo quidquid ab illo est. Quo vobis adhuc et adhuc ambulare vias difficiles et laboriosas Куда вы идете? То хорошее, что вы любите, от Него, и поскольку оно с Ним, оно ходошо и сладостно, но оно станет горьким - и справедливо, - потому что несправедливо любить хорошее и покинуть Того, Кто дал это хорошее.
Non est requies ubi quaeratis eam. Quaerite quod quaeritis, sed ibi non est ubi quaeritis. Beatam vitam quaeritis in regione mortis: non est illic. Quomodo enim beata vita, ubi nec vita? Зачем вам опять и опять ходить по трудным и страдным дорогам? Нет покоя там, где вы ищете его. Ищите, что вы ищете, но это не там, где вы ищете. Счастливой жизни ищете вы в стране смерти: ее там нет. Как может быть счастливая жизнь там, где нет самой жизни?
4.12.19 Et descendit huc ipsa vita nostra, et tulit mortem nostram et occidit eam de abundantia vitae suae, et tonuit, clamans ut redeamus hinc ad eum in illud secretum unde processit ad nos, in ipsum primum virginalem uterum ubi ei nupsit humana creatura, caro mortalis, ne semper mortalis. Et inde velut sponsus procedens de thalamo suo exultavit ut gigans ad currendam viam. 19. Сюда спустилась сама Жизнь наша и унесла смерть нашу и поразила ее избытком жизни своей. Прогремел зов Его, чтобы мы вернулись отсюда к Нему, в тайное святилище, откуда Он пришел к нам, войдя сначала в девственное чрево, где с Ним сочеталась человеческая природа, смертная плоть, дабы не остаться ей навсегда смертной, и "откуда Он вышел, как супруг из брачного чертога своего, радуясь, как исполин, пробежать поприще".
Non enim tardavit, sed cucurrit clamans dictis, factis, morte, vita, descensu, ascensu, clamans ut redeamus ad eum: et discessit ab oculis, ut redeamus ad eum. Et discessit ab oculis, ut redeamus ad cor et inveniamus eum. Он не медлил, а устремился к нам, крича словами, делами, смертью, жизнью, сошествием, восшествием крича нам вернуться к Нему. Он ушел с глаз наших, чтобы мы вернулись в сердце наше и нашли бы Его.
Abscessit enim et ecce hic est. Noluit nobiscum diu esse et non reliquit nos. Illuc enim abscessit unde numquam recessit, quia mundus per eum factus est, et in hoc mundo erat et venit in hunc mundum peccatores salvos facere. Cui confitetur anima mea et sanat eam, quoniam peccavit illi. Он ушел, и вот Он здесь; не пожелал долго быть с нами и не оставил нас. Он ушел туда, откуда никогда не уходил, ибо "мир создан Им" и "Он был в этом мире" и "пришел в этот мир спасти грешников". Ему исповедуется душа моя, и Он "излечил ее, потому что она согрешила пред Ним".
Filii hominum, quo usque graves corde? Numquid et post descensum vitae non vultis ascendere et vivere? Sed quo ascenditis, quando in alto estis et posuistis in caelo os vestrum? "Сыны человеческие, доколе будет отягощено сердце ваше?" Жизнь спустилась к вам - разве не хотите вы подняться и жить? Но куда вам подняться, если вы "высоко и положили на небо главы свои" Спуститесь, чтобы подняться, и поднимайтесь к Богу: вы ведь упали, поднявшись против Него.
Descendite, ut ascendatis, et ascendatis ad deum. Cecidistis enim ascendendo contra deum.' Dic eis ista, ut plorent in convalle plorationis, et sic eos rape tecum ad deum, quia de spiritu eius haec dicis eis, si dicis ardens igne caritatis. Скажи им это, пусть они плачут "в долине слез", увлеки их с собой к Богу, ибо слова эти говоришь ты от Духа Святого, если говоришь, горя огнем любви.
4.13.20 Haec tunc non noveram, et amabam pulchra inferiora et ibam in profundum, et dicebam amicis meis, 'Num amamus aliquid nisi pulchrum? Quid est ergo pulchrum? Et quid est pulchritudo? Quid est quod nos allicit et conciliat rebus quas amamus? Nisi enim esset in eis decus et species, nullo modo nos ad se moverent.' 20. Я не знал тогда этого, я любил дольную красоту, я шел в бездну и говорил друзьям своим: "Разве мы любим что-нибудь кроме прекрасного? А что такое прекрасное? И что такое красота? Что привлекает нас в том, что мы любим, и располагает к нему? Не будь в нем приятного и прекрасного, оно ни в коем случае не могло бы подвинуть нас к себе".
Et animadvertebam et videbam in ipsis corporibus aliud esse quasi totum et ideo pulchrum, aliud autem quod ideo deceret, quoniam apte adcommodaretur alicui, sicut pars corporis ad universum suum aut calciamentum ad pedem et similia. Размышляя, я увидел, что каждое тело представляет собой как бы нечто целое и потому прекрасное, но в то же время оно приятно и тем, что находится в согласовании с другим. Так отдельный член согласуется со всем телом, обувь подходит к ноге и т. п.
Et ista consideratio scaturrivit in animo meo ex intimo corde meo, et scripsi libros 'De pulchro et apto' -- puto duos aut tres: tu scis, deus, nam excidit mihi. Non enim habemus eos, sed aberraverunt a nobis nescio quo modo. Эти соображения хлынули из самых глубин моего сердца, и я написал работу "О прекрасном и соответствующем", кажется, в двух или трех книгах. Тебе это известно, Господи: у меня же выпало из памяти. Самих книг у меня нет; они затерялись, не знаю, каким образом.
4.14.21 Quid est autem quod me movit, domine deus meus, ut ad Hierium, Romanae urbis oratorem, scriberem illos libros? Quem non noveram facie, sed amaveram hominem ex doctrinae fama, quae illi clara erat, et quaedam verba eius audieram et placuerant mihi. 21. Что побудило меня, Господи, Боже мои, посвятить эти книги Гиерию, римскому оратору, которого я не знал лично, но которым восхищался за его громкую славу ученого. Мне сообщили некоторые его изречения, и они мне нравились.
Sed magis quia placebat aliis et eum efferebant laudibus, stupentes quod ex homine Syro, docto prius graecae facundiae, post in latina etiam dictor mirabilis extitisset et esset scientissimus rerum ad studium sapientiae pertinentium, mihi placebat. Еще больше нравился он мне потому, что очень нравился другим, и его превозносили похвалами, недоумевая, как сириец, умевший сначала прекрасно говорить по-гречески, стал впоследствии мастером латинской речи и выдающимся знатоком во всех вопросах, касающихся философии.
Laudatur homo et amatur absens. Utrumnam ab ore laudantis intrat in cor audientis amor ille? Absit! sed ex amante alio accenditur alius. Hinc enim amatur qui laudatur, dum non fallaci corde laudatoris praedicari creditur, id est cum amans eum laudat. Человека хвалят, и вот его заглазно начинают любить. Разве эта любовь входит в сердце слушающего от слов хвалящего? Нет! любящий зажигает любовью и другого. Поэтому и любят того, кого хралят другие, веря, что хвала ему возглашается нелживым сердцем, а это значит, что хвалят, любя.
4.14.22 Sic enim tunc amabam homines ex hominum iudicio, non enim ex tuo, deus meus, in quo nemo fallitur. 22. Так любил я тогда людей, доверяясь суду человеческому, а не Твоему, Господи, которым никто не обманывается.
Sed tamen cur non sicut auriga nobilis, sicut venator studiis popularibus diffamatus, sed longe aliter et graviter et ita, quemadmodum et me laudari vellem? Почему, однако, хвалы ему воздавались совсем иные, чем знаменитому вознице или цирковому охотнику, прославленному народной любовью?
Non autem vellem ita laudari et amari me ut histriones, quamquam eos et ipse laudarem et amarem, sed eligens latere quam ita notus esse et vel haberi odio quam sic amari. Они были серьезны и важны; такие хотел я услышать о себе самом. Я ведь не хотел бы, чтобы меня хвалили и любили так, как актеров, хотя я сам расхваливал их и любил; но я избрал бы полную неизвестность, даже ненависть к себе, ноне такую славу, но не такую любовь.
Ubi distribuuntur ista pondera variorum et diversorum amorum in anima una? Quid est quod amo in alio? Какими гирями одна и та же душа развешивает разную, столь несходную любовь?
Quod rursus nisi odissem, non a me detestarer et repellerem, cum sit uterque nostrum homo? Non enim sicut equus bonus amatur ab eo qui nollet hoc esse etiamsi posset. Почему я люблю в другом то, что одновременно ненавижу? Я ведь гнушаюсь этим для себя и наотрез от этого отказываюсь. А мы оба, и он и я, люди! Хорошую лошадь можно любить, не желая стать ею, даже если бы это было возможно.
Hoc et de histrione dicendum est, qui naturae nostrae socius est. Ergone amo in homine quod odi esse, cum sim homo? С актером случай другой: он нашего рода. Значит, я люблю в человеке то, что для меня в себе ненавистно, хотя и я человек?
Grande profundum est ipse homo, cuius etiam capillos tu, domine, numeratos habes et non minuuntur in te: et tamen capilli eius magis numerabiles quam affectus eius et motus cordis eius. Великая бездна сам человек, "чьи волосы сочтены" у Тебя, Господи, и не теряются у Тебя, и, однако, волосы его легче счесть, чем его чувства и движения его сердца.
4.14.23 At ille rhetor ex eo erat genere quem sic amabam ut vellem esse me talem. Et errabam typho et circumferebar omni vento, et nimis occulte gubernabar abs te. 23. Что же касается Гиерия, то он принадлежал к тому типу ораторов, который мне так нравился, что мне самому хотелось быть одним из них. Я заблуждался в гордости своей, "был носим всяким ветром", и совершенно скрыто от меня было руководство Твое.
Et unde scio et unde certus confiteor tibi quod illum in amore laudantium magis amaveram quam in rebus ipsis de quibus laudabatur? И откуда мне знать и как с уверенностью исповедать Тебе, что я больше любил его за любовь и похвалы, чем за те занятия, за которые его хвалили?
Quia si non laudatum vituperarent eum idem ipsi et vituperando atque spernendo ea ipsa narrarent, non accenderer in eo et non excitarer, et certe res non aliae forent nec homo ipse alius, sed tantummodo alius affectus narrantium. Если бы те же самые люди не хвалили, а бранили его и рассказывали о нем то же самое, но с бранью и презрением, я не воспламенился бы любовью к нему, хотя ни занятия его, ни он сам не стали бы другим: другими были бы только чувства рассказчиков.
Ecce ubi iacet anima infirma nondum haerens soliditati veritatis: sicut aurae linguarum flaverint a pectoribus opinantium, ita fertur et vertitur, torquetur ac retorquetur, et obnubilatur ei lumen et non cernitur veritas, et ecce est ante nos. Вот куда брошена немощная душа, не прилепившаяся еще к крепкой истине. Ее несет и кружит, бросает туда и сюда, смотря по тому, куда дует вихрь слов и мнений. Они заслоняют ей свет, и она не видит истины. Она же вот - перед нами.
Et magnum quiddam mihi erat, si sermo meus et studia mea illi viro innotescerent. Quae si probaret, flagrarem magis; si autem improbaret, sauciaretur cor vanum et inane soliditatis tuae. Для меня тогда было очень важно, чтобы моя книга и мои труды стали известны этому человеку. Его одобрение заставило бы меня загореться еще большим усердием; его неодобрение ранило бы мое суетное, не имевшее в Тебе опоры сердце.
Et tamen pulchrum illud atque aptum, unde ad eum scripseram, libenter animo versabam ob os contemplationis meae et nullo conlaudatore mirabar. И, однако, я с любовью охотно переворачивал перед своим умственным взором вопрос о прекрасном и соответственном, о чем писал ему, и приходила восторг от своей работы, не нуждаясь ни в чьих похвалах.
4.15.24 Sed tantae rei cardinem in arte tua nondum videbam, omnipotens, qui facis mirabilia solus, et ibat animus per formas corporeas et pulchrum, quod per se ipsum, aptum autem, quod ad aliquid adcommodatum deceret, definiebam et distinguebam et exemplis corporeis adstruebam. 24. Я не видел, однако, стержня в великом деле, в искусстве Твоем, Всемогущий, "Который один творишь чудеса". Душа моя странствовала среди телесных образов: "прекрасное", являющееся таковым само по себе, и "соответственное", хорошо согласующееся с другим предметом, я определял и различал, пользуясь доказательствами и примерами из мира физического.
Et converti me ad animi naturam, et non me sinebat falsa opinio quam de spiritalibus habebam verum cernere. Et inruebat in oculos ipsa vis veri, et avertebam palpitantem mentem ab incorporea re ad liniamenta et colores et tumentes magnitudines et, quia non poteram ea videre in animo, putabam me non posse videre animum. Потом я обратился к природе души, но ложные понятия, бывшие у меня о мире духовном, мешали мне видеть истину. Во всей силе своей стояла истина у меня перед глазами, а я отвращал свой издерганный ум от бестелесного к линиям, краскам и крупным величинам. И так как я не мог увидеть это в душе, я думал, что не могу видеть и свою душу.
Et cum in virtute pacem amarem, in vitiositate autem odissem discordiam, in illa unitatem, in ista quandam divisionem notabam, inque illa unitate mens rationalis et natura veritatis ac summi boni mihi esse videbatur, in ista vero divisione inrationalis vitae nescioquam substantiam et naturam summi mali, quae non solum esset substantia sed omnino vita esset, et tamen abs te non esset, deus meus, ex quo sunt omnia, miser opinabar. Я любил согласие, порождаемое добродетелью, и ненавидел раздор, порождаемый порочностью. В первой я увидел единство, во второй - разделенность. Это единство представлялось мне как совместность разума, истины и высшего блага; разделенность - как некая неразумная жизнь и высшее зло. Я, несчастный, считал, что оно не только субстанция, но что это вообще некая жизнь, только не от Тебя исходящая, Господи, от Которого все.
Et illam 'Monadem' appellabam tamquam sine ullo sexu mentem, hanc vero 'Dyadem', iram in facinoribus, libidinem in flagitiis, nesciens quid loquerer. Единство я назвал монадой, как некий разум, не имеющий пола, а разделенность - диадой: это гнев в преступлениях и похоть в пороках.
Non enim noveram neque didiceram nec ullam substantiam malum esse nec ipsam mentem nostram summum atque incommutabile bonum. Сам я не понимал, что говорю. Я не знал и не усвоил себе, что зло вовсе не есть субстанция, и что наш разум не представляет собой высшего и неизменного блага.
4.15.25 Sicut enim facinora sunt, si vitiosus est ille animi motus in quo est impetus et se iactat insolenter ac turbide, et flagitia, si est immoderata illa animae affectio qua carnales hauriuntur voluptates, ita errores et falsae opiniones vitam contaminant, si rationalis mens ipsa vitiosa est, qualis in me tunc erat nesciente alio lumine illam inlustrandam esse, ut sit particeps veritatis, quia non est ipsa natura veritatis, quoniam tu inluminabis lucernam meam, domine. 25. Преступление есть порочное движение души, побуждающее к действию, в котором душа и утверждает себя дерзостно и взбаламученно. Разврат есть необузданное желание, жадное к плотским радостям. Если разумная душа сама порочна, то жизнь пятнают заблуждения и ложные понятия. Как раз такая и была у меня тогда, и я не знал, что ее надо просветить другим светом, чтобы приобщить к истине, потому что в ней самой нет истины.
Deus meus, inluminabis tenebras meas, et de plenitudine tua omnes nos accepimus. Es enim tu lumen verum quod inluminat omnem hominem venientem in hunc mundum, quia in te non est transmutatio nec momenti obumbratio. Ибо "Ты зажжешь светильник мой, Господи, Боже мой, Ты просветишь тьму мою; и от полноты Твоей получим мы все. Ты свет истинный, освещающий всякого человека, приходящего в этот мир, ибо у Тебя нет изменения и ни тени перемены".
4.15.26 Sed ego conabar ad te et repellebar abs te, ut saperem mortem, quoniam superbis resistis. Quid autem superbius quam ut adsererem mira dementia me id esse naturaliter quod tu es? 26. Я порывался к Тебе и был отбрасываем назад, да отведаю вкуса смерти, потому что "Ты противишься гордым".
Cum enim ego essem mutabilis et eo mihi manifestum esset, quod utique ideo sapiens esse cupiebam, ut ex deteriore melior fierem, malebam tamen etiam te opinari mutabilem quam me non hoc esse quod tu es. А разве не великая гордость притязать по удивительном безумию, что по природе своей я то же самое, что и Ты Подверженный изменению и ясно видя это из того, что я очень хотел быть мудрым, дабы стать лучше, я предпочел, однако считать Тебя подверженным изменению, чем признать, что я не то же самое, что и Ты.
Itaque repellebar et resistebas ventosae cervici meae, et imaginabar formas corporeas et caro carnem accusabam, et spiritus ambulans nondum revertebar ad te et ambulando ambulabam in ea quae non sunt, neque in te neque in me neque in corpore, neque mihi creabantur a veritate tua, sed a mea vanitate fingebantur ex corpore. Потому я и был отталкиваем назад, и Ты пригибал мою кичливую выю. Я носился со своими телесными образами; я, плоть, обвинял плоть, и "бродячий дух", я не повернулся к Тебе; бродя, я бродил среди несуществующего ни в Тебе, ни во мне, ни в теле: тут не было подлинных Твоих созданий, а были одни мои пустые мечтания.
Et dicebam parvulis fidelibus tuis, civibus meis, a quibus nesciens exulabam, dicebam illis garrulus et ineptus, 'Cur ergo errat anima quam fecit deus?' et mihi nolebam dici, 'Cur ergo errat deus?' И я спрашивал у малых верных детей Твоих, моих сограждан, из среды которых я, сам того не зная, был изгнан, я спрашивал их, нелепый болтун: "Почему же заблуждается душа, которую создал Бог?" Я не хотел, чтобы меня спросили: "Почему же заблуждается Бог?"
Еt contendebam magis incommutabilem tuam substantiam coactam errare quam meam mutabilem sponte deviasse et poena errare confitebar. И я силился доказать, что скорее Ты в своей неизменной сущности вынужден впасть в заблуждение; чем признаться, что я подверженный изменению, добровольно сбиваюсь с пути и в наказанне за это впадаю в заблуждение.
4.15.27 Et eram aetate annorum fortasse viginti sex aut septem, cum illa volumina scripsi, volvens apud me corporalia figmenta obstrepentia cordis mei auribus, quas intendebam, dulcis veritas, in interiorem melodiam tuam, cogitans de pulchro et apto, et stare cupiens et audire te et gaudio gaudere propter vocem sponsi, et non poteram, quia vocibus erroris mei rapiebar foras et pondere superbiae meae in ima decidebam. 27. Мне было, пожалуй, лет двадцать шесть, двадцать семь, когда я закончил эти свитки, развертывая перед собой свои выдумки - эти материальные образы, оглушавшие уши моего сердца. Я настораживал их, сладостная Истина, чтобы услышать мелодию Твою, звучавшую глубоко внутри меня. Я думал о "прекрасном и соответственном", хотел встать на ноги и услышать Тебя, "радостью обрадоваться, слыша голос жениха" и не мог: мое заблуждение громко звало меня и увлекало наружу; под тяжестью гордости своей падал я вниз.
Non enim dabas auditui meo gaudium et laetitiam, aut exultabant ossa, quae humilata non erant. "Ты не давал слуху моему радости и веселия", и не "ликовали кости мои", потому что "не были сокрушены".
4.16.28 Et quid mihi proderat quod annos natus ferme viginti, cum in manus meas venissent aristotelica quaedam, quas appellant decem categorias (quarum nomine, cum eas rhetor Carthaginiensis, magister meus, buccis typho crepantibus commemoraret et alii qui docti habebantur, tamquam in nescio quid magnum et divinum suspensus inhiabam), legi eas solus et intellexi? 28. И какая польза для меня была в том, что лет двадцати от роду, когда мне в руки попало одно произведение Аристотеля под заглавием "Десять категорий" (карфагенский ритор, мой учитель, и другие люди, считавшиеся учеными, раздуваясь от гордости, трещали о нем, и, слыша это название, я только и мечтал об этой книге, как о чем-то великом и божественном), я оказался единственным, прочитавшим и понявшим ее?
Quas cum contulissem cum eis qui se dicebant vix eas magistris eruditissimis, non loquentibus tantum sed multa in pulvere depingentibus, intellexisse, nihil inde aliud mihi dicere potuerunt quam ego solus apud me ipsum legens cognoveram. Когда я беседовал по поводу этих категорий с людьми, которые говорили, что они с трудом их поняли и то лишь с помощью ученых наставников, объяснявших их нетолько словесно, но и с помощью многочисленных рисунков на песке, то оказалось, что они могут сказать мне о них только то, что я, при своем одиноком чтении, узнай у себя самого.
Et satis aperte mihi videbantur loquentes de substantiis, sicuti est homo, et quae in illis essent, sicuti est figura hominis, qualis sit, et statura, quot pedum sit, et cognatio, cuius frater sit, aut ubi sit constitutus aut quando natus, aut stet an sedeat, aut calciatus vel armatus sit, aut aliquid faciat aut patiatur aliquid, et quaecumque in his novem generibus, quorum exempli gratia quaedam posui, vel in ipso substantiae genere innumerabilia reperiuntur. По-моему, книга эта совершенно ясно толковала о субстанциях и их признаках: например, человек - это качество; сколько в нем футов роста - это количество; его отношение к другим: например, чей он брат; место, где он находится; время, когда родился; его положение: стоит или сидит; что имеет: обувь или вооружение; что делает или что терпит. Под эти десять категорий, для которых я привел примеры, и под самую категорию субстанции подойдет бесконечное число явлений.
4.16.29 Quid hoc mihi proderat, quando et oberat, cum etiam te, deus meus, mirabiliter simplicem atque incommutabilem, illis decem praedicamentis putans quidquid esset omnino comprehensum, sic intellegere conarer, quasi et tu subiectus esses magnitudini tuae aut pulchritudini, ut illa essent in te quasi in subiecto sicut in corpore, cum tua magnitudo et tua pulchritudo tu ipse sis, corpus autem non eo sit magnum et pulchrum quo corpus est, quia etsi minus magnum et minus pulchrum esset, nihilominus corpus esset? 29. Какая была мне от этого польза? А вред был. Считая, что вообще все существующее охвачено этими десятью категориями, я пытался и Тебя, Господи, дивно простого и не подверженного перемене, рассматривать как субъект Твоего величия или красоты, как будто они были сопряжены с Тобой, как с субъектом, т.е. как с телом, тогда как Твое величие и Твоя красота это Ты сам. Тело же не является великим или прекрасным потому, что оно тело: меньшее или менее красивое, оно все равно остается телом.
Falsitas enim erat quam de te cogitabam, non veritas, et figmenta miseriae meae, non firmamenta beatitudinis tuae. Iusseras enim, et ita fiebat in me, ut terra spinas et tribulos pareret mihi et cum labore pervenirem ad panem meum. Ложью были мои мысли и о Тебе, а не истиной: жалкий вымысел мой, не блаженная крепость Твоя. Ибо Ты повелел, и так и стало со мной: земля "начала рожать мне терния и волчцы", и с трудом получал я хлеб свой.
4.16.30 Et quid mihi proderat quod omnes libros artium quas liberales vocant tunc nequissimus malarum cupiditatum servus per me ipsum legi et intellexi, quoscumque legere potui? Et gaudebam in eis, et nesciebam unde esset quidquid ibi verum et certum esset. 30. И какая польза была для меня, что я, в то время негодный раб злых страстей, сам прочел и понял все книги, относившиеся к так называемым свободным искусствам, какие только мог прочесть? Я радовался, читая их, и не понимал, откуда в них то, что было истинного и определенного.
Dorsum enim habebam ad lumen et ad ea quae inluminantur faciem, unde ipsa facies mea, qua inluminata cernebam, non inluminabatur. Я стоял спиной к свету я лицом к тому, что было освещено; и лицо мое, повернутое к освещенным предметам, освещено не было.
Quidquid de arte loquendi et disserendi, quidquid de dimensionibus figurarum et de musicis et de numeris, sine magna difficultate nullo hominum tradente intellexi. Тебе известно, Господи, что я узнал, без больших затруднений и без людской помощи, в красноречии, диалектике, геометрии, музыке и арифметике;
Scis tu, domine deus meus, quia et celeritas intellegendi et dispiciendi acumen donum tuum est. и быстрая сообразительность и острая проницательность - Твои дары,
(Sed non inde sacrificabam tibi; itaque mihi non ad usum sed ad perniciem magis valebat, quia tam bonam partem substantiae meae sategi habere in potestate et fortitudinem meam non ad te custodiebam, sed profectus sum abs te in longinquam regionem, ut eam dissiparem in meretrices cupiditates.) но не Тебе приносил я их в жертву. Они были мне не на пользу, а скорее на гибель, потому что я жадно стремился овладеть доброй долей имущества своего, но "не сохранил для Тебя сил своих", а ушел от Тебя прочь, в дальнюю страну, чтобы расточить все на блудные страсти.
Nam quid mihi proderat bona res non utenti bene? Какая польза была мне от хорошегр, если я не умел им хорошо пользоваться?
Non enim sentiebam illas artes etiam ab studiosis et ingeniosis difficillime intellegi, nisi cum eis eadem conabar exponere, et erat ille excellentissimus in eis qui me exponentem non tardius sequeretur. А я стал понимать, как трудно даются эти науки даже прилежным и толковым ученикам, когда, пытаясь их разъяснить, увидел, что самого выдающегося среди моих учеников хватало лишь на го, чтобы не так уж медленно усваивать мои объяснения.
4.16.31 Sed quid mihi hoc proderat, putanti quod tu, domine deus veritas, corpus esses lucidum et immensum et ego frustum de illo corpore? 31. Какая была мне польза в этом, если я думал, что Ты, Господи, Бог истины, представляешь собой огромное светящееся тело, а я обломок этого тела?
Nimia perversitas! sed sic eram nec erubesco, deus meus, confiteri tibi in me misericordias tuas et invocare te, qui non erubui tunc profiteri hominibus blasphemias meas et latrare adversum te. Предел извращенности! Но именно таков был я тогда! Я не краснею. Господи, исповедуя пред Тобой милосердие Твое ко мне и призывая Тебя: я ведь не краснел, богохульно проповедуя пред людьми и лая на Тебя.
Quid ergo tunc mihi proderat ingenium per illas doctrinas agile et nullo adminiculo humani magisterii tot nodosissimi libri enodati, cum deformiter et sacrilega turpitudine in doctrina pietatis errarem? Какая польза была мне от моего ума, так легко справлявшегося с этими науками, и от такого количества запутаннейших книг, распутанных без помощи учителя, если я безобразно кощунствовал и гнусно заблуждался в науке благочестия?
Aut quid tantum oberat parvulis tuis longe tardius ingenium, cum a te longe non recederent, ut in nido ecclesiae tuae tuti plumescerent et alas caritatis alimento sanae fidei nutrirent? Во вред ли был для малых Твоих ум гораздо более медлительный, если они не уходили от Тебя прочь, безмятежно оперялись в гнезде Церкви Твоей и выращивали крылья любви, питаясь пищей здоровой веры?
O domine deus noster, in velamento alarum tuarum speremus, et protege nos et porta nos. Tu portabis et parvulos et usque ad canos tu portabis, quoniam firmitas nostra quando tu es, tunc est firmitas, cum autem nostra est, infirmitas est. Господи, Боже наш, "в тени крыл Твоих обретем мы надежду": укрой нас и понеси нас. "Ты понесешь. Ты понесешь малых детей и до седин будешь нести их" - ибо сила наша тогда сила когда это Ты; только наша - она бессилие.
Vivit apud te semper bonum nostrum, et quia inde aversi sumus, perversi sumus. Revertamur iam, domine, ut non evertamur, quia vivit apud te sine ullo defectu bonum nostrum, quod tu ipse es, et non timemus ne non sit quo redeamus, quia nos inde ruimus. Nobis autem absentibus non ruit domus nostra, aeternitas tua. Наше благо всегде у Тебя, и, отвращаясь от него, мы развращаемся. Припадем к Тебе, Господи, да не упадем: у Тебя во всей целости благо наше - Ты сам: мы не боимся, что нам некуда вернуться, потому что мы рухнули вниз: в отсутствие наше не рухнул дом наш. вечность Твоя.

LIBER QVINTVS/Книга пятая

Latin Русский
5.1.1 Accipe sacrificium confessionum mearum de manu linguae meae (quam formasti et excitasti, ut confiteatur nomini tuo), et sana omnia ossa mea, et dicant, 'Domine, quis similis tibi?' 1. Прими исповедь мою, приносимую в жертву Тебе языком моим, который Ты создал и побудил исповедовать имя Твое; выздоровели все кости мои: пусть же они скажут: "Господи! Кто подобен Тебе?".
Neque enim docet te quid in se agatur qui tibi confitetur, quia oculum tuum non excludit cor clausum nec manum tuam repellit duritia hominum, sed solvis eam cum voles, aut miserans aut vindicans, et non est qui se abscondat a calore tuo. Ничего нового не сообщает Тебе человек, исповедуясь в том, что происходит с ним, ибо не закрыто взору Твоему закрытое сердце, и не отталкивает человеческая жесткость десницу Твою: Ты смягчаешь ее, когда захочешь, милосердуя или отмщая: "и нет никого, кто укрылся бы от жара Твоего".
Sed te laudet anima mea ut amet te, et confiteatur tibi miserationes tuas ut laudet te. Да хвалит Тебя душа моя, чтобы возлюбить Тебя.
Non cessat nec tacet laudes tuas universa creatura tua, nec spiritus omnis per os conversum ad te, nec animalia nec corporalia per os considerantium ea, ut exsurgat in te a lassitudine anima nostra, innitens eis quae fecisti et transiens ad te, qui fecisti haec mirabiliter. Et ibi refectio et vera fortitudo. Неумолчно хвалят Тебя все создания Твои: всякая душа, обратившаяся к Тебе, своими устами; животные и неодушевленная природа устами тех, кто их созерцает. Да воспрянет же в Тебе душа наша от усталости: опираясь на творения Твои, пусть дойдет к Тебе, дивно их сотворившему: у Тебя обновление и подлинная сила.
5.2.2 Eant et fugiant a te inquieti iniqui. Et tu vides eos et distinguis umbras, et ecce pulchra sunt cum eis omnia et ipsi turpes sunt. Et quid nocuerunt tibi? 2. Пусть уходят и бегут от Тебя мятущиеся и грешные. Ты видишь их, Ты распределяешь и тени. И вот - мир прекрасен и с ними, хотя они сами мерзки. Но чем повредили они Тебе?
Aut in quo imperium tuum dehonestaverunt, a caelis usque in novissima iustum et integrum? Quo enim fugerunt, cum fugerent a facie tua? Aut ubi tu non invenis eos? Чем обесчестили власть Твою - полную и справедливую от небес и до края земли. Куда бежали, убежав от лица Твоего? Где не найдешь Ты их?
Sed fugerunt ut non viderent te videntem se atque excaecati in te offenderent, quia non deseris aliquid eorum quae fecisti; in te offenderent iniusti et iuste vexarentur, subtrahentes se lenitati tuae et offendentes in rectitudinem tuam et cadentes in asperitatem tuam. Они убежали, чтобы не видеть Тебя, видящего их, и в слепоте своей наткнуться на Тебя, ибо Ты не оставляешь ничего Тобой созданного. Да, чтобы наткнуться на Тебя в неправде своей и по правде Твоей нести наказание: уклонившись от кротости Твоей, натыкаются они на справедливость Твою и падают в суровость Твою.
Videlicet nesciunt quod ubique sis, quem nullus circumscribit locus, et solus es praesens etiam his qui longe fiunt a te. Не знают они, что Ты всюду и нет места, где Тебя бы не было; Ты, единственный, рядом даже с теми, кто далеко ушел от Тебя.
Convertantur ergo et quaerant te, quia non, sicut ipsi deseruerunt creatorem suum, ita tu deseruisti creaturam tuam: ipsi convertantur. Пусть же обратятся, пусть ищут Тебя; если они оставили Создателя своего, то Ты не оставил создание Свое. Пусть сами обратятся, пусть ищут Тебя -
Et ecce ibi es in corde eorum, in corde confitentium tibi et proicientium se in te et plorantium in sinu tuo post vias suas difficiles. вот Ты здесь, в сердце их, в сердце тех, кто исповедуется у Тебя и кидается к Тебе и плачет на груди Твоей после трудных дорог своих.
Et tu facilis terges lacrimas eorum, et magis plorant et gaudent in fletibus, quoniam tu, domine, non aliquis homo, caro et sanguis, sed tu, domine, qui fecisti, reficis et consolaris eos. И Ты, благостный, отираешь слезы их; они плачут еще больше и радуются, рыдая, потому что Ты, Господи, не человек, не плоть и кровь, но Ты, Господи, их Создатель, обновляешь и утешаешь их.
Et ubi ego eram, quando te quaerebam? Et tu eras ante me, ego autem et a me discesseram nec me inveniebam: quanto minus te! И где я был, когда искал Тебя? Ты был предо мною: я же далеко ушел от себя, я не находил себя; как же было найти Тебя!
5.3.3 Proloquar in conspectu dei mei annum illum undetricensimum aetatis meae. 3. Я расскажу пред очами Господа моего о том годе, когда мне исполнилось двадцать девять лет.
Iam venerat Carthaginem quidam manichaeorum episcopus, Faustus nomine, magnus laqueus diaboli, et multi implicabantur in eo per inlecebram suaviloquentiae. В Карфаген приехал некий манихейский епископ по имени Фавст. Это была страшная сеть дьявольская, и многие запутыва-лись в ней, прельщенные его сладкоречием,
Quam ego iam tametsi laudabam, discernebam tamen a veritate rerum quarum discendarum avidus eram, nec quali vasculo sermonis, sed quid mihi scientiae comedendum apponeret nominatus apud eos ille Faustus intuebar. которое и я хвалил, различая, однако, между ним и истинной сутью вещей, познать которую так жадно стремился. Я вглядывался не в словесный сосуд, а в то, какое знание предлагает мне отведать из него этот, столь известный у них, Фавст.
Fama enim de illo praelocuta mihi erat quod esset honestarum omnium doctrinarum peritissimus et apprime disciplinis liberalibus eruditus. Молва уже заранее сообщала мне, что он весьма осведомлен о всех высоких учениях и особенно сведущ в науках свободных.
Et quoniam multa philosophorum legeram memoriaeque mandata retinebam, ex eis quaedam comparabam illis manichaeorum longis fabulis, et mihi probabiliora ista videbantur quae dixerunt illi qui tantum potuerunt valere ut possent aestimare saeculum, quamquam eius dominum minime invenerint. Так как я прочел много философских книг и хорошо помнил их содержание, то я и стал сравнивать некоторые их положения с бесконечными манихейскими баснями: мне казались более вероятными слова тех, "у кого хватило разумения исследовать временный мир", хотя "не обрели они Господа его".
Quoniam magnus es, domine, et humilia respicis, excelsa autem a longe cognoscis, nec propinquas nisi obtritis corde nec inveniris a superbis, nec si illi curiosa peritia numerent stellas et harenam et dimetiantur sidereas plagas et vestigent vias astrorum. Ибо "высок ты. Господа, и смиренного видишь и гордого узнаешь издали", но приближаешься только "к сокрушенным сердцем", гордые не находят Тебя, хотя бы даже в ученой любознательности своей сочли они заезды и песчинки, измерили звездные просторы и исследовали пути светил.
5.3.4 Mente sua enim quaerunt ista et ingenio quod tu dedisti eis et multa invenerunt et praenuntiaverunt ante multos annos defectus luminarium solis et lunae, quo die, qua hora, quanta ex parte futuri essent, et non eos fefellit numerus. 4. Они производят эти исследования, руководствуясь разумом и способностями, которые Ты им дал: многое нашли они и пред-сказали за много лет вперед солнечные и лунные затменения, их день, их час и каковы они будут.
Et ita factum est ut praenuntiaverunt, et scripserunt regulas indagatas, et leguntur hodie atque ex eis praenuntiatur quo anno et quo mense anni et quo die mensis et qua hora diei et quota parte luminis sui defectura sit luna vel sol: et ita fiet ut praenuntiatur. Вычисления не обманули их: все происходит так, как они предсказали. Они записали законы, ими открытые; их и сегодня знают и по ним предсказывают, в каком году, в каком месяце этого года, в какой день этого месяца и в какой час этого дня луна или солнце затемнится в такой-то своей части. Все и произойдет так, как предсказано.
Et mirantur haec homines et stupent qui nesciunt ea, et exultant atque extolluntur qui sciunt, et per impiam superbiam recedentes et deficientes a lumine tuo tanto ante solis defectum futurum praevident, et in praesentia suum non vident (non enim religiose quaerunt unde habeant ingenium quo ista quaerunt), Дивятся и поражаются люди, неосведомленные в этой науке; ликуют и кичатся осведомленные. В нечестивой гордости отходя от Тебя и удаляясь от Твоего света, они задолго предвидят будущее затмение солнца и не видят собственного в настоящем. Они благоговейно не разыскивают, откуда у них способности, с помощью которых они все это разыскивают.
et invenientes quia tu fecisti eos, non ipsi se dant tibi, se ut serves quod fecisti, et quales se ipsi fecerant occidunt se tibi, et trucidant exaltationes suas sicut volatilia, et curiositates suas sicut pisces maris quibus perambulant secretas semitas abyssi, et luxurias suas sicut pecora campi, ut tu, deus, ignis edax consumas mortuas curas eorum, recreans eos immortaliter. И даже найдя, что Ты создал их, они не вручают себя самих Тебе, чтобы Ты сохранил их, как создание Свое, и не закалывают Тебе в жертву то, что они сами из себя сделали: оаи не убивают для Тебя ни своих превозносящихся мыслей, как "птиц"; ни своего любопытства, как "рыб морских", - а оно заставляет их бродить по тайным "стезям пропасти", - ни своего распутства, как "полевых скотов", - дабы Ты, Господи, "огнь поядающий", уничтожил их мертвенные заботы, а их воссоздал для бессмертия.
5.3.5 Sed non noverunt viam, verbum tuum, per quod fecisti ea quae numerant et ipsos qui numerant, et sensum quo cernunt quae numerant et mentem de qua numerant: et sapientiae tuae non est numerus. 5. Они не познали Пути, Слова Твоего, Которым Ты создал и то, что они вычисляют, и тех, кто вычисляет, и чувство, которым они различают предметы вычислений, и разум, с помощью которого вычисляют: "мудрость же Твоя неисчислима".
Ipse autem unigenitus factus est nobis sapientia et iustitia et sanctificatio, et numeratus est inter nos, et solvit tributum Caesari. Сам же Единородный Сын Твой "сделался для нас мудростью, праведностью и освящением"; но Он считался одним из нас и платил подать кесарю.
Non noverunt hanc viam qua descendant ad illum a se et per eum ascendant ad eum. Non noverunt hanc viam, et putant se excelsos esse cum sideribus et lucidos, et ecce ruerunt in terram, et obscuratum est insipiens cor eorum. Они не познали этого Пути, чтобы спуститься Им от себя к Нему и через Него к Нему подняться. Они не познали этого Пути; они думают, что вознеслись к звездам и сияют вместе с ними - и вот рухнули они на землю, и "омрачилось безумное сердце их".
Et multa vera de creatura dicunt et veritatem, creaturae artificem, non pie quaerunt, et ideo non inveniunt, aut si inveniunt, cognoscentes deum non sicut deum honorant aut gratias agunt, et evanescunt in cogitationibus suis, Много верного сообщают они о твари, Истину же, Мастера твари, не ищут благоговейно и потому не находят, а если и найдут, то, "познав Бога, не прославляют Его, как Бога, и не благодарят, но суетствуют в умствованиях своих
et dicunt se esse sapientes sibi tribuendo quae tua sunt, ac per hoc student perversissima caecitate etiam tibi tribuere quae sua sunt, mendacia scilicet in te conferentes, qui veritas es, et immutantes gloriam incorrupti dei in similitudinem imaginis corruptibilis hominis et volucrum et quadrupedum et serpentium, и называют себя Мудрыми": себе приписывают Твое и поэтому, извращенные и слепые, стараются Тебе приписать свое; переносят ложь свою на Тебя, Который есть Истина: "изменяя славу нетленного Бога в образ подобный тленному человеку, и птицам, и четвероногим и пресмыкающимся,
et convertunt veritatem tuam in mendacium, et colunt et serviunt creaturae potius quam creatori. заменили они истину Божию ложью и поклоняются и служат твари вместо Творца".
5.3.6 Multa tamen ab eis ex ipsa creatura vera dicta retinebam, et occurrebat mihi ratio per numeros et ordinem temporum et visibiles attestationes siderum, et conferebam cum dictis Manichaei, quae de his rebus multa scripsit copiosissime delirans, 6. Я запомнил, однако, у них много верного из наблюдений над природой. Их разумные объяснения подтверждались вычислениями, сменой времен, видимым появлением звезд. Я сравнивал их положения со словами Мани, изложившего свой бред в множестве пространнейших сочинений:
et non mihi occurrebat ratio nec solistitiorum et aequinoctiorum nec defectuum luminarium nec quidquid tale in libris saecularis sapientiae didiceram. тут не было разумного объяснения ни солнцестояний, ни равноденствий, ни затмений, вообще ни одного из тех явлений, с которыми я ознакомился по книгам мирской мудрости.
Ibi autem credere iubebar, et ad illas rationes numeris et oculis meis exploratas non occurrebat, et longe diversum erat. Мне приказано было верить тому, что совершенно не совпадало с доказательствами, проверенным вычислением и моими собственными глазами, и было тому совершенно противоположно.
5.4.7 Numquid, domine deus veritatis, quisquis novit ista, iam placet tibi? 7. Господи, Боже истины, разве тот, кто знает это, уже угоден Тебе?
Infelix enim homo qui scit illa omnia, te autem nescit; beatus autem qui te scit, etiamsi illa nesciat. Несчастен человек, который, зная все, не знает Тебя; блажен, кто знает Тебя, даже если он не знает ничего другого.
Qui vero et te et illa novit, non propter illa beatior, sed propter te solum beatus est, si cognoscens te sicut te glorificet et gratias agat, et non evanescat in cogitationibus suis. Ученого же, познавшего Тебя, сделает блаженнее не его наука: чрез Тебя одного он блажен, "если, познав Тебя, прославит Тебя как Бога, и возблагодарит и не осуетится в умствованиях своих".
Sicut enim melior est qui novit possidere arborem et de usu eius tibi gratias agit, quamvis nesciat vel quot cubitis alta sit vel quanta latitudine diffusa, quam ille qui eam metitur et omnes ramos eius numerat et neque possidet eam neque creatorem eius novit aut diligit, Лучше ведь обладать деревом и благодарить Тебя за пользу от него, не зная, сколько в нем локтей высоты и на какую ширину оно раскинулось, чем знать, как его вымерить, как сосчитать все его ветви, но не обладать им, не знать и не любить его Создателя.
sic fidelis homo, cuius totus mundus divitiarum est Так и верному Твоему принадлежит весь мир со всем богатством своим,
et quasi nihil habens omnia possidet inhaerendo tibi, cui serviunt omnia, quamvis nec saltem septentrionum gyros noverit, dubitare stultum est, quin utique melior sit quam mensor caeli et numerator siderum et pensor elementorum et neglegens tui, qui omnia in mensura et numero et pondere disposuisti. и, как будто ничего не имея, "он обладает всем", прилепившись к Тебе, которому служит все. Пусть он не знает, как вращается Большая Медведица; глупо сомневаться, что ему лучше, чем тому, кто измеряет небо, считает звезды, взвешивает вещества - и пренебрегает Тобою, который "все расположил мерою, числом и весом".
5.5.8 Sed tamen quis quaerebat Manichaeum nescio quem etiam ista scribere, sine quorum peritia pietas disci poterat? 8. Кто, однако, требовал, чтобы какой-то Мани писал об этих предметах? Чтобы обучиться благочестию, не нужно о них знать.
Dixisti enim homini, 'Ecce pietas est sapientia.' quam ille ignorare posset, etiamsi ista perfecte nosset; ista vero quia non noverat, impudentissime audens docere, prorsus illam nosse non posset. Ты ведь сказал человеку: "Вот: благочестие и есть мудрость". Он мог не ведать об этой мудрости, хотя бы и в совершенстве овладел наукой. Она, однако, вовсе не была ему знакома, но он бесстыдно осмеливался поучать. О мудрости, разумеется, он ничего уже знать не мог.
Vanitas est enim mundana ista etiam nota profiteri, pietas autem tibi confiteri. Проповедовать мирское знание, даже хорошо себе известное, дело суетное; исповедовать Тебя - это благочестие.
Unde ille devius ad hoc ista multum locutus est, ut convictus ab eis qui ista vere didicissent, quis esset eius sensus in ceteris quae abditiora sunt manifeste cognosceretur. Сбившись как раз с этого пути, он много говорил по вопросам научным, и был опровергнут настоящими знатоками. Ясно отсюда, каким могло быть его разумение в области, менее доступной.
Non enim parvi se aestimari voluit, sed spiritum sanctum, consolatorem et ditatorem fidelium tuorum, auctoritate plenaria personaliter in se esse persuadere conatus est. Он же не соглашался на малую для себя оценку и пытался убедить людей, что Дух Святой, утешитель и обогатитель верных Твоих, лично в полноте своего авторитета обитает в нем.
Itaque cum de caelo ac stellis et de solis ac lunae motibus falsa dixisse deprehenderetur, quamvis ad doctrinam religionis ista non pertineant, tamen ausus eius sacrilegos fuisse satis emineret, cum ea non solum ignorata sed etiam falsa tam vesana superbiae vanitate diceret, ut ea tamquam divinae personae tribuere sibi niteretur. Его уличили в лживых утверждениях относительно неба, звезд, движения солнца и луны; хотя это и не имеет отношения к науке веры, тем не менее кощунственность его попыток выступает здесь достаточно: говоря в своей пустой и безумной гордыне о том, чего он не только не знал, но даже исказил, он всячески старался приписать эти утверждения как бы божественному лицу.
5.5.9 Cum enim audio christianum aliquem fratrem illum aut illum ista nescientem et aliud pro alio sentientem, patienter intueor opinantem hominem nec illi obesse video, cum de te, domine creator omnium, non credat indigna, si forte situs et habitus creaturae corporalis ignoret. 9. Когда я слышу, как кто-нибудь из моих братьев христиан, человек невежественный, судит вкривь и вкось о вопросах научных, я терпеливо взираю иа его мнения: я вижу, что они ему не во вред, если он не допускает недостойных мыслей о Тебе, Господи, Творец всего, и только ничего не знает о положении и свойствах телесной природы.
Obest autem, si hoc ad ipsam doctrinae pietatis formam pertinere arbitretur et pertinacius affirmare audeat quod ignorat. Будет во вред, если он решит, что эти вопросы имеют отношение к сущности вероучения, и осмелится упрямо настаивать на том, чего он не знает.
Sed etiam talis infirmitas in fidei cunabulis a caritate matre sustinetur, donec adsurgat novus homo in virum perfectum et circumferri non possit omni vento doctrinae. Такую немощность, впрочем, материнская любовь переносит у тех, кто верой еще младенец, ожидая пока новый человек не восстанет в "мужа совершенного", которого нельзя будет "завертеть ветром всякого учения".
In illo autem qui doctor, qui auctor, qui dux et princeps eorum quibus illa suaderet, ita fieri ausus est, ut qui eum sequerentur non quemlibet hominem sed spiritum tuum sanctum se sequi arbitrarentur, quis tantam dementiam, sicubi falsa dixisse convinceretur, non detestandam longeque abiciendam esse iudicaret? Кто же не сочтет ненавистным и отвратительным безумие человека, который, будучи столько раз уличен во лжи, осмелился предстать "Перед теми, кого он убеждал, как такой учитель, основоположник, вождь и глава, что последователи его думали, будто они следуют не за простым человеком, а за Духом Твоим Святым?
Sed tamen nondum liquido compereram utrum etiam secundum eius verba vicissitudines longiorum et breviorum dierum atque noctium et ipsius noctis et diei et deliquia luminum et si quid eius modi in aliis libris legeram posset exponi, ut, si forte posset, incertum quidem mihi fieret utrum ita se res haberet an ita, sed ad fidem meam illius auctoritatem propter creditam sanctitatem praeponerem. Мне, впрочем, самому небыло вполне ясно, можно ли объяснить, согласно и с его словами, смену долгих и коротких дней и ночей, самое смену дня и ночи, затмения светил и тому подобные явления, о которых я читал в других книгах. Если это оказалось возможным, то я все же оставался бы в нерешительности, действительно это так, или же нет. Я поддерживал, однако, свою веру его авторитетом, будучи убежден в его святости.
5.6.10 Et per annos ferme ipsos novem quibus eos animo vagabundus audivi nimis extento desiderio venturum expectabam istum Faustum. 10. Почти девять лет, пока я в своих душевных скитаниях прислушивался к манихеям, напряженно ожидал я прибытия этого самого Фавста.
Ceteri enim eorum in quos forte incurrissem, qui talium rerum quaestionibus a me obiectibus deficiebant, illum mihi promittebant, cuius adventu conlatoque conloquio facillime mihi haec et si qua forte maiora quaererem enodatissime expedirentur. Другие манихеи, с которыми мне довелось встречаться, будучи не в состоянии ответить на мои вопросы по этим поводам, обещали мне в нем человека, который, приехав, в личной беседе очень легко, со всей ясностью, распутает мне не только эти задачи, но и более сложные, если я стану его о них спрашивать.
Ergo ubi venit, expertus sum hominem gratum et iucundum verbis et ea ipsa quae illi solent dicere multo suavius garrientem. Когда он прибыл, я нашел в нем человека милого, с приятною речью; болтовня его о манихейских обычных теориях звучала гораздо сладостнее.
Sed quid ad meam sitim pretiosorum poculorum decentissimus ministrator? Что, однако, в драгоценном кубке поднес к моим жаждущим устам этот изящнейший виночерпий?
Iam rebus talibus satiatae erant aures meae, nec ideo mihi meliora videbantur quia melius dicebantur, nec ideo vera quia diserta, nec ideo sapiens anima quia vultus congruus et decorum eloquium. Уши мои пресытились уже такими речами: они не казались мне лучшими потому, что были лучше произнесены; истинными потому, что были красноречивы; душа не казалась мудрой, потому что у оратора выражение лица подобающее, а выражения изысканны.
Illi autem qui eum mihi promittebant non boni rerum existimatores erant, et ideo illis videbatur prudens et sapiens, quia delectabat eos loquens. Люди, обещавшие мне Фавста, не были хорошими судьями. Он казался им мудрецом только потому, что он услаждал их своей речью.
Sensi autem aliud genus hominum etiam veritatem habere suspectam et ei nolle adquiescere, si compto atque uberi sermone promeretur. Я знал другую породу людей, которым сама истина кажется подозрительной, и они на ней не успокоятся, если ее преподнести в изящной и пространной речи.
Me autem iam docueras, deus meus, miris et occultis modis (et propterea credo quod tu me docueris, quoniam verum est, nec quisquam praeter te alius doctor est veri, ubicumque et undecumque claruerit), Ты же наставил меня, Господи, дивным и тайным образом: я верю, что это Ты наставил меня, ибо в этом была истина, а кроме Тебя нет другого учителя истины, где бы и откуда бы ни появился ее свет.
iam ergo abs te didiceram nec eo debere videri aliquid verum dici, quia eloquenter dicitur, nec eo falsum, quia incomposite sonant signa labiorum; Я выучил у Тебя, что красноречивые высказывания не должны казаться истиной потому, что они красноречивы, а нескладные, кое-как срывающиеся с языка слова,
rursus nec ideo verum, quia impolite enuntiatur, nec ideo falsum, quia splendidus sermo est, sed perinde esse sapientiam et stultitiam sicut sunt cibi utiles et inutiles, verbis autem ornatis et inornatis sicut vasis urbanis et rusticanis utrosque cibos posse ministrari. лживыми потому, что они нескладны, и наоборот: безыскусственная речь не будет тем самым истинной, а блестящаяречь тем самым лживой. Мудрое и глупое - это как пища, полезная или вредная, а слова, изысканные и простые, - это посуда, городская и деревенская, в которой можно подавать и ту и другую пищу.
5.6.11 Igitur aviditas mea, qua illum tanto tempore expectaveram hominem, delectabatur quidem motu affectuque disputantis et verbis congruentibus atque ad vestiendas sententias facile occurrentibus. 11. Жадность, с которой я столько времени ожидал этого человека, находила себе утоление в оживленном ходе его рассуждений и в той подобающей словесной одежде, в которую он с такой легкостью одевал свои мысли.
Delectabar autem et cum multis vel etiam prae multis laudabam ac ferebam, sed moleste habebam quod in coetu audientium non sinerer ingerere illi et partiri cum eo curas quaestionum mearum conferendo familiariter et accipiendo ac reddendo sermonem. Я наслаждался вместе со многими и расхваливал и превозносил его даже больше многих, но досадовал, что не могу в толпе слушателей предложить ему вопросы, меня тревожившие, и поделиться ими, обмениваясь мыслями в дружеской беседе.
Quod ubi potui et aures eius cum familiaribus meis eoque tempore occupare coepi quo non dedeceret alternis disserere, et protuli quaedam quae me movebant, expertus sum prius hominem expertem liberalium disciplinarum nisi grammaticae atque eius ipsius usitato modo. Когда же, наконец, Случай представился, я вместе с моими друзьями завладел им в то время, когда такое взаимное обсуждение было вполне уместно, и предложил ему некоторые из вопросов, меня волновавших. Я прежде всего увидел человека, совершенно не звавшего свободных наук, за исключением грамматики, да и то в самом обычном объеме.
Et quia legerat aliquas tullianas orationes et paucissimos Senecae libros et nonnulla poetarum et suae sectae si qua volumina latine atque composite conscripta erant, et quia aderat cotidiana sermocinandi exercitatio, inde suppetebat eloquium, quod fiebat acceptius magisque seductorium moderamine ingenii et quodam lepore naturali. А так как он прочел несколько речей Цицерона, очень мало книг Сенеки, кое-что из поэтов и тех манихеев, чьи произведения были написаны хорошо и по-латыни, и так как к этому прибавлялась еще ежедневная практика в болтовне, то все это и создавало его красноречие, которое от его ловкой находчивости и природного очарования становилось еще приятнее и соблазнительнее.
Itane est, ut recolo, domine deus meus, arbiter conscientiae meae? Coram te cor meum et recordatio mea, qui me tunc agebas abdito secreto providentiae tuae et inhonestos errores meos iam convertebas ante faciem meam, ut viderem et odissem. Правильны ли воспоминания мои, Господи, Боже мой. Судья моей совести? Сердце мое и память моя открыты Тебе; Ты уже вел меня в глубокой тайне Промысла Твоего и обращал лицом к постыдным заблуждениям моим, чтобы я их увидел и возненавидел.
5.7.12 Nam posteaquam ille mihi imperitus earum artium quibus eum excellere putaveram satis apparuit, desperare coepi posse mihi eum illa quae me movebant aperire atque dissolvere; quorum quidem ignarus posset veritatem tenere pietatis, sed si manichaeus non esset. 12. После того, как ясна мне стала полная неосведомленность Фавста в тех науках, великим знатоком которых я почитал его, стал я отчаиваться в том, что он может объяснить и разрешить вопросы, меня волновавшие. Ничего в них не понимая, он все же мог обладать истиной веры, не будь он манихеем.
Libri quippe eorum pleni sunt longissimis fabulis de caelo et sideribus et sole et luna; quae mihi eum, quod utique cupiebam, conlatis numerorum rationibus quas alibi ego legeram, utrum potius ita essent ut Manichaei libris continebantur, an certe vel par etiam inde ratio redderetur, subtiliter explicare posse iam non arbitrabar. Книги их полны нескончаемых басен о небе и звездах, о солнце и луне: я уже не рассчитывал на то, чего мне так хотелось, а именно что он сможет, сравнив их с вычислениями, вычитанными мною в других книгах, до тонкости объяснить мне, так ли все и обстоит, как об этом написано у манихеев, или хотя бы показать, что их доказательства не уступают по силе другим.
Quae tamen ubi consideranda et discutienda protuli, modeste sane ille nec ausus est subire ipsam sarcinam. Когда я предложил ему рассмотреть и обсудить эти вопросы, он скромно не осмелился взвалить на себя такую ношу.
Noverat enim se ista non nosse nec eum puduit confiteri. Он знал, чего он не знает, и не стыдился в этом сознаться.
Non erat de talibus, quales multos loquaces passus eram, conantes ea me docere et dicentes nihil. Он не принадлежал к тем многочисленным болтунам, которых мне приходилось терпеть и которые, пытаясь меня учить, ничего не могли сказать.
Iste vero cor habebat, etsi non rectum ad te, nec tamen nimis incautum ad se ipsum. У Фавста "сердце не было право" по отношению к Тебе, но было очень осторожно по отношению к себе самому.
Non usquequaque imperitus erat imperitiae suae, et noluit se temere disputando in ea coartare unde nec exitus ei ullus nec facilis esset reditus: etiam hinc mihi amplius placuit. Он не был вовсе неосведомлен в своей неосведомленности и не хотел, кинувшись очертя голову в спор, оказаться в тупике: и выйти некуда, и вернуться трудно.
Pulchrior est enim temperantia confitentis animi quam illa quae nosse cupiebam. Et eum in omnibus difficilioribus et subtilioribus quaestionibus talem inveniebam. За это он понравился мне еще больше. Скромное признание прекраснее, чем знание, которое я хотел получить; он же во всех трудных и тонких вопросах, - я видел это, - вел себя неизменно скромно.
5.7.13 Refracto itaque studio quod intenderam in Manichaei litteras, magisque desperans de ceteris eorum doctoribus, quando in multis quae me movebant ita ille nominatus apparuit, coepi cum eo pro studio eius agere vitam, quo ipse flagrabat in eas litteras quas tunc iam rhetor Carthaginis adulescentes docebam, et legere cum eo sive quae ille audita desideraret sive quae ipse tali ingenio apta existimarem. 13. Рвение, с которым бросился я на писания Мани, охладело; еще больше отчаялся я в других учителях после того, как знаменитый Фавст оказался так невежествен во многих волновавших меня вопросах. Я продолжал свое знакомство с ним, потому что он страстно увлекался литературой, а я, тогда карфагенский ритор, преподавал ее юношам. Я читал с ним книги - или о которых он был наслышан и потому хотел прочесть их, или которые я считал подходящими для такого склада ума.
Ceterum conatus omnis meus quo proficere in illa secta statueram illo homine cognito prorsus intercidit, non ut ab eis omnino separarer sed, quasi melius quicquam non inveniens, eo quo iam quoquo modo inrueram contentus interim esse decreveram, nisi aliquid forte quod magis eligendum esset eluceret. Знакомство с этим человеком подрезало все мои старания продвинуться в этой секте; я, правда, не отошел от них совсем, но вел себя, как человек, который, не находя пока ничего лучшего, чем учение, в которое он когда-то вслепую ринулся, решил пока что это этим и довольствоваться в ожиданиии, не высветлится ли случайно что-то, на чем надо остановить свой выбор.
Ita ille Faustus, qui multis laqueus mortis extitit, meum quo captus eram relaxare iam coeperat, nec volens nec sciens. Таким образом, Фавст, для многих оказавшийся "силком смерти", начал, сам того не желая и о том не подозревая распутывать тот, в который я попался.
Manus enim tuae, deus meus, in abdito providentiae tuae non deserebant animam meam, et de sanguine cordis matris meae per lacrimas eius diebus et noctibus pro me sacrificabatur tibi, et egisti mecum miris modis. Рука Твоя, Господи, в неисповедимости Промысла Твоего, не покидала души моей. Мать моя приносила Тебе в жертву за меня кровавые, из сердх денно и нощно лившиеся слезы, и Ты дивным образом поступил со мною.
Tu illud egisti, deus meus, nam a domino gressus hominis diriguntur, et viam eius volet. Aut quae procuratio salutis praeter manum tuam reficientem quae fecisti? Ты, Господи, так поступил со мною, ибо "Господом утверждаются стопы человека, и Он благоволит к пути его". И кто подаст нам спасение, как не рука Твоя, обновляющая создание Твое?
5.8.14 Egisti ergo mecum ut mihi persuaderetur Romam pergere et potius ibi docere quod docebam Carthagini. 14. Рука Твоя была в том, что меня убедили переехать в Рим и лучше там преподавать то, что я преподавал в Карфагене.
Et hoc unde mihi persuasum est non praeteribo confiteri tibi, quoniam et in his altissimi tui recessus et praesentissima in nos misericordia tua cogitanda et praedicanda est. Я н премину исповедать Тебе, что побудило меня к этому переезду глубина, в которой Ты скрываешься, и милосердие Твое, которое всегда тут с нами, достойны размышления и хвалы.
Non ideo Romam pergere volui, quod maiores quaestus maiorque mihi dignitas ab amicis qui hoc suadebant promittebatur (quamquam et ista ducebant animum tunc meum), Я решил отправиться в Рим не потому, что друзья, убеждавшие меня, обещали мне больший заработок и более видное место, хотя и то и другое меня тогда привлекало;
sed illa erat causa maxima et paene sola, quod audiebam quietius ibi studere adulescentes et ordinatiore disciplinae cohercitione sedari, ne in eius scholam quo magistro non utuntur passim et proterve inruant, nec eos admitti omnino nisi ille permiserit. главной же и почти единственной причиной были рассказы о том, что учащаяся молодежь ведет себя в Риме спокойнее, что их сдерживает строгая и определенная дисциплина, и они не смеют дерзко и беспорядочно врываться в помещение к чужому учителю: доступ к нему в школу открыт вообще только с его разрешения.
Contra apud Carthaginem foeda est et intemperans licentia scholasticorum. Inrumpunt impudenter et prope furiosa fronte perturbant ordinem quem quisque discipulis ad proficiendum instituerit. В Карфагене же, наоборот, среди учащихся царит распущенность мерзкая, не знающая удержу. Они бесстыдно вламываются в школу и, словно обезумев, нарушают порядок, заведенный учителем для пользы учения.
Multa iniuriosa faciunt mira hebetudine, et punienda legibus nisi consuetudo patrona sit, hoc miseriores eos ostendens, С удивительной тупостью наносят они тысячу обид, за которые следовало бы по закону наказывать; но обычай берет их под свое покровительство.
quo iam quasi liceat faciunt quod per tuam aeternam legem numquam licebit, et impune se facere arbitrantur, cum ipsa faciendi caecitate puniantur et incomparabiliter patiantur peiora quam faciunt. Они тем более жалки, что совершают, как нечто дозволенное, поступки, которые никогда не будут дозволены по вечному закону Твоему; они считают себя в полной безнаказанности, но их наказывает слепота к собственному поведению; они потерпят несравненно худшее, чем то, что делают.
Ergo quos mores cum studerem meos esse nolui, eos cum docerem cogebar perpeti alienos. Учась, я не хотел принадлежать к этой толпе; став учителем, вынужден был терпеть ее около себя.
Et ideo placebat ire ubi talia non fieri omnes qui noverant indicabant. Поэтому мне и хотелось отправиться туда, где, по рассказам всех осведомленных людей, ничего подобного не было.
Verum autem tu, spes mea et portio mea in terra viventium, ad mutandum terrarum locum pro salute animae meae, На самом же деле, это "Ты, надежда моя и часть моя на земле живых", побудил меня, ради спасения души моей, переменить место на земле:
et Carthagini stimulos quibus inde avellerer admovebas, et Romae inlecebras quibus attraherer proponebas mihi per homines qui diligunt vitam mortuam, hinc insana facientes, inde vana pollicentes, et ad corrigendos gressus meos utebaris occulte et illorum et mea perversitate. в Карфагене Ты бичом меня стегал, чтобы вырвать оттуда; в Риме приманки расставлял, чтобы привлечь туда, - действовал через людей, любивших эту жизнь смерти; здесь они творили безумства, там сыпали пустыми обещаниями; чтобы направить шаги мои, Ты втайне пользовался их и моею развращенностью.
Nam et qui perturbabant otium meum foeda rabie caeci erant, et qui invitabant ad aliud terram sapiebant, ego autem, qui detestabar hic veram miseriam, illic falsam felicitatem appetebam. Те, кто нарушал мой покой, были ослеплены мерзким бешенством; те, кто звал к другому, были мудры по-земному. И я, ненавидевший здесь подлинное страдание, стремился туда - к мнимому счастью.
5.8.15 Sed quare hinc abirem et illuc irem, tu sciebas, deus, nec indicabas mihi nec matri, quae me profectum atrociter planxit et usque ad mare secuta est. 15. Ты знал, Господи, почему я уезжал из Карфагена и ехал в Рим, но не подал об этом никакого знака ни мне, ни матери моей, которая горько плакала о моем отъезде и провожала меня до самого моря.
Sed fefelli eam, violenter me tenentem ut aut revocaret aut mecum pergeret. Она крепко ухватилась за меня, желая или вернуть обратно, или отправиться вместе со мной,
Et finxi me amicum nolle deserere donec vento facto navigaret, et mentitus sum matri, et illi matri. но я обманул ее, сочинив, что хочу остаться с приятелем, пока он не отплывает с поднявшимся ветром.
Et evasi, quia et hoc dimisisti mihi misericorditer servans me ab aquis maris, plenum exsecrandis sordibus usque ad aquam gratiae tuae, qua me abluto siccarentur flumina maternorum oculorum, quibus pro me cotidie tibi rigabat terram sub vultu suo. Я солгал матери - и такой матери! и ускользнул от нее. И это Ты милосердно отпустил мне, сохранив меня, полного грязи и мерзости, от морских вод и приведя к воде благодати Твоей, омывшись которой, я осушил потоки материнских слез, которыми она ежедневно орошала пред Тобою землю, плача обо мне.
Et tamen recusanti sine me redire vix persuasi ut in loco qui proximus nostrae navi erat, memoria beati Cypriani, maneret ea nocte. Она отказывалась вернуться без меня, и я с трудом убедил ее провести эту ночь в часовне св. Киприана, поблизости от нашего корабля.
Sed ea nocte clanculo ego profectus sum, illa autem non; mansit orando et flendo. Et quid a te petebat, deus meus, tantis lacrimis, nisi ut navigare me non sineres? И в эту ночь я тайком отбыл, она же осталась, молясь и плача. О чем просила она Тебя, Господи, с такими слезами? о том, чтобы Ты не позволил мне отплыть?
Sed tu alte consulens et exaudiens cardinem desiderii eius non curasti quod tunc petebat, ut me faceres quod semper petebat. Ты же, в глубине советов Своих, слыша главное желание ее, не позаботился о том, о чем она просила тогда: да сделаешь из меня то, о чем она просила всегда.
Flavit ventus et implevit vela nostra et litus subtraxit aspectibus nostris, in quo mane illa insaniebat dolore, et querellis et gemitu implebat aures tuas contemnentis ista, cum et me cupiditatibus meis raperes ad finiendas ipsas cupiditates et illius carnale desiderium iusto dolorum flagello vapularet. Подул ветер и наполнил паруса наши и скрыл от взглядов наших берег, где она утром, обезумев от боли, наполняла уши Твои жалобами и стонами, которые Ты презрел: Ты влек меня на голос моих страстей, чтобы покончить с этими страстями, а ее за ее плотскую тоску хлестала справедливая плеть боли.
Amabat enim secum praesentiam meam more matrum, sed multis multo amplius, et nesciebat quid tu illi gaudiorum facturus esses de absentia mea. Она любила мое присутствие, как все матери, только гораздо больше, чем многие матери, и не ведала, сколько радости готовишь Ты ей моим отсутствием.
Nesciebat, ideo flebat et eiulabat, atque illis cruciatibus arguebatur in ea reliquiarium Evae, cum gemitu quaerens quod cum gemitu pepererat. Она не ведала этого и поэтому плакала и вопила, и в этих муках сказывалось в ней наследие Евы: в стенаниях искала она то, что в стенаниях породила.
Et tamen post accusationem fallaciarum et crudelitatis meae conversa rursus ad deprecandum te pro me abiit ad solita, et ego Romam. И, однако, после обвинений меня в обмане и жестокости она опять обратилась к молитвам за меня и вернулась к обычной своей жизни; я же прибыл в Рим.
5.9.16 Et ecce excipior ibi flagello aegritudinis corporalis, et ibam iam ad inferos portans omnia mala quae commiseram et in te et in me et in alios, multa et gravia super originalis peccati vinculum quo omnes in Adam morimur. 16. И вот настигла меня плетью своей телесная болезнь; я уже шел в ад, унося с собою все грехи, которые совершил пред Тобою, перед самим собою и перед другими, - великое и тяжкое звено, добавленное к оковам первородного греха, которым "мы все умираем в Адаме".
Non enim quicquam eorum mihi donaveras in Christo, nec solverat ille in cruce sua inimicitias quas tecum contraxeram peccatis meis. Ты ничего еще не отпустил мне во Христе, ибо он "не упразднил" еще на кресте своем "вражды", которая была у меня с Тобою за грехи мои. Мог ли упразднить ее этот распятый призрак, в которого я верил?
Quomodo enim eas solveret in cruce phantasmatis, quod de illo credideram? Quam ergo falsa mihi videbatur mors carnis eius, tam vera erat animae meae, et quam vera erat mors carnis eius, tam falsa vita animae meae, quae id non credebat. Насколько мнимой казалась мне Его плотская смерть, настолько подлинной была смерть моей души и насколько подлинной была Его плотская смерть, настолько мнимой была жизнь моей души, не верившей в Его смерть.
Et ingravescentibus febribus iam ibam et peribam. Лихорадка моя становилась все тяжелее; я уходил и уходил в погибель.
Quo enim irem, si hinc tunc abirem, nisi in ignem atque tormenta digna factis meis in veritate ordinis tui? Куда ушел бы я, если бы отошел тогда? Конечно, по справедливому порядку Твоему, только в огонь и муки, достойные моих дел.
Et hoc illa nesciebat et tamen pro me orabat absens; tu autem ubique praesens ubi erat exaudiebas eam, et ubi eram miserebaris mei, ut recuperarem salutem corporis adhuc insanus corde sacrilego. А мать не знала этого, но молилась в отсутствии. Ты же, присутствуя везде, услышал ее там, где была она, и сжалился надо мною там, где был я: телесное здоровье вернулось ко мне, еще больному кощунственным сердцем своим.
Neque enim desiderabam in illo tanto periculo baptismum tuum, et melior eram puer, quo illum de materna pietate flagitavi, sicut iam recordatus atque confessus sum. Я ведь не захотел принять Твоего Крещения, даже в такой опасности; был я лучше мальчиком, когда требовал от благочестивой матери своей, чтобы она окрестила меня; об этом я вспоминал уже, исповедуясь Тебе.
Sed in dedecus meum creveram et consilia medicinae tuae demens inridebam, qui non me sivisti talem bis mori. Quo vulnere si feriretur cor matris, numquam sanaretur. Я возрос на позор себе и, безумный, смеялся над Твоим врачеванием, но Ты не позволил мне, такому, умереть двойной смертью.
Non enim satis eloquor quid erga me habebat animi, et quanto maiore sollicitudine me parturiebat spiritu quam carne pepererat. Если бы такая рана поразила сердце моей матери, она никогда бы не оправилась. Я не могу достаточно выразить, как она любила меня; она вынашивала меня в душе своей с гораздо большей тревогой, чем когда-то носила в теле своем.
5.9.17 Non itaque video quomodo sanaretur, si mea talis illa mors transverberasset viscera dilectionis eius. Et ubi essent tantae preces, et tam crebrae sine intermissione? 17. Я не знаю, как могла бы она оправиться, если бы в самой глубине любви своей была она пронзена такой смертью моей. Где же были горячие, такие частые, непрерывные молитвы?
Nusquam nisi ad te. An vero tu, deus misericordiarum, sperneres cor contritum et humilatum viduae castae ac sobriae, frequentantis elemosynas, obsequentis atque servientis sanctis tuis, nullum diem praetermittentis oblationem ad altare tuum, bis die, mane et vespere, ad ecclesiam tuam sine ulla intermissione venientis, non ad vanas fabulas et aniles loquacitates, sed ut te audiret in tuis sermonibus et tu illam in suis orationibus? Только, у Тебя. Разве Ты, Господи милосердия, "презрел бы сердце сокрушенное и смиренное" чистой скромной вдовы, прилежно творившей милостыню, охотно служившей служителям Твоим, не пропускавшей ни одного дня, чтобы не принести жертву к Твоему алтарю; дважды в день, утром и вечером, неизменно приходившей в церковь Твою не для пустых сплетен и старушечьей болтовни, а чтобы услышать Тебя в словах Твоих и быть услышанной Тобой в молитвах своих. Такою создала ее благодать Твоя.
Huiusne tu lacrimas, quibus non a te aurum et argentum petebat, nec aliquod nutabile aut volubile bonum, sed salutem animae filii sui, tu, cuius munere talis erat, contemneres et repelleres ab auxilio tuo? Nequaquam, domine. Ее ли слезами пренебрег бы Ты, ее ли бы оттолкнул и не подал ей помощи, когда она просила у Тебя не золота и серебра, не бренных и преходящих благ, а душевного спасения сыну? Нет, Господи, нет.
Immo vero aderas et exaudiebas et faciebas ordine quo praedestinaveras esse faciendum. Ты находился тут, Ты слышал ее и сделал все так, как это было предопределено Тобою.
Absit ut tu falleres eam in illis visionibus et responsis tuis, quae iam commemoravi et quae non commemoravi, quae illa fideli pectore tenebat et semper orans tamquam chirographa tua ingerebat tibi. Невозможно, чтобы Ты обманывал ее в тех видениях и ответах Твоих, из которых я одни упоминал, а другие не упоминал и которые она хранила верным сердцем и, постоянно молясь, предъявляла Тебе, как собственноручное Твое обязательство.
Dignaris enim, quoniam in saeculum misericordia tua, eis quibus omnia debita dimittis, etiam promissionibus debitor fieri. И Ты удостоил, "ибо во веки милость Твоя", перед теми, кому Ты отпускаешь все долги их, оказаться должником, обязанным исполнять обещания свои.
5.10.18 Recreasti ergo me ab illa aegritudine et salvum fecisti filium ancillae tuae tunc interim corpore, ut esset cui salutem meliorem atque certiorem dares. 18. Итак, Ты исцелил меня от этой болезни и спас сына служанки Твоей, пока еще только телесно, чтобы было кому даровать спасение более действительное и надежное.
Et iungebar etiam tunc Romae falsis illis atque fallentibus sanctis, non enim tantum auditoribus eorum, quorum e numero erat etiam is in cuius domo aegrotaveram et convalueram, sed eis etiam quos electos vocant. Я и в Риме опять связался с этими "святыми" обманутыми обманщиками, и на этот раз не только со "слушателями", в числе которых находился и тот человек, в чьем доме я хворал и выздоровел, но и с теми, кого они зовут "избранными".
Adhuc enim mihi videbatur non esse nos qui peccamus, sed nescio quam aliam in nobis peccare naturam, Мне до сих пор еще казалось, что это не мы грешим, а грешит в нас какая-то другая природа;
et delectabat superbiam meam extra culpam esse et, cum aliquid mali fecissem, non confiteri me fecisse, ut sanares animam meam, quoniam peccabat tibi, sed excusare me amabam et accusare nescio quid aliud quod mecum esset et ego non essem. гордость моя услаждалась тем, что я не причастен вине, и если я делал что-нибудь худое, то я не исповедовался в своем проступке, чтобы "Ты исцелил душу Мою, ибо согрешил я пред Тобою" , мне лестно было извинять себя и обвинять что-то другое, что было со мной и в то же время мною не было.
Verum autem totum ego eram et adversus me impietas mea me diviserat, et id erat peccatum insanabilius, quo me peccatorem non esse arbitrabar, et execrabilis iniquitas, te, deus omnipotens, te in me ad perniciem meam, quam me a te ad salutem malle superari. На самом же деле я представлял собою нечто цельное, но мое нечестие разделило меня и поставило против меня же самого: неизлечимее был грех, потому что я не считал себя грешником, и окаянной неправдой, Всемогущий, было желать, чтобы Ты скорее оказался побежден во мне на погибель мою, чем я Тобою во спасение мое.
Nondum ergo posueras custodiam ori meo et ostium continentiae circum labia mea, ut non declinaret cor meum in verba mala ad excusandas excusationes in peccatis cum hominibus operantibus iniquitatem, Ибо еще "Ты не положил, Господи, охрану устам моим и не оградил двери уст моих, дабы не уклонилось сердце мое к словам лукавым для извинения дел греховных вместе с людьми, делающими беззаконие", поэтому я и общался с их "избранными".
et ideo adhuc combinabam cum electis eorum, sed tamen iam desperans in ea falsa doctrina me posse proficere, eaque ipsa quibus, si nihil melius reperirem, contentus esse decreveram iam remissius neglegentiusque retinebam. Я отчаялся уже, однако, в том, что могу найти полезное в их лживом учении, которым решил удовольствоваться, если не найду ничего лучшего; небрежно и кое-как я за него держался.
5.10.19 Etenim suborta est etiam mihi cogitatio, prudentiores illos ceteris fuisse philosophos quos academicos appellant, quod de omnibus dubitandum esse censuerant nec aliquid veri ab homine comprehendi posse decreverant. 19. У меня зародилась даже мысль, что наиболее разумными были философы, именуемые академиками, считавшие, что все подлежит сомнению и что истина человеку вообще недоступна.
Ita enim et mihi liquido sensisse videbantur, ut vulgo habentur, etiam illorum intentionem nondum intellegenti. Мне казалось, как и всем, что они именно так и думали; их намерение было мне еще непонятно.
Nec dissimulavi eundem hospitem meum reprimere a nimia fiducia quam sensi eum habere de rebus fabulosis quibus Manichaei libri pleni sunt. Я не упускал случая подавить в моем хозяине чрезмерную доверчивость, с которой он, я видел, относился к сказкам, наполняющим манихейские книги.
Amicitia tamen eorum familiarius utebar quam ceterorum hominum qui in illa haeresi non fuissent. Я продолжал, однако, быть ближе к манихеям и дружнее с ними, чем с людьми, стоявшими вне этой ереси.
Nec eam defendebam pristina animositate, sed tamen familiaritas eorum (plures enim eos Roma occultat) pigrius me faciebat aliud quaerere, praesertim desperantem in ecclesia tua, domine caeli et terrae, creator omnium visibilium et invisibilium, posse inveniri verum, unde me illi averterant, multumque mihi turpe videbatur credere figuram te habere humanae carnis et membrorum nostrorum liniamentis corporalibus terminari, Я не защищал ее уже с прежним пылом, и, однако, близость с манихеями (а много их укрывалось в Риме) делала меня ленивее на поиски другого, тем более, что я отчаялся, Господи неба и земли, Творец всего видимого и невидимого, найти в Церкви Твоей истину, от которой они меня отвратили: мне казалось великим позором верить, что Ты имел человеческую плоть и был заключен в пределы, ограниченные нашей телесной оболочкой.
et quoniam cum de deo meo cogitare vellem, cogitare nisi moles corporum non noveram (neque enim videbatur mihi esse quicquam quod tale non esset), ea maxima et prope sola causa erat inevitabilis erroris mei. А так как, желая представить себе Бога моего, я не умел представить себе ничего иного, кроме телесной величины - мне и казалось, что ничего бестелесного вообще и не существует, - то это и было главной и, пожалуй, единственной причиной моего безысходного заблуждения.
5.10.20 Hinc enim et mali substantiam quandam credebam esse talem et habere suam molem taetram et deformem et crassam, quam terram dicebant, sive tenuem atque subtilem, sicuti est aeris corpus, quam malignam mentem per illam terram repentem imaginantur. 20. Поэтому и зло мыслил я как такую же субстанцию, представленную темной и бесформенной величиной, - то плотной, которую они называли землей, то редкой и тонкой, как воздух; они воображали, что это злой дух, ползающий до этой земле.
Et quia deum bonum nullam malam naturam creasse qualiscumque me pietas credere cogebat, constituebam ex adverso sibi duas moles, utramque infinitam, sed malam angustius, bonam grandius, et ex hoc initio pestilentioso me cetera sacrilegia sequebantur. И так как даже мое жалкое благочестие заставляло меня верить, что ни одно злое существо не могло быть создано благим Богом, то я и решил, что существуют две величины, одна другой противоположные, обе они бесконечны, только злая поуже, а добрая пошире. Это тлетворное начало влекло за собой и другие мои богохульства.
Cum enim conaretur animus meus recurrere in catholicam fidem, repercutiebar, quia non erat catholica fides quam esse arbitrabar. Когда душа моя пыталась вернуться к православной вере, то меня отталкивало от нее, потому что мысли мои о ней не соответствовали тому, чем она была на самом деле.
Et magis pius mihi videbar, si te, deus meus, cui confitentur ex me miserationes tuae, vel ex ceteris partibus infinitum crederem, quamvis ex una, qua tibi moles mali opponebatur, cogerer finitum fateri, quam si ex omnibus partibus in corporis humani forma te opinarer finiri. Мне казалось благочестивее, Господи, Чье милосердие засвидетельствовано на мне, верить, что Ты во всем безграничен, хотя в одном приходилось признать ограниченность Твою - там,где Тебе противостояла громада зла. Это казалось мне благочестивее, чем считать, что Ты был ограничен во всех отношениях формой человеческого тела.
Et melius mihi videbar credere nullum malum te creasse (quod mihi nescienti non solum aliqua substantia sed etiam corporea videbatur, quia et mentem cogitare non noveram nisi eam subtile corpus esse, quod tamen per loci spatia diffunderetur) quam credere abs te esse qualem putabam naturam mali. И мне казалось лучше верить в то, что Ты не создал никакого зла (в невежестве своем я представлял его себе не только как некую субстанцию, но как субстанцию телесную, потому что и разум не умел мыслить себе его иначе, как в виде тонкого тела, разлитого, однако, в пространстве), чем верить, что от Тебя произошло то, что я считал злом.
Ipsumque salvatorem nostrum, unigenitum tuum, tamquam de massa lucidissimae molis tuae porrectum ad nostram salutem ita putabam, ut aliud de illo non crederem nisi quod possem vanitate imaginari. Самого же Спасителя нашего, Единородного Сына Твоего, считал я как бы исшедшим для спасения, нашего из самой светлой части вещества Твоего, и не желал верить о нем ничему, кроме своей пустой фантазии.
Talem itaque naturam eius nasci non posse de Maria virgine arbitrabar, nisi carni concerneretur. Concerni autem et non inquinari non videbam, quod mihi tale figurabam. Я думал, что он, обладая такою природою, не мог родиться от Девы Марии, не смесившись с плотью. Смеситься же с нею и не осквернишься казалось мне невозможным для такого существа, какое я себе представлял.
Metuebam itaque credere in carne natum, ne credere cogerer ex carne inquinatum. Nunc spiritales tui blande et amanter ridebunt me, si has confessiones meas legerint, sed tamen talis eram. Поэтому я боялся верить, что Он воплотился, чтобы не быть вынуждену верить, что Он осквернился от плоти. Люди духовной жизни, если им доведется читать мою исповедь, ласково и любовно посмеются сейчас надо мной, но таким был я.
5.11.21 Deinde quae illi in scripturis tuis reprehenderant defendi posse non existimabam, sed aliquando sane cupiebam cum aliquo illorum librorum doctissimo conferre singula et experiri quid inde sentiret. 21. Затем я считал, что в Твоем Писании невозможно защищать те части, на которые манихеи нападали. Иногда, правда, я хотел обсудить каждую в отдельности с кем-нибудь, кто был хорошо осведомлен в этих книгах, и узнать, что он по этому поводу думает.
Iam enim Elpidii cuiusdam adversus eosdem manichaeos coram loquentis et disserentis sermones etiam apud Carthaginem movere me coeperant, cum talia de scripturis proferret quibus resisti non facile posset. Меня еще в Карфагене поколебали рассуждения некоего Эллидия, открыто выступавшего против манихеев: его словам о Писании противостоять было трудно.
Et inbecilla mihi responsio videbatur istorum, quam quidem non facile palam promebant sed nobis secretius, cum dicerent scripturas novi testamenti falsatas fuisse a nescio quibus, qui Iudaeorum legem inserere christianae fidei voluerunt, atque ipsi incorrupta exemplaria nulla proferrent. Довод манихеев казался мне слабым тем более, что они неохотно доставали его из-под спуда перед всеми, а сообщали только нам втайне: они говорили, что Новый Завет подделан какими-то людьми, захотевшими привить к христианской вере иудейский закон, но сами не показывали ни одного подлинного текста.
Sed me maxime captum et offocatum quodam modo deprimebant corporalia cogitantem moles illae, sub quibus anhelans in auram tuae veritatis liquidam et simplicem respirare non poteram. А я, думая об этих телесных громадах, словно пленник, задыхавшийся под их тяжестью, не мог перевести дух и вздохнуть чистым и прозрачным воздухом Твоей простой истины.
5.12.22 Sedulo ergo agere coeperam, propter quod veneram, ut docerem Romae artem rhetoricam, et prius domi congregare aliquos quibus et per quos innotescere coeperam. Et ecce cognosco alia Romae fieri, quae non patiebar in Africa. 22. Я прилежно взялся за дело, ради которого я приехал: начал преподавать в Риме риторику и сперва собрал у себя дома несколько учеников, знакомство с которыми доставило мне и дальнейшую известность. И вот я узнаю, что в Риме бывает то, чего в Африке мне не доводилось испытывать:
Nam re vera illas eversiones a perditis adulescentibus ibi non fieri manifestatum est mihi: 'Sed subito,' inquiunt, 'Ne mercedem magistro reddant, conspirant multi adulescentes et transferunt se ad alium, desertores fidei et quibus prae pecuniae caritate iustitia vilis est.' здесь, действительно, юные негодяи не ставили всего вверх дном - это я сам видел, - но мне рассказывали о другом: "Вдруг, чтобы не платить учителю, юноши начинают между собой сговариваться и толпой переходят к другому. Этим нарушителям слова дороги деньги; справедливость у них стоит дешево".
Oderat etiam istos cor meum, quamvis non perfecto odio. Quod enim ab eis passurus eram magis oderam fortasse quam eo quod cuilibet inlicita faciebant. Ненавидело таких сердце мое, хотя и не "совершенной ненавистью". Может быть, я больше ненавидел их за то, что мне предстояло претерпеть от них, чем за вред, нанесенный другим.
Certe tamen turpes sunt tales et fornicantur abs te amando volatica ludibria temporum et lucrum luteum, quod cum apprehenditur manum inquinat, et amplectendo mundum fugientem, contemnendo te manentem et revocantem et ignoscentem redeunti ad te meretrici animae humanae. Такие люди, конечно, гадки: они "преданы разврату вдали от Тебя"; из любви к быстротечным забавам и грязной наживе, пачкающей руку, которая ее берет, в погоне за этим ускользающим миром, они презирают Тебя, Кто неизменно пребывает, зовет к Себе обратно и прощает блудную человеческую душу, возвращающуюся к Нему.
Et nunc tales odi pravos et distortos, quamvis eos corrigendos diligam, ut pecuniae doctrinam ipsam quam discunt praeferant, ei vero te deum veritatem et ubertatem certi boni et pacem castissimam. И теперь мне ненавистны такие испорченные и развращенные люди, но я и люблю их, надеясь исправить: пусть предпочтут деньгам науку, которой их учат, а ей Тебя, Господи, Истину, преизбыток надежного блага и чистого мира.
Sed tunc magis eos pati nolebam malos propter me, quam fieri propter te bonos volebam. Тогда же я скорее не хотел иметь дело с ними, злыми передо мною, чем хотел, чтобы они стали добрыми перед Тобой.
5.13.23 Itaque posteaquam missum est a Mediolanio Romam ad praefectum urbis, ut illi civitati rhetoricae magister provideretur, impertita etiam evectione publica, 23. Поэтому, когда из Медиолана прислали к префекту Рима с просьбой найти для их города учителя риторики и разрешить ему проезд на казенных лошадях,
ego ipse ambivi per eos ipsos manichaeis vanitatibus ebrios (quibus ut carerem ibam, sed utrique nesciebamus) ut dictione proposita me probatum praefectus tunc Symmachus mitteret. то я стал искать этого места с помощью тех же самых манихеев, пьяных тщеславием, чтобы избавиться от них, от которых я и уезжал, о чем ни сам я, ни они не подозревали. Было предложено произнести речь: Симмах, бывший тогда префектом, одобрил ее и отправил меня.
Et veni Mediolanium ad Ambrosium episcopum, in optimis notum orbi terrae, pium cultorem tuum, cuius tunc eloquia strenue ministrabant adipem frumenti tui et laetitiam olei et sobriam vini ebrietatem populo tuo. Я приехал в Медиолан к епископу Амвросию, к одному из учших людей, известных по всему миру, благочестивому служителю Твоему, чьи проповеди неустанно подавали народу Твоему "тук пшеницы Твоей, радовали маслом, опьяняли трезвым вином".
Ad eum autem ducebar abs te nesciens, ut per eum ad te sciens ducerer. Suscepit me paterne ille homo dei et peregrinationem meam satis episcopaliter dilexit. Ты привел меня к нему без моего ведома, чтобы он привел меня к Тебе с моего ведома. Этот Божий человек отечески принял меня и приветствовал мое переселение по-епископски.
Et eum amare coepi, primo quidem non tamquam doctorem veri, quod in ecclesia tua prorsus desperabam, sed tamquam hominem benignum in me. Я сразу полюбил его, сначала, правда, не как учителя истины, найти которую в твоей Церкви я отчаялся, но как человека ко мне благожелательного.
Et studiose audiebam disputantem in populo, non intentione qua debui, sed quasi explorans eius facundiam, utrum conveniret famae suae an maior minorve proflueret quam praedicabatur, Я прилежно слушал его беседы с народом не с той целью, с какой бы следовало, а как бы присматриваясь, соответствует ли его красноречие своей славе, преувеличено ли оно похвалами или недооценено;
et verbis eius suspendebar intentus, rerum autem incuriosus et contemptor adstabam. я с величайшим вниманием ловил его слова и беззаботно пренебрегал их содержанием.
Et delectabar suavitate sermonis, quamquam eruditioris, minus tamen hilarescentis atque mulcentis quam Fausti erat, quod attinet ad dicendi modum. Я наслаждался прелестью его речи, более ученой, правда, но менее яркой и привлекательной по форме, чем речь Фавста.
Ceterum rerum ipsarum nulla comparatio: nam ille per manichaeas fallacias aberrabat, ille autem saluberrime docebat salutem. По содержанию их нельзя было и сравнивать: один заблудился в манихейской лжи; другой спасительно учил спасению.
Sed longe est a peccatoribus salus, qualis ego tunc aderam, et tamen propinquabam sensim et nesciens. Но "далеко спасение от грешников", каким я был тогда, и, однако, исподволь и сам того не зная, приближался я к нему.
5.14.24 Cum enim non satagerem discere quae dicebat, sed tantum quemadmodum dicebat audire (ea mihi quippe iam desperanti ad te viam patere homini inanis cura remanserat), veniebant in animum meum simul cum verbis quae diligebam res etiam quas neglegebam, 24. Хотя я и не старался изучить то, о чем он говорил, а хотел только послушать, как он говорит (эта пустая забота о словах осталась у меня и тогда, когда я отчаялся, что человеку может быть открыта дорога к Тебе), но в душу мою разом со словами, которые я принимал радушно, входили и мысли, к которым я был равнодушен.
neque enim ea dirimere poteram. Я не мог отделить одни от других.
Et dum cor aperirem ad excipiendum quam diserte diceret, pariter intrabat et quam vere diceret, gradatim quidem. И когда я открывал сердце свое тому, что было сказано красно, то тут же входило в него и то, что было сказано истинного - входило, правда, постепенно.
Nam primo etiam ipsa defendi posse mihi iam coeperunt videri, et fidem catholicam, pro qua nihil posse dici adversus oppugnantes manichaeos putaveram, Прежде всего мне начало казаться, что эти мысли можно защищать, и я перестал думать, что только по бесстыдству можно выступать за православную веру, отстаивать которую против манихейских нападок, по моим прежним понятиям, было невозможно.
iam non impudenter adseri existimabam, maxime audito uno atque altero et saepius aenigmate soluto de scriptis veteribus, ubi, cum ad litteram acciperem, occidebar. Особенно подействовало на меня неоднократное разрешение загадочных мест Ветхого Завета; их буквальное донимание меня убивало.
Spiritaliter itaque plerisque illorum librorum locis expositis iam reprehendebam desperationem meam, illam dumtaxat qua credideram legem et prophetas detestantibus atque inridentibus resisti omnino non posse. Услышав объяснение многих текстов из этих книг в духовном смысле, я стал укорять себя за то отчаяние, в которое пришел когда-то, уверовав, что тем, кто презирает и осмеивает Закон и Пророков, противостоять вообще нельзя.
Nec tamen iam ideo mihi catholicam viam tenendam esse sentiebam, quia et ipsa poterat habere doctos adsertores suos, qui copiose et non absurde obiecta refellerent, nec ideo iam damnandum illud quod tenebam quia defensionis partes aequabantur. Я не думал, однако, что мне следует держаться церковного пути: у православной веры есть ведь свой ученые защитники, которые подробно и разумно опровергнут то, чего я держался, раз защищающиеся стороны равны по силе.
Ita enim catholica non mihi victa videbatur, ut nondum etiam victrix appareret. Православная вера не казалась мне побежденной, но еще не предстала победительницей.
5.14.25 Tum vero fortiter intendi animum, si quo modo possem certis aliquibus documentis manichaeos convincere falsitatis. 25. Тогда же я приложил все силы к тому, чтобы попытаться как-либо с помощью верных доказательств изобличить манихейскую ложь.
Quod si possem spiritalem substantiam cogitare, statim machinamenta illa omnia solverentur et abicerentur ex animo meo: sed non poteram. Если бы я мог представить себе духовную субстанцию, то, конечно, все их построения развалились бы, и я отбросил бы их прочь, но я не мог.
Verum tamen de ipso mundi huius corpore omnique natura quam sensus carnis attingeret multo probabiliora plerosque sensisse philosophos magis magisque considerans atque comparans iudicabam. Я стал, однако, по тщательном рассмотрении и сравнении, приходить к заключению, что большинство философов гораздо вернее думали о самом мире и обо всей природе, доступной нашим телесным чувствам.
Itaque academicorum more, sicut existimantur, dubitans de omnibus atque inter omnia fluctuans, manichaeos quidem relinquendos esse decrevi, non arbitrans eo ipso tempore dubitationis meae in illa secta mihi permanendum esse cui iam nonnullos philosophos praeponebam. Итак, по примеру академиков (как их толкуют), во всем сомневаясь и ни к чему не пристав, я решил все же покинуть манихеев: я не считал возможным в этот период своих сомнений оставаться в секте, которой я уже предпочел некоторых философов;
Quibus tamen philosophis, quod sine salutari nomine Christi essent, curationem languoris animae meae committere omnino recusabam. этим философам, однако, я отказался доверить лечение своей расслабленной души, потому что они не знали спасительного имени Христова.
Statui ergo tamdiu esse catechumenus in catholica ecclesia mihi a parentibus commendata, donec aliquid certi eluceret quo cursum dirigerem. И я решил оставаться катехуменом в Православной Церкви, завещанной мне родителями, пока не засветится передо мной что-то определенное, к чему я и направлю путь.

LIBER SEXTVS/Книга шестая

Latin Русский
6.1.1 Spes mea a iuventute mea, ubi mihi eras et quo recesseras? An vero non tu feceras me et discreveras me a quadrupedibus et a volatilibus caeli sapientiorem me feceras? 1. Надежда моя от юности моей, где Ты был и куда удалился? Разве не Ты сотворил меня, не Ты отличил, от животных и сделал разумнее небесных птиц?
Et ambulabam per tenebras et lubricum et quaerebam te foris a me, et non inveniebam deum cordis mei. Et veneram in profundum maris, et diffidebam et desperabam de inventione veri. а я "ходил во мраке по скользким стезям"; я искал Тебя вне себя и не находил "Бога сердца моего" и дошел "до глубины морской", разуверившись и отчаявшись в том, что можно найти истину.
Iam venerat ad me mater pietate fortis, terra marique me sequens et in periculis omnibus de te secura. Nam et per marina discrimina ipsos nautas consolabatur, a quibus rudes abyssi viatores, cum perturbantur, consolari solent, pollicens eis perventionem cum salute, quia hoc ei tu per visum pollicitus eras. Ко мне приехала моя мать, сильная своим благочестием; она последовала за мной по суше и по морю, уповая на Тебя во всех опасностях. Во время бедствий на море она утешала самих моряков, которые, обычно, утешают путешественников, когда, незнакомые с морем, они приходят в смятение: она обещала им благополучное прибытие потому, что Ты обещал ей это в видении.
Et invenit me, periclitantem quidem graviter desperatione indagandae veritatis, sed tamen ei cum indicassem non me quidem iam esse manichaeum, sed neque catholicum christianum, non quasi inopinatum aliquid audierit, exilivit laetitia, cum iam secura fieret ex ea parte miseriae meae in qua me tamquam mortuum sed resuscitandum tibi flebat, Она нашла меня в большой опасности: отыскать истину я отчаялся. От сообщения моего, что я уже не манихей, но и не православный христианин, она не преисполнилась радости будто от нечаянного известия: мое жалкое положение оставляло ее спокойной в этом отношении; она оплакивала меня, как умершего, но которого Ты должен воскресить;
et feretro cogitationis offerebat ut diceres filio viduae, 'Iuvenis, tibi dico, surge,' et revivesceret et inciperet loqui et traderes illum matri suae. она представляла Тебе меня, как сына вдовы, лежавшего на смертном одре, которому Ты сказал: "Юноша, тебе говорю, встань" - и он ожил и "стал говорить, и Ты отдал его матери его".
Nulla ergo turbulenta exultatione trepidavit cor eius, cum audisset ex tanta parte iam factum quod tibi cotidie plangebat ut fieret, veritatem me nondum adeptum sed falsitati iam ereptum. Immo vero quia certa erat et quod restabat te daturum, qui totum promiseras, placidissime et pectore pleno fiduciae respondit mihi credere se in Christo quod priusquam de hac vita emigraret me visura esset fidelem catholicum. Поэтому сердце ее не затрепетало в бурном восторге, когда она услышала, что уже в значительной части совершилось то, о чем она ежедневно со слезами молилась Тебе; истины я еще не нашел, но ото лжи уже ушел. Будучи уверена, что Ты, обещавший целиком исполнить ее молитвы, довершишь и остальное, она очень спокойно, с полной убежденностью ответила мне, что раньше, чем она уйдет из этой жизни, она увидит меня истинным христианином: она верит этому во Христе.
Et hoc quidem mihi. Tibi autem, fons misericordiarum, preces et lacrimas densiores, ut accelerares adiutorium tuum et inluminares tenebras meas, et studiosius ad ecclesiam currere et in Ambrosii ora suspendi, ad fontem salientis aquae in vitam aeternam. Только это и сказала она мне; Тебе же, Источник милосердия, воссылала, еще чаще слезные молитвы, да ускоришь помощь Свою и осветишь потемки мои. Еще прилежнее ходила она в церковь и, не отрываясь, слушала Амвросия "у источника воды, текущей в жизнь вечную".
Diligebat autem illum virum sicut angelum dei, quod per illum cognoverat me interim ad illam ancipitem fluctuationem iam esse perductum per quam transiturum me ab aegritudine ad sanitatem, intercurrente artiore periculo quasi per accessionem quam criticam medici vocant, certa praesumebat. Она любила этого человека, как ангела Божия, узнав, что это он довел меня пока что до сомнений и колебаний; она уверенно ожидала, что я оправлюсь от болезни и стану здоров, пройдя через этот промежуточный и самый опасный час, который врачи называют критическим.
6.2.2 Itaque cum ad memorias sanctorum, sicut in Africa solebat, pultes et panem et merum attulisset atque ab ostiario prohiberetur, ubi hoc episcopum vetuisse cognovit, tam pie atque oboedienter amplexa est ut ipse mirarer quam facile accusatrix potius consuetudinis suae quam disceptatrix illius prohibitionis effecta sit. 2. Однажды, по заведенному в Африке порядку, она принесла к могилам святых кашу, хлеб и чистое вино. Привратник не принял их. Узнав, что это запрет епископа, она приняла его распоряжение так послушно и почтительно, что я сам удивился, как легко она стала осуждать собственный обычай, а не рассуждать о его запрете.
Non enim obsidebat spiritum eius vinulentia eamque stimulabat in odium veri amor vini, sicut plerosque mares et feminas qui ad canticum sobrietatis sicut ad potionem aquatam madidi nausiant, Душа ее не лежала к выпивке, и любовь к вину не подстрекала ненавидеть истину, как это бывает с большинством мужчин и женщин, которых от трезвых напевов тошнит как пьяниц от воды.
sed illa cum attulisset canistrum cum sollemnibus epulis praegustandis atque largiendis, plus etiam quam unum pocillum pro suo palato satis sobrio temperatum, unde dignationem sumeret, non ponebat, et si multae essent quae illo modo videbantur honorandae memoriae defunctorum, idem ipsum unum, quod ubique poneret, circumferebat, quo iam non solum aquatissimo sed etiam tepidissimo cum suis praesentibus per sorbitiones exiguas partiretur, quia pietatem ibi quaerebat, non voluptatem. Она приносила корзину с установленной едой, которую следовало сначала отведать, а потом раздать, а для себя оставляла только один маленький кубок, разведенный водой по ее трезвенному вкусу. Из него и отпивала она в знак уважения к обычаю; если надобно было таким же образом почтить память многих почивших, то она обносила этот самый кубок по всем могилам; понемногу прихлебывая не только очень жидкое, но и очень теплое вино, она принимала, таким образом, участие в общей трапезе, ища в ней благочестивого служения, а не наслаждения.
Itaque ubi comperit a praeclaro praedicatore atque antistite pietatis praeceptum esse ista non fieri nec ab eis qui sobrie facerent, ne ulla occasio se ingurgitandi daretur ebriosis, et quia illa quasi parentalia superstitioni gentilium essent simillima, abstinuit se libentissime, Итак, узнав, что славный проповедник и страж благочестия запретил этот обычай даже тем, кто трезвенно справлял его, - не надо давать пьяницам случая напиваться до бесчувствия, - кроме того, эти своеобразные поминки очень напоминали языческое суеверие, - мать моя очень охотно отказалась от него:
et pro canistro pleno terrenis fructibus plenum purgatioribus votis pectus ad memorias martyum afferre didicerat, ut et quod posset daret egentibus et sic communicatio dominici corporis illic celebraretur, cuius passionis imitatione immolati et coronati sunt martyres. она выучилась приносить к могилам мучеников вместо корзины, полной земных плодов, сердце, полное чистых обетов, и оделять бедных в меру своих средств. Там причащались Тела Господня; подражая ведь страстям Господа, принесли себя в жертву и получили венец мученики.
Sed tamen videtur mihi, domine deus meus (et ita est in conspectu tuo de hac re cor meum), non facile fortasse de hac amputanda consuetudine matrem meam fuisse cessuram si ab alio prohiberetur quem non sicut Ambrosium diligebat. Мне кажется, однако, Господи Боже мой, - и сердце мое в этом открыто перед Тобой - мать моя, может быть, не так легко согласилась бы отвергнуть эту привычку, если бы запрет наложил другой человек, которого она любила бы не так, как Амвросия, которого любила чрезвычайно за мое спасение.
Quem propter salutem meam maxime diligebat, eam vero ille propter eius religiosissimam conversationem, qua in bonis operibus tam fervens spiritu frequentabat ecclesiam, ita ut saepe erumperet, cum me videret, in eius praedicationem gratulans mihi, quod talem matrem haberem, nesciens qualem illa me filium, qui dubitabam de illis omnibus et inveniri posse viam vitae minime putabam. Он же любил ее за благочестивый образ жизни, за усердие, с которым она неизменно посещала церковь, "пламенея духом" к добрым делам. У него часто при встрече со мной вырывались похвалы ей, и он поздравлял меня с тем, что у меня такая мать; он не знал, что у нее за сын, сын, который во всем сомневался и считал, что невозможно найти "путь жизни".
6.3.3 Nec iam ingemescebam orando ut subvenires mihi, sed ad quaerendum intentus et ad disserendum inquietus erat animus meus, ipsumque Ambrosium felicem quendam hominem secundum saeculum opinabar, quem sic tantae potestates honorarent; caelibatus tantum eius mihi laboriosus videbatur. 3. Я не стенал еще, молясь, чтобы Ты помог мне, но душа моя жила в напряженном искании и беспокойном размышлении. Самого Амвросия я с мирской точки зрения почитал счастливцем за тот почет, который ему воздавали люди, облеченные высокой властью; тягостным только казалось мне его безбрачие.
Quid autem ille spei gereret, et adversus ipsius excellentiae temptamenta quid luctaminis haberet quidve solaminis in adversis, et occultum os eius, quod erat in corde eius, quam sapida gaudia de pane tuo ruminaret, nec conicere noveram nec expertus eram, nec ille sciebat aestus meos nec foveam periculi mei. А какие надежды он питал, какую борьбу вел против соблазнов своего высокого положения; чем утешался в бедствиях; какую сочную радость переживало и передумывало сердце его от вкушения Твоего хлеба, об этом я не мог догадаться, и опыта в этом у меня не было.
Non enim quaerere ab eo poteram quod volebam, sicut volebam, secludentibus me ab eius aure atque ore catervis negotiosorum hominum, quorum infirmitatibus serviebat. И он не знал о бурях моих и о западне, мне расставленной. Я не мог спросить у него, о чем хотел и как хотел, потому что нас всегда разделяла толпа занятых людей, которым он помогал в их затруднениях.
Cum quibus quando non erat, quod perexiguum temporis erat, aut corpus reficiebat necessariis sustentaculis aut lectione animum. Когда их с ним не было, то в этот очень малый промежуток времени он восстанавливал телесные силы необходимой пищей, а чтением - духовные.
Sed cum legebat, oculi ducebantur per paginas et cor intellectum rimabatur, vox autem et lingua quiescebant. Когда он читал, глаза его бегали по страницам, сердце доискивалось до смысла, а голос и язык молчали.
Saepe cum adessemus (non enim vetabatur quisquam ingredi aut ei venientem nuntiari mos erat), sic eum legentem vidimus tacite et aliter numquam, Часто, зайдя к нему (доступ был открыт всякому, и не было обычая докладывать о приходящем), я заставал его не иначе, как за этим тихим чтением.
sedentesque in diuturno silentio (quis enim tam intento esse oneri auderet?) discedebamus et coniectabamus eum parvo ipso tempore quod reparandae menti suae nanciscebatur, feriatum ab strepitu causarum alienarum, nolle in aliud avocari et cavere fortasse ne, auditore suspenso et intento, si qua obscurius posuisset ille quem legeret, etiam exponere esset necesse aut de aliquibus difficilioribus dissertare quaestionibus, Долго просидев в молчании (кто осмелился бы нарушить такую глубокую сосредоточенность?), я уходил, догадываясь, что он не хочет ничем отвлекаться в течение того короткого времени, которое ему удавалось среди оглушительного гама чужих дел улучить для собственных умственных занятий. Он боялся, вероятно, как бы ему не пришлось давать жадно внимающему слушателю разъяснений по поводу темных места прочитанном или же заняться разбором каких-нибудь трудных вопросов
atque huic operi temporibus impensis minus quam vellet voluminum evolveret, quamquam et causa servandae vocis, quae illi facillime obtundebatur, poterat esse iustior tacite legendi. Quolibet tamen animo id ageret, bono utique ille vir agebat. и, затратив на это время, прочесть меньше, чем ему бы хотелось. Читать молча было для него хорошо еще и потому, что он таким образом сохранял голос, который у него часто становился хриплым. С какими бы намерениями он так ни поступал, во всяком случае поступал он во благо.
6.3.4 Sed certe mihi nulla dabatur copia sciscitandi quae cupiebam de tam sancto oraculo tuo, pectore illius, nisi cum aliquid breviter esset audiendum. 4. Мне, конечно, не представлялось никакой возможности подробно расспросить, о чем мне хотелось; как думал он об этом в сердце своем, святом Твоем прорицалище. Бывали только короткие разговоры.
Aestus autem illi mei otiosum eum valde cui refunderentur requirebant nec umquam inveniebant. Et eum quidem in populo verbum veritatis recte tractantem omni die dominico audiebam, et magis magisque mihi confirmabatur omnes versutarum calumniarum nodos quos illi deceptores nostri adversus divinos libros innectebant posse dissolvi. Волнению моему, чтобы отхлынуть, требовалась беседа на досуге, а его у Амвросия никогда не бывало. Я слушал его в народе, каждое воскресенье, "верно преподающего слово истины" и, все больше и больше утверждался в мысли, что можно распутать "все клеветнические хитросплетения, которые те обманщики сплетали во вражде своей против Писания.
Ubi vero etiam comperi ad imaginem tuam hominem a te factum ab spiritalibus filiis tuis, quos de matre catholica per gratiam regenerasti, non sic intellegi ut humani corporis forma te determinatum crederent atque cogitarent (quamquam quomodo se haberet spiritalis substantia, ne quidem tenuiter atque in aenigmate suspicabar), Когда я увидел, что духовными детьми Твоими, которых Ты возродил благодатью От Матери Церкви, создание человека по образу Твоему не понимается так, будто Ты ограничил себя обликом человеческого тела (хотя я еще не подозревал, даже отдаленно, даже гадательно, что такое духовная субстанция),
tamen gaudens erubui non me tot annos adversus catholicam fidem, sed contra carnalium cogitationum figmenta latrasse. Eo quippe temerarius et impius fueram, quod ea quae debebam quaerendo discere accusando dixeram. то я и покраснел от стыда и обрадовался, что столько лет лаял не на Православную Церковь, а на выдумки плотского воображения. Я был дерзким нечестивцем: я должен был спрашивать и учиться, а я обвинял и утверждал.
Tu enim, altissime et proxime, secretissime et praesentissime, cui membra non sunt alia maiora et alia minora, sed ubique totus es et nusquam locorum es, non es utique forma ista corporea, tamen fecisti hominem ad imaginem tuam, et ecce ipse a capite usque ad pedes in loco est. Ты же, пребывающий в вьйпних и рядом, самый далекий и самый близкий, у которого нет больших и меньших членов, который повсюду весь и не ограничен ни одним местом, Ты не имеешь, конечно, этого телесного облика, и, однако, "Ты создал человека по образу Твоему", и вот он - с головы до ног - ограничен определенным местом.
6.4.5 Cum ergo nescirem quomodo haec subsisteret imago tua, pulsans proponerem quomodo credendum esset, non insultans opponerem quasi ita creditum esset. 5. Так как я не знал, каким образом возник этот образ Твой, то мне надлежало стучаться и предлагать вопросы, как об этом следует думать, а не дерзко утверждать, будто вот так именно и думают.
Tanto igitur acrior cura rodebat intima mea, quid certi retinerem, quanto me magis pudebat tam diu inlusum et deceptum promissione certorum puerili errore et animositate tam multa incerta quasi certa garrisse. Забота о том, чтобы ухватиться за что-то достоверное, грызла меня тем жесточе, чем больше стыдился я, что меня так долго дурачили и обманывали обещанием достоверного знания, и я болтал с детским воодушевлением и недомыслием, объявляя достоверным столько недостоверного!
Quod enim falsa essent, postea mihi claruit; certum tamen erat quod incerta essent et a me aliquando pro certis habita fuissent, cum catholicam tuam caecis contentionibus accusarem, etsi nondum compertam vera docentem, non tamen ea docentem quae graviter accusabam. Только позднее мне выяснилась эта ложь. Достоверным, однако, было для меня то, что все это недостоверно, а мною раньше принималось за достоверное, когда я слепо накидывался на Православную Церковь Твою и обвинял ее: учит ли она истине, я еще не знал, но уже видел, что она учит не тому, за что я осыпал ее тяжкими обвинениями.
Itaque confundebar et convertebar, et gaudebam, deus meus, quod ecclesia unica, corpus unici tui, in qua mihi nomen Christi infanti est inditum, non saperet infantiles nugas neque hoc haberet in doctrina sua sana, quod te creatorem omnium in spatium loci quamvis summum et amplum, tamen undique terminatum membrorum humanorum figura contruderet. Таким образом, приведен был я к смущению и к обращению: я радовался. Господи, что Единая Церковь, Тело Единого Сына Твоего, в которой мне, младенцу, наречено было имя Христово, не забавляется детской игрой и по здравому учению своему не запихивает Тебя, Творца вселенной, в пространство, пусть огромное, но ограниченное отовсюду очертаниями человеческого тела.
6.4.6 Gaudebam etiam quod vetera scripta legis et prophetarum iam non illo oculo mihi legenda proponerentur quo antea videbantur absurda, cum arguebam tamquam ita sentientes sanctos tuos, verum autem non ita sentiebant. 6. Я радовался также, что мне предлагалось, читать книги Ветхого Завета другими глазами, чем раньше: книги эти ведь казались мне нелепыми, и я изобличал мнимые мысли святых Твоих, мысливших-на самом деле вовсе не так.
Et tamquam regulam diligentissime commendaret, saepe in popularibus sermonibus suis dicentem Ambrosium laetus audiebam: 'Littera occidit, spiritus autem vivificat,' cum ea quae ad litteram perversitatem docere videbantur, remoto mystico velamento, spiritaliter aperiret, non dicens quod me offenderet, quamvis ea diceret quae utrum vera essent adhuc ignorarem. Tenebam enim cor meum ab omni adsensione timens praecipitium, et suspendio magis necabar. Я с удовольствием слушал, как Амвросий часто повторял в своих проповедях к народу, усердно рекомендуя, как правило: "буква убивает, а дух животворит". Когда, снимая таинственный покров, он объяснял в духовном смысле те места, которые, будучи поняты буквально, казались мне проповедью извращенности, то в его словах ничто не оскорбляло меня, хотя мне еще было неизвестно, справедливы ли эти слова. Я удерживал сердце свое от согласия с чем бы то ни было, боясь свалиться в бездну, и это висение в воздухе меня вконец убивало.
Volebam enim eorum quae non viderem ita me certum fieri ut certus essem quod septem et tria decem sint. Neque enim tam insanus eram ut ne hoc quidem putarem posse comprehendi, sed sicut hoc, ita cetera cupiebam, sive corporalia, quae coram sensibus meis non adessent, sive spiritalia, de quibus cogitare nisi corporaliter nesciebam. Я хотел быть уверен в том, чего я не видел, так же, как был уверен, что семь да три десять. Я не был настолько безумен, чтобы считать и это утверждение недоступным для понимания, но я хотел постичь остальное так же, как сложение, будь это нечто телесное, но удаленное от моих внешних чувств, или духовное, которое я не умел представить себе иначе, как в телесной оболочке.
Et sanari credendo poteram, ut purgatior acies mentis meae dirigeretur aliquo modo in veritatem tuam semper manentem et ex nullo deficientem. Излечиться я мог бы верою, которая как-то направила бы мой прояснившийся умственный взор к истине Твоей, всегда пребывающей и ни в чем не терпящей ущерба.
Sed sicut evenire adsolet, ut malum medicum expertus etiam bono timeat se committere, ita erat valetudo animae meae, quae utique nisi credendo sanari non poterat et, ne falsa crederet, curari recusabat, resistens manibus tuis, qui medicamenta fidei confecisti et sparsisti super morbos orbis terrarum et tantam illis auctoritatem tribuisti. Как бывает, однако, с человеком, который попав на плохого врача, боится довериться хорошему, так было и смоей больной душой; она не могла излечиться ничем, кроме веры, и отказывалась от лечения, чтобы не поверить в ложь; она сопротивлялась руке Твоей, а Ты приготовил лекарство веры, излил его на все болезни мира и сообщил ему великую действенность.
6.5.7 Ex hoc tamen quoque iam praeponens doctrinam catholicam, modestius ibi minimeque fallaciter sentiebam iuberi ut crederetur quod non demonstrabatur (sive esset quid, sed cui forte non esset, sive nec quid esset), quam illic temeraria pollicitatione scientiae credulitatem inrideri et postea tam multa fabulosissima et absurdissima, quia demonstrari non poterant, credenda imperari. 7. С этого времени, однако, я стал предпочитать православное учение, поняв, что в его повелении верить в то, чего не докажешь (может быть, доказательство и существует, но, пожалуй, не для всякого, а может, его вовсе и нет), больше скромности и подлинной правды, чем в издевательстве над доверчивыми людьми. которым заносчиво обещают знание, а потом приказывают верить множеству нелепейших басен, доказать которые невозможно.
Deinde paulatim tu, domine, manu mitissima et misericordissima pertractans et componens cor meum, consideranti quam innumerabilia crederem quae non viderem neque cum gererentur adfuissem, sicut tam multa in historia gentium, А затем, Господи, Ты постепенно умирил сердце мое, касаясь его столь кроткой и жалостливой рукой. Я стал соображать, как бесчисленны явления, в подлинность которых я верю, но которые я не видел и при которых не присутствовал: множество исторических событий,
tam multa de locis atque urbibus quae non videram, tam multa amicis, tam multa medicis, tam multa hominibus aliis atque aliis, quae nisi crederentur, omnino in hac vita nihil ageremus, postremo quam inconcusse fixum fide retinerem de quibus parentibus ortus essem, quod scire non possem nisi audiendo credidissem, persuasisti mihi non qui crederent libris tuis, quos tanta in omnibus fere gentibus auctoritate fundasti, sed qui non crederent esse culpandos nec audiendos esse, si qui forte mihi dicerent, множество городов и стран, которых я не видел; множество случаев, когда я верил друзьям, врачам, разным людям, - без этого доверия мы вообще не могли бы действовать и жить. Наконец, я был непоколебимо уверен в том, от каких родителей я происхожу: я не мог бы этого знать, не поверь я другим на слово. Ты убедил меня, что обвинять надо не тех, кто верит Книгам Твоим, которые Ты облек таким значением для всех почти Народов, а тех, кто им не верит, и что не следует слушать людей, которые могут сказать:
'Unde scis illos libros unius veri et veracissimi dei spiritu esse humano generi ministratos?' "Откуда ты знаешь, что эти Книги были преподаны человеческому роду Духом Божиим, истинным и исполненным правды?"
Idipsum enim maxime credendum erat, quoniam nulla pugnacitas calumniosarum quaestionum per tam multa quae legeram inter se confligentium philosophorum extorquere mihi potuit ut aliquando non crederem te esse quidquid esses, quod ego nescirem, aut administrationem rerum humanarum ad te pertinere. Как раз в это самое и нужно было мне целиком поверить, потому что никакая едкость коварных вопросов, рассеянных по многим читанным мною философским сочинениям, авторы которых спорили между собой, не могла исторгнуть у меня, хотя на время, веры в Твое существование и в то, что Ты управляешь человеческими делами: я не знал только, что Ты есть.
6.5.8 Sed id credebam aliquando robustius, aliquando exilius, semper tamen credidi et esse te et curam nostri gerere, etiamsi ignorabam vel quid sentiendum esset de substantia tua vel quae via duceret aut reduceret ad te. 8. Вера моя была иногда крепче, иногда слабее, но всегда верил я и в то, что Ты есть, и в то, что Ты заботишься о нас, хотя и не знал, что следует думать о субстанции Твоей, и не знал, какой путь ведет или приводит к Тебе.
Ideoque cum essemus infirmi ad inveniendam liquida ratione veritatem et ob hoc nobis opus esset auctoritate sanctarum litterarum, iam credere coeperam nullo modo te fuisse tributurum tam excellentem illi scripturae per omnes iam terras auctoritatem, nisi et per ipsam tibi credi et per ipsam te quaeri voluisses. Не имея ясного разума, бессильные найти истину, мы нуждаемся в авторитете Священного Писания; я стал верить, что Ты не придал бы этому Писанию такого повсеместного исключительного значения, если бы не желал, чтобы с его помощью приходили к вере в Тебя и с его помощью искали Тебя.
Iam enim absurditatem quae me in illis litteris solebat offendere, cum multa ex eis probabiliter exposita audissem, ad sacramentorum altitudinem referebam Услышав правдоподобные объяснения многих мест в этих книгах, я понял, что под нелепостью, так часто меня в них оскорблявшей, кроется глубокий и таинственный смысл.
eoque mihi illa venerabilior et sacrosancta fide dignior apparebat auctoritas, quo et omnibus ad legendum esset in promptu et secreti sui dignitatem in intellectu profundiore servaret, verbis apertissimis et humillimo genere loquendi se cunctis praebens et exercens intentionem eorum qui non sunt leves corde, ut exciperet omnes populari sinu et per angusta foramina paucos ad te traiceret, multo tamen plures quam si nec tanto apice auctoritatis emineret nec turbas gremio sanctae humilitatis hauriret. Писание начало казаться мне тем более достойным уважения и благоговейной веры, что оно всем было открыто, и в то же время хранило достоинство своей тайны для ума более глубокого; по своему общедоступному словарю и совсем простому языку оно было Книгой для всех и заставляло напряженно думать тех, кто не легкомыслен сердцем; оно раскрывало объятия всем и через узкие ходы препровождало к Тебе немногих, - их впрочем горазда больше, чем было бы, не вознеси Писание на такую высоту свой авторитет, не прими оно такие толпы людей в свое святое смиренное лоно.
Cogitabam haec et aderas mihi, suspirabam et audiebas me, fluctuabam et gubernabas me, ibam per viam saeculi latam nec deserebas. Я думал об этом - и Ты был со мной; я вздыхал - и Ты слышал меня; меня кидало по волнам - и Ты руководил мною; я шел широкой мирской дорогой, но Ты не покидал меня.
6.6.9 Inhiabam honoribus, lucris, coniugio, et tu inridebas. Patiebar in eis cupiditatibus amarissimas difficultates, te propitio tanto magis, quanto minus sinebas mihi dulcescere quod non eras tu. 9. Я жадно стремился к почестям, к деньгам, к браку, и Ты смеялся надо мной. Эти желания заставляли меня испытывать горчайшие затруднения; Ты был ко мне тем милостивее, чем меньше позволял находить усладу там, где не было Тебя.
Vide cor meum, domine, qui voluisti ut hoc recordarer et confiterer tibi. Nunc tibi inhaereat anima mea, quam de visco tam tenaci mortis exuisti. Посмотри в сердце мое, Господи: Ты ведь захотел, чтобы я вспомнил об этом и исповедался Тебе. Да прилепится сейчас к Тебе душа моя, которую Ты освободил из липкого клея смерти.
Quam misera erat! et sensum vulneris tu pungebas, ut relictis omnibus converteretur ad te, qui es super omnia et sine quo nulla essent omnia, converteretur et sanaretur. Как она была несчастна! Ты поражал ее в самое больное место, да оставит все и обратится к Тебе, Который выше всего и без Которого ничего бы не было; да обратится и исцелится.
Quam ergo miser eram, et quomodo egisti ut sentirem miseriam meam die illo quo, cum pararem recitare imperatori laudes, quibus plura mentirer et mentienti faveretur ab scientibus, easque curas anhelaret cor meum et cogitationum tabificarum febribus aestuaret, transiens per quendam vicum Mediolanensem animadverti pauperem mendicum, iam, credo, saturum, iocantem atque laetantem. Как был я ничтожен, и как поступил Ты, чтобы я в тот день почувствовал ничтожество мое! Я собирался произнести похвальное слово императору; в нем было много лжи, и людей, понимавших это, оно ко мне, лжецу, настроило бы благосклонно. Я задыхался от этих забот и лихорадочного наплыва изнуряющих размышлений. И вот, проходя по какой-то из медиоланских улиц, я заметил нищего; он, видимо, уже подвыпил и весело шутил.
Et ingemui et locutus sum cum amicis qui mecum erant multos dolores insaniarum nostrarum, quia omnibus talibus conatibus nostris, qualibus tunc laborabam, sub stimulis cupiditatum trahens infelicitatis meae sarcinam et trahendo exaggerans, nihil vellemus aliud nisi ad securam laetitiam pervenire, quo nos mendicus ille iam praecessisset numquam illuc fortasse venturos. Я вздохнул и заговорил с друзьями, окружавшими меня, о том, как мы страдаем от собственного безумия; уязвляемые желаниями, волоча за собою ношу собственного несчастья и при этом еще его увеличивая, ценою всех своих мучительных усилий, вроде моих тогдашних, хотим мы достичь только одного: спокойного счастья. Этот нищий опередил нас; мы, может быть, никогда до нашей цели и не дойдем.
Quod enim iam ille pauculis et emendicatis nummulis adeptus erat, ad hoc ego tam aerumnosis anfractibus et circuitibus ambiebam, ad laetitiam scilicet temporalis felicitatis. Он получил за несколько выклянченных монет то, к чему я добирался таким мучительным, кривым, извилистым путем - счастье преходящего благополучия.
Non enim verum gaudium habebat, sed et ego illis ambitionibus multo falsius quaerebam. Et certe ille laetabatur, ego anxius eram, securus ille, ego trepidus. У него, правда, не было настоящей радости, но та, которую я искал на путях своего тщеславия, била много лживее. И он, несомненно, веселился, а я был в тоске; он был спокоен, менябила тревога.
Et si quisquam percontaretur me utrum mallem exultare an metuere, responderem: 'Exultare'; rursus si interrogaret utrum me talem mallem qualis ille, an qualis ego tunc essem, me ipsum curis timoribusque confectum eligerem, sed perversitate -- numquid veritate? Если бы кто-нибудь стал у меня допытываться, что я предпочитаю: ликовать или бояться, я ответил бы: "ликовать". Если бы меня спросили опять: предпочитаю я быть таким, как этот нищий, или таким, каким я был в ту минуту, то я все-таки выбрал бы себя, замученного заботой и страхом, выбрал бы от развращенности. Разве была тут правда?
Neque enim eo me praeponere illi debebam, quo doctior eram, quoniam non inde gaudebam, sed placere inde quaerebam hominibus, non ut eos docerem, sed tantum ut placerem. Propterea et tu baculo disciplinae tuae confringebas ossa mea. Я не должен был предпочитать себя ему, потому что был ученее: наука не давала мне радости, я искал с ее помощью, как угодить людям - не для того, чтобы их научить, а только, чтобы им угодить. Поэтому посохом учения Твоего "Ты и сокрушал кости мои".
6.6.10 Recedant ergo ab anima mea qui dicunt ei, 'Interest unde quis gaudeat. Gaudebat mendicus ille vinulentia, tu gaudere cupiebas gloria.' qua gloria, domine, quae non est in te? Nam sicut verum gaudium non erat, ita nec illa vera gloria et amplius vertebat mentem meam. 10. Прочь от меня те, кто скажет душе моей: "Есть разница в том, чему человек радуется. Тот нищий находил радость в выпивке; ты жаждал радоваться славе". Какой славе, Господи? не той, которая в Тебе. Как та радость не была настоящей, так не была настоящей и моя слава; она только больше кружила мне голову.
Et ille ipsa nocte digesturus erat ebrietatem suam, ego cum mea dormieram et surrexeram et dormiturus et surrecturus eram, vide quot dies! interest vero unde quis gaudeat, scio, et gaudium spei fidelis incomparabiliter distat ab illa vanitate, sed et tunc distabat inter nos. Нищий должен был в ту же ночь проспаться от своего опьянения; я засыпал и просыпался в моем; буду и впредь засыпать в нем и в нем просыпаться - посмотри, сколько дней! Я знаю, что есть разница в том, чему человек радуется: радость верующего и надеющегося несравнима с этой пустой радостью.
Nimirum quippe ille felicior erat, non tantum quod hilaritate perfundebatur, cum ego curis eviscerarer, verum etiam quod ille bene optando adquisiverat vinum, ego mentiendo quaerebam typhum. И тогда, однако, нельзя было нас сравнивать. Разумеется, он был счастливее и не только потому, что веселье било в нем через край, а меня глодали заботы, но и потому, что он раздобыл себе вина, осыпая людей добрыми пожеланиями, а я ложью искал утолить свою спесь.
Dixi tunc multa in hac sententia caris meis, et saepe advertebam in his quomodo mihi esset, et inveniebam male mihi esse et dolebam et conduplicabam ipsum male et, si quid adrisisset prosperum, taedebat apprehendere, quia paene priusquam teneretur avolabat. Я много говорил тогда в этом жсе смысле с моими близкими, часто судил по таким поводам о собственном состоянии; находил, что мне худо, горевал об этом и тем еще удваивал свое горе. А если счастье улыбалось мне, то мне скучно было ловить его, потому что оно улетало раньше, чем удавалось его схватить.
6.7.11 Congemescebamus in his qui simul amice vivebamus, et maxime ac familiarissime cum Alypio et Nebridio ista conloquebar. Quorum Alypius ex eodem quo ego eram ortus municipio, parentibus primatibus municipalibus, me minor natu. 11. Я вздыхал об этом вместе с моими друзьями, с которыми жил, и особенно откровенно разговаривал с Алипием и Небридием. Алипий был родом из того же муниципия, что и я, происходил из муниципальной знати и был моложе меня возрастом.
Nam et studuerat apud me, cum in nostro oppido docere coepi, et postea Carthagini, et diligebat multum, quod ei bonus et doctus viderer, et ego illum propter magnam virtutis indolem, quae in non magna aetate satis eminebat. Он учился у меня, когда я начал преподавать в нашем городе и позже в Карфагене, и очень любил меня, считая добрым и ученым человеком; я же любил его за врожденные задатки ко всему доброму, достаточно обнаружившиеся в нем, когда был он еще совсем юн.
Gurges tamen morum Carthaginiensium, quibus nugatoria fervent spectacula, absorbuerat eum in insaniam circensium. Sed cum in eo miserabiliter volveretur, ego autem rhetoricam ibi professus publica schola uterer, nondum me audiebat ut magistrum propter quandam simultatem quae inter me et patrem eius erat exorta. Водоворот карфагенской безнравственностк с ее пылким увлечением пустыми зрелищами втянул его в цирковое помешательство, и оно закружило его жалостным образом. В то время я был занят преподаванием риторики в городской школе. Он еще не учился у меня по причине некоторой натянутости, возникшей между мною и его отцом.
Et compereram quod circum exitiabiliter amaret, et graviter angebar, quod tantam spem perditurus vel etiam perdidisse mihi videbatur. Я узнал, что он одержим губительной любовью к цирку, и тяжко опечалился, мне казалось, что юноша, подававший такие надежды, обречен на гибель, если уже не погиб.
Sed monendi eum et aliqua cohercitione revocandi nulla erat copia vel amicitiae benivolentia vel iure magisterii. Putabam enim eum de me cum patre sentire, ille vero non sic erat. Itaque postposita in hac re patris voluntate salutare me coeperat veniens in auditorium meum et audire aliquid atque abire. У меня не было никакой возможности ни уговорить его, ни удержать силой - по дружеский ли благожелательности или по праву учителя. Я полагал, что он относится ко мне так же, как и отец, но он был настроен иначе. Не считаясь с отцовской волей, он начал здороваться со мной и заходить ко мне в аудиторию: послушает меня и уйдет.
6.7.12 Sed enim de memoria mihi lapsum erat agere cum illo, ne vanorum ludorum caeco et praecipiti studio tam bonum interimeret ingenium, verum autem, domine, tu, qui praesides gubernaculis omnium quae creasti, non eum oblitus eras futurum inter filios tuos antistitem sacramenti tui et, ut aperte tibi tribueretur eius correctio, per me quidem illam sed nescientem operatus es. 12. У меня выпало из памяти поговорить с ним о том, чтрбы он не убивал своих превосходных дарований слепым и пагубным пристрастием к пустым забавам. Ты же, Господи, Который стоишь у кормила всего сотворенного Тобой, Ты не забыл будущего служителя Твоего. Его исправление должно быть приписано явно Тебе, но совершил Ты его через меня, без моего ведома.
Nam quodam die cum sederem loco solito et coram me adessent discipuli, venit, salutavit, sedit atque in ea quae agebantur intendit animum. Однажды, когда я сидел на обычном месте, а передо мной находились ученики, Алипий вошел, поздоровался, сел и углубился в наши занятия.
Et forte lectio in manibus erat, quam dum exponerem opportune mihi adhibenda videretur similitudo circensium, quo illud quod insinuabam et iucundius et planius fieret cum inrisione mordaci eorum quos illa captivasset insania. Scis tu, deus noster, quod tunc de Alypio ab illa peste sanando non cogitaverim. Случайно в руках у меня оказался текст, который, показалось мне, удобно пояснить примером, заимствованным из цирковой жизни; чтобы сделать мысль, которую я старался внедрить, приятнее и понятнее, я едко осмеял людей, находившихся в плену у этого безумия. Ты знаешь, Господи, что в ту минуту я не думал о том, как излечить Алипия от этой заразы.
At ille in se rapuit meque illud non nisi propter se dixisse credidit et quod alius acciperet ad suscensendum mihi, accepit honestus adulescens ad suscensendum sibi et ad me ardentius diligendum. Он же сразу отнес эти слова к себе и решил, что они были сказаны только ради него. Другой, услышав их, вспыхнул бы гневом на меня, но честный юноша, услышав их, вспыхнул гневом на себя и еще горячее привязался ко мне.
Dixeras enim tu iam olim et innexueras litteris tuis, 'Corripe sapientem, et amabit te.' at ego illum non corripueram, sed utens tu omnibus et scientibus et nescientibus ordine quo nosti (et ille ordo iustus est) de corde et lingua mea carbones ardentes operatus es, quibus mentem spei bonae adureres tabescentem ac sanares. Ты ведь сказал когда-то и включил это слово в Писание: "обличай мудрого, и он возлюбит тебя". А я и не обличал его, но Ты, пользуясь всеми, с ведома и без ведома их, в целях Тебе известных - и цели эти всегда справедливы, - превратил слова мои и мысли в горящие угли, чтобы выжечь гниль в душе, подающей добрые надежды, и исцелить ее.
Taceat laudes tuas qui miserationes tuas non considerat, quae tibi de medullis meis confitentur. Пусть не восхваляет Тебя тот, кто не видит милосердия Твоего, которое я исповедую Тебе из глубины сердца своего.
Etenim vero ille post illa verba proripuit se ex fovea tam alta, qua libenter demergebatur et cum mira voluptate caecabatur, et excussit animum forti temperantia, et resiluerunt omnes circensium sordes ab eo ampliusque illuc non accessit. После моих слов он вырвался из этой глубокой ямы, куда с удовольствием влез, наслаждаясь собственным самоослеплением; мужественное самообладание встряхнуло его душу, и с нее слетела вся цирковая грязь; в цирк он больше не показывался.
Deinde patrem reluctantem evicit ut me magistro uteretur; cessit ille atque concessit. Et audire me rursus incipiens illa mecum superstitione involutus est, amans in manichaeis ostentationem continentiae, quam veram et germanam putabat. Erat autem illa vecors et seductoria, pretiosas animas captans nondum virtutis altitudinem scientes tangere et superficie decipi faciles, sed tamen adumbratae simulataeque virtutis. Затем он преодолел сопротивление отца, не желавшего, чтобы сын имел меня своим учителем; отец отступили уступил. Начав у меня опять свое учение, он вместе со мной запутался в манихейском суеверии: ему нравилась их хваленая воздержанность, которую он считал подлинной и настоящей. А была она коварной и соблазнительной, уловляющей драгоценные души, не умеющие пока прикоснуться к высотам истинной добродетели; они легко обманывались внешностью добродетели, мнимой и поддельной.
6.8.13 Non sane relinquens incantatam sibi a parentibus terrenam viam, Romam praecesserat ut ius disceret, et ibi gladiatorii spectaculi hiatu incredibili et incredibiliter abreptus est. 13. Не оставляя, конечно, того земного пути, о котором ему столько напели родители, он раньше меня отправился в Рим изучать право, и там захватила его невероятным образом невероятная жадность к гладиаторским играм.
Cum enim aversaretur et detestaretur talia, quidam eius amici et condiscipuli, cum forte de prandio redeuntibus pervium esset, recusantem vehementer et resistentem familiari violentia duxerunt in amphitheatrum crudelium et funestorum ludorum diebus, haec dicentem: Подобные зрелища были ему отвратительны и ненавистны. Однажды он случайно встретился по дороге со своими друзьями и соучениками, возвращавшимися с обеда, и они, несмотря на его резкий отказ и сопротивление, с ласковым насилием увлекли его в амфитеатр. Это были как раз дни жестоких и смертоубийственных игр.
'Si corpus meum in locum illum trahitis et ibi constituitis, numquid et animum et oculos meos in illa spectacula potestis intendere? Adero itaque absens ac sic et vos et illa superabo.' quibus auditis illi nihilo setius eum adduxerunt secum, idipsum forte explorare cupientes utrum posset efficere. Quo ubi ventum est et sedibus quibus potuerunt locati sunt, fervebant omnia immanissimis voluptatibus. "Если вы тащите мое тело в это место и там его усадите, - сказал Алипий, - то неужели вы можете заставить меня впиться душой и глазами в это зрелище? Я буду присутствовать, отсутствуя, и таким образом одержу победу и над ним, и над вами". Услышав это, они тем не менее повели его с собой, может быть, желая как раз испытать, сможет ли он сдержать свои слова. Придя, они расселись, где смогли; все вокруг кипело свирепым наслаждением.
Ille clausis foribus oculorum interdixit animo ne in tanta mala procederet. Atque utinam et aures obturavisset! nam quodam pugnae casu, cum clamor ingens totius populi vehementer eum pulsasset, curiositate victus et quasi paratus, quidquid illud esset, etiam visum contemnere et vincere, aperuit oculos. Он, сомкнув глаза свои, запретил душе броситься в эту бездну зла; о, если бы заткнул он и уши! При каком-то случае боя, потрясенный неистовым воплем всего народа и побежденный любопытством, он открыл глаза, готовый как будто пренебречь любым зрелищем, какое бы ему ни представилось.
Et percussus est graviore vulnere in anima quam ille in corpore quem cernere concupivit, ceciditque miserabilius quam ille quo cadente factus est clamor. Qui per eius aures intravit et reseravit eius lumina, ut esset qua feriretur et deiceretur audax adhuc potius quam fortis animus, et eo infirmior quo de se praesumserat, qui debuit de te. И душа его была поражена раной более тяжкой, чем тело гладиатора, на которого он захотел посмотреть; он упал несчастливее, чем тот, чье падение вызвало крик, ворвавшийся в его уши и заставивший открыть глаза: теперь можно было поразить и низвергнуть эту душу, скорее дерзкую, чем сильную, и тем более немощную, что она полагалась на себя там, где должна была положиться на Тебя.
Ut enim vidit illum sanguinem, immanitatem simul ebibit et non se avertit, sed fixit aspectum et hauriebat furias et nesciebat, et delectabatur scelere certaminis et cruenta voluptate inebriabatur. Et non erat iam ille qui venerat sed unus de turba ad quam venerat, et verus eorum socius a quibus adductus erat. Как только увидел он эту кровь, он упился свирепостью; он не отвернулся, а глядел, не отводя глаз; он неистовствовал, не замечая того; наслаждался преступной борьбой, пьянел кровавым восторгом. Он был уже не тем человеком, который пришел, а одним из толпы, к которой пришел, настоящим товарищем тех, кто его привел.
Quid plura! spectavit, clamavit, exarsit, abstulit inde secum insaniam qua stimularetur redire non tantum cum illis a quibus prius abstractus est, sed etiam prae illis et alios trahens. Чего больше? Он смотрел, кричал, горел и унес с собои безумное желание, гнавшее его обратно. Теперь он не только ходил с теми, кто первоначально увлек его за собой: он опережал их и влек за собой других.
Et inde tamen manu validissima et misericordissima eruisti eum tu, et docuisti non sui habere sed tui fiduciam, sed longe postea. И отсюда вырвал его Ты мощной и милосердной рукой и научил его надеяться не на себя, а на Тебя; только случилось это гораздо позднее.
6.9.14 Verum tamen iam hoc ad medicinam futuram in eius memoria reponebatur. 14. В памяти его остался этот случай, как лекарство на будущее.
Nam et illud quod, cum adhuc studeret iam me audiens apud Carthaginem et medio die cogitaret in foro quod recitaturus erat, sicut exerceri scholastici solent, sivisti eum comprehendi ab aeditimis fori tamquam furem, То же было и с другим происшествием. Он тогда еще учился у меня в Карфагене. Однажды в полдень обдумывал он на форуме декламацию, которую должен был произнести, - это обычное школьное упражнение, - и Ты допустил, чтобы его как вора, схватили сторожа форума.
non arbitror aliam ob causam te permisisse, deus noster, nisi ut ille vir tantus futurus iam inciperet discere quam non facile in cognoscendis causis homo ab homine damnandus esset temeraria credulitate. Думаю, Господи, что Ты разрешил это только по одной причине: пусть этот муж, столь великий в будущем, рано узнает, что нельзя быть опрометчиво доверчивым при разборе дела и нельзя человеку с легким сердцем осуждать человека.
Quippe ante tribunal deambulabat solus cum tabulis ac stilo, cum ecce adulescens quidam ex numero scholasticorum, fur verus, securim clanculo apportans, illo non sentiente ingressus est ad cancellos plumbeos qui vico argentario desuper praeminent et praecidere plumbum coepit. Он прогуливался перед судилищем один, со своими дощечками и стилем, когда какой-то юноша, тоже школьник, оказавшийся настоящим вором, подошел со спрятанным топором незаметно для Алипия к свинцовой решетке над улицей Ювелиров и стал обрубать свинец.
Sono autem securis audito submurmuraverunt argentarii qui subter erant, et miserunt qui apprehenderent quem forte invenissent. Quorum vocibus auditis relicto instrumento ille discessit timens, ne cum eo teneretur. Услышав стук топора, ювелиры, находившиеся внизу, заволновались и послали людей схватить того, кто будет застигнут. Услышав голоса, вор бросил свое орудие, боясь, что его с ним задержат, и убежал.
Alypius autem, qui non viderat intrantem, exeuntem sensit et celeriter vidit abeuntem et, causam scire cupiens, ingressus est locum et inventam securim stans atque admirans considerabat, cum ecce illi qui missi erant reperiunt eum solum ferentem ferrum cuius sonitu exciti venerant. Tenent, attrahunt, congregatis inquilinis fori tamquam furem manifestum se comprehendisse gloriantur, et inde offerendus iudiciis ducebatur. Алипий не видел, как он вошел, но как выходил, заметил; видел, что тот удирает. Желая узнать, в чем дело, он подошел к тому же месту и, стоя, с изумлением рассматривал найденный топор. Посланные находят Алипия одного; он держит в руках топор, на стук которого они прибежали; его хватают, тащат и, хвастаясь, что поймали на месте преступления вора, в сопровождении толпы людей, живших около форума, ведут представить судье.
6.9.15 Sed hactenus docendus fuit. Statim enim, domine, subvenisti innocentiae, cuius testis eras tu solus. Cum enim duceretur vel ad custodiam vel ad supplicium, fit eis obviam quidam architectus, cuius maxima erat cura publicarum fabricarum. 15. На этом и кончился урок. Ты тут же, Господи, пришел на помощь невинности, свидетелем которой был один Ты. Когда его вели - в темницу ли или на пытку - с ним повстречался архитектор, бывший главным надзирателем за общественными зданиями.
Gaudent illi eum potissimum occurrisse, cui solebant in suspicionem venire ablatarum rerum quae perissent de foro, ut quasi tandem iam ille cognosceret a quibus haec fierent. Провожатые чрезвычайно обрадовались этой встрече, потому что, когда с форума что-то пропадало, то он неизменно подозревал их в краже: пусть, наконец, он узнает, кто это делал.
Verum autem viderat homo saepe Alypium in domo cuiusdam senatoris ad quem salutandum ventitabat, statimque cognitum manu apprehensa semovit a turbis et tanti mali causam quaerens, quid gestum esset audivit omnesque tumultuantes qui aderant et minaciter frementes iussit venire secum. Человек этот часто видел Алипия в доме одного сенатора, к которому хаживал; он сразу же узнал Алипия; взяв за руку, вывел из толпы, стал расспрашивать, почему стряслась такая беда, и услышал, что произошло. Он приказал идти за собою всему собранию, грозно шумевшему и волновавшемуся.
Et venerunt ad domum illius adulescentis qui rem commiserat. Puer vero erat ante ostium, et tam parvus erat ut nihil exinde domino suo metuens facile posset totum indicare; cum eo quippe in foro fuit pedisequus. Quem posteaquam recoluit Alypius, architecto intimavit. Подошли к дому юноши, совершившего кражу; у ворот стоял раб. Был это совсем мальчик; ему и в голову не пришло испугаться за своего хозяина, а рассказать обо всем он мог, так как сопровождал хозяина на форуме. Алипий припомнил его и сообщил об этом архитектору.
At ille securim demonstravit puero, quaerens ab eo cuius esset. Qui confestim 'Nostra' inquit; deinde interrogatus aperuit cetera. Тот показал рабу топор и спросил, чей он. "Наш", - тотчас же ответил он, и когда его стали расспрашивать, то он раскрыл и все остальное.
Sic in illam domum translata causa confusisque turbis quae de illo triumphare iam coeperant, futurus dispensator verbi tui et multarum in ecclesia tua causarum examinator experientior instructiorque discessit. Так перенесено было обвинение на этот дом к смущению толпы, собравшейся было справлять триумф над Алипием; будущий проповедник Слова Твоего и церковный судья во многих делах ушел, обогатившись знанием и опытом.
6.10.16 Hunc ergo Romae inveneram, et adhaesit mihi fortissimo vinculo mecumque Mediolanium profectus est, ut nec me desereret et de iure quod didicerat aliquid ageret secundum votum magis parentum quam suum. Et ter iam adsederat mirabili continentia ceteris, cum ille magis miraretur eos qui aurum innocentiae praeponerent. Temptata est quoque eius indoles non solum inlecebra cupiditatis sed etiam stimulo timoris. 16. Итак, я застал его в Риме; крепкие узы связывали его со мной, и он отправился в Медиолан, чтобы не покидать меня и на практике применить свое значение права; тут он больше следовал желанию родителей, чем своему. Он уже трижды был заседателем и поражал остальных своим бескорыстием; его еще больше поражали люди, которым золото было дороже честности. Характер его, впрочем, подвергали испытанию не только соблазны стяжания, но и жало страха.
Romae adsidebat comiti largitionum Italicianarum. Erat eo tempore quidam potentissimus senator cuius et beneficiis obstricti multi et terrori subditi erant. Voluit sibi licere nescio quid ex more potentiae suae quod esset per leges inlicitum; restitit Alypius. В Риме был он асессором при комите, ведавшем италийскими финансами. Был там в это время один могущественнейший сенатор; многих связал он своими благодеяниями или подчинил страхом. Он захотел, пользуясь, как обычно, своим могуществом, дозволить себе нечто, законом иедозволенное; Алипий воспротивился.
Promissum est praemium; inrisit animo. Praetentae minae; calcavit, mirantibus omnibus inusitatam animam, quae hominem tantum et innumerabilibus praestandi nocendique modis ingenti fama celebratum vel amicum non optaret vel non formidaret inimicum. Ему пообещали награду, он посмеялся; пригрозили - он презрел угрозы. Все удивлялись этой необыкновенной душе, которая не желала себе в друзья и не боялась, как недруга, человека, широко известного своими бесчисленными возможностями и покровительствовать и вредить.
Ipse autem iudex cui consiliarius erat, quamvis et ipse fieri nollet, non tamen aperte recusabat, sed in istum causam transferens ab eo se non permitti adserebat, quia et re vera, si ipse faceret, iste discederet. Комит, при котором Алипий состоял в советниках, хотя и сам был против, он не отвечал сенатору открытым отказом: он сваливал вину на Алипия, уверяя, что тот ве позволяет ему дать согласие; и на самом деле, если бы комит сам уступил, то Алипий его бы покинул.
Hoc solo autem paene iam inlectus erat studio litterario, ut pretiis praetorianis codices sibi conficiendos curaret, sed consulta iustitia deliberationem in melius vertit, utiliorem iudicans aequitatem qua prohibebatur quam potestatem qua sinebatur. Одно только пристрастие к науке чуть не соблазнило его: он мог на судейские средства заказывать себе книги. Обдумав по справедливости, он, однако, повернул решение свое на лучшее, рассудив, что выше правда, которая запрещает, чем власть, которая разрешает.
Parvum est hoc, sed qui in parvo fidelis est et in magno fidelis est, nec ullo modo erit inane quod tuae veritatis ore processit: 'Si in iniusto mammona fideles non fuistis, verum quis dabit vobis? Et si in alieno fideles non fuistis, vestrum quis dabit vobis?' Это мелочь, но "верный в малом и во многом верен". Не может быть пустым слово, исшедшее из уст Истины Твоей: "Если вы в неправедном богатстве не были верны, кто поверит вам истинное? и если в чужом не были верны, кто даст вам ваше?".
Talis ille tunc inhaerebat mihi mecumque nutabat in consilio, quisnam esset tenendus vitae modus. Таков был человек, разделявший тогда мою жизнь и вместе со мной колебавшийся, какой образ жизни ему избрать.
6.10.17 Nebridius etiam, qui relicta patria vicina Carthagini atque ipsa Carthagine, ubi frequentissimus erat, relicto paterno rure optimo, relicta domo et non secutura matre, nullam ob aliam causam Mediolanium venerat, nisi ut mecum viveret in flagrantissimo studio veritatis atque sapientiae, pariter suspirabat pariterque fluctuabat, beatae vitae inquisitor ardens et quaestionum difficillimarum scrutator acerrimus. 17. Небридий оставил родину, находившуюся по соседству с Карфагеном, и самый Карфаген, где он постоянно бывал, оставил прекрасную отцовскую деревню, оставил родной дом и мать, которая не собиралась следовать за ним, и прибыл в Медиолан только для того, чтобы не расставаться со мной в пылком искании истины и мудрости: горячий искатель счастливой жизни, острый исследователь труднейших вопросов, он, как и я, вздыхал, как и я, метался.
Et erant ora trium egentium et inopiam suam sibimet invicem anhelantium et ad te expectantium, ut dares eis escam in tempore opportuno. Et in omni amaritudine quae nostros saeculares actus de misericordia tua sequebatur, intuentibus nobis finem cur ea pateremur, occurrebant tenebrae, et aversabamur gementes et dicebamus, 'Quamdiu haec?' Нас было трое голодных, дышавших воздухом общей нищеты, "ожидая от Тебя, чтобы Ты дал им пищу во благовремение". При всяком горьком разочаровании, сопровождавшем, по милосердию Твоему, наши мирские дела, мы искали смысла своих страданий, и ничего в темноте не видели. Мы отворачивались, вздыхая, и говорили: "доколе же?"
Et hoc crebro dicebamus, et dicentes non relinquebamus ea, quia non elucebat certum aliquid quod illis relictis apprehenderemus. Мы часто говорили это и, говоря так, продолжали жить, как жили, потому что перед нами не маячило ничего верного, ухватившись за что, мы оставили бы нашу прежнюю жизнь.
6.11.18 Et ego maxime mirabar, satagens et recolens quam longum tempus esset ab undevicensimo anno aetatis meae, quo fervere coeperam studio sapientiae, disponens ea inventa relinquere omnes vanarum cupiditatum spes inanes et insanias mendaces. Et ecce iam tricenariam aetatem gerebam, in eodem luto haesitans aviditate fruendi praesentibus fugientibus et dissipantibus me, dum dico, 18. Я больше всего удивлялся, с тоской припоминая, как много времени прошло с моих девятнадцати лет, когда я впервые загорелся любовью к мудрости. Я предполагал, найдя ее, оставить все пустые желания, тщетные надежды и лживые увлечения. И вот мне уже шел тридцатый год, а я оставался увязшим в той же грязи, жадно стремясь наслаждаться настоящим, которое ускользало и рассеивало меня. Я говорил:
'Cras inveniam. Ecce manifestum apparebit, et tenebo. Ecce Faustus veniet et exponet omnia. O magni viri academici! nihil ad agendam vitam certi comprehendi potest. Immo quaeramus diligentius et non desperemus. "Завтра я найду ее, вот она воочию предстанет передо мной, я удержу ее: вот придет Фавст и все объяснит". О, великие академики! О том, как жить, ничего нельзя узнать верного! Давай, однако, поищем прилежнее и не будем отчаиваться.
Ecce iam non sunt absurda in libris ecclesiasticis quae absurda videbantur, et possunt aliter atque honeste intellegi. Figam pedes in eo gradu in quo puer a parentibus positus eram, donec inveniatur perspicua veritas. Sed ubi quaeretur? Quando quaeretur? Non vacat Ambrosio, non vacat legere. Ubi ipsos codices quaerimus? Unde aut quando comparamus? A quibus sumimus? Вот уже то, что казалось в церковных книгах нелепым, вовсе не нелепо; это можно понимать иначе и правильно. Утвержусь на той ступени, куда ребенком поставили меня родители, пока не найду явной истины. Но где искать ее? Когда искать? Некогда Амвросию; некогда читать мне. Где искать самые книги? Откуда и когда доставать? У кого брать?
Deputentur tempora, distribuantur horae pro salute animae. Magna spes oborta est: non docet catholica fides quod putabamus et vani accusabamus. Nefas habent docti eius credere deum figura humani corporis terminatum. Et dubitamus pulsare, quo aperiantur cetera? Нет, надо все-таки распределить часы, выбрать время для спасения души. Великая надежда уже появилась у меня: православная вера не учит так, как я думал и в чем ее попусту обвинял: люди, сведущие в ней, считают нечестием верить, что Бог ограничен очертанием человеческого тела. И я сомневаюсь постучать, чтобы открылось и остальное.
Antemeridianis horis discipuli occupant: ceteris quid facimus? Cur non id agimus? Sed quando salutamus amicos maiores, quorum suffragiis opus habemus? Quando praeparamus quod emant scholastici? Quando reparamus nos ipsos relaxando animo ab intentione curarum? Утренние часы заняты у меня учениками, а что делаю я в остальные? Почему не заняться этими вопросами? Но когда же ходить мне на поклон к влиятельным. друзьям, в чьей поддержке я нуждаюсь? Когда приготовлять то, что покупают ученики? Когда отдыхать самому, отходя душой от напряженных забот?
6.11.19 Pereant omnia et dimittamus haec vana et inania: conferamus nos ad solam inquisitionem veritatis. Vita misera est, mors incerta est. Subito obrepat: quomodo hinc exibimus? Et ubi nobis discenda sunt quae hic negleximus? Ac non potius huius neglegentiae supplicia luenda? Quid si mors ipsa omnem curam cum sensu amputabit et finiet? Ergo et hoc quaerendum. Sed absit ut ita sit. 19. Прочь все; оставим эти пустяки; обратимся только к поискам Истины. Жизнь жалка; смертный час неизвестен. Если он подкрадется внезапно, как уйду я отсюда? где выучу то, чем пренебрег здесь? и не придется ли мне нести наказание за это пренебрежение? А что, если смерть уберет все тревожные мысли и покончит.со всем? надо и это исследовать. Нет, не будет так.
Non vacat, non est inane, quod tam eminens culmen auctoritatis christianae fidei toto orbe diffunditur. Не зря, не попусту по всему миру разлилась христианская вера во всей силе своего высокого авторитета.
Numquam tanta et talia pro nobis divinitus agerentur, si morte corporis etiam vita animae consumeretur. Quid cunctamur igitur relicta spe saeculi conferre nos totos ad quaerendum deum et vitam beatam? Никогда не было бы совершено для нас с Божественного изволения так много столь великого, если бы со смертью тела исчезала и душа. Что же медлим, оставив мирские надежды, целиком обратиться на поиски Бога и блаженной жизни?
Sed expecta: iucunda sunt etiam ista, habent non parvam dulcedinem suam; non facile ab eis praecidenda est intentio, quia turpe est ad ea rursum redire. Ecce iam quantum est ut impetretur aliquis honor. Et quid amplius in his desiderandum? Подожди: и этот мир сладостен, в нем немало своей прелести, нелегко оборвать тягу к нему, а стыдно ведь будет опять к нему вернуться. Много ли еще мне надо, чтобы достичь почетного звания! А чего здесь больше желать?
Suppetit amicorum maiorum copia: ut nihil aliud et multum festinemus, vel praesidatus dari potest. Et ducenda uxor cum aliqua pecunia, ne sumptum nostrum gravet, et ille erit modus cupiditatis. Multi magni viri et imitatione dignissimi sapientiae studio cum coniugibus dediti fuerunt.' У меня немало влиятельных друзей; если и не очень нажимать и не хотеть большего, то хоть должность правителя провинции я могу получить. Следует мне найти жену хоть с небольшими средствами, чтобы не увеличивать своих расходов. Вот и предел моих желаний. Много великих и достойных подражания мужей вместе с женами предавались изучению мудрости.
6.11.20 Cum haec dicebam et alternabant hi venti et impellebant huc atque illuc cor meum, transibant tempora et tardabam converti ad dominum, et differebam de die in diem vivere in te et non differebam cotidie in memet ipso mori. 20. Пока я это говорил и переменные ветры бросали мое сердце то сюда, то туда, время проходило, я медлил обратиться к Богу и со дня на день откладывал жить в Тебе, но не откладывал ежедневно умирать в себе самом.
Amans beatam vitam timebam illam in sede sua et ab ea fugiens quaerebam eam. Putabam enim me miserum fore nimis si feminae privarer amplexibus, et medicinam misericordiae tuae ad eandem infirmitatem sanandam non cogitabam, quia expertus non eram, et propriarum virium credebam esse continentiam, quarum mihi non eram conscius, cum tam stultus essem ut nescirem, sicut scriptum est, neminem posse esse continentem nisi tu dederis. Любя счастливую жизнь, я боялся найти ее там, где она есть: я искал ее, убегая от нее. Я полагал бы себя глубоко несчастным, лишившись женских объятий, и не думал, что эту немощь может излечить милосердие Твое: я не испытал его. Я верил, что воздержание зависит от наших собственных сил, которых я за собой не замечал; я не знал, по великой глупости своей, что написало: "Никто не может быть воздержанным, если не дарует Бог".
Utique dares, si gemitu interno pulsarem aures tuas et fide solida in te iactarem curam meam. А Ты, конечно, даровал бы мне это, если бы стон из глубины сердца поразил уши Твои, и я с твердой верой переложил бы на Тебя заботу свою.
6.12.21 Prohibebat me sane Alypius ab uxore ducenda, cantans nullo modo nos posse securo otio simul in amore sapientiae vivere, sicut iam diu desideraremus, si id fecissem. Erat enim ipse in ea re etiam tunc castissimus, ita ut mirum esset, quia vel experientiam concubitus ceperat in ingressu adulescentiae suae, sed non haeserat magisque doluerat et spreverat et deinde iam continentissime vivebat. 21. Удерживая меня от женитьбы, Алипий упорно твердил, что если я женюсь, то мы никоим образом не сможем жить вместе, в покое и досуге, в любви к мудрости, согласно нашему давнишнему желанию. Сам он был в этом отношении даже тогда на удивление чистым человеком: на пороге юности узнал он плотскую связь, но порвал с ней; от нее у него остались скорее боль и отвращение, и с тех пор он жил в строгом воздержаний.
Ego autem resistebam illi exemplis eorum qui coniugati coluissent sapientiam et promeruissent deum et habuissent fideliter ac dilexissent amicos. Я же спорил с ним, приводя в пример женатых людей, которые служили мудрости, были угодны Богу и оставались верными и преданными друзьями.
A quorum ego quidem granditate animi longe aberam et deligatus morbo carnis mortifera suavitate trahebam catenam meam, solvi timens et quasi concusso vulnere repellens verba bene suadentis tamquam manum solventis. Мне, конечно, далеко было до их душевного величия: скованный плотским недугом, смертельным и сладостным, я волочил мою цепь, боясь ее развязать, и отталкивал добрый совет и руку развязывающего, словно прикосновение к ране.
Insuper etiam per me ipsi quoque Alypio loquebatur serpens, et innectebat atque spargebat per linguam meam dulces laqueos in via eius, quibus illi honesti et expediti pedes implicarentur. Больше того: моими устами говорил с самим Алипием змей; из моих слов плел он заманчивые сети и расставлял их на дороге, чтобы в них запутались эти честные и свободные ноги.
6.12.22 Cum enim me ille miraretur, quem non parvi penderet, ita haerere visco illius voluptatis ut me adfirmarem, quotienscumque inde inter nos quaereremus, caelibem vitam nullo modo posse degere atque ita me defenderem, 22. Алипий удивлялся тому, насколько я увяз в липком клее этого наслаждения (а он высоко меня ставил), ибо всякий раз, когда мы разговаривали друг с другом по этому поводу, я утверждал, что никоим образом не смогу прожить холостым.
cum illum mirantem viderem, ut dicerem multum interesse inter illud quod ipse raptim et furtim expertus esset, quod paene iam ne meminisset quidem atque ideo nulla molestia facile contemneret, et delectationes consuetudinis meae, ad quas si accessisset honestum nomen matrimonii, non eum mirari oportere cur ego illam vitam nequirem spernere, coeperat et ipse desiderare coniugium, nequaquam victus libidine talis voluptatis sed curiositatis. Видя его удивление, я стал защищаться, говоря, что существует большая разница между тем, что он испытал украдкой и мимоходом, чего он почти не помнит и чем поэтому так легко, вовсе не тяготясь, пренебрегает, и моей длительной, обратившейся в сладостную привычку, связью. Если бы сюда добавить и честное имя супружества, то нечего бы ему и удивляться, почему я не в силах презреть такую жизнь. В конце концов Алипий сам захотел вступить в брак, уступая отнюдь не жажде этих наслаждений, а из любопытства.
Dicebat enim scire se cupere quidnam esset illud sine quo vita mea, quae illi sic placebat, non mihi vita sed poena videretur. Он говорил, что хочет узнать, что же это такое, без чего моя жизнь, ему вообще нравившаяся, кажется мне не жизнью, а мукой.
Stupebat enim liber ab illo vinculo animus servitutem meam et stupendo ibat in experiendi cupidinem, venturus in ipsam experientiam atque inde fortasse lapsurus in eam quam stupebat servitutem, quoniam sponsionem volebat facere cum morte, et qui amat periculum incidet in illud. Душа, свободная от этих уз, изумлялась моему рабству и от изумления шла на то, чтобы испытать эту страсть и, может быть, от этого опыта скатиться в то самое рабство, которому она изумлялась; она ведь хотела "обручиться со смертью", а "кто любит опасность, тот попадает в нее".
Neutrum enim nostrum, si quod est coniugale decus in officio regendi matrimonii et suscipiendorum liberorum, ducebat nisi tenuiter. Magna autem ex parte atque vehementer consuetudo satiandae insatiabilis concupiscentiae me captum excruciabat, illum autem admiratio capiendum trahebat. Sic eramus, donec tu, altissime, non deserens humum nostram miseratus miseros subvenires miris et occultis modis. То, что украшает супружество: упорядоченная семейная жизнь и воспитание детей - привлекало и его и меня весьма мало. Меня держала в мучительном плену, главным образом, непреодолимая привычка к насыщению ненасытной похоти; его влекло в плен удивление. Таковы были мы, пока Ты, Всевышний, не покидающий вашей земли, не сжалился над жалкими и не пришел к нам на помощь дивными и тайными путями.
6.13.23 Et instabatur impigre ut ducerem uxorem. Iam petebam, iam promittebatur maxime matre dante operam, quo me iam coniugatum baptismus salutaris ablueret, quo me in dies gaudebat aptari et vota sua ac promissa tua in mea fide compleri animadvertebat. 23. Меня настоятельно заставляли жениться. Я уже посватался и уже получил согласие; особенно хлопотала здесь моя мать, рассчитывая, что, женившись, я омоюсь спасительным Крещением, к которому, ей на радость, я с каждым днем все больше склонялся; в моей вере видела она исполнение своих молитв и Твоих обещаний.
Cum sane et rogatu meo et desiderio suo forti clamore cordis abs te deprecaretur cotidie ut ei per visum ostenderes aliquid de futuro matrimonio meo, numquam voluisiti. По моей просьбе и по собственному желанию ежедневно взывала она к Тебе, вопия из глубины сердца, чтобы Ты в видении открыл ей что-нибудь относительно моего будущего брака; Ты никогда этого не пожелал.
Et videbat quaedam vana et phantastica, quo cogebat impetus de hac re satagentis humani spiritus, et narrabat mihi non cum fiducia qua solebat, cum tu demonstrabas ei, sed contemnens ea. Было у нее несколько пустых сновидений, подсказанных человеческим разумом, погруженным в это дело; она рассказывала мне о них пренебрежительно-нес той верой, с которой говорила обычно о том, что Ты явил ей.
Dicebat enim discernere se nescio quo sapore, quem verbis explicare non poterat, quid interesset inter revelantem te et animam suam somniantem. Она говорила, что по какому-то неведомому привкусу, объяснить который словами она была не в состоянии, она распознает разницу между Твоим откровением и собственными мечтами.
Instabatur tamen, et puella petebatur, cuius aetas ferme biennio minus quam nubilis erat, et quia ea placebat, exspectabatur. На женитьбе настаивали: я посватался к девушке, бывшей на два года моложе брачного возраста, а так как она нравилась, то решено было ее ждать.
6.14.24 Et multi amici agitaveramus animo et conloquentes ac detestantes turbulentas humanae vitae molestias paene iam firmaveramus remoti a turbis otiose vivere, id otium sic moliti ut, si quid habere possemus, conferremus in medium unamque rem familiarem conflaremus ex omnibus, ut per amicitiae sinceritatem non esset aliud huius et aliud illius, 24. Мы, круг друзей, давно уже составляли планы свободной жизни вдали от толпы: беседуя о ненавистных тревогах и тяготах человеческой жизни, мы почти укрепились в нашем решении. Эту свободную жизнь мы собирались организовать таким образом: каждый отдавал свое имущество в общее пользование; мы решили составить из отдельных состояний единый сплав и уничтожить в неподдельной дружбе понятия "моего" и "твоего";
sed quod ex cunctis fieret unum et universum singulorum esset et omnia omnium, cum videremur nobis esse posse decem ferme homines in eadem societate essentque inter nos praedivites, Romanianus maxime communiceps noster, quem tunc graves aestus negotiorum suorum ad comitatum attraxerant, ab ineunte aetate mihi familiarissimus. единое имущество, образовавшееся из всех наших средств, должно было целиком принадлежать каждому из нас и всем вместе. В это общество нас собиралось вступить человек десять, и среди нас были люди очень богатые, особенно один земляк мой, Романиан, тесно сблизившийся со мной от самой ранней юности; тяжкие превратности в делах заставили его тогда прибыть ко двору.
Qui maxime instabat huic rei et magnam in suadendo habebat auctoritatem, quod ampla res eius multum ceteris anteibat. Et placuerat nobis ut bini annui tamquam magistratus omnia necessaria curarent ceteris quietis. Он особенно настаивал на этом обществе, и его уговоры имели большой вес, потому что его огромное состояние значительно превосходило средства остальных. Мы постановили, чтобы два человека, облеченные как бы магистратурой, в течение одного года заботились обо всем необходимом, оставляя прочих в покое.
Sed posteaquam coepit cogitari utrum hoc mulierculae sinerent, quas et alii nostrum iam habebant et nos habere volebamus, totum illud placitum, quod bene formabamus, dissiluit in manibus atque confractum et abiectum est. А потом стало нам приходить в голову, допустят ли это женушки, которыми одни из нас обзавелись, а я хотел обзавестись. После этого весь план наш, так хорошо разработанный, рассыпался прахом и был отброшен,
Inde ad suspiria et gemitus et gressus ad sequendas latas et tritas vias saeculi, quoniam multae cogitationes erant in corde nostro, consilium autem tuum manet in aeternum. Ex quo consilio deridebas nostra et tua praeparabas nobis, daturus escam in opportunitate et aperturus manum atque impleturus animas nostras benedictione. и мы снова обратились к вздохам и стенаниям, к хождению по широким и торным путям века сего, ибо много помыслов жило в сердцах наших, "совет же Господень стоит во век". И придерживаясь совета Своего, Ты смеялся над нашими планами и подготовлял Свой; "собираясь дать нам пищу во благовремение, раскрыть руку Свою и наполнить души наши благоволением".
6.15.25 Interea mea peccata multiplicabantur, et avulsa a latere meo tamquam impedimento coniugii cum qua cubare solitus eram, cor, ubi adhaerebat, concisum et vulneratum mihi erat et trahebat sanguinem. Et illa in Africam redierat, vovens tibi alium se virum nescituram, relicto apud me naturali ex illa filio meo. 25. Тем временем грехи мои умножились. Оторвана была от меня, как препятствие к супружеству, та, с которой я уже давно жил. Сердце мое, приросшее к ней, разрезали, и оно кровоточило. Она вернулась в Африку, дав Тебе обет не знать другого мужа и оставив со мной моего незаконного сына, прижитого с ней.
At ego infelix nec feminae imitator, dilationis impatiens, tamquam post biennium accepturus eam quam petebam, quia non amator coniugii sed libidinis servus eram, procuravi aliam, non utique coniugem, quo tamquam sustentaretur et perduceretur vel integer vel auctior morbus animae meae satellitio perdurantis consuetudinis in regnum uxorium. Я же, несчастный, не в силах был подражать этой женщине: не вынеся отсрочки - (девушку, за которую я сватался, я мог получить только через два года), - я, стремившийся не к брачной жизни, а раб похоти, добыл себе другую женщину, не в жены, разумеется. Болезнь души у меня поддерживалась и длилась, не ослабевая, и даже усиливаясь этим угождением застарелой привычке, гнавшей меня под власть жены.
Nec sanabatur vulnus illud meum quod prioris praecisione factum erat, sed post fervorem doloremque acerrimum putrescebat, et quasi frigidius sed desperatius dolebat. Не заживала рана моя, нанесенная разрывом с первой сожительницей моей: жгучая н острая боль прошла, но рана загноилась и продолжала болеть тупо и безнадежно.
6.16.26 Tibi laus, tibi gloria, fons misericordiarum! ego fiebam miserior et tu propinquior. Aderat iam iamque dextera tua raptura me de caeno et ablutura, et ignorabam. Nec me revocabat a profundiore voluptatum carnalium gurgite nisi metus mortis et futuri iudicii tui, qui per varias quidem opiniones numquam tamen recessit de pectore meo. 26. Тебе хвала, Тебе слава. Источник милосердия. Я становился все несчастнее, и Ты все ближе. Надо мной была уже десница Твоя, готовая вот-вот выхватить меня из грязи и Омыть, но я не знал этого. От омута плотских наслаждений, еще более глубокого, меня удерживал только страх смерти и будущего Суда Твоего, который, при всей смене моих мыслей, никогда не покидал моего сердца.
Et disputabam cum amicis meis Alypio et Nebridio de finibus bonorum et malorum: Epicurum accepturum fuisse palmam in animo meo, nisi ego credidissem post mortem restare animae vitam et tractus meritorum, quod Epicurus credere noluit. Я рассуждал с моими друзьями, Алипием и Небридием, о границе добра и зла; я отдал бы в душе своей первенство Эпикуру, если бы не верил, что душа продолжает жить и после смерти и ей воздается по заслугам ее; Эпикур в это верить не желал.
Et quaerebam si essemus immortales et in perpetua corporis voluptate sine ullo amissionis terrore viveremus, cur non essemus beati aut quid aliud quaereremus, nesciens idipsum ad magnam miseriam pertinere quod ita demersus et caecus cogitare non possem lumen honestatis et gratis amplectendae pulchritudinis quam non videt oculus carnis, et videtur ex intimo. И я спрашивал себя; если бы мы были бессмертны, если бы жили, постоянно телесно наслаждаясь и не было страха это наслаждение потерять, то почему бы и не быть нам счастливыми и чего еще искать? Я не знал, что о великом бедствии как раз и свидетельствует то, что, опустившийся и слепой, я не в силах постичь ни света честной добродетели, ни красоты, к которой следует стремиться бескорыстно и которую не видит плотский глаз; она видится внутренним зрением.
Nec considerabam miser ex qua vena mihi manaret quod ista ipsa foeda tamen cum amicis dulciter conferebam, nec esse sine amicis poteram beatus, etiam secundum sensum quem tunc habebam in quantalibet affluentia carnalium voluptatum. Quos utique amicos gratis diligebam vicissimque ab eis me diligi gratis sentiebam. Я не понимал, несчастный, из какого источника вытекала сладость беседы даже о таких гнусностях; почему я не мог быть счастлив без друзей, хотя плотских наслаждений было у меня тогда сколько угодно. Этих друзей я любил бескорыстно и чувствовал, что и меня любят бескорыстно.
O tortuosas vias! vae animae audaci quae speravit, si a te recessisset, se aliquid melius habituram! versa et reversa in tergum et in latera et in ventrem, et dura sunt omnia, et tu solus requies. О пути извилистые! Горе дерзкой душе, которая надеялась, что, уйдя от Тебя, она найдет что-то лучшее. Она вертелась и поворачивалась и с боку на бок, и на спину, и на живот - все жестко. В Тебе одном покой.
Et ecce ades et liberas a miserabilibus erroribus et constituis nos in via tua et consolaris et dicis, 'Currite, ego feram et ego perducam et ibi ego feram.' И вот Ты здесь, Ты освобождаешь от жалких заблуждений и ставишь нас на дорогу Свою, и утешаешь, и говорить: "Бегите, Я понесу вас и доведу до цели и там вас понесу".

Liber septimus/Ksiega siodma

Latin Русский
7.1.1 Iam mortua erat adulescentia mea mala et nefanda, et ibam in iuventutem, quanto aetate maior, tanto vanitate turpior, qui cogitare aliquid substantiae nisi tale non poteram, quale per hos oculos videri solet. 1. Уже умерла моя молодость, злая и преступная: я вступил в зрелый возраст, и чем больше был в годах, тем мерзостнее становился в своих пустых мечтах. Я не мог представить себе иной сущности, кроме той, которую привыкли видеть вот эти мои глаза.
Non te cogitabam, deus, in figura corporis humani; ex quo audire aliquid de sapientia coepi, semper hoc fugi et gaudebam me hoc repperisse in fide spiritalis matris nostrae, catholicae tuae, sed quid te aliud cogitarem non occurrebat. Я не представлял Тебя, Господи, в человеческом образе: с тех пор, как я стал прислушиваться к голосу мудрости; я всегда бежал таких представлений и радовался, что нашел ту же веру в Православной Церкви Твоей, духовной Матери нашей.
Et conabar cogitare te, homo et talis homo, summum et solum et verum deum, et te incorruptibilem et inviolabilem et incommutabilem totis medullis credebam, quia nesciens unde et quomodo, plane tamen videbam et certus eram id quod corrumpi potest deterius esse quam id quod non potest, et quod violari non potest incunctanter praeponebam violabili, et quod nullam patitur mutationem melius esse quam id quod mutari potest. Мне не приходило, однако, в голову, как иначе представить Тебя. Я пытался - я, человек и такой человек - представить Тебя, высочайшего, единого, истинного Бога! Я верил всем сердцем, что Ты не подлежишь ни ухудшению, ни ущербу, ни изменению - не знаю, откуда и как, но я отчетливо видел и твердо знал, что ухудшающееся ниже того, что не может ухудшаться; я не колеблясь предпочитал недоступное ущербу тому, что может быть ущерблено; то, что не терпит никакой перемены, лучше того, что может перемениться.
Clamabat violenter cor meum adversus omnia phantasmata mea, et hoc uno ictu conabar abigere circumvolantem turbam immunditiae ab acie mentis meae, Протестовало бурно сердце мое против всех выдумок моих; я пытался одним ударом отогнать от своего умственного взора этот грязный рой, носившийся перед ним,
et vix dimota in ictu oculi, ecce conglobata rursus aderat et inruebat in aspectum meum et obnubilabat eum, ut quamvis non forma humani corporis, corporeum tamen aliquid cogitare cogerer per spatia locorum, sive infusum mundo sive etiam extra mundum per infinita diffusum, etiam ipsum incorruptibile et inviolabile et incommutabile quod corruptibili et violabili et commutabili praeponebam, но стоило только ему отойти, как во мгновение ока он, свившись, появлялся опять и кидался мне в глаза, застя свет: я вынужден был представлять себе даже то самое, не подлежащее ухудшению, ущербу и изменению, что я предпочитал ухудшающемуся, ущербному и изменчивому, не как человеческое тело, правда, но как нечто телесное и находящееся в пространстве, то ли влитое в мир, то ли разлитое и за пределами мира в бесконечности.
quoniam quidquid privabam spatiis talibus nihil mihi esse videbatur, sed prorsus nihil, ne inane quidem, tamquam si corpus auferatur loco et maneat locus omni corpore vacuatus et terreno et humido et aerio et caelesti, sed tamen sit locus inanis tamquam spatiosum nihil. Все изъятое из пространства я мыслил как ничто, но ничто абсолютное: это была даже не пустота, какая остается, если с какого-то места убрать тело; останется ведь место, свободное ото всякого тела, земляного ли, влажного, воздушного или небесного; тут, однако, пустое место было неким пространственным ничто.
7.1.2 Ego itaque incrassatus corde nec mihimet ipsi vel ipse conspicuus, quidquid non per aliquanta spatia tenderetur vel diffunderetur vel conglobaretur vel tumeret vel tale aliquid caperet aut capere posset, nihil prorsus esse arbitrabar. 2. Так ожирел я сердцем, и сам не замечал себя, считая вовсе не существующим то, что не могло в каком-то отрезке пространства растянуться, разлиться, собраться вместе, раздуться, вообще, принять какую-либо форму или иметь возможность ее принять.
Per quales enim formas ire solent oculi mei, per tales imagines ibat cor meum, nec videbam hanc eandem intentionem qua illas ipsas imagines formabam non esse tale aliquid, quae tamen ipsas non formaret nisi esset magnum aliquid. Среди каких форм привыкли блуждать тмои глаза, среди таких же подобий блуждало и мое сердце; я не видел, что та способность, с помощью которой я создавал эти самые образы, не есть нечто, им подобное: она не могла бы создать их, если бы не была чем-то великим.
Ita etiam te, vita vitae meae, grandem per infinita spatia undique cogitabam penetrare totam mundi molem et extra eam quaquaversum per immensa sine termine, ut haberet te terra, haberet caelum, haberent omnia et illa finirentur in te, tu autem nusquam. Я представлял себе так. Жизнь жизни моей, что Ты, Великий, на бесконечном пространстве отовсюду проникаешь огромный мир и что Ты разлит и за его пределами по всем направлениям в безграничности и неизмеримости: Ты на земле, Ты на небе. Ты повсюду и все оканчивается в Тебе, - Тебе же нигде нет конца.
Sicut autem luci solis non obsisteret aeris corpus, aeris huius qui supra terram est, quominus per eum traiceretur penetrans eum, non dirrumpendo aut concidendo sed implendo eum totum, sic tibi putabam non solum caeli et aeris et maris sed etiam terrae corpus pervium et ex omnibus maximis minimisque partibus penetrabile ad capiendam praesentiam tuam, occulta inspiratione intrinsecus et extrinsecus administrantem omnia quae creasti. И как плотный воздух, воздух над землей, не мешает солнечному свету проходить сквозь него и целиком его наполнять, не разрывая и не раскалывая, так, думал я, и Тебе легко пройти не только небо, воздух и море, но также и землю: Ты проникаешь все части мира; самые большие и малые, и они ловят присутствие Твое; Своим таинственным дыханием изнутри и извне управляешь Ты реем, что создал.
Ita suspicabar, quia cogitare aliud non poteram; nam falsum erat. Illo enim modo maior pars terrae maiorem tui partem haberet et minorem minor, atque ita te plena essent omnia ut amplius tui caperet elephanti corpus quam passeris, quo esset isto grandius grandioremque occuparet locum, atque ita frustatim partibus mundi magnis magnas, brevibus breves partes tuas prasesentes faceres. Non est autem ita, sed nondum inluminaveras tenebras meas. Так предполагал я, не будучи в силах представить себе ничего иного; и это была ложь. В таком случае большая часть земли получила бы большую часть Тебя, а меньшая - меньшую: Ты наполнял бы собою все, но в слоне Тебя было бы больше, чем в воробье, и настолько, насколько слон больше воробья и занимает большее место. Таким образом, Ты уделял бы себя отдельным частям мира по кускам: большим давал бы много, малым мало. Наделе это не так, но Ты не осветил еще мрака, в котором я пребывал.
7.2.3 Sat erat mihi, domine, adversus illos deceptos deceptores et loquaces mutos, quoniam non ex eis sonabat verbum tuum -- sat erat ergo illud quod iam diu ab usque Carthagine a Nebridio proponi solebat et omnes qui audieramus concussi sumus: quid erat tibi factura nescio qua gens tenebrarum, quam ex adversa mole solent opponere, si tu cum ea pugnare noluisses? 3. Достаточно для меня было, Господи, против этих обманутых обманщиков и немых болтунов - не от них ведь звучало слово Твое - достаточно мне было того вопроса, который уже давно, еще с карфагенских времен, любил предлагать Небридий (все мы, слушавшие его тогда, пришли в смущение): "Что сделало бы Тебе это неведомое племя мрака, которое они обычно выставляют против Тебя, как вражескую силу, если бы Ты не пожелал сразиться с ним?"
Si enim responderetur aliquid fuisse nocituram, violabilis tu et corruptibilis fores. Si autem nihil ea nocere potuisse diceretur, nulla afferretur causa pugnandi, et ita pugnandi ut quaedam portio tua et membrum tuum vel proles de ipsa substantia tua misceretur adversis potestatibus et non a te creatis naturis, atque in tantum ab eis corrumperetur et commutaretur in deterius ut a beatitudine in miseriam verteretur et indigeret auxilio quo erui purgarique posset, et hanc esse animam cui tuus sermo servienti liber et contaminatae purus et corruptae integer subveniret, sed et ipse corruptibilis, quia ex una eademque substantia. Если бы они ответили, что оно причинило бы Тебе некоторый вред, то оказалось бы, что Ты уступаешь силе и Тебе можно причинить ущерб. Если бы они сказали, что оно Тебе ничем повредить не могло, то исчезла бы всякая причина для борьбы и такой борьбы, при которой некая доля Твоя, порождение Самой Сущности Твоей, смесилась с враждебными силами и существами, не Тобой созданными, и оказалась настолько ими испорчена и изменена к худшему, что вместо блаженства очутилась в скорби и потребовала подмоги, чтобы вырваться и очиститься. Это вот и есть душа, на помощь которой пришло Твое Слово: к рабе - свободное, к запятнанной - чистое, к порочной - святое, хотя и доступное пороку, как происшедшее от одной и той же сущности!
Itaque si te, quidquid es, id est substantiam tuam qua es, incorruptibilem dicerent, falsa esse illa omnia et exsecrabilia; si autem corruptibilem, idipsum iam falsum et prima voce abominandum. Sat erat ergo istuc adversus eos omni modo evomendos a pressura pectoris, quia non habebant qua exirent sine horribili sacrilegio cordis et linguae sentiendo de te ista et loquendo. Итак, если бы они сказали, что Ты, каков Ты есть, т.е. Сущность Твоя, Тебя выражающая, не может стать хуже, то все их утверждения лживы и отвратительны; если же они скажут, что может, то это ложь, от которой с первого же слова надо отвратиться. Этих доказательств достаточно против них, кого всячески следовало изблевать, освободив от их гнета свое сердце: они не могли вывернуться из этого противоречия без страшного кощунства сердечного и словесного, заключавшегося в подобных мыслях и словах о Тебе.
7.3.4 Sed et ego adhuc, quamvis incontaminabilem et inconvertibilem et nulla ex parte mutabilem dicerem firmeque sentirem deum nostrum, deum verum, qui fecisti non solum animas nostras sed etiam corpora, nec tantum nostras animas et corpora sed omnes et omnia, non tenebam explicatam et enodatam causam mali. 4. Хотя я и утверждал, что Ты непорочен, постоянен и совершенно неизменяем, и твердо верил в это, Бог наш, истинный Бог, Который создал не только души наши, но и тела, не одни души наши и тела, но все и всех, для меня, однако, не была еще ясна и распутана причина зла.
Quaecumque tamen esset, sic eam quaerendam videbam, ut non per illam constringerer deum incommutabilem mutabilem credere, ne ipse fierem quod quaerebam. Я видел только, что, какова бы она ни была, ее надо разыскивать так, чтобы не быть вынужденным признать Бога, не знающего измены, изменяющимся; не стать самому тем, что искал.
Itaque securus eam quaerebam, et certus non esse verum quod illi dicerent quos toto animo fugiebam, quia videbam quaerendo unde malum repletos malitia, qua opinarentur tuam potius substantiam male pati quam suam male facere. Итак, я спокойно занялся своими поисками, уверенный в том, что нет правды в их словах. Я всей душой удалялся от них, видя, что, ища, откуда зло, они сами преисполнены злобности и поэтому думают, что скорее Ты претерпишь злое, чем они совершат зло.
7.3.5 Et intendebam ut cernerem quod audiebam, liberum voluntatis arbitrium causam esse ut male faceremus et rectum iudicium tuum ut pateremur, et eam liquidam cernere non valebam. 5. Я старался понять слышанное мною, а именно, что воля, свободная в своем решении, является причиной того, что мы творим зло и терпим справедливый суд Твой, - и не в силах был со всей ясностью понять эту причину.
Itaque aciem mentis de profundo educere conatus mergebar iterum, et saepe conatus mergebar iterum atque iterum. Sublevabat enim me in lucem tuam quod tam sciebam me habere voluntatem quam me vivere. Itaque cum aliquid vellem aut nollem, non alium quam me velle ac nolle certissimus eram, et ibi esse causam peccati mei iam iamque animadvertebam. Стараясь извлечь из бездны свой разум, я погружался в нее опять; часто старался - и погружался опять и опять. Меня поднимало к свету Твоему то, что я также знал, что у меня есть воля, как знал, что я живу. Когда я чего-нибудь, хотел или не хотел, то я твердо знал, что не кто-то другой, а именно я хочу или не хочу, и я уже вот-вот постигал, где причина моего греха.
Quod autem invitus facerem, pati me potius quam facere videbam, et id non culpam sed poenam esse iudicabam, qua me non iniuste plecti te iustum cogitans cito fatebar. Sed rursus dicebam, 'Quis fecit me? Nonne deus meus, non tantum bonus sed ipsum bonum? Unde igitur mihi male velle et bene nolle? Ut esset cur iuste poenas luerem? Я видел, однако, в поступках, совершаемых мною против воли, проявление скорее страдательного, чем действенного начала, и считал их не виной, а наказанием, по справедливости меня поражающим: представляя Тебя справедливым, я быстро это признал. И, однако, я начинал опять говорить: "Кто создал меня? Разве не Бог мой, Который не только добр, но есть само Добро? Откуда же у меня это желание плохого и нежелание хорошего? Чтобы была причина меня по справедливости наказывать?
Quis in me hoc posuit et insevit mihi plantarium amaritudinis, cum totus fierem a dulcissimo deo meo? Si diabolus auctor, unde ipse diabolus? Quod si et ipse perversa voluntate ex bono angelo diabolus factus est, unde et in ipso voluntas mala qua diabolus fieret, quando totus angelus a conditore optimo factus esset?' Кто вложил в меня, кто привил ко мне этот горький побег, когда я целиком исшел от сладчайщего Господа моего? Если виновник этому дьявол, то откуда сам дьявол? Если же и сам он, по извращенной воле своей, из доброго ангела превратился в дьявола, то откуда в нем эта злая воля, сделавшая его дьяволом, когда он, ангел совершенный, создан был благим Создателем?"
His cogitationibus deprimebar iterum et suffocabar, sed non usque ad illum infernum subducebar erroris ubi nemo tibi confitetur, dum tu potius mala pati quam homo facere putatur. И я опять задыхался под тяжестый этих размышлений, не спускаясь, однако, до адской бездны того заблуждения, когда никто не исповедуется Тебе, считая, что скорее Ты можешь стать хуже, чем человек совершить худое.
7.4.6 Sic enim nitebar invenire cetera, ut iam inveneram melius esse incorruptibile quam corruptibile, et ideo te, quidquid esses, esse incorruptibilem confitebar. 6. Так старался я дойти и до остального, подобно тому, как уже дошел до того, что неухудшающееся лучше, чем ухудшающееся; поэтому я и исповедовал, что Ты, Кем бы Ты ни был, не можешь стать хуже.
Neque enim ulla anima umquam potuit poteritve cogitare aliquid quod sit te melius, qui summum et optimum bonum es. Никогда ни одна душа не могла и не сможет представить себе нечто, что было бы лучше Тебя, Который есть вьющее и совершенное Добро.
Cum autem verissime atque certissime incorruptibile corruptibili praeponatur, sicut iam ego praeponebam, poteram iam cogitatione aliquid attingere quod esset melius deo meo, nisi tu esses incorruptibilis. И так как по всей справедливости и с полной уверенностью надо предпочесть, как я уже предпочитал, неухудшающееся ухудшающемуся, и обратить внимание, откуда зло, т. е. источник ухудшения, которому никоим образом не может подвергнуться сущность Твоя; да, никоим образом не может стать хуже Господь наш:
Ubi igitur videbam incorruptibile corruptibili esse praeferendum, ibi te quaerere debebam atque inde advertere ubi sit malum, id est unde sit ipsa corruptio, qua violari substantia tua nullo modo potest.
Nullo enim prorsus modo violat corruptio deum nostrum, nulla voluntate, nulla necessitate, nullo improviso casu, quoniam ipse est deus, et quod sibi vult bonum est, et ipse est idem bonum; corrumpi autem non est bonum. Nec cogeris invitus ad aliquid, quia voluntas tua non est maior quam potentia tua. ни по какой воле, ни по какой необходимости, ни по какому непредвиденному случаю, ибо Он есть Бог, и то, чего Он для Себя хочет, есть добро, и Сам Он есть Добро; стать же хуже - в этом нет добра. Тебя нельзя принудить к чему-нибудь против воли, ибо воля Твоя не больше Твоего могущества.
Esset autem maior, si te ipso tu ipse maior esses: voluntas enim et potentia dei deus ipse est. Et quid improvisum tibi, qui nosti omnia? Et nulla natura est nisi quia nosti eam. Et ut quid multa dicimus cur non sit corruptibilis substantia quae deus est, quando, si hoc esset, non esset deus? Она была бы больше, если бы Ты Сам был больше Самого Себя, но воля и могущество Бога - это Сам Бог. И что непредвиденного может быть для Тебя, Который знает все? Каждое создание существует только потому, что Ты знаешь его. И зачем много говорить о том, что Божественная, сущность не может стать хуже? если бы могла, то Бог не был бы Богом.
7.5.7 Et quaerebam unde malum, et male quaerebam, et in ipsa inquisitione mea non videbam malum. 7. И я искал, откуда зло, но искал плохо и не видел зла в самых розысках моих.
Et constituebam in conspectu spiritus mei universam creaturam, quidquid in ea cernere possumus, sicuti est terra et mare et aer et sidera et arbores et animalia mortalia, et quidquid in ea non videmus, sicut firmamentum caeli insuper et omnes angelos et cuncta spiritalia eius, sed etiam ipsa, quasi corpora essent, locis et locis ordinavit imaginatio mea. Я мысленно представил себе все созданное: и то, что мы можем видеть, - например, землю, море, воздух, светила, деревья, смертные существа, - и для нас незримое, например, твердь вышнего неба, всех ангелов и всех духов. Даже их, словно они были телесны, разместило то тут, то там воображение мое.
Et feci unam massam grandem distinctam generibus corporum, creaturam tuam, sive re vera quae corpora erant, sive quae ipse pro spiritibus finxeram, Я образовал из созданного Тобой нечто огромное и единое, украшенное существами разных родов: были тут и подлинные телесные существа и вымышленные мною в качестве духовных.
et eam feci grandem, non quantum erat, quod scire non poteram, sed quantum libuit, undiqueversum sane finitam, te autem, domine, ex omni parte ambientem et penetrantem eam, sed usquequaque infinitum, tamquam si mare esset ubique et undique per immensa infinitum solum mare et haberet intra se spongiam quamlibet magnam, sed finitam tamen, plena esset utique spongia illa ex omni sua parte ex immenso mari. Это "нечто" я представил себе огромным - не в меру настоящей своей величины, мне непостижимой - но таким, как мне хотелось, и отовсюду ограниченным. Ты же, Господи, со всех сторон окружал и проникал его, оставаясь во всех отношениях бесконечным. Если бы, например, всюду было море, и во все стороны простиралось в неизмеримость одно бесконечное море, а в нем находилась бы губка любой величины, но конечной, то в губку эту со всех сторон проникало бы, наполняя ее, неизмеримое море.
Sic creaturam tuam finitam te infinito plenam putabam et dicebam, 'Ecce deus et ecce quae creavit deus, et bonus deus atque his validissime longissimeque praestantior; sed tamen bonus bona creavit, et ecce quomodo ambit atque implet ea. Так, думал я, и Твое конечное творение полно Тобой, Бесконечным, и говорил: "Вот Бог и вот то, что сотворил Бог; добр Бог и далеко-далеко превосходит создание Свое; Добрый, Он сотворил доброе и вот каким-то образом окружает и наполняет его.
Ubi ergo malum et unde et qua huc inrepsit? Quae radix eius et quod semen eius? An omnino non est? Cur ergo timemus et cavemus quod non est? Aut si inaniter timemus, certe vel timor ipse malum est, quo incassum stimulatur et excruciatur cor, et tanto gravius malum, quanto non est, quod timeamus, et timemus. Где же зло и откуда и как вползло оно сюда? В чем его корень и его семя? Или его вообще нет? Почему же мы боимся и остерегаемся того, чего нет? А если боимся впустую, то, конечно, самый страх есть зло, ибо он напрасно гонит нас и терзает наше сердце, - зло тем большее, что бояться нечего, а мы все-таки боимся.
Idcirco aut est malum quod timemus, aut hoc malum est quia timemus. Unde est igitur, quoniam deus fecit haec omnia bonus bona? Maius quidem et summum bonum minora fecit bona, sed tamen et creans et creata bona sunt omnia. Unde est malum? An unde fecit ea, materies aliqua mala erat et formavit atque ordinavit eam, sed reliquit aliquid in illa quod in bonum non converteret? А следовательно, или есть зло, которого мы боимся, или же самый страх есть зло. Откуда это, если все это создал Бог, Добрый - доброе. Большее и высочайшее Добро создало добро меньшее, но и Творец и тварь - добры. Откуда же зло? Не злой ли была та материя, из которой Он творил? Он придал ей форму и упорядочил ее, нб оставил в ней что-то, что не превратил в доброе?
Cur et hoc? An impotens erat totam vertere et commutare, ut nihil mali remaneret, cum sit omnipotens? Postremo cur inde aliquid facere voluit ac non potius eadem omnipotentia fecit, ut nulla esset omnino? Aut vero exsistere poterat contra eius voluntatem? Почему это? Или Он был бессилен превратить и изменить ее всю целиком так, чтобы не осталось ничего злого. Он, Всесильный? И, наконец, зачем захотел Он творить из нее, а не просто уничтожил ее силой этого же самого всемогущества? Или она могла существовать и против Его воли?
Aut si aeterna erat, cur tam diu per infinita retro spatia temporum sic eam sivit esse ac tanto post placuit aliquid ex ea facere? Aut iam, si aliquid subito voluit agere, hoc potius ageret omnipotens, ut illa non esset atque ipse solus esset totum verum et summum et infinitum bonum? А если она была вечна, зачем позволил Он ей пребывать в таком состоянии бесконечное число времен и только потом угодно Ему стало что-то из нее создать? А если вдруг захотел Он действовать, не лучще ли было Ему, Всемогущему, действовать тах, чтобы она исчезла, и остался бы Он один, цельная Истина, высшее и бесконечное Добро?
Aut si non erat bene, ut non aliquid boni etiam fabricaretur et conderet qui bonus erat, illa sublata et ad nihilum redacta materie quae mala erat, bonam ipse institueret unde omnia crearet? Non enim esset omnipotens si condere non posset aliquid boni nisi ea quam non ipse condiderat adiuvaretur materia.' А если нехорошо Ему, доброму, изготовить и утвердить нечто недоброе, то почему бы, уничтожив и сведя в ничто материю злую, не создал Он Сам доброй, из которой и сотворил бы все? Он не может быть всемогущ, если не может утвердить ничего доброго, без помощи материи, не Им утвержденной".
Talia volvebam pectore misero, ingravidato curis mordacissimis de timore mortis et non inventa veritate; stabiliter tamen haerebat in corde meo in catholica ecclesia fides Christi tui, domini et salvatoris nostri, in multis quidem adhuc informis et praeter doctrinae normam fluitans, sed tamen non eam relinquebat animus, immo in dies magis magisque inbibebat. Такие мысли думал и передумывал я в несчастном сердце своем, которое тяготил и грыз страх смерти и, сознание, что истина не найдена; стойко, однако, держалась у меняв сердце церковная, православная вера в Христа Твоего, "Господа и Спасителя нашего", во многом, правда, еще неясная, без опоры в догматах, но она не покидала души, со дня на день все больше и больше ее проникая.
7.6.8 Iam etiam mathematicorum fallaces divinationes et impia deliramenta reieceram. 8. Я отбросил уже лживые предсказания и нечестивые бредни математиков.
Confiteantur etiam hinc tibi de intimis visceribus animae meae miserationes tuae, deus meus! tu enim, tu omnino (nam quis alius a morte omnis erroris revocat nos nisi vita quae mori nescit, et sapientia mentes indigentes inluminans, nullo indigens lumine, qua mundus administratur usque ad arborum volatica folia?), tu procurasti pervicaciae meae, qua obluctatus sum Vindiciano acuto seni et Nebridio adulescenti mirabilis animae, Да исповедует душа моя из самых глубин своих Твое милосердие ко мне. Господи! Ты, один Ты, ибо кто другой может вернуть нас из смерти всякого заблуждения, как не Жизнь, Которая не знает смерти; Мудрость, Которая освещает темные души. Сама не. нуждаясь ни в каком свете, и правит всем в мире вплоть до облетающих листьев. Ты позаботился послать человека, который излечил бы упрямство, с каким спорил я с Виндицианом, стариком острого ума, и Небридием, юношей чудесной души.
illi vehementer adfirmanti, huic cum dubitatione quidem aliqua sed tamen crebro dicenti non esse illam artem futura praevidendi, coniecturas autem hominum habere saepe vim sortis et multa dicendo dici pleraque ventura, nescientibus eis qui dicerent sed in ea non tacendo incurrentibus -- Первый настойчиво утверждал, второй часто повторял, с некоторым колебанием правда, что науки предсказывать будущее не существует, человеческие же догадки часто приобретают силу оракула: предсказатели не знают того, что произойдет, но, говоря о многом, натыкаются на то, что действительно произойдет.
procurasti ergo tu hominem amicum, non quidem segnem consultorem mathematicorum nec eas litteras bene callentem sed, ut dixi, consultorem curiosum et tamen scientem aliquid quod a patre suo se audisse dicebat: quod quantum valeret ad illius artis opinionem evertendam ignorabat. И вот Ты послал мне друга, любившего совещаться с астрологами; был он не слишком осведомлен в их писаниях, но, как я и сказал, из любопытства с ними совещался. Знал он, по его словам, от отца и один факт, но только не подозревал, каким оружием для опровержения этой прославленной науки является этот факт.
Is ergo vir nomine Firminus, liberaliter institutus et excultus eloquio, cum me tamquam carissimum de quibusdam suis rebus, in quas saecularis spes eius intumuerat, consuleret, quid mihi secundum suas quas constellationes appellant videretur, Человек этот звался Фирмином, был хорошо образован и владел изысканной речью. Однажды он стал советоваться со мной, как с человеком близким, о некоторых своих делах, одушевлявших его горделивыми мирскими надеждами, и спросил, как я думаю по поводу так называемых "его созвездий".
ego autem, qui iam de hac re in Nebridii sententiam flecti coeperam, non quidem abnuerem conicere ac dicere quod nutanti occurrebat, sed tamen subicerem prope iam esse mihi persuasum ridicula illa esse et inania, Я начинал уже склоняться к мыслям Небридия и не отказался высказать ему и свои догадки, и то, что приходит в голову человеку колеблющемуся. Я добавил, что почти убедился в смехотворной пустоте этих предсказаний.
tum ille mihi narravit patrem suum fuisse librorum talium curiosissimum et habuisse amicum aeque illa simulque sectantem. Тогда он мне рассказал, как интересовался подобными книгами его отец; у него был друг, одновременно с ним погруженный в эти занятия.
Qui pari studio et conlatione flatabant in eas nugas ignem cordis sui, ita ut mutorum quoque animalium, si quae domi parerent, observarent momenta nascentium atque ad ea caeli positionem notarent, unde illius quasi artis experimenta conligerent. Одинаковое рвение и совместные занятия такими пустяками еще раздували их пыл; они замечали время, когда разрешались от бремени домашние животные (если это случалось дома), и соответственное этому времени положение светил: так набирались они опыта в своей мнимой науке.
Itaque dicebat audisse se a patre quod, cum eundem Firminum praegnans mater esset, etiam illius paterni amici famula quaedam pariter utero grandescebat, quod latere non potuit dominum, qui etiam canum suarum partus examinatissima diligentia nosse curabat; atque ita factum esse, ut cum iste coniugis, ille autem ancillae dies et horas minutioresque horarum articulos cautissima observatione numerarent, enixae essent ambae simul, ita ut easdem constellationes usque ad easdem minutias utrique nascenti facere cogerentur, iste filio, ille servulo. Фирмин рассказывал, со слов отца, что когда его мать была им беременна, то случилась в тягости и какая-то служанка отцова друга. Обстоятельство это не могло укрыться от хозяина, который стремился точнейшим образом знать даже время, когда щенились его собаки. И вот, когда отец Фирмина очень точно и внимательно высчитывал для своей жены дни, часы и малейшие доли часа, а приятель его занимался тем же для своей служанки, случилось так, что обе женщины родили одновременно; оба были вынуждены составить до мелочей одинаковый гороскоп - один для сына, другой для раба.
Nam cum mulieres parturire coepissent, indicaverunt sibi ambo quid sua cuiusque domo ageretur, et paraverunt quos ad se invicem mitterent, simul ut natum quod parturiebatur esset cuique nuntiatum: quod tamen ut continuo nuntiaretur, tamquam in regno suo facile effecerant. Когда начались роды, оба стали замечать, что делается дома у каждого, и определили людей, которых бы посылали одного за другим, чтобы каждому сразу же было сообщено о рождении ребенка. Так как у себя дома были они владыками, то им ничего не стоило обеспечить непрерывную доставку сведений.
Atque ita qui ab alterutro missi sunt tam ex paribus domorum intervallis sibi obviam factos esse dicebat, ut aliam positionem siderum aliasque particulas momentorum neuter eorum notare sineretur. И вот посланцы из обоих домов, рассказывал он, встретились на равном расстоянии от одного и другого дома; пришлось отметить, что и положение звезд и время рождения совпадают.
Et tamen Firminus amplo apud suos loco natus dealbatiores vias saeculi cursitabat, augebatur divitiis, sublimabatur honoribus, servus autem ille conditionis iugo nullatenus relaxato dominis serviebat, ipso indicante qui noverat eum. И тем не менее Фирмин, сын видных родителей, стремительно двигался по широкому пути этого мира: богатство его увеличивалось, а почет возрастал; раб же нес обычное рабское иго, не ставшее ничуть легче, и служил своим господам, как рассказывал мне сам Фирмин, его знавший.
7.6.9 His itaque auditis et creditis (talis quippe narraverat) omnis illa reluctatio mea resoluta concidit, 9. Когда я выслушал этот достоверный рассказ - Фирмии заслуживал доверия, - то все мое сопротивление рухнуло;
et primo Firminum ipsum conatus sum ab illa curiositate revocare, cum dicerem, constellationibus eius inspectis ut vera pronuntiarem, debuisse me utique videre ibi parentes inter suos esse primarios, nobilem familiam propriae civitatis, natales ingenuos, honestam educationem liberalesque doctrinas; прежде всего я попытался в самом Фирмине уничтожить его любопытство. Я сказал ему, что наблюдения над "его звездами" позволили бы мне изречь правду, если бы в этих звездах я увидел его родителей, занимающих первое место в своем кругу, знатную провинциальную семью, происхождение от свободных предков, прекрасное воспитание.
at si me ille servus ex eisdem constellationibus (quia et illius ipsae essent) consuluisset, ut eidem quoque vera proferrem, debuisse me rursus ibi videre abiectissimam familiam, conditionem servilem et cetera longe a prioribus aliena longeque distantia. Если бы тот раб советовался со мной, ссылаясь на те же звезды, - он ведь родился под одинаковыми с Фирмином, - то, чтобы сказать ему правду, мне опять-таки надо было увидеть в них семью, пребывающую в полном унижении, рабское состояние и, вообще, жизнь, совершенно отличную от первой и очень от нее далекую.
Unde autem fieret ut eadem inspiciens diversa dicerem, si vera dicerem, si autem eadem dicerem, falsa dicerem, inde certissime conlegi ea quae vera consideratis constellationibus dicerentur non arte dici sed sorte, quae autem falsa, non artis imperitia sed sortis mendacio. А из этого следовало, что я, наблюдая одно и то же, должен, чтобы сказать правду, говорить разное (если бы я говорил одно и то же, я бы солгал). Отсюда совершенно точный вывод: правду говорят по звездам не на основании научных данных, а случайно, и лгут не по невежеству в науке, а потому, что случайно обманулись.
7.6.10 Hinc autem accepto aditu, ipse mecum talia ruminando, ne quis eorundem delirorum qui talem quaestum sequerentur, quos iam iamque invadere atque inrisos refellere cupiebam, mihi ita resisteret, quasi aut Firminus mihi aut illi pater falsa narraverit, intendi considerationem in eos qui gemini nascuntur, quorum plerique ita post invicem funduntur ex utero ut parvum ipsum temporis intervallum, quantamlibet vim in rerum natura habere contendant, conligi tamen humana observatione non possit litterisque signari omnino non valeat quas mathematicus inspecturus est ut vera pronuntiet. 10. С этого открылся ход мыслям, которые я жевал и пережевывал: я хотел вот-вот напасть на сумасбродов, живущих этим заработком, осмеять их и опровергнуть, но боялся, что, возражая мне, они скажут, что или Фирмин мне, или отец ему сказали неправду. Поэтому я стал внимательно наблюдать за близнецами, которые в большинстве случаев появляются на свет один за другим через такой короткий промежуток времени, что, как бы ни было велико, по настояниям математиков, его значение, но наблюсти его человеческим глазом невозможно, а тем более отметить в записи, которую должен поглядеть математик, чтобы его предсказание было правдиво.
Et non erunt vera, quia easdem litteras inspiciens eadem debuit dicere de Esau et de Iacob, sed non eadem utrique acciderunt. Falsa ergo diceret aut, si vera diceret, non eadem diceret: at eadem inspiceret. Non ergo arte sed sorte vera diceret. Правдивым оно и не будет, потому что, глядя на ту же самую запись, он должен был бы сказать Исаву и Иакову одно и то же, а ведь судьба обоих была вовсе неодинаковой. Он, следовательно, сказал бы неправду, а если бы сказал правду, то должен был сказать не одно и то же, хотя и глядел в одну в ту же запись: значит, правду он сказал бы, руководясь не наукой, а случайно.
Tu enim, domine, iustissime moderator universitatis, consulentibus consultisque nescientibus occulto instinctu agis ut, dum quisque consulit, hoc audiat quod eum oportet audire occultis meritis animarum ex abysso iusti iudicii tui. Cui non dicat homo, 'Quid est hoc?' 'Ut quid hoc?' non dicat, non dicat; homo est enim. Ты же, Господи, правящий миром по всей справедливости, тайно внушаешь - спрашивающие и отвечающие об этом и не подозревают - дать спрашивающему такой ответ, какой надлежит ему услышать по тайным заслугам его души - ответ, идущий из глубины праведного суда Твоего. Пусть же не отвечает на него человек: "что это?", "как это?"; пусть не отвечает, пусть не отвечает: он только человек.
7.7.11 Iam itaque me, adiutor meus, illis vinculis solveras, et quaerebam unde malum, et non erat exitus. 11. Так освободил Ты меня, Помощник мой, от этих пут, но я продолжал искать, откуда зло, и выхода не было.
Sed me non sinebas ullis fluctibus cogitationis auferri ab ea fide qua credebam et esse te et esse incommutabilem substantiam tuam et esse de hominibus curam et iudicium tuum et in Christo, filio tuo, domino nostro, atque scripturis sanctis quas ecclesiae tuae catholicae commendaret auctoritas, viam te posuisse salutis humanae ad eam vitam quae post hanc mortem futura est. Ты же не позволял волнению мыслей унести меня прочь от моей веры: Ты существуешь, и сущность Твоя неизменяема. Ты печешься о людях и судишь их, и в Христе, Сыне Твоем, Господе нашем, а также в Священном Писании, которое Церковь Твоя незыблемо утверждает. Ты дал путь к спасению и будущей жизни.
His itaque salvis atque inconcusse roboratis in animo meo, quaerebam aestuans unde sit malum. Quae illa tormenta parturientis cordis mei, qui gemitus, deus meus! et ibi erant aures tuae nesciente me. Et cum in silentio fortiter quaererem, magnae voces erant ad misericordiam tuam tacitae contritiones animi mei. Эта вера окрепла и непоколебимо жила в душе моей, и все же, не зная покоя, спрашивал я себя, откуда зло. Боже мой! Как мучилось родовыми схватками сердце мое, как оно стонало! И к нему приклонил Ты ухо Свое, но я об этом не знал. Упорно искал я в молчании, но громкие вопли поднимались к Тебе, Милосердному, - безмолвные душевные терзания мои.
Tu sciebas quid patiebar, et nullus hominum. Quantum enim erat quod inde digerebatur per linguam meam in aures familiarissimorum meorum! numquid totus tumultus animae meae, cui nec tempora nec os meum sufficiebat, sonabat eis? Ты знал, что я терплю, люди - нег. Как мало язык мой доводил об этом до ушей самых близких друзей моих! Разве тревога души моей, передать которую не хватило бы мне ни времени, ни слов, была им слышна?
Totum tamen ibat in auditum tuum quod rugiebam a gemitu cordis mei, et ante te erat desiderium meum, et lumen oculorum meorum non erat mecum. Intus enim erat, ego autem foris, nec in loco illud. Все обращалось к слуху Твоему: "я кричал от терзания сердца моего, перед Тобой желание мое, и света очей моих не было у меня" . Ибо он был внутри, а я жил вовне; свет этот не в пространстве.
At ego intendebam in ea quae locis continentur, et non ibi inveniebam locum ad requiescendum, nec recipiebant me ista ut dicerem, 'Sat est et bene est,' nec dimittebant redire ubi mihi satis esset bene. Superior enim eram istis, te vero inferior, et tu gaudium verum mihi subdito tibi et tu mihi subieceras quae infra me creasti. А я обращал внимание только на то, что занимает место в пространстве. и не находил там места для отдыха; мир вещественный не принимал меня так, чтобы я мог сказать: "довольно, хорошо", и не отпускал вернуться туда, где мне "довольно" было бы и "хорошо". Я стоял выше этого мира и ниже Тебя, и Ты, Господи, истинная Радость, мне, Тебе покорному, покорил бы всю тварь, стоящую ниже меня.
Et hoc erat rectum temperamentum et media regio salutis meae, ut manerem ad imaginem tuam et tibi serviens dominarer corpori. Таково было истинное соотношение, и тут по середине пролегал путь к спасению: оставаться "по образу Твоему" и, служа Тебе, господствовать над телом.
Sed cum superbe contra te surgerem et currerem adversus dominum in cervice crassa scuti mei, etiam ista infima supra me facta sunt et premebant, et nusquam erat laxamentum et respiramentum. Когда же я горделиво восставал на Тебя и шел против Хозяина "под толстым щитом своим", тогда этот низший мир вздымался выше меня и на меня наваливался: не было пощады и не было передышки.
Ipsa occurrebant undique acervatim et conglobatim cernenti, cogitanti autem imagines corporum ipsae opponebantur redeunti, quasi diceretur, 'Quo is, indigne et sordide?' et haec de vulnere meo creverant, quia humilasti tamquam vulneratum superbum, et tumore meo separabar abs te et nimis inflata facies claudebat oculos meos. Сбившейся вместе кучей вставало со всех сторон перед моими глазами тварное; а перед мыслью, преграждая дорогу назад, - его подобия; мне будто говорили: "куда идешь, недостойный и грязный?" И все это росло из моей раны, ибо "смирил Ты гордого, как раненого": надменность моя отделила меня от Тебя, и на лице, слишком надутом, закрылись глаза.
7.8.12 Tu vero, domine, in aeternum manes et non in aeternum irasceris nobis, quoniam miseratus es terram et cinerem. Et placuit in conspectuo tuo reformare deformia mea, et stimulis internis agitabas me ut impatiens essem donec mihi per interiorem aspectum certus esses. 12. Ты же, Господи, "пребываешь вовек", но "не вовек гневаешься на нас, ибо пожалел Ты прах и пепел и угодно было в очах Твоих преобразить безобразие мое. Ты колол сердце мое стрекалом Своим, чтобы не было мне покоя, пока не уверюсь в Тебе внутренним зрением.
Et residebat tumor meus ex occulta manu medicinae tuae aciesque conturbata et contenebrata mentis meae acri collyrio salubrium dolorum de die in diem sanabatur. Опадала надутость от тайного врачевания Твоего, и расстроенное, помутившееся зрение души моей со дня на день восстанавливалось от едкой мази целительных страданий.
7.9.13 Et primo volens ostendere mihi quam resistas superbis, humilibus autem des gratiam, et quanta misericordia tua demonstrata sit hominibus via humilitatis, quod verbum tuum caro factum est et habitavit inter homines, procurasti mihi per quendam hominem immanissimo typho turgidum quosdam platonicorum libros ex graeca lingua in latinam versos, 13. И прежде всего, Ты пожелал показать мне, как "Ты противишься гордым, смиренным же даешь благодать", и как Ты милосерд, явив людям путь смирения, ибо "Слово стало плотью и обитало среди людей". Ты доставил мне через одного человека, надутого чудовищной гордостью, некоторые книги платоников, переведенные с греческого на латинский.
et ibi legi, non quidem his verbis sed hoc idem omnino multis et multiplicibus suaderi rationibus, quod in principio erat verbum et verbum erat apud deum et deus erat verbum. Я прочитал там не в тех же, правда, словах, но то же самое со множеством разнообразных доказательств, убеждающих в том же самом, а именно: "Вначале было Слово и Слово было у Бога и Слово было Бог.
Hoc erat in principio apud deum. Omnia per ipsum facta sunt, et sine ipso factum est nihil. Quod factum est in eo vita est, et vita erat lux hominum; et lux in tenebris lucet, et tenebrae eam non comprehenderunt. Оно было вначале у Бога. Все через Него начало быть и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его".
Et quia hominis anima, quamvis testimonium perhibeat de lumine, non est tamen ipsa lumen, sed verbum deus est lumen verum, quod inluminat omnem hominem venientem in hunc mundum. Человеческая же душа, хотя и свидетельствует о свете, но сама не есть свет; Слово, Бог, - вот "истинный Свет, просвещающий всякого человека, приходящего в этот мир", и был Он "в этом мире, и мир Им создан, и мир Его не познал".
Et quia in hoc mundo erat, et mundus per eum factus est, et mundus eum non cognovit. Quia vero in sua propria venit et sui eum non receperunt, quotquot autem receperunt eum, dedit eis potestatem filios dei fieri credentibus in nomine eius, non ibi legi. Того же, что Он пришел в Свое имение, и Свои Его не приняли, а тем, кто Его принял, верующим во Имя Его, дал власть быть "чадами Божиими" - этого я там не прочел.
7.9.14 Item legi ibi quia verbum, deus, non ex carne, non ex sanguine non ex voluntate viri neque ex voluntate carnis, sed ex deo natus est; sed quia verbum caro factum est et habitavit in nobis, non ibi legi. 14. Также прочел я там, что Слово, Бог, родилось "не от плоти, не от крови, не от хотения мужа, не от хотения плоти", а от Бога, но что "Слово стало плотью и обитало с нами" - этого я там не прочел.
Indagavi quippe in illis litteris varie dictum et multis modis quod sit filius in forma patris, non rapinam arbitratus esse aequalis deo, quia naturaliter idipsum est, sed quia semet ipsum exinanivit formam servi accipiens, in similitudinem hominum factus et habitu inventus ut homo, humilavit se factus oboediens usque ad mortem, mortem autem crucis: Я выискал, что в этих книгах на всякие лады и по-разному сказано, что Сын, обладая свойствами Отца, не полагал Себя самозванцем, считая Себя равным Богу; Он ведь по природе Своей и есть Бог. Но что Он "уничижил Себя, приняв образ раба, уподобившись людям и став со виду как человек; смирил Себя, быв послушным даже до смерти и смерти крестной, -
propter quod deus eum exaltavit a mortuis et donavit ei nomen quod est super omne nomen, ut in nomine Iesu omne genu flectatur caelestium terrestrium et infernorum, et omnis lingua confiteatur quia dominus Iesus in gloria est dei patris, non habent illi libri. посему Бог и превознес Его и дал Ему Имя выше всякого имени, дабы перед Именем Иисуса преклонило колена все, что на земле, на небе и в преисподней, и всякий язык исповедал, что Господь Иисус пребывает в славе Отца"
Quod enim ante omnia tempora et supra omnia tempora incommutabiliter manet unigenitus filius tuus coaeternus tibi, et quia de plenitudine eius accipiunt animae ut beatae sint, et quia participatione manentis in se sapientiae renovantur ut sapientes sint, est ibi; quod autem secundum tempus pro impiis mortuus est, et filio tuo unico non pepercisti, sed pro nobis omnibus tradidisti eum, non est ibi. Что раньше всех времен и над всеми временами неизменяемо пребывает Единородный Сын Твой, извечный, как и Ты, и что "от полноты Его" приемлют души блаженство, и причастием мудрости, в Нем пребывающей, обновляются и умудряются - это-там есть, но что "в определенное время умер Он за нечестивых, и Ты Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас" - этого там нет.этого в этих книгах нет.
Abscondisti enim haec a sapientibus et revelasti ea parvulis, ut venirent ad eum laborantes et onerati et reficeret eos, quoniam mitis est et humilis corde, et diriget mites in iudicio et docet mansuetos vias suas, videns humilitatem nostram et laborem nostrum et dimittens omnia peccata nostra. "Ты утаил это от мудрых и разумных и открыл младенцам", чтобы пришли к Нему "труждающиеся и обремененные" и Он успокоил бы их, потому что "кроток и смирен сердцем" и "направляет кротких по пути справедливости и научает покорных путям Своим", видя смирение наше и труд наш и "отпуская все грехи наши".
Qui autem cothurno tamquam doctrinae sublimioris elati non audiunt dicentem, 'Discite a me quoniam mitis sum et humilis corde, et invenietis requiem animabus vestris,' etsi cognoscunt deum, non sicut deum glorificant aut gratias agunt, sed evanescunt in cogitationibus suis et obscuratur insipiens cor eorum; dicentes se esse sapientes stulti facti sunt. Они же, подняршись на котурны будто бы более высокой науки, не слышат говорящего: "научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим". Хотя они и знают Бога, но "не прославляют Его, как Бога, и не благодарят Его; суетны помышления их и омрачилось несмысленное сердце их; называя себя мудрыми, оказались глупыми".
7.9.15 Et ideo legebam ibi etiam immutatam gloriam incorruptionis tuae in idola et varia simulacra, in similitudinem imaginis corruptibilis hominis et volucrum et quadrupedum et serpentium, videlicet Aegyptium cibum quo Esau perdidit primogenita sua, quoniam caput quadrupedis pro te honoravit populus primogenitus, conversus corde in Aegyptum et curvans imaginem tuam, animam suam, ante imaginem vituli manducantis faenum. 15. И поэтому прочитал я там, что приписали "Твою нетленную славу" идолам и различным изображениям, "подобиям тленного человека, птиц, четвероногих и змей". Вот египетская пища, ради которой Исав потерял первородство свое, ибо народ, первенец Твой, "обратившийся сердцем к Египту", вместо Тебя чтил четвероногое и склонял образ Твой, душу свою, перед образом "теленка, жующего сено".
Inveni haec ibi et non manducavi. Placuit enim tibi, domine, auferre opprobrium diminutionis ab Iacob, ut maior serviret minori, et vocasti gentes in hereditatem tuam. Et ego ad te veneram ex gentibus et intendi in aurum quod ab Aegypto voluisti ut auferret populus tuus, quoniam tuum erat, ubicumque erat. Я нашел эту пищу там и не стал ее жевать. Угодно Тебе было. Господи, младшего Иакова не умалить: "пусть старший служит младшему", и Ты призвал язычников в наследство Свое. И я пришел к Тебе от язычников и устремился к золоту, которое по воле Твоей унес из Египта. народ Твой, ибо где бы оно ни было, оно было Твоим.
Et dixisti Atheniensibus per apostolum tuum quod in te vivimus et movemur et sumus, sicut et quidam secundum eos dixerunt, et utique inde erant illi libri. Et non attendi in idola Aegyptiorum, quibus de auro tuo ministrabant qui transmutaverunt veritatem dei in mendacium, et coluerunt et servierunt creaturae potius quam creatori. И через апостола Своего сказал Ты афинянам, что "мы Тобой живем и движемся и существуем", как говорили и некоторые их единоплеменники. Оттуда же во всяком случае были и те книги. Я не потянулся к египетским идолам, которым они служили Твоим золотом: "заменили истину Божию ложью и поклонялись и служили твари вместо Творца".
7.10.16 Et inde admonitus redire ad memet ipsum, intravi in intima mea duce te, et potui, quoniam factus es adiutor meus. 16. И вразумленный этими книгами я вернулся к себе самому и руководимый Тобой вошел в самые глубины свои: я смог это сделать, потому что "стал Ты помощником моим".
Intravi et vidi qualicumque oculo animae meae supra eundem oculum animae meae, supra mentem meam, lucem incommutabilem, non hanc vulgarem et conspicuam omni carni, nec quasi ex eodem genere grandior erat, tamquam si ista multo multoque clarius claresceret totumque occuparet magnitudine. Я вошел и увидел оком души моей, как ни слабо оно было, над этим самым оком души моей, над разумом моим. Свет немеркнущий, не этот обычный, видимый каждой плоти свет и не родственный ему, лишь более сильный, разгоревшийся гораздо-гораздо ярче и все кругом заливший.
Non hoc illa erat sed aliud, aliud valde ab istis omnibus. Nec ita erat supra mentem meam, sicut oleum super aquam nec sicut caelum super terram, sed superior, quia ipsa fecit me, et ego inferior, quia factus ab ea. Нет, это был не тот свет, а нечто совсем-совсем отличное от такого света. И он не был над разумом моим так, как масло над водой, не так, как небо над землей: был высшим, ибо создал меня, а я стоял ниже, ибо был создан Им.
Qui novit veritatem, novit eam, et qui novit eam, novit aeternitatem; caritas novit eam. O aeterna veritas et vera caritas et cara aeternitas, tu es deus meus, tibi suspiro die ac nocte! Et cum te primum cognovi, tu adsumpsisti me ut viderem esse quod viderem, et nondum me esse qui viderem. Кто узнал истину, узнал и этот Свет, а кто узнал Его, узнал вечность. Любовь знает Его. О, Вечная Истина, Истинная Любовь, Любимая Вечность! Ты Бог мой, к Тебе воздыхаю днем и ночью. И как только я узнал Тебя, Ты взял меня к Себе: да увижу, что есть Тот, Кого я пытался увидеть, и что я еще не тот, чтобы видеть.
Et reverberasti infirmitatem aspectus mei, radians in me vehementer, et contremui amore et horrore. Et inveni longe me esse a te in regione dissimilitudinis, tamquam audirem vocem tuam de excelso: Ты ослепил слабые глаза мои, ударяя в меня лучами Твоими, и я задрожал от любви и страха. Я увидел, что далек от Тебя в этой стране, где все от Тебя отпало, и будто с высот услышал я голос Твой:
'Cibus sum grandium: cresce et manducabis me. Nec tu me in te mutabis sicut cibum carnis tuae, sed tu mutaberis in me.' "Я пища для взрослых: расти и ты вкусишь Меня. И не ты изменишь Меня в себе, как телесную пищу, но ты изменишься во Мне".
Et cognovi quoniam pro iniquitate erudisti hominem, et tabescere fecisti sicut araneam animam meam, et dixi, 'Numquid nihil est veritas, quoniam neque per finita neque per infinita locorum spatia diffusa est?' И я понял, что "Ты наставляешь человека за несправедливости его и заставляешь душу его исчезать как паутина", и сказал: "неужели же истина есть ничто, ибо не разлита она ни в конечном, ни в бесконечном пространстве?".
Et clamasti de longinquo, 'Immo vero ego sum qui sum.' et audivi, sicut auditur in corde, et non erat prorsus unde dubitarem, faciliusque dubitarem vivere me quam non esse veritatem, quae per ea quae facta sunt intellecta conspicitur. И Ты возгласил издали: "Я семь, Я Сущий". Я услышал, как слышат сердцем, и не с чего было больше мне сомневаться: я скорее усомнился бы в том, что живу, чем в том, что есть Истина, постигаемая умом через мир сотворенный.
7.11.17 Et inspexi cetera infra te et vidi nec omnino esse nec omnino non esse: esse quidem, quoniam abs te sunt, non esse autem, quoniam id quod es non sunt. Id enim vere est quod incommutabiliter manet. 17. Я рассмотрел все стоящее ниже Тебя и увидел, что о нем нельзя сказать ни того, что оно существует, ни того, что его нет: оно существует, потому что все от Тебя, и его нет, потому что это не то, что Ты. Истинно существует только то, что пребывает неизменным.
Mihi autem inhaerere deo bonum est, quia, si non manebo in illo, nec in me potero. Ille autem in se manens innovat omnia, et dominus meus es, quoniam bonorum meorum non eges. "Мне же благо прилепиться к Богу", ибо если не пребуду в Нем, не смогу и в себе. Он же, "пребывая в Себе, все обновляет; Ты Господь мой, и блага мои Тебе не нужны".
7.12.18 Et manifestatum est mihi quoniam bona sunt quae corrumpuntur, quae neque si summa bona essent neque nisi bona essent corrumpi possent; quia si summa bona essent, incorruptibilia essent, si autem nulla bona essent, quid in eis corrumperetur non esset. 18. Мне стало ясно, что только доброе может стать хуже. Если бы это было абсолютное добро, или вовсе бы не было добром, то оно не могло бы стать хуже. Абсолютное добро не может стать хуже, а в том, в чем вовсе нет добра, нечему стать хуже.
Nocet enim corruptio et, nisi bonum minueret, non noceret. Aut igitur nihil nocet corruptio, quod fieri non potest, aut, quod certissimum est, omnia quae corrumpuntur privantur bono. Si autem omni bono privabuntur, omnino non erunt. Ухудшение наносит вред; если бы оно не уменьшало доброго, оно бы вреда не наносило. Итак: или ухудшение не наносит вреда - чего быть не может - или - и это совершенно ясно - все ухудшающееся лишается доброго. Если оно совсем лишится доброго, оно вообще перестанет быть.
Si enim erunt et corrumpi iam non poterunt, meliora erunt, quia incorruptibiliter permanebunt. Et quid monstrosius quam ea dicere omni bono amisso facta meliora? Ergo si omni bono privabuntur, omnino nulla erunt: ergo quamdiu sunt, bona sunt. Если же останется и не сможет более ухудшиться, то станет лучше, ибо пребудет не ухудшающимся. Не чудовищно ли, однако, утверждать, что при полной потере доброго оно станет лучше? Если, следовательно, оно вовсе лишится доброго, то его вообще и не будет;
Ergo quaecumque sunt, bona sunt, malumque illud quod quaerebam unde esset non est substantia, quia si substantia esset, bonum esset. Aut enim esset incorruptibilis substantia, magnum utique bonum, aut substantia corruptibilis esset, quae nisi bona esset, corrumpi non posset. значит, пока оно существует, оно доброе, и, следовательно, все что есть - есть доброе, а то зло, о происхождении которого я спрашивал, не есть субстанция; будь оно субстанцией, оно было бы добром, или субстанцией, не подверженной ухудшению вовсе, то есть великой и доброй; или же субстанцией, подверженной ухудшению, что было бы невозможно, не будь в ней доброго.
Itaque vidi et manifestatum est mihi quia omnia bona tu fecisti et prorsus nullae substantiae sunt quas tu non fecisti. Et quoniam non aequalia omnia fecisti, ideo sunt omnia, quia singula bona sunt, et simul omnia valde bona, quoniam fecit deus noster omnia bona valde. Итак, я увидел и стало мне ясно, что Ты сотворил все добрым и что, конечно, нет субстанций, не сотворенных Тобой. А так как Ты не все сделал равным, то все существующее - каждое в отдельности - хорошо, а все вместе очень хорошо, ибо все Бог наш "создал весьма хорошо".
7.13.19 Et tibi omnino non est malum, non solum tibi sed nec universae creaturae tuae, quia extra non est aliquid quod inrumpat et corrumpat ordinem quem imposuisti ei. In partibus autem eius quaedam quibusdam quia non conveniunt, mala putantur; et eadem ipsa conveniunt aliis et bona sunt et in semet ipsis bona sunt. 19. И для Тебя вовсе нет зла, не только для Тебя, но и для всего творения Твоего, ибо нет ничего, что извне вломилось бы и сломало порядок, Тобой установленный. Злом считается то, что взятое в отдельности с чем-то не согласуется, но это же самое согласуется с другим, оказывается тут хорошим и хорошо и само по себе.
Et omnia haec, quae sibimet invicem non conveniunt, conveniunt inferiori parti rerum, quam terram dicimus, habentem caelum suum nubilosum atque ventosum congruum sibi. И все то, что взаимно не согласуется, согласуется с низшим миром, который мы называем землей, с ее облачным и ветреным климатом, для нее подходящим.
Et absit iam ut dicerem, 'Non essent ista,' quia etsi sola ista cernerem, desiderarem quidem meliora, sed iam etiam de solis istis laudare te deberem, quoniam laudandum te ostendunt de terra dracones et omnes abyssi, ignis, grando, nix, glacies, spiritus tempestatis, quae faciunt verbum tuum, montes et omnes colles, ligna fructifera et omnes cedri, bestiae et omnia pecora, reptilia et volatilia pinnata. Да не скажу таких слов: "лучше бы этого мира не было!" Если бы я знал только его, то я пожелал бы лучшего, но и за него одного должен был бы восхвалять Тебя, ибо что Ты достоин хвалы, об этом возвещают "от земли великие змеи и все бездны, огонь, град, снег, лед, бурный ветер, исполняющие слово Его, горы и все холмы, деревья плодоносные и все кедры, звери и всякий скот, пресмыкающиеся и птицы крылатые,
Reges terrae et omnes populi, principes et omnes iudices terrae, iuvenes et virgines, seniores cum iunioribus laudent nomen tuum. Cum vero etiam de caelis te laudent, laudent te, deus noster. цари земные и все народы, князья и все судьи земные, юноши и девицы, старцы и отроки да хвалят имя Господне". Да хвалят Тебя и с небес, да хвалят Тебя, Боже наш,
In excelsis omnes angeli tui, omnes virtutes tuae, sol et luna, omnes stellae et lumen, caeli caelorum et aquae quae super caelos sunt laudent nomen tuum. Non iam desiderabam meliora, quia omnia cogitabam, et meliora quidem superiora quam inferiora, sed meliora omnia quam sola superiora iudicio saniore pendebam. "в вышних все ангелы Твои, все воинства Твои, солнце и луна, все звезды и свет, небо небес и воды, которые превыше небес, да хвалят Имя Твое"; охватив мыслью все, я уже не желал лучшего; высшее, конечно, лучше низшего, но, взвесив все по здравому суждению, я нашел, что весь мир в целом лучше высшего, взятого в отдельности.
7.14.20 Non est sanitas eis quibus displicet aliquid creaturae tuae, sicut mihi non erat cum displicerent multa quae fecisti. Et quia non audebat anima mea ut ei displiceret deus meus, nolebat esse tuum quidquid ei displicebat. 20. Нет здоровья в тех, кому не нравится что-либо в творении Твоем, как не было его у меня, когда не нравилось мне многое из созданного Тобой. И так как не осмеливалась душа моя объявить, что Господь мой не нравится ей, то и не хотела она считать Твоим то, что ей не нравилось.
Et inde ierat in opinionem duarum substantiarum, et non requiescebat, et aliena loquebatur. Et inde rediens fecerat sibi deum per infinita spatia locorum omnium et eum putaverat esse te et eum conlocaverat in corde suo, et facta erat rursus templum idoli sui abominandum tibi, И отсюда дошла она до мысли о двух субстанциях, но не находила покоя и говорила чужим языком. Отсюда же исходя создала она себе бога, разлитого повсюду в бесконечном пространстве, решила, что это Ты, поместила его в сердце своем и стала храмом идолу своему, Тебе отвратительным.
sed posteaquam fovisti caput nescientis et clausisti oculos meos, ne viderent vanitatem. Cessavi de me paululum, et consopita est insania mea, et evigilavi in te et vidi te infinitum aliter, et visus iste non a carne trahebatur. Когда же без ведома моего исцелил Ты голову мою и закрыл "глаза мои, да не видят суеты", я передохнул от себя, уснуло безумие мое; я проснулся в Тебе и увидел, что Ты бесконечен по-другому, но увидел это не плотским зрением.
7.15.21 Et respexi alia, et vidi tibi debere quia sunt et in te cuncta finita, sed aliter, non quasi in loco, sed quia tu es omnitenens manu veritate, et omnia vera sunt in quantum sunt, nec quicquam est falsitas, nisi cum putatur esse quod non est. 21. Я оглянулся на мир созданный и увидел, что Тебе обязан он существованием своим и в Тебе содержится, но по-иному, не так, словно в пространстве; Ты, Вседержитель, держишь его в руке, в истине Твоей, ибо все существующее истинно, поскольку оно существует.
Et vidi quia non solum locis sua quaeque suis conveniunt sed etiam temporibus et quia tu, qui solus aeternus es, non post innumerabilia spatia temporum coepisti operari, quia omnia spatia temporum, et quae praeterierunt et quae praeteribunt, nec abirent nec venirent nisi te operante et manente. Ничто не призрачно, кроме того, что мы считаем существующим, тогда как оно не существует. И я увидел, что все соответствует не только своему месту, но и своему времени, и Ты, Единый Вечный, начал действовать не после неисчислимых веков: все века, которые прошли и которые пройдут, не ушли бы и не пришли, если бы Ты не действовал и не пребывал.
7.16.22 Et sensi expertus non esse mirum quod palato non sano poena est et panis qui sano suavis est, et oculis aegris odiosa lux quae puris amabilis. 22. И я по опыту понял, что неудивительно, если хлеб, вкусный здоровому, мучительно есть, когда болит небо; свет, милый хорошим глазам, несносен больным.
Et iustitia tua displicet iniquis, nedum vipera et vermiculus, quae bona creasti, apta inferioribus creaturae tuae partibus, quibus et ipsi iniqui apti sunt, quanto dissimiliores sunt tibi, apti autem superioribus, quanto similiores fiunt tibi. И Твоя справедливость не нравится грешникам, а тем паче змеи и черви, которых Ты создал хорошими, подходящими для низших ступеней Твоего творения; для них подходят и сами грешники, поскольку утратили они подобие Твое; они приблизятся к более высоким ступеням, поскольку это подобие восстановят.
Et quaesivi quid esset iniquitas et non inveni substantiam, sed a summa substantia, te deo, detortae in infima voluntatis perversitatem, proicientis intima sua et tumescentis foras. Я спрашивал, что же такое греховность, и нашел не субстанцию: это извращенная воля, от высшей субстанции, от Тебя, Бога, обратившаяся к низшему, отбросившая прочь "внутреннее свое" и крепнущая во внешнем мире.
7.17.23 Et mirabar quod iam te amabam, non pro te phantasma, et non stabam frui deo meo, sed rapiebar ad te decore tuo moxque diripiebar abs te pondere meo, et ruebam in ista cum gemitu; et pondus hoc consuetudo carnalis. 23. Я удивлялся, что я уже люблю Тебя, а не призрак вместо Тебя, но не мог устоять в Боге моем и радоваться: меня влекла к Тебе красота Твоя, и увлекал прочь груз мой, и со стоном скатывался я вниз; груз этот - привычки плоти.
Sed mecum erat memoria tui, neque ullo modo dubitabam esse cui cohaererem, sed nondum me esse qui cohaererem, quoniam corpus quod corrumpitur adgravat animam et deprimit terrena inhabitatio sensum multa cogitantem, eramque certissimus quod invisibilia tua a constitutione mundi per ea quae facta sunt intellecta conspiciuntur, sempiterna quoque virtus et divinitas tua. Но со мной была память о Тебе, и я уже нисколько не сомневался, что есть Тот, к Кому мне надо прильнуть, только я еще не в силах к Нему прильнуть, потому что "это тленное тело отягощает душу и земное жилище подавляет многозаботливый ум"; я был совершенно уверен, что "невидимое от создания мира постигается умом через сотворенное; вечны же сила и Божественность Твоя".
Quaerens enim unde approbarem pulchritudinem corporum, sive caelestium sive terrestrium, et quid mihi praesto esset integre de mutabilibus iudicanti et dicenti, 'Hoc ita esset debet, illud non ita' -- hoc ergo quaerens, unde iudicarem cum ita iudicarem, inveneram incommutabilem et veram veritatis aeternitatem supra mentem meam commutabilem. И раздумывая, откуда у меня способность оценивать красоту тел небесных и земных, быстро и здраво судить о предметах изменяющихся и говорить: "это должно быть так, а то не так", - раздумывая, откуда у меня эта способность судить, когда я так сужу, я нашел, что над моей изменчивой мыслью есть неизменная, настоящая и вечная Истина.
Atque ita gradatim a corporibus ad sentientem per corpus animam atque inde ad eius interiorem vim, cui sensus corporis exteriora nuntiaret, et quousque possunt bestiae, atque inde rursus ad ratiocinantem potentiam ad quam refertur iudicandum quod sumitur a sensibus corporis. И постепенно от тела к душе, чувствующей через тело, оттуда к внутренней ее силе, получающей известия о внешнем через телесные чувства (здесь предел возможного для животных), далее к способности рассуждать, которая составляет суждения о том, что воспринимается телесными чувствами.
Quae se quoque in me comperiens mutabilem erexit se ad intellegentiam suam et abduxit cogitationem a consuetudine, subtrahens se contradicentibus turbis phantasmatum, ut inveniret quo lumine aspergeretur, cum sine ulla dubitatione clamaret incommutabile praeferendum esse mutabili unde nosset ipsum incommutabile (quod nisi aliquo modo nosset, nullo modo illud mutabili certa praeponeret), et pervenit ad id quod est in ictu trepidantis aspectus. Поняв изменчивость свою, она поднимается до самопознания, уводит мысль от привычного, освобождается от сумятицы противоречивых призраков, стремясь понять, каким светом на нее брызнуло. И когда с полной уверенностью восклицает она, что неизменное следует предпочесть изменяемому, через которое постигла она и само неизменное - если бы она не постигала его каким-то образом, она никоим образом не могла бы поставить его впереди изменяемого, - тогда приходит она в робком и мгновенном озарении к Тому, кто есть.
Tunc vero invisibilia tua per ea quae facta sunt intellecta conspexi, sed aciem figere non evalui, et repercussa infirmitate redditus solitis non mecum ferebam nisi amantem memoriam et quasi olefacta desiderantem quae comedere nondum possem. Тогда и увидел я "постигаемое через творение невидимое Твое", но не смог еще остановить на нем взора; отброшенный назад своей слабостью, я вернулся к своим привычкам и унес с собой только любовное воспоминание и, словно желание пищи, известной по запаху; вкусить ее я еще не мог.
7.18.24 Et quaerebam viam comparandi roboris quod esset idoneum ad fruendum te, nec inveniebam donec amplecterer mediatorem dei et hominum, hominem Christum Iesum, qui est super omnia deus benedictus in saecula, vocantem et dicentem, 'Ego sum via et veritas et vita,' et cibum, cui capiendo invalidus eram, miscentem carni, quoniam verbum caro factum est ut infantiae nostrae lactesceret sapientia tua, per quam creasti omnia. 24. Я искал путь, на котором приобрел бы силу, необходимую, чтобы насладиться Тобой, и не находил его, пока не ухватился "за Посредника между Богом и людьми, за Человека Христа Иисуса", Который есть "сущий над всем Бог, благословенный вовеки". Он зовет и говорит: "Я есмь Путь и Истина, и Жизнь" и Пища, вкусить от которой у меня не хватало сил. Он смешал ее с плотью, ибо "Слово стало плотью", дабы мудрость Твоя, которой Ты создал все, для нас, младенцев, могла превратиться в молоко.
Non enim tenebam deum meum Iesum, humilis humilem, nec cuius rei magistra esset eius infirmitas noveram. Я, сам не смиренный, не мог принять смиренного Иисуса, Господа моего, и не понимал, чему учит нас Его уничиженность.
Verbum enim tuum, aeterna veritas, superioribus creaturae tuae partibus supereminens subditos erigit ad se ipsam, in inferioribus autem aedificavit sibi humilem domum de limo nostro, per quam subdendos deprimeret a seipsis et ad se traiceret, sanans tumorem et nutriens amorem, ne fiducia sui progrederentur longius, sed potius infirmarentur, videntes ante pedes suos infirmam divinitatem ex participatione tunicae pelliciae nostrae, et lassi prosternerentur in eam, illa autem surgens levaret eos. Он, Слово Твое, Вечная Истина, высшее всех высших Твоих созданий, поднимает до Себя покорных; на низшей ступени творения построил Он Себе смиренное жилище из нашей грязи, чтобы тех, кого должно покорить, оторвать от них самих и переправить к Себе, излечить их надменность, вскормить в них любовь; пусть не отходят дальше в своей самоуверенности, а почувствуют лучше свою немощь, видя у ног своих Божество, немощное от принятия кожной одежды нашей; пусть, устав, падут ниц перед Ним, Он же, восстав, поднимет их.
7.19.25 Ego vero aliud putabam tantumque sentiebam de domino Christo meo, quantum de excellentis sapientiae viro cui nullus posset aequari, praesertim quia mirabiliter natus ex virgine, ad exemplum contemnendorum temporalium prae adipiscenda immortalitate, divina pro nobis cura tantam auctoritatem magisterii meruisse videbatur. 25. Я же думал по-другому и в Христе, Господе моем, видел только Мужа исключительной мудрости, с Которым никто не мог сравняться, тем более, что Он чудесно родился от Девы, дабы был пример презрения к временным благам ради достижения бессмертия. Мне представлялось, что, по Божественному о нас попечению, учение Его и заслужило такую значимость.
Quid autem sacramenti haberet verbum caro factum, ne suspicari quidem poteram. Tantum cognoveram ex his quae de illo scripta traderentur quia manducavit et bibit, dormivit, ambulavit, exhilaratus est, contristatus est, sermocinatus est, non haesisse carnem illam verbo tuo nisi cum anima et mente humana. О том, какая тайна заключена в словах "Слово стало плотью", я и подозревать не мог. Я знал только из Книг, написанных о Нем, что Он ел и пил, спал, ходил, радовался, печалился, беседовал; знал, что со Словом Твоим это тело не могло соединиться без человеческой души и разума.
Novit hoc omnis qui novit incommutabilitatem verbi tui, quam ego iam noveram, quantum poteram, nec omnino quicquam inde dubitabam. Etenim nunc movere membra corporis per voluntatem, nunc non movere, nunc aliquo affectu affici, nunc non affici, nunc proferre per signa sapientes sententias, nunc esse in silentio, propria sunt mutabilitatis animae et mentis. Это знал каждый, кто знал неизменяемость Слова Твоего, которую знал и я в меру своих сил - тут у меня не было никаких сомнений. В самом деле: то двигать по своей воле телесными членами, то не двигать ими, то испытывать какое-то чувство, то не испытывать, то излагать в словах умные мысли, то пребывать в молчании - все это признаки ума и души, подверженных изменениям.
Quae si falsa de illo scripta essent, etiam omnia periclitarentur mendacio neque in illis litteris ulla fidei salus generi humano remaneret. Quia itaque vera scripta sunt, totum hominem in Christo agnoscebam, non corpus tantum hominis aut cum corpore sine mente animum, sed ipsum hominem, non persona veritatis, sed magna quadam naturae humanae excellentia et perfectiore participatione sapientiae praeferri ceteris arbitrabar. Если это о нем написано ложно, то все эти Книги можно заподозрить в обмане, и в этих Книгах не остается ничего, что спасло бы верой человеческий род. А так как написанное - правда, то я и считал Христа полностью человеком, имевшим не только человеческое тело или же с телом вместе и душу, но без разума, но настоящим человеком, а не воплотившейся Истиной; по-моему, Его следовало предпочесть остальным по великому превосходству Его человеческой природы и более совершенному причастию к мудрости.
Alypius autem deum carne indutum ita putabat credi a catholicis ut praeter deum et carnem non esset in Christo, animam mentemque hominis non existimabat in eo praedicari. Алипий же полагал, что в Православной Церкви верят в Бога, облекшегося в плоть, так что Христос - это только Бог и плоть; он полагал, что человеческой души и разума Ему не приписывают.
Et quoniam bene persuasum tenebat ea quae de illo memoriae mandata sunt sine vitali et rationali creatura non fieri, ad ipsam christianam fidem pigrius movebatur. Sed postea haereticorum apollinaristarum hunc errorem esse cognoscens catholicae fidei conlaetatus et contemperatus est. А так как он был крепко убежден, что дела Его, о которых сохранилась запись, могли быть совершены только живым разумным созданием, то он к христианской вере подвигался с ленцой. Позже, однако, поняв заблуждение аполлинариевой ереси, он присоединился к Церкви, сорадуясь с ней и войдя в нее.
Ego autem aliquanto posterius didicisse me fateor, in eo quod verbum caro factum est, quomodo catholica veritas a Photini falsitate dirimatur. Improbatio quippe haereticorum facit eminere quid ecclesia tua sentiat et quid habeat sana doctrina. Oportuit enim et haereses esse, ut probati manifesti fierent inter infirmos. Я же, признаюсь, значительно позднее понял, как словами "Слово стало плотью" православная истина отделяется от фотиниевой лжи. Опровержение еретиков ярко освещает мысли Твоей Церкви и содержание ее здорового учения. "Надлежит быть и ересям, дабы объявились испытанные" среди слабых.
7.20.26 Sed tunc, lectis platonicorum illis libris, posteaquam inde admonitus quaerere incorpoream veritatem, invisibilia tua per ea quae facta sunt intellecta conspexi et repulsus sensi quid per tenebras animae meae contemplari non sinerer, certus esse te et infinitum esse nec tamen per locos finitos infinitosve diffundi et vere te esse, qui semper idem ipse esses, ex nulla parte nulloque motu alter aut aliter, cetera vero ex te esse omnia, hoc solo firmissimo documento quia sunt, certus quidem in istis eram, nimis tamen infirmus ad fruendum te. 26. Чтение книг платоников надоумило меня искать бестелесную истину: я увидел "неврдимое, понятое через творение", и, отброшенный назад, почувствовал, что, по темноте души моей, созерцание для меня невозможно. Я был уверен, что Ты существуешь, что Ты бесконечен, но не разлит в пространстве, конечном или бесконечном. Воистину Ты существуешь. Ты, Который всегда Тот же, во всем неизменный, ничем неизменяемый; от Тебя все получило свое существование, - единственное вернейшее тому доказательство в том, что оно существует. Я был в этом уверен, но слишком слаб, чтобы жить Тобой.
Garriebam plane quasi peritus et, nisi in Christo, salvatore nostro, viam tuam quaererem, non peritus sed periturus essem. Iam enim coeperam velle videri sapiens plenus poena mea et non flebam, insuper et inflabar scientia. Я болтал, будто понимающий, но если бы не в "Христе, Спасителе нашаем", искал пути Твоего, оказался бы я не понимающим, а погибающим. Я давно уже хотел казаться мудрым (полнота наказания во мне!) и я не плакал, больше того - я хвалился своим знанием.
Ubi enim erat illa aedificans caritas a fundamento humilitatis, quod est Christus Iesus? Aut quando illi libri me docerent eam? Где была любовь, строящая на фундаменте смирения, на Иисусе Христе? Когда учили меня ей те книги?
In quos me propterea, priusquam scripturas tuas considerarem, credo voluisti incurrere, ut imprimeretur memoriae meae quomodo ex eis affectus essem et, cum postea in libris tuis mansuefactus essem et curantibus digitis tuis contrectarentur vulnera mea, discernerem atque distinguerem quid interesset inter praesumptionem et confessionem, inter videntes quo eundum sit nec videntes qua, et viam ducentem ad beatificam patriam non tantum cernendam sed et habitandam. Я верю, что Ты захотел, чтобы я наткнулся на них еще до знакомства с Твоим Писанием: пусть врежется в память впечатление от них; пусть позднее, когда меня приручат Книги Твои и Ты целящими пальцами ощупаешь раны мои, пусть тогда увижу я разницу между превозношением и смирением; между видящими, куда идти, и не видящими дороги, ведущей в блаженное отечество, которое надо не только увидеть, но куда надо вселиться.
Nam si primo sanctis tuis litteris informatus essem et in earum familiaritate obdulcuisses mihi, et post in illa volumina incidissem, fortasse aut abripuissent me a solidamento pietatis, aut si in affectu quem salubrem inbiberam perstitissem, putarem etiam ex illis libris eum posse concipi, si eos solos quisque didicisset. Если бы я от начала воспитался на Святых Книгах Твоих, если бы стал Ты мне сладостен от близкого знакомства с ними и только потом встретился я с теми книгами, то, может быть, они бы выбросили меня из крепости моего благочестия, а если бы я и устоял в том здравом настроении, которое уже охватило меня, то все же мог подумать, что человек, изучивший одни эти книги, может также его почувствовать.
7.21.27 Itaque avidissime arripui venerabilem stilum spiritus tui, et prae ceteris apostolum Paulum, et perierunt illae quaestiones in quibus mihi aliquando visus est adversari sibi et non congruere testimoniis legis et prophetarum textus sermonis eius, et apparuit mihi una facies eloquiorum castorum, et exultare cum tremore didici. 27. Итак, я с жадностью схватился за почтенные Книги, продиктованные Духом Твоим, и прежде всего за Послания апостола Павла. Исчезли все вопросы по поводу тех текстов, где, как мне казалось когда-то, он противоречит сам себе, и не совпадает со свидетельствами Закона и пророков проповедь его: мне выяснилось единство этих святых изречений, и я выучился "ликовать в трепете".
Et coepi et inveni, quidquid illac verum legeram, hac cum commendatione gratiae tuae dici, ut qui videt non sic glorietur, quasi non acceperit non solum id quod videt, sed etiam ut videat (quid enim habet quod non accepit?) et ut te, qui es semper idem, non solum admoneatur ut videat, sed etiam sanetur ut teneat, et qui de longinquo videre non potest, viam tamen ambulet qua veniat et videat et teneat, Я начал читать и нашел, что все истинное, вычитанное мной в книгах философов, гороритса и в Твоем Писании при посредстве благодати Твоей, - да не хвалится тот, кто видит, будто не от Тебя получил он не только то, что видит, но и самую способность видеть (а что имеет человек, кроме им полученного?). Да вразумится он и не только увидит Тебя, всегда одного и того же, но да излечится, чтобы быть с Тобой. Тот, кто издали не может увидеть Тебя, пусть все же вступит на дорогу, по которой придет, увидит и будет с Тобой.
quia, etsi condelectetur homo legi dei secundum interiorem hominem, quid faciet de alia lege in membris suis repugnante legi mentis suae et se captivum ducente in lege peccati, quae est in membris eius? Если человек наслаждается "законом Божиим по внутреннему человеку", то что сделает он с другим законом, "который в членах его противостоит закону ума его" и "ведет его, как пленника, по закону греха, находящегося в членах его"?
Quoniam iustus es, domine, nos autem peccavimus, inique fecimus, impie gessimus, et gravata est super nos manus tua, et iuste traditi sumus antiquo peccatori, praeposito mortis, quia persuasit voluntati nostrae similitudinem voluntatis suae, qua in veritate tua non stetit. Ибо "Ты справедлив", Господи, мы же "грешили и творили неправду", поступали нечестиво и "отяжелела на нас рука Твоя". По справедливости переданы мы древнему грешнику, начальнику смерти, ибо он убедил нашу волю уподобиться его воле, не устоявшей в истине.
Quid faciet miser homo? Quis eum liberabit de corpore mortis huius, nisi gratia tua per Iesum Christum dominum nostrum, quem genuisti coaeternum et creasti in principio viarum tuarum, in quo princeps huius mundi non invenit quicquam morte dignum, et occidit eum? Et evacuatum est chirographum quod erat contrarium nobis. Что же сделает "несчастный человек? Кто освободит его от этого тела смерти, как не благодать Твоя, через Иисуса Христа, Господа нашего", Которого Ты породил "прежде всех веков" и создал "в начале путей Твоих", в котором "владыка этого мира" не нашел ничего, заслуживающего смерти, и убил Его, - так "уничтожена рукопись, составленная против нас".
Hoc illae litterae non habent: non habent illae paginae vultum pietatis huius, lacrimas confessionis, sacrificium tuum, spiritum contribulatum, cor contritum et humilatum, populi salutem, sponsam civitatem, arram spiritus sancti, poculum pretii nostri. Вот этого в тех книгах не было. Не было в тех страницах облика этого благочестия, слез исповедания, "жертвы Тебе - духа уничиженного, сердца сокрушенного и смиренного", не было ни слова о спасении народа, о "городе, украшенном, как невеста", о "залоге Святого Духа", о Чаше, нас искупившей.
Nemo ibi cantat, 'Nonne deo subdita erit anima mea? Ab ipso enim salutare meum: etenim ipse deus meus et salutaris meus, susceptor meus: non movebor amplius.' nemo ibi audit vocantem: 'Venite ad me, qui laboratis.' dedignantur ab eo discere quoniam mitis est et humilis corde. Никто там не воспевает: "разве не Богу покорена душа моя? От Него спасение мое; ибо Он - Бог мой и спасение мое и защитник мой: не убоюсь больше". Никто не услышит там призыва: "придите ко Мне страждущие". Они презрительно отвернутся от учения Того, Кто "кроток и смирен сердцем",
Abscondisti enim haec a sapientibus et prudentibus et revelasti ea parvulis. "Ты скрыл это от мудрых и разумных и открыл младенцам".
Et aliud est de silvestri cacumine videre patriam pacis et iter ad eam non invenire et frustra conari per invia circum obsidentibus et insidiantibus fugitivis desertoribus cum principe suo leone et dracone, et aliud tenere viam illuc ducentem cura caelestis imperatoris munitam, ubi non latrocinantur qui caelestem militiam deseruerunt; vitant enim eam sicut supplicium. Одно - увидеть с лесистой горы отечество мира, но не найти туда дороги и тщетно пытаться пробиться по бездорожью среди ловушек и засад, устроенных беглыми изменниками во главе со львом и змием, и другое - держать путь, ведущий туда, охраняемый заботой Небесного Вождя: там не разбойничают изменившие Небесному Воинству; они бегут от него, словно спасаясь от пытки.
Haec mihi inviscerabantur miris modis, cum minimum apostolorum tuorum legerem, et consideraveram opera tua et expaveram. Эти мысли чудесным образом внедрялись в меня, когда я читал "меньшего из твоих апостолов"; созерцал я дела Твои и устрашился.

Liber octavus/Ksiega osma

8.1.1 Deus meus, recorder in gratiarum actione tibi et confitear misericordias tuas super me. Perfundantur ossa mea dilectione tua et dicant: 'Domine, quis similis tibi?' dirupisti vincula mea: sacrificem tibi sacrificium laudis. Quomodo dirupisti ea narrabo, et dicent omnes qui adorant te, cum audiunt haec, 'Benedictus dominus in caelo et in terra; magnum et mirabile nomen eius.' Inhaeserant praecordiis meis verba tua, et undique circumvallabar abs te. 1. Боже мой! Как вспомнить и возблагодарить Тебя, как исповедать милосердие твое, на меня излитое?! Да исполнятся кости мои любовью к Тебе и да воскликнут: "Господи! Кто подобен Тебе? Ты разорвал оковы мои; да принесу тебе приношение хвалы". Каким образом Ты разорвал их, об этом я расскажу, и все поклоняющиеся Тебе, услышав мой рассказ, воскликнут: "Благословен Господь на небе и на земле; велико и дивно Имя Его". В глубине сердца моего жили слова Твои, в плену держал Ты меня.
De vita tua aeterna certus eram, quamvis eam in aenigmate et quasi per speculum videram; dubitatio tamen omnis de incorruptibili substantia, quod ab illa esset omnis substantia, ablata mihi erat, nec certior de te sed stabilior in te esse cupiebam. De mea vero temporali vita nutabant omnia et mundandum erat cor a fermento veteri. Я был уверен, что Ты пребываешь вечно, но вечность эта была для меня "загадкой", "отражением в зеркале". Ушли все сомнения в Твоей неизменной субстанции; в том, что от нее всякая субстанция; не больше знать о Тебе, а уверенно жить в Тебе хотел я. В моей временной жизни не было ничего прочного, и следовало очистить сердце мое от старой закваски.
Et placebat via ipse salvator, et ire per eius angustias adhuc pigebat. Et immisisti in mentem meam visumque est bonum in conspectu meo pergere ad Simplicianum, qui mihi bonus apparebat servus tuus et lucebat in eo gratia tua. Мне нравился Путь - Сам Спаситель, но не было охоты идти этим узким путем. И Ты внушил мне отправиться к Симплициану (добрым счел я по разумению своему это решение): он казался мне добрым рабом Твоим, осиянным благодатью Твоею.
Audieram etiam quod a iuventute sua devotissime tibi viveret; iam vero tunc senuerat et longa aetate in tam bono studio sectandae vitae tuae multa expertus, multa edoctus mihi videbatur: et vere sic erat. Unde mihi ut proferret volebam conferenti secum aestus meos quis esset aptus modus sic affecto ut ego eram ad ambulandum in via tua. Я слыхал, что от юности своей был он благоговейно Тебе предан; теперь был он уже глубоким стариком, и я полагал, что в многолетнем усердном следовании по пути Твоему он много испытал и много узнал. Так и было в действительности. Я хотел рассказать ему о своей неутихающей тревоге: пусть покажет мне, как лучше всего поступить мне в тогдашнем моем состоянии, чтобы пойти по пути Твоему.
8.1.2 Videbam enim plenam ecclesiam, et alius sic ibat, alius autem sic, mihi autem displicebat quod agebam in saeculo et oneri mihi erat valde, non iam inflammantibus cupiditatibus, ut solebant, spe honoris et pecuniae ad tolerandam illam servitutem tam gravem. 2. Я видел, что Церковь Твоя полна, а члены ее идут один одним путем, другой - другим. Мне несносна была моя жизнь в миру, и я очень тяготился ею; я уже не горел, как бывало, страстью к деньгами и почестям, которая заставляла меня переносить такое тяжкое рабство.
Iam enim me illa non delectabant prae dulcedine tua et decore domus tuae, quam dilexi, sed adhuc tenaciter conligabar ex femina, nec me prohibebat apostolus coniugari, quamvis exhortaretur ad melius, maxime volens omnes homines sic esse ut ipse erat. Все это уже не радовало меня по сравнению со "сладостью и красой дома Твоего, который я возлюбил". Но еще цепко оплела меня женщина. Апостол, не запрещал мне брачной жизни, хотя и советовал избрать лучшее: больше всего он хотел, чтобы все люди "были как он сам".
Sed ego infirmior eligebam molliorem locum et propter hoc unum volvebar, in ceteris languidus et tabescens curis marcidis, quod et in aliis rebus quas nolebam pati congruere cogebar vitae coniugali, cui deditus obstringebar. Я, слабый, выбрал для себя нечто более приятное. Это было единственной причиной, почему и в остальном я бессильно катился по течению; я изводился и сох от забот, вынужденный и в том, чего я уже не желал терпеть, вести себя в соответствии с семейной жизнью, которая держала меня в оковах.
Audieram ex ore veritatis esse spadones qui se ipsos absciderunt propter regnum caelorum, sed 'Qui potest,' inquit, 'Capere, capiat.' vani sunt certe omnes homines quibus non inest dei scientia, nec de his quae videntur bona potuerunt invenire eum qui est. Я слышал из уст Истины: "есть скопцы, которые оскопили себя ради Царства Небесного", но "кто может вместить, да вместит", "лживы все люди, не знающие Бога; в зримых благах не могут найти они Его, Сущего".
At ego iam non eram in illa vanitate. Transcenderam eam et contestante universa creatura inveneram te creatorem nostrum et verbum tuum apud te deum tecumque unum deum, per quod creasti omnia. Я не пребывал уже в этой лжи; я перешагнул через нее: все создание Твое свидетельствовало в Тебе, и я нашел Тебя, Создателя нашего, и Слово Твое, Бога пребывающего у Тебя и с Тобой, Единого, через Которого Ты создал все.
Et est aliud genus impiorum, qui cognoscentes deum non sicut deum glorificaverunt aut gratias egerunt. Есть, однако, и другая порода нечестивцев: "зная Бога, они не восхвалили Его, как Бога, и не воздали Ему благодарности".
In hoc quoque incideram, et dextera tua suscepit me et inde ablatum posuisti ubi convalescerem, quia dixisti homini, 'Ecce pietas est sapientia,' et, 'Noli velle videri sapiens, quoniam dicentes se esse sapientes stulti facti sunt.' et inveneram iam bonam margaritam, et venditis omnibus quae haberem emenda erat, et dubitabam. И я попал в их среду, и "десница Твоя подхватила меня", и вынесла оттуда. Ты поставил меня там, где я смог выздороветь, ибо Ты сказал человеку: "Благочестие есть мудрость" и "не желай казаться мудрым", ибо "объявившие себя мудрыми оказались глупцами". Я уже нашел дорогую жемчужину, которую "надлежало купить, продав все имение свое" - и стоял, и колебался.
8.2.3 Perrexi ergo ad Simplicianum, patrem in accipienda gratia tunc episcopi Ambrosii et quem vere ut patrem diligebat. Narravi ei circuitus erroris mei. 3. Итак, я отправился к Симцлициану, отцу по благодати Твоей епископа Амвросия, который любил его, действительно, как отца. Я рассказал ему о том, как я кружился в своих заблуждениях.
Ubi autem commemoravi legisse me quosdam libros platonicorum, quos Victorinus, quondam rhetor urbis Romae, quem christianum defunctum esse audieram, in latinam linguam transtulisset, gratulatus est mihi quod non in aliorum philosophorum scripta incidissem plena fallaciarum et deceptionum secundum elementa huius mundi, in istis autem omnibus modis insinuari deum et eius verbum. И когда я упомянул, что прочел те книги платоников, которые Викторин, когда-то бывший учителем риторики в Риме (я слышал, он умер христианином), перевел на латинский язык, Симплициан поздравил меня с тем, что я не наткнулся на произведения других философов, полные лжи и обманов "по стихиям этого мира"; те же книги на разные лады, но всегда проникнуты мыслями о Боге и Его Слове.
Deinde, ut me exhortaretur ad humilitatem Christi sapientibus absconditam et revelatam parvulis, Victorinum ipsum recordatus est, quem Romae cum esset familiarissime noverat, deque illo mihi narravit quod non silebo. Затем, уговаривая меня смириться перед Христом - это "утаено от мудрых, и открыто младенцам" - он вспомнил самого Викторина, которого, проживая в Риме, близко знал. Не умолчу о рассказанном, ибо подобает исповедать и громко восхвалить милость Твою:
Habet enim magnam laudem gratiae tuae confitendam tibi, quemadmodum ille doctissimus senex et omnium liberalium doctrinarum peritissimus quique philosophorum tam multa legerat et diiudicaverat, doctor tot nobilium senatorum, qui etiam ob insigne praeclari magisterii, quod cives huius mundi eximium putant, statuam Romano foro meruerat et acceperat, usque ad illam aetatem venerator idolorum sacrorumque sacrilegorum particeps, quibus tunc tota fere Romana nobilitas inflata spirabat, этот ученейший старец, глубокий знаток всех свободных наук, который прочитал и разобрал столько философских произведений, наставник множества знатных сенаторов, заслуживший за свое славное учительство статую на римском форуме (граждане этого мира считают эту почесть особо высокой), до самой старости почитатель идолов, участник нечестивых таинств, увлекаясь которыми почти вся тогдашняя римская знать чтила младенца Озириса, Рим молился тем, кого победил:
popiliosiam et omnigenum deum monstra et Anubem latratorem, quae aliquando contra Neptunum et Venerem contraque Minervam tela tenuerant et a se victis iam Roma supplicabat, "Чудищам всяким; Анубиса чтили, что лает -
Их, кто некогда поднял оружие, Против Нептуна, Венеры и против Минервы" -
quae iste senex Victorinus tot annos ore terricrepo defensitaverat, non erubuerit esse puer Christi tui et infans fontis tui, subiecto collo ad humilitatis iugum et edomita fronte ad crucis opprobrium. все это старец Викторин столько лет защищал грозно звучащим словом и не устыдился стать дитятей Христа Твоего, младенцем источника Твоего; подставил щею под смиренное ярмо и укротил гордость под "позорным" Крестом.
8.2.4 O domine, domine, qui inclinasti caelos et descendisti, tetigisti montes et fumigaverunt, quibus modis te insinuasti illi pectori? 4. Господи! Господи! Ты, преклонивший небеса и сошедший на землю, касавшийся гор, которые дымились от Твоего прикосновения, - каким образом проник Ты в это сердце?
Legebat, sicut ait Simplicianus, sanctam scripturam omnesque christianas litteras investigabat studiosissime et perscrutabatur, et dicebat Simpliciano, non palam sed secretius et familiarius, 'Noveris me iam esse christianum.' Он читал, по словам Симплициана, Священное Писание, старательно разыскивал всякие христианские книги, углублялся в них и говорил Симплициану - не открыто, а в тайности по дружбе: "Знаешь, я уже христианин".
Еt respondebat ille, 'Non credam nec deputabo te inter christianos, nisi in ecclesia Christi videro.' Тот отвечал ему: "Не поверю и не причислю тебя к христианам, пока не увижу в Церкви Христовой".
Ille autem inridebat dicens, 'Ergo parietes faciunt christianos?' Викторин посмеивался: "Значит, христианином делают стены?"
Et hoc saepe dicebat, iam se esse christianum, et Simplicianus illud saepe respondebat, et saepe ab illo parietum inrisio repetebatur. Amicos enim suos reverebatur offendere, superbos daemonicolas, quorum ex culmine Babylonicae dignitatis quasi ex cedris Libani, quas nondum contriverat dominus, graviter ruituras in se inimicitias arbitrabatur. и часто говорил, что он уже христианин, а Симплициан часто отвечал ему теми своими словами, и часто повторял Викторин свою шутку о стенах. Он боялся оскорбить своих друзей, этих горделивых демоносдужителей; полагал, что с высоты их вавилонского величия, словно с кедров ливанских, которых еще не сокрушил Господь, тяжко обрушат они на него свою ненависть.
Sed posteaquam legendo et inhiando hausit firmitatem timuitque negari a Christo coram angelis sanctis, si eum timeret coram hominibus confiteri, reusque sibi magni criminis apparuit erubescendo de sacramentis humilitatis verbi tui et non erubescendo de sacris sacrilegis superborum daemoniorum, quae imitator superbus acceperat, depuduit vanitati et erubuit veritati subitoque et inopinatus ait Simpliciano, ut ipse narrabat, 'Eamus in ecclesiam: christianus volo fieri.' at ille non se capiens laetitia perrexit cum eo. После, однако, жадно читая и впитывая прочитанное, проникся он твердостью и убоялся, что "Христос отречется от него пред святыми Ангелами", если он "убоится исповедать Его пред людьми". Он показался себе великим преступником: ему стыдно присягнуть смиренному Слову Твоему и нестыдно нечестивой службы гордым демонам, которую он справлял, уподобляясь им в гордыне! Ему опротивела ложь, его устыдила истина: неожиданно и внезапно он, как рассказывал Симплициан, говорит ему: "Пойдем в церковь; я хочу стать христианином". Тот вне себя от радости отправился с ним.
Ubi autem imbutus est primis instructionis sacramentis, non multo post etiam nomen dedit ut per baptismum regeneraretur, mirante Roma, gaudente ecclesia. Superbi videbant et irascebantur, dentibus suis stridebant et tabescebant. Наставленный в началах веры, он вскоре объявил, что желает возродиться Крещением; Рим изумлялся. Церковь ликовала. Гордецы видели и негодовали; изводились и скрежетали зубами;
Servo autem tuo dominus deus erat spes eius, et non respiciebat in vanitates et insanias mendaces. рабу же Твоему "Господь Бог был надеждой и не озирался он на суету и безумство лжи".
8.2.5 Denique ut ventum est ad horam profitendae fidei, quae verbis certis conceptis retentisque memoriter de loco eminentiore in conspectu populi fidelis Romae reddi solet ab eis qui accessuri sunt ad gratiam tuam, oblatum esse dicebat Victorino a presbyteris ut secretius redderet, sicut nonnullis qui verecundia trepidaturi videbantur offerri mos erat; illum autem maluisse salutem suam in conspectu sanctae multitudinis profiteri. 5. Пришел наконец час исповедания веры. Это была формула, составленная в точных словах, и приступающие к благодати Крещения произносили ее наизусть с высокого места пред лицом христианского Рима. Симплициан рассказывал, что священнослужители предложили Викторину произнести ее тайно (в обычае было предлагать это людям, которые, вероятно, смутились бы и оробели). Он предпочел, однако, объявить о спасении своем пред лицом верующей толпы.
Non enim erat salus quam docebat in rhetorica, et tamen eam publice professus erat. Quanto minus ergo vereri debuit mansuetum gregem tuum pronuntians verbum tuum, qui non verebatur in verbis suis turbas insanorum? Не было спасения в том, чему обучал он в риторской школе, и однако преподавал он открыто. Тому, кто не стеснялся слов своих пред толпами безумцев, пристало разве, возглашая слова Твои, стесняться Кроткого Твоего стада?
Itaque ubi ascendit ut redderet, omnes sibimet invicem, quisque ut eum noverat, instrepuerunt nomen eius strepitu gratulationis (quis autem ibi non eum noverat?) et sonuit presso sonitu per ora cunctorum conlaetantium, 'Victorinus, Victorinus.' cito sonuerunt exultatione, quia videbant eum, et cito siluerunt intentione, ut audirent eum. Pronuntiavit ille fidem veracem praeclara fiducia, et volebant eum omnes rapere intro in cor suum. Et rapiebant amando et gaudendo: hae rapientium manus erant. Когда он взошел произнести исповедание, среди всех знавших его его имя прозвучало в шелесте поздравлений. А кто тогда не знал его? В устах всех сорадующихся приглушенно звучало: "Викторин, Виктории!" Громкое ликование при виде его; затем напряженное молчание: хотели его слышать. Он исповедал истинную веру с дивной уверенностью, и все хотели принять его в сердце свое, - и принимали, обвивая его, словно руками, любовью и радостью.
8.3.6 Deus bone, quid agitur in homine, ut plus gaudeat de salute desperatae animae et de maiore periculo liberatae quam si spes ei semper adfuisset aut periculum minus fuisset? Etenim tu quoque, misericors pater, plus gaudes de uno paenitente quam de nonaginta novem iustis quibus non opus est paenitentia. 6. Боже Благий! Почему больше радуются о спасении души отчаявшейся и освободившейся от великой опасности, чем о человеке, которого никогда не покидала надежда и который не знал большой опасности? Ведь и Ты, Отец Милосердный, больше радуешься "об одном кающемся, чем о девяноста девяти праведниках, не нуждающихся в покаянии".
Et nos cum magna iucunditate audimus, cum audimus quam exultantibus pastoris umeris reportetur ovis quae erraverat, et drachma referatur in thesauros tuos conlaetantibus vicinis mulieri quae invenit, et lacrimas excutit gaudium sollemnitatis domus tuae, cum legitur in domo tua de minore filio tuo quoniam 'Mortuus erat et revixit, perierat et inventus est.' И мы слушаем с великим удовольствием, когда слышим, с каким ликованием принес пастух на плечах своих заблудившуюся овцу; о том, как вместе с женщиной, нашедшей драхму и вернувшей ее в сокровищницы Твои, радуются соседи. И когда читают в доме Твоем о младшем сыне, то радость и торжество дома Твоего заставляют нас плакать, потому что "мертв был и ожил, пропадал и нашелся".
Gaudes quippe in nobis et in angelis tuis sancta caritate sanctis. Nam tu semper idem, qui ea quae non semper nec eodem modo sunt eodem modo semper nosti omnia. Да, Ты радуешься в нас и в ангелах Своих, освященных святой любовью. Ты ведь вечно неизменен и одинаково от века знаешь все, что преходяще и изменчиво.
8.3.7 Quid ergo agitur in anima, cum amplius delectatur inventis aut redditis rebus quas diligit quam si eas semper habuisset? Contestantur enim et cetera et plena sunt omnia testimoniis clamantibus, 'Ita est.' triumphat victor imperator, et non vicisset nisi pugnavisset, et quanto maius periculum fuit in proelio, tanto est gaudium maius in triumpho. 7. Почему душа больше радуется возврату найденных любимых вещей, чем их постоянному обладанию? Это засвидетельствовано и в остальном, всюду найдутся свидетели, которые воскликнут: "Да, это так". Победитель-полководец справляет триумф; он не победил бы, если бы не сражался, и чем опаснее была война, тем радостнее триумф.
Iactat tempestas navigantes minaturque naufragium: omnes futura morte pallescunt: tranquillatur caelum et mare, et exultant nimis, quoniam timuerunt nimis. Буря кидает пловцов и грозит кораблекрушением; бледные, все ждут смерти, но успокаиваются небо и море, и люди полны ликования, потому что полны были страха.
Aeger est carus et vena eius malum renuntiat: omnes qui eum salvum cupiunt aegrotant simul animo: fit ei recte et nondum ambulat pristinis viribus, et fit iam tale gaudium quale non fuit cum antea salvus et fortis ambularet. Близкий человек болен, его пульс сулит беду; все, желающие его выздоровления, болеют душой; он поправляется, но еще не может ходить так, как раньше, - и такая радость у всех, какой и не было, когда он разгуливал, здоровый и сильный!
Easque ipsas voluptates humanae vitae etiam non inopinatis et praeter voluntatem inruentibus, sed institutis et voluntariis molestiis homines adquirunt. Edendi et bibendi voluptas nulla est, nisi praecedat esuriendi et sitiendi molestia. Et ebriosi quaedam salsiuscula comedunt, quo fiat molestus ardor, quem dum exstinguit potatio, fit delectatio. И не только внезапные, против воли обрушившиеся бедствия заставляют почувствовать, как хороши жизненные блага: люди ищут насладиться ими путем обдуманных и добровольных лишении. Человек не будет наслаждаться едой и питьем, если не перестрадает от голода и жажды. Пьяницы едят соленое, чтобы разжечь жажду, и наслаждаются, угашая ее питьем.
Et institutum est ut iam pactae sponsae non tradantur statim, ne vile habeat maritus datam quam non suspiraverit sponsus dilatam. Обрученную невесту принято не сразу отдавать из дома: жалким даром может показаться мужу та, о которой он не вздыхал долгое время, будучи женихом.
8.3.8 Hoc in turpi et exsecranda laetitia, hoc in ea quae concessa et licita est, hoc in ipsa sincerissima honestate amicitiae, hoc in eo qui mortuus erat et revixit, perierat et inventus est: ubique maius gaudium molestia maiore praeceditur. 8. Так всегда с радостью: возникает ли она по поводу гнусному и отвратительному, по дозволенному ли и законному; в сердце ли самой чистой и честной дружбы; при мысли о том, кто "был мертв и ожил, пропадал и нашелся": всегда большой радости предшествует еще большая скорбь.
Quid est hoc, domine deus meus, cum tu aeternum tibi, tu ipse, sis gaudium, et quaedam de te circa te semper gaudeant? Quid est quod haec rerum pars alternat defectu et profectu, offensionibus et conciliationibus? Почему это, Господи Боже мой? Ведь Ты для Себя Сам - вечная Радость, и те, кто вокруг Тебя, всегда радуются о Тебе. Почему же в этой юдоли чередуются ущерб и избыток, раздор и примирение?
An is est modus earum et tantum dedisti eis, cum a summis caelorum usque ad ima terrarum, ab initio usque in finem saeculorum, ab angelo usque ad vermiculum, a motu primo usque ad extremum, omnia genera bonorum et omnia iusta opera tua suis quaeque sedibus locares et suis quaeque temporibus ageres? Ei mihi, quam excelsus es in excelsis et quam profundus in profundis! et nusquam recedis, et vix redimus ad te. Или это закон для нее, и его именно дал Ты ей, когда справедливой мерой определил Ты свое место и время и свою честь во всяком благе всему творению Своему - от небесных высот и до земных глубин, от начала и до конца времен, от Ангела и до червяка, от первого вздоха и до последнего. Увы, мне! Как высок Ты на высотах и глубок в глубинах! Ты никуда не уходишь, но с трудом возвращаемся мы к Тебе.
8.4.9 Age, domine, fac, excita et revoca nos, accende et rape, flagra, dulcesce: amemus, curramus. Nonne multi ex profundiore tartaro caecitatis quam Victorinus redeunt ad te et accedunt et inluminantur recipientes lumen? 9. Господи! Пробуди же нас и призови к Себе, обожги и восхить, воспламени и облей своим сладостным благоуханием: да полюбим Тебя, да бросимся к Тебе. Разве многие не возвращаются к Тебе, как Викторин, из темноты адского подземелья?
Quod si qui recipiunt, accipiunt a te potestatem ut filii tui fiant. Sed si minus noti sunt populis, minus de illis gaudent etiam qui noverunt eos. Quando enim cum multis gaudetur, et in singulis uberius est gaudium, quia fervefaciunt se et inflammantur ex alterutro. Они подходят к Тебе и озаряются тем светом, от которого люди получают силу стать сынами Твоими. Если, однако, они мало известны, то и те, кто их знал, меньше о. них радуются. Когда же радостно со многими вместе, то и радость каждого полнее: один от другого накаляются и пламенеют.
Deinde quod multis noti, multis sunt auctoritati ad salutem et multis praeeunt secuturis, ideoque multum de illis et qui eos praecesserunt laetantur, quia non de solis laetantur. А потом известные многим - многим поддержка на пути к спасению, и многим, за ними следующим, вожди. Вот почему и те, кто предшествовал им, много о них ликуют, ибо не о них одних ликуют.
Absit enim ut in tabernaculo tuo prae pauperibus accipiantur personae divitum aut prae ignobilibus nobiles, quando potius infirma mundi elegisti ut confunderes fortia, et ignobilia huius mundi elegisti et contemptibilia, et ea quae non sunt tamquam sint, ut ea quae sunt evacuares. Да не будет, конечно, того, чтобы в святилище Твоем богачей принимали впереди бедняков, а знатных впереди незнатных: ведь Ты же "избрал слабых, чтобы смутить сильных, и незнатных в мире этом и презренных избрал Ты; ничего не значащих сделал значительными и обессилил значительных".
Et tamen idem ipse minimus apostolorum tuorum, per cuius linguam tua ista verba sonuisti, cum Paulus proconsul per eius militiam debellata superbia sub lene iugum Christi tui missus esset, regis magni provincialis effectus, ipse quoque ex priore Saulo Paulus vocari amavit ob tam magnae insigne victoriae. Plus enim hostis vincitur in eo quem plus tenet et de quo plures tenet. И, однако, этот самый "меньший из апостолов Твоих", в устах которого прозвенели эти слова Твои, предпочел называться не Савлом, как раньше, а Павлом в знак великой победы: он, воин, сразил гордость проконсула Павла, подвел его под легкое иго Христово и привел в подданство Великому Царю. Крепче поражается враг от человека, которого он крепко держал и через которого многих держал.
Plus autem superbos tenet nomine nobilitatis et de his plures nomine auctoritatis. Quanto igitur gratius cogitabatur Victorini pectus, quod tamquam inexpugnabile receptaculum diabolus obtinuerat, Victorini lingua, quo telo grandi et acuto multos peremerat, abundantius exultare oportuit filios tuos, quia rex noster alligavit fortem, et videbant vasa eius erepta mundari et aptari in honorem tuum et fieri utilia domino ad omne opus bonum. Сильнее держит он великих мира ссылкой на их знатность, а через них еще большее число - ссылкой на авторитет знати. С какой же благодарностью думали о Викторине, чье сердце дьявол удерживал как неприступную крепость, о Викторине, чей язык, как грозным острым оружием, поражал многих. Полнота ликованья прилична была сынам Твоим, ибо Царь наш связал сильного, на глазах людей сосуды Его были у врага вырваны, очищены и приготовлены в честь Тебе, "полезные Господу на всякое доброе дело".
8.5.10 Sed ubi mihi homo tuus Simplicianus de Victorino ista narravit, exarsi ad imitandum: ad hoc enim et ille narraverat. Posteaquam vero et illud addidit, quod imperatoris Iuliani temporibus lege data prohibiti sunt christiani docere litteraturam et oratoriam. Quam legem ille amplexus, loquacem scholam deserere maluit quam verbum tuum, quo linguas infantium facis disertas. 10. Когда Симплициан, Твой человек, рассказал мне это о Викторине, я загорелся желанием ему подражать: для того, конечно, он и рассказывал. Потом он прибавил еще, что во времена императора Юлиана был издан закон, запрещавший христианам преподавание грамматики и риторики: подпав под этот закон, он предпочел покинуть школу болтовни, но не Твое Слово, "которое делает красноречивыми уста младенцев".
Non mihi fortior quam felicior visus est, quia invenit occasionem vacandi tibi, cui rei ego suspirabam, ligatus non ferro alieno sed mea ferrea voluntate. Velle meum tenebat inimicus et inde mihi catenam fecerat et constrinxerat me. И он показался мне скорее счастливцем, чем мужественным человеком: нашел случай освободиться для Тебя. Я вздыхал об этом, никем не скованный, но в оковав моей собственной воли. Мою волю держал враг, из нее сделал он для меня цепь и связал меня.
Quippe ex voluntate perversa facta est libido, et dum servitur libidini, facta est consuetudo, et dum consuetudini non resistitur, facta est necessitas. Quibus quasi ansulis sibimet innexis (unde catenam appellavi) tenebat me obstrictum dura servitus. Voluntas autem nova quae mihi esse coeperat, ut te gratis colerem fruique te vellem, deus, sola certa iucunditas, nondum erat idonea ad superandam priorem vetustate roboratam. От злой же воли возникает похоть; ты рабствуешь похоти - и она обращается в привычку; ты не противишься привычке - и она обращается в необходимость. В этих взаимно сцепленных кольцах (почему я и говорил о цепи) и держало меня жестокое рабство. А новая воля, которая зарождалась во мне и желала, чтобы я чтил Тебя ради Тебя и утешался Тобой, Господи, единственным верным утешением, была еще бессильна одолеть прежнюю, окрепшую и застарелую.
Ita duae voluntates meae, una vetus, alia nova, illa carnalis, illa spiritalis, confligebant inter se atque discordando dissipabant animam meam. И две мои воли, одна старая, другая новая; одна плотская, другая духовная, боролись во мне, и в этом раздоре разрывалась душа моя.
8.5.11 Sic intellegebam me ipso experimento id quod legeram, quomodo caro concupisceret adversus spiritum et spiritus adversus carnem, ego quidem in utroque, sed magis ego in eo quod in me approbabam quam in eo quod in me improbabam. 11. Я понимал, что сам являюсь доказательством того, о чем читал, как "тело замышляет против духа, а дух против тела". Я жил и тем и другим, но больше жил в том, что в себе одобрял, чем в том, чего в себе не одобрял.
Ibi enim magis iam non ego, quia ex magna parte id patiebar invitus quam faciebam volens, sed tamen consuetudo adversus me pugnacior ex me facta erat, quoniam volens quo nollem perveneram. Тут меня скорее не было, ибо по большей части я терпел против воли, а не действовал по собственному желанию. И, однако, привычка, мною созданная, упрямо восставала на меня: по своей воле пришел я туда, куда не хотел.
Et quis iure contradiceret, cum peccantem iusta poena sequeretur? Кто по праву может противиться справедливой каре, настигающей грешника?
Et non erat iam illa excusatio qua videri mihi solebam propterea me nondum contempto saeculo servire tibi, quia incerta mihi esset perceptio veritatis: iam enim et ipsa certa erat. Ego autem adhuc terra obligatus militare tibi recusabam et impedimentis omnibus sic timebam expediri, quemadmodum impediri timendum est. И у меня уже не было того извинения, которым я обычно прикрывался: "Я еще не отвергаю мира и не служу Тебе, потому что не постиг еще ясно истины" - она уже была мне ясна. Меня связывало земное; я отказывался стать Твоим воином и так боялся разгрузки от всякой ноши, как следовало бы бояться нагрузки.
8.5.12 Ita sarcina saeculi, velut somno adsolet, dulciter premebar, et cogitationes quibus meditabar in te similes erant conatibus expergisci volentium, qui tamen superati soporis altitudine remerguntur. 12. Мирское бремя нежно давило на меня, словно во сне; размышления мои о Тебе походили на попытки тех, кто хочет проснуться, но, одолеваемые глубоким сном, вновь в него погружаются.
Et sicut nemo est qui dormire semper velit omniumque sano iudicio vigilare praestat, differt tamen plerumque homo somnum excutere cum gravis torpor in membris est, eumque iam displicentem carpit libentius quamvis surgendi tempus advenerit: ita certum habebam esse melius tuae caritati me dedere quam meae cupiditati cedere, sed illud placebat et vincebat, hoc libebat et vinciebat. И хотя нет ни одного человека, который пожелал бы всегда спать, - бодрствование, по здравому и всеобщему мнению, лучше, - но человек обычно медлит стряхнуть сон: члены его отяжелели, сон уже неприятен, и, однако, он спит и спит, хотя пришла уже пора вставать. Так и я уже твердо знал, что лучше мне себя любви Твоей отдать, чем злому желанию уступать; она влекла и побеждала, но оно было мило и держало.
Non enim erat quod tibi responderem dicenti mihi, 'Surge qui dormis et exsurge a mortuis, et inluminabit te Christus,' et undique ostendenti vera te dicere, non erat omnino quid responderem veritate convictus, nisi tantum verba lenta et somnolenta: 'Modo,' 'Ecce modo,' 'Sine paululum.' sed 'Modo et modo' non habebat modum et 'Sine paululum' in longum ibat. Мне нечего было ответить на Твои слова: "Проснись, спящий; восстань из мертвых, и озарит тебя Христос". Мне, убежденному истиной, вообще нечего было ответить Тебе, везде являющему истину Своих слов, разве только вяло и устало: "сейчас", "вот сейчас", "подожди немного", но это "сейчас и сейчас" не определяло часа, а "подожди немного" растягивалось надолго.
Frustra condelectabar legi tuae secundum interiorem hominem, cum alia lex in membris meis repugnaret legi mentis meae et captivum me duceret in lege peccati quae in membris meis erat. Lex enim peccati est violentia consuetudinis, qua trahitur et tenetur etiam invitus animus eo merito quo in eam volens inlabitur. Miserum ergo me quis liberaret de corpore mortis huius nisi gratia tua per Iesum Christum, dominum nostrum? Напрасно сочувствовал я "закону Твоему, согласному с внутренним человеком", когда "другой закон в членах моих противился закону ума моего и делал меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих". Греховный же закон - это власть и сила привычки, которая влечет и удерживает душу даже против ее воли, но заслуженно, ибо в эту привычку соскользнула она добровольно. Кто же может освободить меня, несчастного, от "этого тела смерти", как не благодать Твоя, дарованная через Господа нашего Иисуса Христа?
8.6.13 Et de vinculo quidem desiderii concubitus, quo artissimo tenebar, et saecularium negotiorum servitute quemadmodum me exemeris, narrabo et confitebor nomini tuo, domine, adiutor meus et redemptor meus. 13. Исповедуюсь Тебе, Господи, мой Помощник и мой Искупитель, и расскажу, как освободил Ты меня от пут плотского вожделения (они тесно оплели меня) и от рабства мирским делам.
Agebam solita, crescente anxitudine, et cotidie suspirabam tibi. Frequentabam ecclesiam tuam, quantum vacabat ab eis negotiis sub quorum pondere gemebam. Mecum erat Alypius otiosus ab opere iuris peritorum post adsessionem tertiam, expectans quibus iterum consilia venderet, sicut ego vendebam dicendi facultatem, si qua docendo praestari potest. Я вел обычную свою жизнь, а тревога моя росла; ежедневно вздыхал я о Тебе - и посещал церковь Твою, насколько позволяли дела мои, под бременем которых я стонал. Со мною жил Алипий, освободившийся от своих обязанностей юрисконсульта после того, как он был в третий раз асессором; он поджидал, кому продать свои советы, как я продавал уменье говорить (если только можно ему научить).
Nebridius autem amicitiae nostrae cesserat, ut omnium nostrum familiarissimo Verecundo, Mediolanensi et civi et grammatico, subdoceret, vehementer desideranti et familiaritatis iure flagitanti de numero nostro fidele adiutorium, quo indigebat nimis. Небридий уступил нашим дружеским просьбам и пошел в помощники к Верекунду, задушевнейшему другу нашему, медиоланскому уроженцу. Верекунд был грамматиком и очень хотел получить верного помощника из нашей среды (он в нем очень нуждался), а по праву дружбы и требовал его от нас.
Non itaque Nebridium cupiditas commodorum eo traxit (maiora enim posset, si vellet, de litteris agere) sed officio benivolentiae petitionem nostram contemnere noluit, amicus dulcissimus et mitissimus. Небридия привела к нему не погоня за выгодой - он бы достиг большего, если бы занялся преподаванием самостоятельно - но, кроткий и нежный друг, он по долгу дружелюбия не захотел пренебречь нашей просьбой.
Agebat autem illud prudentissime cavens innotescere personis secundum hoc saeculum maioribus, devitans in eis omnem inquietudinem animi, quem volebat habere liberum et quam multis posset horis feriatum ad quaerendum aliquid vel legendum vel audiendum de sapientia. Вел он себя на своем месте очень разумно, остерегаясь известности среди лиц важных "в мире сем", и тем самым избегал всякого беспокойства душевного: он хотел душе своей свободы и как можно больше досуга для исследования, чтения и слушания мудрых бесед.
8.6.14 Quodam igitur die (non recolo causam qua erat absens Nebridius) cum ecce ad nos domum venit ad me et Alypium Ponticianus quidam, civis noster in quantum Afer, praeclare in palatio militans: nescio quid a nobis volebat. Et consedimus ut conloqueremur. 14. И вот однажды - не припомню, по какой причине Небридий отсутствовал, приходит к нам домой, ко мне и к Алипию, некий Понтициан, наш земляк, поскольку он был уроженцем Африки, занимавший видное место при дворе; не помню, чего он хотел от нас. Мы сели побеседовать.
Et forte supra mensam lusoriam quae ante nos erat attendit codicem. Tulit, aperuit, invenit apostolum Paulum, inopinate sane: putaverat enim aliquid de libris quorum professio me conterebat. Tum vero arridens meque intuens gratulatorie miratus est, quod eas et solas prae oculis meis litteras repente comperisset. Случайно он заметил на игорном столе, стоявшем перед нами, книгу, взял ее, открыл и неожиданно наткнулся на Послания апостола Павла, а рассчитывал найти что-либо из книг, служивших преподаванию, меня изводившему. Улыбнувшись, он с изумлением взглянул на меня и поздравил с тем, что эти и только эти книги вдруг оказались, у меня перед глазами.
Christianus quippe et fidelis erat, et saepe tibi, deo nostro, prosternebatur in ecclesia crebris et diuturnis orationibus. Cui ego cum indicassem illis me scripturis curam maximam impendere, ortus est sermo ipso narrante de Antonio Aegyptio monacho, cuius nomen excellenter clarebat apud servos tuos, nos autem usque in illam horam latebat. Он был верным христианином и неоднократно простирался пред Тобой, Боже наш, часто и длительно молясь в церкви. Когда я объяснил ему, что я больше всего занимаюсь Писанием, зашел у нас разговор (он стал рассказывать) об Антонии, египетском монахе, изрядно прославленном среди рабов Твоих, но нам до того часа неизвестном.
Quod ille ubi comperit, immoratus est in eo sermone, insinuans tantum virum ignorantibus et admirans eandem nostram ignorantiam. Узнав об этом, он только о нем и стал говорить, знакомя невежд с таким человеком и удивляясь этому нашему невежеству.
Stupebamus autem audientes tam recenti memoria et prope nostris temporibus testatissima mirabilia tua in fide recta et catholica ecclesia. Omnes mirabamur, et nos, quia tam magna erant, et ille, quia inaudita nobis erant. Мы остолбенели: по свежей памяти, почти в наше время неоспоримо засвидетельствованы чудеса Твои, сотворенные по правой вере в Православной Церкви. Все были изумлены: мы - величием происшедшего; он - тем, что мы об этом не слышали.
8.6.15 Inde sermo eius devolutus est ad monasteriorum greges et mores suaveolentiae tuae et ubera deserta heremi, quorum nos nihil sciebamus. 15. Отсюда завел он речь о толпах монахов, об их нравах, овеянных благоуханием Твоим, о пустынях, изобилующих отшельниками, о которых мы ничего не знали.
Et erat monasterium Mediolanii plenum bonis fratribus extra urbis moenia sub Ambrosio nutritore, et non noveramus. Pertendebat ille et loquebatur adhuc, et nos intenti tacebamus. И в Медиолане, за городскими стенами, был монастырь, полный добрых братьев, опекаемых Амвросием, и мы о нем не ведали. Он продолжал говорить, и мы внимательно, молча, слушали.
Unde incidit ut diceret nescio quando se et tres alios contubernales suos, nimirum apud Treveros, cum imperator promeridiano circensium spectaculo teneretur, exisse deambulatum in hortos muris contiguos atque illic, ut forte combinati spatiabantur, unum secum seorsum et alios duos itidem seorsum pariterque digressos; Тут перешел он к другому рассказу: он и три других товарища его были однажды в Тревирах, и когда император после полудня глядел на цирковые зрелища, они вышли погулять в парк, начинавшийся за городскими стенами. Прохаживались они парами; он и еще кто-то с ним вместе отделились, а двое других тоже отделились и пошли в другую сторону.
sed illos vagabundos inruisse in quandam casam ubi habitabant quidam servi tui spiritu pauperes, qualium est regnum caelorum, et invenisse ibi codicem in quo scripta erat vita Antonii. Бродя туда-сюда, они набрели на хижину, где жили некие рабы Твои, "нищие духом, каковых есть Царство Небесное", и нашли там книгу, в которой описана была жизнь Антония.
Quam legere coepit unus eorum et mirari et accendi, et inter legendum meditari arripere talem vitam et relicta militia saeculari servire tibi. Erant autem ex eis quos dicunt agentes in rebus. Один из них стал ее читать: дивится, загорается, читает и замышляет кинуться в такую жизнь: оставить мирскую службу и служить Тебе. Оба они были агентами тайной полиции.
Tum subito repletus amore sancto et sobrio pudore, iratus sibi, coniecit oculos in amicum et ait illi, 'Dic, quaeso te, omnibus istis laboribus nostris quo ambimus pervenire? И вот внезапно, полный святой любви и чистого стыда, гневаясь на себя, обратил он глаза на друга и говорит ему: "Скажи, пожалуйста, чего домогаемся мы всем трудом своим?
Quid quaerimus? Cuius rei causa militamus? Maiorne esse poterit spes nostra in palatio quam ut amici imperatoris simus? Et ibi quid non fragile plenumque periculis? Et per quot pericula pervenitur ad grandius periculum? Et quando istuc erit? чего ищем? ради чего служим? можем ли мы на службе при дворе надеяться на что-либо большее, чем на звание "друзей императора"? а тогда все прочно и безопасно? через сколько опасностей приходишь к еще больщей опасности? и когда это будет? а другом Божиим, если захочу, я стану вот сейчас".
Amicus autem dei, si voluero, ecce nunc fio.' dixit hoc et turbidus parturitione novae vitae reddidit oculos paginis. Et legebat et mutabatur intus, ubi tu videbas, et exuebatur mundo mens eius, ut mox apparuit. Он сказал это, мучаясь рождением новой жизни, и вновь погрузился в книгу: и читал и менялся в сердце своем, которое Ты видел, и отрекался от мира, как вскоре и обнаружилось.
Namque dum legit et volvit fluctus cordis sui, infremuit aliquando et discrevit decrevitque meliora, iamque tuus ait amico suo, 'Ego iam abrupi me ab illa spe nostra et deo servire statui, et hoc ex hac hora, in hoc loco aggredior. Te si piget imitari, noli adversari.' Читая, обуреваемый волнением, среди громких стенаний он отделил и определил, что лучше; уже стал Твоим и сказал другу: "Я отбрасываю наши прежние надежды, я решил служить Богу вот с этого часа, вот на этом месте.Не хочешь, не подражай, но не возражай!".
Respondit ille adhaerere se socium tantae mercedis tantaeque militiae. Et ambo iam tui aedificabant turrem sumptu idoneo relinquendi omnia sua et sequendi te. Тот ответил, что за такую плату и на такой службе он ему верный товарищ. И оба уже Твои, строили они себе башню за подходящую им цену: "Покинуть все свое и следовать за Тобой".
Tunc Ponticianus et qui cum eo per alias horti partes deambulabat, quaerentes eos, devenerunt in eundem locum et invenientes admonuerunt ut redirent, quod iam declinasset dies. Между тем Понтициан со своим спутником прогуливались в другой стороне парка; разыскивая товарищей, пришли они в то самое место, нашли их и стали уговаривать вернуться, потому что день уже угасал.
At illi, narrato placito et proposito suo quoque modo in eis talis voluntas orta esset atque firmata, petiverunt ne sibi molesti essent si adiungi recusarent. Те рассказали им, какое решение было угодно им принять, каким образом родилось и укрепилось в них такое желание, и попросили, если они отказываются присоединиться, то не докучать им.
Isti autem nihilo mutati a pristinis fleverunt se tamen, ut dicebat, atque illis pie congratulati sunt, et commendaverunt se orationibus eorum et trahentes cor in terra abierunt in palatium, illi autem affigentes cor caelo manserunt in casa. Понтициан и его спутник остались в своем прежнем состоянии, хотя и оплакивали себя. Почтительно поздравив товарищей, они поручили себя их молитвам, и, влача сердце свое в земной пыли, ушли во дворец, а те, прильнув сердцем к небу, остались в хижине.
Et habebant ambo sponsas quae, posteaquam hoc audierunt, dicaverunt etiam ipsae virginitatem tibi. А были у обоих невесты; услышав о происшедшем, они посвятили Тебе девство свое.
8.7.16 Narrabat haec Ponticianus. Tu autem, domine, inter verba eius retorquebas me ad me ipsum, auferens me a dorso meo, ubi me posueram dum nollem me attendere, et constituebas me ante faciem meam, ut viderem quam turpis essem, quam distortus et sordidus, maculosus et ulcerosus. 16. Так говорил Понтициан. Ты же, Господи, во время его рассказа повернул меня лицом ко мне самому: заставил сойти с того места за спиной, где я устроился, не желая всматриваться в себя. Ты поставил меня лицом к лицу со мной, чтобы видел я свой позор и грязь, свое убожество, свои лишаи и язвы.
Et videbam et horrebam, et quo a me fugerem non erat. Sed si conabar avertere a me aspectum, narrabat ille quod narrabat, et tu me rursus opponebas mihi et impingebas me in oculos meos, ut invenirem iniquitatem meam et odissem. Noveram eam, sed dissimulabam et cohibebam et obliviscebar. И я увидел и ужаснулся, и некуда было бежать от себя. Я пытался отвести от себя взор свой, а он рассказывал и рассказывал, и Ты вновь ставил меня передо мной и заставлял, не отрываясь, смотреть на себя: погляди на неправду свою и возненавидь ее. Я давно уже знал ее, но притворялся незнающим, скрывал это знание и старался забыть о нем.
8.7.17 Tunc vero quanto ardentius amabam illos de quibus audiebam salubres affectus, quod se totos tibi sanandos dederunt, tanto exsecrabilius me comparatum eis oderam, quoniam multi mei anni mecum effluxerant (forte duodecim anni) ex quo ab undevicensimo anno aetatis meae, lecto Ciceronis Hortensio, excitatus eram studio sapientiae et differebam contempta felicitate terrena ad eam investigandam vacare, cuius non inventio sed vel sola inquisitio iam praeponenda erat etiam inventis thesauris regnisque gentium et ad nutum circumfluentibus corporis voluptatibus. 17. И чем горячее любил я тех, о ком слышал, - кто по здравому порыву вручили себя целиком Тебе для исцеления, тем ожесточеннее при сравнении с ними ненавидел себя, ибо много лет моих утекло (почти двенадцать лет) с тех пор, как я девятнадцаталетпим юношей, прочитав Цицеронова "Гортензия", воодушевился мудростью, - но не презрел я земного счастья и все откладывал поиски ее, а между тем не только обретение, но одно искание ее предпочтительнее обретенных сокровищ и царств и плотских услад, готовых к услугам нашим.
At ego adulescens miser valde, miser in exordio ipsius adulescentiae, etiam petieram a te castitatem et dixeram, 'Da mihi castitatem et continentiam, sed noli modo.' А юношей я был очень жалок, и особенно жадок на пороге юности; я даже просил у Тебя целомудрия и говорил: "Дай мне целомудрие и воздержание, только не сейчас".
Timebam enim ne me cito exaudires et cito sanares a morbo concupiscentiae, quem malebam expleri quam exstingui. Et ieram per vias pravas superstitione sacrilega, non quidem certus in ea sed quasi praeponens eam ceteris, quae non pie quaerebam sed inimice oppugnabam. Я боялся, как бы Ты сразу же не услышал меня и сразу же не исцелил от злой страсти: я предпочитал утолить ее, а не угасить. И я шел "кривыми путями" кощунственного суеверия не потому, что в нем был уверен: я как бы предпочитал его другим учениям, но не смиренно исследовал их, а противился им, как враг.
8.7.18 Et putaveram me propterea differre de die in diem contempta spe saeculi te solum sequi, quia non mihi apparebat certum aliquid quo dirigerem cursum meum. Et venerat dies quo nudarer mihi et increparet in me conscientia mea: 18. И я давно думал, что, презрев мирские надежды, со дня на день откладываю следовать за Тобой Одним, потому что не являлось мне ничего определенного, куда направил бы я путь свой. И вот пришел день, когда я встал обнаженный перед самим собой, и совесть моя завопила:
'Ubi est lingua? Nempe tu dicebas propter incertum verum nolle te abicere sarcinam vanitatis. Ecce iam certum est, et illa te adhuc premit, umerisque liberioribus pinnas recipiunt qui neque ita in quaerendo attriti sunt nec decennio et amplius ista meditati.' ita rodebar intus et confundebar pudore horribili vehementer, cum Ponticianus talia loqueretur. "Где твое слово? Ты ведь говорил, что не хочешь сбросить бремя суеты, так как истина тебе неведома. И вот она тебе ведома, а оно все еще давит тебя; у них же, освободивших плечи свои, выросли крылья: они не истомились в розысках и десятилетних (а то и больше) размышлениях". Так, вне себя от жгучего стыда, угрызался я во время понтицианова рассказа.
Terminato autem sermone et causa qua venerat, abiit ille, et ego ad me. Quae non in me dixi? Quibus sententiarum verberibus non flagellavi animam meam, ut sequeretur me conantem post te ire? Беседа окончилась, изложена была причина, приведшая его к нам, и он ушел к себе, а я - в себя. Чего только не наговорил я себе! Какими мыслями не бичевал душу свою, чтобы она согласилась на мои попытки идти за Тобой!
Et renitebatur, recusabat, et non se excusabat. Consumpta erant et convicta argumenta omnia. Remanserat muta trepidatio et quasi mortem reformidabat restringi a fluxu consuetudinis, quo tabescebat in mortem. Она сопротивлялась, отрекалась и не извиняла себя. Исчерпаны были и опровергнуты все ее доказательства, но осталась немая тревога: как смерти боялась она, что ее вытянут из русла привычной жизни, в которой она зачахла до смерти.
8.8.19 Tum in illa grandi rixa interioris domus meae, quam fortiter excitaveram cum anima mea in cubiculo nostro, corde meo, tam vultu quam mente turbatus invado Alypium: exclamo, 'Quid patimur? Quid est hoc? Quid audisti? 19. В этом великом споре во внутреннем дому моем, поднятом с душой своей в самом укромном углу его, - в сердце моем, - кидаюсь я к Алипию и с искаженным лицом, в смятении ума кричу: "Что ж это с нами? ты слышал?
Surgunt indocti et caelum rapiunt, et nos cum doctrinis nostris sine corde, ecce ubi volutamur in carne et sanguine! an quia praecesserunt, pudet sequi et non pudet nec saltem sequi?' поднимаются неучи и похищают Царство Небесное, а мы вот с нашей бездушной наукой и валяемся в плотской грязи! или потому, что они впереди, стыдно идти вслед, а вовсе не идти не стыдно?"
Dixi nescio qua talia, et abripuit me ab illo aestus meus, cum taceret attonitus me intuens. Neque enim solita sonabam. Plus loquebantur animum meum frons, genae, oculi, color, modus vocis quam verba quae promebam. Не знаю, что я еще говорил в том же роде; в своем волнении я бросился прочь от него, а он, потрясенный, молчал и только глядел на меня: речи мои звучали необычно. О моем душевном состоянии больше говорили лоб, щеки, глаза, цвет лица, звук голоса, чем слова, мною произносимые.
Hortulus quidam erat hospitii nostri, quo nos utebamur sicut tota domo: nam hospes ibi non habitabat, dominus domus. Illuc me abstulerat tumultus pectoris, ubi nemo impediret ardentem litem quam mecum aggressus eram, donec exiret -- qua tu sciebas, ego autem non: sed tantum insaniebam salubriter et moriebar vitaliter, gnarus quid mali essem et ignarus quid boni post paululum futurus essem. При нашем обиталище находился садик, которым мы пользовались, как и всем домом, потому что владелец дома, нас приютивший, тут не жил. В своей сердечной смуте кинулся я туда, где жаркой схватке, в которой я схватился с собой, никто не помешал бы до самого конца ее - Ты знал какого, а я нет: я безумствовал, чтобы войти в разум, и умирал, чтобы жить; я знал, в каком я зле, и не знал, какое благо уже вот-вот ждет меня.
Abscessi ergo in hortum, et Alypius pedem post pedem. Neque enim secretum meum non erat, ubi ille aderat. Aut quando me sic affectum desereret? Sedimus quantum potuimus remoti ab aedibus. Ego fremebam spiritu, indignans indignatione turbulentissima quod non irem in placitum et pactum tecum, deus meus, in quod eundum esse omnia ossa mea clamabant et in caelum tollebant laudibus. Итак, я отправился в сад и за мной, след в след, Алипий. Его присутствие не нарушало моего уединения. И как бы он оставил меня в таком состоянии? Мы сели как можно дальше от построек. Душа моя глухо стонала, негодуя неистовым негодованием ьа то, что я не шел на союз с Тобой, Господи, а что надобно идти к Тебе, об этом кричали "все кости мои" и возносили хвалой до небес.
Et non illuc ibatur navibus aut quadrigis aut pedibus, quantum saltem de domo in eum locum ieram ubi sedebamus. Nam non solum ire verum etiam pervenire illuc nihil erat aliud quam velle ire, sed velle fortiter et integre, non semisauciam hac atque hac versare et iactare voluntatem parte adsurgente cum alia parte cadente luctantem. И не нужно тут ни кораблей, ни колесниц четверкой, ни ходьбы: расстояния не больше, чем от дома до места, где мы сидели. Стоит лишь захотеть идти, и ты уже не только идешь, ты уже у цели, но захотеть надо сильно, от всего сердца, а не метаться взад-вперед со своей полубольной волей, в которой одно желание борется с другим, и то одно берет верх, то другое.
8.8.20 Denique tam multa faciebam corpore in ipsis cunctationis aestibus, quae aliquando volunt homines et non valent, si aut ipsa membra non habeant aut ea vel conligata vinculis vel resoluta languore vel quoquo modo impedita sint. Si vulsi capillum, si percussi frontem, si consertis digitis amplexatus sum genu, quia volui, feci. 20. В мучениях этой нерешительности я делал много жестов, которые люди иногда хотят сделать и не могут, если у них нет соответственных членов, если эти члены скованы, расслаблены усталостью или им что-то мешает. Если я рвал волосы, ударял себя по лбу; сцепив пальцы, обхватывал колено, то я делал это, потому что хотел.
Potui autem velle et non facere, si mobilitas membrorum non obsequeretur. Tam multa ergo feci, ubi non hoc erat velle quod posse: et non faciebam quod et incomparabili affectu amplius mihi placebat, et mox ut vellem possem, quia mox ut vellem, utique vellem. Я мог, однако, захотеть и не сделать, откажи мне члены мои в повиновении. Я делал, следовательно, многое в той области, где "хотеть" и "мочь" не равнозначны, и не делал того, что мне было несравненно желаннее, и что я мог сделать, стоило только пожелать, а я уж во всяком случае желал пожелать.
Ibi enim facultas ea, quae voluntas, et ipsum velle iam facere erat; et tamen non fiebat, faciliusque obtemperabat corpus tenuissimae voluntati animae, ut ad nutum membra moverentur, quam ipsa sibi anima ad voluntatem suam magnam in sola voluntate perficiendam. Тут ведь возможность сделать и желание сделать равнозначны: пожелать - значит уже сделать. И однако ничего не делалось: тело мое легче повиновалось самым ничтожным желаниям души (двигаться членам, как я хотел), чем душа в исполнении главного желания своего - исполнения, зависящего от одной ее воли.
8.9.21 Unde hoc monstrum? Et quare istuc? Luceat misericordia tua, et interrogem, si forte mihi respondere possint latebrae poenarum hominum et tenebrosissimae contritiones filiorum Adam. Unde hoc monstrum? Et quare istuc? 21. Откуда это чудовищное явление? Почему оно? Освети меня милосердием Твоим и позволь спросить об этом; может быть, ответ прозвучит из тайников наказанья, назначенного людям, из мрака сокрушений сынов Адама. Откуда это чудовищное явление и почему оно?
Imperat animus corpori, et paretur statim; imperat animus sibi, et resistitur. Imperat animus ut moveatur manus, et tanta est facilitas ut vix a servitio discernatur imperium: et animus animus est, manus autem corpus est. Душа приказывает телу, и оно тотчас же повинуется; душа приказывает себе - и встречает отпор. Душа приказывает руке двигаться - она повинуется с такой легкостью, что трудно уловить промежуток между приказом и его выполнением. Но душа есть душа, а рука - это тело.
Imperat animus ut velit animus, nec alter est nec facit tamen. Unde hoc monstrum? Et quare istuc, inquam, ut velit qui non imperaret nisi vellet, et non facit quod imperat? Душа приказывает душе пожелать: она ведь едина и, однако, она не делает по приказу. Откуда это чудовищное явление? И почему оно? Приказывает, говорю, пожелать та, которая не отдала бы приказа, не будь у нее желания - и не делает по приказу.
Sed non ex toto vult: non ergo ex toto imperat. Nam in tantum imperat, in quantum vult, et in tantum non fit quod imperat, in quantum non vult, quoniam voluntas imperat ut sit voluntas, nec alia, sed ipsa. Non itaque plena imperat; ideo non est quod imperat. Но она не вкладывает себя целиком в это желание, а следовательно, и в приказ. Приказ действен в меру силы желания, и он не выполняется, если нет сильного желания. Воля ведь приказывает желать: она одна и себе тождественна. А значит, приказывает она не от всей полноты; поэтому приказ и не исполняется.
Nam si plena esset, nec imperaret ut esset, quia iam esset. Non igitur monstrum partim velle, partim nolle, sed aegritudo animi est, quia non totus adsurgit veritate consuetudine praegravatus. Et ideo sunt duae voluntates, quia una earum tota non est et hoc adest alteri quod deest alteri. Если бы она была целостной, не надо было бы и приказывать: все уже было бы исполнено. А следовательно: одновременно желать и не желать - это не чудовищное явление, а болезнь души; душа не может совсем встать: ее поднимает истина, ее отягощает привычка. И потому в человеке два желания, но ни одно из них не обладает целостностью: в одном есть то, чего недостает другому.
8.10.22 Pereant a facie tua, deus, sicuti pereunt, vaniloqui et mentis seductores qui, cum duas voluntates in deliberando animadverterint, duas naturas duarum mentium esse adseverant, unam bonam, alteram malam. 22. "Да погибнут от лица Твоего", Господи, как они и погибают, "суесловы и соблазнители", которые, заметив в человеке наличие двух желаний, заявили, что есть в нас две души двух природ: одна добрая. другая злая.
Ipsi vere mali sunt, cum ista mala sentiunt, et idem ipsi boni erunt, si vera senserint verisque consenserint, ut dicat eis apostolus tuus, 'Fuistis aliquando tenebrae, nunc autem lux in domino.' Злы же на самом деле они, ибо злы эти их мысли, но и эти люди могут стать добрыми, если постигнут истину и достигнут согласия с истиной, так что апостол Твой сможет сказать им: "Вы были некогда тьмой, а теперь вы свет в Господе".
Illi enim dum volunt esse lux, non in domino sed in se ipsis, putando animae naturam hoc esse quod deus est, ita facti sunt densiores tenebrae, quoniam longius a te recesserunt horrenda arrogantia, a te vero lumine inluminante omnem hominem venientem in hunc mundum. Они, однако, желая быть светом не в Господе, а в самих себе, считая, что природа души одинакова с Богом, стали "густой тьмой", ибо в своей страшной дерзости далеко отошли от Тебя, истинного света, "просвещавшего всякого человека, приходящего в этот мир".
Attendite quid dicatis, et erubescite et accedite ad eum et inluminamini, et vultus vestri non erubescent. Подумайте, что вы говорите, покраснейте и "ступайте к Нему", и "просветитесь, и лица ваши не будут краснеть".
Ego cum deliberabam ut iam servirem domino deo meo, sicut diu disposueram, ego eram qui volebam, ego qui nolebam: ego eram. Nec plene volebam nec plene nolebam. Когда я раздумывал над тем, чтобы служить Господу Богу моему (как я давно уже положил себе), хотел этого я и не хотел этого я - и был тем же я. Не вполне хотел и не вполне не хотел.
Ideo mecum contendebam et dissipabar a me ipso, et ipsa dissipatio me invito quidem fiebat, nec tamen ostendebat naturam mentis alienae sed poenam meae. Et ideo non iam ego operabar illam, sed quod habitabat in me peccatum de supplicio liberioris peccati, quia eram filius Adam. Поэтому я и боролся с собой и разделился в самом себе, но это разделение, происходившее против воли моей, свидетельствовало не о природе другой души, а только о том, что моя собственная наказана. И наказание создал не я, а "грех, обитающий во мне", как кара за грех, совершенный по вольной воле: я ведь был. сыном Адама.
8.10.23 Nam si tot sunt contrariae naturae quot voluntates sibi resistunt, non iam duae sed plures erunt. Si deliberet quisquam utrum ad conventiculum eorum pergat an ad theatrum, clamant isti, 'Ecce duae naturae, una bona hac ducit, altera mala illac reducit, nam unde ista cunctatio sibimet adversantium voluntatum?' 23. Если враждующих между собой природ столько же, сколько противящихся одна другой воль, то их будет не две, а множество. Кто-либо, например, рассуждает, идти ли ему на их сборище или в театр, и вот они уже кричат: "Вот две природы: одна, добрая, ведет к нам; другая - злая, уводит прочь. Иначе откуда это колебание между желаниями противоположными?"
Ego autem dico ambas malas, et quae ad illos ducit et quae ad theatrum reducit. А я говорю, что оба эти желания злы: и то, которое посылает к ним, и то, которое отсылает, в театр.
Sed non credunt nisi bonam esse qua itur ad eos. Quid si ergo quisquam noster deliberet et secum altercantibus duabus voluntatibus fluctuet, utrum ad theatrum pergat an ad ecclesiam nostram, nonne et isti quid respondeant fluctuabunt? Они верят, что хороша та воля, повинуясь которой идут к ним. Хорошо! А если в ком-нибудь из наших спорят два желания, и он колеблется, идти ли ему в театр, или в нашу церковь, не заколеблются ли и они с ответом?
Aut enim fatebuntur quod nolunt, bona voluntate pergi in ecclesiam nostram, sicut in eam pergunt qui sacramentis eius imbuti sunt atque detinentur, aut duas malas naturas et duas malas mentes in uno homine confligere putabunt, et non erit verum quod solent dicere, unam bonam, alteram malam, aut convertentur ad verum et non negabunt, cum quisque deliberat, animam unam diversis voluntatibus aestuare. Или они признают то, чего не хотят: в нашу церковь идут, повинуясь доброй воле, как идут в нее те, кто стал причастен таинствам ее и состоит в ней, или же они сочтут, что в одном человеке сталкиваются две злые природы и две злые души: тогда или неправдой окажутся их обычные речи об одной доброй и другой злой воле, или же они обратятся к истине и не станут отрицать, что при обсуждении чего-либо одна и та же душа волнуется разными желаниями..
8.10.24 Iam ergo non dicant, cum duas voluntates in homine uno adversari sibi sentiunt, duas contrarias mentes de duabus contrariis substantiis et de duobus contrariis principiis contendere, unam bonam, alteram malam. 24. Пусть же не говорят они, видя, как спорят две воли в одном человеке, что в нем борются две враждующие души, происходящие от двух враждующих субстанций и от двух враждующих начал: одна добрая, другая злая.
Nam tu, deus verax, improbas eos et redarguis atque convincis eos, sicut in utraque mala voluntate, cum quisque deliberat utrum hominem veneno interimat an ferro, utrum fundum alienum illum an illum invadat, quando utrumque non potest, utrum emat voluptatem luxuria an pecuniam servet avaritia, utrum ad circum pergat an ad theatrum, si uno die utrumque exhibeatur; Ибо ты. Праведный Боже, отвергаешь их, уличаешь и опровергаешь указанием на две злых воли: человек, например, обсуждает, погубить ему кого-то мечом или ядом; захватить это чужое поместье или то (захватить оба он не в силах), расточать ему деньги на удовольствия или жадно беречь их, пойти в цирк или в театр, если оба в этот день открыты.
addo etiam tertium, an ad furtum de domo aliena, si subest occasio; addo et quartum, an ad committendum adulterium, si et inde simul facultas aperitur; si omnia concurrant in unum articulum temporis pariterque cupiantur omnia quae simul agi nequeunt, discerpunt enim animum sibimet adversantibus quattuor voluntatibus vel etiam pluribus in tanta copia rerum quae appetuntur, nec tamen tantam multitudinem diversarum substantiarum solent dicere. Добавлю и третье желание: не обокрасть ли ему, если представится случай, чужой дом; добавлю и четвертое: не совершить ли прелюбодеяние, если и тут открывается возможность. А если все эти желания столкнутся в какой-то малый промежуток времени, причем все одинаково сильные? Невозможно ведь осуществить их одновременно. Они должны будут разорвать душу между этими четырьмя враждующими волями, а то и между большим числом их: желательно ведь многое. Они, однако, не говорят о такой же множественности разных субстанций.
Ita et in bonis voluntatibus. Nam quaero ab eis utrum bonum sit delectari lectione apostoli et utrum bonum sit delectari psalmo sobrio et utrum bonum sit evangelium disserere. Respondebunt ad singula: 'Bonum.' quid si ergo pariter delectent omnia simulque uno tempore, nonne diversae voluntates distendunt cor hominis, dum deliberatur quid potissimum arripiamus? То же и с хорошими желаниями. Я спрашиваю у них: хорошо ли наслаждаться чтением апостола, хорошо ли наслаждаться чистой мелодией псалма, хорошо ли толковать Евангелие? Они на каждый вопрос ответят: "Хорошо" Что же? Если все это доставляет мне одновременно одинаковое наслаждение, значит ли это, что человеческое сердце распирают разные воли при обсуждении, за что скорее взяться?
Et omnes bonae sunt et certant secum, donec eligatur unum quo feratur tota voluntas una, quae in plures dividebatur. Ita etiam cum aeternitas delectat superius et temporalis boni voluptas retentat inferius, eadem anima est non tota voluntate illud aut hoc volens et ideo discerpitur gravi molestia, dum illud veritate praeponit, hoc familiaritate non ponit. Все они хороши и, однако, спорят между собой, пока не будет выбрано одно, на чем радостно успокоится твоя целостная воля, делившаяся раньше между многими желаниями. И так как вечность сулит радость на Небесах, а наслаждение временными благами удерживает при земле, то одна и та же душа не целостной волей желает того или другого. Потому и разрывается она в тяжкой скорби: истина понуждает к одному; привычка принуждает к другому.
8.11.25 Sic aegrotabam et excruciabar, accusans memet ipsum solito acerbius nimis ac volvens et versans me in vinculo meo, donec abrumperetur totum, quo iam exiguo tenebar, sed tenebar tamen. 25. Так мучился я и тосковал, осыпая себя упреками, горшими, чем обычно, барахтался и вертелся в моих путах, чтобы целиком оборвать их: они уже слабо держали меня.
Et instabas tu in occultis meis, domine, severa misericordia, flagella ingeminans timoris et pudoris, ne rursus cessarem et non abrumperetur idipsum exiguum et tenue quod remanserat, et revalesceret iterum et me robustius alligaret. И все-таки держали. И Ты, Господи, не давал мне передохнуть в тайниках сердца моего: в суровом милосердии Своем бичевал Ты меня двойным бичом страха и стыда, чтобы я опять не отступил, чтобы оборвал эту тонкую и слабую, но еще державшуюся веревку, а то она опять наберет силы и свяжет меня еще крепче.
Dicebam enim apud me intus, 'Ecce modo fiat, modo fiat,' et cum verbo iam ibam in placitum. Iam paene faciebam et non faciebam, nec relabebar tamen in pristina sed de proximo stabam et respirabam. Et item conabar, et paulo minus ibi eram et paulo minus, iam iamque attingebam et tenebam. Я говорил сам себе: "Пусть это будет вот сейчас, вот сейчас", и с этими словами я уже принимал решение, собирался его осуществить и не осуществлял, но и не скатывался в прежнее: я останавливался, не доходя до конца, и переводил дыхание. И опять я делал попытку, подходил чуть ближе, еще ближе, вот-вот был у цели, ухватывал ее -
Et non ibi eram nec attingebam nec tenebam, haesitans mori morti et vitae vivere, plusque in me valebat deterius inolitum quam melius insolitum, punctumque ipsum temporis quo aliud futurus eram, quanto propius admovebatur, tanto ampliorem incutiebat horrorem. Sed non recutiebat retro nec avertebat, sed suspendebat. и не был ближе, и не был у цели, и не ухватывал ее: колебался, умереть ли смертью или жить жизнью. В меня крепко вросло худое, а хорошее не было цепко. И чем ближе придвигалось то мгновение, когда я стану другим, тем больший ужас вселяло оно во мне, но я не отступал назад, не отворачивался; я замер на месте.
8.11.26 Retinebant nugae nugarum et vanitates vanitantium, antiquae amicae meae, et succutiebant vestem meam carneam et submurmurabant, 'Dimittisne nos?' et 'A momento isto non erimus tecum ultra in aeternum' et 'A momento isto non tibi licebit hoc et illud ultra in aeternum.' Et quae suggerebant in eo quod dixi 'Hoc et illud,' quae suggerebant, deus meus, avertat ab anima servi tui misericordia tua! quas sordes suggerebant, quae dedecora! 26. Удерживали меня сущие негодницы и сущая суета - эти старинные подруги мои; они тихонько дергали мою плотяную одежду и бормотали: "Ты бросаешь нас?". "С этого мгновения мы навеки оставим тебя!". "С этого мгновения тебе навеки запрещено и то и это!" - "То и это", - сказал я; а что предлагали они мне на самом деле, что предлагали. Боже мой! От души раба Твоего отврати это милосердием Твоим! Какую грязь предлагали они, какое безобразие!
Et audiebam eas iam longe minus quam dimidius, non tamquam libere contradicentes eundo in obviam, sed velut a dorso mussitantes et discedentem quasi furtim vellicantes, ut respicerem. Tardabant tamen cunctantem me abripere atque excutere ab eis et transilire quo vocabar, cum diceret mihi consuetudo violenta, 'Putasne sine istis poteris?' Но я слушал их куда меньше, чем в пол-уха, и они уже не противоречили мне уверенно, не становились поперек дороги, а шептались словно за спиной и тайком пощипывали уходящего, заставляя обернуться. И все же они задерживали меня; я медлил вырваться, отряхнуться от них и ринуться на зов; властная привычка говорила мне: "Думаешь, ты сможешь обойтись без них?"
8.11.27 Sed iam tepidissime hoc dicebat. Aperiebatur enim ab ea parte qua intenderam faciem et quo transire trepidabam casta dignitas continentiae, serena et non dissolute hilaris, honeste blandiens ut venirem neque dubitarem, et extendens ad me suscipiendum et amplectendum pias manus plenas gregibus bonorum exemplorum. 27. Только в словах ее уже не было жара, ибо на той стороне, куда давно обратил я лицо свое - и трепетал перед переходом - открывалась мне Чистота в своем целомудренном достоинстве, в ясной и спокойной радости; честно и ласково было приглашение идти и не сомневаться; чисты руки, протянутые, чтобы подхватить и обнять меня; многочисленны добрые примеры.
Ibi tot pueri et puellae, ibi iuventus multa et omnis aetas, et graves viduae et virgines anus, et in omnibus ipsa continentia nequaquam sterilis, sed fecunda mater filiorum gaudiorum de marito te, domine. Было там столько отроков и девиц, такое множество молодежи и людей всякого возраста: и чистых вдов и девственных стариц! И чистота в них во всех, и отнюдь не бесплодная: от Тебя, Господи, супруга своего, породила она столько радостей!
Et inridebat me inrisione hortatoria, quasi diceret, 'Tu non poteris quod isti, quod istae? An vero isti et istae in se ipsis possunt ac non in domino deo suo? Dominus deus eorum me dedit eis. Quid in te stas et non stas? Proice te in eum! noli metuere. Non se subtrahet ut cadas: proice te securus! excipiet et sanabit te.' И она посмеивалась надо мной, ободряя своей насмешкой и будто говоря: "Ты не сможешь того, что смогли эти мужчины, эти женщины? Да разве смогли они своей силой, а не Божией? Бог Господь их вручил мне их. Зачем опираешься на себя? В себе нет опоры. Бросайся к Нему, не бойся: Он не отойдет, не позволит тебе упасть; бросайся спокойно: Он примет и исцелит тебя".
Et erubescebam nimis, quia illarum nugarum murmura adhuc audiebam, et cunctabundus pendebam. Et rursus illa, quasi diceret, 'Obsurdesce adversus immunda illa membra tua super terram, ut mortificentur. Narrant tibi delectationes, sed non sicut lex domini dei tui.' ista controversia in corde meo non nisi de me ipso adversus me ipsum. At Alypius affixus lateri meo inusitati motus mei exitum tacitus opperiebatur. Я сгорал от стыда, потому что еще прислушивался к шепоту тех бездельниц, медлил и не решался. И опять будто голос: "Будь глух к голосу нечистой земной плоти твоей, и она умрет. Она говорит тебе о наслаждениях, но не по закону Господа Бога твоего". Спор этот шел в сердце моем: обо мне самом и против меня самого. Алипий, не отходя от м,еня, молчаливо ожидал, чем кончится мое необычное волнение.
8.12.28 Ubi vero a fundo arcano alta consideratio traxit et congessit totam miseriam meam in conspectu cordis mei, oborta est procella ingens ferens ingentem imbrem lacrimarum. Et ut totum effunderem cum vocibus suis, surrexi ab Alypio (solitudo mihi ad negotium flendi aptior suggerebatur) et secessi remotius quam ut posset mihi onerosa esse etiam eius praesentia. 28. Глубокое размышление извлекло из тайных пропастей и собрало "перед очами сердца моего" всю нищету мою. И страшная буря во мне разразилась ливнем слез. Чтобы целиком излиться и выговориться, я встал - одиночество, по-моему, подходило больше, чтббы предаться такому плачу, - и отошел подальше от Алипия; даже его присутствие было мне в тягость.
Sic tunc eram, et ille sensit: nescio quid enim, puto, dixeram in quo apparebat sonus vocis meae iam fletu gravidus, et sic surrexeram. Mansit ergo ille ubi sedebamus nimie stupens. Ego sub quadam fici arbore stravi me nescio quomodo, et dimisi habenas lacrimis, et proruperunt flumina oculorum meorum, acceptabile sacrificium tuum, et non quidem his verbis, sed in hac sententia multa dixi tibi: В таком состоянии был я тогда, и он это понял; кажется, я ему что-то сказал; в голосе моем уже слышались слезы; я встал, а он в полном оцепенении остался там, где мы сидели. Не помню, как упал я под какой-то смоковницей и дал волю слезам: они потоками лились нв глаз моих - угодная жертва Тебе. Не этими словами говорил я Тебе, но такова была мысль моя:
'Et tu, domine, usquequo? Usquequo, domine, irasceris in finem? Ne memor fueris iniquitatum nostrarum antiquarum.' sentiebam enim eis me teneri. Iactabam voces miserabiles: 'Quamdiu, quamdiu, ''Cras et cras''? Quare non modo? Quare non hac hora finis turpitudinis meae?' "Господи, доколе? Доколе, Господи, гнев Твой? Не поминай старых грехов наших!" Я чувствовал, что я в плену у них, и жаловался и вопил: "Опять и опять: "завтра, завтра!". Почему не сейчас? Почему этот час не покончит с мерзостью моей?"
8.12.29 Dicebam haec et flebam amarissima contritione cordis mei. Et ecce audio vocem de vicina domo cum cantu dicentis et crebro repetentis, quasi pueri an puellae, nescio: 'Tolle lege, tolle lege.' Statimque mutato vultu intentissimus cogitare coepi utrumnam solerent pueri in aliquo genere ludendi cantitare tale aliquid. 29. Так говорил я и плакал в горьком сердечном сокрушении. И вот слышу я голос из соседнего дома, не знаю, будто мальчика ила девочки, часто повторяющий вараспев: "Возьми, читай! Возьми, читай!" Я изменился в лице и стал напряженно думать, не напевают ли обычно дети в какой-то игре нечто подобное?
Nec occurrebat omnino audisse me uspiam, repressoque impetu lacrimarum surrexi, nihil aliud interpretans divinitus mihi iuberi nisi ut aperirem codicem et legerem quod primum caput invenissem. Audieram enim de Antonio quod ex evangelica lectione cui forte supervenerat admonitus fuerit, tamquam sibi diceretur quod legebatur: нигде не доводилось мне этого слышать. Подавив рыдания, я встал, истолковывая эти слова, как божественное веление мне: открыть книгу и прочесть первую главу, которая мне попадется. Я слышал об Антонии, что его вразумили евангельские стихи, на которые он случайно наткнулся:
'Vade, vende omnia quae habes, et da pauperibus et habebis thesaurum in caelis; et veni, sequere me,' et tali oraculo confestim ad te esse conversum. Itaque concitus redii in eum locum ubi sedebat Alypius: ibi enim posueram codicem apostoli cum inde surrexeram. "пойди, продай все имущество свое, раздай бедным и получишь сокровище на Небесах и приходи, следуй за Мной"; эти слова сразу же обратили его к Тебе. Взволнованный, вернулся я на то место, где сидел Алипий; я оставил там, уходя, апостольские Послания.
Arripui, aperui, et legi in silentio capitulum quo primum coniecti sunt oculi mei: 'Non in comessationibus et ebrietatibus, non in cubilibus et impudicitiis, non in contentione et aemulatione, sed induite dominum Iesum Christum et carnis providentiam ne feceritis in concupiscentiis.' nec ultra volui legere nec opus erat. Statim quippe cum fine huiusce sententiae quasi luce securitatis infusa cordi meo omnes dubitationis tenebrae diffugerunt. Я схватил их, открыл и в молчании прочел главу, первую попавшуюся мне на глаза: "не в пирах и в пьянстве, не в спальнях и не в распутстве, не в ссорах и в зависти: облекитесь в Господа Иисуса Христа и попечение о плоти не превращайте в похоти". Я не захотел читать дальше, да и не нужно было: после этого текста сердце мое залили свет и покой; исчез мрак моих сомнений.
8.12.30 Tum interiecto aut digito aut nescio quo alio signo codicem clausi et tranquillo iam vultu indicavi Alypio. At ille quid in se ageretur (quod ego nesciebam) sic indicavit. Petit videre quid legissem. Ostendi, et attendit etiam ultra quam ego legeram. 30. Я отметил это место пальцем или каким-то другим знаком, закрыл книгу и со спокойным лицом объяснил все Алипию. Он же объяснил мне таким же образом, что с ним происходит; я об этом не знал. Он пожелал увидеть, что я прочел; я показал, а он продолжил чтение.
Et ignorabam quid sequeretur. Sequebatur vero: 'Infirmum autem in fide recipite.' quod ille ad se rettulit mihique aperuit. Я не знал следующего стиха, а следовало вот что: "слабого в вере примите". Алипий отнес это к себе и открыл мне это.
Sed tali admonitione firmatus est placitoque ac proposito bono et congruentissimo suis moribus, quibus a me in melius iam olim valde longeque distabat, sine ulla turbulenta cunctatione coniunctus est. Inde ad matrem ingredimur, indicamus: gaudet. Укрепленный таким наставлением, он без всяких волнений и колебаний принял решение доброе, соответственное его нравам, которые уже с давнего времени были значительно лучше моих. Тут идем мы к матери, сообщаем ей: она в радости.
Narramus quemadmodum gestum sit: exultat et triumphat et benedicebat tibi, qui potens es ultra quam petimus et intellegimus facere, quia tanto amplius sibi a te concessum de me videbat quam petere solebat miserabilibus flebilibusque gemitibus. Мы рассказываем, как все произошло; она ликует, торжествует и благословляет Тебя, "Который в силах совершить больше, чем мы просим и разумеем". Она видела, что Ты даровал ей во мне больше, чем она имела обыкновение просить, стеная и обливаясь горькими слезами.
Convertisti enim me ad te, ut nec uxorem quaererem nec aliquam spem saeculi huius, stans in ea regula fidei in qua me ante tot annos ei revelaveras, et convertisti luctum eius in gaudium multo uberius quam voluerat, et multo carius atque castius quam de nepotibus carnis meae requirebat. Ты обратил меня к Себе: я не искал больше жены, ни на что не надеялся в этом мире. Я крепко стоял в той вере, пребывающим в которой Ты. показал ей меня много лет назад: 'Ты обратил печаль ее в радость" гораздо большую, чем та, которой она хотела; более ценную и чистую, чем та, которой она ждала от внуков, детей моих по плоти.

LIBER NONUS/Книга девятая

Latin Русский
9.1.1 O domine, ego servus tuus, ego servus tuus et filius ancillae tuae: dirupisti vincula mea, tibi sacrificabo hostiam laudis. Laudet te cor meum et lingua mea, et omnia ossa mea dicant, 'Domine, quis similis tibi?' dicant, et responde mihi et dic animae meae, 'Salus tua ego sum.' quis ego et qualis ego? Quid non mali aut facta mea aut, si non facta, dicta mea aut, si non dicta, voluntas mea fuit? 1. "Господи, я раб Твой, я раб Твой и сын слуги Твоей. Ты сломал оковы мои; жертву хвалы воздам я Тебе. Да восхвалит Тебя сердце мое и язык мой; "скажут все кости мои: Господи, кто подобен Тебе". Пусть скажут, а Ты ответь мне "и скажи душе моей: Я спасение твое". Кто я и каков я? Какого зла не было в поступках моих? А если не в поступках, то в словах? А если не в словах, то в моей воле?
Tu autem, domine, bonus et misericors, et dextera tua respiciens profunditatem mortis meae et a fundo cordis mei exhauriens abyssum corruptionis. Et hoc erat totum, nolle quod volebam et velle quod volebas. Ты же, Господи, благостный и милосердный, заглянул в бездну смерти моей и выгреб десницей Своей с самого дна сердца моего груды нечистоты. А это значило отныне - всеми силами не хотеть того, чего хотел я, и хотеть того, чего хотел Ты.
Sed ubi erat tam annoso tempore et de quo imo altoque secreto evocatum est in momento liberum arbitrium meum, quo subderem cervicem leni iugo tuo et umeros levi sarcinae tuae, Christe Iesu, adiutor meus et redemptor meus? Но где же находилась годы и годы, из какой глубокой и тайной пропасти вызвал Ты в одно мгновение свободную волю мою, - да подставлю шею свою под удобное ярмо Твое и плечи под легкую ношу Твою, Христе Иисусе, "Помощник мой и мой Искупитель"?
Quam suave mihi subito factum est carere suavitatibus nugarum, et quas amittere metus fuerat iam dimittere gaudium erat. Eiciebas enim eas a me, vera tu et summa suavitas, eiciebas et intrabas pro eis omni voluptate dulcior, sed non carni et sanguini, omni luce clarior, sed omni secreto interior, omni honore sublimior, sed non sublimibus in se. Iam liber erat animus meus a curis mordacibus ambiendi et adquirendi et volutandi atque scalpendi scabiem libidinum, et garriebam tibi, claritati meae et divitiis meis et saluti meae, domino deo meo. Как сладостно стало мне вдруг лишиться сладостных пустяков: раньше я боялся упустить их, теперь радовался отпустить. Ты прогнал их от меня. Ты, истинная и наивысшая Сладость, прогнал и вошел на их место. Ты, Который сладостнее всякого наслаждения, только не для плоти и крови, светлее всякого света, но сокровеннее всякой тайны, выше всяких почестей - но не для тех, кто возвышается сам. Душа моя стала свободна от грызущих забот: не надо просить и кланяться, искать заработка, валяться в грязи, расчесывая чесотку похоти. Я лепетал перед Тобой, Свет мой, богатство мое и спасение. Господи Боже мой.
9.2.2 Et placuit mihi in conspectu tuo non tumultuose abripere sed leniter subtrahere ministerium linguae meae nundinis loquacitatis, ne ulterius pueri meditantes non legem tuam, non pacem tuam, sed insanias mendaces et bella forensia, mercarentur ex ore meo arma furori suo. 2. Я решил пред очами Твоими не порывать резко со своей службой, а тихонько отойти от этой работы языком на торгу болтовней: пусть юноши, помышляющие не о законе Твоем, не о мире Твоем, но о лжи, безумии и схватках на форуме, покупают оружие своему неистовству не у меня.
Et opportune iam paucissimi dies supererant ad vindemiales ferias, et statui tolerare illos, ut sollemniter abscederem et redemptus a te iam non redirem venalis. До виноградных каникул оставалось, кстати, совсем мало дней; я решил перетерпеть эти дни и уйти, как обычно, в отпуск, но не возвращаться больше продажным рабом: я был Тобой выкуплен.
Consilium ergo nostrum erat coram te, coram hominibus autem nisi nostris non erat. Решение наше было открыто Тебе, людям же открыто только своим.
Et convenerat inter nos ne passim cuiquam effunderetur, quamquam tu nobis a convalle plorationis ascendentibus et cantantibus canticum graduum dederas sagittas acutas et carbones vastatores adversus linguam subdolam, velut consulendo contradicentem et, sicut cibum adsolet, amando consumentem. И мы условились нигде о нем не проговариваться, хотя нам, поднимающимся из "долины слез" и воспевающим "песнь восхождения", дал Ты "острые стрелы и угли, обжигающие лукавый язык", который заботливо противоречит доброму и из любви к тебе пожирает тебя, словно привычную пищу.
9.2.3 Sagittaveras tu cor nostrum caritate tua et gestabamus verba tua transfixa visceribus. Et exempla servorum tuorum, quos de nigris lucidos et de mortuis vivos feceras, congesta in sinum cogitationis nostrae urebant et absumebant gravem torporem, ne in ima vergeremus, et accendebant nos valide, ut omnis ex lingua subdola contradictionis flatus inflammare nos acrius posset, non extinguere. 3. Ты уязвил сердце наше любовью Твоею, и в нем хранили мы слова Твои, пронизавшие утробу нашу. Мы собрали образы рабов Твоих - Ты осветил их темных, оживил мертвых - и погрузились в размышление над ними. Их пример жег нас, уничтожал окаменелое бесчувствие, мешал скатиться в бездну, воспламенял так, что всякое веяние противоречий от "языка лукавого" только разжигало наше желание, но не могло угасить его.
Verum tamen quia propter nomen tuum, quod sanctificasti per terras, etiam laudatores utique haberet votum et propositum nostrum, iactantiae simile videbatur non opperiri tam proximum feriarum tempus, sed de publica professione atque ante oculos omnium sita ante discedere, ut conversa in factum meum ora cunctorum, intuentium quam vicinum vindemialium diem praevenire voluerim, multa dicerent, quod quasi appetissem magnus videri. Et quo mihi erat istuc, ut putaretur et disputaretur de animo meo et blasphemaretur bonum nostrum? А так как Имя Твое святится по всей земле, то нашлись бы и люди, восхвалявшие наши намерения и обеты. Мне же казалось хвастовством не подождать столь близких каникул, но уйти с публичного поста, бывшего на виду у всех, будто мне хочется, предупредив наступающий праздник, обратить на себя общее внимание. Все и заговорили бы, что я стремлюсь возвеличить себя. А зачем мне, чтобы люди судили и рядили о душе моей и "хулили доброе наше"?
9.2.4 Quin etiam quod ipsa aestate litterario labori nimio pulmo meus cedere coeperat et difficulter trahere suspiria doloribusque pectoris testari se saucium vocemque clariorem productioremve recusare, primo perturbaverat me quia magisterii illius sarcinam paene iam necessitate deponere cogebat aut, si curari et convalescere potuissem, certe intermittere. 4. А тут еще в это самое лето от чрезмерной работы в школе легкие мои начали сдавать: дыхание стало затруднено; боли в груди свидетельствовали о ее недуге; голос стал глухим и прерывистым. Сначала это меня очень встревожило: приходилось по необходимости сложить бремя учительства или, во всяком случае, прервать работу пока, может быть, вылечусь и выздоровею.
Sed ubi plena voluntas vacandi et videndi quoniam tu es dominus oborta mihi est atque firmata (nosti, deus meus), etiam gaudere coepi quod haec quoque suberat non mendax excusatio, quae offensionem hominum temperaret, qui propter liberos suos me liberum esse numquam volebant. Когда же овладело мной и укрепилось во всей полноте желание "освободиться и видеть, ибо Ты - Господь", - Ты знаешь, Боже мой, я даже обрадовался, что у меня есть справедливое извинение, которое должно смягчить обиду людей, не желавших из-за своих милых детей помиловать меня.
Plenus igitur tali gaudio tolerabam illud intervallum temporis donec decurreret (nescio utrum vel viginti dies erant), sed tamen fortiter tolerabantur quia recesserat cupiditas, quae mecum solebat ferre grave negotium, et ego premendus remanseram nisi patientia succederet. Полный такой радости, я перетерпел этот промежуток времени до конца - было это, кажется, дней двадцать - претерпевались они с натугой: во мне уже не было того запала, с которым я обычно вел эти трудные занятия, и не приди на его смену терпение, они согнули бы меня под своим бременем.
Peccasse me in hoc quisquam servorum tuorum, fratrum meorum, dixerit, quod iam pleno corde militia tua passus me fuerim vel una hora sedere in cathedra mendacii, at ego non contendo. Sed tu, domine misericordissime, nonne et hoc peccatum cum ceteris horrendis et funereis in aqua sancta ignovisti et remisisti mihi? Кто-нибудь из рабов Твоих, моих братьев, скажет, что я согрешил, позволив себе хоть один час остаться на кафедре лжи в то время, как сердце мое полно было желанием служить Тебе. Не буду спорить. Но Ты, Всемилостивый Господа, разве не простил мне этот грех и не отпустил его вместе с другими, страшными и смертными, омыв меня святой водой!
9.3.5 Macerabatur anxitudine Verecundus de isto nostro bono, quod propter vincula sua, quibus tenacissime tenebatur, deseri se nostro consortio videbat. Nondum christianus, coniuge fideli, ea ipsa tamen artiore prae ceteris compede ab itinere quod aggressi eramus retardabatur, nec christianum esse alio modo se velle dicebat quam illo quo non poterat. 5. Верекунд изводился и тосковал, глядя на наше счастье: он видел, что узы, крепко его связавшие, заставят его покинуть наше общество. Не будучи сам христианином, он женился на христианке, и она-то и оказалась самыми тесными колодками, мешавшими ему пойти по пути, на который вступили мы. А стать христианином он хотел только при том условии, которое было невыполнимо.
Benigne sane obtulit ut, quamdiu ibi essemus, in re eius essemus. Retribues illi, domine, in resurrectione iustorum, quia iam ipsam sortem retribuisti ei. Quamvis enim absentibus nobis, cum Romae iam essemus, corporali aegritudine correptus et in ea christianus et fidelis factus ex hac vita emigravit. Он ласково предложил нам побыть в его имении, пока захотим. Ты воздашь ему, Господи, в час воздаяния праведным; их часть Ты уже воздал ему. Хоть и в отсутствие наше (мы были уже в Риме), он во время тяжелой болезни стал христианином и переселился из этой жизни.
Ita misertus es non solum eius sed etiam nostri, ne cogitantes egregiam erga nos amici humanitatem nec eum in grege tuo numerantes dolore intolerabili cruciaremur. Gratias tibi, deus noster! tui sumus. Ты пожалел не только его, но и нас: мы не будем мучиться невыносимой болью, думая, что этот исключительной доброты к нам друг наш исключен из стада Твоего. Благодарим Тебя, Боже наш!
Indicant hortationes et consolationes tuae: fidelis promissor reddis Verecundo pro rure illo eius Cassiciaco, ubi ab aestu saeculi requievimus in te, amoenitatem sempiterne virentis paradisi tui, quoniam dimisisti ei peccata super terram in monte incaseato, monte tuo, monte uberi. Мы Твои: вразумления и утешения Твои говорят об этом. Верный Своим обещаниям дал Ты Верекунду за его именьице в Кассициаке, где мы отдохнули в Тебе от мирских треволнений, красоту Твоего вечно зеленеющего рая, ибо отпустил ему земные грехи его "на горе молочной, на горе Твоей, горе изобилия"
9.3.6 Angebatur ergo tunc ipse, Nebridius autem conlaetabatur. Quamvis enim et ipse nondum christianus in illam foveam perniciosissimi erroris inciderat ut veritatis filii tui carnem phantasma crederet, tamen inde emergens sic sibi erat, nondum imbutus ullis ecclesiae tuae sacramentis, sed inquisitor ardentissimus veritatis. 6. А в то время он тосковал. Небридий же радовался с нами. Хотя он еще и не был христианином и когда-то свалился в ров губительнейшего заблуждения (подлинное тело Сына Твоего считал призрачным), но выбрался оттуда, и еще сам по себе, еще не причастный к таинствам Твоей Церкви, был уже пылким искателем истины.
Quem non multo post conversionem nostram et regenerationem per baptismum tuum ipsum etiam fidelem catholicum, castitate perfecta atque continentia tibi servientem in Africa apud suos, cum tota domus eius per eum christiana facta esset, carne solvisti. Et nunc ille vivit in sinu Abraham. Вскоре после обращения нашего и возрождения Крещением Твоим Ты разрешил его от тела; он был уже верным христианином, служил Тебе в совершенном целомудрии и воздержании у своих в Африке и через него весь его дом стал христианским. Теперь он живет "в лоне Авраамовом".
Quidquid illud est quod illo significatur sinu, ibi Nebridius meus vivit, dulcis amicus meus, tuus autem, domine, adoptivus ex liberto filius: ibi vivit. Nam quis alius tali animae locus? Ibi vivit unde me multa interrogabat homuncionem inexpertum. Iam non ponit aurem ad os meum sed spiritale os ad fontem tuum, et bibit quantum potest sapientiam pro aviditate sua sine fine felix. Что разумеется под этим словом "лоно"? Там живет мой Небридий, милый друг мой, усыновленный Тобой сын отпущенника. Там живет он. Может ли быть другое место для такой души? Там живет он, в этом месте, о котором столько расспрашивал меня, жалкого невежду. Теперь он преклоняет ухо не к устам моим, а духовные уста свои к источнику Твоему и в счастье, не знающем конца, пьет, сколько может, в меру жадности своей от мудрости Твоей.
Nec eum sic arbitror inebriari ex ea ut obliviscatur mei, cum tu, domine, quem potat ille, nostri sis memor. Я не думаю, что он так опьянен ею, что позабыл меня; Ты ведь поминаешь меня, Господи, утоляя его жажду.
Sic ergo eramus, Verecundum consolantes tristem salva amicitia de tali conversione nostra et exhortantes ad fidem gradus sui, vitae scilicet coniugalis, Nebridium autem opperientes, quando sequeretur, quod de tam proximo poterat. Так жили мы, утешая Верекунда, опечаленного обращением нашим, но хранившего дружбу; уговаривали его уверовать, оставаясь на своей ступени, т. е. в брачной жизни, и поджидали, когда Небридий пойдет за нами.
Et erat iam iamque facturus, cum ecce evoluti sunt dies illi tandem. Nam longi et multi videbantur prae amore libertatis otiosae ad cantandum de medullis omnibus. Tibi dixit cor meum, 'Quaesivi vultum tuum; vultum tuum, domine, requiram.' Он был очень близок к этому и готов был вот-вот это сделать, но уже истекли дни каникул. Они показались мне длинными и было их много; я ведь хотел свободы и досуга, чтобы воспевать Тебя всем существом своим: "Тебе говорило сердце мое, я искал лица Твоего; лицо Твое, Господи, взыщу я".
9.4.7 Et venit dies quo etiam actu solverer a professione rhetorica, unde iam cogitatu solutus eram, et factum est. Eruisti linguam meam unde iam erueras cor meum, et benedicebam tibi gaudens, profectus in villam cum meis omnibus. 7. И вот пришел день, когда я на деле освободился от преподавания риторики, от которого уже давно освобожден был в мыслях. Ты убрал язык мой оттуда, откуда еще раньше убрал сердце мое, и я благословлял Тебя и радовался, уезжая в деревню вместе со всеми своими.
Ibi quid egerim in litteris iam quidem servientibus tibi, sed adhuc superbiae scholam tamquam in pausatione anhelantibus, testantur libri disputati cum praesentibus et cum ipso me solo coram te; quae autem cum absente Nebridio, testantur epistulae. Я занялся там кое-каким писанием: этими книгами я, правда, служил Тебе, но от них еще отдавало духом школьного высокоумия, - так дышат бегуны, остановившись передохнуть, - это видно и в диалогах с присутствующими друзьями и в беседах с Самим собой пред лицом Твоим; видно и в переписке с отсутствующим Небридием.
Et quando mihi sufficiat tempus commemorandi omnia magna erga nos beneficia tua in illo tempore, praesertim ad alia maiora properanti? Хватит ли у меня времени вспомнить все великие благодеяния Твои от того времени: я ведь спешу перейти к главному.
Revocat enim me recordatio mea, et dulce mihi fit, domine, confiteri tibi quibus internis me stimulis perdomueris, et quemadmodum me complanaveris humilitatis montibus et collibus cogitationum mearum et tortuosa mea direxeris et aspera lenieris, quoque modo ipsum etiam Alypium, fratrem cordis mei, subegeris nomini unigeniti tui, domini et salvatoris nostri Iesu Christi, quod primo dedignabatur inseri litteris nostris. Воспоминание вызывает мне меня тогдашнего, и мне сладостно поведать Тебе, Господи, о тех тайных уколах, которыми Ты укрощал меня, о том, как поверг меня ниц, "понизив горы и холмы моих размышлений", "выправив кривизны" мои и сгладив бугры; как самого Алипия, брата сердца моего, подчинил Имени Единородного Твоего Иисуса Христа, Господа и Спасителя нашего, Имени, которое он раньше пренебрегал вставлять в писания наши.
Magis enim eas volebat redolere gymnasiorum cedros, quas iam contrivit dominus, quam salubres herbas ecclesiasticas adversas serpentibus. Он предпочитал, чтоб от них исходил запах школьных кедров, которые "Господь разбил в щепы", а не церковных трав, излечивающих змеиные укусы.
9.4.8 Quas tibi, deus meus, voces dedi, cum legerem psalmos David, cantica fidelia, sonos pietatis excludentes turgidum spiritum, rudis in germano amore tuo, catechumenus in villa cum catechumeno Alypio feriatus, matre adhaerente nobis muliebri habitu, virili fide, anili securitate, materna caritate, christiana pietate! 8. Как взывал я к Тебе, Боже мой, читая псалмы Давида, эти христианские песнопения, звучавшие благочестием, изгонявшие дух гордыни. Новичок в истинной любви Твоей, катехумен вместе с катехуменом Алипием, я отдыхал в деревенской усадьбе.С нами была моя мать, соединявшая с женской повадкой мужскую веру, с ясностью старости - материнскую любовь и христианское благочестие.
Quas tibi voces dabam in psalmis illis, et quomodo in te inflammabar ex eis et accendebar eos recitare, si possem, toto orbi terrarum adversus typhum generis humani! et tamen toto orbe cantantur, et non est qui se abscondat a calore tuo. Как взывал я к Тебе в этих псалмах, какая любовь к Тебе вспыхивала от них, каким желанием горел я прочесть их, если бы мог, всему миру, сокрушая ими человеческую гордость! Но их ведь и поют по всему миру, "и никто не может скрыться от огня Твоего".
Quam vehementi et acri dolore indignabar manichaeis et miserabar eos rursus, quod illa sacramenta, illa medicamenta nescirent et insani essent adversus antidotum quo sani esse potuissent! vellem ut alicubi iuxta essent tunc et, me nesciente quod ibi essent, intuerentur faciem meam et audirent voces meas quando legi quartum psalmum in illo tunc otio. С какой резкой и острой болью возмущался я манихеями и опять-таки жалел их, потому что они не знают наших таинств, этого лекарства, и в безумии отвергают противоядие, от которого вернулся бы ум. Мне хотелось, чтобы они были где-нибудь тут, около, а я бы и не знал, что они тут: пусть поглядели бы они на мое лицо и услышали восклицания мои, когда я, в моем тогдашнем уединении, читал четвертый псалом;
Quid de me fecerit ille psalmus ('Cum invocarem, exaudivit me deus iustitiae meae; in tribulatione dilatasti mihi. Miserere mei, domine, et exaudi orationem meam') audirent ignorante me utrum audirent, ne me propter se illa dicere putarent quae inter haec verba dixerim, quia et re vera nec ea dicerem nec sic ea dicerem, si me ab eis audiri viderique sentirem, nec, si dicerem, sic acciperent quomodo mecum et mihi coram te de familiari affectu animi mei. пусть увидели бы, что делал со мной этот псалом: "Когда воззвал я к Тебе, услышал Ты меня. Боже Правды моей; в тревоге дал Ты мне покой. Помилуй меня, Господи, и услыши молитву мою". Пусть бы послушали, а я бы и не подозревал, что они слушают: пусть не думают, что я говорю ради них то, что говорил я между этими словами. И на самом деле я не сказал бы этого, и не так бы это сказал, знай я, что они видят и слышат меня, да если бы и сказал, то они ведь не восприняли бы, как сама с собой для себя самой пред лицом Твоим в сыновней любви изливается душа моя.
9.4.9 Inhorrui timendo ibidemque inferbui sperando et exultando in tua misericordia, pater. Et haec omnia exibant per oculos et vocem meam, cum conversus ad nos spiritus tuus bonus ait nobis, 'Filii hominum, quousque graves corde? Ut quid diligitis vanitatem et quaeritis mendacium?' 9. Я трепетал от страха и в то же время согревался надеждой на Твое милосердие, Отец, и радостью о нем. И все это выражалось в моих глазах и голосе, когда благой Дух Твой, обратившись к нам, говорит: "Сыны человеческие, доколе отягощаете сердце свое, зачем любите суету и ищете ложь"?
dilexeram enim vanitatem et quaesieram mendacium, et tu, domine, iam magnificaveras sanctum tuum, suscitans eum a mortuis et conlocans ad dexteram tuam, unde mitteret ex alto promissionem suam, paracletum, spiritum veritatis. А я любил суету и искал ложь. А Ты, Господи, уже "прославил Святого Твоего, восставив Его из мертвых и поместив одесную Себя", чтобы исполнил Он обещание Свое, послав с Небес "Утешителя, Духа Истины".
Et miserat eum iam, sed ego nesciebam. Miserat eum, quia iam magnificatus erat resurgens a mortuis et ascendens in caelum. Ante autem spiritus nondum erat datus, quia Iesus nondum erat clarificatus. Он послал Его, но я не знал об этом. Он послал Его, ибо был прославлен, воскрес из мертвых и взошел на Небеса. Раньше "не было дано Духа Святого, потому что Иисус еще не был прославлен".
Et clamat prophetia, 'Quousque graves corde? Ut quid diligitis vanitatem et quaeritis mendacium? Et scitote quoniam dominus magnificavit sanctum suum.' clamat 'Quousque', clamat 'Scitote', et ego tamdiu nesciens vanitatem dilexi et mendacium quaesivi, et ideo audivi et contremui, quoniam talibus dicitur qualem me fuisse reminiscebar. И восклицает пророк: "Доколе отягощаете сердце? зачем любите суету и ищете ложь? знайте, что Господь прославил Святого Своего". Он восклицает "доколе"; он восклицает "знайте", а я так долго не знал, любил суету и искал ложь. И потому я слушал и содрогался: слова эти сказаны таким людям, каким, помню, был я сам.
In phantasmatis enim quae pro veritate tenueram vanitas erat et mendacium. Et insonui multa graviter ac fortiter in dolore recordationis meae. Quae utinam audissent qui adhuc usque diligunt vanitatem et quaerunt mendacium: forte conturbarentur et evomuissent illud, et exaudires eos cum clamarent ad te, quoniam vera morte carnis mortuus est pro nobis qui te interpellat pro nobis. В призраках, которые я считал действительностью, была суета и ложь. И в боли воспоминаний своих жаловался я громко и тяжко. О если бы услышали меня те, кто и доселе любит суету и ищет ложь? Может быть, они бы пришли в смятение, очистились бы, и Ты бы услышал их, когда они возопили бы к Тебе, ибо настоящей телесной смертью "умер Он за нас, и за нас ходатайствует".
9.4.10 Legebam, 'Irascimini et nolite peccare,' et quomodo movebar, deus meus, qui iam didiceram irasci mihi de praeteritis, ut de cetero non peccarem, et merito irasci, quia non alia natura gentis tenebrarum de me peccabat, sicut dicunt qui sibi non irascuntur et thesaurizant sibi iram in die irae et revelationis iusti iudicii tui! nec iam bona mea foris erant nec oculis carneis in isto sole quaerebantur. 10. Я читал: "Вознегодуйте и перестаньте грешить". Как волновали меня эти слова. Боже мой! я уже научился негодовать на себя за прошлое, чтобы впредь не грешить, и негодовал заслуженно, ибо грешила во мне не природа чуждая, свойственная порождению мрака, как говорят те, кто не гневается на себя и "собирает гнев на себя в день гнева и откровения праведного суда Твоего". Уже блага мои были не вне меня, и не телесными очами, не в лучах этого солнца искал я их.
Volentes enim gaudere forinsecus facile vanescunt et effunduntur in ea quae videntur et temporalia sunt, et imagines eorum famelica cogitatione lambiunt. Et o si fatigentur inedia et dicant, 'Quis ostendet nobis bona?' et dicamus, et audiant, 'Signatum est in nobis lumen vultus tui, domine.' non enim lumen nos sumus quod inluminat omnem hominem, sed inluminamur a te ut, qui fuimus aliquando tenebrae, simus lux in te. Те, кто ищет радоваться внешнему, быстро увядают, растрачивают себя на зримое и преходящее и в своем изголодавшемся воображении пытаются отведать несуществующей пищи. О если бы истомились они голодом и сказали: "Кто покажет нам доброе?" Скажем, пусть услышат: "Запечатлен в нас свет лица Твоего, Господи". Мы сами - не свет, "Который просвещает всякого человека", но мы просвещены Тобой: мы были "некогда тьма, а теперь свет в Тебе".
O si viderent internum aeternum, quod ego quia gustaveram, frendebam, quoniam non eis poteram ostendere, si afferent ad me cor in oculis suis foris a te et dicerent, 'Quis ostendet nobis bona?' ibi enim ubi mihi iratus eram, intus in cubili ubi compunctus eram, ubi sacrificaveram mactans vetustatem meam et inchoata meditatione renovationis meae sperans in te, ibi mihi dulcescere coeperas et dederas laetitiam in corde meo. О если бы видели они это внутреннее и вечное! вкусив от Него, я скрежетал зубами, потому что не мог им его показать. Пусть бы принесли они мне сердце, отвращающееся от Тебя ко внешнему, и сказали: "кто покажет нам доброе?" Оно там, где я гневался на себя, в тайниках сердца моего, где я был уязвлен; где я убил и принес в жертву ветхого человека и начал размышлять, надеясь на Тебя, о своем обновлении; там начал Ты становиться мне сладостен и "дал радость в сердце моем".
Et exclamabam legens haec foris et agnoscens intus, nec volebam multiplicari terrenis bonis, devorans tempora et devoratus temporibus, cum haberem in aeterna simplicitate aliud frumentum et vinum et oleum. Так громко восклицал я, узнавая прочитанное в сердце; я не хотел, убивая время и убиваемый временем, рассеиваться многообразием земных благ: в Твоей вечной простоте была для меня "другая пшеница, вино и елей".
9.4.11 Et clamabam in consequenti versu clamore alto cordis mei, 'O in pace! o in idipsum!' o quid dixit? 'Obdormiam et somnum capiam!' quoniam quis resistet nobis, cum fiet sermo qui scriptus est, 'Absorpta est mors in victoriam'? 11. А на следующем стихе громко вскрикивал я криком из глубины сердца моего: "О! в мире! о! в Нем Самом!" что значат Его слова: "Усну и вкушу покой?" Кто воспротивится нам, когда исполнится написанное: "Поглощена смерть победой?"
Et tu es idipsum valde, qui non mutaris, et in te requies obliviscens laborum omnium, quoniam nullus alius tecum nec ad alia multa adipiscenda quae non sunt quod tu, sed tu, domine, singulariter in spe constituisti me. и Ты есть Сущий и не меняешься; в Тебе покой, забывающий о всех трудах, и нет с Тобой никого, кроме Тебя, и не для погони за многим, не тем, что не Ты, "утвердил Ты меня, простого, Господи, в надежде".
Legebam et ardebam, nec inveniebam quid facerem surdis mortuis ex quibus fueram, pestis, latrator amarus et caecus adversus litteras de melle caeli melleas et de lumine tuo luminosas, et super inimicis scripturae huius tabescebam. Я читал и горел и не находил, что бы сделать для глухих мертвецов, к которым принадлежал раньше и сам я, чума, горький слепец, пес, лающий на слова, медовые от небесного меда, светлые от света Твоего. И я изводился, думая о врагах этого Писания.
9.4.12 Quando recordabor omnia dierum illorum feriatorum? Sed nec oblitus sum nec silebo flagelli tui asperitatem et misericordiae tuae mirabilem celeritatem. 12. Когда переберу я в памяти все, бывшее в эти праздничные дни? но я не забыл и не умолчу ни о жестокости бича Твоего, ни о дивной скорости милосердия Твоего.
Dolore dentium tunc excruciabas me, et cum in tantum ingravesceret ut non valerem loqui, ascendit in cor meum admonere omnes meos qui aderant ut deprecarentur te pro me, deum salutis omnimodae. Et scripsi hoc in cera et dedi ut eis legeretur. Ты мучил меня тогда зубной болью, и когда она усилилась до того, что я не мог говорить, пало мне на сердце попросить всех моих, кто тут был, помолиться за меня Богу всяческого спасения. Я написал это на дощечке и дал им прочесть.
Mox ut genua supplici affectu fiximus, fugit dolor ille. Sed quis dolor? Aut quomodo fugit? Expavi, fateor, domine meus deus meus. Nihil enim tale ab ineunte aetate expertus fueram, et insinuati sunt mihi in profundo nutus tui. И только преклонили мы молитвенно колени, как боль исчезла. Но какая боль! и каким образом она исчезла? Признаюсь: я устрашился. Господь мой и Бог мой: ничего подобного не испытал я с начала жизни моей.
Et gaudens in fide laudavi nomen tuum, et ea fides me securum esse non sinebat de praeteritis peccatis meis, quae mihi per baptismum tuum remissa nondum erant. И проникло в глубь сердца моего признание власти Твоей, и радостно, с верой восхвалил я Имя Твое. А вера эта не позволяла мне успокоиться о прежних грехах моих, еще не прощенных через Крещение Твое.
9.5.13 Renuntiavi peractis vindemialibus ut scholasticis suis Mediolanenses venditorem verborum alium providerent, quod et tibi ego servire delegissem et illi professioni prae difficultate spirandi ac dolore pectoris non sufficerem. 13. По прошествии каникул я отказался от своего места: пусть медиоланцы поищут для своих школьников другого продавца слов; я определил себя на службу Тебе и не годен был для учительства по причине затрудненного дыхания и болей в груди.
Et insinuavi per litteras antistiti tuo, viro sancto Ambrosio, pristinos errores meos et praesens votum meum, ut moneret quid mihi potissimum de libris tuis legendum esset, quo percipiendae tantae gratiae paratior aptiorque fierem. Я изложил в письмах Твоему предстоятелю, Амвросию, мужу святому, прежние заблуждения мои и теперешнее желание свое и попросил указать, какие из Книг Твоих предпочтительнее всего мне читать, чтобы приготовить себя к принятию такой великой благодати.
At ille iussit Esaiam prophetam, credo, quod prae ceteris evangelii vocationisque gentium sit praenuntiator apertior. Verum tamen ego primam huius lectionem non intellegens totumque talem arbitrans distuli repetendum exercitatior in dominico eloquio. Он велел читать пророка Исаию, думаю, потому, что яснее других говорит он о Евангелии и призвании язычников. Не поняв и первой главы его и решив, что и вся книга темна, я отложил вторичное ее чтение до тех пор, пока не освоюсь с языком Писания.
9.6.14 Inde ubi tempus advenit quo me nomen dare oporteret, relicto rure Mediolanium remeavimus. Placuit et Alypio renasci in te mecum iam induto humilitate sacramentis tuis congrua et fortissimo domitori corporis, usque ad Italicum solum glaciale nudo pede obterendum insolito ausu. 14. И вот пришло время записаться на Крещение; оставив деревню, вернулись мы в Медиолан. Алипию хотелось возродиться в Тебе вместе со мной; он уже облекся в смирение, подобающее Твоим таинствам. Мужественный укротитель тела, он отважился на поступок необычный: прошел босиком по ледяной земле Италии.
Adiunximus etiam nobis puerum Adeodatum ex me natum carnaliter de peccato meo. Tu bene feceras eum. Мы взяли с собой и Адеодата, сына от плоти моей и от греха моего. Он был прекрасным созданием Твоим:
Annorum erat ferme quindecim et ingenio praeveniebat multos graves et doctos viros. Munera tua tibi confiteor, domine deus meus, creator omnium et multum potens formare nostra deformia, nam ego in illo puero praeter delictum non habebam. было ему лет пятнадцать, а он превосходил умом многих важных и ученых мужей. Исповедаю Тебе дары Твои, Господи Боже мой, Создатель всего, властный преобразить безобразие наше: от меня этот мальчик ничего не получил, я только запятнал его своии проступком.
Quod enim et nutriebatur a nobis in disciplina tua, tu inspiraveras nobis, nullus alius. Munera tua tibi confiteor. Est liber noster qui inscribitur 'De magistro': ipse ibi mecum loquitur. А что он воспитан был в учении Твоем, это внушил нам Ты и никто другой; исповедаю Тебе дары Твои.Есть у меня книга, озаглавленная "Учитель"; это он там разговаривает со мной.
Tu scis illius esse sensa omnia quae inseruntur ibi ex persona conlocutoris mei, cum esset in annis sedecim. Ты знаешь, что все мысли, вложенные там в уста моего собеседника, принадлежат ему, шестнадцатилетнему.
Multa eius alias mirabiliora expertus sum: horrori mihi erat illud ingenium. Et quis praeter te talium miraculorum opifex? Cito de terra abstulisti vitam eius, et securior eum recordor non timens quicquam pueritiae nec adulescentiae nec omnino homini illi. Много еще более удивительного обнаруживал я в нем. Меня пугала такая даровитость. Какой мастер, кроме Тебя, мог бы сделать такое чудо? Ты рано прервал его земную жнзнь, и мне спокойнее за него: я не боюсь ни за его отрочество, ни за его юность - вообще не боюсь за него.
Sociavimus eum coaevum nobis in gratia tua, educandum in disciplina tua. Et baptizati sumus et fugit a nobis sollicitudo vitae praeteritae. Nec satiabar illis diebus dulcedine mirabili considerare altitudinem consilii tui super salutem generis humani. Мы взяли его в товарищи, сверстника нащего по благодати Твоей, чтобы наставить в учении Твоем. Мы крестились, и бежала от нас тревога за свою прежнюю жизнь. Я не мог в те дни насытиться дивной сладостью, созерцая глубину Твоего намерения спасти род человеческий.
Quantum flevi in hymnis et canticis tuis, suave sonantis ecclesiae tuae vocibus commotus acriter! voces illae influebant auribus meis, et eliquabatur veritas in cor meum, et exaestuabat inde affectus pietatis, et currebant lacrimae, et bene mihi erat cum eis. Сколько плакал я над Твоими гимнами и песнопениями, горячо взволнованный голосами, сладостно звучавшими в Твоей Церкви. Звуки эти вливались в уши мои, истина отцеживалась в сердце мое, я был охвачен благоговением; слезы бежали, и хорошо мне было с ними.
9.7.15 Non longe coeperat Mediolanensis ecclesia genus hoc consolationis et exhortationis celebrare magno studio fratrum concinentium vocibus et cordibus. Nimirum annus erat aut non multo amplius, cum Iustina, Valentiniani regis pueri mater, hominem tuum Ambrosium persequeretur haeresis suae causa, qua fuerat seducta ab arrianis. 15. Незадолго до этого в Медиоланской церкви вошло в обычай утешать и наставлять с помощью пения: братья пели ревностно и согласно, устами и сердцем. Уже год или немного больше Юстина, мать малолетнего императора Валентиниана, преследовала Твоего Амвросия по причине ереси, которой соблазнили ее ариане.
Excubabat pia plebs in ecclesia, mori parata cum episcopo suo, servo tuo. Ibi mea mater, ancilla tua, sollicitudinis et vigiliarum primas tenens, orationibus vivebat. Nos adhuc frigidi a calore spiritus tui excitabamur tamen civitate attonita atque turbata. Благочестивая толпа бодрствовала в церкви, готовая умереть, вместе со своим епископом, рабом Твоим. И там же мать моя, слуга Твоя, первая в тревоге и бдении, жила молитвой. Мы, тогда еще не согретые жаром Твоего Духа, все же волновались: город был в смятении и беспокойстве.
Tunc hymni et psalmi ut canerentur secundum morem orientalium partium, ne populus maeroris taedio contabesceret, institutum est, ex illo in hodiernum retentum multis iam ac paene omnibus gregibus tuis et per cetera orbis imitantibus. Тогда и постановлено было петь гимны и псалмы по обычаю Восточной Церкви, чтобы народ совсем не извелся в тоске и печали; с тех пор и поныне обычай этот соблюдается, и его усвоили многие, да почти все стада Твои и в остальном мире.
9.7.16 Tunc memorato antistiti tuo per visum aperuisti quo loco laterent martyrum corpora Protasii et Gervasii, quae per tot annos incorrupta in thesauro secreti tui reconderas, unde opportune promeres ad cohercendam rabiem femineam sed regiam. 16. Тогда упомянутому предстоятелю Твоему открыто было в видении место, где сокрыты тела мучеников Протасия и Гервасия, которые столько лет хранил Ты нетленными в тайной сокровищнице Твоей, чтобы своевременно взять их оттуда в обуздание женщины лютой, но царственной.
Cum enim propalata et effossa digno cum honore transferrentur ad ambrosianam basilicam, non solum quos immundi vexabant spiritus confessis eisdem daemonibus sanabantur, verum etiam quidam plures annos caecus civis civitatique notissimus, cum populi tumultuante laetitia causam quaesisset atque audisset, exilivit eoque se ut duceret suum ducem rogavit, quo perductus impetravit admitti ut sudario tangeret feretrum pretiosae in conspectu tuo mortis sanctorum tuorum; quod ubi fecit atque admovit oculis, confestim aperti sunt. Обнаружив их и откопав, перенесли их с подобающими почестями в Амвросневу базилику: исцелялись не только мучимые нечистыми духами (сами демоны сознавались в своем поражении); один медиоланец, слепой в течение многих лет и хорошо известный всему городу,стал расспрашивать, почему так буйно ликует народ, и, узнав, в чем дело, вскочил и попросил своего поводыря отвести его туда. Приведенный на место, он добился разрешения подойтии прикоснуться платком к носилкам, где покоились те, о ком сказано "дорога в очах Господних смерть святых Его". Затем он поднес платок к глазам своим, и они сразу открылись.
Inde fama discurrens, inde laudes tuae ferventes, lucentes, inde illius inimicae animus etsi ad credendi sanitatem non applicatus, a persequendi tamen furore compressus est. Об этом разнеслась молва. Тебе возносили хвалы, горячие, сиявшие радостью; поэтому противница Твоя, хотя и не приникла к здравой вере, но подавила в душе своей неистовость в преследованиях.
Gratias tibi, deus meus! unde et quo duxisti recordationem meam, ut haec etiam confiterer tibi, quae magna oblitus praeterieram? Et tamen tunc, cum ita fragraret odor unguentorum tuorum, non currebamus post te. Ideo plus flebam inter cantica hymnorum tuorum, olim suspirans tibi et tandem respirans, quantum patet aura in domo faenea. Благодарю Тебя, Боже мой. Откуда и куда повел Ты воспоминания мои? чтобы я исповедал Тебе, о каких великих событиях я забыл; даже тогда, когда так благоухал "аромат благовоний Твоих", мы не кинулись к Тебе. Потому я так и плакал за пением Твоих гимнов; давно вздыхал я о Тебе и наконец вдохнул веяние ветра, насколько проникал он в дом из травы.
9.8.17 Qui habitare facis unanimes in domo, consociasti nobis et Evodium iuvenem ex nostro municipio. Qui cum agens in rebus militaret, prior nobis ad te conversus est et baptizatus et relicta militia saeculari accinctus in tua. Simul eramus, simul habitaturi placito sancto. 17. "Ты, Кто позволяешь жить вместе людям единодушным", ввел в наше общество Эводия, молодого человека из нашего муниципия. Он служил в тайной полиции, раньше нас обратился к Тебе, крестился и, оставив мирскую службу, вооружился для Твоей. Мы были вместе и вместе собирались пребыть в нашем святом решении.
Quaerebamus quisnam locus nos utilius haberet servientes tibi; pariter remeabamus in Africam. Et cum apud Ostia Tiberina essemus, mater defuncta est. Мы обдумывали, в каком месте лучше нам служить Тебе, и решили все разом вернуться в Африку. Когда мы были в Остии на Тибре, мать скончалась.
Multa praetereo, quia multum festino: accipe confessiones meas et gratiarum actiones, deus meus, de rebus innumerabilibus etiam in silentio. Я многое пропускаю, потому что очень тороплюсь. Прими, Господи, исповедь мою и благодарность, пусть и безмолвную, за бесчисленные дела Твои.
Sed non praeteribo quidquid mihi anima parturit de illa famula tua, quae me parturivit et carne, ut in hanc temporalem, et corde, ut in aeternam lucem nascerer. Non eius sed tua dicam dona in eam, neque enim se ipsa fecerat aut educaverat se ipsam. Но я не пройду мимо того, что родилось в душе моей к этой слуге Твоей, которая родила меня телом для этого преходящего света, и сердцем - для вечного. Я буду говорить о Твоих дарах ей, не о ее собственных качествах. Она не сама себя создала и не сама себя воспитала:
Tu creasti eam (nec pater nec mater sciebat qualis ex eis fieret) et erudivit eam in timore tuo virga Christi tui, regimen unici tui, in domo fideli, bono membro ecclesiae tuae. Ты сотворил ее, и ни отец, ни мать не знали, какой она будет. Ее наставила в страхе Твоем розга Христа Твоего, руководство Единого Твоего в семье верной, члены которой были добрыми членами Церкви Твоей.
Nec tantam erga suam disciplinam diligentiam matris praedicabat quantam famulae cuiusdam decrepitae, quae patrem eius infantem portaverat, sicut dorso grandiuscularum puellarum parvuli portari solent. Cuius rei gratia et propter senectam ac mores optimos in domo christiana satis a dominis honorabatur. За старательное воспитание свое она не столь хвалила мать свою, сколь некую престарелую служанку, которая носила еще отца ее на спине, как обычно носят малышей девочки постарше. За это, за ее старость и чистые нравы пользовалась она в христианском доме почетом от хозяев.
Unde etiam curam dominicarum filiarum commissam diligenter gerebat et erat in eis cohercendis, cum opus esset, sancta severitate vehemens atque in docendis sobria prudentia. Потому и поручена ей была забота о хозяйских дочерях, и она старательно несла ее. Полная святой строгости и неумолимая в наказаниях, когда они требовались, была она в наставлениях рдзумна и рассудительна.
Nam eas, praeter illas horas quibus ad mensam parentum moderatissime alebantur, etiamsi exardescerent siti, nec aquam bibere sinebat, praecavens consuetudinem malam et addens verbum sanum: Она, например, разрешала девочкам, невзирая на жгучую жажду, пить даже воду только во время очень умеренного обеда за родительским столом. Она остерегала их от худой привычки разумным словом:
'Modo aquam bibitis, quia in potestate vinum non habetis; cum autem ad maritos veneritis factae dominae apothecarum et cellariorum, aqua sordebit, sed mos potandi praevalebit.' "сейчас вы пьете воду, потому что не распоряжаетесь вином, а когда в мужнем доме станете хозяйками погребов и кладовок, вода вам может опротиветь, а привычка к питью останется в силе".
Hac ratione praecipiendi et auctoritate imperandi frenabat aviditatem tenerioris aetatis et ipsam puellarum sitim formabat ad honestum modum, ut iam nec liberet quod non deceret. Таким образом, разумно поучая и властно приказывая, обуздывала она жадность нежного возраста и даже жажду у девочек удерживала в границах умеренности: пусть не прельщает их то, что непристойно.
9.8.18 Et subrepserat tamen, sicut mihi filio famula tua narrabat, subrepserat ei vinulentia. Nam cum de more tamquam puella sobria iuberetur a parentibus de cupa vinum depromere, submisso poculo qua desuper patet, priusquam in lagunculam funderet merum, primoribus labris sorbebat exiguum, quia non poterat amplius sensu recusante. 18. И, однако, незаметно подползла к матери моей, как рассказывала мне, сыну, слуга Твоя - подползла страсть к вину.Родители обычно приказывали ей, как девушке воздержанной, доставать вино из бочки. Опустив туда через верхнее отверстие сосуд, она прежде чем перелить это чистое вино в бутылку, краем губ чуть-чуть отхлебывала его: больше она не могла, так как вино ей не нравилось.
Non enim ulla temulenta cupidine faciebat hoc, sed quibusdam superfluentibus aetatis excessibus, qui ludicris motibus ebulliunt et in puerilibus animis maiorum pondere premi solent. И делала она это вовсе не по склонности к пьянству, а от избытка, кипящих сил, ищущих выхода в мимолетных проказах; их обычно подавляет в отроческих душах глубокое уважение к старшим.
Itaque ad illud modicum cotidiana modica addendo (quoniam qui modica spernit, paulatim decidit) in eam consuetudinem lapsa erat ut prope iam plenos mero caliculos inhianter hauriret. И вот, прибавляя к этой ежедневной капле ежедневно по капле - а "тот, кто пренебрегает малым, постепенно падает" - она докатилась до того, что с жадностью почти полными кубками стала поглощать неразбавленное вино.
Ubi tunc sagax anus et vehemens illa prohibitio? Numquid valebat aliquid adversus latentem morbum, nisi tua medicina, domine, vigilaret super nos? Где была тогда проницательная старушка и ее неумолимые запреты? Разве что-нибудь может одолеть тайную болезнь нашу, если Ты, Господи, не бодрствуешь над нами со Своим врачеванием?
Absente patre et matre et nutritoribus tu praesens, qui creasti, qui vocas, qui etiam per praepositos homines boni aliquid agis ad animarum salutem. Quid tunc egisti, deus meus? Unde curasti? Unde sanasti? Нет отца, матери и воспитателей, но присутствуешь Ты, Который нас создал. Который зовешь нас. Который даже через... людей делаешь доброе, чтобы спасти душу. Что же сделал Ты тогда. Боже мой? Чем стал лечить? Чем исцелил?
Nonne protulisti durum et acutum ex altera anima convicium tamquam medicinale ferrum ex occultis provisionibus tuis et uno ictu putredinem illam praecidisti? Ancilla enim, cum qua solebat accedere ad cupam, litigans cum domina minore, ut fit, sola cum sola, obiecit hoc crimen amarissima insultatione vocans 'Meribibulam'. Не извлек ли Ты грубое и острое бранное слово из чужих уст, как врачебнцй нож, вынутый из неведомых запасов Твоих, и не отрезал ли одним ударом все гнилое? Служанка, ходившая обычно вместе с ней за вином, споря, как это бывает, с младшей хозяйкой с глазу на глаз, упрекнула ее в этом проступке и с едкой издевкой назвала"горькой пьяницей".
Quo illa stimulo percussa respexit foeditatem suam confestimque damnavit atque exuit. Sicut amici adulantes pervertunt, sic inimici litigantes plerumque corrigunt. Уязвленная этим уколом, она оглянулась на свою скверну, тотчас же осудила ее и от нее избавилась. Так друзья, льстя, развращают, а враги, браня, обычно исправляют.
Nec tu quod per eos agis, sed quod ipsi voluerunt, retribuis eis. Illa enim irata exagitare appetivit minorem dominam, non sanare, et ideo clanculo, aut quia ita eas invenerat locus et tempus litis, aut ne forte et ipsa periclitaretur, quod tam sero prodidisset. Ты, однако, воздаешь им не за то, что делаешь через них, а за их намерения. Она, рассердившись, хотела не излечить младшую хозяйку, а вывести ее из себя - тайком, потому ли, что так уже подошло и с местом и со временем ссоры, или потому, что сама она боялась попасть в беду за поздний донос.
At tu, domine, rector caelitum et terrenorum, ad usus tuos contorquens profunda torrentis, fluxum saeculorum ordinate turbulentum, etiam de alterius animae insania sanasti alteram, ne quisquam cum hoc advertit, potentiae suae tribuat, si verbo eius alius corrigatur quem vult corrigi. Ты же, Господи, правящий всем, что есть на небесах и на земле, обращающий вспять для целей Своих водные пучины и подчиняющий Себе буйный поток времени. Ты безумием одной души исцелил другую. Если кто словом своим исправил того, кого он хотел исправить, пусть он, после моего рассказа, не приписывает этого исправления своим силам.
9.9.19 Educata itaque pudice ac sobrie potiusque a te subdita parentibus quam a parentibus tibi, ubi plenis annis nubilis facta est, tradita viro servivit veluti domino et sategit eum lucrari tibi, loquens te illi moribus suis, quibus eam pulchram faciebas et reverenter amabilem atque mirabilem viro. 19. Воспитанная в целомудрии и воздержании, подчиняясь родителям скорее из послушания Тебе, чем Тебе из послушания родителям, она, войдя в брачный возраст, вручена была мужу, служила ему, как господину, и старалась приобрести его для Тебя. О Тебе говорила ему вся стать ее, делавшая ее прекрасной для мужа: он ее уважал, любил и удивлялся ей.
Ita autem toleravit cubilis iniurias ut nullam de hac re cum marito haberet umquam simultatem. Expectabat enim misericordiam tuam super eum, ut in te credens castificaretur. Erat vero ille praeterea sicut benivolentia praecipuus, ita ira fervidus. Она спокойно переносила его измены; никогда по этому поводу не было у нее с мужем ссор. Она ожидала, что Ты умилосердишься над ним, и, поверив в Тебя, он станет целомудрен. А кроме того был он человеком чрезвычайной доброты и неистовой гневливости.
Sed noverat haec non resistere irato viro, non tantum facto sed ne verbo quidem. Iam vero refractum et quietum cum opportunum viderat, rationem facti sui reddebat, si forte ille inconsideratius commotus fuerat. И она знала, что не надо противоречить разгневанному мужу не только делом, но даже словом. Когда же она видела, что он отбушевал и успокоился, она объясняла ему свой поступок; бывало ведь, что он кипятился без толку.
Denique cum matronae multae, quarum viri mansuetiores erant, plagarum vestigia etiam dehonestata facie gererent, inter amica conloquia illae arguebant maritorum vitam, haec earum linguam, veluti per iocum graviter admonens, ex quo illas tabulas quae matrimoniales vocantur recitari audissent, tamquam instrumenta quibus ancillae factae essent deputare debuisse; proinde memores condicionis superbire adversus dominos non oportere. У многих женщин, мужья которых были гораздо обходительнее, лица бывали обезображены синяками от пощечин; в дружеской беседе обвиняли они своих мужей, а она их язык; будто в шутку давала она им серьезный совет: с той минуты, как они услышали чтение брачного контракта, должны они считать его документом, превратившим их в служанок; памятуя о своем положении, не должны они заноситься перед своими господами.
Cumque mirarentur illae, scientes quam ferocem coniugem sustineret, numquam fuisse auditum aut aliquo indicio claruisse quod Patricius ceciderit uxorem aut quod a se invicem vel unum diem domestica lite dissenserint, et causam familiariter quaererent, docebat illa institutum suum, quod supra memoravi. Quae observabant, expertae gratulabantur; quae non observabant, subiectae vexabantur. Зная, с каким лютым мужем приходится ей жить, они удивлялись: не слыхано и не видано было, чтобы Патриций побил жену или чтобы они повздорили и хоть на один день рассорились. Они дружески расспрашивали ее, в чем причина; она учила их своему обычаю, о котором я упомянул выше. Усвоившие его благодарили, не усвоившие терпели поношение.
9.9.20 Socrum etiam suam primo susurris malarum ancillarum adversus se inritatam sic vicit obsequiis, perseverans tolerantia et mansuetudine, ut illa ultro filio suo medias linguas famularum proderet, quibus inter se et nurum pax domestica turbabatur, expeteretque vindictam. 20. Нашептывания дурных служанок сначала восстановили против нее свекровь, но мать моя услужливостью, неизменным терпением и кротостью одержала над ней такую победу, что та сама пожаловалась сыну на сплетни служанок, нарушавших в доме мир между ней и невесткой, и потребовала для них наказания.
Itaque posteaquam ille et matri obtemperans et curans familiae disciplinam et concordiae suorum consulens proditas ad prodentis arbitrium verberibus cohercuit, promisit illa talia de se praemia sperare debere, quaecumque de sua nuru sibi, quo placeret, mali aliquid loqueretur, nullaque iam audente memorabili inter se benivolentiae suavitate vixerunt. После того, как он, слушаясь матери, заботясь о порядке среди рабов и о согласии в семье, высек выданных по усмотрению выдавшей, она пригрозила, что на такую же награду от нее должна рассчитывать каждая, если, думая угодить, станет ей наговаривать на невестку. Никто уже не осмеливался, и они зажили в достопамятном сладостном дружелюбии.
9.9.21 Hoc quoque illi bono mancipio tuo, in cuius utero me creasti, deus meus, misericordia mea, munus grande donaveras, quod inter dissidentesque atque discordes quaslibet animas, ubi poterat, tam se praebebat pacificam ut cum ab utraque multa de invicem audiret amarissima, qualia solet eructare turgens atque indigesta discordia, quando praesenti amicae de absente inimica per acida conloquia cruditas exhalatur odiorum, nihil tamen alteri de altera proderet nisi quod ad eas reconciliandas valeret. 21. "Господи, милующий меня!" Ты послал этой доброй служанке Твоей, в чреве которой создал меня, еще один великий дар. Где только не ладили между собой и ссорились, там она появлялась - где могла - умиротворительницей. Она выслушивала от обеих сторон взаимные, многочисленные и горькие, попреки, какие обычно изрыгает душа, раздувшаяся и взбаламученная ссорой. И когда присутствующей приятельнице изливалась вся кислота непереваренной злости на отсутствующую неприятельницу, то мать моя сообщала каждой только то, что содействовало примирению обеих.
Parvum hoc bonum mihi videretur, nisi turbas innumerabiles tristis experirer (nescio qua horrenda pestilentia peccatorum latissime pervagante) non solum iratorum inimicorum iratis inimicis dicta prodere, sed etiam quae non dicta sunt addere, cum contra homini humano parum esse debeat inimicitias hominum nec excitare nec augere male loquendo, nisi eas etiam extinguere bene loquendo studuerit: qualis illa erat docente te magistro intimo in schola pectoris. Я счел бы это доброе качество незначительным, если бы не знал, по горькому опыту, что бесчисленное множество людей (тут действует какая-то страшная, широко разлившаяся греховная зараза) не только передает разгневанным врагам слова их разгневанных врагов, но еще добавляет к ним то, что и не было сказано. А ведь следовало бы человеку человечному не то что возбуждать и разжигать злыми словами человеческую вражду, а, наоборот, стремиться угасить ее словами добрыми. Такова была мать моя; Ты поучал ее в сокровенной школе ее сердца.
9.9.22 Denique etiam virum suum iam in extrema vita temporali eius lucrata est tibi, nec in eo iam fideli planxit quod in nondum fideli toleraverat: erat etiam serva servorum tuorum. Quisquis eorum noverat eam, multum in ea laudabat et honorabat et diligebat te, quia sentiebat praesentiam tuam in corde eius sanctae conversationis fructibus testibus. 22. И вот, наконец, приобрела она Тебе своего мужа на последок дней его; от него, христианина, она уже не плакала над тем, что терпела от него, нехристианина. Была она слугой служителей Твоих. Кто из них знал ее, те восхваляли, чтили и любили в ней Тебя, ибо чувствовали присутствие Твое в сердце ее: о нем свидетельствовала ее святая жизнь.
Fuerat enim unius viri uxor, mutuam vicem parentibus reddiderat, domum suam pie tractaverat, in operibus bonis testimonium habebat. Nutrierat filios, totiens eos parturiens quotiens abs te deviare cernebat. Она "была женой одного мужа, воздавала родителям своим, благочестиво вела дом свой, усердна была к добрым делам"'. Она воспитывала сыновей своих, мучаясь, как при родах, всякий раз, когда видела, что они сбиваются с Твоего пути.
Postremo nobis, domine, omnibus, quia ex munere tuo sinis loqui, servis tuis, qui ante dormitionem eius in te iam consociati vivebamus percepta gratia baptismi tui, ita curam gessit quasi omnes genuisset, ita servivit quasi ab omnibus genita fuisset. И напоследок - Ты позволяешь ведь по милости Своей называться нам служителями Твоими - о всех нас, живших до успения ее в дружеском союзе и получивших благодать Твоего Крещения, она заботилась так, словно все мы были ее детьми, и служила нам так, словно были мы ее родителями.
9.10.23 Impendente autem die quo ex hac vita erat exitura (quem diem tu noveras ignorantibus nobis), provenerat, ut credo, procurante te occultis tuis modis, ut ego et ipsa soli staremus, incumbentes ad quandam fenestram unde hortus intra domum quae nos habebat prospectabatur, illic apud Ostia Tiberina, ubi remoti a turbis post longi itineris laborem instaurabamus nos navigationi. 23. Уже навис день исхода ее из этой жизни; этот день знал Ты, мы о нем не ведали. Случилось - думаю, тайной Твоей заботой, - что мы с ней остались вдвоем; опершись на подоконник, смотрели мы из окна на внутренний садик того дома, где жили в Остии. Усталые от долгого путешествия, наконец в одиночестве, набирались мы сил для плавания.
Conloquebamur ergo soli valde dulciter et, praeterita obliviscentes in ea quae ante sunt extenti, quaerebamus inter nos apud praesentem veritatem, quod tu es, qualis futura esset vita aeterna sanctorum, quam nec oculus vidit nec auris audivit nec in cor hominis ascendit. Мы сладостно беседовали вдвоем и, "забывая прошлое, устремлялись к тому, что перед нами", спрашивали друг друга, пред лицом Истины, - а это Ты, - какова будущая вечная жизнь святых, - "не видел того глаз, не слышало ухо и не приходило то на сердце человеку" -
Sed inhiabamus ore cordis in superna fluenta fontis tui, fontis vitae, qui est apud te, ut inde pro captu nostro aspersi quoquo modo rem tantam cogitaremus. но устами сердца жаждали мы приникнуть к струям Твоего Небесного источника, "Источника жизни, который у Тебя", чтобы, обрызганные его водой, в меру нашего постижения, могли бы как-нибудь обнять мыслью ее величие.
9.10.24 Cumque ad eum finem sermo perduceretur, ut carnalium sensuum delectatio quantalibet, in quantalibet luce corporea, prae illius vitae iucunditate non comparatione sed ne commemoratione quidem digna videretur, erigentes nos ardentiore affectu in idipsum, perambulavimus gradatim cuncta corporalia et ipsum caelum, unde sol et luna et stellae lucent super terram. 24. Когда в беседе нашей пришли мы к тому, что любое удовольствие, доставляемое телесными чувствами, осиянное любым земным светом, не достойно не только сравнения с радостями той жизни, но даже упоминания рядом с ними, то, возносясь к Нему Самому сердцем, все более разгоравшимся, мы перебрали одно за другим все создания Его и дошли до самого неба, откуда светят на землю солнце, луна и звезды.
Et adhuc ascendebamus interius cogitando et loquendo et mirando opera tua. Et venimus in mentes nostras et transcendimus eas, ut attingeremus regionem ubertatis indeficientis, ubi pascis Israhel in aeternum veritate pabulo, et ibi vita sapientia est, per quam fiunt omnia ista, et quae fuerunt et quae futura sunt, et ipsa non fit, sed sic est ut fuit, et sic erit semper. И, войдя в себя, думая и говоря о творениях Твоих и удивляясь им, пришли мы к душе нашей и вышли из нее, чтобы достичь страны неиссякаемой полноты, где Ты вечно питаешь Израиля пищей истины, где жизнь есть та мудрость, через Которую возникло все, что есть, что было и что будет. Сама она не возникает, а остается такой, какова есть, какой была и какой всегда будет.
Quin potius fuisse et futurum esse non est in ea, sed esse solum, quoniam aeterna est: nam fuisse et futurum esse non est aeternum. Et dum loquimur et inhiamus illi, attingimus eam modice toto ictu cordis. Вернее: для нее нет "была" и "будет", а только одно "есть", ибо она вечна, вечность же не знает "было" и "будет". И пока мы говорили о ней и жаждали ее, мы чуть прикоснулись к ней всем трепетом нашего сердца.
Et suspiravimus et reliquimus ibi religatas primitias spiritus et remeavimus ad strepitum oris nostri, ubi verbum et incipitur et finitur. Et quid simile verbo tuo, domino nostro, in se permanenti sine vetustate atque innovanti omnia? И вздохнули и оставили там "'начатки духа" и вернулись к скрипу нашего языка, к словам, возникающим и исчезающим. Что подобно Слову Твоему, Господу нашему, пребывающему в Себе, не стареющему и все обновляющему!
9.10.25 Dicebamus ergo, 'Si cui sileat tumultus carnis, sileant phantasiae terrae et aquarum et aeris, sileant et poli, et ipsa sibi anima sileat et transeat se non se cogitando, sileant somnia et imaginariae revelationes, omnis lingua et omne signum, et quidquid transeundo fit si cui sileat omnino (quoniam si quis audiat, dicunt haec omnia, ''Non ipsa nos fecimus, sed fecit nos qui manet in aeternum''), his dictis si iam taceant, quoniam erexerunt aurem in eum qui fecit ea, 25, Мы говорили: "если в ком умолкнет волнение плоти, умолкнут представления о земле, водах и воздухе, умолкнет и небо, умолкнет и сама душа и выйдет из себя, о себе не думая, умолкнут сны и воображаемые откровения, всякий язык, всякий знак и все, что проходит и возникает, если наступит полное молчание, - (если слушать, то-они все говорят: "не сами мы себя создали; нас создал Тот, Кто пребывает врчно") - если они, сказав это, замолкнут, обратив слух к Тому, Кто их создал,
et loquatur ipse solus non per ea sed per se ipsum, ut audiamus verbum eius, non per linguam carnis neque per vocem angeli nec per sonitum nubis nec per aenigma similitudinis, sed ipsum quem in his amamus, ipsum sine his audiamus (sicut nunc extendimus nos et rapida cogitatione attingimus aeternam sapientiam super omnia manentem), и заговорит Он Сам, один - не через них, а прямо от Себя, да услышим слово Его, не из плотских уст, не в голосе ангельском, не в грохоте бури, не в загадках и подобиях, но Его Самого, Которого любим в созданиях Его; да услышим Его Самого - без них, - как сейчас, когда мы вышли из себя и быстрой мыслью прикоснулись к Вечной Мудрости, над всем пребывающей;
si continuetur hoc et subtrahantur aliae visiones longe imparis generis et haec una rapiat et absorbeat et recondat in interiora gaudia spectatorem suum, ut talis sit sempiterna vita quale fuit hoc momentum intellegentiae cui suspiravimus, nonne hoc est: ''Intra in gaudium domini tui''? Et istud quando? An cum omnes resurgimus, sed non omnes immutabimur?' если такое состояние могло бы продолжиться, а все низшие образы исчезнуть, и она одна восхитила бы, поглотила и погрузила в глубокую радость своего созерцателя - если вечная жизнь такова, какой была эта минута постижения, о котором мы вздыхали, то разве это не то, о чем сказано: "Войди в радость господина Твоего"? когда это будет? не тогда ли, когда "все воскреснем, но не все изменимся"?
9.10.26 Dicebam talia, etsi non isto modo et his verbis, tamen, domine, tu scis, quod illo die, cum talia loqueremur et mundus iste nobis inter verba vilesceret cum omnibus delectationibus suis, tunc ait illa, 'Fili, quantum ad me attinet, nulla re iam delector in hac vita. 26. Я говорил это, если и не так и не этими словами, то Ты знаешь, Господи, что в тот день, когда мы беседовали, ничтожен за этой беседой показался нам этот мир со всеми его наслаждениями, и мать оказала мне: "Сын! что до меня, то в этой жизни мне уже все не в сладость.
Quid hic faciam adhuc et cur hic sim, nescio, iam consumpta spe huius saeculi. Unum erat propter quod in hac vita aliquantum immorari cupiebam, ut te christianum catholicum viderem priusquam morerer. Cumulatius hoc mihi deus meus praestitit, ut te etiam contempta felicitate terrena servum eius videam. Quid hic facio?' Я не знаю, что мне здесь еще делать и зачем здесь быть; с мирскими надеждами у меня здесь покончено. Было только одно, почему я хотела еще задержаться в этой жизни: раньше чем умереть, увидеть тебя православным христианином. Господь одарил меня полнее: дал увидеть тебя Его рабом, презревшим земное счастье. Что мне здесь делать?"
9.11.27 Ad haec ei quid responderim non satis recolo, cum interea vix intra quinque dies aut non multo amplius decubuit febribus. Et cum aegrotaret, quodam die defectum animae passa est et paululum subtracta a praesentibus. 27. Не помню, что я ей ответил, но не прошло и пяти дней или немногим больше, как она Слегла в лихорадке. Во время болезни она в какой-то день впала в обморочное состояние и потеряла на короткое время сознание.
Nos concurrimus, sed cito reddita est sensui et aspexit astantes me et fratrem meum, et ait nobis quasi quaerenti similis, 'Ubi eram?' deinde nos intuens maerore attonitos: 'Ponitis hic' inquit 'Matrem vestram.' ego silebam et fletum frenabam, frater autem meus quiddam locutus est, quo eam non in peregre, sed in patria defungi tamquam felicius optaret. Мы прибежали, но она скоро пришла в себя, увидела меня и брата, стоявших тут же, и сказала, словно ища что-то: "где я была?" Затем, видя нашу глубокую скорбь, сказала: "Здесь похороните вы мать вашу". Я молчал, сдерживая слезы. Брат мой что-то сказал, желая ей не такого горького конца; лучше бы ей умереть не в чужой земле, а на родине.
Quo audito illa vultu anxio reverberans eum oculis, quod talia saperet, atque inde me intuens: 'Vide' ait 'Quid dicit.' et mox ambobus: 'Ponite' inquit 'Hoc corpus ubicumque. Услышав это, она встревожилась от таких его мыслей, устремила на него недовольный взгляд и, переводя глаза на меня, сказала: "посмотри, что он говорит!", а затем обратилась к обоим: "положите это тело, где придется;
Nihil vos eius cura conturbet. Tantum illud vos rogo, ut ad domini altare memineritis mei, ubiubi fueritis.' cumque hanc sententiam verbis quibus poterat explicasset, conticuit et ingravescente morbo exercebatur. не беспокойтесь о нем; прошу об одном: поминайте меня у алтаря Господня, где бы вы ни оказались". Выразив эту мысль, какими она смогла словами, она умолкла, страдая от усиливавшейся болезни.
9.11.28 Ego vero cogitans dona tua, deus invisibilis, quae immittis in corda fidelium tuorum, et proveniunt inde fruges admirabiles, gaudebam et gratias tibi agebam, recolens quod noveram, quanta cura semper aestuasset de sepulchro quod sibi providerat et praeparaverat iuxta corpus viri sui. 28. Я же, думая о дарах Твоих, Боже Невидимый, которые Ты вкладываешь в сердца верных Твоих, - они дают дивную жатву - радовался и благодарил Тебя: я ведь знал и помнил, как она волновалась и беспокоилась о своем погребении, все предусмотрела и приготовила место рядом с могилой мужа.
Quia enim valde concorditer vixerant, id etiam volebat, ut est animus humanus minus capax divinorum, adiungi ad illam felicitatem et commemorari ab hominibus, concessum sibi esse post transmarinam peregrinationem ut coniuncta terra amborum coniugum terra tegeretur. Так как они жили очень согласно, то она хотела (человеческой душе трудно отрешиться от земного) еще добавки к такому счастью: пусть бы люди вспоминали: "вот как ей довелось: вернулась из заморского путешествия и теперь прах обоих супругов прикрыт одним прахом".
Quando autem ista inanitas plenitudine bonitatis tuae coeperat in eius corde non esse, nesciebam et laetabar, admirans quod sic mihi apparuisset (quamquam et in illo sermone nostro ad fenestram, cum dixit, 'Iam quid hic facio?', non apparuit desiderare in patria mori). Я не знал, когда по совершенной благости Твоей стало исчезать в ее сердце это пустое желание. Я радовался и удивлялся, видя такою свою мать, хотя, правда, и в той нашей беседе у окошка, когда она сказала: "Что мне здесь делать?", не видно было, чтобы она желала умереть на родине.
Audivi etiam postea quod iam cum Ostiis essemus cum quibusdam amicis meis materna fiducia conloquebatur quodam die de contemptu vitae huius et bono mortis, ubi ipse non aderam, illisque stupentibus virtutem feminae (quoniam tu dederas ei) quaerentibusque utrum non formidaret tam longe a sua civitate corpus relinquere, После уже я услышал, что, когда мы были в Остии.она однажды доверчиво, как мать, разговорилась с моими друзьями о презрении к этой жизни и о благе смерти. Меня при этой беседе не было, они же пришли в изумление перед мужеством женщины (Ты ей дал его) и спросили, неужели ей не страшно оставить свое тело так далеко от родного города.
'Nihil' inquit 'Longe est deo, neque timendum est, ne ille non agnoscat in fine saeculi unde me resuscitet.' "Ничто не далеко от Бога, - ответила она, - и нечего бояться, что при конце мира Он не вспомнит, где меня воскресить".
Ergo die nono aegritudinis suae, quinquagesimo et sexto anno aetatis suae, tricesimo et tertio aetatis meae, anima illa religiosa et pia corpore soluta est. Итак, на девятый день болезни своей, на пятьдесят шестом году жизни своей и на тридцать третьем моей, эта верующая и благочестивая душа разрешилась от тела.
9.12.29 Premebam oculos eius, et confluebat in praecordia mea maestitudo ingens et transfluebat in lacrimas, ibidemque oculi mei violento animi imperio resorbebant fontem suum usque ad siccitatem, et in tali luctamine valde male mihi erat. 29. Я закрыл ей глаза, и великая печаль влилась в сердце мое и захотела излиться в слезах. Властным велением души заставил я глаза свои вобрать в себя этот источник и остаться совершенно сухими. И было мне в этой борьбе очень плохо.
Tum vero ubi efflavit extremum, puer Adeodatus exclamavit in planctu atque ab omnibus nobis cohercitus tacuit. Hoc modo etiam meum quiddam puerile, quod labebatur in fletus, iuvenali voce cordis cohercebatur et tacebat. Когда мать испустила дух, Адеодат, дитя, жалобно зарыдал, но все мы заставили его замолчать. И таким же образом что-то детское во мне, стремившееся излиться в рыданиях этим юным голосом, голосом сердца, было сдержано и умолкло.
Neque enim decere arbitrabamur funus illud questibus lacrimosis gemitibusque celebrare, quia his plerumque solet deplorari quaedam miseria morientium aut quasi omnimoda extinctio. Мы считали, что не подобает отмечать эту кончину слезными жалобами и стенаниями: ими ведь обычно оплакивают горькую долю умерших и как бы полное их исчезновение.
At illa nec misere moriebatur nec omnino moriebatur. Hoc et documentis morum eius et fide non ficta rationibusque certis tenebamus. А для нее смерть не была горька, да вообще для нее и не было смерти. Об этом непреложно свидетельствовали и ее нравы и "вера нелицемерная".
9.12.30 Quid erat ergo quod intus mihi graviter dolebat, nisi ex consuetudine simul vivendi, dulcissima et carissima, repente dirupta vulnus recens? 30. Что же так тяжко болело внутри меня? Свежая рана оттого, что внезапно оборвалась привычная, такая сладостная и милая, совместная жизнь?
Gratulabar quidem testimonio eius, quod in ea ipsa ultima aegritudine obsequiis meis interblandiens appellabat me pium et commemorabat grandi dilectionis affectu numquam se audisse ex ore meo iaculatum in se durum aut contumeliosum sonum. Мне отрадно было вспомнить, что в этой последней болезни, ласково благодаря меня за мои услуги, называла она меня добрым сыном и с большой любовью вспоминала, что никогда не слышала она от меня брошенного ей грубого или оскорбительного слова.
Sed tamen quid tale, deus meus, qui fecisti nos, quid comparabile habebat honor a me delatus illi et servitus ab illa mihi? Quoniam itaque deserebar tam magno eius solacio, sauciabatur anima et quasi dilaniabatur vita, quae una facta erat ex mea et illius. А разве, Боже мой. Творец наш, разве можно сравнивать мое почтение к ней с ее служением мне? Лишился я в ней великой утешительницы, ранена была душа моя, и словно разодрана жизнь, ставшая единой; ее жизнь и моя слились ведь в одно.
9.12.31 Cohibito ergo a fletu illo puero, psalterium arripuit Evodius et cantare coepit psalmum. Cui respondebamus omnis domus: 'Misericordiam et iudicium cantabo tibi, domine.' 31. Мы удержали мальчика от плача; Эводий взял псалтирь и запел псалом, который мы подхватили всем домом: "милосердие и правду Твою воспою Тебе, Господи";
Audito autem quid ageretur, convenerunt multi fratres ac religiosae feminae et, de more illis quorum officium erat funus curantibus, ego in parte, ubi decenter poteram, cum eis qui me non deserendum esse censebant, quod erat tempori congruum disputabam eoque fomento veritatis mitigabam cruciatum tibi notum, illis ignorantibus et intente audientibus et sine sensu doloris me esse arbitrantibus. услышав, что происходит, сошлось много братьев и верующих женщин. Те, на чьей это было обязанности, стали по обычаю обряжать тело; я же в стороне, где мог это делать пристойно, рассуждал с людьми, решившими меня не покидать, о том, что приличествовало этому часу, и лекарством истины пытался смягчить мои муки, Тебе ведомые, неизвестные им, внимательным слушателям моим, думавшим, что я не чувствую никакой боли.
At ego in auribus tuis, ubi eorum nullus audiebat, increpabam mollitiam affectus mei et constringebam fluxum maeroris, cedebatque mihi paululum. Я же в уши Твои - никто из них меня не слышал - кричал на себя за свою слабость, ставил плотину потоку моей скорби, и она будто подчинялась мне,
Rursusque impetu suo ferebatur non usque ad eruptionem lacrimarum nec usque ad vultus mutationem, sed ego sciebam quid corde premerem. а затем несла меня со всей своей силой, хотя я и не позволял слезам прорваться, а выражению лица измениться; но я знал, что я подавляю в сердце своем.
Et quia mihi vehementer displicebat tantum in me posse haec humana, quae ordine debito et sorte conditionis nostrae accidere necesse est, alio dolore dolebam dolorem et duplici tristitia macerabar. А так как меня сильно угнетало, что меня так потрясает смерть, которая по должному порядку и по, участи человеческой приходит неизбежно, то еще другой болью болел я в боли моей, томясь двойной печалью.
9.12.32 Cum ecce corpus elatum est, imus, redimus sine lacrimis. 32. Тело было вынесено, мы пошли и вернулись без слез.
Nam neque in eis precibus quas tibi fudimus, cum offerretur pro ea sacrificium pretii nostri iam iuxta sepulchrum, posito cadavere priusquam deponeretur, sicut illic fieri solet, nec in eis ergo precibus flevi, sed toto die graviter in occulto maestus eram et mente turbata rogabam te, ut poteram, quo sanares dolorem meum, nec faciebas, credo commendans memoriae meae vel hoc uno documento omnis consuetudinis vinculum etiam adversus mentem, quae iam non fallaci verbo pascitur. При молитвах, которые излили мы Тебе, когда предложена была за нее Искупительная Жертва, и, по обычаю тех мест, тело до положения в гроб лежало около него, даже при этих молитвах я не заплакал. Весь день втайне тяжко скорбел я и в душевном смятении, как мог, просил Тебя исцелить боль мою. Ты не делал этого, думаю, чтобы хоть на этом одном примере запечатлеть в памяти моей, как крепки цепи привычки даже для души, уже не питающейся ложью.
Visum etiam mihi est ut irem lavatum, quod audieram inde balneis nomen inditum quia graeci balanion dixerint, quod anxietatem pellat ex animo. Пришло мне в Голову пойти помыться (я слышал, что баням - по-гречески они называются "прогонять скорбь"- дано такое название, потому что они изгоняют из души тоску).
Ecce et hoc confiteor misericordiae tuae, pater orphanorum, quoniam lavi et talis eram qualis priusquam lavissem, neque enim exudavit de corde meo maeroris amaritudo. Исповедую и это Тебе, Отец сирых: я вымылся и остался в том же состоянии, как и до мытья. Из сердца моего не выпарилась горечь скорби.
Deinde dormivi et evigilavi, et non parva ex parte mitigatum inveni dolorem meum atque, ut eram in lecto meo solus, recordatus sum veridicos versus Ambrosii tui. Tu es enim, Затем я заснул, проснулся; нашел, что боль моя значительно смягчилась: я был в одиночестве на ложе своем и вспомнил правдивые слова Твоего Амвросия, ибо Ты
deus, creator omnium"
"polique rector vestiens"
"diem decoro lumine,"
"noctem sopora gratia,"
"artus solutos ut quies"
"reddat laboris usui"
"mentesque fessas allevet"
"luctuque solvat anxios."
Всего Создатель, Господи,
Ты, Небесами правящий,
Одевший день сиянием
Ночи покой дарующий:
Пусть тело отдохнувшее
Вновь за работу примется.
Вздохнет душа усталая,
Утихнет скорбь жестокая.
9.12.33 Atque inde paulatim reducebam in pristinum sensum ancillam tuam conversationemque eius piam in te et sancte in nos blandam atque morigeram, qua subito destitutus sum, et libuit flere in conspectu tuo de illa et pro illa, de me et pro me. 33. А затем постепенно вернулось прежнее чувство: вспомнил слугу Твою, ее благочестие, ее святую ласковость и снисходительность, которой вдруг лишился, и захотелбсь мне плакать "пред лицом Твоим" о ней и для нее, о себе и для себя.
Et dimisi lacrimas quas continebam, ut effluerent quantum vellent, substernens eas cordi meo. Et requievit in eis, quoniam ibi erant aures tuae, non cuiusquam hominis superbe interpretantis ploratum meum. Я дал волю слезам, которые сдерживал: пусть льются, сколько угодно. Словно на мягком ложе успокоилось в них сердце мое, ибо уши Твои слушали плач мой, его не слышал человек, который мог бы пренебрежительно истолковать его.
Et nunc, domine, confiteor tibi in litteris: legat qui volet, et interpretetur ut volet, et si peccatum invenerit, flevisse me matrem exigua parte horae, matrem oculis meis interim mortuam quae me multos annos fleverat ut oculis tuis viverem, non inrideat sed potius, si est grandi caritate, pro peccatis meis fleat ipse ad te, patrem omnium fratrum Christi tui. И теперь, Господи, Тебе пишу я эту исповедь. Пусть читает, кто хочет, и истолковывает, как хочет, и если найдет, что я согрешил, плача краткий час над своей матерью, над матерью, временно умершей в очах моих и долгие годы плакавшей надо мной, чтобы мне жить в очах Твоих, - пусть он смеется надо мной, но если есть в нем великая любовь, пусть заплачет о грехах моих перед Тобой, Отцом всех братьев во Христе Твоем.
9.13.34 Ego autem, iam sanato corde ab illo vulnere in quo poterat redargui carnalis affectus, fundo tibi, deus noster, pro illa famula tua longe aliud lacrimarum genus, quod manat de concusso spiritu consideratione periculorum omnis animae quae in Adam moritur. 34. Когда сердце мое излечилось от этой раны (по поводу ее можно изобличать плотские слабости), я стал лить пред Тобой, Боже наш, за эту рабу Твою совсем другие слезы; те, которые текут, когда душа потрясена созерцанием мытарств, ожидающих всякую душу, умирающую в Адаме.
Quamquam illa in Christo vivificata etiam nondum a carne resoluta sic vixerit, ut laudetur nomen tuum in fide moribusque eius, non tamen audeo dicere, ex quo eam per baptismum regenerasti, nullum verbum exisse ab ore eius contra praeceptum tuum. И хотя, ожив во Христе, она, еще не разрешившись от тела, жила так, что прославлялось Имя Твое в ее вере и нравах, я все же не осмеливаюсь сказать, что с того времени, как Ты возродил ее Крещением, не вышло из ее уст ни единого слова, противного заповедям Твоим.
Et dictum est a veritate filio tuo, 'Si quis dixerit fratri suo, ''Fatue'', reus erit gehennae ignis'; et vae etiam laudabili vitae hominum, si remota misericordia discutias eam! Quia vero non exquiris delicta vehementer, fiducialiter speramus aliquem apud te locum. А сказано ведь самой Истиной, Сыном Твоим: "если кто скажет брату своему: "глупец", то подлежит геенне огненной", и горе человеческой жизни, даже похвальной, если, отринув милосердие, Ты разберешь ее в мельчайших частях. Только потому, что Ты не расследуешь жестоко наших преступлений, мы доверчиво надеемся на какое-нибудь местечко у Тебя.
Quisquis autem tibi enumerat vera merita sua, quid tibi enumerat nisi munera tua? O si cognoscant se homines homines, et qui gloriatur, in domino glorietur! Что перечисляет Тебе перечисляющий действительные заслуги свои, как не дары Твои? о, если бы люди поняли, что они только люди, "и тот, кто хвалится, да хвалится о Господе".
9.13.35 Ego itaque, laus mea et vita mea, deus cordis mei, sepositis paulisper bonis eius actibus, pro quibus tibi gaudens gratias ago, nunc pro peccatis matris meae deprecor te. 35. Итак, "хвала моя и жизнь моя", "Боже сердца моего", забыв на короткое время о добрых делах ее, за которые в радости воздаю Тебе благодарность, теперь умоляю Тебя за грехи матери моей:
Exaudi me per medicinam vulnerum nostrorum, quae pependit in ligno et sedens ad dexteram tuam te interpellat pro nobis. услышь меня во Имя Излечившего раны наши, Висевшего на древе и Сидящего одесную Тебя, "дабы ходатайствовать за нас".
Scio misericorditer operatam et ex corde dimisisse debita debitoribus suis. Dimitte illi et tu debita sua, si qua etiam contraxit per tot annos post aquam salutis. Я знаю, что она была милосердна и от сердца прощала "долги должникам своим", прости и Ты ей грехи ее, если в чем-то погрешила она за столько лет после Крещения.
Dimitte, domine, dimitte, obsecro, ne intres cum ea in iudicium. Superexultet misericordia iudicio, quoniam eloquia tua vera sunt et promisisti misericordiam misericordibus. Quod ut essent tu dedisti eis, qui misereberis cui misertus eris, et misericordiam praestabis cui misericors fueris. Прости ей. Господи, молю Тебя, прости ей, "не входи с нею в суд"; "милость возносится над судом"; слова Твои - истинны, и Ты обещал милость милостивым. А быть такими - это Твой дар; " и Ты, кого помиловать, помилуешь, и кого пожалеть, пожалеешь".
9.13.36 Et credo, iam feceris quod te rogo, sed voluntaria oris mei approba, domine. Namque illa imminente die resolutionis suae non cogitavit suum corpus sumptuose contegi aut condiri aromatis aut monumentum electum concupivit aut curavit sepulchrum patrium. 36. Я думаю. Ты уже сделал то, о чем я прошу Тебя, но "одобри, Господи, добровольную жертву уст моих". Перед самым днем разрешения своего она ведь думала не о пышных похоронах, не домогалась, чтобы ее положили в благовония или воздвигли особый памятник, не заботилась о погребении на родине.
Non ista mandavit nobis, sed tantummodo memoriam sui ad altare tuum fieri desideravit, cui nullius diei praetermissione servierat, unde sciret dispensari victimam sanctam qua deletum est chirographum quod erat contrarium nobis, qua triumphatus est hostis computans delicta nostra et quaerens quid obiciat, et nihil inveniens in illo, in quo vincimus. Таких поручений она нам не оставила, а хотела только поминания у алтаря Твоего, которому служила не пропуская ни одного дня, ибо знала, что там подается Святая Жертва, которой "уничтожено рукописание, бывшее против нас", и одержана победа над врагом. Он считает проступки наши; ищет, в чем бы обвинить, и ничего не находит в Том, в Ком мы победили.
Quis ei refundet innocentem sanguinem? Quis ei restituet pretium quo nos emit, ut nos auferat ei? Ad cuius pretii nostri sacramentum ligavit ancilla tua animam suam vinculo fidei. Кто вернет Ему кровь невинную? Кто заплатит цену, которой Он нас купил, чтобы отобрать от врага?
Nemo a protectione tua dirumpat eam; non se interponat nec vi nec insidiis leo et draco. Neque enim respondebit illa nihil se debere, ne convincatur et obtineatur ab accusatore callido, sed respondebit dimissa debita sua ab eo cui nemo reddet, quod pro nobis non debens reddidit. К этому Искупительному Таинству прикрепилась верой душа слуги Твоей. Да не отторгнет ее никто из-под Твоего покрова. Да не проберутся силой или хитростью лев или змей: она не скажет, что ничего им не должна, боясь, как бы не уличил и не схватил ее лукавый обвинитель, но ответит, что отпущены ей грехи Тем, Кому никто не отдаст за то, что Он отдал нам, не будучи нам должен.
9.13.37 Sit ergo in pace cum viro, ante quem nulli et post quem nulli nupta est, cui servivit fructum tibi afferens cum tolerantia, ut eum quoque lucraretur tibi. 37. Да пребудет она в мире со своим мужем, до которого и после которого ни за кем не была замужем, которому служила "принося плод в терпении", чтобы приобрести его Тебе.
Et inspira, domine meus, deus meus, inspira servis tuis, fratribus meis, filiis tuis, dominis meis, quibus et corde et voce et litteris servio, ut quotquot haec legerint, meminerint ad altare tuum Monnicae, famulae tuae, cum Patricio, quondam eius coniuge, per quorum carnem introduxisti me in hanc vitam, quemadmodum nescio. И внуши, Господи Боже мой, внуши рабам Твоим, братьям моим, сынам Твоим, господам моим, которым служу словом, сердцем и письмом, чтобы всякий раз, читая это, поминали они у алтаря Твоего Монику, слугу Твою, вместе с Патрицием, некогда супругом ее, через плоть которых ввел Ты меня в эту жизнь, а как, я не знаю.
Meminerint cum affectu pio parentum meorum in hac luce transitoria, et fratrum meorum sub te patre in matre catholica, et civium meorum in aeterna Hierusalem, cui suspirat peregrinatio populi tui ab exitu usque ad reditum, ut quod a me illa poposcit extremum uberius ei praestetur in multorum orationibus per confessiones quam per orationes meas. Пусть с любовью помянут они их, родителей моих, на этом преходящем свете, и моих братьев в Тебе, Отец пребывающих в Православной Церкви, моих сограждан в Вечном Иерусалиме, о котором вздыхает в странствии своем, с начала его н до окончания, народ Твой. И пусть молитвами многих полнее будет исполнена последняя ее просьба ко мне, - через мою исповедь, а не только через одни мои молитвы.

LIBER DECIMVS/Книга десятая

Latin Русский
10.1.1 Cognoscam te, cognitor meus, cognoscam sicut et cognitus sum. Virtus animae meae, intra in eam et coapta tibi, ut habeas et possideas sine macula et ruga. Haec est mea spes: ideo loquor et in ea spe gaudeo, quando sanum gaudeo. Cetera vero vitae huius tanto minus flenda quanto magis fletur, et tanto magis flenda quanto minus fletur in eis. Ecce enim veritatem dilexisti, quoniam qui facit eam venit ad lucem. Volo eam facere in corde meo coram te in confessione, in stilo autem meo coram multis testibus. 1. "Да узнаю Тебя - Ты меня знаешь - да узнаю Тебя так, как Ты знаешь меня". Сила души моей, вниди в нее, согласуй с собой, да пребудет она Твоим достоянием "без пятна и морщины". В этом надежда моя, потому об этом и говорю и этой надеждой радуюсь, если радуюсь здравой радостью. Остальные блага жизни стоят тем меньше слез, чем больше о них плачут, и стоят тем больше слез, чем меньше о них плачут. "Ты же возлюбил правду", и тот, "кто творит правду, приходит к свету". Я хочу творить правду в сердце моем пред лицом Твоим в исповеди, и в писании моем пред лицом многих свидетелей.
10.2.2 Et tibi quidem, domine, cuius oculis nuda est abyssus humanae conscientiae, quid occultum esset in me, etiamsi nollem confiteri tibi? Te enim mihi absconderem, non me tibi. Nunc autem quod gemitus meus testis est displicere me mihi, tu refulges et places et amaris et desideraris, ut erubescam de me et abiciam me atque eligam te et nec tibi nec mihi placeam nisi de te. 2. Что могло бы укрыться во мне от Тебя, Господи, если бы я и не захотел исповедаться Тебе, "очам Которого обнажена бездна человеческой совести"? Ты скрылся бы от меня, не я от Тебя. А теперь, когда стенания мои свидетельствуют, что стал я сам себе неугоден. Ты, свет и услада моя, Ты позволяешь любить Тебя и тосковать о Тебе: да покраснею от стыда и отброшу себя, да изберу Тебя и только по Твоей благости стану угоден Тебе и себе.
Tibi ergo, domine, manifestus sum, quicumque sim. Et quo fructu tibi confitear, dixi, neque id ago verbis carnis et vocibus, sed verbis animae et clamore cogitationis, quem novit auris tua. Cum enim malus sum, nihil est aliud confiteri tibi quam displicere mihi; cum vero pius, nihil est aliud confiteri tibi quam hoc non tribuere mihi, quoniam tu, domine, benedicis iustum, sed prius eum iustificas impium. Каков бы я ни был, я весь перед Тобою, Господи. И я сказал, какого плода ожидаю я от своей исповеди Тебе, принесенной не голосом плоти и ее словами, а словами души и воплем размышлений, который слышало ухо Твое. Когда я плох, то вот вся моя исповедь Тебе: я сам себе неугоден; когда я хорош, - то вот вся моя исповедь Тебе: я не себе приписываю это, ибо Ты, Господи, "благословляешь праведного", но еще раньше его, грешника, Ты делаешь праведным.
Confessio itaque mea, deus meus, in conspectu tuo tibi tacite fit et non tacite: tacet enim strepitu, clamat affectu. Neque enim dico recti aliquid hominibus quod non a me tu prius audieris, aut etiam tu aliquid tale audis a me quod non mihi tu prius dixeris. Исповедь моя свершается пред лицом Твоим, Боже мой, молчаливо и немолчно. Молчит язык мой и вопиет сердце. Нет ни одного верного слова, которое я бы сказал людям, и которого Ты не услышал бы раньше от меня, и ничего верного не слышишь Ты от меня, чего раньше Ты не сказал бы мне.
10.3.3 Quid mihi ergo est cum hominibus, ut audiant confessiones meas, quasi ipsi sanaturi sint omnes languores meos? Curiosum genus ad cognoscendam vitam alienam, desidiosum ad corrigendam suam. Quid a me quaerunt audire qui sim, qui nolunt a te audire qui sint? 3. Что же мне до людей и зачем слышать им исповедь мою, будто они сами излечат недуги мои? Эта порода ретива разузнавать про чужую жизнь и ленива исправлять свою. Зачем ищут услышать от меня, каков я, те, кто не желает услышать от Тебя, каковы они?
Et unde sciunt, cum a me ipso de me ipso audiunt, an verum dicam, quandoquidem nemo scit hominum quid agatur in homine, nisi spiritus hominis qui in ipso est? И откуда те, кто слышит от меня самого обо мне самом, узнают, правду ли я говорю, когда ни один человек не знает, что "делается в человеке, кроме Духа человеческого, живущего в нем"?
Si autem a te audiant de se ipsis, non poterunt dicere, 'Mentitur dominus.' quid est enim a te audire de se nisi cognoscere se? Quis porro cognoscit et dicit, 'Falsum est,' nisi ipse mentiatur? Sed quia caritas omnia credit, inter eos utique quos conexos sibimet unum facit, ego quoque, domine, etiam sic tibi confiteor ut audiant homines, quibus demonstrare non possum an vera confitear. Sed credunt mihi quorum mihi aures caritas aperit. Если же они услышат о самих себе от Тебя, они не смогут сказать: "Господь лжет". А услышать от Тебя о себе - не значит ли узнать себя? А разве не солжет тот, кто, узнав себя, скажет: "это неправда"? Но так как "любовь всему верит", по крайней мере, среди тех, кого она связала воедино, то я. Господи, исповедуюсь Тебе так, чтобы слышали люди, которым я не могу доказать, правдива ли исповедь моя; мне, однако, верят те, чьи уши открыла для меня любовь.
10.3.4 Verum tamen tu, medice meus intime, quo fructu ista faciam, eliqua mihi. Nam confessiones praeteritorum malorum meorum, quae remisisti et texisti ut beares me in te, mutans animam meam fide et sacramento tuo, cum leguntur et audiuntur, excitant cor ne dormiat in desperatione et dicat, 4. Изъясни же мне, Врачеватель души моей, ради чего я это делаю. Исповедь моих прошедших грехов (Ты отпустил и покрыл их, чтобы я был счастлив в Тебе; Ты изменил душу мою верой и таинством), эта исповедь будит тех, кто ее читает и слушает; она не дает сердцу застыть в отчаянии и сказать,
'Non possum,' sed evigilet in amore misericordiae tuae et dulcedine gratiae tuae, qua potens est omnis infirmus qui sibi per ipsam fit conscius infirmitatis suae. "я не могу"; заставляет бодрствовать, полагаясь на милосердие Твое и благодать Твою, которой силен всякий немощный, осознавший через нее немощь свою.
Et delectat bonos audire praeterita mala eorum qui iam carent eis, nec ideo delectat quia mala sunt, sed quia fuerunt et non sunt. Quo itaque fructu, domine meus, cui cotidie confitetur conscientia mea, spe misericordiae tuae securior quam innocentia sua, quo fructu, quaeso, etiam hominibus coram te confiteor per has litteras adhuc quis ego sim, non quis fuerim? Хорошие люди с удовольствием слушают о бедах, пережитых другими, и радуются не бедам, а тому, что они были, а теперь их нет. Какой же пользы ради. Господи, Кому ежедневно исповедуется совесть моя, в надежде больше на милосердие Твое, чем на свою невинность, какой пользы ради, спрашиваю я, исповедоваться мне в этих писаниях пред лицом Твоим еще и людям, рассказывая, каков я сейчас, а не каков был прежде.
Nam illum fructum vidi et commemoravi. Sed quis adhuc sim, ecce in ipso tempore confessionum mearum, et multi hoc nosse cupiunt qui me noverunt et non me noverunt, qui ex me vel de me aliquid audierunt, sed auris eorum non est ad cor meum, ubi ego sum quicumque sum. Пользу от исповеди в прежнем я увидел и о ней сказал. Многие, однако, кто меня знает и кто меня не знает, но слышал что-то от меня или обо мне, желают знать, каков я сейчас, вот в это самое время, когда я пишу исповедь свою. Ухом своим они не могут приникнуть к моему сердцу, где я таков, каков есть.
Volunt ergo audire confitente me quid ipse intus sim, quo nec oculum nec aurem nec mentem possunt intendere; credituri tamen volunt, numquid cognituri? Dicit enim eis caritas, qua boni sunt, non mentiri me de me confitentem, et ipsa in eis credit mihi. Поэтому они и хотят услышать мою исповедь о внутреннем, недоступном ни глазу их, ни уху, ни уму; они хотят мне верить, иначе разве узнают они меня? Любовь, которая делает их хорошими людьми, говорит им, что я не солгу в своей исповеди, и в них она сама верит мне.
10.4.5 Sed quo fructu id volunt? An congratulari mihi cupiunt, cum audierint quantum ad te accedam munere tuo, et orare pro me, cum audierint quantum retarder pondere meo? Indicabo me talibus. Non enim parvus est fructus, domine deus meus, ut a multis tibi gratiae agantur de nobis et a multis rogeris pro nobis. 5. Но какой пользы ради хотят они этого? Желают ли поздравить меня, услышав, насколько я приблизился к Тебе по благости Твоей, и помолиться за меня, услышав, насколько я замешкался под беременем своим? Я покажу себя таким людям. Не малая уже польза в том. Господи Боже мой, что "многие вознесут Тебе благодарность за нас", и многие попросят Тебя за нас.
Amet in me fraternus animus quod amandum doces, et doleat in me quod dolendum doces. Animus ille hoc faciat fraternus, non extraneus, non filiorum alienorum quorum os locutum est vanitatem et dextera eorum dextera iniquitatis, sed fraternus ille, qui cum approbat me, gaudet de me, cum autem improbat me, contristatur pro me, quia sive approbet sive improbet me, diligit me. Indicabo me talibus. Да полюбит во мне братская душа то, что Ты учишь любить, и поскорбит о том, о чем Ты учишь скорбеть. Пусть почувствует это душа братская, не посторонняя, не "душа сынов чужих, чьи уста изрекают ложь, чья десница - десница неправды", а душа брата, который, одобряя меня, за меня радуется, а порицая, за меня огорчается, ибо одобряет ли он меня, порицает ли, - он меня любит. Я покажу себя таким людям:
Respirent in bonis meis, suspirent in malis meis. Bona mea instituta tua sunt et dona tua, mala mea delicta mea sunt et iudicia tua. Respirent in illis et suspirent in his, et hymnus et fletus ascendant in conspectum tuum de fraternis cordibus, turibulis tuis. Tu autem, domine, delectatus odore sancti templi tui, miserere mei secundum magnam misericordiam tuam propter nomen tuum et nequaquam deserens coepta tua consumma imperfecta mea. пусть радуются о добром во мне, сокрушаются о злом. Доброе во мне устроено Тобою, это дар Твой; злое во мне - от проступков моих, осужденных Тобою. Пусть взирают на одно с радостью, а на другое с сокрушением, пусть из братских сердец, как из кадильниц, возносятся пред лицо Твое гимны и рыдания. Ты же, Господи, услаждаясь ароматом святого храма Твоего, "умилосердись надо мною по великому милосердию Твоему ради Имени Твоего", и так как Ты никогда не оставляешь начинаний Своих, то уничтожь до конца несовершенство мое.
10.4.6 Hic est fructus confessionum mearum, non qualis fuerim sed qualis sim, ut hoc confitear non tantum coram te, secreta exultatione cum tremore et secreto maerore cum spe, sed etiam in auribus credentium filiorum hominum, sociorum gaudii mei et consortium mortalitatis meae, civium meorum et mecum peregrinorum, praecedentium et consequentium et comitum vitae meae. 6. Вот в чем польза от исповеди моей, не в повести о том, каким я был, а каков я сейчас: да исповедаю я это не только пред Тобой в тайном "ликовании и трепете", в тайной скорби и надежде, но и перед верующими сынами человеческими; они участвуют в радости моей и делят смертную долю мою; они мои сограждане и спутники в земном странствии, все равно, предшествовали они мне, последуют ли за мною или сопровождают меня в моей жизни.
Hi sunt servi tui, fratres mei, quos filios tuos esse voluisti dominos meos, quibus iussisti ut serviam, si volo tecum de te vivere. Et hoc mihi verbum tuum parum erat si loquendo praeciperet, nisi et faciendo praeiret. Et ego id ago factis et dictis, id ago sub alis tuis nimis cum ingenti periculo, nisi quia sub alis tuis tibi subdita est anima mea et infirmitas mea tibi nota est. Это рабы Твои, братья мои, которых Ты захотел сделать сыновьями Своими и моими господами, служить которым приказал мне, если я хочу жить с Тобой и о Тебе. Если бы Сын Твой наставлял только словами, этого было бы мало, но Он указал путь Своими делами. И я иду, по нему, действуя словом и делом, действуя "под кровом крыл Твоих", и в опасности великой находился бы я, не укройся душа моя под крылами Твоими и не будь Тебе известна немощь моя.
Parvulus sum, sed vivit semper pater meus et idoneus est mihi tutor meus. Idem ipse est enim qui genuit me et tuetur me, et tu ipse es omnia bona mea, tu omnipotens, qui mecum es et priusquam tecum sim. Indicabo ergo talibus qualibus iubes ut serviam, non quis fuerim, sed quis iam sim et quis adhuc sim; sed neque me ipsum diiudico. Sic itaque audiar. Я малое дитя, но вечно жив Отец мой и надежен Хранитель мой; он родил меня и хранит меня. В Тебе все мои блага. Ты всемогущ. Ты всегда был со мной, был еще до того, как я пришел к Тебе. И я расскажу тем людям, которым я служу по повелению Твоему, не о том, каким я был, но каков уже я и каков еще до сих пор. Но "я не сужу о себе сам": пусть, памятуя это, меня и слушают.
10.5.7 Tu enim, domine, diiudicas me, quia etsi nemo scit hominum quae sunt hominis, nisi spiritus hominis qui in ipso est, tamen est aliquid hominis quod nec ipse scit spiritus hominis qui in ipso est. Tu autem, domine, scis eius omnia, quia fecisti eum. 7. Ты, Господи, судишь меня, ибо "ни один человек не знает, что есть в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем". Есть, однако, в человеке нечто, чего не знает сам дух человеческий, живущий в человеке, ты же. Господи, создавший его, знаешь все, что "в нем.
Ego vero quamvis prae tuo conspectu me despiciam et aestimem me terram et cinerem, tamen aliquid de te scio quod de me nescio. И хотя я ничтожен пред лицом Твоим и считаю себя "прахом и пеплом", но я знаю о Тебе нечто, чего о себе не знаю.
Et certe videmus nunc per speculum in aenigmate, nondum facie ad faciem. Et ideo, quamdiu peregrinor abs te, mihi sum praesentior quam tibi et tamen te novi nullo modo posse violari; ego vero quibus temptationibus resistere valem quibusve non valeam, nescio. Мы видим, конечно, "сейчас в зеркале нечто загадочное", а не "лицом к лицу", и поэтому, пока я странствую вдали от Тебя, я ближе к себе, чем к Тебе, но, однако, я знаю, что над Тобой нельзя совершить насилия, а каким искушениям я смогу противостоять и каким нет - этого я не знаю.
Et spes est, quia fidelis es, qui nos non sinis temptari supra quam possumus ferre, sed facis cum temptatione etiam exitum, ut possimus sustinere. Confitear ergo quid de me sciam, confitear et quid de me nesciam, quoniam et quod de me scio, te mihi lucente scio, et quod de me nescio, tamdiu nescio, donec fiant tenebrae meae sicut meridies in vultu tuo. Есть только надежда, что "Ты верен" и потому не допустишь "быть искушаемым сверх сил"; "дабы могли мы выдержать". Ты, искушая, в то же время указываешь выход из искушения. Итак, я исповедуюсь и в том, что о себе знаю; исповедуюсь и в том, чего о себе не знаю, ибо то, что я о себе знаю, я знаю, озаренный Твоим светом, а то, чего о себе не знаю, я не буду знать до тех пор, пока "потемки мои" не станут "как полдень" пред лицом Твоим.
10.6.8 Non dubia sed certa conscientia, domine, amo te: percussisti cor meum verbo tuo, et amavi te. Sed et caelum et terra et omnia quae in eis sunt, ecce undique mihi dicunt ut te amem, nec cessant dicere omnibus, ut sint inexcusabiles. Altius autem tu misereberis cui misertus eris, et misericordiam praestabis cui misericors fueris: alioquin caelum et terra surdis loquuntur laudes tuas. 8. Ясно сознаю я, Господи, что люблю Тебя: тут сомнений нет. Ты поразил сердце мое словом Твоим, и я полюбил Тебя; и небо и земля и все, что на них - вот они со всех сторон твердят мне, чтобы я любит Тебя, и не перестают твердить об этом всем людям, "дабы оказались они неизвинительны". Ты глубже "пожалеешь того, над кем сжалишься, и окажешь милосердие тому, над кем умилосердишься" - иначе глухим возглашали бы и небо и земля хвалы Твои.
Quid autem amo, cum te amo? Non speciem corporis nec decus temporis, non candorem lucis, ecce istis amicum oculis, non dulces melodias cantilenarum omnimodarum, non florum et unguentorum et aromatum suaviolentiam, non manna et mella, non membra acceptabilia carnis amplexibus: non haec amo, cum amo deum meum, et tamen amo quandam lucem et quandam vocem et quendam odorem et quendam cibum et quendam amplexum, cum amo deum meum, lucem, vocem, odorem, cibum, amplexum interioris hominis mei, ubi fulget animae meae quod non capit locus, et ubi sonat quod non rapit tempus, et ubi olet quod non spargit flatus, et ubi sapit quod non minuit edacitas, et ubi haeret quod non divellit satietas. Hoc est quod amo, cum deum meum amo. Что же, любя Тебя, люблю я? Не телесную красоту, не временную прелесть, не сияние вот этого света, столь милого для глаз, не сладкие мелодии всяких песен, не благоухание цветов, мазей и курений, не манну и мед, не члены, приятные земным объятиям, - не это люблю я, любя Бога моего. И, однако, я люблю некий свет и некий голос, некий аромат и некую пищу и, некие объятия - когда люблю Бога моего; это свет, голос, аромат, пища, объятия внутреннего моего человека - там, где душе моей сияет свет, который не ограничен пространством, где звучит голос, который время не заставит умолкнуть, где разлит аромат, который не развеет ветром, где пища не теряет вкуса при сытости, где объятия не размыкаются от пресыщения. Вот что люблю я, любя Бога моего.
10.6.9 Et quid est hoc? Interrogavi terram, et dixit, 'Non sum.' et quaecumque in eadem sunt, idem confessa sunt. Interrogavi mare et abyssos et reptilia animarum vivarum, et responderunt, 'Non sumus deus tuus; quaere super nos.' interrogavi auras flabiles, et inquit universus aer cum incolis suis, 'Fallitur Anaximenes; non sum deus.' 9. А что же такое этот Бог? Я спросил землю, и она сказала: "это не я"; и все, живущее на ней, исповедало то же. Я спросил море, бездны и пресмыкающихся, живущих там, и они ответили: "мы не бог твой; ищи над нами". Я спросил у веющих ветров, и все воздушное пространство с обитателями своими заговорило; "ошибается Анаксимен: я не бог".
Interrogavi caelum, solem, lunam, stellas: 'Neque nos sumus deus, quem quaeris,' inquiunt. Et dixi omnibus his quae circumstant fores carnis meae, 'Dicite mihi de deo meo, quod vos non estis, dicite mihi de illo aliquid,' et exclamaverunt voce magna, 'Ipse fecit nos.' interrogatio mea intentio mea et responsio eorum species eorum. Я спрашивал небо, солнце, луну и звезды: "мы не бог, которого ты ищешь", - говорили они. И я сказал всему, что обступает двери плоти моей: "скажите мне о Боге моем - вы ведь не бог, - скажите мне что-нибудь о Нем". И они вскричали громким голосом: "Творец наш, вот Кто Он". Мое созерцание было моим вопросом; их ответом - их красота. .
Et direxi me ad me et dixi mihi, 'Tu quis es?' et respondi, 'Homo.' et ecce corpus et anima in me mihi praesto sunt, unum exterius et alterum interius. Quid horum est unde quaerere debui deum meum, quem iam quaesiveram per corpus a terra usque ad caelum, quousque potui mittere nuntios radios oculorum meorum? Тогда я обратился к себе и сказал: "ты кто?" И ответил; "человек". Вот у меня тело и душа, готовые служить мне; одно находится во внешнем мире, другая внутри меня. У кого из них спрашивать мне о Боге моем, о Котором я уже спрашивал своими внешними чувствами, начиная с земли и до самого неба, куда только мог послать за вестями лучи глаз своих?
Sed melius quod interius. Ei quippe renuntiabant omnes nuntii corporales, praesidenti et iudicanti de responsionibus caeli et terrae et omnium quae in eis sunt dicentium, 'Non sumus deus' et, 'Ipse fecit nos.' homo interior cognovit haec per exterioris ministerium; ego interior cognovi haec, ego, ego animus per sensum corporis mei, interrogavi mundi molem de deo meo, et respondit mihi, 'Non ego sum, sed ipse me fecit.' Лучше, конечно, то, что внутри меня. Все телесные вестники возвестили душе моей, судье и председательнице, об ответах неба, земли и всего, что на них; они гласили: "мы не боги; Творец наш, вот Он". Внутреннему человеку сообщил об этом состоящий у него в услужении внешний; я, внутренний, узнал об этом, - я, я душа, через свои телесные чувства. Я спросил всю вселенную о Боге моем, и она ответила мне: "я не бог; Творец наш, вот кто Он".
10.6.10 Nonne omnibus quibus integer sensus est apparet haec species? Cur non omnibus eadem loquitur? Animalia pusilla et magna vident eam, sed interrogare nequeunt, non enim praeposita est in eis nuntiantibus sensibus iudex ratio. 10. Неужели всем, у кого внешние чувства здоровы, не видна эта красота? почему же не всем говорит она об одном и том же? Животные, и крохотные и огромные, видят ее, но не могут ее спросить: над чувствами - вестниками не поставлено у них судьи - обсуждающего разума.
Homines autem possunt interrogare, ut invisibilia dei per ea quae facta sunt intellecta conspiciant, sed amore subduntur eis et subditi iudicare non possunt. Люди же могут спросить, чтобы "невидимое Божие через творения было понятно и узрено". Привязавшись, однако, к миру созданному, они подчиняются ему, а подчинившись, уже не могут рассуждать.
Nec respondent ista interrogantibus nisi iudicantibus, nec vocem suam mutant, id est speciem suam, si alius tantum videat, alius autem videns interroget, ut aliter illi appareat, aliter huic, sed eodem modo utrique apparens illi muta est, huic loquitur: immo vero omnibus loquitur, sed illi intellegunt qui eius vocem acceptam foris intus cum veritate conferunt. Мир же созданный отвечает на вопросы только рассуждающим: он не изменяет своего голоса, т. е. своей красоты, и не является в разном облике тому, кто только его видит, и тому, кто видит и спрашивает; являясь, однако, в одинаковом виде обоим, он нем перед одним и говорит другому; вернее, он говорит всем, но этот голос внешнего мира понимают только те, кто, услышав его, сравнивают его с истиной, живущей в них.
Veritas enim dicit mihi, 'Non est deus tuus terra et caelum neque omne corpus.' hoc dicit eorum natura. Viden? Moles est, minor in parte quam in toto. Iam tu melior es, tibi dico, anima, quoniam tu vegetas molem corporis tui praebens ei vitam, quod nullum corpus praestat corpori. Deus autem tuus etiam tibi vitae vita est. Истина же эта говорит мне: "Бог твой не небо, не земля и не любое тело". Их природа говорит об этом видящему; она предстает, как глыба меньшая в части своей, чем в целом. И ты, душа, говорю это тебе, ты лучше, ибо ты оживляешь глыбу тела, в котором живешь, и сообщаешь ему жизнь: ни одно тело не может этого доставить телу. Бог же твой еще больше для тебя: Он Жизнь жизни твоей.
10.7.11 Quid ergo amo, cum deum meum amo? Quis est ille super caput animae meae? Per ipsam animam meam ascendam ad illum. Transibo vim meam qua haereo corpori et vitaliter compagem eius repleo. Non ea vi reperio deum meum, nam reperiret et equus et mulus, quibus non est intellectus, et est eadem vis qua vivunt etiam eorum corpora. 11. Итак, что же я люблю, любя Бога? Кто Он, пребывающий над вершинами души моей? Этой душой моей поднимусь к Нему. Я пропускаю ту силу, которая соединяет меня с телом и наполняет жизнью его состав. Не эта сила поможет мне найти Бога моего, иначе Его нашли бы и лошадь и мул, у которых нет разума, но есть эта самая сила, оживляющая и их тела.
Est alia vis, non solum qua vivifico sed etiam qua sensifico carnem meam, quam mihi fabricavit dominus, iubens oculo ut non audiat, et auri ut non videat, sed illi per quem videam, huic per quam audiam, et propria singillatim ceteris sensibus sedibus suis et officiis suis: quae diversa per eos ago unus ego animus. Transibo et istam vim meam, nam et hanc habet equus et mulus: sentiunt enim etiam ipsi per corpus. Есть другая сила, которой я оживляю не только мою плоть, но и сообщаю ей чувствительность. Ее создал Господь, повелев глазу не слышать, но видеть, а уху не видеть, но слышать, определив каждому чувству в отдельности его место и его обязанности: разное выполняю я с их помощью, оставаясь единым, я - разум. Пропускаю и эту силу мою; и она есть у лошади и мула: и у них тело обладает внешними чувствами.
10.8.12 Transibo ergo et istam naturae meae, gradibus ascendens ad eum qui fecit me, et venio in campos et lata praetoria memoriae, ubi sunt thesauri innumerabilium imaginum de cuiuscemodi rebus sensis invectarum. 12. Итак, пропускаю и эту силу в природе моей; постепенно поднимаясь к Тому, Кто создал меня, прихожу к равнинам и обширным дворцам памяти, где находятся сокровищницы, куда свезены бесчисленные образы всего, что было воспринято.
Ibi reconditum est quidquid etiam cogitamus, vel augendo vel minuendo vel utcumque variando ea quae sensus attigerit, et si quid aliud commendatum et repositum est quod nondum absorbuit et sepelivit oblivio. Там же сложены и все наши мысли, преувеличившие, преуменьшившие и, вообще, как-то изменившие то, о чем сообщили наши внешние чувства. Туда передано и там спрятано все, что забвением еще не поглощено и не погребено.
Ibi quando sum, posco ut proferatur quidquid volo, et quaedam statim prodeunt, quaedam requiruntur diutius et tamquam de abstrusioribus quibusdam receptaculis eruuntur, quaedam catervatim se proruunt et, dum aliud petitur et quaeritur, prosiliunt in medium quasi dicentia, 'Ne forte nos sumus?' et abigo ea manu cordis a facie recordationis meae, donec enubiletur quod volo atque in conspectum prodeat ex abditis. Находясь там, я требую показать мне то, что я хочу; одно появляется тотчас же, другое приходится искать дольше, словно откапывая из каких-то тайников; что-то вырывается целой толпой, и вместо того, что ты ищешь и просишь, выскакивает вперед, словно говоря: "может, это нас?" Я мысленно гоню их прочь, и наконец, то, что мне нужно, проясняется и выходит из своих скрытых убежищ.
Alia faciliter atque imperturbata serie sicut poscuntur suggeruntur, et cedunt praecedentia consequentibus et cedendo conduntur, iterum cum voluero processura. Quod totum fit cum aliquid narro memoriter. Кое-что возникает легко и проходит в стройном порядке, который и требовался: идущее впереди уступает место следующему сзади и, уступив, скрывается, чтобы выступить вновь, когда я того пожелаю. Именно так и происходит, когда я рассказываю о чем-либо по памяти.
10.8.13 Ibi sunt omnia distincte generatimque servata, quae suo quaeque aditu ingesta sunt, sicut lux atque omnes colores formaeque corporum per oculos, per aures autem omnia genera sonorum omnesque odores per aditum narium, omnes sapores per oris aditum, a sensu autem totius corporis, quid durum, quid molle, quid calidum frigidumve, lene aut asperum, grave seu leve sive extrinsecus sive intrinsecus corpori. 13. Там раздельно и по родам сохраняется все, что внесли внешние чувства, каждое своим путем: глаза сообщили о свете, о всех красках и формах тел, уши - о всевозможных звуках; о всех запахах - ноздри; о всех вкусах - рот; все тело в силу своей общей чувствительности - о том, что твердо или мягко, что горячо или холодно, гладко или шероховато, тяжело или легко, находится вне или в самом теле.
Haec omnia recipit recolenda cum opus est et retractanda grandis memoriae recessus et nescio qui secreti atque ineffabiles sinus eius: quae omnia suis quaeque foribus intrant ad eam et reponuntur in ea. Все это память принимает для последующей, если она потребуется, переработки и обдумыванья, в свои обширные кладовые и еще в какие-то укромные, неописуемые закоулки: для всего имеется собственный вход, и все там складывается.
Nec ipsa tamen intrant, sed rerum sensarum imagines illic praesto sunt cogitationi reminiscenti eas. Quae quomodo fabricatae sint, quis dicit, cum appareat quibus sensibus raptae sint interiusque reconditae? Nam et in tenebris atque in silentio dum habito, in memoria mea profero, si volo, colores, et discerno inter album et nigrum et inter quos alios volo, nec incurrunt soni atque perturbant quod per oculos haustum considero, cum et ipsi ibi sint et quasi seorsum repositi lateant. Входят, однако, не сами чувственные предметы, а образы их, сразу же предстающие перед умственным взором того, кто о них вспомнил. Кто скажет, как они образовались, хотя и ясно, каким чувством они схвачены и спрятаны внутри? Пусть я живу в темноте и безмолвии, но если захочу, я могу вызвать в памяти краски, различу белое от черного, да и любые цвета один от другого. Тут же находятся и звуки, но они не вторгаются и не вносят путаницы в созерцаемые мной зрительные образы: они словно спрятаны и отложены в сторону.
Nam et ipsos posco, si placet, atque adsunt illico, et quiescente lingua ac silente gutture canto quantum volo, imaginesque illae colorum, quae nihilo minus ibi sunt, non se interponunt neque interrumpunt, cum thesaurus alius retractatur qui influxit ab auribus. Я могу, если мне угодно, вытребовать и их, и они тут как тут: язык мой в покое, горло молчит, а я пою, сколько хочется, и зрительные образы, которые, однако, никуда не делись, не вмешиваются и ничего не нарушают, пока я перебираю другую сокровищницу, собранную слухом.
Ita cetera quae per sensus ceteros ingesta atque congesta sunt recordor prout libet, et auram liliorum discerno a violis nihil olfaciens, et mel defrito, lene aspero, nihil tum gustando neque contrectando sed reminiscendo antepono. Таким же образом вспоминаю я, когда мне захочется, то, что внесено и собрано другими моими чувствами; отличаю, ничего не обоняя, запах лилий от запаха фиалок; предпочитаю мед виноградному соку, и мягкое жесткому, ничего при этом не отведывая и ничего не ощупывая, а только вспоминая.
10.8.14 Intus haec ago, in aula ingenti memoriae meae. Ibi enim mihi caelum et terra et mare praesto sunt cum omnibus quae in eis sentire potui, praeter illa quae oblitus sum. Ibi mihi et ipse occurro meque recolo, quid, quando et ubi egerim quoque modo, cum agerem, affectus fuerim. Ibi sunt omnia quae sive experta a me sive credita memini. 14. Все это происходит во мне, в огромных палатах моей памяти. Там в моем распоряжении небо, земля, море и все, что я смог воспринять чувством, - все, кроме мной забытого. Там встречаюсь я и сам с собой и вспоминаю, что я делал, когда, где и что чувствовал в то время, как это делал. Там находится все, что я помню из проверенного собственным опытом и принятого на веру от других.
Ex eadem copia etiam similitudines rerum vel expertarum vel ex eis quas expertus sum creditarum alias atque alias, et ipse contexo praeteritis atque ex his etiam futuras actiones et eventa et spes, et haec omnia rursus quasi praesentia meditor. Пользуясь этим же богатством, я создаю по сходству с тем, что проверено моим опытом, и с тем, чему я поверил на основании чужого опыта, то одни, то другие образы; я вплетаю их в прошлое; из них тку ткань будущего: поступки, события, надежды - все это я вновь и вновь обдумываю как настоящее.
'Faciam hoc et illud' dico apud me in ipso ingenti sinu animi mei pleno tot et tantarum rerum imaginibus, et hoc aut illud sequitur. 'O si esset hoc aut illud!' 'Avertat deus hoc aut illud!' dico apud me ista et, cum dico, praesto sunt imagines omnium quae dico ex eodem thesauro memoriae, nec omnino aliquid eorum dicerem, si defuissent. "Я сделаю то-то и то-то", - говорю я себе в уме моем, этом огромном вместилище, полном стольких великих образов, - за этим следует вывод: "О если бы случилось то и то-то!". "Да отвратит Господь то-то и то-то", - говорю себе, и когда говорю, тут же предстают передо мной образы всего, о чем говорю, извлеченные из той же сокровищницы памяти. Не будь их там, я не мог бы вообще ничего сказать.
10.8.15 Magna ista vis est memoriae, magna nimis, deus meus, penetrale amplum et infinitum. Quis ad fundum eius pervenit? Et vis est haec animi mei atque ad meam naturam pertinet, nec ego ipse capio totum quod sum. Ergo animus ad habendum se ipsum angustus est, ut ubi sit quod sui non capit? Numquid extra ipsum ac non in ipso? Quomodo ergo non capit? 15. Велика она, эта сила памяти, Господи, слишком велика! Это святилище величины беспредельной. Кто исследует его глубины! И, однако, это сила моего ума, она свойственна моей природе, но я сам не могу полностью вместить себя. Ум тесен, чтобы овладеть собой же. Где же находится то свое, чего он не вмещает? Ужели вне его, а не в нем самом? Каким же образом он не вмещает этого?
Multa mihi super hoc oboritur admiratio, stupor apprehendit me. Великое изумление все это вызывает во мне, оцепенение охватывает меня.
Et eunt homines mirari alta montium et ingentes fluctus maris et latissimos lapsus fluminum et oceani ambitum et gyros siderum, et relinquunt se ipsos, nec mirantur quod haec omnia, cum dicerem, non ea videbam oculis, nec tamen dicerem, nisi montes et fluctus et flumina et sidera quae vidi et oceanum quem credidi intus in memoria mea viderem, spatiis tam ingentibus quasi foris viderem. И люди идут дивиться горным высотам, морским валам, речным просторам, океану, объемлющему землю, круговращению звезд, - а себя самих оставляют в стороне! Их не удивляет, что, говоря обо всем этом, я не вижу этого перед собой, но я не мог бы об этом говорить, если бы не видел в себе, в памяти своей, и гор, и волн, и рек, и звезд (это я видел наяву), и океана, о котором слышал, во всей огромности их, словно я вижу их въявь перед собой.
Nec ea tamen videndo absorbui quando vidi oculis, nec ipsa sunt apud me sed imagines eorum, et novi quid ex quo sensu corporis impressum sit mihi. И, однако, не их поглотил я, глядя на них своими глазами; не они сами во мне, а только образы их, и я знаю, что и каким телесным чувством запечатлено во мне.
10.9.16 Sed non ea sola gestat immensa ista capacitas memoriae meae. Hic sunt et illa omnia quae de doctrinis liberalibus percepta nondum exciderunt, quasi remota interiore loco non loco; nec eorum imagines, sed res ipsas gero. 16. Не только это содержит в себе огромное вместилище моей памяти. Там находятся все сведения, полученные при изучении свободных наук, и еще не забытые; они словно засунуты куда-то внутрь, в какое-то место, которое не является местом: я несу в себе не образы их, а сами предметы.
Nam quid sit litteratura, quid peritia disputandi, quot genera quaestionum, quidquid horum scio, sic est in memoria mea ut non retenta imagine rem foris reliquerim, aut sonuerit et praeterierit sicut vox impressa per aures vestigio quo recoleretur, quasi sonaret cum iam non sonaret, Все мои знания о грамматике, о диалектике, о разных видах вопросов живут в моей памяти, причем ею удержан не образ предмета, оставшегося вне меня, а самый предмет. Это не отзвучало и не исчезло, как голос, оставивший в ушах свой след и будто вновь звучащий, хотя он и не звучит;
aut sicut odor, dum transit et vanescit in ventos, olfactum afficit, unde traicit in memoriam imaginem sui quam reminiscendo repetamus, как запах, который, проносясь и тая в воздухе, действует на обоняние и передает памяти свой образ, который мы восстанавливаем и в воспоминании;
aut sicut cibus qui certe in ventre iam non sapit et tamen in memoria quasi sapit, aut sicut aliquid quod corpore tangendo sentitur, quod etiam separatum a nobis imaginatur memoria. как пища, которая, конечно, в желудке теряет свой вкус, но в памяти остается вкусной; как вообще нечто, что ощущается наощупь и что представляется памяти, находясь даже вдали от нас.
Istae quippe res non intromittuntur ad eam, sed earum solae imagines mira celeritate capiuntur et miris tamquam cellis reponuntur et mirabiliter recordando proferuntur. Не самые эти явления впускает к себе память, а только с изумительной быстротой овладевает их образами, раскладывает по удивительным кладовкам, а воспоминание удивительным образом их вынимает.
10.10.17 At vero, cum audio tria genera esse quaestionum, an sit, quid sit, quale sit, sonorum quidem quibus haec verba confecta sunt imagines teneo, et eos per auras cum strepitu transisse ac iam non esse scio. 17. В самом деле, когда я слышу, что вопросы бывают трех видов: существует ли такой-то предмет? что он собой представляет? каковы его качества? то я получаю образы звуков, из которых составлены эти слова, и знаю, что эти звуки прошуршат в воздухе и исчезнут.
Res vero ipsas quae illis significantur sonis neque ullo sensu corporis attigi neque uspiam vidi praeter animum meum, et in memoria recondidi non imagines earum, sed ipsas: quae unde ad me intraverint dicant, si possunt. Мысли же, которые обозначаются этими звуками, я не мог воспринять ни одним своим телесным чувством и нигде не мог увидеть, кроме как в своем уме; в памяти я спрятал не образы этих мыслей, а сами мысли. Откуда они вошли в меня? пусть объяснит, кто может.
Nam percurro ianuas omnes carnis meae, nec invenio qua earum ingressae sint. Quippe oculi dicunt, 'Si coloratae sunt, nos eas nuntiavimus'; aures dicunt, 'Si sonuerunt, a nobis indicatae sunt'; nares dicunt, 'Si oluerunt, per nos transierunt'; dicit etiam sensus gustandi, 'Si sapor non est, nihil me interroges'; tactus dicit, 'Si corpulentum non est, non contrectavi; si non contrectavi, non indicavi.' Я обхожу все двери моей плоти и не нахожу, через какую они могли проникнуть. Глаза говорят: "если у них есть цвет, то возвестили о них мы". Уши говорят: "если они звучат, то о них доложили мы". Ноздри говорят: "если они пахнут, то они прошли через нас". Чувство вкуса говорит: "если у них нет вкуса, то нечего меня и спрашивать". Осязание говорит: "если они бестелесны, то нельзя их ощупать, а если нельзя ощупать, то не могу я о них и доложить".
Unde et qua haec intraverunt in memoriam meam? Nescio quomodo. Nam cum ea didici, non credidi alieno cordi, sed in meo recognovi et vera esse approbavi et commendavi ei, tamquam reponens unde proferrem cum vellem. Ibi ergo erant et antequam ea didicissem, sed in memoria non erant. Откуда же и каким путем вошли они и память мою? не знаю. Я усвоил эти сведения, доверяясь не чужому разуму, но, проверив собственным, признал правильными и отдал ему как бы на хранение, чтобы взять по желанию. Они, следовательно, были там и до того, как я их усвоил, но в памяти моей их не было.
Ubi ergo aut quare, cum dicerentur, agnovi et dixi, 'Ita est, verum est,' nisi quia iam erant in memoria, sed tam remota et retrusa quasi in cavis abditioribus ut, nisi admonente aliquo eruerentur, ea fortasse cogitare non possem? Где же были они и почему, когда мне о них заговорили, я их узнал и сказал: "это так, это правильно"? Единственное объяснение: они уже были в моей памяти, но были словно запрятаны и засунуты в самых отдаленных ее пещерах, так что, пожалуй, я и не смог бы о них подумать, если бы кто-то не побудил меня их откопать.
10.11.18 Quocirca invenimus nihil esse aliud discere ista quorum non per sensus haurimus imagines, sed sine imaginibus, sicuti sunt, per se ipsa intus cernimus, nisi ea quae passim atque indisposite memoria continebat, cogitando quasi conligere atque animadvertendo curare, ut tamquam ad manum posita in ipsa memoria, ubi sparsa prius et neglecta latitabant, iam familiari intentioni facile occurrant. 18. Итак, мы находим следующее: познакомиться с тем, о чем мы узнаем не через образы, доставляемые органами чувств, а без образов, через внутреннее созерцание, представляющее нам созерцаемое в подлинном виде, - это значит не что иное, как подумать и как бы собрать то, что содержала память разбросанно и в беспорядке, и внимательно расставить спрятанное в ней, но заброшенное и раскиданное, расставить так, чтобы оно находилось в самой памяти как бы под рукой и легко появлялось при обычном усилии ума.
Et quam multa huius modi gestat memoria mea, quae iam inventa sunt et, sicut dixi, quasi ad manum posita, quae didicisse et nosse dicimur. Сколько хранит моя память уже известного и, как я сказал, лежащего под рукой, о чем говорится: "мы это изучили и знаем".
Quae si modestis temporum intervallis recolere desivero, ita rursus demerguntur et quasi in remotiora penetralia dilabuntur, ut denuo velut nova excogitanda sint indidem iterum (neque enim est alia regio eorum) et cogenda rursus, ut sciri possint, id est velut ex quadam dispersione conligenda, unde dictum est cogitare. Nam cogo et cogito sic est, ut ago et agito, facio et factito. Если я перестану в течение малого промежутка времени перебирать в памяти эти сведения, они вновь уйдут вглубь и словно соскользнут в укромные тайники. Их придется опять как нечто новое извлекать мысленно оттуда - нигде в другом месте их нет, - чтобы с ними познакомиться, вновь свести вместе, т. е. собрать как что-то рассыпавшееся. Отсюда и слово cogitare. Cogo и cogito находятся между собой в таком же соотношении, как agito, facio и factito.
Verum tamen sibi animus hoc verbum proprie vindicavit, ut non quod alibi, sed quod in animo conligitur, id est cogitur, cogitari proprie iam dicatur. Ум овладел таким глаголом, как собственно ему принадлежащим, потому что не где-то, а именно в уме происходит процесс собирания, т. е. сведения вместе, а это и называется в собственном смысле "обдумываньем".
10.12.19 Item continet memoria numerorum dimensionumque rationes et leges innumerabiles, quarum nullam corporis sensus impressit, quia nec ipsae coloratae sunt aut sonant aut olent aut gustatae aut contrectatae sunt. Audivi sonos verborum, quibus significantur cum de his disseritur, sed illi alii, istae autem alia sunt. 19. В памяти содержатся также бесчисленные соотношения и законы, касающиеся чисел и пространственных величин; их не могло сообщить нам ни одно телесное чувство, ибо они не имеют ни цвета, ни запаха, ни вкуса, не издают звуков и не могут быть ощупаны. Я слышу звук слов, которыми их обозначают, о них рассуждая, но слова эти одно, а предмет рассуждений - совсем другое.
Nam illi aliter graece, aliter latine sonant, istae vero nec graecae nec latinae sunt nec aliud eloquiorum genus. Слова звучат иначе по-гречески, иначе по-латыни, самый же предмет существует независимо от греческого, латинского и любого другого языка.
Vidi lineas fabrorum vel etiam tenuissimas, sicut filum araneae, sed illae aliae sunt, non sunt imagines earum quas mihi nuntiavit carnis oculus. Я видел линии, проведенные рукой мастеров, иногда настолько тонкие, что они походили на паутину, но линии в моей памяти это нечто иное, это не образы тех, о которых мне сообщило телесное зрение;
Novit eas quisquis sine ulla cogitatione qualiscumque corporis intus agnovit eas. Sensi etiam numeros omnibus corporis sensibus quos numeramus, sed illi alii sunt quibus numeramus, nec imagines istorum sunt et ideo valde sunt. Rideat me ista dicentem qui non eos videt, et ego doleam ridentem me. их знаешь, не связывая в мыслях ни с каким телом, и узнаешь, уйдя в себя. Я узнал с помощью всех телесных чувств числа, которые мы называем, считая предметы; но числа, которыми исчисляем, это. совсем другое; они не суть образы первых и потому существуют действительно. Пусть посмеется над моими словами тот, кто этого не видит, а я пожалею его за этот смех.
10.13.20 Haec omnia memoria teneo et quomodo ea didicerim memoria teneo. Multa etiam quae adversus haec falsissime disputantur audivi et memoria teneo. Quae tametsi falsa sunt, tamen ea meminisse me non est falsum. 20. Все это я держу в памяти, и как этому выучился, держу в памяти. Множество ошибочнейщих возражений на это я слышал и держу их в памяти, и хотя они ошибочны, но то, что я их запомнил, в этом я не ошибаюсь.
Et discrevisse me inter illa vera et haec falsa quae contra dicuntur, et hoc memini aliterque nunc video discernere me ista, aliter autem memini saepe me discrevisse, cum ea saepe cogitarem. Я провел границу между правильным и ошибочными противоречиями правильному. И это я помню, но вижу теперь, что провести эту границу - одно, а помнить, что я часто ее проводил, часто об этом размышляя, - это другое.
Ergo et intellexisse me saepius ista memini, et quod nunc discerno et intellego, recondo in memoria, ut postea me nunc intellexisse meminerim. Ergo et meminisse me memini, sicut postea, quod haec reminisci nunc potui, si recordabor, utique per vim memoriae recordabor. Итак, с одной стороны, я помню, что часто приходили мне в голову эти соображения, с другой же, то, что я сейчас различаю и понимаю, я складываю в памяти, чтобы потом вспомнить о том, что сегодня я это понимал. И я помню, что я помнил, и если потом вспомню, что мог сегодня это припомнить, то вспомню об этом, конечно, пользуясь силой моей памяти.
10.14.21 Affectiones quoque animi mei eadem memoria continet, non illo modo quo eas habet ipse animus cum patitur eas, sed alio multum diverso, sicut sese habet vis memoriae. Nam et laetatum me fuisse reminiscor non laetus, et tristitiam meam praeteritam recordor non tristis, et me aliquando timuisse recolo sine timore et pristinae cupiditatis sine cupiditate sum memor. 21. И мои душевные состояния хранит та же память, только не в том виде, в каком их когда-то переживала душа, а в другом, совсем разном и соответствующем силе памяти. Я вспоминаю, не радуясь сейчас, что когда-то радовался; привожу на память прошлую печаль, сейчас не печалясь; не испытывая страха, представляю себе, как некегда боялся, и бесстрастно припоминаю свою былую страсть.
Aliquando et e contrario tristitiam meam transactam laetus reminiscor et tristis laetitiam. Quod mirandum non est de corpore: aliud enim animus, aliud corpus. Itaque si praeteritum dolorem corporis gaudens memini, non ita mirum est. Бывает и наоборот: бывшую печаль вспоминаю я радостно, а радость - с печалью. Нечего было бы удивляться, если бы речь шла о теле, но ведь душа - одно, а тело - другое. Если я весело вспоминаю о прошедшей телесной боли, это не так удивительно.
Hic vero, cum animus sit etiam ipsa memoria (nam et cum mandamus aliquid ut memoriter habeatur, dicimus, 'Vide ut illud in animo habeas,' et cum obliviscimur, dicimus, 'Non fuit in animo' et 'Elapsum est animo,' ipsam memoriam vocantes animum), cum ergo ita sit, quid est hoc, quod cum tristitiam meam praeteritam laetus memini, animus habet laetitiam et memoria tristitiam laetusque est animus ex eo quod inest ei laetitia, memoria vero ex eo quod inest ei tristitia tristis non est? Но ведь память и есть душа, ум; когда мы даем какое-либо поручение, которое следует держать в памяти, мы говорим: "смотри, держи это в уме"; забыв, говорим: "не было в уме"; "из ума вон" - мы, следовательно, называем память душой, умом, а раз это так, то что же это такое? Когда я, радуясь, вспоминаю свою прошлую печаль, в душе моей живет радость, а в памяти печаль: душа радуется, оттого что в ней радость, память же оттого, что в ней печаль, не опечалена. Или память не имеет отношения к душе?
Num forte non pertinet ad animum? Quis hoc dixerit? Nimirum ergo memoria quasi venter est animi, laetitia vero atque tristitia quasi cibus dulcis et amarus: cum memoriae commendantur, quasi traiecta in ventrem recondi illic possunt, sapere non possunt. Ridiculum est haec illis similia putare, nec tamen sunt omni modo dissimilia. Кто осмелился бы это сказать! Нет, память это как бы желудок души, а радость и печаль - это пища, сладкая и горькая: вверенные памяти, они как бы переправлены в желудок, где могут лежать, но сохранить вкус не могут. Это уподобление может показаться смешным, но некоторое сходство тут есть.
10.14.22 Sed ecce de memoria profero, cum dico quattuor esse perturbationes animi, cupiditatem, laetitiam, metum, tristitiam, et quidquid de his disputare potuero, dividendo singula per species sui cuiusque generis et definiendo, ibi invenio quid dicam atque inde profero, nec tamen ulla earum perturbatione perturbor cum eas reminiscendo commemoro. 22. И вот из памяти своей извлекаю я сведения о четырех чувствах, волнующих душу: это страсть, радость, страх и печаль. Все мои рассуждения о них, деления каждого на виды, соответствующие его роду, и определения их, - все, что об этом можно сказать, я нахожу в памяти и оттуда извлекаю, причем ни одно из этих волнующих чувств при воспоминании о нем меня волновать не будет.
Et antequam recolerentur a me et retractarentur, ibi erant; propterea inde per recordationem potuere depromi. Forte ergo sicut de ventre cibus ruminando, sic ista de memoria recordando proferuntur. Еще до того, как я стал вспоминать их и вновь пересматривать, они были в памяти, потому и можно было их извлечь воспоминанием. Может быть, как пища поднимается из желудка при жвачке, так и воспоминание поднимает эти чувства из памяти.
Cur igitur in ore cogitationis non sentitur a disputante, hoc est a reminiscente, laetitiae dulcedo vel amaritudo maestitiae? An in hoc dissimile est, quod non undique simile est? Quis enim talia volens loqueretur, si quotiens tristitiam metumve nominamus, totiens maerere vel timere cogeremur? Почему же рассуждающий о них, т. е. их вспоминающий, не чувствует сладкого привеса радости или горького привкуса печали? Не в том ли несходство, что нет полного сходства? Кто бы по доброй воле стал говорить об этих чувствах, если бы всякий раз при упоминании печали или страха нам приходилось грустить или бояться?
Et tamen non ea loqueremur, nisi in memoria nostra non tantum sonos nominum secundum imagines impressas a sensibus corporis sed etiam rerum ipsarum notiones inveniremus, quas nulla ianua carnis accepimus, sed eas ipse animus per experientiam passionum suarum sentiens memoriae commendavit aut ipsa sibi haec etiam non commendata retinuit. И, однако, мы не могли бы говорить о них, не найди мы в памяти своей не только их названий, соответствующих образам, запечатленным телесными чувствами, но и знакомства с этими самыми чувствами, которое мы не, могли получить ни через одни телесные двери. Душа, по опыту знакомая со своими страстями, передала это знание памяти, или сама память удержала его без всякой передачи.
10.15.23 Sed utrum per imagines an non, quis facile dixerit? Nomino quippe lapidem, nomino solem, cum res ipsae non adsunt sensibus meis; in memoria sane mea praesto sunt imagines earum. 23. С помощью образов или без них? Кто скажет! Я говорю о камне, говорю о солнце; я не воспринимаю их сейчас своими чувствами, но образа их, конечно, тут, в моей памяти.
Nomino dolorem corporis, nec mihi adest dum nihil dolet; nisi tamen adesset imago eius in memoria mea, nescirem quid dicerem nec eum in disputando a voluptate discernerem. Nomino salutem corporis cum salvus sum corpore; adest mihi quidem res ipsa. Я называю телесную боль - а ее у меня нет, ничто ведь не болит. Если бы, однако, образ ее не присутствовал в моей памяти, я не знал бы, что мне сказать, и не сумел бы, рассуждая, провести границу между ней и наслаждением. Я говорю о телесном здоровье, будучи здоров телом, качеством этим я обладаю,
Verum tamen nisi et imago eius inesset in memoria mea, nullo modo recordarer quid huius nominis significaret sonus, nec aegrotantes agnoscerent salute nominata quid esset dictum, nisi eadem imago vi memoriae teneretur, quamvis ipsa res abesset a corpore. но если бы образ его не находился в моей памяти, я никак не мог бы припомнить, что значит это слово. И больные не понимали бы значения слова "здоровье", если бы образ его не был удержан памятью, хотя самого здоровья у них и нет.
Nomino numeros quibus numeramus; en adsunt in memoria mea non imagines eorum, sed ipsi. Nomino imaginem solis, et haec adest in memoria mea, neque enim imaginem imaginis eius, sed ipsam recolo; ipsa mihi reminiscenti praesto est. Nomino memoriam et agnosco quod nomino. Et ubi agnosco nisi in ipsa memoria? Num et ipsa per imaginem suam sibi adest ac non per se ipsam? Я называю числа, с помощью которых мы ведем счет, - вот они в памяти моей: не образы их, а они сами. Я называю образ солнца - и он находится в моей памяти; я вспоминаю не образ образа, а рамый образ, который и предстает при воспоминании о нем. Я говорю "память" и понимаю, о чем говорю. А где могу я узнать о ней, как не в самой памяти? Неужели и она видит себя с помощью образа, а не непосредственно?
10.16.24 Quid, cum oblivionem nomino atque itidem agnosco quod nomino, unde agnoscerem nisi meminissem? Non eundem sonum nominis dico, sed rem quam significat. Quam si oblitus essem, quid ille valeret sonus agnoscere utique non valerem. 24. Далее: когда я произношу "забывчивость", я также знаю, о чем говорю, но откуда мог бы я знать, что это такое, если бы об этом не помнил? Я ведь говорю не о названии, а о том, что это название обозначает;
Ergo cum memoriam memini, per se ipsam sibi praesto est ipsa memoria. Cum vero memini oblivionem, et memoria praesto est et oblivio, memoria qua meminerim, oblivio quam meminerim. Sed quid est oblivio nisi privatio memoriae? Quomodo ergo adest ut eam meminerim, quando cum adest meminisse non possum? если бы я это забыл, то я не в силах был бы понять смысл самого названия. Когда я вспоминаю о памяти, то тут в наличии сама память, непосредственно действующая, но когда я вспоминаю о забывчивости, то тут в наличии и память и забывчивость: память, которой я вспоминаю, и забывчивость, о которой я вспоминаю. Но что такое забывчивость, как не утеря памяти?
At si quod meminimus memoria retinemus, oblivionem autem nisi meminissemus, nequaquam possemus audito isto nomine rem quae illo significatur agnoscere, memoria retinetur oblivio. Adest ergo ne obliviscamur, quae cum adest, obliviscimur. Каким же образом могу я вспомнить то, при наличии чего я вообще не могу помнить? Но если мы удерживаем в памяти то, о чем вспоминаем, то, не помни мы, что такое забывчивость, мы никак не могли бы, услышав это слово, понять его смысл; о забывчивости, следовательно, помнит память: наличие ее необходимо, чтобы не забывать, и в то же время при наличии ее мы забываем.
An ex hoc intellegitur non per se ipsam inesse memoriae, cum eam meminimus, sed per imaginem suam, quia, si per se ipsam praesto esset oblivio, non ut meminissemus, sed ut oblivisceremur, efficeret? Et hoc quis tandem indagabit? Quis comprehendet quomodo sit? Не следует ли из этого, что не сама забывчивость присутствует в памяти, когда мы о ней вспоминаем, а только ее образ, ибо, присутствуй она сама, она заставила бы нас не вспомнить, а забыть. Кто сможет это исследовать? Кто поймет, как это происходит?
10.16.25 Ego certe, domine, laboro hic et laboro in me ipso. Factus sum mihi terra difficultatis et sudoris nimii. Neque enim nunc scrutamur plagas caeli aut siderum intervalla dimetimur vel terrae libramenta quaerimus. Ego sum qui memini, ego animus. 25. Да, Господи, я работаю над этим и работаю над самим собой: я стал сам для себя землей, требующей тяжкого труда и обильного пота. Мы исследуем сейчас не небесные пространства, измеряем не расстояния между звездами, спрашиваем не о том, почему земля находится в равновесии: вот я, помнящий себя, я, душа.
Non ita mirum si a me longe est quidquid ego non sum: quid autem propinquius me ipso mihi? Et ecce memoriae meae vis non comprehenditur a me, cum ipsum me non dicam praeter illam. Quid enim dicturus sum, quando mihi certum est meminisse me oblivionem? Неудивительно, если то, что вне меня, находится от меня далеко, но что же ближе ко мне, чем я сам? И вот я не могу понять силы моей памяти, а ведь без нее я не мог бы назвать самого себя. Что же мне сказать, если я уверен, что помню свою забывчивость?
An dicturus sum non esse in memoria mea quod memini? An dicturus sum ad hoc inesse oblivionem in memoria mea, ut non obliviscar? Utrumque absurdissimum est. Quid illud tertium? Quo pacto dicam imaginem oblivionis teneri memoria mea, non ipsam oblivionem, cum eam memini? Скажу, что в памяти моей нет того, о чем я помню? Скажу, что забывчивость находится в памяти моей, чтобы я не забывал? Оба предположения совершенно нелепы. А третье? Могу ли я сказать, что при воспоминании моем о забывчивости, не она сама, а только образ ее удержан моей памятью?
Quo pacto et hoc dicam, quandoquidem cum imprimitur rei cuiusque imago in memoria, prius necesse est ut adsit res ipsa, unde illa imago possit imprimi? Могу ли я это сказать, если всякий раз, когда образ чего-то запечатлевается в памяти, необходимо, чтобы это "что-то" существовало раньше, чем запечатлеется его образ.
Sic enim Carthaginis memini, sic omnium locorum quibus interfui, sic facies hominum quas vidi, et ceterorum sensuum nuntiata, sic ipsius corporis salutem sive dolorem: cum praesto essent ista, cepit ab eis imagines memoria, quas intuerer praesentes et retractarem animo, cum illa et absentia reminiscerer. Так, я помню Карфаген, все места, где я бывал; лица людей, которых видел; то, о чем сообщали мне другие чувства, свое телесное здоровье или боль. Когда все это было налицо, память схватила их образы, которые я могу разглядывать - они всегда тут - и перебирать в уме, вспоминая отсутствующее.
Si ergo per imaginem suam, non per se ipsam, in memoria tenetur oblivio, ipsa utique aderat, ut eius imago caperetur. Если память удерживает не самое забывчивость, а только образ ее, то, чтобы ухватить этот образ, требуется наличие самой забывчивости.
Cum autem adesset, quomodo imaginem suam in memoria conscribebat, quando id etiam quod iam notatum invenit praesentia sua delet oblivio? Et tamen quocumque modo, licet sit modus iste incomprehensibilis et inexplicabilis, etiam ipsam oblivionem meminisse me certus sum, qua id quod meminerimus obruitur. А если она наличествует, то как записала она в памяти свой образ? Ведь даже то, что там уже начертано, уничтожается присутствием забывчивости. И все-таки каким-то образом - хотя это непонятно и необъяснимо - я твердо знаю, что я помню о своей забывчивости, которая погребает то, что мы помним.
10.17.26 Magna vis est memoriae, nescio quid horrendum, deus meus, profunda et infinita multiplicitas. Et hoc animus est, et hoc ego ipse sum. Quid ergo sum, deus meus? Quae natura sum? 26. Велика сила памяти; не знаю, Господи, что-то внушающее ужас есть в многообразии ее бесчисленных глубин. И это моя душа, это я сам. Что же я такое, Боже мой? Какова природа моя? Жизнь пестрая, многообразная, бесконечной неизмеримости!
Varia, multimoda vita et immensa vehementer. Ecce in memoriae meae campis et antris et cavernis innumerabilibus atque innumerabiliter plenis innumerabilium rerum generibus, sive per imagines, sicut omnium corporum, sive per praesentiam, sicut artium, sive per nescio quas notiones vel notationes, sicut affectionum animi (quas et cum animus non patitur, memoria tenet, cum in animo sit quidquid est in memoria), per haec omnia discurro et volito hac illac, penetro etiam quantum possum, et finis nusquam. Широки поля моей памяти, ее бесчисленные пещеры и ущелья полны неисчислимого, бесчисленного разнообразия: вот образы всяких тел, вот подлинники, с которыми знакомят нас науки, вот какие-то отметины и заметки, оставленные душевными состояниями, - хотя душа их сейчас и не переживает, но они хранятся в памяти, ибо в памяти есть все, что только было в душе. Я пробегаю и проношусь повсюду, проникаю даже вглубь, насколько могу, - и нигде нет предела;
Tanta vis est memoriae, tanta vitae vis est in homine vivente mortaliter! quid igitur agam, tu vera mea vita, deus meus? Transibo et hanc vim meam quae memoria vocatur, transibo eam ut pertendam ad te, dulce lumen. такова сила памяти, такова сила жизни в человеке, живущем для смерти. Что же делать мне, Боже мой, истинная Жизнь моя? Пренебрегу этой силой моей, которая называется памятью, пренебрегу ею, чтобы устремиться к Тебе, сладостный Свет мой.
Quid dicis mihi? Ecce ego ascendens per animum meum ad te, qui desuper mihi manes, transibo et istam vim meam quae memoria vocatur, volens te attingere unde attingi potes, et inhaerere tibi unde inhaereri tibi potest. Что скажешь Ты мне? Я поднимаюсь к Тебе душой своей - Ты пребываешь ведь надо мной - и пренебрегу этой силой, которая называется памятью; я хочу прикоснуться к Тебе там, где Ты доступен прикосновению, прильнуть к Тебе там, где возможно прильнуть.
Habent enim memoriam et pecora et aves, alioquin non cubilia nidosve repeterent, non alia multa quibus adsuescunt; neque enim et adsuescere valerent ullis rebus nisi per memoriam. Transibo ergo et memoriam, ut attingam eum qui separavit me a quadrupedibus et a volatilibus caeli sapientiorem me fecit. Transibo et memoriam, ut ubi te inveniam, vere bone, secura suavitas, ut ubi te inveniam? Память есть и у животных, и у птиц, иначе они не находили бы своих логовищ, гнезд и мноного другого, им привычного; привыкнуть же они могли только благодаря памяти. Я пренебрегу памятью, чтобы прикоснуться к Тому, Кто отделил меня от четвероногих и сделал мудрее небесных птиц. Пренебрегу памятью, чтобы найти Тебя. Где? Истинно добрый, верный и сладостный, где найти Тебя?
Si praeter memoriam meam te invenio, immemor tui sum. Et quomodo iam inveniam te, si memor non sum tui? Если не найду Тебя в моей памяти, значит, я не помню Тебя. А как же я найду Тебя, если я Тебя не помню?
10.18.27 Perdiderat enim mulier dragmam et quaesivit eam cum lucerna et, nisi memor eius esset, non inveniret eam. Cum enim esset inventa, unde sciret utrum ipsa esset, si memor eius non esset? 27. Потеряла женщина драхму и разыскивала ее со светильником, если бы она не помнила о ней, они бы не нашла ее. И откуда бы она знала, найдя ее, что это та самая драхма, если бы она ее не помнила?
Multa memini me perdita quaesisse atque invenisse. Inde istuc scio, quia, cum quaererem aliquid eorum et diceretur mihi, 'Num forte hoc est?' 'Num forte illud?', tamdiu dicebam, 'Non est,' donec id offerretur quod quaerebam. Cuius nisi memor essem, quidquid illud esset, etiamsi mihi offerretur non invenirem, quia non agnoscerem. Я помню, как я искал и находил потерянное. Я знаю, что когда я что-нибудь искал и мне говорили: "это не то?", "а это не то?", я до тех пор отвечал "нет", пока мне не показывали то, что я искал. Если бы я не помнил, что это за предмет, я не мог бы его найти, потому что не узнал бы его, хотя бы мне его и показали.
Et semper ita fit, cum aliquid perditum quaerimus et invenimus. Verum tamen si forte aliquid ab oculis perit, non a memoria, veluti corpus quodlibet visibile, tenetur intus imago eius et quaeritur, donec reddatur aspectui. Так бывает всегда, когда мы ищем и находим что-то потерянное. Если какой-то предмет случайно исчез из вида, но не из памяти (любой, воспринимаемый зрением), то образ его сохраняется в памяти, и его ищут, пока он не появится перед глазами.
Quod cum inventum fuerit, ex imagine quae intus est recognoscitur. Nec invenisse nos dicimus quod perierat, si non agnoscimus, nec agnoscere possumus, si non meminimus; sed hoc perierat quidem oculis, memoria tenebatur. Найденное узнается по его образу, живущему в нас. Мы не говорим, что нашли потерянное, если мы его не узнаем, а узнать мы не можем, если не помним; исчезнувшее из вида сохранилось памятью.
10.19.28 Quid, cum ipsa memoria perdit aliquid, sicut fit cum obliviscimur et quaerimus ut recordemur, ubi tandem quaerimus nisi in ipsa memoria? Et ibi si aliud pro alio forte offeratur, respuimus donec illud occurrat quod quaerimus. 28. Что же? А когда сама память теряет что-то, как это случается, когда мы забываем и силимся припомнить, то где производим мы наши поиски, как не в самой памяти? И если случайно она показываем нам что-то другое, мы это отбрасываем, пока не появится именно то, что мы ищем.
Et cum occurrit, dicimus, 'Hoc est'; quod non diceremus nisi agnosceremus, nec agnosceremus nisi meminissemus. Certe ergo obliti fueramus. An non totum exciderat, sed ex parte quae tenebatur pars alia quaerebatur, quia sentiebat se memoria non simul volvere quod simul solebat, et quasi detruncata consuetudine claudicans reddi quod deerat flagitabat? А когда это появилось, мы говорим "вот оно!". Мы не сказали бы так, не узнай мы искомого, и мы не узнали бы его, если бы о нем не помнили. Мы о нем, правда, забыли. Разве, однако, оно совсем выпало из памяти и нельзя по удержанной части найти и другую? Разве память не чувствует, что она не может целиком развернуть то, к чему она привыкла как к целому? Ущемленная в привычном, словно охромев, не потребует ли она возвращения недостающего?
Tamquam si homo notus sive conspiciatur oculis sive cogitetur et nomen eius obliti requiramus, quidquid aliud occurrerit non conectitur, quia non cum illo cogitari consuevit ideoque respuitur donec illud adsit, ubi simul adsuefacta notitia non inaequaliter adquiescat. Et unde adest nisi ex ipsa memoria? Если мы видим знакомого или думаем о нем и припоминаем его забытое имя, то любое, пришедшее в голову, с этим человеком не свяжется, потому что нет привычки мысленно объединять их. Отброшены будут все имена, пока не появится то, на котором и успокоится память, пришедшая в равновесие от привычного ей сведения.
Nam et cum ab alio commoniti recognoscimus, inde adest. Non enim quasi novum credimus, sed recordantes approbamus hoc esse quod dictum est. Si autem penitus aboleatur ex animo, nec admoniti reminiscimur. Neque enim omni modo adhuc obliti sumus quod vel oblitos nos esse meminimus. Hoc ergo nec amissum quaerere poterimus, quod omnino obliti fuerimus. А где было это имя, как не в самой памяти? Если даже нам напомнит его кто-то другой, оно, все равно, находилось там. Мы ведь не принимаем его на веру, как нечто новое, но, вспоминая, только подтверждаем сказанное нам. Если же это имя совершенно стерлось в памяти, то тут не помогут никакие напоминания. Забыли мы его, однако, не до такой степени, чтобы не помнить о том, что мы его забыли. Мы не могли бы искать утерянного, если бы совершенно о нем забыли.
10.20.29 Quomodo ergo te quaero, domine? Cum enim te, deum meum, quaero, vitam beatam quaero. Quaeram te ut vivat anima mea. Vivit enim corpus meum de anima mea et vivit anima mea de te. Quomodo ergo quaero vitam beatam? 29. Как же искать мне Тебя, Господи? Когда я ищу Тебя, Боже мой, я ищу счастливой жизни. Буду искать Тебя, чтобы жила душа моя! Душа моя живит тело, а душу мою живишь Ты. Как же искать мне счастливую жизнь?
Quia non est mihi donec dicam, 'Sat, est illic.' ubi oportet ut dicam quomodo eam quaero, utrum per recordationem, tamquam eam oblitus sim oblitumque me esse adhuc teneam, an per appetitum discendi incognitam, sive quam numquam scierim sive quam sic oblitus fuerim ut me nec oblitum esse meminerim. Ее нет у меня, пока я не могу сказать: "довольно! вот она". А тогда следует рассказать, как я искал: по воспоминанию ли, - как человек, который ее забыл, но о том, что забыл, хорошо помнит - по стремлению ли узнать ее, неведомую: то ли я о ней никогда и не знал, то ли так о ней забыл, что и не помню, что забыл.
Nonne ipsa est beata vita quam omnes volunt, et omnino qui nolit nemo est? Ubi noverunt eam, quod sic volunt eam? Ubi viderunt, ut amarent eam? Но разве не все хотят счастливой жизни? Никого ведь нет, кто бы не хотел ее! Где же о ней узнали, чтобы так ее хотеть? Где увидели, чтобы полюбит?
Nimirum habemus eam nescio quomodo. Et est alius quidam modus quo quisque, cum habet eam, tunc beatus est, et sunt qui spe beati sunt. Inferiore modo isti habent eam quam illi qui iam re ipsa beati sunt, sed tamen meliores quam illi qui nec re nec spe beati sunt. Не знаю, как, но мы ею, конечно, обладаем, по-разному, правда; один счастлив тогда, когда уже живет счастливой жизнью; другие счастливы надеждой на нее - последние счастливы в меньшей мере, чем те, кто счастлив на самом деле, но все же им лучше,
Qui tamen etiam ipsi, nisi aliquo modo haberent eam, non ita vellent beati esse: quod eos velle certissimum est. чем тем, кто и не живет счастливой жизнью и не надеется на нее. И все-таки, не знай и они каким-то образом о ней, они бы так не хотели быть счастливыми; а что они хотят, это несомненно.
Nescio quomodo noverunt eam ideoque habent eam in nescio qua notitia, de qua satago, utrum in memoria sit, quia, si ibi est, iam beati fuimus aliquando, utrum singillatim omnes, an in illo homine qui primus peccavit, in quo et omnes mortui sumus et de quo omnes cum miseria nati sumus, non quaero nunc, sed quaero utrum in memoria sit beata vita. Не знаю, каким образом они узнали о ней, и не знаю, какие у них о ней сведения. Я и бьюсь над вопросом: если это воспоминание; то, значит, мы все были когда-то счастливы (каждый в отдельности или в том человеке, который первым согрешил и в котором мы все умираем, и от которого все рождаемся в скорби, - об этом я сейчас не спрашиваю), - я спрашиваю, не живет ли в нас воспоминание о счастливой жизни?
Neque enim amaremus eam nisi nossemus. Audimus nomen hoc et omnes rem ipsam nos appetere fatemur; non enim sono delectamur. Мы не любили бы ее, если бы не знали. Мы слышали эти слова - и признаемся, что мы все, все стремимся к тому, что они обозначают; ведь не звук же слов доставляет нам удовольствие.
Nam hoc cum latine audit graecus, non delectatur, quia ignorat quid dictum sit; nos autem delectamur, sicut etiam ille si graece hoc audierit, quoniam res ipsa nec graeca nec latina est, cui adipiscendae graeci latinique inhiant ceterarumque linguarum homines. Когда грек услышит их по-латыни, они не доставят ему никакого удовольствия, потому что он их не поймет, а нам доставят, как и ему, если их сказать по-гречески: счастливая жизнь не связана ни с Грецией, ни с Римом, но к ней жадно стремятся и греки, и римляне, и люди, говорящие на других языках.
Nota est igitur omnibus, qui una voce si interrogari possent utrum beati esse vellent, sine ulla dubitatione velle responderent. Quod non fieret, nisi res ipsa, cuius hoc nomen est, eorum memoria teneretur. Она, следовательно, известна всем, и если бы можно было разом спросить всех: хотят ли они быть счастливы, все, не колеблясь, ответили бы, что хотят. Этого не могло бы быть, если бы у всех не сохранилось воспоминания о том, что обозначается словами "счастливая жизнь".
10.21.30 Numquid ita ut meminit Carthaginem qui vidit? Non. Vita enim beata non videtur oculis, quia non est corpus. Numquid sicut meminimus numeros? 30. Такое же, как у меня о Карфагене, который я видел? Нет. Счастливую жизнь не увидишь глазом: это не тело. Такое же, как у нас о числах?
Non. Hos enim qui habet in notitia, non adhuc quaerit adipisci, vitam vero beatam habemus in notitia ideoque amamus et tamen adhuc adipisci eam volumus, ut beati simus. Numquid sicut meminimus eloquentiam? Non. Нет. Человек, знающий числа, не стремится ими обладать; мы же, зная о счастливой жизни и поэтому любя ее, хотим еще обладать ею и быть счастливы. Может быть, так, как мы помним красноречие? Нет.
Quamvis enim et hoc nomine audito recordentur ipsam rem, qui etiam nondum sunt eloquentes multique esse cupiant (unde apparet eam esse in eorum notitia), tamen per corporis sensus alios eloquentes animadverterunt et delectati sunt et hoc esse desiderant, quamquam nisi ex interiore notitia non delectarentur, neque hoc esse vellent nisi delectarentur. Хотя, услышав это слово, и те, кто вовсе не красноречив, - а тех, кто хочет стать красноречивым, множество, - вспоминают, что такое красноречие. Из этого ясно, что они о нем что-то знают: с помощью внешних чувств узнали они красноречивых людей, получили удовольствие от их речей и захотели сами стать ораторами. Они не получили бы удовольствия, не будь в них какого-то внутреннего знания о красноречии, и не захотели бы стать ораторами, не получи они от них удовольствия.
Beatam vero vitam nullo sensu corporis in aliis experimur. Numquid sicut meminimus gaudium? Fortasse ita. О счастливой жизни, однако б, мы никаким внешним чувстром от других не узнаем. Может быть, вспоминаем, как вспоминаем радость? Пожалуй, да.
Nam gaudium meum etiam tristis memini sicut vitam beatam miser, neque umquam corporis sensu gaudium meum vel vidi vel audivi vel odoratus sum vel gustavi vel tetigi, sed expertus sum in animo meo quando laetatus sum, et adhaesit eius notitia memoriae meae, ut id reminisci valeam, aliquando cum aspernatione, aliquando cum desiderio, pro earum rerum diversitate de quibus me gavisum esse memini. Я вспоминаю о своей радости, даже когда я печален, как вспоминаю и о счастливой жизни, когда горюю. Никогда не сообщали мне о моей радости внешние чувства: я не видел ее, не слышал, не обонял, не пробовал на вкус и не ощупывал. Я узнал ее, когда радовался, в душе своей, и память закрепила это знание. Я могу вспоминать об этой радости, иногда ее презирая, иногда о ней тоскуя - в зависимости от разницы между тем, чем я, помню, радовался.
Nam et de turpibus gaudio quodam perfusus sum, quod nunc recordans detestor atque exsecror, aliquando de bonis et honestis, quod desiderans recolo, tametsi forte non adsunt, et ideo tristis gaudium pristinum recolo. Меня ведь заливала радость и от поступков мерзких, о которых я сейчас вспоминаю с отвращением и проклятиями; иногда я радовался доброму и чистому, и я вспоминаю об этом с тоской; это в прошлом, и я печально вспоминаю прежнюю радость.
10.21.31 Ubi ergo et quando expertus sum vitam meam beatam, ut recorder eam et amem et desiderem? Nec ego tantum aut cum paucis, sed beati prorsus omnes esse volumus. Quod nisi certa notitia nossemus, non tam certa voluntate vellemus. 31. Где же и когда знал я свою счастливую жизнь, чтобы вспоминать о ней, любить ее и тосковать о ней? И не только я один или вместе с немногими; решительно все мы хотим быть счастливы. Если бы мы определенно не знали о ней, мы бы так определенно и не хотели ее.
Sed quid est hoc? Что же это такое? Что это?
Quod si quaeratur a duobus utrum militare velint, fieri possit ut alter eorum velle se, alter nolle respondeat. Si autem ab eis quaeratur utrum esse beati velint, uterque se statim sine ulla dubitatione dicat optare, nec ob aliud velit ille militare, nec ob aliud iste nolit, nisi ut beati sint. Если спросить у двух человек, хотят ли они служить на военной службе, то, возможно, один ответил бы "да", а другой "нет"; но если у них спросите, хотят ли они быть счастливы, то оба сразу же, не колеблясь, ответили бы "да". Именно ради того, чтобы быть счастливым, один и хотел поступить на военную службу; именно ради этого другой от нее отказывался.
Num forte quoniam alius hinc, alius inde gaudet? Ita se omnes beatos esse velle consonant, quemadmodum consonarent si hoc interrogarentur, se velle gaudere, atque ipsum gaudium vitam beatam vocant. Ни потому ли, что у одного человека радость в одном, а для другого в другом? Все, однако, согласны в том, что хотят быть счастливы, и если их спросить, в чем они согласны, они ответят, что хотят радоваться, и эту самую радость и называют счастливой жизнью.
Quod etsi alius hinc, alius illinc adsequitur, unum est tamen quo pervenire omnes nituntur, ut gaudeant. Quae quoniam res est quam se expertum non esse nemo potest dicere, propterea reperta in memoria recognoscitur quando beatae vitae nomen auditur. И хотя один гонится за одним, а другой за другим, но все стараются прийти к одному: радоваться. А так как никто не может сказать без собственного опыта, что это такое, то мы, слыша слова "счастливая жизнь", узнаем, что это такое, найдя сведения о ней в своей памяти.
10.22.32 Absit, domine, absit a corde servi tui qui confitetur tibi, absit ut, quocumque gaudio gaudeam, beatum me putem. Est enim gaudium quod non datur impiis, sed eis qui te gratis colunt, quorum gaudium tu ipse es. 32. Да будет далека, Господи, да будет далека от сердца раба Твоего, который Тебе исповедуется, да будет далека мысль считать себя счастливым, какой бы радостью я ни радовался. Есть радость, которой не дано нечестивцам, но только тем, кто чтит Тебя бескорыстно: их радость - Ты сам.
Et ipsa est beata vita, gaudere ad te, de te, propter te: ipsa est et non est altera. Qui autem aliam putant esse, aliud sectantur gaudium neque ipsum verum. Ab aliqua tamen imagine gaudii voluntas eorum non avertitur. И настоящая счастливая жизнь в том, чтобы радоваться Тобой, от Тебя, ради Тебя: это настоящая счастливая жизнь, и другой нет. Те, кто полагает ее в другом, гонятся за другой радостью - не настоящей. И у них, однако, есть какое-то представление о радости, от которого они не отворачиваются в своем желании счастья.
10.23.33 Non ergo certum est quod omnes esse beati volunt, quoniam qui non de te gaudere volunt, quae sola vita beata est, non utique beatam vitam volunt. 33. Нельзя, следовательно, утверждать, что все хотят быть счастливы: ведь те, кто не хочет радоваться о Тебе - только в этом и есть счастливая жизнь, - не хотят на самом деле счастливой жизни.
An omnes hoc volunt, sed quoniam caro concupiscit adversus spiritum et spiritus adversus carnem, ut non faciant quod volunt, cadunt in id quod valent eoque contenti sunt, quia illud quod non valent, non tantum volunt quantum sat est ut valeant? Или все хотят ее, но "плоть желает противного духу, а дух противного плоти, так что люди не делают того, что хотят" и поэтому увязают в том, что им по силам, и этим удовлетворяются: у них нет настоящего желания получить силы на то, на что у них не хватает сил.
Nam quaero ab omnibus utrum malint de veritate quam de falsitate gaudere. Tam non dubitant dicere de veritate se malle, quam non dubitant dicere beatos esse se velle. Beata quippe vita est gaudium de veritate. Если я спрошу у всех, в чем они предпочитают найти радость: в истине или во лжи, то все так же не усомнятся ответить, что в истине, как не усомнятся сказать, что хотят быть счастливыми, но ведь счастливая жизнь - это радость, даруемая истиной,
Hoc est enim gaudium de te, qui veritas es, deus, inluminatio mea, salus faciei meae, deus meus. Hanc vitam beatam omnes volunt, hanc vitam, quae sola beata est, omnes volunt, gaudium de veritate omnes volunt. т.е. Тобой, Господи, ибо Ты "Истина, Просвещение мое, Спасение лица моего, Бог мой". Этой счастливой жизни все хотят, этой жизни, единственно счастливой, все хотят; радости от истины все хотят.
Multos expertus sum qui vellent fallere, qui autem falli, neminem. Ubi ergo noverunt hanc vitam beatam, nisi ubi noverunt etiam veritatem? Многих знаю я, кто охотно обманывает, и никого, кто хотел бы обмануться. Где же узнали они об этой счастливой жизни, как не там, где узнали и об истине?
Amant enim et ipsam, quia falli nolunt, et cum amant beatam vitam, quod non est aliud quam de veritate gaudium, utique amant etiam veritatem, nec amarent nisi esset aliqua notitia eius in memoria eorum. Они и ее любят, так как не хотят обманываться, но, любя счастливую жизнь - она ведь не что иное, как радость, даруемая истиной, - они, конечно, любят также истину. Они не любили бы ее, если бы у них в памяти не было каких-то сведений о ней.
Cur ergo non de illa gaudent? Cur non beati sunt? Quia fortius occupantur in aliis, quae potius eos faciunt miseros quam illud beatos, quod tenuiter meminerunt. Adhuc enim modicum lumen est in hominibus. Ambulent, ambulent, ne tenebrae comprehendant. Почему же они ей не радуются? Почему не счастливы? Потому, что другое сильнее захватило их, и оно скорее сделает их несчастными, чем осчастливит слабая память о том, что сделало бы счастливыми: "пока еще мало света в людях"; пусть они ходят, пусть ходят, "чтобы тьма не охватила их".
10.23.34 Cur autem veritas parit odium et inimicus eis factus est homo tuus verum praedicans, cum ametur beata vita, quae non est nisi gaudium de veritate, nisi quia sic amatur veritas ut, quicumque aliud amant, hoc quod amant velint esse veritatem, et quia falli nollent, nolunt convinci quod falsi sint? Itaque propter eam rem oderunt veritatem, quam pro veritate amant. 34. Почему же "истина порождает ненависть" и почему для них стал врагом человек Твой, проповедующий истину? Они ведь любят счастливую жизнь, а она не что иное, как радость об истине? Не потому ли, что истину так любят, что, любя что-то другое, люди хотят, чтобы то, что они любят, оказалось истиной? И так как они не хотят обманываться, то и не хотят, чтобы их изобличили в том, что они обманываются.
Amant eam lucentem, oderunt eam redarguentem. Quia enim falli nolunt et fallere volunt, amant eam cum se ipsa indicat, et oderunt eam cum eos ipsos indicat. Inde retribuet eis ut, qui se ab ea manifestari nolunt, et eos nolentes manifestet et eis ipsa non sit manifesta. Итак, они ненавидят истину из любви к тому, что почитают истиной, Они любят ее свет и ненавидят ее укоры. Не желая обмануться и желая обманывать, они любят ее, когда она показывается сама, и ненавидят, когда она показывает их самих. За это и получат они воздаяние: они не хотят быть раскрытыми ею - она раскроет их против их желания, но сама не откроется им.
Sic, sic, etiam sic animus humanus, etiam sic caecus et languidus, turpis atque indecens latere vult, se autem ut lateat aliquid non vult. Contra illi redditur, ut ipse non lateat veritatem, ipsum autem veritas lateat. Да, да, да: такова человеческая душа; слепая, вялая, мерзкая и непотребная, она хочет спрятаться, но не хочет, чтобы от нее что-то пряталось. Воздается же ей наоборот: она от истины спрятаться не может, истина же от нее прячется.
Tamen etiam sic, dum miser est, veris mavult gaudere quam falsis. Beatus ergo erit, si nulla interpellante molestia de ipsa, per quam vera sunt omnia, sola veritate gaudebit. И все же, даже так, в нищете своей, предпочитает она радоваться истине, а не лжи. Счастлива же будет она, когда, без всякой помехи, будет радоваться самой, единой истине, началу всего истинного.
10.24.35 Ecce quantum spatiatus sum in memoria mea quaerens te, domine, et non te inveni extra eam. Neque enim aliquid de te inveni quod non meminissem, ex quo didici te, nam ex quo didici te non sum oblitus tui. 35. Вот сколько бродил я по своей памяти, ища Тебя, Господи, и не нашел Тебя вне ее. И ничего не нашел, чего бы не помнил о Тебе с того дня, как узнал Тебя. С того же дня, как знал Тебя, я не забывал Тебя.
Ubi enim inveni veritatem, ibi inveni deum meum, ipsam veritatem, quam ex quo didici non sum oblitus. Itaque ex quo te didici, manes in memoria mea, et illic te invenio cum reminiscor tui, et delector in te. Hae sunt sanctae deliciae meae, quas donasti mihi misericordia tua, respiciens paupertatem meam. Где нашел я истину, там нашел я и Бога моего, самое Истину, и с того дня, как узнал ее, я ее не забывал. С того дня, как я узнал. Тебя, Ты пребываешь в памяти моей, и там нахожу я Тебя, когда о Тебе вспоминаю и радуюсь в Тебе. Это святая отрада моя, которой Ты милостиво одарил меня, оглянувшись на мою нищету.
10.25.36 Sed ubi manes in memoria mea, domine, ubi illic manes? Quale cubile fabricasti tibi? Quale sanctuarium aedificasti tibi? 36. Где же пребываешь Ты, Господи, в памяти моей, где Ты там пребываешь? Какое убежище соорудил Ты себе? Какое святилище выстроил Себе?
Tu dedisti hanc dignationem memoriae meae, ut maneas in ea, sed in qua eius parte maneas, hoc considero. Ты удостоил мою память Своего пребывания, но в какой части ее Ты пребываешь?
Transcendi enim partes eius quas habent et bestiae cum te recordarer, quia non ibi te inveniebam inter imagines rerum corporalium, et veni ad partes eius ubi commendavi affectiones animi mei, nec illic inveni te. Я прошел в поисках через те ее части, которые есть у животных, и не нашел Тебя там, среди образов телесных предметов; пришел к тем частям, которым доверил душевные свои состояния, но и там не нашел Тебя.
Et intravi ad ipsius animi mei sedem, quae illi est in memoria mea, quoniam sui quoque meminit animus, nec ibi tu eras, quia sicut non es imago corporalis nec affectio viventis, qualis est cum laetamur, contristamur, cupimus, metuimus, meminimus, obliviscimur et quidquid huius modi est, ita nec ipse animus es, quia dominus deus animi tu es. Я вошел в обитель самой души моей, которая имеется для нее в моей памяти, ибо и себя самое помнит душа, но и там Тебя не было. Ты ведь не телесный образ, не душевное состояние, испытываемое нами, когда мы радуемся, огорчаемся, желаем, боимся, вспоминаем, забываема прочее; и Ты не сама душа, ибо Ты Господь Бог души моей.
Et commutantur haec omnia, tu autem incommutabilis manes super omnia et dignatus es habitare in memoria mea, ex quo te didici. Et quid quaero quo loco eius habites, quasi vero loca ibi sint? Habitas certe in ea, quoniam tui memini, ex quo te didici, et in ea te invenio, cum recordor te. Все это меняется, Ты же пребываешь неизменным над всем, и Ты удостоил мою память стать Твоим жилищем с того дня, как я узнал Тебя. И зачем я спрашиваю, в каком месте ее Ты живешь, как будто там есть места? Несомненно одно: Ты живешь в ней, потому что я помню Тебя с того дня, как узнал Тебя, и в ней нахожу Тебя, Тебя вспоминая.
10.26.37 Ubi ergo te inveni, ut discerem te? 37. Где же нашел я Тебя, чтобы Тебя узнать?
Neque enim iam eras in memoria mea, priusquam te discerem. Ubi ergo te inveni ut discerem te, nisi in te supra me? Тебя не было в моей памяти до того, как я узнал Тебя. Где же нашел я Тебя, чтобы Тебя узнать, как не в Тебе, надо мной?
Et nusquam locus, et recedimus et accedimus, et nusquam locus. Veritas, ubique praesides omnibus consulentibus te simulque respondes omnibus etiam diversa consulentibus. Liquide tu respondes, sed non liquide omnes audiunt. Не в пространстве: мы отходим от Тебя и приходим к Тебе не в пространстве. Истина, Ты восседаешь всюду и всем спрашивающим Тебя отвечаешь одновременно, хотя все спрашивают о разном. Ясно отвечаешь Ты, но не все слышат ясно.
Omnes unde volunt consulunt, sed non semper quod volunt audiunt. Optimus minister tuus est qui non magis intuetur hoc a te audire quod ipse voluerit, sed potius hoc velle quod a te audierit. Все спрашивают о чем хотят, но не всегда слышат то, что хотят. Наилучший служитель Твой тот, кто не думает, как бы ему услышать, что он хочет, но хочет того, что от Тебя услышит.
10.27.38 Sero te amavi, pulchritudo tam antiqua et tam nova, sero te amavi! et ecce intus eras et ego foris, et ibi te quaerebam, et in ista formosa quae fecisti deformis inruebam. Mecum eras, et tecum non eram. Ea me tenebant longe a te, quae si in te non essent, non essent. 38. Поздно полюбил я Тебя, Красота, такая древняя и такая юная, поздно полюбил я Тебя! Вот Ты был во мне, а я - был во внешнем и там искал Тебя, в этот благообразный мир, Тобой созданный, вламывался я, безобразный! Со мной был Ты, с Тобой я не был. Вдали от Тебя держал меня мир, которого бы не было, не будь он в Тебе.
Vocasti et clamasti et rupisti surditatem meam; coruscasti, splenduisti et fugasti caecitatem meam; fragrasti, et duxi spiritum et anhelo tibi; gustavi et esurio et sitio; tetigisti me, et exarsi in pacem tuam. Ты позвал, крикнул и прорвал глухоту мою; Ты сверкнул, засиял и прогнал слепоту мою; Ты разлил благоухание свое, я вдохнул и задыхаюсь без Тебя. Я отведал Тебя и Тебя алчу и жажду; Ты коснулся меня, и я загорелся о мире Твоем.
10.28.39 Cum inhaesero tibi ex omni me, nusquam erit mihi dolor et labor, et viva erit vita mea tota plena te. Nunc autem quoniam quem tu imples, sublevas eum, quoniam tui plenus non sum, oneri mihi sum. 39. Когда я прильну к Тебе всем существом моим, исчезнет моя боль и печаль, и живой будет жизнь моя, целиком полная Тобой. Легко человеку, если он полон Тобой; я не полон Тобой и потому в тягость себе.
Contendunt laetitiae meae flendae cum laetandis maeroribus, et ex qua parte stet victoria nescio. Contendunt maerores mei mali cum gaudiis bonis, et ex qua parte stet victoria nescio. Ei mihi! domine, miserere mei! ei mihi! ecce vulnera mea non abscondo. Радости мои, над которыми надо бы плакать, спорят с печалями, которым надо бы радоваться, и я не знаю, на чьей стороне станет победа. Спорят мои недобрые печали с добрыми радостями, и я не знаю, на чьей стороне станет победа. Увы мне! Господи, сжалься надо мной! Увы мне! Вот раны мои - я не скрываю их.
Medicus es, aeger sum; misericors es, miser sum. Numquid non temptatio est vita humana super terram? Quis velit molestias et difficultates? Tolerari iubes ea, non amari. Nemo quod tolerat amat, etsi tolerare amat. Quamvis enim gaudeat se tolerare, mavult tamen non esse quod toleret. Ты врач, я больной; Ты жалостлив, я жалок. "Разве жизнь человека на земле - не искушение?" Кто захотел бы тягот и трудностей? Ты велишь их терпеть, не любить. Никто не любит того, что он терпит, если даже и любит терпение. И пусть он и радуется своему терпению, все же он предпочел бы, чтобы нечего было терпеть.
Prospera in adversis desidero, adversa in prosperis timeo. Quis inter haec medius locus, ubi non sit humana vita temptatio? Благополучия желаю я в беде, беды боюсь в благополучии. Есть ли между ними такая середина, где "человеческая жизнь не была бы искушением?"
Vae prosperitatibus saeculi semel et iterum a timore adversitatis et a corruptione laetitiae! Vae adversitatibus saeculi semel et iterum et tertio a desiderio prosperitatis, et quia ipsa adversitas dura est, et ne frangat tolerantiam! numquid non temptatio est vita humana super terram sine ullo interstitio? Горе мирскому благополучию, вдвойне горе ему: от страха перед бедой, от ущербной радости. Горе мирской беде, вдвойне, втройне горе: от тоски по благополучию; от того, что беда сама по себе жестока, от того, что, пожалуй, сломится от нее терпение. Разве не "искушение жизнь человека на земле" всегда и всюду?
10.29.40 Et tota spes mea nisi in magna valde misericordia tua. Da quod iubes et iube quod vis: imperas nobis continentiam. 'Et cum scirem,' ait quidam, 'Quia nemo potest esse continens, nisi deus det, et hoc ipsum erat sapientiae, scire cuius esset hoc donum.' 40. Вся надежда моя только на великое, великое милосердие Твое. Дай, что повелишь, и повели, что хочешь. Ты приказываешь воздержанность. "И я знаю, - сказал некто, - что никто не может быть воздержным, если не даст ему Бог, и это и есть мудрость - знать, чей это дар".
Per continentiam quippe conligimur et redigimur in unum, a quo in multa defluximus. Minus enim te amat qui tecum aliquid amat quod non propter te amat. O amor, qui semper ardes et numquam extingueris, caritas, deus meus, accende me! continentiam iubes: da quod iubes et iube quod vis. Да, воздержанность делает нас собрааными и возвращает к Единому, а мы ушли от него, разбрасываясь в разные стороны. Мало любит Тебя тот, кто любит еще что-то и любит не ради Тебя. О Любовь, которая всегда горишь и никогда не гаснешь, Боже мой. Боже милосердия, зажги меня! Ты велишь воздержанность: дай, что повелишь, и повели, что хочешь!
10.30.41 Iubes certe ut contineam a concupiscentia carnis et concupiscentia oculorum et ambitione saeculi. Iussisti a concubitu et de ipso coniugio melius aliquid quam concessisti monuisti. Et quoniam dedisti, factum est, et antequam dispensator sacramenti tui fierem. 41. Ты повелишь мне, конечно, воздерживаться "от похоти плоти, похоти очей и гордости житейской". Ты повелел воздерживаться от незаконного сожития; брак Ты допустил, но посоветовал состояние лучшее. И Ты дал мне избрать это состояние раньше, чем я стал свершать Твои таинства.
Sed adhuc vivunt in memoria mea, de qua multa locutus sum, talium rerum imagines, quas ibi consuetudo mea fixit, et occursantur mihi vigilanti quidem carentes viribus, in somnis autem non solum usque ad delectationem sed etiam usque ad consensionem factumque simillimum. И, однако, доселе живут в памяти моей (о которой я много говорил) образы, прочно врезанные в нее привычкой. Они кидаются на меня, когда я бодрствую, но тогда они, правда, бессильны, во сне же доходит не только до наслаждения, но до согласия на него.
Et tantum valet imaginis inlusio in anima mea in carne mea, ut dormienti falsa visa persuadeant quod vigilanti vera non possunt. Numquid tunc ego non sum, domine deus meus? И в этих обманчивых образах столько власти над моей душой и моим телом, что призраки убеждают спящего в том, в чем бодрствующего не могут живые. Разве тогда я перестаю быть собой, Господи Боже мой?
Et tamen tantum interest inter me ipsum et me ipsum intra momentum quo hinc ad soporem transeo vel huc inde retranseo! ubi est tunc ratio qua talibus suggestionibus resistit vigilans et, si res ipsae ingerantur, inconcussus manet? И, однако, какая разница между мной, когда я погрузился в сон, и мною же, когда я стряхнул его с себя! Где в это время был разум, с помощью которого бодрствующий противостоит таким нашептываньям и пребывает непоколебим перед реальным соблазном?
Numquid clauditur cum oculis? Numquid sopitur cum sensibus corporis? Et unde saepe etiam in somnis resistimus nostrique propositi memores atque in eo castissime permanentes nullum talibus inlecebris adhibemus adsensum? Закрывается ли он вместе с глазами? Засыпает вместе с телесными чувствами? И почему же часто даже во сне мы сопротивляемся, помня о своем решении, и целомудренно пребываем в нем, никак не поддаваясь на такие приманки?
Et tamen tantum interest ut, cum aliter accidit, evigilantes ad conscientiae requiem redeamus ipsaque distantia reperiamus nos non fecisse quod tamen in nobis quoquo modo factum esse doleamus. И все же разница такова, что и в противном случае мы, проснувшись, обретаем покой в своей совести: так далеки между собой явь и сон, что нам ясно: мы не совершали того, что каким-то образом совершилось в нас, и нам прискорбно.
10.30.42 Numquid non potens est manus tua, deus omnipotens, sanare omnes languores animae meae atque abundantiore gratia tua lascivos motus etiam mei soporis extinguere? 42. Ужели рука Твоя, Всесильный Боже, не сильна исцелить всех недугов души моей и преизбытком благодати угасить эту распутную тревогу моих снов?
Augebis, domine, magis magisque in me munera tua, ut anima mea sequatur me ad te concupiscentiae visco expedita, ut non sit rebellis sibi, atque ut in somnis etiam non solum non perpetret istas corruptelarum turpitudines per imagines animales usque ad carnis fluxum, sed ne consentiat quidem. Ты будешь умножать и умножать Свои дары во мне. Господи, и душа моя, вырвавшись из клея похоти, устремится за мною к Тебе, перестанет бунтовать против себя, не будет даже во сне не только совершать под влиянием скотских образов этих мерзостей, но и соглашаться на них.
Nam ut nihil tale vel tantulum libeat, quantulum possit nutu cohiberi etiam in casto dormientis affectu, non tantum in hac vita sed etiam in hac aetate, non magnum est omnipotenti, qui vales facere supra quam petimus et intellegimus. Чтобы не только в этой жизни, но даже и в этом возрасте противно мне стало подобное состояние - даже в малой степени - такой, что его легко подавить одним усилием воли спящего чистым сном! - Это не трудно Всемогущему, Который "силен сделать больше, чем мы просим и понимаем".
Nunc tamen quid adhuc sim in hoc genere mali mei, dixi bono domino meo, exultans cum tremore in eo quod donasti mihi, et lugens in eo quod inconsummatus sum, sperans perfecturum te in me misericordias tuas usque ad pacem plenariam, quam tecum habebunt interiora et exteriora mea, cum absorpta fuerit mors in victoriam. А сейчас я еще пребываю в этом зле, и я рассказываю благому Богу моему, "в трепете ликуя", о том, что Тобою мне даровано, плача о несовершенстве своем, надеясь, что довершишь Ты милость Свою и доведешь меня до полноты мира, в котором и пребудет с Тобой все во мне - и внутреннее и внешнее - в час, "когда поглощена будет смерть победой".
10.31.43 Est alia malitia diei, quae utinam sufficiat ei. Reficimus enim cotidianas ruinas corporis edendo et bibendo, priusquam escas et ventrem destruas, cum occideris indigentiam satietate mirifica et corruptibile hoc indueris incorruptione sempiterna. 43. Есть и другая "злоба дня" - если бы ее одной было ему довольно! Мы восстанавливаем наше ежедневно разрушающееся тело едой и питьем, и так будет, пока "Ты не уничтожишь пищу и желудок", не убьешь голод дивной сытостью и "не облачишь это тленное тело вечным нетлением".
Nunc autem suavis est mihi necessitas, et adversus istam suavitatem pugno, ne capiar, et cotidianum bellum gero in ieiuniis, saepius in servitutem redigens corpus meum, et dolores mei voluptate pelluntur. Теперь же эта необходимость мне сладка, и я борюсь с этой усладой, чтобы не попасть к ней в плен: я веду с ней ежедневную войну постом и частым "порабощением тела" - и муки мои изгоняются удовольствием.
Nam fames et sitis quidam dolores sunt, urunt et sicut febris necant, nisi alimentorum medicina succurrat. Quae quoniam praesto est ex consolatione munerum tuorum, in quibus nostrae infirmitati terra et aqua et caelum serviunt, calamitas deliciae vocantur. Голод и жажда - это мука; они жгут и убивают, как лихорадка, если не полечить их пищей. А так как лекарство под рукой, и Ты утешаешь нас дарами Твоими, которые подносят, служа немощи нашей, земля, вода и небо, то бедствие и стало называться наслаждением.
10.31.44 Hoc me docuisti, ut quemadmodum medicamenta sic alimenta sumpturus accedam. Sed dum ad quietem satietatis ex indigentiae molestia transeo, in ipso transitu mihi insidiatur laqueus concupiscentiae. 44. Ты научил меня принимать пищу, как лекарство. Но пока я перехожу от тягостного голода к благодушной сытости, тут, мне как раз и поставлен силок чревоугодия.
Ipse enim transitus voluptas est, et non est alius, qua transeatur quo transire cogit necessitas. Самый этот переход есть наслаждение, а другого, чтобы перейти туда, куда переходить заставляет необходимость, нет.
Et cum salus sit causa edendi ac bibendi, adiungit se tamquam pedisequa periculosa iucunditas et plerumque praeire conatur, ut eius causa fiat quod salutis causa me facere vel dico vel volo. Nec idem modus utriusque est: nam quod saluti satis est, delectationi parum est, Поддержание здоровья - вот причина, почему мы едим и пьем, но к ней присоединяется удовольствие - спутник опасный, который часто пытается зайти вперед, чтобы ради него делалось то, что, судя по моим словам и желанию, я делаю здоровья ради. У обоих, однако, мера не одна: того, что для здоровья достаточно, наслаждению мало.
et saepe incertum fit utrum adhuc necessaria corporis cura subsidium petat an voluptaria cupiditatis fallacia ministerium suppetat. Часто трудно определить, что здесь: необходимая ли пока забота о теле и помощь ему или прислуживанье обманам прихотливой чувственности.
Ad hoc incertum hilarescit infelix anima et in eo praeparat excusationis patrocinium, gaudens non apparere quid satis sit moderationi valetudinis, ut obtentu salutis obumbret negotium voluptatis. Этой неопределенностью веселится несчастная душа, рассчитывая на нее как на извинение и защиту; она радуется, что не видит меры потребного здоровью и ссылкой на здоровье прикрывает службу чревоугодию.
His temptationibus cotidie conor resistere, et invoco dexteram tuam, et ad te refero aestus meos, quia consilium mihi de hac re nondum stat. Этим соблазнам я стараюсь ежедневно противостоять; взываю к деснице Твоей. Тебе приношу тревогу мою, ибо здесь я еще в смятении.
10.31.45 Audio vocem iubentis dei mei, 'Non graventur corda vestra in crapula et ebrietate.' ebrietas longe est a me: misereberis, ne appropinquet mihi. Crapula autem nonnumquam subrepit servo tuo: misereberis, ut longe fiat a me. 45. Слышу голос веления Господа моего: "не отягощайте сердец ваших объядением и пьянством". От пьянства я далек; будь милостив, да не приближусь к нему. Чревоугодие иногда подползает к рабу Твоему; будь милостив, да удалится оно от меня.
Nemo enim potest esse continens, nisi tu des. Multa nobis orantibus tribuis, et quidquid boni antequam oraremus accepimus, a te accepimus; et ut hoc postea cognosceremus, a te accepimus. Ebriosus numquam fui, sed ebriosos a te factos sobrios ego novi. "Никто ведь не в силе быть воздержанным, если Ты не дашь". Многое посылаешь Ты по нашим молитвам; и то доброе, что мы получаем раньше, чем попросим, получаем мы от Тебя, и то, что понимаем это только потом, получаем мы от Тебя. Пьяницей я никогда не был, но пьяниц, которых Ты сделал трезвенниками, знал.
Ergo a te factum est ut hoc non essent qui numquam fuerunt, a quo factum est ut hoc non semper essent qui fuerunt, a quo etiam factum est ut scirent utrique a quo factum est. Audivi aliam vocem tuam: 'Post concupiscentias tuas non eas et a voluptate tua vetare.' Ты делаешь, что одни никогда не становятся тем, чем и не были; Ты делаешь, что другие перестают быть тем, чем были; Ты делаешь, что и те и другие знают, Кто это сделал. Слышал я и другой голос Твой: "не ходи вслед похотей твоих и воздерживайся от пожеланий твоих".
Audivi et illam ex munere tuo, quam multum amavi: 'Neque si manducaverimus, abundabimus, neque si non manducaverimus, deerit nobis'; hoc est dicere: 'Nec illa res me copiosum faciet nec illa aerumnosum.' audivi et alteram: 'Ego enim didici in quibus sum sufficiens esse, et abundare novi et penuriam pati novi. Слышал по милости Твоей и другое изречение - очень мною любимое: "едим ли мы, ничего не приобретаем; не едим ли, ничего не теряем", иными словами: первое меня не обогатит, другое не огорчит. Слышал и еще: "я научился быть довольным тем, что у меня есть; умею жить в изобилии и умею терпеть недостаток.
Omnia possum in eo qui me confortat.' Все могу в Том, Кто меня укрепляет".
Ecce miles castrorum caelestium, non pulvis quod sumus. Sed memento, domine, quia pulvis sumus, et de pulvere fecisti hominem, et perierat et inventus est. Nec ille in se potuit, quia idem pulvis fuit quem talia dicentem adflatu tuae inspirationis adamavi: Вот воин небесного лагеря, не прах, как мы. Но вспомни, Господи, что "мы прах", что из праха Ты сотворил этого человека, что он "пропадал и нашелся". И он ничего не мог сам по себе, ибо был таким же прахом, он, кого я так полюбил за эти слова, вдохновленные Духом Твоим:
'Omnia possum,' inquit, 'In eo qui me confortat.' conforta me ut possim. Da quod iubes et iube quod vis. Iste se accepisse confitetur et quod gloriatur in domino gloriatur. Audivi alium rogantem ut accipiat: 'Aufer a me,' inquit, 'Concupiscentias ventris.' unde apparet, sancte deus meus, te dare, cum fit quod imperas fieri. "все могу в Том, Кто меня укрепляет". Укрепи меня, чтобы я мог; дай, что повелишь, и повели, что хочешь. Павел признает, что все получил от Тебя и "чем хвалится - в Господе хвалится". Слышал я и другую молитву: "удали от меня чревоугодие". Из этого явствует, Святый Боже, что Ты даешь силу исполнить то, чему велишь исполниться.
10.31.46 Docuisti me, pater bone, omnia munda mundis, sed malum esse homini qui per offensionem manducat; et omnem creaturam tuam bonam esse nihilque abiciendum quod cum gratiarum actione percipitur; et quia esca nos non commendat deo, et ut nemo nos iudicet in cibo aut in potu; et ut qui manducat non manducantem non spernat, et qui non manducat manducantem non iudicet. 46. Ты научил меня, Отче Благий: "все чисто чистым, но худо человеку, который ест, вводя в соблазн; всякое творение Божие хорошо, и ничто не предосудительно, если принимается с благодарением; пища не приближает нас к Богу; и никто да не осуждает нас за пищу, или за питье, а кто ест, не презирай того, кто не ест, а кто не ест, не осуждай того, кто ест".
Didici haec: gratias tibi, laudes tibi, deo meo, magistro meo, pulsatori aurium mearum, inlustratori cordis mei. Eripe ab omni temptatione. Non ego immunditiam obsonii timeo, sed immunditiam cupiditatis. Я усвоил это и благодарю Тебя и восхваляю Тебя, Боже мой, Учитель мой, стучащийся в уши мои, озаряющий сердце мое! Избавь меня от всякого искушения. Я боюсь не кушанья нечистого, но нечистой страсти.
Scio Noe omne carnis genus quod cibo esset usui manducare permissum, Heliam cibo carnis refectum, Iohannem mirabili abstinentia praeditum animalibus, hoc est lucustis in escam cedentibus, non fuisse pollutum. Я знаю, что Ною было позволено есть. всякое мясо, употреблявшееся в пищу, что Илия восстановил свои силы мясом, что Иоанна, дивного постника, не осквернило употребление животной пищи, т.е. саранчи.
Et scio Esau lenticulae concupiscentia deceptum, et David propter aquae desiderium a se ipso reprehensum, et regem nostrum non de carne sed de pane temptatum. Ideoque et populus in heremo non quia carnes desideravit, sed quia escae desiderio adversus dominum murmuravit, meruit improbari. И я знаю, что Исава прельстила чечевица, что Давид сам себя укорял за желание напиться, что Царь наш был искушаем не мясом, а хлебом. И народ в пустыне заслужил упрека не потому, что захотел мясной пищи, а потому, что, мечтая об еде, возроптал на Господа.
10.31.47 In his ergo temptationibus positus certo cotidie adversus concupiscentiam manducandi et bibendi. Non enim est quod semel praecidere et ulterius non attingere decernam, sicut de concubitu potui. Itaque freni gutturis temperata relaxatione et constrictione tenendi sunt. 47. Пребывая в этих искушениях, я ежедневно борюсь с чревоугодием. Тут нельзя поступить так, как я смог поступить с плотскими связями: обрезать раз навсегда и не возвращаться. Горло надо обуздывать, в меру натягивая и отпуская вожжи.
Et quis est, domine, qui non rapiatur aliquantum extra metas necessitatis? Quisquis est, magnus est, magnificet nomen tuum. Ego autem non sum, quia peccator homo sum, sed et ego magnifico nomen tuum, et interpellat te pro peccatis meis qui vicit saeculum, numerans me inter infirma membra corporis sui, quia et imperfectum eius viderunt oculi tui, et in libro tuo omnes scribentur. И найдется ли. Господи, тот, кого не увлечет за пределы необходимого? Кто бы он ни был, он велик и да прославляет он Имя Твое. Я не таков; я человек и грешник. Но и я прославляю Имя Твое, и Тот, "Кто победил мир", "да ходатайствует за грехи мои", числя меня среди немощных членов Тела Своего, ибо и "несовершенное видели очи Твои и в книге Твоей будут записаны все"
10.32.48 De inlecebra odorum non satago nimis. Cum absunt, non requiro, cum adsunt, non respuo, paratus eis etiam semper carere. Ita mihi videor; forsitan fallar. 48. Чары запахов меня не беспокоят. Их нет, - я их не ищу; они есть, - не отгоняю; согласен навсегда обходиться без них. Так мне кажется, но может быть, я и ошибаюсь.
Sunt enim et istae plangendae tenebrae in quibus me latet facultas mea quae in me est, ut animus meus de viribus suis ipse se interrogans non facile sibi credendum existimet, quia et quod inest plerumque occultum est, nisi experientia manifestetur, et nemo securus esse debet in ista vita, quae tota temptatio nominatur, utrum qui fieri potuit ex deteriore melior non fiat etiam ex meliore deterior. Вот они эти горестные потемки, в которых скрыты от меня возможности, живущие во мне; душа моя, спрашивая себя о своих силах, знает, что не стоит себе доверять: то, что в ней есть, обычно скрыто и обнаруживается только опытом. В этой жизни, которая называется "сплошным искушением", никто не может быть спокоен за себя: если он мог стать из плохого хорошим, это еще не значит, что он не станет из хорошего плохим.
Una spes, una fiducia, una firma promissio misericordia tua. Только надеяться, только полагаться на твердо обещанное Твое милосердие!
10.33.49 Voluptates aurium tenacius me implicaverant et subiugaverant, sed resolvisti et liberasti me. Nunc in sonis quos animant eloquia tua cum suavi et artificiosa voce cantantur, fateor, aliquantulum adquiesco, non quidem ut haeream, sed ut surgam cum volo. 49. Услады слуха крепче меня опутали и поработили, но Ты развязал меня и освободил. Теперь - признаюсь - на песнях, одушевленных изречениями Твоими, исполненных голосом сладостным и обработанным, я несколько отдыхаю, не застывая, однако, на месте: могу встать, когда захочу.
Attamen cum ipsis sententiis, quibus vivunt ut admittantur ad me, quaerunt in corde meo nonnullius dignitatis locum, et vix eis praebeo congruentem. Песни эти требуют, однако, для себя и для мыслей, их животворящих, некоторого достойндго места в моем сердце, и вряд ли я предоставляю им соответственное.
Aliquando enim plus mihi videor honoris eis tribuere quam decet, dum ipsis sanctis dictis religiosius et ardentius sentio moveri animos nostros in flammam pietatis cum ita cantantur, quam si non ita cantarentur, et omnes affectus spiritus nostri pro sui diversitate habere proprios modos in voce atque cantu, quorum nescio qua occulta familiaritate excitentur. Иногда, мне кажется, я уделяю им больше почета, чем следует: я чувствую, что сами святые слова зажигают наши души благочестием более жарким, если они хорошо спеты; плохое пение такого действия не оказывает. Каждому из наших душевных движений присущи и только ему одному свойственны определенные модуляции в голосе говорящего и поющего, и они, в силу какого-то тайного сродства, эти чувства вызывают.
Sed delectatio carnis meae, cui mentem enervandam non oportet dari, saepe me fallit, dum rationi sensus non ita comitatur ut patienter sit posterior, sed tantum, quia propter illam meruit admitti, etiam praecurrere ac ducere conatur. Ita in his pecco non sentiens et postea sentio. И плотское мое удовольствие, которому нельзя позволить расслаблять душу, меня часто обманывает: чувство, сопровождая разум, не идет смирно сзади, хотя только благодаря разуму заслужило и это место, но пытается забежать вперед и стать руководителем. Так незаметно грешу я и замечаю это только потом.
10.33.50 Aliquando autem hanc ipsam fallaciam immoderatius cavens erro nimia severitate, sed valde interdum, ut melos omne cantilenarum suavium quibus daviticum psalterium frequentatur ab auribus meis removeri velim atque ipsius ecclesiae, tutiusque mihi videtur quod de Alexandrino episcopo Athanasio saepe mihi dictum commemini, qui tam modico flexu vocis faciebat sonare lectorem psalmi ut pronuntianti vicinior esset quam canenti. 50. Иногда, однако, не в меру остерегаясь этого обмана, я совершаю ошибку, впадая в чрезмерную строгость: иногда мне сильно хочется, чтобы и в моих ушах и в ушах верующих не звучало тех сладостных напевов, на которые положены псалмы Давида. Мне кажется, правильнее поступал Александрийский епископ Афанасий, который, - помню, мне рассказывали, - заставлял произносить псалмы с такими незначительными модуляциями, что это была скорее декламация, чем пение.
Verum tamen cum reminiscor lacrimas meas quas fudi ad cantus ecclesiae in primordiis recuperatae fidei meae, et nunc ipsum cum moveor non cantu sed rebus quae cantantur, cum liquida voce et convenientissima modulatione cantantur, magnam instituti huius utilitatem rursus agnosco. И, однако, я вспоминаю слезы, которые проливал под звуки церковного пения, когда только что обрел веру мою; и хотя теперь меня трогает не пение, а то, о чем поется, но вот - это поется чистыми голосами, в напевах вполне подходящих, и я вновь признаю великую пользу этого установившегося обычая.
Ita fluctuo inter periculum voluptatis et experimentum salubritatis magisque adducor, non quidem inretractabilem sententiam proferens, cantandi consuetudinem approbare in ecclesia, ut per oblectamenta aurium infirmior animus in affectum pietatis adsurgat. Tamen cum mihi accidit ut me amplius cantus quam res quae canitur moveat, poenaliter me peccare confiteor et tunc mallem non audire cantantem. Так и колеблюсь я, - и наслаждение опасно, н спасительное влияние пения доказано опытом. Склоняясь к тому, чтобы не произносить бесповоротного суждения, я все-таки скорее одобряю обычай петь в церкви: пусть душа слабая, упиваясь звуками, воспрянет, исполнясь благочестия. Когда же со мной случается, что меня больше трогает пение, чем то, о чем поется, я каюсь в прегрешении; я заслужил наказания и тогда предпочел бы вовсе не слышать пения.
Ecce ubi sum! flete mecum et pro me flete qui aliquid boni vobiscum intus agitis, unde facta procedunt. Nam qui non agitis, non vos haec movent. Tu autem, domine deus meus, exaudi: respice et vide et miserere et sana me, in cuius oculis mihi quaestio factus sum, et ipse est languor meus. Вот каков я! Плачьте со мной и плачьте обо мне вы, которые трудитесь над чем-то добрым в сердце своем, откуда исходят поступки. Тех, которые не трудятся, все это не тронет. Ты же, "Господи Боже мой, услышь, оглянись, взгляни, сжалься, исцели меня". В очах Твоих стал я для себя задачей, и в этом недуг мой.
10.34.51 Restat voluptas oculorum istorum carnis meae, de qua loquar confessiones quas audiant aures templi tui, aures fraternae ac piae, ut concludamus temptationes concupiscentiae carnis quae me adhuc pulsant, ingemescentem et habitaculum meum, quod de caelo est, superindui cupientem. 51. Остается удовольствие, получаемое от этих моих плотских очей. О нем и будет исповедь моя, которую услышат уши церкви Твоей, уши братские и добрые. На этом и покончим с соблазнами плотских искушений, которые н до сих пор стучатся в мое сердце, и я вздыхаю "и жажду войти в обиталище мое, которое на небе".
Pulchras formas et varias, nitidos et amoenos colores amant oculi. Non teneant haec animam meam; teneat eam deus, qui fecit haec bona quidem valde, sed ipse est bonum meum, non haec. Глаза любят красивые и разнообразные формы, яркие и приятные краски. Да не овладеют они душой моей; да овладеет ею Бог, Который создал их, конечно, "весьма хорошими", но не они, а Он - благо мое.
Et tangunt me vigilantem totis diebus, nec requies ab eis datur mihi, sicut datur a vocibus canoris, aliquando ab omnibus, in silentio. Ipsa enim regina colorum, lux ista perfundens cuncta quae cernimus, ubiubi per diem fuero, multimodo adlapsu blanditur mihi aliud agenti et eam non advertenti. Они тревожат меня целый день, пока я бодрствую, и нет мне от них покоя, какой бывает от звонких голосов, да и от любых звуков в наступившем молчании. И сам царь красок, этот солнечный свет, заливающий все, что мы видим, где бы я ни был днем, всячески подкрадывается ко мне и ласкает меня, хотя я занят другим и не обращаю на него внимания.
Insinuat autem se ita vehementer ut, si repente subtrahatur, cum desiderio requiratur; et si diu absit, contristat animum. И он настолько дорог, что если он вдруг исчезнет, то его с тоской ищешь, а если его долго нет, то душа омрачается.
10.34.52 O lux quam videbat Tobis, cum clausis istis oculis filium docebat vitae viam et ei praeibat pede caritatis nusquam errans; aut quam videbat Isaac praegravatis et opertis senectute carneis luminibus, cum filios non agnoscendo benedicere sed benedicendo agnoscere meruit; 52. О Свет, который видел Товит, когда с закрытыми глазами указывал сыну дорогу жизни и шел впереди него ногами любви, никогда не оступаясь; который видел Исаак очами, отяжелевшими и сомкнутыми от старости: ему дарована была милость не благословить сыновей, узнав их, но узнать, благословив;
aut quam videbat Iacob, cum et ipse prae grandi aetate captus oculis in filiis praesignata futuri populi genera luminoso corde radiavit et nepotibus suis ex Ioseph divexas mystice manus, non sicut pater eorum foris corrigebat, sed sicut ipse intus discernebat, imposuit -- ipsa est lux, una est et unum omnes qui vident et amant eam. который видел Иаков, лишенный в преклонном возрасте зрения, когда лучами света, наполнявшего его сердце, озарил в сыновьях своих предреченные племена будущего народа; когда возложил на внуков своих от Иосифа руки, таинственно перекрещенные; отец их, смотревший земными глазами, пытался поправить его, но Иаков действовал, повинуясь внутреннему зрению. Вот он настоящий свет, единый, и едины все, кто его видит и любит.
At ista corporalis, de qua loquebar, inlecebrosa ac periculosa dulcedine condit vitam saeculi caecis amatoribus. Cum autem et de ipsa laudare te norunt, deus creator omnium, adsumunt eam in hymno tuo, non absumuntur ab ea in somno suo: sic esse cupio. Этот же земной свет, о котором я говорил, приправляет своей соблазнительной и опасной прелестью мирскую жизнь слепым ее любителям. Те же, кто умеет славить за него Тебя, "Господь, всего Создатель", возьмут и его для гимна Тебе, но не позволят азять себя и уснуть душой. Таким и я желаю быть.
Resisto seductionibus oculorum, ne implicentur pedes mei, quibus ingredior viam tuam, et erigo ad te invisibiles oculos, ut tu evellas de laqueo pedes meos. Tu subinde evelles eos, nam inlaqueantur. Tu non cessas evellere (ego autem crebro haereo in ubique sparsis insidiis) quoniam non dormies neque dormitabis, qui custodis Israhel. Сопротивляюсь соблазнам глаз, чтобы не опутали они ног моих, идущих по пути Твоему; возведу к Тебе глаза невидимые, чтобы Ты выпутал "из силков ноги мои". Ты их все время выпутываешь, потом что они в них попадают. Ты непрестанно их выпутываешь, а я часто застреваю в ловушках, всюду расставленных. "Ты же не уснешь и не предашься сну, охраняя Израиля".
10.34.53 Quam innumerabilia variis artibus et opificiis, in vestibus, calciamentis, vasis et cuiuscemodi fabricationibus, picturis etiam diversisque figmentis atque his usum necessarium atque moderatum et piam significationem longe transgredientibus addiderunt homines ad inlecebras oculorum, foras sequentes quod faciunt, intus relinquentes a quo facti sunt et exterminantes quod facti sunt. 53. К тому, что прельщает глаза, сколько еще добавлено людьми! Создания разных искусств и ремесел - одежда, обувь, посуда и всяческая утварь, картины и другие изображения - все это ушло далеко за пределы умеренных потребностей и в домашнем быту и в церковном обиходе. Занятые вовне своими созданиями, люди в сердце своем оставляют Того, Кто их создал, разрушают то, что в в их Им создано.
At ego, deus meus et decus meum, etiam hinc tibi dico hymnum et sacrifico laudem sacrificatori meo, quoniam pulchra traiecta per animas in manus artificiosas ab illa pulchritudine veniunt quae super animas est, cui suspirat anima mea die ac nocte. Я же, Господи, Украшение мое, и тут нахожу причину возгласить гимн Тебе и прицести жертву хвалы принесшему Себя в жертву за меня; искусные руки узнают у души о красивом, а его источник та Красота, которая превыше души и о которой душа моя воздыхает днем и ночью.
Sed pulchritudinum exteriorum operatores et sectatores inde trahunt approbandi modum, non autem inde trahunt utendi modum. Et ibi est et non vident eum, ut non eant longius et fortitudinem suam ad te custodiant nec eam spargant in deliciosas lassitudines. Мастера и любители красивых вещей от нее взяли мерило для оценки вещей, но не взяли мерила для пользования ими. А оно тут, и они не видят его. Ходить далеко не надо: "пусть хранят силу свою для Тебя" и не разбрасывают ее на утомительные услады.
Ego autem haec loquens atque discernens etiam istis pulchris gressum innecto, sed tu evellis, domine, evellis tu, quoniam misericordia tua ante oculos meos est. Nam ego capior miserabiliter, et tu evellis misericorditer aliquando non sentientem, quia suspensius incideram, aliquando cum dolore, quia iam inhaeseram. Я говорю это и понимаю - и стою перед этой красото словно ноги у меня спутаны. Ты высвобождаешь их, Господи, Ты высвобождаешь: "милосердие Твое пред глазами моими". Я жалостно попадаюсь, и Ты жалостливо освобождаешь меня; иногда я этого не чувствую, потому что был захвачен слегка; иногда же мне больно, потому что застрял я крепко.
10.35.54 Huc accedit alia forma temptationis multiplicius periculosa. 54. Сюда присоединяется другой вид искушения, во много раз более опасный.
Praeter enim concupiscentiam carnis, quae inest in delectatione omnium sensuum et voluptatum, cui servientes depereunt qui longe se faciunt a te, inest animae per eosdem sensus corporis quaedam non se oblectandi in carne, sed experiendi per carnem vana et curiosa cupiditas nomine cognitionis et scientiae palliata. Кроме плотского вожделения, требующего наслаждений и удовольствий для всех внешних чувств и губящего своих услуг, удаляя их от Тебя, эти же самые внешние чувства внушают душе желание не наслаждаться в плоти, а исследовать с помощью плоти: это пустое и жадное любопытство рядится в одежду знания и науки.
Quae quoniam in appetitu noscendi est, oculi autem sunt ad noscendum in sensibus principes, concupiscentia oculorum eloquio divino appellata est. Оно состоит в стремлении знать, а так как из внешних чувств зрение доставляет нам больше всего материала для познания, то это вожделение и называется в Писании "похотью очей".
Ad oculos enim proprie videre pertinet, utimur autem hoc verbo etiam in ceteris sensibus, cum eos ad cognoscendum intendimus. Neque enim dicimus, 'Audi quid rutilet,' aut, 'Olefac quam niteat,' aut, 'Gusta quam splendeat,' aut, 'Palpa quam fulgeat': videri enim dicuntur haec omnia. Собственное назначение глаз - видеть, но мы пользуемся этим словом, говоря и о других чувствах, когда с их помощью что-то узнаем. Мы ведь не говорим: "послушай, как это отливает красным", или "понюхай, как блестит", или "отведай, как ярко", или "потрогай, как сверкает"; во всех этих случаях говорят "смотри".
Dicimus autem non solum, 'Vide quid luceat,' quod soli oculi sentire possunt, sed etiam, 'Vide quid sonet,' 'Vide quid oleat,' 'Vide quid sapiat,' 'Vide quam durum sit.' ideoque generalis experientia sensuum concupiscentia (sicut dictum est) oculorum vocatur, quia videndi officium, in quo primatum oculi tenent, etiam ceteri sensus sibi de similitudine usurpant, cum aliquid cognitionis explorant. Мы ведь говорим не только: "посмотри, что светится" - это почувствовать могут только глаза, - но "посмотри, что звенит", "посмотри, что пахнет", "посмотри, какой в этом вкус", "посмотри, как это твердо". Поэтому всякое знание, доставляемое внешними чувствами, называется, как сказано, "похотью очей": обязанность видеть - эту основную обязанность глаз, присваивают себе в переносном смысле и другие чувства, когда ими что-либо исследуется".
10.35.55 Ex hoc autem evidentius discernitur quid voluptatis, quid curiositatis agatur per sensus, quod voluptas pulchra, canora, suavia, sapida, lenia sectatur, curiositas autem etiam his contraria temptandi causa, non ad subeundam molestiam sed experiendi noscendique libidine. Quid enim voluptatis habet videre in laniato cadavere quod exhorreas? 55. Тут очевиднее различаешь между тем, что требуется внешним чувствам для наслаждения и чтб для любопытства. Наслаждение ищет красивого, звучного, сладкого, вкусного, мягкого, а любопытство даже противоположного - не для того, чтобы подвергать себя мучениям, а из желания исследовать и знать. Можно ли наслаждаться видом растерзанного, внушающего ужас трупа?
Et tamen sicubi iaceat, concurrunt, ut contristentur, ut palleant. Timent etiam ne in somnis hoc videant, quasi quisquam eos vigilantes videre coegerit aut pulchritudinis ulla fama persuaserit. Ita et in ceteris sensibus, quae persequi longum est. И, однако, пусть он где-то лежит, и люди сбегутся поскорбеть, побледнеть от страха.. Им страшно увидеть это даже во сне, а смотреть наяву их словно кто-то принуждает, словно гонит их молва о чем-то прекрасном. Так и с другими чувствами - долго это перечислять.
Ex hoc morbo cupiditatis in spectaculis exhibentur quaeque miracula. Hinc ad perscrutanda naturae, quae praeter nos est, operta proceditur, quae scire nihil prodest et nihil aliud quam scire homines cupiunt. Hinc etiam si quid eodem perversae scientiae fine per artes magicas quaeritur. Эта же болезнь любопытства заставляет показывать на зрелищах разные диковины. Отсюда и желание рыться в тайнах природы, нам недоступных; знание их не принесет никакой пользы, но люди хотят узнать их только, чтобы узнать. Отсюда, в целях той же извращенной науки, ищут знания с помощью магии.
Hinc etiam in ipsa religione deus temptatur, cum signa et prodigia flagitantur non ad aliquam salutem, sed ad solam experientiam desiderata. Отсюда даже в религии желание испытать Бога: от Него требуют знамений и чудес не в целях спасения, а только чтобы узнать их.
10.35.56 In hac tam immensa silva plena insidiarum et periculorum, ecce multa praeciderim et a meo corde dispulerim, sicut donasti me facere, deus salutis meae. 56. В этом неизмеримом лесу, полном ловушек и опасностей, я уже многое обломал и раскидал: Ты дал мне это сделать, Боже спасения моего.
Attamen quando audeo dicere, cum circumquaque cotidianam vitam nostram tam multa huius generis rerum circumstrepant, quando audeo dicere nulla re tali me intentum fieri ad spectandum et vana cura capiendum? И, однако, осмелюсь ли я сказать, когда повсюду и ежедневно в нашу жизнь с грохотом врывается множество предметов, возбуждающих любопытство, - осмелюсь ли я сказать, что ни один из них не заставит меня внимательно его разглядывать и не внушит пустого интереса?
Sane me iam theatra non rapiunt, nec curo nosse transitus siderum, nec anima mea umquam responsa quaesivit umbrarum; omnia sacrilega sacramenta detestor. A te, domine deus meus, cui humilem famulatum ac simplicem debeo, quantis mecum suggestionum machinationibus agit inimicus ut signum aliquod petam! Театр меня, конечно, не увлекает; я не забочусь узнать течение светил; душа моя никогда не спрашивала теней: мне отвратительны всякие святотатственные обряды. Какими, однако, уловками и нашептываньями действует враг, чтобы я попросил у Тебя какого-нибудь знамения, у тебя, Господи Боже мой. Кому обязан я только служить в смирении и простоте!
Sed obsecro te per regem nostrum et patriam Hierusalem simplicem, castam, ut quemadmodum a me longe est ad ista consensio, ita sit semper longe atque longius. Молю Тебя ради царя нашего и Иерусалима, отечества простоты и целомудрия: как далека сейчас от меня мысль согласиться на такое, так и да пребывает она далеко и отходит еще дальше.
Pro salute autem cuiusquam cum te rogo, alius multum differens finis est intentionis meae, et te facientem quod vis das mihi et dabis libenter sequi. Если же я прошу Тебя о спасении кого-нибудь, то цель моей настоятельной молитвы совсем другая; Ты же, делая что хочешь, даешь и будешь давать мне силу охотно подчиняться Тебе.
10.35.57 Verum tamen in quam multis minutissimis et contemptibilibus rebus curiositas cotidie nostra temptetur et quam saepe labamur, quis enumerat? Quotiens narrantes inania primo quasi toleramus, ne offendamus infirmos, deinde paulatim libenter advertimus. 57. И какое же множество ничтожнейших, презренных пустяков ежедневно искушает наше любопытство, и как часто мы падаем! Кто перечислит это? Сколько раз мы сначала как будто только терпим пустую болтовню, не желая обидеть немощных, а мало-помалу начинаем слушать охотно и внимательно.
Canem currentem post leporem iam non specto cum in circo fit; at vero in agro, si casu transeam, avertit me fortassis et ab aliqua magna cogitatione atque ad se convertit illa venatio, non deviare cogens corpore iumenti sed cordis inclinatione, et nisi iam mihi demonstrata infirmitate mea cito admoneas aut ex ipsa visione per aliquam considerationem in te adsurgere aut totum contemnere atque transire, vanus hebesco. Я уже не смотрю в цирке, как собака гонит зайца, но если случайно увижу охоту в поле, то она отвлечет меня, может быть, и от важных размышлений и привлечет к себе, заставит свернуть с дороги не мою лошадь, но мое сердце. И если Ты, сразу же показав немощь мою, не вразумишь меня - да вознесусь к Тебе, извлекши некие мысли из этого самого зрелища, или вовсе им пренебрегу, и пройдут мимо - то я останусь во власти бессмысленного любопытства.
Quid cum me domi sedentem stelio muscas captans vel aranea retibus suis inruentes implicans saepe intentum facit? Num quia parva sunt animalia, ideo non res eadem geritur? Pergo inde ad laudandum te, creatorem mirificum atque ordinatorem rerum omnium, sed non inde esse intentus incipio. Aliud est cito surgere, aliud est non cadere. А когда я сижу дома, разве мое внимание часто не захватывает ящерица, занятая ловлей мух, или паук, опутывающий своими сетями попавшихся насекомых? Пусть эти существа малы, но ведь дело тут в том же самом. В дальнейшем я перехожу к восхвалению Тебя, дивный Создатель, все упорядочивший, но не эта же мысль сразу захватывает мое внимание. Одно - быстро встать; другое - не падать.
Et talibus vita mea plena est, et una spes mea magna valde misericordia tua. Cum enim huiuscemodi rerum conceptaculum fit cor nostrum et portat copiosae vanitatis catervas, hinc et orationes nostrae saepe interrumpuntur atque turbantur, et ante conspectum tuum, dum ad aures tuas vocem cordis intendimus, nescio unde inruentibus nugatoriis cogitationibus res tanta praeciditur. И таких пустяков полна моя жизнь, и одна надежда моя на Твое великое, великое милосердие. Сердце наше - вместилище подобных мелочей; в нем лежат обильные кучи вздора, которым часто нарушены и смущены молитвы наши. И когда пред лицом Твоим устремляем мы к ушам Твоим голос сердца нашего, не знаю откуда, врываются пустые мысли и прерывают столь важное занятие.
10.36.58 Numquid etiam hoc inter contemnenda deputabimus, aut aliquid nos reducet in spem nisi nota misericordia tua, quoniam coepisti mutare nos? 58. Неужели и это сочтем незначительным? Не вернет ли нас хоть что-то к надежде только на изведанное милосердие Твое? Ты ведь начал уже изменять нас.
Et tu scis quanta ex parte mutaveris, qui me primitus sanas a libidine vindicandi me, ut propitius fias etiam ceteris omnibus iniquitatibus meis, et sanes omnes languores meos, et redimas de corruptione vitam meam, et corones me in miseratione et misericordia, et saties in bonis desiderium meum, qui compressisti a timore tuo superbiam meam et mansuefecisti iugo tuo cervicem meam. И Ты знаешь, насколько Ты изменил меня. Во-первых, Ты излечил меня от страсти оправдывать себя, "дабы умилостивиться и над прочими беззакониями моими, излечить все недуги мои, избавить от гибели жизнь мою, увенчать меня милостью и милосердием и насытить благами желание мое". Ты принизил гордость мою страхом Твоим и приучил шею мою к ярму Твоему.
Et nunc porto illud, et lene est mihi, quoniam sic promisisti et fecisti; et vere sic erat, et nesciebam, quando id subire metuebam. И теперь я несу его, и оно легко мне - Ты обещал это и сделал: таким оно и было, а я и не знал, когда боялся надеть его.
10.36.59 Sed numquid, domine, qui solus sine typho dominaris, quia solus verus dominus es, qui non habes dominum, numquid hoc quoque tertium temptationis genus cessavit a me aut cessare in hac tota vita potest, timeri et amari velle ab hominibus, non propter aliud sed ut inde sit gaudium quod non est gaudium? 59. Ужели, Владыка, Ты единый, владычествующий, не зная гордыни, ибо Ты один настоящий Владыка, и нет владыки над Тобой, ужели это третье искушение отошло от меня или за всю эту жизнь отойти не сможет? Желать, чтобы люди меня боялись и любили не ради чего другого, а только потому, что в этом радость, которая вовсе не в радость.
Misera vita est et foeda iactantia; hinc fit vel maxime non amare te nec caste timere te, ideoque tu superbis resistis, humilibus autem das gratiam, et intonas super ambitiones saeculi, et contremunt fundamenta montium. Жалкая жизнь и гадкое тщеславие! Это вот, главным образом, и уничтожает любовь к Тебе и чистый страх перед Тобой, потому Ты "гордым противишься, а смиренным даешь благодать" и мечешь на мирское тщеславие громы, от которых "сотрясаются основания гор".
Itaque nobis, quoniam propter quaedam humanae societatis officia necessarium est amari et timeri ab hominibus, instat adversarius verae beatitudinis nostrae, ubique spargens in laqueis 'Euge! euge!' ut, dum avide conligimus, incaute capiamur et a veritate tua gaudium nostrum deponamus atque in hominum fallacia ponamus, libeatque nos amari et timeri non propter te sed pro te, atque isto modo sui similes factos secum habeat, non ad concordiam caritatis sed ad consortium supplicii, qui statuit sedem suam ponere in aquilone, ut te perversa et distorta via imitanti tenebrosi frigidique servirent. А так как некоторые общественные обязанности можно выполнять только, если тебя любят и боятся, то враг истинного счастья нашего тут и начинает наступать, всюду разбрасывая, как приманку по силкам, свои похвалы: мы жадно их подбираем и по неосторожности попадаемся, отлагаем от истины Твоей радость свою и полагаем ее в человеческой лжи. Нам приятно, чтобы нас любили и боялись не ради Тебя, а вместо Тебя. И враг, уподобив нас таким образом себе, держит нас при себе, не ради согласия в любви, а ради сообщества в наказании. Это он решил "утвердить престол свой на севере", чтобы ему, извращенно и уродливо Тебе подражающему, служили исполненные мрака и холода.
Nos autem, domine, pusillus grex tuus ecce sumus, tu nos posside. Praetende alas tuas, et fugiamus sub eas. Мы же, Господи, вот мы "малое стадо Твое", владей нами. Раскинь крылья Твои, пусть мы укроемся под ними.
Gloria nostra tu esto; propter te amemur et verbum tuum timeatur in nobis. Будь славой нашей; пусть нас любят ради Тебя, пусть боятся в нас Слова Твоего!
Qui laudari vult ab hominibus vituperante te, non defendetur ab hominibus iudicante te nec eripietur damnante te. Того, кто хочет людских похвал, невзирая на Твое порицание, не защитят люди на Суде Твоем, не вырвут его от осуждения Твоего.
Cum autem non peccator laudatur in desideriis animae suae, nec qui iniqua gerit benedicetur, sed laudatur homo propter aliquod donum quod dedisti ei, at ille plus gaudet sibi laudari se quam ipsum donum habere unde laudatur, etiam iste te vituperante laudatur, et melior iam ille qui laudavit quam iste qui laudatus est. Illi enim placuit in homine donum dei, huic amplius placuit donum hominis quam dei. Не "грешника, однако, хвалят за желания души его", "не творящего беззаконие благословляют": хвалят человека за дар, от Тебя полученный, но если он больше радуется похвалам, чем самому дару, за который его хвалят, то Ты его порицаешь. И тот, кто хвалит, лучше того, кого хвалят. Первому угоден в человеке Божий дар, а второму более угоден дар от человека, а не от Бога.
10.37.60 Temptamur his temptationibus cotidie, domine, sine cessatione temptamur. Cotidiana fornax nostra est humana lingua. Imperas nobis et in hoc genere continentiam: da quod iubes et iube quod vis. 60. Искушают нас зги искушения ежедневно. Господи, непрерывно искушают. Человеческий язык - это искусительное горнило на каждый день. Ты приказываешь нам и здесь владеть собой: дай, что повелишь, и повели, что хочешь.
Tu nosti de hac re ad te gemitum cordis mei et flumina oculorum meorum. Neque enim facile conligo quam sim ab ista peste mundatior, et multum timeo occulta mea, quae norunt oculi tui, mei autem non. Est enim qualiscumque in aliis generibus temptationum mihi facultas explorandi me, in hoc paene nulla est. Ты знаешь стенания сердца моего к тебе и реки слез моих. Мне нелегко сообразить, насколько очистился я от этой скверны, и я очень боюсь того, что скрыто во мне; это видят глаза Твои, мои нет. При других искушениях я способен хоть в какой-то мере проверить себя, при этом почти нет.
Nam et a voluptatibus carnis et a curiositate supervacanea cognoscendi video quantum adsecutus sim posse refrenare animum meum, cum eis rebus careo vel voluntate vel cum absunt. Tunc enim me interrogo quam magis minusve mihi molestum sit non habere. Что касается плотских удовольствий и пустого любопытства, то тут я вижу, насколько я успел в обуздании души моей; лишился ли я их добровольно, или их вовсе и не было, но я могу себя спросить, каково мне без них: очень тяжко или не особенно.
Divitiae vero, quae ob hoc expetuntur, ut alicui trium istarum cupiditatium vel duabus earum vel omnibus serviant, si persentiscere non potest animus utrum eas habens contemnat, possunt et dimitti, ut se probet. Laude vero ut careamus atque in eo experiamur quid possumus, numquid male vivendum est et tam perdite atque immaniter, ut nemo nos noverit qui non detestetur? К богатству стремятся, чтобы служить какой-либо из этих трех страстей, одной или двум или всем трем, и если душа не может дать себе отчета, презирает ли она богатство, им обладая, то можно от него отказаться, чтобы испытать себя. А неужели, чтобы проверить, как на нас подействует отсутствие похвал, мы должны жить дурной жизнью, настолько порочной и зверской, чтобы все, нас знающие, нас возненавидели?
Quae maior dementia dici aut cogitari potest? At si bonae vitae bonorumque operum comes et solet et debet esse laudatio, tam comitatum eius quam ipsam bonam vitam deseri non oportet. Non autem sentio, sine quo esse aut aequo animo aut aegre possim, nisi cum afuerit. Можно ли сказать или подумать что-нибудь бессмысленнее! И если похвала и должна быть и бывает спутницей хорошей жизни и хороших дел, то не следует отказываться ни от такой спутницы, ни от самой хорошей жизни. А понять, без чего обойдусь я спокойно или с трудом, я могу только при отсутствии того, о чем шла речь.
10.37.61 Quid igitur tibi in hoc genere temptationis, domine, confiteor? Quid, nisi delectari me laudibus? Sed amplius ipsa veritate quam laudibus. Nam si mihi proponatur utrum malim furens aut in omnibus rebus errans ab omnibus hominibus laudari, an constans et in veritate certissimus ab omnibus vituperari, video quid eligam. 61. В чем же исповедуюсь я Тебе, Господи, говоря об этом искушении? Не в том ли, что похвалы мне очень приятны? Но истина больше, чем похвалы. Если бы меня спросили, предпочту ли я стать безумцем, во всем заблуждаться и слышать всеобщие похвалы, или быть разумными, твердо стоять в истине и слышать всеобщее порицание, я знаю, что выберу.
Verum tamen nollem, ut vel augeret mihi gaudium cuiuslibet boni mei suffragatio oris alieni. Sed auget, fateor, non solum, sed et vituperatio minuit. Et cum ista miseria mea perturbor, subintrat mihi excusatio, quae qualis sit, tu scis, deus; nam me incertum facit. Я не хотел бы только, чтобы одобрение из чужих уст увеличивало во мне радость от чего-то доброго во мне. А оно - признаюсь - увеличивает; мало того, порицание уменьшает. И когда я в тревоге от этой нищеты своей, то тут и подкрадывается ко мне извинение; ты, Господи, знаещь ему цену, но меня оно смущает.
Quia enim nobis imperasti non tantum continentiam (id est a quibus rebus amorem cohibeamus), verum etiam iustitiam (id est quo eum conferamus), nec te tantum voluisti a nobis verum etiam proximum diligi, saepe mihi videor de provectu aut spe proximi delectari, cum bene intellegentis laude delector, et rursus eius malo contristari, cum eum audio vituperare quod aut ignorat aut bonum est. Ты ведь приказал нам быть не только воздержанными, т.е. подавлять любовь к некоторым вещам, но и справедливыми, т.е. знать, на что обращать ее; Ты захотел, чтобы мы любили не только Тебя, но и ближнего. И мне часто кажется, что когда я радуюсь похвале очень понимающего человека, то я радуюсь росту ближнего или надеждам на этот рост, и наоборот - огорчаюсь его недостатками, когда слышу, как он порицает или то, чего он не понимает, или то, что хорошо.
Nam et contristor aliquando laudibus meis, cum vel ea laudantur in me in quibus mihi ipse displiceo, vel etiam bona minora et levia pluris aestimantur quam aestimanda sunt. А иногда я огорчаюсь и похвалами себе: если хвалят во мне то, что мне самому не нравится, или оценивают больше, чем они стоят, качества даже хорошие, но незначительные.
Sed rursus unde scio an propterea sic afficior, quia nolo de me ipso a me dissentire laudatorem meum, non quia illius utilitate moveor, sed quia eadem bona quae mihi in me placent iucundiora mihi sunt, cum et alteri placent? И опять, откуда я знаю, возникает ли во мне это чувство потому, что я не хочу, чтобы тот, кто меня хвалит, был обо мне другого мнения, чем я сам, и беспокоюсь вовсе не о его пользе: те самые хорошие качества во мне, которые и мне нравятся, становятся мне приятнее, если они нравятся и другому.
Quodam modo enim non ego laudor, cum de me sententia mea non laudatur, quandoquidem aut illa laudantur quae mihi displicent, aut illa amplius quae mihi minus placent. Ergone de hoc incertus sum mei? Если же мое собственное мнение о себе не встречает похвалы, это значит, что в какой-то мере не хвалят и меня, потому что или хвалят то, что мне не нравится, или хвалят больше то, что мне в себе нравится меньше. Не загадка ли я сам для себя?
10.37.62 Ecce in te, veritas, video non me laudibus meis propter me, sed propter proximi utilitatem moveri oportere. Et utrum ita sim, nescio. Minus mihi in hac re notus sum ipse quam tu. 62. И вот в Тебе, Истина, вижу я, что надлежит мне приходить в беспокойство от похвал себе не ради себя, а ради пользы ближнего. А бывает ли так, не знак? Тут я себе меньше знаком, чем Ты.
Obsecro te, deus meus, et me ipsum mihi indica, ut confitear oraturis pro me fratribus meis quod in me saucium comperero. Iterum me diligentius interrogem. Si utilitate proximi moveor in laudibus meis, cur minus moveor si quisquam alius iniuste vituperetur quam si ego? Молю Тебя, Боже мой, покажи мне меня самого, чтобы в ранах, которые я увижу в себе, исповедаться братьям моим: они будут молиться за меня; я стану опять допрашивать себя внимательнее. Если, слушая похвалы себе, я беспокоюсь о пользе ближнего, то почему я беспокоюсь меньше, слыша несправедливые упреки не себе, а другому?
Cur ea contumelia magis mordeor quae in me quam quae in alium eadem iniquitate coram me iacitur? An et hoc nescio? Etiamne id restat, ut ipse me seducam et verum non faciam coram te in corde et lingua mea? Insaniam istam, domine, longe fac a me, ne oleum peccatoris mihi sit os meum ad impinguandum caput meum. Почему меня уязвляет больше оскорбление, брошенное мне, чем нанесенное другому в моем присутствии и столь же незаслуженно? И этого ли не знаю? Остается "обольщать самого себя" и лгать перед Тобой языком и сердцем? Это безумие удали от меня, Господи, "да не станут слова мои елеем грешника, чтобы умастить главу мою".
10.38.63 Egenus et pauper ego sum, et melior in occulto gemitu displicens mihi et quaerens misericordiam tuam, donec reficiatur defectus meus et perficiatur usque in pacem quam nescit arrogantis oculus. 63. "Нищ я и беден", но я лучше, когда, опротивев себе и стеная, втайне ищу милосердия Твоего, пока не восполнится ущербность моя и не исполнюсь я мира, неведомого оку гордеца.
Sermo autem ore procedens et facta quae innotescunt hominibus habent temptationem periculosissimam ab amore laudis, qui ad privatam quandam excellentiam contrahit emendicata suffragia. Речи же, выходящие из уст, и дела, известные людям, искушают опаснейшим искушением: любовью к похвале, которая попрошайничает и собирает голоса в пользу человека, чтобы как-то его возвысить.
Temptat et cum a me in me arguitur, eo ipso quo arguitur, et saepe de ipso vanae gloriae contemptu vanius gloriatur, ideoque non iam de ipso contemptu gloriae gloriatur: non enim eam contemnit cum gloriatur. Она искушает меня, когда я изобличаю ее в себе, тем самым, что я ее изобличаю: часто презрением к пустой славе прикрывается еще более пустая похвальба; нечего хвалиться презрением к славе: ее не
10.39.64 Intus etiam, intus est aliud in eodem genere temptationis malum, quo inanescunt qui placent sibi de se, quamvis aliis vel non placeant vel displiceant nec placere affectent ceteris. 64. В нас засело, засело еще и другое зло, обнаруживаемое этим искушением: оно опустошает души тех, кто сам себе нравится, хотя другим они и не нравятся или даже противны.презирают, если презрением к ней хвалятся.
Sed sibi placentes multum tibi displicent, non tantum de non bonis quasi bonis, verum etiam de bonis tuis quasi suis, aut etiam sicut de tuis, sed tamquam ex meritis suis, aut etiam sicut ex tua gratia, non tamen socialiter gaudentes, sed aliis invidentes eam. In his omnibus atque in huiuscemodi periculis et laboribus vides tremorem cordis mei, et vulnera mea magis subinde a te sanari quam mihi non infligi sentio. Они и не стараются понравиться. Нравясь себе, очень они Тебе опротивеют: нехорошее они считают хорошим; Твои хорошие дела своими, а если и твоими, то совершенными благодаря им; пусть в силу Твоего влияния, но они ему не порадуются вместе с другими, а позавидуют тем, кто им воспользовался. В таких и подобных опасностях и затруднениях-Ты видищь трепет сердца моего, и я чувствую, что Ты будешь вровь и вновь исцелять раны мои, но не перестанешь наносить их.
10.40.65 Ubi non mecum ambulasti, veritas, docens quid caveam et quid appetam, cum ad te referrem inferiora visa mea quae potui, teque consulerem? Lustravi mundum foris sensu quo potui, et attendi vitam corporis mei de me sensusque ipsos meos. 65. Где ни проходила Ты вместе со мной, Истина, уча, чего остерегаться и к чему стремиться, когда я приносил тебе скудные домыслы свои, какие мог, и спрашивал совета! Я обошел, где мог, чувством своим внешний мир, вглядывался в жизнь, оживляющую мое тело, и в эти самые внешние чувства мои.
Inde ingressus sum in recessus memoriae meae, multiplices amplitudines plenas miris modis copiarum innumerabilium, et consideravi et expavi, et nihil eorum discernere potui sine te et nihil eorum esse te inveni. Оттуда я вступил в тайники моей памяти, в эти просторы, с их многообразием; они чудесным образом наполнены бесчисленными сокровищами. Я смотрел и ужасался: я не мог ничего разобрать без Тебя, но все это - не Ты.
Nec ego ipse inventor, qui peragravi omnia et distinguere et pro suis quaeque dignitatibus aestimare conatus sum, excipiens alia nuntiantibus sensibus et interrogans, alia mecum commixta sentiens ipsosque nuntios dinoscens atque dinumerans iamque in memoriae latis opibus alia pertractans, alia recondens, alia eruens. И не сам я нашел это, хотя всюду проник и постарался все различить и оценить по достоинству: об одном я узнавал от моих вестников-чувств, которые я спрашивал; другое, я чувствовал, срослось со мной, и я разбирался в самих этих вестниках моих, распределяя их, и уже в богатых сокровищах памяти моей одно пересматривал, другое прятал, иное извлекал на свет.
Nec ego ipse cum haec agerem, id est vis mea qua id agebam, nec ipsa eras tu, quia lux es tu permanens quam de omnibus consulebam, an essent, quid essent, quanti pendenda essent, et audiebam docentem ac iubentem. Et saepe istuc facio. Ни сам я, занятый этим, т.е. ни сила моя, с помощью которой я этим занимался, не были Ты, ибо Ты свет вечно пребывающий, у которого я спрашивал обо всем: существует ли это, что это такое, какая ему цена, - и я слушал Твои уроки и приказания. И я часто это делаю,
Hoc me delectat, et ab actionibus necessitatis, quantum relaxari possum, ad istam voluptatem refugio. Neque in his omnibus quae percurro consulens te invenio tutum locum animae meae nisi in te, quo conligantur sparsa mea nec a te quicquam recedat ex me. в этом радость моя, сладостное убежище, куда я бегу всякий раз, чуть отпустят меня дела необходимые. Во всем, однако, что я перебираю, спрашивая Тебя, не нахожу я верного пристанища для души моей; оно только в Тебе, где собирается воедино пребывающее в рассеянии, и ничто во мне не отходит от Тебя.
Et aliquando intromittis me in affectum multum inusitatum introrsus, ad nescio quam dulcedinem, quae si perficiatur in me, nescio quid erit quod vita ista non erit. Sed recido in haec aerumnosis ponderibus et resorbeor solitis et teneor et multum fleo, sed multum teneor. Tantum consuetudinis sarcina digna est! his esse valeo nec volo, illic volo nec valeo, miser utrubique. И порою Ты допускаешь в глубине моей редкое чувство неизведанной сладости; если бы пережить его во всей полноте, то не знаю, что будет - этой жизнью это не будет. И я падаю обратно сюда под горьким бременем; меня засасывает обычное и держит меня: я сильно плачу, но и держит оно меня сильно. Вот чего стоит груз привычки! Быть здесь я в силах, но не хочу; там хочу, но не в силах: жалок обоюдно.
10.41.66 Ideoque consideravi languores peccatorum meorum in cupiditate triplici, et dexteram tuam invocavi ad salutem meam. Vidi enim splendorem tuum corde saucio et repercussus dixi, 'Quis illuc potest?' 66. Вот почему рассмотрел я грехи мои, которыми болею, подчиняясь тройному вожделению, и воззвал к деснице Твоей для спасения моего. Увидел я, раненный сердцем, сияние Твое и, ослепленный им, сказал: кто может его выдержать?
Proiectus sum a facie oculorum tuorum. Tu es veritas super omnia praesidens, at ego per avaritiam meam non amittere te volui, sed volui tecum possidere mendacium, sicut nemo vult ita falsum dicere, ut nesciat ipse quid verum sit. Itaque amisi te, quia non dignaris cum mendacio possideri. "Отвергнут я от очей Твоих". Ты - Истина, над всем царящая, и я, в жадности своей, не захотел потерять Тебя, но захотел вместе с Тобой обладать и ложью. Никто ведь не захочет изолгаться до того, чтобы самому не знать, в чем истина. Так я и потерял Тебя, потому что Ты не удостоишь ложь того, чтобы ужиться с ней.
10.42.67 Quem invenirem qui me reconciliaret tibi? Ambiendum mihi fuit ad angelos? Qua prece? Quibus sacramentis? Multi conantes ad te redire neque per se ipsos valentes, sicut audio, temptaverunt haec, et inciderunt in desiderium curiosarum visionum, et digni habiti sunt inlusionibus. 67. Кого найти мне, чтобы примирить меня с Тобой? Обратиться к ангелам? С какой молитвой? С помощью каких обрядов? Многие старались вернуться к Тебе, но не смогли этого сделать своими силами и, по моим слухам, испробовали это средство: они были охвачены желанием необычных видений и по заслугам оказались жертвой собственных вымыслов.
Elati enim te quaerebant doctrinae fastu exserentes potius quam tundentes pectora, et adduxerunt sibi per similitudinem cordis sui conspirantes et socias superbiae suae potestates aeris huius, a quibus per potentias magicas deciperentur, quaerentes mediatorem per quem purgarentur, et non erat. Они искали тебя, кичась своей наукой, гордо выпятив грудь, а не смиренно ударяя в нее; они привлекли себе, по сходству сердец, в товарищи и помощники своей гордости "духов воздуха", которые и обманули их силами магии. Они искали посредника, который бы. очистил их, но его не было:
Diabolus enim erat transfigurans se in angelum lucis, et multum inlexit superbam carnem, quod carneo corpore ipse non esset. был "диавол, принявший вид ангела света". И гордая плоть их особенно соблазнялась тем, что у него не было плотского тела!
Erant enim illi mortales et peccatores, tu autem, domine, cui reconciliari superbe quaerebant, immortalis et sine peccato. Были они смертные и грешники, Ты же, Господи, примирения с Кем они гордо искали, бессмертен, и безгрешен.
Mediator autem inter deum et homines oportebat ut haberet aliquid simile deo, aliquid simile hominibus, ne in utroque hominibus similis longe esset a deo, aut in utroque deo similis longe esset ab hominibus atque ita mediator non esset. И посреднику между Богом и людьми надлежало в чем-то уподобиться Богу, в чем-то уподобиться людям; подобный во всем людям, он был бы далек от Бога; подобный во всем Богу, он был бы далек людям, и, следовательно, не мог стать посредником.
Fallax itaque ille mediator, quo per secreta iudicia tua superbia meretur inludi, unum cum hominibus habet, id est peccatum, aliud videri vult habere cum deo, ut, quia carnis mortalitate non tegitur, pro immortali se ostentet. Sed quia stipendium peccati mors est, hoc habet commune cum hominibus, unde simul damnetur in mortem. У того же, мнимого, посредника (тайным судом Твоим определено через него посрамлять гордость, как он того и заслужила) есть одно общее с людьми - грех. Ему, однако, желательно казаться, что есть у него и нечто общее с Богом: не будучи облечен смертной плотью, он и хвалится бессмертием. А так как "возмездие за грех - смерть", то объединяет его с людьми как раз то, за что вместе с ними он и осужден на смерть.
10.43.68 Verax autem mediator, quem secreta tua misericordia demonstrasti hominibus et misisti, ut eius exemplo etiam ipsam discerent humilitatem, mediator ille dei et hominum, homo Christus Iesus, inter mortales peccatores et immortalem iustum apparuit, mortalis cum hominibus, iustus cum deo, ut, quoniam stipendium iustitiae vita et pax est, per iustitiam coniunctam deo evacuaret mortem iustificatorum impiorum, quam cum illis voluit habere communem. 68. Истинный же посредник, Которого в таинственном милосердии Твоем явил Ты людям, послав к ним, чтобы на Его примере научились они настоящему смирению, "Посредник между Богом и людьми, человек Христос Иисус" встал между смертными грешниками и Бессмертным и Праведным - смертный, как люди, праведный, как Бог. А так как награда праведности - жизнь и мир, то праведностью, соединявшейся с Богом, он изгнал смерть для оправдания грешников, пожелав приобщиться к ней вместе с ними.
Hic demonstratus est antiquis sanctis, ut ita ipsi per fidem futurae passionis eius, sicut nos per fidem praeteritae, salvi fierent. Он явлен был древним святым, дабы они спаслись верой в будущие страдания Его, как спасены мы верой в бывшие.
In quantum enim homo, in tantum mediator, in quantum autem verbum, non medius, quia aequalis deo et deus apud deum et simul unus deus. Как человек. Он посредник, а как Слово, Он не стоит посередине, ибо Он равен Богу, Он Бог у Бога и единый Бог вместе с Богом.
10.43.69 Quomodo nos amasti, pater bone, qui filio tuo unico non pepercisti, sed pro nobis impiis tradidisti eum! 69. Как же полюбил Ты нас, добрый Отец, что Сына Своего единственного не пожалел, и предал Его за нас, нечестивых.
Quomodo nos amasti, pro quibus ille, non rapinam arbitratus esse aequalis tibi, factus est subditus usque ad mortem crucis, unus ille in mortuis liber, potestatem habens ponendi animam suam et potestatem habens iterum sumendi eam, pro nobis tibi victor et victima, et ideo victor quia victima, pro nobis tibi sacerdos et sacrificium, et ideo sacerdos quia sacrificium, faciens tibi nos de servis filios de te nascendo, nobis serviendo. Как полюбил Ты нас, за которых Он, "не почитая хищением быть равным Богу, смирил Себя, быв послушным даже до смерти крестной". Он единственно "свободный среди мертвых", "имеющий власть отдать душу свою" и "власть опять принять ее". Он за нас пред Тобой победитель и жертва; и победитель потому, что жертва; Он за нас пред Тобой первосвященник и приношение, и первосвященник потому, что приношение; Он сделал нас из рабов сыновьями Тебе, от Тебя рожденный, нам послуживший.
Merito mihi spes valida in illo est, quod sanabis omnes languores meos per eum qui sedet ad dexteram tuam et te interpellat pro nobis; alioquin desperarem. По справедливости крепко надеюсь на Него: Ты исцелишь все недуги мои через Того, Кто сидит одесную Тебя и ходатайствует за нас пред Тобою. Иначе я впал бы в отчаяние:
Multi enim et magni sunt idem languores, multi sunt et magni, sed amplior est medicina tua. Potuimus putare verbum tuum remotum esse a coniunctione hominis et desperare de nobis, nisi caro fieret et habitaret in nobis. многочисленны и тяжки недуги мои, многочисленны и тяжки, но сильнее врачевание Твое. Мы могли бы думать, что Слово твое так далеко от человека, что не может соединиться с ним, и пришли бы в отчаяние, если бы "Оно не стало плотью и не обитало бы среди нас".
10.43.70 Conterritus peccatis meis et mole miseriae meae agitaveram corde meditatusque fueram fugam in solitudinem, sed prohibuisti me et confirmasti me dicens, 'Ideo Christus pro omnibus mortuus est, ut qui vivunt iam non sibi vivant, sed ei qui pro ipsis mortuus est.' 70. Ужаснувшись грехов моих, под бременем нищеты моей, задумал я в сердце своем бежать в пустыню, но Ты удержал и укрепил меня, говоря: "Христос для того умер за всех, чтобы живущие не для себя жили, но для Того, Кто умер за всех".
Ecce, domine, iacto in te curam meam, ut vivam, et considerabo mirabilia de lege tua. Tu scis imperitiam meam et infirmitatem meam: doce me et sana me. Ille tuus unicus, in quo sunt omnes thesauri sapientiae et scientiae absconditi, redemit me sanguine suo. Non calumnientur mihi superbi, quoniam cogito pretium meum, et manduco et bibo et erogo et pauper cupio saturari ex eo inter illos qui edunt et saturantur. Et laudant dominum qui requirunt eum. Вот, Господи, я слагаю на Тебя свою заботу, да живу и "увижу чудеса закона Твоего": Ты знаешь невежество мое и слабость мою: научи меня и исцели меня. Твой единственный Сын, "в Котором сокрыты все сокровища премудрости и ведения" выкупил меня Своей Кровью. Пусть не клевещут на меня гордецы: я думаю о моем выкупе, когда принимаю и раздаю Причастие. Я, бедный, желаю насытиться вместе с теми, кто принимает и насыщается: "и восхвалят Господа, кто ищет Его".

LIBER VNDECIMVS/Книга одиннадцатая

Latin Русский
11.1.1 Numquid, domine, cum tua sit aeternitas, ignoras quae tibi dico, aut ad tempus vides quod fit in tempore? Cur ergo tibi tot rerum narrationes digero? Non utique ut per me noveris ea, sed affectum meum excito in te, et eorum qui haec legunt, ut dicamus omnes, 'Magnus dominus et laudabilis valde.' 1. Ужели, Господи, Ты, чей удел вечность, не знаешь того, о чем я Тебе говорю? Или то, что совершается во времени, Ты видишь в то же самое время? Зачем же я Тебе столько рассказываю и так подробно? Не затем, разумеется, чтобы Ты от меня об этом узнал, но чтобы возбудить и в себе и в тех, кто это читает, любовь к Тебе, да скажем все: "велик Господь и достохвален".
Iam dixi et dicam, 'Amore amoris tui facio istuc.' nam et oramus, et tamen veritas ait, 'Novit pater vester quid vobis opus sit, priusquam petatis ab eo.' Я уже сказал и еще скажу: я делаю это из любви к любви Твоей. Мы ведь молимся, хотя истина и говорит: "знает Отец ваш, в чем имеете нужду, прежде чем вы попросите у Него".
Affectum ergo nostrum patefacimus in te confitendo tibi miserias nostras et misericordias tuas super nos, ut liberes nos omnino, quoniam coepisti, ut desinamus esse miseri in nobis et beatificemur in te, quoniam vocasti nos, ut simus pauperes spiritu et mites et lugentes et esurientes ac sitientes iustitiam et misericordes et mundicordes et pacifici. Наши чувства к тебе раскрываем мы, исповедуя Тебе несчастья наши и милости Твои: доверши освобождение наше, Тобой начатое; да перестанем быть несчастными в себе, да будем в Тебе счастливы. Ты ведь призывал нас стать нищими духом, кроткими, плачущими, алчущими и жаждущими правды, милостивыми, чистыми сердцем, миротворцами.
Ecce narravi tibi multa, quae potui et quae volui, quoniam tu prior voluisti ut confiterer tibi, domino deo meo, quoniam bonus es, quoniam in saeculum misericordia tua. Вот и рассказал я Тебе много: что мог и что хотел. Ты ведь первый захотел, чтобы я исповедался Тебе, Господу Богу моему, "ибо Ты добр, ибо на веки милость Твоя".
11.2.2 Quando autem sufficio lingua calami enuntiare omnia hortamenta tua et omnes terrores tuos, et consolationes et gubernationes, quibus me perduxisti praedicare verbum et sacramentum tuum dispensare populo tuo? 2. Когда же мне довольно будет сообщать языком пера о всех увещаниях Твоих, о всех угрозах Твоих, об утешениях и руководствах, которыми привел Ты меня проповедовать слово Твое и раздавать тайны Твои народу Твоему?
Et si sufficio haec enuntiare ex ordine, caro mihi valent stillae temporum. Et olim inardesco meditari in lege tua et in ea tibi confiteri scientiam et imperitiam meam, primordia inluminationis tuae et reliquias tenebrarum mearum, quousque devoretur a fortitudine infirmitas. А если и довольно будет сообщить все по порядку, то дорого ведь мне стоит каждая капля времени. Давно уже горит сердце мое размышлять о законе Твоем и тут показать Тебе свое знание и свою неопытность, первые проблески Твоего света и оставшиеся тени мрака, пребывающего во мне, доколе не поглотит сила Твоя немощь мою.
Et nolo in aliud horae diffluant quas invenio liberas a necessitatibus reficiendi corporis et intentionis animi et servitutis quam debemus hominibus et quam non debemus et tamen reddimus. Я не хочу растрачивать на другое, часов, остающихся свободными от необходимых забот о себе, от умственного труда, от услуг людям, обязательных и необязательных, но все-таки мною оказываемых.
11.2.3 Domine deus meus, intende orationi meae et misericordia tua exaudiat desiderium meum, quoniam non mihi soli aestuat, sed usui vult esse fraternae caritati. Et vides in corde meo quia sic est. Sacrificem tibi famulatum cogitationis et linguae meae, et da quod offeram tibi. 3. Господи Боже мой, внемли молитве моей; по милости Твоей услышь желание мое; оно кипит во мне не только ради меня: я хочу от него пользы любимым братьям; и Ты видишь в сердце моем, что это так. Да послужу Тебе мыслью и словом, да принесу их в жертву Тебе:
Inops enim et pauper sum, tu dives in omnes invocantes te, qui securus curam nostri geris. Circumcide ab omni temeritate omnique mendacio interiora et exteriora labia mea. Sint castae deliciae meae scripturae tuae, nec fallar in eis nec fallam ex eis. дай что предложить Тебе, ибо "нищ я и беден, но Ты богат для всех, призывающих Тебя", свободный от забот, Ты заботишься о нас. Отсеки всякое неразумие и всякую ложь во мне и вне меня, на устах моих. Да пребудет писание Твое чистой усладой моей, да не впаду в заблуждение через него, да не введу им в заблуждение.
Domine, attende et miserere, domine deus meus, lux caecorum et virtus infirmorum statimque lux videntium et virtus fortium, attende animam meam et audi clamantem de profundo. Nam nisi adsint et in profundo aures tuae, quo ibimus? Quo clamabimus? Внемли, Господи, и сжалься, Господи Боже мой, свет слепых и сила немощных, и всегда свет зрячих и сила сильных! Внемли душе моей, услышь, "взывающего из бездны". Если нет в бездне ушей Твоих, куда нам идти? К кому взывать?
Tuus est dies et tua est nox; ad nutum tuum momenta transvolant. "Твой день и Твоя ночь", по мановению Твоему пролетают минуты.
Largire inde spatium meditationibus nostris in abdita legis tuae, neque adversus pulsantes claudas eam. Neque enim frustra scribi voluisti tot paginarum opaca secreta, aut non habent illae silvae cervos suos, recipientes se in eas et resumentes, ambulantes et pascentes, recumbentes et ruminantes. Одари меня щедро временем для размышлений над тем, что сокрыто в законе Твоем; перед стучащимися не закрывай его. Не напрасно же заставил Ты написать столько страниц, повитых глубокой тайной. Разве в лесах этих нет своих оленей, которые приходят туда укрываться, отдохнуть, походить, попастись, полежать и пожевать жвачку.
O domine, perfice me et revela mihi eas. Ecce vox tua gaudium meum, vox tua super affluentiam voluptatum. Da quod amo: amo enim, et hoc tu dedisti. Ne dona tua deseras nec herbam tuam spernas sitientem. О Господи, доведи меня до разумения и открой мне эти страницы. Голос Твой - радость моя; голос Твой дороже всех наслаждений. Дай, что я люблю: ведь я люблю. И любить Ты дал мне. Не оставляй даров Твоих, не презри жаждущую былинку Твою.
Confitear tibi quidquid invenero in libris tuis et audiam vocem laudis, et te bibam et considerem mirabilia de lege tua ab usque principio in quo fecisti caelum et terram usque ad regnum tecum perpetuum sanctae civitatis tuae. Да исповедую Тебе все, что найду в книгах Твоих, да "услышу глас хвалы", буду впивать Тебя и созерцать "чудеса закона Твоего" от начала, когда создал Ты землю и небо, и до вечного царства, с Тобой во святом граде Твоем.
11.2.4 Domine, miserere mei et exaudi desiderium meum. Puto enim quod non sit de terra, non de auro et argento et lapidibus aut decoris vestibus aut honoribus et potestatibus aut voluptatibus carnis, neque de necessariis corpori et huic vitae peregrinationis nostrae, quae omnia nobis apponuntur quaerentibus regnum et iustitiam tuam. 4. Умилосердись, Господи, услышь желание мое. Мне не надо ничего земного: ни золота, ни серебра, ни драгоценных камней, ни изукрашенных одежд, ни почестей, ни высоких званий, ни плотских наслаждений, и даже того, что нужно телу в этом нашем житейском странствии - все это "приложится нам, ищущим Царства Божия и правды его".
Vide, deus meus, unde sit desiderium meum. Narraverunt mihi iniusti delectationes, sed non sicut lex tua, domine: ecce unde est desiderium meum. Vide, pater, aspice et vide et approba, et placeat in conspectu misericordiae tuae invenire me gratiam ante te, ut aperiantur pulsanti mihi interiora sermonum tuorum. Взгляни, Господи, откуда у меня это желание. "Рассказывали мне беззаконные о наслаждениях своих; они не таковы, как от закона Твоего, Господи". Вот откуда желание мое. Взгляни, Отец, посмотри и одобри: да обрету милость у Тебя перед лицом милосердия Твоего, да откроется на мой стук сокровенное в словах Твоих.
Obsecro per dominum nostrum Iesum Christum filium tuum, virum dexterae tuae, filium hominis, quem confirmasti tibi mediatorem tuum et nostrum, per quem nos quaesisti non quaerentes te, quaesisti autem ut quaereremus te, verbum tuum per quod fecisti omnia (in quibus et me), unicum tuum per quem vocasti in adoptionem populum credentium (in quo et me) -- per eum te obsecro, qui sedet ad dexteram tuam et te interpellat pro nobis, in quo sunt omnes thesauri sapientiae et scientiae absconditi: ipsos quaero in libris tuis. Молю Тебя во имя Господа нашего Иисуса Христа, Сына твоего, сидящего одесную Тебя, Сына Человеческого, Которого Ты доставил посредником между Тобой и нами, через Которого Ты искал нас, не искавших Тебя, чтобы мы искали Тебя; во имя Слова Твоего, через которое Ты создал все, в том числе и меня; во имя Единственного Твоего, через Которого Ты усыновил верующих, в том числе и меня; умоляю Тебя во имя Его, сидящего одееную Тебя, нашего Ходатая, "в Котором сокрыты все сокровища премудрости и ведения", которых ищу я в книгах Твоих.
Moyses de illo scripsit; hoc ipse ait, hoc veritas ait. Моисей писал о нем; он сам это говорит; истина это говорит.
11.3.5 Audiam et intellegam quomodo in principio fecisti caelum et terram. Scripsit hoc Moyses, scripsit et abiit, transiit hinc a te ad te, neque nunc ante me est. Nam si esset, tenerem eum et rogarem eum et per te obsecrarem ut mihi ista panderet, et praeberem aures corporis mei sonis erumpentibus ex ore eius, et si hebraea voce loqueretur, frustra pulsaret sensum meum nec inde mentem meam quicquam tangeret; si autem latine, scirem quid diceret. 5. Дай мне услышать и понять, каким образом Ты сотворил в начале небо и землю. Написал это Моисей, написал и ушел, перешел отсюда - от Тебя к Тебе, и нет его сейчас передо мною. Если бы он был тут, я ухватился бы за него и просил и заклинал Тобою раскрыть мне эти слова, я ловил бы своим телесным слухом звуки, лившиеся из уст его. Если бы он говорил по-еврейски, его голос напрасно стучался бы в уши мои, и разума моего ничто бы не коснулось. Если же по-латыни, я понял бы, что он говорит.
Sed unde scirem an verum diceret? Quod si et hoc scirem, num ab illo scirem? Intus utique mihi, intus in domicilio cogitationis, nec hebraea nec graeca nec latina nec barbara, veritas sine oris et linguae organis, sine strepitu syllabarum diceret, 'Verum dicit', et ego statim certus confidenter illi homini tuo dicerem, 'Verum dicis.' Но откуда бы я узнал, правду ли он говорит? А если бы и это узнал, то разве от него бы узнал? Внутри, конечно, внутри меня, в обители размышлений моих истина, не нуждающаяся ни в еврейском, ни в греческом, ни в латинском, ни в варварском языке, сказала бы мне беззвучно, не языком и не устами: "он истину говорит", и я тотчас же, в полной уверенности сказал бы человеку Твоему: "ты истину говоришь".
Cum ergo illum interrogare non possim, te, quo plenus vera dixit, veritas, rogo te, deus meus, rogo, parce peccatis meis, et qui illi servo tuo dedisti haec dicere, da et mihi haec intellegere. А так как я не могу его спросить, то прошу Тебя, Истина (он говорил истину, ею исполненный), прошу Тебя, Боже мой, "не подстерегай грехов моих". Ты, давший рабу Твоему сказать эти слова, дай и мне их понять.
11.4.6 Ecce sunt caelum et terra! clamant quod facta sint; mutantur enim atque variantur. Quidquid autem factum non est et tamen est, non est in eo quicquam quod ante non erat: quod est mutari atque variari. 6. Вот земля и небо; они кричат о том, что они созданы; ибо они меняются и облик их различен. В том же, что не сотворено и, однако, существует, в том нет ничего, чего не было раньше, т.е. нет изменения и различия.
Clamant etiam quod se ipsa non fecerint: Кричат они также, что не сами они себя создали:
'Ideo sumus, quia facta sumus. Non ergo eramus antequam essemus, ut fieri possemus a nobis.' et vox dicentium est ipsa evidentia. "мы существуем потому, что мы созданы: нас ведь не было, пока мы не появились; и мы не могли возникнуть сами собой". И самой очевидностью подтвержден этот голос.
Tu ergo, domine, fecisti ea, qui pulcher es (pulchra sunt enim), qui bonus es (bona sunt enim), qui es (sunt enim). Nec ita pulchra sunt nec ita bona sunt nec ita sunt, sicut tu conditor eorum, quo comparato nec pulchra sunt nec bona sunt nec sunt. Scimus haec: gratias tibi, et scientia nostra scientiae tuae comparata ignorantia est. Итак, Господи, Ты создал их; Ты прекрасен, - и они прекрасны; Ты добр, - и они добры; Ты - Сущий, - и они существуют. Они не так прекрасны, не так добры и не так существуют, как Ты, их Творец. По сравнению с Тобой они не прекрасны, не добры и их не существует. Мы знаем это и благодарим за это Тебя; наше знание, по сравнению с Твоим знанием, невежество.
11.5.7 Quomodo autem fecisti caelum et terram? Et quae machina tam grandis operationis tuae? Non enim sicut homo artifex formas corpus de corpore, arbitratu animae valentis imponere utcumque speciem, quam cernit in semet ipsa interno oculo (et unde hoc valeret, nisi quia tu fecisti eam?) et imponit speciem iam exsistenti et habenti, ut esset, veluti terrae aut lapidi aut ligno aut auro aut id genus rerum cuilibet. 7. Как же создал Ты небо и землю, каким орудием пользовался в такой великой работе? Ты ведь действовал не так, как мастер, делающий одну вещь с помощью другой. Душа его может по собственному усмотрению придать ей тот вид, который она созерцает в себе самой внутренним оком. А почему может? Только потому, что Ты создал ее. И она придает вид веществу, уже существующему в каком-то виде, например земле, камню, дереву, золоту и тому подобному,
Et unde ista essent, nisi tu instituisses ea? Tu fabro corpus, tu animum membris imperitantem fecisti, tu materiam unde facit aliquid, tu ingenium quo artem capiat et videat intus quid faciat foris, tu sensum corporis quo interprete traiciat ab animo ad materiam id quod facit et renuntiet animo quid factum sit, ut ille intus consulat praesidentem sibi veritatem, an bene factum sit. а если бы Ты не образовал всего этого, откуда бы оно появилось? Мастеру тело дал Ты; душу, распоряжающуюся членами его тела, - Ты; вещество для его работы - Ты; талант, с помощью которого он усвоил свое искусство и видит внутренним зрением то, что делают его руки, - Ты; телесное чувство, которое объясняет и передает веществу требование его дущи и извещает ее о том, что сделано, - Ты; пусть она посоветуется с истиной, которая в ней живет и ею руководит, хороша ли работа.
Te laudant haec omnia creatorem omnium. Sed tu quomodo facis ea? Quomodo fecisti, deus, caelum et terram? Non utique in caelo neque in terra fecisti caelum et terram neque in aere aut in aquis, quoniam et haec pertinent ad caelum et terram neque in universo mundo fecisti universum mundum, quia non erat ubi fieret antequam fieret, ut esset. И все это хвалит Тебя, Создателя всего. Но как Ты это делаешь? Каким образом. Боже, создал Ты землю и небо? Не на небе же, конечно, и не на земле создавал Ты небо и землю, не в воздухе и не на водах: они ведь связаны с небом и с землей. И не во вселенной создал Ты вселенную, ибо не было ей, где возникнуть, до того, как возникло, где ей быть.
Nec manu tenebas aliquid unde faceres caelum et terram: nam unde tibi hoc quod tu non feceras, unde aliquid faceres? Quid enim est, nisi quia tu es? Ergo dixisti et facta sunt atque in verbo tuo fecisti ea. И ничего не держал Ты в руке Своей, из чего мог бы сделать небо и землю. И откуда могло быть у Тебя вещество, которого Ты не сделал раньше, чтобы потом сделать из него что-то? Все, что есть, есть только потому, что Ты есть. Итак, Ты сказал "и явилось" и создал Ты это словом Твоим.
11.6.8 Sed quomodo dixisti? Numquid illo modo quo facta est vox de nube dicens, 'Hic est filius meus dilectus'? Illa enim vox acta atque transacta est, coepta et finita. 8. А каким образом Ты сказал? Так ли, как тогда, когда из облака раздался Твой голос: "Это Сын Мой возлюбленный"? Этот голос прозвучал и отзвучал; заговорил и умолк.
Sonuerunt syllabae atque transierunt, secunda post primam, tertia post secundam atque inde ex ordine, donec ultima post ceteras silentiumque post ultimam. Слоги прозвучали и исчезли: второй после первого, третий после второго и так по порядку до самого последнего, после которого наступило молчание.
Unde claret atque eminet quod creaturae motus expressit eam, serviens aeternae voluntati tuae ipse temporalis. Et haec ad tempus facta verba tua nuntiavit auris exterior menti prudenti, cuius auris interior posita est ad aeternum verbum tuum. Из этого явствует, что их произвело движением своим создание Твое временное, но послужившее вечной воле Твоей, - и эти слова Твои, сказанные во времени, наружное ухо сообщило разуму, который внутренним ухом прислушивается к вечному слову Твоему.
At illa comparavit haec verba temporaliter sonantia cum aeterno in silentio verbo tuo et dixit, 'Aliud est longe, longe aliud est. Haec longe infra me sunt nec sunt, quia fugiunt et praetereunt; verbum autem dei mei supra me manet in aeternum.' И он, сравнив те, во времени прозвучавшие слова, с вечным словом Твоим, пребывающим в молчании, сказал: "это другое, совсем другое, эти слова меньше меня, да их вообще и нет, они бегут и исчезают; слово же Бога моего надо мной и пребывает во веки".
Si ergo verbis sonantibus et praetereuntibus dixisti, ut fieret caelum et terra, atque ita fecisti caelum et terram, erat iam creatura corporalis ante caelum et terram, cuius motibus temporalibus temporaliter vox illa percurreret. Итак, если словами, прозвучавшими и исчезнувшими, повелел Ты быть небу и земле, если таким образом создал Ты небо и землю, то, значит, раньше земли и неба было уже существо, обладающее телом, чей голос, вызванный временным усилием, и пронесся во времени.
Nullum autem corpus ante caelum et terram, aut si erat, id certe sine transitoria voce feceras, unde transitoriam vocem faceres, qua diceres ut fieret caelum et terra. Quidquid enim illud esset unde talis vox fieret, nisi abs te factum esset omnino non esset. Ut ergo fieret corpus unde ista verba fierent, quo verbo a te dictum est? Никакого, однако, тела раньше земли и неба не было, а если и было, то, конечно, не голосом преходящим создал Ты его, дабы потом создать преходящий, которым и повелел появиться небу и земле. А что это за существо, которое могло издать такой голос? Если бы Ты его не создал, его вообще бы не было. Какое же слово было Тобой сказано, чтобы появилось тело, произнесшее эти слова?
11.7.9 Vocas itaque nos ad intellegendum verbum, deum apud te deum, quod sempiterne dicitur et eo sempiterne dicuntur omnia. Neque enim finitur quod dicebatur et dicitur aliud, ut possint dici omnia, sed simul ac sempiterne omnia; alioquin iam tempus et mutatio et non vera aeternitas nec vera immortalitas. 9. Так зовешь Ты нас к пониманию Слова-Бога, пребывающего с Богом; извечно произносится оно и через него все извечно произнесено. То, что было произнесено, не исчезает; чтобы произнести все, не надо говорить одно вслед за другим: все извечно и одновременно. Иначе существовало бы время и изменяемость - не настоящая вечность и не настоящее бессмертие.
Hoc novi, deus meus, et gratias ago. Novi, confiteor tibi, domine, mecumque novit et benedicit te quisquis ingratus non est certae veritati. Novimus, domine, novimus, quoniam in quantum quidque non est quod erat et est quod non erat, in tantum moritur et oritur. Знаю это, Господи, и благодарю Тебя; знаю это, исповедую Тебе, Боже мой, и вместе со мной знает это и благословляет Тебя каждый, кто не остается неблагодарным, узнав несомненную истину. Мы знаем. Господи, знаем, что не быть тем, чем был, и стать тем, чем не был, - это своего рода смерть и рождение.
Non ergo quicquam verbi tui cedit atque succedit, quoniam vere immortale atque aeternum est. Et ideo verbo tibi coaeterno simul et sempiterne dicis omnia quae dicis, et fit quidquid dicis ut fiat. Nec aliter quam dicendo facis, nec tamen simul et sempiterna fiunt omnia quae dicendo facis. А в Слове Твоем ничто не исчезает, ничто не приходит на смену: оно бессмертно и вечно. И поэтому Словом, извечным, как Ты, Ты одновременно и вечно говоришь все, что говоришь; возникает все, чему Ты говоришь возникнуть; Ты создаешь только Словом, и, однако, не одновременно и не от века возникает все, что Ты создаешь Словом.
11.8.10 Cur, quaeso, domine deus meus? Utcumque video, sed quomodo id eloquar nescio, nisi quia omne quod esse incipit et esse desinit tunc esse incipit et tunc desinit, quando debuisse incipere vel desinere in aeterna ratione cognoscitur, ubi nec incipit aliquid nec desinit. 10. Почему же, спрашиваю я, Господи Боже мой? Я как-то это вижу, но не знаю, как выразить. Может быть, все, что начинает быть и перестает быть, тогда начинает быть я тогда перестает, когда должно ему начаться и перестать, и это известно вечному разуму, в котором ничто не начинается и не перестает быть.
Ipsum est verbum tuum, quod et principium est, quia et loquitur nobis. Sic in evangelio per carnem ait, et hoc insonuit foris auribus hominum, ut crederetur et intus quaereretur et inveniretur in aeterna veritate, ubi omnes discipulos bonus et solus magister docet. Этот разум и есть Слово Твое, а Он есть начало, как нам и сказано. Так говорит Он в Евангелии голосом плоти; эти слова прозвучали во внешнем мире для людских ушей, чтобы им поверили, стали бы искать их в сердце своем и нашли в вечной истине, где Он, добрый, единый Учитель, поучает всех учеников Своих.
Ibi audio vocem tuam, domine, dicentis mihi, quoniam ille loquitur nobis qui docet nos, qui autem non docet nos, etiam si loquitur, non nobis loquitur. Quid porro nos docet nisi stabilis veritas? Там слышу я голос Твой, Господи, говорящий мне: ибо Он говорит с нами. Он, кто учит нас; кто же не учит, тот, если и говорит, не для нас говорит. А кто же учит нас кроме незыблемой, недвижной истины?
Quia et per creaturam mutabilem cum admonemur, ad veritatem stabilem ducimur, ubi vere discimus, cum stamus et audimus eum et gaudio gaudemus propter vocem sponsi, reddentes nos unde sumus. Et ideo principium, quia, nisi maneret cum erraremus, non esset quo rediremus. Даже когда нас наставляет и существо изменчивое, его уроки все-таки ведут нас к недвижной истине, где мы и учимся по-настоящему: стоим и слушаем мы его, "радостью радуемся, слыша голос жениха", и возвращаемся туда, откуда мы сами. Потому-то Он и есть "Начало": если бы Он не пребывал, пока мы блуждали, нам некуда было бы вернуться.
Cum autem redimus ab errore, cognoscendo utique redimus; ut autem cognoscamus, docet nos, quia principium est et loquitur nobis. Когда мы возвращаемся от заблуждений, мы, конечно, возвращаемся потому, что узнали их, а узнавать их и учит нас Он, ибо Он Начало и говорит нам.
11.9.11 In hoc principio, deus, fecisti caelum et terram in verbo tuo, in filio tuo, in virtute tua, in sapientia tua, in veritate tua, miro modo dicens et miro modo faciens. Quis comprehendet? Quis enarrabit? Quid est illud quod interlucet mihi et percutit cor meum sine laesione? 11. Этим началом Ты и создал, Боже, небо и землю - словом Твоим. Сыном Твоим, силой Твоей, мудростью Твоей, истиной Твоей: дивным было слово Твое и дивным дело Твое. Кто это поймет? Кто объяснит? Что это брезжит и ударяет в сердце мое, не нанося ему раны?
Et inhorresco et inardesco: inhorresco, in quantum dissimilis ei sum, inardesco, in quantum similis ei sum. Трепещу и пламенею, трепещу в страхе: я так непохож на Тебя; горю, пламенею любовью: я так подобен Тебе.
Sapientia, sapientia ipsa est quae interlucet mihi, discindens nubilum meum, quod me rursus cooperit deficientem ab ea caligine atque aggere poenarum mearum, quoniam sic infirmatus est in egestate vigor meus ut non sufferam bonum meum, donec tu, domine, qui propitius factus es omnibus iniquitatibus meis, etiam sanes omnes languores meos, quia et redimes de corruptione vitam meam, et coronabis me in miseratione et misericordia, et satiabis in bonis desiderium meum, quoniam renovabitur iuventus mea sicut aquilae. Мудрость, сама мудрость забрезжила мне, разорвав туман, который вновь окутывает меня, бессильного от этого мрака под грудой мучений моих. "Так ослабела сила моя в нищете", что не могу нести я и хорошее свое, пока Ты, Господи, "милостивый среди всех согрешений моих", не "исцелишь все недуги мои". Тогда выкупишь Ты "из гибели жизнь мою", "увенчаешь меня милостью и милосердием" и насытишь "благами желание мое", ибо "обновится юность моя, как у орла". "Надеждой спасены мы" и "терпеливо ожидаем", когда исполнятся обещания Твои.
Spe enim salvi facti sumus et promissa tua per patientiam expectamus. Audiat te intus sermocinantem qui potest: ego fidenter ex oraculo tuo clamabo, 'Quam magnificata sunt opera tua, domine, omnia in sapientia fecisti!' et illa principium, et in eo principio fecisti caelum et terram. Пусть слушает, кто может, в сердце своем слова Твои; я же воскликну, доверяя пророчеству Твоему: "как величественны дела Твои, Господи, все премудро сделал Ты". И премудрость Твоя - и есть начало, и этим началом создал Ты небо и землю.
11.10.12 Nonne ecce pleni sunt vetustatis suae qui nobis dicunt, 'Quid faciebat deus antequam faceret caelum et terram? Si enim vacabat,' inquiunt, 'Et non operabatur aliquid, cur non sic semper et deinceps, quemadmodum retro semper cessavit ab opere? 12. Разве не обветшали разумом те, кто спрашивает нас: "что делал Бог до того, как создал небо и землю? Если Он ничем не был занят", говорят они, "и ни над чем не трудился, почему на все время и впредь не остался Он в состоянии покоя, в каком все время пребывал и раньше?
Si enim ullus motus in deo novus extitit et voluntas nova, ut creaturam conderet quam numquam ante condiderat, quomodo iam vera aeternitas, ubi oritur voluntas quae non erat? Neque enim voluntas dei creatura est sed ante creaturam, quia non crearetur aliquid nisi creatoris voluntas praecederet. Ad ipsam ergo dei substantiam pertinet voluntas eius. Если же у Бога возникает новое деятельное желание создать существо, которое никогда раньше Им создано не было, то что же это за вечность, в которой рождается желание, раньше не бывшее? Воля ведь присуща Богу до начала творения:
Quod si exortum est aliquid in dei substantia quod prius non erat, non veraciter dicitur aeterna illa substantia. Si autem dei voluntas sempiterna erat, ut esset creatura, cur non sempiterna et creatura?' ничто не могло быть сотворено, если бы воля Творца не существовала раньше сотворенного. Воля Бога принадлежит к самой субстанции Его. И если в Божественной субстанции родилось то, чего в ней не было раньше, то субстанция эта по справедливости не может быть названа вечной; если вечной была воля Бога творить, почему не вечно Его творение?"
11.11.13 Qui haec dicunt nondum te intellegunt, o sapientia dei, lux mentium, nondum intellegunt quomodo fiant quae per te atque in te fiunt, et conantur aeterna sapere, sed adhuc in praeteritis et futuris rerum motibus cor eorum volitat et adhuc vanum est. 13. Те, кто говорит так, еще не понимают Тебя, Премудрость Божия, просвещающая умы, еще не понимают, каким образом возникло то, что возникло через Тебя и в Тебе. Они пытаются понять сущность вечного, но до сих пор в потоке времени носится их сердце и до сих пор оно суетно.
Quis tenebit illud et figet illud, ut paululum stet, et paululum rapiat splendorem semper stantis aeternitatis, et comparet cum temporibus numquam stantibus, et videat esse incomparabilem, et videat longum tempus, nisi ex multis praetereuntibus motibus qui simul extendi non possunt, longum non fieri; non autem praeterire quicquam in aeterno, sed totum esse praesens; nullum vero tempus totum esse praesens; et videat omne praeteritum propelli ex futuro et omne futurum ex praeterito consequi, et omne praeteritum ac futurum ab eo quod semper est praesens creari et excurrere? Кто удержал бы и остановил его на месте: пусть минуту постоит неподвижно, пусть поймает отблеск всегда недвижной сияющей вечности, пусть сравнит ее и время, никогда не останавливающееся. Пусть оно увидит, что они несравнимы: пусть увидит. Что длительное время делает длительным множество преходящих мгновений, которые не могут не сменять одно другое; в вечности ничто не преходит, но пребывает как настоящее во всей полноте; время, как настоящее, в полноте своей пребывать не может. Пусть увидит, что все прошлое вытеснено будущим, все будущее следует за прошлым, и все прошлое и будущее создано Тем, Кто всегда пребывает, и от Него исходит.
Quis tenebit cor hominis, ut stet et videat quomodo stans dictet futura et praeterita tempora nec futura nec praeterita aeternitas? Numquid manus mea valet hoc aut manus oris mei per loquellas agit tam grandem rem? Кто удержал бы человеческое сердце: пусть постоит недвижно и увидит, как недвижная пребывающая вечность, не знающая ни прошедшего, ни будущего, указывает времени быть прошедшим и будущим. Есть ли в руке моей сила описать; может ли язык мой поведать словом о столь великом?
11.12.14 Ecce respondeo dicenti, 'Quid faciebat deus antequam faceret caelum et terram?' respondeo non illud quod quidam respondisse perhibetur, ioculariter eludens quaestionis violentiam: 'Alta,' inquit, 'Scrutantibus gehennas parabat.' aliud est videre, aliud ridere: haec non respondeo. 14. Вот мой ответ спрашивающему: "что делал Бог до сотворения неба и земли?" Я отвечу не так, как, говорят, ответил кто-то, уклоняясь шуткой от настойчивого вопроса: "приготовлял преисподнюю для тех, кте допытывается о высоком". Одно - понять, другое - осмеять. Так я не отвечу.
Libentius enim responderim, 'Nescio quod nescio' quam illud unde inridetur qui alta interrogavit et laudatur qui falsa respondit. Sed dico te, deus noster, omnis creaturae creatorem et, si caeli et terrae nomine omnis creatura intellegitur, audenter dico, 'Antequam faceret deus caelum et terram, non faciebat aliquid.' si enim faciebat, quid nisi creaturam faciebat? Et utinam sic sciam quidquid utiliter scire cupio, quemadmodum scio quod nulla fiebat creatura antequam fieret ulla creatura. Я охотнее ответил бы: "я не знаю того, чего не знаю", но не подал бы повода осмеять человека, спросившего о высоком, и похвалить ответившего ложью. Я называю Тебя, Боже наш.Творцом всего творения, и если под именем неба и земли разумеется все сотворенное, я смело говорю: до создания неба и земли Бог ничего не делал. Делать ведь означало для Него творить. Если бы я знал так же все, что хочу знать на пользу себе, как знаю, что не было ничего сотворенного до того, как было сотворено!
11.13.15 At si cuiusquam volatilis sensus vagatur per imagines retro temporum et te, deum omnipotentem et omnicreantem et omnitenentem, caeli et terrae artificem, ab opere tanto, antequam id faceres, per innumerabilia saecula cessasse miratur, evigilet atque attendat, quia falsa miratur. 15. И если чей-то легкомысленный ум скитается среди образов давних времен и удивляется, почему Ты, Господи, Всемогущий, все создавший и все содержащий, Мастер, создавший небо и землю, не приступил к такому великому делу в течение бесчисленных веков, то пусть он пробудится и поймет, что удивление его напрасно.
Nam unde poterant innumerabilia saecula praeterire quae ipse non feceras, cum sis omnium saeculorum auctor et conditor? Aut quae tempora fuissent quae abs te condita non essent? Aut quomodo praeterirent, si numquam fuissent? Cum ergo sis operator omnium temporum, si fuit aliquod tempus antequam faceres caelum et terram, cur dicitur quod ab opere cessabas? Как могли пройти бесчисленные века, если они не были еще созданы Тобой, Творцом и Учредителем всех веков? Было разве время, Тобой не учрежденное? И как могло оно пройти, если его вовсе и не было? А так как делатель всякого времени - Ты, то, если до сотворения неба и земли было какое-то время, то почему можно говорить, что Ты пребывал в бездействии?
Idipsum enim tempus tu feceras, nec praeterire potuerunt tempora antequam faceres tempora. Si autem ante caelum et terram nullum erat tempus, cur quaeritur quid tunc faciebas? Non enim erat tunc, ubi non erat tempus. Это самое время создал Ты, и не могло проходить время, пока Ты не создал времени. Если же раньше неба и земли вовсе не было времени, зачем спрашивать, что Ты делал тогда. Когда не было времени, не было и "тогда".
11.13.16 Nec tu tempore tempora praecedis, alioquin non omnia tempora praecederes. Sed praecedis omnia praeterita celsitudine semper praesentis aeternitatis et superas omnia futura, quia illa futura sunt, et cum venerint, praeterita erunt. 16. Ты не во времени был раньше времен, иначе Ты не был бы раньше всех времен. Ты был раньше всего прошлого на высотах всегда пребывающей вечности, и Ты возвышаешься над всем будущим: оно будет и, придя, пройдет, "Ты же всегда - тот же, и годы Твои не кончаются".
Tu autem idem ipse es, et anni tui non deficient: anni tui nec eunt nec veniunt, isti enim nostri eunt et veniunt, ut omnes veniant; anni tui omnes simul stant, quoniam stant, nec euntes a venientibus excluduntur, quia non transeunt. Isti autem nostri omnes erunt, cum omnes non erunt. Годы Твои не приходят и не уходят, а наши, чтобы прийти им всем, приходят и уходят. Все годы Твои одновременны и недвижны: они стоят; приходящие не вытесняют идущих, ибо они не проходят; наши годы исполнятся тогда, когда их вовсе не будет.
Anni tui dies unus, et dies tuus non cotidie sed hodie, quia hodiernus tuus non cedit crastino; neque enim succedit hesterno. Hodiernus tuus aeternitas; ideo coaeternum genuisti cui dixisti, 'Ego hodie genui te.' omnia tempora tu fecisti et ante omnia tempora tu es, nec aliquo tempore non erat tempus. "Годы Твои как один день", и день этот наступает не ежедневно, а сегодня, ибо Твой сегодняшний день не уступает места завтрашнему и не сменяет вчерашнего. Сегодняшний день Твой - это вечность; поэтому вечен, как и Ты, Сын Твой, Которому Ты сказал: "сегодня Я породил Тебя". Всякое время создал Ты и до всякого времени был Ты, и не было времени, когда времени вовсе не было.
11.14.17 Nullo ergo tempore non feceras aliquid, quia ipsum tempus tu feceras. Et nulla tempora tibi coaeterna sunt, quia tu permanes. At illa si permanerent, non essent tempora. 17. Не было времени, когда бы Ты не создавал чего-нибудь; ведь создатель самого времени Ты. Нет времени вечного, как Ты, ибо Ты пребываешь, а если бы время пребывало, оно не было бы временем.
Quid est enim tempus? Quis hoc facile breviterque explicaverit? Quis hoc ad verbum de illo proferendum vel cogitatione comprehenderit? Quid autem familiarius et notius in loquendo commemoramus quam tempus? Et intellegimus utique cum id loquimur, intellegimus etiam cum alio loquente id audimus. Что же такое время? Кто смог бы объяснить это просто и кратко? Кто смог бы постичь мысленно, чтобы ясно об этом рассказать? О чем, однако, упоминаем мы в разговоре, как о совсем привычном и знакомом, как не о времени? И когда мы говоримо нем, мы, конечно, понимаем, что это такое, и когда о нем говорит кто-то другой, мы тоже понимаем его слова.
Quid est ergo tempus? Si nemo ex me quaerat, scio; si quaerenti explicare velim, nescio. Fidenter tamen dico scire me quod, si nihil praeteriret, non esset praeteritum tempus, et si nihil adveniret, non esset futurum tempus, et si nihil esset, non esset praesens tempus. Что же такое время? Если никто меня об этом не спрашивает, я знаю, что такое время; если бы я захотел объяснить спрашивающему - нет, не знаю. Настаиваю, однако, на том, что твердо знаю: если бы ничто не проходило, не было бы прошлого времени; если бы ничто не приходило, не было бы будущего времени; если бы ничего не было, не было бы и настоящего времени.
Duo ergo illa tempora, praeteritum et futurum, quomodo sunt, quando et praeteritum iam non est et futurum nondum est? А как могут быть эти два времени, прошлое и будущее, когда прошлого уже нет, а будущего еще нет?
Praesens autem si semper esset praesens nec in praeteritum transiret, non iam esset tempus, sed aeternitas. Si ergo praesens, ut tempus sit, ideo fit, quia in praeteritum transit, quomodo et hoc esse dicimus, cui causa, ut sit, illa est, quia non erit, ut scilicet non vere dicamus tempus esse, nisi quia tendit non esse? и если бы настоящее всегда оставалось настоящим и не уходило в прошлое, то это было бы уже не время, а вечность; настоящее оказывается временем только потому, что оно уходит в прошлое. Как же мы говорим, что оно есть, если причина его возникновения в том, что его не будет! Разве мы ошибемся, сказав, что время существует только потому, что оно стремится исчезнуть?
11.15.18 Et tamen dicimus longum tempus et breve tempus, neque hoc nisi de praeterito aut futuro dicimus. 18. И, однако, мы говорим "долгое время", "краткое время" и говорим это только о прошлом и будущем.
Praeteritum tempus longum verbi gratia vocamus ante centum annos, futurum itidem longum post centum annos, breve autem praeteritum sic, ut puta dicamus ante decem dies, et breve futurum post decem dies. Sed quo pacto longum est aut breve, quod non est? О сроке, например, в сто лет как в прошлом, так и в будущем мы говорим, как о "долгом времени"; "кратким временем" назовем предположительно для прошлого и будущего промежуток дней в десять.
Praeteritum enim iam non est et futurum nondum est. Non itaque dicamus, 'Longum est,' sed dicamus de praeterito, 'Longum fuit,' et de futuro, 'Longum erit.' Domine meus, lux mea, nonne et hic veritas tua deridebit hominem? Quod enim longum fuit praeteritum tempus, cum iam esset praeteritum longum fuit, an cum adhuc praesens esset? Но как может быть долгим или кратким то, чего нет? Прошлого уже нет, будущего еще нет. Не будем же говорить о прошлом просто "долго", но скажем "было долго", а о будущем: "будет долго". Боже мой, Свет мой, не посмеется ли истина Твоя и здесь над человеком? Долгое прошлое стало долгим, когда уже прошло, или раньше, когда было еще настоящим?
Tunc enim poterat esse longum quando erat, quod esset longum; praeteritum vero iam non erat, unde nec longum esse poterat, quod omnino non erat. Оно могло быть долгим тогда, когда было то, что могло быть долгим; но ведь прошлого уже нет - как же долгим может быть то, чего вовсе нет?
Non ergo dicamus, 'Longum fuit praeteritum tempus'; neque enim inveniemus quid fuerit longum, quando, ex quo praeteritum est, non est, sed dicamus, 'Longum fuit illud praesens tempus,' quia cum praesens esset, longum erat. Nondum enim praeterierat ut non esset, et ideo erat quod longum esse posset; postea vero quam praeteriit, simul et longum esse destitit quod esse destitit. Не будем, следовательно, говорить: "долгим было прошлое время"; мы ведь не найдем ничего, что было долгим: прошлое прошло, и его больше нет. Скажем так: "долгим было это настоящее время", будучи настоящим, оно и было долгим. Оно еще не прошло, не исчезло, и поэтому и было то, что могло быть долгим; когда же оно прошло, то сразу же перестало быть долгим, потому что перестало быть вообще.
11.15.19 Videamus ergo, anima humana, utrum praesens tempus possit esse longum, datum enim tibi est sentire moras atque metiri. Quid respondebis mihi? An centum anni praesentes longum tempus est? Vide prius utrum possint praesentes esse centum anni. 19. Посмотрим, душа человеческая, может ли настоящее быть долгим; тебе ведь дано видеть сроки и измерять их. Что ты ответишь мне? Сто лет настоящего времени - это долго? Посмотри сначала, могут ли все сто лет быть в настоящем?
Si enim primus eorum annus agitur, ipse praesens est, nonaginta vero et novem futuri sunt et ideo nondum sunt. Si autem secundus annus agitur, iam unus est praeteritus, alter praesens, ceteri futuri. Atque ita mediorum quemlibet centenarii huius numeri annum praesentem posuerimus. Ante illum praeteriti erunt, post illum futuri. Если из них идет первый год, то он и есть настоящее, а остальные девяносто девять - это будущее, их пока нет. Если пойдет второй год, то один окажется уже в прошлом, другой в настоящем, а остальные в будущем. Возьми, как настоящий, любой год из середины этой сотни: бывшие до него будут прошлым, после него начнется будущее.
Quocirca centum anni praesentes esse non poterunt. Vide saltem utrum qui agitur unus ipse sit praesens. Et eius enim si primus agitur mensis, futuri sunt ceteri, si secundus, iam et primus praeteriit et reliqui nondum sunt. Ergo nec annus qui agitur totus est praesens, et si non totus est praesens, non annus est praesens. Поэтому сто лет и не могут быть настоящим. Посмотри дальше: тот год, который идет, будет ли в настоящем? Если идет первый его месяц, то остальное - это будущее; если второй, то первый - это прошлое, остальных месяцев еще нет. Следовательно, и текущий год не весь в настоящем, а если он не весь в настоящем, то и год не есть настоящее.
Duodecim enim menses annus est, quorum quilibet unus mensis qui agitur ipse praesens est, ceteri aut praeteriti aut futuri. Quamquam neque mensis qui agitur praesens est, sed unus dies. Двенадцать месяцев составляют год; из них любой текущий и есть настоящее; остальные же или прошлое или будущее. А, впрочем, и текущий месяц не настоящее; настоящее - это один день;
Si primus, futuris ceteris, si novissimus, praeteritis ceteris, si mediorum quilibet, inter praeteritos et futuros. если он первый, то остальные - будущее; если последний, то остальные - прошлое; если любой из средних, он оказывается между прошлыми и будущими.
11.15.20 Ecce praesens tempus, quod solum inveniebamus longum appellandum, vix ad unius diei spatium contractum est. Sed discutiamus etiam ipsum, quia nec unus dies totus est praesens. 20. Вот мы и нашли, что долгим можно назвать только настоящее, да и то сведенное до однодневного срока. Расчленим, однако, и его: ведь и один день в целом - не настоящее.
Nocturnis enim et diurnis horis omnibus viginti quattuor expletur, quarum prima ceteras futuras habet, novissima praeteritas, aliqua vero interiectarum ante se praeteritas, post se futuras. Et ipsa una hora fugitivis particulis agitur. Он состоит из ночных и дневшдх часов; всего их двадцать четыре. По отношению к первому часу остальные - будущее; по отношению к последнему - прошлое; по отношению к любому промежуточному бывшие до него - прошлое; те, которые наступят - будущее. И самый этот единый час слагается из убегающих частиц:
Quidquid eius avolavit, praeteritum est, quidquid ei restat, futurum. Si quid intellegitur temporis, quod in nullas iam vel minutissimas momentorum partes dividi possit, id solum est quod praesens dicatur; quod tamen ita raptim a futuro in praeteritum transvolat, ut nulla morula extendatur. улетевшие - в прошлом, оставшиеся - в будущем. Настоящим можно назвать только тот момент во времени, который невозможно разделить хотя бы на мельчайшие части, но он так стремительно уносится из будущего в прошлое! Длительности в нем нет. Если бы он длился, в нем можно было бы отделить прошлое от будущего; настоящее не продолжается.
Nam si extenditur, dividitur in praeteritum et futurum; praesens autem nullum habet spatium. Ubi est ergo tempus quod longum dicamus? An futurum? Non quidem dicimus, 'Longum est,' quia nondum est quod longum sit, sed dicimus, 'Longum erit.' Quando igitur erit? Где же то время, которое мы называем долгим? Это будущее? Мы, однако, не говорим: "оно долгое", ибо еще нет того, что может стать долгим, а говорим: "долго будет". Когда же оно будет? Если в будущем, то как может стать долгим то, чего еще нет?
Si enim et tunc adhuc futurum erit, non erit longum, quia quid sit longum nondum erit. Si autem tunc erit longum, cum ex futuro quod nondum est esse iam coeperit et praesens factum erit, ut possit esse quod longum sit, iam superioribus vocibus clamat praesens tempus longum se esse non posse. если же оно станет долгим тогда, когда начнет возникать из будущего, которого еще нет, станет настоящим и окажется как будто тем, что может стать долгим, то ведь это настоящее время всеми вышесказанными словами закричит, что оно не может быть долгим.
11.16.21 Et tamen, domine, sentimus intervalla temporum et comparamus sibimet et dicimus alia longiora et alia breviora. Metimur etiam quanto sit longius aut brevius illud tempus quam illud, et respondemus duplum esse hoc vel triplum, illud autem simplum aut tantum hoc esse quantum illud. 21. И, однако, Господи, мы понимаем, что такое промежутки времени, сравниваем их между собой и говорим, что одни длиннее, а другие короче. Мы даже измеряем, насколько одно время длиннее или короче другого, и отвечаем, что этот промежуток вдвое или втрое больше или меньше того, или что оба равны.
Sed praetereuntia metimur tempora cum sentiendo metimur. Praeterita vero, quae iam non sunt, aut futura, quae nondum sunt, quis metiri potest, nisi forte audebit quis dicere metiri posse quod non est? Cum ergo praeterit tempus, sentiri et metiri potest, cum autem praeterierit, quoniam non est, non potest. Мы измеряем, однако, время только пока оно идет, так как, измеряя, мы это чувствуем. Можно ли измерить прошлое, которого уже нет, или будущее, которого еще нет? Осмелится ли кто сказать, что можно измерить не существующее? Пока время идет, его можно чувствовать и измерять; когда оно прошло, это невозможно: его уже нет.
11.17.22 Quaero, pater, non adfirmo. Deus meus, praeside mihi et rege me. Quisnam est qui dicat mihi non esse tria tempora, sicut pueri didicimus puerosque docuimus, praeteritum, praesens, et futurum, sed tantum praesens, quoniam illa duo non sunt? 22. Я ищу, Отец, не утверждаю; Боже мой, помоги мне, руководи мной. Кто решился бы сказать, что трех времен, прошедшего, настоящего и будущего, как учили мы детьми и сами учили детей, не существует; что есть только настоящее, а тех двух нет?
An et ipsa sunt, sed ex aliquo procedit occulto cum ex futuro fit praesens, et in aliquod recedit occultum cum ex praesenti fit praeteritum? Nam ubi ea viderunt qui futura cecinerunt, si nondum sunt? Neque enim potest videri id quod non est. Или же существуют и они? время, становясь из будущего настоящим, выходит из какого-то тайника, и настоящее, став прошлым, уходит в какой-то тайник? Где увидели будущее те, кто его предсказывал, если его вовсе нет?
Et qui narrant praeterita, non utique vera narrarent si animo illa non cernerent. Quae si nulla essent, cerni omnino non possent. Sunt ergo et futura et praeterita. Нельзя увидеть не существующее. И те, кто рассказывает о прошлом, не рассказывали бы о нем правдиво, если бы не видели его умственным взором, а ведь нельзя же видеть то, чего вовсе нет. Следовательно, и будущее и прошлое существуют.
11.18.23 Sine me, domine, amplius quaerere, spes mea; non conturbetur intentio mea. Si enim sunt futura et praeterita, volo scire ubi sint. Quod si nondum valeo, scio tamen, ubicumque sunt, non ibi ea futura esse aut praeterita, sed praesentia. 23. Позволь мне, Господи, "Надежда моя", опрашивать и дальше, да не приведут меня в смятение искания мои. Если и будущее и прошлое существуют, я хочу знать, где они. Если мне еще не по силам это знание, то все же я знаю, что где бы они ни были, они там не прошлое и будущее, а настоящее.
Nam si et ibi futura sunt, nondum ibi sunt, si et ibi praeterita sunt, iam non ibi sunt. Ubicumque ergo sunt, quaecumque sunt, non sunt nisi praesentia. Quamquam praeterita cum vera narrantur, ex memoria proferuntur non res ipsae quae praeterierunt, sed verba concepta ex imaginibus earum quae in animo velut vestigia per sensus praetereundo fixerunt. Если и там будущее есть будущее, то его там еще нет; если прошлое и там прошлое, его там уже нет. Где бы, следовательно, они ни были, каковы бы ни были, но они существуют только как настоящее. И правдиво рассказывая о прошлом, люди извлекают из памяти не сами события - они прошли, - а слова, подсказанные образами их: прошлые события, затронув наши чувства, запечатлели в душе словно следы свои.
Pueritia quippe mea, quae iam non est, in tempore praeterito est, quod iam non est; imaginem vero eius, cum eam recolo et narro, in praesenti tempore intueor, quia est adhuc in memoria mea. Детства моего, например, уже нет, оно в прошлом, которого уже нет, но когда я о нем думаю и рассказываю, то я вижу образ его в настоящем, ибо он до сих пор жив в памяти моей.
Utrum similis sit causa etiam praedicendorum futurorum, ut rerum, quae nondum sunt, iam existentes praesentiantur imagines, confiteor, deus meus, nescio. Не по сходной ли причине предсказывают будущее? По образам, уже существующим, предчувствуют то, чего еще нет? Признаюсь, Господи, не знаю этого.
Illud sane scio, nos plerumque praemeditari futuras actiones nostras eamque praemeditationem esse praesentem, actionem autem quam praemeditamur nondum esse, quia futura est. Quam cum aggressi fuerimus et quod praemeditabamur agere coeperimus, tunc erit illa actio, quia tunc non futura, sed praesens erit. В точности, однако, знаю, что мы обычно предварительно обдумываем будущие действия наши, и это предварительное обдумывание происходит в настоящем, самого же действия, заранее обдуманного, еще нет: оно в будущем. Когда мы приступим к нему и начнем осуществлять предварительно обдуманное, тогда только действие и возникает, ибо тогда оно уже не в будущем, а в настоящем.
11.18.24 Quoquo modo se itaque habeat arcana praesensio futurorum, videri nisi quod est non potest. Quod autem iam est, non futurum sed praesens est. Cum ergo videri dicuntur futura, non ipsa quae nondum sunt, id est quae futura sunt, sed eorum causae vel signa forsitan videntur, quae iam sunt. 24. Каким же образом происходит это таинственное предчувствие будущего? Увидеть можно ведь только то, что есть, а то, что есть, это уже не будущее, а настоящее. И когда о будущем говорят, что его "видят", то видят не его - будущего еще нет, - а, вероятно, его причины или признаки, которые уже налицо.
Ideo non futura sed praesentia sunt iam videntibus, ex quibus futura praedicantur animo concepta. Quae rursus conceptiones iam sunt, et eas praesentes apud se intuentur qui illa praedicunt. Не будущее, следовательно, а настоящее предстает видящим, и по нему предсказывается будущее, представляющееся душе. Эти представления уже существуют, и те, кто предсказывает будущее, всматриваются в них: они живут в их уме.
Loquatur mihi aliquod exemplum tanta rerum numerositas. Intueor auroram, oriturum solem praenuntio. Quod intueor, praesens est, quod praenuntio, futurum. Non sol futurus, qui iam est, sed ortus eius, qui nondum est; tamen etiam ortum ipsum nisi animo imaginarer, sicut modo cum id loquor, non eum possem praedicere. Пусть пояснением послужит мне один пример, а их множество. Я вижу зарю и уже заранее объявляю, что взойдет солнце. То, что я вижу, это настоящее; то, о чем я объявляю, это будущее; в будущем не солнце - оно уже есть, - а восход его, которого еще нет. Если бы я не представлял себе в душе этот восход, как представляю сейчас, когда о нем говорю, я не смог бы его предсказать.
Sed nec illa aurora quam in caelo video solis ortus est, quamvis eum praecedat, nec illa imaginatio in animo meo. Quae duo praesentia cernuntur, ut futurus ille ante dicatur. Futura ergo nondum sunt, et si nondum sunt, non sunt, et si non sunt, videri omnino non possunt; sed praedici possunt ex praesentibus, quae iam sunt et videntur. Ни заря, которую я вижу на небе, не есть солнечный восход, хотя она ему предшествует; ни воображаемая картина его в душе моей; но то и другое я вижу в настоящем, и заранее объявляю, что солнце взойдет. Будущего еще нет, а если его еще нет, то его вообще нет, а если вообще нет, то его и увидеть никак нельзя, но можно предсказать, исходя из настоящего, которое уже есть и которое можно видеть.
11.19.25 Tu itaque, regnator creaturae tuae, quis est modus quo doces animas ea quae futura sunt? Docuisti enim prophetas tuos. Quisnam ille modus est quo doces futura, cui futurum quicquam non est? Vel potius de futuris doces praesentia? Nam quod non est, nec doceri utique potest. Nimis longe est modus iste ab acie mea: invaluit. Ex me non potero ad illum, potero autem ex te, cum dederis tu, dulce lumen occultorum oculorum meorum. 25. Каким образом Ты, правящий миром, Тобою созданным, объясняешь душам будущее? А Ты объяснял его пророкам Своим. Каким же образом объясняешь Ты будущее. Ты, для Которого будущего нет? или, вернее, через настоящее объясняешь ты будущее? Ибо, того, чего нет, никак невозможно объяснить. Не так остры глаза мои, чтобы рассмотреть, как Ты действуешь, это выше сил моих, не могу постичь сам, но смогу с Твоей помощью, когда Ты подашь ее, сладостный свет внутреннего взора моего.
11.20.26 Quod autem nunc liquet et claret, nec futura sunt nec praeterita, nec proprie dicitur, 'Tempora sunt tria, praeteritum, praesens, et futurum,' sed fortasse proprie diceretur, 'Tempora sunt tria, praesens de praeteritis, praesens de praesentibus, praesens de futuris.' 26. Совершенно ясно теперь одно: ни будущего, ни прошлого нет, и неправильно говорить о существовании трех времен, прошедшего, настоящего и будущего. Правильнее было бы, пожалуй, говоритьтак: есть три времени - настоящее прошедшего, настоящее настоящего и настоящее будущего.
Sunt enim haec in anima tria quaedam et alibi ea non video, praesens de praeteritis memoria, praesens de praesentibus contuitus, praesens de futuris expectatio. Si haec permittimur dicere, tria tempora video fateorque, tria sunt. Некие три времени эти существуют в нашей душе и нигде в другом месте я их не вижу: настоящее прошедшего это память; настоящее настоящего - его непосредственное созерцание; настоящее будущего - его ожидание. Если мне позволено будет говорить так, то я согласен, что есть три времени; признаю, что их три.
Dicatur etiam, 'Tempora sunt tria, praeteritum, praesens, et futurum,' sicut abutitur consuetudo; dicatur. Ecce non curo nec resisto nec reprehendo, dum tamen intellegatur quod dicitur, neque id quod futurum est esse iam, neque id quod praeteritum est. Pauca sunt enim quae proprie loquimur, plura non proprie, sed agnoscitur quid velimus. Пусть даже говорят, как принято, хотя это и не правильно, что есть три времени: прошедшее, настоящее и будущее: пусть говорят. Не об этом сейчас моя забота, не спорю с этим и не возражаю; пусть только люди понимают то, что они говорят и знают, что ни будущего нет, ни прошлого. Редко ведь слова употребляются в их собственном смысле; в большинстве случаев мы выражаемся неточно, но нас понимают.
11.21.27 Dixi ergo paulo ante quod praetereuntia tempora metimur, ut possimus dicere duplum esse hoc temporis ad illud simplum, aut tantum hoc quantum illud, et si quid aliud de partibus temporum possumus renuntiare metiendo. 27. Я несколько ранее говорил о том, что мы измеряем время, пока оно идет, и можем сказать, что этот промежуток времени вдвое длиннее другого или что они между собой равны, и вообще сообщить еще что-то относительно измеряемых нами частей времени.
Quocirca, ut dicebam, praetereuntia metimur tempora, et si quis mihi dicat, 'Unde scis?', respondeam, scio quia metimur, nec metiri quae non sunt possumus, et non sunt praeterita vel futura. Praesens vero tempus quomodo metimur, quando non habet spatium? Мы измеряем, как я и говорил, время, пока оно идет, и если бы кто-нибудь мне сказал: "откуда ты это знаешь?", я бы ему ответил: "знаю, потому что мы измеряем его; того, что нет, мы измерить не можем, а прошлого и будущего нет". А как можем мы измерять настоящее, когда оно не имеет длительности?
Metitur ergo cum praeterit, cum autem praeterierit, non metitur; quid enim metiatur non erit. Sed unde et qua et quo praeterit, cum metitur? Unde nisi ex futuro? Qua nisi per praesens? Quo nisi in praeteritum? Ex illo ergo quod nondum est, per illud quod spatio caret, in illud quod iam non est. Оно измеряется, следовательно, пока проходит; когда оно прошло, его не измерить: не будет того, что можно измерить. Но откуда, каким путем ц куда идет время, пока мы его измеряем? Откуда, как не из будущего? Каким путем? Только через настоящее. Куда, как не в прошлое? Из того, следовательно, чего еще нет; через то, в чем нет длительности, к тому, чего уже нет.
Quid autem metimur nisi tempus in aliquo spatio? Neque enim dicimus simpla et dupla et tripla et aequalia, et si quid hoc modo in tempore dicimus nisi spatia temporum. In quo ergo spatio metimur tempus praeteriens? Utrum in futuro, unde praeterit? Sed quod nondum est, non metimur. Что же измеряем мы как не время в каком-то его промежутке? Если мы говорим о времени: двойной срок, тройной, равный другому, и т. д. в том же роде, то о чем говорим мы, как не о промежутке времени? В каком же промежутке измеряется время, пока оно идет? В будущем, откуда оно приходит? Того, чего еще нет, мы измерить не можем.
An in praesenti, qua praeterit? Sed nullum spatium non metimur. An in praeterito, quo praeterit? Sed quod iam non est, non metimur. В настоящем, через которое оно идет? То, в чем нет промежутка, мы измерить не можем. В прошлом, куда оно уходит? Того, чего уже нет, мы измерить не можем.
11.22.28 Exarsit animus meus nosse istuc implicatissimum aenigma. Noli claudere, domine deus meus, bone pater, per Christum obsecro, noli claudere desiderio meo ista et usitata et abdita, quominus in ea penetret et dilucescant allucente misericordia tua, domine. 28. Горит душа моя понять эту запутаннейшую загадку. Не скрывай от меня, Господи Боже мой, добрый Отец мой, умоляю Тебя ради Христа, не скрывай от меня разгадки; дай проникнуть в это явление, сокровенное и обычное, и осветить его при свете милосердия Твоего, Господи.
Quem percontabor de his? Et cui fructuosius confitebor imperitiam meam nisi tibi, cui non sunt molesta studia mea flammantia vehementer in scripturas tuas? Da quod amo; amo enim, et hoc tu dedisti. Da, pater, qui vere nosti data bona dare filiis tuis, da, quoniam suscepi cognoscere et labor est ante me, donec aperias. Кого расспросить мне об этом? Кому с большей пользой сознаюсь я в невежестве моем, как не Тебе? Кому не в тягость огнем пламенеющее усердие мое над Твоим Писанием? Дай мне то, что я люблю; да, я люблю, и это дал мне Ты. Дай, Отец, - Ты ведь воистину умеешь "давать дары добрые детям Твоим" - дай мне узнать, над чем я тружусь, и "трудно это в глазах моих", пока Ты не откроешь мне.
Per Christum obsecro, in nomine eius sancti sanctorum nemo mihi obstrepat. Et ego credidi, propter quod et loquor. Haec est spes mea, ad hanc vivo, ut contempler delectationem domini. Ecce veteres posuisti dies meos et transeunt, et quomodo, nescio. Молю Тебя ради Христа, во имя Его, Святого среди святых, да никто не мешает мне. "Я верю, потому и говорю". Вот надежда моя; ради нее и живу, "да увижу красоту Господню". "Определил Ты дни мои стариться", и они проходят, а как, я не знаю.
Et dicimus tempus et tempus, tempora et tempora: 'Quamdiu dixit hoc ille,' 'Quamdiu fecit hoc ille' et: 'Quam longo tempore illud non vidi' et: 'Duplum temporis habet haec syllaba ad illam simplam brevem.' dicimus haec et audimus haec et intellegimur et intellegimus. Manifestissima et usitatissima sunt, et eadem rursus nimis latent et nova est inventio eorum. А мы только и говорим: "время и время, времена и времена": "как долго он это говорил"; "как долго он это делал"; "какое долгое время я этого не видел"; "чтобы произнести этот слог, времени требуется вдвое больше, чем для того, краткого". Мы и говорим это и слышим это; сами понимаем и нас понимают. Это яснее ясного, обычнее обычного и это же так темно, что понять это - это открытие.
11.23.29 Audivi a quodam homine docto quod solis et lunae ac siderum motus ipsa sint tempora, et non adnui. Cur enim non potius omnium corporum motus sint tempora? An vero, si cessarent caeli lumina et moveretur rota figuli, non esset tempus quo metiremur eos gyros et diceremus aut aequalibus morulis agi, aut si alias tardius, alias velocius moveretur, alios magis diuturnos esse, alios minus? 29. Я слышал от одного ученого человека, что движение солнца, луны и звезд и есть время, но я с этим не согласен. Почему тогда не считать временем движение всех тел? Если бы светила небесные остановились, а гончарное колесо продолжало двигаться, то не было бы и времени, которым мы измеряли бы его обороты?
Aut cum haec diceremus, non et nos in tempore loqueremur aut essent in verbis nostris aliae longae syllabae, aliae breves, nisi quia illae longiore tempore sonuissent, istae breviore? Разве не могли бы мы сказать, в зависимости от того, как шло колесо; равномерно, замедляя свой ход или ускоряя его: эти обороты длились дольше, а те меньше?
Deus, dona hominibus videre in parvo communes notitias rerum parvarum atque magnarum. Sunt sidera et luminaria caeli in signis et in temporibus et in diebus et in annis. Sunt vero, sed nec ego dixerim circuitum illius ligneolae rotae diem esse, nec tamen ideo tempus non esse ille dixerit. Разве говоря это, мы говорили бы вне времени? и не было в наших словах долгих и коротких слогов? одни ведь звучали в течение более длительного, а другие более короткого времени. Господи, дай людям в малом увидеть законы общие для малого и великого. Есть звезды, светильники небесные, "для знамений и времен дней и годов". Да, есть, но ни я не скажу, что оборот этого деревянного колесика есть день, ни тот ученый не сможет сказать, что тут времени нет.
11.23.30 Ego scire cupio vim naturamque temporis, quo metimur corporum motus et dicimus illum motum verbi gratia tempore duplo esse diuturniorem quam istum. 30. Я хочу узнать природу и сущность времени, которым мы измеряем движение тел и говорим, например: "это движение было вдвое длительнее того".
Nam quaero, quoniam dies dicitur non tantum mora solis super terram, secundum quod aliud est dies, aliud nox, sed etiam totius eius circuitus ab oriente usque orientem, secundum quod dicimus, 'Tot dies transierunt' (cum suis enim noctibus dicuntur tot dies, nec extra reputantur spatia noctium) -- quoniam ergo dies expletur motu solis atque circuitu ab oriente usque orientem, quaero utrum motus ipse sit dies, an mora ipsa quanta peragitur, an utrumque. Я спрашиваю вот о чем: днем называется не только время, когда солнце находится над землей (этим обусловлена разница между днем и ночью), но и время, за которое оно совершает весь круговорот свой от восхода до восхода, в соответствии с чем мы и говорим: "прошло столько-то дней" - в это понятие "столько-то дней" включаются и ночи; ночное время не высчитывается отдельно. Полный день, следовательно, оределяется движением солнца и его круговоротом от восхода до восхода, и я спрашиваю, что такое день: само это движение; срок, в течение которого оно совершается, или и то и другое.
Si enim primum dies esset, dies ergo esset, etiamsi tanto spatio temporis sol cursum illum peregisset, quantum est horae unius. Si secundum, non ergo esset dies, si ab ortu solis usque in ortum alterum tam brevis mora esset quam est horae unius, sed viciens et quater circuiret sol ut expleret diem. В первом случае днем оказался бы и один час, если бы солнце могло совершить свой путь за такой промежуток времени; во втором дня вовсе бы не было, если бы один восход солнца был отделен от другого кратким промежутком в один час; солнцу пришлось бы для полного дня совершить двадцать четыре круговорота.
Si utrumque, nec ille appellaretur dies, si horae spatio sol totum suum gyrum circuiret, nec ille, si sole cessante tantum temporis praeteriret, quanto peragere sol totum ambitum de mane in mane adsolet. В третьем случае нельзя назвать днем ни часовой промежуток, за который солнце совершило бы полный свой оборот, ни (допустив, что солнце остановится) такое количество времени, за какое оно обычно совершает весь свой обход от утра до утра.
Non itaque nunc quaeram quid sit illud quod vocatur dies, sed quid sit tempus, quo metientes solis circuitum diceremus eum dimidio spatio temporis peractum minus quam solet, si tanto spatio temporis peractus esset, quanto peraguntur horae duodecim, et utrumque tempus comparantes diceremus illud simplum, hoc duplum, etiamsi aliquando illo simplo, aliquando isto duplo sol ab oriente usque orientem circuiret. Итак, я не буду спрашивать сейчас, что такое называется днем: я спрашиваю, что такое время, измеряя которым движение солнца, мы говорим: солнце прошло свой путь за промежуток времени в половину менвший, чем обычно, если оно совершило его за промежуток времени в двенадцать часов. Сравнивая оба времени, мы скажем, что одно вдвое больше другого, и что солнце совершает свой обход от восхода до восхода иногда за одно время, иногда за другое, двойное.
Nemo ergo mihi dicat caelestium corporum motus esse tempora, quia et cuiusdam voto cum sol stetisset, ut victoriosum proelium perageret, sol stabat, sed tempus ibat. Per suum quippe spatium temporis, quod ei sufficeret, illa pugna gesta atque finita est. Video igitur tempus quandam esse distentionem. Sed video? Пусть же никто не говорит мне, что движение небесных тел и есть время: когда некий человек остановил молитвой солнце, чтобы победоносно завершить битву, солнце стояло, но время шло. Сражение длилось и закончилось в свое время. Итак, я вижу, что время есть некая протяженность. Вижу ли?
An videre mihi videor? Tu demonstrabis, lux, veritas. Не кажется ли мне, что вижу? Ты покажешь мне это, Свет и Истина.
11.24.31 Iubes ut approbem, si quis dicat tempus esse motum corporis? Non iubes. Nam corpus nullum nisi in tempore moveri audio: tu dicis. Ipsum autem corporis motum tempus esse non audio: non tu dicis. Cum enim movetur corpus, tempore metior quamdiu moveatur, ex quo moveri incipit donec desinat. 31. Ты велишь мне подтвердить, что время - это движение тел? Нет, не велишь. Что всякое тело может двигаться только во времени, это я слышу. Ты мне это говоришь. А что это самое движение тела есть время, этого я не слышу: не Ты это говоришь. Когда тело начинает двигаться, то я временем измеряю, как долго, от начала движения и до прекращения его, оно находилось в движении.
Et si non vidi ex quo coepit et perseverat moveri, ut non videam cum desinit, non valeo metiri, nisi forte ex quo videre incipio donec desinam. Quod si diu video, tantummodo longum tempus esse renuntio, non autem quantum sit, quia et quantum cum dicimus, conlatione dicimus, velut: 'Tantum hoc, quantum illud' aut: 'Duplum hoc ad illud' et si quid aliud isto modo. И если я не видел, с какого времени тело начало двигаться, а оно движения не прекращало, и я тоже не увидел, когда оно остановилось, то я не могу измерить продолжительности движения, разве что за время, с какого я это тело увидел и до того, как перестал его видеть. И если я его вижу длительно, то я могу заявить только, что прошло много времени, не определяя точно его продолжительности, ибо продолжительность определяется сравнением; например: "такой же срок, как и тот", или "срок вдвое больший" и прочее в том же роде.
Si autem notare potuerimus locorum spatia, unde et quo veniat corpus quod movetur, vel partes eius, si tamquam in torno movetur, possumus dicere quantum sit temporis ex quo ab illo loco usque ad illum locum motus corporis vel partis eius effectus est. Cum itaque aliud sit motus corporis, aliud quo metimur quamdiu sit, quis non sentiat quid horum potius tempus dicendum sit? Если же мы сможем отметить место, откуда начинает и где заканчивает свое движение тело или его части, если оно движется словно на токарном станке, то мы сможем сказать, сколько времени продожалось движение тела или части его от одного места до другого. А раз движение тела - это одно, а то, чем измеряется длительность этого движения, - другое, то не ясно ли, чему скорее следует дать название времени?
Nam si et varie corpus aliquando movetur, aliquando stat, non solum motum eius sed etiam statum tempore metimur et dicimus, 'Tantum stetit, quantum motum est' aut, 'Duplo vel triplo stetit ad id quod motum est' et si quid aliud nostra dimensio sive comprehenderit sive existimaverit, ut dici solet plus minus. Non ergo tempus corporis motus. И если тело и движется иногда по-разному, а иногда и останавливается, то мы можем измерить временем не только движение, но и остановку, и сказать: "стояло столько же времени, сколько и двигалось" или "стояло вдвое или втрое больше, чем двигалось" и прочее в том же роде, смотря по тому, точно наше исчисление или приблизительно: "больше", "меньше". Время, следовательно, не есть движение тела.
11.25.32 Et confiteor tibi, domine, ignorare me adhuc quid sit tempus, et rursus confiteor tibi, domine, scire me in tempore ista dicere, et diu me iam loqui de tempore, atque ipsum diu non esse diu nisi mora temporis. Quomodo igitur hoc scio, quando quid sit tempus nescio? An forte nescio quemadmodum dicam quod scio? Ei mihi, qui nescio saltem quid nesciam! ecce, deus meus, coram te, quia non mentior! sicut loquor, ita est cor meum. Tu inluminabis lucernam meam, domine, deus meus, inluminabis tenebras meas. 32. Признаюсь Тебе, Господи, я до сих пор не знаю, что такое время, но признаюсь, Господи, и в другом: я знаю, что говорю это во времени, что я долго уже разговариваю о времени и что это самое "долго" есть не что иное, как некий промежуток времени. Каким же образом я это знаю, а что такое время, не знаю? А может быть, я не знаю, каким образом рассказать о том, что я знаю? Горе мне! Я не знаю даже, чего я не знаю. Вот, Боже мой, я пред Тобою: я не лгу; как говорю, так и думаю. "Ты зажжешь светильник мой, Господи Боже мой. Ты осветишь тьму мою".
11.26.33 Nonne tibi confitetur anima mea confessione veridica metiri me tempora? Itane, deus meus, metior et quid metiar nescio. Metior motum corporis tempore: item ipsum tempus nonne metior? An vero corporis motum metirer, quamdiu sit et quamdiu hinc illuc perveniat, nisi tempus in quo movetur metirer? 33. Разве не правдиво признание души моей, признающейся Тебе, что она измеряет время? Да, Господи Боже мой, я измеряю и не знаю, что измеряю. Я измеряю движение тела временем. И разве я не измеряю само время? Когда я измеряю, как долго движется тело и как долго проходит оно путь оттуда сюда, что я измеряю; как не время, в течение которого тело движется?
Ipsum ergo tempus unde metior? An tempore breviore metimur longius sicut spatio cubiti spatium transtri? Sic enim videmur spatio brevis syllabae metiri spatium longae syllabae atque id duplum dicere. Ita metimur spatia carminum spatiis versuum et spatia versuum spatiis pedum et spatia pedum spatiis syllabarum et spatia longarum spatiis brevium, non in paginis (nam eo modo loca metimur, non tempora) sed cum voces pronuntiando transeunt et dicimus, А само время чем мне измерять? Более длинное более коротким, подобно тому, как мы вымеряем балку локтем? Мы видим, что длительностью краткого слога измеряется длительность долгого: о нем говорится, что он вдвое длиннее. Мы измеряем величину стихотворения числом стихов, длину стиха числом стоп, длину стоп числом слогов и длительность долгих длительностью коротких. Счет этот ведется независимо от страниц (в противном случае мы измеряли бы место, а не время), но по мере того, как слова произносятся и умолкают, мы говорим:
'Longum carmen est, nam tot versibus contexitur; longi versus, nam tot pedibus constant; longi pedes, nam tot syllabis tenduntur; longa syllaba est, nam dupla est ad brevem.' sed neque ita comprehenditur certa mensura temporis, quandoquidem fieri potest ut ampliore spatio temporis personet versus brevior, si productius pronuntietur, quam longior, si correptius. Ita carmen, ita pes, ita syllaba. "это стихотворение длинное; оно составлено до стольких-то стихов; стихи длинны - в них столько-то стоп; стопы длинны: они растянуты на столько-то слогов; слог долог, он вдвое длиннее короткого". Точной меры времени здесь, однако, нет; может ведь иногда случиться, что стих более короткий, но произносимый более протяжно, займет больше времени, чем стих более длинный, но произнесенный быстро. Так и с целым стихотворением, так и со стопой, так и со слогом.
Inde mihi visum est nihil esse aliud tempus quam distentionem; sed cuius rei, nescio, et mirum, si non ipsius animi. Quid enim metior, obsecro, deus meus? Et dico aut indefinite, 'Longius est hoc tempus quam illud' aut etiam definite, 'Duplum est hoc ad illud.' Поэтому мне и кажется, что время есть не что иное, как растяжение, но чего? не знаю; может быть, самой души. Что же я, Господи, измеряю, говоря или неопределенно: "это время длиннее того", или определенно: "оно вдвое больше того".
Tempus metior, scio; sed non metior futurum, quia nondum est, non metior praesens, quia nullo spatio tenditur, non metior praeteritum, quia iam non est. Quid ergo metior? An praetereuntia tempora, non praeterita? Sic enim dixeram. Что я измеряю время, это я знаю, но я не могу измерить будущего, ибо его еще нет; не могу измерить настоящего, потому что в нем нет длительности, не могу измерить прошлого, потому что его уже нет. Что же я измеряю? Время, которое проходит, но еще не прошло? Так я и говорил.
11.27.34 Insiste, anime meus, et attende fortiter. Deus adiutor noster: ipse fecit nos, et non nos. Attende ubi albescit veritas. Ecce puta vox corporis incipit sonare et sonat et adhuc sonat, et ecce desinit, iamque silentium est, et vox illa praeterita est et non est iam vox. 34. Будь настойчива, душа моя, напрягай свою мысль сильнее: "Бог помощник наш. Он создал нас, а не мы себя". Обрати внимание туда, где брезжит заря истины. Вот, представь себе: человеческий голос начинает звучать и звучит и еще звучит, но вот он умолк и наступило молчание: звук ушел, и звука уже нет.
Futura erat antequam sonaret, et non poterat metiri quia nondum erat, et nunc non potest quia iam non est. Он был в будущем, пока не зазвучал, и его нельзя было измерить, потому что его еще не было, и сейчас нельзя, потому что его уже нет.
Tunc ergo poterat cum sonabat, quia tunc erat quae metiri posset. Sed et tunc non stabat; ibat enim et praeteribat. An ideo magis poterat? Praeteriens enim tendebatur in aliquod spatium temporis quo metiri posset, quoniam praesens nullum habet spatium. Можно было тогда, когда он звучал, ибо тогда было то, что могло быть измерено. Но ведь и тогда он не застывал в неподвижности: ои приходил и уходил. Поэтому и можно было его измерять? Проходя, он тянулся какой-то промежуток времени, которым и можно его измерить: настоящее ведь длительности не имеет.
Si ergo tunc poterat, ecce puta altera coepit sonare et adhuc sonat continuato tenore sine ulla distinctione. Metiamur eam dum sonat. Cum enim sonare cessaverit, iam praeterita erit et non erit quae possit metiri. Metiamur plane et dicamus quanta sit. Sed adhuc sonat nec metiri potest nisi ab initio sui, quo sonare coepit, usque ad finem, quo desinit. Если, следовательно, можно было измерить тогда, то вот смотри: начинает звучать другой звук и звучит еще и сейчас непрерывно и однообразно; измерим его, пока он звучит. Когда он перестанет звучать, он уйдет и измерять будет нечего. Измерим же точно и скажем, какова его длительность. Но он еще звучит, а измерить его можно только с того момента, когда он начал звучать, и до того, как перестал.
Ipsum quippe intervallum metimur ab aliquo initio usque ad aliquem finem. Quapropter vox quae nondum finita est metiri non potest, ut dicatur quam longa vel brevis sit, nec dici aut aequalis alicui aut ad aliquam simpla vel dupla vel quid aliud. Cum autem finita fuerit, iam non erit. Мы, значит, измеряем промежуток между каким-то началом и каким-то концом. Поэтому звук, еще не умолкший, нельзя измерить и сказать, долог он или краток, равен другому, вдаое его длиннее или еще что-нибудь подобное. Когда же он умолкнет, его уже не будет.
Quo pacto igitur metiri poterit? Et metimur tamen tempora, nec ea quae nondum sunt, nec ea quae iam non sunt, nec ea quae nulla mora extenduntur, nec ea quae terminos non habent. Nec futura ergo nec praeterita nec praesentia nec praetereuntia tempora metimur, et metimur tamen tempora. Каким же образом можно его измерять? И все же мы измеряем время - не то, которого еще нет, и не то, которого уже нет, и не то, которое вовсе не длится, и не то, которое не дошло еще до своих границ. Мы измеряем, следовательно, не будущее время, не прошедшее; не настоящее, не проходящее - и все же мы измеряем время.
11.27.35 'Deus creator omnium': versus iste octo syllabarum brevibus et longis alternat syllabis. 35. Deus creator omnium ("Господь всего создатель") - стих этот состоит из восьми слогов, кратких и долгих, чередующихся между собой;
Quattuor itaque breves (prima, tertia, quinta, septima) simplae sunt ad quattuor longas (secundam, quartam, sextam, octavam). Hae singulae ad illas singulas duplum habent temporis. есть четыре кратких: первый, третий, пятый, седьмой; они однократны по отношению к четырем долгим: второму, четвертому, шестому и восьмому. Каждый долгий длится вдвое дольше каждого краткого: я утверждаю это, произнося их:
Pronuntio et renuntio, et ita est quantum sentitur sensu manifesto. поскольку это ясно воспринимается слухом, то оно так и есть.
Quantum sensus manifestus est, brevi syllaba longam metior eamque sentio habere bis tantum. Оказывается - если доверять ясности моего слухового восприятия - я вымеряю долгий слог кратким и чувствую, что он равен двум кратким.
Sed cum altera post alteram sonat, si prior brevis, longa posterior, quomodo tenebo brevem et quomodo eam longae metiens applicabo, ut inveniam quod bis tantum habeat, quandoquidem longa sonare non incipit nisi brevis sonare destiterit? Но когда один звучит после другого, сначала краткий, потом долгий, как же удержать мне краткий, как приложить его в качестве меры к долгому, чтобы установить: долгий равен двум кратким. Долгий не начнет ведь звучать раньше, чем отзвучит краткий. А долгий - разве я измеряю его, пока он звучит?
Ipsamque longam num praesentem metior, quando nisi finitam non metior? Eius autem finitio praeteritio est: quid ergo est quod metior? Ubi est qua metior brevis? Ubi est longa quam metior? Ambae sonuerunt, avolaverunt, praeterierunt, iam non sunt. Ведь я измеряю его только по его окончании. Но, окончившись, он исчезает. Что же такое я измеряю? Где тот краткий, которым я измеряю? Где тот долгий, который я измеряю? Оба прозвучали, улетели, исчезли, их уже нет,
Et ego metior fidenterque respondeo, quantum exercitato sensu fiditur, illam simplam esse, illam duplam, in spatio scilicet temporis. Neque hoc possum, nisi quia praeterierunt et finitae sunt. Non ergo ipsas quae iam non sunt, sed aliquid in memoria mea metior, quod infixum manet. а я измеряю и уверенно отвечаю (насколько можно доверить излщренному слуху), что долгий слог вдвое длиннее краткого, разумеется, по длительности во времени. И я могу это сделать только потому, что эти слоги прошли и закончились. Я, следовательно, измеряю не их самих - их уже нет, - а что-то в моей памяти, что прочно закреплено в ней.
11.27.36 In te, anime meus, tempora metior. Noli mihi obstrepere, quod est; noli tibi obstrepere turbis affectionum tuarum. In te, inquam, tempora metior. Affectionem quam res praetereuntes in te faciunt et, cum illae praeterierint, manet, ipsam metior praesentem, non ea quae praeterierunt ut fieret; ipsam metior, cum tempora metior. 36. В тебе, душа моя, измеряю я время. Избавь меня от бурных возражений; избавь и себя от бурных возражений в сумятице своих впечатлений. В тебе, говорю я, измеряю я время. Впечатление от проходящего мимо остается в тебе, и его-то, сейчас существующее, я измеряю, а не то, что прошло и его оставило. Вот его я измеряю, измеряя время. Вот где, следовательно, время или же времени я не измеряю.
Ergo aut ipsa sunt tempora, aut non tempora metior. Quid cum metimur silentia, et dicimus illud silentium tantum tenuisse temporis quantum illa vox tenuit, nonne cogitationem tendimus ad mensuram vocis, quasi sonaret, ut aliquid de intervallis silentiorum in spatio temporis renuntiare possimus? Что же? Когда мы измеряем молчание и говорим: "это молчание длилось столько времени, сколько длился этот звук", разве мы мысленно не стремимся измерить звук будто бы раздавшийся, и таким образом получить возможность что-то сообщить о промежутках молчания во времени.
Nam et voce atque ore cessante peragimus cogitando carmina et versus et quemque sermonem motionumque dimensiones quaslibet et de spatiis temporum, quantum illud ad illud sit, renuntiamus non aliter ac si ea sonando diceremus. Молча, не говоря ни слова, мы произносим в уме стихотворения, отдельные стихи, любую речь; мы сообщаем об их размерах, о промежутках времени, ими занятых, и о соотношении этих промежутков так, как если бы мы все это произносили вслух.
Voluerit aliquis edere longuisculam vocem, et constituerit praemeditando quam longa futura sit, egit utique iste spatium temporis in silentio memoriaeque commendans coepit edere illam vocem quae sonat, donec ad propositum terminum perducatur. Допустим, кто-то захотел издать продолжительный звук, предварительно установив в уме его будущую длительность. Он, конечно, молчаливо определил этот промежуток времени, запомнил его и тогда уже начал издавать звук, который и будет звучать до положенного ему срока,
Immo sonuit et sonabit; nam quod eius iam peractum est, utique sonuit, quod autem restat, sonabit atque ita peragitur, dum praesens intentio futurum in praeteritum traicit, deminutione futuri crescente praeterito, donec consumptione futuri sit totum praeteritum. вернее, он звучал и будет звучать: то, что уже раздалось, конечно, звучало; оставшееся еще прозвучит, и все закончится таким образом: внимание, существующее в настоящем, переправляет будущее в прошлое; уменьшается будущее - растет прошлое; исчезает совсем будущее - и все становится прошлым.
11.28.37 Sed quomodo minuitur aut consumitur futurum, quod nondum est, aut quomodo crescit praeteritum, quod iam non est, nisi quia in animo qui illud agit tria sunt? Nam et expectat et attendit et meminit, ut id quod expectat per id quod attendit transeat in id quod meminerit. Quis igitur negat futura nondum esse? 37. Каким же образом уменьшается или исчезает будущее, которого еще нет? каким образом растет прошлое, которого уже нет? Только потому, что это происходит в душе, и только в ней существует три времени. Она и ждет, и внимает, и помнит: то, чего она ждет, проходит через то, чему она внимает, и уходит туда, о чем она вспоминает. Кто станет отрицать, что будущего еще нет?
Sed tamen iam est in animo expectatio futurorum. Et quis negat praeterita iam non esse? Sed tamen adhuc est in animo memoria praeteritorum. Et quis negat praesens tempus carere spatio, quia in puncto praeterit? Но в душе есть ожидание будущего. И кто станет отрицать, что прошлого уже нет? Но и до сих пор есть в душе память о прошлом. И кто станет отрицать, что настоящее лишено длительности: оно проходит мгновенно.
Sed tamen perdurat attentio, per quam pergat abesse quod aderit. Non igitur longum tempus futurum, quod non est, sed longum futurum longa expectatio futuri est, neque longum praeteritum tempus, quod non est, sed longum praeteritum longa memoria praeteriti est. Наше внимание, однако, длительно, и оно переводит в небытие то, что появится. Длительно не будущее время - его нет; длительное будущее, это длительное ожидание будущего. Длительно не прошлое, которого нет; длительное прошлое это длительная память о прошлом.
11.28.38 Dicturus sum canticum quod novi. Antequam incipiam, in totum expectatio mea tenditur, cum autem coepero, quantum ex illa in praeteritum decerpsero, tenditur et memoria mea, atque distenditur vita huius actionis meae in memoriam propter quod dixi et in expectationem propter quod dicturus sum. 38. Я собираюсь пропеть знакомую песню; пока я не начал, ожидание мое устремлено на нее в целом; когда я начну, то по мере того, как это ожидание обрывается и уходит в прошлое, туда устремляется и память моя. Сила, вложенная в мое действие, рассеяна между памятью о том, что я сказал, и ожиданием того, что я скажу.
Praesens tamen adest attentio mea, per quam traicitur quod erat futurum ut fiat praeteritum. Quod quanto magis agitur et agitur, tanto breviata expectatione prolongatur memoria, donec tota expectatio consumatur, cum tota illa actio finita transierit in memoriam. Внимание же мое сосредоточено на настоящем, через которое переправляется будущее, чтобы стать прошлым. Чем дальше и дальше движется действие, тем короче становится ожидание я длительнее воспоминание, пока, наконец, ожидание не исчезнет вовсе: действие закончено; оно теперь все в памяти.
Et quod in toto cantico, hoc in singulis particulis eius fit atque in singulis syllabis eius, hoc in actione longiore, cuius forte particula est illud canticum, hoc in tota vita hominis, cuius partes sunt omnes actiones hominis, hoc in toto saeculo filiorum hominum, cuius partes sunt omnes vitae hominum. То, что происходит с целой песней, то происходит и с каждой ее частицей и с каждым слогом; то же происходит и с длительным действием, частицей которого является, может быть, эта песня; то же и со всей человеческой жизнью, которая складывается, как из частей, из человеческих действий; то же со всеми веками, "прожитыми "сынами человеческими", которые складываются, как из частей, из всех человеческих жизней.
11.29.39 Sed quoniam melior est misericordia tua super vitas, ecce distentio est vita mea, et me suscepit dextera tua in domino meo, mediatore filio hominis inter te unum et nos multos, in multis per multa, ut per eum apprehendam in quo et apprehensus sum, et a veteribus diebus conligar sequens unum, praeterita oblitus, non in ea quae futura et transitura sunt, sed in ea quae ante sunt non distentus sed extentus, non secundum distentionem sed secundum intentionem sequor ad palmam supernae vocationis, ubi audiam vocem laudis et contempler delectationem tuam nec venientem nec praetereuntem. 39. Но так как "милость Твоя лучше, нежели жизнь", то вот жизнь моя: это сплошное рассеяние, и "десница Твоя подхватила меня" в Господе моем, Сыне Человеческом, посреднике между Тобой, Единым, и нами, многими, живущими во многом и многим; "да достигну через Него, как достиг меня Он". Уйдя от ветхого человека и собрав себя, да последую за одним. "Забывая прошлое", не рассеиваясь в мыслях о будущем и преходящем, но сосредоточиваясь на том, что передо мной, не рассеянно, но сосредоточенно "пойду к победе призвания свыше" и услышу "глас хвалы и буду созерцать красоту Твою", которая не появляется и не исчезает.
Nunc vero anni mei in gemitibus, et tu solacium meum, domine, pater meus aeternus es. At ego in tempora dissilui quorum ordinem nescio, et tumultuosis varietatibus dilaniantur cogitationes meae, intima viscera animae meae, donec in te confluam purgatus et liquidus igne amoris tui. Теперь же "годы мои проходят в стенаниях" и утешение мое Ты, Господи; Ты мой извечный Отец, я же низвергся во время, строй которого мне неведом; мысли мои, самая сердцевина души моей раздираются в клочья шумной его пестротой, доколе не сольюсь я с Тобой, очищенный и расплавленный в огне любви Твоей.
11.30.40 Et stabo atque solidabor in te, in forma mea, veritate tua, nec patiar quaestiones hominum qui poenali morbo plus sitiunt quam capiunt et dicunt, 'Quid faciebat deus antequam faceret caelum et terram?' aut 'Quid ei venit in mentem ut aliquid faceret, cum antea numquam aliquid fecerit?' 40. Тогда я встану и утвержусь в Тебе, в образе моем, в истине Твоей. Я не буду больше терпеть от вопросов людей, которые наказаны болезненной жаждой: им хочется пить больше, чем они могут вместить. Они и спрашивают: "что делал Бог до сотворения мира?" или: "зачем Ему пришло на ум что-то делать, если раньше Он никогда ничего не делал?"
Da illis, domine, bene cogitare quid dicant, et invenire quia non dicitur numquam ubi non est tempus. Qui ergo dicitur numquam fecisse, quid aliud dicitur nisi nullo tempore fecisse? Дай им, Господи, как следует понять, что они говорят, дай открыть, что там, где нет времени, нельзя говорить "никогда". Сказать о ком-нибудь: "он никогда не делал" - значит сказать: "он не делал во времени".
Videant itaque nullum tempus esse posse sine creatura et desinant istam vanitatem loqui. Extendantur etiam in ea quae ante sunt, et intellegant te ante omnia tempora aeternum creatorem omnium temporum neque ulla tempora tibi esse coaeterna nec ullam creaturam, etiamsi est aliqua supra tempora. Пусть они увидят, что не может быть времени, если нет сотворенного; и пусть прекратят пустословие. Пусть обратятся к тому, что "перед ними"; пусть поймут, что раньше всякого времени есть Ты - вечный Создатель всех времен, что раньше Тебя не было ни времени, ни созданий, если даже есть и надвременные.
11.31.41 Domine deus meus, quis ille sinus est alti secreti tui et quam longe inde me proiecerunt consequentia delictorum meorum? Sana oculos meos, et congaudeam luci tuae. 41. Господи Боже мой, в каких же глубинах скрываются тайны Твои и как далеко от них отбросило меня следствие грехов моих. Исцели глаза мои, да сорадуюсь свету Твоему.
Certe si est tam grandi scientia et praescientia pollens animus, cui cuncta praeterita et futura ita nota sint, sicut mihi unum canticum notissimum, nimium mirabilis est animus iste atque ad horrorem stupendus, quippe quem ita non lateat quidquid peractum et quidquid reliquum saeculorum est, quemadmodum me non latet cantantem illud canticum, quid et quantum eius abierit ab exordio, quid et quantum restet ad finem. Если есть душа, сильная великим знанием и предвиденьем, которой все прошлое и будущее знакомо так, как мне прекрасно знакомая всем песня, то это душа удивительная, повергающая в священный трепет: от нее ведь не сокрыто ни то, что прошло, ни то, что еще остается в веках, как не сокрыто от меня, когда я пою эту песню, что и сколько из нее уже спето, что и сколько остается до конца.
Sed absit ut tu, conditor universitatis, conditor animarum et corporum, absit ut ita noveris omnia futura et praeterita. Longe tu, longe mirabilius longeque secretius. Neque enim sicut nota cantantis notumve canticum audientis expectatione vocum futurarum et memoria praeteritarum variatur affectus sensusque distenditur, ita tibi aliquid accidit incommutabiliter aeterno, hoc est vere aeterno creatori mentium. Да не придет мне в голову, что Ты, устроитель вселенной, устроитель душ и тел, да не придет мне в голову, что Ты знаешь все будущее в прошлое в такой же мере. Ты постигаешь его гораздо-гораздо чудеснее и гораздо таинственнее. У поющего знакомую песню и слушающего ее настроение меняется в ожидании будущих звуков и при воспоминании о прошлых, и чувства возникают разные. Не так у Тебя, неизменно вечного, воистину вечного Творца умов.
Sicut ergo nosti in principio caelum et terram sine varietate notitiae tuae, ita fecisti in principio caelum et terram sine distentione actionis tuae. Qui intellegit, confiteatur tibi, et qui non intellegit, confiteatur tibi. O quam excelsus es, et humiles corde sunt domus tua! tu enim erigis elisos, et non cadunt quorum celsitudo tu es. И как Ты знал "в начале небо и землю", неизменным знанием Твоим, так и сотворил Ты в начале небо и землю единым действием Твоим. Кто это понимает, пусть восхвалит Тебя, и кто не понимает, пусть восхвалит Тебя! О! на каких Ты высотах! И сердца смиренных - дом Твой. "Ты поднимаешь поверженных", и не падают те, кого Ты возвысил.

LIBER DUODECIMVS/Книга двенадцатая

Latin Русский
12.1.1 Multa satagit cor meum, domine, in hac inopia vitae meae, pulsatum verbis sanctae scripturae tuae, et ideo plerumque in sermone copiosa est egestas humanae intellegentiae, quia plus loquitur inquisitio quam inventio, et longior est petitio quam impetratio, et operosior est manus pulsans quam sumens. 1. Скорбит сильно сердце мое. Господи, в этой скудости жизни моей, когда стучатся в него слова Святого Твоего Писания. Широковещательная речь прикрывает обычно нищету человеческого ума; искание речистее открытия, просьба длительнее ее удовлетворения, стучащая рука утруждена больше получающей.
Tenemus promissum: quis corrumpet illud? Si deus pro nobis, quis contra nos? 'Petite et accipietis, quaerite et invenietis, pulsate et aperietur vobis. Omnis enim qui petit accipit, et quaerens inveniet, et pulsanti aperietur.' promissa tua sunt, et quis falli timeat cum promittit veritas? У нас есть обещание: кто извратит его? "Если Бог за нас, кто против нас?" - "Просите и получите, ищите и найдете, стучите и отворят вам. Ибо всякий, кто просит, получает, ищущий находит, и стучащему отворят". Это обещания Твои, и кто же побоится обмана, когда обещает Истина?
12.2.2 Confitetur altitudini tuae humilitas linguae meae, quoniam tu fecisti caelum et terram: hoc caelum quod video terramque quam calco, unde est haec terra quam porto, tu fecisti. 2. Исповедую высоте Твоей ничтожество языка моего: Ты создал небо и землю - это небо, которое я вижу, и землю, которую попираю; из нее эта земля, которю я ношу. Ты это создал.
Sed ubi est caelum caeli, domine, de quo audivimus in voce psalmi: 'Caelum caeli domino, terram autem dedit filiis hominum'? Ubi est caelum quod non cernimus, cui terra est hoc omne quod cernimus? Где же, однако. Господи, небо небес, о которых мы слышали в псалме: "небо небес Господу; землю же дал Он сынам человеческим". Где это небо, которого мы не видим, перед которым все, что мы видим, - земля? у, а не "сынам человеческим".
Hoc enim totum corporeum non ubique totum ita cepit speciem pulchram in novissimis, cuius fundus est terra nostra, sed ad illud caelum caeli etiam terrae nostrae caelum terra est. Et hoc utrumque magnum corpus non absurde terra est ad illud nescio quale caelum quod domino est, non filiis hominum. Этот дольный мир в целости своей - он, впрочем, не всюду целен - получил такую красоту в самых последних созданиях своих. И, однако, перед тем "небом небес" даже небо над нашей землей - земля. И эти оба больших тела действительно земля по сравнению с тем, мне неведомым небом, которое принадлежит Господ
12.3.3 Et nimirum haec terra erat invisibilis et incomposita, et nescio qua profunditas abyssi, super quam non erat lux quia nulla species erat illi, unde iussisti ut scriberetur quod 'Tenebrae erant super abyssum.' 3. Земля эта "была невидима и неустроена"; не знаю, что это за глубокая бездна, над которой небыло света: она была лишена всякого вида, почему и велел Ты написать: "тьма была над бездной".
Quid aliud quam lucis absentia? Ubi enim lux esset, si esset, nisi super esset eminendo et inlustrando? Ubi ergo lux nondum erat, quid erat adesse tenebras nisi abesse lucem? Super itaque erant tenebrae quia super lux aberat, sicut sonus ubi non est, silentium est. Что это означает, как не отсутствие света? Где был бы свет, если бы он был? Он находился бы надо всем и все озарял. А так как света еще небыло, то что означает присутствие тьмы, как не отсутствие света? Над бездной, следовательно, находилась тьма, ибо под ней света небыло; это, как со звуком: там, где его нет, там молчание.
Et quid est esse ibi silentium nisi sonum ibi non esse? А что значит "там молчание"? То, что там нет звуков.
Nonne tu, domine, docuisti hanc animam quae tibi confitetur? Nonne tu, domine, docuisti me quod, priusquam istam informem materiam formares atque distingueres, non erat aliquid, non color, non figura, non corpus, non spiritus? Не Ты ли, Господи, наставил эту душу, которая Тебе исповедуется? Не Ты ли, Господи, наставил меня: прежде чем Ты придал форму и красоту этой бесформенной материи, не было ничего: ни цвета, ни очертаний, ни тела, ни духа.
Non tamen omnino nihil: erat quaedam informitas sine ulla specie. И все-таки это не было полное "ничто": было нечто бесформенное, лишенное всякого вида.
12.4.4 Quid ergo vocaretur, quo etiam sensu tardioribus utcumque insinuaretur, nisi usitato aliquo vocabulo? Quid autem in omnibus mundi partibus reperiri potest propinquius informitati omnimodae quam terra et abyssus? 4. Каким же именем назвать это "ничто", чтобы о нем получили какое-то представление умы даже не очень острые? Каким-нибудь обычным словом, конечно. А что во всех частях вселенной найдется более близкого к полному отсутствию формы, как не земля и бездна?
Minus enim speciosa sunt pro suo gradu infimo quam cetera superiora perlucida et luculenta omnia. Cur ergo non accipiam informitatem materiae, quam sine specie feceras unde speciosum mundum faceres, ita commode hominibus intimatam ut appellaretur 'Terra invisibilis et incomposita', Находясь на самой нижней ступени творения, они соответственно и менее прекрасны, чем все светящиеся и сверкающие тела вверху. Почему же для обозначения бесформенной материи, которую Ты создал сначала без всякого. вида, чтобы потом из нее создать мир, прекрасный видом, не взять мне столь знакомых людям слов, как "земля невидимая и неустроенная"?
12.5.5 Ut, cum in ea quaerit cogitatio quid sensus attingat et dicit sibi, 'Non est intellegibilis forma sicut vita, sicut iustitia, quia materies est corporum, neque sensibilis, quoniam quid videatur et quid sentiatur in invisibili et incomposita non est,' dum sibi haec dicit humana cogitatio, conetur eam vel nosse ignorando vel ignorare noscendo? 5. Когда же мысль ищет в этой материи, что в ней доступно уму, она говорит себе: "Это не нечто отвлеченное, как жизнь, как справедливость, ибо это телесная материя, но она и чувственно не воспринимается, ибо в "невидимом и неустроенном" ничего нельзя увидеть и воспринять". Когда это говорит себе человеческая мысль, то к чему сводятся ее попытки? Знать, не понимая, или не понимать, зная?
12.6.6 Ego vero, domine, si totum confitear tibi ore meo et calamo meo, quidquid de ista materia docuisti me, cuius antea nomen audiens et non intellegens, narrantibus mihi eis qui non intellegerent, eam cum speciebus innumeris et variis cogitabam et ideo non eam cogitabam. 6. Я же, Господи, - если бы исповедать Тебе устами моими и пером моим все, чему Ты научил меня об этой материи! Я слышал раньше ее название, не понимая его сути, и рассказывали мне о ней люди, ее тоже не понимавшие. Я мысленно представлял сев бесчисленном разнообразии видов и, следовательно, не ее представлял.
Foedas et horribiles formas perturbatis ordinibus volvebat animus, sed formas tamen, Душа моя кружилась среди беспорядочно перемешанных, отвратительных и страшных форм, но все-таки форм.
et informe appellabam non quod careret forma, sed quod talem haberet ut, si appareret, insolitum et incongruum aversaretur sensus meus et conturbaretur infirmitas hominis. Я называл бесформенным не то, что было лишено всякой формы, но имело такую, от которой, явись она воочию, отвратились бы, как от непривычной и нелепой, мои чувства, и я бы, по человеческой слабости, пришел в замешательство.
Verum autem illud quod cogitabam non privatione omnis formae sed comparatione formosiorum erat informe, То, что я мысленно себе представлял, было бесформенным не по отсутствию всякой формы, но по сравнению с формами более красивыми.
et suadebat vera ratio ut omnis formae qualescumque reliquias omnino detraherem, si vellem prorsus informe cogitare et non poteram. Здравый разум убеждал меня совлечь начисто всякий остаток формы, если я мысленно хочу представить бесформенное; но я не мог.
Citius enim non esse censebam quod omni forma privaretur quam cogitabam quiddam inter formam et nihil, nec formatum nec nihil, informe prope nihil. Я скорее счел бы лишенное всякой формы просто не существующим, чем мысленно представил себе нечто между формой и "ничто": нечто не имеющее формы, но и не "ничто", - почти бесформенное "ничто".
Et cessavit mens mea interrogare hinc spiritum meum plenum imaginibus formatorum corporum et eas pro arbitrio mutantem atque variantem, et intendi in ipsa corpora eorumque mutabilitatem altius inspexi, qua desinunt esse quod fuerant et incipiunt esse quod non erant, eundemque transitum de forma in formam per informe quiddam fieri suspicatus sum, non per omnino nihil. Ум мой перестал тогда допрашивать воображение, полное образами тел, имевших форму, которые оно произвольно изменяло и разнообразило. Я направил внимание на самые тела, глубже оглядывался в их изменчивость: исчезает то, чем они были, и возникает то, чем они не были. Я начал подозревать, что этот самый переход из одной формы в другую совершается через нечто бесформенное, не через совершенное "ничто", - и захотел знать, а не только подозревать.
Sed nosse cupiebam, non suspicari. Et si totum tibi confiteatur vox et stilus meus, quidquid de ista quaestione enodasti mihi, quis legentium capere durabit? Nec ideo tamen cessabit cor meum tibi dare honorem et canticum laudis de his quae dictare non sufficit. Если бы мой голос и стиль исповедали Тебе все, что Ты распутал мне в этом вопросе, то у кого из моих читателей хватит терпения все это обдумать? Не перестанет, однако, сердце мое воздавать Тебе честь и воспевать хвалу за то, о чем оно не в силах поведать.
Mutabilitas enim rerum mutabilium ipsa capax est formarum omnium in quas mutantur res mutabiles. Итак, изменчивое в силу самой изменчивости своей способно принимать все формы, через которые, меняясь, проходит изменчивое.
Et haec quid est? Numquid animus? Numquid corpus? Numquid species animi vel corporis? Si dici posset 'Nihil aliquid' et 'Est non est,' hoc eam dicerem; et tamen iam utcumque erat, ut species caperet istas visibiles et compositas. Что это такое? Душа? Тело? Некий вид души или тела? Если бы можно было о ней сказать: "ничто, которое есть нечто" и "есть то, чего нет", - я так и сказал бы. И все же она как-то была, дабы могло возникнуть видимое и устроенное.
12.7.7 Et unde utcumque erat, nisi esset abs te, a quo sunt omnia, in quantumcumque sunt? Sed tanto a te longius, quanto dissimilius, neque enim locis. 7. Откуда же это "как-то была", как не от Тебя, от Которого все существующее, поскольку оно существует? Только чем оно с Тобой несходнее, тем оно дальше от Тебя, - и не о пространстве тут речь.
Itaque tu, domine, qui non es alias aliud et alias aliter, sed idipsum et idipsum et idipsum, sanctus, sanctus, sanctus, dominus deus omnipotens, in principio, quod est de te, in sapientia tua, quae nata est de substantia tua, fecisti aliquid et de nihilo. Господи, Ты не бываешь то одним, то другим, то по-одному, то по-другому: Ты всегда то же самое, то же самое, то же самое - святой, святой, святой, Господь Всемогущий, Ты создал нечто из "ничего", началом, которое от Тебя, Мудростью Твоей, рожденной от субстанции Твоей.
Fecisti enim caelum et terram non de te. Nam esset aequale unigenito tuo ac per hoc et tibi, et nullo modo iustum esset, ut aequale tibi esset quod de te non esset. Ты создал небо и землю не из Своей субстанции: иначе Творение Твое было бы равно Единородному Сыну Твоему, а через Него и Тебе. Никоим образом нельзя допустить, чтобы Тебе было равно то, что не от Тебя изошло.
Et aliud praeter te non erat unde faceres ea, deus, una trinitas et trina unitas, et ideo de nihilo fecisti caelum et terram, magnum quiddam et parvum quiddam, quoniam omnipotens et bonus es ad facienda omnia bona, magnum caelum et parvam terram, duo quaedam, unum prope te, alterum prope nihil, unum quo superior tu esses, alterum quo inferius nihil esset. А кроме Тебя, Боже, Единая Троица и Троичное Единство, не было ничего, из чего Ты мог бы создать мир. Ты и создал из "ничего" небо и землю, нечто великое и нечто малое, ибо Ты всемогущ и добр и потому сотворил все добрым: великое небо и малую землю. Был Ты и "ничто", из которого Ты и создал небо и землю: два тела, одно близкое к Тебе, другое близкое к "ничто"; одно, над которым пребываешь Ты; другое, под которым ничего нет.
12.8.8 Sed illud caelum caeli tibi, domine; terra autem, quam dedisti filiis hominum cernendam atque tangendam, non erat talis qualem nunc cernimus et tangimus. 8. "Небо небес" Твое, Господи; земля же, которую Ты дал "сынам человеческим", которую можно видеть и трогать, была не такой, какую мы сейчас видим и трогаем.
Invisibilis enim erat et incomposita, et abyssus erat super quam non erat lux, aut tenebrae erant super abyssum, id est magis quam in abysso. Она была невидима и неустроена: это была бездна, над которой не было света: "тьма закрывала бездну", т.е. была еще большей, чем в бездне.
Ista quippe abyssus aquarum iam visibilium etiam in profundis suis habet speciei suae lucem utcumque sensibilem piscibus et repentibus in suo fundo animantibus. Illud autem totum prope nihil erat, quoniam adhuc omnino informe erat; iam tamen erat quod formari poterat. В бездне вод, ставших уже видимыми, даже на глубине есть своеобразный свет, как-то ощущаемый рыбами и гадами, ползающими по дну; тогда же все целиком было почти "ничто", потому что было совсем бесформенно и, однако, уже могло принять форму.
Tu enim, domine, fecisti mundum de materia informi, quam fecisti de nulla re paene nullam rem, unde faceres magna, quae miramur filii hominum. Valde enim mirabile hoc caelum corporeum, quod firmamentum inter aquam et aquam secundo die post conditionem lucis dixisti, 'Fiat', et sic est factum. Ты же, Господи, создал мир из материи бесформенной, которую, почти "ничто", создал из "ничего", чтобы из этого создать великое, чему изумляемся мы, сыны человеческие. Так изумительно это зримое небо, эта твердь между водой и водой, которой Ты сказал на второй день после создания света: "да будет" - и стало так.
Quod firmamentum vocasti caelum, sed caelum terrae huius et maris, quae fecisti tertio die dando speciem visibilem informi materiae, quam fecisti ante omnem diem. Iam enim feceras et caelum ante omnem diem, sed caelum caeli huius, quia in principio feceras caelum et terram. Эту твердь Ты назвал небом, но небом для этой земли и моря, которые Ты создал в третий день, дав зримый облик бесформенной материи, созданной до всех дней. И небо Ты создал до всех дней, но только "небо этих небес", ибо в начале создал Ты небо и землю.
Terra autem ipsa quam feceras informis materies erat, quia invisibilis erat et incomposita, et tenebrae super abyssum. Земля же эта, Тобою созданная, была бесформенной материей, была "невидима, неустроена, и тьма была над бездной".
De qua terra invisibili et incomposita, de qua informitate, de quo paene nihilo faceres haec omnia quibus iste mutabilis mundus constat et non constat, in quo ipsa mutabilitas apparet, in qua sentiri et dinumerari possunt tempora, quia rerum mutationibus fiunt tempora dum variantur et vertuntur species, quarum materies praedicta est terra invisibilis. Из этой невидимой и неустроенной земли, из этого бесформенного, этого почти "ничто" Ты и создал все то, из чего этот изменчивый мир состоит, но не стоит он, это воплощение самой изменчивости. Она и позволяет чувствовать время и вести ему счет, ибо время создается переменой вещей: разнообразно в смене обликов то, чему материалом послужила упомянутая "невидимая земля".
12.9.9 Ideoque spiritus, doctor famuli tui, cum te commemorat fecisse in principio caelum et terram, tacet de temporibus, silet de diebus. Nimirum enim caelum caeli, quod in principio fecisti, creatura est aliqua intellectualis. 9. Поэтому Дух, поучающий слугу Твоего, напомнив, что Ты сотворил вначале небо и землю, молчит о времени, ни слова не говорит о днях. И действительно, "небо небес", которые Ты создал в начале, есть мир духовный.
Quamquam nequaquam tibi, trinitati, coaeterna, particeps tamen aeternitatis tuae, valde mutabilitatem suam prae dulcedine felicissimae contemplationis tuae cohibet et sine ullo lapsu ex quo facta est inhaerendo tibi excedit omnem volubilem vicissitudinem temporum. Он ни в коем случае не извечен, как Ты, Троица, но все же причастен Твоей вечности. В сладостном счастье созерцать Тебя он не позволяет себе изменяться. Не зная падений, от самого времени сотворения своего прильнувший к Тебе, он находится вне круговой смены скользящего времени.
Ista vero informitas, terra invisibilis et incomposita, nec ipsa in diebus numerata est. И это бесформенное нечто, "земля невидимая и неустроенная", находилось также вне времени.
Ubi enim nulla species, nullus ordo, nec venit quicquam nec praeterit, et ubi hoc non fit, non sunt utique dies nec vicissitudo spatiorum temporalium. Где нет никакого облика, никакого порядка, где ничто не приходит и не уходит, нет, конечно, ни дней, ни смены времен.
12.10.10 O veritas, lumen cordis mei, non tenebrae meae loquantur mihi! defluxi ad ista et obscuratus sum, sed hinc, etiam hinc adamavi te. 10. О истина, свет моего сердца, пусть не говорит со мной темнота моя! Я скатился в нее, и меня обволокло тьмой, но и там, даже там я так любил Тебя.
Erravi et recordatus sum tui. Audivi vocem tuam post me, ut redirem, et vix audivi propter tumultus impacatorum. Et nunc ecce redeo aestuans et anhelans ad fontem tuum. Я скитался и вспомнил Тебя. "Я услышал за собой голос Твой" и приказ вернуться, но едва услышал его в свалке тех, кто не знает мира. И теперь вот, в поту, задыхаясь, возвращаюсь к источнику Твоему.
Nemo me prohibeat: hunc bibam et hinc vivam. Non ego vita mea sim: male vixi ex me. Mors mihi fui: in te revivesco. Tu me alloquere, tu mihi sermocinare: credidi libris tuis, et verba eorum arcana valde. Пусть никто не отгоняет меня: из него буду пить, им буду жить. Да не в себе найду жизнь свою: я плохо жил собой, смертью был я себе: в Тебе оживаю. Говори со мной, наставляй меня. Я поверил книгам Твоим, но слова их - великая тайна.
12.11.11 Iam dixisti mihi, domine, voce forti in aurem interiorem, quia tu aeternus es, solus habens immortalitatem, quoniam ex nulla specie motuve mutaris nec temporibus variatur voluntas tua, quia non est immortalis voluntas quae alia et alia est. 11. Ты сказал мне уже, Господи, громким голосом во внутреннее ухо мое, что Ты вечный, "единый, имеющий бессмертие", ибо не меняешься Ты ни в облике, ни в движении, и не разной по времени бывает воля Твоя. Воля, желающая то одного, то другого, не может быть бессмертной.
Hoc in conspectu tuo claret mihi et magis magisque clarescat, oro te, atque in ea manifestatione persistam sobrius sub alis tuis. Это ясно мне "пред лицом Твоим" и да проясняется, прошу Тебя, все больше и больше: да пребуду я в откровении этом смиренно под крылами Твоими.
Item dixisti mihi, domine, voce forti in aurem interiorem, quod omnes naturas atque substantias quae non sunt quod tu es et tamen sunt, tu fecisti (et hoc solum a te non est, quod non est, motusque voluntatis a te, qui es, ad id quod minus est, quia talis motus delictum atque peccatum est), et quod nullius peccatum aut tibi nocet aut perturbat ordinem imperii tui vel in primo vel in imo. Также сказал Ты мне, Господи, громким голосом во внутреннее ухо мое, что все создания и все субстанции, которые не то, что Ты, но которые все же существуют, созданы Тобой; не от Тебя только то, что не существует. Уклонение воли от Тебя, Сущего, к тому, что существует ущербно, тоже не от Тебя; такое уклонение есть проступок и грех, - но ничей грех не вредит Тебе и не разрушает порядка в твоем Царстве, ни на небесах, ни на земле.
Hoc in conspectu tuo claret mihi et magis magisque clarescat, oro te, atque in ea manifestatione persistam sobrius sub alis tuis. Это ясно мне "пред лицом Твоим" и да проясняется, прошу Тебя, все больше и больше; да пребуду я в откровении этом смиренно под крылами Твоими.
12.11.12 Item dixisti mihi voce forti in aurem interiorem, quod nec illa creatura tibi coaeterna est cuius voluptas tu solus es, teque perseverantissima castitate hauriens mutabilitatem suam nusquam et numquam exerit, et te sibi semper praesente, ad quem toto affectu se tenet, non habens futurum quod expectet nec in praeteritum traiciens quod meminerit, nulla vice variatur nec in tempora ulla distenditur. 12. Также сказал Ты мне, Господи, громким голосом во внутреннее ухо мое, что не извечны и те создания, для которых Ты единственная радость. Упиваясь Тобой в неколебимой чистоте, нигде и никогда не выявляя изменчивость свою, всегда в присутствии Твоем, всей любовью привязанные к Тебе, не ожидая будущего, не переправляя в прошлое воспоминаний, они не подлежат сменам перемен и не разбрасываются во времени.
O beata, si qua ista est, inhaerendo beatitudini tuae, beata sempiterno inhabitatore te atque inlustratore suo! Блаженны эти создания, причастные блаженству Твоему, блаженны потому, что вечно обитаешь Ты с ними и просвещаешь их.
Nec invenio quid libentius appellandum existimem 'Caelum caeli domino' quam domum tuam contemplantem delectationem tuam sine ullo defectu egrediendi in aliud, mentem puram concordissime unam stabilimento pacis sanctorum spirituum, civium civitatis tuae in caelestibus super ista caelestia. Не знаю, что вернее назвать "небом небес для Господа", как не эту обитель Твою, эти чистые умы, единые и согласные, в нерушимом мире святых духов созерцающие сладость Твою, без единого поползновения уйти, - этих граждан града Твоего на небесах выше нашего неба.
12.11.13 Unde intellegat anima, cuius peregrinatio longinqua facta est, si iam sitit tibi, si iam factae sunt ei lacrimae suae panis, dum dicitur ei per singulos dies, 'Ubi est deus tuus?', si iam petit a te unam et hanc requirit, ut inhabitet in domo tua per omnes dies vitae suae? 13. Теперь да поймет душа, которую далеко завело ее странствие, что если она жаждет Тебя и если "слезы стали ей хлебом, когда ежедневно говорят ей: "где Бог Твой"?; если просит она " у Тебя одного и одного ищет" - поселиться "в доме Твоем на все дни жизни своей"
Et quae vita eius nisi tu? Et qui dies tui nisi aeternitas tua, sicut anni tui, qui non deficiunt, quia idem ipse es? Hinc ergo intellegat anima quae potest quam longe super omnia tempora sis aeternus, quando tua domus, quae peregrinata non est, quamvis non sit tibi coaeterna, tamen indesinenter et indeficienter tibi cohaerendo nullam patitur vicissitudinem temporum. (а что ее жизнь, как не Ты? А что дни Твои, как не вечность, как и "годы Твои, которые не истощаются", ибо "Ты всегда тот же") - да поймет же душа, которая это может, как высоко стоишь Ты, вечный, над всеми временами, если и обитающие в жилище Твоем и не ушедшие странствовать, хотя и не извечны, как Ты, но не знают смены времен, находясь в общении с Тобой непрерывном и неразрывном.
Hoc in conspectu tuo claret mihi et magis magisque clarescat, oro te, atque in hac manifestatione persistam sobrius sub alis tuis. Это ясно мне "пред лицом Твоим" и да проясняется, прошу Тебя, все больше и больше; да пребуду я, получив это откровение, смиренно под крыльями Твоими.
12.11.14 Ecce nescio quid informe in istis mutationibus rerum extremarum atque infimarum, et quis dicet mihi, nisi quisquis per inania cordis sui cum suis phantasmatis vagatur et volvitur, quis nisi talis dicet mihi quod, deminuta atque consumpta omni specie, si sola remaneat informitas per quam de specie in speciem res mutabatur et vertebatur, possit exhibere vices temporum? 14. Не знаю, какая бесформенная материя возникает при изменениях в самом последнем и низком. И кто осмелится сказать мне, кроме человека, который в пустоте сердца скитается и кружится среди созданий собственного воображения, - кто, кроме такого человека, осмелится сказать мне, что смена времен возможна при умалении и полном исчезновении всякой формы, когда останется одна бесформенная материя, которая позволяет одной форме изменяться и переходить в другую?
Omnino enim non potest, quia sine varietate motionum non sunt tempora, et nulla varietas ubi nulla species. Это вовсе невозможно, потому что без разнообразия в движении нет времени, а где нет никакой формы, нет и никакого разнообразия.
12.12.15 Quibus consideratis, quantum donas, deus meus, quantum me ad pulsandum excitas quantumque pulsanti aperis, duo reperio quae fecisti carentia temporibus, cum tibi neutrum coaeternum sit: 15. Обдумывая это. Боже мой, поскольку Ты позволяешь, поскольку побуждаешь меня стучать и поскольку открываешь стучащему, нашел я, что Ты создал два мира, где нет времени, хотя ни один из них не извечен, как Ты:
unum quod ita formatum est ut sine ullo defectu contemplationis, sine ullo intervallo mutationis, quamvis mutabile tamen non mutatum, tua aeternitate atque incommutabilitate perfruatur; один устроен так, что в созерцании неослабном, в неизменности постоянной, хотя изменчивый, но неизменный, наслаждается он Твоей вечностью и неизменяемостью;
alterum quod ita informe erat ut ex qua forma in quam formam vel motionis vel stationis mutaretur, quo tempori subderetur, non haberet. другой был настолько бесформен, что в нем не было ничего, что могло перейти из одной формы движения или покоя в другую, то есть не было ничего, что подчинено времени.
Sed hoc ut informe esset non reliquisti, quoniam fecisti ante omnem diem in principio caelum et terram, haec duo quae dicebam. Ты не оставил этот мир бесформенным, ибо сотворил раньше всякого дня "в начале небо и землю", эти два мира, о которых я говорил.
'Terra autem invisibilis erat et incomposita, et tenebrae super abyssum': quibus verbis insinuatur informitas, ut gradatim excipiantur qui omnimodam speciei privationem nec tamen ad nihil perventionem cogitare non possunt, unde fieret alterum caelum et terra visibilis atque composita et aqua speciosa et quidquid deinceps in constitutione huius mundi non sine diebus factum commemoratur, quia talia sunt ut in eis agantur vicissitudines temporum propter ordinatas commutationes motionum atque formarum. "Земля же была невидима и неустроена, и тьма над бездной". Эти слова подсказывают понятие бесформенности и дают возможность постепенно понять их смысл людям, которые не могут представить себе, что и при отсутствии всякой формы что-то есть. Из этой бесформенной материи и возникли другое небо и земля, видимая и устроенная, и вода с ее красотой, и вообще все, упоминаемое при дальнейшем устроении мира с указанием: дней: все это по свойствам своим подчинено смене времен в силу упорядоченных изменений в движении и форме.
12.13.16 Hoc interim sentio, deus meus, cum audio loquentem scripturam tuam: 'In principio fecit deus caelum et terram. Terra autem erat invisibilis et incomposita, et tenebrae erant super abyssum,' neque commemorantem quoto die feceris haec. 16. Вот что мне пока стало понятно, Боже мой, когда я сльшу, как говорит Писание Твое: "вначале Бот создал небо и землю, земля же была невидима и не устроена, и тьма была над бездной", не упоминая, в какой день Ты это создал.
Sic interim sentio propter illud caelum caeli, caelum intellectuale, ubi est intellectus nosse simul, non ex parte, non in aenigmate, non per speculum, sed ex toto, in manifestatione, facie ad faciem; non modo hoc, modo illud, sed quod dictum est nosse simul sine ulla vicissitudine temporum, Стало пока мне понятно, что здесь говорится о "небе небес", "разумном небе", где разуму дано познать все сразу, а не частично, не "в загадке", не "в зеркале", а полностью, в откровении, "лицом к лицу"; не познать то одно, то другое, а, как сказано, сразу все, вне всякой смены времен.
et propter invisibilem atque incompositam terram sine ulla vicissitudine temporum, quae solet habere modo hoc et modo illud, quia ubi nulla species, nusquam est hoc et illud. Не упомянуты дни потому, что земля. невидимая и неустроенная, была вне всякой смены времен, обуславливающей возможность то одного, то другого: там, где нет никакой формы, нигде нет "того" и "другого".
Propter duo haec, primitus formatum et penitus informe, illud caelum, sed caelum caeli, hoc vero terram, sed terram invisibilem et incompositam, propter duo haec interim sentio sine commemoratione dierum dicere scripturam tuam, 'In principio fecit deus caelum et terram.' Имея в виду, с одной стороны, нечто первоначально организованное, с другой - совершенно бесформенное: то небо, но "небо небес" и эту землю, но землю невидимую и неустроенную. Писание Твое, как стало мне пока понятно, и говорит, не упоминая дней: "в начале сотворил Бог небо и землю",
Statim quippe subiecit quam terram dixerit, et quod secundo die commemoratur factum firmamentum et vocatum caelum, insinuat de quo caelo prius sine diebus sermo locutus sit. и сразу же добавляет, о какой земле говорится. Упоминая же, что во второй день сотворена твердь, названная небом, оно дает понять, о каком небе раньше, без указания дней, шла речь.
12.14.17 Mira profunditas eloquiorum tuorum, quorum ecce ante nos superficies blandiens parvulis, sed mira profunditas, deus meus, mira profunditas! horror est intendere in eam, horror honoris et tremor amoris. Odi hostes eius vehementer: o si occidas eos de gladio bis acuto, et non sint hostes eius! sic enim amo eos occidi sibi, ut vivant tibi. Ecce autem alii, non reprehensores sed laudatores libri Geneseos: 'Non' inquiunt 'Hoc voluit in his verbis intellegi spiritus dei, qui per Moysen famulum eius ista conscripsit, non hoc voluit intellegi quod tu dicis, sed aliud quod nos dicimus.' 17. Удивительна глубина слов Твоих! Вот перед нами их поверхность, - она улыбается детям, но удивительна их глубина. Боже мой, удивительна глубина! с трепетом вглядываешься в нее, с трепетом почтения и дрожью любви. Ненавижу неистово врагов Писания. О, если бы погубил Ты их мечом обоюдоострым - да не будут они врагами его. Так хочу я, чтобы они погибли для себя, чтобы жить Тобой! Вот и другие: они не нападают, они восхваляют книгу Бытия и говорят: "не в том смысле сказал слова эти Дух Божий, написавший это через слугу своего, Моисея, не в том смысле, как ты толкуешь, а в другом, как толкуем мы".
Quibus ego, te arbitro, deus omnium nostrum, ita respondeo. Взяв Тебя посредником, Господь всех нас, отвечаю им так:
12.15.18 Num dicetis falsa esse, quae mihi veritas voce forti in aurem interiorem dicit de vera aeternitate creatoris, quod nequaquam eius substantia per tempora varietur nec eius voluntas extra eius substantiam sit? 18. Вы, пожалуй, скажете, что ложно сказанное мне Истиной громким голосом во внутреннее ухо: воистину вечен Творец; субстанция Его никоим образом не меняется во времени. Его воля слита с его субстанцией?
Unde non eum modo velle hoc modo velle illud, sed semel et simul et semper velle omnia quae vult, non iterum et iterum, neque nunc ista nunc illa, nec velle postea quod nolebat aut nolle quod volebat prius, quia talis voluntas mutabilis est et omne mutabile aeternum non est: deus autem noster aeternus est. И поэтому Он не хочет то одного, то другого; то, чего Он хочет, Он хочет раз и навсегда, а не по-разному: сейчас это, затем то, потом хочет того, чего не хотел, и не хочет того, чего хотел раньше. Подобная воля, воля изменчивая, а все изменчивое не вечно: "Бог же наш вечен".
Item quod mihi dicit in aurem interiorem, expectatio rerum venturarum fit contuitus, cum venerint, idemque contuitus fit memoria, cum praeterierint. Сочтете вы ложью и то, что сказала мне Истина во внутреннее ухо: ожидание того, что придет, становится созерцанием, когда оно пришло; и это созерцание становится воспоминанием, когда ожидаемое прошло;
Omnis porro intentio quae ita variatur mutabilis est, et omne mutabile aeternum non est: deus autem noster aeternus est. умственная деятельность, столь разнообразная, изменчива, и в силу этой измедчивости не вечна. "Бог же наш вечен".
Haec conligo atque coniungo, et invenio deum meum, deum aeternum, non aliqua nova voluntate condidisse creaturam nec scientiam eius transitorium aliquid pati. Собираю эти мысли, объединяю их и нахожу, что Бог мой, Бог вечный, основал мир не по какому-то возникшему внове желанию, и что в знании его нет ничего преходящего.
12.15.19 Quid ergo dicetis, contradictores? An falsa sunt ista? 'Non' inquiunt. Quid illud? Num falsum est omnem naturam formatam materiamve formabilem non esse nisi ab illo qui summe bonus est quia summe est? 'Neque hoc negamus' inquiunt. 19. Что скажете вы, спорщики? это ложь? "Нет", - говорят они. А что еще? Разве неправда, что вся природа, принявшая форму, и вся материя, способная принять форму, получили свое бытие только от Него, в полной мере благостного, потому что Он в полной мере Сущий. "И этого не отрицаем".
Quid igitur? An illud negatis, sublimem quandam esse creaturam tam casto amore cohaerentem deo vero et vere aeterno ut, quamvis ei coaeterna non sit, in nullam tamen temporum varietatem et vicissitudinem ab illo se resolvat et defluat, sed in eius solius veracissima contemplatione requiescat, quoniam tu, deus, diligenti te, quantum praecipis, ostendis ei te et sufficis ei, et ideo non declinat a te nec ad se? Что же еще? Вы отрицаете, что есть некие высокие создания, чистой любовью соединенные с Богом истинным и воистину вечным? Хотя они и не извечны, как Он, но они не удаляются от Него и не соскальзывают в пеструю смену времен, а покоятся в подлинном созерцании Его, единого, ибо им, кто любит Тебя так, как Ты учишь, Ты, Боже, являешь Себя, и с них этого довольно: они не уклоняются ни от Тебя, ни к себе.
Haec est domus dei non terrena neque ulla caelesti mole corporea, sed spiritalis et particeps aeternitatis tuae, quia sine labe in aeternum. Это "дом Божий", не земной, не из плотной небесной массы, а духовный, причастный вечности Твоей, ибо без пятна он вовеки.
Statuisti enim eam in saeculum et in saeculum saeculi; praeceptum posuisti et non praeteribit. Nec tamen tibi coaeterna, quoniam non sine initio, facta est enim. Ты учредил его "на веки и веки веков", "положил закон ему", и "он не прейдет". Он, однако, не извечен, как Ты, имея начало: он ведь был создан.
12.15.20 Nam etsi non invenimus tempus ante illam -- prior quippe omnium creata est sapientia, nec utique illa sapientia tibi, deus noster, patri suo, plane coaeterna et aequalis et per quam creata sunt omnia et in quo principio fecisti caelum et terram, 20. И мы не найдем времени до создания этого дома, ибо "раньше всего создана была мудрость" - не та Мудрость, конечно, которая извечна Тебе, Отцу своему, Боже наш, и Тебе равна и которой все сотворено; то Начало, Которым "создал Ты небо и землю",
sed profecto sapientia quae creata est, intellectualis natura scilicet, quae contemplatione luminis lumen est; dicitur enim et ipsa, quamvis creata, sapientia, sed quantum interest inter lumen quod inluminat et quod inluminatur, tantum inter sapientiam quae creat et istam quae creata est, sicut inter iustitiam iustificantem et iustitiam quae iustificatione facta est (nam et nos dicti sumus iustitia tua; ait enim quidam servus tuus, 'Ut nos simus iustitia dei in ipso'). - а мудрость сотворенная, т.е. разумная природа, ставшая светом от созерцания света. И она, хотя и сотворенная, называется мудростью, но как свет, который освещает, отличается от света отраженного, так и мудрость, которая творит, отличается от той, которая сотворена; как правда оправдывающая отличается от правды, восстановленной оправданием. И о нас ведь сказано, что мы оправданы Тобой. Говорит ведь раб Твой: "чтобы мы в Нем сделались праведными перед Богом".
Ergo quia prior omnium creata est quaedam sapientia quae creata est, mens rationalis et intellectualis castae civitatis tuae, matris nostrae, quae sursum est et libera est et aeterna in caelis (quibus caelis, nisi qui te laudant caeli caelorum, quia hoc est et caelum caeli domino?), etsi non invenimus tempus ante illam, quia et creaturam temporis antecedit, quae prior omnium creata est, ante illam tamen est ipsius creatoris aeternitas, a quo facta sumpsit exordium, quamvis non temporis, quia nondum erat tempus, ipsius tamen conditionis suae. Итак, "раньше всего сотворена была мудрость" - сотворены духи разумные и пребывающие в чистом граде Твоем, у матери нашей, которая "вверху, свободна и вечна в небесах". На каких же небесах, как не на тех, которые восхваляют Тебя, на небе небес, которое и есть "небо небес Господа"? И раньше этой мудрости мы не найдем времени, потому чго она предшествовала сотворению времени, ибо "раньше всего была сотворена". Прежде нее, однако, был сам вечный Творец, от Которого она и получила начало, хотя и не во времени, ибо времени еще не было, начало собственного существования.
12.15.21 Unde ita est abs te, deo nostro, ut aliud sit plane quam tu et non idipsum. 21. Итак, он от Тебя, Бога нашего, этот мир, совсем иной, чем Ты, неимеющий самостоятельного существования.
Etsi non solum ante illam sed nec in illa invenimus tempus, quia est idonea faciem tuam semper videre nec uspiam deflectitur ab ea (quo fit ut nulla mutatione varietur). Inest ei tamen ipsa mutabilitas, unde tenebresceret et frigesceret nisi amore grandi tibi cohaerens tamquam semper meridies luceret et ferveret ex te. Не только до него не было времени, но и в нем его нет, ибо способен он всегда взирать на Лицо Твое, никогда от него не отвращаясь. Поэтому нет в нем изменения и перемены, хотя ему свойственна изменчивость; которая могла бы окутать его мраком и холодом, если бы не был он связан с Тобой великой любовью, которой по милости Твоей сияет и горит, словно вечный полдень.
O domus luminosa et speciosa, dilexi decorem tuum et locum habitationis gloriae domini mei, fabricatoris et possessoris tui! tibi suspiret peregrinatio mea, et dico ei qui fecit te ut possideat et me in te, quia fecit et me. О, залитая светом, прекрасная обитель! "я возлюбил красоту твою и место, где обитает слава" Господа моего, твоего строителя и владельца. О тебе вздыхаю в странствии моем и говорю Тому, Кто создал тебя: да владеет там и мною, ибо н меня ведь создал Он.
Erravi sicut ovis perdita, sed in umeris pastoris mei, structoris tui, spero me reportari tibi. "Я блуждал, как потерянная овца", но пастырь мой, зиждитель твой, надеюсь, принесет меня на плечах своих к тебе.
12.15.22 Quid dicitis mihi, quos alloquebar contradictores, qui tamen et Moysen pium famulum dei et libros eius oracula sancti spiritus creditis? Estne ista domus dei, non quidem deo coaeterna sed tamen secundum modum suum aeterna in caelis, ubi vices temporum frustra quaeritis, quia non invenitis? 22. К вам обращаюсь, спорщики, признающие, однако, что и Моисей благочестивый слуга Божий и книги его продиктованы Святым Духом. Что вы мне скажете? Разве это не обитель Божия, не извечная, правда, как Бог, но в меру свою "вечная на небесах", где вы напрасно ищете самены времен: вы ее не найдете.
Supergreditur enim omnem distentionem et omne spatium aetatis volubile, cui semper inhaerere deo bonum est. 'Est' inquiunt. Она поднялась над всей длительностью времен", над всем его круговоротом; там всегда "благо прильнуть к Богу". - "Да, она есть", - говорят они.
Quid igitur ex his quae clamavit cor meum ad deum meum, cum audiret interius vocem laudis eius, quid tandem falsum esse contenditis? An quia erat informis materies, ubi propter nullam formam nullus ordo erat? Что же из того, о чем сердце мое "возопило к Богу моему", услышав внутри "голос хвалы" Его, что, утверждаете вы, здесь неправда? Существование бесформенной материи, совершенно неупорядоченной по отсутствию всякой формы?
Ubi autem nullus ordo erat, nulla esse vicissitudo temporum poterat; et tamen hoc paene nihil, in quantum non omnino nihil erat, ab illo utique erat a quo est quidquid est, quod utcumque aliquid est. 'Hoc quoque' aiunt 'Non negamus.' Но при отсутствии всякой упорядоченности не могло быть и смены времен. И, однако, это "почти ничто" (поскольку оно не было совсем "ничто") было, конечно, от Того, от Которого есть все, что есть, поскольку оно хоть как-то есть. "И этого", говорят они, "мы не отрицаем".
12.16.23 Cum his enim volo coram te aliquid conloqui, deus meus, qui haec omnia, quae intus in mente mea non tacet veritas tua, vera esse concedunt. 23. Я хочу кое о чем побеседовать - перед Тобою, Господи, - с теми, которые признают истиной все то, о чем в душе моей, внутри, не умолчала Истина Твоя.
Nam qui haec negant, latrent quantum volunt et obstrepant sibi: persuadere conabor ut quiescant et viam praebeant ad se verbo tuo. Quod si noluerint et reppulerint me, obsecro, deus meus, ne tu sileas a me. Те же, кто ее отрицает, пусть себе лают, сколько хотят, оглушая себя самих. Я попытаюсь их убедить: пусть успокоятся и проложат дорогу слову Твоему к себе. Если же они этого не захотят и оттолкнут меня, молю Тебя, Боже мой, "не будь безмолвен вдали от меня".
Tu loquere in corde meo veraciter; solus enim sic loqueris. Говори по всей истине в сердце моем, - только Ты будешь так говорить, -
Et dimittam eos foris sufflantes in pulverem et excitantes terram in oculos suos, et intrem in cubile meum et cantem tibi amatoria, gemens inenarrabiles gemitus in peregrinatione mea et recordans Hierusalem extento in eam sursum corde, Hierusalem patriam meam, Hierusalem matrem meam, teque super eam regnatorem, inlustratorem, patrem, tutorem, maritum, castas et fortes delicias et solidum gaudium et omnia bona ineffabilia, simul omnia, quia unum summum et verum bonum. я выгоню их вон: пусть вздымают пыль дыханием своим и засыпают ею глаза свои; да войду "в комнату мою" и воспою тебе песню любви, стеная "стенаниями неизреченными" в странствии моем. И вспоминая Иерусалим, вознесусь всем сердцем к тебе, Иерусалим, отечество мое, Иерусалим, матерь моя, и к Тебе, царящий в нем и его просвещающий, отец, хранитель, супруг, к его усладам чистым и крепким, к радости прочной, ко всем его несказанным благам, ко всем вместе, ибо Ты единое истинное и высочайшее благо.
Et non avertar donec in eius pacem, matris carissimae, ubi sunt primitiae spiritus mei, unde ista mihi certa sunt, conligas totum quod sum a dispersione et deformitate hac et conformes atque confirmes in aeternum, deus meus, misericordia mea. Да не отвращусь от Тебя, пока Ты не водворишь меня в покое ее, покое дорогой матери, где находятся начатки духа моего, откуда все мое достоверное знание; пока не соберешь меня, рассеянного, не преобразишь, безобразного, и не утвердишь в вечности. Боже мой, Милосердие мое.
Cum his autem qui cuncta illa quae vera sunt falsa esse non dicunt, honorantes et in culmine sequendae auctoritatis nobiscum constituentes illam per sanctum Moysen editam sanctam scripturam tuam, et tamen nobis aliquid contradicunt, ita loquor. Tu esto, deus noster, arbiter inter confessiones meas et contradictiones eorum. С теми же, кто не объявляет всех этих истин ложью, кто чтит святые книги Твои, написанные Моисеем, человеком святым, и вместе с нами ставит их выше всех авторитетов, которым надлежит следовать, но тем не менее кое в чем нам возражают, я побеседую так. Ты же, Боже наш, будь посредником между моим исповеданием и возражениями их.
12.17.24 Dicunt enim, 'Quamvis vera sint haec, non ea tamen duo Moyses intuebatur, cum revelante spiritu diceret, ''In principio fecit deus caelum et terram.'' 24. Они говорят: "это истина, но не То имел в виду Моисей, когда, по откровению Духа, говорил "в начале Бог создал небо и землю".
Non caeli nomine spiritalem vel intellectualem illam creaturam semper faciem dei contemplantem significavit, nec terrae nomine informem materiam.' quid igitur? 'Quod nos dicimus,' inquiunt, 'Hoc ille vir sensit, hoc verbis istis elocutus est.' Именем неба он обозначил не тот духовный, умный мир, всегда созерцающий лик Божий, а именем земли не бесформенную материю". - "А что?" - "То, что мы говорим, то самое разумел и этот великий муж, это и выразил в тех словах". -
Quid illud est? 'Nomine' aiunt 'Caeli et terrae totum istum visibilem mundum prius universaliter et breviter significare voluit, ut postea digereret dierum enumeratione quasi articulatim universa quae sancto spiritui placuit sic enuntiare. "Что же именно?" - "Именем земли и неба он хотел сначала обозначить, обобщенно и кратко, весь этот видимый мир, чтобы затем, при упоминании дней, распределить, как бы расчленяя по частям, все, о чем угодно было так возвестить Святому Духу.
Tales quippe homines erant rudis ille atque carnalis populus cui loquebatur, ut eis opera dei non nisi sola visibilia commendanda iudicaret.' Люди, составлявшие тот грубый, плотский народ, с которым он разговаривал, были таковы, что, по его суждению, показать им можно было только видимые творения Божии". Они соглашаются,
Terram vero invisibilem et incompositam tenebrosamque abyssum, unde consequenter ostenditur per illos dies facta atque disposita esse cuncta ista visibilia quae nota sunt omnibus, non incongruenter informem istam materiam intellegendam esse consentiunt. однако, что невидимую и неустроенную землю и темную бездну (последовательно показано, как из этого в те дни создано и устроено все видимое и общеизвестное) можно, не впадая в противоречия, считать именно бесформенной материей.
12.17.25 Quid si dicat alius eandem informitatem confusionemque materiae caeli et terrae nomine prius insinuatam, quod ex ea mundus iste visibilis cum omnibus naturis quae in eo manifestissime apparent, qui caeli et terrae nomine saepe appellari solet, conditus atque perfectus est? 25. Что же? Кто-то скажет, что название земли и неба для этой самой бесформенной и хаотической материи было сначала подсказано тем, что этот видимый мир со всеми созданиями, получившими в нем вполне отчетливый облик, из нее сотворенный и доведенный до совершенства, обычно и называют "землей и небом"?
Quid si dicat et alius caelum et terram quidem invisibilem visibilemque naturam non indecenter appellatam, ac per hoc universam creaturam quam fecit in sapientia, id est in principio, deus, huiuscemodi duobus vocabulis esse comprehensam; Дальше? Кто-то еще скажет, что земля и небо - подходящее название для видимой и невидимой природы, так как оно охватывает в этих двух словах все, что Бог сотворил Мудростью, т.е. Началом.
verum tamen quia non de ipsa substantia dei sed ex nihilo cuncta facta sunt, quia non sunt idipsum quod deus, et inest quaedam mutabilitas omnibus, sive maneant, sicut aeterna domus dei, sive mutentur, sicut anima hominis et corpus, Все, правда, сотворено не из самой Божественной субстанции, а из "ничего": творение не имеет самостоятельного существования, как Бог, и ему присуща некая изменчивость, пребывает ли оно, как вечная Божия обитель, или меняется, как душа и тело у человека.
communem omnium rerum invisibilium visibiliumque materiem adhuc informem, sed certe formabilem, unde fieret caelum et terra, id est invisibilis atque visibilis iam utraque formata creatura, his nominibus enuntiatam, quibus appellaretur terra invisibilis et incomposita, et tenebrae super abyssum, ea distinctione ut terra invisibilis et incomposita intellegatur materies corporalis ante qualitatem formae, tenebrae autem super abyssum spiritalis materies ante cohibitionem quasi fluentis immoderationis et ante inluminationem sapientiae? Общая для всего созданного, невидимого и видимого, материя, еще бесформенная, но способная принять форму, материя, из которой и будут созданы земля и небо, т.е. невидимые и видимые создания, уже принявшие форму, и обозначается этими названиями: "земля невидимая и неустроенная и тьма над бездной". Тут только та разница: под "землей невидимой и неустроенной" следует понимать материю телесную, еще не оформленную, а под "тьмой над бездной" - духовную материю до того, как был положен предел ее чрезмерной расплывчатости и она была озарена мудростью.
12.17.26 Est adhuc quod dicat, si quis alius velit, non scilicet iam perfectas atque formatas invisibiles visibilesque naturas caeli et terrae nomine significari, cum legitur, 'In principio fecit deus caelum et terram,' sed ipsam adhuc informem inchoationem rerum formabilem creabilemque materiam his nominibus appellatam, 26. Можно еще, пожалуй, при желании сказать, что "земля и небо" обозначают невидимую и видимую природы еще до получения ими совершенной формы. Когда читаем: "в начале Бог создал небо и землю", те этими словами называется еще бесформенный набросок мира, материя, способная принять форму и послужить материалом для творения:
quod in ea iam essent ista confusa, nondum qualitatibus formisque distincta, quae nunc iam digesta suis ordinibus vocantur caelum et terra, illa spiritalis, haec corporalis creatura. мир уже был в ней, но в состоянии хаотическом, без различия в качествах и формах: упорядоченный и стройный, он и называется небом и землей: первое - мир духовный, вторая - телесный.
12.18.27 Quibus omnibus auditis et consideratis, nolo verbis contendere; ad nihil enim utile est nisi ad subversionem audientium. 27. Выслушав все это и обдумав, я не хочу "спорить о словах; это не приносит никакой пользы, а только расстраивает слушающих".
Ad aedificationem autem bona est lex, si quis ea legitime utatur, quia finis eius est caritas de corde puro et conscientia bona et fide non ficta; et novi magister noster in quibus duobus praeceptis totam legem prophetasque suspenderit. Для увещания существует "добрый закон, если кто законно им пользуется": "цель увещания есть любовь от чистого сердца и доброй совести и нелицемерной веры". Наш Учитель знал, к каким двум заповедям возвести весь закон и пророков.
Quae mihi ardenter confitenti, deus meus, lumen oculorum meorum in occulto, quid mihi obest, cum diversa in his verbis intellegi possint, quae tamen vera sint? Quid, inquam, mihi obest, si aliud ego sensero quam sensit alius eum sensisse qui scripsit? Я с жаром исповедую их. Боже мой, свет очей моих в темноте. Чем же тогда помешает мне то, что эти слова можно понимать по-разному? Истина их несомненна. Чем, говорю я, помешает мне, если я иначе пойму писавшего, чем поймет другой?
Omnes quidem qui legimus nitimur hoc indagare atque comprehendere, quod voluit ille quem legimus, et cum eum veridicum credimus, nihil quod falsum esse vel novimus vel putamus audemus eum existimare dixisse. Все мы, читающие, конечно силимся усвоить и уследить, что хотел сказать тот, кого мы читаем. Веря в его правдивость, мы не осмеливаемся думать, что он говорил заведомую ложь.
Dum ergo quisque conatur id sentire in scripturis sanctis quod in eis sensit ille qui scripsit, quid mali est si hoc sentiat quod tu, lux omnium veridicarum mentium, ostendis verum esse, etiamsi non hoc sensit ille quem legit, cum et ille verum nec tamen hoc senserit? И если каждый старается понять в Священном Писании мысли самого писавшего, то что плохого, если он увидит в них то, что Ты, Свет всех правдивых умов, показываешь ему как истину? Пусть даже тот, кого он читает, имел в виду иное. И он ведь понимал, в чем истина, хотя и понимал по-другому.
12.19.28 Verum est enim, domine, fecisse te caelum et terram. Et verum est esse principium sapientiam tuam, in qua fecisti omnia. Item verum est quod mundus iste visibilis habet magnas partes suas caelum et terram, brevi complexione factarum omnium conditarumque naturarum. 28. Истинно, Господи, что Ты создал небо и землю. Истинно, что Начало есть Мудрость Твоя, которой "Ты сотворил все". Истинно также, что в этом видимом мире есть две больших части: небо и земля; этим кратким обозначением охватываются все созданные существа.
Et verum est quod omne mutabile insinuat notitiae nostrae quandam informitatem, qua formam capit vel qua mutatur et vertitur. Verum est nulla tempora perpeti quod ita cohaeret formae incommutabili ut, quamvis sit mutabile, non mutetur. Истинно, что все изменяющееся подсказывает нам мысль о чем-то бесформенном, что может принять форму, изменяться и становиться разным. Истинно, что не подвластно времени настолько слившееся с неизменяемой формой, что и будучи изменчиво, оно не изменяется.
Verum est informitatem, quae prope nihil est, vices temporum habere non posse. Verum est quod, unde fit aliquid, potest quodam genere locutionis habere iam nomen eius rei quae inde fit: unde potuit vocari caelum et terra quaelibet informitas unde factum est caelum et terra. Истинно, что для бесформенного, которое почти "ничто", не может быть смены времен. Истинно, что вещество, из которого какой-то предмет делается, может в переносном смысле получить название по предмету, из него сделанному; поэтому и можно было назвать "небом в землей" любую бесформенную материю, из которой созданы небо и земля.
Verum est omnium formatorum nihil esse informi vicinius quam terram et abyssum. Истинно, что из всего принявшего форму ближе всего к бесформенному земля и бездна.
Verum est quod non solum creatum atque formatum sed etiam quidquid creabile atque formabile est tu fecisti, ex quo sunt omnia. Verum est omne quod ex informi formatur prius esse informe, deinde formatum. Истинно, что не только сотворенное и приобретшее форму, но все, что могло быть сотворено и могло принять форму, создал Ты, "от Которого все". Истинно, что все, получившее форму из бесформенного, было сначала бесформенным, а затем приобрело форму.
12.20.29 Ex his omnibus veris de quibus non dubitant, quorum interiori oculo talia videre donasti et qui Moysen, famulum tuum, in spiritu veritatis locutum esse immobiliter credunt, ex his ergo omnibus aliud sibi tollit qui dicit, 'In principio fecit deus caelum et terram,' 29. Из всех истин, в которых не сомневаются те, чьему внутреннему глазу Ты дал это видеть и кто непоколебимо верит, что Моисей, слуга Твой, говорил "в духе истины", - из всех этих истин один выбирает себе слова "в начале Бог создал небо и землю"
id est in verbo suo sibi coaeterno fecit deus intellegibilem atque sensibilem vel spiritalem corporalemque creaturam; и толкует их так: "Словом Своим, извечным, как Он Сам, Бог создал мир умопостигаемый и мир чувственный, т.е. духовный и телесный".
aliud qui dicit, 'In principio fecit deus caelum et terram,' id est in verbo suo sibi coaeterno fecit deus universam istam molem corporei mundi huius cum omnibus quas continet manifestis notisque naturis; Другой, говоря "в начале Бог создал небо и землю", понимает это иначе: "Словом Своим, извечным, как и Он Сам, Бог создал всю громаду этого телесного мира со всем, что мы на нем видим и знаем";
aliud qui dicit, 'In principio fecit deus caelum et terram,' id est in verbo suo sibi coaeterno fecit informem materiam creaturae spiritalis et corporalis; третий, говоря "в начале Бог создал небо и землю", понимает это еще иначе: "словом Своим, извечным, как и Он Сам, Бог создал бесформенную материю для мира духовного и телесного".
aliud qui dicit, 'In principio fecit deus caelum et terram,' id est in verbo suo sibi coaeterno fecit deus informem materiam creaturae corporalis, ubi confusum adhuc erat caelum et terra, quae nunc iam distincta atque formata in istius mundi mole sentimus; Четвертый, говоря "в начале Бог создал небо и землю", понимает еще иначе: "словом Своим, извечным, как и Он Сам, Бог создал бесформенную материю для мира телесного, где еще в смешении находились и небо и земля, которые теперь, как мы видим, получили в громаде этого мира свое место и свою форму".
aliud qui dicit, 'In principio fecit deus caelum et terram,' id est in ipso exordio faciendi atque operandi fecit deus informem materiam confuse habentem caelum et terram, unde formata nunc eminent et apparent cum omnibus quae in eis sunt. Пятый, говоря "в начале Бог создал небо и землю", понимает это так: "в самом начале Своего дела Бог создал бесформенную материю, содержавшую небо и землю в смешении; получив форму они выдвинулись из нее и появились со всем, что на них".
12.21.30 Item quod attinet ad intellectum verborum sequentium, ex illis omnibus veris aliud sibi tollit qui dicit, 'Terra autem erat invisibilis et incomposita, et tenebrae erant super abyssum,' 30. То же самое относится и к пониманию следующих слов: "земля же была невидима и неустроена, и тьма была над бездной".
id est corporale illud quod fecit deus adhuc materies erat corporearum rerum informis, sine ordine, sine luce; aliud qui dicit, 'Terra autem erat invisibilis et incomposita, et tenebrae erant super abyssum,' Из всех верных толкований один выбирает себе такое: "то телесное, что создал Бог, было еще бесформенной материей для существ телесных, беспорядочной и не освещенной". Другой: "земля же была невидима и неустроена, и тьма была над бездной" -
id est hoc totum quod caelum et terra appellatum est adhuc informis et tenebrosa materies erat, unde fieret caelum corporeum et terra corporea cum omnibus quae in eis sunt corporeis sensibus nota; это значит: все, что называется небом и землей, было еще бесформенной и темной материей, из которой и созданы наше небо и наша земля со всем, что на них познается телесными чувствами".
aliud qui dicit, 'Terra autem erat invisibilis et incomposita, et tenebrae erant super abyssum,' id est hoc totum quod caelum et terra appellatum est adhuc informis et tenebrosa materies erat, unde fieret caelum intelligibile (quod alibi dicitur caelum caeli) et terra, scilicet omnis natura corporea, sub quo nomine intellegatur etiam hoc caelum corporeum, id est unde fieret omnis invisibilis visibilisque creatura; Третий: "земля была невидима и неустроена, и тьма была над бездной", это значит: все, что было названо небом и землей, было еще бесформенной и темной материей, из которой возникли умопостигаемое небо - в другом месте оно называется "небом небес" - и земля, т.е. все телесное, включая сюда и это наше земное небо; иначе говоря, имеется в виду материя, из которой возник весь видимый и невидимый мир.
aliud qui dicit, 'Terra autem erat invisibilis et incomposita, et tenebrae erant super abyssum,' non illam informitatem nomine caeli et terrae scriptura appellavit, sed iam erat, inquit, ipsa informitas quam terram invisibilem et incompositam tenebrosamque abyssum nominavit, de qua caelum et terram deum fecisse praedixerat, spiritalem scilicet corporalemque creaturam; Еще толкование: "земля была невидима и неустроена, и тьма была над ней". Писание назвало именем неба и земли вовсе не эту бесформенную материю; "землей невидимой и неустроенной и темной бездной" именует оно то бесформенное, уже существовавшее, из чего, как сказано в Писании раньше, бог создал небо и землю, т. е. миры духовный и телесный.
aliud qui dicit, 'Terra autem erat invisibilis et incomposita, et tenebrae erant super abyssum,' id est informitas quaedam iam materies erat unde caelum et terram deum fecisse scriptura praedixit, totam scilicet corpoream mundi molem in duas maximas partes superiorem atque inferiorem distributam cum omnibus quae in eis sunt usitatis notisque creaturis. Есть и другое толкование: "земля была невидима и неустроена, и тьма была над бездной", т.е. нечто бесформенное было уже материей, из которой Бог, как сказано раньше в Писании, создал небо и землю, т.е. всю телесную мировую массу, разделенную на две огромные части, верхнюю и нижнюю, со всем, что на них создано, известно и привычно.
12.22.31 Cum enim duabus istis extremis sententiis resistere quisquam ita temptaverit: 'Si non vultis hanc informitatem materiae caeli et terrae nomine appellatam videri, erat ergo aliquid quod non fecerat deus, unde caelum et terram faceret; 31. На два последних мнения кто-нибудь попытался бы, пожалуй, возразить так: "если вы не желаете называть эту бесформенную материю "небом и землей", то, значит, было нечто, чего Бог не создал, чтобы из этого создать небо и землю.
neque enim scriptura narravit quod istam materiem deus fecerit, nisi intellegamus eam caeli et terrae aut solius terrae vocabulo significatam cum diceretur, ''In principio fecit deus caelum et terram,'' Писание ведь не рассказывает о создании Богом этой материи, но мы можем думать, что когда сказано, было: "в начале Бог, роздал небо и землю",
ut id quod sequitur, ''Terra autem erat invisibilis et incomposita,'' quamvis informem materiam sic placuerit appellare, non tamen intellegamus nisi eam quam fecit deus in eo quod praescriptum est: ''Fecit caelum et terram,''' respondebunt assertores duarum istarum sententiarum quas extremas posuimus aut illius aut illius, cum haec audierint, то словами "небо и земля" или одним словом "земля" именно она и была обозначена, и хотя в словах следующих "земля была невидима и неустроена" Писанию и было угодно назвать так бесформенную материю, но под ней можно понимать только ту, которую создал Бог; о ней и написано выше: "создал небо и землю". Защитники тех двух мнений, которые я привел последними, или либо одного, либо другого, услышав это,
et dicent, 'Informem quidem istam materiam non negamus a deo factam, deo, a quo sunt omnia bona valde, quia, sicut dicimus amplius bonum esse quod creatum atque formatum est, ita fatemur minus bonum esse quod factum est creabile atque formabile, sed tamen bonum: ответят так: "мы не отрицаем, что эта бесформенная материя создана Богом, Богом, от Которого "все очень хорошо", но скажем, что значительно лучше созданное в определенной форме, и признаем менее хорошим, хотя и хорошим,
non autem commemorasse scripturam quod hanc informitatem fecerit deus, sicut alia multa non commemoravit, ut cherubim et seraphim, et quae apostolus distincte ait, ''Sedes, dominationes, principatus, potestates,'' quae tamen omnia deum fecisse manifestum est. то, в чем только заложена способность принять определенную форму. Писание не упомянуло, что Бог создал эту бесформенную материю, как не упомянуло и многого другого, например, херувимов, серафимов и всех тех, кого раздельно называет апостол: "престолы, господства, начальства, власти": они все, несомненно, созданы Богом.
Aut si eo quod dictum est, ''Fecit caelum et terram,'' comprehensa sunt omnia, quid de aquis dicimus super quas ferebatur spiritus dei? Если слова "создал небо и землю" охватывают все созданное, то что сказать о водах, "над которыми носился Дух Божий"?
Si enim terra nominata simul intelleguntur, quomodo iam terrae nomine materies informis accipitur, quando tam speciosas aquas videmus? Если же под словом "земля" разумеются и воды, то как принять название "земля" для бесформенной материи, когда мы видим, как прекрасны воды?
Aut si ita accipitur, cur ex eadem informitate scriptum est factum firmamentum et vocatum caelum neque scriptum est factas esse aquas? Non enim adhuc informes sunt et invisae quas ita decora specie fluere cernimus. А если это принять, то почему написано, что из этой самой бесформенной материи создана твердь и названа небом, но ничего не написано о создании вод? Они ведь не бесформенны и не скрыты от взора; мы видим, как прекрасны они в своем течении.
Aut si tunc acceperunt istam speciem cum dixit deus, ''Congregetur aqua, quae est sub firmamento,'' ut congregatio sit ipsa formatio, quid respondebitur de aquis quae super firmamentum sunt, quia neque informes tam honorabilem sedem accipere meruissent nec scriptum est qua voce formatae sint? Если же получили они эту красоту, когда Бог сказал: "да соберется вода, которая под твердью", и в этом собирании они и обрели форму, то что ответить о водах, находящихся над твердью? бесформенные, они не заслужили бы столь почетного места, но какое слово дало им форму, об этом не написано.
Unde si aliquid Genesis tacuit deum fecisse, quod tamen deum fecisse nec sana fides nec certus ambigit intellectus, nec ideo ulla sobria doctrina dicere audebit istas aquas coaeternas deo, quia in libro Geneseos commemoratas quidem audimus, Поэтому, если Бытие и молчит о некоторых творениях Божиих (а то, что они сотворены Богом, не станет оспаривать ни правая вера, ни твердый разум), то ни одно здравое учение не осмелится сказать, что эти воды извечны, как Бог, на том основании, что они упомянуты в книге Бытия, но мы не найдем указания, когда они сотворены.
ubi autem factae sint non invenimus, cur non informem quoque illam materiam, quam scriptura haec terram invisibilem et incompositam tenebrosamque abyssum appellat, docente veritate intellegamus ex deo factam esse de nihilo ideoque illi non esse coaeternam, quamvis ubi facta sit omiserit enuntiare ista narratio?' Почему же эту бесформенную материю, которую Писание называет "землей невидимой и неустроенной и мрачной бездной", не считать нам, как тому учит истина, созданной Богом из "ничего", и поэтому не извечной, как Он, хотя в этом рассказе и пропущено сообщение о времени ее сотворения?"
12.23.32 His ergo auditis atque perspectis pro captu infirmitatis meae, quam tibi confiteor scienti deo meo, duo video dissensionum genera oboriri posse cum aliquid a nuntiis veracibus per signa enuntiatur: unum, si de veritate rerum, alterum, si de ipsius qui enuntiat voluntate dissensio est. 32. Выслушав эти возражения и вдумавшись в них, насколько хватает моих слабых сил (в этой слабости я исповедуюсь Тебе, Господи, хотя Ты ее и знаешь), я вижу следующее: так как некоторые вести сообщаются правдивыми вестниками с помощью символов, то тут могут возникнуть разногласия двоякого характера:
Aliter enim quaerimus de creaturae conditione quid verum sit, aliter autem quid in his verbis Moyses, egregius domesticus fidei tuae, intellegere lectorem auditoremque voluerit. во-первых, относительно истины рассказа; во-вторых, бывает разногласие о том, что хотел сообщить сам вестник. Одно - доискиваться, что истинно в рассказе о сотворении мира, и другое - какого понимания этих слову слушателей и читателей хотел Моисей, этот замечательный слуга веры Твоей.
In illo primo genere discedant a me omnes qui ea quae falsa sunt se scire arbitrantur; in hoc item altero discedant a me omnes qui ea quae falsa sunt Moysen dixisse arbitrantur. Что касается сомнений первого рода, то прочь от меня все, кто принимает ложь за истинное знание. Что касается сомнений второго рода, то прочь от меня все, кто думает, что Моисей говорил ложь.
Coniungar autem illis, domine, in te et delecter cum eis in te qui veritate tua pascuntur in latitudine caritatis, et accedamus simul ad verba libri tui et quaeramus in eis vountatem tuam per voluntatem famuli tui, cuius calamo dispensasti ea. Я хочу быть в Тебе, Господи, вместе с теми, кто питается истиной Твоей в полноте любви, и вместе с ними радоваться в Тебе. Да приступим вместе к словам книги Твоей и будем искать в них намерение Твое через намерение слуги Твоего, перу которого поручил Ты сообщить эти слова.
12.24.33 Sed quis nostrum sic invenit eam inter tam multa vera quae in illis verbis aliter atque aliter intellectis occurrunt quaerentibus, ut tam fidenter dicat hoc sensisse Moysen atque hoc in illa narratione voluisse intellegi, quam fidenter dicit hoc verum esse, sive ille hoc senserit sive aliud? 33. Но кто же из нас обнаружит именно это намерение среди стольких истин, допускающих, однако, разное толкование? Кто с такой же уверенностью скажет: "Вот что думал Моисей, и он хочет, чтобы в таком смысле и поняли этот рассказ...", с какой уверенностью говорит, "рассказ этот правдив, все равно, так ли думал Моисей или иначе?"
Ecce enim, deus meus, ego servus tuus, qui vovi tibi sacrificium confessionis in his litteris et oro ut ex misericordia tua reddam tibi vota mea, ecce ego quam fidenter dico in tuo verbo incommutabili omnia te fecisse, invisibilia et visibilia. Вот, Господи, "я раб Твой"; я принес Тебе в жертву эту исповедь мою и прошу по милосердию Твоему "исполнить обеты мои"; могу ли я с такой же уверенностью, как говорю, что словом Своим, не знающим изменения, создал ты все, видимое и невидимое,
Numquid tam fidenter dico non aliud quam hoc attendisse Moysen, cum scriberet, 'In principio fecit deus caelum et terram,' quia non, sicut in tua veritate hoc certum video, ita in eius mente video id eum cogitasse cum haec scriberet? сказать, что ничего иного не имел в виду Моисей, когда писал: "в начале Бог создал небо и землю"? И если я вижу в свете истины Твоей верность этого, то так ли вижу я и в его уме мысли, с которыми он это писал?
Potuit enim cogitare, 'In ipso faciendi exordio,' cum diceret: 'In principio'; potuit et caelum et terram hoc loco nullam iam formatam perfectamque naturam sive spiritalem sive corporalem, sed utramque inchoatam et adhuc informem velle intellegi. Он мог, сказав "в начале", думать: "в самом начале творения"; мог хотеть, чтобы "земля и небо" были поняты в этом месте не как природа, и духовная и телесная, уже получившая форму и завершение, а как некое еще бесформенное начало той и другой.
Video quippe vere potuisse dici quidquid horum diceretur, sed quid horum in his verbis ille cogitaverit, non ita video, quamvis sive aliquid horum sive quid aliud quod a me commemoratum non est tantus vir ille mente conspexerit, cum haec verba promeret, verum eum vidisse apteque id enuntiavisse non dubitem. Я вижу, что оба эти толкования могут быть верными, но что именно имел в виду Моисей, когда писал эти слова, я не вижу с той же ясностью. Для меня несомненно одно: такое ли толкование или какое другое, мною не усмотренное, представлялось уму этого великого человека, когда он произносил эти слова, но он видел истину и возвестил ее подобающим образом.
12.25.34 Nemo iam mihi molestus sit dicendo mihi, 'Non hoc sensit Moyses quod tu dicis, sed hoc sensit quod ego dico.' si enim mihi diceret, 'Unde scis hoc sensisse Moysen, quod de his verbis eius eloqueris?', aequo animo ferre deberem et responderem fortasse quae superius respondi vel aliquanto uberius, si esset durior. 34. Пусть же никто не надоедает мне, говоря: "Моисей думал не так, как ты говоришь; он думал так, как я говорю". Если бы мне сказали: "откуда ты знаешь, что Моисей думал именно так, как ты толкуешь его слова?", то я бы обязан был спокойно это выслушать; я бы ответил, может быть, так же, как ответил выше, и даже несколько пространнее, если бы собеседник сдался не сразу.
Cum vero dicit, 'Non hoc ille sensit quod tu dicis, sed quod ego dico,' neque tamen negat quod uterque nostrum dicit, utrumque verum esse, o vita pauperum, deus meus, in cuius sinu non est contradictio, plue mihi mitigationes in cor, ut patienter tales feram. Но когда мне говорят: "он думал не так, как ты говоришь, а как я говорю", признавая при этом, что и мои слова правильны - о Жизнь бедных, Боже мой, в чьем лоне нет противоречий, пролей дождем в мое сердце кротость, чтобы терпеливо переносить мне таких людей.
Qui non mihi hoc dicunt, quia divini sunt et in corde famuli tui viderunt quod dicunt, sed quia superbi sunt nec noverunt Moysi sententiam sed amant suam, non quia vera est, sed quia sua est. Они говорят со мной так не потому, что вдохновлены свыше и увидели в сердце слуги Твоего то, что говорят, а потому, что они гордецы; они не знают мысли Моисея, они любят свою собственную и не потому, что она истинна, а потому, что она их собственная.
Alioquin et aliam veram pariter amarent, sicut ego amo quod dicunt quando verum dicunt, non quia ipsorum est sed quia verum est: et ideo iam nec ipsorum est, quia verum est. Иначе они бы в равной степени любили и чужую, истинную мысль, как я люблю слова их, когда они говорят истину, - люблю не потому, что это их слова, а потому, что это истина, а раз это истина, то она уже не их собственность.
Si autem ideo ament illud quia verum est, iam et ipsorum est et meum est, quoniam in commune omnium est veritatis amatorum. Если бы они любили слова свои, потому что в них истина, слова эти стали бы достоянием их и моим, ибо истиной сообща владеют все, кто любит истину.
Illud autem quod contendunt non hoc sensisse Moysen quod ego dico, sed quod ipsi dicunt, nolo, non amo, quia etsi ita est, tamen ista temeritas non scientiae sed audaciae est, nec visus sed typhus eam peperit. Их же утверждение, что Моисей думал не так, как я говорю, а как они говорят, я отвергаю, оно мне противно, даже если это и так: эта смелость не от знания, а от дерзости; его породило не видение, а спесь.
Ideoque, domine, tremenda sunt iudicia tua, quoniam veritas tua nec mea est nec illius aut illius, sed omnium nostrum quos ad eius communionem publice vocas, terribiliter admonens nos ut eam nolimus habere privatam, ne privemur ea. Потому, Господи, и надлежит трепетать пред судом Твоим: истина Твоя принадлежит не мне или еще кому-то, а всем вам, кого Ты призываешь к открытому общению в ней. И грозно предупреждение Твое: не держать ее, как собственность, чтобы не лишиться ее.
Nam quisquis id quod tu omnibus ad fruendum proponis sibi proprie vindicat, et suum vult esse quod omnium est, a communi propellitur ad sua, hoc est a veritate ad mendacium. Qui enim loquitur mendacium, de suo loquitur. Всякий требующий только себе то, что Тобою предложено всем, желающий сделать своим то, что принадлежит всем, бывает отогнан от общего достояния к своему, т.е. от истины ко лжи, ибо кто "говорит ложь, говорит свое".
12.25.35 Attende, iudex optime, deus, ipsa veritas, attende quid dicam contradictori huic, attende. Coram te enim dico et coram fratribus meis, qui legitime utuntur lege usque ad finem caritatis. 35. Прислушайся, самый добрый Судья, Боже, сама Истина, прислушайся, что я скажу этому спорщику, прислушайся; я говорю ведь пред Тобой и перед братьями моими, которые "законно пользуются законом", завершая его в любви.
Attende et vide quid ei dicam, si placet tibi. Hanc enim vocem huic refero fraternam et pacificam: Прислушайся и посмотри, угодно ли Тебе, что я ему скажу. Я обращу к нему слово братское и мирное:
'Si ambo videmus verum esse quod dicis et ambo videmus verum esse quod dico, ubi, quaeso, id videmus? Nec ego utique in te nec tu in me, sed ambo in ipsa quae supra mentes nostras est incommutabili veritate. "если мы оба видим, что то, что ты говоришь, истина, и оба видим, что то, что я говорю - истина, то где, скажи, пожалуйста, мы ее видим? Разумеется, ни я в тебе, ни ты во мне, но оба в той неизменной Истине, которая выше нашего разума.
Cum ergo de ipsa domini dei nostri luce non contendamus, cur de proximi cogitatione contendimus, quam sic videre non possumus ut videtur incommutabilis veritas, quando, si ipse Moyses apparuisset nobis atque dixisset: ''Hoc cogitavi,'' nec sic eam videremus, sed crederemus? Если мы не спорим об этом свете, исходящем от Господа Бога нашего, зачем спорить нам о мыслях ближнего, если мы не можем видеть их так, как видим неизменную истину. Если бы сам Моисей явился нам и сказал: "вот что я думал", то ведь мы не увидели бы его мысли, а поверили бы ему.
Non itaque supra quam scriptum est unus pro altero infletur adversus alterum. Поэтому "не сверх того, что написано, и не надо одному превозноситься перед другим".
Diligamus dominum deum nostrum ex toto corde, ex tota anima, ex tota mente nostra, et proximum nostrum sicut nosmet ipsos. Возлюбим "Господа Бога нашего всем сердцем, всей душой и всем разумением нашим и ближнего нашего, как самого себя".
Propter quae duo praecepta caritatis sensisse Moysen, quidquid in illis libris sensit, nisi crediderimus, mendacem faciemus dominum, cum de animo conservi aliter quam ille docuit opinamur. Ради этих двух заповедей любви Моисей передумал все передуманное им в этих книгах. Если мы ему не поверим, то мы сделаем лжецом Господа, предположив у раба Его намерения иные, чем те, в которых наставил его Господь.
Iam vide quam stultum sit, in tanta copia verissimarum sententiarum quae de illis verbis erui possunt, temere adfirmare quam earum Moyses potissimum senserit, et perniciosis contentionibus ipsam offendere caritatem propter quam dixit omnia, cuius dicta conamur exponere.' Посмотри же, как глупо при таком обилии бесспорно истинных мыслей, которые можно извлечь из этих писаний, безрассудно утверждать, что именно было главной мыслью Моисея, и опасными спорами оскорблять самое любовь, во имя которой все сказано тем, чьи слова мы пытаемся объяснить!
12.26.36 Et tamen ego, deus meus, celsitudo humilitatis meae et requies laboris mei, qui audis confessiones meas et dimittis peccata mea, quoniam tu mihi praecipis ut diligam proximum meum sicut me ipsum, 36. И однако, Боже мой, Ты, который поднимаешь меня; смиренного, даешь отдых труждающемуся, Ты, Который слушаешь исповедь мою и отпускаешь грехи мои, Ты велишь ведь мне любить ближнего, как самого себя.
non possum minus credere de Moyse fidelissimo famulo tuo quam mihi optarem ac desiderarem abs te dari muneris, si tempore illo natus essem quo ille eoque loci me constituisses, ut per servitutem cordis ac linguae meae litterae illae dispensarentur quae tanto post essent omnibus gentibus profuturae et per universum orbem tanto auctoritatis culmine omnium falsarum superbarumque doctrinarum verba superaturae. Поэтому я не могу поверить, чтобы Моисей, вернейший слуга Твой, получил от Тебя дар меньший, чем просил бы и хотел получить я, если бы родился в его время, и Ты поставил бы меня на это же место: в служении сердцем и словом дать людям эти книги, на пользу всем народам, на столько веков, на преодоление в целом мире всех лживых и гордых учений высотой своего авторитета.
Vellem quippe, si tunc ego essem Moyses (ex eadem namque massa omnes venimus; et quid est homo, nisi quia memor es eius?), vellem ergo, si tunc ego essem quod ille et mihi abs te Geneseos liber scribendus adiungeretur, talem mihi eloquendi facultatem dari et eum texendi sermonis modum ut neque illi qui nondum queunt intellegere quemadmodum creat deus, tamquam excedentia vires suas, dicta recusarent et illi qui hoc iam possunt, in quamlibet veram sententiam cogitando venissent, eam non praetermissam in paucis verbis tui famuli reperirent, et si alius aliam vidisset in luce veritatis, nec ipsa in eisdem verbis intellegenda deesset. Я хотел бы, будь я тогда Моисеем - все мы "из того же вещества", и "что такое человек, если Ты не вспомнишь его" - будь я тогда тем же, что он, и поручи Ты мне написать книгу Бытия, я хотел бы получить от Тебя такую силу слова и такое умение ткать речи, чтобы и те, кто еще не в силах понять, каким образом творит Бог, не могли бы отвергнуть слов моих, ссылаясь на то, что они превосходят их разумение; те же, кто это уже могут, находили бы в кратких словах слуги Твоего любую верную мысль, до которой они дошли собственным размышлением. А если бы кто увидел в свете истины и другую мысль, то и ее можно было бы усмотреть в этих словах.
12.27.37 Sicut enim fons in parvo loco uberior est pluribusque rivis in ampliora spatia fluxum ministrat quam quilibet eorum rivorum qui per multa locorum ab eodem fonte deducitur, ita narratio dispensatoris tui sermocinaturis pluribus profutura parvo sermonis modulo scatet fluenta liquidae veritatis, unde sibi quisque verum quod de his rebus potest, hic illud, ille illud, per longiores loquellarum anfractus trahat. 37. Как источник обильнее водой в маленькой котловинке своей и множеством ручьев орошает пространство более широкое, чем любой из этих ручьев, который, выйдя из этого источника, проходит по многим местам, так и рассказ возвещающего слова Твои, который послужит многим говорунам, струит узенькой струйкой потоки чистой истины, откуда каждый в меру своих сил извлекает один одну истину, другой другую, чтобы затем влачить ее по долгим словесным извивам.
Alii enim cum haec verba legunt vel audiunt, cogitant deum, quasi hominem aut quasi aliquam molem immensa praeditam potestate novo quodam et repentino placito extra se ipsam tamquam locis distantibus, fecisse caelum et terram, duo magna corpora supra et infra, quibus omnia continerentur, et cum audiunt, 'Dixit deus: fiat illud, et factum est illud,' cogitant verba coepta et finita, sonantia temporibus atque transeuntia, post quorum transitum statim existere quod iussum est ut existeret, et si quid forte aliud hoc modo ex familiaritate carnis opinantur. Одни, читая или слушая эти слова, представляют себе Бога как бы человеком или хотя бы неким громадным телом, которое наделено неограниченной силой; по неожиданному и внезапному решению Он создал вне себя, как бы на расстоянии, небо и землю, два больпщх тела, одно вверху, другое внизу, где все и находится. Когда они слышат: "Бог сказал: да будет это, и стало так", то они думают о словах, имевших начало и конец, прозвучавших во времени и умолкнувших; они умолкли, и возникло все, чему повелено было возникнуть. Таковы и другие, подобные же мнения, подсказанные привычкой к телесному.
In quibus adhuc parvulis animalibus, dum isto humillimo genere verborum tamquam materno sinu eorum gestatur infirmitas, salubriter aedificatur fides, qua certum habeant et teneant deum fecisse omnes naturas quas eorum sensus mirabili varietate circumspicit. Совсем еще маленькие дети, они в своей слабости успокаиваются на этих самых простых понятиях, как на материнской груди, у них, однако, построено здание здравой веры: они твердо стоят на том, что Бог создал всю природу, во всем ее удивительном разнообразии, которое воспринимают они своими чувствами.
Quorum si quispiam quasi vilitatem dictorum aspernatus extra nutritorias cunas superba inbecillitate se extenderit, heu! cadet miser et, domine deus, miserere, ne implumem pullum conculcent qui transeunt viam, et mitte angelum tuum, qui eum reponat in nido, ut vivat donec volet. Если же кто из них, исполнившись презрения к этим будто бы дешевым мыслям, высунется в своей глупой гордости из уютной колыбели, увы! несчастный падает, и, Господи Боже, сжалься! не дай прохожим растоптать неоперившегося птенца, пошли ангела Твоего, чтобы он положил его обратно в гнездо: пусть живет там, пока не научится летать!
12.28.38 Alii vero, quibus haec verba non iam nidus sed opaca frutecta sunt, vident in eis latentes fructus et volitant laetantes et garriunt scrutantes et carpunt eos. 38. Другие, для которых эти слова уже не гнездо, а тенистый сад, видят скрытые в нем плоды и, радостно летая, щебечут, ищут их и клюют.
Vident enim, cum haec verba legunt vel audiunt tua, deus aeterne, stabili permansione cuncta praeterita et futura tempora superari, nec tamen quicquam esse temporalis creaturae quod tu non feceris, cuius voluntas, Читая или слушая слова эти, они видят, что в недвижимом и вечном бытии Божием преодолены прошедшее и будущее, но что нет ни одного временного существа, Тобою не созданного; что воля Твоя,
quia id est quod tu, nullo modo mutata vel quae antea non fuisset exorta voluntate fecisti omnia, non de te similitudinem tuam formam omnium sed de nihilo dissimilitudinem informem, quae formaretur per similitudinem tuam recurrens in te unum pro captu ordinato, quantum cuique rerum in suo genere datum est, et fierent omnia bona valde, sive maneant circa te sive gradatim remotiore distantia per tempora et locos pulchras mutationes faciant aut patiantur. т.е. Ты, не знает перемены, и Ты создал все по внезапно возникшему, новому желанию. Ты не создал из себя подобие Свое, как образец для всего, но создал из "ничего" бесформенную материю, с Тобой несходную, которая, однако, может приобрести форму, уподобляясь Тебе и возвращаясь к Тебе, Единому, насколько это возможно в меру тех способностей, которые определены каждому в ряду однородных созданий. И все "очень хорошо" - и то, что пребывает вокруг Тебя, и то, что, постепенно удаляясь от Тебя, становится во времени и пространстве участником в прекрасном разнообразии мира.
Vident haec et gaudent in luce veritatis tuae, quantulum hic valent. Они видят это и радуются в свете истины Твоей, насколько это в их силах.
12.28.39 Et alius eorum intendit in id quod dictum est, 'In principio fecit deus,' et respicit sapientiam, principium, quia et loquitur ipsa nobis. 39. Кто-нибудь из них остановит свое внимание на словах: "в начале Бог сотворил" и сочтет "началом" мудрость, "потому что она сама говорит нам".
Alius itidem intendit in eadem verba et principium intellegit exordium rerum conditarum et sic accipit 'In principio fecit' ac si diceretur 'Primo fecit'. Другой тоже остановит свое внимание на этих же словах и поймет "начало" как начальное возникновение сотворенного; как "во-первых создал".
Atque in eis qui intellegunt 'In principio' quod in sapientia fecisti caelum et terram, alius eorum ipsum caelum et terram, creabilem materiam caeli et terrae, sic esse credit cognominatam, Среди тех, кто понимает "начало" как мудрость, которой "Ты сотворил небо и землю", один сочтет, что "небо и земля" означают материю, из которой можно было создать небо и землю и которая получила одно имя с ними;
alius iam formatas distinctasque naturas, другой - что это уже создания, получившие разную форму;
alius unam formatam eandemque spiritalem caeli nomine, aliam informem corporalis materiae terrae nomine. третий - что под "небом" разумеется материя, имевшая форму и духовная, а под "землей" - бесформенная масса телесной материи.
Qui autem intellegunt in nominibus caeli et terrae adhuc informem materiam, de qua formaretur caelum et terra, nec ipsi uno modo id intellegunt, Те, кто думает, что "небо и земля" означают еще бесформенную материю, из которой потом образуются небо и земля, и об этом думают неодинаково:
sed alius, unde consummaretur intellegibilis sensibilisque creatura, по мнению одного, она послужила для создания существ, разумных и чувствующих;
alius tantum, unde sensibilis moles ista corporea sinu grandi continens perspicuas promptasque naturas. по мнению другого - только для этой телесной чувствующей массы, содержащей в своем огромном лоне видимые, воспринимаемые существа.
Nec illi uno modo, qui iam dispositas digestasque creaturas caelum et terram vocari hoc loco credunt, Разно думают и те, кто верит, что "небом и землей" назван мир, уже вполне устроенный и упорядоченный:
sed alius invisibilem atque visibilem, они разумеют и видимый и невидимый,
alius solam visibilem, in qua luminosum caelum suspicimus et terram caliginosam quaeque in eis sunt. другие - только видимый: светлое небо и темную землю со всем, что на них.
12.29.40 At ille qui non aliter accipit 'In principio fecit' quam si diceretur 'Primo fecit' non habet quomodo veraciter intellegat caelum et terram, nisi materiam caeli et terrae intellegat, videlicet universae, id est intellegibilis corporalisque, creaturae. 40. Тот же, кто "в начале сотворил" понимает только в смысле "во-первых сотворил", никак не сможет правильно понять, что такое "небо и земля", если только он не понимает под этими словами материю для неба и земли, т.е. для всего разумного и телесного мира.
Si enim iam formatam velit universam, recte ab eo quaeri poterit, si hoc primo fecit deus, quid fecerit deinceps, et post universitatem non inveniet ac per hoc audiet invitus, 'Quomodo illud primo, si postea nihil?' Если же он считает эти слова обозначением мира, уже принявшего форму, то правильно было бы его спросить, "если Бог сделал это во-первых, что он делал во-вторых?". А так как вселенная уже сотворена, он не найдется, что ответить, и услышит неприятный для себя вопрос: "а каким же образом во-первых, если ничего нет во-вторых?"
Cum vero dicit primo informem, deinde formatam, non est absurdus, si modo est idoneus discernere quid praecedat aeternitate, quid tempore, quid electione, quid origine: aeternitate, sicut deus omnia; tempore, sicut flos fructum; electione, sicut fructus florem; origine, sicut sonus cantum. Если же он скажет, что во-первых создана была материя бесформенная, которая уже потом приняла форму, то это ответ толковый, если только говорящий в состоянии разобраться, чему принадлежит первенство по вечности, по времени, по выбору, по происхождению. По вечности: Бог, например, над всем; по времени: цветок, например, раньше плода; по выбору: плод, например, лучше цветка; по происхождению: звук раньше пения.
In his quattuor primum et ultimum quae commemoravi difficillime intelleguntur, duo media facillime. Namque rara visio est et nimis ardua conspicere, domine, aeternitatem tuam incommutabiliter mutabilia facientem ac per hoc priorem. Из упомянутых мною четырех видов первенства очень трудно понять первый и последний; два средних очень легко. Редко и очень трудно дается видение и созерцание Твоей вечности, Господи, творящей в неизменности своей изменяющееся и поэтому имеющей первенство.
Quis deinde sic acutum cernat animo, ut sine labore magno dinoscere valeat quomodo sit prior sonus quam cantus, ideo quia cantus est formatus sonus et esse utique aliquid non formatum potest, formari autem quod non est non potest? Кто обладает умом настолько острым, чтобы без большого труда понять, каким образом звук первенствует над пением? Пение есть ведь оформленный звук; существовать без формы что-то, конечно, может, но как может принять форму то, чего нет?
Sic est prior materies quam id quod ex ea fit, non ea prior quia ipsa efficit, cum potius fiat, nec prior intervallo temporis. Neque enim priore tempore sonos edimus informes sine cantu et eos posteriore tempore in formam cantici coaptamus aut fingimus, sicut ligna, quibus arca, vel argentum, quo vasculum fabricatur. Материи принадлежит первенство только относительно того, что из нее возникло; она первенствующая не потому, что она "делает"; она ведь сама "сделана", и не имеет первенства во времени. И мы не начинаем во времени бесформенных звуков, которые не являются пением, и которые мы потом уже приспособляем к песенной форме или отделываем, как дерево для сундука или серебро для посуды.
Tales quippe materiae tempore etiam praecedunt formas rerum quae fiunt ex eis, at in cantu non ita est. Такой материал даже по времени раньше вещей, из него сделанных. Но ведь с пением не так.
Cum enim cantatur, auditur sonus eius, non prius informiter sonat et deinde formatur in cantum. Когда поют и мы слышим звук, то он не звучит сначала бесформенно, а затем уже в пении получает форму.
Quod enim primo utcumque sonuerit, praeterit, nec ex eo quicquam reperies quod resumptum arte componas. И как бы он ни прозвучал, но он исчез, и ты ничего тут не найдешь, что можно было бы вернуть и превратить в стройное пение.
Et ideo cantus in sono suo vertitur, qui sonus eius materies eius est. Idem quippe formatur, ut cantus sit. Et ideo, sicut dicebam, prior materies sonandi quam forma cantandi. Пение все в звуках: звуки - это его материя, которой придают форму, чтобы она стала пением. Поэтому, как я и говорил, звук, т.е. материя, имеет первенство над пением, звуком уже оформленным,
Non per faciendi potentiam prior: neque enim sonus est cantandi artifex, sed cantanti animae subiacet ex corpore, de quo cantum faciat; nec tempore prior: simul enim cum cantu editur; nec prior electione: non enim potior sonus quam cantus, quandoquidem cantus est non tantum sonus verum etiam speciosus sonus. но первенство не по способности "делать". Звук не создает пения; издаваемый телесным органом, он подчиняется душе певца, дабы стать песней. Нет у него первенства и во времени: звук и пение одновременны. Нет и по выбору: звук не лучше пения, поскольку пение есть не только звук, но еще и, красивый звук.
Sed prior est origine, quia non cantus formatur ut sonus sit, sed sonus formatur ut cantus sit. Он первенствующий происхождением: не пение приобретает форму, чтобы стать звуком, но звук приобретает форму, чтобы стать пением.
Hoc exemplo qui potest intellegat materiam rerum primo factam et appellatam caelum et terram, quia inde facta sunt caelum et terra, nec tempore primo factam, quia formae rerum exserunt tempora, illa autem erat informis iamque in temporibus simul animadvertitur, Из этого примера пусть, кто может, поймет, что материя, созданная "во-первых" и названная небом и землей, потому что небо и земля из нее созданы, создана "во-первых" не по времени, потому что время появляется, когда все уже облечено в форму, а материя эта была бесформенной, и видишь ее уже во времени и вместе с ним.
nec tamen de illa narrari aliquid potest, nisi velut tempore prior sit, cum pendatur extremior, quia profecto meliora sunt formata quam informia, et praecedatur aeternitate creatoris, ut esset de nihilo, unde aliquid fieret. И о ней ничего нельзя сказать, кроме разве того, что у нее есть как бы первенство относительно времени, хотя ей уделяется место низшее, потому что, конечно, имеющее форму лучше бесформенного. Вечность Творца ей предшествует, дабы из "ничего" возникло то, из чего могло что-то возникнуть.
12.30.41 In hac diversitate sententiarum verarum concordiam pariat ipsa veritas, et deus noster misereatur nostri, ut legitime lege utamur, praecepti fine, pura caritate. 41. Среди такого разнообразия правильных мыслей, да установит согласие сама Истина, и да сжалится над нами Господь наш: будем "законно пользоваться законом", имея в виду его цель: чистую любовь.
Ac per hoc, si quis quaerit ex me quid horum Moyses, tuus ille famulus, senserit, non sunt hi sermones confessionum mearum si tibi non confiteor, 'Nescio.' И поэтому если кто-нибудь спросит меня, что тут думал Моисей, великий слуга Твой, то исповедь моя не будет исповедью, если я не скажу: "я не знаю".
Et scio tamen illas veras esse sententias (exceptis carnalibus, de quibus quantum existimavi locutus sum -- quos tamen bonae spei parvulos haec verba libri tui non territant alta humiliter et pauca copiose), sed omnes quos in eis verbis vera cernere ac dicere fateor, diligamus nos invicem pariterque diligamus te, deum nostrum, fontem veritatis, Знаю только, что мысли его верны, за исключением касающихся плоти, о которых я сказал, что думал. И детей, в вере подающих добрые надежды, не устрашают слова книги Твоей, высокие в своем смирении, обильные в своей краткости. Да полюбим же друг друга все, кто в этих словах видит истину и признает это, и да полюбим также и Тебя, Бога нашего, Источник Истины, если жаждем именно ее, а не суетного и пустого.
si non vana sed ipsam sitimus, eundemque famulum tuum, scripturae huius dispensatorem, spiritu tuo plenum, ita honoremus, ut hoc eum te revelante, cum haec scriberet, attendisse credamus quod in eis maxime et luce veritatis et fruge utilitatis excellit. Слугу же Твоего, написавшего эти книги, исполненного Духом Твоим, почтим и поверим, что когда он писал, то обратил особенное внимание, по откровению Твоему, на то, что вполне истинно и особенно полезно.
12.31.42 Ita cum alius dixerit, 'Hoc sensit quod ego,' et alius, 'Immo illud quod ego,' religiosius me arbitror dicere, 'Cur non utrumque potius, si utrumque verum est, et si quid tertium et si quid quartum et si quid omnino aliud verum quispiam in his verbis videt, cur non illa omnia vidisse credatur, per quem deus unus sacras litteras vera et diversa visuris multorum sensibus temperavit?' 42. Поэтому, когда один скажет: "он думал, как я", а другой: "нет, как раз как я", то, полагаю, благочестивее скажу я: "а почему не так, как вы оба, если оба вы говорите правильно". И если кто увидит в этих словах и третий смысл и четвертый и еще какой-то, только бы истинный, почему не поверить, что все их имел в виду Моисей, которому Единый Бог дал составить священные книги так, чтобы множество людей увидело в них истину в разном облике?
Ego certe, quod intrepidus de meo corde pronuntio, si ad culmen auctoritatis aliquid scriberem, sic mallem scribere ut quod veri quisque de his rebus capere posset mea verba resonarent, quam ut unam veram sententiam ad hoc apertius ponerem, ut excluderem ceteras quarum falsitas me non posset offendere. Что касается меня, то я смело провозглашаю из глубины сердца: если бы я писал книгу высшей непреложности, я предпочел бы написать ее так, чтобы каждый нашел в моих словах отзвук той истины, которая ему доступна; я не вложил бы в них единой, отчетливой мысли, исключающей все другие, ошибочность которых меня не могла бы смутить.
Nolo itaque, deus meus, tam praeceps esse ut hoc illum virum de te meruisse non credam. Sensit ille omnino in his verbis atque cogitavit, cum ea scriberet, quidquid hic veri potuimus invenire et quidquid nos non potuimus aut nondum potuimus et tamen in eis inveniri potest. Я не хочу, Боже мой, быть настолько опрометчивым, чтобы не верить, что этот великий муж не заслужил у Тебя такого дара. Он думал, когда писал эти слова, о том, что истинного можем мы найти в них, и о том, чего не можем или еще не можем и что, однако, в них найти можно.
12.32.43 Postremo, domine, qui deus es et non caro et sanguis, si quid homo minus vidit, numquid et spiritum tuum bonum, qui deducet me in terram rectam, latere potuit, quidquid eras in eis verbis tu ipse revelaturus legentibus posteris, etiamsi ille per quem dicta sunt unam fortassis ex multis veris sententiam cogitavit? 43. И, наконец, Господи, Ты Бог, а не плоть и кровь, и если человек не видит всего, то ужели от благого Духа Твоего, Который "приведет меня в землю праведную", могло укрыться то, что Ты Сам откроешь в этих словах будущим читателям, если даже и тот, через кого они сказаны, из многих верных мыслей имел в виду лишь одну.
Quod si ita est, sit igitur illa quam cogitavit ceteris excelsior. Nobis autem, domine, aut ipsam demonstra aut quam placet alteram veram, ut sive nobis hoc quod etiam illi homini tuo sive aliud ex eorundem verborum occasione patefacias, tu tamen pascas, non error inludat. Если это так, то эта мысль его будет, конечно, более возвышенной; нам же, Господи, Ты покажешь или ее, или какую Тебе угодно другую истинную - но откроешь ли Ты открытое самому слуге Твоему или другое, вложенное в те же самые слова, только питай нас, чтобы мы не стали игралищем заблуждения.
Ecce, domine deus meus, quam multa de paucis verbis, quam multa, oro te, scripsimus! quae nostrae vires, quae tempora omnibus libris tuis ad istum modum sufficient? Вот, Господи Боже мой, как много написали мы о нескольких словах, как много! Сколько сил нам, сколько времени понадобилось бы, если бы так заняться всеми книгами Твоими.
Sine me itaque brevius in eis confiteri tibi et eligere unum aliquid quod tu inspiraveris verum, certum et bonum, etiamsi multa occurrerint, ubi multa occurrere poterunt, ea fide confessionis meae ut, si hoc dixero quod sensit minister tuus, recte atque optime (id enim conari me oportet), quod si adsecutus non fuero, id tamen dicam quod mihi per eius verba tua veritas dicere voluerit, quae illi quoque dixit quod voluit. Позволь же мне короче исповедаться Тебе относительно их и выбрать одно правильное толкование, которое внушишь, вернее и добрее, хотя многое могло бы мне прийти в голову там, где многое может прийти. Верую и исповедую, что если я передам мысли слуги Твоего, это будет правильно и хорошо, - и я должен пытаться так и сделать. Если же я этого не достигну, да скажу все-таки то, что Твоя истина хотела мне сказать словами Моисея, в которых она сказала ему то, что хотела.

LIBER DESCIMVSTERTIVS/Книга тринадцатая

Latin Русский
13.1.1 Invoco te, deus meus, misericordia mea, qui fecisti me et oblitum tui non oblitus es. Invoco te in animam meam, quam praeparas ad capiendum te ex desiderio quod inspirasti ei. 1. Зову Тебя, Боже мой, "милосердие мое"; Ты создал меня и забывшего Тебя не забыл. Зову Тебя в душу мою, которую Ты готовишь принять Тебя: Ты внушил ей желать этого.
Nunc invocantem te ne deseras, qui priusquam invocarem praevenisti et institisti crebrescens multimodis vocibus, ut audirem de longinquo et converterer et vocantem me invocarem te. Теперь не покинь Зовущего; Ты ведь предупредил мой зов: упорно, все чаще и по-разному говорил Ты со мной: да услышу Тебя издали и обращусь и позову Тебя, зовущего меня.
Tu enim, domine, delevisti omnia mala merita mea, ne retribueres manibus meis, in quibus a te defeci, et praevenisti omnia bona merita mea, ut retribueres manibus tuis, quibus me fecisti, quia et priusquam essem tu eras, nec eram cui praestares ut essem, et tamen ecce sum ex bonitate tua praeveniente totum hoc quod me fecisti et unde me fecisti. Ты, Господи, уничтожил все злые дела мои, чтобы не воздавать по делам рук моих, потрудившихся над отпадением моим, и предупредил все добрые дела мои, чтобы воздать рукам Твоим, создавшим меня: Ты ведь был, когда меня и не было и не стоил я того, чтобы Ты даровал мне жизнь. И вот я существую по благости Твоей, существовавшей прежде, чем Ты создал и меня и то, из чего Ты создал меня.
Neque enim eguisti me aut ego tale bonum sum quo tu adiuveris, dominus meus et deus meus, non ut tibi sic serviam quasi ne fatigeris in agendo, aut ne minor sit potestas tua carens obsequio meo, neque ut sic te colam quasi terram, ut sis incultus si non te colam, sed ut serviam tibi et colam te, ut de te mihi bene sit, a quo mihi est ut sim cui bene sit. Ты ведь не нуждался во мне, и я не такая величина, чтобы быть Тебе в помощь, Господь мой и Бог мой. Моя служба не избавит Тебя от усталости: Ты не устаешь, действуя; мои услуги не увеличат Твоего могущества; почет, оказанный мной, не прибавит Тебе чести. Я должен служить Тебе и чтить Тебя, чтобы мне хорошо было с Тобой, от Которого и моя жизнь и возможность чувствовать себя хорошо.
13.2.2 Ex plenitudine quippe bonitatis tuae creatura tua substitit, ut bonum quod tibi nihil prodesset nec de te aequale tibi esset, tamen quia ex te fieri potuit, non deesset. 2. От полноты благости Твоей возникла вся тварь: от нее Тебе никакой пользы; происходя от Тебя, она не равна Тебе, и, однако, должно быть место и ей, доброй, потому что от Тебя получила она существование.
Quid enim te promeruit caelum et terra, quas fecisti in principio? Какие заслуги перед Тобой у "неба и земли", созданный Тобой "в начале"?
Dicant quid te promeruerunt spiritalis corporalisque natura, quas fecisti in sapientia tua, ut inde penderent etiam inchoata et informia quaeque in genere suo vel spiritali vel corporali, euntia in immoderationem et in longinquam dissimilitudinem tuam, spiritale informe praestantius quam si formatum corpus esset, corporale autem informe praestantius quam si omnino nihil esset, atque ita penderent in tuo verbo informia, nisi per idem verbum revocarentur ad unitatem tuam et formarentur et essent ab uno te summo bono universa bona valde. Какие заслуги перед Тобой у духовных и телесных существ, созданных Тобой по мудрости Твоей? От нее ведь зависели они все, и духовные и телесные, даже в незаконченном и бесформенном виде; стремящиеся к беспорядку, к полной утрате Твоего подобия. Духовное существо, даже бесформенное, выше тела, имеющего форму; телесное бесформенное выше абсолютного "ничто". Бесформенное таким бы и осталось по Слову Твоему, если бы это самое Слово не призвало его к единению с Тобой и не дало бы ему формы: исходя от Тебя, высшего Блага, "да станет все весьма хорошо".
Quid te promeruerant, ut essent saltem informia, quae neque hoc essent nisi ex te? За какие заслуги даровано даже бесформенное состояние? Без Тебя не было бы и такого.
13.2.3 Quid te promeruit materies corporalis, ut esset saltem invisibilis et incomposita, quia neque hoc esset nisi quia fecisti? 3. Какие заслуги перед Тобой у телесной материи, чтобы стать хотя бы "невидимой и неустроенной"? Она и такой бы не была, не создай Ты ее.
Ideoque te, quia non erat, promereri ut esset non poterat. А так как ее не было, то ничем не могла она заслужить своего возникновения.
Aut quid te promeruit inchoatio creaturae spiritalis, ut saltem tenebrosa fluitaret similis abysso, tui dissimilis, nisi per idem verbum converteretur ad idem a quo facta est atque ab eo inluminata lux fieret, quamvis non aequaliter tamen conformis formae aequali tibi? Какие заслуги перед Тобой были у духовных существ, еще только намечаемых, мрачных, неустойчивых, сходных с бездной, несходных с Тобой? Только то же самое Слово обратило их к Нему, их Создателю, и, озаренные Им, они стали светом и хотя не в равной степени, но все же соответствуют Твоему образу.
Sicut enim corpori non hoc est esse quod pulchrum esse (alioquin deforme esse non posset), ita etiam creato spiritui non id est vivere quod sapienter vivere: alioquin incommutabiliter saperet. Как для тела "быть" не значит "быть красивым" - иначе безобразия бы не существовало, - так и для созданного духа "жить" не то же самое, что "жить мудро" - иначе всякий дух был бы неизменно мудрым.
Bonum autem illi est haerere tibi semper, ne quod adeptus est conversione aversione lumen amittat et relabatur in vitam tenebrosae abysso similem. "Благо ему навсегда прильнуть к Тебе", дабы свет, полученный обратившимся к Тебе, отвратившимся не был утерян, дабы не скатился он в жизнь, сходную с мрачной бездной.
Nam et nos, qui secundum animam creatura spiritalis sumus, aversi a te, nostro lumine, in ea vita fuimus aliquando tenebrae et in reliquiis obscuritatis nostrae laboramus, donec simus iustitia tua in unico tuo sicut montes dei. Nam iudicia tua fuimus sicut multa abyssus. И мы, имея душу, являемся существами духовными. Отвратившись от Тебя, Света нашего, были мы в этой жизни "когда-то тьмой" и страдаем в остатках нашей темноты, пока не станем "праведными" в Единственном Сыне Твоем, как бы "горами Божими"; ибо были по суду Твоему как бы "глубокой бездной".
13.3.4 Quod autem in primis conditionibus dixisti, 'Fiat lux, et facta est lux,' non incongruenter hoc intellego in creatura spiritali, quia erat iam qualiscumque vita quam inluminares. 4. Слова, сказанные Тобой в начале творения: "да будет свет, и стал свет" я не без основания отношу к существам духовным, уже как-то жившим, способным просветиться светом Твоим.
Sed sicut non te promeruerat ut esset talis vita quae inluminari posset, ita nec cum iam esset promeruit te ut inluminaretur. Но как ничем не заслужили они ни такой жизни, которая могла быть просвещена, так не заслужили они и того, чтобы она была просвещена.
Neque enim eius informitas placeret tibi si non lux fieret, non existendo sed intuendo inluminantem lucem eique cohaerendo, ut et quod utcumque vivit et quod beate vivit non deberet nisi gratiae tuae, conversa per commutationem meliorem ad id quod neque in melius neque in deterius mutari potest. Тебе не было угодно их бесформенное состояние, они должны были стать светом не в силу существования своего, но созерцая свет просвещающий и сливаясь с ним. Только благодать Твоя позволила им и как-то жить и жить счастливо, ибо они изменились к лучшему, обратившись к тому, что не может измениться ни к лучшему, ни к худшему, -
Quod tu solus es, quia solus simpliciter es, cui non est aliud vivere, aliud beate vivere, quia tua beatitudo es. к Тебе, Единственному, Который просто "есть", для Которого жить - значит жить счастливо, ибо Твое счастье Ты Сам.
13.4.5 Quid ergo tibi deesset ad bonum, quod tu tibi es, etiamsi ista vel omnino nulla essent vel informia remanerent quae non ex indigentia fecisti sed ex plenitudine bonitatis tuae, cohibens atque convertens ad formam, non ut tamquam tuum gaudium compleatur ex eis? 5. Чего не хватало бы Тебе для счастья, - Ты сам для себя счастье, - если бы вообще ничего не было или если бы все оставалось бесформенным. Ты творил ведь не по нужде, а от полноты благодати Твоей; и сообщил созданиям Твоим устойчивую форму вовсе не затем, чтобы радость Твоя стала полнее.
Perfecto enim tibi displicet eorum imperfectio, ut ex te perficiantur et tibi placeant, non autem imperfecto, tamquam et tu eorum perfectione perficiendus sis. Совершенному, Тебе неприятно было их несовершенство; Ты совершенствовал их и делал себе приятными не потому что, будучи несовершенен, Ты должен был стать совершеннее от их совершенствования.
Spiritus enim tuus bonus superferebatur super aquas, non ferebatur ab eis tamquam in eis requiesceret. In quibus enim requiescere dicitur spiritus tuus, hos in se requiescere facit. Sed superferebatur incorruptibilis et incommutabilis voluntas tua, ipsa in se sibi sufficiens, super eam quam feceras vitam. "Благой Дух Твой носился над водами", не они уносили его, словно он опочил на них. Когда говорят, что Дух Твой опочил на ком-то, это значит, что Он дал им покой в Себе. Недоступная ухудшению, неизменяемая, сама в себе достаточная, воля Твоя носилась над тем, что Ты оживил, но живым жить и жить счастливо не одно и то же, потому что мечутся они в темноте своей.
Cui non hoc est vivere quod beate vivere, quia vivit etiam fluitans in obscuritate sua; cui restat converti ad eum a quo facta est, et magis magisque vivere apud fontem vitae, et in lumine eius videre lumen, et perfici et inlustrari et beari. Им остается одно: обратиться к Тебе, своему Создателю, и жить, больше и больше приближаясь к Источнику жизни, и в свете Его видеть свет, совершенствоваться, просвещаться и находить счастье.
13.5.6 Ecce apparet mihi in aenigmate trinitas quod es, deus meus, quoniam tu, pater, in principio sapientiae nostrae, quod est tua sapientia de te nata, aequalis tibi et coaeterna, id est in filio tuo, fecisti caelum et terram. 6. Вот предстает мне загадкой Троица, то есть Ты, Боже мой, ибо Ты, Отец, начало мудрости нашей - это твоя Мудрость, от Тебя рожденная, равная Тебе и как Ты извечная, это Сын Твой, через Которого создал Ты небо и землю.
Et multa diximus de caelo caeli et de terra invisibili et incomposita et de abysso tenebrosa secundum spiritalis informitatis vagabunda deliquia, nisi converteretur ad eum a quo erat qualiscumque vita et inluminatione fieret speciosa vita et esset caelum caeli eius, quod inter aquam et aquam postea factum est. Много сказал я о небе небес, о земле невидимой и неустроенной, о мрачной бездне, о духовных существах, которые остались бы бесформенны, неустойчивы и ущербны,, не обратись они к Тому, от Которого всякая жизнь, просветившись, стала прекрасной жизнь и возникло небо того неба, которое было потом создано между водой и водой.
Et tenebam iam patrem in dei nomine, qui fecit haec, et filium in principii nomine, in quo fecit haec, et trinitatem credens deum meum, sicut credebam, quaerebam in eloquiis sanctis eius, et ecce spiritus tuus superferebatur super aquas. Уже в имени Бога я узнал Отца, создавшего это; Началом именовался Сын, через Которого это создано; веря в троичность Бога моего, как я верил, искал я ее в святых речениях Его. И вот "Дух Твой носился над водами".
Ecce trinitas deus meus, pater et filius et spiritus sanctus, creator universae creaturae. Вот Троица, Боже мой: Отец и Сын и Святой Дух, Создатель всякого создания.
13.6.7 Sed quae causa fuerat -- o lumen veridicum, tibi admoveo cor meum, ne me vana doceat; discute tenebras eius et dic mihi, obsecro te per matrem caritatem, obsecro te, dic mihi, quae causa fuerat, ut post nominatum caelum et terram invisibilem et incompositam et tenebras super abyssum tum demum scriptura tua nominaret spiritum tuum? 7. По какой, однако, причине, о Свет истинный, - к Тебе приближаю сердце свое, да не лживы будут его уроки мне - рассей мрак его и скажи мне, умоляю Тебя матерью нашей, милосердием, умоляю, - скажи мне, по какой причине Писание Твое назвало Дух Твой лишь после упоминания неба, земли невидимой и неустроенной и мрака над бездной?
An quia oportebat sic eum insinuari, ut diceretur superferre? Non posset hoc dici nisi prius illud commemoraretur cui superferri spiritus tuus posset intellegi. Потому ли, что надлежало познакомить с Ним, сказав, что Он "носился вверху", а сказать это можно было, только предварительно упомянув то, над чем мог носиться Дух Твой?
Nec patri enim nec filio superferebatur nec superferri recte diceretur, si nulli rei superferretur. Prius ergo dicendum erat cui superferretur, et deinde ille quem non oportebat aliter commemorari nisi ut superferri diceretur. Cur ergo aliter eum insinuari non oportebat, nisi ut superferri diceretur? Он ведь носился не над Отцом и не над Сыном, и нельзя было упбтребить слово "носиться", если не было над чем носиться. Поэтому и следовало сначала сказать, над чем Он носился, а затем назвать и Того, Которого надлежало упомянуть не иначе, как в словах "носился вверху". Почему, однако, нельзя было познакомить с Ним иначе, а только как с Тем, о Котором можно было сказать, что Он "носился вверху"?
13.7.8 Iam hinc sequatur qui potest intellectu apostolum tuum dicentem quia caritas tua diffusa est in cordibus nostris per spiritum sanctum, qui datus est nobis, et de spiritalibus docentem et demonstrantem supereminentem viam caritatis et flectentem genua pro nobis ad te, ut cognoscamus supereminentem scientiam caritatis Christi. 8. Теперь пусть мысленно последуют, кто может, за Твоим апостолом, сказавшим: "любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам"; он учил "о дарах духовных", указал "превосходнейший путь любви", преклонял за нас пред Тобою колени, да уразумеем "превосходящую разумение любовь Христову".
Ideoque ab initio supereminens superferebatur super aquas. Cui dicam, quomodo dicam de pondere cupiditatis in abruptam abyssum et de sublevatione caritatis per spiritum tuum, qui superferebatur super aquas? Cui dicam? Quomodo dicam? Потому-то от начала "превосходящий" Он и носился над водами. Кому расскажу, как расскажу о грузе страстей, низвергающем нас в страшную пропасть, о любви, поднимающей Духом Твоим, Который "носился над водами"? Кому расскажу? как расскажу?
Neque enim loca sunt quibus mergimur et emergimus. Quid similius et quid dissimilius? Тонем и выплываем? Нет в пространстве такого места, где мы тонем и выплываем.
Affectus sunt, amores sunt, immunditia spiritus nostri defluens inferius amore curarum et sanctitas tui attollens nos superius amore securitatis, ut sursum cor habeamus ad te, ubi spiritus tuus superfertur super aquas, et veniamus ad supereminentem requiem, cum pertransierit anima nostra aquas quae sunt sine substantia. Как точно такое сравнение и как оно неточно! Наши настроения, наша любовь, нечистота духа нашего увлекают нас вниз; мы ведь любим свои заботы; но Ты, Святой, поднимаешь нас вверх - мы ведь любим вовне неозабоченность: да "горе имеим сердца", где "Дух Твой носится над водами"; да придем к покою, превосходящему все, когда переправится "душа наша через воды, лишенные субстанции".
13.8.9 Defluxit angelus, defluxit anima hominis et indicaverunt abyssum universae spiritalis creaturae in profundo tenebroso, nisi dixisses ab initio, 'Fiat lux,' et facta esset lux, 9. Скатился ангел, скатилась душа человеческая. По ним видим, в какой глубокой и мрачной бездне находились бы все духовные создания, если бы Ты не сказал в начале "да будет свет! и стал свет"
et inhaereret tibi omnis oboediens intellegentia caelestis civitatis tuae et requiesceret in spiritu tuo, qui superfertur incommutabiliter super omne mutabile. Alioquin et ipsum caelum caeli tenebrosa abyssus esset in se; nunc autem lux est in domino. и к Тебе поспешно не прильнули бы все умные духи небесного града Твоего, успокоившись в Духе Твоем, Который, не изменяясь, носится над всем изменяющимся. Иначе и небо небес стало бы само по себе мрачной бездной; теперь же это "свет в Господе".
Nam et in ipsa misera inquietudine defluentium spirituum et indicantium tenebras suas nudatas veste luminis tui, satis ostendis quam magnam rationalem creaturam feceris, cui nullo modo sufficit ad beatam requiem quidquid te minus est, ac per hoc nec ipsa sibi. На примере жалкого беспокойства отпавших духов, являющих мрак свой (они не одеты одеждой света Твоего), даешь Ты понять, сколь велики разумные создания Твои, которым покой и счастье можешь дать только Ты - ничто меньшее, а потому не могут и они сами себе.
Tu enim, deus noster, inluminabis tenebras nostras: ex te oriuntur vestimenta nostra, et tenebrae nostrae sicut meridies erunt. Da mihi te, deus meus, redde mihi te. En amo et, si parum est, amem validius. Ты же, Боже наш, осветишь темноту нашу, оденешь нас, и "мрак наш станет как полдень". Дай мне Тебя, Боже мой, верни мне Тебя: я люблю Тебя. Если мало. Дай полюбить сильнее.
Non possum metiri, ut sciam quantum desit mihi amoris ad id quod sat est, ut currat vita mea in amplexus tuos, nec avertatur donec abscondatur in abscondito vultus tui. Я не могу измерить и узнать, сколько не хватает мне до любви совершенной, когда я кинулся бы в объятия Твои, и не оторвался бы от Тебя, пока "не скрылся бы под покровом лица Твоего".
Hoc tantum scio, quia male mihi est praeter te non solum extra me sed et in me ipso, et omnis mihi copia quae deus meus non est egestas est. Знаю только, что плохо мне без Тебя - не только вовне, но и внутри себя, и нищета для меня всякое богатство, которое не есть Бог мой.
13.9.10 Numquid aut pater aut filius non superferebatur super aquas? Si tamquam loco sicut corpus, nec spiritus sanctus; si autem incommutabilis divinitatis eminentia super omne mutabile, et pater et filius et spiritus sanctus superferebatur super aquas. 10. А разве Отец и Сын не носились над водами? Если думать о них, как о телах в пространстве, то этого нельзя сказать и о Духе Святом; если же думать о неизменном Божественном величии, пребывающем над всем изменяющимся, то и Отец и Сын и Дух Святой "носились над водами".
Cur ergo tantum de spiritu tuo dictum est hoc? Cur de illo tantum dictum est quasi locus ubi esset, qui non est locus, de quo solo dictum est quod sit donum tuum? In dono tuo requiescimus: ibi te fruimur. Почему, однако, это сказано только о Духе Твоем? Почему только по поводу Его сказано, где Он находился, словно это место в пространстве? Почему о Нем одном сказано, что Он "Дар Твой"? в даре Твоем отдыхаем мы; наслаждаемся Тобой.
Requies nostra locus noster. Amor illuc attollit nos et spiritus tuus bonus exaltat humilitatem nostram de portis mortis. In bona voluntate pax nobis est. Отдых наш это "место" наше. Любовь туда возносит нас, и благой Дух Твой поднимает нас, низких, прочь от дверей смерти. Покой Твой для нас в доброй воле.
Corpus pondere suo nititur ad locum suum. Pondus non ad ima tantum est, sed ad locum suum. Ignis sursum tendit, deorsum lapis; ponderibus suis aguntur, loca sua petunt. Всякое тело вследствие своего веса стремится к своему месту. Вес тянет не только вниз, он тянет к своему месту. Огонь стремится вверх, камень вниз; они увлекаемы своей тяжестью, они ищут свое место.
Oleum infra aquam fusum super aquam attollitur, aqua supra oleum fusa infra oleum demergitur; ponderibus suis aguntur, loca sua petunt. Minus ordinata inquieta sunt; ordinantur et quiescunt. Масло, если налить его вниз, поднимется над водой; вода, налитая на масло, пустится вниз; они увлекаемы своей тяжестью, они ищут свое место. Где нет порядка, там беспокойство; упорядоченное успокаивается.
Pondus meum amor meus; eo feror, quocumque feror. Dono tuo accendimur et sursum ferimur; inardescimus et imus. Ascendimus ascensiones in corde et cantamus canticum graduum. Моя тяжесть - это любовь моя: она движет мною, куда бы я ни устремился. Даровано Тобой воспламеняться и стремиться вверх: пылаем, идем. Поднимаемся, поднимаясь сердцем, и поем песнь восхождения.
Igne tuo, igne tuo bono inardescimus et imus, quoniam sursum imus ad pacem Hierusalem, quoniam iucundatus sum in his qui dixerunt mihi, 'In domum domini ibimus.' Ibi nos conlocabit voluntas bona, ut nihil velimus aliud quam permanere illic in aeternum. Огнем Твоим, благим огнем Твоим пылаем, идем; поднимаемся к миру Иерусалима. "Возвеселился я среди тех, кто сказал мне: мы пойдем в дом Господень". Там поместит нас добрая воля и ничего мы больше не пожелаем, как пребывать там вовеки.
13.10.11 Beata creatura quae non novit aliud, cum esset ipsa aliud, nisi dono tuo, quod superfertur super omne mutabile, mox ut facta est attolleretur nullo intervallo temporis in ea vocatione qua dixisti, 'Fiat lux,' et fieret lux. 11. Счастливы существа, не знавшие другого состояния! они стали бы другими, если бы Дар Твой, паривший надо всем изменяющимся, сразу же, как только они были созданы, пока не прошло и мгновения, не поднял их на зов: "да будет свет! и стал свет".
In nobis enim distinguitur tempore, quod tenebrae fuimus et lux efficimur; in illa vero dictum est quid esset; nisi inluminaretur, et ita dictum est, quasi prius fuerit fluxa et tenebrosa, ut appareret causa qua factum est ut aliter esset, id est ut ad lumen indeficiens conversa lux esset. Мы различаем время, когда были тьмой, и то, когда стали светом. О них же сказано только, чем они были бы, не будучи озарены; сказано об их первоначальной неустойчивости и темноте, дабы выяснить, почему стали они другими: обратившись к свету немеркнущему, стали они светом.
Qui potest intellegat, a te petat. Ut quid mihi molestus est, quasi ego inluminem ullum hominem venientem in hunc mundum? Кто может, да поймет; да просит у Тебя понимания. Зачем надоедать мне, будто я могу просветить хоть одного "человека, приходящего в мир?".
13.11.12 Trinitatem omnipotentem quis intelleget? Et quis non loquitur eam, si tamen eam? Rara anima quae, cum de illa loquitur, scit quod loquitur. 12. Кто поймет всемогущую Троицу? А кто не говорит о Ней, если действительно говорит о Ней? Редко встречается душа, которая, говоря о Ней, знает, что она говорит. Спорят, сражаются, и никто не увидит этого видения, не имея мира в душе.
Et contendunt et dimicant, et nemo sine pace videt istam visionem. Vellem ut haec tria cogitarent homines in se ipsis: longe aliud sunt ista tria quam illa trinitas, sed dico ubi se exerceant et probent et sentiant quam longe sunt. Я хотел бы, чтобы люди подумали над тремя свойствами в них самих. Они - все три - конечно, совсем иное, чем Троица; я только указываю, в каком направлевии люди должны напрягать свою мысль, исследовать и понять, как далеки они от понимания.
Dico autem haec tria: esse, nosse, velle. Sum enim et scio et volo. Sum sciens et volens, et scio esse me et velle, et volo esse et scire. Вот эти три свойства: быть, знать, хотеть. Я есмь, я знаю и я хочу; я есмь знающий и хотящий; я знаю, что я есмь и что я хочу, и я хочу быть и знать.
In his igitur tribus quam sit inseparabilis vita et una vita et una mens et una essentia, quam denique inseparabilis distinctio et tamen distinctio, videat qui potest. Эти три свойства и составляют нераздельное единство - жизнь, и, однако, каждое из них нечто особое и единственное; они нераздельны и все-таки различны. Пойми это, кто может.
Certe coram se est; attendat in se et videat et dicat mihi. Sed cum invenerit in his aliquid et dixerit, non iam se putet invenisse illud quod supra ista est incommutabile, quod est incommutabiliter et scit incommutabiliter et vult incommutabiliter. Перед каждым стоит, конечно, он сам: пусть всмотрится в себя, увидит и скажет мне. Если, однако, он и найдет в этом что-то сходное и сумеет об этом сказать, пусть не думает, что он понял неизменное Существо, пребывающее над всем: неизменно Его бытие, неизменно знание, неизменна воля.
Et utrum propter tria haec et ibi trinitas, an in singulis haec tria, ut terna singulorum sint, an utrumque miris modis simpliciter et multipliciter infinito in se sibi fine, quo est et sibi notum est et sibi sufficit incommutabiliter idipsum copiosa unitatis magnitudine, quis facile cogitaverit? Троичен ли Бог по причине этих трех свойств, или в каждом Лице имеются эти три свойства, так что троично каждое Лицо, или, в том и другом случае, Троица, дивным образом простая и многообразная, закончена в Себе и бесконечна, а потому Она и есть и знает Себя и неизменно полна в обилии и величии своего единства? Кому это легко понять? Как рассказать?
Quis ullo modo dixerit? Quis quolibet modo temere pronuntiaverit? Кто осмелится объяснить каким бы то ни было образом эту тайну?
13.12.13 Procede in confessione, fides mea; dic domino deo tuo, 'Sancte, sancte, sancte, domine deus meus, in nomine tuo baptizati sumus, pater et fili et spiritus sancte, in nomine tuo baptizamus, pater et fili et spiritus sancte,' quia et apud nos in Christo suo fecit deus caelum et terram, spiritales et carnales ecclesiae suae. 13. Продолжай свою исповедь, вера моя; скажи Господу Богу твоему: свят, свят, свят. Господи Боже мой, мы крещены во Имя Твое, Отец, Сын и Святой Дух, и крестим во Имя Твое, Отец, Сын и Святой Дух, ибо и среди нас через Христа Своего "создал Бог небо и землю", духовных и плотских людей в Церкви Своей.
Et terra nostra antequam acciperet formam doctrinae invisibilis erat et incomposita, et ignorantiae tenebris tegebamur, quoniam pro iniquitate erudisti hominem, et iudicia tua sicut multa abyssus. И наша земля до принятия учения "была невидима и неустроена"; нас покрывал мрак неведения, ибо "наставил Ты человека за преступления его" и "суды Твои как великая бездна".
Sed quia spiritus tuus superferebatur super aquam, non reliquit miseriam nostram misericordia tua, et dixisti, 'Fiat lux'; 'Paenitentiam agite, appropinquavit enim regnum caelorum.' 'Paenitentiam agite'; 'Fiat lux.' "Дух Твой", однако, "носился над водами", и не покинуло нас, бедных, милосердие Твое. Ты сказал: "да будет свет; покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное. Покайтесь, да будет свет".
Et quoniam conturbata erat ad nos ipsos anima nostra, commemorati sumus tui, domine, de terra Iordanis et de monte aequali tibi sed parvo propter nos, et displicuerunt nobis tenebrae nostrae, et conversi sumus ad te, et facta est lux. И так как в смятении была душа наша, вспомнили мы о Тебе, Господи, "на земле Иорданской", на горе в Твою высоту, умалившейся ради нас; отвратительна стала нам тьма наша, мы обратились к Тебе, "и стал свет".
Et ecce fuimus aliquando tenebrae, nunc autem lux in domino. И вот были мы "когда-то тьмой, а теперь свет в Господе".
13.13.14 Et tamen adhuc per fidem, nondum per speciem: spe enim salvi facti sumus. 14. И, однако, до сих пор только "верой, не видением, надеждой спасены мы. Надежда, которая видит, не есть надежда".
Spes autem quae videtur non est spes. Adhuc abyssus abyssum invocat, sed iam in voce cataractarum tuarum. Пока еще "бездна призывает бездну", но уже "голосом водопадов Твоих". Пока еще тот, кто сказал:
Adhuc et ille qui dicit, 'Non potui vobis loqui quasi spiritalibus, sed quasi carnalibus,' etiam ipse nondum se arbitratur comprehendisse, "не могу говорить с вами, как с духовными, но как с плотскими", остается при мысли, что и сам не все постиг,
et quae retro oblitus, in ea quae ante sunt extenditur et ingemescit gravatus, et sitit anima eius ad deum vivum, quemadmodum cervi ad fontes aquarum, et dicit, 'Quando veniam?', habitaculum suum, quod de caelo est, superindui cupiens, и "забывая прошлое, устремляется к тому, что впереди" и "вздыхает под тяжким бременем". Душа его жаждет Бога живого, как олень источников водных, и восклицает: "когда приду?" Он хочет "облечься в небесное жилище"
et vocat inferiorem abyssum dicens, 'Nolite conformari huic saeculo, sed reformamini in novitate mentis vestrae,' et, 'Nolite pueri effici mentibus, sed malitia parvuli estote, ut mentibus perfecti sitis,' et, 'O stulti Galatae, quis vos fascinavit?' и зовет бездну внизу, говоря: "не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего" и "не будьте дети умом; на злое будьте младенцы, а по уму будьте совершеннолетни", и "о несмысленные галаты! кто прельстил вас?".
Sed iam non in voce sua; in tua enim, qui misisti spiritum tuum de excelsis per eum qui ascendit in altum et aperuit cataractas donorum suorum, ut fluminis impetus laetificarent civitatem tuam. Это уже не его голос, а Твой: Ты послал с небес Дух Твой через Того, Кто "взошел на небо" и открыл "водопады даров Своих, да обрадует град Твой поток водный".
Illi enim suspirat sponsi amicus, habens iam spiritus primitias penes eum, sed adhuc in semet ipso ingemescens, adoptionem expectans, redemptionem corporis sui. Об этом граде вздыхает друг жениха, уже обладающий начатками духа. "Доселе, однако, стенает он в сердце своем, ожидая усыновления и своего искупления.
Illi suspirat (membrum est enim sponsae) et illi zelat (amicus est enim sponsi); illi zelat non sibi, quia in voce cataractarum tuarum, non in voce sua, invocat alteram abyssum, cui zelans timet ne sicut serpens Evam decepit astutia sua, sic et eorum sensus corrumpantur a castitate quae est in sponso nostro, unico tuo. Он вздыхает о нем - он ведь член Церкви, невесты Христовой - и ревнует о ней - он ведь друг жениха - о ней ревнует, не о себе, потому что голосом "водопадов Твоих", не своим, взывает он к другой бездне, которой в ревности своей боится: "как змей хитростью своей прельстил Еву, так и слабые умы могут повредиться, отпав от чистоты" которая есть в Супруге нашем, единственном Сыне Твоем.
Quae est illa speciei lux? Cum videbimus eum sicuti est, et transierint lacrimae, quae mihi factae sunt panis die ac nocte, dum dicitur mihi cotidie, 'Ubi est deus tuus?' Как прекрасен будет этот свет, когда мы увидим его таким, как он есть, и окончатся слезы, которые стали мне хлебом моих дней и ночей, ибо ежедневно говорят мне: "где Бог твой?".
13.14.15 Et ego dico, 'Deus meus ubi es?' ecce ubi es. Respiro in te paululum, cum effundo super me animam meam in voce exultationis et confessionis, soni festivitatem celebrantis. 15. И я говорю: "где Ты, Бог Мой?" Где же Ты? Немного отдыхаю я в Тебе, изливая душу свою в ликовании и восхвалении, в звуках торжественного празднования.
Et adhuc tristis est, quia relabitur et fit abyssus, vel potius sentit adhuc se esse abyssum. Dicit ei fides mea, quam accendisti in nocte ante pedes meos, 'Quare tristis es, anima, et quare conturbas me? Spera in domino.' Но до сих пор печальна она, потому что падает и становится бездной, вернее, она чувствует, что и до сих пор она бездна. Ей говорит вера моя, которую зажег Ты в ночи на пути моем: "почему печальна ты, душа моя, и почему смущаешься? надейся на Бога.
Lucerna pedibus tuis verbum eius. Spera et persevera, donec transeat nox, mater iniquorum, donec transeat ira domini, cuius filii et nos fuimus aliquando tenebrae, quarum residua trahimus in corpore propter peccatum mortuo, donec aspiret dies et removeantur umbrae. На пути твоем есть светильник: Слово Его. Надейся и терпи, пока не пройдет ночь, мать грешников, пока не пройдет гнев Божий, детьми которого были и мы когда-то, когда были тьмой. Остатки ее мы влачим в теле нашем, мертвом по причине греха "пока не повеет днем и не разойдутся тени".
Spera in domino; mane astabo et contemplabor; semper confitebor illi. "Надейся на Бога; утром встану и буду созерцать Его;
Mane astabo et videbo salutare vultus mei, deum meum, qui vivificabit et mortalia corpora nostra propter spiritum, qui habitat in nobis, quia super interius nostrum tenebrosum et fluvidum misericorditer superferebatur. всегда буду исповедовать Тебя. Утром встану и увижу спасение лица моего", Бога моего, Который "оживит и смертные тела наши ради Духа, Который обитает в нас", ибо милосердно парил Он над мраком нашей неустойчивой души.
Unde in hac peregrinatione pignus accepimus, ut iam simus lux, dum adhuc spe salvi facti sumus et filii lucis et filii diei, non filii noctis neque tenebrarum, quod tamen fuimus. От Него в этом земном странствии получили мы и залог того, что станем светом, и пока еще спасаемся надеждой, но уже сыны света и сыны Божий, а не сыны ночи и мрака, какими, однако, мы были.
Inter quos et nos in isto adhuc incerto humanae notitiae tu solus dividis, qui probas corda nostra, et vocas lucem diem et tenebras noctem. Quis enim nos discernit nisi tu? Quid autem habemus quod non accepimus a te, ex eadem massa vasa in honorem ex qua sunt et alia facta in contumeliam? Между ними и нами, при этой неверности человеческого знания, различить можешь только Ты один, испытующий сердца наши, назвавший свет днем, а тьму ночью. Кто сможет отделить нас, кроме Тебя? а что у нас есть, чего мы не получили бы от Тебя, мы "сосуды в честь", сделанные из того же материала, из которого и "сосуды в поношение"?
13.15.16 Aut quis nisi tu, deus noster, fecisti nobis firmamentum auctoritatis super nos in scriptura tua divina? 16. Кто, как не Ты, Боже наш, создал над нами твердь авторитета Твоего - Твое божественное Писание?
Caelum enim plicabitur ut liber et nunc sicut pellis extenditur super nos. Sublimioris enim auctoritatis est tua divina scriptura, cum iam obierunt istam mortem illi mortales per quos eam dispensasti nobis. "Небо свернется, как свиток", а теперь оно, как кожа, простерто над нами. Авторитет Твоего божественного Писания стал еще выше с тех пор, как умерли этой смертью те смертные, через которых Ты нам его дал.
Et tu scis, domine, tu scis, quemadmodum pellibus indueris homines, cum peccato mortales fierent. Unde sicut pellem extendisti firmamentum libri tui, concordes utique sermones tuos, quos per mortalium ministerium superposuisti nobis. И Ты, Господи, знаешь, каким образом одел Ты людей кожами, когда, согрешив, стали они смертны. И тогда, как кожу, простер Ты твердь Книги Твоей, слова Твои, всегда с собой согласные, которые утвердил Ты над нами, действуя через смертных слуг Твоих.
Namque ipsa eorum morte solidamentum auctoritatis in eloquiis tuis per eos editis sublimiter extenditur super omnia quae subter sunt, quod, cum hic viverent, non ita sublimiter extentum erat. Самой смертью своей укрепили они авторитет речений Твоих, через них сообщенных; торжественно распростерся он над всем, что под ним внизу. При жизни их он не распростерся еще так торжественно.
Nondum sicut pellem caelum extenderas, nondum mortis eorum famam usquequaque dilataveras. Ты не простер еще небо, как кожу; еще не распространил повсюду славу их смерти.
13.15.17 Videamus, domine, caelos, opera digitorum tuorum; disserena oculis nostris nubilum quo subtexisti eos. Ibi est testimonium tuum sapientiam praestans parvulis. 17. Дай, Господи, увидеть небеса, дела перстов Твоих; прогони от глаз наших туман, которым Ты закрыл их. Там свидетельство Твое подает мудрость детям.
Perfice, deus meus, laudem tuam ex ore infantium et lactantium. Neque enim novimus alios libros ita destruentes superbiam, ita destruentes inimicum et defensorem resistentem reconciliationi tuae defendendo peccata sua. Доверши, Боже мой, "хвалу Тебе из уст детей и грудных младенцев". Мы не знаем других книг, которые бы так сокрушали гордость, так сокрушали "врага и защитника", который противится примирению с Тобой и защищает грехи свои.
Non novi, domine, non novi alia tam casta eloquia, quae sic mihi persuaderent confessionem et lenirent cervicem meam iugo tuo et invitarent colere te gratis. Я не знаю, Господи, не знаю других столь чистых слов, столь убедительно склоняющих исповедаться Тебе, покорно подставить шею под ярмо Твое, бескорыстно чтить Тебя.
Intellegam ea, pater bone, da mihi hoc subterposito, quia subterpositis solidasti ea. Дай мне понять их, благий Отец, стоящему внизу, ибо для стоящих внизу утвердил Ты слова Свои.
13.15.18 Sunt aliae aquae super hoc firmamentum, credo, immortales et a terrena corruptione secretae. Laudent nomen tuum, laudent te supercaelestes populi angelorum tuorum, qui non opus habent suspicere firmamentum hoc et legendo cognoscere verbum tuum. 18. Есть над этой твердью, верю я, другие воды, бессмертные, недоступные земной порче. Да хвалят они Имя Твое, да хвалят Тебя сонмы ангелов Твоих, пребывающих выше небес; им не надо смотреть на эту твердь и узнавать слова Твои с помощью чтения.
Vident enim faciem tuam semper, et ibi legunt sine syllabis temporum quid velit aeterna voluntas tua. Legunt eligunt et diligunt; semper legunt et numquam praeterit quod legunt. Они всегда видят Лицо Твое и читают, не по слогам и во времени, вечную волю Твою. Они читают ее, предпочитают и почитают; всегда читают, и никогда не преходит то, о чем они читают.
Eligendo enim et diligendo legunt ipsam incommutabilitatem consilii tui. Non clauditur codex eorum nec plicatur liber eorum, quia tu ipse illis hoc es et es in aeternum, quia super hoc firmamentum ordinasti eos, quod firmasti super infirmitatem inferiorum populorum, ubi suspicerent et cognoscerent misericordiam tuam temporaliter enuntiantem te, qui fecisti tempora. Неизменные советы Твои, вот о чем читают они, предпочитая и почитая их. Не закрывается книга их, не сворачивается свиток их, потому что Ты Сам для них эта книга и пребываешь ею вовеки. Ты поставил их над этой твердью и даровал им силу, да взирают на бессилие народов, что внизу, и познают милосердие Твое, возвещающее во времени о Тебе, создавшем время.
In caelo enim, domine, misericordia tua et veritas tua usque ad nubes. Transeunt nubes, caelum autem manet. Transeunt praedicatores verbi tui ex hac vita in aliam vitam, scriptura vero tua usque in finem saeculi super populos extenditur. Ибо "на небе, Господи, милосердие Твое, истина Твоя до облаков". Уходят облака, небо же остается; уходят из этой жизни в другую жизнь проповедники слова Твоего, Писание же Твое распростерто над всеми народами до конца веков,
Sed et caelum et terra transibunt, sermones autem tui non transibunt, quoniam et pellis plicabitur et faenum super quod extendebatur cum claritate sua praeteriet, verbum autem tuum manet in aeternum. "Небо и земля прейдут, но слова Твои не прейдут", и кожа свернется, и трава, над которой оиа была простерта, увянет с красотой своей, "слово же Твое пребывает вовеки".
Quod nunc in aenigmate nubium et per speculum caeli, non sicuti est, apparet nobis, quia et nos quamvis filio tuo dilecti sumus, nondum apparuit quod erimus. Сейчас оно предстает нам не таким, как есть, а как "загадка", видимая сквозь облака "в зеркале неба", потому что и для нас, хотя и любимых Сыном Твоим, "не ясно, чем мы будем".
Attendit per retia carnis et blanditus est et inflammavit, et currimus post odorem eius. Sed cum apparuerit, similes ei erimus, quoniam videbimus eum sicuti est. Sicuti est, domine, videre nostrum, quod nondum est nobis. Он разглядывал нас сквозь сети тела, приласкал, обжег любовно, и мы бежим "на запах Его аромата". Но когда Он появится, мы уподобимся Ему, ибо увидим Его, как Он есть; увидеть Его, как Он есть, Гподи, это наш удел, но пока мы им не владеем.
13.16.19 Nam sicut omnino tu es, tu scis solus, qui es incommutabiliter et scis incommutabiliter et vis incommutabiliter, et essentia tua scit et vult incommutabiliter, 19. Как абсолютно Твое бытие, так абсолютно и знание; неизменно Твое бытие, неизменно знание и неизменна воля. В бытии Твоем неизменны и знание и воля; в знании Твоем неизменны бытие и воля;
et scientia tua est et vult incommutabiliter, et voluntas tua est et scit incommutabiliter, nec videtur iustum esse coram te ut, quemadmodum se scit lumen incommutabile, ita sciatur ab inluminato commutabili. в Твоей воле неизменны бытие и знание. Несправедливо, по-видимому, в очах Твоих, чтобы так же, как знает себя неизменный свет, знало его и освещенное им, изменчивое существо.
Ideoque anima mea tamquam terra sine aqua tibi, quia sicut se inluminare de se non potest, ita se satiare de se non potest. Sic enim apud te fons vitae, quomodo in lumine tuo videbimus lumen. Поэтому "душа моя для Тебя, как земля без воды", ак не может она сама осветить себя, так не может сама и насытить себя. "У Тебя ведь источник жизни, и в свете Твоем увидим мы свет".
13.17.20 Quis congregavit amaricantes in societatem unam? Idem namque illis finis est temporalis et terrenae felicitatis, propter quam faciunt omnia, quamvis innumerabili varietate curarum fluctuent. 20. Кто собрал воедино горькие воды? у них тот же конец: временное земное счастье, ради которого делают все, хотя и неисчислимо разнообразны заботы, которыми волнуются люди.
Quis, domine, nisi tu, qui dixisti ut congregarentur aquae in congregationem unam et appareret arida sitiens tibi, quoniam tuum est et mare et tu fecisti illud, et aridam terram manus tuae formaverunt? Neque enim amaritudo voluntatum sed congregatio aquarum vocatur mare. Кто же, Господи, как не Ты, сказал, чтобы "собрались воды в одно место" и явилась суша, жаждущая Тебя; "и море Твое, и Ты сотворил его, и сухую землю создали руки Твои". Не горечь желаний, но собрание вод называется морем.
Tu enim coherces etiam malas cupiditates animarum et figis limites, quousque progredi sinantur aquae ut in se comminuantur fluctus earum, atque ita facis mare ordine imperii tui super omnia. Ты сдерживаешь злые страсти души и ставишь границы, докуда разрешается дойти водам: пусть само по себе иссякнет волнение их. Так подчиняешь Ты море власти своей, всюду устанавливающей порядок.
13.17.21 At animas sitientes tibi et apparentes tibi alio fine distinctas a societate maris occulto et dulci fonte inrigas, ut et terra det fructum suum. 21. Души, жаждущие Тебя и Тебе предстоящие, удалил Ты с другой целью от союза с морем; Ты орошаешь их водой из тайного сладкого источника, чтобы земля дала плод свой:
Et dat fructum suum et te iubente, domino deo suo, germinat anima nostra opera misericordiae secundum genus, diligens proximum in subsidiis necessitatum carnalium, habens in se semen secundum similitudinem, quoniam ex nostra infirmitate compatimur ad subveniendum indigentibus similiter opitulantes, и дает плод свой, и, подчиняясь велению Господа Бога своего, растит душа наша дела милосердия "по роду своему"; любит ближнего и помогает ему в его телесных нуждах, памятуя о сходстве с ним: собственная немощь заставляет нас со-страдать, пособлять нуждающимся и оказывать им такую помощь,
quemadmodum nobis vellemus opem ferri, si eodem modo indigeremus, non tantum in facilibus tamquam in herba seminali, какую хотели бы мы получить сами, оказавшись в такой же нужде. И не только помощь незначительную похожую на траву полевую,
sed etiam in protectione adiutorii forti robore, sicut lignum fructiferum, id est beneficum ad eripiendum eum qui iniuriam patitur de manu potentis et praebendo protectionis umbraculum valido robore iusti iudicii. но крепкую защиту и покровительство, напоминающие плодоносное дерево. Вырываем мы обиженного из рук могущественных, простирая над ним, как дуб, крепкую сень праведного суда.
13.18.22 Ita, domine, ita, oro te, oriatur, sicuti facis, sicuti das hilaritatem et facultatem, oriatur de terra veritas, et iustitia de caelo respiciat, et fiant in firmamento luminaria. 22. Так, Господи, так молю Тебя, как даешь Ты радость и силу: так да родится "на земле правда, и справедливость взглянет с небес на землю", и "возникнут на тверди светила".
Frangamus esurienti panem nostrum et egenum sine tecto inducamus in domum nostram, nudum vestiamus et domesticos seminis nostri non despiciamus. Преломим хлеб наш с тем, кто голоден, введем под кров наш бездомного, оденем нагого, не будем презирать рабов, таких же людей, как мы.
Quibus in terra natis fructibus, vide quia bonum est, et erumpat temporanea lux nostra, et de ista inferiore fruge actionis in delicias contemplationis verbum vitae superius obtinentes appareamus sicut luminaria in mundo, cohaerentes firmamento scripturae tuae. Земля родила плоды, посмотри на них: они хороши; "да вспыхнет во время свет наш", и за дела наши - урожай низкого качества - получив радость созерцать Слово жизни, да явимся, как "светила в мире", укрепленные на тверди писания Твоего.
Ibi enim nobiscum disputas, ut dividamus inter intellegibilia et sensibilia tamquam inter diem et noctem vel inter animas alias intellegibilibus, alias sensibilibus deditas, ut iam non tu solus in abdito diiudicationis, sicut antequam fieret firmamentum, dividas inter lucem et tenebras, sed etiam spiritales tui in eodem firmamento positi atque distincti manifestata per orbem gratia tua luceant super terram et dividant inter diem et noctem et significent tempora, quia vetera transierunt, ecce facta sunt nova, Там научишь Ты нас различать между умопостигаемым и чувственным, как между днем и ночью, как между душами, обращенными к умопостигаемому, и обращенными к чувственному. И Ты уже не один в тайных решениях Твоих, как было до создания тверди, отселяешь свет от мрака: духовные создания Твои, размещенные на той же тверди по благодати Твоей, явленной миру, сияют над землей, отделяют день от ночи и отмечают время: "древнее прошло, теперь все новое",
et quia propior est nostra salus quam cum credidimus, et quia nox praecessit, dies autem appropinquavit, et quia benedicis coronam anni tui, mittens operarios in messem tuam, in qua seminanda alii laboraverunt, mittens etiam in aliam sementem, cuius messis in fine est. "приблизилось спасение наше", когда мы в него поверили. Ночь проходит, день уже приблизился, и "Ты благословляешь венец года Твоего" и "посылаешь работников жать на ниву Твою", над которой, засевая ее, "трудились другие". Ты посылаешь их на другую ниву, жатва с которой будет снята в конце веков.
Ita das vota optanti et benedicis annos iusti, tu autem idem ipse es et in annis tuis, qui non deficiunt, horreum praeparas annis transeuntibus. Aeterno quippe consilio propriis temporibus bona caelestia das super terram, Так исполняешь Ты молитвы просящего и благословляешь годы праведника. Ты же всегда Тот же, и в годах своих, которые не убывают, готовишь житницу для годов преходящих.
13.18.23 Quoniam quidem alii datur per spiritum sermo sapientiae tamquam luminare maius propter eos qui perspicuae veritatis luce delectantur tamquam in principio diei, alii autem sermo scientiae secundum eundem spiritum tamquam luminare minus, alii fides, alii donatio curationum, alii operationes virtutum, alii prophetia, alii diiudicatio spirituum, alteri genera linguarum, et haec omnia tamquam stellae. 23. По вечному совету Твоему посылаешь Ты в свое время на землю дары с небес: "одному дается Духом слово мудрости", - это великий светильник для тех, кто наслаждается, как утренней зарей, ясным светом истины - "другому от того же Духа слово знания - это светильник меньший, - тому вера, "тому дар врачевства, тому дар чудес, тому пророчества, тому способность различать духов, тому дар языков", - все это как звезды.
Omnia enim haec operatur unus atque idem spiritus, dividens propria unicuique prout vult et faciens apparere sidera in manifestatione ad utilitatem. "И все это дело одного и того же Духа, Который уделяет каждому свое, как Он хочет", и заставляет светила появляться и сиять на пользу.
Sermo autem scientiae, qua continentur omnia sacramenta quae variantur temporibus tamquam luna, et ceterae notitiae donorum, quae deinceps tamquam stellae commemorata sunt, quantum differunt ab illo candore sapientiae quo gaudet praedictus dies, tantum in principio noctis sunt. Знание же, объемлющее все таинства, которые меняются со временем, как луна, а также прочие дары, упомянутые мною в сравнении со звездами, отличаются от яркого сияния мудрости, как ликующий рассвет от сумерек.
His enim sunt necessaria, quibus ille prudentissimus servus tuus non potuit loqui quasi spiritalibus, sed quasi carnalibus, ille qui sapientiam loquitur inter perfectos. Они необходимы, однако, для людей, с которыми разумнейший слуга Твой "не мог разговаривать как с духовными, а только как с плотскими", он, который "проповедует мудрость среди совершенных".
Animalis autem homo tamquam parvulus in Christo lactisque potator, donec roboretur ad solidum cibum et aciem firmet ad solis aspectum, non habeat desertam noctem suam, sed luce lunae stellarumque contentus sit. Душевный человек - это младенец Христов, пьющий молоко, пока не окрепнет настолько, что сможет вкушать твердую пищу и смотреть прямо на солнце; пусть не считает себя покинутым в ночи, но довольствуется светом луны и звезд.
Haec nobiscum disputas sapientissime, deus noster, in libro tuo, firmamento tuo, ut discernamus omnia contemplatione mirabili, quamvis adhuc in signis et in temporibus et in diebus et in annis. Вот в чем наставляешь Ты нас, Премудрый Боже, Книгой Твоей, твердью Твоей:, да научимся в дивном созерцании различать все, хотя еще только в "знамениях, во временах, в днях и годах".
13.19.24 'Sed prius lavamini, mundi estote, auferte nequitiam ab animis vestris atque a conspectu oculorum meorum, ut appareat arida. 24. Прежде, однако, "омойтесь, будьте чисты, уберите зло из сердец ваших и от очей моих", "да явится сухая земля".
Discite bonum facere, iudicate pupillo et iustificate viduam, ut germinet terra herbam pabuli et lignum fructiferum. Et venite, disputemus,' dicit dominus, 'Ut fiant luminaria in firmamento caeli, et luceant super terram.' "Научитесь делать добро, защищайте сироту, вступайтесь за вдову", "да взрастит земля траву кормовую и дерево плодоносное". "Придите, рассудим, говорит Господь, да будут светила на тверди небесной, чтобы светить на землю".
Quaerebat dives ille a magistro bono quid faceret ut vitam aeternam consequeretur; dicat ei magister bonus, quem putabat hominem et nihil amplius (bonus est autem, quia deus est), dicat ei ut, si vult venire ad vitam, servet mandata, separet a se amaritudinem malitiae atque nequitiae, non occidat, non moechetur, non furetur, non falsum testimonium dicat, ut appareat arida et germinet honorem matris et patris et dilectionem proximi. Евангельский богач спрашивал у благого Учителя, что ему делать, чтобы наследовать жизнь вечную. И Учитель благой, которого тот считал человеком и только - а Он благ потому, что Он Бог, - сказал ему, что если он хочет прийти к жизни, то пусть соблюдает заповеди, удалит от себя горечь злобы и распутство, не убивает, не прелюбодействует, не крадет, не лжесвидетельствует, дабы показалась "сухая земля" и произрастила бы уважение к отцу и матери и любовь к ближнему.
'Feci,' inquit, 'Haec omnia.' unde ergo tantae spinae, si terra fructifera est? Vade, extirpa silvosa dumeta avaritiae, vende quae possides et implere frugibus dando pauperibus, et habebis thesaurum in caelis, et sequere dominum si vis esse perfectus, eis sociatus inter quos loquitur sapientiam ille qui novit quid distribuat diei et nocti, ut noris et tu, ut fiant et tibi luminaria in firmamento caeli. "Все это, - ответил богач, - я выполнил". Откуда же, если земля плодоносна, столько терний? ступай, выкорчуй разросшуюся чащу жадности, продай имение свое, обогатись, раздавая бедным, и получишь сокровище на небесах; следуй за Господом, если хочешь быть совершенным; присоединись к тем, к кому обращает мудрые слова Тот, Кто знает, чем наделить день и ночь. Узнай их и ты, чтобы они стали тебе светилами в тверди небесной;
Quod non fiet, nisi fuerit illic cor tuum; quod item non fiet, nisi fuerit illi thesaurus tuus, sicut audisti a magistro bono. Sed contristata est terra sterilis, et spinae offocaverunt verbum. а это случится только, если там будет "сердце твое, это же случится, если там будет сокровище твое". Такие слова услышал ты от Учителя благого. И омрачилась земля бесплодная, и тернии заглушили слова.
13.19.25 Vos autem genus electum, infirma mundi, qui dimisistis omnia ut sequeremini dominum: ite post eum et confundite fortia, ite post eum, speciosi pedes, et lucete in firmamento, ut caeli enarrent gloriam eius, dividentes inter lucem perfectorum, sed nondum sicut angelorum, et tenebras parvulorum, sed non desperatorum. 25. Вы же "народ избранный", "немощные мира", которые оставили все, чтобы следовать за Господом, идите за ним и смутите сильных, идите за ним "прекрасные ноги" и светите в тверди, дабы "небеса поведали славу Его", различайте между светом совершенных, но еще не таких, как ангелы, и тьмой малых, но не безнадежных.
Lucete super omnem terram, et dies sole candens eructet diei verbum sapientiae et nox luna lucens annuntiet nocti verbum scientiae. Светите всей земле, пусть день, сияющий солнцем, "передаст дню слово мудрости", и ночь, освещенная луной, "возвестит ночи слово знания".
Luna et stellae nocti lucent, sed nox non obscurat eas, quoniam ipsae inluminant eam pro modulo eius. Луна и звезды светят в ночи, но ночь не затемняет их, потому что сами они в меру свою освещают ее.
Ecce enim tamquam deo dicente, 'Fiant luminaria in firmamento caeli,' factus est subito de caelo sonus, quasi ferretur flatus vehemens, et visae sunt linguae divisae quasi ignis, qui et insedit super unumquemque illorum, et facta sunt luminaria in firmamento caeli verbum vitae habentia. И вот так же, как сказал Бог: "да будут светила на тверди небесной", "внезапно сделался шум с неба; как бы от несущегося сильного ветра, и явились разделяющиеся как бы огненные языки и почили на каждом из них". Так и появились "светила на тверди небесной", имеющие слово жизни".
Ubique discurrite, ignes sancti, ignes decori. Vos enim estis lumen mundi nec estis sub modio. Разбегитесь повсюду огни святые, огни прекрасные. "Вы свет миру" и вы не "под сосудом".
Exaltatus est cui adhaesistis, et exaltavit vos. Discurrite et innotescite omnibus gentibus. Вознесся Тот, к Кому вы были привязаны, и вознес вас. Разберитесь, станьте известны всем народам.
13.20.26 Concipiat et mare et pariat opera vestra, et producant aquae reptilia animarum vivarum. Separantes enim pretiosum a vili facti estis os dei, per quod diceret, 'Producant aquae' non animam vivam, quam terra producet, sed 'Reptilia animarum vivarum et volatilia volantia super terram.' 26. Да зачнет море и родит дела ваши, "да произведут воды пресмыкающихся, имеющих душу живую". Отделяя ценное от дешевого, стали вы устами Господа, сказавшего: "да произведут воды душу живую, не такую, как производит земля",
Repserunt enim sacramenta tua, deus, per opera sanctorum tuorum inter medios fluctus temptationum saeculi ad imbuendas gentes nomine tuo in baptismo tuo. но "пресмыкающихся, имеющих живую душу, и птиц, летающих над землей". И трудом святых Твоих всюду среди волн мирского соблазна появляются таинства Твои, дабы омыть народы крещением Твоим, данным во имя Твое.
Et inter haec facta sunt magnalia mirabilia tamquam ceti grandes et voces nuntiorum tuorum volantes super terram iuxta firmamentum libri tui, praeposito illo sibi ad auctoritatem, sub quo volitarent quocumque irent. Совершилось между тем великое и дивное, подобное созданию "великих рыб". Голоса вестников Твоих носились над землей под твердью Книги Твоей, защищавшей авторитетом полет их, куда бы они ни направлялись.
Neque enim sunt loquellae neque sermones quorum non audiantur voces eorum, quando in omnem terram exiit sonus eorum et in fines orbis terrae verba eorum, quoniam tu, domine, benedicendo multiplicasti haec. "Нет языка и нет наречия, где не слышался бы голос их; по всей земле проходит звук их, и до пределов вселенной слова их", ибо, Господи, по благословению Твоему умножились они.
13.20.27 Numquid mentior aut mixtione misceo neque distinguo lucidas cognitiones harum rerum in firmamento caeli et opera corporalia in undoso mari et sub firmamento caeli? 27. Разве лгу я, смешиваю в одно и не различаю между ясным познанием того, что на тверди небесной, и человеческими делами на волнующемся море под твердью небесной?
Quarum enim rerum notitiae sunt solidae et terminatae sine incrementis generationum tamquam lumina sapientiae et scientiae, earundem rerum sunt operationes corporales multae ac variae, et aliud ex alio crescendo multiplicantur in benedictione tua, deus, qui consolatus es fastidia sensuum mortalium, ut in cognitione animi res una multis modis per corporis motiones figuretur atque dicatur. Есть знание прочное, законченное, оно не увеличивается от поколения к поколению - это свет мудрости и знания. И о том же сообщают с помощью множества разнообразных телесных действий; вырастая одно из другого, они умножаются по Твоему благословению, Господи. И Ты утешил наши скоро пресыщающиеся телесные чувства: душа, познав единую истину, многими способами может сказать о ней и выразить ее с помощью телесных движений.
Aquae produxerunt haec, sed in verbo tuo. Necessitates alienatorum ab aeternitate veritatis tuae populorum produxerunt haec, sed in evangelio tuo, quoniam ipsae aquae ista eiecerunt, quarum amarus languor fuit causa ut in tuo verbo ista procederent. Вот что произвели воды, но по слову Твоему. Нужда народов, отвратившихся от вечной истины Твоей, произвела это по Евангелию Твоему. Ибо сами воды выбросили это, и горькая слабость людская была причиной этого возникновения.
13.20.28 Et pulchra sunt omnia faciente te, et ecce tu inenarrabiliter pulchrior, qui fecisti omnia. A quo si non esset lapsus Adam, non diffunderetur ex utero eius salsugo maris, genus humanum profunde curiosum et procellose tumidum et instabiliter fluvidum, 28. Прекрасно все созданное Тобой и несказанно прекрасен Ты, Создатель всего. Если бы Адам не отпал от Тебя, не излился бы из его чрева этот морской рассол, род человеческий, предельно любопытный, неистово надменный, неустойчиво шаткий.
atque ita non opus esset ut in aquis multis corporaliter et sensibiliter operarentur dispensatores tui mystica facta et dicta (sic enim mihi nunc occurrerunt reptilia et volatilia), quibus imbuti et initiati homines corporalibus sacramentis subditi non ultra proficerent, nisi spiritaliter vivesceret anima gradu alio et post initii verbum in consummationem respiceret. Тогда не потребовалось бы проповедникам Твоим работать среди моря, сообщая о Твоих таинственных делах и словах телесным чувственным образом. Так представляются мне теперь "пресмыкающиеся" и "птицы", но люди, даже понявшие эти символы, недалеко ушли бы, если бы душа не оживала духовно, поднимаясь выше, и не стремилась бы от начальных слов к совершенству.
13.21.29 Ac per hoc in verbo tuo non maris profunditas, sed ab aquarum amaritudine terra discreta eicit non reptilia animarum vivarum et volatilia, sed animam vivam. 29. И поэтому по Слову Твоему не глубины морские, но земля, отделившаяся от горьких вод, произвела не пресмыкающихся с душою живою и не птиц, а "душу живую".
Neque enim iam opus habet baptismo, quo gentibus opus est, sicut opus habebat cum aquis tegeretur. Она уже не нуждается в крещении, в котором нуждаются язычники, как нуждалась тогда, когда ее покрывали воды.
Non enim intratur aliter in regnum caelorum ex illo quo instituisti ut sic intretur, nec magnalia mirabilium quaerit quibus fiat fides. Иначе не входят в Царство Небесное с того времени, как Ты установил, чтобы входили таким образом.
Neque enim nisi signa et prodigia viderit, non credit, cum iam distincta sit terra fidelis ab aquis maris infidelitate amaris, et linguae in signo sunt non fidelibus sed infidelibus. Nec isto igitur genere volatili, quod verbo tuo produxerunt aquae, opus habet terra quam fundasti super aquas. Immitte in eam verbum tuum per nuntios tuos, opera enim eorum narramus. Она не требует для веры великого и дивного; верит "без знамений и чудес", ибо отделена уже земля верная от горьких вод неверия, "и языки суть знамение не для верующих, а для неверующих". Земля, которую "утвердил Ты на водах", не нуждается в тех летающих созданиях, которых, по Слову Твоему, "произвели воды". Пошли на нее слово Твое через вестников Твоих. Мы рассказываем об их деятельности,
Sed tu es qui operaris in eis, et operentur animam vivam. Terra producit eam, quia terra causa est ut haec agant in ea, sicut mare fuit causa ut agerent reptilia animarum vivarum et volatilia sub firmamento caeli, quibus iam terra non indiget, quamvis piscem manducet levatum de profundo in ea mensa quam parasti in conspectu credentium; ideo enim de profundo levatus est, ut alat aridam. но это Ты действуешь в них, чтобы они могли создать душу живую. Земля произвела ее, ибо земля вызвала их деятельность, как море вызвало пресмыкающихся с живой душой и птиц под твердью, земля больше в них не нуждается, хотя и вкушает рыбу, поднятую из глубин на трапезу, которую "приготовил Ты пред лицом верующих"; она была поднята из глубин, чтобы напитать сухую землю.
Et aves marina progenies, sed tamen super terram multiplicantur. Primarum enim vocum evangelizantium infidelitas hominum causa extitit, sed et fideles exhortantur et benedicuntur eis multipliciter de die in diem. И птицы - порождение моря, и, однако, размножаются они на земле. Первые голоса евангельской проповеди раздались по причине людского неверия, но и верным многообразно подает она изо дня в день наставление и благословение.
At vero anima viva de terra sumit exordium, quia non prodest nisi iam fidelibus continere se ab amore huius saeculi, ut anima eorum tibi vivat, quae mortua erat in deliciis vivens, deliciis, domine, mortiferis, nam tu puri cordis vitales deliciae. Живая душа берет свое начало от земли, но только верным полезно удаляться от любви к веку сему, дабы для Тебя жила душа их: она умирала, живя в наслаждениях в наслаждениях. Господи, смертоносных: для чистого сердца Ты наслаждение животворящее.
13.21.30 Operentur ergo iam in terra ministri tui, non sicut in aquis infidelitatis annuntiando et loquendo per miracula et sacramenta et voces mysticas, ubi intenta fit ignorantia mater admirationis in timore occultorum signorum (talis enim est introitus ad fidem filiis Adam oblitis tui, dum se abscondunt a facie tua et fiunt abyssus), sed operentur etiam sicut in arida discreta a gurgitibus abyssi et sint forma fidelibus vivendo coram eis et excitando ad imitationem. 30. Пусть жена земле слуги Твои работают иначе, чем в водах неверия, когда они, говоря и возвещая, действовали на невежд (невежество родит удивление) чудесами, знамениями и таинственными голосами, пугая этими непонятными знаками. Так приходят к вере сыновья Адама, забывшие Тебя; скрывшись от лица Твоего, становятся "бездной". Пусть слуги Твои работают, как на сухой земле, отделенной от пучин бездны; пусть жизнь их проходит на глазах у верных, служит образцом для них и побуждает к подражанию.
Sic enim non tantum ad audiendum sed etiam ad faciendum audiunt, 'Quaerite deum et vivet anima vestra, ut producat terra animam viventem; nolite conformari huic saeculo, continete vos ab eo.' Не только ведь, чтобы послушать, но чтобы и действовать слушают; "ищите Бога, и жить будет душа ваша.", произведет земля душу живую. "Не сообразуйтесь с веком сим", держитесь в стороне.
Evitando vivit anima, quae appetendo moritur. Continete vos ab immani feritate superbiae, ab inerti voluptate luxuriae, et a fallaci nomine scientiae, ut sint bestiae mansuetae et pecora edomita et innoxii serpentes. Избегая его, живет душа; стремясь к нему, умирает. Воздерживайтесь от лютой бесчеловечной гордости, от расслаблэдощих наслаждений распутства, от того, что лживо именуется наукой - да будут дикие звери приручены, домашняя скотина объезжена, змеи безвредны.
Motus enim animae sunt isti in allegoria; sed fastus elationis et delectatio libidinis et venenum curiositatis motus sunt animae mortuae, quia non ita moritur ut omni motu careat, quoniam discedendo a fonte vitae moritur atque ita suscipitur a praetereunte saeculo et conformatur ei. Все они аллегорически изображают душевные движения, но спесивое превозношение, упоение похотью и ад любопытства - это чувства души мертвой. Смерть ее состоит ведь не в отсутствии всякого чувства: она умирает, отходя от источника жизни, ее подхватывает преходящий век, и она начинает сообразовываться с ним.
13.21.31 Verbum autem tuum, deus, fons vitae aeternae est et non praeterit. Ideoque in verbo tuo cohibetur ille discessus, dum dicitur nobis, 'Nolite conformari huic saeculo,' ut producat terra in fonte vitae animam viventem, in verbo tuo per evangelistas tuos animam continentem imitando imitatores Christi tui. 31. Слово же Твое, Господи, источник жизни вечной, и оно не преходит. Вот почему запрещено словом Твоим отходить от него и сказано: "не сообразуйтесь с веком сим", да произведет земля от источника жизни душу яшвую по слову Твоему, переданному Твоими евангелистами: душу воздержанную, подражающую подражателям Христа Твоего.
Hoc est enim secundum genus, quoniam aemulatio viri ab amico est: 'Estote', inquit, 'Sicut ego, quia et ego sicut vos.' Это и значат слова: "по роду своему", ибо друг подражает своему другу. "Будьте, - говорит, - как Я, потому что и Я, как вы".
Ita erunt in anima viva bestiae bonae in mansuetudine actionis. Mandasti enim dicens, 'In mansuetudine opera tua perfice et ab omni homine diligeris.' et pecora bona neque si manducaverint, abundantia, neque si non manducaverint, egentia, et serpentes boni non perniciosi ad nocendum, sed astuti ad cavendum et tantum explorantes temporalem naturam, quantum sufficit, ut per ea quae facta sunt intellecta conspiciatur aeternitas. Итак, в душе живой будут действовать звери добрые и кроткие. Ты ведь заповедал: "в кротости совершай дела твои, и полюбит тебя каждый". И домашняя скотина останется доброй и при избытке еды и при ее недостатке, и добрые змеи не будут опасны и не повредят, но будут предусмотрительно остерегаться и исследовать временное лишь настолько, насколько это нужно, чтобы через понимание сотворенного увидеть и понять вечность.
Serviunt enim rationi haec animalia, cum a progressu mortifero cohibita vivunt et bona sunt. Повинуются разуму эти животные, и, уйдя от смертоносного движения вперед, они живут и остаются добрыми.
13.22.32 Ecce enim, domine deus noster, creator noster, cum cohibitae fuerint affectiones ab amore saeculi, quibus moriebamur male vivendo, 32. Вот, Господи Боже наш, Создатель наш, когда обузданы будут привязанности наши к веку сему - мы умираем в них, живя худо, -
et coeperit esse anima vivens bene vivendo, completumque fuerit verbum tuum quo per apostolum tuum dixisti, 'Nolite conformari huic saeculo,' consequetur et illud quod adiunxisti statim et dixisti, 'Sed reformamini in novitate mentis vestrae,' non iam secundum genus, tamquam imitantes praecedentem proximum nec ex hominis melioris auctoritate viventes. и начнет возникать, живя хорошо, душа живая; тогда исполнится слово Твое, сказанное через Твоего апостола: "не сообразуйтесь с веком сим", тогда осуществятся и Твои сразу же следующие слова: "преобразуйтесь обновлением ума вашего", уже не "по роду вашему", не подражая ближайшим предкам и живя не по примеру лучшего, чем мы, человека.
Neque enim dixisti, 'Fiat homo secundum genus,' sed, 'Faciamus hominem ad imaginem et similitudinem nostram,' ut nos probemus quae sit voluntas tua. Ты ведь не сказал: "да появится человек, соответствующий роду своему", а сказал: "сотворим человека по образу и подобию Нашему"; да познаем, в чем воля Твоя.
Ad hoc enim dispensator ille tuus generans per evangelium filios, ne semper parvulos haberet quos lacte nutriret et tamquam nutrix foveret, 'Reformamini,' inquit, 'In novitate mentis vestrae ad probandum vos quae sit voluntas dei, quod bonum et beneplacitum et perfectum.' Поэтому проповедник слов Твоих, "родивший сыновей через благовестие", не желая иметь всегда младенцев, которых надлежит питать молоком и лелеять, как кормилице, говорит: "преобразуйтесь обновлением ума вашего, чтобы познать, что есть воля Божия, благая, угодная и совершенная".
Ideoque non dicis, 'Fiat homo,' sed, 'Faciamus,' nec dicis, 'Secundum genus,' sed, 'Ad imaginem et similitudinem nostram.' Поэтому и не говоришь Ты: "да появится человек", но "сотворим", не говоришь: "по роду его", но "по образу и подобию Нашему".
Mente quippe renovatus et conspiciens intellectam veritatem tuam homine demonstratore non indiget ut suum genus imitetur, sed te demonstrante probat ipse quae sit voluntas tua, quod bonum et beneplacitum et perfectum, et doces eum iam capacem videre trinitatem unitatis vel unitatem trinitatis. Ideoque pluraliter dicto 'Faciamus hominem,' singulariter tamen infertur, 'Et fecit deus hominem,' et pluraliter dicto 'Ad imaginem nostram,' singulariter infertur, 'Ad imaginem dei.' Обновленный умом, увидевший и понявший истину Твою, не нуждается в человеке, который указал бы ему, как подражать "своему роду". По указанию Твоему он сам познает, "в чем воля Твоя, благая, угодная и совершенная". Ты учишь его, и он уже способен увидеть троичность единства и единство троичности. Поэтому после слов во множественном числе: "сотворим человека", добавлено в единственном: "и сотворил Бог человека"; после слов во множественном числе: "по образу Нашему", добавлено в единственном: "по образу Божию".
Ita homo renovatur in agnitione dei secundum imaginem eius, qui creavit eum, et spiritalis effectus iudicat omnia, quae utique iudicanda sunt, ipse autem a nemine iudicatur. Итак, человек "обновляется в познании Бога по образу Создавшего его" и, "став духовным, судит о всем", что подлежит суду, "о нем же никто судить не может".
13.23.33 Quod autem iudicat omnia, hoc est, quod habet potestatem piscium maris et volatilium caeli et omnium pecorum et ferarum et omnis terrae et omnium repentium quae repunt super terram. 33. Слова же "он судит обо всем" значат, что он имеет власть над рыбами морскими и птицами небесными, над всем скотом и всеми зверями, над всей землей и над всеми гадами, ползающими по земле.
Hoc enim agit per mentis intellectum, per quem percipit quae sunt spiritus dei. Он властвует в силу своего разума, которым "понимает, что от Духа Божия".
Alioquin homo in honore positus non intellexit; comparatus est iumentis insensatis et similis factus est eis. А иначе "человека, который не понимает своего достоинства, можно сравнить со скотиной бессмысленной и уподобить ей".
Ergo in ecclesia tua, deus noster, secundum gratiam tuam, quam dedisti ei, quoniam tuum sumus figmentum creati in operibus bonis, non solum qui spiritaliter praesunt sed etiam hi qui spiritaliter subduntur eis qui praesunt Поэтому в Церкви Твоей, Боже наш, по благодати Твоей, которую Ты даровал ей - "мы ведь измышление Твое, созданное на добрые дела", - есть не только духовные руководители, но и те, кто духовно подчиняется руководителям.
(masculum enim et feminam fecisti hominem hoc modo in gratia tua spiritali, ubi secundum sexum corporis non est masculus et femina, quia nec Iudaeus neque graecus neque servus neque liber) -- Ты ведь "сотворил человека, мужчину и женщину", но по духовной благодати Твоей нет ни мужского пола, ни женского, ибо "нет ни иудея, ни грека, ни раба, ни свободного".
spiritales ergo, sive qui praesunt sive qui obtemperant, spiritaliter iudicant, non de cognitionibus spiritalibus, quae lucent in firmamento (non enim oportet de tam sublimi auctoritate iudicare); Духовные же люди, руководят ли они, повинуются ли руководителям, судят духовно. Не о духовных истинах, сияющих "в тверди", - они столь авторитетны, что о них судить не положено, -
neque de ipso libro tuo, etiam si quid ibi non lucet, quoniam summittimus ei nostrum intellectum certumque habemus etiam quod clausum est aspectibus nostris recte veraciterque dictum esse не об этой книге Твоей, хотя и есть в ней места темные: мы подчиняем ей свой ум и уверены, что и то, что закрыто от глаз наших, сказано правильно и правдиво.
(sic enim homo, licet iam spiritalis et renovatus in agnitione dei secundum imaginem eius qui creavit eum, factor tamen legis debet esse, non iudex); Человек, пусть и духовный, пусть "обновленный познанием Бога, создавшего его по образу Своему", должен быть "делателем закона, не судьей его",
neque de illa distinctione iudicat, spiritalium videlicet atque carnalium hominum, qui tuis, deus noster, oculis noti sunt et nullis adhuc nobis apparuerunt operibus ut ex fructibus eorum cognoscamus eos, и он не судит о том, кого отнести к людям духовным и кого к плотским. Они ведомы, Господи, очам Твоим, а перед нами не явилось еще дел, чтобы "познать их по плодам их".
sed tu, domine, iam scis eos et divisisti et vocasti in occulto, antequam fieret firmamentum; neque de turbidis huius saeculi populis quamquam spiritalis homo iudicat -- quid enim ei de his qui foris sunt iudicare, ignoranti quis inde venturus sit in dulcedinem gratiae tuae et quis in perpetua impietatis amaritudine remansurus? Ты же, Господи, уже знал их. Ты разделил их и позвал втайне еще до того, как создана была твердь. И человек, хотя и духовный, не судит о беспокойной толпе века сего. Ему ли "судить о внешних", когда он не знает, кто уйдет отсюда в сладостную благодать Твою, и кто останется в горечи вечного нечестия?
13.23.34 Ideoque homo, quem fecisti ad imaginem tuam, non accepit potestatem luminarium caeli neque ipsius occulti caeli neque diei et noctis, quae ante caeli constitutionem vocasti, neque congregationis aquarum, quod est mare, sed accepit potestatem piscium maris et volatilium caeli et omnium pecorum et omnis terrae et omnium repentium quae repunt super terram. 34. Поэтому человек, которого Ты создал по образу Твоему, не получил власти ни над светилами небесными, ни над самим тайным небом, ни над днем и ночью, которые Ты наименовал еще до создания неба, ни над собранием вод, то есть над морем. Он получил власть над рыбами морскими и птицами небесными, над всем скотом и над всей землей и всеми гадами, ползающими по земле.
Iudicat enim et approbat quod recte, improbat autem quod perperam invenerit, sive in ea sollemnitate sacramentorum quibus initiantur quos pervestigat in aquis multis misericordia tua, Он судит и одобряет то, что правильно, и не одобряет того, что найдет худым в совершении ли таинств, которыми освящены те, кого милосердие Твое выискало в пучинах водных;
sive in ea qua ille piscis exhibetur quem levatum de profundo terra pia comedit, при трапезе ли, когда подается рыба, извлеченная из глубины: ее вкушает земля благочестивая;
sive in verborum signis vocibusque subiectis auctoritati libri tui tamquam sub firmamento volitantibus, interpretando, exponendo, disserendo, disputando, benedicendo atque invocando te, ore erumpentibus atque sonantibus signis, ut respondeat populus, 'Amen.' в знаках ли и словах, покорных авторитету Книги Твоей, порхающих, словно птицы, под твердью: когда толкуют, излагают, рассуждают, спорят, благословляют и призывают Тебя в словах, звонко срывающихся с уст; пусть народ отвечает "аминь".
Quibus omnibus vocibus corporaliter enuntiandis causa est abyssus saeculi et caecitas carnis, qua cogitata non possunt videri, ut opus sit instrepere in auribus. Все эти слова должны быть произнесены и должны прозвучать, потому что "век сей" бездна, а плоть слепа: увидеть мысленное она не может, требуется поразить ее слух. И хотя птицы размножаются на земле, но происхождением они от воды.
Ita, quamvis multiplicentur volatilia super terram, ex aquis tamen originem ducunt. Iudicat etiam spiritalis approbando quod rectum, improbando autem quod perperam invenerit in operibus moribusque fidelium, elemosynis tamquam terra fructifera et de anima viva mansuefactis affectionibus, in castitate, in ieiuniis, in cogitationibus piis de his quae per sensum corporis percipiuntur. Духовный человек судит, одобряя то, что правильно, и не одобряя того, что найдет худым в поступках и нравах верных, в их милостыне (это земля плодоносная); он судит о душе живой, прирученной целомудрием, постами, благочестивыми размышлениями о том, что она может воспринять телесными чувствами.
De his enim iudicare nunc dicitur, in quibus et potestatem corrigendi habet. Она судит о том, что в ее власти исправить.
13.24.35 Sed quid est hoc et quale mysterium est? Ecce benedicis homines, o domine, ut crescant et multiplicentur et impleant terram. 35. Но что это? в чем эта тайна? Ты благословляешь, Господи, людей "расти, размножаться и наполнять землю", не указывая ли этим на что-то, что мы должны понять?
Nihilne nobis ex hoc innuis, ut intellegamus aliquid? Cur non ita benedixeris lucem quam vocasti diem nec firmamentum caeli nec luminaria nec sidera nec terram nec mare? Почему не дал Ты такого благословения ни свету, который назвал днем, ни тверди небесной, ни светилам и звездам, ни земле и морю?
Dicerem te, deus noster, qui nos ad imaginem tuam creasti, dicerem te hoc donum benedictionis homini proprie voluisse largiri, nisi hoc modo benedixisses pisces et cetos, ut crescerent et multiplicarentur et implerent aquas maris, et volatilia multiplicarentur super terram. Я хотел бы, Боже наш, сказать, что Ты, сотворивший нас по образу Твоему, пожелал одарить этим благословением только человека, - хотел бы, но ведь теми же словами благословил Ты и рыб, и морских чудовищ: "плодитесь и размножайтесь и наполняйте воды морские, а птицы да" размножаются на земле".
Item dicerem ad ea rerum genera pertinere benedictionem hanc quae gignendo ex semet ipsis propagantur, si eam reperirem in arbustis et frutectis et in pecoribus terrae. Я сказал бы, что это благословение относятся к тем существам, которые продолжают род свой, рождая от себя потомков, если бы нашел,
Nunc autem nec herbis et lignis dictum est nec bestiis et serpentibus, 'Crescite et multiplicamini,' cum haec quoque omnia sicut pisces et aves et homines gignendo augeantur genusque custodiant. что они сказаны и для деревьев, и для кустарников, и для земных животных. "Растите и размножайтесь" не сказано ни травам, ни деревьям, ни зверям, ни змеям, хотя все они, как и рыбы, и птицы, и люди, хранят и увеличивают свою породу, рождая потомство.
13.24.36 Quid igitur dicam, lumen meum, veritas? Quia vacat hoc, quia inaniter ita dictum est? Nequaquam, pater pietatis; absit ut hoc dicat servus verbi tui. 36. Что же сказать мне, Свет мой и Истина? что сказано это ни к чему и впустую? ни в коем случае. Отец благочестия! прочь от раба Твоего такое слово!
Et si ego non intellego quid hoc eloquio significes, utantur eo melius meliores, id est intellegentiores quam ego sum, unicuique quantum sapere dedisti. И если я не понимаю смысла этой фразы, пусть объясняют ее лучшие, то есть более разумные, чем я; каждому ведь, Боже мой, даешь Ты его меру разумения.
Placeat autem et confessio mea coram oculis tuis, qua tibi confiteor credere me, domine, non incassum te ita locutum, neque silebo quod mihi lectionis huius occasio suggerit. Да угодно будет в очах Твоих исповедание мое: исповедую веру мою, Господи: не зря было Тобой так сказано. Не умолчу о том, какие мысли подсказало мне чтение этого места.
Verum est enim, nec video quid impediat ita me sentire dicta figurata librorum tuorum. Они верны, и я не вижу, что мешает мне понимать слова Книг Твоих в переносном смысле.
Novi enim multipliciter significari per corpus, quod uno modo mente intellegitur, et multipliciter mente intellegi, quod uno modo per corpus significatur. Я знаю, что постигнутое умом в единой форме может быть выражено словесно во многих, а постигнутое умом в разных формах выражено в одной-единственней словесной формуле.
Ecce simplex dilectio dei et proximi, quam multiplicibus sacramentis et innumerabilibus linguis et in unaquaque lingua innumerabilibus locutionum modis corporaliter enuntiatur! Вот единая мысль о любви к Богу и ближнему. Она выражена в многообразных символах, бесчисленными языками и бесчисленными выражениями в каждом языке!
Ita crescunt et multiplicantur fetus aquarum. Так вот растут и умножаются порождения вод.
Attende iterum quisquis haec legis: ecce quod uno modo scriptura offert et vox personat, 'In principio deus fecit caelum et terram,' nonne multipliciter intellegitur, non errorum fallacia, sed verarum intellegentiarum generibus? Ita crescunt et multiplicantur fetus hominum. Обрати опять-таки внимание всякий, кто это читает, на следующее: вот фраза из Писания в единственной ее форме: "в начале Бог создал небо и землю". Разве не многообразно понимают ее (ложь и заблуждение я не принимаю в расчет), разумея ее по-разному, но правильно? Так растут и умножаются поколения человеческие!
13.24.37 Itaque si naturas ipsas rerum non allegorice sed proprie cogitemus, ad omnia quae de seminibus gignuntur convenit verbum 'Crescite et multiplicamini.' 37. Если мы будем думать о природе вещей, не прибегая к аллегориям, то слова "Растите и множитесь" подойдут ко всему, что рождается из семени.
Si autem figurate posita ista tractemus (quod potius arbitror intendisse scripturam, quae utique non supervacue solis aquatilium et hominum fetibus istam benedictionem attribuit), invenimus quidem multitudines et in creaturis spiritalibus atque corporalibus tamquam in caelo et terra, et in animis iustis et iniquis tamquam in luce et tenebris, Если мы поймем их в переносном смысле - я думаю, что скорее он и был целью Писания, недаром же уделяет оно это благословение только морским животным и людям, - мы найдем "множества" среди существ духовных и телесных - их обозначают "небо и земля"; среди праведников и грешников они обозначены как "свет и тйма";
et in sanctis auctoribus per quos lex ministrata est tamquam in firmamento quod solidatum est inter aquam et aquam, среди святых писателей, показавших нам свет, это твердь, которую укрепил Ты между водой внизу и водой вверху;
et in societate amaricantium populorum tamquam in mari, в горьком общении с людьми - вот море;
et in studio piarum animarum tamquam in arida, в рвении благочестивых душ - они "сухая земля";
et in operibus misericordiae secundum praesentem vitam tamquam in herbis seminalibus в трудах милосердия, исполненных в этой жизни, они обозначены как "посевы и плодоносные деревья";
et lignis fructiferis, et in spiritalibus donis manifestatis ad utilitatem sicut in luminaribus caeli, в духовных дарах, обнаружившихся нам на благо, - вот "светила небесные";
et in affectibus formatis ad temperantiam tamquam in anima viva: в страстях, обузданных умеренностью, - вот "душа живая".
in his omnibus nanciscimur multitudines et ubertates et incrementa. Во всем этом обнаружим мы увеличение, избыток и прирост,
Sed quod ita crescat et multiplicetur, ut una res multis modis enuntietur et una enuntiatio multis modis intellegatur, non invenimus nisi in signis corporaliter editis et rebus intellegibiliter excogitatis. но этот рост и множение таковы; что только в мире чувственных образов и умопостигаемых явлений можно об одном и том же рассказать на тысячу ладов и одно-единственное положение на тысячу ладов понять.
Signa corporaliter edita generationes aquarum propter necessarias causas carnalis profunditatis, Под порождением вод мы понимаем чувственные образы, необходимые для людей глубоко плотских;
res autem intellegibiliter excogitatas generationes humanas propter rationis fecunditatem intelleximus. под порождением людским - мысленные представления, рожденные плодовитым разумом.
Et ideo credidimus utrique horum generi dictum esse abs te, domine, 'Crescite et multiplicamini.' Поэтому, думаем мы, и сказано Тобою, Господи, тем и другим: "растите и множитесь".
In hac enim benedictione concessam nobis a te facultatem ac potestatem accipio et multis modis enuntiare quod uno modo intellectum tenuerimus, et multis modis intellegere quod obscure uno modo enuntiatum legerimus. Я полагаю, что в этом благословении дарованы нам способность и сила многообразно выражать постигнутое в единой форме и многообразно понимать единообразно выраженное темное место.
Sic implentur aquae maris, quae non moventur nisi variis significationibus, sic et fetibus humanis impletur et terra, cuius ariditas apparet in studio, et dominatur ei ratio. Так "наполняются морские воды" и приходят в волнение от разных толкований; так и земля наполняется порождениями людей; сухость ее обнаруживается в рвении к знанию, и владычествует над ней разум.
13.25.38 volo etiam dicere, domine deus meus, quod me consequens tua scriptura commonet, et dicam nec verebor. 38. Хочу еще рассказать, Господи Боже мой, в чем убеждают меня следующие страницы Твоего Писания. Говорить буду безбоязненно
Vera enim dicam te mihi inspirante quod ex eis verbis voluisti ut dicerem. Neque enim alio praeter te inspirante credo me verum dicere, cum tu sis veritas, omnis autem homo mendax, et ideo qui loquitur mendacium, de suo loquitur. и скажу правду, ибо Ты внушил мне сказать то, что пожелал Ты выразить этими словами. Верю, что правду я говорю только по внушению Твоему, ибо Ты один "Истина", а "всякий человек - ложь". Поэтому "тот, кто говорит ложь, свое говорит", чтобы сказать правду, мне надо говорить Твое.
Ergo ut verum loquar, de tuo loquor. Ecce dedisti nobis in escam omne faenum sativum seminans semen quod est super omnem terram, et omne lignum quod habet in se fructum seminis sativi. Nec nobis solis sed et omnibus avibus caeli et bestiis terrae atque serpentibus; piscibus autem et cetis magnis non dedisti haec. Вот дал Ты нам "в еду всякую траву, сеющую семя, какая есть на всей земле, и всякое дерево, которое имеет плод, сеющий семя", - и не только нам, но и всем птицам небесным и животным земными змеям, рыбам же и морским чудовищам не дал.
Dicebamus enim eis terrae fructibus significari et in allegoria figurari opera misericordiae, quae huius vitae necessitatibus exhibentur ex terra fructifera. Мы говорим, что эти земные плоды представляют аллегорически дела милосердия, которые в житейских нуждах подает земля плодоносная:
Talis terra erat pius Onesiphorus, cuius domui dedisti misericordiam, quia frequenter Paulum tuum refrigeravit et catenam eius non erubuit. Hoc fecerunt et fratres et tali fruge fructificaverunt qui quod ei deerat suppleverunt ex Macedonia. такою землей был благочестивый Онисифор, дому которого даровал Ты милость: "часто покоил он" Твоего Павла "и не стыдился уз его". То же делали и "братья", взрастившие богатую жатву: "восполнили недостаток его, придя из Македонии".
Quomodo autem dolet quaedam ligna quae fructum ei debitum non dederunt, ubi ait, 'In prima mea defensione nemo mihi adfuit, sed omnes me dereliquerunt: non illis imputetur.' esca enim debetur eis qui ministrant doctrinam rationalem per intellegentias divinorum mysteriorum, et ita eis debetur tamquam hominibus. Жалуется он и на некоторые деревья, не принесшие ему должного плода: "при первой моей защите никого не было со мной; все меня оставили. Да не вменится им"! "Эти "плоды" надлежит приносить тем, кто преподает нам разумное учение, помогая понять Божестветые тайны; эти "плоды" надлежит приносить им, как людям.
Debetur autem eis (sicut animae vivae) praebentibus se ad imitandum in omni continentia. Надлежит и как тем, кто предлагает себя душе живой, как пример для подражания во всяческой воздержанности.
Item debetur eis tamquam volatilibus propter benedictiones eorum, quae multiplicantur super terram, quoniam in omnem terram exiit sonus eorum. Надлежит, как птицам небесным за их благословения, которые распространяются по земле, ибо "по всей земле идет голос их".
13.26.39 pascuntur autem his escis qui laetantur eis, nec illi laetantur eis, quorum deus venter. Neque enim et in illis qui praebent ista, ea quae dant fructus est, sed quo animo dant. 39. Питаются этой пищей те, кто радуется ей; те не радуются, "чей бог чрево". И у тех, кто предлагает "плоды", они не в том, что они дают, а в чувстве, с которым дают.
Itaque ille qui deo serviebat non suo ventri, video plane unde gaudeat, video et congratulor ei valde. Acceperat enim a Philippensibus quae per Epaphroditum miserant; sed tamen unde gaudeat, video. Я вижу, чему радуется тот, кто служит Богу, а не своему чреву, вижу и поздравляю его. Он получил от филиппийцев то, что они послали через Эпифродита; я вижу, чему он радуется.
Unde autem gaudet, inde pascitur, quia in veritate loquens 'Gavisus sum,' inquit, 'Magnifice in domino, quia tandem aliquando repullulastis sapere pro me, in quo sapiebatis; taedium autem habuistis.' А то, чему он радуется, и есть его пища, ибо правду говорит он: "я весьма возрадовался в Господе, чтб уже вновь пробились у вас ростки заботы обо мне; вы и прежде заботились, а потом вам это наскучило".
Isti ergo diuturno taedio marcuerant et quasi exaruerant ab isto fructu boni operis, et gaudet eis, quia repullularunt, non sibi, quia eius indigentiae subvenerunt. Ideo secutus ait, 'Non quod desit aliquid dico; ego enim didici in quibus sum sufficiens esse. Филиппийцы зачахли в этой длительной скуке, которая иссушила плоды добрых дел; апостол радуется тому, что пробились новые ростки их, - не за себя, не за то, что они помогли в его скудости. Он ведь продолжает: "говорю это не потому, что нуждаюсь, ибо я научился довольствоваться тем, что у меня есть.
Scio et minus habere, scio et abundare; in omnibus et in omni imbutus sum, et satiari et esurire et abundare et penuriam pati: omnia possum in eo qui me confortat.' Умею жить и в бедности, умею и в изобилии, научился всему и во всем: быть в сытости и терпеть голод, быть в изобилии и в недостатке: все могу в Том, Кто укрепляет меня".
13.26.40 unde ergo gaudes, o Paule magne? Unde gaudes, unde pasceris, homo renovate in agnitione dei secundum imaginem eius qui creavit te, et anima viva tanta continentia et lingua volatilis loquens mysteria? 40. Чему же ты радуешься, великий Павел? чему радуешься, что питает тебя, человек, обновленный познанием Бога, создавшего тебя по образу Своему, душа живая, столь овладевшая собой, окрыленный язык, говорящий о тайнах?
Talibus quippe animantibus ista esca debetur. Quid est quod te pascit? Laetitia. Да, таким душам подобает эта пища. Что же питает тебя? радость.
Quod sequitur audiam: 'Verum tamen,' inquit, 'Bene fecistis communicantes tribulationi meae.' hinc gaudet, hinc pascitur, quia illi bene fecerunt, non quia eius angustia relaxata est, qui dicit tibi, 'In tribulatione dilatasti mihi,' quia et abundare et penuriam pati novit in te, qui confortas eum. Послушаем дальше: "вы хорошо поступили, приняв участие в моей скорби". Вот чему он радуется, вот что его питает: их хорошие поступки, а не облегчение в его собственных затруднениях. Он говорит: "в скорби давал Ты мне простор", потому что научился он "жить в изобилии и терпеть недостаток", живя в Тебе, укрепляющем его.
'Scitis enim,' inquit, 'Etiam vos, Philippenses, quoniam in principio evangelii, cum ex Macedonia sum profectus, nulla mihi ecclesia communicavit in ratione dati et accepti nisi vos soli, quia et Thessalonicam et semel et iterum usibus meis misistis.' "Вы знаете, филиппийцы, - говорит он, - что в начале благовествования, когда я вышел из Македонии, ни одна церковь не оказала мне участия подаянием и принятием, кроме вас одних. Вы и в Фессалонику и раз и два посылали на потребности мои".
Ad haec bona opera eos redisse nunc gaudet et repullulasse laetatur tamquam revivescente fertilitate agri. И он радуется, что они теперь вернулись к добрым делам, и ликует, видя в них новые ростки, словно видит вновь ожившую плодородную ниву.
13.26.41 Numquid propter usus suos, quia dixit, 'Usibus meis misistis,' numquid propterea gaudet? Non propterea. Et hoc unde scimus? Quoniam ipse sequitur dicens, 'Non quia quaero datum, sed requiro fructum.' 41. Думая ли о потребностях своих, говорит он: "присылали на потребности мои"? этому ли радуется? нет, не этому. А откуда знаем мы это? он сам говорит дальше: "я ищу не даяния, но ищу плода".
Didici a te, deus meus, inter datum et fructum discernere. Datum est res ipsa quam dat qui impertitur haec necessaria, veluti est nummus, cibus, potus, vestimentum, tectum, adiutorium. Я научился от Тебя, Боже мой, различать между даянием и плодом. Даяние - это то, что уделяет нам помогающий в нужде: деньги, еда, питье, одежда, кров, помощь.
Fructus autem bona et recta voluntas datoris est. Non enim ait magister bonus 'Qui susceperit prophetam' tantum, sed addidit 'In nomine prophetae'; neque ait tantum 'Qui susceperit iustum', sed addidit 'In nomine iusti'; ita quippe ille mercedem prophetae, iste mercedem iusti accipiet. А плод - это добрая правильная воля дающего. Учитель благой не сказал просто: "кто примет пророка", но добавил "во имя пророка"; не сказал просто: "кто примет праведника", но добавил "во имя праведника". Тогда только получит один награду от пророка, а другой от праведника.
Nec solum ait 'Qui calicem aquae frigidae potum dederit uni ex minimis meis', sed addidit 'Tantum in nomine discipuli,' Он не только сказал: "кто даст чашу холодной воды одному из малых Моих", но добавил "только во имя ученика"
et sic adiunxit, 'Amen dico vobis, non perdet mercedem suam.' datum est suscipere prophetam, suscipere iustum, porrigere calicem aquae frigidae discipulo; fructus autem in nomine prophetae, in nomine iusti, in nomine discipuli hoc facere. и присовокупил: "истинно говорю вам, не потеряет награды своей". Принять пророка, принять праведника, протянуть чашу холодной воды ученику - это все даяния; а плод - сделать это "во имя пророка", "во имя праведника", "во имя ученика".
Fructu pascitur Helias a vidua sciente quod hominem dei pasceret et propter hoc pasceret; per corvum autem dato pascebatur. Такими плодами питался Илия у вдовы, знавшей, что она кормила Божиего человека и потому его кормившей; от ворона он получал даяние:
Nec interior Helias sed exterior pascebatur, qui posset etiam talis cibi egestate corrumpi. этой пищей питался не Илия внутренний, а внешний, который мог погибнуть без такой пищи.
13.27.42 Ideoque dicam quod verum est coram te, domine, cum homines idiotae atque infideles, quibus initiandis atque lucrandis necessaria sunt sacramenta initiorum et magnalia miraculorum, quae nomine piscium et cetorum significari credidimus, suscipiunt corporaliter reficiendos aut in aliquo usu praesentis vitae adiuvandos pueros tuos, cum id quare faciendum sit et quo pertineat ignorent, 42. И я скажу то, что истинно в очах Твоих, Господи. Когда люди, не знающие и неверующие, которые приобщаются вере и оберегаются в ней знамениями и великими чудесами (которые и обозначаются, как мы думаем, именем рыб и морских чудовищ), берутся поддерживать и помогать в какой-нибудь житейской нужде детям Твоим, не зная, зачем это надо делать и с какой целью,
nec illi istos pascunt nec isti ab illis pascuntur, quia nec illi haec sancta et recta voluntate operantur nec isti eorum datis, ubi fructum nondum vident, laetantur. то одни не дают настоящей пищи, а другие ее не получают: одни не поступают по святому и правильному намерению, другие не радуются их даянию, не видя еще "плода".
Inde quippe animus pascitur, unde laetatur. А душу питает только то, что доставляет ей радость.
Et ideo pisces et ceti non vescuntur escis quas non germinat nisi iam terra ab amaritudine marinorum fluctuum distincta atque discreta. Поэтому рыбы и морские чудовища и не едят пищи, которую могла вырастить голько земля, отделенная и отличная от горьких морских вод.
13.28.43 Et vidisti, deus, omnia quae fecisti, et ecce bona valde, quia et nos videmus ea, et ecce omnia bona valde. In singulis generibus operum tuorum, cum dixisses ut fierent, et facta essent, illud atque illud vidisti quia bonum est. 43. И Ты увидел, Боже, все, что сделал, "и вот хорошо весьма". И мы видим это и находим, что "все весьма хорошо". Ты рассматривал один за другим каждый вид, возникавший по слову Твоему, и находил, что он хорош.
Septies numeravi scriptum esse te vidisse quia bonum est quod fecisti; et hoc octavum est quia vidisti omnia quae fecisti, et ecce non solum bona sed etiam valde bona tamquam simul omnia. Nam singula tantum bona erant, simul autem omnia et bona et valde. Я насчитал, что семь раз написано, как Ты, рассмотрев создание Твое, находил его хорошим. В восьмой же раз, когда Ты увидел все созданное Тобой, то нашел, что оно не только хорошо, не весьма хорошо, как нечто целое; все вместе было не только хорошо, но очень хорошо.
Hoc dicunt etiam quaeque pulchra corpora, quia longe multo pulchrius est corpus quod ex membris pulchris omnibus constat quam ipsa membra singula quorum ordinatissimo conventu completur universum, quamvis et illa etiam singillatim pulchra sunt. Это можно сказать н относительно красивых тел. Тело, состоящее из красивых членов, гораздо красивее, чем каждый из этих членов в отдельности, потому что, хотя каждый из них сам по себе и красив, но только их стройное сочетание создает прекрасное целое.
13.29.44 Et attendi, ut invenirem utrum septies vel octies videris quia bona sunt opera tua, cum tibi placuerunt, et in tua visione non inveni tempora per quae intellegerem quod totiens videris quae fecisti, et dixi, 'O domine, nonne ista scriptura tua vera est, quoniam tu verax et veritas edidisti eam? 44. Я старался понять, семь или восемь раз увидел Ты, что создание Твое хорошо и угодно Тебе. Я не нашел, однако, упоминания о том, что обозрение это происходило во времени; это дало бы мне возможность понять, сколько раз обозревал Ты создание Свое. И я воскликнул: "Господи, разве не правдиво Писание Твое?
Cur ergo tu mihi dicis non esse in tua visione tempora, et ista scriptura tua mihi dicit per singulos dies ea quae fecisti te vidisse quia bona sunt, et cum ea numerarem, inveni quotiens?' Ты, Истина и Правда, дал его! почему же говоришь Ты, что обозрение Твое было не во времени, а Писание Твое говорит мне, что день за днем смотрел Ты на создание Свое н находил его хорошим. И когда я стал считать, я нашел, сколько раз.
Ad haec tu dicis mihi, quoniam tu es deus meus et dicis voce forti in aure interiore servo tuo, perrumpens meam surditatem et clamans: 'O homo, nempe quod scriptura mea dicit, ego dico. Et tamen illa temporaliter dicit, verbo autem meo tempus non accedit, quia aequali mecum aeternitate consistit. И на это говоришь Ты мне, ибо Ты Бог мой, н говоришь рабу Своему громким голосом во внутреннее ухо, разрывая глухоту мою и восклицая: "О человек! то, что говорит Писание Мое, говорю Я. Только оно говорит во времени, слово же Мое времени не подвластно, ибо оно пребывает со Мной одинаково вечно.
Sic ea quae vos per spiritum meum videtis ego video, sicut ea quae vos per spiritum meum dicitis ego dico. Atque ita cum vos temporaliter ea videatis, non ego temporaliter video, quemadmodum, cum vos temporaliter ea dicatis, non ego temporaliter dico.' То, что вы видите Духом Моим - Я вижу; то, что вы говорите Духом Моим - Я говорю. Но вы видите во времени, а Я вижу не во времени, и точно так же вы говорите во времени, а Я говорю не во времени".
13.30.45 Et audivi, domine deus meus, 45. Я услышал это, Господи Боже мой,
et elinxi stillam dulcedinis ex tua veritate, и не обронил этой капли от сладостной истины Твоей.
et intellexi quoniam sunt quidam quibus displicent opera tua, Я понял, что есть люди, которым не нравятся дела Твои;
et multa eorum dicunt te fecisse necessitate compulsum, sicut fabricas caelorum et compositiones siderum, они говорят, что многое сделал Ты, понуждаемый необходимостью: это относится, например, к устройству небес и расроложению светил.
et hoc non de tuo, sed iam fuisse alibi creata et aliunde, quae tu contraheres et compaginares atque contexeres, cum de hostibus victis mundana moenia molireris, ut ea constructione devincti adversus te iterum rebellare non possent; И творил Ты их не из Своего материала: они уже были где-то и кем-то созданы; Ты только собрал их, соединил и связал, когда, победив врагов, оградил Ты мир стенами, чтобы побежденные не смогли вновь восстать на Тебя;
alia vero nec fecisse te nec omnino compegisse, sicut omnes carnes et minutissima quaeque animantia et quidquid radicibus terram tenet, sed hostilem mentem naturamque aliam non abs te conditam tibique contrariam in inferioribus mundi locis ista gignere atque formare. многого же Ты вообще не создавал и не устраивал, например, ни телесных существ, ни мельчайших животных, ни Того, что держится за землю корнями: все это создал и сформировал в нижних пределах мира враждебный дух и природа. Тебе чуждая и не Тобою созданная, Тебе противостоящая.
Insani dicunt haec, quoniam non per spiritum tuum vident opera tua nec te cognoscunt in eis. Безумцы говорят так: не Духом Твоим видят они дела Твои и не узнают Тебя в них.
13.31.46 Qui autem per spiritum tuum vident ea, tu vides in eis. Ergo cum vident quia bona sunt, tu vides quia bona sunt, et quaecumque propter te placent, tu in eis places, et quae per spiritum tuum placent nobis, tibi placent in nobis. 46. Те же, кто видит Духом Твоим, это Ты в них видишь. И когда они видят, что дела Твои хороши, это Ты видишь, что они хороши, а в том, что им дорого ради Тебя, в этом Ты им дорог, а то, что, по Духу Твоему, нравится нам, нравится и Тебе в нас.
Quis enim scit hominum quae sunt hominis, nisi spiritus hominis qui in ipso est? Sic et quae dei sunt nemo scit nisi spiritus dei. 'Nos autem,' inquit, 'Non spiritum huius mundi accepimus, sed spiritum, qui ex deo est, ut sciamus quae a deo donata sunt nobis.' "Кто из людей знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем? так и Божиего никто не знает, кроме Духа Божия. Мы же приняли не духа мира сего, а Духа от Бога, дабы знать дарованное нам от Бога".
Et admoneor ut dicam, 'Certe nemo scit quae dei sunt, nisi spiritus dei. Quomodo ergo scimus et nos quae a deo donata sunt nobis?' Я уверен в том, что говорю: конечно, "Божиего никто не знает, кроме Духа Божия". А каким образом мы знаем, что даровано нам Богом?
Respondetur mihi quoniam quae per eius spiritum scimus etiam sic nemo scit nisi spiritus dei. Вот ответ мне: то, что мы знаем Духом Его, "никто не знает, кроме Духа Божия".
Sicut enim recte dictum est, 'Non enim vos estis, qui loquimini,' eis qui in dei spiritu loquerentur, sic recte dicitur, 'Non vos estis, qui scitis,' eis qui in dei spiritu sciunt. Поэтому как правильно сказано тем, кто говорит в Духе Божием: "это не вы говорите", так правильно сказать и тем, кто знает в Духе Божием, "это не вы знаете".
Nihilo minus igitur recte dicitur, 'Non vos estis, qui videtis,' eis qui in spiritu dei vident. Ita quidquid in spiritu dei vident quia bonum est, non ipsi sed deus videt, quia bonum est. Не менее правильно сказать и тем, кто видит в Духе Божием: "это не вы видите". Итак, кто видит что-то хорошее в Духе Божием, видят это не сами: Бог видит, что это хорошо.
Aliud ergo est ut putet quisque malum esse quod bonum est, quales supra dicti sunt; Вот первый случай: кто-то считает плохим то, что хорошо, как те люди, о которых говорилось выше;
aliud ut quod bonum est videat homo quia bonum est, sicut multis tua creatura placet, quia bona est, второй: человек видит, что хорошее хорошо: многим нравятся создания Твои, потому что они хороши,
quibus tamen non tu places in ea, unde frui magis ipsa quam te volunt; но в них любят они не Тебя; они предпочитают наслаждаться ими, а не радоваться о Тебе.
aliud autem ut, cum aliquid videt homo quia bonum est, deus in illo videat quia bonum est, ut scilicet ille ametur in eo quod fecit, qui non amaretur nisi per spiritum quem dedit, quoniam caritas dei diffusa est in cordibus nostris per spiritum sanctum, qui datus est nobis, per quem videmus quia bonum est, quidquid aliquo modo est: ab illo enim est qui non aliquo modo est, sed est est. И третий: человек видит что-то хорошее; что это хорошо, видит в нем Бог, и в творении Его любим мы Бога. Любовь эта могла возникнуть только по внушению Духа, Которого Он даст, "потому что любовь Божия излилась в сердца ваши Духом Святым, данным нам"; Он позволяет нам увидеть, что хорошо все существующее, каков бы ни был образ его существования: все от Того, Который существует не каким бы то ни было образом, но существует абсолютно.
13.32.47 Gratias tibi, domine! videmus caelum et terram, sive corporalem partem superiorem atque inferiorem sive spiritalem corporalemque creaturam, atque in ornatu harum partium, quibus constat vel universa mundi moles vel universa omnino creatura, videmus lucem factam divisamque a tenebris. 47. Благодарю Тебя, Господи! мы видим небо и землю, то есть верхнюю и нижнюю часть материального мира: существа духовные и телесные. Как украшение этих частей, из которых состоит вся громада вселенной, вообще весь созданный мир, мы видим свет, сотворенный и отделенный от тьмы.
Videmus firmamentum caeli, sive inter spiritales aquas superiores et corporales inferiores, primarium corpus mundi, sive hoc spatium aeris, quia et hoc vocatur caelum, per quod vagantur volatilia caeli inter aquas, quae vaporaliter ei superferuntur et serenis etiam noctibus rorant, et has quae in terris graves fluitant. Видим небесную твердь, находящуюся между духовными верхними водами и материальными нижними, первое тело мира, и это воздушное пространство, которое тоже называется небом, в котором носятся птицы небесные между водами, которые, как пар, поднимаются над ними и в ясные ночи оседают росой, и теми, которые падают тяжелыми ливнями.
Videmus congregatarum aquarum speciem per campos maris et aridam terram vel nudatam vel formatam, ut esset visibilis et composita, herbarumque atque arborum materiem. Мы видим красоту вод, собранных в морские пространства, и сухую землю, то голую, то видимую и устроенную, мать трав и деревьев.
Videmus luminaria fulgere desuper, solem sufficere diei, lunam et stellas consolari noctem atque his omnibus notari et significari tempora. Видим светила, сверкающие вверху: солнце, без которого не будет дня, луну и звезды, которыми утешена ночь: все они отмечают время и обозначают его.
Videmus umidam usquequaque naturam piscibus et beluis et alitibus fecundatam, quod aeris corpulentia, quae volatus avium portat, aquarum exhalatione concrescit. Мы видим, что влажная стихия населена рыбами, чудищами и крылатыми существами, ибо плотность воздуха, поддерживающая полет птиц, создается водными испарениями.
Videmus terrenis animalibus faciem terrae decorari hominemque ad imaginem et similitudinem tuam cunctis inrationabilibus animantibus ipsa tua imagine ac similitudine, hoc est rationis et intellegentiae virtute, praeponi, Мы видим, что лик земли украсили земные животные, видим человека, созданного по образу и подобию Твоему и поставленного над всеми неразумными животными в силу Твоего образа и подобия, то есть в силу разума и понимания.
et quemadmodum in eius anima aliud est quod consulendo dominatur, aliud quod subditur ut obtemperet, sic viro factam esse etiam corporaliter feminam, quae haberet quidem in mente rationalis intellegentiae parem naturam, sexu tamen corporis ita masculino sexui subiceretur, quemadmodum subicitur appetitus actionis ad concipiendam de ratione mentis recte agendi sollertiam. И как в его душе одна сторона рассуждает и приказывает, а другая повинуется и подчиняется, так создана телесно для мужа и женщина; природа ее по разуму и пониманию равна его природе, но по своему полу женщина подчинена полу мужскому, подобно тому, как желание действовать осуществляется по указанию разума, как действовать правильно.
Videmus haec et singula bona et omnia bona valde. Итак, мы видим, что и каждое создание хорошо, а все, взятое вместе, очень хорошо.
13.33.48 Laudant te opera tua ut amemus te, 48. Хвалят Тебя, Господи, дела Твои, да полюбим Тебя;
et amamus te ut laudent te opera tua. и мы любим Тебя, да хвалят Тебя дела Твои.
Habent initium et finem ex tempore, ortum et occasum, profectum et defectum, speciem et privationem. Во времени их начало и конец, восход и закат, подъем и спуск, красота и ущерб.
Habent ergo consequentia mane et vesperam, partim latenter partim evidenter. За утром следует вечер - и незаметно и явно.
De nihilo enim a te, non de te facta sunt, non de aliqua non tua vel quae antea fuerit, sed de concreata, id est simul a te creata materia, quia eius informitatem sine ulla temporis interpositione formasti. Все создано из "ничто" Тобой, но не из Твоей субстанции, а из материи, не какой-то, Тебе непринадлежащей, существовавшей и раньше, но из созданной Тобою тогда же, ибо ей, бесформенной, дал Ты форму без всякого промежутка во времени.
Nam cum aliud sit caeli et terrae materies, aliud caeli et terrae species, materiem quidem de omnino nihilo, mundi autem speciem de informi materia, simul tamen utrumque fecisti, ut materiam forma nulla morae intercapedine sequeretur. Материя неба и земли разная, различен вид неба и земли; материю же Ты создал из "ничто"; мир из бесформенной материи; то и другое создал Ты разом: материя приняла форму без всякого замедления и перерыва.
13.34.49 Inspeximus etiam propter quorum figurationem ista vel tali ordine fieri vel tali ordine scribi voluisti, et vidimus quia bona sunt singula et omnia bona valde in verbo tuo, in unico tuo, caelum et terra, caput et corpus ecclesiae, in praedestinatione ante omnia tempora sine mane et vespera. 49. Мы раздумывали, какой аллегорический смысл хотел Ты вложить в такую последовательность творения или в такую последовательность повествования о нем. Мы увидели, что каждое создание в отдельности хорошо, а все вместе взятое очень хорошо; в Слове Твоем, единственном Сыне Твоем, увидели мы небо и землю, Тело и Главу Церкви предопределительно до всякого времени, без утра и вечера.
Ubi autem coepisti praedestinata temporaliter exequi, ut occulta manifestares et incomposita nostra componeres А когда Ты начал осуществлять предопределенное во времени, дабы явить тайное и упорядочить наш беспорядок -
(quoniam super nos erant peccata nostra et in profundum tenebrosum abieramus abs te, et spiritus tuus bonus superferebatur ad subveniendum nobis in tempore opportuno), грехи наши превысили голову нашу, и, отойдя от Тебя, зашли мы в пропасть мрачную, но парил над нами благой Дух Твой, чтобы в свое время подать нам помощь -
et iustificasti impios et distinxisti eos ab iniquis et solidasti auctoritatem libri tui inter superiores, qui tibi dociles essent, et inferiores, qui ei subderentur, Ты оправдал безбожников, отделил их от грешников и укрепил авторитет Книги Твоей среди высших, покорных Тебе, и низших, им подчинявшихся;
et congregasti societatem infidelium in unam conspirationem, ut apparerent studia fidelium, ut tibi opera misericordiae parerent, distribuentes etiam pauperibus terrenas facultates ad adquirenda caelestia. собрал неверных в единое, единодушное общество, да проявится рвение верных и да творят они дела милосердия, раздавая бедным блага земные ради приобретения небесных.
Et inde accendisti quaedam luminaria in firmamento, verbum vitae habentes sanctos tuos et spiritalibus donis praelata sublimi auctoritate fulgentes; И тогда зажег Ты на тверди светильники: святых Твоих, имеющих слово жизни, сияющих духовными дарами и потому высокоавторитетных;
et inde ad imbuendas infideles gentes sacramenta et miracula visibilia vocesque verborum secundum firmamentum libri tui, quibus etiam fideles benedicerentur, ex materia corporali produxisti; тогда же для обращения народов неверных из телесной материи извлек Ты таинства, чудеса, прорицания в соответствии с твердью Книги Твоей - она благословение и для верных, -
et deinde fidelium animam vivam per affectus ordinatos continentiae vigore formasti, atque inde tibi soli mentem subditam а затем образовал душу живую верных, упорядочив их чувства силой воздержания. Разум, подчиненный только Тебе
et nullius auctoritatis humanae ad imitandum indigentem renovasti ad imaginem et similitudinem tuam, praestantique intellectui rationabilem actionem tamquam viro feminam subdidisti, omnibusque tuis ministeriis ad perficiendos fideles in hac vita necessariis ab eisdem fidelibus ad usus temporales fructuosa in futurum opera praeberi voluisti. и не нуждающийся ни в каком человеческом авторитете для подражания. Ты обновил по образу и подобию Твоему, подчинил, как женщину мужчине, деятельность руководству ума, и пожелал, чтобы всем Твоим слугам, необходимым в этой жизни для усовершения верных, эти самые верные оказывали помощь в их житейских нуждах; в будущей жизни принесет она плоды обильные.
Haec omnia videmus et bona sunt valde, quoniam tu ea vides in nobis, qui spiritum quo ea videremus et in eis te amaremus dedisti nobis. Мы видим все это и видим, что это очень хорошо, потому что это Ты видишь их в нас. Ты, давший нам Духа Святого, чтобы мы видели дела Твои и в них любили Тебя.
13.35.50 Domine deus, pacem da nobis (omnia enim praestitisti nobis), pacem quietis, pacem sabbati, pacem sine vespera. Omnis quippe iste ordo pulcherrimus rerum valde bonarum modis suis peractis transiturus est. Et mane quippe in eis factum est et vespera. 50. Господи Боже, давший нам все, пошли нам покой, покой отдыха, покой субботы, покой, не знающий вечера. Весь этот прекрасный строй очень хороших созданий, совершив свой путь, пройдет; у них будет свой вечер, как было свое утро.
13.36.51 Dies autem septimus sine vespera est nec habet occasum, quia sanctificasti eum ad permansionem sempiternam, ut id, quod tu post opera tua bona valde, quamvis ea quietus feceris, requievisti septimo die, hoc praeloquatur nobis vox libri tui, quod et nos post opera nostra ideo bona valde, quia tu nobis ea donasti, sabbato vitae aeternae requiescamus in te. 51. Седьмой же день не знает вечернего заката, ибо Ты освятил его, да продолжится вечно. После трудов Своих, весьма хороших, Ты отдохнул в седьмой день (хотя и творил, не выходя из состояния покоя). И голосом Книги Твоей возвещено нам, что и мы после трудов наших, потому "весьма хороших", что Ты дал нам закончить их, в субботу вечной жизни отдохнем в Тебе.
13.37.52 Etiam tunc enim sic requiesces in nobis, quemadmodum nunc operaris in nobis, et ita erit illa requies tua per nos, quemadmodum sunt ista opera tua per nos. 52. И тогда Ты так же отдохнешь в нас, как сейчас в нас действуешь. И наш отдых будет Твоим, как и наша работа - Твоя. Ты же, Господи, всегда действуешь и всегда отдыхаешь.
Tu autem, domine, semper operaris et semper requiescis, nec vides ad tempus nec moveris ad tempus nec quiescis ad tempus, et tamen facis et visiones temporales et ipsa tempora et quietem ex tempore. Ты видишь вне времени, действуешь вне времени и отдыхаешь вне времени - но нам даешь видеть во времени, создаешь само время и покой по окончании времени.
13.38.53 Nos itaque ista quae fecisti videmus, quia sunt, tu autem quia vides ea, sunt. 53. Итак, мы видим, что Ты сделал, ибо мир существует, но существует он потому, что Ты его видишь.
Et nos foris videmus quia sunt, et intus quia bona sunt; tu autem ibi vidisti facta, ubi vidisti facienda. Глядя на внешний мир, мы видим, что он существует; думая о нем, понимаем, что он хорош; Ты тогда видел его уже созданным, когда увидел, что нужно его создать.
Et nos alio tempore moti sumus ad bene faciendum, posteaquam concepit de spiritu tuo cor nostrum; priore autem tempore ad male faciendum movebamur deserentes te: tu vero, deus une bone, numquam cessasti bene facere. И мы теперь испытываем побуждение делать добро, после того, как сердце наше зачало от Духа Твоего мысль об этом; раньше нас, покинувших Тебя, подвигало на злое; Ты же, Господи, Единый, Благой, не прекращал творить добро.
Et sunt quaedam bona opera nostra ex munere quidem tuo, sed non sempiterna: post illa nos requieturos in tua grandi sanctificatione speramus. И у нас есть, по милости Твоей, некие добрые дела, но они не вечны. Мы надеемся, однако, что, закончив их, мы отдохнем в Твоей святости и величии.
Tu autem bonum nullo indigens bono semper quietus es, quoniam tua quies tu ipse es. Ты же, Благой, не нуждаешься ни в каком благе и всегда отдыхаешь, ибо Твой отдых Ты сам.
Et hoc intellegere quis hominum dabit homini? Quis angelus angelo? Quis angelus homini? Кто из людей поможет человеку понять это? Какой ангел ангелу? Какой ангел человеку?
A te petatur, in te quaeratur, ad te pulsetur: sic, sic accipietur, sic invenietur, sic aperietur. У Тебя надо просить, в Тебе искать, к Тебе стучаться: так, только так ты получишь, найдешь, и тебе откроют.

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"