Дрейфующие в голове мысли сталкивались лбами и набивали шишки. Шишки были похожи на гематомы и требовали немедленного вмешательства психиатров. Кто-то слышал внутри голоса, кто-то музыку, кто-то подглядывал за двенадцатилетним мальчишкой, с завидным постоянством появляющемся в больничном дворе - с двух до четырех дня. Он протягивал свои пальцы-сосиски к влажной земле, и она плавилась от его прикосновения. Лопались липкие колючие иголочки новорожденной сосны ... наружу выглядывали свернутые в трубочку зеленые листочки березы.
- Весна,- шептал он и большое, жирное тело колыхалось от пара, исходившего из ноздрей. Будто это детеныш огнедышащего дракона.У него даже кожа была местами чешуйчатая.
- Какая к черту весна, - размышлял Зыбов,- еще и снег-то не весь растаял, а он весна... по календарю июнь месяц... и мальчишка неизвестно чей, пришлый...
Хорошо, что Зыбов догадался отпустить часть персонала в отпуск, а иначе бы некоторые, из особо чувствительных, точно заистерили... Все-таки нестандартная ситуация. Каждый день по несколько человек с положительной динамикой. Пришлось закрыть пограничное отделение, аппаратура простаивает, медперсонал мается дурью: все лестничные площадки забиты курильщиками. Странная копоть ложится на пластиковые подоконники. Скоро вся больница превратится в сплошную пепельницу. Бардак.
Зыбов посмотрел на отражение в зеркале, поправил очки. Он вел больничный кораблик аккуратно, сверяясь с картой, чтобы никому не навредить... никаких скоропалительных выводов... все под контролем. Осторожность, доставшаяся в наследство от матери, удерживала от панических настроений и не давала выйти за рамки общепринятых норм... пока.
Легкая ухмылка пробежала по осунувшемуся лицу заведующего.
- Ты прекрасно справляешься с ситуацией. Не нагнетай обстановку.
- Кто это говорит? - заволновался Зыбов.
- Твой диспетчер.
"Конечно, всякий человечек, живущий на земле, носит в себе мертвый череп и прочие свойства будущего покойника или сумасшедшего психа", но думать об этом постоянно - голова вспухнет. Зыбов отогнал прочь звучащий где-то в висках голос и углубился в изучение медицинских карточек из архива.
Что он намеревался там найти, неизвестно, только просидел над пыльными книжицами до самого вечера, читая истории болезни. Баба Нюра из третьего отделения принесла из столовки ужин: гречневую кашу с курицей.
- Все сидим, Михалыч?
- Сидим, баба Нюра, а вы почему не дома, в ночную разве?
- Какая ночная? Пустые палаты везде, человек тридцать осталось.
Баба Нюра украдкой перекрестилась, и, не заметив в кабинете ни одной иконки, перекрестилась еще раз и выскользнула в коридор.
Надоедливые медбратья Плищенко не дали остаться наедине с карточками. Дымили и лезли со скабрезными анекдотами прямо в душу, выпроводить их в коридор не удалось - там места для курения были заняты санитарами. Наконец, явился из ординаторской врач Оликов и разогнал всю компанию одним выражением.
Повеяло безысходностью. С запахом гари и чего-то прокисшего, из овоще-фруктов... может быть, подгнившими бананами. Заведующего больницей прошиб пот. На кушетке напротив вдруг объявился тот самый мальчишка с больничного дворика, только раздетый по пояс. На розовощеком продолговатом лице играла двусмысленная улыбка. Припухлая грудь с розовыми сосками колыхалась над расплывшимся животом. Зыбова передернуло от отвращения: "Какая гадость:",- подумал он.
- Может, послушаешь меня?- закурлыкал толстяк, накручивая на запястье шнур от стетоскопа. Его голос звучал как журавлиная трель - на языке позванивал крохотный колокольчик. Зыбов перевел взгляд на одежду, лежавшую в изголовье кушетки. Скомканная рубашка в мелкую клетку плавно ползла вниз как живая... В некоторых местах заметны следы кофе, и то самое пятно от пирожного, которое он приносил вчера, кажется, бисквитное с розовым кремом.
Зыбов достал из кармана халата приготовленный бинт и стал медленно натирать его кусочком мыла. Мыло он тоже прихватил из процедурной.
- Даже не смешно,- примеряюще замурлыкал мальчишка, - и кому ты чего- то хочешь доказать? И, главное, зачем?
- Не твое дело,- процедил Зыбов,- молчи.
- Я и не встреваю, просто предостерегаю от глупостей. Ты ведь можешь изменить мир и не прибегая к удавке, стоит только захотеть. Я ничего нового не навязываю.
Мальчишка отложил в сторону стетоскоп и натянул жировые складки до подбородка. Теперь он стал похож на задремавшую в пруду жабу, охраняющую дюймовочку, только кто эта безымянная крошка?
- Ты в курсе? Я нет.
- Перестань кривляться,- закричал Зыбов.
- Да успокойся, живи как хочешь, я не буду тебе мешать. "Ты, наверное, думаешь, что все мертвецы с годами становятся лучше, пребывая внутри нас в качестве воспоминаний? Ты ошибаешься. Настоящий погост- люди, носящие внутри себя этих мертвецов. И не надейся, они не отблагодарят за поминальные свечи и службы в храмах, не станут добрее... вина перед ними не перевесит любовь... выбирай"
- Отстань,- прошипел Зыбов,- я могу прочитать это и сам, если захочу...
Кусочек мыла выскользнул из дрожащих рук и закатился под стол.
"- Смерть,- процитировал неугомонный мальчишка,- есть великая старательница на реке жизни, промывающая золотоносный песок. Она окончательно определяет, что в вас было истинно и неделимо". Книга премудрости Соломона,- понял, Михалыч?
- Не путай меня, я уже все решил.
- Неужели? А как же Васятка?
- Заткнись.
История с Васяткой заслуживает отдельного разговора, это целый кусок жизни самого Зыбова, его внутренняя трагедия и комедия, территория выгоревших дотла чувств и хватит об этом... табу, вход посторонним туда строго воспрещен. Он никому не позволит рыться в своей памяти, тем более мальчишке. Ведь он даже не человек... так... никаких обязательств перед окружающими (как будто сам Зыбов имеет какие-то обязательства), зачатков морали, да и само право (с юридической точки зрения) ему не доступно, как и понимание жизни. И пусть сколько угодно сыпет разноцветный бисер из книг, изображая чуткого, понимающего собеседника, какая разница, что он несет и какое это имеет отношение к Зыбову? Пусть играется с кем-нибудь другим, с более покладистым дурнем, Зыбова не поймаешь на простую мушку. Он не карась, щука перестарка, шкуру которой не пробьешь и деревянными пулями, помнишь, я тебе рассказывал про эти пули... свинец разбивается об воду, а дерево насквозь шьет. Дед Зыбова изготавливал пули из сухих березовых чурочек, помнишь? И, вообще, если кому интересно, между Зыбовым и Васяткой ничего не было, и не могло быть, никакого взаимопонимания. Что может быть общего между мальчишкой аутистом и ухажером его матери? Ничего, даже жилплощадь у Зыбова была своя, двухкомнатная, доставшаяся от родителей...плюс вкусы, возраст - все отличалось, чего уж тут сравнивать. Васятка, любил, например, наворачивать за обе щеки раскисшие пельмени, Женька каждый день из кафешки таскала в термосе. Зыбов, привыкший к домашней кухни, брезговал и жарил себе яичницу, если уж невмоготу, а так старался перекусить в столовке медунивера. Или возьмем ту же увлеченность солдатиками. Этих сраных солдатиков у него целая коробка из под макарон, но все равно недостаточно, чтобы противостоять натиску белых. Какой-то фатальный дефицит красноармейцев. В магазинах тогда продавались одни рыцари и пираты, да камуфляжные в касках, не пойми что: то ли американцы во Вьетнаме, то ли японцы девятьсот пятого года... А ему неприменно надо победить, хотя бы численностью, и перевес должен присутствовать. Про Чапая и Ваську с пулеметчицей Анькой сам Зыбов и рассказал, еще и книжку притащил про эту троицу, с картинками. А Васятка только мычит и мычит, руками размахивал во все стороны. Как рассердится на кого-нибудь сразу по лицу бьет, рычит как волчонок. Чего с него возьмешь - дебил. Никак не получалось у Зыбова наладить с ним контакт, даже Чапаев не помог. Васятке, собственно, все равно, что Чапаев, что Наполеон. Если честно, в солдатики играл сам Зыбов, а мальчонка солдатикам головы отрывал или выдергивал ноги... за что и получал регулярно от Зыбова подзатыльники...
У Женьки это дите - можно сказать приданое... она и отца-то Васяткиного толком не помнила... так нагуляла в девках. И мальчонка скончался потом по естественным причинам, стечение обстоятельств... от недосмотра. Только солдатики и остались... Всю одежду Женька отдала узбекам, игрушки тоже... Там и хорошие вещи были, Зыбов лично покупал, и шортики, маечки, панаму, все фирменое, не пожадничал...и зря...
- Только не надо мне заливать про естественные причины,- зашуршал на кушетке толстозадый обвинитель,- кому ты хочешь доказать, себе?
Шнур стетоскопа обвил шею мальчишки как удавка. Серебряные колокольчики на языке споткнулись об букву е.
Язык вывалился наружу.
- Какого черта ты вытворяешь тут, зачем? - выругался Зыбов, отдирая с шеи запутавшийся шнур... кожа мальчишки была горячей и липкой на ощупь. Градусов шестьдесят, не меньше, по ощущениям.
Пальцы сосиски тут же замкнулись на запястье Зыбова, как наручники, и стали безжалостно тянуть его руку вниз к животу, где взбесившиеся барабанные палочки из бамбука отбивали марш мандельсона... какая чушь.
Зыбов с трудом отодрал от себя этого огнедышащего дракона, открыл кран и подставил обожженную руку под струю ледяной воды...полегчало.
Из занавешанного окна пробивался беспокойный луч света. Он упал на лицо лежащего на кушетки мальчишки. Мальчишка был не похож на слабоумного, скорее на заблудившегося в астрале буддиста или обкурившегося дурью. Спокойное дыхание, поза застрявшего в других мирах придурка.Из опущенных уголков рта текла прозрачная слюна. Глазные яблоки слегка подрагивали под закрытытми веками. Может прикидывается? Не имеет значения, можно спокойно перекурить и осмыслить случившееся.
Курить не хотелось, а желание вертеться как волчок, набирало обороты. Будто нестерпимый зуд после укуса комара. И пол трещал, как сухие поленья в печи, отзывась на каждый неровный шаг Зыбова. Двадцать пятый круг, двадцать седьмой, Стоп. Подошвы ног цепляются за каждую неровность. В горле першит от напряжения. Сердце ухает где-то над самым желудком... еще один круг... Зыбов врезается спиной в спину поднявшегося с кушетки мальчишки. От неожиданного прикосновения из под лопаток вырастают иголки, вот они поднимаются вверх, к горлу, и ты готов уже упасть перед своим мучителем на колени, но некому пытать - в кабинете пусто...
Зыбов вываливается в коридор.Лампы искусственного света освещает его душу изнутри. Холодно. Лед и пламень борются за право быть первым. Побеждает лед. Мысли застывают и превращаются в желе. Голова под мышкой пытается усмирить непослушные ноги. Безуспешно. Ноги не слушаются команд. Сползают на пол. Перепуганная баба Нюра с кастрюлей гречневой каши мечется в проеме коридора... Пузатые санитары, охраник, сестра и толстозадый прокурор без имени, со звенящим колокольчиком на языке.
- Что в имени твоем, мальчик?
- Я тебе не мальчик, дяденька, а лабораторная крыса (для выявления паталогии), понял? Их не так уж и много, чтобы не проследить откуда растут ноги.
- Ясно дело откуда - из жопы.
- Михалыч,- пытается достучаться до его сознания баба Нюра,- Игрушку-то зачем растоптал, чем тебе насолил этот солдатик?
- Какой солдатик?
Бабе Нюре иногда приходилось объяснять совершенно безтолковые вещи.
- Из больничной песочницы, что мальчишка оставил, тот самый, что приходил с отцом Галичева, помнишь?
- Солдатик или мальчишка?
Зыбов затормозил. Двое пузатых санитаров подхватили его под руки и увели в палату.
***
Мальчишка протягивал свои пальцы сосиски к влажной груди Зыбова, и кожа плавилась от его прикосновения.
Лопались липкие колючие иголочки на спине крошечного ежика, наружу выглядывали свернутые в трубочку прозрачные ушки и розовые лапки, такие же прозрачные как у поросенка...
- Чудо! - шептал толстый мальчишка, и тело его колыхалось от пара, исходившего из ноздрей. Будто это детеныш огнедышащего дракона. У новорожденного даже кожа местами была чешуйчатая...