Трое беспризорников пытались повесить на дереве жалобно мяукающую кошку. Мимо проходил педагог Макаренко.
Остановившись, он немного подумал и изрек следующее крылатое выражение: - Наказание это не только право, но и обязанность в тех случаях, когда наказание необходимо, но чем провинилась именно эта кошка?
- Она прокусила Ваньке ногу, а Степке чуть не выцарапала глаз,- хором ответили беспризорники. А Ванька так еще выставил вперед перевязанную грязной тряпицей ногу.
Макаренко внимательно посмотрел на мальчишек. Грязны, как черти и одеты в лохмотья.
- Надо бы их в коммуну пристроить,- подумал он, а Ваньку показать доктору.
- Где вы живете?
Мальчишки показали рукой в сторону заброшенной водокачки.
- Так там же, наверное, крысы?
- Крыс переловила Мунька, а теперь вот добралась и до нас.
-А не отдадите ли вы мне эту Муньку на перевоспитание? Я из нее человека сделаю, честное слово.
Мальчишки переглянулись, и отошли подальше, волоча за собой на веревке упирающуюся кошку. Кошка шипела, и косилась подбитым глазом на любопытного дядьку.
Макаренко вынул из кармана брюк небольшой кусок сахара и протянул мальчишкам.
- Дяденька, вы чего, колдун что ли, жир из кошки топить будете? Дык, у нее жира немного, пусть лучше на дереве болтается, чем в котле, - с серьезным видом произнес один из беспризорников.
Макаренко рассмеялся.
- Нет, я ее сначала откормлю, а потом жир вытоплю, идет? А вы будете навещать ее, смотреть, как она превращается в человека.
- Такого же толстого, как местный лавочник? - прыснули мальчишки.
- И даже еще толще,- уверял их Макаренко,- приходите к нам в коммуну, мы всегда рады гостям.
Мальчишки посовещались между собой и отдали Муньку за кусок сахара.
**
Так Мунька появилась в доме Макаренко. Первым делом она обнюхала все углы, заглянула за печку, в подполье, слазила на крышу и вынесла следующий вердикт:
- Шаром покати, и как люди живут.
Правда, здесь с ней обращались ласково, и вешать на дереве покуда не собирались. И Мунька решила остаться, тем более что жена Макаренко, бывшая попадья, щедро налила ей в мисочку молоко. Мунька выхлебала все молоко и стала тереться об ноги женщины. Мунькины блохи быстренько перекочевали под юбку женщины.
- Брысь!- закричала Елизавета Федоровна, - неблагодарная сволочь! И выставила несчастную Муньку за порог, однако Мунькины блохи все равно остались на теле Елизаветы Федоровны, и продолжали ее грызть до тех пор, пока женщина не догадалась вымыть ноги с дегтярным мылом. Муньку тоже помыла во дворе с дегтярным мылом и вычесала оставшихся насекомых гребнем. Мунька мужественно вытерпела всю экзекуцию в надежде на вторую миску молока. И она не ошиблась в своих расчетах, кроме молока ей дали еще целую голову селедки с хлебом. Наевшись, Мунька свернулась калачиком у теплой печи и проспала так до самого вечера.
Вечером пришел с работы Макаренко с компанией беспризорников и сказал, что они будут отмечать день рождения Васьки, и надо все приготовить как положено, как у приличных людей. Жена Макаренко привычно расстелила на столе свежую скатерть, поставила закуску, чистые стаканы и бутылку самогона. Мунька про метод "взрыва" ничего не знала и даже не подозревала о его существовании, но на всякий случай спряталась подальше от опасной компании, забившись в угол под лавку.
Вдруг она услышала знакомый смех, идущий прямо из утробы ее злейшего врага. Так мог смеяться только один человек: отморозок Санька, раздавивший камнем ее слепых котят. Он и несчастную Муньку собирался прикончить, но она сумела вырваться из рук жестокого мальчишки и убежать в лес, где прожила почти до поздней осени, питаясь мелкими грызунами и птицами. И только наступившие холода и бескормица вынудили кошку покинуть лес и вернуться к людям.
Те котята были последними в ее жизни, после злопамятной встречи с отморозком Санькой, у Муньки случались одни выкидыши, и вскоре она перестала подпускать к себе котов.
Наблюдая из своего угла за поведением Саньки, Мунька решила все-таки подождать, когда беспризорник выйдет во двор и только в темноте напасть на этого отморозка. Как хорошая охотница, она прекрасно понимала, что в избе ей отступать будет некуда, после того, как она броситься на Саньку, ее тут же поймают и повесят на ближайшем суку. И поэтому она не стала торопиться, а терпеливо ждала удобный момент. Наконец жена Макаренко взяла в руки помойное ведро и открыла дверь. Мунька проскочила между ее ног и спряталась под крыльцом.
Подвыпивший Санька уходил последним, и, Мунька одним прыжком достигла своего обидчика, вцепившись зубами в его ногу. Брызжущая фонтаном кровь на какое-то мгновение ослепила Муньку, и она ничего не видела, и даже не соображала, но быстро опомнилась и убежала на крышу. Оравшего благим матом Саньку отвели в избу и перевязали ногу, продезинфицировав ее оставшимся самогоном, а Елизавета Федоровна, уговорила подростка остаться на ночь.
**
Метавшийся в жару Санька тихонько постанывал и скулил как побитая собачонка. Елизавета Федоровна хотела разбудить мужа, но передумала, и, накинув на плечи шаль, подошла к мальчишке сама, осторожно ступая босыми ногами по скрипучему полу. По телу спавшего на лавке Саньки ползали мяукающие комочки шерсти. Елизавета Федоровна перекрестилась.
- Откуда? - удивилась она,- У Муньки никакого живота не было, может быть окотилась соседская кошка, тогда почему она окотилась здесь?
Елизавете Федоровне было жалко Муньку. Долго лежала она без сна, думая о случившемся, ворочалась с боку на бок, и казалось Елизавете Федоровне, что кошка находиться где-то рядом и смотрит на ту же самую луну, что и ее хозяйка.
- Ведь если разобраться, животное вовсе не виновато,- рассуждала про себя Елизавета Федоровна,- ясно, что Санька когда-то обидел кошку, вот она и отомстила ему.
Тем временем котята добрались до лица Саньки и запищали еще громче.
Елизавета Федоровна зажгла керосиновую лампу (ночью электричество не работало) и поднесла ее к спящему подростку. Вместо котят по лицу Саньки ползали новорожденные крысята, а огромная крыса, величиной с кошку, с аппетитом, грызла его больную ногу.
Елизавета Федоровна закричала и упала в обморок.
**
На следующий день, когда Макаренко с Санькой ушли по своим делам, Елизавета Федоровна достала из сундука бумажную иконку и стала неистово молиться.
- Муж говорит, что никаких крыс не было,- исповедовалась она богу,- что это один блеф и какое-то наваждение, но я не сумасшедшая и раньше со мной ничего подобного не случалось. Господи, помоги мне и наставь на путь истинный. Верни мне кошку.
Мунька объявилась в доме ближе к вечеру, гордо неся в зубах маленькую мышку. Она бросила мышь к ногам Елизаветы Федоровны и вопросительно посмотрела на хозяйку. Елизавета Федоровна дрожащими руками налила кошке молока в миску и осторожно погладила ее по пыльной спине.
- Ну и где ты была, Мунька?
- На крыше околачивалась,- ответила кошка, - там у вас мыши завелись.
Елизавета Федоровна пошатнулась и прислонилась спиной к холодной стене. Ее мутило.
- Ясно дело,- деловито сказала кошка, внимательно посмотрев на Елизавету Федоровну,- неприятное известие. И подойдя к миске, с удовольствием, вылакала все молоко.
- А селедка еще осталась или придется дохлую мышь есть?
Елизавета Федоровна сползла на пол. Откровенно говоря, у нее отказали не только ноги, но и голова, и на данный момент она ничего не понимала, зато Мунька соображала за двоих.
- Вы мужу ничего не говорите, ладно, ведь не поверит же, ей богу, ведь он же атеист.
- Я буду молчать,- выдавила из себя Елизавета Федоровна, и, с большим трудом встав на ноги, ловко подхватила совком мертвую мышь и выбросила ее в печь. Потом Елизавета Федоровна поставила на плиту чугунок с картошкой и стала ждать мужа.
Мунька бесцеремонно, по-свойски, пристроилась рядом с Елизаветой Федоровной, и, затарахтела как трактор. Мр-мр-мр..
**
В следующий раз, когда в доме Антона Семеновича Макаренко справляли очередные именины, Мунька набросилась на гармониста Степана и прокусила ему правое ухо.
- Правильно,- прокомментировал сей случай Макаренко, - ну, какой из нашего Степки гармонист, ведь ему же медведь на ухо наступил, вот инженер из него получился бы что надо, а гармонист никакой.
Беспризорники засмеялись, а Степан покраснел как рак, и больше ту гармонь в руки не брал. Поступил учиться на инженера.
С тех пор, отношение Муньки к Макаренко сильно изменилось: если раньше она больше благоволила к Елизавете Федоровне, то теперь Антон Семенович стал для нее царь и бог. Кошка буквально ходила за ним по пятам и впитывала, как губка, все новомодные идеи о перевоспитании трудных подростков. Говорить человеческим голосом при нем стеснялась, все больше мурлыкала и вылизывала его огрубевшие от тяжелой работы руки.
- Мунька,- бранился Антон Семенович,- хватит с меня этих телячьих нежностей, что я, барыня что ли?
- Барыня, барыня, - шутила Елизавета Федоровна,- печка скоро развалится совсем, а починить некому.
- Некогда мне, Лизонька, печкой заниматься, вы уж тут как-нибудь без меня.
- Да мы с Мунькой вот за грибами собрались в лес, может быть, Машеньку отпустишь с девчонками, чего им в воскресение в колонии делать.
- Пусть идут.
Напрасно Елизавета Федоровна напекла с утра кучу оладий. Никто из молоденьких учительниц так и не появился. Взяла Елизавета Федоровна корзинку и пошла в лес одна.
И пока она бродила по лесу в поисках подосиновиков и подберезовиков, Мунька притащила с улицы пятерых котят. Наслушавшись рассказов о перевоспитании беспризорников, она решила открыть такую же колонию для беспризорных котят сама, прямо в доме Макаренко.
Макаренко поначалу был в полном восторге от Мунькиной затеи и даже написал в газету какую-то заметку об этом, но потом внезапно переменил свое мнение, и Муньку поддерживала только одна Елизавета Федоровна.
***
Село Ковалевка, где собственно и находилась колония имени Горького, в прежние времена славилось на всю округу вкусными яблоками, а впоследствии фотоаппаратами ФЭД, производство которых и поставил на широкую ногу Макаренко, правда уже не в Ковалевке, а под Полтавой, в коммуне им. Дзержинского. Но в тот краткий период, между яблоками и фотоаппаратами, между новым и старым временем, село Ковалевка ассоциировалось в народе с именем Мунька.
Кто только не приходил посмотреть на говорящую кошку, создавшую колонию для бездомных котят. К сожалению, все записи об этой уникальной колонии для бездомных котят, были изъяты советской цензурой.
Интересен еще и тот факт, что каждого третьего беспризорника она кусала либо за ногу, либо за руку, а те, кому она царапала физиономию, обязательно становились известными людьми.
Одного популярного в узких кругах корреспондента Мунька чуть не лишила зрения, и он сразу же осознал свою ошибку в выборе профессии: забросил всю корреспонденцию к черту на кулички, и пошел учиться на окулиста, а местный доктор, которому Мунька выдрала на голове все волосы, переквалифицировался на парикмахера.
А сколько медных монеток оставила в общественной копилке любопытная толпа?
Взрыв,- говорил Макаренко,- это такое воздействие на воспитанника, которое должно взорвать вредную внутреннюю установку, очистив в душе место для формирования нового качества.
Взрыв опасен, его могут пережить не все воспитанники, поэтому пользоваться этим методом можно в исключительных случаях.