Аннотация: Роман размышление о представлении человека о божественной жизни
АУТОДАФЕ
...аутодафе (сожжение на костре) en masse, т. е. гуртом. Что в других государствах считалось обыкновенной казнью преступников, то у испанцев и других католических народов почиталось религиозным огнем и доказательством ревностного верования. Аутодафе эти производились чаще всего при восшествии на престол или во время других грандиозных народных празднеств. После того как самые опасные еретики и другие подобные им грешники сжигались, приговоренные за мелкие преступления к порке усаживались на следующий после казни товарищей день на осла, провозились по площадям и наиболее оживленным улицам города и во время шествия жестоко наказывались плетьми, батогами или розгами.
'История розги' Бертрам Джеймс Глас
Нет ни одной ситуации, которую нельзя довести до абсурда, и нет ни одного абсурда, который жизнь не сделала бы ещё абсурдней.
Петровичи.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Навсикая
Пролог.
И как вы думаете, я оказался сам в себе да еще над собой?
Как я оказался в самом жутком кошмаре, который возможен в жизни человека?
Не знаете?
Я расскажу свою историю.
Всё началось с того, что мой прадед, бывший при царе Николае раввином в пересыльном местечке Эзопск, умудрился оставить в наследство деду, книгу, написанную на неизвестном языке. Дед в свою очередь отдал книгу отцу, которому не было дела ни до меня, ни до моей матери. Он постоянно пропадал на работе, а потом и вовсе исчез, прислав спустя годы бандероль с открыткой, извещавшей меня в том, что он искренне рад моему шестнадцатилетию. Вместе с открыткой, в бандероли лежала старинная книга и сообщение, что ему некогда заниматься её изучением. Ещё он пожелал успехов в дальнейшей жизни, ни пуха ни пера, и дал пару советов, насчет того где я могу узнать звучание неизвестных букв.
Ну, насчет пуха и перьев он оказался прав - моя жизнь была далека от птичьих дел, а вот с успехами в изучении загадочного алфавита - поздравил правильно.
К двадцати годам беспутной жизни я кое-как освоился с восьмьюдесятью четырьмя буквами языка, на котором была написана книга, но понять, что в ней написано, так и не смог. За время исследований со мной происходили разные происшествия, типа того, что я поступил в институт, обучаться на филолога. Оттуда меня успешно вытурили по причине хронической неуспеваемости. А чего там успевать? Я искренне этого не понимал, и если бы не книга папаши, то и ноги бы моей там не было. От всей учебы в моей голове засели только фразы выдающихся людей, которые периодически выскакивают против моего желания, а так же уверенность в том, что я напрасно не родился в далёкие времена в народности хопи, живших на Американском континенте. Особенно мне нравилось в хопи то, что их "мыслительный мир" не знал воображаемого пространства. Следовательно, они не могли связывать мысль о реальном пространстве с чем-либо иным, кроме реального пространства, или отделить реальное пространство от воздействия мысли. Человек, говорящий на языке хопи, предполагал, что он сам или его мысль путешествует вместе с розовым кустом или, скорее, с ростком маиса, о котором он думал. Мысль эта должна оставить какой-то след на растении в поле. Если это хорошая мысль - мысль о здоровье или росте - это хорошо для растения, если плохая - плохо. Эта простота восприятия реальности, неотягощенная символизмом, в который я был погружен, спасала меня от сумасшествия, которое могло произойти от непрерывных поисков значений символов книги. То, что я всё-таки смог расшифровать алфавит книги, это моя личная заслуга. Я думаю в институте, наверное, стыдятся опрометчивого поступка и пеняют на завышенные требования к оболтусам, у которых имеются собственные дела не связанные с делами института.
Конечно, все эти мелкие пакости отнимали время, так как требовали внимания, но поймите - у меня была книга, написанная на никому неизвестном языке, а вдобавок ко всему, она была моей собственностью.
Внешне она выглядела как большинство старинных фолиантов - важная, в черном кожаном переплете с золотым тиснением на обложке. На старых желтых страницах болтались разноцветные картинки, изображавшие первые буквы слов. Написана она была от руки, что вызывало особое уважение, так как сам я терпеть не могу писать рукой.
Каждый раз, когда я открывал книгу, по спине проносился ветерок, и неважно во что я был одет: в дубленку или майку, в пальто или в костюм, - все равно он овевал спину. Вначале я ничего странного в этом не находил, но как-то в жару пришла идея охладиться, открыв книгу. Естественно толку от этого занятия не было, и все попытки определить был ли ветер настоящий или выдуманный, не увенчались успехом. Ветер был, но вот никто кроме меня, его не замечал. Эта особенность книги меня заинтересовала.
В течение четырёх лет я разыскивал звучание букв алфавита книги, и в результате нашел, (я назвал его нулунккудод, хотя не уверен в том, что он так назывался на самом деле), древнейший вид письменности человечества. Многие буквы, на самом деле были символами, которые меняли звучание, если располагались в определенной последовательности. Всего таких символов было сорок два, а самих букв восемьдесят четыре.
Кроме звучания букв, больше я ничего не знал: ни того, правильно ли я произношу слова, ни того, что они означают. Сплошная головоломка и только. Только не подумайте, Боже вас упаси, что звуки были созвучны сал, бер, йон, рош и марр.
И вот я нахожусь в самом себе и над собой и спрашиваю - стоила игра свеч?
И отвечаю - стоила! Конечно, стоила! А что мне здоровому обормоту было делать? - ничему в жизни я не научился, разве что звучанию восьмидесяти четырех букв таинственного алфавита.
И этот язык..., он как музыка - так и льётся, так и звучит..., вот только понять, что означают слова, я не мог пока не стал читать книгу.
1. Глава первая. Счастлив тот, кто ничего не имеет.
Как я сказал, моя жизнь не отличалась упорядоченностью и размеренностью. Меня то и дело сносило в сторону от основных занятий, притом каждый раз сносило не в ту сторону, которая была для всех правильной. После того как в институте почти вежливо отдали документы, делать стало совершенно нечего, а кушать хотелось. Я попробовал устроиться на работу грузчиком, но кому нужен недоучившийся филолог, да к тому же с явно выраженным рахитичным скелетом и головой Буцефала? К прочему я не в силах поднять ящика с яблоками - они рассыпались у ног, вместо того чтобы падать на голову. Когда я пришел устраиваться на работу в местную газету внештатным журналистом без оклада, там также указали на дверь. Они сделали это галантно, без пинков и тумаков, но это-то и было слишком обидно. Даже в магазине, где меня осматривал какой-то лысый дядька в дырявом синем халате, мне было не так обидно, когда он сказал что я не подхожу. А тут стало невероятно обидно...
Я пришел домой, разделся, посмотрел на туловище - почти лишенное мышц и заплакал. Я посмотрел в зеркало, и это заставило меня разрыдаться еще сильнее..., вроде красивая голова - но на узких плечах... - одним словом - рахитичная конская голова, посаженная на тело дистрофика.
Короче говоря, неудачи с трудоустройством заставили меня взять в руки книгу, и впервые в жизни сложить выученные буквы в слова, а, как известно, два сложенных вместе слова, это предложение, и за ним обязательно стоит мысль, и мысль может быть материальной. Вот тогда что-то материальное блеснуло в комнате и шарахнуло меня по голове.
Очнулся я лежащим на полу. Голова болела, но самое главное - книга была закрыта. Ничего не понимая я вновь открыл книгу. Что меня поразило, так это моё спокойствие, - на первых страницах обнаружилась стодолларовая купюра. Она мирно покоилась как раз на месте заклинания, и как мне показалось, лицо президента Франклина нахально улыбалось. В какой-то момент он показал мне язык. Я взял купюру и стал проверять её подлинность. Купюра оказалась самой что ни на есть настоящей - не фуфлом и не подделкой.
- Ну, спасибо папаша, хоть сто долларов прислал! - В тот момент я не удивился тому, что я сотни раз открывал книгу на этой самой странице и никаких сотен там не было.
Следующими моими действиями было найти применение замечательной находке. В принципе на том этапе жизни, мои потребности были минимальны, и как следовало из бюджетных расчетов, этой сумы мне хватит на пару месяцев вполне достойного голодания. Я представил: сегодня пойду в продуктовую лавку, отоварюсь различной снедью: консервами и сардельками, маслом и сырками. От представленных образов продуктов питания скрутило желудок, который вот уже пару дней отдыхал от пищевых упражнений.
Накинув плащ, я вышел из квартиры. Спустившись, обратил внимание на то, что входная дверь ни с того ни ссего стала открываться не как обычно на улицу, а в подъезд. '- Вчера этого не было', - пронеслось у меня в голове, но долго на этой мысли я не смог задержаться, потому как урчание желудка, было громче зова любопытства.
По дороге к магазинке я поменял купюру в обменном пункте. За одну бумажку зеленого цвета выдали пять красненьких и две желтые. О, это целое состояние, от которого хочется просто прыгать на месте. Целых пять пятисотенных бумажек! Да еще две желтые сторублевки! Ну не восторг ли? А когда я достал из кармана состояние и стал рассчитываться с продавщицей, которая привыкла к тому, что я расплачиваюсь грудой металлических монет, которые ей приходится пересчитывать, лицо её вытянулось и стало похожим на морду бультерьера от которого убежал полусдохший кролик. Я достал целую красненькую и уверенно протянул. Она взяла с недоверием и, так же как я проверял сто долларов, проверила красную бумажку. Лишь убедившись в подлинности купюры, она отдала сдачу и пакет с вложенными в него продуктами.
Как очутился в квартире - не помню. Как ел - помню. Как после этого спал - не помню. Как проснулся - помню, и как снова взял книгу, тоже помню. У меня мелькнула мысль, - папаша засунул в неё еще деньжат, надо только как следует поискать. Я снова открыл книгу и к моему удивлению того, первого предложения не было.
- Это что за чертовщина? - прокричал я, не веря своим глазам.
Я стал рыться в книге, ища ту фразу, которая исчезла, и нашел её через десять страниц.
'- Нет, так не бывает', - не то произнес, не то подумал я, и на всякий случай закрыл книгу.
Когда я открыл её снова, то фраза переместилась на третью страницу и нахально уставилась на меня первой нарисованной буквой в виде змеи пожирающей свой хвост. Да я руку дам себе на отсечение, - змея ехидно смотрела в глаза! И снова я закрыл книгу, не веря себе, думая, что сошел с ума. (Уж лучше бы действительно я тогда тронулся, хотя кто знает...)
Естественно я ущипнул себя за ногу и, почувствовав боль, немного успокоился. '- Соберись', - приказал я себе, и вновь открыл книгу - первая фраза была на месте!
Медленно, по слогам произнес вслух фразу, оглядываться по сторонам. К моему счастью я вовремя успел заметить взявшийся ниоткуда кулак, и увернулся от столкновения. Когда кулак исчез, я открыл книгу и снова нашел там сто долларов!
- Вот пруха! - произнес я единственное, что тогда мог произнести, забрав купюру из книги.
И в этот момент меня опять что-то стукнуло, естественно сзади.
Когда очнулся, Франклин на купюре злобно ухмылялся во весь рот, при этом он показал язык и скорчил физиономию.
- Да что же это такое? - спросил я у купюры, но ответа не получил.
Скомкав доллары, я вновь открыл книгу. Как и ожидал, знакомая фраза оказалась в середине книги. Я не стал экспериментировать и произносить её снова, так как наконец-то до меня дошло - книга сама выдаёт тумаки вместе с купюрой.
Дальнейшее изучение книги я проводил, обмотав голову всеми имеющимися в квартире полотенцами. Их было не так много, но от сотрясения мозга могли предохранить.
Недолго думая я прочитал первую фразу на первой странице, но не ту, которая была первой, а ту, которая появилась вместо первой. Разумеется, сделал я это осторожно и полушепотом. К удивлению ничего не произошло - тумаков не было, равно как и книга ничего не выдала. Я немного расстроился, так как стал считать книгу волшебной и способной осуществлять любые желания. Но так как ничего не происходило, я расслабился и снял полотенца.
Я стал дальше листать книгу, чтобы прочесть новое заклинание, но книга преподнесла еще один сюрприз - все страницы книги были заполнены новой фразой, первая буква которой изображалось деревом. Внимательно рассмотрев древо, я увидел висящие на нём плоды, выглядевшие несъедобными.
Как я узнал, что это Сефирот? Когда-то давно я побывал на лекции странствующего ортодокса, и он, в качестве лекционного материала показывал изображение этого дерева. Сефирот или 'Древо Жизни'. Это один из самых мощных символов алхимии. Каббалистическая метафизика рассматривала мир как совокупность десяти божественных эманаций, каждая из которых содержит в себе одно из качеств этого мира. Эти десять чисел состоят из четырех основных элементов: Божьего Духа, воздуха, воды и огня, и шести пространственных направлений: вверх, вниз, влево, вправо, вперед, назад. Размышляя над ними алхимик открывал смысл Божественных тайн. В последствии эти вполне материальные критерии переосмыслялись и приобрели психологическую абстрактность, до понятий: Венец, Мудрость, Распознание, Милость, Сила или Строгость, Великолепие, Победа или Вечность, Величие или Признание, Основание или Фундамент, Царство. В эту систему символьных обозначений древа жизни включают еще понятие Постижения.
Десять 'Сефирот' обычно изображаются в виде сложного рисунка, который называют 'Древом Сефирот' или 'Древом Жизни'. Создание алхимиком данного рисунка имело целью приобрести визуальное изображение целостности представлений о 'Древе Жизни' с помощью последующей медитации.
Не став медитировать, (отчасти назло книге) я прочитал эту же фразу на последней странице, и опять ничего не произошло. Тогда я пошел на кухню и закурил сигарету. Вообще-то я редко курю, но сейчас почувствовал - только сигаретный дым может меня успокоить. Докурив сигарету, я подкурил новую, ожидая как никотин будет воздействовать на нервную систему. Точнее на то, что совсем недавно таковой являлось.
Когда я докурил до середины сигареты, в дверь позвонили. Оставив сигарету в пепельнице, пошел открывать дверь, перебирая в голове кого могло принести. Так как я был причислен к лиге неудачников, то обычно меня никто не посещал, да и сам я редко ходил в гости. Открывая дверь, я был уверен - кто-то ошибся дверью или пришел почтальон.
На пороге стоял незнакомый мужчина в светлом плаще. Он стоял так, что я не видел его лица, только волосы на затылке.
'-Зачем ему плащ - сейчас лето!?' - пронеслось в голове.
- Здравствуйте, вы не подскажите, а Мария Григорьевна здесь живет? - нерешительно спросил он.
- Нет здесь никаких Марий. Я здесь живу, вы ошиблись, - прошипел, закрыл дверь и пошел на кухню.
Когда почти докурил сигарету, звонок повторился. Я решил, - такому наглецу как этот мужик в моей квартире делать нечего и не пошел открывать дверь. Но звонок назойливо зудел, требуя подойти к двери.
Каково было моё удивление, когда на пороге оказалась стройная блондинка, одного со мной возраста, да еще ни с того ни с сего чмокнувшая меня в щеку.
- Жора, ты ждал меня? Ну конечно ждал! Вот я и пришла к тебе. Ой, а что это у тебя там? Ты собак любишь? - щебетала девушка, выглядевшая как моя мечта.
Нет, не просто как - она и была моей мечтой.
Только обычно красивые девушки, о которых можно мечтать, проезжали мимо в роскошных автомобилях с персональным водителем и если и замечали меня, то, скорее всего, точно также как фонарный столб, под который не будет мочиться даже последняя шавка. То есть я и он были, но были абсолютно несущественны, настолько ничтожны, что обращать на нас внимание, это проявлять явное неуважение к себе.
Продолжая ничего не понимать, я оглянулся. Что я увидел? - Я увидел толстого бультерьера, вторую мою мечту после девушки. Хотя когда-то я мечтал о бультерьере больше чем о девушке, и это была первая мечта, но сейчас..., все же мне двадцать лет, и мечтать о псине в этом возрасте неприлично.
- Он мой? - осторожно спросил я у девушки, которая к этому времени прошла в коридор и сняла белоснежные босоножки.
- Ну не мой же! А как его звать?
- Да..., да..., да..., я и не знаю. Я как-то.... Да я его, как и вас вижу впервые.
Вообще бультерьер мне нравился. У него была отвратительно прекрасная морда, чуть косоватые красные глазки и роскошный тигровый шерстяной окрас.
- Назови его Шушриком, - предложила девушка, пройдя мимо меня на кухню. - Ах, ты еще куришь на кухне!? - то ли спросила, то ли утвердила она моё право курить в собственной квартире.
Стиснув зубы, я промолчал.
Я медленно закрыл дверь. Но не подумайте, что я остался в своей квартире. От всего происходящего я начинал сходить с ума, и мне совершенно не хотелось ускорять этот процесс. Так как с детства я был не совсем и не всегда уверен в своей нормальности, то я постоянно рылся в различной справочной литературе по психиатрии, с целью доказать самому себе свою нормальность. К своему удивлению никаких таких уж явных отклонений за мной раньше не наблюдалось, но тут видно меня прорвало. И надо же, прорвало основательно и бесповоротно! Видимо все эти образы были столь мной желанны, что в какой-то момент времени я совсем свихнулся, и спасения от этого сумасшествия нет.
Пока я спускался по лестнице, в голове шел интенсивный умственный процесс, связанный с тем, что я пытался определить в какую психиатрическую больницу мне лучше пристроиться. В моей фантазии всплывали видения самого себя спеленатого тугой смирительной рубашкой, с огромной соской во рту, кричащего 'агу' и писающего в огромный пузырчатый подгузник. Еще я представил, как буду рассказывать историю своего сумасшествия старенькому психиатру, (а он непременно должен быть стареньким!), и то, как он внимательно меня выслушав, пристроит в палату к слабоумным или к олегофренам. Там мы вместе, всем коллективом, будем пускать слюни и самодовольно ковыряться в носах, вытаскивая из них остатки пшенной каши, скормленной прошлым вечером. И главное, мы все там будем одинаково довольны и счастливы - от благополучного продолжения жизни в форме растений, у которых, как известно нет никаких желаний, поэтому молчаливо счастливых.
Дойдя до двери подъезда, я обнаружил, что дверь снова открывается в нужную сторону, то есть в ту, в которую она открывалась раньше.
'- Ну точно сбрендил', - подумал я, и тут заметил, что стою босиком.
- Ну точно тебя примут в лучшем виде, - теперь вслух произнес я.
'- Ну а что может случиться с тобой, если ты поднимешься в квартиру, где переобуешься? Что с тобой могут сделать твои видения?' - опять подумал я.
- А ничего, - вслух ответил я сам себе.
'- Вот и хорошо', - подумал я.
Естественно я вернулся в квартиру, где меня встретили мои галлюцинации.
- Как мило, ты вынес мусор, - поздравила с тем, чего я не делал, блондинка, а я, в свою очередь, решил - устойчивость галлюцинаций прямо пропорциональна тому, насколько ты готов воспринимать её как галлюцинацию.
- Мусор? Да..., я пытался его вынести..., - честно признался я в том, что хотел бы избавить себя от прекрасного видения.
- Ты как-то странно на меня смотришь. Ты что, сомневаешься во мне, не доверяешь? Какой ты глупенький, - щебетала блондинка. - Ах да, я не представилась - я - Кристина.
- Жора, - я протянул руку, но это был не знак приветствия, а скорее желание ощутить её прикосновение.
- Ну, тебя то я знаю. И знаю что ты Жора. Вот только не пойму, какой мне быть с тобой - умной или дурой?
- Гм, - все, что успел я выдавить из себя, так как Кристина снова затараторила.
- С одной стороны бытует мнение, что блондинки умными не бывают. Лично мне этот подход не нравится. Если честно. Но с другой стороны - желание Жоры - это закон. Так что если ты пожелаешь чтобы я была дурой - ты не стесняйся, так и говори. - Она так выразительно посмотрела мне в глаза, что я сказал, чтобы она оставалась умной.
Неожиданно она поцеловала меня в щеку и даже отпустила мою руку. Вот интересно, если я выбрал второй вариант, она бы поцеловала меня? Кто её знает, эту блондинку?
- Я Шушрика покормила. Ты знаешь, у тебя отличный пес. Я с ним подружилась. Он ногу мне облизал. А ты с ним часто гуляешь? Наверно четыре раза в день? Ну конечно четыре. Я же выбрала первый вариант! - Кристина так быстро говорила, что я не успевал отреагировать на её вопросы, и ей приходилось отвечать за меня.
Разумеется, так и должны вести себя очаровательные натуральные блондинки. А она, несомненно была натуральной стопроцентной блондинкой, с шикарной фигурой, лицом ангела и ...
Пока я разглядывал роскошь её тела, подошел пес Шушрик и вальяжно растянулся вдоль моих босых ног. С непривычки я испугался. Вдруг он примет шевеление палцами за акт агрессии или ему не понравится запах? Тогда он оттяпает мои пальцы?! У бультерьеров оттяпывание конечностей - первейшая жизненная потребность!
'- Нет уж, шевелиться не буду', - решил я, и замер. Так я и стоял посреди кухни, а вокруг порхала самая настоящая богиня блондинок.
- Скажи Жорик, ты чего стоишь? Тебе не привычно, что за тобой ухаживают? - Кристина обратила внимание на мою несуразную позу.
- Нет, то есть да, - пролепетал я, а внизу раздалось похрюкивание Шушрика. '-Эта скотина уже заснула', - решил я, и осторожно присел на табуретку.
Двигался я медленно, боясь разбудить псину, которую про себя окрестил садюгой.
' - Кстати, с чего это Кристина взяла, что он пёс, а не сука? Наверное, в моем бреду все как-то взаимосвязано, - подумал я, продолжая пытаться отделить явь от галлюцинаций. - Вот моя кухня, вот моя табуретка, я на ней сижу. Вот моя богиня, а под ногами, пес - Садюга! И все прекрасно', - я попытался успокоиться, но нервы есть нервы, и подите их успокойте, если они разгулялись и шарахают вас галлюцинациями.
Тем временем Кристина закончила приготовления ужина и накрыла стол. Среди всего, что ей удалось извлечь из холодильника, (я, кстати, был совершенно не в курсе, что в холодильнике всё это спрятано), отличились нарезка семги и черная икра. Все остальное было не столь непривычно, но я отродясь не покупал этих яств. Я даже не знал, что они выглядят именно так. Но с другой стороны, не стоило этого показывать блондинке с длинными ногами.
О, её изысканная, изящная тонкая фигурка, даже, пожалуй, хрупкая..., она так сильно возбуждала, сводила с ума. Восковая бледность её лица, обладающая чистотою слоновой кости, была почти неземной, однако губки в своем античном совершенстве заставляли вспомнить розовый бутон и лук Купидона. Её руки с тонкими пальцами были словно из мрамора, пронизанного голубыми жилками, и такой белизны, какую только мог доставить лимонный сок и Крем Королевы, и совсем не было выдумкой то, что она надевала на ночь лайковые перчатки и омывала ноги молоком. Навсикая Савская! А колдовская сила её глаз!.. как она возбуждала самую сильную страсть - страсть девственника лишиться невинности, предавшись всем тяготам похотливой половой жизни. Её брови были обольстительно шелковисты, и создавали арку невинности, но там не было невинности, там была похоть воплощенная царственным телом.... И волосы настоящей блондинки, спускающиеся по плечам кудрями морских волн, обнимающих вечернюю лагуну.
Да..., еще вопрос, кого я предпочитаю - дур или умниц? Конечно, я предпочитаю её. И она кажется не против!..
- Как тебе нравится то, что я приготовила? Конечно, этот скромный ужин не может полностью тебя удовлетворить, но все же попробовать стоит.
Я не понял, как случилось такое чудо, но я действительно преодолел барьер скованности и стал есть. Бесспорно, все, что я съел в тот вечер было божественно вкусно, я даже почувствовал себя посланником бога в благодать людскую, тем более что после еды у меня наступило состояние благостного отупения, в коем я и находился еще с полчаса.
Кристина мыла посуду, постоянно оглядываясь. Садюга лежал на моих ногах и мирно похрюкивал, выказывая свою признательность, если таковая вообще есть у бультерьеров, и вечер казался идеальней идеального. Потом Кристина вышла с кухни, и я немного взволновался - а вдруг она решит уйти, оставив меня наедине с моей фантазией о её появлении? Преодолев страх перед собакой, я поднялся и осторожно пошел искать Кристину.
Почему-то я не стал звать её. Меня, наверное, одолела та же робость, что и в первые минуты её появления. Я осторожно открыл двери спальни и обнаружил Кристину лежащей в постели. Её юбочка стала короче кротости, то есть она была, но её и не было. А чего я еще хотел в мире своих галлюцинаций? Чтобы она была одета в броню и пояс верности феодальным традициям католической инквизиции?
Не в силах преодолеть накатившую волну стыда я так и не смог опуститься рядом с ней на кровать. А она смотрела прямо в глаза, гипнотизируя своей красотой. Она что-то говорила, но что, я не помню, так как я вообще в том момент не соображал. Я видел её длинные ноги, слегка выпирающие колени, трусики розового цвета, полурасстегнутую блузку, где прятались два выпуклых шарика её грудей, и ничего не понимал. Наверное, в этот момент впрыск тестостерона и адреналина в кровь достиг максимума, за которым стоит беспамятство или какая-то маниакальная забывчивость, или же что-то другое, называемое любовью.
Вот удивительно, если бы я имел до этого сексуальный опыт, то, как бы я отнесся к её появлению? К её телу? Да и вообще ко всему тому, что было предо мною? Я бы меньше растерялся? Не думаю, скорее всего, наоборот..., я лёг рядом, потрогал её грудь, прикоснулся к губам.... Она ответила со всей страстностью, которая в ней скрывалась.
Она что-то говорила, пела, щебетала и, наконец...
Потом было то, что опытные люди называют сексом, хотя я с ними не согласен - в моём случае была самая настоящая любовь. Потом еще, и еще, и еще...
Часам к четырем утра я заснул, обняв Навсикаю.
Да, теперь я могу с уверенность заявить свою!
2. Глава вторая
В десять часов утра я обнаружил, что Навсикая исчезла. Исчез и Садюга. На кухне было как и вчера до появления видения. Как я понял - галлюцинации прекратились. Это меня немного расстроило, но с другой стороны, - хорошего помаленьку. Я не стал приводить свою внешность в порядок и не побрился. Пускай растут волосы - мне они не мешают. В трусах я сел на табуретку пить кофе. Постепенно ко мне возвращалась самокритичность, которой ничего не казалось хорошим и нормальным. Я стал ругать себя за вчерашнее поведение, за то, как встретил галлюцинацию Кристину с псом тигровой масти, за то, что позволил расслабиться и не стал разубеждаться в том, что все вокруг является бредом.
Так продолжалось полчаса, и я до того себя застыдил, что стало совсем дурно.
'- Неужели, - спрашивал я себя, - я сошел с ума от одиночества? Неужели теперь самым лучшим местом пребывания для меня будет психиатрическая клиника, где меня будут пичкать пилюлями и уговаривать признаться в том, что ничего не было'.
- Какой позор! Это было! - воскликнул я...
- Что было? Какой позор? - неожиданно произнесла сзади Кристина.
Она была в прихожей.
- Вот этого не может быть! - уверенно заявил я и пошел встречать своё сумасшествие.
Ведь, по моему мнению, Кристина и пес Шушрик были галлюцинациями. Каково было моё удивление, когда я обнаружил перед собой плоть Кристины, которая протягивала ко мне руки чтобы обнять. Псина радостно завиляла обрубком хвоста и обнюхала мои ноги.
- Ты нереальна! Ты моё видение! Моя галлюцинация! - сорвалось у меня помимо желания моего эго. Наверно моё суперэго приобрело тотальную власть над моим телом и теперь руководило его действиями. А, как известно, суперэго - не более, как боязнь мнения других людей.
- Ну с чего ты это взял? Успокойся, я вся твоя, - Кристина прижалась ко мне.
Я ощутил её груди, запах волос, и мысленно показал своему суперэго язык, при этом я отправил этой скотине послание, чтобы оно навсегда заткнулось и не мешало мне жить.
Возник внутренний диалог, в который активно вмешивалась Кристина.
'- Это не я, а ты заставляешь меня мучиться', - злобно пыхтело моё суперэго.
'- Нет, это ты всю жизнь меня мучаешь. Именно ты не знаешь, чего хочешь, а я знаю! Я хочу женщину, а именно Кристину! Я хочу пса, бультерьера, и пусть он будет садюгой, мне наплевать, лишь бы меня любил!' - отвечало моё эго, и я был полностью с ним солидарен.
- Ты завтракал? - вмешалась Кристина.
'- Разумеется, если она была галлюцинацией, она не стала бы вмешиваться в наш разговор!' - заявила та моя часть, которая была эго.
'- Да с чего ты это взял? Ты же читал о психе с галлюцинаторными настенными тараканами! Ты забыл, что он приехал с ними из Киева в Москву, и при этом тараканам совершенно было наплевать на него и на всех вместе взятых. Они ползали себе по стенкам..., нет, ну ты явно того', - вело наступление суперэго.
- Ты путаешь. Он не мог своих тараканов трогать, а я могу! Вот смотри, - последнюю фразу я произнес вслух, и набросился на Кристину.
Я крепко обнял мою Навсикаю, я прижался лицом к её груди, мои руки трогали её ноги, попку. От этого ощущения в руках возникло самое неповторимое чувство - чувство кожи моей любимой. При этом всем я умудрялся что-то бормотать, доказывая реальность Кристины своему суперэго.
- Да что с тобой? - спросила Кристина, для которой моё поведение было весьма странным.
Честно говоря, если бы я тогда оказался на её месте, то я бы не задумываясь ушел. Я бы решил, что человек болен, что он опасен, следовательно, он нуждается в помощи и лечении.
Но она не ушла. Она нежно гладила меня по голове, отчего я испытал бесподобные ощущения. Её нежные руки скользили по моим волосам, слегка их вороша. Они касались моего лба, носа, губ..., да еще Садюга прыгал у моих ног, требуя внимания.
'- Нет, - решил я, - они не могут быть галлюцинациями. Скорее галлюцинация - это я!'
Что ж, наверное, какой-нибудь буддийский монах полностью согласится с этим выводом, я же за счет него прекратил внутренние прения со злобной своей сущностью. Кристина, взяла меня за руку, и повела на кухню. Там она мне выдала чашку чая и спросила, давно ли я проснулся.
- Нет. Наверно час, может меньше. Но что-то около того. Я проснулся, а тебя нет..., я подумал, что ты галлюцинация, - признался я. Возможно, это признание было лишним, но, - ты самое прекрасное в моей жизни. Я до сих пор не верю в то, что ты здесь, рядом, со мной.
- Успокойся, я рядом. Хотя ты мог меня спросить, как я к тебе попала? и вообще, что я тут делаю? Хочешь узнать? - Она пристально посмотрела, как будто сомневаясь в моей реальности. Точнее в моей готовности принять её ответ.
- Наверно да. Но...
- Нет, еще не готов, - прервала мои размышления Кристина.
Она подошла и села рядом. Вчера, когда мы ужинали, она сидела передо мной, и я не видел её осанки. Сейчас она сидела чуть с боку, слегка выпятив назад попку. Стройная, как натянутая струна мандолины, она не могла не возбуждать. Даже такой олух как я, почувствовал возбуждение. Как жаль, что оно сковывалось стеснением. Даже стыдом за себя - свою внешность урода. Мне так и хотелось крикнуть ей: - посмотри на меня! Мы не пара. Мы вообще не должны быть вместе на этой планете. Ты такая прекрасная, ты богиня, Навсикая, а я худосочный дегенерат, стесняющийся своего тела.
О, моё самопрезрение..., в тот момент оно достигло крайней степени накала и не в силах сдерживать эмоции, я убежал в комнату - туда, где вчера она ласкала меня, терпела мои хлюпанья, стоны. Она трогала мои рахитичные, тонкие руки, неспособные поднять одновременно даже два кирпича. Её тело, оно было прекрасно...
Об остальном я целомудренно не стал думать, так как что думать о том чего на самом деле нет, о галлюцинации.
Моё внимание отвлекла книга, лежащая на моей подушке.
'- Что за чертовщина? - подумал я. - Я точно знаю - книга лежала на кухне, я сам её там видел!' Я стал судорожно перебирать в памяти все действия за последние полчаса..., но я должен поверить сам себе - я не заходил в комнату с книгой. Я не приносил её сюда!
Сумасшествие на то и сумасшествие чтобы ничего не помнить о своих действиях. И если ты все-таки свихнулся, то относись теперь ко всему происходящему философски, - снисходительно. При белой горячке, люди из окон сигают, чертиков видят, а у меня всего-то видение прекрасной барышни, да пса урода, к тому же из детских фантазий.
'- Ну подумаешь книга. На постели... - ерунда, - такое бывает!' - заключил я и открыл первую страницу.
По традиции на первой странице была новая неизвестная надпись, которую я легкомысленно прочитал. (В моем положении нельзя отягощать себя долгими раздумьями, это может плохо кончиться!)
Насколько я знал из курса клинической психиатрии - думать удел шизофреников, нормальный человек не думает - он знает: знает, что ему делать; знает о последствиях своих действий; и знает, как ему избежать этих последствий. В моем случае, я столкнулся с ситуацией, когда думать было нельзя, равно как нельзя было действовать, но если я все-таки сумасшедший, то имею право на ошибки - последствий все равно никаких не будет, кроме, разве что...
Короче, я прочитал длинное предложение из восьми слов, чуточку удивившись длине фразы, но какая может быть разница в моём состоянии? Еще я подумал о том, что письменность состоит не только из букв, но и из знаков препинания, всяких тире, двоеточий, запятых и точек. И почему в изученном мной языке я не обратил внимания на эти мелочи?.. Глупость какая. Может быть, я неправильно читаю? Может надо с чувством, с толком, с расстановкой? Но как узнать, есть ли там запятые, если возможна совершенно другая система произнесения звуков.
Я так углубился в свои размышления, что потерял контакт с реальностью: глаза бездумно шныряли по комнате, из носа вытекла сопелька, да и из открытого рта выплескивались слюни. Ну точно - полноценный олегофрен!
Сколько я так провел времени, не имеет значения, одно ясно, из этого состояния благостного отупения вывела меня Кристина. Оказывается, она долго трясла меня за плечи, прежде чем я сообразил, что к чему.
- Что с тобой? Очнись! - произносила она, а я воспринимал её слова как растянутый грохот проезжающего паровоза.
- Да вернись ты! Ты что прочитал? Ты - что - про - чи - тал? Скажи мне! Скажи, хоть что-нибудь! - то, что она сильно волновалась, это я понял, только не понял из-за чего.
Да и могут ли волноваться глюки, тем более, собственные? А если они не собственные, а заемные, кредитные так сказать, то об этом лучше не беспокоиться - хозяева на то есть. Вот пошел в банк, взял там пару в кредит глюков, а служащие пускай волнуются, переживают, верну я им долг или нет.
- Что случилось? - кое-как произнес я, замечая, что на моём лице что-то сопливится и противно стекает с подбородка.
- Ни-че-го не случилось, - постепенно я начал нормально воспринимать слова Кристины, даже осмысливать их, вот только в мысли они складывались плохо. - Ты мне скажи, что ты прочитал в книге?
- Предложение.
- Какое?
- Длинное.
- Произнеси первый звук, - потребовала Кристина и внимательно посмотрела мне в глаза.
- Не помню, - честно признался я, не понимая, причем здесь чтение и её вопрос.
- Так - чудеса начинаются. Это плохо..., - она опустилась на пол, обняв мои ноги.
- Цу-де-са-а, - медленно, по слогам, как-то мечтательно произнес я и почему-то опустился на пол. Там я сложил голову на колени Кристины.
Она стала перебирать мои волосы, а я почувствовал себя совершенным ребенком. Таким несмышленым детинушкой, неспособным ни на что, кроме как получать ласку от любящей женщины.
- Ясно - ты впадаешь в детство, - Кристина замолчала на пару минут, продолжая гладить меня по голове. - Послушай, так нельзя. Я понимаю, в твоей жизни были счастливые моменты, и твоя мать гладила тебя по голове, но ты пойми, я не она. И сейчас ты должен найти в себе силы преодолеть регресс. Ну же, ты можешь!
Она встала с пола, осторожно сложив мою голову на пол.
В тот же момент я скорчился в позе зародыша, ощущая себя девятимесячным предрожденцем. Я понимаю, никто не помнит ощущения до момента рождения, но я их чувствовал! Я чувствовал, как меня окружает приятное материнское тепло, как меня питают материнское соки. Я даже ощутил пуповину. Я боялся открыть глаза, чтобы не разрушить идиллии. А какое благостное отупение меня окружало!
Снаружи, через плоть живота меня поглаживала рука матери. Мягкая, нежная, заботливая рука матери!
- Встань, встань! - Кричала Кристина, пытаясь поднять моё тело, но я был мягким комочком желе, которое проваливалось вглубь дорождественского состояния.
Мне было так прикольно, так клёво, так интересно...
Что это? Так нельзя! Я же маленький!
Кристина дубасила что было сил по моей спине, ногам, заднице.
- Не понимаешь по-хорошему - будем иначе! Ишь дебил переросток, регрессировать он задумал. Не выйдет, не влезешь!
Её стараниями ко мне стало возвращаться ощущение реальности. Только всё было как-то странно, как-то непривычно: воздух в комнате, одежда, сухость тела, крики Кристины. Она радуется моему рождению? Мама!?
Я протянул к ней руки и засучил ножками.
- Ма-ма, агу, - заагукал я, испытывая к Кристине самые восторженные детские чувства.
- Я те дам мама! Ты выродок, а ну давай восстанавливайся! - Потребовала Кристина, и, наверное, она была в чем-то права. Моя внешность выдавала меня как двадцатилетнего молодого человека, но никак не ребенка.
В ближайшие двадцать минут меня всего крутило и выворачивало. Каждая минута, была равноценна прожитому году. Так через три минуты, я уверенно встал и пошел по комнате в поисках горшка, но такового там не оказалось, зато была ваза из чешского хрусталя. Кстати, подарок бабушки. Так вот, прекратив поиски ночного атрибута каждого ребенка, я вцепился в эту вазу и стал напяливать её на голову завопев, 'я королевич, я королевич!'. Еще через минуту я вытащил из носа огромную сопельку и мгновенно засунул её в рот. Вкус мне понравился.
Достигнув семилетнего психологического возраста, я хищно покосился на письменный стол, на котором находился макет самолета, и, расставив руки подобно крыльям, я зажужжал, изображая аэроплан. Тоска последующих девяти минут была оправдана скукой школьного периода моей жизни. Но так было только до девятого класса. В нём я переродился в этакого маленького хама, что выразилось в обращении к Кристине в словах, 'телка, перипихон, наивняк'. Были, конечно, слова похлеще, но вы же понимаете, все-таки в комнате была дама...
Институтское времяпровождение выразилось в метании по комнате в поисках одежды, еды и собственного себя самого. Ничего интересного.... И вот, наконец, я все-таки пришел в себя.
3. Глава третья
Вот так я и оказался в самом себе. Дело в том, что я психологически раздвоился. То есть две, абсолютные похожие копии моего сознания были впихнуты в одно единственное тело и они друг другу явно мешали.
- Ты как? - спросила Кристина и, не дожидаясь ответа, произнесла. - Бедненькие, - сказала она это скорбно и как-то грустно. - Еще раз встретишь эту фразу из восьми слов, бросай книгу на пол. Восемь - символ бесконечности, будешь делиться бесконечно. Забыла тебя предупредить, но видно так уготовано. Что ж, буду иметь в виду.
- Что?
- Что? - произнесли мы поочередно.
С непривычки я стал оглядываться по сторонам, ища своё отражение, но и отражение тоже старательно поворачивало моё тело, правда, в другую сторону. Вы и представить себе не можете, как это чувствовать, как твоё тело выкручивают противоположные требования мозга, которые ты сам ему отправляешь.
- Ничего. Я бы на вашем месте успокоилась, и попыталась договориться между собой о том, кто будет дремать, а кто функционировать. Так, по крайней мере, больше шансов на извлечение удовольствий из внешнего мира.
Легко ей предлагать такое, а как мне быть?
В любом случае попытки выяснить кто есть кто, в моём случае были не уместны. Я был я, и хватит об этом. (Хотя, честно говоря, та часть меня, которая не я или я вторая, чуточку хуже меня, но вы ей об этом не говорите).
Кристина, о, эта мудрая Кристина! - она вышла из комнаты, оставив меня наедине с собой и, первым делом я попытался восстановить главенство собственной персоны над выскочкой. Но не тут то было - силы были равны, а значит, ничего у меня не получилось. Хотя и тут я пытаюсь вас обмануть, дело в том, что я несколько раз долбанул себя по носу, два раза в живот и, очутившись на полу, попытался провести обманный захват левой руки. Боль была адской, но отпускать руку я не собирался.
- Ты что делаешь? Поломаешь же! - возмутился я.
- Как бы не так, выродок, не отпущу! - ответил я ему, точнее себе. А черт его тогда знал, кому я все-таки отвечал.
- Чего ты хочешь? Ты что, хочешь поломать мне руку?
- И поломаю! - Я усилил натиск, но сразу отпустил руку, так как боль была просто парализующей.
Я распластался на полу комнаты, выжидая ответных действий с его стороны, но он тоже затаился.
- Так и будем лежать?
- А что ты предлагаешь?
- Предлагаю понять, что произошло и как нам теперь быть.
- Ну и как нам теперь быть?
- Не знаю.
- По-моему, Кристина сделала нам отличное предложение.
- Какое? Это о разделе сфер влияния?
- Ага, именно об этом.
Без преувеличения могу сказать, тогда я основательно задумался. Но и тот я тоже задумался, а мозг-то тоже был один. И вот когда я обдумывал ситуацию, тот я тоже обдумывал ситуацию. Мозг работал на полную катушку и начинал перегреваться. От этого мыслительного накала мы стали уставать. Ну, нельзя же одновременно эксплуатировать одно тело, если оно конечно не тело гения, с детства привыкшего думать две мысли одновременно. В какой-то момент мы одновременно решили кинуть монетку и определиться с тем, кто из нас будет управлять телом сейчас, а кто через двенадцать часов.
Я засунул руку в карман и достал оттуда пятирублевую монету. Естественно я выбрал орла, но и тот я тоже претендовал на двуглавую птицу.
- Да какая разница, - неожиданно для себя заявил я.
Но и тот я заявил эту же фразу.
- Значит идешь на уступки? Решка моя!
- Нет, решка моя!
- Да, пусть будет так, - решил я продемонстрировать своё благородство, - решка твоя, орел мой.
- И чего ждешь? - спросил он, то есть я, ну короче я бросил монету.
Выпал орел.
- Так, всё, убирайся, - довольный своей победой заключил я.
- А куда? Куда мне деваться?
- Ну, это брат я не знаю, сам решай. Но на ближайшие двенадцать часов тело моё!
- Договорились.
Он прекратил внутренний диалог и свои домогательства к моему телу. Наконец-то я получил полный доступ к своему телу. О, вы не представляете, как прекрасно владеть телом - своим телом! Телом, к которому ты привык, телом, в котором таится столько радости и наслаждений. Телом, которое дает тебе право прикасаться к другому телу - к телу любимой женщины.
Я сразу бросился к Кристине на кухню.
- Ага, разобрался! Молодец! Ты не поверишь, но иногда такие выяснения могут длиться по три-четыре дня. А я вижу ты сговорчивый! Молодец! - Похвалила меня Кристина, а я, не раздумывая, прижался лицом к её груди.
Пес Садюга сел на мои ноги и стал отчаянно крутить обрубком хвоста по полу.
- Как ты думаешь, Кристи, а он надолго поселился во мне?
- Смирись, навсегда. Ты понимаешь, он это ты, а ты, это он. Вы и есть одно целое, но разъединенное осознанием самих себя. Не огорчайся, всё могло быть гораздо хуже.
- И что же мне делать? Что? - Отчаяние, которое меня охватило, было ни с чем не сравнимо. Да и когда я представил, что он прикасается моими руками к её телу как ласкает его, и как она отвечает ему взаимностью, мне стало совсем плохо. - Обещай мне, что ты не будешь его любить. Обещай, ты будешь его презирать, ведь он не я - он обман!
- Ну этого я тебе обещать не могу, ведь для меня и он и ты являетесь единым целым, и приготовься к тому, что будешь вместе с ним разделять моё тело.
- Ни за что!
Кристина отстранилась от меня. В её взгляде читалось недоумение и неверие в то, что я говорю. Этот её взгляд заставил меня задуматься. В конце концов, в психиатрии есть описание больных страдающих раздвоением личности, правда ни одна из личностей не знает о наличии второй, но какая разница, знают они или нет друг о друге? Наверное, их тоже кто-то любит и воспринимает как одного человека.
Но как быть в моей ситуации?
- Успокойся, и знаешь что, давай поешь, - за то время, что я выяснял с собой, кто из нас двоих будет первенствовать первые двенадцать часов, Кристина приготовила чудесный обед.
На столе стали появляться принесенные ей продукты, а в конце появилась домашняя лапша, имевшая вид лапши, которой меня кормила в детстве бабушка. Даже цвет лапши был таким, каким его делала бабушка - жёлтым. Она всегда клала одни желтки. И вкус бульона был таким же, как в детстве - из домашней курицы, которую заботливо коцала бабушка перед моим приездом.
Надо отметить - проголодался я изрядно. Телом было потрачено огромное количество нервной энергии, и теперь требовалось её восстановить. Кристина смотрела на меня и лукаво улыбалась. Ей явно хотелось что-то рассказать, но отвлекать от еды, она не решалась. Я оценил её чувство такта, подумав, какая она умница. Моя бабушка, несмотря на то, что была старой перечницей, никогда не грузила меня во время еды, за что я ей тоже очень благодарен. Категорической противоположностью этих милых женщин, была моя маман, которая никогда не упускала возможности прогрузить меня во время поглощения пищи. Она как паук набрасывалась на меня, когда я видел перед собой тарелку с едой, и ведь всегда грузила по полной программе. Возможно, её стараниями я оставался тощим, даже после того, как она слиняла в деревню, оставив меня с воспоминаниями о вкусной и здоровой пище, в детстве называемой правильной. Так вот, моя маман каждый раз, когда я садился за стол покушать, начинала читать мне мораль о тех, кто лучше меня умеет пристраиваться в жизни. Особенно она любила упоминать некоего Диму. (С ним я проучился два года в одном классе, а потом ему проломили голову. По-моему, это сделал его родной папаша, и он навсегда выбыл из нашей школы, переселившись в школу для умственно-отсталых. Я, почему-то, не рассказывал маме об этом происшествии с Димком, оставляя её в неведении, что придавало ей уверенность в её правоте. Ну а мне право не обращать внимание на её обеденный бубнёж. Димона она ставила мне в пример, доказывая, что лучше этого мальчика мне никогда не стать. Разумеется, первое время я нервничал и переживал по поводу своей неполноценности, но потом как-то смирился с этим фактом и перестал обращать на него внимание).
Наконец, когда я закончил есть, Кристина позволила себе произнести речь. При этом она постоянно спрашивала меня и сама же отвечала на свои вопросы.
- Так, итак: давай я тебе всё расскажу. Ты, наверное, всё уже понял, и про меня, и про Шушрика? Да, наверное, да. Но все-таки, мне надо кое-что уточнить. Во-первых, то, что на самом деле я являюсь не просто женщиной, а идеалом женщины. Я как бы твоя Анима! Ты знаешь кто такая Анима? Анима, это твоя женская сущность, живущая в тебе и в других мужиках. А в женщинах живет анимус. В психике конечно. Но это неважно. Забавные у нас имена? Я когда узнала, как люди меня называют, рассмеялась. Но что сделаешь, так устроен мир и ты, наверное, об этом знаешь. Что, ты хочешь меня спросить о том, как я появилась? Конечно же, сделала это книга. Но это не просто книга, типа книги царя Соломона. Кстати полное фуфло и никакого разговора с богами не получается, вследствие ограниченности человеческого восприятия мира. Я, кстати, также не воспринимаю богов, так как имею человеческое происхождение. Ты хочешь узнать, что это за книга, которая попала к тебе в руки? Это Первое Слово. Да, да, именно то Слово, которое произнес Бог, когда ничего не было. Вот так, Жорик, вот так. И не спрашивай, каким образом он умудряется рассовывать это Слово среди созданных им миров, я этого не знаю. Наверное, ему хочется иметь почитателей своей гениальности. Не перебивай! Это невежливо, перебивать даму, когда она говорит важные вещи! У мужиков вообще странная привычка перебивать женщин, когда они говорят важные вещи. Не выйдет! Слушай, и перестань махать руками. Так вот, это Слово, даётся людям, чтобы они смогли стать равными ему. Не сотоварищами, не друзьями, а равными. И твоё раздвоение, это тоже его попытка сделать так, чтобы его поняли. Правда, насколько я знаю, так никто и не смог полностью произнести Первое Слово целиком. Будем надеется, что тебе это удастся. Итак, марафон начинается!
- Что значит начинается? - В это время я нашел в тарелке недоеденную полоску лапши и медленно занес её в рот.
- Не ешь, когда говоришь о серьезных вещах! - Глаза Кристины метали молнии. Ну не буквально молнии, но что-то очень на них похожее.
- Извини, не прав. Был не прав.
- То-то же. Мы с тобой голубчик начали наш марафон и никуда теперь нам с него не свернуть. Крепись и мужайся, ты будешь вынужден прочитать книгу полностью! Ты пройдёшь весь цикл, сколько бы это времени не заняло, и не жди предупреждений о том, что будет с тобой происходить, их не будет. Да, и не пытайся понять значение слов, только время потеряешь, они всё время меняются.
- Ха, - нахально произнес я, - какая мелочь, всего каких-то сто страниц, да еще написанных от руки. Ерунда, я Джойса прочел за два дня от корки до корки. А это, мелочи.
- Это твой Джойс ерунда, а тут Слово! Ты не выпендривайся, отнесись к этому серьезно. Небось помнишь еще, как тумаки получал?
Тут я задумался, так как не сразу понял, что Кристина имеет в виду, то есть какие именно тумаки я должен не забыть. Она по видимому поняла моё недоумение и расшифровала его по моему лицу, и мгновенно отреагировала заявлением о моей алчности.
- Ты что забыл о том, как тебя долбанул гнев господень? Ты еще славно отделался. Он, наверное, сделал поправку на твою конституцию и рахитизм, а знаешь, как он других мутузил? Вот восьмой пользователь Слова, кажется египетский ученый, так получил по голове, что после этого стал философом. А сорок третий претендент, так и вовсе жизни лишился. А эти алхимики недоучки, как они страдали от своей алчности и поисков магического философского камня? Сколько их полегло, да в самом начале! Да что там говорить, ты везунчик. Прими мои поздравления, что остался жить и не заикаешься при этом.
Все её заявления, в то время, мне показались очень сильными аргументами, а тут еще и Шушрик зашевелился на моей ноге. Потом он встал, осмотрелся и, не задумываясь поднял свою заднюю ногу на мою ногу и, извините, пописал на меня. Я подумал о том, что надо немедленно отреагировать, но зубы..., бультерьер..., но он же мой..., сволочь он..., Садюга!
Кристина посмотрела на медленно растекающуюся лужу у моих ног и буквально прошипела.
- Он точно тебя цапнет, если ты будешь таким слабаком. Ну же, накажи его, он ждет!
Ну какого черта! Что же такое со мной происходит? То ли я сошел с ума, то ли нет? То ли это галлюцинации, то ли мне действительно придется сразиться с этим ублюдком-мечтой.
А Кристина настаивала, она буквально подталкивала меня к бультерьеру, ожидая, как я его стукну. И я действительно занес ногу и слабенько пихнул Садюгу. Он как-то обиженно посмотрел на меня, как будто пытаясь сказать мне, 'И это всё хозяин? Ну ты даёшь!'.
- Не так - пни его, - потребовала воплощенная в Кристину кровожадность.
- Не могу.
- Через не могу!
Я еще раз пырнул Садюгу в морду, и как мне показалось, он ждал этого момента, так как я почувствовал, как моя нога буквально ломается о его череп. Эта скотина подставилась под мой удар, и даже не просто подставилась, а прыгнула на ногу. Ну, положим лоб у булей крепкий, но моя нога..., - она пострадала. А Кристина, довольная моим подвигом прижалась ко мне, ласково поглаживая меня по спине.