--
Ресурсов хватает, а мавзолей не строится? А ты ему эту... Гильдию Трупов, - тьфу, ну ты понял, - построил?
Из разговора игроков в "HoMM3".
На дворе стоял декабрь. Самый неправильный декабрь на свете. Или у меня настроение плохое было, и мне только казалось, что минус тридцать в первую неделю декабря - это неправильно.
Можно много говорить, что русская зима - явление культовое, и жаловаться на нее, тем более гражданину Российского Президентства, нелепо, но когда ветер пополам со снегом проводят экспансионистскую компанию в границах вашего свитера, сердце глухо к доводам рассудка.
Самое обидное было в том, что минус тридцать было именно сегодня, когда у нас с Никелем выпал шанс прогулять три пары на самых законных основаниях. Сегодня был выездной урок медицины в Дом культуры Чего-то Там. Мы надеялись увидеть умирающих от неизлечимых болезней, которые бодро смотрят в завтрашний день, надеялись - наконец-то! - побывать в морге. Мы попали на церемонию вручения наград по поводу проведения пропаганды безопасного секса в старших классах.
Отсидев два часа на жестких стульях и удостоверившись, что нас отметили, мы с Никелем во время антракта решили свалить. Хорошая сторона мероприятия заключалась в том, что эта бодяга продлится еще два часа, поэтому гулять можно свободно. Плохая же, как вы догадались, заключалась в пресловутых минус тридцати.
Николаю было все равно, куда идти. Он вообще не местный, и о нашей "большой центральной деревне областного масштаба" знает не так много. Поскольку ему все равно, а прогулять пары на сегодня я его уже уговорил, то мы драпанули в ближайший книжный супермаркет.
Вообще такие магазины - вещь. Там можно совместить приятное с приятным: погреться и попускать слюну на новинки. Поскольку денег у студентов не хватает по определению.
По дороге Никель разговорился на философские темы. Он у нас вообще существо образованное, но на ненаучные темы говорит очень редко.
--
Вот слушай, Серег, а что такое жизнь? Как мы знаем, что живем?
Я собрался было процитировать заученное давно определение существования белковых тел, но Никель, кажется и не ждал ответа. Он заговорил с жаром, обычно ему не свойственным, и я приготовился запоминать, не прерывая.
--
Вот как можно доказать, что человек умер? Что, если мы не умираем, но только переходим в другое состояние жизни? Что, если мы умираем только потому, что нам об этом кто-то рассказал. Есть такая гипотеза, что если не верить в смерть, и если не хотеть умереть, то и не умрешь. Глупо, да?
--
Я пока смутно понимаю, - признаться, я вообще не понимал.
Николай шмыгнул носом и глубоко вздохнул. Идти нам оставалось еще остановку (потому что я жадный, и тратить пятерку на трамвай не хочется), и я очень сомневался, что успею понять никелеву мысль до магазина. А после магазина он ее забудет, или обзовет несущественной.
--
Ну вот смотри. Что свидетельствует в пользу смерти или жизни того или иного человека? Нет-нет, не медицинские термины, - я упорно молчал, изображая тупого болвана - сам начал, сам пусть и соображает. - Спорим, что можно умереть, и даже этого не заметить? Вот, может мы с тобой еще на прошлом повороте умерли, но были так заняты разговором, что даже не поняли этого, а раз не поняли, то и продолжаем жить. Или живем здесь, а умерли в совсем другой вселенной...
--
Спорим, на бутылку пива. Когда я умру, я тебе на трубку звякну. Только потом, я сейчас умирать не хочу, ладно?
Или мы говорим на разных языках, или у меня мозги замерзли. Николая я совершенно не понимал.
Впереди нас ждал перекресток с живым светофором. Это когда у сломанного (замерзшего от холода, что ли?) трехглазого монстра стоит крендель в бушлате и нажимает кнопки на пульте. Идиотская система, потому что крендель не переключает "зеленый" пешеходный на "красный", пока дорогу не перейдет распоследняя старушка.
--
Я слышал, их скоро скинут, - я кивнул в сторону "оператора огней". Тот одарил меня настороженным взглядом из-под своего форменного шлема с фиолетовой полосой.
--
Кого? - Никель еще додумывал мысль, и на мой кивок внимания не обратил. - Куда скинут?
Я хмыкнул, и мы засеменили по льду пешеходной "зебры".
--
Пришельцев. Фиолетовых. Захватчиков этих инопланетных, - громко так, чтобы светофорный прихвостень чужаков хорошенько расслышал.
Полисмен зыркнул в мою сторону еще раз, но ничего не сказал. На то и расчет - в нашей "большой деревне" много чего можно, чего в столицах нельзя. "Спальный регион", чего уж там...
--
И кто же их скинет, Сопротивление, что ли? Четыре года бегают с этим "скинем", "освободим", "пусть Земля процветает", а толку - пшик, - Николай с досады плюнул в сугроб. - Где ты видел, чтобы повстанцы побеждали? Тем более за четыре года.
С этим не поспоришь. Я так и заявил. Но ведь не обязательно побеждать повстанцам. Вообще-то, по всем правилам, нас уже должны были спасти. Или уничтожить за неповиновение. Вся штука в том, что Фиолетовая Империя - неправильная Империя. Императору интересна Земля, интересны жители другой вселенной. И пока это так, нас не станут особо притеснять или даже уничтожать. Но и на переворот, так чтоб "всем миром", особо надеяться не приходится: жизнь с Империей для большинства землян отличается в лучшую сторону, чем без Империи.
--
Точно, - поддакиваю Николаю еще раз, - только это не я придумал. Я на "Книжке" в субботу газетку одну достал. Злобную такую, "Гнев Земли" называется. Короче говоря, Сопротивление какую-то большую бомбу сбросить хочет, чтобы новый мир получился. Только я так и не понял, на кого...
Договорить я не успел, потому что Николай согнулся в приступе громкого хохота. Конечно, звучит нелепо, но если там все к этому и сводилось, что ж тут поделаешь.
На самом деле, в газетке (да что за газета на два листа?) сообщалось, что Землю спасут таинственные К'лайты, которые из большой любви ко всем обиженным и угнетенным решили поделиться с землянами "ультимативным артефактом". Я и вправду не понял, откуда взялись эти клоуны (пардон, "клайты"), как применять "артефакт" - в обороне или нападении, и что будет потом.
Четко и ясно обещалось только, что после использования будет сначала большой "бум". А потом у всех или начнутся коллективные галлюцинации, или каждый получит персональный психоз. Но в итоге окружающий мир станет для каждого своим.
На газетке стояла смешливая пометка "перед прочтением - съесть". Так что оригинала, за который можно было получить билет на урановые рудники, у меня не сохранилось. Но если что и произойдет, так в самые ближайшие дни. Ну-ну, посмотрим.
--
Слушай, я замерз. Мы вообще, кажется, не туда свернули. Где этот твой магазин?
--
Да скоро, скоро, - мне вдруг пришла в голову интересная мысль. - Слушай, Коль, а что ты будешь делать, если я окажусь фиолетовым шпионом? Вот прям так и окажусь.
Николай вытаращился на меня, но потом рассмеялся и задумчиво произнес:
--
Ну, сначала буду проявлять чудеса политической корректности, а потом подкрадусь сзади с кирпичом, и крикну, что русские не сдаются. А ты?
--
А я как ты! - съехидничал я. - Давай-ка в видео прокат заглянем, я тоже замерз.
Мы шли по мощеной улице старого города. На самом-то деле, это сейчас центральный район - район кинотеатров, баров, гостиниц и всего такого, но для коренных горожан район Ленинградской остается Старым Городом. А поскольку деньги в Российском Президентстве делаются даже из памяти, то улицу и отреставрировали по старину. Поэтому вместо нормального асфальта, шершавого и теплого, как везде по городу, мы сейчас скользили по красным стилизованным камням.
Слева шуршали зимней резиной автобусы и легковушки (грузовиков в центре нет не только в столице), вместе с нами по тротуару шли многочисленные прохожие из братии праздношатающихся вроде нас, справа высились огромные постройки еще царских времен. Как ни странно, но отреставрированы они были через одну.
--
Смотри, - указал я Николаю на очередной дом, - здесь раньше кинотеатр был. "Серп" назывался, только мы его "Коса" называли.
Мне вдруг стало не по себе. Обратив внимание на старую советскую "киношку", я заметил, как это здание не вписывается в окружающий пейзаж: разбитые стекла витрин, где красовались рисованные афиши, забитые наспех проржавевшие двери, выпадающие из стен кирпичи. И все это по соседству с модным кафе и элитным парикмахерским салоном через дорогу. Император отстанет от нас не скоро. По крайней мере, от России...
Где-то далеко сзади прогремел взрыв. Ну, не то, чтобы прогремел, но эхо было приличное. Небо внезапно потемнело. Или это у меня в глазах потемнело; я моргнул, и все стало как прежде.
--
Вот и грохнули твои повстанцы бомбу! - хохотнул Николай. - И, как обычно, не на той стороне баррикады.
К месту шутка, ничего не скажешь. Баллон с газом это рванул, в маршрутке какой-нибудь.
Я все еще смотрел на небо, забитое серыми облаками, и думал, разве могут в такой мороз быть такие тяжелые серые облака, когда Николай похлопал меня по плечу и вкрадчивым голосом произнес:
--
Серёнь, ты из-под крыши-то уйди, а то снег в башку попадет...
Я перевел взгляд на скат крыши, густо усеянный громадными сосульками, и моментально шарахнулся в сторону. Да, блин, задумался.
Собственно, мы и пришли - видео-салон располагался в следующем здании. Дома разделял маленький - в ширину расставленных в стороны рук - проход. Вел он в неизвестность, потому что старые дома были широкие, и просвет между стенами сужался, а потом и терялся вовсе.
Я поудобнее перехватил ремень сумки, натирающий плечо даже через толстый пуховик, и уже открыл рот, чтобы сообщить Николаю радостную весть о достижении промежуточной цели нашего похода, как вдруг увидел черную кошку, сидящую в проулке между домами.
Кошка (такие грациозные движения и лоснящаяся распушенная шерстка могли принадлежать только кошке - не коту) напрочь игнорировала не только прохожих, но и мороз: она сидела на камне рядом с покрытой инеем стеной дома и самозабвенно терла лапой мордочку.
Наваждение. Мне на ум пришла сцена из "Матрицы". Захлопнув и снова открыв рот, я толкнул Николая локтем и собрался сказать, что в системе произошел сбой, когда послышался треск разрываемой ткани.
Первая Леди Окрестных Крыш моментально бросила прихорашиваться и припала к камню, прижав уши. Она стрельнула зелеными глазищами в нашу сторону, потом на дорогу, потом снова на нас. Но ее ждал "ветер в Санта-Анне - атака с воздуха".
Мы пребывали в том же недоумении относительно звука, что и кошка, пока не увидели его причину. Огромная сосулька, сводная сестра сталактитов, не выдержав собственного веса, сколотая нещадным морозом с крыши, пробила кошку насквозь.
Николай выдохнул "ох-х!", а я так и стоял с открытым ртом. Ни звука, ни движения. Я сглотнул:
--
Она даже не поняла, - и, вспомнив разговор по дороге, добавил: - И она тоже явно не хотела умирать. Мы пришли.
Николай кивнул, и мы вошли в видео-салон, бочком-бочком протиснувшись мимо пришпиленной (хорошо еще бескровно!) кошки.
Видео-салон был совсем новый, а потому недорогой, опрятный и с приветливым персоналом. В том смысле, что они пока еще не лезут с дурацкими вопросами "чем могут помочь".
Брать кассету я не собирался: прошлый рынок выдался не очень удачным, и мои финансы пока еще поют серенады в чужих кошельках. Собственно, мы хотели погреться.
Видео прокат делил помещение с неистребимым салоном сотовой связи "Рупор", поэтому зал был четко разделен невидимой границей территории: слева стойки-близнецы с видеокассетами и дисками и человек семь (вместе с нами) клиентов, а справа мягкий полумрак, два покинутых столика продавцов и никого народу. Из множества замаскированных в высоком белом потолке колонок звучал агатакристивский "Серый траур". Снова про кошку. Так всегда - хочешь что-то из головы выкинуть, а всё кругом думает иначе.
Николай коснулся моего локтя и направился в сторону колонны с дисками. Зря старается - там нет ни игрушек, ни музыки. Я стал выискивать стеллаж с пометкой "новинки". Экранизация "Дозоров" никакой новинкой уже не была, но по правилам данного заведения новинкой считалось все, что пользовалось спросом, и за что можно слупить двойную цену.
Нужной кассеты на полках не оказалось, так что я поплелся в другой конец зала, к Николаю. Как и предполагалось, ничего компьютерного и музыкального Никель не нашел, и теперь вертел в руках какой-то мультфильм.
--
Отогрелся?
Николай кивнул и, поставив диск на место уже собирался повернуться к двери, когда к нам подошла продавщица - низенькая пухленькая девушка с детским лицом.
--
Вам что-нибудь подсказать? - спросила она.
Да-а, напророчил. И здесь приставать начали. Просекли, видно, что в магазинах можно на халяву греться. Ну и зря - уважать надо клиентов, а не отпугивать их таким чрезмерным вниманием. Или, может, у меня паранойя?
Николай, видимо, никакого злого умысла в вопросе не усмотрел. Он совершенно спокойно назвал какой-то фильм. Девушка заломила бровь и, звякнув декоративными колокольчиками на подвеске, пригласила нас к кассе. Рядом с кассой стоял компьютерный терминал. Девушка зашуршала клавишами и переспросила название.
Мне это было совсем не интересно, поэтому я смотрел больше на полки, рекламные плакаты на стенах, посетителей; пытался разгадать, где именно на потолке спрятались динамики, из которых теперь пел Стинг.
Радио какое-нибудь, подумал я, когда мой взгляд пересекся со взглядом бородатого дядьки, только что вошедшего в магазин. Я еще и рассмотреть-то его не успел как следует, а он вдруг распахнул пальто и вытащил большой черный пистолет.
--
Ух ты... - это я, удивленно и испуганно.
--
Замерли все! - а это уже мужик, поднимая ствол и тыча им в сторону кассы. - Ты, давай деньги! И быстро!
Мне вдруг показалось, что это все не на самом деле. Вооруженное ограбление в середине дня, в центре города... со мной в качестве свидетеля и пострадавшего - не верится!
Мы все замерли. Я стоял прямо перед бородачом, поэтому спрятаться мне было некуда. Я даже глаза отвести не мог. И больше всего хотелось, чтобы мужик с пистолетом не вспомнил другую фразу грабителей: всем на пол. Потому что мраморный пол салона был грязный и мокрый.
Грабитель нервно дергался, водя стволом из стороны в сторону. Кто-то завизжал. Бородач выругался и велел заткнуться. Потом он сделал два прыгающих шага по направлению к стойке продавщицы и снова задергал оружием. Краем глаза я видел, что Николай тоже застыл и даже поднял руки вверх. Собственно, так поступили все, даже продавщицы сотовых телефонов.
Все, кроме меня. Мне вдруг стало невыносимо жарко и душно от одной этой мысли. А ведь правильно! Сразу надо было сделать, а то как бы чего плохого этот псих не удумал.
Я начал медленно тянуть ладони сначала к себе, а потом вверх. С плеча на локоть упала сумка.
--
Бли-ин...- продышал глоткой я.
Кто-то из посетителей высказал примерно то же, только белее смачно. Бородач обернулся и ткнул пистолетом в меня. Он что-то говорил, дергая стволом из стороны в сторону, но я ничего не слышал. Меня шатало из стороны в сторону, ноги подкашивались.
Сумка окончательно перевалилась на сгиб локтя и тянула вниз. Следом за сумкой тянулась рука. Мужик расценил это как угрозу. Он подскочил ко мне еще ближе. Пахнуло чесноком и потом. Вдруг он резко развернулся к Николаю и девушке-кассирше.
Грохнуло что надо! И сразу еще и еще. Девушка завизжала.
Видимо, она пыталась вызвать охрану, или что-то в этом роде, а бугай заметил. Я машинально повернул голову налево, ожидая увидеть развороченный монитор. Я увидел кричащую девушку, с забрызганным кровью лицом и Николая, лежащего на полу. Налетчик громко помянул Шайтана и чью-то мать, а потом выстрелил в меня.
Сначала горячо, а потом уже все равно. Я отлетел к стене и больно треснулся спиной. Почему-то больно было спине, а не груди, куда пришелся выстрел.
Я подумал, что надо закрыть глаза - все мертвецы закрывают глаза. Я лежал, раскинув руки и ноги, и ждал, когда же это начнется. Когда же я почувствую, что все, пора оставлять этот мир и перебираться в другой.
Ждал, ждал, и на секунду мне показалось, что вот он - новый мир. Я уже там. Только здесь нет нашей с Николаем смерти. Здесь я просто поскользнулся на грязном полу и свалился на коробки от кассет (в видео-салоне работают не дураки, и на полках стоят не кассеты, а только их красочные пластиковые коробки). И вот сейчас ко мне подбежит Николай и поможет встать.
Потом я перевел взгляд со своих зимних ботинок вверх. И - о, ужас! - увидел все того же бородатого грабителя с пистолетом в дергающихся руках. И тишина...
Внезапно с потолка зазвучала тревожная музыка и раздался строгий громкий голос:
--
Мы прерываем наш эфир для срочного сообщения. Только что стало известно, что менее часа назад группа террористов, называющих себя "Армия Священного Гнева Земли", добивающаяся свержения наместника Фиолетовой Империи на нашей планете, произвела в атмосфере взрыв сверхмощной бомбы с предположительно психотропным веществом, вызывающим галлюцинации. Подробности не сообщаются, но есть мнение, что эта акция может существенно подорвать авторитет правящей коалиции и свести на нет многие месяцы кропотливой работы Президентства относительно вопросов гражданства и личных свобод землян. Представитель Империи в Президентстве...
Я дальше не слушал - все остальное не важно. Тот хлопок и вправду был взрывом бомбы. Сопротивление выполнило свое обещание и... И что теперь? Что там в газетке написано было? "Каждый сможет стать собой. У каждого будет своя реальность, надо только захотеть..."
Я осторожно втянул воздух и удостоверился, что дышать еще не разучился. Только вот сам воздух казался немножко другим - плотнее вроде.
Захотеть? Ладно, хочу жить. Хочу, чтобы мы с Никелем отсюда своим ходом выбрались, а не "вперед ногами". Хочу, чтобы вот этот урод с бородой упал мордой вниз и вытянул руки в стороны.
Ну и, конечно, ничего не произошло. Мужик все так же стоял у стойки, но уже "забивал по карманам мятые рубли". А я лежал и не умирал. Может, уже умер? Ведь никто из мертвых не вернулся назад, чтобы рассказать.
Я осторожно покрутил головой (голова вертелась как всегда) и решил, что вполне даже жив. Напротив меня, в самом углу, рядом со стойкой дисков стоял некий плотный благообразный господин в дорогой дубленке. Он смотрел на меня и по мере того, как я вставал, его челюсть отвисала все ниже и ниже. Я приложил палец к губам и сказал "тс-с-с".
Налетчик, резко обернувшийся на шевеление в моей стороне, сначала застонал, а потом закричал. Кричал он не по-русски, но понять его было можно. Когда я окончательно поднялся и сделал первый неуверенный шаг, бородач нажал на спусковой крючок. Э-эх! Меня опять прибило к стене, но маленькое расстояние не позволило мне упасть. Следующий заряд последовал практически мгновенно. А потом послышались сухие щелчки, и сколько бы раз ни взводили боевую пружину, выстрелов не было. Наверное, у него денег больше на патроны не было, подумал я и ухмыльнулся.
М не вдруг показалось, что видео салон стал каким-то уж больно маленьким. Вот я еще в груде коробок валяюсь, а вот уже стою напротив бородача и протягиваю руку к пистолету.
Я резко дернул, и черный - еще теплый? - пистолет оказался у меня в ладони. "Почти удавшийся" налетчик комично отдернул руки и поджал их к груди. Он смотрел на меня глазами маленького мальчика, только что осознавшего, что разбил своим игрушечным футбольным мячиком любимую бабушкину вазу.
И от него несло потом и чесноком.
Я попытался выдохнуть из себя эту вонь, но из ноздрей вдруг хлынула черная, моментально густеющая кровь. Рефлекторно открываю рот и втягиваю воздух. Воздух свистит через дыры в пуховике. И легких.
Мужик начинает трястись и скулить.
--
Сваливай, - хриплю я, отшвыривая пистолет.
Бородач кивает и опрометью, насколько позволяет скользкий пол, семенит к выходу. Посетители молча расступаются перед ним, но рук не опускают - в ступоре ждут продолжения. Странные они все...
Поворачиваю голову в сторону кассы и продавщицы (отмечаю, что все мои движения замедлены, словно не зимний воздух вокруг, а теплая вода в открытом бассейне) и хочу что-то сказать.
Теперь кричит она - изо рта у меня хлещет кровь. И откуда ее столько?
За окнами слышатся крики и визг тормозов. И сразу вой сирен сигнализации. А потом гром и гонг. И крики, крики, крики...
Люди и вещи в салоне видео проката приходят в движение. Хаотичное и одновременное. Они начинают кричать, метаться, истерически хохотать, толкаться и - тот самый буржуй в дорогой дубленке - приседать.
Мне это не кажется ни смешным, ни своевременным. Это кажется глупым: вот они мечутся все, а у меня кровь хлещет, и вот в грязной жиже лежит мой Интеллект.
Присаживаюсь (очень медленно) на корточки перед Никелем и пытаюсь прощупать пульс на сонной артерии. Понимаю, что это ни к чему, - у него три большие дыры в груди, - но все равно пытаюсь.
Пульса нет. Убеждаю себя, что это у меня не получается нащупать правильную точку. Приподнимаю (опять медленно) Никелю голову и смотрю в открытые глаза. Так, а, может, он тоже не хочет умирать? Не хочет, но еще не понял этого?
(Я бы и рад двигаться быстрее, да только... А! Это пуховик мешает! Ну его. Остаюсь в толстом свитере... хватит уже кровью истекать! Прекратилось...)
--
Эгей, злыга, просыпайся, - тихонько шлепаю Николая по щекам. - Хватит уже, вставать пора...
Никакой реакции. Тогда хватаюсь за отвороты никелевской куртки (он всегда её на распашку носит, "пламенная душа"), приподнимаю его и что есть силы трясу:
--
Show must go on!
В какой-то момент Никель моргает и выворачивается уз моих рук на левый бок. Его рвет кровью и чернотой.
--
Зато живой, - успокаиваю его (или себя?) я, похлопывая по руке.
Пока Никель отползает из лужи к стенке и приходит в себя, тихонько осматриваюсь. Все клиенты разбежались, продавщица, кажется, бухнулась в обморок, а на улице за стеклом творится какая-то фигня.
Прямо у дверей нашего "промежуточного пункта" выросла пальма. Натуральная такая, с бананами и мартышкой. Ага, в декабре. Я покрутил головой, но пальма не исчезла, а мартышка продолжала нарезать кривые по стволу, пытаясь выловить в листве собственный хвост.
Бросив взгляд в сторону Николая, пытающегося встать, я выглянул за дверь. Направо - лето. Налево, откуда мы пришли, все нормально - зима.
--
Ты это нарочно? - незаметно подошедший Никель тоже скинул куртку и остался в серой водолазке. Он чуть согнут, будто старается закрыть следы от пуль в груди. И лицо у него синюшное и какое-то "стекшее", вытянутое вниз - через мгновенье понимаю, что это из-за большей, чем у меня потери крови.
--
Что нарочно?
--
Не умер...
Молча киваю. Конечно нарочно, чего уж там! Николай кивает в ответ и подходит к двери. Некоторое время смотрит на улицу, потом выходит на мороз и оглядывается по сторонам.
--
А здесь не холодно... Слушай, Серег, совсем не холодно!
Следую его примеру. Действительно не холодно. То есть нормально. То есть никак. Обыкновенно.
И неестественно: тут и там распускаются цветы, пробивающиеся прямо из асфальта и кладки, маревом дрожат крыши домов, то увеличивая, то уменьшая число этажей. Меняются люди, проходящие мимо...
--
Сопротивление.
Это мы в один голос. Это мы про ту бомбу.
--
И что же теперь? Конец всему? А как же...? - Николай смотрит в пространство и задает вопросы самому себе.
--
Никак, партнер. Будем лепить новый мир - мир в голове. Начинать с нуля. Завоевывать будущее.
Николай снова оглядывается, проводит рукой по голове - большинство волос остаётся на ладони. Стряхивает руку и смотрит на меня:
--
Тогда надо занимать место под солнцем, Серж. Пока еще можно. Надо ловить волну. У тебя есть предложения?
Кручу головой (опять медленно) и, обхватив его за плечи рукой, делаю шаг влево. Медленно идем и молчим. Думаем. Вдруг Николай останавливается и, упреждая мой вопрос взмахом руки, поворачивает обратно. Покорно жду его на месте - двигаться лишний раз не хочется.
Мимо с визгом проносится маленький человечек на розовом кабанчике. За ним радужным шлейфом тянется запах жареного бекона и цепочка раздвоенных следов на снегу. Провожаю его поднятой бровью.
Николай возвращается, держа в руках что-то черное. С интересом замечаю, что плохую видимость мне обеспечивает намерзший на брови и глаза снег - а я уж и забыл, что несколько охладел...
Мне под ноги спрыгивает давешняя мертвая кошка. Николай вытащил из нее сосульку, и дыры из-под черной шерсти почти невидно.
--
Вот, - говорит Никель, садясь на корточки и поглаживая кошку по голове, - подумал, что, раз она тоже не хотела умирать, значит... не помешает?
--
Нет, не помешает, - отвечаю я, и тут мне в голову приходит интересная мысль. - Слушай, Коль, а что, если мы сварганим наш собственный маленький угол? Ты же сам говорил, что надо завоевать место, и все такое...
Николай с минуту смотрит на меня пристально, а потом медленно кивает:
--
Ты имеешь в виду, таких, как мы? Можно. Только как мы их оживлять будем? И зачем?
--
А никак и ни зачем! - мне вдруг становится смешно и весело. - Пусть сами приходят! Просто так, чтобы было. А штаб устроим... да вот прямо здесь.
Тыкаю пальцем в фасад "Серпа", мимо которого мы проходили. Фасад задрожал в мареве... чего? А, все равно здесь будут ворота и большие окна-витражи.
Оборачиваюсь к Николая и, видя его изумленное лицо, понимаю, что сказал это вслух.
--
Как это - будут?
--
Не знаю, - честно говорю я. - Будут, и все. Придумаем что-нибудь. Давай сюда эту красавицу.
Николай протягивает мне кошку. Она смотрит на меня остекленевшим взглядом песочных глаз и смирно ждет. Я верчу ее на руках и тихонько урчу на ухо. Потом опускаю на мерзлый асфальт и легонько подталкиваю к бывшим витринам "Серпа". Кошка на секунду напрягается, а затем вдруг прыгает прямо в стену.
Сквозь стену. Внутрь. С той стороны раздается победный мяв.
Улыбаюсь Николаю и, повернувшись в сторону широченного проспекта, образовавшегося на месте дороги, что есть мочи кричу:
--
Все, кто еще не хотел умирать! Приходите к нам! Сюда! Вступайте в Гильдию Трупов! - ухмыляюсь, и с хохотом доканчиваю: - "Вставайте под наше серое знамя, пока мы еще берем!"
Мне показалось, или кто-то завыл с той стороны? А, теперь это уже не важно - мы застолбили место, первыми пришли сюда. Теперь уж в стороне не останемся.
Я хлопнул Николая по плечу, и мы вместе шагнули в раскрывшиеся створки каменных ворот Гильдии Трупов. А над нами полоскался на декабрьском ветру серый штандарт с черной кошкой посередине. Немножко не по тексту, зато соответствует действительности.