Сницаренко Максим Юрьевич. Всё обо всём

Разное о разном

Атлантида.
Поднимает мой планер воздушный поток, Атлантида сияет под ним,
И парю я над ней в голубой тишине и над миром моим дорогим.
Мне друзья в самолёте качнули крылом, перед тем как идти на посадку,
Ах, какой ясный день и как солнце печёт и вообще всё в стране по порядку.
Я горжусь Атлантидой и теми людьми, что построили нашу Державу,
Мы поднялись до впредь небывалых высот и стяжали великую славу.
Космос знает не мало отважных людей из далёкой земной Атлантиды,
Мы сильны и богаты, умны, и щедры и врагам не прощаем обиды.
Что-то западный ветер усилился вдруг - сильно сносит мой планер к востоку,
Сквозь прозрачность кабины я вижу Волну - она вся излучает тревогу.
Я снижаюсь над ней - в меня ужас проник и трясётся рука на штурвале,
И на базу послал о тревоге сигнал, и кричу всем подряд "Улетайте".
К Атлантиде всё ближе Убийца - Волна, страшный гул проникает в кабину,
И удар, и в эфире о помощи крик, и страна погрузилась в пучину.
Я с трудом кое-как дотянул до земли, как садился уже и не вспомню,
Как мальчишка обиженный я зарыдал, ненавидевши волю Господню.

Перед войной.
Опять, опять через границу на нашу землю смотрит враг,
Ему за спину, сокрушаясь, уходит солнце на закат.
Оно, предвидя злую сечу, лиловым цветом налилось,
Струной натянут пьяный воздух - перед войной так повелось.
И тишина перед вторженьем - моторы смолкли за рекой,
А я люблю тебя, Россия, навеки дом ты мой родной!!!
Пусть обнаглевший до предела через границу смотрит враг,
Он не найдёт отсюда выход обратно к дому - на закат.
Пускай уверенность в металле его оружий, велика,
Но Русь с её священным духом лелеет сердце казака.
И знает наперёд граница, что страшен будет сей удар,
Но то судьба, а там в столице врага мы разожжём пожар!!!

Стихоплёт.
Поэт, как гордо называют того, кто, наплевав на Власть,
Авторитеты и законы, стихи о правде пишет всласть.
Пусть мечут молнии с Олимпа в поэта Боги, всё равно,
Он снова пишет свои вирши - во тьме от молний не темно.
Он от разряда увернётся, желая строчку дописать,
И вот готово откровенье, и можно лечь, и спать, и спать.
А есть ещё один "товарищ", его все кличут "Стихоплёт",
Стихи он пишет по заказу того, кто трон в стране займёт.
С Олимпа Боги благосклонно его готовы одарить,
Всем тем, что он у них попросит, готовый преданно служить.
Его талант огромен, право, и совершенны письмена,
Но честь он продал за динары, и пишет дома у окна.
Хороший дом, рабы, служанки, об императоре роман,
Почти готов, но запах гари в окно пробился сквозь туман.
Текут по улицам мощённым потоки варваров рекой,
Дома людей богатых, грабя, охрану смяв тупой толпой.
Своих врагов, уничтожая, они сжигают всё дотла,
И вот до дома стихоплёта, похоже, очередь дошла.
Свои он вирши не допишет, убитый варвара клинком,
Поэт из местных полунищий опишет это всё - потом.

О любви.
Любовь, о ней писали много,
Писали все кому не лень.
Интеллигентная элита,
И Ваньки с шапкой набекрень.
С благоговеньем и со злобой,
С проклятьем, с одой на века.
Не всем отлично удавалось,
Заставь молиться дурака...
Мне Пушкина не переплюнуть,
Куда там - классный был поэт.
Но можно что ни будь добавить,
Словесный сделав пируэт.
Итак, любовь, тепло на сердце,
Когда горит её огонь.
Ты не понять куда несёшься,
Как молодой и резвый конь.
И день, и ночь полны утехи,
Когда купаешься в любви.
Любовь пьянит вином игристым,
Всё ясным кажется в дали.
Увы, увы, вино, бывает,
Нещадно давит на мозги.
На пень коняга налетает,
В ночи не увидав ни зги.
И не известно, что там будет,
Когда дурман сойдёт на "нет".
Но всё же тепел и прекрасен,
С любимой утренний рассвет.

Христианин.
Из грязи в князи прогрызать себе дорогу, христианину тяжело,
Но понемногу, он обратит своих врагов себе в друзья.
Его желанным гостем сделают князья,
Он будет слушать трели соловья.
Но всё потом, сначала пот рекою и труд, и унижений пруд.
И пряник реже, чем секущий кнут.
И снова предаёт подонок Брут,
Но Дух Святой ненастья не сотрут!!!
Борьба за жизнь и смердов и господ, и люди говорят ему: Спасибо,
Несут дары - там и хлеба и пиво, которое нельзя христианину.
Его освобождают от работ, и можно разогнуть немного спину,
И не копать на чашки эту глину, по вере Бог воздаст христианину!!!

Крайняя мера - красная химера, кровью партийцев ты делаешь дело,
Нету спасенья от красной звезды, жертвы народа - на благо страны!
Кто-то решил, что уже победил, и что народ коммунизм позабыл,
Очень напрасно он тешил себя - мы не забыли урок октября!!
Наши ублюдки продали народ и интервент по России идёт,
Нам до Камчатки богатство и власть, нам бы в России совсем не пропасть!!!
Нас презирают, в нас видят рабов, только финал наш отнюдь не таков,
Нож под ребро и гуляй в небеса, место тебе хватит там заглаза.
Толстые дяди - язык до пупа, так не хотели идти до столба,
Всех коммунист может уговорить, если коленку одну прострелить!
Папы мажоров висят на столбах, детки богатых трясутся в углах,
Плохо кончает зажравшийся класс - не остановит от мести он нас!!
Много у красной химеры голов, много её ненавидит богов,
Все эти боги нам всем до звезды, алым мерцающей из темноты.
Кровь всою пролив за счастье людей, станем всего - даже бога сильней!!!

Король не Шут.
У короля был юный шут - он остроумен был,
И к шуткам своего шута король благоволил.
За короля готов был шут взойти на эшафот,
И быстро сделал злобный рок убийственный свой ход.
У короля была жена - красавица Ли-Ли,
И королевский юный шут девицу полюбил.
Они встречались во дворце тайком от короля,
Но ела свой охранка хлеб, как водится не зря.
Такую шутку не простил стареющий король,
В душе не скоро улеглась у государя боль.
Любовников решил король таки не разлучать,
Любимым проще сообща везде всегда шагать.
За короля готов был шут взойти на эшафот,
И он взошел и с ним Ли-Ли - такая сказка вот.

Отчаение обречонных.
Стрельба на улицах и взрывы,
В дома попрятался народ.
И танки прут, асфальт корёжа,
В стране опять переворот.
Опять стреляет тот, кто беден,
По представителям властей.
Он хочет рай найти, и сразу,
И для себя, и для детей.
Обидно - он не понимает, да и не хочет понимать,
Что Власть не будет оборванцам блага свои передавать.
Наобещать наобещает, но всё равно возьмёт своё,
Я сам здесь Власть, я это знаю, везде во власти Вороньё.
Везде стекло, горят машины, крик атакующих "Ура",
Мой друг под танк гранату бросил - мы не сдадимся никогда.
Мне с другом есть за что сражаться,
Мы с ним достигли здесь всего.
Рой пуль летит навстречу этим,
Из "Хеклер-Коха" моего...

Реванш.
Гордился победой зазнавшийся враг, мы тихо стояли, боясь сделать шаг,
И бластеры смертью в затылки дыша, наш гнев убивали себе не спеша.
Босяк и пройдоха смеялся не раз, когда в лагеря конвоировал нас,
И дети рабочих кидали в лицо, отметкой постыдной гнилое яйцо.
Мы, сжав свои зубы, держались в тюрьме и злость нарастала при каждой заре,
И хищный оскал командора лица в любом пробуждал волкодава-бойца.
Пусть наша бригада разбита в бою, но флот императорский снова в строю,
Мы слышим всё чаще разрывы ракет и музыки этой приятнее нет.
Упала ракета на лагерный двор, с бетоном смешав весь конвойный дозор,
И тут же челнок броненосца "Орёл" с десантом вблизи на посадку пошёл.
Ревели турбины, шипел антиграв, а мы оставляли повстанцев анклав,
И бластеры, те, что лупили с земли, челнок и догнать, и свалить не могли.
Пусть наш Император совсем молодой, но выиграны битвы одна за другой,
В республике хаос, в республике страх и рухнет она, я уверен, на днях.
Мы чистим планету фронтальным огнём, нам силы повстанцев давно ни почём,
И пишет на лагеря стенке солдат - своих не бросает Имперский Десант.

Хочу мира.
Мне сломали на фронте душу,
Идеалы растёрли в пыль.
Я гнию на войне тихонько,
Как лишённый корней ковыль.
Я шучу там, где надо плакать,
Я такой же, как все вокруг.
И смертям всем назло храбрятся,
Новобранцы, пряча испуг.
С каждым днём ухожу в трясину,
И всё ближе к ноздрям вода.
Смерть других убивает жалость,
В умах выживших навсегда.
Зверь, вкусивший однажды крови,
В маскхалате и с "калашом".
Вряд ли сможет остановиться,
Грызть таких же зверей как он.
И не видно конца и края,
Этой бойне на много лет.
Дезертиром однажды стану,
К лучшей жизни, купив билет.

Террорист.
Его давно считают террористом и он действительно - великий террорист,
Он лидер радикального ислама, а не какой-то мелкий атеист.
Никто не признаёт его идеи, но смертники опять идут на смерть,
За общий с ним любимый Образ жизни ничью готовы Жизнь не пожалеть.
Но это ширма, это тот спектакль, когда актёр играет сам себя,
Двойная ложь помножена на деньги, скрепившие каноны бытия.
Он только кукла в лапе кукловода, живущего в далёких США,
Наделал на терактах миллионы промышленник военный без стыда.
Они живут в непризнанном союзе - один во славе, а другой в тени,
И оба симулируют атаки, чтоб думали, что якобы враги.
Семейный бизнес правит идеалы - товар всегда уходит за доход,
Но нужен повод для его покупки и этот повод создал кукловод.
Об этом знает каждый, кто догадлив, но точек для опоры только две,
И террорист, которого "все ищут" опять идёт по выжженной земле.
Он по горам мотаться не устанет, зовя единоверцев на джихад,
А кто-то за огромным океаном на новых танках сделал миллиард.

Голос горца.
В краю, где сотни лет война - за мир заплачена цена:
Крови солдат, людей страданий.
Никто не верит никому, легко исчезнуть одному,
Дома разрушены от минных попаданий.
Один с другим воюет тэйп, месть крови набирает темп,
И смерть ударом пули снайпера приходит.
Надежда вся на автомат - он тут тебе и друг и брат,
Смотри во все глаза за тем, что происходит.
Не знает тот, кто не стрелял, чужую кровь не проливал,
Как трудно усмирить в себе шайтана.
Но надо, надо усмирить и жить в домах, детей растить,
И мировую заключить с соседним кланом.
И мы живём, и будем жить, и будем тэйпами дружить,
И не вернёмся к этой дикой заварухе.
В краю, где сотни лет война - за мир заплачена цена.
Пусть отступившим не помогут злые духи.

Under ground we are going to victory and sun.
Devils helping them, where is our saint?
Our digging machines are building tunnels of life's,
We are moving slowly but beliefs we with us.
We are ready to attack their outside a base,
We will see a horror on their spoken faces.
Wee changed from the start of this grate the war.
We all were naive, but never more.
Their evil fate - our knifes in theirs backs.
Our sky angels are driving us to attacks.

Оставить комментарий © Copyright Сницаренко Максим Юрьевич (Brigadier21@mail.ru) Размещен: 19/11/2010, изменен: 19/11/2010. 16k. Статистика. Сборник стихов: Публицистика		Ваша оценка:
Аннотация: Атлантида. Поднимает мой планер воздушный поток, Атлантида сияет под ним, И парю я над ней в голубой тишине и над миром моим дорогим. Мне друзья в самолёте качнули крылом, перед тем как идти на посадку, Ах, какой ясный день и как солнце печёт и вообще всё в стране по порядку. Я горжусь Атлантидой и теми людьми, что построили нашу Державу, Мы поднялись до впредь небывалых высот и стяжали великую славу. Космос знает не мало отважных людей из далёкой земной Атлантиды, Мы сильны и богаты, умны, и щедры и врагам не прощаем обиды. Что-то западный ветер усилился вдруг - сильно сносит мой планер к востоку, Сквозь прозрачность кабины я вижу Волну - она вся излучает тревогу. Я снижаюсь над ней - в меня ужас проник и трясётся рука на штурвале, И на базу послал о тревоге сигнал, и кричу всем подряд "Улетайте". К Атлантиде всё ближе Убийца - Волна, страшный гул проникает в кабину, И удар, и в эфире о помощи крик, и страна погрузилась в пучину. Я с трудом кое-как дотянул до земли, как садился уже и не вспомню, Как мальчишка обиженный я зарыдал, ненавидевши волю Господню. Перед войной. Опять, опять через границу на нашу землю смотрит враг, Ему за спину, сокрушаясь, уходит солнце на закат. Оно, предвидя злую сечу, лиловым цветом налилось, Струной натянут пьяный воздух - перед войной так повелось. И тишина перед вторженьем - моторы смолкли за рекой, А я люблю тебя, Россия, навеки дом ты мой родной!!! Пусть обнаглевший до предела через границу смотрит враг, Он не найдёт отсюда выход обратно к дому - на закат. Пускай уверенность в металле его оружий, велика, Но Русь с её священным духом лелеет сердце казака. И знает наперёд граница, что страшен будет сей удар, Но то судьба, а там в столице врага мы разожжём пожар!!! Стихоплёт. Поэт, как гордо называют того, кто, наплевав на Власть, Авторитеты и законы, стихи о правде пишет всласть. Пусть мечут молнии с Олимпа в поэта Боги, всё равно, Он снова пишет свои вирши - во тьме от молний не темно. Он от разряда увернётся, желая строчку дописать, И вот готово откровенье, и можно лечь, и спать, и спать. А есть ещё один "товарищ", его все кличут "Стихоплёт", Стихи он пишет по заказу того, кто трон в стране займёт. С Олимпа Боги благосклонно его готовы одарить, Всем тем, что он у них попросит, готовый преданно служить. Его талант огромен, право, и совершенны письмена, Но честь он продал за динары, и пишет дома у окна. Хороший дом, рабы, служанки, об императоре роман, Почти готов, но запах гари в окно пробился сквозь туман. Текут по улицам мощённым потоки варваров рекой, Дома людей богатых, грабя, охрану смяв тупой толпой. Своих врагов, уничтожая, они сжигают всё дотла, И вот до дома стихоплёта, похоже, очередь дошла. Свои он вирши не допишет, убитый варвара клинком, Поэт из местных полунищий опишет это всё - потом. О любви. Любовь, о ней писали много, Писали все кому не лень. Интеллигентная элита, И Ваньки с шапкой набекрень. С благоговеньем и со злобой, С проклятьем, с одой на века. Не всем отлично удавалось, Заставь молиться дурака... Мне Пушкина не переплюнуть, Куда там - классный был поэт. Но можно что ни будь добавить, Словесный сделав пируэт. Итак, любовь, тепло на сердце, Когда горит её огонь. Ты не понять куда несёшься, Как молодой и резвый конь. И день, и ночь полны утехи, Когда купаешься в любви. Любовь пьянит вином игристым, Всё ясным кажется в дали. Увы, увы, вино, бывает, Нещадно давит на мозги. На пень коняга налетает, В ночи не увидав ни зги. И не известно, что там будет, Когда дурман сойдёт на "нет". Но всё же тепел и прекрасен, С любимой утренний рассвет. Христианин. Из грязи в князи прогрызать себе дорогу, христианину тяжело, Но понемногу, он обратит своих врагов себе в друзья. Его желанным гостем сделают князья, Он будет слушать трели соловья. Но всё потом, сначала пот рекою и труд, и унижений пруд. И пряник реже, чем секущий кнут. И снова предаёт подонок Брут, Но Дух Святой ненастья не сотрут!!! Борьба за жизнь и смердов и господ, и люди говорят ему: Спасибо, Несут дары - там и хлеба и пиво, которое нельзя христианину. Его освобождают от работ, и можно разогнуть немного спину, И не копать на чашки эту глину, по вере Бог воздаст христианину!!! Крайняя мера - красная химера, кровью партийцев ты делаешь дело, Нету спасенья от красной звезды, жертвы народа - на благо страны! Кто-то решил, что уже победил, и что народ коммунизм позабыл, Очень напрасно он тешил себя - мы не забыли урок октября!! Наши ублюдки продали народ и интервент по России идёт, Нам до Камчатки богатство и власть, нам бы в России совсем не пропасть!!! Нас презирают, в нас видят рабов, только финал наш отнюдь не таков, Нож под ребро и гуляй в небеса, место тебе хватит там заглаза. Толстые дяди - язык до пупа, так не хотели идти до столба, Всех коммунист может уговорить, если коленку одну прострелить! Папы мажоров висят на столбах, детки богатых трясутся в углах, Плохо кончает зажравшийся класс - не остановит от мести он нас!! Много у красной химеры голов, много её ненавидит богов, Все эти боги нам всем до

Сницаренко Максим Юрьевич : другие произведения.

Всё обо всём