Одни считают непостоянными женщин, другие - мужчин.
Но всякий истинный петербуржец знает, что нет ничего
непостоянее, нежели петербургская погода.
Июль месяц, на море полный штиль. "Вега" под полным парусным вооружением с утра неподвижна посреди Финского залива. Горизонт чист. Курсанты изнывают от жары. Наиболее смелые из них предлагают капразу К-цевскому устроить купание за бортом, на что, неожиданно, получают "Добро", но только по команде. В означенное время по трансляции раздается голос вахтенного помощника:
- Шлюпочная тревога! Шлюпку N 3 спустить на воду! Команде купаться!
С левого борта вывешивается шторм-трап. Кто опасливо со шторм-трапа, кто с визгом с планширя, а самые отчаянные с гиканьем - с бушприта прыгают парни в воду. Шесть гребцов со вторым помощником Отто во главе, уныло помахивают веслами. Вот что рассказывал один из них:
Мы отгребли от судна на расстояние примерно в четверть кабельтова, так чтобы видеть всех купающихся. Наиболее рьяных пловцов второй помощник грозным голосом отгонял поближе к судну, а мы в бездействии "сушили весла", сетуя на свою долю. "Вега", хоть и с обвисшими парусами, но после проделанного нами ремонта в Бьёрке-зунд, выглядела весьма приглядно. Обводя взглядом красавицу-баркентину, случайно увидел за кормой едва приметную кильватерную струйку. Вроде её доселе не было... Показал на неё командиру шлюпки - его реакция была мгновенной:
- Всем на борт! Всем на борт! - заорал он, а нам: - Весла на воду!
Плававшие возле борта полезли по шторм-трапу. Далеко отплывших от судна гребцы без церемоний втаскивали в шлюпку. Когда набитая людьми шлюпка не без усилий гребцов догнала, наконец, незаметно набирающее ход судно, бурун под форштевнем был уже порядочным...
Слава Богу, на этот раз, обошлось без неприятностей. Однако в это жаркое лето купание в открытом море повторялось с той лишь разницей, что перед этим мероприятием прозвучал сигнал парусной тревоги и последовала команда: "Фок, нижний марсель, верхний марсель, нижний брамсель и верхний брамсель - на гитовы!". С ветром шутки плохи, можно и не догнать, подхваченное им судно. Всегда нужно подстраховаться. Только бережёного Бог бережёт!
Где нет порядка и дисциплины, там жди аварий и других неприятностей. Это не уставали повторять нам преподаватели и командиры, уже умудренные своим флотским опытом. На учебных судах порядки были особо строгими. Это касалось не только практикантов, но и членов экипажа.
Как-то при швартовке в Купеческой гавани Таллинского порта допустил оплошность судовой фельдшер учебного судна "Вега". Он очень торопился в город по своим делам, а потому не стал дожидаться окончания швартовки. Как только закрепили первый поданный на причал конец, и судно коснулось бортом привального бруса, медик сиганул через фальшборт на берег, благо высота была всего ничего. Капитан, постоянно внушавший всем о неукоснительном соблюдении правил техники безопасности, шокирован столь явным нарушением её, да к тому же членом командного состава. Он хватает микрофон судовой трансляции и кричит:
- Стойте! Немедленно вернитесь!
Фельдшер, будучи в недавнем прошлом человеком военным, на команду капитана реагирует мгновенно. Но дело в том, что капитан находится на корме судна, а команда раздается из динамика на фок-мачте. Это на носу, да еще и на приличной высоте. Поэтому фельдшер, приложив руку к козырьку фуражки и задрав голову вверх, глядя на динамик рявкнул:
- Есть, ясно!
Продолжительный хохот скрасил, на этот раз, рутинное течение швартовной операции.
Пока мы грызли морские науки в аудиториях мореходки и получали матросскую практику на различных судах, сам флот страны переживал небывалые обновление и рост. Ушли в прошлое парусно-моторные шхуны. Пароходы, пережившие страшную войну, шли на слом или капитально перестраивались. Основные заказы на новые торговые суда получили верфи Польши, ГДР и Финляндии. Строили для нас так же Япония, Дания, Югославия и другие сраны. Иногда курсанты нашего училища ходили в рыбный или торговый порт, чтобы встретить и осмотреть эти пахнувшие свежей краской суда, познакомиться с новинками морской техники.
Случались при этом и казусы, пара из которых пришла мне на память. В порту Росток для Эстонского пароходства строились теплоходы типа "Андижан", и первым в Таллинский порт прибыл из этой серии теплоход "Локса". Ранним утром бросил он якорь на рейде. После начала рабочего дня на причале появилось высокое начальство. Такие мероприятия в Эстонии любили и в советское время, потому как намечался крупный банкет. Заготовлены приветственные речи, блестят трубы духового оркестра. Но минуты идут за минутами, а виновник торжества всё так же виднеется вдали и признаков движения не подает. Прошло полтора часа, и нервы начальства не выдерживают. На рейд, дымя высокой трубой, отправился буксир "Пересвет", дабы выяснить причину задержки. Подойдя к борту теплохода, буксир застопорил ход, и его капитан прокричал в мегафон:
- На лайнере, в чем дело? Начальство заждалось на берегу.
С мостика теплохода "Локса" раздалось в ответ:
- Да вот механики дизель пока запустить не могут.
- А как же вы из Германии отходили?
- Так там немцы запустили, а наши здесь только остановили.
Хохот раздался на той и другой палубе. Кто-то из старых моряков напомнил, что нет такой немецкой техники, какую не смог бы поломать наш специалист. В конце концов и дизель был запущен, и торжественная встреча состоялась. А суда этой серии успешно эксплуатировались много лет.
Другой случай произошел уже в рыбном порту, где встречали новенький траулер. Для торжества решили пригласить оркестр известного городского кафе. Пока оркестранты собирались, их руководитель себя хорошо "подогрел". Будучи в ударе, он разругался с музыкантами, а те, махнув на него рукой, сели в автобус и отправились в порт. Все прошло по плану: были речи, играл оркестр, вручались цветы. Ну а потом, как и полагается, состоялся банкет в салоне. В каютах тоже принимали родных и друзей. Когда народ в приподнятом настроении вышел перекурить на палубу, взору предстала такая картина. На причале, спиной к ним, пошатывалась нелепая фигура. Человек что-то пытался петь, дирижируя сам себе и выкрикивая приветствия какому-то катеру, подходящему к соседнему причалу. Оркестранты признали своего руководителя и пояснили экипажу: "Это ведь он вас так встречает." Кому смех, кому-то горе. А ты не пей с утра!
В начале второго года обучения, курсанты мореходного училища стали заполнять анкеты для получения выездной визы - близилась плавательская практика на судах заграничного плавания. Необходимо было вспомнить всех родственников, кто и чем занимался до революции, не был ли кто в плену или на оккупированной территории в годы войны и так далее. Всё это проверялось бдительными сотрудниками Госбезопасности. Прошедших этот суровый отбор, приглашали на инструктаж в Центральный Комитет компартии республики, который находился неподалёку на площади, видной из окон наших аудиторий.
И вот, в один из кабинетов робко входит курсант, представившись, сидящему за столом инструктору ЦК. Тот предлагает вошедшему сесть, а сам открывает папку с какими-то бумагами. Начинается беседа о том, что на молодого моряка возлагается теперь большая ответственность - быть представителем страны социализма в мире враждебном, где возможны любые провокации против наших людей, поэтому, нужно быть постоянно бдительным, не давать втянуть себя в сомнительные разговоры, ни в коем случае не употреблять спиртные напитки и так далее.
- Не вздумайте там по бабам ходить, у нас и своих б... хватает, - произнёс сурово инструктор и подняв голову от бумаг, увидел наивно-детские голубые глаза курсанта, сидящего напротив. - Я хотел сказать - девушек, - тут же поправился он.
Позже, во время своих плаваний, многим из нас приходилось многократно встречаться с различными людьми в разных странах. Были это граждане тех государств, были и эмигранты, занесённые судьбой в разное время и по разным причинам в чужие края. Но ничего страшного с нами не случилось, а вот забавные случаи бывали.
Скажем, немцев мы знали только по нашим кинофильмам про войну, где страшные гитлеровские вояки кричали "хальт" и "хенде хох", поэтому, когда впервые молодой матрос советского парохода сошёл на берег в Бремене и услышал оклик полицейского "хальт!", то невольно холодок у него пробежал по спине. А это была просто рутинная проверка документов.
Как-то, пароход "Верхоянск" доставил в бельгийский порт древесину для бумажного комбината. На вахте у трапа стоит молодой матрос, а с причала поднимается на борт какой-то иностранец. Как и положено, матросик интересуется:
- Вы кто, цель вашего посещения?
- А вы здесь впервые, видимо? - отвечает гость и добавляет: - Я Боря Флис, мне нужен капитан.
Это был хорошо знакомый всем советским морякам снабженец. Он доставлял нужный морякам товар в любой бельгийский порт, часто подвозил моряков на своей автомашине, и матросы постарше его прекрасно знали. Запомнил его и этот начинающий морячок, который тоже прикупил в этот заход у Флиса бельгийский коврик, ценимый в те времена в нашей стране. А вот сам коммерсант Б.Флис позже погорел на каких-то махинациях с валютой.
На стоянке в порту Руан группе моряков пожелалось посетить парфюмерный магазин, хозяин которого умудрился оставить на судне кучу визиток. По дороге в город они подошли к скучающему крупнотелому полицейскому с просьбой указать дорогу, однако он на вопрос ни по-английски, ни по-немецки не реагировал глядя на нас оливковыми глазами. Поскольку "французов" среди нас не было, стали рассуждать, как его разговорить. Ответ нашелся самым неожиданным образом - услышав русскую речь, добродушный ажан разразился русским трёхэтажным матом, а увидев смятение на лицах моряков добавил: "Одесса - мама"! Ясно, кто учил русскому языку... Ободрённый громким смехом и похлопываниями по плечам "собеседник", глянув на протянутую ему визитку, махнул рукой приглашая следовать за собой.
В африканском порту Малабо, на борт советского теплохода поднялся белокурый молодой человек. Представился вторым помощником капитана с американского сухогруза, стоящего у соседнего причала. Поинтересовался, с кем может поговорить, и вахтенный матрос указал ему на капитана, стоящего неподалёку.
- Доброе утро, сэр! - поздоровался американец, - я ваш земляк, мои родители эмигрировали в США из Риги в послевоенные годы.
- Вообще-то наш теплоход из Таллина, - ответил капитан.
- Так это почти одно и то же, это Прибалтика, - продолжил гость.
Он вырос и выучился в Америке, языка родителей не знает, но ему интересно узнать из первых рук, какая она - родина предков. Капитан рассказал ему кратко о балтийских городах, угостил таллинской сигареткой. Латыш-американец остался вполне доволен.
А вот другой африканский порт - Луанда. Небольшая группа наших моряков идёт по улице. Увидев симпатичный магазинчик, направили к нему свои шаги. Вдруг, из дверей выбежал местный темнокожий мальчуган лет двенадцати.
- Здорово, скобари! Давай карамель! - громко и почти без акцента закричал он.
Моряки поначалу слегка обомлели, а потом поняли, видать, много нашего народа здесь бывает. А аборигены молодые к разным языкам здорово способны!
В "бананово-лимонном" Сингапуре, на местном базарчике кто-то из наших моряков, торгуясь, слишком уж занизил цену на товар. Продавец, молоденький парнишка малаец, хитро поднял на него глаза и отрезал:
- Кончай шалтай-болтай!
Ну а случались ли враждебные проявления? Да, хоть и нечасто. То литературу сомнительную предложат, то процедят вслед что-то оскорбительное. В Японии, куда заходили наши суда из Вьетнама, а там в то время шла война, под видом торговцев, бывало, наведывались на борт японские разведчики. Их, а вернее их американских коллег, интересовало, какова там обстановка, велики ли разрушения. Но это было всё же редко.
Да, вот ещё вспоминается, как в Гамбурге какой-то недобитый гитлеровский вояка, в советском плену выучивший немного русский, прокричал с причала:
- Мы к вам ещё вернёмся!
- А ты чем в плену занимался? - спросили с борта.
- На Урале лес валил, - зло ответил "фриц".
- Тогда возвращайся, там его ещё много осталось, - засмеялись наши ребята, а "вояка", сплюнув, побрёл от нашего парохода.
В портах тогдашней Западной Германии к борту судна часто подходили пожилые немцы, здоровались по-русски, произносили несколько запомнившихся по жизни фраз. На вежливый вопрос, где так хорошо выучили русский, как правило, отвечали - в сталинградском плену.
Память о войне была жива, но воевать мало кто хочет. Как и у нас дома, вокруг в основном встречались нормальные люди. А радость открытия новой страны, это ведь и возможность пообщаться с её народом, узнать его поближе. Понять, что не совсем уж мы друг другу чужие.
В 1959 году, когда пришлось мне впервые пользоваться морскими картами на Балтике, я с удивлением обнаружил, что помимо природных ограничений для плавания, существуют и другие. Это были мрачные свидетельства прошедшей войны в виде остатков минных полей. Потому вынуждены мы были следовать по узким коридорам, надежно проверенными военными тральщиками. Фарватеры эти были обозначены, а зоны по сторонам, отмеченные красными штрихами, считались опасными. Некоторые бывшие военморы, которые и после войны рисковали жизнью, очищая здешние воды от смертельных шариков, теперь плавали на торговых судах. Мне запомнился такой рассказ одного из них.
Заканчивали мы как-то траление. А дело было в конце августа, когда ночи на Балтике уже совсем не белые, начинало темнеть. И надо же было на последнем практически галсе зацепить гадину рогатую. То ли от минного защитника она сдетонировала, то ли еще что, но рвануло в трале совсем близко от корабля. Поднялся водяной столб, дало по ушам, а корпус тральщика аж подпрыгнул. Штурман, взбежавший на мостик, увидел рулевого на палубе и сигнальщика, мотающего головой. У первого были перебиты ноги, второй контужен. А где командир? Рулевой в ответ только махнул рукой в сторону борта. Пришлось штурману взять команду на себя. Осмотрелись. Пробоин и сильных повреждений нет, оказали первую помощь пострадавшим. Лежа в дрейфе, включили прожектор и стали искать командира на воде, может жив, если выбросило за борт. Шарим лучом по волнам - не видно что-то. Вдруг слышим голос рядом с бортом:
- На этой коробке кто-нибудь подаст руку командиру?
Наклонили прожектор - вот он. Плывёт, но гребет с трудом, одной рукой только. Штурман посылает двух матросов на палубу:
- Помогите командиру, да осторожно, у него рука, видать, перебита.
Когда матросы стали поднимать командира на борт, то увидели, что в неподвижной руке он сжимает хвост довольно крупной трески. Потом он пояснил экипажу:
- Её тоже оглушило, ну не терять же.
Вот так в жизни и бывает: трагическое и смешное существуют рядом.
Это теперь, день 12 апреля отмечается во всём мире, как Международный День космонавтики. В этом году отметили уже пятидесятилетие первого полёта человека в космос. А что может вспомнить об этом нынешний моряк-пенсионер?
Был он тогда молодым матросом. Небольшой теплоход, на котором он трудился, рассекал не очень спокойные воды Атлантики южнее туманного Альбиона. В полночь пришла его пора заступить на вахту, именуемую у моряков "собачьей" - время самой тяжёлой борьбы со сном. Начинались новые сутки, в судовом журнале записана дата - 12 апреля 1961 года. Перед тем, как стать к штурвалу, он получил указание от второго штурмана - каждый час будить радиста. Медленно идёт время ночью. В рулевой рубке темно, только перед глазами светится картушка репитера гирокомпаса. Как только она делает попытку повернуться в ту или иную сторону, матрос перекладывает слегка руль, удерживая судно на курсе. Но вот и миновал первый час вахты. Временно на руле остался штурман, а матрос направился в радиорубку, где на диванчике дремал радист. От толчка в плечо, он пробуждается и с ворчанием берёт наушники.
- А в чём дело-то? - интересуется матрос.
- Да кто его знает, есть приказ всем судам в море выходить ежечасно на связь. - ответил радист и сел к приёмнику.
Матрос возвращается к своим обязанностям, и опять медленно потянулось время. Слабое жужжание приборов усыпляет. Чтобы не клюнуть носом, начинает матрос напевать про себя песенки, какие приходят на ум. Очередной час - очередная побудка радиста, и так до утра.
И только днём уже, взволнованный радист сообщил сногсшибательную новость - человек летал в космос! Слышимость плохая, подробностей не разобрать и фамилию героя точно не понял. Но главное - это наш человек, мы опять первые!
Подробности узнали от немецкого лоцмана, уже войдя в Кильский канал. Он принёс газеты с большими портретами Гагарина. Наша страна ликовала, а позже и другие страны с радостью принимали у себя космического первопроходца. И только много позже пришло осознание того, насколько опасным был этот первый полёт. Потому и дежурили радисты на всех судах в море, что приземлиться или приводниться космонавт мог совсем не там, где предполагали. Очень ещё "не обкатанной" была та космическая техника, а соревнование СССР и США, заставляло людей спешить и рисковать. Впрочем, это только добавляет восхищения перед мужеством Ю. Гагарина, нашего замечательного современника.
ТРЕВОГА УЧЕБНАЯ И ФАКТИЧЕСКАЯ
Дабы экипаж был постоянно готов к борьбе за живучесть судна, его нужно тренировать. У каждого по тревогам есть свои обязанности, вот их-то и отрабатывают во время учебных тревог. Проводить их нужно регулярно, а уж если поменялась перед рейсом значительная часть команды, то обязательно.
Небольшой теплоход совершал каботажный рейс из Таллина в один из портопунктов Моонзундского архипелага. Летняя погода вполне располагала к проведению тревог, тем более, что на борту появились практиканты. Как только судно отвернуло с оживлённой морской трассы в сторону пролива, капитан нажал кнопку аларма и по судовым помещениям разнеслись трели звонков. Когда они смолкли, раздался усиленный динамиками голос капитана: "Учебная тревога, пожар в машинном отделении". Началась привычная для моряков беготня: члены аварийной команды одевали специальные костюмы, взваливали на спину тяжёлые баллоны аппаратов для дыхания в дыму, разматывали пожарные шланги. После доклада о том, что условный пожар в машине потушен, так же условно тушили палубный груз. Заодно, скатили нагретую солнышком палубу, да и друг друга тоже.
После отбоя тревоги аварийное имущество вернули на свои штатные места, а пожарные шланги решили просушить, раскинув их на решетках в кожухе дымовой трубы. Рейс продолжался, теплоход резво бежал по спокойным водам пролива. Стемнело.
Команда, за исключением вахты, уже отходила ко сну, когда вновь объявили тревогу, на сей раз уже не учебную. Дымом была окутана верхняя палуба надстройки. Горели пересохшие шланги, и поливать их теперь было нечем. Хорошо, что для тушения хватило простых пенных огнетушителей. Всё их количество было израсходовано для устранения оказии, возникшей по своей собственной вине. Дымовую трубу теплохода на следующий день срочно перекрасили. Как были получены новые шланги, и вообще выпутались из этой неприятности - мне не ведомо. Но это уже другая история.