Алексей Иванович Смоленцев

"...до четырнадцатой строки"

(поэзия Евгения Чепурных и настоящее русского творческого слова)

Аннотация

В этой сложнейшей для прочтения - поэтому и рассчитанной на настоящих читателей Русской поэзии - работе, автор держит на ладони некоторые стихи современного русского поэта Евгения Чепурных, перебирает их, как перебирают алмазы (сравнение допустимо - первая специальность автора статьи - Обогащение полезных ископаемых - драгоценные камни в руках держать приходилось), рассматривает, открывая в видимом составе творчества поэта элемент невидимый, обосновывающий и природную подлинность Дара Чепурных и драгоценные свойства его поэзии.

(г.Екатеринодар, 2 мая 2018 года)

Алексей Иванович Смоленцев

"...до четырнадцатой строки"

(поэзия Евгения Чепурных и настоящее русского творческого слова)

в доброе здравие, и, надеюсь, - радование, моей мамы,

Лилии Деонисовны Смоленцевой, -

искреннего, взыскательного и одаренного читателя, чаятеля

Русской поэзии, Русской литературы

и смиреной памяти моего отца

Ивана Ивановича Смоленцева (01.09.1935 - 11.02.1993) -

научающему меня, и до сих дней, настоящему

русской жизни, русского творческого слова.

(14 мая 2012, Вятка)

Работая над этими заметками, и находясь, по моему разумению, в "умном созерцании" /и, то - не простаком же мне себя полагать/ - "глубинных" (они и "высотные") особенностей художественного мира поэзии Евгения Петровича Чепурных, однажды, в поиске строки для подтверждения собственной мысли, я, вдруг забыл о всяком умном и не очень (в моем исполнении) созерцании и стал просто читать его стихи, вновь и вновь, дальше и дальше, читать, как читаю вот уже сорок лет, с той его первой подборки в журнале "Юность", которую я, десятиклассник, запомнил, получается, на всю мою жизнь. Читал, и видел, насколько несводим - этот яркий, до неслиянной пестроты, насыщенный цветом и образом мир, весь пронизанный какими-то волшебными в зеленоватом зыбком свете серебрящимися искрами иронии, - к какой бы то ни было форме аналитики, критики.

Радость, горечь, боль, удивление - чувства, свидетели нашей жизни, я - жил, был жив, в этом ином мире - неведомом, умонепостигаемом, данном мне в ощущениях, чувствованиях.

Но этот мир не давал мне покоя, я не мог успокоиться в нем, не выдерживал его созерцания. Мне было больно. Всякая боль ищет целения, исхода, не я ищу, сама моя боль ищет, взыскует, возможности быть выраженной словом, в слове, и, может быть, упокоиться в нем.

Боль - это событие жизни моей души, или боль - это мое со-бытие с миром?

Зачем Русская литература? О чем?

В основе художественного мира Чепурных есть, что-то не пестрое, не многообразное, непреходящее, не внешнее; не "маскарад" и не "калейдоскоп". Хватает того и другого, хватает всего в его мире. Но я об ином. О том, чего мне не хватает, чтобы упокоиться, успокоиться в нем.

"Не хватает блеска звезде./Так бывает:/Где ни сунешься,/А везде -/Не хватает" (Е. Чепурных).

"Не хватает" - и это чувство естественно и объективно, напротив: "Было б странно, если б всего/Всем хватило".

Непреходящее, не внешнее, - что не преходит?

Этот перехват сердца, этот взлет, вдруг, когда хочется "как бы" выть от счастья. Выть - потому, что это счастье узнавания родного. Но родным, оказывается боль, опять она, та самая, которой нахлебался за жизнь, выхлебал до самого донышка, но с этого-то донышка и осиял тихий и радостный врачующий все на свете сладчайший свет. Поэтому - "выть", поэтому - "от счастья", поэтому - "как бы", ибо на самом деле в свете - немеешь.

Это ли пред-узнавание света? Но с начала, узнается боль?

В художественном мире поэзии Евгения Чепурных свету еще больно. Это боль на пути к свету, и это - боль самого света, его боль, моя боль.

Это была моя личная боль, и это был Его путь.

Он еще шел, Он еще спасал меня, Он еще молился до кровавого пота, Он еще распинался за меня, а мир продолжал быть - и солнце и небо и воздух и трава и листва - все еще дышало и жило и продолжало быть одновременно с распятием Его за меня.

Вот эта одновременность происходящего в пространстве жизни, которую ты получил уже как возможность, в пространстве, которой еще нет тебя, но есть уже Крест с Распятым на Кресте Светом, Распятым лично за тебя, тем, Светом, Которым ты сам и жив.

В Нем, даже и в Крестной Боли Его, была, жила, есть - всегда, та грядущая сила, которой, более самой жизни, чает всякая тварь, но не умеет осуществить вне Его, без Него.

Так ли? И причем тут Чепурных с его стихами? Не знаю.

Ничем иным не мог объяснить я, вот этот всплеск сердца, отзывающийся от строки, от слова, от порядка и сочетания русских слов, русских смыслов.

Поэтому, когда мне скажут, что художественный мир поэзии Евгения Петровича Чепурных, - чист и прост, и ясен и радостен, и искрист даже, и - "не надо о грустном", то - я соглашусь. Ибо, это действительно так. И может быть, действительно не надо туда, в иное, где больно и немо, и страшно и неоплатно - страдание переносимое за тебя лично.

Но, я это страдание знаю, и это может быть самый важный и самый главный, а может - единственный, настоящий опыт моей жизни. И именно этот мой опыт успокаивается в Евангелии. И тревожится и болит в пространстве Русской литературы, в пространстве Русской поэзии.

Так что же, скажем: жива Русская литература страданием? - Никак!, - но страдание знает Русская литература, знает все о страдании, и вмещает страдание, и поэтому, разделить и понять может любое самое великое страдание человеческое. Понять и сказать умеет Русская литература: страдание твое, человек, велико и истинно, но страдание - это еще не весь твой путь и еще не весь твой опыт; есть страданию человеческому, твоему страданию, есть - и грань и край и мера - Крест Христов, Крестом предел человеческого терпения измерен и более меры Креста не дается человеку, поэтому, потерпи, "подожди немного/Отдохнешь и ты" (Михаил Юрьевич Лермонтов), - немного осталось, еще немного потерпи и - увидишь, узнаешь, переживешь: Любовь - больше.

Любовь больше.

В этом и тайна и секрет и правда Русской литературы - велико страдание человеческое, но Любовь больше.

Я знаю негодность и непригодность своих, и любых, заметок, самостоятельность их, самость, и от этого - неполноту их и непреложность. Невозможность написать это все. Но потом, сумел сказать себе все то, что - в этих строках сказал. И, все-таки, продолжил свою работу о себе ли, о Чепурных - не знаю. Прости Евгений Петрович, коль, что не так сказалось. Может и, правда, все это лишнее...

Может, грех? Может, поздно уже?

И не матушка будет бранить.

Есть свой колокол в каждой душе,

Да не каждая станет ЗВОНИТЬ. (Е. Чепурных)

Да, и матушка, мама моя, узнав, что я взялся, наконец-то, написать о Чепурных, напутствовала светло.

(26 мая, 2012, Вятка)

* * *

Рубцов. Угрюмое затишье.
Собачьи очи. Волчий стон.
Да знал ли он, о чем он пишет,
В свои сугробы погружен.

Служа грядущему приметой,
Что тщился сеять меж людьми?
Любовь к Отчизне? К этой?
К этой!

Не к Бельгии же, черт возьми.

Простим его, что он когда-то,
Не посмотрев на горизонт,
Скончался, грешный, рановато
И не вступил в Народный фронт.

Чужие тучи сбились шапкой.
Простим Рубцова. Грешен был.
Хотя б за то, что деда с бабкой
Он больше гласности любил.

За то, что жил стремглав и круто,
И ничего не сочинял,
И Счастье с Совестью не путал,
Поскольку первого не знал.

1.

Разговор о поэзии Евгения Петровича Чепурных, важно начать, именно с этого стихотворения. Памяти ли Николая Михайловича Рубцова, посвящены эти стихи? Памяти ли Отчизны? Какой "Отчизны"? Неужто "этой", советской? Той самой, которая "Русь советская" (Сергей Александрович Есенин)? Советская, да, и все-таки Русь еще, еще Отчизна. Именно. - "Россия, Русь, храни себя, храни" (Рубцов) - это сквозь советское увидено, значит было что видеть. Ибо, Рубцов - "ничего не сочинял".

Что видим еще? Память (воспоминание о Рубцове) или воскрешение в творческом слове того, что есть настоящее поэзии и поэта? В завершающем четверостишии читателю явлен сам Рубцов, таким, как он и был - "был"? - такой, как есть на самом деле. Даже черты лица, вроде бы проступают сквозь строки. И в первом четверостишии - сам Рубцов. И вопрос, почти отчаянный, на грани срыва: "да, знал ли он, о чем он пишет?", потому что - если знал, то творчество Рубцова - это боль, такая, которую пережить невозможно, и радость, такая, что в одиночку переживать ее еще невозможней.

Важнейший смысл сокрыт, в этом вопросе - "знал ли?", но акцентировано - "о чем". "О чем" - интонация взмывает в небо, и, "захватывает дух" от стремительности внезапности "взлета". Строка Чепурных утверждает - "знал", и - знал "о чем". Вопросом поэт Чепурных - не к поэту Рубцову обращается, а к нам, к читателям русской поэзии, и себя, поэта, поставляет вместе с нами, тем самым, "научает" читателя поэзии вопросу. Это вопрос, не только от нашего времени, но, вообще от всякой современности, в "глубины" русской поэзии. В "отечестве своего времени" поэт, как правило, понят не бывает. Поэтому он только и служит "грядущему приметой". "Грядущее", именно поэта видит во времени, и в поэте читает - окружавшее его время. Удивительное свойство русской поэзии, "вневременное", "вечное" творчества поэта становится самой яркой приметой "его времени". И когда "грядущее" видит прозрения поэта во всей их полноте, "нелепые" и "безумные", завораживающие душу прозрения поэта, среди глухих сугробов той современности - то, и вырывается и восторг и недоумение - "да знал ли он, о чем"?! - Знал. И не только знал. Но еще и - "тщился сеять" - это в "сугробы-то" сеять?

Но - "тщился сеять". /Русское слово, сколько в нем глубины и силы и смыла и чувства. Как знала русская поэзия русское слово, так, Слава Богу, и до сих пор знает (!)/. "Тщился" - здесь и усилие, преодоление, но и оценка здесь же - "тщетно". Почему тщетно? Это Рубцов-то - тщетно?

Да, и Рубцов и русская поэзия - "тщетно".

Так и должно тому быть, потому что:

"И говорит им: не понимаете этой притчи? Как же вам уразуметь все притчи? Сеятель слово сеет. Посеянное при дороге означает тех, в которых сеется слово, но к которым, когда услышат, тотчас приходит сатана и похищает слово, посеянное в сердцах их. Подобным образом и посеянное на каменистом месте означает тех, которые, когда услышат слово, тотчас с радостью принимают его, но не имеют в себе корня и непостоянны; потом, когда настанет скорбь или гонение за слово, тотчас соблазняются. Посеянное в тернии означает слышащих слово, но в которых заботы века сего, обольщение богатством и другие пожелания, входя в них, заглушают слово, и оно бывает без плода. А посеянное на доброй земле означает тех, которые слушают слово и принимают, и приносят плод, один в тридцать, другой в шестьдесят, иной во сто крат" (От Марка, 4).

Цитата значительна по объему, но еще значительней по смыслу - тем и важна: "Сеятель слово сеет". И поэт слово сеет. И результат, того что тщится поэт сеять меж людьми, он - весь в Евангельской цитате, весь полностью, другого нет результата и не будет. Но, ведь, не безнадежно? - Тот, кто слушает слово и понимает, сами - плод приносят и в тридцать и в шестьдесят и во сто крат? Да, приносят, но их, слышащих и понимающих, очень мало. Поэтому - "тщился сеять" Рубцов, русская поэзия тщилась сеять и пока будет русская поэзия и русская литература - будут тщиться - таков путь. Тщетно или нет, это вопрос другой, а сеятелю положено сеять, участь такая.

Это пример того, как всего одно слово в поэтической строке - "работать" может, как может русское творческое слово восходить к Евангелию.

О Евангелии, Новом Завете следует сказать особо.

Действительно ли возможно, восходить от поэтического мира Евгения Чепурных к смыслам Евангелия?

Откуда Евангелие (смыслы Евангелия) в творчестве Чепурных?

В Русской литературе - откуда? - От народа, от Русского народа.

"Русский народ весь в Православии и в идее его. Более в нём и у него ничего нет - да и не надо, потому что Православие всё. Православие есть Церковь, а Церковь - увенчание здания и уже навеки. ...Кто не понимает Православия - тот никогда и ничего не поймёт в народе. Мало того: тот не может и любить русского народа, а будет любить его лишь таким, каким бы желал его видеть (Достоевский, материалы к "Дневнику писателя" 1881 год).

"Не говорите же мне, что я не знаю народа! Я его знаю: от него я принял вновь в мою душу Христа, Которого узнал в родительском доме ещё ребёнком и Которого утратил было, когда преобразился в свою очередь в "европейского либерала" (Достоевский, "Дневник писателя" 1880 год).

"...что православное, то русское" (Федор Михайлович Достоевский). Современный исследователь И.А.Есаулов пишет:

"И.В. Киреевский был убежден в том, что "даже самые наружные движения человека, воспитанного в обычных преданиях православного мира", непреднамеренно восходят к христианскому смирению, тогда как западная культурная традиция поддерживается рациональным "преднамеренным усилием". Воспитанный православием "коренной русский ум" порождает образ жизни русского человека, или, как называет его Киреевский, "русский быт", который живет в народе "уже почти бессознательно, уже в одном обычном предании".

И далее И.А.Есаулов цитирует Достоевского - "Но сердечное знание Христа и истинное представление о Нем существует вполне. Оно передается из поколения в поколение и слилось с сердцами людей. Может быть, единственная любовь народа русского есть Христос, и он любит образ Его по-своему, то есть до страдания. Названием же православного, то есть истиннее всех исповедующего Христа, он гордится более всего". Повторю: можно очень много знать бессознательно" (курсив И. Е.). ("Пасхальность русской словесности" (М, 2004).

Зная Христа сердцем, как знает народ русский, невозможно знать его иначе, чем знает Православие, иначе, чем говорит Евангелие, в святоотеческом - обязательно - толковании.

Поэтому - "знает", или нет поэт Чепурных Евангелие - не важно. Важно для нас, что Христос "проходит" - в стихах Чепурных - через русскую сегодняшнюю жизнь проходит, которой уж и не осталось почти, может та только и осталась еще русская жизнь та и там, где Христос проходит. Не так, может, очевидно, как проходит Христос у Федора Ивановича Тютчева - "удрученный ношей крестной" ("Эти бедные селенья...").

Но вернемся к Рубцову, к Чепурных о Рубцове. О Рубцове ли, - о нас?

Нам, читателям, ежедневному нашему бытовому, суетному и, в этом смысле пошлому, восприятию действительности - вынужден напоминать поэт, дважды (!) напоминать: "грешный", "грешен был". И вот это напоминание должно, повторим должно, в нормальной русской душе вызвать воспоминание о собственных грехах, если уж не в воцерковленном понимании - "я сам - первейший из грешников", то хотя бы в человеческом русском - "и сами мы не без греха". Иными словами - совесть, пытается Чепурных пробудить в нас, совесть по отношению к Рубцову, но, ведь, и ко всей русской поэзии, совесть (!).

И что значит "деда с бабкой" больше "гласности" любить? Это, значит, самое народ русский любить, самого человека русского любить, любить как чудо творения Божьего. Человека любить, а не борьбу за него, не гласности искать, а гласа Божия, который в каждом человеке звучит, в каждом русском. - совесть.

Повторим: "Рубцов. Угрюмое затишье./Собачьи очи. Волчий стон". Это непереводимо, неизъяснимо. Надо родится в этом, в этих сугробах, жить в них и выжить, чтобы глядя и на портрет Рубцова и на пространство жизни поэта (артистическая буквально работа - воскресить в одном образе пространство жизни и портретные черты), а, значит, и на пространство деревни русской, - видеть все это и чувствовать, все то, что сложила в себе строка Чепурных. "Очи" и "стон", "собачьи" и "волчий" - много, как много здесь о глубинном русском, большем, чем сам Рубцов, большем, чем русская поэзия, и затишье - "угрюмое", это Россия, это грозное напоминание о Ней. (И очи, очи (!), и созвучье еще "собачьи очи", но и сами "очи", как увидел?!).

Так "знал ли"? Стихотворение Чепурных выполняет критическую литературоведческую работу, говорит о личности и творчестве русского поэта, более чем может - узнать и сказать наука. Это в наитиях, в символах.

Поэтому "симвология" - "инонаучна" (С. С. Аверинцев), но "глубоко познавательна", добавляет Михаил Михайлович Бахтин.

Последнее четверостишие Чепурных, вновь соединено, как и в начале: портретное и пространственное (!). Вот и "тихая лирика" Рубцова (это устойчивое определение творчества Рубцова, в современной его жизни критике). Нет, не "тихая", - "угрюмое затишье" - не есть тишина. И "лирика" до тех, только пор, пока в неземном сиянии не предстанет как "эпос". - "Стремглав и круто" - (!) это и Рубцов и "лирика" его. И, последние строки "Счастье с Совестью не путал" - вспышка, буквально - вспыхивает "метафизический свет" и "освещает назад и вперед", - "все" Рубцова и "все" русской поэзии.

ПРЕДСТАВИМ: "Некоторые теоретические основания о взаимоположении "лирики" и "эпоса" в Русской литературе"

В исследовании доктора филологии Н. М. Нейчева (Болгария) "Русская литературная классика как текстовая целостность в Библейском контексте", сказано: "Описание долгого и мучительного пути персонажей русского литературного логоса является только прелюдией, своего рода преддверием в мелькнувшее ненадолго откровение настоящего их духовного бытия ... Этот основной и уникальный в русской литературе "библейский" прием доходит до кульминации у Чехова: поводом к написанию последней пьесы ("Вишневый сад") становится даже не визуальный, а звуковой образ лопнувшей струны, в котором действительно слышится аутентичный язык Апокалипсиса. Как раз в таких коротких эпизодах земной, горизонтальный, феноменологический дискурс вдруг превращается в вертикальный, трансцендентальный, причем предшествующий этим эпизодам длинный рассказ озаряется особым, МЕТАФИЗИЧЕСКИМ СВЕТОМ".

Явление, открытое Нейчевым в Книгах Библейского Логоса и в Русской литературе, в полной мере, по нашему предположению, "работает" во всем пространстве - это и есть настоящее - настоящей Русской литературы и Русской поэзии. Но чтобы понять "механику" этой работы, вспомним и слова М. М. Бахтина. Мы полагаем, Бахтин говорит о том явлении, что и Нейчев, но говорит развернуто: "текст живет, только соприкасаясь с другим текстом (контекстом). Только в точке этого контакта текстов вспыхивает свет, освещающий и назад и вперед, приобщающий данный текст к диалогу. Подчеркиваем, что этот контакт есть диалогический контакт между текстами (высказываниями), а не механический контакт "оппозиций", возможный только в пределах одного текста (но не текста и контекстов) между абстрактными элементами ({знаками} внутри текста) и необходимый только на первом этапе понимания (понимания значения, а не смысла). За этим контактом контакт личностей, а не вещей (в пределе). Если мы превратим диалог в один сплошной текст, то есть сотрем разделы голосов (смены говорящих субъектов), что в пределе возможно (монологическая диалектика Гегеля), то глубинный (бесконечный) смысл исчезнет (мы стукнемся о дно, поставим мертвую точку). Полное, предельное овеществление неизбежно привело бы к исчезновению бесконечности и бездонности смысла (всякого смысла)".

Бахтин точен в общей характеристике явления: "соприкасаясь с другим текстом (контекстом). Только в точке этого контакта текстов вспыхивает свет, освещающий и назад и вперед, приобщающий данный текст к диалогу". Все это приложимо к контексту, к возможному контексту, основой которого выступает Новый Завет (Евангелие и в целом - Библия). В сопоставлении открытий Бахтина и Нейчева, - "плоскостной" (от - "плоскость"), в том числе и "феноменологический" подход к Русской литературе - прочитывается как "мертвая точка". И, напротив, соприкосновение с Евангелием - это вспышка, свет. Это "контакт личностей". Это контакт личности человека, писателя, творения Божьего с Личностью Создателя (создавшего самое - человека) Творца. Это метафизический, но (реальный) контакт со Христом. Именно этим контактом обеспечены - "бесконечности и бездонности смысла (всякого смысла)". Вне этого контакта, мы неизбежно - "стукнемся о дно, поставим мертвую точку". Этот свет - освещает и вперед и далее в бесконечность, вечность.

Отсюда, может быть осмыслен, в метафизическом аспекте вопрос о взаимоположении лирики и эпоса в Русской литературе.

Мир как творение Божие воздействует на человека и вызывает ответные чувства и мысли, которые не могут быть связаны каноном, это живой диалог Творца и твари. Так высоко доверие Бога к человеку, что этот диалог есть благодатная возможность для человека, для человека православного - это еще и осознанный диалог, исполненный смысла. - Ср. "христианам было даровано право повседневного общения с Ним. К Творцу галактик мы обращаемся с просьбой о ежедневном хлебе... К Владыке всех миров самая простая крестьянка может обращаться с ходатайством о том, чтобы Он (Абсолют!!! Тот, при мысли о Котором немеют философы!!!) помог ей собрать ее картошку..." (диакон Андрей Кураев. Дары Рождества. Ошибка! Недопустимый объект гиперссылки.).

Метафизический свет (Нейчев), в событии, увиденном Кураевым - "картошка", вспыхивает - в реальности, - когда Он (Абсолют, Творец мира), отвечает крестьянке, просто помогает ей выкопать или собрать картошку. "Просьба крестьянки", обращение к Творцу - это еще лирическое событие, событие жизни ее души. Но это событие, исполнено просьбы о быте (выкопать или собрать картошку). Эпосом - и собственно Со-Бытием это событие становиться в тот момент, когда от Него приходит помощь - Он помогает, выкопать или собрать картошку!

Эпическое содержание данного события - помощь Творца в сборе урожая - неведомо никому кроме участников события Творца и твари, но, если воплотить это событие в текст с пониманием Того, Кто помог крестьянке, может даже не называя Его, но лишь понимая, Его участие в этом событии - это и будет описание лирического события, но содержание его будет эпическим.

На этом зиждется эпическая основа "Войны и мира" Л. Н. Толстого. Кутузов по Толстому: "ничего не придумает, ничего не предпримет, но он все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что-то значительнее его воли...". Это же понимает и крестьянка, поэтому прилагая все свои силы к копке картошки, она просит помощи у Творца, так как своих сил ей не хватит. Принцип действия крестьянки и Кутузова - один и тот же, и принцип помощи - однороден в том и в другом случае. Поэтому и то и другое - имеет эпическое начало. По крайне мере, мы можем предполагать, что "ОТВЕТ" Творца и ЕСТЬ ЭПИЧЕСКОЕ НАЧАЛО. Следовательно, эпос не ограничен делением на стихи и прозу. "ответ Творца" наполняет эпическим светом, в той или иной мере, любую содержательную форму. Вершинно в этом смысле реализовано "Слово о полку Игореве..." - лирическая история "военного похода", обретающая эпическое сияние в "метафизическом свете" восхождения героя "из плена" к Богородице Пирогощей.

Что видим мы во вспыхнувшем в строке Чепурных свете Совести, и что дает нам право предполагать здесь "метафизическую вспышку"?

Ср. (свт. Феофан Затворник):

"Стало быть, есть в нас голос, который мы должны признать не нашим голосом. Чьим же? Божиим. От кого естество наше, от того и голос. Если он Божий, то должно его слушать, ибо тварь не смеет поперечить Творцу. Голос этот говорит, что есть Бог, что мы от Него состоим в полной зависимости и потому не можем не питать в себе благоговейного страха Божия; имея же его, мы должны исполнять волю Божию, которую совесть и указывает. Все это составляет слово Божие, НАПИСАННОЕ В ЕСТЕСТВЕ НАШЕМ, читаемое и предлагаемое нам, и мы видим, что люди всех времен и всех стран слышат это слово и внимают ему".

Это сказано о глубинной природе совести русского человека, природе, которую мы не всегда сознаем сегодня, но русская литература - сознает, Совесть - одно из оснований русской литературы, именно в той природе, о которой говорит свт. Феофан Затворник, Совесть написана в "естестве нашем", то есть - естественна для человека.

"Счастье и Совесть" не обращают это стихотворение Чепурных в эпос. Но само сцепление понятий "Счастье и Совесть" в контексте русской поэзии и Нового Завета, вне всякого сомнения, содержит эпический потенциал. И здесь вспыхивает именно этот свет.

И еще, читая стихотворение Евгения Чепурных, необходимо живо содержать в своем душевном составе стихотворение самого Рубцова "Сергей Есенин". Это - и преемственность и ответственность. И... Совесть, именно так, с большой буквы. В этом творческое слово Чепурных родственно с настоящим - с традицией Русской литературы, с русским творчески словом. Главная отличительность настоящего творческого слова - это его глубина и бездонность смысла. "Бездонность" не совсем точно, ибо предполагает движение вниз, наличие "дна". А русское творческое слово движется только вверх, это как у Ивана Алексеевича Бунина в "Жизни Арсеньева" - "глубина неба и даль полей говорили мне". И в поэзии Чепурных надо идти в "глубину неба", к свидетельству настоящего.

2.

БАШНЯ

Прямо не жизнь, а балет на карнизе.

Чудно и страшно.

В тёплой Италии, в городе Пизе

Падает башня.

Падает башня с мольбой и тоскою

В каменном взоре.

Это же надо - несчастье какое,

Горе, так горе!

Ночью проснусь сиротою казанской

И цепенею:

- Мать её за ногу, как там пизанцы

С башней своею?

Не предлагайте мне

Славы и лести,

Места в круизе.

Только бы башня стояла на месте

В городе Пизе.

Только бы пьяную башню спасли

Божья любовь и участье.

Мне, сыну стонущей Русской земли,

Этого - хватит для счастья.
Поговорим о смыслах. -

"Что видишь?" (вопрос Василия Андреевича Жуковского, обращенный к Пушкину во гробе, в этом вопросе многое из тайны (из настоящего) Русской поэзии). Первое, что забирает внимание читателя целиком - не смысл, а ирония. Ирония настоящая, творческая художественная ирония. И, все-таки, - перечитать еще раз "Башню", и попробовать ответить: о чем стихотворение? Одним словом, - ответить. Это слово есть в строке, но оно, в главном его смысле, не лежит на поверхности, то есть, в стихотворении слово звучит, а смысл слова остается потаенным. /Иначе, "звук" - есть, а "изображение" попробуем настроить/. Мысленная задача состоит в том, чтобы выявить неочевидные смыслы в стихах Чепурных, то, что обычное "зрение" не видит. Задача - не придумать, а выявить.

На неочевидных смыслах, и зиждется поэзия Чепурных.

Если "снять" в собственном восприятии иронический пафос, которым пронизано стихотворение - дышит иронией, живет ею, то есть, пока "снять" саму суть стихотворения, само "чудо" его, до времени, не навсегда - "снять" из восприятия; и - оставить только смысл, то в сухом остатке мы получим: "Башня" Чепурных - это "всемирность" русского человека, о которой говорил Достоевский в Пушкинской речи (этот очевидный смысл и отметил у Чепурных Николай Владимирович Переяслов).

Сравним, Достоевский "О Пушкине" (речь произнесена в 1880 году, в ходе Пушкинских торжеств, в том числе и открытии памятника, опубликована в "Дневнике писателя 01.08.1880): "Стать настоящим русским, стать вполне русским, может быть, и значит только (в конце концов, это подчеркните) стать братом всех людей, {всечеловеком}, если хотите. (...) Для настоящего русского Европа и удел всего великого арийского племени так же дороги, как и сама Россия, как удел своей родной земли, потому что наш удел и есть всемирность, и не мечом приобретенная, а силой братства и братского стремления нашего к воссоединению людей. (...) О, народы Европы и не знают, как они нам дороги! И впоследствии, я верю в это, мы, то есть, конечно, не мы, а будущие грядущие русские люди поймут уже все до единого, что стать настоящим русским и будет именно значить: стремиться внести примирение {в европейские противоречия уже окончательно}, указать {исход} европейской тоске в своей русской душе всечеловечной и всесоединяющей, вместить в нее с братскою любовью всех наших братьев, а в конце концов, может быть, и {изречь окончательное слово великой, общей гармонии, братского окончательного согласия всех племен по Христову евангельскому закону!"}.

Если смотреть на стихотворение, не принимая во внимание явную, да еще и - артистическую иронию, то стихотворение как раз и говорит о том, о чем Достоевский говорил - о братской любви "героя стихотворения" к народам Европы. И это дословно именно так.

А если воспринять все стихотворение вместе с иронией, то получим, что - Чепурных не только с Достоевским не согласен, но еще и иронизирует?

Поэт - в интонации стихотворения - очень точно подмечает действительно нелепые и смешные, но в контексте истории - трагические (!) аспекты этой самой идеи. И трагические эти аспекты, они не когда-то там (хотя и там и тогда - тоже) но - сегодня, сейчас - все это - если мы предупреждения поэта не услышим - может обернуться, да и оборачивается уже самой настоящей трагедией.

Мысль именно, "о братской любви русского человека к Европе" - стала предметом иронии, скорее всего - и это важно - не как мысль Достоевского, но как русское характерное чувство, одно из свойств русского характера, русской души. Достоевский русское чувство верно подметил, и вдохновенно восторженно сказал о русском чувстве. А Евгений Чепурных, подметил тоже, и тоже вдохновенно, но не восторженно, а иронично обратил внимание, на то, как неоднозначна "всемирность" русская.

Еще важнее, что Чепурных не первый, кто обратил на это внимание. Восхитились речью Достоевского - многие, в том числе Иван Сергеевич Аксаков (не "западник", ведь, "славянофил"), например, да и члены Общества любителей российской словесности единогласно Достоевского избрали, после речи как раз, своим почётным членом. Как свидетельствуют биографы: "Достоевский был увенчан огромным лавровым венком. Ночью Достоевский поехал к памятнику Пушкину и положил к его подножию свой венок".

/Сама действительность подсказывала Достоевскому - "что-то идет не так": ночь, огромный лавровый венок - все не натурально, "огромно", "лаврово", вызывает улыбку, если посмотреть со стороны./

Александр Сергеевич Пушкин, Достоевскому, сказать ничего не мог, и "огромный лавровый венок", будучи памятником "рукотворным", попробуй не принять, - положили к подножию - терпи.

Многие восхитились речью Достоевского, в той же мере, немногие, речью не восхитились. Лев Николаевич Толстой, вообще на приглашение участвовать в торжествах сказал: "Это все одна комедия".

Оценку Толстого цитирует выдающийся русский мыслитель Константин Николаевич Леонтьев. Леонтьев жестко Достоевскому ответил, с позиций святоотеческих, отметив и положительное Достоевского в художественном творчестве, но и о "всемирности" беспощадно сказал, как и о интеллигенции нашей - назвав ее, на все времена, похоже, - "плачевной".

"Я спрашиваю ПО СОВЕСТИ: можно ли догадаться, что здесь подразумевается некая таинственная церковно-мистическая и даже чуть не апокалипсическая мысль о земном назначении России? Что-нибудь одно из двух - или я прав в том, что эта речь ПРОМАХ для такого защитника и чтителя Церкви, каким желал быть Ф. М. Достоевский, или я сам непроницателен в этом случае до невероятной глупости. Пусть будет и так, если уж покойного Достоевского во всем надо непременно оправдывать. Я и на эту альтернативу соглашусь скорее, чем признать за этой космополитической, ВЕСЬМА ОБЫЧНОЙ ПО ДУХУ В РОССИИ выходкой какое-то {особое} значение!"

А, ведь, это - ирония! Леонтьев иронизирует, в готовности признать свою "невероятную глупость", чем согласиться с "космополитической выходкой".

И очень похоже, что по природе, ирония, которая присутствует у Чепурных, и ирония Леонтьева - родственны. То есть, стихотворение Чепурных в полном смысловом формате ведет диалог с Русской мыслью. И не повторяет, а именно развивает положения Леонтьева в современной действительности.

Чепурных иронизирует над "космополитической, весьма обычной в России, выходкой" героя стихотворения "Башня", "сиротою казанской (то есть, в диалоге с Русской литературой, - "Без роду, без племени", без корней, без ПОЧВЫ), горюющего о падающей в теплой Италии, в городе Пизе, башне.

И, вдруг, последнее четверостишие, без всякой иронии, печально и серьезно (а, в чем-то и страшно). Печально и о "пьяной башне" и о "стонущей русской земле" и о "сыне" - "заблудшем", ведь. Здесь, именно то, здравое православное сострадание, от которого принялась мысль Достоевского, но в ослеплении восторга торжеств, исказилась до неузнаваемости. Православное сострадание и Любовь к человеку, к ближнему, но и, действительно, к человечеству, к Божьему в человечестве. И тогда, понятно, что "Башня" - это символ Европы. Европа - пьяна и, именно от этого - падает.

Поясним от себя, и скажем, что стихотворение Чепурных этого не содержит: нельзя трезвому - разрешать и сочетать однополые браки, нельзя, будучи трезвым всерьез говорить о толерантности, то есть, предоставлять нравам иного племени господствовать на жизненном пространстве твоей нации, нельзя забирать детей из семьи за "избыточную" (?!) любовь к ним родителей, и сколько всего еще этого "нельзя" - чего нет в Божьем намерении о человеке, то есть неполезно человеку и поэтому нельзя, - стало "можно" сегодня в Европе. Это и есть - состояние "опьянения" и "падения".

Стихотворение Чепурных интересно по составу. В нем действует не "лирический герой" (не "второе я" писателя), действует сам герой (персонаж) на первом плане. Так, Высоцкий - предоставлял слово самостоятельному герою - шоферу, старателю или "ожившему" представителю мира предметов (самолет, например). Чепурных ставит и решает задачу стихотворения иначе. Он, также позволяет своему герою выговориться "о наболевшем", но не бросает его один на один с читателем. В последнем четверостишии автор или лирический герой (сложно сказать кто из них, в дальнейшем - попробуем определить эти понятия), выслушав героя стихотворения, почти и соглашается с ним, но соглашаясь, повторяя практически "слова героя", совсем чуть-чуть (артистически) меняет состав лексики и интонацию. Звучит авторский или лирический голос, где "пьяная башня" (Европа) укрепляется со-страданием. И каков же путь к отрезвлению (Европы) и, что может спасти "пьяную башню"? - "Божья любовь и участье". Автор стихотворения говорит о спасении Европы. Говорит спокойно трезво, единственное спасительное и указывает. Но и о русском говорит, автор, после европейского. Кратко и жестко, по-Леонтьевски, по-святоотечески (в традиции), - говорит "мне, сыну стонущей русской земли". Обратим внимание - вместе с явлением Божьего в стихотворении, является и почва, приходит осознание личностного "я" - не "сиротою казанской", - но "СЫНОМ".

Простое сочетание простых слов, но в контексте стихотворения (даже ограничиваясь рамками стихотворения) слова Чепурных (повторим это именно его слова) бьют и трезвят, не менее, чем статья Леонтьева.

И - здесь, настоящее стихотворения, в последней строке "авторский голос" - это совсем не констатация: "хватит для счастья". Нет, и мы это утверждаем, - вопрос звучит в конце последней строки, знаком не поставлен (и это тоже очень точно и очень хорошо), но смыслом поставлен вопрос, Русский вопрос Русскому человеку - вот, этого хватит? Это "от автора" и не герою стихотворения, - это всем нам вопрос, времени нашему. И отвечать на него нам, и в этом ответе, буквально, спасение наше. А если, не заметим, не ответим... (смута начала 1600-х, 1900-х, 1990-х... так каких, далее - 2010-х или 2020-х - а ведь, не поздно еще, но надо услышать поэта).

И Европе надо бы услышать русского поэта, тем более, что поэт настойчив, настойчив "по нарастающей". - Если в "Башне" констатация возможности: только бы "пьяную башню" спасли Божия любовь и участье, то в поздних стихах сказано определенно:

Ну, что же ты медлишь, Европа

И Богу не молишься что ж?

А то ведь и не от потопа,

А просто со страху помрёшь.

И сгинешь покорно-послушно...

("Живя в ожиданье потопа")

"Покорно-послушно" - одно слово сочетание, но в нем ответ всему "плачевно-интеллигентному", - полагающему Бога "в душе, в сердце", и никогда в Православной Церкви - попрекающему традиционное России в терпении и смирении. Русская поэзия считает иначе: молитва, - а молитва без терпения и смирения не бывает, - молитва и есть: не покорно смерти и не послушно смерти.

Стихотворение "Башня" живит и вместе с тем, трезвит - естественную тягу русского человека к "всемирности". То есть, чувство у русского человека такое - есть, в глубине мировоззрения, даже если мы о нем не задумываемся. Как минимум надо понимать состав своей души, трезво понимать. И с этой точки зрения, - Леонтьева, когда еще в руки возьмешь. А здесь, взял книжку, стихи почитать, почитал и восстановил мировоззрение свое, в порядок привел, в соответствии с национальными, - равными святоотеческим, а, следовательно, вне-национальным (вот, где - "всемирность" - в Православии) - критериями.

...

Так, что мы там говорили, о "бездонности" смысла? - вот, похоже, и "донышко"?

Или, - что, Евгений Петрович, - "блеснем одиноким талантом,/Давай, - о Любви"?

"Башня" - это символ. И это понятно. Понятна ли глубина символа? Башня по-гречески (Греция с Италией рядом и тепла не менее) - "пирг". И князь Игорь, возвращаясь из плена (Бог, Сам Бог, князю путь "кажет"), движется князь к Богородице Пирогощей. "Слово о полку..." - сама Русская поэзия, - "пирг первый".

На самом деле "башня" Русской поэзии одна и зиждется от "Слова...". Но было Богу угодно, чтобы "молчало" "Слово..." до времени. Что же Русская поэзия? - Стала, без "Слова...", вроде бы, сама собой стала, опьянела легко европейским вольнодумством в Пушкине, но и такой похмельный урок в Пушкине усвоила, и таким трезвением высшим, обретением Божественной Гармонии и Смысла, гением Пушкина отозвалась, что имел Пушкин полное право, свидетельствовать, вслед за Гавриилом Романовичем Державиным, о воздвижении нерукотворного "пирга" Русской поэзии. "Памятник" - это не "пирг"? А с чем сравнил - "со столпом". Только "пирг" Пушкина, не второй оказался. Может Пушкин и заслужил возвращение "Слова о полку..." Отечественной словесности, - возвращение того достояния, которого словесность наша в Пушкине нашем оказалась достойна, по Суду Божьему. Пушкин, шел сам, да "путь из плена" (и плена европейской мысли, в том числе) Бог "казал" Пушкину. Великий жизненный труд Пушкина, что он свою свободу выбора, не по своему выбрал, а по Божьему, вот оттуда, "вот с этого все и пошло" (Е.Чепурных) (свобода выбора - кто-то "денежку" выбрал, кто-то "ягодкой" - малиной или фуражкой черешни, - доволен остался, с этого все и идет).

Но - мало ли, что на что похоже? - Спросят.

Ответим. - В Петербурге начала ХХ века было место одно, особое место, собирался там весь свет и цвет, современной поэзии, то есть собственно сама поэзия там собиралась и оттуда звучала. Александр Александрович Блок, оттуда "Незнакомку" свою России прочел. Место это называлось - "Башня".

По Евангелию и двух человек свидетельство истинно, а двух эпох свидетельство - что тут и говорить.

"Не предлагайте мне славы и лести", - даже и не предлагайте. Это работает русская, православная в существе, свобода выбора. По-человечески понятно, когда Михаил Всеволодович Анищенко и Николай Владимирович Переяслов и Николай Валерьянович Богомолов говорят о "несправедливом" умолчании о Евгении Чепурных нашей эпохой (эпохами, выпавшими на нашу общую долю), но это свобода личного выбора. Выбор этот с одной стороны - нелегок, как это взять и от всего отказаться; с другой же стороны необычайно легок. Потому что главная тяжесть в свободе выбора - знать правильно ли ты выбираешь, так ли как надо - не тебе надо. Русская поэзия в Пушкине выбор этот сделала, ясно и определенно: "Не дорого ценю я громкие права". Поэтому - "как надо правильно" - мы знаем, личного мужества это не умаляет, но тем не менее. У кого из нас, сегодняшних "творцов", личного мужества хватает для правильного выбора? У Чепурных - хватает.

Но почему, почему это плохо, когда слава по чести? Поэт поясняет почему - не надо этого, а надо, - получается, единственное что надо, - чтобы Башня стояла. Поэт уповает на то, чтобы Башню спасли Божья любовь и участье. Но ты-то, поэт, тогда причем? Бери свою "бочку варенья" и ящик печенья, "денежку" ("хочешь? - конечно") бери: "Кудрявое резвое чудо,/
Смеясь, семенит по лучу./- Как звать тебя, мальчик?/- Иуда./- А хочешь малины?/- Хочу./ Ешь горстью и смейся беспечно,/И щёки измажь, и чело./- А денежку хочешь?/- Конечно./ Вот с этого всё и пошло".

Башню - Господь только и может спасти, Он и спасет: "Ты не при чем, ты не при чем"?

Но, на самом деле, - все не так. И поэт прав - "не предлагайте", даже не предлагайте - это то, с чего начинается зрелость и человеческая и творческая. И какой в этом смысл? - великий смысл. Русский народ опытом жизни своей вывел: "не стоит село без праведника". Башне - тоже не устоять. Но наш поэт не праведник, он - "грешник" в собственной оценке не раз повторенной, разлитой можно сказать "во всей полноте его творческой деятельности" (Белинский). Однако есть еще логика Евангелия:

"Сказываю вам, что так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии" (Лук.15:7).

Поэтому Башню - да, спасут и могут спасти только Божья Любовь и участье, но при этом важно, как лично ты работаешь и работаешь ли спасению Башни. Важно - кто ты: "сирота казанская" или "сын" стонущей Русской земли? Спасена Башня будет не твоей работой и не может быть спасена твоей работой - масштабы не те. Но твоя работа будет учтена - "при решении вопроса" о спасении и Башни в том числе. Это сказано не только о поэзии русской, это о жизни в целом, о русской жизни, о русском быте. Имеет решающее значение - как ты лично "тщился сеять меж людьми", - а в остальном, все правильно: "Ты ни при чем, ты ни при чем" (для порядка скажем, что это из обращения поэта к музе, но что такое муза? - это символ, вот и мы о символическом содержании).

И это еще не все, еще "безумней" все у Чепурных в стихотворении "Башня". "Безумней" - не в том, не в том, обиходном смысле - "башню снесло", в Евангельском - "а мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие" (1Кор.1).

Башня в Пизе, она "падающая", но на самом деле - все никак не упадет. То есть, "падающая" - как состояние, как образ жизни.

И жизнь наша - русская, но и европейская, кстати, и всего рода человеческого - "падающая", и в любую секунду упасть может, и на страже только Божья любовь и участье. А от человека что зависит? - тщиться надо.

Башня - напоминание человечеству о Боге. Наклонилась, опьянела и должна была упасть, но не упала. Так и человечество - "печальней" участь человечества, чем участь Башни, потому что у человечества - "свобода выбора" есть (молиться - высшее состояние, или хотя бы - "работать"), а у Башни нет. Поэтому, когда человек свободным выбором падение выбирает - то и - падает. Так и прародители наши пали, с этого времени повредилась человеческая природа, накренилась к земле, к смерти, можно сказать, и "опьянела". Но Господь от человечества не отступился, Сам пришел опьяневшее человечество спасать. Вот и первое Чудо в Канне Галилейской. Господь ведь подает то, что просят. Первое, что попросило человечество у Господа - так - в Евангелии: "вина не хватает у них". И до сих пор, ведь, это первое чего всегда не хватает, особенно нам в России.

Путь от смысла к смыслу всего лишь одного стихотворения Чепурных "Башня" свидетельствует о бесконечности пути, о неисчерпаемости главного смысла.

Секрет здесь действительно есть, точнее - не секрет, а Божья тайна. Это такая открытая тайна о строении мира жизни и мира творчества. Тайна - открыта, и знают ее все, и узнать труда не составляет, а она остается тайной - удивительное сочетание, а что не удивительно в мире Божьем?

Виссарион Григорьевич Белинский о "Герое нашего времени": "Сущность всякого художественного произведения состоит в органическом процессе его явления из возможности бытия в действительность бытия".

И, если процесс действительно был "органическим" (то есть, во исполнении Божественной природы творчества), то является в произведении "действительность бытия". Вся ли? Нет, конечно, является "мгновение из жизни общества" (Белинский), "мгновение" - даже в "Войне и мире" - лишь мгновение. То есть, произведение настоящее - это явление "из возможности бытия в действительность бытия". Но действительность бытия - это и есть "быт", "русский быт", - "капля" бытия в "капле" быта?

Дальше понятно - как капля воды, содержит свойства всего объема... и т.д. - вот отсюда и смыслы, отсюда и символы, и - их неисчерпаемость - ибо все это - Божие, а Божие - бесконечно.

На конкретном примере творчества Чепурных очевидно, - что достаточно выйти на бытийный уровень осмысления творческого слова. - Этот уровень невозможен - и открывается милостью Божией, не по трудам и заслугам, хотя как без них, но исключительно и только - по благодати. - Если откроется этот уровень, то откроется все, по принципу: подобное растворяется в подобном или "мы с тобой одной крови". Смыслы начинают перетекать, пояснять друг друга.

Еще пример.

И, одно условие - нельзя видеть то, чего нет, и там видеть, где в принципе быть не может. - Иван Алексеевич Бунин о законах фантастического в искусстве: "можно писать о золотых яблоках на яблоне, но не о грушах на вербе". - Речь, наша речь, идет только о настоящем настоящего творчества ("о золотых яблоках на Божьем древе Русской поэзии) и только в настоящем творчестве возможно то, настоящее, о котором мы говорим. Это чтобы не сетовали, так называемые "творцы", что им только де, настоящего критика и недоставало к их славе, лести и "денежке - конечно".

"Бытийный уровень" творчества - это встреча со Христом в пространстве произведения, эта встреча, есть, по нашему предположению, "эпос". В чем явное метафизической, "мистической" (в хорошем смысле), то есть невидимой миру встречи? - Любовь, Любовь больше. В открытии смыслов поэзии Евгения Чепурных и смыслов стихотворения "Башня", смыслов о русской поэзии и русской жизни, порой, возникало желание просто по человечески в радостном изумлении воскликнуть:

Лопни глаза!

Это ж Витька пришёл из тюрьмы!

Маленький Витька,

Угнавший по пьянке бульдозер. (Е. Чепурных)

Не другими словами. Вот именно этими словами, хотелось воскликнуть.

Так, что - от символа к смыслу, или от смысла к символу? - да, как угодно, не имеет уже значения, можно - просто парить в пространстве Поэзии. Это происходит потому что - Любовь больше. Стихотворение "Башня" дышит Любовью - это любовь к русскому человеку, к настоящему русского человека, это горькая любовь. И стихотворение "Лопни глаза! Это ж Витька..." - дышит Любовью. К кому? - К "тюремщику" (так называют "сидельцев" в быту) Витьке? Да к нему, ибо Любовь - не абстрактна, конкретна. Любовь "Башни" - конкретна, в высшей мере: Гоголь о Пушкине - "это русский человек в развитии...", в "Башне" - русский человек в его настоящем (одном и том же и 200 лет назад и сегодня, но "в развитии" - настоящее не исчезнет, а окрепнет). Здесь ответ. "Башня" востребована "всегда и везде", любая аудитория взыскует этих строк и сам автор стал настороженно относится к стихотворению - "не в угоду ли публике (толпе)". Все нормально, Евгений Петрович, - "ты ни при чем, ты ни при чем", поэтому - "не думай плохо", и читай "Башню", читай - ибо, не сиротами казанскими мы ощущаем себя в этих строках, ощущаем сынами стонущей русской земли. И - взыскуем этого чувства, оно важно для нас, оно понятно нам - узнаваемо и знакомо, оно живит и трезвит нас, и, значит, мы - живы, живо в нас усыновление Русской землей, значит, жива еще Россия, и жива еще надежда русскому человеку - стать "в развитии" ближе к Божьему в себе (как Пушкин именно и показал возможность).

Чудо, буквально, "Башни" в том, что Любовь, к такому неизъяснимому целому (настоящему) русского человека, то есть, общему для всех русских - конкретна. И, столь же - горька.

/"Эта водка, что русской зовут,/Видно, самая горькая в мире"?, - как знать, Евгений Петрович, на Афоне в 2007 году, в Сербском скиту в Карее, малая стопочка водки сербской - горчит во мне до сих пор, словно, не в то горло пошла, а в сердце прямо. Или я к нашей, русской, привык просто; или - "как же там сербы с "башней" своею"?, понятно, что сербы не "пизанцы", они мое, родное, кровное, плотяное - одна вера, почва одна, один стон. Только сербам, сейчас уже точно не до "пизанцев". То есть, "мы" - общество современной России, в какой-то мере "с жиру бесимся" (сколько "происшествий" последнего времени попадают именно в эту категорию!) - "Башня" помогает сгонять "жир бесовщины" с "тела" современного общества. И Господь трезвит, настоящие трагедии заставляют забыть о "пизанцах", жить - своим./

А "Лопни глаза! Это ж Витька..." - через малое, конкретное (крупицу, зернышко) открывает Вселенское, Божие, Бесконечное - Любовь. В Любви же действует "все во всем", символы и смыслы обретают любое во Христе значение.

Любовь больше.

И, если стихотворение становится осуществлением Любви, то все выражается во всем, исчезают границы.

Открытие смысла (вообще и всякого) - это по существу и есть: "Витька пришел из тюрьмы". Буквально: на языке нашего времени (нашего быта), если человека, пусть Витьку, посадили в тюрьму, то его "что сделали?", правильно - "закрыли". А со смыслом Господь что делает - открывает! То есть буквально: закрыли-открыли, пришел из тюрьмы. Кто пришел? - маленький Витька - малая частичка человечества, маленький смысл - малая капля смысла бытия - открылась.

То есть "Витька" - это смысл? Глупо? Может быть. Но, скажите тогда почему же Михаил Анищенко называет свою подборку в журнале "Русское эхо" - "Стихи для Вити Чувахина". И вот, даже если "Витя" не фигура речи, а реальный человек, то и это не отменяет сказанного, потому что со-беседование подборка Анищенко ведет со смыслами поэзии Чепурных, не только с Чепурных, конечно, но с ним с одним из первых.

И резюмируя всю метафору, не Чепурных метафору, и не нашу, а Божьего Смысла метафору - "поэт", в нашем случае Чепурных, к созданию смыслов бытия отношения не имеет. Поэтому когда поэт НАИТИЕМ Духа Святаго - выражает некоторые смыслы, или один смысл в произведении - он выражает не свое, выражает - "взятое им" /Это своего рода МЫТ, собранный у Господа в меру собственного, отпущенного тебе Господом же, творческого дара/, а можно сказать "угнанное" у Творца, "по пьянке" - ?, а кто же в трезвом уме на такое решится? Но здесь и глубже еще - это "опьянение" поврежденностью человеческой природы, ложной мыслью - собственной ложной мыслью, а "угоняется" - истинное, и главное не исказить ("ты ни при чем, ты ни причем"). Один угоняет игрушечные машинки, другой велосипеды. Чепурных дана возможность "угонять" бульдозерами, "бульдозеры смысла" - таков масштаб творческого дара.

И вот "угнал поэт бульдозер смысла", припрятал, а на самом деле - явил миру в художественном мире своего произведения.

Явить-то явил, но прочтение и понимание произведения и читателем и эпохой - это тоже в Божией Воле.

И вот пока поэт и смысл его произведения не открыты - они в тюрьме, в плену, кстати, почти и том же, где князь Игорь был.

Но Бог князю Игорю путь "кажет" из плена и нам, дай Бог.

И, когда совершается, то - "Страны рады, грады веселы".

Или - "Лопни глаза!/Это ж Витька пришёл из тюрьмы!".

Хроноскаф

Вдруг очнулись от краткого сна,

Как мужик за столом в общепите.

Хроноскаф отсчитал времена

И сказал, дребезжа: "Выходите".

Светлый терем притих без властей,

Два холопа прервали беседу:

"Князь уехал стрелять лебедей,

Говорил, что вернётся к обеду".

Лебедей пострелять хорошо.

Покалякаем с князем ишо.

Как живёте, ребята-холопы,

На краю просвещённой Европы?

Сколько ступлено острых мечей?

Сколько ржи уродилося в поле?

Сколько умерло в год палачей

От инфаркта иль в горьком запое?

Слава Богу, живём, не таясь,

Но не сами по жизни решаем.

Перед Богом в ответчиках - князь.

А Европу мы не обижаем.

Князь заходит, хромая, с клюкой,

Несуразный и злой человечек.

Вот такой, вот такой, вот такой -

И отец, и судья, и ответчик.

Держит в памяти крепче всего,

Как народ прокричал ему славу,

И как плечи дрожали его,

На себя принимая державу.

Он изрублен, коварен, жесток,

Обернётся то тигром, то змеем.

Он - один.

Пожалей его, Бог.

Мы другого пока не имеем.

3.

Одно из печальных явлений нашего личного бытия - на уровне ежедневного быта и в координатах естественно-православного мировоззрения - это наша самоуверенность. Мы уверены, в частности, что понимаем все так, как и надо понимать и единственно возможно понимать. На самом же деле не понимаем, зачастую, простого смысла простых русских слов или их сочетаний. То есть, многие понятия существуют для нас вне их действительного смыслового значения, а в том представлении о их смысловом значении, которое сложилось у нас, стало "устоявшимся". Это все о "Хроноскафе" - мы, само название, даже - название (!) стихотворения не понимаем, и не хотим понимать, "лениво и нелюбопытно" воспользовавшись подсказкой "устоявшегося" значения. Хроноскаф - это как батискаф, только во времени. Да, нет - надо к первому смыслу идти, а он, первый смысл, чуть ли не противоположное значение открывает.

Поиск "смысла о власти" в России - это не внутренний поиск. Нет у русского народа такого поиска смысла "власть и население". У интеллигенции, у "нашей плачевной интеллигенции", - есть, но у нее это уже не поиск, а происк скорее.

/Вот, сегодня - народ пребывает в рассеянье, в состоянии "до населения", и "проблема власти" появилась, но она проблема не народная, искусственная, то есть. Отсутствие у народа "происка о власти" глубоко православно в своем существе. Речь о власти в России, как правило, заходит из вне. И касается в основном сильной власти. Потому что сильная власть, хоть и творит какие-то беззакония. - Их, кстати, творит всякая власть, во всем мире и во всех странах. - Но вместе с "беззакониями", еще и укрепляет само государство. А это значит - что, хоть и "беззаконие", да свое. А чужого беззакония и на порог сильная власть не пустит. Вот это - чужое бесзаконие (чуже-бесие - ?), не допущенное на порог Отечества, и начинает вопить громким голосом - "о правах и о свободах".

"Человечек" стихотворения Чепурных - это определение личности, властвующей, не конкретно, а вообще в сравнении с масштабом России и масштабом истории Отечества. Здесь любой исполин смотрится как человечек, и Петр Первый (он, кстати, как раз с "клюкой" и ходил) и кто угодно. Но следующий вопрос - может ли человечек, только человечек - управлять таким государством как Россия? И это очень просто и ясно - конечно, нет. Но, ведь, управляет один именно человечек всегда и управляет. Нет, ни когда ни один человечек - один Россией не управлял. И не о правительстве речь. А о том, о чем прямо сказано у Чепурных - "перед Богом в ответчиках князь". Вот здесь ключ. В ответчиках лишь - человечек. Это прямо о Промысле Божием над Россией. Это тот эпос, о котором мы говорили, вспоминая Кутузова. В Православном понимании Бог - доверяет человечку управление страной (или армией), и спрашивает с человечка именно за это доверие. Спрашивает не за то, что человечек своим управлением управил, а за то, как он Божий Промысл, Божье Намеренье о России воплощал в своих делах.

Все что сказано выше это своего рода необязательная логика, то есть не обязательно, - что автор именно это хотел сказать. Но мысль о власти и о России - возникает при чтении стихотворения. В том числе, и мысль в таком развитии как показано выше.

Но, - важнее, - другое. Да, это "Хроноскаф" - это погружение в глубины времени, в глубины русской истории. Но, ведь, не "машина времени", говорит Чепурных, - "хроноскаф". Сейчас - о смыслах. О смыслах "малых" (о прямом значении слов) и о смыслах жизни и поэзии, и - истории. Идет ли "хроноскаф" Чепурных - сквозь время, как сквозь "воду"? Состав "воды", - что на ста метрах глубины, что на тысяче, - один и тот же. И состав русской истории, а на самом деле всей истории человечества, один и тот же. Состав истории - в полной мере представлен в Евангелии, в Новом Завете, Библии. Представлен не в деталях, а в существе. Поэтому, строго говоря, - для понимания существа, событий и явлений, происходящих в истории - ВРЕМЯ, как таковое, необязательно, его просто - нет.

И, далее, происходит удивительное. Когда времени нет, - внешние приметы значения не имеют, а имеют значения только смыслы. Эти смыслы, вдруг (!), становятся остро-современны. То есть, - чтобы понять свое время, надо отказаться от времени, очистить смыслы, от "шелухи" внешних временнЫх, но они же и - врЕменные, - примет. Это и сделано Чепурных.

И что же такое "хроноскаф" в итоге?

Михаил Михайлович Бахтин ввел в науку понятие "хронотопа":

"Существенную взаимосвязь временных и пространственных отношений, художественно освоенных в литературе, мы будем называть хронотопом (что значит в дословном переводе - "времяпространство"). Термин этот употребляется в математическом естествознании и был введен и обоснован на почве теории относительности (Эйнштейна). Для нас не важен тот специальный смысл, который он имеет в теории относительности, мы перенесем его сюда - в литературоведение - почти как метафору (почти, но не совсем); нам важно выражение в нем неразрывности пространства и времени (время как четвертое измерение пространства). Хронотоп мы понимаем как формально-содержательную категорию литературы (мы не касаемся здесь хронотопа в других сферах культуры) /Автор этих строк присутствовал летом 1925 года на докладе А.А.Ухтомского о хронотопе в биологии; в докладе были затронуты и вопросы эстетики/.

В литературно-художественном хронотопе имеет место слияние пространственных и временных примет в осмысленном и конкретном целом. Время здесь сгущается, уплотняется, становится художественно-зримым; пространство же интенсифицируется, втягивается в движение времени, сюжета, истории. Приметы времени раскрываются в пространстве, и пространство осмысливается и измеряется временем. Этим пересечением рядов и слиянием примет характеризуется художественный хронотоп".

Вот, собственно - всего-то лишь, "четвертое измерение пространства". Можно смотреть, так как смотрит Бахтин, его положения научно осмысленны, доказаны, подтверждены, применены.

А можно смотреть и не так. Недаром, М. М. Бахтин Эйнштейна вспоминает.

То есть, - "все относительно" - это цитата из другого стихотворения Чепурных. "Все относительно".

"Относительно" Начала.

Начало - это Бог. В Боге нет - ни времени, ни пространства. Вот это и есть высшее и самое подлинное измерение - Бог. В святоотеческом понимании - Пресвятая Троица.

Начало - "В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет" (Быт.1:1-3). - Творение мира. Творение - пространства. И Дух Божий носился в пространстве - над водами. Время еще не пошло, не началось. Время начнется даже не от творения человека, но от преступления человека (падения его, потери райского блаженства). Одна из сущностей этого блаженства, отсутствие времени? Но пространство при этом есть - райское. Преступление. Отсюда - "первородный грех" - серьезнейшее в святоотеческом обосновании - основание поврежденности человеческой природы. Как раз на этих основаниях полагается начало ложной мысли человека. Святоотеческая антропология "О прелести" (свт. Игнатий Брянчанинов) - "начало зол - ложная мысль". А начало "ложной мысли" по свт. Игнатию:

"Источник самообольщения и бесовской прелести - ложная мысль! При посредстве лжи, диавол поразил вечною смертию человечество в самом корне его, в праотцах. Наши праотцы прельстились, то есть, признали истиною ложь, и, приняв ложь под личиною истины, повредили себя неисцельно смертоносным грехом, что засвидетельствовала и праматерь наша. "Змий прельсти мя, - сказала она, - и ядохъ" (Быт. III, 13.). С ТОГО ВРЕМЕНИ ЕСТЕСТВО НАШЕ, ЗАРАЖЕННОЕ ЯДОМ ЗЛА, стремится произвольном невольно КО ЗЛУ, ПРЕДСТАВЛЯЮЩЕМУСЯ ДОБРОМ и наслаждением искаженной воле, извращенному разуму, извращенному сердечному чувству".

Важно - о том, что нам всем, человеку, свойственна "ложная мысль", надо особенно крепко помнить исследователям и "мыслителям".

Пространство, получается, более основательно и не повреждено в этом смысле?

Пресвятая Троица - это само время и пространство, не разделенное еще на оси и возможности измерения.

В Русской поэзии - открыты и приняты именно эти возможности измерения Бытия.

Возвращаясь к Чепурных, "Хроноскаф" - очень удачно и точно сказано. А смысл, который мы не читаем: это не погружение во времени (по аналогии с водой) а изоляция от времени (как впрочем, тоже - по аналогии с водой).

Таким образом, Чепурных, но не сам, конечно, в традиции Русской поэзии, Русской литературы - изолирует художественное пространство своего стихотворения от "ложной оси" измерения, от времени. И художественное содержание стихотворения реализуется именно в пространстве. Это жизненное пространство - цивилизации по имени Россия.

Изоляция от времени и делает смыслы остро-современными.

Высшее назначение Русской поэзии - видеть вне-времени и ложной мысли и - свидетельствовать.

И что же свидетельствует Чепурных о власти и о России: "Он - один./Пожалей его, Бог./Мы другого пока не имеем".

Тщетно ли свидетельство Чепурных?

НОВЫЙ ГОД - 2001

Осушив одним махом,

Закусив наугад

Рядом с мусорным баком -

Это полный отпад!

Обнялись бескорыстно

На задворках кафе

Мальчик в форме пятнистой

И старик в галифе.

Молча, двинули к рынку,

Словно к центру земли.

Так вот дружно, в обнимку,

В новый век и вошли.

Словно в яму из ямы,

Где кресты да кресты,

Где ни папы, ни мамы,

Только ночь да менты.

В Новый - жирный, как боров,

Жалкий, как недород.

В этот новый, который

Их обоих сожрёт,

Не взгрустнув, не оплакав,

Не узнав никого...

Возле мусорных баков,

Вероятней всего.
4.

В стихотворении "Новый год - 2001" "Хроноскаф" ("перед Богом в ответчиках князь") работает не на бытийном, на бытовом (русского быта) уровне.

За этих "двоих" (на деле их миллионы) в ответе перед Богом "князь". И - ВРЕМЯ вернулось. И не просто вернулось, а как на могильном камне, через дефис: указаны Пространство (пространство праздника, начало события) - "Новый" и указан Конец События - век 21. Не только год, но и век - новый. А на деле - Конец Света. Жестко. Кратко. Страшно. Темно. "Рынок" - как центр земли, у Валентина Григорьевича Распутина в повести "Дочь Ивана, мать Ивана", "рынок" - центр действия современности, центр России. Насколько точен Чепурных (русская поэзия) "двинулись" - "к рынку", к "центру земли" (то есть символически - в ад), а "вошли" - в "новый век". То есть, - остается "дойти" до "рынка", там пространство нового века станет пространством ада. И произойдет это все в России. И вступление России в ВТО - неплохое тому подтверждение?

Быт, русский быт и бытие.

Единство Русской литературы, ее свидетельства. Александр Александрович Блок: "Слопала (...) Россия ... как чушка своего поросенка" (из письма К. Чуковскому). Жирный и жалкий, в своей жирности и стремлении все сожрать, - боров - это год, это век, это эпоха. Время ("боров жирный" - ср.: "тучные годы") сожрет Пространство (Цивилизацию Россия) - это и будет Конец Света. То есть, он уже длится, "происходит".

Но еще не окончательно, многое, почти все зависит от нас, от нашей свободы выбора. "Богу не молишься что ж"? Но - если все будет как обычно в России - Русскую литературу - не слышали, не понимали, слышать не хотели, то - "Вероятней всего" - так и будет. Так и есть, ведь, сегодня 2012 год - и что? И то - "что Страшный Суд он вот так и происходит" (Е. Чепурных). И - "Собачка всё хуже./Возница, командуй ночлег./В гробу он им нужен,/Такой ослепительный бег." ("Собачья упряжка...") - это тоже и о власти и о реформах, и о населении, в динамике, что называется, - "... в развитии...".

5, 6.

* * *

...Наступят годы зрелые,

Проступят мысли ясные,

Лишь не забыли б белые,

За что их били красные.

Красивые и сытые

В шезлонгах и авто,

Уже однажды битые

Как будто ни за что...

Как это по Конфуцию?

Родную вашу мать,

Мать вашу,

Революцию -

Не надо забывать!

"Хроноскаф" и "2001" - это два "полюса". "Верх" ("князь") и - ... (?), нет - не "низ". "Верх" и настоящая, действительная "оппозиция" "верху" - "бескорыстно/На задворках кафе/Мальчик в форме пятнистой/И старик в галифе". Это не опереточная и не ряженная - не плачевно-болотная, это настоящая оппозиция. Потому что - и старик и мальчик, они тоже "только перед Богом в ответчиках" и только за себя. А "князь", он, перед Богом в ответчиках, помимо всего, еще и за этих двоих. Здесь - настоящее. Настоящее - безмолвно. "Народ безмолвствует" (Пушкин). "Угрюмое затишье" (Чепурных). Пространство трагедии - очерчено: это то, что среди условных верха и низа. Это, пока еще, не безмолвное пространство. Какое? - Чепурных отвечает: "наступят" и "проступят". Здесь нечего разбирать, все - очевидно. Не очевидно другое: откуда у Чепурных сама эта возможность: свидетельствовать трезво и точно о настоящем? От традиции. А в традиции - откуда?

Чем обеспечена в Русской литературе сама возможность свидетельствовать (то есть, говорить правду)? Не путать Счастье с Совестью, - да, это так, у Счастья - правда своя, у Совести - другая. Бежать "славы и лести", - и это так, не говоря уж о "месте в круизе". Но все это условия, а сама возможность в чем? Вроде - "гласность" - тоже, вроде бы, "правда", однако - паче лжи на деле. Вне Христа, разве можно найти ответ на этот вопрос? Само понятие "правда" вне Христа - теряет смысл, точнее - умножает смыслы до самой их потери, недаром у Леонида Ивановича Бородина "Третья правда" (кстати, едва ли, не лучшее, что создано им, но - толком не прочли, предпочли не заметить). То есть, сначала должна быть осмыслена возможность - "знать правду". И все это - восходит ко Христу. Именно в Нем возможность знать и говорить. У Православия есть удивительный умонепостигаемый опыт - знать и говорить правду во Христе. Это опыт юродства - это сложнейший для внешнего мирского зрения опыт. И мы коснемся лишь одной его грани: юродивому - нечего терять, он приобрел Христа и Им живет в своем внутреннем существе, а внешнее свое существо выставляет на поругание миру, сам, сознательно, навлекая на себя "это поругание". О чуде юродства, невместимости его человеческим восприятием, творчески размышлял Иван Алексеевич Бунин. Но в начале - Александр Сергеевич Пушкин, и не в осмыслении, а как раз в самом явлении, творческом воплощении - всей русской "глубины юродства во Христе". Во времена русской смуты звучит у Пушкина из "глубины юродства" народная правда о власти. То есть, народ скажет, предупредит власть, перед тем как подняться к "угрюмому затишью" безмолвия.

Есть некоторое внутреннее (природное) родство, родство во Христе - подвига юродства и подвига настоящего русского творчества.

Русскому писателю - "всегда нечего было терять", кроме разве чести. Недаром у Пушкина "Береги честь смолоду" - эпиграф к "Капитанской дочке". "Честь" вроде бы противоположна "юродству". Но честь русских писателей, к их чести, состояла как раз в том, чтобы не дорожить ничем и так ли уж во имя личной гордыни? Все сложнее и проще в Русской литературе. Пушкин, Пушкин - все Русской литературы явлено Господом в Пушкине. Правильно напишет Михаил Юрьевич Лермонтов - "Поэт - невольник чести/Пал, оклеветанный молвой". А самому Пушкину до "молвы", какое дело было, ему сказавшему о творческом труде, о деле жизни - "пусть толпа его бранит", это ведь и есть молва. Лермонтов все понимает - так как есть на самом деле, недаром стихотворение восходит к Высшему Суду. За свою ли честь вышел Пушкин на брань? Или защищал "узы брака", освященного Православной Церковью? Почему-то, ни разу и никто, не задумался, - что оскорблен был не человек и не поэт Пушкин, оскорблена была семья раба Божия Александра, оскорблена в лице венчанной ему супруги рабы Божией Натальи, которая за шесть лет венчанного брака родила четверых детей! В этом смысле - дуэль Пушкина - это защита Отечества. Вряд ли противоречит Православию мысль о том, что защищая семью муж - защищает "капельку", но это "святая капелька" - Отечества. И защищая Отечество - мы защищаем возможность русской семьи, русского быта - быть. А уж Пушкин (!) сколько всего Господь в Пушкине явил. - Дуэль Пушкина (вспомним, - с кем (по Лермонтову)? "на ловлю счастья и чинов"- дуэль поэта) - это, ведь, личное его Бородино. Недаром в Лермонтове сошлись "Смерть Поэта" и "Бородино".

Нам бы у Пушкина поучится русскую семью, следовательно, русский быт защищать. У Лермонтова бы поучится - он золотым оружием был награжден за храбрость. Остановимся, а то еще обвинят в "разжигании" поэтических настроений. Но вообще нам бы у Русской литературы и у Русских писателей учиться...

То есть, все-таки честь русских писателей и состояла в том, чтобы быть честным. И так ли уж честность противна (противоположна) юродству?

Это все - путь к смыслам поэзии Евгения Чепурных.

Другая грань: юродство поставляет себя на миру как на юру, но не на славу поставляет, не на лесть, поставляет себя на поругание.

Русское писательство поставляет себя так же на юру, на миру - для чего?

И вновь Пушкин. Точнее Василий Андреевич Жуковский пишет Пушкину:

"На все, что с тобою случилось, ЧТО ТЫ САМ НА СЕБЯ НАВЛЕК, у меня один ответ: ПОЭЗИЯ (ПОЭЗИЯ - Выделено - Жуковским (!) - А.С.). Ты имеешь не дарование, а гений... Ты рожден быть великим поэтом; БУДЬ ЖЕ ЭТОГО ДОСТОИН. В этой фразе вся твоя мораль, все твое возможное счастие и все вознаграждения. ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ЖИЗНИ, СЧАСТЛИВЫЕ ИЛИ НЕСЧАСТЛИВЫЕ, ШЕЛУХА. Ты скажешь, что я проповедую с спокойного берега утопающему. Нет! я стою на пустом берегу, вижу в волнах силача и знаю, что он не утонет, если употребит свою силу, и не только показываю ему лучший берег, к которому он непременно доплывёт, если захочет сам. А я обнимаю тебя. Плыви, силач... По данному мне полномочию предлагаю тебе первое место на русском Парнасе".

Жуковский - "у меня ОДИН ОТВЕТ: ПОЭЗИЯ".

ОДИН ОТВЕТ. Именно так.

***
Ума у кого бы занять?
Живу первоклашкой.
Попробую Пушкиным стать.
Неужто - промашка?

Стою и смотрю на него
С любовью и злобой.
А он говорит:
"Ничего.
Попробуй, попробуй...".

Письмо Жуковского Пушкину это период "Михайловского" - конец 1824 года, рубеж, перелом: несправедливая (объективно - "несправедливая", Пушкин был сослан, буквально - "ни за что") ссылка, нелепая ссора с отцом. Пушкин поставлен Господом на самую грань: свобода выбора. Можно озлобиться - весь мир несправедлив к поэту. Но Пушкин свободным выбором выбирает (смиряется) ПОЭЗИЮ. И, тем самым, счастливые или несчастливые обстоятельства жизни - становятся ШЕЛУХА. Здесь рождается Русский Национальный Гений. Но защита Отечества - не шелуха. Многие ли знают, что Жуковский достойно участвовал в Отечественной войне 1812 года?

Но счастье и несчастье (да еще и самостоятельно навлеченное на себя) - воспринять как шелуху, это ли не родственно (пусть и по самому краешку) подвигу юродства?

Все о Пушкине. Как это относится к Чепурных? Очень похоже на то, что относится - прямо, напрямую. Очень похоже на то, что сам Пушкин (Русская поэзия) "разрешает" Чепурных: "попробуй, попробуй...". Как это возможно?, возможно ли вообще?

Посмотрим.

7.

* * *
Константину Рассадину
Я закончил свой сладкий, свой радостный труд
И упал посредине болота.
Понимаю, что нынче лежачего бьют,
Но уж больно вставать неохота.

Мне мой сладкий,
Мой радостный труд стал тяжёл -
Вот что, Костя, и мучит, и ноет.
А что гол, как сокол, и что стар, как козёл -
Это, Костя, и хрен бы со мною.

Всё равно наша участь с тобою легка -
Словно двух ветерков в чистом поле.
И зачем нам с тобою лететь сквозь века,
Что мы, Костя, Державины, что ли?

Где упал, там лежу, кончив радостный труд,
Заплутав средь болотного смрада.
В назиданье идущим - лежачего бьют,
Так что ты не стесняйся, коль надо.

Без меня возвращайся в пустынный квартал,
лишь тропу на болоте не путай.
А что я тебе десять рублей не отдал -
Это, Костя, от жадности лютой.

Ты и сам уже в зеркале не Аполлон,
Вот и я, заглянув туда, охнул.
Слышишь, Костя, вокруг очарованный звон? -
Это я своё зеркало грохнул.

Вообще все поэты пред Богом равны,
Потому, как бы ни был кто славен,
В зеркалах отражаться они не должны.
Даже тот... по фамильи - Державин.
Творческая личность поэзии Евгения Чепурных, герой, действующий в его поэзии - надежно, "положен" на тот, святоотеческий уровень, откуда - дальше "ниже" падать некуда - "Смирение никогда не падает, ибо ниже всех лежит" преп. Паисий (Величковский) - смиренным отношением к своему творческому "я".

Здесь мы подходим к важнейшей характеристике - того, из чего образуется "жизненный состав" художественного мира Чепурных. Стихотворение сопровождается посвящением. И надо правильно понимать эту формулу текста. В данном случае нельзя ассоциировать стихотворение с конкретным человеком, с личностью. Выбор собеседника (поэт - поэту) много значит. Но значит не на уровне личностей, а на уровне профессии. Стихотворение Чепурных ведет прямой диалог не с конкретным человеком, а с Русской поэзией. С Державиным, что ли? Пусть, - с Державиным, а почему бы, например и не с Блоком?

Автор стихотворения обращается к тоже поэту, но говорит о себе. Что говорит? Герой ("персонаж") стихотворения, не будем пока соотносить его с Чепурных, просто "поэт-повествователь", говорит "поэту-собеседнику" о себе. Во-первых, пространством бытия "поэта-повествователя" определено "болото", более того "по средине болота" то есть, в самой гуще болотной жизни. Но поэт статичен, он не разделяет болотное бытие своими действиями, он - "упал", не лег, а именно "упал" - это важно. Упал, окончив "сладкий и радостный труд" (это важно, это характеристика профессии - Поэзии). Но труд стал тяжел, предположительно поэтому "упал" - обессилев от тяжести труда. При этом "участь" - легка. В этой "участи" само существо, поэтому надо у Владимира Ивановича Даля смотреть. Надо смотреть - "глубину" русского слова (это не значит, что поэт заглядывал в Даля; русский поэт и наш, в том числе, он Даля в сердце носит, как и Христа, в сердце и заглядывает, а - "Сердце с Церковью очень похожи").

"Участь ж. что кому на роду написано, что Бог судит человеку; судьба, рок, жребий, доля. Злая, горькая участь его постигла! Кому какая участь. Сам человек строитель участи своей. Участь моя в твоих руках. Не надейся на участь (на счастье), не купи коня хромого!".

Интонация "участи" у Даля звучит как роковая, "трагическая" в смысле - "испытаний", которые "Бог судит человеку". У Чепурных, по существу, звучит "оксюморон" (сочетание не сочетаемого): участь - легка. Да, еще и - "лелеет" в пространстве стихотворения как "ветерок", "два ветерка в чистом поле". Не "болото" - заметим, "чистое поле".

Очевидны два мира в стихотворении или два состава "участи"? Один - лежать посредине болота, другой - лететь в чистом поле. И это "лететь", оно больше в стихотворении, чем "лежать", "все равно" - то есть, "не смотря на". Несомненно это стержневая тема, "быть или не быть" Русской поэзии. Болотное бытие, внешние обстоятельства жизни - "незначимы", поэзия - значима, значимо - предназначение - быть поэтом, даже "лежа посредине болота" оставаться "ветерком", хранить "ветерок" в себе. Но это же - Чепурных! - Он мгновенно трезвит иронией "патетику поэтики" - "И зачем"? То есть, лететь можно не только в чистом поле, но и через века (века, время будущее, "грядушее" - это по сути и есть чистое, пока еще поле), но - зачем? И "зачем" - не как сомнение в "участи", не как ее отрицание. Речь о другом, - не надо сосредотачиваться не только на "болоте" (внешних обстоятельствах), но и внутреннее состояние души - держать в чистоте, в трезвении. Иными словами, не надо при жизни искать себе самому и определять себе самому место в Русской поэзии. Место Державина - определено. Мы - "не Державины". Это не собеседнику-"поэту" сказано, это сказано всему современному и будущему - "цеху поэтов" и "цеху прозаиков" (цех - здесь надо в двойные кавычки брать, так как на самом деле это - болото), такая "успокоительная" ирония, "капли трезвости" по рецепту Чепурных.

И далее - вновь "возвращение" в болото - "болотное бытие" и "болотная действительность". Она живет, движется, имеет свои законы, которые надо соблюдать - это своего рода "ультиматум": "Бить будут, - объяснил стоявший рядом с Фигурой бритоголовый мальчуган Алешка" ("Тимур и его команда" Аркадий Петрович Гайдар) или - "Если раньше мне били в морду, то теперь вся в крови душа" (Сергей Александрович Есенин). Бить будут просто - в назидание идущим, чтоб и еще кто не лег. Поэт это понимает и даже поэту-собеседнику предлагает, мол, если надо, то и ты не стесняйся. Важнее всего здесь не смысл строки, а интонация. Это сказано без напряжения, без каких-то скрытых смыслов - если так надо, так делай как все, "не стесняйся" (вспомним совесть как - голос Божий, именно об этом сказано), я - пойму.

Далее собеседнику предложено, одному возвращаться в какой-то "пустынный квартал" (насторожись, читатель моих строк, если ранее не насторожился, или ты все сразу понял? насторожись. Ибо нет в поэзии ничего "случайного", оно "случайно" до тех пор, пока не понято нами), откуда и зачем, какой квартал?, было - болото, было - чистое поле, вот пустынный квартал - какой-то. Именно "какой-то" квартал, "какой-то" Русской поэзии.

И далее сказано важнейшее о "поэте и поэзии" (!) - меня ты можешь бить (не стесняйся), но!, - "тропу на болоте не путай"! И это не просьба. Это сказано трезво и спокойно. Вот здесь голос Совести - звучит в полную меру и силу, подготовленный все-прощающим (в позитиве у Чепурных) - "не стесняйся", - переходит в спокойное ровное - "не путай". Что значить спутать тропу на болоте - это те, кто следом, не выйдут, собьются, а это - болото ("Неизвестность, гибель впереди" Блок) - погибнут. Вообще - это об ответственности поэта перед Богом, ответственности за Дар, данный свыше. Это - главная ответственность Русской поэзии.

По сцеплению смыслов - здесь - "узел": тропа - деньги - зеркало.

Возможно, - "деньги" и "зеркало" - это как раз то, что путает тропу. Но "деньги" еще заставят, вспомнить Евангелие и "Притчу о талантах" - в смысле - Дара, который следует преумножать и возвращать. - В этом, собственно, и состоит "тропа", "чувство пути" - по Блоку. А "зеркало", здесь, не булгаковское, конечно (которое единственное нам в голову и лезет из всех наших "знаний" Русской литературы), обычное - зеркало: "не должны отражаться" - это следствие, поэт говорит о причинах: смотреть на себя не надо в зеркало, тогда и отражаться не будешь. Вот и все - ясно и просто. Но "смотреть-то на себя" - тянет прямо-таки, это же наше человеческое, а уж творческо-человеческое, тем и "живо", что на себя иной раз посмотрит, да и восхитится. И, поскольку, - смотреть, - "тянет" (именно - так!), иной раз это сильнее нас. То и еще один рецепт от Чепурных - это уже не капли, это хирургия - удалять надо. Это и делает сам Чепурных и всему "пустынному кварталу" советует - "это я свое зеркало грохнул", буквально - "делай как я". Но "я" здесь не Чепурных - это "я" Русского поэта, Русской поэзии. Поэтому и "звон" от "грохнутого" зеркала - стоит вокруг - "очарованный". "Очарованный" здесь работает в прямом контексте Николая Семеновича Лескова. И есть один неочевидный, но важнейший смысл: надо созерцать не свой образ (в зеркале). Но - Образ Божий в человеке, хочешь обратить это созерцание на себя, обрати, но - и "в себе", в "поэте", созерцай (ищи) именно - Образ Божий (это и есть главное дело Русской литературы, для кого-то - это ее "секрет"), для этого зеркало лишнее, зеркало - это атавизм, аппендикс, есть и поэтому может воспалиться, далее - смерть. Поэтому надо удалять (хирургически), грохнуть его, зеркало, и все дела. Поэтому, когда человек это зеркало (созерцание своего образа) "грохнет" - Божественное пространство бытия гармонично исполнено очарованнго звона.

Это все в логике апостола Павла:

"17 Господь есть Дух; а где Дух Господень, там свобода.18 Мы же все открытым лицем, как в зеркале, взирая на славу Господню, преображаемся в тот же образ от славы в славу, как от Господня Духа" (2Кор.3:1-18).

Именно об этом, последнее четверостишие Чепурных, спокойно, трезво, серьезно, без иронии уже, но легко, не форсируя ни речь, ни лексику: "Вообще все поэты пред Богом равны,/Потому, как бы ни был кто славен,/В зеркалах отражаться они не должны".

Потому и не должны, то есть, отражаться, что равны перед Богом. Как это равны? Это уж совсем "соблазн и безумие". Да, нет - это все тоже Евангелие, Новый Завет, апостол Павел, даже Послание тоже - Коринфянам, только Первое:

"4 Дары различны, но Дух один и тот же;5 и служения различны, а Господь один и тот же;6 и действия различны, а Бог один и тот же, производящий все во всех" (1Кор.12:1-31).

Дары различны, один дар больше, другой меньше - но спокойно (!) это не повод для ревности, ибо независимо от того, какого масштаба Дар Божий человеку, при искреннем и усердном исполнении Дара и (обязательно, иначе - "а больше ни как...") содействии человеку Благодати Божией, достигается - в высшем смысле - один и тот же результат, хоть малым даром, хоть огромным - это явление в творчестве Любви (явление настоящего). То есть, и малым даром достигается все та же - Любовь. То есть, возможности - равны. Потому что - "Дух один", "Господь один" поэтому, если и отражать в зеркале, в том числе и в зеркале творчества, - то "Славу Господню" (Любовь). Все же остальные "зеркала" следует "грохнуть" за ненадобностью.

Один из смыслов стихотворения Чепурных, - это то, что он говорит поэту-современнику.

А тем, кому интересно понять, какой и о чем, диалог ведет Чепурных с Русской поэзией, тех отсылаем к стихотворению Александра Александровича Блока "Поэты" ("За городом вырос пустынный квартал,/На почве болотной и зыбкой...").

Здесь Блок в большей мере является собеседником Чепурных, чем тот поэт, кому "посвящено" стихотворение.

В целом художественного мира Чепурных - два главных его собеседника Пушкин и Блок.

Но - важнее: как представлен в стихотворении "поэт-повествователь"?

Местоположение: упал посредине болота, не просто на земле, а болотной жиже, в грязи (хуже не придумаешь).

Портрет: гол, как сокол; стар как козел; жаден до лютости - да, это все ирония, но (!) ирония по отношению к себе.

Есть и еще характеристики, но их сразу не видно, очень тонко, артистически, оформлено все.

Труд стал тяжел. Поэт упал и лежит - почему? - "вставать не охота", то есть, лень вставать и это к "жадности лютой", в придачу (не об этом ли Пушкин - "О, Дельвиг, ты достиг такого ленью,/Что и трудом не всякий достигал").

И зеркало-то грохнул, потому что сам себе не понравился "в зеркале", то есть еще и на "зеркало пеняет".

И вот, с иронией пусть, по отношению к себе, но нарисован совершенно неприглядный тип. Интересное слово - "совершенно" и рядом "неприглядный". То есть, - в высшей степени неприглядный. Но мы же на Русском, Слава Богу, языке говорим. И получилось у нас - неприглядный до совершенства.

Именно до совершенства.

До аскетического совершенства по отношению к себе, а в нашем случае и к своему творческому "я".

Аскетического? - А что такое "неприглядный" в собственной оценке, то есть - хуже всех? Именно это определение "я - хуже всех" следует из авто-характеристики "поэта-повествователя". Хуже всех настолько, что и бить даже можно, - "не стесняйся". Другой - любой из нас - в этом случае (надо только представить в реальности: ты - лежишь в грязи болота, а твой друг походя пинает тебя, да еще и не "за дело", а всего лишь - "потому что так надо" - надо все это представить всей силой своего воображения, "надо представить дотошно") если и сможет сокрушиться, то до лишь до горького "удивления" - "и ты, Брут", а вот до - все-прощающего самого-себя-нежалеющего "не стесняйся", полагаем мы, сокрушатся лишь единицы. И "поэт" Чепурных из стихотворения и сам поэт Евгений Чепурных из этих единиц русского измерения.

Аскетика и ирония - невозможное, умонепостигаемое, сочетание. А Чепурных сочетает легко, артистически, поэтически. И дерзаем предположить, - не противоречит ирония Чепурных и святоотеческой антропологии.

Выше, мы говорили о "ложной мысли". Какова защита от нее? -Необходимо трезвение. Литературное, художественное трезвение - это ирония. Иронией пронизан весь художественный мир Чепурных. И поэтому - это "трезвый мир".

Повторим, так это важно: ирония это трезвение.

Именно поэтому, предполагаем мы, ирония отсутствует в Евангелии - там нечего трезвить. За исключением, может быть одного случая, отмеченного богословской мыслью еп. Аверкия в "Четвероевангелии".

"Смысл этого места из книги пророка Захарии таков: Пророк был поставлен Богом, чтобы, как представитель Верховного Пастыря Бога, пасти овец дома Израилева. Иудеи не внимали пророку, то есть не внимали Самому Богу. Чтобы наглядно показать иудеям, как мало они ценят попечение о них пророка и, следовательно, Самого Бога, Бог повелевает пророку спросить их: какую дадут они плату ему за пастырские труды его? Они дали ему цену раба - 30 сребреников, то есть оценили труды для них пророка и, следовательно, Самого Бога, как ничтожные, как труды раба. Тогда Бог сказал пророку: брось их в церковное хранилище, высокая (ирония, конечно) цена, в какою они оценили Меня! И взял я, (говорит пророк), тридцать сребреников и бросил их в дом Господень для горшечника (Зах. 11:11-12). Это пророчество исполнилось в предании Господа Иисуса Христа. Доброго Пастыря своего Иисуса Христа иудеи оценили в 30 сребреников - ценою раба - и на эти деньги купили потом поле у горшечника".

И это сочетание (аскетика и ирония) становится у Чепурных художественным приемом, одной из "несущих" (в терминах механики) сил художественного мира поэзии Евгения Чепурных. И это именно прием. Потому что вне иронии - уничижение себя, самоуничижение собственного творческого "я", неизбежно обернулось бы тем, "уничижением", которое - верно подметил Русский народ - "паче гордости", гордыни. Это не личное открытие Чепурных, Русская литература заповедала нам уметь смеяться над собой. Но столь ладно усвоенный урок в современности - исключителен. И "усвоение", и развитие, которое получает "урок смирения" Русской литературы в поэзии Чепурных, поставляет Евгения Чепурных на особое место в современных литературных процессах.

Ирония у Чепурных - очевидна. Неочевидно то, что отличает иронию Чепурных от современного "зубоскальства" (имена не хочется лишний раз называть, они - на слуху). Имеет значение положение поэта "в художественном пространстве". Одно дело, увидеть и отразить объективно смешное в несовершенном, в человеческой природе, например, при этом понимая себя смиренно еще ниже этого несовершенства ("Вот и сиди и гадай как козел,/Что это в нас он смешного нашел" Е. Чепурных "Рабовладелец ученый Сенека"), или увидеть и отразить несовершенство своего родного кровного, тогда получается, словно, так же как ты - "над собой смеешься" - это целит и трезвит. Другое дело, когда высмеивается "чужое", которого ты сам, выше, умнее, опрятнее, оно потому "чужим" для тебя и становиться, что себя ты лучше считаешь. В первом случае - это и есть ирония. Во втором - "зубоскальство". То есть, в основе настоящей иронии - смирение. Все вновь восходит к смирению. С наглядностью урока усвоения смирения (аскетикой), конечно, сложнее, чем с иронией, поэтому - обоснуем, докажем, что аскетика у Чепурных не менее очевидна, чем ирония.

Что есть аскетика?

"Святоотеческая антропология так высоко ставит человека, что если мы сравним с православной традицией отношение к человеку в других философских, социальных, и психологических системах, мы удивимся, насколько они мелочны, до какой степени не отвечают они великой человеческой тоске по чему то подлинному (С.6: Прим.: АНТРОПОЛОГИЯ в собственном смысле есть учение о человеке: его природе происхождении и назначении. Православная антропология тесно связана с, одной стороны, с ДОГМАТИКОЙ рассматривая человека как образ Божий. А с другой - с АСКЕТИКОЙ, как НАУКОЙ О ДЕЯТЕЛЬНОМ ВОСХОЖДЕНИИ при помощи благодати к бесстрастию. Прим. переводчика)".

Это цитата - из книги архимандрита Георгия, игумена обители св. Григория на горе Афон. "Обожение как смысл человеческой жизни" (http://istina-rusi.narod.ru/cel_shizni.html), изд. Владимирской Епархии, 2002, перевод Н. Б. Ларионовой. Об авторе: книга "авторитетного греческого богослова и Старца, в прошлом профессора теологического факультета, а ныне игумена общежительного монастыря Преподобного Григория на Святой Афонской Горе, архимандрита Георгия (Капсаниса).

Каков же путь (аскетического) восхождения к Богу, и какое отношение "восхождение к Богу" имеет к Русской литературе и к современному творчеству?

Обожение - в осмыслении авторитетного греческого богослова и старца архимандрита Георгия (Капсаниса) - предстает в свете и на основаниях святоотеческого наследия как главный "смысл человеческой жизни":

"многие - вне Церкви и даже внутри её - (...) полагают свою цель, в лучшем случае, в нравственном исправлении, чтобы стать лучшими людьми. Но не эту цель указывают нам Евангелие, Церковное Предание и Святые Отцы. Мало только усовершать себя, становиться совестливее, справедливее, целомудреннее, мудрее. Всё это, безусловно, необходимо, но не в этом глубочайший смысл нашей жизни, та конечная цель, для которой наш Творец создал нас. А в чём же? В единении с Богом, В ОБОЖЕНИИ, как истинном единении; не нравственно-внешнем и не сентиментально-надуманном".

К Русской литературе это относится точно так же, и в той же мере, как и Русская литература, относится к человеческой жизни, к русской жизни, то есть напрямую. В научной логике Русская литература, имея самое прямое отношение к жизни человека, имеет столь же прямое отношение к главному (единственному - настоящему) смыслу жизни, не может не иметь, это формулировка очередной аксиомы.

Но прямое отношение Русской литературы к обожению как к смыслу жизни надо, конечно, - научно обосновывать.

Теоретические основания находим в исследовании (к нему обращались и в начале работы) Н. М. Нейчевым Единого Текста Русской литературы:

"Второй постулат, принципиально оправдывающий ВОЗМОЖНОСТЬ воплощения трансцендентального Логоса в ХУДОЖЕСТВЕННО-ОБРАЗНОЙ СИСТЕМЕ РУССКОГО МЕССИАНИСТИЧЕСКОГО ЛОГОСА, дает учение христианского Востока об ОБОЖЕНИИ. Возможность ОБОЖЕНИЯ порождает и возможность синергизма литературного и церковно-библейского слова, меняющего и образный язык русской литературы 19 века".

Особо значим тот факт, что положения Нейчева, отнесенные им принципиально к Русской литературе ХIХ века, оказываются, - примененные к современности, - характеристикой - вне времени и отличают вне-временное пространство настоящего русского творчества.Что значит на практике - обожение, и каков путь православного человека к этому состоянию?

***

В росчерках звёздных окно

Переливается дивно.

В поезде полутемно,

В поезде пахнет противно.

Я не хотел уезжать,

Так было нужно, голубка.

В поезде: "Мать-перемать!

Что же ты льёшь-то на юбку?"

Нету ни духа, ни сил.

Были бы силы и злоба,

Я бы вам так всем налил...

Крайнему справа - особо.

Но ничего, ничего.

Надо представить дотошно,

Будто и нет никого

В этом купе заполошном.

Будто сижу я один,

В росчерках звёздных блуждая,

Где из вселенских глубин

Смотрит звезда золотая,

Из сокровенного сна

Выпав слезой херувимской.

Видно, бездетна она -

Больно уж взгляд материнский.

Больно уж ласковый свет

Льётся из бездны небесной.

Но никого со мной нет,

Чтоб разделить его честно.
"Святые Отцы утверждают, что в Церкви мы можем достигать обожения. Однако нам надо помнить, что это дар Божий, а не то, чего можно добиться одним своим усилием. Естественно, необходимо наше желание, наше борение и готовность, чтобы принять и с ревностью сохранить это удивительное дарование, ибо Бог ничего не хочет делать без нашего согласия. И всё же, ДАР ОСТАЁТСЯ ДАРОМ. Вот почему Святые Отцы говорят, что мы "испытываем" обожение, в то время как Бог "СОДЕЛЫВАЕТ" ЕГО В НАС. Можно лишь указать необходимые "предпосылки", которые ставят нас на этот путь. СМИРЕНИЕ - ЭТО ПЕРВЕЙШЕЕ УСЛОВИЕ ДЛЯ ОБОЖЕНИЯ, СОГЛАСНО СВЯТООТЕЧЕСКОЙ ТРАДИЦИИ. Невозможно встать на путь обожения, принять божественную Благодать, сделаться другом Божиим без святого смирения. ДАЖЕ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ПРОСТО ОСОЗНАТЬ, ЧТО СМЫСЛОМ ЖИЗНИ ЯВЛЯЕТСЯ НИ ЧТО ИНОЕ КАК ОБОЖЕНИЕ, НУЖНА ИЗВЕСТНАЯ ДОЛЯ СМИРЕНИЯ. А как иначе мы согласимся увидеть свою жизненную цель вне нас самих - не в себе, а в Боге?". Повторим: "Смирение - это первейшее условие для обожения".

8.

Посмотрим, как творчески осуществляется смирение в художественном мире поэзии Евгения Чепурных. Некоторые черты смирения в "поэте-повествователе" Чепурных были отмечены выше, что и послужило поводом к разговору. Сейчас важно показать что "смирение" у Чепурных "не-одно-разовое" явление, не "назывное", не декларированное, но - в полном соответствии с ценностями естественного православного мировоззрения, - характер смирения в художественном мире Чепурных - потаенный, сокровенный, и столь же - устойчивый. И, здесь вновь не обходится без парадоксов, но парадоксы Чепурных не искусственны. Это действительность встречи чуда и быта в ежедневном русской жизни (и в поезде, например? - да, и в поезде). Вновь удивительное стихотворение. Все содержание его, говорит, кажется, об обратном.

Сразу явлен "весь объем" пространства: земное - небесное (!) в пространстве поезда (русской жизни). Все в поезде - и полутемно, и пахнет противно, но и окно, - тоже в поезде и - переливается дивно (!). Состояние "героя", - но все-таки, что-то подсказывает, что это не просто герой, это - "поэт" - его состояние, состояние его души, это разлука, расставание, потеря, не скажешь "любимой женщины", здесь большее что-то - "так было нужно, голубка", это "эпос" трагедии и горечи отдельно взятой жизни, личного бытия, который в общих житейских масштабах - "лирика", но душа-то меряет в личном, а не в общем. Далее - мастерство и органичная ясность отражения (это и есть творческое воскрешение) окружающей действительности в творческом слове Чепурных: ясно, что "в поезде" звучит "мат" - "мать-перемать" и краткий отчаянный вопрос: "что же ты льешь-то на юбку?" - позволяют передать всю, во всей полноте атмосферу и не только лексическую, но и всю атмосферу ситуации.

/К слову - когда есть талант и дар слова, совсем не надо для "воспроизведения" якобы реальности насыщать текст прямым употреблением "мата"; Русская литература всегда умела сказать правду быта - не прибегая к лживой лексике нецензурных звуковых комплексов; и то, что сегодня "мат" навязывается как норма текста, есть только свидетельство бездарности, лживости, пошлости, нравственной деградации - так называемых "авторов"./

Настоящее художество, воскрешенный во всей его неприглядности быт поезда, передан у Чепурных одним вопросом, так найденным, и так "поставленным" в художественном пространстве, что воскресает именно - то есть, - живет, звучит вся поездная, вагонная жизнь. Это именно Русская литература, ее творческий артистизм, усвоенный поэтическим даром Евгения Чепурных.

И далее - ключевое (доминанта, можно сказать) этого стихотворения, а можно сказать, что преображение личного "эпоса" в эпос действительный, который есть - слияние с жизнью народа (да, "поездного народа", да, сегодняшнего, который, по сути, потерял себя до населения, но во всем этом потерянном таится еще и до сих пор тот самый Народ, Который с большой буквы надо писать).

Это, вот, это (!) - "Я бы вам так всем налил.../ Крайнему справа - особо" - есть действительный эпос, это и есть слияние?!

Да, - в этой строке вспыхивает метафизический Свет, преобразующий "лирику" в эпос.

Ведь это сказано так, как можно сказать только - своему, родному, кровному. Это говорит свой своим - вот это и есть эпос. Эпос в слиянии кровном, плотяном (от плоть) с народной жизнью, с самим народом, с тем, который и есть вокруг, неприглядным, раздражающим. Чужой, так не скажет, а скажет - не так. Как угодно, - но не так.

/Не очень хотелось это отмечать, но - уж ехать (в поезде), так ехать, - "нальем" все-таки, не "особо", может, но - слегка, в адрес Бориса Леонидовича Пастернака. Тем более, что езживал и Пастернак на поездах, правда "на ранних". И что же видел? Видел Пастернак то, что и есть - народ. И высоко (слогом) и красиво об этом народе сказал. Но в сравнении с Чепурных открывается одна особенность слова Пастернака. Пастернак, - смотрит на народ со стороны, то есть, едет поэт вместе с народом, но творческая личность его от народа - отдельна, поэтому и возможен взгляд со стороны./

А Чепурных - на поздних поездах и вместе с народом, с тем, что есть от народа - с населением. Но, поэт - вместе со своим народом, и, значит, не все еще потеряно. "Капитан покидает корабль последним". Так и поэт должен. /Может, этот "поезд" Чепурных, вообще "последний" с "последним" Русским народом/.

Вот - и "я бы вам так всем налил", это и есть важнейший "нечитаемый" внешне "принцип", один из "принципов" смирения героя стихотворения, смирения поэта: народ вокруг - "не ахти, какой" по-русски говоря, но с ним-то "не ахти, каким" и родственен поэт, ибо свои своих не бросают, даже, если и "нальют" иной раз под горячую руку. Вот, это и есть смирение, в высших его проявлениях, - не полагать себя выше, чего бы то ни было, не говоря уж о глубинах таких высот, как народ (народная жизнь), пусть, пока и в образе населения.

И, при этом, вновь, другая грань смирения - о себе: хуже всех. Народ вокруг, суетлив, шумлив, возможно, - пьющий, но не злобивый, а герой - готов "налить" всем, а крайнему справа еще и "особо". И только - сил нет, да еще "злобы" нет. Но и еще важнее сказано: "нету ни духа, ни сил". Духа нет, душа опустела - вот где "работает" - "я не хотел уезжать", вот, где воскресает во всей эпической трагичности потери - "голубка".

Но душа ли опустела? - "духа" и "сил", "силы" и "злоба" - это все из сердца исходит по Евангелию, поэтому "духа" и нет, что это не телесный исход, а сердечный. А "дух" какой? - "духи" тоже различать надо. И что "изошло" из сердца? - "силы" и "злоба" исчезли, это, ведь, страсть телесная изошла, а вместе с ней, со страстью, и сил не осталось, физических сил, телесных - то есть телесное, плотянное замолчало, "телесное затмение" (Л. Н. Толстой) отошло.

Но душа не опустела. Что происходит с душой?

Вернемся к началу стихотворения (к Началу) удивительно, если читать душевным зрением, - почти дословно воскресает контекст Евангелия: "И свидетельствовал Иоанн, говоря: я видел Духа, сходящего с неба, как голубя, и пребывающего на Нем" (Иоан.1:32).

"Голубка" , "напоминает" нам об Этом.

Контекст Евангелия, здесь не случаен. Он оправдан Божественной Логикой мироустройства, находящей отражение в логике настоящего творчества.

Русский творческий, поэтический, прозаический феномен воплощения замысла в текст, когда он истинен (от Бога и к Богу идет), иногда открывает смыслы, о которых мог и не думать автор. Он пишет правдиво (писать правдиво - это одно из бесценных достояний Русской литературы) о быте, об окружающей жизни, а воскресает - бытие (эпический состав). Логика следующая (в святоотеческом основании) - в нашей жизни земной нет ничего такого, чего нет в Новом Завете, Евангелии, в целом в Библии. Автор воскрешает "действительность известного мгновения из жизни общества" (Белинский), если он делает это правдиво то, вместе с "мгновением", если воскрешение состоялось (состоялось воплощения замысла в произведение) воскресает и "вечность" - весь Евангельский, Библейский контекст, воскресает сама Жизнь. То есть, автору не надо вкладывать "смыслы", достаточно быть правдивым в отражении действительности, концентрации действительности в творческий состав произведения, здесь работают - наитие и вдохновение ("вДУХновение"). И если, состоится событие творчества - как со-творчества, со-работничества с Богом, то и смыслы возникнут. Смыслы, которые человеку, вне вдохновения (пребывания ума в Боге) не возможно не только соединить, но и воспринять одновременно, не возможно, не говоря о том уж, что бы сконцентрировать их в художественном воплощении. Вот здесь, у Чепурных мы и видим такой пример.

Но самое удивительное, что "Дух в виде голубине" буквально нисходит в пространство стихотворения, наполняет поездную действительность таинственным Светом. Это поразительно. Но именно это и происходит в стихотворении.

"Надо представить дотошно", "нет никого", "сижу я один" - то есть с максимальной тщательностью обратится на себя, уйти в себя. Обратить свой ум не на внешнее, а на себя самого. И что же находит "ум обращенный на себя самого"? - Сначала - "росчерки" это еще поезд окно, здесь "возвращается" начало стихотворения, "голубка" - "возвращается", дальше - "вселенские глубины", сон "сокровенный", звезда - "слезой херувимской". Но и более еще здесь смысла: "слеза" - бездетна, но взгляд материнский, взгляд на поэта - это "усыновление", усыновление Русской поэзии - слезой херувимской, усыновление - "ласковым Светом". И надо разделить это Чудо. Если - честно, - то надо разделить и разделить тоже честно. И - не с кем. Не с кем? Поэт создает - стихотворение, то есть, разделяет все честно и с человеком и с миром, если они, и человек и мир, еще есть...

То, что осуществилось в стихотворении Чепурных, есть прямое "подражание" аскетическому опыту, это сам опыт и есть. И, что еще важнее, результаты этого опыта представлены в стихотворении. Атмосфера стихотворения, проникнута Небесным светом и цветом и звуком.

Сравним с аскетикой.

"Каждый из нас облечён образом Божиим, имеет Первообразом Бога. ОБРАЗ СТРЕМИТСЯ К ПЕРВООБРАЗУ, И ТОЛЬКО КОГДА НАХОДИТ ЕГО, УПОКОИВАЕТСЯ В НЁМ" (архимандрит Георгий "Обожение...").

Святитель Григорий Палама: "Когда единство ума становится тройственным, пребывая единым, тогда он соединяется с Богоначальною Троицей Единицей (...) Становится же единство ума тройственным, пребывая единым, при обращении на себя и восхождении чрез себя к Богу".

Именно этим путем и именно к Богу восходит стихотворение Чепурных.

Объяснение всех соответствий очень простое, - буквально: ясно и просто. Святоотеческая антропология не предлагает и не обосновывает ничего противоестественного природе человека, все, о чем говорит святоотеческая антропология естественно и свойственно природе человека и поэтому, как естественное и свойственное, может быть постигнуто естественным путем при помощи и благоволении Божьем, Наитием Духа Святаго.

Вот и "весь" секрет творчества.

Почти весь.

И можно спросить - а как же - "мать-перемать", как же - где пьют там и льют (на юбку в частности), как же - "я бы вам всем тут налил", как же - "злоба", хоть ее нет, много еще чего можно спросить - и как же это все?

И вот этот "поезд" идет к Богу? Вот это и есть аскетика Чепурных?

Да, - этот "поезд" (и "поезд художественного мира" Чепурных) именно этот (может только он - единственный) и идет к Богу.

И, да, - это и есть аскетика, когда душа умеет уместить всю свою жизнь в одно чаянье: "Боже, милостив буди мне грешному".

Но как же, как же?! Ведь художественный мир Чепурных не "благочестив", да и сам поэт (не поймешь, где у него лирический герой, где он - сам), ладно в этом стихотворение "налил" бы, а в других стихах - и одеколон (даже!) пьет ("Зачем я пил одеколон?"), да и с кем еще пьет - со слесарями (!); "выпил бы с писателями водочки" лучше, - а оказывается и с писателями пьет ("Нет у людей ни гвоздей, ни муки/Кто там играет на флейте?"). Да и герои у него не "благочестивы", подумать только - "Проститутка - тоже человек" - это ж додуматься надо! Да, все "правильно". - И "в церковь пусть те ходят у кого грехов много, а нам, приличным-то людям, там делать нечего". - Есть такая логика.

А есть и иная логика:

Архимандрит Георгий:

"Теперь человеческая природа через ипостасное единение двух естеств во Христе навсегда соединена с божеством (...) Отселе человеческая природа принята в самую жизнь Пресвятой Троицы. НИЧТО НЕ МОЖЕТ ОТЛУЧИТЬ ЕЕ ОТ БОГА. Вот почему теперь после Воплощения Господня - сколько бы мы не согрешали как люди, сколько бы мы не отдалялись от Бога - ЕСЛИ МЫ ХОТИМ вернуться к Нему ПОКАЯНИЕМ, это ВОЗМОЖНО" (архимандрит Георгий. С. 9-10).

(В этих словах и ответ тем исследователям, которые пытаются "отлучать" Русскую литературу от Христа (то есть и от Православной Церкви - в православном миросозерцании Это Одно Целое), на основании того что русские писатели и их герои "согрешали").

Это свидетельство произносит наш современник, православный монах, в сане архимандрита, но еще и старец (в православном понимании - один из тех, кому дано ведать тайны Царствия Божьего) надо полагать, что он принял не одну тысячу (может, десятки тысяч?) человеческих исповедей, и поэтому, когда он говорит: "сколько бы мы не согрешали как люди, сколько бы мы не отдалялись от Бога - если мы хотим вернуться к Нему покаянием, ЭТО ВОЗМОЖНО", то он, ЗНАЕТ, О ЧЕМ ОН СВИДЕТЕЛЬСТВУЕТ.

Поэтому, как бы не согрешали создатели Русской литературы и Русской поэзии, как бы они - по человеческому нашему "справедливому" рассуждению - не были достойны Богообщения, или были не достойны (при этом человеку свойственно всегда самого себя опять же "справедливо" полагать достойным, хотя практика Православия - учит как раз обратному), НО - если они - хотели "вернуться" к Богу покаянием, то для них, как и для каждого из нас, - это возможно.

/И они - возвращались.

Вся Русская литература - есть покаянное возвращение человека к Богу. В Этом Любовь, в этом смысл./

Это возможно всегда. Пока жив. Иной раз, за тем только и жив, чтобы вернуться успел.

И возможность возвращения как обретения Любви - есть, едва ли не главное достоинство, а точнее - главное свидетельство поэзии Евгения Чепурных.

"По любви, по любви надо жить" - сколько же горечи здесь. Да, герой Чепурных "еще не живет" по Любви (точнее - не позволяет себе так о себе полагать). Но он Любовь знает. Это великое знание, самое главное знание жизни.

"Как полюбить людей, - спрашивал Николай Васильевич Гоголь.

Об этом размышлял Александр Александрович Блок:

(цитата) "Нужно любить Россию, нужно "проездиться по России", писал перед смертью Гоголь. "Как полюбить братьев? Как полюбить людей? Душа хочет любить одно прекрасное, а бедные люди так несовершенны и так в них мало прекрасного! Как же сделать это? Поблагодарите Бога прежде всего за то, что вы - русский. Для русского теперь открывается этот путь, и этот путь - есть сама Россия. Если только возлюбит русский Россию, - возлюбит и все, что ни есть в России. К этой любви нас ведет теперь сам Бог. Без болезней и страданий, которые в таком множестве накопились внутри ее и которых виною мы сами, не почувствовал бы никто из нас к ней сострадания. А сострадание есть уже начало любви"... "Монастырь наш - Россия! Облеките же себя умственно рясой чернеца и, всего себя умертвивши для себя, но не для нее, ступайте подвизаться в ней. Она теперь зовет сынов своих еще крепче, нежели когда-либо прежде. Уже душа в ней болит, и раздается крик ее душевной болезни. - Друг мой! или у вас бесчувственно сердце, или вы не знаете, что такое для русского Россия!"

Понятны ли эти слова интеллигенту? Увы, они и теперь покажутся ему предсмертным бредом, вызовут все тот же истерический бранный крик, которым кричал на Гоголя Белинский, "отец русской интеллигенции".

В самом деле, нам непонятны слова о сострадании как начале любви, о том, что к любви ведет Бог, о том, что Россия - монастырь, для которого нужно "умертвить всего себя для себя". Непонятны, потому что мы уже не знаем той любви, которая рождается из сострадания, потому что вопрос о Боге - кажется, "самый нелюбопытный вопрос в наши дни", как писал Мережковский, и потому что, для того, чтобы "умертвить себя", отречься от самого дорогого и личного, нужно знать, во имя чего это сделать. То и другое, и третье непонятно для "человека девятнадцатого века", о котором писал Гоголь, а тем более для человека двадцатого века, перед которым вырастает только "один исполинский образ скуки, достигая с каждым днем неизмеримейшего роста"... "Черствее и черствее становится жизнь... Все глухо, могила повсюду" (Гоголь).

Или действительно непереступима черта, отделяющая интеллигенцию от России?"

(Ноябрь 1908. "Народ и интеллигенция". Впервые опубликовано: "Золотое руно", 1909, N 1, под заглавием "Россия и интеллигенция") - (конец цитаты).

Герой Чепурных видит свою поврежденность, видит, нелицеприятно и беспощадно по отношению к себе, и свидетельствует (всему миру стихотворением), и - кто из нас готов к подобному свидетельству - на весь мир сказать о своем "бессилии и злобе", о своей поврежденности.

Сказать одно, а перед тем, как сказать увидеть надо поврежденность свою. Многие ли видят?

"Итак, в самом начале нашего пути к обожению лежит смирение, а именно - признание того, что смысл нашей жизни заключён не в нас, а в нашем Отце, Создателе и Боге. СМИРЕНИЕ окажется НЕОБХОДИМЫМ и для того, чтобы УВИДЕТЬ, что МЫ БОЛЬНЫ, повреждены страстями и слабостями. Оно окажется необходимым непрестанно на протяжении всего пути к обожению - для решившегося не сходить с него. Иначе - чуть ОН ПРИМЕТ МЫСЛЬ, БУДТО ОН МОЛОДЕЦ и хорошо идёт - ГОРДОСТЬ СБРАСЫВАЕТ ЕГО С ПУТИ, и ему приходится начинать всё с начала. Достигнутое было теряется, и вновь нужно первоначальное смирение: помнить о своей испорченности, о человеческой слабости, и не опираться на себя. Только на помощь Божией Благодати опирается тот, кто надеется удержаться на пути обожения. Вот почему в житиях святых так поражает их скромность. Они были очень близки Богу, осиявались Его Светом, творили чудеса, источали миро - и при всём этом ставили себя ниже всех, считали себя далёкими от Бога и худшими из людей. И ИМЕННО ЭТО СМИРЕНИЕ ДЕЛАЛО ИХ БОГАМИ ПО БЛАГОДАТИ".

Да, герой Чепурных в самом начале пути, но это правильное начало, позволяющее - "увидеть, что мы больны, повреждены страстями и слабостями", все это и видит - в себе - герой Чепурных. И именно это зрение помогает ему (открывает ему) в окружающих людях, не внешнее - их поврежденность, а Образ Божий, который есть в каждом человеке, но как разглядеть Образ за внешним, а за неприглядным, отталкивающим внешним, мы и смотреть в ту сторону не будем. А герой Чепурных он не только смотрит - он в той стороне живет, где живет сегодня народ русский, точнее то, что от него осталось - рассеянное население. Но пока у этого "рассеянья" есть Церковь Православная и есть Русская литература и есть Поэт и Писатель - возвращение (воскресение) населения в Народ - возможно.

9.

Русская поэзия...

Есть в ней малая толика Радости такой, что сродни, верно, той полноте Радости, которой удостоены будут "вошедшие" в Царствии Небесном. И путь в нее, что "читательский", что "создательский", "чувство пути" (Блок), один и тот же - "наипаче ищите Царствия Божия, и это всё приложится вам" (От Луки, 12:31). И - поэзия? Да, - и поэзия.

Как искать, и как идти? - "ибо удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие" (От Луки, 18:25).

Вот в "игольных ушках"-то все и дело. Вход в Русскую поэзию, и в чтение и в создание "сквозь игольные уши" проходит. Во множественном числе сказано. Еще бы и меж "трех ушек" не заплутать.

Для поэзии, - одно из игольных ушек - это форма, художественная форма, воплощения замысла в текст. Форме надо научиться. Надо воспринять ее всем творческим существом своим. Форма должна стремиться, взыскивать - совершенства. / И так будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный (Матф.5:48)./

Надо пережить совершенство формы в себе, творчески пережить - это будет проход сквозь игольное ушко.

Далее - можно все. Но это все - имеет естественное ограничение, в опыте преодоления "сквозь игольное ушко". Нельзя оскорблять совершенство, нельзя противоречить совершенству. Но понимать это все - можно только совершенство пережив, творчески пережив - как событие, как встречу - совершенство в себе.

Здесь соблазн. Младенческое (не пережившее и не ведающее совершенства) творческое сознание, соблазненное гордыней и, как следствие, ложной мыслью - смотрит на классику и восхищенно недоумевает: "да, они же творят, что хотят", и "то же" начинает "творить". Результаты? - Откройте любой журнал сегодняшний, хоть якобы "либеральный", хоть якобы "патриотический".

Так, - в чем же особенность Чепурных? Главное в нем, точнее главное его отличие от "лучших образцов" современного стихотворчества?

"Лучших" - потому что, они, как минимум, - ущербны без кавычек, в том, что декларативны. Когда еще существовал институт литературного редактирования, чуть ли не первое замечание, после точности рифмовки и соблюдения размера - чего, и до сих пор, ох, как не любят наши "гениальные молодые" литераторы - было замечание о декларативности - то есть, о прямых, художественно не подкрепленных, формулировках. Советское ли было это редактирование. Нет - это была школа, институт Русского литературного редактирования, основанный на опыте Русской литературы. Этот институт уничтожен.

Оттого мы и говорили о классике, что "декларативность" Николая Алексеевича Некрасова - это одно, а наша - это другое, наша - без кавычек идет.

* * *
Проститутка тоже человек,
Божия слезинка.
Короток и страшен её век,
Коротка простынка.

Больше, не пеняя на судьбу,
Ни к кому не выйдет.
Вы себя не видели в гробу?
И она не видит.

У неё смиренное лицо,
Белая косынка.
У неё на пальчике кольцо,
А на лбу - морщинка.

Надо бы силенки измерять,
Нажимать на тормоз.
Знает Бог, кого когда прибрать,
Норма.
В чем секрет "успеха" современных стихотворцев? - Они очень точно, порой талантливо-точно, отражают внешние болевые события современной жизни, все дело здесь - в порядке слов в интонации, из художества, максимум до чего они могут подняться, - это работа на внешнем контрасте, изменение угла зрения - проявляющее контраст как очевидный - это не вспышка - здесь нет метафизики, это лишь виртуозность - компоновки смыслов, и декларация, прямая (не обеспеченная встречей с совершенством) декларация, а дальше, читатель (в основном - это не читатель, сегодня, а слушатель, даже "глазами" - слушатель) достраивает сам - сам достраивает (!) контекст - в этом секрет популярности.

Что же делает Чепурных? Он - не заискивает перед читателем. Он говорит "как власть имеющий", а не как книжники и фарисеи (столпы и корифеи). Эта интонация - "власть имеющий" - берет свое начало в смирении - "ниже некуда падать", поэтому можно говорить прямо и просто - "терять нечего", а приобретать - не зачем, поэтому и заискивать не перед кем. Посмотрим. У Чепурных, вдруг, слова становятся носителями прямых смыслов. Мережковский о Лермонтове - стихи существуют помимо смысла. То есть, мы привыкли к ним - классика, и смысл, подлинный, настоящий, смысл уже не воспринимаем. У Чепурных труд воскрешения, он преодолевает "застывшее", по-весеннему живит подлинные смыслы, но еще и преодолевает "заболтанность" русского слова. /Об этом Владимир Владимирович Маяковский - не хочется его цитировать, но куда денешь: "слова... ветшают как платье"/. Слово, сто раз повторенное, утрачивает истинный смысл. Поэтому Православие так настойчиво говорит о молчании - молчание это сбережение слова. Особенно необходимо молчание творческое, в творчестве нельзя болтать - это преступление.

А если, и говорить и выходить на брань, то - "наша брань не против крови и плоти" (Еф.6:12).

"Проститутка - тоже человек" - вроде бы, поэт "угождает" читателю, рядом с читателем встает и говорит ему: мы-то с тобой, читатель, - человеки, конечно, люди мы, с большой - естественно - буквы, не такие как эта (мытарица, блудница), но и она, мол, тоже, ведь, - согласись, читатель - тоже, ведь, - человек. Так поэт воскрешает в нас человеческое, - мол, сжальтесь. Мы, люди с большой буквы, сжалиться "готовы всегда" (когда к нам по-доброму и с подходом и с уважением должным к нашему человеческому статусу), всегда готовы мы к "падшим милостью", вслед за призывом Русской литературы, снизойти, мысленно, естественно. И читатель великодушно "сжаливается", и "горько" соглашается, "печалится" вместе с автором: да, чего уж - "тоже", конечно, человек, все мы - люди (мы только с большой буквы, а она совсем с маленькой, но - "тоже"). И читает читатель дальше.

И что делает Чепурных? -

Он перебрасывает смысл, опрокидывает все читательские, осуществившиеся уже, построения. Простым добавлением - она не просто "тоже человек" - Божия слезинка. Мы - люди с большой буквы, мы, где стоим по отношению к Божией слезинке? Как бы ни был горделив человек, - а горделивость, гордынька, - это естественное наше поврежденное состояние - все-таки с Божией слезинкой, если живо в нас еще настоящее человеческое, - Божией слезинкой мы себя, все-таки не полагаем. Поэтому, вдруг, та - падшая, на которую мы, только что, смотрели сверху, со своей большой буквы, вниз. Она, вдруг, оказывается вверху, над нами, и недостижимо, непредставимо, вверху - Божия слезинка. Да, Она падает, ибо, участь слезинки - падать(!). Но она падает, на таких высотах, о которых нашей большой букве и не мечталось - это Божие высоты. И, читатель, самодовольно-снисходительно, приняв первое утверждение, - "тоже", мол, "человек" - так уж и быть, - "тоже", этот второй посыл - взлет, буквально, смысла он, читатель, тоже, вынужден принимать. Деваться ему, читателю, некуда, а читатель взыскующий, еще и неуют почувствует, может, отсюда прозревать начнет.

Это и есть - воскрешение, высветление слова, поновление. Так Икона обновляется.

"Короток и страшен ее век" - начинает работать "обветшавшее", казалось бы, - "страшен". Два простых слова - "короток", "страшен" - почему, вдруг, поновляются они, звучат, вдруг, в первых, изначальных потрясающих сознание и душу смыслах - почему? Это и есть артистическая работа поэзии, настоящего работа, - в русском творческом слове.

Именно здесь настоящий, взыскующий смысла, читатель начинает верить Чепурных, начинает понимать его прямо, потому что вся шелуха слетела, содрана с очерствевшей нашей души - проститутка, она - "не тоже", она Божия слезинка. - И слово работает прямо: "короток" прямо, и "страшно" прямо; звучит, потрясающе, потрясая, все существо человеческое. Сразу "свое", век свой личный, приходит на память, а он, личный земной век, - всегда короток; но - "страшен" - ничего не добавляет к смыслу, ан, нет, - добавляет: век ее, чем страшней, тем короче - это еще выяснится в конце стиха, но мы это сейчас чувствуем. - Мы поверили, и верим поэту. И, вдруг, - "коротка простынка" (!) - это Свет, это вспышка - "коротка кольчужка" (фильм "Александр Невский"). В битве за Россию, за Православие - всегда кольчужка будет коротка.

Но там, павшие, а она - падшая (!).

Падшая она, потому что - пала, - прежде, чем умерла. И пала она на той, "единственной гражданской" (не окуджавовской, хотя, почему бы и нет? действительно, - "и комиссары в пыльных шлемах" - очевидно в координатах Русской литературы, видел автор, бесов, склоняющихся к нему) войне Добра и зла, собственно она и есть наша гражданская, всегда - которая, никогда не прекращалась и не прекратится в России.

/А если сумеем прекратить, то - спасемся. Но надо понять Православие и Русскую литературу сделать выбор, он - вне-национальный, он просто между Добром и злом, выберем Добро - спасемся. Чепурных помогает это понять/.

"Падшей" она была - с тех пор, как пала и не умерла, а умершая уже она не падшая - она, именно, павшая на той самой войне, войне Православия и мира, - где и кольчужка, как простынка... И кратко, и страшно, и неизбежно...

И - еще:

Каждый расплатится в срок

С Господом тем, что имеет.

Тот, кто молитвой не смог,

Может быть, кровью сумеет. ("Фанат")

Отыщем отличительное, настоящее, поэта Чепурных, слова.

Все, что сказал поэт в первом четверостишии, - исчерпывает тему полностью, художественная мощь соединения и поновления смыслов - оказывается, предстает, самодостаточной, больше здесь говорить не о чем, "тема" - закрыта. Но "закрыто" - то, что мы полагали, понимали, под "темой стихотворения".

Поэт, и это, в художественном смысле, потрясающе, вдруг, - "делает вид", что он ничего такого не говорил, и не мыслил. - "Больше, не пеняя на судьбу,/Ни к кому не выйдет". - Все существо, в самой "нижине" "профессии" (это даже не горизонталь, это под "осью координат"), всего-то и "делов-то" (потери) - "ни к кому не выйдет" (!?). Но страшнее (правдивие) здесь не скажешь, - это контраст, но не быта (вот, единственно, что и умеет современный текст - контраст быта показывать), а бытия ("Божия слезинка" и "коротка простынка") - и, вдруг, оскорбляется "все святое" в читателе, вся наша "сострадательность" оскорблена поэтом. Обнажена, напомнена сама "подноготная профессии". И наш "праведный гнев читательский" возопил - "ни к кому не выйдет", - ? - "да, в гробу я видел такую "Божию слезинку!"; вот, и отвечает поэт наотмашь хлестко: на себя посмотри!, посмотри на себя - не видишь себя в гробу?, вот и она "тоже", не видит. И вновь возвращает поэт, тому читателю, которому еще можно вернуть, - человеческое, взамен ложно-"праведного".

Именно это - и точно так же, все это повторено Чепурных, так как "однажды проделал Христос" (Е. Чепурных "В тесной комнате нету любви").

"Тут книжники и фарисеи привели к Нему женщину, взятую в прелюбодеянии, и, поставив ее посреди, сказали Ему: Учитель! эта женщина взята в прелюбодеянии; а Моисей в законе заповедал нам побивать таких камнями: Ты что скажешь? Говорили же это, искушая Его, чтобы найти что-нибудь к обвинению Его. Но Иисус, наклонившись низко, писал перстом на земле, не обращая на них внимания. Когда же продолжали спрашивать Его, Он, восклонившись, сказал им: кто из вас без греха, первый брось на нее камень. И опять, наклонившись низко, писал на земле. Они же, услышав то и будучи обличаемы совестью, стали уходить один за другим, начиная от старших до последних; и остался один Иисус и женщина, стоящая посреди. Иисус, восклонившись и не видя никого, кроме женщины, сказал ей: женщина! где твои обвинители? никто не осудил тебя? Она отвечала: никто, Господи. Иисус сказал ей: и Я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши" (От Иоанна, 8:3-11).

Удивительно звучат в нашем времени и пространстве слова: "будучи обличаемы совестью". Случись такое сегодня, думается, все было бы "по закону" - побили бы камнями и ее и Его.

Почему? Потому что, утрачена русской жизнью - "культура" жизни по Евангелию, по Христу, что в основе своей и было "Русский быт".

Единственная, основная, задача, сегодняшнего творчества, претендующего быть составом Русской литературы состоит в воскрешении, вживлении, животворении в сегодняшнем русской жизни культуры жизни по Евангелию. Да, в художественной "преображенной" творчеством форме, ибо прямая "форма", форма прямого восприятия Евангелия, Истины Евангелия (прямое восприятие возможно, когда есть - культура, среда) - утрачена, нарушена, забыта (забита), но через художество воскрешается, это и было и есть, главное дело Русской литературы, главный ее труд. И поэт, наш современный поэт именно это и делает, как мы видим. Какой неимоверный невозможный и - единственно необходимый - в сегодняшней жизни труд.

Поэтому и требуется нам, в нашем сегодняшнем состоянии, не вопрос: "кто из вас без греха" - ?, а именно вразумление - "посмотри на себя, видишь себя в гробу?, вот и она - не видит". Вразумление, чтобы "праведный гнев" ушел, и явилась Совесть, а за Совестью - Любовь.

В остальном, стихотворение Чепурных - точное воскрешение, оживотворение, Евангельского смысла.

"Иди и не греши", - говорит женщине Господь.

Женщина стихотворения Чепурных - тоже больше не согрешит - "ни к кому не выйдет". А с читателем, обличаемым совестью, поэт продолжает разговор, спокойно без надрыва, разделяя общее тихое горе о России, о Ее сынах и дочерях.

О судьбе человека и о судьбе Родины, о жалком и горьком без Господа человеческом бытии, о всех заблудших, и плененных, и павших, и падших, и сущих во мразех и в море далече... Не отделяя себя от них, но сострадая, жалея и любя. Любя, Божие в человеке, открывая Божие в человеке.

/Как полюбить людей? (Гоголь). Вот - так./

Спокойно и горько, горестно, даже, но уже не страшно. Любовь - больше. Любовь побеждает смерть и эту, маленькую - в огромном бытии - смерть, побеждает тоже.

У неё смиренное лицо,
Белая косынка.
У неё на пальчике кольцо,
А на лбу - морщинка.

Надо бы силенки измерять,
Нажимать на тормоз.
Знает Бог, кого когда прибрать,
Норма.

Вот как все просто и горько. Чудо поэзии совершилось. "И для меня воскресли вновь" (Пушкин) - Совесть воскрешена, Любовь воскрешена.

Умонепостижимая и столь же мощная, поэтическая, творческая работа, только что на наших глазах выполнена поэтом Чепурных вместе с поэзией Русской.

Важно понять два смысла "о стихотворении".

Первое, - возможно ли только человеческое усилие для воскрешения Любви? Человеческое творческое усилие необходимо, но не оно является силой воскрешающей.

"Каждое поэтическое произведение есть плод могучей мысли, овладевшей поэтом. Если бы мы допустили, что эта мысль есть только результат деятельности его рассудка, мы убили бы этим не только искусство, но и саму возможность искусства" (Т. 3, С. 377).

О чем говорит Белинский?

"По древней русской традиции священник, совершая каждение народа с помощью специальной металлической кадильницы на цепочках, тихо произносит: "Дух Святый найдет на вас и сила Вышняго осенит вас", а миряне мысленно отвечают: "Той же Дух содействует нам вся дни живота нашего (т.е. нашей жизни)".

Здесь повторено откровение, данное Деве Марии: "Ангел сказал Ей в ответ: Дух Святый найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя; посему и рождаемое Святое наречется Сыном Божиим" (От Луки, 1:35).

И Дева Мария, свободным выбором, принимает силу Слова: "ибо у Бога не останется бессильным никакое слово. Тогда Мария сказала: се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему. И отошел от Нее Ангел" (От Луки, 1: 37-38).

Именно здесь начинается - свободным выбором и - смирением Девы Марии - великое Событие истории человечества: "И Слово плоть бысть" - "И Слово стало плотию, и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца" (От Иоанна, 1:14).

Так и в творчестве, слово становиться плотию, то есть, замысл становиться произведением и созидается, не только человеческим усилием, но и Наитием Духа Святаго - при свободном выборе и смирении (се раба Господня) автора (то есть, внутреннее душевное сердечное состояние пишущего должно соответствовать интонации произнесения: се, раб Божий, свидетельствовать о готовности принять слово).

Каковы возможности декларативного - оно же современное - решения темы этого стихотворения Чепурных?

Носитель либеральных смыслов даже и не задумается о Любви, он покажет во всей "прелести" (именно в православном смысле слова) как все происходило "до того" - наглядно, в меру поврежденности собственной, представит работу мира смерти в "падшей" жизни.

Носитель патриотических смыслов, конечно же, обличит бездушную современность, обвинит власть и общество, укажет им, что - вот она "была чиста и невинна" (по умолчанию как и сам автор), была одноклассница моя, к примеру, или соседка, которую знал маленьким безгрешным ребенком, и - вот что с ней стало. При этом носитель патриотических смыслов будет видеть "падшую соотечественницу" во гробе, а себя - судию и обличителя (по прежнему безгрешного), естественно, как и должно судии, - "над схваткой".

Где же "находится" поэт у Чепурных? - Присутствие поэта не статично, буквально: он дышит в пространстве стихотворения "там, где хочет", но всегда - наравне со своей героиней. Наравне в ее жизни - знает, что "пеняла на судьбу", наравне в ее посмертной участи - "Божия слезинка", наравне - рядом (!) с ней во гробе, только оттуда можно свидетельствовать - "и она не видит", наравне рядом с гробом - "у нее смиренное лицо". Сколько здесь "измерений"? - Одно. Это Наитие Духа Святаго. Это Любовь.

Как это возможно? Возможно. По Евангелию - возможно.

"И сказал Господь: слышите, что говорит судья неправедный? Бог ли не защитит избранных Своих, вопиющих к Нему день и ночь, хотя и медлит защищать их? сказываю вам, что подаст им защиту вскоре. Но Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле? Сказал также к некоторым, которые уверены были о себе, что они праведны, и уничижали других, следующую притчу: два человека вошли в храм помолиться: один фарисей, а другой мытарь. Фарисей, став, молился сам в себе так: Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь: пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю. Мытарь же, стоя вдали, не смел даже поднять глаз на небо; но, ударяя себя в грудь, говорил: Боже! будь милостив ко мне грешнику! Сказываю вам, что сей пошел оправданным в дом свой более, нежели тот: ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится" (От Луки, 18).

Судия упомянут "неправедный". Праведный Судия - Один. Все остальные, все - неправедные. Из двух молящихся один более оправдан, второй оправдан менее, но они все-таки, значит, оба оправданы, а разделяет их "недоступной чертой" (Блок: "Пушкинское слово") - "возвышающий сам себя, унижен будет"/ "а унижающий себя возвысится".

Здесь - "секрет настоящего поэзии Чепурных", родства его настоящего с настоящим Русского творческого слова - Русский поэт "унижает" себя - "ниже" прочих людей (то есть окружающих тебя людей, населения, "народа", соотечественников), которые при трезвом взгляде - "грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь" и видит только себя, даже глаза не смеет поднять - от созерцания своей поврежденности (?) и именно отсюда удостаивается Наития и "возвышается" обретением Любви, обретением Слова.

Мытарь. Во всей глубине сложности и многозначности понятия, Мытарь.

Русский поэт - это Мытарь. Мытарь Любви. Мытарь Божественных смыслов и красок, и Гармонии. И Мытарь - идущий по мытарствам.

10.

Безценен для понимания Русского творческого слова критический анализ Белинского. Пятая статья из работы Белинского о Пушкине должна жить в русском творческом мировоззрении как необходимое его "жизненного состава".

И, первое, что должно быть усвоено, учтено и принято за аксиому: Божественная природа (Творец, в Существе Пресвятой Троицы, - есть Источник, Начало и Возможность) всякого творчества.

Повторим, ибо - важно.

"Каждое поэтическое произведение есть плод могучей мысли, овладевшей поэтом. Если бы мы допустили, что эта мысль есть только результат деятельности его рассудка, мы убили бы этим не только искусство, но и саму возможность искусства" (Белинский).

Источник творческой деятельности поэта - есть его дух, выражающийся в его личности.

Белинский видит первейшую задачу критики в том, чтобы определить пафос поэта, (то есть художественную идею, "влюбленность в идею", силу, стремящую к творчеству) "разлитый" в полноте его творческой деятельности. Через пафос открывается и тайна личности, и тайна поэзии.

Важное значение имеют взаимоотношения поэта со временем, в каком нравственном состоянии он застал общество. Шел ли в ногу со временем, был ли начальником хора, подпевал ли чужим голосам.

Все это, выше, методология В. Г. Белинского, не просто критика, а русского литературного мыслителя.

Но необходимо исключить личность поэта, как возможный объект осмысления. Те "проекции" личности, которые присутствуют в творчестве, должны быть учтены. То есть, можно говорить о тайне "творческой личности", явленной во всей "полноте творческой деятельности поэта". Но Белинский говорит о "тайне личности". Тайна личности по святоотеческой антропологии ведома только Богу. На этом зиждется заповедь - "не судите". Человек не ведает сам себя, тайну своей личности не знает, и знать не может во всей полноте. Разве сам Белинский раскрывает "тайну личности" Пушкина?

Сказанное имеет самое прямое отношение к пониманию поэзии Евгения Чепурных.

Осмысление особенностей поэтического творчества начала ХХ века, позволило сформулировать понятие "лирического героя" (формулировку относят к Ю. Тынянову о Блоке). Л. К. Долгополов отмечает, что начала "лирического героя" возникают у Лермонтова, Ап. Григорьева и оформляются в начале ХХ века как путь к поэтическому сборнику.

С этих позиций интересно определить, литературоведчески, характер действующего лица поэзии Евгения Чепурных. И очень часто, или - всегда (?), действующее лицо у Чепурных - это не "лирический герой". Уточним, конечно, и не сам автор - это еще более невозможно, не только по М. М. Бахтину, но и по святоотеческой антропологии: если человек не может постичь свое существо во всей его глубине, то, что может он отразить в творчестве? - Только представление о себе, свое личное представление о себе (и то, если автор - честен с собой, хотя бы; а не редки примеры, когда автор, полагая, что героя соотнесут с автором, начинает приукрашивать героя - это гибель творческая; от нее может спасти "игра", хотя бы и в литературного героя, или, например, "ирония").

Пушкин писал от первого лица, позволял творческой личности действовать напрямую.

В этом, удивительное Чепурных, он возвращается вперед (и вверх), к Пушкину.

Речь не идет о сравнении Чепурных и Пушкина.

** *

В.В. Семёнову

Василий Васильич Семёнов

Мужчина красивый и видный.

Василий Васильич Семёнов

На боцмана чем-то похож.

Он хлеб преломляет руками,

Он нас поражает стихами.

Он словно папаша над нами

И тем-то, подлец, и хорош.

Он сплетням людским неподсуден,

Он ест и селёдку, и студень.

Он каждой порожней посуде

Своё содержание даст.

И мы рядом с ним веселимся,

И мы никого не боимся,

И мы никому не сдадимся,

Как весь православный народ.

Пушкин - это мера, это "идеальный метр" допущенный Господом быть у Русской поэзии, Русской литературы, и - даже (!) - Русской жизни (быта) в этом качестве Пушкин и присутствует в наших рассуждениях, для сопоставления же творческих возможностей Пушкина с кем бы то ни было - надо "не ведать, что творишь".

Стихотворение Чепурных - "Василий Васильич Семенов..." - это реальный человек в реальных обстоятельствах, только чуть более реальный (чуть ярче), чем в жизни, в творческом воплощение Чепурных. По существу это тот же прием, что у Пушкина в "19 октября". И никаких лирических героев, все - по-честному, как есть. Анализируя стихотворение Пушкина "19 октября", Белинский, в частности пишет: "Пушкин не дает судьбе победы над собой; он вырывает у ней хоть часть отнятой у него отрады. Как истинный художник, он владел этим инстинктом истины, этим тактом действительности, который на "здесь" указывал ему, как на источник и горя и утешения, и заставлял его искать целения в той же существенности, где постигла его болезнь" (Белинский, т. 3, с. 395). Вот так просто, в контексте. По ходу дела сказаны сущностные для понимания всей Русской литературы слова. Напомним, по времени Пушкина это Михайловский период, о котором мы упоминали. Письмо Жуковского относится к этому же периоду. Пушкин обрел целение по Благодати Христовой, но личным свободным выбором и неимоверным творческим трудом. Поэтому художественный мир Пушкина целителен не так как Евангелие. Но - сопоставимо целителен. В этих координатах художественный мир Чепурных - еще ищет целения, еще болит, это нормальная русская боль, за которой - Свет. Но это боль, а не целение.

11.

Тринадцатая строка

...А когда задрожал в руке

Леденистый фужер, искрясь,

На тринадцатой

На строке

Кровь невинная пролилась.

Обожгла.

Обратилась в суть,

Испаряя животный страх.

Я не знал, что кого-нибудь

Будут резать в моих стихах.

Отвернулся на два глотка,

Думал: выпью - и все дела.

А тринадцатая строка

Кровью жертвенной истекла.

И теперь в тишине крутой

Я тянусь через все стихи

Окровавленною рукой

До четырнадцатой строки.

И всплеснёт она, как волна,

И исколет, как остриё.

И отмоет меня она

От всего, что есть не моё.
Ни за что на свете не хотел я разбирать стихотворение "Тринадцатая строка". Оно мне "не нравится", оно не удобно мне, оно все как-то не по Чепурных, не-по-так как я привык у Чепурных.

Это Евангелие: "говоря: согрешил я, предав кровь невинную. Они же сказали ему: что нам до того? смотри сам" (Матф.27:4).

/Как просто и страшно/.

Это надо читать в контексте другой Ново Заветной главы "Но Христос, Первосвященник будущих благ, придя с большею и совершеннейшею скиниею, нерукотворенною, то есть не такового устроения, и не с кровью козлов и тельцов, но со Своею Кровию, однажды вошел во святилище и приобрел вечное искупление. Ибо если кровь тельцов и козлов и пепел телицы, через окропление, освящает оскверненных, дабы чисто было тело, то кольми паче Кровь Христа, Который Духом Святым принес Себя непорочного Богу, очистит совесть нашу от мертвых дел, для служения Богу живому и истинному!" (К Евреям, 9).

Именно этот контекст работает у Чепурных.

Апостолов всегда - Двенадцать. Тринадцатая Строка - Сам Господь. Здесь и Приносится Жертва. Всегда. Твоя свобода выбора - принимать это либо не принимать. Остаться в 12 строках. Или приняв - тянуться к 14 строке.

14 - строка это полнота, это завершение формы. Это последняя строка, формирующая классическую поэтическую форму сонета, строка наделенная возможностью "преображать" все предыдущее содержание.

Чепурных принимает - это его выбор.

До 13 строки мы видим у Чепурных - стихи - встречи со Христом. Через 13 строку должен перейти или не перейти весь творческий мир поэзии Чепурных.

Отсюда то, что Нейчев называет "внешне-телесная сторона Библии", свойственная миру жизни человека и Русской литературе: "Мы ни в коем случае не хотим утверждать, что это "кроткая" литература, что в ней отсутствуют "пишеварительные сюжеты" и "физиологический гедонизм" (например, у Гоголя), "шумное" говорение и "крики" страсти (например, у Достоевского), "стихия мира" (у Толстого) или "хандра" и ужас отчаянья (у Пушкина, Лермонтова, Чехова). Совсем нет".

Это есть и у Чепурных, но это и есть - путь.

"Ну, а если Он все-таки есть.../Не пугайся, брат. Все-таки нету...". Это не просто строки - это завершение книги "Маятник" (2003 год). Это - акцент и акцент - сущностный. Но это "Маятник": "Качаюсь из света во тьму,/Из Света во Тьму маловерно". Из Света во Тьму - "в поезде полутемно". И следующая книга - "Новые стихи" (2006 год), а на самом деле - "избранное", являет "Тринадцатую строку", а книга "Перелетное счастье" (2009 год), Ею, "Тринадцатой строкой" и открывается, и завершается стихотворением - "Когда окончу Университет..."

Та, "метафизическая вспышка" (ответ Творца, преображение лирики в эпос), отмеченная как возможность встречи Христа в пространстве одного произведения, "работает" в пространстве всего художественного мира Чепурных. "Тринадцатая строка" - оказывается (отзывается) "метафизической вспышкой" всего творчества Чепурных.

И мир поэта Чепурных встречает Христа. Не лобзанием встречает, "окровавленною рукой" (осознает Жертву принесенную за него лично) тянется ко Христу. И "вытягивает" за собой все свое творческое пространство, буквально, спасая свое "творческое я" от простого вопроса, на который невозможно ответить, потому что в вопросе - ответ, и поэтому, когда этот вопрос прозвучит, обращенный к тебе, отвечать на него уже поздно: "Друг, для чего ты пришел?".

Не событием вопроса, но СОБЫТИЕМ ОТВЕТА исполнено пространство Русской литературы.

"И сказал Господь: Симон! Симон! се, сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу, но Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя; и ты некогда, обратившись, утверди братьев твоих. Он отвечал Ему: Господи! с Тобою я готов и в темницу и на смерть идти. Но Он сказал: говорю тебе, Петр, не пропоет петух сегодня, как ты трижды отречешься, что не знаешь Меня" (От Луки, 22).

В этом пространстве успокаивается боль, до той меры, до которой она может быть успокоена еще в связи с земным бытием.

"Накануне" этого события стихи - свидетельство: "Когда окончу университет" -

Когда окончу...

(А когда - Бог весть),

Воскликну изумлённо и уныло:

"Ого! Вот значит, как оно всё было!

Ага! Вот значит, как оно всё есть...".

И разграничу свет и пустоцвет,

Трещотки

И Божественные громы.

Когда окончу Университет,

Мне будут ни к чему уже дипломы...

Здесь все понятно и ничего объяснять не надо. Чудесное (от Чудо) свидетельство - бытие художественного мира поэзии Евгения Чепурных, свидетельствует, о том что - "университет" может быть "окончен", еще при жизни, еще в пределах земного бытия жизни человека. А "дипломы" и, правда, оказываются - "ни к чему".

Когда ЭТО СОБЫТИЕ происходит в художественном мире Чепурных, на самой ли "защите диплома", или когда "отмечали" "защиту" - "Отвернулся на два глотка,/Думал: выпью - и все дела"? Все - не важно.

"Невинная Кровь" - пролита, поэт свидетельствует о "своей" руке - "окровавленная". Здесь разрываются земные узы - "Испаряя животный страх" - сказано с точностью достойной Русской поэзии ("свежая кровь" - "пар"). Это страх еще разделенного на Жизнь и смерть мировосприятия, он - испаряется. Далее только Жизнь. "На каком том Свете? Свет - один" (Л. Н. Толстой из разговора с нищим, свидетельство И. А. Бунина). Это - Воскресение, Преодоление Смерти, Победа над Смертью - возможная только Благодатью Христовой, наитием Духа Святаго.

"Я не то чтобы умер уже,/Просто понял, что это - раз плюнуть". - Это не бравада, это сказано о внешнем смерти, до этого надо дожить, и заплатить за это понимание надо, но это не итог, это сказано еще на пути. Потом взрослее строже: "И сердце больше не боится,/Боится только голова./А сердцу хорониться жалко/От пламени и от волны./Как говорит одна русалка:/Смешно бояться глубины". Или -

А дождики со стишками считать -

Напрасный труд.

Придёт бескрайняя ночка -

пересчитаю.

Я так думаю: время-то мне дадут...

Чего там - думаю - Знаю.

("Арифметика")

Такая, вот, арифметика. Художественный мир Чепурных постоянно возрастает, идет "по нарастающей", такое "чувство пути". -

Всё-то вижу я зреньем подкожным

Всё-то знаю: где край, где стезя.

И меня убивать уже можно,

Год назад ещё было нельзя. ("Полетав по холодной России...")

Разделение, признание со-участия, своего человеческого личного, соучастия в пролитии "Невинной Крови" - смирение человеческое поднявшееся до этого признания, - "испаряет и умственный, мысленный страх смерти. Об этом точно сказал Бунин: "Все о прошлом, о прошлом думаешь... все, все поглотит могила... меня не будет... и я только тупо умом, стараюсь изумиться, устрашиться!" (Иван Бунин. Дневники 1953 год).

"Кончено" (Пушкин). Но Пушкин - не умирает. Смерти - нет. Об этом со всей очевидностью пишет Жуковский - "Что видишь?".

Он лежал без движенья, как будто по тяжкой работе

Руки свои опустив. Голову тихо склоня,

Долго стоял я над ним, один, смотря со вниманьем

Мертвому прямо в глаза; были закрыты глаза,

Было лицо его мне так знакомо, и было заметно,

Что выражалось на нем, - в жизни такого

Мы не видали на этом лице. Не горел вдохновенья

Пламень на нем; не сиял острый ум;

Нет! Но какою-то мыслью, глубокой, высокою мыслью

Было объято оно: мнилося мне, что ему

В этот миг предстояло как будто какое виденье,

Что-то сбывалось над ним, и спросить мне хотелось: что видишь? (В. А. Жуковский)

Это единственное, что может и должен поэт, после победы над смертью, - ОТВЕТИТЬ - "Что видишь?".

12, 13.

И Чепурных отвечает. Подборка в журнале "Русское эхо" Љ 54. Это уже оттуда. Это не творчество. Это не Чепурных и это не от Чепурных. Это спокойное и грозное, и трезвое во Христе, пророчество о России.

* * *

Твой голос мне слушать досадно.

Сними несгораемый плащ.

Не плачь о России, Кассандра.

О Трое разрушенной плачь.

О Трое, об озере праха,

Что плещется ночью в окно...

О Трое... А что о ней плакать?

Её уже нету давно.

В саду задымлённом и горьком

Упал, обронивший копьё,

Сатир с перерезанным горлом, Последний защитник её.

И трубы взревели досадно,

И смолкли. И факел погас.

О чём же ты плачешь,

Кассандра?

Ужели и вправду о нас?

О русском глухом безразличьи,

О тысяче путанных пут.

И вновь в тебя пальцами тычут,

И дурочкой бедной зовут.

Не плачь.

Не отмеривай сроки

И не хорони сгоряча.

Свои у России пророки,

Своя на окошке свеча.

И даже качнувшись от боли

В кругу смертоносных огней,

Она никому не позволит

Заранее плакать о Ней.

* * *

Путь предстоит тебе долгий

С солнечным светом в груди. Победоносец Георгий,

Главный твой Змей впереди.

Он себе славы не ищет,

Козырь храня под сукном,

Не разрушает жилище

И не плюётся огнём.

Манит в прекрасные дали,

Рядом с престолом встаёт,

Храбрым вручает медали,

Преданным деньги даёт.

Доброй улыбкой лучиться.

Но, непонятно с чего,

Падают замертво птицы,

Слыша шипенье его.

И прогибаются спины,

Как колоски вдоль межи.

Словно бы хвостик змеиный

Вырос у каждой души.

Скромницы и недотроги

Вдруг оказались в грязи.

Ты не жалей их, Георгий,

Только его порази.

Не соблазнись на застолье,

Если, раздвинув народ,

Именно он с хлебом-солью

Выйдет к тебе из ворот.

После этого, у нас, ни у кого из нас нет возможности сказать, что мы чего-то не поняли и не знали.

Троя - это цивилизация. Россия больше цивилизаций - в этом Ее Божия Тайна. В 1917 году погибла одна из цивилизаций (Русский быт), и это была уже не первая гибель. В 1991 - 1993 годах погибла следующая цивилизация (советский быт - ущербный, но в основе русский быт).

Россия сегодня - "качнувшись от боли/В кругу смертоносных огней" - пока еще цивилизация. Плакать о Ней не позволит. Служить надо. - Работать России. Служить и работать России сквозь - "русское глухое безразличье", сквозь - "тысячу путанных пут". В земном измерении - эта работа - "напрасный труд".

Но этот труд - не напрасный. Потому что рядом - рядом, как и поставлены стихи Чепурных - осуществляется иная логика.

Отметим - как, вдруг, (можно не верить, но - это неожиданно и для автора этих строк) работает Евангелие (дерзновенно призванное нами на помощь поиска смыслов Русского творческого слова) от начального "Сеятель слово сеет" к итоговому "се, сатана просил сеять вас". И - "колоски вдоль межи" - это "жатва".

Здесь сказано (и это невместимо) даже как работать - то есть, показана практика - "программа" действий - работать России не в теории. Как? Все, что сказано о святом Георгии - это порядок действий каждого русского человека.

Не перепутать "престол", возле которого вручают медали и дают деньги. Надо только понять: престол - это не власть, самой власти, как и каждому из нас, надо понимать - что происходит рядом с престолом, кто стоит рядом. Рядом - это возле, во-зле (?). Важно - каждому из нас, но более ответственно власти - "не соблазниться на застолье".

Да, это сегодня России, "скромницы и недотроги" - в грязи и у "мусорных баков". Но дело уже не в этом. Речь уже не о гибели цивилизации, толком и не окрепшей еще, не отыскавшей себя самое. Речь о самой России.

Но сроков нет. И плакать о Ней - Она не позволит.

Откуда знаем мы о русских цивилизациях и о великом падении (Бунин) их? Мы знаем из истории Отечества. Но мы знаем больше. Мы знаем сами эти цивилизации и можем состоять в ежедневном общении с ними. Русская литература сохранила нам не память о России (Историю), Русская литература - сохранила самое Россию. Россия всех эпох и ее цивилизаций - воскрешена и жива в Русской литературе. Безценное достояние - живая вне-времени Россия - это Божия Милость, такова и работа Русской литературы, возможность - России БЫТЬ - всегда.

Кирилл Иосифович Зайцев (будущий архимандрит Кирилл) в своей работе "И. А. Бунин. Жизнь и творчество" (Берлин. 1934) - "путем независимого творческого созерцания", не от собственных критических установок, а от созерцания жизни и творчества Ивана Бунина в контексте органичной для писателя традиции, выходит к постижению личностной душевно-духовной глубины писателя И. А. Бунина, и свидетельствует: "Жизнь Арсеньева" становится религиозно-моральной реабилитацией быта и, в частности, русского быта (...) Эта реабилитация вечно-прекрасного в вечно-нерушимых основах человеческого быта... Художник Бунин как бы говорит миру:

- Вот смотрите, такой была Россия в нее неизреченной красоте. Мы ее потеряли. ВСМОТРИТЕСЬ В ОКРУЖАЮЩУЮ ВАС ЖИЗНЬ - И В НЕЙ ЕСТЬ КРАСОТА, БЕРЕГИТЕ ЕЕ, БЕРЕГИТЕ ОКРУЖАЮЩИЙ ВАС БЫТ. Помните - в нем содержится золотой век, который может уйти. Он слагается из очень простых вещей: ЦЕРКОВЬ, НАЦИОНАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВО, СЕМЬЯ, ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ СВОБОДНАЯ ЛИЧНОСТЬ - ВОТ ИЗ ЧЕГО СЛОЖЕН ЭТОТ БЫТ...".

Это особенно важно сегодня России, когда государством и его населением почти утрачены (существуют в интуиции, в исторической памяти, "бессознательно", но - не в реалиях, осознанно) основные бытийные ориентиры. Нам, населению и стране, необходимо - не вернуться, ибо мы - не уходили, мы - упали, нам надо подняться, надо подняться к Русскому быту. Поднимаясь к Русскому быту мы, одновременно будем подниматься от населения к Народу. Осуществление этого труда невозможно человеку, но возможно Богу. Но человек, население, должен быть согласен и готов на этот труд.

И Чепурных, в его отражении современного - уже невозможно сказать "русского", но современного - быта, предупреждает нас о "страшном". Быт, "современный быт" у Чепурных не бытиен, в нем нет Бытия, нет целостности бытия (в - советском целостность сохранялась еще). В современности нет цивилизационной основы, нет БЫТА. Это и есть Страшный Суд - и Чепурных прямо об этом пишет: "он вот так и происходит" - "деньги падают с небес".

14.

Золотыми буквами, должно быть запечатлено в каждом сердце, взыскующем настоящего творчества, - со-творчества со Творцом (Верую (...) И в Духа Святаго, Господа Животворящего, иже от Отца исходящего, иже со Отцем и Сыном споклоняема и славима, глаголавшего пророки) - Послание апостола Павла 1-е Коринфянам, глава 13:

1 Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я -- медь звенящая или кимвал звучащий.

2 Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, -- то я ничто.

3 И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы.

4 Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится,

5 не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла,

6 не радуется неправде, а сорадуется истине;

7 все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит.

8 Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится.

9 Ибо мы отчасти знаем, и отчасти пророчествуем;

10 когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится.

11 Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-- младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое.

12 Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан.

13 А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше.

В этих словах, в этом Слове, - вся Русская литература, ее формула начала и формула конца - здесь. Здесь все существо всякого творчества, и русского творческого слова - существо, во всем существе. Русская литература - говорит языками человеческими и ангельскими, но не это в ней главное, а в том, что имеет Русская литература - Любовь. И поэтому Она - не кимвал и не медь. И - не будет!

Русская литература имеет дар пророчества, и знает все тайны, и имеет всякое познание и всю веру, так что может и горы переставлять. И - переставляет: "гору страдания человеческого" переставляет туда - где "Любовь больше".

Русская литература умеет и знает как - поднимаясь с человеком вместе на вершину страдания и помогая не упасть на пути, и поднявшись вместе, - открыть человеку вершину страдания в истинном Божественном Свете вершиной Любви. Не есть ли это, самое невозможное, самое великое "переставление" "вершин" земного человеческого бытия?

Русская литература знает - и это и делает, и это и есть главный труд - знает как со Христом сойти на "обратные вершины" ("и в мрачных пропастех земли" - Александр Сергеевич Пушкин) земного не-бытия человека ("трудно быть более в гибели" - Федор Михайлович Достоевский - "но (! - А.С.) работа меня вынесла", - Русской литературы работа - А. С.), знает Русская Литература как со Христом сойти на самые "вершины" ада земной жизни, за человеком сойти, сойти туда, куда он сам себя завел, и взять человека за руку, если есть только на то свободный выбор самого человека - руку протянутую принять, то и вывести и вынести человека, "переставить" "обратную вершину", самую "обратную" и самую "вершину" земного бытия человека, которая есть смерть и победа смерти над человеком, и над телом человека победа смерти, но страшнее еще "обратно вершинней" - победа смерти над душой человека, за которою - уже самоубийство тела и окончательный в земном измерении - разрыв со Христом, - вот откуда, с самого этого последнего смертного рубежа, вывести может, переставить может какие "вершины" Русская литература, переставить в вершину действительную и единственно настоящую, а все прочие - ложны, в действительную вершину - победа над смертью - есть эта вершина, Христом покоренная вершина. И за Христом идет и идет, Русская литература и покоряет, каждым произведением - настоящим, каждым - даже стихотворением малым, даже с "горчишное зернышко" стихотворением, но настоящим, покоряет, да и не просто покоряет, а говорит ложной "вершине" этой, "горе" этой по имени - "смерть", и переставляет ее - даже с "горчишное зернышко" размером стихотворением: "говорит "горе" сей: "ввергнись в море" в море Любви, в море вечной во Христе Жизни, и - ввергается, и перестает быть "смерть", а Любовь - не перестает, потому что: Любовь больше. Всего - мыслимого и немыслимого - больше Любовь.

От Народа своего от Евангелия, научилась Русская литература Христу, Бог есть Любовь, Любви научилась.

И когда и если теряет Народ Христа, забывает Народ Христа, и в этой потере, в забывчивости этой перестает быть Народом и становится населением. То и ТОГДА Русская литература не перестает. Потому что и ОНА есть Любовь, а Любовь НИКОГДА не перестает, и в этом НЕПРЕСТАВАНИИ и остается Русской и остается Литературой, со Христом остается. Остается, в том числе, и как ВОЗМОЖНОСТЬ - Народу своему ко Христу, то есть к самому себе, ибо вне Христа - нет Народа Русского - ВОЗВРАТИТЬСЯ.

И все что вне ЭТОГО, это - НЕ Литература, это - НЕ Русская.

И что и кто ЗДЕСЬ Евгений Петрович Чепурных - русский поэт, посетивший сей мир, в его минуты роковые, конца ХХ - начала ХХI века? "Мой дар убог, и голос мой не громок" - Евгений Абрамович Баратынский. И Дар Чепурных - "убог". И голос - "негромок". "И все же, все же, все же..." (Александр Трифонович Твардовский) - Все же, Чепурных - ЕСТЬ, и дар Чепурных - "убог", НО это ДАР, и голос Чепурных - "негромок", НО это ГОЛОС.

"Горчишное зернышко" Русской литературы - Евгений Петрович Чепурных.

"30 И сказал: чему уподобим Царствие Божие? или какою притчею изобразим его?31 Оно -- как зерно горчичное, которое, когда сеется в землю, есть меньше всех семян на земле; 32 а когда посеяно, всходит и становится больше всех злаков, и пускает большие ветви, так что под тенью его могут укрываться птицы небесные" (От Марка, 4).

Но это настоящее "зернышко" и "горчишное" настоящее. И, тем самым, Чепурных, настоящее настоящей Русской литературы - сегодня. И, значит - жива еще, СЕГОДНЯ - еще жива Русская литература, жива в Чепурных, жива - может не ошибаюсь я, и знаю еще два-три имени, и два-три имени еще может, не знаю, но их, имен, - "зернышек горчишных" не более это так же точно как и то что они есть. - "И этих малых крошек хватает на прокорм России всей" (Е. Чепурных). Все так, Евгений Петрович, действительно - хватает. А дальше свобода выбора.

И пока они, поэты, "малые крошки", - есть, Любовь все еще не перестает, еще долготерпит, в рассеянье до населения кровного народа моего, Народа Русского.

А Чепурных-то, все-таки, - при чем. Ибо Дар, дается каждому, да не каждый свободным выбором, Дару служить начинает.

В чем же служба? В отказе от славы, лести, денежки, от счастья? Да, нет - отказ, скорее, дело Совести. Служба в чем? В чем - служение?

Преподобный Серафим Саровский:

"Так то, ваше Боголюбие. Так и в стяжании этого то Духа Божия и состоит истинная цель нашей жизни христианской, а молитва, пост, бдение, милостыня и другие ради Христа делаемые добродетели ЕСТЬ ТОЛЬКО СРЕДСТВА к стяжанию Духа Божьего.

- Как же стяжание? - спросил я батюшку Серефима - я что то этого не понимаю.

- Стяжание все равно, что приобретение, - отвечал мне он: - ведь вы разумеете, что значит стяжание денег. Так все равно и стяжание Духа Божия. Ведь вы, ваше Боголюбие, понимаете, что такое в мирском смысле стяжание? Цель мирской жизни обыкновенных людей есть стяжание, или наживание денег, а у дворян сверх того - получение почестей, отличий и других наград за государственные заслуги. Стяжание Духа Божия есть тоже капитал, но только благодатный и вечный, и он, как и денежный, чиновный и временный, приобретается одними и теми же путями, очень сходными друг с другом. Бог Слово, Господь наш Богочеловек, Иисус Христос уподобляет нашу жизнь торжищу, и дело нашей жизни на земле именует куплею и говорит всем нам: "употребляйте их в оборот, пока Я возвращусь" (Лк. 19:13), "дорожа временем, потому что дни лукавы" (Еф. 5:16) т. е. выгадывайте время для получения небесных благ через земные товары. Земные товары это добродетели, делаемые Христа ради, доставляющие нам благодать Всесвятого Духа.

(...) И вот эта-то третья вражеская воля и научает человека или не делать никаких добродетелей, или делать их из тщеславия, или для одного добра, а не ради Христа.

Вторая - собственная воля наша учит нас делать все в услаждение нашим похотям, и то идя, как враг научает, творить добро ради добра, не обращая внимания на благодать им приобретаемую.

Первая же - воля Божия и всеспасительная - в том только и состоит, чтобы делать добро единственно лишь для стяжания Духа Святого, как сокровища вечного, неоскудеваемого и ничем вполне и достойно оцениться не могущего.

(...) "СВЯТЫМ ДУХОМ ВСЯКА ДУША ОЖИВЛЯЕТСЯ И ЧИСТОТОЙ ВОЗВЫШАЕТСЯ". Сам Дух Святой вселяется в наши души, и это то самое вселение Его, Вседержителя, в души наши, и сопребывание с духом нашим Его Троического Единства и даруется нам лишь через всемерное с нашей стороны стяжание Духа Святого, которое и приуготовляет в нашей душе и плоти престол Божьему ВСЕТВОРЧЕСКОМУ с духом наши сопребыванию, по непреложному слову Божиему: "Вселюсь в них и буду ходить в них; и буду их Богом, и они будут Моим народом" (2 Кор. 6:16; Лев. 26:12)".

(Беседа преп. Серафима О цели христианской жизни. Из беседы преподобного Серафима Саровского с Н. А. Мотовиловым. Найдена была эта рукопись в 1903 году С. А. Нилусом в бумагах покойного Мотовилова, переданных ему его вдовой Еленой Ивановной).

...

"Стяжание все равно, что приобретение, - отвечал мне он: - ведь вы разумеете, что значит стяжание денег. Так все равно и стяжание Духа Божия".

Стяжание - Служение; Мытарь - Мытарства...

Может быть, - мытарь Любви?

Может быть...

* * *

Не укоряй меня. Ибо,

Век свой кончая в нужде,

Я, как летучая рыба

Ближе и ближе к воде.

// "Склоняясь и хладея/Мы близимся к началу своему"// Пушкин

Не улыбайся так худо,

Ведь, выбиваясь из сил,

Может,

Не счастья, а Чуда

Я в этой жизни, ПРОСИЛ.

//Не вы Меня избрали, а Я вас избрал и поставил вас, чтобы вы шли и приносили плод, и чтобы плод ваш пребывал, дабы, чего ни ПОПРОСИТЕ от Отца во имя Мое, ОН ДАЛ ВАМ// Иоан.15:16

Чудо! Лицо молодое.

Чудо! Всегда и везде.

Чтоб поднялось над водою

То, что должно быть в воде.

//живое чутье действительности научило его тому, что в основе всего ВИДИМОГО есть элемент НЕВИДИМЫЙ, НО не менее РЕАЛЬНЫЙ// Бунин "Эртель", 1929г.

/Ср.: возводя его (род человеческий) от временного и видимого к пониманию вечного и невидимого// Августин Блаженный (цит. по Н. М. Нейчев)

Чтоб промелькнули при этом,

Взятые явью из сна,

Мальчик, помеченный светом,

Музыка, ночь и луна.

...

"Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу, ради милости Твоей, ради истины Твоей" (Пс.113).

(г. Вятка, май-август 2012 года)

Работа удостоена

второй премии наВсероссийском конкурсе литературной критики и литературоведения "Русское эхо" (для этого события и написана по просьбе руководителя Самарской писательской организации А.В. Громова);

опубликована:

Смоленцев А.И., "До четырнадцатой строки..." (поэзия Е. Чепурных и настоящее русского творческого слова) // "В моей душе - одна любовь..." / 12 литературно-критических статей лауреатов Всероссийского конкурса литературной критики "Русское эхо" / издательство "Русское эхо", Самара, 2012;

Смоленцев А.И. "До четырнадцатой строки..." (поэзия Евгения Чепурных и настоящее русского творческого слова), эссе / журнал "Русское эхо", Самара, Љ 2, 2013.