Она смотрела на густую синеву тёплого апрельского неба, на чуткие притихшие звёзды и представляла свою церковь с ярко освещёнными окнами и людей, со всех сторон стекающихся на Всенощную. Ей было горько оставаться дома, и она, не выдержав, заплакала: её незаслуженно лишили радости светлой пасхальной ночи.
Сегодня вечером, в пять часов, они ездили освящать куличи. По реке плыли большие белые льдины. Светило весёлое солнце. Было легко и радостно. Она ещё надеялась, что сможет пойти на Всенощную. Но муж не отпустил.
И вот теперь она стояла у окна и смотрела во тьму нежной весенней ночи. Ей казалось, что ночь живая, что она дышит и смотрит на неё своими большими светлыми глазами - мириадами далёких звёзд. Её душа и вся природа за окном словно пытались вместить невместимое, то чудо, которое произошло две тысячи лет назад - Воскресение Христово.
Она вспомнила трепетные светлые звуки "Всенощной" Рахманинова, и ей так захотелось самой проникнуть в этот светлый таинственный мир. Но мечта оставалась мечтой.
Она погасила свет и легла спать. Почему-то вспомнилось, что её бабушка и другие старые люди не раз говорили, что солнышко на Пасху "играет". И, уже, засыпая, она подумала: " Не может этого быть, ведь солнце - обыкновенная звезда, которая подчиняется законам природы".
Она проспала часа три и отчего-то вдруг проснулась. Долго лежала в темноте, слушала, как тикают настенные часы.
Вспомнилась Страстная неделя. В Великий четверг, вечером, они ходили слушать Двенадцать Евангелий святых страстей Христовых.
Она стояла в тесной толпе прихожан и сосредоточено смотрела на трепетный лепесток горящей свечи. Первым было - Евангелие от Иоанна. Она слушала, и пыталась, как губка, впитать в себя его содержание: надо всех любить. Без любви мы мертвы. Женщина рожает в муках и скорбях, но когда родится ребёнок, она забывает о перенесённой боли. Так и мы рождаемся в новую жизнь через скорби и муки. А потом от радости забываем о них.
Посреди церкви возвышался большой деревянный крест с Распятием Христа.
В конце службы все по очереди подходили к нему, прикладывались к язвам на ногах Спасителя и, перекрестившись, кланялись до самой земли.
Хор и вся церковь пели: " Кресту твоему поклоняемся, Владыко, и святое воскресение твое славим".
Когда выходили на крыльцо, из тёплой глубины распахнутой двери всё лилось на вечернюю притихшую улицу это сладостное пение. И не хотелось расходиться.
Многие не стали гасить свои свечи и, оберегая ладошкой капризное пламя, собирались донести до конца святой огонёк и зажечь от него домашнюю лампадку.
В каждой сумочке был припрятан заветный огарочек. Знающие старушки говорили, что его зажигают в минуту, когда вдруг одолеет тоска и станет особенно тяжело на душе.
А в Страстную пятницу ходили к выносу Святой плащаницы. Она была красивая, из чёрного блестящего шёлка с золотыми разводами. Немолодой батюшка встал на колени, водрузил её на плечи и вынес из алтаря на середину церкви. Когда прикладывались к плащанице, то у каждого, хотя бы на секунду, сжималось от сострадания сердце.
А когда читали канон "На плач пресвятой Богородицы", ранило безмерное материнское горе Божией Матери, на глазах которой был распят её единственный сын. А она должна была покориться, всё стерпеть. Таков удел! Всё заранее было предначертано.
Выходили из церкви в чёрных платках, с горечью в душе, а на улице во все окна заглядывало весёлое весеннее солнце и всех тормошило: " Посмотрите, посмотрите - природа пробуждается!". И люди невольно улыбались, поскольку сердцем знали, что всё не так безнадёжно, что Христос скоро воскреснет!
И вот сегодня все пошли на Всенощную, а она осталась дома. . . .
В пятом часу заработал лифт. Соседи возвращались из церкви.
Пора было вставать.
Она вышла из дома. Было темно как ночью. На пустынной остановке маячила одинокая фигура пожилой женщины. Автобуса всё не было.
Наконец подкатил тихий ранний автобус. Пассажиров было немного. На их сонные лица падал тусклый электрический свет, и от этого они казались ещё более сосредоточенными и отрешёнными.
Она села на свободное место у окна и стала смотреть на лёгкие утренние звёзды, на мелькавшие окна домов, то тёмные, то освещённые.
Через несколько остановок водитель объявил: " Монумент Дружбы!". К её удивлению, почти все пассажиры вышли вместе с ней. Она стояла на развилке у моста через маленькую речушку Сутолоку, прозванную так за свой суетливый нрав, и не могла решить, куда ей пойти: в свой храм, Покровский, что таинственно белел в полумгле тихого пасхального утра, или в Сергиевский, кафедральный, что, синея куполами, приветливо возвышался на пригорке..
Из раздумья её вывел голос незнакомой женщины с пасхальными куличами в плетёной корзинке: " Вы в церковь идёте? Не подскажите, как пройти в Покровский?"
Отлетели все сомнения, и она ответил: "Пойдёмте, я тоже туда иду". И они примкнули к молчаливой веренице людей.
Темнота редела. На светлеющем небосклоне, совсем низко, правее Сергиевской церкви висело огромное нежно - розовое солнце. Оно удивляло своей необычной красотой, и люди невольно остановились.
В церкви царила тишина, церковь походила на дом, недавно покинутый гостями. Положив голову на руки, мирно дремала девушка, работающая за свечным ящиком. На скамейках вдоль стен сидели женщины, задержавшиеся после Всенощной, и тоже дремали.
Над Царскими вратами светились красные лампочки: "Христос Воскресе!" Пока было немноголюдно.
Потекла неторопливая служба. "Христос Воскресе!" - радостно восклицал священник, и вся церковь ему отвечала: "Воистину Воскресе!"
Стол у окна заполнялся горками сдобных пасхальных куличей, покрытых белой, светло-розовой, лимонно-жёлтой помадкой, обсыпанных разноцветным крашеным пшеном. В тарелках золотились крашенные яйца, творожные пасхи. Всё это освящалось в конце службы.
Когда выходили из церкви, по земле уже разливалось свежеумытое голубое утро.
В заспанные окна домов заглядывало ясноглазое приветливое солнышко. На душе было светло и празднично. Говорили вполголоса, словно боялись спугнуть эту тихую чистую радость.
Дверь она открыла своим ключом, не хотелось будить домашних. Заварила на кухне свежий ароматный чай и отрезала кусочек сдобного кулича. Пост закончился!
А потом закрутились чередой повседневные домашние дела. И лишь под вечер она вспомнила слова старых людей о том, что на Пасху солнышко "играет". Подошла к окну и не поверила своим глазам. День уже клонился к вечеру. Огромный солнечный шар висел непривычно низко, собираясь спрятаться за соседнюю девятиэтажку. На светило невозможно было взглянуть, оно слепило глаза, изливая на землю горячую лаву света и тепла. . .