В армии, помимо несения обычной караульной службы (выполнение боевой задачи в мирное время, как нас учил замполит), мне довелось побыть ещё и самыммирным часовым в мире. Целый месяц я простоял на таком посту. Вернее, уж если быть точным, полмесяца, ведь заступали мы в наряд через день.
Название сами солдаты и придумали. Потому - ты вроде как с оружием, а на самом деле - без. Автомат на ремне, и даже взят на изготовку для стрельбы, и со штыком, и с магазином, и ещё один рожок в подсумке лежит, только оба пустые.
Это караул был особенный, удалённый от места дислокации части. Охраняли объект в лесу. Секретный. Прямоугольник сто на семьдесят, обнесённый колючкой, а ночью освещаемый четырьмя прожекторами по углам. Караулка в двух шагах. А вокруг, как я уже говорил, лес, только от него забор ещё отделяла контрольная полоса, с которой вся растительность была выкорчевана, метров пятьдесят шириной, летом - песок, зимой - снег. Ну это так, для понта. Считалось, никто сюда не сунется. Глухомань. Потому и патронов караулу не давали. Имелся в караулке опечатанный ящик с НЗ, который передавался из наряда в наряд, - мол, и хватит в случае чего.
Так вот, именно я руку приложил к тому, чтобы порядок этот оказался порушен. Ну, не я один, конечно. Товарищи по караулу тоже, сослуживцы, помогли. Но более всех, радикальнее, поспособствовал всё-таки один неизвестный нам мужик. Так и оставшийся неустановленным. Он на меня чуть не напал. Ну я и сказанул сейчас!.. Чуть или не чуть, а ещё б немного, и обезоружил бы он меня. Не я же его интересовал, а мой автомат. Похоже, знал он, что "калаш" незаряжен. Да разве он один! Каждая белка, наверно, в округе знала. Даром, что глухомань.
Дело случилось под Новый Год. Не важно, какой; хоть подписка о неразглашении истекла, военную бы тайну какую ненароком не выдать. Помначкара наш, сержант Петров, так замечательно смены расписал, что самая интересная досталась мне: с одиннадцати вечера до часа ночи. Он втроём с рядовыми Ишкановым и Валько расписывал. Прапорщик Приходько, начкар, в преддверии праздника куда-то исчез. В город, наверно, к жинке. Хотя полагалось, наоборот, усилить бдительность. А сержант, как обязанности начкара на себя взвалил, так при разводах смен даже на крылечко караулки перестал нос казать - не то что в присутствии прапора или тем более офицера. Ну, у них и научился. Ладно. Мне ли скорбеть о дисциплине начальства? Старшим, как известно, в одно место не заглядывают... Другие заботы плитою бетонной к земле гнели: как ночь на часах выстоять. Хоть вслух никто и не говорил, но я-то, даром, что салабон, микитил, зачем меня, такого необстрелянного взяли в этот дедовской караул. Дата заступления в наряд загодя была известна, от какой роты бойцы, так что, кого касалось, - приняли свои меры, подготовились.
Ни спать, ни даже дремать на посту я не собирался. Решил, что буду на звёзды смотреть.
Так я и делал. Неотвязно освещаемый прожекторами, переваливался себе вдоль забора, - на мне трёхпудовый был тулуп, валенки, ушанка под подбородком завязана, аж раковины ушные ломило от тесноты, - обопрусь обоими локтями на автомат, он был взят, как и положено по уставу в тёмное время суток, на изготовку для стрельбы стоя (ха-ха), и - физиономию кверху. Морозец был лёгкий, а небо ясное вполне. Все условия для практической астрономии. И тут этот злоумышленник и возник.
Тоже в валенках, в ушанке (со свободно болтающимися ушами), ватник на нём. Но не это главное, а то, как я, созерцанием звёздного неба над головой увлечённый, не прозевал его выход. Откуда-то из леса он вынырнул, без единого звука, и прямиком ко мне. А я - поверите ли? - так со стороны себя и увидал: стою в своём монументальном тулупе, будто воткнутый в снег, как настоящий памятник, прожекторы лучами с четырёх сторон меня подпирают, и про себя я перед тем мужиком почти уже капитулировал.
Я сразу понял, что он отнюдь не Дед Мороз и даже не праздно шатающийся пьяный. Уж очень проворно и целеустремлённо продвигался он ко мне. В городе по праздникам бывало, сердобольные граждане подносили стопку-другую случившемуся неподалёку за забором часовому, но этот субчик на такого доброхота ещё меньше был похож.
Он ещё не преодолел и половины контрольной полосы, и, честно говоря, не знаю, было ли у меня на то право, но только я заорал, как в уставе сказано: "Стой, кто идёт!" Где-то в глубине души надеялся я, окрик мой хоть чуть-чуть да с толку его собьёт. В бегство не обратит и даже не остановит, но заставит ответить что-нибудь. Покажет ему, что врасплох он меня не застал!
Но он был битый гусь и в пику моей команде только наддал, принялся ещё шустрее выдирать валенки из сугробов, неглубоких, на его везенье. И всё так же молча, ниндзя-диверсант. Ножа в зубах только ему и не хватало. Хотя - зачем ему нож?
"Стой, стрелять буду!" - издал я следующий уставной вопль. С такою силой, что меня, наверно, услышали даже в караулке (что, в итоге, меня и спасло). Щелкнул предохранителем, передёрнул затвор. Только стрелять-то нечем! У бандита на лице появилась зловещая ухмылка. Я на зрение не жалуюсь. Ну, ей-богу, как у Волка из мультфильма, плотоядный оскал, точь-в-точь. Тут разум мой и вскипел.
На моё счастье, за спиной у меня находился телефон. Обычный полевой телефон, под "грибком" часового, на полочке. Ручку "мослаю", а сам молюсь: "Да хоть бы целы оказались провода! Да хоть бы они были вообще проложены!" А там, на другом их конце, моего истошного "алло-о!.." лишь будто и ждали. "Чего там у тебя, Кузнецов?" - спрашивает меня сержант, по-дедовски сурово и деловито и раздражённо несколько. Как будто я, неразумный салабон, звонком своим на половине стакана его прервал. "Нападение на пост!" - кричу я. Он в ответ: "Угу. Счас", - и замолк, оставил меня с душегубом один на один, пропадать смертью храбрых. "Как же, жди вас", - бормочу я себе под нос. Нарушитель уже под колючку примеривается, я автомат к себе, как куклу прижимаю, хочу под тулуп затолкать. Где эти деды?? Небось, набрались уже "чернил", очухаются пока...И всё равно у них тоже патронов нет. НЗ ещё распаковать надо, рожки набить...
Только напрасно я недооценивал своих дедушек. Их политическую, а особенно боевую подготовку. Так сказать, под конец службы, показали, как врага надо встречать. Не хуже, чем в самом соцреалистическом кино.
Выскочил Петров на крылечко и - ба-бах! - из "калаша" в воздух. Гангстер, злодей, сразу прочувствовал, что заряд боевой. Только его и видали: как спринтер, задал стрекача. Но успели всё-таки его заметить, хотя танком газотурбинным через сугробы обратно в лес пёр. Это для моего блага. А то б решили, что никакой попытки нападения и не было, что я единолично всю эту комедию провернул. Валько, тот, например, так потом и заладил: "Да, он в хости к нам шёл, на Новый Ход! И шо ж ты людей только пухаешь!" Валько понять можно. В час ночи (или около того) пришлось ему сменить меня на посту. Душегубец, ну чистый Воланд, замысливал злой дело, а сотворил благо: вынудил моих стариков боеготовность подтянуть на должный уровень.
Мне сильно повезло.
Повезло нашей глухомани, повезло выпущенной из сержантского "калаша" пуле. Ведь убивец выбрал для нападения ровно полночь - рассчитывал к своей выгоде все возможные факторы обратить. Да только ему-то как раз не повезло. И получился Новогодний Салют.
И был здесь ещё один неудачник.
Поскольку потревожен был НЗ, да и выстрел кто-то из офицеров в общежитии слышал и вовсе не спутал с петардой, пришлось о происшествии доложить, и вскоре, а точнее где-то через неделю (а по нашинским меркам трудно желать скорей), подвезли на объект потребное количество патронов и с той поры всему составу караула начали выдавать уставной боезапас.
Вот так и я оказался одним из могильщиков единственной во всём этом деле жертвы...
Какой ещё жертвы? А ещё один неудачник - кто это? - может спросить не совсем врубившийся в намёки читатель. Да как! Он -
САМЫЙ МИРНЫЙ ЧАСОВОЙ В МИРЕ!
Кто ж ещё?
Задумано и первоначально написано в декабре 1992 года, переработано - в ноябре 2006.