Аннотация: Древние горы ревностно хранят свои тайны!
ШАХТА
- Чё у вас там в южном штреке? - раздались басовитый голос Виктора Тихоновича, его гулкие шаги по сухому полу коридора. Бавыкин бросил молот, штыри, с треском разогнулся.
- Да шумнуло что-то, товарищ прораб, - крикнул он в соседний туннель темноты. - Тряхануло сверху малец, осыпь кажись...
- Кажись? - Виктор Тихонович решительным шагом вышел из темноты, быстро пожал руку шахтеру. - Пойдем, сами глянем. Опоры там Хлещев ставил, сам понимаешь - как бы не ёбнулось.
- Эт точно, - Бавыкин ощерился белой, мраморной улыбкой, смахнул песочный налет со лба. - А с распорами чего делать?
- Бросай! - распорядился Виктор Тихонович. - Успеется.
- Каску-то брать? - Бавыкин остановился рядом с крючьями, на которых висели старые спецовки и покрытые угольной пылью каски. Виктор Тихонович хмыкнул.
- Ты, Бавыкин, прям первый раз замужем! Сами-то, блядь, не полезем - так, глянем одним глазком, отчет составим.
- Лады, - Бавыкин снял и бросил рукавицы, поскреб твердый лоб. - Попехали тада.
Вдвоем они ходко миновали угольные вырубки, наполненные скрежетом и усталым матерком. Виктор Тихонович посматривал на рабочих, изредка комментируя видимое:
- Ну, Саныч, плиту ты хуяришь! Ебало треснет!
- Чужой-то каравай слаще, - глухо ответил Саныч, с тяжелым выдохом вынимая молоток из длинной, впечатляющей трещины. Виктор Тихонович гулко расхохотался.
Наконец они вошли в сквозной туннель. Звуки труда угасали, слышалась лишь мерная капель. Опоры и распорки здесь недавно меняли, они еще тускло поблескивали на стыках. Бавыкин гордо осмотрел усиленные конструкции, похлопал по стойке:
- На века сработано, Виктор Тихонович. Никакая грунтовка не усадит! Вес-то на гусеницу вынесли, а вот тут, - Бавыкин стукнул по металлической обшивке опоры, - почти три куба на седьмую! Почти сталёвка!
- Да, хвалиться ты всегда был передовик, Бавыкин, - Виктор Тихонович остановился, огладил бороду. - Вот только с трудовым режимом, я слыхал, ты не в дружбе. Наверх повадился лазить. Ты у меня того, смотри! - Виктор Тихонович погрозил шахтеру пальцем. - Пыльной каши тебе норму урезали, а ты все дуркуешь. Гляди, не посмотрим, что заслуженный - бороду в рот запихнем и из жопы вынем.
- Виктор Тихонович, да если б в каше этой окаянной дело было! - Бавыкин проигнорировал последнюю угрозу начальника. - Я ж не от того бегаю, что несознательный. Сами же меня в комсомол принимали, помните небось? А только жить тяжелее стало. Неровно как-то. Вот, взять, к примеру, работу нашу. Вроде бы как все работаем ударно, въебываем до черных лун. А платят, как, прости Совет, бог на душу положит. Взять хотя бы того же Малинькина. Я про него ничего плохого сказать не могу, парень он хороший, дельный. Я за него хоть в гранит, хоть в сланцы. Но ведь это ж никудышно выходит! Как Малинькин работает - и как я! Малинькин с утра заступит, молоточком потюкает, образцы породы сколет, с откатчиками попиздит - и куку! В клубе скипидаром чистится! А я? Пока, ебаться-колупаться, до Северного шельфа дотопаешь - уж жареным камнем несет. А трудодни нам, однако же, одинаково калякают. Вот и выходит, что ему за трудодень политура, каменное мясо и слава, а мне - несправедливые подъебки. Вчера вот мимо Алпатовской вырубки шел. Так мне Тывлов, гнида, кричит: "Когда, мол, пригласишь ноги свои есть?" Мне после такого хоть и не ходи вовсе...
Виктор Тихонович рассмеялся.
- Вот, смешно вам, а мне приходится в таком свете за спиртом наверх шариться. Да еще угля рюкзак тащишь да думаешь - как бы на народный контроль не наскочить. Такие вот у меня борения.
- Ну, про трудодни ты верно подметил, - Виктор Тихонович, отсмеявшись, посуровел. - Система нечеткая, не всегда справедливая. Но другой сейчас нет, приходится пользоваться существующей. Пойми, общее начисление - утопия. Это только у Маслохорева вычеты на скрижалях складно выглядят, а на деле любая оплата подразумевает стратификационный фактор распределения материальных благ...
- Так я к тому же и веду, - просиял Бавыкин. - Спирту наливайте - и вся недолга. А то получаешь, как говорится, ноль целых хрен десятых, и кишочки сполоснуть нечем.
- Это мы обсудим на ближайшем заседании Совета, - пообещал Виктор Тихонович. - А пока пойдем, осмотрим.
Дальше потянулись пустые, заброшенные вырубки, нагло зевающие никчемной, чужой породой. Только возле одной из них стояли двое стражей с большими топорами, с красными нарукавными повязками. Из вырубки спокойным потоком изливался яркий стеклянный свет.
- Здорово, белоснежные! - Виктор Тихонович приветственно поднял руку. - Как служба?
- Ничего, тихенько, - один из стражей со скрежетом потянулся. - Дурью не богаты?
- Какая дурь, товарищ? - возмутился Бавыкин. - Ты еще золотой пыльцы попроси, заеби тебя старейшина!
- Свят-свят! - второй страж замахал руками. - Восславь Каменный Лик Вождя, благо твоих слов не слышало Ухо Народа!
Виктор Тихонович молча потянул Бавыкина дальше. Тот, казалось, был расстроен.
- Сто лет Святыни не видел! Хоть бы одним глазом на нее глянуть!
- Песок посыплется - поглядишь, - утешил шахтера Виктор Тихонович. - А вон, гляжу, и Южный штрек. Тихо чё-то...
Южный штрек бросили уже давно, пахло здесь каменной пылью и соляркой. Виктор Тихонович по старой рабочей привычке поднял с земли камень, отправил в рот, задумчиво прожевал.
- Не пойму я, - поделился прораб. - Тряхануло ощутимо вроде, а тихо, как в камне. Надо идти глубже.
- Не боязно? - Бавыкин опасливо посмотрел вниз.
- Боязно алмазы грызть, - подметил Виктор Тихонович, - а по штрекам лазить нам от природы заповедано. Так что топай.
Бавыкин нехотя пошел за Виктором Тихоновичем, постоянно прислушиваясь, потягивая носом спертый воздух.
- Газу-то! - восторженно прошептал Виктор Тихонович. - Раньше работяги крепко пердели, не то что нонешние...
Неожиданно прораб остановился. Бавыкин тяжело врезался в твердую спину спутника.
- Чего там, блядь? - потер он ушибленный нос.
- А ты послушай! - гневно зашипел Виктор Тихонович и приложил ухо к полу штрека.
В установившейся тишине послышались шаги и тяжелое дыхание крупных существ. Для бывалых рабочих ничего неожиданного не происходило - они-то хорошо знали, что опять пришли за Святыней.
- Так... - прошептал Виктор Тихонович. - Давай, Бавыкин, в камень и вверх. Я вниз спущусь. Как только их увидишь - бросай огонь и уходи. А я лаз заколупаю.
- Виктор Тихонович, вам ведь не сто лет, чтоб по камню-то шлындрать, - Бавыкин с чувством посмотрел на прораба. - Может, поменяемся?
- Не ссы машинным маслом, Бавыкин! - Виктор Тихонович похлопал мастера по плечу. - Прорвемся. Ты их тока жахни!
- А может белоснежных позовем? - не сдавался Бавыкин. Виктор Тихонович громко фыркнул.
- Что ж, Бавыкин, рабочий человек и за Святыню свою постоять не может? Сами обойдемся.
Они обнялись. Виктор Тихонович первым нырнул в камень. Бавыкин поднял взгляд на низкий потолок штрека и неспешно полез следом.
Ждать чужаков пришлось долго, их, видимо, насторожило фырканье Виктора Тихоновича. Бавыкин от скуки грыз камни, не чувствуя вкуса, поминутно смотрел в штрек. Ожидание тянулось мучительно. Наконец шаги стали отчетливее, запахло чем-то едким. Снизу шли пятеро. Впереди был высокий худой парень в броской буржуазной одежде, да еще и с короной на голове. Остальные, судя по одежде, были слугами и Бавыкин в очередной раз пожалел, что суровые законы классовой борьбы не щадят этих заплутавших в иллюзорных трудовых законах простаков. Но раскисать было нельзя. Бавыкин достал из кармана спецовки коробок трофейных спичек, прислушался к разговору.
- Дядя, я же говорил вам, что в горе полным-полно гномов. А вы только хохотали из-под стола! - говорил буржуазно одетый юноша с короной. Следовавший за ним сухонький старичок критично цокнул языком.
- Ваше высочество, гномы - это мутные побасенки пьяного народа, не более того. А вот знаменитая Белоснежка...
- Мутные побасенки, значица, товарищ буржуй? - зло ухмыльнулся Бавыкин и вышел на середину штрека. Люди его видеть не могли, зато он видел их прекрасно.
- Я слышал шаги, дядюшка... - заволновался юноша с короной. Бавыкин ухмыльнулся в бороду и заорал:
- Это шаги возмездия, товарищ! Слава Подгорному Царству!
После возгласа наступила особенно яркая тишина, заполненная лишь одиноким звуком поджигаемой спички.
Мощный столб огня отбросил Бавыкина назад. Падая и чувствуя нестерпимый для любой плоти жар, он в очередной раз порадовался тому, что он из камня. Породу под ним трясло, крутило каменными корчами. Бавыкин резко рухнул на землю, проехался по острым зазубринам, полетели искры. И все же его переполняло необъятное чувство радости от того, что победил, как всегда, единственно верный строй.
Когда рассеялась пыль и развеялся запах обугленных костей, появился Виктор Тихонович. Он счастливо и широко улыбался. В одной руке у него была оплавленная, почти бесформенная корона, в другой - тяжелая скрепа.
- Рубинчик один выпал, - прораб протянул Бавыкину довольно крупный камень. - Сдашь в Госхран - спиртеца нацедят.
- Это хорошо бы, - согласился Бавыкин. - Я вот только заинтересовался - чего это к нам буржуи за Святыней лазиют? И за золотом. Своего, что ли, нету?
- То-то и оно, что нету. И не будет никогда. Они же его как используют? Висюлек налепят для баб, камней вправят - и радуются. Дети малые! Зато у нас ни одна кроха мимо рта не проходит. Такими темпами, как Устюжный в забое кряхтит - к равнолунию Апартаменты соорудим! Не век же Святыне в вырубке сиять!
- Это верно! - закивал Бавыкин. - Ущербная все же народность - люди! Товарищи эльфы о них верно докладывали на последнем пленуме.
Раздался топот, появились белоснежные с топорами и задыхающийся Стовёрстов.
- Что здесь произошло? - сразу спросил белоснежный с нашивками старшины. Виктор Тихонович непонимающе развел руками:
- Изничтожили чуждый элемент. А так - ничего особенного.
- Я... к вам... как раз... по... этому... вопросу, - отдышался Стовёрстов. - Там, на Драконьей Куче, люди золото пиздят! И бриллианты! Говорят - для диктатуры мирового пролетариата.
- Ноги повыдергаю, геологи хуевы! - взревел Виктор Тихонович. - Бавыкин, за мной!
Двое гномов коротким переваливающимся бегом бросились в обратную сторону следом за Стовёрстовым.