Смирнов Александр Сергеевич : другие произведения.

Раб и Царь

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Нет более жестокого хозяина, чем освобождённый раб. Кто ты в этой жизни, раб или царь? Ты богат, в твоих руках власть? Это ещё ничего не значит - рабская психология не зависит от этих качеств. Жизнь опустила тебя на самое дно, у тебя нет денег? Это тоже ничего не значит. Даже при этом можно оставаться царём.
Чтобы скачать книгу целиком или её фрагмент, нажмите на ссылку

   0x01 graphic
   Часть 1 - Раб.
   Пролог
  
   В родительскую субботу самым посещаемым местом, несомненно, являются кладбища. Как маленькие ручейки, идущие со всех сторон, люди соединяются в огромную реку и втекают на последние пристанища своих родных и знакомых, чтобы вспомнить о них, помянуть или пообщаться с ними. Ведь никто не знает, что там, за последней чертой. Может быть, они, их знакомые или родные ждут их и смотрят на них? Может быть, они вовсе не канули в Лету, а просто находятся в другом состоянии и продолжают то, что начали здесь, на земле? Этого наверняка не знает никто. И поэтому, наверное, многие из этого людского потока, независимо от того, верят они в Бога или нет, заходят в храм, который есть на каждом кладбище, чтобы поставить свечку и помолиться за упокой своих близких.
  
   Немолодой уже мужчина с дочкой с общим потоком вошли в церковь, купили свечки, поставили их у распятья и стали слушать священника, который не то пел, не то говорил свои молитвы. Выйдя из храма, они свернули на дорожку и отделились от общего потока.
   - Папа, а почему в церкви всех называют рабами? - спросила девушка. - Сами священники говорят, что Бог создал человека свободным. Только он может принять решение - верить ему или нет. А они всё раб божий, да раб...
   - Честно говоря, мне и самому это не нравится, но, если задуматься, по большому счёту, они, наверное, правы.
   - Вот тебе и на! Это почему же правы? Разве я не свободный человек?
   - Теоретически, да.
   - Почему только теоретически? Я свободна! Хочу - иду с тобой на кладбище, хочу - не иду.
   - Почему же ты не пошла вчера?
   - Просто сегодня родительская суббота.
   - Вот видишь, у тебя есть обстоятельства, с которыми ты вынуждена считаться, следовательно, ты уже не свободна.
   - Но мы все вынуждены считаться с обстоятельствами. По-твоему, все люди рабы?
   - Нет, я так не сказал. Считаться с обстоятельствами - это не значит быть рабом. Раб - тот, кто полностью попадает в их зависимость. Этих обстоятельств много. Можно быть рабом денег, можно рабом власти, можно - рабом собственных заблуждений, одним словом, этих обстоятельств достаточно. Но, по большому счёту, все обстоятельства сводятся к двум: добро и зло.
   - Значит, как ни крути, всё равно раб?
   - Абсолютной свободы не бывает. Человек свободен только в одном. Он свободно делает выбор, чьим рабом быть: Христа или Антихриста.
   - Интересная у тебя логика.
   - Я тебе уже говорил, что, по большому счёту, церковь права, а жить надо только по большому счёту.
   - Всё равно мне непонятно...
   - Это естественно. Для того, чтобы разобраться в этих вопросах, дана целая жизнь и, увы, выбор не всегда в пользу Христа.
   - Папа, а ты разобрался?
   Мужчина остановился и тяжело вздохнул.
   - Моя жизнь ещё не закончена, - сказал мужчина, тяжело вздыхая. - Ну и жара! А ещё топать и топать, да ещё ты со своими рабами.
   - Папа, давай в тенёчке посидим, смотри, вон скамеечка, - девушка показала на скамейку, стоящую возле могилы в тени дерева.
   Мужчина с девушкой подошли к могиле и сели на скамейку.
   - Смотри, папа, какая странная могила.
   Девушка показала на надгробную плиту. Плита была расколота надвое. Отломанная часть отсутствовала, а на оставшейся большими буквами было написано слово - Раб.
   - Наверное, дерево упало, - предположила девушка. - Интересно, какая у него была в действительности фамилия? Рабановский, Рабинский, Рабушин, - начала она гадать.
   - Рабов Владимир Николаевич, - сказал мужчина.
   - Ты что, знал его?
   - Да.
   - Нехорошо, был человек, была фамилия, а теперь как будто здесь раб лежит.
   - А здесь раб и лежит. Никакой ошибки нет.
   - Раб? - удивилась девушка. - Папа, расскажи, почему раб?
  
  
  -- Глава 1
   Это было первого сентября, я тогда в третьем классе был. Встретившись после летних каникул, мы с ребятами наперебой делились своими впечатлениями. Каждому хотелось рассказать свою историю, и каждый старался перекричать друг друга. В классе стоял такой шум, что никто не заметил, как прозвенел звонок, и в класс вошла учительница. Она держала за руку незнакомого мальчика. Остановившись у двери, она молча стояла с незнакомцем и ждала, когда класс успокоится. Наконец мы заметили её, и шум стал стихать. Школьники заняли свои места и замолчали. Я тоже занял своё место и стал разглядывать нового ученика. "Наверное, ко мне посадят", - подумал я. У меня, единственного в классе, не было соседа по парте. Вот и отлично! А то я всю прошлую четверть один просидел! Даже поговорить не с кем.
   - Ребята! Это ваш новый товарищ, Володя Рабов. Он будет учиться в нашем классе, - сказала учительница.
   - Кто, кто? - не расслышал Мишка, который сидел на последней парте. - Рябов?
   - Не Рябов, а Рабов, - поправил его новенький. - От слова Раб.
   - Значит, Раб, - засмеялся Мишка.
   Новенького, действительно посадили за мою парту. Он сел за неё, достал тетрадку и, дождавшись, когда учительница отошла, спросил:
   - Привет! Тебя как зовут?
   - Саня, - ответил я. - Ты на Мишку не обижайся, он у нас всем прозвища даёт.
   - А я и не обижаюсь. У меня фамилия такая. В прошлой школе меня тоже Рабом звали.
   Урок промчался быстро. На перемене мы выбежали в коридор и Раба окружили ребята.
   - Ты откуда к нам пришёл? - спросил его Мишка.
   - Нас с Вологды перевели. Мой папа - военный. Теперь мы здесь жить будем.
   - А где? - не унимался Мишка.
   - Пока в офицерском общежитии, а потом нам квартиру дадут.
   - Ну да, размечтался! Мой папа тоже офицер, но ему никто никакой квартиры не даёт.
   - А моему дадут, потому что если мой папа чего-то захочет, то он всегда это получит.
   - Это почему же твоему дадут, а моему нет?
   - Потому что мой главный, а твой нет.
   - А почему ты думаешь, что твой главный, а мой нет? Может быть, мой папа тоже главный.
   - Двух главных не бывает. Если мой папа главный, значит твой главным быть не может.
   Неизвестно, чем бы закончился этот спор, если бы не звонок. Ребята с шумом и криком побежали на физкультуру. Мы с Рабом, взявшись за руки, тоже последовали их примеру.
   В раздевалке я заметил на ногах у новенького длинные полосы синяков.
   - Что это у тебя? Ты упал где-то?
   - Нет, это отец.
   - За что он так тебя?
   - Да ни за что. Чтобы служба мёдом не казалась.
   - Это как это?
   - Ну, понимаешь, все и всегда должны помнить, кто главный. Мой папа всегда и везде главный.
   - А бить-то зачем?
   - Он главный, и если он это делает, значит, так надо. Разве не понятно?
   - Нет, - удивлённо ответил я. - Меня никто и никогда не бил.
   - Поэтому ты никогда не будешь главным, - серьёзно ответил Раб.
   - А ты будешь?
   - Я буду, - твёрдо ответил он.
   - А как же твой папа?
   - Это он сейчас главный, а когда я вырасту, то главным буду я.
   - И ты его тоже ремнём будешь бить?
   - Взрослых ремнём не бьют. Они и так знают, что главным надо подчиняться.
   Непонятно как, но Раб за короткое время стал главным в классе. Я не помню ни одного мероприятия, где бы он отсутствовал. Во всех играх и проказах Раб был лидером, и все беспрекословно подчинялись ему. Хотя с одноклассниками он не водил особой дружбы. На переменках он часто бегал к старшим классам и там пропадал до самого звонка. Одноклассникам не нравилась его дружба со старшеклассниками но, привыкнув, они перестали обращать на это внимание. Он был той тёмной лошадкой, которая, обладая огромным авторитетом, умудрялась всегда быть наглухо закрытой для окружающих. Вероятно, и для меня он был бы закрыт, если бы не сидел со мной за одной партой. Здесь у него шансов не оставалось. Сидя со мной рядом в течение целого дня, он, вольно или невольно, вынужден был общаться со мной и высказывать своё мнение.
   - А почему ты всё время убегаешь куда-то? - как-то спросил я его. - Неужели тебе с нами неинтересно?
   - А разве тебе самому интересно? Что ты нового можешь узнать у них? - Он пренебрежительно посмотрел в сторону класса.
   - А ты? Что ты нового узнал у них?
   - Ты знаешь, например, как дети появляются? - Я от удивления раскрыл рот. - А я знаю.
   - Но им-то с тобой разве интересно? От тебя-то они нового ничего не узнают.
   - Это неважно. Зато я им нужен. Они, когда в туалете курят, меня на стрёму ставят.
   - Куда, куда? - не понял я.
   - На стрёму. Смотреть, чтобы учитель не поймал их.
   - И что, тебе это интересно - у туалета стоять?
   - У туалета стоять неинтересно, но они там главные, и я обязан выполнять всё, что они скажут.
   - Нет, с нашими играть лучше. Не надо у туалета стоять. И главных у нас нет. У нас все равны.
   - Нет, - ответил он резко. - У нас тоже есть главный. Это я. И если кто-то забыл, то я могу напомнить.
   От его слов у меня мурашки побежали по спине.
   После уроков у нас был классный час. Мы должны были выбрать старосту класса. Учительница предложила нам выдвигать кандидатуры и села за свой стол, не мешая познавать первые уроки демократии. Моментально в классе поднялся крик. Каждый хотел предложить на эту должность своего приятеля или подругу. При этом, каждый старался отвести под любым предлогом кандидатуру товарища и приукрасить свою. Учительница сидела за столом и только улыбалась. Видимо, она намеренно решила не вмешиваться в выбор учеников, для того, чтобы взять инициативу в свои руки только после того, как класс зайдёт в тупик.
   Мало-помалу шум стал стихать, и среди детских голосов всё чаще и чаще стало звучать имя Никиты Петрова. Учительница уже собралась вмешаться в ход собрания, как неожиданно встал Раб.
   - А я считаю, что Никита не может быть старостой, - неожиданно заявил он.
   Шум в классе сразу прекратился.
   - И почему же ты так считаешь? - поинтересовалась учительница.
   - Потому, что он учится неважно. У него по математике тройка, а ещё потому, что он трус, - ответил Раб.
   - Во-первых, мы здесь не математика выбираем, а старосту, а во-вторых, почему ты считаешь его трусом?
   - Командир должен быть всегда лучше своих подчинённых, значит, и учиться он должен лучше всех.
   - Ну, а что ты скажешь насчёт труса? Такие слова нельзя так просто говорить. Надеюсь, ты понимаешь это?
   - Он сам не выдвигал себя на эту должность, значит, он боится.
   - Он не боится, а стесняется, - выкрикнул Мишка. - Себя предлагать неприлично.
   - Боится или стесняется, это одно и то же, - тут же ответил Раб. - Какой же он командир, если он застенчивый, как девица.
   - А ты сам кого предлагал? - уже не говорил, а кричал Мишка. - Я что-то твоего голоса вообще не слышал.
   - Я себя предлагаю, - спокойно ответил Раб.
   В классе воцарилось гробовое молчание.
   - Во-первых, я учусь лучше Никиты, а во-вторых, в классе все уважают меня.
   - Тебя не уважают, а боятся, потому что ты к старшеклассникам бегаешь.
   - Это ты так говоришь, потому что завидуешь мне. Тебя-то никто не предлагал. А себя назвать у тебя смелости не хватило.
   Учительница, видя, что собрание может выйти из-под контроля, тут же вмешалась.
   - Итак, выдвинуты две кандидатуры, - подытожила она. - Никита Петров и Володя Рабов. Ещё будут предложения?
   Класс как будто онемел. Раб стоял за своей партой и обводил всех таким взглядом, от которого становилось жутко.
   - Тогда давайте голосовать. Кто за Никиту, прошу поднять руку, - скомандовала учительница.
   Раб продолжал сверлить всех своими глазами. Из всего класса поднялась всего одна Мишкина рука.
   - Кто против? - спросила учительница.
   Класс не реагировал на её слова.
   - Кто за Володю Рабова?
   Раб поднял свою руку вверх. По мере того, как он обводил взглядом класс, руки учеников послушно поднимались вверх. Только одна Мишкина рука не послушалась Раба и осталась лежать на парте.
   - Кто против? - продолжала учительница.
   Мишкина рука молнией взметнулась вверх.
   - Нельзя ему старостой, - кричал он. - Он же злой, разве вы этого не видите?
   Однако изменить уже было ничего невозможно. Решение было принято подавляющим числом голосов. Раб даже не обернулся на Мишкин выкрик. Он сидел рядом со мной совершенно спокойно. Только перед самым концом классного часа он повернулся ко мне и сказал:
   - А ты говорил, что у нас нет главных. Запомни, главный должен быть везде, и в нашем классе главный - я.
   На следующий день Мишка не пришёл в школу. Не было его и всю следующую неделю.
   - Надо бы навестить Мишку, - как-то предложил Никита.
   - Вот ты и навести его сегодня, - сказал ему Раб.
   - Я не могу, у меня бассейн сегодня. Может быть, кого-нибудь другого попросим?
   - Никого просить не надо, - возразил Раб. - Это не просьба, а приказ. Ничего с твоим бассейном не случится. Сходишь сегодня к Мишке, а завтра доложишь. Потом купайся в своём бассейне, сколько тебе хочется.
   Утром Никита вошёл в класс, когда все ребята сидели за своими партами. Учительницы ещё не было. Проходя мимо Раба, он остановился.
   - У него сотрясение мозга. Его избили, когда он в школу шёл.
   - Кто избил? - спросил Раб.
   - Он не знает. На него сзади напали. Его мама в милицию ходила, но они никого не нашли. Мишка ничего им рассказать не может.
   - Что же он им может рассказать, - спокойно ответил Раб, - если ему по голове настучали.
   - Что же теперь делать? - спросил Никита.
   - Ничего, ты всё уже сделал. Иди в свой бассейн.
   Ни у кого не было ни малейшего сомнения, что избили Мишку старшеклассники по просьбе Раба. Но никто ничего вслух не говорил. Все сидели молча и ждали, когда в класс придёт учитель.
   Мишка больше в класс не вернулся. Родители перевели его в другую школу. Один раз приходил милиционер. Он вызывал в учительскую всех по одному и долго разговаривал с каждым. И, хотя все в случившемся подозревали Раба, милиционеру никто ничего не сказал. Мишкино место освободилось. Я пересел к Никите, а Раб оставался сидеть один.
   Наш класс был лучшим в школе. Все мероприятия, которые проводились, выполнялись безукоризненно. Если какой-то ученик получал неуд, это было "ЧП". Староста тут же записывал что-то в свою тетрадочку, а потом подходил к ученику и говорил:
   - Тебе надо исправить оценку. Ты понял?
   Ученик робко кивал головой, и оценка немедленно исправлялась.
   Так продолжалось до пятого класса. Раб оказался прав. Его отец получил квартиру, и староста был переведён в другую школу.
   Может быть, я и забыл бы об его существовании, но жизнь сложилась так, что мне не один раз ещё приходилось сталкиваться с Рабом или слышать о нём.
  
   Окончив школу, я успешно поступил в институт. Отыскав свою фамилию в списках, я как на крыльях полетел домой, чтобы обрадовать своих родителей. Я даже не обратил внимания, что за моей фамилией стояла фамилия Рабов. Когда первого сентября я входил в аудиторию, то в дверях столкнулся с Рабом.
   - Раб! Это ты? Вот уж не ожидал тебя увидеть!
   - Саня?! Вот так встреча! Недаром говорится: "Гора с горой не сходится, а человек с человеком сойдутся".
   - Слушай, надо бы нам отметить нашу встречу! Кстати, ты извини, что я тебя школьным прозвищем назвал. А то ещё услышит кто-то и опять прилипнет к тебе.
   - Ты знаешь, я на это уже внимания не обращаю. Услышит кто-нибудь или нет, всё равно меня им окрестят. Вот уж подложил мне свинью папенька. Хоть фамилию меняй.
   - Кстати, насчёт папеньки? Он у тебя ещё служит, или в отставку ушёл?
   - Не ушёл. Это его ушли. Пришли молодые, здоровые, умные. Пришлось освобождать место. "Се ля ви" - всему когда-нибудь приходит конец.
   Конечно, я уже и думать забыл про наши школьные годы. Шутка ли сказать - семь лет прошло! Да и кем мы тогда были? Глупыми детьми? Теперь передо мной стоял совершенно другой человек: высокий, умный, красивый. Да и я был уже другим. Изменилось абсолютно всё: и внешность, и мысли, и цели, которые перед нами стояли. Мы были старые знакомые и одновременно совершенно незнакомые люди. И, тем не менее, нам обоим требовалось общение. Не потому, что мы были дружны в школе, скорее всего, это было любопытство. Нам очень хотелось узнать, как мог измениться человек, которого знал столько лет.
   К сожалению, нам не дали договорить. Прозвенел звонок, и студенты заняли места в ожидании преподавателя.
   Как только закончились лекции, мы с Рабом пошли в кафе, чтобы закончить разговор, который начали, и заодно отметить нашу встречу.
   За столиком мы с любопытством смотрели друг на друга.
   - Ну что, надо за встречу выпить? - спросил Володя. Он налил в рюмки вина.
   - Святое дело!
   Рюмки звякнули, и приятная теплота разлилась по всему телу. Хмель немного ударил в голову, и мы уже разговаривали, как неразлучные друзья, будто бы и не было тех семи лет, которые изменили нас до неузнаваемости.
   - Так ты про отца не дорассказал. Что с ним произошло?
   - В принципе, ничего интересного. Стал жертвой очередной кампании.
   - Какой ещё кампании?
   - Понимаешь, в армии время от времени начинают бороться с дедовщиной, вот он под горячую руку и попался. Кто-то положил глаз на его место, пришли дяди в лампасах и стали рубить сук, на котором сидят.
   - Какой сук?
   - Я про дедовщину. Бороться с ней - это рубить сук, на котором сидишь.
   - Значит, ты считаешь, что дедовщина - это тот сук, на котором держится вся армия?
   - Почему только армия? На этом принципе всё в стране держится. Вспомни, как Советский союз стал сверхдержавой. Половина страны в лагерях сидела и работала, а вторая половина стучала друг на друга.
   - Но это же рабский труд! В таком случае давай и Гитлера и Геббельса оправдаем. Они тоже для своей страны старались.
   - Они побеждённые, поэтому никто оправдывать их не будет. На войне прав только победитель.
   По мере того, как вино всё сильнее и сильнее ударяло нам в головы, голос наш становился всё громче и громче. Мы даже не заметили, как у нашего столика образовалась небольшая группа людей, которая с большим вниманием наблюдала за нашей дискуссией.
   - Да чёрт с ним, с Гитлером, - перебил я Раба, - давай вернёмся к нашим баранам. Что у твоего бати случилось?
   - Да, в принципе, ничего особенного. К ним в часть поступила партия новобранцев. Ну, как водится, ребятам дали "прописку". Одному по почкам немного попало. А он возьми ночью и обоссысь кровью. Представляешь, это во время работы этой комиссии.
   - Кровью?! И ты так спокойно об этом говоришь? Я слышал, что эти "прописки" в тюрьмах делают. Что же, наша армия не по уставу, а по понятиям живёт? Так же только бандиты поступают.
   - Ну, ты не передёргивай. Живёт армия по уставу. Только надо понимать, что есть законы писаные, а есть неписаные.
   - Ты знаешь, все эти неписаные законы у Солженицына хорошо описаны.
   - Тоже мне, нашёл авторитет! Солженицын. Он же сам бывший ЗЭК. Да ещё враг народа.
   - И нобелевский лауреат, к тому же!
   - А ты знаешь, почему он нобелевским лауреатом стал? Тогда холодная война была. Всё, что делалось против нашей страны, щедро оценивалось на Западе. Вот ему там и дали эту премию за то, что он собственную страну грязью обливал. Будь моя воля, я бы его снова на зону послал, пусть теперь там "В круге втором" напишет.
   Резкий удар по столу заставил нас вздрогнуть. Пожилой мужчина, не сдержав эмоций, так ударил кулаком, что мы тут же замолчали.
   - Правильно говоришь, парень! Давить таких писак надо!
   Мужчина подвинул свой стул к нашему столику и, перенеся со своего стола водку и закуску, без всякого разрешения обосновался за нашим столом.
   - Я хочу выпить за тебя! - Мужчина похлопал Раба по плечу. - Честно говоря, мне не очень-то нравится современная молодёжь. Но вижу, что я заблуждался. Нет, не все ещё продались.
   Мужчина налил себе и нам водки и поднял свою стопку. Раб заулыбался и залпом выпил.
   - А ты что не пьёшь? - спросил меня мужчина.
   - Да мы вино пили... А водку с вином мешать...
   - Экий ты нерусский! Вот у своего приятеля учись, - он с гордостью посмотрел на Раба. - Главное, градус понижать нельзя. А что касается водки, так это самый русский напиток.
   Я залпом выпил водку.
   - Неужели вы считаете, - спросил я нашего собеседника, - что рабский труд может быть плодотворным?
   - А ты у своего Солженицына спроси. Где во время войны современная техника создавалась? В шарашках, - ответил сам на свой вопрос собеседник. - А полководцы откуда на фронт пришли? Опять-таки из зоны.
   - Это вы так говорите, потому что у вас никто не сидел. Если бы из ваших кого-нибудь посадили, у вас бы другая точка зрения была.
   - И опять ты ошибаешься, парень. У меня отец десять лет отсидел. А скажи ему что-нибудь про Сталина, так он тебе всю глотку перегрызёт.
   - Ну, тогда я ничего не понимаю, - развёл я руками.
   - То-то и оно. - Обнял меня собеседник по-отечески. - Что ты всё заладил, раб да раб... Это, понимаешь, смотря кому служить. Если великой державе, так я и рабом за честь сочту.
   К столику подсел ещё один незнакомец.
   - Пётр, - представился он. - Я про армию хочу сказать. Вот вы, демократы, - Пётр посмотрел на меня, - армию с грязью смешать готовы. А спроси вас, служили вы в ней? Так вот, мне кажется, что нет. А я служил. Старшиной был. Так вот, что я вам скажу, то, что вы рабством и дедовщиной обзываете, не что иное, как элементарный порядок называется. И то, что старослужащие командирам помогают порядок поддерживать, так разве это преступление?
   - Я не про порядок говорю, - возразил я ему, - а про дедовщину. Вы отбивание почек порядком называете?
   - Ну, если честно, то и почки тоже. Каждый присягу даёт, каждый клянётся переносить все тяготы и невзгоды воинской службы. Клятву-то он даёт, да только переносить никаких тягот не собирается. Каждый норовит улизнуть от службы. Я хочу спросить, а кто родине служить будет? До таких патриотов можно достучаться, только если им по почкам стучать.
   К столику стали подсаживаться ещё какие-то люди. Они громко о чём-то кричали и стучали кулаками. Каждый из них считал своим долгом обругать демократов и провозгласить тост. Не пить было нельзя. Они так смотрели, как будто ты Родину предаёшь. В голове всё завертелось. И, хотя она уже плохо соображала, я совершенно чётко осознавал, что в нашем споре с Рабом абсолютно все разделяли его позицию, и никто не поддержал меня.
   Я зачем-то попытался встать, но ноги как-то разъехались, и я снова плюхнулся на стул.
   - Ух, как развезло твоего друга, - услышал я чей-то голос.
   - На воздух ему надо! - говорил другой.
   Меня подхватили под руки и куда-то поволокли. Уж не знаю, где и сколько меня выгуливали, но пришёл я в себя от того, что Раб водил бутылочкой с нашатырём у моего носа.
   - Где это мы? - спросил я Раба.
   - О! Очухался! В садике мы. Не домой же тебя вести в таком виде? Ты хоть помнишь что-нибудь?
   - Помню, в кафе были, - начал вспоминать я. - Помню, мужики какие-то набежали. А потом ничего не помню.
   - А потом ты этих мужиков рабами обзывал, а они тебе пытались доказать, что это не так.
   - Ну и как, доказали?
   - Наверняка доказали бы, да твоё счастье, что ты сломался.
   - А то бы что?
   - А то бы они тебе по почкам начали доказывать, что ты не прав, - засмеялся Раб.
   Мы ещё час ходили по городу. Володя посмотрел на меня и тоном, не терпящим возражения, скомандовал.
   - Теперь можно домой.
   Он проводил меня до дверей квартиры, нажал на звонок и, услышав за дверью шаги, быстро ушёл.
   Мысленно я уже представлял, как меня встретят родители. То, что головомойка мне обеспечена, я нисколько не сомневался.
   Дверь открыл папа.
   - Ой! Только два часа ночи, а ты уже дома? - пошутил он. - Ты великолепно выглядишь!
   В коридор вышла мама.
   - Да хватит тебе! - осадила она отца. - Ему сейчас выспаться надо. Завтра поговорите. Только не забудь и себя вспомнить. Помнишь, как ты набрался на первом курсе? Тогда я тебя еле домой доволокла.
   Я добрался до кровати, разделся и рухнул на неё.
   Утром, когда я проснулся, голова была свежая. Я сразу вспомнил, что было вчера. Но стоило мне встать на ноги, как снова всё закружилось и тело заныло.
   - С пробуждением, Сашенька! Как головка? - встретил меня отец.
   - Ох! - только и смог я выговорить.
   - Пошли рассол пить. Сейчас лечиться будем.
   Мы пошли с ним на кухню. Мама уже хлопотала у плиты. На столе стояла трёхлитровая банка с огурцами.
   - Давай, лечись, - мама указала на банку. - Ты что пил-то вчера?
   - Сначала вино, а потом водку.
   - Ерша хватанул, - сказал отец. - Хорошо, что ещё с пивом не мешал. Запомни, Саня, вино с водкой никогда мешать нельзя.
   - А мне сказали, что градус нельзя понижать.
   - Это кто же тебя так просветил?
   - Мужик какой-то.
   Мама с папой расхохотались.
   - Честно говоря, я думал, что вы меня ругать будете. А вы смеётесь.
   - Кончилось время тебя ругать. Взрослым ты стал. А то, что ты силы свои не рассчитал, так это даже и к лучшему.
   - Да чего же хорошего? Голова как помойное ведро.
   - Вот в этом вся наука и есть, - сказала мама. - Ты сегодня себя целый день свиньёй чувствовать будешь. И норму свою на всю жизнь запомнишь. Не расстраивайся, через это все парни проходят. Было бы хуже, если бы ты сегодня встал, как огурчик.
   - Хорошо, что сегодня в институт не надо, - пряча улыбку, сказал отец. - Представляешь, с какой физиономией ты бы сегодня показался там? Это вы что, всей группой так первое сентября отметили?
   - Да нет. Знакомого в институте встретил. Вот и зашли в кафе поболтать. Да вы его знаете. Володя Рабов. В нашей школе с третьего по пятый класс учился.
   - Раб что ли? - удивился отец.
   - Ну да. Помните, он у нас ещё старостой был.
   - Ещё бы не помнить! - оживилась мама. - Разве эту историю возможно забыть? Он и в институте у вас старостой станет, попомни моё слово.
   - Да, полно тебе, мама! Когда это было? Мы же тогда детьми были. Всё давно изменилось.
   - Я не буду с тобой спорить. Пройдёт время, и ты всё сам увидишь.
   - Папа, а ты тоже так считаешь?
   - Понимаешь, Саня, - задумчиво ответил отец, - человек формируется до шести лет. А дальше меняется только форма, а содержание остаётся, как правило, неизменным.
   - По-твоему, после шести лет в сознании человека ничего существенного не происходит?
   - По-моему, так. До шести лет происходит формирование личности человека. Создаётся его нравственный костяк.
   - А потом?
   - А потом идёт его дальнейшее развитие, но уже на базе этого костяка.
   - Значит, потом уже изменить в принципе ничего нельзя?
   - Почему нельзя? Можно. Только это очень трудно сделать. Человек начинает воспринимать мир через призму тех убеждений, которые ему заложили в детстве. Попадает, так сказать, в их зависимость.
   - Становится их рабом, - добавил я.
   - Можно сказать и так.
   - Рабом, - повторил я и задумался.
   - Ну да, рабом, а что, собственно, тебя так взволновало? Вы что, обсуждали эту тему?
   - С ним - нет. Мы говорили про дедовщину в армии. Он считает, что неуставные отношения - это тот сук, на котором держится не только армия, но и всё общество. У него отец был военным, и его позиция по этому вопросу меня не удивила. Я удивился другому.
   - Чему? - заинтересовался отец.
   - Тому, что абсолютно все, кто принимал участие в нашем споре, а в нём принимало участие много людей, поддержали Володину точку зрения, а не мою.
   - Что же здесь удивительного? - сказала мама. - Ты же этот спор не в академии наук затеял, а в пивной?
   - Не в пивной, а в кафе.
   - Какая разница? Как говорит папа, меняется форма, а не содержание.
   - Значит, ты считаешь, что если бы я на эту тему разговаривал с интеллигенцией, то результат был бы другим?
   - Конечно, другим, но ты не обольщайся. Ты бы всё равно был бы в меньшинстве. Я всех людей делю на две категории, - пояснила мама, - это рабы и цари. Увы, но в основной своей массе у людей рабская психология. В обществе царей мало, большинство рабов, даже среди интеллигенции.
   - Честно говоря, мне трудно поверить, что Володька - раб. Он всегда старался быть первым. Мама только что сказала, что нисколько не сомневается в том, что и в дальнейшем его поведение вряд ли изменится.
   - Ты просто неправильно понял маму. Царь не тот, кто имеет много власти и денег, а тот, кто свободен от предрассудков. Мало того, царь использует свою свободу для созидания, а не для разрушения. Иисус был царём, хотя ничего не имел, а Понтий Пилат был рабом, хотя имел и власть и деньги.
   - Но если всё так, как ты говоришь, - не соглашался я с отцом, - то как ты объяснишь такое явление, как прогресс? Ты только что сказал, что созидать могут цари, а не рабы. А так как в основной своей массе люди рабы, то общество не может быть созидательным.
   - Я не говорил, что рабы не могут созидать. Они созидают, и очень даже хорошо, но только при одном условии: они должны быть в кандалах, а рядом с ними должен стоять надсмотрщик с плёткой. Сними кандалы, убери надсмотрщика, и они тут же уничтожат всё, что только что создали. Самое опасное - это дать рабу свободу. Нет более жестокого хозяина, чем освобождённый раб.
  
   У Володи Рабова утро началось тоже с головной боли. Стоило ему подняться с постели, как вчерашний день тут же напомнил о себе. Он, сморщившись, как прошлогодний лист, держась за стенку, чтобы не потерять равновесия, побежал на кухню, чтобы найти чего-нибудь остренького. Там, в трусах и майке, уже сидел отец.
   - О! Явление Христа народу! - засмеялся он. - Головка не болит?
   - Тебе смешно, а мне не до смеха.
   - Садись. Сейчас тебя вылечу.
   Отец вытащил из холодильника бутылку водки и налил своего "лекарства" в стакан. При этом не забыл и про себя.
   - А у тебя что, тоже голова болит? - спросил Володя.
   - Тебе для лечения, а мне для профилактики, - отшутился отец. - Пить в одиночку - самое последнее дело. - Он поднял свой стакан и чокнулся с Володей.
   "Лекарство" и действительно подействовало. Не успела приятная теплота дойти до желудка, как головная боль стала утихать.
   - Огурчиком, огурчиком закуси, - учил отец. - А теперь щей кислых поешь. Мамка уже приготовила.
   Володя поморщился, глядя на тарелку со щами, но спорить не стал. Стоило ему только попробовать, как отношение к щам резко изменилось. Тарелка моментально опустела.
   - После первой и второй промежуток небольшой. - Отец снова налил водки.
   Володя с отцом залпом выпили. Володя расплылся в улыбке и посмотрел на отца.
   - Ну что, вылечился? - смеялся отец. - Учись, пока я жив.
   Действительно, от утреннего состояния не осталось и следа.
   - Ну, а теперь рассказывай, где это ты так вчера набрался?
   - Представляешь! Захожу вчера в аудиторию, и кого ты думаешь, я встречаю? Саню! Я с ним с третьего по пятый класс учился. Вот и пошли отметить нашу встречу.
   - Это какого Саню, с которым ты ещё за одной партой сидел?
   - Ну да.
   - Значит, вы теперь в одном институте?
   - Не только в институте, но и в одной группе.
   - Ну, а набрались-то как? Силы не рассчитали по молодости?
   - Дело не в силах. Саня про тебя спрашивал. Ну, просто так спросил. Я ему и рассказал про то, как тебя из армии попёрли. Одним словом, спор про дедовщину пошёл. Так ты представляешь? Все мужики со своих мест повскакивали, и к нам за столик. А Саня давай им лекции про свободу и права человека читать.
   - А ты?
   - А что я? Ты мою точку зрения знаешь. Так представляешь, они не на меня, а на Саню набросились.
   - А ты?
   - А я выпил с ними за наши принципы, тем и разрядил обстановку.
   - А Саня?
   - А Саня в завершение их рабами обозвал. Можешь представить себе, в каком он состоянии был. Пришлось его потом ещё домой провожать, а то бы мужики могли ему и главный аргумент предъявить. Один так и сказал: "До таких патриотов можно достучаться, только если им по почкам стучать". Не бросать же мне товарища?
   - Да, товарища... - недовольно прошипел отец. - Давай-ка ещё выпьем, сынок.
   Он разлил по стаканам водку и, не дожидаясь сына, опустошил стакан.
   - Давай пей, - приказал он Володе. - Вот из-за таких товарищей твоего отца с армии и попёрли. Интеллигенция сраная! Думают, что в белых перчатках можно что-то построить и не испачкаться! А вот это ты видел?
   Отец смачно сложил кулак в кукиш и сунул его почти в физиономию сыну.
   - Да что ты на меня-то окрысился? - возмутился Володя. - Я как раз так и не считаю.
   - Да разве дело в тебе? Ты посмотри, что в стране делается? Горбачёв этот вылез откуда-то. Вокруг себя интеллигентов этих вшивых поставил. Что со страной-то будет, я тебя спрашиваю?
   - Нас теперь учат, что интеллигенция - это совесть нации, - заметил Володя.
   - Это вас так теперь учат? Тьфу! А нас, сынок, учили по-другому. Знаешь, что Ленин про интеллигенцию говорил? Интеллигенция - это говно!
   - Зачем же ты меня в этот институт запихал? - спросил его Володя. - Хочешь, чтобы и я таким стал? Уж лучше бы я в военное училище пошёл. Там всё проще. И никакой интеллигенции.
   - Не наше сейчас время, сынок. Нельзя тебе туда. Смотри, что они делают! Варшавский договор распустили. Войска из Германии выводят. Кому ты служить собираешься? Этим гнидам?
   - А после института что? Разве что-нибудь по-другому будет?
   - После института ты свободный человек будешь. Не на них, а на себя работать станешь. Ну а потом всё вернётся на круги своя. Придут к власти наши, так уж мы дадим им просраться. Умоются они кровавыми слезами.
   Этот разговор, видимо, очень задел отца. Глаза его засверкали, зубы заскрипели, а руки затряслись. Он взял бутылку, посмотрел на оставшуюся водку и сказал:
   - Давай допьём это. И кончим разговор, а то я ещё не сдержусь, да сам перестройку начну - по-своему.
   Только они успели допить водку, как на кухню вошла мать.
   - Ты что же это делаешь, старый дурак? - закричала она на отца. - Мало того, что сам от бутылки оторваться не можешь, так ты ещё и сына к этому приучаешь?
   - Цыц, дура! - заорал на неё отец. - Знай своё место и не суй нос не в свои дела, когда мужчины о делах разговаривают.
   - Какие дела? - не унималась мать. - Были дела, да все вышли! Хоть бы штаны надели! Ну надо же, сидят голые, и с утра водку хлещут!
   Мать ушла с кухни, а отец, что-то пробормотав себе под нос, снова заплетающимся языком обратился к сыну:
   - Вовка, никогда не слушай баб. Они, как и интеллигенты, только сопли пускать умеют. А на счёт этого дела, - он постучал пальцем по бутылке, - не бери в голову. Это я так, чтобы депресняк снять. На тебя у меня вся надежда. Вот встанешь на ноги, мы с тобой такие дела делать будем! Ты что же, думаешь, у меня связей не осталось? Вот они где у меня все будут. - Отец сжал свой огромный кулак и погрозил воображаемым интеллигентам.
   Отца сильно развезло. Он стал что-то невнятное бормотать, голова его стала всё больше и больше склоняться, наконец, она полностью успокоилась на столе, и послышалось ровное и спокойное дыхание. На кухню снова вошла мать.
   - Ну слава Богу, угомонился, - проворчала она.
   - Да ладно тебе! - прервал её Володя. - Хватит на него нападать. Его ведь тоже понять можно. Шутка ли сказать: был полковником, а стал пенсионером.
   - Да неужто я не понимаю? Ты бы, сынок, поскорее свой институт заканчивал, да что-нибудь организовал. Вон, сейчас кооперативы разрешили... Может и для отца бы дело нашлось. А то ведь, он не сможет без дела жить. Сопьётся, а потом вперёд ногами на кладбище. У вас, у мужчин, это сплошь и рядом. Это мы, женщины, себе работу везде найдём.
   Володя с матерью подхватили отца под руки и поволокли в спальню.
   Только после всего этого Володя надел брюки. Он подошёл к зеркалу и посмотрел на себя.
   "Да, его время кончилось, - подумал он про отца, - Теперь наступило моё время. Теперь я главный".
  
   Встретив в институте Раба, я не успел с ним даже поговорить. Увидев друг друга, мы, не сговариваясь, рассмеялись. Мне, конечно, хотелось спросить у него, как он добрался до дома и как его встретили родители, но начались занятия. Пришлось отложить наш разговор до следующего раза.
   После занятий наша группа осталась в аудитории, чтобы выбрать старосту. Я сразу вспомнил третий класс. Однако здесь всё происходило с точностью наоборот. Никто не хотел заниматься этой организационной работой. Каждый искал причины, чтобы увильнуть от этого хомута. После долгих споров куратор, который, наверное, уже привык к подобным процедурам, вмешался в ход собрания.
   - В таком случае, я сам назначу старосту.
   - Ну зачем же такие жертвы! Среди нас есть люди, которые считают, что подневольный труд никогда не может быть плодотворным, - сказал с места Раб.
   - В этом есть логика, - ответил ему куратор. - Но, что же делать, если все отказываются? Лично вы кого предлагаете?
   - Я могу предложить только себя, - шутливо ответил Володя.
   - Никто не возражает? - спросил куратор.
   Кто же мог возражать? Все с облегчением подняли руки вверх. Вопрос был решён. Группа уже хотела разойтись по домам, но неожиданно Раб остановил всех.
   - Э, нет. Так дело не пойдёт, - громко сказал он. - Скинули с себя хомут и сразу по кустам. А расхлёбывать всё мне?
   - А что расхлёбывать? - спросила удивлённая студентка. - Все вопросы решены, чего же ещё надо?
   - Я предлагаю скинуться, - заявил Раб.
   - А на что? - переспросила девушка.
   - Не на что, а зачем, - поправил её Раб. - Нам всем познакомиться надо. Давайте скинемся и поедем куда-нибудь за город. Там поближе познакомимся. Мы же не знаем даже, как зовут друг друга.
   - А что? Это отличная идея, - поддержала Раба девушка. - Кстати, зовут меня Наташа.
   - Ну вот, с одним человеком уже познакомились, - улыбнулся Володя. - А меня зовут Володя Рабов. Все слышали? Значит так, кто хочет всей группой поехать за город, подходите ко мне записываться.
   Володя достал чистый лист бумаги и ручку. Тут же его окружили студенты и стали наперебой совать ему деньги и выкрикивать свои фамилии.
   - Раб, меня запиши, - послышался чей-то голос.
   Володя засмеялся и повернулся в мою сторону.
   - Ну, что я тебе говорил? - сказал он мне. - Услышат или не услышат эту кликуху, всё равно она ко мне прилипнет.
  
   Бабье лето. Интересно, кто придумал его? Если говорить об официальных временах года, то такого понятия просто не существует. Однако в действительности оно есть. Природа как будто вспоминает о каких-то недоделанных делах и снова из осени возвращается в лето. Снова солнце начинает нагревать землю, снова листья подставляют себя золотым лучам, снова надежда зажигается во всём живом на Земле. А может быть, чудо произойдёт? А может быть, возможно повернуть всё назад и вернуться в прошлое? Увы, увы, и ещё раз, увы! Время невозможно повернуть вспять. Всё подчинено только одному закону, это движение вперёд. А бабье лето - только небольшая остановка для того, чтобы оглянуться назад, осмыслить всё произошедшее и снова продолжить свой путь.
   Именно такое настроение навевало бабье лето на всю нашу группу, которая по предложению старосты собралась за городом. Студенты сидели вокруг костра на берегу небольшой речушки, смотрели на огонь и слушали потрескивание веток в костре.
   Все вспоминали школьные годы и грустили, что эта страница жизни уже перевёрнута и нет на свете силы, которая могла бы перелистнуть её назад. Ну хоть на один день, хоть на час, хоть на одно мгновение! Нет. Только вперёд, никаких послаблений. Воспоминания - это всё, что осталось для каждого из нас.
   - А может быть, хватит об этой школе? - вывел из воспоминаний всю группу Раб. - Неужели она не надоела вам за одиннадцать лет?
   - Всякое бывало, - задумчиво ответила Катя. - Но, самое печальное, что больше никогда этого не будет.
   - Вот и отлично! Надо глядеть только вперёд. Только будущее может быть интересно, - ответил ей Раб.
   - Без прошлого нет будущего, - поддержал Катю Дима.
   - А если всё время оглядываться назад, то можно голову себе разбить, потому что будешь идти затылком вперёд. - Володя встал и отошёл от костра к речке.
   Я, Дима и Катя последовали за ним, желая довести свой спор до конца.
   - Мне тоже кажется, что без прошлого нет будущего, - сказал я Володе. - Возьми хоть наше поступление в институт. Каждый из нас мечтал о будущей профессии ещё в школе. Вот и выходит, что наше настоящее родом из прошлого.
   - Ну, это ты по себе судишь, - ответил Раб. - Лично я ни о какой профессии никогда не мечтал. Не всё ли равно, какая у тебя профессия?
   - Ну, ты же сам решал, в какой институт поступить, - удивилась Катя, - значит, ты думал об этом?
   - Если честно, то я ничего не думал. У нас в семье за всех отец думал. Он сказал, вот я и поступил.
   - Хорошо, пусть этот вопрос решал отец. Всё равно, он исходил из твоих наклонностей, которые сформировались в прошлом, а не в будущем, - сказал Дима.
   - А вот в этом-то ты и не прав. Мой отец как раз исходил не из прошлого, а из будущего. По его расчёту, через пять лет профессия экономиста станет самой высокооплачиваемой.
   - Неужели только деньги надо учитывать при выборе профессии? - спросил я.
   - А что же ещё? - не понял меня Раб.
   - Как минимум, профессия должна приносить удовлетворение, - сказал Дима. - Это же чокнуться можно, работать на работе, которая раздражает.
   - Удовлетворение могут принести только деньги и власть. Всё остальное способно только раздражать.
   - Но, позволь, - возмутилась Катя, - чтобы достичь власти и денег, надо сначала работать. А деньги - это только оплата за труд.
   - Что касается власти, то я с тобой не согласен, - возразил Раб, - Возьми, к примеру, нашу группу. Разве, избрав меня старостой, вы не наделили меня маленькой властью?
   - Тоже мне, власть! - усмехнулся Дима. - Скорее, это обязанность.
   - Значит, ты считаешь, что у меня вообще никакой власти нет? - Раб с иронией смотрел на Диму.
   - Нет, я так не сказал. Власть, конечно, есть, но уж очень маленькая.
   - Мы сейчас не будем обсуждать количественное выражение этой власти, - развивал дальше свою теорию Раб. - Главное, что она есть. И это мой главный аргумент в нашем споре.
   - В каком споре? - не поняла Катя.
   - Вот тебе и приехали... - развёл руками Раб. - Спорили, спорили и забыли, о чём спорили? Ты же сама пыталась мне доказать, что для того, чтобы получить власть и деньги, нужно сначала много работать?
   - Да, это я помню, - не понимала старосту Катя. - Я не понимаю, в чём заключается твой аргумент?
   - А аргумент заключается в том, что для того, чтобы получить власть, совсем не обязательно долго работать. Вы избрали меня старостой только потому, что никто из вас сам не хотел быть избранным.
   - Ну хорошо. А как насчёт денег? У тебя тоже аргумент есть? - спросила Катя.
   - Есть. Если есть власть, значит, есть и деньги. А если есть деньги, значит, есть и власть.
   - Ну, вот ты и попался! - обрадовался Дима. - Как только что мы выяснили, власть у тебя всё-таки есть. А вот денег от этой власти нет.
   - А это что?
   Раб достал из кармана деньги и показал их нам.
   - Но это же наши деньги, которые мы сдали тебе на поездку, - удивлённо сказала Катя.
   - Какая разница, чьи это деньги? Главное, что они есть, и они у меня. Это, как раз, и доказывает, что власть и деньги неразделимы. Маленькая власть - маленькие деньги, большая власть - большие...
   - Ну, нет, это не считается, - оживилась Катя. - Ты же не можешь распоряжаться этими деньгами по своему усмотрению? В таком случае, как ты утверждаешь, и кассира в магазине можно назвать человеком, наделённым властью. Попробуй она распорядись деньгами по своему усмотрению, да от неё мокрое место останется.
   - Катюша, зачем спорить? - улыбаясь, сказал Раб. - В споре только один аргумент имеет значение - это доказательство. А мы здесь не спорим, а так, только воздух сотрясаем.
   - Значит, у тебя нет доказательств? - ехидно спросил Дима.
   - Нет, - ответил Раб. - Только не у меня, а у тебя.
   Раб пренебрежительно посмотрел на Диму, взял свою спортивную сумку и куда-то ушёл.
   - Ну вот, обиделся! - разочарованно сказала Катя.
   - А что я, собственно, такого сказал? - удивился Дима.
   - Да ладно вам! Ничего он не обиделся. Просто задумал что-то. - Мне почему-то этот спор был неприятен, и я хотел скорее перевести разговор на другую тему. - Смотрите, что это там по реке плывёт?
   Я указал рукой в сторону реки. По ней действительно что-то плыло. Катя тут же подбежала к самой воде. Дима не отходил от неё ни на шаг. По тому, как Дима смотрел на Катю, было видно невооружённым глазом, что она ему очень нравится. Катя тоже это заметила. И ей это определённо нравилось. Она нарочно вертелась перед ним, строила глазки, а сама с явным удовлетворением наблюдала за своим поклонником.
   - Да это же венки! - крикнула Катя.
   Действительно, по реке один за другим плыли венки.
   - Это кто-то посылает их нам. Их обязательно надо достать!
   Она шла за венками вдоль берега, но венки достать было невозможно. Дима нашёл длинную палку, но и это ему не помогло. Палка не доставала до венков.
   - Дима, смотри, лодка! - Катя указала на лодку, которая была привязана к берегу, далеко вниз по течению реки.
   Они оба побежали к лодке, обгоняя венки. Я не торопясь пошёл за ними, наблюдая, как бежит Катя, а за ней с палкой несётся Дима.
   Катя добежала до лодки и забралась в неё. Дима с палкой тоже устроился рядом с ней.
   Я подошёл к ним в тот момент, когда венки должны были подплыть к лодке.
   - Димка, не зевай! Палку приготовь! - почему-то шёпотом сказала Катя.
   Дима выставил палку вперёд и приготовился ловить венки. Как только они поравнялись с лодкой, он вытянулся вперёд и зацепил палкой венок. При этом лодка накренилась, черпнула бортом воду и Катя с Димой, плавно, как в замедленной съёмке, повалились в воду.
   - Ой! - только и успела крикнуть Катя.
   Река моментально поглотила её, и она скрылась под водой. Я не успел даже сообразить, что произошло, а Дима уже стоял по пояс в воде и держал на руках мокрую и испуганную Катю. Она прижалась к нему всем телом, обвила руками его шею и только стучала зубами от страха и холода.
   Дима, стоя в воде, держал Катю, и даже не пытался выйти из реки. Непонятно, что привело его в оцепенение, то ли падение с лодки, то ли спасение Кати, но мне кажется, что он остолбенел от другого. Мокрое платье Кати стало почти прозрачным. Оно как бы перестало существовать. Впервые в жизни Дима прижимал к себе практически обнажённое девичье тело. Он чувствовал биение её сердца и её дыхание. Именно это привело его в состояние шока, именно поэтому он стоял, как вкопанный и не знал, как себя вести. Однако вечно это длиться не могло. Дима пришёл в себя и огляделся по сторонам. Взгляд его остановился на палке, которая, зацепившись за лодку, покачивалась на воде и держала зацепившийся за неё злополучный венок. Дима, держа на руках мокрую Катю, медленно подошёл к венку, высвободил одну руку и достал его. Потом он вышел на берег и остановился передо мной.
   Я смотрел на них, не моргая. Испуг, который овладел мной, стал проходить, а на смену ему пришёл смех, который невозможно было сдержать. Глядя на Диму, абсолютно мокрого, держащего на руках такую же мокрую Катю, да ещё в придачу мокрый венок, я хохотал и не мог остановиться.
   - Да ты её хоть на землю поставь, - еле говорил я Диме сквозь смех.
   Он поставил Катю на землю. Она была вся синяя от холода, а нижняя челюсть у неё тряслась.
   - Платье надо снять, а то заболеешь, - сказал ей Дима. - И к костру надо побыстрее.
   Все трое мы повернулись в сторону костра. Он светился маленькой точкой почти у горизонта.
   - Ничего себе! Сбегали за цветочками! - залязгала зубами Катя. - Пока до костра дойдём, точно околеем.
   - Ничего, - подбодрил её Дима. Он прыгал на одной ноге и пытался снять брюки, которые прилипли к телу. - Мы бегом побежим, заодно и согреемся.
   - Ты раздеваться-то будешь? - спросил я Катю. - Или воспаление лёгких хочешь подцепить?
   - Так как же я пойду? Голой что ли?
   - Не пойдёшь, а побежишь, - уже смеялся Дима. - А голой не надо. Я тебя в твой венок одену.
   Он взял мокрый венок и надел его на голову Кате.
   - Вы хоть отвернитесь.
   Мы отвернулись. Катя разделась, отжала свои трусики и начала их снова натягивать. Нога, на которой она прыгала, наступила на острый камень. Катя попыталась удержать равновесие, но запуталась в трусах и рухнула на землю.
   - Ой!!!
   Мгновенно мы с Димой повернулись и бросились к ней на помощь. Она лежала на траве обнажённая со спутанными трусами ногами.
   - Вы что?!!! - закричала она, натягивая трусики.
   - А ты что? - спросили мы хором.
   - А я ничего, просто грохнулась, - и Катя расхохоталась.
   Она смеялась не над той ситуацией, в которую попала, а над нами. Вид двух молодых парней, которые стояли, выпучив глаза, раскрыв рты, и смотрели на голую девушку, вероятно и не мог вызвать иной реакции.
   - Рты закройте! Чего стоите? Мы к костру-то побежим? Или вы уже согрелись?
   Она натянула мокрые кроссовки, подала мне одежду и побежала к костру.
   - Саня, ну раз ты на это подписался, то и мою возьми. - Дима протянул мне своё мокрое бельё.
   Мы побежали догонять Катю.
   Наша компания сидела у костра и, кажется, даже не заметила нашего отсутствия. Все оживлённо о чём-то говорили. Однако вид раздетой девушки и двух гонящихся за ней парней привлёк их внимание.
   - Т-а-к! - сказал Олег, приставая с корточек, глядя на бегущих. - По-моему тут что-то неладное. Надо вмешаться.
   - Так это же наши! - узнала бегущих Наташа. - Смотрите, это же Катя, а те двое - Саня и Дима!
   - Интересно, - не понял Олег. - А почему она голая? И зачем Саня с Димкой гонятся за ней?
   - А ты попробуй угадать с трёх раз! - захихикала Марина.
   Все громко засмеялись.
   - Катька! А не быстро ли ты бежишь?! - закричала Марина.
   - Ничего, если не догонят, то хоть согреются, - поддержал Маринину шутку Олег.
   - Быстрее! Быстрее! - начали кричать все остальные.
   Кто-то нашёл верёвку и тут же приспособил её в качестве финишной ленточки.
   - Ка-тя! Ка-тя! Ка-тя! - пищали девчонки.
   - Дим-ка! Дим-ка! Саня! Саня! - вторили им баском ребята.
   Катя первая дотронулась грудью финишной ленты и повалилась от усталости на траву.
   - Фу, вот теперь действительно согрелась! - только и смогла она сказать. От неё шёл пар.
   - Качай чемпионку, - раздался чей-то голос.
   Парни схватили Катю и стали подбрасывать её вверх. Я и Дима подошли к костру. Ребята закончили качать Катю и поставили её на пень, как на пьедестал, поправив венок на её голове.
   - Что ж вы девицу догнать не могли? - спросил нас Олег.
   - А ты сам побегай за ней, а я на тебя посмотрю, - ответил я ему.
   - Катюша, посоревнуешься со мной! - предложил Олег.
   - Нет уж. Я уже набегалась. Ты, вон, Наташу догони попробуй.
   - А, что, я могу! - тут же согласилась Наташа. - А раздеваться обязательно? - посмотрела она на Катю.
   - Так ведь если ты не разденешься, кто же за тобой побежит?
   Взрыв хохота раскатился по реке, как весенний гром. Студенты стали скидывать с себя одежду и, как очумелые, гоняться друг за другом по берегу реки. Не прошло и двух минут, как у костра остались только я, Дима и Катя.
   - Ну вот, теперь сухой одежды хоть отбавляй. - Дима поднял с травы чью-то куртку и накинул её на плечи Кати. - Садись к костру поближе, а то замёрзнешь.
   Катя слезла со своего пня, подобрала что-то Диме и подала ему.
   - Ты тоже накинь.
   Я насобирал веток и устроил из них сушилку. Мы сели у костра и стали наблюдать за ребятами.
   - Надо же, только что мы были совсем чужими людьми, а прошло два часа, и у меня такое чувство, что я всех их, - Катя показала рукой на бегающих ребят, - знаю лет сто, не меньше.
   - Вот видишь, как здорово, а ты ещё ехать не хотела! - Дима подбросил веток в костёр. - Еле уговорил её, - пояснил он мне.
   - Да этот Раб, он как начал липнуть ко мне с этой поездкой, так во мне что-то и взбунтовалось. Уж очень не люблю я, когда на меня кто-то давит.
   - Кстати, а где он? - спросил Дима. - Как ушёл от нас, не говоря ни слова, так его больше и нет. Может быть, он и действительно обиделся на нас?
   - Да не бери ты в голову, - сказал я Диме. - Раб не тот человек, которого можно обидеть. Скорее, он тебя обидит.
   - А ты что, знал его раньше, до института, я имею ввиду? - спросила меня Катя.
   - Мы в школе учились вместе. С третьего по пятый класс.
   - Странно, я бы никогда не подумал, - удивился Дима.
   - Почему странно?
   - Ну, как-то заметно, если люди давно знакомы или дружат.
   - Мы никогда не дружили с ним. По-моему, он вообще в школе ни с кем не дружил.
   - Странно, - удивилась Катя. - А со стороны кажется, что он очень компанейский. Знаете, есть такие люди, которые притягивают к себе - лидеры. Кстати, этой поездкой мы же обязаны ему?
   - А он и есть лидер. Он и в школе им был, и здесь, в институте, да я уверен, что и дальше он им останется.
   - Тогда тем более странно. Если он лидер, почему же он не имеет друзей?
   - Потому что он раб, - сам не зная, почему, сказал я.
   - Раб? - удивилась Катя. - Но разве раб может быть лидером? Разве раб может притягивать к себе людей?
   - Может, ещё как может, - ответил я ей.
   - А чего же не может раб?
   - Он никогда не может быть человеком, - задумчиво отвечал я. - Он не может радоваться, не может любить, не может вот так просто скинуть с себя одежду и голышом бегать вдоль реки. Он всегда прагматичен, всегда ревностно служит обстоятельствам. Он их раб. Он думает, что имеет всё, а на самом деле, он не имеет ничего, ибо готов отдать всё этим обстоятельствам, даже свою собственную жизнь.
   - Ну, ты уж что-то очень намудрил, я ничего не поняла.
   - О чём спорим? - раздался знакомый голос.
   Из кустов вышел Раб. В руке у него была спортивная сумка. Та самая, с которой он ушёл от нас. Однако было видно, что сумка была заполнена чем-то очень тяжёлым.
   - Кстати, а почему голышом? - удивился Раб, глядя на Катю и Диму.
   - Что ты так уставился на меня? - спросила его Катя. - Посмотри! - Она показала рукой на полянку вокруг костра, на которой валялась одежда всей группы и на студентов, бегающих вдоль реки. Парни были одеты только в трусы, а девушек кроме трусиков украшали лифчики.
   - А мы как раз о тебе говорили, - сказал Дима. - Слабо тебе снять с себя всю одежду и побегать вдоль реки голышом, как они?
   - Ну почему, как они, - засмеялась Катя. - Давай больше. Попробуй совсем без всего. Ты же староста, должен быть круче их.
   - Перед тобой, Катюша, могу, сколько угодно, а перед ними - нет. И именно потому, что я староста.
   - Не понимаю, а почему староста не может бегать голышом по берегу реки со своими однокашниками? - спросил Дима.
   - Обстоятельства не позволяют. Я же староста.
   Дима с Катюшей переглянулись и выразительно посмотрели на меня.
   - Нет, ты поподробней про обстоятельства расскажи, - стала заводить Раба Катя. - Почему это передо мной можно, а перед группой нельзя?
   - Перед тобой можно потому, что ты женщина, а я мужчина...
   - Фу, какая пошлость, - поморщилась Катя.
   - А перед группой нельзя потому, что я какой ни есть, а всё-таки командир и не должен идти на поводу у своей команды. Понимаешь, команда должна идти за мной, а не я за командой. Вот, собственно, все обстоятельства.
   - А ты никогда не пробовал взять и наплевать на все обстоятельства? - спросил Дима. - Ну, человек же не робот? Знаешь, иногда хочется вот просто так, взять и побегать голышом, и наплевать на все обстоятельства.
   - Ты знаешь, мне такое даже в голову никогда не приходило. - Раб как-то недоверчиво посмотрел на нас. - Слушайте, а что у вас произошло? Вы что, с ума все посходили?
   - Да никто с ума не сходил, - вмешался я. - Просто Катя с Димой пытались вытащить венок из речки и упали в воду. Пришлось снять мокрую одежду и греться с помощью бега. Видишь, одежда сохнет?
   - Ну, это понятно, - сказал Раб, придурковато улыбаясь. - С вами ясно, а они-то почему голышом бегают?
   - Понимаешь, они посмотрели на нас, и им тоже захотелось побегать голышом, - попыталась объяснить ему Катя.
   - Честно говоря, ничего не понимаю. С вами всё понятно. У вас так сложились обстоятельства, что вы вынуждены были снять одежду, а им-то это зачем?
   - В этих обстоятельствах как раз вся соль. - Катя для убедительности стала размахивать своими руками перед носом Раба. - Людям стало завидно, что у нас так сложились обстоятельства, что мы были вынуждены не считаться с обстоятельствами. И они тоже захотели наплевать на обстоятельства, скинули одежду и стали бегать голышом. Понятно?
   - Н-е-т! - как-то неестественно проговорил Раб.
   Впервые в жизни Володя Рабов перестал ориентироваться в обстановке. Всегда с тех пор, как он себя помнил, логика полностью определяла его мышление. Всегда он знал, что хотел и зачем. Всегда умело просчитывал пути к намеченной цели и всегда достигал её, именно потому, что чётко знал, что определённые поступки вызовут определённые действия. Но сегодня произошёл сбой. Сегодня логика отказалась служить ему. Он, командир, не понимал, что думают его подчинённые. Он чувствовал себя идиотом. А может быть, это они идиоты? Так это, или нет, но должна быть причина и для этого. Значит, есть кто-то другой, кто может руководить мыслями этих людей помимо него? И этот кто-то сильный противник, раз вот так быстро заставил всех подчиняться своей воле. Нет, это не входило в Володины планы. Первый должен быть он. Только он и никто другой.
   - Ну, что же здесь непонятного? - вспылила Катя. - Это же так просто.
   - Обожди, обожди, - прервал Катю Раб. - Давай разберёмся сначала. Кто разделся первый?
   - Я, - ответила Катя.
   - А потом?
   - Потом Дима.
   - А потом?
   - Потом все остальные.
   "Вот он, кто-то, - подумал Раб. - Вот тот, кто повёл за собой всю толпу. Мало того, она и меня хочет убедить в этом. Вон как ручонками то размахивает. Ну уж нет. Не на того напала. Однако что же я могу ей противопоставить? Я же даже не понимаю, какими рычагами она воздействует на толпу".
   - Ну, теперь-то ты всё понял? - требовала от него ответа Катя.
   - Нет, - уже твёрдо заявил Раб. - Не только не понял, но и понимать не хочу.
   - Ну какой же ты, право...
   Неизвестно, чтобы ему могла наговорить Катюша, если бы их разговор с Рабом не прервали. Студенты, набегавшись вдоволь, возвращались к костру. Красные и мокрые от пота, они падали у костра на траву и в блаженстве испускали пар, который исходил от их разгорячённых тел.
   - О, и староста откуда-то появился! - удивился Олег, увидев Раба. - А у нас тут без тебя новый лидер, Катюша.
   - Точно, лидер, - подтвердила Наташа. - Всего несколько минут, а всю усталость как рукой сняло. Будто и не было ни выпускных экзаменов, ни вступительных.
   - А всего-то нужно было просто побегать голышом, - вставила Марина. - Катюша, а нам надо было тебя в старосты выбирать.
   Эти слова как ножом полосонули по сердцу Володи.
   - Вы бы оделись лучше, - сказал Раб, ничем не выдавая своего угнетённого настроения. - Не так уж и жарко. Простудитесь всей группой, мне, что ли, на лекции одному за вас ходить?
   - Да, что правда, то правда, - согласился Олег. - Согреться сейчас бы не помешало. Да и бельё уже высохло.
   Олег снял с веток одежду Кати и Димы, ощупал и кинул её им.
   - Что касается согреться, то нет никаких проблем. - Раб вытащил из спортивной сумки несколько бутылок вина. - Всё предусмотрено.
   - Вот это предусмотрительность! - обрадовался Олег. - Ты что, мысли наши читаешь?
   - Ну, вы же не переизбрали меня ещё?
   - Нет, при таком раскладе переизбрание отменяется, - смеялся Олег, читая название вина на этикетке. - Пусть у нас будет и староста и лидер. Одно другому не мешает.
   В одно мгновение появилась откуда-то белая тряпка, которая была использована в качестве скатерти. На неё выставили закуску, о существовании которой никто даже и не подозревал. Девчонки быстро изготовили из бумаги стаканчики. Прошло всего пять минут, а группа, уже одетая, сидела вокруг костра со стаканчиками в руках.
   Раб вытащил из сумки коньяк.
   - А это для мужчин, - торжественно произнёс он.
   Сначала выпили за лидера группы - Катюшу, потом за старосту, а потом уже никто и не помнит за что. Только после того, как всё спиртное было выпито и вся закуска съедена, студенты перевели дух, и развалились на траве в немыслимых позах. Дима сидел возле меня, а Катюша лежала рядом, положив свою голову к нему на колени. Раб подошёл к нам и сел рядом.
   - Слушай, Владимир, - обратился к Рабу Олег. - А откуда ты мог предвидеть, что нам действительно понадобится спиртное? Ведь об этом и разговора даже не было. А когда мы стали бегать, тебя не было. Ты же не мог знать об этом заранее?
   - Просчитать можно любое развитие событий. Если очень постараться, конечно, - ответил ему Раб.
   - А если серьёзно, - спросила Раба Катя, - ты же не мог знать, что я с Димой упаду в воду? Ты не мог предвидеть, что нам придётся раздеться и сушить бельё у костра?
   Раб наклонился к нам поближе и почти шёпотом сказал:
   - Если вы помните, наш разговор закончился тем, что власть предусматривает деньги, а деньги предусматривают власть. В качестве примера я показал вам деньги, которые оказались в моих руках именно потому, что я обладаю хоть и маленькой, но властью. Катя не приняла мой довод, так как считала, что это деньги не мои. Я не стал спорить. Я просто пошёл в магазин и потратил их по своему усмотрению. Без решения тех, кому эти деньги принадлежали. Вот вам и доказательство моей правоты. Я трачу деньги по своему усмотрению, а те, кому они принадлежали, даже хвалят меня за это.
   - Это не считается, - возразил Дима. - Это просто случайность, что вино пришлось кстати.
   - Случайность - это частный случай закономерности, - быстро, как заученную фразу, выпалил Раб.
   - В чём дело? О чём это вы там шепчетесь? - привлекла внимание всей группы к нам Наташа.
   - Да уж, давайте без тайн, - поддержал её Олег. - Кстати, Володя, ты так и не докончил свою мысль о том, что просчитать можно любое развитие событий. Если это возможно, то может быть, ты нам предскажешь будущее?
   - В принципе, можно, конечно. Только это займёт много времени. Вас много, а я один.
   - Ну хорошо, если нельзя для всех, то хоть для одного, для себя, например. Ты знаешь, что тебя ждёт?
   - Знаю, конечно. Я женюсь.
   Вся группа расхохоталась.
   - Тоже мне, предсказатель! - смеялся Олег. - Так каждый может.
   - Тогда поставь вопрос конкретнее.
   - На ком ты женишься?
   - На Кате, - не задумываясь, ответил Раб.
   Все снова засмеялись.
   - На мне? - Катя даже поднялась с коленей Димы. - А ты у меня хотя бы спросил? Честно говоря, мне такие мужчины как ты не нравятся.
   - Нет, вы посмотрите! Как вам это нравится? - возмутилась Наташа. - Не успел увидеть девушку без платья и сразу жениться? А мы? Чем мы хуже?
   Она задрала подол своего платья и показала свои стройные ножки.
   - А они? - Наташа показала рукой на остальных девушек. - Ты уж объясни нам, а то вон сколько врагов наживёшь!
   - Ножки здесь не причём, - ответил Раб. - Хотя, справедливости ради, надо отметить, что они хороши. Дело совсем в другом.
   - Интересно, в чём же? - Наташа опустила подол платья.
   - Дело в том, что Катя, как только что мы выясняли, тоже является лидером. Посудите сами, разве можно держать двух тараканов в одной банке? Они либо должны стать одним целым, либо перегрызть себе глотки.
   - Во-первых, с чего это ты взял, что я лидер? - прервала Раба Катя. - Я ничего никого не заставляла делать, а во-вторых, с чего ты взял, что я собираюсь перегрызать тебе глотку?
   - А любовь, - обратилась к Рабу Марина, - ты что, любовь даже в расчёт не берёшь?
   - Ой, да перестаньте вы! - недовольно махнул рукой Раб. - Какая ещё любовь? Это всё детские сказки. Ваша любовь ни что иное, как инстинкт. Всё, что вы называете любовью, необходимо только для продолжения рода.
   - Нет, давай разберёмся в этом подробнее, - вступил в дискуссию Олег. - Я бы согласился с тобой, если бы ты так сказал о страсти. Страсть действительно инстинкт. А любовь? Разве она имеет хоть какое-нибудь отношение к инстинктам? Возьми, к примеру, хоть пожилых людей. Разве перед ними стоит задача продолжения рода? Но они любят друг друга.
   - Ничего подобного. Пожилые люди просто привыкли друг к другу. Они не в состоянии изменить свой образ жизни и поэтому считают, что не могут друг без друга жить.
   - А жёны декабристов? - вспылила Марина. - Они тоже не хотели изменить свой образ жизни, и поэтому поехали за своими мужьями в Сибирь?
   - А при чём тут декабристы? - не сдавался Раб. - Что ты вообще о них знаешь? Ты знаешь, например, что они были владельцами Российско-Американской кампании? Ты знаешь, что самодержавие не давало развиваться предприятиям, как того хотели их владельцы? - Раб пренебрежительно посмотрел на Марину. - А ты, конечно, уж подумала, что они свой заговор для народа устроили? Да плевать они на твой народ хотели, впрочем, как и народ хотел плевать на декабристов. В данном случае царь оказался сильнее, вот их и сослали в Сибирь.
   - Однако народ не забыл их подвига до сих пор, - поддержал Марину Олег. - Сколько про них книг написано, сколько фильмов снято?
   - Ну при чём тут народ? Писатели и режиссёры просто на них деньги делают. Вы же не станете отрицать, что книги и фильмы делают не только про декабристов, но и про бандитов тоже. Мишка Япончик, например, по-вашему, он тоже для народа старался?
   За разговором никто не заметил, как стемнело. Я посмотрел на часы.
   - Во-первых, - прервал я спор, - вы отклонились от темы. Начали про любовь, а докатились до бандитов, а во-вторых, если мы не начнём сейчас собираться, то опоздаем на электричку.
   Как по команде все повскакивали со своих мест и стали собираться. Не прошло и часа, как вся группа уже была в городе. Дружная компания простилась и растворилась в людском потоке.
   - Тебя проводить? - услышала Катя за своей спиной голос старосты.
   Она обернулась. Радом с ней стоял Раб, а чуть поодаль Дима.
   - Спасибо, не надо. - Катя посмотрела в сторону Димы. - Дима, ты меня проводишь?
   - Конечно, - тут же ответил он.
   Катя обошла Раба, взяла Диму за руку и подчёркнуто громко, так, чтобы Раб слышал, сказала:
   - Пошли.
   Катя с Димой скрылись из виду. Раб один стоял на платформе и смотрел им в след.
   - Ну ничего, ещё посмотрим, чья возьмёт, - пробурчал он себе под нос и пошёл в метро.
  -- Глава 2
   То, что Дима провожает Катю домой, назвать можно было с большой натяжкой. Они ходили по улицам и никак не могли расстаться. Дима взахлеб читал своей спутнице Есенина, а та, в свою очередь, поражала его своими познаниями в области архитектуры.
   - Ты что, всего Есенина наизусть знаешь? - удивлялась она.
   - Да что ты? Разве можно его знать всего? Просто он мне очень нравится, вот я и запомнил немножко.
   - Ничего себе, немножко! Я и десятой части не знаю того, что ты мне рассказал.
   - Не надо прибедняться. Вот у тебя действительно энциклопедические знания! Пока мы с тобой шли, ты рассказала мне про все здания: кто архитектор, когда построено, что в нём было раньше, что сейчас. Такое впечатление, что ты экскурсовод.
   - Да ну, какой я экскурсовод? Экскурсоводы больше рассказать могут.
   - А вот и не больше. Давай я укажу тебе на любое здание, а ты мне расскажешь, про него. Вот это, например.
   Дима повернул Катю на сто восемьдесят градусов и ткнул пальцем в первое попавшее здание.
   - Ну что, расскажешь или слабо?
   Катя посмотрела на здание и неожиданно рассмеялась.
   - Значит, ничего не можешь рассказать?
   - Я тебе уже рассказывала, - продолжала смеяться Катя.
   - Ты мне не могла рассказать, потому что мы уже ушли от того, про что ты рассказала.
   - Нет, рассказывала. Посмотри сам.
   Дима посмотрел и тоже засмеялся. Перед ним был вокзал от которого он пошёл провожать Катю домой.
   - А приехал я назад, а приехал в Ленинград, - озорно сказала Катя.
   - Ну и что, - ответил Дима, - значит, я опять буду провожать тебя. Слушай, Катюша, а у тебя дома беспокоиться не будут? Время уже не детское.
   - Так ведь и мы не дети, - ответила Катя. - Обожди немного, я сейчас позвоню домой.
   Она отпустила Димину руку и подбежала к телефону. Разговор продолжался минут пять. Было видно, что Катя вначале расстроилась, потом долго спорила, а потом, положив трубку на рычаг, весело вернулась к Диме.
   - Ну вот, всё в порядке. Я сказала, что нахожусь под защитой очень надёжного человека.
   - И тебя так сразу отпустили?
   - Ну, не сразу, конечно, но отпустили. Папа помог. Он всегда меня понимает.
   Катя посмотрела на Димину спортивную сумку.
   - Слушай, Димка, так это ты с этой торбой со мной гулял?
   - А куда же я от неё денусь?
   - Давай её в камеру хранения сдадим, а после того, как нагуляемся, заберём?
   - Это идея!
   Они сдали сумку в автоматическую камеру хранения и налегке снова стали гулять по городу.
   - Слушай, Катюша, а зачем ты Раба дразнишь? Мне кажется, что он обиделся на тебя за то, что ты так подчеркнуто отказала ему, а мне сама предложила себя проводить.
   - Да и пусть обижается сколько хочет. На сердитых воду возят.
   - В принципе, он никому ничего плохого не делал. Просто у человека другое мнение. Может же человек иметь своё мнение. Если ты обиделась насчёт того, что он женится на тебе, так это же просто шутка. Это все поняли.
   - Во-первых, шутка дурацкая, а во-вторых, не нравится он мне и всё. Сухой он какой-то, не живой.
   - Просто он прагматик. Есть романтики, а есть прагматики. А интересно, почему так получается, что одни люди романтики, а другие прагматики?
   - Не знаю. А он такой, потому что он раб. Помнишь, как Саня про него говорил?
   - Это ты напрасно. Нельзя так о человеке. При чём тут его фамилия?
   - А что это ты так защищаешь его? Он что, тебе очень нравится?
   - Честно говоря, не нравится. Просто я считаю, что надо относиться терпимо к мнению, даже если оно не совпадает с твоим.
   - А я считаю, что нельзя относиться терпимо к человеку, который считает, что любовь - это инстинкт.
   - А ты сама как считаешь? Что такое любовь?
   - Любовь? - Катя задумалась. - Наверное, мы и живём на земле, чтобы разобраться, что такое любовь. Но она есть. Она даётся каждому человеку, однако не каждый способен увидеть её. Такой, как Раб, не способен.
   - А секс? Разве любовь бывает без секса? А уж это явно предназначено для продления рода.
   - Да, но не только. Секс - это великий дар, он скрепляет любовь, цементирует её. Недаром, для девушки целомудрие так же важно, как честь для мужчины.
   - Увы, но, к сожалению, целомудрие осталось в прошлом веке. Сейчас о сексе говорят совершенно открыто, и никто никого не стесняется.
   - И правильно, что говорят открыто. Разве можно стесняться того, чем наградил человека Бог?
   - А целомудрие? Разве это понятие не забыто?
   - Забыто. Забыто такими прагматиками, как Раб. Это они не верят ничему. Это у них нет ничего святого. Но, к счастью, есть и другие люди. Просто их трудно заметить. Они не выпячивают себя напоказ. Они не стремятся быть лидерами.
   - Однако же ты лидер?
   - Ой, да перестань ты! Что вы ко мне с этим лидером прилипли? Разве я виновата, что в речку упала? Кстати, это же ты меня столкнул.
   - О, как здорово! Выходит, я во всём виноват?
   - А кто же? Я, что ли, лодку перевернула?
   - А кто за венками побежал?
   - Ну ладно, какая разница, кто кого толкнул? Мы оба оказались в воде. Просто я первая прибежала. Если бы ты был первый, то тебя бы окрестили лидером.
   - Ну, не скажи. Если бы я голышом прибежал, то все просто посмеялись бы, и всё. А вот ты прибежала, и все стали бегать. Интересно, а что бы твои родители сказали, если бы узнали про это?
   - Про что про это?
   - Ну, про то, что вся группа разделась и стала бегать вдоль реки.
   - Мама бы точно не поняла. Сказала бы, что все девчонки развратницы.
   - А папа?
   - Папа бы всё понял. Ты знаешь, он у меня современный и совсем не закомплексованный, как то поколение.
   - Так ты с папой на все темы можешь свободно говорить?
   - Абсолютно.
   - А я нет. Они у меня ортодоксы.
   - А хочешь, приходи ко мне, я тебя с ним познакомлю.
   - А что, возьму и приду. Только потом. Если я сейчас приду, то меня, я думаю, даже твой папа не поймёт.
   Дима вытянул левую руку, посмотрел на часы и выразительно показал их Кате.
   - Ничего себе, поболтали, называется! Кстати, а мы уже почти и пришли. Вон, видишь тот дом? Я в нём живу.
   - А я там, - Дима показал на соседний дом. - Пойдём. Провожу тебя и на вокзал.
   - На какой вокзал?
   - Ты что, забыла, мы же сумку там оставили.
   - Ой, правда! Слушай, так что, мы живём в соседних домах и никогда раньше не встречались?
   - Выходит, так.
   - Дима, не ходи сегодня на вокзал, а то я волноваться буду. Давай мы с тобой вместе за сумкой после лекций сбегаем.
   - Договорились.
   Дима проводил Катю домой, добежал до соседнего дома и скрылся в парадной.
  
   - Поздновато, поздновато домой возвращаешься, - встретила Диму мать. - Мы с отцом уже все глаза просмотрели.
   - Заболтались с ребятами и про время забыли. Еле на электричку успели.
   - Насчёт ребят не знаю, а вот как ты с девицей никак проститься не мог, я из окна видел, - сказал отец. - Кто это?
   - Студентка с нашей группы. Поздно уже, вот я её до дома и проводил.
   - А фамилия?
   - Какая разница, какая у неё фамилия?
   Дима вошёл на кухню и стал наливать себе чаю. Отец достал себе чашку и тоже сел рядом.
   - А всё-таки. Это же наш, военный дом. Там половина офицеров из нашей части живут.
   - Не помню, Андреева, кажется.
   - Андреева?! Ничего себе!
   - А что ты так разволновался? Ну Андреева, а ты, что знаешь её?
   - Я же тебе говорю, что всех в этом доме знаю. Значит, вы с Катькой в одном институте учитесь?
   - В одной группе, - уточнил Дима.
   - Мать, слышишь! - закричал отец. - Димка с дочкой нашего командира учится.
   - С Катериной что ли? - Мама зашла на кухню и тоже достала себе чашку.
   - С Катериной, - робко ответил Дима. - А вы что, знаете её?
   - Да как же не знать? - всплеснула руками мама. - Мы же вместе полстраны объездили. Вот с таких лет знаем. - Она рукой показала около тридцати сантиметров от пола. - Вот ведь, что город делает! Живём рядом, а друг про друга ничего не знаем. Отец, ты как хочешь, а Андреевых в гости пригласи.
   - Да это без вопросов, только повод-то какой?
   - А тебе обязательно повод нужен? Вспомни, как вы лейтенантами собирались. Никаких поводов не требовалось.
   Мама повернулась к сыну и, не моргая, уставилась на него.
   - Ну, что молчишь? Рассказывай.
   - Про что рассказывать, - не понял Дима.
   - Не про что, а про кого, - уточнил отец. - Про Катерину, конечно.
   - А что рассказывать? Поехали с группой за город. Я её проводил до дома, вот и всё.
   - Да на чёрта нам твоя группа сдалась! Ты про Катю расскажи, - настаивала мама.
   Дима рассказал всё, что мог: и про разговор с Рабом, и про венки, про то, как они с Катей упали в воду, и про то, как голышом бегали.
   - И что, вот так голые все и бегали? - переспросила мать.
   - Ну, не совсем, конечно, но бегали.
   Диме очень интересна была реакция родителей относительно этого бега. Честно говоря, ему было немного обидно, когда он узнал от Кати, что она могла говорить с отцом на любые темы. Его интересовало, поймут ли его родители их поступок.
   - Ну, молодец девка! - улыбался отец. - Эх, скинуть бы мне лет этак двадцать, я бы тоже голышом побегал.
   - Ты что, с ума сошёл, старый? - ахнула мать. - Молодым за девками не бегал, а теперь? Телевизора, что ли, насмотрелся?
   Мама молча, никого не спрашивая, достала рюмки и вино. Так же молча она налила себе и отцу. Вероятно, долгая совместная жизнь уже научила этих людей понимать друг друга без слов. Они молча печально посмотрели друг на друга и выпили.
   - А ведь ты прав, старый, - сказала мать отцу. - Вот скинуть бы лет двадцать, да побегать вдоль речки голышом.
   Говоря это, мать посмотрела на свой живот и похлопала по толстым плюшкам, свисающим по бокам.
   - А сейчас, разве побегаешь? - она печально вздохнула. - Ушло наше время, отец.
   Отец достал третью рюмку, поставил её перед Димой и налил вина.
   - Ничего, мать, теперь сын за нас побегает.
   Все трое выпили вино.
   - А вы, когда молодые были, разве никогда так не бегали, - спросил родителей Дима.
   - Да что ты? - махнула рукой мать. - Не дай Бог юбку выше колена приподнять, сразу из комсомола вылетишь.
   - А помнишь брюки? - стал вспоминать отец. - Раньше брюки узкие в моду входили - "дудочки", - объяснял он уже сыну. - Вот ты представь, одел бы ты эти брюки, а тебя за это из института взяли и попёрли.
   - За что? - не понял Дима.
   - За брюки. Не понимаешь?
   - И правильно, что не понимает, - сказала мать. - А вот мы понимали. И не только понимали, но и возмущались на таких. Помнишь, отец, мы их тогда стилягами называли. А сейчас вспомнишь, даже смешно. Ну какая, собственно, разница, узкие у тебя брюки или широкие?
   - Неужели так было? - спросил Дима.
   - Было, ещё и не такое было.
   - Да как же вы тогда жили? - удивился Дима.
   - Да вот так и жили, - сказала мать. - И не просто жили, а ещё и считали, что лучше всех живём.
   - Понимаешь, сынок, каждый человек живёт в свою эпоху. - Отец встал и обнял сына за плечи. - Тогда было так. Мы думали, что свободны, а в действительности были обыкновенными заложниками системы, её рабами. А ты у нас свободен.
   - Папа, а сейчас рабы есть?
   - Да сколько угодно! Вот мы с матерью, например. Думаешь, нам нравятся все эти нововведения? Да нам плеваться хочется, глядя на них. А почему? Не всё же, что делается, плохо? Нет, просто нам уже не перестроиться. Мы были рабами, ими и умрём. Мать, налей-ка ещё по одной! Давай выпьем за Димку с Катькой, за свободных людей.
   Мама стала наливать вино.
   - Ты зубы-то не заговаривай, - ворчала она на отца. - Когда Андреевых позовёшь?
   - Ну что ты пристала? Сейчас что ли звать? Ночь на дворе. Они, поди, уж десятый сон видят.
   - Какой сон? У них дочь только что с гулянки пришла. Сидят, небось, на кухне и так же, как и мы, молодость вспоминают.
   - Ну всё, не отлипнет теперь. - Отец встал и пошёл к телефону.

***

   Дима чуть было не опоздал на лекции. Когда он вбежал в аудиторию, все студенты сидели уже за столами. Он остановился в дверях и стал искать кого-то глазами. Наконец взгляд его остановился. Он смотрел на Катю. Она сидела за столом, а место рядом с ней было занято. Там сидел Раб. Катя что-то искала в своей сумке, а Раб, наклонившись к её уху, что-то говорил ей. Дима стоял и не знал, что ему делать. Раб как будто увидел Диму затылком. Он неожиданно повернулся и, улыбаясь, посмотрел на Диму.
   - Что же ты стоишь в дверях? Проходи, свободных мест много.
   В спину Диму кто-то толкнул. Он обернулся и увидел преподавателя.
   - Молодой человек, может быть вы будете решать, посещать вам лекции или нет в коридоре, а не в дверях? - Дима посторонился, пропуская преподавателя.
   - Значит, вы решили всё-таки не ходить на занятия? - спросил его преподаватель.
   - Почему? - удивился Дима.
   - Потому что после себя я в аудиторию уже никого не впущу.
   Дима опять встал перед преподавателем, преграждая ему дорогу. Преподаватель выразительно посмотрел на Диму. Тот густо покраснел, но оставался на своём месте. Студенты, глядя на эту картину, взорвались хохотом. Только Катя даже не улыбнулась. Она посмотрела на Диму, поймала его взгляд и виновато опустила голову, как будто в том, что произошло, была её вина.
   - Я вижу, вам без посторонней помощи не разобраться, - тоже смеясь, сказал преподаватель. - Позвольте, я помогу вам.
   Он взял Диму за руку и проводил к свободному столу. Студенты расхохотались ещё больше. Дима готов был провалиться сквозь землю. Преподаватель стоял перед студентами, а те заливались смехом, не в силах остановиться.
   - Довольно, довольно, - успокаивал их преподаватель. - Пошутили немного, и хватит. Давайте начнём работать.
   Смех в аудитории стал стихать, и лекция стала протекать по своим, отточенным десятилетиями, законам. Единственный человек в группе так и не смог подчиниться этим законам. Это был Дима. За две пары лекций он даже не открыл своего конспекта. Дима смотрел на Катю, а если точнее, то на её спину. Ему было прекрасно видно, как Раб увивается перед ней. То он что-то доставал из своего портфеля и предлагал ей, но та отрицательно мотала головой, то что-то очень долго нашёптывал Кате на ухо, но она отмахивалась от него, как от назойливой мухи. Левая рука Раба всё время не знала, куда деться. Она постоянно вертелась за Катиной спиной и неизменно успокаивалась на спинке Катиного стула, при этом всякий раз старалась коснуться её спины. Как только это происходило, Катя дёргалась, и рука моментально исчезала. Однако не проходило и пяти минут, как рука снова маячила за спиной Кати. Это сильно раздражало Диму, и к концу лекций он уже не знал, на кого он больше злился, - на Раба или на Катю.
   Лекции закончились. Дима сидел на своём месте, так и не решив, подходить к Кате или нет.
   Катя нарочно медленно убирала всё со стола в свою сумку. Она ждала Диму. Но всякий раз, оглядываясь на него, видела его злые глаза.
   Наконец Дима решился подойти к ней. Но он опять опоздал. Около Кати вертелся Раб.
   - Может быть, пойдём сегодня куда-нибудь? - говорил он ей.
   - Как-нибудь в другой раз, - отвечала она. - Сегодня я занята.
   - Если не секрет, чем?
   - Почему секрет? - нарочно громко сказала Катя. - Мы с Димой сегодня на вокзал идём за сумкой.
   - Какой сумкой? - не понял Раб.
   Дима, как только услышал своё имя из уст Кати, тут же пришёл в себя. Он впился глазами в Раба и подтвердил:
   - Да, да, нам в камеру хранения надо.
   Катя схватила Диму под руку и потащила его из аудитории. Раб остался стоять на месте. Он, с искажённой от злости физиономией, смотрел им в след, и шипел себе под нос:
   - Крепкий орешек. Ну что ж, придётся постараться.
   Катя с Димой, держась за руки, выбежали на улицу, и пошли к вокзалу.
   - Что ж ты опаздываешь всё время? - ворчала на него Катя.
   - Проспал, - виновато оправдывался Дима.
   - Место было свободно, вот он и сел. Не могла же я его выгнать?
   - Видел я, как он к тебе приставал.
   - Кто это ко мне приставал? - не поняла его Катя.
   - Раб, кто же ещё?
   - Ну, ты даёшь! Никто ко мне не приставал. Напротив, он очень был тактичен.
   - Что же он сзади тебя рукой водил, всё на спину пристроить её пытался?
   - Ты знаешь, у меня на спине глаз нет.
   - Так, что? Тебе понравилось с ним сидеть?
   - Слушай, не рановато ли ревновать? Нечего было спать. Пришёл бы раньше и пристраивал бы свои руки куда хотел.
   - И ты бы её не столкнула?
   - Твою нет.
   Катя вдруг резко остановилась и посмотрела на часы.
   - А куда это мы с тобой идём?
   - Как, куда? На вокзал, за сумкой.
   - За какой сумкой? Мне же домой надо!
   - Да ты же сама сказала, что мы за сумкой идём.
   - Это я так, чтобы он отстал от меня. Я не могу сегодня. Я отцу обещала.
   - Чего обещала?
   - Понимаешь, папу сегодня в гости пригласили. Со всей семьёй. А я, вместо того, чтобы домой бежать, на вокзал с тобой собралась.
   - К кому пригласили?
   - Да я и сама их не знаю. Сослуживиц его. Они раньше служили вместе. Я тогда ещё маленькая была.
   Дима хитро улыбнулся.
   - Так что же ты стоишь? Бежим скорее.
   Они взялись за руки и побежали домой. У парадной Катя остановилась.
   - Ну вот, пора прощаться, Димуля. Увидимся теперь только завтра.
   - Почему завтра?
   - Потому, что вряд ли из гостей мы рано освободимся.
   - Человек предполагает, а Бог располагает, - хитро ответил Дима.
   - Не поняла?
   - Скоро всё поймёшь. Я не прощаюсь.
   Дима помахал Кате рукой и побежал домой.
   - Господи, где тебя черти носят? - заругался отец, увидев дочь. - Мы с мамой уже заждались тебя. Утром же договаривались, что из института без всяких задержек домой.
   Катя обвила шею отца и расцеловала его.
   - Ну не ругайся, папка! У меня причина уважительная.
   - Не подлизывайся, лиса. Какая ещё причина?
   - Ну честно, уважительная.
   - Ну какая?
   - Ну уважительная, и всё.
   - У тебя что, секреты от меня появились?
   Катя ещё сильнее сдавила отцу шею.
   - У меня никогда не было от тебя секретов и не будет. - Она прижала свои губы к самому уху отца.
   - Тогда почему же ты не хочешь мне говорить?
   - Папка, причина действительно уважительная. Я влюбилась.
   Отец от неожиданности сел на диван вместе с дочерью, висящей на шее.
   - В кого? - только и смог спросить он.
   - В мужчину, конечно, в кого же ещё?
   - Ну, я понимаю, что в мужчину, но кто он?
   - Парень из нашей группы.
   - И давно вы встречаетесь?
   - Понимаешь, вначале я его не замечала. А потом мы поехали за город с группой. Это был первый раз. Сейчас он проводил меня домой, это второй раз.
   - И со второго раза ты поняла, что влюбилась?
   - Да, - прошептала она отцу в ухо. - Я жить без него не могу.
   - Ну уж прямо жить не можешь?
   - Папка, а ты с мамой сколько встречался, пока узнал, что влюбился?
   Отец задумался.
   - Давно это было.
   - Так ты забыл, что ли?
   - Почему, помню. Как будто вчера было. А вот теперь дочь влюбилась.
   - Но ты не ответил на мой вопрос.
   - Нет, как у тебя, у нас с мамой не было. На второй раз это не случилось.
   - А на какой? - не отставала Катя.
   - Мы это поняли с первого раза.
   - С первого раза?! - почти крикнула в ухо отцу Катя.
   - С первого, с первого. Что ты так кричишь?
   - Ой, как здорово, папка! И на всю жизнь?
   - Ну, жизнь у нас, слава Богу, ещё не вся, но мы с мамой думаем, что на всю.
   - Интересно, а у меня как будет?
   - Как, как? Так же, как и у нас, ты же наша дочь. Ты нас хоть познакомишь?
   - Конечно. Я его уже пригласила.
   - Когда?
   - Не знаю. Точную дату мы ещё не определили. Времени мало было.
   - Да уж, конечно, за два-то дня разве успеешь?
   - Вы идти-то собираетесь? - послышался голос мамы.
   - Да! Уже одеваемся! - ответил отец. - Ты уж извини, Котёнок, я же ничего не знал. Если бы знал, разве потащил бы тебя с собой?
   - Ты что, с ума сошла? - в комнату вошла мама. - Ты что, в джинсах собираешься в гости идти? Быстро переодеваться!
   Катя пулей улетела в свою комнату и через минуту вышла из неё в нарядном платье и в туфлях на высоких каблуках.
   - Ну вот, это другое дело, - сказала мама. - Подкраситься, конечно, не мешало бы, ну да ладно, и так сойдёт.
   Вся семья вышла из парадной и направилась к Диминому дому.
   - А далеко идти? - спросила отца Катя.
   - Да нет, вот в этом доме, - отец показал на здание.
   "Надо же, в одном доме будем, а не увидимся", - печально подумала она.
   - Нехорошо, - говорила мама. - Столько лет живём в соседних домах, и не встречаемся.
  
   В доме у Димы всё было готово к приёму гостей. Стол в гостиной ломился от всякого рода блюд, бутылки с винами и коньяком стояли в таком количестве, что выпить их было невозможно даже при очень большом желании. Мама бегала из кухни в гостиную и обратно, как челнок, а отец с сыном разглядывали этикетки на бутылках.
   - Папа, куда столько? Этого же не выпить!
   - Пусть стоит. Каждый нальёт то, что хочет. Кстати, а что Катя любит?
   - Я не знаю.
   - А у тебя с ней что-нибудь есть, или так, просто до дома проводил?
   - У меня есть. Хотелось бы, чтобы и у неё было.
   - Значит, нравится она тебе?
   - Не то слово...
   - Влюбился что ли? - отец оторвал взгляд от этикеток.
   Дима молча опустил голову.
   - Так, вечер перестаёт быть томным. Так она придёт к тебе сегодня?
   - Это она к тебе придёт. Она даже не знает, что я твой сын.
   - Так ты ей не сказал?
   - Нет, я хочу ей сюрприз сделать.
   - Это интересно! Давай сделаем так: как только они позвонят, ты спрячься в своей комнате, ну а потом мы как-нибудь разыграем её.
   - А как разыграем?
   Звонок в дверь не дал отцу договорить. Дима стремглав скрылся в своей комнате и закрыл дверь.
   - Отец, иди гостей встречай! - крикнула с кухни мама. - Я сейчас выйду.
   Дима прижался к дверям своей комнаты и, затаив дыхание, ловил каждое слово, которое долетало до него.
   - Входите, входите, гости дорогие! - доносился отцовский басок. - Вот как получается, живём в соседних домах, а не встречаемся.
   - Хорошо, что ты позвонил, а то бы мы ещё лет сто собирались, - услышал Дима незнакомый голос.
   - А ну-ка, подвинься. Кого это ты там прячешь? - снова он услышал отца. - Ну-ка, ну-ка, показывай. Неужели, Катерина? Батюшки, совсем невестой стала. А ведь у нас сын. Надо их познакомить. Не возражаешь, Миша?
   - Раньше надо было свататься, - опять заговорил незнакомый голос. - Опоздали. У неё парень есть.
   - Парень? - снова басил отец. - Так она ещё нашего парня не видела. Сын, а ну-ка выходи гостей встречать, - крикнул отец.
   Дима вышел в коридор.
   - Ну как? Хорош парень? Можно свататься?
   Катя не верила своим глазам. Всего час, как они с Димой расстались, а ей казалось, что прошла целая вечность. Как бы она хотела сейчас броситься к Диме на шею, как бы хотела расцеловать его. Но нельзя. Условности, этикет, они сковывали её по рукам и ногам. Да кто придумал их? Почему она должна считаться с этими идиотскими правилами? Почему люди, увидев её истинные чувства, обязательно должны плохо подумать про неё? А ведь они именно так и подумают. "Ортодоксы", вспомнила она слова Димы про своих родителей. Однако справиться с чувствами было невозможно. У Кати задрожали ноги. Она не сводила глаз с Димы.
   - Что молчишь, Катерина? Можно моему сыну свататься, или у тебя парень есть?
   - Можно, - вырвалось у Кати.
   Теперь Катин отец потерял дар речи. Только что дочь говорила о своей любви. Час назад она думала, что это у неё на всю жизнь, и вдруг на тебе! Он стоял и не сводил с Кати глаз.
   Конечно, Димин отец хотел разыграть гостей, конечно, он рассчитывал на эффект неожиданности, но то, что шутка удастся настолько, он не ожидал, и поэтому сам стоял в замешательстве. Воцарилась тишина. Дети, не моргая, смотрели друг на друга, их отцы так же онемели от всего происходящего, а матери, не понимая, что творится, молчали и не знали, как себя вести.
   Эта сцена продолжалась минуты две. Первая из оцепенения вышла Катя. Она обняла отца и прошептала ему:
   - Папка, это он. Дима, про которого я тебе говорила.
   Всё дальнейшее для Кати и Димы проходило, как в тумане: все куда-то пошли, их куда-то посадили, в их тарелки что-то накладывали, что-то говорили... Они ничего не замечали. Они только смотрели друг на друга и больше ничего не видели.
   Вскоре родители обратили внимание на своих детей.
   - Молодёжь, - обратился к ним Катин отец. - Мне кажется, вам скучновато здесь. Пойдите, погуляйте, да и мы поговорим посвободнее.
  
   Два раза повторять не пришлось. Через одно мгновение две семьи могли разговаривать о чём угодно, нисколько не стесняясь присутствия собственных детей. Не трудно догадаться, что разговор у них был не об их героическом прошлом. Напротив, тема у них была одна - будущее.
  
   Выйдя из квартиры, Дима и Катя взялись за руки и начали спускаться по лестнице. Казалось бы, вот оно, счастливое мгновение: нет посторонних глаз, нет никаких препятствий, которые могут разделить их, есть только они и больше никого на свете - хватайся за эти мгновения, наслаждайся ими, скажи всё, что хотелось сказать, пока никто не мешает тебе. Но, вопреки логике, молодые люди шли молча.
   Кто же помешал им? Кто посмел посягнуть на самые светлые и прекрасные чувства? Кто отнимает эти драгоценные минуты, перед которыми меркнет не только время, но и сама жизнь? Никто. Просто время отступило перед самой могучей и светлой силой, просто все преграды рассыпались перед ней, просто сверхъестественная и всепоглощающая стихия любви взялась за свою работу. Ей не нужны слова, ей никто не способен помешать в этом мире, ей нужны только два сердца. Два, и больше ничего, со всем остальным она справится сама, без чьей либо помощи. Какие уж тут слова? Какая логика? Этой стихии невозможно противостоять, ей можно только подчиниться.
   Влюблённые не знали, куда шли. Ноги сами несли их куда-то. Они не только не знали, но и не желали знать. А зачем? Ведь на свете существует только один путь, достойный человека - это путь любви, других путей просто не существует.
   Катя с Димой очутились в садике. В самом углу, закрытая со всех сторон сиренью, стояла скамейка. Её не было видно ниоткуда. Об её существовании могли знать только те, кто жил здесь. Вечерами парни и девушки уединялись на ней и предавались своим чувствам, не опасаясь посторонних глаз. И Дима и Катя не раз видели на ней влюблённые пары, и всякий раз проходили мимо неё тихо, стараясь не вспугнуть нежного чувства. Втайне они завидовали этим парочкам. Как бы им самим хотелось посидеть на этой скамейке, но, увы, на ней сидел кто угодно, только не они.
   Сегодня был их день. Сегодня ноги сами привели их сюда. Сегодня не с кем-нибудь, а с ними должно произойти то великое, необъяснимое таинство, которое даётся каждому человеку, которого ждут с замиранием сердца, и которое не забывают до конца своих дней.
   Влюблённые опустились на скамейку и слились в поцелуе. Такого чувства Дима никогда не испытывал. Голова его закружилась, и сердце готово было выскочить из груди. Он отпустил Катю, чтобы вдохнуть воздух и услышал от неё только одно слово:
   - Ещё!
   Дима посадил Катю себе на колени, и они снова слились в поцелуе. Правой рукой Дима прижимал к себе Катю, а левая легла на её коленку. Его рука ощутила под собой нежную, как бархат, кожу. Кровь, как огромная волна, тут же ударила в голову и не только в неё.
   К скамейке подошла какая-то дама и стала выгуливать свою собаку.
   - Пойдём отсюда, - предложила Катя.
   Однако встать Дима не мог. Если бы он сделал это, то неминуемо попал бы в неловкое положение. К несчастью, на нём были не грубые джинсы, которые он носил всегда, а мягкие брюки, которые он надел перед приходом гостей.
   - Посидим ещё, - попросил он Катю.
   Дима надеялся, что кровь скоро отхлынет, но этого не происходило.
   - Зачем, пойдём куда-нибудь в другое место. - Катя потянула Диму за руку, и он встал.
   Дима готов был провалиться сквозь землю. Но Катя не засмеялась над ним. Она обняла его и прошептала:
   - Потерпи немного, дорогой. После свадьбы всё будет можно. Понимаешь, для девушек это очень важно.
  
   На каждый роток не накинешь платок. Да, собственно говоря, никто ничего накидывать и не собирался. Вся группа говорила только на одну тему. "Свадьба" - это слово не звучало, оно наполняло всю аудиторию. Ещё бы. Первая свадьба. Это было событие. Девушки окружили Катю и, перебивая друг друга, давали свои советы.
   - Катька, сейчас фату носить не модно, - говорила Наташа.
   - При чём тут мода, - возмущалась Марина. - Фата - это признак невинности.
   - Вот я и говорю, что это не модно, - не понимала Наташа.
   - Тебе этого не понять, - не унималась Марина. - У тебя, конечно, фаты не будет, а Катя просто обязана быть в фате, потому что она настоящая невеста.
   - Катя, Катя, а ты платье длинным делать будешь или коротким?
   - Катя, а где вы жить будете?
   - Катя, перчатки обязательно должны быть выше локтя.
   - Самое главное, это на ковёр первой наступить, - слышался чей-то голос.
   Катя слушала весь этот словесный балаган, а сама была на седьмом небе от счастья.
   Отдельной кучкой собрались ребята. Тема была той же. Они наперебой давали советы.
   В том, что такое важное событие, как свадьба, взволновало всех студентов, ничего странного не было. Было странно другое. Впервые группа принимала участие в обсуждении предстоящей свадьбы без своего лидера. Старосты не было ни среди девушек, ни среди парней. Никто не заметил, как Раб вышел из аудитории. Но, если бы кто-нибудь отвлёкся от обсуждаемой темы и посмотрел на дверь, то увидел бы в дверном проёме фигуру старосты, который разговаривал с тремя незнакомыми ребятами. Они явно не были студентами. Такие в институты не ходят. Таких можно скорее встретить на рынках или в пивных. Странно, что староста вообще разговаривал с ними. Что общего может быть у студента с людьми с явно выраженными криминальными наклонностями? А общее всё-таки было. И интеллигенты, и бандиты жили в обществе. И у тех и у других были ведомые и ведущие. И те и другие подчинялись принципам иерархии, доверяя решать свои проблемы своим лидерам.
   Тот, с кем разговаривал Раб, явно был лидер. Его внешний вид показывал, что он не шестёрка, а авторитет. Малиновый пиджак, короткая стрижка и обязательный атрибут авторитета - толстая золотая цепь на шее. Он мало говорил, а больше слушал, изредка поглядывая на Раба. Остальные двое вообще на Раба не смотрели, они смотрели на своего шефа и старались всем походить на него. Стоило их начальнику только улыбнуться, как они начинали громко смеяться, стоило ему нахмурить брови, как они начинали строить недовольные гримасы. Шестёрки - так назывались в блатном обществе такие люди.
   Разговор, по-видимому, был непростой. Авторитета явно что-то не устраивало. Раб настойчиво его в чём-то убеждал. Наконец они договорились. Раб несколько раз показал им на Диму и Катю. Авторитет внимательно посмотрел на них. Шестёрки сразу начали сверлить их глазами, стараясь запомнить. Раб с авторитетом хлопнули друг друга по рукам и разошлись. Староста вернулся к своим студентам, чтобы возглавить тот процесс, который начался без него. Он подошёл к группе ребят и встал рядом с Димой.
   - ... кольца надо обязательно жениху покупать, - советовал Диме Олег.
   - Да, да, - поддержал его другой голос. - Это традиция. Тут на родителей надеяться нельзя.
   - Да где же мне столько денег взять?
   - Я бы, конечно, мог дать тебе, но у меня самого мало. Вряд ли это решит проблему, - рассуждал Олег.
   - Они столько стоят, что даже если мы все скинемся, всё равно не хватит, - опять поддержал Олега тот же голос.
   Ребята замолчали и задумались. Почему-то они стали смотреть на Раба.
   - Чего вы на меня уставились? - спросил он.
   - А на кого же нам смотреть? - ответил Олег. - Ты всё-таки наш командир.
   - У командира, к сожалению, денег тоже нет.
   - Что же делать будем? - задал вопрос, скорее сам себе, чем всем остальным, Олег.
   - Есть у меня одни знакомые. Правда, они вряд ли вам понравятся. Они из этих, из крутых. Правда, денежки у них водятся.
   - Так ведь потом отдавать придётся, - заметил Дима.
   - Да, действительно, а чем отдавать? - спросил Олег.
   - Ну вот ты и ответил на свой вопрос, - сказал Олегу Раб.
   - Не понял?
   - "Чем отдавать?" - в твоём вопросе содержится и ответ. Можно же отдавать и не деньгами.
   - А чем? - спросил Дима.
   - Пригласишь их на свадьбу, и всё. Если их на свадьбу пригласят, они и сами денег не возьмут. Эти люди по понятиям живут.
   - А это удобно? - спросил Дима.
   - Главное, чтобы тебе удобно было. Сам понимаешь, они не интеллигенты. Придётся потерпеть их немного.
   Начало лекций прервало разговор студентов. Все расселись за столы и погрузились в мир формул, цифр и графиков. Только Катя и Дима не могли сосредоточиться. Их мысли были заняты только одной темой, их голова работала только в одном направлении, они перестали быть сами собой, они превратились во что-то новое, единое, и этим единым останутся уже до конца своих дней.
   Однако таинство ещё не свершилось. И если они уже стали одним целым, то порядки, которым они вынуждены подчиняться, ещё не изменились. Хотели они этого или нет, но им приходилось возвращаться каждому в свой дом, где время тянется мучительно долго, где родные доселе стены превратились в тюремные ворота, хладнокровно разделяющие сердца, которые уже не в состоянии существовать друг без друга. Если раньше влюблённые после лекций гуляли вместе до самого вечера, то теперь они вынуждены были бежать домой и готовиться к предстоящему торжеству. Свадьба, которая должна была соединить молодые сердца, сейчас, наоборот, разъединяла их. И, чем ближе подходил этот заветный день, тем больше и больше он требовал разлук. То Дима вынужден был ездить с родителями и покупать костюм, рубашки и прочие свадебные атрибуты, то Катя мучилась у закройщика, примеряя подвенечный наряд.
   Но сегодня они были вместе. Сегодня они выбирали себе кольца.
   - Вот это примерь, - советовал Кате Дима.
   - Но это же очень дорого!
   - Примеряй, примеряй, главное, чтобы тебе нравилось.
   - Тебе родители деньги дали?
   - Нет, кольца должен покупать жених. Так положено.
   - Но откуда у тебя деньги?
   - Это секрет.
   - Но разве между мужем и женой могут быть секреты?
   - Пока мы ещё жених и невеста. Вот станем мужем и женой, тогда я и раскрою тебе все свои секреты.
   - Но до этого так далеко.
   - Всего два дня. Потерпи немного. Мы больше ждали.
  
  -- Глава 3
   Звонок с лекции прозвучал как-то особенно длинно и печально. Дима с Катей сразу вспомнили последний школьный звонок. После него заканчивалось детство. Этот звонок тоже возвещал им об окончание целого периода в их жизни. Сегодня заканчивалась их холостая жизнь. Послезавтра они войдут в аудиторию мужем и женой. А сегодня был последний день перед свадьбой. Сегодня предсвадебные обязанности в последний раз разлучали их.
   Дима простился с Катей и выбежал из института. Около дверей ходил здоровый парень с короткой стрижкой, в малиновом пиджаке и с толстой золотой цепью на шее. Он увидел Диму и окликнул его.
   - Эй, студент, куда торопишься?
   - Ой, это вы? Как раз кстати. Я хотел вас и ваших друзей пригласить на свадьбу. Я так обязан вам.
   - На свадьбу? Это хорошо. А когда свадьба?
   - Завтра.
   - А с холостяцкой жизнью уже простился?
   - Это как? - не понял Дима.
   - Так заведено. Перед свадьбой парни должны проститься с холостяцкой жизнью. Традиция такая. Понимаешь?
   - Нет.
   - Придётся мне и в этом тебе помочь.
   - Вообще-то я тороплюсь. - Дима замялся, он забыл, как зовут его нового знакомого.
   Тот как будто понял это.
   - Серый. - Парень протянул свою руку.
   - Извините, просто голова кругом идёт, - сказал он Серому, пожимая руку.
   - Все мы торопимся, - сказал Серый. - Сейчас век такой.
   - Нет, правда, я тороплюсь.
   - Обидеть хочешь?
   Дима сразу вспомнил слова Раба: "Придётся потерпеть их немного".
   - Хорошо, - ответил он недовольно.
   Серый повёл Диму к каким-то своим друзьям, потом заходил по своим делам, потом звонил кому-то по мобильному телефону. Дима всё время нервно смотрел на часы. Потом он махнул рукой. Весь вечер был испорчен.
   - Ну вот мы и пришли, - наконец сказал ему Серый.
   Они поднялись по лестнице и вошли в дверь. В квартире стоял полумрак. От табачного дыма ничего не было видно. Из комнаты доносились пьяные голоса, а вместо музыки звучала какая-то какофония.
   - Смелее, студент, заходи! - Серый подтолкнул его в спину, и Дима зашёл в комнату.
   То, что увидел он в комнате, привело его в шок. Нет, он, конечно, слышал про это, но оказаться самому в этой обстановке никак не предполагал.
   - Что студент рот раскрыл? - крикнул кто-то из комнаты Диме. - Групповухи никогда не видел?
   - Нет, - только и смог выдавить он из себя.
   - Вот и прекрасно, значит, не только увидишь, но сам попробуешь.
   - Нет уж, спасибо.
   - Зря ты отказываешься, - услышал Дима сзади голос Серого. - У тебя же завтра свадьба. Ну что, ты желторотым птенцом хочешь на брачном ложе оказаться? Это ещё хорошо, что я тебя увидел сегодня, как раз перед свадьбой из тебя мужчину сделаем. Ты знаешь, прощаются с холостяцкой жизнью не только парни, но и девушки тоже.
   - Давай, студент, не стесняйся, - опять услышал Дима голос из комнаты. - И нам заодно поможешь. Вон, видишь красавицу, мы уже каждый по два раза её, а ей всё равно мало.
   Только сейчас Дима обратил внимание на девушку. Она, абсолютно голая, лежала на столе, широко раздвинув ноги. Голова её была повёрнута в сторону, а лицо закрывали распущенные волосы.
   - Вот, вот, про неё и речь, - подбадривал Диму тот же голос.
   Девушка медленно приподняла голову и волосы, рассыпавшись по сторонам, открыли её лицо. Дима остолбенел от ужаса. Он узнал в девушке Катю.
   - Дима? - слабым голосом проговорила она.
   Но Дима уже ничего не слышал. Всё тело его дрожало. В висках, как отбойный молоток, стучал пульс. Руки побелели и затряслись в лихорадке. Он не помнил, что говорил, и говорил ли вообще. Ноги сами несли его куда-то. Он не мог остановиться. Вокруг него были какие-то люди, он почти бегом наталкивался на них. Они оборачивались, и что-то ругательное кричали ему в след. Рядом слышался резкий и противный визг тормозов и опять ругань в его адрес, уже со стороны водителей.
  
   В голове у Кати всё шумело. Мысли никак не могли сосредоточиться. Где она? Как попала сюда? Она не могла ответить на эти вопросы. В голову лез какой-то бред. Какие-то омерзительные рожи, водка, отвратительная музыка.... "Боже! Да как мне в голову такая пошлятина могла прийти!" - испугалась она своих собственных мыслей. Однако голова понемногу прояснялась, а пошлятина не проходила.
   Катя посмотрела себе на ноги. Колготок не было. Одежда была измята и в чём-то испачкана. Катя приподняла юбку. Трусов тоже не было. Ноги были испачканы кровью.
   "Значит, эта пошлятина действительно была!" - в испуге подумала она. Шаг за шагом она стала восстанавливать в памяти ход событий сегодняшнего вечера. В памяти восстановилось почти всё. Она не могла только вспомнить, как она попала в эту квартиру. Она встала со скамейки, и ноги сами понесли её домой. В какой-то прострации она вошла в квартиру и направилась к себе в комнату. Перед её глазами мелькали лица отца и матери. Они что-то спрашивали её. Катя ничего не слышала и не хотела слышать. Войдя в свою комнату, она заперла за собой дверь на ключ.
   - Что это с ней? - спросил отец у матери, глядя на дочь.
   - С Димой, что ли, поругались? Это перед самой свадьбой то!
   Родители стали стучаться в дверь и звать дочь, но та не открывала. Из-за дверей раздавался даже не плач, а какой-то душераздирающий рёв.
   - Господи, да что же это такое! - кричала мать. - Миша, надо Диме позвонить. Где их телефон? Да сделай же ты что-нибудь с этой проклятой дверью!
   Отец дёргал дверь, всовывал в замочную скважину ключи, которые попадались в его руки, а мать побежала звонить по телефону.
   Непонятно, каким образом, но до ушей Кати донеслось слово "Дима", которое произнесла мать. Мозг моментально прореагировал на него. В памяти восстановилась точная картина: она лежит голая на столе с широко раздвинутыми ногами, а рядом с ней, с огромными от ужаса глазами, стоит Дима и смотрит на неё.
   - Алё, алё! - кричала в телефонную трубку Катина мама. - Это Катины родители. Ради Бога, объясните, что произошло?
   - Это вы у меня спрашиваете, что произошло? - раздался женский голос в трубке. - Да как у вас наглости хватило звонить нам? Забудьте этот номер. И чтобы духу вашего в нашем доме не было! Будьте вы все прокляты со своей шлюхой!
   В телефонной трубке раздались короткие гудки. Катина мама посмотрела на мужа и дрожащими губами произнесла:
   - Я ничего не понимаю.
   В этот момент в комнате дочери рыдания прекратились. Родители, затаив дыхание, уставились на дверь.
   Резкий грохот раздался за дверью. Казалось, что упал шкаф или что-нибудь в этом роде. Отец отшвырнул связку ключей, которая была у него в руках, и со всей силы ударил плечом в дверь. Та сорвалась с петель и упала на пол. В центре комнаты с петлёй на шее лежала Катя, а над ней в потолке зияла огромная дыра. Мелкие куски гипрока усыпали всю Катину голову.
   - Господи, да что же это такое?! - крикнула мать, заламывая руки, и упала в обморок.
   Катя, с белым, как простыня лицом, безучастно посмотрела на родителей и тоже потеряла сознание.
  
   - Да, маленькие детки - маленькие бедки, а большие детки... - бормотал себе под нос врач, заполняя какие-то бланки.
   - Что-что? - не понял его Катин отец.
   - Я говорю, с супругой вашей ничего страшного - обыкновенный обморок, а вот с дочкой...
   - Что с дочкой?
   - Дочке необходим стационар.
   - Какой ещё стационар?
   - В больницу её надо вести. У неё сильнейшее психическое потрясение.
   - В психушку?
   - Не в психушку, а в психиатрическую клинику.
   - Что же с ней произошло?
   - Я уж не знаю, что произошло, но произошло такое событие, которое вызвало попытку суицида. Самое опасное, что эта попытка может повториться в любое время. И, будьте уверены, тогда ей уже не придёт в голову вешаться на крючке, который ввёрнут в слабенькую гипроковую плиту. Она придумает что-нибудь более надёжное.
   Карета скорой помощи увезла Катю в больницу. После её отъезда квартира сразу стала пустой и неуютной. Мать с отцом ходили по ней, не зная, чем заняться. Между собой они практически не общались. Каждый думал о своём, и каждый искал во всём случившемся свою вину, хотя, что именно случилось, они не знали.
   - Так ты дозвонилась до Димы? - спросил отец.
   - Дозвонилась, до его матери.
   - И что?
   - Она сказала, чтобы мы забыли их номер телефона, и ещё, чтобы духу нашего в их доме не было.
   - И всё?
   - Нет, ещё Катю шлюхой обозвали.
   - Значит, обозвали шлюхой, - повторил отец. - Надо проверить, была ли она в институте в тот день, и если была, то с кем ушла из него.
   - Ты что, совсем уже спятил? - закричала на него жена. - Это же дочь твоя! Что ты хочешь проверять?
   - Именно потому, что она моя дочь, я и хочу восстановить всю хронологию того дня. Кто-то сильно обидел её. Так сильно, что она готова была покончить с собой. А для того, чтобы узнать, кто этот мерзавец... - Отец говорил это уже не жене, а сам себе, расхаживая взад и вперёд по комнате. - Нет, не мерзавец, а человек. Надо отбросить в сторону все эмоции. Надо на время забыть, что это моя дочь. Только с холодной непредвзятой головой можно разобраться в этом деле.
   - А вот я не могу отбросить в сторону эмоции, не могу даже на время забыть, что это наша дочь, - говорила ему жена.
   - Ты женщина, и поэтому не можешь, а я мужчина, и смогу.
  
   В институте только и было разговоров, что о несостоявшейся свадьбе. Никто толком ничего не знал. Ни Дима, ни Катя не появлялись среди студентов, и это ещё больше подогревало всеобщий интерес. Девчонки, собравшись в кружок, выдвинули, наверное, уже сто различных версий. Тут было всё: и ссора с родителями, и внезапный отъезд за границу, и регистрация брака где-нибудь на Канарах. Была, конечно, и версия, что Димка застукал Катю с любовником, но эту версию отвергли сразу.
   - Быть такого не может! - возмущалась Марина. - Катька не такой человек. Ты, Наташка, кроме пошлости, ничего придумать не можешь.
   - А что я, собственно, необычного придумала? Или у нас в стране такого не бывает? Да на каждом шагу. Я думаю, и Катерине ничего человеческое не чуждо.
   - Может быть в стране и на каждом шагу, а у Катьки такого быть не может, - сразу же зашипели на Наташу девчонки.
   Парни были более сдержаны в оценке этого события. Они стояли и молчали, почёсывая свои затылки.
   - Значит, не срослось что-то у них, - философски заключил Олег. - Время всё расставит на свои места. Вернутся в институт, сами всё и расскажут. А сейчас в их отсутствие мыть им кости просто неприлично.
   Если парням заниматься этим было неприлично, то девчонки, хоть и считали так же, но ничего с собой поделать не могли. Прошло три дня, а тема разговора у них не менялась.
   - Ну что? Не верили мне? Не верили? А я оказалась права, - тонким голосом щебетала Наташа. - Застукали Катьку, вот свадьба и расстроилась.
   - С кем, с любовником? - не верила Марина.
   - Если бы только с любовником... Её целая команда трахала.
   - Что ты несёшь, дура? - возмущались девчонки.
   - Сами вы дуры. Корчите из себя недотрог, а у каждой, поди, уже по несколько абортов сделано.
   - Да Катька не такая. Она порядочная.
   - А вспомните, как она в сентябре перед парнями голышом бегала.
   - Ну, во-первых, не голышом, а во-вторых, мы все тогда бегали.
   - А в-третьих, это она всех тогда завела, - не успокаивалась Наташа. - Значит, у неё к этому делу наклонности есть.
   - Это у тебя к этому делу наклонности есть, а не у Катьки.
   - А я и не скрываю этого. Я живу нормальной человеческой жизнью, не как вы.
   - Да что с ней разговаривать, девочки? - не выдержала Марина.
   - А это вы видели? - Наташа вытащила из-за спины видеокассету.
   - Что это?
   - Катька с девственностью прощается.
   - Врёшь!
   - А вы сами возьмите и посмотрите.
   Сразу несколько рук протянулись к кассете.
   - Это моя кассета. А если вам хочется посмотреть, то купите сами.
   - Купить? Так ты что, купила её?
   - Купила. Рядом с институтом ларёк с видеокассетами. Там кроме фильмов ещё и порно продают. Вот там и купила.
  
   Наташино сообщение о порнофильме, где была снята Катя, произвела впечатление разорвавшейся бомбы. Уже никто не стеснялся обсуждать её поведение в её отсутствие, никого не волновала Катина репутация, и никого не интересовало, почему она не появляется в институте. Катя была отрезанным ломтём. Её, как личности, больше просто не существовало. Никому и в голову не пришло просто позвонить ей домой, поинтересоваться, а что сейчас происходит с ней? О её существовании вспомнили только после того, как в институте появился Катин отец. Он подходил к сокурсникам дочери и пытался поговорить с ними, но всякий раз, как студенты узнавали, кто он, они прекращали беседу и пытались побыстрее отделаться от него. Отойдя от Катиного отца, студенты тут же собирались кучками, и показывали на него пальцами. Отец чувствовал к себе крайне негативное отношение. Внутри него всё кипело, но он, помня о том, что все эмоции должны быть отброшены в сторону, скрипнув зубами, отойдя от одного студента, подходил к другому.
   - Молодой человек, - обратился отец к очередному студенту. - Я отец Кати Андреевой. Вы не смогли бы уделить мне немного времени?
   Молодой человек, не в пример остальным, не стал прятать свои глаза, не стал ссылаться на занятость, он, напротив, посмотрел на своего собеседника с таким участием, как будто речь шла не о Кате, а о нём самом.
   - Да, да, конечно, - ответил он. - Это очень хорошо, что вы пришли. Я и сам хотел зайти к вам, но вы опередили меня. Я староста группы, в которой учится Катя.
   - Ну слава Богу, хоть один согласился поговорить со мной! Вы знаете, я пытался поговорить со многими, но они, узнав кто я, сразу же прекращали разговор со мной. Складывается впечатление, что они что-то знают, но не хотят говорить со мной.
   - Не могут, - поправил его староста.
   - Не могут?
   - Да, не могут. На эти темы, знаете ли, не все могут говорить свободно.
   - На какие темы?
   - Так вы что, ничего не знаете? Разве Катя вам ничего не рассказывала?
   - Катя сейчас находится в психиатрической больнице. Врач категорически запретил говорить с ней на любые неприятные темы.
   В это время прозвенел звонок. Студенты стали расходиться по аудиториям.
   - Вам надо идти? - спросил Раба Катин отец.
   - Нет, нет. Ничего страшного. Наш разговор гораздо важнее. Пройдёмте в студенческое кафе, там нам никто не помешает.
   Собеседники расположились в кафе за самым дальним столиком. После того, как прозвенел звонок, кафе было практически пустым.
   - Кстати, забыл представиться, - сказал Рабу Катин отец. - Андреев Михаил Александрович, полковник в отставке.
   - Рабов Володя, - ответил ему Раб. - Так вы полковник?
   - Да, а вас что-то смущает?
   - Нет, просто у меня отец тоже полковник в отставке.
   - Ну что ж, может это даже и к лучшему. По крайней мере, нам проще будет понять друг друга. Я, собственно, Володя, и пришёл сюда, чтобы разобраться в том, что произошло с моей дочерью. И первый мой вопрос: была ли она в институте в тот злополучный день, а если была, то когда ушла из него и с кем?
   - В институте она была. Вот здесь, за этим столиком мы сидели и обсуждали вопросы, связанные со свадьбой. Там же почти вся наша группа должна была быть. Выпили по чашечке кофе, и она пошла домой.
   - Одна?
   - Одна. По крайней мере, я с ней никого не видел.
   - Значит, вы тоже не знаете, что потом произошло.
   Раб замялся. Он смотрел на Катиного отца и не знал, что ему сказать.
   - Я же чувствую, что вы все что-то знаете и скрываете от меня.
   - Не буду вам врать - да, но мне тяжело говорить с вами на эту тему. Вы Катин отец. Для вас удар может оказаться слишком сильным.
   - Володя, - Михаил Александрович перешёл на "ты", - давай договоримся, я не Катин отец, по крайней мере, на время моего расследования, нервы у меня крепкие, и любую информацию я буду анализировать совершенно непредвзято.
   Раб вытащил из сумки кассету и положил её на стол.
   - Что это?
   - Это то, что было после того, как Катя ушла. Такие кассеты продаются в ларьке возле нашего института, и все студенты смотрели её. Вот почему они не захотели разговаривать с вами. Посмотрите, а потом решите, будете вы продолжать своё следствие или нет. Только советую вам не показывать её вашей жене. Вряд ли у неё нервы такие же крепкие, как у вас.
   - А почему ты согласился говорить со мной?
   - Потому, что я не верю всему этому. - Раб показал пальцем на кассету. - Здесь что-то не то. Или это монтаж, или я не знаю что. Ясно одно, в этом деле надо разбираться.
   - А все остальные поверили?
   - Увы! - Раб многозначительно развёл руками.
   - Почему же ты не поверил?
   - Скажу вам честно, Михаил Александрович, мне нравится ваша дочь и я бы предпочёл оказаться на месте Димы, но, увы, её выбор оказался другим.
   - Значит, ты тоже хочешь непредвзято разобраться в этом деле?
   - Хочу, только вряд ли у меня получится непредвзято.
   - Сделаем так, - решительно сказал Михаил Александрович, - сейчас возьмём тайм-аут, а после того, как я ознакомлюсь с этим, - он показал на кассету, - мы снова с тобой встретимся. Дай мне свой телефон.
   Раб вырвал из тетради листок, записал на нём телефон, и отдал Катиному отцу.
   - А наш телефон у тебя есть? - спросил Михаил Александрович.
   - Да.
   Катин отец удивлённо посмотрел на Раба.
   - Я староста.
   - Ах, да.
   Михаил Александрович встал, пожал своему собеседнику руку, и решительно направился к выходу.
  
   Та неприятная обстановка, которая царила дома у Володи Рабова, понемногу начала выправляться. Отец, который после увольнения из армии впал в депрессию, перестал пить, стал приветливым, много шутил и о чём-то часто разговаривал по телефону со своими высокопоставленными друзьями. Мать не могла нарадоваться. Она ходила, шептала что-то себе под нос и украдкой, улучив момент, когда на неё никто не смотрит, часто крестилась.
   Володя вернулся из института в тот момент, когда отец положил телефонную трубку и довольно стал потирать себе руки.
   - Батя, тебя просто не узнать, - сказал ему Володя.
   - Не узнать, не узнать, сынок! Ты сам себя скоро не узнаешь!
   - Что-то ты загадками какими-то стал говорить.
   - Садись сюда, - отец показал сыну на диван. - Сейчас ты все мои загадки узнаешь.
   Володя сел рядом с отцом и стал внимательно его слушать.
   - Ты телевизор смотришь? - вдруг спросил его отец.
   - Смотрю, ну и что?
   - А что сейчас с армией делается, видел?
   - Ну видел, сокращают её. И что?
   - Ну, напряги мозги, неужели ничего в голову не приходит?
   - Честно говоря, нет, - непонимающе ответил Володя.
   - А куда после сокращения всё это дерьмо девать? Эти танки, корабли, самолёты?
   - На переплавку, куда же ещё?
   - Правильно.
   - А твой-то интерес в этом какой?
   - Ты что, не понимаешь? Это же всё купить можно как металлолом. Это же медь, серебро, золото, платина. Ты понимаешь, куда я клоню?
   - Так, так, - Володя даже заёрзал на диване. - А в генштабе у тебя все знакомые?
   - Это же Эльдорадо, Клондайк! - вскрикнул отец и ударил сына по плечу.
   В это время зазвонил телефон. Отец вскочил с дивана и побежал к телефону.
   - Это меня, - крикнул он на ходу.
   Через несколько секунд отец вернулся.
   - На этот раз я ошибся, это тебя, какой-то Михаил Александрович.
   Володя подошёл к телефону и сильно прижал трубку к уху.
   - Я слушаю, - сказал он.
   - Володя, я просмотрел кассету.
   - И вы способны действовать непредвзято и дальше?
   - Да, - услышал он в трубке решительный ответ.
   - Тогда нам надо продолжить наш разговор. Когда вам удобно?
   - Завтра я не могу. Мы с женой к Кате в больницу идём. Сколько мы там пробудем, я не знаю.
   - Михаил Александрович, а как вы отнесётесь ко мне, если я попрошусь навестить Катю вместе с вами?
   - Как я могу к этому отнестись? Конечно, положительно. Ей сейчас нужна любая поддержка. Только одно условие. О нашем деле ни звука. Договорились?
   - Об этом вы могли бы меня и не предупреждать.
   - Ну, извини, если обидел. Тогда встречаемся в одиннадцать у входа в больницу. Ты знаешь, где это?
   - Знаю. В одиннадцать буду.
   Володя положил трубку и вернулся к отцу.
   - Кто это? Голос не молодой. На студента не похож.
   - Это... - Володя улыбнулся. - Это твой будущий родственник.
   - Ты что, жениться собираешься?
   - Есть такое желание.
   - И когда же?
   - Не знаю. Надо ещё с соперником разобраться.
   - Что, и соперник имеется?
   - Имеется. Дело уже к свадьбе подошло. Еле предотвратить успел. Вот теперь с бывшим женихом разберусь, тогда можно и под венец.
   - А невеста-то согласна?
   - Кто же её спрашивать будет? Ей деваться некуда: или в ЗАГС, или в петлю.
   - Круто!
   - А как ещё? Твоя школа. Да хватит об этом. На чём мы остановились?
   - Да ты меня с такими заявами совсем с мысли сбил. Значит так: ты открываешь фирму, а лучше не ты, а твоя жена, раз к этому дело подошло. Только фамилию пусть свою оставит. Незачем нашу светить. Я со своей стороны делаю тебе все разрешения, лицензии и прочие бумаги. А ты покупаешь нормальное вооружение, как металлолом, и толкаешь его за границу.
  
   Ровно в одиннадцать часов Володя стоял у входа в больницу. Не прошло и минуты, как к нему подошли Катины родители. Отец крепко пожал руку Володе и представил свою жену:
   - Прошу знакомиться, Нина Фёдоровна, Катина мама.
   - Очень приятно, - галантно ответил Володя. - Я...
   - Знаю, знаю, - не дала договорить ему Нина Фёдоровна, - мне муж уже всё про вас рассказал. Вы Катин староста. Я очень рада, что вы захотели навестить Катю. Стоило Кате заболеть, как все её подруги куда-то подевались. Ни одна даже не позвонила. К сожалению, друзей много, когда всё хорошо. А как случится несчастье, так и нет никого.
   - Ну, зачем так пессимистично, - прервал её муж. - Друзья всё-таки есть. - Он показал рукой на Володю. - Правда, их гораздо меньше, чем нам хотелось бы.
   Разговаривая, они подошли к отделению. Навстречу им вышел дежурный врач.
   - Это к кому такая делегация? - спросил он пришедших.
   - К Андреевой. Нам врач разрешил, - сразу же заволновалась Нина Фёдоровна.
   - Да вы не волнуйтесь. Раз врач разрешил, то пожалуйста, только не все сразу. По одному. Кто первый пойдёт?
   Врач снял халат с вешалки и, не дождавшись ответа, протянул его Нине Фёдоровне.
   - А остальным придётся подождать. Хотите, можете погулять в садике.
   Нина Фёдоровна надела халат и с врачом скрылась в дверях палаты. Михаил Александрович с Володей пошли в садик.
   Катин отец закурил.
   - Ты не куришь? - спросил он Володю.
   - Курю.
   Михаил Александрович молча протянул ему сигареты. Володя закурил. Так они стояли и молчали. Володя понимал, что отец хочет поговорить с ним о деле, но не знает с чего начать. Самому начинать этот разговор было неловко. Но пауза слишком затянулась, и надо было что-то предпринимать.
   - Она в отдельной палате лежит? - спросил он у Михаила Александровича.
   - Не знаю. Я первый раз у неё. До сих пор врач не разрешал никаких свиданий. - Он достал кассету и протянул Володе. - Возьми.
   Володя спрятал кассету.
   - У тебя какие-нибудь соображения по этому поводу есть?
   - Там несколько лиц есть. Надо попробовать их вычислить.
   - А ты молодец, правильно мыслишь, - похвалил он Володю.
   - Знать бы только, где?
   - Я думаю, что искать их надо возле ларька с видеокассетами. Раз это их бизнес, значит, там они рано или поздно появятся.
   - Логично, - ответил Володя.
   - И всё-таки, не могли они вот так просто накинуться на улице на первую попавшуюся девушку. Должна быть наводка, какая-нибудь утечка информации. Припомни, ты не замечал в институте, у Кати не было каких-нибудь проблем?
   Володя отрицательно помотал головой.
   - А у Димы?
   - А вот у Димы была.
   - Так, так! А вот здесь поподробнее.
   - Ему нужны были деньги на кольца. А денег не было. Он и ко мне с этим вопросом обращался. Впрочем, не только ко мне. Вся группа об этом знала. - Володя задумался. - Предположим, что он обратился к этим "бизнесменам"...
   - И что тогда?
   - Не знаю, - развёл руками Володя.
   - Нам это необходимо узнать. Давай-ка организуем слежку за этим ларьком. Я днём буду дежурить, пока ты на лекциях, а вечером ты. Вечером мне дома надо быть. Я не хочу, чтобы жена догадалась о наших делах. Я вообще не хочу говорить при ней об этом изнасиловании.
   В садик с халатом в руке вышла Нина Фёдоровна.
   - Кто следующий? - спросила она.
   Михаил Александрович взял халат и начал надевать его.
   - Как она? - спросил он жену.
   - Ой, даже и не знаю, - она закрыла лицо руками и заплакала.
  
   Катя лежала в палате одна. Скорее всего, она была под воздействием каких-то препаратов. Она нисколько не реагировала на свет, который ярким лучом бил ей прямо в глаза. Не пыталась отвернуться от него или просто закрыть веки. Она с каменным лицом смотрела в потолок, и ни одна мышца не дрогнула, когда отец сел на край её кровати.
   - Катюша, здравствуй, - сказал её отец.
   - Здравствуй, папка, - ответила она с тем же выражением лица.
   - Ну, как ты?
   Она продолжала лежать, глядя в потолок, и не отвечала. Потом она повернула голову и посмотрела в глаза отца.
   - Папка, ты знаешь, что со мной произошло?
   - Может быть, не надо об этом, Катенька?
   - Надо, это очень надо. Мне надо, чтобы хоть кто-то верил мне.
   - Я всегда верил тебе, и сейчас верю.
   - Тогда почему ты не отвечаешь на мой вопрос?
   - Я знаю, что с тобой произошло, дочка. Тебя изнасиловали.
   - Ты ничего не знаешь, папка. Меня никто не насиловал. Я сама всё это сделала.
   - Как сама?
   - Не знаю, папка. Всё помню, а как там оказалась, почему не кричала, не сопротивлялась, почему не пыталась убежать - не знаю. Ты помоги мне в этом разобраться.
   - Помогу. Обещаю тебе.
   - Спасибо, папка. Ты один веришь мне. Один на всём свете.
   - Нет, Катюша, не один. Ещё Володя верит.
   - Какой Володя?
   - Староста ваш.
   - Раб?
   - Почему раб?
   - Да фамилия у него такая - Рабов. Вот его все Рабом и зовут.
   - А мне он понравился.
   - Папка, а он тоже знает, что произошло со мной?
   - Знает, - тихо ответил отец.
   - Значит, Димка уже всем растрепал?
   - Что растрепал?
   - Он был там, папка, и всё видел. Теперь он мне никогда не поверит.
   - А Володя поверил.
   - Чему он может верить? Он верит, что этого не было, а ведь это было.
   - А ты знаешь, дочка, ты тоже не верь.
   - Как это, не верь?
   - А вот так, не верь, и всё. Вероятно, есть такое, что ты сама не знаешь. Ты же не помнишь, как попала туда? Не понимаешь, почему не сопротивлялась? А раз так, то не верь.
   - Странно, - вдруг задумчиво сказала Катя.
   - Что странно, доченька?
   - Странно, что Раб поверил. Я думала, что он не способен верить? Надо же - Димка не поверил, а Раб поверил.
   - Ты знаешь, Катюша, а он ведь здесь.
   - Кто он?
   - Володя Рабов. Сидит сейчас в садике с мамой и хочет тебя навестить.
   - Навестить? Странно, как жизнь устроена, папка, думаешь о человеке одно, а он оказывается совершенно другим. Я думала, что Дима всегда мне верить будет, а он не поверил. Думала, что Раб вообще людям не верит, а поверил именно он.
   - Человек - натура сложная.
   - Ты позови его, папка, и вообще, приходите ко мне чаще. Я теперь скоро на поправку пойду. Если есть люди, которые верят даже в такой ситуации, значит, на свете стоит жить.
  
   После больницы Володя побежал в институт. Домой он пришёл только в восемь вечера. Даже не поужинав, он сразу же, как вошёл, начал звонить по телефону.
   - Алё! Серый? Это я, Раб. Всё идёт по плану. С завтрашнего дня тебя начнут пасти у ларька.
   Володя поморщился. Видимо, Серый что-то сильно кричал ему в ухо.
   - Ой, ну что ты пристал с этими деньгами? Будут скоро деньги. Много денег и много работы.
   Как только Володя закончил разговаривать по телефону, его неожиданно позвал в свою комнату отец. Зайдя к нему, он увидел отца стоящим на коленях в центре комнаты, и ищущим что-то в чемодане.
   - Ты меня звал? - спросил Раб.
   - Вовка, ты не видел дома двух бутылочек?
   - Каких ещё бутылочек?
   - В чемодане у меня лежали. Никак найти не могу.
   - Да я и чемодана-то этого никогда не видел.
   - Не видел, конечно. Я же его от тебя всегда прятал.
   - Прятал? А зачем?
   - Там у меня спецсредства были. Ну, я их ещё из армии умыкнул. Жалко, что пропали, теперь таких не достанешь!
   - А может ты их сам, того, по пьяному делу куда-нибудь определил?
   - Может и определил, разве теперь упомнишь?
   - А что за средства, расскажи. Теперь-то уж что? Всё равно их нет.
   - Понимаешь, это для допроса пленных. Без цвета и без запаха. Полностью поражает волю человека.
   - Это как?
   - А вот так. Как робот становится. Что ты ему прикажешь, то и делает.
   - А потом?
   - А потом всё проходит. Через четыре часа очухивается. Всё начинает вспоминать, только уже поздно. Дело-то сделано.
   - Всё, всё вспоминает?
   - Нет, первый час не вспоминает. За первый час память полностью отшибает. А тебе-то зачем это знать?
   - Просто интересно, до чего наука дошла.
   - Да какая это наука? Современная наука уже далеко ушла. Я эти спецсредства лет пять тому назад как умыкнул.
  
   Обычно, когда звучит звонок на последней лекции, студенты срываются со своих мест, как спортсмены после старта. Они на ходу забрасывают в свои сумки конспекты и разбегаются по своим делам. Не проходит и минуты, как аудитория становится пустой. Сегодняшний день не был исключением. После звонка аудитория моментально опустела. Только староста сидел на своём месте и никуда не торопился. У него сегодня была назначена встреча с отцом Кати. Они договорились встретиться в том же кафе, в каком разговаривали в первый раз. Раб посмотрел на часы и неторопливо направился в кафе. Катин отец уже сидел за столиком. Раб присел рядом с ним.
   - Я тебе кофе заказал, будешь?
   - С удовольствием, - ответил Раб.
   - Володя, я должен тебе кое-что сказать.
   Володя настороженно посмотрел на Катиного отца.
   - Там, в больнице, я не всё рассказал тебе. После разговора с Катей у нас появилась новая информация. Я не стал говорить тебе о ней при жене, но сейчас хочу сказать. Я думаю, между нами не должно быть никаких секретов.
   - Я слушаю, - ответил Володя.
   - Катя рассказала мне, что никакого изнасилования не было.
   - То есть?
   - То, что ты видел на кассете, она сделала абсолютно добровольно.
   - Не могу поверить в это.
   - Катя тоже не может в это поверить, но это так. Есть средства, вернее спецсредства, которые могут заставить человека делать что угодно. Ты понимаешь, о чём я говорю?
   - Честно говоря, не очень.
   - У нас в армии есть такие средства, которые развязывают языки на допросах.
   - Средства такие может быть и есть, но где же их можно достать?
   - У Димы отец военный?
   - У Димы? Но это совершенно исключено. Ему-то это зачем. Он же должен был сам жениться на Кате!
   - Я тоже в это мало верил, - продолжал Михаил Александрович. - Но есть и ещё одно обстоятельство.
   - Какое?
   - Катя мне сказала, что там она видела Диму. Понимаешь, он там был.
   - Он?! - удивился Володя.
   - А теперь сопоставь: у него какие-то проблемы с деньгами, он совершенно непонятно каким образом появляется в этом борделе, и, к тому же, его отец бывший военный. Ну, как?
   - То, что эти факты странны, несомненно. Однако мотива всё равно не видно. Мне кажется, тот план, который вы предложили, самый верный. Если мы возьмём и расколем этих шестёрок, а я уверен, что это шестёрки, то наверняка узнаем ответы и на эти вопросы.
  
   Наблюдение за ларьком велось по тому плану, который предложил Михаил Александрович. Два дня прошли впустую. Только на третий день Михаил Александрович заметил, что у ларька крутится тот, кого он так долго ждал. Катин отец стал вести его. Он шёл за ним, соблюдая все правила конспирации. Парень не замечал слежки. Он прошёл по улице целый квартал и остановился у витрины магазина. К нему подошёл здоровяк, коротко подстриженный, одетый в малиновый пиджак, и с толстой золотой цепочкой на шее. Парень передал ему деньги. Здоровяк пренебрежительно похлопал парня по плечу. "А это не шестёрка", - подумал Михаил Александрович. Здоровяк дождался, когда шестёрка ушла и быстрым шагом направился в подворотню. "Вот тут-то я тебя и возьму", - подумал Катин отец.
   В несколько прыжков он настиг здоровяка и сшиб его с ног. Не успел тот понять, что произошло, как почувствовал у себя на горле лезвие ножа.
   - Колись, сволочь, кто придумал Катерину изнасиловать?
   - Какую ещё Катерину? - прохрипел здоровяк.
   - Забыл? Так я напомню! На прошлой неделе дружки твои насиловали, а ты заснял на камеру, и теперь продаёшь эту гадость.
   - Ты что, спятил? Никого мы не насиловали.
   - Колись, говорю, тварь! Я отец её. Сейчас зарежу, как барана!
   Лезвие ножа придавило горло Серого так, что капельки крови потекли по его шее.
   - Как же я буду колоться, если ты мне горло передавил? - еле прохрипел Серый.
   Давление ножа ослабло.
   - Никто не насиловал твою дочь. Она сама пришла.
   - Кто привёл её?
   - Жених её привёл.
   - Зачем?
   - Денег он нам должен, вот и рассчитался.
   - Не ври падаль, зарежу!
   - Зачем мне врать. Его расписка в правом кармане. Сам прочитай.
   Михаил Александрович свободной рукой залез в карман к Серому и достал оттуда клочок бумаги.
   - Обязуюсь вернуть долг, или рассчитаться иным образом... - стал читать он вслух. - Что это значит?
   Того мгновения, которое понадобилось Катиному отцу, чтобы прочитать записку, хватило Серому, чтобы ударить соперника. Михаил Александрович отлетел от здоровяка и выронил нож. Серый неспеша поднял нож и приставил его к горлу Катиного отца.
   - Ну что, прочитал документ? Может быть, ещё вопросы есть?
   - Есть, - прохрипел теперь уже Михаил Александрович. - Она в здравом сознании была?
   - А мы что, врачи? Может, и нанюхалась чего-то. Ей предложили сняться в кино, она и согласилась.
   - А жених её?
   - А что жених? Он нам денег должен, а рассчитаться нечем было, вот он свою бабу и уговорил. Так что можешь передать эту расписку ему, она мне больше не нужна. Мы с ним в расчёте. И ещё, запомни, если уж подставил нож кому-нибудь к горлу, то не отвлекайся на чтение долговых расписок.
   Серый пренебрежительно посмотрел на Михаила Александровича, плюнул в его сторону и ушёл. Катин отец остался лежать на асфальте, держа в руках долговую расписку Димы.
  
   Катина выписка из больницы происходила тихо, без особой огласки. Её встречали только самые близкие: те, кто наперекор самым чудовищным доказательствам не переставали верить ей, те, кто боролся за её честь, несмотря на общее презрение и осуждение. Встречавших было всего трое: отец, мать и Володя Рабов. Володя вручил Кате цветы, вчетвером они вышли из больницы, сели в такси и уехали домой.
   - Слава Богу, что этот кошмар закончился, - говорила Нина Фёдоровна. Она забрала из рук дочери букет и стала ставить его в вазу.
   - А эти цветы по случаю моей выписки? - спросила Катя.
   - Нет, - сказал отец, пряча улыбку. - Они по другому поводу.
   - И по какому же?
   - Перед тем, как ехать в больницу, Володя пришёл к нам и попросил руку нашей дочери, - ответила за отца мать.
   - Мою руку? - удивилась Катя.
   - Ну не мою же? - пошутил отец. - А ты возражаешь?
   - Я? - Катя задумалась. Лицо её сразу стало серьёзным. - А Дима?
   - А где ты видела Диму, когда с тобой беда случилась? Может быть, он сидел у твоей кровати в больнице? Дима сразу же отказался от тебя.
   - Да, но для этого у него были веские основания, - возразила дочь.
   - Деньги, вот его основания, - раздражённо сказал отец.
   - Деньги? Какие деньги?
   - Дочка, помнишь, в больнице я пообещал тебе разобраться в этом деле? Я выполнил то, что обещал. Дима задолжал каким-то отморозкам, и чтобы рассчитаться с ними, продал им тебя. Теперь ты понимаешь, каким образом попала в эту компанию?
   - Этого не может быть!
   - Ты хорошо знаешь почерк Димы?
   - Да.
   - Тогда прочитай сама. - Отец достал из кармана расписку и отдал дочери, - ...или расплатиться иным образом, - процитировал он наизусть часть расписки. - Теперь ты понимаешь, как он расплатился?
   - Поверить не могу, - тихо сказала Катя.
   - Скажи, у него были проблемы с деньгами перед свадьбой?
   - Да, он кольца покупал на свои деньги. А когда я спросила, где он их взял, то он сказал, что это секрет.
   - Ну уж не знаю, на кольца, или на какие другие цели он брал в долг у бандитов, только расплатиться пришлось тобой. Ты же сама его там видела.
   - Видела.
   - А тебе не приходило в голову, что он там мог делать?
   - Я тебе уже говорила, что голова у меня там плохо работала.
   - Это потому, что он тебе подсыпал перед этим кое-что. Вспомни, вы с Димой ели или пили что-нибудь вместе?
   - Да, мы в буфет вместе всегда ходили.
   - Вот поэтому ты и не могла сопротивляться, поэтому и выполняла всё, что тебе прикажут. Ну так что? Ты принимаешь предложение Володи, или мы Диму будем ждать?
   - Принимаю, - дрожащими губами прошептала Катя.
  
   Когда Дима пришёл в институт, его никто ни о чём не спрашивал. Все понимали, что ему сейчас очень тяжело. Он почти ни с кем не разговаривал. Сразу после лекций он собирал портфель и один уходил домой. Дома у Димы тоже была гнетущая атмосфера. Родители никогда не заговаривали с ним о расстроенной свадьбе и, как только сын приходил из института, пытались его отвлечь от неприятных мыслей. Увы, ничего не получалось. Голова, помимо его воли, прокручивала кошмарные сцены, свидетелем которых он оказался. Казалось, что от этих мыслей можно сойти с ума. Они вытягивали из него все соки, не давали ни на чём сосредоточиться, не давали жить.
   Чтобы как-то помочь сыну справиться с депрессией, мать решила устроить в доме праздник.
   - А что за повод? - спросил её Дима.
   - День ангела у меня сегодня.
   - Странно, я не помню, чтобы ты когда-нибудь его отмечала.
   - А теперь буду отмечать. У нас на работе все отмечают. Сейчас сбегаю в магазин, приготовлю на стол, и отметим мой день ангела.
   Мать вернулась из магазина через два часа. Губы у неё тряслись, руки дрожали. Она хотела скрыть своё состояние, но ничего не получилось. И отец и сын заметили перемену.
   - Что случилось, мама? - допытывался Дима. - Ну скажи, тебя обидел кто-нибудь?
   - Катькину мать встретила. Так вы представляете, она сегодня замуж выходит!
   - Кто, мать? - удивился отец.
   - Да какая мать? Катька. И знаете за кого? За старосту вашего, за этого, за Рабова.
   - За Раба? - не поверил ушам Дима.
   - За него.
   - И это всё? Говори, я чувствую, что ты ещё что-то скрываешь, - требовал отец.
   - Нет, не всё. Они считают, что это Дима Катьку в бордель затащил, что это он её за долги продал.
   - Что за бред? Ты ничего не путаешь? - спросил отец.
   - Вот этими ушами слышала, - мать похлопала себя по ушам. - А ещё, что Дима её какой-то гадостью напоил, чтобы она ничего не соображала, а эту гадость ему отец дал.
   - Я? - не поверил отец.
   - Обожди, обожди, папа. Я, кажется, начинаю понимать. А ведь Катя-то действительно ни в чём не виновата.
   - Как это, ни в чём не виновата? Ты же всё своими глазами видел.
   - В том-то и дело, что видел. Меня же специально затащили туда, чтобы я всё увидел. Это же он всё специально подстроил, чтобы на ней жениться.
   - Кто он? - хором спросили родители.
   - Раб.
   - Она ещё про какую-то расписку говорила... - робко сказала мама.
   - Точно. И расписка была, и с бандитами я рассчитаться был должен.
   - Обожди, обожди, сынок. Я ничего не понимаю. Какая расписка, какие бандиты? Давай всё по порядку.
   - Ещё в сентябре мы всей группой отдыхали за городом. Там Раб сказал при всех, что женится на Кате, но никто, конечно, не поверил. Все думали, что это шутка. Я не помню, кто, но перед свадьбой мне сказали, что кольца должен покупать жених на свои деньги. Так вот, с этими бандитами меня познакомил Раб. А перед самым уходом из института Раб о чём-то разговаривал с Катей в кафе и они там, по-моему, что-то пили.
   - И что это доказывает? - спросил отец.
   - То, что всё это подстроил Раб, чтобы расстроить свадьбу, опорочить Катю в моих глазах, опорочить меня в глазах Кати, а самому жениться на ней.
   - Ты извини, Дима, но всё это только твои домыслы. У тебя есть хотя бы одно доказательство?
   - Есть. Он женится на ней.
   - Уже женился, - сказала мать, глядя на часы.
   - Ну какое же это доказательство? - отец разочарованно развёл руками. - Этак можно любого обвинить.
   - А у Кати тоже не было доказательств. А надо было просто поверить ей, и всё. Господи, что же я наделал!
   Дима обхватил руками голову и ушёл в свою комнату. День ангела так и не отметили.
  
   В институте Дима был мрачнее тучи. Вместо того, чтобы слушать преподавателя, он сверлил глазами Раба. Не успел прозвенеть звонок, как Дима, разъярённый как лев, стоял напротив старосты.
   - Ты подлец! - выкрикнул он ему в лицо.
   Вокруг них тут же образовался круг из студентов.
   - Что?! - удивился Раб.
   - Да, да. Ты гнусный и отвратительный подлец. Это ты всё подстроил.
   - Что я подстроил?
   - Скажи, ты вчера женился на Кате?
   - Ну, женился, а что, в этом есть что-то подлое?
   - Это ты всё устроил, чтобы жениться на ней!
   - Что я устроил? Ты что несёшь, Отелло?
   - Ты всё просчитал. Каждый шаг. Но ты ответишь за это.
   Дима сжал кулаки и набросился на Раба. Однако тот, видимо, просчитал и этот шаг. Размахнувшись, Раб изо всей силы ударил Диму ногой между ног. Тот взвыл от боли.
   - Остынь, Отелло, - сказал ему Раб. - Прежде, чем обвинять кого-то, потрудись обзавестись хоть мало-мальски правдоподобными доказательствами.
   - Значит, тебе нужны доказательства? - крикнул Дима. - Так вот они!
   В руках у Димы мелькнуло лезвие ножа. Он вскочил с пола и наотмашь ударил ножом своего соперника в живот. Тот схватился за рану руками и медленно повалился на пол.
  
   Для того, чтобы человеку что-то создать, приходится порой тратить целые годы, а то и десятилетия. Так, например, чтобы стать инженером, необходимо проучиться одиннадцать лет в школе, а после этого пять лет в институте. Но и это ещё не всё. Получив заветный диплом, человек осознаёт, что он ещё не полноценный инженер, а только молодой специалист. Он находится в самом начале длинного пути познания. Другое дело сломать или уничтожить. Здесь не надо долго ждать. Здесь иногда хватает всего минуты. Да что там, минуты, одно мгновение - и то, что создавал человек годами, может обратиться в прах. Так получилось и у Димы. Одно мгновение, и вот он уже никакой ни студент. Нет друзей, нет рядом родителей, которые так любят его. Нет даже имени. Вместо него только кличка - "Студент". Вместо друзей теперь сокамерники, а вместо законов - понятия. И ничего невозможно изменить. Нельзя вернуться назад и исправить ошибку. Можно только привыкнуть к тому, что презирал совсем недавно, что казалось чем-то диким, чего даже в страшном сне не могло присниться. А теперь - это реальность, и в этой реальности необходимо провести много лет. Как сложится его жизнь? Этого не знает никто. Но то, что она сложится совершенно не так, как он предполагал совсем недавно, это очевидно.
  
  
  -- Глава 4
   В больничной палате тепло и покойно. Нет никаких тревог, нет переживаний. Всё регламентировано чётким распорядком дня. После завтрака обход врачей, потом процедуры, а потом посещение родственников.
   Двери палаты открылись, и в неё вошла Катя. Она разложила на тумбочке фрукты и поцеловала мужа.
   - Ну, как ты сегодня? - спросила она Раба.
   - Шов уже не болит, а в остальном ничего нового. Что может быть нового в больнице? А что у тебя? Ты в институт ходила? Надо же что-то решать.
   - Не пойду я туда, понимаешь, не могу. После того, что произошло, я не смогу там больше учиться.
   - Может быть, тебе в другой ВУЗ перейти?
   - Не знаю. Я даже думать об этом сейчас не могу.
   - Ну и ладно, отдохни пока. Всё должно успокоиться.
  
   Но покойным можно быть только в больнице. Стоит лишь выйти за её пределы, как жизнь моментально втягивает в свой водоворот, как она не даёт тебе ни дня, ни минуты, ни секунды для раздумья. Каждый шаг, каждый поступок может в одно мгновение перевернуть всё, к чему ты стремишься, изменить, а то и совсем прекратить всё то, что мы называем жизнью. Наверное, только один господь Бог может знать наверняка, что ожидает нас завтра, в следующий час, в ближайшее мгновение.
   Раб, лёжа в больнице в полном покое, конечно, не предполагал, что жизнь не будет ждать его выздоровления. Она продолжит своё движение вперёд, не обращая никакого внимания на временную недееспособность человека.
  
   В институте декан со своим заместителем вынуждены были разбираться в том конфликте, который произошёл между Димой и Рабом.
   - Значит, ты считаешь, что мы должны просмотреть эту порнуху, - говорил декан, показывая на кассету.
   - Хочется нам смотреть, или нет, мы должны принять только объективное решение. Вы же не станете отрицать, что конфликт между студентами имеет очень веские основания?
   - Да, но что это может изменить? Виновный сидит в тюрьме.
   - Он виновен только в том, что не сдержал своих эмоций.
   - Ну что ж, давай.
   Заместитель вставил кассету, и они замерли перед экраном. Кассета закончилась. Экран покрылся рябью.
   - Поставь ещё раз, - попросил декан.
   - Понравилось? - пошутил заместитель.
   Декан выразительно посмотрел на зама.
   - Говорят тебе, поставь сначала.
   Заместитель перемотал кассету и снова включил магнитофон.
   Декан смотрел уже не отвлекаясь, рассматривая подробно практически каждый кадр.
   - Вот здесь останови. Теперь вперёд, по одному кадрику - командовал он заму. - Стоп! Смотри, ты видишь?
   - Что? - ответил заместитель.
   - Вот там, шкаф.
   - Ну, вижу.
   - А зеркало в шкафу?
   - Зеркало вижу.
   - В зеркало посмотри.
   - Смотрю.
   - Вот эта фигура тебе ничего не напоминает? - декан показал пальцем на отражение, которое промелькнуло в зеркале шкафа. - Это же староста их группы. Рабов.
   - Значит, он был там?
   - Значит, то, что произошло между старостой и студентом, не было простой вспышкой ревности? Значит, Рабов действительно имеет к этой истории самое непосредственное отношение.
  
   Всему на свете когда-нибудь приходит конец. Вот и Володино заключение в больнице закончилось. Ему выписали больничный и отправили на амбулаторное лечение по месту жительства. Не успел он войти в дом, как Катя тут же подозвала его к телефону.
   - Володя, это тебя, - крикнула она. - Он уже третий раз сегодня звонит, - добавила она шёпотом, прикрыв ладонью микрофон трубки.
   Володя взял трубку и ушёл с ней в другую комнату.
   - Я слушаю, - сказал он.
   - Слушай, Раб, нам срочно нужно встретиться, - услышал он голос Серого.
   - Что, вот прямо сейчас?
   - Прямо сейчас. Дело очень срочное.
   - Слушай, я только из больницы выписался, даже пообедать не успел.
   - Потом пообедаешь. Больше ничего тебе по телефону сказать не могу. Бросай всё и приходи на наше место. Я тебя жду. - В трубке зазвучали короткие гудки.
   Володя вышел из комнаты и положил трубку на место.
   - Кто это? - спросила его Катя.
   - Увы, но мне надо бежать, - ответил Володя.
   - Как, бежать? А обедать? У меня уже всё готово.
   - Увы, дорогая, волка ноги кормят.
   - Но почему такая спешка, ты можешь объяснить?
   - Честное слово, я сам ничего не знаю. Вот вернусь, и всё расскажу.
   Под нашим местом Серый подразумевал как раз ту пивную, где Раб встречался с Саней.
   Войдя в кафе, Владимир стал обводить взглядом весь зал.
   - Раб, я здесь, - услышал он знакомый голос.
   В полумраке за столиком сидел Серый и махал ему рукой. Раб подошёл к Серому и сел рядом.
   - Пей. - Серый подвинул к Рабу кружку с пивом.
   - Что стряслось?
   - Понимаешь, моим придуркам менты на хвост сели.
   - Каким придуркам?
   - Да не всё ли тебе равно? Меньше знаешь, крепче спишь.
   - В таком случае, при чём тут я? - удивился Раб.
   - В этом-то вся прелесть и есть, - улыбнулся Серый. - Понимаешь, пока ты в больнице отдыхал, мы дельце одно провернули, ну и прокололись, видимо, где-то. Моих пацанов сейчас менты пасут. Если они колоться начнутся, у меня могут быть большие неприятности.
   - И что ты хочешь?
   - Я хочу, чтобы ты у меня чемоданчик один взял на время. Если ко мне менты придут, я бы не хотел, чтобы его нашли.
   - А что там?
   - Не бойся, не наркотики. Там деньги. Много денег. Но они не мои, понимаешь?
   - Да я и понимать не хочу.
   - Вот это правильно, - обрадовался Серый. - Ну, так как, выручишь?
   - А сколько это будет стоить?
   - Дорого! Я тебе за это все долги твои спишу.
   - А если менты у меня это найдут?
   - Это исключено. Ты же не при делах. Да и о нашем разговоре кроме нас никто не знает.
   - Хорошо, где твой портфель?
   - Сейчас всё будет, а пока давай выпьем за твоё выздоровление.
  
   Володя вернулся домой уже вечером. Родители были дома. Отец читал газету в гостиной, а мать с Катей что-то стряпали на кухне. Раб на цыпочках, тихонько прошмыгнул в свою комнату и спрятал там чемодан. Потом он вернулся в прихожую и подчёркнуто громко стал переодеваться.
   - Ну слава Богу! Вернулся. А мы не ужинаем, тебя ждём, - услышала его мать. - Быстро мойся и к столу. Уже всё готово.
   Вся семья расселась вокруг стола, перед каждым стоял борщ. Он испускал клубы ароматного пара, который постепенно наполнил кухню и поглотил всех находящихся в ней. Приятное блаженство разлилось по всему телу. Все проблемы ушли куда-то далеко, и все замерли в предвкушении предстоящей трапезы.
   - Ну что? - самодовольно произнесла мама. - Один дух чего стоит!
   - Нет слов, - похвалил Володя. - Но, по-моему, чего-то не хватает.
   - Это чего же не хватает, - обиженно спросила мать. - Я всё положила как надо.
   - Кто же возражает? - заулыбался отец. - Положила, конечно, всё. Но не всё налила. Перед борщом сам Бог велел! А иначе всё блюдо испортить можно.
   - Нет, я даже пробовать не буду, это же всё испортить можно! - поддержал отца Володя.
   - Ну, хитрецы! - сказала мать Кате. - Ты посмотри, что делают? Разве после этого можно отказать?
   - А зачем отказывать? К тому же, и повод есть. Надо же выздоровление Володи отметить?
   С чем можно сравнить рюмочку водочки, после которой съешь тарелку великолепного борща? Нет, такого сравнения не придумать. Это состояние какого-то блаженства. После этого хочется откинуться на спинку стула и поговорить о чём-то приятном, возвышенном...
   - Ты мне хотел о чём-то рассказать, - сказала Володе Катя.
   - Я? Не помню. Что ты имеешь в виду?
   - Про дела. Помнишь, когда ты из дома убегал?
   - А, про дела? Ну, да, конечно. Мы тут с батей посоветовались и решили тебе одно дело дать возглавить.
   - Мне?
   - Ну да, тебе. Ты человек умный, по натуре лидер, кому же ещё?
   - Можно подумать, ты не лидер?
   - Я лидер, но у меня один недостаток. Фамилия.
   - Боишься, что и в бизнесе тебя Рабом будут звать?
   - Этого я, конечно, не боюсь. Рабом всё равно звать будут. Дело в другом. Дело в том, что наш бизнес будет связан с военными. А мой отец не последний человек был в этой конторе. Много ненужных вопросов появится. А так, Александрова. Кто такая? Никто не знает.
   - Мой папа тоже военный.
   - Да, но использовать мы будем связи моего папы, а не твоего.
   - И чем фирма будет заниматься?
   - Мы будем посредниками между Армией и промышленностью.
   - А точнее можно?
   - Можно и точнее, только лучше на трезвую голову. Это я так, в общих чертах тебе рассказал. Ну как, согласна?
   - Согласна, но только в общих чертах, - пошутила Катя.
   - Ну, если так, то надо объявить перекур, - сказал Володя. - Батя, ты будешь?
   - Да, пойдём перекурим.
   Женщины стали говорить о секретах приготовления борща, а мужчины пошли дымить на лестницу.
   - С фирмой не всё так гладко получается, - сказал отец. - Я тут посчитал немного, так такая сумма выходит!
   - Какая сумма?
   - Ну, как же? Всем же надо дать. Они сейчас у руля и аппетиты у них соответствующие.
   - Ты же говорил, что там твои друзья, что они тебе как родные?
   - Володя, в бизнесе не бывает ни друзей, ни родных, запомни.
   - И много надо денег?
   - Очень!
   - Пойдём, я тебе что-то покажу.
   Они докурили, и Володя повёл отца в свою комнату. Он плотно закрыл за отцом дверь, достал чемодан и открыл его.
   - Ничего себе! Откуда это? - вырвалось у отца.
   - Это не моё, - ответил Раб. - Мне на сохранение дали. Потом придётся отдать.
   В то время, как отец не мог оторвать глаз от волшебного чемодана, его жена изливала свою душу невестке.
   - Катюша, ты не представляешь, что это было! Как лев в клетке ходил из угла в угол. Злой такой. Бросался на всех. А потом это, - она щёлкнула себя пальцем по горлу. - Пить начал. Ну, я думала - вот он, конец. Запомни девочка, мужику без работы никак нельзя. Без бабы -плохо, но проживёт, а без работы погибнет. Так вот они устроены.
   - И что? С созданием этой фирмы всё изменилось?
   - С каким созданием? Что ты, девочка? Ещё никакой фирмы нет! Он только думает её создать. Но ты права. Изменилось действительно всё. Его просто не узнать. Энергичный, собранный, деловой. Просто, как подменили.
   С перекура возвратились мужчины. Отец на ходу в чём-то убеждал сына:
   - Даже и не думай! Это отдавать нельзя. Сам посуди, без этого наша фирма не сможет развернуться.
   - Ну а что же я ему тогда скажу? Это ведь не червонец, за такие бабки, сам знаешь, как отвечать придётся.
   - Надо немедленно их в дело пускать. А с этим Серым я что-нибудь придумаю.
   - Ну, что я тебе говорила? - умилённо шептала свекровь невестке. - Даже покурить без работы не могут. - Ну, теперь держись! Теперь их остановить невозможно. Это ведь мужики. Они, как кони, удила закусили, и только вперёд.
  
   Свекровь оказалась права. Дела по созданию новой фирмы полностью вырвали из семьи и отца и сына. Они куда-то бегали, с кем-то встречались, о чём-то спорили по телефону. Казалось, что они успевали всё, кроме одного. Они не успевали вспомнить, что у них есть семья, и что их жёны живые люди. Но, именно потому, что жёны у них были живыми людьми, они понимали своих мужей, и не только не мешали мужьям в их новой работе, но помогали им по мере своих слабых женских сил.
   Катя подписывала непонятные ей бумаги, бегала по банкам и налоговым инспекциям, стояла в очередях, составляла какие-то справки, потом переделывала их и снова стояла в очередях. И, хотя она мало понимала из того, что она делала, этот ритм захватил её. Она стала забывать о том страшном кошмаре, который ей пришлось пережить. Всё реже и реже она вспоминала об институте и о своих бывших подругах. Но однажды муж напомнил ей об институте. Как только он заговорил о нём, отвратительное чувство вновь всплыло на поверхность. Она поняла, что ненавидит не только своё бывшее учебное заведение, но и вообще не переносит даже само слово "институт".
  
   Больничный у Володи закончился. Но, как бы ни была увлекательна работа по созданию новой фирмы, её пришлось передать отцу и Кате. Необходимо было возвращаться в институт. После выздоровления, Володя отправился на занятия с каким-то нехорошим настроением, а вернулся оттуда злой и расстроенный.
   Семья, как всегда, ждала Володю к ужину, и его настроение сразу стало заметно для всех. Опять этот институт принёс в новую семью Кати какую-то гадость.
   - Что с тобой? - спросил отец Володю.
   - Две новости. Одна плохая другая отвратительная.
   - А подробнее...
   - Первое, это то, что меня попросили забрать документы из института.
   - Это почему? - не поверила своим ушам мать.
   - Не знаю.
   - То есть, как это не знаю? Должна же быть какая-то причина? - переспросила мужа Катя.
   - Спроси у своего Димы, - зло ответил ей Володя.
   - Во-первых, он не мой, а во-вторых, при чём тут Дима? - с раздражением ответила Катя.
   - Володя, ты не прав. Если у тебя неприятности, то незачем срывать их на жене. И объясни, пожалуйста, что значит попросили? Если есть основания, никто ничего просить не будет.
   - В том-то и дело, что никаких оснований нет, - уже более сдержано ответил Володя.
   - В таком случае, к чему этот негатив? Не станешь же ты забирать документы из-за какой-то безответственной болтовни? - спросил отец.
   Володя молча вытащил из портфеля документы и положил их на стол.
   - Ты что, забрал документы? - ахнула Катя.
   - Забрал, как видишь.
   - Ты можешь всё-таки объяснить, что произошло?
   - Я и сам не знаю, что произошло. Видимо, на следствии Димка облил меня грязью. И не просто облил, а облил так, что эта грязь дотекла до декана. Короче, получается так, что это не он меня ножом пырнул, а я его.
   - Что это за бред? Вся группа видела. Это и следователь говорил, - возразила Катя.
   - Ну, что ж? В этом нет ничего удивительного, - вмешалась мать. - Если он так обошёлся со своей невестой, то с тобой так обойтись ему сам Бог велел.
   - Обожди, обожди, но это же не причина, чтобы забирать документы? Пусть разберутся, всё станет ясно.
   - В чём разберутся, папа? Ты хочешь, чтобы опять по всему институту полоскали имя моей жены? Короче, говорить не о чем. Документы я забрал.
   Володя стал нервно барабанить пальцами по столу.
   - Ну ладно, не переживай. Успокойся. Пойдём покурим, - предложил отец.
   Мужчины ушли в коридор. Володя закурил и немного успокоился.
   - А что за вторая новость? - спросил отец сына.
   - Серый денег скоро назад потребует.
   - Что значит, скоро?
   - Через месяц хочет уехать куда-то. Сказал, что деньги заберёт.
   - Да, час от часу не легче.
   - Ну, и что делать будем, батя?
   - Слушай, а может и к лучшему, что тебя из института попёрли? Сейчас пойдёшь в армию и ищи ветра в поле!
   - Какая ещё армия?
   - Обыкновенная. В которую всех забирают, если отсрочка пропадает. А пока ты служишь, я постараюсь закрыть Серого.
  
  -- Глава 5
   Какая всё-таки изменчивая эта жизнь! Совсем недавно жил в уютной квартире, спал с молодой женой, ел мамины обеды и ужины, а сейчас?
   Сейчас вместо квартиры - казарма, которая вся провоняла потом портянок и гуталином, вместо жены - сосед по кровати, который храпит, как труба иерихонская и не даёт спать, а вместо ласковой мамы - старшина злой, как волк и тупой, как сибирский валенок. Что поделать, так распорядилась жизнь, так сложились обстоятельства. Разве человек способен противостоять обстоятельствам? Нет, он только может служить им верой и правдой, не щадя сил и живота своего.
  
   Из окна казармы виден плац. С самого утра и до самого вечера солдаты изо всех сил колотят его сапогами. Но, как бы они не старались, всё равно у них всё выходит плохо. Старшина орёт на них, оскорбляет как только может, но солдаты молчат. Попробуй только пикни - тут же жизнь, и без того не сладкая, превратится в каторгу. За плацем корпус столовой. От неё несёт какими-то помоями километра на три. Там тоже служба: то картошку гнилую чистить, то рыбу вонючую таскать, то мясо рубить. Кости да жилы - солдатам, а мякоть - жёнам офицеров. Воруют внаглую - никого не боятся. Да хоть бы сами за этим мясом ходили, так ведь нет. Солдат наруби, помой, заверни и принеси. А если кусок не понравится, так она тебя этим куском по морде и отходит. Да чёрт бы с ней, с мордой, так она же обязательно старшине нажалуется. Скажет: "Этого урода ко мне больше не присылайте". И тогда уже всё. Тогда полный кошмар наступит.
   А за столовой забор с колючей проволокой. Как будто здесь не солдаты, а заключённые живут. От ворот этого забора идёт дорога километров пять или шесть и упирается в другой такой же забор с ангарами. Там техника. Там другие служат. В основном, офицеры. Из рядового состава ниже сержанта и нет никого. А рядовые только и нужны, чтобы дорогу эту вылизывать днём и ночью. Только вылижут её, только в порядок приведут, завоет ночью сирена, загрохочет всё вокруг, загудит, а утром опять роту на эту дорогу проклятую выгоняют. А там уж и не дорога вовсе, а месиво какое-то. Как будто специально её тракторами пахали всю ночь. Вот такая служба получается: куда ни кинь - всюду клин. То строевые на плацу, то кухня, то дорога эта долбанная.
   А интересно всё-таки заглянуть за тот забор. Что это за техника там такая? Видно, стоящее что-то. Иначе так бы не охраняли. Но чтобы что-то узнать, как минимум, сержантом надо быть. Тогда, может быть, и появится шанс из этой дыры к технике современной перебраться.
   - Рабов, ты что, уснул? - вывел из размышлений Володю старшина.
   - Ты что же очистки к хорошей картошке накидал?
   Старшина изо всех сил ударил сапогом по ведру с картошкой. Та раскатилась по всему полу. Вода брызнула прямо в лицо.
   - Что зенки вылупил? Шевелись! - орал на него старшина. - Я тебя научу свободу любить! Я вас приучу к солдатскому труду! Чтобы через десять минут всё сделано было!
   - Так точно! - Володя приложил руку к виску и вытянулся перед старшиной в струнку.
   - Дурак. Руку к пустой голове не прикладывают, - старшина взял Володину руку и опустил её.
   - Виноват, - звонко выкрикнул Володя.
   - А ты ничего. Молодец. Другой бы губы надул, обиделся, а ты...
   - Это у нас семейное.
   - Что семейное? Картошку чистить?
   - Никак нет! В армии служить. Мой отец всю жизнь в ней служил, до полковника дослужился.
   - До полковника, говоришь? А ты как сюда попал? Что-то я до сих пор детей полковников рядовыми не встречал.
   - Так ведь и отец у меня не с майора начал.
   - Ишь ты! Шустрый какой. Ну, майором быть здесь тебе не светит, а вот насчёт ефрейтора можно подумать.
   Старшина ушёл. Володя быстро собрал всю картошку и стал торопливо дочищать ведро до полного.
   - Раб, что это он на тебя окрысился? - к Володе подошёл его сосед по койке. - Вот гнида! Так бы и двинул ему ведром по голове!
   - Да ничего он не окрысился. Так, поговорили немного, и всё.
   - А что же это он на тебя так орал?
   - А это чтобы служба мёдом не казалась. Разве ты бы на его месте по-другому говорил?
   - Нет, я бы так не стал.
   - Поэтому ты и ходишь рядовым.
   - Можно подумать, ты старшина.
   - Пока ещё не старшина, но скоро буду. Я в этом нисколько не сомневаюсь.
   Сосед по койке захихикал.
   - Рядовой Трофимов! Смирррно! - закричал Володя.
   Трофимов вытянулся перед Рабом.
   - С ведром к котлу бегом марш!
   Трофимов схватил ведро с картошкой и побежал к котлу.
   - Вот дурак! И действительно побежал, - тихо сказал вслед ему Раб.
   Трофимов добежал до котла, высыпал туда картошку и, подскользнувшись, растянулся прямо перед старшиной. Тот посмотрел на Трофимова, потом на часы и перевёл свой взгляд на Раба.
   Володя быстро надел пилотку, приложил руку к виску и застыл в постойке "смирно".
  
   Скоро Рабова вызвали к командиру, после чего на его погонах появилась ефрейторская полоска.
   Войдя в казарму, новоиспечённый ефрейтор столкнулся с Трофимовым.
   - Ух ты! Раб, с тебя приходится. Этак, ты и действительно старшиной станешь.
   - Не Раб, а товарищ ефрейтор, - поправил его Володя.
   - Да брось ты!
   - Ты что, не понял? - голос Раба стал отдавать металлом.
   - Да пошёл ты... Может тебя и в задницу ещё поцеловать? - Трофимов оттолкнул Раба и хотел уйти.
   Раб схватил его за воротник и с силой дёрнул. Трофимов потерял равновесие и упал. Раб нагнулся к нему и процедил сквозь зубы:
   - Вы все не только в задницу меня целовать будете, а ещё для этого в очередь выстроитесь. Понял?
   Трофимов лежал на полу и испуганно смотрел на Раба.
   - Понял? - уже заорал на него Раб.
   - Понял, понял, - недовольно проворчал Трофимов.
   - Ничего ты не понял. Как надо отвечать?
   - Так точно, - выдавил из себя Трофимов.
   - И опять ты ничего не понял.
   - Так точно, товарищ ефрейтор!
   - Ну вот, только с третьего раза и понял. Господи, до чего же вы здесь все тупые!
   Ефрейтор ушёл, а Трофимов так и оставался лежать на полу, не понимая, что же это сейчас произошло.
   Шло время, где-то что-то менялось, а в воинской части, где служил Раб, всё оставалось неизменно. Утром подъём, зарядка, завтрак и если дорога не разрыта, то строевые занятия, а если разрыта, то лопаты и носилки. Сегодня никаких исключений не было. Ночью выли сирены, а это значит, что после завтрака все пойдут работать на дорогу.
   Но, война войной, как говорят солдаты, а обед по расписанию. Это выражение, конечно, образное. Естественно, оно относится не только к обеду. То же самое можно сказать и про ужин, и про завтрак. Что бы ни случилось, какое бы "ЧП" ни произошло, но каждое утро лужёная глотка старшины заорёт:
   - Рота сесть!
   Солдаты садятся за длинные столы и усердно начинают работать ложками.
   - Рота встать, выходи строиться!
   Солдаты вскакивают с мест, и через минуту они уже ровными рядами стоят на плацу у входа в столовую. Офицер поставил задачу командирам отделений, и рота рассыпается. Через десять минут рота вновь строится, только теперь она полностью вооружена. В руках у каждого бойца его личное "оружие": у кого лом, у кого лопата, у кого кирка.
   Работа началась. Солдаты лениво ковыряют землю. Чувствовалось, что это занятие уже осточертело им. На фоне всей роты выделялось одно отделение, которым командовал Раб. Они работали так, как будто бы искали клад.
   Долгожданный свисток возвещает о начале перекура. Солдаты бросают свои лопаты и падают на траву, предаваясь недолгому блаженству. Только отделение Раба не реагирует на свисток. Они смотрят на своего командира и ждут команды непосредственно от него.
   - Вот здесь поребрик выровняй, - говорит ефрейтор Трофимову.
   - Товарищ ефрейтор, ну какая разница, всё равно эту дорогу завтра снова разбомбят.
   - Разговорчики! Выполнять команду!
   Трофимов недовольно выравнивает поребрик. Всё отделение ждёт его и не идёт на перекур.
   Наконец поребрик выровнен и ефрейтор разрешает отдохнуть. Солдаты достают сигареты и ложатся на траву.
   Полковник из соседней части, той, куда ведёт эта дорога, ходит и внимательно проверяет работу солдат. За ним следуют несколько офицеров. Они идут тихо, стараясь не мешать солдатам. Ведь и они были рядовыми когда-то. Ну, не рядовыми, так курсантами, разница не большая. Так же копали землю и так же ладони их покрывались кровяными мозолями. Вообще, в армии первое впечатление обманчиво. Вначале кажется, что старшина злющий, как собака, а потом понимаешь, что за этой напускной суровостью скрывается обыкновенное человеческое сердце. Он не только умеет требовать, он умеет и понять, а то и пожалеть солдата. Вначале кажется, что солдат обворовывают, забирая лучшие куски мяса из столовой и относят их к жене командира, а потом узнаёшь, что жена командира работает в госпитале, и мясо это предназначено не ей, а больным. Так что, не верьте тем, кто говорит, что офицеры не понимают солдат. Они понимают. И солдаты понимают их, и не только понимают, но и чувствуют их настроение. Вот и сейчас, солдаты видят, что полковник не хочет беспокоить их, и поэтому, когда тот проходит мимо, никто не встаёт и не вытягивается перед ним так, как того требует устав.
   - Ты смотри-ка, даже поребрик выровняли, - говорит полковник офицеру.
   - Отделение встать! Смирно! - кричит ефрейтор, заметив офицеров.
   Солдаты вскакивают со своих мест, моментально строятся и застывают в строю. Ефрейтор, поправив пилотку, чеканя шаг, подходит к полковнику и отдаёт рапорт:
   - Товарищ полковник, вверенное мне отделение находится на отдыхе. Командир отделения, ефрейтор Рабов.
   - Вольно, вольно, - торопливо говорит полковник. - Не тревожьте солдат, пусть отдыхают. Работёнка-то у них - не дай Бог кому.
   - Вольно! - кричит Раб.
   Солдаты снова ложатся на траву, а ефрейтор продолжает стоять перед полковником, вытянувшись в струночку.
   - Идите, ефрейтор, отдыхайте, - говорит полковник и продолжает обход дороги.
   - Рабов, Рабов, где-то я уже слышал эту фамилию, - то ли сам себе, то ли своей свите говорит полковник.
   - У него отец полковник в отставке, может, встречались? - отвечает ему офицер.
   - Может, и встречались. Не понятно только...
   - Что непонятно? - не понимает офицер.
   - Не понятно, почему он только ефрейтор. С командными навыками у него всё в порядке.
   - Виноват! - отвечает офицер. - Не доглядели.
   Вот и ещё одна полосочка легла на погон.
  
   Но не только работают солдаты. У них есть время, чтобы помечтать, прочитать письмо из дома или написать кому-нибудь. Тогда они садятся возле своих тумбочек и предаются воспоминаниям.
   - Трофимов! - Раб бросает в лицо солдата свою гимнастёрку. - Перешьёшь погоны и выгладишь. Понял?
   - Так точно, товарищ младший сержант!
   - Можно просто сержант, - поправляет его Раб.
   Трофимов уходит. Раб достаёт письмо и садится на кровать. Письма принесли ещё три часа назад, и вот только сейчас выдалась минутка, чтобы прочесть его. Писал отец. По военному, без всяких сантиментов, только сухие факты, как будто это не письмо, а рапорт.
   "...Дела по фирме развиваются успешно. Практически со всеми договорился. Думаю скоро провести первую сделку. К твоему возвращению раскручу контору на полную катушку. Катерину послал на курсы бухгалтеров. Пусть учится правильно бумаги оформлять. Со стороны брать никого не хочу. Утечка информации нам ни к чему. Кстати, она беременна, скоро родить должна. Мать всё внука ждёт или внучку. Уже задолбала своими разговорами, но это дела бабьи. Серого я закрыл. Если станешь отцом, не вздумай в отпуск проситься, рано ещё. Надо всю эту шайку убрать, а то тут ходят какие-то шестёрки, всё тебя ищут. Ты там время зря не теряй, в армии всё-таки служишь, не на почте. Принюхивайся, присматривайся, с людьми нужными знакомься. Всё это пригодится потом".
   "Принюхаешься, как же! - с горечью подумал Володя. - Сидишь тут, в этой дыре, а вот она, техника, но возьми её попробуй! Черта-с два".
   - Сержанта Рабова к командиру! - сбил его мысли дежурный.
   - Трофимов! - закричал Раб. - Долго ты ещё возиться будешь?
   - Только отгладить осталось, - крикнул Трофимов.
   - Чёрт с ним, тащи, как есть!
   Трофимов прибежал с гимнастёркой. Раб быстро оделся и побежал за дежурным. Открыв дверь командира, Раб вытянулся и отдал честь, собираясь отрапортовать, но командир только махнул рукой.
   - Перестань, не до этого сейчас, - нервно сказал командир. - Слушай, Рабов, поднимай своих бойцов и срочно на дорогу, там машина с грузом перевернулась, а ты, - обратился он к дежурному, - старшину ищи и срочно его ко мне.
   Сержант скрылся, и уже через минуту его отделение следовало к месту происшествия.
   Пробежав километра два, Володя увидел автомобиль, лежащей на боку в кювете. Из цистерны, которую он перевозил, вытекала какая-то жидкость. Несколько солдат пытались перевернуть машину, чтобы поставить её на колёса, но их сил было явно не достаточно.
   - А ну, навались! - скомандовал Раб.
   Солдаты, как муравьи, облепили машину и стали раскачивать её.
   - И раз, и два, и три... - командовал Раб.
   Машина раскачивалась и разбрызгивала из цистерны жидкость.
   - И раз, и два, и три...
   Амплитуда становилась всё больше и больше. Наконец автомобиль встал на колёса. Теперь оставалось завести трос и вытащить её из кювета.
   К этому моменту подбежал старшина с солдатами. Раб отошёл от солдат и подошёл к старшине.
   - Ну что, без нас справились? - спросил старшина Раба.
   - Да, теперь только буксиром вытащить осталось.
   - Ну, и слава Богу! - облегчённо ответил старшина.
   Он достал сигарету и закурил. Из соседней части к ним уже подъезжал УАЗик.
   - Ух ты, сам полковник пожаловал, - удивился старшина.
   - Вы бы не курили здесь, товарищ старшина, а то вся машина в какой-то луже стоит. Чёрт его знает, что это?
   - Да, действительно.
   Старшина бросил на дорогу окурок и придавил его ногой. Но окурок не потух, а продолжал дымиться. И старшина, и солдаты смотрели на машину полковника, который уже подъехал к месту происшествия. Раб незаметным движением ноги подцепил окурок и отбросил его в сторону аварийного автомобиля. Над лужей появился слабенький голубоватый огонёк, который быстро двигался в сторону машины с цистерной.
   Машина полковника остановилась, и полковник хотел уже открыть дверцу, как раздался оглушительный взрыв. УАЗик подбросило вверх и швырнуло в кювет.
   - Ребята, полковника придавило! - крикнул Раб.
   Все бросились к УАЗику. Раб открыл дверцу и стал вытаскивать полковника. Тот, видно, сильно ударился. Вся голова у него была залита кровью. Раб вытащил полковника и помог ему подняться на ноги.
   - Ну, спасибо тебе...
   Полковник не успел больше ничего сказать. Следующий взрыв был ещё сильнее первого. Языки пламени достали до УАЗика и облизали Раба. Одежда на нём загорелась. Тут же его повалили на землю и стали сбивать с него пламя. Раб ничего не успел понять. Он только слышал голос полковника.
   - В госпиталь его, срочно! Головой за него отвечаете! Я этому человеку жизнью обязан.
   УАЗик вытащили на дорогу и Раба аккуратно посадили на сидение. Через несколько минут машина подъехала к части. Ворота открылись, и Раб увидел ангары. Раньше он видел только крыши, а теперь видел и то, что было внутри. За открытыми воротами ангаров виднелись острые головки ракет.
  
   И снова больничная палата. Снова тишина, запах медикаментов и какое-то, присущее только больнице, спокойствие. Снова всё тело ноет от боли.
   "Как всё это знакомо, - думал Володя. - Кажется, совсем недавно это было. Кажется, только что с меня сняли бинты, и я увидел багровый шрам на своём теле. А теперь опять госпиталь. Где теперь у меня будут шрамы? Прямо как на войне, одни раны. А для чего? Во имя чего? Зачем мне нужно было затевать всю эту комбинацию с Димой? Для чего нужна была эта свадьба с Катей? Может быть, она мне нужна? Нет. Наоборот, только хлопот прибавилось. Скоро она родит и ещё больше повяжет по рукам и ногам. Может быть, необходимо было что-то доказать этим сокурсникам? А зачем? Вот доказал, а для чего? Они теперь там, а я здесь. И никому мои доказательства не нужны. А этот дурацкий окурок? Для чего я швырнул его? Чтобы раздался взрыв? Чтобы проявить героизм, чтобы меня заметили и повысили в звании? Взрыв раздался, меня заметили и в звании, наверное, повысят, а для чего? Кончится служба, вернусь на гражданку, и что останется? Шрам от Димкиного ножа? Изуродованное лицо от взрыва? Кому всё это надо? Я могу просчитать логику практически любого человека. Могу заставить его совершать поступки, какие мне захочется. А кто руководит мной? Кто меня заставляет совершать поступки? Люди? Нет. Обстоятельства. Именно им я подчиняюсь беспрекословно. Что это или кто это? Почему я так послушен им? Потому, что я их раб".
   - Что? - раздался чей-то голос.
   Раб повернул голову. На него вопросительно смотрел сосед по палате.
   - Что? Что? - спросил он соседа.
   - Ну, ты сейчас сказал "раб".
   - Раб? Какой раб?
   - Не знаю какой. - Сосед подозрительно посмотрел на Володю. - Тебе что, плохо?
   - Это тебе плохо, - зло ответил Володя. - Фамилия у меня такая, Рабов. Понял?
   - А-а-а, - многозначительно протянул сосед, так ничего и не поняв. - А ты, что, не из наших будешь? Я тебя раньше не видел.
   - Из соседней части. Мы дорогу обслуживаем.
   - Да, вашей службе не позавидуешь. Вы только дорогу сделаете, а наши - раз, и снова её в месиво.
   - Чем вы занимаетесь-то, что так дороги уродуете?
   - Если честно, то мы эту дорогу даже пальцем не трогаем. У нас тут просто склад.
   - Что, обыкновенный склад?
   - Не совсем обыкновенный. Склад оружия. Чего тут только нет! Со всей России везут. Везут к нам - дорогу в хлам, везут от нас - тоже дорогу в хлам, ну а вы её, значит, после этого делаете.
   - Значит, говоришь, оружейный склад? Это я удачно попал.
   - Чего? - опять не понял сосед.
   - Я, говорю, слышал, вчера машина ваша на дороге рванула? Вот я к вам поэтому и попал.
   В палату вошла медсестра.
   - Северцев, - обратилась она к соседу, - хватит языком чесать, на процедуру пора.
   Сосед лениво сполз с кровати и поплёлся на процедуру. Сестра подошла к Рабу, поправила ему постель, поставила рядом с койкой стул и прошептала Володе в ухо:
   - А к вам сейчас командир части придёт.
   Не успела сестра уйти, как двери палаты распахнулись и показалась огромная фигура полковника. Сестра пулей выскочила из палаты.
   - Ну, где тут наш герой? - пробасил полковник.
   - Да какой там герой? - Раб попытался приподняться на локтях.
   - Лежи, лежи. Конечно, герой. А кто же? Меня из машины вытащил, от второго взрыва грудью своей закрыл. Самый, что ни на есть, настоящий герой. Я тебя к ордену представлю. Ты командира своего спас. За это награда полагается.
   - Своего?
   - Своего, своего. Тебя уже в нашу часть перевели. Ты мне давно приглянулся. Это при моём участии тебе сержанта присвоили. А теперь я просто обязан тебя отблагодарить. Награда - это само собой. У меня лично к тебе предложение есть. Пойдёшь ко мне в штаб?
   - В штаб? А что я там делать буду?
   - Ну, уж во всяком случае, не дорогу копать. Ты же образованный парень, это сразу видно. Да и с командными навыками у тебя всё в порядке.
  
   Старший сержант Рабов уже давно не вскакивал по тревоге со своей кровати. Он не бегал, как другие, по утрам на зарядку. Его не будил по ночам храп соседа. Он имел теперь персональную комнату. Никто из офицеров не вмешивался в его дела. Вообще, они предпочитали обходить Рабова стороной. Все знали, что командир части обязан этому человеку своей жизнью. Забыть об этом было невозможно. Стоило только посмотреть на Володю, как невольно начинаешь проникаться уважением к нему. Нет, не орден вызывал эти чувства - представление к награде застряло где-то в Москве, и никак не могло добраться до части. Шрамы на лице старшего сержанта заставляли уважать его каждого, кто был в курсе того происшествия, которое случилось с командиром.
   В комнату постучались. Дверь приоткрылась и в неё робко просунулась голова дежурного.
   - Товарищ старший сержант, вы кушать в столовой будете или вам сюда принести?
   - Сюда, - лениво ответил Раб, приподняв голову с подушки.
   Если бы кому-нибудь другому пришла мысль позавтракать в постели - да не сносить бы ему головы, даже если бы это был офицер. Да никому эти мысли и не приходили. Что же касается Раба, то он был не в счёт. Он жил по своим правилам. Рабов - не все, он такой один, командир обязан ему своей жизнью. Таким можно всё, и завтрак в постели тоже.
   Дверь закрылась. Володя поднялся с постели и пошёл умываться. Когда он вернулся, кровать была уже заправлена, а завтрак стоял на небольшом столике.
   Позавтракав, он, даже не убрав грязную посуду, встал и, не торопясь, направился в штаб. Теперь его служба мало отличалась от работы вольнонаёмных. Всё отличие состояло только в том, что вольнонаёмные получали за свой труд хотя бы какую-то мизерную зарплату, а он не получал вообще ничего. Но Раба это обстоятельство сильно не беспокоило, наоборот, это даже как-то успокаивало его. Если бы ему заплатили за труд деньги, такие, какие получали эти вольнонаёмные, он расценил бы это, как оскорбление собственного достоинства.
   "Разве это деньги? - думал Раб. - Это плевок в душу, а не зарплата. Хотя, если посмотреть на этот вопрос объективно, то эти плебеи, то есть, вольнонаёмные, большего и не заслуживают. С их тупыми головами и вопиющей ленью и этого много. Я - другое дело. Таким, как я, надо платить больше, а если ещё объективней, то платить вовсе не надо. Такие сами должны делать деньги и платить другим. Но не здесь. Тут - служба, время, которое нужно просто вычеркнуть из жизни. Для такой работы, как здесь, только такие тупицы и пригодны. - Володя посмотрел на двух женщин, работавших вместе с ним в комнате. - Бесконечные дурацкие отчёты: сколько портянок израсходовано, сколько сапог изношено, на сколько процентов в отчётном периоде было меньше простудных заболеваний, чем за соответствующий период предыдущего года. Тоска зелёная".
   Володя сидел за своим столом, уставившись в папку с отчётами, но его глаза ничего не видели. "Тоска зелёная" завладела им, и не давала возможности сосредоточиться. Володя закрыл папку с отчётами. Его привлекла небольшая надпись на обложке. Он пригляделся. "Чувствую, как медленно тупею", - было написано карандашом. Володя усмехнулся, взял карандаш и написал рядом: "Как надену портупею, так тупею и тупею".
   Дверь в комнату открылась и в неё вошёл рассыльный.
   - Рабова к нач. штаба вызывают, - сказал рассыльный.
   Володя скорчил удивлённую физиономию, встал из-за стола и молча пошёл за рассыльным.
   - Товарищ подполковник, - отрапортовал он, войдя в кабинет начальника штаба, - старший сержант Рабов по вашему приказанию прибыл!
   - Заходи, сержант, садись, - как-то не по-военному ответил ему подполковник. - Ну, как тебе в штабе? Не надоело портянками заниматься?
   - Служба, - ответил Раб.
   - Да, служба. Не всегда приходится служить в престижных и элитных местах. Надо и нашей работой кому-то заниматься. Хотя, кто знает, где престижное место, а где нет. Вот ты, например, домой вернёшься кавалером ордена. Разве это не престижно? Можно всю службу на атомной подводной лодке прослужить, и ничего не увидеть, а можно на никому не известном складе героем стать. Тут уж как фишка ляжет, как обстоятельства сложатся.
   - Мы все под обстоятельствами ходим, - заметил Раб.
   - Да, ходим все, да не каждый ордена за них получает. Я, собственно, тебя поэтому к себе и вызвал. У нас тут так обстоятельства сложились, что один отдел без начальника остался. Должность офицерская. Брать на неё новых неизвестных людей не хочется. Вот командир и предложил твою кандидатуру. А что, я согласен с ним. Парень ты грамотный, командные навыки у тебя развиты, а уж про твои подвиги все наслышаны. Звание, конечно маловато, но что поделать, Калашников ведь тоже сержантом был, когда свой автомат изобрёл. Одним словом, вот приказ о твоём назначении. - Подполковник протянул Рабу лист бумаги. - Иди, принимай своё хозяйство. Воинство тебя уже ждёт.
  
   Воинство состояло из двух человек. А если точнее, из двух девиц. Они прибрали свой небольшой кабинетик, украсили стол своего нового начальника цветами и приводили себя в порядок, ожидая прихода нового шефа. Раб зашёл в кабинет в тот момент, когда девушки усердно накрашивали свои ресницы. Увидев вошедшего, они, как по команде, обернулись и зашипели на Володю.
   - Ну куда ты прёшься, сержант, не видишь, нельзя сюда!
   Раб, как ошпаренный, отскочил от двери и закрыл её. Такого приёма он явно не ожидал. Наконец он взял себя в руки и снова открыл дверь. Девушки уже сидели на своих местах. Увидев его, они снова скорчили недовольные физиономии.
   - Ну, что тебе? - спросила одна из них.
   - Я, собственно, познакомиться хочу, - ответил Раб.
   - Ты в своём уме? - возмутилась другая. - Другого места не нашёл?
   - И всё-таки, давайте познакомимся. Я старший сержант Рабов Владимир Николаевич - начальник вашего отдела. - Раб замолчал и вопросительно посмотрел на девушек.
   Яркая пунцовая краска моментально покрыла лица воинства. Девчата медленно, не отрывая глаз от сержанта, поднялись со стульев. Но сказать они ничего не могли. Тот конфуз, в который они попали, полностью лишил их дара речи. Раб понимал это и нарочно ничего не говорил, чтобы его новые подчинённые в полной мере прочувствовали ту разницу, которая была между ним - начальником отдела и ими - его подчинёнными. Насладившись их беспомощностью, Володя решил прервать эту немую сцену.
   - Итак, я представился вам, а вы собираетесь это делать?
   Однако девушки, красные, как варёные раки, стояли, хлопали глазами и ничего не могли сказать. Володя снова решил помочь им.
   - Вот вы? - он ткнул указательным пальцем в ту, что стояла справа от него.
   - Я?
   - Вы, вы, не я же?
   - Я Катя Андреева.
   - Катя Андреева? - удивился Володя.
   - Катя... А что?
   - Да нет, ничего. Просто совпадение. У меня жена Катя Андреева.
   - Так вы женаты? - тут же пришла в себя вторая.
   Володя перевёл на неё взгляд.
   - Я Наташа Иванова. Так вы женаты?
   - Женат, а что в этом такого?
   Раб прошёл в кабинет и сел за стол, украшенный цветами.
   - Да нет, ничего в этом, конечно, нет, просто в этой дыре либо старик, а если уж молодой, так обязательно женатый, - разочарованно сказала Наташа.
   - А вы-то как сюда попали? - спросил их Володя.
   - Увы, всё очень банально, - разочарованно махнула рукой Катя. - Погнались за женихами в золотых погонах. Потом женихи тю-тю, - Катя махнула многозначительно рукой, - а мы здесь. Вот так всё невесело.
   - А с женихами весело было?
   - С женихами весело, - продолжала Катя, - Только перед вами у нас начальником старик был. Какое уж с ним веселье?
   - Вы уж нас извините, Владимир Николаевич, мы не думали, что на офицерскую должность сержанта поставят. Нехорошо вышло, - еле слышно произнесла Наташа.
   - Да ладно, ничего страшного. А что с моим предшественником случилось? Куда он делся?
   - Да мы же говорили вам, он старый был. Часто болел. А после последнего сердечного приступа решил уволиться.
   - Зачем же его, такого, держали?
   - Да место здесь необычное, - пояснила Наташа.
   - Секретное что ли?
   - Да какое секретное? Хлам разный утилизируем. Не знаю, почему, но только долго на вашем месте люди не задерживаются. Один только наш дед по здоровью ушёл, а все остальные со скандалом. Поэтому командир и не хочет сюда никого со стороны ставить. Кому же хочется сор из избы выносить?
   - Да о каком соре речь?
   - Владимир Николаевич, да мы то откуда знаем? - Катя подвинула свой стул поближе к Володе. - Мы же здесь так - подай, принеси. А что там, в верхах, делается, нам неведомо.
   - Ну, вот и познакомились, - вдруг резко оборвал разговор Володя. - Давайте работать. Мне надо в курс дела войти.
   - Владимир Николаевич, а может быть, мы с утра начнём? - расстроилась Наташа. - Сегодня день все равно потерян. А сейчас отметим ваше назначение. Мы уже и торт купили.
   Раб недовольно скорчил физиономию.
   - Всё поняли, - хором крикнули девушки. - Сейчас всё будет сделано.
   Тут же появились бутылки водки и вина. Зазвякали ножи, ложки, тарелки... Не успел Володя опомниться, как Катя подняла рюмку и провозгласила:
   - За ваше назначение, Владимир Николаевич!
   Первый тост быстро сменился вторым, третьим, четвёртым, и вот скованность начальника и его подчинённых исчезла. Они общались, как люди, которые были не только дружны, но знали друг друга лет десять - не меньше.
   - Значит, говоришь, из-за каких-то сплетен взяли и выперли из института? - сочувствовала Рабу Наташа. - Вот сволочи!
   - Что поделать? Такова жизнь. Честь ВУЗа превыше судьбы какого-то студента.
   - Выходит, теперь ты здесь, а твоя Катя там?
   - Выходит так.
   - А ты не боишься, что за то время, пока ты служишь, у ней никакого романа не будет? - спросила Катя.
   - Ну, здесь мы в абсолютно равных условиях. У меня ведь тоже может быть роман.
   - А ты, что, допускаешь такую мысль? - Катя ехидно посмотрела на Раба.
   - А почему, собственно, и нет? Я живой человек. Секс - это секс, а семейная жизнь - это семейная жизнь. Одно другому не мешает.
   - Интересная точка зрения! Не часто можно встретить мужчину, который вот так просто это говорит. Обычно лицемерят, клянутся в вечной любви, а на самом деле цель-то одна - кровать. А ты ничего, то, что надо. - Катя явно строила глазки своему начальнику.
   - Да уж где там ничего? - Володя провёл пальцем по своим шрамам на лице.
   - Ну, это для женщины страшно, а для мужчин... У вас вся сила в других органах.
   Володя почувствовал, как рука Кати опустилась ему на коленку и стала медленно подниматься вверх. От этого прикосновения у него захватило дух. Наташа заметила это и сверлила подругу укоризненным взглядом.
   Володя взял Катину руку и отодвинул её от себя.
   - Ну что вы всё про меня да про меня. Расскажите что-нибудь про вас. Вы тут что-то говорили, что с вами начальники сработаться не могут. Я правильно понял?
   - Да при чём тут мы? - возмутилась Наташа. - С жадностью они своей справятся не могут.
   - А мы всего лишь женщины. Будь с нами ласков, так мы готовы в лепёшку расшибиться, - уже изрядно подвыпившим голосом вставила Катя.
   - Понимаешь, дело не в нас. Работа нашего отдела заключается в том, чтобы обеспечить выполнение условий договоров, которые заключает наша часть.
   - Каких таких договоров?
   - Понимаешь, к нам привозят не только новое вооружение, но и разный хлам, который необходимо утилизировать. Сам договор заключается в округе, а мы только исполняем его.
   У Раба даже пот выступил на лбу. Весь хмель моментально исчез.
   - Ну, и дальше что?!
   - А то, что в округе бардак. Они сами толком не знают, что у них находится на их собственном складе. А может быть, им просто лень в бумагах ковыряться. Одним словом, они перед тем, как заключить договор на утилизацию, этих фирмачей сюда направляют. Ну, чтобы те сами всё своими глазами увидели.
   - И?
   - Что и? Дальше, как говорится, дело техники. Можно много показать, можно мало. Можно то показать, чего даром никому не нужно, а можно то, от чего слюнки потекут. Смекаешь? Поэтому наш командир на эту должность никого постороннего брать не хочет. В конечном итоге, по шапке всё равно он получит.
   - А кто им всё это показывает?
   - Да ты и будешь показывать. Наше дело только бумажки оформлять.
   - И на чём же все мои предшественники прокалывались?
   - На жадности. Я же говорила. Начинают с фирмачей так шкуру драть, что они жалуются в округ.
   - Ну, а этот, старик. Который до меня был, неужели он сам с этого места ушёл?
   - Помогли, конечно, старичку. Он из этих, из принципиальных был. Представляешь, фирмач, ну, как и положено, стал с ним о боковине договариваться. Так старик такую вонь поднял, что эта история до самого командующего округа дошла. С этой фирмой, естественно, договор запретили заключать.
   - А старик?
   - А старика стали по всем инстанциям таскать. Ты же понимаешь, кому-то в округе откат обломился. Таскали до тех пор, пока его сердечный удар не хватил.
   - Послушайте, ну сколько можно о работе? - прервал беседу Катин голос. - В кои то веки с интересным мужчиной встретились, так ты, Наташка, всю малину испортишь! Давайте лучше выпьем.
   Володя хотел было налить дамам вина, но бутылка была пустая.
   - Наташка, ну сбегай, я же знаю, у тебя есть.
   - Катя, а тебе не хватит?
   - Ну, что ты хочешь, чтобы я сама побежала?
   - Лучше принести, всё равно не отстанет, - недовольно проворчала Наташа.
   Как только Наташа скрылась за дверью, Катя моментально очутилась рядом с Рабом. На этот раз она не ограничилась поглаживанием ноги Володи. Она быстро расстегнула ему брюки и запустила туда руку.
   - Ого! Это я удачно попала! Я думаю, и ты не пожалеешь. - Второй рукой она схватила Раба за руку и засунула её себе под юбку.
   Когда Наташа вернулась с бутылкой вина, она остолбенела от увиденного. Её новый начальник и Катерина, раздетые, развалившись на диване, тяжело дышали, как будто за ними гналась стая волков.
   - Вы чт,о с ума сошли? - только и смогла она сказать.
   - Наташка, ты опять весь вечер хочешь испортить? Чего ты из себя пуританку корчишь? Давай к нам! Ей богу, я такого ещё никогда не испытывала!
   - У вас же дверь открыта. А если кто войдёт?
   - Ну, так и закрой дверь. Раздевайся и открывай бутылку.
  
   На следующее утро Раба вызвали к начальству и велели встретить представителя фирмы. Как и предупреждала Наташа, он должен был сводить представителя организации на склад и показать ему списанное оборудование, хранящееся на складе. После чего они должны были вместе проследовать в отдел и составить проект договора, который командир представит в округ для подписи.
   Представитель фирмы со скучным лицом ходил по складу, осматривал огромные кучи ржавого барахла и делал какие-то отметки в своей записной книжке.
   - Вы что, всё это покупать будете? - спросил его Володя.
   - Нет, покупать будут другие, наше дело - отделить цветной металл от чёрного.
   - И за это хорошо платят?
   - Ещё как хорошо! Объёмы работ здесь огромные!
   Володя задумался. Он вспомнил отца, который создал фирму как раз для подобных целей. "Это же Эльдорадо, Клондайк!" - прозвучал в его голове отцовский голос. Правда, заниматься разборкой списанного оборудования он не предполагал. Он хотел как раз покупать этот цветной металл.
   - О чём задумался, служивый? - вывел Раба из воспоминаний представитель.
   - Да так, дом вспомнил.
   - А до дембеля-то ещё долго?
   - Не очень.
   - Слушай, сержант, а хочешь перед возвращением домой заработать?
   - Каким образом?
   - Очень просто. Я тут подсчитал немного. - Он показал записи в своей книжке. - Но ведь эту цифру можно и увеличить... Кто же всё это пересчитывать будет? Для тебя это ничего не стоит, а в кармане прибавится.
   - Нет, - резко ответил Раб.
   - Ну и дурак! Такие предложения не каждый день делаются.
   - Нет.
   - Ну хорошо. Десять процентов тебя устроит?
   - Я уже сказал, нет!
   - Ты из принципиальных что ли? Так до тебя здесь один такой уже был. Хватил сердечный приступ.
   - Вы всё посмотрели? - спросил Володя представителя.
   - Всё. А с тобой, значит, не договорились?
   - Нет, не договорились.
   - Ну и зря. Плохо тебе на гражданке придётся. Со своими принципами ты и гроша ломаного не заработаешь.
   - А я и не собираюсь гроши зарабатывать, тем более ломаные. Я возьму всё своё, даже если это ваше - понятно?
   - Честно говоря, нет.
   - Вот поэтому вы здесь и ковыряетесь в куче ржавого железа.
   - Ну ладно, не хочешь - не надо. А то ещё, чего доброго, на личности перейдём.
   - Я в отделе буду, - сказал Раб представителю. - Приходите, будем всё оформлять.
   Представитель куда-то ушёл, а Раб побежал в свой отдел. Вбежав в свой кабинет, он достал листок бумаги и что-то быстро написал на нём. Наташа и Катя, заметив, что их начальник чем-то очень взволнован, прекратили свою работу и устремили свои взгляды на Володю, ожидая, что тот расскажет им, что случилось.
   - Ну, девчонки, ваша работа начинается! Этого фирмача упускать нельзя.
   - Какого фирмача?
   - Придёт сейчас один тип. Будет договор составлять. Компьютера у него нет, значит, попросит нас напечатать. Когда будете печатать, вместо его реквизитов впечатаете вот эти. - Раб положил на стол листок бумаги, на котором только что что-то писал. - Впишите их мелким шрифтом. А самое главное, сделайте так, чтобы он на них не обратил внимания. Не обратит сейчас, потом ему нужды не будет в договор свой нос совать. Наташа, водка у нас есть?
   - Найдётся.
   - Ну и отлично! Водка есть, красивые женщины в наличии, значит, дело, считайте, сделано.
   - Владимир Николаевич, а зачем нам этот фирмач? Нас и вы вполне устраиваете.
   - Ты что, Катька, не врубилась? - перебила подругу Наташа.
   - За мной дело не встанет, - пообещал девчонкам Володя.
   - А у фирмача-то встанет? - захихикала Катя. - После бутылки водки.
   - Ну, если он оплошает, я ошибку его исправлю.
   Дверь открылась и в кабинет вошёл представитель фирмы.
   - Сержант, у вас компьютер есть? Мне надо проект договора составить.
   - Да, пожалуйста, присаживайтесь. Вот девушки, они решат все ваши проблемы. Если я вам не нужен, разрешите уйти. У меня ещё есть дела.
   - Конечно, конечно. Можете быть свободны.
   Сержант отдал честь представителю фирмы и вышел из кабинета.
   Оставив представителя фирмы в окружении двух дам, Раб бегом побежал на почту. Там он заказал междугородний разговор и стал нетерпеливо ожидать связи с отцом. Услышав приглашение зайти в кабинку, он не вошёл, а запрыгнул в неё.
   - Алё, батя? - крикнул он в трубку. - Как дела с фирмой?
   - Господи, это ты? Володя, ты бы хоть поздоровался вначале.
   - Да брось ты эти условности. Реквизиты фирмы не изменились?
   - Нет, всё, как и прежде. На счету пока ноль. Нужны деньги, сам понимаешь для чего. А что, собственно, случилось?
   - А случилось то, что скоро на счёт упадут не просто деньги, а огромные деньги. Ты понял меня?
   - Нет. Какие деньги?
   - Я не могу тебе сейчас ничего говорить.
   - Понимаю, - почему-то шёпотом ответил отец.
   - Как получишь деньги, фирму закрывай, чтобы её и с собаками не найти было, а откроешь новую, чистую.
   - Так у нас почти все лицензии на эту готовы.
   - Сделаешь новые. Своим друзьям скажешь, что ошибся.
   - Можно, конечно, дураком прикинуться. А что, это очень надо?
   - Тебе, что, деньги не нужны?
   - Я всё понял. Сделаю, как ты хочешь.
   - И, вот ещё что, пришли мне переводом тысяч двадцать, срочно.
   - Володя, да откуда взять? Я же всё в дело вложил.
   - Неужели дома денег нет?
   - Есть, конечно, но это матери на лекарства.
   - Вот и возьми оттуда.
   - Но она же без них не может.
   - Ну, перебьется чуть-чуть, а потом, когда обналичишь со счёта, купишь ей её пилюли.
   - Ты же понимаешь, что это можно сделать только в крайнем случае.
   - Случай крайний. Ладно, отец, у меня нет времени долго разговаривать. Жду денег. Пока.
   - Матери с женой хоть привет бы передал.
   - Да перестань ты, отец! Что за телячьи нежности? Ну, передай им привет, если им так это надо. Всё, у меня больше времени нет.
   Володя положил трубку и, довольный, пошёл в свою часть.
   Зайдя в свой отдел, он обнаружил там только Наташу.
   - А Катерина где? - спросил он её.
   - Баньку пошла топить для фирмача.
   - А он где?
   - За ней увязался, естественно.
   - А ты?
   - А я с договором к командиру ходила.
   - А почему ты, а не фирмач?
   - Да разве ему сейчас до договора? Катька как коленку ему показала, так у него и слюни до самого пола потекли.
   - Так он что, и договор не читал?
   - Нет, конечно. Сказал, что верит нам. Просил меня у командира его подписать и в баню приходить.
   - Ну что ж, всё идёт хорошо.
   - Владимир Николаевич, так мне тоже в баню с ним идти? Уж больно противный он, пачкаться не хочется.
   - Конечно идти. Вы водки не жалейте, вот и пачкаться не придётся.
   - А вы?
   - А я с вами в баньку потом схожу. Мы там втроём ото всей грязи отмоемся.
   - Ну что ж, я вас за язык не тянула, когда пойдём?
   - Вот закончим это дело, и пойдём.
   Наташа хихикнула, положила в папку подписанный договор и выбежала из кабинета.
   Раб сел за свой стол и громко хлопнул себя ладонями по коленям. Повернувшись к зеркалу, висящему на стене, он внимательно посмотрел на своё отражение и сказал:
   - Заседание продолжается, господа присяжные заседатели. Командовать парадом буду я!
  
   Для того, чтобы выпроводить фирмача из части, потребовалось вмешательство командира. Представитель фирмы ходил пьяный по кабинетам штаба и требовал водки. Он рвался к командиру и кричал, что таким, как сержанту Рабову, нет места в армии. Из-за него он не мог увеличить объёмы для своей организации. Он кричал, что без боковины сейчас никто не работает. Отказавшись от предложенного отката, сержант оскорбил не только его, а всю фирму.
   Однако похождения фирмача по штабу были недолги. Командир вызвал наряд, выделил свою машину и солдаты увезли разбушевавшегося гостя на железнодорожную станцию.
  
   Слухи о том, что сержант Рабов отказался от взятки, моментально разлетелась по всему штабу. Встречая его в коридорах, офицеры не могли пройти мимо, не сказав ему что-нибудь на эту тему:
   - Ну, ты молодец! - говорили одни.
   - Ну и зря не взял, сейчас так принято, - говорили другие.
   И, хотя мнения на этот счёт были разные, неизменным оставалось одно - уважение, которое вызывал сержант практически у всех сослуживцев. Правда, и о его амурных отношениях сразу с двумя своими сотрудницами слухов было тоже не избежать, но это не вызывало никакой негативной реакции. Коллектив в части был, в основном, мужской, и его любовные забавы не только ни принижали его достоинства, но, напротив, укрепляли авторитет сержанта в глазах других мужчин. И если кто-нибудь из офицеров начинал жаловаться на сложности в своих семейных отношениях, он обязательно слышал:
   - Поучись у Раба, он двоих умудряется удовлетворять, а ты с одной справиться не можешь.
   Через несколько дней Володя получил перевод из дома. Сбегав на почту и получив деньги, он вернулся в свой отдел в великолепном расположении духа. Перемена в его настроении не осталась незамеченной.
   - Что-то случилось, Владимир Николаевич? - спросила его Катя.
   - Хорошее? - не терпелось узнать Наташе.
   - Конечно, хорошее. Разве по-другому может быть? Помните фирмача, которого вы в баньке помыли?
   - Помним, конечно. Этот придурок столько шума тогда наделал... - брезгливо ответила Катя.
   - А почему придурок?
   - А кто же он? Ему, как человеку, баньку истопили, две симпатичных девушки к нему пришли, а он так нажрался, что лыка не вязал.
   - Кстати, кто-то обещал отмыться от этого фирмача, - заметила Наташа.
   - Что-то с памятью моей стало, то, что было не со мной, помню... - подпевала подруге Катя.
   - С памятью у меня всё в порядке, - улыбаясь ответил им Раб. - Баньку можете сегодня же топить. А это вам для сугрева, чтобы в бане холодно не было. - Он положил на стол перед каждой по десять тысяч рублей.
   Обе девушки моментально замолчали. Лица их вытянулись, они смотрели на Раба не моргая.
   - Что это? - наконец смогла вымолвить Катя.
   - Так, небольшой аванс, - улыбаясь, ответил им Раб.
   - Да мы таких денег сроду в руках не держали, - промолвила Наташа.
   - Разве это деньги? - пренебрежительно хмыкнул сержант. - Деньги потом будут, а пока надо работать, работать и ещё раз работать.
   - Так за что аванс, я так и не поняла? - удивилась Катя.
   - У тебя что, вопросы ко мне есть? - спросил её Раб. - Могу ответить, только от этого гонорары могут резко снизиться.
   - Нет, никаких вопросов нет. Баню сейчас готовить?
   - Нет, с банькой мы до вечера подождём. А сейчас...
   Раб подсел поближе к девушкам, обнял их и придвинул девичьи уши прямо к своим губам, после чего серьёзным тоном прошептал:
   - Пока фирма этот хлам разбирает, узнайте мне, кто цветной металл покупать будет, поняли?
   - Поняли, - так же шёпотом ответили ему девушки.
   - Ничего вы не поняли. Мне надо знать не только что это за фирма, а абсолютно всё: кто руководитель, где он живёт, с кем спит, что ест, какие документы имеет фирма, что за лицензии она представила в округ. А самое главное - кто в округе заинтересован в этой сделке. Теперь поняли?
   - Да где же мы всё это узнаем, мы же не агенты ЦРУ?
   - Да если б у агентов ЦРУ были такие возможности, как у вас, для них секретов давно бы никаких не существовало.
   - Каких возможностей? - не поняла Катя.
   - Вы женщины. А от бабьих сплетен и пересудов защита ещё не придумана.
  
   Работы по рассортировке цветного металла проходили медленно. Сержант Рабов, которого поставили контролировать ход выполнения работ не отходил от рабочих ни на минуту. Он проверял каждый винтик, каждую пружинку. Требовал, чтобы рабочие отделяли не только чёрный металл от цветного, но и рассортировывали разобранные детали по маркам материала.
   - Слушай, сержант, ты что, уморить нас здесь хочешь? - ворчали они на него. - Ты посмотри, сколько здесь техники! С такими требованиями мы её год будем разбирать.
   - Да хоть десять, - отвечал им сержант. - Моё дело - контролировать, а ваше - исполнять условия договора.
   - Но такого в договоре нет. Мы будем жаловаться в округ.
   - Хоть папе римскому. Я подчиняюсь командиру части. Если он мне прикажет, хоть вообще ничего не делайте, всё приму.
   Однако командир части не вмешивался в договоры, которые были подписаны в округе. Вскоре из округа приехал полковник и вместе с рабочими стал требовать от сержанта, чтобы он прекратил придираться к рабочим.
   - Вы срываете весь график выполнения работ, сержант. Нельзя так тупо исполнять приказы.
   - Так точно, товарищ полковник. Прикажите моему командиру выдать мне подробную инструкцию по приёмке работ, я её буду исполнять так же усердно.
   - Я не имею права ничего приказывать твоему командиру. Неужели ты думаешь, что командующий округом будет разбираться в этом вашем хламе?
   - Не могу знать, товарищ полковник, только для меня выше командира начальства нет!
   - Тьфу, какой тупой! - полковник махнул на сержанта рукой и ушёл в штаб.
   - Не тупее тебя, - прошептал в спину полковника Раб.
   Кто бы и как бы не пытался ускорить выполнение работ, ничего не получалось. Договор был выполнен фирмой буква в букву, запятая в запятую, точка в точку.
   На подписание акта выполненных работ прибыли полковник из округа и командир части.
   - Ну, теперь-то твоя душенька довольна? - недовольно процедил полковник командиру.
   - Согласно приказу, работы принимает сержант Рабов, - ответил ему командир.
   - Слушайте, что у вас здесь творится? - начал переходить уже на крик полковник из округа. - Какой-то сержант полковников строит!
   - Вы принимаете работу, товарищ сержант? - не обращая внимания на нервозность полковника, спросил командир.
   - Так точно, товарищ полковник, - ответил Раб. - Все работы выполнены в точном соответствии с договором и с надлежащим качеством.
   - Тогда подписывайте акт.
   Раб взял из рук рабочего акт выполненных работ, подписал его и отдал командиру части.
   - Слава тебе Господи! - крикнул полковник. - Не вздумайте задержать платежи по договору. Я надеюсь, вы для этого не сержанта назначили? - злорадно заметил полковник командиру.
   - Нет, это сделает начфин, - спокойно ответил командир.
   К командиру подбежал дежурный по штабу.
   - Товарищ полковник, разрешите обратиться?
   - Что у тебя?
   - Полковника Вересова срочно вызывают к телефону из округа.
   Полковник отдал командиру честь и побежал к штабу.
   - Молодец, - неожиданно обратился командир к Рабу. - Так им и надо. Совсем обнаглели штабные. Непонятно, кому они больше служат, - армии или фирмам?
  
   Полковник Вересов появился в части через две недели. Его появление совпало с прибытием представителей фирмы, которая должна была вывозить цветной и чёрный металл. Поводом для его появления явился скандал, который разгорелся в штабе округа. Фирма, которая производила работы по разборке техники и сортировке металла, не получила за свою работу деньги.
   Если бы в части не было посторонних, то Вересов перевернул бы всё вверх дном, но его положение было настолько деликатным, что вряд ли можно было придумать что-нибудь в сложившейся ситуации. С одной стороны, он должен был разобраться с пропавшими деньгами, а с другой, его поведение не могло дать даже намёка представителям фирмы, что военные, мягко говоря, неточно выполняют свои обязательство по договору. Ну, а если называть вещи своими именами, то просто "кидают" партнёра. Фирмачи же, как нарочно, крутились возле полковника и постоянно приставали к нему с какими-то вопросами.
   - Послушай, сержант, - обратился как-то Вересов к Рабову, - убери ты их куда-нибудь. Устрой им баню, банкет, фуршет, да что угодно, лишь бы они исчезли отсюда.
   - Так точно! - ответил сержант и ушёл выполнять приказание.
   Фирмачи действительно исчезли. Вересов окопался в финчасти и стал изучать все документы, которые были связаны с пропавшими деньгами. Полковник проверил всё: и договор, и платежи и акт выполненных работ и выписки с банка, но всё было правильно. Никаких ошибок не было. Он обратил внимание, что договор был заключён с одной организацией, а в реквизитах значилась другая. С расчётами такого типа полковник уже встречался, когда организация направляла причитающие ей деньги не себе, а другой организации. Он внимательно посмотрел на подписи и печать, но они не вызывали никаких подозрений, их действительно поставили под указанными реквизитами представители фирмы. Однако, чтобы всё было выяснено досконально, он решил позвонить в фирму и уточнить это обстоятельство. Выписав на бумажку наименование банка и номер счёта, который был указан в договоре, он пошёл звонить своим партнёрам. Выйдя из финчасти, он столкнулся с сержантом Рабовым.
   - Как наши гости, сержант? Чем ты их занял?
   - Как вы и приказывали, товарищ полковник! Пьют водку в бане с нашими девицами. До утра они о делах и не вспомнят.
   - Молодец, сержант. Вот утром я и займусь ими.
   - Товарищ полковник, они вас видеть хотят.
   - Зачем?
   - Да кто же их знает? Пьяные они. Говорят, что полковник не уважает их, какому-то сержанту поручил.
   - Хорошо, передай, что я зайду к ним.
   - Слушаюсь, товарищ полковник. Разрешите идти?
   - Иди, иди. Успокой их, я скоро подойду.
   Полковник проводил сержанта взглядом, ухмыльнулся и зашёл в кабинет начальника финансовой части.
   - У тебя связь междугородняя есть? - спросил он начфина.
   - Так точно! - Мужчина лет пятидесяти, в гражданском, услужливо показал на телефонный аппарат.
   Вересов набрал номер и соединился с директором фирмы.
   - Ну что вы? Не беспокойтесь, - говорил он в трубку. - Я как раз этим вопросом и занимаюсь. Никуда ваши деньги не денутся, получите всё до копеечки. Я хочу ещё раз сверить ваши реквизиты.
   Полковник достал листок и стал медленно читать написанное.
   - То есть, как это не те? - удивился Вересов. - Под ними стоит подпись вашего представителя и печать. Хорошо, я ещё раз проверю и перезвоню вам.
   Полковник положил трубку.
   - Ну как, что-нибудь прояснилось? - спросил полковника начфин.
   - Кажется, проясняется. Похоже, утечку обнаружили.
   - У нас? - испугался начфин.
   - Слава Богу, нет. Кажется, их представитель решил прикарманить деньги фирмы и услал их по другому адресу.
   - Не может быть!
   - Выходит, может.
   - Тогда всё понятно.
   - Что именно?
   - Когда этот представитель у нас был, он такой дебош устроил. Напился, как свинья. Всё Рабова нашего ругал. Тот от взятки отказался, так уж он его как только не поносил.
   - Кстати, насчёт Рабова. - Полковник недовольно поморщился. - Он у меня одно деликатное задание выполняет... Сергей Петрович, голубчик. - Полковник умоляюще посмотрел в глаза начфину. - Не сочтите за труд, доложите в штаб округа обо всём этом, а мне на выручку к сержанту надо, а то как бы здесь ещё одного дебоша не было.
   Полковник ушёл, а начфин стал думать, как и кому лучше доложить о результатах расследования полковника.
  
   Вересов почти бегом добежал до бани и решительно зашёл туда.
   В предбаннике за накрытым столом сидели два сильно пьяных и красных, как раки, представителя фирмы. От их распаренных тел, прикрытых только узенькими полотенцами, которые напоминали набедренные повязки африканского племени, к потолку поднимался небольшой столбик пара. Справа и слева от гостей сидели Катя и Наташа. Рабов суетился вокруг стола. Форма одежды у остальных была такая же - африканская.
   Заметив Вересова, гости оторвали свои взгляды от бутылок.
   - О! Кто к нам пришёл? - воскликнул фирмач. - Сам господин полковник!
   - А мы думали, что вы уже забыли про нас, - еле выговорил второй. - Уже хотели с сержантом условия контракта обсуждать.
   Володя посмотрел на Вересова и почти шёпотом доложил ему:
   - Как приказывали, товарищ полковник.
   - Молодец! Всё правильно, - прошептал в ухо Рабу Вересов.
   - Разрешите идти?
   - Да, да. Ещё раз спасибо тебе.
   Володя быстро стал одеваться.
   - А ты куда? - удивились гости.
   - Служба, - коротко ответил Раб.
   - Э, нет, - возмутились фирмачи. - Такая служба нам не нужна. Мы требуем продолжения банкета в полном составе!
   - Да он сейчас придёт, а мы, пока он ходит, кое-какие вопросы с вами обсудим. А ну-ка, девочки, сходите немного попарьтесь.
   Девушек после этих слов как ветром сдуло.
   Вересов похлопал себя по карманам и посмотрел на Володю.
   - Сержант, не в службу, а в дружбу, сбегай к начфину, я у него сигареты забыл.
   - Есть! - сержант козырнул и скрылся за дверью.
   О чём говорил полковник с представителями фирмы - неизвестно. Прошло два часа, как ушёл сержант, а из бани так никто и не вышел. Оттуда раздавались только пьяный смех, да женский визг. Да и какие могли быть разговоры? Представители фирмы были уже не способны разговаривать. Их набедренные повязки давно слетели и валялись под столом. Фирмачи издавали какое-то мычание и пытались поймать в свои объятия девушек. Однако при каждом, даже самом небольшом, движении они теряли равновесие и заваливались то на один бок, то на другой. Это приводило в восторг и полковника и девушек. Наташа с Катей звонко визжали, когда кто-нибудь из гостей пытался тянуть к ним свои руки, потом громко смеялись, наблюдая, как два голых мужика заваливались друг на друга и пускали пузыри, пытаясь что-то сказать.
   Однако по поведению полковника можно было предположить, что переговоры между ним и гостями состоялись. И не только состоялись, но и прошли весьма успешно. Он был в великолепном настроении. И, хотя он не был так пьян, как его гости, и его набедренная повязка держалась крепко, спиртные пары тоже подействовали на него. Взгляд Вересова, который можно было сравнить только со взглядом мартовского кота, ежесекундно останавливался то на одной девушке, то на другой. Всякий раз, наливая вино или предлагая что-нибудь из закуски дамам, он как бы невзначай, пытался дотронуться до обнажённой женской ручки или ножки. Но дамы давно разгадали его желание и, как бы полковник ни старался, ему никак не удавалось осуществить свой замысел. Тем не менее, полковник не привык так просто сдаваться. Он, хорошенько проанализировав диспозицию, потянулся через весь стол за салатом, чтобы, сделав вид, что потерял равновесие, завалиться сразу на двух нимф. Но этот номер у него тоже не получился. Девушки раскусили его план, и когда полковник стал заваливаться на них, отскочили, предоставив возможность полковнику испытать чувство свободного падения. Грузная фигура Вересова описала небольшую дугу, набедренная повязка зацепилась за угол стола и свалилась, и полковник, потеряв равновесие, упал на пол.
   В это время двери отворились. На пороге стоял генерал - начальник штаба округа, командир части и сержант Рабов.
   Такого Вересов никак не мог предвидеть. Он встал с пола и что-то непонятное забормотал себе под нос.
   - Товарищ генерал, я тут по делу...
   - Ну да, я так и понял. Ищите пропавшие деньги.
   - Да, но я...
   - Вы их под столом в бане ищите. Только я не пойму, зачем для этого нужно было раздеваться догола? Приведите себя в порядок, - уже металлическим голосом добавил генерал.
   Сержант пулей подлетел к одежде полковника и услужливо подал ему штаны. Тот стал торопливо их надевать, но от волнения никак не мог попасть ногой в нужную штанину. Из-за этой дерготни из штанов вывалилось на пол всё содержимое карманов. Сержант снова услужливо стал подбирать вещи с пола и подавать их полковнику.
   - Что это? - спросил генерал, показывая на небольшой клочок бумаги.
   Сержант подал генералу сложенный листок.
   - Это реквизиты организации, куда отправили деньги. Я вам сейчас всё объясню, - попытался хоть как-то реабилитироваться полковник.
   - Нет уж, увольте. Я как-нибудь без вашей помощи разберусь. А то вы ещё и меня заставите голым под столом деньги искать.
   Полковник виновато потупил взгляд.
   - Меня интересует, откуда у вас эти реквизиты? - продолжал генерал.
   - Я их из договора специально выписал, - уже дрожащим голосом отвечал полковник.
   - А зачем их выписывать? Вы же сами должны были готовить договор к подписанию?
   - Этим занимался отдел сержанта Рабова, - виновато промычал Вересов.
   - О как! Поручаешь дело полковнику, а оно скатывается до сержанта?
   - Виноват, товарищ генерал.
   - Товарищ сержант, - генерал уже обращался к Рабу. - Это вы впечатали эти реквизиты?
   - Это я печатала договор, - ответила за сержанта Наташа.
   - А кто вам их дал?
   - Мой начальник - сержант Рабов.
   - А вы откуда их получили? - спросил он у Раба.
   - От полковника Вересова, - не задумываясь, ответил сержант.
   - От меня?! - Полковнику чуть не сделалось дурно.
   - Так точно, от полковника Вересова! - подтвердил Володя.
   - Владимир Николаевич принёс мне их на клочке бумаги, я их и впечатала, - пояснила Наташа.
   - Вот на этом клочке? - генерал протянул листок Наташе.
   Раб смотрел на девушку не моргая. Казалось, он сейчас просверлит её своим взглядом. Та не столько уловила этот взгляд, сколько физически почувствовала его на себе.
   - Да, это тот самый листок.
   - Точно на этом?
   - Ну конечно.
   - А этот бардак кто приказал организовать? - генерал взглядом обвёл всю баню.
   - Я, - тихо прошептал полковник. Он без разрешения сел за стол и обхватил голову руками.
   - Ну, вот во всём и разобрались. Теперь пусть другие разбираются в этом деле. Полковник, - обратился генерал к командиру части, - поставьте в известность военную прокуратуру. А этого, - он указал на Вересова, - арестовать. Его обязанности по договорам пока возьмите на себя.
   К этому времени представители фирмы, которые лежали голые под столом и мирно спали, проснулись.
   - Я не понял, это кого арестовать? - еле выговорил один.
   - Не надо никого арестовывать, мы требуем продолжения банкета, - поддержал его товарищ.
   - А этих убрать немедленно! И чтобы духу их не было в наших частях!
   - Сержант, вызовите караул! - скомандовал командир части.
  
   Через пятнадцать минут баня опустела. Караул увёз арестованного полковника, девушки ушли домой, представителей фирмы выдворили за ворота части, а генерал уехал к себе в штаб. Только командир части стоял неподалёку от бани и о чём-то думал. Он заметил стоящего рядом с ним сержанта, и горько ухмыльнулся.
   - Вот такие, брат, дела! - сказал сержанту полковник. - Все разъехались, а кто будет этот хлам вывозить - мне решать. Этот Вересов уже не жилец. Если не посадят, то обязательно выпрут. А у него все связи. Я и фирм-то этих не знаю.
   - У меня отец этим занимается, - ответил Володя.
   - Отец? Так ты же говорил, что он полковник?
   - Он полковник в отставке, а сейчас у него фирма.
   - И что, у него все лицензии есть?
   - Всё, как положено.
   - Ну, Володя, опять ты меня выручаешь! Не знаю только, чем мне расплачиваться с тобой?
   - Да вот этим хламом и расплатитесь, - пошутил Раб.
   - Вот что. Пойдём со мной. Сейчас из моего кабинета позвонишь отцу. Я хочу поговорить с ним.
  
   Всему приходит свой срок. Ход времени неумолим. Это людям кажется, что время тянется очень медленно или, наоборот, быстро. На самом деле, оно течёт само по себе, нисколько не заботясь о том, что о нём думают. Вот и прошла военная служба. Как один миг, как одно мгновение пролетело два года. Но, разве так казалось в самом начале службы? Тогда Володя думал, что этому кошмару не будет конца, особенно, когда он был рядовым. А сейчас? Сейчас кажется, что всё это было как во сне. А может быть, этого и не было? Да нет, было, конечно. Володя повернулся к зеркалу, висящему на стене, и посмотрел на своё отражение. Он сидит за праздничным столом в форме старшего сержанта с орденом на груди. Рядом сидит отец и не сводит с него глаз, у стола суетится Катерина, пытаясь накормить мужа как можно вкуснее, за стеной в кроватке спокойно спит его сын, а в соседней комнате лежит парализованная мать. Ей не сесть за праздничный стол, и она то и дело зовёт сына зайти к ней, смотрит на него, и не может наглядеться.
   - Слушай, у меня в голове не укладывается, ну как можно было за два года с рядового дослужиться до офицерской должности? И это в мирное время, да ещё на каком-то складе! - удивляется отец.
   - Жизнь командира дорогого стоит, - самодовольно заметил Раб.
   - Да, но ты ведь и без этого случая отлично рос: ефрейтор, младший сержант, сержант, старший сержант, - замечает Катя. - Одно то, что тебя, сержанта, на офицерскую должность поставили, уже о многом говорит!
   - Давай выпьем за тебя, за нашу гордость! - отец налил в стопки водки.
   - А тебе не хватит? - спросил Раб отца. - Смотри, как бы не развезло.
   - Сегодня можно. Пусть развезёт. Не каждый день сына из армии встречаешь.
   - И мне! Я тоже за Вовочку хочу выпить! - послышался крик матери.
   - Во даёт! Через стены всё слышит! Катюша, поднеси ей, пусть выпьет за сына, - попросил отец невестку.
   Катя налила в рюмочку вина и понесла её матери.
   - Давай сын, выпьем за то, чтобы мать поправилась! Честно говоря, мы ведь с тобой виноваты, что она к кровати прикована.
   - А мы-то каким боком к этому причастны? - не понял Володя.
   - Помнишь, когда ты денег просил выслать? Я ещё предупреждал, что у меня осталось только на лекарства матери.
   - Ну и что?
   - А то, что пока я от военных деньги получил, пока их обналичил, пока лекарства нашёл...
   - Ну, а мы-то здесь причём?
   - А притом, что перерыв у неё с лекарствами вышел большой. Если бы не было перерыва, может быть, никакого паралича и не случилось бы?
   - А может и случилось бы. Ты что, врач? Откуда ты знаешь наверняка?
   - Дело в том, что мне об этом её врач говорил. Так что, как ни крути, а мы с тобой в этом виноваты.
   - Да мало ли, что тебе какой-то врач наговорит. Не бери в голову.
   - Как это, не бери? Нет, сынок, виноваты мы перед ней.
   - Вот только не надо обобщать. Это ещё как посмотреть, кто из нас виноват.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Слушай, батя, я же тебя предупреждал, что тебе уже хватит. Хватил лишнего, вот тебе в голову и лезут какие-то дурацкие мысли.
   - Мне эти мысли и по трезвости в голову лезут.
   - Ну ты что, действительно хочешь сегодня вместо встречи разборку устроить?
   - Нет, нет. Всё, молчу.
   - Мама, мы за твоё здоровье пьём! - крикнул Раб и залпом выпил водку. Отец последовал его примеру.
   - Спасибо, сыночек. Дай Бог тебе здоровья. Ты молодой, тебе оно нужнее. Ты семью должен кормить, а наше дело - стариковское, сколько не протянем, и на том спасибо, - ответила мать из соседней комнаты.
   В комнату вошла Катя. Она поставила мамину рюмку и села за стол.
   - Кстати, насчёт семью кормить, что у нас с деньгами? - спросил Раб у отца.
   - С этим всё в порядке. Денег хватает.
   - А кроме военных ещё договоры какие-нибудь есть?
   - Нет, а зачем? - удивилась Катя. - Нам и этого не обработать. Не забывай, на мне, кроме больной матери, ещё и ребёнок.
   - Ребёнок, - задумчиво произнёс Раб. - Кстати, как он?
   - Димочка? - Катя сразу заулыбалась. - У Димочки всё в порядке, уже зубки прорезаются.
   - Зубки - это хорошо, без зубов в нашем мире не прожить, - пошутил Володя. - Давайте выпьем за зубки, чтобы они острыми выросли и сильными.
   - А я хочу, чтобы он в жизни не с помощью своих зубов пробивался, а с помощью своей головы, - возразила Катя.
   - Ну, это вряд ли! - засмеялся отец.
   По выражению лица Володи было ясно, что сын полностью разделяет точку зрения отца.
   Они снова выпили, а Катя снова с рюмкой сбегала в комнату матери.
   - Димочка... - недовольно произнёс Раб. - Кто только имя-то такое придумал? Ты что ли? - он посмотрел на жену.
   - Мы все вместе выбирали.
   - А что, разве плохое? - удивился отец. - Это я посоветовал.
   - Нашёл, что посоветовать!
   Отец откинул назад голову и звонко хлопнул себя по лбу.
   - Ах, вот ты о чем?! А я-то думаю, что ему так это имя не нравится! Так про это забыть давно пора. Сколько времени-то прошло?
   - Забудешь, как же? - проворчал Раб. - Кстати, если уж вспомнили, слышно о нём что-нибудь?
   - А что о нём можно услышать нового? Сидит себе в тюрьме, как ему и положено, - равнодушно сказал отец.
   - Родители к нему в тюрьму ездят, - добавила Катя.
   - А он где-то поблизости сидит?
   - Да уж, куда ближе? - засмеялся отец. - В Магадане.
   - И что, у них деньги есть - кататься к нему в такую даль? - спросил Раб.
   - С деньгами у них всё в порядке. Отец его так приподнялся! Фирма у него. Так что он крутой теперь. Может и сынка скоро из зоны выкупит, кто знает? - пояснил отец.
   - Значит, крутой, говоришь?
   - Ну, крутой, а нам-то что? У нас у самих в фирме обороты - будь здоров!
   - Да грош цена твоим оборотом, - разозлился Раб.
   - Это почему же? - не поняла Катя. - Договоры по цветному металлу с военными работают, как часы, какие основания для беспокойства?
   - Ты что, совсем ничего не понимаешь? Я же ушёл из армии!
   - Ну и что? При чём тут ты? У них договор с фирмой, а не с тобой. Фирма честно и качественно выполняет свои обязательства, чего ты беспокоишься?
   - Слушай, ты откуда свалилась? - начал терять самообладание Раб. - С комсомольского собрания, что ли? Кому нужна твоя честность? Ты понимаешь, я там свой был, а теперь я ушёл.
   - Ну и что?
   - Ну и то, что вместо меня сейчас придёт другой человек и тоже будет своим. Теперь поняла?
   - Нет, не поняла. Я вообще многого не понимаю. Зачем, например, после первой сделки надо было закрывать фирму, которую с таким трудом открывали, а потом организовывать точно такую же? И теперь не понимаю, почему военные должны с нами расторгнуть договоры?
   - И ты, отец, тоже не понимаешь? - спросил Раб.
   Катя вопросительно посмотрела на свёкра, полагая, что он тоже не поддержит мрачные прогнозы сына.
   - К сожалению, - ответил отец, - я полностью согласен с Володей. Не будут они с нами работать, у них свои найдутся.
   - Вот и я про это, - поддержал отца Володя.
   - И что же нам делать? - Катя испуганно посмотрела на мужчин.
   - Работать, - спокойно ответил Раб. - Надо осваивать новый бизнес.
   - Какой?
   - Была бы голова, а бизнес найдётся, - успокоил её муж.
   - Вовка с цветным металлом придумал и ещё придумает, - сказал отец.
   - Ой, дай-то Бог!
   - Давайте-ка выпьем за нашу светлую головку, - предложил отец.
   - Мужики, а вам не хватит, вы же уже еле языками ворочаете?
   - Я так понимаю, что за светлую голову своего мужа ты пить не хочешь? - отец сделал вид, что обиделся.
   - Ну, хитрецы, так всё вывернете, что не откажешь. Хорошо, выпьем, но это последний тост.
   Они выпили. Катя сразу начала убирать со стола закуску.
   - Хватит на сегодня. Пойду чай приготовлю.
   Молодая хозяйка ушла на кухню с грязной посудой, а отец и сын остались сидеть за столом. Неожиданно отец засмеялся.
   - Ты чего, батя?
   - Да вспомнил, как ты этого полковника уделал. Как его? Велисов, что ли?
   - Вересов, - уточнил Раб.
   - Да какая разница! Нам детей с ним крестить, что ли?
   Володя тоже заулыбался, а потом тоже захохотал.
   - А ты чего? - спросил сквозь смех отец.
   - Вспомнил, как он голый перед генералом стоял.
   - Слушай, сын, давай ещё дёрнем, пока Катька стопки не утащила.
   Он дрожащей рукой налил водку.
   - Ну, вздрогнули! - Раб залпом выпил.
   Отец сделал то же самое. Эта стопка была явно лишней. Отец так запьянел, что его потянуло на сентиментальность. Он обнял сына и прошептал ему в ухо:
   - Да чёрт с ним, с этим полковником.
   Раб тоже наклонился к уху отца и тоже прошептал:
   - Мы теперь с тобой, батя, за других полковников возьмёмся.
  -- Глава 6
   Возвращение из армии - событие неординарное. Вряд ли можно ограничиться только одним застольем среди семьи. На следующий день после встречи дома молодые, оставив на деда сына, праздновали уже в семейном кругу Катиных родителей.
   Все праздники обычно протекают по одному сценарию: тосты, содержание которых знают наперёд все присутствующие, салат оливье, селёдка под шубой, маринованные грибы, а в конце обязательно чай. На чае следует остановиться отдельно. Чаепитие не подчиняется никаким сценариям. Тут нет заранее заготовленных фраз, невозможно предугадать, что спросит тебя собеседник, и никто никогда не догадается, о чём зайдёт разговор в ближайшую минуту. Именно за чаепитием люди получают то, за чем они пришли - искреннюю и непринуждённую беседу.
   - Что же вы одни пришли, даже Димочку не взяли? - Нина Фёдоровна укоризненно посмотрела на дочь.
   - Ой, мама, как будто вы с папой мало его видите!
   - Здесь тот случай, когда мало не бывает, - поддержал жену Михаил Александрович.
   - Он ещё очень маленький для наших застолий, - вступил в разговор Володя. - Пусть с дедом посидит, а потом мы его вам подкинем. Отцу тяжело и за внуком и за женой ухаживать, а нам с Катей работать надо.
   - Ой, да мы с отцом только рады будем, конечно подкидывайте. Да и Николаю Ивановичу полегче будет. Всё успокоиться не могу. Ну как это врачи могли проморгать. Я имею ввиду Елену Ивановну. Ведь она у них под наблюдением была. А тут вдруг - раз, и инвалид. Господи, вот ведь несчастье какое!
   - А ты, Володя, когда на работу выходишь? - попытался перевести разговор с неприятной темы Михаил Александрович.
   - Да он с неё, собственно, никуда и не уходил, - ответила за мужа Катя. - Он даже служа в армии умудрялся в фирме работать.
   - Счастливые вы, ребята, у вас своё дело есть! Сейчас ведь на работу устроиться очень трудно. Вот хоть отца, к примеру, возьмите, как ушёл из армии, так и сидит на пенсии - никуда не устроиться.
   - Да, с военной специальностью действительно тяжело, - заметил Володя.
   - Уж не такая у него специальность и военная. Он же прекрасный специалист по этим самым, по компьютерам. Сейчас молодые нужны, а мы уже старые, - пожаловалась Нина Фёдоровна.
   - Не по компьютерам, а по программному обеспечению, - поправил жену Михаил Александрович.
   - Да какая разница, всё равно мы уже пенсионеры.
   - А вы резюме пробовали рассылать? - спросил Володя Катиного отца.
   - Резюме? А что это такое?
   - Ну, это что-то вроде анкеты или автобиографии, где вы предлагаете себя в качестве специалиста, - объяснил Володя.
   - Вот уж никогда в жизни не приходилось себя никому предлагать. Да и кому предлагать? Вон телефонный справочник, так там только магазины одни, а если есть предприятия, так кто же знает, какие им специалисты нужны?
   - Так резюме по интернету рассылать надо, - пояснил Володя.
   - Папа, давай Володя разошлёт твоё резюме, он умеет.
   - Так мне, что, свою автобиографию написать надо?
   - Мы сами всё напишем. Неужели я твоей биографии не знаю?
   Как это часто бывает, разговорам за рюмкой водки или за чашкой чая не придают большого значения. Эти разговоры ведутся зачастую просто так, для того чтобы создать атмосферу непринуждённости. О таких разговорах обычно забывают сразу же, как только гости уходят. Этот случай не был исключением. Михаил Александрович забыл о нём сразу же, как только дети ушли. Однако через неделю он вспомнил о нём.
   Вечером позвонил телефон. Нина Фёдоровна сняла трубку.
   - Алё. Михаил Александрович? Да, дома.
   - Миша, это тебя, - крикнула она мужу.
   Михаил Александрович взял трубку и долго, молча, слушал.
   - Да. Конечно приду. До свидания. - Он положил трубку.
   - Кто это, Миша? - спросила жена.
   - Не поверишь, меня на работу приглашают.
   - Кто?
   - Сам не знаю. Фирма какая-то. "Щит" называется. И, что интересно, они всё про меня знают. Завтра на собеседование пойду.
   - Слушай, помнишь, на прошлой неделе ребята у нас были? Они ещё твою анкету в интернет скинуть хотели.
   - Точно. Катя говорила, что Володя займётся этим. А я, грешным делом, и думать об этом забыл.
   - Всё-таки Кате повезло с мужем. Смотри, какой он обязательный, пообещал и сделал. Другой и забыл бы через пять минут.
   - Надо им позвонить, может быть, они мне расскажут что-нибудь про эту фирму.
   Михаил Александрович позвонил дочери.
   - Ну, что они тебе сказали? - спросила Нина Фёдоровна.
   - Да они и сами ничего не знают. Говорят, что скинули моё резюме в интернет, и всё.
  
   В назначенное время полковник в отставке Андреев открыл дверь отдела кадров фирмы "Щит".
   - Разрешите войти? Полковник Андреев...
   Михаил Александрович замялся. Он понял, что фраза, вылетевшая из его уст, такая привычная в данной ситуации, оказалась неуместной. Здесь он не был полковником, здесь он вообще никем не был.
   Начальник отдела кадров заметил это и пришёл на помощь.
   - Садитесь пожалуйста. - Он, улыбаясь, показал Михаилу Александровичу на стул. - Я три года назад так же пришёл, только ещё и форму надел.
   - Вы тоже военный? - Михаил Александрович сел и протянул начальнику отдела кадров документы.
   - Да, подполковник.
   - Я слышал, что в гражданских учреждениях недолюбливают военных?
   - Не знаю, во всяком случае, здесь вам это не грозит. У нас генеральный сам из бывших военных, вероятно, поэтому он всегда при выборе специалистов отдаёт предпочтение военным.
   - Работа фирмы, наверное, тоже связана с обороной?
   - Нет, обыкновенная коммерческая организация. Хотя, среди заказчиков есть и военные. Скорее, это своеобразная ностальгия.
   Начальник отдела кадров, просмотрев документы, вернул их Михаилу Александровичу.
   - С документами всё в порядке. Сейчас вы пойдёте к начальнику отдела и поговорите с ним. Я думаю, вы ему подойдёте. Он давно ищет программиста.
   - Но я не программист, я работал с программным обеспечением.
   - Михаил Александрович, я в этих компьютерах ровным счётом ничего не понимаю. Вы поговорите с начальником отдела, он разберется, что ему надо.
   Михаил Александрович, вошёл в кабинет начальника отдела с некоторым замешательством. То, что фирме нуден был программист, никак не входило в его планы. Однако начальник отдела кадров мог всё перепутать, так как сам признался, что в компьютерах ничего не понимал.
   Начальник отдела, вероятно, ровесник Михаила Александровича, сидел за большим столом перед монитором. Правая его рука пыталась что-то отыскать на клавиатуре, а левая держала сигарету. Затянулись этой сигаретой раза два, не больше, потому, что длинный, кривой столбик пепла подошёл почти к самому фильтру и грозил в любую минуту упасть на клавиши. Скорее всего, это была не первая сигарета, "выкуренная" таким странным образом, так как вся клавиатура была засыпана пеплом.
   Начальник даже не посмотрел на вошедшего, он не мог оторвать глаз от монитора. Услышав, что кто-то вошёл, он рукой, которая держала окурок, показал вошедшему на стул перед собой. Пепел упал на клавиши, а огонёк обжог пальцы начальнику. Он дёрнул рукой и оторвал свой взгляд от монитора.
   - Тьфу ты, опять сбился! - заругался сам на себя начальник. - Давайте, что у вас? - Он протянул руку за бумагами, которые были в руках Михаила Александровича.
   Тот молча отдал документы.
   - Программист?! Ну слава Богу! - радостно воскликнул он, только взглянув на направление отдела кадров. - А то я уже замучался с этими программами. Посмотрите вот на этот коэффициент, - он развернул экран монитора в сторону Михаила Александровича. - Я уже сто раз всё проверил, а он не работает и всё.
   - Я, собственно, не программист, это ошибка какая-то.
   Но начальник не слушал его.
   - Самое обидное, что вот аналогичная программа, - он вывел на экран формулы другой программы. - Здесь всё в порядке - те же самые формулы... - начальник снова вернулся к своей программе. - А здесь не работает и всё.
   Михаил Александрович внимательно посмотрел на формулы.
   - А вы этот коэффициент объявили переменной?
   - Да, вот, посмотрите.
   - Да, но вы это сделали в другой процедуре. Попробуйте объявить её перед всей программой.
   Начальник моментально сделал, что ему посоветовали. Он запустил программу. На экране появилась табличка, в которой столбик с требуемым коэффициентом был заполнен цифрами.
   - Ну, ты корифей! Я же над этим проклятым коэффициентом три дня бьюсь!
   - Я не программист, в направлении ошибка, - повторил Михаил Александрович.
   - Сейчас разберёмся. Слушай, - начальник как-то незаметно перешёл на "ты", - давай посмотрим ещё одну программу. Понимаешь, мне никак не удаётся отсортировать выбранные документы, очень громоздко получается.
   Через два часа начальник отдела кадров, так и не дождавшись Михаила Александровича, решил сам сходить в отдел, чтобы узнать результаты переговоров. Войдя в кабинет, он увидел странную картину: в прокуренной комнате, уставившись в монитор, сидели начальник отдела и Михаил Александрович. Оба были так увлечены, что ничего не замечали вокруг.
   - Ну зачем? Так у тебя опять ничего не получится! Давай сведём всё это в отдельную таблицу значений, отсортируем, а затем выберём только то, что удовлетворяет фильтру, - уже не советовал, а командовал начальником новый сотрудник.
   - Давай. Я таким способом ещё не пробовал.
   Начальник отдела кадров не стал ничего спрашивать. А зачем? Всё и так было ясно.
   Домой Михаил Александрович вернулся поздно. Жена была сильно взволнована долгим отсутствием мужа. Как только супруг вошёл в квартиру, она сразу же накинулась на него.
   - Миша, где ты был? Я уже больницы хотела обзванивать!
   - На работе, а что?
   - А время сейчас сколько, ты знаешь?
   Муж посмотрел на часы.
   - Ничего себе! Уже половина девятого?
   - Да, дорогой, скоро девять. Ты что, всё это время на работе был?
   - Да. У шефа программа не получалась, так мы помозговали немного.
   - Ничего себе, немного! Так тебя на работу взяли?
   - Я, собственно, не спрашивал, но, наверное, взяли.
   - То есть, как это не спрашивал? А зачем же ты туда ходил?
   - Понимаешь, там ошибка какая-то произошла. Им нужен программист, а не специалист по программному обеспечению.
   - Так почему ты тогда считаешь, что тебя взяли?
   - Шеф работы мне навалил месяца на два вперёд - выходит, взяли они меня?
   - А с каким окладом?
   - Нина, я не спрашивал. Наверное, будет какой-то оклад?
   - Ты, что же, не спросил даже о зарплате?
   - Ну, я же говорил, что некогда было. Завтра спрошу.
   - Миша, это не армия, здесь ты продаёшь свои знания. Тебе могут заплатить мало или много, как договоришься, понял?
   - Что значит, как договоришься? Это же не рынок. Не торговаться же мне?
   - Можно и поторговаться. Сейчас экономика рыночная.
   - Да почему мне должны платить плохо, если я хорошо работаю?
   - Ладно, - Нина Фёдоровна махнула рукой, - вот молодые придут, ты у них и спроси, они в этом лучше разбираются.
   - Какие молодые?
   - Ну, какие у нас есть молодые? Кате я позвонила, сказала, что ты пропал. Они сейчас прийти должны.
   Не успела Нина Фёдоровна это произнести, как раздался звонок в дверь.
   - Ну, что я тебе говорила? Иди, встречай, - сказала Михаилу Александровичу жена.
   Он открыл дверь. С порога на него смотрели полные слёз перепуганные глаза дочери.
   - Папка, ты дома? Господи, как же ты нас напугал!
   - Что же вы такие пугливые? Просто на работе задержался. Да вы в дом-то зайдите, что мы, на лестнице говорить будем?
   - Давайте к столу, быстро! Я отца из-за вас не кормлю. Он как на работу ушёл, так и не ел ещё, - крикнула с кухни Нина Фёдоровна.
   Молодые прошли на кухню.
   - Так ты на работу устроился? - спросила Катя.
   - И на какую должность? - поинтересовался Володя.
   - Представляете, он даже сам не знает, устроился или нет. Я уж не говорю про такие мелочи, как должность и заработок, - ответила за мужа Нина Фёдоровна.
   - Так что же ты там так долго делал? - не поняла дочь.
   - Там вообще какая-то путаница произошла, - начал объяснять отец. - Представляете, они меня приняли за программиста, а я им начал объяснять, что это ошибка.
   - Значит, тебя не приняли на работу? Зачем же было так долго сидеть там? - спросила Катя.
   - У них там завал с программами, а я с такими встречался в своё время.
   - Значит, вас приняли? - переспросил Володя.
   - Точно не знаю, но полагаю, что да. Шеф передо мной столько задач поставил, что и за год их не разгрести.
   - Разве ты заявление не писал? - допытывалась дочь.
   - Я же говорю, что некогда было, мы как увязли с шефом в проблемах, так и очнулись, когда нас охрана выгонять стала. Если бы не охрана, то я бы ещё позже домой пришёл.
   - Если бы не охрана, ты бы вообще домой не пришёл. Кто-кто, а я-то тебя знаю. - Нина Фёдоровна, улыбаясь, посмотрела на мужа.
   Володя и Катя громко рассмеялись.
   - Здорово ты, Володя, с этим резюме придумал. Если бы не ты, я бы ещё долго работу искал.
   - Папа, а что это за фирма? Что они делают?
   - Да кто ж её знает, я в программах разбирался, а не в фирме. Володя, ты куда это резюме отправил?
   - Никуда я его не отправлял. Просто скинул в интернет, а уж кому оно на глаза попалось, я не знаю. - Володя о чём-то задумался, а потом спросил: - А кто там генеральный директор, знаете?
   - Господи, да зачем мне это знать? Я же с программами работать буду, а не с генеральным директором? Вот ты, когда в армии служил, знал фамилию командующего вашего округа? Тебе это надо было?
   - Я знал, - ответил Володя.
   - Да? Странно. А мне это совершенно не интересно. Я думаю, что и он не знает про нового сотрудника. У каждого свои проблемы. У него свои, а у меня свои.
   - Какие же у тебя проблемы? - спросила Нина Фёдоровна. - Если тебя взяли на работу, то, наоборот, проблем нет.
   - Это у меня вчера их не было, а сегодня уже появились. Понимаете, мне сейчас столько сделать надо, что на работе всё не успеть, а дома компьютера нет.
   - Тоже мне, проблема! Купишь себе компьютер. - Успокоила мужа жена.
   - А зачем покупать? Возьмите у нас. Он мне не нужен, - неожиданно предложил Володя.
   - Действительно, папка, зачем покупать? И у нас посвободнее в доме будет, а то этот компьютер весь письменный стол занимает.
   - Тащите свой телевизор, - приняла вместо мужа решение Нина Фёдоровна.
   - Вот и славненько, завтра же и принесём его вам, - пообещала Катя. - А сегодня хватит о делах. Давайте отметим твоё начало гражданской трудовой деятельности.
  
   Работа так увлекла Михаила Александровича, что он практически выпал из семьи. Приходя на работу, он погружался в океан формул и наслаждался свободным плаваньем, как рыба, выпущенная из неволи в море, наслаждается родной стихией. Он даже не подозревал, какие способности вдруг открылись в нём. Раньше он считал, что служба в армии была единственным занятием, достойным настоящего мужчины. Теперь он познал радость творчества. Он придумывал замысловатые формулы, и дух захватывало от того, какие неограниченные возможности порождало его воображение. Он восхищался своим изобретением, но через минуту-другую он снова видел новые пути для решения поставленной задачи. Михаил Александрович решительно уничтожал сделанное, и снова начинал всё сначала. Так продолжалось до тех пор, пока решение задачи не принимало единственное и неповторимое значение. Тогда создатель откидывался на спинку стула и смотрел на своё детище, не в силах отвести глаз. А самое главное - это то, что его работа была востребована, её ждали люди. Они видели его талант и восхищались им.
   Заметив, что программист уже ничего не делает, а только любуется своим детищем, начальник осторожно подходил к Михаилу Александровичу и заглядывал в его монитор.
   - А ещё говорил, что ты не программист! Да таких ещё поискать надо!
   - Я и сам не знаю, откуда это у меня. В наше время мы проходили только самое начало. Алгол и фортран - теперь этих языков и в помине нет.
   - От Бога, - коротко отвечал начальник. - Откуда же ещё такое может взяться?
   Парадокс состоял в том, что чем больше Михаил Александрович решал задач, тем больше новых задач перед ним открывалось. Но он был только рад этому. Он как будто хотел реализовать весь свой творческий потенциал, который так неожиданно открылся в нём и который до сих пор был не востребован.
   Уходя с работы домой, он записывал на диски свои программы и уносил их с собой, чтобы дома снова работать, работать и работать. Странно, но ни начальство, ни служба безопасности не препятствовала ему, а между тем, сведения, которые он уносил, содержали коммерческую тайну, за которую конкуренты готовы были заплатить очень большие деньги. Но это службу безопасности не волновало. Они знали, что деньги Михаила Александровича вообще не интересовали. Он был фанатик, помешанный на своей работе, отделить которую от программиста было невозможно.
   Придя как-то с работы, Михаил Александрович, на ходу что-то буркнув жене, прошёл в свой кабинет и окунулся в работу. Нина Фёдоровна ходила по квартире на цыпочках, но через два часа терпение её кончилось.
   - Миша, ну нельзя же так, в самом деле! Ты же даже не поужинал, как с работы пришёл. Я уж не говорю про себя, ты скоро, наверное, забудешь, как меня зовут. Неужели эти твои формулы способны заменить живых людей?
   Михаил Александрович вышел из кабинета.
   - Извини, Нинок, просто это очень важно. Давай поужинаем. Куда идти?
   - Ты неповторим. Вообще-то мы всегда ужинаем на кухне.
   Не успели супруги сесть за стол, как раздался телефонный звонок. Нина Фёдоровна сняла трубку.
   - Миша, это тебя.
   - Кто?
   - Не знаю, голос незнакомый.
   Муж взял трубку. Через несколько секунд он вернулся на кухню.
   - Кто это? - спросила Нина Фёдоровна.
   - Шеф.
   - Господи, ни днём, ни ночью покоя нет от этой работы.
   - Да нет. В данном случае дело не в работе.
   - Что-то случилось?
   - Нет, ничего существенного.
   - Ты что, говорить мне не хочешь?
   - Почему сразу не хочешь? Просто я сегодня зарплату получить забыл.
   - Как это, забыл?
   - Заработался и забыл, вот шеф мне и напомнил, чтобы я завтра, не заходя в отдел, зашёл в кассу, а то кассиру не хочется крупную сумму на депонент отправлять.
   - А почему сумма крупная?
   - Потому что мне столько заплатили. Шестьдесят тысяч.
   - Сколько, сколько?! - не поверила своим ушам Нина Фёдоровна.
   - Шестьдесят тысяч, - с гордостью повторил Михаил Александрович. - Ну как, хорошо ценят мозги твоего мужа?
   - С ума можно сойти! Но всё равно, Миша, так много работать нельзя, так и сорваться недолго.
   - Завтра получаю деньги и сразу домой.
   - А работа?
   - Шеф сказал, что мне надо немного отдохнуть, впереди какой-то грандиозный проект, надо быть в форме.
   - Вот и хорошо, давай отметим твою первую зарплату и молодых пригласим, а то мы с твоей работой внука целый месяц не видели.
   - Решено, твоё желание для меня закон.
  
   Первую получку отмечали в расширенном составе семьи. Катя, Володя и Димочка пришли задолго до назначенного времени. Нина Фёдоровна и Катя суетились на кухне, а Михаил Александрович и Володя играли с Димочкой в гостиной.
   - Что же вы так рано? Я ещё и приготовить ничего не успела, - расстроилась Нина Фёдоровна.
   - А мы специально так пришли, чтобы вам помочь. Какой же это праздник, если хозяйка весь день у плиты простоит?
   - Что поделать, доченька, такова наша женская доля.
   - Вот мы эту долю с тобой, мамуля, и разделим.
   - Какая ты всё-таки у меня молодец!
   - Это не я, это Володя предложил.
   - Заботливый он у тебя.
   За разговором женщины не заметили, как Михаил Александрович и Володя вошли на кухню.
   - Это кто это у нас заботливый? - шутливо спросил Михаил Александрович.
   - Во всяком случае, не ты, - ответила шуткой на шутку Нина Фёдоровна. - Ой, а майонез-то мы не купили? - неожиданно вспомнила она. - Мужчины, может быть, вы сбегаете в магазин? Хотя, вы же всё равно ничего выбрать не сможете.
   - В таком случае, нам с Катей придётся хозяйничать здесь, пока вы ходите, - предложил Володя.
   - Действительно, мама, прогуляйтесь, а я пока салаты все нарежу.
   Родители ушли, а молодые заняли их место на кухне.
   - Так что же мне тебе дать? - спросила Катя мужа. - Нарезать ты всё равно ничего не сможешь...
   - Я лучше с Димкой поиграю, а то он один в комнате.
   - Да, пожалуй, это лучшее, что ты можешь сделать.
   Катя осталась одна, а Володя ушёл играть с сыном.
   - Давай-ка с тобой поиграем в компьютерные игры, - сказал отец.
   Володя сел за компьютер тестя и посадил сына на колени. Затем он вставил в компьютер диск.
   - Давай-ка посмотрим, как птички летают. Смотри, птичка из одного портфельчика вылетела, а в другой залетела.
   Ребёнку игра, вероятно, понравилась. Димочка внимательно смотрел, как отец копирует всё, что содержалось в компьютере деда. Однако кроме непонятных звуков Димочка ничего сказать не смог. После того, как все птички перелетели на диск Раба, игра закончилась. Отец выключил компьютер, и они с сыном пошли на кухню помогать маме.
  

***

   Кабинет генерального директора фирмы "Щит" больше походил на музейный зал, где демонстрировались образцы холодного оружия, чем на рабочее место предпринимателя. На одной стене красовались всевозможные клинки, на другой - средневековое огнестрельное оружие. Мебель была подобрана в соответствии с этими музейными экспонатами. Эту привычку к собирательству старинного оружия Пётр Ефимович приобрёл ещё с детских лет, когда он с мальчишками на полях былых сражений доставал ржавые кинжалы, пистолеты и ружья. Так уж получилось, что дальнейшая его судьба также была связана с вооружением - он был военный. Теперь, когда и мальчишество, и офицерство остались в прошлом, коллекционирование могло отмотать лет, этак, тридцать, сорок назад и перенести его практически в любое время, к которому возврата уже нет. Единственное, что возвращало человека, попавшего в этот кабинет, из прошлого в настоящее - это фотография молодого человека, явного представителя двадцать первого века. Это был сын генерального директора. Эту фотографию он всегда носил с собой. Даже когда Петру Ефимовичу приходилось выезжать по делам, он никогда не забывал забрать фотографию со стола и переложить её в портфель. Он сделал этот снимок, когда его сын поступил в институт. Какая тогда в семье была радость! Казалось, что все нескончаемые заботы и переживания в прошлом, сын вышел из детского возраста, он стал взрослым человеком. Родители теперь могут передохнуть. Впереди оставалась только женитьба, и его Дима из вчерашнего птенца превратился бы в настоящего мужчину, который не только не требовал бы защиты со стороны родителей, но и сам бы мог стать их защитой и опорой. Увы, но этому не суждено было сбыться. Сейчас сын больше, чем когда-либо, нуждался в защите, и защиту эту ему могли дать только родители.
   Пётр Ефимович сидел за столом и смотрел на фотографию сына. В кабинет осторожно заглянула секретарша. Он оторвал взгляд от портрета и вопросительно посмотрел на неё.
   - Пётр Ефимович, как вы съездили?
   - Ничего, Маша. Ничего хорошего. Пока половину срока не отсидит, об условно-досрочном освобождении рано думать. И то, это при условии, что не будет никаких нарушений режима.
   - О чём вы говорите? Он же у вас такой хороший мальчик.
   - Там, знаете ли, не курорт. Всякое может статься.
   - А вы его самого видели?
   - Видел.
   - Ну, и как он?
   - Говорит, что нормально. Как он выразился, содержание полностью соответствует проступку.
   - Господи, чего только люди из-за любви не делают? Зато теперь-то будет на молоко холодное дуть.
   - Представьте, нет. Он уверен, что эта девица ни в чём не виновата.
   - Да как же не виновата, если он всё своими глазами видел? Как он её раньше-то не раскусил? Воистину говорят, что любовь слепа.
   - Любовь тут не при чём. Я, старый дурак, и то ничего не заметил. Она же дочь моего старого сослуживца. Я всегда его очень порядочным человеком считал. Никак не мог предположить, что он так дочь воспитает.
   - Значит, не такой он и порядочный, раз такие дела...
   Петру Ефимовичу становилось легче, когда он говорил о сыне с секретаршей. Наверное потому, что она понимала его и сопереживала вместе с ним, однако телефонный звонок из приёмной прервал их диалог. Маша побежала снимать трубку, а генеральный директор вновь стал смотреть на фотографию сына, не в силах вернуться к делам после свидания с ним.
   - Это вас, - раздался голос Маши, - заместитель.
   Он нехотя взял телефонную трубку.
   - Пётр Ефимович, у меня к вам разговор неприятный, - послышался голос зама.
   - Заходи, я сейчас свободен.
   Через минуту зам уже сидел напортив него.
   - Что-то случилось, - спросил его Пётр Ефимович, - что-то неприятное?
   - Боюсь, что да.
   - Ну, говори, не томи, что там у вас ещё?
   - Конкуренты клиентов оттягивают. У нас уже третий договор расторгнут.
   - Причина?
   - Утечка информации.
   - Откуда токая уверенность?
   - Конкуренты демпингуют. Знают о нас практически всё. Если так дальше пойдёт, нас ждут крупные неприятности.
   - Что ты понимаешь под большими неприятностями?
   - Банкротство.
   - Со службой безопасности говорил?
   - Говорил.
   - Что они?
   - Они уверены, что кто-то наш на конкурентов работает.
   - Если работает на конкурентов, значит, уже не наш.
   Пётр Ефимович вызвал секретаря.
   - Начальника службы безопасности ко мне, срочно.
   Совещание, которое началось так неожиданно, проходило в обстановке строгой секретности.
   - Проверили каждый отдел, изучили личные дела каждого... - докладывал начальник службы безопасности.
   - Надо проверять тех, кто к нам пришёл недавно, - прервал его директор.
   - Мы уже это сделали. Если отбросить тех, кто не имел доступа к информации, остаётся только один, - начальник службы безопасности положил перед директором личное дело. - Более того, начальник отдела позволял этому программисту скачивать программы и базы данных для работы дома. Предлагаю начальника отдела немедленно уволить, а программистом надо заняться нашей службе вплотную.
   Пётр Ефимович, не моргая, смотрел на личное дело и ничего не говорил. Заместитель и начальник службы безопасности переглянулись.
   - Пётр Ефимович, вы слушаете нас? - спросил заместитель.
   Но генеральный директор продолжал молчать и смотреть на фотографию, которая была приклеена к личному делу.
   - Это что, злой рок? - наконец смог вымолвить он.
   Но слова эти прозвучали так тихо, что никто из присутствующих не услышал их.
   - Разрешите, мы займёмся программистом? - снова повторил своё предложение начальник службы безопасности.
   - Разрешить вам? - переспросил его директор.
   - Нам, а кому же ещё?
   - Нет, - ответил директор тихо, - не разрешаю.
   Оба сотрудника удивлённо посмотрели друг на друга.
   - Я принимаю твой вызов, - продолжал директор.
   - Какой вызов? - не понял заместитель.
   - Идите, работайте.
   - А что нам с этим делать, - зам показал на личное дело.
   - Ничего, отнесите эти бумажки в отдел кадров. А его, - директор показал пальцем на фотографию сотрудника, - пригласите ко мне.
   - Может быть, вы оставите пока личное дело у себя, - предложил заместитель, - вы же ничего про него не знаете.
   - Я не знаю? Я очень хорошо всё знаю. Идите и выполняйте, что вам приказывают.
   Совещание закончилось. Пётр Ефимович снова остался один. Он печально посмотрел на фотографию сына и сказал:
   - Нет, сынок, этот вызов должен принять я.
   В кабинет снова заглянула секретарша.
   - Пётр Ефимович, вам кофейку сделать?
   - Кофейку? Нет. Ты вот что лучше сделай: сейчас придет ко мне Андреев, ты впустишь его и сразу уходи, поняла?
   - Куда уходить?
   Вместо ответа директор только посмотрел на неё. От этого взгляда у Маши мурашки побежали по спине.
   - Поняла, - тихо ответила она и закрыла дверь кабинета.
  
   Михаил Александрович уже собирался идти домой, когда его вызвали к директору. Он так растерялся, что даже не заметил, как пошёл к начальству в одной перчатке, вторая так и осталась лежать на его столе. Однако он удивился ещё больше, когда зашёл в приёмную.
   Как только он зашёл туда, секретарша испуганно посмотрела на него и спросила:
   - Вы Андреев?
   - Андреев, а что?
   - Директор ждёт вас.
   Михаил Александрович взялся за ручку двери. Секретарша, как ошпаренная вскочила со своего стула и преградила ему дорогу.
   - Не понял?
   - Обождите, мне срочно уйти надо.
   - Ну, так и идите.
   - Прошу вас, подождите секундочку, - она стала судорожно складывать что-то себе в сумку, задвигать ящики стола, а потом, бросив всё, зажав под мышкой сумку, из которой всё падало, подбежала к двери.
   - Заходите, - крикнула на ходу секретарша, выскочила из приёмной и закрыла за собой дверь.
  --
   Михаил Александрович, ничего не понимая, зашёл в кабинет. За столом сгорбившись сидел человек и неподвижно смотрел в одну точку. Лица его не было видно. Наконец человек медленно повернулся к нему. Михаил Александрович остолбенел.
   - Это ты?
   - Боже, как трогательно! А то ты не знал, у кого работаешь?
   - Я сейчас же напишу заявление об уходе!
   - Ну, теперь-то конечно. Когда ты меня обокрал, можно и свалить. Только я не понимаю - за что?
   - Ты что мелешь? Ты хоть отчёт отдаёшь своим словам?
   - Я то, как раз, отдаю. Ты - единственный человек, который выносил за пределы фирмы базы данных. Тебя вычислили. Может быть, хватит врать? Будь мужчиной, если попался, так хоть имей мужество признаться в этом. Или ты уже забыл, что такое офицерская честь?
   - И это ты говоришь мне о чести? Ты, кто вырастил урода, а не сына, подонка, а не мужчину. А теперь ты не нашёл ничего лучшего, как обвинить меня в воровстве? Тебе дочери моей мало?
   - Твоя дочь шлюха! А ты, её отец, - вор!
   - Ты ответишь за свои слова, сволочь!
   Михаил Александрович весь затрясся от ярости. Только сейчас он заметил, что выглядел смешно. На его руках была только одна перчатка. Он со злостью судорожно попытался стащить её с руки. Но перчатка не слушалась. Тогда Михаил Александрович дёрнул перчатку изо всех сил. Перчатка, соскользнув с кисти, вырвалась, описала дугу, ударила прямо в лицо директору и упала на пол.
   - Можно и так, - багровея сказал Пётр Ефимович.
   Он медленно поднял перчатку, потом отвернулся от Андреева и подошёл к стене, на которой висели старинные клинки.
   Не успел Михаил Александрович опомнится, как на стол, возле которого он стоял, со зловещим звоном упала сабля.
   - Защищайся, подлец! - крикнул директор и, не дав противнику опомниться, изо всех сил махнул клинком.
   Михаил Александрович чудом увернулся от удара.
   - Это тебе за сына моего!
   Остриё просвистело у самого уха.
   - Это за воровство!
   Клинок звонко ударился о саблю, которую Андреев подставил под удар. Удары сыпались один за другим. Пётр Ефимович вкладывал в них всю свою силу. Перед ним стоял не противник, перед ним был сам злой рок, который посадил его сына в тюрьму и который хотел теперь отнять у него всё.
   Михаил Александрович только успевал отбивать удары. Наконец его сабля, отбив очередной удар, описала в воздухе дугу, и вонзилась в голову директора.
   - А это тебе за мою дочь поруганную, - сказал Михаил Александрович, плюнул в сторону директора, и бросил на бездыханное тело саблю.
   Двери кабинета открылись и в них появились заместитель и начальник службы безопасности.
   - Всё кончено, - сказал им Михаил Александрович, - можете вызывать милицию.
  -- Глава 7
   По настоянию Кати молодая семья Рабовых временно переехала к её матери. Оставлять мать одну после ареста отца было нельзя. Катя надеялась, что внук и круговерть большой семьи хотя бы отчасти смогут отвлечь её от горя. Она не ходила на работу и целыми днями была с матерью. Володя нанял кого-то, чтобы сдать квартальный отчёт, и все бухгалтерские документы складывал в стол жены. Эти действия были вполне оправданы, потому что Нина Фёдоровна находилась в самой настоящей депрессии.
   Когда Володя пришёл с работы домой, то очутился в атмосфере гнетущей тишины. Тёща что-то тихо стряпала на кухне, возле неё, на подоконнике, сидела Катя и безучастными глазами смотрела в окно, даже сын в эти дни был тихим и играл, не дёргая ни мать, ни бабушку. Володя прошёл на кухню, сел за стол и тоже молча стал наблюдать за женой.
   Катин взгляд вдруг перестал быть безучастным. Она внимательно что-то рассматривала.
   - Что там? - спросил её муж.
   - Диминого отца похоронили. С кладбища возвращаются.
   - Господи! - воскликнула Нина Фёдоровна и, зарыдав, выбежала из кухни.
   - В голове не укладывается... - как бы отвечая за мать, сказала Катя. - Зачем он это сделал?
   - Ты женщина, тебе этого не понять.
   - При чём тут женщина?
   - Он отомстил за тебя.
   - Я ещё понимаю, если бы сразу... Столько времени прошло...
   - При чём тут время? Такое не забывается никогда.
   - И кому от этого стало лучше?
   - Ты понять не можешь, это эмоции, они, рано или поздно, всё равно должны были выйти наружу. Помнишь, следователь говорил, когда зам и начальник службы безопасности вбежали в кабинет он сказал: "Это за мою поруганную дочь".
   - Володя, но когда это было? У него уже внук. Он же нам здесь нужен, а не в тюрьме, неужели он о нас не подумал?
   - А вы подумали о нём? Подумали, как он жил всё это время? Что на душе у него творилось? Теперь ему легче. Теперь он отомщён.
   На кухню вернулась Нина Фёдоровна.
   - А как я жить теперь буду, он подумал? Ведь он только на работу устроился.
   - За это не беспокойтесь, мы же теперь с вами.
   - Да разве я про это? Мне и пенсии хватит. Я понять не могу, какая может быть дуэль? Сейчас же не восемнадцатый век?
   - Значит, и в двадцать первом веке дуэли бывают, - задумчиво сказала Катя.
   - А может быть, на него помутнение нашло? Он же с этой работой совсем голову потерял. Я слышала, что эти компьютеры на голову действуют. Вчера по телевизору говорили, что все эти залы с компьютерными играми закрывать будут. От них дуреют. Может, это совсем и не дуэль была?
   - Экспертиза уже была, - пояснил Володя.
   - А у убитого в кармане перчатку папину нашли, - добавила Катя.
   - Какую ещё перчатку?
   - Когда на дуэль вызывают, то перчатку бросают. А если перчатку поднимают, значит, вызов принят.
   - Это что же, отец в него перчатку швырнул, а тот поднял?
   - Мама, я со следователем говорила. Папа сам ему всё рассказал. Он сначала не хотел никакой дуэли, перчатка нечаянно упала. Это Димин отец расценил, что папа его вызывает. Ну, а когда тот меня шлюхой обозвал, то отец отказываться не стал. Кто мог знать, что директор фирмы, в которую устроился папа, Димин отец?
   - Нелепая случайность, - вздохнув, произнесла Нина Фёдоровна. - Пойду Димочку спать уложу, поздно уже.
   Нина Фёдоровна ушла. Володя и Катя остались одни.
   - Случайность - частный случай закономерности, - задумчиво произнёс Раб.
   - О чём это ты? - не поняла Катя.
   - Да так... Слушай, на работе бумаг много накопилось. Тебе надо выходить, а то мы с отцом не справляемся.
   - Куда же мне выходить? Её сейчас одну оставлять нельзя. Да и твоя мама... Я забегала вчера, ей совсем плохо стало. Хоть на части разорвись, ребёнок, моя мама, твоя, а ещё и работа.
   - Ну, ладно, ладно, не заводись. Просто есть формальности, тебе надо кое-что подписать.
   - Ну и принёс бы домой.
   - А я и принёс. - Раб вышел в прихожую и вернулся с портфелем.
   - Что там?
   - Новые договоры подписать надо, - он вытащил и положил на стол целую кипу бумаг.
   - Ого! Столько много? Откуда?
   - Не было бы счастья, да несчастье помогло.
   - В каком смысле?
   - С кончиной Димкиного отца фирма его развалилась. Вот его клиенты к нам и перешли.
   - Значит, теперь могут сказать, что папа специально это сделал?
   - У нас всё что угодно сказать могут, ты же знаешь, что это не так.
   Катя, не глядя, подписала все документы и отодвинула их в сторону. Раб аккуратно выровнял все листочки и сложил их в портфель. Неожиданно раздался телефонный звонок.
   - Я возьму трубку, - сказал он Кате, - это, наверное, меня по работе.
   Катя видела, что её муж снял трубку, но не слышала, чтобы он отвечал. Володя положил трубку и вернулся на кухню.
   - Мама умерла, отец сейчас звонил.
   - Когда? - раздался сзади голос Нины Фёдоровны.
   - Только что, - ответил Володя.
   - Езжайте, я посижу с Димочкой.
  
   Когда Катя с Володей приехали к Рабовым, Елены Ивановны уже не было. Отец сидел за столом, уставленным бутылками и пытался удержать свою голову, которая раскачивалась и грозила упасть прямо в тарелку.
   - Увезли Леночку, - еле выговорил отец. - Накрыли простынёй и увезли.
   Владимир недовольно поморщился, увидев отца в таком виде. Он хотел что-то сказать ему, но Катя угадала его желание.
   - Перестань, оставь его. Горе-то какое!
   - Горе? Это у кого горе? У него? - Отец зло смотрел на Владимира.
   Катя удивлённо посмотрела на тестя и мужа.
   - Это же он собственную мать убил!
   - Ты что несёшь? - не выдержал Владимир.
   - Ты знаешь, кто перед тобой сидит? - вдруг спросил отец Катю. - Убийца. Да, да, убийца своей жены.
   - Ну, понеслось! Допился, что называется, то я убил свою мать, теперь сам стал убийцей. Давай-ка спать, а то ты ещё что-нибудь выдумаешь.
   - Не веришь, Катерина? А зря. Это ведь он меня заставил все деньги на свои дела пустить, вот у неё и был перерыв. А я, старый дурак, на поводу у него пошёл. И ты пошла. А ведь это он тебя в тот бордель затащил. Это он Димку в тюрьму усадил, и отца его это тоже он убил, и твоего батю он на нары отправил.
   Раб подхватил отца под руки и потащил в спальню.
   - Ты думаешь, он человек? - продолжал кричать отец. - Он Сатана! Он всех нас убьет: и меня, и тебя, и даже сына своего! Не веришь мне? Вспомни, он же обещал на тебе жениться? Вот и женился.
   - Это случайность, он пошутил тогда, - не выдержала Катя.
   Владимир кинул отца на кровать, стащил с него штаны и накрыл одеялом.
   - Случайность - это частный случай закономерности. Так любит говорить твой муж? - отец хотел ещё что-то сказать, но голова его упала на подушку, и он захрапел.
   - Слава Богу, успокоился, - с облегчением сказал Володя.
   - Не обижайся на него, - Катя ласково погладила мужа по голове, - его надо понять и простить.
   - Я его прекрасно понимаю, ведь умерла не только его жена, но и моя мать. А вот простить... Бог простит.
   - Ну перестань, ты же понимаешь, что это просто пьяный бред: то он убил Елену Ивановну, то ты. Какие деньги, ведь ты тогда в армии был. А Димин отец, при чём тут ты вообще? У человека просто истерика. Его словам не следует придавать значения.
   - Хорошо, пусть проспится. Что делать будем? Опять переезжать надо?
   - Не оставлять же его одного? Придётся мне опять разрываться на два дома. Завтра соберу вещи и перевезу сюда.
   И снова Рабовы-младшие, забрав сына, переехали к Рабову старшему.
  
   Если бы Кате кто-нибудь когда-нибудь сказал, что она, такая хрупкая и слабая, способна выдержать такие нагрузки, она бы не поверила. Но, как говорится, глаза боятся, а руки делают. Да что там руки, ноги к вечеру гудели, как высоковольтные провода! Утром встань раньше всех, завтрак приготовь, ребёнка накорми, к маме сбегай, в магазин сходи, всех мужчин обстирай, обед с ужином приготовь. За день так набегаешься, что только к вечеру еле-еле до дивана доползаешь, чтобы хоть присесть. Только присядешь, а тут муж с работы приходит, значит, снова вставай и бегай по квартире - теперь уже до самого сна. Сколько же может это продолжаться? А сколько нужно, столько и может. На то ты и русская баба, чтобы всё вынести, вытерпеть, да ещё и мужа своего вечером ублажить. А как же, ведь он кормилец, добывает хлеб насущный в поте лица своего.
   Катя только что накормила свёкра, уложила сына и присела на диван, но звонок в дверь снова поднял её на ноги. Она побежала открывать дверь мужу.
   - Ты что, своим ключом не можешь открыть, надо обязательно меня погонять!
   - Войти не успел, и сразу упрёки. Я, между прочим, не с гулянки пришёл. Это ты дома сидишь, а мне работать приходится, как каторжному.
   - От каторжных коньяком не пахнет.
   - Мне не только головой приходится работать, но и печенью.
   - Хорошая у тебя работа. Может быть, поменяемся? Я коньяк буду пить, а ты дома посидишь?
   - А что, я бы согласился. Невелика работа, ребёнку сопли подтереть.
   - Так в чём же дело? Оставайся. Только не забудь ещё и за своим отцом сопли убрать. Он же хуже ребёнка. Не просыхает. Где он только эту водку проклятую берёт? Я уж из дома всё убрала, деньги спрятала, а он с самого утра пьяный. Рожает он её, что ли?
   - Может быть, накормишь меня?
   - Извини, Володя, я просто устала. Проходи, всё уже готово.
   Муж прошёл на кухню и сразу накинулся на ужин.
   - Ты что, не обедал на работе?
   - Какой там обед? Покурить даже некогда. Ты бы хоть поинтересовалась, как у мужа на работе? А если точнее, то не у мужа, а у нас. Насколько я помню, главным бухгалтером числишься ты?
   - И как же у нас дела в фирме, где генеральный директор не просыхает, а главный бухгалтер дома сидит? - грустно улыбнулась Катя.
   - А дела у нас очень даже неплохо. И главному бухгалтеру премия полагается.
   - Какая премия?
   Володя вытащил из кармана ключи и положил их перед Катей.
   - Что это?
   - А ты в окно посмотри.
   Катя выглянула в окно, но ничего не увидела. Улица выглядела, как обычно: по тротуару сновали пешеходы и, переходя дорогу, чертыхались на автомобили, которые невозможно было обойти, потому, что они выстроились у поребрика, образуя своеобразную цепь без проходов.
   - Ну и что я должна увидеть?
   - Вон туда посмотри, - Раб показал на иномарку.
   - Посмотрела. Машина, как машина.
   - Это не просто машина, это твоя машина, а это ключи от неё. - Он взял со стола ключи и положил жене в руку.
   - Моя машина?! Но у меня и прав нет!
   - И опять ты ошибаешься. - Володя достал из кармана небольшую карточку и отдал Кате.
   - А это что?
   - Твои права.
   - Но, как ты мог...
   - Очень просто. Сейчас рыночная экономика, а это значит, всё продаётся и всё покупается.
   - Но я просто не умею.
   - Научишься. Наш водитель обкатает тебя.
   - Но зачем? Куда я на ней буду ездить? И когда учиться? Мне вздохнуть некогда.
   - Значит, наймём прислугу.
   - Ничего не понимаю: прислуга, машина... Ты можешь объяснить, что произошло?
   - Произошло то, что и должно было произойти. Я занял место в обществе, которое и должен занимать. Однако у этого общества свои правила, я обязан с ними считаться.
   - И что же это за правила?
   - Моя жена не должна работать. У неё должен быть шикарный автомобиль, всю работу в доме должна выполнять прислуга. Я подчёркиваю - в доме, а не в квартире.
   - Что значит, в доме?
   - Это значит, что мы должны переехать в коттедж.
   - В коттедж? Да откуда такие деньги?
   - Понимаешь, тут очень интересная теория получается: если я отвечаю тем правилам, которые выдвигает общество, я имею ввиду, конечно, высшее общество, то с деньгами проблем не будет, а если нет, то общество просто не примет меня, а отсюда можно сделать единственный вывод - денег не будет.
   - Интересно твоё общество рассуждает, значит, если у тебя нет возможности иметь коттедж, то ты в него никогда не попадёшь?
   - А общество вообще не рассуждает, оно просто живёт по своим законам, и всё.
   - Но ты только что сказал, что занял своё место в этом обществе. Выходит, оно приняло тебя, хотя ты и не имеешь коттеджа?
   - Это и понятно. Ты же принимаешь человека, который, сидя за столом, ковыряет в носу?
   - Я?
   - Да, да. Если этому человеку три года. Но стоит ему подрасти до десяти лет, и ты уже не будешь принимать его.
   - И, тем не менее, есть принципы, которыми я, например, не могу поступиться.
   - Это какие ещё принципы?
   - Во-первых, я не отдам своего сына на воспитание к чужому человеку, будь то прислуга, будь то няня, будь то горничная, а во-вторых, я никогда не соглашусь не работать.
   - Во-первых, никто не требует от тебя отдавать нашего ребёнка на воспитание постороннему человеку. Можешь менять прислугу, хоть каждый день. Чем чаще - тем круче. А во-вторых, ты и сейчас не работаешь.
   - Это временно. Ты же знаешь, что это вынужденная мера. Хотя формально я числюсь главным бухгалтером.
   - Значит, ты хочешь принимать в работе фирмы самое активное участие?
   - Хочу. Мне, например, очень интересно знать, откуда это у нас вдруг такие доходы, что и на машины и на коттеджи хватает.
   - А здесь никаких секретов нет. Большая часть клиентов от Димкиного отца перешли к нам. На полученные деньги наша фирма скупила акции, которые принадлежали ему, благо, что после того, что произошло, они стоили очень дёшево.
   - А почему эти акции не перешли по наследству его жене?
   - Почему не перешли? Они как раз и перешли, только она решила продать их. Вот мы и купили.
   - Она их продала?
   - Продала, а что в этом удивительного? Муж убит, сын сидит, ей сейчас деньги нужны.
   - Но получается, что ты за её деньги расплатился её же деньгами.
   - Получается, что акции были выставлены на открытую продажу, а мы их купили. Могли и другие купить, но не захотели.
   - Но ведь это не совсем этично!
   - Напротив. Ты бы только видела, как она была благодарна мне!
   - Володя, а тебе не противно этим заниматься?
   - А тебе?
   Катя ничего не ответила.
   - Вот именно, - шутливо ответил Раб. - У неё так сложились обстоятельства, а с ними, как известно, спорить бесполезно. Кстати, уважаемый главный бухгалтер, тут много бумаг накопилось, надо подписать.
   Володя достал из портфеля целую кипу документов и положил их перед женой.
   - Ого! Что это?
   - Да подписывай.
   Катя укоризненно посмотрела на мужа.
   - Ну правда, это долго объяснять, выйдешь на работу и во всём разберёшься.
   - Как быстро время идёт, - тихо сказала Катя, - кажется, мы только недавно познакомились, а у нас уже сын, фирма своя. Наши уже институт закончили, многие тоже фирмы открыли...
   - Как видишь, то, что мы не доучились, на нашем положении никак не сказалось. Если на плечах есть голова, её ни один диплом не заменит.
   Катя стала подписывать документы там, где ей указывал муж, даже не читая их.
   Молодые за разговором не заметили, как появился отец. Он стоял в дверном проёме с опухшем от пьянства лицом, и внимательно слушал, о чём идёт речь.
   - Значит, я теперь богатым стал? - спросил он.
   - А ты-то здесь причём?
   - Как это, при чём? Фирма эта моя, и я пока ещё в ней генеральный директор.
   - Генеральный директор, ты бы тоже подписал документы, а то твоих подписей фирма уже месяц не видела.
   - Давай, - отец самодовольно взял в руку ручку. - Где подписывать?
   Сын стал подавать документы и указывать где отец должен поставить свою подпись. Когда всё было сделано Рабов старший отложил ручку в сторону и уже серьёзно спросил:
   - Так я всё-таки хочу знать, где мои деньги?
   - Я тебе ещё раз отвечаю, - также серьёзно ответил Раб, - твоих денег здесь нет. Ты к ним не имеешь ни малейшего отношения.
   - Что?! Да ты думаешь, что говоришь? Мальчишка! Я тебя вышвырну из фирмы, как поганого щенка! Я хозяин фирмы, я генеральный директор!
   - Ты пьянь гидролизная, вот кто ты. Иди, проспись.
   Отец схватил бутылку, размахнулся и хотел ударить ей сына. Раб увернулся и удар пришёлся по холодильнику. Бутылка разлетелась вдребезги. Раб повалил отца на пол и начал вязать отцу руки ремнём.
   - Я тебе покажу, гадёныш, кто я такой! - орал отец.
   - Володя, что ты делаешь? - кричала Катя.
   - А ты что, хочешь, чтобы он нам головы поразбивал?
   - Подонок! Мать свою убил, а теперь меня хочешь? Не выйдет!
   Раб закончил вязать отца. Он подошёл к столу и начал собирать документы.
   - Катя, скорую вызывай! Это белая горячка. Его теперь с ребёнком оставлять нельзя, да и с тобой тоже. Смотри до чего допился, на людей бросаться начал.
   Катя убежала к телефону, а Раб достал из кипы документов несколько листков и сунул их чуть ли ни в физиономию отцу.
   - Никакой ты не хозяин фирмы, и никакой ты больше не директор. Полюбуйся, что ты только что подписал.
   Отец посмотрел на бумаги и взвыл.
   - Да как же ты мог? Я же твой отец.
   - В бизнесе нет ни друзей, ни родственников, не правда ли? Не помнишь, кто меня этому учил?
   Отец закатил глаза, что-то пролепетал и потерял сознание. На кухню вернулась Катя.
   - Сейчас приедут.
   - Скорее бы! Видишь, ему совсем плохо стало.
   Как и предположил Владимир, врачи подтвердили его диагноз и увезли отца в психиатрическую лечебницу с белой горячкой.
  
   Катя, научившись управлять автомобилем, теперь стала кататься на нём между мамой, психиатрической лечебницей и коттеджем, в который они с мужем и сыном недавно переехали. Ей так и не удалось вернуться к работе. Мама после ареста отца стала часто болеть, да и Николаю Ивановичу становилось только хуже. О его выписке теперь не могло быть и речи. Мужу было всегда некогда, и навещать свёкра приходилось ей. Правда, Владимир как-то ходил в больницу и разговаривал с лечащим врачом, но ничего хорошего он оттуда не принёс. Врач сказал ему, что у больного обнаружена шизофрения, и о выписке говорить не приходится. Катя и сама всё прекрасно видела. Когда она приходила навещать Володиного отца, он каждый раз жаловался ей на сына. Свёкр всё время убеждал её, что именно её муж убил свою мать. И не просто убил, а в качестве орудия убийства использовал его - своего отца. Он был уверен, что историю с дуэлью подстроил именно Владимир. А уж, что Катя была изнасилована именно благодаря его сыну, он нисколько не сомневался.
   Откуда вдруг у отца, ни с того ни с сего, возникли эти навязчивые идеи, никто не знал, однако факт остаётся фактом: Николай Иванович набросился на сына с бутылкой, а это значит, что болезнь его носит социально-опасный характер, и такие больные обязательно должны быть изолированы от общества.
   Кате было больно слышать все эти разговоры. Она помнила, как сама лежала в этой больнице. Она ни на кого не бросалась, она хотела покончить с собой. И только два человека тогда поверили ей: это отец и Владимир. Они не требовали от неё никаких доказательств, они просто верили ей, и не верили даже здравому смыслу. Именно эта вера и вернула её к жизни. Теперь ей предстояло добром ответить за добро. Теперь она должна верить мужу и не спрашивать у него никаких доказательств, и не верить больше никому, даже его собственному отцу.
  
   Владимир сидел за столом в своём новом кабинете. Вернее, кабинет был старый, но Раб находился в нём впервые. Он с интересом рассматривал стены, когда к нему зашёл его помощник.
   - Здравствуйте, Владимир Николаевич, вы меня вызывали?
   Директор не ответил на приветствие и даже не повернулся в сторону вошедшего. Он продолжал стоять спиной к дверям. Помощник продолжал стоять и не знал, что ему делать. Почувствовав его состояние, и насладившись им, Раб снизошёл до своего подчинённого.
   - А почему здесь не хватает двух сабель? - спросил он, не поворачивая головы.
   - Их милиция изъяла, как вещьдоки, - ответил помощник.
   - Значит, это те самые сабли, на которых происходила дуэль?
   - Так точно.
   - Тогда их тем более надо вернуть. Суд уже состоялся, так что имущество должно быть возвращено.
   - Владимир Николаевич, так это не наше имущество. На момент изъятия оно принадлежало старому хозяину.
   - На момент изъятия старого хозяина не было в живых.
   - Да, но есть наследники...
   - Вы меня начинаете утомлять, - также, не поворачиваясь, прервал помощника Раб.
   - Виноват. Конечно, всё будет возвращено.
   - Вот это другое дело. - Раб отвернулся от ковра с оружием, висевшего на стене, и сел за своё рабочее место. Помощник дёрнулся, думая, что хозяин пригласит его сесть, но приглашения не последовало.
   - Вы принесли?
   - Так точно! Разрешите? - Помощник показал несколько папок.
   Раб кивнул головой. Папки тут же были аккуратно разложены перед ним на столе. Владимир бегло просмотрел документы. Неожиданно взгляд его задержался на одной строчке. Однако помощник не заметил этого и стал комментировать, принесённые им материалы.
   - Мне кажется, фирмочка, так, не очень крупная. Стоит ли игра свеч?
   Раб постучал пальцем по строчке, на которой остановился его взгляд.
   - Про него всё узнали?
   - Обижаете, Владимир Николаевич.
   Помощник только успел открыть рот, чтобы доложить хозяину, но тот, не дождавшись ответа, снова прервал его.
   - Фотография его есть?
   - Так точно. - Перед хозяином тут же появилась фотография.
   - Интересно, сейчас ему хочется побегать голышом у реки? - сказал Раб, глядя на фотографию. - А тебе никогда не хотелось побегать голым вдоль речки? - обратился он уже к помощнику.
   - Мне? А зачем?
   - Вот и я не понимаю, зачем.
   - В прошлом он...
   - На счёт прошлого можешь не трудиться, я его знаю лучше тебя. А этой фирмой займёмся, даже несмотря на то, что она не очень крупная. Посмотрим, как он сейчас бегать будет.
   - А он что, любит голышом бегать? - осмелился спросить помощник.
   - Ничего вы о нём не узнали. Он, как раз, тогда не бегал, хотя делал вид, что понимает, для чего это делают.
  -- Глава 8
   Заходы в кафе после получки стали для бригады Ильи Петровича уже традицией. Ничто не сближает так коллектив, как стаканчик-другой хорошего вина. А если прибавить к этому задушевную беседу, а ещё лучше, сыграть в очко, тогда уж точно авторитет бригадира становится просто непререкаемым. Тем более, что Илья Петрович отлично играл в очко. Оказавшись в неформальной обстановке, люди тянулись не к бригадиру, то есть, не к своему начальнику, а к нему - Серову Илье Петровичу - личности, которую по праву можно было назвать незаурядной. Это относилось не только к членам его бригады, в кафе заходили совершенно случайные люди и, завидев Илью Петровича, сразу старались подсесть поближе к его столику. Да чего уж там, случайные. Бывало, зайдёт компания, закажет пива и, сидя с одним стаканом, ждут Петровича - молчат. А уж как придёт Петрович, вот тут только всё и начинается.
   - А что, Петрович, сыграем сегодня в очко? - спросят.
   - Да не по рангу тебе со мной ещё играть, - ответит бригадир, - ты вон, у моего ученика сначала поучись.
   И пошёл чёрт по бочкам: болельщики садятся вокруг игроков, кричат, делают ставки, подзадоривают, одним словом, не кафе это уже, а казино какое-то.
   - Давай, молодой, давай, - кричат одни, - не позорь бригадира!
   - Сделай его, сделай, - кричат другие, - не по хрену задаваться!
   - Двадцать! - молодой выкладывает карты.
   - Очко! - противник кидает свои карты на стол. - Да, Петрович, слабовата у тебя бригада. Запомни, молодой, салага ты ещё против Стаса! Однако изволь заплатить. - Стас снял очки, подышал на них, протёр и снова надел.
   - А я деньги не взял, - проскулил молодой.
   - Да, Петрович, видно, твоя бригада в долг пришла играть?
   - Салага он ещё, порядков не знает, - бригадир вытащил деньги и положил на стол.
   - А ну пусти, играть не умеешь, только бригаду позоришь! - молодого отодвинул в сторону коренастый рабочий.
   - С кем имею честь? - ехидно спросил Стас.
   - Сердюк, - пробасил здоровый мужчина лет сорока.
   - А ты не в долг играть будешь? - не унимался Стас.
   - Не бойся, правила знаю.
   - А что, вам хорошо хозяин платит? Можете себе позволить? - Стас сделал характерный щелчок пальцем по горлу.
   - Это у вас хозяин, а у нас нет хозяев.
   - Как это, нету? У всех есть, а у вас нет?
   - Мы сами хозяева. Вот они, акции, - Сердюк похлопал огромной рукой по карману. - Хочу продам, хочу подарю, хочу директора нового выберу.
   - Так уж и выберешь? Пороху не хватит.
   - У одного не хватит, а если все вместе, то как два пальца... Только нам это ни к чему. Это не директор нам, а мы ему зарплату платим. Так что, не беспокойся, всё будет оплачено.
   - Ну что ж, посмотрим, какие вы богатые!
   Карты, как молнии, замелькали перед игроками. Болельщики даже не успевали следить за ними. Наконец наступила пауза.
   - Двадцать, - сказал Стас.
   - Девятнадцать, - недовольно пробасил Сердюк.
   Сердюк отошёл в сторону, а его место занял другой член бригады. Игра приняла такой острый характер, что кафе даже закрыли. Бармен бросил своё место у стойки и очутился среди болельщиков. У Стаса менялись противники, менялись ставки, но результат был всегда один: деньги покидали карманы членов бригады и оседали у Стаса. Уже никто не считал, кто сколько проиграл. Никого не интересовало, чьи на кону деньги. Была затронута честь бригады, и её члены не считались, они выгребали из карманов всё и отдавали тому, кто в данный момент отстаивал эту честь. Наконец деньги кончились, все повернули головы в сторону бригадира.
   - Ну что ж, с достойным противником и сыграть можно, - постарался как можно спокойней ответить Петрович.
   - А что на кон поставишь? Денег то у вас, как я понял, нет? - засмеялся Стас.
   - Молодой, сбегай-ка домой, принеси мои акции, - скомандовал бригадир.
   - А вы и вправду богатые, - ухмыльнулся Стас. - Я бы на вашем месте остановился.
   - Не на того напал, - зло процедил Сердюк, - Петрович без боя никогда не сдаётся. - Он вытащил из кармана пачку акций и отдал бригадиру.
   - Свои имеются, - с достоинством ответил Петрович, однако, покрутив акции Сердюка в руках, почему-то оставил их у себя.
   - Моё дело предупредить, - спокойно ответил Стас, - у меня есть на что играть.
   - Так что же ты волнуешься?
   - Я волнуюсь? Ты лучше подумай, во сколько мы их оценим?
   - А во сколько хочешь, я их у тебя всё равно отыграю.
   - Приятно иметь дело с уверенным человеком. - Стас довольно потёр руки. - В таком случае, у меня предложение...
   - Какое? - раздалось сразу несколько голосов.
   - Пока ваш молодой бегает, я хочу вас всех угостить коньяком. Возражений нет?
   - Есть возражение, - ответил Петрович, - я водку предпочитаю.
   - Значит, договорились, - обрадовался Стас.
   Бармены сразу вспомнили о своих обязанностях, и перед каждым членом бригады появился запотевший стопарик с холодной водочкой и тарелочка с бутербродом.
   - За удачу! - провозгласил бригадир.
   Вся бригада залпом опрокинула стопки.
   - Вовремя не выпитая вторая - это насмерть загубленная первая, - пошутил Стас.
   Спорить никто не стал. Стопки снова наполнились, и тут же опустели.
   Когда Молодой пришёл в кафе, бригада была уже под приличным градусом.
   - Тебя только за смертью посылать, - проворчал, увидев его, бригадир. - Принёс?
   Паренёк молча положил перед Петровичем пачку акций.
   - Смотрите, салаги, как играть надо! - осмелев после водочки, сказал Петрович.
   - Сколько ставишь? - спросил Стас.
   - Половину я и половину ты.
   - Половину чего?
   - Половину всего, что имеешь.
   - А почему не всё?
   - Играть не интересно.
   - Тогда давай четверть.
   - Можно и так. Сердюк, отсчитай. - Петрович отдал все акции Сердюку. Тот дрожащими руками разделил акции на четыре кучки и положил на стол одну.
   Игра началась. Не надо быть большим профессионалом, чтобы понять, какого уровня были игроки. Это были мастера. За всю игру они не издали ни единого звука. Стоило только одному немного повести бровью или легонько кивнуть головой, как другой безошибочно понимал его. В кафе воцарилось молчание. Казалось, что болельщики даже перестали дышать. Наконец Стас положил карты на стол и самодовольно произнёс:
   - Двадцать!
   - Очко! - совершенно спокойно ответил ему бригадир.
   Кафе взорвалось от оглушительного вопля.
   - Вот это класс!
   - Знай наших!
   - Стас, может тебе пора остановиться, пока не поздно?
   - Водки всем! - скомандовал Петрович.
   Бригадир забрал акции, отдал их Сердюку, а деньги швырнул бармену.
   - Реванш, реванш! - орали сторонники Стаса.
   - Я законы знаю. Сердюк! - Петрович протянул руку в сторону хранителя акций.
   - Сколько? - спросил Сердюк.
   - Также.
   Сердюк протянул ему четверть. Стас снова положил деньги. Игроки начали. Теперь уже не только болельщики, а даже мухи перестали дышать. Но вот мелькание карт закончилось. Стас улыбнулся и произнёс:
   - Очко!
   Вздох облегчения, исходящий от болельщиков Стаса, пролетел по кафе, как шелест листопада при лёгком ветерке. Однако он был тут же заглушен нервным бормотанием сторонников Петровича.
   - А у меня двадцать одно! - хладнокровно произнёс Петрович.
   И опять взрыв эмоций, опять стопки и опять водка.
   - Удваивать будем? - спросил Стас.
   - Я правила знаю, - ответил Петрович.
   Теперь на кону лежало половина акций со стороны Петровича и половина тех денег, которые выиграл Стас.
   Снова воцарилась тишина, снова сердце замерло от предвкушения чего-то грандиозного, снова Стас швырнул карты на стол и, улыбаясь, сказал:
   - Девятнадцать!
   - У меня тоже, - Петрович показал карты.
   У Стаса даже запотели очки. Он протёр их, надел, и снова посмотрел на карты.
   - Яйца! Второй раз подряд! Вот это да! - прошептал кто-то из болельщиков.
   - Это бывает, - Стас достал все деньги, которые у него были, и положил на стол.
   Сердюк отдал все акции, которые принёс Молодой.
   - Ну, Петрович, давай! - простонал кто-то из болельщиков.
   Но на него сразу зашипели:
   - Ты что? Замолчи! Не мешай!
   И снова леденящая душу тишина. Снова десятки глаз впились в мелькающие карты, снова пепел от сигарет падал на штаны болельщиков, прожигал дыры, но те ничего не чувствовали, их волновало только одно - они ждали конца схватки гигантов.
   Петрович положил карты и облегчённо вздохнул.
   - Двадцать.
   Стас положил карты на стол, снял очки, засунул их в карман и произнёс:
   - Очко!
   - Реванш, реванш! - опять закричала публика.
   - Реванш уже был, - ответил Стас, собирая деньги и акции.
   - Это не в счёт! Там яйца были!
   - Хорошо, будет вам реванш. Через неделю. Только учтите, играть будем на акции. Эти бумажки только для этого и годятся.
   Кафе закрывалось. Бригада Петровича, опустив головы, побрела домой без денег и без акций.
   - Что делать будем? - спросил бригадира Молодой.
   - Как, что делать? Акции будем спасать. Занимайте, покупайте, доставайте, где хотите, чтобы через неделю всё было готово.
  
   Сначала Кате было неуютно в коттедже. Она путалась в огромном количестве комнат, вечно забывала, что и где она оставила. Особенно ей не нравилась прислуга. Постоянное нахождение рядом с собой посторонних людей раздражало её. Но, видимо, так устроен человек, он привыкает ко всему. Прошло время, и то, что вчера было неприемлемым, сегодня кажется обыденным. Более того, она так привыкла к последним изменениям в своей жизни, что не понимала, как же можно было жить раньше: без машины, без шофёра, без кредитной карты и без многого другого, без чего она раньше совершенно свободно обходилась. Она теперь не сидела дома. Работала она не для заработка, а для собственного удовлетворения. Ей просто не хотелось быть домашней хозяйкой. Ей хотелось, чтобы от неё что-то зависело, чтобы всё время находиться среди людей. Она с удовольствием занималась экономическим анализом, хотя никогда не задумывалась о целесообразности той или иной сделки. Сделка, как таковая, её вообще не интересовала, её задачей было ответить на вопрос, выгодна она или нет. Скорее всего, это была тоска по ней же самой - так и не состоявшейся инженеру-экономисту. Она приезжала домой раньше мужа, проверяла работу, которую выполнила прислуга, забирала от няни сына и ждала мужа. После приезда Владимира вся семья собиралась в столовой за ужином.
   - Ну, что у нас с экономикой? - обычно спрашивал муж. - Рентабельность не подралась с себестоимостью?
   - С рентабельностью всё в порядке. Ты знаешь, а я тут интересную закономерность заметила.
   - Закономерность в чём?
   - В нашей хозяйственной деятельности, разумеется.
   - И что же в ней интересного?
   - Она чётко совпадает с формулой, описанной Марксом в своём "Капитале".
   - Я, правда, не читал "Капитал", но что же тут странного? Все предприятия, так или иначе, подчиняются законам, которые описывает Маркс. Он ведь тоже экономистом был?
   - Это Энгельс экономистом был.
   - Честно говоря, мне совершенно без разницы, кто из них кем был.
   - Да я не о них хотела сказать. Наша деятельность подчиняется формуле: деньги - товар - деньги.
   - Ну и что?
   - Дело в том, что там и другая формула есть: товар - деньги - товар.
   - Не вижу разницы деньги - товар - деньги или товар - деньги - товар...
   - Как раз в разнице всё и дело. В первом случае человек имеет деньги и покупает на них товар, чтобы, продав его, получить деньги, которые превышают вложенные, а во втором случае он использует деньги, чтобы изготовить больше товара.
   - Что-то я не вижу никакой разницы. Меняешь слова местами, и всё, суть одна, что в первом, что во втором случае.
   - Неужели ты не видишь разницы? В этих формулах содержится огромный нравственный смысл. Что такое товар? В нашем случае, это материальные или духовные ценности, которые необходимы для жизни человека. То есть, здесь деньги нужны для достижения единственной цели - получения как можно большего количества товара, то есть, этих ценностей. В другом случае всё с точностью наоборот. Товар является не целью, а инструментом, который необходим для другой цели - получения денег. Человек перестаёт быть человеком, он превращается в раба, который верно служит своему хозяину - деньгам.
   - Ну, мать, ты чего-то совсем умное загнула! Ты хоть сама поняла, что сказала? Из всего я понял только одно - люди перестают быть людьми и превращаются в рабов. Скажи, а что, рабы не люди?
   - Я не так выразилась. Они, конечно люди. Я хотела сказать, что человек теряет свою свободу.
   - Свобода - это осознанная необходимость, это тебе из твоего же курса марксизма-ленинизма.
  
   Родители так увлеклись своими скучными и неинтересными разговорами, что не заметили, как их ребёнок слез со стула и перебрался к журнальному столику. Там было гораздо интересней. На столике лежали красивые глянцевые журналы с яркими обложками, игральные карты и очки. Димочка взял очки, надел их и стал глядеть на карты. Потом он снова снял их, затем опять надел. Неизвестно, сколько бы раз он это проделывал, скорее всего, игра окончилась бы только тогда, когда очки были бы разбиты. Но этого не произошло. Мама обратила внимание на своего сына, и игра была прервана на самом интересном месте.
   - Дима, ты что делаешь? Разве можно детям очки надевать? Ты же глазки себе испортишь!
   Катя подошла к сыну и отняла у него очки.
   - Мама, отдай!
   - Это не игрушка. Ты их разбить можешь.
   - Мама, отдай, это не простые очки, они волшебные!
   - Никакие они не волшебные, это самые обыкновенные очки.
   - Вон, видишь, карты лежат? Если на них смотреть, то ничего не видно, а если очки надеть, то на каждом уголке циферка нарисована.
   - Тебе уже спать пора, циферка, ничего там нет и быть не может, потому что карты лежат рубашкой вверх. Все циферки внутри.
   - А ты сама посмотри, надень очки.
   - Тебе не понятно, что мать сказала? А ну-ка марш спать! - вмешался отец.
   Дима надул щёки и послушно поплёлся в свою комнату.
   - Ну зачем ты с ним так резко, Володя? Это обыкновенные детские фантазии. Разве у тебя не было в детстве волшебных палочек? А у него волшебные очки.
   - Да он тебе и волшебного слона притащит, лишь бы не спать. Ты на часы-то посмотри.
  

***

   Безоблачное небо незаметно затянулось дымкой облаков, и солнцепёк прекратился. Мужчина замолчал и перевёл дух. Он посмотрел на часы и быстро поднялся со скамейки.
   - Вот тебе и посидели в тенёчке! Посмотри, времени-то сколько! - сказал он дочери.
   Однако дочь продолжала сидеть и никуда не собиралась идти.
   - Ты что, так и будешь здесь сидеть? - спросил мужчина.
   - А как же Катя? Неужели она так ничего и не узнала? А ты? Ты сталкивался с ним ещё?
   - Сталкивался. Так сталкивался, что мы с твоим дедушкой чуть фирмы своей не лишились.
   Мужчина посмотрел на дочь и понял, что пока он не докончит свой рассказ, уйти от могилы Раба не удастся. Он снова опустился на скамейку и продолжил.

***

   Это было, когда я стал директором фирмы "Энергия". Придя на работу, я был крайне взволнован, и на это были причины. Во-первых, я стал директором только сегодня утром, а во-вторых, мне предстояло выступить на собрании трудового коллектива.
   Формально, директором я стал ещё месяц назад. Отец провёл внеочередное собрание акционеров, где и предложил мою кандидатуру.
   Сразу же после собрания отец вызвал к себе меня, я тогда был его заместителем, и предложил уйти в отпуск.
   - Папа, не понимаю, почему сейчас?
   - Так надо. Съезди на юг, отдохни, на солнышке позагорай...
   - Но почему именно сейчас?
   - Потому что фирме нужен отдохнувший руководитель, полный сил и энергии.
   - А что, раньше моя энергия фирме была не нужна?
   - Вот тебе путёвки, деньги и билеты. Поезжай.
   - Ты мне так и не ответил, почему именно сейчас?
   - Саня, если ты задаёшь вопрос в третий раз, и на него тебе не отвечают, есть ли смысл повторять его в четвёртый?
   Спорить с отцом было бесполезно. Я взял путёвки и укатил в отпуск.
   Вернувшись из отпуска, я зашёл к родителям, где всё и прояснилось.
   - Ознакомься, - отец протянул мне листок бумаги.
   - Что это?
   - Там всё написано. Теперь ты понимаешь, для чего тебе понадобятся силы?
   У меня от удивления отвисла челюсть.
   - Я - директором?
   - Теперь ты понимаешь, почему я не стал тебе говорить об этом перед отпуском? Вместо отдыха ты бы так и просидел у моря с открытым ртом.
   - А ты?
   - А что я? Я буду теперь твоим заместителем.
   - Не понимаю, зачем? Это же твоя фирма. Ты её придумал, ты её сделал, ты великолепно справляешься с обязанностями директора, тебя все уважают... Я ещё понимаю, если человек заболел...
   - А тебе обязательно надо, чтобы я заболел? Или чтобы я перестал справляться со своими обязанностями? А может быть, мне дождаться, когда меня перестанут уважать?
   - Папа, ну зачем ты? Ты же понимаешь, что я имел ввиду совсем другое. Наоборот, я хотел подчеркнуть твои достоинства.
   - В таком случае, ты забыл самое главное.
   - Какое?
   - Я подготовил себе преемника. Человека, в руки которого я смогу передать всё, о чём ты только что столько рассказывал.
   - Но почему именно сейчас? Ты же ещё полон сил! Или ты себя плохо чувствуешь?
   - Что касается сил, то их, слава Богу, хватает.
   - Тогда чего же ты боишься?
   - Боюсь, что пока мои силы закончатся, ты уже стареть начнёшь.
   - Что? Я - стареть?
   - А что ты удивляешься? Руководители могут состариться ещё в молодости. Даже не заметишь, как превратишься в вечного зама.
   - Как это, в вечного зама?
   - Очень просто. Человек отвыкает принимать решения. Он не умеет рисковать. Даже если он и решает что-то, то всё равно есть начальник, который, в конечном счёте, за всё отвечает. Вроде и специалист хороший, но он не способен сам что-то сделать. Он способен только советовать.
   - Всё равно, это так неожиданно!
   - Это всегда неожиданно. И для меня тоже. Кажется, что совсем недавно сам стал руководителем, а уже приходится дела передавать.
   - Тебе тяжело это делать?
   - Нет. Скорее страшновато. Хотя я и уверен в тебе, всё равно страшновато.
   - Что же мне завтра делать на работе?
   - Работать директором.
   - А ты?
   - А я уйду.
   - Куда?
   - В отпуск поедем с мамой. А сейчас давай отметим твоё назначение. Шутка ли сказать, ты впервые пускаешься в свободное плавание. Один, без поддержки родителей.
  --
   Когда я пришёл на работу и занял директорский кабинет, то прекрасно понял, что отец имел ввиду. Я действительно не знал, с чего начать. Сел в кресло и сидел, ничего не делая, пока секретарша не помогла мне. Она незаметно вошла в кабинет, заботливо поставила на стол чашечку кофе и села рядом.
   Надежду Петровну, так звали секретаршу, я знал давно. Ещё когда отец только организовывал свой кооператив, лет пятнадцать назад, она пришла к нему, и с тех пор бессменно занимала свой пост. Я, тогда ещё школьник, частенько забегал к отцу на работу и Надежда Петровна, как заботливая мама, занималась со мной, чтобы я не мешал отцу работать. Надежда Петровна всегда была посвящена во все мои тайны. Она была для меня больше, чем секретарь отца. Она была и нянькой, и подружкой одновременно. Я не мог представить себе фирму без Надежды Петровны, и Надежду Петровну без фирмы.
   - Волнуешься? - спросила она меня.
   Я молча кивнул головой.
   - А ты говори им правду.
   - Она может не понравиться им.
   - Всё равно, врать - это последнее дело.
   - Надежда Петровна, а почему так получилось, что у нас так много акционеров?
   - Тогда другие законы были. И страна другая. Ты, что же, думаешь, твой отец просто так ушёл?
   - А я, честно говоря, так и не понял его поступка.
   - А я понимаю.
   - Понимаете? - Я удивлённо посмотрел на Надежду Петровну.
   - Когда вышел закон о кооперации в СССР, то предполагалось, что наёмный труд будет использован незначительно. В основном, в кооперативе должны были работать единомышленники. Поэтому разрешалось использовать наёмных работников не более, чем тридцать процентов от числа членов кооператива. Если предприятие развивается успешно и численность растёт, то, нравится тебе или нет, а ты обязан был принимать наёмных работников в члены кооператива.
   - А потом?
   - А потом кооператив стал акционерным обществом закрытого типа, и все члены кооператива автоматически превратились в акционеров, то есть, в собственников.
   - Но ведь это несправедливо!
   - Почему?
   - Как, почему? Создавали фирму одни, а хозяевами становились другие.
   - Это по твоим понятиям несправедливо, а по нашим - всё правильно было.
   - Разве могут быть другие понятия?
   - Я тебе одну притчу расскажу. Шёл человек по дороге. Смотрит, трое мужиков работают, и спросил их человек: "Что вы делаете?". Один ответил ему: "Я дом строю", другой сказал: "Я брёвна таскаю", а третий сказал, что он деньги зарабатывает.
   - И что?
   - А то, что отец твой никогда денег не зарабатывал, и брёвен не таскал, он дом строил, в котором люди жить должны. Понимаешь, для людей, а не для себя.
   - А сейчас из строителей он один остался?
   - А сейчас он ушёл, а дела тебе передал, потому что не может разрушить то, что сам создал.
   - А что надо разрушить?
   - Как руководитель, отец прекрасно понимает, что так называемые собственники, по сути, простые наёмные работники. Никакой дом их не интересует. Они здесь работают только с одной целью - побольше заработать. Поэтому на каждом собрании акционеров они ставят только один вопрос - увеличение заработной платы. Никакое другое вложение средств их не интересует.
   - Поэтому необходимо сосредоточить контрольный пакет акций в руках очень узкого круга лиц, которые будут заинтересованы не в наращивании зарплаты работников, а в увеличение прибыли предприятия.
   - Вот видишь, ты всё прекрасно понимаешь, значит, отец не ошибся, когда назначил тебя на своё место.
   - Но почему он не мог этого сделать сам?
   - Потому что, для того чтобы это сделать, необходимо осознать, что тот дом, который ты строил столько лет, никому не нужен.
  
   Я как раз и был взволнован в связи с этим обстоятельством. Ведь не только мой отец был родом из другой страны, где все работали на государство, где все строили один общий дом. Разве их вина, что дом этот рухнул? Разве виноваты в том, что поколение, которое они оставляли после себя, решило полностью разрушить всё, что они сделали, и возвести новый дом, с новыми порядками? А как будет житься этим людям в таком доме? Это всё равно, что вышвырнуть из квартиры все вещи старых родителей и выгнать их из своей обжитой комнаты в другую: холодную, для них неуютную, и полностью непригодную для жилья. Что останется делать таким родителям? Только умереть, другого выбора родные дети им не оставили. А ведь это их родные дети, плоть от плоти, кровь от крови.
   Как посмотрят на нового директора рабочие, которые начинали с его отцом? Не сочтут ли его предателем, жлобом, новым русским, Иваном, родства не помнящим?
   - Пора идти, - Надежда Петровна показала на часы.
   Я вздохнул и пошёл на собрание трудового коллектива.
   После того, как я вернулся с собрания, моё настроение изменилось на прямо противоположное. Я улыбался и шутил, останавливал в коридорах сотрудников и расспрашивал об их проблемах. Однако я даже не мог дослушать их до конца. Не проблемы мне были нужны, я просто не способен был сосредоточиться. Мне необходимо было поделиться с кем-нибудь своей радостью, но поделиться было не с кем. В фирме было всего два человека, с которыми я мог поделиться своими самыми сокровенными мыслями: это отец и Надежда Петровна. Поэтому неудивительно, что я после непродолжительного болтания по коридорам управления оказался в своей приёмной у стола секретаря.
   - Ну как? Со щитом или на щите? - спросила Надежда Петровна.
   - Со щитом! Да ещё с каким!
   - Неужели рабочие тебя поняли?
   - Не только поняли, они сами стали требовать от меня создания аукциона по продажи акций предприятия.
   - Рабочие?
   - Они! "Какие же мы хозяева, если не можем распоряжаться своей собственностью?", говорили они мне.
   - Так это они своими акциями торговать собираются?
   - Конечно! Надежда Петровна, ведь в этом и состоит весь смысл акционерного общества. Акции должны быть сосредоточены в руках тех, кто в них заинтересован. Собственники должны получать свой основной доход от дивидендов, а не от зарплаты. Акции должны расти в цене и падать, это зависит от прибыли, которую получает предприятие.
   - Уж не рабочие ли тебя так просветили?
   - Представьте себе, да!
   - И кто, если не секрет?
   - Ну зачем вы так? Они не такие уж глупые, на самом деле. Что, что, а деньги свои считать умеют.
   - Да Бог с тобой, Саня, кто же их глупыми считает? Что касается своего кармана, то здесь они очень умные. И всё-таки, кто это, если не секрет?
   - Никакого секрета здесь нет. Это Серов Илья Петрович.
   - Серов? Этот пьяница?
   - Разве он пьёт?
   - Да у него в жизни только два интереса: стакан за воротник заложить, да в очко сыграть. - Надежда Петровна задумалась. - Значит, его теперь в бизнесмены потянуло? Лихо его качнуло. Видать, с большого бодуна.
   - Да нет, он как будто трезвый был...
   - Да разве ты увидишь? Он никогда трезвый не бывает.
   - А отец его хвалил.
   - Как специалист, он, конечно, человек незаменимый, а как человек... Он, Саня, мать родную за бутылку продаст.
   - Так ведь мы с ним не детей крестить собираемся.
   - Да это конечно, просто, как представлю, что он хозяин фирмы, так смех разбирает.
   - Но он же и сейчас хозяин. У него акции, значит, он владеет частью предприятия.
   - Запомни, Саня, хозяин должен быть всегда один. А все эти Серовы...
   - Вот я и хочу, чтобы акции были сосредоточены человек у пяти, шести, тогда они будут истинными хозяевами. Тогда на собрании акционеров будут решаться вопросы увеличения производительности, а не зарплаты. А хозяин будет действительно один - тот, кто будет владеть контрольным пакетом акций.
   - Вы смотрите с отцом, этот пакет не прозевайте.
   - О чём вы говорите, Надежда Петровна? Да их на этот аукцион и калачом не заманишь. Вот только этот Серов со своей бригадой активные, а остальным всё до балды. Но это только начало. Как только у них в руках рублики зашелестят, всё встанет на свои места. Уже не я, а они будут собирать собрание акционеров.
  
   Если кто-нибудь решил, что старый директор фирмы "Энергия" вот так просто скинул всё на своего сына и убежал в отпуск, он ошибается. Он убежал не в отпуск, он хотел убежать от самого себя, но из этого у него ничего не получилось. Уехав от своей фирмы за тысячи километров, он не удалился от неё ни на миллиметр. Все его мысли были на работе. Он участвовал в совещаниях, присутствовал на собраниях, обдумывал проекты дальнейшего развития предприятия, он делал всё, кроме одного: он не мог принять решение. За него это должен был сделать его сын. И даже когда он после плавания в тёплых и ласковых волнах падал на песок, подставляя тело южному солнцу, он всё равно находился на работе.
   - Опять Надежде сегодня звонил? - спросила жена Сергея Михайловича, когда он, вынырнув из пучины морской, плюхнулся рядом с ней на песок.
   - Ты что, следишь за мной?
   - В этом нет необходимости. Достаточно просто знать тебя. Я вообще не понимаю, для чего ты всё это сделал? Если ты и дня без своей конторы не можешь прожить, для чего надо было этот огород городить?
   - Ну, если ты меня знаешь, к чему этот вопрос?
   - Просто боюсь, что я знаю ответ.
   - Ты думаешь, он не справится?
   - Если честно, то волнуюсь. У меня какое-то дурное предчувствие.
   - Относительно Сани?
   - Да нет. Больше. Мне кажется, что угроза нависла над нами всеми.
   - Ну-ка, поподробнее. - Сергей Михайлович серьёзно посмотрел на жену. - Твои предчувствия нас ещё не подводили.
   - Я не Ванга, и не могу сказать тебе точно.
   - Тогда хотя бы приблизительно. Это из-за моей отставки?
   - Нет, ты здесь не при чём. Это случилось бы, даже если бы ты и не ушёл.
   - Тогда даже в голову ничего не приходит.
   - А что Надежда говорит? - спросила жена.
   - Ничего интересного. Всё идёт по плану. Саня устроил аукцион и начинает сужать круг акционеров. Собственно, это то, что я и хотел.
   - А что-нибудь особенное она не говорила?
   - Как будто нет, если не считать поведения Серова.
   - А кто это?
   - Бригадир один. Так активно начал акции скупать! Откуда только деньги берёт?
   Жена закрыла глаза и задумалась.
   - Деньги... Действительно, деньги, всё из-за них. И Серов этот с ними связан.
   - Серов? Да у него если и были деньги, то разве что на бутылку.
   - Дело не в самом Серове, дело в том, кто этим Серовым манипулирует.
   - Может быть, нам вернуться из отпуска?
   - Ну вернёмся, и что ты будешь делать?
   Сергей Михайлович пожал плечами.
   - И что, по-твоему, надо делать?
   - Там очки какие-то. Их надо разбить. Если ты их разобьешь...
   - То что? - Сергея Михайловича даже прошиб пот.
   - То всё равно всё будет плохо, но хотя бы не смертельно.
   - Что ты говоришь? Ты можешь сказать точнее? Какие-то деньги, какие-то очки?
   - Не кричи на меня! Я сама ничего не знаю. Ты спросил, что я чувствую, я тебе ответила.
   - Давай домой собираться, все равно теперь уже отдыха не будет.
   - Поехали, только учти, пока ты очки не разобьёшь, ничего не получится.
  
   То, что совсем недавно радовало меня, теперь стало сильно беспокоить. Акции действительно перетекали из рук сотрудников к другому хозяину, но, самое неожиданное, что это была не группа людей, как я предполагал, - акции сосредотачивались всего у одного человека, и им был бригадир Серов Илья Петрович. Ещё несколько таких аукционов, и контрольным пакетом будет владеть не несколько собственников, которые были бы заинтересованы в получение прибыли предприятия, а фактическим хозяином станет всего один человек. И первое, что этот человек сделает, заменит директора - человека, который всю эту кашу и заварил. Весь ужас этого положения заключался в том, что остановить этот запущенный механизм было невозможно. Люди приходили на аукцион уже не для того, чтобы продать или купить акции. Они шли туда, как на шоу, как на бой быков. Им хотелось посмотреть, как теперь уже знаменитый бригадир Серов отнимает власть у генерального директора.
  
   Я сидел в своём кабинете и обдумывал свою тактику поведения на аукционе. Надежда Петровна вошла, как всегда, тихо и поставила передо мной кофе.
   - Сегодня опять на аукцион пойдёшь?
   Я молча кивнул головой.
   - И опять этот всё скупит?
   - Не скупит.
   - Откуда такая уверенность?
   - Денег не хватит. - Я выдвинул ящик стола. В пустом ящике лежали купюры в банковской упаковке.
   Надежда Петровна выразительно посмотрела на меня.
   - Это всё, что я дома нашёл, - пояснил я, не дожидаясь вопроса.
   Надежда Петровна протянула пакет.
   - Возьми, это тоже, что я могла найти.
   - Да вы что, Надежда Петровна?! Мне хватит, я уверен!
   - Ничего ты не уверен.
   Я молча забрал деньги.
  
   Актовый зал бесновался в предвкушении зрелища. Когда я в него зашёл, этого даже никто не заметил. Зато когда показался Илья Петрович, зал взорвался от аплодисментов.
   - Давай, Петрович!
   - Покажи им, где раки зимуют!
   - Пусть знают наших!
   - Петрович, когда директором станешь, не забудь, что это я тебе свои акции отдал!
   Грохот топающих ног и свист заглушал выкрики болельщиков, но вот прозвучал стук молотка аукциониста и зал замер в ожидании.
   - Лот номер один! - провозгласил аукционист. - Стартовая цена, пятьсот рублей.
   Молоток не успел описать в воздухе дугу, как его полёт был прерван бригадиром:
   - Две тысячи, - спокойно произнёс он.
   - Три, - также спокойно сказал я.
   В зале пронёсся вздох удовлетворения.
   - Три тысячи раз! - Молоток ударил по столу. Я взглянул в глаза своего противника и понял, что он тоже подготовился к аукциону.
   - Три тысячи два! - до сих пор абсолютно непроницаемое лицо Серова слегка улыбнулось. Ещё один удар молотком и всё будет сделано.
   - Четыре тысячи. - На этот раз Илья Петрович удостоил своего противника пренебрежительным взглядом.
   - Четыре тысячи раз! - молоток снова ударился о стол.
   - Тридцать тысяч, - выкрикнул Петрович.
   - Ну всё, хана молодому, - раздалось в зале. - Теперь наш директор - Петрович!
   - Сорок! - Я произнёс это так спокойно, что в зале снова воцарилась тишина.
   О существовании аукциониста все забыли. Он стоял, совершенно обалдевший, за столом, держал в руке свой молоток и не знал, что с ним делать. Но делать было ничего не надо. Аукцион вошёл в ту фазу, когда руководить им было уже не нужно. Процесс потёк самостоятельно, и не нуждался ни в чьём вмешательстве.
   - Пятьдесят!
   - Шестьдесят!
   - Семьдесят!
   - Восемьдесят!
   Зал молчал. Он просто не успевал реагировать.
   - Сто пятьдесят! - еле выдавил из себя Петрович.
   Я вытащил конверт, который дала Надежда Петровна, и пересчитал деньги. Аукционист пришёл в себя, и заметив, что пауза слишком затянулась, истошным голосом закричал:
   - Сто пятьдесят - раз!
   - Сто пятьдесят пять! - прервал я аукциониста.
   Голова Ильи Петровича безнадёжно склонилась, он что-то буркнул себе под нос и смачно плюнул на пол.
   - Не сдавайся, Петрович! - неожиданно к нему подбежал рабочий и сунул ему что-то в руку.
   - Сто пятьдесят пять - раз. - Молоток звучал, как приговор.
   - Сто пятьдесят пять - два. - Руки Петровича тряслись, как в лихорадке, пересчитывая деньги, которые он только что получил.
   - Сто пятьдесят пять...
   - Сто пятьдесят шесть! - испустил бригадир истошный вопль.
   Теперь уже у меня опустилась голова, теперь уже я бормотал что-то себе под нос. Молоток аукциониста трижды описал в воздухе дугу и слово, которого так все ждали, и ради которого собрались, потрясло зал.
   - Продано!
   Я не помнил, что происходило дальше. Я не слышал тех оваций, которые устроили победителю, не чувствовал на себе пренебрежительных взглядов людей, которые всего час назад гнули передо мной спину, услужливо улыбались и клялись в преданности, не видел, как обезумевшие от счастья рабочие подняли своего кумира и на руках вынесли из зала. Я обнял голову руками и повторял только одну фразу: "Что я наделал?!"
   Сколько я так просидел - не знаю. Пришёл я в себя от того, что запах ароматного кофе ударил в нос. Я поднял голову и увидел Надежду Петровну. Она, как всегда, подошла незаметно и поставила чашку.
   - Это конец, - сказал я ей. - Следующий шаг - это перевыборы директора. Контрольный пакет теперь находится в руках Серова.
   - Вы живы, Александр Сергеевич, значит, это не конец. - Впервые Надежда Петровна обратилась ко мне на "Вы".
   - Так всегда говорил мне отец. Он создал эту организацию, правил ей пятнадцать лет, а я и месяца не продержался. Проиграл. И кому? Какому-то работяге, пьянице!
   - У вашего батюшки тоже были в жизни острые ситуации, но он всегда выходил из них.
   - Когда отец вернётся из отпуска, здесь будет другой директор - Серов.
   - Не будет.
   Я удивлённо посмотрел на Надежду Петровну.
   - По двум причинам, - продолжала она. - Во-первых, ваш батюшка приезжает завтра вечером...
   - Как завтра?
   - Он звонил, пока вы были на аукционе. А во-вторых, у Серова нет контрольного пакета.
   - Как нет?! Я считал, контрольный пакет теперь у него.
   - У него только то, что он купил сегодня, а завтра и этого не будет.
   - Не понял? Зачем же он скупает акции?
   - Я всё узнала, Александр Сергеевич, - Надежда Петровна перешла на шёпот. - Он на эти акции в карты играет. Здесь неподалёку кафе есть, так у них там настоящее казино.
   - И когда игра?
   - Завтра, в шесть часов.
   - А отец когда приезжает?
   - Тоже в шесть.
   Я залпом выпил кофе, обнял Надежду Петровну, и выбежал из актового зала.
  
   Трудно передать то волнение, которое я испытывал, сидя в кредитном отделе банка. Мои пальцы всё время выстукивали по столу какую-то дробь. Я понимал, что мешаю этим сотруднику банка, но ничего не мог с собой поделать.
   - Да не волнуйтесь так, молодой человек, получите вы свой кредит.
   - Мне срочно надо.
   - Срочно и получите. Вот только документы оформлю, и сразу получите.
   Мне казалось, что эти документы оформлялись вечно. Однако видимо и у вечности есть конец. Девушка, оформляющая документы, сложила их в ровную стопку и отдала мне.
   - Прочтите, пожалуйста, и подпишите, - сказала она.
   - Где подписать?
   - Вы бы прочитали вначале. Чтобы потом вопросов неприятных не было.
   Я стал изучать договор, однако вскоре отложил его в сторону и удивлённо посмотрел на девушку.
   - Как, так мало?
   - Вот видите, у вас вопросы возникли.
   - Но квартира стоит в три раза дороже!
   - Вам же деньги срочно нужны?
   - Но мне не хватит!
   Девушка разочарованно пожала плечами.
   - Ну, не знаю, посмотрите, может быть у вас ещё что-нибудь есть?
   Я раскрыл портфель и положил перед ней бумаги.
   - Что это?
   - Это дача.
   - Но вы понимаете, что она тоже будет оценена...
   - Догадываюсь, - прервал я её.
   - Будем оформлять?
   - Будем.
  
   В казино, а именно так теперь прозвали кафе, в котором играл Петрович, было переполнено. Я зашёл в него в тот момент, когда Серов проиграл все акции, которые только вчера приобрёл на аукционе.
   - Ну ничего, в следующий раз отыграешь, - успокаивал бригадира его противник, снимая очки и укладывая их в футляр.
   - Почему в следующий раз? Я их сегодня отыграю, - сказал я победителю.
   Все повернули голову в мою сторону.
   - Директор! Директор пришёл! - пролетел по кафе шёпот.
   - Это пожалуйста, молодой человек, - вежливо ответил мне Стас, - только сегодня у меня нет времени. Приходите в следующий раз.
   - А я сегодня хочу! - настаивал я.
   - Так не годится! Ты должен сыграть с директором, - недовольно загудела толпа. Десятки пьяных и злых глаз уставились на Стаса.
   - А я желаю сегодня, - мои глаза налились кровью.
   Стас не выдержал психологического напора и сдался. Он снова вытащил из футляра свои очки.
   - Я буду играть только на акции, - предупредил он.
   - Нет, на деньги, - не соглашался я.
   Пьяная толпа метала в сторону Стаса разъярённые взгляды.
   - В таком случае, это будет очень дорого стоить.
   - Не дороже денег, - ответил я.
   Я выставил на кон всё, что получил в банке.
   - Ничего себе! - ахнули зрители.
   Игра началась, замелькали карты, зрители замерли.
   - Девятнадцать! - крикнул я и бросил карты на стол.
   - Двадцать, - улыбаясь, ответил Стас.
   Он сгрёб в кучу деньги с акциями и стал убирать их в спортивную сумку.
   - Может быть, ещё желаете? - спросил Стас с издёвкой.
   - Желаю! А вот теперь на акции!
   - Воля ваша, - Стас вытащил из сумки акции и положил на стол. Я положил рядом свои.
   Снова замелькали карты. Вдруг гробовую тишину нарушил ропот болельщиков.
   - Хозяин, хозяин, - шептали они друг другу.
   Я оторвал взгляд от карт и посмотрел в сторону двери. На пороге кафе стоял отец. Он медленно осмотрел всё кафе и подошёл к игрокам. Стас снял очки и тоже стал наблюдать за отцом.
   Тот подошёл к Стасу и стал в упор смотреть на него.
   - Играем? - спросил он его?
   - Играем, а что? - Стас положил очки на стол.
   - Да нет, ничего. - Отец взял очки и стал их рассматривать. Ничего особенного в очках не было. Обыкновенные очки с розоватым отливом.
   - Что вам, собственно говоря, надо? - снова спросил Стас.
   - Да нет, ничего, играйте. - Отец взял очки, размахнулся и изо всех сил ударил их об пол. Очки разлетелись вдребезги.
   - Ты что, старый козёл, делаешь? - Стас замахнулся на отца.
   - Продолжай играть, - зарычали болельщики.
   - Как же я играть буду, если он мне очки разбил?
   - Врёшь ты всё! Видели, как ты деньги без очков пересчитывал. Он их для понта носит, - выкрикнул чей-то голос. - Играй, или сейчас всё отберём.
   Стасу и на этот раз пришлось уступить. Он взял карты в руки и начал играть. Я взял две карты и прижал их к груди.
   - Себе! - еле слышно сказал я.
   Стас стал тянуть себе. Его лоб покрылся крупными каплями пота. Он вытянул три карты, облегчённо вздохнул и бросил их на стол.
   - Двадцать!
   Я бросил свои карты.
   - Двадцать одно!
   В глазах у меня всё закружилось, я обмяк и потерял сознание.
   Очнулся я уже дома. Мать натирала мне вески нашатырным спиртом, а отец сидел рядом и курил. Я оглядел комнату и сразу всё вспомнил.
   - Ну и наделал я делов!
   - Да, дела интересные... Ещё бы знать, кто это всё затеял?
   - Как кто? Я, конечно. Это же моя инициатива устраивать эти аукционы.
   - Положим, идея по уменьшению числа акционеров была не твоя, а моя.
   - Но аукционы-то организовал я?
   - Интересно, а как бы ты мог сделать по-другому?
   - Значит, ты бы тоже так поступил?
   - Думаю, что да.
   - Интересно, а как бы ты поступил на моём месте, когда оказался в такой ситуации?
   - Надо было просто разбить очки, - отец заулыбался и посмотрел на мать.
   - Папа, кстати, а для чего ты ему очки расквасил?
   - Не знаю, спроси у мамы, это её идея.
   Я удивлённо посмотрел на мать.
   - Я и сама не знаю. Я так почувствовала. Наверное, нельзя смотреть на мир через очки.
   - Тем более, если они розовые, - добавил отец.
   - Нет, я серьёзно.
   - И мы серьёзно. Понимаешь, в жизни не всё подчиняется законам логики, иногда необходимо доверять чувствам. Мне интересно, кто стоит за всем этим. Не Серов же, в самом деле, пытался оттянуть у нас фирму? Саня, ты этого Стаса когда-нибудь раньше видел?
   Я молча помотал головой.
   - Ну ничего, он ещё объявится. Раз кто-то положил глаз на нашу фирму, то обязательно попробует зайти с другой стороны.
   - У нас ещё одна большая проблема есть, - виновато сказал я. - Чтобы отыграть акции, я квартиру и дачу заложил в банке. А деньги все у Стаса остались.
   - Я предупреждала тебя, - сказала мама отцу. - Очки - это не панацея. Неприятности всё равно будут большие.
   - Правда, не смертельные, - добавил Сергей Михайлович. - Однако хватит о грустном. Саня, а ведь мы сегодня стали обладателями контрольного пакета акций!
   - Точно! Я же всё, что скупил Серов, выиграл!
   - Вот это мы сейчас и отметим, - обрадовался отец.
   - Но что же делать с квартирой и дачей? - напомнила мама.
   - А это ты теперь у сына спроси, - ответил отец, - как-никак, он теперь не только директор, но и фактический хозяин фирмы.
  --
   Раб сидел в своём кабинете и недовольно барабанил оправой разбитых очков по столу. Перед ним с опущенной головой стоял Стас.
   - Владимир Николаевич, ей Богу, всё было сделано, как договаривались. Он уже все свои акции на кон поставил. Оставалось только взять их.
   - Так что же ты не взял?
   - Кто же знал, что этот псих очки разобьёт?
   - А без очков, значит, играть ты не умеешь?
   - Так, карта выпала.
   - Почему же он всё-таки разбил их?
   - Не знаю. Подошёл, посмотрел, да как шарахнет об пол. На это никто не рассчитывал.
   - А надо было рассчитывать.
   - Да разве возможно это рассчитать?
   - Запомни, рассчитать можно всё. Абсолютно всё, ты понял? Значит, была утечка. Значит, кто-то пронюхал про очки.
   - Бог с вами, Владимир Николаевич, кто же мог пронюхать? Да если бы пронюхали, они бы меня на клочки порвали.
   - Это уж точно.
  
   Дома весь вечер Раб был тоже задумчив и неразговорчив.
   - У тебя неприятности на работе? - спросила его Катя.
   - Почему ты так решила?
   - Сидишь, о чём-то думаешь...
   - Значит, если человек о чём-то думает, то у него неприятности на работе?
   - Нет, я же чувствую, что у тебя что-то не так.
   - Что значит, чувствую? Объясни, что ты вкладываешь в это слово. Должны же быть какие-то аргументы. А то чувствую, и всё. Мне не понятно.
   - Я не могу тебе объяснить, просто чувствую. Но я ведь правильно догадалась?
   - В том то и дело, что правильно. Если бы нет, то и разговора не было. Я и пытаюсь понять, как можно о чём-то узнать без информации, без логики, а просто так чувствую, и всё. Бред какой-то. У меня действительно на работе неприятности. Сорвалась сделка, а я не могу понять, почему. С точки зрения логики, всё было сделано правильно. Утечки информации никакой не было, а сделка взяла, и сорвалась.
   - Ты потерял много денег?
   - Нет, денег вообще не потерял, наоборот, даже немного заработал. Не могу понять, почему люди иногда поступают вопреки логике? Что их заставляет это делать? Второй раз с этим сталкиваюсь, и не могу понять.
   - А что было в первый раз?
   - Первый раз вы голые бегали у реки. Ну, с тобой всё ясно. Ты упала в воду и промокла. А остальные? Зачем они это сделали? Кто их заставил?
   - А, ты про это? - Катя улыбнулась и о чём-то задумалась. - Ты знаешь, а я часто вспоминаю этот случай.
   - Да? - Раб недоумённо посмотрел на жену.
   - Вот если бы кто-нибудь сказал мне: отдай всё: и коттедж, и деньги, и всё, что ты нажила за столько лет, а взамен получишь возможность вот так же побегать голышом вдоль реки, ей Богу, отдала бы не раздумывая.
   - А зачем? - ещё больше удивляясь, спросил муж.
   - А затем, чтобы потом всю жизнь вспоминать об этом.
   - Что-то у тебя дороговато получается! А что тебе мешает вспоминать об этом, не лишаясь всего? Насколько я помню, ты принимала участие в этом стриптизе?
   - Увы, но, к сожалению, - нет. Там я действовала под давлением обстоятельств, а все остальные от избытка чувств. Как ты этого не понимаешь?
   - Нет, этого я не понимаю. А ты всё понимаешь?
   - Нет, тоже не всё. Я не понимаю, например, как мы с тобой живём. Вроде ты всё делаешь правильно, вроде заботишься, вроде любишь, а всё вроде не ты, а кто-то другой. Иногда ты меня просто пугаешь. Мне кажется, что ты давно мёртвый, но почему-то остался тут на земле. У тебя нет того, что отличает мёртвого человека от живого. У тебя нет чувств. Мало того, ты даже не знаешь, что это такое. Поэтому и получается, что ты иногда не понимаешь людей, а люди не понимают тебя.
   Раб задумался, а потом вдруг неожиданно рассмеялся.
   - Увы, дорогая, но на твоих чувствах кашу не сваришь. Чтобы человек чувствовал, организм должен быть сыт. Я мужчина и должен добывать хлеб насущный в поте лица своего. А вот как я добуду этот хлеб, как накормлю, так и чувствовать можно сколько угодно.
   - В этом как раз и состоят наши разногласия. Я считаю, что чувство первично, а мысль вторична, а ты наоборот.
  
   Разговор так ничем и не закончился. Муж остался при своём мнении, а жена - при своём. Раб вообще не любил эти разговоры. Эти философские беседы раздражали его. И происходило это не потому, что они с Катей всегда занимали диаметрально противоположенные позиции, а потому, что его жена всегда затрагивала ту единственную тему, которую Раб не понимал, и поэтому считал себя ущемлённым. То ли дело на работе! Там совсем другое дело. Там все и вся подчинялось тем правилам, которые Раб сам и устанавливал. И уж, конечно, ни о каких чувствах там не могло быть и речи. День, как правило, начинался с совещания, где он распекал своих подчинённых. Причём, его нисколько не волновало, заслуживает сотрудник порицания или нет. Он получал разгон просто так, чтобы служба мёдом не казалась. При этом, никому и в голову не приходило сказать, что начальник был не прав. Да что там, сказать, об этом и подумать не могли. Такого просто не могло быть, потому что не могло быть никогда.
   Раздав всем сестрам по серьгам в очередной раз, Раб отправил всех работать, оставив у себя только Стаса.
   - Ну что мне прикажешь делать с этой макулатурой? - директор бросил на стол пачку акций фирмы "Энергия".
   Стас хотел, было, что-то ответить, но потом, видимо, решил, что промолчать будет разумней.
   - Куда мне их девать? - продолжал заводиться директор. - Раньше у него не было контрольного пакета, а теперь, благодаря твоей виртуозной игре, у него он есть! Ты знаешь, что такое контрольный пакет?
   Стас открыл рот, но шеф не собирался его слушать.
   - При контрольном пакете я не могу повлиять ни на одно его решение. Да мне и не нужны вообще никакие решения. Я не могу сделать то, ради чего всё затевалось. Я не могу продать его контору.
   - Может быть, продать эти акции? - робко вставил Стас.
   - Что продать? Да кто купит теперь эти акции? Ты думаешь, по ним теперь будут выплачивать дивиденды? Не смеши людей. Не для того он забрал себе всё, чтобы потом отдать. Я тебе буду этими акциями зарплату платить, а ты уж продавай их, кому захочешь.
   - А если купить ещё акций, чтобы можно было продать контору.
   - У кого? Контрольный пакет же у них!
   - У них и купить.
   - Ты в своём уме?
   - У меня информация есть.
   - Какая ещё информация?
   - Молодой директор, чтобы выиграть у меня, заложил в банке квартиру и дачу. Акции он у меня отыграл, а деньги-то нет. У них сейчас за душой и гроша ломанного нет. Их скоро из квартиры выгонят. Они без пяти минут бомжи. Я думаю, в таком положении они не станут кочевряжиться. К тому же, в фирме у них дела обстоят не лучшим образом. В долгах, как в шелках. Денег им взять неоткуда.
   Раб почесал затылок и улыбнулся.
   - А почему, собственно, и нет? Как-никак, он мой школьный товарищ. Да я просто обязан помочь ему.
   - Он ваш школьный приятель? - удивился Стас.
   - Только не будем торопиться. Подождём, когда их из дома выселять начнут.
   - Было бы неплохо, если бы кто-нибудь из компаньонов иск подал на контору, а в качестве обеспечения своих исковых требований арест на расчетный счёт наложит. Дела в судах у нас долго тянутся, поэтому, вряд ли он сможет воспользоваться своим счётом, чтобы дачу и квартиру выкупить.
   - А ты ничего, соображаешь, - похвалил его Раб. - Неплохо было бы и налоговую наслать. Так, для полного комплекта. Ты вот что сделай: состыкуйся с нашим юристом и со своими предложениями - ко мне. Да не затягивайте. Тут ложка к обеду дорога.
   Стас ушёл. Раб довольно потёр руки и тихо сказал:
   - Ну, что ж, я предоставлю тебе, Саня, возможность побегать голышом. И сделаю это так, чтобы ты об этом мог вспоминать всю оставшуюся жизнь.
   Своих помощников не пришлось долго ждать. В этот же день они представили своему шефу план мероприятий, который он одобрил.
  
   Никак не мог предположить отец, что его отпуск закончится так быстро. И уж совсем в голове не укладывалось, что за столь непродолжительный отрезок времени стройная, годами отточенная система, по которой работала организация, даст сбой. Да если бы только один сбой! За одной неприятностью сразу же следовала следующая. Не успел он с сыном вывернуться из ситуации с продажей акций, как внезапно нагрянула налоговая с проверкой. И, хоть никаких серьёзных нарушений она не нашла, всё равно от работы отвлекала. А тут ещё этот нелепый иск от заказчика... Мы с отцом целыми днями сидели в кабинете и думали, как увернуться от ударов, которые сыпались на нас с разных сторон.
   - Понять не могу, какие такие нарушения условий поставки? - возмущался я отцу. - Это просто бред какой-то! Неужели они надеются что-то выиграть по этому иску?
   - Здесь дело не в иске, - рассуждал отец. - Видишь определение суда об удовлетворение ходатайства? Они арестовали наш расчётный счёт. Вот, что им надо.
   - Но зачем?
   - Я бы тоже хотел это знать. Кто-то положил глаз на нашу фирму. Кто-то очень хочет нас с тобой из неё выкинуть.
   - Но история с акциями, налоговая проверка и этот иск не связаны между собой. Я вообще не вижу перспектив этих дел. Проверка скоро закончится, судебный процесс мы выиграем на первом же заседании, и арест будет снят. Для чего всё это надо?
   - Говоришь, на первом же заседании?
   - Да, а что?
   - Значит, заседания этого не будет.
   - Почему?
   - Ну, я не знаю, почему. Может быть, судья заболеет, или у истца появятся какие-то проблемы, одним словом, заседание перенесут.
   Как всегда, неслышно, в кабинет зашла Надежда Петровна и поставила на стол две чашечки кофе.
   - Вам два письма пришли, - сказала она мне, протягивая конверты.
   Я вскрыл конверт и начал читать.
   - Что там? - спросил отец.
   - Определение из суда, - ответил я. - Заседание переносится на следующий месяц.
   - Что я только что и предполагал, - сказал отец.
   - Ты что, экстрасенс? Может быть, ты знаешь, что во втором конверте?
   - Думаю, что да, - твёрдо ответил отец.
   - И что же?
   - А ты попробуй сам догадаться?
   - Ты хочешь сказать, что из второго письма мы узнаем, для чего всё это надо?
   - Вот видишь, ты не хуже меня можешь читать запечатанные письма. Давай проверим.
   Я вскрыл конверт.
   - К сожалению, ты не отгадал. Это совсем из другой оперы. Нас просят вернуть деньги в банк или освободить квартиру и дачу.
   - К сожалению, это из той же самой оперы. Ты теперь понял, зачем арестован наш расчётный счёт?
   - Нет...
   - Для того, чтобы нам денег неоткуда было взять, чтобы вернуть кредит, ты понял? Сколько у нас есть времени?
   - Неделя, - растерянно сказал я.
   - Значит, в течении недели придёт тот, кто нас захочет спасти.
   - Кто это нас захочет спасти?
   - А я-то почём знаю? Да ладно, не суетись, скоро всё узнаем.
   Отец взглянул на часы и замахал руками.
   - Боже мой! Я же опаздываю! У меня подписание договора через час. Вот что, Саня, я побегу, а ты сходи-ка пообедай. Запомни, на голодный желудок никогда ничего путного в голову не придёт.
   Отец ушёл, а я послушно пошёл в кафе обедать. Но и в кафе голова не переставала думать о делах в фирме. Я никак не мог понять кому, а главное, зачем понадобилось затевать весь этот сыр-бор с фирмой.
   Я не заметил, как ко мне кто-то подсел.
   - О чём задумался, философ? - вывел меня из раздумий чей-то знакомый голос.
   Я повернулся и не поверил своим глазам.
   - Раб, это ты?!
   - Во всяком случае, с утра был им, - шутливо ответил Раб.
   - И надо же, именно в этом кафе! Помнишь, когда мы с тобой встретились в институте, мы именно здесь наотмечались так, что еле домой дошли!
   - Ну, насчёт дошли - это громко сказано. Кто дошёл, а кого и довели.
   - Да, я тогда сильно перебрал! Но куда же ты пропал? Ушёл из института, ничего никому не сказал... Это что, как-то связано с той историей? Ну, помнишь, с Катей?
   - Катя сейчас моя жена.
   - Да, я слышал, но думал, что это сплетни. А помнишь тот пикник, на берегу реки? Ты тогда сказал, что женишься на ней.
   - Как видишь, я вас не обманул.
   - Да, сколько лет уже прошло! Я всё не могу забыть той истории с Димкой. Он ведь тебя тогда ножом пырнул.
   - Брось ты вспоминать об этом, всё давно быльём поросло.
   - Да, действительно. Ну и куда ты потом пропал? Что делаешь сейчас?
   - Куда я мог пропасть? Служил в армии. Вернулся, создал фирму, работаю потихонечку. А что у тебя? Где работаешь? А может быть, у тебя тоже своя фирма?
   - Ой, лучше и не спрашивай! Когда работал с отцом, всё было хорошо, а потом отец передал бразды правления в мои руки, тут всё и началось.
   - Что началось?
   - Да, одни неприятности. Сначала чуть акции все не проиграл, потом налоговая проверка, судебные тяжбы, а теперь это... Одним словом, сплошные неприятности.
   - А что - это? Ты уж договаривай, раз начал.
   - Понимаешь, я квартиру с дачей заложил. Надо выкупать, а у меня денег нет. А тут ещё расчётный счёт арестовали. Деньги есть, а взять нельзя.
   - Послушай, если твоя фирма должна тебе денег, то подай на неё в суд. По решению суда тебе даже с арестованного счёта снимут.
   - Да ничего мне фирма не должна. Это я всем задолжал. Понимаешь, я эти деньги в карты проиграл.
   - В карты? - Раб чуть не поперхнулся. - Так ты игрок?!
   - Да какой я игрок? Так получилось. А что теперь делать - ума не приложу.
   - Да перезайми - вот и всё.
   - Не у кого перезанять.
   - Машину заложи. Машина-то у тебя есть?
   - Машина-то есть. Да сумма очень большая.
   - Ну что-то у тебя есть?
   - В том то и дело, что ничего.
   - Послушай, ты говорил, что фирму тебе отец передал?
   - Да.
   - Значит, ты владеешь акциями?
   - Да, но кому они сейчас нужны?
   - Если есть товар, значит, есть и покупатель, надо только найти его.
   - Это только сказать просто. Где ж его найти? Ты же, к примеру, не купишь?
   - А может и куплю.
   - Ты? А зачем они тебе?
   - Я же говорил тебе, что у меня своя фирма. Мы занимаемся всем, что даёт прибыль. Игрой с ценными бумагами тоже не гнушаемся.
   - Нет, это не выход. Посуди сам, выкупить квартиру и дачу, но потерять фирму. Поменять шило на мыло получается.
   - Зачем же тебе всё продавать? Продай часть. А можешь вообще ничего не продавать. Возьми и заложи их.
   - Слушай, а ведь это выход! Я должен с отцом переговорить.
   - Вот что, Саня, я сейчас тороплюсь. Давай мне свой телефон. Поговори с отцом и свяжись со мной. Мы что-нибудь придумаем.
   Раб записал телефон и ушёл, а я, забыв, что пришёл в кафе обедать, побежал в фирму, чтобы рассказать всё отцу.
  
   Когда я вошёл в приёмную, то увидел отца и Надежду Петровну, которые сидели за журнальным столиком и пили кофе.
   - Откуда это ты? - спросил отец, увидев мою сияющую физиономию.
   - Оттуда, куда ты меня и послал. Из кафе.
   - И кто же тебя так начистил? Ты сияешь, как самовар.
   - Я нашёл выход!
   Надежда Петровна встала, чтобы уйти.
   - Обожди, Надежда, посиди, похоже, у нас новый сюрприз.
   Я сел рядом и стал взахлёб рассказывать о встрече в кафе.
   - Представляешь, мы закладываем акции, выкупаем квартиру и дачу, а потом возвращаем акции!
   - Так ты это сам придумал, или тебе посоветовали?
   - Посоветовали, а что, плохой совет?
   - Ну вот. Теперь всё срослось.
   - Что срослось?
   - То, что я тебе и говорил.
   - А что ты мне говорил?
   - Говорил, что спаситель должен появиться. Вот он и появился.
   - Так ты считаешь, что это Раб всё устроил?
   - Я ничего не считаю, только теперь всё срастается.
   - Да при чём тут Раб? Мы с ним чёрт знает сколько лет не виделись. Он просто хотел помочь мне.
   - Нет, - коротко отрезал отец.
   - Но почему? Нас же из квартиры скоро вышвырнут!
   - Нет!
   - Но я не понимаю, почему?
   - Потому что он раб.
   - Он у вас, Саня, и фирму, и квартиру, и дачу отберёт, - пояснила Надежда Петровна.
   - Но вы же его даже не знаете!
   - Если он раб, значит, обязательно отберёт. А на квартиру и дачу вы ещё заработаете.
   - Но нам сейчас негде жить!
   - Ничего, поживёте пока у меня на даче. Шесть соток вам хватит? А к зиме всё уже наладится.
   - Папа, ты даже не хочешь поговорить с ним?
   - С рабами нельзя разговаривать, потому что они не люди, они - рабы.
  
  -- Глава 9
   - Ну что, что мне с этими бумагами делать? - спрашивал Раб Стаса. - Представляешь, он отказался!
   - Но почему? У них же выхода другого не было.
   - А чёрт его знает, почему. Я этих людей не могу понять. О какой логике может идти речь, если они предпочитают бегать голыми вдоль реки, и потом вспоминать об этом всю свою жизнь.
   - Знаю я одного человечка. Надо ему предложить, может он эту макулатуру купит?
   - А что за человечек?
   - Из блатных. Отморозок конченый. Недавно из тюрьмы вышел.
   - Да мне-то какая разница, откуда он вышел: из тюрьмы или из государственной думы? Втюхивай кому угодно, лишь бы купили.
  
   Катя сегодня решила не ходить на работу. Она накормила сына и собиралась с ним поехать куда-нибудь за город. Она уже хотела выйти из дома, как раздался звонок и служанка доложила:
   - К вам Екатерина Андреева.
   - Кто, кто? - не поняла Катя.
   - Она так представилась, - оправдывалась служанка.
   - Пусть будет Андреева. Проси, сейчас разберёмся.
   В комнату вошла молодая женщина, по виду которой нетрудно было догадаться, чем она занимается. Её юбка еле прикрывала трусики, выставляя напоказ толстые некрасивые ноги. Лица совсем не было видно, его закрывал толстый слой косметики. Дешёвые духи, которыми дама себя обработала, воняли так противно и резко, что рядом с ней было невозможно находиться. Женщина без всякого стеснения обходила всю комнату и с интересом рассматривала её.
   - С кем имею честь? - удивлённо спросила Катя.
   - А разве тебе не доложили? Я Катя Андреева. Жена Рабова Владимира Николаевича.
   - Вы что-то путаете. Это я Катя Андреева - жена Рабова Владимира Николаевича.
   - Нет, милая, ничего я не путаю.
   Незнакомка открыла сумочку, вытащила оттуда паспорт и швырнула его Кате. Пока Катя изучала паспорт, она ходила по комнате и бесцеремонно рассматривала всё, что попадалась ей на глаза. После того, как незнакомка сделала очередной круг по комнате, она вырвала из рук Кати паспорт и спросила:
   - Ну что, убедилась?
   - Это ещё ничего не доказывает, - уже робко ответила Катя.
   - А то, что я к тебе пришла, это тоже, по-твоему, случайность?
   - Я не желаю с вами разговаривать! - резкий запах вонючих духов незнакомки так ударил в нос Кате, что она невольно отвернулась и поморщилась.
   - Ой, какие мы нежные! Ой, какие благовоспитанные! Давно ли? А я вот такая. А ты что, другая? Или уже забыла, как тебя в три смычка трахали?
   - Что?! - Губы Катины затряслись и она опустилась на диван. - Откуда вы знаете?
   - Ну вот, уже и говорить захотела. Откуда я знаю? От мужа своего, Рабова Владимира Николаевича.
   - От какого мужа? Объясните толком, я ничего не понимаю.
   - Вот видишь, как получается, сначала разговаривать не хотела, а теперь сама просишь, чтобы я с тобой поговорила. Так уж и быть, расскажу я тебе девочка сказочку. Усаживайся поудобнее, да прикажи кофейку подать, чтобы у сказочника в горле не пересохло. Можно с коньячком.
   Хозяйка отдала необходимые распоряжения, и вскоре две женщины сидели на диване как старые знакомые и пили кофе с коньяком.
   - В некотором царстве, в некотором государстве, - начала свой рассказ незнакомка, - жила-была маленькая девочка. Все эту девочку очень любили. Любой, кто бы ни увидел её, восхищались её красотой. И все, без исключения, предсказывали ей, что настанет время, и приплывёт корабль с алыми парусами. Сойдёт с корабля капитан, возьмёт её на руки и увезёт в далёкую страну, где они будут жить счастливо до самой смерти. Время шло. Девочка глядела в море, но никакого корабля не было, тем более, с алыми парусами. Все её подруги повыходили замуж, и только она всё сидела у окна и ждала своего капитана. "Почему же мир так несправедлив?" - думала девочка. "Почему молодые ребята выбирают себе в жёны не её, такую красивую и умную, а других - не таких уж умных и совсем не красивых"? Не успела она так подумать, как перед ней появился капитан. Правда, он приплыл к ней не на корабле с алыми парусами. Он находился в командировке по служебным делам. Но капитан он был настоящий - в погонах, всё, как положено. Поднял капитан девочку на руки, да и увёз далеко-далеко. Как ни плакала мать, как ни уговаривала, не послушала девочка - уехала с капитаном. Привёз он её не во дворец, не в палаты белокаменные, а в войсковую часть. Стала девочка жить с капитаном и о свадьбе скорой думать. Но капитан всё время откладывал свадьбу, на дела свои ссылался. И застукала девочка один раз своего капитана с женой командира. Разозлилась девочка, заругалась, но объяснил ей капитан, что не похоти ради ухлёстывал он за женой командира, а ради её же самой. Потому как без этого не видать ему майорских погон, как собственных ушей. Стыдно стало девочке, что она обидела своего милого. Пожалела она его. А после командирской жены были и другие, но тоже исключительно для дела. А один раз приехали в часть начальники большие, и попросил капитан девочку начальников этих ублажить. А если она не сделает этого, то посадят его бедного в тюрьму. Послушалась девочка, спасла капитана. Капитан тот майора получил и уехал. Хорошо, что начальники те о девочке позаботились, в штабе её работать пристроили. А однажды приходит в отдел, где работала девочка, новый начальник. Правда, не капитан, сержант всего. И фамилия у сержанта того была Рабов. А звали его Владимир Николаевич.
   У Кати перехватило дыхание. Она смотрела на свою собеседницу, не моргая. Та перестала рассказывать, взяла рюмку и стала наливать себе коньяка.
   - А дальше, что дальше было? - не выдержала хозяйка.
   - Во, как сказка-то понравилась! - засмеялась собеседница. - Ну хорошо, слушай дальше.
   Незнакомка залпом выпила коньяк и продолжила свою сказку.
   - К тому времени девочка все порядки в этой воинской части выучила. Она ласково встретила сержанта, вымыла его в баньке и спать с собой уложила. В постельке он рассказал, что у него жена есть тоже Катя и тоже Андреева. Говорил, что не любил её совсем, говорил, что женился на ней потому, что на спор её взял. Обещал он кому-то, что женится на ней. А тут она в бордель попала, чуть руки на себя не наложила, вот он на этом её и взял.
   Незнакомка искоса посмотрела на хозяйку дома.
   - Дальше, что дальше было? - прохрипела Катя.
   - А дальше обещал девочке сержант жениться, а с женой своей развестись. Но вначале надо было дело своё организовать, чтобы было, на что жить после демобилизации. Мыслей то у него много было, но не было стартового капитала. И придумал он как-то раз деньги военных перевести на счёт собственной фирмы. Приносит он девочке бумажку с реквизитами своей фирмы и просит её впечатать их вместо реквизитов поставщика. Ну, девочка, конечно, впечатала, как-никак, начальник. Деньги искать стали. Полковника назначили для расследования. Не сносить бы сержанту головы, если бы не девочка. Ублажила полковника она, в баньке его намыла, водочкой угощала. Уж не знаю, каким образом сержант бумажку с реквизитами этому полковнику в карман подложил, только всё получилось так, что это не сержант, а полковник эти деньги украл.
   - Врёшь ты всё! - не выдержала Катя.
   - Опять не веришь? Опять тебе документ надо показывать? - Незнакомка снова порылась в сумке и достала оттуда клочок бумажки. - А это ты видела? Может быть, ты припомнишь, что это за реквизиты? А может, ты еще вспомнишь, чей это подчерк?
   Катя посмотрела на клочок бумаги и побелела от ужаса. Она увидела написанные рукой мужа реквизиты их первой фирмы.
   - Что вы хотите? - еле слышно спросила Катя незнакомку.
   - А что ты хочешь?
   - Я?
   - Ты, ты. Я, к примеру, могу пойти в прокуратуру и чистосердечно признаться в том, что меня обманным путём вовлекли в преступление, а могу продать тебе этот клочок бумаги. Так что ты хочешь?
   - И сколько вы хотите за него?
   - Не много. Я думаю, что двести пятьдесят тысяч хватит.
   - Сколько?! - У Кати даже перехватило дыхание.
   - Двести пятьдесят, - повторила незнакомка. - А ты считаешь, что это много?
   Катя ничего не ответила.
   - Посуди сама, - продолжала незнакомка. - Мошенничество в особо крупных размерах при исполнении служебных обязанностей. Нет, меньше даже спрашивать неудобно.
   - Но ведь это шантаж!
   - Да, шантаж, а что, тебе это слово не нравится?
   - А вам не противно этим заниматься? - спросила Катя.
   В ответ незнакомка громко рассмеялась.
   - А тебе не противно было, когда тебя трое трахали?
   - При чём тут это?
   - Как это, при чём? Да в этом всё и дело. Или ты считаешь, что это жених твой тебя подставил? Наивная! Да твой же муженёк всё это и устроил. Или тебе опять справочку показать надо?
   Катя не могла ничего ответить. Комок подступил к её горлу, а слёзы залили всё лицо.
   - Но почему вы пришли ко мне, а не к нему?
   - Что же я, самоубийца? Ты думаешь, он мне заплатит? Да он убьёт меня и всё.
   - Всё равно это подло.
   - Подло? Так ты сказочку про прекрасную Ассоль, так и не дослушала до конца.
   - Что же было потом?
   - А потом девочка, что называется, пошла по рукам. Кто только ей не пользовался. И офицеры, и прапорщики, и рядовые, и генералы даже были. Тебя никогда по рукам не пускали?
   - Нет, - проревела Катя.
   - Тебе повезло, а мне и через это пришлось пройти. Проснулась как-то девочка, взглянула в зеркало и ахнула. Оказывается, она уже и не девочка совсем, и красота её исчезла, и отпечаток на лице у неё стоит. Все её похождения отпечатались. Спохватилась девочка, решила ребёнка родить. Пусть, думает, будет на свете хоть один человек, который любить её будет. Но и тут облом вышел. Не будет, милочка, у вас детей, сказал ей врач, никогда не будет. И решила тогда девочка отнять у своих обидчиков хоть что-нибудь. Вот ты живёшь в этом прекрасном особняке, на машине разъезжаешь, прислуга у тебя. А задумывалась ты, откуда это у тебя? А ведь за благополучие твоё кто-то в тюрьме сидит, кто-то инвалидом стал, а кто-то и вообще на тот свет ушёл. Ну так как, подло это, или нет?
   Катя обняла свою тёзку и заревела навзрыд.
   - Катя, милая, поверь мне, я никогда тебя не оставлю. Бери денег, сколько хочешь, не стесняйся, обращайся в любое время. Я так тебя понимаю!
  
   Когда Раб вернулся с работы домой, жена с ним не разговаривала. Она прятала от него глаза и старалась заняться каким-нибудь делом, чтобы не быть рядом.
   - Да что произошло? Ты можешь мне ответить? Какая муха тебя укусила?
   - Никакая муха меня не кусала. Просто голова болит.
   - Так болит, что ты от злости все губы в кровь искусала?
   Катя повернулась и попыталась уйти. Раб поймал её за плечи и крепко сжал их.
   - Не отпущу, пока не скажешь.
   - Пользуешься силой?
   - А что прикажешь мне делать? Ты же от меня что-то скрываешь.
   - Хорошо, я расскажу тебе. Сегодня ко мне приходила твоя жена.
   - Что? Нет, у тебя и вправду что-то с головой. Какая жена?
   - Твоя жена, Катя Андреева.
   Раб озабоченно посмотрел на супругу.
   - У тебя что, действительно болит голова?
   - Да, да, ты не ослышался, Катя Андреева, с которой ты вместе служил.
   - Ах, вот оно что! Ну и что же она тебе поведала?
   Катя рассказала мужу про её разговор со своей новой знакомой.
   - И ты, что, отдала ей деньги? - спросил Раб.
   - Отдала.
   - Да, с головой у тебя точно не в порядке. Неужели ты не понимаешь, что тебя развели. Развели, как последнего лоха!
   - Что значит, развели?
   - Ну, ты сама посуди, приходит какая-то баба, показывает тебе клочок бумаги, и ты отдаёшь ей двести пятьдесят тысяч рублей.
   - Это не какая-то баба. Она паспорт мне показала.
   - Нет, вы только послушайте! Паспорт она ей показала! Значит, если я сейчас выйду на улицу, и мне кто-то покажет свой паспорт, я должен буду заплатить ему четверть миллиона? Нет, мы люди богатые, конечно, но не до такой же степени!
   - Ты хочешь сказать, что никакой Кати Андреевой, кроме меня, не существует?
   - В том то и дело, что существует. Да, была у нас в части Катя Андреева. Да ты хоть знаешь, кто она такая?
   - Кто?
   - Шлюха она полковая.
   - Да, она говорила мне это. А вот ты мне о ней ничего не рассказывал.
   - Да что я тебе о каждой проститутке рассказывать должен?
   - Ты так говоришь, что можно подумать, будто у каждой воинской части штатная проститутка есть.
   - Есть, милая, есть. А ты как думала? Там же мужчины служат. Ты вообще слышала когда-нибудь о сексуальной напряжённости?
   - Слышала.
   - Так вот, в армии её снимают. Рядовым в чай бром добавляют, ну а офицеры? Они не два года служат, из них инвалидов делать не будут. Эта проблема во всех армиях мира есть, ещё со времён Александра Македонского. Ты знаешь, что за войсками Македонского стадо коз гнали? Ты, наверное, думаешь, чтобы солдаты молочко свежее пили? Как бы не так! Их гнали, потому что в то время брома ещё не придумали.
   - Фу, какая гадость!
   - Почему гадость? Это нормальная человеческая потребность.
   - Чего же тут нормального, с козами?
   - Ах, ну да! Я и забыл, что дело с интеллигенцией имею! Ведь у нас белая кость, голубая кровь! Мы в армии не служим, матом не ругаемся, слово "говно" даже под пытками не скажем. А в армии служат совершенно нормальные люди. Они ругаются матом, пьют водку, спят с бабами и служат Отечеству, не щадя сил и живота своего.
   - Значит, и ты спал?
   - Нет, все спали, а я только смотрел!
   - И ты считаешь это нормальным?
   - Ты извини меня, но если бы я считал по-другому, то отвернулся бы от тебя, как и все твои друзья. Ты это нормальным считаешь?
   Катя опустила голову и покраснела.
   - Я своими глазами видела реквизиты нашей первой фирмы, написанные твоей рукой.
   - А чьей же рукой они могли быть написаны? Договор же был заключён с нами.
   - Просто я вспомнила, как ты приказал фирму срочно закрыть и открыть новую.
   - А ты не вспомнила, что у нас на тот момент не было всех необходимых лицензий? Что бы было, если бы нагрянула проверка? Все деньги забрали бы, и ещё штраф в двойном размере начислили.
   - Но откуда она узнала про всю эту историю с Димой? Ведь кроме тебя об этом никто ей не мог рассказать?
   - Кроме меня? Да про эту историю весь город, как улей гудел. Даже кассеты в киосках продавали. Ты что, забыла?
   - Но она же тогда в другом городе была, в воинской части.
   - Да за такие деньги я узнаю, что у римского папы было в Ватикане.
   - Неужели так можно?
   - Можно, милая, ещё и не так можно. Если это приносит прибыль, значит можно. Это у неё бизнес такой. И посмотри, как она всё тонко обыграла! Ничего не наврала: паспорт показала, записочку принесла, про то, что сама шлюха, и то призналась, а в результате двести пятьдесят тысяч. И главное, даже не скрывала, что она начала трясти людей! Вот так Катька! Ты знаешь, я даже не злюсь на неё. Перед таким талантом можно только преклоняться. Но как ты, умная женщина, могла клюнуть на эту удочку?
   Катя закрыла лицо руками и заплакала.
  
   Довести женщину до слёз достаточно легко. Катя после разговора с мужем целую неделю ходила сама не своя. Она никак не могла поверить, что можно вот так просто, используя самые интимные и самые потаённые человеческие тайны, взять и вытянуть из кармана четверть миллиона рублей. И, хотя логика Раба разбила вдребезги все аргументы, которые были выдвинуты против него, она не могла ему поверить. Не могла и не поверила. Она набрала номер телефона своей тёзки и передала ей свой разговор с супругом.
   - Я и не сомневалась, что он вывернется и из этого положения, - услышала она в трубке знакомый голос. - Впрочем, я тебя предупредила, а дальше дело твоё - можешь верить, а можешь нет. Что касается денег, то я потратила только тысячу рублей. Если ты мне не веришь, остальные могу отдать хоть сейчас.
   - Нет, оставь их пока у себя, - ответила ей Катя.
   - Что значит, пока... Если я их потрачу, то тогда не отдам их при любом раскладе.
   - Ну, не отдашь, значит не отдашь. Мне всё надо проверить. Я тебе ещё позвоню.
   Что касается мужчин, то у них психология совершенно другая. Обозвав в мыслях жену дурой, Раб как будто выкинул из головы всё, что произошло дома. Он спокойно сидел на работе и распекал своих сотрудников. После окончания совещания он, как обычно, попросил Стаса задержаться.
   - Ну что, берёт твой уголовник акции? - спросил Раб.
   - Он сказал, что дело иметь будет только с вами.
   - Тьфу ты, Господи, тоже мне, прыщ на ровном месте! - выругался директор. - Не успел из зоны выйти, а уже крутого из себя корчит.
   - Так что ему передать? - спросил Стас.
   - Позвони и передай...
   - Извините, но он не оставил мне телефона.
   - А как же ты с ним свяжешься?
   - Он мне должен позвонить через двадцать минут.
   - Хорошо, передай ему, что через час я буду в ресторане. Ну, там, где я всегда обедаю, - пояснил он Стасу.
   - Он просил передать, что если вы будете не один, то разговора не получится.
   - Ну ты мне и покупателя нашёл! Не покупатель, а геморрой сплошной. Хорошо. Я буду в ресторане один, а ты с охраной подождёшь меня в машине.
  
   Машина директора подъехала к ресторану. Раб вышел из неё один, зашёл в ресторан и занял столик. Заказав обед, директор посмотрел на часы. До встречи оставалось ещё пятнадцать минут. Неожиданно к нему подсел огромного роста верзила. Он так неуклюже плюхнулся на стул, что чуть не перевернул стол.
   - Занято! - грубо рявкнул Раб, даже не поднимая головы.
   - Ничего, потерпишь, - ответил верзила.
   Раб поднял глаза и посмотрел на наглеца. Неожиданно лицо его стало белым, как снег. Раб хотел что-то сказать, но не смог. Так, с открытым ртом он, не моргая, и смотрел на верзилу, пока тот не прервал эту немую сцену.
   - Что, узнал меня, гнида?
   - Серый?
   - Значит, узнал. А ты думал, мы уже никогда и не встретимся? Нет, дорогой, никуда ты от меня не денешься.
   - Ты когда освободился? - еле произнёс директор.
   - Как освободился, сразу к тебе. Разве можно старых друзей забывать? Тем более, когда друзья о себе такую память оставляют. Ты ведь оставил о себе память? От звонка до звонка по твоей милости отсидел.
   - Это не я. Я тогда в армии был, - тихо сказал Раб.
   - Ну конечно, не ты. Ты в это время с общаком от меня где-то прятался. Это твой батя, старый козёл, меня сдал. Чтобы и бабки себе оставить и тебя спасти. Ты же понимал, что с тобой будет, если ты общак прикарманишь?
   Раб молчал и не знал, что ответить.
   - Вот я как вышел, так и начал со своими должниками разбираться. Вначале твоего папашку навестил. Но, понимаешь, дома его не застал. Думал, может он тоже в армии от меня скрывается? Пришлось проверить. И знаешь, где я этого старого козла нашёл? В психушке! Говорят, его сынок родной туда упрятал.
   - Он болен, - ответил Раб.
   - Болен? А от чего же он заболел?
   - Алкоголизм.
   - Ах, алкоголизм? А я то, грешным делом, подумал, что он со своим сынишкой жену свою в могилу загнал, так его на этой почве ночами мальчики кровавые преследовать стали. А врачи, значит, подумали -алкоголизм? А может и алкоголизм. Твой же батя псих, что он может знать?
   - Ты что, был у него?
   - Был. Он про тебя такое понарасказывал, что даже у меня волосы дыбом встали. Но псих - он и есть псих. Вот я пришёл у тебя спросить, так ли это?
   - Что тебе надо? Деньги твои у меня. Можешь получить их в любое время.
   - Ну, это конечно. Ты же, пока я сидел, так наварил их, что мне и не снилось! Осталось только проценты подсчитать и разделить. Как делить будем - по-честному, или по-справедливости?
   - Как? - не понял Раб.
   - Вот и отлично, значит по-справедливости.
   - Не понял?
   - Дуракам объясняю, - Серый говорил, явно издеваясь над своим собеседником, - по справедливости - это значит, ты мне отдашь всё, что имеешь. Ты ведь, перед тем, как общак прикарманить, ничего, кроме долгов не имел? Вот и сейчас иметь не будешь. И это справедливо.
   - Ты что, с ума сошёл? - не выдержал Раб.
   - Ты всё перепутал. Это не я с ума сошёл, это твой отец с ума сошёл. Но это ещё не всё.
   - Что ты ещё хочешь?
   - Это мы с тобой только по поводу общака поговорили. Это так ты с этим долгом рассчитываться будешь. А как другой должок?
   - Какой другой?
   - А то, что я столько лет не нарах чалился по твоей милости, ничего не стоит, по-твоему?
   Раб не знал, что ответить Серому.
   - За этот должок деньгами не откупишься, за этот должок кровью расплатиться надо.
   К этому времени Раб успел отойти от шока. Его мозг лихорадочно работал и искал выход из создавшейся ситуации.
   - Кровью не получится, - неожиданно ответил он Серому.
   - Это почему же?
   - Потому что, если я заплачу кровью, то денег ты уже не увидишь.
   Серый схватил Раба за грудки и резко протащил его через весь стол к себе.
   - Это ты верно подметил. - Лицо Серого было перекошено от злости. - Для такой падали, как ты, даже смерти мало. Ты теперь будешь моим рабом. Понял? Рабом, до конца своих дней.
   Раб почувствовал, как дуло пистолета упёрлось ему в грудь.
   - Повтори "я твой раб", - продолжал Серый.
   Впервые в жизни Володя испытал на себе, что такое животный ужас. Всё тело его задрожало, он побледнел, а по штанине текла моча и никак не могла остановиться. Губы затряслись и помимо его воли произнесли:
   - Я раб.
   Серый отпустил Раба и снова уселся за стол.
   - А теперь деньги, - коротко приказал он.
   - У меня нет с собой. Есть только акции.
   - Какие ещё акции?
   - Мои акции, я их приобрёл...
   - Ты ничего приобрести не можешь, потому что ты мой раб. Не нужны мне эти бумажки. Верни их прежнему хозяину, а мне принесёшь деньги.
   - Хорошо, - послушно ответил Володя.
   - Не так отвечаешь!
   Володя вопросительно посмотрел на Серого.
   - Надо отвечать: Слушаюсь, хозяин.
   - Слушаюсь, хозяин, - прошептал Володя.
   - Не расслышал! Привыкай отвечать громко и чётко.
   - Слушаюсь, хозяин, - уже громче сказал Раб.
   - Опять плохо.
   - Слушаюсь, хозяин!!! - закричал на всё кафе Раб.
   - Вот теперь всё правильно. А теперь убирайся.
   Раб, весь бледный, с мокрыми штанами и трясущимися руками, вышел на улицу и остановился. Стас увидел его из машины, вышел из неё и услужливо открыл перед Володей дверцу. Директор сел на заднее сидение и молча уставился в одну точку. Стас и водитель переглянулись, но не посмели беспокоить шефа вопросами.
   Наконец директор пришёл в себя и промолвил:
   - Завтра пойдёшь в фирму "Энергия" и продашь директору все эти акции.
   - Продашь? Так у него же денег нет!
   - Продашь за рубль.
   Стас онемел от удивления. Раб посмотрел на него сумасшедшими глазами и заорал:
   - Как надо отвечать?!
   Стас молчал, ничего не понимая.
   - Надо отвечать - слушаюсь, хозяин! - заорал директор.
   Стас удивлённо смотрел на директора и ничего не говорил.
   - Ну!!! - ещё громче закричал Раб.
   - Слушаюсь, хозяин, - тихо ответил Стас.
   - Не слышу! - продолжал кричать директор.
   - Слушаюсь, хозяин! - выкрикнул Стас.
   Машина Раба рванулась с места, противно визгнула шинами и скрылась за поворотом.
  
  -- Глава 10
   Здоровье Николая Ивановича с каждым днём становилось всё хуже и хуже. Его перестали интересовать новости, он не смотрел телевизор, не слушал радио и не разговаривал со своими соседями по палате. Целыми днями Рабов-старший сидел у окна и смотрел в одну точку. Врачи понимали всё, что происходит с больным. Началось угасание. Включился механизм смерти. И теперь ничто: ни самые современные препараты, ни профессора и академики не способны остановить этот чудовищный маховик, который раскрутил сам Господь Бог. Единственным человеком, который ещё как-то интересовал Николая Ивановича, была Катя. Когда она приходила, он переставал смотреть в одну точку и на короткое время снова превращался из живого трупа в человека. Катя видела это и старалась навещать своего свёкра как можно чаще.
   - Николай Иванович! - кричала она ему с порога. Больной оживал, и его лицо приобретало какое-то выражение.
   - Это ты, Катюша? - говорил он ей ласково. - Как долго ты не была у меня. Я уж думал, ты больше совсем не придёшь.
   - Ну где же долго? Я вчера у вас была.
   - Правда? А мне показалось, что уже вечность прошла.
   - Николай Иванович, пойдёмте погуляем в садик. Смотрите, какая погода хорошая.
   Они прошли в больничный сад и сели на скамеечку под сиренью. Катя достала из сумки пирожки, налила в стакан молока и протянула свёкру.
   - Попробуйте, домашние. Специально для вас испекла.
   Рабов-старший набросился на пирожки так, как будто его не кормили целую вечность.
   - Понравились? - спросила Катя. - Да не торопитесь так. Я вам ещё принесу.
   - Не принесёшь.
   - Почему не принесу? Завтра же испеку и принесу.
   - Не успеешь. Я умру сегодня.
   - Типун вам на язык. Откуда у вас только мысли такие? Вон аппетит-то у вас какой, лучше, чем у молодого!
   - Это так бывает, Катюша. Перед смертью обычно человеку легче становится.
   - Да выбросите это из головы, что вы ерунду какую-то несёте.
   - Это не ерунда, Катенька. Она уже приходила за мной.
   - Кто приходил?
   - Смерть приходила.
   - Ну да, вот так, со своей косой к вам и пришла?
   - Смеёшься? А я серьёзно. Сегодня приходила. И совсем она без косы. Высокая такая, и красивая. Приходила и сказала, что сегодня опять придёт. Придёт, и тогда уже заберёт меня насовсем. А пока отпустила меня, потому что я кое-что не доделал.
   Катя поняла, что больной начал заговариваться, и чтобы не нервировать его, стала поддерживать разговор.
   - Ну и какие дела вы не доделали?
   - Дело очень простое. Я тебе всё должен рассказать.
   - Что, всё?
   - Вот расскажу всё, тогда она меня и заберёт. Слушай.
   Николай Иванович нагнулся к самому уху Кати и начел шептать:
   - Ты не считай, что я сумасшедший. Отнесись к моим словам серьёзно. Она сказала, что тебе угрожает опасность, а тебе ещё рано.
   - Кто сказал?
   - Тьфу ты, господи, какая ты непонятливая! Да смерть же, конечно, кто же ещё?
   - А-а, - только и могла сказать Катя.
   - Да не а-а, а слушай. Не могу я так просто туда уйти. Мне надо всё тебе рассказать. Ты думаешь, я ничего не знаю? Я всё, девонька, знаю. Знаю, как тебя подставили, как гадостью опоили, чтобы ты сопротивляться не могла. Это всё он с корешем своим. Серый его зовут. Он ко мне приходил недавно, убить меня хотел, да не стал. Сдохнешь здесь, старый козёл, сказал. Сказал и ушёл.
   - Да кто он?
   - Господи, да муж твой, кто же ещё? Сынок мой, будь он проклят. Это ведь он всё и придумал.
   Николай Иванович сел на своего любимого конька. Ещё не было ни одного раза, чтобы при встрече с Катей отец не обливал грязью своего сына. Катя привыкла к этому. Она относила это к болезни и не обижалась на свёкра. Вот и в этот раз ей приходилось выслушивать эти плоды его больного воображения.
   - А этот Серый всё исполнил, как он и придумал, - продолжал свёкр. - Потом Серый ему денег дал. Много денег, нам тогда даже и не снились такие деньги, и он эти деньги украл, а я Серого в тюрьму засадил. Теперь этот Серый объявился, значит, он отомстит ему. А ты, дочка, в опасности большой. Теперь, когда над твоим муженьком дамоклов меч навис, он ни перед чем не остановится. Не дай бог помешаешь ему, убьёт, и даже глазом не моргнёт.
   Николай Иванович внезапно прервал свой непонятный рассказ. Он внимательно посмотрел на Катю.
   - Не веришь мне? Вижу, что не веришь. Думаешь, сумасшедший старик бред несёт?
   - Да что вы, Николай Иванович, верю. Ещё как верю, - успокоила его Катя.
   - И правильно, не верь. Разве в такое можно поверить? Всё проверять надо.
   Он опять нагнулся к самому уху Кати и зашептал:
   - У меня ведь и доказательства есть. Это кассета. Я её у него выкрал. Ты думаешь, что эта та кассета, что в киоске продавалась? Нет. Они там ещё и для себя снимали. Посмотри её, и ты не будешь думать, что я бред несу.
   Рабов с надеждой посмотрел на Катю.
   - Почему бред? Я обязательно проверю. Вот сейчас приду домой и проверю.
   - Проверь, дочка, проверь. Она в коробке с моими старыми военными сапогами спрятана. В голенище. А сверху портянкой прикрыта.
   - Не беспокойтесь, Николай Иванович, обязательно посмотрю.
   - Ну, вот и всё, что я тебе сказать хотел. А теперь мне пора. Она уже ждёт меня.
   - Кто ждёт? - не поняла Катя.
   - Господи, да смерть, конечно. Она же меня только для того и отпустила, чтобы я тебе это всё сказал.
   Николай Иванович встал со скамейки и решительно пошёл к себе в отделение. В дверях он остановился, обернулся и посмотрел на Катю.
   - Смотри, обязательно посмотри, ты мне слово дала.
  
   Домой Катя вернулась поздно. Муж был уже дома. Он сидел за письменным столом и рылся в своих бумагах. Настроение у неё было отвратительное. То, что она увидела в больнице, не столько пугало её, сколько подавляло своей безнадёжностью. Таким свёкра она ещё никогда не видела. И, хотя она уже привыкла к его бредовым жалобам на своего сына, сегодня было нечто другое. Сегодня она не поняла, а скорее почувствовала, что он прощался с ней.
   - Ну, как ты сходила? - спросил её Владимир, не отрывая глаз от бумаг.
   - Ты бы зашёл к нему, ему очень плохо.
   - А кому в психушке хорошо?
   - Слушай, меня твой цинизм поражает. Он же твой отец!
   - Сама посуди, что я там буду делать? Слушать, как он меня грязью поливает?
   - Он больной человек. Можно и мимо ушей пропустить. Он сказал, что сегодня за ним приходила смерть. Не боишься, что он умрёт, а ты так и не простишься с ним?
   - А о чём в сумасшедшем доме можно ещё говорить? Умрёт он, как же! Он ещё нас с тобой переживёт.
   Катя хотела что-то ответить, но её остановил мобильник, который неожиданно, из коридора, заиграл марш Мендельсона.
   - Замени ты эту дурацкую мелодию! Неужели она тебе нравится, - с раздражением сказал муж.
   - Нравится. - Катя вышла из комнаты в коридор и взяла трубку.
   Через пару минут Катя снова вернулась.
   - Кто это? - спросил Раб.
   - Катерина.
   - Какая?
   - Та самая.
   - И что ей надо?
   - Просила помочь устроиться на работу.
   - А ты?
   - Я обещала помочь.
   Владимир оторвался от бумаг и с удивлением посмотрел на жену.
   - Ты что, совсем с ума сошла? Она ободрала тебя, как липку, а ты её на работу будешь устраивать?
   - Она не ободрала.
   - То есть, как это не ободрала? Разве ты не отдала ей деньги?
   - Деньги отдала, но она меня не обдирала. Она хотела всё вернуть.
   - Хотела или вернула?
   - Хотела. Я сама не взяла.
   - Как, не взяла? Ты не взяла двести пятьдесят тысяч рублей?!
   - Ты только про свои деньги думаешь, а про неё ты подумал? Ты подумал, в какую яму она скатилась вот из-за таких, как ты? Она же превратилась в проститутку!
   - Нет, у тебя точно с головой не в порядке! Что же, по-твоему, я должен выйти на улицу и все свои деньги проституткам отдать?
   Катя ничего не ответила.
   - А на работу для чего ей устраиваться? С такими деньгами можно и не работать.
   - Тебе этого не понять. Она хочет стать нормальным человеком. Находиться среди нормальных людей.
   Неизвестно, чем бы закончился этот разговор, но снова зазвонил телефон. Владимир снял трубку.
   - А, это ты, Серый? - сказал он кому-то. - Да, да, конечно, всё сделаю, Серый. - Муж отвернулся от жены и приглушённым голосом сказал: - Слушаюсь хозяин. - После чего положил трубку.
   - А это кто? - спросила Катя.
   - Так, знакомый один.
   - А почему серый?
   - Кликуха у него такая.
   В квартире опять зазвонил телефон.
   - Тьфу ты! Достал уже, поговорить не дадут! Дима, возьми трубку, скажи, что никого нет дома! - крикнул Раб сыну, который играл в соседней комнате.
   - Да, так о чём мы говорили? - спросил Катю Владимир.
   - О Катерине.
   - Да, так вот, чтобы об этой Катерине я больше не слышал.
   В комнату вошёл Димочка. Он остановился в дверях и смотрел на родителей испуганными глазами.
   - Ну, что ещё?! - крикнул Раб. - Я же сказал, что нас нет дома!
   - Не кричи на ребёнка, - оборвала мужа жена. - Он-то здесь при чём? Что случилось, Димочка?
   - Из больницы звонили, - ответил он. - Дедушка умер. Просили завтра принести одежду.
   - Как?! - крикнула Катя.
   - Ты оказалась права, я действительно не успел, - тихо сказал Раб.
   В комнате воцарилась гробовая тишина. Первой в себя пришла Катя. Она обняла сына и сказала:
   - Пойдём, сынок, соберём дедушке вещи.
   Катя с сыном ушли. Раб, посидев немного и о чём-то подумав, прошёл в коридор, взял Катину сумку, достал её мобильный телефон и переписал с него чей-то телефон.
   Катя в комнате Николая Ивановича просматривала вещи свёкра, а Дима скорее играл, чем помогал маме.
   - Мама, а в чём мы будем хоронить дедушку?
   - В форме, - отвечала Катя, просматривая мундир. - Вот, посмотри, видишь, какие здесь пуговицы? Надо такие же найти, чтобы к мундиру пришить. Поищи там, - указала она на шкаф.
   - А почему надо хоронить в форме, он же уже не военный?
   - Потому что в армии у него прошли самые лучшие годы.
   - А что, после армии у него были худшие годы?
   - Ты будешь пуговицы искать или болтать? - прикрикнула на сына мать.
   Дима пулей юркнул в шкаф и утонул в коробках и тряпках. Через минуту он вынырнул из шкафа с огромной коробкой в руках.
   - Мама, смотри, что я нашёл? - Дима пододвинул к матери коробку и открыл её. - Смотри, это дедушкины сапоги. Они нужны тебе?
   - Нет, в сапогах не хоронят.
   - А что это там? - Дима стал вытягивать из сапога тряпку.
   - Это портянка.
   - А что это такое?
   - Их вместо носков надевают. Дай-ка сюда, их выбросить надо.
   Катя забрала у сына сапоги и портянку. Она засунула руку во второй сапог и почувствовала, что под портянкой есть ещё что-то. Она отшвырнула портянку и снова сунула туда руку. Сердце у неё чуть не остановилось, под портянкой была видеокассета. Катя быстро засунула кассету назад и заткнула её портянкой. Она вся побледнела, голова закружилась, и её тело медленно повалилось на пол.
   - Мама, мама! - закричал Дима. Он начал с силой трясти маму за руку, но мама не реагировала.
   - Папа, с мамой плохо! - Дима в последний раз дёрнул мать за руку и побежал звать на помощь отца.
   Катя пришла в себя от того, что кто-то натирал её виски нашатырным спиртом. Она открыла глаза и увидела мужа.
   - Ну слава Богу, очнулась, что с тобой? - спросил её Владимир.
   - Не знаю, - соврала Катя.
   - Зачем ты вообще связалась с этим? У нас что, служанки нет?
   Владимир помог жене подняться с пола.
   - А сапог? - спросила Катя.
   - Какой сапог? - не понял Владимир.
   Катя огляделась и увидела сапог.
   - Вот он, - сказала она слабым голосом.
   - Какой, к чёрту, сапог? Тебе отлежаться надо.
   - Мне нужен сапог, - уже твёрдо сказала она.
   - Да ради Бога, вот твой сапог. - Володя нагнулся, чтобы подать его жене.
   - Нет! - закричала она. - Я сама!
   От этого крика Раб отскочил от сапога, как ошпаренный.
   - Я просто помочь тебе хотел. Ты же только что в обмороке была, куда тебе наклоняться?
   - Я сама, - твёрдо сказала Катя. Она, качаясь, подняла сапог и прижала его к груди.
   - Пойдём, я тебя в спальню отведу, - предложил муж и подал ей руку.
   - Пойдём, - тихо ответила Катя.
   - Что, так с сапогом в обнимку и пойдёшь?
   - Так и пойду.
   Правой рукой ухватившись за руку мужа, а левой прижимая к себе сапог, она пошла в спальню.
   - У тебя точно с головой не всё в порядке, - ворчал Владимир, ведя её в спальню. - То деньги проституткам раздаёшь, то на работу их устраиваешь, а теперь этот сапог...
   - Оставь меня в покое, мне отдохнуть надо.
   - Ты знаешь, а ведь ты права. Тебе действительно надо отдохнуть. Давай-ка закончим всё с похоронами, и я отвезу тебя куда-нибудь на море. Ты просто очень устала. Я понимаю, эти частые посещения психушки... Тут действительно свихнуться можно.
   Владимир уложил жену на кровать.
   - Ну ладно, отдыхайте здесь вместе с сапогом, а я пойду распоряжусь, чтобы служанка одежду отцу приготовила.
  
   Даже смерть отца не заставила директора отложить все свои дела и остаться дома. Непосвящённый человек вообще не мог догадаться, что у директора какие-то неприятности. Он, как всегда, был строг, суров и непроницаем для других. Проведя совещание и распустив сотрудников, он, как обычно, оставил в кабинете одного Стаса.
   Достав из кармана листок бумаги, директор положил его на стол.
   - Что это? - спросил Стас.
   - Номер мобильного телефона. Вычисли и убери.
   - Не понял?
   - Что тут непонятного? Вычислить по этому номеру владельца телефона и убрать.
   - Да, но...
   - Никаких но! Убрать!
   Телефонный звонок прервал их беседу. Раб, недовольный тем, что ему помешали, резко сорвал с аппарата трубку.
   - Да! - рявкнул он.
   Неожиданно его тон резко изменился. Он встал и заискивающим голосом произнёс:
   - Да, хозяин. Конечно, хозяин. Хорошо. Естественно, деньги - товар ненадёжный. Их может сожрать инфляция. Да, хозяин. Я и сам хотел вам это предложить. Слушаюсь, хозяин.
   Раб повесил трубку и посмотрел на Стаса.
   - Да, вот ещё что. Все денежные средства мы будем переводить в недвижимость. Подбери мне коттеджи на Чёрном море. Когда подберёшь, я их посмотрю.
   - На вас будем оформлять, или на фирму? - спросил Стас.
   - Тебе какое дело, на кого я буду оформлять? Твоё дело предложить.
   - А как насчёт этого, - Стас показал листок с телефонным номером.
   - Я же тебе всё сказал. Или тебе непонятно?
  
   Катя дождалась, когда муж ушёл на работу, проводила служанку, которая повела сына в гимназию и пошла в свою комнату. Она открыла шкаф и достала оттуда сапог. Катя извлекла из сапога кассету и вставила в магнитофон. На экране вначале появилась рябь, но потом стали проявляться очертания какой-то комнаты. Катя увидела квартиру, в которой ходили какие-то неизвестные молодые парни. Двери квартиры открылись и на пороге появился Владимир. Он держал за руку её. Оператор дал картинку крупным планом, и Катя увидела своё лицо. Оно было какое-то неестественное, неживое. Она где-то уже видела такие лица, но никак не могла припомнить, где. Вдруг она вспомнила. Она видела их в психиатрической больнице, когда навещала Николая Ивановича.
   Владимир провёл Катю в комнату и поставил прямо против объектива.
   - Раздевайся, - скомандовал ей Владимир.
   Катя послушно разделась догола.
   - А теперь ложись. Сейчас мы тебе устроим первую брачную ночь! - услышала она голос мужа.
   Катя легла на стол, а Раб широко раздвинул ей ноги.
   - Раб, а тебя снимать? - услышала Катя чей-то голос за кадром.
   - Снимай, снимай. Эта кассета для нас, так сказать, для истории, а для продажи мы отдельно снимем, - ответил голосу Раб.
   Раб спустил брюки, подошёл к ней и....
   Катя не верила своим глазам. Её разум отказывался понимать то, что происходило на экране. Она больше не могла смотреть это. Но и не смотреть она тоже не могла.
   - Тьфу ты, чёрт, - снова услышала она голос мужа. - Кровью меня испачкала.
   - Так она что, девица? - опять раздался голос за кадром.
   - Слушай, Раб, ты что, болтать сюда пришёл? Давай скорее, нам ведь тоже хочется, - услышала она ещё один голос.
   - Не переживай, здесь на всех хватит, - засмеялся Раб.
   Потом были ещё двое. После того, как последний насытился, он спросил:
   - Раб, ты будешь ещё?
   - Нет, мне нельзя. Теперь для продажи заснять надо, без меня.
   - Ну, тогда ты, - предложил тот же голос другому.
   - Я что, автомат? Надо передохнуть немного. А ты что, торопишься?
   - Серый по городу этого придурка водит, нашего звонка ждёт, - снова заговорил Раб. -Давайте пропустим по стаканчику, и за работу.
   Дальше на экране кроме Катиного тела ничего не было видно. Вероятно, камера была закреплена и не управлялась оператором. Слышны были только голоса.
   - Слушай, Раб, а я слышал, ты жениться на ней собрался? - спросил кто-то.
   - Да, а что?
   - Для чего же ты всё это устроил?
   - Как раз для этого и устроил. Она, видите ли, другого полюбила, теперь разлюбит.
   - А тебе не жалко её? - опять спросил тот же голос.
   - А что её жалеть? Тебе приятно было?
   - Конечно.
   - Ну, значит и ей хорошо.
   Все трое громко расхохотались.
   - А потом, она всё равно ничего помнить не будет, - продолжил Раб.
   Дальше голоса были неразборчивы. Слышался смех и звяканье стаканов. Но вот опять прозвучал голос Раба.
   - Ну что, бойцы сексуального фронта, восстановили свои силы?
   - Мало-мало есть, - послышалось в ответ.
   - Тогда за работу! Я звоню.
   - Серый, это я, Раб, тащи жениха, у нас всё готово.
   Послышалась какая-то возня, и на экране вновь появились знакомые персонажи.
   - Начинайте, - скомандовал Раб, - а я этот секс-фильм из другой комнаты через зеркало досмотрю.
   Всё повторилось, только без Раба.
   Неожиданно прозвучал звонок. Хлопнула входная дверь, и на экране появился Дима.
   - Смелее, студент, заходи, - послышался незнакомый голос.
   - Что, студент, рот раскрыл, - крикнул кто-то. - Групповухи никогда не видел?
   - Нет, - еле выговорил Дима.
   - Вот и прекрасно, значит, не только увидишь, но сам попробуешь.
   - Нет уж, спасибо.
   - Зря ты отказываешься, - снова сказал незнакомый голос. - У тебя же завтра свадьба. Ну что ты, желторотым птенцом хочешь на брачном ложе оказаться? Это ещё хорошо, что я тебя увидел сегодня, как раз перед свадьбой из тебя мужчину сделаем. Ты знаешь, прощаются с холостяцкой жизнью не только парни, девушки тоже приходят проститься.
   - Давай, студент, не стесняйся, - опять послышался голос Катиных истязателей. - И нам заодно поможешь. Вон видишь, красавица, мы уже каждый по два раза её, а ей всё равно мало.
   - Вот-вот, про неё и речь, - подбадривал Диму тот же голос.
   Катя увидела, как она медленно приподняла голову и волосы, рассыпавшись по сторонам, открыли её лицо.
   - Дима, - слабым голосом проговорила Катя.
   Дальше на экране всё завертелось, задёргалось, послышались непонятные звуки, и запись оборвалась.
  
   Катя сидела неподвижно перед чёрным экраном с искаженным от ужаса лицом. Из глаз ручьём текли слёзы. Она сжала в кулаки свои волосы и тихо завыла. Не заплакала, а именно завыла. Так воют волки, которые попали в капкан. Они, потеряв все силы, уже не пытаются вырваться на свободу, не зовут свою стаю на помощь, они тихо воют, и как будто говорят сами себе, что жизнь окончена и спасти их не сможет даже чудо.
   Катя медленно поднялась с кресла и вышла из комнаты. Через мгновение она снова вернулась с верёвкой в руках. Неожиданно она остановилась и заговорила сама с собой.
   - А Дима? Он же вырастет таким же рабом? Нет, это не выход.
   Она подошла к телефону и набрала номер.
   - Катя, это я, Катя Андреева. Ты оказалась права. Я относительно мужа. Надо что-то придумать. Давай встретимся с тобой. Сейчас я занята похоронами, у него отец умер, а после похорон я позвоню тебе.
   Катя положила трубку, прошла в комнату, убрала верёвку на место и вытащила кассету.
   - Раб должен быть в кандалах, - сказала она сама себе. - Надо найти способ, чтобы их надеть.
  
   Похороны Николая Ивановича проходили тихо. В больнице кроме Кати и Владимира никого не было. Машина с чёрной полосой подъехала к моргу и санитары погрузили в неё гроб.
   - Отпевать будете? - спросил водитель.
   - Нет, - ответил Владимир.
   - Да, - сказала Катя.
   - Зачем, он же не верил? - удивился Раб.
   - Я думаю, что в конце верил.
   - Когда это он верил?
   - Когда в больнице лежал.
   - В больнице он сумасшедшим был.
   - Это мы здесь все сумасшедшие, - ответила Катя.
   - Хочешь отпевать, давай отпевать, мне, собственно, всё равно.
   - Ну так что, решили, куда везти? - снова спросил водитель.
   - В церковь вези, - ответил Раб.
   Машина поехала в церковь. Катя и Раб сидели около гроба и молчали.
   - Неужели из родни никого не осталось? - спросила Катя мужа.
   - Мать умерла, а больше никого не осталось, - ответил Владимир.
   - Надо было Диму взять. Нехорошо как-то. Всё-таки, в последний путь провожаем, - сказала Катя.
   - Незачем. Мал он ещё.
  
   В храме батюшка ходил вокруг гроба с кадилом и скороговоркой бормотал какую-то молитву.
   - ...новопреставленного раба твоего, Никола-а-а-я, - вдруг громко запел он.
   - Почему раба? - недовольно спросил Владимир жену.
   - Не знаю, положено так.
   Священник закончил петь и начал усердно креститься. Катя последовала его примеру.
   - Ты бы хоть лоб перекрестил, - шепнула она мужу.
   - Ни к чему это, - ответил Раб, - условности какие-то, комплексы.
   - Можете прощаться, - обратился к ним священник.
   Раб подошёл к отцу, положил ему на лоб ладонь и уступил место жене. Катя нагнулась и поцеловала свёкра.
   - Я прощаю тебя, - сказала она покойнику и отошла от гроба.
   - За что это ты его прощаешь? - спросил Раб.
   - Каждого человека есть за что прощать.
   - Опять условности, ты ещё лбом об пол ударься.
   Поминки, так же, как и похороны, протекали без особых торжеств, или, как говорил Владимир, без условностей и комплексов.
   Семья собралась за столом, молча, думая каждый о своём, съели, приготовленные служанкой блины, запили их киселём, выпили водки и разошлись по своим комнатам. Катя попыталась дозвониться до Катерины, но её телефон молчал.
   Неожиданно к ней зашёл муж.
   - Забыл тебя предупредить, - сказал он жене. - Мы завтра уезжаем.
   - Куда?
   - Как куда? На море. Мы же договаривались.
   - Зачем?
   - Чтобы у тебя крыша на место встала, - не выдержал Владимир. - Ты что, совсем уже ничего не помнишь?
   - Я помню, только я завтра не могу.
   - Почему это ты не можешь?
   - Не могу, и всё! У меня, что, дел не может быть?
   - Ты что, издеваешься надо мной? Я уже билеты взял.
   - Надо было предупредить заранее.
   - Но я же говорил тебе, что сразу после похорон.
   - Я не думала, что это означает - на следующий день после похорон.
   - А как можно иначе подумать?
   - А Дима?
   - Дима останется дома.
   - Почему?
   - Во-первых, у него школа, а во-вторых, я тебе уже говорил, что кроме отдыха мы должны осмотреть коттеджи.
   - Короче, это уже не отпуск, а командировка получается.
   - Короче, завтра вылетаем, - с раздражением сказал муж и ушёл.
  
   Ни ласковый морской ветерок, ни тёплое южное солнце, ни шум прибоя, ничто не могло изменить настроения Кати. Она ходила за мужем и всё время о чём-то думала. И только когда Владимир отлучался, её лицо вновь озарялось целеустремлённостью. Она хватала свой мобильный телефон и спешно набирала номер. Однако её лицо снова мрачнело, и она погружалась в свои мрачные мысли. Абонент к телефону не подходил. Осматривая очередной коттедж, Владимир повёл Катю проверять прилегающую территорию. Они вышли на огромный обрыв с изумительным видом на море. Владимир подошёл к самому краю и посмотрел вниз.
   - Ух ты! Даже дух захватывает! - сказал он жене. - Иди сюда, посмотри!
   Катя подошла к мужу, но стоило ей только посмотреть вниз, как у неё сразу закружилась голова. Она схватилась за веточку куста и сделала несколько шагов от обрыва.
   - Ничего хорошего не вижу. Здесь хорошо можно только голову свернуть.
   - А ведь ты права. Если в проектной документации не предусмотрено ограждение, можно снизить цену. Ты не помнишь, там предусмотрено ограждение?
   - Не знаю, я твоими проектами не интересуюсь.
   - Подожди меня здесь. Я сейчас принесу папку с документами, и мы сравним их с действительностью.
   Раб убежал, а Катя осталась у обрыва. Как только муж скрылся из вида, она достала свой мобильник и стала набирать номер Катерины. Трижды она набирала номер, и трижды к телефону никто не подходил. Катя набрала в четвёртый раз. Наконец телефон ответил.
   - Катя, это ты, это я, Катя, - закричала она в трубку. - Ах, это не Катя? Не туда попала? Извините. - Она разочаровано отключила телефон и положила в сумочку.
   - Ах, вот оно что! - услышала она за спиной голос мужа. - А я то всё понять не мог, какие это у тебя дела? Честно говоря, не предполагал, что у тебя могут быть дела с проститутками. Отдай мне телефон, - Раб протянул руку. Катя отступила от него на шаг, по направлению к обрыву.
   - Не отдам! Это не твоё дело, с кем у меня дела.
   - Отдай. Я сотру номер, и на этом инцидент будет исчерпан. Мне хватило сумасшедшего отца, который обливал меня грязью несколько лет.
   - Не отдам. Это моя подруга.
   - Подруга? Проститутка твоя подруга? Может то, что с тобой произошло, тоже не случайно.
   - Не случайно! - Катя отступила ещё на один шаг от Владимира и спрятала сумку за спиной. - Это не Дима, как ты пытался убедить меня. Это ты с твоим приятелем Серым.
   Раб изменился в лице. Его глаза из человеческих превратились в глаза хищника.
   - Откуда ты слышала про Серого?
   - Я не только слышала, я видела его. На той кассете, которую ты потерял. Её отдал мне твой отец.
   - Значит, этот псих выкрал её у меня?
   - Он не псих! Это ты сделал его психом! Это ты убил его! Это ты посадил Диму! Это ты убил Диминого отца и посадил моего!
   Вдруг Катя замолчала. От неожиданной догадки она на несколько секунд лишилась дара речи.
   - Вот почему она не подходит к телефону, - сказала она тихо. - Ты убил её. Ты и меня убьёшь, она ведь предупреждала меня.
   - Неосторожно. Ой, как неосторожно! - Лицо Раба перекосилось от злости. - Такие вещи нельзя говорить вслух. - Он сделал ещё один шаг по направлению к жене.
   - Не подходи ко мне! - Катя отпрыгнула от него, как от прокажённого.
   Ноги не ощутили привычной опоры. Они провалились куда-то вниз. И только руки, повинуясь какому-то инстинкту, сами ухватились за тоненькую веточку от куста, который рос на самом обрыве.
   - Руку! Дай мне руку! - закричала Катя.
   Раб спокойно подошёл к обрыву и посмотрел на жену.
   - Никто тебя убивать не собирается, - сказал он. - Ты сдохнешь сама.
   Он повернулся и ушёл снижать стоимость коттеджа, так как в проекте не были предусмотрены ограждения у обрыва.
   Не было ни воплей, ни проклятий. Катя провисела на руках ещё целую минуту, а потом раздался слабый шлепок, как будто со стола на кухне упал на пол кусок мяса.
  
   Отъезд генерального директора в командировку не изменил привычного хода работы фирмы. Утром так же состоялось совещание, где сотрудникам объявлялись выговоры и предупреждения, с той лишь разницей, что теперь это делал не директор, а его заместитель.
   После совещания работники, облегчённо вздохнув, вышли из кабинета, но двое так и оставались сидеть за столом. Это были Стас и помощник генерального директора. Они сидели молча и ждали, когда двери кабинета закроются.
   - Что-то я перестал понимать, что творится в нашем королевстве, - нарушил молчание Стас.
   - Что именно? - спросил заместитель.
   - Взять хотя бы эти дурацкие акции...
   - Зачем он вообще с ними связался? - поддержал его помощник. - Я предупреждал, что фирма так себе, много не наваришь.
   - Ну, это в его духе, - ответил заместитель. - У каждого свои тараканы в голове.
   - Это ради Бога, конечно, но я положил столько сил, а он потом взял и продал всё за рубль, - пожаловался Стас.
   - А эти коттеджи? На кой хрен они нужны? Я ещё понимаю, когда хотят перевести все бабки...
   - Вот и я этого боюсь, - поддержал его Стас.
   - В конечном итоге, это он хозяин и это его бабки. - Заместитель хотел как-то отойти от этой скользкой темы.
   - У меня очень мрачные предположения на этот счёт, - не успокаивался помощник. - А хозяин ли он?
   - Я один раз слышал, как он с кем-то по телефону разговаривал. Так прогнулся, что сам себе чуть шею не свернул, - вспомнил Стас.
   - А тебе не всё ли равно, на кого работать? - спросил заместитель.
   - А тебе всё рано? Ты про эту бабу вспомни. Он-то сольётся, а бабу на кого повесят?
   - Тут главное не опоздать, - поддержал Стаса помощник. - Если проморгаешь, новая метла всё выметет и своих расставит.
   - Стас, ты бы занялся этим вопросом, - неожиданно предложил заместитель. - А мы бы прикрыли тебя в случае чего.
   - Прикроете вы, как же!
   - Мы же в этом заинтересованы так же, как и ты.
   Стас молчал и барабанил пальцами по столу.
   - А если мы тебе гарантии дадим? - спросил заместитель.
   - Какие же в этом деле гарантии?
   Заместитель выдвинул ящик стола и вытащил оттуда диктофон.
   - Я сделаю две копии и отдам вам. Ну как, хорошая гарантия?
   - Это дорого будет стоить, - наконец заговорил Стас.
   - Я надеюсь, не дороже денег? - засмеялся помощник.
  
   Вернувшись из командировки, Владимир на работу не пошёл. Он был занят похоронами жены. То он пропадал в милиции, давая объяснение следователю, то распоряжался относительно похорон, то успокаивал тёщу, которая за один день полностью поседела.
   - Там ограждений не было. Я ушёл за документами, а когда вернулся... Зачем я оставил её одну? - уже в сотый раз рассказывал он ей.
   - Господи, да что ты оправдываешься передо мной? - плакала она у него на груди. - Неужто я не понимаю? Не успели отца похоронить, а тут опять такое несчастье! Это просто рок какой-то!
   Похороны проходили по самому высшему разряду. Владимир не пожалел денег на жену. Вернувшись с кладбища Раб посадил на колени сына и нежно погладил его по голове.
   - Нет у нас больше мамы, одни мы с тобой остались.
   - А бабушка? - спросил Дима.
   Разговор прервал телефонный звонок. Звонил Серый.
   - Слышал, слышал, как ты с похоронами размахнулся, - услышал Раб в трубке.
   - У меня жена погибла.
   - Я понимаю, но почему за это должен расплачиваться я? Насколько я помню, это мои деньги, а не твои.
   - Я всё сделал с коттеджами, - только и мог ответить Раб.
   - Я знаю, - сказал Серый. - Теперь надо заняться фирмой.
   - Какой фирмой?
   - Как, какой? Да той, что ты сколотил на мои деньги, пока я на нарах отдыхал.
   - Что ты хочешь? - спросил Раб.
   - Фирма должна быть переведена на моё имя. И это справедливо, ты ведь не забыл, на чьи деньги она создана?
   В ответ Серый услышал только невнятное сопение.
   - Сколько на это тебе понадобится времени?
   - Да я, да мне, - начал невнятно бормотать Раб.
   - Короче. Через две недели всё должно быть сделано. И не вздумай шутить со мной, - предупредил Серый. - Крови нахлебаешься досыта.
   В трубке послышались короткие гудки.
   Раб отошёл от телефона и застыл посередине комнаты, не зная, что делать. Вошедшая служанка впервые увидела своего хозяина в таком виде.
   - Владимир Николаевич, - спросила она у него, - ужинать когда подавать?
   Но хозяин не реагировал на её слова. Он стоял, бледный, как полотно, с совершенно ничего не выражавшими глазами.
   - Господи, горе-то какое! - всплеснула она руками.
   Служанка подёргала своего хозяина за рукав и осторожно спросила:
   - Может быть вам врача вызвать?
   - Врача? Какого врача? - как-то неестественно ответил ей хозяин.
   Потом Раб повернулся к служанке, удивлённо посмотрел, и добавил:
   - Нет, нет, врача не надо. Здесь уже никакой врач не поможет.
   Служанка перекрестилась и сказала:
   - Действительно, какой врач, ей уже никто не поможет.
  
   В фирме все заметили перемену в хозяине после смерти его жены. Он стал более раздражителен и принимал решения, которые у всех вызывали естественный вопрос, а что, собственно, он хочет? Однако стоило сотруднику переспросить или задать какой-нибудь вопрос, как директор сразу срывался на крик и оскорбления. Все понимали его психическое состояние, вряд ли после похорон отца и жены можно было вести себя по другому, поэтому никто ничего не спрашивал, а послушно отправлялся выполнять даже самые абсурдные распоряжения.
   - Вызовете ко мне юриста, - приказал он секретарю, - срочно.
   Не прошло и двух минут, как юрист стоял перед директором.
   - Мне нужно внести изменения в учредительные документы, - сказал ему директор.
   - Понимаю, - ответил юрист. - Доли вашего отца и супруги принадлежат вам по праву наследования, поэтому особых проблем не будет. Мне нужны свидетельства о смерти.
   - Какое, к чёрту, наследование, - неожиданно заорал на него директор. - Что вы мне здесь плетёте какую-то чушь?
   Юрист обескуражено развёл руками.
   - Извините, - виновато пробормотал он, - а что вы хотите изменить?
   - Состав учредителей.
   - Так я это и имел ввиду.
   - Вы даже не спросили, кто будет этим учредителем!
   - Ещё раз извините, Владимир Николаевич. Разрешите узнать, а кто будет учредителем?
   - Кто будет учредителем? - переспросил Раб. Он вдруг понял, что и сам не может сказать, кто будет учредителем. Он не знал ни имени Серого, ни фамилии, ни адреса, а уж тем более его паспортных данных.
   - Откуда я знаю?! - снова набросился директор на юриста.
   - Но, позвольте, я же должен знать...
   - Знать? - опять закричал Раб. - Это что же вы хотите знать?
   Юрист стоял перед директором и не знал как себя вести.
   - Видали! Он хочет знать, - не успокаивался Раб. - Вы ровным счётом ничего не знаете, и никогда не узнаете! Вы меня поняли? Вам ничего не надо знать!
   Юрист стоял, вытянувшись перед своим начальником, и молчал. Ему было ясно, что если он задаст ещё хоть один вопрос, то для него это может плохо кончится.
   - Готовьте документы, - снова потребовал директор. - Я сам впишу имя учредителя.
   - Но нужно нотариальное оформление. Кто пойдёт к нотариусу?
   - Ты пойдёшь к нотариусу, - зло ответил Раб. - Ты пойдешь, и всё сделаешь, понял? А я потом возьму и впишу. Всё, можешь идти.
   Юрист выскочил из кабинета, как ошпаренный. В приёмной у секретарши вертелся Стас.
   - Ну что? - спросила секретарша. - Он так кричал на вас.
   - Он сам не знает, что хочет, - ответил юрист.
   - Мы уже привыкли к этому, - поддержал разговор Стас. - А всё-таки, что он хотел?
   - Хочет переделать учредительные документы.
   - Ну, это понятно, - сказал Стас. - Двое учредителей умерло, надо оформить всё на него.
   - В том-то и дело, что нет. Он хочет оформлять на кого-то другого.
   - На кого? - одновременно спросили Стас и секретарша.
   - Мне показалось, что он и сам пока этого не знает.
   - Значит, у нас скоро будет новый хозяин? - спросил юриста Стас.
   - Выходит, что так.
   - Знать бы ещё, кто это, - задумчиво сказал Стас.
   - Да не всё ли равно? Уж лучше с другим, чем с этим сумасшедшим работать, - обижено сказал юрист.
  
   Юрист работал две недели. Директор вызвал его к себе и велел захватить с собой все документы.
   - Как придёт, сразу пусть заходит, - предупредил он секретаршу.
   - Как вы себя чувствуете? - заискивающе спросила она его.
   - А что, со стороны заметно, что есть проблемы?
   - Да говорят тут разное...
   - Что именно?
   - Да вот, хотя бы, юрист этот. Помните, когда вы его вызывали? Так он вас вообще сумасшедшим назвал!
   - Сумасшедшим, говорите? - Раб задумался. - А что, это неплохая идея, по крайней мере, будет время обо всём подумать.
   - Что? - не поняла секретарша.
   - Я говорю, подлечиться надо, после всего этого кошмара.
   - Да, да, Владимир Николаевич, надо. Подлечитесь, о здоровье всегда надо помнить.
   В приёмную зашёл юрист с документами. Раб прошёл в кабинет.
   - Что вы стоите? - сказала секретарша юристу. - Заходите, он вас ждёт.
   Юрист встал перед директором и приготовился к любым неожиданностям.
   - Ну что? - спросил его Раб.
   - Всё сделано, как вы и приказывали.
   - Видите, значит, можно, если постараться? А почему так долго?
   - Проблемы с нотариусом были.
   - Решили проблемы?
   - Так точно, Владимир Николаевич.
   Раб взял у юриста документы и стал их просматривать.
   - Эти документы у вас останутся, или их...
   - Нет, нет, никаких или, - не дал договорить ему Раб. - Пускай побудут у меня.
   Он как-то хитро улыбнулся и добавил:
   - У меня ещё есть время, чтобы подумать.
  
   В этот же день Рабу позвонил Серый.
   - Две недели прошло, - напомнил он Владимиру.
   - У меня всё готово.
   - Вот и прекрасно! Я пришлю к тебе человечка, передашь ему всё.
   На этом разговор закончился.
  
   В психиатрической клинике ещё не было такого случая, когда её пациентами становились практически все члены одной и той же семьи.
   Вначале в ней побывала жена Рабова, потом в ней поселился его отец, а теперь и сам Рабов-младший нуждался в её услугах.
   Осматривая больного, врач не обнаружил никакой патологии, хотя признаки психического расстройства были налицо.
   - Ну что ж, всё не так уж плохо, - сказал доктор, закончив осмотр, - патологии, слава Богу, нет, а вот небольшое расстройство... Учитывая то, что вам пришлось пережить в последнее время, это вполне естественно. Вы правильно сделали, что обратились к нам. Полежите, полечитесь, и всё восстановится.
   - Сколько? - спросил Раб.
   - Что, сколько? - не понял врач.
   - Полежать сколько?
   - Я думаю, месяца хватит. Условия у нас хорошие. Если хотите, мы вас разместим в отдельной палате.
   - Естественно, в отдельной!
   - Вот и договорились, - подытожил доктор, - сейчас я провожу вас.
   Однако отдохнуть и расслабиться у Владимира не было времени. С утра до вечера его мозг напряжённо искал выход из создавшейся ситуации. Он ходил по палате и разговаривал сам с собой, прокручивая то одни, то другие варианты.
   - Сдать его? - спрашивал он сам себя.
   - Невозможно. Нет никаких доказательств.
   - Устроить разборку и грохнуть?
   - Тоже не вариант. Он скорее меня грохнет. Кто-кто, а он профи в этих делах, - отвечал себе Раб.
   - Единственный вариант - это втянуть его в какую-нибудь авантюру и запутать так, чтобы он и пикнуть не смог.
   - Но где на это взять время? И как я запутаю, если он там, а я здесь?
   - Поручить это Стасу или заму?
   - Нет, эти крысы сразу перебегут на сторону сильного.
   Изо дня в день голова была занята одними и теми же мыслями. Они угнетали его, давили, уничтожали как личность. Он не мог не думать на эти темы и не мог найти выхода из той ситуации, в которой оказался. Казалось, что он действительно вот-вот сойдёт с ума. Единственное, что его отвлекало от этих мыслей, были посещения сотрудников. Они навещали больного, приносили ему передачи, а самое главное - говорили со своим начальником на отвлечённые темы. Именно в эти минуты мозг больного получал небольшую передышку в своей тяжёлой и изнурительной работе. Раб понимал это и ждал этих встреч. Он даже никогда не открывал пакеты и коробки с передачами при посещении. Он уносил их в палату и открывал один, для того, чтобы хоть на несколько минут думать не о своих проблемах, а о чём-нибудь другом, хотя бы, о гостинцах. При каждом посещении он просил, чтобы его навестили снова, и как можно скорее. Однако ближайшее окружение директора не могло ходить к нему часто, и вскоре Владимира стали навещать сотрудники, которых он даже не знал в лицо. Директор не любил таких визитов, он, как ребёнок, обижался на своих помощников и обвинял их в бездушии и невнимательности к нему.
   - А что, сами не могли прийти? - спрашивал он у навестившего его незнакомого парня.
   - Им некогда. У них сделка какая-то срывается, вот они меня и послали.
   - Вот так всегда и бывает, - продолжал ворчать больной. - Как директор у руля, так и ночью с кровати сдёрнуть не постесняются, а как заболел, так у них сделка какая-то. Какая сделка?! - вдруг закричал на испуганного паренька директор. - Почему я не знаю?
   - Мне не сказали, - пробормотал паренёк.
   - Вот иди и узнай! Завтра придёшь и доложишь, - приказал ему Раб.
   - Хорошо. Вам ещё передачу велели передать. - Парень протянул директору небольшую коробку.
   Раб взял коробку и посмотрел на парня.
   - Что там?
   - Не знаю, - снова испуганно пролепетал парнишка, - мне не сказали.
   - Ну ладно, иди. А завтра придёшь и расскажешь мне про сделку. А, впрочем, не надо. Передай, пусть Стас сам придёт, нечего посылать, кого ни попадя.
   Парень ушёл, а Раб с коробкой пошёл к себе в палату.
   В палате он положил коробку на стол и стал открывать её.
   - Сделка у них, - ворчал он, открывая коробку. - Передачкой хотели отделаться. Опять этих яблок и апельсинов накупили, их уже девать некуда.
   Владимир понюхал коробку.
   - Дерьмом каким-то пахнет, - продолжал ворчать он.
   Наконец коробка была открыта. В ней лежало что-то большое и круглое, покрытое белой тряпкой, а поверх тряпки была записка. Владимир взял записку и начал читать: "Ты, видимо, решил взять тайм-аут, чтобы подумать, как кинуть меня? Здесь лекарство для твоей жадной башки, чтобы быстрее думалось".
   Владимир сдёрнул тряпку и онемел. Под тряпкой лежала голова его сына.
  
   Нечеловеческий вопль заставил вздрогнуть всю больницу. Через мгновение к палате бежали санитары и врачи. Санитары навалились на больного, который бился головой о стену, и надели на него смирительную рубашку.
   Вот теперь у больного действительно была патология, теперь уже никто не сомневался, что ему необходима психиатрическая помощь, теперь врачам было, что лечить.
   Раба перевели в другую палату. Он лежал привязанный к кровати. К больному больше никого не допускали. Даже следователю, который хотел поговорить с ним, было запрещено входить в палату.
   Раб в основном спал. Когда он просыпался, то начинал рвать бинты, которыми был привязан, и кричать.
   - Это я убийца! Позовите следователя! Это я убил свою мать, отца, жену, а теперь и сына! Вы слышите? Вы не имеете права меня здесь держать, я должен сидеть в тюрьме!
   Но на крики больного никто не реагировал. Сёстры делали ему укол, и больной успокаивался, погружаясь в глубокий сон.
  
   В квартире у Нины Фёдоровны все часы были остановлены, зеркала и люстры закрыты чёрными накидками, и сама она вся была в чёрном. Казалось, что в квартире кроме чёрных не было больше вообще никаких красок, за исключением головы хозяйки, она единственная была ослепительно белой. На диване были раскиданы альбомы, из которых она вынимала фотографии и раскладывала их на большом круглом столе. На фотографиях были запечатлены её муж, дочь и внук.
   Нина Фёдоровна вытащила из альбома фотографию и стала рассматривать её. На ней был внук - Димочка. Ему тогда только что исполнилось семь лет, и он в новой школьной форме, с ранцем за спиной, позировал на фоне гимназии. Нина Фёдоровна хотела положить фотографию на стол рядом с фотографией дочери, но карточка выпала из её рук и упала к ногам. Женщина хотела поднять фотокарточку, нагнулась за ней, но потеряла равновесие и упала.
   Нину Фёдоровну так и обнаружили лежащей на полу с карточкой внука в руках. Врачи зафиксировали смерть, а участковый опечатал квартиру, потому что жить в ней было уже некому.
  
   Вместо месяца Владимир пробыл в больнице целый год. Вернувшись в фирму, он занял своё рабочее место и хотел начать работать, но неожиданно осознал, что не знает, с чего начать. Директор не владел информацией. Он не знал, что сейчас делается на его предприятии, не знал, чем заняты его сотрудники, а самое главное, не знал, что надо делать завтра. Сотрудники, которые год назад только успевали получать от него указания, теперь вполне обходились без них. Телефон, который трезвонил без умолку, теперь молчал. Компаньоны, которые раньше работали с ним, теперь переключились на его помощников. Генеральный директор понял, что он лишился реальной власти. Фирма больше не нуждалась в нём, она прекрасно обходилась без генерального директора. "Нужно всё начинать заново, - подумал директор. - Необходимо вызвать главного бухгалтера и получить от него отчёт о работе предприятия за год".
   Директор вызвал к себе секретаршу.
   - Вызовите ко мне...
   Неожиданно зазвенел телефон. Кто бы только мог знать, как рад был директор этому звонку! Это звонили ему, значит, он не забыт, значит, он ещё был кому-то нужен. Владимир с быстротой молнии встал со стула и схватил телефонную трубку.
   - Рабов слушает! - радостно вырвалось у него.
   - Поправился, значит? - услышал он голос Серого.
   Внутри у директора как будто что-то оборвалось. Ноги его подкосились и он не сел, а почти упал на стул.
   - Ты должен передать коттедж, - продолжал Серый.
   - Какой коттедж?
   - Тот, в котором ты живёшь. Это мой коттедж.
   - Это не телефонный разговор. Нам необходимо встретиться, - предложил Раб.
   - Это пожалуйста. Заходи в кафе, где мы встречались в последний раз.
   - Нет, там много ушей.
   - Хорошо. Приезжай на карьер. Знаешь, где это?
   - Знаю.
   - Договорились. Жду тебя завтра в двенадцать.
   Раб неподвижно сидел за столом, держа телефонную трубку, из которой доносились короткие гудки. Его глаза медленно стали оглядывать кабинет и остановились на секретарше, которая стояла в дверях с блокнотом в руках.
   - Что вам здесь надо? - спросил он её.
   - Вы меня вызвали, - сказала секретарша.
   - Я вызвал?
   - Да, вы меня вызвали.
   - А зачем?
   - Вы хотели кого-то вызвать.
   - Вызвать? А кого?
   - Не знаю. - Секретарша даже смутилась от той ситуации в которой оказалась. - Вы хотели кого-то вызвать, - снова повторила она.
   - Ах, ну да, вызвать. Вызовете ко мне Стаса и начальника охраны.
   - Хорошо. - Секретарша, ничего не поняв, вышла из кабинета.
  
   В отличие от старых добрых времён, когда сотрудники бегом бежали к своему директору по первому его свистку, на этот раз они к нему не торопились. Директору дважды пришлось повторять своё распоряжение. Наконец начальник охраны и Стас сидели перед Рабом.
   - Я завтра иду на стрелку, и мне нужна будет охрана, - сказал сотрудникам директор.
   - Вашей жизни угрожают? - спросил начальник охраны.
   - А ты как думаешь?
   - Извините его. Он не знал истории с вашим сыном, - вмешался Стас.
   - Хороший начальник охраны, - недовольно заметил Раб.
   - Он недавно у нас, - вновь ответил за начальника Стас.
   - Короче, поедем в полной боевой выкладке, - приказал Раб.
   - Какое оружие? - спросил начальник охраны.
   - Калаши. В одиннадцать всем быть готовым.
   - Есть! - по-военному ответил начальник охраны.
   - Ну, если всем всё ясно, тогда свободны.
   Сотрудники ушли, а директор, ещё долго сидел в своём кабинете и о чём-то думал. Перед тем, как идти домой, он открыл сейф и достал оттуда пистолет. Проверив патроны, он спрятал его во внутренний карман и вышел из кабинета.
  
   На следующий день кортеж из трёх машин отъехал от фирмы. В первой ехали директор и Стас, а во второй - пятеро вооружённых до зубов охранников. Автомобили выехали за город и остановились у пустынного песчаного карьера. Это безлюдное место Раб прекрасно знал. Здесь, ещё до армии, он часто встречался с Серым. Здесь они разрабатывали свои грандиозные планы. Здесь просчитывались такие комбинации, против которых не мог устоять никто. Это опьяняло приятелей, это сближало их, таких разных, и на первый взгляд совершенно несовместимых. Они с упоением играли в свои коварные игры и совершенно не задумывались о том, что несут эти игры другим людям. Да это было и неважно. Они всегда были победителями, а победителей, как известно, не судят. И стоило ли вообще думать о каких-то людях? Они были главные, и этим всё сказано.
   Но сегодня они ехали на карьер не за играми. Сегодня они должны были решить вопрос, может быть, самый важный в их жизни. Они должны выяснить, кто главный между ними, Раб или Серый?
   В голове Владимира вдруг возникли картинки из его детства. Вот он в третьем классе беседует с Саней. Саня смотрит на него и говорит:
   - А у нас нет главных.
   Владимир улыбается и произносит:
   - У нас тоже есть главный. Это я.
   - Что? - переспросил его Стас.
   Раб удивлённо посмотрел на него.
   - Вы сказали, что вы главный, - пояснил он.
   - А ты что, сомневался?
   Стас пожал плечами и стал смотреть в окно машины.
   - Едут, - сказал он директору.
   К карьеру подъехал чёрный джип и остановился метрах в десяти от машины Раба. Джип неподвижно постоял несколько секунд, потом открылась дверца водителя и из машины медленно вышел Серый.
   - Неосторожно, - сказал Раб Стасу.
   Стас вопросительно посмотрел на директора.
   - Один приехал, без охраны, - пояснил директор. - Выходим! - скомандовал он громко.
   Из второй машины, как горох, высыпались пять охранников с автоматами наперевес.
   - Я пойду один, - давал инструкции директор, - а вы держите его на мушке. Если что, сразу открывайте огонь.
   - Так точно, - кивнул головой Стас. - Если что, сразу откроем огонь.
   Раб пошёл навстречу Серому и остановился в двух метрах от него.
   - Ничего себе! - засмеялся Серый, кивнув в сторону автоматчиков. - Вот это охрана! Ты, что же, так боишься меня?
   - Ты меня знаешь, Серый, я никого не боюсь.
   - Не правда, боишься. Если бы не боялся, то не притащил бы с собой эту гвардию.
   - Хватит языком молоть, давай перейдём к делу, - оборвал его Раб.
   - Ну, к делу, так к делу. Говори, зачем звал?
   - Я считаю, что мы с тобой в расчёте.
   - Вот как? А как же коттедж?
   - А как же мой сын?
   - Ты прав. Многовато получилось. Давай скорректируем нашу договорённость. Ко мне переходит твой коттедж с фирмой, и на этом закончим.
   - Ты хочешь отнять у меня всё и голого на улицу выгнать?
   - Ничего я не хочу у тебя отнять. Я хочу вернуть только своё. Подумай, предложение выгодное.
   - Нет, - твёрдо ответил Раб.
   - Раскинь мозгами! Ты возвращаешься на те позиции, с которых начал. Ты будешь свободным. Неужели тебе нравится всю жизнь оставаться рабом?
   - Нет.
   - Ты получаешь уникальную возможность начать всё сначала.
   - Нет.
   - Неужели тебе мало сына?
   - Ты у меня отнял всё, мне больше нечего бояться.
   - Нет, не всё. Остаётся ещё жизнь.
   - Нет.
   Раб выхватил пистолет и направил его в сторону Серого. Моментально прогремели пять автоматных очередей.
   Раб, как подкошенный, упал к ногам Серого.
   - Что с ним делать, хозяин? - спросил Стас.
   - Похороните его так, как положено хоронить генерального директора. Нам не нужны лишние подозрения.
  
   Когда при похоронах стоит ясная погода, то обычно говорят, что покойник был хорошим человеком.
   На похоронах Раба лил дождь. Ветер дул с такой силой, что чуть не валил с ног похоронную процессию. Деревья качались и издавали такой скрип, что становилось жутко. Покойника быстро зарыли и водрузили на могиле огромный гранитный памятник, на котором золотыми буквами было высечено: "Рабов В.Н.".
   Закончив процедуру, все постарались побыстрее уйти, оставив своего недавнего начальника среди крестов и стелл, под дождём.
   Поздно вечером ветер так разыгрался, что начал валить деревья. Огромная сосна, громко заскрипев, медленно повалилась. Её удар пришёлся прямо посередине только что установленной гранитной глыбы. Памятник треснул и от него отвалился большой кусок. На оставшейся части от фамилии покойного остались только первые три буквы.

***

   Мужчина замолчал и посмотрел на памятник.
   - Какая страшная судьба! - тихо сказала его дочь.
   - Хозяин, памятник не желаете заменить? - к могиле подошёл кладбищенский рабочий, который искал заказы для работы.
   - Я не хозяин, - ответил мужчина.
   - Извините, я думал, может, родственники?
   - Нет, он никого не оставил после себя.
   - Ещё раз извините, просто нехорошо получается, выходит, что здесь раб похоронен.
   - Получается всё правильно, - ответил мужчина, - здесь действительно похоронен раб.
   Мужчина с девочкой встали со скамейки и пошли по дорожке. Солнце больше не пекло и идти было легко, то ли потому, что был уже вечер, то ли потому, что Раба больше не было.
   Мужчина оглянулся, ещё раз посмотрел на памятник и сказал:
   - А надо было всего-то пробежаться голышом вдоль реки.
  -- Часть 2 - Царь.
  -- Глава 11
   От тюрьмы и от сумы никто не застрахован. Кто не знает этого выражения? А кто знает про чувства, которые испытывает человек, перешагнув порог этого учреждения? А ведь именно они - чувства, -подвергаются таким жестоким, таким нечеловеческим испытаниям, что вряд ли найдётся хоть один заключённый, который вышел бы из тюрьмы на свободу с чистой совестью. Если уж и говорить о совести, то она совсем не та, которую мы привыкли подразумевать. Это совесть воровская. Она замешана на силе и страхе, на коварстве и цинизме, на ненависти и жестокости. И если уж человек попал в тюрьму: по ошибке, по глупости, или по какой другой причине - будьте уверены - из неё он выйдет законченным моральным уродом. Почему государство само при помощи тюрем плодит преступников? Зачем ему это надо? Непонятно. Но факт остаётся фактом - тюрьма ещё никого не исправляла. Тюрьма всегда превращала людей в зверей.
  
   Когда за Димой с оглушительным лязгом захлопнулась стальная дверь, у него всё оборвалось внутри. В одно мгновение он очутился в другом мире. Да разве это мир? Это не мир, это сущая преисподняя. И эта преисподняя теперь на много лет должна стать его домом.
   Он шёл по тюремным коридорам и даже не осознавал, что с ним делали. Как будто не его, а другого, раздевали, стригли, осматривали, заставляли мыться в каком-то грязном душе, требовали переодеться в непонятную серую одежду, всунули в руки матрац с одеялом и опять куда-то вели. Он ничего не понимал. Его голова была занята другим. Его собственный голос, там, внутри головы, кричал изо всех сил:
   - За что? Я что, вор или бандит? Разве я зверь, которого необходимо содержать только в клетке? Я виноват, конечно. Не сдержался, ударил этого подонка ножом. Но разве на моём месте кто-нибудь поступил бы иначе? Любой не только ударил бы этого Раба, а разорвал бы его на части. А этот гад жив и здоров, учится в институте, да ещё женат на моей невесте. Он там, в нормальном обществе, а я здесь, в этом аду. Господи! За что? Неужели это справедливо?
   От этих мыслей пробирала дрожь, и начинали трястись колени. Но другой голос, тоже его, тут же перебивал первый:
   - А разве я не виноват? Разве случилось бы то, что случилось, если бы не я? Разве я защитил свою невесту, когда увидел её в борделе? Разве пришёл ей на помощь? Я убежал. А потом? Разве я искал с ней встречи? Разве пытался разобраться в её несчастье? Разве пожалел её? Разве сидел у её кровати в больнице? Нет. Я не поверил ей.
   - Но ведь у неё не было доказательств, - настаивал первый голос.
   - А разве для веры нужны доказательства? - не сдавался второй.
   - Была задета моя гордость, - возражал первый.
   - Гордыня - это величайший грех. Я не смог простить. Не суди, и не судим будешь. А я осудил. Вот меня самого и осудили.
   - Но Бог, неужели Бог ничего не видит? Неужели он так строго накажет меня?
   - О Боге вспомнил? А я думал о Боге, когда нужно было о нём думать? Я думал о своей гордыне. Никого Бог не наказывает. Человек сам наказывает себя, когда отвернётся от Бога.
   - Стоять! Лицом к стене! - услышал сзади себя Дима голос конвоира.
   Дима повернулся к стене и упёрся в неё лбом.
   - Господи, что же я наделал? Да меня за это не в тюрьме сгноить, а четвертовать надо, - вырвалось у него.
   - Не переживай. Сейчас тебя четвертуют, - сказал конвоир. Он открыл дверь камеры и, взяв за шиворот, затолкнул его туда. - В камеру, бандит!
   Дверь камеры захлопнулась.
  
   В маленькой, пропахшей потом, туалетом и какой-то плесенью камере, находилось восемь человек. Трехъярусные кровати, или, как их здесь называли - шконки, стояли у стен напротив друг друга, образуя крошечный проход. Проход был таким маленьким, что вдвоём разойтись в нём было невозможно. И, тем не менее, в нём каким-то чудом умудрились поставить столик, на котором находились продукты и вся чёрная от чифира кружка. В углу камеры, прикрытая грязной тряпкой, стояла параша. За тряпкой кто-то кряхтел и испускал характерные звуки. На нижней шконке с серьёзным видом сидел человек и, видимо, распределял продукты. По виду этого человека, по тому, как он держал себя, по тому, как на него смотрели сокамерники, можно было безошибочно определить, что он здесь старший.
   После того, как в камеру втолкнули Диму, старший оторвался от своего дела и посмотрел на новенького.
   - А вот и Студент к нам пожаловал! - сказал он.
   Дима стоял со своим матрасом и не знал, что ему делать.
   - Здороваться надо, когда в хату заходишь! - тут же сделал ему замечание зэк, сидящий рядом со старшим.
   - Здравствуйте, - робко произнёс Дима.
   - Да не здравствуйте, а смотрящему надо погоняло своё назвать, и за что срок мотаешь, - не успокаивался зэк.
   - Какое ещё погоняло? - не понял Дима.
   - А ты что, думаешь, тебя здесь по имени отчеству величать будут?
   - Погоняло это кличка, - вмешался старший. - А смотрящий это я, старший по камере. Понятно?
   - Меня Димой зовут.
   - Нет, вы только послушайте! Дима! - Зэк вскочил со шконки и оказался прямо перед Димой. - Тебе, козёл, ясно сказали, кто ты есть? Ты Студент, понимаешь? Такой маленький, вонючий студент. Отвечай, за что сидишь?!
   - За своё сижу, - уже зло ответил Дима.
   Зэк побагровел от злости, и уже было хотел ударить новенького, как в этот момент из-за тряпки раздался оглушительный треск. Камера моментально наполнилась отвратительной вонью, от которой к горлу подкатил комок. Внимание всех сокамерников моментально переключилось на вышедшего из-за тряпки неприятного парня.
   - Так он пидор! - насмешливо сказал парень, глядя на Диму.
   - Ты что, козёл, сейчас сделал? - спросил его старший. - Ты что, не видел, что на столе хамовка?
   - Хромой, ей Богу, не нарочно, - стал оправдываться парень. - Выскочило.
   - А про пидора тоже выскочило? - строго спросил старший.
   - А что я такого сказал? Он же без понятий. - Парень пренебрежительно посмотрел на Диму.
   - За базар ответишь, - тихо сказал старший.
   После этих слов в камере стало абсолютно тихо. Было такое впечатление, что заключённые даже перестали дышать. Парень побледнел. Его губы задрожали, ноги дрогнули, и он медленно опустился перед старшим на колени.
   - Хромой, падлой буду, ей Богу, выскочило.
   - Значит, не можешь за базар ответить?
   - Хромой, хлебом клянусь, никогда больше не повторится!
   - Значит, ты хочешь сказать, что я без понятий?
   - Хромой, я не это имел в виду!
   Дима, обняв свой матрас, стоял около дверей и ничего не понимал. Но все остальные обитатели камеры прекрасно понимали, что происходит. Они знали, что такое понятия. Они понимали, что значит посетить парашу в то время, когда на столе находится еда. Они понимали, что значит ответить за базар. Обозвав новенького пидором, парень теперь должен был привести неопровержимые доказательства, что новенький действительно пидор. Иначе пидором становился он. То, что парень побледнел, то, что он опустился на колени перед Хромым, говорило, что у него не было аргументов. У него не было доказательств, он не мог ответить за базар. В этом случае приговор и его исполнение следовали незамедлительно.
   Зэк, который стоял перед Димой, повернулся к парню, показал на него пальцем и заорал на всю камеру:
   - Петух!!!
   Как по команде заключённые, кроме Хромого, повскакивали со своих мест. Они набросились на парня, привязали его к шконкам и спустили с него брюки.
   - Пацаны, Хромой, ради Бога, простите! - орал парень.
   Однако никто не слушал его криков. Кто-то из заключённых сорвал с себя рубаху и заткнул ей жертве рот. Другой откуда-то достал вазелин и стал натирать им объект предстоящей экзекуции. После этого заключённые спустили свои штаны и вопросительно посмотрели на Хромого.
   - Кто первый? - спросил Хромого зэк, который первый назвал жертву петухом.
   - Ты, Скрипач, - ответил ему Хромой.
   Скрипач подошёл к жертве.
   У Димы потемнело в глазах. Он вдруг представил, что вот в таком же положении когда-то находилась Катя. Тогда он убежал и не спас её.
   - Не трогайте его! - неожиданно для себя самого крикнул он.
   Скрипач и остальные заключённые повернулись в его сторону.
   - Не понял! - удивился Скрипач.
   - Я сказал, не трогайте его, - громко повторил Дима.
   - Ты чего, Студент, белены объелся? Да мы сейчас тебя петухом сделаем!
   Дима бросил на пол свой матрас, подошёл к жертве и попытался освободить парню руки. Такой наглости заключённые от новенького не ожидали. Они вначале опешили, но, тут же придя в себя, всей гурьбой навалились на Диму.
   Если за то оскорбление, которое нанёс заключенный, и за то, что он не мог доказать свою правоту, следовало опускание, то ситуация с Димой была гораздо сложнее. Он покушался на воровской закон, на понятия, и, следовательно, сам становился вне этого закона. В этом случае возмездие было только одно - смерть.
   Дима, как мог, отбивался от нападавших, но силы были не равны. Вскоре его тело лежало на полу и уже не сопротивлялось. Сокамерников это нисколько не смущало. Они изо всей своей силы били ногами новенького. Однако и этого им показалось мало. В руках Скрипача сверкнуло лезвие ножа.
   - Хватит! - неожиданно крикнул Хромой.
   Заключённые отошли от Димы и заняли свои места на шконках. Дима, пролежав несколько минут без движения, стал приходить в себя. Вначале он что-то непонятное мычал и извивался на полу, пытаясь встать. Потом он, собрав последние силы, сел на пол и посмотрел на Хромого.
   - Ну что, Студент? - с насмешкой спросил его Хромой. - Понял, куда ты попал?
   Но Дима ничего не отвечал. Он только смотрел на Хромого. В его взгляде не было ненависти к своим обидчикам. В его взгляде было нечто другое. Это была уверенность в своей правоте. Так, почти не моргая, Дима смотрел в глаза старшего по камере. Борьба взглядов продолжалась недолго. Хромой не выдержал и отвёл свои глаза. Он почему-то посмотрел на Скрипача и сказал:
   - В следующий раз, небось, не будет с понятиями спорить!
   - Не трогайте его, - твёрдо сказал Дима.
   Хромой встал из-за стола и подошёл к Диме. Старший по камере действительно был хромой. Он не мог присесть на корточки. Поэтому, подойдя к новенькому, он как-то странно изогнулся и внимательно посмотрел в его лицо.
   - Ты, что же, понятия отменить хочешь?
   - Да мы его на части сейчас порвём! - Скрипач спрыгнул со шконки и очутился рядом с Димой.
   - Я сказал - хватит! - вдруг заорал Хромой.
   Скрипача как ветром сдуло. Он забрался на своё место и проскулил оттуда:
   - Просто он понятия нарушает.
   Хромой взял Диму за подбородок, поднял его голову и сказал:
   - А ведь ты и вправду не студент.
   - А кто же он? - таинственно спросил Скрипач.
   - Царь, - неожиданно пояснил Хромой. - Так поступать могут только цари.
   - А что с этим делать? - указал Скрипач на привязанного парня.
   - Делай, что Царь приказал, - ответил Хромой.
   - А понятия?
   - С понятиями всё в порядке. Этот козёл не нас же пидором назвал, а Царя. Царь решил его простить.
   Жертву отвязали от кровати и он, размазывая сопли со слезами по своей физиономии, залез на свою шконку. Скрипач вопросительно посмотрел на Хромого. Тот понял его без слов.
   - Здесь будет его место, - он указал на шконку радом с собой.
   - А я? - спросил Скрипач.
   - Наверх полезай.
   Скрипачу не пришлось повторять дважды. Он послушно свернул своё бельё и перенёс на указанное место. Остальные заключённые, не дожидаясь команды, помогли Диме подняться, мокрым полотенцем вытерли ему лицо и уложили на нары. Дима моментально провалился в глубокий сон.
  
   Дима не знал, сколько он проспал. Проснулся он оттого, что кто-то легонько тряс его за плечо. Открыв глаза, он увидел неприятного парня, склонившегося над ним.
   - Ты кто? - спросил его Дима.
   - Косой, - ответил парень.
   - А почему Косой?
   - Не знаю. Такую кликуху дали. Царь, ты что, не помнишь меня?
   - А почему Царь?
   - А это тебе такую кликуху дали.
   - Мне?
   - Видно, сильно тебе по голове настучали. Ты знаешь, сколько ты проспал? Целые сутки.
   Дима приподнял голову и осмотрелся. Резкая боль пронзила всё его тело. Слабый стон вырвался из его груди.
   - Ты лежи, лежи. Я всё сделаю для тебя.
   Дима опустил голову на подушку. Только сейчас он начал припоминать события вчерашнего дня.
   - А где все? - спросил он у Косого.
   - Все на прогулке. А меня с тобой оставили.
   - Почему оставили именно тебя?
   - Как, почему? - удивился Косой. - Да я же тебе по гроб жизни обязан! Если бы не ты, быть бы мне петухом.
   - Это за то, что ты меня пидором обозвал?
   - Да это так... Хромой просто придрался. Маловато этого для опускания.
   - За что же тогда?
   - За то, что я сука.
   - Кто?
   - Сука - стукач, значит. А за это не опускание, а смерть положена.
   - Зачем же ты тогда стучал?
   - Менты сломали.
   - Как сломали?
   - Очень просто. Сначала за каждый шаг в карцер кидают, потом в пресс-хату помещают...
   - Что значит пресс-хата? У них там пресса что ли?
   - Нет. Прессы там нет. Там тебя прессуют. Короче говоря, ломают. А когда начнёшь просить перевести тебя в другую хату, Кум тебя переводит, только с условием: если стучать не будешь, то опять в пресс-хату вернёшься.
   - А ты знал, что тебя за стукачество убить могут?
   - Конечно, знал.
   - Зачем же ты сломался?
   - Так они убили бы меня, и всё.
   - А так тоже убьют, только другие. Если уж суждено умереть, так всё равно умрёшь. Только сукой умирать хуже.
   - Ты прав, конечно. Только, чтобы это сделать, надо быть царём, а я сука.
   - Ты это на меня намекаешь?
   - На кого же ещё? Ты пока спал, сходняк собирался. Тебя вызывали, а Хромой вместо тебя пошёл.
   - И что там решали?
   - Валить тебя или не валить.
   - За что же меня валить? Я ведь ни на кого не стучал.
   - Ты что, думаешь, здесь только за стукачество валят? Ты на понятия замахнулся, против закона воровского пошёл. Сам понимаешь, что за такое положено.
   - И что же они приговорили?
   - А приговорили, что ты теперь вроде как и не вор, если по воровским понятиям не живешь. С другой стороны, вроде как и не мужик какой-то, если честь выше смерти ставишь.
   - Какой же они мне статус определили? - спросил Дима.
   - А я и сам не понял. Вроде как, в законе, но в законе нельзя. Ты же не вор. Одним словом - Царь.
   - Вот как жизнь устроена, - усмехнулся Дима. - Вчера был студентом, а сегодня царём стал.
   - Жизнь каждому своё крутит. Ты царём стал, а я сукой.
   - Ты так говоришь, будто твоя жизнь уже кончилась.
   - Если честно, то да. С таким клеймом это уже не жизнь.
   - Чудак ты, Косой! Пройдут годы, и всё образуется. Будет и на твоей улице праздник.
   - Ты, Царь, плохо понятия знаешь. Сука - это не погоняло, это приговор.
   - Понятия - это не догма. Сам видел вчера, что и на понятия управа есть.
   - А ведь и правда, - вдруг оживился Косой.
   В его глазах вдруг засверкали искорки. Противное, серое лицо неожиданно прояснилось, голос зазвучал твёрдо и звонко. Косой взял Диму за плечи и с надеждой заглянул в его глаза.
   - Неужели это возможно?! Да я век тебе рабом буду!
   - Рабом?! - Дима оттолкнул от себя Косого. - Запомни на всю свою жизнь - лучше быть сукой, лучше быть покойником, чем рабом. Ты понял?!
   - Понял, - робко ответил Косой. - Я просто имел в виду, что я...
   - Запомни, раб - это не человек, - закричал Дима. Потом он задумался и тихо произнёс: - Человек может быть только царём.
   Косой удивлённо посмотрел на Диму и спросил:
   - Ты думаешь, я смогу быть царём?
   - Если ты человек, то ты просто обязан им стать.
   Двери камеры заскрипели, и конвойный ввёл в камеру с прогулки остальных обитателей хаты.
   - С пробуждением, ваше величество! - с самого порога пошутил Хромой. - Ты так крепко спал, что пришлось цирика уговорить не будить тебя на прогулку.
   - А разве с цириками можно договориться?
   - Всё можно. Они же такие же зэки, как и мы. Только мы живём по эту сторону решётки, а они - по ту.
   - Зато они свободны, - возразил Скрипач.
   - Мы-то здесь временные, - вступил в разговор угрюмый мужчина лет сорока, - а они постоянные. Мы отсидим своё, и на волю, а они по собственной воле в тюрьме сидят.
   - Угрюмый, выходит, что они сами себя в тюрьму посадили? - захихикал Скрипач.
   - Выходит, так, - улыбнулся Угрюмый.
   - Ну и дураки! - засмеялся Скрипач.
   - А ты умный? - спросил его Хромой.
   - Во всяком случае, я сам себя в тюрьму не сажал.
   - Ну а кто же тогда? Не мы же тебя сюда посадили? - Хромой хитро посмотрел на Скрипача.
   - Что же, кроме вас больше некому? Нашлись "добрые люди", постарались.
   - Кто ж такие? - поинтересовался Косой.
   - Тебе скажи, так ты быстро стучать побежишь.
   Лицо Косого померкло. Он опустил голову и отвернулся от Скрипача.
   - Не побежит, - уверенно сказал Дима за Косого.
   - А ты за базар ответишь? - спросил Скрипач.
   - Отвечу, - уверенно подтвердил Дима.
   - Ну, если Царь ответит, тогда...
   - А я так думаю, что ты сам себя сюда и посадил, - неожиданно сказал Угрюмый. - Все мы здесь по собственной воле оказались, как и цирики.
   - У тебя совсем крышу сорвало? - Скрипач недоверчиво посмотрел на Угрюмого. - Всех-то под одну гребёнку не надо. Если тебе и хочется у параши сидеть, то у меня такого желания нет.
   - А я и не говорю, что у тебя желание есть. Я говорю, что мы сами себя сюда упекли.
   - Хромой, в натуре, ну ты-то хоть скажи ему, чтобы он пургу не гнал.
   Хромой ухмыльнулся, но ничего не ответил.
   - Царь, может и ты сам себя осудил? - не успокаивался Скрипач.
   - А кто же ещё?
   - И не много ты сам себе срока намотал?
   - Если честно, то даже мало.
   - Что же ты такого сделал?
   - Веру потерял.
   - Какую веру? В Бога что ли?
   - В человека. Хотя, по большому счёту, наверное, в Бога.
   - Что же твой Бог не простил тебя тогда. Ты же типа раскаялся, себя во всём винишь. За что он тебя тогда у параши держит? Вот и выходит, что Бога никакого нет.
   Скрипач даже просиял, что так ловко и быстро расправился со своим оппонентом.
   - Как же он меня простит, если он меня не наказывал? - удивился Дима. - Бог дал мне всё, что я хотел. Ну, а если я не захотел взять, что мне дают, отвернулся, сделал по-своему, при чём же тут Бог?
   - Тебе, может, и давал, а вот мне от него ничего не досталось.
   - А почему тебя Скрипач зовут, - неожиданно спросил Угрюмый.
   - Давно это было, - грустно вздохнул Скрипач. - Я ведь в детстве на скрипке играл.
   - Где играл? - поинтересовался Хромой.
   - В музыкальной школе. И, кстати, хорошо играл. Меня все друзья скрипачом звали. Вот эта кликуха ко мне и приклеилась.
   - И что же потом? - спросил Дима.
   - А потом попёрли меня из этой школы.
   - За что?
   - Концерт у нас был отборочный. Из всей школы должны были одного отобрать на конкурс. А нас двое самых лучших было: я и ещё один парень. Такая гнида, что даже сейчас о нём спокойно говорить не могу. - Скрипач задумался. Память перенесла его в далёкое детство, где он был не зэком, а восходящей звездой.
   - Ну и что? Ты победил его? - вывел из воспоминаний Скрипача Косой.
   - Победил. Я ему перед концертом надфилем струну подпилил, чтобы он настроить скрипку не смог. Он таких петухов навыдавал, что комиссия его даже до конца не дослушала.
   - И тебя на конкурс отправили? - спросил Хромой.
   - Отправили. Только не на конкурс, а за ворота. Какая-то сволочь капнула. Осмотрели скрипку, нашли следы надфиля и решили, что в этом году на конкурс никого посылать не будут.
   - А с парнем тем что? - Дима сочувственно посмотрел в сторону Скрипача.
   - Ничего. Через год победил на конкурсе. Потом закончил консерваторию. Сейчас в симфоническом оркестре играет. Весь мир уже объехал. Деньги лопатой гребёт. А у меня от скрипки только кликуха осталась.
   - А если бы ты не подпилил струны? Что бы тогда было? - спросил Косой.
   - Не знаю. Во всяком случае, на нарах бы не парился. Первым, конечно, я не стал бы, он действительно лучше меня играл, но вторым-то был я.
   Все задумались. В камере стало тихо. Каждый ушёл в своё прошлое и не хотел возвращаться. Первым тишину нарушил Косой.
   - Выходит, ты не ему, а себе струну подрезал.
   - Выходит, так, - грустно ответил Скрипач.
   - Значит, и тебе Бог дал талант, а ты его взять не захотел, - заметил Дима.
   - Да что сейчас об этом! Может быть, и дано мне было! Второй-то раз кто же даст? Такого даже ваш Бог не может.
   - Больно ты много про Бога знаешь! - прервал Скрипача Угрюмый. - Если ты живой, то значит Бог не оставит тебя. Проси и воздастся, так, кажется, в Писании сказано? Может быть, Бог тебе и сейчас, в данную минуту, что-то даёт, а ты по глупости своей опять от даров отказываешься.
   - Уж не параша ли его дар?! Может он из милости меня в тюряге держит?
   - А может и из милости, - прорычал Угрюмый. - Куда тебя такого выпускать? Выпусти, так ты опять струну кому-нибудь подрежешь.
   - Парень-то тот действительно гнидой был, или тебе так тогда казалось? - спросил Хромой.
   - Давно это было. Я тогда совсем пацаном был.
   Скрипач задумался и лицо его стало серьёзным.
   - Нормальным он был. Просто играл лучше меня.
   - Пацаном был... - передразнил Хромой. - Это ты сейчас пацан, а тогда скрипачом был.
   Скрипач упал на свою шконку и уткнулся лицом в подушку. Больше участия в разговоре он не принимал.
  
   Как бы долго не тянулось время в тюрьме, какой бы тяжёлой не казалась жизнь заключённых, но организм человека устроен так, что если даже совсем немного условия, в которых он находится, совместимы с жизнью, человек адаптируется к ним, и жизнь продолжает движение по своим вечным законам. Лица окружающих, которые совсем недавно иначе, как рожами, и назвать-то было нельзя, теперь кажутся обычными и даже близкими, а душа, не обращая внимания на те условия, в которых находится, всё ковыряется внутри себя и ищет ответа: Кто я, для чего я, зачем пришла в этот мир и с чем уйду из него? Ищет, и никак не может найти ответа.
  
   Сокамерники молча сидели вокруг своего крохотного стола и пили чифир. Кружка, чёрная от заварки, переходила от одного заключённого к другому. Каждый делал из неё два глотка, закрывал глаза, проваливаясь в свои мысли, и передавал кружку следующему. Медленно описав круг, кружка вернулась туда, откуда и начала своё путешествие. Хромой взял её и о чём-то задумался.
   - Так и будем сидеть молча? - прервал молчание Косой.
   - Хоть говори, хоть не говори, а пришло время расставаться, - задумчиво ответил Хромой.
   - Бог даст, может, и встретимся ещё, - сказал Скрипач.
   - Бог-то даст, да вот возьмём ли мы то, что он нам даёт? Вот в чём вопрос, - философски заметил Хромой.
   На слова Хромого никто не обратил внимания. И только Дима был поражён тем, что услышал. Эти слова сказал не проповедник, не профессор философии, не поэт и не писатель. Эти слова слетели с уст уголовника, бандита, человека, которого считают социально опасным, и поэтому держат за решёткой. Но больше поразило даже не это. Дима вспомнил, как его привели в эту камеру, как он впервые встретился с Хромым. Это был совсем другой человек. Более того, это вообще был не человек, потому что те законы, которым он подчинялся, были нечеловеческие. Их даже звериными назвать было трудно. Одно слово - понятия. И вдруг на тебе: "Бог-то даст, да вот возьмём ли мы то, что он нам даёт?"
   Видимо, Димино удивление было отпечатано на его лице, и Хромой увидел это.
   - Удивлён? - спросил он Диму.
   Дима ничего не ответил. Однако Хромого это нисколько не смутило.
   - Я и сам себе удивлялся. Всё не мог понять, что это изменилось внутри меня? А потом понял. Это же всё началось, когда ты к нам пришёл.
   - И что же ты понял?
   - Меня поразило то, как ты раскаялся: не для того, чтобы тебя простили, не для того, чтобы когда-нибудь это в зачёт пошло, а просто потому, что жить иначе невозможно. Вот когда я так раскаялся, сразу всё и понял.
   - А что понял-то? - недоумённо уставился на Хромого Косой.
   - Понял, что Бог мне дал Царя, а я взял то, что мне было дано.
   - Хромой, мне кажется, что ты с чифиром переборщил. С тобой всё в порядке? - не понял Косой.
   - Это я раньше был не в порядке, а сейчас у меня действительно всё в порядке.
   Косой скорчил непонимающую физиономию, хотел ещё что-то спросить, но не успел. Дверь камеры открылась и в неё вошёл прапорщик с двумя конвоирами.
   - Что это за посиделки?! - крикнул прапорщик, - Думаете, весь этап вас ждать будет? А ну, пошевеливайтесь!
   Заключённые быстро собрали свои нехитрые пожитки и выстроились перед прапорщиком. Самым последним в строй встал Хромой. Но, встав в него, он снова вышел из строя и подошёл к Царю.
   - Жалко расставаться с тобой, - сказал он. - С тобой так хорошо, так легко было, лучше, чем на воле - ей Богу! А главное, всё ясно: для чего живёшь, что делать надо...
   Хромой неожиданно замолчал и с испугом посмотрел на Диму.
   - Царь, а ты знаешь, я не знаю, что мне сейчас делать! Скажи мне, что делать?
   - Ничего, - тихо ответил Дима.
   - Что значит, ничего?
   - Ничего - значит, ничего. Всё, что ты должен был сделать в этой жизни, ты уже сделал.
   - Но жизнь продолжается! Я обязан в ней что-то делать!
   Дима ничего не ответил и опустил глаза.
   - Ты хочешь сказать, что моя жизнь закончилась, и мне осталось только умереть?
   - А разве это страшно, когда успел всё сделать? - спросил Дима.
   Прапорщик и конвоиры с интересом слушали диалог двух заключённых и ничего не могли понять. Наконец терпение прапорщика кончилось.
   - Кончай базар! - крикнул он. - На зоне тебе всё объяснят!
   Хромой встал в строй. Прапорщик уже хотел дать команду заключённым, но не успел. Хромой схватился за грудь и упал, как подкошенный.
   - Врача! Срочно врача! - закричал прапорщик.
   Один конвоир выскочил из камеры и побежал по коридору. Строй заключённых рассыпался. Они вместе с конвоирами и прапорщиком прижались к стене и с ужасом смотрели на Царя.
   Дима посмотрел на прапорщика и тихо сказал:
   - Врач ему уже не поможет.
  
   Перед начальником тюрьмы навытяжку стояли прапорщик и врач. Начальник молча изучал документы. Наконец он оторвал свой взгляд от бумаг и посмотрел на врача.
   - И всё-таки, от чего наступила смерть? - спросил он.
   - Там всё указано, - ответил врач.
   - А ты мне, дураку, по-русски объясни, так, чтобы даже прапорщик понял.
   - Тромб оторвался от сосуда и застрял в клапане сердца.
   - И вы не успели его спасти?
   - Это невозможно. В таких случаях смерть наступает практически моментально.
   - А предсказать такую смерть возможно?
   - Нет. Это непредсказуемо. У каждого человека после сорокалетнего возраста в сосудах откладываются соли, образуя такие бляшки.
   - И наука не способна определить их?
   - Почему не способна? Если сделать анализ крови...
   - Не мог же он в камере ему сделать анализ крови? - вмешался прапорщик.
   - Какой анализ? - не понял доктор.
   - Один из сокамерников знал, что Хромой умрёт, - пояснил полковник.
   - Мы все когда-нибудь умрём. Вы что, сомневаетесь в правильности моего заключения?
   - У меня есть все основания полагать, что Хромого убили, - пояснил полковник.
   - Это невозможно, - возмутился врач.
   - Откуда тогда Царь мог знать о том, что Хромой умрёт?
   - Он не мог этого знать. Это знал наверняка только один Бог.
   - Вот только Бога не надо сюда приплетать! Здесь тюрьма, а не церковь. Вы ещё лбы начните крестить!
   - Да вот вам истинный крест! Я своими глазами всё видел и своими ушами всё слышал.
   При этих словах прапорщик размашисто перекрестился.
   - Товарищ полковник, - взорвался врач. - Если вы не верите моему заключению, можете поручить его другому специалисту. Нет здесь никакого убийства - самая обыкновенная естественная смерть!
   Врач посмотрел на прапорщика и тоже перекрестился.
   - Да чтоб я провалился на этом месте!
   Полковник смотрел на своих подчинённых и не знал, как себя вести. То, что происходило в кабинете, не поддавалось никакой логике. Наконец он взял себя в руки.
   - Да что вы балаган у меня устроили?! - взорвался полковник. - Убирайтесь отсюда! Я сам во всём разберусь!
   Собеседники начальника тюрьмы как по команде развернулись и направились к выходу.
   - А вы, прапорщик, задержитесь! - успел добавить полковник.
   Прапорщик плотно прикрыл дверь за ушедшим врачом и повернулся лицом к своему начальнику.
   - Я думаю, что мы разберёмся во всём и без медиков, как ты думаешь? - заговорческим голосом проговорил полковник.
   Прапорщик скорчил непонимающую физиономию и пожал плечами.
   - Ну что же здесь непонятного? - Полковник не скрывал раздражения от бестолковости прапорщика. - Кто сейчас остался в камере с Царём?
   - Скрипач, - ответил прапорщик.
   - И всё?
   - Остальные отправлены по этапу.
   - Вот и прекрасно! Надо поговорить с этим Скрипачом
   - Скрипач стучать на Царя не станет.
   - А что, кроме Скрипача в тюрьме заключённых больше не осталось? Всё равно вам камеру пополнять надо. Подготовьте соответствующую кандидатуру. Способ проверенный. А то чертовщина какая-то. Хоть батюшку приглашай камеры освещать.
   - Слушаюсь! - прапорщик приложил руку к козырьку.
   - Можете идти!
   Прапорщик вышел из кабинета и сразу приступил к выполнению приказа полковника.
   Странное дело, но те способы, которые раньше срабатывали безотказно, теперь переставали работать. Заключённые, только поняв, что им предлагают постучать на Царя, наотрез отказывались выполнять это поручение. И тут уже ничего нельзя было поделать: ни обещание досрочного освобождения, ни карцеры не давали результатов. Более того, когда прапорщик подсаживал зэка в пресс-хату и давал команду напрочь отмороженным уголовникам склонить жертву к стукачеству, эти самые отмороженные тоже отказывались выполнять этот приказ.
   - Ты чего, начальник, в натуре, Бога, что ли, не боишься? Это же Царь. Он же всех насквозь видит. Ты только подумаешь, а он уже всё знает, - отвечали прапорщику отморозки.
   Прапорщик, испробовав все способы, и не добившись никаких результатов, был вынужден доложить начальнику тюрьмы, что выполнить его приказ не может.
   - Ерунда какая-то, - не верил ему начальник. - Неужели вся тюрьма одного зэка обломать не может? Он что у них, в законе что ли? Почему все так его боятся?
   - Не в законе он. Он вообще не из блатных. И не боятся они его. Здесь что-то другое.
   - Что другое? - почему-то шёпотом переспросил начальник.
   Прапорщик осмотрелся по сторонам, перекрестился и тоже шёпотом ответил:
   - Здесь чертовщина какая-то.
   - Опять вы мне про это! Прекратите немедленно нести ахинею, докладывайте по существу!
   - Да как же я вам по существу буду докладывать, если вы это существо ахинеей называете?
   - Какое существо? У нас существо какое-то появилось?
   - Какое существо?
   - Ну, ты мне сейчас сказал, что я какое-то существо ахинеей обозвал.
   - Я?
   - Ну не я же?
   Прапорщик подозрительно осмотрелся по сторонам.
   - Вот видите, не чисто у нас, товарищ полковник. И всё из-за него, из-за Царя этого. А может, ну его к лешему, пусть сидит себе спокойно. Раньше-то как хорошо было! Одни стучали, другие терпели - благодать!
   - А сейчас что изменилось?
   - Они говорят, что он мысли людей читать умеет.
   - Да ну!
   - И не только. Говорят, что он судьбу твою знает, а ещё может сам изменить её.
   - Враньё это всё!
   - А Хромой? Все слышали, как он с ним прощался. Он же знал, что тот сейчас умрёт. Ещё сказал, что умирать не страшно, если всё успел сделать.
   - А ещё о чём они говорили?
   - Да кто ж его знает?
   - Как, кто? Ты же сам только что сказал, что все слышали, как они разговаривали!
   - Слышали, это точно, но о чём, никто ничего не понял.
   - Как это, не понял? Что Хромой должен был успеть сделать?
   - Не знаю. Я же вам говорю, что здесь без нечистой силы не обошлось!
   Полковника стала раздражать эта тема.
   - С тобой в последнее время разговаривать стало трудно, - недовольно сказал прапорщику полковник. - Про что ни заговоришь, всё на чертовщину какую-то сводишь. Ты у нас не сектант, случайно?
   - С кем поведёшься... - обиженно ответил прапорщик.
   - Хорошо, достаточно об этом. - Полковник решил закончить разговор. - Сделаем так: ты его ко мне пришли. Мне уже и самому не терпится с ним познакомиться. Пора разобраться, наконец, что это за царь такой у нас появился?
  
   Дима стоял перед начальником тюрьмы, а тот ничего ему не говорил. Он просто смотрел на него и молчал. Ему хотелось увидеть что-то необычное, непохожее на всех, но, сколько он ни рассматривал Диму, ничего особенного в нём не было. Обыкновенный парень, каких полковник за свою службу видел не одну тысячу.
   - А тебе в карцере приходилось бывать? - неожиданно спросил полковник.
   - Приходилось, - спокойно ответил Дима.
   - А в пресс-хате?
   - И там был.
   - Ну и что?
   - Ну и ничего.
   - А на свободу хочешь?
   - Я свободен.
   - Как же ты свободен, если ты в тюрьме?
   - Вы тоже в тюрьме.
   Полковник был обескуражен ответом. Он хотел возразить заключённому, но на ум ничего путного не приходило.
   - Значит, мы с тобой оба узники? - засмеялся он. - Да ты садись, в ногах правды нет. - Полковник показал рукой на стул.
   - Какой же вы узник? - Дима присел на стул рядом с начальником. - Разве вы не по своей воле здесь?
   - Вообще-то, по своей. У меня был выбор, но судьба распорядилась так.
   - Выходит, что тюрьма не наказание, а судьба.
  
   - Кстати, насчёт судьбы. Про тебя тут такие небылицы рассказывают...
   - Не всему верить можно.
   - Вот мне и хочется понять, где правда, а где нет.
   - Разве можно разобраться, где правда? Вот вы, например, всегда считали, что заключённые несвободны, а вы свободны, однако только что оказалось, что это не так.
   - Ты действительно очень интересный человек!
   Полковник не скрывал своего интереса к собеседнику. Он чувствовал, что его оппонент в споре, безусловно, выигрывал, что беседа строится не по воле полковника, а по воле заключённого. Однако это обстоятельство нисколько не раздражало начальника тюрьмы. Напротив, ему приятно было подчиняться воле Царя. От него исходила какая-то теплота. И, чем больше полковник разговаривал с Димой, тем больше хотелось продолжать беседу. Начальник тюрьмы заметил это, и разум моментально освободился от совершенно бесполезных чувств.
   Необходимо было перехватывать инициативу. Не мог же он, полковник, быть ведомым им, заключённым.
   - Меня, конечно, не слухи интересуют. Заключённые и конвоиры были свидетелями того, как ты разговаривал с Хромым. У них сложилось впечатление, что ты знал о смерти Хромого.
   - Да, знал.
   - Но врач сказал, что этого никто знать не мог.
   Царь ничего не отвечал, а ещё чего-то ждал от полковника.
   - Врач сказал, что это мог знать только один Бог, - уточнил полковник.
   - Врач сказал вам истинную правду, - подтвердил Дима.
   - Но меня интересует, откуда это узнал ты?
   - От того, кто знал ещё.
   - Но больше никто не знал.
   - Вы только что сказали, что знал Бог.
   Полковник рассмеялся.
   - Может быть, ты знаешь, как умру я?
   - Знаю.
   - Откуда?
   - Не знаю. Просто мне это дано.
   Полковник хотел спросить кем, но не посмел.
   - И давно это у тебя?
   - Недавно. Впервые это произошло, когда Хромого на этап уводили.
   - В таком случае, не сочти за труд, расскажи мою судьбу.
   Чёрные глаза Димы не моргая смотрели на грудь полковника. Начальник тюрьмы почувствовал жгучую боль в груди, как будто с неё сдирали кожу. Руки полковника судорожно расстегнули мундир и начали ощупывать грудь. Потом он вытащил руки и стал их осматривать, ожидая увидеть их залитыми кровью. Однако руки были чистые. Но по лицу полковника было видно, что кровь он всё-таки увидел. Лицо его исказилось от ужаса. Он ощутил, как редкие волосы на голове вставали дыбом.
   - А вам это надо? - тихо спросил Дима.
   Димин вопрос, как спасательный круг, кинутый утопающему в самый последний момент, вывел полковника из кошмарного состояния, в котором он оказался неизвестно почему. Он хотел спросить заключённого: "что это было?", но язык, словно деревянный, не мог пошевелиться. Наконец полковник взял себя в руки и еле-еле выдавил:
   - Нет. Пусть всё остаётся, как есть.
   Дима, не говоря ни слова, встал и ушёл. После ухода Царя, полковник ещё долго сидел в своём кабинете и не мог прийти в себя. Он трогал мокрой ладонью свою голову и проверял: легли ли волосы на место, или продолжали стоять дыбом. Неизвестно, сколько бы это продолжалось, если бы прапорщик не вошёл в кабинет.
   - Разрешите войти? - вывел из прострации полковника прапорщик.
   - Ты уже вошёл. Что у тебя?
   - У меня ничего. Я относительно Царя.
   - Какого царя?
   - Нашего, какого же ещё?
   - И что ты хочешь с ним сделать?
   - Я? - опешил прапорщик. - Вы же сами приказали...
   - Что я приказывал? Ничего я тебе не приказывал. И, вообще, отстаньте вы от него. Хочет сидеть - пусть сидит.
   - Можно подумать, от его хотенья что-то зависит, - усмехнулся прапорщик.
   - Это от тебя здесь ничего не зависит! - неожиданно закричал полковник. - Ты понял, что я приказал тебе? Отстать от него! Пусть делает, что хочет.
   Прапорщик приложил руку к козырьку и выскочил из кабинета, как ошпаренный.
   Однако не только начальник тюрьмы пребывал в замешательстве после разговора с Царём. Прапорщик после того, как вышел от начальника, весь кипел от злости. Никогда ещё никто не разговаривал с ним в таком тоне. Даже более высокие начальники из управления, и те никогда не повышали на него голос.
   Прапорщик вернулся домой со службы в отвратительном расположении духа. Войдя в квартиру, он швырнул фуражку на комод и, не обращая внимания на жену, которая хлопотала на кухне, поджидая мужа к ужину, прошёл в комнату, включил телевизор и начал переключать каналы, чтобы найти программу, которая отвлечёт его от служебных неприятностей. Но, сколько бы он ни щёлкал по кнопкам пультика, настроение не улучшалось. Он выключил телевизор и со злостью швырнул пультик на стол так, что крышка отвалилась и батарейки, выскочив, раскатились по полу.
   Жена, не столько заметив, сколько почувствовав, что с мужем что-то случилось, тихонечко на цыпочках прошла с кухни в гостиную и остановилась в дверях. Она смотрела, как муж ползал на четвереньках под столом и что-то зло бубнил себе под нос.
   - Что-то случилось, Никита? - окликнула она мужа.
   - Что случилось? - зло ответил прапорщик из-под стола. - Ничего не случилось. Развели, понимаешь, программ, а смотреть нечего.
   - И поэтому ты трясёшься от злости?
   - Слушай, достань водки, а то как бы действительно не случилось чего.
   Жена, видя, что сейчас с мужем лучше не спорить, не стала возражать.
   - Хорошо, - ответила она. - Только ты из-под стола-то вылези.
   - Да что ты, мать твою, привязалась с этим столом?
   Прапорщик вылез из под стола, быстро прошёл в кухню и плюхнулся за стол, на котором уже стоял горячий ужин. Жена почти бегом принесла водку и, поставив перед мужем стакан, наполнила его почти доверху. Муж залпом выпил, и его бледное лицо начало розоветь.
   - У вас убежал кто-то? - робко спросила она.
   - Да лучше бы уж убежал, сволочь!
   - Кто?
   - Да Царь этот, чтоб его...
   - Какой царь? - недоверчиво переспросила жена.
   - Какой, какой? Обыкновенный!
   Жена выразительно посмотрела на мужа и потихонечку стала отодвигать от него бутылку. Однако убрать её незаметно не удалось. Муж заметил маневр и резко вырвал из её рук водку.
   - Ты это чего? - при этом он налил себе ещё полный стакан и снова залпом выпил.
   Жена на время от удивления потеряла дар речи.
   - Никита, ты же один почти бутылку выпил!
   - В том то и дело, что почти.
   Прапорщик посмотрел на оставшуюся водку, и уже из горла допил всё до конца. Жена вся как-то вжалась в стул и испуганно, не моргая, смотрела на мужа.
   Прапорщик заметил странное поведение жены и загадочно спросил:
   - Ты чего?
   - Я ничего. А ты что?
   - А что я?
   - Ты сказал, что у вас царь обыкновенный.
   - Ну Царь, и что? У зэка кликуха такая.
   - Ох, Господи! А я-то уж подумала. - И жена многозначительно покрутила пальцем у виска.
   - Честно говоря, ты недалека от истины. От него точно свихнуться можно.
   - Поэтому ты и хочешь, чтобы он убежал?
   - Зачем?
   - Ну, ты сам так сказал.
   - Да нет. Это я в том смысле, что с ним мороки много. С другой стороны, какая с ним морока? Сидит спокойно, порядка не нарушает, и бежать никуда не думает.
   - Так в чём же тогда дело?
   - А дело в том, что кто с ним ни поговорит, все сразу как-то меняются. Вроде бы и тот человек, что и раньше был, а на самом деле и не тот вовсе.
   Жена опять подозрительно посмотрела на мужа.
   - Вот взять к примеру нашего начальника, - продолжал прапорщик. - Мы же с ним не один год знакомы. А сегодня вызвал его, поговорил с ним, и уже совсем другой человек.
   - О чём же он с ним говорил?
   - Кто же его знает? Только после того, как они поговорили, я заглянул к полковнику, а на нём лица нет.
   - Как это, нет?
   - А вот так: другое лицо.
   - Может быть, тебе показалось?
   - Ты, что, меня за идиота принимаешь? Был полковник чёрный, а стал рябой. Пока с ним говорил, поседел весь.
   - Что же этот Царь ему наговорить мог?
   - Вот и я хотел узнать. А полковник так заорал на меня, что я сам чуть не поседел.
   - Ну, так ты бы подсадил к этому Царю стукача, он тебе всё бы и рассказал.
   - Я же говорю, что это невозможно. Любого отморозка к нему подсадишь, а от него уже не отморозок, а другой человек выходит.
   Прапорщик почему-то перешёл на шёпот.
   - Ты представляешь, в нашей тюрьме стучать перестали. Это же нонсенс, такого нигде нет. А началось всё с того, как он одному зэку сказал, что тот умрёт. Это не байки, я сам всё своими глазами видел. Представляешь, Царь ему это сказал, а тот взял сразу, и умер.
   - А ты сам с ним разговаривал?
   - Нет.
   - Ну и правильно, что боишься.
   - Почему это я боюсь? - обиделся прапорщик.
   - Да ладно тебе... Передо мной-то не надо хорохориться. Я же тебя насквозь вижу.
   - Чего ты там видеть можешь? Ничего я его не боюсь.
   - То-то ты такой взвинченный пришёл, и за бутылку сразу.
   - Никакой и не взвинченный. Просто выпить захотел.
   - Да если бы ты в нормальном состоянии бутылку водки заглотил, тебя бы давно врачи откачивали бы, а у тебя ни в одном глазу.
   - Слушай, и вправду, я же целую бутылку оприходовал!
   - Вот и я говорю, не связывайся ты с ним.
   - Да с чего ты взяла, что это из-за него? Просто водка левая какая-то попалась.
   - То-то вы с шурином на прошлой неделе этой левой нализались, не знали, как и успокоить. - Жена внимательно посмотрела на мужа. - С левой бы у тебя голова болела бы. У тебя голова болит?
   - Нет.
   - Так вот, ложись спать. Пусть теперь у твоего полковника голова болит.
   Стоило только прапорщику коснуться головой подушки, как все проблемы перестали существовать. Не было ни полковников, ни царей. Не было вообще ничего. Был только сон без сновидений. Сон, который может быть только после выпитой бутылки водки.
   Ему бы послушаться жену, проснуться утром, выпить рассольчика, навернуть тарелочку кислых щей, да и отправиться бы на службу выполнять приказ полковника, так ведь нет. Уже не Царь, а жена, как оскомина, застряла у него в зубах. Какой же он мужик, если советы бабы слушать будет? А это её: "Ну и правильно, что боишься!". Это уж ни в какие ворота не лезет! Это кто боится? Он? Кого? Какого-то вонючего зэка? Да он таких зубров обламывал! Да что там, зубры? Воры в законе перед ним на цирлах ходили. А тут, мальчишка сопливый. Тут не просто поговорить с ним надо, а поговорить с пристрастием, поговорить так, чтобы этот Царь кровью харкал, чтобы в ногах валялся, вот как поговорить надо. Это уже не простое любопытство, здесь принцип. Тут уж или пан, или пропал.
   После этого случая жизнь прапорщика каким-то странным образом изменилась. От того спокойного, размеренного и полностью предсказуемого состояния, в котором он находился последние несколько лет, не осталось и следа. Вроде бы всё шло, как всегда, но что-то новое, неспокойное, постоянно теперь раздражало его. Где бы он ни находился, что бы ни делал, мысли его непременно вертелись вокруг Царя. Ноги сами, помимо воли, каким-то образом, приносили его к заключённому. И когда прапорщик пытался объяснить себе, зачем он здесь, и кто его сюда послал, то никаких объяснений в голову не приходило. Он заходил в камеру, садился на табуретку и просто смотрел на Царя. При этом то внутреннее состояние, которое не давало ему покоя ни днем, ни ночью, вдруг исчезало куда-то. Духовное равновесие, или, точнее сказать, - гармония, овладевала им, и он, поглощённый этой сладостной пучиной, сидел и не только не мог, но и не хотел возвращаться в этот мир с его вечными интригами, с суетой, которая ровным счётом ничего не решала, а если что и приносила, так только вред. Он готов был сидеть в камере Царя вечно, но где-то далеко внутри его остатки сознания делали своё чёрное дело. Они выводили прапорщика из транса и возвращали его в реальный мир. Он вставал и, понурив голову, молча выходил из камеры. Стоило лязгнуть замку железной двери, как прапорщик вновь оказывался в этом привычном, злом, становившимся с каждым разом всё противнее и противнее мире. Раздражение, которое мучило прапорщика в последнее время, становилось ещё больше, а сознание, как у всякого русского человека, задавало только один вопрос: "Кто виноват? Кто нарушил эту комфортную, привычную жизнь? Кто гложет его душу и днём и ночью? А самое главное - зачем?". Ответ напрашивался только один - Царь. Это всё он. Это всё из-за него. Всё тело прапорщика начинало трястись от злости, Он придумывал всевозможные каверзы, которыми можно будет раздавить, уничтожить своего обидчика. И он уже не шёл, а бежал в камеру, чтобы сразиться с противником: входил, садился на табуретку напротив Царя, и всё повторялось сначала.
   Заключённые, сидевшие вместе с Царём, обычно не произносили ни звука, но однажды Скрипач нарушил эту традицию.
   - Что-то вы зачастили к нам, гражданин начальник.
   Эта реплика моментально спустила прапорщика на грешную землю. Он вскочил с табуретки и с удивлением посмотрел на Скрипача.
   - Я здесь потому что... - прапорщик вдруг понял, что ничего не может ответить.
   - Потому что вы ушли оттуда, а куда дальше идти, не знаете, - пришёл на помощь ему Царь.
   - Откуда, оттуда? - удивился прапорщик.
   - Оттуда, где теперь вас больше нет, - улыбнулся Царь. - Но вы не волнуйтесь, всему своё время. Главное - решиться на первый шаг, а уж дальше всё само сложится.
   - Что сложится?
   Неожиданно прапорщик осознал глупость своего положения. Он, как дурак, стоит перед зэками, а те несут какую-то ахинею и потешаются над ним.
   Желваки заиграли на его лице, а тело задрожало от злости.
   - Ну вы ещё пожалеете, что связались со мгой, - процедил он сквозь зубы и вышел из камеры.
   Когда сержант закрывал за прапорщиком дверь, до ушей донеслись слова Царя, которые предназначались Скрипачу:
   - До чего же трудно сделать этот первый шаг!
   От этих слов прапорщик ещё больше разозлился. Он ничего не понял из того, что говорил Царь, но он прекрасно осознавал, что слова, которые он услышал, выходя из камеры, были о нём.
   Доведённый своим положением до белого каления, прапорщик почти бегом уносил ноги от проклятой камеры. Неизвестно, куда бы он ушёл, если бы голос дежурного офицера не остановили его.
   - Никита Сергеевич! Вас уже час везде ищут. Срочно зайдите к полковнику, он вас ждёт.
   Если бы прапорщик мог видеть себя со стороны, то, к своему удивлению, увидел бы, что, когда он зашёл к полковнику, лицо его было красное, как после бани, глаза навыкате, а лоб покрывали крупные капельки пота. Но прапорщик ничего этого не видел и поэтому не понимал, почему полковник с таким удивлением разглядывает его.
   - Откуда это вы такой? - спросил полковник заговорческим голосом после продолжительной паузы.
   - От него, - почему-то шёпотом ответил прапорщик.
   - Кого его?
   - Царя.
   - И что вы у него делали?
   - Ничего.
   - Зачем же вы тогда пришли к нему?
   - Просто пришёл, и всё.
   - Как это, просто?
   - Я сам не знаю. Хотел поговорить.
   - Ну и как, поговорили?
   - Поговорил.
   - О чём?
   - Не знаю.
   - Как это, не знаете? Говорили, и не знаете, о чём?
   - Не знаю. Ахинею какую-то плели. Даже повторить не могу.
   - Почему же вы тогда так взволновались?
   - Потому что про меня говорили.
   - Что говорили?
   - Я же сказал - не знаю.
   Полковник с подозрением посмотрел на прапорщика. Он хотел спросить его, не болен ли тот, но, вспомнив свою беседу с Царём, решил этого не делать.
   - Я, собственно, вызвал вас из-за Царя.
   - Он, что, и вас тоже...? - шёпотом спросил прапорщик.
   - Чего, тоже? - не понял полковник.
   - Извините, это я так, не подумал.
   - Вот я вас и вызвал к себе, чтобы подумать. Завтра к нам прибывает партия заключённых.
   - И что, среди них есть такой же? - прапорщик многозначительно повертел пальцем у веска.
   - Нет, обыкновенные преступники: воры и убийцы.
   - А при чём же здесь Царь?
   - Царь здесь ни при чём. Вернее, при чём. Один убийца непростой.
   - Как это?
   - Это убийца отца Царя. Почему он попал в наше учреждение - одному Богу известно, видимо, в управе проглядел кто-то, но факт остаётся фактом - завтра он будет у нас, и все проблемы, связанные с этим, будут наши.
   - Вот это да! Вот это подарок! - обрадовался прапорщик. - Мы его в камеру Царя и посадим!
   - Ты что, с ума сошёл? Ты представляешь, чем это может закончиться?
   - Товарищ полковник, этого шанса нельзя упускать! Вы представляете, как этот святоша хренов завертится? Он же сейчас в авторитете, а после этого всё на свои места встанет. Нет, этого никак упускать нельзя!
   - Я бы категорическим образом запретил это делать, если бы не ещё одно обстоятельство.
   Прапорщик впился глазами в полковника.
   - С завтрашнего дня у вас будет новый начальник. Меня переводят в другое учреждение. Ни про каких царей ваш новый шеф, естественно, ничего не знает. Так что, пользуйся случаем, прапорщик, а я умываю руки.
   - Спасибо, спасибо, товарищ полковник, непременно воспользуюсь.
   - Вот, собственно, и всё. Иди, я тебе и так сказал больше, чем следовало.
   Прапорщик развернулся, чтобы покинуть кабинет, но полковник снова остановил его.
   - Сергеич, сегодня вечером у меня отвальная будет, так ты про это дело помалкивай. Понял?
   - Могила, товарищ полковник! - Прапорщик лихо козырнул и вышел из кабинета.
  
  
  -- Глава 12
   Статья, по которой был осуждён Михаил Александрович, предусматривала очень строгий режим содержания заключённого. Однако законы законами, а в конечном итоге, всё решают обыкновенные человеческие отношения. Нет, выйти за пределы зоны он, конечно, не мог, но, что касается жизни внутри её, то с годами всё как-то обустроилось и особенно не угнетало бывшего полковника, если не считать самого лишения свободы. Блатные не трогали его, более того, человек, который на дуэли защищал честь своей дочери и зарубил своего обидчика саблей, вызывал уважение у них. Администрация тоже проявляла к нему снисходительность и иначе, как "товарищ полковник", к Михаилу Александровичу никто не обращался. Тюремные работы приносили ему скорее удовлетворение, чем раздражение. Дело в том, что его увлечение компьютерами не осталась незамеченным и здесь. Заключённый поддерживал работу всех программ, которыми пользовалась зона. Он свободно заходил в кабинеты, где его всегда ждали и всегда были рады ему. Единственное, к чему не мог привыкнуть полковник, так это к разлуке с семьёй. Это мучило и делало его жизнь невыносимой. И только когда мысли погружались в формулы программ, тоска переставала терзать его, давая небольшой перерыв. Администрация понимала это и делала для Михаила Александровича исключение. Он мог писать письма домой без всяких ограничений, и получать письма с воли в любом количестве. Писем всегда было много. Жена и дочь писали независимо друг от друга. Ответы шли на каждое его письмо. И, порой, Михаил Александрович специально не хотел отвечать на письма, понимая, что у его женщин есть заботы и кроме него, и нельзя отнимать у них столько много времени, но, получив письмо, он садился и тут же писал ответ, не в силах выждать не только недели, но и нескольких минут. Особенно он любил писать и читать письма дочери. Отношения с дочерью у полковника были особенные. Это был тот редкий случай, когда разница в возрасте ни в коей мере не мешала понять мысли и чувства друг друга. У Кати и Михаила Александровича не было запретных тем. Всё, что было на духу, незамедлительно передавалось другому, не рискуя нарваться на критику или нравоучение. Полковник читал письма дочери и как будто оказывался дома среди родных его людей. Катя, получая письма, перемещалась в тюрьму и подставляла свои хрупкие девичьи плечи, помогая отцу нести его тяжёлый крест. О своих отношениях с мужем Катя писала мало. Видимо, у неё не сложилось с ним такого взаимопонимания, как с отцом. Но всё когда-то прекращается, и в одном письме Михаил Александрович однажды заметил какую-то недоговорённость. Дочь что-то скрывала от него. Он с нетерпением ждал следующего письма, ожидая получить ответы на взволновавшие его вопросы. Но следующее письмо оказалось ещё загадочнее. В нем дочь писала о своём муже: "... папа, это страшный человек. Это он развёл меня с Димой, это он повинен в том, что ты сидишь в тюрьме. Всё, что соприкасается с ним, обречено на гибель. Я тоже не исключение. Я очень боюсь, папка! Главным образом, за сына. Этот монстр сожрёт и его".
   На письме отчётливо были видны разводы от капель. Не было никаких сомнений, что Катя плакала, когда писала его.
   Мысленно Михаил Александрович пытался проанализировать ту информацию, которую он получил, но ничего не получалось. Почему вдруг Володя превратился в монстра? При чём тут Дима? И почему вдруг именно зять посадил его в тюрьму? На работу он устроился по интернету, об этом Володя не знал и не мог знать, а что касается пропавшей базы данных, так здесь и думать нечего - зять разбирался в компьютерных программах примерно так же, как свинья в апельсинах.
   Полковник забрасывал дочь письмами, но ответа от неё не получал. Он писал жене, но та тоже молчала. Михаил Александрович однажды даже написал зятю, но и тот не ответил. Будто сговорились все.
   Состояние доведённого до отчаяния, несчастного отца и мужа не могло не сказаться на его работе. Занимаясь программами, он не мог сосредоточиться, и поэтому долго не понимал, что, собственно, от него хотят. Работая как-то в кабинете начальника по режиму, он даже чуть не поругался с ним.
   - Вы сами не знаете, что вы хотите, - зло прорычал он начальнику, когда тот в очередной раз забраковал его работу.
   - Михаил Александрович, голубчик, что с вами происходит? Мы раньше друг друга без слов понимали, а в последнее время вы элементарных вещей не понимаете. Чем у вас голова забита?
   - А чем она может быть забита у арестанта? Формулируйте задачу чётко, тогда и результат будет, гражданин майор, - с раздражением ответил полковник.
   Но майор не обиделся. Напротив, он положил свою руку на плечо Михаила Александровича и заглянул ему в глаза.
   - Да полно вам. Какой я вам гражданин? Неужели вы не видите, как к вам все относятся? У вас что-нибудь случилось? Может быть, я могу вам чем-то помочь?
   - Чем же вы мне поможете? Вы же не можете отпустить меня отсюда? А мне сейчас позарез надо дома быть.
   - Значит, дома что-то стряслось?
   - Не знаю. Писем уже месяц как нет.
   - Да, если принять во внимание, что писали вам почти каждый день, это очень серьёзный аргумент.
   - А я сижу здесь и ничего не могу сделать! Какие уж тут компьютеры?
   - Да, отпустить вас отсюда не могу не только я, но и начальник колонии. Хотя выход можно найти и в этом положении.
   - Какой же здесь может быть выход?
   - Дело в том, что меня направляют в командировку, в управление, а оно находится в вашем городе.
   Михаил Александрович с надеждой посмотрел на майора.
   - Командировка короткая. Нужно будет только присутствовать на совещании, это всего один день. Но, я думаю, что начальник не будет возражать, если я немного задержусь.
   - И вы зайдёте ко мне домой?!
   - Я же сказал, что надо ещё у шефа добро получить.
   - И когда вы это добро получите? - вырвалось у полковника.
   - Да хоть сейчас.
   - Геннадий Иванович, голубчик, можно я вас здесь подожду?
   - Да, дело, должно быть, действительно серьёзное. Хорошо, сидите здесь, я скоро приду.
   Майор встал и решительно вышел из кабинета.
   Время - понятие относительное. Если для майора визит к начальнику длился всего час, то для Михаила Александровича, наверное, прошла вечность. Он ходил по кабинету, как тигр в клетке, выкуривал одну папиросу за другой и умудрился выкурить не только своё курево, но даже пачку сигарет, которую майор забыл на столе. Поэтому, когда майор вернулся, ничего, кроме дымовой завесы, он не увидел.
   - Ничего себе, - только и мог сказать он.
   - Ну как? Разрешил? - тут же подбежал к нему полковник.
   - Разрешил. Так и сказал: "Приказываю вам выполнить распоряжение товарища полковника".
   - Слава тебе Господи! Геннадий Иванович, вы когда выезжаете?
   - Завтра.
   - Можно я с вами письма передам?
   - Какие письма? Разве вы их не отослали сегодня?
   - Да, действительно. Это у меня просто голова кругом пошла.
   Майор ухмыльнулся и похлопал полковника по плечу.
   - Ничего, всё будет хорошо.
   - А программу я вам сделаю, - вдруг всполошился Михаил Александрович. - Пока вас не будет, как раз и закончу.
   - Не надо. Сначала решим ваши проблемы, а потом наши. Всё равно, до моего возвращения вы не успокоитесь.
   Вот только когда Михаил Александрович осознал весь ужас своего положения. Вот только когда он понял, что такое тюрьма. Привыкнуть можно ко всему: и к тюремному режиму, и к питанию, далёкому от совершенства, привыкнуть можно даже к разлуке с близкими. Но что делать, когда сердце чувствует, что с самыми любимыми и дорогими людьми творится несчастье? Что делать, если сердце рвётся из груди на выручку им? Рвётся и не может ровным счётом ничего, потому что его держат за решёткой, и нет такой силы, которая могла бы выпустить его хоть на день, хоть на час, хоть на миг?
   За ту неделю, пока майор находился в командировке, Михаил Александрович осунулся и похудел. Лицо его стало каким-то серым, а глаза ввалились в ставшими чёрными глазные впадины. И поэтому, когда майор вызвал к себе "товарища полковника", к нему в кабинет вошёл разбитый горем старик. Он даже не обратил внимания, что в кабинете майора находился тюремный врач.
   - Вы были дома? - спросил старик майора.
   - Да. Вернее, нет, - ответил майор.
   - Жаль. - Михаил Александрович в отчаянии опустил голову. - Нет большего испытания для человека, чем тюрьма.
   - Есть, - тихо ответил майор. - Мужайтесь, товарищ полковник.
   Михаил Александрович с испугом посмотрел в глаза майору.
   - Вы меня неправильно поняли. Я был у вас дома, только у вас нет больше дома.
   - Как это, нет? А где же живёт жена?
   - У вас нет больше жены.
   - Что?! А Катя, вы Катю видели?
   - Я видел её могилу.
   Ноги полковника задрожали, и он медленно осел на диван.
   - Господи! Катенька! - зарыдал он. - Ведь ты же писала! Ты же всё предчувствовала! А Владимир - муж Кати, что он говорит?
   - Владимира тоже нет. Он застрелен бандитами.
   - Так это он Катю убил?
   - Это был несчастный случай. Она сорвалась с обрыва.
   - А внука куда дели? Он у второго дедушки?
   - Второй дедушка тоже умер.
   - Господи, да что же это творится? Но ребёнка должны были куда-то определить?
   - Мужайтесь, товарищ полковник. Тюрьма - это не самое плохое, что может быть.
   - Что?! И внук?!
   Майор отвёл глаза и опустил голову.
   Михаил Александрович медленно встал с дивана, как-то неестественно дёрнулся и, белый как полотно, упал без сознания.
   Врач нащупал у больного пульс и посмотрел на майора.
   - Ну что ж, ты своё дело сделал, теперь я своё делать буду. Несите его в лазарет.
   Заключённого положили на носилки и отнесли в тюремную больницу. После того, как врач расшифровал электрокардиограмму, его рука решительно и без всяких сомнений записала в карточке больного диагноз - инфаркт миокарда.
   Единственное, что администрация зоны могла сделать для Михаила Александровича после его выздоровления, так это только заменить режим содержания: со строгого на общий, что и было сделано без всяких промедлений.
   Благими намерениями выложена дорога в ад. Да разве стали бы хлопотать за несчастного полковника, если бы знали, каким окажется этот общий режим, и с кем в этом режиме предстоит встретиться их протеже?
  
   Увы, увы, и ещё раз, увы! Человек, как бы он ни старался, как бы ни хлопотали за него другие, не в состоянии ничего изменить в своей судьбе, данной кем-то свыше. Он может только сделать выбор, предоставленный, опять-таки, той же судьбой. Но это случается крайне редко. Обычно он, не понимая, что с ним происходит, слепо подчиняется неведомой силе, всегда надеясь на благополучие. Однако у судьбы и человека разные планы.
  
   Арестантский поезд уносил Михаила Александровича из зоны строгого режима, где он уже вполне адаптировался, в тюрьму общего режима, где всё надо было начинать сначала.
   Колёса поезда стучали монотонно, погружая заключённых в сон. Но полковник не мог уснуть. Он в десятый, а может быть, и в сотый раз повторял про себя выученное наизусть последнее письмо дочери. Со стуком колёс в голове пульсировала одна и та же мысль: "Почему всё так произошло? Почему главные подозрения дочери пали на её собственного мужа? Неужели, она права? Но если она права, и если предположить, что дуэль была кем-то подстроена, то..." Нет, он даже в мыслях не мог допустить, что тогда. Потому что, если это допустить, то он становился убийцей ни в чём не повинного человека, своего друга. "Нет, она что-то напутала, не разобралась. Но, если напутала, то почему так всё получилось? Ведь погибли все". Но, чем больше думал полковник, тем больше вопросов возникало.
   Наконец поезд прервал лихорадочный бег его мыслей. Вагон остановился, и заключённых стали выводить.
   После медосмотра и душа арестантов поодиночке вызывали в отдельную комнату, где им выдавали бельё и отправляли по камерам. Войдя в комнату, Михаил Александрович увидел прапорщика, который сидел за столом и что-то записывал в журнал. Увидев вошедшего, прапорщик расплылся в издевательской улыбке и даже привстал со стула.
   - Батюшки, кто к нам пожаловал! Неужели, сам господин полковник?
   Прапорщик с любопытством разглядывал вошедшего.
   - Здоровье своё поправить приехали? Ну что ж, дело нужное. И место хорошее выбрали. Чем у нас не санаторий?
   Михаил Александрович ничего не отвечал.
   - Что же вы такие неразговорчивые? Мы же к вам со всей душой. Ждали вас. Сюрприз приготовили.
   При этом прапорщик указал на валявшее в углу бельё.
   - Извольте отдохнуть с дорожки. Сейчас вас и в опочеваленку проводят.
   Заключённый взял бельё и вышел за сержантом, который уже ждал у дверей.
   Михаил Александрович уже достаточно хорошо знал тюремные порядки, поэтому, войдя в камеру, он сразу спросил:
   - Кто у вас смотрящий?
   В камере находилось пять человек. Заключённые не обратили никакого внимания на вошедшего. Только один парень лениво повернул голову и осмотрел новенького.
   - К Царю подойди, - ответил он и указал на человека, читавшего книгу, лица которого не было видно.
   Полковник подошёл к смотрящему, и тот поднял голову.
   Одного мгновения хватило Михаилу Александровичу, чтобы понять, перед кем он стоит. В глазах тут же потемнело и, выронив бельё, полковник схватился за сердце.
   - Скрипач! Воды, быстро! - скомандовал Царь.
   Заключённые быстро уложили новенького на нары. Скрипач расстегнул одежду и стал поливать полковнику грудь водой. Наконец глаза новенького медленно открылись.
   - Может быть, позвать врача? - спросил у него Царь.
   Полковник отрицательно покачал головой
   - Ты хоть можешь сказать, кто ты такой?
   Новенький отвёл глаза и еле слышно проговорил:
   - Я - убийца твоего отца.
   Только после этих слов Царь узнал собеседника. Из бодрого и жизнерадостного, он превратился в разбитого горем старика, узнать в котором своего без пяти минут тестя было невозможно. На этот раз Царь не мог отойти от шока. Теперь он смотрел на новенького и не мог произнести ни слова. И только минут через пять эта немая сцена закончилась. Губы Царя ожили и еле слышно произнесли:
   - Как это случилось?
   - Все наши неприятности начались с твоей свадьбы, которая так и не состоялась, - начал полковник.
   Царь слушал рассказ, а в его сознании возникали образы давно минувших дней. Его мозг с одинаковым успехом рисовал картины как из прошлого, участником которых он был, так и из историй, услышанных от рассказчика. Более того, внутреннее чутьё, или, вернее сказать, дар, открывшийся в последнее время, дополняли картины, и он уже видел то, что не мог знать ни Дима, ни Михаил Александрович. Царь сидел с закрытыми глазами, и порой казалось, что он не слушает собеседника, а думает о чём-то о своём. Но стоило полковнику замолчать хоть на мгновение, как он понимал, что это не так.
   - Значит, вы поверили этой долговой расписке? - не открывая глаз, спросил Царь, когда полковник сделал паузу. - Она действительно была. Только рассчитаться иным образом означало совсем другое. Я просто должен был пригласить Серого и его друзей на свадьбу. А деньги я у них занял на кольца. Вы же знаете, что кольца должен покупать жених, а не родители.
   - Скорее всего, я бы не поверил одному клочку бумажки. Был и ещё один сильный аргумент.
   Полковник замялся и тихо произнёс:
   - Катя своими глазами видела тебя там.
   - И это истинная правда. Меня, так же как и Катю, затащили в этот бордель обманным путём.
   - А тебя зачем?
   - Для того, чтобы я увидел Катю.
   - Но для чего это надо?! И кому?!
   - Как, кому? Рабу. Вам разве дочь не рассказывала, что он перед всей группой пообещал жениться на Кате?
   - Да, действительно, припоминаю. Но ведь это была шутка. На это даже внимание никто не обратил.
   - Вот здесь собака и зарыта. Гордыня всему виной. Действительно, над Рабом тогда все посмеялись. Можете себе представить, как было задето его самолюбие! Раб не тот человек, кто это оставит без ответа. Вот он перед свадьбой и познакомил меня с Серым.
   - Он познакомил тебя с Серым?!
   - Да, он.
   - Господи, какой я дурак! Я же вместе с ним занимался расследованием этого случая с Катей. Выходит, что всё моё расследование было ничем иным, как хорошо разыгранным спектаклем?
   - Что-что, а просчитать поступки и мысли человека он умеет.
   - Умел, - поправил Царя Михаил Александрович.
   - Значит, и на него управа нашлась?
   - Да. Я не знаю, как это произошло. Знаю только, что он убит в перестрелке с бандитами.
   - Монстр сжирает себя только тогда, когда жрать ему больше нечего.
   - Именно - монстр. Катя так в письме и написала о нём.
   - Что с Катей? - вдруг забеспокоился Царь.
   - Она погибла, - грустно ответил полковник.
   Царь закрыл лицо руками и замолчал. Он сидел неподвижно. Не было даже заметно, как он дышит. Сокамерники уже забеспокоились, но слабое движение губ Царя снова оживило его лицо.
   - Значит, он сожрал и её?
   - Катя перед смертью тоже так думала. Но в данном случае его вины нет. Она просто оступилась и упала в обрыв.
   - Разве есть вина пистолета в том, что человека убивают? Виноват тот, кто управляет этим пистолетом.
   - Ты считаешь, что это не случайность?
   - Может быть, и случайность. Только это не простая, а неизбежная случайность.
   - Что значит, неизбежная?
   - Как бы человек ни старался обезопасить себя и свой автомобиль, автокатастрофы были, есть и будут - это неизбежно. Но, если рассматривать каждую катастрофу в отдельности, то нет сомнений, что она произошла по случайности. Всё дело в том, что человек, едущий в автомобиле, находится в зоне риска и, что бы он не предпринимал, всё равно случайность произойдёт. Она становится неизбежной. Единственный способ избежать её - это не садиться вообще в автомобиль, не входить в зону риска.
   - Однако есть много людей, которые управляли автомобилем всю жизнь и не попадали в катастрофу.
   - Вы же любите математику, Михаил Александрович. Подсчитайте вероятность негативного события, и вы убедитесь, что это происходит потому, что им не хватает жизни, чтобы использовать все возможные варианты. Они попросту не доживают до того события, которое должно произойти. Представьте, что человек живёт не 80-90 лет, а, скажем, 200-300. В этом случае человек никогда бы не сел за руль автомобиля, потому что шансов бы у него не было.
   - Одно дело - автомобиль и теория вероятности, а другое дело - Катя.
   - Абсолютно никакой разницы. Она оказалась в зоне риска, она соприкоснулась со злом, поэтому случайность стала неизбежностью. А мы, самые близкие её люди, вместо того, чтобы не пускать в эту зону, сами её туда подталкивали. Разве вы, когда узнали о Катиной беде, попытались отвести её от зла? Нет, вы стали искать виноватого. А я? Разве я вёл себя как-то иначе? Нет, я тоже обвинил её. Вот вам и закономерный результат: Кати больше нет, а мы оба сидим в тюрьме.
   - Но кто же мог знать, что...
   - Это математику можно знать, - перебил полковника Царь, - а, что касается таких понятий, как добро и зло, так здесь не знать надо, а верить. Поверил бы я Кате, и была бы она сейчас жива и здорова, поверили бы вы мне, никакой дуэли с моим отцом не было бы.
   - Да, эта дуэль, - задумчиво произнёс полковник. - Кто бы мог подумать, что всё так закончится. Виной всему проклятая перчатка. Я пытался снять её с руки, а она вырвалась и угодила прямо в лицо твоему отцу. Дальше всё произошло, как в тумане: твой отец расценил это, как вызов, и набросился на меня. Мне ничего не оставалось, как защищаться. Я сам не понимаю, когда я сделал этот удар. Как-то автоматически всё произошло, случайно.
   - И опять неизбежная случайность.
   В это время что-то скрипнуло у дверей. Внимание всех моментально переключилось на источник звука. Тихие шаги удалялись от камеры с другой стороны двери, а задвижка глазка, в который надсмотрщики подсматривают за заключёнными, еле заметно покачивалась, издавая характерный скрип.
   - Подслушивали, суки! - выругался один заключённый.
   - Скорее, подсматривали, - поправил его другой.
   Собеседников в камере, действительно, не только подслушивали, но и подсматривали. И как бы тихо ни пытался прапорщик отходить от камеры, его шаги всё равно были услышаны заключёнными.
   Никита Сергеевич опять уходил в расстроенных чувствах. Вроде бы всё вышло, как он хотел. Ему удалось столкнуть лбами Царя и убийцу его отца. Но не было самого главного. Ему не удалось сломать Царя. Заключённый не удостоил его кровавой разборкой со своим обидчиком. Прапорщик и на этот раз был побеждён. Однако сегодня произошло нечто другое. Сегодня он злился не на Царя, а на себя. Сегодня он впервые понял то, что говорил Царь полковнику. "Неужели я такой глупый? - спрашивал он сам себя. - Ведь это так просто, а я ничего раньше не понимал. Зона риска. Вот в чём весь секрет, вот где собака зарыта. Действительно, все наши неприятности происходят именно из-за этого. А я, старый козёл, в самом эпицентре этой зоны и нахожусь".
   Никита Сергеевич решительно прошёл в приёмную начальника, попросил у секретаря лист бумаги, быстро написал на нём что-то, и зашёл в кабинет.
   Начальник сидел за столом и внимательно читал какие-то документы. По его лицу было видно, что случилось нечто необычное. Увидев прапорщика, он ничего ему не сказал, а только показал рукой на стул.
   - Здравия желаю... - начал, было, прапорщик.
   - Да уж, какое тут, к чёрту, здравие, - оборвал его начальник, не отрывая глаз от бумаг.
   Вдруг он внезапно оторвался от документов и удивлённо посмотрел на вошедшего.
   - А кто вас вызывал? Я же только хотел послать за вами, а вы уже здесь.
   - У меня рапорт, товарищ подполковник.
   - Какой ещё рапорт? Мне только рапорта не хватало. В отпуск, что ли, собрались?
   - Никак нет. Я хочу уйти из зоны, - начал объяснять прапорщик.
   - Так вы и насчет зоны в курсе? Интересно узнать, откуда?
   - Какой зоны? - не понял начальника Никита Сергеевич.
   - Как, какой? Той, откуда вы хотите уйти, и куда я хочу вас послать.
   - Ой, извините, товарищ подполковник, я хотел сказать совсем другое. Это рапорт о моём увольнении.
   - Час от часу не легче! И позвольте узнать причину?
   - Я хочу выйти из зоны.
   - Да я вас ещё и не посылал в зону.
   - Я имею ввиду зону зла. Мы все здесь находимся в зоне зла и поэтому сами вольно или невольно становимся частью зла.
   - Что?! - У начальника даже рот от удивления открылся. - Ваша фамилия, случайно, не Толстой? А может, вы Достоевский? У вас со здоровьем всё в порядке?
   - Теперь всё. Это я раньше слепым был. Не видел, что творится вокруг.
   Начальник постепенно пришёл в себя. Он явно решил поиграть с прапорщиком, как кошка с мышкой.
   - Значит, вы утверждаете, что все мы творим здесь зло и издеваемся над бедными заключёнными?
   - Так точно, товарищ подполковник, я так считаю.
   - А вы никогда не задумывались, кто это такие - наши заключённые? Так вот, позвольте вам напомнить. Они воры, убийцы и насильники.
   - Они такие же люди, как и мы с вами.
   - Очень интересно! Продолжайте, прошу вас. Расскажите мне, какой я вор, насильник и убийца.
   - Если бы вас, товарищ подполковник, в своё время поместили бы в те условия, в которые поместили наших подопечных, то и вы бы были вором, насильником или убийцей. Мы с вами отличаемся от них лишь тем, что не находились в зоне риска.
   - Значит, ты предлагаешь простить их всех?
   - Ничего я не предлагаю. И прощать их не за что. Общество сделало из них преступников, и теперь гноит их в тюрьме. А в чём они виноваты? В том, что общество воспитало их такими?
   - Ну, вот и приехали. Наконец-то. А то я всё ждал, когда же найдут крайнего. Вот и нашли. Общество, оказывается, во всём виновато. Да известно ли тебе, что два процента людей уже рождаются потенциальными преступниками. Это не домыслы твои - это медицинский факт.
   - Значит, мы в тюрьмы людей бросаем по медицинским показаниям? Странно, почему тогда глухих и слепых не сажают в тюрьмы? Они тоже родились инвалидами и тоже мешают обществу: работать не могут, а кушать им подавай.
   Беседа уже начала надоедать начальнику. Ни у него, ни у прапорщика не было достаточно аргументов, чтобы доказать свою правоту. Да и кому эти доказательства нужны? Не изменится же весь мир из-за этих доказательств? Поэтому, чтобы закончить эту тему, подполковник воспользовался самым главным неопровержимым аргументом.
   - Что бы мы с вами ни говорили здесь, уважаемый Никита Сергеевич, а тюрьмы были, есть и будут не только в нашей стране, но и во всём мире. Потому что нет ещё такого человека, который мог бы вывести заблудших овец из вашей, так называемой, зоны риска.
   - Есть такой человек, - тихо ответил прапорщик. - Это Царь.
   При этих словах лицо подполковника изменилось. Он широко раскрыл глаза и, не моргая, уставился на прапорщика.
   - Царь? Вы нашего имеете в виду?
   - Его самого.
   - Ничего тогда не понимаю. И полковник ваш тоже Царя требует.
   Никита Сергеевич вопросительно посмотрел на подполковника.
   - Дело в том, - взволнованным голосом начал подполковник, - что я вас и вызвал из-за этого Царя. Ваш бывший шеф, как вам известно, был переведён недавно начальником зоны строгого режима, - начальник многозначительно показал пальцем на бумаги, лежавшие на столе. - В зоне произошёл бунт заключённых. Они взяли заложников. В их числе и полковник. Троих заложников бандиты уже убили, а одному удалось бежать. Так вот, этот сбежавший передал слова полковника. Ваш бывший начальник просит срочно доставить в зону Царя, иначе эти звери убьют всех.
   - Да, кроме Царя с этим никто не справится, - задумчиво сказал прапорщик.
   - Я тут дело этого Царя посмотрел, - продолжал подполковник. - Парню сидеть осталось меньше месяца.
   - Кроме него никто не справится.
   - Ты представляешь, ему на свободу надо выходить, а мы его в этот кошмар кинем.
   - Всё равно, вы без Царя ничего не сделаете.
   - Ты поговоришь с ним? Я же не могу ему приказать.
   - В таком деле вы никому не можете приказать. Конечно, поговорю.
   - А с рапортом твоим мы потом разберёмся. Закончим это дело и разберёмся.
   Прапорщик встал и направился к выходу.
  
   Всё изменчиво в этом мире: меняется мода, меняются взгляды людей, а, следовательно, и законы. Меняются даже сами люди, но неизменно одно - проблемы, с которыми сталкивается человек в своей жизни. И нет никакой разницы, в какое время эти проблемы решаются, будь то времена Иисуса, времена Шекспира или наше время. Меняется только форма, а суть всегда остаётся постоянной. Вероятно, именно поэтому так долго живут и традиции. Уже никто не помнит, кем они заведены, зачем они нужны, но человек свято соблюдает их и бережно передаёт последующему поколению. Никто не знает, кто завёл порядок пить чифир перед этапом, но его пили, пьют и всегда будут пить. Вот и в нашей камере чёрная кружка опять ходит по кругу.
   На шконках вокруг маленького столика расположились Михаил Александрович, Царь, Скрипач и прапорщик. Сидя с закрытыми глазами, они ждут кружки, чтобы отхлебнуть из неё два маленьких глотка и погрузиться в свои мысли.
   И, тем не менее, сегодня эта старая традиция отличалась от той, которая отшлифовалась голами. Во-первых, вместе с заключёнными сидел прапорщик, чего никогда в истории тюрем не было и, во-вторых, мысли всех четверых были заняты не воспоминаниями, не своими проблемами, а только одним - бунтом в зоне строгого режима.
   - Я думаю, ты справишься, - сказал прапорщик, сделав свои два глотка.
   - Я с тобой поеду, можно? - спросил Скрипач Царя.
   - А тебе-то зачем? Шею свернуть хочешь? Они Царя просили. Ты же не Царь? - переспросил его прапорщик.
   - Что ж ты думаешь, что я только струны подпиливать могу? Для чего ты рапорт начальнику подавал? Наверное, понял, что человек и рождается на земле, чтобы в конечном итоге стать царём.
   - Я не в том смысле, чудак-человек. Тебе же сидеть осталось совсем чуть-чуть, а ты в самое пекло лезешь.
   - Ты в этом пекле всю жизнь просидел, впрочем, как и я. Разве тебе не хочется хоть на мгновение человеком себя почувствовать?
   - Ну, а мне сидеть ещё долго. Дима, возьмёшь меня? - вмешался Михаил Александрович.
   - Там всё плохо будет, - тихо ответил ему Царь.
   - Тем более. Я же офицер, а там люди гибнут.
   - Как ты решишь, Царь, так и будет. Берёшь их в свою команду? - спросил прапорщик.
   - Я судьбой не распоряжаюсь. Это она нами всеми распоряжается. Если чувствуют, что надо - пусть едут.
   Чифир в кружке закончился, и вопрос о предстоящей командировке решился.
  
   Зона строгого режима, куда прибыл прапорщик со своей командой, походила на средневековую крепость, окружённую осаждающими войсками. Высокий забор зоны был окружён спецназом, который напоминал древних рыцарей. Сферы с пластиковыми забралами, щиты и бронежилеты, похожие на латы, - всё это для постороннего человека ассоциировалось с какой-то безобидной игрой или со съёмками фильма, однако люди посвящённые понимали, что являются не только свидетелями, но и непосредственными участниками ужасной трагедии.
   Генерал и полковник, расположившись в микроавтобусе, который служил им штабом операции, ломали голову, как выйти из сложившейся ситуации с минимальными потерями.
   - Время ультиматума кончается, - сказал генерал, глядя на часы. - Сейчас начнут убивать заложников.
   - Надо начинать штурм, - предложил полковник.
   - Тогда они перебьют всех заложников. Им терять уже нечего.
   - Они и так перебьют.
   - Перебьют, это точно. Но, может быть, не всех.
   В это время в штаб вбежал запыхавшейся капитан.
   - Товарищ генерал, Царя привезли!
   - Ну, вот и слава Богу! - Генерал перекрестился. - Давай его сюда. Используй, полковник, последнюю попытку. Если и она не даст результатов - тогда штурм.
   Прапорщик с тремя заключёнными тут же были проинструктированы и доставлены к генералу.
   - А почему трое? - спросил генерал у прапорщика.
   - Здесь Царь командует, а не я, - ответил тот. - Товарищ генерал, разрешите, я с ними пойду?
   - Это исключено. Бандиты отказываются вести переговоры с ментами. Они примут только зэков.
   - А может быть я... - начал, было, прапорщик, но генерал не дал ему договорить.
   - Некогда нам думать, дорогой мой. Время ультиматума уже кончилось. Они в любой момент могут начать убивать заложников.
   Трое заключённых с генералом вышли из автобуса и направились к зоне. Генерал взял в руки мегафон, чтобы обратиться к бандитам, но ничего не успел им сказать. В проёме окна показалась мужская фигура, обнажённая по пояс и обращённая к генералу спиной. Фигура не стояла на ногах, а висела на руках бандитов. Неожиданно фигура задергалась и раздался душераздирающий крик. Руки развернули мужчину. Генерал увидел полковника с вырезанной на груди звездой.
   - Это первый! - раздался выкрик из окна.
   Полковника вышвырнули на улицу.
   - Прекратите немедленно! - закричал в мегафон генерал. - К вам направляются трое заключённых для переговоров.
   В проёме окна показалась женская фигура с приставленным к горлу ножом. Тюремные ворота приоткрылись, и тот же голос из окна прокричал:
   - Давай, запускай! Если кто из ментов войдёт, голову ей отрежем!
   Царь, Скрипач и Михаил Александрович вошли на территорию зоны. Ворота тут же захлопнулись за ними.
   - За мной идите, - сказал им встретивший их заключённый.
   Подходя к зданию, Царь и его спутники остановились возле полковника, который лежал на земле, истекая кровью.
   - Не останавливаться - крикнул заключённый.
   Однако никто не обратил внимания на эти выкрики. Царь опустился на колено и наклонился над полковником.
   - Вот видишь, - прошептал полковник. - Ты же предупреждал меня тогда, а я не поверил.
   - Всё равно изменить ничего было нельзя, - ответил ему Царь. - Не переживай, для тебя всё уже кончилось.
   - Перенеси его в санчасть, - обратился Дима к Скрипачу.
   - Как же я один?
   - Вот этот тебе поможет. - Царь кивнул головой в сторону заключённого.
   - Я не буду, - замотал головой тот. - Мне не поручали.
   - Идите, - тихо сказал Царь.
   Заключённый послушно подошёл к Скрипачу. Они подняли полковника и вынесли его за пределы зоны. Дима и Михаил Александрович вошли в здание.
   Проходя по коридорам, они слышали сзади себя приглушённый ропот заключённых, которые образовали собой живой кордон:
   - Царь, Царь пришёл!
   - Который?
   - Тот, что молодой!
   Войдя в просторное помещение, они увидели заложников, к горлам которых были приставлены ножи. Увидев Царя, бандиты тут же убрали ножи и, не моргая, стали смотреть на пришедших. Бандиту, который сидел в середине комнаты, и который по своему виду был главным, эта перемена поведения своих подчинённых явно не понравилась.
   - Да это же мент! - пренебрежительно сказал он, глядя на Царя.
   Однако эта фраза ровным счётом ничего не изменила. Все заворожено продолжали смотреть на вошедших.
   - Ах ты сучёнок! Так ты крутой?! - Вожак в одно мгновение вытащил нож и прыгнул в сторону Царя.
   Бандитская рука уже замахнулась и описала круг, но Михаил Александрович успел дёрнуться и подставить свою грудь. Нож вошёл в его тело, и полковник рухнул на пол.
   - Братва, эта падла Царя замочить хотела! - выкрикнул кто-то из толпы.
   Серая масса заключённых, как лавина, оттеснила Царя и сомкнулась над своим недавним повелителем.
   - Хватит! - крикнул Царь.
   Но было поздно. Тот, кто всего несколько минут назад повелевал всей этой массой, лежал на полу неподвижно и бездыханно.
   Царь опустился на колени и попытался нащупать пульс полковника у горла. Но вскоре его рука оставила горло в покое, легла на лицо Михаила Александровича и закрыла ему глаза.
  
   Не всегда кружка с чифиром обходит зэков перед этапом. Есть ещё один день, который заключённые ждут с нетерпением, ждут и боятся. Как их встретит долгожданная воля? Что там, по ту сторону забора? Кто ждёт вчерашних узников? Хорошо, если есть куда идти, если ждали все эти годы. А если идти некуда, а если никто не ждёт? Нет, об этом лучше не думать. Разве стоит омрачать этот заветный день?
   В кабинете начальника тюрьмы, отдавая дань традиции, пустили кружку по кругу подполковник, прапорщик, Скрипач и Царь.
   - Ну, и куда ты теперь? - спросил Царя подполковник.
   - К людям, куда же ещё?
   - Ты думаешь, они тебя ждут? Им не до тебя, они заняты своими делами.
   - Здесь ты действительно был царём. А что будет там? - поддержал начальника прапорщик.
   - Царь, ты же можешь видеть будущее. Скажи, кем ты станешь на воле? - спросил Скрипач.
   - Свою судьбу не знает никто.
   - А я кем буду? - не успокаивался Скрипач.
   - Скрипач скрипачом и останется.
   - Ой, что ты! Время ушло. Пальцы уже никогда не наверстают упущенное.
   - Пальцы не наверстают, а вот голова не только наверстает, но и приумножит. Учиться есть чему и в тюрьме.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Музыку не только исполнять можно, но и придумывать.
   - А за базар ответишь? - засмеялся Скрипач.
   - Отвечу. Когда мы на твоём концерте встретимся, и отвечу.
   - Жаль, что ты судимый, - прервал их разговор подполковник. - С удовольствием тебе место предложил бы в нашей системе. Ты же здесь нужен. Раньше я воспринимал лозунг: "На свободу с чистой совестью" как издёвку, а теперь вижу, что был не прав. Приходя на работу, я совершенно не чувствую, что нахожусь в тюрьме. Есть в тебе что-то такое, что меняет человека, делает его лучше. А в нашем деле это очень важно. Я и с генералом уже о тебе говорил. Он и сам за тебя двумя руками, да всё эти проклятые инструкции.
   - Да я и сам понимаю, что здесь моё место. Но у судьбы, видимо другие планы. Вот и выходит, что из тюрьмы на волю ухожу, как в тюрьму.
   Все засмеялись.
   Прапорщик поставил пустую кружку на стол и спросил подполковника:
   - А про меня не забыли, товарищ подполковник?
   - Про рапорт твой?
   - Так точно.
   - Ну, а тебя-то там кто ждёт? Ты же уже сроднился с этими стенами.
   - Не хочу я в этой зоне зла быть. Не моё это.
   - Так вот и сделай её не зоной зла.
   - Мне это не дано. Я же не Царь.
   - А что тебе дано?
   - Я по дереву хорошо режу. Это мне дано, этим и жить буду.
   - Да, выходит, мне одному здесь оставаться. Нести, как говориться, свой крест.
   - Свой крест никому не передашь, - сказал Скрипач.
  
   Вот так и получается, живёшь с человеком бок о бок, помогаешь ему, делишься с ним хлебом и водой, переживаешь за него, а нести свой крест всё равно предстоит одному. И только попробуй попросить кого-нибудь помочь, только попробуй хоть один грамм переложить на другие плечи, так он начинает ещё больше давить. Ну, а если совсем захочешь избавиться от него, так он и вовсе тебя придавит - даже ойкнуть не успеешь.
  
  
  -- Глава 13
   Дима шёл по знакомым с детства улицам и не узнавал их. Ничего вокруг не изменилось, и изменилось одновременно. Вот тот же садик со скамеечкой, где он впервые поцеловал Катю. И садик тот же, и скамеечка та же, а Кати уже нет. Вот институт, где он учился. И институт тот, и так же звенят звонки после лекции, но на перемену выбегают уже другие студенты. И, как бы ты не вглядывался в их лица, всё равно ни одного знакомого не найдёшь.
   Он посетил могилы матери и отца, посидел у них, вспоминая своё детство, но ни отца, ни матери, ни, тем более, детства больше не было. Больше всего Дима просидел у Кати. Фотография, которая смотрела на него с памятника, была, как живая. Катя как будто хотела ему что-то сказать, но не могла.
   - Я понимаю тебя, - сказал он ей. - Каждый обязан нести свой крест, и ты ничем мне уже не поможешь.
   Уходя с кладбища, Дима заметил большую гранитную глыбу, расколотую пополам. Она была совсем недалеко от Катиной могилы. Он подошёл к ней и прочитал на её лицевой стороне: "Раб".
   "Вот уж действительно - Раб", - подумал он.
   Он съездил за город. Это было то самое место, где они с группой были на первом курсе. В его голове вдруг ожила картина, когда все студенты бегали почти голышом. Дима улыбнулся, вспоминая свои самые лучшие годы. Ему захотелось найти ту самую лодку, с которой он и Катя упали в воду. Пройдя вдоль берега, он действительно нашёл металлическую трубу, вкопанную в землю, к которой была привязана лодка, но вместо старой лодки к трубе был привязан красивый современный катер. Дима сорвал ромашки, сплёл их в венок и бросил рядом с катером, наблюдая, как они плывут по воде. Он оглянулся вокруг и увидел палку. Взяв палку, он попытался залезть на катер, чтобы достать венок, но тут же был остановлен грубым окриком.
   - Эй, ты, придурок! Куда полез? Не видишь, что это частная собственность?
   Неподалёку стоял верзила с заплывшим от жира лицом. Дима отошёл от катера и виновато улыбнулся.
   - Извините. Здесь раньше лодка стояла, я залез на неё, чтобы венок достать и в воду свалился.
   - Я сейчас по харе-то дам палкой твоей, так ты опять в воду свалишься!
   Дима молча отошёл от катера. Парень зло посмотрел ему в след и процедил сквозь зубы:
   - Чокнутый какой-то. Сигал бы просто в реку, так ему катер мой зачем-то понадобился.
   Уже смеркалось, и ноги сами понесли Диму домой. Подойдя к дверям, он нажал на звонок, совершенно не задумываясь, что открывать дверь ему было некому. Однако замок лязгнул и дверь распахнулась.
   - Вам кого? - спросила его с порога немолодая женщина.
   - Никого. Это мой дом.
   - Вася! - закричала вдруг женщина. - Тут сумасшедший какой-то! Разберись!
   Вася, огромный, как скала, появившись, закрыл собой не только женщину, но и весь дверной проём.
   - Тебе чего надо, мужик?
   - Я здесь жил, - опять повторил Дима.
   - Когда?
   - Шесть лет назад.
   - У-у, вспомнила бабка, як дивкой была!
   - Вот вернулся теперь.
   - А откуда вернулся? - спросил Вася.
   - Из тюрьмы.
   - Из тюрьмы?! Значит, ты из наших будешь?
   Дима вопросительно посмотрел на Васю.
   - Да я когда из зоны вернулся, тоже у разбитого корыта оказался: ни жены, ни дома, ничего.
   - Когда же её продали?
   - Да пока ты сидел, её чёрт знает сколько раз уже продавали. Я тоже денег срублю, и продам.
   - Что так?
   - Нечистая она, понимаешь! Здесь мужик один жил крутой, так его, представляешь, саблей зарубили. Фирма его с молотка пошла. Вдова погоревала, погоревала, да и тоже Богу душу отдала. Новый-то хозяин и въехать даже не успел - застрелили его. Истинно говорю тебе - не чисто здесь. Вот я и хочу продать от греха подальше.
   - Да, много чего случилось за это время.
   - Слушай, а что это мы с тобой в дверях стоим? Заходи. По стаканчику горилки залудим, а?
   - Да нет, спасибо. Это ведь моего отца саблей зарубили.
   - Господи, - Вася перекрестился. - Извини, ради Бога. А я-то, дурак, язык распустил.
   - Пойду я, - сказал Дима. - Желаю вам удачно квартиру продать.
   - Ну, как знаешь. А то, может, залудим по стаканчику?
   Дима молча помотал головой и поплёлся вниз по лестнице. Лязгнул замок его бывшего дома, и навсегда закрылась дверь в прошлое. Куда идти? Что делать? "Ты думаешь, они тебя ждут?" - вспомнил он слова подполковника.
   - Вот он, мой крест. И не скинешь, и не поделишься ни с кем, - сказал он сам себе. - Остаётся одно - нести и не скулить.
   Дима вышел на улицу и пошёл по направлению к вокзалу.
   На вокзале, как в муравейнике, суетились люди. Их было много, но они бегали со своими свёртками и чемоданами, совершенно не замечая друг друга. Было такое впечатление, что каждый отдельно взятый пассажир был абсолютно один, потому что ни он ни на кого не обращал внимания, ни его никто не замечал.
   Дима стоял в зале ожидания и с интересом рассматривал пассажиров.
   "Парадокс, - думал он. - В тюрьме, где человека лишают свободы и прячут его от людей, людей гораздо больше, чем здесь. Не только я, им и все остальные не нужны. Для чего же они тогда живут?
   Однако, как бы ни интересно Диме было наблюдать за пассажирами, пора было позаботиться о ночлеге. Дима отыскал глазами свободное место на скамейке и подошёл, чтобы сесть. Но, только он приблизился, как пассажир поставил на сиденье чемодан.
   - У вас свободно? - вежливо спросил Дима пассажира.
   - Занято! - грубо ответил тот, указывая на чемодан.
   - Но скамейка сделана для людей, а не для чемоданов.
   - Это ты, что ли, человек? - Пассажир рассмеялся на весь вокзал. - Ты в зеркало-то на себя смотрел? Ханыга!
   - Чемодан и на полу может постоять.
   - Нет, ну вы посмотрите, он меня ещё учить будет! Милиция! - закричал пассажир.
   Не успел Дима опомниться, как перед ним появился лейтенант.
   - Что случилось? - спросил он пассажира.
   - А вы, что, сами не видите? - чуть не плача, заскулил пассажир. - Житья от этих ханыг нет. Чемодан украсть хотел. Слава Богу, что вы рядом оказались.
   - Пройдёмте, гражданин! - Милиционер повернулся к Диме.
   - Ничего я украсть не хотел. Я просто хотел сесть на скамейку.
   - Знаем мы вас! На скамейку хотел сесть! Да вы на рожу его посмотрите, товарищ милиционер, небритый, мятый, ханыга, одним словом.
   - Хорошо, в отделении разберёмся. Пройдёмте, - ещё раз потребовал милиционер.
   В отделении лейтенант передал Диму дежурному и ушёл.
   - Документы у вас есть? - спросил дежурный.
   Дима вытащил из кармана справку об освобождении, которую ему выдали в тюрьме, и отдал дежурному.
   - Петрович! - крикнул дежурный своему помощнику. - Это наш клиент. Давай-ка его в обезьянник.
   Диму посадили в металлическую клетку и закрыли на замок.
   Сколько времени он провёл в клетке, Дима не знал. Сложилось впечатление, что про него все забыли. Дима прислонился к железным прутьям головой и заснул.
   Проснулся он от того, что кто-то тряс его за плечо. Он открыл глаза и увидел пожилого сержанта.
   - Вставай, парень. Домой пора.
   Дима удивлённо посмотрел на сержанта.
   - Забыл про тебя дежурный. Сменился, а документы не оформил. Так что, пользуйся случаем. Вали домой.
   - Нет у меня дома.
   - Значит, ты бомж?
   - Что?
   - Лицо без определённого места жительства - сокращённо, бомж, - объяснил сержант.
   - Был студентом, потом Царём стал, а вот теперь бомж.
   - Значит, пока сидел, квартирка тю-тю?
   Дима молча кивнул головой.
   - А родные-то остались?
   - Никого не осталось.
   - А сел-то за что?
   - Не сдержался, подонка одного ударил.
   - А пока сидел, подонок этот, видимо, под себя всё и подмял? - спросил сержант.
   - Подмял.
   - Мстить, наверное, теперь будешь?
   Дима отрицательно помотал головой.
   - Странно, - удивился сержант, - обычно люди в такой ситуации мстить начинают, и потом за это снова в тюрьму попадают.
   - Мстить бесполезно. Только гордыню свою потешить и можно, а больше никакого проку. Да и мстить уже некому. Обидчик, пока я сидел, уже сам себя наказал.
   - Однако у него есть площадь, а у тебя нет.
   - Да, площадь у него есть. И никто никогда её от него не отнимет. На кладбище теперь его площадь.
   - Господи, - сержант перекрестился. - Воистину, от сумы и тюрьмы не зарекайся.
   Он сочувственно посмотрел на Диму и о чём-то задумался.
   - Значит, тебе идти некуда? - спросил он.
   - Пойду опять на вокзал. Надо же где-то ночевать.
   - Вот что, парень, я тебе скажу: пойдёшь на вокзал - опять здесь окажешься. Дам я адресок тебе один - поможет он тебе. В своё время помог я одному парню из дерьма вылезти. Теперь он предприниматель - на рынке торгует. Скажешь, что от меня, он поможет. А сейчас вали отсюда поскорей, а то увидит тебя новый дежурный, что я ему тогда скажу?
   Дима вышел из милиции и побрёл пустынными улицами к рынку. Дойдя до него, он остановился в нерешительности. Ворота рынка были закрыты. Он стал осматриваться, чтобы найти другой вход. Неожиданно его окликнул чей-то грубый голос:
   - Чего высматриваешь? Потерял чего?
   Дима обернулся и увидел парня лет тридцати кавказской внешности.
   - Я Ибрагима ищу, - ответил ему Дима.
   - А папу римского тебе не надо?
   - Нет, не надо. Мне Ибрагима надо.
   - Ты что, сам по себе, или послал кто?
   - Послал. Сержант из отделения милиции послал.
   - Петрович, что ли?
   - Петрович, - подтвердил Дима.
   - Так бы сразу и сказал. Чего стоишь, иди за мной.
   Они прошли в парадную, вышли в какую-то дверь и очутились во дворе рынка с другой стороны забора. После долгих переходов по многочисленным подвалам и коридорам, Дима оказался в небольшой комнатке, уставленной картонными ящиками с продуктами. За маленьким столом сидел человек и что-то подсчитывал. По его внешности можно было догадаться, что именно он и был тем самым Ибрагимом.
   - Хозяин, к тебе тут от Петровича пришли, - сказал провожатый Ибрагиму.
   Хозяин оторвал свой взгляд от расчётов и с интересом посмотрел на Диму.
   - Садись, дорогой, - он указал рукой на свободный стул. - Друг моего друга - мой друг.
   Дима сел.
   - Рассказывай, дорогой, - не давал ему опомниться Ибрагим.
   - Что рассказывать?
   - А всё и рассказывай. Как ты до жизни такой дошёл, как к Петровичу попал?
   - До какой я жизни дошёл? - не понял Дима.
   - Сам знаешь, до какой. Раз у Петровича оказался, значит, не гладила тебя жизнь по головке. Ты хоть ел сегодня что-нибудь?
   Дима отрицательно помотал головой.
   - Чего стоишь? Не видишь, гость голодный, - крикнул хозяин провожатому. - Быстро организуй всё и уходи - нечего где не надо уши развешивать.
   Как по мановению волшебной палочки стол был уставлен едой. Звякнули стаканы, и ароматное вино полилось из бутылки.
   - Ешь и рассказывай. Кроме нас здесь никого нет.
   Однако рассказывать было трудно, ибо голод не давал использовать рот, иначе, как для еды.
   Ибрагим смотрел на своего нового знакомого и улыбался. Он не задавал гостю вопросов, позволяя ему в первую очередь утолить свой голод. И только когда Дима откинулся на спинку стула и посмотрел на хозяина, тот нарушил молчание:
   - Теперь можешь говорить? - усмехнулся он.
   - Неужели я так смешно выгляжу?
   - Нормально ты выглядишь. Я, наверное, тоже так выглядел, когда сюда пришёл.
   Ибрагим наполнил стаканы. Как только вино согрело горло, всё тело обмякло и накопившаяся за день усталость дала о себе знать. Ибрагим понял это и решил помочь своему гостю.
   - Значит, тебе некуда было идти, ты пошёл на вокзал переночевать, а тебя в ментуру оттуда забрали. Правильно?
   - Правильно, - удивился Дима.
   - Не удивляйся. Я не прорицатель, просто мне пришлось пережить то же самое.
   - Ты тоже лишился жилья?
   - И жилья и всех родных.
   - Как же так? - посочувствовал Дима.
   - Очень просто. Я ведь до этого в Грозном жил. В дом попала бомба. Убило сразу всех. Меня, слава Аллаху, дома не было. Когда вернулся, понял, что остался один.
   - Вообще никого не осталось?
   - Нет, почему? Остались люди. Но они ушли к бандитам, а я не захотел.
   - А почему ты с ними не ушёл? Ведь это русские твой дом взорвали и всех убили?
   - Если бы русские, то, наверное, ушёл бы, как и все. Но дом взорвали не русские, а бандиты. Они так отомстили тем, кто не захотел с ними идти.
   Ибрагим задумался. Потом он посмотрел на Диму и улыбнулся.
   - Давай познакомимся. Как меня зовут, ты уже знаешь, а тебя как величать прикажешь? - хозяин протянул свою огромную ладонь.
   - Дима.
   - Выходит, тебя свои так наказали? - спросил он хозяина.
   - А тебя разве чужие?
   Дима задумался.
   - Разве разберёшь, где свои, где чужие? Скорее всего, я сам себя так наказал. Так наказал, что за решёткой очутился, а когда вернулся, нет ни дома, ни своих, ни чужих.
   Ибрагим налил ещё вина.
   - Свои и чужие везде есть. Жил я дома, так там все чужие оказались, из тех, кто выжил, конечно. Приехал сюда, а здесь своих нашёл. Взять хоть Петровича. Какое ему дело до меня? А он пожалел, устроиться на новом месте помог. Или Махмуд, - Ибрагим кивнул головой на дверь. - Он за меня кому хочешь глотку перегрызёт.
   - Это он потому, чтобы голова ему, а не другому досталась.
   - Чего-чего? - не понял Ибрагим. - Это Махмуд-то? Да я его от смерти спас. Он мне, как брат.
   - Этот брат смерти твоей и хочет. Только боится. Понимает, что со своей дурной головой совсем пропадёт. Вот за твою и цепляется. А подвернётся случай, найдётся голова поумнее, так он тебя сдаст со всеми потрохами.
   - Что ты мелешь, Дима? У тебя совсем крыша съехала?
   - Это у твоего Махмуда съехала. Вот мы сейчас разговариваем с тобой, а твой так называемый брат обсуждает, как тебя убить. Только у него ничего не получится. Он по глупости своей и жадности убьёт не тебя, а себя.
   - Твоё счастье, Дима, что ты мой гость, а то бы взял тебя бы за шиворот, да и вышвырнул отсюда.
   - Но ты меня не вышвырнешь, ты меня сейчас спать отправишь.
   - Вот это правильно. Тебе только спать и осталось. Видно, с голодухи тебе так в голову шарахнуло, что сам не понимаешь, что несёшь. Иди в кладовку. - Ибрагим указал рукой на дверь. - Там коробки картонные, они мягкие. Проспись, а завтра я тебе подберу что-нибудь получше для ночлега.
   Дима ушёл, а Ибрагим остался наедине с бутылкой вина.
   Видно, день этот был каким-то пьяным. Не только Ибрагим и Дима выпивали в тот вечер. Махмуд, накрыв на стол для гостя своего хозяина, тоже сел за стол с выпивкой, только не с хозяином, а с его конкурентом по рынку - Рябым.
   - Хороший ты парень, Махмуд, - говорил Рябой, наливая вино своему гостю, - только хозяина ты себе выбрал плохого.
   - Это почему же?
   - Сам рассуди. Если бы ты был у себя дома, тогда всё в порядке, но ты же не у себя дома? Ты в России. Сам понимаешь, какой бы золотой не был бы Ибрагим - верха его здесь не будет. А раз так, то и тебе с ним кранты.
   - Почему кранты? - не понимал Махмуд.
   - Потому что на рынке должен быть один хозяин, а не несколько. Это уже не рынок, а беспредел получится.
   - Разве нельзя всем мирно торговать?
   - Тёмный ты человек, Махмуд. Это у вас в горах можно всем мирно торговать, а здесь Россия. Здесь везде должен быть кто-то главный, а Ибрагим не хочет подчиниться нашему закону.
   - Просто Ибрагим привык жить по другим законам.
   - Вот как бы ты посмотрел, если бы мы, русские, приехали к вам и стали устанавливать свои законы?
   - Мы по своим законам хотим жить, - понимающе кивнул головой Махмуд.
   - Вот видишь, и ты это понимаешь, а хозяин твой понять это не может. А раз он таких простых вещей не способен понять, значит, ты так и будешь у него на побегушках бегать. И ровным счётом ничего не выбегаешь. Работай на меня, - неожиданно предложил Рябой, - из шестёрок начальником тебя сделаю.
   При этих словах как-то непроизвольно спина у Махмуда выпрямилась и грудь расправилась. Это не осталось незамеченным со стороны Рябого.
   - Ты что, думаешь, у меня один только этот рынок? - Он показал Махмуду три пальца. - Ещё три имеется. Управляющих не хватает. Работай на меня - управляющим сделаю. Будешь на этом рынке старшим.
   От этих слов у Махмуда перехватило дыхание.
   - А Ибрагима куда? - только и смог выговорить он.
   Рябой очень выразительно провёл пальцем по горлу.
   - Кранты? - спросил он Рябого.
   - Ну, а что ж ещё?
   Неожиданно спина Махмуда снова сгорбилась.
   - Нет, я не могу этого сделать, - решительно сказал он. - Ибрагим мне жизнь спас.
   - Тебе Аллах жизнь спас, а Ибрагим тебя своим рабом сделал. Скажи, он предлагал тебе быть управляющим?
   - Каким управляющим? У него не только рынков, а торговых палаток-то всего несколько штук есть.
   - А я тебе про что?
   - Значит, я должен ему кранты сделать? - задумчиво переспросил Махмуд.
   Рябой понял, что немного переборщил. Слишком много он хотел получить за один раз.
   - Ничего ты не понял, - вдруг сказал он собеседнику. - Кранты - это я так, к слову сказал. Ты просто поговори с Ибрагимом, убеди его домой уехать, а мы с тобой здесь останемся - вот и все кранты.
   - И всё? - радостно воскликнул Махмуд.
   - И всё. А ты что думал?
   - А я-то думал, что кранты, это значит зарезать надо.
   - У вас одно на уме, лишь бы зарезать кого. Не надо никого резать. Наоборот. Возьми бутылку хорошего вина, посиди с ним и убеди его ехать домой. Вот и всё.
   - Это можно!
   - Обожди, я тебе отличного вина дам. Ты такого ещё никогда не пил. Очень дорогое, но для друзей ничего не жалко. Посиди, я сейчас принесу.
   Рябой встал и вышел в соседнюю комнату, а Махмуд остался сидеть один, удивляясь, что так неправильно понял значение слова "кранты".
   В соседней комнате Рябой достал из шкафа бутылку, аккуратно открыл пробку, и, вытащив откуда-то небольшой флакончик, вылил его содержимое в вино.
   - Кранты так кранты, - цинично сказал он сам себе, и закрыл бутылку пробкой. Причём так аккуратно, что и догадаться было нельзя, что её открывали.
   Войдя в комнату, где ждал его Махмуд, Рябой торжественно поднял вверх бутылку и провозгласил:
   - Ура! Насилу нашёл! Последняя осталась. Бери и беги к своему Ибрагиму.
   Он подал бутылку Махмуду.
   - Иди к нему, выпей с ним и скажи ему то, о чём мы с тобой говорили, понял?
   - Понял, - радостно ответил Махмуд.
   - Чего же ты ждёшь? Иди же! Никогда не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня. - Рябой всунул в руки Махмуду бутылку, и выпроводил его за дверь.
   Придя на рынок в свою каморку, Махмуд сел на кровать и стал разглядывать медали, которые были нарисованы на этикетке.
   "Интересно, какое оно на вкус?" - подумал он.
   Открыв бутылку, Махмуд сделал небольшой глоток.
   "Вот уж хрен ему! Сам выпью, а для него и попроще чего-нибудь найду".
   Он достал стакан, налил его доверху и с наслаждением выпил.
   - Напиток богов.
   Не успел он так подумать, как услышал крик хозяина:
   - Махмуд, где тебя черти носят?
   Махмуд схватил непочатую бутылку обыкновенного портвейна и побежал к шефу.
   Войдя к нему, он застал своего хозяина изрядно выпившим и в расстроенных чувствах.
   - О! Что это у тебя? - спросил он, глядя на бутылку. - Портвейн? Тьфу, какая гадость. Впрочем, чёрт с ним. Открывай. У меня всё равно всё кончилось.
   Махмуду дважды повторять не пришлось. Он открыл свой портвейн и налил себе и хозяину.
   - Давай, Махмуд, брат мой, выпьем за нашу родину! Чужие мы здесь с тобой. Представляешь, пришёл ко мне русский, я его накормил, напоил, а он мне вместо спасибо гадости про моего брата говорить стал.
   - Про какого брата?
   - Про тебя, дорогой. - Ибрагим ласково потрепал Махмуда по голове.
   Махмуд даже не придал значения тому, что русский говорил про него какие-то гадости. Он был поражён, что разговор сам ложился в то русло, которое ему следовало задать.
   - Такой тост надо выпить стоя и до дна, - уточнил Ибрагим.
   Они оба встали и залпом осушили стаканы.
   - Тьфу, дрянь какая, - выругался Ибрагим, - они и вина-то настоящего сделать не могут!
   - Вылить? - услужливо спросил Махмуд.
   - Наливай, коль принёс.
   Махмуд начал наливать. Лицо его внезапно побелело, он схватился за горло и рухнул прямо на стол.
   Что бы ни предпринимал Ибрагим для спасения своего "брата" - всё было бесполезно. Вызывать врачей он не стал, так как: во-первых спасти они его уже не могли, а во-вторых, неприятности, которые могли быть в связи со смертью нелегала, были бы очень большие.
  
   Когда Дима проснулся, Махмуд был уже похоронен на кладбище в чьей то могиле, а Ибрагим сидел в своей каморке совершенно пьяный и поминал своего товарища.
   - А-а, это ты, русский? - еле-еле выговорил он, когда увидел вошедшего Диму.
   - Ты что же, так со вчерашнего вечера из-за стола и не выходил?
   - Выходил, дорогой. Со вчерашнего вечера много дел произошло. Помнишь парня, который привёл тебя ко мне? Ты ещё кучу гадостей про него наговорил. Так вот, он умер.
   - О Господи! - Дима перекрестился.
   - Выпей за него, - Ибрагим протянул ему полный стакан.
   Дима выпил и поставил стакан на стол.
   - Только больше ничего не говори, - продолжил Ибрагим. - Как видишь, твоя болтовня оказалась полным бредом. Никто не хотел меня убить, и никто не завидовал.
   - Однако он умер, - попробовал оправдаться Дима.
   - Умер, а не убил себя. Впрочем, никакой разницы нет. Не стало моего брата, а ты, вольно или невольно, о нём плохо подумал перед его смертью.
   Дима ещё что-то хотел сказать, но Ибрагим не дал ему.
   - Не сработаемся мы с тобой после этого. Уходи, - с раздражением сказал он. - Дам я тебе адресок одной бабы, у неё будешь работать.
   Ибрагим открыл блокнот, что-то быстро написал, вырвал листок и всунул его в руки Диме.
   - Уходи и больше не попадайся мне на глаза.
   Дима молча развернулся и вышел из комнаты. Он бы, конечно, не пошёл ни к какой бабе, но идти ему было некуда, и поэтому ничего не оставалось, как только разыскивать написанный Ибрагимом адрес.
  
   Дима разыскал за городом дом, который был указан на листке, но он был закрыт. Просидев весь день на скамейке возле дома, он только к вечеру увидел одинокую женскую фигуру, которая приближалась к нему.
   - Ты кого здесь пасёшь? - спросила женщина, подойдя к нему.
   - Мне Рита нужна.
   - Ну, я Рита. А дальше что?
   Дима протянул листок.
   - Ты что, нелегал? - спросила она, прочитав записку.
   - Почему нелегал? Вот мои документы. - Он протянул справку об освобождении.
   - Из тюрьмы значит. А живёшь где?
   - Теперь нигде.
   - Бомж, значит.
   - Значит так.
   - Проходи в дом, - властно сказала Рита, - там и поговорим.
   Дом состоял из двух комнат, одну из которых занимала кухня.
   - Вот здесь я и живу, - усмехнулась хозяйка. - Не ахти какие хоромы, но всё лучше, чем у тебя.
   - Это точно.
   - Значит так, - не то сказала, не то приказала Рита. - Сейчас наколешь дров, затопишь печку и принесёшь воды. Одним словом, мне нужен мужик в доме. Завтра пойдёшь со мной на работу. Получать будешь, как нелегал, сам понимаешь, в твоём положении и это, как подарок. Если согласен, то приступай, а если нет, то, как говорится: вот вам Бог, а вот вам порог. - При этом она очень выразительно указала рукой на дверь.
   - Мне выбирать не приходится.
   - В таком случае, приступай.
   Когда куча поленьев была переколота и уложена в дровник, а печка наполнила дом теплом, Рита позвала Диму к столу.
   - Давай, наворачивай, - подбадривала хозяйка, - мне сильный мужик нужен.
   После обильной еды глаза начали слипаться.
   - Эй, эй! Ты что это, уже спать собрался? А работа?
   - Какая работа? Я же уже всё сделал.
   - Ты что, не понял, я же сказала тебе, что мне в дом мужик нужен.
   Дима непонимающе посмотрел на Риту.
   - Кровать разбирай. Посмотрим, какой ты мужик.
  
   Работа у Риты была сущим адом. Её палатки стояли неподалёку от мест Ибрагима. Машины с товаром подъезжали к палаткам и Дима один должен был всё выгрузить и уложить на прилавки. Не успел он обработать одну машину, как подъезжала следующая. И так непрерывно, до самого закрытия рынка.
   Спина после такой работы раскалывалась, а ноги гудели, как натянутые струны.
   Дима, закончив работу, еле-еле притащился домой и рухнул на кровать.
   Рита была уже дома. Она не могла скрыть своего хорошего настроения.
   - Оборот сегодня просто баснословный. Если у меня с поставщиком всё выгорит, то этими палатками я уже не обойдусь, - рассуждала она вслух.
   - Палаток скоро будет много свободных, - сказал Дима.
   - А тебе-то откуда известно?
   Дима ничего не ответил.
   - Чего, устал сегодня? - усмехнулась Рита. - Возьми, это твоя зарплата. - Она бросила на кровать несколько купюр.
   Дима, не считая, положил деньги в карман.
   - Ты давай отдыхай скорее. Ночью как огурчик должен быть.
   - Неужели тебе вчера не хватило?
   - Не хватило. А что? Будь моя воля, я бы этим и днём занималась, да только работа эта проклятая не даёт.
   - Неужели тебе это доставляет удовольствие? Вот так, без любви, как животные.
   - Ой! Он про любовь заговорил! Да где ты эту любовь видел? Может быть, в тюрьме?
   - Нет, это до тюрьмы было.
   - Ну и где она, твоя любовь? Почему ты у меня, а не у ней оказался?
   - Она погибла, - тихо ответил Дима.
   - Ну извини, не знала.
   Рита задумалась о чём-то, а потом продолжила:
   - У меня тоже была любовь. Всё для него готова была сделать. Он в долги залез, так я квартиру продала, чтобы ему помочь. - Рита замолчала.
   - Ну, и что потом?
   - А потом он исчез. Я обратилась в милицию, чтобы его нашли. Так мне показали целую кипу заявлений от таких же дур, как и я. А ты говоришь - любовь. Жулик он оказался. Хорошо хоть домик этот от бабушки остался, а то бы пришлось мне бомжевать, как тебе.
   Рита налила в стакан вина и с жадностью выпила его. Потом посмотрела на Диму и протянула бутылку.
   - Будешь?
   Дима отрицательно покачал головой.
   - И правильно. Тебе в форме надо быть. - Она вдруг громко рассмеялась. - А ты говоришь - любовь. Уж лучше животным быть, чем такая любовь.
   - А человеком не пробовала?
   - Да где же ты их видел-то, человеков этих?! Только и думают все, как бы денег побольше содрать. А что ты, собственно, против животных имеешь? Если человек сыт, одет и деньги есть, значит и любви никакой не надо. Завтра пойдём на рынок - ещё денег получим, вот я и посмотрю на тебя: что ты возьмёшь, деньги или свою любовь?
   - Не ходи завтра на рынок.
   - Это почему же?
   - День завтра плохой будет.
   - Да уж не хуже, чем сейчас.
   Рита глазами указала на окно. Ливень стеной заливал окна, а деревья от ветра сгибались так, что, того и гляди, сломаются и выбьют стёкла.
   - Не ходи на рынок, - повторил Дима.
   - Да пошёл ты! Тоже мне, советчик нашёлся! Забыл что ли, для чего тебя сюда взяли? Так вот, запомни - никогда не суй свой нос не в свои дела. Понял?
   Дима поднялся с кровати и подошёл к окну.
   - Да, погодка сегодня никудышная, - сказал он, глядя в окно.
   Его внимание привлекла банка, стоявшая на подоконнике.
   - Что там? - спросил он у Риты.
   - Краска. Выбросить надо.
   Дима взял банку, расковырял плёнку с поверхности краски и подошёл к хозяйке.
   - Не ходи на рынок, тебе нельзя.
   При этих словах он выплеснул содержимое банки прямо в лицо собеседнице.
   Та набрала воздух в грудь, раскрыла рот, но так и застыла, не в состоянии произнести ни звука от неожиданности. Руки инстинктивно схватились за глаза, но кулаки не вытирали, а ещё больше втирали едкую краску.
   - Ты что?! - наконец заорала она. - Ты же мне глаза выжжешь!
   - Не беспокойся, слепой тебе не быть никогда.
   - Придурок! Как я на работу пойду?
   - Тебе не надо идти на работу.
   - Вот урод! Уходи! Чтобы духу твоего здесь не было!
   Рита схватила полотенце и стала вытирать лицо. Дима отошёл от хозяйки.
   - Ты куда?! - опять закричала она.
   - Как, куда? Ты же только что меня выгнала.
   - А как же я? Мне же глаз не открыть!
   - Это нитрокраска. Она скоро засохнет и откроешь свои глаза.
   - Идиот! Не уходи! Мне же страшно! Помоги хоть краску оттереть.
   - Зачем же я тогда тебя обливал, чтобы самому потом оттирать?
   Видимо, жжение уже прошло, потому что Рита убрала руки от лица и, открыв глаза, посмотрела на Диму.
   - А действительно, зачем ты это сделал?
   - Чтобы завтра вместо того, чтобы идти на рынок, ты сидела дома и отколупывала краску.
   - Дурак! У меня завтра важная встреча. Не могу же я пойти на неё с такой физиономией?
   - Я схожу за тебя. Ты объяснишь, что делать надо?
   - А правда, для чего ты это сделал? - уже спокойно и без злости спросила Рита.
   - Если я скажу, ты всё равно не поверишь. Узнаешь всё завтра.
   - Ну скажи, я поверю.
   - Я уже сказал одному, а он меня за это выгнал.
   - Кто?
   - Ибрагим.
  
   Рябой сидел за столом и нервно барабанил пальцами. Напротив него молча смотрели на своего шефа непонимающие глаза его головорезов.
   - Что ты так переживаешь? Одним чёрным больше, одним меньше... - решил нарушить молчание, видимо, самый старший из шестёрок.
   - Дело не в чёрном. Я хотел тихо всё сделать, а этот дурак вместо того, чтобы с Ибрагимом выпить, взял, и сам всё вылизал.
   - Какая разница? Тихо сделать, или громко - важен результат, - посоветовал другой.
   - Вам хочется, чтобы здесь менты ползали и вынюхивали всё?
   - А то они так не ползают? - поддержал своего подчинённого старший. - У нас там всё схвачено. Да и кто с ними возиться будет? Они же нелегалы.
   - Наверное, ты прав, - подытожил Рябой, - будем под скинхедов работать.
   - Под кого? - не понял старший.
   - Оденетесь во всё чёрное, повязки со свастикой нацепите, ну и вроде бы чёрных громить будете.
   - Из меня такой же скинхед, как из тебя балерина, - засмеялся старший, обращаясь к Рябому.
   - Маску на рожу надень, - прервал смех Рябой. - Надо будет, и балериной будешь, понял?
   - Классно придумано, - вступил в разговор бандит, который до сих пор не проронил ни слова. - Значит, они этих молокососов трясти будут, а мы вроде и не при делах?
   - Учись, - сказал Рябой старшему. - Молодой, а просёк сразу, не то что ты.
  
   Задание, которое Диме дала Рита, было простым. С самого утра надо было открыть палатку, расставить товар и начать торговлю. Не случись этого дурацкого инцидента с краской, за прилавком стояла бы сама хозяйка, а Дима подменил бы её часа на два - три. Именно в эти два или три часа должно было произойти главное: хозяйка, заметив представителя поставщика, должна была перехватить его по дороге к конторе рынка и затащить в специально приготовленное помещение с мягкой кроватью и столом с коньяками и закусками. Тем более, что место это было прикормлено. Целую неделю Рита ублажала здесь представителя поставщика, и по её расчётам этот ненасытный кобель не мог проскочить мимо умело поставленного капкана. Всё остальное, как говорится, было делом техники. Договор по оптовым поставкам был бы заключен с ней на самых выгодных условиях, а конкуренты получили бы дополнительную наценку. И это справедливо. Не зря же она целую неделю размазывалась перед этим омерзительным боровом. Именно поэтому, приходя домой с работы, Рита отыгрывалась на таком же беззащитном и бесправном, как и она сама, Диме. Издеваясь над полностью от неё зависимым мужиком, она хоть в какой-то степени поднималась в своих собственных глазах и с наслаждением наблюдала за человеком, которому судьба уготовила испытания ещё более противные, чем ей. Однако в этом она, видимо, перестаралась. Выходка её нового сожителя и работника напомнила ей, что предел есть всему.
   Рита конечно же не посвящала Диму в свои планы. Она просто потребовала, чтобы он поторговал за неё целый день. А она, когда он уйдёт, пемзой отдерёт эту проклятую краску, скроет следы косметикой и всё равно осуществит свой гениальный план.
   День, что называется, не задался с самого начала. Вместо того, чтобы открыть палатку и торговать, Дима отправился к своему недавнему знакомому Ибрагиму.
   - Зачем ты пришёл? - зло встретил его тот. - Я же просил тебя больше не попадаться мне на глаза.
   - Я просто хотел предостеречь тебя.
   - Меня опять хочет кто-то убить?
   - Напрасно ты иронизируешь. Я просто за добро хочу отплатить добром.
   - Что ты называешь добром? То, что я принял тебя, накормил, напоил, и на работу пристроил? Или то, что ты за глаза облил грязью моего друга?
   - Поверь, я тебе говорил истинную правду. Смерть была предназначена тебе, а не твоему другу. Махмуд принял её вместо тебя из-за своей жадности.
   - Видит Аллах, я долго терпел! Убирайся, или я разобью твою подлую голову вот этой бутылкой. - Ибрагим схватил бутылку, попавшуюся под руку и замахнулся.
   - Ты гонишь человека даже не узнав, зачем он пришёл к тебе.
   - Хорошо. Говори и уходи.
   - Ты не разобьёшь мне голову бутылкой. Но если ты немедленно не закроешь свои палатки и не уйдёшь с рынка, твоя голова будет разбита бутылкой.
   - Ах вот что ты хочешь? Ты желаешь, чтобы я убрался отсюда? Теперь мне всё ясно. Ты на конкурентов работаешь. Это они тебя подослали.
   - Ничего тебе не ясно. Просто я могу знать то, чего другие не могут.
   - Убирайся, шакал! - Ибрагим снова поднял своё оружие. - Сейчас мы увидим, чью голову разобьёт бутылка.
   Он размахнулся и изо всех сил швырнул её в Диму. Та, просвистев возле самого уха, разбилась о стену. Дима, повесив голову, молча вышел из комнаты.
   Уже в который раз Дима убеждался, что никакие уговоры и убеждения не способны изменить судьбу, данную человеку свыше. Убеждался, но, тем не менее, шёл к людям, стараясь предостеречь их от опрометчивого шага, шёл, и всякий раз люди шарахались от него, как от прокажённого, оскорбляя и угрожая расправой. Зачем он это делал? Дима и сам этого не понимал. Видно, и у него была своя судьба, видно, и ему кто-то свыше предначертал нести людям добро, неизменно получая от них за это зло.
   Не успела за его спиной закрыться дверь, как во дворе раздались крики, и почувствовался едкий запах дыма.
   - Пожар! - кричало сразу несколько голосов.
   Ибрагим, как пуля, выскочил из своей каморки и, сбив Диму с ног, выбежал во двор. Во дворе был не только пожар. Парни крепкого телосложения в чёрной униформе и масках с факелами в руках бегали по рынку и, закрыв доской дверь, поджигали палатки. Общий шум кричащих людей как ножом разрезал душераздирающий вопль торговцев, заживо горящих в своих палатках.
   - Надо милицию вызвать! - кричали одни.
   - Какая, к чёрту, милиция! Пока они приедут, они всех нас уложат! Это же фашисты! Джигиты, за оружие!
   Однако, если джигитам надо было оружие где-то раздобыть, то у нападавших оно было наготове. Всякий, кто попадался на их пути, был сражён металлическим прутом.
   Даже неопытным глазом можно было определить, что нападение было спланировано заранее. Каждый нападавший имел свою задачу и выполнял её, не мешая своим подельщикам. При этом их жертвами становились не только люди со смуглым цветом кожи. Они громили всех, кто оказывался на их пути. Неожиданно перед бандитами появился стройный ряд кавказцев, вооружённых топорами для рубки мяса. Скинхеды попробовали прорваться сквозь строй, но топор Ибрагима уложил одним ударом сразу двух противников. Бандиты развернулись и начали отступать. Ибрагим отложил в сторону топор и облегчённо вздохнул.
   - Вот так, - сказал он своим товарищам. - В следующий раз не сунутся сюда.
   Он не заметил, как убегающий бандит остановился, поджёг фитиль на бутылке с зажигательной смесью и швырнул в него. Бутылка, описав дугу, попала в голову Ибрагима и разбилась. Жертва упала не землю и загорелась. Товарищи навалились на своего предводителя, сбивая с него пламя. Когда огонь был потушен, все отошли от раненного, но Ибрагиму было уже не помочь. Он был мёртв.
   Рита подбежала к своей объятой пламенем палатке в тот момент, когда основные силы противника отступили перед защитниками рынка, и находились как раз у палатки, в которой должен был сгореть Дима, выполни он распоряжение своей хозяйки.
   - Сволочи! Что же вы делаете?! - крикнула она.
   Сразу четверо бандитов обернулись на её крик и подбежали к бедной женщине, занеся над её головой металлические прутья. Как из-под земли между бандитами выросла фигура Димы.
   Неожиданно нападавшие остановились и опустили прутья.
   - Это же Царь! - крикнул один из них.
   - Царь, Царь, - пронеслось по рынку как эхо.
   Скинхеды, перепуганные до полусмерти, побросав на бегу своё оружие, убежали с рынка, сели в свои машины и уехали. Где-то далеко послышался вой пожарных машин и сирена милиции.
   - Ну вот и всё, - сказала Рита, глядя на догорающую палатку. - Теперь у меня ничего нет, как и у тебя.
   - У нас есть жизнь, а это немало, - ответил Дима. - Хорошо, что ты краску поздно смыла, а то бы всё могло быть по-другому.
   - Слушай, а чего это они так напугались? Какого это царя они увидели?
   - Царь - это я.
   - Пошли домой, Царь. Теперь я буду тебе служить.
   Они взялись за руки и ушли с рынка. Там им делать теперь было нечего.
  
  
  -- Глава 14
   Милиция, как и предполагалось, всё случившееся отнесла на счёт скинхедов. Она даже не обратила внимание на то, что палатки, странным образом уцелевшие после погрома, принадлежали одному хозяину. Следователям даже в голову не пришло сопоставить погромы на других рынках, где так же, как и в последнем случае, уцелели палатки того же хозяина. Да и кому нужны были эти сопоставления. Охота на "чёрных" была открыта по всей стране и приписывать подобные преступления кому-либо, кроме скинхедов, было просто неразумно.
   Рябой проводил совещание со своими шестёрками. Настроение у него было хорошее. Операция по устранению с рынка конкурентов прошла успешно. Единственная деталь выпадала из его плана: это паническое бегство бойцов в конце операции.
   - Почему побежали без команды? - недовольно спрашивал он.
   - Все побежали, - виновато бурчали они под нос.
   - Но ведь кто-то побежал первый?
   - По-моему, это Длинный.
   - И чего же он испугался?
   - Он Царя увидел.
   - Кого-кого?
   - Царя. Он на зоне с ним сидел.
   - Авторитет, что ли?
   - Авторитета он бы не испугался. А тут Царь. Вот он и дал дёру, ну, а за ним и все тронулись.
   - Интересно, кто же он такой, что его больше авторитетов боятся.
   - Длинный рассказывал, что он какой-то магической силой обладает. У них в камере Хромой сидел, так он его одним взглядом уложил. Сказал ему, что он умрёт, а тот взял, и умер.
   - Как это, одним взглядом? Разве это возможно?
   - Для него возможно. А ещё говорят, что когда на зоне бунт был, там ещё заложников захватили, так вот, ОМОН ничего сделать не мог. Менты тогда Царя привезли. Он один всех успокоил и ментам сдал. Так что, ещё не известно, что бы было, если бы мы вовремя не смылись.
   - Так он мент?
   - Какой мент? Он зэк.
   - Вот что, - задумчиво произнёс Рябой. - Этот Царь на меня должен работать. Пусть Длинный ко мне его приведёт.
   - Длинный не будет этого делать, хоть на части его порежь.
   - Тогда ты это сделаешь, а то я тебя на части порежу. Ясно?
   При этом Рябой так посмотрел на одного из своих подданных, что ни о каком отказе речь идти уже не могла.
   Рита с Димой сидели дома. Теперь хозяйка бегала вокруг своего квартиранта. Она накрыла на стол и обслуживала своего гостя, как официантка. Увидев, что Дима наелся, она присела рядом и тихо спросила.
   - Значит, ты знал о погроме?
   - Даже понятия не имел.
   - Для чего же ты меня краской вымазал?
   - Как, для чего? Чтобы ты на работу не ходила.
   - Почему?
   - Потому что, если бы ты пошла, с тобой бы произошло несчастье.
   - Вот я и говорю, что знал.
   - Ничего ты не поняла. Я знал о тебе, а не о погроме.
   - Да, здесь действительно без поллитра не разобраться.
   Рита налила вина и подняла стакан.
   - Я хочу выпить за тебя, за моего спасителя.
   - Я тебя не спасал.
   - А кто же?
   - Бог. А я только орудие в его руках.
   - Значит, это Бог? - Рита задумалась. - Одной рукой спасает, а другой отнимает. Мы же теперь нищие. Опять придётся пресмыкаться и унижаться, чтобы выпросить себе на кусок хлеба. Если б ты только знал, как мне досталось это место на рынке. Тьфу, гадость какая, даже вспоминать противно!
   - Ничего Бог ни у кого не забирает. Он только даёт. Человек может только взять или отказаться. А уж, тем более, не надо ни перед кем пресмыкаться и унижаться. Сами придут и дадут.
   - Кто сами?
   - Ну, я уж не знаю, кто. Кто-нибудь придёт.
   - А когда?
   - Не знаю, может быть, прямо сейчас.
   В этот момент в дверь постучали. Этот стук так испугал Риту, что она выронила из рук стакан, залила вином платье и застыла с каменным лицом, глядя на дверь.
   В комнату вошёл парень крепкого телосложения с короткой стрижкой и толстой золотой цепью на шее.
   - Это ты Царь? - робко спросил он.
   - Я.
   - Меня хозяин прислал. Он предлагает тебе работу на условиях, которые ты сам потребуешь.
   - Я не один. Вот Рита, она тоже без работы осталась.
   - Ты, что ли? - Парень взглянул в сторону хозяйки.
   - Я-я-я, - не сказала, а как-то проикала Рита.
   - Где ты хочешь работать?
   - У меня на рынке место было...
   - Сколько?
   - Одно.
   - А хочешь сколько?
   - А сколько можно?
   - Я спрашиваю, сколько ты хочешь?
   - Два, - пролепетала Рита.
   - Завтра можешь выходить на работу.
   - А кто хозяин?
   - Ты сама себе хозяйка и будешь.
   - Но у меня денег нет, чтобы товар закупить. Всё сгорело.
   - Твои места будут с товаром.
   - Сколько же я буду должна?
   - Нисколько, - ответил парень и повернулся к Царю.
   - Давай, - сказал Дима и протянул руку.
   Парень как будто знал, что имеет ввиду его собеседник. Он вытащил визитку и подал Диме.
   - Что передать хозяину?
   - Передай, что я визитку взял. А теперь можешь идти.
   Парень откланялся и вышел из комнаты.
   - Сами пришли и всё дали, - прошептала Рита, когда дверь за гостем закрылась.
   - Вино-то будем пить? - засмеялся Дима, - или опять на платье выльешь?
   - Теперь я понимаю, почему тебя Царём зовут.
   - Ничего ты ещё не понимаешь. Наливай, а то я вижу, без вина ты в себя не придёшь.
  
   Рябой принимал Царя по-царски. Он долго рассказывал про свой бизнес, сетовал на трудности, с которым приходилось сталкиваться. Из рассказа выходило так, что без кипучей деятельности Рябого не только рынка, а и самой страны, наверное, не существовало. А что касается старичков и старушек, то те исключительно были обязаны своей жизнью заботливому предпринимателю, ибо таких дешёвых и качественных продуктов иначе, как в его торговле, было не сыскать. Само собой разумеется, что без него они давно бы умерли с голода.
   Царь сидел за столом, подпирая голову рукой, и, казалось, не слушал оратора, а думал о чём-то своём. Рябой заметил это и прервал свой рассказ.
   - Вы не слушаете меня?
   - Нет, почему же, говорите.
   - Вот я и говорю, что иногда, ради дела, приходится применять непопулярные меры.
   Рябой опять посмотрел на Царя и остановился.
   - У вас такой вид, будто это вам давным-давно известно.
   - Да, известно. Но не давным-давно, конечно.
   - Что известно? - не понял Рябой.
   - Всё. И про непопулярные меры, разумеется.
   - Что вы имеете ввиду?
   - Я имею ввиду погром на рынке.
   Рябой замолчал, не зная, что ответить.
   - То есть, вы считаете, что это я всё устроил? - прервал он затянувшуюся паузу.
   - Я не считаю. Я просто знаю это.
   Так хорошо спланированный спектакль неожиданно был сорван. Рябой, конечно же, не собирался посвящать Царя в свои тёмные делишки. Он предполагал, что его собеседник обладает какими-то незаурядными способностями, иначе зачем бы он пригласил его к себе? Но то, что эти способности будут настолько незаурядны, он предположить не мог. Рябой хотел сказать, что это не правда, но понял, что это бесполезно. Он хотел придумать какие-то веские доводы в своё оправдание, но в голову ничего не приходило. Так он и сидел напротив Царя молча, с раскрытым от удивления ртом.
   - Ну как? Вы не передумали ещё предлагать мне работу на моих условиях? - прервал немую сцену Дима.
   Рябой неожиданно осознал глупость своего положения. Держать рядом с собой человека, который знает не только про все твои дела, но и мысли, было недопустимо, потому что такой сотрудник мог просто-напросто уничтожить своего работодателя. Но и не брать на работу было тоже невозможно по той же самой причине.
   - Нет, нет, не передумал, - скороговоркой ответил Рябой.
   А, собственно говоря, на каких работах можно было использовать такого работника, тем более, что у Рябого практически все дела были криминальные?
   - Я мог бы вас предупреждать об опасности. Не вашу фирму, а лично вас, - как будто читая мысли, предложил Царь.
   После этих слов Рябой полностью потерял самообладание. Он теперь отлично понимал своих парней, которые бросились в рассыпную при одном упоминании Царя. Он бы и сам сейчас убежал куда глаза глядят, но ему было нельзя ни бежать, ни оставаться.
   - Вот и договорились, - радостно воскликнул Рябой.
   - Тем более, насколько я понимаю, к моим предостережениям вы всё равно не прислушаетесь.
   Рябой издал что-то отдалённо напоминающее смех.
   - Вы любите пошутить?
   - Да уж какие шутки?
   - Кстати, нам надо договориться об оплате. Какие будут ваши условия? Со своей стороны могу предложить процент от прибыли нашей компании.
   - Я предпочитаю оклад.
   - Прекрасно! Оклад, так оклад. Заработок директора рынка вас устраивает?
   - Вполне. Только попрошу деньги заплатить за шесть месяцев вперёд.
   - Как вам будет угодно.
   Рябой вызвал к себе бухгалтера. Как только тот вошёл, он подвёл его к Диме.
   - Прошу знакомиться, это наш новый сотрудник. Принят на работу с сегодняшнего дня с зарплатой директора рынка.
   - Какой зарплатой, - не понял бухгалтер. - С белой или чёрной?
   Всё напряжение, которое сконцентрировалось в Рябом за время разговора с Царём, неожиданно нашло выход. Бедный бухгалтер стал тем объектом, на который, как лавина выплеснулась вся негативная энергия руководителя. Рябой почему-то побагровел, встал из-за стола и вплотную подошёл к бухгалтеру.
   - А ты на какую зарплату живёшь? На белую или чёрную?
   При этом Рябой продолжал двигаться, заставляя бухгалтера пятиться к двери.
   - Естественно, чёрную. И деньги за шесть месяцев заплатишь вперёд. Понял?
   - Как это, вперёд?
   - А вот так. Через пять минут чтобы бабки были у Царя. Ясно?
   - У какого царя?
   Бухгалтер пожалел, что это спросил. Рябой вытолкнул его из кабинета.
   - Исполнишь немедленно! - закричал начальник.
   Он закрыл за бухгалтером дверь, снова сел за стол напротив Царя и перевёл дух.
   - Напрасно вы так грубо относитесь к своим сотрудникам, - заметил Царь.
   - Слишком много вопросов задаёт. Если с бухгалтером по-другому разговаривать, то у него на любой вопрос будут одни и те же ответы: нельзя, да не положено. Ну да, хватит о нём. Давайте займёмся нашими делами. Когда вы приступите к своим обязанностям?
   - Я уже приступил.
   - Не понял... - Рябой вопросительно посмотрел на Диму.
   - Я должен был предупредить вас об опасности, что я только что и сделал.
   - Вы?
   - Конечно, я. Я предупредил вас, что с подчинёнными так грубо разговаривать нельзя.
   - Это с этим-то хитрым евреем? - Рябой рассмеялся.
   - Вы только что нажили себе врага.
   - Не смешите меня. Тоже мне, враг!
   - Моё дело предупредить. Однако, как я и предупреждал, вы всё равно проигнорируете это.
   В это время дверь кабинета открылась и появился бухгалтер с деньгами.
   - Вот, как вы и приказывали, - сказал он, протягивая начальнику пачки денег.
   - Не мне, а ему, - Рябой кивнул головой в сторону Царя.
   Дима взял деньги, и, не пересчитывая, положил их в карман. Бухгалтер сразу же поспешил уйти.
   - Ну что ж, если вы мне понадобитесь...
   - То вы знаете, где меня найти, - продолжил за Рябого Дима.
   - А если я понадоблюсь, то милости прошу в любое время суток, - закончил беседу Рябой.
  
   Вот уж, действительно не знаешь: где найдёшь, где потеряешь.
   Только вчера Рита чувствовала себя нищей, только вчера на её жизненном пути не было ни одной надежды, а сегодня, разложив на столе выручку от торговли, она не верила своим глазам.
   - Вот это да! - говорила она Диме. - И это всего за один день!
   - Торговых мест стало вдвое больше, да и конкуренции практически нет, - пояснил Дима.
   - А у тебя как дела? Ты ходил на встречу?
   Дима молча вытащил деньги из кармана и положил на стол рядом с Ритинами.
   - Ничего себе! - воскликнула она. - Это за один день?!
   - За шесть месяцев.
   - Какие шесть месяцев? Ты же только сегодня был на переговорах.
   - За шесть месяцев вперёд.
   - Странно. Обычно сначала работают, а потом платят за работу.
   - Ты же слышала, что меня приглашали работать на моих условиях.
   - И зачем ты выбрал такие условия? Гораздо удобнее получать деньги два раза в месяц, или, в крайнем случае, ежемесячно. А так профукаешь всю зарплату и будешь полгода лапу сосать.
   - Лучше иметь деньги за шесть месяцев, чем вообще не иметь.
   - Почему вообще не иметь?
   - Не знаю. Просто мне показалось всё это очень ненадёжным.
   - Тебе виднее, - тихо сказала Рита. - После случая с краской я уже ничему не удивлюсь.
   - Удивишься ещё, не беспокойся. Сама себе удивишься.
   Рита с умилением посмотрела на деньги, разбросанные по столу, и, повернувшись к Диме, сказала:
   - Надо отметить это дело. А то, как бы это не накрылось медным тазом.
   - В чём же проблема?
   - Проблема в том, что надо бежать в магазин. А то у нас отмечать нечем.
   - Ну, разве это проблема? Вот когда не на что - это проблема. Давай я слетаю в магазин.
   Дима убежал за покупками, а Рита села за стол и, глядя на деньги, предалась мечтам.
   Когда Дима вернулся, она сидела на диване и внимательно смотрела телевизор.
   - Ну вот, теперь можно праздновать, - сказал Дима, вытаскивая продукты на стол.
   - Да, да, я сейчас всё соберу.
   Рита, о чём-то думая, машинально собрала на стол. Настроение хозяйки резко изменилось. Если перед уходом Димы она была весела и счастлива, то теперь от весёлости не осталось и следа.
   - Что-нибудь случилось? - спросил Дима.
   - В новостях передали, что Раиса умерла.
   - Какая Раиса?
   - Действительно, какая же она Раиса? Привыкли всё время - Раиса, да Раиса. А она не просто Раиса, а Раиса Максимовна Горбачёва - жена президента СССР.
   - О Господи! Она же ещё не старая.
   - Ладно, садись за стол.
   Рита положила на тарелку закуски и налила вина.
   - А что такое лейкемия? - спросила она.
   - Болезнь такая. Неизлечимая.
   - Странно. Она своими деньгами помогала детям, которые этой болезнью болеют, а сама от неё и умерла. Значит, эти дети всё равно должны были умереть, хоть помогай им, хоть не помогай?
   - Да.
   - Вот как жизнь устроена. Для кого-то праздник, а кто-то умирает.
   - Мы все когда-то умрём.
   - Ну ладно, давай выпьем.
   Рита подняла рюмку и снова поставила её на стол.
   - Не могу. В рот не лезет.
   - Не лезет, потому что это не для тебя дано.
   - Что дано?
   - Вот это всё, - Дима взглядом показал на праздничный стол.
   - А кому это дано?
   - Не знаю, это уж тебе решать.
   - Слушай, а действительно, что мы с этими деньгами будем делать? Ведь нам столько не надо.
   - Денег много не бывает.
   - Не бывает. Только бывает, что в глотку ничего не лезет.
   Дима ничего не ответил.
   - Давай оставим сколько нам надо, а остальные потратим на помощь больным детям, - неожиданно предложила Рита.
   - Ты хочешь создать благотворительный фонд?
   - Можно и так. Только я не знаю, как это делается.
   - Что же тут знать. Надо создать сайт, и тогда люди, которые думают так же, как ты, будут перечислять на эти цели свои деньги.
   - Что такое сайт?
   - Штука такая в интернете.
   - Ты думаешь, такие люди есть?
   - Конечно, есть. Раиса Максимовна же была?
   - А я раньше думала, что все только и думают о своём кармане, а больше ни о чём.
   - Хапуги всегда заметнее. Добрых никогда не видно. Они тихо делают своё дело и не выпячиваются. Но они есть, и их много. А сегодня на одного человека больше стало.
   - На одного?
   - На двух, - поправился Дима и придвинул к Ритиной кучке денег свои.
   - Дима, помоги мне с этим интернетом, я же в нём ничего не понимаю.
   - Я тоже не специалист, но ничего, что-нибудь придумаем.
  
   Рябой и Длинный сидели в кабинете напротив друг друга и молчали.
   - На хрена ты его взял? - нарушил молчание Длинный.
   Рябой ничего не ответил.
   - Он же в зоне всю братву ментам сдал.
   - Думаешь, и нас сольёт?
   - Хрен его знает, что у него на уме. Выгони ты его лучше. Лично я предпочитаю от таких подальше держаться.
   - Как же я его выгоню? Ты вот не знаешь, что у него на уме, а он всё знает. Я и брал его для того, чтобы всё знать.
   - Надо было посоветоваться сначала. Он не только всё может знать. К нему в камеру настоящих отморозков подсаживали, так они через несколько дней от него святошами выходили.
   - Да ну!
   - Вот тебе и да ну. Он, может быть, никого и не сольёт, а ты сам себя возьмёшь и сольёшь, да ещё и нас, рабов божьих, за собой потянешь.
   - Ты за базаром-то следи, - попробовал одёрнуть своего собеседника Рябой.
   - Я знаю, что говорю. К тебе теперь никто из блатных на пушечный выстрел не подойдёт, если узнает, что у тебя Царь работает.
   - Я уже и деньги ему заплатил.
   - Нашёл о чём думать! Ты о голове своей думай.
   - Слушай, а может его того... - Рябой провёл пальцем по горлу.
   - У тебя совсем крышу снесло. Он Царь, а не пацан какой-то. Как бы тебя самого не того...
   Собеседники снова замолчали. Никто не знал, как выйти из положения, в которое они попали. Однако, как известно, выход есть из любой ситуации. Тут главное - не распускать сопли, а думать. И тогда решение придёт само, поражая своей простотой и гениальностью. Длинный хотя и был в подчинении у Рябого, но голова у него работала гораздо лучше. Впрочем, в тех кругах, в которых вращались наши собеседники, это обстоятельство ровным счётом ничего не решало.
   - А может, его продать? - неожиданно предложил Длинный.
   - То есть, как это, продать?
   - Очень просто. Он ведь к тебе пришёл денег заработать, значит с удовольствием перейдёт к тому, кто больше платит.
   - Кто же купит его?
   - Здесь нам подсуетиться придётся. Распустим слух, что у тебя на службе экстрасенс. Тогда не ты за покупателями бегать будешь, а они за тобой.
   - Здорово! Так мы с тобой на этом ещё и бабок срубить сможем? Длинный, с твоей головой не братком, а академиком надо быть!
  
   Не надо быть экстрасенсом чтобы предугадать дальнейшие события. Мозг, утомлённый непосильным трудом, срочно нуждался в подпитке калориями, а даже школьник знает, что самым калорийным продуктом является спирт, или, на худой конец, водка.
   После окончания трудового дня сотрудники погрузили два почти бездыханных тела в машину, чтобы отвезти своих начальников на дачу, где те, предавшись забвению, сольются с матушкой природой и уйдут в мир гармонии и благоденствия, или, говоря по-русски - в запой, минимум на неделю, а то и на две, как получится.
  
   Борис Моисеевич Питерсон рос в типичной еврейской семье. Родня, экономя на всём, дала ему лучшее по тем временам образование. Боря закончил с красным дипломом финансово-экономический институт, обещая немолодым уже родителям счастливую и беззаботную старость. Однако благодарному юноше не довелось исполнить свой сыновний долг. Родители отошли в мир иной, и по жизни пришлось шагать уже без папы и мамы. А жизнь, хоть и протекала по стандартному руслу, не очень-то баловала молодого человека своим вниманием, а, тем более, справедливостью. С этим молодой экономист столкнулся сразу после окончания института. Как бы ни старался он работать, какие бы таланты ни выказывал, финишная прямая карьерной лестницы всегда была закрыта для него барьером, имя которому - национальность. Но человек привыкает ко всему. Борис Моисеевич смирился со своей участью, сконцентрировав всю свою позитивную энергию на семье. Однако не каждый может с этим смириться. Его дети не пожелали жить изгоями и уехали в Израиль, а Борис Моисеевич, крепко-накрепко привязанный к отеческим гробам, остался жить в стране, где только говорили о равенстве наций, а на поверку занимались обыкновенной травлей евреев. Так бы и дожил он свой век тихо и неприметно, если бы не перестройка, которая, раскачиваясь всё больше и больше, взорвала общество, сломала привычную жизнь людей, выгнала их с работы, лишила защиты государства и оставила брошенными на произвол судьбы, невзирая ни на возраст, ни на заслуги. Борис Моисеевич со своей женой Сарой всё чаще и чаще стали вспоминать о своих детях и думать о земле обетованной.
   Однако не следует думать, что он был этакой тряпкой. Как и многие из нас, он был горделив. И предметом гордости у него была честность. Да, да, самая обыкновенная честность, про которую мы все думаем, что она есть, а на самом деле, которой нам всем так не хватает. И не дай бог упрекнуть старого еврея в нечестности - этот человек сразу становился врагом, почти кровником. Видно, в роду у Бориса Моисеевича были не только евреи. Впрочем, кто знает наверняка, что намешано в наших генах? Вряд ли можно найти на земном шаре человека с абсолютно чистой национальностью.
  
   Когда начальник в присутствии постороннего человека обвинил его в воровстве, а именно так следовало понимать вопрос: "А ты на какую зарплату живёшь? На белую или чёрную?", чаша терпения была переполнена. Отныне этот человек превратился в заклятого врага, а сам Борис Моисеевич стал подобен сжатой пружине, которая сколь угодно долго могла находиться в спокойном состоянии, чтобы в нужный момент мгновенно распрямиться и поразить противника. И, кажется, этот момент наступил. Этот неотесанный жлоб, которого судьба поставила над Борисом Моисеевичем, ушёл в запой, оставив у бухгалтера подписанные пустографки платёжных документов, предназначенные как раз для таких запойных дней. "Сейчас или никогда. Промедление смерти подобно", - вспомнил он слова Ленина, которыми его в своё время пичкали в институте.
   Придя домой, он, потирая от удовольствия руки, спросил у жены:
   - Сара, как у нас дела с визами?
   - Всё давно готово. Можно уезжать хоть сейчас.
   - Вот и прекрасно! Заказывай билеты. Поедем домой. Евреи должны жить с евреями, а русские с русскими.
   - Ты ещё пойдёшь на работу? - спросила Сара.
   - Да. Мне нужно докончить ещё одно дело.
   - Боря, неужели ты возьмёшь его грязные деньги?
   - Побойся Бога, дорогая. Я даже не прикоснусь к ним. Просто начальник сделает в своей жизни одно и, наверное, единственное доброе дело. Он поможет бедным детям, которые умирают от болезней. Неужели это грех? У одного моего знакомого заболел ребёнок. Надо было заплатить сумасшедшую сумму. Родителям ничего не оставалось, как пойти в синагогу и молиться. И что же ты думаешь? После этого за операцию заплатил какой-то благотворительный фонд.
   - Какой фонд?
   - Не знаю. Вот он мне дал визитку, а там все их реквизиты.
  
   Вот уж кого не ожидал встретить Рябой на своей даче, так это Царя. Он появился неожиданно. Будто и не входил в комнату, а просто взял и появился из ничего. Так, вероятно, появляются призраки или приведения. От неожиданности Рябой с Длинным чуть не поперхнулись водкой.
   - Тьфу ты, чёрт! - выругался Рябой. - Так и заикой сделаться недолго. Кто это?
   - Я пришёл выполнить свою работу, - ответил Царь.
   - Какую работу? - вмешался Длинный. - Ты хоть знаешь, сколько сейчас время?
   Царь посмотрел на часы, а потом на пьяных собеседников.
   - Два часа ночи.
   - И какая работа в это время? - не унимался Длинный.
   - У меня рабочий день не нормированный.
   Рябой, кажется, начал понемногу понимать, кто к нему пришёл.
   - Какая работа? Разве тебя ещё не продали? - спросил он, еле выговаривая слова.
   - Ты чего, Рябой, в натуре! Мы же ещё в фирме не были. Как же мы могли его продать?
   - Так зачем же тогда он пришёл?
   - Он сказал, что хочет выполнить свою работу, - пояснил Длинный.
   - Ну, пусть выполняет, если ему так хочется.
   - Тебе угрожает опасность, - сказал Царь Рябому.
   - Кому, мне? - засмеялся Рябой. - Позвольте узнать, от кого? Уж не от старого ли еврея? В прошлый раз ты говорил, что он мне угрожает.
   - Я так не говорил. Я говорил, что ты нажил себе врага.
   - Нет, ты слышал, Длинный, этот старый жид, и вдруг мой враг?!
   Рябой стал смеяться всё громче и громче. Его приятель, видя, что начальника совсем понесло, начал толкать его локтем.
   - Что ты меня пихаешь? - зло огрызнулся Рябой. - Неужели ты не видишь, что это лохотрон? Он мне денег, между прочем, должен. Я ему за шесть месяцев заплатил, а он ахинею какую-то несёт. Кто мне может угрожать? Я самый богатый человек! Моя команда самая сильная!
   - Да он ещё ничего не сказал.
   - Хорошо, пусть говорит и убирается. От кого исходит угроза?
   - От твоей команды.
   Рябой ещё больше рассмеялся.
   - И что же мне грозит?
   - Смерть.
   - Да пока я её кормлю, она мне в рот будет смотреть. И не просто смотреть, а хранить, как зеницу ока. Понимаешь, тут истина очень простая: есть деньги - есть власть, нет денег - нету власти.
   - Нету у тебя ни денег, ни власти.
   - Что?! Да пошёл ты отсюда, придурок! Откуда ты можешь знать, сколько у меня денег? Убирайся, я в твоих услугах больше не нуждаюсь!
   Последние слова Царя больше поразили не Рябого, а Длинного. Он моментально протрезвел и, не моргая, смотрел на уходящего Царя. Когда Дима закрыл за собой дверь, Длинный бросился догонять гостя.
   - Постой, Царь, не уходи, - кричал Длинный. - Ты же видишь, что он пьяный и ничего не соображает.
   Дима остановился и внимательно посмотрел на Длинного.
   - Какая разница, пьяный он или трезвый? Всё равно, ничего нельзя изменить.
   - Ничего? Разве никто не может помочь ему?
   - Кто же захочет разделить его участь?
   У Длинного от ужаса вылезли глаза из орбит. Он задом попятился к двери из которой недавно вышел.
   - Куда это ты намылился? - услышал он пьяный голос хозяина. - Этого придурка провожать ходил?
   - Ты сам придурок! Хватит пить! Ты что, до сих пор не понял, что у нас неприятности? - Длинный замялся, а потом поправился. - У тебя неприятности.
   Слухи, которые хотели распространить про Царя, распространялись помимо воли их авторов. Вернее, не про Царя, а про некоронованного короля района: бандита и предпринимателя - Рябого. Никто не знал, кто сказал первый, что у Рябого нет денег. Да и какая разница, кто начал первый? Все знают, что дыма без огня не бывает. А уж дыма, то есть, домыслов относительно вчерашнего владыки было более, чем достаточно. Говорили, что его подмяла под себя какая-то столичная группировка, и он теперь вовсе не крутой, а просто шестёрка. Говорили, что он вынужден был сдать все бабки ментам и теперь работает на них, сдавая своих дружков в обмен на свободу. Ещё судачили, что Рябой, кинув кого-то по-крупному и набрав долгов, свалил за границу, переведя все деньги в фирму, которую сам же и создал. Одним словом, когда хозяин вернулся в свой офис, половины сотрудников уже не было, а вторая половина оставалась только потому, что всё-таки ещё надеялась получить от хозяина свои кровно заработанные деньги.
   Рябой вошёл в свой кабинет и нажал на кнопку своего мобильника, чтобы вызвать к себе заместителя, но из телефона донёсся бархатный девичий голосок, который поведал, что связь временно приостановлена за неуплату. Разгневанный руководитель вызвал к себе главного бухгалтера, но секретарь сказала, что тот недавно уволился.
   - Кто-то в бухгалтерии есть? - закричал он на секретаря, - позови того, кто есть.
   Секретарь убежала и через минуту вернулась с насмерть перепуганной девушкой.
   - Ты кто? - спросил её Рябой.
   - Я бухгалтер.
   - Она только что устроилась, - пояснила секретарь.
   - Ну так, работай, если устроилась. Выписки из банка принеси. И быстро.
   Не прошло и дести минут, как выписки лежали на столе. В глаза бросилась очень крупная сумма, после которой шли только одни нули.
   - Что это? - спросил у новенькой Рябой.
   - Сумма, - растеряно ответила она.
   - Я понимаю, что это сумма! Кто платил? За что? - уже не говорил, а кричал начальник.
   Девушка трясущимися руками взяла платёжку и начала читать содержание платежа.
   - Эти деньги перечислены в благотворительный фонд, - объяснила она.
   - Какой, к чёртовой матери, фонд!?
   - Б-б-блоготворительный.
   - Я вижу, что благотворительный! Кто платил, я вас спрашиваю?!
   - Вы, - уже сквозь слёзы отвечала сотрудница.
   - Я?!
   - Вот, подпись ваша.
   Рябой стал рассматривать платёжку и к своему удивлению обнаружил, что на ней действительно стоит его подпись. "Неужели это я по-пьяни подписал! - подумал он. - Но ведь кто-то подсунул мне это?"
   - А почему главбух уволился? - спросил он уже секретаря
   - Все стали увольняться, и он уволился.
   - А почему стали увольняться все?
   - Разное толковали. Когда узнали, что все деньги ушли в этот фонд, говорили, что это и не фонд вовсе, что вы это специально сделали, чтобы деньги без налогов за границу переправить. Главбух как это узнал, так сразу и уводился. Ну, а потом все за ним стали увольняться.
   - Кто это говорил?
   - Да разве сейчас упомнишь! Все говорили. А ещё рассказывали...
   - Достаточно! Хватит мне эту лапшу на уши вешать.
   - И вовсе это не лапша.
   - А что же это?
   - Это слухи. Хороша лапша, если из-за неё почти все уволились. - Секретарь замолчала и обиженно отвернулась от начальника. - Сами спросили, а теперь ругаетесь.
   - А начальник службы безопасности уволился, или не успел?
   - Ещё не успел, - обиженно ответила секретарь.
   - И на том спасибо.
   Рябой встал из-за стола и быстро пошёл к Длинному, который, по словам секретаря, уволиться ещё не успел. В кабинете у Длинного сидели почти все боевики, или, как их теперь называли, сотрудники службы безопасности.
   - Совещание проводите? - спросил Рябой Длинного.
   - Типа того.
   - Вот и отлично. У нас тут проблемы нарисовались.
   - У тебя нарисовались, - поправил Длинный.
   - Что значит, у тебя? А вы тогда на кой хрен мне нужны?
   - Шеф, - обратился к начальнику один из охранников, - мы тут с братвой побазарили и вот что решили: ты нам, по ходу, денег должен. Так вот, пока ты с нами не рассчитаешься, мы соскакиваем.
   - Что?! - не поверил своим ушам Рябой.
   - А то, что счётчик уже включён. Срок тебе два дня, а дальше, сам знаешь. Это наши бабки и ты должен их вернуть.
   - Какие бабки?!
   - Как, какие? Ты что нам за погром обещал?
   - Да я разве спорю, - стал оправдываться Рябой. - Раз обещал, значит отдам. Только подождать немного надо.
   - Вот мы и подождём. Два дня. Вполне достаточно.
   Рябой с надеждой посмотрел на Длинного.
   - А что ты на меня смотришь? Пацаны правы. Всё по понятиям.
   - Но деньги надо отбить. Ты это понимаешь?
   - Это твои проблемы и тебе их решать. Никто за здорово живёшь твою участь разделять не будет.
   - Ты так говоришь, будто я вас кинул.
   - А как ещё? Тебя Царь предупреждал, а ты его взял и выгнал.
   - Но ведь я... - начал было Рябой, но Длинный не дал ему договорить.
   - Базар окончен. Через два дня бабки должны быть у пацанов.
   "Кранты", - подумал про себя Рябой, и был недалёк от истины.
   Ему бы распутать запутанный клубок, найти этот пресловутый благотворительный фонд и попробовать вернуть свои деньги. Только как же его найдёшь, если все, словно сговорившись, отвернулись от него? Да и разве вернёшь что за два дня? Срок совершенно нереальный. Рябой вдруг вспомнил, как он сам раздавал такие сроки людям, как сажал их на счётчик, и всего за неделю они должны ему были уже в три раза больше первоначального долга. Его мало тогда волновало, что чувствовала его жертва перед неминуемым крахом. Для него это был только бизнес, который не только не мог, но и не имел права учитывать такие понятия, как жалость, сострадание и великодушие. Таковы были правила. Не он их придумал и не ему их было отменять. Обычно человек вспоминает о жестокости этих правил только тогда, когда сам попадает под колёса этой глухой, слепой и бесчувственной машины, но, увы, когда это случается, уже никто, даже господь Бог, не в состоянии изменить эти правила ввиду глухоты и слепоты последних.
   Предприняв несколько неудачных попыток выбраться из создавшейся ситуации, Рябой понял, что время упущено, и принял единственное правильное решение, которое было возможно. Он подался в бега. Собрав деньги, которые у него ещё остались, он вызвал такси.
   - В аэропорт, - скомандовал он водителю.
   Автомобиль увозил Рябого из родного города. Здесь он родился. Тут прошло его детство. В этих дворах он стал юношей. На этих улицах он из юноши превратился в мужчину. И вот теперь, по какой-то нелепой случайности, всё это надо оставить навсегда. Рябой стал в окно разглядывать знакомые улицы и вдруг обнаружил, что они не те, которые ведут в аэропорт.
   - Почему мы свернули? - спросил он водителя.
   - Дорога закрыта, - ответил водитель. - Поедем по объездной.
   "И у меня теперь дорога закрыта", - подумал Рябой. Он откинулся на сидение, закрыл глаза и предался воспоминаниям. Однако поездка затянулась. Когда Рябой открыл глаза, то увидел, что машина едет по загородному шоссе. По обочинам мелькали тёмные силуэты деревьев и никаких построек, никаких признаков жизни.
   - Ты куда меня завёз? - закричал он на водителя.
   - Не беспокойтесь, мы, можно сказать, уже приехали.
   - А ну-ка останови немедленно! Ты что, думаешь, лоха нашёл, чтобы счётчик себе наматывать? Да я город лучше тебя знаю.
   - Как прикажете.
   Машина свернула на небольшую лесную дорожку и остановилась.
   - Приехали, - сказал водитель. - Вылезай.
   Рябой открыл дверцу и обомлел от ужаса. Перед ним стоял Длинный со своими головорезами.
   - Насколько я понимаю, - сказал он, - вместо того, чтобы искать деньги, ты решил удариться в бега.
   Объясняться перед этими людьми было абсолютно бесполезно. Рябой знал их, а они знали Рябого, и поэтому понимали всё без слов. Бывший начальник опустил голову и молча сел на сидение машины. Длинный откуда-то достал лопату и швырнул её к ногам Рябого.
   - Что расселся, порядка не знаешь? Копай!
   Эту процедуру Рябой наблюдал не единожды. И каждый раз удивлялся. Ему всегда было непонятно, почему жертвы, которые точно знают, что их сейчас убьют, всегда покорно сами рыли себе могилу? И только сейчас он это понял. Организм, повинуясь инстинкту самосохранения, пытался если не избежать смерти, то, во всяком случае, оттянуть её, насколько это возможно. Но, если в обычном случае речь идёт о годах, то здесь жизнь исчислялась минутами, и жертва готова была сделать всё, что угодно, лишь бы никому не отдать этих минут и секунд.
   Рябой взял лопату и стал покорно исполнять приказ. Его руки рыли могилу, а голова лихорадочно пыталась найти выход из, казалось бы, безвыходной ситуации. Он смотрел на своих палачей и думал, думал, думал. Что-то необычное было среди его бывшей команды. Вроде бы всё, как всегда, но что-то было лишним. Он ещё раз присмотрелся к своим убийцам и вдруг обнаружил это лишнее. Это был человек с портфелем, в очках, интеллигентного вида.
   "Зачем он здесь? Значит, он им нужен? Значит, это ещё не конец? Значит, я ещё поживу?" - эти мысли стучали в висках, как молот. Рябой отбросил в сторону лопату, показал на незнакомца пальцем и закричал:
   - Кто это?!
   - Нотариус, - спокойно ответил Длинный.
   "Нотариус? Ну конечно, нотариус! - думал Рябой. - Господи, как же я раньше не догадался? Никто и не хотел меня убивать. Они просто решили припугнуть меня, чтобы выбить долги. Ну конечно, припугнуть". Он вылез из могилы и подбежал к нотариусу.
   - Где подписать? Неужто я не понимаю? Долги священны, я хорошо это знаю.
   Нотариус вытащил из портфеля свои книги, раскрыл их и указал пальцем, где надо было поставить подпись.
   - Вот здесь за квартиру, - пояснял он, - а вот здесь за машину.
   - Не утруждайтесь, - скороговоркой проговорил Рябой. - Я всё понимаю. Где ещё?
   - Вот здесь. Это дача.
   Документы были подписаны. Нотариус спрятал в портфель книги и посмотрел на Длинного.
   - У меня всё, - сказал он ему.
   - Вас сейчас отвезут.
   Водитель, который привёз Рябого, открыл дверцу такси, приглашая нотариуса сесть. Через мгновение машина скрылась из вида.
   - Ну вот, слава Богу, всё решилось, - радостно сказал Рябой.
   - Ничего не решилось. Это слишком мало, - сказал Длинный.
   - Это ведь только начало. Ты же понимаешь, что я всё отдам.
   - Понимаю. Я всё понимаю. Лопату отдай.
   Рябой, улыбаясь, подошёл к могиле, достал лопату и протянул её своему бывшему подчинённому. Тот взял её, резко замахнулся, и ударил ею жертву по голове. Кровь брызнула Рябому в глаза. Он схватился за голову, пошатнулся, сделал несколько шагов по направлению к могиле, потерял равновесие и упал в неё.
   - Закапывайте, - скомандовал Длинный своим помощникам.
   - Так он, типа, жив ещё, - не понял бандит.
   - Закапывайте. Таков порядок. Не я его придумал, не мне его и менять.
  
  -- Глава 15
   Если у Риты дела шли, что называется, в гору, то про Диму этого сказать было нельзя. Деньги, которые он получил, подходили к концу, тем более, что большую часть он передал в фонд, а других доходов больше не предвиделось. Вероятно, неуместно употреблять слово предвиделось по отношению к Диме. Однако человек, который сам мог предвидеть судьбы других, оставался совершенно слеп к своей собственной судьбе.
   Вот такие мы люди: кто-то из нас больше видит, кто-то меньше, а кто вообще кроме денег ничего не видит, да ещё и не слышит к тому же, как Рябой, например. Однако о самой судьбе этого не скажешь. Кто-кто, а эта дамочка видит всё и слышит всех. И память у неё совсем не девичья, никого не забудет, всем воздаст по делам их, невзирая ни на чины, ни на звания.
   В то самое время, когда Дима ломал себе голову, решая вопрос: а как дальше жить, судьба уже озадачила других людей, чтобы трудоустроить своего протеже.
  
   В роскошном кабинете коммерческого банка, того самого, из которого уплыли денежки Рябого, сидел управляющий, а над его ухом склонился клерк, рассказывая своему шефу последние сплетни.
   - Да не может этого быть! Не поверю, - возмущался управляющий.
   - Вот вам истинный крест, - клерк выпрямился и перекрестился. - Да вы сами подумайте. Ведь наш банк переводил эти деньги в благотворительный фонд.
   - Ну и что?
   - А то, что я не поленился и выяснил, кто заправляет этим фондом.
   - И кто?
   - Баба одна. Самое интересное, что она держит два торговых места на том самом рынке.
   - Ну и что?
   - А места ей не кто иной, как сам Рябой подарил.
   - Как это, подарил?
   - А вот так, взял и подарил.
   - Он, значит, ей места подарил, а она взяла, и деньги его увела? Вот сука!
   - Она здесь вообще не при чём.
   - Как это, не при чём? А кто же при чём?
   - Он, сожитель её.
   - А кто у неё сожитель?
   - Царь.
   - Тот самый, что ли?
   - Тот самый. Его Рябой на работу к себе взял, зарплату положил бешеную, а тот так всё провернул, что и комар носа не подточит.
   - А где сейчас сам Рябой?
   - А вам что, менты ничего не говорили?
   Управляющий отрицательно покачал головой.
   - Его вчера в лесу нашли с пробитой головой. Он там заживо зарыт был.
   - И кто же это сделал?
   - Никто ничего не знает. Только я думаю, что здесь нетрудно догадаться. К тому же, этот самый Царь - бывший зэк. Он за поножовщину сидел. И отец его тоже в драке убит был.
   - Значит, он профессионал?
   - Выходит.
   - А под кем он сейчас ходит?
   - Ни под кем. Со своей бабой сидит и по компьютеру деньги для своего фонда собирает.
   - И каков у них оборот?
   - Ой, да какой там оборот! Разве это оборот? Слёзы, да и только.
   - Профессионал, умница, сидит дома и ерундой занимается?
   Клерк пожал плечами.
   - Я говорю, не порядок это. Не должен профессионал сам по себе работать.
   Клерк непонимающе пожал плечами.
   - Ну, что ты мне здесь плечами пожимаешь? Совсем дурак, или только вид делаешь? Я же тебе русским языком говорю - не порядок это. Не должен профессионал сам по себе быть. Сами по себе даже курицы не несутся, им для этого петух нужен, а тут профессионал.
   - А-а-а, дошло. Так вы хотите, чтобы я этим вопросом занялся?
   - Ну ты точно дурак. Не я же!
   - Не понял, - виновато улыбнулся клерк. - Что не вы? Заниматься будете не вы, или дурак не вы. Ой, господи, что я говорю?
   - У тебя точно крышу сорвало. Иди и работай, И чтобы никакой самодеятельности, тем более, со стороны профессионалов.
  
   Дима, как обычно, сидел за компьютером и просматривал электронную почту, которая приходила на адрес благотворительного фонда. Чего там только не было: и какие-то нелепые предложения на закупку сельскохозяйственной продукции, и гороскопы на текущий месяц, были даже жалобы на работу жилищной конторы. Просьб о помощи было, конечно, больше всего. Попадались предложения о конкретной материальной помощи. Их было мало, но они были.
   Необходимо было всё прочитать, всем ответить, даже если письмо не имело никакого отношения к фонду, а самое главное - проверить. Ведь, зачастую, случалось, что просили помощь на лечение ребёнка, а никакого ребёнка нет, и даже в помине не было.
   Дима уже заканчивал работу, как на глаза ему попалось странное письмо. Оно отличалось от других тем, что было адресовано не фонду, а лично ему. Он прочитал письмо и оторопел. Коммерческий банк предлагал ему работу на таких условиях, о которых не только говорить - мечтать было нереально.
   Так и застала его Рита, придя домой: сидящим за компьютером, с очумевшими глазами и раскрытым ртом.
   - Что с тобой? - спросила она. - У тебя вид, будто ты миллион выиграл.
   - Примерно так.
   - Неужели кто-то ещё скинул нам сумасшедшие деньги? Дай-ка посмотрю.
   Она села за компьютер и занесла руки над клавиатурой.
   - Где? - спросила Рита.
   Дима пальцем указал на письмо.
   - Ничего себе! - воскликнула она, прочитав письмо. - И что ты сидишь, будто тебя пыльным мешком из-за угла ударили?
   - А что я должен делать? Могу стоять.
   - Я в том смысле, что ты не рад, как мне кажется.
   - Честно говоря, не нравится мне всё это.
   - Что, это? То, что тебе предлагают работу в то время, когда ты только и думаешь о ней?
   - Я не об этом. Там наверняка афёра какая то, вроде той, что была у Рябого.
   - Афёра?! Ничего себе, афёра! Бандит, который терроризировал весь район, получил наконец своё законное место на кладбище и никому теперь не мешает. Деньги, которые он отнял у людей, снова вернулись к людям и направлены на лечение детей. Ты это называешь афёрой? Работа ему, видите ли, не нравится! - продолжала ворчать Рита. - А кому она нравится? Она вообще никому нравится не может, по определению, потому что она работа.
   - Однако фондом ты занимаешься с удовольствием.
   - Вот только о фонде не надо. Моя работа на рынке. Иди, поработай. Каждый норовит тебя обозвать, оскорбить, унизить, а ты не моги, улыбайся им, кланяйся.
   - Я уже работал - знаю.
   - А чего же ты тогда говоришь? А фонд - это не работа, это для души.
   - Вот и я хочу, чтобы для души.
   - В том то и дело, что одна душа. Я ведь с фонда денег не беру, а свои вкладываю. Какая ж это работа?
   - Я тоже.
   - Для души он хочет! Если все для души будут жить, с голода помрём. А говно кто будет убирать? Или ты считаешь, что кому-то это по душе?
   - Ты знаешь, куда я ни пойду, везде большие неприятности случаются. Я уже сам себя бояться стал.
   - Думаешь, мне не страшно было? Да я как узнала, что на наш счёт эти сумасшедшие деньги от Рябого пришли, сама чуть Богу душу не отдала. Думала, всё, прикончат теперь и фонд и меня вместе с ним. Хорошо, что ты его раньше успокоил.
   - Это не я. Он сам себя успокоил.
   - Ну не ты, так руками твоими, какая разница?
   - И руки не мои были. Я, наоборот, как лучше хотел.
   - Кто ты такой, чтобы знать, как лучше? Господь Бог, что ли? Иди, сядь в кресло зубного врача, да поизвивайся там от боли, как червяк на крючке, а ведь врач лучше делает. Иди и работай. Может быть, на свете ещё одной тварью меньше станет, вот тогда действительно всем лучше будет. Это и есть твоя работа.
  
   Дима шёл на собеседование в банк, предчувствуя, что ничем хорошим это не кончится. Но он нёс свой крест и не собирался ни с кем делиться своей тяжёлой ношей.
   В банке, видимо, были предупреждены о его визите. Стоило ему назвать свою фамилию охраннику, как тот учтиво расплылся в улыбке. Как из-под земли появился клерк, который, изгибаясь перед гостем, как это умеют делать только клерки, поклонился и попросил Диму проследовать за ним. Они прошли по длинным коридорам и остановились перед большой дубовой дверью.
   - Управляющий ждёт вас, - заискивающе пролепетал клерк.
   Дима ничего не ответил и прошёл в дверь.
   - Знает себе цену, сволочь, - процедил сквозь зубы клерк в спину гостю.
   Управляющий был сама любезность. Он усадил своего будущего сотрудника к журнальному столику и велел секретарю принести кофе.
   - Может быть, желаете чего-нибудь покрепче? - спросил он.
   - Как хотите. Я думаю, это то, что сейчас вам нужнее всего.
   - Вы, и правда, читаете мои мысли, я действительно этого хочу. Машенька! И коньячку принеси, - крикнул он секретарю вдогонку.
   Когда коньяк был принесён, управляющий трясущимися руками заполнил стопки и провозгласил тост:
   - За здоровье!
   - Хороший тост, - похвалил его Дима. - Такой тост можно провозглашать в любой компании: хоть среди бомжей, хоть среди олигархов.
   - Да, действительно, я даже не думал об этом. А, правда, как вы это делаете?
   - Что именно? - не понял Дима.
   - Ну, вот хотя бы, что мне сейчас очень захотелось выпить. Откуда вы это узнали?
   - Здесь нет ничего удивительного. Посмотрите на себя в зеркало. У вас пересохли губы и руки трясутся. Вы вчера изрядно выпили, не правда ли?
   - Да, действительно. Однако перейдём к делу. Я хочу...
   - Я знаю, чего вы хотите, - прервал собеседника Дима.
   - Однако! С вами интересно разговаривать. И что же вы мне посоветуете в таком случае?
   - А разве вы нуждаетесь в моих советах? Вам просто надо знать то, что знаю я.
   - И это правда. Мне нужна только информация. Как говорится: кто предупреждён, тот вооружён. А это значит, что обладая последней, я сам буду способен изменить дорогу своей жизни.
   - К сожалению, у меня другая точка зрения.
   - Какая же, если не секрет?
   - Дорогу жизни никто не способен изменить.
   - Вы считаете, что у человека нет выбора?
   - Совсем наоборот. Я считаю, что у человека есть выбор, а больше ничего.
   - Что-то я вас не понял.
   - Всё очень просто. Человек способен выбрать дорогу, по которой пойдёт, а изменить саму дорогу он не в состоянии. Если встали на свою дорогу, обладаете вы информацией или нет, это ничего не изменит. Дорога всё равно приведёт вас к финишу.
   - Я давно свою дорогу выбрал, и куда же она приведёт, по-вашему?
   - К эшафоту.
   Управляющий при этих словах поперхнулся кофе и залил себе сорочку.
   - Ничего себе, прогнозики! Вы хотите сказать, что я буду казнён?
   - Боже упаси! Вы умрёте, как царственная особа. В тепле, сидя на унитазе.
   - От чего?
   - От инфаркта.
   - А при чём тут эшафот?
   - Честно говоря, он вообще ни при чём. Я это так, образно сказал.
   - В таком случае, сделайте одолжение, объясните, что вы понимаете под этим словом, а то я боюсь, что инфаркт случится прямо сейчас.
   - Нет, это будет немного попозже. А под эшафотом я подразумеваю то, что вы строите: ваши дворцы, яхты, машины и тому подобное.
   - Ну, если мой унитаз будет стоять на таком эшафоте, то я спокоен. А что касается инфаркта, то мы все когда-нибудь умрём. К сожалению, смертью кончается любая дорога.
   - Ну, это как сказать. Для кого кончается, а для кого только начинается.
   - Вы про загробную жизнь?
   - Про неё самую.
   - Это уже философия, а мы люди земные. Давайте спустимся на грешную землю. Ко мне завтра должен прийти партнёр для подписания контракта. Мне бы хотелось в общих чертах знать, что он думает.
   - Он думает обмануть вас.
   - Ну, это естественно. Он же бизнесмен. О чём же ему ещё думать?
   - Что же вы тогда хотите знать?
   - Обманет он меня или нет?
   - Нет. Обманете вы его.
   - Вот это то, что я хотел узнать.
   Управляющий посмотрел на часы и замахал руками.
   - Вы действительно очень интересный собеседник, - сказал он Диме. - С вами совершенно забываешь о времени. А между тем, ко мне сейчас должен прийти тот человек, о котором мы с вами говорили. Мы обязательно с вами договорим. В самое ближайшее время.
   - Месяца через три, - уточнил Дима.
   - Почему через три?
   - Потому что после подписания контракта вы поедете в отпуск, а после отпуска вам будет не до меня. Свадьба дочери - мероприятие хлопотное.
   - В отпуск? Странно. Если мне не изменяет память, я отдыхать не собирался. Впрочем, как и свадьба. Ни о какой свадьбе у меня дома даже речи не было. Впрочем, всё это обсудим в следующий раз. А сейчас, прошу меня извинить, ей Богу, нет ни одной свободной минуты.
   Дима пожал руку хозяина и вышел из кабинета. Стоило ему закрыть за собой дверь, как перед ним опять появился клерк.
   - Как прошла беседа? - услужливо спросил он. - Управляющий сегодня в хорошем настроении, это уже залог успеха.
   Клерк протянул Диме конверт.
   - Здесь ваш гонорар. Можете не пересчитывать. У нас не обманывают.
   - По-мелкому не обманывают, - поправил Дима.
   Клерк рассмеялся.
   - Я вижу, у вас тоже хорошее настроение, значит, встреча прошла удачно. Вас проводить?
   - Не надо. Я дорогу запомнил.
   - Как изволите.
   Дима пошёл к выходу, а клерк моментально скрылся в кабинете управляющего.
   - К встрече всё готово? - спросил начальник своего подчинённого, даже не взглянув на него.
   - Не извольте беспокоиться.
   - А этого проводил?
   - Сам ушёл. Деньги я ему передал.
   - На таможне сюрпризов не будет?
   - Обижаете. Всё будет разыграно, как по нотам. Как только товар попадёт на границу, сразу будет арестован. Ну, а дальше, как говорится, дело техники.
   - А у юристов всё готово?
   - Контракт подготовлен. По условиям договора, если дебитор задержит платежи более, чем на месяц, то будет отвечать своим имуществом, а на таможне товар пролежит месяца три, а то и больше.
   - И имущество дебитора перейдёт к нам, - продолжил управляющий. - А так как таможня должна отдать товар не физическому лицу, а юридическому, следовательно, он будет передан фирме, владельцами которой будем уже мы.
   - Гениально! - воскликнул клерк.
   - А что партнёр? Как он нас думает кинуть?
   - Всё элементарно. Он просто не собирается возвращать кредит. После пересечения товара через границу меняются документы, и груз следует совсем к другому хозяину. Партнёр топит свою собственную фирму в искусственных долгах, и взыскивать долг становится не с кого. И деньги целы, и товар на месте, и долги отдавать не надо.
   - Фу, как это примитивно! Никакого полёта фантазии. Никакой изобретательности. А ведь бизнес - это творчество, поэзия, если хотите.
   Телефонный звонок прервал разговор двух поэтов, не дав насладиться вдоволь собственным шедевром.
   - Это охрана. Клиент пришёл, - сказал управляющий клерку. - Беги, встречай. Остался последний штрих.
   Клерк уже подошёл к дверям, но хозяин его остановил.
   - А что это ты ему про мою семью наболтал?
   - Кому?
   - Ну, этому экстрасенсу.
   - Ничего я ему не говорил.
   - Откуда же он тогда знает, что у меня есть дочь?
   - Не знаю.
   - Но ведь откуда-то он знает?
   - Ну, так как же, ведь он этот, как его - царь!
   - Царь? Запомни раз и навсегда, царь для тебя это я, и никаких других царей быть не может.
   - Нет, я просто это, как его... - начал оправдываться клерк. - А для чего же тогда вы его на работу взяли?
   - Как бы это объяснить, чтобы ты понял? Понимаешь, при моём статусе положено иметь своего колдуна. Ну, это, вроде как, престижная машина или недвижимость за границей. Понял?
   - Понял.
   - Что ты понял?
   - Понял, что как машина.
   - Ничего ты не понял. Ты должен понять одно - царь это я.
  
   Ни поэтом, ни, тем более, художником Андрей Борисович Артамонов никогда не был. Более того, выбранная им после школы специальность не оставляла никаких надежд на какое-либо творчество. Ну, действительно, какое может быть творчество со специальностью экономика и финансы? Его не только поэтом, его мужчиной-то не считали. Не моряк, не лётчик, не строитель, не инженер, а так, незнамо кто, одним словом, бухгалтер. Девчонки шарахались от него, как чёрт от ладана, а парни считали ниже собственного достоинства не только дружить с ним, а даже быть знакомым.
   А кто, собственно, сказал, что творчество - это специальность? Творчество - это состояние души, полёт мысли. Творчество - это способность усмотреть то, что не в состоянии увидеть обычный человек, Это, наконец, гармония разума, совершенство. Творчество - это то, что даруется только избранным, тем, кому суждено управлять этим прекрасным и беспокойным миром.
   Осознание того, что он, Артамонов Андрей Борисович, как раз и есть тот самый избранный, пришло не сразу. Это случилось, когда страна переходила с социалистических рельсов на капиталистические. Его банк подвергся тогда принудительной приватизации. Впрочем, это происходило почти со всеми государственными предприятиями. Клиентам предлагали купить акции банка. В то время ещё мало кто понимал, что такое вообще акция, поэтому клиенты отмахивались от них, как от назойливых мух. Руководству ничего не оставалось, как применить в капиталистическом обществе социалистические законы. Предприятиям просто стали задерживать заработную плату, если те отказывались приобретать ценные бумаги. Вот тут-то и проявились незаурядные способности заурядного клерка. Артамонов обещал содействие клиентам в получение их же собственных денег в обмен на бумажки, которые в те времена были никому не нужны. Всё это Андрей Борисович проделывал на виду у всех. Однако никому и в голову тогда не приходило заподозрить его в нечестности. Напротив, его ставили в пример остальным сотрудникам, как самого исполнительного и сознательного работника. Сотрудники же, хоть и внимали речам начальства, но за глаза иначе, как дураком, Артамонова не называли. Об этих акциях вспомнили позже, когда объявили о первом собрании акционеров. Из всего отдела, где работал Андрей Борисович, пригласили только его. Каково же было удивление сотрудников, когда с собрания Артамонов вернулся членом совета директоров всего банка. Вот тогда и понял скромный клерк, что он не такой, как все остальные, что у него свой путь в этой жизни, что на него возложено повелевать, а на остальных - исполнять.
  
   После разговора с Царём и подписания контракта Андрей Борисович находился в самом превосходном расположении духа. Он опять доказал себе и всем окружающим свою состоятельность и особое положение в обществе.
   Придя домой из банка, он даже не заметил, что в гостиной стол накрыт по-праздничному, а в доме находится посторонний человек.
   - Андрюша, ты никуда сегодня не убежишь? - спросила жена.
   - Ни-ку-да. Сегодня я весь вечер буду с вами. Сегодня у меня праздник. Сегодня, можно сказать, я стал богаче в два раза!
   - И я стала богаче в два раза! - присоединилась к разговору дочь.
   - Не понял! - Андрей Борисович впился глазами в живот дочери.
   - Да, папа, вот уж воистину, для мышки страшнее кошки зверя нет. Ну почему у тебя мозги работают только в одном направлении? Я вовсе не это имела в виду.
   - Ты про что? - испуганно спросил отец.
   - Про то, что ты подумал. Этим процессом люди давно уже научились управлять. Мы в двадцать первом веке живём, а не в восемнадцатом.
   - Что же ты тогда имела ввиду?
   - Я имела ввиду своего жениха.
   - И это всё?
   - Всё. А что тебе ещё надо?
   У Андрея Борисовича отлегло от сердца. Он прошёл в гостиную и сел на диван.
   - Ну, слава тебе Господи, а то я уж подумал...
   - Алёша, выходи! - крикнула дочь. - Папа согласен!
   - Что значит, согласен? - возмутился отец.
   - Как, что? Ты только что сказал: "Слава Богу!"
   - Ну и что?
   - А то, что эти слова означают согласие. Я так полагаю, что твоя дочь засиделась в девках, вот ты и сказал: "Слава Богу!"
   - Нет, я совсем не это имел ввиду.
   - А что ты имел ввиду?
   Андрей Борисович вдруг понял, что не знает, как ему ответить. Он вдруг вспомнил свой разговор с Царём. Тогда он воспринял его как за какой-то бред. А тут - на тебе! Жених, собственной персоной, значит, действительно, свадьба не за горами.
   - Значит, мы в отпуск уезжаем? - почему-то спросил он.
   - О ба на! - Дочь, поражённая ответом отца, тоже села на диван.
   Рядом с дочерью на диван приземлились жена и новоиспечённый жених.
   - Откуда ты про отпуск знаешь? Мы же этот вопрос без тебя обсуждали? - спросила дочь.
   - Вы всё равно не поверите.
   - Почему не поверим? Нет уж, папочка, начал, так говори.
   - Я сегодня колдуна на работу принял, вот он мне и сказал.
   - Кого-кого? Колдуна?
   - Ну, не колдуна, а как его? Экстрасенса.
   - А зачем тебе экстрасенс? - спросила жена.
   Андрей Борисович пожал плечами.
   - Не знаю. Ни у кого нет, а у меня есть.
   - Ой, папка, как интересно! Что он тебе наговорил?
   - Нет уж, дорогая, это ты рассказывай, что вы тут удумали?
   Жених встал с дивана, пытаясь озвучить то, что, наверняка, не один раз уже отрепетировал, но, заметив, что невеста хочет что-то сказать, снова сел на своё место.
   - Ничего особенного не удумали, - сказала за жениха дочь. - Это у тебя всё необычно: ни у кого нет, а у тебя есть. У нас всё, как у всех: все выходят замуж, и я выхожу.
   - Что значит, все? - не понял отец.
   - А то и значит. Вон, Верка, подружка моя, она уже с двумя разошлась, а я ещё ни разу не выходила.
   - Тоже мне, нашла предмет для подражания! Да твоя Верка просто...
   - Вот этого, папочка, не надо! Я твоих друзей не обижаю, и ты моих не трогай.
   - Хорошо, хорошо. Я просто хотел сказать, что это как-то неожиданно. Надо же какое-то время, чтобы принять такое решение.
   Жених опять встал с дивана, чтобы объяснить ситуацию.
   - Ну, при чём тут время? - опять не дала открыть ему рот невеста. - Он привлекателен, я чертовски привлекательна, чего время терять?
   - Я серьёзно тебя спрашиваю, а ты всё шуточки шутишь.
   - Ничего мы не шутим.
   - Мы серьёзно, - наконец-то смог вставить и своё слово жених.
   - А если серьёзно, то свои чувства нужно проверить.
   - Вот мы их и проверим, в отпуске, - снова перебила всех невеста.
   - Под нашим пристальным присмотром, - прошептала на ухо Андрею Борисовичу жена.
   - У Лёшки госэкзамены, вот мы на это время все и свалим, - добавила невеста.
   - А почему мы должны сваливать? И чем мы можем помешать?
   - Папа, ну ему же надо где-то готовится?
   - Ты хочешь сказать, что готовится он будет у нас?
   - Ну, а где же?
   - Но ведь раньше он где-то готовился?
   - Раньше он не был женихом дочери управляющего банком, - уже с раздражением ответила дочь. - Нет, папочка, если ты возражаешь, то он может готовиться и в общаге. И никакой свадьбы можно не делать. Мы просто распишемся в районном ЗАГСе, вот и всё. А жить после регистрации мы уедем к Лёшиной маме. Ты не возражаешь, милый?
   Жених снова встал с дивана, но на этот раз ему не дал открыть рта Андрей Борисович.
   - Нет! Этого не будет никогда! Всё надо сделать, как полагается! И регистрация будет во дворце, и свадьба, и венчание. Всё, как положено!
   - Я же говорила, что папочка будет согласен, - сказала дочь своему жениху. - Папа, что ты так разволновался? Расскажи лучше про колдуна, ты обещал.
   - А что про него рассказывать? Колдун, как колдун.
   - Ну что значит, колдун, как колдун. Он ведь тебе говорил что-то?
   - Говорил. Говорил, что я сейчас в отпуск уеду, а потом буду занят свадьбой своей дочери.
   - Вот это да! Лёшка, ты слышишь, у нас с тобой свой собственный колдун будет! Вот отпад!
   - Ты, это, знаешь, с этим поосторожней. Он действительно серьёзный человек, не пешка какая-то. Хватит мне допрос учинять. Дай хоть с твоим будущим мужем познакомиться. Значит, ты и есть тот самый Алёша? - спросил Артамонов старший жениха.
   Слава Богу! Не прошло и часа, как жениху представилась возможность высказаться.
   - Да, - облегчённо сказал он.
   - И по какой специальности ты учишься? - спросил отец.
   - Он юрист, - ответила за него дочь.
   - Значит, после университета ты будешь...
   - Папа, ну неужели ты думаешь, что он пойдёт работать в юридическую консультацию?
   - А почему бы и нет?
   - Значит, ты хочешь, чтобы твой зять отмазывал от тюрьмы различных подонков?
   - Почему обязательно подонков? У юристов много и других дел.
   - Вот и прекрасно, значит, Лёша будет работать у тебя в банке.
   - Почему в банке? Он же не финансист.
   - Разве у тебя нет юристов?
   - Есть, конечно, только там нужен большой опыт.
   - Что касается опыта, то здесь всё в порядке, - наконец вставила своё слово жена. - У кого-кого, а у папы опыта не занимать. Неужели с дочерью не поделишься?
   Ольга Петровна была очень довольна своей репликой, потому что стоять молча и слушать, как уже битый час препираются дочь с отцом, не только не приятно, но и обидно.
   - Господи, тебя-то кто за язык тянет? - зашипел на неё муж.
   - Вечно тебе не угодишь, - заворчала жена. - Это только ты часами можешь языком чесать, а я как слово скажу, то вечно ты не доволен.
   - Предки, хватит ругаться! Пора уже за стол, - разрядила обстановку дочь, - забыли что ли, что у нас помолвка.
  
   Вот что умеет делать праздничный стол, так это сглаживать острые углы. Стоит только сесть за него, опрокинуть рюмочку, другую, закусить остренькой закусочкой, и противоречия, которые совсем недавно были между людьми, отходят на второй план. А если ещё парочку опрокинуть, то они и вовсе пропадают. Ну а если всё это повторить? Тогда начинается самое интересное: люди становятся друзьями, им хочется петь, обниматься и творить грандиозные дела, разумеется, сообща.
   Стоило перекочевать всем с дивана за стол, да посидеть за ним полчасика, как от разногласий не осталось и следа. Андрей Борисович обнял своего будущего зятя и вдохновенно рассказывал про бизнес, про то, как на совершенно пустом месте можно сделать целое состояние. Отец любовно посмотрел на Алёшу и смачно поцеловал его. После таких проявлений чувств впору было приревновать своего любимого папочку к не менее любимому жениху, но дочь с матерью смотрели на эту идиллию и умилялись.
   - ...а можно ещё долги покупать, - убеждал Алёша банкира. - Сейчас долгов у всех выше крыши.
   - Не понял? Какие долги?
   - Обыкновенные. Сейчас предприятия векселями расплачиваются.
   - Да эти бумажки сейчас никому не нужны.
   - Сейчас не нужны, а завтра?
   - Слушай, Алёха, а ведь у меня вот с таких ненужных бумажек всё и началось!
   - Векселя - это само собой, а я про долги хочу сказать. Ведь приобретая долги, мы приобретаем права кредитора. Вы представляете, сколько можно с них снять.
   - Да, ставки рефинансирования сейчас хорошие.
   - При чём тут ставки! Мы доказываем в суде, что нам нанесён ущерб, упущенная выгода, например. Представляете, какие это деньги!
   - Лёша, давай выпьем! За твою голову. Ты знаешь, я был не прав, когда говорил, что тебе в банке делать нечего. Мы просто обязаны работать вместе. Я тебя своим заместителем сделаю. Натаскаю немного и сделаю.
  
   Если бы так просто в мире решались проблемы! Тогда каждый заложил бы себе стакан за воротник, вот и вся недолга. Увы, не мудростью сильно застолье, а похмельем.
   Проснувшись утром, Андрей Борисович еле оторвал голову от подушки.
   - Ну и накушались мы вчера! - пожаловался он жене.
   - Да уж, оттянулись по полной программе.
   - Голова как чугунная, того и гляди, лопнет.
   Однако не так страшен чёрт, как его малюют. Стоит, к примеру, выпить рассольчику, а ещё лучше, водочки, грамм сто, как всё встаёт на свои места. Голова постепенно начинает проходить и восстанавливать в памяти события вчерашнего дня.
   - Значит, Машка замуж выходит, - продолжал банкир разговор с женой уже на кухне.
   - Выходит, все женщины когда-нибудь замуж выходят.
   - Ну да, конечно. Где он хоть работает?
   - Как где? У тебя и работает.
   - Чего?
   - То, что слышал. Ты его вчера своим заместителем принял.
   - Ох ты! Это я спьяну. Всерьёз можно не принимать.
   - Не знаю, не знаю. Ты и заму своему вчера звонил. Да и Машка всё слышала. А Машка, сам понимаешь, если чего ей в руки попадётся, с живого не слезет.
   - Слушай, в кого она у нас такая? Ведь всем глотку заткнёт, не отстанет, пока своё не получит.
   - В папочку, в кого же ещё. Ты же тоже своего не упустишь.
   - Это хорошо, конечно, с одной стороны, но с другой - не приведи господь!
   - Да не переживай ты. Съездим в отпуск, отдохнём, а там, глядишь, и свадьбы никакой не будет.
   Андрей Борисович вспомнил свой разговор с Царём и отрицательно покачал головой.
   - Нет, дорогая, от свадьбы мы никуда не денемся. Как говорится, чему быть, того ни миновать. Тут что-нибудь другое надо придумать.
   - Вот и прекрасно. Отдыхай на природе и думай, сколько тебе угодно.
   В квартиру позвонили. Жена пошла открывать дверь, а Артамонов налил себе водки и залпом выпил. Не успел он закусить, как на кухню вошли его заместитель, а за ним жена.
   - Доброе утро, Андрей Борисович, я вам билетики принёс.
   - Какие билетики?
   - Как какие? Вы же с семьёй в отпуск отбываете.
   - А тебе откуда известно?
   - Ну как же? Вы вчера вечером мне звонили и поручение давали.
   - Звонил, звонил, - подтвердила жена.
   На кухню тихо вошла Маша. Она встала за спиной матери и с любопытством наблюдала за происходящим.
   - А это у тебя что? - банкир указал на листок, который заместитель положил на стол.
   - Приказ о назначение нового заместителя.
   - Какого заместителя? Я никого не назначал!
   - Назначал, назначал, папочка. Так что, подписывай.
   - Да, но...
   - Никаких но! Какой же ты банкир, если твоим словам верить нельзя? - возмутилась дочь.
   - Господи, откуда ты-то взялась? Что ты в мои дела лезешь? - взмолился отец.
   - Подписывай, подписывай, папочка. Не хватало ещё, чтобы мы в семье друг другу врать стали.
   Андрей Борисович взял ручку, но подпись ставить не решался.
   - В таком случае, и от меня правды не будет, ни для тебя, ни для матери.
   - А я-то здесь причём? - не поняла мать.
   - Муж и жена - одна сатана. Ты защищаешь своего мужа, а я своего.
   - Да он никакой тебе ещё не муж!
   - Это формальности. Так ты подписываешь, папа, или я уезжаю жить к Лёше?
   Рука банкира нехотя поставила подпись на документе. Дочь тотчас ушла с кухни, а жена пошла провожать заместителя. Андрею Борисовичу ничего не оставалось, как налить доверху стакан водки и залпом выпить его. После событий, которые свалились на Артамонова, как снег на голову, нужно было действительно уезжать в отпуск, чтобы отдохнуть и всё хорошенько обдумать.
  
   Однако, как говорится, от себя не убежишь. Хоть ты в пустыню залезь, хоть на гору заберись - от проблем не спрячешься. Будь ты Папа римский, будь ты банкиром или дворником - никто тебе не поможет: что сам заварил, то и расхлёбывать будешь. Даже ласковое тёплое море не успокаивает, даже южное солнце не отвлекает. Лежишь на пляже, смотришь на всю эту красоту, а ничего не видишь, одни проблемы перед глазами стоят.
   - Ты не заболел, Андрюша? - спросила супруга банкира.
   - С чего ты взяла?
   - Что же я не вижу? Всё время о чём-то думаешь. Мы же отдыхать сюда приехали, а не думать.
   - Я банкир, мне положено думать.
   - Вон, мужики - тоже не дворники, - она кивнула на соседей.
   - И что они?
   - Сейчас две девицы пошли купаться совсем голые. Весь пляж наизнанку вывернулся, на их задницы глаза таращил, а ты хоть бы глазом повёл. Всё думаешь.
   - Вот я и думаю, как бы нам с тобой тоже с голой задницей не оказаться.
   - Ну, этому не бывать. Нравы меняются, конечно. Что раньше было плохо, то хорошо стало, но нам это не грозит. Вот Машка, та может, конечно, и задом повертеть, а мы своё отвертелись. Честно говоря, у неё есть чем повертеть. Смотри, вон она купается - русалка, да и только!
   - Да я тебе не про голых баб говорю. Это я так - фигурально. Вспомни, как она всё провернула с назначением своего хахеля. Эти детки нас догола разденут.
   - Перестань. Это же твоя дочь. Всё равно после нас ей всё достанется.
   - Она-то дочь, а этот тип, мне сын что ли? Да и достаться ей должно всё после смерти, а не до того. Только мне сдаётся, они нас раньше обдерут, как липку.
   - Сам виноват. Твоё воспитание.
   - Хватит крайнего искать. Можно подумать, ты только рядом стояла. Да и какая разница, кто виноват, если в результате и ты и я с голой задницей останемся.
   - Ты думаешь, это серьёзно?
   - Ещё бы! Это же акулы! И он и она.
   - Слушай, может быть расстроить эту свадьбу? Столкнём их лбами. Они оба упрямые, никто не уступит.
   - Свадьба всё равно будет. Этого уж не изменить.
   - Это тебе колдун сказал?
   - Он.
   - А верить-то ему можно?
   - Этому можно.
   Андрей Борисович задумался и его лицо впервые за несколько дней просветлело.
   - Свадьбу отменить мы не можем, а вот жениха...
   - Господи, да что ты задумал?
   - Да не бойся ты. Никто его даже пальцем не тронет. Посмотри, сколько здесь парней. Вот мы ей женишка-то и заменим. Сама же говорила, что она у нас русалка.
   - Как же мы это сделаем? Неужто ты думаешь, она нас послушает?
   - А ей и не надо нас слушать. В мире всё подчиняется двум богам: деньгам и гормонам. А если есть деньги, значит и гормонами можно управлять.
   - Ты что, с ума сошёл?! Родную дочь решил под кого угодно подкладывать?
   - А ты предпочитаешь с голой жопой на старости лет остаться?
   Против такого аргумента, как говорится, не попрёшь. Ольга Петровна приняла единственное, с её точки зрения, правильное решение: она скорчила обиженную и возмущённую физиономию, но не пошевелила даже пальцем, чтобы отговорить мужа от его коварного замысла. Этой темы она старалась вообще не касаться. Один только раз, когда муж место пляжа собрался в аптеку, она спросила его:
   - За гормонами для Машки собрался?
   Тот только кивнул головой.
   - Ты это, побольше, что ли, возьми.
   - Зачем?
   - Ну, чтобы и нам осталось. А то всё думаешь, думаешь... Что мы, не люди что ли?
   Раньше родители Маши относились к дискотекам, танцам, вечеринкам и прочим увеселительным увлечениям дочери с неприязнью. Они ворчали на неё, читали ей нотации, предупреждали, что всё это добром не кончится. Молодой девушке казалось, что этому родительскому деспотизму не будет конца. Она с завистью смотрела на своих подруг, которые, выйдя замуж, улетали из-под родительского крылышка. Противоречия дочери и родителей от года к году обострялись, и Маша, конечно же, сделала то же самое, если бы не те же подружки. Их "счастливая" жизнь заканчивалась сразу после свадьбы. Столкнувшись с оборотной стороной медали, а именно, с хлебом насущным, молодые супруги, совершенно не готовые к самостоятельной жизни, начинали обвинять друг друга в неустроенности семьи и во всех других бедах, которые сыпались на молодожёнов, как из рога изобилия сразу после медового месяца. Мужья, привыкшие к вкусным маминым обедам и уюту, обвиняли своих жён в неумении делать элементарную женскую работу. Жёны видели причину неустроенности исключительно в нехватке денег, и, в свою очередь, обвиняли мужей в том, что те не выполняли самую главную обязанность - добывать хлеб насущный в поте лица своего. Разумеется, так продолжаться долго не могло. Через год бывшие жёны возвращались к родителям, не забыв повесить на их шеи кроме себя внука или внучку. Однако на этом кошмар, который совсем недавно казался раем, не заканчивался. Молодые женщины пытались исправить положение, в котором оказались. Они срочно затаскивали в постель уже любого мужика, лишь бы только заставить его жениться, чтобы посадить себе на шею глупую женщину, да ещё с ребёнком впридачу. Однако найти такого дурака было нелегко. Мужчины, с удовольствием принимая предложение заняться сексом, тут же сбегали, услышав хоть намёк на официальное оформление отношений. Женщины расставляли свои силки и ловили следующую жертву, но те тоже исчезали. И чем больше попыток делала несостоявшаяся жена, тем крепче затягивалась петля на её шее.
   Маша, хоть и завидовала своим подружкам, но такая перспектива семейной жизни её не устраивала. В своей семье она никогда не слышала разговоров про любовь и не знала, что это такое. Более того: если в кругу, где она вращалась, кто-то упоминал это слово, то над таким начинали смеяться, и он уже никогда не появлялся среди "избранных". Единственное, что она усвоила очень хорошо, так это то, что женщина должна жить с мужчиной, за что тот обязан носить её всю жизнь на руках и обеспечивать, согласно тому статусу, который имела женщина до женитьбы. А Машин статус был высок. Она была дочерью банкира. Где же взять таких мужиков? Оставалось только одно - ковать своё счастье собственными руками. Как дочь банкира, она твёрдо верила, что самые прочные отношения между людьми возникают только тогда, когда они основаны на деньгах. Вероятно, этим и объясняется её стремление подсунуть своего будущего мужа под папочкино крылышко, привязав его этим к деньгам, а значит, и к себе, крепко-накрепко.
   Проводя отпуск с родителями, Маша с удивлением заметила, что предки не ворчали на неё за слишком уж свободное поведение. Более того, они одобрительно кивали головами, когда их дочь собиралась уйти куда-нибудь на всю ночь с весёлой компанией.
   Маша с гордостью объясняла эти перемены своей победой в долгих спорах о равенстве мужчин и женщин. Сексуальная революция свершилась, и капитуляция догматиков, а именно так она называла своих родителей, была ей принята без всяких условий. Дело дошло до того, что однажды они не только молчаливо согласились на её вечеринки, но и сами предложили ей оттянуться.
   - Пошла бы ты доченька погуляла, - неожиданно предложил отец. - Чего дома сидеть? Да и мы с матерью ночным воздухом подышим.
   Повторять два раза не пришлось. Тем более, что сегодня ей особенно хотелось оттянуться по полной программе. Внутри всё тряслось, сердце колотилось, как бешеное, и ей едва удавалось сдержаться, чтобы не заорать во всё горло, как делают это кошки в марте, зазывая котов. Она пулей вылетела из дома, даже не сказав, когда вернётся.
   - Ну что, так и будем сидеть? - спросила Ольга Петровна.
   - А что ты предлагаешь?
   - Надо посмотреть за ней. Мало ли, что может случиться?
   - А ты, что, не знаешь, что случится?
   - Да ну тебя! Вечно ты со своей пошлостью.
   - Какая пошлость? Ты такую дозу всыпала, что ей дай бог до первых кустов добежать.
   - Я просто боялась, что не подействует.
   - Ещё как подействует!
   - Тем более, надо подстраховать. Где твой бинокль?
   - А бинокль-то зачем?
   - А ты собираешься рядом стоять?
   Можно долго пересказывать, кто чего кому сказал, а кто чего ответил. Главное, что в результате всего получилось. А получилось, что мать с отцом с биноклем в руках оказались лежа в кустах, наблюдая за собственной дочерью, которая оказалась в ситуации более чем щекотливой, созданной, кстати, самими родителями. Бинокль был один, а наблюдающих двое, поэтому они смотрели в него поочерёдно, комментируя происходящее.
   - Ну, что там? - спрашивала жена.
   - Ничего, водку пьют.
   - А сколько их?
   - Она и ещё два кобеля.
   - Дай посмотреть.
   Андрей Борисович передал бинокль супруге.
   - Что они делают? - спрашивал он у супруги.
   - Под юбку к ней лезут.
   - Кто?
   - Все.
   - А она?
   - А ей, по-моему, этого только и надо. Вот ведь, дрянь какая! Как же ей не стыдно?
   - Ей не может быть стыдно. Забыла разве, что она под воздействием?
   - Слушай, а может мы с тобой под воздействием? Это надо немедленно прекратить.
   - Да как она этого типа моим заместителем сделала? Так это только первый шаг, отдадим всё своё состояние Алёше, а сами с голой жопой останемся?
   - Ну почему сразу с голой жопой? Все дочери в конечном итоге должны выйти замуж.
   - Выйти должны все, только бизнес оттягивают не все.
   - Да кто твой бизнес оттягивает?
   - Забыла, как она этого типа моим заместителем сделала?
   - Это да, - сказала Ольга Петровна, подавая мужу бинокль. - Смотри сам.
   Андрей Борисович взял бинокль и продолжил наблюдение.
   - Что ты молчишь? - не успокаивалась жена.
   - Ой! Ой! Ну ничего себе! Вот это техника! Вот это класс! Где же она так научилась?
   - Что ты разойкался? Говори толком, что там? Начали, что ли?
   - Да начали, начали.
   - О, господи! По-очереди, что ли?
   - Сразу вдвоем.
   - Как это?
   - На, посмотри и поучись заодно.
   Жена взяла бинокль и впилась в него глазами.
   - Ну что, кончили они? - спросил муж.
   - Нет ещё.
   - А я кончил. Пойдём домой. Ещё несколько таких вечеринок, и никакого Алёши даже в помине не будет.
   Маша пришла домой только под утро. Она наскоро приняла душ и голышом рухнула в кровать, даже не удосужившись прикрыться одеялом.
   И завтрак и обед она проспала. Только к ужину матери удалось растолкать её.
   - Ты бы хоть рубашку надела, - ворчала на неё мать, - разве можно так? В доме кроме нас всё-таки отец ещё есть.
   - Ой, да брось ты, мама. Неужто отец женского тела никогда не видел?
   - Видел, конечно, но всё-таки должны быть какие-то рамки.
   - Предрассудки всё это.
   Маша недовольно надела халат и пошла умываться. В ванной она столкнулась с отцом.
   - Как погуляла вчера? - спросил он её.
   - Великолепно! Сегодня опять пойду.
   - Может быть, дома останешься?
   - Ну уж нет. Я приехала отдыхать, а не дома сидеть.
   Отец опустил глаза и ушёл.
   - Машенька, а кушать будешь? - услышала она голос матери.
   - Не беспокойся, мам, я сыта.
  
   Маша действительно была сыта, как никогда, но не пищей. И, хотя она была далеко не пуританкой, а современной девушкой, общение с мужчинами никогда не приносило ей столько удовольствий. В ней как будто что-то включили, открыли невидимый затвор, сдерживающий потоки радости и страсти, и вот теперь этот шлюз был открыт. Нечто, доселе неизвестное, завладело ей, и она отдалась этому нечто вся, без остатка. Жалко, что мужчины устроены по-другому. Сделав своё дело, они моментально остывали и теряли интерес к даме, к ногам которой они только что готовы были положить весь мир. И, хотя кавалеров вчера было двое, они не смогли удовлетворить и десятой части страстей, которые кипели в их даме.
   Теперь родители видели свою дочь очень редко. Она приходила домой под утро, а то и вообще не приходила. Мужики бегали за ней табунами. Мать не находила себе места, кляня себя, что согласилась на эту авантюру. Однако отец не падал духом и подбадривал жену:
   - Ничего, ничего, как говорится, чем больше, тем лучше. Зато забудет своего Алёшу.
   Однако предел терпения был и у отца. Однажды, когда он шёл на пляж, к нему подошли два молодых парня.
   - Папаша, ты не знаешь, где тут проститутка живёт?
   - Какая ещё проститутка?
   - Её Машей звать, по-моему. Классная такая проститутка! - уточнил один.
   - Не знаю я никаких проституток, - недовольно ответил Андрей Борисович, - не по возрасту мне ими интересоваться.
   - Ну и напрасно, - засмеялся другой парень. - Проститутка что надо. Даёт всем и по возрасту и не по возрасту. Ты попробуй, тебе понравится.
   Андрей Борисович, вернувшись домой, процедил сквозь зубы жене:
   - Надо домой возвращаться, иначе этого кошмара не остановить.
   А кошмар и не собирался останавливаться. Джинн, выпущенный из бутылки, носился, как ураган, громя всё и всех на своём пути.
   Не успели родители подумать о возвращении домой, как новая беда свалилась им на головы. Дочь поведала маме, что её вечеринки дали таки результаты. К сожалению, Венера дарует людям не только любовь, но и заболевания. Справедливости ради надо отметить, что эта богиня раздавала болезни не всем подряд, а только тем, кто пользовался даром любви, пренебрегая самой любовью.
   Возвращение домой пришлось отложить, пока врачи не ликвидировали последствий шуток с Венерой.
   Бывает так, что включить механизм просто, а вот как выключить - не знаешь. А самое главное, и не спросишь ни у кого. А вдруг произойдёт утечка информации? А вдруг дочка узнает, что это устроили собственные родители.
   Не успела Маша закончить лечение, как гормоны вновь понесли её по волнам страстей, и она, сама не подозревая, наказывала неверных мужей и легкомысленных парней.
   Слава богу, что время не подчиняется богине любви. Оно течёт, не обращая внимания ни на страсти, ни на желания. Самолёт, разрезав крыльями облака, унёс из кошмара семью, которая совсем недавно считала себя образцом нравственности и порядочности.
   Мама теперь почти всегда находилась рядом с дочкой, пытаясь отвлечь её от воспоминаний любовных похождений. Однако дочь, что называется, ушла в себя, всё время о чём-то думая.
   - Ну, что тебя гложет, доченька? - спросила как-то Ольга Петровна. - Ты всё время о чём-то думаешь.
   Маша молча вытащила из сумочки две пластмассовые полоски и отдала матери.
   - Что это? - не поняла мать.
   - Тест на беременность. Я беременна.
   - От Алексея?
   - Мама, ты что, издеваешься надо мной? Какого Алексея, его же там не было.
   Ольга Петровна сочувственно покачала головой.
   - Значит, свадьбы не будет?
   - Это почему же?
   - Как, почему? Ты же беременна, да к тому же, неизвестно от кого.
   - Аборт сделаю. Время ещё есть. Ты только смотри, Лёшке не проболтайся.
   - Да что ты, доченька! Как ты только подумать могла?
   - И отцу ничего не говори, а то он ещё ляпнет чего спьяну.
   Чтобы безупречную репутацию образцовой семьи не могли пошатнуть никакие слухи, избавление от нежелательной беременности решили провести тайно. Для этого мать купила билеты на экскурсию, чтобы повысить с дочкой свой интеллектуальный уровень. Андрей Борисович, естественно, не мог составить им компанию, так как, вернувшись из отпуска, сразу же окунулся с головой в работу.
   Теперь уже не знакомый клерк всё время крутился под ногами. Вместо него был новый заместитель, который даже приблизительно не знал, что ему надо делать. Однако упорство, с которым новый сотрудник старался освоить свою специальность, поражало. Он вникал во все дела сразу, высказывал своё мнение, даже когда его никто не спрашивал, предлагал идеи, которые вызывали у всех улыбку. Всё это раздражало Андрея Борисовича. Ему казалось, что этот выскочка как пиявка вытягивает все его знания и опыт, чтобы насытившись, отнять весь капитал и вышвырнуть его, нищего и старого, куда-нибудь в дом престарелых доживать свою уже никому не нужную жизнь.
   - Андрей Борисович, а помните, мы с вами относительно покупки долгов разговаривали? - жужжал, как назойливая муха, новый заместитель.
   - Каких ещё долгов?
   - Ну, как же? Вспомните, у вас дома, перед отпуском.
   - Да, припоминаю. Ты что-то говорил мне. Что ж из того?
   - Как это, что? Пока вы в отпуске были, я уже всё подготовил.
   - Что подготовил?
   - Вот список предприятий, на которых кредиторы собираются подавать в суд. Одновременно эти кредиторы являются нашими дебиторами. Вы понимаете, какая эта выгода.
   "Вот ведь пристал, - думал Андрей Борисович. - Вцепился, как бульдог - не отстанет".
   - Ну и прекрасно. А от меня-то ты что хочешь?
   - Как, что? Только вы можете принять решение. Я же не управляющий банком.
   "Вот ты и проговорился, щенок, - продолжал думать Андрей Борисович. - Вот твоё истинное лицо. Управляющим хочешь стать? Посмотрим, как у тебя получится. Ты сначала попробуй стать Машкиным мужем. Ещё не знаешь, какой подарок мы тебе с отпуска привезли".
   - Увидишь, глазам своим не поверишь.
   - Что я увижу? - не понял Лёша.
   Банкир испугался, что, задумавшись, ляпнул языком лишнего.
   - Я имел ввиду кредиторов.
   - Каких кредиторов?
   - Ну, тех, что для нас дебиторы.
   - Извините, я не понял вас, - виновато улыбнулся Лёша.
   - А меня и не надо понимать. Это твоё дело, твоя идея, вот ты сам над ней и работай.
   - Значит, вы даёте мне "добро".
   - Даю, даю.
  
   Лёша, счастливый, побежал в кабинет осуществлять свой проект. Андрей Борисович, напротив, пытался поскорее уйти из своего кабинета. Он торопился домой. Сегодня с экскурсии должны были приехать его дочь и жена. Ситуацию со свадьбой необходимо было разруливать. Держать у себя за пазухой ядовитую змею было крайне опасно. А то, что это была змея, он уже не сомневался. Тут медлить нельзя, важна каждая минута. Вот сидит он в своём кабинете, а может быть, в это самое время вокруг него плетётся сеть заговоров.
  
   Если бы знал Андрей Борисович, как он близок к истине! Сеть действительно плелась, только совсем не там, где он думал.
   Вернувшись с так называемой экскурсии, Маша упала на кровать и зарыдала.
   - Что ты, доченька? Всё же обошлось.
   - Ничего не обошлось, мама. У меня теперь никогда не будет детей.
   - Что?!
   Мать стала белой, как лист ватмана. Руки её затряслись, а губы задрожали.
   - Никогда не будет детей? - переспросила она.
   - Так доктор сказал.
   - Господи! - закричала мать, заламывая руки. - Её-то за что? Ведь она ни в чём не виновата! Ты же знаешь, кто это всё устроил! Ведь ты всё видел! Зачем ты наказал невиновную? Убил бы лучше меня или изувера этого! Для чего же ребёнка надо было калечить?
   Ольга Петровна на коленях подползла к комоду, где стояла иконка и со всего размаху ударилась головой об пол.
   - Прости её, господи! Прости и убей меня. Не могу я с этим грузом жить! Да будь я проклята во веки веков! Пошли мне смерть самую жуткую, самую лютую!
   При этом Ольга Петровна вырывала клочья волос из своей головы и бросала их на пол. Эта сцена так потрясла Машу, что она совсем забыла про своё несчастье.
   - Мама! Мамочка! Что с тобой? Перестань, мне страшно!
   Но мама не переставала. Теперь она на коленях ползла к своей дочери и продолжала биться головой об пол. Теперь у неё, как у Бога, она просила прощения и каялась в каких-то непонятных грехах.
   Маша в испуге спрыгнула с кровати и стала пятиться от матери. Однако это не помогало. Мать на коленях ползла за ней, оставляя после себя кровавые следы, к которым прилипали вырванные волосы. Но бесконечно продолжаться это не могло. Маша в очередной раз попятилась и почувствовала, что уперлась в угол. Отступать больше было некуда. Мать с безумным и окровавленным лицом, с плешивой головой подползала к ней, неся какую-то околесицу. Маша встала на цыпочки, прижалась к стене и заорала, что было духу.
   - А-а-а-а-а-а!
   Мать в последний раз ударилась головой об пол и потеряла сознание.
   Каким образом Маше удалось привести маму в чувство, неизвестно. Но через час Ольга Петровна, мертвецки бледная, лежала в постели, а дочь сидела рядом и растирала ей похолодевшие ноги.
   - Значит, он это всё придумал, чтобы я за Алёшу не выходила? - задумчиво спросила дочь.
   - Да, а я, дура, ему в этом помогала.
   - Дело не в тебе. Ты покаялась.
   - Представляешь, так мне и сказал: "миром правят деньги и гормоны".
   - Да, деньги он любит, - прошипела дочь. - Ну что ж, он лишил меня материнства, а я с его деньгами разберусь.
   - А я с гормонами, - прошептала мать.
  
   Когда мы слышим расхожую фразу, что женщина - слабый пол, никто не задумывается, что она не отражает действительности. Просто в достижении своей цели женщины и мужчины пользуются разным оружием. Если у мужчин это физическая сила, то у женщин это злопамятство и коварство. Какое оружие сильней, трудно сказать, но если последнее вынуто из ножен мести, тут и думать нечего - женщина всегда победит мужчину, да ещё и фору ему даст. Ну а если две женщины? Здесь надежды не остаётся совсем. Мужчина проиграет наверняка, будь он Шварцнегер, будь Брюс Ли.
  
   Когда Андрей Борисович вернулся с работы, дома уже всё было убрано. Дочка возилась на кухне, а жена лежала в постели с повязкой не голове. На тумбочке возле больной стоял журнальный столик, на котором аккуратно были расставлены флакончики с лекарствами.
   - А что с мамой? - спросил отец дочку.
   - Ей нехорошо стало. Укачало, наверное, в автобусе.
   Андрей Борисович прошёл к жене. Дочь последовала за ним.
   - Не буди её, - зашептала дочь. - Она только что уснула.
   Маша села на диван напротив матери и жестом предложила отцу сделать тоже самое.
   - Врача вызывали? - зашептал отец.
   - Нет. Сами справились.
   Отец хотел встать с дивана, и оставить больную одну, но Маша удержала его.
   - Папа, я тебе хочу кое-что сказать.
   - Пошли на кухню, там и поговорим.
   - Мы её не разбудим. Я шёпотом.
   - Ну давай, что у тебя?
   - Папа, я недавно сделала аборт.
   - Зачем? Насколько я понял, ты замуж собираешься.
   - Это не от Лёши.
   - А от кого?
   - В отпуске нагуляла.
   - Что я тебе могу на это сказать? Мы с матерью предупреждали тебя, что добром твоя свобода не кончится. Но ты не расстраивайся. Все женщины делают аборты.
   - Дело в том, что у меня никогда не будет детей.
   Андрей Борисович отвёл от дочери глаза и уставился в пол. Он не видел, и не замечал, что его жена вовсе не спит, а вместе с дочерью сверлит его взглядом.
   - Значит, свадьба отменяется? - облегчённо вздохнул отец.
   - Почему отменяется?
   - Ну, как же? Это не иголка. Алексей всё равно заинтересуется причиной бесплодия.
   - А ты, что, собираешься рассказать ему об этом.
   - Нет, но, как говорится, слухами земля полнится. Представляешь, если он узнает? У тебя будут серьёзные неприятности.
   - А я ничего скрывать от него не буду.
   - Ты с ума сошла? Мужчины такого не прощают.
   - Если любит, простит.
   - Что ты знаешь про любовь? У вас любовь - это секс. Короче, я категорически против свадьбы. Если тебя собственная репутация не волнует, то хоть пожалей мою. Представляешь, что люди скажут? У управляющего банком дочь шлюха прожженная.
   Отец помолчал немного, как будто обдумывая выход из создавшейся ситуации.
   - Хватит об этом. Пойдём на кухню, а то действительно мать разбудим.
   Они ушли на кухню. Если до разговора с дочерью на отца смотрели глаза, полные ужаса, и в них теплилась хоть какая-то надежда, если душа собственного чада не кричала, а вопила: "Папа, очнись! Покайся! Я пойму тебя и прощу!", то после разговора глаза стали стальными. Они смотрели не на отца, а сквозь него. Он, Артамонов Андрей Борисович, в этих глазах перестал быть не только отцом, но и вообще человеком.
   Если бы Артамонов, хоть немного разбирался в психологии, если бы замечал перемены в лице собственной дочери, если бы хоть чуть-чуть умел любить кого-нибудь, кроме себя, он, конечно, бы понял, что время переговоров закончилось - смертоносный меч вытащен из ножен мести и не осталось ни единого шанса избежать этой жестокой и беспощадной войны.
   Но Андрей Борисович был неплохим финансистом, и абсолютно не разбирался в психологии. Он по-прежнему считал себя главой семьи и принимал как должное щебетание и заботу дочери.
   - Ты даже думать забудь, про свадьбу, - говорил он уже громко на кухне. - Хоть это и грустно звучит, но ты должна понять, что ты бесплодна, а значит, для создания семьи не годишься. Но не следует сильно драматизировать ситуацию. Жизнь не кончается. Есть твои родители, которые любят тебя и никогда не оставят.
   - А я и не драматизирую, папа. Ты сам сказал, что для нашего поколения любовь - это секс. Вот и прекрасно, даже предохраняться не надо. Сам посуди, не буду же я сексом заниматься с собственными родителями?
   - Ты знаешь, для этого не обязательно выходить замуж. Это имеет очень плохие юридические перспективы. Вы поживёте вместе, накопите какое-то совместно нажитое имущество, а потом всё это придётся делить с человеком, который не был твоим мужем, а просто занимался с тобой сексом.
   - Папа, я не собираюсь быть шлюхой. У меня будет муж, который будет трахать меня столько, сколько ему угодно, или сколько мне угодно.
   - Фу, ну что за выражения - трахать. Ты же интеллигентная девушка.
   - Женщина, - поправила дочь. - Девушек после аборта не бывает.
   - Ну женщина, что ты к слову цепляешься?
   - Вот и прекрасно. Не будем цепляться к словам. Свадьба будет на следующей неделе, и кончим об этом.
   Сколько бы ни уговаривал отец Машу, сколько бы ни доказывал абсурдность её поступка, та была непоколебима - свадьбе быть, и точка. И пришлось бедному папаше, надев маску умиления и отеческой любви, готовить свадьбу, соответствующую статусу дочери банкира. А как иначе?
   Теперь вместо работы он вместе с будущим зятем делал заказы в магазинах, согласовывал меню в ресторане и многое, многое другое, что хоть раз в жизни делает любой человек, доживший до этой неожиданной, но неизбежной стадии в своей жизни.
   - Андрей Борисович, я с оркестром договорился, - докладывал банкиру Алексей. - На второй день мы будем праздновать в коттедже. Мне кажется, эстраду надо поставить на поляне возле колодца.
   - Ты с ума сошёл, а если гости спьяну упадут?
   - С эстрады?
   - Да с какой эстрады, в колодец!
   - Ну что вы, мы там замок повесим.
   Разве можно кому-нибудь доверять такое серьёзное дело, как свадьба. А если, не дай бог, с гостями действительно что-нибудь случится? Артамонов и Алексей поехали в коттедж осматривать колодец и заодно эстраду.
   Обойдя поляну, Андрей Борисович ничего опасного не обнаружил. Всё было готово к торжеству, только плотники ещё постукивали своими молотками, заканчивая эстраду для музыкантов. Андрей Борисович и Алексей подошли к эстраде в тот момент, когда плотники закончили свою работу и, оставив инструменты, ушли на перекур. Алексей придирчивым взглядом осмотрел эстраду. Одна доска не была закреплена, и край её выступал острым углом.
   - Халтурят, - недовольно сказал Алёша. - Сейчас верну их, чтобы исправили.
   - Перестань, - остановил его банкир. - Тут всего один раз молотком стукнуть.
   Банкир взял молоток и сильно ударил по гвоздю. Доска моментально встала на место.
   - Вот и всё, а ты хотел звать. Больше бы время потеряли.
   Алексей ещё раз осмотрел эстраду.
   - На эшафот похоже, - пошутил он.
   От этих слов у Артамонова потемнело в глазах. В ушах отчётливо прозвучал разговор с Царём:
   - Я давно свою дорогу выбрал, и куда же она приведёт, по-вашему?
   - К эшафоту.
   Банкир посмотрел на своего заместителя и дрожащим голосом спросил:
   - Выходит, я его сам только что сделал?
   Алексей непонимающе пожал плечами. Андрей Борисович, не в силах удержаться на ногах, медленно опустился на траву. Прислуга, увидев, что с хозяином плохо, бежала на помощь.
   Пятнадцать минут понадобилось оттирать виски банкира нашатырём, чтобы тот пришёл в себя.
   - Может быть, вам доктора вызвать, - спросил Алексей.
   - Нет. Доктор здесь не поможет. Поехали в банк. Вызовешь мне срочно Царя.
  
   Дима выслушал рассказ банкира без всяких эмоций. Он смотрел на него, как на пустое место, как на грязь. Он смотрел так, как в последнее время на банкира смотрела дочь.
   - Что ты молчишь? Я сам своими руками сколотил эшафот.
   - Я не этот эшафот имел в виду.
   - Какой же тогда? Я же чувствую, что меня хотят убить.
   - Никто вашей смерти сегодня не желает.
   - Как же не желает, ведь я чувствую, что меня окутали какими-то сетями?
   - Это и есть эшафот, и сколотили вы его сами.
   - Хватит говорить со мной загадками!
   - Я больше ничего не скажу. Вашей жизни никто не угрожает. Вы умрёте сами на эшафоте, который создали сами, сидя на унитазе.
   - Вон! Убирайся отсюда! Я больше в твоих услугах не нуждаюсь, - закричал банкир.
   Дверь кабинета приоткрылась и в неё просунулась голова услужливого клерка.
   - Вас проводить? - спросил он Диму.
   - Спасибо, я дорогу знаю.
   Дима вышел из банка и, повесив голову, побрёл по улице. Неожиданно он услышал сзади звук женских каблучков. Женщина явно бежала, и бежала в его сторону. Он обернулся и увидел девушку, которая пыталась догнать его. Она подбежала к Диме и, задыхаясь, спросила:
   - Извините, вы будете Царь?
   - Я.
   - А я дочь Андрея Борисовича.
   Дима внимательно осмотрел свою собеседницу.
   - Отец выгнал вас? - спросила она смущённо.
   - Я уже привык к этому.
   - А хотела спросить вас...
   - У вас всё будет хорошо, - оборвал её Дима.
   - У меня не может быть хорошо. Во-первых, я не могу иметь детей, а во-вторых, я выхожу замуж не по любви, а назло отцу.
   - Дети у вас будут, - твёрдо ответил Дима.
   - Это невозможно. Врачи уже вынесли свой приговор.
   - Детей даёт Бог, а не врачи. А замуж выходите по любви, вы просто об этом ещё не знаете. Вам суждено быть счастливой.
   - Как это? - не поняла Маша.
   - Вы смотрели фильм "Доживём до понедельника"?
   Маша кивнула головой.
   - Помните, как там говорится: "Счастье, это когда тебя понимают"? Когда вы узнаете, что ваш муж понимает вас, вы полюбите его.
   - Я не верю вам, - тихо сказала Маша. - И всё равно спасибо. Помните, мои двери всегда открыты для вас. К сожалению, у меня ещё нет дверей: и в банке и дома всё принадлежит моему отцу.
   - Это ненадолго. Скоро везде хозяйкой будете вы.
   - Я?
   - Не спрашивайте меня больше ни о чём, я не скажу.
   - Не знаете?
   - Просто нельзя.
   Дима попрощался с Машей и быстрыми шагами свернул в переулок, оставив свою собеседницу стоять одну и переваривать всё, что он ей только что наговорил.
   Время - понятие относительное. Стоит только подумать о свадьбе, так водоворот событий так закружит, что уже и подготовка, и сама свадьба позади. И никто не умер на эстраде, никто не провалился в колодец. Всё прилично и пристойно. А уж как весело! Музыканты, песни, пляски, розыгрыши всякие, не говоря уже о спиртном. Оно было в таком количестве и такого качества, что даже мёртвый не мог бы скучать. Даже Андрей Борисович, который всеми фибрами души ненавидел жениха, и в последнее время стал болезненно подозрителен ко всему, что его окружает, и то забыл про все свои тревоги, и находился в самом великолепном расположение духа.
   Раздеваясь перед сном, он мурлыкал себе под нос весёлые песенки. Банкир лёг в кровать и стал щекотать жену, которая уже лежала, но не спала.
   - Да перестань ты, - заворчала она, - перепил, что ли?
   - Нисколько. Просто очень весело сегодня.
   - Чего это тебе весело? Свадьба у дочки, а не у тебя.
   - А у дочки тоже сейчас не свадьба. У неё брачная ночь. Может, и нам тряхнуть стариной?
   Андрей Борисович под одеялом пробрался к жене и стал гладить её.
   - Помнишь, как у нас это было? - спросил он.
   - У тебя так не получится.
   - Это почему же?
   - Потому что молодожёны так водку не хлещут.
   - Обижаешь. Я в прекрасной форме. А если ты поможешь, так и молодым фору дам.
   Банкир сбросил на пол одеяло, стянул трусы и снял с жены ночную рубашку. Он залез на жену и стал целовать её грудь. Руки жены стали ласкать тело банкира, подбираясь к самым интимным местам.
   - Вот хорошо, - шептал Андрей Борисович. - Я уже готов.
   Женские руки ощупали самое главное достоинство мужа.
   - И это ты называешь готов?
   - Сейчас, сейчас. Яички мне погладь.
   Нежная ладонь обняла яички.
   - Вот теперь хорошо. Теперь я действительно готов.
   - И я готова.
   При этих словах женская рука сжалась и со всей силы рванулась в сторону. Андрей Борисович даже не успел ни о чём подумать. От нестерпимой боли он потерял сознание, придавив под собой Ольгу Петровну. Та брезгливо столкнула мужа и встала с кровати.
   - Вот и нет у тебя больше гормонов, гнида. Одни только деньги остались.
  
  -- Глава 16
   Артамонов проснулся, но глаза не открывал. "Поваляюсь немного", - подумал он. Ему вспомнился сон, который он видел ночью. Будто бы его жена оторвала ему яйца. Приснится же такое? Он захотел повернуться на другой бок, но стоило ему шелохнуться, как резкая боль пронзила всё тело. Он открыл глаза и огляделся. В белоснежной больничной палате стояла только его кровать. Рядом с ней стоял стул, на котором сидел милиционер в наброшенном на мундир халате.
   - Проснулись, Андрей Борисович? Вот и славненько, - улыбнулся милиционер.
   - Где я?
   - Вы в больнице, вас прооперировали. Сейчас вашей жизни ничего не угрожает.
   - Не понял!
   - Вот и мы ничего не понимаем. Давайте подумаем вместе, может быть, разберёмся.
   - Что со мной было?
   - Я не знаю, как это по медицински... - милиционер замялся и отвернулся, чтобы спрятать улыбку. - Если говорить попросту, вас кастрировали.
   Артамонов поднял одеяло и посмотрел себе между ног. Однако, кроме бинтов он ничего не увидел.
   - Убедились? - спросил милиционер.
   - Значит, это не сон?
   - Какой сон?
   - Я думал, что мне приснилось, будто жена оторвала мне...
   - Яйца, - помог милиционер.
   - Да.
   - Продолжайте, продолжайте, я вас внимательно слушаю.
   - А что продолжать? Вот, собственно, и всё.
   - Где оторвала, кто оторвал, при каких обстоятельствах?
   - Точно. Это был не сон. Это была моя жена. Мы вернулись из коттеджа, пошли спать, а она взяла и оторвала.
   - Не оторвала, а отрезала или отрезал, - уточнил милиционер.
   - Как жена могла отрезал, она же женщина!
   - Ваша жена здесь не при чём. Её в это время дома не было.
   - Как это, не было? Я же помню, это была она.
   - Во-первых, вы только что мне сказали, что вам всё это приснилось, во-вторых, у вашей жены алиби. Она после свадьбы не поехала домой, а осталась ночевать в коттедже. Свидетелей полным-полно. А кого вы домой привели, я и пытаюсь выяснить.
   Разговор с милиционером ни к чему не привёл. Андрей Борисович выпил, конечно, прилично, но не до такой же степени, чтобы всё забыть? Банкир стал уже сам сомневаться и грешить на свою голову: не чокнулся ли он.
   Между тем, в больнице с такой травмой долго держать его не собирались, и слава Богу. Больной испытывал сильнейший стресс, когда выходил из палаты. Всё время за своей спиной он слышал шептание и хихиканье: "Вон, смотрите, кастрат идёт. Его собственная жена кастрировала". Артамонов оборачивался, но никого не видел. Порой ему казалось, что шепчутся стены между собой. Единственное, что заставляло его как можно дольше не выписываться, это страх. Он даже представить себе не мог, как он вернётся на работу, как посмотрит в глаза жене и дочери, и вообще, как теперь разговаривать с людьми. Это ведь такое заболевание, как аппендицит, никого не интересует, а с таким диагнозом прохода не будет нигде. Даже дикие коты изгоняют из своего круга кастрированного кота, чего уж говорить о людях.
   Тем не менее, как бы ни было тяжело банкиру, час выписки настал. Андрей Борисович, боясь показываться и на работе и дома, решил сразу из больницы идти в банк.
   Как всегда, у порога его встретил клерк.
   - Как ваше здоровье, Андрей Борисович? Поправились?
   Банкир внимательно посмотрел на клерка, и ему показалось, что тот еле сдерживается, чтобы не рассмеяться.
   - Пошёл вон отсюда! - крикнул управляющий. - Чего зубы скалишь?
   Клерк удивился и быстренько поспешил убраться. Зайдя в приёмную, он увидел секретаршу, которая болтала по телефону и хихикала.
   - Что это за смех во время работы? - закричал он на неё. - Я вам устрою здесь такой цирк, плакать захочется!
   Такого рабочего дня у Андрея Борисовича ещё никогда не было. Всё время ему казалось, что за его спиной раздаются смешки в его адрес. Если кто-то улыбался, то он наверняка знал, что это смеются над ним, а если подчинённые, наоборот, слишком серьёзны, то, несомненно, что так они пытались скрыть своё отношение к той трагикомической ситуации, в которой оказался их начальник. Эти мысли не давали возможности сосредоточиться. Они, как пиявки, высасывали из него силы, с той лишь разницей, что пиявки, насытившись, отваливались от своёй жертвы, а мысли, чем больше сосали, тем крепче сковывали сознание.
   В этот день банкир не принял ни одного решения, не подписал ни одного документа и не рассмотрел ни одного проекта. Единственное, что он делал - раздавал тумаки своим сотрудникам, которые в одночасье превратились в его врагов и, забыв про всё добро, которое сделал их благодетель, откровенно потешались над ним. День, который тянулся целую вечность, слава Богу, закончился. Андрей Борисович, как ошпаренный, выбежал из банка и сел в свою машину, чтобы поскорее убраться из этого кошмара.
   - Куда прикажете? - спросил водитель. - Домой?
   - Домой, домой, и побыстрее.
   Мерседес рванулся вперёд. Неожиданно жигули, мчавшиеся по соседней полосе, обогнали мерседес и резко затормозили.
   - Вот козёл! - выругался водитель.
   Андрей Борисович не видел этой ситуации, потому что глядел в другую сторону, зато слово "козёл" услышал отчётливо.
   "И этот туда же, - зло подумал он про водителя. - Теперь каждая шавка будет хлестать по морде, а мне даже сказать нечего".
   Машина плавно затормозила у подъезда. Водитель вышел из автомобиля и открыл дверцу банкиру.
   - Всего хорошего, - сказал он хозяину.
   Банкир выбрался из мерседеса и зло посмотрел на водителя. Тот, не понимая, что происходит, сделал удивлённоё лицо и пожал плечами.
   - Что ты мне гримасы строишь? Козёл!
   Артамонов вошёл в дом и громко хлопнул за собой дверью. Грохот двери как будто привёл его в чувство.
   "А что я скажу дома?" - подумал он. По рассказам следователя выходило, что после свадьбы он находился один. Нет, не один, конечно. Был ещё кто-то. Но кто? Жена не в счёт, она приснилась, молодые остались тоже в коттедже. Тогда кто? Он вдруг вспомнил, что в больнице никто из домашних ни разу его не навестил. "Что же они себе надумали?" - ломал он себе голову. То жуткое состояние, от которого он сбежал из банка домой, вдруг нахлынуло с новой силой.
   Здесь, в собственном доме, его ждали тоже враги. И если на работе он знал, что про него думали, здесь ещё предстояло разобраться.
   Он, дрожа от страха, тихо вошёл в прихожую. Сейчас он войдёт к себе в кабинет, успокоится, разложит всё по полочкам и решит, как себя вести. Увы, планам не суждено было сбыться. Из своих комнат вышли жена и дочь.
   - Явился, кобель вонючий? - с вызовом спросила жена.
   - Оленька, солнышко, что с тобой? Ты всё неправильно понимаешь. Я всё тебе объясню.
   Однако, что же он объяснит, если сам ничего не знает?
   - Объясняй, мы слушаем, - властно сказала жена.
   - Не здесь же? Зачем при ребёнке?
   - Твой ребёнок давно уже вырос. Говори здесь.
   Артамонов умоляюще посмотрел на дочь, но та и не пыталась никуда уходить.
   - Что ты молчишь? - наседала жена. - Расскажи, как ты шлюх сюда водишь. Говори, не стесняйся. Чем ты, извращенец старый, их так обидел, что они тебе яйца отрезали.
   - Почему их? Разве кроме нас был ещё кто-то?
   - Ну вот, уже начинается проясняться. Значит, шлюха всё же была.
   - Оля, ты неправильно меня поняла.
   - Это ты до сих пор ничего не понял. Я развожусь с тобой и начинаю процедуру раздела имущества.
   У Андрея Борисовича подкосились ноги. Он прислонился к стене и стёк по ней на пол.
   - Какого имущества? - еле выговорили его белые, как снег, губы.
   - Совместно нажитого. Какого же ещё?
   - Ты хоть отдаёшь себе отчёт, о каких деньгах идёт речь?
   - Я-то отдаю. А вот ты, по-моему, не очень.
   - Доченька, - отец посмотрел на Машу, как на последнюю надежду. - Хоть ты вразуми её.
   - А что мне её вразумлять? Ты бесплоден, папочка, следовательно, для семейной жизни не годишься. Ты так, кажется, меня учил? Даже коты изгоняют кастратов из своего общества, а мы всё-таки люди.
   Теперь Артамонов, кажется, всё понял. Его лоб покрылся каплями холодного пота, глаза закатились, а руки задрожали. Он повалился на бок и лишился чувств.
   И опять больница. Опять белоснежная палата и никого вокруг. Только врачи зайдут на несколько минут, зададут свои глупые вопросы и снова скроются.
   - У меня это серьёзно? - спросил банкир как-то доктора.
   - А как вы думаете, обширный инфаркт - это серьёзно?
   Андрей Борисович отвернулся от врача и больше ни о чём ничего не спрашивал.
   Но не столько болезнь угнетала банкира, сколько одиночество. Никто: ни жена, ни дочь, ни зять, ни кто-нибудь из сотрудников не навещали его. Однажды он не выдержал, попросил у соседей телефон и позвонил в банк председателю правления.
   - Алё. Василий Петрович? Это Артамонов, - сказал он, пытаясь быть как можно спокойней.
   - Андрей Борисович! Здравствуй, дорогой. Как твоё здоровье?
   - Хоть бы зашли проведать, узнали бы про здоровье.
   - Извини, дорогой, сейчас столько дел - ей Богу, времени нет.
   - Клерка какого-нибудь послали бы, если сами не можете.
   - Извини меня, Андрей Борисович, за прямоту, но ты в последнее время умудрился оскорбить, наверное, всех сотрудников. Кому мы не предлагали, все отказались ехать к тебе. А разве дочка не заходит к тебе?
   Андрей Борисович ничего не стал рассказывать про дочку.
   - Дочка это дочка. Я имел ввиду сотрудников.
   - А она и есть теперь самая главная сотрудница. Мы собирали правление в связи с твоей болезнью и решили твою дочь ввести в состав правления. У тебя же самое большое количество акций. Мы решили, что дело это семейное. Так что вместо тебя теперь она сидит.
   - Маша?
   - А разве она тебе об этом не рассказывала? Значит, хочет папе сюрприз сделать. Вот видишь, я невольно нарушил её планы.
   Сюрприз действительно получился. Артамонов разъединил связь, отдал телефон и еле-еле дошёл до кровати. Ему снова стало плохо, и он опять потерял сознание.
  
   Современная медицина творит чудеса. Даже в обыкновенной районной клинике могут справиться с такой опасной болезнью, как инфаркт, не говоря уже о престижной. Лечение подходило к концу и Артамонова выписали домой. Правда, выходил из больницы он не пышущим здоровьем мужчиной, полным энергии и планов, а дряхлым стариком, полностью разочарованным в жизни, и желающим только одного: чтобы все оставили его в покое. Дома он слонялся по комнатам и не знал, чем ему заняться. Однажды к нему подошёл зять и подал какие-то бумаги.
   - Что это? - спросил банкир.
   - Исковое заявление вашей жены. Вы уж извините, но она мне поручила вести ваш бракоразводный процесс.
   - Значит, половина имущества теперь будет принадлежать ей?
   - Конечно.
   - И акций тоже?
   - И акций тоже.
   - Если так, то управляющим банком меня теперь могут и не назначить?
   Алёша тактично промолчал.
   - Конечно, не назначат. Теперь на этом месте её дочь.
   - Но она и ваша дочь.
   - Да, она моя дочь, только я не её отец.
   - А разве так бывает?
   - Бывает, Алёша, бывает. Если бы ты знал, что я сделал с ней, то не спрашивал бы.
   - Я знаю, - тихо ответил Алёша.
   Андрей Борисович взял заявление и молча ушёл в пустую комнату.
   После этого разговора, сталкиваясь с кем-нибудь из членов семьи, он старался поскорее уйти, чтобы побыть одному. Самым приятным для него местом во всём доме оказался туалет. Там он мог сидеть один сколько угодно, не боясь, что кто-то потревожит его.
   На процесс Андрей Борисович не пошёл. Он боялся, что если всплывёт история с его дочерью, сердце не выдержит позора. Отдав Алёше ходатайство о рассмотрение дела в его отсутствии, он заперся в туалете и не выходил оттуда, пока все не ушли на суд.
   По возвращении он только спросил жену:
   - Развели?
   - Развели, - холодно ответила она.
   - А Маша где?
   - На правление банка. Там выбирают управляющего.
   - Даже мне не сообщили, - обиженно сказал Андрей Борисович.
   - Сообщат, не беспокойся. Сразу же после окончания правления обещали позвонить.
   Артамонов ничего не ответил и молча ушёл в свой туалет.
   Андрей Борисович сидел на унитазе и ждал когда раздастся телефонный звонок. "Неужели это всё? Неужели они вышвырнут меня за борт, как мусор?" Время шло изнуряюще медленно. Казалось, что прошло часов пять или шесть. От напряжения, которое нарастало с каждой минутой, стучало в висках и тошнило. Двери и стены туалета кружились перед глазами. Телефонный звонок прозвенел так громко, что Артамонов подпрыгнул. Однако тело его тут же обмякло, и он вновь опустился на унитаз.
   Маша и Алёша вернулись домой поздно. Совещание в банке затянулось.
   - Ну, что решили? - спросила Ольга Петровна.
   - Решили оставить отца, - ответила дочь. - Кстати, где он? Надо обрадовать его.
   - Поздно. Он в туалете. Испугался телефонного звонка, обосрался и умер.
  
  
   Дима с Ритой сидели за праздничным столом грустные. Настало время расставаться и им.
   - Кто он? - спросил Дима.
   ?? Володя, предприниматель.
   ?? А как вы познакомились?
   ?? Он приехал к нам с проверкой.
   ?? Какой проверкой?
   - Его фирма регулярно перечисляет в наш фонд деньги. Вот он и решил проверить, как они расходуются.
   - Ну и как? Остался доволен?
   - Сказать - доволен, это не то слово. Он был просто поражён.
   - Чем же?
   - Он искал, сколько мы тратим денег на накладные расходы. А когда узнал, что их вообще нет - не поверил. "Должны же быть расходы на аренду и зарплату", - спрашивал он. Когда я ему объяснила, что деньги мы зарабатываем на основной работе, а за аренду платим из своих денег, он не поверил сперва.
   - А потом?
   - А потом мы стали встречаться всё чаще и чаще.
   - А потом?
   - А потом он сказал, что я не должна работать на рынке, а должна полностью посвятить себя фонду.
   - А ты?
   - А я просто люблю его.
   - Вот видишь, любовь всё-таки есть.
   - Есть. Но её бы не было, если бы ты не плеснул мне в лицо краской.
   - Она всегда была, есть и будет, несмотря ни на какую краску.
   - А ты до сих пор живёшь без любви?
   - Без любви нельзя.
   - Но ведь она умерла, - тихо сказала Рита.
   - Люди не умирают. Они просто уходят на время, чтобы потом вернуться.
   - Жаль, что только мы этого не видим.
   - Почему не видим? Я её вижу каждый день. Вижу в тебе, в Маше.
   Рита задумалась, пытаясь понять, что сказал Царь. Посидев немного молча, но так ничего и не поняв, она решила переменить тему разговора.
   - Мы с Володей решили, что этот дом останется тебе. Живи сколько тебе надо. Я ничего не хочу забирать отсюда. Пусть всё остаётся, как есть.
   - Когда ты уезжаешь?
   - Завтра.
   Завтра наступило гораздо раньше, чем хотелось. Дима проводил Володю и Риту, дождался когда их машина скрылась за поворотом и пошёл домой. Однако звук мотора снова стал нарастать и остановился у дверей. "Наверное, забыли что-то", - подумал Дима. Он вышел на улицу. Но Володиной машины не было. Вместо неё стоял банковский мерседес. Из машины вышел водитель и открыл заднюю дверь. Каково же было удивление Димы, когда он увидел вышедшую из машины Машу.
   - В гости пустите? - спросила она.
   Дима жестом пригласил её войти. Она вошла, с интересом разглядывая жилище знаменитого колдуна.
   - Значит, вот здесь вы и живёте?
   - Давай на ты. Не люблю, когда мне выкают.
   - Хорошо.
   Она села за стол и стала молча смотреть на Диму.
   - Отец умер? - спросил он.
   - Да. Мы с мамой захотели отомстить ему, но перестарались. Когда он получил инфаркт, мы хотели остановиться, но ничего уже поделать было невозможно.
   - Вы здесь ни при чём. Он сам построил себе эшафот, сам взошёл на него и сам вынес себе приговор.
   - Значит, никаких шансов не было?
   - Почему? Твоя мать нашла в себе силы сойти с эшафота.
   Маша снова замолчала. Она явно хотела что-то сказать, но не решалась.
   - Я снова понадобился тебе? - спросил Царь.
   - Я пришла поблагодарить тебя.
   - За что?
   - Я узнала, что такое любовь. Помнишь, ты предсказывал мне?
   Дима кивнул головой.
   - Я всё рассказала мужу, и он меня понял.
   - Ты счастлива?
   - Мы вчера усыновили ребёнка. Теперь у нас сын. Сначала мы с мужем хотели просить тебя быть крёстным, но потом передумали.
   - Почему?
   - Крёстный должен быть всегда рядом со своим крестником, а ты должен уйти.
   - И ты гонишь меня?
   - Я не гоню, а отпускаю тебя. Я же вижу, что тебе здесь нечем дышать. Иди с богом.
   Маша подумала немного и поправилась
   - Не с богом, а к богу. Там твоё место. Там тебя ждут, и оттуда никто не выгонит.
   Диме почему-то стало очень грустно. В голове неожиданно возникла картина прихода его в тюрьму. Как он боялся её тогда! Ему казалось, что там сидят не люди, а звери, что он там никому не нужен, что годы, которые там предстояло провести, должны быть вычеркнуты из жизни. Однако всё оказалось совсем наоборот. Там он был востребован, там понимали его, там без него не могли обойтись. А здесь, на свободе? Если он и был нужен кому-либо, так только для того, чтобы за счёт него обогатиться, а потом выгнать. Он здесь был чужим. Здесь его отовсюду гнали. Невероятный парадокс: здесь он был в тюрьме, а там на свободе. Здесь он искал людей, но не мог найти, а когда находил, они покидали его. Уехала Рита, а теперь Маша пришла проститься.
   - Я тебе денег принесла, - прервала его мысли Маша. - Отец выгнал тебя и даже не расплатился.
   Дима машинально взял деньги и положил в карман.
   Маша, поняв, что с Царём что-то происходит, и что это что-то очень личное, встала и направилась к выходу. Однако она не могла уйти, оставив его в таком состоянии. Маша остановилась у дверей и повернулась к Царю.
   - Давай в филармонию сходим?
   - В филармонию? Зачем?
   - Я тебя со своим мужем познакомлю.
   - С мужем? В филармонию? Ну пошли. - На лице у Димы наконец-то появилась улыбка.
   Маша с облегчённой душой села в свой мерседес и уехала. Дима остался один.
  
   Для Маши хватило двух минут, чтобы понять, что Царь совершенно не разбирается в музыке. Она сидела рядом с ним и корила себя в том, что заранее не подумала об этом. Дима из приличия слушал музыку, которая нисколько его не интересовала. Однако её опасения развеялись в самом конце концерта. Исполняли симфонию какого-то незнакомого композитора. Царь как будто растворился в этой музыке. Он впился пальцами в подлокотники кресла, и, не моргая, смотрел на сцену. Но самое интересное началось позже, когда композитор вышел на сцену и начал раскланиваться, Царь даже встал со своего места и стал пожирать его глазами. Наспех простившись с Машей и её мужем после концерта, Царь купил в ближайшем ларьке цветы и направился к служебному входу филармонии.
   Композитор вышел в сопровождении своих поклонников. Увидев Царя, они как будто наткнулись на невидимый барьер. Оставив своего кумира, поклонники издалека с любопытством наблюдали, как незнакомец подошёл к композитору и протянул ему букет.
   - Я за базар пришёл ответить, - сказал незнакомец.
   Композитор поднял глаза на незнакомца.
   - Царь?!
   - Собственной персоной, - ответил Дима.
   Уже через четверть часа они одни сидели в кафе за рюмкой коньяка и слушали рассказы друг друга. Не было ни Димы, ни композитора, был Царь и был Скрипач.
   - ... я тоже намаялся, - рассказывал Скрипач. - Куда не сунусь - везде на дверь указывают. Кому нужен зэк? Разве что, к уркам податься? Но этого я уже нахлебался вдоволь. Совершенно случайно оказался в храме. Там у них хор пел. Так фальшивили, что уши чуть не завяли. У меня на физиономии, вероятно, всё было написано. Настоятель подошёл ко мне и предложил заняться хором. Я и сейчас там работаю. Сначала хором занимался, потом стал писать, а вот сегодня впервые в филармонию вышел.
   - У меня такая же история. Куда не сунусь, результат один - показывают на выход. Никому не нужен.
   - Это естественно.
   - Естественно?
   - Конечно. Ты же царь, а живёшь среди рабов. Кому же ты можешь быть нужен?
   Дима смотрел на бывшего зэка и удивлялся: как можно было вылезти из такой глубокой и грязной ямы, в которую столкнула судьба, и не испачкаться. Вернее, испачкаться, но потом найти в себе силы и отмыться?
   - А ведь ты предсказывал мне это, помнишь? - продолжал Скрипач.
   Дима кивнул головой.
   - Я ещё не верил тебе, думал, что всё это ерунда, а всё вышло, как ты сказал.
   - По-другому и быть не могло.
   - А можно я тебе предскажу?
   - Ну, попробуй.
   - Ты станешь очень знаменитым человеком, и случится это не когда-нибудь, а завтра.
   - А что у нас завтра?
   - Завтра начнётся твоё восхождение.
   Они ещё долго сидели в кафе, но завтра уже началось, и друзей попросили покинуть заведение.
   Диму разбудил колокольный звон соседнего монастыря. Этот звон он слышал часто, но, привыкнув к нему, не замечал. Сегодня колокола звонили по-особенному. Сегодня они звали к себе, не давая думать ни о чём, кроме них. Они не просили, они приказывали бросить всё и идти в храм.
   Дима, повинуясь их воле, слез с кровати, сунул что-то в рот и пошёл в монастырь. Тяжесть и грусть, которые в последнее время лежали у него на душе, моментально исчезли, стоило ему перешагнуть порог храма. Он подошёл к иконам и стал разглядывать их. В глаза бросился великолепный оклад, покрытый золотом. С одной стороны он был безупречен, а другая оставляла желать лучшего.
   - Я эту сторону ещё не докончил, - услышал сзади он знакомый голос.
   Дима обернулся и увидел прапорщика.
   - Я знал, что ты придёшь сюда, Царь.
   - Откуда? Дорог много. Не мог же ты знать, по которой я пойду?
   - Все дороги ведут к храму, по крайней мере, те, по которым ходишь ты.
   К прапорщику подошёл настоятель. Он хотел что-то спросить его, но женский вопль не позволил этого сделать.
   - Господи! - вопила женщина у распятья. - Упокой душу раба твоего, Дмитрия.
   Царь подошёл к несчастной и поднял её с колен.
   - Это он? - спросил прапорщика настоятель.
   - Да, он пришёл.
   - Зачем ты просишь у Господа упокоить мужа твоего? - спросил Царь у женщины.
   - Он в Чечне погиб.
   - С чего ты взяла?
   - Вот похоронка, - она протянула листок бумаги.
   - Это не похоронка. Это просто бумага.
   Женщина недоверчиво посмотрела на Царя.
   - Твой муж жив. Он сейчас ждёт тебя дома, а ты, вместо того, чтобы встречать его, просишь Бога, чтобы он его упокоил.
   Женщина отшатнулась от Царя, как от чумы.
   - Что вы говорите? Так шутить нельзя!
   - Что вы стоите здесь? Бегите скорее домой!
   Слёзы у женщины моментально высохли, и она опрометью выбежала из храма.
   Все, кто находился в храме, перестали молиться и заворожено наблюдали за этой сценой. К Царю подошёл настоятель монастыря.
   - Не опаздывай завтра, - сказал он. - Тебя будут ждать люди.
  
   Царь возвращался из храма поздно вечером. Фонари вырывали из темноты маленькие островки и освещали их. На одном таком островке Царь увидел парня в пятнистой униформе. Он стоял, опираясь на костыли, и обнимал женщину. Это была та самая несчастная, которая призывала Бога упокоить душу своего возлюбленного.
   Утром Царь проснулся сам, без помощи будильника. Его не звали колокола. Он пошёл в храм ещё до того, как они начали свой перезвон. Ещё подходя к храму, он увидел длинную очередь верующих. Настоятель, видимо, ждал его. Он вышел навстречу Царю и провел его в храм через служебный вход.
   - Это к тебе, - кивнул он головой в сторону очереди.
   Настоятель показал место, где Царю предстояло трудиться, и открыл двери прихожанам.
   Целую неделю Царь принимал прихожан. И чего они только не просили. И каких вопросов ни задавали. И чем больше он разговаривал с людьми, тем больше он им был нужен.
   - Батюшка, скажи, что мне делать? - причитала одна солидная дама. - Муж меня бросил. К другой убежал, кобелина проклятый. Как мне его вернуть?
   - А зачем же его возвращать?
   - Как же, батюшка, у нас семья была...
   - Разве у вас была семья?
   - Да, я и паспорт могу показать.
   - В семье люди любят друг друга, а не штамп в паспорте имеют. Разве ты любишь своего мужа?
   Женщина задумалась, видимо, перебирая в памяти страницы своей жизни.
   - Ну что, вспомнила, когда ты его любила?
   Женщина отрицательно покачала головой.
   - Никогда.
   - Зачем же ты вышла за него замуж?
   - Все выходили, и я вышла. Родители настояли. Он перспективный был.
   - А любила кого?
   - Одноклассника любила. Он после школы слесарем на завод пошёл работать. Для моих родителей такой мне не пара.
   - А вышла, значит, по расчёту?
   - Так все выходят.
   - Да нет, не все. Ну и как тебе семейная жизнь?
   - Нормально. Есть дача, квартира. Денег много. Муж машину мне недавно купил. Одним словом, жили, как все. У мужа любовница была, так они у всех есть.
   - А счастье было?
   - Счастье? Я даже не знаю, что это такое.
   - Счастье, когда нет ни квартиры, ни машины, ни дачи, а уж тем более денег, но есть любимый человек, которого ни за что не променяешь ни на какие блага.
   - С милым рай и в шалаше?
   - Истинно. И если для тебя это будет раем, тогда и дано тебе будет: и квартира, и машина, и дача. Твой муж сейчас действительно счастлив, потому что живёт с любимым человеком.
   - А я?
   - А тебе никто не мешает. Твой любимый и сейчас ждёт тебя. Правда, он давно уже не слесарь, а начальник цеха, но он холост и кроме тебя никого полюбить не может.
   - Разве в моём возрасте можно построить счастье?
   - При чём тут возраст? Это у тела есть возраст, а душа всегда одного возраста. А счастье строить не надо. Счастье просто есть, и всё. Оно Богом даётся. Человек может либо взять его, либо отказаться.
   Женщина ушла, а её место занял мужчина.
   - Батюшка, помоги, - взмолился он. - Грешен я. Смерти другу своему бывшему желаю. Знаю, что грех это, но поделать ничего не могу. Как закрою глаза, так морда его поганая передо мной стоит. Хоть спать не ложись.
   - Что же тебе сделал твой бывший друг?
   - Фирму мою оттянул, меня по миру пустил, чуть семью не разбил. Предал он меня, и всё из-за денег.
   - А ты сейчас разве хуже живёшь, чем до предательства твоего друга?
   - Слава Богу, сейчас всё утряслось. - При этих словах мужчина перекрестился.
   - Что же ты гложешь себя, если жить лучше стал?
   - Да как же, батюшка? Если бы ты знал, через что мне пройти довелось, пока всё образовалось.
   - Если бы ты знал, через что мне довелось пройти, то не спрашивал бы.
   Царь подумал немного и добавил:
   - А ты прости его, и всё.
   - Да разве предательство можно простить?
   - Иисус простил всех.
   - Так то Иисус.
   - Бог нас создал по своему образу и подобию.
   - Легко говорить...
   - А чтобы тебе легче было, вспомни: ты никого не предавал?
   - Я?
   Мужчина задумался.
   - Только обманывать не надо ни себя, ни меня. Я и так всё знаю, а ты вспомни.
   - Давно это было, я ещё мальчишкой был, н
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"